мент, когда грянет церемония последней молитвы. Сразу после того как смолкнут колокольчики и псалмы и Умурхан сотворит магический трюк, дабы произвести впечатление на публику. - И где ты это проделаешь? - спросил Олари. - На стадионе, где же еще? - сказал Сафар. - Прямо перед алтарем, где предстанут Умурхан, Дидима и Калазарис в окружении двора. Олари присвистнул. - Прямо у них под носом, - сказал он. - Это мне нравится. А я вслед за этим организую спонтанные протесты и демонстрации по всему городу - Он хлопнул себя по бедрам. - Тут-то они и почешутся. Олари задумчиво отпил из кувшина. - А что именно ты намерен предпринять? - спросил он. - Если ты не против, - ответил Сафар, - я бы промолчал. Заклинание очень сложное и очень, очень хрупкое. Даже обсуждение его может нанести вред одной из его составляющих и катастрофическим образом сказаться на всей задумке. - Сафар лгал. У него просто не было времени на занятия столь сложными магическими конструкциями, которые хотел бы увидеть Олари. - Но я обещаю, - продолжил он, - что ты не пожалеешь. - Но это была ложь лишь отчасти. Сафар действительно собирался сотворить заклинание, просто пока не знал какое. - С меня достаточно и слова Сафара Тимура, - сказал Олари, проникаясь уверенностью. Сафар помешкал, глотнул из кувшина. - Как насчет денег? - спросил он. Олари небрежно махнул рукой. - Не волнуйся, - сказал он. - Я не забыл. Я обещал тебе пятьдесят золотых. Но теперь вижу, что оказался скрягой. Получишь сотню. Сердце Сафара подпрыгнуло. - Ты очень щедр, - сказал он. - Я... э... и моя семья будут тебе очень признательны. Но есть еще кое-что, э... о чем бы я хотел спросить. - Что же? - Не могу ли я получить деньги вперед? Олари устремил на него долгий пристальный взгляд. Сафар сказал: - Для того чтобы ты мог оперировать фактами, я скажу тебе: сразу же после сотворения этого заклинания я покидаю Валарию. Я понимаю, что испытываю твое доверие, но уверен, ты сам скажешь, есть ли в этом необходимость. Как Сафар и надеялся, эта информация не повлияла на решение Олари. - Ну что ж, я думаю, мне легко удастся найти деньги, - сказал юноша. - Сделаю, как просишь. Встретимся вечером в "Трясине для дураков". Сафар поблагодарил его, и они допили оставшееся в кувшине вино. - Мне бы очень хотелось убедить тебя остаться, - сказал Олари. - Когда мы избавимся от ненужной рухляди, положение дел в Валарии здорово изменится. - В этом я не сомневаюсь, - сказал Сафар. - Но я переживаю за тебя. Как бы все эти большие демонстрации не переросли в бунт. Вдруг все выйдет из-под контроля? Или, хуже того, вдруг решат, что именно от тебя-то и исходит главная опасность? - Что ж, и это неплохо, - сказал Олари. - Я готов к этому. А как иначе добиться изменений? - Это понятно, - сказал Сафар. - Но ведь тебе известно, что последние два года были весьма тревожными. И во всех несчастьях нельзя обвинять только несвятую троицу, как вы их называете. Погода стала практически непредсказуемой. Как и урожаи. А тут еще налеты саранчи и эпидемии. И не только в Валарии. По всему Эсмиру. Олари пожал плечами. - Это дела богов, - сказал он. - А поскольку они за это отвечают, что тут могу поделать я? Кроме того, случается, что времена улучшаются. Так всегда было. Этому учит история. Да и не все так плохо, как ты говоришь. Смертность уменьшилась. Нет массового голодания. И в общем, большая часть населения живет в достатке. Из других краев тоже поступают хорошие новости. К тому же что ты скажешь об Ирадже Протарусе? Он же наш ровесник. А посмотри, как стремится изменить положение вещей в Эсмире к лучшему. - Я бы не назвал войны и набеги на жителей других королевств изменениями к лучшему, - сказал Сафар. Олари посмотрел на него озадаченно. - Я думал, что вы были друзьями. - Мы и есть, - сказал Сафар. - Впрочем, вернее, были. Но это не означает, что я во всем с ним согласен. Олари хмыкнул. - Кажется, и я и Протарус получили от тебя одно и то же, - сказал он. - Ты даешь нам дружбу, но отказываешься участвовать в наших делах. - Может быть, ты и прав, - сказал Сафар. - Но я никогда не испытывал удовольствия от смуты. И политика никогда меня не интересовала. Только наука и история магии. - Надеюсь, рано или поздно ты обратишь свой интерес к реальной пользе, - сказал Олари. - Например, чтобы помогать людям. Улучшать их жизнь, учить с помощью твоего искусства. - Признаюсь, я думал об этом, - сказал Сафар. - Так вот о чем ты мечтаешь, - сказал Олари. - Похоже, да, - сказал Сафар. - Тогда почему же ты сторонишься моих дел и дел Протаруса? А ведь мы все одного возраста. Имеем схожие идеалы. Неужели ты не видишь, что сейчас время перемен? Громадных перемен. Мы слишком долго жили под пятой стариков. Сафар мог бы сказать, что тоже размышляет о переменах. Только о переменах гораздо большего масштаба, нежели эти двое, мечтающие стать королями. Но вместо этого он сказал: - Оставь мне мои иллюзии, Олари. Я уверен, что вы с Ираджем скоро докажете, что я оказался глупым слепцом. Но я надеюсь, что, когда это время придет, вы меня простите. - Ты уже прощен, мой друг, - сказал Олари. - И когда придет то время, ты будешь знать, какой путь выбрать. - Мудрые слова, - сказал Сафар. - Я их запомню. Но надеюсь, что и ты запомнишь мои. Берегись Калазариса. У меня такое чувство, что он встревожен. - Ну и что? - спросил Одари. - Что он может мне сделать? Грубая правда жизни состоит в том, что в Валарии есть две разновидности людей. Те, кто боится лезвия Тулаза. И те, кто не боится. И я, мой образованный друг, принадлежу к последним. По праву рождения и из-за денег моего отца. В этот момент Гундара зашипел на ухо Сафару: - Шпион поблизости! Сафар поднял руку, призывая Олари к молчанию. И тут же послышался полный сарказма голос Эрсена: - Похоже, у вас там веселье? Показалась голова Эрсена. Он увидел кувшин в руке Олари. - Ах вы жадины, - сказал он. - Пьете в то время, когда бедняга Эрсен пропадает от жажды. Олари рассмеялся и протянул ему кувшин. - Беру свои слова назад, - сказал Эрсен. - А как насчет Калазариса? Он-то похитрее будет. - Именно об этом я только что и говорил Тимуру, - сказал Олари. - Так что придется придумать для него кое-что другое. - Тогда я с вами, - сказал Эрсен. - Особенно если найдется еще кувшинчик вина. А то от этих заговоров такая жажда. 13. МЕСТЬ ЗЕМАНА Сразу же после последней молитвы "Трясину для дураков" заполнили жаждущие студенты. Земан в магазине, раздавая книги и собирая плату за прокат, не спускал глаз с бокового входа. От Калазариса пришло предупреждение, что вечером возможен визит Сафара с целью общения с Олари и группой его мятежников. Земану приказывалось выяснить тему разговоров и доложить. Земан был весьма доволен собой. Когда принесли письмо Ираджа Протаруса для Сафара, дед отсутствовал. Глянув на письмо, Земан тут же понял: вот она, судьба. Но, прежде чем передать послание главному шпиону, Земан под разными углами оценил предоставившуюся возможность. Он уже больше года работал на Калазариса. Небольшой медный ящик под кроватью хранил деньги, заработанные передачей информации главному шпиону. "Трясина для дураков" являлась идеальным местом для сбора различных слухов, которые выбалтывали подвыпившие студенты, признаваясь в своих прегрешениях - прошлых, настоящих и замышляемых. Земан чувствовал себя как рыба в воде, занимаясь этой работой. Его неуклюжесть, грубые манеры и робкие повадки сделали его объектом насмешек со стороны посетителей. Он терпел насмешки годами. Подобно большинству людей без воображения, Земан переоценивал себя, и насмешки ранили его глубоко. С годами воспринимая выпады все более мужественно, он пользовался любой предоставившейся возможностью, чтобы обмануть насмешников. Однако, став платным осведомителем, он перестал реагировать на издевательства. "Какая разница, что они говорят, - думал Земан, - если всегда остается возможность отомстить". Теперь за каждое оскорбление он, пользуясь тайной властью, платил черной отметиной напротив имени насмешника. К тому же на Земана, когда он оказывался рядом, никто не обращал внимания. Студентам он был настолько безразличен, что они свободно высказывались в его присутствии, и не подозревая, что все ими сказанное передается Калазарису. Сафар был одним из немногих, кто не участвовал в веселой травле Земана. И за это Земан его ненавидел. Тут он со стороны Тимура усматривал не доброту, а снисходительность. К тому же Земан твердо верил, что у Сафара есть свои виды на "Трясину для дураков". Достаточно было посмотреть, как этот Тимур внимательно прислушивается к словам Катала, словно действительно ему интересно. С точки зрения Земана, дед был старым безответственным безумцем, обитающим в мире, где пища для ума важнее пищи для стола. К тому же Катал уже сообщил ему несколько месяцев назад, что по смерти своей оставляет долю наследства для Тимура и для этой маленькой воровки Нерисы. Земана эта несправедливость возмутила. Старик раздаривал то, что по праву принадлежало внуку. И потому Земан уверовал, что все это - результат давно задуманного Сафаром плана. Этот Тимур воспользовался доверчивостью Катала, и если Земан не остановит происходящего в самом начале, то дед все имущество передаст Сафару, оставив Земана ни с чем. Что же касается Нерисы, то ясно как полная луна, что эта воровка находится в заговоре с Тимуром. Ловко играя на слабостях старика, притворяясь несчастной сиротой, подлизываясь к Каталу, она проникла и в дом, и к столу. Земан не сомневался и в скандальности отношений ее с Тимуром. Он уверенно полагал, что они спят вместе, и Нериса в его глазах превращалась в маленькую шлюху, а Тимур - в сутенера, торгующего детским телом. Земан почитал своим священным долгом все это прекратить. Он долго и тщательно готовил тот камень, которым можно было бы прихлопнуть их обоих. И теперь письмо, в совокупности с кражей Нерисы, давало ему такую возможность. Когда он наконец доставил письмо, то в приложенном донесении связал этих двоих с заговором против Валарии. План его готов был дать плоды. Обнаружено еще одно доказательство против Тимура. По крайней мере, так он понял, когда пришел срочный приказ наблюдать за Сафаром и докладывать обо всем. Земан чувствовал приближение кризиса - по крайней мере, кризиса для Сафара и Нерисы. А если таковой произойдет, то для совершенства мира Земану не будет доставать лишь небольшого штриха - смерти деда. Он еще не знал, как этого достигнуть. Но не сомневался, что уж что-нибудь да придумает. Размышления его прервал чей-то голос: - Что с тобой, Земан? Уши заложило? Он поднял глаза и увидел иронию в глазах юного клиента. - Я уже дважды сказал тебе, - сказал студент, - что ты даешь слишком много сдачи. Земан глянул на взятую напрокат студентом книгу, затем на монеты на столе. Он так задумался, что забыл о первоначальном намерении - при любом удобном случае недодавать сдачу студентам. Он быстро пересчитал монеты и увидел, что действительно переплатил. - Я не хочу тебя обманывать, - сказал студент. - Хотя ты меня грабил не раз. Но дело не в тебе. А в старом Катале. - А никто не заставляет тебя приходить сюда, - огрызнулся Земан, забирая лишнее. - Если тебе не нравится, как я веду дела, отправляйся в другое место. Я по тебе скучать не буду. Студент же, вместо того чтобы рассердиться, рассмеялся. - Да ты-то тут при чем, Земан? - сказал он. - Ведь не ты же владелец. А твой дед. Мы с тобой имеем дело только из-за старика Катала. Он сгреб сдачу и пошел во внутренний дворик, смеясь и пересказывая всем о происшедшей стычке. Земан уже собирался выкрикнуть нечто оскорбительное, когда увидел Тимура, идущего по переулку. Быстро выставив на конторку ведерко для денег, он дал знак другим клиентам обслуживать себя самим. Эту почетную систему много лет назад ввел Катал, прибегая к ней в часы занятости. Земану такой порядок вещей не нравился, и он не раз выступал против. Он собирался покончить с этой системой сразу же, как только упрямец Катал перестанет цепляться за жизнь. Но сейчас система работала на Земана. Когда он направился во внутренний дворик, где за столиками густо сидели выпивающие, его кто-то остановил и попытался вручить деньги за книгу. - Ты что, ослеп? - сказал Земан, указывая на ведерко для денег. - Клади деньги туда. У меня полно других дел. Дед возился у колодца, вытаскивая кувшины охлажденного вина и устанавливая их на подносы. Земан увидел, что Тимур направляется к большому столу в дальнем углу, где заседал Олари с друзьями. У Земана мурашки побежали по спине - итак, данные, полученные им о предстоящей встрече, совершенно верны. Он выхватил поднос из рук Катала. - Ну-ка, дедушка, давай-ка я тебе помогу, - сказал он испугавшемуся старику. Земану наплевать было, что дед приятно удивился этой нежданной помощи. Держа поднос над головой, он медленно стал пробираться сквозь толпу. Люди окликали его, прося обслужить, но он ни на кого не обращал внимания, сосредоточившись только на Сафаре и Олари. При появлении Сафара раздались приветственные возгласы, Олари встал ему навстречу, похлопал по спине и что-то прошептал на ухо. Сафар рассмеялся, словно услыхал презабавную шутку, но Земан отметил, что Олари передал ему небольшой предмет, который Тимур упрятал куда-то внутрь мантии. Земан понял, что дело не в шутке, а именно в самом предмете, и ему ужасно захотелось узнать, что же это такое. Не доходя до стола Олари, Земан опустил поднос на один из ближайших столиков. Продвигаясь потихонечку, он поставил кувшины перед каждым из сидящих, собрал деньги и сделал вид, что прислушивается к обычным язвительным замечаниям в свой адрес. На самом же деле все его внимание было приковано к спору, развернувшемуся вокруг Тимура. До него долетали лишь обрывки взволнованного бормотанья: - ...