Еще час  -- и  он будет  свободен от всех  долгов и  обязательств перед
человеком, называющим  себя Чаком  Фарли. Он постучал в  дверь  номера 3027,
молча забрал сумки и так же  молча последовал за ним в ярко освещенный Общий
зал и забитую народом зону ожидания готовых отвориться Римских Врат.
     --  Подожди меня здесь, -- сказал ему  Фарли.  -- Мне надо еще обменять
деньги.
     Маркус  только  кивнул  и остался сторожить вещи. Он думал, где  сейчас
Йанира, жалел, что не может сказать ей, как  хорошо все складывается в конце
концов,  потом заметил,  что Фарли скрылся в направлении  магазинчика  Голди
Морран.  Он хотел было предостеречь  его на  ее  счет, потом пожал  плечами.
Фарли  наверняка  знал,  что делает.  Утомленный, с  головой, все еще идущей
кругом от виски,  он терпеливо стоял  и ждал возвращения Фарли и конца  всех
этих тяжелых испытаний.
     * * *
     Настоящее его  имя  было  вовсе  не Чак  Фарли,  но  оно  восхитительно
подходило к  его  роду  занятий. Впрочем, и  имя -- Чак  -- было  достаточно
близко к настоящему.
     Он  с  трудом  удерживался  от  улыбки при  мысли о предстоящей  сцене.
Проходя через Римский город, он зашел в  мужской туалет  переодеться,  надев
под мужской костюм Верхнего Времени самодельную кольчугу, а римские тунику и
тогу  спрятав в сумку на ремне,  и нашел лавку  этой отвратительной гарпии с
пурпурными  волосами.  Он  появился бесшумно, как  сова, охотящаяся на особо
вкусную мышь.
     Гарпия оторвалась от разговора с другим клиентом и расплылась в улыбке.
Чак вежливо улыбнулся в  ответ и стал ждать в стороне, внутренне заходясь от
хохота.
     О,  что  за  наслаждение  натягивать  нос  кому-то,  возомнившему  себя
профессионалом...  Она  поспешно  разделалась  с  клиентом,  только  что  не
выставив его за дверь от жадности.
     -- Мистер Фарли, что за приятный сюрприз! Вы передумали?
     Чак позволил себе легкую улыбку.
     --  Ну, не совсем.  --  Он  потянулся за сумкой с  римскими  одеждами и
достал из бокового  кармана наживку. -- Я хотел обсудить с  вами вот это. --
Он  задумчиво почесал в  затылке. --  Я слышал, вы большой эксперт  по таким
вещам, -- с хорошо натренированным выражением  почтения на лице он  протянул
ей выцветшую газетную вырезку.
     С любопытством перебегая глазами с его лица на клочок бумаги и обратно,
Голди  Морран  изучила вырезку,  и на лице  ее на миг вспыхнула  откровенная
алчность. "Крючок, леска, грузило..."
     --  Ну,  это довольно любопытно, -- произнесла  Голди Морран, прочистив
горло. -- Это законно?
     --  Уверяю  вас, совершенно  законно.  Видите ли, я  в  некотором  роде
историк-любитель  и  раскапывал,  так  сказать,  фамильные  корни. Так  вот,
копаясь  в  библиотеках Верхнего  Времени,  я  как  раз  дошел  до  "золотой
лихорадки" в  Колорадо. Можете  представить мое удивление...  --  Это  вышло
достаточно забавно, так что Голди даже засмеялась. Он улыбнулся и показал на
газетную  вырезку.  --  И  вот  он я,  запечатленный для  потомков, стою над
золотой  жилой, которую открыл,  и  какой-то дремучий фотограф щелкает  меня
своим допотопным ящиком. -- Он усмехнулся. -- Теперь понимаете?  Передо мной
открывается  потрясающая возможность -- или судьба? -- и все,  что мне нужно
для этого, -- это аванс, чтобы купить этот чертов клочок земли.
     --  Ах.. -- Голди улыбнулась и предложила ему присесть в удобное кресло
у  прилавка.  --  Вы   хотели   бы  обменять  валюту  Верхнего   Времени  на
соответствующую американскую валюту для Врат Дикого Запада, верно?
     -- Вот именно.  Мне нужна чертова уйма денег  в  Нижнем  Времени, чтобы
купить снаряжение  для  лагеря,  для  разработки  жилы,  лошадей и все  тому
подобное, чтобы быстро выбрать жилу, но чтобы  все выглядело при этом вполне
законно. И вы, надеюсь,  понимаете,  что я не хочу менять такую сумму  денег
официально -- очень уж ДВВ подозрительно ко всему относится.
     Голди неожиданно хихикнула.
     -- Теперь  я понимаю,  почему вы без интереса  отнеслись ко  всем  моим
предложениям. У вас  у самого  неплохо все продумано.  Очень неплохо, мистер
Фарли.  --  Она нацелила  на  него  длинный  коготь.  --  Сколько вы  хотели
поменять?
     -- Сто тысяч.
     Глаза Голди Морран расширились.
     -- Я принес наличные, -- добавил он, чуть улыбнувшись.
     -- Отлично Сто тысяч. Посмотрим, что у меня есть. Конечно, понимаете, я
включаю в расчет обмена небольшие комиссионные.
     -- О да, я все прекрасно понимаю, -- заверил ее Фарли.
     Она отошла от  стойки, открыла маленький шкафчик и вернулась  с большой
охапкой банкнот  непривычно большого размера и  горстью золотых и серебряных
монет.
     Он с готовностью  расстегнул спрятанный под  костюмом Верхнего  Времени
пояс с  деньгами и отсчитал сотню  тысячных бумажек.  Глаза Голди загорелись
алчным  огнем.  Она  быстро  пересчитала  деньги,  которые он ей протянул, и
подвинула к нему груду денег Нижнего Времени.
     Покончив с обменом, Голди улыбнулась:
     -- А знаете ли вы,  сэр, что  вам еще понадобится некоторое  количество
золотых слитков для оформления прав на участок?
     Чак казался совершенно пораженным.
     -- Нет, об этом я как-то не подумал. Мне говорили только, что мне нужно
будет по меньшей мере столько денег на покупку снаряжения  --  цены в тысяча
восемьсот  восемьдесят  пятом  году   были  просто   дикие  из-за   "золотой
лихорадки". Это все.
     Голди  кивнула,  напомнив   Чаку  оживший  водослив-горгулью  какого-то
готического собора.
     -- Ну, возможно, я  смогла бы помочь вам.  Если уж на то пошло, я держу
часть моих личных сбережений в виде золота. Я могу дать вам золота на подачу
заявки,  если  вы  согласны уделить мне  определенный процент вашей  добычи.
Скажем, пятьдесят процентов?
     Фарли  изобразил на  лице  интерес,  несколько  поколебавшийся при этой
цифре.
     --  Ну,  вам  не  кажется,  что  это  многовато?  Как  насчет  двадцати
процентов? В конце концов это ведь я нашел ее.
     --  Да, но без моего  золота вам  пришлось бы  провернуть уйму тяжелой,
грязной работы,  чтобы  успеть подать заявку  в городе  до  закрытия Врат. И
потом вам пришлось бы  возвращаться к  своей шахте, тратя драгоценное время,
которое могло бы пойти на добычу золота.
     -- Тоже верно. Гм, как насчет  пятидесяти процентов,  и вы соглашаетесь
обменять мою долю золотого  песка, что я привезу обратно, без ваших  обычных
комиссионных?
     -- Договорились, сэр.
     Она  вышла в  заднюю  комнату  и вскоре  вернулась, толкая перед  собой
тележку  с  маленькими  мешочками, ткань  которых  топорщилась  от  странных
бугров. Она поставила на прилавок аптечные весы, выудила из-под стойки набор
разновесов и уселась на место.
     -- Ну, в основном у меня здесь песок, но есть и самородки, -- объяснила
она с улыбкой. -- Этого должно хватить для того,  чтобы убедить пробирщика в
подлинности вашего месторождения. --  Она подстроила весы и положила на одну
из чашек медные гирьки, промаркированные в тройских унциях,  потом развязала
мешочек  и  насыпала золото  в другую  чашку до  тех  пор,  пока стрелка  не
показала на "ноль". -- По нынешнему курсу это сто долларов.
     Она беззастенчиво врала -- здесь было не больше тридцати пяти
     --  Э...  --  неуверенно  произнес Чак.  -- Вам не  кажется,  что здесь
немного мало песка?
     --  Ох, простите  ради Бога! Это  гири,  которые я  держу  для  половых
гигантов. Подождите, сейчас  я  возьму настоящие. -- Она  открыла шкафчик за
спиной,  достала  другой  набор  разновесов  и  продолжала  отмерять  золото
порциями по сто долларов  до тех пор, пока не  взвесила все. Груда оказалась
впечатляющей.
     -- Возможно,  вам покажется  странным,  что  я держу при себе так много
золота. Но  я пережила  все  потрясения  после Происшествия,  и я  теперь не
доверяю банкам.
     Чак потер переносицу.
     -- Милая леди, вы меня спасаете, -- сочувственно  пробормотал он. --  И
мое  богатство, -- добавил он, чуть усмехнувшись. -- Но  у меня остается еще
одна небольшая проблема,  -- он мотнул головой в сторону мешков с  песком  и
слитками, разложенных по прилавку. -- Не могу же я пройти через Врата Дикого
Запада  с этим на виду у всех?  Мне надо производить  впечатление  человека,
который  много  месяцев  добывал  все  это  на  месте.  У  вас  не  найдется
какой-нибудь кожаной сумки в стиле того времени, чтобы  я смог погрузить это
в нее?
     Голди улыбнулась  самой  своей  (как  ей, во  всяком  случае, казалось)
очаровательной улыбкой.
     -- У меня есть как раз то,  что вам надо. Пара  переметных сум, которую
захватил из  Нижнего  Времени один из  моих агентов. Для вас  --  бесплатно.
Сейчас принесу.
     Она снова скрылась в задней части своего магазина.
     Чак испытывал сильное  искушение стянуть свои купюры обратно --  они до
сих пор лежали на прилавке, -- но он не хотел рисковать. Мало ли что,  зачем
ему арест по возвращении? Его поддельная карточка была безупречна, но к чему
рисковать зря? И потом, если его босс поймает его за небольшими приработками
на стороне, это может повредить его здоровью. Необратимо повредить.
     Они  с Голди завершили  свои  дела  рукопожатием, и  Фарли отправился в
ближайшую  уборную переодеться, переложить  тяжелые мешки  с золотом  в свою
сумку и поправить тогу перед зеркалом. После этого  он вернулся  к  Маркусу,
терпеливо поджидавшему  его  с  багажом. Он  улыбнулся  ему  и  направился к
пандусу.
     Ко времени, когда Голди поймет, что ее обманули, и побежит  жаловаться,
его давно уже не  будет здесь. Чак расхохотался, и раб, которого он приобрел
несколько лет назад, удивленно посмотрел на него. Да, дорого бы он заплатил,
чтобы  посмотреть на  ее  лицо  под  этими  дурацкими  пурпурными  волосами.
Дилетанты! Продолжая усмехаться, он сунул свою карточку с фальшивым именем в
контрольный автомат,  получил ее  обратно  с  проставленными на ней  датой и
временем отправления и махнул рукой Маркусу. Молодой человек поднял  багаж и
следом за ним зашагал в отверстие, разверзшееся в бетонной стене Восемьдесят
Шестого Вокзала Времени.
     * * *
     Не в состоянии выйти из квартиры, так ему было плохо, Скитер, перебирая
возможности получения незаконной прибыли до  выздоровления, вдруг  наткнулся
на  ответ. Что-то из того, что говорил как-то Маркус, вдохновило его как раз
тогда, когда он больше всего в этом нуждался. Он все  еще мучился похмельем,
и на затылке,  там, куда саданул его Фарли -- или это был кто-то другой?  --
вздулся болезненный желвак.  И  еще его начинало поджимать время. Поэтому он
без  лишнего  шума  купил  в  разных  местах  партии  маленьких   стеклянных
пузырьков, пробок и бумажных ярлычков, заказав их через компьютер и попросив
немедленно  доставить их  к нему на  дом. Когда все  наконец прибыло, Скитер
занялся делом, надписывая  от руки  ярлычки и  наклеивая их  на закупоренные
пузырьки. В пузырьках была вода из-под крана,  чуть подкрашенная  чернилами.
Чем   дольше  он   подсчитывал   потенциальные   доходы   от  патентованного
медицинского  бизнеса, тем  больше повышалось  его настроение,  несмотря  на
головную боль и  похмелье от переизбытка алкоголя в сочетании с переизбытком
хлороформа. На  ярлыках  восхитительным, стилизованным  под античный шрифтом
(среди  прочих,  скажем  так, необычных  талантов Скитера была и способность
подделывать почти любую подпись, которую он видел хотя бы раз) значилось:

     <i>_Чудодейственная вода -- прямо</i>
     <i>из Нижнего Времени!</i>

     <i>Знаменитые источники Катерета!</i>
     <i>В ваших руках пузырек чудесной истории</i>
     <i>Галлии Коматы 47 г. до н.э.!</i>

     <i>Тысяча страстных ночей *<b>гарантируется*</i>
     <i>с самым сильнодействующим</i>
     <i>приворотным зельем</i>
     <i>древнего мира!_</i>

     Денег на это ушло  всего ничего, а толпа  туристов из Верхнего  Времени
доверчивостью не  уступала  фермерам из Айовы девятнадцатого столетия. И  уж
наследники оккультистов двадцатого века -- те наверняка с руками оторвут его
"лекарство". Как  наглядно демонстрировал киоск  Йаниры Кассондры, они купят
все, и тем  охотнее,  чем сомнительнее товар -- особенно если он намекнет на
то,  что  зелье  не  только  разлито  в Галлии Комате, но  вода  знаменитого
источника  пенилась в свое  время в священных  реках погибшей  Атлантиды. Он
наклеил еще один ярлык, размышляя над тем, сколько брать за флакон. Десятку?
Двадцатку? Полтину? Блин, найдутся дураки, готовые выложить хоть сотню.
     Напевая негромко  песенку, которой его  обучила престарелая мать Есугэя
Доблестного, воинственную  и  беззаботную  одновременно, Скитер был счастлив
так,  как может быть счастлив любой  изгнанник-якка,  когда ему очень, очень
больно. Ему осталось  промаркировать всего несколько пузырьков, когда кто-то
настойчиво позвонил в дверь.  Охая, добрел он до двери и  заглянул в дверной
глазок.
     --  Что? --  Он  открыл  дверь  и обнаружил  за  ней  Йаниру Кассондру,
буквально заламывающую руки. -- Йанира! Что ты здесь делаешь?
