напевать. Артур не верил своим глазам. Он проговорил с ней тридцать секунд - и уже упустил. "Взрослые люди, - говорил он себе, совершенно не считаясь с данными истории о поведении взрослых людей от начала времен, - взрослые люди так себя не ведут". На дорожном указателе стояло: "Тонтон - 5 миль". Артур так крепко вцепился в руль, что машина завихляла на дороге. Надо было хоть как-нибудь привлечь ее внимание. - Фенни, - вымолвил он. Она резко обернулась: - Вы так и не сказали, откуда... - Послушайте! - взмолился Артур. - Я вам все расскажу, хотя это довольно странная история. Она продолжала на него смотреть, но молчала. - Послушайте... - Это вы уже сказали. - Действительно? Ах да, конечно. Я должен с вами поговорить, я должен вам рассказать... История, которую я должен вам рассказать, которая... И Артур окончательно потерял голову. На язык так и просились строки: Такая повесть, что малейший звук Тебе бы душу взрыл, кровь обдал стужей, Разъял твои заплетшиеся кудри И каждый волос водрузил стоймя, Как иглы на взъяренном дикобразе, - [У.Шекспир, "Гамлет", цитата из монолога Призрака] но он сомневался, что сможет такое выговорить, да и ассоциация с ежом ему не нравилась. - ...которая не уложится в пять миль, - наконец произнес он - как ему показалось, абсолютно неубедительным тоном. - Ну и... - Просто вообразите на минуточку... - выпалив это самое "просто вообразите", он понял, что не знает, что скажет дальше, оставалось только устроиться поудобнее и слушать собственный голос, - ...вообразите на минуточку, что по странным и удивительным причинам вы мне очень нужны и, хотя вы этого и не знаете, я вам тоже очень нужен, но мы не поймем друг друга, потому что в нашем распоряжении всего пять миль, а я такой кретин, что не могу сказать что-то очень важное человеку, с которым я только познакомился, и в то же время уследить, чтобы не врезаться в какой-нибудь грузовик, и что вы... - он беспомощно замолчал и посмотрел на нее, - ...что вы мне посоветуете? - Следите за дорогой! - взвизгнула она. - Вошь астероидная! Артур едва не врезался в сто итальянских стиральных машин, которые путешествовали в кузове грузовика из Германии. - Я вам посоветую, - сказала она с тихим вздохом облегчения, - до отхода поезда угостить меня стаканчиком сока. 12 По никому не ведомой причине в станционных буфетах всегда какая-то особая, необычайно мрачная атмосфера, какая-то особая, неповторимо унылая грязь. Пирожки со свининой имеют там какой-то особый, неповторимо блеклый цвет. Но есть вещь, которая еще хуже пирожков со свининой. Это сандвичи. В Англии устойчиво держится мнение, что делать сандвич аппетитным, привлекающим взор, таким, чтобы его было приятно есть, постыдно и так делают лишь иностранцы. "Да будут они засохшими, - предписывает инструкция, хранящаяся в коллективной памяти народа, - да будут они как резина. Если надо, чтобы они были свежими, раз в неделю протирайте их тряпочкой". Именно посещением закусочных по субботам и поглощением там бутербродов британцы стремятся искупить свои национальные грехи. Что это за грехи такие, они не знают, да и не желают знать. Грехи - тема скользкая и лучше в нее не лезть. Но каковы бы ни были эти грехи, они с лихвой искупаются бутербродами, которые многогрешная нация через силу заставляет себя съедать. Если же существует что-нибудь еще хуже бутербродов, так это сосиски. Безрадостного вида трубочки, набитые хрящами, плавающие в море чего-то горячего и унылого и украшенные пластмассовой палочкой в форме колпака шеф-повара: очевидно, это и есть памятник какому-то шеф-повару, который ненавидел человечество, а умер в нищете и одиночестве на черной лестнице в Степни. В последний путь покойного проводили только его кошки. Сосиски предназначены для людей, которые знают, в чем состоят их грехи, и желают искупить что-то особенное. - Можно поискать что-нибудь поприличнее, - сказал Артур. - Некогда, - ответила Фенни, взглянув на часы. - Мой поезд уходит через полчаса. Они сели за расшатанный столик. На нем стояло несколько грязных стаканов. Здесь же лежали мокрые от пива бумажные салфетки, на которых были напечатаны анекдоты. Артур взял для Фенни томатный сок, а для себя - кружку желтой газированной воды. А еще, сам не зная зачем, две сосиски. Видимо, чтобы было чем заняться, пока из воды газ выдыхается. Бармен окунул сдачу в лужу пива на стойке, за что Артур сказал ему "спасибо". - Ну, что ж, - сказала Фенни, глянув на часы, - расскажите мне то, что хотели. Ее голос выражал крайнее недоверие, и Артур совсем упал духом. Как он сможет в этой явно неблагоприятной обстановке объяснить этой холодной, настороженной девушке, что в состоянии, так сказать, "расширенного сознания" он вдруг телепатически понял, чем объясняется ее душевная болезнь: дело в том, что вопреки очевидному Земля была уничтожена, чтобы уступить место новому гиперпространственному экспресс-маршруту, но об этом на всей Земле знает только он - потому что видел все это своими глазами с борта вогонского звездолета, - а вдобавок его душа и тело нестерпимо тоскуют по Фенни, и ему необходимо как можно скорее лечь с ней в постель. - Фенни, - начал Артур. - Не хотите ли купить несколько лотерейных билетиков? Совсем маленькая лотерея. Артур резко вскинул голову. - Деньги пойдут в пользу Энджи, она уходит на пенсию. - Что? - И нуждается в искусственной почке. Над Артуром склонилась аккуратненькая сухопарая пожилая особа в аккуратненьком вязаном костюме, с аккуратненькой химической завивкой и растянутыми в аккуратненькой улыбочке губами, которые, вероятно, часто лизали аккуратненькие моськи. Особа держала книжечку с отрывными билетами и консервную банку для денег. - Всего десять пенсов, - сказала она, - так что вы, может, купите целых два. Для этого вам даже не придется грабить банк. Она издала короткий, звонкий смешок, а затем удивительно долгий вздох. Замечание о том, что для этого не придется грабить банк, очевидно, неимоверно нравилось ей с тех самых пор, как во время войны в ее доме квартировали американские солдаты. - Э-э, да, хорошо, - пролепетал Артур, торопливо порывшись в кармане и вытащив пару монет. С убийственной медлительностью и аккуратненькой, если так можно выразиться, манерностью особа аккуратненько оторвала два билета и вручила их Артуру. - Я искренне надеюсь, что вы выиграете, - произнесла она, и улыбочка вдруг со щелчком сложилась, как японская фигурка-оригами, - у нас такие миленькие призы. - Спасибо, - произнес Артур, с демонстративной небрежностью запихивая в карман билеты и глядя на часы. И повернулся к Фенни. То же самое сделала особа с лотерейными билетами. - А вы, моя милочка? - проговорила она. - Это для Энджи, на искусственную почку. Энджи уходит на пенсию, понимаете. Ну как? - И она так растянула улыбочку, что та уже не умещалась на лице. Чтобы не лопнула кожа, особе пришлось остановиться и сдвинуть губы. - Э-э, послушайте, вот, пожалуйста, - сказал Артур и, в надежде ее спровадить, подтолкнул к ней пятидесятипенсовую монету. - О, мы люди небедные, да? - сказала особа, умудрившись одновременно многозначительно вздохнуть и многозначительно улыбнуться. - Мы, наверное, из Лондона. Артур все отдал бы за то, чтобы она не говорила так чертовски медленно. - О, право, ничего не надо, - махнув рукой, проговорил он, когда особа с жуткой обстоятельностью начала отрывать пять билетов - по одному. - Но вы должны взять билеты, - настаивала она, - а то не получите свой приз. Очень миленькие призы, знаете. Очень изысканные. Артур схватил билеты и как можно грубее сказал "спасибо". Особа снова повернулась к Фенни: - А теперь вы... - Нет! - завопил Артур. - Эти билеты для нее, - размахивая пятью билетами, объяснил он. - О, понимаю! Как мило! Особа тошнотворно улыбнулась им обоим. - И я искренне надеюсь, что вы... - Да, - огрызнулся Артур, - спасибо. Наконец особа отошла к соседнему столику. Артур в отчаянии повернулся к Фенни и с облегчением увидел, что губы у нее дрожат от беззвучного смеха. Артур вздохнул и улыбнулся. - На чем мы остановились? - Вы назвали меня Фенни, а я как раз собиралась попросить вас не называть меня так. - Почему? Она помешивала томатный сок маленькой деревянной палочкой для коктейля. - Знаете, почему я спросила, не дружите ли вы с моим братом? Вернее, со сводным братом. Он один называет меня Фенни. Именно за это я его терпеть не могу. - А как тогда?.. - Фенчерч [Фенчерч-Стрит - вокзал в Лондоне]. - Фенчерч! Она строго посмотрела на него. - Да, - подтвердила она, - и сейчас я с нетерпением жду, зададите ли вы мне тот самый дурацкий вопрос, который задают все. Мне от этого вопроса уже выть хочется. Если вы его зададите, я обижусь и в вас разочаруюсь. И вдобавок завою. Так что остерегайтесь. Она улыбнулась, встряхнула волосами так, что они упали ей на лицо, и поглядела на Артура сквозь эту завесу. - О... - сказал Артур, - это будет как-то не очень хорошо с вашей стороны, вам не кажется? - Кажется. - Ну ладно. - Хорошо, - сказала она смеясь, - спрашивайте. Давайте уж с этим разделаемся. А то еще вы будете все время называть меня Фенни. - Вероятно... - начал Артур. - Осталось всего два билетика, понимаете, и поскольку, когда я обратилась к вам в первый раз, вы были так щедры... - Что-о? - рявкнул Артур. Особа с химической завивкой и улыбочкой размахивала у него под носом отощавшей билетной книжечкой. - Я решила уступить эту возможность вам - очень уж миленькие у нас призы. Она доверительно наморщила нос. - Подобраны с большим вкусом. Я знаю, вам понравится. Это для Энджи, подарок к пенсии, понимаете. Мы хотим купить ей... - Искусственную почку, - докончил Артур. - Вот вам. Он протянул ей еще два десятипенсовика и взял билеты. И вдруг до пожилой особы вроде бы что-то дошло. Но дошло очень медленно. Так далекая волна доходит до песчаного берега. - О Боже, - сказала она. - Я вам не мешаю? И с тревогой уставилась на Артура и Фенчерч. - Нет, все прекрасно, - ответил Артур. - Прекраснее некуда, - настаивал он. И добавил: - Спасибо. - Послушайте, - проговорила особа упоенно, восторженно и взволнованно, - у вас... любовь, да? - Трудно сказать, - ответил Артур. - Мы даже не успели поговорить. И покосился на Фенчерч. Та улыбалась. Особа понимающе кивнула. - Через минуту я покажу вам призы, - сказала она и удалилась. Артур со вздохом снова повернулся к девушке, хотя вряд ли решился бы сказать, любовь ли у них. - Вы собирались меня спросить, - сказала она. - Да, - согласился Артур. - Если хотите, мы можем спросить вместе, - предложила Фенчерч. - Нашли ли меня... - ...в сумке... - подхватил Артур. - ...в камере хранения, как Уорсинга из пьесы "Как важно быть серьезным"... - проскандировали они хором. - ...на вокзале Фенчерч-Стрит? - Отвечаю: нет, - сказала Фенчерч. - Отлично, - заметил Артур. - Меня там зачали. - Что? - Меня там за... - В камере хранения? - возопил Артур. - Нет, конечно, нет. Не говорите глупостей. Что моим родителям делать в камере хранения? - выпалила она, несколько шокированная его предположением. - Ну, я не знаю, - промямлил Артур, - может... - Это было в очереди за билетами. - В очереди... - В очереди за билетами. Это с их собственных слов. Детали они сообщать отказываются. Они только говорят, что никто не в силах представить, какая скука стоять в очереди за билетами на вокзале Фенчерч-Стрит. Она лениво сделала маленький глоток томатного сока и посмотрела на часы. Артур никак не мог оправиться после того, как поперхнулся газировкой. - У меня осталась минута, максимум - две, - сказала Фенчерч, - а вы еще не начали рассказывать удивительную, потрясающую историю, которую так хотели рассказать. - Может, вы все-таки разрешите подвезти вас до Лондона? - спросил Артур. - Сегодня суббота, у меня нет важных дел, я... - Нет, - сказала Фенчерч, - спасибо, очень мило с вашей стороны, но нет. Мне надо несколько дней побыть одной. Она улыбнулась и пожала плечами. - Но... - Расскажете в другой раз. Я дам вам свой телефон. Пока она царапала карандашом на клочке бумаги семь цифр и передавала клочок Артуру, сердце его то проваливалось в пятки, то тщилось выскочить из груди. - Теперь мы можем вздохнуть спокойно, - проговорила она, раздвинув губы в медленной улыбке. Ее улыбка заполнила все существо Артура, и ему показалось, что еще немножко - и он взорвется. - Фенчерч, - сказал он, упиваясь звуками этого имени. - Я... - Коробка "Пьяной вишни", - возвестил приближающийся голос, - и еще одна прелестная вещь, я так и знала, что вам понравится - пластинка. На ней записаны пьесы для шотландской волынки... - Да, спасибо, очень мило, - твердо сказал Артур. - Я решила вам их показать, раз уж вы приехали из Лондона, - объяснила особа с химической завивкой. Она держала их на вытянутых руках, чтобы Артуру было лучше видно. Он видел, что это и впрямь коробка конфет "Пьяная вишня" и пластинка с пьесами для шотландской волынки. Вот такие призы. - Теперь пейте спокойно ваше ситро, - сказала особа, легонько потрепав Артура по мокрому от пота плечу. - Я так и знала, что вам захочется на них посмотреть. Глаза Артура вновь встретились с глазами Фенчерч, и он вдруг не нашелся, что сказать. Мгновение пришло и миновало, испорченное этой проклятой старой дурой. - Не волнуйтесь, - произнесла Фенчерч, пристально глядя на Артура поверх стакана, - мы еще поговорим. И сделала еще глоток. - Возможно, - добавила Фенчерч, - если бы не она, у нас ничего бы не получилось. Фенчерч улыбнулась уголком рта и встряхнула головой. Волосы вновь упали ей на лицо. Она была совершенно права. Артуру пришлось признать, что она была совершенно права. 