Он лежал тяжело дыша. - Дело нечисто, - сказал Брент. - Это вы про "Спарту", энсин? - Да. - Я слышал. - Что у них было за задание? - спросил Брент, кивая на Джонса. - Что-то необычное? - Нет, - покачал головой лейтенант. - Они выполняли рядовой полет, западнее Атту. То и дело давали нам свои координаты. - Лейтенант потоптался на месте и добавил. - Но в этом есть что-то странное. - Не понимаю. - Я про Тая. Он бормочет загадочные вещи. Про остров. И про какие-то цветы... - Остров? Цветы? - Ну да. - Солли! - вскрикнул человек на кровати. Офицеры склонились над ним. - Солли, остров... долбаный остров. - Атту, - произнес Камерон. - Может быть, - сказал Брент. - Но это вряд ли могло его удивить. - Цветы! Солли! Цветы! - воскликнул Тайрон с удивительным жаром. - Огромные цветы. Уходи! Вверх! - Чернокожий приподнял голову, глаза его были широко раскрыты. Брент наклонился ниже. Джонс снова уронил голову на подушку. По лицу его текли слезы. - Солли... Солли. Боже мой, Солли! - вскрикивал он. В палату вошла широкая, как дредноут мисс Смазерс. - Достаточно, джентльмены, - сказала она. - Это все, что он говорит. Повторяет снова и снова. Без конца. - Что-нибудь еще? - спросил Брент. - Иногда он еще зовет какого-то Девиса. - Третий член экипажа, - пояснил Камерон. - Больше ничего? - Больше ничего, - отрезала медсестра, и ее крысиные глазки-бусинки забегали, оглядывая Брента. Брент сунул руку в карман, протянул медсестре карточку. - Пожалуйста, позвоните мне, если он придет в сознание. - Я могу позвонить вам, даже если он и не очнется, - сказала мисс Смазерс, положив руку на гигантское бедро и изобразив на своем жирном лице подобие улыбки. Брент почувствовал приступ тошноты. За спиной хихикнул Камерон. Брент повернулся и молча вышел из палаты. - Скотч с содовой, Пам, - сказал Брент, опускаясь на диван. - Ты разлюбил "май-тай"? - спросила она, проходя к бару из спальни, где она только что спешно переоделась, сменив синюю форму на простое зеленое домашнее платье, которое, впрочем, не могло скрыть все изгибы ее фигуры. - Нет, на этот раз скотч, - сказал Брент, не умея заставить себя отвести взгляд от хозяйской аппетитной попки, которая округлилась даже под свободным домашним платьем, когда Памела нагнулась, чтобы взять из бара бутылку "Чивас регал". Он покачал головой и спросил: - Ну, а как у тебя дела с русским шифром? - Никак, - сказала она, смешивая виски с содовой. Кэптену Эвери придется запастись терпением. Коммандер Белл, по крайней мере, понимает в компьютерах. - Она обернулась к Бренту и, держа в каждой руке по стакану с виски, подошла к дивану. - Неужели ты действительно считаешь, что он верит, будто "Спарту" уничтожили пираты? - Она подала ему стакан и села рядом. Брент подумал, вздохнул и сказал: - Скорее всего он не верит ни в пиратов, ни в маньяков, ни в происки русских. - Он сделал глоток, чувствуя, как по телу разливается благодатное тепло. - Для него все это одинаково бессмысленно, но в первую очередь его не устраивают мои "Зеро". - Он задумчиво поднес стакан ко рту и одним легким движением осушил его. Памела приняла пустой стакан, быстро подошла к бару, наполнила его и, подавая Бренту, спросила: - А как насчет Белла? - То же самое, - отозвался Брент, принимая стакан. Он сделал маленький глоток и поставил его на столик. Памела села рядом. Брент схватил ее за руку и сказал: - Они, конечно, могут послать к черту "мейдей", но снаряды времен второй мировой - это нечто реальное. От них уж никак не отмахнешься. Это не призраки. - Он сделал еще один глоток, отметил, что тепло продолжает распространяться по всем уголкам его тела, вздохнул и откинулся на спинку дивана. Памела закинула ноги на диван и прислонилась к Бренту так, что ее грудь прижалась к его руке. Медленно она провела пальцем линию по его лбу, потом по щеке и спросила: - Ну как, стало немного полегче? Он кивнул и поцеловал ее в щеку. - Да. Эта штука всегда помогает, - добавил он, поднимая полупустой стакан ко рту. Она легко коснулась его щеки губами и спросила: - Ты видел того вертолетчика? - Да. - Он сделал глоток, потом стал легонько поворачивать стакан в руке, отчего кубики льда начали приятно позвякивать. - Он в тяжелом состоянии. Она покачала головой и лишь потом спросила: - В очень тяжелом? - Да. Может не выжить. - Он что-нибудь сказал? - Нет, он бредил... нес какую-то бессвязную чушь. - Насчет чего? - Говорил про какой-то остров. - Может, Атту? - Я тоже так сначала подумал, но он был так удивлен, словно увидел этот остров там, где его не могло быть. И он говорил еще кое-что странное. - О чем? - О цветах. - О цветах? - Да, он кричал про огромные цветы... - Это странно. Какие могут быть цветы на Алеутах? - Тем более, что они не подлетали так близко к острову, чтобы видеть цветы, да и вообще видимость в тех местах паршивая. Кроме того, на этих островах вообще почти ничего не растет. - Да, верно. Там все голо. - Она сделала глоток, поставила стакан на поднос, потом спросила: - Он больше ничего не говорил? - Он звал командира корабля и еще одного члена экипажа, словно они были в той же палате, - глухо сказал Брент и осушил стакан. - Черт знает что! - Памела снова наполнила его стакан, быстро вернулась и села рядом, взяв Брента за руку. Затем медленно сказала: - Брент, ты говорил о "Спарте" после моего ухода? - Да, говорил. А также о пиратах, маньяках и прочих нелепостях. - Почему у тебя был твой чемоданчик? Ты ведь не носишь его с собой по зданию. Он