ь на руле, а Сафар присматривал за компасом. - От ветра зависит, - сказал Бинер. - И от температуры. Можно за день пролететь триста миль. А можно и тридцать за неделю, когда штиль. Сафар наблюдал, как Бинер работает со штурвалом. Несмотря на искусную поворотную систему, казалось, он в выборе направления больше руководствовался ветром. - А что происходит, когда налетает ураган? - спросил он. - Молимся в основном. А Мефидия творит заклинания. Но больше молимся. Если нет гор поблизости, то отдаемся на волю урагана. Если же горы недалеко, то привязываемся к чему-нибудь и болтаемся. Самое трудное в этой ситуации сесть на землю. А потом во время шторма удержать его на земле. Надо еще найти подходящий по размерам сарай. Только ветер не ждет, пока спустят шары. Сафар же понял, что самое лучшее место в мире именно здесь, высоко над землей, где не доберется до тебя никто - ни король, ни злодей. Он вспомнил о той сложной ситуации, в которую угодил в Валарии, и сказал: - Не больно-то и хорошо там, внизу. Бинер понимающе кивнул. Сафар уже поведал экипажу о своих горестях. - Но ведь надо и питаться, - сказал он. - Пища, конечно, может расти на деревьях, но уж никак не в воздухе. - Он пожал могучими плечами. - На земле не так уж и плохо. Вот подожди, увидишь на первом представлении. Ничто так не способствует доброму отношению к людям, как хорошие аплодисменты. Особенно как посмотришь на малышей, на их горящие глазки. Было уже решено, что Сафар какое-то время поездит с труппой. А чтобы заработать на пропитание, он тренировался в обращении со множеством мелочей, которые входили в программу, имеющую название на цирковом жаргоне "развлечение деревенщины". - А как ты стал цирковым артистом? - спросил Сафар. - У тебя с детства были способности? Бинер покачал массивной головой. - Мои родители были актерами, - сказал он. - И сами происходили из старинной династии актеров. На сцене я появился первый раз, еще когда сосал мамкину грудь. Играл различные детские роли. И продолжал играть потом всю жизнь. Я ведь не вышел ростом, если ты заметил. Отец и мать были нормального роста и не понимали, что происходит со мной. А я начал расти вбок, а не вверх. И уже не мог играть малышей. Бинер потемнел лицом, вспомнив что-то больное. Затем встряхнулся и продемонстрировал в ухмылке широкие зубы. - Одно время мел подмостки и выполнял другую грязную работу. И вот однажды над нашим городом появился воздушный корабль, играла музыка, и сверху на нас смотрели люди подобно богам и богиням. Они всех звали за собой. Я сразу же заболел цирком, увидев первое представление. Я умолял Мефидию испытать меня. Она дала мне такой шанс, и с тех пор я с нею. Вот уже пятнадцать лет. Даже это имя - Бинер - дала мне она, в честь карабинов, которые нас держат. Она объяснила, что так же зависит от меня, как и мы от карабинов. Хотя история жизни Бинера отличалась от историй других актеров, Сафар скоро уяснил, что у них всех есть нечто общее: оказавшись изгоями общества, они создали свое. И дала им этот шанс Мефидия, оказавшись рядом в нужное время, чтобы спасти от существования в той жалкой жизни. - Если бы не Мефидия, - сказал однажды Каиро, - я так бы и прозябал в своей деревне. - Каиро был как раз тем акробатом, с отделяющейся головой. - Или меня забили бы камнями. Парни гонялись за мной. А если я прятался в доме, они швыряли камни в стекла. И тогда моя мамаша вышвырнула меня на улицу, решив, что пусть лучше меня забьют, чем разнесут дом. Рабик и Илги - заклинатель змей и змея - кочевали по временным циркам, пока их не отыскала Мефидия. У них как раз возникли разногласия с владельцем цирка - их выгнали, оставив на обочине дороги, ведущей в никуда. - У нас не было даже медяка на покупку самой маленькой мышки для моего еженедельного обеда, - говорил Илги своим странным мелодичным голосом. Илги был змеей с человеческим лицом. Он же являлся и душой их номера, и вообще "мозгами на двоих". Рабик, в своем тюрбане и набедренной повязке, представлял собой безмятежное существо, пребывавшее в покое там, где его сажали или ставили. Лишь Илги мог с ним общаться и как-то подталкивать к действиям. - Он прекрасно играет на дудочках, - сказал Илги. - Хоть и бедняга, и не соображает ничего, но все же он больше музыкант, чем я - человек. Мефидия спасла женщину-дракона Арлен, когда за ней гналась разъяренная толпа. - Я спала себе в тенечке и во сне выпустила язычок пламени. А город возьми и загорись. - Арлен вытерла глаза, всплакнув над воспоминанием. - Все произосло случайно, - сказала она. - Я говорила "извините". Но они и слысать не хотели. Арлен понятия не имела, кто она и откуда. - Я думаю, папаса выронил меня, когда перелетал в другое гнездо, - сказала она. - Меня отыскала зена одного фермера. И вырастила, как зверюску. А затем я стала подрастать, начались всякие случайности, и муз ее выгнал меня с фермы. Мефидия, в отличие от остальных, не проявляла такой откровенности. Хотя она и не отказывалась отвечать на любые вопросы Сафара, ответы ее дразнящим образом уходили в сторону от сути вопроса. Об ее жизни можно было только гадать по случайно брошенным намекам. Много позже, когда Сафар стал ее любовником, он частенько упрекал ее в том, что она скрывает прошлое. Мефидию это забавляло. - Я была рождена таинственной женщиной, мой милый, - говорила она. - И эту роль я исполняла всю свою жизнь. С каждым прошедшим годом эта таинственность становится все глубже. Она зашевелилась в его объятиях, прижимаясь к нему своим мягким телом. - Кроме того, - сказала она, - я боюсь, что, узнав все, ты разочаруешься. А что, если я всего лишь обычная крестьянская девушка, сбежавшая с первым возлюбленным? Или молодая горожанка, бросившая старого толстого мужа? Сафар на минуту задумался, затем сказал: - Нет, в этих образах я тебя не могу представить. Ты никогда не была обычной, Мефидия. Уж в этом я уверен. - Вот как, милый? - пробормотала она. Мефидия стала покрывать поцелуями его шею. - Ты... действительно... действительно... так уж... уверен? - Она добралась до его губ и замолчала. Они занялись любовью, после чего она казалась Сафару еще таинственнее. Восхитительно таинственной. И он тут же пришел к выводу, что, наверное, она права, играя эту роль. Что он знал наверняка, так это то, что силы воли ей не занимать и она является настоящим лидером, за которым охотно идут остальные. К тому же Мефидия была колдуньей. Сафар ощутил это сразу, как только окончательно поправился. В ней ощущалось нечто большее, чем обычное женское обаяние. Вокруг нее начинали вращаться небольшие энергетические смерчи, заставляя подниматься дыбом волосы на руках Сафара. А глубоко в ее миндалевидных глазах вспыхивали магические искорки, когда туда проникал свет. Он ничего не говорил о собственных способностях в основном потому, что не знал, как она отреагирует. Вдруг воспылает ревностью подобно Умурхану? Но еще и потому, что он ощутил сильнейшее потрясение после опыта в Валарии и поклялся обратиться к магической стороне своей сути лишь после того, как окончательно поправится. Очевидно, то же самое ощущал и Гундара. Маленький Фаворит замолчал надолго. Поначалу Сафар решил, что так на него и его близнеца повлияло пребывание в пустыне. И время от времени Сафар доставал из кошеля каменную черепашку и осматривал ее. Идол оставался холодным на ощупь, но легкое присутствие магии вокруг ощущалось. Он подумывал о том, чтобы вызвать Гундара и спросить, не нуждается ли тот в чем, но потом решил, что само заклинание вызова может пагубно отразиться на маленьком Фаворите. Так что пусть отдыхает и сам себя исцеляет. Однажды рано утром, спустя несколько недель после выздоровления, Сафар проснулся от громкой музыки и от возбужденных голосов. Он выбрался из маленькой кладовой, где устроил себе холостяцкую каюту, протер глаза и стал выяснять, что происходит. Воздушный корабль гудел от активной деятельности. Экипаж вытаскивал из кладовых сундуки с оборудованием и приспособлениями. Актеры труппы разминались и тренировались, повторяя свои номера. Музыку наигрывал Рабик, сидящий скрестив ноги посреди палубы. Он играл на странном инструменте, состоящем из ряда соединенных трубочек разной длины. Дуя в трубочки, Рабик пальцами нажимал на клапаны. И эти трубочки звучали как целый оркестр из труб, барабанов, струнных и флейт. Илги, обмотавшись кольцами вокруг его шеи, приподняв над его тюрбаном голову почти на три фута, время от времени раскачивался в такт музыке. Каиро упражнялся в ходьбе по канату, изредка делая вид, что падает. Выпрямляясь, он ронял голову. Затем подхватывал ее, вскрикивая от страха, и вновь водружал на плечи. Арлен, настолько взволнованная, что даже забыла одеться, нагишом носилась по палубе и вопила: - Ребята, представление! Ребята, представление! Тут рявкнул Бинер: - Приди в себя, Арлена! Накинь на себя что-нибудь! Это все-таки семейное представление! Арлен тут же застыла, яростно молотя себя хвостом по бокам. Посмотрев вниз на себя, она тут же покраснела. - О боги, - пробормотала она и поскакала прочь, приговаривая: - Просу просенья. Просу просенья. Она влетела в гардеробную, оставив кончик хвоста за порогом, и захлопнула за собой дверь. Бинер было воскликнул: - Смотри за... Из гардеробной вылетели дым и пламя, оборвав Бинера на полуслове. Арлен выкрикнула нечто нечленораздельное, а люди из экипажа побежали за ведрами с водой и песком, чтобы погасить пожар. - Лишь бы она не перевозбудилась, - сказал Бинер и пожал плечами. - А впрочем, толпа ее любит. Ничего страшного, если она начнет с того, что выпустит немного огня. - Он усмехнулся Сафару - Темперамент, парень. Все истинные таланты обладают им. Если у тебя нет темперамента, можешь и не думать заниматься цирковым делом. - Хороший совет, - сказал Сафар. - Однако же не соблаговолите ли хотя бы на минутку успокоиться и объяснить мне, что же все-таки тут происходит? - Ты хочешь сказать, что никто тебе не объяснил? - перепугался Бинер. Сафар сказал, что никто его ни о чем не проинформировал. - Да что ты, ведь до деминговской ярмарки осталось всего два часа. Первое представление вечером, второе - когда прозвонят восемь. Мы тут пробудем целую неделю. Два представления каждый вечер плюс дневное представление в День Богов. Он хлопнул Сафара по спине, чуть не опрокинув его на палубу. - В общем, как сказала Арлен: "Представление, ребята!" Город Деминг являлся центром богатой сельскохозяйственной области, растянувшейся вдоль длинной извилистой реки. Ярмарочная площадь раскинулась сразу же за главными городскими воротами, и ее уже битком забили люди, пробираясь вдоль прилавков с яркими разнообразными товарами. Летающий цирк Мефидии появился впечатляюще, сделав низкий круг над городом и ярмарочной площадью под звуки магически усиленной фанфары Рабика. Труппа переоделась в сверкающие костюмы и выстроилась вдоль бортов летающего корабля, приветственно размахивая руками и выкрикивая приглашения. Арлен, надев наконец на грудь и бедра повязки, стоя у ограждений, испускала длинные струи огня и размахивала хвостом. Мефидия облачилась в красную колдовскую мантию с длинным подолом, но с вырезом сбоку до бедра. Намеренно встав рядом с Арлен, она позволяла ветру-провокатору обнажать длинные стройные ноги. Бинер ревел голосом магически усиленным заклинанием Мефидии: - Спешите видеть огнедышащего дракона! Спешите насладиться ловкостью Каиро, чуда без головы! Убедитесь в силе самого могучего из ныне живущих людей! Спешите видеть заклинателя змей, отважно справляющегося со смертельным змеем из Саняна! Подивитесь на чудеса таинственной Мефидии! Спешите! Спешите! Парни и девушки всех возрастов, добро пожаловать в летающий цирк Мефидии! На величайшее зрелище во всем Эсмире! Обратив на себя внимание многочисленной толпы, воздушный корабль медленно и величественно поплыл в сторону, ведя всех за собой к широкому полю рядом с ярмаркой. Затем опустился, зависнув футах в двадцати над землей. Бинер и несколько чернорабочих, вооружившись инструментами, соскользнули по канатам вниз и быстро вколотили в землю железные костыли, к которым и привязали воздушный корабль. Один за другим актеры соскользнули вниз по канатам. Каждый на полпути останавливался, чтобы каким-нибудь ловким