13 В тот же вечер Артур прогуливался вприпляску вокруг своего дома, воображая, что медленно бредет через поле спелой ржи, и каждую минуту, сам не зная почему, разражаясь хохотом. Ему пришло в голову, что даже прослушивание выигранных пьес для волынки не испортит ему настроения. Было восемь часов, и он решил, что принудит себя, силком заставит прослушать всю пластинку - а потом уже позвонит Фенчерч. Возможно, вообще следует отложить звонок до завтра - это будет ход светского человека. Или до следующей недели. Нет. Никаких хитростей. Девушка нужна ему, а на остальное ему наплевать. Она нужна ему решительно и бесповоротно, он обожает ее, он желает ее, он хочет проделать с ней вместе много всяких вещей и разделить с ней свою жизнь. Он изумленно поймал себя на том, что кричит "Гип-гип-ура!" и, как дурак, несется вприпрыжку вокруг дома. Ее глаза, ее волосы, ее голос да вся она... Артур остановился. Он поставит пластинку с волынкой. А потом позвонит. Или сначала позвонит. Нет. Он сделает вот что. Он поставит пластинку с волынкой. Прослушает все пьесы до самого конца, до последнего стона раненой ведьмы. И только тогда позвонит. Именно в таком порядке. Да будет так. Артур уже боялся дотрагиваться до предметов; ему казалось, что от его прикосновения они взорвутся. Он взял в руки пластинку. Надо же, не взорвалась. Вытащил ее из конверта. Открыл проигрыватель, включил усилитель. Все осталось цело. Опустив иглу на диск, глупо захихикал. Уселся в кресло и торжественно прослушал "Шотландского солдата". Прослушал "Чудотворное милосердие". Прослушал нечто о какой-то горной долине. Вспомнил о сегодняшнем замечательном ленче. Только они собрались уходить, как вдруг раздались оглушительные возгласы. Особа с жуткой химической завивкой махала им рукой из другого конца зала, точно глупая куропатка с перебитым крылом. Все посетители буфета повернулись к Артуру и Фенчерч, будто требуя от них ответа. Они пропустили мимо ушей рассказ о том, как довольна и счастлива будет Энджи, когда узнает, что ей собрали четыре фунта тридцать пенсов на искусственную почку, до них еле-еле дошло, что кто-то за соседним столиком выиграл коробку "Пьяной вишни", и они не сразу усекли, что громогласная особа интересуется, не у них ли билет номер тридцать семь. Оказалось, что у них. Артур сердито посмотрел на часы. Фенчерч подтолкнула его локтем. - Идите, - сказала она, - идите и получите приз. Не будьте букой. Произнесите речь про то, как вы рады, и можете мне позвонить и рассказать, как все прошло. Мне очень хочется послушать пластинку. Идите! Она легко коснулась его руки - и ушла. Завсегдатаи буфета сочли благодарственную речь Артура чересчур эмоциональной. В конце концов он получил всего лишь пластинку. Артур вспоминал об этом, слушал музыку и хохотал. 14 Дзинь-дзинь. Дзинь-дзинь. Дзинь-дзинь. - Алло, слушаю. Да, правильно. Да. Говорите громче, здесь очень шумят. Что? - Нет, я обслуживаю только вечером. Днем подают Ивонна и Джим, он хозяин. Нет, меня не было. Что? - Говорите громче. Что? Нет, ничего не знаю ни про какую лотерею. Что? - Нет, ничего не знаю. Не ложьте трубку, я позову Джима. Буфетчица зажала отверстие трубки ладонью и попыталась перекричать шум. - Эй, Джим, тут парень звонит и говорит, он выиграл в лотерею. Говорит, у него тридцать седьмой билет и он выиграл. - Нет, выиграл парень, который сидел в буфете, - зычно отозвался буфетчик. - Он спрашивает: его билет у нас? - Почем он знает, что он выиграл, если у него нет билета? - Джим говорит, почем вы знаете, что вы выиграли, если у вас нет билета? Что? Она снова закрыла ладонью отверстие трубки. - Джим, он мне совсем закрутил голову. Говорит, на билете номер. - Само собой, на билете номер, это же лотерейный билет, пропади он пропадом. - Он говорит, на билете номер телефона. - Давай ложь трубку и обслуживай клиентов, черт побери. 15 К западу отсюда, в точке, отделенной от буфета и Артура восемью часами лета, на пляже в полном одиночестве сидел человек и оплакивал одну непостижимую утрату. Он мог переживать свою утрату лишь частями, капля за каплей, потому что вся целиком она была так велика, что ни одна живая душа не смогла бы ее вынести. Он смотрел, как набегают на песок высокие, величавые волны Тихого океана, и ждал, ждал, когда придет пустота, которая, он знал, должна прийти. Когда же приходило время ей прийти, она не приходила, а меж тем день неторопливо клонился к вечеру, и солнце ныряло в морские волны, и наступала новая ночь. Мы не станем называть этот пляж, поскольку рядом стоял частный дом этого человека. Скажем лишь, что это была маленькая песчаная полоска, крохотный отрезок длинного побережья, которое, вырвавшись за границы Лос-Анджелеса, поворачивает к западу ("Путеводитель" в одной главе отзывается о городе Лос-Анджелес как о "сборище болванов, хулиганов, наркоманов и прочих павианов, а также иной всевозможной дряни", а в другой, написанной всего несколькими часами позже, сравнивает его с "несколькими тысячами квадратных километров, заваленных рекламой "Америкэн экспресс", но без присущего этой компании чувства моральной ответственности. Вдобавок местный воздух по неизвестным причинам имеет очень желтый цвет"). Взяв курс на запад, побережье вскоре меняет свои планы и сворачивает на север, к туманному заливу Сан-Франциско. "Путеводитель" сообщает об этом городе следующее: "Симпатичное местечко. Очень трудно отделаться от впечатления, что город сплошь населен нашим братом - космическими пришельцами. Вместо "Здрасте" они тут же, не сходя с места, сочинят для вас новую религию. Пока вы не обосновались и не освоились в этих местах, на любые три вопроса из любых четырех лучше отвечать "нет", ибо события здесь происходят странные, порой смертельно опасные для неискушенного космического странника". Такое вот побережье: на сотни километров - то песок, то скалы, тут пальмы, там белогривые волны. И закаты. Побережье в целом "Путеводитель" характеризует кратко: "Отпад. Полный". И вот на безвестном отрезке этого "полного отпада" стоял дом этого безутешного человека, человека, которого многие считали сумасшедшим. Но только потому, как он сам охотно пояснял, что это соответствовало действительности. Сумасшедшим его считали по целому бесконечно долгому ряду причин - в том числе потому, что дом у него был особенный, неприлично особенный даже для этой местности, застроенной сплошь особенными и неповторимыми домами. Дом этого человека назывался "За пределами психушки". Человека звали заурядным именем Джон Уотсон, хотя он больше любил, чтобы его величали Медведь Здравоумный. И некоторые друзья скрепя сердце так его и именовали. В доме у него хранилось несколько затейливых вещей, в том числе сосуд из серого стекла, на котором было выгравировано шесть слов. Об этом человеке мы поговорим попозже: это всего лишь интермедия, чтобы посмотреть, как садится солнце, и отметить, что он тоже смотрит, как оно садится. Он потерял все, что было ему дорого на свете, и теперь просто сидел и ждал конца света - ни сном ни духом не ведая, что конец света уже был да сплыл. 16 После того мерзкого воскресенья, когда Артур перерыл мусорные ящики на заднем дворе буфета в Тонтоне и ничего не нашел: ни лотерейного билета, ни номера телефона, - он перепробовал все способы отыскать Фенчерч, и чем больше он пробовал, тем больше проходило дней и недель. Артур рвал и метал, полный ненависти к себе, к судьбе, ко всему свету и даже к погоде. Объятый горем и яростью, он даже пошел в кафе при бензоколонке, где был перед самой встречей с Фенчерч. - А уж когда моросит, у меня все внутри переворачивается. - Будьте добры, заткнитесь. Я устал от этих ваших "моросит", - огрызнулся Артур. - Я бы заткнулся, если бы заткнулся этот фонтанчик. - Послушайте... - Но я вам говорил, что будет, когда этот дождик отморосит? - Нет. - Град. - Что? - Град пойдет. Артур оторвал взгляд от чашки кофе и уставился на гнусную окружающую действительность. Нет смысла сидеть в этом кафе, осознал он, ведь его пригнало сюда суеверие, а не логика. Однако, словно искушая Артура, судьба решила показать, что совпадения бывают, и вновь свела его с тем самым шофером, который встретился ему в прошлый раз. Артур отчаянно старался не обращать внимания на соседа по столику, но чувствовал, что этот нудный разговор затягивает его, как бездонное болото. - Кажется, - вяло проговорил Артур, проклиная себя за мягкотелость, - дождь скоро прекратится. - Ха! Артур только пожал плечами. Надо уйти. Вот что надо сделать. Надо просто уйти. - Дождь не прекращается никогда! - напыщенно изрек шофер. И грохнул по столу кулаком, пролив свой чай, и на миг показалось, что это не от чая, а от него самого идет пар. Нельзя просто уйти, не ответив на подобное заявление. - Нет, прекращается, - не согласился Артур. Едва ли такое опровержение можно назвать вежливым, но Артуру надо было это сказать. - Дождь... идет... всегда, - ударяя кулаком по столу в такт словам, бушевал шофер. Артур покачал головой. - Говорить, что всегда, - это бред... - сказал он. Брови оскорбленного шофера выгнулись дугой. - Бред? Как это бред? Как это бред говорить, что дождь идет всегда, если он идет всегда? - Вчера не шел. - Шел, в Дарлингтоне. Артур осторожно помолчал. - Вы хотите спросить, где я был вчера, - сказал водитель грузовика. - Да? - Нет, - ответил Артур. - Думаю, вы догадались. - Вы так думаете? - На букву "Д". - Ясно. - Весь город обос...ал там, вот что я вам скажу! - Зря ты уселся сюда, приятель, - весело обратился к Артуру проходивший мимо их столика незнакомый человек в комбинезоне. - Это Угол Грозовых Туч. Место забронировано нашим другом "Мама, меня из-за угла дождиком шарахнуло!". Он бронирует места во всех столовых на автостраде, отсюда до солнечной Дании. Держись от него подальше - мой тебе совет. Мы все так делаем. Как делишки, Роб? Трудишься вовсю? Натянул шины для сырой погоды? Хо-хо! Пройдя к соседнему столику, незнакомец уселся и стал рассказывать анекдот. - Видите, никто из этих ублюдков не принимает меня всерьез, - сказал Роб Маккенна. - Но, - мрачно прибавил он, подавшись вперед и сощурив глаза, - они все знают, что я прав! Артур нахмурился. - Как моя жена, - прошипел единоличный владелец и шофер "Грузоперевозок Маккенны". - Она говорит: все это мура, мол, я поднимаю шум и жалуюсь из-за ерунды, но... - он сделал театральную паузу, и в его глазах блеснули молнии, - ...