Альфред Бестер. Дьявольский интерфейс --------------------------------------------------------------- Пер. - В.Задорожный. Alfred Bester. The Computer Connection (1975) [= Extro]. --------------------------------------------------------------- 1 Я чесал по материковому шельфу неподалеку от Боуговой отмели с полицейскими на хвосте - прыгая на своих перископических Хреновинах, они неотступно шли по моему следу. Бесконечные плоские соляные пустоши, напоминающие степи центральной России (эти степи тут знают преимущественно по половецким пляскам Бородина): одинокие холмы свежевынутой земли - там, где старатели совершенно нового типа терзают почву в поисках редких металлов; высокие столбы ядовитых испарений у восточного края горизонта, где насосные станции присосались к Атлантическому океану и качают, качают из него воду, чтобы извлекать дейтерий для производства энергии. Ископаемого топлива нынче почти не осталось; уровень моря уже понизился на шестьдесят сантиметров (вот почему я мог драпать по заголившейся материковой отмели); прогресс, называется. Я спешил к берлоге Герба Уэллса. Этот малый довел до совершенства технику переработки золота (которое никому даром не нужно в эпоху полной и окончательной победы пластика) и запуливает слитки золота в прошлое с помощью безумной машины времени, за что члены нашей Команды окрестили его Г.Дж.Уэллсом. Герб повадился дарить золотые слитки ребятам вроде Ван Гога или Моцарта, чтоб они жили-поживали и горя не знали и настругали побольше шедевров для потомков. Но пока что он не сумел раскачать этих ребят на новые нетленки - ни тебе "Сына Дон Жуана", ни хотя бы "Дон Жуана против Дракулы". Сверяясь со стрелками на табличках с надписью "Вход для воров и бродяг", вывешенных Гербом для членов нашей Команды, я юркнул в дыру у основания холма и зашлепал по извилистому туннелю, пробитому в пластах каменной соли, вдыхая воздух, насыщенный NaCl, MgCl2, MgSO4, кальцием, калием, бромидами и, надо думать, золотой пылью от того желтого металла, с которым работает Герб. С него станет - будет ворчать, что я своими легкими ворую золото. Наконец я уперся в люк, который вел в бункер Герба. Разумеется, заперто. Я заколотил в дверь как сумасшедший - скакалы грохотали своими перископическими хреновинами где-то у входа в туннель, и поэтому мне хана, если Герб сразу не отзовется... но нет, услышал. - Квиен дат? Квиен дат? - крикнул он на черном испангле [то есть на смеси испанского и английского языков, на которой говорят чернокожие]. - Это Гинь! - проорал я на двадцатке - на том английском языке, на котором трепались в XX веке. Члены Команды частенько общаются между собой на двадцатке, чтоб посторонние не врубались. - Герб, я в заднице. Пусти меня! Люк распахнулся, и я ввалился внутрь. - Запирай наглухо, - прохрипел я. - Похоже, легавые наступают мне на пятки. Герб с грохотом закрыл люк и наложил засовы. - Гинь, что ты, черт побери, натворил? - Как обычно. Пришил одного парня. - И полицейские подняли шум из-за какого-то убийства? Не смеши меня! - Я порешил коменданта Коридора. - Ого! Тебе не следует убивать важных шишек. Люди неправильно поймут. - Знаю. Но только из важных шишек и стоит вышибать душу. - И сколько же раз ты терпел неудачу? - Потерял счет. - Твои успехи равны нулю, - задумчиво произнес Герб. - Не пора ли нам сесть и спокойно обсудить все это? Вопрос первый можно сформулировать так: в чем тут загвоздка - в ложности или в сложности задачи? Я полагаю... Тут люк завибрировал от могучих ударов. - Ну вот, явились положительные мальчики, - сказал я убитым тоном. - Герб, ты не мог бы послать меня куда подальше - с помощью твоей машины времени? - Мне бы стоило послать тебя куда подальше без помощи машины времени, - угрюмо заметил Герб. - Ты же всегда наотрез отказывался прошвырнуться во времени. Мне это было как серпом по одному месту. - Надо слинять отсюда на несколько часов. Они не станут тебе докучать, если не найдут меня здесь. Герб, прости меня, дурака, за прежнее похабное отношение к твоей чудесной машине, но я просто до смерти боялся ее. Да и все ребята из Команды побаиваются этой штуковины. - Я тоже. Пошли. Я последовал за ним в Комнату Ужасов и сел на сиденье чокнутой машины, которая формой напоминала громадного жука-богомола. Герб сунул мне в руки слиток золота. - Я как раз собирался отвезти это Томасу Чаттертону [Томас Чаттертон (1752-1770) - английский поэт, который выдавал свои стихи в духе предромантизма на средне-английском языке за сочинения Т.Раули, якобы жившего в XV веке]. Доставишь вместо меня. - Чаттертон? Тот писатель-шутник? - Он самый. Покончил жизнь самоубийством - к безутешной скорби современников. Мышьяк. Жил без куска хлеба, без проблеска надежды. Ты направишься в Лондон тех времен, в чердачную комнат Чаттертона на Брук-стрит. Все понял? - "Ни дождь, ни снег, ни мрак..." - Устанавливаю срок возвращения - через три часа. Думаю, тебе должно хватить трех часов. Я перенесу тебя в общеизвестное место Лондона, чтобы ты сразу сориентировался. Не уходи далеко от машины, а не то я не сумею вернуть тебя. Стук в дверь усилился и стал еще настойчивее. Герб повозился с движками и переключателями, после чего затрещал электрический разряд (бьюсь об заклад, Герб ни шиша не платит за электроэнергию), и я обнаружил, что сижу посреди лужи, хлещет дождь, а тип на гнедой лошади, похожий на конный портрет Джорджа Вашингтона, чуть не растоптал меня копытами и осыпает вашего покорного слугу проклятиями за то, что я мешаю проезду порядочных людей. Я вскочил и попятился прочь от дороги. Тут меня кто-то легонько двинул по затылку. Я отпрыгнул и обернулся - я стоял подле виселицы, и по затылку мне наподдали ноги повешенного. Герб зашвырнул меня действительно не куда-нибудь, а в Тайберн, прославленное место казней. Я уже много лет не бывал в Лондоне (необратимо пострадавшем от радиоактивных осадков) и, конечно же, никогда не бывал в Лондоне 1770 года. Однако я знал, что Тайберн со временем превратится в Марбл-Арч; в восемнадцатом веке это была самая окраина Лондона. Бейсуотер-Роуд еще не существует, равно как и Гайд-Парк; только поля, рощи, луга вокруг извилистой речушки под названием Тайберн. Весь город находился слева от меня. Я рванул вперед по узкой дороге, что со временем превратится в Парк-Лейн, а немного погодя свернул в первую улочку далеко отстоящих друг от друга домов. Мало-помалу пространство между домами сокращалось, количество прохожих увеличивалось, и я притопал на просторный выгон - будущую площадь Гросвенор - и попал на разгар субботней вечерней ярмарки. Мать честная, народищу! Товар продают где с ручных тележек, где с прилавков, залитых колеблющимся светом факелов, плошек и сальных свечей. Уличные разносчики горланят: - Медовые груши! Восемь на пенни! - Каштаны с пылу с жару! Пенни два десятка! - А вот пироги! Кому с мясом, кому с рыбой! Налетай, не робей! - Орешки - сами лузгаются, сами в роток просятся! Шестнадцать за пенни! Я бы с удовольствием куснул чего-нибудь, но у меня не было ни гроша той эпохи - только почти килограммовый слиток золота. Я припомнил, что Брук-стрит берет начало в северной части площади Гросвенор, и, оказавшись на нужной улице, стал расспрашивать прохожих насчет местожительства писателя по фамилии Чаттертон. Ни один сукин сын и слыхом не слыхал о таком. Но тут я наткнулся на бродячего книготорговца, на лотке которого красовались брошюры с кричащими названиями вроде "Собственноручное жизнеописание палача", "Кровавые тайны Сохо", "Приключения слуги-пройдохи". Парень заявил, что знает поэта и тот пишет для него длиннющие поэмы, получая по шиллингу за штуку. Он указал мне на чердак жуткой развалюхи. Я поднялся по шаткой деревянной лестнице без половины ступенек - одному Богу известно, как я не ухнул вниз, - и влетел в чердачную комнату, весело напевая: "Злато! Злато! Злато! Желтый блеск, весомый хлад!" (Томас Худ, 1799-1845). На грязной постели младой поэт бился в предсмертных судорогах с пеной на губах - типичная развязка при отравлении мышьяком. "Ага! - мелькнуло у меня в башке. - Он окочуривается. И отлично понимает, что его дело труба. Так что, если я его вытащу из могилы, мы, может статься, получим нового Молекулярного для нашей Команды". И я энергично взялся за дело. Сперва надо прочистить желудок. Я расстегнул ширинку, набурлил в стакан и силой влил мочу ему в глотку, чтоб его стошнило. Никакого результата. Похоже, яд уже впитался. Я слетел вниз по убийственной лестнице и замолотил кулаками в дверь домохозяев. Мне открыла бабушка Бетой Росс. Пока она костерила меня, я шмыгнул мимо нее в комнату, увидел кувшин с молоком, схватил его, потом кусок угля из нерастопленного камина и помчался наверх - мимо огорошенной и противно визжащей старухи. Ни молоко, ни уголь бедолаге не помогли. Он таки помер - к безутешной скорби современников, а я остался как дурак со слитком теперь не нужного золота, от которого пузырился задний карман моих штанов. Делать нечего, оставалось только ждать, когда машинка Герба Уэллса выдернет меня обратно из восемнадцатого века, и я потопал обратно - по дождю. С Флит-стрит я повернул в переулок и зашел в таверну "Чеширский Сыр" - в надежде обменять слиток на стакан-другой доброго вина и обсохнуть у огня. Место у камина оказалось занято зычно сопящим китом и тихо побулькивающим налимом. Мать честная! Сам Великий и Незабвенный, а с ним его подлипала Босуэлл! [Английский писатель Джеймс Босуэлл (1740-1795) прославился блестящими - и весьма дотошными - воспоминаниями о своем великом коллеге Сэмюэле Джонсоне (1709-1784), от которого он на протяжении многих лет не отходил буквально ни на шаг, фиксируя чуть ли не каждое слово своего друга.] - Что бы вы делали, сэр, ежели бы оказались заперты в башне с новорожденным младенцем? - вопрошала рыбешка кита. Тот заколыхался, приосанился, чтобы разродиться исторической фразой, но его ответ на сей монументальный вопрос мне услышать не довелось - сукин кот Герб уволок меня в будущее на самом интересном месте. Когда я вывалился из нутра машины времени. Герб возмущенно замахал руками: - Вон! Вон! Сыпь отсюда! Они уже убрались. Я поковылял к выходу. - Какого черта ты не отдал золото Томасу Чаттертону? - Опоздал. Он уже дух испустил, когда я появился. - Ах ты, незадача какая! - Попробуй еще раз. Только загляни к нему пораньше. - Не могу. Дурацкая машина не желает дважды посещать одно и то же десятилетие. Говоря по совести, этот драндулет никуда не годится. Буксует на каждом временном ухабе. Быть может, именно поэтому из грандиозной программы Герба Уэллса ("Здоровье, просвещение и процветание всем векам!") ничегошеньки не получается. Я поблагодарил его на двадцатнике, которым мы, члены Команды, обычно пользуемся при общении, и заговорил на черном испангле. Можете принять меня за психа, но я на самом деле просто обалдеваю оттого, как мне приходится валандаться с этими моими записками. Приходится переводить мой рассказ сперва на двадцатник с черного испангля, который нынче является официальным языком в этой стране, а потом переводить результат на машинный язык. Вы только вообразите эту цепочку: черный испангл - двадцатник - машинный язык. Та еще работа! Особенно, если сортируешь свои воспоминания за много веков. Поэтому не обессудьте, если кое-где мой рассказ хромает то на одну ногу, то на обе. В моем дневнике все изложено путем, как надо, языком прозрачным как слеза крокодила. Но когда я собираю свои записи в одно целое, компьютер то и дело выплескивает на экран строчку "090-НЕЧИТАБЕЛЬНО" - разумей: "Я не просекаю, что ты имеешь в виду". У всех членов нашей Команды одинаковая проблема. Не с памятью - события из нашей памяти хрен сотрешь, как надпись со стены сортира. Проблема - что перед чем было, как разместить воспоминания в правильной временной последовательности. Я терпеть не могу бардака в воспоминаниях и потому вынужден вести прилежные дневниковые записи. В Команде я самый зеленый и до сих пор стараюсь