озабоченным. - История вашего прибытия известна уже всему Катувеллаунану, а значит и иностранным шпионам тоже. Мы надеемся, что сможем вас здесь от них спрятать. Эверард вспомнил, какие штуки в его собственном мире откалывали страны Оси и союзные державы в маленьких нейтральных странах вроде Португалии, и внутренне содрогнулся. Люди, доведенные до отчаяния приближающейся войной, очевидно, не будут столь гостеприимны, как афаллоняне. - В чем заключается конфликт, о котором вы мне говорили? - спросил он. - Речь, конечно, идет о контроле над Айсенийским океаном. В частности, над группой богатейших островов, которые мы называем Инис ир Лионнах. Плавным движением Дейрдра поднялась с кресла и показала на глобусе Гавайи. - Видите ли, - продолжала она тоном старательной ученицы, - как я уже говорила, Литторн и западные союзники (включая нас) истощили друг друга в войнах. Основные же могущественные державы сегодня - Хай Бразил и Хиндурадж. Они постоянно ссорятся, захватывают новые земли. В их ссору втягиваются и маленькие государства, потому что тут вопрос не только в престиже, но и в том, какая система лучше: монархия Хиндураджа или теократия солнцепоклонников Хай Бразил. - Могу я спросить, какова ваша религия? Дейрдра поморщилась. Вопрос явно показался ей ненужным. - Более образованные люди считают, что существует Великий Баал, который создал всех меньших богов, - наконец ответила она. - Но, естественно, мы придерживаемся и древних культов и чтим также могущественных богов других стран, например в Литторне - Перхунаса и Чернобога, в Симберленде Вотана, Аммона, Браму, Солнце... Лучше не испытывать их терпения. - Понятно. Ап Сиорн предложил им сигары и спички. Ван Саравак затянулся и сердито сказал: - Черт, почему эта история изменилась именно по такой линии, что я не знаю здесь ни одного языка? Потом лицо его просветлело. - Но мне легко даются языки, даже без гипноза. Я попрошу, чтобы Дейрдра взялась учить меня. - И тебя и меня, - сразу же сказал Эверард. - Но послушай, Ван... Он быстро пересказал ему содержание разговора. - Гм-м... Молодой человек потер подбородок. - Хорошего мало, а? Конечно, если только они дадут нам добраться до скуттера, мы легко ускользнем. Почему бы не сделать вид, что мы согласны помочь? - Не такие уж они дураки, - сказал Эверард. - Они могут верить в чудеса, но не в такое неограниченное бескорыстие. - Странно, что при подобной отсталости в области интеллектуальной им известны двигатели внутреннего сгорания. - Нет. Это как раз вполне понятно. Поэтому я и спросил их о религии. Она всегда была чисто языческой: даже иудаизм - и тот исчез, а буддизм не имеет большого влияния. Как доказал еще Уайтхэд, средневековые представления о едином всемогущем боге дали толчок науке, внушив понятие о существовании законов природы. А Льюис Мэмфорд добавил, что ранние монастыри были, вероятно, первыми изобретателями часового механизма. Это было очень нужное изобретение в связи с необходимостью собираться на молитву. В здешний мир часы пришли, кажется, значительно позже. Эверард горько улыбнулся, скрывая за улыбкой грусть. - Странно говорить об этом. Уайтхэда и Мэмфорда никогда не было. И все-таки... - Подожди минуточку, - Эверард повернулся к Дейрдре. - Когда был открыт Афаллон? - Белыми? В 4827 году. - Гм... Откуда вы ведете летоисчисление? Дейрдра уже перестала обращать внимание на их невежество. - С сотворения мира. По крайней мере, с той даты, которую называют в этой связи ученые. 5964 года назад. Что соответствует знаменитой дате епископа Усшера: 4ОО4 года до нашей эры. Возможно, это простое совпадение... но все-таки в этой цивилизации был определенный семитический элемент. Легенда о сотворении мира в Книге бытия тоже вавилонского происхождения. - А когда пар (пнеума) стал впервые использоваться в двигателях ваших машин? - Около тысячи лет назад. Великий друид Бороихм О'Фиона... - Неважно. Эверард курил сигару и что-то обдумывал. Потом он повернулся к Ван Сараваку. - Я начинаю понимать, что произошло, - сказал он. - Галлы всегда считались не более чем варварами. Но они многому научились у финикийских торговцев, греческих колонистов и этрусков в цизальпинской Галлии. Очень энергичный, предприимчивый народ. Римляне же были флегматичны и довольно далеки от интеллектуальных интересов. В нашей истории до средних веков, когда Римская империя была сметена варварами, уровень развития техники был чрезвычайно низок. В здешней истории римляне исчезли рано. Так же, как и евреи, уверен в этом. На мой взгляд произошло следующее: при отсутствии могущественного Рима с его теорией равновесия сил сирийцы подавили маккавеев, даже у нас чуть было не случилось то же самое. Иудаизм исчез, а следовательно так и не возникло христианство. Но как бы то ни было, когда Рим прекратил свое существование, галлы стали господствующей силой. Они начали изучать окружающий мир, построили более совершенные корабли и в девятом веке открыли Америку. Но они не настолько превосходили индейцев, чтобы те не могли догнать их в развитии и даже создать собственные империи, как сейчас Хай Бразил. В одиннадцатом веке кельты начали мастерить паровые машины. У них, наверное, был и порох, может быть, из Китая, и некоторые другие изобретения. Но все эти достижения - результат проб и ошибок, без всякой научной основы. Ван Саравак кивнул. - Думаю, ты прав. Но что случилось с Римом? - Не знаю. Пока еще не знаю. Но ключевой момент, который мы ищем, находится именно там. Он повернулся к Дейрдре. - Сейчас я, вероятно, удивлю вас, - сказал он вкрадчиво. - Мои соотечественники уже побывали в вашем мире 25ОО лет назад. Вот почему я говорю по-гречески, но мне неизвестно, что у вас произошло с тех пор. Как я понял, вы занимаетесь наукой и много знаете, и мне хотелось бы услышать именно от вас историю вашего мира. Она покраснела и опустила свои длинные темные ресницы, столь необычные у рыжеволосых. - Буду рада помочь вам всем, чем могу. А вы, - воскликнула она с мольбой, - вы поможете нам? - Не знаю, - с трудом проговорил Эверард. - Я бы хотел помочь, но не знаю, сможем ли мы... Потому что мой долг - уничтожить и вас и весь ваш мир. Навсешда. 5 Когда Эверарда проводили в его комнату, он обнаружил, что здешнее гостеприимство действительно не знает границ. Сам он был слишком устал и подавлен, чтобы воспользоваться им... но, подумал он, засыпая, по крайней мере рабыня, которая ждала Вана, не будет разочарована. Вставали здесь рано. Из своего окна Эверард видел стражников, шагающих взад и вперед по берегу, но это никак не повлияло на прелесть свежего утра. Вместе с Ван Сараваком он сошел вниз к завтраку, состоявшему из бекона, яиц, тостов и крепкого кофе - о чем еще можно было мечтать! Дейрдра сообщила, что ап Сиорн уехал обратно в город на совещание: она, казалось, забыла свои огорчения и весело болтала о пустяках. Эверард узнал, что она играет в любительском драматическом театре, который иногда ставит классические греческие пьесы в оригинале, и поэтому так бегло говорит по-гречески, любит ездить верхом, охотиться, ходить под парусом, плавать... - Как вы насчет этого? - спросила она. - Насчет чего? - Поплавать в море. Дейрдра вскочила с кресла, стоявшего на лужайке, где они беседовали под багряными кронами осенних деревьев. Она совершенно непринужденно принялась скидывать с себя одежду. Эверарду показалось, что он услышал стук отвалившейся челюсти Ван Саравака. - Пошли! - засмеялась она. - Кто нырнет последним, тот бриттиский дохляк! Она уже плескалась в седом прибое, когда к морю дрожа подошли Эверард с Ван Сараваком. Венерианин застонал. - Я с жаркой планеты. Мои предки были индонезийцами. Экватор. Тропические пташки. - В твоем роду были и голландцы, - ухмыльнулся Эверард. - У них достало ума перебраться в Индонезию. - Ну что ж, тогда оставайся на берегу. - Вот еще! Если может она, могу и я. Ван Саравак попробовал воду ногой и снова застонал. Эверард собрал все свое мужество, вспомнил все, чему его учили, и вбежал в море. Дейрдра брызнула на него водой. Он глубоко нырнул, схватился за стройную ногу и потянул ее вниз. Они дурачились в воде несколько минут, затем выскочили на берег и побежали в дом под горячий душ. Ван Саравак горестно плелся сзади. - Танталовы муки, - жаловался он. - Самая красивая девушка в этом мире, а я не могу поговорить с нею, да она еще к тому же - наполовину белый медведь. Растертый полотенцем и одетый рабами в местную одежду, Эверард прошел в гостиную к пылающему очагу. - Что это за расцветка? - спросил он, указывая на свою шотландскую юбку в клетку. Дейрдра подняла рыжую головку. - Это цвета моего клана. Почетный гость у нас всегда считается принадлежащим к клану хозяина дома, даже если он кровный его враг. А мы не враги, Мэнслах. Эти слова опять повергли его в дурное настроение. Он вспомнил, какая перед ним цель. - Мне бы хотелось узнать побольше о вашей истории, - сказал он. - Я всегда интересовался этим предметом. Она кивнула, поправила золотую пряжку в волосах и сняла с тесно уставленной полки одну из книг. - На мой взгляд, это самая лучшая книга по истории мира. В ней я смогу найти все детали и подробности, которые вас заинтересуют. И заодно расскажешь мне, как лучше разрушить ваш мир. Эверард уселся рядом с ней на диван. Дворецкий вкатил столик с едой. Эверард ел машинально, не чувствуя вкуса. - Скажите, - спросил он наконец, желая проверить свое предположение. - Рим и Карфаген воевали друг с другом? - Да. Два раза. Сначала они были союзниками против Эпира. Римляне выиграли первую войну и попытались ограничить действия Карфагена. Девушка склонилась над книгой, и, глядя на ее тонкий профиль, Эверард подумал, что она напоминает прилежную школьницу. - Вторая