акробатическим трюком вызвать аплодисменты у собравшихся. На другом борту воздушного корабля Сафар и другие чернорабочие занимались менее благодарным трудом, спуская вниз сундуки с атрибутами представления. Но Сафар вскоре понял, что и эта работа привлекает к себе восхищенных зрителей. Мальчишки не сводили с них широко раскрытых глаз, охая и ахая каждый раз, когда очередной предмет оказывался на земле. Старший чернорабочий по имени Чейз тут же извлек пользу из их интереса. Он подошел к самому старшему пареньку и в обмен на бесплатные билеты заручился помощью ребят. И вскоре дюжина парней, раздевшись до пояса, принялась помогать устанавливать цирк. Обалдевший от ажиотажа первого своего представления, Сафар, повинуясь отрывистым приказам Чейза, метался от одного задания к другому. Он еще толком ничего не сообразил, а вокруг уже поднялись стены цирка, купол обтянул тент, а самого Сафара затолкали в будку по продаже билетов у входа. Кто-то воткнул ему в руку билеты, и он машинально заорал, как зазывала, выкрикивая слова, вбитые в его память Бинером за время полета: - Люди, наша цена - пять медяков. И это совсем немного. Он смахивал монеты, пересчитывая: - Одна, две, три, четыре и пять! Затем смахивал следующие. - Приведете приятеля, отдадим по четыре! Он подкинул монеты на ладони. - А если хорошенькую подружку, то и за три. - Два - за вашу бабушку. - Один медяк - билет ребенку. Последнюю монету он бросил в толпу. - Кто найдет эту счастливую монету - вход бесплатно! Ребята бросились на поиски. Сафар увидел, как в этой суматохе сбили с ног маленькую девочку. Она сидела в пыли и плакала. Сердцем он устремился к ней и впервые с тех пор, как присоединился к труппе, ощутил, как в крови загорелось магическое ощущение. Он прошептал заклинание, взмахнул рукой, ребенок тут же весело закричал: - Я нашла ее! Я нашла ее! - Она подняла ручку, показывая всем счастливую монетку. - Смотрите! Остальные дети разочарованно застонали, а взрослые пришли в восхищение. Ее подняли на руки и стали передавать над толпой, пока она не оказалась перед Сафаром. Он с радостью вручил ей билет. Она уставилась на бумажку широко раскрытыми от удивления глазами. Сафар уже полностью овладел собой. Слова сами стекали с языка. - Что ж, ребята, у нас уже есть счастливая леди, которая откроет наш день! - воскликнул он. - А где же ее мамаша, чтобы мы осчастливили их двоих? - Объявилась юная хозяйка в залатанном платье и протолкалась вперед. Сафар и ей подарил билет. - Добро пожаловать, леди! Мы покажем вам самые удивительные вещи Эсмира! Не успели мать с ребенком войти в цирк, как вокруг Сафара закипела толпа, практически забрасывая его деньгами, стремясь побыстрее заполучить билеты. Он все распродал за полчаса. Собрав кассу, Сафар закрыл будку и скользнул в шатер. Представление уже началось. Зрители покатывались со смеху от Арлен, которая, надев безвкусное яркое платье, гонялась за Бинером, одетым в нелепый солдатский мундир. В нужный момент она выпустила струю огня в подбитую ватой спину Бинера. Тот подпрыгнул, схватился руками за задницу и фальцетом завопил от воображаемой боли. Затем бросился бежать дальше, крича о помощи, с Арлен за спиной. Сафар присел в укромном уголку и, как остальные зрители, с огромным вниманием принялся смотреть. Представление длилось три часа. В течение всего этого времени труппа работала без перерыва, постоянно переодеваясь, так что складывалось впечатление, будто толпу развлекают по меньшей мере пятьдесят актеров. Рабик и Илги, уходя с арены, перемещались на небольшую площадку, где посадили чучела музыкантов, и оттуда аккомпанировали подобно оркестру каждому номеру. Помимо костюма клоуна Бинер переодевался в дюжину личин различных ужасных животных. Эти зверюги делали вид, что готовы напасть на зрителей, но тут его усмиряла появлявшаяся Мефидия в костюме охотницы, причем с каждым новым появлением костюм ее становился все более откровенным и вызывающим. Кроме того, Бинер демонстрировал чудеса силы, раз от разу все более удивительные. Арлен, как и обещал Бинер, творила чудеса. Она не только жонглировала горящими предметами, но и с искусством акробата висела под куполом на проволоке, зацепившись за нее хвостом и продолжая жонглировать. Каиро демонстрировал чудеса ловкости на проволоке, ловил Арлен, перелетающую с трапеции на трапецию. При этом, когда Арлен уже была в воздухе, он делал вид, что теряет голову, хватался за нее, потом вспоминал об Арлен и ловил ее в самый последний момент. В общем, все оказались талантливыми. Но безусловно, звездой программы являлась Мефидия. В течение представления она в роли могущественной Мефидии появлялась четыре раза, и каждый выход в красной колдовской мантии вызывал крики восхищения у толпы. Ее сопровождали фонтаны многоцветных дымов, молнии или стена огня, и она проходила сквозь этот огонь. Или проплывала на облаке дыма, проныривала сквозь молнии, оказываясь пойманной могучими руками Бинера. Повинуясь ее воле, появлялись и исчезали большие и маленькие предметы в сопровождении пиротехнических эффектов. Она вызывала добровольцев из числа зрителей и заставляла их летать над ареной. С помощью Бинера она разыгрывала различные сценки с романтической тематикой, не оставляющей никого равнодушными. Она распиливала Арлен пополам и вновь соединяла. Больше всего поражало в представлениях Мефидии то, что, хоть от нее самой и исходила легкая аура магии, в самих трюках Сафар не ощущал присутствия колдовства. Некоторые из них были столь трудны, что он должен был бы ощущать обжигающее присутствие магии. А вместо этого он чувствовал лишь слабое покалывание. А такие трюки, как распиливание человека, были попросту невозможны! Ни один маг не смог бы сотворить такое! Чем больше всматривался Сафар, тем больше недоумевал: как можно делать такие магические вещи, не пользуясь магией? И тут грянули фанфары, возвещая об окончании представления. Вспыхнул свет, и Сафар, вместе с другими зрителями, одобрительно засвистел и захлопал. Как только люди вышли на улицу, взволнованно обсуждая увиденное и неся засыпающих детей на плечах, появился Чейз со своей командой - убирать зрительские места и готовить арену к вечернему представлению. Сафар охотно принялся за работу, подметая там, где надо было подмести, и перетаскивая то, что велели перетаскивать. Он насвистывал веселую мелодию, когда подошел Бинер, вытирая с лица остатки клоунского грима. - Ну и как тебе, парень? - спросил Бинер. - Ничего подобного в жизни не видел, - ответил Сафар. - Особенно впечатляет Мефидия. О, только пойми меня правильно. Ты был великолепен! Все были великолепны! Бинер рассмеялся: - Но Мефидия была чуть великолепнее, чем остальные, а? - Самую малость, - сказал Сафар. - Не обижайтесь. - Да никто и не обидится, парень, - сказал Бинер. - Она ведь и получает больше всех не потому, что является владелицей цирка. А потому, что настоящая звезда. Он помог Сафару перенести тяжелый сундук, подняв его с поразительной легкостью. - Предположим, что тебе предложили остаться с нами на какое-то время, - небрежно сказал он. - Плата небольшая, зато питаемся регулярно. Сафар засмеялся. - Я бы остался до тех пор, пока вы меня не уволите за непригодность, - пошутил он. А затем добавил серьезно: - Я и сам хотел бы отдохнуть от этого внешнего мира. Судя по тому, что видел, ничего стоящего я не теряю. - Вот это по-нашему, парень! - воскликнул Бинер. - И ну их всех в преисподнюю! - И пропади пропадом все, кроме цирка! Вечером, после завершающего представления, труппа поужинала и разбрелась по палаткам, установленным Чейзом. Как выяснил Сафар, во время представлений воздушным кораблем для этих целей не пользовались. Просто Сафар был настолько взволнован новым жизненным опытом, что и не заметил, как большую часть корабля разобрали, возведя из его частей цирк и сиденья для зрителей. Он направлялся спать в палатку чернорабочих, когда из небольшого нарядного шатра вышла Мефидия и поманила его к себе. - Я думаю, нам надо немного потолковать, мой сладкий, - сказала она, указывая ему на вход. Освещенный масляными лампами шатер устилали пушистые ковры. Груды подушек, наваленные на сундуки, создавали удобные кресла. У задней стены висел гамак, застеленный постелью. Мефидия предложила Сафару сесть и налила немного вина. Она подняла бокал и провозгласила: - За ласковые ветра, за яркие звезды. За опытный экипаж, за мягкую посадку. И они выпили. Спустя минуту Мефидия сказала: - Я слышала о твоем небольшом фокусе со счастливой монеткой. И ясно, что ты сделал эту девочку и ее мать очень счастливыми. Сафару стало неловко. Хотя Мефидия улыбалась и говорила ласково, по ее глазам он понял, что его пригласили вовсе не для того, чтобы осыпать комплиментами. Пришла пора говорить начистоту. - Я не все рассказал тебе о себе, - признался Сафар. - Если ты хочешь сказать, что утаил сведения о себе как о маге, - сказала Мефидия с преувеличенным спокойствием, - то тут ты прав. - Я всего лишь учился на мага, - поспешил добавить Сафар. Мефидия скривила губы. - Понятно. Всего лишь ученик. Что ж, это намного упрощает ситуацию. - Извини, - сказал Сафар, ощущая себя таким же изгоем общества, как и Арлен. - Я вовсе не хотел тебя обманывать. - О, ты и не обманул меня, - сказала Мефидия. - Я сразу же почувствовала, как от тебя исходит энергия. Ну, а после того небольшого признания о том, что за тобой охотятся могущественные люди, мне оставалось лишь ждать, как долго ты станешь утаивать остальное. Впрочем, я никогда не отличалась терпением. Вот и решила попросить рассказать обо всем сейчас. - Больше всех обманутым на самом деле оказался я, - сказал Сафар. - Магия принесла мне лишь горе. А после того, что произошло в Валарии, мне просто хочется от всего отдохнуть и пожить нормальной жизнью. - Там была какая-то девочка, - сказала Мефидия. - Кажется, Нериса? - Она увидела удивление на лице Сафара и пояснила: - Когда был без сознания, ты немного бредил. И ее имя упоминалось чаще остальных. Надо полагать, это твоя юная любовница? Сафар покачал головой: - Нет, она всего лишь ребенок. Уличный беспризорник, ставший моим другом. Она погибла, спасая мне жизнь. Мефидия отпила вина, поглядывая на него поверх бокала. Затем сказала: - Судя по тому, что ты бормотал, я так и поняла, что с ней случилось нечто трагическое. - Я жалею лишь о том, что это меня, а не Нерису вы нашли в пустыне, - сказал Сафар. - Значит, боги благоволят тебе, - сказала Мефидия. - И молись, что порой они одному предпочитают другого. Хотя лично я никогда не считала, что эти молитвы так уж сильно помогают. Но у тебя может быть другое мнение. Сафар покачал головой: - Нет. Мефидия извлекла из рукава небольшой флакон. - Дай-ка мне твое вино, - сказала она. Он озадаченно подчинился. Она вылила содержимое флакона в его бокал и размешала длинным изящным пальцем. Протянув ему бокал, она приказала: - Пей. - Что это? - спросил Сафар. - О, просто скромный напиток, который научила меня готовить бабушка, - сказала она. - Он исцеляет раны, нанесенные душе гибелью друга. Сафар не решался. Мефидия подтолкнула бокал к его губам. - Нет, мой милый, Нерису ты не забудешь, - ласково сказала она. - Просто тебе покажется, что все произошло давным-давно, и сразу станет легче носить это в себе. Сафар выпил. Напиток оказался безвкусным, но, когда жидкость достигла желудка, показалось, что внутри все вспенилось и омыло тело. Он ощутил, как расслабились мышцы, а затем и туго натянутые нервы. Он закрыл глаза и увидел слегка усмехающуюся Нерису. Лик ее на мгновение закрыл все перед его мысленным взором, а затем стал удаляться во тьму, пока не превратился в далекое небольшое изображение. И он убрал это изображение в особый уголок памяти, где хранились воспоминания горькие и сладкие. 