. - Ее взгляд затуманился. - Я думала, это будет легче - сказать тебе. Я не знала, что для тебя это так много значит. - Ты не думала о том, чтобы не афишируя... Нет, здесь ничего нельзя скрыть. Кроме того, ты бы и не захотела. И у меня тоже есть гордость. - Нильсон сел и потянулся к табакерке. - Тебе лучше уйти. Вещи сможешь забрать потом. - Так сразу? - Убирайся! - взвизгнул он. Она исчезла - всхлипывая, но не пререкаясь. "Леонора Кристина" снова вошла в населенную область. Пройдя в пределах пятидесяти световых лет от гигантского новорожденного солнца, она пересекла окружавшую его газовую оболочку. Будучи ионизированными, атомы были доступны захвату с максимальной эффективностью. Тау корабля упал почти до асимптотического нуля: а вместе с ним и коэффициент времени. 12 Реймон остановился у входа в спортзал. Там было пусто и тихо. После первоначальной волны интереса атлетика и другие становились все менее популярны. Если не считать трапез, научному персоналу и членам экипажа осталось только собираться небольшими компаниями или вообще погрузиться в чтение, просмотр видеолент и как можно больше спать. Максимум, что он мог заставить их выполнять, - это предписанное количество упражнений. Но он не нашел способа восстановить бодрость духа, которая со временем исчезла. Он был беспомощным, поскольку его несгибаемая настойчивость в отношении соблюдения основных правил сделала его врагом для всех. Что касается правил... Он прошагал по коридору к комнате сновидений и открыл дверь. Лампочка над каждым из трех боксов свидетельствовала, что все они заняты. Он выудил из кармана универсальный ключ и по очереди открыл кабины. Из них повеяло воздухом, но они были не освещены. Две он закрыл снова. Открыв третью, он выругался. Вытянувшееся тело и лицо под сонношлемом принадлежали Эмме Глассгольд. Некоторое время он стоял, глядя сверху вниз на маленькую женщину. Ее улыбка дышала покоем. Без сомнения она, как и все на корабле, обязана была своим душевным здоровьем этому аппарату. Несмотря на все усилия по декорации, по созданию желаемого интерьера помещений, корабль был слишком стерильной средой. Абсолютное сенсорное голодание быстро заставляет человеческий мозг терять связь с реальностью. Лишенный потока данных, которые он предназначен обрабатывать, мозг изрыгает галлюцинации, становится иррациональным и, наконец, впадает в помешательство. Эффекты продолжительной сенсорной недостаточности сказываются медленнее, слабее, но во многих отношениях они более разрушительны. Непосредственная электронная стимуляция соответствующих центров мозга становится необходимой. Это говоря в терминах неврологии. В терминах непосредственно эмоций, необычно интенсивные и продолжительные сны, генерируемые извне - приятные или нет - стали заменой действительных переживаний. И все же... Кожа Глассгольд отвисла и имела нездоровый оттенок. Экран электрокардиограммы позади шлема говорил, что она находится в спокойном состоянии. Это означало, что ее можно разбудить быстро, не подвергая риску. Реймон перекинул вниз переключатель таймера. След проходящих через ее голову индуктивных импульсов на осциллографе уплощился и потемнел. Она пошевелилась. - Шалом, Мойша, - услышал он ее шепот. Поблизости не было никого с таким именем. Он сорвал с нее шлем. Она сжала веки еще плотнее и попыталась повернуться на кушетке. - Проснись, - Реймон потряс ее. Эмма заморгала. Дыхание вернулось к ней. Она села, выпрямившись. Он почти видел, как сон покидает ее. - Иди сюда, - сказал он, предлагая свою руку для поддержки, - выбирайся из этого проклятого гроба. - Ох нет, нет, - невнятно пробормотала она. - Я была с Мойшей. - Прошу прощения, но... Она скорчилась и заплакала. Реймон хлопнул по стенке - резкий звук на фоне бормотания корабля. - Ладно, - сказал он. - Я отдам прямой приказ. Выйти! И явиться к доктору Латвале. - Что, черт побери, здесь происходит? Реймон обернулся. Норберт Вильямс, должно быть, услышал их, так как дверь была открыта настежь, и пришел прямо из бассейна. Он был разъярен. - Ты, значит, принялся стращать женщин? - сказал он. - Убирайся. Реймон продолжал стоять. - Есть правила пользования этими боксами, - сказал он. - Если человек не обладает самодисциплиной, чтобы их придерживаться, в мои обязанности входит его принудить. - Ха! Совать нос в чужие дела, подглядывать, шпионить за нашей личной жизнью. - Богом клянусь, я не собираюсь это больше сносить! - Не надо! - взмолилась Глассгольд. - Не деритесь. Прошу прощения. Я уйду. - Черта с два ты уйдешь, - ответил американец. - Останься. Настаивай на своих правах. - Его лицо побагровело. - Я сыт по горло нашим местным диктаторишкой. Настало время что-то с ним сделать. Реймон сказал с расстановкой: - Ограничительные правила были написаны не для забавы, доктор Вильямс. Слишком много - хуже, чем ничего. Это входит в привычку. Конечный результат - безумие. - Послушай. - Химик сделал явное усилие, чтобы сдержать гнев. - Люди не одинаковы. Ты, конечно, думаешь, что всех можно подстричь под одну гребенку, чтобы мы соответствовали твоему образцу - занимались художественной гимнастикой, организацией работ, которые - ребенку ясно - не служат ничему, кроме того, чтобы занять нас на несколько часов в день, уничтожили перегонный куб, который сделал Педро Барриос. Всем этим мы занимались с тех пор, как поменяли направление на этот полет Летучего Голландца... - он понизил голос. - Послушай, - сказал он. - Эти правила... В данном случае они написаны, чтобы удостовериться, что никто не получит слишком большую дозу. Конечно. Но откуда ты знаешь, что некоторые из нас получают достаточно? Нам всем приходится проводить какое-то время в боксах. Тебе тоже, констебль Железный Человек. Тебе тоже. - Конечно... - сказал Реймон, но Вильямс прервал его. - Откуда тебе знать, сколько нужно другому человеку? У тебя нет чувствительности, которой Господь наделил таракана. Знаешь ли ты хоть одну чертову подробность про Эмму? Я знаю. Я знаю, что она замечательная, храбрая женщина... которая прекрасно может судить о собственных потребностях и руководить своими поступками... она не нуждается в том, чтобы ты руководил ее жизнью вместо нее. - Вильямс показал пальцем. - Вот дверь. Воспользуйся ею. - Норберт, не надо. - Глассгольд выбралась из "гроба" и старалась протиснуться между мужчинами. Реймон отодвинул ее в сторону и ответил Вильямсу: - Если делать исключения, то это должен решать корабельный врач. Не вы. После этого случая ей в любом случае придется увидеться с доктором Латвалой. Она может попросить его о медицинском заключении, позволяющем ей так поступать. - От него ничего не допросишься. Этот бездельник даже транквилизаторов не прописывает. - У нас впереди годы пути. Непредвиденные неприятности, которые мы должны будем пережить. Если мы начнем зависеть от успокоительных средств... - Ты что, действительно воображаешь, что если за нами не присматривать, мы все рехнемся и умрем? Большое спасибо, мы сами способны принимать решения. Убирайся, я сказал! Глассгольд снова попыталась вмешаться. Реймону пришлось схватить ее за руки. - Убери руки, скотина! - Вильямс бросился на него, сжав кулаки. Реймон отпустил Глассгольд и отступил назад, в зал, где было место, чтобы развернуться. Вильямс взвыл и бросился за ним. Реймон некоторое время защищался от неумелой атаки, затем развернулся и нанес несколько сильных ударов. Вильямс полетел на пол. Он рухнул бесформенной грудой, икая. Из носа у него текла кровь. Глассгольд с причитаниями бросилась к нему. Она опустилась на колени, прижала его к себе и подняла на Реймона гневный взгляд. - Храбрец! - презрительно бросила она. Констебль развел руками. - Я должен был позволить ему меня ударить? - Вы м-могли бы уйти. - Невозможно. Моя обязанность - поддерживать порядок на корабле. Пока капитан Теландер не освободит меня от моих обязанностей, я буду выполнять их. - Прекрасно, - сквозь зубы сказала Глассгольд. - Мы идем к нему. Я подам официальную жалобу. Реймон покачал головой. - Всем было объявлено, и все согласились, что капитана не следует беспокоить из-за наших ссор. Ему нужно думать о корабле. Вильямс застонал, окончательно придя в себя. - Мы пойдем к первому помощнику Линдгрен, - сказал Реймон. - Я должен подать жалобы на вас обоих. Глассгольд сжала губы. - Как пожелаете. - Не к Линдгрен, - пробормотал Вильямс. - Линдгрен и он, они... - Уже давно нет, - сказала Глассгольд. - Она больше не смогла его выдерживать, еще до катастрофы. Она будет справедлива. С ее помощью Вильямс оделся и добрался до командной палубы. Несколько человек увидели их и спросили, что случилось. Реймон грубо оборвал вопросы. Ответом ему были хмурые взгляды. Около первого же аппарата вызова интеркома он набрал номер Линдгрен и попросил ее не уходить из приемной. Комната была крохотная, но звуконепроницаемая, подходящая для конфиденциальных и неприятных разговоров. Линдгрен сидела за столом. Она надела униформу. Флюоропанель освещала ее снежно-белые волосы. Голос, которым она предложила Реймону начинать, после того, как все уселись, был столь же холоден. Он сжато изложил происшествие. - Я обвиняю доктора Глассгольд в нарушении медицинских правил, - закончил он, - а доктора Вильямса в нападении на стража порядка. - Бунт? - спросила Линдгрен. Вильямс испугался. - Нет, мадам. Хватит обвинения в нападении, - сказал Реймон. И повернулся к химику: - Считайте, что вам повезло. Мы с психологических позиций не можем себе позволить проводить суд, а обвинение в бунте требует суда. По крайней мере, пока вы будете продолжать так себя вести, это невозможно. - Достаточно, констебль, - бросила Линдгрен. - Доктор Глассгольд, прошу вас изложить вашу версию. - Я признаю свою вину в нарушении правил, - твердо заявила она, - но я прошу пересмотреть мое дело - как и дела всех - на что мы имеем право согласно Уставу. Я требую, чтобы мой случай рассматривал и решал не доктор Латвала единолично, а бюро офицеров и моих коллег. Что касается драки, Норберт был явно спровоцирован и стал жертвой чистой злобы ради злобы. - Что вы утверждаете, доктор Вильямс? - Не знаю, как можно подчиняться вашим дурацким пра... - Американец сдержал себя. - Прошу прощения, мадам, - сказал он немного невнятно из-за разбитых губ. - Я никогда не знал на память правила поведения на космическом корабле. Я полагал, что здравого смысла и доброй воли достаточно. Возможно, Реймон формально прав, но я уже почти дошел до предела, терпя его твердолобое вмешательство. - В таком случае, доктор Глассгольд, доктор Вильямс, готовы ли вы придерживаться моего приговора? Вы имеете право на суд, если пожелаете. Вильямс изобразил кривую улыбку. - Дела достаточно плохи и без того, мадам. Я полагаю, что этот случай должен быть записан в корабельный журнал, но вовсе незачем, чтобы о нем узнала вся команда. - О да, - выдохнула Глассгольд. Она схватила Вильямса за руку. Реймон открыл рот. - Вы подчиняетесь мне, констебль, - опередила его Линдгрен. - Вы, конечно, можете подать апелляцию капитану. - Нет, мадам, - ответил Реймон. - Хорошо. - Линдгрен откинулась назад. Ее лицо смягчилось. - Я приказываю, чтобы все обвинения по данному случаю с обеих сторон были сняты - или, вернее, просто не регистрировались. Это не войдет ни в какие записи. Давайте обсудим проблему просто как люди, которые, я бы так выразилась, все в одной лодке. - Он тоже? - Вильямс указал в сторону Реймона. - У нас должны быть порядок и дисциплина, вы же знаете, - мягко сказала Линдгрен. - Иначе нам не выжить. Возможно, констебль Реймон переусердствовал. А, возможно, и нет. В любом случае, он единственный представитель правопорядка, единственный полицейский и военный специалист, который у нас есть. Если вы расходитесь с ним во мнениях... для этого здесь я. Успокойтесь. Я пошлю за кофе. - С позволения первого помощника, - сказал Реймон, - я бы хотел уйти. - Нет, нам еще есть что вам сказать, - резко бросила Глассгольд. Реймон продолжал смотреть в глаза Линдгрен. Между