война разразилась через двадцать три года и продолжалась... гм... одиннадцать лет, хотя последние три года войны по существу не было, просто добивали противника - Ганнибал уже взял и сжег Рим. Ага! Почему-то этот успех Ганнибала не вызвал у Эверарда прилива радости. Вторая Пуническая война (здесь ее называли римской) или, вернее, какой-то ключевой эпизод этой войны и был тем поворотным пунктом, в результате которого изменилась история. Но частью из любопытства, частью из суеверия Эверард не стал сразу выяснять, какой именно это был эпизод. Сначала в его мозгу должно было уложиться все, что произошло (нет... то, чего не произошло. Реальность - вот она, теплая, живая рядом с ним; сам же он - бесплотный призрак). - Что же было дальше? - бесстрастно произнес он. - Карфагенская империя захватила Испанию, южную Галлию и кончик Итальянского сапога, - сказала она. - После того как римская конфедерация распалась, остальная часть Италии оказалась совершенно бессильной, там царил хаос. Но правительство Карфагена было слишком продажно и поэтому не могло управлять империей. Сам Ганнибал был убит людьми, считавшими, что его честность стоит им поперек дороги. Тем временем Сирия и Парфиа воевали за восточное побережье Средиземного моря. Парфиа победила и попала под еще болеесильное греческое влияние, чем когда-либо прежде. Примерно через сто лет после римских войн Италию захватили германские племена. (По всей видимости, кимвры с тевтонами и амбронами, которые были их союзниками. В мире Эверарда их остановил Марий. ) Их разрушительные походы через Галлию заставили переселиться кельтов. В основном по мере упадка Карфагенской империи они мигрировали в Испанию и Северную Африку. А от карфагенян галлы научились многому. Последовал долгий период войн, в течение которых Парфиа уступала свои территории, а государства кельтов росли. Гунны разбили германцев в Средней Европе, но в свою очередь были побеждены Парфией, на завоеванные пространства вошли галлы, и германцы остались только в Италии и Гипербореях (по всей видимости, на Скандинавском полуострове). На верфях стали закладывать большие корабли, в результате росла торговля между Дальним Востоком и Аравией, а также непосредственно с Африкой, которую корабли огибали, направляясь на восток. (В истории Эверарда Юлий Цезарь был изумлен, когда увидел, что венеты строят самые лучшие корабли во всем Средиземноморье. ) Кельты открыли Северный Афаллон, думая, что это остров, - отсюда название "инис", - но они были изгнаны оттуда индейцами майя. Бриттиские колонии дальше на север уцелели и впоследствии завоевали независимость. Тем временем набирал силу Литторн. Был период, когда это государство завоевало большую часть Европы. Только западная ее часть возвратила себе независимость в результате мирного договора после столетней войны, о которой я уже говорила. Азиатские страны сбросили иго своих истощенных войной европейских завоевателей и быстро развивались, а западные государства, наоборот, приходили в упадок. Дейрдра подняла голову от книги, которую перелистывала, ведя свой рассказ. - Но все это - только самые основные факты нашей истории, Мэнслах. Продолжать? Эверард покачал головой. - Нет, спасибо. После минутной паузы он сказал: - Вы очень честно рассказываете о положении в своей стране. - Большинство из нас не хочет признавать этого, но я предпочитаю смотреть правде в глаза, - резко сказала Дейрдра. Она тут же добавила с живым интересом: - Но расскажите мне о вашем мире. В это чудо трудно поверить. Эверард вздохнул, плюнул на свою совесть и принялся врать. Нападение произошло после обеда. Ван Саравак наконец-то воспрял духом и прилежно занимался с Дейрдрой изучением афаллонского языка. Они ходили по саду, взявшись за руки, и называли различные предметы; затем, чтобы освоить и глаголы, производили всевозможные действия. Эверард плелся за ними, мимолетно думая о том, что, пожалуй, он - третий лишний, и главным образом пытаясь сообразить, как добраться до скуттера. На безоблачном бледном небе сверкало ясное солнце. Алым пламенем полыхал клен, по траве катились гонимые ветром желтые листья. Пожилой раб неторопливо убирал двор граблями. Молодой стражник-индеец стоял в ленивой позе с ружьем на плече. Два волкодава дремали у ограды. Картина была настолько мирной, что с трудом верилось, что за этими стенами люди готовились убивать друг друга. Но люди остаются людьми в истории любого мира. Возможно, в здешнем мире они не обладают безжалостной и утонченной жестокостью западных цивилизаций; можно даже сказать, что они кажутся до странности неиспорченными. Но это не от недостатка старания. И в этом мире наука может никогда не достигнуть развития, и люди могут бесконечно повторять один и тот же цикл: война, рождение империи, ее гибель и снова война. В будущем Эверарда человечество наконец отошло от всего этого. Для чего? Честно говоря, он не мог утверждать, что этот континуум хуже или лучше его собственного. Он был иным - вот и все. И разве этот народ не имеет такого же права на существование, как... как и его собственный, которого, как окажется, вовсе и не было на земле, если им не удастся сделать то, что они с Сараваком сделать должны? Он до боли сжал кулаки. Слишком многое поставлено на карту. Не дело одного человека брать на себя подобные решения. Если решать придется ему, не абстрактное чувство долга заставит его поступить так или иначе, а воспоминание о мелочах жизни и простых людях того мира, где он жил сам. Они обошли дом, и Дейрдра указала на море. - Аварланн, - сказала она. Ее свободно распущенные огненные волосы развевались по ветру. - Что же это значит? - рассмеялся Ван Саравак. - Океан, Атлантический, или просто вода? Пойдем посмотрим. - Он потянул ее к берегу. Эверард последовал за ними. По волнам, милях в двух от берега, шел какой-то пароходик - длинный и быстроходный. За ним, хлопая крыльями, летела туча белых чаек. Эверард подумал, что если бы охрана дома была поручена ему, он обязательно бы держал на море военный корабль. Разве именно он должен принимать решение? В доримское время были и другие агенты Патруля. Они могут вернуться в свои эпохи, увидеть, что случилось, и... Эверард замер на месте. Озноб пробежал по его спине, он весь похолодел. ... Они вернутся, увидят, что случилось, и постараются исправить ошибку. Если у кого-нибудь из них это получится, здешний мир исчезнет в мгновение ока из пространства-времени, и он вместе с ним. Дейрдра остановилась. Эверард, весь в поту, едва понял, на что она так пристально смотрит. Затем Дейрдра закричала и указала вперед рукой. Эверард посмотрел вслед за ней на море. Пароходик стоял уже совсем близко от берега, из его высокой трубы шел дым и летели искры, на носу сверкало украшение - позолоченная змея. Эверард разглядел на борту людей и чтото белое с крыльями. Оно поднялось с кормы и начало набирать высоту. Планер! Кельтская аэронавтика достигла уже такого уровня. - Красиво, - сказал Ван Саравак. - Воздушные шары у них, наверно, тоже есть. Планер отбросил веревку, соединявшую его с кораблем, и направился к берегу. Один из стражников закричал. Остальные выбежали из-за дома. Солнце блестело на их ружьях. Корабль шел прямо к берегу. Планер приземлился, пропахав полосу в песке. Офицер закричал и замахал патрульным, призывая их назад. Эверард краем глаза увидел белое озадаченное лицо Дейрдры. Затем на планере повернулась турель, вспыхнул огонь, и раздался грохот выстрела легкой пушки. Эверард автоматически отметил про себя, что турель поворачивается вручную, и упал на живот. Ван Саравак последовал его примеру и потащил за собой Дейрдру. Шрапнель проложила дорожки среди афаллонских солдат. Из планера выскочили люди с темными лицами в чалмах и саронгах. "Хиндурадж", - подумал Эверард. Они на ходу стреляли в уцелевших стражников, окруживших своего начальника. Тот громко отдал какой-то приказ и вместе со своими людьми кинулся вперед. Эверард чуть поднял голову и увидел, что афаллонцы атакуют команду планера. Ван Саравак вскочил на ноги, Эверард, ловко повернувшись, ухватил его за ногу и снова заставил лечь, прежде чем Ван Саравак успел ввязаться в бой. - Пусти меня! - крикнул венерианин. По всему пляжу, как в кровавом кошмаре, валялись убитые и раненые. Шум сражения, казалось, доносился до самого неба. - Лежи, ты, кретин! Неужели ты не понимаешь, что им нужны именно мы... И так этот безумный ирландец, их командир, сделал ужасную глупость... хуже некуда. Внимание Эверарда отвлек новый взрыв. Корабль подошел к самому берегу и выплевывал вооруженных солдат. Слишком поздно афаллонцы поняли, что они истратили все патроны и теперь их атакуют с тыла. - Скорей! Эверард вскочил и рывком поднял Дейрдру и Ван Саравака на ноги. - Нам надо уходить отсюда, может, к комунибудь поблизости... Десант с корабля увидел его и развернулся. Он скорее почувствовал, чем услышал, подбегая к лужайке, как в песок позади него с чавканьем вошла пуля. Из дому доносились истерические крики рабов. Два волкодава бросились на непрошенных гостей и были тут же застрелены. Сначала - ползком, потом зигзагами, через стену и на дорогу! У Эверарда это получилось бы, но Дейрдра споткнулась и упала. Ван Саравак остановился, чтобы помочь ей. Эверард тоже остановился, и это стоило им свободы. Их окружили. Предводитель темнокожих что-то крикнул Дейрдре. Она села на землю и дерзко ответила ему. Он коротко засмеялся и указал большим пальцем на пароход у себя за спиной. - Что им надо? - по-гречески спросил Эверард. - Вас. - Она с ужасом посмотрела на него. - вас обоих. Офицер опять что-то сказал. - И меня как переводчицу... Нет! Она вырвалась из рук схватившего ее солдата, высвободила одну руку и вцепилась ему в лицо. Кулак Эверарда описал дугу и разбил чью-то челюсть. Но долго это продолжаться не могло. На его голову опустился приклад ружья, и он смутно ощутил, как его волокут ногами по песку на пароход. 