история свершается... дадим им урок, которого они не забудут... Умурхан просто дерьмо... такого Дня Основания еще не было! Опустошив поднос, он подошел к столу Олари, делая вид, что ждет заказов. Как обычно, на него не обратили ни малейшего внимания, разве что кто-то заказал выпивку, а кто-то выбранил его за лень и медлительность. Земан, тупо улыбаясь, постепенно продвигался к Тимуру. Он уже оказался у локтя Олари, склонил голову, чтобы подслушать, о чем же шепчутся эти двое, как внезапно Сафар поднял голову и посмотрел на него. Глаза Сафара широко раскрылись, будто он услышал что-то удивительное. Затем сузились, словно во внезапном прозрении. Сафар уставился на Земана, не слушая, что шепчет Олари. Земан, как завороженный этим взглядом, не мог отвести глаз. "Он знает, - подумал Земан. - Тимур знает, что я осведомитель. Но это невозможно! Откуда?" Тимур оторвал от него взгляд и предупреждающе тронул Олари за руку. Юноша благородного происхождения смолк и ближе наклонил голову, чтобы Тимур мог пошептать на ухо. Земан увидел, как Олари вздрогнул и начал поворачивать голову, чтобы посмотреть в его направлении, но следующий предупреждающий жест Тимура остановил его. Земан стал себя успокаивать. "Просто воображение разыгралось", - подумал он. Тимур никак не мог узнать, что он шпик. Сафар вел себя так потому, что ощущал за собой вину, вот и все. Очевидно, они с Олари что-то затевают, и Тимур старался сделать так, чтобы даже такое презренное существо, как Земан, не услыхало их. Тем не менее беспокойные ощущения у Земана остались, и он поспешил прочь, словно стремясь выполнить чей-то заказ. Сафар понаблюдал, как Земан, прижимая к себе поднос, скрывается в толпе. - Откуда ты знаешь, что он осведомитель? - спросил Олари. - Он же настолько тупой и ленивый, что вряд ли Калазарис на него позарится. - Уж поверь мне, - сказал Сафар. - Или, по крайней мере, сочти это моей прихотью. Но мои источники абсолютно надежны. Предупреждающее шипение Гундара раздалось в тот самый момент, когда Олари высказывался относительно тех смут, которые он намеревался устроить сразу же после того, как заклинание Сафара сорвет церемонию Дня Основания. Сафар пришел в замешательство, когда Гундара указал на Земана. Но первой же мыслью после удивления стала жалость по отношению к старику Каталу. А затем он понял, что именно Земан навел Калазариса на его след. Сафара охватила злость. По вине Земана жизнь его и Нерисы оказалась в опасности. Но в данной ситуации злость ничем не помогала, как и мысль о мести, поскольку лишь откладывала его побег из Валарии. - Ты думаешь, что я внезапно сошел с ума, - сказал Сафар. - Но сошел я с ума или нет, тебе не повредит последовать моему совету и быть поосторожнее с ним. - Я вовсе не думаю, что ты сошел с ума, - сказал Олари. - Но мне действительно интересно, откуда у тебя эта информация. - Не могу сказать, - ответил Сафар. - Нам кого-нибудь и еще следует остерегаться? - спросил Олари. Сафар сообразил, что если упомянуть Эрсена, то Олари на самом деле сочтет его сумасшедшим. Поэтому он сказал: - А ты посмотри на это дело вот под каким углом. Уж если даже такой тип, как Земан, оказался шпионом, то кому можно вообще доверять? Даже тот, на кого никогда и не подумаешь, может оказаться стукачом Калазариса. Да взять хоть Эрсена - вроде бы шут, - а ведь тоже может оказаться врагом. - Эрсен? - сказал Олари. - Ты всерьез говоришь о нем? Сафар покачал головой. - Я просто прошу тебя быть осторожнее. Любого подвергай сомнению. Любого. - А в общем-то, - сказал Олари, - от Эрсена было бы больше проку, чем от Земана. Несколько лет назад его отец попал в какую-то неприятную историю и имел дело с Калазарисом. Одно время даже казалось, что он обречен, но внезапно все улеглось. А как только Эрсен поступил в университет, отец даже вырос до уровня советника Валарии. Сафар ничего не ответил, а Олари вскоре понял, что он и не собирается отвечать. - Для человека, который не интересуется политикой, - сказал Олари, - ты слишком глубоко в ней увяз. Час спустя Сафар зажег масляную лампу в своем жилище над старой городской стеной и принялся за сундучок с магическими приспособлениями. У него появилась некая идея насчет обещанного Олари заклинания, и теперь он в ожидании Нерисы собирался ею заняться. Составные части заклинания быстро пришли на ум, он их повторил для себя, а затем достал чистый свиток для записи заклинаний, кисточки и магические краски. Гундара был занят пожиранием обещанной сладкой булочки и на какое-то время утихомирился. Расправившись с последней крошкой, маленький Фаворит обратил внимание на занятия Сафара и стал наблюдать за ними с некоторым изумлением. С помощью узкой кисточки Сафар на грубой белой поверхности свитка выводил магические символы, выстраивая основание для заклинания. - Вот и видно, что ты студент, - сделал Гундара критическое замечание. - Усложняешь. Ты в самом деле хочешь поместить знак воды в центр? Большинство из известных мне магов рисовали его подальше, где-нибудь в углу. - Я не такой, как остальные, - сказал Сафар. - И в этом особенном заклинании воде место в центре. - Хорошо, - сказал Гундара. - Если ты действительно так хочешь. Но, на мой взгляд, это просто глупость. - Облизнувшись и не видя поблизости никаких лакомств, он счел себя свободным от правил хорошего тона. - Ты бы лучше молился, чтобы я оказался прав, - сказал Сафар, - поскольку именно тебе придется здорово постараться. - Грандиозно, - пожаловался Гундара. - Я, продукт величайших в истории магических умов, должен заниматься студенческими проказами. - Эта проказа, - подчеркнул Сафар, - может спасти жизнь твоему повелителю. - О, ну в таком случае действительно следует поставить знак воды в центре, - сказал Гундара. - Так я побыстрее найду себе нового хозяина. Сафар начал раздражаться, что его отвлекают от работы над заклинанием. Но, увидев, как Фаворит слизывает с губ уже несуществующий сироп, он лишь рассмеялся. - Твоя взяла, - сказал он. Белой магической краской он замазал голубой знак воды. - В какой же угол посоветуешь, о мудрейший? Гундара пожал плечами. - Да в какой хочешь. Не обращай на меня внимания. Я так считаю: повелителю виднее. - Хорошо, поместим его вот здесь, - сказал Сафар. - Ну а какой символ должен занять центр? Гундара все же заинтересовался. - Как насчет огня? - сказал он. - Хороший символ. - Значит, огня, - сказал Сафар, погружая кисть в новую краску и выводя в центре красные языки пламени. - Лорд Аспер конечно же воспользовался бы символом змеи, - сказал Гундара. - Но я так полагаю, юному магу современности до него нет дела. Это имя застало Сафара врасплох. - Аспер? - чуть не подавился он. - Ты знал Аспера? Гундара снисходительно фыркнул: - Ну разумеется. Как можно пару тысяч лет скитаться по лабораториям магов и не встретиться с лордом Аспером. Правда, он более популярен среди демонов. А это уже работа Гундари. Но за прошедшие столетия и я немало наслышан о нем. Сафар подтолкнул к нему свиток. - Показывай, - сказал он, протягивая кисточку. Гундара подскочил поближе и схватился за кисточку. Та выглядела громадным копьем в этой маленькой когтистой лапке. Смыл красную краску в блюдечке с водой и окунул ее в зеленую. Рисуя, Гундара наставлял: - У этой змеи четыре головы, чтобы смотреть во все стороны. У каждой головы четыре ядовитых зуба, охраняющих центр. - Он принялся за длинное тело. - На случай нападения сверху на хвосте имеется ядовитое жало. А вот здесь, прямо под тем местом, где сходятся головы, надо нарисовать крылья, чтобы в случае необходимости она могла улететь. Покончив с работой, Гундара отступил на шаг - оценить нарисованное. - Неплохо, - сказал он, - даже для меня. Должно быть, его близнец произнес нечто оскорбительное, поскольку Гундара развернулся к каменной черепашке, стоящей у жаровни. - Ох, да заткнись же ты, Гундари! - рявкнул он. - Заткнись! Заткнись! - Он вновь повернулся к Сафару: - Он такой грубый. Сказал такое, не поверишь! Сафар, уже привыкший к этому одностороннему диалогу, не стал отвлекаться. Осмотрев свиток и оставшись довольным, он указательным пальцем помахал в воздухе, делая магический жест. Миниатюрный торнадо - размером с палец Сафара - взлетел над бумагой, быстро осушая краски. Сафар дунул, и торнадо исчез. Свернув свиток в тугую трубку, он отдал ее Гундара. - Сохрани, - приказал он. - А когда услышишь, что я проговариваю слова заклинания, приводи в действие. Понял? - А что тут понимать? - сказал Гундара. - Странно вы, люди, относитесь к магии. Вот маги демонов знают, что дело не в голове, а в сердце. Они просто делают, а вы все думаете. Несмотря на эту язвительную реплику, Фаворит подчинился, уменьшил трубку до размеров детского пальца и сунул ее на хранение в рукав. Однако Сафара замечание Гундара здорово задело. Он многому научился в Валарии. В его уме хранились заклинания почти на все случаи жизни. И у него хватало интеллектуального багажа создать новые на случай, если старые еще не покрывали какие-то области жизни. По сравнению с другими студентами или даже самим Умурханом он мог считаться могущественным магом. И он нимало не заблуждался насчет силы своих способностей, его даже бросала вперед какая-то неодолимая сила, когда он творил заклинания. Но тем не менее это была не та сила, с которой он имел дело несколько лет назад, когда обрушил снежную лавину на демонов. Он не раз, оставаясь один на один с собой, пытался проникнуть в то состояние, пограничное между жизнью и смертью, когда ты чувствуешь себя рекой. Но неудачи приводили его в смятение. Поначалу он убеждал себя, что не стоит обращать внимания и что его истинной целью является вовсе не магия, а попытка найти ответ на загадку Хадин. Но чем больше он узнавал, тем глубже понимал, что решение поставленной задачи возможно только посредством магии. - Когда у меня будет время, - сказал Сафар, - а оно вряд ли появится, пока я не окажусь дома, в безопасности, мы с тобой посидим и основательно поговорим о Хадин. - Лучшее место во всем мире, - сказал Гундара. - Там живут самые смышленые из смертных. Достаточно сказать, что именно они и создали меня. Хотя кто-то мог бы счесть и большой ошибкой то, что они же создали и Гундара. Наверное, не обошлось без помощи человека. Ну ты понимаешь. И было это в старые добрые времена, когда еще боги почивали в пеленках. Так что я могу поведать лишь старые новости. - Все что угодно, - сказал Сафар. - И еще я хотел бы послушать об Аспере. Гундара зевнул. - Ничего себе, коротенький разговорчик нам предстоит, - сказал он. - Но все, что знаю, я слышал от других магов. - Насколько мне известно, он написал книгу с изложением своих мыслей, - сказал Сафар. - Тебе не приходилось