когда я звоню и говорю, что еду, она всегда перевешивает белье, которое настирала, со двора в дом! - Он помахал чайной ложкой. - Что вы на это скажете? - Ну... - У меня есть книга специальная, - продолжал Роб Маккенна. - У меня есть книга. Дневник. Пятнадцать лет его веду. Описываю все места, где бываю. День за днем. И какая погода. И всякий раз она гнусная, - гаркнул он. - Я исколесил всю Англию, Шотландию, Уэльс. Изъездил вдоль и поперек всю Европу: Италию, Германию, Данию, был в Югославии. Я все отметил и составил карты. Я записывал, даже когда ездил в гости к брату в Сиэтл, - добавил он. - Ну, может, вам следует эту книгу кому-нибудь показать, - сказал Артур и наконец поднялся, чтобы уйти. - Покажу, - пообещал Роб Маккенна. И выполнил обещание. 17 Тоска. И уныние. И вновь тоска, отступающая лишь для того, чтобы смениться новым приступом уныния. Ему нужно было занять себя каким-нибудь делом. И он выдумал для себя такое дело. Он найдет свою пещеру. На доисторической Земле Артур жил в пещере - не лучшей из возможных пещер, прямо сказать, паршивой, но... Никаких "но". Пещера была крайне паршивая, он ее терпеть не мог. Но прожил в ней пять лет, и за это время она стала для него каким-никаким домом, а людям свойственно беспокоиться о судьбе своих домов. Артур Дент был как раз таким человеком, и поэтому он отправился в Эксетер покупать компьютер. Вот что ему на самом деле было нужно: компьютер. Но он полагал, что прежде чем просто взять и ухлопать кучу денег на вещь, которую многие люди считают лишь игрушкой, надо поставить перед собой важную задачу. И он поставил перед собой такую вот важную задачу. Определить точное местоположение одной пещеры на доисторической Земле. Так он и сказал продавцу в магазине. - Зачем? - спросил продавец. Трудный вопрос. - Ладно, замнем, - сказал продавец. - А как это сделать? - Ну, я надеялся, что вы мне поможете. Продавец вздохнул и ссутулил плечи. - У вас есть опыт работы с компьютерами? Артур подумал, не упомянуть ли об Эдди, бортовом компьютере "Золотого сердца", который вмиг справился бы с этой работой, или о Пронзительном Интеллектомате, но решил придержать свои воспоминания при себе. - Нет, - ответил он. "Веселенький денек", - сказал продавец (правда, не вслух). Так или иначе Артур купил компьютер компании "Эппл". Еще через несколько дней поставил на него специальные программы для астрономических вычислений и принялся составлять графики движения звезд, а также чертить по памяти неуклюжие карты звездного неба, которое он видел ночью из пещеры. Так он целеустремленно трудился несколько недель, отбиваясь руками и ногами от назойливой мысли, что все это зря. Сделанные по памяти чертежи не принесли никакой пользы. Артур даже толком не мог определить, сколько времени прошло на Земле со времен его пещерной жизни - по приблизительным подсчетам Форда Префекта, пара миллионов лет, с поправкой на тот факт, что Форд всегда находился в сложных отношениях с математикой. Наконец он все же разработал способ, который по крайней мере должен был дать хоть какой-то результат. Артур решил не думать о том, что компот из "правил буравчика", расчетов на глаз и притянутых за уши догадок поможет ему определить разве что нужную галактику - да и то, если повезет; он просто взялся за дело и получил результат. И счел этот результат правильным. Все равно проверять за ним некому. Результат и вправду оказался правильным, но только благодаря целой цепочке необъяснимых случайностей, которыми заведует Фортуна. Впрочем, этого Артур так и не узнал. Он просто поехал в Лондон и постучал в нужную дверь. - Ой, я думала, вы сначала позвоните. Артур разинул рот от изумления. - Входите, только на несколько минут, - сказала Фенчерч. - Я как раз собиралась уйти по делу. 18 Летний день в Айлингтоне, оглашаемый скорбным визгом дрелей и рубанков - то мастера реставрировали антиквариат. У Фенчерч днем были неотложные дела, и Артур бродил в состоянии какого-то блаженного умопомрачения, разглядывая витрины всех тех полезных магазинов, которых в Айлингтоне пруд пруди - не верите, спросите у тех, кто постоянно покупает старинные столярные принадлежности, каски времен англо-бурской войны, кареты, офисную мебель и рыбу. Солнце палило вовсю. Его лучи опаляли ресторанчики на крышах. Опаляли архитекторов и водопроводчиков. Адвокатов и взломщиков. Жарили без огня пиццы. Поджигали отчеты агентов по продаже недвижимости. Артура они тоже пытались опалить, но он укрылся в лавке, где торговали антикварной мебелью. - У нас интересное здание, - радостно провозгласил хозяин. - В подвале есть потайной ход. Ведет к ближайшему пабу. Судя по всему, его прорыли для принца-регента [принц-регент - титул будущего Георга IV, когда он в 1811-1820 годах управлял государством вместо психически больного отца, Георга III; период регентства и царствования Георга IV считается временем распущенных нравов], чтобы он мог при необходимости скрыться. - Если его засекут при попытке купить сосновое кресло в полосочку? - спросил Артур. - Нет, - ответил владелец, - я совсем другое имел в виду. - Извините меня, пожалуйста, - сказал Артур. - Я ужасно счастлив. - Оно и видно. Как во сне, Артур вышел на улицу и побрел куда глаза глядят, пока не оказался у штаб-квартиры движения "Гринпис". Ему вспомнилось письмо, лежащее в папке "Сделать! Срочно!", в которую он за все это время даже не заглядывал. Широко улыбаясь, он вошел в помещение "Гринписа" и сказал, что хочет внести деньги на освобождение дельфинов. - Очень остроумно, - ответили ему, - убирайтесь вон. Артур, ожидавший несколько иного ответа, попытался вновь объяснить цель своего прихода. На этот раз работники "Гринписа" разозлились основательно, так что он просто сунул им деньги и опять вышел на солнышко. Как только пробило шесть, он вернулся в переулок, где стоял дом Фенчерч. С бутылкой шампанского в руках. - Держите, - сказала Фенчерч, сунула в руку Артуру прочную веревку и исчезла за большими белыми деревянными воротами. Запирались они на огромный висячий замок, приделанный к черному металлическому засову. Дом был перестроен под жилой из небольшой конюшни. Переулок, дома в котором были заняты в основном предприятиями легкой промышленности, находился на задворках полуразвалившегося здания Айлингтонского королевского сельскохозяйственного общества. Кроме унаследованных от конюшни огромных ворот, в доме была также обычная парадная дверь - весьма, кстати, элегантная, блестящая от лака, с дверным молотком в виде черного дельфина. В общем, дверь как дверь, вот только ее порог находился в девяти футах выше тротуара - проще говоря, дверь помещалась на верхнем этаже этого двухэтажного домика. Видимо, первоначально она служила для доставки сена голодным лошадям. Прямо над дверным проемом из кирпичной кладки торчал старый ворот. К нему-то и была привязана веревка, один конец которой держал Артур. На другом конце висела виолончель. Дверь у Артура над головой распахнулась. - Отлично, - сказала Фенчерч, - тяните за веревку, держите виолончель ровно. И передайте ее мне. Он потянул за веревку, ровно держа виолончель. - Если я буду и дальше тянуть за веревку, - заметил Артур, - то не удержу виолончель. Фенчерч наклонилась вниз. - Я буду держать виолончель, - сказала она. - А вы тяните за веревку. Слегка покачиваясь, виолончель воспарила к порогу двери, и Фенчерч ловко подхватила ее. - Теперь поднимайтесь сами, - крикнула она Артуру. Артур поднял с земли сумку с угощением и, весь трепеща от волнения, вошел в конюшенные ворота. Нижняя комната, которую он уже мельком видел с улицы, выглядела довольно убого. Она была захламлена всякой всячиной: огромный старинный чугунный каток для белья, в углу - неимоверный штабель кухонных раковин. Артур на миг встревожился при виде детской коляски, но она была очень уж ржавая. И лежало в ней нечто весьма невинное - книги. Пол был бетонный, щербатый, весь в загадочных пятнах и будоражащих душу трещинах. Тот факт, что трещины взбудоражили душу Артура, кое-что говорит о настроении, в котором он прошел через комнату и ступил на шаткую деревянную лестницу. Все вокруг, даже обыкновенные трещины на бетонном полу, распаляло его чувства. - Мой знакомый архитектор все время грозится сотворить с этим домом чудо, - непринужденно проговорила Фенчерч, как только Артур взошел на второй этаж. - Он приходит, застывает посреди комнаты в полном обалдении, что-то бормочет о пространстве, предметах, событиях и поразительных свойствах света, потом говорит, что ему нужен карандаш, и пропадает на несколько месяцев. Так что чуда пока не произошло. Оглядевшись, Артур подумал, что верхняя комната и без того чудесна. Отделана она была скромно. Роль мебели выполняли нагромождения подушек и матрасов. Также здесь стоял стереомузыкальный центр с колонками, которые произвели бы огромное впечатление на строителей Стоунхеджа. В комнате произрастали бледные цветы и висели любопытные картины. Прямо под крышей помещалось нечто вроде галереи, где стояла кровать, а также находилась ванная, в которую, как обнадежила Фенчерч, вполне мог бы втиснуться человек среднего роста - правда, предварительно смазав тело мылом. - Да и то, - прибавила она, - если это человек терпеливый, и чистота ему важнее шишек и царапин. Вот. Такие дела. - Такие дела. На миг их взгляды скрестились. Этот миг тянулся долго, очень долго. Столь долго, что уже начинало казаться, будто время остановилось. Для Артура, который впадал в стеснительность, как только оказывался наедине с кем угодно - хоть с кофеваркой, - это был миг откровения. Он вдруг ощутил то, что чувствует забитый, рожденный в зоопарке зверь, когда в одно прекрасное утро просыпается и видит, как дверь клетки тихо отворяется и перед ним до самого восходящего солнца простирается серо-розовая саванна, полная новых для слуха утренних звуков. Артур всматривался в изумленное лицо Фенчерч, в ее глаза, улыбающиеся его удивлению и своему собственному - тоже, и гадал, что это за новые звуки. Он не понимал, что у жизни есть голос, голос, говорящий с тобой и отвечающий на все вопросы, которыми ты неустанно ее бомбардируешь. Он никогда даже не подозревал, что этот голос есть, не выделял его тембра в шуме действительности - пока она не сказала ему сейчас того, чего не говорила никогда. Она сказала: "Да". Наконец Фенчерч, тихо покачав головой, опустила глаза. - Я знаю, - сказала она. И прибавила: - Я запомню, что вы из тех людей, которым достаточно две минуты подержать в руках простой листок бумаги, чтобы он превратился в выигрышный лотерейный билет. Она отвернулась. - Пойдемте погуляем, - быстро сказала Фенчерч. - В Гайд-парк. Сейчас переоденусь во что-нибудь менее приличное. На ней было довольно строгое темное платье, висящее, как мешок, что ей совсем не шло. - Я надеваю его специально для моего преподавателя виолончели, - пояснила Фенчерч. - Очень милый старикан, но мне иногда кажется, что от всего этого пиликанья ему в голову приходят не самые благопристойные мысли. Я спущусь через минуту. - Легко взбежав по ступенькам на галерею, она крикнула Артуру: - Бутылку поставьте в холодильник, на потом. Когда Артур ставил бутылку шампанского в ячейку на двери холодильника, он увидел, что рядом стоит точно такая же. Он подошел к окну и выглянул на улицу. Повернулся и стал разглядывать пластинки. Услышал, как наверху зашелестело и упало на пол платье. Напомнил себе свое жизненное кредо. Очень твердо приказал себе как минимум в данный момент ни в коем случае не отрывать взора от корешков пластинок; он прочитает названия, будет кивать с понимающим видом; если понадобится, пересчитает эти чертовы пластинки одну за другой. И все это, не поднимая головы. Этот план увенчался полнейшим, позорным неуспехом. Фенчерч взглянула на Артура сверху вниз с таким видом, будто не заметила, что на нее смотрят. Потом неожиданно встряхнула волосами, накинула на себя легкое платье без рукавов и стремительно исчезла в ванной. Мгновение спустя Фенчерч вновь появилась; сияющая, в широкополой шляпе, она с удивительной легкостью сбежала по лестнице. У нее была необычная, танцующая походка. Она увидела, что Артур обратил на это внимание, и чуть-чуть склонила голову набок. - Нравится? - спросила Фенчерч. - Просто потрясающе, - без обиняков ответил Артур, ничуть не кривя душой. - Гм-м-м, - проговорила Фенчерч, как будто Артур не ответил на ее вопрос. Она закрыла верхнюю парадную дверь, которая все это время стояла нараспашку, и обвела комнату взглядом, чтобы убедиться, что все в порядке и можно ненадолго оставить дом наедине с самим собой. Артур вертел головой, глядя туда, куда смотрит Фенчерч, но стоило ему на миг отвернуться, как она что-то достала из ящика стола и сунула в висящую у нее на плече холщовую сумку. Артур вновь перевел взгляд на Фенчерч: - Готовы? - Вы знаете, что у меня не все в норме? - спросила она с немного смущенной улыбкой. Ее прямота застала Артура врасплох. - Ну-у, - протянул он, - я кое-что слышал... - Интересно, что вы обо мне слышали, - сказала она. - Если из того источника, о котором я думаю, то совсем не про то. Рассел просто все выдумывает - ведь то, что на самом деле, ему совершенно не по зубам. Артур занервничал. - А что на самом деле? - спросил он. - Вы можете мне сказать? - Не волнуйтесь, - сказала Фенчерч, - ничего страшного. Просто это необычно. Очень-очень необычно. Она коснулась руки Артура, затем подошла поближе и быстро поцеловала его. - Мне жутко интересно, сможете ли вы за сегодняшний вечер определить, что со мной такое, - проговорила она. Артур почувствовал, что, если бы в эту секунду кто-нибудь похлопал его по плечу, он бы зазвенел таким же полнозвучным, долгим, раскатистым звоном, как его серый аквариум, когда по нему щелкают ногтем большого пальца. 