выпрямился и впервые за это время улыбнулся: - От тебя ничего не скроешь. - Лучше и не пытайся. - Почему ты такая догадливая? - Криптографам положено быть внимательными. - Все дело в подлодках. - В подлодках? - Да, в чемоданчике было полно подлодок. - Брент рассмеялся и рассказал про свои изыскания, про авианесущую подлодку и свое предположение. - И Эвери, конечно, пришел в восторг, - лукаво заметила Памела. - В неописуемый, - кивнул Брент, и они рассмеялись. - Пожалуй, нам следует обратиться к моему дяде, Марку Аллену, - сказала Памела после небольшой паузы, во время которой она потягивала виски. - Ты имеешь в виду контр-адмирала Марка Аллена? Но он же в отставке. - По сути дела, да. Он заканчивает работать консультантом у Тринадцатого. - Мы говорили о нем. Он служил с моим отцом и Мейсоном Эвери в Японии сразу после войны. - Да. Он специалист по Японии. Он даже женился на японке, Кейко Мориомо. - Брент кивнул. - В шестидесятые и семидесятые годы он много занимался проблемой японских фанатиков, не прекративших войну. Я знаю, что он хорошо знаком с историей человека, который десятилетиями продолжал воевать на Лубанге. - Она постучала пальцем по виску. - Господи, как же его зовут?.. - Онода. - Он самый. Лейтенант Хиро Онода. В общем, дядя Марк - настоящий эксперт. Не хочешь с ним повидаться? Он живет в районе Квин-Энн-Хилл. - С удовольствием. Пару раз я встречал его на совещаниях и один раз на приеме. Он был там со своей женой. Но я никогда не общался с ним в неофициальной обстановке. - Отлично, Брент. Тогда я позвоню ему и узнаю, не готов ли он принять нас, например, завтра вечером? - Памела стала подниматься, явно собираясь позвонить Марку Аллену прямо сейчас, но Брент чуть потянул ее, и она упала обратно на диван рядом с ним. Он обнял ее, а она легонько коснувшись губами его щеки, сказала: - У меня такое впечатление, Брент, что тебе гораздо лучше. Не говоря ни слова, Брент поцеловал ее. Она чуть приоткрыла губы, требуя продолжения. - С тобой можно рехнуться в два счета, - сипло проговорил он, поглаживая ей бедро. - Ты, небось, решила, что это платье не такое... Не провоцирует мужчину на разные там безрассудные поступки... Памела тихо рассмеялась и нежно поцеловала его в шею, туда, где пульсировала жилка. Брент продолжал, шепча ей в самое ухо, а рука по-прежнему гладила ее бедро. - Какая наивная женщина... Какая наивная женщина. Разве дело в материи, разве дело в покрое? Нет, ты совершенно не права. - Его рука соскользнула с ее бедра, чуть приподняла подол платья и двинулась выше, выше, лаская гладкую упругую кожу. Памела издала чуть слышный стон, притянула его голову к себе. Он же порывистыми движениями стал стаскивать с нее платье. Вскоре платье было отброшено в сторону, а Памела осталась в маленьких белых трусиках. Какое-то время она сидела у него на коленях, а он целовал, целовал ее, затем он поставил ее перед собой и снял с нее и трусики. Еще несколько мгновений спустя и его одежда полетела на пол, рядом с ее. Они лежали рядом на диване. Памела целовала его в губы, ее язык делал отважные вылазки. Потом Брент зашевелился, оказался сверху. Снова Памела почувствовала его упоительную тяжесть. Ее охватило невыразимое ликование. "Все правильно, - говорила она себе. - Все совершенно правильно". Опять они оказались в бушующем океане страсти, и снова, познав на себе все штормы и ураганы, они, обессилевшие и безмолвные, вернулись в тихую гавань. 7. 5 ДЕКАБРЯ 1983 ГОДА Менее крупные представители морских млекопитающих, именуемых китообразными, называются дельфинами. Более крупные - китами. К несчастью для последних, в глазах человека они обладают промышленной ценностью: их мясом питаются люди и животные, жир после переработки используется для производства мыла, косметики, моющих средств. В дело идут даже кости - их перемалывают и превращают в удобрения, делают из них клей. Самое крупное млекопитающее на Земле - это голубой кит. Некоторые из них достигают в длину до ста футов и весят больше ста сорока тонн. Голубые киты кормятся в Антарктике, северной Атлантике и на севере Тихого океана. Киты заплывают и далеко на север, в арктические моря, где имеются огромные запасы криля, питаясь которым, киты быстро набирают вес. Алеуты охотились на китов столетиями. Не имея в своем распоряжении современных технических средств, эти отважные люди пользовались только отравленным гарпуном и каяком, лодочкой на двух человек, в которой они украдкой подбирались к могучему обитателю морей. После того как гарпун вонзался в тело кита, китобои спешно гребли прочь, подальше от опасности. Если удача улыбалась добытчикам, через день-другой кит погибал и его раздутая газами туша всплывала на поверхность, после чего хозяин гарпуна предъявлял свои права на гигантский трофей и буксировал его к берегу. Этот метод охоты, разумеется, не отличался большой надежностью, и русские китобои внесли в него немало усовершенствований. Одним из самых добычливых русских китобоев был Борис Синилов, который, несмотря на холодный северный климат, отдавался китовому промыслу всей душой. Высокий, широкоплечий, с холодными серыми глазами и черными жесткими волосами, этот пятидесятилетний капитан был удачливым охотником. В годы второй мировой войны он служил в пехоте, воевал под Сталинградом, оставлял и брал Смоленск и Харьков. Затем осколок шрапнели бросил его на больничную койку, и в армию он вернулся лишь в 45 году. 8 августа 1945 года он вместе с полуторамиллионной