ее видеть? - Нет. Я не знал никого, кто бы видел ее. - Мне кажется, в библиотеке Умурхана есть копия, - сказал Сафар. - Среди запрещенных книг. - Почему же ты не стянул ее сегодня? - спросил Гундара. - Ты мог бы отправиться и вверх по лестнице. Я же сказал тебе, что там было безопасно. А как только ты оказался бы внутри, уж я бы проследил, чтобы тебя не застали врасплох. Я даже не потребовал бы за это еще одной сладкой булочки. - Времени не было, - сказал Сафар. - И боюсь, уже не будет. Я не решусь вернуться в университет. А уж после Дня Основания мне придется убираться со всей возможной скоростью. И за мной будет гнаться толпа разгневанных валарийцев. Позади послышался голос Нерисы: - А я тебе добуду ее... Сафар и Гундара оглянулись и увидели, что она расположилась на подоконнике. - Я уж начал переживать за тебя, - сказал Сафар. Гундара хмыкнул. - Ты за себя переживай, хозяин, - сказал он. - С ней-то как раз все в порядке. Я почувствовал, как она карабкается по башне пятнадцать минут назад. А ты ничего не слышал, пока она не оказалась внутри и не сообщила о себе. Нериса хихикнула. Она спрыгнула с подоконника, вытащила из кармана конфетку и подошла, чтобы отдать ее Гундара. - Я понял, что наступил мой золотой век, - сказал Гундара, - в тот момент, когда ты стянула меня с того лотка. - Он забросил конфетку в рот, закрыл глаза и с величайшим наслаждением зачмокал. - Почему бы тебе немного не отдохнуть? - сказал ему Сафар, взмахнул рукой, и Фаворит исчез в клубе дыма. Черепашка закачалась, когда дым втянулся в нее. Затем все стихло. - Ты его не больно-то слушай, - сказал он Нерисе. - А дело не в этом, Сафар, - сказала Нериса. - Я действительно настроена принести тебе эту книгу. Я спокойно войду и выйду из библиотеки Умурхана. Особенно если Гундара поможет мне. - Это очень опасно, - сказал Сафар. Нериса уперла руку в бедро. - Меня еще никто не ловил, - сказала она. - И что за сложности могут возникнуть в какой-то там старой библиотеке? Дай мне Гундара, и я вернусь еще до первой молитвы. Сафар покачал головой. - Ты сама не понимаешь, что говоришь, Нериса, - сказал он. - С прошлого вечера ситуация стала гораздо хуже. Он заставил ее присесть, заварил мятного чая и вкратце сообщил, что произошло. Он умолчал о сделке с Олари, справедливо полагая, что и она загорится участвовать в этом деле. Когда он сказал, что собирается бежать из Валарии, у Нерисы появились слезы. - Для нас обоих здесь небезопасно, - сказал он. Достав тяжелый кошелек Олари, он выудил пригоршню золотых. - Держи. Это тебе. Нериса оттолкнула его руку. Монеты разлетелись по полу. - Мне не нужны деньги, - сказала она. - Я всегда могу их раздобыть. Сафар собрал монеты. - Я вовсе не собираюсь бросать тебя, Нериса, - сказал он. - Это деньги лишь на всякий случай. Ну... если меня поймают... или при другом неожиданном исходе. Если все пройдет хорошо, то ты, если хочешь, можешь поехать со мной. Нериса улыбнулась сквозь слезы. - Ты в самом деле возьмешь меня с собой? - воскликнула она. - Но это совсем небезопасно, - предупредил ее Сафар. - За мной погонится толпа людей. Нериса обняла его. - Да наплевать, - сказала она. - Пусть. Я знаю кучу уловок. Им ни за что не поймать нас. Сафар мягко усадил ее обратно на подушки. - Тебе необязательно добираться до самой Кирании, - сказал он. - Для того, кто вырос в Валарии, там скучно. - Ну уж мне-то не будет скучно, - сказала Нериса, про себя думая, что пусть эта самая Кирания и самое глухое место во всем Эсмире. Это не важно, когда рядом ее красавец Сафар. Сафар похлопал ее по руке. - Ну увидим, - сказал он. - Поговорим об этом, как только сбежим из Валарии. - Как скажешь, Сафар, - мечтательно сказала Нериса. Она зевнула и потянулась. - Я так устала, - сказала она. - Можно я тут немного посплю? Весь день пришлось скрываться. Сафар замешкался в нерешительности. - Они знают, что тебя можно найти тут, - сказал он. Нериса вновь зевнула. - Ну и что? - сказала она. - Гундара предупредит, если кто-то появится. Сафар хотел было сказать, что не стоит так испытывать судьбу. Но услыхал, как дыхание ее замедлилось. Она уже спала. В безмятежности своего сна она казалась еще моложе и уязвимее. Ресницы отбрасывали, длинные тени на нежные щеки. Разглядывая изящные черты ее лица, он подумал, что когда-нибудь она станет настоящей красавицей. Если проживет достаточно долго. Сафару не хотелось будить ее. Поэтому он подбросил угля в жаровню и убавил фитиль в масляной лампе. Отыскав запасное одеяло, накрыл ее. Она вздохнула, закуталась в одеяло и пробормотала его имя. Сафар расположился в нескольких футах в стороне. Впрочем, из-за обилия событий последних дней он сомневался, что сможет заснуть. Но едва он закрыл глаза, как налетевший сон унес его. Сон прошел без сновидений, хотя однажды ему показалось, что он слышит шелест ткани и ощущает прикосновение мягких губ к своим губам. А затем ворвалась реальность с треском растворенной двери и четырьмя крепкими мужчинами. Он скатился со своего ложа, но не успел встать на ноги, как на него навалились, прижали к полу. Тяжелый сапог ударил его по голове, и перед глазами от боли закружились звезды. На мгновение он потерял сознание, послышалось железное лязганье, а когда он открыл глаза, то увидел склонившегося над ним с лампой в руке Калазариса. - Прислужник Тимур, - проговорил главный шпион, - ты обвиняешься в заговоре против короны. Что можешь сказать в свое оправдание? У Сафара в голове шумело. Он попытался что-то сказать, но распухший язык не повиновался. И тут он вспомнил о Нерисе. Сердце подпрыгнуло, он повернул голову посмотреть, где же она. Но не увидел. Стало легче - слава богам, каким-то образом ей удалось улизнуть. Но тут же настигла другая мысль. Почему же Гундара не предупредил о появлении Калазариса? Главный шпион поднял над головой Сафара тяжелый кошелек. В нем содержалось золото Олари, за исключением доли, выделенной им Нерисе. Калазарис встряхнул кошель. - А это что такое? - спросил он. Затем, открыв кошель, высыпал монеты на ладонь. - Для бедного студента здесь чересчур много денег, - усмехнулся он. Сафар промолчал. - Где же ты раздобыл столько золота, прислужник? - спросил главный шпион. - И что ты поклялся сделать, чтобы отработать его? Сафар продолжал молчать. Что тут скажешь? Калазарис пнул его еще раз. - Молчание не пойдет тебе на пользу, прислужник Тимур. Твои друзья-заговорщики уже во всем признались. У Сафара хватило сообразительности сказать: - Зачем же тогда меня спрашивать, мой господин? Этот ответ обошелся ему в еще один удар сапогом, на этот раз по ребрам. Задыхающегося, его рывком поставили на ноги. Но самообладание еще не покинуло его, и он посмотрел в сторону жаровни, туда, где он последний раз видел каменного идола. Черепашка исчезла. Оставалось надеяться, что ее забрала Нериса. Калазарис рявкнул: - Увести его! Один вид этого еретика оскорбляет мои чувства! И Сафара поволокли за дверь. - Тсс! Кто-то идет! Замаячил тусклый свет, и Нериса припала к земле. Темная фигура вышла из коридора и направилась в ее сторону. Нериса находилась на верхнем этаже университета, в ста футах от библиотеки Умурхана, как сообщил ей Гундара. Фаворит черной точкой расположился на ее рукаве - он поведал ей о том, как его носил Сафар, и она переняла разработанный способ. Шаркающая фигура принадлежала старому жрецу. Тот бормотал под нос, проклиная холодный камень под ногами и тех злодеев, которые коварным заговором завладели его сандалиями. В руке он нес небольшую масляную лампу с почти выгоревшим фитилем, но все же дававшим достаточно света, чтобы заставить нервничать Нерису. Она распласталась на полу, когда он, чуть не наступив на нее, свернул в сторону, к какой-то двери. Жрец громко испортил воздух, и Нериса догадалась, что дверь ведет в туалет. Жрец скрылся внутри. Он захлопнул за собой дверь, и по звукам, доносящимся оттуда, Нериса угадывала, как он добрался наконец до толчка, поднял мантию и, облегченно вздохнув, уселся. Нериса кошкой двинулась дальше по коридору, пока Гундара не сообщил, что они добрались до библиотеки. Дверь оказалась на запоре, но у Нерисы эта преграда отняла лишь несколько секунд. Достав из кармана узкую фомку, она просунула ее в замочную скважину и со щелчком открыла замок. В ту же секунду скользнула внутрь и осторожно затворила за собой дверь. Библиотека располагалась в помещении без окон, столь темном, что Нериса не могла разглядеть и крупные предметы. Но она ощущала запах старых книг, такой же запах, как и в "Трясине для дураков". Но еще густой серный запах магии наждаком скребся в горле. - Я ничего не вижу, - прошептала она Гундара. Внезапно что-то засветилось, и Фаворит явился пред нею в полный рост - то есть доходя до колен. Тело его излучало зеленоватый свет, так что она смогла различить мрачные очертания мебели и книжных полок. Принюхиваясь, Гундара медленно огляделся. Каменная черепашка в ее кармане нагрелась, когда Гундара прибег к помощи магической силы. Затем он сказал: - Туда, - и ринулся во тьму. Нериса двинулась следом, и они пошли вдоль изгибающихся проходов до дальнего конца помещения, где вдоль черной стены стояли высокие книжные шкафы. Гундара запрыгал с полки на полку, пока не оказался на высоте глаз Нерисы. - Здесь, - сказал он, указывая светящимся когтем. - Аспер во плоти. - Гундара хмыкнул. - Книга, оплетенная в кожу. Забирай ее, эту плоть! Ха, ха. Повеселился же я этой ночью. Настроение прекрасное. И соображаю я здорово. - Должно быть, это из-за сахара, - сказала Нериса. Поначалу она отнеслась к Фавориту как к смышленому маленькому созданию. Ей даже жаль его было - ведь он вынужден был обитать заточенным в камень. Но после нескольких часов в его компании ей хотелось побыстрее закончить это дело и сдать на руки Сафару. Он задавал слишком нескромные вопросы. Делал безосновательные утверждения. Обвинял ее в любовной связи с Сафаром. Но какое ему до этого дело? Гундара уцепился за корешок книги и потянул изо всех сил. Но книга поддалась неожиданно легко, и Гундара потерял равновесие. Падая, он так завопил, что перепугал Нерису до полусмерти. Она поймала его на лету, но книга шлепнулась на пол с громким стуком. - Осторожнее, - прошипела она. - Ты всех перебудишь! - А, ерунда, - сказал Фаворит, хотя и шепотом. - Можно орать во все горло, а эти старые мешки с дурными глазами ни за что не проснутся. - Тем не менее, - сказала Нериса, - будь поосторожнее. Я привыкла работать в одиночку, и громкие звуки меня пугают. - Ты чудесная маленькая воровка, дорогуша, - сказал Гундара. - И держу пари, ты не отказалась бы постоянно иметь меня под рукой. Ты бы обогатилась! Мы бы сперли все, что плохо лежит. - Это точно, - сказала Нериса, нагибаясь за книгой. Книга казалась такой тоненькой, всего-то на несколько страниц, и Нериса испугалась, что Сафар разочаруется. На старом потрескавшемся кожаном переплете в свете, излучаемом Гундара, она разглядела потертое изображение четырехглавой змеи. - Это действительно книга Аспера, - сказал Гундара. - Их во всем мире, видимо, осталось всего пять или шесть штук. - Он напыжился, довольный своей работой. Нериса было полезла в карман за угощением, когда он вдруг вполне отчетливо произнес: - Заткнись ты, Гундари. Ничего бы ты не обнаружил. Вот так-то. И не называй меня так! - Монолог звучал все более горячо. - Заткнись, слышишь? Заткнись! Заткнись! Зат... Нериса зажала рукой ему рот, заставляя замолчать. - Прекрати, - сказала она. - Или я шею тебе сверну. Клянусь, сверну. Когда она отняла руку, Гундара опустил голову и принялся элегантной маленькой ножкой ковырять пол. - Извини, - сказал он. - Просто иногда он меня так-а-ак доводит. - А ты не заводись, - сказала Нериса. Затем она выдала ему угощение. Гундара усмехнулся и тут же зачмокал. - Я в тебя просто влюблен, дорогуша, - сказал он. - И я надеюсь, что Сафар, получив эту книгу, немножко покувыркается с тобой. - Не говори так, - сказала Нериса. - Это нехорошо. - Но разве ты не этого хочешь? - поддразнил ее Фаворит. - Сначала длительный поцелуй взасос, а потом всю ночь кувыркаться туда-сюда. Нериса замахнулась на него книгой. - Прекрати, - сказала она. - И если ты хоть слово об этом скажешь Сафару, я... я никогда с тобой