ними словно проскакивали искры. - Как вы пояснили, мадам, - сказал он, - моя работа - блюсти закон на корабле. Не больше и не меньше. Этот разговор превратился в личную доверительную беседу. Я уверен, что леди и джентльмен будут чувствовать себя лучше, если я уйду. - Думаю, вы правы, констебль, - кивнула она. - Вы свободны. Он встал, отдал честь и вышел. Поднимаясь наверх, он встретил Фрайвальда, который приветствовал его. Реймон поддерживал некое подобие сердечности со своими дружинниками. Он вошел к себе в каюту. Кровати были опущены и соединены в одну. Чи-Юэнь сидела на кровати. На ней был светлый, украшенный оборками пеньюар, который делал ее похожей на девочку - маленькую и печальную. - Привет, - сказала она без выражения. - В твоем лице буря. Что случилось? Реймон сел с ней рядом и все рассказал. - Ну и что, - сказала она, - ты очень их винишь? - Нет. Думаю, нет. Хотя... не знаю. Предполагалось, что эта толпа - лучшее, что могла собрать Земля. Интеллект, образование, личная стабильность, здоровье, самоотдача. И они знали, что никогда не вернутся на родину. В лучшем случае, они вернулись бы домой, постаревшие на большую часть века. - Реймон провел пальцами по своим жестким, как проволока, волосам. - Положение изменилось, - вздохнул он. - Мы отправляемся к неведомой судьбе - возможно, к смерти; наверняка к полной изоляции. Но разве это так уж отличается от того, что мы планировали с самого старта? Неужели это может сломать нас, превратить в развалины? - К сожалению, это так, - сказала Чи-Юэнь. - И ты туда же. Я рассчитывал на тебя. - Он свирепо глянул на нее. - Сначала ты была занята - хобби, теоретическая работа, составление программы работ, которые ты планировала вести в системе Беты Девы. И когда случилась катастрофа, ты отреагировала нормально. Тень улыбки скользнула по ее лицу. Она погладила его по щеке. - Ты меня вдохновлял. - Но с тех пор... ты все чаще и чаще сидишь и ничего не делаешь. У нас с тобой начиналось что-то настоящее; но в последнее время ты не слишком часто общаешься со мной всерьез. Тебя редко интересуют разговоры, или секс, или что-нибудь еще, в том числе и другие люди. Ты больше не работаешь. Ты больше не строишь грандиозных планов. Ты даже не плачешь в подушку после того, как выключен свет... да, я не спал, я лежал и слушал, как ты плачешь. Почему, Ай-Линг? Что случилось с тобой? С ними? - Мне кажется, что у нас просто нет твоего первобытного стремления выжить любой ценой, - сказала она почти неслышно. - Есть цена, которую я бы тоже не стал платить за жизнь. Но в нашем положении... У нас есть все необходимое. Определенная доза комфорта. Приключение, которого никогда еще не бывало. Что не так? - Ты знаешь, какой сейчас год на Земле? - вопросом на вопрос ответила она. - Нет. Это я убедил капитана Теландера убрать те часы. К ним выработалось слишком болезненное отношение. - Большинство из нас все равно самостоятельно ведут подсчеты. - Она говорила ровным безразличным тоном. - В настоящий момент, я полагаю, на родине примерно лето Господне 10000. Прибавь или отними несколько столетий. О да, я учила в школе концепцию, что синхронизация времени в релятивистских условиях недействительна. И я помню, как ожидалось, что столетняя отметка будет огромным психологическим барьером. Несмотря на это, растущие даты имеют смысл. Они делают нас абсолютными изгнанниками. Уже. Безвозвратно. Возможно, наш род уже вымер. Цивилизация могла уже погибнуть. Что произошло на Земле? Во всей галактике? Что совершили люди? Кем они стали? Мы никогда не разделим их судьбу. Мы этого лишены. Он попытался сломить ее апатию резкостью. - Что с того? На Бете-3 мазер доставлял бы нам вести, состарившиеся на поколение. И больше ничего. А наши индивидуальные смерти тоже отрезали бы нас от вселенной. Обычная участь человека. Почему мы должны скулить, если наша судьба приняла необычный оборот? Она серьезно оглядела его, прежде чем ответить: - Тебе самому не нужен ответ. Ты хочешь заставить меня найти его для себя. Ошеломленный, он ответил: - Ну... да. - Ты понимаешь людей лучше, чем хочешь дать понять. Это твоя работа, без сомнения. Скажи мне сам, в чем наша проблема. - Потеря контроля над жизнью, - ответил он тотчас. - Члены экипажа еще не в такой плохой форме. У них есть работа. Но ученые, как ты, вызывались лететь на Бету Девы. Их ждала впереди героическая, волнующая работа, а в пути - приготовления к ней. Теперь же они понятия не имеют, что их ждет. Они только знают, что это будет нечто совершенно непредсказуемое. Что это может быть смерть - потому что мы чудовищно рискуем, - и они ничего не смогут сделать, чтобы предотвратить ее, только пассивно ждать, а ими будут манипулировать. Разумеется, их моральный дух падает. - Что, по-твоему, мы должны делать, Шарль? - Ну, в твоем случае, например, почему не продолжить работу? Рано или поздно мы будем искать планету, чтобы поселиться. Планетология станет для нас жизненно важной. - Ты сознаешь, что шансы против нас. Мы будем продолжать эту дикую охоту до самой смерти. - Проклятье, мы можем увеличить шансы! - Как? - Это одна из тех задач, над которыми вы должны работать. Она снова улыбнулась, немного оживленнее. - Шарль, ты заставляешь меня хотеть этим заниматься. Если не по какой-либо другой причине, то для того, чтобы ты перестал устраивать мне порку. Это потому ты так суров с остальными? Он оглядел ее. - До сих пор ты держалась лучше, чем большинство, - сказал он. - Я попробую поделиться с тобой тем, чем занимаюсь. Возможно, это поможет тебе. Ты можешь сохранить профессиональную тайну? Ее взгляд засверкал. - Ты должен уже был достаточно изучить меня. Он погладил ее и улыбнулся. - Старый принцип, - сказал он. - Работа в военных и правительственных организациях. Я начал применять его здесь. Человеческое животное нуждается в отцовско-материнском образе, но в то же время терпеть не может, когда его дисциплинируют. Можно добиться стабильности следующим способом: высшая власть существует на расстоянии, она богоподобна, практически недоступна. Непосредственный начальник - подлый сукин сын, который заставляет всех равняться по линии, за что его ненавидят. Но его непосредственный начальник настолько добрый и сочувствующий, насколько позволяет его положение. Понимаешь? Она приложила палец к виску. - Не вполне. - Возьмем нашу теперешнюю ситуацию. Ты никогда не угадаешь, как мне пришлось жонглировать в течение этих нескольких месяцев после нашего столкновения с туманностью. Я не утверждаю, что это все исключительно моя заслуга. Многое произошло совершенно естественно, даже неизбежно. Логика нашей проблемы привела к этому, при некотором управлении с моей стороны. Конечный результат - изоляция капитана Теландера. Его непогрешимость не должна входить в столкновение с человеческими путаницами, неразрешимыми по своей природе, вроде сегодняшней. - Бедняга, - Чи-Юэнь внимательно посмотрела на Реймона. - А Линдгрен замещает его в этом? Реймон кивнул. - А я - классический старшина. Жесткий, резкий, грубый, требовательный, властный, неделикатный. Не такой плохой, чтобы писать петицию для моего устранения. Но достаточно плохой, чтобы раздражать, чтобы меня не любили, хотя и уважали. Это устраивает людей. Полезнее для здоровья беситься по поводу меня, чем копаться в собственных неурядицах... как делаешь ты, любовь моя. Линдгрен смягчает ситуацию. Как первый помощник, она поддерживает мою власть. Но время от времени она пересиливает меня. Она использует свое положение, чтобы истолковать правила по-иному, во имя милосердия. Таким образом она добавляет великодушия к атрибутам Высшей Власти. Реймон нахмурился. - До сих пор система работала, - закончил он. - Теперь она начинает давать сбои. Нам нужно добавить новый фактор. Чи-Юэнь смотрела на него, пока он не пошевелился на матрасе. Наконец она спросила: - Ты планировал это вместе с Ингрид? - Что? О нет. Ее роль требует, чтобы она НЕ была фигурой макиавеллиевского типа, играющей свою роль преднамеренно. - Ты понимаешь ее так глубоко... из прошлого знакомства? - Да, - он покраснел. - Что с того? Сейчас мы поддерживаем чисто официальные отношения. В силу очевидных причин. - Я думаю, ты ищешь способ продолжать отвергать ее, Шарль. - М-м-м... черт возьми, оставь меня в покое! Я только пытаюсь помочь тебе вернуть желание жить. - Чтобы я, в свою очередь, помогла тебе продолжать твое дело? - Н-ну, да. Я - не супермен. Слишком много времени прошло с тех пор, как мне кто-то подставлял плечо, чтобы я мог поплакать. - Ты говоришь это потому, что это действительно так, или потому, что это служит твоей цели? - Чи-Юэнь отбросила назад волосы. - Неважно. Не отвечай. Мы сделаем, что сможем, друг для друга. Потом, если мы выживем... Мы все выясним, если выживем. Его темное лицо со шрамом смягчилось. - К тебе действительно вернулось равновесие, - сказал он. - Прекрасно. Она рассмеялась. Ее руки обвились вокруг его шеи. - Иди сюда, ты... 13 Можно приблизиться к скорости света, но ни одно тело, обладающее массой покоя, не может ее достигнуть. Все меньше и меньше становились приросты скорости, благодаря которым "Леонора Кристина" приближалась к этому недостижимому пределу. Таким образом, могло показаться, что вселенная, которую наблюдал ее экипаж, не может быть искажена сильнее. Аберрация в состоянии в крайнем случае сместить звезду на 45 градусов; эффект Допплера может бесконечно смещать в красную сторону спектра фотоны за кормой, но только удвоить частоты впереди. Тем не менее, предела обратному тау не существовало, а именно тау был мерой изменений в воспринимаемом пространстве и ощущаемом времени. Соответственно не было предела оптическим изменениям; и космос впереди и позади мог сокращаться, стремясь к нулевой плотности, где столпятся все галактики. Таким образом, когда корабль совершил свой великий рывок вдоль половины Млечного Пути и развернулся, чтобы нырнуть сквозь его центр, в перископ корабля было жутко глянуть. Ближайшие звезды стремились назад с такой скоростью, что было видно воочию, как они пересекают поле зрения - поскольку к этому времени снаружи проходили годы, пока внутри тикали минуты. Небо больше не чернело, оно было мерцающим пурпуром и становилось ярче по мере того, как внутри проходили месяцы: поскольку взаимодействие силовых полей и межзвездной среды - в данном случае, межзвездного магнетизма - высвобождало кванты. Более далекие звезды срослись в два шара, пылающий голубой впереди, глубокий багровый за кормой. Но постепенно эти шары стягивались в точки и тускнели, потому что почти все их излучение сместилось за пределы видимого спектра, к гамма-излучению и радиоволнам. Видеоскоп был отремонтирован, но он уже не способен был компенсировать картину. Система просто не могла различить отдельные звезды дальше, чем на расстоянии нескольких парсеков. Техники разобрали инструмент и восстановили его с повышенными возможностями, чтобы не пришлось лететь совсем незрячими. Этот проект и несколько других перестроек, возможно, были полезнее для тех, кто их осуществлял, чем сами по себе. Те, кто работал, не замыкались в своих скорлупках, как делали слишком многие их товарищи по кораблю. Борис Федоров нашел Луиса Перейру на палубе гидропоники. Доставали урожай из бака с водорослями. Управляющий биосистем работал вместе со своими людьми, раздетый как и они, с него стекали вода и зеленая липкая грязь. Они заполняли металлические горшки, которые стояли на тележке. - Фью! - сказал инженер. Под усами Перейры сверкнули зубы. - Не выступай против моего урожая так громко, - ответил он. - В свое время будешь его есть. - Я а-то удивлялся, как имитация лимбургского сыра получилась такой натуральной, - сказал Федоров. - Можно поговорить с тобой? - А позже нельзя? Мы не можем остановиться, пока не закончим. Если что, то вам придется надолго затянуть пояса. - У меня тоже неотложное дело, - сказал Федоров, посуровев. - Лучше пусть мы будем голодными, чем разобьемся. - Тогда продолжайте