6 Команда бросила планер на берегу, перенесла своих убитых и раненых на корабль, и он, набирая скорость, стал удаляться в море. Эверард сидел в кресле на палубе и смотрел на удаляющийся берег. В голове у него постепенно прояснялось. Дейрдра плакала на плече Ван Саравака, и венерианин пытался ее успокоить. Холодный ветер с шумом швырял брызги пены им в лицо. Когда из рубки вышли двое белых, Эверарда сразу же покинуло охватившее его оцепенение. Нет, они все-таки не азиаты! Европейцы. И сейчас, приглядевшись к команде, он заметил, что у всех лица европейского типа. Смуглая кожа - это просто-напросто грим. Он встал и осторожно оглядел своих новых хозяев. Один из них - довольно представительного вида человек средних лет, не очень высокий, в красной шелковой рубахе, мешковатых белых штанах и в похожей на каракулевую шапке, был чисто выбрит, его темные волосы были заплетены в косу. Другой казался несколько моложе: косматый светловолосый гигант в мундире с нашитыми медными колечками, в штанах с гамашами, кожаном плаще и явно декоративном шлеме с рогами. У обоих к поясу были пристегнуты револьверы. Судя по отношению команды, они были здесь старшими. - Какого черта! Эверард еще раз огляделся. Земля уже исчезла из виду, и корабль поворачивал к северу. Мотор работал на полную мощность, корпус парохода дрожал, и когда нос зарывался в волны, брызги долетали до палубы. Сначала старший из двоих заговорил на афаллонском. Эверард пожал плечами. Затем попытку объясниться сделал бородатый северянин сначала на совершенно незнакомом Эверарду диалекте, но потом: - Taelan thu Cimbrik? - Кимврийский? - Эверард, который знал несколько германских языков, решил попытаться вступить в разговор, а Ван Саравак навострил свои голландские уши. Дейрдра прижалась к нему, глядя широко открытыми глазами, потрясенная случившимся. - Ja, - сказал Эверард, - ein venig. Когда золотоволосый взглянул на него неуверенно, он повторил по-английски: - Немного. - Ах, aen litt. Gode! Гигант потер руки и назвал себя и своего спутника. - Ik hait Боерик Вульфилассон ok main gefreond neer erran Болеслав Арконски. Такого языка Эверард никогда в жизни не слыхал - это не мог быть даже чисто кимврийский, ведь прошло столько веков, - но собеседника своего он понимал сравнительно легко. Труднее было говорить. Эверард не мог себе представить, как именно развился первоначальный язык. - Что, черт побери, arran thu задумал? - угрожающе спросил он. - Ik bin человек auf Sirius, со звезды Сириус, mit planeten и всякое такое. Отпустите uns gebach или willen вы чертовски, der Teufel, дорого заплатите. Боерик Вульфилассон выглядел огорченным. Он предложил продолжить разговор у него в каюте с Дейрдрой как переводчицей. Их провели в рубку, где оказался небольшой, но комфортабельный салон, дверь осталась открытой, перед ней стоял часовой. Еще несколько вооруженных людей находились поблизости. Болеслав Арконски сказал что-то Дейрдре на афаллонском. Она кивнула, и он налил ей стакан вина. Она выпила и как-то немного успокоилась, но голос ее звучал слабо. - Мы попали в плен, Мэнслах. Их шпионы узнали, где вы находитесь. Другая группа должна украсть вашу машину. Где она, они тоже знают. - Так я и думал, - сказал Эверард. - Но кто они, во имя Баала? Боерик грубо расхохотался в ответ и долго хвалился своей хитроумной выдумкой. Его план заключался в том, чтобы правители Афаллона подумали, будто нападение совершили хиндураджцы. В действительности же секретное сотрудничество между Литторном и Симберлендом помогло им создать прекрасную шпионскую сеть, и сейчас они направлялись в летнюю резиденцию посольства Литторна на Инис Лланголен (то есть в Нантакет), где волшебников настоятельно попросят растолковать смысл своего колдовства, а для великих держав приготовят хорошенький сюрприз. - А если мы этого не сделаем? Дейрдра перевела ответ Арконски дословно. - Я сожалею о последствиях. Мы - цивилизованный народ и хорошо заплатим за помощь и почетом и золотом, если вы ее нам окажете добровольно. Но в случае отказа мы можем и заставить вас. На карту поставлено существование наших государств. Эверард внимательно поглядел на них. Боерик выглядел смущенным и неуверенным, от его бравады не осталось и следа. Болеслав Арконски выстукивал по столу пальцами дробь, губы его были сжаты, а глаза, казалось, говорили: НЕ ЗАСТАВЛЯЙТЕ НАС ПОСТУПАТЬ ТАК. ВЕДЬ И У НАС ЕСТЬ СОВЕСТЬ. Они, наверное, были хорошими мужьями и отцами, любили пропустить иногда по кружке пива и сыграть с друзьями в кости. Может быть, боерик разводил породистых лошадей в Италии, а Арконски выращивал розы на берегах Балтики. Но все это никак не могло помочь пленникам в тот момент, когда одно всемогущее государство сцепится с другим. Эверард задумался, отдавая должное тому, с каким искусством была проведена операция по захвату их в плен. Потом прикинул, что делать дальше. Пароход шел быстро, но, насколько патрульный помнил путь до Нантакета, плыть им оставалось еще часов двадцать. А значит, по крайней мере двадцать часов в их распоряжении было. - Мы устали, - сказал он по-английски. - Можем мы немного отдохнуть? - Да, конечно, - с неуклюжей вежливостью сказал Боерик. - Ok wir skallen gode gefreonds bin, nie? - ведь мы будем добрыми друзьями? На западе тлел закат. Дейрдра и Ван Саравак стояли на палубе, глядя на серый морской простор. Трое матросов, уже снявшие свои маскарадные костюмы и грим, стояли на корме с оружием наготове. Рулевой вел корабль по компасу. Боерик и Эверард прохаживались по палубе. Все были в теплых куртках, защищающих от резкого ветра. Эверард делал успехи в кимврийском - язык еще с трудом ему повиновался, но собеседник мог понять, что он говорит. Впрочем, он больше старался слушать Боерика. - Так вы со звезд? Этого я не понимаю. Я простой человек. Будь моя воля, я уехал бы к себе в Тоскану, занимался бы там своим поместьем, а мир пусть сходит с ума, как хочет. Но у каждого из нас, граждан, есть свои обязанности перед государством. По-видимому, тевтоны полностью вытеснили латинян из Италии, как в мире Эверарда - англы бриттов. - Я вас понимаю, - сказал Эверард. - Странно, что так много людей воюет, когда только немногие хотят воевать. - О, но это необходимо. И, - почти жалобно, - ведь Картагаланн захватил Египет, наше законное владение. - Времена повторяются, - прошептал Эверард. - А? - Нет, нет, ничего. Значит вы, кимврийцы, заключили союз с Литторном и надеетесь захватить Европу и Африку, пока большие и могущественные государства дерутся на Востоке. - Вовсе нет! - с возмущением возразил Боерик. - Мы просто восстанавливаем свои законные исторические территориальные права. Сам король сказал... И так далее, и тому подобное. Эверард старался удержаться на ногах: корабль качало. - Мне кажется, что вы обращаетесь с нами, волшебниками, довольно неучтиво, - сказал он. - Смотрите, как бы мы по-настоящему не рассердились. - О, ведь нас с детства защищают особыми заклинаниями против колдовства. - Ах так... - Я бы очень хотел, чтобы вы помогли нам добровольно. Буду рад убедить вас в справедливости нашего дела, если вы готовы посвятить мне несколько часов. Эверард покачал головой, отошел от борта и остановился рядом с Дейрдрой. Лицо девушки было едва различимо в сгущающихся сумерках, но в голосе ее ему послышалась ярость отчаяния. - Я надеюсь, Мэнслах, вы сказали ему, куда он может идти вместе со своими планами? - Нет, - твердо ответил Эверард, - мы собираемся помочь им. Она вздрогнула, как от удара. - Что ты сказал, Мэнс? - спросил Ван Саравак. Эверард перевел. - Нет! - воскликнул венерианин. - Да! - сказал Эверард. - Бог ты мой, нет! Я... Эверард схватил его за руку и холодно сказал: - Успокойся. Я знаю, что делаю. Мы не можем принимать ничью сторону в этом мире - мы против всех, и чем скорее ты это поймешь, тем лучше. Единственное, что нужно сейчас, это некоторое время делать вид, что мы - с ними. И не вздумай сказать это Дейрдре. Ван Саравак склонил голову и задумался. - Ладно, - угрюмо согласился он. 7 Летний курорт Литторна находился на южном берегу Нантакета, рядом с рыбацкой деревушкой, но был отгорожен от нее стеной. Архитектура посольства была того же стиля, что и здания в самом Литторне, - длинные бревенчатые дома с крышами, выгнутыми, как спина рассерженной кошки. Главное здание и его флигели окружали выложенный плитами двор. Пока корабль подходил к частному пирсу, Эверард, стоя на палубе, успел позавтракать под гневным взглядом Дейрдры, отнюдь не улучшившим его аппетит. Другой, большего размера корабль, уже стоял у пирса, кругом толпилось множество людей весьма сурового вида. Арконски возбужденно сказал на афаллонском: - Видите, вашу волшебную машину уже привезли. Вы сможете сразу же нам все показать. Когда Боерик перевел эти слова, сердце эверарда забилось сильнее. Гости, как их настойчиво называли кимврийцы, были проведены в огромную комнату, где Арконски преклонил колено перед идолом с четырьмя лицами, тем самым Свантевитом, которого датчане в истории другого мира изрубили на дрова. В камине горел огонь, вокруг стен стояла вооруженная охрана, но Эверард ни на что не обращал внимания: его глаза были прикованы к скуттеру, поблескивающему на полу. - Я слышал, что нашим пришлось здорово подраться, чтобы заполучить эту штуку в Катувеллаунане, - обронил Боерик. - Многие были убиты, но остальным удалось уйти от погони. Он опасливо дотронулся до рукоятки скуттера. - И эта повозка действительно может появляться в любом месте по