разговаривать не буду. Вот увидишь. Очевидно, эта угроза оказалась пострашнее сворачивания шеи, поскольку Гундара тут же извинился и пообещал, что ни за что так не поступит. Затем он направился назад к двери библиотеки, там вновь превратился в точку размером с муху, и они выскользнули в коридор. После часа осторожных передвижений в темноте Нериса наконец быстрым рывком миновала главные ворота и направилась к широкой улице, перебежками продвигаясь от тени к тени в сторону дома Сафара. Она оказалась там в тот самый момент, когда люди Калазариса сволакивали Сафара вниз по ступеням. Этой ночью в Валарии царил ужас. Люди Калазариса шныряли по городу, взламывая двери и выволакивая на улицы испуганных молодых людей, которых тут же, под закрытыми ставнями родительских домов, били и допрашивали. Затем их отвозили в камеры пыток ведомства главного шпиона, где вновь били и допрашивали, заставляя подписывать признания. Арестованных оказалось почти пятьдесят человек, хотя едва ли половина из них знала Олари. Остальные были попросту невиновны, но их сдавали Калазарису осведомители, зарабатывая таким образом деньги на взятках от врагов молодых людей или их семей. Суд вершился скорый. Без разбирательства и без присутствия обвиняемых верховный судья приговаривал к смерти. Массовая экзекуция назначалась на следующий день - День Основания. По городу бродили глашатаи, сообщая новость о казни и расклеивая листки с именами осужденных и с перечислением их преступлений. Возглавлял список главный зачинщик - Сафар Тимур, чужестранец. Замыкал его обманутый доверчивый простак - Олари, гражданин. - Я переоценил влияние моей семьи, - сказал Олари. Сафар развернул тряпку, смочил ее в холодной воде и обтер кровь с лица Олари. Того так избили, что голова распухла чуть не вдвое. - Переоценка всегда была тебе свойственна, - сказал Сафар. Сафару досталось только при аресте. По каким-то причинам его не пытали, а для верховного судьи хватило и "признания" - документа без подписи, но с печатью Калазариса. - Но сожалею я лишь о том, - сказал Олари, - что не добился признания. И войду в историю Валарии лишь как второстепенное лицо. - И я - главарь этих второстепенных, - сказал Сафар. - Я бы обошелся без этой чести. Но Калазарис настроен решительно. Уж ты-то понял, как он умеет убеждать. - Чтобы изобразить меня бедной жертвой твоего коварного языка, папаше пришлось выложить кругленькую сумму, - сказал Олари. - И все для защиты чести семьи. Решили, пусть я лучше буду выглядеть болваном, чем королем предателей. Двое молодых людей находились в компании еще шестерых юношей, пострадавших в ходе ночных изуверств заплечных дел мастера. Все они лежали вповалку посреди камеры, едва в силах отгонять назойливых насекомых и крыс. Все восемь ожидали экзекуции обезглавливания от рук Тулаза. Остальные мятежники, согнанные в соседние камеры, предназначались партиями от пяти до десяти человек другим палачам. - Есть лишь одно утешение, - сказал Олари. - Какое же? - спросил Сафар. - Я бы не прочь чуть воспрянуть духом. - Я пойду последним, - сказал Олари. - А это означает, что в случае успешной казни или неудачи Тулаза меня все равно запомнят. Если он снесет мне голову с первого удара, то побьет свой рекорд. Если нет - я попаду в историю как человек, не позволивший Тулазу превысить его замечательное достижение. Сафар рассмеялся. Звук получился горестным. - Хотел бы я посмотреть, как дело обернется, - сказал он. - К несчастью, я иду первым. Олари попытался улыбнуться. Но резкая боль заставила его лишь глухо застонать. Придя в себя, он покачал головой, говоря: - Я всегда... Кашель оборвал его слова. Сафар поддержал друга, пока кашель не прекратился. Затем Олари сплюнул кровь на пол. Заодно вылетел и зуб. Олари посмотрел на Сафара и усмехнулся окровавленными губами. - Вот что я хотел сказать, когда естество мое так грубо оборвало меня, - сказал он. - Я хотел сказать, что всегда был счастливчиком. И похоже, удача преследует меня до самого конца. 14. МЕРТВЫЕ ГОВОРЯТ - Ты чересчур напряжен, - пожаловался наставник, растирая распростершееся перед ним могучее тело. - У меня ничего не получится, если ты не расслабишься. - Больно плохо спал, - сказал Тулаз. - И что это со мной такое? Всегда спал как младенец. Особенно накануне рабочего дня. А прошедшую ночь ну все не так. Всю ночь снился какой-то маленький демоненок. Тело как у человека, а морда жабья. И все время приговаривает: "Заткнись, заткнись, заткнись!" Наставник озабоченно нахмурился. До казни - перенесенной по случаю Дня Основания на главную арену - оставалось менее часа. Все свои сбережения он поставил на результат. - Такие сны ничего хорошего не предвещают, - продолжил Тулаз. - Просто из колеи выбивают. Что такое со мной? - Слабительное принимал, как я учил тебя? - спросил наставник, молотя по толстым бокам Тулаза. Главный палач фыркнул: - Еще бы. Пять горшков навалил. - А диеты придерживался? - Жидкая овсяная кашица да вода, больше ничего, - сказал Тулаз. - Уж больно тревожит меня эта грандиозная суматоха, эта спешка. У меня ведь свое расписание, ты же знаешь. Чтобы прийти в форму, надо как минимум пару дней. Кроме того, я два дня назад установил рекорд. А семь голов отрубить - это большая нагрузка на человека, не каждый выдюжит. Им что - они пришли да потаращились. Для них это лишь развлечение. Им и невдомек, как мне приходится трудиться, чтобы оставаться в хорошей форме. А я от тех семи все-таки не восстановился. И теперь мне предлагают восемь, когда я едва-едва готов. - А ты не думай об этом, - посоветовал наставник. - Считай, что это обычный рабочий день. Держи в уме, и все получится как надо. - И то, - сказал Тулаз. - Может, действительно поможет. Просто обычный день. Ничего особенного. Наставник облил Тулаза благоухающими маслами и принялся их втирать. - И перед тобой очередная голова, - сказал он. - Так и смотри на них. Не считай, сколько еще предстоит. Одна или восемь, какая разница? Все равно за раз отрубаешь только одну. Вот и все. - Точно, - сказал Тулаз. - Действительно, за раз только одну. Спасибо, уже лучше себя чувствую. Наставник хмыкнул и сказал, что благодарить необязательно. Закончив работу, он накрыл Тулаза плотными полотенцами и посоветовал вздремнуть. Он тихонько пошел из комнаты, но на самом выходе оглянулся. Гигант-палач лежал лицом вверх, прикрыв глаза мощными ладонями. И шептал себе под нос: - Заткнись, заткнись, заткнись. Что бы это значило? Впервые за свою длинную и яркую карьеру Тулаз явно выглядел расстроенным, страдая от присутствия уверенности. Наставник вышел из комнаты, размышляя, где бы побыстрее раздобыть денег, чтобы выкупить свои ставки. Толпа взревела, когда вывели Сафара и его товарищей. Олари и шестеро остальных шли сзади, связанные вместе одной цепью. Сорок две головы уже слетели, и толпе прискучили прочие палачи с их ужимками. Но предстояло главное событие - появление Тулаза, главного палача Валарии, идущего на побитие рекорда, на восьмую голову. Сафар чуть не ослеп от яркого утреннего солнца. Он хотел было прикрыть глаза руками, но руки короткой цепочкой крепились к прочному железному поясу. Охранник выругался и подтолкнул его древком копья. Когда глаза привыкли, Сафар увидел, что его ведут на торопливо возведенный эшафот в центре арены. Эшафот возвышался до уровня сановного помоста, где среди подушек в тени шатра отдыхали король Дидима, Умурхан и Калазарис. Когда Калазарис сообщил о результатах облавы, король Дидима решил, что массовая экзекуция станет составной частью церемонии празднования Дня Основания. Король даже гордился скорым и решительным приказом, пусть и сочтут его дерзким и ломающим традиции. Он полагал, что казнь лишь раздразнит аппетит граждан перед предстоящими празднествами. - Такое событие соберет нас всех вместе в особенное время, - сказал он Умурхану и Калазарису - И уничтожит разногласия среди наших граждан. Умурхан, как правило, человек подозрительный, согласился без споров. Хоть он и не сказал ничего, но в душе переживал, что его ежегодное представление магии будет воспринято толпой без обычного энтузиазма и благоговения. Пятьдесят отрубленных голов уж слишком разогреют кровь толпы. Калазарис счел предложение короля блестящей идеей, хотя тоже не стал объяснять почему. Для его целей лучше всего было побыстрее покончить с политическими казнями, пока семьи казненных, друзья и возлюбленные не успеют переварить скорбь. Быстрая казнь насылает страх перед богами, подавляя мысли о мести. В истории Валарии на это событие впервые собралась такая большая толпа. Она просочилась с трибун на саму арену. Уже сотни людей плотно спрессовались в двадцати футах от эшафота, и каждую минуту протискивались вперед другие, радуясь удаче и размахивая билетами, которыми за баснословные цены торговали солдаты Дидима. Охранникам Сафара приходилось отталкивать людей с дороги, так что он и его товарищи по несчастью едва продвигались к эшафоту. Люди вокруг что-то вопили, протягивали руки поверх плеч охраны, лишь бы дотронуться до осужденных. Считалось, что прикосновение сулит удачу. Другие бранились. Кто-то подбадривал его. Кто-то кричал: "Мужайся, парень!" В толпе протискивались уличные торговцы, продавая еду и сувениры. Один предприимчивый молодой человек размахивал пучком засахаренных фиг на палочке. Фиги были раскрашены краской так, что походили на человеческие головы. Красная краска окрашивала палочки, изображая ту кровь, которую предстояло вскоре пролить Сафару и его товарищам. Сафар оцепенел, не испытывая страха. Все его мысли сосредоточились на том, чтобы переставлять одну ногу за другой. Если бы у него сохранялись еще какие-то ощущения, он испытал бы желание, чтобы все поскорее закончилось. Всю восьмерку возвели на эшафот, на скользкие от крови доски. Люди с ведрами и щетками стирали пятна от предыдущих казней. Другие посыпали песком вокруг плахи, чтобы Тулазу было не скользко стоять. Осужденных выстроили в шеренгу на краю эшафота, где охранники облили их холодной водой и дали пососать пропитанные вином губки, дабы молодые люди не потеряли сознания и тем самым не испортили зрелище. Затем на эшафот поднялся сам Тулаз, и толпа взорвалась одобрительными криками. Главный палач привлекал всеобщее внимание, и родители поднимали детей повыше, дабы они стали свидетелями свершающейся на их глазах истории. Тулаз надел тончайшие белые шелковые рейтузы. Огромный торс блестел от дорогого масла, в лучах солнца переливались могучие мышцы. Белый шелковый капюшон ни пятнышком, ни складкой не разрушал конической симметрии. Золотые браслеты окольцовывали его запястья и бицепсы. Тулаз, не обращая внимания на толпу, сразу же приступил к работе. Для начала он осмотрел приступки, на которые осужденным предстояло встать на колени. Затем расчистил углубление на плахе, где каждому, перед встречей с лезвием, предстояло положить шею. Удовлетворившись осмотром, он кликнул, чтобы несли футляр с саблей. В ожидании он натянул особые перчатки, пошитые специально для него лучшим перчаточником Валарии. У этих перчаток была рифленая поверхность ладоней и срезаны кончики пальцев, для более крепкой хватки. Толпа затихла, когда помощник поднес открытый футляр, и Тулаз склонился над ним, бормоча короткую молитву. Тишина взорвалась ревом, когда Тулаз высоко поднял сверкающую саблю пред ликом богов. Тулаз опустил лезвие, погладил его и прошептал что-то ласковое, словно собственному ребенку. Затем достал любимый оселок из-за пояса и принялся доводить острие. Каждое из этих неторопливых выверенных движений вызывало крики восхищения у толпы, но Тулаз, увлеченный лишь саблей, и глазом не моргнул. Спустя несколько минут Тулаз, продолжая поглаживать лезвие, подошел к осужденным. Он остановился перед Сафаром, который, подняв голову, увидел перед собой самые унылые и печальные глаза в мире. - Скоро все закончится, парень, - удивительно успокаивающим голосом произнес Тулаз. - Ты же понимаешь, что лично я против тебя ничего не имею. Закон есть закон, и это просто моя работа. Так что не противься, сынок. Не дергайся. Я твой друг. Последний твой друг. И я обещаю тебе все сделать хорошо и чисто, и вскоре ты отправишься на отдых. Сафар не отвечал. Да и что тут скажешь? Тем