организовать свою башку наподобие органического компьютера - чтоб все было аккуратно по файлам и выскакивало на экран по первому требованию. Я тащусь от того, как справляется с задачей Сэм Пепис, историк и хронист нашей Команды. Он как-то пробовал объяснить мне свой метод. Ему он кажется совсем простеньким. Это выглядит так: 1/4 + (1/2В)^2 = Завтрак, имевший место 16 сентября 1936. Завидую. Удачи тебе, Сэм, но я пас. Я объявился только после взрыва вулкана Кракатау в 1883 году. Все остальные околачиваются тут намного дольше. Красавчик Бруммель остался в живых после Калькуттского землетрясения 1737 года, когда погибло триста тысяч человек. По словам Красавчика, белые колонизаторы толком не считали погибших и открыто плевали на то, сколько "цветных" унесла тогдашняя катастрофа. Тут я полностью на стороне Красавчика против белых свиней. Он... Впрочем, не помешает объяснить происхождение наших кликух. Упомянутые мной громкие имена, разумеется, всего лишь псевдонимы. Нам приходится так часто перебираться с места на место, менять имена и запутывать следы, потому что куцыки начинают догадываться насчет нас. Чтобы не забивать себе мозги запоминанием новых имен, мы дали друг другу постоянные прозвища - для некоторых свистнули имена кой-каких знаменитостей. Эти кликухи отражают, кто на чем "поехал" и у кого к чему есть способности или тяга. Я уже упоминал Герба Уэллса, который сдвинулся на своей машине времени, на оздоровлении и благоустроении прошлого - ни про что другое и думать не может. Красавчика Бруммеля наградили таким прозвищем за то, что он жутко смазливый малый; Сэма Пеписа - за его роль летописца нашей Команды. Есть еще Тоска - актриса до мозга костей. Греческий Синдикат - наш казначей: Батшебу - вылитая роковая женщина und so weiter. Меня прозвали Гран-Гиньоль [гиньоль - пьесы, спектакли или отдельные сценические приемы, основанные на изображении злодейств, избиений, пыток и т.п.; второе значение слова - персонаж французского театра кукол, наподобие Петрушки] - или, короче, Гинь. Это имя мне не нравится - ни в длинном варианте, ни в коротком. Мне не по сердцу думать о себе как о мрачном садисте. Да, я действительно провожу своих подопечных через горнило ужасных страданий. Но веду-то я их - к хорошему. И плата просто несоразмерна с тем, что они в итоге получают. Вы бы отказались провести час в мучительной агонии, чтобы получить взамен вечную жизнь? Теперь касательно нашего возраста. Оливер Кромвель был заживо погребен в общей могиле во время средневековой эпидемии бубонной чумы - и до сих пор не желает подробно вспоминать о том эпизоде. По его словам, смерть от медленного удушья и через тысячу лет из памяти не выветрится. Благоуханная Песня прошла через резню, которую устроили монголы после взятия Тяньцзиня, где они соорудили пирамиду из ста тысяч отрубленных голов. Когда слушаешь ее рассказ, Дахау кажется детской игрой. Ну а Вечный Жид - это, конечно, сам Иисус Христос, которого мы зовем еще Хрисом. Если не верите насчет Вечного Жида, загляните в евангелие от Луки - глава двадцать четвертая, стих третий вам все объяснит. Один писатель - его звали, кажется, Лоуренс, - правильно просек что к чему, когда встретил Хриса в 1900 году. Он написал в своем фантастическом рассказе, что всей этой петрушки с распятием не случилось бы и Хрис прожил бы нормальную жизнь, догадайся он в юности пойти навстречу своей натуре, распрощался с целомудрием и трахнулся с какой-нибудь чувихой. Этот Лоуренс все-таки не до конца разобрался в характере Хриса. Мы кличем Иисуса Хрисом, петому что звать его Иисус - звучит совсем как ругательство. С остальными членами Команды вы тоже еще познакомитесь. Наш патриарх - Ху-Ху-Хух. Он намного старше всех наших "старичков". Прозвище он получил за привычку кряхтеть, издавая горестное "ху-ху-хух". Бедолага так и не научился калякать хотя бы на одном из современных языков, но язык жестов кое-как понимает. Мы думаем, старина Ху-Ху-Хух живет себе поживает не то с плейстоцена, не то с голоцена и еще в незапамятные времена пронырнул в бессмертие в результате какого-нибудь по-настоящему жуткого события - до того жуткого, что оно проняло даже сурового неандертальца и дало ему нужный заряд бессмертия. Кто знает, что это было за событие? Может, его раздавил метеоритище или затоптал мохнатый мастодонт. В последнее время мы редко видимся с Ху-Ху-Хухом: он боится людей и всегда норовит жить за пределами цивилизованного мира. Мы гадали, каково ему придется после демографического взрыва, который не оставит незаселенных пространств на Земле. Но тут подоспел прорыв в космос, и теперь Ху-Ху-Хух, надо думать, прозябает в каком-нибудь марсианском кратере - верно сказано, что Молекулярный Человек способен питаться воздухом и укрываться ветром. Правда, на Марсе и с воздухом облом. Наш добровольный историк Пепис, который старается никого не упускать из виду, клянется и божится, будто Ху-Ху-Хуха видели однажды в снегах Гималаев и это именно он породил легенду об ужасном снежном человеке. Когда я пытаюсь объяснить нашу долгую жизнь, я сознательно употребляю выражение "заряд бессмертия". Теперь это явление называют "пережог нервов". Судя по тому, что я узнал в результате своих исследований, каждый из нас подвергся психической травме неимоверной силы, которая уничтожила или, если хотите, сломала те механизмы в организме, которые отвечают за старение и смерть. Если в ваших клетках накапливаются некие летальные выделения, которые рано или поздно приведут к умиранию этих клеток, вы обречены. И в каждое живое существо заложен этот механизм неотвратимого метаболического самоубийства - бомба замедленного действия. Возможно, тем самым природа раз за разом очищает скрижаль для новых письмен. Будучи склонен одушествлять природу, наделять ее человеческими свойствами, я так и вижу, как эта госпожа капризно и досадливо морщится и равнодушно растаптывает свое очередное произведение - по ее мнению, снова неудачное. Однако члены нашей Команды - живое доказательство того, что жало смерти порой бессильно. Конечно, бессмертие досталось нам дорогой ценой. Каждый из нас сознательно прожил собственную агонию и получил психогальванический удар, который напрочь выжег летальные клеточные накопления в организме, тем самым превратив нас в Молекулярных Людей. Объяснения касательно этого термина - позже. Словом, тут что-то вроде подновленного варианта теории катастроф, которой Жорж Кювье в начале девятнадцатого века пытался объяснить эволюцию видов животных. Если вы подзабыли биологию, я напомню: он полагал, что периодические катастрофы полностью уничтожали все живое на Земле и Господь начинал акт творения на новом уровне, с учетом прежних ошибок. Насчет участия Вседержителя Кювье, конечно, заблуждался. А что касается катастрофических событий, то они действительно способны преобразить живое существо - притом самым решительным образом. Согласно рассказам членов нашей Команды (за вычетом Ху-Ху-Хуха, который не владел членораздельной речью), в каждом случае обстоятельства прорыва в бессмертие были по сути своей идентичны. Мы оказывались жертвами масштабного бедствия - стихийного или спровоцированного человеком - без малейшего шанса выжить. И полностью осознавали абсолютную безнадежность ситуации. За долю мгновения до гибели нас прошивал психогальванический разряд, после чего свершалось чудо - Костлявая разжимала уже сомкнутые пальцы и в семействе бессмертных случалось прибавление. Вероятность такого события фантастически ничтожна, но Греческий Синдикат говорит, что тут удивляться нечему и самое маловероятное событие рано или поздно происходит. Нашему Греку стоит доверять в этом вопросе. Он был профессиональным игроком с тех самых пор, как Аристотель вытурил его из своей афинской философской перипатетической школы. Хрис часто живописует свой ужас на кресте, когда до него дошло, что придется помирать всерьез и никакой десант ВМФ США не явится по-киношному в последний момент для его спасения. Он задавался вопросом: почему же те два вора, сораспятых с ним на Голгофе, пройдя через то же, не стали бессмертными? На что я всегда говорю: "Потому что они не были эпилептиками, как ты, Хрис", а он неизменно отвечает: "Ой, глохни! У тебя, Гинь, крыша поехала на эпилепсии - везде ее видишь. Тебе бы засесть лет на сто в келью и заняться своим образованием, чтоб научился уважать мистические акты Господа!" Возможно, он и прав. Я действительно одержим идеей, что наша Команда состоит сплошь из эпилептиков и что вообще на протяжении всей истории человечества прослеживается неизменная связь между эпилепсией и исключительностью личности. Так сказать, не все эпилептики - гении, но все гении - эпилептики. Я сам страдаю припадками эпилепсии, и когда на меня находит, у меня такое ощущения, что я вмещаю в себя и понимаю всю Вселенную. Вот почему мы кричим и бьемся в судорогах; ведь это непосильный кайф для микрокосма - впустить в себя разом весь макрокосм. Я со временем насобачился с одного взгляда угадывать эпилептика. И всякий раз, когда я налечу на явного эпилептика, я пытаюсь превратить его или ее в бессмертного, чтобы пополнить нашу Команду. Для этого я убиваю их самыми чудовищными и мучительными способами, за что и получил прозвище Гран-Гиньоля. Батшеба даже повадилась присылать мне рождественские открытки с изображением то "железной девы", то дыбы. Это несправедливо. Если я пытаю и убиваю, то из самых благородных побуждений. Чтобы вы не приняли меня за какого-нибудь монстра, мне стоит описать вам свой собственный опыт перехода в бессмертие. В 1883 году я работал, говоря современным языком, экспортным представителем одной фирмы на Кракатау - вулканическом острове в Индонезии, между островами Ява и Суматра. Официально Кракатау считался необитаемым островом, что было хитрым враньем. Меня туда послала одна сан-францисская фирма в качестве тайного агента, чтоб я хорошенько бортанул голландцев, которые держали в тех краях монополию на торговлю. Или тогда этого слова - "бортанул" - еще не существовало? Погодите минутку, сверюсь с чертовым компьютерным дневником, ТЕРМИНАЛ. ГОТОВ? ГОТОВ. ВВЕДИТЕ НОМЕР ПРОГРАММЫ. 001 ПРОГРАММА "СЛЕНГ" ЗАГРУЖЕНА. УКАЖИТЕ ГОД, ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ МЕСТО И НУЖНОЕ СЛОВО. ПРОГРАММА "СЛЕНГ" ЗАКОНЧИЛА РАБОТУ. ОТВЕТ ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ. Ладно, слова "бортануть" в 1883 году не было, и большой привет достолюбезной благодетельнице нашей и прародительнице нынешних компьютеров компании Ай-Би-Эм. Только полный осел мог согласиться на эту работу, но я был двадцатилетним юнцом - отравлен мечтой повидать дальние страны и неведомые моря и стяжать славу великого первооткрывателя. Мне чудились шапки в газетах: "НЭД КУРЗОН НАХОДИТ СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС!" Можно подумать, что северный полюс когда-то потерялся!.. Или: "НЭД КУРЗОН, ИССЛЕДОВАТЕЛЬ АФРИКИ". Что-то вроде Ливингстона, который пропал в Африке и был найден экспедицией под руководством Стэнли. Короче, жил я со своим терьером на острове один-одинешенек в бамбуковой хижине, которая служила одновременно и складом для моих товаров. Но ко мне то и дело приплывали жители окрестных островов. Боже, какую же мерзость они хотели получить от меня и какую же мерзость они предлагали в качестве платы - вплоть до своих женщин, которых можно было завалить на постель за стакан самого дешевого виски! О, эти сказочные тропические красавицы, которых Стэнли прославил на века! Не тот, африканский сэр Генри Мортон Стэнли, а режиссер Дэррил Ф.