17. ЧЕРВЬ КИШААТА Внезапно, не по сезону, похолодало, и труппа, покинув Деминг, направилась на юг, к теплу, оставив позади жгучие ветра и метели. Сафар по собственному опыту знал, что эти метели налетают с морей, расположенных за Каспаном. Налетают они регулярно, хотя, как правило, не так рано, как сейчас, - проносятся над северными землями, перелетают через Божественный Раздел и скатываются по южным склонам Невесты, чтобы промчаться по широким равнинам к горам за Джаспером. Воздушный корабль не боялся штормов и ураганов - он всегда находился впереди фронтальных ветров. Но сейчас он двигался гораздо быстрее, чем прежде, покрывая добрых двести миль за день. С каждой милей Сафар улетал все дальше от Кирании, и вскоре, как и образ Нерисы, мысли о доме унеслись в прошлое. Он был взволнованно увлечен удивительным чувством свободы. Они пролетали по океанам кристально чистого воздуха, над огромными плоскими облачными полями, мимо стай птиц с ярким опереньем и под звездными небесами, где луна находилась столь близко, что казалось, стоило повернуть штурвал - и можно лететь прямо к ночному светилу. Они двигались по странному графику, секрет которого хранился в голове Мефидии. Она внезапно отдавала команду, и они приземлялись у какого-нибудь городка или деревни, где всегда их ожидала толпа зрителей, с помощью которой набивались закрома корабля и кошельки актеров. После этого первого вечера в Деминге Мефидия явно пришла к какому-то решению и принялась обучать Сафара своей магии. Ее курс обучения сопровождался разнообразными насмешками над формами и методами обучения в Школе магии Умурхана. С точки зрения Мефидии, форма играла более значительную роль, нежели само заклинание. - Я всерьез верю, что магия - это наука, - однажды поведала она Сафару - Существуют законы, и ученые могут объяснить нам суть и основания этих законов. При этом Мефидия копалась в большом гардеробе, подбирая подходящий костюм для Сафара. - Хотя лично для меня, - сказала она, - все эти "почему" да "отчего" не представляют никакого интереса. Я артистка. И мне не важно, почему происходит так или эдак. В моем искусстве значение имеет лишь эффект. Мефидия выбрала темно-голубую рубашку со свободным воротником и широкими рукавами. Расшитая серебряными звездочками, она переливалась в тусклом освещении масляных ламп. - Вот это прекрасно подсядет, - пробормотала она. - Как раз под голубизну твоих глаз. - Мефидия отложила рубашку и продолжила поиски. - Я создала цирк, чтобы иметь возможность демонстрировать собственное искусство, - сказала она. - Хотя идея эта пришла ко мне лишь с появлением воздушного корабля, созданного моими любовниками. Я и тогда была актрисой. И мне платили за красоту и таинственность. А колдовство я держала под замком. В нем тогда не было необходимости, как и в косметике. И тем и другим я пользовалась лишь для того, чтобы прикрыть какой-нибудь прыщ, или досадить конкурентке, или вызвать взрыв эмоций у зрителей. Но, как только я увидела летающий корабль, меня тут же осенила идея - "Летающий Цирк Чудес Мефидии". Моя жизнь актрисы и тайной колдуньи вдруг показалась мне пресной. Бессмысленной. Мефидия замолчала, рассматривая пару бриджей, цветом подходящих к рубашке, затем сморщила нос. - Перебор, - пробормотала она, забрасывая бриджи назад, и продолжила поиски. - Так о чем это я? - спросила она. - Ах да. Я говорила о неудовлетворенности жизнью актрисы. - Лицо ее приняло серьезное выражение, в жестах появилась драматичность. - А я хотела большего, - сказала она. - И понятно, признаюсь, это "большее" предполагало больше аплодисментов. Я, конечно, самовлюбленная сучка, однако разве актер может быть другим? Цирк придал смысл моему мастерству. И я вложила в него всю душу. И теперь несу этот дар зрителям... Она выдержала драматическую паузу, затем продолжила: - Мне нравится радовать людей, снимать с них груз проблем, пугать их той опасностью, которая вот-вот произойдет не с ними, а с кем-то другим. Но всегда все заканчивается благополучно. Мне нравится напоминать им о том, как это чудесно - быть юным, любить. А если они молоды, то я показываю им - что может быть. Тронутый ее речью, Сафар вытер глаза. Внезапно торжественность Мефидии сменилась радостью. Она хлопнула в ладоши, отчего Сафар подпрыгнул. - Вот то, что надо! - воскликнула она, выуживая пару белоснежных бриджей из сундука. Мефидия подняла их, осматривая критически со всех сторон. Она потянула за промежность бриджей. - Вот здесь мы сделаем потуже, - сказала она, усмехаясь. - Чтобы дамам лучше было видно твое хозяйство. Сафар вспыхнул и забормотал что-то о приличиях. - Ерунда, - отозвалась Мефидия. - Уж если мы с Арлен заставляем парней ерзать, то уж тебе совсем несложно очаровать девиц. Это тоже представление. Немного секса, немного комедии, немного насмешки. Для успеха все сгодится. Она положила бриджи рядом с рубашкой. - Теперь все, что нам нужно, - это широкий пояс да сапоги в обтяжку. И к тебе в руки посыплются рубины. Тут же Мефидия дала ему первый урок. К его удивлению, она попросила показать то заклинание, с помощью которого он отдал монетку девочке в Деминге. - Это легко, - сказал Сафар. - Я делал это еще в детстве - перемещал предметы ради собственного удовольствия. - Ну так покажи, милый мой, - сказала она, протягивая ему монетку. Сафар бросил монету в угол. Пока она еще катилась, он взмахнул рукой, заставив ее исчезнуть, вновь взмахнул - и она упала на раскрытую ладонь Мефидии. - И что это такое? - спросила Мефидия, но не изумленно, а пренебрежительно. - Это ты и называешь магией? Она подбросила монетку высоко в воздух. Тут же постучала пальцем по столу. Сафар следил. Послышался резкий треск разрыва. Вверх рванулся столбик зеленого дыма, увлекая за собой взгляд Сафара, и монета появилась, чтобы тут же исчезнуть в этом дыму. Мефидия склонилась так низко, что Сафар решил: она сейчас его поцелует. Губы ее подразнили его, затем она, усмехаясь, откинулась назад. Зажав его нос между указательным и большим пальцем, она слегка дернула раз, второй, третий. И с каждым разом на грудь ему падала монетка и скатывалась на пол. Она подхватила их, подбросила в воздух, последовал еще один взрыв, и три монетки превратились в одну, которую она и выхватила из воздуха. - Вот это магия! - сказала она, держа монетку в руке и перекатывая ее между пальцев единым плавным движением. - Но ты вообще не пользовалась магией! - запротестовал Сафар. - Я бы почувствовал. Мефидия рассмеялась: - Как же я это сделала? - Не знаю, - признался Сафар. - Какой-то фокус. - Так вот этот фокус вызывает гораздо больше аплодисментов, нежели твоя магия, - сказала Мефидия. Сафару показалось, что он все понял. - Все дело в дыме, - сказал он. - Я могу изобразить дым. Он указал рукой на стол. Тонкая струйка дыма поднялась над досками. Он медленно повел пальцем, и струйка превратилась в высокий столб. Затем он щелкнул пальцами, и столб исчез. - Вот так? - спросил он. - Нет, нет, - сказала Мефидия. - Получилось как у меня. Но я делала не так. Ты для создания дыма воспользовался магией. Я же... Она раскрыла ладонь, показывая маленькую зеленую гранулу. Согнув большой палец, чтобы образовалась складка, она спрятала гранулу в эту складку. Затем взмахнула рукой, произвела изящный жест указательным пальцем, и вновь, после сухого "крак", поднялся зеленый дым. - Я пользуюсь приспособлением, - сказала она. - И добиваюсь того же эффекта, что и с помощью магии. Ты пользуешься настоящей магией, но настолько неуклюже, что получается, будто с приспособлением. И зрители, пусть ошибочно, начинают думать, что ты скрываешь нечто в руке. Тем самым ты их разочаровываешь. - А как насчет работы с монетой? - спросил Сафар. - То же самое, - сказала Мефидия. - Ты бросил ее в угол. Люди тут же начинают думать, что ты специально так поступил, дабы отвлечь их внимание от настоящего фокуса. Я же подбрасываю ее в воздух, она все время на виду, они видят всю мою работу. Я же в это время пускаюсь на уловки. Он вспомнил о постукивании пальцем, а затем о готовности поцеловать, что так здорово отвлекло его внимание. - Мне кажется, я понял, что ты имеешь в виду, - сказал он. - Но ведь ты же могла для достижения тех же целей воспользоваться и настоящей магией, а не трюками. - Нет, в течение двух представлений в день не смогла бы, - сказала Мефидия. - А еще есть дневное представление в День Богов. Ты вникни в существо нашей профессии. Ведь и в последнем действии представления ты обязан тратить столько же энергии, как и в первом. Именно это и отличает мастера от новичка. Но Сафар был юн и упрям. - А мне кажется, - сказал он, - что и настоящая магия, с помощью которой я подарил девочке монетку, справилась с делом весьма неплохо. Люди действительно были поражены. И в доказательство могу указать, что после этого они раскупили все билеты до единого. - Они решили, что эта девочка всего лишь подсадка, - сказала Мефидия. - Часть нашего представления. Я потом слышала, как они об этом говорили между собой. - И впечатление на них произвел сам замысел фокуса, - сказала она. - Представь себе - бедная маленькая мамочка и дочурка. - Она улыбнулась Сафару и похлопала его по колену. - Но тем не менее сама идея оказалась неплохой. Она явно понравилась толпе, и я думаю, мы возьмем этот фокус на вооружение. Сафар затрепетал, словно выслушал похвалу от великого мага, а не от какой-то колдуньи из цирка. - У тебя неплохие задатки, мой милый, - сказала она. - Если ты еще начнешь прислушиваться к тому, что говорит тетушка Мефидия, то станешь выдающимся шоуменом. Последующие дни стали самыми радостными в жизни Сафара. В сердце наступило такое же спокойствие, как и в тех небесах, под которыми они пролетали. Все тревоги остались далеко позади, словно штормовые облака на линии горизонта. Как и всякий горец, он провел не один час на вершинах скал, размышляя над тайнами небес. Разглядывая сверху птиц, он мечтал о том, чтобы улететь с ними. И вот в воздушном корабле Мефидии мечты обратились в реальность. Хотя обитатели корабля порой становились шумноватыми, особенно на репетициях, где не смолкали шутки и розыгрыши, но тишину они умели ценить, как и Сафар. И порой не один час проходил без единого звука на борту. У каждого члена экипажа и артиста была своя излюбленная точка, с которой он наблюдал за проносящимся внизу миром. Тишину нарушало лишь шипенье в горелках. Да и эти звуки уносились ветром, который нес воздушный корабль над полями, где обитали несчастные, рожденные на земле. Сафара увлекла новая жизнь. А вскоре он не мог себе представить другой жизни. Все свои силы он направил на то, чтобы постичь уроки, которые давала Мефидия и другие актеры. Он узнал о хитрых ящиках и люках, дымах и зеркалах, о проволоках столь тонких, что их невозможно было разглядеть на темном фоне, однако же столь прочных, что удерживали на весу груз в сотни фунтов над ареной. Мефидия помогла ему освоить технику чтения мыслей, и он теперь развлекал толпу, изумляя ее пересказами таких подробностей из жизни зрителей, которые они и сами-то никому не рассказывали. Сафар же просто пользовался услугами двух чернорабочих, обладавших острым глазом и тонким слухом и собиравших информацию до начала представления. Мефидия не только обучала его фокусам, но и пополняла багаж его познаний в области настоящей магии. Он узнал тончайшие заклинания, которые лишь добавляли блеска его номерам. Некоторые из этих заклинаний могли развеселить настроенную мрачно толпу. Другие же усиливали чувство изумления или добавляли чувствительности холодным сердцам. Мефидия научила его изготавливать магические талисманы и напитки, которые они и продавали после каждого представления, Сафар внес в эту работу свое искусство гончара, создавая замечательные маленькие флакончики для напитков и удивительной формы разноцветные талисманы. Он узнал, как читать будущее по ладони, вместо того чтобы бросать кости. Мефидия сказала, что такое предсказание является более личностным, а следовательно, и более точным, нежели "мертвые кости, которые своим стуком лишь пугают людей до полусмерти". Помимо хиромантии, он узнал, как составлять простенький гороскоп буквально за пять минут, а не за часы и даже дни, как уходило на это занятие у Умурхана и его жрецов. - Эти научные гороскопы слишком сложны и уродливы из-за математики и нужны только богатому человеку, - сказала Мефидия. - Нанимая заумных звездочетов, он как раз и хочет показать, что у него много денег. Обычные же люди - нормальные люди - хотят знать, что произойдет вот-вот, а не через месяцы. Они хотят понятного, чтобы можно было повесить этот гороскоп себе на накидку и показать друзьям. В просвещении Сафара относительно циркового