Артур Конан Дойл. Страна туманов Преподобному Джорджу Вэйл-Оуэну, в знак симпатии, восхищения и дружбы --------------------------------------------------------------- Книга любезно предоставлена издательством Symposium --------------------------------------------------------------- Глава I В КОТОРОЙ СПЕЦИАЛЬНЫЕ КОРРЕСПОНДЕНТЫ ПРИСТУПАЮТ К РАБОТЕ Общеизвестно, что имя профессора Челленджера неоднократно использовалось в новейшей беллетристике самым бестактным образом. Дерзкий автор помещал его в немыслимые романтические ситуации, чтобы поглядеть, как тот к этому отнесется. Реакция последовала незамедлительно. Ученый привлек писателя за клевету, предпринял неудачную попытку конфисковать злополучную книгу, устроил погром на Слоун-стрит, дважды лично угрожал автору и в результате потерял место лектора в Лондонской школе субтропической гигиены. И, однако, можно сказать, что все обошлось еще достаточно мирно. Дело в том, что за последнее время профессор как-то сник. Огромные плечи его ссутулились. В ассирийской окладистой бороде блеснула седина, взгляд утратил былую агрессивность, а голос хоть и раскатисто гремел по-прежнему, но теперь его хозяин не стремился уже заглушить всех вокруг. И все же профессор оставался опасным, и окружающие с тревогой понимали это. Вулкан не потух, а лишь затаился, о чем говорило постоянное угрюмое ворчание, грозившее новым извержением. Жизнь научила профессора многому, но он продолжал сопротивляться ее урокам. Перемена произошла в нем после определенного события, а именно - после смерти любимой жены. Маленькая женщина, словно птичка, свила гнездышко в сердце этого великана. Он же, как это часто бывает с сильными людьми, относился с особенной нежностью и заботливостью к этому слабому созданию. Отдавая, она, как все кроткие и тактичные женщины, получала все. И потому, когда жена неожиданно умерла от осложнившегося пневмонией гриппа, ученый, казалось, был сражен навсегда. Но он все же поднялся, печально усмехаясь, как нокаутированный боксер, готовый к новым раундам с Судьбой. Однако это был уже другой человек, и, если бы не помощь и забота его дочери Энид, ученый, возможно, никогда не оправился бы от удара. Именно она, зная, чем можно заинтересовать страстную, склонную к соперничеству натуру отца, подсовывала ему разные факты и информацию и добилась, наконец, того, что он вновь включился в жизнь. Только когда отец опять почувствовал интерес к спорам, воспылал былой ненавистью к журналистам и начал ворчать почем зря на окружающих, она успокоилась, поняв, что он на пути к выздоровлению. Энид Челленджер была необыкновенной девушкой и, несомненно, заслужила того, чтобы ей посвятили несколько строк. От отца она унаследовала волосы цвета воронова крыла, а от матери - голубые глаза и белоснежную кожу. Она, пожалуй, не была красавицей, но, где бы она ни появлялась, все взгляды устремлялись к ней. Она казалась тише воды ниже травы, но дух ее был силен. С детства у нее был выбор: либо противопоставить себя отцу и стать личностью, либо уступить его напору и превратиться в марионетку. У нее хватило умения остаться собой, уступая отцу, когда на того накатывало, и проявляя твердость в более благополучные времена. В последние годы, чувствуя, что ей становится все труднее сохранять независимость, она начала работать. Пописывая в лондонские газеты, девушка настолько преуспела в журналистике, что ее имя стало известным на Флит-стрит. В этом предприятии ей очень помог давний друг отца, мистер Эдуард Мелоун из Дейли газетт., имя которого, возможно, уже знакомо читателю. В Мелоуне еще можно было узнать того атлета-ирландца, который в свое время успешно выступал в международном матче регбистов, хотя жизнь изрядно потрепала его. Он изменился с тех пор, как убрал с глаз долой бутсы. Но хотя мускулатура его заметно сдала, а суставы окостенели, мозг по-прежнему работал преотлично. Юноша превратился в мужчину. Внешне он мало переменился, разве что усы стали погуще, округлилась талия, а лоб прорезали морщины - следы новых условий жизни в послевоенном мире. Он слыл уже известным журналистом и подающим надежды молодым писателем. Многим казалось странным, что Мелоун все еще оставался холостяком, но в последнее время появилась надежда, что Энид Челленджер исправит это упущение. Стоит ли добавлять, что они были большими друзьями? Был воскресный октябрьский вечер; в нависшем еще с утра над Лондоном тумане поблескивали первые огоньки. Окна четвертого этажа квартиры профессора Челленджера на Викториа-Уэст-Гарденс плотно окутывала туманная мгла. Снизу доносился слабый шум проезжавшего транспорта, но сама улица оставалась невидимой - лишь неясный отблеск говорил о ее существовании. Профессор Челленджер сидел у камина, засунув руки в карманы и вытянув к огню крупные кривоватые ноги. Одет он был с небрежностью истинного гения: рубашка со свободным воротничком, темно-бордовый, завязанный большим узлом галстук и вельветовый пиджак черного цвета. Все вместе, включая окладистую бороду, создавало облик стареющего представителя богемы. Рядом, уже готовая к выходу, сидела его дочь, на ней было черное платье с укороченной юбкой, круглая шляпка и прочие модные штучки, под которыми женщины умудряются скрывать ту красоту, которой их щедро одарила природа. У окна, держа в руках шляпу, стоял, поджидая ее, Мелоун. - Энид, мне кажется, нам пора идти. Уже почти семь, - сказал он. Они писали совместно серию статей о лондонских церквях и религиозных сектах и потому каждое воскресенье отправлялись в новое место, готовя очередной материал для газеты. - До восьми еще уйма времени, Нэд. - Присаживайтесь, сэр! Присаживайтесь! - загудел Челленджер, пощипывая бороду - явный признак того, что у него портится настроение. - Ничто так не выводит меня из себя, как человек, стоящий у меня за спиной. Несомненный атавизм, страх, что тебя стукнут по голове дубиной или всадят кинжал в спину, но с этим чувством не справиться. Вот так. И ради всего святого, положите шляпу! А то у вас такой вид, будто вы опаздываете на поезд. - Обычное состояние журналиста. Если мы не будем спешить, поезд уйдет без нас. Энид начала это понимать. Впрочем, в одном вы правы - времени у нас еще много. - Вам далеко ехать? - спросил Челленджер. Энид сверилась с записной книжкой. - Мы уже побывали в семи местах. Прежде всего, в Вестминстерском аббатстве, на самой пышной службе; были также у Святой Агаты, в так называемой .высокой. церкви, и в Тюдоров-ской - .низкой. Посетили католиков в Вестминстерском соборе, пресвитериан - на Энделл-стрит и унитариев - на Глостер-сквер. Но сегодня нам захотелось чего-то необычного, и мы решили отправиться к спиритуалистам. Челленджер свирепо фыркнул, как разъяренный бык. - На следующей неделе вас, пожалуй, потянет в сумасшедший дом, - сказал он. - Не хотите ли вы сказать, Мелоун, что у этих безумцев есть своя церковь? - Я специально занимался этим вопросом, - ответствовал Мелоун. - Моя обычная тактика - сначала изучить голые факты и цифры. В Великобритании у нас свыше четырехсот зарегистрированных церквей. Челленджер расфыркался так, что, казалось, поблизости пасется целое стадо свирепых быков. - Глупость людская поистине беспредельна! Homo sapiens! Ноmо idioticus! Кому они там молятся? Духам? - Вот это нам и предстоит выяснить. Собственно, об этом и будет сама статья. Я разделяю ваше к ним отношение, а вот Аткинсон из больницы Святой Марии, с которым я недавно беседовал, думает иначе. А ведь он восходящая звезда хирургии. - Слышал о нем. Кажется, специалист по цереброспинальной хирургии? - Совершенно точно. Очень уравновешенный и компетентный. Считается большим специалистом в психических исследованиях - к этой области знания относится и спиритуализм. - Тоже мне область знания! - Во всяком случае, так принято считать. Сам он относится к подобным вещам весьма серьезно. Я консультировался с ним, когда мне потребовалась нужная информация. Он знаком с их литературой. И знаете, что он мне сказал? Эти люди - пионеры человечества! - В Бедламе им место, - прорычал Челленджер. - И при чем здесь литература? Какая еще там у них литература? - Это особая статья. У Аткинсона по этому вопросу пятьсот томов, и он все же жаловался, что в его библиотеке многое отсутствует. Существует обширная спиритуалистическая литература на французском, немецком, итальянском языках, не считая нашего. - Слава Богу, что психи водятся не только у нас. Ну и галиматья! - А ты читал что-нибудь, отец? - спросила Энид. - Вот еще! У меня нет времени, чтобы удовлетворить хотя бы половину моих истинно научных интересов. Какой вздор ты несешь, Энид! - Прости, отец. Но ты был так убедителен... Я подумала, ты что-то знаешь. Челленджер крутанул своей массивной головой и бросил на дочь испепеляющий взгляд. - Человек, наделенный логическим умом и первоклассным интеллектом, сразу понимает, где истина, а где - вздор; ему не обязательно углубляться в существо вопроса. По-твоему, я должен досконально изучить математику, чтобы заявить об ошибке человека, доказывающего, что два и два - пять? Может, мне снова засесть за физику и уничтожить набор своих .Principia. из-за того, что какой-то мошенник или дурак утверждает, будто стол может подниматься в воздух, несмотря на существование закона тяготения? Неужели нужно изучить пятьсот томов, чтобы дорасти до уровня полицейского, который всегда разберется, кто перед ним - мошенник или честный человек? Энид, мне стыдно за тебя! Дочь весело засмеялась. - Папа, прекрати рычать на меня. Сдаюсь. По правде говоря, я тоже так думаю. - И все же их поддерживают весьма достойные люди, - произнес Мелоун. - Что вы скажете о Лодже, Круксе и прочих уважаемых гражданах? - Не стройте из себя дурака, Мелоун. И у великих есть слабые стороны. Своего рода оскомина на здравый смысл. Неожиданно впадаешь в идиотизм. Что и произошло с этими людьми. Нет, Энид, я не знаком с их доказательствами, да и не собираюсь знакомиться: существуют очевидные вещи. Если постоянно пересматривать всякое старье, когда же заниматься новыми проблемами? Все давно ясно, доказательствами здесь служат здравый смысл, английский закон и поддержка всех здравомыслящих европейцев. - Понятно, - отозвалась Энид. - Однако, - продолжал профессор, - готов признать, что иногда мы имеем дело с простительными заблуждениями. Голос его зазвучал тише, а выразительные серые глаза печально уставились в пространство. - Я знаю случаи, когда мощнейший интеллект - мой собственный, например, - на какое-то мгновение сдавал. Мелоун почувствовал, что в словах профессора кроется нечто интересное. - И что же, сэр? Челленджер колебался. Он, казалось, боролся с собой. Ему было трудно говорить. Но, набравшись мужества, он, как бы откинув от себя сомнения, приступил к рассказу. - Ты ничего не знаешь об этом, Энид. Это очень личное переживание. Впрочем, наверняка, чепуха. Потом я всякий раз заливался краской стыда, стоило мне только вспомнить, как я чуть было не поверил в этот бред. Даже самых закаленных людей можно застать врасплох. - Да, и что же, сэр? - Все произошло после смерти моей жены. Вы ведь знали ее, Мелоун? И можете понять, каково мне пришлось тогда. Это случилось в ночь после кремации... Не могу вспоминать об этом без ужаса. Бесконечно дорогое крошечное тельце опускалось все ниже, потом его лизнули языки пламени, и дверца захлопнулась. Беззвучные рыдания сотрясали крупное тело профессора, он прикрыл глаза большими волосатыми руками. - Зачем я только рассказываю об этом? Ладно, так уж вышло. Пусть это послужит вам уроком Так вот... Той ночью - после кремации - я сидел в холле. А она, - он указал на Энид, - спала рядышком. Прямо в кресле, бедная малышка. Вы ведь бывали в нашем доме на Ротерфилд, Мелоун. Там был огромнейший холл. Я сидел у камина, комната утопала в полутьме, и мой разум тоже погрузился во тьму. Нужно было разбудить дочь и отправить ее в постель, но она так сладко спала, откинувшись в кресле, что я не решился ее беспокоить. Было, наверное, около часу ночи; помнится, луна светила сквозь мутное стекло. Я