Стэнли из Голливуда. На самом же деле, ласкать этих красавиц - все равно что гладить сумочку из крокодильей кожи, все их тело покрыто ритуальными шрамами, а когда их трахаешь, они не прекращают противно хихикать, показывая зачерненные бетелем зубы. Заставить бы голливудских губошлепов переспать с "очаровательными" островитянками! Жители соседних островов посещали Кракатау без малейшего страха, хотя и понимали, что тамошняя гора Раката - действующий вулкан. Однако Раката была почти что карликом в сравнении с вулканами на Яве и Суматре, и никто ее всерьез не воспринимал. Раката временами грозно урчала и выплевывала облачка пепла, но к этому я быстро привык. Частенько происходили землетрясения - настолько слабые, что я с большим трудом отличал их от заурядных ударов приливной волны. Даже у моего глупого пса не хватило мозгов переполошиться перед роковым часом. Наверно, вы слышали россказни про то, как собаки начинают выть перед землетрясением и иногда спасают своих хозяев от невидимой опасности. Рвануло 26-го августа, а накануне я получил довольно необычное предупреждение. Дело было так. Старик Марколуа приплыл ко мне с группой молодежи обоего пола. На дне лодки кишели трепанги - я их терпеть не мог, пища на любителя. Все наперебой говорили о какой-то рыбе. Я осведомился у Марколуа о причине всеобщего возбуждения, и тот сказал, что в море объявились дьяволы и огромные косяки рыбы мечутся у берега Кракатау, пытаясь убежать от злых духов. Я рассмеялся, но он подвел меня к берегу и сказал: "Смотри!" Черт побери, Марколуа говорил правду! На берегу билось неимоверное количество рыбы, выпрыгнувшей из воды, а из каждой волны выскакивали сотни новых рыбин, как будто за ними действительно гнались злые духи. Спустя много лет я обсуждал этот феномен с вулканологом, который работал в пункте наблюдения за вулканом Этна. Согласно его пояснениям, основание Ракаты, очевидно, так раскалилось, что нагрело придонные слои воды, и рыба - в поисках спасения от невыносимого жара - устремилась на сушу. Но в 1883 году я этого не знал и только пожал плечами от странной картины - наверно, и у рыб случаются приступы массового сумасшествия. Какая-нибудь эпидемия. Марколуа уплыл, обменяв трепангов на десяток оловянных зеркал. А на следующее утро начались первые толчки-взрывы - один, второй, третий, четвертый, и это было как конец света. Шума я не слышал - он был такой громкости, что барабанные перепонки уже не воспринимали его. Я только визжал от боли в ушах и страха, ощущая толчки каждой клеткой своего тела. Вся северная часть острова взмыла на столбе лавы. Основной кратер Ракаты раскололся до середины, оголив клокочущие недра. Огромные объемы морской воды, хлынувшей внутрь вулкана, мгновенно превратились в пар - и серия новых взрывов разнесла остатки кратера. Я был совершенно оглушен ревом взрывов, ослеплен дымом, задыхался от ядовитых испарений и полностью одурел. Бежать было некуда и некогда. Сквозь дым я различил многометровый вал лавы, который быстро полз в мою сторону, словно полчища гигантских докрасна раскаленных гусениц. В моей голове не было ни единой мысли, кроме сознания близости дикой, неожиданной и неотвратимой смерти. Я _б_ы_л _у_в_е_р_е_н_. Я был уверен в том, во что верит мало кто из умирающих обычной смертью: я не только твердо знал о своей обреченности, но и мог считать секунды до того, как меня не станет. Я должен был умереть. И я умер. Чудо произошло, собственно говоря, благодаря сотрясению почвы, вызванному взрывами. Вибрация разорвала жгуты, которыми были связаны бамбуковые стены моей хижины, согнула бамбуковые стебли и образовала вокруг меня что-то вроде тесной прочной клети, где я и лежал, заваленный утварью и всяким изломанным деревянным хламом. Затем колебания почвы выбросили изуродованную хижину в океан. Все это время я пребывал в глубоком обмороке, и происшедшее разъяснилось мне только позже, когда я, уже возродившись к новой жизни, пришел в себя и обнаружил, что плыву по океану в большой бамбуковой "корзинке", объятый ею почти со всех сторон, как новорожденный - околоплодным пузырем (такое случается изредка, отсюда и пошла поговорка "родиться в рубашке"). Кракатау больше не существовало. Голое место в океане. Лишь кое-где торчали темные каменные массы новых рифов. Небо было черно от дыма и пепла, гремел гром и сверкали молнии. Сущее светопреставление! Я болтался на волнах в своей бамбуковой колыбели в полубессознательном состоянии еще дней пять - или пять столетий! - прежде чем меня подобрало датско-голландское судно. Члены команды были в ярости от того, что взрыв вулкана задержал их в пути на целых три дня, и смотрели на меня волками, как будто это мое неосторожное обращение со спичками привело к катастрофе. Теперь вы знаете всю историю моей смерти и чудесного спасения. Таким вот образом я стал Молекулярным человеком. Как вы сами понимаете, адски трудно организовать взрыв вулкана, или эпидемию чумы, или нападение мастодонта, когда есть нужда получить еще одного бессмертного. Но еще сложнее обеспечить итоговое выживание в рамках подобного рода катастрофы. Я хорошо напрактиковался и умею состряпать перспективу чудовищной смерти, но когда дело доходит до спасения моих клиентов, тут случаются осечки, как бы тщательно я ни готовился. Удалось сделать бессмертным только Секвойю, но и в этом случае, если говорить честно, кандидат в бессмертные был спасен скорее чудом, нежели моими стараниями. Хриса всего так и корежит, когда я называю подобные вещи чудом. Мы с ним провели несколько месяцев в Мексифорнии. И когда я в десятый раз начал излагать свою теорию о происхождении Молекулярных людей (типичные недостатки обитателей вечности: склонность брюзжать и повторяться), он перебил меня: - Ничего подобного! Чудеса - это существеннейший элемент божественного промысла. Чрез них Господь являет свой характер и свою волю. - Так-то оно так, Хрис, но ты мне скажи: на хрена мистеру Богу сохранять типа вроде меня для вечной жизни? С какой такой целью? Ладно, я продукт рационального мышления девятнадцатого века. Как тебе такая версия: происходит одномоментное совпадение физического события, вероятность которого ничтожна, и уникальных биохимических процессов? - Ты, Гинь, сущий Спиноза. - У-у, вот это комплимент! Ты сам-то встречался со Спинозой? - Как-то, будучи в Амстердаме, купил у него очки. - Ну и каким он был? - Замечательный человек. Он первым наотрез отказался поклоняться Богу, который создан людьми по своему образу и подобию и больше похож на не очень расторопного слугу человечества. В семнадцатом веке это было мужественным поступком. Тут как раз вошла с подносом моя служаночка. Мне она принесла коньяк, а Хрису - романейское вино, привычное для него с иерусалимских дней. На бойкой девчушке был классический наряд французской служанки времен крахмальных париков, как будто она выскочила из исторического фильма. Бог весть, где она откопала это платье. И эта резвушка имела наглость подмигнуть Хрису и сказать медовым голоском: - Привет, котик. Какой у тебя ротик! После чего она упорхнула, а Хрис вопросительно вытаращился на меня. - Эта вертихвостка - мешок с сюрпризами, - сказал я. - Никогда не знаешь, что выкинет. Испытывает мое терпение. - Она говорит на двадцатке. - Я научил. - Она знает насчет нашей Команды? - Пока нет. - Что это за девчушка? - Хотел бы сказать, что удочерил ее. Но скорее это она "упапила" меня. Не могу теперь отвязаться. - Послушай, Гинь... - Рассказать тебе всю ее историю? - Разумеется. - Ладно. Я был редактором журнала "Всячина" - он выходил на видеокассетах и распространялся бесплатно. Комиксы и реклама. И - хочешь верь, хочешь не верь - я получил письмо от читателя. В наш век получить письмо - письмо, написанное ручкой на бумаге! - это, сам понимаешь, дело неслыханное. Я настолько обалдел, что немедленно ответил. Если ты согласен подождать секундочку, я могу извлечь из компьютера всю эту переписку. ТЕРМИНАЛ. ГОТОВ? ГОТОВ. ВВЕДИТЕ НОМЕР ПРОГРАММЫ. 147 ЗАГРУЗКА ФАЙЛА "ФЕ". ЗАГРУЗКА ЗАКОНЧЕНА. РАСПЕЧАТАТЬ? ДА. РАСПЕЧАТКА ЗАКОНЧЕНА. Пулеметом затрещал принтер, и через несколько секунд я протянул Хрису распечатку той самой переписки - разумеется, на двадцатке, потому как я не хочу, чтобы посторонние совали нос в мой личный архив. Хотя изначально письма были на испангле, я их перевел. Ридактору "Всячины". Я хачу напесать заметку оп изтории меншинств в нашей стране. Про то как интейцы и сибирцы аткрыли Америку в 1492 гаду кагда проплыли на караблях из Расии. Калумб был врун. С увашением Фе-5 Тиатра Граумана, Мексифорния, США Уважаемый мистер Граумана, Спасибо за Ваше любопытное предложение, К сожалению, предложенная Вами тема не укладывается в круг сюжетов, которым наш журнал уделяет свое внимание. Мы отдаем все пространство рекламе, комиксам, сексу и насилию. С уважением, Редакция Ридакции. Ваш атвет никуда не гадица. Интейцев и искимосцев угнитали в Саидиненых Штатах как малые нароты с 1492 года. Вы их грабели и не увашали 320 лет. Стелали их грашданами втарово сорта. Гинирал Кастер палучил па заслугам. Фе, Мексифорния Дорогой мистер Фе, Если из нынешнего 2080 года вычесть 1492, то, по нашим подсчетам, получится 588 лет. Если, согласно вашему мнению, индейцев и эскимосов третировали на протяжении 320 лет, то что же происходило в остальные 268 лет? Или вы хотите написать заметку именно об этом периоде? С уважением, Редакция Ридакции. Ваш атвет никуда не гадица. Вы не жилаете ничиво делат для изправленея нисправидливасти протиф интейцев, каторыи делало правитильство Саидиненых Штатав Америки и Мексики. А значит вы не держетесь правельных ценостей и наше БПО будит бароца с вами. Фе, Мексифорния. Дорогой мастер Фе, Что такое БПО? Будет Плохо Очень? Или БесПардонное Общество? Так или иначе, нам ни с кем не хочется вступать в конфликт. С уважением, Редакция. Вонючей и глупой ридакции. БПО - это Барцы за Прабуждение Опчества. Мы займем вашу дуратскую ридакцию и выбрасим вас чирис акно на улицу. Мы будим настоясчей ридакцией навсигда. Принисем хлеп, арахесовое масло и ананасовое варение и будим спать на палу. Фе. Дорогой мистер Фе, Не могли бы вы точнее сообщить, в какой конкретно день борцы за пробуждение общества возьмут приступом редакцию? Мы бы хотели знать заранее. Видите ли, наша редакция располагается на двадцатом этаже, и нам не хотелось бы покидать помещение через окно, как это делают иногда рассеянные профессора и некоторые очень умные и очень рассеянные студенты. С уважением, Редакция Вы ваабражаите Барцы за Прабуждение Опчества придупридят вас зараниэ штопы вы позвали свиней палицейских и поступить с нами как фашисты. Мы нападем на вас когда ришим если вы не найдете на диалох тогда найдете вон чирис акно хотя бы вы были на 268 итаже. Фе, преситент БПО Дорогой господин президент, Вот мы и обнаружили недостающие 268? С уважением, Редакция Акей. Вы праигнариравали димакратичиские працыдуры. Вы получите те што хотели. БПО поднимет на борьбу всех интейцев, искимосцев и все остальные меншинства. БЕРЕГИТЕС!!! На этом переписка заканчивалась. Хрис таращился на меня с таким растерянным видом, что я не мог не расхохотаться. - И в итоге к нам явилась девочка десяти лет. Агрессивная, как черт. Мы угостили ее бутербродами с арахисовым маслом и ананасовым вареньем, и она уплетала их с таким аппетитом и в таком количестве, что ей даже плохо стало. Я проводил ее домой. И с тех пор не могу от нее отвязаться. Она меня усыновила или упапила - называй это как хочешь. - Давно она у тебя? - Три года. - Разве у нее нет семьи? - Родители были рады-радешеньки избавиться от нее. Ее предки - заурядные обыватели, и выходки девчонки ставили их в тупик. Ведь она, в сущности, ляпсус природы - егоза, бунтарик, чудачка. Своими силами освоила грамоту и чтение. В ней сидит бездна способностей. - А здесь она что делает? - На побегушках. - Гинь! - Нет, упаси Господи! Она уже зрелый персик, но ей только тринадцать. Соплячка. Такие меня не интересуют. Тут не то, что ты думаешь, Хрис. Постыдился бы! - И не подумаю извиняться. Знаю твою репутацию. Живешь только для того, чтобы срывать плоды удовольствия. И это он говорит мне, изгнавшему из дома всех женщин во имя Посещений! Беда с этими убежденными реформаторами - они все вроде бы и замечательные ребята, но совершенно без чувства юмора. Благоуханная Песня гласит, что Конфуций был вроде Хриса - всегда серьезный, как