желанию седока прямо из воздуха? - Да, - сказал Эверард. Дейрдра взглянула на него с таким презрением, какого он до сих пор не встречал. Она с высокомерным видом стояла в стороне, стараясь держаться как можно дальше от него и Ван Саравака. Арконски заговорил с ней. Потом потребовал, чтобы она перевела. Девушка плюнула ему под ноги. Боерик вздохнул и сказал Эверарду: - Мы хотим, чтобы вы продемонстрировали нам эту машину. Мы вместе поднимемся на ней. Предупреждаю, что приставлю револьвер к вашей спине. Вы будете говорить мне заранее, что собираетесь делать, и если что-нибудь окажется не так, я выстрелю. Ваши друзья останутся здесь заложниками и тоже будут застрелены при первом подозрении. Но я уверен, - поспешно добавил он, - что все мы останемся добрыми друзьями. Эверард кивнул. Нервы его были напряжены до предела, ладони взмокли от холодного пота. - Но раньше я должен прочесть заклинания, - сказал он. Глаза его блеснули. Сначала он бросил взгляд на пространственно-временные счетчики приборов. Затем посмотрел на Ван Саравака, сидящего под дулами пистолета Арконски и ружей стражников. Дейрдра находилась на той же скамейке, хотя и постаралась отодвинуться от патрульного как можно дальше. Эверард прикинул примерное расстояние от скуттера до скамейки, воздел руки к небу и нараспев заговорил на темпоральном: - Ван, я попытаюсь вытащить тебя отсюда. Не двигайся с места ни на миллиметр, повторяю, ни на миллиметр. Мне придется подхватить тебя на лету. Если все пойдет, как задумано, я вернусь за тобой примерно через минуту после того, как мы испаримся с нашим волосатым другом. Венерианин сидел с абсолютно бесстрастным лицом, но на лбу его выступили мелкие бисеринки пота. - Очень хорошо, - сказал Эверард на своем ломаном кимврийском. - Садись сзади, Боерик, и мы погоним мою волшебную лошадку вперед. Светловолосый гигант кивнул и повиновался. Когда Эверард устраивался на переднем сиденье, он почувствовал, как в спину ему уперлось дрожащее дуло пистолета. - Скажи Арконски, что мы вернемся через полчаса, - бросил он через плечо. Время в этом мире исчислялось примерно также, как в его собственном, и там и тут заимствованное у вавилонян. Когда Боерик перевел, Эверард продолжал: - Прежде всего мы возникнем из воздуха прямо над океаном и зависнем там. - Х-х-хорошо, - выдохнул Боерик. Голос его звучал нетвердо. Эверард настроил программатор пространства на десять миль к востоку и на тысячу футов высоты, потом включил главный тумблер. Они сидели, как ведьмы на помеле, глядя вниз на сине-зеленый простор волн и на дымку, которая была далекой землей. Сильный ветер дул им в лицо, и Эверард покрепче сжал седло коленями. - Ну? - спросил он. - Как тебе нравится? - Это... чудесно! По мере того, как он свыкался с обстановкой, Боерика охватывал все больший энтузиазм. - Наши воздушные шары перед этим - ничто. С такими машинами мы взлетим в небо над вражескими городами и сметем их огнем с лица земли. После этих слов Эверарду стало как-то легче при мысли о том, что ему предстояло сделать. - Сейчас мы полетим вперед - и скуттер будет скользить по воздуху. Боерик восхищенно крякнул. - А сейчас мы спрыгнем сразу вниз, на землю твоей родины. Эверард включил тумблер маневрирования. Скуттер на бешеной скорости сделал мертвую петлю и вышел из нее в пике. Зная, что произойдет, Эверард еле удержался в седле. Он так и не понял, когда именно выпал Боерик; только краем глаза успел он заметить человека, камнем летящего сквозь пространство в море, и пожалел, что увидел это. Затем патрульный позволил себе недолгий отдых, зависнув у самой поверхности воды. Сначала его пробрала дрожь: успей Боерик выстрелить... Потом он почувствовал угрызения совести. Отогнав от себя ненужные мысли, он сосредоточился на проблеме спасения Ван Саравака, поставил верньеры пространства на один фут от скамейки, где находились пленники, настроил время - одна минута после того, как они с Боериком отбыли. Правая его рука лежала на панели управления - ему предстояло действовать быстро, - а левую он оставил свободной. Держите шапки, ребята! Поехали! Машина возникла из воздуха прямо перед Ван Сараваком. Эверард схватил венерианина за рубашку, притянул его к себе, внутрь пространственно-временного силового поля, в то время как правая его рука, проделав все необходимые переключения, уже нажимала главный тумблер. От металлической поверхности скуттера отскочила пуля. Эверард успел увидеть что-то бешено кричащего Арконски. А затем - все исчезло, и они оказались на травянистом холме, спускавшемся к морю две тысячи лет назад. Нервное напряжение взяло свое: Эверард, весь дрожа, упал головой на панель управления. В чувство его привел крик. Он обернулся, чтобы посмотреть на Ван Саравака, распростертого на склоне холма. Одна рука венерианина все еще обнимала талию Дейрдры. Ветер стих, море набегало на берег широкой пенистой волной, по небу плыли высокие облака. - Не могу сказать, что осуждаю тебя, Ван. - Эверард ходил взад и вперед возле скуттера, глядя в землю. - Но это безусловно усложняет наше положение. - Что мне оставалось делать? - спросил венерианин с болью в голосе. - Оставить ее на растерзание негодяям или дать ей исчезнуть из жизни вместе со всем ее миром? - Вспомни, как действует психовнушение, которому нас подвергли в Академии. Без разрешения мы не можем сказать ей правду, даже если и захотим. А я к тому же и не хочу. Эверард взглянул на девушку. Она стояла, тяжело дыша, но в глазах ее светилась радость. Ветер трепал ее волосы и длинное тонкое платье. Она тряхнула головой, как бы пытаясь освободиться от кошмара, подбежала к патрульным и схватила их за руки. - Прости меня, Мэнслах, - выдохнула она. - Я должна была догадаться, что ты не предашь нас. Она поцеловала их обоих. Ван Саравак, как и следовало ожидать, с готовностью ответил, но Эверарду не удалось себя пересилить. Он вспомнил об Иуде. - Где мы? - продолжала она. - Похоже на Лланголен, но нет жителей. Или вы привезли меня на Счастливые острова? Она подпрыгнула на одной ноге и принялась танцевать среди цветов. - А можно нам отдохнуть здесь немного, прежде чем мы вернемся домой? Эверард тяжело вздохнул. - Боюсь, что у меня для вас дурные вести, Дейрдра, - сказал он. Она замолчала. Он увидел, как она вся сжалась. - Мы не можем вернуться. Это... заклинания, которые мне пришлось использовать, чтобы спасти нашу жизнь. У меня не было выбора. Но теперь из-за них мы не можем вернуться домой. - И никакой надежды? - Он едва расслышал ее слабый голос. - Нет, - сказал он, чувствуя резь в глазах. Она повернулась и медленно пошла прочь. Ван Саравак метнулся было следом, но остановился и сел рядом с Эверардом. - Что ты сказал ей? Эверард повторил. - По-моему, это самый лучший компромисс, - сказал он. - Я не могу отослать ее обратно, в тот мир, который скоро перестанет существовать. - Ты прав. Ван Саравак некоторое время сидел молча, глядя на море. Потом спросил: - Какой сейчас год? Примерно время Христа? Тогда мы все еще находимся позже ключевого момента. - Да. И нам все еще предстоит выяснить, когда он был и в чем заключался. - Надо обратиться в отделение Патруля в более ранние века. Там мы сможем получить необходимую помощь. - Может быть. Эверард улегся на траву и стал глядеть в небо, буквально раздавленный физической усталостью после всего, что им довелось пережить. - Хотя я думаю, что ключевой момент мне удастся установить прямо здесь, с помощью Дейрдры. Разбуди меня, когда она вернется. Она вернулась с сухими глазами, хотя по лицу ее было заметно, что она плакала. Когда Эверард спросил, поможет ли она ему в его деле, Дейрдра кивнула. - Конечно. Моя жизнь принадлежит тем, кто спас ее. После того как мы сами втянули тебя в эту историю. Эверард осторожно сказал: - Я просто хочу узнать от вас кое-какие сведения. Слышали ли вы о... о том, что можно человека усыпить и во сне он будет делать все, что ему говорят? Она неуверенно кивнула. - Я видела, как это делали медики-друиды. - Это не причинит вам вреда. Я только хочу, чтобы вы заснули и могли вспомнить во сне все, что когда-либо знали, даже если вам кажется, что вы это забыли. Это не займет много времени. Она была так доверчива, что ему стало совестно... Применяя методы, изученные в Патруле, он погрузил ее в гипнотическое состояние полного раскрытия памяти и выудил из ее мозга все, что она когда-либо читала или слышала о Второй Пунической войне. Этого оказалось вполне достаточно для его целей. В 219 году до нашей эры Ганнибал Барка, правитель карфагенской Испании, осадил Сагунт. После восьми месяцев осады он захватил его, и это вызвало задолго до того задуманную им войму с Римом. В начале мая 218 года он пересек Пиренеи с армией в 9ОООО пехотинцев, 12ООО конников и 37 слонами, прошел Галлию и перевалил через Альпы. Потери его в пути были огромны: к концу года к Италии подошло только 2ОООО пехотинцев и 6ООО конных воинов. Тем не менее около реки Тицин он встретил и разгромил превосходящие силы противника. В течение следующего года он дал римлянам еще несколько кровопролитных, но победоносных сражений и вошел в Апулию и Кампанью. Апулийцы, луканы, бруттии и самниты перешли на его сторону. Квинт Фабий Максим повел ожесточенную партизанскую войну, которая разорила Италию, но так ничего и не решила. Тем временем Газдрубал Барка спешно собирал в Испании новое войско и в 211 году прибыл с подкреплениями. В 21О году Ганнибал захватил и сжег Рим, а к 2О7 году последние города конфедерации были вынуждены сдаться ему. - Вот оно, - сказал Эверард и погладил медноволосую головку девушки, лежавшей перед ним. - Теперь усни, спи спокойно и проснись с радостью в сердце. - Что она тебе рассказала? - спросил Ван