     Он впустил ее внутрь. По бледным  щекам и посеревшим губам  ее катились
слезы, и  это  потрясло его  до  глубины  души. Дверь  за его  спиной  мягко
щелкнула,  но  он был настолько  шокирован, что  даже не  подумал  задвинуть
щеколду. Йанира вцепилась в его рукав.
     -- Молю тебя, ты должен помочь ему!
     -- Кому? Йанира, да что случилось?
     -- Скитер,  он ушел с тем ужасным человеком, и я не доверяю ему,  и это
твоя вина, что он пошел с ним...
     -- Ох, помедленнее. Пожалуйста. Так кто пошел и куда?
     -- Маркус! В Рим! -- слова давались ей с трудом.
     Скитер зажмурился.
     -- В  Рим? Маркус отправился в  Рим? Но это же бред какой-то. Маркус ни
за что не вернется в Рим.
     Ногти ее впились ему в ладонь.
     -- Его проклятый хозяин вернулся! Ты  же знаешь,  какой он гордый,  как
хотел вернуть  этому человеку  те деньги,  за  которые тот  его купил, чтобы
освободиться от этого долга!
     Скитер кивнул, совершенно не понимая, что все-таки произошло.
     --  Но ему должно было хватить.  Я  хочу сказать,  я  знаю, что завести
второго ребенка стоило вам больших денег, и потом еще эта лихорадка, которую
подцепила маленькая Артемисия, когда этот кретин-турист занес ее сюда,  но я
ведь дал ему деньги из своего выигрыша...
     -- Вот в этом и дело! -- вскричала она. -- Он узнал, как ты получил их,
и вернул их обратно!
     --  Он... вернул  их  обратно? --  от неожиданности  у Скитера сорвался
голос. -- Ты хочешь сказать... он просто вернул  их? Ох, черт,  это  значит,
что он знает, как найти этого маньяка, который...
     -- Да, да, -- нетерпеливо оборвала его Йанира. -- Люпус жил у нас -- он
нуждался в помощи, и мы не  знали, что это  ты украл те деньги, которые были
нужны ему, чтобы начать новую жизнь, свободную  от крови и  убийств! -- Этот
горький упрек больно  ударил по натянутым нервам Скитера. После той стычки с
Маркусом ему показалось, словно Йанира высыпала ему на открытую  рану полную
солонку
     -- Ну, я правда обманул этого  гладиатора.  Я уже  знаю это,  Йанира, и
мне, право же, очень жаль -- больше, чем ты думаешь. Но какое  это отношение
имеет к тому, что Маркус отправился в Рим?
     Йанира сдавленно всхлипнула.
     --  Как  можешь  ты быть  таким слепцом? Этот человек вернулся  -- тот,
который его  купил. Маркусу  не хватало денег,  чтобы вернуть  ему долг. Тем
более после  всех этих медицинских счетов. Поэтому Маркус согласился отнести
ему багаж в Рим -- в счет погашения долга.
     Скитер расслабился.
     -- И это все?  Ну, тогда  он  вернется  через  две  недели, вольный как
ветер.
     -- Нет. Не вернется! -- Маленькая Йанира, словно разъяренная  росомаха,
загнала Скитера  в угол. Он  уже видел  такой женский взгляд и раньше -- как
правило,  когда  новая невеста Есугэя вымещала гнев на какой-нибудь невинной
жертве в своей брачной юрте.
     --  Неужели ты не понимаешь, идиот? -- наступала на него Йанира. Волосы
на шее и руках его встали дыбом. -- Он заставлял Маркуса вести записи разных
людей,  проходивших через  Врата. Этот человек по  имени  Фарли --  надо же,
какое имя для такой  черной души! --  крадет вещи в Нижнем Времени.  Дорогие
вещи. Предметы искусства. Все касающиеся секса и поэтому очень редкие. И как
только  они окажутся в Риме, Маркус сделается  для него всего лишь еще одним
предметом  купли-продажи,  на котором  можно  нажиться! Этот  ужасный  Фарли
обманул его. Я это чувствую --  а меня обучали этому почти за три тысячи лет
до твоего рождения!
     Скитер похолодел. "Чак Фарли и есть  бывший хозяин Маркуса?" Это давало
делу новый  -- и очень  неприятный -- оборот. Судя по его собственному опыту
общения  с Чаком Фарли,  Йанира скорее  всего права. Черт, Йанира вообще  не
ошибается. Затылок все еще отчаянно болел, мешая рассуждать логически.
     --  Что  ты  хочешь  от  меня?  --  спросил  он  тихо,  терзаясь  своей
беспомощностью. -- У меня все равно нет денег на билет в Рим.
     Темные глаза Йаниры сердито вспыхнули.
     --  Ты хочешь сказать, что  у тебя нет денег?  И  ты все еще  надеешься
выиграть это свое ужасное пари?
     Скитер застонал. Черт бы побрал это чертово пари!
     -- Йанира, человек, похитивший Маркуса, меня  ограбил  --  забрал почти
все,  что  у меня  осталось. И  все до  последнего проклятого цента, что уже
пошло в зачет пари, хранится у Брайана Хендриксона.
     -- Тогда укради  это обратно!  Пока еще не  поздно! До открытия Римских
Врат  осталось  несколько минут! Маркус  стоит в очереди,  Скитер,  стоит  в
страхе и смятении, но  все  равно стоит и охраняет багаж этого жалкого типа.
--  Ее  ногти  впились  ему  в  руку  еще  глубже,  почти до  крови.  Скитер
содрогнулся. -- Я послала туда наших, Найденных, но у нас почти нет денег, и
он все  равно  не послушается их -- он  так хочет расплатиться с  долгом! Ну
пожалуйста, Скитер, он же твой друг. Помоги ему!
     -- Я... -- он осекся. В данную минуту у него не  было почти ни цента, а
если он хочет отговорить Маркуса от перехода  через Римские Врата, ему нужны
наличные деньги, чтобы откупиться  от  Фарли, прежде чем Врата отворятся. --
Ох, черт!
     Он врубил свой компьютер и  нашел нужный  номер, потом сорвал  трубку с
телефона. Голос Налли Мунди в трубке был раздраженным:
     -- Да, алло! Я слушаю!
     --  Доктор Мунди?  Это Скитер  Джексон. Я... я  понимаю, вы,  наверное,
считаете, что это очередное надувательство из-за этого нашего чертова пари с
Голди, но мой друг Маркус, бармен из Рима, попал в беду, и мне нужны деньги,
чтобы не дать ему натворить глупостей. Опасных глупостей. Если... если вы не
передумали  еще насчет  того разговора  про  Есугэя и  детство хана, -- он с
усилием  сглотнул ком в  горле, -- я готов. Обещаю. И Йанира Кассондра  тоже
здесь, она может подтвердить.
     Долгое молчание  на  том конце провода украло еще несколько драгоценных
секунд.
     -- Позовите ее к телефону, Скитер.
     Йанира взяла  трубку  и  быстро  заговорила  со стариком  историком  на
древнегреческом, потом вернула трубку Скитеру.
     -- Очень хорошо, плут вы этакий.  Возможно, меня  запрут до  конца моих
дней в сумасшедший дом за такую глупость, но я переведу  деньги на ваш счет.
Можете снять их в любом банкомате через пять минут. Но если вы обманете меня
в этом, Скитер Джексон, обещаю вам: я позабочусь, чтобы вас выгнали  к черту
с Вокзала и упекли в самую  надежную тюрьму  Верхнего  Времени, какая только
возможна!
     Скитер снова вздрогнул. Он дал слово,  и  потом  старенький, совершенно
безобидный доктор Мунди -- тоже один из местных.
     -- Спасибо, доктор Мунди. Вы не знаете, что это для меня значит.
     Если  он  успеет к  Римским  Вратам  до  их  открытия,  да к  тому же с
деньгами...
     Дверь разлетелась в щепки.
     Скитер  обернулся  и  застыл.  Даже  Йанира  захлебнулась  от страха. В
разбитых дверях стоял Люпус Мортиферус, пылая убийственным гневом.
     -- А теперь, -- прорычал он на латыни, -- теперь мы сведем счеты!

        Глава 15
     Неестественная тишина, прерываемая  с регулярными перерывами негромкими
короткими гудками, подсказала Голди, что она находится не дома и не у себя в
магазине. Совершенно сбитая с  толку, она повернула голову и увидела висящую
у  нее  над  головой  капельницу  и  мерно  бибикающий у  изголовья  монитор
кардиографа.  Ее  слабое  движение  натянуло провода  датчиков,  произвольно
прикрепленных к ее телу. Потом в поле ее зрения появилась Рэчел Айзенштайн и
улыбнулась.
     -- Вы пришли в себя. Как вы себя чувствуете?
     -- Я... я не знаю. Что я делаю в лазарете?
     -- Вы не помните?
     Голди  нахмурилась,  напрягая   память,  но  так  и  не  нашла  никаких
объяснений.
     --  Вы  потеряли сознание в  библиотеке. Брайан  подумал  даже, что  вы
умерли, и принялся звать на помощь. -- Рэчел снова улыбнулась. -- Я боялась,
что у вас сердечный приступ или даже инфаркт, но, похоже, вы просто упали  в
обморок из-за чего-то.
     Обморок? С чего бы это ей падать в...
     И  тут память вернулась к ней -- шокирующая,  беспощадная.  Фарли надул
ее. Никакой золотой жилы не существует -- газетная статья просто подделка.
     Рэчел  вскрикнула  и  поспешно  долила  что-то  в  капельницу.  Комната
прекратила свое вращение,  и  сонливость мягким одеялом  окутала  Голди,  но
неумолимая, страшная память осталась.
     Рэчел вернулась с табуреткой и села рядом.
     -- Голди?
     Она смогла поднять глаза.
     -- Голди, что случилось?
     Она начала смеяться -- высоким, почти истерическим смехом. По мере того
как  реальность   ее  утраты   доходила  до   ее   сознания,  смех  сменился
напоминающими икоту судорожными всхлипами.  Почти все ее сбережения пропали.
Вернее, все, кроме нескольких  монет и  двух-трех необычных камней. И  слава
Богу -- бесценных попугаев. Чтобы прожить, ей придется  продать то немногое,
что у нее еще осталось, --  кроме этих  великолепных  птиц.  Их  она продаст
только после того, как  продаст все остальное, включая собственную душу. Она
обнаружила,  что  выкладывает все  это в промежутках между  всхлипами -- это
напугало ее,  но  -- странное  дело  -- она почувствовала облегчение.  Рэчел
утешала  ее, обнимая обеими руками, помогая выплакаться.  Ко  времени, когда
она  выложила  все  до  последней  подробности, до нее дошло,  что снадобье,
которым Рэчел накачала ее из капельницы,  сильнее, чем ей казалось  вначале.
Истощив запас  слез и  энергии,  она отдалась лекарству. Последнее,  что она
помнила, --  это  рука Рэчел на ее  руке. А  потом  она уснула с  лицом, еще
мокрым от слез, чего не бывало уже много, много лет.
     * * *
     "Ох,  блин",  -- едва  успел  подумать  Скитер,  прежде чем разъяренный
гладиатор бросился на него. Скитер перепрыгнул через кровать, расшвыривая по
пути  свои  наполненные  и  закупоренные  пузырьки,  потом  пригнулся, когда
гладиатор метнул  в  него чем-то.  Зеркало  у  него в  изголовье разлетелось
стеклянными брызгами. Скитер подхватил пару пузырьков и  швырнул их наугад в
сторону гладиатора. Он услышал смачный  шлепок и рев  боли и  ярости, но  не
стал тратить время на то, чтобы посмотреть, какой ущерб нанес неприятелю. Он
нырнул  к  двери,  по  возможности  мягко  оттолкнув  с дороги  Йаниру.  Она
взвизгнула за  его спиной, и Скитер услышал громкое латинское  ругательство,
но он уже свернул за угол и несся как безумный.
     Проклятие!
     Рев Люпуса Мортиферуса эхом гулял по коридорам у него за спиной. Погоня
продолжалась. Быстрый взгляд  через плечо показал,  что гладиатор в  рубахе,
намокшей и почерневшей  от  воды с чернилами, и  с  искаженным  от ненависти
лицом  нагоняет его. Скитер  прибавил скорость  и  устремился в  самую  гущу
толпы, собравшейся поглазеть на открытие Врат.
     По  крикам возмущения  и  злости за его спиной Скитер понял,  что Люпус
никуда не делся и  несется за  ним, как злобный  снежный барс за излюбленной
добычей.  Скитер перемахнул  через  столик уличного  кафе "Вокзал Виктория",
вызвав визг обедавших и  расшвыряв во все стороны посуду и еду.  Бычий рев и
новые визги  за спиной сопровождались грохотом упавшего  стола. Скитер несся
по "Виктории", петляя между чугунными фонарными столбами, перепрыгивая через
скамейки, нимало не заботясь, сидит ли на них кто-нибудь или нет, а мозг его
тем временем лихорадочно работал сразу в нескольких направлениях.
     Ему нужно спасти Маркуса.  Для этого  нужно  забрать деньги  и  не дать
Фарли   провести  его   через  Врата.   Чтобы  получить  деньги,  ему  нужно
остановиться. Это значило, что  Люпус  Убийственный нарубит из него фарш. Он
нырнул  в  Римский  город, пронесся прямиком  через мелкий  прудик, распугав
стайку ихтиорнисов, и рискнул оглянуться.
     Люпус не отставал, неотвратимый, как песчаная буря в Монголии.
     Скитер пробежал мимо банкомата не задерживаясь. "О, черт! Что  дальше?"
Может, ему удастся все-таки добежать  до зоны  ожидания, сделать  петлю  под
прикрытием толпы,  снять деньги и  выдернуть Маркуса? Пока  он обдумывал эту
идею, ожили громкоговорители:
     -- Прошу внимания...
     Не  обращая внимания на голос из динамиков, Скитер сконцентрировался на
толпе  ожидающих  отправки в Рим.  Может, он просто прорвется к этим двоим и
предложит долговое  обязательство?  "Ну  да, конечно... Деньги на бочку  или
фигу.  В  кредит  не  даем". Думать  об  этом  было  горько.  Очередь начала
двигаться вверх по  пандусу  -- последние прибывающие туристы  уже  очистили
проход. Скитер увидел Маркуса, но он слишком запыхался, чтобы окликнуть его.
Они с Фарли находились в начале очереди, почти у самого проема.