19 Форду Префекту окончательно осточертело просыпаться от звуков стрельбы. Разбуженный в очередной раз. Форд выскользнул из ремонтного шлюза, который он приспособил под спальню, устлав его полотенцами и выведя из строя часть находящегося поблизости грохочущего оборудования. Спустился по трапу и уныло поплелся по коридору. В коридорах царил сумрак, от которого немедленно начиналась клаустрофобия. Светильники каждую минуту то тускнели, то мигали - электроэнергия беспорядочно металась по кораблю, от чего переборки дико тряслись, а голоса механизмов вдруг срывались на загробный вой. Но Форда тревожило совсем не это. Он остановился и прижался к стене, потому что мимо по темному коридору с противным визгом пролетело что-то похожее на маленькую серебристую электродрель. Но Форда тревожили совсем не летучие дрели. Он мрачно распахнул дверь отсека и вышел в коридор пошире - правда, такой же сумрачный. Корабль завалился на бок. Это случалось часто - правда, не с таким размахом, как сейчас. Мимо со страшным грохотом протопал небольшой отряд роботов. Но Форда тревожило совсем не это. Из одного конца коридора валил едкий дым, и Форд направился в противоположную сторону. Миновал ряд мониторов, заделанных в стены и прикрытых листами прочного, но все-таки сильно поцарапанного плексигласа. На одном из экранов ужасающе-зеленая, покрытая чешуей рептилия с огромным пылом разорялась насчет Единой Голосо-Передаточной Системы Голосования. Одобряет она эту систему или нет, оставалось неясным, но накал чувств был налицо. Форд выключил звук. Его тревожило совсем другое. Он подошел к следующему монитору. Показывали рекламу зубной пасты, которая одна только способна сделать человека свободным. Рекламный ролик сопровождался отвратительной, ум-ца-цакающей музыкой, но не это беспокоило Форда. Форд подошел к третьему монитору, на который передавалось трехмерное изображение внешней обшивки громадного серебристого ксаксисианского корабля. Крупным планом. Прямо на глазах у Форда из черной тени какой-то луны вырвалась целая тысяча жестоковооруженных беспилотных звездоминоносцев с Зирзлы. Они промчались темными молниями по ослепительному диску звезды Ксаксис, и из всех сопел, дул, иллюминаторов корабля на них обрушилось убийственное пламя дьявольской, непостижимой силы. Ага! Вот в чем дело! Форд с досадой покачал головой и потер глаза. После чего грузно плюхнулся на искалеченное тело тускло-серебристого робота, которое, очевидно, еще недавно дымилось, а теперь остыло настолько, что на нем можно было сидеть. Зевнув, Форд выудил из саквояжа свой "Путеводитель". Включил экран, лениво просмотрел несколько глав третьего уровня, а потом - еще парочку с четвертого. Он искал хорошее лекарство от бессонницы. Нашел главу "ОТДЫХ" и решил, что это-то и есть самое оно. Нашел "ОТДЫХ И ВОССТАНОВЛЕНИЕ СИЛ" и уже собрался искать дальше, как вдруг его осенила более перспективная мысль. Он перевел взгляд на монитор. С каждой секундой битва становилась все яростнее. Шум стоял оглушительный. С каждой новой порцией отправленной по назначению или полученной взамен адской энергии корабль испуганно вздрагивал, кренился и стонал. Форд опять заглянул в "Путеводитель" и отыскал несколько отвечающих его замыслам географических пунктов. Нежданно рассмеялся и вновь принялся рыться в саквояже. Достал небольшой модуль разгрузки памяти, смахнул с него пыль и крошки печенья, подключил к гнезду интерфейса на задней панели "Путеводителя". Когда модуль поглотил все необходимые сведения, Форд отключил его и слегка подбросил на ладони. После чего сунул "Путеводитель" обратно в саквояж, самодовольно ухмыльнулся и отправился на поиски баз данных бортового компьютера. 20 - Летними вечерами, особенно в парках, солнце заставляют спускаться к горизонту для того, чтобы оно эффективнее высвечивало, как колыхаются у девушек груди, - серьезно вещал голос. - Готов отдать голову на отсечение, что это так. Проходившие мимо оратора Артур и Фенчерч захихикали. Фенчерч на миг теснее прижалась к Артуру. - Я также убежден, - уверял сидящий в шезлонге близ Серпантина [узкое искусственное озеро в Гайд-парке] рыжий кудрявый юноша с длинным костлявым носом, - что если довод проработан досконально, то он совершенно естественно и логично вытекает из всех аспектов... Речь рыжего юноши была обращена к его тощему темноволосому приятелю, который развалился в соседнем шезлонге и предавался грустным мыслям о своих прыщах. - ...которые взял за основу своей теории Дарвин. Это абсолютно несомненно. Это безупречно верно. И к тому же, - добавил он, - мне эта идея очень нравится. Юноша резко обернулся и сквозь очки скосил глаза на Фенчерч. Артур увел ее, трепещущую от беззвучного смеха. - Следующая попытка, - сказала Фенчерч, отсмеявшись. - Старт! - Ладно, - сказал Артур. - Локоть. Левый локоть. Левый локоть у тебя не такой, как надо. - Опять холодно, - проговорила она, - совсем холодно. Ты на совершенно ложном пути. Летнее солнце садилось за деревьями, как... нет, лучше сказать без обиняков. Гайд-парк потрясающе красив. В нем потрясающе прекрасно все, кроме мусора в понедельник утром. Даже утки - и те потрясающие. Побывать в Гайд-парке летним вечером и не почувствовать его очарования может только тот, кто проедет по нему в машине "скорой помощи", с закрытым простыней лицом. В этот парк люди специально ходят, чтобы вытворять всякие невообразимые вещи. Артур и Фенчерч увидели мужчину в шортах, который играл под деревом на волынке. Вдруг он прекратил игру, чтобы прогнать супругов-американцев, которые робко пытались положить в футляр от волынки несколько монет. - Не надо! - вскричал волынщик. - Уходите! Я только репетирую. И решительно заиграл вновь, но даже производимый им шум не мог испортить настроение Артуру и Фенчерч. Артур обнял девушку за талию, и его руки медленно скользнули вниз. - Не думаю, что здесь что-то не в порядке, - через некоторое время произнес Артур. - Кажется, задик у тебя такой, как надо. - Да, - согласилась Фенчерч, - задик у меня абсолютно такой, как надо. Они целовались так долго, что волынщик в конце концов спрятался за дерево. - Я расскажу тебе одну историю, - сказал Артур. - Хорошо. Они нашли клочок травы, относительно не занятый лежащими буквально вповалку парочками, сели и стали смотреть на потрясающих уток и воду под потрясающими утками, которая зыбилась, освещенная низкими лучами солнца. - Историю, - прижимая к себе руку Артура, повторила Фенчерч. - Чтобы ты представляла себе, какие со мной происходят истории. Это истинная правда. - Знаешь, иногда люди рассказывают истории, которые будто бы приключились с лучшей подругой жены их двоюродного брата, но на самом деле эти истории, вероятно, чистой воды вранье. - Ну, это почти такая же история, только она произошла в действительности, и я знаю, что она произошла в действительности, потому что она произошла со мной. - Как история с лотерейным билетом. Артур усмехнулся. - Да. Я спешил на поезд, - продолжал он. - Приехал на вокзал... - Я тебе рассказывала, - перебила его Фенчерч, - что случилось на вокзале с моими родителями? - Да, - ответил Артур. - Это просто проверка. Артур взглянул на часы. - Наверно, пора возвращаться, - проговорил он. - Расскажи мне эту историю, - твердо сказала Фенчерч. - Ты приехал на вокзал. - Я приехал на двадцать минут раньше. Я перепугал, когда отходит поезд. А может быть, - прибавил он после секундного раздумья, - Британская сеть железных дорог перепутала, когда отходит поезд! Раньше мне это не приходило в голову. - Давай дальше, - засмеялась Фенчерч. - Итак, я купил газету с кроссвордом и пошел в буфет выпить чашку кофе. - Ты разгадываешь кроссворды? - Да. - В какой газете? - Обычно в "Гардиан". - Мне кажется, в "Гардиан" слишком заумные. Я предпочитаю "Таймс". Ты его разгадал? - Что? - Кроссворд в "Гардиан"? - Я даже не успел взглянуть на него, - сказал Артур. - Я пошел в буфет, чтобы взять кофе. - Ну хорошо, бери кофе. - Я и взял, - подтвердил Артур. - Я также купил печенье. - Какое? - "К чаю". - Неплохо. - Мне оно тоже нравится. Взял все это, отошел от стойки и сел за столик. И не спрашивай меня, какой был столик, потому что это было не вчера и я уже забыл. Кажется, круглый. - Хорошо. - Значит, расположение такое. Я сижу за столом. Слева газета. Справа чашка кофе, посреди стола пачка печенья. - Прямо-таки вижу ее своими глазами. - Чего или, вернее, кого ты не видишь, потому что я еще о нем не упомянул, так это типа, который тоже сидит за столом, - сказал Артур. - Он сидит напротив меня. - Как он выглядит? - В высшей степени обыкновенно. Портфель. Деловой костюм. Судя по его виду, он был неспособен сделать что-то странное. - Ага. Я таких знаю. Ну и что он сделал? - Он сделал вот что: перегнулся через стол, взял пачку печенья, разорвал, вытащил одно и... - Что? - Съел. - Что? - Он его съел. Фенчерч в изумлении смотрела на Артура. - Как же ты поступил? - При данных обстоятельствах я поступил так, как поступил бы любой англичанин, у которого в жилах кровь, а не вода. Я был вынужден посмотреть на это сквозь пальцы, - ответил Артур. - Что? Почему? - Ну, мы ведь к таким ситуациям не подготовлены. Я порылся у себя в душе и обнаружил, что ни воспитание, ни личный опыт, ни даже первобытные инстинкты не подсказывают мне, как я должен поступить, если некто, сидящий прямо передо мной, тихо-мирно крадет у меня одно печенье. - Но ты мог... - Фенчерч подумала. - Знаешь, я тоже не уверена, что бы я сделала. Ну и что дальше? - Я в негодовании уставился в кроссворд, - сказал Артур. - Не мог отгадать ни одного слова, глотнул кофе - он был слишком горячий, так что делать было нечего. Я взял себя в руки. Потом взял печенье, очень стараясь не заметить, что пачка каким-то чудодейственным образом оказалась вскрытой... - Значит, ты не сдаешься и занимаешь твердую позицию. - Я борюсь по-своему. Я съедаю печенье. Я ем его очень медленно, так, чтобы бросалось в глаза и он видел, что я делаю. Когда я ем печенье, - сказал Артур, - я ем его, как надо. - И что он сделал? - Взял еще одно. Честно, так и было. Он взял еще одно печенье и съел его. Чистая правда. Как то, что мы сидим на земле. Фенчерч заерзала в каком-то непонятном смущении. - Сложность состояла в том, - продолжал Артур, - что в первый раз я промолчал, а во второй начать разговор было еще труднее. Ну что я должен был сказать? "Извините меня... я не мог не заметить, э-э..." Не получается. И я сделал вид, что не замечаю, пожалуй, еще старательнее, чем раньше. - Ну знаешь... - Я снова вперил глаза в кроссворд и по-прежнему не мог сдвинуться с места, но при этом частично проявил ту силу британского духа, которую Генрих V выказал в день Святого Криспина... [25 октября 1415 года (в день Святого Криспина) Генрих V разбил французские войска в битве при Азенкуре] - И что дальше? - Я вновь пошел напролом. Я взял второе печенье, - сказал Артур. - И на секунду мы встретились