не менее Тулаз, казалось удовлетворившись, отошел прочь, продолжая - вжик-вжик - оттачивать лезвие. Палач поднимался на эшафот с прежним чувством какого-то беспокойства. Но теперь, поговорив с Сафаром, он совладал с собой. "Вот и хорошо, - подумал он. - С первой головой всегда неплохо потолковать. Пусть видят боги, что к работе я отношусь серьезно". Он повернулся к солдатам, охраняющим заключенных. - Избавьте их от цепей, - сказал он. - И хорошенько разотрите, чтобы тела не застыли. Сафар внезапно почувствовал, как с него сняли цепи. Сильные руки помассировали его, вернув жизнь затекшим членам. Затем его повели вперед, он услыхал, как окликнул его Олари, но слова затерялись в шуме толпы. - Спокойно, парень, - услыхал он голос Тулаза и тут же оказался на коленях перед плахой. Сафар поднял голову бросить прощальный взгляд на мир. Он увидел море лиц с разинутыми ртами, вопящими о его смерти. Увиденное замечательно ясно предстало перед глазами. Вот старик, кричащий беззубым ртом. Вот матрона, прижимая к груди ребенка, вглядывается в происходящее удивительно серьезно. А вот ближе - юное лицо, девичье. Это же Нериса! Она выбралась из толпы и бросилась к эшафоту. Солдаты пытались схватить ее, но она ловко подныривала под вытянутыми руками. Ногти этих рук оставляли кровавые царапины на ее коже. Пальцы вцеплялись в ее тунику, но Нериса рвалась вперед с такой силой, что в пальцах оставались лишь вырванные клочки материи. - Держи, Сафар! - закричала она. - Держи! Она что-то бросила на эшафот. Предмет пролетел по воздуху и упал рядом с плахой с глухим стуком. Сафар даже не посмотрел в ту сторону. Он лишь с ужасом наблюдал, как солдаты хватают Нерису. На голову ее обрушилась булава - во все стороны брызнула кровь. И она исчезла под грудой солдатских тел. Толпа недоуменно взвыла, затем послышалось озадаченное бормотанье, когда люди начали спрашивать, что же происходит. Над всем этим шумом разнесся голос Тулаза: - Это что такое? Я так не могу работать! Так мне все дело испортите! Я откажусь! Сафар услыхал, как горячо заговорил какой-то другой мужчина: - Сейчас нельзя бросать дело, Тулаз! Подумай, сколько денег поставлено на кон! Да с тебя шкуру заживо сдерут! - Это говорил наставник, очевидно раздобывший денег на перенос ставки. Затем загремел чей-то величественный голос: - Граждане! Друзья! Это король Дидима поднялся, обращаясь к толпе голосом, магически усиленным Умурханом. - Сегодня великий день в истории Валарии, - сказал Дидима. - Мы будем не правы и обидим богов, если позволим какому-то ничтожеству испортить нашу священную церемонию. Этим утром всем нам назначено провести удивительное время. И все мы этим замечательным действом обязаны нашему лорду Калазарису, который приложил немало усилий, чтобы устрашить всех тех, кто ослушается закона. Так давайте же вернемся к развлечениям, мои добрые друзья валарийцы. Наш великий палач Тулаз готов представить нам такое зрелище, которого мы еще не видели. Король повернулся к Тулазу и воскликнул: - За дело! Кто-то схватил Сафара за волосы и силой опустил голову на плаху. Подчиняясь королевскому приказу, Тулаз шагнул вперед, размахивая саблей в воздухе, чтобы разогреться. - Ровнее держите его, - выкрикнул он. Чья-то рука еще крепче ухватила Сафара за волосы. И тут же чей-то едва слышимый голосок зашипел рядом: - Заткнись, Гундари! Я обойдусь без твоей помощи. Тулаз оцепенел, вновь возвращенный в ночной кошмар. - Кто это сказал? Кто сказал "заткнись"? А Гундара продолжал: - Заткнись! Я тебя не слушаю, Гундари. Ох, ох. Нет, нет. Наплевать на то, что ты сказал. Заткнись, заткнись, заткнись. Хватка за волосы ослабла, и Сафар рывком освободился. Он глянул вниз и увидел тот предмет, что бросила Нериса, - каменную черепашку, которую Гундара и Гундари считали своим домом. Он глянул вверх и увидел нависшего над ним Тулаза, занесшего саблю для удара. Но теперь палач застыл недвижимо, скованный страхом. - Сон! Оказался явью! - сказал он. - Да забудь ты про сон, - воскликнул наставник, подбадривая палача-здоровяка. - Быстрей! Руби ты эту голову! Сафар подхватил идола. - Появись, Фаворит! - приказал он. В клубах дыма на эшафоте показался Гундара. Тулаз вытаращил глаза на маленькую фигурку. - Нет! - закричал он. - Прочь от меня! - О чем он так переживает? - спросил Гундара Сафара. - Не обращай внимания, - рявкнул Сафар. - Сделай что-нибудь с саблей, пока он не пришел в себя. - Хорошо. Если ты настаиваешь. Но сабля очень симпатичная. - Да делай же, - сказал Сафар. Гундара изобразил небрежный жест, послышалось громкое - крик! - и сабля разлетелась на осколки, как стеклянная. Тулаз в ужасе завопил и спрыгнул с эшафота. Гундара потер когтистые лапки, словно отряхивая грязь. - Что-нибудь еще, повелитель? - Заклинание, - сказал Сафар. - Помогай мне его творить! Гундара извлек из рукава бумажный рулон и бросил его Сафару. Рулон, пролетая по воздуху, приобрел первоначальный размер, и Сафар подхватил его на лету. Пока он готовился, все вокруг превратилось в хаос. Толпа от ярости вопила, недовольная тем, что ей помешали насладиться зрелищем. Игроки бросились к букмекерам, букмекеры завопили, призывая телохранителей. Драка распространилась, как степной пожар, и арена мгновенно превратилась в поле боя. Дидима загремел, отдавая приказы, и солдаты бросились к Сафару и Гундара. Сафар забормотал: Ханжи и лицемеры Валарии, Будьте прокляты, будьте прокляты. Король Дидима, Умурхан и Калазарис - Несвятая троица. Несвятая троица. Злодеи и преступники процветают в Валарии, Эти трое. Эти трое. Свиток в руках Сафара охватило пламя, и он швырнул его в лица подбегающим солдатам. Вопящих и корчащихся от боли солдат охватило раскаленной белой массой, вырвавшейся из искр. Сафар подхватил каменного идола, а Гундара вскочил ему на плечо, вопя: - Бежим, хозяин! Бежим! Сафар спрыгнул с эшафота в обезумевшую толпу. Какой-то солдат взмахнул саблей, но Сафар увернулся и нанес ему удар по голове идолом. Позади Олари криком вывел из оцепенения остальных осужденных юношей, и те врассыпную кинулись с эшафота, скрываясь в толпе. Усиленный голос Дидима гремел: - Хватайте изменников! Не дайте им сбежать! Сафар рванулся к тому месту, где последний раз видел Нерису. Гундара сотворил пылающий факел, из которого вылетали магические молнии. Держась за воротник хозяина, он размахивал этим факелом, разгоняя толпу. Сафар оказался на том месте, где напали на Нерису. Но тут лишь подсыхала лужица крови. - Она погибла, хозяин, - прокричал Гундара. - Я видел, как она умерла! Охваченный гневом Сафар развернулся лицом к королевскому помосту. Он увидел, как Калазарис и его люди уводят Дидима и Умурхана в безопасное место. Ярость не находила выхода. Он ощутил, как внутри скапливается огромный запас энергии. Ему надо было только добраться до нее и нанести удар. Но враги исчезли прежде, чем он смог сотворить убийственное заклинание, и тут же на него налетела толпа вооруженных людей. Он взмахнул рукой, и над его головой образовалось белое облако. Убийственный смерч вырвался из облака, устремляясь на шеренги солдат. Люди завопили, падая на землю, ломая шеи и конечности. Гундара пнул его маленьким острым каблучком. - Да беги же ты, дурень! - прокричал он. - Шевелись, пока не подоспела подмога! Сафар бросился бежать. Скача по опустевшим трибунам как горный козел, он вскоре добрался до верха стены. С другой стороны к главным воротам тянулась широкая улица - не более ста ярдов. А дальше ждала свобода. Сафар спрыгнул, упал, перевернулся, вскочил и бросился к неохраняемым воротам. Несмотря на устроенный Сафаром хаос, Калазарис к концу дня восстановил порядок. К вечерней молитве он утихомирил город и с сумерек до рассвета установил комендантский час. Смутьянов убивали на месте. Затем он разослал своих людей задержать всех тех, кто мог бы представлять угрозу трону, пока Дидима восстановит величие своего правления. Из семерых товарищей Сафара по несчастью вновь захватили только одного. Остальные, включая и Олари, как сквозь землю провалились. Впрочем, Калазарис особенно не переживал из-за них. В его глазах они всегда были лишь объектом отрабатывания мастерства, а не реальной угрозой. Так некогда он рассматривал и Сафара. Но только не теперь. А уж Умурхан точно видел в Тимуре опасность. Он потребовал, чтобы люди на его поимку были высланы немедленно. Он чуть не час распространялся на тему, каким пыткам надлежит подвергнуть юношу за свершенные преступления. Калазарис же в его бормотанье разглядел лишь неприкрытый страх. Страх, вызванный тем магическим могуществом, которое продемонстрировал Сафар на арене. Главный шпион не считал себя экспертом в подобных делах, но, сложив вместе страх Умурхана и дружбу Тимура с Ираджем Протарусом, он решил, что лишние предосторожности не помешают. Прежде всего он выслал на поимку Тимура людей, отобранных по принципу личной преданности. Он отдал им тайный приказ убить Сафара, как только увидят его. Не обращая внимания на требования Дидима захватить беглеца живьем и вернуть в город. Помимо этого, он приказал своим людям на случай, если Тимур уже достаточно далеко оторвался от преследования, прекратить погоню и возвращаться домой. Калазарис предполагал, что Сафар обратится к покровительству Ираджа Протаруса. Лично он так бы и поступил при сложившихся обстоятельствах. Следовательно, нет смысла наживать себе врага в лице Протаруса слишком уж настырным преследованием его друга. Ну а припрятанные Калазарисом документы - смертельный приговор, подписанный Дидима и Умурханом, и его письмо, протестующее против приговора, - ясно доказывали, что главный шпион лишь подчинялся приказу короля и верховного жреца. Происшествие на арене подтолкнуло Калазариса к принятию еще одной предосторожности. Умурхан, сам того не желая, продемонстрировал, что как маг он ни на что не способен. Иначе он бы воспользовался своим могуществом, чтобы уничтожить Сафара, или, по крайней мере, блокировал бы заклинание юноши. И Калазарису стало ясно, что в случае нападения на Вал арию от верховного жреца толку ждать не приходится. Тем самым в обороне города проявлялась огромная дыра, отверстие, которое невозможно ничем прикрыть. Главный шпион набросал осторожное послание к Ираджу Протарусу. В послании он осуждал действия Дидима и Умурхана. К тому же мягко намекалось, что в случае нужды Протаруса в его помощи он, Калазарис, в один прекрасный день готов стать его ничтожным слугой, готовым с удовольствием повиноваться. К посланию он присовокупил смертельный приговор Сафару и собственное протестующее письмо. Послание было отправлено в тот день, когда охотники за Сафаром вернулись с огорчительной вестью, что беглеца и след простыл. Нериса сжалась в углу камеры. Лоб ее опоясывала тряпка, пропитанная засохшей кровью. От голода и потери крови она ощущала слабость. Она понятия не имела, как долго сидит тут и сколько еще предстоит, пока за ней придут. Несмотря на слабость, она упрямо не позволяла себе бояться. Она крепко держалась за последнее вызывающее утверждение любого узника - убьют, но не съедят же. Она спасла Сафара. И этого вполне достаточно. Этого уже никто у нее не отберет. И если ей придется принести себя в жертву ради любимого, так тому и быть. Зато Сафар жив, и у него магический идол и книга Аспера, которую она отдала Гундара. Пусть предметы напоминают ему о ней. Она не сомневалась, что Сафара ждет великое будущее, и, что бы с ней ни случилось, она внесла свой вклад в дело создания для него этого будущего. У Нерисы оставалась лишь одна надежда. Ее в бессознательном состоянии бросили в одну камеру вместе с остальными, захваченными во время беспорядков на арене. Когда она пришла в себя, то сообразила, что следует проглотить те золотые монеты, что дал ей Сафар. Если представится такая возможность, на это золото она выкупит свою свободу. На худой конец, она даст взятку палачу, чтобы смерть ее оказалась быстрой и безболезненной. Надежда, хоть и такая хрупкая, оставалась. Звяканье ключей и звук тяжелых сапог заставили ее подняться. Она увидела, как стражник открывает дверь в камеру. Позади него стоял еще один человек. - Это ты, Земан? - ошарашенно выдохнула она. - Что ты тут делаешь? Решил подзаработать на пытках? Губы