     Не имея времени, чтобы  снять наличные,  и  дыхания, чтобы сказать хоть
что-нибудь -- не говоря уже о заключенной с доктором Мунди сделке, -- Скитер
сделал единственное,  что мог сделать. Он перепрыгнул ограду  зоны ожидания,
ухватился  за  стальной  бортик,  раскачался  и  приземлился  как  раз перед
девицей-гидом "Путешествий во времени", перепугав ее так, что она завизжала.
Визг за спиной подсказал ему, что Люпус, будь он  неладен, все еще догоняет.
Скитер  резво  взял с  места  и вихрем  пронесся  вверх  по пандусу, пытаясь
перехватить Маркуса, прежде чем тот шагнет в отверстие Врат.
     -- Маркус! Погоди!
     Сердце его готово было выпрыгнуть из груди.
     Прямо перед  его  носом  Фарли и  Маркус исчезли  в зияющем  отверстии.
Скитер готов был поклясться под присягой, что Фарли силой протолкнул Маркуса
во Врата, когда тот обернулся на отчаянный крик Скитера.
     У Скитера оставалось два варианта на выбор. Он мог спрыгнуть с пандуса,
еще раз попытавшись улизнуть от Люпуса, устроив  веселую игру в догонялки по
всему Вокзалу,  или попробовать вернуть Маркуса.  "Путешествия  во  времени,
Инкорпорейтед" сдерут с него кошмарный...
     Скитер  набрал  в  легкие воздуха  и  с  разгона  бросился в  проем. Он
приземлился в  знакомой  винной  лавке,  пронесшись  по  инерции  мимо толпы
удивленных туристов  и  врезавшись в штабель  амфор  с вином, не замедливший
разлететься по полу. Вино подобно приливной  волне залило весь пол кладовой.
Туристы  визжали  и пытались убраться  с дороги.  В наступившей  сумятице он
никак не мог найти Фарли.
     -- Маркус!
     Ответа не последовало. Он вцепился в ближайшего знакомого гида.
     -- Фарли! -- прохрипел он. -- Куда пошли  Фарли с Маркусом? Тот покачал
головой.
     -- Они просто ушли с первой группой. В гостиницу.
     Скитер только рассмеялся -- почти истерически.
     -- Готов съесть свои сандалии, если Фарли придет в гостиницу...
     Он собирался выбежать на улицу, когда на  плечо  ему опустилась тяжелая
рука. Кто-то с  неожиданной силой резко повернул его. Вокруг снова панически
завизжали. Прямо  перед глазами Скитера маячило неестественно  огромное лицо
Люпуса Мортиферуса.
     "Ох, блин",  --  только и успел подумать  он, прежде чем  тяжелый кулак
вместе с чернотой обрушился на него.
     * * *
     Виды  и запахи прошлой жизни обрушились на Маркуса, стоило двери винной
лавки отвориться,  выпуская  их на  улицу. Ноги его  предательски задрожали.
Фарли оглянулся на него.
     -- Не смей филонить! -- раздраженно сказал он на латыни.
     Маркус  вспотевшими руками  взялся за  багаж  и поплелся  за  группой в
сторону  гостиницы  "Путешествий  во времени"  на дальней от  Большого Цирка
стороне Авентинского холма. По  Аппиевой дороге прошли они к  величественным
ярусам каменных  рядов  для зрителей, круто поднимающихся к высокой  аркаде.
Когда группа  повернула налево, в обход холма, Фарли удивил его,  свернув  в
другую сторону, к Капитолийскому холму.
     -- Мистер Фарли...
     -- Заткнись и не отставай! -- огрызнулся Фарли.
     Маркус  оглянулся  на исчезающую  за  поворотом  группу, потом неохотно
поплелся за Фарли. Он  дал слово. И ему нужно расплатиться  с долгом. Но чем
дальше  они шли,  миновав  Капитолийский холм  и  большой  Форум,  где сияли
металлом  трофейного  оружия  и  помятых  корабельных  таранов   ростральные
колонны,  тем   все   сильнее   охватывало   его   ощущение   неправильности
происходящего.
     --  Мистер  Фарли, куда  мы идем? -- спросил он по-английски, когда они
миновали Форум.
     -- В место, где у меня назначена встреча, -- беззаботно ответил Фарли.
     -- Что за место?
     Фарли недовольно оглянулся через плечо.
     --  Ты  задаешь  слишком  много  вопросов,   --  произнес  он,  недобро
сощурившись.
     Маркус застыл посреди улицы, опустив сумки на землю.
     -- Полагаю, у меня есть права.
     Один угол рта Фарли чуть искривился.
     -- У тебя? Права? -- Похоже, эта мысль чрезвычайно  развеселила его. --
Дай мне сумку. Вон ту.
     Маркус  механически наклонился,  поднял  сумку  и отдал  ее  Фарли. Тот
открыл ее...
     И в следующее мгновение Маркус ткнулся лицом в кирпичную стену, а кулак
Фарли ударил  ему по почкам. Он  задохнулся  от  боли  и  почувствовал,  как
подгибаются его колени. Еще мгновение Фарли  удерживал  его рукой за складку
туники, а потом руки Маркуса оказались скованы железной цепью.
     -- А  теперь слушай, парень, --  прошипел Фарли ему на ухо. -- Это тебе
не Ла-ла-ландия.  Это  Рим.  И я твой господин.  Я  хорошо заплатил за тебя,
чистым золотом, и я буду делать с тобой то, что считаю нужным. Ясно?
     Даже понимая,  что это бесполезно,  Маркус  сделал  попытку  вырваться.
Фарли швырнул его на землю  еще одним ударом по почкам.  Маркус  застонал  и
остался лежать у его ног.
     -- Встать!
     Маркус тщетно пытался вздохнуть.
     -- Я сказал, встать, раб!
     Сквозь упавшую на глаза челку Маркус яростно посмотрел на него.
     -- Ублюдок!
     -- Встать, раб, или я прикажу заклеймить тебя как беглого!
     Маркус побледнел. Буква "F",  выжженная раскаленным железом  у него  на
щеке...  Шатаясь  и  едва  не  теряя  сознание,  он  все  же  сумел  встать.
Любопытствующие  прохожие  только пожимали  плечами и  шли  дальше по  своим
делам.  Фарли  привязал к  цепям Маркуса длинную  веревку  и  дал  знак паре
парней-носильщиков у винной лавки. Их  портшез стоял  рядом, прислоненный  к
стене.
     -- Эй, вы! Свободны?
     -- Конечно, благородный господин, --  откликнулся один  из них, на  вид
покрепче, отставив  в  сторону глиняную  кружку с вином.  -- Скажите только,
куда вам надо, мы мигом.
     Не веря своим глазам, со всевозрастающим страхом смотрел Маркус  на то,
как  Чак  Фарли  забирается  в  кресло, как ставит  на  колени  свой  багаж.
Носильщики крякнули, подняли носилки и устроили ручки у себя на плечах.
     -- Поди сюда, раб! -- рявкнул Фарли. -- Я не хочу, чтобы ты запутался в
толпе и сдернул меня на землю!
     Шатаясь, Маркус  пристроился  за паланкином.  Тяжелые цепи тянули  руки
вниз, и лязг их напоминал ему  страшный сон. Он вспомнил, как его держали  в
цепях... и  еще хуже. "Йанира! Что я наделал,  любовь моя!" Представься  ему
такая возможность, он бы с радостью воткнул  Чаку Фарли кинжал в его  черное
сердце. Но  он знал,  что  сама  собой  такая  возможность  не  представится
никогда.
     Носильщики  принесли  Фарли  к величественной  вилле,  и  один  из  них
постучал в дверь.  Прикованный к стене  с внутренней стороны  раб-привратник
отворил дверь и низко поклонился, спрашивая о деле, что привело их сюда.
     -- Скажи своему  господину, что пришел человек,  которого он  ждал,  --
ответил Фарли на безукоризненной латыни. -- С добром, как и обещал.
     Раб  поклонился и  передал  это  кому-то  в  глубине  дома.  Носильщики
опустили свою ношу, потея и задыхаясь так, словно тащили не одного человека,
а  пятерых.  Фарли  расплатился  с  ними  и отослал  взмахом  руки. Потом он
повернулся к Маркусу, и в глазах его заиграла недобрая улыбка.
     --   С   твоего  позволения,  ступай  сюда,  милый  Маркус.  Сейчас  ты
познакомишься со своим новым хозяином.
     Ему хотелось  бежать. Все в нем кричало, что надо бежать. Но делать это
при дневном свете, когда сотни  римлян устремятся за ним с криками "Беглец!"
было  бы  равносильно самоубийству. Во  рту  у  него пересохло. Фарли сильно
дернул за веревку, и Маркус чуть было не упал.
     --  Придется тебе  поработать еще несколько  лет, чтобы расплатиться  с
этим долгом, парень, -- издевательским шепотом сообщил ему Фарли.
     Маркусу сделалось дурно. Его предали, и он оказался в западне. Он знал,
что никто  не  имеет  права владеть им как вещью, но  он  оказался  в  мире,
существовавшем две тысячи лет назад. Здесь и  сейчас ему нужно было каким-то
образом заработать  деньги,  заработать столько,  сколько  он  стоит,  чтобы
соблюсти  законы и не  уронить  своей чести.  Или же поступиться принципами,
которые ставил превыше всего, и просто убежать.
     И в эту минуту он, пожалуй, предпочел бы деньги.
     Потом  его, все еще шатающегося, поставили перед  тем человеком.  Очень
богатым человеком. Маркус  посмотрел на него и  упал без  сил на  колени.  О
боги...  Он видел этого человека много раз раньше -- на публичных церемониях
на Форуме, на судебных процессах. Фарли продавал его...
     -- Добро пожаловать, Фарлус! Входите, входите.
     --  Ваше гостеприимство не имеет границ, Луций Гонорий  Гальба. Кстати,
примите мои поздравления по поводу избрания _<i>curule aedile_.</i>
     От охватившей Маркуса  дрожи у него даже  лязгнули зубы.  Луция  Гальбу
избрали _<i>curule aedile_</i>! Каким бы могущественным ни  был  его первый хозяин,
Гальба   был  в  тысячу  раз  могущественнее.  Бежать  от   этого  человека?
Невозможно. Гальба посмотрел на него сверху вниз.
     -- Этот? -- спросил он голосом, буквально источавшим презрение. -- Этот
трясущийся дурак и есть это полезное дополнение к моей коллекции, которое вы
мне предлагаете?
     Фарли дернул за веревку.
     --  Встань,  раб. Он не хочет, чтобы  я  продавал его из моего дома, --
пояснил он Гальбе. -- И ему, несомненно, известна ваша знаменитая репутация.
-- Улыбка, которой  Фарли одарил Маркуса,  была холодна, как ящерица.  -- Но
уверяю  вас, он  знает свое дело хорошо. Я купил  его несколько лет назад на
распродаже имущества одного _<i>plebeian aediles_</i> в связи с  его смертью. А что
до страха, он трясется, как  девственница, единственно из желания произвести
хорошее впечатление.
     Гальба хихикнул.
     --  Ну-ну,  мальчик,  тебе  нечего  бояться.  Я  человек  справедливый.
Вставай-ка.  Мне  как раз  нужен новый писарь, и твой  хозяин предлагает мне
выгодную сделку, очень выгодную. Пошли, покажешь, на что ты способен.
     Фарли   разомкнул  цепь,  и  Маркус,  облизнув  пересохшие  губы,  взял
дрожащими руками стило и восковую табличку.
     --  Ну,  -- сказал  Гальба  с  легкой улыбкой,  --  посмотрим,  как  ты
справишься с этим.
     Стило  слегка  дрожало  в его  руке,  но  он изо  всех сил старался  не
отставать   от  диктовки.   Предложенные  ему  упражнения  варьировались  от
фрагментов  письма к  деловому  партнеру  до  конторского  учета  товаров  и
вырученных денег. Проверив результат, Гальба одобрительно кивнул.
     -- Неплохо,  -- признал  он, -- для  человека, трясущегося от страха. И
вообще неплохо. В каком  качестве  служил ты своему  _<i>plebeian aedile</i>_,  мой
мальчик?
     Голос Маркуса дрожал так же, как и все его тело.
     -- Я вел записи... бегов в Цирке, приобретения  диких зверей для забав,
а также записи гладиаторов -- кто победил и кто нет...
     Воспоминания  нахлынули на него, четкие и горькие  --  будто и  не было
всех этих лет.
     -- Я верю, что вы привели мне парня, который вполне справится со своими
обязанностями, -- услышал он голос Гальбы. -- Отлично. Считайте,  что сделка
состоялась.
     Они  вернулись в маленькую комнатку, выходящую в атриум с фонтаном. Чак
Фарли и новый хозяин Маркуса склонились над бумагами, поставили свои подписи
и  обменялись деньгами за жизнь Маркуса. Покончив с этим, его новый владелец
вызвал управляющего домом.
     --  Проследи,  чтобы  нового мальчика  устроили  с  удобствами,  но без
излишеств. Я хочу  быть  уверен, что он не  сбежит  при  первой возможности.
Ладно, теперь о том, что вы хотели приобрести...
     Господа вернулись к делам, а Маркус как в тумане последовал за дородным
слугой  и еще одним,  крепкого  сложения мужчиной  на заднюю  половину дома.
Комната, в которую  они его поместили, была маленькой, без окон и освещалась
только свисавшим с потолка фонарем. На оклик слуги  явилась девушка-рабыня в
ошейнике,  с  едой  и  питьем  на подносе.  Маркус  с  трудом  удержался  от
полуистерического смеха. Если они думают, что он  сможет это  съесть,  чтобы
его не вырвало...
     Они оставили его наедине с  нетронутым  обедом, заперев  дверь снаружи.
Маркус  опустился на лежанку --  единственную мебель  в камере  -- и стиснул
тонкий  тюфяк  руками так  сильно, что  у  него  заныли  пальцы. Пары виски,
которым напоил его Фарли, выветривались, и  ему с каждой минутой становилось
все холоднее. Тусклый свет фонаря  отсвечивал от его мокрых от пота рук. Ему
хотелось визжать,  ругаться, биться  в дверь.. Вместо этого со спокойствием,
которого он сам не ожидал, Маркус заставил себя съесть и выпить все, что ему
дали.
     Ему нужно поддерживать силы.
     Маркус  подозревал,  что на  деле  это  будет  до  смешного  просто  --
подождать несколько недель, улизнуть и добежать до винной лавки "Путешествий
во  времени" на Аппиевой дороге как раз к открытию Врат. Все в нем требовало
так и поступить. Все, кроме его гордости.