без меня, - сказал Перейра своей бригаде. Он выпрыгнул из бака и направился в душ, где наскоро сполоснулся. Не позаботившись вытереться или одеться - на этом, самом теплом уровне корабля, - он повел Федорова к себе в кабинет. - Между нами говоря, - признался он, - я несказанно рад предлогу избавиться от этого грязного занятия. - Ты гораздо меньше обрадуешься, когда услышишь, в чем дело. Придется серьезно поработать. - Тем лучше. Я ломал голову над тем, как удержать мою команду, чтобы она не развалилась. То, чем мы сейчас заняты - не та работа, которая вызывает восторг. Ребята поворчат, но будут счастливы заняться хоть чем-то, кроме повседневной рутины. Они прошли через секцию зеленых растений. По обе стороны прохода листья наполняли воздух запахами, шелестели, когда их задевали. Фрукты висели среди листвы, как фонарики. Становилось понятно, почему у работающих здесь оставалось хоть какое-то подобие спокойствия. - Меня поднял по тревоге Фокс-Джеймсон, - пояснил Федоров. - Мы достаточно приблизились к центральной галактической туманности, чтобы можно было использовать новые инструменты, разработанные с целью получения точных значений плотности материи. - Хм? Я думал, что наблюдениями занимается Нильсон. - Предполагалось, что он. - Федоров нахмурился. - Но у него слегка поехала крыша. В последнее время от него ничего невозможно добиться. Остальным членам его группы, даже людям из мастерской, которые делают для них оборудование, как Ленкеи... им приходится выполнять его работу, насколько это в их силах. - Это плохо, - сказал Перейра. Его хорошее настроение улетучилось. - Мы полагались на Нильсона в разработке инструментов для межгалактической навигации при ультранизком тау, так ведь? Федоров кивнул. - Лучше бы ему побороть хандру. Но не в этом сегодня проблема. Когда мы войдем в эти облака, то столкнемся с самой плотной полосой, из всех, что до сих пор встречались - в силу релятивистских эффектов. Я уверен, что мы вполне можем пройти сквозь нее. Но все же я хотел бы укрепить некоторые части корпуса, чтобы обезопасить нас наверняка. - Он рассмеялся коротким лающим смехом, - "Наверняка" - в таком полете! Как бы то ни было, моя техническая бригада будет работать в этой части корабля. Вам придется убрать у них с дороги установки. Все это я хотел обсудить с тобой. - Угу. Ага. Вот мы и пришли. Перейра взмахом руки направил Федорова в маленькое уютное помещение с письменным столом и полкой для бумаг. - Сейчас покажу схему нашего размещения. Они обсуждали деловые вопросы в течение получаса. (За стенками корабля прошли столетия). Добродушие Федорова, исчезло без следа. Он говорил кратко, почти грубо. Убрав чертежи и заметки, Перейра негромко спросил: - Ты не очень хорошо спишь по ночам? - Я занят, - буркнул инженер. - Дружище, на работе ты преуспеваешь. Синяки под глазами у тебя не от работы. Это Маргарита, так ведь? Федоров дернулся на стуле. - Что - Маргарита? Он и Хименес уже несколько месяцев жили вместе. - В нашей деревне невозможно не заметить, что у нее горе. Федоров уставился в дверной проем, на зелень. - Я бы хотел уйти от нее - если бы только не чувствовал себя предателем. - М-м-м... Если помнишь, мы с ней часто были вместе, прежде чем она выбрала тебя в постоянные партнеры. Может быть, я лучше понимаю ее. Тебя нельзя назвать бесчувственным, Борис, но ты редко бываешь настроен в унисон с женским умом. Я желаю вам двоим добра. Могу ли я помочь? - Дело в том, что она отказывается принимать процедуры против старения. Ни Урхо Латвала, ни я не можем переубедить ее. Наверное я действовал слишком активно и напугал ее Она со мной почти не разговаривает. - Тон Федорова стал резким. Он продолжал рассматривать листья снаружи. - Я никогда не любил серьезно... ее. Как и она меня. Но мы привязались друг к другу. Я хочу сделать для нее все, что смогу. Но что? - Она молода, - сказал Перейра. - Если наши условия сделали ее, как бы выразиться, переутомленной, она может нервничать при любом упоминании о старении и смерти. Федоров повернулся к нему. - Она все прекрасно знает! Ей известно, что процедуры должны проводиться периодически в течение всей взрослой жизни - иначе климакс наступит у нее на пятьдесят лет раньше. Она говорит, что этого и желает! - Почему? - Она хочет умереть раньше, чем сломаются химическая и экологическая системы. Ты предсказал для этого пять декад, верно? - Да. Медленный и скверный способ смерти. Если мы до тех пор не найдем планету... - Она христианка и придерживается предрассудков в отношении самоубийства. - Федоров вздрогнул. - Мне самому не по душе такая перспектива. Кому она нравится? Маргарита не верит, что этого удастся избежать. - Я думаю, - сказал Перейра, - что настоящий ужас для нее - перспектива умереть бездетной. Она раньше любила придумывать имена для членов большой семьи, которую хотела иметь. - Ты хочешь сказать... Погоди. Дай мне подумать. Нильсон, черт его побери, был прав, когда говорил, что мы вряд ли когда-нибудь найдем новый дом. Приходится согласиться, что жизнь в таких обстоятельствах кажется довольно бессмысленной. - А для нее особенно. Оказавшись лицом к лицу с этой пустотой, она отступает - очевидно бессознательно - к дозволенной форме самоубийства. - Что же нам делать, Луис? - с болью спросил Федоров. - Если бы капитан объявил процедуры обязательными... Он может это обосновать. Предположим, что мы, несмотря ни на что, достигнем планеты. Общине понадобится детородная способность каждой женщины по максимуму. Инженер вспыхнул. - Еще одно правило? Реймон будет тащить ее к врачу? Нет! - Ты напрасно ненавидишь Реймона, - упрекнул его Перейра. - Вы с ним очень похожи. Вы оба из тех людей, которые не сдаются до последнего. - Когда-нибудь я его убью. - Ну вот, теперь ты являешь романтическую сторону своей натуры, - заметил Перейра, желая смягчить атмосферу. - А он - воплощение прагматизма. - Что бы, в таком случае, он сделал с Маргаритой? - насмешливо спросил Федоров. - Н-ну... не знаю. Что-нибудь лишенное сентиментальности. Например, собрал бы команду исследователей и разработчиков для усовершенствования биосистем и органоциклов, чтобы сделать корабль неограниченно обитаемым. И тогда она могла бы иметь по меньшей мере двоих детей... Слова его повисли в воздухе. Двое мужчин уставились друг на друга, открыв рот. В их взглядах сверкало: ПОЧЕМУ НЕТ? Мария Тумаджан вбежала в спортзал и обнаружила Иоганна Фрайвальда упражняющимся на трапеции. - Дружинник! - крикнула она. Она дрожала от страха. - В игровой комнате драка! Он спрыгнул на пол и бросился по коридору. Сначала он услышал шум - взволнованные голоса. Дюжина свободных от вахты людей собралась в круг. Фрайвальд протолкался в середину. Там второй пилот Педро Барриос и повар Майкл О'Доннелл, тяжело дыша, наносили друг другу удары костяшками пальцев. Зрелище было отвратительным. - Прекратите! - взревел Фрайвальд. Они послушались, сердито глядя на него. К этому времени народ уже знал о приемах, которым Реймон научил своих добровольцев. - Что это за фарс? - требовательно спросил Фрайвальд. Он презрительно смотрел на зрителей. - Почему никто из вас не вмешался? Вы что, слишком глупы, чтобы понять, к чему нас приведет такое поведение? - Никто не смеет обвинять меня, что я жульничаю в картах, - сказал О'Доннелл. - Ты это делал, - ответил на колкость колкостью Барриос. Они снова замахнулись. Фрайвальд успел раньше. Он схватил обоих за вороты туник и развернул, надавив на адамовы яблоки. Драчуны молотили руками и пинались. Он наградил их ударами. Оба со свистом выдохнули от боли и сдались. - Вы могли воспользоваться боксерскими перчатками или шестами кендо на ринге, - сказал Фрайвальд. - Теперь вы предстанете перед первым помощником. - Э-э, прошу прощения. - Худощавый опрятный новоприбывший просочился мимо ошеломленных наблюдателей и тронул Фрайвальда за плечо: картограф Пра Тах. - Не думаю, что в этом есть необходимость. - Занимайтесь своим делом, - проворчал Фрайвальд. - Это мое дело, - сказал Тах. - Если мы не будем едины, то просто не выживем. Официальные кары здесь не помогут. Эти люди - мои друзья. Думаю, что смогу уладить их разногласия. - Мы должны уважать закон, или с нами покончено, - ответил Фрайвальд. - Я увожу их. Тах принял решение. - Могу я сначала поговорить с вами наедине? На минутку? - Ну... ладно, - согласился Фрайвальд. - Вы двое оставайтесь здесь. Он вошел в игровую комнату вслед за Тахом и закрыл дверь. - Я не могу позволить, чтобы им сошло с рук сопротивление мне, - сказал он. - С тех пор, как капитан Теландер дал нам, дружинникам, официальный статус, мы олицетворяем власть на корабле. Он был одет в шорты, и закатал носок, чтобы показать ссадины на щиколотке. - Вы можете не обратить на это внимания, - предложил Тах. - Сделайте вид, что не заметили. Они неплохие парни. Их просто довели до ручки монотонность, бесцельность, напряжение неизвестности: пробьемся ли мы вперед, или столкнемся со звездой. - Если мы позволим кому-то избежать ответственности за драку... - Что, если я заставлю их помириться и извиниться перед вами? Не послужит ли это нашему делу лучше, чем арест и наказания? - Возможно, - скептически сказал Фрайвальд. - Но почему я должен верить, что вы сможете это сделать? - Я тоже дружинник, - ответил Тах. - Что? - вытаращился Фрайвальд. - Спросите Реймона, когда увидите его. Я не должен никому открывать, что он меня завербовал, разве что официальным дружинникам в чрезвычайной ситуации. Каковая, по моему мнению, сейчас наблюдается. - Aber... почему?.. - Он сам сталкивается с неприязнью, сопротивлением и стремлением его избегать, - сказал Тах. - Его открытые добровольные помощники, вроде вас, имеют меньше неприятностей подобного рода. Вам редко приходится делать грязную работу. Но все же существует некоторая степень сопротивления и вам. А я - не... не штрейкбрехер. У нас нет настоящих преступлений. Предполагается, что я - закваска, фермент, катализатор. Я оказываю влияние, насколько это в моих силах. Как, например, в этом случае. - Мне казалось, что вам не нравится Реймон, - слабо сказал Фрайвальд. - Не могу сказать, что он мне нравится, - ответил Тах. - Как бы то ни было, он убедил меня, что я могу принести пользу. Полагаю, что вы не выдадите секрет. - Нет, нет. Конечно, нет. Даже Джейн. Ну и сюрприз! - Вы позволите мне уладить дело с Педро и Майклом? - Ну да, - рассеянно ответил Фрайвальд. - Сколько еще таких, как вы? - Не имею ни малейшего понятия, - сказал Тах, - но подозреваю, что в конце концов Реймон хочет задействовать всех. Он вышел. 