сидел и думал. А потом услышал... - Что, сэр? - Звуки. Сначала тихие, вроде тиканья часов. Потом громче и отчетливее: тук-тук-тук. И тут случилась странная вещь - то, из чего доверчивые люди впоследствии создают легенды. Надо сказать, что у моей жены была особенная манера стучать в дверь. Своими маленькими пальчиками она как бы отбивала незатейливую мелодию. Она и меня приучила, и потому мы всегда знали о приходе друг друга. Так вот, мне почудилось - ведь я был тогда как помешанный, - что стуки обрели знакомый ритм. Я пытался выяснить, откуда они доносятся, но так и не сумел. Вы, конечно, можете себе представить, как я старался установить их источник. По моим догадкам, он находился где-то наверху. Я потерял представление о времени. Стук повторился не менее десятка раз. - Отец, ты никогда не рассказывал об этом! - Нет. Но я разбудил тебя. И попросил посидеть со мной тихо. - Вот это я помню. - Мы сидели затаившись, как мышки, но больше ничего не повторилось. Все кончилось. Обычный обман чувств. Может, в дереве завелся жучок, или плющ шелестел снаружи... Ритм мог возникнуть и в моем воспаленном мозгу. Вот так человек впадает в детство и начинает валять дурака. Этот случай стал для меня уроком. Я понял, что чувства могут обмануть даже умнейшего из умнейших. - Но как вы можете знать, сэр, с точностью, что это не была ваша жена? - Чушь, Мелоун! Чушь! Я видел, как пламя охватило ее. Ну, что там могло остаться? - Ее душа. Дух. Челленджер тоскливо покачал головой. - Дорогое мне тело распалось на составные элементы: газообразная его часть улетучилась, а твердые частицы выгорели и превратились в прах. Это был конец. Ничего не осталось. Со смертью все кончается, Мелоун. Разговоры о душе - это пережиток анимизма древних. Предрассудок. Миф. Скажу как физиолог: человека можно заставить совершать злодеяния или достичь высот добродетели путем манипуляций с сосудами мозга. Гарантирую, что в результате операции я превращу Джекиля в Хайда. Другой добьется того же путем гипноза. Алкоголь тоже сойдет. Или сильнодействующие лекарственные препараты. Так что все это заблуждения, Мелоун! Выдумки! Другой жизни нет... ночь - вечная ночь... долгий отдых для усталого труженика. - Печальная философия. - Лучше печальная, чем лживая. - Возможно, вы правы. В такой позиции, во всяком случае, есть мужество. У меня нет возражений. Мой разум на вашей стороне. - А вот я инстинктивно против! - вскричала Энид. - Как хотите, а я не могу в это поверить. - Она обвила руками могучую шею отца. - Вы никогда не убедите меня, что тебя, папочка, с твоим исключительным умом и величием духа после смерти ждет судьба каких-нибудь сломанных часов. - Четыре ведра воды и мешок минеральных солей, - проговорил Челленджер, с улыбкой высвобождаясь из объятий дочери. - Вот из чего состоит твой папочка, дорогая, и тебе придется примириться с этим. Однако уже без двадцати восемь. Я жду вас на обратном пути, Мелоун. С удовольствием выслушаю рассказ о ваших приключениях в стане этих безумцев. Глава II В КОТОРОЙ ОПИСЫВАЕТСЯ ВЕЧЕР В СТРАННОЙ КОМПАНИИ Любовные дела Энид Челленджер и Эдуарда Мелоуна не должны волновать читателя хотя бы по той причине, что до них нет дела самому автору. Всем молодым людям свойственен инстинкт продолжения человеческого рода. Мы же в своем сочинении пытаемся рассказать о делах не столь банальных и представляющих больший интерес. Об их взаимной склонности мы упомянули лишь для того, чтобы была понятнее их доверительная близость и нежное товарищество. Если англо-кельтский мир и стал в чем-то лучше, так это прежде всего связано с тем, что отошли в прошлое хитрые уловки и ханжество, и теперь юноши и девушки могут беспрепятственно встречаться друг с другом и быть просто друзьями. Проехав по Эджвер-роуд, такси с нашими искателями приключений свернуло на боковую улочку под названием Хелбек-Террас. Там, в унылой веренице кирпичных домов, ярко светилась одна арка. Такси подкатило прямо к ней, и водитель распахнул дверцу. - Это и есть Церковь спиритуалистов, - сказал он. Кивком поблагодарив клиентов за щедрые чаевые, он прибавил простуженным голосом человека, добывающего себе пропитание в любую погоду. - Сплошное надувательство, сэр. Успокоив таким образом свою совесть, он вновь уселся на водительское сидение, и минуту спустя красные огоньки фар уже растаяли в темноте. Мелоун от души рассмеялся. - Vox populi1, Энид. Вот вам отношение народа. - Между прочим, и наше тоже. - Но мы своей статьей поневоле сделаем им рекламу. Не думаю, чтобы наш водитель одобрил это. Клянусь Юпитером, мы можем не протолкнуться внутрь. У входа в церковь теснилось множество людей, а человек, стоящий на верхних ступенях, убедительно просил собравшихся разойтись. - Ничего не выйдет, друзья. Сожалею, но ничем не могу помочь. Полиция и так уже грозилась привлечь нас к ответственности за скученность в помещении. - Он позволил себе пошутить: - Никогда не слышал, чтобы у ортодоксальной церкви были такие проблемы. Вот уж нет. - Я приехала из самого Хаммерсмита, - раздался чей-то плачущий голос. Свет упал на измученное, полное страдания лицо невысокой женщины в черном с ребенком на руках. Она-то и произнесла эти слова. - Вы к ясновидице? - отозвался привратник с пониманием. - Советую оставить свой адрес, и я сообщу, когда миссис Деббс сможет вас принять. Все лучше, чем мучиться в сутолоке, не зная, дойдет ли до вас очередь. А так она займется лично вами. Не толкайтесь, сэр, это не поможет... А вы кто такие?.. Журналисты?.. - он схватил Мелоуна за локоть. - Вы сказали журналисты? Но ведь пресса нас бойкотирует? Если не верите, раскройте субботний номер Таймс. на той странице, где публикуются расписания церковных служб. О нас ни словечка. А из какой вы газеты? Дейли газетт? Ого, наши акции растут. А ваша дама тоже оттуда?.. Специальная статья? Вот это да! Идите за мной, сэр, и держитесь поближе. Постараюсь что-нибудь для вас сделать. Запирай, Джо! Успокойтесь, друзья, и расходитесь. Ничего не поделаешь! Вот, глядишь, выстроим помещение побольше, тогда милости просим... Сюда, мисс. Они опять спустились на улицу, обошли здание и приблизились к маленькой дверце, над которой горел красный фонарь. - Я хочу вывести вас сразу на помост - в зале совсем нет места. - Силы небесные! - воскликнула Энид. - Там вам будет лучше видно, мисс, а если повезет, медиум скажет вам несколько слов. У тех, кто сидит ближе, всегда больше шансов. Входите, сэр! Они оказались в небольшой неопрятной комнате с грязно-белыми стенами, сплошь увешанными шляпами и накидками. Сухощавая, сурового вида женщина в очках, из-под которых поблескивали живые глаза, грела над огнем худые руки. Рядом в традиционно английской позе - спиной к огню - стоял грузный человек с бледным лицом, рыжими усами и пытливыми светло-голубыми глазами. Здесь же находились маленький лысоватый мужчина в огромных роговых очках и очень красивый, атлетического сложения молодой человек в синем костюме. - Все уже расселись на помосте, мистер Пибл. Осталось только пять мест для нас. - Эти слова произнес толстяк. - Знаю, знаю, - отозвался привратник. Он выступил из темноты, и тогда стало видно, какой он нервный и высохший, весь, казалось, состоит из одних жил. - Это журналисты из Дейли газетт, мистер Болсоувер. Они пишут о нас статью. Их имена Мелоун и Челленджер. Познакомьтесь - мистер Болсоувер, наш председатель. А это знаменитая ясновидица, миссис Деббс из Ливерпуля. Рядом с ней мистер Джеймс, а высокий молодой джентльмен - мистер Гарди Вильямс, наш энергичный секретарь. Мистер Вильямс собирает деньги для нашего строительного фонда. Если мистер Вильямс рядом, не спускайте глаз с карманов. Все рассмеялись. - Сбор денег проходит в конце службы, - произнес мистер Вильямс, улыбаясь. - Лучшим вкладом будет доброжелательная статья, - сказал тучный председатель. - Вы бывали у нас прежде? - Нет, - ответил Мелоун. - Выходит, практически ничего о нас не знаете? - Можно сказать так. - Значит, зададите нам перцу. Все видят сначала комическую сторону. Думаю, и вы состряпаете что-нибудь презабавное. Я, правда, не понимаю, что такого смешного в общении, скажем, с духом покойной жены, но это уж вопрос вкуса и знаний. Если предмет тебе неизвестен, то о какой серьезности может идти речь? Я не виню этих людей. Мы сами когда-то были такими. Я, например, работал у Бредлоу, и моим непосредственным руководителем был Джозеф Маккейб, и так продолжалось до тех пор, пока мой покойный старик отец не вытащил меня оттуда. - И правильно сделал, - отозвалась ясновидица из Ливерпуля. - Тогда я впервые почувствовал свои силы. Видел отца, как вас сейчас. - Он был во плоти? - Точно ничего сказать не могу. Но когда работает сильный медиум, результаты бывают очень впечатляющими. - Пора! - объявил мистер Пибл, захлопывая крышку часов. - Вы сядете на правый стул, миссис Деббс. Проходите, пожалуйста, первой. За ней вы, господин председатель. Потом вы двое и я. Вы, мистер Вильямс, сядете слева и будете запевать. Зал надо подогреть, а вы это умеете. Итак, прошу! Помост был тоже переполнен, но им удалось пробиться вперед под приветственный дружелюбный рокот. Мистер Пибл протиснулся вбок, кому-то что-то шепнул, и для Энид с Мелоуном нашлись два стула у стены. Укромный уголок вполне устраивал молодых людей: здесь они могли незаметно для окружающих делать записи. - Что ты думаешь обо всем этом? - прошептала Энид. - Пока не вдохновляет. - Меня тоже, - заметила Энид. - Но все равно любопытно. Когда люди относятся к чему-то с увлечением, они всегда интересны, согласны вы с ними или нет, а увлеченность этих людей сразу бросалась в глаза. Зал был набит до отказа, лица присутствующих обратились к помосту, большинство - женских, но мужских тоже достаточно. Все они имели между собой какое-то неуловимое сходство, оно крылось не в особом отпечатке изысканности или интеллекта, а в безусловной открытости, честности и здравом смысле. Тренированный глаз Мелоуна сразу выделил из толпы мелких торговцев, администраторов магазинов, крепких ремесленников, женщин, измученных повседневными заботами, и немногочисленных молодых людей, пришедших сюда любопытства ради. Тучный председатель встал и поднял руку. - Друзья мои, - начал он, - сегодня, в который раз, не все желающие смогли попасть в этот зал. Нам нужно новое помещение, большее. Вопросами строительства у нас ведает мистер Вильямс, он же и собирает деньги на эту благородную цель. На прошлой неделе я был в одной гостинице и увидел у конторы объявление: Чеки не принимаются. Этих слов наш мистер Вильямс никогда не произнесет. Попробуйте - и сами убедитесь. В публике раздался дружный смех. Да, обстановка здесь совсем не напоминала церковную и была ближе скорее к атмосфере лекционного зала. - В заключение хочу сказать вам еще одну вещь. Я не собираюсь сегодня выступать и просижу весь вечер слушателем вот на этом стуле. Только попрошу об одном одолжении. Убедительная просьба ко всем спиритуалистам: не приходить на воскресные вечерние бдения. Мы ждем вас утром, а вечером пусть уж приходят обычные люди со своими вопросами. Пусть вливаются новые силы. Вам истина уже открылась. Возблагодарите за это Господа. И дайте шанс другим. - Председатель опустился на свое место. Тут на ноги вскочил мистер Пибл. Он, очевидно, был здесь главным распорядителем - такой стихийно возникает в каждом кружке и потихоньку все прибирает к рукам. Худое лицо его восторженно светилось, будто через него пропустили проводок накаливания, или, скорее, целый пучок проводов. Меж его пальцами, казалось, пробегали электрические разряды. - Гимн первый! - взвизгнул он. Тут вступила фисгармония, и зал поднялся. Мелодичный гимн звучал мощно и стройно: Мир почувствовал дыханье, Что доносится с небес, И восстали души разом, И надежды луч воскрес! Особенно проникновенно звучал рефрен: Мы славим Тебя, Всевышний, Пустой оказалась могила, Радости нашей нет границ, О, смерть, ты отступила! Да, эти люди были искренними. И не походили на умственно отсталых. И все же, глядя на них, Энид и Мелоун испытывали