Советской Армией совершил переход из Монголии в. Маньчжурию, где за двадцать пять дней русские войска разгромили японскую Квантунскую армию. Когда он вернулся домой, оказалось, что его родители и две сестры были расстреляны в Бабьем Яру, под Киевом, где гитлеровцы уничтожили более тридцати тысяч евреев, цыган и славян. После этого Синилов завербовался в китобойный флот. Теперь он был капитаном и вдыхал свежий морской ветер на капитанском мостике сорокаметрового китобойца "Калмыкове". Утром пятого декабря Синилов как раз стоял на своем мостике, крошечной площадке, где нельзя было укрыться от холода и ветра, сжимал в руках гирорепитер и, покачиваясь на согнутых ногах, держал равновесие. Но Синилов не смотрел на гирорепитер. Вместо этого он с беспокойством поглядывал на нос корабля, где гарпунщик Федор Ковпак наконец-то занял свое место у семидесятишестимиллиметровой гарпунной пушки. Несмотря на вращение платформы с пушкой, выступавшей над носом, капитан хорошо видел, как Федор проверил сначала гарпун, затем взрыватель на бомбе, которая должна была взорваться через шесть секунд после того, как гарпун вонзится в кита, и наконец нейлоновый линь, к которому крепился гарпун. Как капитан, Борис Синилов лично проверил толстый канат из манильской пеньки, который, протянувшись через барабан лебедки, уходил вниз, в передний трюм, где находилось около шестисот фатомов [английская мера длины, примерно 1,8 м] такого каната в бухтах. Даже нечасто встречавшийся голубой кит, за которым они теперь охотились, не имел ни малейшего шанса порвать такой канат. На мостике находились еще трое моряков, одетых, примерно как и капитан: сапоги, брюки и куртки из грубой плотной материи, меховые шапки с ушами, напоминавшими собачьи. Матрос Семен Стариков стоял за тяжелым штурвалом старого образца. Матрос Георгий Волынский следил за сонаром и радаром. Присутствовал там также и товарищ Кузьма Никишкин, замполит с плавзавода "Геленджик", находившегося сейчас примерно в ста пятидесяти километрах западнее "Калмыкове". Украдкой покосившись на Кузьму, капитан не смог сдержать злорадной улыбки: с лицом мучнистого цвета, тот стоял у левой переборки, вцепившись руками в перила. Его явно мутило. Капитан Синилов презирал всех замполитов. Что и говорить, кое-кому из молодых советских моряков кружила голову западная пропаганда, и они сбегали со своих кораблей. Но китобойцы редко заходили в западные порты. Дело было в том, что психи из Международной комиссии по китам так подогревали страсти и обливали такой грязью русских и японцев, две нации, имевшие китобойные флотилии, что и те, и другие старались без крайней необходимости не заходить в чужие порты. Кузьма Никишкин проводил на "Геленджике" политзанятия, читал лекции офицерам и норовил всюду сунуть свой нос. Борис хмыкнул, вспомнив, как сдрейфил Никишкин, когда впервые увидел разделку кита на "Геленджике". Как и положено, тушу кита подняли на "Геленджик" через кормовой слип, хвостом вперед. Борис стоял тогда на мостике рядом с Кузьмой, когда люди в грубых вонючих, заскорузлых от крови куртках, в высоких сапогах с шипами на подошвах, чтобы не скользить на китовой шкуре, приступили к своему мрачному ритуалу. Вооружившись длинными ножами на рукоятках, изогнутыми наподобие хоккейных клюшек, они облепили тушу кита. Кузьма сначала подался вперед, завороженный зрелищем. Один матрос, взобравшись на середину туши, стал сдирать слой шкуры от хвоста до головы, обнажая толстый слой жира. Его товарищи тоже стали проводить белые борозды по спине кита, причем все они сходились у носа. Потом там закрепили трос, потянули, и первый слой жира стал отходить, словно кожура банана. К тому времени Кузьма позеленел, но все же крепился, как мог. В считанные минуты весь жир был содран с туши, изрублен на куски, которые отправили в бункеры, где их измельчали и переправляли в котлы. Туша превратилась теперь в гору красного мяса. Снова матросы набросились на нее, на сей раз избрав объектом своих усилий нижнюю челюсть. И тут случилось нечто незапланированное. В объемистой утробе кита в результате процессов разложения накопились газы. Раздался хлопок, похожий на выстрел гарпунной пушки, живот лопнул, и наружу вывалились внутренности, погребя под собой двоих китобоев. Гнилостный запах смерти распространился по палубе, ударил в ноздри стоявшим на мостике. Кузьму вывернуло наизнанку, а Борис только рассмеялся. Теперь этот настырный партдеятель со слабым желудком опять стоял рядом с Борисом. Ему не терпелось увидеть, как убивают кита. Он обернулся к капитану и спросил высоким, звенящим голосом: - Капитан, вы подходите к нему по сонару? Вопрос, однако, прозвучал скорее как распоряжение. Замполит любил давать инструкции. - Его заметил наш впередсмотрящий, - сказал Борис, ткнув пальцем в сторону "вороньего гнезда". - Движется в восточном направлении, всплывет минут через десять. - Затем, повернувшись к Георгию Волынскому, Борис спросил: - Сонар? - Дальность сто метров, относительный пеленг ноль-ноль-ноль, товарищ капитан. - Вот видите, - сказал Борис тоном школьного наставника, снова оборачиваясь к Кузьме. - Я все вижу, - закипятился тот. - Позвольте мне напомнить вам, капитан, что я послан сюда, чтобы следить за выполнением производственного плана, укреплять дисциплину и проводить линию партии. "Проводить линию партии, - злобно подумал Борис. - Стоит только рассердить эту креветку, и меня в два счета объявят диссидентом, после чего я запутаюсь