Спрэг Де Камп. Конан-воин После событий, перечисленных в повести "По ту сторону Черной Реки", в книге "Конан-воин" Конан быстро возвышается в Аквилонской армии. В качестве генерала он разбивает пиктов в большой битве при Велитриуме и кладет конец заговору. После этого он возвращается в столицу Тарантию, чтобы там его чествовали как героя. Однако там его появление возбуждает недоверие и ревность испорченного и безрассудного короля Нумедидеса. В вино Конана добавляют снотворное и, оглушенного, его тащат в железную башню, где его держат в плену и приговаривают к смерти. Но у северного варвара в Аквилонии есть не только враги. Его друзья помогают ему бежать и дают ему хорошего коня и крепкий меч. Вернувшись на границу, он обнаруживает, что его боссонские отряды рассеяны по всей стране, а за его голову назначена цена. Он переплывает Реку Гром и через мрачные леса Страны пиктов пробираетоя к отдаленному океану. ГЛАВА 1. РАСКРАШЕННЫЕ Только что поляна была пуста, а теперь на ее краю возле густого кустарника стоял мужчина, напрягая все свои органы чувств и контроля. Ни один звук не предупредил о его появлении, но птицы, греющиеся на теплом солнечном свете, перепугались его внезапного возникновения и возбужденно галдящей стаей суетливо взмыли вверх. Мужчина наморщил лоб и поспешно оглянулся назад, откуда он только что пришел, испугавшись, что охваченные паникой птицы могут выдать его присутствие. Потом он осторожными шагами пересек поляну. Несмотря на свою огромную, мощную фигуру, мужчина двигался с уверенной гибкостью леопарда. Кроме набедренной повязки на его бедрах, на нем больше ничего не было. Его кожу покрывали следы царапин от прикосновения к колючкам и грязь. Его мускулистая правая рука была перевязана коричневой, заскорузлой тряпицей, Лицо под растрепанной гривой черных волос выражало напряжение и утомленность, а его глаза горели как у раненого дикого волка. Быстро спеша по узкой тропинке, пересекающей поляну, он немного прихрамывал. Пройдя примерно половину пути, он внезапно остановился, и мягко, как кошка, оглянулся назад, услышав позади себя в чаще леса пронзительный крик. Крик звучал словно завывание волка, но он знал, что это не волк, потому что он был киммерийцем, и узнавал голоса леса, как цивилизованный человек умеет распознавать голоса своих друзей. Ярость сверкнула в его налитых кровью глазах, когда он снова повернулся и побежал дальше по извилистой тропе, которая пролегала по краю поляны, мимо густого, пышно заполнившего все пространство между деревьями, кустарника. Между ним и тропой лежал глубоко погрузившийся в покрытую травой землю покореженный ствол дерева. Увидев его, киммериец остановился и оглянулся назад, через поляну. Неопытный взгляд, нетренированный глаз не заметил бы здесь никаких признаков того, что здесь только что проходили. Однако для его, хорошо знакомых с дикой природой глаз следы эти были четко видны. И он знал, что его преследователи тоже без труда прочитают оставленный им след. Он беззвучно зарычал, как загнанный зверь, готовый вступить в отчаянную борьбу не на жизнь, а на смерть. Стремительно, и с подчеркнуто наигранной беспечностью, он ступил на траву, притаптывая, тоже намеренно, тут и там зеленые стебли. Однако, достигнув задней части ствола, он вспрыгнул на него, повернулся и легко побежал назад. Коры на стволе давно уже не было, и на голой древесине не оставалось никаких следов. Никакой, даже самый острый глаз не смог бы различить, что этот человек вернулся назад. Добравшись до самого густого кустарника, он, подобно тени, скользнул в заросли и исчез в чаще, Позади него не шевельнулся ни один листок. Время тянулось очень медленно. Серые белки снова беззаботно занялись своими делами на деревьях, а потом внезапно притихнув, попрятались в ветвях. На поляну снова кто-то вышел, двигаясь также бесшумно, как и киммериец. Появились трое мужчин. Они были темнокожими, приземистыми, с мускулистой грудью и сильными руками. На них были расшитые бисером набедренные повязки, а в их черных волосах были воткнуты перья орла. Их тела были разрисованы сложными узорами, а в руках у них было обычное оружие, изготовленное из кованой меди. Они осторожно оглядели поляну, потом, готовые к внезапному прыжку, двигаясь вплотную друг к другу, пригнувшись словно леопарды, вышли из кустарника и нагнулись над тропой. Они передвигались по следу, который оставил за собой киммериец. И это было непросто даже для легавой собаки, Они медленно крались вдоль поляны. Тут первый из преследователей остановился, что-то пробормотал и указал своим копьем с широким наконечником на примятую зелень травы в том месте, где тропа вновь сворачивала в лес. Его товарищи тот час же замерли, и их глаза-бисеринки стали жадно обшаривать плотную стену леса. Но их жертва спряталась хорошо. Наконец они снова тронулись в путь, на этот раз быстрее, чем прежде. Они шли по слабым, едва заметным следам которые, казалось, показывали, что их жертва от усталости и отчаяния стала неосторожной. Едва они миновали то место, где тропа совсем близко подходила к чаще буйных кустов, как киммериец бесшумно выпрыгнул откуда-то позади них, крепко сжимая оружие, которое он вытащил из-за набедренной повязки: в левой руке кинжал с длинным отточенным медным лезвием и с секирой с медной рубящей частью - в правой. Нападение было настолько стремительным и неожиданным, что у идущего последним пикта не оставалось никаких шансов на спасение, когда киммериец безжалостно вонзил ему кинжал между лопаток. Клинок вошел в сердце прежде, чем пикт вообще понял, что он подвергся нападению. Оба других пикта обернулись с быстротой моментально захлопывающейся ловушки, однако за это время киммериец успел вытащить кинжал из тела своей первой жертвы и замахнулся правой рукой с зажатой в ней смертоносной секирой. Второй пикт повернулся, когда секира взвилась вверх и обрушилась на него, расколов ему череп. Оставшийся в живых пикт-предводитель схватил алое медное острие своего орлиного пера и с невероятной быстротой напал на киммерийца. Он бросил острие в грудь киммерийца, когда тот вырывал секиру из головы убитого. Киммериец умело воспользовался своим недюжинным умением и умом, равно как и оружием в каждой своей руке. Обрушившаяся на последнего противника секира отбросила острие врага в сторону, а кинжал в его левой руке распорол раскрашенный живот снизу доверху. Сломавшись пополам и истекая кровью пикт издал ужасный вопль. Это не был крик страха или боли, это пронзительно звучал крик удивления и звериной ярости. Дикий вой множества глоток ответил ему издалека к востоку от поляны. Киммериец пригнулся, как загнанный волк с оскаленными зубами, и смахнул пот с лица. Из-под повязки на его левой руке противно сочилась кровь. Сдавленно бормоча неразборчивые проклятия, он развернулся и быстро побежал на запад. Он больше не старался скрыть свои следы, однако бежал со всей быстротой своих длинных ног, черпая силы из глубокого, почти неистощимого резервуара своей выдержки и выносливости, что было компенсацией, данной природой за его варварский образ жизни. Некоторое время позади него сохранялась тишина, потом с того места, которое он совсем недавно покинул, раздались резкие, демонические вопли. Итак, его преследователи обнаружили убитых. Впрочем, киммерийцу не хватало дыхания, чтобы проклинать кровь, капающую из вновь открывшейся раны, и оставляющую позади него четко различимый след, который мог бы прочесть и ребенок. Он надеялся, что эти три пикта были последним военным отрядом, который преследовал его на протяжении вот уже сотни миль. И при этом он знал, что эти волки в человеческом образе никогда не оставляют кровавого следа. Теперь снова восстановилась тишина. Это означало, что они бегут за ним, а он не мог остановить кровь, которая выдавала его путь. Западный ветер бил его по лицу. Он нес с собой просоленную влагу. Это удивило его. Он приближался к морю, значит преследование длится намного дольше, чем он думал. Однако скоро погоня приблизится к концу. Даже его жизненная сила и способность к выживанию, волчья способность, истощались от непрерывного напряжения. Дыхание с трудом вырывалось из его горла, в боку остро кололо. Ноги его дрожали от усталости, а прихрамывающую ногу при каждом шаге охватывала сильная боль, словно в ее сухожилия вонзали отточенный нож. До сих пор он следовал инстинкту дикаря, который был его учителем; каждый нерв его и каждый его мускул изгибался от напряжения, и каждый его трюк, усилие служил для того, что бы выжить. Однако теперь, в откровенно бедственном положении, им овладел другой инстинкт; он искал такое место, где он, прикрыв свою спину, мог продать собственную жизнь как можно дороже. Он не покинул тропу и не нырнул в спасительную чащу налево или направо. Он знал, что безнадежно было прятаться от жестоких и умелых преследователей. Он бежал дальше и дальше, а кровь все сочилась; в ушах у него противно стучало, и каждый вздох вызывал боль в пересохшем горле. Позади него раздался дикий вой. Это значило, что пикты уже почти наступают ему на пятки и рассчитывают вскоре схватить беглеца. Как голодные волки, они теперь каждый свой прыжок, каждый рывок вперед сопровождали устрашающими воплями. Внезапно деревья кончились. Перед ним возвышалась каменная стена, которая отвесно устремлялась вверх. Взгляд налево, затем направо подсказали ему, что здесь имеется только одна скала, которая, как каменная башня, вздымается над лесом. В юности киммериец, подобно козам, карабкался по скалам, лазил по горам у себя на родине. Быть может, будь он в лучшем физическом состоянии, он смог бы преодолеть стену-препятствие, но сейчас у него не было никаких шансов, с его ранениями и при его большой потере крови, проделать это. Он не взберется выше двенадцати или тринадцати футов, прежде чем пикты выбегут из леса и пронзят его своими стрелами. Скала? Может быть, с противоположной стороны она менее крутая и обрывистая. Тропа, ведущая из леса, резко сворачивала направо и направлялась к скале. Он торопливо побежал по едва заметной в траве дорожке и увидел, что она ведет между кромками каменных глыб и расколотыми камнями к широкому карнизу, находящемуся возле вершины базальтовой скалы. Этот уступ был не более худшим местом, чтобы покончить счеты с жизнью, чем какое-либо другое место. Мир перед его глазами заволокло красной пеленой, однако он продолжал ковылять вверх по тропе, а потом опустился на колени и пополз на четвереньках, зажав кинжал между зубами. Он еще не достиг выдающегося вперед выступа, когда около сорока раскрашенных пиктов-дикарей, завывая, словно койоты, хаотично столпились вокруг скалы. Их рев возвысился до дьявольского крещендо, как только они обнаружили его. Они бегали у подножья скалы, выпуская в беглеца стрелу за стрелой. Стрелы угрожающе разрезали воздух вокруг киммерийца, который, невзирая на смертельно опасный посвист, упрямо карабкался вверх. Одна стрела с хрустом вонзилась в его икру. Не останавливаясь, он вырвал ее и отбросил в сторону. На плохо нацеленные стрелы он не обращал внимания. Эти стрелы разбивались, высекая искры, о камни вокруг него. Он яростно перевалился через край базальтового карниза и обернулся. Он сжал в руках кинжал и секиру и, лежа на каменной поверхности выступа, уставился вниз на преследователей, беснующихся на площадке перед утесом. Видны были только его черная грива и горящие глаза. Мощная грудь его быстро вздымалась и опадала, когда он в жадными глотками втягивал в себя воздух, однако потом он вынужден был крепко сцепить зубы, чтобы бороться с неотвратимо подступившей дурнотой. Над головой просвистело еще несколько стрел. Отряд преследователей понял, что жертва остановилась и затихла. Пикты легко перепрыгивали с камня на камень, маневрируя у подножия скалы. Первым крутой части утеса достиг огромный и сильный воин, орлиные перья которого были окрашены и указывали на то, что это был вожак. Он положил стрелу на тетиву и наполовину натянул ее, Он ненадолго задержался внизу у начала вьющейся вверх крутой тропы. Потом он откинул голову и приоткрыл губы в диком триумфальном крике. Но стрела эта так и не была выпущена. Вождь застыл в неподвижности, как