Земана искривились в отвратительной усмешке. - Могла бы и повежливее со мной, - сказал он, размахивая какой-то официальной на вид бумагой. - Ведь я твой новый владелец. Нериса сплюнула. - У меня нет владельцев, - сказала она. Земан шагнул в камеру. - А вот посмотрим, - сказал он. - Ты ведь и понятия не имеешь, насколько мудры и добры законы Валарии, касающиеся несовершеннолетних детей. И я только что заплатил некоторую сумму, чтобы спасти тебя из тюрьмы. За мою щедрость ты передаешься мне как рабыня. Нериса оцепенела. Страх, с которым она сражалась с момента поимки, ледяными пальцами вцепился в ее сердце. Она ухватилась за соломинку. - Твой дедушка этого не допустит, - сказала она. - Катал не признает рабства. Земан хмыкнул. - Самое время обратиться к моему дедушке за помощью, - сказал он и тут же изобразил скорбь на лице. - Бедный добрый старик. Видишь ли, он умер. Съел что-то неподходящее. Нериса так и застыла. Она не сомневалась, что старика отравил Земан. Она отчаянно замотала раненой головой, пытаясь болью разогнать слезы. Будь она проклята, если доставит Земану такое удовольствие. - И теперь перед тобой стоит единоличный владелец "Трясины для дураков", - сказал он. - А также твой хозяин. - А какой тебе прок с меня? - огрызнулась Нериса. - Ты же знаешь, что я сбегу при первой же возможности. Или убью тебя, пока ты будешь спать. - О, я не собираюсь долго владеть тобою, - ответил Земан. - Я уже отыскал покупателя на тебя. И чтобы ты знала, я получу неплохую прибыль. Хоть и не такую, какую даст за тебя потом твой покупатель. Видишь ли, есть такие мужчины - я имею в виду богатых мужчин, - у которых жажда до таких вот малолетних потаскушек, как ты. Земан изобразил еще одну отвратительную усмешку. - И как только у тебя должным образом отрастет грудь, твой новый владелец сразу же устроит твое будущее. - Земан хмыкнул. - Он дал мне слово. Нериса в ярости взвизгнула и бросилась на Земана, выпустив, как кошка, когти, чтобы вырвать ему глаза. Стражник тут же шагнул вперед и огрел ее дубинкой. Она без сознания рухнула на пол. Стражник поднял дубинку, чтобы ударить еще раз. Земан остановил его, сказав: - Не надо портить товар. Сафар скорчился в слабой тени пустынного растеньица. Мантией своей он обмотал голову, спасая ее от безжалостного солнца. Знойный ветер, несущийся над пустынным ландшафтом, стремился отобрать до капли всю влагу из организма человека. Язык Сафара превратился в грубый распухший кусок мяса, губы потрескались. Каменистым обломком он ковырялся в земле, стремясь добраться до влаги в корнях растения. Он трудился уже несколько часов, но из-за слабости мало чего добился. Солнце стояло в зените. Самые жаркие и долгие часы еще предстояло пережить. Но Сафар знал, что доживет до сумерек. Он не испытывал ни страха, ни отчаяния. Подобно животному, он думал только о том, как выжить. Несколько дней назад жизнь даже подарила ему радость, когда он увидел, как повернули назад его преследователи. Валарийцы гнались за ним чуть ли не неделю, заставляя все глубже забираться в пустыню. С помощью Гундара он сотворил заклинание, сбивающее врага с толку. Но, даже теряя несколько раз его след, преследователи все же умудрялись почти настигать его. Гундара сказал, что, значит, им тоже помогает магия. Преследователи отстали лишь тогда, когда слишком далеко зашли, а вода оказалась на исходе. Сафару же предстояло двигаться дальше, он не мог позволить себе вернуться. Выяснилось, что заклинания по поиску воды не действуют, а стало быть, Сафар терял возможность обеспечивать себя. В конце концов он даже отказался и от помощи Гундара. Пустынный жар настолько усилился, что маленький Фаворит стал слабеть и был вынужден укрыться в каменном идоле. Дальше Сафар двигался, делая остановки, чтобы убить ящерку или змею и высосать их внутреннюю влагу. Но у этого сражения за жизнь не было шансов на победу - солнце и ветер так же быстро осушали его организм, как и он - тела несчастных мелких тварей. Сафар еще раз копнул в сухом углублении. И тут же силы его покинули и он выронил камень. Задыхаясь, он распластался на земле. "Даже дыхание требует слишком много сил, - подумал он. - Хорошо, не буду дышать". Но легкие не слушались, продолжая втягивать воздух, наполненный острыми песчинками. Затем он подумал: "Рано или поздно конец настанет. И я буду здесь лежать в ожидании этого конца". Он вздохнул и закрыл глаза. Затем Сафару послышалась музыка - далекие звуки труб и колокольчиков. "Вот так и умирают", - подумал он. Звук становился все громче, и Сафар уже не мог сдержать любопытства и не посмотреть в глаза этой странной смерти, наигрывающей мелодии. Он открыл глаза, и не зря. К нему над пустыней низко летело огромное создание. Оно походило на гигантскую голову, выкрашенную в различные удивительные цвета. Крылья и тело отсутствовали, но для затуманенного сознания Сафара это не имело значения. Существо подлетело ближе, и он смог посмотреть ему в глаза. Сил еще хватило, чтобы испытать удивление. "Вот не знал, что смерть - женского пола, - подумал он. - Да еще и столь красивая - гигантская женщина с чувственными чертами лица, украшенная, как татуировкой какая-нибудь королева дикарей. Музыка, казалось, проистекала из ее рта, словно голос состоял из звуков дивных труб, колокольчиков и струн. Голова женщины нависла над ним. Сафар улыбнулся, полагая, что наконец смерть пришла за ним. Он закрыл глаза и стал ждать. Музыка смолкла, и он услыхал чьи-то голоса. Но голоса были слишком слабыми, чтобы принадлежать этой гигантской женщине. - Милосердная Фелакия, - сказала женщина, - избавь меня от этого зрелища. Это же мальчик. К тому же хорошенький. - Хорошенький или обыкновенный, стервятникам все едино, - донесся другой голос, глубокий баритон. - Он мертв, Мефидия. Поехали дальше! Деминговская ярмарка через две недели, а нам еще долго добираться. Сафар испытал разочарование. Так смерть себя не ведет. Неужели же она оставит его тело здесь, чтобы дух его бродил неприкаянно по этой пустыне? Он попытался что-то сказать, но издал лишь хрип. - Подождите! - сказала женщина. - Благостная милосердная Фелакия! Он жив! "Вовсе нет, - пытался сказать Сафар. - Я мертв, проклятье! И не оставляйте меня здесь!" Вверху послышался шум выпускаемого воздуха, и что-то стало опускаться на него. Сафар улыбнулся - смерть приближалась. Он жаждал оказаться в ее объятиях. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. КУДЕСНИК ВЕТРОВ 15. КОРОЛЬ ДЕМОНОВ - Видишь что-нибудь, Лука? - Нет, ваше величество. Ничего не вижу. Король Манасия нахмурился, выразив монаршье неудовольствие. - Ты уверен, Лука? - спросил он у своего старшего сына и наследника. Он ткнул длинным когтем в точку на горизонте. - Разве там не движется что-то или кто-то? Принц Лука козырьком наставил над желтыми глазами когтистую лапу, вглядываясь в пространство Запретной Пустыни. Манасия и его двор лагерем расположились на краю мрачных пустошей. Король восседал на походном троне, стоящем в тени шатра на толстых коврах. Белые полотна полога колыхались под дуновениями пустынного ветра. Позади располагался основной лагерь - городок палаток, где обитали придворные. После долгого и пристального вглядывания принц вздохнул и покачал головой. Дюжина тяжелых золотых наградных цепочек задребезжала, ударяясь о доспехи. - Мне так не кажется, ваше величество, - сказал он. И добавил успокаивающе: - Просто еще рано. Возможно, ваше величество хочет есть или испытывает жажду. Почему бы вам не скрыться пока в шатре, а я бы послал за слугами. А может быть, вам следовало бы немного вздремнуть. Вы выглядите таким усталым, сир, что у меня разрывается сердце. Я разбужу ваше величество сразу же, как только вернется лорд Фари. Манасия в отеческой улыбке обнажил ряды здоровенных клыков. - Ты добрый и почтительный сын, Лука, - сказал он. - Лучшего принца не пожелаешь никакому королю. Однако же я должен соответствовать титулу. Король должен без страха переносить все те страдания, которые выпадают на долю его подданных. Принц Лука приложил когтистую лапу к сердцу. - Вы всех нас вдохновляете, ваше величество, - сказал он. - В благоговении припадаю к вашим ногам, прося даровать мне хотя бы половину вашего мужества и мудрости в тот скорбный день, когда боги укажут мне наследовать ваш трон. Произнося все это, принц Лука про себя думал: "Хоть бы ты костью подавился, мерзкий старикашка! Чтоб солнце иссушило твои мозги, а гиены пожрали твои внутренности!" Манасия ласково рассмеялся. - Подумать только, я чуть не свернул тебе шею, когда ты родился, - сказал он. - Я считал, что ты вырастешь таким же маленьким гадким заговорщиком, как и твоя мамаша. Ты же стал самым цивилизованным и величественным из моих подданных. Жаль, что я не мог позволить твоей матушке дожить до этих дней, чтобы она полюбовалась на такого прекрасного сына. Принц Лука низко поклонился, униженно благодаря отца за столь добрые слова. Думал же он так: "Ах ты старый дурак! Ты бы не выглядел столь надутым, когда б узнал, что мать перед смертью взяла с меня клятву отомстить за нее". Манасия махнул рукой, и на животе подполз раб с кубком охлажденного вина. Король в задумчивости отпил. - Глядя на тебя, сын мой, - сказал он, - никто бы не подумал, что мать твоя была из варваров. Ты моя надежная и сильная правая лапа. Подумать только - когда я первый раз завалил ее в постель, она пыталась ударить меня ножом, спрятанным за поясом. - Он улыбнулся этому воспоминанию. - И ее нервный срыв можно было понять. Ведь я только что перед этим убил ее отца и братьев. Пришлось даже привязать ее к постели, прежде чем залезть на нее. - Ваше величество уже не раз снисходили до рассказа этой замечательной истории, - сказал принц Лука. - И я готов без устали выслушивать ее снова и снова. Король рассмеялся и похлопал его по колену. - А рассказывал я, что сказала твоя мать, когда я получил-таки удовольствие? - Да, ваше величество, - ответил принц. - Но это настолько забавный случай, что я с удовольствием послушаю еще раз. - Она сказала, что я ее изнасиловал! - фыркнул король. - Представляешь? Я изнасиловал ее? - Она должна была бы благодарить вас, ваше величество, за то, что вы почтили ее своим королевским семенем, - сказал принц. - Но она была молода, к тому же происходила из варварского племени. Мать и сама не понимала, что говорит. Королю не терпелось рассказать историю до конца. - Да, да, - сказал он. - Но дело не в этом. Понятно, что она была дикаркой. Я ведь уже сказал об этом, не так ли? Дело в том, что она обвинила меня в изнасиловании. И знаешь, что я ей ответил? - Нет, ваше величество. Что же вы сказали? - Я ответил: "Это не изнасилование, это - вслушайся - нападение с помощью дружеского оружия". Манасия взвыл от смеха. Принц изобразил безграничное восхищение. Затем принц сказал: - Но вот что вы мне никогда не рассказывали, сир... Что ответила мать? Смех короля оборвался на середине. - О чем ты? - проворчал он. Чешуйчатая кожа пошла зелеными пятнами от растущей злобы. - Я сказал, что ответила мать, когда вы так восхитительно пошутили насчет того, что не было изнасилования, а осуществилось нападение с помощью дружеского оружия? - Какая разница, что она ответила, - отрезал король. - Она не умела шутить. Я вот пошутил. И кого интересует, что ответила эта сучка? Важно, что сказал король. История запоминает только королевские высказывания. И в моем случае отметят наличие чувства юмора. И анекдот с твоей матерью явится тому блестящим подтверждением. - Совершенно верно, сир, - сказал принц. - И как я, дурак, сразу же этого не понял? Но настроение короля испортилось. Бормоча ругательства, он возобновил наблюдение, оглядывая горизонт в поисках признаков появления великого визиря. По мнению короля - а как он часто говаривал, только оно и имеет значение, - никто не мог до конца оценить всей тяжести выпавшего на его долю груза за прошедшие последние годы. Все давалось с большим трудом, и в каждой маленькой победе, как в лакомом кусочке, таилась червоточина. Наконец все земли демонов полностью перешли под его контроль. Королевство теперь носило название Газбан, в честь древнего императора, сумевшего впервые объединить все эти земли. И теперь Занзер становился самым