в гулаговских сетях - и поминай, как звали". Борис стиснул кулаки и спросил: - А что бы вам хотелось узнать? - Порядок операций. Я никогда еще не бывал на китобойно-промысловом судне, только на фабрике. Борис глянул перед собой, на нос, пытаясь деловой сосредоточенностью скрыть то пламя, что бушевало в его груди. Он медленно заговорил: - Все очень просто, товарищ Никишкин. Георгий следит за сонаром, сообщает пеленг и дальность. Мы должны оказаться примерно в двадцати пяти метрах от того места, где кит всплывет, чтобы вдохнуть воздух. Затем Федор выстрелит из гарпунной пушки. Через шесть секунд после попадания гарпуна взрывается бомба. Партийный функционер недоверчиво оглядел пушку и заметил: - Какой тонкий гарпун. А он не может выскочить? Кит не способен уйти? Капитан отрицательно покачал головой и показал на нос корабля. - Видите на гарпуне шарнирную головку? - Кузьма кивнул. - Там сюрприз. Когда гарпун входит в тело кита, выскакивают три шипа, и киту уже не вырваться. - Значит, стоит только попасть в кита, и он гибнет? - Не совсем, товарищ Никишкин. Иногда приходится долго его преследовать, стрелять второй раз. По корабельным динамикам задребезжал голос впередсмотрящего. Он сообщал, что кит впереди, в ста метрах по курсу. - Отлично, - сказал Борис, показывая рукой туда, где вверх взлетел высокий фонтан воды, быстро превратившийся под порывом ветра в водяную пыль. Федор Ковпак засуетился у своей пушки. - Полный вперед! - крикнул капитан и дал сигнал по телеграфу в машинное отделение. Взревели дизели, и корабль бросился вперед, зарываясь носом в волны, отчего вверх взлетали брызги, окатывая даже тех, кто стоял на мостике. Кузьма ежился и морщился. Затем гарпунер, не оборачиваясь, выставил к мостику ладонь. Борис дал команду "малый ход". Они догоняли кита. Он был огромный, словно подводная лодка. Волны окатывали его лоснившуюся спину. Борис затаил дыхание. - Почему он не ныряет? - осведомился любознательный Кузьма. - Киты - существа непредсказуемые. Он может нырнуть, может остаться на поверхности. Медленно, но верно китобойное судно приближалось к морскому гиганту, который нежился на волнах, словно лягушка в солнечный день. - Решил поиграть, - ледяным тоном изрек Борис. - Играй, играй, приятель, недолго тебе осталось резвиться. Как это всегда бывает перед атакой, на палубу высыпали моряки. Им не терпелось посмотреть, что будет дальше. Кок, свободные от вахты механики завороженно всматривались на обреченного гиганта. Те, кто был на мостике, словно окаменели. Федор присел на корточки у пушки, прицелился. Бухнул выстрел. Гарпун вонзился в кита, брызнула кровь. Кит бешено заколотил хвостом, вспенивая воду вокруг. Он поднял свою огромную голову, разинул рот, словно пытаясь закричать, позвать на помощь. Борис почувствовал возбуждение, словно собирался лечь в постель с женщиной. Раздался взрыв. Кузьма подался вперед, тяжело дыша. Его щеки раскраснелись. Кит бился в агонии, пена сделалась розовой. Животное крутилось в воде, подпрыгивало, вверх вздымались то голова, то хвост, неистово колотили по воде плавники, в его каждом движении чувствовались ярость и мука. Кит пытался уйти в глубины, избавиться от гарпуна, но трос разматывался и разматывался, удерживая пленника. Внезапно из головы кита брызнул алый фонтан. - Это все, капитан, да? - спросил Кузьма, повернувшись к Борису. - В каком смысле? - Конец, да? Борис посмотрел сверху вниз в широко раскрытые глаза замполита и тихо сказал: - Конец, конец. Внезапно в корабельных динамиках снова задребезжал голос впередсмотрящего: - Капитан, на горизонте быстро движущийся объект, относительный пеленг ноль-девять-ноль. Кажется, белый моноплан. - Радар! - рявкнул Борис, оборачиваясь к Георгию Волынскому. - Пусто, капитан, - отозвался тот, глядя на экран. - Но эта наша старушка не берет самолеты, когда они идут на малой высоте. - Иногда она не берет даже низко плывущие корабли или острова, - мрачно заметил капитан. - Затем крикнул в микрофон. - Впередсмотрящий! Там точно моноплан? - Он исчез в полосе тумана, капитан, - отозвался тот. - Короче, поменьше предположений. Нужны факты. Понятно? - Так точно, товарищ капитан, - послушно отозвался матрос. - Может, у этих мерзавцев из Международной комиссии по китам завелись самолеты, - пробормотал себе под нос Борис. Впервые он увидел, что Кузьма Никишкин улыбается. Капитан посмотрел вперед, туда, где, омываемая волнами, покачивалась безжизненная туша кита. Задребезжала лебедка, трос натянулся. Медленно тушу подтянули к правому борту, а затем ловко пришвартовали. - Что теперь? - спросил Кузьма. Борис Синилов показал рукой на матроса с длинным ножом. - Сейчас он отрежет киту плавники, чтобы нам было легче буксировать его, и еще сделает на хвосте три зарубки, чтобы всем было ясно, что это наш кит. А вон тот матрос, - продолжал Синилов, показывая на человека с похожим на пику предметом - загонит в кита гарпун, к которому прикреплен шланг, подсоединенный к компрессору. Мы накачаем кита воздухом, а потом свяжемся по рации с "Геленджиком", и в путь-дорогу. Тут внимание капитана отвлекла какая-то белая вспышка на востоке, у самого горизонта. Он вскинул бинокль, навел на фокус, стал напряженно всматриваться в даль, но ничего так и не увидел. Только солнце весело сверкало в волнах. Синилов замысловато выругался. - Что там? - обеспокоенно спросил Никишкин. - Ничего. Какая-то белая вспышка. Наверное, это блики солнца на воде. Утреннее солнце выкидывает