     И эта гордость  -- все, что осталось у него от родителей,  от семьи, от
всей его деревни и гордого племени таурусатов, правителей древней Аквитании,
-- требовала,  чтобы он заплатил своему новому  хозяину столько, сколько тот
отдал  за него. Когда-нибудь, как-нибудь  он сумеет найти дорогу  до Римских
Врат и снова обнимет Йаниру. На то, чтобы вернуть стоимость своей покупки, у
него могут уйти годы, и у него не было никакой гарантии того, что прекрасная
Йанира будет ждать.  Возможно, он  сможет  еще  передать  ей весточку  через
кого-нибудь  из   гидов  "Путешествий"?   Он   пока  не  имел  ни  малейшего
представления,  как он это сделает. Но сделает обязательно. И он  вернется к
ней. Или погибнет, пытаясь сделать это.
     * * *
     Кит  Карсон  как  раз  собирался  идти  на  деловой  ленч,  которого  с
удовольствием бы  избежал,  --  он  терпеть не мог  эти  ежемесячные деловые
собрания владельцев отелей ВВ-86. Но на сей раз -- увы! --  ленч  должен был
состояться  в дорогом ресторане "Замка Эдо". И жители Восемьдесят Шестого, и
туристы  питали  глубокое  уважение  к  кухне  Кита. Но  вот  эти  идиотские
ежемесячные  сборища,  когда  все  говорят, никто  ничего  не делает, а Киту
приходится сидеть и выслушивать  все это... Он не ожидал от собрания ничего,
кроме  потери  выручки за  день, тем более  что  всех  этих  мужчин и женщин
гораздо больше интересовали  изысканные  яства  его ресторана,  чем  дела их
цеха.
     Благодарение Господу,  эти  встречи перемещались  из одной гостиницы  в
другую, так что Киту  не приходилось страдать слишком уж часто. Он уже почти
шагнул  через  порог  "Кайко-но-кемуси"  --  "Шелковичного   червя"  (хорошо
известно,  что  любые   насекомые  твари,  особенно  гусеницы,   вызывают  у
уважающего себя японца еще большее отвращение, чем тараканы -- у американца,
так  что  большинство  японских клиентов Хита  находили  название  ресторана
смешным до икоты), -- когда  ЭТО и  случилось. То самое чудо, способное, как
он надеялся, спасти его от этого неизбежного чертова ленча.
     Его  голова знакомо  загудела  -- и  это притом,  что  он  твердо знал:
никакие  Врата  сегодня открываться не должны.  Он вдруг  широко  улыбнулся,
разом   превратившись  из   серьезного  бизнесмена  в  прогуливающего   урок
проказника.
     -- Нестабильные Врата! -- взревел он, выбегая в Общий зал.
     Повсюду уже завывали сирены. Еще одно  окно в поздний мезозой? Нет, гул
в голове был не настолько силен, как у Врат такого размера. Звук, который не
был  звуком,  говорил  ему,  что  эти  Врата  будут  поменьше  и продержатся
открытыми...  кто знает, сколько они продержатся открытыми? Отворятся ли они
всего  на  раз  или  несколько,  или  начнут  делать это  регулярно? И куда?
Впрочем, на своем веку Кит навидался  уже всего, от гигантских птеродактилей
до кровожадных валлийских лучников, провалившихся через нестабильные Врата.
     Кит прибыл  на место  происшествия сразу за санитарной службой. Парни в
защитных  серых формах со  спокойными, мужественными  лицами  ощупывали  все
вокруг детекторами  разрыва пространства-времени.  Кроме  детекторов, у  них
имелись  при себе  карабины, дробовики, сети  -- все, чтобы справиться с кем
угодно, кто мог ворваться на вокзал. Следом за Китом прибежали Майк Бенсон и
отряд его парней из службы безопасности в сопровождении тяжело отдувавшегося
Булла Моргана. Вид  у Булла  был тот еще -- глаза налились кровью, мешки под
глазами  побагровели до  такой степени,  что  казались почти черными, щетина
небрита. Майк казался посвежее -- как и подобает шефу службы безопасности.
     -- Есть идеи? -- осведомился он.
     Глава санитарной службы Сью Фритчи всегда имела  вид тихий, чуть  ли не
застенчивый --  чем неизменно вводила людей  в заблуждение. На деле она была
вдвое сильнее и как  минимум вчетверо хитрее, чем казалась. Кит ухмыльнулся.
Она скромно  стояла в сторонке -- ну один  в  один как  любой  другой  агент
санитарной службы. По ее внешности ни за что  не скажешь, что она обладатель
нескольких ученых степеней в биологии (экология, энтомология), в ветеринарии
и  палеонтологии (две степени,  по флоре  и  по  фауне). Плюс  почти готовая
диссертация по вирусологии.
     Одним словом, в работе Сью Фритчи была чертовски хороша.
     В воздухе, примерно в  десяти футах над платформой Римских Врат и футах
в четырех сбоку от нее, возникло свечение, быстро окрасившееся всеми цветами
радуги, и в  нем отворился темный проем. Из него выпал маленький буро-желтый
зверек, пролетел  тридцать футов до бетонного пола Общего и  с глухим ударом
(хруста ломающихся  косточек почти не было  слышно)  разбился о него. За ним
последовал  еще  один, а  потом хлынул настоящий поток. Кит вдруг понял, что
это, и громко рассмеялся.
     -- Лемминги!
     Парни из санитарной  отчаянно пытались перехватить  этот поток сразу  у
жерла Врат, опасно свешиваясь за перила помоста, чтобы подставить свои сети.
Однако  на каждые  пять-шесть  спасенных зверьков приходилось двенадцать или
пятнадцать промахнувшихся мимо  сети  и  пополнивших своими трупиками быстро
растущую кучу безмолвных пушистых  телец. Ошеломленные  этой  бойней туристы
громко взывали к  ребятам в серых комбинезонах, чтобы те сделали что-нибудь,
что это жестоко, бесчеловечно...
     Не  выдержав,  Кит вмешался  в разговор нескольких  одетых по последней
парижской моде дам, на  все голоса ругавших Сью, -- та тем временем пыталась
контролировать действия своих ребят  на  платформе, поставить другую  группу
делать  то же  самое с  другой  стороны  и  задействовать  третью, чтобы  те
лопатами грузили мертвые тушки в большие пластиковые мешки.
     -- Прошу прощения, леди, --  обаятельно  улыбнулся он им. -- Я невольно
подслушал ваш разговор.
     Они разом  повернулись  и  тут  же лишились дара  речи, узнав  его. Кит
удержался от смеха. В конце концов  всемирная известность иногда не так уж и
плоха.
     -- Мистер... мистер Карсон? Он поклонился.
     -- Я уже сказал, что подслушал невольно вашу беседу. --  Он умело отвел
их  подальше от  Сью Фритчи,  за  что был награжден ее улыбкой.  -- Скажите,
леди, вы, случайно, не знакомы с шаблоном поведения обыкновенного лемминга?
     Они   разом  замотали  головами,  словно  марионетки  в   ловких  руках
кукловода.
     --  Ах... позвольте  мне  попробовать  объяснить.  Лемминги относятся к
грызунам. Некоторые из них обитают в арктической  тундре, где численность их
популяций ограничивается  хищниками.  Однако обитают они и в холодном горном
климате, встречающемся, например, в Северной Норвегии. В отсутствие хищников
наши  милые маленькие грызуны размножаются, не встречая никаких ограничений,
до тех пор, пока не начинают уничтожать среду своего обитания, не говоря уже
об  источниках  пищи.  -- Пять  пар глаз в ужасе округлились. -- И когда это
происходит, -- а это случается со многими и многими стаями леммингов, уверяю
вас, -- что-то у них в генах, а может, в  их  крошечных мозгах  включается и
заставляет  их  покидать  насиженные  места  --  тысячами.  Понимаете,  этот
неизвестный сигнал  предупреждает, что  их популяция стала слишком  большой,
чтобы  данная  местность могла прокормить их.  Она нестабильна,  как вот эти
Врата.
     Он показал рукой на зияющее в воздухе темное отверстие и подождал, пока
пять пар удивленных глаз не вернутся к нему.
     -- В общем, они  снимаются  с места. И не  забывайте, эти стаи  живут в
горной  местности,  где  полным-полно  высоких  утесов и  бурных  рек. Можно
сказать,  эти  милые  зверьки  обладают  безотказным  встроенным  механизмом
самоубийства.  Некоторые из  этих утесов  обрываются  в  глубокие каменистые
расселины. Некоторые -- в морские заливы... полные воды, -- поспешно добавил
он, не  уверенный  в том, что коллективный уровень развития интеллекта  этих
дам превышает таковой у одного отдельно взятого лемминга. -- И знаете ли вы,
что  эти милые зверьки делают? Они бегут  прямо к  этим  обрывам так, словно
понимают все это или даже  хотят этого,  и бросаются  с края. Вот эти, -- он
показал на поток маленьких телец, продолжавших сыпаться из Врат, -- прыгнули
с  какой-то  скалы.  Они  все равно погибли бы,  даже если  бы эти Врата  не
отворились здесь. Вы не  можете изменить историю -- или механизм, заложенный
в генах тех или иных видов. Попробуйте -- если сможете, конечно, -- изменить
их  генетический  набор,  избавить  их от  сигнала, который гонит  их в  эту
миграцию-самоубийство, и  очень скоро  вы окажетесь по  колено  в голодающих
леммингах.  И уж  наверняка  на  многие тысячи  квадратных  миль  вокруг  не
останется ни одной зеленой травинки.
     Круглые  глаза так  и  смотрели  на  него  с  побелевших  лиц. Он  снял
воображаемую шляпу и ушел, весело мурлыкая что-то себе под нос. Интересно, с
усмешкой подумал он, что эти пятеро скажут, когда вернутся в Верхнее Время?
     Он  присоединился  к команде,  собиравшей мертвые  тушки в  контейнеры,
подвозимые владельцами  магазинов и другими готовыми помочь местными.  Очень
скоро он  грузил еще  теплые  маленькие  трупики в  медное мусорное ведерко,
которое  могло попасть сюда только из "Радости  эпикурейца". Кит улыбнулся и
продолжал работу. Все что угодно, только не это бестолковое собрание!
     В  толпе показалась Голди Морран, все еще  жалостно шмыгавшая носом, но
не без живого интереса наблюдавшая за леммингами.  Бога  ради,  что ей здесь
нужно? Разве  не положено ей  лежать сейчас  в  лазарете? Что ж, она  быстро
оправилась.  Иногда  Киту  казалось, что  Голди  слишком  зловредная,  чтобы
умереть.  Она  подошла  к Сью  Фритчи  и  пошепталась  с  ней  немного.  Сью
безразлично  кивнула и пожала  Голди руку. За взгляд налицо Голди, когда она
размышляла,  обо  что бы теперь  вытереть покрытую кровью и  липкой  шерстью
руку,  можно многое отдать.  Потом  лицо ее  просветлело, она прислонилась к
какому-то неосторожному телерепортеру и незаметно вытерла руку о его пиджак,
спрашивая его  о чем-то  медовым голоском. Тут уж Кит  не выдержал и -- пока
кто-то  из  других  репортеров  запечатлел-таки  эту  историческую минуту на
пленку -- засмеялся, но тихо, чтобы Голди его не услышала.
     Чего  бы ни  хотела  она  здесь, она  этого  явно  добилась,  поскольку
удалилась с довольной улыбкой на лице. Кит пробился к Сью.
     -- Чего хотела от тебя Голди?
     -- А? Ох, привет,  Кит. Ей  нужны  шкурки.  Она сказала, что  заплатила
кому-то из Нижних, чтобы тот содрал их для нее, а мясо, возможно, понравится
кому-нибудь из  больших  гурманов.  Боже,  надеюсь,  что понравится. Ты хоть
представляешь себе,  какая  вонь будет  стоять по  всему Вокзалу,  если  нам
придется жечь всю эту кучу?
     Кит вздрогнул.
     -- Да. Я очень хорошо себе  это представляю. Она быстро подняла на него
взгляд.
     --  Ох, черт. Извини, Кит.  Я что-то совсем обалдела... забыла про  все
эти сожжения ведьм, которые тебе пришлось смотреть...
     Он заставил себя пожать плечами.
     -- Спасибо. Извинения  принимаются. Но от одного из этих сожжений я  до
сих пор  просыпаюсь по  ночам. И запах этот  мне  тоже мерещится до  сих пор
вместе с рожами проклятых инквизиторов,  по чьему приказу все  это делалось.
--  Он  прокашлялся и  уставился невидящим взглядом в пространство. --  Сью,
одна  из  этих  так  называемых  ведьм  была  маленькая  девочка   с  рыжими
кудряшками, не старше двух лет, и она  все звала свою мать -- а та горела на
соседнем костре.
     Сью крепко зажмурилась.
     -- Я никогда, никогда больше не буду жаловаться на свою работу.
     Кит хлопнул ее по плечу.
     --  Жалуйся на здоровье. Может, мне приятно слушать  о чужих проблемах.
Только бы это были не мои собственные.
     Сью  сделала глотательное  движение,  потом  выдавила  из  себя  слабую
улыбку.
     -- О'кей, Кит, есть у меня  одна жалоба на работу, и касается она тебя.
Какого  черта ты стоишь здесь,  вырядившись в свой  дурацкий  костюм-тройку?
Бери эту чертову лопату -- и за дело!
     Кит рассмеялся, обнял ее, взялся за лопату и, насвистывая,  вернулся  к
своему занятию.
     Наконец на  сцене появились  мотороллеры санитарной  службы с грузовыми
колясками.  Бригада уборщиков принялась сваливать содержимое  контейнеров  в
коляски.  Кит  тоже  выгрузил свою  корзинку,  потом  вернулся  за следующей
партией.
     К  счастью,  нестабильные  Врата  закрылись  прежде,  чем  вся  стая из
нескольких тысяч леммингов  свалилась на ВВ-86.  Последний зверек,  не успев
вывалиться из зияющего отверстия Врат, был  всосан обратно. В  его крошечных
черных  глазках-пуговках  застыло удивление, когда неведомая сила, закрывшая
Врата,  швырнула его  обратно  в собственное время  -- возможно,  только для
того, чтобы он разделил судьбу своих друзей,  шмякнувшись с  какого они  там
нашли обрыва. Судя по размерам кучи на полу, почти четверть стаи  нашла свою
смерть здесь, на ВВ-86.  Потребовалось еще несколько часов  тяжелой  работы,
чтобы погрузить всех в  коляски мотороллеров,  не  говоря  уже о том,  чтобы
смыть кровь  с пола. Репортеры из Верхнего Времени засняли все это событие с
начала до конца -- не  только для  местных новостей, но и  в надежде первыми
доставить пленку Наверх через Главные Врата.