чайник. А Шеба точно так же характеризует пророка Мухаммеда. Приятно послушать часок их замечательно глубокие истины, но потом так и тянет на свежий воздух - хочется посмеяться и похулиганить. Никто из нас не был знаком с Моисеем, однако держу пари: он был точно такой же зануда. Именно Хрисов "серьез" довел его до беды, но мне жаловаться негоже, потому как именно благодаря тому случаю я в первый раз успешно пополнил нашу группу бессмертных. Шла самая обычная кампания протеста студентов Юнион Карбид, нашего местного университета. Традиционная катавасия: митинги, ломка мебели, крик и ор, поджоги и убийства. Новым во всем этом была только причина протеста, и студенческие группы, почувствовав "свежак", за много месяцев записывались в очередь на погромы. Хрис заявил, что направляется в студгородок и попробует остановить безобразия. Он полностью поддерживал цели студентов, но решительно возражал против их методов добиваться своего. - Ты просто не врубаешься, - сказал я ему. - Они обожают свои традиции - убивать и разрушать. Им плевать, за что убивать профессоров и полицейских и громить университетские строения. Они упоенно малюют транспаранты и кропают листовки, а потом показывают их на демонстрации, как эксгибиционисты - свое хозяйство случайным прохожим. У них оргазм, когда они убивают и крушат. Счастливы от возможности удовлетворить кровожадные инстинкты. - Истребление Божьего творения есть попытка истребить самого Господа, - сказал Хрис с истинным негодованием в голосе. - Возможно. Давай выясним, что они крушат сегодня. Эй, Фе! Фе вплыла в комнату - на сей раз в роли женщины-вамп. - Поцелуй меня, мой дурашка, - томно протянула она и мазнула меня по губам искусственной розой. - Спустись на землю, - сказал я. - Какие новости со студенческого фронта? Фе покорно наклонила головку и стала напряженно вслушиваться. - Что это она делает? - изумленно спросил Хрис. - Старина, ты постоянно гостишь у членов Команды и до сих пор не в курсе того, что творится в окружающем мире. Стыдно! Мы живем в эпоху тотальной наркоманизации и жучкизации. Это мир наркотиков и подслушивающих устройств. Из каждых десяти новорожденных девяти еще в роддоме вживляют под череп жучок - мини-передатчик. Когда ребятки подрастут, за ними будут следить двадцать четыре часа в сутки. Так что воздух вокруг пронизан и иссечен тысячами и тысячами сигналов. А Фе - уникум. Она может воспринимать все эти сигналы голым ухом, без специальных устройств. Не спрашивай меня, каким образом. Просто такой вот вундеркинд, и баста. - Сегодня борются за права белого меньшинства, - сообщила Фе. - Ну вот, полюбуйся, - продолжил я. - Разве могут нормальные люди спалить университетскую библиотеку, протестуя против ущемления прав белых? Во всем мире остался едва ли миллион якобы чистокровных белых, да и те - помесь серых с буро-малиновыми. - Подойди ко мне, дитя мое, - сказал Хрис. Фе незамедлительно припопилась на его колени, обвила ручонками и одарила сладострастнейшим поцелуем. Он не оттолкнул ее, но так целомудренно и нежно обхватил мою девочку руками, чтобы ей было удобнее сидеть, что сценка из пошлой вдруг превратилась в подобие "Пьеты" [пьета - в изобразительном искусстве сцена оплакивания Христа Богоматерью] Микеланджело. Хрис мастер таких волшебных преобразований. - Ты употребляешь наркотики, душа моя? - Нет. - Шалунья сердито покосилась на меня. - Он не позволяет. - А хотелось бы? - Нет. Скучища. Все кругом на наркотиках. - Отчего же ты сердишься на Гиня? - Потому что он взял моду приказывать. Чтоб я делала, чего он хочет. Я теряю индивидуйность, - Ты хочешь сказать - индивидуальность. Ну и почему же ты не уйдешь от него, раз он такой тиран? - Потому что... - Тут эта егоза чуть не сверзилась на пол. Устроившись поудобнее на коленях Хриса, она договорила: - Потому что в один прекрасный день я буду вертеть им, как я хочу. Жду этого прекрасного дня. - А у тебя, голубушка, есть жучок в голове? - вкрадчиво спросил Хрис. - Нет, - ответил я за нее. - Она родилась в сточной канаве и отродясь не бывала в больницах. Она чистая. - А вот и не в канаве! Мое полное имя Фе-Пять Театра Граумана, потому что я родилась в пятом ряду в театре Граумана, - подчеркнуто гордо произнесла Фе. - Господи, помилуй! Это почему же? - Потому что моя семья живет в пятом ряду театра Граумана. Совсем рядом со сценой! Хрис удивленно воззрился на меня. - Она так пыжится от гордости - ее семейка сумела со временем перебраться с балкона в партер, - пояснил я. Все это было выше его разумения, и он сдался, не стал выяснять дальше, просто поцеловал Фе и спустил ее со своих колен. Но прежде она нежно обняла его и на пару секунд повисла на нем. Ничего не попишешь. У этого парня есть-таки харизма! Хрис спросил у Фе, начались ли беспорядки, и узнал, что чуть ли не половина полицейских занята прослушиваем сигналов от жучков в головах студентов, и копы жутко злятся. Им осточертел вялый митинг с повторением одного и того же. Один легавый предложил послать к студентам провокатора, дабы тот взбодрил их и спровоцировал на действительно впечатляющий погром - чтоб было на что поглядеть. Тут Хрис, доброе сердце, конечно же, так и взвился и рванул из дома. У него были волосы ниже плеч и бородища, да и внешне он выглядел мужчиной за тридцать - сохранив тот молодой вид, в котором он превратился в Молекулярного человека. Но для студентов он уже "старпер", а для полиции - солидный обыватель. Поэтому я не боялся за Хриса, но все же двинул следом - так, на всякий случай. Студенты его вряд ли тронут, а вот полиция может, смеха ради, использовать подвернувшегося прохожего для раскрутки по-настоящему крутых беспорядков. А Хрис, надо заметить, способен на многое. Все мы помним, какой шорох он навел в иерусалимском храме, когда турнул оттуда торговцев. В студенческом городке традиционный бардак был в разгаре: в ход шли ракеты и лазеры, не говоря о гранатах и петардах. Все горело и взрывалось, и народ был счастлив до опупения. Студенты плясали и горланили: - Раз, два, три, четыре, пять, я ежу ее опять! Только они пели не "ежу", а другое слово. - Шесть, семь, восемь, девять, десять, надо всех за хрен повесить! Только они пели не "хрен", а другое слово. Тут их песенка спотыкалась, потому как арифметика теперь не входит в обязательный курс обучения, и они затягивали снова: "Раз, два, три..." Полицейские, как повелось, суетились с барьерами или, взявшись за руки, выстраивались в цепочки, чтобы куда-нибудь студентов не пустить и побыстрее начать драку. Они сговаривались, кому достанется честь арестовывать, чья очередь сегодня бить морды парням, а чья - насиловать самых смазливых телочек. Блажной Хрис вперся в самую гущу событий. Мне невольно подумалось: "Сейчас выдаст, как в тот раз на горе! [Имеется в виду Нагорная проповедь Иисуса Христа.] Эх, дурак я, что не захватил магнитофон!" Однако случай распорядился так, что до проповеди дело не дошло. Двадцать воинствующих студентов навалились на ни в чем не повинный припаркованный у кромки тротуара аэромобиль. Они раскачали машину и опрокинули ее на бок. Разбили лопасти пропеллера, покорежили шасси и пытались с помощью кувалд оторвать кабину от рамы. Для удобства они хотели поставить аэромобиль на попа и снова стали раскачивать его. Но тяжелая машина стала опрокидываться не в том направлении. Прямо на замешкавшегося Хриса. Я помчался к машине, которая упала на покореженное шасси. Вокруг нее стояла дюжина студентов - они были в ступоре, потому как полицейские пустили на них слезоточивый газ (как принято в наше время - с примесью ЛСД), и сукины дети вместо того, чтобы делать ноги - застыли, поглубже вдыхали газ и балдели. В меня тоже пальнули струей газа, но я был как сумасшедший - подскочил к проклятому аэромобилю и пытался в одиночку приподнять эту махину. Черта с два. Тут как из-под земли рядом выросли три дюжих копа и стали выкручивать мне руки. - Помогите поднять машину! - прохрипел я, задыхаясь. - Там человека придавило. Копы отпустили меня, и мы вчетвером налегли на аэромобиль. Никакого результата. И тут к нам подскочил долговязый меднокожий детина, скуластый, с глубоко посаженными глазами. Он подхватил машину за край рамы, крякнул и поднял ее, как детскую игрушку. Иисус Христос поднялся вместе с рамой - он был распят на обломках шасси. При таких вот обстоятельствах я и познакомился с первым человеком, которого я успешно превратил в бессмертного. 2 Что он эпилептик, это я усек сразу, как только увидел этого долговязого гиганта. Отличный кандидат для бессмертия: крупный, широкоплечий, мускулистый. Он взвалил Хриса себе на спину и потащил его в университетскую больницу. Бедолага стонал и бормотал что-то на древнеарамейском, которому научился еще лежа на коленях своей матери. В приемной травматологического отделения перед детиной прямо-таки расшаркивались и стелились: "Да, профессор. Разумеется, профессор. Будет немедленно сделано, профессор". Я решил, что мужик не хухры-мухры, а изобрел что-нибудь потрясное - например, вернул на планету чуму, чтобы обуздать демографический бабах. Что ж, мне это на руку. Не только мускулы, но и светлая голова. Мы проследили, как Хриса укладывают на постель. За него я почти не волновался - Молекулярного человека не так-то легко угробить, при обычных ранениях он всегда выдюжит. Но я жутко боялся лепсера. Это наш страшный и постоянный бич. Я попозже растолкую вам, что такое лепсер. Хрису я прошептал в ухо: - Старик, я записал тебя под именем И.Христмана. Не дуйся. Я назвался твоим ближайшим родственником и позабочусь, чтоб за тобой был хороший уход. Меднолицый профессор все же расслышал кое-что и сказал на двадцатке: - Э-э, да ты шпаришь на прежнеанглийском. Каким таким образом? - То же самое хочу спросить у тебя. - Может быть, как-нибудь и отвечу. - Обещаю то же самое. Сообразим по маленькой? - Да, можно опрокинуть по одной. Только мне нельзя сильно набираться. Огненную воду пить не стану - работаю над важным госпроектом. - Не беда. Закажу и на тебя, а ты тихонько выплеснешь на пол. Как ты назвал напиток? - Огненная вода. - А разве такая штука существует? Его лицо затучилось. Он угрожающе выдвинул челюсть. - Я что - похож на зубоскала? - Ты - вылитый вождь с витрины табачной лавки. - А разве такая штука существует? - Была когда-то. Где приземлимся? - В баре "Клевый Хмырь". Я покажу, как туда дойти. Это была типичная для студгородка забегаловка - психоделическая атмосфера, приглушенная сексуальная музыка с оргазмическими хрипами, на полу спотыкаешься о парней и девушек, которые или трахаются, или в полной отключке, или трахаются в полной отключке, а у входа стоит рекламный фантом, в котором и трезвый не сразу узнает объемную проекцию. - Привет, - весело прокричал рекламный великан. - Я лучший в мире банк, ваш доброжелательный друг. Мигом прокручу ваши денежки. Если вас тревожит экологическое состояние планеты - благодаря нам ваши деньги будут работать на очистку Земли. Давайте ваши денежки и - эх, прокручу с ветерком!.. Мы прошли сквозь него внутрь бара. - Две двойных порции огненной воды, - сказал я. - Моему другу с двойной порцией содовой. - Что в содовую? - осведомился бармен. - Гашиш? Колеса? Травку? - Без ничего. Он тащится от одной содовой. Разумеется, разговор шел на испангле, я просто перевожу. Я получил двойную огнянку и сделал хороший глоток. Меня чуть кондрашка не хватила - так всего и затрясло. - Похоже, у меня судороги, - констатировал я вслух. - Еще бы, - сказал меднокожий спокойно. - Мы туда подсыпаем стрихнину. Белолицым это нравится. - Что ты хочешь сказать этим "мы"? - Мы, индейцы, делаем этот самогон в резервации у озера Эри и продаем бледнолицым. Забористая штука, да? Вот так мы и богатеем. Продаем огненную воду и опийный мак. Хорошо башляем. - Сявая житуха. Меня зовут Принц. Нэд Принц. А тебя как? - Угадай. - Попробую, только дай подсказку. - Да нет. Это мое имя - Угадай. - Он мрачно посмотрел на меня, и я не осмелился ухмыльнуться. - Ты, часом, пс