странные фокусы в этих широтах. - Это солнце ввело в заблуждение и впередсмотрящего? - спросил замполит, недоверчиво поджимая губы. - И вас, и его сразу? - Не исключено. Я насмотрелся тут всякого. Полыхало красным, зеленым, оранжевым. Но за всем этим ничего не кроется. Просто утреннее солнце. - Он пожал плечами. - Случалось, оно сбивало с толку целые экипажи. Кузьма Никишкин понимающе кивнул и стал таращиться на восток, но как ни старался, ничего, кроме волн, в которых, словно в вычищенной меди, сверкало солнце, так и не увидел. Далеко к северу от места сражения с китом то же самое утреннее солнце осторожно проглядывало сквозь пелену тумана, словно вор, украдкой подбирающийся к жертве. Его косые лучи прорезали мглу, окутавшую Тагату, один из самых угрюмых островов алеутской цепи. Этот необитаемый клочок суши посредине между островами Атту и Киска представлял собой типичный лунный ландшафт, где были скалы, ущелья, голые камни. Только в центре этого эллипса есть более или менее ровный участок - небольшое плато с пятнами травы и россыпями камней, поросших мохом и лишайниками. Вертолет службы геологического надзора шел над Тагату на низкой высоте. Он летел с Атту на Киску. Вокруг лопастей винта сердито клубился туман. Управлявший машиной худой и мускулистый пилот Дик Риверс обернулся к своему полному пассажиру Мартину Уотсону и прокричал в микрофон: - Приятного мало, Марти, верно я говорю? - Да уж, - покачал головой Уотсон. - Похоже, мы только зря тратим вертолетное время, а оно золотое - двенадцать тысяч долларов в день. - Вдруг он воскликнул совсем другим тоном. - Господи! Глядите! На этом острове! Кто бы мог подумать! - Он стал лихорадочно тыкать пальцем вниз. Риверс тотчас же заработал ручкой, вертолет, сделав вираж, стал снижаться. Двигаясь по спирали, машина оказывалась все ниже и ниже и наконец приземлилась. Не веря своим глазам, Риверс смотрел на останки белого моноплана, потерпевшего аварию среди этих камней. Затем его рука щелкнула переключателем рации. - С вами, правда, все в порядке, капитан? - осведомился Тодд Эдмундсон. Он сидел на своей койке и смотрел на Пороха Росса. - Со мной полный порядок, - отозвался тот. Росс сидел с прямой спиной и осматривал свою форму. - Они ее выстирали и выгладили, - снова подал голос Эдмундсон и затем совсем другим тоном добавил: - Кошмар!.. Это был какой-то кошмар. Вы и Хирата. - У сукина сына кишка оказалась вовсе не тонка, - с легкой завистью пробормотал Росс. - Он умер жуткой смертью... Порох Росс уставился на своего молодого спутника. - Я, как принято теперь говорить, не поймал от этого никакого кайфа сынок, - сухо заметил он. - Понимаю, капитан, - глухо отозвался молодой моряк. - Я все понимаю... - Тодд, он хотел убить меня. А вместо этого погиб сам. И совершенно не важно, как это произошло. Он умер, и точка! - Капитан, вы начинаете говорить, как они... - Это ерунда, Тодд. Учти, мы пленники на их безумном корабле. Мы заточены в их мире. А значит, не можем сражаться с ними на наших условиях. - Вы начинаете им нравиться. - Я? Начинаю им нравиться? - Да. После того как вы... Когда погиб Хирата, и вы уходили, одни кланялись вслед, другие стояли по стойке "смирно". - Кланялись! Стояли смирно! - Порох Росс рассмеялся, но в смехе его было что-то жутковатое. - Капитан! - испуганно воскликнул Тодд. Порох Росс взял себя в руки, затем сказал: - Все в порядке. Нет, я ничего такого не заметил, Тодд. Но в том, что ты сказал, есть определенный смысл. - Есть смысл? - Конечно. Я победил одного из них. Они по-прежнему ненавидят меня, но, согласно бусидо, теперь в их представлении я немного выше, чем грязный пес. - Порох навострил уши и вдруг воскликнул: - Самолеты! Готовятся к полету! - Снова смерть! - процедил сквозь зубы Тодд. - Похоже, это просто тренировочный полет. После стольких лет бездействия они в этом сильно нуждаются. Их оборудование дряхлеет. Как и они сами. - Они готовятся к удару по Перлу, капитан, - Тодд с досадой стукнул кулаком по матрацу. - Ничего не понимаю! Прошло столько времени, но эти убийцы все еще безнаказанно бороздят океан. Русский самолет должен был успеть что-то передать, прежде чем его сбили. Русские были просто обязаны это сделать. - Верно, Тодд. Они, конечно же, успели передать свое сообщение. - При всем своем разгильдяйстве, они все-таки профессионалы... - Но ничего не произошло! - Надо посмотреть на это с другой стороны, - мрачно произнес Росс. - Я хотел бы знать, что именно увидели русские. И что они передали. - Ну что они могли увидеть? Большой авианосец. С самолетами. - Верно. Один-единственный авианосец. Без кораблей сопровождения. - Не представляющий никакой угрозы? - Вот именно. Это не боевая группа, Тодд. А что случилось потом? - Самолет исчез. - Если бы ты был русским военным, оценивающим обстановку, к какому заключению ты бы пришел? - Несчастный случай. - Тодд опустил плечи. - Самолет упал в море... Господи... - Верно, Тодд. Они могли предположить, что самолет пролетел на бреющем полете над авианосцем, взял слишком низко и врезался в воду. Такое уже случалось. - Но зенитки... Если русские передали, что их атакуют... - Но они явно этого не успели сделать. Иначе русские отправили бы сюда воздушную армию! - Порох Росс задумчиво почесал подбородок. - Они просто не успели. Возможно, даже им некогда было передать "мейдей". Их уничтожили за минуту с небольшим. Вдруг Эдмундсон приободрился. - А как насчет ракет? Русские, наверное, уже навели их