Саравак. - Множество подробностей, - ответил Эверард. Весь рассказ занял более часа. Важно одно: она прекрасно знает историю тех времен, но ни разу не упомянула о Сципионах. - О ком? - Публий Корнелий Сципион командовал римской армией при Тицине. В нашем мире его тоже постигла неудача - он проиграл сражение. Но позже у него хватило ума повернуть на запад и постепенно разрушить базу Карфагена в Испании. кончилось тем, что Ганнибал оказался полностью отрезанным от своих баз в Италии, а те небольшие подкрепления, которые ему могли послать иберийцы, уничтожались в пути. Сын Сципиона, носивший такое же имя, тоже занимал высокий пост и был тем самым человеком, который окончательно разгромил войска Ганнибала при Заме - это Сципион Африканский. Отец и сын были лучшими полководцами, которых когда-либо знал Рим. Но Дейрдра о них никогда не слышала. - Итак... Ван Саравак опять стал смотреть на восток через море, туда, где галлы, кимвры и парфяне опустошали античный мир. - Что произошло с ними в здешнем времени? - Насколько я помню, оба Сципиона в нашем мире участвовали в сражении при Тицине и чудом избежали смерти. Во время отступления, скорее бегства, сын спас жизнь отцу. Совершенно очевидно, что в здешней истории оба Сципиона погибли. - Кто-то должен был их убить, - сказал Ван Саравак. В его голосе зазвучали металлические нотки. - Какой-нибудь путешественник во времени. Все другое отпадает. - Что ж, во всяком случае, это вероятно. Посмотрим. Эверард отвел взгляд от лица спящей Дейрдры. - Посмотрим. 8 На курорте в плейстоценовом периоде - они вернулись обратно через полчаса после того, как вылетели отсюда - патрульные сдали девушку на попечение пожилой доброжелательной экономке, говорившей по-гречески, и собрали своих коллег. Затем сквозь пространство-время полетели хронокапсулы с сообщениями и запросами. Отделения до 218 года - ближайшее находилось в Александрии в периоде с 25О по 23О год - "все еще" были на месте: работало в них примерно двести агентов Патруля. Письменные связи с отделениями в будущем, как выяснилось после проверки, оказались невозможными. Обеспокоенные патрульные собрались на совещание в Академии, в олигоценовом периоде. Присутствующие свободные агенты соответствовали по званиям своим коллегам, работавшим постоянно в тех или иных отделениях, хотя между собой они не были равны в правах. Эверард неожиданно для себя оказался председателем комитета самых высокопоставленных офицеров Патруля. Это была трудная и мучительная работа. Люди, собравшиеся здесь, подчинили себе пространство и время, они владели оружием богов, но все же оставались людьми с человеческими недостатками - упрямством, своеволием, раздражительностью. Все согласились с тем, что происшедшее необходимо исправить. Но возникали опасения относительно судьбы тех агентов, которые, как в свое время Эверард, могли находиться сейчас в будущих эпохах, не будучи заблаговременно предупреждены о предполагаемых действиях. Если они не вернутся к тому моменту, когда история еще раз будет изменена, они просто перестанут существовать. Эверард организовал несколько спасательных экспедиций, но сомневался, что они достигнут успеха. Он твердо приказал спасателям вернуться в течение дня по местному времени, если они сами не хотят оказаться в положении спасаемых. Специалист по возрождению науки тоже высказал некоторые соображения. Конечно, безусловный долг всех, кто уцелел, восстановить "первоначальную" линию развития времени. Но существует и долг перед наукой. Открылись блестящие и уникальные возможности изучения новой линии времени в истории человечества. Нужно провести антропологические исследования в течение нескольких лет, прежде чем... Эверард с трудом прервал это словоизвержение. У них оставалось не так много патрульных, чтобы идти на подобный риск. Были созданы исследовательские группы с задачей - определить точный момент и обстоятельства, при которых произошло изменение. Разгорелись яростные споры о том, как следует действовать. Эверард глядел в окно в доисторическую тьму и думал, что саблезубые тигры, в конечном счете, справляются со своими делами куда лучше, чем их обезьяноподобные потомки. Когда все группы и команды были, наконец, назначены, расставлены по местам и отправлены, Эверард открыл бутылку виски и напился вместе с Ван Сараваком до бесчувствия. На следующий день руководящий комитет заслушал сообщение спасателей, побывавших в различных эпохах будущего. С десяток патрульных удалось выручить из более или менее затруднительных положений; человек двадцать, видимо, придется списать со счетов. Рапорт групп, занимавшихся разведкой, был интереснее. Оказалось, что два гельветских купца присоединились к Ганнибалу в Альпах и полностью вошли к нему в доверие. После войны они заняли в КАрфагенскои империи высокое положение. Назвавшись Фронтос и Химилко, они практически управляли государством, организовали убийство Ганнибала и жили с небывалой роскошью. Один из патрульных видел и самих узурпаторов, и их дворцы. - Масса предметов и усовершенствований, о которых в античные времена не могли и мечтать. Сами они показались мне нелдорианцами из 2О5-го тысячелетия. Эверард кивнул. Это был век бандитов, с которыми Патрулю "уже" немало пришлось повозиться. - Думаю, что все ясно, - сказал он. - Были они или не были с Ганнибалом до сражения при Тицине, не имеет никакого значения. Нам было бы чертовски трудно захватить их в Альпах незаметно, не наделав такого шума, из-за которого мы сами, чего доброго можем изменить ход событий. Важно то, что, по всей видимости, именно они убили обоих Сципионов, и именно в этот момент истории нам следует вмешаться. Англичанин из девятнадцатого века, весьма компетентный в своем деле, но напоминающий полковника Блимпа, развернул составленную им карту боя, который он наблюдал с помощью инфракрасного телескопа сквозь низкие облака. - Римляне стояли вот здесь... - Знаю, - сказал Эверард. - Тонкая красная линия. Критический момент наступил, когда они обратились в бегство, но и предшествующая сумятица может оказаться нам в помощь. Ну что ж, придется окружить поле, но считаю, что в самой битве должны участвовать только два агента. Эти "купцы" наверняка все время будут начеку, ожидая возможного противодействия. Отделение в Александрии может снабдить меня и Вана нужной одеждой. - То есть как! - воскликнул англичанин. - Я полагал, что достоин чести... - Нет. Простите. Эверард улыбнулся краешком губ. - Какая там честь? Просто возможность сломать себе шею ради того, чтобы уничтожить целый мир таких же людей, как мы сами. Эверард поднялся. - Идти надо мне, - бесстрастно сказал он. - Не могу объяснить почему, но знаю, что идти должен именно я. Ван Саравак кивнул. Они оставили скуттер под защитой купы деревьев и пошли через поле боя. За горизонтом, высоко в небе, парило около сотни скуттеров с вооруженными патрульными, но это было слабым утешением среди свиста копьев и стрел. Низкие облака стремительно мчались под напором холодного ветра, моросил мелкий дождь, в солнечной Италии наступила поздняя осень. Пробиваясь сквозь месиво грязи и крови, Эверард чувствовал тяжесть панциря на своих плечах. На нем был шлем, поножи, римский щит на левой руке и меч у пояса, но в правой руке он держал станнер. Ван Саравак, экипированный точно также, тащился сзади, глядя по сторонам из-под развевающегося на шлеме командирского плюмажа. Взвыли трубы, застучали барабаны. Эти звуки почти потонули в воплях людей, топоте ног, ржании лошадей, потерявших всадников, свисте стрел. Только немногие командиры и разведчики все еще держались верхом; как это часто бывало до изобретения стремени, бой, который начинался сражением конницы, превращался в рукопашные схватки, когда всадников выбивали из седел. Карфагеняне наступали, прорубаясь сквозь римские линии и сминая их. То в одном месте, то в другом сражение превращалось в отдельные стычки: люди проклинали противников и бросались в рукопашную. Здесь бой уже кончился. Вокруг Эверарда лежали трупы. Он поспешил за отступающей римской армией, к сверкающим вдали значкам легионов - бронзовым орлам. За шлемами и трупами он различил победно развевающееся пурпурно-красное знамя. И тогда, словно чудовища на фоне серого неба, подняв хоботы и трубя, выступили слоны. Война всегда одинакова: это не бравада храбрецов и не аккуратные линии на картах, а крики, пот и кровь людей, мечущихся в круговерти боя. Темнолицый худощавый карфагенянин-пращник со стоном пытался вытащить копье, застрявшее у него в животе. Но сидящий на земле рядом с ним римский крестьянин не обращал на него никакого внимания и только с недоумением рассматривал культю своей руки. Над полем кружили вороны. Они покачивались на ветру и ждали своего часа. - Скорей! - прошептал Эверард. - Поспеши, ради всего святого! Линия обороны может рухнуть в любую минуту. В горле у него пересохло, он поспешно заковылял туда, где развевались знамена Республики. Ему пришло в голову, что в душе он всегда стоял за победу Ганнибала, а не Рима. Было что-то отталкивающее в его холодной и всеядной жадности. И вот он здесь, пытаясь спасти этот вечный город. Да, жизнь - странная штука. Его немного утешало то, что Сципион Африканский был одним из немногих порядочных людей, оставшихся в живых после войны. Стоны и крики усилились - римляне откатывались назад. Эверард увидел нечто похожее на волну, разбивавшуюся о скалы. Но здесь двигалась не волна, а скала, с громким криком и нанося удары... Он побежал. Мимо него, крича от страха, пронесся легионер. Седоволосый римский ветеран плюнул в землю, широко расставил ноги и бился, не сходя с места, пока не упал замертво. Карфагеняне держали строй и наступали под нечеловеческий грохот