гранитная статуя, и жажда крови в его черных обезумевших глазах сменилась выражением испуганного удивления. С ревом он отпрянул назад и далеко вытянул руки, чтобы остановить своих накатывающихся товарищей. Хотя киммериец на уступе слышал их беспорядочный разговор, но он находился слишком высоко над толпой пиктов, чтобы понять смысл выкрикиваемых вождем торопливых приказов. Во всяком случае всеобщий воинственный рев внизу смолк, и все уставились вверх - но не на человека на каменном карнизе, а на скалу. Без дальнейшего промедления они ослабили тетивы своих луков и засунули стрелы в кожаные колчаны у себя на поясах, потом они повернулись, мелкой рысью потрусили по тропе, по которой они сюда пришли и исчезли за обломками камней, так ни разу и не оглянувшись. Киммериец озадаченно уставился им вслед. Он достаточно хорошо знал пиктов, чтобы понять, что охотничье преследование прекращено окончательно, и что они больше не вернутся назад. Они, несомненно, уже находились на пути в свои деревни, расположенные на расстоянии около сотни миль на восток. Но все происходящее казалось ему необъяснимым. Что в его убежище оказалось такого, что заставило военный отряд пиктов отказаться от своей обреченной жертвы, которую они преследовали с настойчивостью изголодавшихся волков? Он знал, что это было священное место, которое могло использоваться различными кланами в качестве убежища, и беглецу, который нашел там укрытие от клана, к которому он принадлежал, нечего было бояться. Но другие кланы не придерживались такой же точки зрения на данное место. И люди, которые преследовали его так долго, конечно не считали его священным, это место, находящееся на таком огромном расстоянии от их дома. Это были люди Орла, чьи деревни находились отсюда далеко на востоке, вблизи границ пиктов, принадлежащих к племени Волка. Волками были именно те, которые захватили в плен киммерийца, когда он после своего бегства из Аквилонии исчез в дремучих лесах. И они передали его людям Орла в обмен на находившегося у них в плену вождя племени Волка. У пиктов племени Орла были кровавые счеты к огромному киммерийцу. И этот счет стал еще более кровавым, потому что его бегство стоило жизни одному из известных вождей племени. Поэтому они преследовали его так неустанно, через широкие реки и крутые горы, не обращая внимания на то, что они сами становились объектом охоты для враждебных племен. И теперь, уцелевшие после такого изнурительного преследования пикты просто повернули назад, хотя именно в этот момент их жертва прекратила движение, и у нее больше не оставалось никакой возможности ускользнуть от преследователей. Киммериец недоуменно покачал головой. Нет, он не мог объяснить то, что произошло. Он осторожно поднялся. Голова у него лихорадочно кружилась от чудовищного напряжения, и он был едва в состоянии понять, что травля его прекратилась. Члены его совершенно окоченели, раны болезненно ныли. Он выплюнул сухую пыль и быстрым движением руки протер налитые кровью усталые глаза. Моргая, он осмотрелся вокруг. Под ним длинными и непрерывными волнами тянулась зеленая лесная чаща, а над западным краем повисла сине-стальная дымка, которая, насколько он знал, должна была теперь висеть над морем. Ветер шаловливо играл его черной гривой, а соленый воздух освежил его. Он большими поспешными глотками втягивал его в свою распухшую грудь. Потом он повернулся, выругался от резкой боли в своей кровоточащей икре ноги и осмотрел карниз, на котором стоял. Позади него поднималась крутая каменная стена, увенчанная на высоте тридцати футов высоченным каменным гребнем. Вверх вели небольшие углубления для рук и ног, расположенные в порядке, напоминавшем узенькую лестницу. А на расстоянии пары шагов в стене темнела щель, которая была именно такой ширины, чтобы в нее мог пролезть человек. Он, хромая, заковылял туда, заглянул в нее и тут же выругался. Солнце, высоко стоящее над северным лесом, осветило расщелину. Щель служила входом в туннелеобразную пещеру, а в ее конце виднелась довольно большая, окованная железом дверь. Он неверяще прищурил глаза. Эта страна была совершенно дикой. Киммериец знал точно, что западное побережье было безлюдным на тысячу миль, если не считать редких деревень диких прибрежных племен, которые были еще менее цивилизованными, чем их родственники, живущие в лесу. Ближайшим форпостом цивилизации были пограничные поселения, раскинувшиеся вдоль реки Грома, в сотне миль к востоку. И киммериец был уверен еще кое в чем: в том, что он был единственным белым, который когда-либо пересекал эти безбрежные, дремучие леса, находящиеся между рекой и побережьем океана. Однако эту дверь, несомненно, изготовили отнюдь не пикты. То, что он не мог объяснить этого возбудило его подозрения, поэтому он приблизился к ней полный недоверия, сжимая в руках топор и кинжал. Когда его глаза приспособились к мягкому полумраку после яркого солнца, привыкли к слабому свету, который скудно просачивался к кованой двери сквозь специальное отверстие для освещения, он заметил еще кое-что примечательное. Туннель продолжался также и за дверью, а вдоль его стен громоздились огромные кованые медью и железом, поставленные друг на друга, сундуки. Оп пытался понять для чего они здесь. Он нагнулся над одним из них, который стоял на каменном полу, однако крышка сундука не открывалась. Он уже поднял вверх свой топор, чтобы разбить замок сундука, но вдруг передумал и вместо этого захромал к массивной сводчатой двери. Теперь он был более уверен, и его оружие осталось висеть на поясе. Он решительно нажал на дерево покрытое искусственной резьбой. Дверь открылась без сопротивления. Так же внезапно его уверенность испарилась. С проклятием, сорвавшимся с губ, он быстро отступил назад. Он выхватил свой боевой топор-секиру и кинжал. Какое-то мгновение он стоял, замерев в угрожающей позе, подобно статуе и вытянув шею, чтобы постоянно видеть эту дверь. Он еще раз заглянул в пещеру, в которой было гораздо темнее, чем в коридоре, но пещера эта была освещена слабым светом, исходящим от большого драгоценного камня на подставке из слоновой кости, стоящей в центре огромного стола из черного дерева, Вокруг него сидели молчаливые фигуры, присутствие которых так удивило его в первое мгновение. Они не пошевелились, не обернулись к нему. Однако голубой туман, висевший под сводами пещеры на высоте его головы, зашевелился, как будто он был живым. - Ну, - пробурчал киммериец, - что они там все подохли что-ли? На его бурчание не последовало никакого ответа. Киммерийца было не так-то легко вывести из себя, но демонстративное пренебрежение к его появлению взбесило его. - Вы могли бы по крайней мере предложить мне хотя бы немного вашего вина, - грубо сказал он. - Во имя Крома, вы что считаете, что того, кто не принадлежит к вашему братству, не стоит и принимать по-дружески? Вы хотите... Он смолк и, не произнося ни звука, уставился на молчаливые суровые фигуры, которые так необычно тихо сидели вокруг огромного стола из черного дерева. - Они не пьяны, - пробормотал, наконец, он. - Они вообще не пили. Что, во имя Крома, все это значит? Он переступил через порог. Голубой туман, завихрившись, тотчас же начал двигаться быстрее. Он слился, сгустился, и вот уже киммериец вынужден был бороться за свою жизнь со всей решимостью и оставшейся отвагой с... огромной черной рукой, которая легла ему на горло. ГЛАВА 2. ПИРАТЫ Большим пальцем ноги, обутой в изящную туфельку, Белеза пнула одну из раковин, перевернув ее, розовый край которой был похож на первый проблеск нового утра над туманным берегом. Хотя утренний рассвет наступил уже давно, однако раннее солнце, разгонявшее жемчужно-серый туман, все еще не взошло. Белеза подняла свое лицо с тонкими чертами и взглянула на чуждое сооружение, казавшееся ей отталкивающим и отвратительным. Не которые подробности этого сооружения действовали на нее угнетающе. Под ее маленькими и изящными ножками шуршал коричневый песок. Песок уходил к пологим волнам, которые терялись в голубой дымке далекого горизонта на западе. Она стояла на южном изгибе широкой бухты. Здесь прибрежная местность заканчивалась низким каменным гребнем, который образовывал южную оконечность бухты. С этого возвышающегося гребня можно было видеть безрадостную, унылую гладь воды на юге, тянувшуюся до самого горизонта. То же самое можно было наблюдать как на западе, так и на севере. Повернувшись в сторону суши, она отсутствующим взглядом скользнула по форту, который уже в течение полутора лет был ее домом. В размытую голубизну неба, полощась на ветру, поднимаясь золотое с алым знамя ее дома. Но красный сокол на золотом коне не возбуждал ни какого воодушевления в ее девичьей груди, хотя флаг так победно реял после многочисленных побед на юге. Она наблюдала людей, работающих в саду и на полях, разбросанных вокруг форта, которые в свою очередь, казалось, с испуга оглядывались на мрачную стену леса, протянувшуюся на север и на юг, насколько хватало глаз. Они боялись этого мрачного леса и вместе с ними этот страх разделяло каждое маленькое поселение на этом берегу, Этот страх был отнюдь не безосновательным. В шепчущей таинственным голосом глубине леса подстерегала смерть - невероятно ужасная смерть, медленная и жуткая, скрывающаяся под военной раскраской, неизбежная и беспощадная. Она печально вздохнула и вяло побрела к кромке воды. Каждый день, проведенный на этом берегу, был однотонным и похожим на все остальные, и мир городов и поместий, полный радости, увеселений и удовольствий, казался не находящимся за тысячи километров, а затерянным в бесконечной дали прошлого. Она снова задумалась над тем, что же побудило графа Зингары бежать на этот дикий берег вместе со своей свитой и челядью, удалившись на тысячи миль от родной страны. Что вынудило его сменить дворец своих предков на эти убогие блокгаузы. Взгляд Белезы стал мягче, когда она услышала тихие шаги по шелестящему песку. Девочка, еще ребенок, совершенно обнаженная, бежала к ней от гребня по низкой песчаной прибрежной полосе. Ее волосы цвета льна были мокрыми, они облепили ее небольшую головку. Голубые глазенки расширились от возбуждения. - Леди Белеза! - крикнула она, выговаривая зингаранские слова с мягким офирским акцентом. - О, леди Белеза! Задыхаясь от бега, малышка делала непонятные жесты. Белеза, улыбаясь, обняла ее рукой, когда девочка с разбегу ткнулась в ее колени, не обращая внимания на то, что ее одежда из тонкого щелка тут же намокла. В своей безрадостной жизни Белеза всю свою нежность дарила этому ласковому и доверчивому существу, этой бедной сиротке, которую она отняла у ее жестокого хозяина во время их долгого путешествия с южных берегов. - Что случилось, Тина? Сначала переведи дух, ладно? - Корабль! - воскликнула девочка и указала на юг. - Я плавала в пруду, небольшом водоемчике, оставшемся па берегу после отлива - по ту сторону каменного гребня - и я увидела его! Корабль, плывущий сюда с юга! - дрожа всем телом от возбуждения, она тянула Белезу за руку, При мысли о скором посещении сердце молодой женщины тоже забилось быстрее. С тех пор, как они высадились на этом берегу, она еще не видела ни одного паруса. Тина стрелой помчалась впереди нее по желтому песку, взрывая босыми ногами спокойную поверхность песчаной суши, огибая глубокие лужи, оставшиеся после прилива. Она вбежала на низкий, волнистый гребень и ожидающе остановилась - стройная белая фигурка с развевающимися волосами и рукой, протянутой к становившемуся уже светло-ярким небу. - Посмотри туда, моя леди! Белеза уже видела его белый, надутый ветром парус, вздымающийся на расстоянии всего лишь нескольких миль и плавно приближающийся ко входу в бухту. Сердце ее забилось медленнее. Даже самое незначительное происшествие могло внести яркие краски и увлекательное возбуждение в ее монотонную жизнь, но у Белезы было неприятное предчувствие, что этот надвигающийся корабль не принесет им счастья, и, что он не случайно появился у этого заброшенного берега. На севере не было портов, хотя, конечно, к ледяным берегам можно было приставать, а ближайший порт на юге находился на расстоянии около тысячи миль отсюда. Что привело чужаков в эту неизвестную