слыхал про покойного великого Джорджа Угадая? - Ты хочешь сказать?.. - Мой предок. Так его нарекли бледнолицые. Но по-настоящему его звали Секвойя. - В честь дерева? - Нет. Это дерево назвали в его честь. Я присвистнул. - Он такой знаменитый? Чем? - Первый индейский ученый. Среди прочего он изобрел алфавит языка индейцев чероки. - Так ты - профессор Угадай? - Ну. - Медик? - Физик. Но в паши дни это, считай, одно и то же. - Здесь, в Юнион Карбиде? - Я здесь преподаю. А исследовательскую работу веду в ЛРД. - В лаборатории ракетных двигателей? И над чем трудишься? - Штатный сотрудник проекта "Плутон". Я опять присвистнул. Теперь понятно, откуда все эти "да, профессор, конечно, профессор, всенепременно, профессор", ЛРД сжирает около миллиона в неделю - там работают над самым престижным и самым разрекламированным проектом НАСА, который финансирует Объединенный Всепланетный Фонд, озабоченный всемерным освоением Солнечной системы - аж до самого Плутона. "Сделаем Солнечную систему уютным домом человечества". Я бы добавил: или сдохнем от перенаселения на Земле. - Небось, Угадай, хорошую деньгу зашибаешь, а? - сказал я. - Как насчет еще по одной? - Ага. - Только на этот раз полпорции, не больше. Этот ваш стрихнин злобноватенький. Эй, бармен, еще два двойных огневки... У тебя есть имя? - Да. Я С. Угадай. - "С" - это Сэм? - Нет. - Сол? Саул? Стен? Салварсан? Он рассмеялся. Вы, считай, ничего в жизни не знаете, если не видели, как смеется этот мистер Угадай: непроницаемой лицо, как у игрока в покер, и только губы дергаются. - Ты настоящий залепушник. Принц, стоящий парень! Какого черта твой друг ввязался в эту дурацкую потасовку? - Он всегда ввязывается. Никак ума не наживет... Какого черта ты скрываешь свое имя? - Далось оно тебе. Зови меня Проф. - Мне ничего не стоит узнать твое имя в справочнике. - Хренушки. Я везде С. Угадай, профессор. Бармен! Повторить. Я плачу. Бармен запротестовал против того, что мы так налегаем на спиртное, и предложил что-нибудь пореспектабельнее - например, мескалин, - с чем мы согласились. В бар ввалилась объемная фигура, имитирующая Христофора Колумба - даже с подзорной трубой в руке. Она заговорила сладким басом: - Друзья, вы задумывались над судьбой любого ноу-хау без должного финансау? Помните, что вы оказываете щедрую поддержку Фонду Промышленных Исследований, покупая продукцию, выпуск которой поддерживает наш фонд. А именно: Миги, Гиги, Пуны и Фубы... Мы проигнорировали рекламный призрак. - Если я покажу тебе свой паспорт, - сказал я, - ты покажешь мне свой? - А у меня нет паспорта. В космосе обходятся без паспортов. Пока что. - Разве ты не путешествуешь по Земле? - У меня подписка о невыезде из Мексифорнии. - Как тебя угораздило? - Знаю больно много. Боятся, как бы я не попал не в те руки. В прошлом году пытались похитить нашего сотрудника Кона Эда. - Не могу больше лгать. На самом деле я шпионю для "АТ и Т" [одна из старейших и крупнейших американских компаний в сфере средств коммуникации]. Моя настоящая фамилия Лидер. Он опять рассмеялся - одним ртом. - Ты клевый чувачок, мистер Лидер. Это так же верно, как то, что я - чистокровный чероки. - В наши дни мы все дворняги. - А я все-таки чистокровный. Моя мать нарекла меня Секвойей. - Ага, теперь понятно, почему ты скрываешь свое имя. Зачем она сыграла с тобой такую злую шутку? - Романтическая душа. Хотела, чтобы я всегда помнил, что я двадцатый в ряду прямых потомков великого вождя. В дверях бара появилась Фе. Сейчас она играла роль интеллектуалки: очки в массивной роговой оправе - без линз, на теле - ни нитки, зато от плеч до пят исписана похабными лозунгами - эти надписи, в том числе и пьяные буквы на спине, она сделала сама при помощи баллончика с краской. - А это чудо что продает? - спросил Секвойя Угадай. - Нет, она настоящая. Фе проворковала бармену: - Неразбавленное виски. Затем повела своими темно-томными глазищами в нашу сторону. - Бонни диас, геммум, - сказала она. - Не старайся, Фе. Парень говорит на двадцатке. Просвещенный. Знакомься: профессор Секвойя Угадай. Можешь звать его просто Вождь, Вождь, это Фе. - От великого вождя исходит божественная и жуткая эманация, которая превращает проклятых в путных, - изрекла Фе замогильным голосом, - Что оно говорит и о чем оно тоскует? - осведомился Секвойя у меня. - А шут ее знает. Может, она имеет в виду Ньютона, или Драйдена, или Бикса, или фон Ноймана, или Хайнлайна. Она ляпает, что попало. А вообще-то она моя Пятница. - А также суббота, воскресенье, понедельник, вторник, среда и четверг, - сказала Фе, одним духом осушая стакан виски. Окинув Вождя до неприличия пытливым взглядом, она изрекла: - Ты облизываешься на мои титьки? Валяй, погладь. Не подавляй в себе самца. Секвойя снял с нее очки и приладил их на одну из недавно проклюнувшихся грудок Фе, которые были предметом ее величайшей гордости. - Эта слегка косит, - сказал он. Меня он спросил: - Что это за имя такое - Фе? Сокращение от Фе-нтифлюшки? - Скорее, от Фе-лиздипендии или от Фе-тюльки. - Нет, от Фе-мины, - поправила Фе с горделивым видом. Вождь покачал головой. - Нет, лучше я потопаю обратно в родную лабораторию ракетных двигателей. Там, у компьютеров, больше разума и здравого смысла. - Напрасно сердишься. В ее имени есть смысл. Дело в том, что она родилась... - В _п_а_р_т_е_р_е_ театра Граумана, - чванливо подхватила Фе. - У ее тупой мамаши не хватило ума даже на то, чтобы придумать девочке имя. Поэтому демограф, шутки ради, записал новорожденную под именем Фемина. Мамаше понравилось, и она стала звать дочку Фема, Фемиша. А Фе называет себя Фе-Пять. - С какой стати - "Пять"? - Потому, - с терпеливым видом объяснила Фе, - что я родилась в пятом ряду. Любой дурак уже давно бы сообразил, но против глупости некоторых сами боги бессильны. Бармен, еще виски! Из стены бара вылетела сверкающая капсула космического аппарата, рассыпая искры из тормозного двигателя. Она остановилась в центре помещения, и из нее вывалился астронавт - голубоглазый блондин, писаный красавчик. - Дуу! - произнес он по-калликакски. - Дуу-дуу-дуу-дуу-дуу. - А этот что продаст? - спросил мой новый меднокожий друг. - Он продаст "дуу", - сказала Фе. - Язык беломазых только это способен произнести из длинного названия, поэтому продукт и назвали таким именем. По-моему, что-то вроде вакуумного увеличителя пениса. - Сколько лет этой скво? - Тринадцать. - Для своего возраста она знает чересчур много. Только не говори мне, что она и считать умеет! - Умеет, умеет. Она буквально все умеет. Перехватывает радиосигналы жучков - голыми ушами. Совсем как летучая мышь. Прослушивает своими лопухами весь эфир планеты Земля. - Каким образом? - Если бы я знал! Впрочем, она и сама не знает. - Очевидно, особый случай интерференции волн, - изрек Вождь, извлекая из своего саквояжика отоскоп. Я имел возможность заглянуть внутрь саквояжика - похоже, там содержалась целая передвижная лаборатория. - Позвольте мне взглянуть, Фе-Пятка. Она покорно подставила ухо. Через несколько секунд он крякнул и произнес: - Фантастика. У нее там такие дикие извивы канала и имеется статолит [статолиты - мелкие твердые образования в статико-акустическом аппарате многих животных, известковое образование, служащее для ориентации в пространстве], который выглядит как самый настоящий импульсный повторитель! - Когда я откину копыта, - сказала Фе, - то завещаю свои уши научному институту. - Какая длина волн Фраунхофера у кальция? - внезапно спросил Секвойя у Фе. Она склонила голову к плечу и стала внимательно слушать эфир. - Ну? - поторопил он се немного погодя. - Мне надо найти кого-нибудь, кто в данный момент говорит об этом. Ждите... Ждите... Ждите... - Что ты слышишь, когда прислушиваешься? - Как будто ветер шуршит в тысяче проводов. Ага! Нашла, 3968 ангстрем, в ультрафиолетовом спектре. - А пацанка-то - сущее сокровище, - заметил Секвойя. - Не нахваливай ее. Она и без того хвост распускает. - Она мне нужна. Я могу использовать ее в нашей лаборатории ракетных двигателей. Будет идеальной ассистенткой. - У вас в голове нет жучка, - сказала Фе. - И за вами нет дистанционной слежки. Вы это знаете? - Да, знаю, - кивнул Секвойя. - А вот за вами наверняка следят. - Нет, - сказал я. - Ни у меня, ни у Фе нет жучка под черепом, потому как мы ни разу не оказывались в больнице. Она родилась в театре, а я в вулкане. - Возвращаюсь в лабораторию и на улицу - ни ногой, - пробормотал индеец. - Здесь кругом одни чокнутые. "В вулкане"!.. Так ты отпустишь ее работать в моей лаборатории или нет? - Если ты выдержишь характер этой сумасбродки. Но чтоб ночевать она приходила ко мне! Я воспитываю ее в консервативно-традиционном духе. Впрочем, ты, конечно же, просто шутишь насчет лаборатории? - Я серьезен как священник на похоронах. Мне лень учить неотесанных ассистентов элементарным вещам - тому, что они обязаны знать, прежде чем вообще соваться в ассистенты. А эта девчушка способна набираться ума прямо из воздуха, прослушивая радиосигналы в эфире. Господи, скольких помощников я выпер за вульгарную неграмотность! Образование в Амермексике никуда не годится. Брр! И говорить-то на эту тему противно! - Если все так хреново с образованием, откуда же ты взялся - такой гра-а-амотный! - Я получил образование в резервации, - угрюмо пояснил Секвойя. - Индейцы блюдут традиции. Мы по ею пору безмерно чтим Секвойю и стараемся, чтобы наши школы были лучшими в мире. - Он покопался в своем воистину бездонном саквояжике, вынул серебряный медальон и протянул его Фе. - Имей при себе, когда пойдешь в лабораторию. Этот медальон - пропуск для проходной. Найдешь меня в секции крионики. И лучше надень на себя что-нибудь. Там чертовски холодно. - Русские соболя, - сказала Фе. - Значит ли эта реплика, что мисс Фу-Ты-Ну-Ты придет? - Если захочет. И если тебя устроит мое условие, - сказал я. Он снял очки без линз с ее грудки. - Ну, она-то уже хочет. Ее титьки ворочаются за мной, как подсолнухи за солнцем, но без особого успеха, а эта девочка настырна и привыкла добиваться своего. - Фи! Меня посылали куда подальше парни намного лучше тебя, - надменно процедила Фе. - Так что ты хочешь за нее, Нэд? - спросил Секвойя. - Продай мне свою душу, - сказал я. Сказал весело и внятно. - Бери даром, черт возьми, если сумеешь уволочь ее подальше от проклятущих Соединенных в кучу мерзопакостных Штатов. - Давай сперва поужинаем. Остается выяснить только один вопрос: когда будем кормить девок - до или после ужина? - А я? Я! Я! - завопила Фе. - Я хочу быть одной из девок. - Девственницы, они такие капризные, - сказал я. - Целку нашел! Меня изнасиловали еще в пятилетием возрасте! - Желание - мать всех мыслей, дорогая Фе-Изнасилованная-в-Пять! Вождь пристально посмотрел на мою чересчур языкатую "дочурку" и спросил ее серьезным тоном: - Ну-ка, скажи, чьи это слова: "Желание - мать всех мыслей". - Секундочку. Сейчас, - так же серьезно отозвалась Фе, по-петушиному наклонив голову. - Сейчас. В настоящий момент никто об этом не... Ага! Поймала. Шекспир, "Генрих IV". - Крутой замес! Прямо фокусница! - восхищенно ахнул Секвойя. - Господин Юнг был бы в отпаде. Деваха выхватывает, что хочет, из коллективного бессознательного человечества! Я просто обязан работать с ней! - А если я соглашусь ходить в лабораторию, вы исполните мое желание? - спросила Фе. - Какое? - Мечтаю, чтоб в извращенной форме. Он потерянно оглянулся на меня. Я подмигнул: дескать, ты еще с пей наплачешься, старичок. - Хорошо, моя Фе-номенальная. Я все обставлю самым преступным образом. Можно в центрифуге, которая крутится со скоростью тысячу оборотов в минуту. А можно в вакуумной камере попкой на тонком слое ртути. Еще лучше - в гробу для криоконсервации, при температуре минус сто и с закрытой крышкой. Торжественно обещаю быть гением извращенности. - Ур-ра! Я тащусь! - завизжала наша Фе-ерическая наверху блаженства и бросилась мне на шею с таким же счастливо-триумфаторским видом, с каким она висла на мне, когда восемь месяцев назад спереди у нее появились долгожданные холмики. - Моя Фе-шенебельная, - сказал я, - мне досадно, что ты такая нудная конформистка. В наше время по-настоящему эпатирует только традиционный секс, без извращений. А теперь марш в больницу ухаживать за Хрисом. Чтоб он там не тосковал в одиночку. Он записан под именем И.