жалость. Грустно, когда тебя обманывают в деле столь личном, когда мошенники играют на самых святых струнах твоей души, используя в нечистых целях любовь к почившим дорогим тебе людям. Что знали эти несчастные о доказательственном праве, о холодной непогрешимости научных законов? Бедные, честные, обманутые люди! - Внимание! - вновь взвизгнул мистер Пибл. - Попросим мистера Манро из Австралии прочитать молитву. С места поднялся безумного вида старик с взлохмаченной бороденкой и огненным взором. Некоторое время он стоял потупившись, а затем приступил к молитве - незамысловатой импровизации. Мелоуну удалось записать начало: - Отче, прости невежество наше, не ведаем, как надо обращаться к Тебе, но, поверь, делаем это от чистого сердца. Дальнейшие слова вполне соответствовали зачину. Энид и Мелоун обменялись одобрительным взглядом. Аудитория исполнила еще один гимн, менее удачный, чем предыдущий, а затем председатель объявил, что сейчас мистер Джеймс Джонс из Северного Уэльса впадет перед ними в транс и передаст послание от своего духа-покровителя, Алаша из Атлантиды. Мистер Джеймс Джонс - проворный, решительного вида коротышка - выступил вперед и, постояв несколько минут в глубокой задумчивости, вдруг задрожал всем телом и начал вещать. Ничто не говорило о том, что оратором был кто-то, помимо мистера Джонса из Северного Уэльса, разве что его остановившийся, бессмысленный взгляд. Надо сказать, что если поначалу дрожал только мистер Джонс, то пришел черед содрогнуться и всем остальным. Дух из Атлантиды оказался непроходимым тупицей. Он изрекал такие явные глупости, нес такой откровенный вздор, что Мелоун, не удержавшись, прошептал Энид, что если умственное развитие Алаша соответствовало стандарту того времени, то можно только приветствовать гибель Атлантиды. Наконец, еще раз впечатляюще задрожав всем телом, Джонс закончил вещание, и тогда со своего места, не скрывая нетерпения, поднялся председатель. - Сегодня среди нас находится известная ясновидица из Ливерпуля, миссис Деббс. Как многие из вас знают, она щедро наделена экстрасенсорными свойствами, о которых говорил еще Св. Павел, в том числе способностью видеть духов. И хотя в этой области действуют законы, над которыми мы не властны, дружественная атмосфера очень важна, и потому миссис Деббс надеется на ваше доброе отношение и молитвы, которые помогут ей вступить в контакт с потусторонними астральными существами. Возможно, и мы сможем поприветствовать их в этом зале. Председатель сел, и тут же под сдержанные аплодисменты поднялась миссис Деббс. Она стояла перед замершим в ожидании залом - высокая, бледная, с тонким хищным лицом, глаза ее остро поблескивали из-под очков в золотой оправе. Затем миссис Деббс склонила голову, как бы к чему-то прислушиваясь. - Вибрация! - воскликнула она наконец. - Мне нужна подходящая вибрация. Исполните гимн на фисгармонии, пожалуйста. Раздались звуки гимна О, Иисус, возлюбленный души моей! Аудитория замерла в благоговейном восторге. Зал был плохо освещен, темнота скрадывала углы. Ясновидица стояла, по-прежнему наклонившись вперед и продолжая прислушиваться. Но вот она вскинула голову, и музыка оборвалась. - Сейчас! Сейчас! Всему свое время, - проговорила она, обращаясь к невидимому собеседнику. Собравшимся же сказала: - Сегодня не очень подходящие условия для сеанса. Но я постараюсь, и они - тоже. А вначале я скажу вам несколько слов. Она заговорила. Все, сказанное ею, произвело на двух новичков впечатление полной бессмыслицы. Это была абсолютно бессодержательная болтовня, хотя отдельные фразы поражали своей оригинальностью. Мелоун положил ручку в карман. Зачем записывать слова безумной женщины? Сидящий рядом спиритуалист, заметив такое презрительное отношение, наклонился к нему. - Она настраивается. Ищет волну, - шепнул он. - Здесь многое зависит от нужной вибрации. Вот, кажется, нашла. Женщина замолчала посредине фразы и, выбросив вперед длинную руку, указала дрожащим пальцем на полную женщину во втором ряду. - Вы! Дама с красным пером! Нет, не вы! Полная женщина впереди вас. Да, вы! За вашей спиной вырос дух. Это мужчина. Довольно рослый, около шести футов. Высокий лоб, серые, а может, голубые глаза, удлиненный подбородок, каштановые усы, лицо в морщинах. Вы узнаете его? Полная женщина выглядела очень взволнованной, но отрицательно покачала головой. - Постараюсь вам помочь. У него в руках книга в коричневом переплете с застежкой. Похожа на гроссбух. Я вижу надпись Каледонская страховая компания. Это вам о чем-то говорит? Полная женщина плотно сжала губы и вновь покачала головой. - Могу еще кое-что добавить. Перед смертью он долго болел, у него была астма. Дородная женщина оставалась непреклонной, но тут на ноги вскочила небольшого роста, раскрасневшаяся от гнева особа, сидевшая через два стула. - Это мой муж, мэм. Скажите ему, что я не хочу иметь с ним никакого дела. - После столь решительного высказывания она вновь села на свое место. - Вы правы. Он движется в вашу сторону. Хотя раньше был ближе к той даме. Он просит простить его. Нехорошо испытывать недобрые чувства к покойнику. Забудьте и простите. Все прошло. Он просит передать вам следующее: Сделай, о чем я тебя просил, и я буду вечно благословлять тебя. Вам это что-нибудь говорит? Сердитая женщина удовлетворенно кивнула. - Хорошо. - Неожиданно ясновидица метнула пальцем в толпу, сгрудившуюся у дверей. - Теперь послание солдату. Стоявший в первых рядах солдат в форме цвета хаки изумленно таращил глаза. - Какое еще послание? - От военного. На нем нашивки капрала. Грузный седой мужчина. На воротнике желтые петлицы. Различаю инициалы - Д. X. Вы его знаете? - Знаю. Но он умер, - ответил солдат. Он не понимал, куда попал, и значение происходящего было от него полностью скрыто. Соседи торопливо объяснили ему, что могли. - Бог мой! - вскричал солдат и поспешил скрыться под дружный смех. В наступившей паузе Мелоун услышал, как медиум тихо бормочет, обращаясь к невидимым собеседникам. - Не торопитесь! Дождитесь своей очереди! Говорите вы, женщина! Встаньте рядом с ним. Ну, как я могу его иначе узнать? Если бы я могла... Миссис Деббс в эту минуту напоминала билетера в театре, указывающего, кому куда идти. Ее следующая попытка потерпела неудачу. Солидный мужчина с густыми бакенбардами наотрез отказался от родства с неким пожилым джентльменом. Медиум с удивительным терпением сообщала все новые дополнительные сведения, но так ничего и не добилась. - Вы спиритуалист? - Да, уже десять лет. - Значит, вы знаете, что иногда возникают трудности. - Знаю. - Напрягитесь. Может, вспомните. А пока оставим все как есть. Мне жаль вашего друга. Наступила пауза, во время которой Энид и Мелоун успели обменяться впечатлениями. - Что ты об этом думаешь, Энид? - Даже не знаю. Совершенно растерялась. - Думаю, здесь присутствует элемент интуиции в сочетании с полученной на стороне информацией. Не забывай, все эти люди ходят в одну церковь и многое знают друг о друге. А чего не знают, то с легкостью разведают. - Но, по их словам, миссис Деббс здесь впервые. - Ее могли проинструктировать. Отлично инсценированный спектакль. А что еще? Только подумай! - Может, телепатия? - Частично, может, и так. Послушай! Она опять заговорила. Новая попытка оказалась более успешной. Сидящий в глубине зала мужчина в трауре моментально узнал по описанию и манере выражаться свою жену. - Она зовет какого-то Уолтера. - Это я. - Она называла вас Уот? - Никогда. - Теперь называет. Шлю свою любовь Уоту и детям. Я слышу именно эти слова. Она очень беспокоится о детях. - Она всегда была такой. - Они там не меняются. Говорит что-то о мебели. Вы ее продали. Это правда? - Пришлось. В зале захихикали. Всегда и везде комическое соседствует с трагическим. Как это странно и вместе с тем естественно и трогательно! - Она передает вам следующее: Тот человек расплатится с тобой, и все будет хорошо. Оставайся таким же добрым, Уот, и мы будем здесь еще счастливее, чем на земле. Мужчина закрыл лицо руками. Видя, что медиум замерла в нерешительности, не зная, кем теперь заняться, рослый молодой секретарь, слегка приподнявшись со своего места, прошептал ей несколько слов. Она искоса, через левое плечо, посмотрела на журналистов и ответила: - Подумаю. Она несколько туманно описала облик еще двух посланцев иного мира, узнанных родственниками с некоторым сомнением. Странно, что медиум упоминала такие приметы их внешности, которые явно нельзя было разглядеть на столь большом расстоянии. Так, говоря о существе, возникшем в дальнем углу зала, она могла назвать цвет глаз или незначительные особенности наружности. Посчитав это самым уязвимым местом сеанса, Мелоун решил использовать досадный недочет в своих целях. Журналист как раз набрасывал в блокноте свои впечатления, когда голос женщины зазвучал громче, и он, подняв голову, увидел, что сверкавшие из-под очков глаза обратились в его сторону. - Я обычно работаю только с залом и редко заглядываю на помост, - сказала миссис Деббс, и голос ее гулко отозвался в помещении, - но сегодня к нам пришли новые люди, которым наверняка будет интересно вступить в контакт с духами. Я вижу одного из них за креслом усатого джентльмена, того, что сидит рядом с молодой леди. Да, сэр, именно за вами. Это мужчина, ниже среднего роста, довольно пожилой, думаю, за шестьдесят. Седая шевелюра, нос горбинкой, небольшая козлиная бородка. Как я догадываюсь, он вам не родственник, а скорее друг. Это вам что-нибудь говорит? Мелоун презрительно покачал головой. - Чушь! Полная чушь! - пробормотал он. - Он очень взволнован, ему нужно помочь. Держит в руках книгу, это научная книга. Раскрывает ее, там какие-то чертежи. Возможно, он сам написал ее или учил по ней. Кивает. Значит, учил. Он был преподавателем. Мелоун сидел невозмутимо, всем своим видом показывая, что этот человек ему неизвестен. - Не знаю, чем могу еще помочь? Может, вот это? У него родинка над правой бровью. Мелоун вздрогнул как ужаленный. - Одна родинка? - воскликнул он. Очки вновь сверкнули. - Две. Одна большая, другая поменьше. - Боже! - проговорил, задыхаясь, Мелоун. - Это профессор Саммерли. - Правильно. Он просит передать привет старому... Длинное имя, начинается с буквы Ч.. Трудно разобрать. Вам что-нибудь ясно? - Да. Через минуту миссис Деббс, повернувшись в другую сторону, уже описывала нового пришельца. Но на помосте позади себя она оставила потрясенного услышанным человека. В это время сеанс неожиданно для всех, в том числе и для обоих гостей, был прерван. На помост поднялся и встал рядом с председателем высокий бледный бородач, одетый как преуспевающий ремесленник. Призывая к тишине, он уверенно поднял руку жестом человека, привыкшего владеть вниманием аудитории. Обернувшись, он что-то тихо сказал Болсоуверу. - Перед вами мистер Миромар из Дэлстона, - объявил председатель. - У него для вас сообщение. Мы всегда рады мистеру Миромару. Журналисты могли видеть оратора только в профиль, и все же обоих поразило достоинство, с которым он держался, они залюбовались крупной, благородной формы головой, говорившей о необычайно развитом интеллекте. Когда мужчина заговорил, его голос приятно зазвучал под сводами зала. - Я должен передать вам послание из другого мира. Мне поручено произносить его всюду, где найдутся уши, которые слышат. Сюда я пришел, зная, что встречу здесь понимающих людей. Пославшие меня хотят, чтобы человечество осознало свое истинное положение: тогда его не ждут шок и паника. Я один из тех, кто должен донести это послание до людей. - Боюсь, он псих, - прошептал Мелоун, быстро строча в лежащем на коленях блокноте. Публика в зале, похоже, тоже отнеслась к словам нового оратора несерьезно, некоторые улыбались. И все же в голосе и манерах мужчины было нечто такое, что заставляло к нему прислушиваться. - Мы приближаемся к драматической развязке. Идея прогресса была с самого начала материалистической. Все сводилось к тому, чтобы быстрее ездить, быстрее связываться друг с другом, создавать все новые машины. Истинная цель отошла в тень. Однако существует