барабанов. Там, впереди! Эверард увидел группу римлян, окружившую полководцев верхом на лошадях. Они высоко поднимали бронзовых орлов, что-то громко кричали, но их невозможно было расслышать из-за шума битвы. Мимо пробежала небольшая группа легионеров. Их начальник окликнул патрульных: - Эй, вы, спешите туда! Мы еще покажем им, клянусь лоном Венеры! Эверард покачал головой и продолжал свой путь. Римлянин оскалил зубы и кинулся на него. - Ах ты, трусливый... Луч станнера оборвал его слова. Он рухнул в грязь. Остальные легионеры дрогнули, закричали и бросились бежать. Карфагеняне были очень близко - сплошная стена щитов и мечей, с которых стекала кровь. Эверард увидел орлиный профиль одного из них, свежий шрам на щеке у другого. Копье отскочило от его шлема. Он наклонил голову и побежал. На его пути возникла стычка. Он хотел обойти дерущихся, но споткнулся о труп и упал. На него свалился какой-то римлянин. Ван Саравак с проклятьями вытащил Эверарда и получил удар мечом по руке. Неподалеку люди Сципиона, окруженные врагами, безуспешно пытались отразить атаку. Эверард остановился, набрал побольше воздуха в легкие и внимательно огляделся. Сквозь сетку дождя он увидел группу приближающихся римских всадников в мокро поблескивающих доспехах. Кони их по брюхо были забрызганы грязью. Это, должно быть, сын, Сципион Африканский, спешил на помощь отцу. Под копытами дрожала земля. - Вон там! Ван Саравак закричал и махнул рукой. Эверард пригнулся. Дождь стекал с его шлема на лицо. С другой стороны группа карфагенян направлялась к тому месту, где дрались римляне. Во главе их гарцевали два человека, высокие, с грубыми чертами лица, характерными для нелдориан. Они были одеты в те же доспехи, что и остальные, но в руке каждый держал по длинноствольному пистолету. - Сюда! Эверард круто повернулся и побежал к ним. Кожа его панциря скрипела на ходу. Карфагеняне заметили патрульных, когда те были уже совсем близко. Только тогда какой-то всадник выкрикнул предупреждение. Двое безумных римлян! Эверард видел, как воин ухмыльнулся в бороду. Один из нелдориан поднял свой бластер. Эверард бросился плашмя на землю. На том месте, где он только что стоял, мелькнул страшный сине-белый луч огня. Он выстрелил лежа, и одна из африканских лошадей упала. Раздался лязг металла. Ван Саравак стоял на месте и методично нажимал на курок. Два, три, четыре, и вот уже один из нелдориан свалился с лошади в грязь! Воины рубились вокруг Сципионов. Эскорт нелдориан завопил от ужаса. Действие бластера они, очевидно, видели раньше, но невидимое оружие, которым поражали Эверард и Ван Саравак, было для них в диковинку. Они разбежались. Второй нелдорианин с трудом успокоил свою лошадь и повернулся, намереваясь последовать за ними. - Посмотри за тем, которого ты сбил, Ван, - выкрикнул Эверард. - Оттащи его с поля боя, нам придется допросить... Он быстро вскочил на ноги и поймал пробегавшую мимо лошадь без седока. Вскочить в седло и последовать за оставшимся нелдорианином было делом одной минуты - Эверард даже не успел толком сообразить, что он делает. Позади Публий Корнелий Сципион и его сын отбились, наконец, от карфагенян и присоединились к своей отступающей армии. Эверард скакал сквозь хаос. Он все убыстрял бег лошади и только приветствовал, что нелдорианин тоже пришпоривает своего коня. Как только они окажутся за пределами поля боя, сверху сможет спуститься скуттер и быстро решить исход схватки. Та же мысль, очевидно, пришла в голову и нелдорианину. Он развернул коня и прицелился. Эверард увидел вспышку и почувствовал жжение: огненный луч едва не задел его левую щеку. Эверард поставил свой станнер на широкий диапазон действия и, стреляя, помчался вперед. Вторая молния попала его лошади прямо в грудь. Колени животного подогнулись, и Эверард вылетел из седла. Тренированное тело смягчило удар от падения - он быстро поднялся на ноги и бросился навстречу врагу. Правда, станнер Эверарда остался лежать где-то в грязи, рядом с лошадью, но искать его уже не было времени. Неважно! Если он останется жив, оружие можно будет найти потом, тем более, что станнер сделал свое дело. Широкий луч попал в цель. При таком расстоянии он не мог, конечно, сбить с ног, но нелдорианин выронил свой бластер, а лошадь едва стояла, шатаясь и закрыв глаза. В лицо Эверарда бил дождь. Он бросился к лошади. Нелдорианин соскочил на землю и выхватил меч. В ту же минуту в воздухе сверкнул клинок Эверарда. - Как вам будет угодно, - сказал он по-латыни. - Но один из нас останется на этом поле. 9 Луна осветила горы, и снег тускло заблестел на их вершинах. Далеко на севере лунный свет отразился от ледника. Где-то завыл волк. Кроманьонцы что-то пели в своей пещере; их напев едва слышно доносился до веранды. Дейрдра стояла в темноте. Лунный луч высветил ее лицо, мокрое от слез. Когда Ван Саравак и Эверард подошли к ней сзади, она с удивлением посмотрела на них. - Так скоро? - спросила она. - Но ведь вы приехали сюда и простились со мной только сегодня утром. - Мы быстро справились, - ответил Ван Саравак, первым делом выучивший под гипноизлучателем древнегреческий. - Я надеюсь... - она попыталась улыбнуться, - вы уже освободились и теперь сможете хорошо отдохнуть. - Да, - сказал Эверард. - Мы освободились. Некоторое время они стояли молча рядом, вглядываясь в снежную равнину перед ними. - Это правда, что я никогда не смогу вернуться домой? - тихо спросила Дейрдра. - Боюсь, что да. Заклинания... Эверард и Ван Саравак переглянулись. Они получили официальное разрешение сказать девушке все, что сочтут нужным, и взять ее в любое место, где она, по их мнению, сможет быстро привыкнуть к новой жизни. Ван Саравак настаивал, что этим местом может быть только Венера его века, а Эверард слишком устал, чтобы спорить. Дейрдра глубоко вздохнула. - Пусть будет так, - сказала она. - Я не собираюсь тратить всю жизнь на сожаления. Ведь Великий Баал в конце концов дарует счастье моему народу. Правда? - Уверен в этом, - сказал Эверард. Внезапно он почувствовал, что у него больше нет сил. Он хотел только одного: поскорей добраться до постели и заснуть. Пусть Ван Саравак скажет ей то, что следует сказать, и получит свою награду. Эверард кивнул товарищу. - Прощай, - сказал он. - Теперь дело за тобой, Ван. Венерианин взял девушку за руку. Эверард медленно пошел в свою комнату.  * НАМ, ПОЖАЛУЙ, ПОРА ИДТИ *  Познакомились мы на деловой почве. Фирма Микельса, решив открыть свой филиал на окраине Ивенстона, обнаружила, что в моем владении находится самый многообещающий земельный участок. Они предложили мне большие деньги, но я заупрямился; они увеличили сумму - я не сдавался, и тогда меня посетил сам босс. Он оказался не совсем таким, каким я себе представлял его. Настроен он был, конечно, агрессивно, но держался настолько вежливо, что это не оскорбляло, а манеры его были так изысканы, что почти не бросался в глаза недостаток образования. Этот недостаток он весьма успешно изживал, посещая вечернюю школу, популярные лекции и поглощая огромное количество книг. Не прерывая нашей деловой беседы, мы с ним отправились промочить горло. Он привел меня в бар, где мало что напоминало о Чикаго, - тихий, запущенный, без музыкального автомата, без телевизора; книжная полка, несколько шахматных досок; и к тому же там не было тех подонков и жуликов, которыми обычно кишат подобные заведения. Кроме нас там еще было с полдюжины посетителей: некто, смахивающий на профессора в отставке, какие-то люди, с настоящим знанием дела спорившие на политические темы, молодой человек, обсуждавший с барменом вопрос о том, кто оригинальнее - Барток или Шенберг. Нам с Микельсом достался столик в углу и датское пиво. Я сказал ему, что меня совершенно не интересуют деньги, просто я считаю идиотством ради возведения еще одного хромированного сарая уродовать бульдозерами живописную местность. Прежде чем ответить, Микельс набил свою трубку. Это был худощавый стройный мужчина с длинным подбородком и римским носом, седеющими волосами и темными сверкающими глазами. - А разве мой представитель не объяснил вам? - спросил он. - Мы вовсе не собираемся строить ряды одинаковых, портящих вид бараков. Мы остановились на шести основных проектах с вариантами; на чертеже это выглядит вот так. Он достал карандаш и бумагу и начал набрасывать план. В разговоре его акцент становился заметнее, но речь сохраняла прежнюю беглость. И он делал свое дело лучше, чем все те, кто выступал раньше от его имени. - Нравится вам это или нет, - сказал он, - Но сечас середина двадцатого века, и никуда не денешься от массового производства. Получая все в готовом виде, человечество не обязазательно должно стать менее привлекательным; в конечном итоге оно может обрести даже некоторое художественное единство. И он принялся объяснять мне, как этого можно достигнуть. Он не слишком торопил меня, и, разговаривая, мы отклонялись от основной темы. - Приятное это местечко, - заметил я. - Как вы его нашли? Он пожал плечами. - Я частенько брожу ночами по улицам. Изучаю город. - А это не опасно? - Смотря с чем сравнивать, - с каким-то мрачным оттенком в голосе ответил он. - О! Видно, вы не из этих мест? - Нет. Я приехал в Соединенные Штаты только в 1946 году. Таких, как я, называли перемещенными лицами. Тадом Микельсом я стал потому, что мне надоело писать длинное Тадеуш Михайловский. Так же, как мне ни к чему было культивировать в себе чувствительность Старого Света; я стремлюсь к полной ассимиляции. При других обстоятельствах он говорил о себе редко и сдержанно. Позже от восхищенных и завистливых конкурентов я узнал некоторые подробности его стремительной деловой карьеры. Кое-кто из них до сих пор не верил, что можно с выгодой