на нас. - Это возможно. Сначала я тоже так подумал. - А теперь вот передумали? - Я плохо в этом разбираюсь, Тодд, - пожал плечами старый моряк, - но, по-моему, "Туполев" имел слишком мало времени на передачу всей необходимой в таких случаях информации. - Слишком мало времени? - Да. Самолет - это лишь связующее звено между наземными станциями и спутником, если таковой есть в наличии. "Туполев" передавал свой текст минуты четыре. От силы пять. Вряд ли за это время можно было активизировать спутниковую систему... - Но вы все равно скажите адмиралу, что их уничтожат... - Я уже сказал. Но по-моему, это не произвело на него никакого впечатления. - Еще бы, - юноша уставился в пол, потом поднял голову. Глаза его были полны отчаяния. - Но смотрите: погибли "Спарта", вертолет, русский самолет. В этом есть закономерность. Неужели никто не в состоянии сложить два и два... - И в результате получить японский авианосец времен второй мировой войны, так что ли, Тодд? - Значит, по-вашему, они добьются своего? - Нет, но времени в обрез, а потому нам надо придумать, как им помешать. Молодой человек тяжело вздохнул. - Мы мало что знаем насчет этого корабля. Это даже не корабль, а целый город. - Верно, Тодд. - Росс подошел к столу и сказал: - Хорошо, что они оставили нам этот блокнот. - Поднялся и Эдмундсон. Он тоже подошел к столу. Росс начал что-то чертить со словами: - Если мы хотим взять приступом город, нам нужна карта. - Откуда вы знаете, что представляет собой "Йонага". Разве вы можете начертить его план? - Я немножко осмотрел его, когда был на мостике, а во-вторых, авианосцы времен второй мировой войны, в общем-то, похожи. Росс чертил и приговаривал: - Мы вот здесь, во флагманском отсеке. - Эдмундсон кивнул. Карандаш Росса быстро бегал по бумаге. - Что может быть выше нас? Радар, зенитки, штурманский мостик. Вот полетная палуба. Она бронирована. Под ней, надо полагать, ангарная палуба. - Он перестал чертить. Открыл один ящик стола, другой. - А, хорошо. Вот она. - Достал линейку, стал чертить с ее помощью длинные прямые линии. Потом нарисовал короткую линию параллельно ангарной и полетной палубам. - Это галерейная палуба. - Там они держали нас в первый день, капитан. - Верно. Она обычно длиной с надстройку. Тут у них, помимо прочего, помещение для дежурных пилотов. Самое подходящее место. - Он провел карандашом вертикаль, потом начертил еще одну горизонтальную линию. - А вот ангарная палуба. - Тодд кивнул. - С точки зрения общей структуры, ангарная палуба - главная в любом авианосце. - Вы говорили, это очень уязвимое место, капитан. - Очень уязвимое, - кивнул головой Росс. - Но нам надо вырваться на свободу. - Правильно, только сначала завершим нашу карту. - Карандаш опустился еще ниже. - Вторая, третья, четвертая палубы, - говорил Росс, проводя линии. - Вы добрались до киля, капитан. - Пока что нет. Готов побиться об заклад на что угодно, на этих палубах находятся кубрик, авиационные склады, мастерские и офицерские каюты. - Карандаш провел еще две горизонтальные линии. - Вот две нижние палубы. Здесь самые важные органы корабля. - Росс изобразил несколько цилиндров. - Шестнадцать котлов, турбины, генераторы. - Горючее, капитан, горючее! - Да, оно в этих цистернах, по всему корпусу корабля. Нефть и бензин. Возможно, на "Йонаге" около четырехсот тысяч галлонов бензина... - Но это же у самого киля. А нам и на ангарную палубу не пробраться. - Эдмундсон в сердцах стукнул кулаком по столу. - Где у них боеприпасы? - спросил он и стал смотреть, как Росс чертит квадратики. - Над машинным отделением, капитан? - Да, но я забыл еще кое-что. - Карандаш стал проводить по линейке вертикальные линии. Одну впереди, другую по центру и третью у кормы. - Боеприпасы подаются через подъемники? - Не обязательно. У них могут иметься небольшие лебедки. - Чтобы доставлять все, что нужно на ангарную палубу? - И на полетную тоже. - Если нам удастся освободиться, достаточно стукнуть по корпусу бомбы или торпеды молотком, и тогда поминай, как звали... - Это все равно, что колотить молотком по скале. - Правда? Почему? - Бомбы и снаряды хороши только, когда их сбрасывают или ими стреляют. - Палец Росса показал на нижнюю часть рисунка. - Вот самое слабое место. - Вы уже говорили, капитан. Ангарная палуба? - Да, и особенно их "Зеро". - "Зеро"? - Да, это были, несомненно, лучшие истребители в сорок втором - сорок третьем годах. Они отличались такой легкостью, такой маневренностью, что союзники никак не могли справиться с ними. - В чем же тут слабость? - Тодд, вооружение - это всегда система компромиссов. - Не понимаю. - Просто ради маневренности японцы отказались от прочности. У "Зеро" нет ни брони, ни самозатягивающихся бензобаков. - Значит, они легко взрываются? - Хорошее попадание сзади кабины, и они лопаются, как хлопушки с конфетти. - Они стоят на ангарной палубе. Но их никто и не думал заправлять горючим. - Это делают перед вылетом. Во-первых, все самолеты будут заправлены, а "Вэлы" и "Кейты" к тому же снарядят бомбами и торпедами. Это самый сложный момент для авианосца: собственно, из-за этого Япония и проиграла войну. - Войну? - Ну да. При Мидуэе японцы, как и планировали, нанесли первый воздушный удар, и потом их самолеты вернулись на авианосцы. Их заново заправили, загрузили бомбами. Но они не успели взлететь и оказались беззащитными перед нашими пикирующими бомбардировщиками. Японцы потеряли четыре авианосца, своих лучших летчиков, и в конечном