14 Небулярные массы, скопившиеся в ядре галактики, грозовыми тучами клубились впереди, нависали черными громадами. "Леонора Кристина" уже пересекла их внешний край. Впереди не было видно звезд; в остальных направлениях их с каждым часом становилось все меньше, а свет их - все слабее. В этой концентрации звездного вещества корабль двигался в соответствии с сверхъестественной разновидностью аэродинамики. Его обратный тау был теперь столь огромен, что плотность пространства мало влияла на корабль. Напротив, теперь он пожирал материю еще более жадно, и больше не был ограничен атомами водорода. Перенастроенные селекторы корабля превращали все, что им встречалось, газ, пыль или метеороиды, в реактивное топливо. Кинетическая энергия "Леоноры Кристины" и дифференциал времени росли с головокружительной быстротой. Она неслась, как порыв ветра меж звездных скоплений. Несмотря ни на что, Реймон насильно затащил Нильсона в приемную. Ингрид Линдгрен заняла свое место за столом, одетая в униформу. Она похудела, и вокруг глаз у нее легли тени. Каюта вибрировала чересчур громко, и часто дрожь проходила по переборкам и полу. Корабль ощущал неравномерности в облаках - порывы, течения, водовороты продолжающегося творения миров. - Нельзя было подождать, пока закончится прохождение, констебль? - спросила она, в равной степени гневно и устало. - Не думаю, мадам, - ответил Реймон. - Если возникнет непредвиденная ситуация, нужно, чтобы люди были убеждены, что справятся. - Вы обвиняете профессора Нильсона в распространении недовольства. В Уставе записана свобода слова. Стул заскрипел под астрономом, когда тот пошевелился. - Я ученый, - заявил он ядовито. - У меня есть не только право, но и обязанность утверждать истину. Линдгрен неодобрительно оглядела его. Он обзавелся жидкой бородкой, давно не мылся и был одет в угрюмый комбинезон. - Вы не имеете права распространять истории в жанре ужасов, - сказал Реймон. - Разве вы не заметили, как реагировали на ваши слова некоторые женщины, когда вы выступили на мессе? Это убедило меня в необходимости вмешательства. Но вы уже давно вносите беспорядки, Нильсон. - Я всего лишь высказал вслух то, что всем было прекрасно известно с самого старта, - огрызнулся тот. - У них нет смелости обсуждать это открыто. У меня есть. - У них нет подлости. У тебя есть. - Без личных оскорблений, пожалуйста, - сказала Линдгрен. - Расскажите мне, что случилось. В последнее время она трапезничала одна у себя в каюте, под предлогом занятости, и, кроме как в часы вахт, ее видели редко. - Вы знаете, - сказал Нильсон. - Мы несколько раз обсуждали этот вопрос. - Какой вопрос? - спросила она. - Мы говорили о многом. - Говорили, вот именно, как разумные люди, - рявкнул Реймон. - А не читали нотации всем присутствующим товарищам по кораблю, большинство из которых и без того чувствует себя скверно. - Прошу вас, констебль. Продолжайте, профессор Нильсон. Астроном напыжился. - Элементарная вещь. Не могу понять, почему вы и все остальные, были такими идиотами, чтобы не задуматься над этим всерьез. Вы слепо полагаете, что мы затормозим в галактике Девы и найдем обитаемую планету. Но объясните мне, как? Подумайте о наших запросах. Масса, температура, освещение, атмосфера, гидросфера, биосфера... согласно самым оптимистичным оценкам, только один процент звезд может иметь планеты, которые в какой-то степени похожи на Землю. - Ну, - сказала Линдгрен. - Ну конечно... Нильсона нельзя было свернуть с пути. Возможно, он даже не дал себе труда услышать ее. Он загибал пальцы, считая по пунктам. - Если один процент звезд нам подходит, понимаете ли вы, какое их количество нам придется проверить, чтобы иметь равные шансы найти то, что мы ищем? Пятьдесят! Я думал, что кто угодно на борту корабля способен произвести этот подсчет. Можно предположить, разумеется, что мы будем удачливы, и наткнемся на нашу Nova Terra у первой же звезды. Но шансы против этого - девяносто девять к одному. Несомненно, нам придется проверять много звезд. Проверка каждой из них требует почти года торможения. Чтобы покинуть ее и отправиться на поиски в другое место, нужен еще год ускорения. Это годы по времени корабля, не забывайте, поскольку практически весь период проходит при скоростях, которые не сравнимы со световой и, следовательно, фактор тау близок к единице - что вдобавок не позволяет нам развить ускорение больше одного "g". Следовательно, мы должны положить примерно два года на одну звезду. Равные шансы, о которых я говорил - и помните, что они всего лишь равны, то есть у нас столько же шансов найти Nova Terra среди первых пятидесяти звезд, сколько и не найти, - эти шансы требуют ста лет поиска. В действительности требуется больше, поскольку нам придется останавливаться время от времени и осуществлять трудоемкий процесс пополнения реактивного топлива для ионного двигателя. Никакие процедуры против старения не помогут нам столько прожить. Таким образом все наши усилия, весь риск, на который мы идем в этом фантастическом прыжке сквозь галактику в межгалактическое пространство, тщетны. Quod erat demonstratum. - Среди ваших многочисленных отвратительных свойств, Нильсон, - сказал Реймон, - есть привычка бубнить о том, что и так очевидно. - Мадам! - захлебнулся астроном. - Я протестую! Я подам жалобу об оскорблении личности! - Замолчите, - приказала Линдгрен. - Вы оба. Я должна признать, что ваше поведение провокационно, профессор Нильсон. С другой стороны, констебль, могу ли я напомнить вам, что профессор Нильсон - один из самых выдающихся ученых в своей области, которыми располагает... располагала Земля. Он заслуживает уважения. - Только не за свое поведение, - сказал Реймон. - И не за запах. - Будьте вежливы, констебль, или я сама выдвину против вас обвинение. - Линдгрен сделала вдох. - Похоже, вы не делаете скидки на человеческие слабости. Мы затеряны в пространстве и времени; мир, который мы знали, уже сто тысяч лет, как в могиле; мы мчимся почти вслепую в ту область галактики, где звезды расположены плотнее всего; мы можем в любую минуту столкнуться с чем-нибудь, что нас уничтожит; в лучшем случае нас ждут годы в тесной и скудной обстановке. Неужели вы ждете, что это никак не скажется на людях? - Конечно жду, что скажется, мадам, - сказал Реймон. - Я жду, что они не будут вести себя так, чтобы еще больше усугублять положение. - В этом есть доля истины, - уступила Линдгрен. Нильсон скорчился и надулся. - Я пытался избавить их от разочарования в конце этого полета, - пробормотал он. - Вы абсолютно уверены, что не потворствовали своему эго? - вздохнула Линдгрен. - Неважно. Ваша позиция обоснована. - Нет, это не так! - возразил Реймон. - Он получил один процент, принимая в расчет все звезды. Но очевидно, что мы не будем отвлекаться на красные карлики - которых большинство - или голубые гиганты, или что-либо другое за пределами достаточно узкого спектрального класса. Что сильно ограничивает радиус поиска. - Примем фактор ограничения, равный десяти, - сказал Нильсон. - Я не очень-то в это верю, но давайте примем, что у нас есть десятипроцентная вероятность найти Nova Terra у любой из звезд класса Солнца, к которой мы приблизимся. Для этого все равно требуется проверить пять звезд, чтобы получить наши равные шансы. Десять лет? Больше - похоже на двадцать, если принять все во внимание. Самые молодые из нас уже будут не молоды. Выход столь многих из репродуктивного возраста означает соответствующую потерю наследственности; а наш генетический набор и так минимален для основания колонии. Если мы подождем несколько декад, прежде чем обзаводиться детьми, их просто не будет недостаточно. Лишь немногие вырастут настолько, что смогут сами о себе позаботиться к тому моменту, когда их родители станут беспомощными. И в любом случае человечество вымрет за три-четыре поколения. Видите ли, я кое-что знаю о дрейфе генов. Он приобрел самодовольный вид. - Я не хотел никого огорчать, - сказал он. - Моим стремлением было помочь, продемонстрировав, что ваша концепция пионеров, концепция поселения человечества в новой галактике... что это на самом деле инфантильная фантазия, каковой она и является. - У вас есть альтернатива? - настойчиво спросила Линдгрен. У Нильсона начался нервный тик. - Ничего кроме реализма, - сказал он. - Принять факт, что мы никогда не покинем этот корабль. Приспособить наше поведение к этому факту. - Именно по этой причине вы увиливаете от исполнения своих обязанностей? - потребовал ответа Реймон. - Мне не нравится ваша терминология, сэр, но действительно нет никакого смысла строить приборы для полета на большие расстояния. Куда бы мы ни попали, для нас не будет никакой разницы. Я не могу даже отнестись с энтузиазмом к предложениям Федорова и Перейры касательно системы жизнеобеспечения. - Вы понимаете, я полагаю, - сказал Реймон, - что для половины людей на корабле логическим выходом, как только они решат, что вы правы, будет самоубийство. - Возможно, - пожал плечами Нильсон. - Неужели вы сами настолько ненавидите жизнь? - спросила Линдгрен. Нильсон приподнялся и снова упал на стул. Он сглотнул. Реймон удивил обоих своих слушателей, поменяв манеру поведения на более мягкую: - Я притащил вас сюда не только для того, чтобы вы прекратили мрачные бредни. Я бы хотел узнать, почему вы не размышляете над тем, как улучшить наши шансы? - Как это можно сделать? - Именно это я и хотел бы от вас услышать. Вы - эксперт по наблюдениям. Насколько я помню, дома вы руководили программами, в ходе которых было найдено около пятидесяти планетных систем. Вы идентифицировали отдельные планеты и классифицировали их на расстоянии в несколько световых лет. Почему вы не можете сделать то же самое для нас? Нильсон взвился. - Смешно! Я вижу, что мне придется пояснять тему в терминах детского садика. Вы потерпите, первый помощник? Слушайте внимательно, констебль. Допустим, что расположенный в космосе прибор очень больших размеров может различить объект размером с Юпитер на расстоянии нескольких парсеков. Это при условии, что объект получает хорошее освещение, но при этом не теряется в сиянии своего солнца. Допустим, что посредством математического анализа данных о возмущениях, собранных на протяжении лет, можно вывести некоторую гипотезу о сопутствующих планетах, которые чересчур малы, чтобы попасть на снимок. Двусмысленности в уравнениях могут быть в некоторой степени разрешены тщательным интерферометрическим изучением явлений вроде вспышек на солнце; планеты оказывают незначительное влияние на эти циклы. Но, - его палец уперся Реймону в грудь, - вы не понимаете, насколько не надежны такие результаты. Журналисты всегда готовы с восторгом раструбить, что обнаружена еще одна планета класса Земли. Однако всегда оставалось фактом, что это всего лишь одна из возможных интерпретаций данных. Только одно среди многочисленных возможных распределений размера и орбиты. Подверженных огромной вероятностной ошибке. И это, не забывайте, имея в распоряжении самые большие, самые лучшие приборы, которые только могут быть созданы. Приборы, которых у нас здесь нет, и нет места для них, если бы мы каким-то образом сумели их сделать. Нет, даже дома единственным способом получить подробную информацию о планетах вне Солнечной системы было, возможно, послать зонд, а затем пилотируемую экспедицию. В нашем случае единственный способ - это затормозиться для близкого изучения. А потом, я убежден, продолжать путь. Потому что вы должны сознавать, что планета, которая кажется в других отношениях идеальной, может оказаться стерильной или иметь биохимию, которая окажется для нас бесполезной или смертельной. Я рекомендую вам, констебль, почерпнуть некоторые научные сведения и немного научиться логике. Это вернет вас к реальности. Так что? - закончил Нильсон триумфальным карканьем. - Профессор... - попыталась Линдгрен. Реймон сухо улыбнулся. - Не волнуйтесь, мадам, - сказал он. - До драки не дойдет. Его слова меня не унижают. Он смерил астронома взглядом. - Можете мне не верить, - продолжал он, - но мне известно все то, что вы только что изложили. Мне также известно, что вы - способный человек; по крайней мере, были им. Вы совершали открытия, вы изобрели приспособления, с помощью которых было сделано много открытий. Вы много сделали для нас и здесь, пока не перестали работать. Почему бы вам не задействовать свой мозг для разрешения наших проблем? - Не будете ли вы так любезны снизойти до описания этой процедуры? - насмешливо заявил Нильсон. - Я не ученый и не очень силен в технике, - сказал Реймон. - Однако некоторые вещи кажутся мне очевидными. Давайте предположим, что мы оказались в галактике, в которую направляемся. Мы погасили ультранизкий тау, который нам был нужен, чтобы до нее добраться, но наш тау все еще составляет... возьмем любое подходящее число. Десять в минус третьей, например. Ну вот, это дает нам чудовищно длинную базовую линию и космическое время для ведения наблюдений. В течение недель или месяцев по времени корабля вы сможете собрать больше данных по каждой отдельной звезде, чем имеете о ближайших соседях Солнца. Я полагаю, что вы можете найти способы использовать релятивистские эффекты для получения информации, которая была недоступна дома. И, естественно, сможете одновременно наблюдать большое количество звезд класса Солнца. Так что у вас есть возможность доказать, пользуясь точными цифрами, что среди