никому бухту? Корвелы - так ее дядя называл это место с тех пор, как они здесь высадились. Тина плотнее прижалась к своей госпоже. Страх исказил милые черты ее миниатюрного личика. - Кто это может быть, моя леди? - пробормотала она, и удары ветра вернули румянец на ее побледневшие щеки. - Это тот человек, которого боится граф? Белеза, наморщив лоб, глянула на нее сверху вниз. - Почему ты говоришь это, детка? Откуда ты знаешь, что мой дядя чего-то боится? - Так должно быть, - наивно ответила Тина. - Почему же он тогда укрылся в этом диком месте? Посмотри, моя леди, как быстро плывет этот корабль! - Мы должны сообщить об этом дяде, - пробормотала Белеза. - Рыбачьи лодки еще не вышли в море, поэтому парус не видел ни один человек, кроме нас. Берись за дело, Тина. И поспеши! Девочка устремилась вниз по склону к пруду, в котором она плавала, когда заметила корабль. Она подобрала свои сандалии, тунику, а также пояс, которые были разбросаны по песку. Затем она побежала назад, к гребню, одеваясь на ходу. Белеза, озабоченно смотревшая на приближающийся корабль, поспешно догнала ее, взяла девочку за руку, и они вместе поспешили в форт. Сразу же после того, как они прошли через дверь палисада крепости, прозвучал резкий звук рога, и испуганные рабочие в саду и на полях споро побежали к крепости, так же, как и люди, только что открывшие двери деревянных сарайчиков на боне, чтобы спустить на воду рыбачьи челны. Каждый, оказавшийся за пределами крепости, отложил или бросил все, чем он занимался и, не оглядываясь и не теряя времени на то, чтобы обнаружить причину внезапной тревоги, быстро побежал к крепости. Только достигнув крепостных ворот, все без исключения оглядывались через плечо на темную окраину густого леса, чернеющего на востоке. Они торопливо пробегали через ворота и мимоходом осведомлялись у охранников, стоявших на подмостках под оградой палисада: - Почему нас срочно отозвали назад? Что случилось? Пришли пикты? Вместо ответа один из охранников, скупых на олова, подчеркнуто указал на юг. С его высокого помоста был виден движущийся парус. Люди карабкались на помост и всматривались в море. Из маленькой обзорной башенки на крыше главного здания - которое, как и все остальные строения внутри ограды палисада, было выстроено из толстых стволов деревьев - граф Валенсо из Корзетты наблюдал за приближающимся парусом, за тем, как он огибает оконечность южного берега бухты. Граф был худым, мускулистым мужчиной в возрасте примерно пятидесяти лет. У него было мрачное, суровое лицо. Его узкие штаны и куртка были сшиты из черного шелка. Единственным, что у него было другого цвета, это сверкающие драгоценные камни на рукоятке его меча и винно-красная накидка, ниспадающая с его плеч. Он нервно крутил свои усы, потом мрачно взглянул на своего мажордома - человека со скучным взглядом и лицом, одетого в сатин цвета стали. - Что вы думаете об этом, Гальбро? - Это - карака, милорд, - ответил мажордом. - Карака с такелажем и парусами, как у кораблей бараханских пиратов, смотрите, вон там! Он почти прокричал свои последние слова. Корабль уже обогнул выступающий в море кусок суши и теперь наискось плыл через бухту, вспенивая водную гладь. Все увидели флаг, который внезапно затрепетал на вершине мачты - черный флаг с контурами алой руки. Люди из форта испуганно уставились на это пугающее знамя. Все глаза теперь ожидающе повернулись к башне, на которой стоял их угрюмый хозяин в развевающейся на утреннем ветру накидке. - Да, это - бараханец! - пробурчал Гальбро. - И если мне не изменяет память, это - "КРАСНАЯ РУКА, Стромбанни. Что ищет он у наших берегов, таких мрачных и безотрадных? - Для нас этот корабль, несомненно, не сулит ничего хорошего, - пробормотал граф. Взгляд вниз сказал ему, что тяжелые ворота тем временем уже были закрыты, и капитан охраны, вооруженный блестящей сталью, распределял своих людей по постам. Некоторых - на бруствер у ограды, других - к нижним бойницам. Главные силы разместились вдоль западной части палисада, в центре которой находились ворота. Сто человек, сто судеб, - солдаты, вассалы, крепостные и их семьи последовали в изгнание вместе с Валенсо. Среди них было сорок опытных воинов, которые уже облачились в доспехи, нахлобучили шлемы и вооружались мечами, боевыми топорами и арбалетами. Последними были рабочие без кольчуг, но на них были надеты прочные и твердые кожаные туники. Они также были сильными и храбрыми людьми, которые могли умело обращаться с охотничьими луками, острыми топорами дровосеков и охотничьими пиками. Все они тут же заняли свои места и мрачно глядели на приближение своих заклятых врагов - потому что вот уже более столетия пираты с бараханских островов - маленькой группки островков к юго-западу от побережья Зингары - делали жизнь на морском побережье чрезвычайно опасной. Люди на подмостках внимательно наблюдали за каракой, латунные части которой ослепительно блестели на солнце. Они видели на палубе судна суетящихся пиратов и слышали их крики. Вдоль поручней угрожающе поблескивала сталь. Граф покинул башню и приказал своей племяннице и ее подопечной укрыться в доме. После этого он надел шлем и нагрудные латы, а потом угрюмо поднялся на подмостки, чтобы принять на себя командование обороной форта. Его подданные наблюдали за его действиями с мрачной покорностью судьбе. Они намеревались продать свои жизни как можно дороже, однако, несмотря на довольно сильные позиции, у них едва ли сохранились шансы победить нападающих. Полтора года в этой пустыне при постоянной угрозе нападения диких пиктов из глубин темного леса у них за спиной, все время грызли их разум и сделали пессимистами. Их женщины молча стояли у дверей деревянных хижин или пытались успокоить разволновавшихся детей. Белеза и Тина смотрели из одного окон главного дома, и молодая женщина почувствовала, как дрожит девочка. Она, словно защищая, обняла ее решительной рукой. - Они бросили якорь у лодочной станции, - тихо проговорила Белеза. - Да, вот они спустили его в воду - это на расстоянии примерно трехсот футов от берега. Не бойся, малышка! Они не сумеют захватить наш форт. Может быть, им просто нужны свежая вода и мясо. Или же они ведут в этих водах погоню за кем-нибудь. - Они плывут к берегу в длинной лодке! - взволнованно воскликнула девочка. - О, моя дорогая леди, я так сильно боюсь! Какие огромные и ужасные мужчины в доспехах! Посмотри же, как блестят на солнце их странные пики и шлемы! Они нас сожрут? Несмотря на собственный страх, Белеза рассмеялась. - Конечно, нет! Как ты могла так подумать?! - Зингелито рассказал мне, что бараханцы едят женщин. - Он только пошутил. Бараханцы ужасны, но они не хуже зингаранских ренегатов которые называют себя каперами. Зингелито однажды был капером. - Это было ужасно, - пробормотала девочка. - Я так рада, что пикты разбили ему голову. - Но, девочка! - Белеза передернула плечами, - Ты не должна так говорить. Посмотри, пираты высадились на берег. Они вышли из лодки, и теперь один из них направляется к форту. Это, должно быть, сам Стромбанни. - Эй там, в форте! - донес ветер хриплый мужской голос. - Я пришел сюда под белым флагом! Одетая в шлем голова графа появилась над оградой палисада, и его серьезное лицо повернулось в сторону пирата. Пират остановился в пределах слышимости. Это был огромного роста мужчина без головного убора, с золотистыми волосами, какие иногда появляются в Аргосе. Из всех морских грабителей мало кто был известен так же, как он. - Говори! - приказал Валенсо. - Хотя у меня нет абсолютно никакого желания выслушивать людей твоего сорта! Стромбанни улыбнулся одними губами, но не глазами. - Когда ваш галеон в прошлом году во время шторма ускользнул от меня недалеко от Транлибеса, я не мог даже подумать, что встретимся снова на пиктийском берегу, Валенсо. Но я уже тогда понимал, куда вы держите путь. Я понял это у Митры и сразу же начал вас преследовать. Я был приятно удивлен, когда некоторое время назад я увидел полощущееся на ветру знамя над фортом, к тому, же с красным соколом на полотнище, именно там, где я и ожидал. На голом пустынном берегу. Итак, я вас нашел! - Кого нашли? - фыркнул граф. - Не пытайтесь спорить! - этого стоявшего внизу огромного пирата внезапно прорвало. - Я знаю, почему вы прибыли сюда. Я приплыл сюда потому же. Где ваш корабль? - Тебе не найти вообще ничего! - У вас больше нет корабля! - с триумфом воскликнул морской разбойник. - Я вижу часть мачты галеона в заборе вашего палисада, хорошенькое дельце. Вы потерпели кораблекрушение высадились здесь и теперь я, наконец, получу так долго ускользавшую от меня добычу! - Проклятье, о чем это ты вообще болтаешь! - вскричал граф. - Добыча?! Может быть, я бараханец, которого можно легко ограбить? Однако, если бы это и было так, что я мог бы добыть на этом пустынном берегу? - То, за чем вы пришли сюда! - холодно ответствовал пират. - То, за чем я прибыл на этот берег и что намереваюсь забрать. Но от меня легко отделаться. Отдай мне товар, мы тут же исчезнем и оставим вас в покое. - Ты должно быть сошел с ума! - проревел Валенсо, - Я пришел в это место в поисках мира и уединения, и я наслаждался одиночеством, пока из-за моря не приполз ты, желтокожая собака! Убирайся прочь! Я не хочу больше разговаривать с тобой, я устал от пустых, беспредметных разговоров, Забирай своих негодяев и убирайся! Исчезни! - Если я и исчезну, то только превратив твой жалкий фортишко в кучу золы и тлеющих углей! - бешено проревел в ответ пират, - Я спрашиваю тебя в последний раз, хотите вы спасти свою жизнь и выдать мне добычу? Здесь вы не получите от меня никакой пощады, у меня с собой сто пятьдесят отчаянных парней, которые едва могут дождаться, когда им будет позволено перерезать ваши глотки! Вместо ответа граф сделал быстрый знак людям, разместившимся за оградой палисада. Немедленно через бойницу вылетела стрела, свистнула в воздухе и ударилась в нагрудный панцирь Стромбанни. Пират яростно заорал и побежал назад, к берегу, а стрелы тем временем продолжали свистеть вокруг него. Его люди также взревели и, размахивая клинками, стали приближаться. - Проклятая собака! - в ярости воскликнул граф и ударил промазавшего лучника по голове своей закованной в металлические латы рукой, - Почему ты не попал в его гнусное горло? Будьте наготове, люди! Они приближаются! Но Стромбанни добежал до своих людей и остановил их. Пираты растянулись длинной линией, достигающей угла западной части палисада и стали осторожно продвигаться вперед, изредка стреляя из луков. Хотя лучники морских разбойников были лучше зингаранских, им при каждом выстреле приходилось выпрямляться. Этим активно пользовались зингаранцы, которые, находясь под защитой частокола, могли со своей стороны выпускать стрелы и болты из арбалетов, предварительно хорошенько прицелившись. Длинные стрелы бараханцев по крутой дуге летели через ограду палисада и, звонко дрожа, впивались в карниз окна, через которое Белеза наблюдала за разворачивающимся боем. Тина всякий раз вскрикивала, оглядываясь на вздрагивающие древки впивающихся в дерево стрел. Зингаранцы не отвечали на массированный обстрел соответствующим образом. Они целились тщательно, без ненужной спешки. Тем временем женщины позабирали всех детей в хижины и подчинились судьбе, которую им уготовил бог. Бараханцы были хорошо известны своей яростной тактикой нападения, но они были также осторожны, как и быстры, и не настолько глупы, чтобы гибнуть во время начала штурма палисада. Растянувшись широкой цепью, они медленно ползли вперед, используя малейшие укрытия, ямы, одиноко стоящие кусты, однако их вокруг было не так уж и много. Земля вокруг форта была расчищена, на тот случай, если нападут пикты, что бы они во время своих атак не могли укрыться за естественными препятствиями. Когда бараханцы постепенно приблизились к обороняющемуся форту, защитникам стало легче целиться и попадать в наступающих. Тут и там в песке валялись трупы, латы которых блестели на ярком солнце. Некоторые доспехи были пробиты тяжелыми арбалетными болтами, из тел других торчали боевые стрелы, особенно из незащищенных шей или подмышек пиратов. Раненые барахтались в лужах морской