Христмана. Скажи персоналу, что ты личный ассистент профессора Угадая, и увидишь, как они будут ползать перед тобой на брюхе. - Итак, Фе, - сказал Секвойя, - если ты согласна, жду тебя завтра утром в восемь. Она шлепнула ладошкой по его ладони, прощебетала: "Заметано!" - и умотала из бара, пройдя сквозь рекламную фигуру Луи Пастора, который, размахивая пробирками, навязывал посетителям "самое эффективное в мире" средство против тараканов. Мы сняли пару девиц - студенток, по их собственным словам. Впрочем, они и впрямь могли быть студентками - одна из них была такой грамотной, что всю дорогу твердила алфавит - правда, на "Л" спотыкалась и начинала снова. Все было бы хорошо, если бы ее можно было остановить хотя бы на шестом круге. Мы повели телок на хазу Секвойи - в просторный вигвам, вход в который охраняли три дрессированных волка. Когда мы осторожненько прошли внутрь, наполовину протрезвев от близости свирепых тварей, я просек, зачем волки: вигвам был набит таким антиквариатом, какого я и в музеях сроду не видал. Мы с Секвойей трахнули студенточек, махнулись ими и обслужили себя еще по разу. Потом Вождь приготовил ужин в большой микроволновой печи: кролик и белка, сдобренные луком, перцем и томатами - с кукурузной мукой и бобами. Это блюдо он называл "мсикаташ" - мировая закусь, скажу я вам. Девицы прохрюкали, что это "атас". Я проводил фифочек домой - они ютились в фюзеляже "Мессершмитта" на складе декораций и бутафории местной телестудии. После этого я связался с Полисом, который находился в Париже. - Привет, Сэм. Это Гинь. Можно я спроецируюсь к тебе? - Валяй. Его парижская хаза утопала в лучах утреннего солнца, Пепис вкушал завтрак. Вы можете подумать, что, будучи историком Команды бессмертных, он воображает себя Тацитом или Гиббоном. Ничего подобного. Ему больше нравится корчить из себя Бальзака. Особенно потому, что Бальзак дома не вылезал из свободного балахона наподобие монашеской рясы. Вот и сейчас Пепис сидел в буром мешке до пят. У всех бессмертных есть свои причуды, каждый с прибабахом. - Рад видеть тебя. Гинь, - сказал он. - Присаживайся и хлебни кофейку. Шутит, сукин сын. Когда проецируешься, ты всего-навсего двухмерный и приходится постоянно двигаться, чтобы не просачиваться через мебель или половицы. Поэтому я не присел, а продолжал слоняться по комнатке. Ощущение, как будто бредешь сквозь мокрый снег. - Сэм, я нашел кандидата в бессмертные. На этот раз по-настоящему классного. Сейчас расскажу подробнее. Я подробно рассказал о Секвойе, Сэм одобрительно закивал. - Похоже, кандидат отменный. В чем же затруднение, Гинь? - Во мне. Я уже не доверяю себе - после стольких неудач. Клянусь, если я пролечу с этим Чингачгуком, то я завязываю раз и навсегда. - В таком случае мы обязаны сделать так, чтоб на этот раз у тебя все прошло как по маслу. - Потому-то я и заявился к тебе. Боюсь пробовать в одиночку. Хочу, чтоб вся Команда не оставалась в стороне и пособила мне. - То есть пособила убить человека. Гм, гм, гм... И что ты задумал? - Пока никакого плана. Я был бы рад выслушать предложения членов Команды касательно самых жутких способов убийства, а потом обмозговать их варианты и принять окончательное решение. - Ну ты даешь. Гинь! Сам лезешь на рожон. Можно я буду говорить прямо, без обиняков? Ты хочешь применить театр ужасов к мистеру Угадаю - и просишь помощи и совета у бессмертных. Чтоб они тебя подстраховали. - Ты правильно понял, Сэм. - Многим твоя метода не по душе. - Знаю. - А некоторые считают, что это просто фуфло. - Да, некоторые не верят в научную правильность самого принципа, но кое у кого ум не зашорен предрассудками и предвзятостью. Именно с такими я и хочу переговорить. - Ты смотри, гонора у тебя поубавилось! Ладно, Гинь, коль скоро мы рискуем, что ты забастуешь, если и этот опыт провалится, нам опасно пускать дело на самотек. Тем более, и дураку понятно, каким замечательным приобретением для бессмертных может стать этот профессор Угадай. Я всегда поддерживал мнение, что нашей Команде нужна свежая кровь. Короче, я переговорю с кем надо, и мы свяжемся с тобой. - Спасибо, дружище Сэм. Я знал, что на тебя можно положиться. - Погоди, не исчезай. У меня нет сведений о твоих подвигах и свершениях за последний месяц. - Я пошлю тебе распечатку моего дневника - обычным каналом. - Хорошо. А как насчет замечательной молодой леди по имени Фе-Пять? Ты и ее планируешь рекрутировать в бессмертные? Я молча вытаращился на него. Мне подобная мысль до сих пор в голову не приходила, и моей первой реакцией было решительное "нет". Я отрицательно замотал головой. - А почему бы и нет. Гинь? Она, похоже, не менее уникальна, чем профессор Угадай! - Не знаю, - огрызнулся я. - Аревуар, Сэм. Я вернулся в Амермексику и прошел в комнату Фе - проведать "молодую леди". Моя бузотерка спала - уже с вечера полностью готовая к завтрашнему утру: в белом халате, умытенькая, скромненькая, волосы аккуратно зачесаны со лба, а па столике ждет коробка с сэндвичами, чтоб взять на работу. Новая роль, новый облик Я открыл коробку: еды на двоих, плюс - из моего НЗ! - почти килограмм черной икры, приобретенной у парня, который браконьерствует на реке святого Лаврентия. Ох-хо-хо! Я замер, потому мой кукленочек забормотал во сне: - В лаборатории ракетных двигателей космического центра СШАиМ имеется хранилище, отделенное от атмосферы вакуумной прослойкой, где содержится девятьсот тысяч галлонов жидкого водорода для заправки космических кораблей, которые должны направиться на Плутон. Это количество эквивалентно... Брр! Девочка что-то там ловит своими поразительными ушами и натаскивает себя к работе у вождя краснокожих. Не хочет ударить лицом в грязь. Ох-хо-хо... Я направился в кабинет - поработать с дневником. К тому же мне необходимо разобраться в своих чувствах, понять - что со мной не так? Возможно, я чересчур опекаю Фе? Или боюсь ее? Или даже ненавижу? А может, это она ненавидит меня - и я это чувствую? Или я просто страшусь перспективы не отвязаться от нес до конца времен, если сделаю ее бессмертной? Я ввел к компьютер новую программу, которая должна была прочесать всю информацию о Фе, все упоминания се имени в моих заметках, обработать эту информацию и составить психологическую картину наших отношений. Машина трудилась минут десять - учитывая ее скорость, она переворошила гору материала и изрядно попотела. Но выдала в итоге глупость: дескать, мы с Фе эмоционально совместимы. - Совместимы! Эмоционально! - проворчал я в сердцах. - Премного благодарен за подсказку! Только что мне с ней делать? Я вырубил компьютер и пошел спать - злой как черт. На следующее утро закинул Фе в ЛРД - причем меня остановили у ворот грозные охранники, а моя кривляка показала им ксиву, полученную от Секвойи и проплыла внутрь - сдержанно-интеллектуально покачивая бедрами и оглядываясь на меня с улыбкой триумфаторши. Я окинул взглядом комплекс лабораторных строений, которые тянулись на несколько километров. Помню, совсем недавно тут были голые холмы с руинами пары выгоревших зданий - студенты политеха однажды во время демонстрации пошалили с радиоуправляемыми ракетами. А сейчас тут все застроено - процветающая ЛРД стремительно разрослась до таких гигантских размеров, что вполне могла бы послать Соединенные Штаты куда подальше, выделиться в отдельное государство и самостоятельно ворочать делами. Проведя несколько часов у постели Хриса в университетской больнице (его здоровье шло на поправку) и прошвырнувшись по студгородку (поймав антикайф от лицезрения результатов вчерашнего буйства), я притопал домой. Не успел я зайти в квартиру, как в дверь позвонили. Передо мной стоял двухметровый детина в старинном неуклюжем водолазном костюме. На его голове красовался шлем с прозрачным щитком. - Сегодня я ничего не покупаю! - раздраженно бросил я и потянул дверь на себя. Но тут детина приподнял щиток, из-под которого вылилось не меньше галлона морской воды, и пробасил на двадцатке: - Гинь! Я пришел помочь тебе. Тут я узнал капитана Немо. Этот парень из нашей Команды "поехал" на биологии океанов и предпочитает жить под водой. Капитан Немо повернулся, призывно замахал руками и прокричал на испангле: - Ребята, сюда! Три мордоворота подтащили к моей двери громадный бак и внесли его в прихожую. Пока я хлопал глазами, капитан Немо покрикивал: - Полегче, ребята, не уроните. Ставьте. Аккуратнее! Так. Готово. Мордовороты ушли, а Немо снял резиновый шлем. С его усов все еще капала вода. - Спешу обрадовать: я решил все твои проблемы. Знакомься с Лаурой. - С Лаурой? - Загляни-ка в бак. Я снял крышку. На меня глядел исполинский осьминог - хоть сейчас в книгу рекордов Гиннеса. - Это и есть Лаура? - Ага. Моя гордость и отрада! Скажи ей "здрасте". - Привет, Лаура. - Да нет же. Гинь! Она тебя через воздух не слышит. Сунь голову в воду. Я покорился и пробулькал: - Привет, Лаура. И будь я проклят, если эта тварь не открыла клюв и не проговорила: "Пивэт!" - тараща на меня свои глазищи. - Можешь сказать, как тебя зовут, душечка? - спросил я, не вынимая своей кумекалки из воды. - Лаула. Тут я больше не стал искушать судьбу, вынул голову из воды и уставился на капитана Немо, который мало-мало не лопался от гордости. - Какова?! - Да, фантастика. - Умница, какой свет не видывал! Ее словарный запас - под сто слов! - Похоже, у нее что-то вроде японского акцента. - Еще бы! Знаешь, как я намучился с пересадкой рта! - С пересадкой... рта? - А ты воображаешь, что я нашел в море готовый экземпляр - говорящего и думающего осьминога? Хренушки! Сам создал путем трансплантации органов. - Немо, да ты просто гений! - Тебе виднее, - скромно согласился он. - И эта Лаура поможет мне уделать Секвойю Угадая? - Она справится без осечки. Мы ее настропалим соответствующим образом, и твой дружок помрет такой страшной смертью, что не простит тебе подобного измывательства до конца вечности. - И что именно ты задумал? - Есть у тебя бассейн? А то я начинаю просыхать. - Бассейна нет. Но могу организовать что-то вроде. Я взял баллон и обрызгал свою небольшую гостиную прозрачным плексигласом - до высоты примерно, метр восемьдесят от пола: разумеется, в том числе пол и мебель; когда состав застыл, получился двухсантиметровый слой плексигласа - и бассейн, повторяющий форму гостиной - за вычетом мебели, которая осталась за его стенками. С помощью небольшого насоса я наполнил этот импровизированный бассейн водой. Немо сбросил водолазный костюм и забрался в воду - прихватив с собой и Лауру. Сам нырнул и уселся на мой диван, прикрытый толстым слоем плексигласа, а Лаура тем временем обследовала новую среду обитания. Немо махнул мне рукой: присоединяйся. Я присоединился. Лаура нежно обвила меня щупальцами. - Ты ей понравился, - сказал Немо. Дальнейшую беседу мы вели, разлегшись на диване, хотя звуки под водой здорово искажаются. Но было лень подниматься на поверхность. - Приятно, что я понравился этой милашке. Итак, в чем состоит ужасный план? - Мы пригласим твоего клиента поплавать с аквалангом. На очень большой глубине. Дадим ему баллоны со смесью гелия и кислорода под высоким давлением. Гелий - чтоб не было кессонной болезни. - Ну и дальше? - Лаура нападет на него. Чудовище глубин. - И утопит? - Фи, старик, какой примитив! Мы организуем кое-что пострашнее. Я уже проинструктировал Лауру. Пока он будет бороться с ней, она вырвет шланг, по которому в систему жизнеобеспечения подается гелий. - После чего пойдет только чистый кислород? - Вот именно. В этом и заключается настоящий кошмар. Если дышать чистым кислородом под большим давлением, у человека появляются одновременно симптомы столбняка, отравления стрихнином и эпилептические