них есть планеты с массами и орбитами примерно соответствующими земным. При этом вопросы атмосферы и биосферы остаются. Нам понадобится взгляд вблизи. Да, да. Но непременно ли для этого нужно останавливаться? Что если мы проложим курс, который проведет нас вблизи от наиболее обещающих звезд - по очереди - при том, что мы будем продолжать полет на околосветовой скорости. В космическом времени у нас будут часы или дни для проверки интересующих нас планет. Спектроскопия, термоскопия, фотосъемки, магнитное поле... напишите свой собственный список необходимых исследований. Мы можем получить представление об условиях на поверхности планеты. Биологических в том числе. Мы будем искать термодинамическое неравновесие, спектры отражения хлорофилла, поляризацию в результате наличия колоний микробов, основанную на L-аминокислотах... Да, я думаю, что мы вполне способны составить мнение, какая планета подойдет. При низком тау мы можем проверить любое количество планет за небольшой отрезок нашего личного времени. Конечно, нам придется воспользоваться автоматикой и электроникой; конечно, люди не в состоянии работать так быстро. Затем, когда мы определим, который из миров нам нужен, мы вернемся к нему. На это потребуется несколько лет, согласен. Но эти годы можно выдержать. Мы будем знать с высокой степенью уверенности, что впереди нас ждет дом. На щеках Линдгрен появился румянец. Глаза ее заблестели. - Бог мой, - сказала она. - Почему же вы не говорили об этом раньше? - Я занят другими проблемами, - ответил Реймон. - Почему об этом не говорили вы, профессор Нильсон? - Потому что все это абсурд, - фыркнул астроном. - У нас нет ваших гипотетических приборов. - Разве мы не можем их построить? У нас есть инструменты, оборудование с высокой точностью, материальная база, искусные работники. Ваша группа уже делает успехи. - Вы хотите быстродействия и чувствительности приборов, на целые порядки превышающие те, которые когда-либо существовали. - Ну так что? - сказал Реймон. Нильсон и Линдгрен уставились на него. По кораблю прошла дрожь. - Так почему мы не можем разработать то, что нам необходимо? - озадаченно спросил Реймон. - Среди нас - самые талантливые, получившие наилучшую подготовку, обладающие воображением люди, которых родила наша цивилизация. В их числе есть представители всех отраслей науки. То, чего они не знают, можно найти в микропленках библиотеки. Они умеют работать на стыках дисциплин. Представьте, например, что Эмма Глассгольд и Норберт Вильямс объединились и разработали спецификации устройства для обнаружение и анализа жизни на расстоянии. При необходимости они проконсультируются с другими. Постепенно к ним присоединятся физики, электронщики и остальные для собственно создания устройства и его отладки. Тем временем, профессор Нильсон, вы можете возглавить группу, которая будет создавать инструменты для планетографии на расстоянии. Собственно говоря, логично было бы, чтобы вы возглавили программу в целом. Суровость слетела с Реймона. Он воскликнул с мальчишеским энтузиазмом: - Это именно то, что нам нужно! Увлекательная, жизненно важная работа, которая требует от каждого максимума того, что он может дать. Те, чьи специальности не потребуются, тоже будут вовлечены в проект - помощники, чертежники, рабочие руки... Я думаю, нам придется переделать грузовую палубу, чтобы разместить там принадлежности... Ингрид, это путь спасения не только наших жизней, но и наших рассудков! Он вскочил на ноги. Она тоже. Их руки встретились в пожатии. Вдруг они вспомнили про Нильсона. Он сидел, скорчившись крошечной фигуркой, сгорбившись, дрожа. Линдгрен с тревогой бросилась к нему. - В чем дело? Он не поднял головы. - Невозможно, - пробормотал он. - Невозможно. - Да нет же, - настойчиво убеждала она. - Я хочу сказать, вам же не придется открывать новые законы природы, так? Основные принципы уже известны. - Их нужно применить неслыханным образом. - Нильсон закрыл лицо руками Помоги мне Бог, у меня больше нет разума. Линдгрен и Реймон обменялись взглядами над его согбенной спиной. Она произнесла несколько слов беззвучно, одними губами. Когда-то он научил ее известному в Спасательном Корпусе фокусу чтения по губам, когда нельзя воспользоваться шлемофоном скафандра. Они практиковались в этом умении, как в чем-то интимном, что делало их еще ближе друг к другу. "Можем ли мы преуспеть без него?" "Сомневаюсь. Он - лучший начальник для проекта такого рода. Без него наши шансы в лучшем случае невелики". Линдгрен присела на корточки рядом с Нильсоном и положила руку ему на плечо. - Что случилось? - как можно мягче спросила она. - У меня нет надежды, - всхлипнул он. - Ничего, зачем стоило бы жить. - Есть! - Вы знаете, что Джейн... бросила меня... несколько месяцев назад. Никакая другая женщина не станет... Зачем мне жить? Что у меня осталось? На губах Реймона сложились слова: "Значит, глубинной причиной была жалость к себе." Линдгрен нахмурилась и покачала головой. - Нет, вы ошибаетесь, Элоф, - тихо проговорила она. - Вы нам не безразличны. Просили бы мы вашей помощи, если бы не уважали вас? - Мой мозг. - Он сел прямо и сердито уставился на нее опухшими глазами. - Вам нужен мой разум, верно? Мой совет. Мои знания и талант. Чтобы спастись. Но нужен ли вам я сам? Думаете ли вы обо мне, как о человеческом существе? Нет! Мерзкий тип Нильсон. С ним едва придерживаются правил вежливости. Когда он начинает говорить, каждый норовит уйти под первым удобным предлогом. Его не приглашают на вечеринки в каютах. В лучшем случае, за неимением другой кандидатуры, его зовут стать четвертым партнером для бриджа или шефом проекта по разработке инструментов. И что же вы от него ждете? Чтобы он был благодарен? - Это неправда! - А, я не такой ребенок, как некоторые. Я бы помог, если бы был способен. Но мой мозг пуст, говорю вам. Я не придумал ничего нового за последние несколько недель. Назовите то, что меня парализует, страхом смерти. Или разновидностью импотенции. Мне все равно, как вы это назовете. Потому что вам тоже все равно. Никто не предложил мне ни дружбы, ни просто приятельских отношений, ничего. Меня оставили одного в холоде и темноте. Что удивительного в том, что мой разум замерз? Линдгрен отвернулась, скрывая выражение, пробежавшее по ее лицу. Когда она снова повернулась к Нильсону, она была спокойна. - Мне трудно выразить, как я огорчена, Элоф, - сказала она. - Отчасти вы сами виноваты. Вы замкнулись в себе. Мы предположили, что вы не желаете, чтобы вас беспокоили. Как не желает, например, Ольга Собески. Поэтому она и стала моей соседкой. Когда вы присоединились к Хуссейну Садеку... - Он держит закрытой панель между нашими половинами, - взвизгнул Нильсон. - Он никогда ее не поднимает. Но звукоизоляция несовершенна. Я слышу его и его женщин! - Теперь мы понимаем. - Линдгрен улыбнулась. - Честно признаться, Элоф, я устала от моего теперешнего существования. Нильсон издал сдавленный звук. - Мне кажется, нам надо обсудить личное дело, - сказала Линдгрен. - Вы... вы не возражаете, констебль? - Нет, - сказал Реймон. - Конечно нет. Он покинул каюту. 15 "Леонора Кристина" прорывалась сквозь ядро галактики двадцать тысяч лет. Для людей на борту это время измерялось часами. То были часы ужаса, когда корпус корабля дрожал и стонал от напряжения, а картина снаружи менялась от полной тьмы до тумана, ослепительного сверкающего из-за обилия звездных скоплений. Шанс столкнуться со звездой был отнюдь не незначителен; укрытое в облаке пыли, светило могло в мгновение ока оказаться на пути корабля. Обратный тау поднялся до величин, которые нельзя было установить точно и совершенно невозможно было постичь. Корабль получил временную передышку, пока пересекал область чистого пространства в центре. Фокс-Джеймсон посмотрел в видеоскоп на столпившиеся звезды - красные, белые и нейтронные карлики, двукратно и трехкратно старше Солнца и его соседей; другие, проблескивающие, непохожие ни на что, что люди когда-либо видели или ожидали увидеть во внешних областях галактики - и чуть не заплакал. - Проклятие, как это ужасно! Ответы на миллион вопросов, вот они здесь, и ни одного инструмента, которым я мог бы воспользоваться! Его товарищи по кораблю ухмылялись. - Где ты собрался публиковать результаты? - спросил кто-то. Возрожденная надежда очень часто проявлялась в виде юмора висельников. Однако шуток не было на совещании, на которое Будро позвал Теландера и Реймона. Это было вскоре после того, как корабль вынырнул из туманности по ту сторону ядра и направился обратно сквозь спиральный рукав, откуда он пришел. Картина позади представляла уменьшающийся огненный шар, впереди - сгущающаяся тьма. Но паруса были подняты, путешествие к галактикам созвездия Девы отнимет еще лишь несколько месяцев человеческой жизни, программа исследований и разработок в области технологии поиска планет была объявлена с большим оптимизмом. В зале происходили праздничные танцы и слегка нетрезвое веселье. Смех, шум шагов и звуки аккордеона Урхо Латвалы слабо доносились вниз на мостик. - Возможно, мне следовало позволить вам развлекаться, как делают остальные, - сказал Будро. Бросалась в глаза болезненная желтизна его кожи, на фоне которой резко выделялись волосы и борода. - Но Мохендас Чидамбарна дал мне результаты вычислений по последним показаниям приборов, полученным после того, как мы вышли из ядра. Он счел, что у меня наиболее подходящая квалификация, чтобы извлечь практические выводы... как будто существуют руководства по межгалактической навигации! Теперь он сидит один в своей каюте и медитирует. А я, когда справился с шоком, подумал, что следует немедленно вас известить. Лицо капитана Теландера посуровело. Он приготовился к новому удару. - Каков результат? - спросил он. - О чем шла речь? - добавил Реймон. - О плотности материи в пространстве позади нас, - сказал Будро. - Внутри нашей галактики, между галактиками, между целыми галактическими скоплениями. Учитывая наш теперешний тау и смещение частоты нейтрального радиоизлучения водорода, приборы, уже созданные астрономической командой, позволяют получить беспрецедентную точность. - И что они показали, в таком случае? Будро обхватил себя руками. - Концентрация газа понижается медленнее, чем мы полагали. С тем тау, который у нас вероятно будет, когда мы покинем галактику Млечного Пути... в двадцати миллионах световых лет снаружи, на пути к группе Девы... насколько можно определить, мы все еще не сможем выключить силовые поля. Теландер закрыл глаза. Реймон отрывисто заговорил: - Мы обсуждали эту возможность ранее. - Шрам резко выделился на его лбу. - Возможность того, что даже между двумя скоплениями галактик мы не сможем произвести ремонт. Это часть причин, по которым Федоров и Перейра хотят усовершенствовать системы жизнеобеспечения. Вы говорите так, как будто у вас есть другое предложение. - Предложение, о котором мы с вами не так давно говорили, - сказал Будро капитану. Реймон ждал. Будро обратился к нему. Голос его стал беспристрастным: - Астрономы узнали столетия назад, что скопление или семейство галактик вроде нашей местной группы - это не самая высшая форма организации звезд. Эти группы из одной-двух дюжин галактик в свою очередь имеют тенденцию встречаться более крупными собраниями. Суперсемейства... Реймон хрипло засмеялся. - Назовите их кланами, - предложил он. - Hein? Почему... ладно. Клан состоит из нескольких семейств. Среднее расстояние между членами семейства - отдельными галактиками в скоплении - составляет, ну, скажем, миллион световых лет. Среднее расстояние между одним семейством и следующим составляет больше, как и следует ожидать: порядка пятидесяти миллионов световых лет. Мы собирались покинуть это семейство и направиться к ближайшему соседнему, группе Девы. Оба принадлежат к одному клану. - Вместо этого, для того, чтобы получить хоть какую-то надежду остановиться, нам придется покинуть клан вообще. - Боюсь, что так. - Как далеко до следующего? - Не