взглядом. - Вот так? - Да, то есть нет, не совсем так. Но наши взгляды скрестились. Всего на секунду. И тут же мы оба отвернулись. Но я тебя уверяю, что в воздухе пробежала искра. Над нашим столиком образовался очаг напряженности. Примерно в это самое время. - Еще бы. - Так мы съели всю пачку. Он, я, он, я... - Всю пачку? - Ну в ней было всего восемь штук, но в те минуты мне казалось, что прошла целая жизнь. Наверно, гладиаторам на арене и то было легче. - Гладиаторы сражались на солнцепеке, - сказала Фенчерч. - Физически они страдали больше. - Тем не менее. Ну ладно. Когда останки погубленной пачки валялись между нами, этот тип, сделав свое гнусное дело, наконец поднялся и ушел. Разумеется, я вздохнул с облегчением. До моего поезда оставалось несколько минут, и я допил кофе, встал, взял газету, и под ней... - Ну же? - Лежала моя пачка печенья. - Что? - переспросила Фенчерч. - Что-о? От изумления она раскрыла рот и с хохотом откинулась на траву. Потом снова села. - Ах ты мой глупенький, - выкрикнула она сквозь смех, - ну просто караул, совсем ничего не смыслишь. Она толкнула Артура, опрокинув его на спину, прижалась к его груди, поцеловала и откатилась в сторону. Артура поразило, какая она легкая. - Теперь ты расскажи какую-нибудь историю. - Я думала, - низким, хрипловатым голосом проговорила Фенчерч, - что ты очень хочешь вернуться в дом. - Не к спеху, - беззаботно сказал Артур. - Я хочу, чтобы ты рассказала историю. Фенчерч перевела взгляд на озеро и немного подумала. - Хорошо, - согласилась она, - только это совсем короткая история. И не такая смешная, как твоя, но... Ну ладно. Она опустила глаза. Артур чувствовал, что опять наступило особенное мгновение. Казалось, даже воздух вокруг них застыл в ожидании. Артур взмолился, чтобы воздух куда-нибудь убрался и занялся своими делами. - Когда я была маленькая... - заговорила Фенчерч. - Истории вроде этой всегда так начинаются: "Когда я была маленькая..." Ну ладно. Это вступление - такой традиционный штамп. Когда девушка вдруг говорит: "Когда я была маленькая..." - это значит, что сейчас она начнет изливать душу. Сейчас будет это вступление. Когда я была маленькая, в изножье моей кровати висела картинка... Ну как тебе моя история? - Мне она нравится. Я думаю, она развивается в правильном направлении. Ты сразу же ввернула мотив спальни. Можно подробнее поговорить о картинке. - Считается, что дети любят такие картинки, - сказала Фенчерч, - но это только так считается. Знаешь, такие, где трогательные зверюшки делают что-то очень трогательное. - Да. Меня тоже от них тошнило. Кролики в жилетиках. - Точно. Эти кролики сидели на плоту в компании крыс и сов. Кажется, там еще был северный олень. - На плоту. - И еще на плоту сидел мальчик. - С кроликами в жилетиках, совами и северным оленем. - Именно так. Мальчик, похожий на веселого оборванного цыганенка. - Фу ты! - Признаться честно, эта картинка разрывала мне сердце. Перед плотом плыла выдра, и по ночам я глаз не могла сомкнуть, потому что за нее переживала: ведь ей приходилось тянуть плот со всеми этими гадкими животными, которым вообще нечего было делать на плоту, и у выдры был такой тоненький хвостик, и я думала, как ей, должно быть, больно все время тянуть плот. Это-то меня и мучило. Не сильно, так, подспудно, но все время. И вот однажды, а ты учти, что я год за годом каждый вечер смотрела на эту картинку, я вдруг заметила на плоту парус. Раньше я его никогда не видела. С выдрой было все в порядке, она просто плыла рядом с плотом - за компанию. Фенчерч пожала плечами. - Хорошая история? - спросила она. - Конец слабоват, - ответил Артур, - в таких случаях слушатели кричат: "Ну и что?" Все шло прекрасно, но для положительного отзыва требуется финальная кода. Фенчерч рассмеялась и села, обхватив колени руками. - Это было просто озарение: годы почти бессознательных мучений вдруг развеялись как дым. Словно гора с плеч. Словно черно-белый кадр стал цветным. Словно сухую палку вдруг кто-то вздумал полить - и она расцвела. Ну, ракурс вдруг меняется, и тебе словно говорят: "Брось волноваться, мир прекрасен и совершенен. И жить вообще-то очень легко". Ты, может быть, думаешь, я так говорю, потому что я сегодня днем такое пережила, да? - Ну, я... - произнес Артур. Его хладнокровие внезапно пошло ко дну. - Да, так оно и есть, - сказала Фенчерч. - Да, именно это я днем и почувствовала. Но понимаешь, я такое ощущала и раньше, даже сильнее. Необычайно сильно. Наверно, я такой человек... - проговорила она, глядя вдаль, - у меня ни с того ни с сего бывают удивительные озарения. Артур вконец растерялся. У него почти что отнялся язык, и он счел за лучшее пока им даже не пользоваться. - Это было очень стра-а-анно, - сказала Фенчерч с интонацией какого-нибудь египетского военачальника, который увидел, что в ответ на взмах Моисеева посоха Красное море повело себя несколько необычно. - Очень странно, - повторила она, - потому что еще задолго до этого во мне зрело удивительное чувство, будто я должна дать жизнь чему-то новому. Нет, на самом деле это было не так, скорее, мне казалось, будто я постепенно соединяюсь с чем-то иным, все мое тело, клетка за клеткой. Нет, даже не так - словно бы вся Земля хотела через меня... - Число "сорок два" тебе ни о чем не говорит? - тихо спросил Артур. - Что? Нет, ты, собственно, к чему это? - воскликнула Фенчерч. - Да так, пришло в голову... - пробормотал Артур. - Артур, я не шучу, для меня это все совершенно реально и очень важно. - Я лично тоже не шучу, - заявил Артур. - Правда, не поручусь, что этого не делает Вселенная. - В каком смысле? - Расскажи мне все, от начала до конца, - попросил Артур. - И не беспокойся, если тебе что кажется странным. Поверь мне, ты говоришь с человеком, который повидал много чего странного, - прибавил он. - Я не про историю с печеньем говорю - отнюдь. Фенчерч кивнула, видимо, поверив Артуру. Внезапно схватила его за руку. - Когда пришло это озарение, все казалось таким простым, - сказала она. - Умопомрачительно простым. Раз, два и готово. - И в чем твое озарение заключалось? - спокойно спросил Артур. - Понимаешь, - проговорила она, - теперь я этого не знаю. Оно улетучилось бесследно. Когда я стараюсь вспомнить, у меня в голове мелькают какие-то обрывки, а когда стараюсь очень сильно, то вспоминаю про чашку с чаем и немедленно теряю сознание. - Это как? - Ну, как и в твоей истории, самое интересное произошло в кафе, - пояснила Фенчерч. - Я сидела и пила чай. Это было как раз после того, как я много дней ощущала, будто во мне что-то растет, меня с чем-то соединяют. Кажется, я что-то тихо напевала. В здании напротив шел какой-то ремонт, я смотрела поверх чашки в окно и все видела. Мне всегда ужасно нравилось смотреть, как люди работают. И внезапно у меня в голове возникло ОНО. Послание неизвестно откуда. Оно было совсем простое. И всему на свете придавало смысл. Я выпрямилась и подумала: "Ого! Ну, значит, теперь-то все в порядке". Я так удивилась, что чуть не уронила чашку. Нет, кажется, я ее все-таки уронила. Я понятно говорю? - До чашки все было замечательно. Фенчерч встряхнула головой, потом еще раз, будто пытаясь навести порядок в мыслях. Собственно, она и впрямь пыталась это сделать. - Вот и я говорю, - сказала она. - До чашки все замечательно. И тут мне показалось, я совершенно явственно увидела, что весь мир взорвался. - Что-о? - Я знаю, это, конечно, глупо, и все говорят, что это была галлюцинация, но если это была галлюцинация, значит, я вижу галлюцинации в стереокино на широком экране, и озвучены они в системе Долби-стерео с шестнадцатью дорожками. И пожалуй, мне надо сдавать свое сознание напрокат людям, которым наскучили триллеры с акулами. Ощущение было такое, словно земля буквально разверзлась у меня под ногами, и... и... Фенчерч ласково погладила траву, будто прося у нее утешения, и замялась, словно вдруг решила сказать совсем не то, что собиралась. - И я очнулась. В больнице. И видимо, с тех пор крыша у меня так и шатается - то съедет, то перестанет. Так что я как-то побаиваюсь внезапных удивительных озарений, которые гласят, что все будет хорошо, - сказала она. И подняла взгляд на Артура. Артура уже давно перестали тревожить странные несообразности, связанные с его возвращением на родную планету; вернее, он упрятал их в сегмент своего мозга, украшенный пометкой: "Обдумать! Срочно!" "Вот эта планета, - говорил он себе. - Не важно, как так получилось, но вот она, эта планета, и она существует. И я существую вместе с ней". Но сейчас у него все поплыло перед глазами - как в тот вечер, в машине, когда брат Фенчерч рассказал ему дурацкую историю про агента ЦРУ в бассейне. Поплыло французское посольство. Поплыли деревья. Поплыло озеро, что было совершенно естественно и не внушало никаких опасений, поскольку в эту самую минуту на него приводнился серый гусь. Гуси отдыхали, наслаждались жизнью и знать не знали никаких там Великих Ответов, к которым надо найти Великие Вопросы. - Так или иначе, - улыбаясь широко распахнутыми глазами, сказала Фенчерч неожиданно веселым голосом, - некая моя часть немножко ненормальная, и ты должен определить какая. Пойдем домой. Артур покачал головой. - Что случилось? - спросила она. Артур покачал головой не в знак несогласия с ее предложением (он нашел это предложение просто замечательным, да что там - грандиозным), а по той причине, что в эту минуту пытался отделаться от назойливого предчувствия, что Вселенная с ним шутки шутит - в самый неожиданный миг с диким воем выскакивает на него из-за угла. - Я просто стараюсь расставить все точки над "i", - сказал Артур. - Ты сказала, что почувствовала, будто Земля на самом деле... взорвалась. - Да, даже больше чем почувствовала. - А все говорят, что это галлюцинация? - нерешительно спросил Артур. - Да, но, Артур, это чушь. Люди думают, что если сказать: "Ну это галлюцинация" - все необъяснимое сразу объяснится и само себя разложит по полочкам. "Галлюцинация" - это просто слово. Оно ничего не объясняет. Не объясняет, почему исчезли дельфины. - Не объясняет, - сказал Артур. - Не объясняет, - задумчиво сказал он еще раз. - Не объясняет, - еще более задумчиво повторил он. - Что-о? - переспросил он наконец. - Оно не объясняет, почему исчезли дельфины. - Не объясняет, - сказал Артур. - Понятно. Каких дельфинов ты имеешь в виду? - Что значит, каких? Я имею в виду всех дельфинов. Они исчезли. Она положила руку ему на колено, и он понял, почему чувствует какое-то покалывание в области позвоночника - вовсе не потому, что Фенчерч ласково гладит его по спине. Нет, это были проклятые мурашки, которые часто начинали ползать у него по коже, как только кто-то пытался что-нибудь ему втолковать. - Дельфины? - Да. - Все дельфины исчезли? - спросил Артур. - Да. - Дельфины? Ты говоришь, что все дельфины исчезли? Ты именно это имеешь в виду? - повторил Артур, стараясь выяснить все окончательно. - Артур, ты что с луны свалился? Все дельфины исчезли в тот самый день, когда я... Фенчерч пристально уставилась в его испуганные глаза. - Что?.. - Дельфинов больше нет. Они все исчезли. Пропали. Фенчерч не отрывала глаз от его лица. - Ты правда не знал? Испуганное выражение лица Артура говорило о том, что правда. - Куда они делись? - спросил он. - Никто не знает. Это и значит "исчезли". - Фенчерч умолкла. - Один человек говорит, что знает, куда они пропали, но он вроде бы живет в Калифорнии да к тому же сумасшедший, - добавила она. - Я все думаю его навестить, потому что, кажется, только он поможет разгадать, что такое со мной стряслось. Пожав плечами, Фенчерч посмотрела на Артура долгим спокойным взглядом. И положила ладонь на его щеку. - Я хотела бы знать, где ты был, - проговорила она. - Наверно, с тобой тоже произошло что-то ужасное. Вот почему мы потянулись друг к другу. Фенчерч окинула взглядом парк, где уже воцарились сумерки. - Ну, теперь тебе есть кому все рассказать. Артур медленно и тяжело вздохнул. - Это очень длинная история, - сказал он. Фенчерч прижалась к его груди и подтянула к себе холщовую сумку: - Твоя история как-то связана вот с этой штукой? Предмет, который она вытащила из сумки, повидал виды в дальних странствиях; его выбрасывали в доисторические реки, его палило жаркое солнце пустынь Какрафуна, его засыпали мраморные пески, что обрамляют исходящие горячим паром океаны Сантрагинуса-5, его морозили льды системы Беты Яглана, его использовали вместо сиденья, им перебрасывались, будто мячом, на звездолетах, его царапали, над ним всячески издевались. Предвидя плачевную судьбу, ожидающую этот предмет, его мудрые создатели заключили его в футляр из мегастойкого пластика, на который была нанесена крупная доброжелательная надпись: "НЕ ПАНИКУЙ!" - Где ты это нашла? - спросил пораженный Артур, чуть ли не вырвав пресловутый предмет у нее из рук. - Я так и думала, что это твое. Я нашла его в тот вечер в машине Рассела. Ты его выронил. Скажи, пожалуйста, ты во всех этих местах побывал? Артур вынул "Путеводитель "Автостопом по Галактике" из футляра. На вид это был точь-в-точь маленький, плоский, гибкий компьютер класса "лэптоп". Артур защелкал клавишами, и наконец на экране высветился текст. - Далеко не во всех, - ответил он на вопрос Фенчерч. - Мы можем туда полететь? - Что? Нет, - резко сказал Артур, но потом смягчился. - Ты правда хочешь? - спросил он, изо всех сил надеясь, что она ответит: "Нет". Он превзошел сам себя в великодушии, удержавшись от вопроса-обманки: "Ты ведь не хочешь никуда лететь, правда?", на который в любом случае можно ответить только: "Нет". - Да, - ответила Фенчерч. - Я хочу выяснить, что это было за послание, то, которое я забыла, и откуда оно пришло. Потому что я не думаю, - прибавила она, поднявшись и окинув взглядом сумрачный парк, - что его отправитель здесь. Я даже не уверена, - добавила она, обняв Артура, - можно ли это место назвать "здесь". 