итоге проиграли войну. - У нас нет пикирующего бомбардировщика, - грустно произнес Тодд. Его надежды угасли. - Зато у нас есть мозги. В нас есть мужество. Молодой человек выпрямился. У глазах его зажглись странные огоньки. - Может, мы действительно умерли, как вы тогда сказали? - Я тогда просто сильно ошалел... - Может, вы правы, - говорил Тодд странно высоким голосом. - Это ад. Всюду зло. Фудзита - воплощение зла. Он сущий дьявол. Порох Росс схватил Тодда за плечи, потряс его. - Тодд! Что ты несешь! Опомнись! - Да. Бога ради. Надо остановить зло. Остановить дьявола и его демонов. Дверь распахнулась. Вошел капитан второго ранга Масао Кавамото. - Капитан, - сказал он, и в голосе его не было привычного презрения. - Вас приглашают на флагманский мостик. - Люцифер хочет вас видеть, капитан! - выкрикнул Эдмундсон. - Не заставляйте его ждать! - Мой матрос нездоров, - обратился к Кавамото Росс. Эдмундсон перепрыгнул через койку. - Демоны! Демоны! - Он кинулся на Кавамото, расставив руки. - Не надо, Тодд, - крикнул Росс, пытаясь перехватить юношу, но неудачно. Кавамото отпрянул в сторону, и тут появились два охранника. Эдмундсон кинулся на них. Раздался глухой звук столкнувшихся тел, и кричащего американца поволокли на его койку. - Не надо! - крикнул Росс, пытаясь помешать японцам, но и его быстро скрутили двое новых охранников. В мгновение ока каюта наполнилась японцами, которые что-то кричали, заглушая вопли Эдмундсона. Росс услышал, как Кавамото пролаял какую-то команду. Тотчас же все взоры обратились на Тодда. Он что-то кричал, извивался, а японец привязывал его к койке. На губах американца выступила пена. - Пожалуйста, отпустите меня, - сказал Росс Кавамото. - Все уже кончено. Кавамото махнул рукой. Тотчас же Росса отпустили. - Ему нужен укол, что-то успокаивающее, - сказал он, показывая рукой на юношу. - Вы сами знаете: более сорока лет мы провели в изоляции, капитан. Наши запасы лекарств оскудели. - И затем добавил, махнув рукой в сторону двери: - Это может быть сделано по распоряжению адмирала. У двери Порох обернулся. Дикие глаза Эдмундсона уставились на него. Уже уходя, он услышал долгий то нараставший, то затихавший вой. Вой, куда больше похожий на звериный, чем на человечий. Когда Росс в сопровождении охранников переступил порог адмиральской каюты, то он увидел, что Фудзита один. Как обычно, адмирал сидел в кресле за своим столом. Росс поклонился, адмирал ответил коротким кивком и, щелкнув пальцами, отпустил охрану. Затем жестом пригласил гостя садиться. Усаживаясь, Росс испытал смесь противоречивых чувств. Он убил офицера его императорского величества капитана второго ранга. Он ожидал, что за это его возненавидят еще больше, станут относиться с новой жестокостью, а быть может, и вовсе казнят. Однако, похоже Эдмундсон был прав. Если отношение японцев и изменилось, то в иную сторону. Они по-прежнему видели в нем врага, но врага, которого уважают. Он убил самурая, причем в ситуации, когда у него почти не было шансов уцелеть, и когда на него взирали как на нечто и в подметки не годившееся его противнику. Он знал, что, по старинным обычаям, воин должен искать себе противника среди равных себе. Он же был варвар - нечистый варвар, у которого круглые глаза и привычка есть мясо. Считалось, что убить самураю такого - раз плюнуть. И еще Росс не сомневался: на японцев произвело неизгладимое впечатление то, как он убил Хирату: беспощадно, неистово, почти что с наслаждением. Упиваясь местью. Это японцы отлично понимали. Умение отомстить особенно ценилось у самураев. Когда адмирал заговорил, Россу стало ясно, что тот думал примерно таким вот образом. - Знаете ли вы историю о сорока семи самураях, капитан? Росс уставился на старого моряка с немалым удивлением. Он ожидал, что речь пойдет о Хирате, о радарах, о русских, но не о старинных преданиях. Он стал смутно припоминать эту историю: - Старинный миф о мести, адмирал? - спросил он не в силах скрыть удивления. Впрочем, удивляли его и собственные эмоции. Сейчас он не испытывал ни ненависти к врагу, ни гнева. Снова любопытство заслоняло все остальное. Вокруг старого адмирала возникла загадочная аура, он не только внушал страх, но еще и завораживал. Реальность стала первой жертвой этой странной силы, исходившей от Фудзиты. Эта сила превращала субординацию в нечто мягкое, аморфное, словно пролитая сметана, принадлежала далекой древности, загадочной культуре и требовала безоговорочного подчинения от матросов и офицеров "Йонаги" и уважения от Пороха Росса. Старик являл собой связующее звено. Мостик в то прошлое, к которому принадлежал и сам Росс. Тогда он был еще молодым и сильным, а молодость и силу особенно уважают те, кто оказался на пороге старости. Росс в этом смысле не был исключением. Ему не терпелось поскорее перейти этот мост, оставив на этой стороне ненависть, страх и даже чувство реальности. Однако, покидая эту каюту, Росс всякий раз испытывал прилив прежних чувств. Он снова загорался желанием уничтожить "Йонагу", если, конечно, предоставится хотя бы малейшая возможность. Но в этой каюте он не мог и помыслить о том, чтобы нанести удар. И адмирал чувствовал это, читал его мысли. Чем еще можно было объяснить отсутствие охраны, связистов? Он знал, что адмиралу нужен собеседник. Но желания выговориться было недостаточно. Нет! Росс понимал, что адмирал Фудзита не боится его, капитана Теда Росса. Американец подозревал, что адмирал вообще никого и ничего не боится. - Это не