продать дом со скрытой системой отопления меньше, чем за двадцать тысяч долларов. Микельс нашел способ сделать это возможным. Не так уж плохо для иммигранта без гроша за душой! Я копнул глубже и узнал, что, принимая во внимание услуги, оказанные им армии Соединенных Штатов на последнем этапе европейской войны, ему выдали специальную визу на въезд. А услуги такого рода требовали значительной выдержки и сообразительности. Между тем наше знакомство крепло. Я продал ему землю, в которой он нуждался, и мы по-прежнему продолжали встречаться - иногда в кабачке, иногда в моей холостяцкой квартире, но чаще всего в надстройке его дома на берегу озера. У него была сногсшибательная блондинка жена и двое смышленых, хорошо воспитанных мальчиков. Тем не менее, он был одинок и дорожил нашей дружбой. Примерно через год после нашей первой встречи он рассказал мне одну историю. Я был приглашен к ним на обед в день благодарения. После обеда завязался разговор. Мы сидели и беседовали, беседовали, беседовали. Когда же, покончив с обсуждением вероятности возникновения беспорядков во время ближайших городских выборов, мы перешли к вопросу о том, насколько вероятно, что другие планеты в своем историческом развитии следуют в основных чертах по том же пути, что и наша собственная, Амелия извинилась и ушла спать. Уже давно перевалило за полночь. Мы с Микельсом продолжали разговор. Никогда раньше я не видел его таким возбужденным. Как будто что-то в нашем разговоре задело его за живое. Наконец он встал, не совсем твердой рукой наполнил наши стаканы виски и, бесшумно ступая по пушистому зеленому ковру, направился через всю гостиную к огромному окну. Стояла светлая морозная ночь. Под нами внизу лежал город - причудливое сплетение сверкающих красок, прожилки и завитки из рубинов, аметистов, сапфиров, топазов - и темное полотно поверхности озера Мичиган; казалось, наши взоры вот-вот выхватят из мрака простиравшиеся вдали бескрайние белые равнины. Но над нами изгибался кристально-черный свод неба, где стояла на хвосте Большая Медведица, и по Млечному Пути шагал Орион. Мне не часто приходилось видеть такое величественное и суровое зрелище. - Но ведь в конце концов я говорю о том, о чем действительно знаю, - произнес он. Я слегка шевельнулся в глубине своего кресла. В камине потрескивали крохотные голубые язычки пламени. Кроме них комнату освещала только одна затемненная абажуром лампа, так что, проходя незадолго до этого мимо окна, я отчетливо видел в вышине россыпи звезд. - По собственному опыту? - немного помедлив, спросил я. Он бросил быстрый взгляд в мою сторону. Черты лица его окаменели. - А что, если бы я ответил утвердительно? Я не спеша потягивал свое виски. "Кингс Ренсом" - благородный и успокаивающий напиток, особенно в те часы, когда, кажется, сама земля звенит в унисон с нарастающим холодом. - У вас, верно, есть на то свои причины, и мне не терпится услышать их. Он криво усмехнулся. - О, я тоже с этой планеты, - сказал он. - Однако... однако же небо настолько необъятно и чуждо... не кажется ли вам, что это могло наложить какой-то отпечаток на тех, кто там побывал? Не вошло ли это в их плоть и кровь настолько, что, вернувшись, они принесли это с собой на Землю, которая с тех пор никогда уже не была прежней? - Продолжайте. Вы знаете, что я люблю фантастику. Он посмотрел в окно, снова взглянул на меня и внезапно залпом осушил свой стакан. Столь резкое движение было ему не свойственно. Как, впрочем, и неуверенность. - Ну что ж, я расскажу вам одну фантастическую историю, - жестко, со своим прежним акцентом произнес он. - Хоть в ней мало веселого - ее хорошо рассказывать в зимнюю пору; кстати, не советую вам слишком принимать ее всерьез. Я затянулся великолепной сигарой, которой он угостил меня, и приготовился слушать, не нарушая необходимой ему сейчас тишины. Глядя себе под ноги, он несколько раз прошелся мимо окна, потом заново наполнил свой стакан и сел рядом со мной. Однако смотрел он не на меня, а на висевшую на стене картину, сумрачное, непонятное произведение, которое никому, кроме него, не нравилось. Казалось, она вдохнула в него силы, потому что он заговорил быстро и тихо. - Однажды в далеком-предалеком будущем жила-была цивилизация... Я не стану вам ее описывать, ибо описать ее невозможно. Могли бы вы, перенесясь в эпоху строителей египетских пирамид, рассказать им об этом лежащем внизу городе? И дело не в том, что они вам не поверили бы - разумеется, они не поверили бы. Я хочу сказать, что они просто не поняли бы вас. Что бы вы ни говорили, для них это была бы полная бессмыслица. А то, как люди работают, о чем думают и во что верят, - все это было бы для них еще менее понятно, чем те огни, небоскребы и механизмы внизу. Разве не так? Если бы я рассказал вам о людях будущего, живущих в мире коллосальных ослепляющих энергий, о генетических изменениях, воображаемых войнах, о говорящих камнях и о некоем слепом охотнике, у вас могло бы возникнуть какое угодно ощущение, но вы бы ничего не поняли. Поэтому я только прошу вас представить себе, сколько тысяч оборотов совершила к тому времени эта планета вокруг солнца, как глубоко мы погребены и как прочно забыты; и еще постарайтесь понять, что мышление людей той цивилизации настолько отличается от нашего, что они, пренебрегая всеми законами логики и природы, изобрели способ путешествия во времени. Так что, если средний житель той эпохи, - я вряд ли могу назвать его гражданином или употребить какое-либо другое известное вам слово, ибо это дезориентирует вас, - если средний образованный житель смутно, без особого интереса представляет себе, что тысячелетия назад какие-то полудикари первыми расщепили атом, то только один или двое из них действительно побывали здесь, жили среди нас, изучали нас и вернулись обратно с информацией для центрального мозга, если в данном случае уместен этот термин. Остальные интересуются нами не больше, чем, например, вы интересуетесь археологией раннего периода Месопотамии. Вам понятно? Он опустил взгляд на свой стакан, который все еще держал в руке, и стал теперь смотреть на него, словно виски было источником оракулского вдохновения. Молчание затянулось. Наконец я произнес: - Ладно. Ради того, чтобы услышать вашу историю, я принимаю эту предпосылку. Но мне думается, что тем, кто путешествует во времени, не следовало бы привлекать к себе внимания. У них должны быть свои методы маскировки и тому подобное. Вряд ли им хотелось бы изменить свое собственное прошлое. - О, тут нет никакой опасности, - сказал он. - Единственная причина их маскировки заключается в том, что им не много удалось бы узнать, если бы они на каждом шагу объясняли, что пришли из будущего. Воображаете, что бы из этого получилось? Я усмехнулся. Микельс угрюмо взглянул на меня. - Как вам кажется, в каких еще целях, кроме научных, можно использовать путешествие во времени? - спросил он. - Ну, для приобретения произведений искусства и разработки природных богатств, - предположил я. - Можно было бы отправиться назад, в эпоху динозавров, добывать железо, чтобы до появления человека снять сливки с богатейших месторождений. Он отрицательно покачал головой. - Подумайте еще. Им понадобилось бы весьма ограниченное количество минойских статуэток, ваз династии Минг и миниатюр третьей Мировой Гегемонии, да и то главным образом для их музеев. Если только можно употребить здесь слово "музей", не впадая в большую ошибку. Я повторяю, что они не похожи на нас. А что касается природных богатств, то они в них не нуждаются: все, что им нужно, они изготовляют сами. Он умолк, словно готовясь к последнему решительному шагу. - Как называлась та колония для преступников, которую покинули французы? - Чертов Остров? - Правильно. Можете вы вообразить себе более страшное возмездие, чем высылка преступника в прошлое? - А мне и в голову не пришло бы, что у них еще существует концепция возмездия или тем более необходимость держать в страхе одних, подвергая ужасным наказаниям других. Даже мы, в нашем веке, сознаем, что это ничего не дает. - Вы в этом уверены? - спокойно спросил он. - А разве бок о бок с развитием и совершенствованием современной науки о наказаниях соответственно не возрастает сама преступность? Кстати, вас как-то удивило, что я решаюсь бродить один по ночным улицам. Скажу вам больше: наказание очищает общество в целом. В будущем вам бы сказали, что публичное повешение снизило коэффициент преступности, который иначе был бы еще выше. И, что еще более важно, в восемнадцатом веке эти спектакли создали условия для рождения настоящего гуманизма. - Он сардонически поднял бровь. - Во всяком случае, так утверждают в будущем. Правы ли они или просто стараются оправдать элемент деградации в своей собственной цивилизации - это не имеет значения. Вам следует допустить только то, что они действительно отправляют своих опасных преступников в прошлое. - Довольно неосторожно по отношению к прошлому, - заметил я. - Нет, на самом деле это не так. Хотя бы потому, что все, что из-за них происходит, уже произошло... Проклятие! Английский язык не создан для таких парадоксов. Вы должны только понять главное: что они не тратят все эти усилия на рядовых негодяев. Чтобы заслужить высылку в прошлое, нужно совершить особое преступление. А степень тяжести преступления зависит от того, на каком году мировой истории оно совершается. Убийство, разбой, измена родине, ересь, торговля наркотиками, рабовладение - все это в одни эпохи каралось смертной казнью, легко сходило в другие и положительно оценивалось в третьи. Оглянитесь мысленно назад и посмотрите, прав я или нет. Некоторое время я молча разглядывал его, отмечая про себя, как глубоки бороздившие