     Они попытались  даже --  правда,  безуспешно -- взять интервью  у него,
пока  он  стоял почти  по  пояс  в  тушках.  Его  дорогой костюм  и  некогда
безупречно  белая  рубашка  были полностью заляпаны  кровью. Несмотря на его
категорический отказ  говорить ("Разве  вы  не видите, я занят. Поговорите с
кем-нибудь еще!"), они мухами вились  вокруг него. Даже их видеокамеры, будь
они неладны, жужжали словно мухи.
     Игнорируя  репортеров,  он продолжал грузить  трупы  лопатой  в коляски
санитарной службы. Хотя большая часть леммингов разбилась о бетон, несколько
сотен размазались по  уникальным мозаикам, выполненным на средства торговцев
Римского города  художником из  Нижнего Времени, занимавшегося мозаиками и в
родное время. Теперь великолепные изображения виноградных лоз, богов, богинь
и даже портреты членов семьи Императора, сделанные с поразительной точностью
по памяти,  предстояло не только вымыть, но и вычистить кровь  из швов между
разноцветными плитками размером не больше ногтя на мизинце Кита Карсона.
     -- Ну и грязища, -- буркнул голос, который невозможно было спутать ни с
кем.
     Кит посмотрел Буллу Моргану в лицо.
     -- Еще какая.
     -- Как думаешь, плитки потрескались?
     Кит  поплевал  на  кончик  ненавистного   галстука  и  соскреб  с  пола
достаточно крови и потрохов, чтобы посмотреть.
     -- Боюсь,  что да.  Некоторые треснули, другие вообще разлетелись.  Вот
черт!
     -- Сью! -- заорал Булл, чертыхнувшись почти в унисон с ним.
     Сью Фритчи обернулась и поспешно  подошла к ним. Крови на ней  было еще
больше, чем на Ките.
     -- Покажи ей, Кит, -- кивнул Булл.
     Он  продемонстрировал  ей  ущерб, причиненный  мозаикам. Сью застонала.
Вести об  этом  наверняка  уже распространились  по  Римскому  городу  --  в
основном благодаря длинноносым репортерам, поспешившим к местным лавочникам,
рестораторам  и  владельцам  гостиниц,  чтобы  запечатлеть их  реакцию. Булл
сурово прищурился.
     -- Сью, когда вы хоть немного  разберетесь  со всей  этой грязью, пошли
своих  людей,  чтобы  они  отметили на схеме  все  недостающие  плитки.  Мое
ведомство  оплатит все расходы на  реставрацию.  Передай  это своим людям, и
побыстрее, пока еще не поздно.
     Булл  криво  ухмыльнулся,  весьма напоминая  мощный  пожарный  насос  с
приделанными к  нему  руками, ногами  и головой. Кит,  плечи  которого ныли,
пожалуй, еще сильнее, чем колени, ухмыльнулся ему в ответ.
     -- Хочешь  посмеяться со мной? Теперь я по крайней мере могу вздохнуть.
Эти  проклятые  репортеришки   вились  вокруг  меня   как  мухи...  --   Его
передернуло. Булл ухмыльнулся еще шире и хлопнул его по спине
     --  Никогда  еще   не  слышал,  чтобы  Кит  Карсон  сдался  на  милость
репортеров.
     -- И  не услышишь, -- буркнул  Кит, --  если  они только  не  подделают
пленку. Вот тогда  я смогу подать на них в  суд. И разом лишиться состояния,
репутации и своего дела.
     --  Угу, -- мрачно согласился Булл,  сузив  глаза,  словно при виде роя
журналистов, атакующих  любого,  из которого  можно  выудить  хоть  какой-то
материал. -- Судиться с ними -- дохлый номер, это уж точно. Я все думаю, как
бы вытурить их всех через Главные и не пускать обратно.
     Знаменитую  на  весь мир  ослепительную улыбку  Кита  можно было видеть
воочию так редко, что даже невозмутимый Булл Морган зажмурился.
     -- Что это ты задумал, Кеннет Карсон?
     -- Ох, ничего особенно  вредного. Мне просто показалось, что ты мог  бы
подбросить кому-нибудь мыслишку насчет того, как отважные репортеры  помогли
разрешить  кризис  на  вокзале.  Пусть  их  ассистенты   заснимут,  как  они
ковыряются в потрохах. Представляешь, какой у них будет вид?
     Булл Морган медленно достал из кармана  сигару и  раскурил ее, выпустив
огромное   облако  вонючего  серо-голубого  дыма.  Глаза   его   мечтательно
затуманились.
     -- Угу, -- согласился он, не  выпуская изо рта сигары. -- Угу, классная
мысль. Клевая у тебя голова, Кит.  Это отвлечет их на время  от наших ребят,
не говоря уже о торговцах. По крайней мере до тех пор, пока они не извозятся
по уши и не побегут искать ближайший душ.
     Кит усмехнулся:
     -- Ты у нас, Булл Морган, великий знаток испорченных людских душ.
     -- Ну, знаешь  ли, Кит, уж ты-то мог бы дойти до этого сам: все людские
души испорчены. Разница только в том, насколько.
     Оставив Кита переваривать эту, скажем так, не совсем свойственную Буллу
Моргану философию,  управляющий  вокзалом  пересек  окровавленную площадь  и
принялся шептать что-то на ухо ближайшему репортеру -- длинноногой девице из
Верхнего Времени.  Она удивленно нахмурилась, потом  просияла. Вскоре все до
одного репортеры уже стояли на четвереньках, сгребая дохлых грызунов рука об
руку  с  командами  санитарной  службы  и  местными  жителями,  повидавшими,
переделавшими и пережившими уже решительно все, что только можно вообразить,
-- во всяком случае, для них эта гора дохлых леммингов была не концом света,
а так, головной болью. Бывало и хуже.
     В полном  соответствии с пророчеством Булла  Моргана -- Кит  радовался,
что  не  успел заключить на этот счет никаких пари, --  репортерская  братия
продержалась недолго. По одному, по двое ретировались они в свои гостиничные
номера, прихватив с собой камеры и ассистентов, и их не было больше видно на
улицах  до самого вечера,  когда кабельные  ТВ  Ла-ла-ландии  начали крутить
различные пленки и  комментарии  одного  и  того  же события. Кит не смотрел
телевизор. Если  по нему передавали что-то действительно важное, ему об этом
немедленно сообщали друзья -- сопроводив это десятком списанных с телевизора
копий.
     Как  только последнего  дохлого  лемминга увезли, а  кровь  соскребли с
мостовой  зубными  щетками,  санитарная  служба  отсняла каждую  выбитую или
треснувшую плитку. Конечно,  щедрое  предложение  Булла  несколько  огорчило
кое-кого из торговцев. Хитрый, однако, он тип, их управляющий. Впрочем, он и
не мог  быть другим, иначе искусственный  мир Ла-ла-ландии обрушился бы, как
воздушный торт, слишком долго простоявший на ярком солнечном свете.
     Да,  Булл Морган был  самым  подходящим человеком  для такой  работы --
человеком, находившим  закон  полезным  до  тех  пор,  пока  его  можно было
повернуть,  с  тем  чтобы спасти  друга.  Кит  громко  расхохотался,  вызвав
удивленные   взгляды   ребят  из  санитарной  службы,  все   еще   снимавших
поврежденные  мозаики.  Ему было  все равно.  Из  этого можно  было  сделать
потрясающий  рассказ с  огромными  возможностями приукрасить  события там  и
здесь  --  а  Кит  Карсон знал, что заливать он  большой  мастер.  Он  снова
рассмеялся,  предвкушая реакцию  своей  внучки и лучшего  друга, а в  скором
времени и родственника.
     Он улыбался как идиот и ни капельки не переживал  из-за этого. В первый
раз за  много  лет Кит  Карсон  понял,  что  абсолютно  счастлив.  Последний
мотороллер фыркнул и укатил со своим грузом прочь. Только  тут Кит посмотрел
на  себя.  Его  шикарный  костюм-тройка -- сшитый  тем же  модельером, что и
модные платья этих пятерых богатых безмозглых  теток, -- насквозь пропитался
кровью и покрылся коричнево-желтым мехом. А уж как  он пах... Неудивительно,
что Булл улыбался.  Он вздохнул. Может, костюм  и шелковую рубашку можно еще
отстирать.
     Кит  вернулся  в "Замок Эдо", сумел  благополучно проскользнуть мимо не
завершившегося  еще  собрания  и  поднялся на  лифте  в свой кабинет. Ему не
слишком хотелось сейчас  идти домой, зато хотелось надеть кимоно, которое он
держал в кабинете  специально  для  того, чтобы чувствовать себя  уютнее  за
работой. Кроме того, здесь имелся и душ, скрытый от посторонних глаз ширмой,
некогда составлявшей гордость дома какого-то древнего дворянина из Эдо.
     Он разделся, принял душ, вытерся, потом нашел кимоно. Ох...  вот так-то
лучше.  Он  оставил  костюм на полу в  душе, боясь  приближаться к нему: это
кимоно обошлось ему  в небольшое состояние. Уж во всяком случае, дороже, чем
костюм. Он вызвал по интеркому посыльного  и почти  сразу же  услышал легкий
стук в дверь.
     -- Не заперто!
     -- Сэр? -- выдохнул  посыльный, стараясь сделать вид, что не  озирается
восторженно по сторонам.
     -- Заходи, -- улыбнулся Кит. -- Можешь смотреть сколько душе угодно. Не
похоже на деловой кабинет, правда?
     Мальчишка из Нижнего Времени, которого Кит в свое  время спас и  принял
на работу, осторожно вошел.
     Мальчишка  ни разу  не видел  еще эклектичного кабинета Кита  со стеной
телевизионных  экранов, часть  которых  показывала  виды Верхнего и  Нижнего
времени, а часть -- различные точки "Замка  Эдо" и Общего зала. Сад камней с
искусственным освещением настолько завладел  его вниманием, что он буквально
врезался в Кита, стоявшего у той самой знаменитой ширмы.
     Паренек покраснел до корней волос.
     -- О, сэр, прошу вас, простите...
     Прежде  чем  извинения  превратились  в обвал,  мощностью не уступавший
злополучным леммингам, Кит улыбнулся:
     -- Впечатляет,  правда?  Я помню, как сам увидел это в первый раз после
того,  как Хомако  Тани исчез, оставив все  это  у  меня на  руках. Кажется,
челюсть тогда отвисла у меня чуть не до пола.
     Неуверенная улыбка  заиграла на губах у  мальчишки  -- он явно не знал,
насколько вольно может вести себя при хозяине.
     -- Давай сюда, --  улыбнулся Кит.  --  Я... видишь ли, испачкал немного
костюм, возясь с этими дохлыми леммингами.
     Паренек просиял.
     -- Да, я слышал об этом, сэр. Их там правда были миллионы миллионов?
     --  Нет,  -- рассмеялся Кит,  -- хотя и могло так показаться.  На самом
деле вряд ли было больше двух-трех тысяч.
     Мальчишка округлил глаза от удивления.
     -- Так много? Это ведь много, да, сэр?
     Кит   напомнил   себе   проследить,   записали   ли   этого   юнца   на
общеобразовательные курсы, которые он  завел в "Замке  Эдо" для персонала из
Нижнего Времени и членов их семей. Многие  так преуспели в  образовании, что
ушли из "Замка Эдо"  и  завели собственное дело. Кит гордился тем,  что  еще
никто из его работников -- ни бывших, ни нынешних -- не проходил через Врата
в обратную сторону и  не  затенил  себя, исчезнув  навсегда в секунду, когда
шагнул сквозь них.
     Мальчик  забрал  испорченный  костюм,  пообещал  отнести  его  в лучшую
химчистку  на  Вокзале -- на самом деле их было только две,  -- поклонился и
побежал к лифту.
     Кит усмехнулся, потом вздохнул и  решил, что вполне созрел  сразиться с
обязательной  для  каждого  предпринимателя  ВВ-86  ежемесячной отчетностью.
Усаживаясь  за стол  и  принимаясь  за  первую  таблицу,  Кит подумал,  что,
возможно,  Булла Моргана  так  редко  видно  на  людях  из-за  необходимости
сражаться с его горами и горами бумажной работы.

        Глава 16
     Первое, что  появилось,  когда  Скитер пришел  в себя,  -- это  боль  в
голове. Следующее  -- что,  собственно,  и  привело  его  в  чувство --  это
осознание своей наготы. Если  не считать  тряпки на бедрах, он  был гол, как
монгольское небо летом. Он  заморгал и пошевелился.  Только тут он обнаружил
цепи.  Скитер  негромко  застонал  от  боли в голове,  потом  поморгал  еще,
фокусируя  взгляд на  своих запястьях. Железные  наручники и  короткая  цепь
связывали  их.  Железное  кольцо  на  шее  коснулось  его кадыка,  когда  он
сглотнул, борясь с тошнотой и страхом. Дальнейший осмотр  показал,  что ноги
его  тоже  закованы в  цепи, привязанные  к тому  же к  железному  кольцу  в
каменной стене.
     Он находился  один в маленькой полутемной камере. Три  каменные  стены;
вместо  четвертой  -- железная решетка, служившая, возможно, и дверью. Из-за
нее  слышались далекие  голоса:  крики, стоны, перепуганный  визг, мольбы  о
пощаде.  С некоторым усилием он смог сесть. Ни с чем не сравнимый рык хищных
кошек -- больших кошек! -- заставил его вздрогнуть. На знаменитых охотничьих
вылазках Есугэя ему  приходилось видеть  снежных барсов и даже  тигров.  Ему
оч-чень не хотелось оказаться один на  один с любым представителем кошачьего
рода,  хотя бы отдаленно  достигающим  такого размера. Очень уж у них острые
когти и клыки, очень уж долгая смерть от них...
     Несмотря  на мешавшее ему кольцо на шее, Скитер скрючился и выблевал на
холодный каменный пол все содержимое желудка.
     Чьи-то  шаги  приближались к его  камере, цокая  по  полу  подкованными
подошвами.   Скитер  поднял   взгляд,   все   еще   борясь   с  тошнотой   и
головокружением, и постепенно  смог  сфокусировать  его на  двоих  мужчинах,
смотревших на него  из-за решетки.  Одного  из них  он никогда еще не видел.
Второй  был Люпус Мортиферус. Страх и  тошнота стиснули  его желудок ледяной
хваткой.
     -- Привет, держатель ставок, -- ухмыльнулся Люпус. -- Удобно устроился?
     Скитер не дал себе труда отвечать.
     -- Это, -- показал Люпус на своего  спутника,  крепыша, руки которого в
обхвате не уступали бедрам Скитера, -- твой ланиста.