только один подлинный прогресс - духовный. Человечество на словах - за него, а на деле идет совсем другой, ложной дорогой материального успеха. Верховный Разум осознал, что наряду с повальным равнодушием есть некоторые, кто искренне заблуждаются; веру таких людей следовало оживить, подкрепив новыми свидетельствами. Эти свидетельства не замедлили последовать, и тогда стало очевидно, что жизнь после смерти столь же непреложна, как движение солнца по небу. Однако эти доказательства Божьего промысла были высмеяны учеными, осуждены церковниками, оклеветаны газетчиками и благополучно забыты. Это стало последней и величайшей ошибкой человечества. Зал заинтересованно слушал. Глубокомысленные измышления утомили бы людей, но здесь все было на редкость доходчиво. По залу прокатился одобрительный гул, послышались аплодисменты. - Положение казалось безнадежным. Ситуация полностью вышла из-под контроля. Человечество с презрением отбросило помощь небес, и теперь нельзя было избежать страшного урока. И беда разразилась. Десять миллионов молодых людей полегли на поле брани. Вдвое больше остались изувеченными. Таково было первое Божье предупреждение заблудшим людям. Но и его не услышали. В обществе по-прежнему царил жалкий материализм. Теперь отсрочка, данная человечеству, близится к концу, а перемен нигде не видно, за исключением таких мест, как эта церковь. Народы погрязли в грехе, а грех всегда приходится рано или поздно искупать. Россия стала выгребной ямой. Германия так и не раскаялась в страшном грехе материализма, который стал главной причиной войны. Испания и Италия скатились - одна в пучину атеизма, другая - предрассудков. У Франции нет религиозного идеала. Англия потеряла ориентацию и погрузилась в хаос, в ней расплодились нелепые, оторванные от жизни секты. Америка не сумела реализовать свои превосходные возможности и вместо того, чтобы стать любящей сестрой сокрушенной и израненной Европе, занялась собственным экономическим благоустройством; она отреклась от подписи своего президента и отказалась присоединиться к Лиге Наций - единственной надежде человечества. Все погрязли в грехе, некоторые больше других, и всем без исключения воздастся по делам их. Кара настигнет грешников скоро. Меня просили передать вам слово в слово следующее послание. Я зачитаю его, так как боюсь упустить что-нибудь важное. Он вынул из кармана лист бумаги и прочел: - Наша цель не в запугивании людей, мы только хотим, чтобы они одумались и обратились к духовным ценностям. Не страх стремимся мы пробудить в вас, а желание действовать, пока еще есть время. Так дальше продолжаться не может. Если все останется как есть - мир погибнет. Надо разогнать темное облако теологии, заслонившее от человечества Бога. Он сложил бумагу и убрал в карман. - Вот что я должен был передать вам. А вы расскажите об этом всем, у кого еще не омертвела душа. Взывайте к ним: Покайтесь! Исправьтесь! Время не ждет! Он умолк и собрался было уходить. Чары разрушились. Слушатели заерзали на своих местах. Из глубины зала послышался голос: - Это конец света, мистер? - Нет, - резко ответил незнакомец. - Второе пришествие? - спросил другой. - Да. Легко и быстро пройдя меж креслами на помосте, он остановился у двери. Когда Мелоун взглянул попозже в ту сторону, незнакомца уже не было. - Это, видимо, один из фанатиков второго пришествия, - прошептал он Энид. - Таких сект много - христодельфианцы, расселиты, Библейские ученики. и прочие. Но он выглядит внушительно. - Очень, - отозвалась Энид. - Полагаю, что выражу общее мнение, если скажу, что выступление нашего друга было очень интересным, - сказал председатель. - Мистер Миромар сочувствует нашему делу, хотя нельзя сказать, что разделяет наши взгляды полностью. Мы всегда рады видеть и слышать его здесь. Что касается его пророчеств, то, на мой взгляд, человечество уже и так хлебнуло достаточно горя. Да и что можем мы сделать в том случае, если наш друг окажется прав и нас ждут большие испытания? Только стараться выполнять как можно лучше наши повседневные обязанности и жить, твердо надеясь на помощь свыше. Пусть Судный день наступит хоть завтра, - прибавил он, улыбаясь, - сегодня я все равно должен торговать в своем магазинчике в Хаммерсмите. А теперь продолжим наше собрание. Выступил молодой секретарь, он рассказал о создании строительного фонда и призывал вносить деньги: - Позор, что так много людей остались сегодня на улице. Мы все здесь исполняем свои обязанности бескорыстно и не берем за это ни пенни. Миссис Деббс тоже приехала сюда за свои деньги. Мы не можем начать строительные работы до тех пор, пока у нас не будет еще одной тысячи фунтов. Среди нас нашелся один, кто заложил свой дом, чтобы помочь нашему делу. Вот это сила духа! А теперь прошу, кто сколько может... По залу пустили с дюжину тарелок, звон монет сопровождался пением гимна. Энид и Мелоун тем временем тихо беседовали. - Ты ведь знаешь, что профессор Саммерли умер в прошлом году в Неаполе. - Да. Я очень хорошо помню. - А .старый Ч. - это, конечно, твой отец. - Поразительно. - Бедняга Саммерли. Он не верил в загробную жизнь, а тут объявился сам... во всяком случае, похоже на то. Тарелки вернулись - по большей части с мелочью. Их водрузили на стол, где опытный глаз секретаря пытался определить, сколько денег все-таки собрали. Затем взлохмаченный старик из Австралии прочитал благодарственную молитву в той же простой бесхитростной манере, что и прежде. И не требовались ни передача апостольской благодати, ни возложение рук, чтобы понять, что слова этого человека идут прямо из сердца и угодны Богу. Затем зал поднялся и, стоя, исполнил заключительный гимн - с западающей в память мелодией и печальным нежным рефреном: Храни нас, Боже, до следующей встречи. Энид с удивлением заметила, что у нее по щекам заструились слезы. Эта простая церемония, на которой присутствовали душевно здоровые и серьезные люди, произвела на нее большее впечатление, чем пышные богослужения и однообразная музыка в величественных соборах. Толстяка Болсоувера они нашли в холле, там же была и миссис Деббс. - Думаю, вы нас разделаете под орех, - смеялся председатель. - Но мы к этому привыкли, мистер Мелоун. И не в обиде. Но увидите, все изменится. Нас еще оценят. - Обещаю, что напишу честно. - Большего и не требуется. Ясновидица стояла, привалившись к камину, отрешенная и суровая. - Вы, наверное, очень устали, - пожалела ее Энид. - Совсем нет, юная леди. Никогда не устаю, когда работаю с духами. Они поддерживают меня. - Разрешите поинтересоваться, - вступил в разговор Мелоун, - знали ли вы профессора Саммерли? Медиум покачала головой. - Нет, сэр. Все думают, что я их знаю. Но я никого не знаю. Они просто приходят, и я их описываю. - А послания, которые они просят передать? - Я слышу их. Все время слышу. Бедняги хотят, чтобы о них рассказывали, чтобы их заметили. Сами лезут ко мне на помост, дергают за рукава, тянут в разные стороны. Они терзают меня. Я следующий... нет, я... я! Вот что я постоянно слышу. Стараюсь изо всех сил, но все равно не успеваю представить каждого. - А что вы скажете о пророке? - поинтересовался Мелоун у председателя. Мистер Болсоувер неодобрительно пожал плечами. - Он конгрегационалист. Носится по стране, иногда заглядывает к нам. Помнится, именно он предсказал начало войны. Что касается меня, то я человек практический. Зла и сейчас хватает. Нам его отмерили полной мерой, не знаю, осталось ли про запас? Ну, пора расходиться. Спокойной ночи! Постарайтесь написать о нас получше. - Спокойной ночи, - отозвалась миссис Деббс. - Кстати, девушка, вы сами медиум. Спокойной ночи! Они вышли на улицу и с удовольствием вдохнули свежий вечерний воздух. После духоты переполненного зала он казался особенно бодрящим. Вскоре они уже были на шумной Эджвер-роуд, где Мелоун остановил кэб и попросил отвезти их на Виктория-гарденс. Глава III В КОТОРОЙ ПРОФЕССОР ЧЕЛЛЕНДЖЕР ВЫСКАЗЫВАЕТ СВОЕ МНЕНИЕ Мелоун уже садился вслед за Энид в кэб, когда его окликнули. По улице бежал высокий мужчина средних лет. Он был хорошо одет, тщательно выбрит и держался достаточно самоуверенно, как и подобает преуспевающему хирургу. - Привет, Мелоун! Подожди! - Аткинсон! Энид, позволь представить тебе профессора Аткинсона из госпиталя Св. Марии, о котором я рассказывал твоему отцу. Подбросить вас? Мы едем на Виктория-гарденс. - Отлично! - Хирург последовал за ними в кэб. - Очень удивился, увидев вас на собрании спиритуалистов. - Мы были там по делу. Ведь мы с мисс Челленджер - журналисты. - Как же, помню. Все в Дейли газетт? Считайте, что получили еще одного подписчика, - интересно будет узнать, что вы насочиняете о сегодняшнем вечере. - Придется подождать следующего воскресенья. Материал идет в определенную рубрику. - Нет, столько ждать не могу. Хочу знать сейчас же. - Все не так просто. Завтра я внимательно перечитаю свои записи, обдумаю их, сопоставлю с наблюдениями коллеги. У нее очень развита интуиция - важнейшая вещь, когда дело касается религии. - Ну и что же говорит вам интуиция, мисс Челленджер? - Больше положительного. И все же - что за причудливая смесь! - Вы попали в самую точку. Был там несколько раз и всегда уходил полный противоречивых чувств. Не обходится без разных нелепостей, допускаю, что возможен и просто обман, но есть там и нечто поистине чудесное. - Но вы-то не журналист? Зачем вам туда ходить? - Интересно. Видите ли, я уже несколько лет изучаю спиритизм. Не могу считать себя его убежденным сторонником, но к числу сочувствующих принадлежу, и у меня хватает ума задавать себе вопрос: может, не только я изучаю это явление, а его субъекты, существа с той стороны, тоже изучают меня. Мелоун понимающе кивнул. - Спиритизм неисчерпаем. Это понимаешь, когда начинаешь его постигать. В нем десятки разных, достойных изучения областей. И всем занимаются только вот эти честные, нищие духом люди, которые, несмотря на все преследования и потери, несут этот груз уже более семидесяти лет. Они напоминают первохристиан. Ведь христианство вначале распространялось среди рабов и низших слоев населения. К господину свет пришел на триста лет позже, чем к его рабу. - А тот проповедник? - запротестовала Энид. - Вы говорите о нашем друге из Атлантиды? Жуткий зануда! Не знаю, что и думать об этом. Полагаю, самообман или временное высвобождение дремавшей ранее части личности. Единственное, в чем я убежден: все эти банальности не имеют ни малейшего отношения к жителю Атлантиды. Не стоило отправляться в столь долгое путешествие, чтобы нести такой вздор. А вот мы и приехали! - Я дал обещание отцу этой девушки доставить ее домой в полной сохранности, - сказал Мелоун. - А почему бы вам, Аткинсон, не подняться с нами? Профессор будет рад с вами познакомиться. - Уже поздно. Он спустит меня с лестницы. - Вижу, вам наболтали об отце всякой чепухи. На самом деле все не так. Некоторые люди его действительно раздражают, но вы к их числу не относитесь. Может, рискнете? - После ваших слов - конечно. И все трое направились по ярко освещенному коридору к лифту. Челленджер, в роскошном голубом халате, с нетерпением ожидал их. Он смерил Аткинсона взглядом боевого бульдога, увидевшего другую собаку. Однако беглый осмотр, видимо, умиротворил его, и профессор прорычал, что рад знакомству. - Слышал ваше имя, сэр, и знаю о вашей блестящей карьере. Ваша резекция позвоночника в прошлом году заставила меня поволноваться. Неужели вы тоже ходили к этим лунатикам? - Если вам угодно так их называть... - засмеялся Аткинсон. - А как еще прикажете? Помнится, мой молодой друг (Челленджер иногда величал Мелоуна так, словно тот был подающим надежды школяром) говорил, что вы изучаете этот феномен. - Он оглушительно расхохотался, не скрывая своего презрения. - Изучая человечество, начнем с духов, так, что ли, мистер Аткинсон? - Не обижайтесь на отца, он ничего в этом не понимает, - вмешалась Энид. - Уверяю, папочка, тебе было бы интересно. - И она представила ему подробный отчет об их приключениях, который профессор то и дело прерывал недовольным ворчанием, хмыканьем