искусства принимали участие и другие члены труппы. Могучий карлик Бинер обучал его тончайшему мастерству создавать различные характеры путем нанесения грима и мимикой. Арлен и Каиро преподавали ему азы акробатики. Они доводили его до изнеможения тренировками и пичкали укрепляющими силу порошками, так что мышцы начинали вибрировать от накопленной энергии. Илги обучал его координированности действий. Сафар исполнял свои номера под плавные ритмы Рабика до тех пор, пока все его движения не приобретали полную естественность. К изумлению Мефидии - и своему собственному, - магическая мощь Сафара возрастала с каждым днем. Но усиливалась она не постепенно, подобно мускульной силе, а скачками, от одного успеха к другому. Впервые с детских лет он испытывал настоящее наслаждение от занятий магией. Восторженный рев зрителей избавлял его от того стыда, что некогда внушил ему отец. Изумление зрителей приводило его в восторг. Особенно - как и предупреждал Бинер - изумление детей. Становясь сильнее и искуснее, он даже начал обходиться без некоторых трюков Мефидии. Фокусы его почти полностью основывались на магии, хотя он и продолжал пользоваться яркими эффектами, чтобы "продавать трюки", как выражалась Мефидия. И действительно, представления отнимали у него все силы, как и предрекала Мефидия. И тем не менее он ни разу не отказался еще раз выйти на арену по просьбе зрителей. Какое-то время Мефидия продолжала удерживать его от себя на расстоянии. Она дразнила его и доводила до краски своими шутками. Но так уж она была устроена. В основном же она держалась с ним как добрый учитель, наставник, поправляя в случае необходимости или расхваливая, когда он того заслуживал. Сафара неодолимо тянуло к ней, но он и представить не мог, что она может испытывать те же чувства. Он не мог сдержать восхищения от ее чудесной фигуры, облаченной в цирковой наряд. А порой во сне он сбрасывал с нее эти наряды, чтобы насладиться тем, что таилось под покровами. Сафар сам смеялся над своим не в меру разошедшимся воображением. Она никогда не будет принадлежать ему. Да и по возрасту она годится ему в матери. Стыдно даже помышлять о таком непочтительном отношении к женщине. Одновременно Сафар начал замечать некое напряжение в отношениях между труппой и экипажем, словно ожидалось что-то давным-давно обещанное. Однажды, прогуливаясь с Мефидией по палубе и обсуждая с ней новый поворот в одном из трюков, он заметил, как на них поглядывают. Люди перешептывались, улыбались и покачивали головами. Однажды он подслушал разговор Чейза с одним из чернорабочих. Чейз размышлял на тему "уж не потеряла ли Мефидия свои красивые зубки". Сафар не понял, что это означает. И озадаченность удвоилась, когда эти двое разговаривавших, увидев его, внезапно стыдливо отвернулись. Через день они прибыли в Кишаат, место регулярной остановки во время гастролей цирка. За прошедшие столетия жители Кишаата превратили окружавшие город огромные равнины в плодородные поля. Ожидавшие прибыльной работы циркачи перепугались, увидев запустение на месте некогда цветущих полей. Складывалось впечатление, будто по полям прошелся гигантский прожорливый зверь и сглодал весь урожай, до самых корней. Голодные и несчастные взоры устремились к летящему в вышине кораблю. И веселая цирковая музыка показалась Сафару жутким звуком, а громогласный призыв Бинера "Спешите! Спешите!" звучал криком вопиющего в пустыне. - Я понятия не имею, что тут произошло, - пробормотал Бинер, обращаясь к Мефидии, - но мне кажется, лучше нам двигаться дальше. Мефидия сжала губы и покачала головой. - Мы с нетерпением ждали встречи с ними, когда рассчитывали заработать, - сказала она. - Но я не собираюсь отворачиваться от них только потому, что фортуна им изменила. Бинер кивнул и вернулся к своим обязанностям, но Сафар заметил, как он встревожен. На земле сотни людей следовали по пятам за тенью воздушного корабля, но в такой тишине, что слышны были всхлипывания маленьких детей, сидящих на руках у родителей. Несколько минут спустя корабль привязали над пустынной лужайкой, и чернорабочие принялись спускать оборудование. Когда ноги Сафара коснулись земли, он тут же повернулся навстречу приближающейся толпе. К его изумлению, люди остановились на краю поляны. Между жителями Кишаата и воздушным кораблем словно встал невидимый барьер. Так они и стояли в течение тех двух часов, что шла разгрузка корабля. Мефидия распорядилась не накрывать цирк тентом. Когда, по ее мнению, все было готово, она поманила Сафара и они вдвоем двинулись к толпе. Но шагах в двадцати от толпы их остановил чей-то окрик: - Берегись, Мефидия! Не подходи ближе! Мефидия не дрогнула. Взгляд ее обвел толпу. - Кто это сказал? - спросила она. По толпе пронесся шепот, но никто не отозвался. - Так кто же? - не сдавалась Мефидия. - Мы проделали длительное путешествие, чтобы встретиться с нашими друзьями в Кишаате. И как же нас здесь встречают? Да говорите же! Вновь разнесся шепот, затем толпа расступилась, и вперед вышел согнутый чуть не пополам старик, опираясь на толстую палку. - Это я говорил, Мефидия, - сказал старик. - Я вас окликнул. В этом согбенном исхудавшем существе Сафар разглядел некогда крепкого широкоплечего мужчину. Палку сжимали толстые пальцы, ладони сидели на широких запястьях. - Я знаю тебя, - сказала Мефидия. - Тебя зовут Нитан. У тебя семеро внуков, и я всегда пускала их в цирк бесплатно. Морщинистое лицо Нитана поникло, как у побитой собаки. - А осталось только двое, Мефидия, - сказал он. - Остальных призвали в свою обитель боги. Мефидия широко раскрыла глаза и сделала шаг вперед. Толпа дрогнула, а Нитан вновь воскликнул: - Не подходи ближе! Мефидия остановилась. - Да что тут у вас происходит? - спросила она. - На нас лежит проклятие, Мефидия, - сказал Нитан. - Проклятие на всем Кишаате. Улетай, если сможешь, а то и сама попадешь под это проклятие. Сафар отметил, как на мгновение страх показался на лице Мефидии. Но тут же она упрямо подняла голову. - Я не собираюсь улетать, пока не услышу, что довело вас до такого состояния. Нитан оперся на палку. - Тут не одно несчастье, - сказал он, - а множество. Сначала нас посетил король Протарус. Сафар вздрогнул. - Тут был Ирадж? - спросил он. - Остерегайся так обращаться к нему, сынок, - сказал старик. - Не стоит так запанибрата отзываться о королевском имени. Сафар пропустил предостережение мимо ушей. Он указал на заброшенные поля. - Так это сделал Ирадж Протарус? - спросил он. - Частично, - ответил Нитан. - Хотя на самом деле приезжал сюда один из его генералов, а не сам король. Прибыл генерал с небольшим отрядом и потребовал от нас преданности королю и снабжения его армии. - И вы согласились? - спросил Сафар. - И даже не потребовали платы? Он не мог поверить, что его бывший друг даже не расплатился с этими людьми. - А что нам оставалось? - сказал Нитан. - Все знают, как обращается король Протарус с теми, кто ему не покоряется. Да что говорить, уже несколько городов подверглись разграблению и сожжению за непокорность. Да еще мужчин и стариков поубивали, а остальных продали в рабство. Сафаром овладела ярость. Мефидия успокаивающе положила ему ладонь на руку. - Ты сказал, что это было первое из несчастий. Что же еще обрушилось на вас, друг мой? - По крайней мере, король Протарус оставил нам кое-что, и мы не умерли с голоду, - сказал Нитан. - А затем чума нагрянула на наши дома, птицы и саранча заполонили поля, а дикие звери пожрали наши стада. Пока старик перечислял свалившиеся на них напасти, Сафар краем глаза отметил какую-то тень, появившуюся за толпой. Но когда он обратил свой взор туда, тень исчезла. Одновременно донесся какой-то зловонный запах. И тоже исчез. Между тем Нитан рассказывал: - Мы самые несчастные из людей, Мефидия. Боги прокляли нас. И мы просим тебя улететь отсюда, потому что ты всегда была добра к нам и доставляла столько радости. Оставь нас наедине с нашим проклятьем, пока сама не оказалась втянутой в беду. - Ерунда! - сказала Мефидия. - Я не боюсь проклятий. Цирковое представление начнется через час. Всех желающих приглашаем бесплатно. Это мой подарок старым друзьям. Так что не оскорбляйте меня отказом. Она повернулась и зашагала к актерам, оставив Нитана и испуганных людей стоять с раскрытыми ртами. Сафар ускорил шаг и догнал ее. - Тут и в самом деле что-то не так, - сказал он. - Что-то... вроде... - И замолчал. Он взмахнул рукой, пытаясь помочь себе высказать, что ощущает чье-то холодное и мерзкое дыхание за спиной. - Я чувствую присутствие какого-то существа. И оно наблюдает за нами. Мефидия внезапно ускорила шаг. - Да, да, - зашептала она. - Вот и я теперь тоже чувствую. Думаю, мы сделали ошибку, явившись сюда. Лучше убраться отсюда. Сафар услыхал такой звук, какой издают трущиеся друг о друга булыжники, и тут же земля заколыхалась у него под ногами. - Бежим! - закричал он, хватая Мефидию за руку и устремляясь со всех ног к воздушному кораблю. Позади послышались вопли толпы и скрежет разверзающейся земли. Он увидел, как Бинер и остальные хватаются за молотки, топоры и за все, что может послужить оружием. Добежав до них, Сафар тут же повернулся лицом к опасности. Он увидел, как вздымается земля, как рвутся корни кустарника и небольших деревьев, как с образовавшегося на глазах холма осыпается гравий, камни и почва. Холм этот превратился в высоченную фигуру из земли - две могучие ноги поддерживали голову, тело и руки. Там, где должен быть рот, прорезалось отверстие. Создание заговорило, роняя камни и гравий с губ. - Мое! - проревело оно голосом, идущим словно из глубокой пещеры. Оно взмахнуло огромной рукой, осыпая Сафара и остальных землей. - Мое! - вновь произнесло оно, указывая на толпу людей. Затем огромная рука с кривыми пальцами устремилась вперед, к Сафару и актерам. - А теперь и вы мои! - прорычало создание. Оно сделало неторопливый шаг вперед, и земля содрогнулась. С чудовища падали кусты и небольшие деревья. Они мгновенно оживали, цепляясь корнями и ветвями за землю, и вокруг этих скелетов нарастала почва, образуя тела. - Мое! - взвыло создание, вытягивая лапы к Сафару и его друзьям, готовясь всех схватить раскрывшимися ладонями. Ожившие существа из земли стали приближаться, образуя полукольцо вокруг труппы, подгоняемые завываниями земляного господина: - Мое! Бинер поднял огромный ящик и метнул его в приближающийся кошмар. Ящик угодил в центр шеренги, разметав трех монстров. Но остальные продолжали двигаться, подтягиваясь к труппе. Арлен откинулась назад, набирая воздуха и хлеща себя хвостом. Затем она рывком подалась вперед, выпустив длинную струю пламени изо рта. Послышалась серия хлопков, какие издают, погибая в лесном пожаре, термиты. Целый фланг врагов запылал. И тут циркачи, с Чейзом и Бинером во главе, бросились в атаку, размахивая молотками и топорами. Сафар ухватил Мефидию за руку, удерживая ее. Он сосредоточился на земляном гиганте. - Мое! - ревело существо, осыпая землю кустами и деревьями, и новые шеренги монстров заняли места сраженных. - Помогай мне, Мефидия! - закричал Сафар, сжимая ее руку. Он хватался за ее энергию, чувствуя, как Мефидия сопротивляется. Но вот она подняла защитный покров, и Сафар получил желаемое - сильный, крепкий кулачок энергии добавился к его собственной. Сафар развернулся к земляному гиганту. Тот был почти рядом, протягивая лапу к Бинеру и разевая огромную пасть с мельничными жерновами вместо зубов. - Нет! - послышался крик Мефидии. Сафар укрылся плащом спокойствия. Все вдруг замедлилось, как в тот день, когда он сражался с демонами. И как раз в тот момент, когда лапа гиганта уже сжималась вокруг Бинера, пришла пора Сафара. Он сотворил из своих чувств поисковый зонд и отправил его вперед. Он чувствовал, как зонд проскользнул в каменистое тело создания, отыскал путь наименьшего сопротивления и стал пробираться вверх. Глубоко внутри существа обнаружилось тело насекомого. Засохший труп саранчи. А внутри саранчи оказалось что-то еще, маленькое и ничтожное. Когда зонд добрался до этой твари, та забилась и заизвивалась внутри тела саранчи. Оказалось, что это червяк, величиной не длиннее пальца. Белый червь, с черным пятном на голове, которое Сафар принял за глаз. Эта тварь питалась несчастьями и