воды, окрашенной кровью, и стонали. Пираты действовали гибко и быстро, как кошки. Они постоянно перемещались с места на место, и из-за этого непрерывного передвижения, перебежек и переползаний представляли из себя плохие мишени, кроме того, латы защищали их. Их непрекращающийся обстрел угрожал людям, Укрывшимся в форте, и заставляя их нервничать. Несмотря на это, было очевидно, что преимущество оставалось на стороне укрывшихся за деревянными стенами зингаранцев, пока шла только перестрелка. Однако было видно, что возле ангара для лодок, который находился прямо на берегу, пираты быстро орудовали топорами. Граф яростно и грубо выругался, увидев, что враги сделали с их лодками, которые его люди соорудили из досок, с таким трудом напиленных из толстых стволов деревьев. - Они строят передвижной заградительный щит, - с яростной злостью, воскликнул он, - Крайне необходима вылазка, пока они еще рассыпаны по берегу, прежде чем они изготовят этот щит. Гальбро неодобрительно покачал головой и взглянул на почти безоружных работников с их неуклюжими охотничьими пиками. - Наши стрелы убьют многих, кроме того, мы не можем вступать с ними в открытую рукопашную схватку. Нет, мы должны оставаться за оградой палисада и положиться только на свою оборонительную тактику. - Великолепно, - недовольно пробурчал Валенсо, - но только в том случае, если они не вторгнутся в форт и не проникнут сквозь частокол. Время шло, и стрелки с обеих противоборствующих сторон продолжали свою дуэль. Наконец, пестрая группа, состоящая примерно из трех десятков пиратов, приблизилась к форту, толкая перед собой гигантский щит, сколоченный из досок порушенных лодок и дерева, содранного с лодочного ангара. Они нашли арбу, сняли с нее колеса и прикрепили их к щиту; колеса эти, грубые, но вполне сносно вертящиеся, были изготовлены из дубовых досок. Толкая перед собой это тяжелое и громоздкое сооружение, грабители были неплохо защищены от разящих их стрел защитников форта, которые могли видеть только ноги пиратов. Деревянный щит все ближе и ближе подкатывался к воротам крепости, Растянувшись цепью стрелки бежали к щиту, стреляя на ходу. - Стреляйте! - ревел Валенсо, лицо которого сильно побледнело. - Остановите их раньше, чем они сумеют добраться до ворот! Стрелы со свистом рассекали воздух над оградой палисада и с характерным звуком вонзались в плотное дерево, не причиняя ни какого вреда защитникам. Насмешливые крики были ответом на этот пиратский залп. В ответ неслись оскорбительные выкрики нападающих, поскольку стрелы и болты обороняющихся теперь все реже и реже достигали цели, барабаня по толстому щиту на колесах. Стрелы пиратов теперь попадали в бойницы. Один из солдат пошатнулся и, захрапев упал на бруствер со стрелой в горле. - Стреляйте по ногам! - крикнул Валенсо. А потом: - Сорок человек с пиками и топорами к воротам! Остальные остаются в палисаде! Песок взорвался под ногами морских грабителей, катящих щит, когда туда ударили арбалетные болты. Пронзительный вой, потрясший воздух, показал, что одна из стрел попала в нужную цель. Один их пиратов показался из-за щита. Он дико ругался и прыгал на одной ноге, пытаясь вырвать болт из раны в другой ноге. Через мгновение в него вонзилась дюжина стрел лучников форта. Тем не менее, пираты с триумфальными возгласами уже подкатили щит к тяжелым воротам. Через заблаговременно пробитое отверстие в центре щита был просунут массивный таран с железным наконечником, сделанным из одного из стропил разобранного лодочного сарая. Ворота затрещали и немного подались во внутрь палисада, в то время, как остроконечные стрелы и смертоносные болты градом сыпались на атакующих, время от времени находя себе цель и вызывая вопли боли. Однако морские волки были переполнены жаждой сражения. С громкими криками они раскачивали таран в такт движениям тяжелого стропила, в то время, как их товарищи, не обращая никакого внимания на несколько ослабевший обстрел со стороны защитников крепости, устремились к форту со всех сторон, на бегу отвечая на обстрел из-за частокола своими стрелами. Граф, грубо ругаясь, выдернул свой меч, спрыгнул с бруствера и побежал к сотрясавшимся воротам. Отряд его солдат все еще продолжал беглый обстрел. Каждое мгновение ворота могли отойти еще больше, и тогда защитники закроют образовавшуюся в них брешь своими собственными телами. Неожиданно грохот боя перекрыл новый звук со стоявшего на рейде у берега корабля прозвучал громогласный рев трубы. Сидевший на мачте судна человек, раскачиваясь, дико размахивал руками. Стромбанни услышал рев трубы в то мгновение, когда его руки крепко обхватывали тяжелый таран. Он покрепче уперся ногами в песчаную почву, чтобы удержать бревно тарана, когда тот в результате резкой отдачи пойдет назад, мощные мускулы буграми вздулись на его руках и ногах. Он прислушался, капли пота блестели на его искаженном лице. - Стойте! - взревел он, - Проклятье, да остановитесь же! Вы слышите! В наступившей тишине звук трубы стал слышен еще лучше, и чей-то голос проревел что-то такое, что людям внутри палисада не удалось разобрать. Но Стромбанни понял это. Он снова прорычал, задыхаясь, очередной приказ, сопровождаемый злобными проклятиями. Пираты бросили таран, и стали как можно быстрее отволакивать от ворот щит. Грабители, по которым осажденные в форте снова открыли огонь, быстро помогли подняться своим раненым и торопливо потащили их назад к воде. - Смотри! - крикнула у своего окна Тина, подпрыгивая и жестикулируя от возбуждения и нескрываемого нетерпения. - Они Убегают! Все! Они бегут к морю! Смотри, они даже бросили свой щит! Они прыгают в шлюпку и гребут к своему кораблю! О, моя леди! Неужели мы их победили и они уходят!? - Я думаю, нет, - Белеза взглянула на море, потом снова перевела взгляд на девочку. - Посмотри! Она отодвинула занавески в сторону и высунулась из окна, ее звонкий молодой голос перекрыл звуки недоуменных голосов, переговаривающихся друг с другом защитников форта. Она снова поглядела наверх, потом туда, куда указывала ее хозяйка. Тина удивленно вскрикнула, когда увидела еще один корабль, который, величественно разрезая волны, огибал южную оконечность бухты. Пока они наблюдали за новым судном широко открытыми главами, он поднял королевский флаг Зингары. Пираты Стромбанни вскарабкались на борт своей караки и стали быстро поднимать якорь. Прежде, чем новый корабль пересек половину бухты, "Красная рука", исчезла за северной частью его оконечности. ГЛАВА 3. ТЕМНЫЙ ЧУЖЕЗЕМЕЦ Голубой туман сгустился в ужасную темную фигуру, контуры которой пока еще расплывались. Она заполняла всю переднюю часть загадочной пещеры и скрыла за собой молчаливые фигуры у стола. Конечно, кQВиец не был в этом полностью уверен, однако ему казалось, что он видит косматый мех, острые уши и два стоящих друг возле друга рога. Пока длинная извивающаяся рука, как щупальца, сжимала его горло, киммериец мгновенно обрушил на нее свой пиктийский топор. От силы удара рукоятка топора переломилась, а медный клинок звеня ударился о гранитную стену. Однако, насколько он мог видеть, лезвие вообще не проникло в плоть противника. Для того, что бы ранить демона, недостаточно простого оружия. А когти уже сомкнулись, разрывая кожу, на его горле, чтобы сломать ему шею, словно это была обычная сухая ветка. С тех пор, как Конан боролся с Баалитефом в дьявольском замке Ханумана в Замбуле, никто больше не схватывал Конана с такой бешеной силой. Когда волосатые пальцы коснулись его израненной кожи, варвар напряг стальные мускулы своей бычьей шеи и глубоко втянул голову в плечи; он сделал это для того, чтобы у его сверхъестественного противника оставалась как можно меньше площадь для захвата. Он уронил кинжал и сломанный топор, схватил за толстые, черные, узловато-когтистые пальцы, подпрыгнул, вскинул обе ноги высоко вверх и изо всех сил ударил пятками по груди кошмарного чудовища, вытянув свое тело в напряженную прямую линию. Чудовищное сопротивление сильной стопы ноги киммерийца высвободило его из смертельного захвата, а обратная сила удара отшвырнула его назад в туннель, по которому он пришел сюда. Он больно упал спиной на твердый каменный пол, и, перекувыркнувшись, снова оказался на ногах, не обращая никакого внимания на свои раны. Он был готов бежать или сражаться: смотря по обстоятельствам, потому, что ему предстояло. Пока он, тяжело дыша, стоял, напружинившись, и, как волк скалил зубы, его взгляд был устремлен на дверь, ведущую в опасную пещеру, он немного пришел в себя и стал ждать, что произойдет дальше. Но ничего не произошло. Потому что едва только Конан освободился от захвата монстра, он растворился и снова стал голубым туманом, из которого сгустившись, это чудовище родилось. Киммериец стоял в напряженной готовности к прыжку, либо к тому, чтобы повернуться и помчаться по пробитому в скале туннелю. Суеверный страх варвара безжалостно вгрызался в него. Хотя он и был почти совершенно бесстрашным человеком, когда дело касалось обыкновенных людей или привычных животных, однако все сверхъестественное и чуждое человеческой сущности будило в нем холодный ужас. Итак, именно поэтому пикты не воспользовались предоставившимся им шансом, а вместо этого неожиданно повернули назад. Собственно говоря, он предполагал нечто подобное. Он постарался припомнить все, что когда либо слышал о демонах во времена своей суровой юности в покрытой свинцовыми облаками Киммерии, а потом в период странствий по большей части освоенного и цивилизованного мира - а также то, что довелось пережить самому. В данный момент он не мог вспомнить ни того, ни другого, ни третьего. Но когда этот воздушный, бестелесный дух обрел материальную форму, он увидел все его ограничения и скованность. Гигантское неуклюжее чудовище не могло бегать так быстро, как обычное смертное животное его размеров и очертаний. Конан был уверен в том, что сам он сможет бежать гораздо быстрее, чем такое вот чудовище. Он собрал все своей мужество и с колотящимся от возбуждения сердцем проревел: - Эй ты, проклятый ужасный монстр! Не потрудишься ли ты выйти? Но не получил ни какого ответа. Он подождал, но так и не дождался ответа. Голубой туман клубился под каменным сводом пещеры, больше не сгущаясь в демонический силуэт. Внезапно Конан вспомнил Сагу никто о демоне, которого заколдовал какой-то чародей, чтобы демон этот убил группу чужеземцев, пришедших из-за моря. Однако он запер демона в той же самой пещере, где он заточил свои жертвы, и в которой он убил их, чтобы демон, которого он вызвал из ада, не мог напасть на него и разорвать его на куски. Киммериец впервые обратил более пристальное внимание на сундуки, расставленные вдоль стен базальтового туннеля... События в форте продолжали развиваться. Граф приказал: - Быстрее наружу! - он рванул засов ворот. - Уничтожьте щит прежде, чем чужаки высадятся на берег. - Но ведь Стромбанни бежал! - воскликнул Гальбро, - А новый корабль плывет под флагом Зингары! - Делай то, что я тебе сказал! - прогремел разъяренно Валенсо, - Мои враги не только иностранцы-чужаки! Наружу, собаки! Тридцать из вас должны втащить щит в форт! Прежде, чем зингаранский корабль бросил якорь у берега, тридцать самых дюжих мужчин подкатили щит к воротам и старательно, с натугой протащили его в форт. Тина, выглядывавшая из окна, главного дома, удивленно спросила: - Почему, это граф снова решил запереть ворота? Он, вероятно, боится того человека, который находится на приплывшем корабле? - Я не знаю, что ты имеешь в виду, детка, - обеспокоенно отозвалась Белеза, хотя граф был отнюдь не тем человеком, который боится своих врагов, он никогда не рассказывал, почему же все-таки он отправился в это непонятное добровольное изгнание. Во всяком случае предположение Тины было определенно беспокоящим, и не таким уж, быть может, невероятным. Девочка, казалось, не слышала ее ответа. - Все люди снова вошли внутрь форта, - сообщила она, - Ворота заперты и все люди возвратились на свои посты. Если новый корабль преследует Стромбанни, почему же он в таком случае не плывет за ним? Это не военная карака, а обычная галера. Посмотри вон туда, лодка с корабля идет к суше, в нашем направлении. На ее носу сидит