и язвительными замечаниями. Когда же Энид дошла до эпизода с профессором Саммерли, Челленджер взорвался, не скрывая больше своего возмущения. Старый вулкан заклокотал, и слушателей оглушил огненный поток отборной брани. - Гнусные негодяи! - рычал он. - Даже в могиле нет покоя бедняге Саммерли. У нас с ним возникали расхождения, я был, сознаюсь, не очень высокого мнения о его интеллекте, но поверьте, если бы он действительно восстал из мертвых, то сказал бы что-нибудь повразумительнее. Все это галиматья, неприличная и злая выходка! Это возмутительно - моего друга выставляют на посмешище перед кучкой невежд! Ах, никто не смеялся? Как можно не смеяться, слыша, что образованный человек, с которым даже я общался на равных, несет такую чушь? Нет, чушь! Не спорьте, Мелоун! Я этого не потерплю. Его слова напоминают приписку в письме школьницы-малолетки. Ну, разве можно нести такой бред, находясь в другом измерении? Вы со мной согласны, мистер Аткинсон? Нет? Я думал о вас лучше. - А подробное описание его внешности? - Боже праведный, что у вас с головой? Разве вы не помните, что наши с профессором имена соседствовали в одной слабенькой беллетристической книжонке, которая почему-то понравилась публике? И думаете, никто не знает, что два молодых идиота болтаются по разным церквям уже несколько недель подряд? Совершенно ясно, что раньше или позже вы должны были забрести и к спиритуалистам. Прекрасный шанс заполучить себе сторонничков. Приманка заброшена, и простодушный Мелоун клюнул на нее! Крючок и сейчас торчит в его глупом языке. Что, Мелоун, правда глаза колет? Но все равно ее надо говорить. - Черные как смоль волосы профессора встали дыбом, глаза метали искры, перебегая с одного участника беседы на другого. - Но нужно выслушать и другую сторону, - сказал Аткинсон. - Свою точку зрения, сэр, вы выразили блестяще. Позволю себе процитировать Теккерея, сказавшего своему оппоненту: Я понимаю вас. Но если бы вы знали то, что знаю я, вы изменили бы свое мнение. Может, и вы, профессор, найдете время получше ознакомиться с предметом; это было бы замечательно: ваше мнение необычайно ценится в научном мире. - Потому что я занимаюсь полезными делами, а не всякой чепухой. Мой разум, сэр, не виляет и не петляет, он идет прямым путем. Здесь же очевидный обман и мошенничество. - Думаю, не без этого, - сказал Аткинсон. - Но все же... все же... Послушайте, Мелоун, уже поздно, а ехать далеко. Простите, профессор. Для меня было большой честью познакомиться с вами. Мелоун тоже откланялся. На улице друзья остановились немного поболтать, прежде чем разойтись в разные стороны: Аткинсон жил на Уимпл-стрит, а Мелоун в Саут-Норвуд. - Великолепный старик, - одобрительно сказал Мелоун. - На него нельзя обижаться. В сущности, он никому не желает зла. Потрясающий человек. - Согласен. Но именно такая нетерпимость может заставить меня стать убежденным спиритуалистом. Обычно она принимает форму издевки, реже - громоподобного разноса. Мне больше импонирует последнее. Кстати, Мелоун, хотите помогу вам получше разобраться во всем этом. Вы слышали о Линдене? - Профессиональный медиум? Говорят, величайший мошенник в мире. - Слышал такие отзывы. Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Прошлой зимой я вправил ему коленную чашечку, и у нас завязались дружеские отношения. Его трудно заполучить, и билет будет стоить не меньше гинеи, но, если хотите, я постараюсь организовать сеанс. - Лично вы ему верите? Аткинсон пожал плечами. - Ну, что тут скажешь! Во всяком случае, за руку я его не поймал. Разбирайтесь сами. - Я готов, - сказал Мелоун. - Меня это забрало. Да и материал может получиться отличный. Решено: немного разберусь с делами и дам вам знать, Аткинсон. Надо ковать железо, пока горячо. Глава IV В КОТОРОЙ ОПИСЫВАЮТСЯ СТРАННЫЕ ЗАНЯТИЯ В ХАММЕРСМИТЕ Появившаяся в печати статья за подписью Соавторы. вызвала всеобщий интерес и споры. Ее сопровождало краткое редакционное примечание, которое вполне отражало сомнения рядового читателя и как бы говорило: О таких явлениях следует писать, и они могут кому-то показаться правдоподобными, но мы-то знаем, что это ерунда. Мелоун получил множество писем, как за, так и против: факт, говоривший, что этот вопрос занимал многих. Предыдущие публикации не вызвали такого всплеска эмоций: ну, рявкнула парочка узколобых католиков или непримиримых евангелистов - теперь же его почтовый ящик ломился от писем. Большинство авторов высмеивало саму мысль о существований духов, часть из них была от писателей, которые не то что о спиритизме, а даже о правильной орфографии имели весьма смутные понятия. Самим спиритуалистам тоже не все в статье понравилось: Мелоун как журналист не смог отказать себе в удовольствии посмаковать смешные стороны собрания, хотя ничего и не приврал. Однажды утром на неделе, последовавшей за публикацией, в крошечном рабочем кабинете Мелоуна появился внушительных объемов человек. О его приходе Мелоуна известил курьер редакции, положив на край стола визитную карточку, гласившую: Джеймс Болсоувер, торговец, Хай-стрит, Хаммерсмит. Это был не кто иной, как радушный председатель последнего воскресного собрания. Он укоризненно грозил пальцем, глядя на Мелоуна, но его добродушное лицо расплывалось в улыбке. - Вот видите, - сказал он, - все вышло, как я предупреждал: вас тоже потянуло на фарс. - Вы полагаете, что я исказил картину? - Нет. На мой взгляд, вы с молодой леди сделали все, что смогли. Просто как новичков вас многое озадачивает. Но, если подумать, разве удивительно, что умные люди, покинувшие этот мир, изыскивают способы установить с нами контакт? - Они иногда говорят такие глупости! - Умирают всякие, а не только те, что семи пядей во лбу. На том свете не умнеют. Кроме того, как знать, какие слова нужнее всего? Вчера миссис Деббс принимала одного священника. У него умерла дочь, и отец прямо помешался от горя. Миссис Деббс передала ему, что дочь счастлива и была бы еще счастливей, если бы не его страдания. Меня это не убеждает, - покачал головой священник. - Такое всякий скажет. Нет, это не моя дочь. И вдруг та попросила его: Умоляю, не надевай воротничок католического священника вместе с цветной рубашкой. Это она, - сказал он и расплакался. - Дочь всегда отчитывала меня за эти воротнички. Жизнь состоит из мелочей, мистер Мелоун, обычных, незначительных, но дорогих нам мелочей. Мелоун недоверчиво покачал головой: - Каждый может заметить несоответствие между обычной рубашкой и деталью одежды священника. Мистер Болсоувер рассмеялся: - Вы крепкий орешек. Говорю не в осуждение - сам таким был. Однако я по делу. Вы человек занятой, я - тоже, поэтому перейдем сразу к главному. Во-первых, всем разумным спиритуалистам понравилась ваша статья. Мистер Алджернон Мейли написал мне, что она принесет несомненную пользу. А если уж он так думает, то нам и Бог велел. - Мейли? Тот, что адвокат? - Я бы скорее назвал его религиозным реформатором. Таким он останется в истории. - А во-вторых? - Если хотите, мы могли бы познакомить вас с нашим делом подробнее. Вас и молодую леди. Не для рекламы, упаси Бог, а для вашей же пользы, хотя и реклама не помешает. Мы проводим сеансы телекинеза у меня дома без профессионального медиума, и если хотите... - Очень хочу. - Тогда приходите оба. У нас практически не бывает людей со стороны. Никаких наблюдателей. Не хотим, чтобы нас сбивали с толку, оскорбляли подозрениями и расставляли ловушки. Всем этим злопыхателям кажется, что у других людей нет нервов. Но вам в здравом смысле не откажешь. А ничего другого и не требуется. - А то, что я не разделяю вашей веры? Это не помешает? - Ни в малейшей степени. Будьте только доброжелательны и ни во что не вмешивайтесь. Духи не любят агрессивных людей - так же, как и мы, грешные. С ними надо держаться ровно и дружелюбно, как в хорошем обществе. - Обещаю. - Они, бывает, ведут себя весьма странно, - сказал мистер Болсоувер, - и шутки с ними могут закончиться очень плохо. Духам не дозволено вредить людям, но не забывайте, что нам, людям, свойственно делать как раз недозволенное, и духи в этом отношении весьма походят на людей. Вы, может быть, еще не забыли, как на одном из сеансов у братьев Давенпорт корреспонденту из Таймс. бубном отрезало голову. Все это, разумеется, прискорбно, но это было, и тут уж ничего не поделаешь. Однако ничего подобного духи не позволяли себе в отношении друзей. Известен и другой назидательный случай. На спиритический сеанс явился ростовщик. Одна из его жертв, доведенных им когда-то до самоубийства, вселилась в медиума, и тот схватил ростовщика за горло, так что он едва не расстался с жизнью. Но мне пора, мистер Мелоун. Сеансы у нас проводятся раз в неделю - уже четыре года как и без единого перерыва. По вторникам, в восемь вечера. Заранее дайте нам знать о своем приходе, и я пришлю мистера Мейли проводить вас. Он может лучше чем я ответить на все ваши вопросы. Итак, до вторника! Всего доброго, - и мистер Болсоувер, ступая, как слон, вышел из комнаты. Пережитой опыт произвел на Мелоуна и Энид гораздо большее впечатление, чем они в этом признавались, но, будучи разумными людьми, они сошлись на том, что надо сначала попытаться объяснить феномен с научной точки зрения, а уж потом допускать вмешательство сверхъестественных сил. Оба преклонялись перед могучим интеллектом Челленджера и испытали на себе сильное влияние его идей. Однако Мелоун в одном из споров все же сказал, что мнение умного человека, ничего не знающего о спиритизме, значит для него меньше, чем мнение рядового человека средних способностей, присутствовавшего на сеансе. Обычно споры разгорались между Мелоуном и Мервином, редактором газеты Доун, публиковавшей материалы об оккультизме - от тайных знаний розенкрейцеров до удивительных открытий ученых, изучавших пирамиды, или тех, кто доказывал семитское происхождение светловолосых англосаксов. Энергичный коротышка Мервин обладал необычайно острым умом и мог бы достичь на своем поприще головокружительной карьеры, не сделай он своим кумиром истину. Мервин с удовольствием делился с Мелоуном обширными познаниями, найдя в последнем благодарного слушателя, и потому официантам из Литературного клуба стоило немалого труда заставить их покинуть угловой столик, за которым они обычно обедали. Поглядывая из окна на длинную изогнутую линию набережной и на величественную реку с множеством мостов, эти двое неспешно пили кофе и покуривали, обсуждая со всех сторон удивительное явление, открывшее Мелоуну глаза на многое, о чем он ранее не задумывался. На этот раз слова Мервина вызвали у журналиста сильное раздражение, можно сказать, даже приступ гнева, ибо приятель вздумал давать ему советы. Мелоун отличался ирландским упрямством, и предостережения Мервина показались ему оскорбительным посягательством на его свободу. - Итак, вы собираетесь присутствовать на домашних сеансах Болсоувера? О них много говорят, хотя мало кому удалось их посетить. Вы, надо признать, удостоились особой чести. Явный знак расположения. - Болсоувер считает, что я объективно описал собрание. - Ваша статья - не блеск, но на фоне той скучищи и бессмыслицы, которыми пестрят газеты, она выделяется: в ней есть такт и чувство меры. Мелоун пренебрежительно отмахнулся. - Сеансы, подобные тем, что проводит Болсоувер, нельзя отнести к .