могущественным королевством со времен Алиссарьяна, человека-завоевателя, прервавшего долгое и почетное правление династии Газбан. Но не успели закончиться празднования в честь нового наименования, как Манасия вновь потерял покой. Грозила засуха, превращавшая в прах все всходы. Налетела саранча, черной тучей закрывая небо, превращая в пустыню землю. Таинственная эпидемия чумы бродила по этим краям, кося население и превращая города в поселки, а поселки - в заброшенные деревеньки. Приходили донесения о встающих из могил призраках, о гигантах, вдруг нависавших над перекрестками, о джиннах, нападавших из засад на ничего не подозревающих путешественников. Манасия и его маги не покладая рук трудились, дабы остановить все эти напасти. Были созданы и направлены в самые беспокойные районы огромные заклинательные механизмы. Целые леса коричных деревьев вырубались, чтобы жечь их ради благовоний в этих механизмах. День и ночь целительным дымом дымили печи. Иногда, оценивая понесенные расходы, король начинал сожалеть о тех временах, когда правил маленьким королевством, на содержание которого шли незначительные суммы. Но несмотря на все усилия Манасии, напасти не оставляли Газбан. Подданные становились все более беспокойными и неуправляемыми. Разносились слухи, что боги наказывают все демонство за то, что ими правит столь алчный монарх. Шептались о том, что именно его опыты с Запретной Пустыней ведут к хаосу и ереси. В прошлые времена, чтобы мгновенно покончить с таким положением дел, Манасия просто предпринимал нападение на очередное соседнее королевство. Это не только ослабляло внутреннее напряжение, но и позволяло ему свалить все грехи на короля-соседа. Теперь же во всех напастях подданные Газбана винили только Манасию. Поначалу мечта Манасии о том, чтобы стать владыкой всего Эсмира, королем королей, оставалась лишь его личным делом, просто мечтой. Теперь она превратилась в одержимость. Чтобы изменить умонастроения подданных, он должен был указать им на великую опасность, и этой целью был избран исторический враг - безбожный человек. А чтобы достичь поставленной цели, ему предстояло разрешить загадку, проклятие, разделяющее людей и демонов. Ему уже казалось, что он получил желаемый ответ, когда послал бандитов Сарна через Запретную Пустыню. Но Сарн так и не вернулся. Король по ошибке счел повинным во всем проклятие и теперь все свободное время отдавал решению этой загадки. Не ведая, что сокрушил Сарна всего лишь мальчишка-человек, Манасия уничтожил первоначальное заклинание и принялся его переделывать. Все усилия были тщетны. Он словно вернулся к первым дням работы, когда силой гонимые в Запретную Пустыню рабы сотнями погибали ужасной смертью на глазах загоняющих их солдат. Отвлекаясь на внутренние беспорядки, Манасия не сразу вернулся к заклинанию, защищавшему Сарна и его бандитов. Король усилил заклинание и сделал очередную попытку. Самая первая попытка увенчалась успехом. Преступник, использовавшийся в этом опыте, не только остался жив, но и дошел до столь отдаленной точки, что солдатам не раз приходилось удлинять веревку, к которой он был привязан, чтобы не сбежал. После опыта с Сарном Манасия настороженно отнесся к этому успеху. Он призвал великого визиря, лорда Фари, и спросил у него совета. - Требуется доброволец, ваше величество, - сказал Фари. - При этом исключительно преданный. - Именно так я и думаю, - сказал Манасия. - Старый демон, подойдет принц Лука, - сказал он. - Если у него получится, то в будущем, когда он унаследует ваш трон, подданные с еще большим восхищением будут взирать на него. Великий визирь ненавидел наследного принца, и теперь открывалась блестящая перспектива избавиться от него, разумеется, в том случае, если королевское заклинание не сработает. Манасия, уверенно держащий лапу на пульсе жизни своего двора, прекрасно понимал, куда клонит Фари. - Блестящая мысль, - сказал он просветленно. Но тут же нахмурился. - К сожалению, не получится. Именно сейчас он мне нужен. Он вцепился когтями в подлокотники трона, словно собираясь с мыслями. Затем улыбнулся. - Я понял! - сказал он. - И должен поблагодарить тебя за эту идею, Фари. Поскольку я теперь ясно вижу, кто самый преданный мой подданный. Ведь, кроме сына, на кого мне еще и рассчитывать, как не на тебя, мой добрый друг? Великий визирь перепугался. - На меня, ваше величество? Вы хотите, чтобы я пересек Запретную Пустыню? - Голос его дрожал. - Я счел бы за честь служить вам, ваше величество, но, боюсь, я слишком стар. - В данном случае, - сказал Манасия, - возраст как раз является преимуществом. Начать хотя бы с того, что ты уже не один год имеешь опыт общения с магией. А если по каким-то почти невероятным причинам эксперимент провалится, что ж, тебе не так уж долго осталось до естественной смерти. Разумеется, такой исход тоже трагичен, но не столь, как в предполагаемом случае с каким-нибудь юным магом, которому еще жить да жить. Фари понял, что спорить с королем бесполезно. Понял он и то, что выбор королем сделан гораздо раньше, чем Манасия призвал к себе визиря. И совет спрашивался лишь для видимости. Великий визирь принял королевский приказ со всей возможной благодарностью, которую только смог изобразить. После соответствующих приготовлений и инструкций менее чем через месяц Фари и его небольшой отряд двинулись через Запретную Пустыню. Перед ними стояла задача гораздо более простая, чем у Сарна. Добраться до земли людей и тут же повернуть обратно и сообщить королю об успехе. Ученые демоны отводили на все путешествие не более восьми недель. По мере приближения назначенного срока король Манасия пришел в такое возбуждение, что приказал всему двору переместиться на край Запретной Пустыни. Здесь и обосновался он в ожидании возвращения Фари. Восемь недель перешли в девять. Девять перешли в десять. Тревога короля заставляла его вставать до рассвета и весь день до заката расхаживать перед троном. Он уже потерял всякую надежду, когда наконец объявился лорд Фари. Смеркалось, солнце только что ушло за горизонт. Схваченная заревом заката западная оконечность пустыни притягивала взор короля, как огонь притягивает насекомое. Он всем своим существом стремился к тому краю. Шептал молитвы и проклятия, обращенные как к богам, так и к злым духам. И тут сердце тяжело ухнуло в груди. На горизонте показались темные фигуры. Они двигались, становясь все больше по мере приближения. Боясь спугнуть удачу, король не произнес ни слова, ожидая, пока наблюдатели не сообщат ему новость. Вот донесся чей-то крик, но король продолжал безмолвствовать. Он стоял недвижимо, несмотря на кипящую внутри бурю. Наступила ночь, и там, в пустыне, вспыхнула дюжина факелов, подпрыгивающих в темноте, как светлячки. Уже не оставалось сомнений, что это идет Фари. Загадка проклятия Запретной Пустыни была решена. Принц Лука выкрикивал поздравления и хлопал отца по спине, жалея, что сейчас в руке нет кинжала. Офицеры и придворные столпились вокруг, восхваляя мудрость и дальновидность короля. Манасия не двигался. Возбуждение улеглось быстро - он слишком долго ждал, чтобы безмятежно предаваться веселью. Когда усталая, измотанная экспедиция лорда Фари прибыла, король уже собрал генералов в командном шатре. Принц Лука с громадным удовольствием наблюдал за тем разочарованием, с которым старый демон воспринял столь прохладный прием. Путешествие тяжело сказалось на лорде Фари. Скорчившись в седле, страдая от болей в каждой косточке, он вгляделся сначала в Луку, а затем в огни палаточного города. - Где король? - спросил он дребезжащим от старости и усталости голосом. Он ненавидел себя за то, что выказывает слабость перед лицом Луки, но ничего не мог с собой поделать. - Отец попросил меня принести извинения, - ответил принц. - Он сказал, что вы поймете, если не получите поздравлений от него лично. Ведь он сейчас занят. Речь идет о планах вторжения в земли людей. 16. ВОЗДУШНЫЙ КОРАБЛЬ Сафар уже давно плыл по безмятежному морю. Далеко внизу, в таинственных глубинах, остались морские кошмарные драконы, преследующие его в снах. Он мечтал о Кирании и ее плодородных полях. Грезил о горниле Солнечного Бога, где создавались облака, роняющие краски на землю. Он грезил о глине, мгновенно принимающей причудливые формы, стоило ему лишь коснуться ее. Грезил о девах, купающихся в озере, и у всех у них были столь же сладостные груди и бедра, как у Астарии, и пьянящие улыбки, и искрящиеся глаза, как у Нерисы. Но каждый такой сон перемежался быстро меняющимися кошмарами. Он видел, как лава вулкана накатывала на обитателей Хадин. Видел кавалерию Демонов, атакующих караван. Он видел Тулаза, поднявшего саблю, Калазариса, заглядывающего в подземелье, видел Катала, умирающего от рук Земана. А солдаты Дидима избивали Нерису. Он грезил о пещере Алиссарьяна, где, присев рядом с Ираджем, наблюдал, как из дыма появлялись соблазнительные женские губы, и видел, как они движутся, и слышал, как говорила Предсказательница: - Эти двое пойдут той же дорогой, по которой уже прошли двое. Братья по духу, но не по чреву. Разделенные телесно и умственно, но объединенные судьбой. Но берегитесь того, что найдете, о братья. Берегитесь выбранного вами пути. Ведь эта история не закончится, пока не доберетесь до Огненной Земли. Постепенно сновидения становились все более размытыми, и Сафар начал осознавать окружающий мир. И выглядел этот мир столь же таинственно, как и океан сновидений. Он по-прежнему ощущал покачивание, словно продолжал плыть по морю, правда, ему казалось, что он лежит в повозке с тентом. И вместо плеска волны слышит хлопанье ткани на ветру и звонкие звуки натянутых струн. Но слышалось и ритмичное плесканье воды, и почему-то низкий рев горящей печи. Сильные и ласковые руки приподняли его голову. Губ коснулась ложка, во рту оказался мясной бульон. Вновь приблизилась ложка. Сафар ел и ел, пока не послышалось шкрябанье по дереву, свидетельствующее о том, что чашка пуста. Сафар вновь задремал. На следующий раз он очнулся и услыхал незнакомые голоса, произносящие странные вещи: "Закрепляй этот карабин..."; "Направляй раструб, проклятье! Направляй раструб!"; "Кто следит за горелкой? Она почти погасла!" Однажды он услыхал, как та женщина, которую он принял за смерть, творила непонятное заклинание: Приди, Мать Ветров, Подними нас легкими руками К теплому солнышку. Нам надо повыше. Нам надо побыстрей. Прими нас в объятия, Матерь Ветров, А затем Ласково опусти на землю. Сафар задумался над смыслом такого заклинания. Он так и уснул, озадаченный. Шло время. Время сонного путешествия. Но вот его окатил поток холодного воздуха, и он открыл глаза. По глазам больно ударили солнечные лучи, но тут же зрение прояснилось. Казалось, он лежит на твердой поверхности на дне фантастического ущелья, загадочные стены которого выкрашены в различные цвета. Стены загибались внутрь, отделяясь вверху одна от другой лишь на несколько футов. Через эту щель он видел небо столь же голубое, как купол небосвода над Невестой и Шестью Девами. Затем сформировалась смутная мысль: "Это не ущелье. Слишком гладкие стены. К тому же мне никогда не доводилось видеть такие разноцветные склоны. И такие яркие! Словно маляр раскрасил". Тут до него дошло, что склоны шевелятся, как живая кожа. "Может быть, меня проглотил гигант, - подумал Сафар, - и я разглядываю его внутренности". Но в таком заключении содержалось мало здравого смысла - тогда бы он не видел неба. "Должно быть, мне по-прежнему снится сон", - подумал он. Мышцу ноги свело, и он потянул ногу, пока боль не ослабла. Сафар подумал: "Вот боль, которая доказывает, что я бодрствую. Но где же я нахожусь?" Наконец он догадался, что летит, вернее лежит, внутри чего-то, что летит каким-то образом. И возможно, хоть он и бодрствует, но посреди какого-то видения, и находится сейчас на каком-нибудь могучем орле, летящем по воле видения. Нет, не годится. Где же тогда крылья? Если он на орле, то должны быть крылья. Он попытался сесть и осмотреть окружающую его обстановку. Кто-то закричал. Навалилась слабость, он рухнул назад. Голова закружилась, он закрыл глаза. Послышались мягкие шаги. Пахнуло духами, когда кто-то опустился на колени рядом с ним. Сафар открыл глаза и увидел