могу сказать. Я не взял с собой научных журналов. Да они, пожалуй, уже слегка устарели, не так ли? - Осторожнее, - предупредил Теландер. Будро запнулся. - Прошу прощения, капитан. Это была опасная шутка. - Он вернулся к тону лектора: - Чидамбарна считает, что единого мнения по этому поводу не существовало. Концентрация галактических скоплений резко падает на расстоянии примерно шестидесяти миллионов световых лет отсюда. До других богатых звездами областей - большое расстояние. Чидамбарна оценивает его примерно в сто миллионов световых лет, или немного меньше. Иначе иерархическая структура вселенной была бы легче для распознавания астрономами, чем она есть на самом деле. Между кланами пространство наверняка настолько близко к абсолютному вакууму, что нам не нужна будет защита. - Сможем ли мы там управлять кораблем? - резко спросил Реймон. На лице Будро блестел пот. - Вы верно угадали, в чем риск, - сказал он. - Мы погрузимся в неизвестность глубже, чем могли представить. Точные наводку и координаты получить будет невозможно. Нам понадобится такой тау... - Минутку, - сказал Реймон. - Позвольте мне изложить ситуацию моим языком профана, чтобы удостовериться, что я вас понял. Он сделал паузу, потер подбородок, издавая звук наждачной бумаги (на фоне отдаленной музыки), нахмурился, пока не выстроил мысли по порядку. - Мы должны отправиться не только в промежуток между семействами, но между кланами галактик, - сказал он. - Мы должны сделать это за умеренное корабельное время. Значит, нам следует понизить тау до одной миллиардной или еще ниже. Можем ли мы это сделать? Очевидно да, иначе вы бы не заводили этот разговор. Я полагаю, что метод следующий: проложить курс внутри этого семейства, который проведет нас сквозь ядро по крайней мере еще одной галактики. А затем аналогично через следующее семейство - будет ли это скопление Девы или иное скопление, выбранное согласно новой схеме нашего пути - через как можно большее число отдельных галактик, непрестанно ускоряясь. Как только клан будет далеко позади, мы сможем осуществить ремонт. Потом нам понадобится столько же времени на торможение. А поскольку наш тау будет таким низким, а пространство таким предельно пустым, мы не сможем менять курс. Будет недостаточно материи для реактивных двигателей, недостаточно данных для навигации. Нам останется только надеяться, что мы попадем в другой клан. Это произойдет, в конце концов. Исходя из чистой статистики. Но это может случиться очень уж не скоро. - Правильно, - сказал Теландер. - Вы поняли верно. Наверху запели песню. Но я и моя единственная милая Никогда не встретимся снова На чудных, чудных берегах Лох Ломонд. - Ну, - сказал Реймон, - получается, что в осторожности нет ничего хорошего. По сути, для нас это даже грех. - Что вы хотите этим сказать? - спросил Будро. Реймон пожал плечами. - Нам нужен тау больше, чем тау для пересечения пространства до следующего клана, в сотне миллионов световых лет, или как там он далеко. Нам нужен тау для полета, который проведет нас через любое количество кланов, возможно, через миллиарды световых лет, пока мы не найдем клан, в который сможем войти. Я полагаю, что вы можете проложить курс внутри этого первого клана, который даст нам скорость такого порядка. Не волнуйтесь по поводу возможных столкновений. Мы не можем позволить себе волноваться. Направьте нас через самые плотные газ и пыль, которые найдете. - Вы... восприняли это... довольно хладнокровно, - сказал Теландер. - А что мне делать? Разрыдаться? - Вот почему я счел, что вам тоже следует узнать новости первому, - сказал Будро. - Вы сможете передать их остальным. Реймон разглядывал обоих мужчин. Момент затянулся. - Я же не капитан, - напомнил он. Улыбка Теландера была судорожной. - В некоторых отношениях, констебль, вы - он. Реймон отошел к ближайшей панели с приборами. Он стоял перед гоблинскими глазками ее огней с опущенной головой. - Ладно, - пробормотал он. - Если вы в самом деле хотите, чтобы я взялся за это. - Я думаю, у вас это получится лучше. - Хорошо. На этот раз. Они хорошие люди. Сейчас моральный дух снова на высоте - теперь когда они видят свои собственные достижения. Я думаю, они смогут понять - не только умом, но и эмоционально, - что для человека нет разницы между миллионом или миллиардом, или десятью миллиардами световых лет. Изгнание одинаково. - Однако время, которое потребуется... - сказал Теландер. - Да. - Реймон снова посмотрел на них. - Я не знаю, какую часть нашего жизненного срока мы можем посвятить этому путешествию. Не очень большую. Условия нашего существования слишком неестественны. Некоторые из нас адаптируются, но мне стало известно, что не все. Так что мы непременно должны понизить тау как только возможно, невзирая на опасности. Не только для того, чтобы сделать путешествие достаточно коротким, чтобы мы смогли его выдержать. Но ради психологической потребности идти до предела. - То есть? - Разве вы не видите? Это наш способ давать отпор вселенной. Vogue la galere. Идти на таран. Полный вперед и к черту торпеды. Я думаю, если мне удастся изложить дело людям в таких терминах, они соберутся с силами. По крайней мере, на некоторое время. Крошечные пташки поют, И растут дикие цветы, И в солнечном свете воды спят... 16 Курс, проложенный из Млечного Пути, не был прямым. Он делал небольшой зигзаг, всего в несколько световых столетий, чтобы пройти сквозь наиболее плотные из доступных туманностей и пыльных облаков. Все же прошло несколько дней корабельного времени, прежде чем "Леонора Кристина" оказалась на окраине спирального рукава, устремленная в почти беззвездную ночь. Иоганн Фрайвальд принес Эмме Глассгольд часть оборудования, которую он сделал по ее заказу. Как и предлагалось, она объединила усилия с Норбертом Вильямсом для разработки детекторов жизни на большом расстоянии. Механик обнаружил, что она топчется по лаборатории, что-то вертит в руках и бормочет себе под нос. Аппарат и стеклянная утварь были непонятными и сложными, запахи - резкой химической вонью, а фоном служило непрестанное бормотание и дрожь корабля, которые свидетельствовали, что он продвигается вперед. Глассгольд была похожа на новобрачную, которая стряпает мужу именинный пирог. - Спасибо. - При виде того, что он принес, она просияла. - Вы выглядите счастливой, - сказал Фрайвальд. - Отчего? - Почему бы и нет? Он резко взмахнул рукой. - Из-за всего! - Ну... разочарование по поводу скопления Девы, конечно. Но мы с Норбертом... - Она прервалась, покраснев. - У нас захватывающая проблема, настоящий вызов разуму, и Норберт уже выдвинул блестящее предположение. - Она наклонила голову и посмотрела на Фрайвальда искоса. - Я никогда не видела вас в таком угнетенном состоянии духа. Что случилось с вашим жизнерадостным ницшеанством? - Сегодня мы покидаем галактику, - сказал он. - Навсегда. - Ну мы же знали... - Да. Я знал - знаю - и то, что когда-нибудь умру, и Джейн тоже, что гораздо хуже. От этого не легче. Могучий блондин неожиданно воскликнул умоляюще: - Вы верите, что мы когда-нибудь остановимся? - Не знаю, - ответила Глассгольд. Она встала на цыпочки, чтобы потрепать его по плечу. - Я нелегко восприняла нашу ситуацию. Но мне это удалось, благодаря милосердию Господню. Теперь я готова принять все, что выпадет на нашу долю, и почувствовать, что большая часть этого есть благо. Вы наверняка можете сделать то же самое, Иоганн. - Я стараюсь, - сказал он. - Там снаружи так темно. Я никогда не думал, что я, взрослый человек, снова буду бояться темноты. Грандиозный водоворот звезд сжимался и бледнел позади. Другой начал медленно вырастать впереди. В видеоскопе он выглядел как красивая, усыпанная драгоценностями кисея. Позади него и вокруг виднелись еще крошечные светящиеся полоски и точки. Несмотря на эйнштейновское сокращение пространства при скорости "Леоноры Кристины", они казались далекими и одинокими. Скорость корабля продолжала возрастать: не так быстро, как в оставленных позади областях - здесь концентрация газа составляла, возможно, стотысячную часть той, что около Солнца - но достаточно, чтобы доставить корабль к другой галактике за несколько недель корабельного времени. Точных наблюдений провести было нельзя без радикального усовершенствования астрономической технологии - задача, в которую Нильсон и его команда бросились с энтузиазмом спасающихся бегством. Тестируя фотоконвертер, Нильсон сделал открытие. Здесь, в промежутке между галактиками, существовало несколько звезд. Он не знал, почему они отправились дрейфовать из родных галактик неисчислимые миллиарды лет назад. Или, быть может, они изначально сформировались в этих глубинах каким-то непостижимым образом. Благодаря невероятной случайности корабль прошел так близко от одной из этих звезд, что Нильсон различил ее - то был тусклый, древний красный карлик - и решил, что она должна иметь планеты, судя по беглому взгляду, который бросил на звезду его прибор, прежде чем она была поглощена расстоянием. Это была жуткая мысль: темные, ледяные миры, многократно старше Земли, возможно, на одном или двух существовала жизнь. Когда он поведал о них Линдгрен, она посоветовала больше никому не рассказывать об этом. Спустя несколько дней, возвращаясь после работы, он открыл дверь в их каюту и обнаружил, что Линдгрен там. Она его не заметила. Она сидела на кровати, отвернувшись, устремив взгляд на фотографию своей семьи. Свет был приглушен, отчего ее кожа казалась смуглее, а волосы снежно-белыми. Она бренчала на лютне и пела... сама для себя? Это не была одна из веселых мелодий ее любимого Беллмана. Она пела на датском языке. Мгновением позже Нильсон узнал стихи "Песни Гурре" Якобсена и музыку Шонберга. Рычащие звуки были кличем людей короля Вальдемара, поднятых из могил, чтобы следовать за ним в призрачной скачке, в которой он был обречен стать предводителем. Привет тебе, король, здесь у озера Гурре! Мы промчимся в скачке через остров, С лишенного тетивы лука слетит стрела, Которую мы нацелим безглазой глазницей. Мы мчимся и настигаем призрачного оленя, И роса льется из его раны, как кровь. Ночной ворон кружит На темных крыльях, И пенится листва там, где прозвенели копыта. Так будем мы скакать каждую ночь, было сказано нам, До самой последней охоты в Судный день. Хей, кони, хей, гончие, Задержитесь на миг! Некогда здесь стоял замок. Напоите лошадей, А человек может питаться собственной славой. Она начала было следующий стих, плач Вальдемара о своей утраченной возлюбленной; но голос ее сорвался, и она перешла прямо к словам людей короля, когда их настигает рассвет. Петух поднимает голову, чтобы прокричать, Внутри него день, А утренняя роса блестит красным От ржавчины наших мечей. Миг прошел! Могилы зовут нас, разинув пасти. Земля готова поглотить призраки: Прочь, духи, прочь! Идет жизнь, сильная и сияющая, С горячей кровью идет творить дела. А мы мертвы Печальны и мертвы, Измучены и мертвы. В могилы! В могилы! В оцепененье сна... О, если бы мы только могли упокоиться! На какое-то время повисло молчание. Затем Нильсон произнес: - Это слишком близко к нам, дорогая. Она обернулась. Усталость легла бледностью на ее лицо. - Я не стану это петь при всех, - ответила она. Обеспокоенный, он подошел к ней, сел рядом и спросил: - Ты в самом деле думаешь о нас, как о Дикой Охоте проклятых? Я никогда не знал. - Я стараюсь, чтобы это не прорывалось наружу. - Она смотрела прямо перед собой. Пальцы ее извлекали дрожащие аккорды из лютни. - Иногда... Знаешь, мы достигли примерно миллионолетней отметки. Он обнял ее за талию. - Чем я могу помочь, Ингрид? Или ничем? Она еле заметно покачала головой. - Я обязан тебе столь многим, - сказал он. - Я благодарен тебе за твою силу, за твою доброту, за тебя. Ты снова сделала меня мужчиной. - С трудом: - Я не лучший из мужчин, признаю. Не симпатичен, не обаятелен, не остроумен. Я часто забываю даже быть для тебя хорошим партнером. Но я по-настоящему хочу им быть. - Конечно, Элоф. - Если