21 Как было уже неоднократно и совершенно резонно отмечено, "Путеводитель "Автостопом по Галактике" - это поразительная книга, способная перевернуть всю вашу жизнь. Как можно заключить по ее заглавию, это вообще-то классический путеводитель. Вся беда, или, вернее, одна из бед, ибо их много, и значительная часть этих бед уже создала огромный объем работы для всех судебных учреждений по всей Галактике, завалив их гражданскими, коммерческими и уголовными делами, причем особенно досталось наиболее коррумпированным учреждениям, вот в чем. Предыдущее предложение - вовсе не бессмыслица. Беда совсем не в этом. Вся беда вот в чем: _В переменах_. Прочитайте еще раз с самого начала и поймете. Галактика склонна к стремительным переменам. Говоря начистоту, это огромное такое пространство, каждый уголок которого не остается неизменным, а постоянно меняется. Отсюда вы можете заключить, что это настоящий кошмар для честного и добросовестного редактора, усердно хлопочущего о том, чтобы вышеуказанная содержательная, отягощенная множеством подробностей электронная книга поспевала за всеми изменениями условий и обстоятельств, которые Галактика ежедневно, ежечасно и ежеминутно обрушивает на его голову. Успокойтесь - вы ошиблись. Вы ошиблись, ибо не ведаете, что нынешний редактор "Путеводителя" - так же, как и все предыдущие - не имеет ни малейшего представления о смысле слов "честный", "добросовестный" и "усердный". Что до кошмаров, то, с его точки зрения, это жидкость, которую принято пить через соломинку. Для решения вопроса об обновлении глав, распространяемых через субэфирную сеть, ключевым моментом является одно - увлекательно ли их читать. Возьмем, к примеру, случай с Брекиндой что на Фоте Аваларса, прославленной в мифах и легендах, а также в омерзительно нудных мини-сериалах как родина крылатых, ослепительно прекрасных чародеев - Огненных Драконов Фуолорниса. В стародавние времена, задолго до пришествия Сорса из Брагадокса, когда Фрагилий пел, а Саксахина Квенелюксская носила царский венец, когда воздух был сладок и ночи нежны, но всем как-то удавалось сохранить (по крайней мере так они утверждали, но совершенно не ясно, как они смели подумать, будто кто-то хоть чуточку поверит их нелепым россказням, ведь воздух был сладок, и ночи нежны, и все такое)... удавалось сохранить девственность, вот в эти стародавние времена в Брекинде что на Фоте Аваларса достаточно было бросить камешек, чтобы задеть с полдесятка Огненных Драконов Фуолорниса. Другое дело, что бросать в них камешки совершенно не стоило. Нельзя сказать, что Огненные Драконы не были ласковыми животными - очень даже были. Они были ласковы до ужаса, и эта ужасающая ласковость часто оборачивалась бедой: ведь так легко ранить возлюбленного, особенно если ты Огненный Дракон Фуолорниса и пасть твоя, изрыгающая пламя под стать ракетному двигателю, зубаста, как железная изгородь в парке. Другая беда приходила, когда с тоски или от скуки они часто ранили и опаляли чужих возлюбленных. Прибавьте сюда относительно небольшое число безумцев, которые и в самом деле бросались камешками в кого попало, и получится, что огромное количество жителей Брекинды что на Фоте Аваларса получало тяжкие раны и ожоги от драконов. Думаете, эти люди роптали? Нет, они не роптали. Может, они оплакивали свою судьбу? Нет. Огненные Драконы Фуолорниса почитались в землях Брекинды что на Фоте Аваларса за неукротимую красоту, благородный дух и привычку кусать людей, которые их не почитали. За что же им оказывали почитание? Ответ прост. Все дело в интимной жизни. Неизвестно почему, зрелище громадных огнедышащих драконов-чародеев, летящих на бреющем полете в опасно сладком воздухе лунных, опасно нежных ночей, невероятно возбуждает чувства. Почему это так, одурманенный любовью народ Брекинды что на Фоте Аваларса не смог бы вам объяснить, хоть и не переставал обсуждать этот вопрос с тех пор, как возник и стал стабильным сам феномен. Заключался он в том, что, едва над вечерним горизонтом воспаряла стая в полдесятка шелкокрылых, кожистотелых Огненных Драконов Фуолорниса, половина народа Брекинды устремлялась в леса с другой половиной, проводила шумную, бессонную ночь, а с первыми лучами солнца возвращалась, счастливая и улыбчивая. Не переставая трогательно утверждать, что сохранила девственность - ну разве что несколько раскраснелась и вспотела. Феромоны, считали одни ученые. Воздействие звука, заявляли другие. Местность всегда кишела учеными, которые стремились дойти до самой сути проблемы и тратили на это уйму времени. Неудивительно, что живое и увлекательное описание жизни этой планеты на страницах "Путеводителя" приобрело невероятную популярность среди путешественников, которые руководствуются его советами в своих странствиях. Вот почему данную главку так и не изъяли, предоставив туристам будущего самолично узнавать, что сегодняшняя, современная Брекинда - район мегаполиса-государства Аваларс - это всего лишь череда бетонных баров со стриптизом и ресторанчиков, где потчуют гамбургерами под названием "Дракон". 22 Ночь в Айлингтоне была нежна. Воздух был сладок. Разумеется, Огненные Драконы Фуолорниса над переулком не кружили, но если б они туда и залетели, то с чистой совестью могли бы пойти перекусить в ближайшее кафе, ибо жители переулка в них не нуждались. А в случае чего Драконы могли бы, не отрываясь от "Американской горячей пиццы", прислать записку с советом поставить на проигрыватель "Дайр Огрейте" - эта группа справится с их делом ничуть не хуже. - Нет, - сказала Фенчерч, - не сейчас. Артур поставил на проигрыватель "Дайр Стрейтс". Фенчерч распахнула верхнюю, парадную дверь, чтобы впустить побольше сладкого, нежного ночного воздуха. Они сидели на мягких подушках рядом с откупоренной бутылкой шампанского. - Нет, - повторила Фенчерч, - сначала угадай, что у меня не в норме, какая часть тела. Но мне кажется, - очень-очень-очень тихо добавила она, - что мы можем начать с того места, где сейчас твоя рука. Артур спросил: - А в каком направлении ее вести? - Сейчас вниз, - ответила Фенчерч. Рука Артура двинулась с места. - Вниз - это вообще-то в противоположном направлении. - Ах да. У Марка Нопфлера есть чудесный дар - заставлять гитару марки "Шектер кастом стратокастер" петь и завывать, точно ангелы в субботнюю ночь, когда они утомились всю неделю хорошо себя вести и желают крепкого пива. Правда, сейчас это замечание, строго говоря, неуместно, поскольку до этого места пластинка еще не докрутилась, но к тому моменту, когда она докрутится, закрутится вместе с ней уже столько всякого разного... К тому же летописец не намерен сидеть здесь с хронометражным листом и секундомером, так что лучше упомянуть об этом теперь, пока ход событий еще не ускорился до невозможности. - Итак, мы подходим к коленке, - сказал Артур. - Левая коленка у тебя определенно не в норме. - Левая коленка у меня абсолютно здоровая, - ответила Фенчерч. - В самом деле. - Знаешь что... - Что? - Гм... ты все правильно делаешь. Давай дальше. - Значит, у тебя что-то со ступнями... Она улыбнулась сквозь сумрак и уклончиво пожала плечами. Во Вселенной, а точнее, на Зете Прутивнобендзы, через две планеты от болотистой родины матрассов, живут диванные подушки, которым доставляет несказанное удовольствие, когда о них трутся плечами, особенно в жесте, выражающем уклонение от ответа, так как в этом случае плечи двигаются в волнующем ритме. Жаль, что тут этих подушек не было. Ну что ж, такова жизнь. Артур положил к себе на колени левую ногу Фенчерч и внимательно осмотрел ступню. В голову ему лезла всякая ерунда про то, как шевелится платье Фенчерч, обнажая ноги, и он никак не мог сосредоточиться. - Честно говоря, - сказал Артур, - я не знаю, что искать. - Когда найдешь, поймешь, - отозвалась Фенчерч. - Обязательно поймешь. - В ее голосе звучало легкое лукавство. - Это не та нога. Все больше недоумевая, Артур поставил на пол левую ногу Фенчерч и повернулся, чтобы взять правую. Фенчерч подалась вперед, обняла его и поцеловала, потому что пластинка докрутилась до такого места, когда (если вы знаете эту пластинку) невозможно этого не сделать. Затем Фенчерч протянула Артуру правую ногу. Артур погладил пятку, ощупал лодыжку, пальцы. И не обнаружил ничего необычного. Фенчерч, следившая за ним с задорным огоньком в глазах, засмеялась и помотала головой. - Не останавливайся, - сказала она, - но сейчас это не та нога. Артур опять остановился и, насупившись, посмотрел на ее левую ногу, стоящую на полу. - Не останавливайся. Артур погладил ее правую пятку, ощупал лодыжку и пальцы, после чего произнес: - Ты имеешь в виду, это как-то связано с тем, которую ногу я держу?.. Фенчерч снова так пожала плечами, что простая диванная подушка с Зеты Прутивнобендзы задохнулась бы от радости. Артур наморщил лоб. - Подними меня, - тихо проговорила Фенчерч. Артур поставил на пол ее правую ногу и встал. Фенчерч тоже. Он обнял ее, поднял над полом, и они поцеловались еще раз. Прошло какое-то время, и она сказала: - Теперь поставь меня. Озадаченный, Артур так и сделал. - Ну? Она взглянула на него почти вызывающе. - Ну, что у меня со ступнями? - спросила она. Артур все еще не понимал. Он сел на пол, потом встал на четвереньки и поглядел на ее ступни, так сказать, в их естественной среде обитания. И только внимательно присмотревшись, заметил нечто странное. Опершись лбом об пол, он вытаращил глаза. Повисла долгая пауза. Потом Артур тяжело сел. - Да, - сказал он, - я вижу, почему твои ступни не в норме. Они не касаются земли. - И что... и что ты думаешь?.. Артур быстро поднял взгляд на Фенчерч и увидел, что ее глаза вдруг потемнели от какого-то ужасного предчувствия. Она кусала губы и вздрагивала. - Что... - запинаясь, произнесла она. - Ты?.. Она тряхнула головой, и ее волосы упали на глаза, налитые безутешными слезами страха. Артур мгновенно поднялся на ноги, обнял Фенчерч и поцеловал. - Наверно, ты вполне можешь сделать, как я, - сказал он и вышел через верхнюю, парадную дверь. Игла проигрывателя добралась до лучшего места всей пластинки. 