судороги. Происходит избыточная стимуляция нервных волокон позвоночника, что приводит к чудовищным конвульсиям. Твой приятель получит роскошную медленную агонию. - Звучит заманчиво. Первосортный кошмар. Но каким образом ты собираешься спасти профессора Угадая? - С помощью хлороформа. - Чего-чего? - С помощью хло-ро-фор-ма. Это противоядие при кислородном отравлении. Я на время задумался. - Уж очень это мудрено. Немо. - А ты что хочешь? Вулкан взрывать? - огрызнулся Немо. - Видишь ли. Немо, на этот раз осечки быть не должно. Не хочу опять лопухнуться. Я ничего против твоего предложения не имею, можно попробовать. Мы... Погоди, какой-то дурак колотит в дверь. Я выбрался из бассейна и побежал открывать - в чем мать родила. О своей наготе я вспомнил лишь тогда, когда увидел перед собой Благоуханную Песню. Она выглядела как обычно - китайская принцесса времен династии Минг. За ее спиной маячил слон. Молодой, не очень крупный, но все-таки - слон. Он-то и был виновником шума - молотил хоботом в дверной косяк. - Твой божественный лик - небесный свет для моих недостойных глаз, - прощебетала моя гостья. Затем она обратилась к слону: - Хватит, Сабу, прекрати стучать! Слон мгновенно подчинился. - Здорово, Гинь, - сказала Благоуханная Песня, отбрасывая восточные церемонии. - Чертовски давно не виделись. Сразу не смотри, ноу тебя ширинка расстегнута. Я с удовольствием чмокнул ее. - Заходи, принцесса. Ты права, давненько мы не видались. По мне, так даже чересчур. А это что за шалунишка с хоботом? - Настоящего мастодонта я не смогла найти. Но, думаю, и слон сойдет. - Ты хочешь сказать?.. - Ну да! Что подошло Ху-Ху-Хуху, вполне может сработать и во второй раз. - Что же ты предлагаешь? - Я соблазню этого твоего бриллианта многогранного. Когда мы будем блаженствовать в постели, нас застукает Сабу и в приступе безумной животной ревности ме-е-е-едленно затопчет до смерти. Я буду визжать и пытаться унять разбушевавшегося слона, но все напрасно. Полный улет, да? Балдежная идея. Твой парень, конечно, сопротивляется, как лев, но массивный хобот Сабу сжимает его голову все сильнее и сильнее, пока череп не треснет, как перезрелый орех!.. - Господи Иисусе! - одобрительно выдохнул я. - Только зря мы оставили Сабу за дверью. Как бы не натворил каких делов. Хобот у него крепкий, а мозги куриные. Открой-ка вторую створку. Гинь. Я полностью распахнул двери, и принцесса провела современного мастодонта в прихожую. Тут я понял, что мозги у него и впрямь куриные, - за те несколько минут, что он пробыл один, с ним уже случилось приключение: у него не хватило ума отогнать хулиганов, и они - с помощью баллончика с краской - вывели у слона на боку несколько непристойностей. Сабу захрюкал, заластился к Благоуханной Песне, коснулся ее кончиком хобота и успокоился. Затем прошел в большую комнату. Треск, грохот - и животина исчезла. Пол под Сабу провалился, и он застрял в подвале - трубя, как сумасшедший. Из гостиной, превращенной в бассейн, донеслись громкие звуки другого рода, но не менее душераздирающие. - Ах, нынче совсем разучились строить добротные дома, - щебетнула принцесса, и затем осведомилась у меня: - Что это за вопли в гостиной? Объяснять не пришлось. Оттуда появился капитан Немо - мягко выражаясь, с его ширинкой тоже не все было в порядке. - Что здесь происходит, черт побери? - проорал он. - О, принцесса! Рад приветствовать. Гинь, вы до смерти напугали бедняжку Лауру! Она совершенно очумела от страха! Нельзя же так обращаться с чувствительной девочкой! - Я тут ни при чем. Немо. Это все Сабу. Он слегка провалился в подвал. Немо воззрился на трубящего слона. - Это что за хреновина? - Мохнатый мастодонт. - Лысоват он для мохнатого. - А я его брею каждое утро, - сказала Благоуханная Песня. У принцессы был слегка разобиженный вид, и я не без ужаса подумал, что между Сабу и Лаурой может возникнуть острая конкуренция. Но тут я различил новый звук - кто-то скребся во входную дверь. Открыв ее, я обнаружил у своего порога огромного удава - хоть он и свернулся кольцами, его голова лежала на уровне моей груди. - Простите, сегодня кроликов нет, - сказал я. - Загляните завтра. - Он не кроликов глотает, - раздался знакомый голос, с трудом артикулирующий слова на двадцатке. - Он пожирает людей. Длинные пальцы раздвинули пару витков - внутри колец оказался М'банту, сияющий приветливой улыбкой. - А-а, мой любимейший зулус! Заходи, М'банту. Можешь прихватить своего дружка, если он не очень стеснительный. - Он не стеснительный. Гинь. Он просто спит. И проспит еще десять дней - после чего будет готов к приему внутрь твоего профессора Угадая. Доброе утро, принцесса. Привет, капитан Немо. Приятно снова встретиться со всеми вами. И Благоуханная Песня, и капитан Немо - не пытаясь скрыть своего раздражения - разом фыркнули. Количество соперников увеличилось. Я был тронут тем, как Команда сплотилась вокруг меня в трудный момент, но я никак не ожидал столь острой конкуренции! М'банту раскрутил спящего питона - тот оказался пятиметровой длины. Затем бессмертный зулус обвил своим грозным другом одну из колонн в холле - удав так и не проснулся. - А отчего это он пузырится посередине? - осведомился капитан Немо. - Позавтракал, - лаконично ответил М'банту, из деликатности не уточняя детали. - Он любит рыбу? - Не исключено, что он предпочитает слонов, - сказала Благоуханная Песня. - Такая громадина запросто слопает слона! - Нет. В следующий раз он слопает профессора Секвойю Угадая. Разумеется, если ты, Гинь, дашь добро, - сказал М'банту с любезной улыбкой. - Профессор погибнет в ужасных мучениях. Но мои мучения будут не менее ужасны, ибо придется разрезать живот моему другу, дабы спасти профессора. Однако чему быть, того не миновать. Ради тебя. Гинь, я готов на все. Тут входная дверь распахнулась настежь, рассыпая снопы искр, и в прихожую ввалился Эдисон. В руках у пего был ящик с инструментами. - Я же тебя предупреждал. Гинь, - прокричал он, - эти магнитные запоры никуда не годятся, за секунду открыл... Принцесса, Немо, М'банту - всем общий привет. Гинь, какое напряжение электричества в доме у твоего Угадая? - Никакое, - сказал я. - Он живет в большом вигваме. С соблюдением индейских традиций. Без электричества. Спасибо, что пришел, Эдисон. - В таком случае мы заманим его сюда. У тебя-то, надеюсь, есть электричество в доме? - Мои установки могут генерировать киловатт десять. - Более чем достаточно. Ты всегда плетешься позади времени. Сейчас никто не позволяет себе такого расточительства электроэнергии. - Да, я консерватор. - На кухне электрооборудование старого образца? - Ага. - И электропечь старая? - Да, без новомодных штучек. Но большая - быка зажарить можно. - Отлично. Тут-то мы его и прищучим. - Эдисон открыл свой ящик с инструментами и достал кальку с чертежом. - Взгляните-ка. - Лучше объясни на словах, Эдисон. - Мы сменим проводку, добавим энергии и превратим твою примитивную печь в высокочастотную. - А что это такое? - Высокочастотный нагрев - плавит металл. Плавит любой проводящий металл. И ни на что другое не воздействует. Ясно? - Вроде да. - Если сунуть в такую печь руку - ничего не почувствуешь. Но если у тебя на пальце кольцо - оно расплавится, и палец сгорит ко всем чертям. Явление магнитной индукции. - Уфф! Мрачная картинка! - Ага, проняло! Заведи своего индейца внутрь, мы врубим переделанную печь на самый медленный разогрев, и пытка начнется! - Хочешь, чтоб у него пальцы сгорели и отвались? - Нет. Чтоб у него мозг выгорел. Ведь у него в башке имеется жучок? - Нет. - А жучки из платины! - продолжал Эдисон. В приливе энтузиазма он не расслышал моего "нет". - Платина - проводник. Что и требовалось доказать. Тут остальные мои гости, которые до этого слушали Эдисона, как зачарованные, разразились хохотом. До Эдисона не сразу дошло, что он сел в лужу со своим проектом, и он долго непонимающе таращился на принцессу, Немо и М'банту, помиравших от смеха. Потом и Эдисон расхохотался - над самим собой. Визги, смех - словом, моя квартира превратилась в ярмарочный балаган, и я опасался, что попытка обстоятельно спланировать убийство Секвойи так и закончится - хиханьками и хаханьками. Но тут меня выручила Фе. Она позвонила по видеотелефону. У нее был вид молодого ученого-фанатика: белый накрахмаленный халат, огонь во взоре. - Секвойя просит тебя немедленно прийти в ЛРД, - выпалила она на двадцатке. Потом заметила на своем экране гостей у меня за спиной и продолжила - опять-таки на двадцатке: - Ах, простите, ребята. Я не знала, Гинь, что у тебя народ. Я не вовремя? - Ты не помешаешь. Это мои друзья. Мы как раз говорили о профессоре Угадае. А зачем я вдруг понадобился Секвойе? Фе так и залучилась энергией и энтузиазмом. - Событие века! Через час произойдет возвращение экспериментальной криокапсулы. Три крионавта провели па орбите двенадцать недель и теперь возвращаются па Землю! Весь цвет Объединенного Всепланетного Фонда будет на торжестве. Вождь хочет, чтобы и ты пришел, - С какой стати - я? Разве я знаменитость? У меня нет даже ни единой акции Объединенного Всепланетного. - Ты ему нравишься. Уж не знаю почему. По-моему, только ему ты и нравишься. - Ладно. Но спроси его, могу ли я прихватить с собой друзей. Фе кивнула и пропала с экрана видеотелефона. Мои друзья решительно запротестовали. Дескать, плевали они на это "событие века" - каждый из них присутствовал на массе "событий века", и всегда это было горьким разочарованием. Тут они стали наперебой поносить так называемые исторические события - боксерское восстание в Китае в самом начале XX века, Бенджамина Франклина и его молниеотвод, капитана Блая и бунт на его корабле "Баунти"... Я едва сумел вставить словечко в поток их воспоминаний. - Послушайте, - сказал я, - мне нет никакого дела до приземления трех обледенелых мужиков, но это замечательная возможность показать вам человека, которого мы собираемся убить. Неужели вам не интересно взглянуть на свою жертву и оценить, что это за личность? Тут на экране опять появилась Фе. - Все в порядке. Гинь. Секвойя не возражает. Говорит, чем больше народу, тем веселее. Я встречу вас у главной проходной и проведу внутрь. Она исчезла, а мы впятером вышли на крышу моего дома и сели в вертолет. Мои приятели судачили обо мне, как будто у меня уши были забиты ватой. - Кто такая эта девчушка? - Сэм говорит, он с ней уже три года. - М'банту, а она часом не зулуска? - К сожалению, нет. Наши женщины помассивней будут. Скорее всего, в ее жилах течет кровь индейцев маори или ацтеков с большой примесью белой крови. Только у англосаксонок такие тонкие кости. - Гиня всегда тянет на экзотику. - Вечно он отстает от времени в своих вкусах. - Она миленькая. - Игриво-подвижная, как молодой дельфин! - Хотел бы я знать, сколько у Гиня перебывало девиц! - Сэм знает совершенно точно. У него все записано. Пока они пересмеивались, я думал свою думу: почему моя Фе-глярка стрекотала на двадцатке - словно не сомневалась, что мои друзья ее понимают. Во мне росло не очень приятное ощущение, что я знаю далеко не все о творящемся в милой головке Фе. И у меня было нехорошее предчувствие, что затеваемая для Секвойи катастрофа добром не кончится - все пойдет наперекосяк. Мне вдруг захотелось съездить в университетский госпиталь и уговорить Хриса побыстрее вернуться домой. 