его морщины, и пришел к выводу, что он слишком сед для своего возраста. - Хорошо, - произнес я. - Я с вами согласен. Но неужели человек из будущего со всеми своими знаниями... Он со стуком поставил стакан на стол. - Какими знаниями? - выкрикнул он. - Вы только вдумайтесь как следует! Представьте, что вас, нагого, оставили бы одного в Вавилоне. Много вы знаете об истории и языке Вавилона? Какой там в этот период царь, долго ли он еще будет царствовать, кто после него вступит на престол? Каким законам и обычиям вы должны подчиниться? Вы только помните, что со временем Вавилон победят ассирийцы, персы или еще кто-нибудь, и тогда не оберешься неприятностей. Но когда и как это произойдет? А идущая сейчас битва, что это - просто пограничная перестрелка или настоящая война? Если последнее, то победит ли Вавилон? Если же он потерпит поражение, то каковы будут условия мирного соглашения? Едва ли сегодня найдется хотя бы двадцать человек, которые ответили бы на этот ворос, не заглянув предварительно в книгу. А вы к ним не относитесь, да у вас и не будет такой книги. - Мне кажется, - медленно произнес я, - что, достаточно ознакомившись с языком, я пошел бы в ближайший храм. Я сказал бы жрецу, что могу сделать... мм... фейерверк... Он невесело рассмеялся. - А как? Не забывайте, что вы находитесь в Вавилоне. Где вы возьмете серу и селитру? Если даже вам удастся растолковать жрецу, что именно вам нужно, и каким-нибудь образом убедить его достать это для вас, сумеете ли вы приготовить порошок, который взорвется, а не будет просто шипеть? К вашему сведению, это в некотором роде искусство. Ведь вы, черт возьми, не сможете даже устроиться матросом. Вам очень повезет, если в конечном итоге вы будете гденибудь мыть полы. А скорее всего на вашу долю достанется рабский труд на полях. Разве не так? Огонь в камине медленно угасал. - Да, вы правы, - сдался я. - Как вы понимаете, они с большой тщательностью выбирают место и время. Он оглянулся на окно. Оттуда, где мы сидели, был виден лишь ночной мрак - отблески на стекле полностью скрывали от нас звезды. - Когда человека приговаривают к изгнанию, - продолжал он, - все эксперты по различным эпохам собираются на совещание и высказывают свои соображения по поводу того, какие из периодов истории наиболее подходят для данного, конкретного индивида. Вы, конечно, понимаете, что человеку интеллектуальному и брезгливому, перенесенному в Грецию времен Гомера, жизнь покажется сплошным кошмаром, а какой-нибудь головорез может там отлично прижиться и даже стать уважаемым воином. Если этот головорез не совершил самого тяжкого преступления, они и вправду могут оставить его вблизи дворца Агамемнона, обрекая его всего лишь на опасность, неудобства и тоску по родине... О господи, - прошептал он. - На тоску по родине! Под конец своей речи он так помрачнел, что я счел нужным как-то рассеять его и сухо заметил: - У приговоренного должен быть выработан иммунитет ко всем болезням прошлого. Иначе эта высылка превратится в усложненную смертную казнь. Его глаза снова остановились на мне. - Верно, - произнес он. - и в его организме, конечно, продолжает активно действовать сыворотка долголетия. Но это все. С наступлением темноты его высаживают в каком-нибудь безлюдном месте, машина исчезает, и он до конца своих дней отрезан от своего времени. Он знает только то, что для него выбрали эпоху... с такими особенностями... благодаря которым, по их мнению, наказание будет соответствовать характеру совершенного им преступления. На нас снова обрушилась тишина, пока тиканье каминных часов не превратилось в самый громкий звук на свете, словно снаружи навсегда умолкли, скованные морозом, все остальные голоса мира. Я взглянул на циферблат. Была глубокая ночь; близился час, когда начинает светать на востоке небо. Посмотрев на него, я увидел, что он все еще не спускает с меня пристального смущенного взгляда. - Какое вы совершили преступление? - спросил я. Судя по всему, этот вопрос не застиг его врасплох, он только устало сказал: - А какое это имеет значение? Ведя я уже говорил вам, что одни и те же поступки в одну эпоху оцениваются как преступления, а в другую - как героические подвиги. Если бы моя попытка увенчалась успехом, грядущие столетия преклонялись бы передмоим именем. Но я потерпел неудачу. - Должно быть, пострадало множество людей, сказал я. - И весь мир возненавидел бы вас. - Да, так оно и было, - согласился он. И через минуту добавил: - Разумеется, я все это выдумал. Чтобы скоротать время. - А я вам подыгрываю, - улыбнулся я. Он почувствовал себя несколько свободнее и, откинувшись на спинку кресла, вытянул ноги на великолепном ковре. - Так. А каким же образом на основе рассказанного мною вымысла вам удалось догадаться о степени мной предполагаемой вины? - Ваше прошлое. Где и когда вас оставили? И тоном, холоднее которого мне никогда не приходилось слышать, он произнес: - Под Варшавой, в августе 1939 года. - Не думаю, чтобы вам хотелось говорить о годах войны. - Вы правы. Однако, поборов себя, он с вызовом продолжал: - Мои враги просчитались. Из-за всеобщей неразберихи, возникшей в связи с нападением Германии, меня посадили в концентрационный лагерь без предварительного полицейского расследования. Постепенно я разобрался в обстановке. Я, конечно, не мог тогда ничего предсказать, как не могу сделать этого сейчас. О том, что происходило в двадцатом веке, знают лишь специалисты. Но к тому времени, когда меня, как поляка, мобилизовали в немецкую армию, я понял, что эта сторона потерпит поражение. Поэтому я перебежал к американцам, рассказал им обо всем, что видел, и стал их разведчиком. Это было рискованно, но даже если бы я наткнулся на пулю, что с того? Этого не случилось; кончилось тем, что у меня оказалось множество покровителей, которые помогли мне приехать сюда. Остальная часть этой истории вполне заурядна. Моя сигара погасла. Я снова зажег ее, потому что с сигарами Микельса нельзя было обращаться небрежно. Их специально доставляли ему самолетом из Амстердама. - Чужое семя, - произнес я. - Что вы сказали? - Да вы ведь знаете. Руфь в изгнании. К ней относились неплохо, но она выплакала глаза от тоски по родине. - Нет, я ничего об этом не наю. - Это из Библии. - Ах, да. Надо обязательно как-нибудь прочесть Библию. Его настроение постепенно менялось, и он снова обрел ту уверенность, которую я наблюдал в нем прежде. Жестом почти беспечным он поднес ко рту стакан с виски и залпом выпил его. В выражении его лица была смесь настороженности и самоуверенности. - Да, - сказал он, - с этим было очень скверно. И главное тут не в изменении жизненных условий. Вам, конечно, случалось выежать за город и жить в палатке, и вы не могли не заметить, как быстро отвыкаешь от крана с горячей водой, электрического освещения, от всех тех приспособлений, которые по уверениям производящих их фабрикантов, являются предметами первой необходимости. Я был бы рад иметь гравитационный индуктор или клеточный стимулятор, но я прекрасно обхожусь без них. Тоска по родине - вот что вас пожирает. Мелочи, которых вы никогда не замечали: какая-нибудь определенная пища, то, как люди ходят, в какие они играют игры, на какие темы раговаривают... Даже созвездия. И они в будущем выглядят по-иному. Такой далекий путь прошло к тому времени Солнце по своей галактической орбите. Но всегда были и есть люди, которые покидают родные края. Все мы - потомки тех, кто смог пережить это потрясение. Я приспособился. Он угрюмо нахмурился. - Я не вернулся бы обратно, даже если бы меня помиловали, - произнес он. - Из-за того, что там творят эти предатели. Я допил свое виски, смакуя языком и небом каждую каплю этого восхитительного напитка и лишь краем уха прислушиваясь к его словам. - Вам здесь нравится? - Да, - ответил он. - Теперь - да. Я уже преодолел эмоциональный барьер. Мне помогло то, что первые несколько лет все мои усилия были направлены на то, чтобы выжить, а потом приехав сюда, я был слишком занят устройством. У меня было мало времени на самооплакивание. А теперь меня все больше увлекает мой бизнес - игра, захватывающая и приятная тем, что неверные шаги в ней не влекут за собой высшую меру наказания. Я открыл в этой эпохе такие качества, которые утратило будущее... Держу пари, что вы не имеете ни малейшего представления о том, насколько экзотичен этот город. Ведь в эту самую минуту в пяти милях от нас стоит у атомной лаборатории солдат-охранник, мерзнет в подворотне бродяга, идет оргия в аппартаментах миллионера, готовится к ранней службе священник, спит торговец из Аравии, стоит в порту корабль из Индии... Его возбуждение несколько улеглось. Он отвел взгляд от ночного окна и посмотрел в сторону спален. - И здесь мои жена и дети, - с какой-то особенной теплотой добавил он. - Нет, что бы ни произошло, я не вернулся бы обратно. Я в последний раз затянулся сигарой. - Да, вы д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о неплохо устроились. Окончательно стряхнув с себя грусть, он улыбнулся мне. - А знаете, мне кажется, что вы поверили этой сказке. - О, безусловно. - Я погасил окурок сигары, встал и потянулся. - Час поздний. Нам, пожалуй, пора идти. Он понял не сразу. А когда до него наконец дошло, он медленно, словно огромный кот, приподнялся с кресла. - Н_а_м? Я вытащил из кармана пистолет-парализатор. Он замер на месте. - Дела такого рода не оставляют на волю случая. Мы всегда проверяем. А теперь в путь. Кровь отхлынула от его лица. - Нет, - беззвучно, одними губами произнес он, - нет, нет, нет, вы этого не сделаете, это ужасно, а Амелия, дети... - Это, - сказал я ему, - входит в наказание. Я оставил его в Дамаске за год до того, как город был разграблен Тамерланом.