     "Мой тренер?"
     -- Видишь ли, вообще-то воры подлежат  немедленной смерти,  но мы дадим
тебе шанс. -- Глаза Люпуса блеснули, словно это было ужасно  смешно. -- Если
ты выживешь,  останешься  собственностью  Императора  и будешь  сражаться во
славу его. -- По крайней мере так Скитер понял его слова. Он до сих пор  был
не  слишком  силен в  латыни.  -- Ты  и я, --  рассмеялся Люпус,  --  мы еще
встретимся с тобой, вор.
     "Вот этого я и боюсь", -- безмолвно простонал Скитер.
     Люпус  ушел,  и зловещий смех его  гулял еще  некоторое  время  эхом по
каменному коридору.
     Второй человек холодно улыбнулся и отпер дверь.
     Скитер хотел броситься на него, вырваться на свободу и бежать...
     Но  он  оставался  связан. Ланиста, разомкнув цепь, приковывавшую его к
стене, подхватил  его,  как  малого  ребенка,  одной рукой.  Скитер  подавил
болезненный стон и позволил тащить себя по лабиринту коридоров. Они миновали
последнюю окованную железом дверь, и его  разом ослепил яркий солнечный свет
и  оглушили странный лязг -- словно медяки пригоршнями швыряли о железо -- и
крики раненых людей. Он инстинктивно дернулся и тут же получил оглушительную
оплеуху.
     Почти  бесчувственного Скитера  поставили на  ноги и толкнули вперед, в
самую  гущу  тренировки  на  песчаной  учебной  арене,  окруженной  высокими
железными оградами и вооруженными  солдатами.  Гладиаторы  в доспехах,  но с
деревянными  мечами  упражнялись  в том,  что  напоминало  медленный  балет,
выполняя  боевые   приемы.  Их  тренеры-ланисты  нараспев  выкликали  нужную
последовательность движений.  Другие занимались гимнастикой -- прыгали через
невысокие барьеры, боролись, репетировали кувырки и резкие  повороты, рубили
мечами набитые соломой чучела или толстые  деревянные столбы.  Третьи метали
дротики в...
     Скитер дернулся, когда воздух прорезал смертный вопль.
     Раб, привязанный к  деревянному  столбу в дальнем  конце учебной арены,
обвис на веревках с  торчащим из  живота  дротиком.  Стоявший  рядом  солдат
одобрительно буркнул что-то, подошел к нему, выдернул дротик и точным ударом
кинжала  перерезал тому  горло. Скитеру и раньше приходилось видеть подобную
жестокость, но  это было  давным-давно,  еще в  стойбище Есугэя.  Похоже, за
прошедшие  с тех пор годы он свыкся  с современной  цивилизацией больше, чем
думал.
     Ланиста Скитера  протащил  его  мимо и поставил  в группу, занимавшуюся
гимнастикой.  Его  расковали  и  силой, подгоняя  острием  копья,  заставили
двигаться.  Истекая пОтом, с головой,  продолжавшей идти кругом, он послушно
делал  все,  что  от  него  требовали.  После  разминки  ему  сунули  в руки
деревянный меч с тупым концом  и щит,  и  он оказался лицом к лицу  со своим
тренером. Он еле стоял на ногах.
     -- Закройсь! --  рявкнул  тот и замахнулся  на него коротким деревянным
мечом.
     Из-за боли и шока Скитер реагировал медленно. Деревянный меч ударил его
в живот, заставив  согнуться от  острой  боли.  Ланиста  подождал,  пока  он
отдышится немного, потом рывком выпрямил его и снова крикнул: "Закройсь!"
     На  этот раз Скитеру  удалось двинуть  рукой, приняв удар на деревянный
щит. Сила удара швырнула его на колени.
     -- Руби!
     Следующие две недели превратились для Скитера в сплошной кошмар. Тренер
вколачивал в него боевые приемы до тех пор, пока он  не смог по меньшей мере
следовать инструкциям. Его обучили разным  способам борьбы, разному  оружию,
которое использовалось гладиаторами.  Его  ланиста по большей  части ворчал,
тогда как Люпус  Мортиферус как бог разгуливал по арене и издевался над ним,
лениво натравливая на него соперников.
     Изнывая от безысходности, весь в синяках, Скитер спал  в цепях, слишком
изможденный,  чтобы  двигаться после  того, как  ему позволялось  рухнуть на
жесткую  лежанку.  Он  ел жидкую  кашу,  жадно набрасываясь на нее. Странное
дело, каша слегка отдавала на вкус пивом -- может, это ячмень начал бродить?
Время от времени его навещал Люпус Мортиферус, ухмылявшийся  и  издевавшийся
через  решетку. Скитер  спокойно встречал его взгляд,  хотя все  внутри  его
содрогалось от такого страха, какого он не знал за всю  свою  жизнь, сильнее
даже того, что охватил  его, когда он  провалился через нестабильные Врата в
жизнь Есугэя Доблестного.
     Каждый  вечер,  перед  тем  как   провалиться  в  тяжелый  сон,  Скитер
припоминал  все, чему научил его Есугэй, каждый  трюк или  нечестный  прием,
которому  он обучился  в  степях  Монголии.  Потом до  него дошло,  что  он,
возможно,  вспоминает совсем  не  то,  что  нужно. И  он  принялся  думать о
времени,  проведенном  на  грязных улицах  растленного Нью-Йорка, где  любой
мальчишка и даже взрослый мужчина в любой момент мог оказаться в смертельной
западне,  прежде чем  поймет,  что что-то не  так. Говорили,  что  некоторые
кварталы  Нью-Йорка  не  менее  опасны, чем бои гладиаторов в  Древнем Риме.
Похоже, вскоре ему предстояло выяснить, так ли это.
     На текущий момент  Скитер предпочел бы бетонные ущелья Нью-Йорка --  да
что там, даже наполовину смытые цунами руины Нового Орлеана -- вот этому  Он
молился  только,  чтобы  ему  хватило  времени придумать  какой-нибудь  план
побега,   прежде  чем  Люпус   Мортиферус  убьет  его  на   арене.  Учитывая
бдительность часовых, у него было не так уж много шансов.
     * * *
     -- Заткнитесь!
     Когда хотел, Брайан Хендриксон умел изобразить командный тон, чтобы его
услышали  -- и повиновались.  Шум в библиотеке разом стих. Он свирепо глянул
на Голди Морран, дышавшую так  тяжело, что  ноздри  ее неприятно  трепетали.
Йанира  Кассондра, прижимавшая к себе своих  славных маленьких дочурок, тоже
испепеляла  Голди взглядом,  в котором  читалась  ненависть,  возможно, даже
смертная. Со всем этим надо было разобраться, и быстро.
     --  Голди, --  произнес он, говоря  по  возможности  мягче, тем более с
учетом  ее  недавнего  пребывания  в лазарете  и  того,  что  послужил этому
причиной. -- Условия пари известны мне не хуже, чем тебе. Подсчет наличности
по  окончании  месяца.  Однако  эти показания  насчет  исчезновения  Скитера
усложняют ситуацию. Значительно усложняют.
     Он посмотрел на Йаниру.
     -- Ты  готова поклясться всем,  что  свято  тебе,  --  мягко спросил ее
по-древнегречески, --  что  Скитер  Джексон пытался  спасти  Маркуса,  когда
прорвался через Римские Врата?
     -- Клянусь, -- прошептала она, не сводя убийственного взгляда с Голди.
     -- Ты можешь доказать это как-нибудь?
     --  Доктор Мунди!  Я  говорила с ним  по  телефону!  Он договорился  со
Скитером насчет денег, чтобы заплатить этому человеку, Фарли. Он подтвердит,
что  я  говорю правду!  И  мои "послушники"  тоже  были со мной.  Кто-нибудь
наверняка заснял это на пленку!
     -- Очень  хорошо. -- Он обвел  взглядом собравшуюся толпу, значительную
часть которой составляли бездельники, не оставлявшие Йаниру в покое, куда бы
она  ни пошла. -- Снял ли кто-нибудь из  вас  на видео момент,  когда Скитер
прорывался через Римские Врата?
     Какой-то невзрачный человечек, державшийся позади, робко прокашлялся, с
опаской глядя на Йаниру, но все же решился:
     -- Я... я снял...
     Брайан кивнул.
     -- Перемотайте, пока я позвоню, ладно?
     Бездельник  принялся  возиться   со  своей  камерой,  а  Брайан  набрал
телефонный номер,  стараясь  не  обращать  внимания на  толпу,  которая  все
прибывала, по мере того как  слух о споре насчет правил пари распространялся
по Ла-ла-ландии.  Налли  Мунди  снял трубку  почти сразу  же.  Голос его был
раздраженным донельзя.
     -- Я занят работой, так что если вы перезвоните через...
     -- Доктор Мунди, это Брайан Хендриксон вас беспокоит.
     -- О... Да, Брайан. Что там у тебя?
     -- Йанира  Кассондра сказала мне,  что  вы предлагали  Скитеру Джексону
деньги помочь Маркусу, бармену, вернуть долг.
     Долгое молчание на  том конце провода  заставило Брайана вздохнуть. Все
ясно, Скитер надул старика и смылся в Нижнее Время...
     -- Да, предлагал.  Но он так  и  не забрал их.  Странно,  знаете  ли. Я
слышал о какой-то заварушке у Врат. Я уверен, Йанира говорит правду. Если бы
Скитеру хватило времени, он снял  бы эти деньги,  и что-то  говорит мне, что
молодой  Маркус остался  бы  тогда с нами.  Я  не доверяю  этому  проклятому
Джексону, чтоб ему пусто было, но он не снял денег. Если бы мне удалось хоть
раз  посидеть с этим парнем  нормально, мы  смогли бы разгадать столько тайн
вокруг имени Темучина, что...
     -- Да, я знаю, -- поспешно перебил его Брайан. -- Вы мне очень помогли,
доктор. Я понимаю,  вы очень заняты, так что не смею отвлекать вас больше от
работы.
     Историк буркнул что-то, и линия разъединилась. Брайан положил трубку.
     -- Ладно. Что там у вас с записью?
     Маленький  человечек  протолкался  через толпу и протянул  ему  камеру,
потом опустился на колени и поцеловал подол платья Йаниры.
     -- Да принесет моя убогая камера тебе спокойствие и победу, о госпожа!
     Брайан внимательно просмотрел все с начала до  конца, от того  момента,
когда Люпус Мортиферус вломился в дверь к  Скитеру, и  до  отчаянного прыжка
Скитера  на  платформу,  его хриплого  вопля,  чтобы  Маркус  подождал  его,
мужчины, силой толкающего Маркуса во Врата, и, наконец, Скитера, исчезающего
во Вратах следом за ними. Он  задумчиво выключил камеру, пытаясь понять, что
вдруг подвигло Скитера на такой самоотверженный поступок. Потом встряхнулся,
протянул камеру Йанире, которая вернула ее законному владельцу -- тот  так и
не поднимался с колен. Человечек взвизгнул и  припал губами к ее руке, потом
взял камеру и отполз на коленях на добрый ярд, прежде чем  подняться на ноги
с лицом, пылающим так, словно он коснулся руки богини.
     Странные они все-таки, эти почитатели Йаниры.
     Брайан откашлялся.
     --  Похоже,  Йанира  говорит  правду.  Налли  Мунди  и эта  видеозапись
подтверждают это. Я в этом уверен.
     Подняв  взгляд,  он не  особенно удивился, обнаружив толпу примерно  из
сотни  местных  жителей,  сгрудившихся  перед  его  столом.  Еще  больше  их
заглядывало в дверь.
     -- Ладно. Как  я уже сказал, этот неожиданный альтруистический жест  со
стороны  Скитера  меняет  все.  Боюсь,  Голди,   я  не  могу  объявить  тебя
победительницей только потому, что  Скитер  по  меньшей  мере на  две недели
исчез  в Нижнем  Времени.  Верно,  сроком  пари  указан  месяц, но никто  не
говорил,  что  этот  месяц должен  исчисляться непрерывно. Я  объявляю  пари
временно приостановленным до возвращения Скитера. Если он вернется.
     Йанира побледнела и смахнула слезы, прижав девочек еще крепче к  груди.
Внезапный страх матери передался девочкам, и они начали всхлипывать.
     -- Ясное  дело, если он  вернется, --  фыркнула Голди. --  Этот маньяк,
который преследовал его, должно быть, уже его выпотрошил. И так ему и надо!
     Из груди Йаниры вырвался негромкий стон.
     Брайан поймал взгляд Голди.
     -- До  того времени тебе запрещается красть, мошенничать и любым другим
способом копить  незаконно нажитые средства для зачета пари.  Я не собираюсь
мешать твоему законному  бизнесу  -- тем  более с  учетом твоих  потерь, но,
чтобы  все  было   по  справедливости,   я  поставлю  заслуживающих  доверия
наблюдателей следить за тобой до возвращения Скитера.
     Голди   испустила  звук,   напоминающий  крик  обиженного  попугая,   и
побагровела.
     -- Наблюдателя!  Ты приставляешь  ко мне наблюдателя?  Будь ты проклят,
Брайан...
     -- Ох, заткнись, Голди, -- устало сказал он. -- Ты  сама согласилась на
это  идиотское  пари,  да  еще меня втянула в судьи.  Теперь подчиняйся моим
решениям или сдавайся в пользу Скитера.
     Она несколько раз открыла и закрыла рот, так и не издав ни звука, потом
сжала побелевшие губы.
     -- Очень хорошо!
     --  Значит, решено. Теперь,  Голди, еще одно: надежный источник сообщил
мне, что ты продавала шубки из шкур леммингов у Врат Викингов.
     -- А если и так? -- подбородок ее угрожающе задрался вверх.
     -- Выдавая их за светлую норку, если не ошибаюсь?
     -- Ну, допустим. -- Глаза ее оставались темными и настороженными, как у
стервятника.
     --  Да.  Ну  что  ж,  это может считаться  мошенничеством.  Все, что ты
заработала на этом и не внесла еще в  зачет  пари, ты должна передать мне на
хранение в  течение следующих пятнадцати минут. Да, и не забудь шубы. Можешь
торговать ими в свое удовольствие по окончании пари.
     --  Чтоб тебя,  --  прошипела  Голди.  --  И на какие  шиши мне  тогда,
спрашивается, жить?
     -- Ты сама в это ввязалась, Голди. Сама и выбирайся.  Пока все, ребята.
А теперь будьте так  добры, убирайтесь все к чертовой матери из библиотеки и
не мешайте мне работать!