страданиями. Сафар обвел червя зондом и выяснил, что внутри у него скрывается зародыш более страшного создания. Сафар обнаружил полуразвившиеся ноги и выгибающийся хвост, вооруженный жалом на конце. Это маленькое существо обожгло сознание Сафара алчными мыслями. - Мое! - пищало оно. - Я хочу... Мое! Сафар услыхал крик Мефидии: - Торопись, Сафар! Но он не собирался торопиться. Он превратил зонд в два больших пальца и взялся за червя, остерегаясь маленьких острых клыков голода и ненависти. Червь показался между двух пальцев. Он извивался, вырывался, опаляя Сафара взрывами магии. Но Сафар, не обращая ни на что внимания, сдавил червя. Тут же его окатило волной трупного запаха. Он отшатнулся назад, сдерживая дыхание. Послышался грохот обвала. Сафар поднял глаза и увидел, как земляной гигант разваливается на огромные куски из камней и почвы. Бинер успел отпрыгнуть, едва не угодив под этот обвал. Поднялась туча пыли, из которой во все стороны полетели обломки. Когда пыль рассеялась, ничего не осталось на месте крушения гиганта, кроме груды камней. На Сафара внезапно навалилась слабость. Он повернулся к Мефидии и увидел благоговение в ее глазах. Именно так смотрел на него и Ирадж, когда он обрушил лавину на демонов. - Это был всего лишь червь, - попытался сказать Сафар, но получилось лишь невнятное бормотанье. - Глупый маленький... И он рухнул на землю. Жители Кишаата увидели-таки цирковое представление. И многие говорили Мефидии, что оно явилось лучшим за всю ее карьеру. И когда вырастут увидевшие представление дети, они поведают своим недоверчивым внукам о том судьбоносном дне, когда чудовище, ставшее причиной их бедствий, было сражено. И расскажут о том, какой потом устроили праздник... Но ничего из этого не увидел Сафар, герой дня. Он пролежал в коме чуть ли не неделю. Очнулся он уже на борту воздушного корабля, летящего сквозь шторм. И вновь он лежал в каюте Мефидии. Было темно, и снаружи доносились завывания ветра и шум дождя, хлещущего по палубе. Испытывая жажду, он вслепую начал шарить рядом рукой, пока не наткнулся на чашку. Он выпил. Оказалось, вино с медом. Распахнувшаяся дверь впустила порыв холодного воздуха. Он поднял глаза. В дверях стояла Мефидия. Парка с капюшоном скрывала ее с головы до ног. Освещая фигуру, грохнули подряд две молнии. От тела распространилась сияющая аура. Засверкали и глаза ее, устремленные на него. Порыв ветра распахнул парку. На Мефидии была лишь тонкая белая ночная рубашка, настолько промокшая под дождем, словно она была нагая. Вновь пронесся порыв холодного воздуха, но этот холод лишь разжег в нем огонь. - Закрой дверь, - сказал он. По крайней мере, ему показалось, что он произнес эти слова. Губы двигались, но сам он ничего не слышал. Тем не менее Мефидия закрыла дверь. Он протянул руки и прошептал: - Прошу тебя! Мефидия через всю каюту устремилась в его объятия. И затем он ощущал только ее тело и слышал лишь голос, повторяющий его имя. 18. КРЫЛЬЯ СУДЬБЫ Король Манасия, Божественный Лев, будущий лорд Эсмира, страдал от кошмаров. Во сне за ним гнались обнаженные люди, демонстрируя мерзкую кожу без чешуи, руки без когтей и толстые красные языки, похожие на разжиревших угрей, поедавших падаль. Он утолил королевскую похоть с очередной наложницей и закрыл глаза, чтобы заснуть, когда орды людей бросились за ним, страшно вопя и обнажая плоские, готовые впиться в плоть зубы. Король попытался бежать, но ноги не слушались его. Он застыл на месте, глядя на приближающиеся уродливые существа, завывающие от ненависти. Как правило, в этих кошмарах эту мстительную толпу вели за собой высокие люди. Один из них, светлокожий, с золотой бородой, нес на золотых кудрях корону. Второй, смуглый и безбородый, отличался длинными развевающимися черными волосами. Этот смуглый своими огромными голубыми глазами заглядывал прямо в душу, выведывая все тайные секреты Манасии. Кошмары доводили его до трясучки и отнимали силы. Долгое время он старался не обращать на них внимания, уверяя себя, что они проистекают вследствие усердного исправления им королевских обязанностей. Просто он слишком увлекся, составляя планы вторжения в земли людей. Но и с планами все обстояло не так благополучно, как хотелось бы. Генералы доводили его до бешенства своей осторожностью. Им хотелось собрать армию побольше да наладить протяженные линии снабжения, чтобы никакая человеческая сила не смогла им ни в чем помешать. Поначалу король Манасия ничего не имел против такой стратегии. Превосходящие силы всегда помогают решать трудности войны. Но предложения генералов, как вскоре выяснил король, касались армии, в два раза превышающей численность, о которой помышлял Манасия. Манасия понимал, что эти цифры диктуются карьеристскими соображениями генералов и их штабов и заботами о собственной безопасности. Ведь король не простил бы им провала. Ему нужна была полная победа, и он не пощадил бы никого, не поверил бы ни в какие ссылки на неудачу. И тем не менее генералы его разочаровали. Где же их патриотизм? Где чувство долга перед королем и Газбаном? "Надо рисковать, - думал Манасия, - иначе ничего грандиозного в жизни не достигнешь". И действительно, в начале вторжения король намеревался сурово наказывать за любой провал. В конце концов, в случае успеха награда ждала такая, по сравнению с которой ничем оказывались все генеральские страхи. А они артачились. Хотя план был совсем простой. Манасия решил прежде всего завоевать районы к северу от Божественного Раздела. Эта горная цепь являлась естественным барьером, сдерживающим его стремления. Значит, там надо было собрать все силы для решающего перехода через горы. Правда, древние карты не содержали и намека на то, каким маршрутом можно перебраться через Раздел. Но Манасия не сомневался, что со временем при соответствующем правлении в северных человеческих землях перевал отыщется. Для реализации первой части задуманного - рывка на север - войскам короля предстояло пересечь Запретную Пустыню и сразу же на ее краю разбить лагерь. В этот лагерь потянутся обозы со снабжением и подкреплениями, в то время как основные силы выдвинутся вперед, нападая на людей. Манасия крепко рассчитывал на внезапность. Конечно, для вторжения неплохо бы иметь большие силы. Но не такие уж и большие, как утверждают генералы, тем более что для содержания такой громадины придется устраивать невероятно разветвленные линии снабжения. А ведь в землях людей никто и не догадывается, что демоны готовятся к вторжению. Он даже не стал отправлять разведывательные партии, памятуя о провале Сарна и не желая испытывать судьбу повторением ошибки. Генералы же продолжали утверждать, что у каждого лезвия две режущие кромки. Да, говорили они, мудрое решение - оставлять людей в неведении. Но, с другой стороны, и демоны не знают, что творится в землях людей. И королю придется действовать наугад, как в потемках. И кто знает, какова будет реакция на вторжение. Так что единственно верное решение, надежное решение - нападать с армией такой численности, что никто бы не посмел стать на ее пути. Генералы Манасии являлись отъявленными интриганами, постоянно закулисно действуя против своего же брата офицера, но в данном пункте они объединились. В редкостном единодушии их сторону приняли лорд Фари и принц Лука. Фари, которому запретили посылать разведывательные заклинания в край людей, испытывал ту же озабоченность, что и военные. Принцу же, как наследнику трона, предстояло вести в бой авангардные силы. - Если уж мне выпала высокая честь нести знамя в славной битве, ваше величество, - сказал принц, - я должен быть уверен, что не поскользнусь на какой-нибудь глупости или просчете. Хотя, разумеется, буду драться до смерти, что бы там ни случилось. - Вот и правильно, - сказал король Манасия. - Мой отец ожидал от меня того же, когда я был кронпринцем. И я не раз рисковал жизнью под его штандартами. Принц Лука приложил лапу к груди и низко поклонился, восхваляя юношеское мужество своего отца. При этом он думал: "Ты же перерезал глотку своему отцу, когда он спал, чтобы подхватить его штандарты. И если бы мне представилась возможность, я поступил бы точно так же". - Вы для меня источник постоянного вдохновения, ваше величество, - спокойно сказал принц. - И я прошу у вас десять тысяч демонов для авангардных сил. И король дал их ему. После многочисленных дискуссий с генералами он таки согласился на создание армии в пятьсот тысяч демонов - величайшего воинского соединения в истории Эсмира. Для поддержки военных выделялись две тысячи магов под командой лорда Фари. Необходимые громоздкие приготовления шли так медленно, как Божественные Черепахи, несущие континенты по морям. Задачу затрудняли и многочисленные отвлечения армии на неотложные дела. В течение одного только месяца армию бросали в районы смуты с полдюжины раз. Манасии казалось, что все его королевство готово взорваться. Эти ощущения усиливались кошмарами. Перетекая из ночи в ночь, они заставили короля присмотреться к этим двум людям, что тревожили его сон. К золотоволосому и голубоглазому. Для короля они превратились чуть ли не в реальность, и он теперь непрестанно думал о них, гадая, кто же это такие. Когда состояние стало просто невыносимым, он призвал на поиски ответа лорда Фари и его магов. Сначала он решил все представить в облегченном виде, но понял, что никого этим не обманет, а лишь даст повод лорду Фари заметить его слабость. Составили гороскопы, но толку не получили, поскольку все гороскопы противоречили друг другу. Боги спали, и небеса не давали ответа, пусть снотолкователи и пребывали в невежестве относительно данного факта. Дюжину раз бросал король кости. Без результата. Наконец лорд Фари распорядился привести раба-человека. Вопли от его мучений должны были бы умилостивить богов, а затем ему живому разрезали живот, чтобы маги могли погадать по внутренностям. Манасия с большим интересом наблюдал за Фари, склонившимся над стонущей жертвой и принюхивающимся к разверстой ране. - Здоровый запах, ваше величество, - доложил старый кудесник. - Хороший знак. Он поднял комок кишок. - Пощадите, пощадите, - застонала жертва. Фари рассматривал внутренности. - Еще лучше, ваше величество, - сказал он через минуту. - Эта хорошая крепкая кишка символизирует надежность проводимой вами политики, ваше величество. Человек издал слабый вскрик, когда Фари потянул дальше. - Прошу вас, - захныкал человек, - прошу вас. - Ага! - сказал старый демон. - Вот где наши проблемы, ваше величество. Он держал в лапе поблескивающий комок внутренностей. Из толстой кишки выпирали два тупых отростка. - Вот опухоль, ваше величество, - сказал Фари. - Развилась на основной кишке. Видите, разделяется надвое? Манасия согласно кивнул. Фари вытянул коготь и разрезал каждый отросток. Хлынула черная кровь. - Матерь милосердная! - возопила жертва. И тут же обмякла без сознания. Удовлетворенный полученной информацией, Фари бросил внутренности. Подползли два раба с ароматической водой и полотенцем, дабы маг мог сполоснуть лапы. Фари принялся расхаживать взад и вперед, вытирая когти и размышляя. За это время два раба утащили человека прочь. - Королю на обед понадобится его сердце, - крикнул он вслед рабам. Наконец, когда Манасия уже потерял всякое терпение, Фари заговорил. - Вот как я понял это, ваше величество, - сказал он. - Эта опухоль, боюсь, представляет действительно угрозу. Эти два отростка и отсасывали энергию из всего организма, как и два человека из кошмара мучают ваше величество. Из этих двух один король. Другой - маг. - Ну и что из того, что один из них маг? - взревел Манасия. - Человеческая магия слишком слаба, чтобы представлять для нас угрозу. - Это так, ваше величество, - сказал Фари. - Но возможно, что в союзе с королем этот маг обладает определенной опасной мощью. Точнее сказать не могу. Внутренности не дают ответа. Но вот что они мне сказали совершенно точно: сейчас эти двое - король и маг - разделены. Начинали они вместе, потом по каким-то причинам расстались. И в данный момент существуют независимо друг от друга. - А когда они объединятся? - спросил король. Фари вздохнул, вытирая последние капли крови с лап. - Этого мне не открылось, ваше величество, - сказал он. Он бросил полотенце. Подполз