23 Битва при Ксаксисе разгорелась вовсю. Огромный серебристый ксаксисианский звездолет, напрягая последние силы, сокрушил и обратил в прах сотни свирепых жестоковооруженных миноносцев с Зирзлы. Досталось и местной луне - сверкающие силовые пушки, способные разорвать своими выстрелами саму материю, буквально растерзали ее на части. Оставшиеся корабли Зирзлы, несмотря на свое жестокое вооружение, были беззащитны перед разрушительной мощью ксаксисианского корабля и теперь искали убежища за стаей осколков, которая только что была луной, как вдруг ксаксисианский корабль прекратил погоню, объявил, что желает передохнуть, и покинул поле боя. Все присутствующие на миг остолбенели от нового, неимоверного ужаса, а корабль тем временем был таков. Имея в своем распоряжении громадную энергию, корабль стремительно, без малейших усилий, а главное, тихо и интеллигентно мчался по бесконечным трассам нашего иррационального, где вогнутого, где выпуклого, пространства. Форд Префект спал среди полотенец в своей грязной, зловонной, переделанной из ремонтного шлюза каюте и грезил о любимых краях. В одном из снов ему привиделся Нью-Йорк. В этом сне он гулял поздно вечером по Ист-Сайду, вдоль реки, которую наконец-то загадили до такой степени, что в ней теперь самопроизвольно зарождались новые формы жизни. Не успев зародиться, они высовывались из воды и поднимали шум, требуя социального обеспечения и избирательных прав. Одно из этих существ, как раз проплывавшее мимо, помахало Форду. Форд помахал в ответ. Существо выбросилось на сушу и взобралось вверх по берегу. - Привет, - сказало оно, - меня только что создали. Я полный неофит во Вселенной. Не поможете ли каким-нибудь советом? - Фу-ты ну-ты! - в легком замешательстве проговорил Форд. - Думаю, я смогу указать вам местоположение кой-каких баров. - А как насчет любви и счастья? Я ощущаю глубокую потребность во всем этом, - сказало существо, размахивая щупальцами. - Есть какие-нибудь идеи? - Эти потребности вы можете удовлетворить на Седьмой авеню, - проговорил Форд. - Я нутром чувствую, что мне нужно быть красивым, - не унималось существо. - Я красивый? - Похоже, у вас что на уме, то и на языке. - Что толку ходить вокруг да около? Я красивый? Теперь существо, булькая и распузыриваясь, растеклось кругом. Чем вызвало интерес стоящего неподалеку пьяницы. - Вы моей точкой зрения интересуетесь? - уточнил Форд. - Тогда нет. Но послушайте, - немного погодя прибавил он, - большинство людей вполне обходятся своей внешностью. Там у вас найдутся другие вроде вас? - Спроси, че полегче, браток, - сказало существо, - как я уже отметил, я только что появился на свет. Я совершенно не знаком с жизнью. Какая она? Наконец-то речь зашла о предмете, который Форд считал просто-таки своей специальностью. - Жизнь, - сказал он, - это грейпфрут. - Э-э, как это? - Ну, снаружи оранжево-желтая и с пупырышками, а внутри влажная и скользкая. Внутри также есть косточки. Да, есть люди, которые съедают его половину на завтрак. - Могу я поговорить с кем-нибудь еще? - Думаю, да, - ответил Форд. - Поговорите с полицейским. Уткнувшись в подушку. Форд Префект заворочался и повернулся на другой бок. Это был не самый любимый его сон, поскольку в нем не присутствовала Эксцентрика Гамбитус, троегрудая путана с Эротикона-6, которая была главной героиней многих снов Форда. Но какой-никакой, а все-таки это был сон. Ему все-таки удалось заснуть. 24 К счастью, в переулке дул сильный ветер; к счастью, потому что Артур давненько не практиковался в полетах. По крайней мере сознательно. Хотя, как известно, сознательно не очень-то полетаешь. Потеряв равновесие, Артур вошел было в пике, чуть не сломал челюсть о ступеньку у двери и закувыркался в воздухе, настолько изумленный собственной глупостью, что совсем позабыл о перспективе падения на землю, а потому и не упал. "Здорово, - думал Артур. - Если только получится". Земля угрожающе зависла у него над головой. Он старался не думать о земле: какая она удивительно громадная, и как ему будет больно, если она перестанет висеть на месте и вдруг свалится ему на голову. Вместо этого он заставил себя подумать о чем-нибудь приятном, например о лемурах, и это было правильно, потому что в ту минуту он напрочь запамятовал, кто такие лемуры: то ли животные, которые огромными, величественными стадами несутся по прериям, или как их там зовут, а может, те, кто несется по прериям, называются тризоны, поэтому, чтобы думать о лемурах как о чем-то приятном, надо было проникнуться старомодным благожелательным отношением ко всему на свете. И все это занимало ум Артура, в то время как его тело пыталось приспособиться к отсутствию опоры. По переулку пролетела обертка от шоколадки "Марс". После недолгих сомнений и нерешительности она в конце концов позволила, чтобы ветер загнал ее в промежуток между Артуром и землей, где она и зависла. - Артур... Земля все еще угрожающе висела у Артура над головой, и он подумал, что, наверное, пришло время это исправить, скажем, попятиться от нее, что он и сделал. Медленно. Очень, очень медленно. Медленно, очень-очень медленно пятясь от земли, Артур зажмурил глаза - осторожно, чтобы ничего себе не вывихнуть. Ощущение, что его глаза зажмурились, пронизало все его тело. Когда это ощущение достигло пяток - так что теперь все тело Артура знало, что его глаза зажмурены, и вовсе этого не пугалось, - он медленно, очень-очень медленно развернул тело в одну сторону, а ум в другую. Теперь земля ему больше не страшна. Он почувствовал, как атмосфера вокруг него становится все чище, как его весело обвевает ветерок, ничуть не смущенный его присутствием на высоте, и медленно, очень-очень медленно, будто очнувшись от глубокого, крепкого сна, Артур открыл глаза. Конечно, он летал и раньше, на Крикките он летал столько, что обалдел от птичьих разговоров, но тут - совсем другое дело. Здесь, на родной планете, он летал спокойно, интеллигентно, без малейшего трепета, который обычно возникает при пребывании в воздухе. Внизу на расстоянии десяти - пятнадцати футов простиралась твердая асфальтовая мостовая, а в нескольких ярдах правее светились желтые фонари Верхней улицы. Переулок, по счастью, не был освещен, так как фонари, которые должны были гореть всю ночь, включались по какому-то хитрому расписанию сразу после полудня и гасли, как только наступал вечер. Таким образом, Артура надежно защищало плотное одеяло тьмы. Медленно, очень-очень медленно он поднял голову и посмотрел на Фенчерч, чей силуэт вырисовывался в дверном проеме второго этажа. Она стояла затаив дыхание, в молчаливом изумлении. Ее лицо было в нескольких дюймах от Артура. - Я хотела тебя спросить: что ты делаешь? - проговорила Фенчерч взволнованным шепотом. - Но потом поняла, что и так видно, что ты делаешь. Ты летаешь. Так что, - после недолгого удивленного молчания продолжала она, - глупо было бы спрашивать. Артур спросил: - Ты так можешь? - Нет. - Хочешь попробовать? Фенчерч закусила губу и покачала головой, но не для того чтобы сказать "нет", а просто от замешательства. Она дрожала как осиновый лист. - Это очень просто, главное, не знать, как это делается, - уговаривал ее Артур. - Вот что важно. Надо не знать, как это у тебя получается. Чтобы показать, как это легко, Артур пронесся по переулку, эффектно подпрыгнул, упал на спину и, покачиваясь, как банкнота на ветру, вернулся к Фенчерч. - Спроси меня, как я это сделал. - Как... ты это сделал? - Не имею понятия. Ни малейшего. Она недоуменно пожала плечами: - И как я могу?.. Артур спустился еще немного и протянул ей руку. - Я хочу, чтобы ты попробовала, - сказал он, - встань на мою ладонь. Только одной ногой. - Что? - Попробуй. Фенчерч волновалась, колебалась, напоминала себе, что сейчас она поставит ногу на ладонь человека, который летает перед ней в воздухе... И поставила. - Теперь другую. - Что? - Перенеси вес с другой ноги на эту. - Я не могу. - Попробуй. - Вот так? - Вот так. Фенчерч волновалась, колебалась, напоминала себе, что... И тут она перестала напоминать себе, что именно делает, поскольку больше не хотела этого знать. Она не сводила глаз с желобов на крыше ветхого склада напротив, которые раздражали ее уже долгое время, потому что собирались отвалиться, и ей было интересно, планирует ли кто-нибудь им помешать, или ей надо самой кому-нибудь об этом сказать, и она уже не думала о том, что стоит на ладонях человека, который ни на чем не стоит. - Теперь, - сказал Артур, - перенеси вес с левой ноги на правую. Фенчерч подумала, что склад принадлежит ковровой фабрике, а ее контора помещается за углом, затем перенесла вес с левой ноги на правую и снова подумала, что надо зайти в контору и сказать насчет кровельных желобов. - Теперь, - сказал Артур, - перенеси вес с правой. - Я не могу. - Попробуй. Фенчерч раньше никогда не видела желоба в таком ракурсе, и теперь ей показалось, что в нем, кроме пыли и грязи, есть еще и птичье гнездо. Если слегка наклониться вперед и сделать так, чтобы правая нога ничего не весила, наверное, гнездо можно будет разглядеть получше. Артур с тревогой увидел, как кто-то пытается украсть велосипед Фенчерч. Артуру не хотелось затевать спор, особенно в такую минуту, и он надеялся, что вор будет действовать тихо, не поднимая глаз. У похитителя был цепкий, бегающий взгляд человека, который имеет обыкновение воровать велосипеды в переулках у людей, которые не имеют обыкновения парить в воздухе в нескольких футах от мостовой. Привычка к неизменности такого положения дел позволяла ему трудиться без напряжения, но решительно и сосредоточенно, и, обнаружив, что велосипед неоспоримо прикреплен обручами из вольфрамовой проволоки к намертво впаянному в цемент железному столбику, вор бесстрастно согнул в "восьмерку" оба колеса и пошел своей дорогой. Артур наконец-то решился перевести дух. - Смотри, какую яичную скорлупку я для тебя нашла, - прошептала ему на ухо Фенчерч. 25 У тех, кто постоянно следит за подвигами Артура Дента, уже должно было сложиться представление о его характере и манерах. Однако оно, хотя и несет в себе чистую правду и ничего, кроме правды, несколько неполно и не отражает всей правды во всей красоте и цельности. Это объясняется вполне очевидными причинами: редактура, отбор, необходимость разбавлять важное занимательным, опуская все нудные подробности. Например, такие: "Артур Дент отправился спать. Он поднялся по лестнице на пятнадцать ступенек, открыл дверь, вошел в комнату, снял туфли, носки, снял, один за другим, все остальные предметы одежды и оставил их аккуратно скомканной горкой на полу. Он надел синюю в полоску пижаму. Вымыл лицо и руки, почистил зубы, пошел в уборную, понял, что опять все сделал не в том порядке, снова вымыл руки и лег в постель. Пятнадцать минут он читал, причем десять из них ушло у него на то, чтобы сообразить, на каком месте он остановился вчера вечером, затем выключил свет и через минуту-другую заснул. Было темно. Целый час он лежал на левом боку. После этого он с минуту беспокойно ворочался во сне и повернулся на правый бок. Потом в течение часа его ресницы время от времени подрагивали во сне, и он слегка почесывал нос, хотя прошло еще добрых двадцать минут прежде, чем он снова перевернулся на левый бок. Так он коротал ночь. В четыре он встал и снова пошел в уборную. Он открыл дверь уборной..." и т.д. Это трепотня. Это не способствует развитию действия. Это годится для обстоятельных толстых романов, которые в большом количестве выбрасываются на американский рынок, но ничего не дают ни уму, ни сердцу. Короче говоря, это никому не интересно. Но, помимо описаний чистки зубов и поисков чистых носков, были опущены и другие подробности. И вот они-то и вызывают порой у читателей нездоровый интерес. Им любопытно: что там было у Артура и Триллиан и чем дело кончилось? На это может быть только один ответ: не ваше собачье дело. А как Артур проводил время по ночам на планете Криккит? Ведь даже если на планете не водятся Огненные Драконы Фуолорниса и нет группы "Дайр Стрейтс", это же не значит, что по ночам все смирно сидят и читают книжки. Или взять более конкретный пример. Чем кончился тот вечер на доисторической Земле, когда после заседания комитета Артур сидел на склоне холма и наблюдал восход луны над тускло тлеющими деревьями в обществе красивой девушки по имени Мелла, которая незадолго до того бежала с планеты Голгафрингем, где работала в художественном отделе рекламной компании и каждое утро созерцала сотню почти одинаковых фотографий уныло освещенных тюбиков зубной пасты? Что было потом? Что произошло у Артура с Меллой после? На это может быть только один ответ: потом книжка закончилась. В следующей книге действие возобновилось пять лет спустя, и слишком многое, считают некоторые, отдано на усмотрение читателя. "Кто он, этот Артур Дент, - мужчина или амеба?" - доносится ропот из отдаленных пределов Галактики. Недавно даже было найдено послание подобного содержания, прибывшее вместе с загадочной ракетой, которая прилетела из глубокого космоса, предположительно, из другой Галактики, расположенной на таком расстояний, что страшно подумать. "Неужели его ничто не интересует, кроме чая и высоких материй? Неужели у него нет порывов? Неужели он не знает страстей? Неужели он никогда, попросту говоря, ни с кем не трахался?" Тот, кто хочет это узнать, пусть читает дальше. Кто не хочет, может пролистать книжку до самой последней главы, которая неплохо написана - и к тому же в ней появится Марвин. 