     В толпе  послышались  смешки, потом люди потянулись  к  дверям.  Брайан
увидел,  как переходят  из  рук  в  руки деньги  --  наверняка  исход  этого
разговора  тоже  послужил  поводом для  множества  пари.  Он  вздохнул. Ну и
бардак. Брайан помахал Кайнану Рису Гойеру.
     -- Кайнан, --  мягко произнес он  на его родном валлийском. -- Я  знаю,
что честность твоя  не подлежит сомнению,  и знаю также, -- он позволил себе
улыбнуться,  -- что  Голди  Морран  не смогла бы подкупить  тебя,  как бы ни
старалась. Не согласишься ли ты  приглядеть за ней пару недель, чтобы она не
смогла мошенничать до следующего открытия Римских Врат?
     Обветренные щеки Кайнана растянулись в довольной улыбке.
     -- Для меня это было бы  большой честью, если  только  мой  сеньор даст
свое разрешение.
     Откуда-то  из середины  расходящейся толпы  послышался знаменитый  смех
Кита Карсона.
     --  Не  только мое разрешение,  Кайнан, но я и  возмещу тебе убытки  за
пропущенную работу.
     Голди только глазами хлопала.
     Йанира хмуро улыбнулась.
     --  Спасибо,  кирие Хендриксон.  У  нас,  людей  Нижнего  Времени, мало
друзей.  Приятно знать,  что есть еще  честные  люди,  готовые защитить наши
интересы. -- Она одарила Кайнана Риса Гойера благодарной улыбкой и исчезла в
толпе.
     Кайнан улыбнулся Голди, и глаза его загорелись свирепой радостью.
     Она  произнесла  что-то  решительно не подобающее  даме  и вылетела  из
библиотеки.  Кайнан не спеша последовал за  ней, подмигнув при этом Брайану.
Брайан  подавил  удовлетворенную  улыбку. Если  уж за  дело  взялся  Кайнан,
следующие  две недели Голди будет паинькой --  у нее просто не будет другого
выбора. И если  только Брайан правильно представляет себе обычаи подпольного
сообщества  выходцев из Нижнего  Времени, следующие дни  за  этой  гарпией с
пурпурными волосами будет следить не только пара глаз Кайнана.
     Он  позволил себе  негромко, ехидно хихикнуть, потом  выгнал оставшихся
зрителей и вернулся к работе.
     * * *
     Пообщавшись с Хендриксоном, Йанира отправилась на самый верх.
     Булл Морган считал себя справедливым человеком. Жестким  -- одному Богу
было  известно,  сколько  жесткости  требовала  от  него  эта работа,  -- но
справедливым. Поэтому когда к нему в кабинет вошла Йанира Кассондра  с двумя
своими дочерьми, он понял, что  ему грозит серьезная неприятность. Она могла
хотеть от него только одного. Он не ошибся.
     --  Мистер  Морган, --  произнесла Йанира  на  своем почти  безупречном
английском:  едва  уловимый  акцент  не был  ни греческим, ни  турецким,  но
гораздо  более древним.  -- Я  прошу  вашей помощи.  Пожалуйста.  Отца  моих
дочерей силой увели отсюда.  Человек, который  увел его,  нарушил  уже закон
раньше, когда привел его  сюда, и  сейчас нарушил снова,  забрав его отсюда.
Прошу вас, неужели вы ничего не можете  сделать, чтобы помочь мне найти отца
моих детей?
     И на ее прекрасных длинных ресницах затрепетали слезы.
     Булл Морган беззвучно выругался и приказал себе сохранять твердость.
     --  Йанира,  мне  ничего  так  не  хотелось  бы,  как   найти  Маркуса.
Пожалуйста, поверь мне. Но  я не могу. -- Теперь слезы катились уже потоком,
хотя рот  сердито  сжался в тонкую линию.  -- Дай мне объяснить.  Во-первых,
Маркус ушел в  Нижнее  Время  добровольно. Во-вторых,  вы с Маркусом оба  из
Нижнего  Времени.  Верхнее правительство до  сих  пор не  может решить,  что
делать с такими,  как  вы, так что я  сам не знаю, что имею право  делать, а
чего не имею. И  потом, у нас никаких улик  против этого  ублюдка Фарли. Мне
просто не за что прищучить его.
     -- Значит, вы ничего не сделаете, чтобы помочь Маркусу?
     -- Я не могу, -- тихо сказал он. -- У меня в службе  безопасности и так
мало людей. И  у нас  нет прав спускаться в  Нижнее  Время  для  того, чтобы
спасать людей, которые сами родом из этого времени.
     --  Но разве не вы сами говорили нам, что мы не  можем  вернуться туда,
даже если  хотели бы, -- в наше время, в  те места, откуда мы  родом! Как вы
можете  допустить,  чтобы  Маркус  навеки остался  в  Риме,  если ваш  закон
говорит, что он не может этого?
     Булл застонал про себя.
     -- Да,  такова  официальная политика. Я делаю все,  что могу  в  рамках
этого закона. Я  разрешил вашим людям работать  носильщиками, проходя сквозь
Врата, -- при  условии,  что они вернутся. Но,  Йанира,  у меня  просто  нет
возможности добиваться этого силой. --  Уже произнося эти слова, он понимал,
что  они  неминуемо  вызовут  серьезные  волнения  в  подпольном  сообществе
выходцев из Нижнего  Времени, о существовании которого он, конечно же, знал.
-- Если  бы я мог,  --  сказал он как можно  мягче,  -- я бы в следующее  же
открытие  Врат  послал за ним  дивизию морской пехоты. Но реальность такова,
что я не могу послать даже одного проклятого парня из службы безопасности. С
нашим бюджетом я не  могу позволить терять человеко-часы  одного патрульного
на  целых две недели  --  и ведь нет  никакой гарантии  того, что он или она
вообще найдет Маркуса.
     Слез  заметно  прибавилось,  хотя голова оставалась гордо поднятой, а в
глазах загорелся угрожающий блеск.
     --  Значит, вы предлагаете мне просто сидеть и ждать,  не надеть ли мне
вдовье платье, чтобы оплакивать смерть отца моих детей?
     Булл с досадой покачал головой.
     -- Все, что я могу  сделать, -- это  поговорить с кем-нибудь из гидов и
разведчиков.  Они хорошо относятся к  Маркусу.  Если  мне  удастся уговорить
кого-нибудь из них отправиться в  Рим, я быстро выправлю ему все необходимые
для  этого  документы.  Это максимум, что  я  могу сделать  --  и  я не могу
обещать, что остальные выполнят мою просьбу.
     К удивлению Булла, Йанира медленно кивнула.
     -- Никто не  волен ручаться за поведение другого. Каждый может ручаться
только за  себя, да  и то -- разве  не лжем мы самим себе гораздо  чаще, чем
другим?
     --  Из  тебя,  Йанира,  вышел  бы потрясающий  психотерапевт.  Тебе  бы
поговорить с Рэчел Айзенштайн, она могла бы поучить тебя.
     Смех Йаниры был горьким, как хинин.
     -- Я жрица  Артемиды, воспитанная в большом храме Эфеса,  где моя тетка
по матери была Верховной жрицей. Мне не надо больше учиться.
     И, не прибавив ни слова,  Йанира Кассондра  взяла за руки своих славных
девчушек -- вид у  обеих был изрядно  напуганный -- и вышла из его кабинета,
не оставив  у него  ни капли сил, так необходимых для его проклятой бумажной
работы.
     Миновало много, очень много времени,  прежде чем Булл Морган смог снять
трубку раскалившегося телефона или переложить хоть один лист бумаги из пачки
"сделать" в пачку "сделано".
     Если бы он мог, он сам бы отправился в Нижнее Время. Но он не сказал ей
ничего,  кроме  голой,  жестокой  правды.  Даже  будучи управляющим  Вокзала
Времени,  он  не  мог  сделать ничего, чтобы помочь  ей, кроме как позвонить
нескольким гидам и  разведчикам, находившимся в данный момент на  Вокзале, и
попросить их оказать ему услугу, если, конечно, они не заломят бешеную цену.
     Булл громко  вздохнул, вытащил  несколько  листов из  пачки  "сделать",
возвышавшейся  от  пола  до  самого  стола.  Даже не  взглянув  на  них,  он
чертыхнулся и потянулся к телефону. Если уж он собирается делать эти звонки,
это лучше сейчас, пока Йанира не предприняла чего-нибудь отчаянного.
     И  все  время,  пока  в  трубке  раздавались  длинные  гудки,  древние,
бездонные  глаза  Йаниры  Кассондры   продолжали  преследовать  его,  словно
навязчивый аромат духов, от которого никак не отделаться.
     -- Да? -- откликнулся кислый голос.
     -- Это Булл Морган  беспокоит,  -- сказал  Булл со вздохом и вытащил из
груды бумаг еще несколько листов. -- Могу я попросить об одной услуге...
     * * *
     Малькольм легонько толкнул свою невесту локтем.
     -- Марго, видишь ту молодую женщину? У выхода с пандуса?
     Вместе  с  половиной  жителей  Вокзала  Шангри-ла  они ожидали открытия
Римских  Врат.  После  исчезновения  в  Нижнем  Времени  Скитера  и  Маркуса
Малькольм отложил на время отъезд через  Врата Дикого Запада на случай, если
потребуется их помощь.
     -- Ага! -- Марго приподнялась  на  цыпочки, заглядывая поверх голов. --
Не   та   ли  это   женщина,   с  которой  ты  знакомил  меня  в  "Радости"?
Заклинательница?
     -- Да. Йанира Кассондра. Она тоже ждет.
     Ему не  требовалось объяснять Марго, чего -- точнее, кого --  она ждет.
Весть о  том,  что  Маркус исчез  в Нижнем Времени вместе с мошенником столь
ловким, что надул даже Голди Морран, до сих пор служила одной из главных тем
разговоров -- особенно после того,  как Скитер Джексон прорвался через Врата
следом за молодым барменом.
     -- Мне кажется, -- пробормотал Малькольм, -- нам стоит подойти поближе.
На всякий случай.
     Марго  подняла взгляд, открыла рот, но промолчала и просто кивнула.  За
последние несколько месяцев она очень повзрослела. Она крепче сжала его руку
в молчаливом  признании того, что она понимает, как легко могла потерять его
навсегда.
     Вокруг Йаниры  стояли еще несколько парней из Нижнего  Времени,  но они
удивленно подвинулись, когда Малькольм,  не  отпуская руки Марго,  подошел к
ней.
     -- Привет, Йанира, -- тихо сказал он.
     Она подняла на него полные отчаяния глаза.
     -- Здравствуй,  Малькольм. И Марго. Спасибо, что пришли ждать вместе со
мной.
     Он попробовал ободряюще улыбнуться ей.
     -- Зачем еще существуют друзья, если не для этого?
     Заглушая разговоры, раздался сигнал, и диктор на трех языках объявил на
весь Общий зал  об открытии Врат. Очередь ожидающих  отправления нетерпеливо
вздрогнула,  носильщики  подхватили багаж,  отцы  приструнили  расшалившихся
сыновей, за билет  для которых им пришлось изрядно раскошелиться,  тогда как
матери взяли дочерей за руки,  в последний раз наставляя их, как им положено
вести себя в Нижнем Времени. Женщины в элегантных платьях, внешность и багаж
которых не позволили бы любому, из какой эпохи он ни был родом, усомниться в
их  богатстве,  допили  вино  и  бросили скомканные  бумажные  стаканчики  в
мусорные контейнеры зоны ожидания.
     "Вот так  всегда,  -- подумал Малькольм. -- Богатеи,  которые  были уже
здесь не раз, семьи, которые едва наскребли денег на самый знаменитый отпуск
в  жизни,  миллионеры, которым  надо только показать себя, половые гиганты в
ожидании, когда дорвутся до борделей... Всегда одно и то же, и все же каждый
раз по-другому".
     Потом кости черепа привычно заныли от инфразвука, возвещающего открытие
Врат.  Римские  Врата  отворились,  выпустив на пандус обычную толпу бледных
туристов на нетвердых ногах, изможденных гидов, оживленно  болтающих женщин,
гордых купленными на римских рынках безделушками, и сильно перебравших юнцов
с таким видом, будто их вот-вот стошнит.
     Но  Маркуса  среди  них не  было.  И Скитера тоже.  Йанира  лихорадочно
всматривалась в лица спускающихся по пандусу, но их там точно не было.
     -- Этот! -- злобно бросила она. -- Это он!
     -- Ты уверена? -- негромко спросил Малькольм.
     Человек, на  которого  указывала Йанира,  ничем не напоминал  того, что
отправился в Нижнее Время под именем Чака Фарли. С короткой бородкой, причем
и она, и волосы цветом отличались от шевелюры  Фарли, даже цвет глаз другой.
Наверняка контактные линзы. Интересно, подумал Малькольм, сколько у него пар
и сколько тюбиков краски для волос, не говоря уже о самоклеющихся бородах?
     -- Клянусь Артемидой! Это тот человек, который забрал Маркуса с собой в
Рим. Теперь я понимаю, почему лицо его всегда оставалось скрытым от меня: он
меняет его каждые несколько недель!
     Малькольма  это вполне  убедило.  Кто-то из  стоявших  рядом с  Йанирой
выходцев из Нижнего  пробормотал что-то насчет долгой, мучительной смерти  в
недрах Вокзала.
     -- Нет, --  громко сказал Малькольм, отметая все кровожадные  планы. --
Позвольте мне  самому  разобраться  с  ним.  Я имею представление о том, как
думают подобные твари.
     -- Да, предоставьте это нам, -- мрачно сказала Марго, следя за тем, как
тот,  кто был  некогда  Чаком Фарли, вынимает  карту  из счетчика и сходит с
пандуса. Интересно,  сколько у этой змеи карточек и на  сколько  имен? -- Мы
как  следует  позаботимся  о  нем. --  Глаза ее  вспыхнули, как  у  бродячей
ирландской  кошки,  что  всегда   вызывало  опасную  реакцию   в   организме
Малькольма.
     Малькольм сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
     --  Вам всем надо рассредоточиться и по возможности скрытно следить  за
ним.  Когда мы  узнаем, где он остановился,  мы установим за ним  постоянное
наблюдение -- днем и ночью.  Йанира, ты можешь опознать его  лучше,  чем  мы
все, даже в гриме. Как долго ты сможешь наблюдать за ним без сна?
     Она встретилась с ним взглядом.
     -- Столько, сколько потребуется.
     Он даже  не пытался представить себе все, чему ее  научили в те древние
времена.  Но в  том, что она смогла бы бодрствовать несколько дней напролет,
он не сомневался. Восточные  факиры могли делать много удивительного. А если
следующий пункт назначения Фарли  будет лежать  где-то за Вратами Философов?