человек в черном плаще, Днище лодки заскребло по песку. Человек в темной накидке спокойно шагнул на желтый песок, за ним последовали три его компаньона. Он был в высок, строен, и под его черным плащом блестели шелк и стальное лезвие. - Стойте! - решительно прогремел граф, когда незнакомцы подошли ближе. - Я буду иметь дело только с вашим предводителем. Высокорослый чужеземец снял свой шлем и почтительно поклонился. Его товарищи остановились и еще плотнее закутались в свои развевающиеся плащи. Моряки, оставшиеся позади них, опершись на весла, смотрели на флаг, трепетавший под порывами ветра над палисадом. Когда чужак подошел настолько близко к воротам, что уже не требовалось громко кричать, чтобы понять друг друга, он сказал: - Разумеется, между людьми чести не должно быть не доверия. Яростно сверкнув глазами, Валенсо посмотрел на него, у чужеземца темная кожа, узкий нос хищной птицы и тонкие черные усы. На его шее, так же на рукавах можно было разглядеть тонкие кружева. - Я не знаю вас, - произнес, поколебавшись, Валенсо. - Вы, корсар, которого зовут Черный Зароно. Чужеземец снова вежливо наклонил голову: - Нет также никого, кто не знал бы Красного Сокола Корзетты. - Мне кажется, что этот берег является обычным местом встречи негодяев всех южных вод, - недовольно проворчал Валенсо и спросил - Чего же вы хотите? - Но, мой лорд, - отозвался Зароно, произнося фразу порицательным тоном, - Что это за приветствие для того, кто сослужил вам такую большую службу? Разве эта аргосианская собака Стромбанни не имел желания протаранить ваши ворота? И разве он не смазал и не показал всем пятки, когда наш корабль обогнул мыс? - Это так, - неохотно согласился посуровевший граф. - Хотя и не вижу разницы между пиратом и корсаром. Зароно рассмеялся, не чувствуя себя оскорбленным и лихо подкрутил свои усы. - Вы очень откровенны, мой лорд. Поверьте мне на слово, я не хотел поступать самовольно. Я только хотел попросить вашего разрешения бросить якорь в вашей бухте и отправить своих людей на охоту в этот великолепный лес, чтобы обеспечить команду свежим мясом, а также набрать чистой воды. А что касается меня, то я надеялся, что вы, быть может, пригласите мою скромную персону на стаканчик вина. - Я не знаю, как я смогу удержать вас от этого. однако позвольте, Зароно, сказать мне только одно. В мой форт не войдет ни один из ваших людей. Если хоть один из них приблизится к крепостным стенам, хотя бы на сотню футов, он тут же получит стрелу в горло. И я предупреждаю вас, держите свои руки подальше от моего сада и моего скота. Я дам вам на мясо одного быка, но не больше! И если вам вздумается что-нибудь еще, смею вас заверить, что мы в форте сумеем удержаться против ваших людей. - Против Стромбанни, как мне представляется, вам не удалось сделать этого, - немного насмешливо, со скрытой издевкой напомнил ему незванный гость. - Тем не менее. Вы больше не сможете найти дерева для быстрой постройки щита, если только вы не свалите пару деревьев или не возьмете со своего корабля, - свирепо выдохнул граф, - Кроме того, ваши лучники не бараханские стрелки, и поэтому они не лучше моих людей. Не говоря уже о том что та ничтожная добыча которую вы сможете взять здесь в форте, не стоит таких крупных и занудных хлопот. - Кто говорит о добыче и о нападении? - возразил Зароно. - Нет, мои люди всего лишь только хотят снова ощутить твердую землю под ногами, и к тому же от однообразного питания на борту судна грозит вспыхнуть цинга. Вы позволите им высадиться на берег? И ручаюсь за их полное и добропорядочное поведение. Валенсо с явной неохотой дал согласие. Зароно чуть насмешливо поклонился и с достоинством, размеренными шагами удалился назад, двигаясь так, словно он находился при дворе Кордавы - где он действительно, если слухи не были преувеличенными, когда-то был желанным гостем. - Не впускай в форт никого, - Валенсо повернулся к Гальбро. - Я не доверяю этим ренегатам. Тот факт, что он отогнал головорезов Стромбанни от наших ворот, еще не гарантирует того, что он не перережет нам глотки и не сделает это с охотой и удовольствием. Гальбро кивнул понимающе. Он, разумеется, знал о соперничестве и неприкрытой вражде, кровавой и длительной, между пиратами и зингаранскими корсарами. Пираты большей частью пополнялись за счет аргосианских моряков, которые пошли против закона. К исконной вражде между Аргосом и Зингарой в данном случае добавлялось еще и конкуренция, так как бараханцы и зингаранские корсары делали жизнь людей в городах на южном побережье небезопасной, и с одинаковой яростью они нападали друг на друга. Таким образом, когда корсары вышли на пустынный берег, никто из них и не подумал направиться в сторону палисада. Загорелые парни носили пестрые шелковые одежды и сверкающую на солнце оружейную сталь. На головах у них были платки, а в ушах поблескивали золотые кольца. Около ста семидесяти человек разбили лагерь прямо на берегу, Валенсо заметил, что Зароно установил посты по обеим краям морской бухты. К цветущему саду они не приближались вообще. Они только взяли быка, на которого Валенсо указал им с палисада погнали его к берегу и там зарезали, На песке был разведен костер, а на берег были вытащены сплетенные бочонки с пивом и немедленно откупорены. Другие бочонки, доставленные с корабля, корсары наполнили ключевой водой из источника, протекающего неподалеку к югу от форта. Несколько мужчин смело направились в лес. Увидев у края леса людей с корабля. Валенсо почувствовал себя обязанным окликнуть Зароно. - Старайтесь не позволять своим людям ходить в этот лес. Возьмите лучше из моего стада еще одного быка, если вам действительно недостаточно мяса. Если ваши люди проникнут в лес, может весьма быстро и легко случиться так, что пикты прикончат их. Незадолго до того как вы здесь высадились, мы отстояли их кровавое нападение. С тех пор как мы здесь, они убили одного за другим шестерых из наших людей. В настоящее время, однако, между нами существует вооруженное перемирие, которое, если говорить откровенно, висит на тонком волоске. Зароно бросил заметно испуганный взгляд на угрожающе темнеющий неподалеку лес, потом поклонился и сказал: - Я благодарю вас за своевременное предупреждение, мой лорд! Хриплым голосом, составляющим полный контраст с его вежливым тоном разговора с графом, он отозвал своих людей назад. Если бы взгляд Зароно мог проникнуть сквозь стену леса, он, конечно, вздрогнул бы, увидев мрачную фигуру, которая с угрюмым нетерпением ожидала там и своими свирепыми глазами наблюдала за действиями высадившихся на берег чужаков. Это притаился жутко разрисованный воин, который за исключением набедренной повязки из кожи диких животных и пера птицы-носорога над левым ухом, был совершенно обнажен. С наступлением вечера с моря на сушу надвинулась тонкая серая пелена и затмила небо. Красное с медным солнце село, и его кровавые лучи окрасили верхушки, пенящиеся и поблескивающие багровыми отблесками, черных волн взбесившегося моря. Туман все приближался. Медленно закручиваясь, он клубился у корневищ мрачных деревьев и, как дым, не спеша вползал в форт. Костер на берегу сквозь туманную дымку казался кроваво-красным, а песни и развеселый рев корсаров звучал и глухо, словно доносились откуда-то издалека. Предприимчивые корсары захватили с собой с корабля старый парус и вдоль берега - там, где на вертеле все еще жарились куски говядины, а пиво постепенно уже кончалось - была возведена просторная палатка. Большие и тяжелые ворота форта были достаточно крепко заперты. Солдаты с копьями на плечах несли охрану на подмостках палисада, медленно шагал по брустверной насыпи и выглядывая через затаившийся частокол. Капли тумана поблескивали на их шлемах. Они, казалось, были мало обеспокоены пылающим на песчаном берегу костром позади себя, и все свое внимание сконцентрировали на черной громаде леса, который сквозь уплотняющуюся завесу тумана теперь больше казался всего лишь нечеткой черной линией. Двор форта обезлюдел. Сквозь щели хижины слабо пробивался мерцающий свет свеч. Трепещущие лучи света уныло струились из окон главного здания. Не было слышно ничего за исключением размеренных шагов охранников, монотонного стука капель воды, падающих с крыш, и далекого пения отдыхающих корсаров. Звуки пения слабо доносились в большой банкетный зал, где граф Валенсо сидел со своим незванным гостем за бутылкой вина. - Ваши люди действительно рады, - пробурчал граф. - Да, они рады снова ощутить твердую почву под ногами, - ответил Зароно. - Для меня это было десятое путешествие, упорная охота, - он любезно чокнулся с молодой женщиной и отпил глоток. Вдоль стен стояла прислуга - солдаты в шлемах, лакеи в застиранных ливреях. Поместье Валенсо в этой дикой стране было всего лишь жалким подобием его некогда пышного двора в далекой Кордаве. Главный дом, как он любил его называть, без сомнения в этом окружении представлял собой настоящее чудо. Сто человек работали днем и ночью, возводя это строение. Хотя фасад здания был сделан из грубо отесанных бревен, так же, как и все остальные постройки и хижины в форте, однако внутри он напоминал дворцы Корзетты - естественно, насколько позволяли местные возможности. Грубость бревен внутренних стен были скрыты за струящимися шелковыми занавесями, расшитыми золотом. Тщательно обработанные и отполированные до блеска корабельные балки образовывали довольно высокий потолок. Шуршащие ковры покрывали пол, а широкая лестница вела наверх, и ее массивные перила были раньше перилами на корабельной палубе. Пляшущий огонь в широко открытом камине прогнал леденящий холод ночи. Свечи в великолепно украшенных серебряных подсвечниках, торжественно стоящие на большом столе из красного дерева, освещали обширное помещение и отбрасывали длинные шевелящиеся тени на лестницу. Граф сидел во главе стола его племянница разместилась справа от него, а мажордом - слева. Кроме того, за столом находились еще начальник охраны и корсар Зароно. Это маленькое общество занимало стол, за которым свободно могло разместиться по меньшей мере человек пятьдесят, и от этого он казался еще больше. - Вы преследуете Стромбанни? - осведомился вежливо Валенсо. - Как давно вы его преследуете? - Да, я действительно гоняюсь за Стромбанни, - рассмеялся весело Зароно, - Но ему не уйти от меня и моих матросов. Он ищет то же, что нужно и мне. - Что могут пираты и корсары искать в этой голой и пустынной стране? - пробормотал озабоченно Валенсо и посмотрел на искристо играющее вино в своем бокале. - Что могло привлечь сюда графа из Зингары? - спросил спокойно Зароно. - Разложение королевского двора может очень просто заставить любого человека поступиться честью и благородством, - Честные корзеттцы выносят его вот уже на протяжении нескольких поколений, - сказал Зароно безо всяких обиняков. - Мой лорд, утолите мое жаждущее любопытство - почему, вы все-таки продали свое богатое поместье, нагрузили ваш галеон скарбом из вашего двора, а потом просто исчезли из поля зрения короля и знати Зингары? И почему вы осели именно здесь, в этой дикой, заброшенной местности, если ваше имя и ваш меч могли обеспечить всем власть и авторитет в какой-нибудь достаточно развитой и цивилизованной стране? Валенсо невозмутимо играл золотой цепочкой, висевшей у него на шее. - Почему я покинул Зингару, - сказал он, - это только мое и ничье больше дело. То, что я сознательно обосновался здесь - чистая случайность. Всех своих людей я высадил на этот песчаный берег, а также выгрузил все упомянутые вами вещи, что бы некоторое время уединенно побыть здесь. К моему прискорбию, мой корабль, стоявший на якоре в бухте, во время шторма швырнуло на острые скалы северной ее оконечности и разбило вдребезги. Все это совершила неожиданно налетевшая с моря сильная буря. Такие штормы в некоторые временные сезоны в течение года здесь случаются весьма часто. Поэтому мне ничего не оставалось, как, естественно, остаться в этой тоскливой местности и устроиться получше. - Итак, если у вас будет возможность, вы, по всей видимости, снова вернетесь к цивилизации? - Но не в Кордаву. Может быть, в дальние страны, в Вендию или даже Китай... - Здесь не слишком скучно для