ты, ну, устала от нашего союза... или просто хочешь большего разнообразия... - Нет. Ничего подобного. - Она отложила лютню. - Мы должны привести корабль в гавань, если это вообще возможно. Мы не можем позволить себе принимать в расчет что-либо другое. Он пораженно взглянул на нее; но прежде чем он успел спросить, что она имеет в виду, Ингрид улыбнулась, поцеловала его и сказала: - У нас есть еще одно средство: отдых. Забвение. Ты можешь сделать кое-что для меня, Элоф. Возьми наш рацион спиртного. Большая часть пусть достанется тебе; ты милый, когда растворяется твоя застенчивость. Мы пригласим кого-нибудь из молодых и не угрюмых - Луиса, я думаю, и Марию, - и будем смеяться, и играть в игры, и творить глупости в этой каюте, и выльем кувшин воды на любого, кто скажет что-нибудь серьезное... Ты это сделаешь? - Если у меня получится, - сказал он. "Леонора Кристина" вошла в новую галактику в экваториальной плоскости, чтобы максимизировать расстояние, которое она пройдет сквозь газ и звездную пыль. Уже на окраинах, где звезды были пока разбросаны далеко друг от друга, ускорение корабля стало сильно возрастать. Ярость прохождения сотрясала корпус корабля все сильнее. Капитан Теландер оставался на мостике. Он, похоже, мало на что мог повлиять. Цель была определена. Спиральный рукав изгибался впереди, как дорога, блестящая синевой и серебром. Изредка гигантские звезды оказывались достаточно близко, чтобы показаться на ныне модифицированных экранах; искаженные эффектами скорости - они проносились, мчались назад, как будто были искрами, которые нес ветер, что бушевал навстречу кораблю. Изредка плотная туманность окутывала корабль тьмой ночи или флюоресценцией горячего новорожденного звездного пламени. Ленкеи и Барриос были сейчас самыми важными людьми. Они вели корабль на ручном управлении в этом фантастическом стотысячелетнем нырке. Дисплеи перед ними, голос навигатора Будро по интеркому, поясняющий, что вроде бы лежит впереди, и предупреждения инженера Федорова о непредвиденных нагрузках служили им некоторым руководством. Но корабль стал чересчур стремительным и слишком массивным, чтобы им можно было особенно маневрировать; и в таких условиях некогда надежные приборы превратились в дельфийские оракулы. В основном пилоты руководствовались навыками и инстинктом - и, возможно, молитвами. Капитан Теландер все эти часы корабельного времени сидел так неподвижно, что можно было счесть его мертвым. Он пошевелился всего несколько раз. ("Обнаружена большая концентрация материи, сэр. Может оказаться для нас слишком плотной. Попытаться уклониться?") Он давал ответы. ("Нет, продолжайте идти прежним курсом, пользуйтесь любой возможностью понизить тау, если наши шансы хотя бы пятьдесят на пятьдесят"). Тон его ответов был спокойным и уверенным. Облака вокруг ядра были плотнее и образовывали более основательную завесу, чем в родной галактике. Корпус корабля грохотал, раскачивался и брыкался из-за ускорений, которые менялись быстрее, чем их можно было компенсировать. Оборудование высыпалось из контейнеров и разбивалось вдребезги; свет мигал, гас, как-то восстанавливался потными и ругающимися людьми с фонариками; люди в своих темных каютах ждали смерти. "Продолжайте двигаться прежним курсом", - приказывал Теландер, и ему подчинялись. И корабль жил. Он прорвался в звездное пространство и вышел с обратной стороны громадного огненного колеса. Чуть больше чем через час он снова оказался в межгалактическом пространстве. Теландер триумфально объявил это. Мало кто обрадовался. Будро предстал перед капитаном, дрожа после пережитого, но взгляд его снова был живым. - Mon Dieu, сэр, мы это сделали! Я не был уверен, что это возможно. У меня бы не хватило смелости отдавать команды, которые давали вы. Вы были правы! Вы выиграли для нас все, на что мы надеялись! - Еще нет, - сказал тот, не вставая. Его несгибаемость не изменилась. Он смотрел сквозь Будро. - Вы скорректировали ваши навигационные данные? Мы сможем использовать какие-нибудь другие галактики этого семейства? - Что... ну да. Несколько. Хотя некоторые из них - это маленькие эллиптические системы, и нам, возможно, удастся всего лишь зацепить край других. Слишком большая скорость. Однако по той же причине мы будем с каждым разом подвергаться все меньшим неприятностям и риску, принимая во внимание нашу массу. И мы сможем наверняка использовать подобным образом по меньшей мере два других семейства галактик, а, может быть, три. - Будро пощипал бородку. - Я полагаю, что мы окажемся в... ээ... межклановом пространстве - достаточно глубоко в нем, чтобы можно было осуществить ремонт, - через месяц. - Хорошо, - сказал Теландер. Будро внимательно присмотрелся к нему и был потрясен. Под тщательной бесстрастностью капитана он увидел лицо человека, который исчерпал себя до дна. Тьма. Абсолютная ночь. Приборы, подвергнутые усовершенствованию и настройке, преобразуя длины волн, обнаружили мерцание в этой бездонной яме. Человеческие чувства не постигали ничего. Ничего. - Мы мертвы. Слова Федорова отдались эхом в наушниках и черепах. - Я чувствую себя живым, - ответил Реймон. - Что такое смерть, как не окончательная потеря связи со всем? Ни солнца, ни звезд, ни звуков, ни веса, ни тени... Дыхание Федорова было неровным. Это слишком хорошо слышалось по радио, которое больше не улавливало океанского шума космических возмущений. Головы его не было видно на фоне пустого пространства. Луч света от фонаря его скафандра расплывался тусклой лужицей на корпусе, отражался и терялся в чудовищных расстояниях. - Продолжаем двигаться, - настаивал Реймон. - Кто ты такой, чтобы отдавать приказания? - потребовал ответа другой человек. - Что ты знаешь о бассердовских двигателях? Почему ты вообще выбрался наружу с этой рабочей группой? - Я умею работать в невесомости и в скафандре, - ответил Реймон, - и обеспечить вам лишнюю пару рук. Я знаю, что нам лучше побыстрее сделать эту работу. - Что за спешка? - издевательски спросил Федоров. - У нас впереди вечность. Не забывай, что мы мертвы. - Мы действительно будем мертвы, если нас застигнет с выключенными силовыми полями что-то вроде настоящей концентрации материи, - парировал Реймон. - При нашем теперешнем тау хватит меньше чем одного атома на кубический метр, чтобы убить нас. А следующий галактический клан отстоит от нас всего на несколько недель пути. - Что с того? - Вполне ли вы уверены, Федоров, что мы не наткнемся на зародыш галактики, семейства, клана... на какое-то огромное водородное облако, пока еще темное, пока еще падающее внутрь себя... в любой момент? - В любое тысячелетие, вы хотите сказать? - спросил главный инженер. Он направился в сторону кормы от главного шлюза экипажа. Его команда последовала за ним. Это и впрямь напоминало работу призраков. Неудивительно, что он, никогда не бывший трусом, на какой-то миг услышал хлопанье крыльев фурий. О космосе обычно думают как о черноте. Но только сейчас они сообразили, что космос всегда полон звезд. Любая фигура рисовалась силуэтом на фоне звезд, созвездий, групп, туманностей, соседних галактик; о, космос был пропитан светом! ВНУТРЕННИЙ космос. Здесь был не просто черный фон. Здесь вообще не было фона. Никакого. Квадратные, нечеловеческие фигуры людей в скафандрах, длинная кривая корпуса, виднелись как отблески, несвязанные и беглые. С исчезновением ускорения исчез и вес. Не существовало даже незначительных дифференциально-гравитационных эффектов пребывания на орбите. Люди двигались как в бесконечном сне - скольжение в воде, полет, падение. И все же... он помнил, что его лишенное веса тело имело массу горы. Была ли в его скольжении подлинная тяжеловесность, или константы инерции едва заметно изменились здесь, снаружи, где метрика пространства-времени уплощилась до почти прямой линии; или то была иллюзия, рожденная в могильной неподвижности, которая окружала его? Что было иллюзией? Что было реальностью? Была ли реальность? Связанные вместе, бешено цепляющиеся магнитными подошвами за металл корабля (забавно, какой чудовищный ужас люди испытывали при мысли о том, чтобы отцепиться - результат был бы одинаково смертелен, как если бы это случилось на далеких домашних космических дорогах Солнечной системы - но мысль о том, чтобы пылать сквозь гигагоды как метеор масштаба звезды навевала страшное одиночество), инженерная команда пробиралась вдоль корпуса корабля, мимо паучьей сети гидромагнитных генераторов. Эти перекладины казались ужасно хрупкими. - Что, если мы не сможем наладить систему торможения в составе модуля, - раздался чей-то голос. - Будем ли мы продолжать? Что с нами будет? Я хочу сказать, будут ли другими законы природы на краю вселенной? Не превратимся ли мы в нечто чудовищное? - Пространство изотропно, - рявкнул Реймон в черноту. - "Край вселенной" - это чушь! И давайте начнем с предположения, что нам удастся отремонтировать чертову машину. Он услыхал несколько проклятий и ухмыльнулся, как хищник. Когда они остановились и начали привязывать свои страховочные веревки каждый отдельно к фермам ионного двигателя, Федоров прислонил свой шлем к шлему Реймона для приватного разговора без шлемофонов. - Спасибо, констебль, - сказал он. - За что? - За то, что вы такой прозаический сукин сын. - Ну, нас ждет вполне прозаическая работа - ремонт. Мы прошли долгий путь и возможно, к настоящему моменту пережили расу, которая нас родила, но мы недалеко ушли от разновидности обезьяны. Зачем относиться к себе так чертовски серьезно? - Хм. Я понимаю, почему Линдгрен настаивала, чтобы я позволил вам пойти с нами. - Федоров откашлялся. - Насчет нее. - Да. - Я... Я был зол... на то, как вы с ней поступили. В основном это. Конечно, я был, мм, унижен лично. Но человек должен уметь преодолеть такие вещи. Я все-таки очень сильно был к ней привязан. - Забудьте это, - сказал Реймон. - Не могу. Но, возможно, я способен теперь понять ситуацию лучше, чем в прошлом. Вам, должно быть, тоже было больно. А теперь, в силу ее собственных причин, она ушла от нас обоих. Почему бы нам не пожать руки и не стать снова друзьями, Шарль? - Конечно. Я тоже этого хотел. Хороших людей не так много. Рукавицы скафандров пошарили, чтобы найти друг друга во мраке и сомкнуться в пожатии. - Хорошо. Федоров снова включил свой передатчик и оттолкнулся от корабля. - Давайте доберемся до кормы и посмотрим поближе, что нам предстоит делать. 