3 По дороге от вертолета к главному входу в лабораторный комплекс на нас напала группа престарелых граждан. Особого вреда они не причинили - всадили в пас по несколько пуль из обычных револьверов старого образца. Был только один смешной момент. Когда мы отогнали придурков, я огляделся и увидел, что капитан Немо стоит на коленях возле одного из неловких убийц и ритмично колотит перепуганного смертного по лицу ручкой его же револьвера, при этом напевая: - Пуля и презерватив - не решение проблемы перенаселения! Всем пересадим жабры - и в море, в море, в море!.. Мы с трудом оттащили его от бедолаги - дряхленького активиста общества борьбы с перенаселением планеты. Тут появилась Фе и провела нас внутрь. То, что мы увидели, произвело на меня достаточно сильное впечатление. Мы очутились в огромном зале с круглой сценой в кольце крутого амфитеатра, который вмещал не меньше тысячи зрителей. На скамьях сидели шишки из Объединенного Фонда, видные политики и всякого рода знаменитости. Фе усадила нас в зарезервированной ложе и упорхнула вниз, где Угадай стоял у пульта управления, расположенного поблизости от сцены. Мне понравилось, как она ведет себя - держится с достоинством, спокойно, не фиглярствует. То ли Вождь выполнил свое обещание и умерил жар у нее между ног, то ли она ощутила себя в Лаборатории на своем месте. Так или иначе, я восхищался моей девочкой. Угадай вышел на середину сцены, обвел взглядом ряды зрителей и обратился к публике на обычном испангле: - Леди и джентльмены, сеньоры и сеньориты, прошу вашего внимания. Позвольте мне объяснить в общих чертах суть завершающегося эксперимента. По взмаху его руки Фе повернула ручку на пульте управления, вспыхнули проекционные аппараты, и на сцене рядом с Угадаем появились трое мужчин, которые засверкали улыбками и начали раскланиваться перед публикой. Они были невысокого роста, но коренастые, очень спортивного вида. - Перед вами наши отважные добровольцы! - продолжил Угадай (привожу его речь, разумеется, в переводе). - Они первыми испытали на себе технику замораживания астронавтов - в полете вокруг Земли. Это важнейший этап подготовки к путешествию на Плутон, а затем и к звездам. Даже при максимальном ускорении полет к Плутону займет несколько лет. А до ближайших звезд лететь сотни лет! Космический корабль не сдвинуть с места, если загрузить его всем необходимым для столь длительного путешествия. Выход один - применить криогенную технику. Он сделал знак Фе. Проекторы замигали, и на сцене возникли те же крионавты, но уже голые - техперсонал помогал им улечься в прозрачные капсулы. Несколько объемных кадров показали, как космонавтам сделали нужные инъекции, закрепили ремнями в капсулах, произвели последнюю дезинфекцию и наконец герметично закрыли крышки. - Мы медленно понижали температуру в криокапсулах - на один градус Цельсия в час - и одновременно повышали давление на одну атмосферу в час, пока не появился так называемый лед-III, который плотнее воды и образуется при температуре выше нуля. В середине двадцатого века многочисленные попытки осуществить успешную заморозку живых организмов потерпели неудачу из-за того, что безвредная остановка метаболизма не может быть произведена за счет замораживания как такового. Необходимо комбинировать минусовую температуру с повышенным давлением. О деталях этого процесса вы можете узнать из выданных вам брошюр. Три капсулы с крионавтами на наших глазах были помещены в одну большую капсулу - отделяемый отсек космического корабля. - Мы отправили корабль на вытянутую эллиптическую орбиту, запланировав возвращение через девяносто суток, - продолжал Секвойя Угадай. На сцене со всеми подробностями показали взлет ракеты: рев двигателей, пламя, плавный уход в небо... Рутинный запуск. Эдисон отчаянно зевал. - И вот наши герои возвращаются. Для этого мы генерируем узконаправленное кинетическое электромагнитное поле конусообразной формы, улавливаем капсулу космического корабля в широкий конец конуса, передвигаем ее с помощью вспомогательных двигателей к оси кинетического электромагнитного поля, которое притягивает аппарат к Земле. Меняя полюсность поля - то притягивая аппарат, то отталкивая - мы гасим скорость его падения и добиваемся плавного спуска. Те из вас, кто путешествовал в космос, испытали на себе комфорт такого спуска - никакой тряски. Итак, мои друзья, крионавты прибудут сюда из космоса через десять минут. Правда, процесс полного восстановления метаболизма в их организмах будет чрезвычайно медленным и займет несколько суток. Так что, как ни жаль, вы не сможете сразу поговорить с ними. Впрочем, им нечего рассказать. Для них время останавливалось - этих двенадцати недель как бы не существовало. А теперь, господа, я готов ответить на любые вопросы. Его засыпали обычными вопросами, которые задают непрофессионалы. Где пролегала траектория полета капсулы с крионавтами? (В плоскости орбиты Земли. Внимательней читайте выданную вам брошюру.) Как зовут крионавтов, кто они по профессии? (Вся информация имеется в брошюре!) Как вы лично оцениваете степень риска данного эксперимента? (Как допустимую.) И так далее. Наконец вопросы иссякли. Угадай оглядел трибуны и сказал: - Остается три минуты. Есть еще вопросы? - Да! - выкрикнул я. - Что такое Кровавая Мэри? Он нашел меня глазами, испепелил взглядом и повернулся к Фе. - Открыть небо! Фе нажала что-то на пульте, и створы крыши над сценой разошлись. - Включить кинетическую ловушку. Фе кивнула и стала производить необходимые операции, прикусив зубками кончик языка. Она даже побледнела от усердия и напряжения. Мы ждали, ждали, ждали, пока на панели управления не включился громкий зуммер. - Есть контакт, - тихо произнес Угадай. Теперь он сам взялся за ручки управления, рассеянно поясняя публике: - Итак, сразу после попадания корабля в кинетическое поле, мы даем команду его вспомогательным двигателям вывести корабль к вертикальной оси поля. Все в зале затаили дыхание. Зуммер изменил тон. - А теперь корабль процентрирован в поле и начинается спуск, - произнес Угадай. Хоть на его лице не дрогнул ни единый мускул, мне чудилось огромное напряжение под этой непроницаемой маской игрока в покер. Он ощущал ответственность момента. - Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один. Одна минута до посадки. Устремив взгляд в проем крыши, он продолжал торжественный отсчет секунд на испанском языке - и это напоминало мессу на латыни. Затем мы увидели в небе темную попку космической капсулы. Она спускалась со скоростью осеннего листа, сорвавшегося с ветки, только плавней. Мы могли наблюдать действие кинетического поля - по его краям на сцене вихрилась пыль и какой-то сор. Зал восторженно зашумел. Угадай не обращал внимания на реакцию публики, полностью поглощенный рычагами управления. Через некоторое время капсула зависла в метре от сцены. Фе подбежала к краю помоста, наклонила голову и жестами командовала Угадаю - майна, майна, помалу, стоп! Стука не было, мы просто увидели, что доски сцепы немного просели под тяжестью капсулы. Угадай еще поколдовал над панелью управления, отключил ее, сперва облегченно вздохнул, потом набрал в грудь побольше воздуха - и внезапно издал громкий победный клик команчей. Это было замечательно. Зал отозвался взрывом аплодисментов. Кто свистел, кто кричал, кто смеялся, кто улюлюкал. Даже Эдисон восторженно затопал ногами, хотя его терзала профессиональная зависть. На сцену выбежали три парня из техперсонала - теперь уже не трехмерные проекции, а ребята из плоти и крови. Угадай подошел к люку. - Как я уже сказал, - обратился он к аудитории, - вы не сможете поговорить с крионавтами. Зато можете увидеть их. И прочувствовать поразительный факт - они не состарились па три месяца. Для них этих трех месяцев просто не существовало. - Помощники распахнули люк, и Угадай засунул голову внутрь капсулы. С этого момента его голос звучал приглушенней. - Они провели на орбите девяносто суток в заморо... Внезапно он умолк. Мы напряженно ждали. Гробовое молчание. Нырнув по плечи в люк. Секвойя молчал и не двигался. Парень из техперсонала осторожно притронулся к его спине. Никакой ответной реакции. Тогда два техника, взволнованно переговариваясь, медленно оттащили его от люка. Он шел как лунатик, а когда техники отпустили его и побежали обратно к люку, остался стоять как статуя - неподвижно, с остановившимися глазами. Техники по очереди заглянули внутрь. Все трое реагировали одинаково: отходили на ватных ногах, бледные как полотно, в полном молчании. Я ринулся к сцене - вместе с сотнями других зрителей. Когда я наконец пробился через толпу и смог заглянуть внутрь космического корабля, я увидел три прозрачных капсулы. Крионавтов там не было. В каждой из капсул сидело по голой жирной крысе. Голой - потому что па этих существах не было шерсти. Тут меня оттерли от люка. Крик, шум. Но в этом бедламе я различил вопли Фе: - Гинь! Гинь! Сюда! Ради Бога! Гинь! Я нашел ее возле панели управления. Она стояла над Угадаем, который лежал на полу и бился в классическом эпилептическом припадке. - Все в порядке, Фе! - сказал я. - Ничего страшного. Я проворно сделал все необходимое: уложил как надо, вытащил язык, распустил ворот сорочки, стал придерживать ноги и руки. Моя девочка была в ужасе. Оно и понятно: если видишь припадок впервые, это производит сильное впечатление. Наконец я встал с пола и крикнул: - Команда! Сюда, ребята! Когда они пробились ко мне, я приказал: - Отведите профессора в спокойное место. Чтобы поменьше пароду видело его в этом состоянии. Фе, ты в порядке? Можешь взять себя в руки? - Нет. - Плохо. Но все равно придется взять себя в руки. И побыстрее. Есть у Вождя собственный кабинет? - Она утвердительно кивнула. - Отлично. Мои друзья отнесут его туда - подальше от досужих глаз. А ты покажи им дорогу. Потом сыпь обратно. И не задерживайся! Поняла? Тебе придется замещать Угадая, когда аудитория немного придет в себя и начнет задавать вопросы. А пока что я буду вместо тебя. Мои друзья останутся с Вождем и присмотрят за ним. Все. Беги! Она вернулась минут через пять - тяжело отдуваясь. В руках у нее был белый лабораторный халат. - Надень, Гинь, - сказала она. - Как будто ты один из ассистентов. - Нет, ты должна справиться в одиночку. - Но ты хотя бы будешь рядом? - Буду. - Что мне делать? Что говорить? У меня ум за разум заходит. Наверное, я тупица. - Нет, ты не тупица. Я не зря три года трудился над твоим воспитанием. А теперь соберись - побольше уверенности и апломба. Готова? - Еще нет. Объясни мне, что именно довело Вождя до припадка. - Крионавтов нет в капсулах. Они бесследно исчезли. В каждой капсуле находится существо, похожее на совершенно лысую огромную крысу. Фе так и затрясло. - Боже! Боже! Боже! - запричитала она. Я ждал, когда девочка придет в себя. Не было времени нянчиться с ней и успокаивать. Она обязана проявить характер. И она действительно довольно быстро справилась с ужасом и растерянностью. - Все о'кей, Гинь. Я готова. Что сделать для начала? - Требуй внимания. Голос уверенный и строгий. Если что - я рядом и подскажу. Я аж залюбовался ею, когда она вскочила на панель управления и величаво замерла там над людским морем, как Эрнан Кортес на скале, когда он впервые пересек Центральную Америку и вышел со своим войском к Тихому океану. Эта девочка может явить королевскую повадку, когда захочет! - Леди и джентльмены! - провозгласила она на испангле. - Леди и джентльмены! Прошу вашего внимания! ("А теперь что, Гинь?" - тихонько, на двадцатке.) - Сказки, кто ты такая. - Меня зовут Фе-Пять Театра Граумана, я главный ассистент профессора Угадая. Думаю, все вы видели, как я работала у панели управления. ("А теперь что?") - Давай оценку тому, что случилось. Вывернись красиво. Дескать, это не катастрофа, это научная загадка, вызов человеческому разуму и т.д. - Леди и джентльмены! Во время экспериментального полета космического корабля с крионавтами произошло уникальное по своей необычности событие, и вы имели счастливую возможность наблюдать его собственными глазами. Поздравляю вас! Да, происшедшее - полная неожиданность, но, как имеет привычку говорить профессор Угадай, неожиданность - это сущность открытия. Открыть - значит, найти не то, что искал. - Она по-петушиному наклонила голову и прислушалась. - А! Кто-то из вас подумал, что наука есть инстинктивная прозорливость. Да, я согласна, что вся наука отчасти основана на счастливых случайностях. ("Гинь!") - Вождь уже анализирует обнаруженный феномен - совместно со своим персоналом. Все лучшие научные силы брошены на разрешение... и тому подобное. - Профессор Угадай совместно с научным перс