вас, моя леди? - Зароно в первый раз за весь вечер обратился непосредственно к Белезе. Желание увидеть, наконец-то, хоть одно новое лицо и услышать хоть один новый, неизвестный голос пригнало девушку в банкетный зал, однако теперь ей захотелось вновь оказаться в собственной комнате, вместе с живой и вечно благодарной Тиной. В значении взгляда Зароно невозможно было ошибаться. Хотя речь его была холеной, тон достаточно вежливым и светским, а лицо его серьезным и благородным, но это была лишь маска, постоянная маскировка, сквозь которую она видела властолюбивый и угрюмый характер этого только кажущегося благородным человека. - Здесь очень мало разнообразия, - сдержано ответила она. - Если бы у вас был корабль, - снова без обиняков спросил Зароно у хозяина дома, - покинули бы вы в этом случае форт? - Вполне вероятно, - ответил граф. - У меня имеется корабль, - сказал Зароно. - Если мы придем к соглашению... - Соглашению? - Валенсо от неожиданности поднял голову и недоверчиво, вперемежку с угрюмостью, взглянул на своего гостя. - Я удовлетворюсь только некоторой не слишком значительной долей, - объяснил Зароно. Он быстро забарабанил пальцами по поверхности стола. Узловатые пальцы, лихорадочно выстукивающие нервный ритм, были похожи на какого-то отвратительного паука. Было заметно, что они мелко подрагивали, а глаза корсара сверкали от возбуждения. - Долей чего? - Валенсо, заметно удивленный, уставился на собеседника. - Деньги, которые я захватил с собой в это путешествие, утонули вместе с моим кораблем и в отличие от разбитого дерева их не выбросило на берег. - Нет, не это! - энергичные жесты Зароно становились нетерпеливыми. - Не будем замазывать друг другу глаза, мой лорд. Вы утверждаете, что только благодаря чистой случайности вы высадились именно здесь, хотя вы могли выбрать тысячу других мест на этом незаселенном побережье. - Я не вижу никаких оснований, для того, чтобы утверждать, - холодно ответил Валенсо. - Мой рулевой, которого зовут Зингелито, раньше был корсаром. Он, оказалось, знал эти берега и посоветовал мне высадиться именно в этом месте побережья. Он сообщил мне, что у него для этого есть основания, о которых, по его выражению, он расскажет мне позже, когда настанет время. Однако он так и не выполнил своего обещания, потому, что уже в день нашего прибытия сюда он исчез в лесу. Позже мы нашли его обезглавленный труп. Очевидно, его убили пикты. Зароно, явно не поверивший словам хозяина дома, некоторое время пристально смотрел на графа. - Ну хоть что-то! - наконец выдавил он. - Я верю вам, мой лорд. Корзеттцы не искусны во лжи, какими бы другими не очень-то хорошими способностями они не обладали. Я делаю вам достаточно откровенное предложение... Должен признаться, что принимая решение бросить якорь в этой уютной бухте, я подразумевал совсем другие планы. Я считал, что вы уже заполучили драгоценности, и я намеревался, честно говоря, хитростью или силой захватить этот форт и перерезать глотки всем, кто здесь находится. Но обстоятельства сложились таким образом, что мне пришлось изменить свои намерения... - Он посмотрел на Белезу весьма многозначительным взглядом, от которого у нее покраснели щеки, и она постаралась придать своему порозовевшему лицу, высокомерное выражение. Зароно, как ни в чем ни бывало, продолжил: - В моем распоряжении имеется корабль, который вам может пригодиться для того, чтобы убраться отсюда вместе со всей семьей и парой других людей, которых вы сами выберете. Другим, по все видимости, придется выбираться отсюда рассчитывая только на свои собственные силы. Обслуга и лакеи, стоящие вдоль стен, незаметно обменялись озабоченными взглядами, Зароно успел заметить реакцию слуг, но ничем не показал этого. - Однако, сначала вы должны помочь мне найти сокровища, за которыми, собственно, я плыл за многие тысячи миль. - Во имя Митры, какие сокровища? - рассерженно спросил граф. - Теперь вы рассуждаете, как этот гнусный пес Стромбанни. - Вы когда-нибудь слышали о Кровавом Траникосе, величайшем из бараханских пиратов? - Кто же о нем не слыхал? Этот человек был тем, кто ворвался в каменную крепость на острове, где находился в изгнании принц Стигии Тотмекти, у бил там всех людей и нагло похитил сокровища, которые принц прихватил с собой, бежав из страны Шем. - Совершенно верно. Это известие о драгоценностях, подобно падали притягивающей стервятников, привлекло людей всего Красного Братства - пиратов, буканьеров и даже вольных корсаров со всего юга. Траникос, сильно опасаясь предательства со стороны своих сотоварищей бежал на север на собственном корабле, и больше его никто и в никогда не видел. Это произошло всего около ста лет назад. - Но согласно распространившимся слухам, - продолжал Зароно, - один из его сподвижников пережил это трудное путешествие и вернулся на Бараханские острова, однако его корабль захватила боевая зингаранская галера. Но прежде чем его повесить на рее, он рассказал свою невероятную историю и своей кровью нарисовал на пергаменте карту. Однажды через кого-то ему удалось передать карту неизвестному лицу. Тот поведал следующее: Траникос удалился далеко в неизведанные воды и, отыскав на каком-то пустынном берегу одинокую бухту, бросил там якорь. Осмотревшись, он сошел на берег, взял с собой захваченные драгоценности и одиннадцать человек, которым он больше всего доверял. По его приказу корабль дрейфовал вдоль берега, а примерно через неделю это судно должно было вернуться в бухту, к месту высадки, чтобы забрать на борт Траникоса и сопровождающих его людей. А тем временем Траникос хотел спрятать драгоценности где-то поблизости. Корабль, как и было условлено, вернулся в назначенное время, но нигде не было видно никаких следов Траникоса и его товарищей, если не считать примитивной хижины, одиноко стоящей на пустынном берегу. Найденная хижина была кем-то разрушена, а вокруг нее были четко видны отпечатки голых ног, однако ничто не указывало на то, что здесь произошло сражение. Отсутствовали также какие бы то ни было следы драгоценностей или тайника. Пираты отправились в лес на поиски своего пропавшего предводителя. С ними пошел боссонец, который умел великолепно читать следы, потому что раньше долго был лесным жителем. Он смог обнаружить следы ушедших на старой тропе. Следы вели на восток на многие мили. Когда пираты после продолжительного похода так и не обнаружили Траникоса, но изрядно устали, намотавшись по лесным дебрям, один из пиратов залез на дерево. Этот человек сообщил, впереди, неподалеку от места их стоянки, из зарослей леса, подобно башне поднимается скала. Они быстро собрались и направились к замеченной скале, однако вскоре на них напал отряд воинов-пиктов и вынудил их вернуться на корабль. Прежде чем они вернулись на Бараханские острова, во время плавания сильный шторм разбил корабль, и в живых остался только один человек. Это и есть история о драгоценностях Траникоса, которые напрасно ищут искатели кладов уже целое столетие. Известно, например, что существует карта, но где она может находиться - никто не знает. Мне когда-то было дозволено взглянуть на эту таинственную карту. Со мной были Стромбанни, Зингелито и один немедиец, примкнувший к бараханцам. Мы имели возможность видеть ее в Мессантии, где мы, переодевшись под местных жителей, провели недурно вечер. В одном из кабаков, где мы вовсю кутили и веселились, кто-то столкнул лампу и кто-то закричал в темноте. Когда удалось зажечь свет снова, старому скряге, которому принадлежала эта карта, воткнули в сердце острый нож. Карта безвозвратно исчезла. В ответ на вопли в помещение в бежала охрана копьями наперевес, чтобы выяснить, кто и почему орал. Мы сообразили, что нам пора побыстрее убираться, и каждый из нас ушел своим собственным путем. В течение года я и Стромбанни выслеживали друг друга, потому что каждый из нас думал, что карта находится у другого. Ну, а теперь ясно, что это не так. Однако совсем недавно я услышал, что Стромбанни отправился в плавание, отбыв на север, и я последовал за ним. Вы оказались концом этой погони. Как я уже говорил, я только мельком видел эту карту, когда она лежала на залитом дешевым вином столе перед стариком, но поведение Стромбанни доказывает, что он считает, что это именно та самая уединенная бухта, в которой высадился Траникос. Я предполагаю, что Кровавый Траникос спрятал захваченные драгоценности на скале, которую увидел наблюдатель пиратов, или, возможно, где-то возле нее. Однако, как я уже говорил, на обратном пути на них напали пикты и убили их. Во всяком случае, дикие пикты не завладели драгоценностями Траникоса, потому что в противном случае эти сокровища всплыли бы где-нибудь. Все-таки уже достаточно много торговцев подходило к этим берегам и вело меновую торговлю с прибрежными туземными племенами. Но никто из местных туземцев не предлагал ни золота, ни драгоценных камней. А теперь я хотел бы изложить вам свое предположение. Мы хотим, что бы вы вступили в сотрудничество с нами. Если мы станем сотрудничать, то мы сумеем их разыскать. Мы сможем начать поиски, не откладывая, и у вас в форте останется достаточно людей, чтобы продержаться, если на нас внезапно нападут. Я совершенно уверен, что тайник находится неподалеку от крепости. Мы обязательно найдем его, погрузим драгоценности на мой корабль и отплывем в направлении одной из дальних гаваней, где я смогу золотом стереть память о своем прошлом. Я не хочу такой жизни, она мне надоела. Я хочу вернуться назад к цивилизации, и прожить остаток жизни как богатый человек, в изобилии и довольстве, с многочисленной прислугой и женой благородной крови. - Даже так? - граф, полный подозрений, удивленно поднял брови. - Отдайте мне в жены вашу племянницу, - без церемоний потребовал корсар. Белеза возмущенно вскрикнула и с негодованием вскочила с кресла. Валенсо тоже поднялся, лицо его побелело. Его пальцы судорожно стиснули бокал, словно он намеревался запустить его в голову своему надоедливому собеседнику. Зароно не пошевелился. С руками на крышке стола, с пальцами, вытянутыми и согнутыми, как когти, он сидел совершенно неподвижно. С почти невозмутимым видом. Только глаза его блестели страстью и у грозой. - Как вы могли отважиться... - воскликнул Валенсо. - Вы, кажется, забыли, что вы уже вылетели из седла, граф Валенсо! - зло пробурчал Зароно, - Мы здесь не при дворе Кордавы, мой лорд. На этом пустынном берегу, омываемом безбрежным морем, нужно сменить благородство на открытую мускульную силу. И, разумеется, оружие. Уж об этом то я позаботился. Чужой живет в вашем дворце в Корзетте, а все ваше состояние покоится на дне соленого моря. Если я не предоставлю в ваше распоряжение свой корабль, вы весь остаток своей жизни проведете на этом нудном песчаном берегу, как отшельник. - Вам, - Зароно вновь стал невозмутим, - не придется раскаиваться в породнении между нашими домами. Под новым именем и с нашим баснословным богатством Черный Зароно начнет свою жизнь среди дворянства этого мира, а вы по получите зятя, которого вам не придется стыдиться в Корзетте. - Вы сошли с ума! - граф рассерженно вскочил. - Вы... что это? Это был перестук легких ножек. В банкетный зал вбежала Тина. Она рассеянно сделала реверанс и поспешила к столу, чтобы вцепиться своими хрупкими пальцами в побелевшие пальцы Белезы. Она тяжело дышала, ее щеки были мокрыми, а ее льняные волосы приклеились ко лбу. - Тина! Как ты здесь оказалась? Я думала, что ты находишься в своей комнате! - Так оно и было, - ответила девочка, переведя дыхание. - Но я потеряла нитку кораллов, которую вы, моя леди, мне подарили. - она подняла ее вверх, демонстрируя. Это было не ценное украшение, но девочка любила его больше всего, больше чем все остальные вещи, потому что это был первый подарок Белезы, - Я очень боялась, что вы не позволите мне искать ее, если вы об этом узнаете, моя дорогая леди. Жена одного солдата помогла мне выйти из форта и снова вернуться назад домой. Но только очень прошу вас, моя леди, не требуйте от меня, чтобы я назвала имя этой доброй женщины. Я пообещала ей, что не выдам ее. Я нашла коралловую нитку на берегу пруда, где купалась сегодня утром. Накажите меня, если я сделала