раб и забрал его. - Но что насчет моего вторжения? - не отставал король. - Сколько мне еще ждать? Мне кажется, чем дольше я жду, тем больше шансов у этих двух сил объединиться. - Совершенно верно, ваше величество, - сказал Фари. - Так посоветуй, - потребовал король. - Когда мне начинать вторжение? Фари не колебался. В этом вопросе старый демон чувствовал себя вполне уверенно. Внутренности ясно показывали. - Весной, ваше величество, - сказал он. - Сразу же, как сойдет снег. - А что насчет того короля и мага? - спросил Манасия. - Они к тому времени соединятся? - Не думаю, ваше величество, - сказал Фари. - Они слишком далеко друг от друга. А пока не задует великий ветер и не принесет их друг к другу, нам страшиться нечего. Шторм, несущий воздушный корабль над равнинами Джаспера, длился чуть ли не неделю. Ярость ветров была сравнима разве что с любовными страстями в каюте Мефидии. Для Сафара же наступило время удивительного путешествия к сердцу женщины. По многим причинам Сафар, как правило, предпочитал компанию женщин. Он и вырос среди добрых и умных женщин. Ребенком сидел среди них, да так тихо, что вскоре о нем забывали, и он внимательно вслушивался в их беды и чаяния. Сафар считал, что женщины более склонны к мечтаниям, нежели мужчины. Там, где мужчина видел лишь плоскую поверхность равнины, женщина отмечала тончайшие детали. Сафару не повезло в его первом столкновении с женщиной на любовном фронте. Астария глубоко уязвила его. Конечно, у него хватало ума не судить всех женщин по одной, но тем не менее страхи и сомнения оставались в его душе. Мефидия рассеяла все их одним махом. Мефидия же совсем по-другому относилась к их роману. Чувства ее были потрясены. Нравственность пошатнулась. Сафар никак не мог насытиться, что и нравилось Мефидии в молодых людях. Более того, он был уступчив. И самое главное, боготворил ее. С точки зрения Мефидии, именно эти три качества являлись величайшими преимуществами юности. У мужчин, разумеется. Но у Сафара было еще нечто - некая таинственность. У Мефидии было немало романов; некоторые из-за денег, некоторые из-за страсти, а один или два даже по любви. Хотя с возрастом Мефидия начинала полагать, что все три эти разновидности ничем друг от друга не отличались, основываясь на любви к самой себе. Больше всего в молодых людях Мефидия ценила их умение быть признательными. Просто женщине надлежало быть женщиной, и тогда она одерживала верх. Ведь молодые люди - нормально воспитанные молодые люди - настолько привыкли подчиняться матерям, что охотно передавали ответственность за решения другой женщине. А уж Мефидия умела завлекать одним взглядом. Возбуждать одним прикосновением. Удерживать в повиновении одной нахмуренной бровью. Опытная актриса, Мефидия справилась бы с любым мужчиной, но с молодыми было легче. К тому же и веселее. Как частенько говаривал Чейз: "Хозяйка любит свои игрушки, этого у нее не отнимешь. Любит их новенькими, с ключиком, чтобы заводились". Сафар тоже мог превратиться в такую вот игрушку, хотя она и спасла его в пустыне исключительно по доброте. Когда он поправился и она увидела, что личность у него под стать внешности, то решила, что место ему - в ее постели. Мефидия становилась привередливой женщиной, когда речь шла о партнере по сексу. Если даже глаз ее и останавливался на выпуклых мужских достоинствах, она вовсе не стремилась автоматически тут же проверить его энергичность в действии. Что на самом деле привлекало Мефидию в Сафаре, так это его сущность мага. Она ощущала красоту, мощь и страсть его таланта. К тому же Сафар не только был чрезвычайно активен в постели - она уже давно не видела такой мужской силы, - но обладал и добрым сердцем. По натуре своей Сафар спешил считать любого человека другом, пока тот не уверял его, что является врагом. Это характерная черта юности, и скорее благородная, нежели нелепая. Эта черта зачастую приводит к несчастьям и быстро изживается в человеке. Какое-то время Мефидия опасалась Сафара как мага. Вернее, переживала, что если не будет достаточно осторожно обращаться с этой частью его натуры, то повредит в первую очередь доброте юноши. И тогда злобный черный маг, каким бы мог стать Сафар Тимур, явил бы собою угрозу миру. Несмотря на всю привлекательность Сафара, Мефидия долго удерживала свои страсти. Более того, она полагала, что лучше ей вообще удержаться от этого романа. И лишь происшествие в Кишаате вырвало ее из мрачных раздумий. Мефидия считала, что за свою долгую жизнь видела почти все. Она побывала во многих королевствах, встречалась со множеством людей. Не раз сталкивалась с опасностью и злобой; но в душе полагала, что добро перевешивает зло, а радости в жизни больше, нежели напастей, и всю свою работу посвящала тому, чтобы и других убеждать в том же. Как колдунья, она прекрасно знала, что маги и колдуны помышляют лишь о зле. Ей удавалось избежать подобных искушений. Для Мефидии магия шла от сути самой земли. Она верила, что ее могущество происходит от природы, которую она воспринимала как любящую бабушку. Существо из Кишаата здорово поколебало это ее представление. Когда оно восстало из земли, казалось, будто сама природа бросилась на нее. У этой природы, вдруг показавшей свою истинную суть, оказалась морда шакала. В тот ужасный момент, когда над нею нависла тварь, она подумала, что сейчас лишится не только жизни, но и души. Сафар спас ей и то и другое. И она бросилась в его объятия за покоем, безопасностью и со всей радостью живого существа. Целую неделю она укрывалась в этих объятиях, забывая об ужасе, вызванном появлением той твари. Но страхи все же давали о себе знать. Поздно ночью, когда бушевал шторм, а Сафар спал, она выпускала эти страхи по очереди и изучала их. В конце концов она пришла к выводу, что чудище из Кишаата являлось предзнаменованием. Первым несчастьем из многих грядущих. Инстинкты подсказывали ей, что совладать с этими напастями по плечу лишь Сафару. Как только она пришла к этой мысли, она поняла, что ей не удержать его. Сафар просто не мог оставаться всю жизнь в цирке. Его ждет жизнь гораздо более счастливая здесь, с ними, но если Сафар отвергнет свою судьбу, то для него это будет равнозначно трагедии, которую не искупит никакое счастье. И однажды на Мефидию все равно ляжет печальная обязанность указать ему мрачную дорогу судьбы. Она ничего не сказала Сафару. Вместо этого в подходящий момент ненавязчиво расспрашивала о подробностях прошлой жизни. И все им рассказанное лишь подтверждало ее выводы. Он поведал о видении с Хадин и катастрофе, о своих опасениях за грядущие несчастья, о стремлении к знаниям в Вал арии, об открытии демона Аспера и о том, чем все закончилось. Он показал ей каменную черепашку, подаренную Нерисой, и Мефидия вместе с ним скорбно прислушивалась к слабо пульсирующей жизни внутри идола. - Какой же я был дурак в своих попытках отыскать ответ, - горько сказал Сафар. - А если нашел бы, что бы стал делать с ним сын гончара из Кирании? Затем он поклялся ей в вечной любви, пообещал навсегда остаться с ней и никогда не возвращаться к унылому существованию прикованного к земле смертного, изумленно взирающего на пролетающий над головой воздушный корабль. Мефидия промолчала. Не стоило пока делиться с ним своими раздумьями. Но она должна была позаботиться о том, чтобы Сафар во всеоружии встретил предначертанное ему. Она решила, что за оставшееся время обучит его всему, что сама знает, отдаст всю любовь, все чувства, что берегла для себя, для своей защиты от мира. Она должна внушить ему веру в себя. А затем, когда придет пора, она соберется с силами и укажет ему судьбоносную дорогу. Шторма продолжались, прерываясь изредка на день. Ветра продолжали нести их над равнинами Джаспера. В тех краях, над которыми пролетал воздушный корабль, они видели много горя. Разрушенные деревни и вытоптанные поля, по которым прошествовали армии. Даже под проливными дождями брели по дорогам тысячи беженцев, направляясь к известной цели. Видели они и поля боев, покрытые трупами людей и животных. Эти зрелища опечалили актеров. Теперь люди если и обменивались словами, то лишь по необходимости. Больше всех опечалился Сафар, глаз не сводивший с открывающейся внизу картины. Однажды им пришлось перелетать через невысокий горный кряж. Когда они вырвались из плена облаков, их встретило солнце и бодрящий воздух. Они летели над широкой безмятежной долиной. В буйной зелени долины бежали голубые ручейки, ярко раскрашенные дома деревень стояли в тени разросшихся садов. Все выглядело здоровым и процветающим, без признаков тех бедствий, что встречались ранее. Свежий ветер погнал воздушный корабль вперед. В дальнем конце долины располагался небольшой город, за жемчужными стенами которого поднимались изящные строения. Сафар склонился над ограждением. Открывшееся зрелище вызвало улыбку на его лице. - Что это за место? - спросил он. - Город Сампитей, - сказала Мефидия. - Здесь мы еще ни разу не выступали. Но слышали только хорошее. Мне рассказывали: здесь настоящий рай для артистов. Сафар задумался, смутно припоминая уроки географии, данные Губаданом. Затем он вспомнил эти расстилающиеся внизу белые шелковичные сады. Сампитей славился тончайшими шелками и королевской желтой краской, добываемой из корней этих деревьев. - Сампитей, - сказал Бинер. - Чудесное местечко. Теперь я даже сожалею, что так ругал богов за эту скверную погоду. Сафар повернулся и бросил взгляд назад, на горы. Большое стадо облаков, влекомое штормовыми ветрами, неслось по небу за кораблем. 19. ВОЗВРАЩЕНИЕ ПРОТАРУСА Сафар еще до начала первого представления почувствовал неладное. Толпа приветствовала их с восторгом, как и солдаты, направлявшие зрителей через главные ворота к близрасположенному полю. Чейз и чернорабочие спустили оборудование в рекордный срок, установив цирковые конструкции раньше, чем на место встала будка билетера. Добрые граждане Сампитея настолько изголодались по зрелищам, что терпеливо выстроились в очередь, ожидая, пока разгрузится воздушный корабль. Труппа Мефидии торопливо готовилась к первому представлению, стремительно провела его, сокращая время выходов на поклоны, чтобы дать возможность второй череде зрителей побыстрее насладиться зрелищем. Чтобы доставить им удовольствие, особых усилий не требовалось. Они разражались хохотом от малейшей клоунской ужимки, замирали от ужаса, стоило лишь чуть поскользнуться акробату, восхищенно стонали от любого магического действа, представленного Мефидией и Сафаром. Однако же труппа осталась недовольной. - Я еще ничего не делаю, а они уже смеются, - жаловался Бинер. - Я лишь свистну сквозь клыки, а они уже потрясены, - говорил Илги. - Их так легко расфевелить, сто хосется плюнуть, - говорила Арлен. - А боги знают, сто слусится, если я плюну! Даже такой новичок, как Сафар, чувствовал, что аплодисменты чересчур бурные, едва он выпускает в воздух небольшой лиловый дымок. Он ощущал истерическую ноту в настроении толпы. Во время номера с чтением мыслей Сафар объявил, что некая девица по имени Синта скоро венчается и что ее возлюбленный будет ей верен. Эта молодая женщина так радостно завопила от услышанного, - а Сафару об этом рассказал подслушавший новость чернорабочий - что вся аудитория прослезилась. - Да что с ними такое? - спросил он Мефидию в перерыве между представлениями. Мефидия тонко улыбнулась. Она расстроенно наносила грим внезапно потяжелевшей рукой. - Ты настолько привык к аплодисментам, - спросила она, - что уже начинаешь ставить их искренность под сомнение? - Ну при чем тут я, - сказал Сафар. - Я не один. Илги говорит, что, когда в последний раз выступал перед такой вот аудиторией, их труппа оказалась посреди эпидемии чумы. - Страх смерти, - сказала Мефидия, - действительно обостряет у людей вкус к жизни. - Ты хочешь сказать, что знаешь больше, чем мы? - спросил Сафар, начиная раздражаться. - Только это, - сказала Мефидия, передавая ему большую разукрашенную карточку с золоченой восковой печатью. - Нам приказано сегодня вечером дать представление перед королевой Армой и ее двором. Сафар посмотрел на карточку, во все времена считавшуюся проявлением почетного приглашения, и сказал: - Что же в этом плохого? - К карточке прилагался сундук с