17 Впереди начал мерцать свет, россыпь точек, похожих на звезды, которые постепенно становились ярче. Их владение расширялось - теперь занимали почти половину небес. Странные созвездия слагались не из звезд. Вначале это были целые семейства галактик, образующие кланы. Позднее, по мере приближения корабля, они разделились на скопления, а затем - на отдельные галактики. Реконструкция, этой картины, осуществляемая видеоскопом, для неподвижного наблюдателя была лишь приблизительной. По полученным спектрам компьютер оценивал, каковы должны быть допплеровское смещение и, соответственно, аберрация, и осуществлял соответствующую подгонку. Но эти оценки были не более чем предположительны. Считалось, что этот клан находится на расстоянии примерно трехсот миллионов световых лет от дома. Однако не существовало карт для таких глубин, и не было стандартов измерения. Вероятная ошибка в полученном значении тау была огромна. Факторов вроде поглощения просто не было ни в одной из работ, хранящихся в библиотеке корабля. "Леонора Кристина" могла бы направиться к менее удаленной цели, о которой имелись более надежные данные. Однако - зная, что при ультранизком тау корабль не слишком управляем - этот курс провел бы его через меньшее количество материи внутри клана Млечный Путь - Андромеда - Дева. Он бы набрал меньше скорости, а сейчас он летел со скоростью, настолько близкой к "c", что любое приращение составляло значительную разницу. Парадоксально, корабельное время полета до ближайшей цели составило бы больше, чем до этой. Вдобавок, не было известно, сколько выдержат люди. Радость, вызванная починкой системы торможения, была кратковременна. Ибо ни одна часть бассердовского модуля не могла работать в промежутке между кланами. Здесь первичный газ стал слишком разреженным. Таким образом, в течение недель корабль бессильно двигался по траектории, установленной сверхъестественной баллистикой относительности. Внутри корабля была невесомость. Поговаривали о том, чтобы использовать боковые ионные реактивные двигатели, чтобы придать кораблю боковое вращение и таким образом обеспечить центробежную псевдогравитацию. Несмотря на размер корабля, это бы создало эффекты радиальный и Кориолиса, что привело бы к новым трудностям. Проходили томительные недели, пока снаружи менялись геологические эпохи. Реймон открыл дверь в свою каюту. Усталость сделала его неосторожным. Оттолкнувшись чуть сильнее, чем надо, от переборки, он разжал руку, и его отшвырнуло. Мгновение он кувыркался в воздухе. Затем врезался в противоположную сторону коридора, оттолкнулся и полетел обратно через коридор. Оказавшись в каюте, он схватился за поручень, прежде чем закрыть дверь. В этот час он ожидал застать Чи-Юэнь Ай-Линг спящей. Но она не спала, плавая в воздухе в нескольких сантиметрах над их соединенными кроватями, привязанная веревкой. Когда он появился, она чересчур быстро выключила библиотечный экран. - Неужели ты тоже? Вопрос Реймона прозвучал слишком громко. Они так привыкли к пульсации двигателя, равно как к силе ускорения, что невесомость все еще наполняла корабль тишиной. - Что? Ее улыбка была неуверенной и озабоченной. В последнее время они редко бывали вместе. У него было слишком много работы в этих изменившихся условиях - организация, командование, лесть, планирование. Он приходил сюда только для того, чтобы урвать те крохи сна, которые удавалось. - Ты тоже больше не можешь спать в невесомости? - спросил он. - Нет. То есть, могу. Странный, зыбкий сон, полный сновидений, но я чувствую себя после него вполне отдохнувшей. - Хорошо, - вздохнул он. - А на корабле еще два случая. - Бессонницы, ты хочешь сказать? - Да. На грани нервного срыва. Как только начинают дремать, просыпаются с криком. Кошмары. Я не уверен, действует ли на них невесомость сама по себе, или это только последняя капля, высвобождающая стресс. Урхо Латвала тоже не знает. Я только что совещался с ним. Он хотел знать мое мнение: что делать когда закончатся успокоительные средства. - Что ты предложил? Реймон состроил гримасу. - Я сказал ему, кто, по-моему, должен получать лекарства обязательно, а кто может некоторое время продержаться без них. - Ты же понимаешь, что беда не только в психологии, - сказала Чи-Юэнь. - Усталость. Обыкновенное физическое утомление от постоянных усилий что-то делать в невесомости. - Разумеется. - Реймон зацепился одной ногой за перекладину, чтобы удержаться на месте, и принялся расстегивать комбинезон. - И совершенно напрасно. Опытные космонавты знают, как с этим справиться, и ты знаешь, и я, и еще несколько человек. Мы не доводим себя до изнеможения, пытаясь скоординировать мышцы. Это наземные увальни-ученые так поступают. - Сколько еще, Шарль? - Это? Кто знает? Они собираются реактивировать силовые поля, на минимальной мощности за счет внутренней энергетической установки - завтра. Предосторожность, на случай, если мы встретим более плотную материю раньше, чем ожидается. Последний срок, который я слышал насчет того, когда мы достигнем окраин клана, это неделя. Она облегченно расслабилась. - Столько мы продержимся. А потом... будем на пути к нашему новому дому. - Надеюсь, что так, - проворчал Реймон. - Он спрятал одежду, немного дрожа, хотя воздух был теплым, и взял пижаму. Чи-Юэнь рванулась. Но привязь ее остановила. - Что ты хочешь этим сказать? Ты что, не знаешь наверняка? - Послушай, Ай-Линг, - сказал он голосом человека, полностью исчерпавшего свои силы, - ты, как и остальные, слушала сводку наших проблем с инструментами. Как, тысяча проклятий и еще одно, можешь ты ожидать точного ответа на что бы то ни было? - Я прошу про... - Разве можно обвинять офицеров, если пассажиры не слушают их доклады, не хотят понять? - голос Реймона возвысился в гневе. - Некоторые из вас снова упали духом. Некоторые отгородились апатией, или религией, или сексом, или чем-нибудь еще, пока не перестали воспринимать происходящее. Большинство из вас - ну да, это БЫЛО полезно, работа в научно-исследовательских проектах, но это само по себе стало защитной реакцией. Еще один способ сужения вашего внимания, пока вы не исключите из своего сознания большую гадкую вселенную. А теперь, когда невесомость мешает вам, вы точно так же заползли в свои чудные норки. - В голосе его появились гневные нотки: - Продолжайте в том же духе. Делайте, что хотите. Только не приходите и не долбите меня. Понятно? Он набросил пижаму, подплыл к кровати и закрепил вокруг пояса страховочную веревку. Чи-Юэнь потянулась, чтобы обнять его. - О, милый, - прошептала она. - Прости меня. Ты так устал... так устал. - Мы все устали, - сказал он. - Ты - больше всех. Она провела пальцами по его скулам, выступающим под туго натянувшейся кожей, по глубоким складкам, по запавшим и воспаленным глазам. - Почему ты не отдыхаешь? - Я бы хотел. Она развернула его тело горизонтально, заставила его удобно вытянуться и придвинулась еще ближе. Ее волосы плавали над его лицом и пахли солнечным светом, как на Земле. - Отдохни, - сказала она. - Почему бы нет? Разве это не здорово не иметь веса? - М-м-м... да, в некоторых случаях... Ай-Линг, ты хорошо знаешь Ивасаки. Как ты думаешь, он может справиться без транквилизаторов? Мы с Латвалой не уверены. - Шшш, - ее ладонь закрыла ему рот. - Хватит об этом. - Но... - Нет, и никаких разговоров. Корабль не развалится на части, если ты одну ночь поспишь как следует. - Н-ну... пожалуй, что нет. - Закрой глаза. Дай я поглажу тебе лоб - вот так. Разве уже не лучше? Теперь подумай о чем-нибудь хорошем. - О чем? - Разве ты забыл? О доме... Нет. Об этом, пожалуй, лучше не надо. Подумай о доме, который мы обретем. Синее небо, теплое яркое солнце, свет падает сквозь листву, мелькают тени, сверкает речная гладь, а река течет, течет, течет, убаюкивая тебя. - Угм-м. Она поцеловала его, едва касаясь губ. - Наш собственный дом. Сад. Незнакомые яркие цветы. О, но мы посадим растения Земли тоже, розы, жимолость, яблони, розмарин - символ верности. Наши дети... Он дернулся. К нему вернулось беспокойство. - Погоди, мы пока не можем связывать свою судьбу с кем бы то ни было. Ты можешь не захотеть жить с каким-то, ну, любым конкретным мужчиной. Разумеется, ты мне нравишься, но... Она снова накрыла его веки ладонью, прежде чем он понял, что его слова сделали ей больно. - Мы грезим наяву, Шарль, - тихо рассмеялась она. - Перестань быть серьезным и воспринимать все буквально. Просто подумай о детях, чьих угодно детях, играющих в саду. Думай о реке. Лесах. Горах. Пении птиц. О мире. Он крепко обнял ее гибкую фигурку. - Ты хорошая. - Ты сам такой. Хороший мальчик, которого надо обнять и убаюкать. Ты хочешь, чтобы я спела тебе колыбельную? - Да. - Его слова стали невнятными. - Пожалуйста. Мне нравится китайская музыка. Она продолжала гладить его лоб, набирая воздуха, чтобы петь. Щелкнул интерком. - Констебль, - произнес голос Теландера. - Вы здесь? Реймон тотчас сбросил с себя дрему. - Не надо, - умоляюще прошептала Чи-Юэнь. - Да, - сказал Реймон. - Я слушаю. - Можно вас попросить прийти на мостик? Конфиденциально. - Да, да. Реймон отвязал страховочную веревку и начал снимать пижаму. - Они не дают тебе пять минут отдохнуть! - сказала Чи-Юэнь. - Должно быть, что-то серьезное, - ответил он. - Никому не говори, пока я не велю. Реймон быстро натянул комбинезон и ботинки и выплыл из каюты. Теландер и, к его удивлению, Нильсон, ждали его. Капитан выглядел удрученным. Астроном был взволнован, но не утратил самообладания. В руке он держал исписанный листок бумаги. - Что, навигационные трудности? - сделал вывод Реймон. - Где Будро? - Это не в его компетенции, - сказал Нильсон. - Я производил вычисления точности наблюдений, сделанных мной при помощи новых приборов. И пришел к обескураживающему заключению. Реймон обхватил пальцами поручень и висел молча, глядя на капитана и астронома. Флюоресцентный свет отбрасывал глубокие тени на его лицо. Седые пряди, которые недавно появились в его волосах, резко выделялись. - Мы не сможем попасть в галактический клан, что впереди нас, - сказал он. - Правильно, - опустил голову Теландер. - Нет, в точном смысле слова неправильно, - торопливо заявил Нильсон. - Мы пройдем сквозь него. Собственно говоря, мы пройдем не только сквозь данную область вообще, но и - если мы так решим - сквозь достаточно большое количество галактик из семейств, составляющих клан. - Вы уже можете определить такие детали? - удивился Реймон. - Будро не может. - Но я ведь говорил, что у меня новое оборудование. Вспомните, что после того, как Ингрид дала мне несколько уроков по данному предмету, я научился работать в невесомости достаточно эффективно. Точность моих данных, похоже, даже больше, чем мы надеялись, когда разрабатывали проект. Да, у меня есть вполне точная карта той части клана, которую мы можем пересечь. На этой основе я и вычислил, какие у нас возможности. - К делу, черт вас побери! - рявкнул Реймон. Тотчас он взял себя в руки, глубоко вдохнул и произнес: - Прошу извинения. Я немного переутомился. Продолжайте, пожалуйста. Как только мы доберемся туда, где реактивные двигатели будут иметь достаточное количество материи, чтобы работать, почему бы нам не затормозить? - Затормозить мы сможем, - быстро ответил Нильсон. - Несомненно. Но наш обратный тау невероятно велик. Вспомните, мы приобрели его, проходя через наиболее плотные области нескольких галактик на пути к межклановому пространству. Это было необходимо. Я не оспариваю мудрость этого решения. Но в результате мы ограничены в возможных траекториях корабля, пересекающих пространство, занимаемое этим кланом. Эти траектории образуют довольно узкий конус, как вы можете догадаться. Реймон покусывал губу. - И оказалось, что в этом конусе недостаточно материи. - Верно. - Нильсон дернул головой. - В числе прочего, разница в скорости и направлении движения между нами и этими галактиками, по причине расширения пространства, ограничивает эффективность нашего бассердовского двигателя сильнее, чем понижает степень необходимого торможения. К нему вернулась профессорская манера: - В лучшем случае мы вынырнем по другую сторону клана - примерно через шесть месяцев корабельного времени, затраченного на торможение, заметьте, - с тау, который останется порядка десяти в минус третьей или в минус четвертой степени. В пространстве за кланом невозможно будет осуществить никаких дальнейших существенных изменений скорости. Следовательно, мы не сможем достичь следующего клана - при таком высоком значении тау - раньше, чем умрем от старости. Торжественный голос умолк, глаза-бусинки смотрели с ожиданием. Реймон предпочел встретиться взглядом с Нильсоном, чем с больным, опустошенным взглядом Теландера. - Почему вы говорите об этом мне, а не Линдгрен? - спросил он. Нежность сделала Нильсона на краткий миг другим человеком. - Она и так много работает. Чем она может помочь в данной ситуации? Я решил, пусть она лучше поспит. - Ну, а что могу сделать я? - Дайте мне... нам... совет, - сказал Теландер. - Но, сэр, капитан - вы! - Мы уже говорили об этом, Карл. Я могу... ну, я полагаю, что могу принимать решения, отдавать команды, обычные приказы, - Теландер вытянул руки. Они дрожали, как осенние листья. - На большее я уже не способен, Карл. У меня не осталось сил. Сообщить полученные сведения нашим товарищам по кораблю должны вы. - Сказать им, что мы потерпели неудачу? - хрипло спросил Реймон. - Сказать им, что несмотря на все, что мы сделали, мы обречены лететь в пустоту, пока не сойдем с ума и не умрем? Вы не можете требовать этого от меня, капитан!