что-то плохое. - Тина! - простонала Белеза и прижала хрупкое тельце девочки к себе. - Я тебя еще никогда не наказывала. Но ты не должна покидать форт, на берегу расположились корсары, и все еще существует опасность того, что дикие пираты незаметно подкрадутся к нашему форту. Пойдем, я отведу тебя обратно в комнату и помогу тебе сменить промокшую одежду. - Да, моя леди, - пробормотала Тина, - Но сначала позволь мне рассказать о черном человеке... - Что? - невольно сорвалось с губ графа Валенсо. Бокал выскользнул из его пальцев и со звоном разбился об пол. Кусочки хрусталя разлетелись в стороны. Он обеими руками вцепился в полированную крышку стола. Его фигура согнулась, словно в его мощное тело попала молния. Лицо его исказилось и мертвенно побледнело. Потерявшие цвет глаза глубоко запали в глазницы. - Что ты сказала, девочка? Повтори, пожалуйста. - Задыхаясь, произнес он глухим голосом. Он так грозно и дико глянул на ребенка, что та испуганно прижалась к Белезе. - Что ты сказала, повтори! - Черный человек, мой лорд, - произнесла в испуганная Тина. А в это время Белеза, Зароно и обслуживающие стол люди обеспокоенно смотрели на осунувшегося графа. - Когда я бежала к пруду с морской водой, чтобы найти свою забытую утром нитку жемчуга и кораллов, я увидела его. Ветер дул сильно и жутко стонал, а море кипело словно потревоженное каким-то страшным происшествием. И тут - появился он. Он приплыл на странной черной лодке, окруженный голубыми струями пламени, которые, конечно же не были факелами или лампами. Он вытащил свою причудливую лодку на берег около южного рога нашей бухты и зашагал к черному утесу. В тумане он казался настоящим гигантом - высокий, сильный человек, темный, как кушит... Валенсо резко пошатнулся, словно ему неожиданно нанесли смертельный удар бичом. Он схватился за горло и поспешно сорвал золотую цепь. Со страшным выражением лица сумасшедшего он торопливо затолкал ее в карман и вырвал девочку из объятий Белезы. - Ты маленькое лживое чудовище! - прокаркал он. - Ты врешь. Ты все выдумала. Ты слышала, как я говорил во сне, и теперь ты специально лжешь, чтобы помучить меня. Признавайся, что ты лжешь, пока я не отодрал твою лживую глотку от плеч! - Дядя! - испуганно и возбужденно воскликнула Белеза. Она поспешно попыталась освободить Тину от грубой хватки обезумевшего внезапно графа. - Вы в своем уме? Что происходит? Что все это значит? Он со злобным ворчанием оторвал ее нежные пальцы от своей шероховатой руки, развернулся и толкнул ее так, что она, споткнувшись от толчка, оказалась в руках Гальбро, который смотрел на нее с нескрываемым любопытством. - Пощадите, мой лорд, - воскликнула Тина. - Я не солгала вам! - А я говорю, что ты лжешь, противная девчонка! - прохрипел разгневанно Валенсо. - Гобелез! Явившийся на его зов слуга равнодушно схватил ребенка и сорвал с нее тонкое платье с ее спины. Он поднял Тину и повернул ее, завернул ее слабые ручонки за худенькую спину и снова поднял ее, обиженно бьющуюся и молотящую ногами во все стороны, от пола. - Дядя! - вскричала Белеза и постаралась защититься от захвата Гальбро, в котором явно проскальзывало неприличное возбуждение. - Вы, должно быть, сошли с ума, дядя! Не можете же вы... о, не можете же вы... - отчаянный крик придушенно застрял в ее горле, когда Валенсо потянулся за бичом из плетеной воловьей кожи с украшенной драгоценными камнями вычурной рукояткой. Он с дикой яростью так сильно хлестнул девочку по жалкой спине, что между ее голыми лопатками вздулась красная полоса. Крик Тины больно резанул Белезу, дрожь пробрала ее до самых костей. Ей стало плохо. Мир перед ее глазами внезапно затрещал по всем швам и стал расползаться. Словно в кошмарном сне она видела лица солдат, слуг, но в выражениях их лиц не было в никакого сочувствия или жалости. Надменное лицо Зароно тоже стало частью этого невероятного кошмара. Девушка почти ничего не замечала в этом кроваво окрасившемся тумане, который неотвратимо надвигался на нее. Она видела только бледное, дрожащее тельце несчастной Тины, хрупкая спина которой до самой шеи была покрыта вспухающими красными полосами, крест-накрест пересекающими друг друга, и не слышала ничего, кроме криков боли ребенка и тяжелого дыхания Валенсо, когда он, сверкая сумасшедшими глазами избивал девочку, и бешено ревел. - Ты лжешь! Проклятье, ты нагло лжешь! Поклянись, что ты все это выдумала, или я оторву тебе поганую голову. Он не может преследовать меня здесь! - Пощадите, мой милостивый лорд, молю вас! - визжала обезумевшая от боли девочка. Она тщательно пыталась спрятаться за широкие спины невозмутимых слуг. От боли, отчаяния и обиды она не подумала о том, что ложь могла спасти ее от дальнейшего безжалостного избиения. Кровь вишневыми жемчужинами медленно скатывалась по ее ногам, - Я видела его! Я не лгу! Клянусь, мой лорд! Не лгу! Пощадите! А-а-а-а!... - Идиот! Идиот! - кричала Белеза вне себя. - Разве вы не видите, что она говорит правду. О... Вы - животное! Грязное, бездумное животное! Разум, казалось, начал вновь возвращаться к Валенсо. Он опомнился. Выронил бич и, весь содрогаясь, опустился на край стола, за который он так слепо и непроизвольно держался. Казалось, на него неожиданно накатился приступ лихорадки. Его волосы мокрыми прядями приклеились к изрезанным морщинам лица, и пот блестел на его лице, которое превратилось в ужасную маску. Гобелез отпустил Тину, и девочка жалким рыдающим комочком опустилась на пол, прижалась к дереву, словно пыталась слиться с ним воедино. Белеза вырвалась из рук Гальбро. Сотрясаясь от рыданий, девушка подбежала к избитому, ребенку и опустилась перед девочкой на колени. Она прижала ее к себе, с рассерженным выражением лица, гневным взглядом оглянулась на дядю, словно пытаясь уничтожить его справедливым негодованием. Однако тот даже не взглянул в ее сторону. Граф, казалось, совершенно забыл с племяннице и о своей жалкой и слабой жертве. Она не поверила своим ушам, когда он, обратившись к черному корсару, произнес: - Я принимаю ваше предложение, Зароно. Во имя Митры, мы разыщем эти проклятые сокровища и навсегда исчезнем с этого дьявольского берега. При этих предательских словах огонь его гнева превратился в золу. Не способная больше сказать ни слова, девушка подняла рыдающую девочку на ослабевшие руки и понесла ее вверх по лестнице, пошатываясь и замедляя шаги. Бросив взгляд через плечо, она увидела, что Валенсо сидит за большим столом и вливает в себя красное вино из огромного бокала, сжимая его дрожащими узловатыми руками, а Зароно, нагнувшись словно стервятник, стоит перед ним. Очевидно, он тоже был совершенно ошеломлен происшествием, но он также готов был использовать эту перемену в настроении графа. Он говорил с ним тихим, но твердым голосом, а Валенсо отупело кивал, соглашаясь, словно он едва слышал то, что ему говорят. Гальбро задумчиво стоял одиноко в тени, обхватив пальцами подбородок, а слуги, толпившиеся вдоль стен, украдкой переглядывались друг с другом, пораженные внезапным надломом своего господина. Войдя в комнату, Белеза положила наполовину потерявшую сознание девочку на кровать и стала промывать кровавые полосы на ее спине, а затем стала смазывать рассеченные участки кожи смягчающим боль маслом. Тина слабо всхлипывала, однако не противилась движениям нежных рук своей госпожи. Белезе показалось, что мир рухнул. Она чувствовала себя совершенно потерянно, жалкой и дрожала от последствий шока, вызванного ужасными переживаниями и нервным срывом. Она боялась своего дядю и ярости, непредвиденно проснувшейся в его сердце. Она никогда не любила его. Он был строг, не проявлял никаких теплых чувств по отношению к своим близким, и, кроме того, был скуп и алчен. Однако, по крайней мере, до сих пор она считала его справедливым и храбрым человеком. Она содрогалась от отвращения, вспоминая его бешеные, помутневшие глаза и искаженное страхом, побелевшее лицо. Что-то так сильно испугало его. Но до потери контроля над сознанием. Почему-то он считал существо, запавшее ему в сердце, таким ужасным, что решил продать свою единственную племянницу этому печально известному морскому вору и грабителю. Что скрывалось за этим внезапным помрачением рассудка? Кто был тот черный незнакомец, которого видела Тина? Девочка бормотала в полубреду: - Я не лгала, моя леди! Я действительно не лгала! Я на самом деле видела черного человека на черной лодке, которая держалась на голубом огне. Это был очень и очень большой человек, темный, почти как кушит, и на нем развевался черный плащ. Я так сильно испугалась, когда увидала его, что у меня кровь застыла в жилах. Он вышел из лодки, вытащил ее на песок и отправился в лес. Я не лгала, не обманывала. Почему граф жестоко избил меня только за то, что я видела этого ужасного черного человека? - Тс-с-с, Тина, - Белеза попыталась успокоить мечущуюся девочку. - Лежи тихо и спокойно, тогда противная боль пройдет. Дверь позади нее открылась. Белеза выпрямилась и схватила украшенный драгоценными камнями кинжал. На пороге стоял граф Валенсо. При взгляде на него, у нее по спине пробежали нервные мурашки. Он, казалось, постарел. Его лицо стало серым и напряженным, а в его глазах присутствовал нескрываемый страх. Он никогда не был близок ей, однако теперь она почувствовала, что их разделяет чудовищная пропасть. Тот, кто сейчас стоял перед ней, перестал быть ее родным дядей. Перед ней возвышался чужак, который пришел мучить ее. Она подняла кинжал. - Если вы еще раз поднимите на нее руку, - яростно прошептала она. - Я воткну этот клинок в ваше сердце, клянусь Митрой. Он вообще не обратил внимания на ее слова. - Я поставил охрану вокруг главного дома, - бесцветно произнес он. - Завтра Зароно приведет в форт своих людей. Он не покинет бухту, пока не найдет сокровища. Как только он обнаружит их, мы отплывем. Куда поплывем? Решим по пути. - И вы хотите продать меня ему? - выдохнула она. - Во имя Митры... Он бросил на девушку мрачный взгляд. Она отшатнулась от него, потому что прочитала в его глазах, в изгибе губ, в дергающихся бровях бессмысленный ужас, от которого этот человек почти сошел с ума. Но почему? Это оставалось загадкой. - Ты сделаешь то, что я тебе прикажу, - сказал он, и в его голосе чувств было не больше, чем в звоне оружия. Он резко повернулся и покинул комнату. Белеза бессильно опустилась на кровать Тины. ГЛАВА 4. ЧЕРНЫЙ БАРАБАН ГРЕМИТ Белеза не имела понятия, как долго она находилась без сознания. Придя в себя, она почувствовала на себе руку Тины и услышала ее прерывистые рыдания. Она с трудом встала и взяла девочку на руки. Сухими глазами сна невидяще уставилась на мерцающее пламя свечи. В доме было совершенно тихо. Даже корсары на берегу моря больше не пели и не орали. Тупо, почти против своей воли, девушка начала размышлять над возникшей проблемой. Совершенно очевидно, что известие о появлении таинственного черного человека повергло Валенсо в состояние, близкое к сумасшествию. Чтобы ускользнуть, спрятаться от нагоняющего на него непреодолимый ужас, граф хотел покинуть форт и бежать вместе с Зароно. В этом не было никаких сомнений. Было также ясно, что граф был готов принести ее в жертву для того, чтобы получить возможность бежать. Она не видела для себя никакого проблеска. Слуги и солдаты были бесчувственными, тупыми и эгоистичными созданиями, а их жены - ограниченными и равнодушными. Они не отважатся помочь ей, они вообще не хотели делать этого. Она оказалась совершенно в беспомощном состоянии. Тина подняла припухшее, заплаканное лицо, словно прислушиваясь к какому-то внутреннему голосу. Понимание ребенком ее отчаянных мыслей и проникновенное сочувствие были почти невероятными так же, как и понимание ее ужасной судьбы и единственного пути к бегству, который еще оставался у нее. - Ты должна обязательно бежать отсюда, моя леди! - всхлипнула девочка. - Зароно не должен получить вас. Уйдем в лесную чащу и будем идти, пока не устанем. Потом мы ляжем на траву и умрем вместе. Трагическая перспектива последнего пути бегства наполнило до краев все исстрадавшееся существо Белезы. Это был единственный выход из страны кошмарных теней, в которую она погружалась все глубже и глубже со времени