высокому. спиритизму. Я бы сравнил их с грубым фундаментом, несомненно необходимым - на нем зиждется здание, - но, поселившись в доме, о нем тут же забывают. Интереснее иметь дело с более тонкими надстройками. Конечно, если доверять жаждущей сенсации желтой прессе, то вершиной сверхъестественного будут именно физические проявления, вроде призраков или домов с привидениями. Физические проявления, ясно, нельзя игнорировать; они даже приносят пользу, привлекая внимание исследователей и побуждая идти в познании дальше. Но лично я, увидев их однажды, не сдвинусь с места, чтобы взглянуть еще раз. А вот чтобы вступить в контакт с более высокими сферами, обойду полсвета. - Понимаю вас и тоже вижу разницу. Но я-то не верю ни в физические, ни в психические проявления так называемых сверхъестественных сил. - Знаю. Кстати, Святой Павел был величайшим экстрасенсом. Он говорит об этом настолько откровенно, что даже безграмотные переводчики не сумели скрыть истинного значения его слов, хотя весьма преуспели в иносказаниях. - Вы не могли бы процитировать его слова? - Я неплохо знаю Новый Завет, но не наизусть. Это там, где он говорит, что дар человеческого языка присущ всем непосвященным, но дар ангельского, духовного языка дается лишь избранным. Говоря другими словами, опытный спиритуалист не станет интересоваться объектами чувственного восприятия. - Посмотрю это место. - Найдете его в Послании к Коринфянам. У религиозного братства того времени был, видимо, высокий уровень интеллекта, если послания Павла зачитывались на службах и должным образом воспринимались. - Разве это не общепризнано? - И послания Павла - один из конкретных примеров. Однако я уклонился в сторону. Мой совет - не относитесь к кружку Болсоувера слишком серьезно. Это честные люди, но мелко плавают. Постоянные поиски физических подтверждений существования сверхъестественных сил похожи на болезнь. Мне знакомы такие люди, в большинстве своем женщины, которые бегают с сеанса на сеанс и всюду видят одно и то же - иногда это подлинное чудо, а иногда и обман. Разве станешь после таких сеансов лучше? Они ничего не дают душе. Нет, если уж стоишь на первой ступеньке, не теряй времени зря, сделай усилие и поднимайся выше. - Понимаю вас. Но я-то стою на твердой почве. - Твердой! - вскричал Мервин. - Боже, какая наивность! Однако мне пора ехать в типографию - сегодня вечером выходит моя газета. У нас небольшой тираж - всего десять тысяч, не то что у вас, плутократов утренней прессы, и я практически один делаю номер. - Но вы хотели меня от чего-то предостеречь? - Да, действительно, - худое энергичное лицо Мервина посерьезнело. - Если у вас есть твердые религиозные убеждения или укоренившиеся предрассудки, из-за которых вы можете, изучив феномен, разнести его в пух и прах, не лезьте в это дело вовсе - опасно. - Что вы имеете в виду? - Они терпимы к честным сомнениям, непредвзятой критике, но если им вредят, они становятся опасны. - Кто это они? - Кто? Не знаю, как их назвать. Духи, психические сущности или астральные существа. Как хотите. Неважно, кто они - великодушные или злые, несут возмездие или воздают за добро. Главное - они существуют. - Что за чушь, Мервин! - Не будьте так самоуверенны, Мелоун. - Ерунда! Вновь оживилась средневековая чертовщина. Как может такой разумный человек, как вы, верить в эту галиматью! Мервин улыбнулся своей неподражаемой улыбкой, но глаза его, пытливо смотревшие из-под густых светлых бровей, оставались серьезными. - Не исключено, что вы измените свое мнение. Этот феномен обладает весьма странными свойствами. Хочу как друг предостеречь вас. - Я весь внимание. Ободренный словами журналиста, Мервин приступил к рассказу. Он знал нескольких людей, которые легкомысленно отнеслись к потусторонним силам, вели двойную игру и серьезно поплатились за это. Среди них были судьи, которые выносили несправедливые приговоры, основываясь на предвзятом мнении; журналисты, писавшие, сенсации ради, лживые материалы, бросавшие тень на спиритическое движение; или их коллеги, бравшие интервью у медиумов с заведомой целью их высмеять, просто любопытствующие, которые при первом знакомстве с явлением пугались и отшатывались, осудив его, хотя в глубине души понимали, что столкнулись с чем-то серьезным. - Уверяю вас, - ответствовал Мелоун, - подобным образом можно объяснить любой трагический случай. Предположим, мистер Джонс назвал Рафаэля мазилой и вскоре после этого умер от грудной жабы. Следовательно, критиковать Рафаэля опасно? Если следовать вашей логике... - Думайте, как хотите. - А вот другой пример. Возьмем Моргейта. Он материалист и, значит, убежденный противник спиритизма. Но он преуспевает, вот и профессорское звание недавно получил. - Честный враг - совсем другое дело. Никому не запрещается иметь другие убеждения. - А что вы скажете о Моргане, который разоблачил нескольких медиумов? - Они были мошенниками, и он только сослужил добрую службу движению. - А Фальконер? Он смешал спиритизм с грязью. - Ах, Фальконер! А знаете ли вы что-нибудь о его частной жизни? Нет? Уверяю вас, он получил по заслугам. И не знает за что. Но когда-нибудь эти джентльмены, сопоставив факты, возможно, что-то поймут. Правда, будет уже поздно. И Мервин рассказал страшную историю о человеке, употребившем свой незаурядный талант на то, чтобы пригвоздить спиритизм к позорному столбу, хотя и не сомневался в честности исповедующих его людей. Он поступил так из корыстных соображений. Конец этой истории был настолько страшен, что Мелоун взорвался. - Прекратите, Мервин, - выкрикнул он с негодованием. - Я напишу то, что думаю, - меня ничем не собьешь. И не пытайтесь запугать, ни вы, ни ваши духи - никто не заставит меня изменить свое мнение. - Никто вас и не заставлял... - А как прикажете вас понимать? То, что вы говорите - суеверие чистой воды. Будь это правдой, вас всех надо было бы привлечь к суду. - Привлекали, и не раз. Но мы здесь ни при чем. Однако, Мелоун, я только предупредил, а там - дело ваше. Поступайте, как считаете нужным. Всего доброго! Всегда можете застать меня в Доуне. Звоните. Существует один безошибочный прием, позволяющий со стопроцентной точностью выяснить, есть ли в интересующем вас человеке ирландская кровь. Поставьте его перед вращающейся дверью, с одной стороны которой написано к себе, а с другой - от себя. Англичанин - существо разумное - поступит, как ему подсказывают. Ирландец же, в котором чувство независимости всегда берет верх над здравым смыслом, обязательно сделает наоборот. То же самое случилось и с Мелоуном. Предостережение, сделанное Мервином из самых лучших побуждений, пробудило в журналисте дух противоречия. Поэтому, когда он заехал за Энид, чтобы вместе с ней отправиться на сеанс к Болсоуверу, зародившаяся было в нем симпатия к спиритуалистам заметно поубавилась. Провожая молодых людей, Челленджер весь изошелся в насмешках, его лицо приняло выражение, появлявшееся у него в особенно озорном настроении - борода торчала вперед, глаза были полузакрыты, а брови топорщились. - Дорогая Энид, обязательно прихвати с собой сумочку: попадется приличный экземпляр эктоплазмы, не забудь про отца. У меня всегда наготове микроскоп, химические реактивы и все остальное. А вдруг повезет, и ты сумеешь прихватить с собой небольшое привидение. Буду рад любому пустячку. Громовой хохот профессора сопровождал парочку до самого лифта. То, что мистер Болсоувер называл магазинчиком, оказалось старомодной бакалейной лавкой, расположенной в многолюдном районе Хаммерсмита. Башенные часы ближайшей церквушки как раз пробили три четверти, когда такси подъехало к лавке. В ней еще толпился народ, и потому Энид и Мелоун не вошли внутрь, а стали прогуливаться взад-вперед по улице. Тут подкатило другое такси, из которого выбрался крупный мужчина в твидовом костюме с неровно подстриженной бородой. Взглянув на часы, он тоже стал мерить шагами тротуар. Заметив молодых людей, подошел к ним. - Позвольте узнать, не вы ли тот журналист, что собрался посетить наш сеанс... Ага, я так и подумал. Вы мудро поступили, не войдя в лавку: похоже, у старины Болсоувера выдался тяжелый денек. Пошли ему сил Господь, он стоит того. - А вы, полагаю, мистер Алджернон Мейли? - Да. Я тот джентльмен, чья доверчивость вызывает сильное беспокойство у некоторых моих друзей, о чем они частенько мне говорят. - После этих слов он оглушительно расхохотался, и смех его был так заразителен, что молодые люди присоединились к нему. Беспокойство за мистера Мейли действительно казалось смешным, учитывая его атлетическое, несмотря на некоторую рыхлость, сложение, а также могучий бас и мужественное, хотя и несколько простоватое лицо. - Наши противники клеймят нас как могут, - сказал он. - Интересно, как поступите вы. - Не станем притворяться, - произнесла Энид. - Пока мы не ваши единомышленники. - Ничего. Здесь требуется время. Но дело стоит того. Я и сам не сразу уверовал. Нельзя осуждать людей за их сомнения, зато за огульное отрицание - можно. Теперь я, как видите, стою горой за спиритизм, потому что знаю - в нем истина. Между верой и знанием - большая разница. Читая лекции, я никогда не стремлюсь сразу убедить слушателей. Не верю в стремительные обращения: они поверхностны и неубедительны. Я пытаюсь только предельно ясно рассказать о сути дела. При этом говорю обо всем правдиво, особо останавливаясь на том, почему мы считаем, что тут кроется истина. На этом моя миссия заканчивается. Люди могут принять мое сообщение к сведению или сразу отвергнуть. Мудрее всего поступит тот, кто будет сам исследовать указанные мною тропы. Никогда не давлю на слушателей и не вербую сторонников. В конце концов это их дело, а не мое. - Разумно, - отозвалась Энид, которую подкупила искренность нового знакомого. Теперь они стояли у ярко освещенной витрины лавки Болсоувера и могли хорошо рассмотреть друг друга. У мистера Мейли оказался высокий лоб, внимательные серые глаза, взгляд задумчивый и пытливый, за рыжеватой бородкой угадывался волевой подбородок. Основательный человек, ничего не скажешь, и совсем не похож на фанатика. Не таким представляла его себе девушка. В последнее время имя Мейли, упорно отстаивавшего свои убеждения, частенько мелькало в газетах, и, услышав его, отец всякий раз презрительно фыркал. - Интересно, - обратилась Энид к Мелоуну, - что случилось бы, окажись мистер Мейли в запертой комнате один на один с отцом? Мелоун засмеялся: - Похоже на школьный вопрос: что будет, если всесокрушающая сила натолкнется на неодолимое препятствие? - Вы дочь профессора Челленджера? - полюбопытствовал Мейли. - Он знаменитость в научном мире. Как далеко могла бы шагнуть наука, осознай она свою ограниченность! - Не понимаю вас. - Наш материализм питается научными достижениями. Наука создает нам комфортабельное существование - то, что нам, в сущности, не очень-то и нужно. В остальных отношениях она вообще стала сущим проклятием, создавая ложное впечатление, что способствует прогрессу. На самом же деле мы непрерывно откатываемся назад. - Позволю себе не согласиться, мистер Мейли, - вступил в разговор Мелоун, не в силах более терпеть категоричность его суждений. - А телеграф? Радиосигналы SOS, спасшие множество жизней? Разве они не благодеяние для человечества? - Не спорю, случаются и удачи. Сам не могу обойтись без настольной лампы, а ведь она тоже продукт научного прогресса. Как я уже говорил, наука принесла нам комфорт и относительную безопасность. - В таком случае, зачем заниматься ее уничижением? - Он скрывает от нас истинные ценности и самое цель жизни. Ведь не для того же нас поместили на эту планету, чтобы мы мчались на машинах со скоростью пятьдесят миль в час, перелетали через Атлантический океан и переговаривались между собой по телеграфу или радио? Все это не главное в жизни и место ему на периферии нашего сознания. Ученые же нарочито концентрируют внимание людей на этих материальных победах, заставляя нас забыть нашу основную задачу. - Не совсем понимаю вас. - Согласитесь, что цель путешествия важнее скорости. Точно так же важен не способ, каким вы передаете сообщение, а его содержание. Так называемый .