шелком, - сказала Мефидия. - И этот шелк, согласно сообщению доставившего его курьера, является авансовой платой за недельные представления перед подданными королевы. - Им так нужна моральная поддержка? - спросил Сафар. - Я говорю о дюжине штук прекраснейшего сампитейского шелка, - сказала Мефидия. Сафар, проведший начало жизни рядом с караванным маршрутом, прекрасно осознавал стоимость такого товара. - Какая же мощная моральная поддержка им нужна? - сказал он. - Не знаю, - ответила Мефидия. - Курьер был предельно вежлив, но старательно избегал ответов на вопросы. Складывалось впечатление, что он ждет, будто мы сразу же соберем вещи и сбежим при малейшем намеке на опасность. В течение чуть ли не часа он распространялся на тему, какая чудесная правительница королева Арма, о прекрасном здоровье ее детей, о том, как ценят ее подданные, как процветает королевство. Сафар сморщился. В Валарии он узнал, как за блестящим королевским фасадом таятся страхи. - Может быть, нам лучше убраться отсюда? - спросил он. - Я тоже пришла к такому выводу, - ответила Мефидия. - Я сказала посланцу, что нас поджидают дела. И мы не сможем остаться дольше чем на неделю по просьбе ее величества. Сафар, припомнив происшествие в Кишаате, предложил: - Не смыться ли нам ночью? - И я об этом думала, - сказала Мефидия. - За неделю многое может случиться. Но я не думаю, что стоит так уж сокращать свое пребывание здесь. Слишком торопливым отъездом мы навлечем на себя гнев королевы Армы. Я думаю, будет лучше, если мы дадим приказанное королевой представление, а затем тихонько загрузим воздушный корабль. Мы можем даже обойтись без некоторых конструкций. И сделаем вид, что разгружаем корабль, в то время как на самом деле будем его загружать. Проведем здесь не более трех вечеров - и в путь. - Но королева заплатила вперед, - указал Сафар. - Как же нам быть с этим шелком? - А я его не возьму с собой, - сказала Мефидия. - Эти деньги дурно пахнут, и мне они не нужны. Трех дней ждать не пришлось. Уже вечером заказанного представления удача отвернулась от цирка. Веря, что отъезд из Сампитея произойдет при первой же возможности, Мефидия настроила труппу на самый высокий уровень представления. Сафар, опираясь на знания, полученные за годы обучения в Валарии, разработал новый вид магической молнии. И именно в вечер представления при королевском дворе цирк решил впервые опробовать его идеи. Полная луна сияла над королевскими гостями, идущими к шатру королевы, и над зрителями. Сафар превратил луну в светлую точку, выбрав самый кульминационный момент представления, затем сделал ее свет тусклее, нагнав на нее тучи, пока актеры переодевались. Языки пламени вырвались на арену, когда пошел парад-алле, дергаясь в таинственном ритме. К концу первой половины представления Сафар и Арлен дебютировали с новым номером, над которым недавно начали работу. Из первоначального простенького номера "распиливание девушки пополам" трюк вырос чуть ли не в целый спектакль. Сафар выступал в роли злого волшебника. Арлен и Бинер составляли причудливую парочку влюбленных - уродливый карлик и прекрасное создание, полуженщина-полудракон. В этом спектакле Сафар гонялся за возлюбленными по мрачному подземному миру, где крутились огни, вздымались фонтаны дымов и вылетали языки пламени. Наконец он настигал их и вроде бы убивал Бинера и брал в плен Арлен. Она пыталась сражаться, но погружалась в предсмертный транс. В этом состоянии Сафар заставлял ее летать, затем разрубал пополам саблей. Но и сейчас непокорная Арлен изрыгала пламя. Затем огонь исчезал. Внезапно воскресал Бинер. Он исцелял Арлен. Сражение возобновлялось. И в конце его влюбленные сокрушали Сафара и обнимались. Под романтическую музыку в исполнении Илги и Рабика зажигались огни. Слезы и радостные крики встречали выходящих на поклоны трех артистов. Несмотря на все тревоги, Сафар с радостным ощущением убегал готовиться к следующему номеру. Но завывание на высокой ноте геральдического горна заставило его остановиться. Он обернулся, пораженный таким внезапным вторжением в цирковое действо. В королевской ложе королева Арма вскочила на ноги. Перед ней стоял паж в расшитой ливрее придворного герольда. По сигналу королевы он вновь поднес горн к губам, призывая всех присутствующих замолчать и обратить внимание на королеву. Арма была женщиной среднего возраста, склонной к полноте. У нее было круглое приятное лицо, кажущееся еще более круглым из-за высокой короны. Рядом с нею восседал ее супруг, принц Кроль, красивый седовласый мужчина в сверкающем генеральском мундире. Королева набрала воздуху перед обращением к собравшимся, но перед этим Сафар заметил, как генерал взмахнул рукой и в воздухе запахло магией. Сафар тут же понял, что этот человек является магом и только что сотворил заклинание, усиливающее голос королевы. - Граждане Сампитея, - зазвучал в шатре высокий голос королевы Армы. - Я уверена, что все вы неплохо повеселились вечером, не так ли? Разодетая аудитория разразилась громкими аплодисментами. Арма повернула голову, кивая Мефидии, стоящей у входа в гардеробную актеров в царственной позе в сверкающей красной мантии и тиаре, разукрашенной искусно подобранными драгоценными камнями. - И мы благодарим леди Мефидию и ее талантливых актеров за то, что в это кризисное для Сампитея время они доставили нам хоть немного радости, - сказала королева. Мефидия низко поклонилась, но по напряженности этого поклона Сафар понял, что она, так же как и он, удивлена этим высказыванием королевы. О каком таком кризисе говорит Арма? - Как вам всем хорошо известно, - продолжала Арма, - ваша королева и ее представители вот уже чуть ли не месяц ведут диалог с королем Протарусом и его посланниками. Толпа встревоженно забормотала, да и Сафар насторожился, услыхав имя своего друга. - Мы всех вас откровенно информировали о ходе переговоров, - сказала Арма. - В первом же послании содержалось требование, чтобы наше королевство покончило с издавна установленной политикой нейтралитета. Протарус приказывал, иначе и нельзя охарактеризовать его варварскую дипломатию. В нашем ответе на это оскорбительное послание решительно, но вежливо сообщалось, что королевам не приказывают! Это заявление было встречено громом аплодисментов. Зная Ираджа, Сафар понял, что такой ответ королевы вряд ли был воспринят его другом благосклонно. - Вскоре после этого, - продолжала Арма, - прибыли эмиссары Протаруса с новыми требованиями. Он больше уже не просил нас вступить с ним в союз против его врагов. Вместо этого он потребовал немедленной капитуляции. Он даже прислал вот это... - Сафар увидел, как она высоко подняла знакомое знамя с красной Демонской луной и серебряной кометой - эмблемой Алиссарьяна, - ...чтобы мы подняли это над дворцом в знак повиновения. Толпа сердито зароптала. Королева Арма выждала, пока голоса утихнут, и громко сказала: - Мы отказались! Вновь гром аплодисментов и одобрительные выкрики. Королева помолчала, затем в момент кульминации подала сигнал к молчанию. - Не хочу скрывать от вас, мои верные подданные, - сказала королева Арма, - что после этого ответа мы провели длинные, бессонные и тревожные ночи. Король Протарус, армии которого сейчас рыщут по равнинам Джаспера, известен тем, что не дает спуску не покорившимся ему королевствам и монархам. Опасаясь репрессий с его стороны, мы привели нашу армию в состояние полной боевой готовности. И лучше погибнем, чем потеряем независимость наших владений. Надолго воцарился гвалт из одобрительных воплей. Когда наконец наступила тишина, королева Арма сказала: - Сегодня вечером я с величайшей радостью хочу сообщить, что боги вступились за добрых и праведных жителей Сампитея. Она отбросила знамя и взялась за длинный узкий свиток пергамента. - Это последнее сообщение от Протаруса, - сказала она. - Я получила его сегодня утром. Очевидно, юный король Протарус понял ошибочность своего поведения. Наконец он оценил правоту нашего нейтралитета. Он снимает все свои требования и теперь лишь просит - весьма вежливо - продать его отчаянно нуждающейся армии провиант по хорошей цене. Сообщенная королевой новость привела толпу в еще большее возбуждение. Люди орали от радости, пока не охрипли, и хлопали, пока ладони не потеряли чувствительность. Затем Арма сказала: - Что скажете, мои верные подданные? Проявим ли мы великодушие? Покажем ли королю Протарусу, как ведут себя цивилизованные люди? Крики одобрения скрепили предложение. Люди всхлипывали и обнимались, восхваляя богов за то, что те пришли на помощь в столь важный момент. Посреди этого хаоса Сафар пробрался к Мефидии. - Что-то тут не так, - сказал он. - Уж я-то знаю Ираджа. Он так легко не отступается. Мефидия кивнула. Сафар рассказывал ей о дружбе с Протарусом и о том видении, где Ирадж шел во главе армии завоевателей. Впрочем, по ряду причин, в основном из-за данного слова Коралину, он умолчал о битве с демонами. - После представления готовимся к отлету, - сказала она, даже не понижая голоса посреди гама, поднятого развеселившимися людьми. - Улетаем на рассвете. Горожане на радостях вряд ли обратят на нас внимание. Представление закончили, хотя все актеры, ощущая что-то неладное в воздухе, уже не вкладывали в выступление столько души. Королева поблагодарила их и одарила Мефидию дополнительными штуками сампитейского шелка. Приготовиться к незаметному исчезновению было нелегко. Вокруг труппы крутилось столько доброжелателей и гуляющих, что актеры смогли лишь сложить вещи и поднести их к кораблю по возможности ближе. Чейзу и чернорабочим был отдан строжайший приказ успеть все загрузить за час до рассвета на корабль и быть готовым к отлету. Ночевали в палатках, держа пожитки под рукой, чтобы успеть спешно захватить их. - Хотел бы я отправить послание Ираджу, - сказал Сафар, когда они с Мефидией устраивались для короткого сна. - И что бы ты ему сказал? - спросила Мефидия, снимая остатки грима влажной губкой. - Пощадить город? Или только нас? - Она бросила на него циничный взгляд. - Хотела бы я знать, в каком виде надлежит предстать перед кровожадным варваром. Сафар покачал головой. - Ирадж не варвар, - ответил он. - Ты же видел сожженные деревни, - сказала Мефидия, - тысячи беженцев. Если это не варварство, то что же? - Тогда, по моему мнению, и весь мир погружен в варварство, - сказал Сафар, начиная сердиться. - Ирадж не более дикарь, чем те, кто противостоят ему. Валария считается цивилизованным центром Эсмира. А там заправляют обычные самовлюбленные бандиты. А посмотри на Сампитей. И здесь дела обстоят не намного лучше. У королевы Армы и ее двора есть шелк и богатства, торговля. А как насчет простых людей? Они так же бедны, как и простые жители Валарии. - Возможно, у короля Протаруса плохие советники, - спокойно сказала Мефидия. - Возможно, он не видел тех бедствий, что отмечали мы во время путешествия. Бедствий, вызванных его армией. Сафар с минуту помолчал, размышляя о сказанном и пытаясь отделить детские впечатления от взрослых. - Я давно уже не видел Ираджа, - наконец сказал он. - Но не думаю, что он так уж сильно изменился. У него было доброе сердце. - Может быть, эту доброту внушал ему ты, - сказала Мефидия. - Может, именно твое присутствие заставляло его тоньше воспринимать мир. - Ирадж человек самостоятельный, - настаивал Сафар. - И доброта была его собственной. Ему ничего не нужно было от меня. К тому же он прирожденный воин, и пусть мне не нравятся его методы, но он все же стремится изменить мир к лучшему. Ирадж не несет с собой чумы и ужаса, как тот червь из Кишаата. И он не чета тем старым королям и дворянам, что подобно чуме заполонили Эсмир. - Тем не менее, - сказала Мефидия, - ты, как и я, не хотел бы попасться ему на пути, когда он в гневе. - У армий нет сердца, - сказал Сафар. - И в первую очередь нам придется столкнуться с армией. Королева Арма сглупила, отказавшись повиноваться. Солдаты его наверняка получат приказ показать на примере Сампитея, что станет с непокорными. И я не хотел бы оказаться у них на пути. - Сафар, неужели тебя нисколько не волнует судьба этих людей? - спросила Мефидия. - Неужели же я не замечала раньше в тебе этой бесчувственности только потому, что была так увлечена тобой? Сафар взял ее за