26 Когда они с Фенчерч поднимались ввысь, Артур Дент на миг впал в злорадство и позволил себе выразить надежду, что его друзьям (которые всегда находили его милым, но скучным, а в последнее время - странным, но скучным) сейчас, должно быть, очень весело в баре. Но тут же надолго забыл о своих друзьях. Они с Фенчерч поднимались ввысь, описывая медленные спирали друг вокруг друга - так по осени опадают с кленов семена-крылатки. Только наши герои двигались не к земле, а к небу. Когда они с Фенчерч поднимались ввысь, их души пели от восторга, сознавая, что либо их тела делают нечто совершенно по всем статьям невозможное, либо физика основательно отстала от жизни. Физика покачала головой и, отвернувшись, сосредоточилась на том, чтобы машины шли по Юстон-роуд в направлении Западной эстакады, чтобы уличные фонари горели и чтобы чизбургер, уроненный кем угодно на Бейкер-стрит, непременно плюхнулся на землю. Под ними сияли гирлянды лампочек, стремительно уменьшаясь до размеров мелкого бисера, - то был Лондон. "Это Лондон", - все время напоминал себе Артур. "Это не флуоресцентная трава полей захолустного Криккита - Криккит затерялся где-то среди этих блеклых веснушек, что испещрили небо у них над головой, - это Лондон". И гирлянды лампочек качались и вертелись, то вертелись, то раскачивались. - Попробуй сделать пике, - обратился Артур к Фенчерч. - Что? Ее голос слышался очень четко, но словно бы издалека, с того края широченной пустоты. Она говорила с взволнованным придыханием и недоверчивым удивлением. И все это соединялось в ее голосе: ясном, тихом, далеком, недоверчивом, удивленном, взволнованном. - Мы летим... - сказала Фенчерч. - Это пустяки, - отозвался Артур, - не думай об этом. Попробуй сделать пике. - Пике... Она ухватилась за руку Артура, но через секунду вдруг обрела вес и стала остолбенело падать, отчаянно цепляясь за пустоту. Физика покосилась на Артура, и, объятый ужасом, он тоже камнем полетел вниз. Голова у него закружилась, его тошнило, все тело кричало - только голос от ужаса умолк. Они падали, потому что это был Лондон, а в Лондоне такие штуки не проходят. Артур не мог подхватить Фенчерч, потому что это был Лондон, и совсем неподалеку, строго говоря, в семистах пятидесяти шести милях отсюда, в городе Пизе Галилей экспериментально доказал, что два падающих тела стремятся вниз с совершенно одинаковым ускорением, независимо от их относительного веса. Они падали. Во время этого головокружительного, тошнотворного падения Артур понял, что если он собирается парить в небе и при этом твердо верить в компетентность итальянцев в области физики (а те даже обычную башню не могут построить так, чтобы та не клонилась набок), то им с Фенчерч грозит смертельная опасность. А потому сразу же стал падать быстрее девушки. Артур на лету поймал Фенчерч и крепко схватил ее за плечи. Получилось. Прекрасно. Теперь они падали вместе, и все это было очень мило и романтично, но не решало основную проблему, которая заключалась в том, что они падали и земля не ждала, пока Артур покажет еще какой-нибудь фокус, а надвигалась на них со скоростью курьерского поезда. Артур не мог подняться вместе с Фенчерч, и ему было нечем удержать ее. Он думал только о том, что они, очевидно, разобьются насмерть, и если он хочет, чтобы произошло что-нибудь менее очевидное, то должен сделать что-то уж совсем не очевидное. И тут он почувствовал себя как рыба в воде. Он выпустил из рук плечи Фенчерч, оттолкнул ее, и, когда она повернула к нему застывшее от ужаса лицо с раскрытым от изумления ртом, мизинцем поддел ее мизинец, потянул ее вверх, и сам, поднимаясь, неуклюже перевернулся в воздухе. - Черт! - пыхтя и задыхаясь, проговорила сидящая на воздухе Фенчерч. Когда она пришла в себя, ночной полет был возобновлен. Чуть-чуть не долетев до облаков, они остановились и начали разбираться, куда их, собственно, занесло. Правда, на землю следовало смотреть только мельком, свысока, так сказать. Фенчерч отважно попробовала сделать пике и обнаружила, что если правильно определить свое положение относительно направления ветра, то получалось совершенно замечательно, даже с небольшим пируэтом в конце и нырком вниз, от которого у нее задралось платье. На этом месте читателям, которых больше интересуют похождения Марвина и Форда Префекта, лучше перейти к следующим главам, потому что терпение Артура истощилось и он помог ей снять платье. Платье скользнуло вниз, умчалось, подгоняемое ветром, вдаль, постепенно превратилось в точечку и наконец исчезло из глаз, чтобы утром вследствие целого комплекса трудноописуемых причин взорвать мирную жизнь некой семьи из Онслоу [город в Австралии, штат Западная Австралия], которая обнаружила его на своей бельевой веревке. Молча обнявшись, Артур и Фенчерч плыли по ветру ввысь и в конце концов оказались среди туманных духов влаги, которые в виде пушистых хлопьев облепляют крылья самолетов. Вы видите этих духов, но не ощущаете их, потому что сидите в теплом, душном салоне и смотрите на них сквозь исцарапанное плексигласовое окошко, а чужой ребенок терпеливо пытается пролить вам за пазуху горячее молоко. Артур и Фенчерч чувствовали этих духов на ощупь: клочковатые, легкие и холодные, они вились вокруг, очень холодные, очень легкие. Даже Фенчерч, защищенная теперь от стихий лишь двумя полосочками ткани от "Маркса и Спенсера", понимала, что с победой над гравитацией обычный холод или недостаточная плотность атмосферы уйдут сами собой. Фенчерч встала окутанная облачной дымкой, и Артур очень-очень медленно снял с нее две полосочки ткани от "Маркса и Спенсера", поскольку только так и можно делать, когда летишь и руки заняты другим делом, и эти кусочки ткани утром тоже учинили переполох: верхний - в Айлсуорте, а нижний - в Ричмонде. Артур и Фенчерч долго не покидали облако, потому что оно находилось очень высоко, а когда они наконец вынырнули из него, все промокшие (Фенчерч плавно кружилась, точно играющая с приливной волной морская звезда), то обнаружили, что только над облаками луна светит в полную силу. Все вокруг пронизано смутным, нет, смуглым светом. Здесь есть свои горы - пусть непохожие на земные, но все равно горы в белых, как арктический снег, шапках. Вынырнув на высочайшем пике кучевого облака, Артур и Фенчерч неторопливо соскользнули по его склону. Теперь Фенчерч помогла Артуру снять одежду. Все одежки, одна за другой, удивленно кружась, полетели вниз, в клубящуюся белизну. Фенчерч целовала Артура, целовала его шею, грудь, и вскоре парочка заскользила дальше, медленно поворачиваясь и напоминая безмолвную букву Т. От этого зрелища даже Огненный Дракон Фуолорниса (если бы он, наевшись пиццы, пролетал мимо) захлопал бы крыльями и слегка кашлянул. Однако в облаках нет Огненных Драконов Фуолорниса, да и не может быть, так как они, подобно динозаврам, птице додо и исполинскому друббитому винтвоку, обитавшему на Большой Перепонке в созвездии Птицапа, прискорбным образом вымерли, и Вселенная навсегда их лишилась. Чего нельзя сказать о "Боингах-747", которые сохранились в избытке. "Боинг-747" возник в вышеприведенном перечне только по той причине, что несколько мгновений спустя ворвался в жизнь Артура и Фенчерч. "Боинг-747" - это просто громада. Ужас какая громада. Когда он появляется в небе, это всегда заметно. Воздух дает стрекача, и волна ревущего ветра отбрасывает вас в сторону, если только вы настолько глупы, что занимаетесь поблизости тем же, чем Артур и Фенчерч, как бабочки во время бомбежки. Но на этот раз после панического пике Артур и Фенчерч перегруппировались, и оглушительный рев двигателей вселил в их головы свежую, совершенно замечательную идею. Миссис Э.Капельсен, пожилая дама из Бостона, штат Массачусетс, чувствовала, что жизнь ее подходит к концу. Она многое повидала на своем веку, кое-что ее озадачивало, но сейчас она с некоторым неудовольствием ощущала, что почти все ей наскучило. Все было очень приятно, но, возможно, чересчур предсказуемо. Она со вздохом подняла маленькую пластиковую занавеску, закрывающую иллюминатор, и посмотрела на крыло самолета. Сначала она хотела позвать стюардессу, но потом решила: нет, черт возьми, ни за что, этот спектакль для нее, миссис Э.Капельсен, и только для нее. К тому времени как двое пришельцев из мира непредсказуемого наконец-то соскользнули с крыла и завертелись в воздушном потоке, она значительно приободрилась. С огромным облегчением она подумала, что практически все, что она знала раньше, не соответствует действительности. Утром Артур и Фенчерч проспали допоздна у нее в переулке невзирая на постоянные стоны реставрируемой мебели. Вечером они проделали все заново, только в этот раз прихватив с собой два плейера "Сони". 27 - Все это очень хорошо, - через несколько дней сказала Фенчерч. - Но я должна знать, что со мной произошло. Понимаешь, между нами есть разница. Ты что-то потерял, а потом нашел, а я нашла, а потом потеряла. Мне надо снова это найти. Днем Фенчерч была занята, и Артур решил устроить для себя день телефонных звонков. Мюррей Бост Хенсен работал журналистом в одной из газет, что печатаются крупным шрифтом на страницах маленького формата. Я был бы очень рад отметить, что эта работа не отразилась на нем дурно, но, к сожалению, не могу покривить душой. Однако Артур все равно ему позвонил, так как то был единственный газетчик среди его знакомых. - Артур, чайник ты мой старый, дружок ты мой ржаной, как клево тебя слышать. А говорили, ты улетел в космос или что-то в этом роде. Мюррей разговаривал на собственном языке, самолично изобретенном для собственных надобностей. Больше никто на свете на нем изъясняться не мог - более того, никто даже не мог понять, что хочет сказать Мюррей. Слова здесь ничего не значили. А те, которые все-таки что-то значили, успешно тонули в потоке бессмыслицы, так что слушатель их просто не замечал. Но когда слушатель наконец понимал, какие из слов хоть что-то значат, беседа часто принимала неприятный оборот. - Что? - переспросил Артур. - Слухи ходят, мой слоновый бивень, старая ты кочерыжка, слухи ходят. Не исключаю, что все это туфта, но, возможно, в итоге придется тебя интервьюнуть. - Мне нечего сказать. Это был обыкновенный треп в пивнушке. - На том и стоим, дорогой ты мой рыбий глаз, на том и стоим. К тому же он отлично вяжется с другими сюжетами недели; если хочешь, даже можешь все отрицать. Извини, у меня что-то вывалилось из уха. Последовало недолгое затишье, в финале которого Мюррей Бост Хенсен снова объявился на другом конце провода. На сей раз в его голосе слышалось неподдельное потрясение. - Просто вспомнил, какой вчера был странный вечер, - сказал он. - Тем не менее, старик, не знаю, липа это или вовсе дуб, но как ты себя чувствуешь в связи с тем, что прокатился на комете Галлея? - Я не катался на комете Галлея, - ответил Артур с подавленным вздохом. - Прекрасно. Как ты себя чувствуешь в связи с тем, что не прокатился на комете Галлея? - Вполне спокойно, Мюррей. Воцарилась тишина - Мюррей записывал ответ. - Вполне достаточно, Артур, вполне достаточно для меня, Этель, мира и его окрестностей. Вяжется с общей шизовой атмосферой текущей недели. Мы думаем сделать шапку "Семь чудиков на неделе". Здорово, а? - Очень хорош