прогресс. может в любой момент обернуться страшным бедствием, ибо мы забыли, что единственно возможный прогресс - преуспевать в том, для чего Бог послал нас в этот мир. - А для чего? - Подготовиться к будущей жизни. Нужно постоянно тренировать разум и дух, ведь то и другое находится у нас в полном запустении. С годами мы должны становиться лучше, добрее, великодушнее, отзывчивее, терпимее. Земля - это своеобразная фабрика душ, но сейчас она выпускает брак. Однако что это я? - он снова залился своим заразительным смехом. - Кажется, начинаю читать лекции прямо на улице. Вот она, привычка. Как утверждает мой сын, нужно только нажать третью пуговицу на моем жилете, и я тут же начинаю вещать. Но вот идет ваш избавитель, старина Болсоувер. Почтенный лавочник, заметив их через окно, поторопился выйти навстречу, на ходу развязывая фартук. - Добрый вечер! Прошу заходить - нечего стоять на холоде. Да и время подошло. Не стоит заставлять ждать. Мой девиз, да и наших гостей тоже - точность во всем. Мои помощники закроют лавку. Пожалуйте сюда, только не споткнитесь о мешки с сахаром. Они пробрались между ящиками с сухофруктами, головками сыра и, протиснувшись наконец между двумя огромными бочками - причем особенно трудно пришлось тучному бакалейщику, - оказались перед дверью, ведущей в жилую часть дома. Поднявшись по узкой лестнице, Болсоувер отворил еще одну дверь, и они вошли в просторную комнату, где уже собралось несколько человек, сидевших вокруг стола. Среди них была и миссис Болсоувер - такая же дородная, жизнерадостная и добродушная, как и ее муж. Три их дочери были очень похожи на своих симпатичных родителей. Там же сидела пожилая дама, видимо, родственница хозяев и еще две довольно невзрачные женщины, которых представили как спиритуалисток и добрых соседей. Единственный мужчина - седовласый крепыш приятной наружности, с насмешливыми живыми глазами - сидел в углу за фисгармонией. - Мистер Смайли, наш музыкант, - представил его Болсоувер. - Не знаю, что бы мы без него делали. Вы ведь слышали про необходимость предварительного настроя. Мистер Мейли может многое об этом рассказать. Дорогие дамы, нет нужды представлять вам мистера Мейли, нашего доброго друга. А это мисс Челленджер и мистер Мелоун, журналисты. Семейство Болсоувер просияло навстречу вошедшим радостными улыбками. Но тут, окинув их суровым взглядом, поднялась пожилая дама. - Добро пожаловать, молодые люди, - отчеканила она. - Вам здесь рады и рассчитывают на ответное уважение. Но знайте - мы глубоко чтим тех, кто снисходит к нам с сияющих высот, и не хотим, чтобы над ними глумились. - Уверяю вас, мы здесь с самыми честными намерениями. - Мы уже научены горьким опытом. Этот случай с Мэдоу - вы помните, мистер Болсоувер? - никак не забудется. - Успокойтесь, миссис Селдон. Больше такого не повторится. Нас всех потрясла эта история, - обратился мистер Болсоувер к гостям. - Мэдоу пришел сюда как гость и, когда выключили свет, стал тыкать пальцем в соседей. Те же, ничего не подозревая, решили, что это действия потусторонних сил. Позже он издевался над ними в газете, хотя единственным мошенником был он сам. Мелоуна шокировал этот рассказ: - Уверяю вас, мы на такое не способны. Пожилая дама опустилась на стул, продолжая бросать подозрительные взгляды на нашу парочку. Болсоувер засуетился, подготавливая все необходимое. - Проходите сюда, мистер Мейли. Вы, мистер Мелоун, садитесь между моей женой и дочерью. А вам куда угодно, молодая леди? Энид вся напряглась от волнения: - Я хотела бы сесть рядом с мистером Мелоуном. Болсоувер хмыкнул и подмигнул жене: - Конечно, мы понимаем. Все расселись по местам. Мистер Болсоувер выключил электрический свет, оставив гореть одну свечу в центре стола. Вот сцена, достойная кисти Рембрандта, - отметил про себя Мелоун. Все утопало во мраке; желтый мерцающий свет тускло освещал только лица сидевших у стола - мужественную, грубоватую физиономию Болсоувера и всего его добропорядочного семейства; умное лицо миссис Селдон; внимательные глаза и рыжую бородку Мейли; усталые, потертые лица женщин из Спиритуалистического общества и, наконец, тонкий благородный профиль сидевшей рядом девушки. Казалось, весь необъятный мир вдруг сузился до размеров этого кружка, всецело сосредоточенного на одной цели. На столе лежали разные предметы, изношенность которых говорила о долгой и верной службе. Среди них были видавшие виды рупор, бубен, музыкальная шкатулка и всякие прочие мелочи. - Никогда не знаешь, что понадобится, - сказал Болсоувер, указывая на них. - Если нужная вещь будет отсутствовать, Уи Ван просто с ума сойдет... Здесь такое может начаться! - Она с характером, - подтвердила миссис Болсоувер. - А что ты хочешь, дорогая? - сказала суровая дама. - К скольким ей вот так приходится приходить! Я частенько задаю себе вопрос, почему она вообще к нам является? - Уи Ван - наш гид, маленькая девочка, - объяснил Болсоувер. - Вы услышите ее голос. - Надеюсь, она сумеет прийти, - сказала Энид. - Она ни разу не подводила, кроме того случая, когда этот негодяй Мэдоу отодвинул рупор, и тот оказался вне круга. - А кто у вас медиум? - спросил Мелоун. - Сами не знаем. Все стараются понемногу. Думаю, и я помогаю. И, конечно, женушка. - Мы работаем на семейном подряде, - вступила та в разговор, и все рассмеялись. - Разве не всегда бывает один, главный, медиум? - Обычно, но не всегда, - раздался уверенный бас мистера Мейли. - Это доказал Кроуфорд на сеансах у Голлера, когда, взвесив участников до и после сеанса, установил, что каждый потерял за это время от полуфунта до двух, а медиум, мисс Кэтлин, примерно десять или двенадцать. Здесь же мы имеем дело с регулярными сеансами... Сколько вы уже этим занимаетесь, мистер Болсоувер? - Полных четыре года. - За это время каждый участник успевает развить в себе достаточную медиумическую силу, и поэтому все выкладываются равномерно, а не черпают силу только из одного источника. - Простите, что черпают? - Животный магнетизм, эктоплазму - словом, энергию. Это, пожалуй, самое подходящее слово. Христос тоже употреблял его. Много энергии потерял я. По-гречески это звучит дина-мис, что переводчики неправильно переводят как сила. Мы узнали бы много интересного, если бы Новый Завет перевел человек, не только хорошо знающий греческий, но и преуспевший в изучении оккультных наук. Кое-что в этом направлении сделал добрейший Эллис Пауэлл. Его смерть была большой потерей для человечества. - Да уж, - почтительно поддакнул Болсоувер. - И еще, мистер Мелоун, хочу обратить ваше внимание на следующие вещи. Видите белые пятна на рупоре и бубне? Это фосфоресцирующая краска, она наносится на предметы, чтобы легче следить в темноте за их передвижениями. А это наш обеденный стол из прочного английского дуба. Можете осмотреть его. Хотя то, что вы увидите, никак от стола не зависит. А теперь, мистер Смайли, тушим свет, а вас попросим сыграть Утес вечности. В темноте раздалась музыка, и собравшиеся запели. Их пение отличалось мелодичностью, у девушек был отменный слух и приятные голоса. Гимн звучал торжественно и величаво, трогая до глубины души, и вскоре смысл слов как бы отступил, оставив одну только музыку. Руки певцов, согласно правилам, лежали на столе, запрещалось также скрещивать ноги. Мелоун, слегка касаясь руки Энид, ощущал, как она дрожит, - нервы девушки напряглись до предела. Болсоувер своим добродушным голосом разрядил обстановку. - Все в порядке, - сказал он. - Сегодня отличные условия. В воздухе уже ощущается холодок. Призываю вас помолиться вместе со мной. Простая, идущая от сердца молитва торжественно зазвучала в темноте - почти полной, если не считать слабого блеска догорающей свечи. - Отец наш небесный, - раздалось во тьме. - Непостижимый для нас и Вездесущий, сделай так, чтобы Зло не коснулось нас сегодня вечером, и мы вступили в связь, пусть только на время, с теми, кто пребывает на более высокой ступени бытия. Ведь Ты - отец всем нам. Позволь на краткий миг пережить радость братского общения и узнать больше о вечной жизни, ожидающей нас. Это поможет Твоим детям прожить достойно отпущенное им время в этом бренном мире. В заключение Болсоувер вместе с остальными членами кружка прочитал Отче наш. Затем воцарилось выжидательное молчание. Снаружи доносился уличный шум, иногда скрип автомобильных тормозов. В комнате же никто не нарушал тишины. Энид и Мелоун, держась настороже, напряженно вглядывались в темноту. - Ничего не поделаешь, - произнес наконец Болсоувер. - Это требовательная публика. Нужно еще музыки. С ее помощью они настраиваются на нужную волну. Сыграйте нам еще, мистер Смайли. Фисгармония вступила вновь. Музыка еще не смолкла, когда одна из женщин вскрикнула: - Довольно! Тише! Они здесь! Все замерли, но ничего не произошло. - Вот! Вот! Я ощущаю присутствие Уи Ван. Она в комнате. Поверьте мне. Вновь тишина, и наконец вот оно, чудо, - впрочем, чудо только для гостей, для постоянных членов кружка - вполне рядовое событие. - Добрый вечер! - зазвенел нежный голосок. Раздались ответные приветствия, дружелюбный смех. Все заговорили разом: Добрый вечер, Уи Ван! - Вот и ты! - Я знала, что ты придешь! - Умница, девочка! - Желаю всем доброго вечера! - повторил голосок. - Уи Ван рада видеть Папочку, и Мамочку, и всех остальных. О, какой великан с бородой! Мейли! Мистер Мейли, я ведь уже видела вас. Мейли - великан, а я малышка. Рада вас видеть, мистер Великан! Энид и Мелоун сидели как громом пораженные. Но общение между невидимым существом и остальными членами кружка проходило так непринужденно, что напряжение быстро спало. Голосок был очень высокий и тонкий - такой фальцет взрослому не доступен. Нежный голос девочки. Да, именно так. Но среди присутствующих не было никакой девочки, разве только она пробралась в комнату, когда потушили свет? Что ж, возможно. Однако голос шел из центра стола. Как ребенок попал туда? - Успокойтесь, мистер, - проговорил голосок, как бы отвечая на мысли Мелоуна. - Папочка сильный. Он поднял Уи Ван и поставил на стол. А вот сейчас я покажу вам такое, чего Папочке не сделать. - Смотрите, рупор поднялся в воздух, - вскричал Болсоувер. Фосфоресцирующее пятно бесшумно взмыло вверх. Теперь оно покачивалось над головами людей. - Поднимись выше и постучи по потолку, - попросил Болсоувер. Пятно послушно поплыло выше, и все услышали металлическое постукивание. Затем снова послышался голосок: - Какой умный Папочка! Взял удочку и забросил рупор к потолку. Но как ему удается говорить таким голосом? Что вы думаете, молодая леди? А это вам подарок от Уи Ван. Что-то мягкое упало на колени Энид. Девушка ощупала подарок. - Это цветок - хризантема. Спасибо, Уи Ван. - Дар небес? - спросил Мейли. - Нет, мистер Мейли. Она стояла в вазе на фисгармонии. Поговорите с нашей девочкой, мисс Челленджер. Связь не должна прерваться. - Кто ты, Уи Ван? - спросила Энид, не сводя глаз со светящегося пятна над своей головой. - Маленькая темнокожая девочка. Мне восемь лет. - Что ты говоришь, милочка? - вмешалась мать семейства, урезонивая девочку своим глубоким грудным голосом. - Тебе было восемь, когда мы познакомились, а ведь с тех пор прошло много лет. - Это для вас много. Для меня - миг. Пока я работаю на вас, мне всегда будет восемь лет. Когда же кончу, сразу вырасту. У нас здесь другое время. Мне все время восемь лет. - Обычно они взрослеют точно так же, как мы на земле, - сказал Мейли. - Но если им поручают работу, которую должен исполнять непременно ребенок, они не взрослеют до ее завершения. Что-то вроде задержанного развития. - Вот-вот. Именно задержанного развития, - гордо подтвердил голосок. - Этот великан всегда учит маленькую девочку изысканным английским выражениям. Все засмеялись. Общение было удивительно легким и искренним. Мелоун расслышал шепот Энид. - Ущипните меня, Эдуард, а то мне кажется, что я сплю. - Меня тоже нужно ущипнуть. - А песенку ты споешь, Уи Ван? - спросил Болсоувер. - А то как же! Уи Ван споет для вас. - Она начала петь какую-то простенькую песенку, но вдруг, слабо пискнув, замолкла, тут же раздался стук упавшего на стол рупора. - Ушла энергия, - констатировал Мейли. - Думаю, пение поможет. Смайли, сыграйте Дивный Свет, укажи нам путь! Вновь зазвучало чарующее пение. Оно еще не прекратилось, как чудеса возобновились, но опять только для гостей, для всех остальных это было, видимо, делом привычным. Хотя светящееся пятно свидетельствовало, что рупор по-прежнему лежит на столе, два голоса, мужской и женский, подхватили мелодию. Последние звуки смолкли, и в комнате вновь воцарилось напряженное, молчаливое ожидание. Его прервал низкий мужской голос. Говорил образованный англичанин: ни его интонацию, ни саму манеру