руку. Она не сопротивлялась, хотя позволила дотронуться до себя с неохотой. - А что я могу поделать? - спросил он, и столько боли звучало в его голосе, что вся ее настороженность пропала. - Скажи мне, и я тут же сделаю. - Поговори с Ираджем, - сказала она. - Образумь его. Сафар задумался. Он ощущал себя стоящим на краю пропасти. Внизу расстилался мир, из которого он хотел убежать. Мир ничтожных королей и магов. Мир, где бессмысленно погибали такие девушки, как Нериса. И тут он представил всех парней и девушек Сампитея, которым предстояло в случае прихода солдат Ираджа разделить судьбу Нерисы, если не худшую. Мефидия сжала его ладонь. Он обрел через это пожатие силу духа и принял решение. - Утром отправимся на поиски Ираджа, - сказал Сафар. Он улыбнулся, но так печально, что у Мефидии сердце сжалось. - Найти его будет нетрудно. Надо просто отыскать самую большую армию. Мефидия удержалась от слез и обняла его. И они отдались страсти, так крепко обнимая друг друга, словно оставались последними людьми на земле. Затем они уснули. Сафару снилась Хадин. Он танцевал с красивыми людьми, и ритмы их барабанов разгоняли его тревоги. Но внезапно извергся вулкан, да с такой силой, что Сафара швырнуло далеко в море. Он понял, что не умеет плавать. Отчаянно молотя руками и ногами по воде, он старался удержаться на плаву, а вокруг него сверху падали горящие обломки. И тут послышался тревожный знакомый голос: - Проснись, господин! Проснись! Сафар раскрыл глаза. На его груди обосновался Гундара, стуча маленькими зубами от страха. Сафар сморгнул, думая, что все еще видит сон. Последний раз, когда он осматривал идола, магическая жизнь в черепашке едва теплилась. Но тут он ощутил вес Фаворита на своей груди, вес хотя и небольшой, но вполне реальный. - Откуда ты взялся? - спросил Сафар. Гундара не ответил на его вопрос. - Они идут, повелитель! - сказал он, спрыгивая на пол. - Торопись! Пока еще не поздно! Сафар услыхал доносящиеся снаружи звуки сражения и окончательно проснулся. Нащупав кинжал, который всегда держал под подушкой, он вскочил на ноги. Сообразив, что полностью раздет, торопливо натянул одежду. Черепашка вывалилась из кармана туники и покатилась по полу. Гундара мгновенно исчез в ней. Сафар услыхал, как с постели его окликнула Мефидия, и крикнул, чтобы она оставалась на месте. Он подхватил черепашку и сунул ее в карман в тот самый момент, когда в палатку ворвались солдаты. Сафар сразу же бросился на них. Он отбил чей-то удар и погрузил лезвие во что-то мягкое. Послышался чей-то вскрик. Сафар попытался вытащить нож, но тот застрял. Позади предупреждающе вскрикнула Мефидия, и он, оставив нож, выхватил саблю из рук умирающей жертвы. Он закружился, нанося удары наугад. Ему не хватало ни времени, ни пространства, поэтому на следующего солдата обрушилась сабля плашмя. Но от силы удара нападавший полетел назад, подставляя живот. И вновь Сафар ощутил, как лезвие вошло во что-то мягкое. Он не стал дожидаться падения противника, а обернулся к толпе солдат, продолжавших рваться в палатку. Он набросился на них с такой яростью, что они, спотыкаясь друг о друга, падали, спасаясь от его гнева. Затем он отскочил назад, схватился за сундук, который в нормальной обстановке не смог бы и приподнять, и метнул его в открытый вход. Вопль боли подсказал ему, что цель поражена. Мефидия выскочила из постели, торопливо натягивая халат. - Сюда, - воскликнул он, разрезая заднюю стенку палатки. Ткань раздвинулась, и они выскочили через отверстие. В ночи раздавались вопли и лязганье металла о доспехи. Повсюду пылали пожары. Мефидия схватилась за него и показала куда-то в сторону. Сафар обернулся и увидел, как пламя охватило ее славный воздушный корабль. Раздался взрыв, и воздушный корабль превратился в фонтан горящих деревянных обломков и дымящихся тряпок. Мефидия стала оседать на землю, и он подхватил ее на руки. Из-за тучи дыма вылетели всадники, принялись кривыми саблями рубить всех, кто попадался на пути. Скачущий впереди всадник размахивал знаменем с древним символом - Демонской луной и серебряной кометой. Воины вопили: - За Протаруса! Шестеро всадников отделились от основной группы и устремились к Сафару. Он опустил Мефидию на землю у своих ног и двумя руками взялся за рукоять сабли. Он сотворил заклинание силы и энергии, и тело его наполнилось мощью гиганта. Он прочитал заклинание остроты и скорости и рубанул саблей по воздуху. Воздух замерцал от удара. И тут подскакали всадники. Сафар рубанул по ногам лошади, зарубил всадника и вскочил на круп коня, чтобы дать отпор остальным. К нему устремилось копье, но он с легкостью уклонился от него и бросился к тому, кто метнул оружие. Огромный мужчина с черной бородой нанес ему удар ятаганом. Сафар отбил удар, и рот бородатого человека широко и удивленно округлился, когда сабля вонзилась ему в глотку. Сзади послышался стук копыт, Сафар обернулся и увидел, как следующий всадник направляет коня прямо на распростертое тело Мефидии. Сафар взвыл в гневе и бросился на этого человека, ударом тела повалив и коня и всадника на землю. Противник оказался слишком близко, и Сафар ударил его рукоятью сабли, пробив шлем. Затем он поднялся, парировал следующий удар и убил еще одного человека. Он сражался чуть ли не вечность. Но, сколько он ни сокрушал противника, вокруг все время оказывались другие. Внезапно он получил передышку, и сабля его разрезала лишь воздух. Размахивая лезвием, он не встречал нападения, но все равно рубил и рубил, продолжая сражение, словно его окружали невидимые злые духи. И тут он остановился, сообразив, что рубить некого. Сафар поднял голову, но в глазах от ярости стояла какая-то дымка. И тут он увидел шагах в десяти всадника на лошади - закаленного старого воина. Сафар огляделся. Он был окружен, но только теперь ему противостояли не сабли, а направленные на него луки со стрелами, натянутыми в ожидании приказа открыть огонь. - Ты уже можешь гордиться собой, парень, - сказал ветеран. - А теперь брось саблю, и мы пощадим тебя. Сафар усмехнулся. Покрытый кровью врагов, он представлял собой жуткое зрелище. Но вместо того, чтобы швырнуть саблю, он воткнул ее острием в землю и облокотился о рукоять. - Скажите Ираджу Протарусу, - громко сказал он, - что его ждет друг. И жаждет насладиться его компанией. Ветеран откровенно удивился: - И кто же этот друг, приятель? - Сафар Тимур из Кирании, - ответил он. - Человек, которого он некогда назвал кровным братом. Человек, который некогда спас ему жизнь. 20. ВСЕ ПРИВЕТСТВУЮТ КОРОЛЯ Давно миновал рассвет, когда наконец появился Ирадж. Воздух так наполнился дымом и сажей горящего города, что день скорее напоминал ночь. Отовсюду пахло смертью, и оставшиеся в живых жители Сампитея плачем встречали грядущее. Сафар расхаживал в окружении того же кольца лучников. Они опустили оружие, но Сафар видел, что они готовы мгновенно открыть огонь, если он сделает хоть одно неверное движение. Все воины принадлежали к племенам свирепых степняков, невысокие, с хорошо развитой мускулатурой и кривыми ногами от постоянного пребывания в седле. Все были одеты в свободные халаты, перехваченные широкими поясами, с одного боку которых свисал ятаган, а с другого - длинный кинжал. Войлочные сапожки украшали острые шпоры. Головы покрывали тюрбаны со стальным верхом, а длинные обвисшие усы придавали их лицам мрачное и решительное выражение. Какая-то часть Сафара - еще ребяческая, тоскующая по мамочке - пугалась при взгляде на них. Но большая часть его существа оставалась охваченной холодным, сжавшимся как пружина гневом, готовым вырваться наружу при малейшем предлоге. Солдаты не знали, что делать с Сафаром. Ведь он мог оказаться как величайшим лжецом, так и действительно кровным братом короля. В одном они были уверены: Сафар доказал им более чем основательно, что является настоящим воином. Именно этот довод, а отнюдь не его претензия на дружбу с королем, останавливал их. Спекулируя уважением, Сафар довольно нахально потребовал у старого сержанта, чтобы сюда привели и оставшихся в живых членов труппы. Используя это вражеское кольцо как щит, он расхаживал по периметру и острием сабли останавливал любого солдата, дерзнувшего продвинуться ближе. В центре этого окружения молчаливые актеры старались привести в чувство Мефидию. Сафар боялся за нее - ей здорово досталось от копыт лошади, - но не хотел выказывать свою обеспокоенность перед лицом лучников. Он понимал, что это будет расценено как слабость с его стороны. Вдруг зазвучал военный рожок и загрохотали барабаны. Донеслись крики команд, и кольцо лучников раздвинулось. Через образовавшийся коридор в круг въехал высокий воин на свирепом черном скакуне. На воине была чистая белая мантия простого бойца. Голову он обернул белым тюрбаном, хвост которого ниспадал на его лицо как маска. Воин остановил скакуна в нескольких шагах от Сафара и долго всматривался в него, отмечая пятна крови, окровавленную саблю и выпачканное сажей лицо. Сафар в ответ уставился не мигая и усмехаясь так надменно, как только мог. Наконец глаза воина встретились с глазами Сафара, и в них вспыхнуло воспоминание. - Сафар Тимур, ах ты голубоглазый черт, - воскликнул Ирадж, отводя от лица маску - Это же ты! - Во плоти, - сказал Сафар, - хотя, как видишь, эта плоть одета в рванье и нуждается в бане. Сафар, вспомнив самую первую встречу с Ираджем, указал на солдат и проговорил: - Похоже, мне не помешает небольшая помощь. Эти братья Убекьян обложили меня со всех сторон. Ирадж раскатисто расхохотался. - Братья Убекьян! - воскликнул он. - Какая жалкая участь их ждала! И тут же, к изумлению воинов, король соскочил с лошади и обнял окровавленного Сафара. - Видят боги, как я соскучился по тебе, Сафар Тимур! - воскликнул он, хлопая старого друга по спине. Ирадж приказал привести коня и лично сопроводил Сафара в свой командный шатер - установленный на холме, откуда открывался вид на Сампитей. Когда же Сафар указал на бесчувственную Мефидию и остальных членов труппы, Ирадж не стал задавать вопросов и даже удивления не выказал относительно такой странной компании, в которую угодил его друг. Он тут же распорядился позаботиться обо всех актерах и приказал призвать в палатку к Мефидии лучших лекарей. - И чтобы каждый час докладывали о ее состоянии, - потребовал Ирадж. - Я не хочу, чтобы мой старый друг, лорд Тимур, тревожился понапрасну. Лорд? Сафар задумался. Как это сын гончара вдруг стал лордом? Он глянул на Ираджа и отметил предупреждающий взгляд. В самом деле, кто же еще может быть кровным братом короля, как не человек, благородный по происхождению. Во время проезда к командному посту Ирадж продолжал поддерживать легкий разговор, громогласно повествуя адъютантам и охране о надуманных юношеских приключениях с "лордом Тимуром". - Да что говорить, - рассказывал он. - Если бы не Сафар, меня бы здесь сегодня не было. И служили бы вы другому королю, какому-нибудь выродку со слабыми коленками. Как-нибудь я поведаю вам историю, как он спас мне жизнь. Вы ведь уже видели, как мужественно он сражался здесь, так что не сомневайтесь, что и остальное повествование заслуживает целого вечера, чтобы рассказать соответствующим образом. Как-нибудь расскажу. А сейчас лишь добавлю, что после той битвы народ Кирании был так благодарен за спасение от шайки бандитов, что выделили нам пятнадцать самых красивых девственниц. - Он расхохотался. - Я выдохся после пятой. Он повернулся к Сафару: - Или после шестой? - Вообще-то после седьмой, - ответил Сафар. Ухмылка Ираджа сказала ему, что соврал он совершенно правильно. - Да, после седьмой, - сказал Ирадж. - Но это ерунда по сравнению с моим другом. Он лишил девственности остальных восьмерых, затем вышел из шатра и совершенно спокойно заявил, что не возражал бы еще против нескольких. Адъютанты и охранники разразились хохотом и, подъезжая к Сафару, принялись хлопать по спине и восхвалять его достоинства как воина и любовника. - Но заметьте, - сказал Ирадж, - что действовал он все-таки нечестно. Еще сызмальства лорд Тимур обладал талантом могущественного мага. И впоследствии признался мне, что для таких случаев он принимает специальный напиток. И вновь он повернулся к Сафару, глядя на него с нарочитой укоризной. - Если ты пр