их непонятного бегства из Зингары... - Да, так мы и сделаем моя девочка. Пошатнувшись, она поднялась, слепо нащупала свой плащ, снова качнулась, а затем обернулась, услышав тихий зов Тины. Девочка, напрягшись, стояла перед ней и пыталась совладать с дрожью. Она прижала пальчики к сомкнутым губам, а глаза ее расширились от страха. - Что случилось, Тина? - искаженное страхом лицо девочки заставило Белезу непроизвольно понизить тон голоса до шепота, и ледяная рука сжала ее ослабевшее сердце. - Кто-то там в коридоре, снаружи, - прошептала напуганная Тина, больно вцепившись в руку Белезы. - Он остановился прямо перед нашей дверью, потом тихонько ускользнул дальше, к комнате графа в другом конце коридора. - Твои уши, дитя мое, слышат лучше, чем мои, - пробормотала Белеза, - Но это еще ничего не значит. Вероятно, это был сам граф или, по всей видимости, Гальбро. Она хотела открыть дверь, однако Тина крепко обвила ручонками ее шею, и Белеза почувствовала, как бешено колотится сердечко этой несчастной маленькой девочки. - Нет, моя леди! Не нужно! Не открывайте дверь. Я очень боюсь. Я не знаю, почему, но я чувствую, я ощущаю, что поблизости бродит что-то недоброе, страшное! Находясь под впечатлением умоляющих слов девочки, Белеза полуобняла одной рукой ребенка, а другую протянула к маленькому металлическому кружку закрывавшему крошечное смотровое отверстие в центре двери. - Он возвращается! - прошептала Тина. - Я его слышу! Теперь Белеза тоже кое-что услышала - странные скользящие шаги, которые не могли принадлежать никому из тех людей, кого она знала. Она знала также, что это не был Зароно, который носил сапоги. Теперь и ее наполнил непреодолимый страх. Быть может, это корсар шел босиком по коридору, чтобы убить во сне своего гостеприимного хозяина? Она вспомнила о солдатах, которые несли охрану внизу. Даже если коварному корсару удалось пробраться в комнаты главного дома, Валенсо, несомненно, выставил охранников перед дверью своей комнаты. Но кто же, в таком случае, крался по затемненному коридору? Кроме ее самой, Тины, графа и Гальбро никто не спал в верхних покоях и не имел права находиться на верхнем этаже. Торопливыми движениями руки она погасила пламя свечи, чтобы трепещущий свет не мог проникнуть в смотровое отверстие, когда она решится сдвинуть в сторону металлический кружок. В коридоре не было никакого света, хотя обычно он горел всю ночь, освещая бледным мерцанием свечей узкий коридор. Кто-то бесшумно двигался вдоль темного прохода. Она скорее почувствовала, чем увидела, как размытый силуэт таинственной фигуры скользнул к ее двери. Она успела различить только то, что это был мужчина. Ледяной ужас охватил ее. Она непроизвольно пригнулась и не смогла выдавить ни звука, хотя отчаянный крик вот-вот должен был непроизвольно сорваться с ее помертвевших губ. Это был не тот ужас, который она теперь испытывала перед своим дядей. Это был не такой страх, который она испытывала перед негодяем Зароно. Это был не такой страх, который всякий раз нагонял на нее темный, мрачный лес. Это был слепой, необъяснимый ужас, который намертво стиснул ее сердце и парализовал язык. Неясная фигура скользнула дальше, по направлению к лестнице, где она быстро пересекла полоску слабого света, струящегося снизу. Несомненно, и она в этом убедилась, это был мужчина, но не из тех, кого она знала. На мгновение она разглядела гладко выбритую голову и мрачное лицо с резкими чертами хищной птицы. Кожа незнакомца была коричневого цвета и блестела. Его кожа была намного темнее, чем у тоже далеко не светлокожих людей из прибрежных племен. Голова незнакомца была посажена на широкие, сильные плечи, на которые был накинут черный плащ. Взметнулись края этого странного одеяния, и чужак уже исчез. Белеза затаила дыхание и стала ждать требовательных окликов солдат, находящихся в банкетном зале, которые вне всякого сомнения должны были увидеть незнакомца. Но в главном доме по-прежнему стояла непотревоженная тишина. Вдали заунывно стонал ветер. И все еще ничего не было слышно. Руки ее стали влажными от страха, когда она осторожно нащупала свечу, чтобы снова зажечь ее. Она все еще дрожала от охватившего ее ужаса, хотя и не могла с абсолютной уверенностью сказать, что было такого ужасного в этой черной фигуре, которую осветил красноватый отсвет огня в камине в нижнем зале. Она воспринимала только то, что внешний облик незнакомца лишил ее всякого мужества и совсем недавно заново обретенной решимости. Свеча трепетно замерцала и осветила бледное, осунувшееся лицо Тины. - Это был черный человек! - прошептала лихорадочно девочка. - Я знаю это! Я чувствую. Моя кровь застыла точно также на берегу бухты. Однако там внизу солдаты, как же они не заметили его? Нужно ли вам сообщить графу об увиденном? Белеза решительно покачала головой. Она не хотела, чтобы снова повторилась та ужасная сцена, которая последовала вслед за первым же упоминанием Тины о черном человеке. И, кроме того, она теперь не отважилась выйти в коридор, который внушал ей гораздо больше, чем просто непреодолимый страх. - Теперь мы не можем бежать в лес, - голос Тины дрожал. Ее вцепившиеся пальцы были холодными. - Он подстерегает вас там! Белеза не стала спрашивать, откуда девочка знает, что черный человек остался в лесу, потому что в конце-концов лес, его непроходимые заросли были естественным укрытием всего зла, человеческого и сверхъестественного. И она понимала, что Тина, несмотря на свой возраст, была права. Теперь она не могла решиться уйти из жизни по собственной воле. Она беспомощно опустилась на край кровати и судорожным движением закрыла лицо руками. Тина наконец заснула. Слезы блестели на ее ресницах. Она беспокойно металась от боли. Белеза осталась сидеть. Под Утро Белеза осознала, что воздух стал невыносимо тяжелым и душным. С моря доносился глухой рокот вперемежку с ревом и грохотом. Она задула почти полностью сгоревшую свечку, отставила в сторону огарок и подошла к окну, откуда ей было видно море, а также часть мрачного леса. Туман рассеялся, и на восточном горизонте появилась узкая бледна я полоска - первый признак приближающегося рассвета. Однако на западе над морем собралась плотная масса свинцовых облаков. Ослепительные молнии периодически пронизывали темное облачное скопление, грохотал гром, совершенно неожиданным эхом отдававшийся в темнеющем рядом с фортом лесу. Испуганная Белеза сосредоточила свое внимание на чернеющей стене леса. Оттуда до ее ушей доносился странный, ритмичный пульсирующий звук, который, несомненно, не был боем барабанов пиктов. - Барабан! - всхлипнула во сне Тина. Она судорожно стиснула и расслабила пальцы, так и не пробудившись от сна. - Черный человек... бьет в барабан в черном лесу! О, Митра, защити нас! Белеза содрогнулась. Мороз пошел по коже спины. Темная туча на западном горизонте и менялась, беспорядочно клубилась, вспухала, непрерывно расширялась. Белеза удивленно наблюдала за превращениями облачной массы. В прошлый год в это время здесь не было штормов, и такой пугающей тучи, как рождавшаяся перед ее взором, она никогда не видала. Черная туча приближалась с края мира гигантской массой непрерывно пульсирующей черноты, пронизываемой голубыми всполохами молний. Казалось, что ветер вспучил самое ее нутро. Взрывающийся гром заставлял содрогаться воздух, который вибрировал, порождая нервозность, беспокойство и угрозу. Потом к ужасным громовым раскатам примешался другой, не менее ужасный звук - завывание ветра, мчавшегося к берегу, вместе с торопящейся массой облаков. Чернильно-черный горизонт непрерывно разрывали всполохи молний, придавая окружающему миру искаженные, гротескные очертания. Она разглядела как далеко в море вздымаются волны, гребни которых венчали пенные короны. Она слышала жуткий грохот, который по мере приближения тучи становился оглушающим. Однако на берегу бухты еще сохранялась тишина, царило спокойствие. Не чувствовалось ветра. Духота стояла чудовищная. Каким-то таинственным образом разница между надвигающимся буйством природы, ее невероятных сил, и давящей тишиной здесь, на берегу, казалась совершенно нереальной. Внизу в доме с хлопаньем закрывали ставни, и какая-то женщина высоким голосом вскрикнула от страха. Однако большинство людей в форте, было похоже, спали и совершенно не замечали приближающегося шторма. Как ни странно, но загадочный грохот барабана в лесу все еще продолжал рвать утреннее спокойствие на побережье. Белеза посмотрела на темный лес и почувствовала, как у нее по спине побежали липкие мурашки. Она ничего там не видела, кромку леса ничто не нарушало, однако перед ее мысленным взором появилась ужасная черная фигура, которая, присев под темными деревьями и бормоча странные заклинания, била в причудливый барабан. Белеза отогнала эту призрачную картину разыгравшегося воображения и снова посмотрела в сторону моря, где разрезающие небо молнии чертили свои наэлектризованные символы сине-голубым цветом. В их коротких ослепительных вспышках она видела мачты корабля Зароно, палатки корсаров на берегу, песчаный гребень южного рога бухты и мрачнеющие с приближением шторма скалы северного рога. Все это было видно как при солнечном свете. Завывание ветра становилось все сильнее и громче. Настало время и теперь проснулись люди в главном доме. По лестнице затопали ноги, и в громком голосе, принадлежащем Зароно, слышались нотки страха. Распахнулись двери и пирату ответил Валенсо. Он должен был реветь, чтобы его можно было расслышать и понять. - Почему меня не предупредили об этом шторме, надвигающемся с западного направления? - злобно проорал корсар. - В такой свистопляске все может случиться. Если сорвет с якоря... - В это время года с западного направления еще никогда не приходили штормы! - проревел в ответ Валенсо, выскакивая из своей комнаты с побелевшим лицом, хаотично растрепанными волосами и в одной ночной рубашке. Это работа... - следующие слова были заглушены дробным топотом ног, когда он взбегал по лестнице в обзорную башню. Корсар, не отставая спешил за ним по пятам. Белеза испуганно присела на стул у своего окна. Рев ветра становился все сильнее, пока, наконец, не заглушил все другие звуки, кроме сумасшедшего грохота неведомого барабана в пугающем лесу. Казалось, что дробный звук барабана словно поднялся на тон выше и стал триумфальным. Шторм с тяжелым гулом обрушился на песчаный берег, пригнав перед собой высокий вспененный гребень мощной волны длиной в милю. А потом на берегу разразился самый настоящий ад. Спокойствие и тишина еще минуту назад умиротворенного сонного берега превратились в бурлящую преисподнюю. Ливень хлестал по берегу. Гремел гром, а взбесившийся ветер с ревом налетал на деревянные строения форта. Все вокруг содрогнулось под натиском стихии. Волны мгновенно накатились на прибрежную полосу песка, сметая все на своем пути, и залили большой лагерный костер к корсаров. В блеске сверкающих молний, пробивающих плотную завесу ливня, Белеза увидела, как палатка моряков была резко сорвана и в одно мгновение унесена прочь, а сами люди, с огромным трудом, прикладывая огромные усилия, потому что бушующий шторм норовил швырнуть их на землю, медленно побрели в направлении форта, словно в нагруженные большим грузом. В свете вспышки следующей молнии девушка увидела, что корабль Зароно сорвало с якоря и с чудовищной силой сначала расплющило, а потом разорвало об испещренные трещинами береговые утесы. ГЛАВА 5. ЧЕЛОВЕК И3 ГЛУШИ Шторм утих, и утреннее солнце показалось на ясном, голубом, вымытом дождем небе. Пестрые птицы, оживившись и вылетев из своих неизвестных убежищ, перелетали с ветки на ветку и пели свои утренние приветственные песни, а на свежих зеленых листьях, мягко колышущихся под легким бризом, как бриллианты блестели капли дождя. У ручейка, извивавшегося по пробитому руслу к морю, за кустами и последними деревьями на краю леса, пригнулся человек, чтобы вымыть руки в чистой ключевой воде. Он занимался утренним туалетом так же, как и другие его сородичи, брызгаясь и полоща горло, словно буйвол. Затем прекратив полоскаться, он внезапно поднял голову. Вода сбегала по его мокрым волосам и тоненькими ручейками стекала между его