склонившуюся над ним красивую женщину, с миндалевидными глазами и серебристыми волосами, в которых виднелись черные пряди. Именно лицо этой женщины он увидел летящим над пустыней; той женщины, которую он принял за явившуюся за ним смерть. Но теперь у лица был нормальный размер и отсутствовала вся эта кричащая раскраска. И гладкая матовая кожа, как дорогой пергамент, отмеченная едва заметными следами возраста. - Я рее видел это, - сказал ей Сафар. - Я имею в виду воскрешение. С такой же красивой женщиной, склонившейся надо мной. - Он думал сейчас об Астарии. Женщина рассмеялась. Искренним, земным смехом. Смехом заразительным. Вместо ответа она повернула голову и кого-то позвала. - Паренек и в бодрствующем состоянии такой же хорошенький, как и спящий, Бинер. У него чудесные голубые глазки. И это не комплимент. Я впервые за тридцать лет просто смущена. - Мы можем подняться еще на тысячу футов, Мефидия. Горячего воздуха хватит, - отозвался Бинер знакомым баритоном. Послышались тяжелые шаги. - Последний раз ты смущалась, когда богиня Фелакия была девственницей, - сказал Бинер. Сафар повернул голову. По глубине баритона и тяжелым шагам Сафар ожидал увидеть нависшего над ним громилу. И Бинер действительно оказался громадиной. Обхват груди, мощные руки и ноги были под стать великану, вот только росту в Бинере было не более четырех футов. На огромном бородатом лице с преувеличенно широким ртом поблескивали широкие зубы. Бинер увидел, как Сафар уставился на него, и изобразил улыбку, которая, очевидно, считалась у него успокаивающей. - Держу пари, парень, ты рад, что не я разбудил тебя, - сказал он. - У меня внешность, как изображение в кривом зеркале. Сафар удержался от ответа. Ему не хотелось выглядеть невежей и не соглашаться с очевидной истиной. Мефидия похлопала его по плечу. - Можешь не переживать из-за оскорбленных чувств Бинера, - сказала она, догадавшись о его мыслях. - Он хоть и урод, но лицом своим гордится. Да и люди не скупятся, лишь бы посмотреть на него. И столько же доплачивают, чтобы увидеть, как он поднимает повозку с железными болванками или разбивает кирпичную кладку ударом кулака. Смущенный Бинер колупнул пол носком ботинка. - Да это все ерунда, - сказал он. - Просто трюки для развлечения ярмарочной толпы. К тому же Мефидия для начала еще доводит их до нужного состояния своим колдовством. Мефидия посмотрела Сафару прямо в глаза. - Бинер прекрасный актер, - сказала она, изящно взмахивая рукой. - По моему мнению, самый лучший из мужчин Эсмира. Голова Сафара кружилась. Он чувствовал себя окончательно сбитым с толку. - Простите, милая леди, - сказал он. - Но я не ошибаюсь, и меня действительно спасли... э... бродячие актеры? Бинер и Мефидия рассмеялись. Бинер выпрямился во весь свой рост и воскликнул: - Подходите, подходите, парни и девушки всех возрастов! Я представляю вам - летающий цирк чудес Мефидии! Грандиознейшее зрелище во всем Эсмире! Мефидия захлопала в ладоши, восклицая: - Браво! Браво! Сафар встревожился и приподнялся на локте. - Еще раз прошу прощения, - сказал он. - Я понимаю, что это невежливо - приставать с расспросами к людям, которые спасли тебя, но... Что вы такое говорите насчет полетов? Бинер изобразил удивление. - Но мы действительно летаем, парень, - сказал он. - И в данный момент, по моим оценкам, мы находимся на высоте в две мили. Сафар закашлялся. - На высоте в две мили? Но в чем? - Как в чем? Конечно же в воздушном корабле, парень. В воздушном корабле! Страх оказался сильнее слабости, и Сафар, пошатываясь, поднялся на ноги. Он подошел к ограждению и посмотрел вниз. Далеко внизу расстилалась широкая плодородная долина. Видно было, как по полям стремительно перемещается двугорбая тень. Кровь застыла в жилах, когда он понял, что является частью этой быстро передвигающейся тени. Он воскликнул, обращаясь к своим спасителям: - На какой, вы сказали, высоте мы находимся? - Две мили, парень... Плюс-минус тысячу футов, - отозвался Бинер. Сафара бросило в жар. А затем он потерял сознание. Когда он пришел в себя, вокруг собралась небольшая толпа. Рядом присела Мефидия, пытаясь влить ему в рот бренди. От одного взгляда на эту толпу Сафар широко раскрыл рот и проглотил жидкость. В центре стоял Бинер. Рядом располагался высокий скелетоподобный малый, одетый лишь в набедренную повязку и тюрбан. Вокруг шеи его обернулась громадная змея с человеческим ликом. Сразу же за ним стоял крепкий мужчина с мускулатурой акробата. Свою чересчур маленькую голову, соединенную с плечами длиннющей тонкой шеей, он держал рукой за волосы, поднимая повыше, чтобы видеть через головы других. Надо всеми возвышалось существо, похожее на дракона. Этот белый дракон с длинным рылом, увидев, что Сафар смотрит на него, изогнул заостренный хвост и почесал им за ухом. Затем кто-то сместился в сторону, и Сафар увидел, что это существо наполовину человек. Длинное тело принадлежало женщине с вполне приличными формами, с грудью, прикрытой пластинами и со скромной набедренной повязкой. В общем, было на что посмотреть. Но дракон заметил, что Сафар неотрывно смотрит на него или на нее. - Я есе и зонглер, - прошепелявила она. - Сесть сариков семь сабель сразу. Мы смазываем их маслом, и я подзигаю их своим дыфаньем. Она поднесла лапу с когтями к рылу и выдохнула. Вокруг сжатого кулака образовались дым и языки пламени. - Просу просенья, - сказала она. - Но долзна зе я себе зарабатывать на пропитанье. Сафар кивнул. "Какой вежливый дракон!" - подумал он. И вновь потерял сознание. - В самом деле, Арлен! - сказала Мефидия. - Ты что, не можешь удержать себя в руках? Ты уже не первого гостя пугаешь до полусмерти! - Просу просенья, - взвыла драконша. - Я не виновата. Долзно быть, за узыном съела фто-то не то. Так прошли несколько дней сна без сновидений, прерываемого лишь на полубессознательную кормежку. И вот настала минута, когда он пришел в себя, ощущая необыкновенный прилив сил и тревоги. Вдохнув запах духов, он почувствовал себя очень, очень... Он открыл глаза. Все вокруг освещалось тусклым неверным светом. Над головой возвышался потолок какого-то помещения, на нем прыгали темные тени. Сафар посмотрел на себя и увидел, что некая часть его тела горбом подняла одеяло. Сафар услыхал знакомый хрипловатый смех. Над ним склонилось лицо Мефидии. Губы раздвигались в улыбке, в глазах плясал смех. Она тоже посмотрела на возвышение на одеяле и затем в глаза Сафару. - Приятно видеть тебя вновь среди живых, - сказала она. Сафар вспыхнул. Он хотел было извиниться, но Мефидия приложила палец к его губам, призывая к молчанию. - Передо мной можешь не стесняться, - сказала она. - Такие жизненные подъемы я только приветствую. Тем более что кругом твои друзья. Сафар открыл рот, но вновь длинный изящный палец прижался к его губам. - Ты еще молод, - сказала Мефидия. - А у юности есть как свои преимущества, так и недостатки. Преимущества очевидны. - Она посмотрела на бугорок. К огорчению Сафара, его член и не собирался сдаваться. - Недостатки же заключаются в следующем: что делать с этими преимуществами? - О! - Вот все, что мог сказать Сафар. - И я так полагаю, что у тебя есть ряд вопросов, - сказала Мефидия. - Если, конечно, допустить, что твой незваный гость под одеялом не отвлекает тебя от мыслительного процесса. Сафар ощутил, как напряжение под одеялом уменьшается. Ему неодолимо захотелось добраться до члена и переместить его в менее заметное положение. Но тут из детского воспоминания пришла рука матери, ударяющая его по тыльной стороне ладони, и Сафар решил оставить все так как есть. - Прежде чем обрести право задавать вопросы, - сказал Сафар, - я, наверное, должен рассказать о себе. - Валяй, - согласилась Мефидия. - Меня зовут Сафар Тимур. Я только что избежал казни в Валарии. Но клянусь душой матери, я ничем не заслужил такой участи. И я не преступник, а всего лишь студент, искатель истины, никогда никому не причинивший вреда. Должно быть, вас это не интересует. Но, наверное, заинтересует, что меня разыскивают очень могущественные люди, которым весьма не понравится, если они узнают, что вы помогли мне. Мефидия сцепила ладони. - Какая изящная речь, - сказала она. - И как фразы выстроены. Мне хотелось бы просто поблагодарить твоих мать и отца за то, что вырастили такого искреннего паренька. Сафар вновь почувствовал себя не в своей тарелке и опять покраснел. - Я всего лишь хотел вас предупредить, кого вы подобрали. Мефидия поцеловала его и потрепала по щеке. - Не обращай внимания, милый, - сказала она. - Просто у меня, как у всякой старухи, болтливый язык. Сафар окинул взглядом ее роскошную фигуру, задрапированную в многослойный, полупрозрачный халат. - Вы совсем не старуха, - пробормотал он и едва смог оторвать взгляд. - Если ты будешь продолжать в том же духе, - сказала Мефидия, - то нам и до греха недалеко. - Э... Позвольте, я соберусь с мыслями. Мефидия, опытная актриса, как постепенно понимал Сафар, оправила волосы. - Что ж, парень, ты можешь вскружить женщине голову. Сафар не придумал ничего лучшего, как уже машинально в ответ покраснеть. - Не возражаете, если я вам задам несколько вопросов? - Спрашивай, - ответила Мефидия. - Сначала я хотел бы узнать о воздушном корабле, - сказал он. - А затем - о цирке. На ответы ушло много дней и много миль. На самом же деле в течение всех тех месяцев, что провел Сафар с Мефидией и ее труппой, он так и не услышал всю историю целиком, хотя все, от могучего карлика Бинера до драконши Кларан, предпочитавшей овощи мясу, охотно просвещали его. Воздушный же корабль хоть и сложное устройство, но безжизненное, легче поддавался описанию. Прежде всего, это действительно был корабль, с торчащим носом, мачтами и парусами. У него была корабельная палуба, высокий мостик, камбуз и каюты. Однако же дерево, из которого он был собран, было легче бумаги и крепче стали. Мефидия рассказала, что палубные доски - подарок одного лесника, в прошлом ее любовника, который воровал стволы из священной рощи, чтобы доказать свою состоятельность как мужа. Соперник лесника на любовном фронте, прославленный изготовитель волшебных игрушек, превратил доски в чудесный корабль, желая обойти конкурента. - Тогда я была очень молода, - рассказывала Мефидия. - Конечно, мне еще не хватало ловкости ума добиться того мужчины, который был мне нужен, но хватило сообразительности сохранить этот дар и отказать обоим, не оскорбив никого из них. Корпус воздушного корабля подвешивался под двумя воздушными шарами, каждый девяти футов высоты, сделанными из легкой прочной материи, не только водоотталкивающей, но еще и легко поддающейся росписи красками, создавая труппе необходимые яркие декорации. Лик Мефидии украшал передний шар. Создавая легенду "Летающего цирка Мефидии". Количество необходимого для поднятия судна горячего воздуха обеспечивалось двумя печками с горелками, куда магическим образом попадало топливо - смесь измельченного птичьего помета, сушеных трав и колдовского порошка, издававшего слабый запах аммиака. В качестве балласта использовался песок в обычных мешках, которые сбрасывали за борт для набора нужной высоты. Для спуска "разевали пасть" - тянули за веревки, с помощью которых расширялось отверстие в низу баллона для выпуска горячего воздуха. Самое большое внимание к себе требовали карабины - зажимы, с помощью которых корабль крепился к шарам. Постоянно приходилось то ослаблять зажимы, в зависимости от силы ветра, то подтягивать. А в остальном судно казалось довольно простым в управлении. И хотя иногда, к тревоге Сафара, возникали моменты, когда экипажу приходилось довольно туго, большую часть времени судно неслось само по себе. Помимо основных членов труппы, в экипаж входили полдюжины мужчин и женщин, так называемых "чернорабочих". Те, как правило, следили за оборудованием и частями, из которых, собственно, и складывался сам цирк, оставляя управление кораблем самим артистам. Частью рутинной работы являлось стояние у штурвала. Осуществлялась эта задача на мостике, где располагался большой корабельный штурвал. Это колесо со спицами сложнейшей системы приводов, парусов и румпелей поворачивало корабль. - А как быстро может он летать? - однажды спросил Сафар Бинера. Как раз была очередь Бинера стоят