Для гида Малькольм  неплохо  знал древние  Афины, но Йанира провела  большую
часть  своей  молодости  в  легендарном  городе  Эфесе  на  другом,  некогда
прекрасном берегу  Эгейского  моря,  давно уже  превращенном  в безжизненную
пустыню непрекращающимися балканскими войнами. Он даже  не знал, сохранились
ли от него хотя бы руины.
     Эфес...
     Малькольм давно уже собирался устроить себе отпуск,  дабы удовлетворить
свою  страсть исследователя.  Взять билет  в  Афины,  договориться  в Нижнем
Времени  о месте на  каком-нибудь  паруснике,  а  там... Эфес, во всем своем
древнем блеске. Увидеть город Артемиды, чей величественный храм окончательно
стерли  с лица  земли христианские  фанатики,  а порфировые  колонны увезли,
чтобы использовать при строительстве Айя-Софии.
     Он тряхнул головой, отгоняя мечты,  и увидел удивленную морщинку на лбу
Йаниры.
     --  Ты покажешь  его  нам, и  мы сумеем  отомстить ему,  не сомневайся,
Йанира. Я не люблю людей, продающих моих друзей в рабство.
     Она кивнула, повернулась и пошла следом за Чаком Фарли.
     Малькольм  посмотрел  на  Марго  и  увидел  в   ее  глазах  восхищение.
Совершенно  неожиданно он  почувствовал  себя  богатырем  одиннадцати  футов
ростом, готовым сразиться с драконом, святым  Георгием  и его конем,  вместе
взятыми.
     --  Пошли, -- сказал он чуть  хрипловато. Марго,  не  меньше Малькольма
тронутая тем, что она увидела, только кивнула.
     Как  выяснилось,  выследить  Фарли  оказалось  проще,  чем  можно  было
ожидать.  Он  снял  скромный  номер в "Страннике во  времени"  и спустился в
гостиничный ресторан позавтракать. Этот новый вариант Фарли был гораздо тише
предыдущего. Вернувшись  в номер, он больше не выходил из него, заказав себе
билеты  по  телефону (Марго даже пришлось строить глазки и улыбаться клеркам
"Путешествий  во  времени", но она  все  же  узнала  его новые  имя и  место
назначения) и обедая у себя в номере. Одному Богу известно, что он делал там
в одиночестве до тех пор, пока не объявили об открытии Врат Дикого Запада.
     Малькольм с Марго  перекомпостировали свои билеты и поспешно облачились
в  давно  приготовленные костюмы  Дикого  Запада.  Хотя мест в экскурсионной
группе  уже не  было, Булл Морган нажал на  нужные рычаги, и "Путешествия во
времени"  быстренько  организовали  два  дополнительных   места.  Еще  через
несколько  часов  они шагнули  через  Врата  Дикого Запада вместе с  группой
укутавшихся  от пыли палеонтологов -- как  доверительно объяснил один из них
Марго, они отложили отправление, дабы поупражняться еще  немного в стрельбе,
зато  теперь  их  разнообразный  арсенал  покоился  в соответствующих  эпохе
кобурах и чехлах -- и Чаком Фарли, все еще со светлыми волосами и бородой.
     Оказавшись по ту сторону Врат, главное было не обнаружить  своей слежки
за ним. Денвер 1885 года раскинулся во всем своем  блеске нувориша  на  фоне
увенчанных  снежными шапками  Скалистых гор.  Лучшие  улицы  были  замощены;
большинство  оставались  грязными.  Чак  взял напрокат в конюшнях лошадей --
одну верховую,  вторую  вьючную, --  погрузил свой багаж и выехал из города,
даже не оглянувшись.
     "Ублюдок самоуверенный",  -- мрачно  думал Малькольм, расплачиваясь  за
лошадей для  себя  и Марго.  Изящно поправив верховую  юбку,  она  подобрала
поводья, кивнула ему и послала своего жеребца резвой рысью по улице, держась
в седле так, словно родилась наездницей. Малькольм последовал за ней; сердце
его переполнилось гордостью при виде ее -- и яростью, когда он увидел далеко
вдали Чака Фарли и его вьючную клячу.
     -- Не так  быстро, дорогая,  --  окликнул  он  Марго.  --  Мы не должны
позволить этому мерзавцу заметить нас.
     Она кивнула:
     -- Да, конечно  Извини.  --  Она одарила его сияющей улыбкой. -- Я  так
разошлась, что совсем забылась.
     Ему хотелось прижать ее к себе и слиться с ней в поцелуе...
     Но сначала им предстояла работа.
     Какая  именно -- это зависело теперь от того,  что  будет делать мистер
Фарли в следующие несколько дней.

        Глава 17
     День, когда  он вернулся  в  Большой Цирк,  стал самым страшным днем  в
жизни Скитера Джексона. Его привезли туда в  клетке, как одну из тех больших
кошек, рядом с которыми  его везли на барже. Их злобный рык приводил  его  в
дрожь, заставляя  думать,  давно ли их кормили чем-то кроме уколов  остриями
копий  да издевательств. Скитер  оч-чень хорошо  представлял, что они должны
чувствовать сейчас.
     Часть  гладиаторов  шли  по  берегу  --   одни   свободно,  другие  под
вооруженной  охраной. Никто не был еще  одет для предстоящего боя, не говоря
уже об оружии. Свободно шли  вольные люди, принимавшие участие  в Играх ради
денег или славы; те, что под охраной, были наиболее ценные  рабы-гладиаторы,
завоевавшие себе высокую репутацию и гордившиеся своим искусством. В клетках
везли расходный  материал -- обреченных преступников,  чьи шансы выжить были
смехотворны.
     Накануне вечером Скитера и  других пленников-гладиаторов отвели куда-то
вроде общественного банкетного  зала  и  накормили  до  отвала.  Многим дали
возможность  попрощаться  с семьями.  Скитер был лишен даже этого Все, что у
него оставалось, -- это уроки Есугэя единственная надежда пережить последнее
испытание на глазах у глумящихся, смеющихся, делающих ставки римлян
     Солнце стояло уже высоко, и гонки колесниц, по обыкновению  открывавшие
Игры, должны были уже подойти к концу  Наставало время для следующего номера
программы Баржа Скитера причалила к  берегу, и  клетки по одной  вытащили на
берег  у  заднего фасада  Большого Цирка, рядом со стартовыми  воротами. Рев
толпы в амфитеатре привел диких кошек -- леопардов, львов, стройных гепардов
-- в еще большее  неистовство. Запертые антилопы блеяли в ужасе и колотились
о стальные прутья клеток, не в силах вырваться на свободу.
     Некоторые пленники в соседних со  Скитером клетках, также приговоренные
к арене,  с плачем молили  проходивших мимо о  пощаде,  но  их никто даже не
слушал. Скитеру тоже хотелось плакать, но он не  делал этого, резонно считая
это  бессмысленным   занятием.  Есугэй   Доблестный   учил   его  стойкости.
Воспоминания об этих уроках помогли ему хранить молчание. Совладать с дрожью
было труднее.
     Какой-то раб шел вдоль ряда клеток со стопкой восковых табличек в руке,
переписывая  содержимое клеток или просто  сверяя его  со  своими  записями.
Инвентаризация,  подумал   Скитер,  чуть   не   расхохотавшись.  Ох  уж  эти
омерзительно методичные, скрупулезные римляне! Все им  необходимо учесть  --
вплоть до последнего обреченного пленника и блеющей антилопы...
     Раб  подошел  ближе, спрашивая  у гладиаторов имя и  род борьбы. Скитер
услышал  его  голос,  вздрогнул  и  схватился   за  прутья  клетки,  пытаясь
выглянуть. Он  знал  этот  голос! Он знал... но не мог поверить в это до тех
пор, пока не оказался лицом к лицу с Маркусом.
     При виде его Маркус тоже побелел как смерть.
     -- Маркус, я...
     -- Скитер, что ты...
     Они заговорили разом и тут же замолчали.
     Маркус  опустился  на  колено,  чтобы лицо  его было на одном уровне со
Скитером. Глаза его потемнели от волнения.
     -- Скитер! --  Он  сглотнул  ком  в горле, порылся  в своих  табличках,
словно  ища  подтверждение  этому кошмару,  потом медленно поднял  глаза  на
Скитера. -- Они поставили тебя в паре с Волком Смерти, -- голос его дрогнул.
     -- Да.  Я знаю. -- Скитер выдавил из себя жалкое  подобие своей прежней
улыбки.  -- Никакой справедливости, правда? Я... я  никогда  не  думал,  что
это... -- он кивнул на ошейник Маркуса, --  может  случиться. Никогда. Ты...
-- Он  не мог договорить фразы. Язык  не  слушался. -- Ты  был  единственным
другом, который у меня был. -- Только сейчас он осознал ужас этой потери.
     -- Прости, -- прошептал Маркус.  -- Мой  хозяин... Я буду на балюстраде
над конюшнями.  Я... -- он осекся, теребя в руках свои таблички. -- Я должен
записывать, кто победил.
     Скитер   сделал  еще  одну  попытку  --  безуспешную   --  ослепительно
улыбнуться.
     -- Да. Ладно. Может, я еще удивлю  всех, а? И по крайней мере ты можешь
убежать в следующее же открытие Врат.
     Маркус покачал головой.
     --  Нет  За мной  огромный долг. Сердцем я понимаю, что никто  не имеет
права  удерживать  меня в рабстве. Но мне надо вернуть деньги, Скитер. Честь
Таурусатов -- это все, что у меня теперь осталось.
     В глазах его стояли слезы.
     -- Таурусатов? Это твое настоящее имя?
     Маркус даже засмеялся сквозь слезы.
     -- Нет, -- выдохнул он. --  Так  называется мое племя. Мы... нас ведь с
тобой обоих предали, ты  знаешь  это?  Эта  меняла, Голди...  Ну, с розовыми
волосами. Та, с которой ты поспорил. -- Его голос сделался резким и горячим,
как беспощадное полуденное солнце.
     Скитер  прищурился, пытаясь хотя бы на  минуту  отвлечься от окружавшей
его   реальности   --  клеток,  вони   перепуганных  людей,  львиного  рыка.
Воспоминания о Восемьдесят Шестом Вокзале Времени нестерпимо бередили душу.
     -- Ну да, Голди Морран, -- наконец выдавил он из себя. -- И что она?
     --  Это она... она сказала Люпусу про  тебя. Как тебя найти. Я  сам это
слышал,  когда вернулся в  "Замок  Эдо", чтобы отдать Фарли  то, что был ему
должен. Вернее, то, что мог отдать.
     Скитер вздрогнул, внутренне корчась при воспоминании о слезах и укоре в
голосе Йаниры.
     -- Значит,  это  она  ему сказала?  Жаль, что  у  меня нет  возможности
подержаться как следует за горло этой старой ведьмы.
     Маркус по-галльски передернул плечами.
     -- У нее тоже не все в  порядке. Фарли украл почти все ее золото, прямо
перед нашим отбытием. Он смеялся, рассказывая мне об этом -- после того, как
продал меня. Я... я спросил у него,  как ему удалось пронести столько золота
через Главные Врата. Он сказал, что взял его у Голди.
     При  всей  бедственности положения, в  котором оказалась  Голди, Скитер
вдруг рассмеялся -- немного визгливо, но до слез.
     --  Значит, ее  он  тоже  сделал,  да?  --  Маркус округлил  глаза.  --
Господи...   нас   обоих.  Как  пару   детей   малых.  Таких,  черт  подрал,
самоуверенных...
     Он глянул через решетку на Маркуса.
     --  Ты все  равно вряд  ли  поверишь  мне,  если я  скажу,  что пытался
помешать тебе пройти через Римские  Врата?  -- Глаза Маркуса расширились еще
больше.  -- И как раз тогда Люпус ворвался  во Врата за мной и шарахнул меня
по башке.
     Плотно сжатые губы Маркуса дрогнули и разжались.
     -- Но... как?
     -- Я... я  договорился занять  денег -- понимаешь, доктор Мунди  обещал
мне за консультацию, и я хотел заплатить Фарли остаток твоего долга.
     Взгляд  в  глаза Маркуса подсказал Скитеру,  что ему стоило бы пожалеть
парня и придержать язык. Скитер нарочито грубо прокашлялся.
     --  Ты  бы  лучше занялся работой, -- сказал он, -- пока твой хозяин не
решил, что ты отлыниваешь. Маркус глотнул.
     --  До  того, когда я  увидел  тебя в этой клетке,  мне казалось, что я
ненавижу тебя,  Скитер. Но теперь... --  Он бессильно  развел  руками. -- Да
будут боги на твоей стороне.
     Он  торопливо  черкнул что-то  на  своей восковой  табличке и  отошел к
следующей клетке, потом к следующей, пока не скрылся из поля зрения Скитера.
Скитер  прижался  к  прутьям,  чувствуя,  как  боль  внутри  его  постепенно
перерастает  в ярость. Значит, Голди Морран, будь она проклята, послала  его
на это. Скитер заслуживал наказания, это  он и сам мог признать  теперь,  но
вот так просто продать его,  зная, что его убьют, только чтобы выиграть  это
проклятое пари...
     Скитер  был в долгу перед Маркусом, перед его семьей, и расплатиться по
этому  долгу  он  должен  был прежде,  чем  предстанет  перед богами высоких
монгольских гор, где ветер  и мороз могут убить человека в считанные минуты.
"Если я выберусь из этого живым, -- поклялся он себе, -- я верну тебя Йанире
и  вашим  детям. Не знаю как, но верну.  А потом... --  он  подумал  о Голди
Морран,  -- когда я сделаю это, я сверну  этой  тощей  старой стервятнице ее
украшенную бриллиантами шею!"
     Гнев помогал ему держаться все  время  парада перед началом  поединков.
Поставленный  в пару  с Люпусом,  чьи смеющиеся  глаза  и  ухмыляющийся  рот
говорили  о полной  его уверенности в исходе  поединка, Скитер  проделал все
движения,  вколоченные в него  на  тренировках.  Щит Люпуса  -- как  заметил
Скитер, внимательно следивший за каждым движением своего соперника, за любой
его потенциальной слабостью или уязвимым  местом,  --  был  украшен странным
изображением:  свернувшаяся в кольцо змея в  круге  ядовито-зеленых  перьев.
Почему-то  это напомнило  ему  телешоу пятидесятилетней  давности, и Скитер,
поняв  это,  рассмеялся, вызвав в  глазах Люпуса на секунду удивление, почти
шок.
     "Отлично,  -- свирепо  подумал Скитер.  --  Все  время старайся вывести
этого ублюдка из равновесия -- может, ты и выб