выражаться Болсоувер никогда бы не смог воспроизвести. - Добрый вечер, друзья. Сегодня неплохая энергия. - Добрый вечер, Люк! Добрый вечер! - послышалось со всех сторон. - Это наш покровитель, - объяснил Болсоувер. - Высокий дух из шестой сферы. Советы его всегда поучительны. - Вам я, может быть, и кажусь высоким, но бесконечно мал для направляющих меня! Не своей мудростью делюсь я с вами. Не заблуждайтесь. Я только передатчик. - Он всегда держится скромно, - сказал Болсоувер. - Никакого хвастовства. Это только подчеркивает его величие. - Вижу среди вас двух новых людей. Добрый вечер, мисс. Вы, полагаю, ничего не знаете о собственной энергии и вашем предназначении. Ничего, скоро узнаете. Добрый вечер, сэр. Вы находитесь в преддверии величайшего открытия. Может быть, хотите задать мне вопрос? Я вижу, вы делаете записи. Мелоун действительно пытался как мог стенографировать в темноте происходящее. - Так о чем же мне рассказать вам? - О любви и браке, - предложила миссис Болсоувер, кокетливо подталкивая локтем мужа. - Хорошо, постараюсь кое-что объяснить. Но долго говорить не смогу: к вам здесь установилась целая очередь. Комната кишит духами, жаждущими пообщаться с вами. Прежде всего хочу, чтобы вы поняли: для каждого мужчины есть только одна женщина, а для каждой женщины - только один мужчина. Встретившись, они больше не расстаются и, став одним целым, парят в вечности. Все предыдущие союзы случайны и бессмысленны. Раньше или позже каждый находит свою половину. Не обязательно на земле, возможно, в следующей сфере, где мужчины и женщины общаются между собой точно так же, как и на земле. Главное - у каждого мужчины и каждой женщины есть тот родной человек, с которым они обязательно воссоединятся. В будущей жизни сохраняется лишь пятая часть земных браков. Все остальные - случайны. Настоящий брак - союз душ. Плотское общение - всего лишь материальный символ любви, ровным счетом ничего не значащий, смешной и даже вредный, если отсутствует то главное, что он символизирует. Моя мысль ясна? - Предельно ясна, - отозвался Мейли. - У многих на земле не те спутники жизни. У некоторых их нет вообще, и это даже лучше. Но со временем каждый обретет супруга. Будьте в этом уверены. А возможно, с вами останется и ваш прежний спутник. - Хвала Богу! Слава Всевышнему! - прокричал другой голос. - Вы ошибаетесь, миссис Мелдер. К этому Он не имеет ни малейшего отношения. Все решает любовь, истинная любовь, только она соединяет. Он живет своей жизнью. Вы - своей. Может, даже на разных планетах. Но однажды вы встретитесь, и к вам вернется ваша юность. - Когда вы употребляете слово любовь, подразумеваете ли вы сексуальный союз? - Вот куда нас занесло, - пробормотала миссис Болсоувер. - Дети здесь не родятся. Такое бывает только не земле. Об этом говорил и великий Учитель: В воскресении ни женятся, ни выходят замуж.... Конечно, нет! У нас вершатся союзы душ - чистые, глубокие, блаженные, когда сливаются полностью помыслы и чувства, но сохраняется индивидуальность. На земле с этим высоким супружеством может сравниться разве что первая пылкая страсть, когда влюбленные даже не помышляют о физической близости, настолько возвышенно их чувство. Позже они приходят к плотскому выражению любви, но сердца их знают, что тот нежный союз душ был во сто крат прекраснее. Итак, я ответил вам. Какие будут еще вопросы? - А если женщина любит одновременно двух мужчин? - спросил Мелоун. - Такое редко встречается. Обычно она сердцем чувствует, кого на самом деле предпочитает. В противном случае эта двойственность означает, что женщина еще не встретила свою настоящую любовь, ее будущий возлюбленный обитает в высшей сфере. Конечно, если она... Голос оборвался, и рупор упал на стол. - Поем Ангелы витают над нами, - выкрикнул Болсоувер. - А ну-ка, Смайли, вдарьте по этой старой фисгармонии. Энергия почти на нуле. Музыка отгремела, и в глубокой тишине раздался полный отчаяния голос. Никогда Энид не слышала ничего более печального. Разве что стук падающих на крышку гроба комьев земли. Вначале послышалось несвязное бормотание. Потом слова молитвы, видимо, на латыни, потому что два раза говорящий употребил слово .Domine.1 и один раз .peccavimus.2. Чувство бесконечной тоски и одиночества разлилось в комнате. - Господи, что же это такое? - воскликнул Мелоун. Все озадаченно молчали. - Какой-нибудь горемыка из низших сфер, - предположил Болсоувер. - Обычно советуют не иметь с ними дела. А мне бы так хотелось помочь ему. - Правильно, Болсоувер, - одобрил Мейли. - Действуйте не мешкая. - Чем мы можем помочь тебе, друг? Молчание. - Он сам не знает. Наверное, не понимает, что с ним происходит. Где Люк? Он скажет, что делать. - Что случилось, друзья? - послышался приятный голос наставника. - Здесь какой-то бедняга. Хотелось бы помочь ему. - Ах, да. Он недавно пришел из вашего мира, - сказал Люк сочувственно. - И, конечно, растерян. Ничего не понимает. Он из тех, что попадают к нам с полученным в церкви твердым представлением о том, что должны здесь увидеть. Но у нас все иначе, и новички теряют голову. Первое время они совершенно беспомощны, потом некоторые привыкают, приспосабливаются и начинают жить как все. Другие же упорствуют в своих заблуждениях, не могут свыкнуться и продолжают блуждать неприкаянными, как этот человек. В прошлой жизни он был религиозным фанатиком - ограниченным и упрямым. Зерно невежества, посеянное на земле, взошло здесь скорбью. - Что его так тяготит? - Он не знает, что мертв. Блуждает как в тумане. Все кажется ему страшным сном. После его смерти прошли годы, ему же они кажутся вечностью. - Почему вы не объясните ему ситуацию, не подскажете, что делать? - Мы не можем. Мы... Рупор упал. - Смайли, скорее музыку. Нужно прибавить энергии. - Высшим духам нельзя общаться с теми, кто привязан к земле, - объяснил Мейли. - У них разные энергетические зоны. Мы ближе к этим несчастным и скорее можем им помочь. - Правильно! Именно вы - почти выкрикнул Люк. - Поговорите с ним, мистер Мейли. Вам знакомы такие, как он. - Друг, позволь сказать тебе несколько слов, - громко и отчетливо произнес Мейли. - Бормотание прекратилось, и у всех появилось ощущение, что несчастный замер, прислушиваясь. - Нам очень жаль тебя. Знай, ты умер. Ты видишь нас и не можешь уразуметь, почему мы не видим тебя. Но ты на том свете, в потустороннем мире. Ты ожидал другого, потому и не догадался, где находишься. Ты думал, что тебя встретят иначе. Но там все оказалось не так. Ты должен понять, что все - благо, что Бог - добро и что тебя ожидает блаженство в том случае, если ты возвысишься духом, будешь молиться о помощи и думать не только о своем печальном положении, но и о тех страдальцах, которые так же скитаются, объятые мраком. Несколько минут тишины, и вновь голос Люка. - Он услышал вас и благодарит. Прозрение постепенно приходит к нему. Со временем он обретет и большее знание. Он спрашивает, может ли прийти еще. - Конечно! Конечно! - возопил Болсоувер. - У нас уже есть несколько подопечных, которые раз от разу становятся все более сведущими. Да благословит тебя Бог, дружище! Приходи, когда хочешь. Лепет прекратился, а к присутствующим пришло сладостное чувство покоя и умиротворения. Тут раздался тоненький голосок Уи Ван: - Осталось еще много энергии. Тут Красное Облако. Если Папочка пожелает, он может что-нибудь показать. - Красное Облако - индеец и тоже наш гид. Незаменим, когда нужно продемонстрировать какое-нибудь физическое действие. Ты здесь, Красное Облако? Три громких стука, словно били молотком по дереву, раздались в тишине. - Добрый вечер, Красное Облако! Новый гость заговорил отрывистыми фразами, медленно и с трудом выговаривая слова. - Здравствуй, вождь! Как здоровье скво? Детишек? Никак в вигваме новые лица? - Они здесь в поисках истины, Красное Облако. Покажи им, что ты умеешь делать. - Попробую. Подождите минутку. Буду стараться. Вновь тягостное ожидание, а затем новые чудеса. Во мраке появилось смутное мерцание, что-то вроде струйки светящегося дыма. Сначала она вилась от одной стены к другой, а затем закрутилась в центре комнаты. Постепенно струйка как бы сгущалась, превратившись наконец в яркий кружок размером с сигнальный фонарь. Он не отбрасывал света и потому особенно резко выделялся в темноте. Кружок подплыл к самому лицу Энид, и Мелоун мог его хорошо рассмотреть. - Но его держит чья-то рука! - воскликнул он с вновь вспыхнувшим подозрением. - Конечно. Это материализованная рука, - сказал Мейли. - Я тоже ясно вижу ее. - Хотите, чтобы она коснулась вас, мистер Мелоун? - Да, если можно. Свет погас, и почти тут же Мелоун ощутил чье-то прикосновение. Он подставил свою ладонь и отчетливо почувствовал, как на нее легли три пальца - теплые, гладкие, средней величины. Мелоун сжал руку, и пальцы как бы растаяли в ней. - Она исчезла, - задыхаясь от волнения, проговорил журналист. - Что поделаешь! У Красного Облака бывают такие промашки. Но его световые эффекты великолепны. Тут же, как бы в подтверждение этих слов, началась еще более поразительная игра света. По комнате медленно поползли разной величины облачка и заплясали крошечные искорки, похожие на светлячков. Тогда же молодых людей обдал ледяной порыв ветра. Нельзя было приписать его обману чувств: у Энид даже сдуло на лоб прядь волос. - Вы, наверное, ощутили порыв ветра? - спросил Мейли. - Некоторые из огоньков могут сойти за языки пламени. После этого Троица уже не покажется вам таким уж невозможным феноменом. Бубен взмыл вверх; по светящемуся пятну было видно, как он описывал круги под потолком. Затем бубен опустился ниже и поочередно коснулся голов всех присутствующих. И, как бы успокоившись, с мелодичным звоном водворился на место. - Почему бубен? Почему используется один только бубен? - спросил Мелоун. - Удобен и компактен, - объяснил Мейли. - И всегда укажет звоном, где находится. А что вы еще можете предложить? Разве только музыкальную шкатулку. - Наша шкатулка проделывает иногда удивительные вещи, - похвасталась миссис Болсоувер. - Ей ничего не стоит взмыть под самый потолок. А ведь она тяжеловата. - Девять фунтов, - уточнил Болсоувер. - Однако, судя по всему, наше время подошло к концу. Не думаю, что мы сегодня еще что-нибудь высидим. Сеанс прошел неплохо, можно сказать, на хорошем среднем уровне. Перед тем как включить свет, надо немного обождать. Ну, что скажете, мистер Мелоун? Если вас обуревают сомнения, выкладывайте сразу. А то есть у вас, журналистов, одна неприятная черта: сначала ни гугу, только улыбки и рукопожатия, а потом дома вы расслабляетесь, еще раз прокручиваете все в голове и пишете, что мы жулики. Кровь застучала в висках у Мелоуна, он провел рукой по пылающему лбу. - Не знаю, что и думать, - признался журналист, - но вечер произвел на меня сильное впечатление. Можно сказать, потряс. Кое-что я читал, но увидеть самому - совсем другое дело. Однако больше всего меня убеждают ваша искренность и душевное здоровье. В этом невозможно усомниться. - Неплохо. Вы делаете успехи, - сказал Болсоувер. - Я пытаюсь понять, какие вопросы могут возникнуть у моих читателей, не присутствовавших на сеансе. Нужно постараться заранее ответить на них. Во-первых, все происходило как-то необычно, по-домашнему, что ли. О духах принято думать несколько иначе. - Теории следует основывать на фактах, - сказал Мейли. - До сих пор человечество подгоняло факты к уже готовым теориям. Надо учитывать, что сегодня мы имели дело - это ни в коем случае не бросает тень на наших добрых хозяев - с невысокими духами, имеющими вполне определенные функции. Их нельзя назвать типичными обитателями потустороннего мира, как нельзя назвать портового грузчика типичным англичанином. - А Люк? - возразил Болсоувер. - Он, конечно, находится на более высокой ступени. Вы его слышали и можете сами судить. Еще вопросы, мистер Мелоун? - Если можно. Почему все вершится в темноте? Это может вызвать определенные подозрения. Почему спиритизм так тяготеет к мраку? - Не всегда, а только в случае работы с предметами. Тогда полная темнота действител