миф, - продолжал тем временем Фудзита. - Это быль. - Прошу прощения, адмирал, - перебил старика Росс, в голове у которого вдруг внезапно все прояснилось. - Мой матрос Эдмундсон... Он заболел. - Знаю, - адмирал нетерпеливо похлопал по телефону. - Сейчас его осматривает наш врач. - Ему нужен транквилизатор. Временное помешательство. Адмирал откинулся на спинку кресла и сказал: - Капитан, мы не в состоянии давать такие лекарства даже нашим собственным больным. Все подобные препараты, которые у нас остались, мы вынуждены сохранять для раненных при выполнении боевого задания. Матрос Эдмундсон будет пока оставаться в своей каюте. Если понадобится, то его привяжут к койке. То же самое я приказал бы сделать с любым членом нашего экипажа. - В голосе адмирала чувствовались искренность, понимание ситуации. Росс прикусил губу, затем сказал: - Тогда я прошу, чтобы меня вернули к нему как можно скорее. - Мы не дикари, капитан. Я распорядился, чтобы к нему приставили санитара. Если ему станет хуже, то его переведут в лазарет. Поверьте, за ним сейчас ухаживают гораздо лучше, чем если бы этим занялись вы. Росс нетерпеливо махнул рукой. - Но я его капитан! Я прошу иметь возможность посещать своего матроса, если он окажется в лазарете. - Разумеется. Если мы сочтем эту меру необходимой и вы будете под надежной охраной. Но за этим мы проследим. - Тут на лице адмирала появилась легкая улыбка. - Я знаю, что вы человек чести и потому постараетесь вырваться на свободу при первой возможности. Чтобы нанести удар по тем, кто вас ее лишил. - Старик провел тонким скрюченным пальцем по столу. - Мы с вами знаем, что авианосцы - самые уязвимые из всех боевых кораблей. Россу показалось, что железные холодные пальцы стиснули ему горло. От адмирала ничего нельзя было скрыть. - Я бы уничтожил ваш корабль, если бы смог, - сказал он совершенно спокойным тоном. Адмирал снова улыбнулся и кивнул: - Поистине слова самурая. - Затем он положил руки на стол, подался вперед и сказал: - Вернемся к истории о сорока семи самураях. - Росс откинулся на спинку стула, и Фудзита спросил: - Вы представляете себе, что такое ронин, капитан? - Самурай без хозяина. - Да. А сегун? - Военный правитель. Сегуны правили Японией до прошлого столетия, лишь формально подчиняясь императору. - В общем-то, да, капитан. Хотя насчет того, что они лишь формально подчинялись императору, вы не совсем правы. Все ничтожно по сравнению с микадо. Сегуны правили лишь с соизволения императоров. - У каждого свой взгляд на историю, адмирал. - Это случилось в тысяча семьсот первом году, - продолжал Фудзита, - в эпоху сегуната Токугава. Всеми уважаемый самурай князь Асано из западной провинции Ако был приглашен к императорскому двору в Эдо, ныне Токио. Там во дворце его оскорбил негодяй по имени Кира. Тогда князь Асано выхватил из ножен меч и ударил обидчика, ранив его в плечо. Лишь тогда их смогли разнять. - Адмирал убрал руки со стола, откинулся на спинку стула. Он явно устал, но глаза его горели. - Известно ли вам, какое наказание полагается тому, кто осмелится обнажить свой меч во дворце императора? - Надо полагать, смерть, - равнодушно ответил Росс. - У вас, кажется, это самое ходовое наказание. - Капитан, - отозвался Фудзита. - Я предупреждал вас насчет иронии. Порох Росс стиснул зубы. Ответил, отчеканивая каждое слово: - Прошу прощения, адмирал. Пожалуйста, продолжайте. - Итак, князь Асано тотчас же совершил харакири, и его владения были конфискованы. Кира остался жив и процветал. - Адмирал сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, затем продолжал: - Обратите внимание на то, что когда чьи-либо земли конфисковывались, самураи прежнего владельца автоматически становились ренинами. - Росс кивнул. - Сорок семь самураев-ронинов притворились бродягами. Около года они вели разгульный образ жизни в публичных домах и кабаках, но на самом деле они ждали своего часа, чтобы отомстить. - Джон Уэйн [американский киноактер (1907-1979), прославился ролями в которых сыграл "настоящих мужчин" и "стопроцентных американцев"; пользовался особой популярностью у военных, в том числе у морских пехотинцев, "зеленых беретов" и прочих "спецназовцев"] поступал таким же образом раз сто, адмирал, - брякнул Росс. Джон Уэйн? Никогда не слышал о таком! - удивленно произнес адмирал. - Извините, адмирал. Собственно, он не представлял собой ничего особенного. Народный псевдогерой. - По крайней мере, капитан, эти сорок семь ронинов были не псевдогероями, а настоящими храбрецами. Прошел ровно год со дня смерти Асано, и в тот же день того же месяца, когда его на стало, самураи нанесли удар. Они ворвались в поместье Киры, подавили сопротивление его охраны и наконец отыскали самого хозяина, который спрятался в дровяном сарае. - Да, да, - перебил адмирала Росс. - Теперь я все вспомнил. Но даже если бы и не вспомнил, то все равно мог бы рассказать вам, чем все кончилось. У истории типично японская развязка. Кира был разрублен на куски, а сорок семь самураев совершили харакири. Старик посмотрел на Росса прищурившись. - А какой была бы развязка по-американски? - Я надеюсь, понимание и прощение... - В том виде, в каком вы простили Перл-Харбор? Росс понял, что его ловко загнали в западню. Но ему и раньше приходилось выбираться из таких волчьих ям. - Не согласен. Ваше сравнение неудачно. Налет на Перл-Харбор был ничем не спровоцированным актом... - Прошу вас, капитан, не будем углубляться в полемические дебри. Зачем тратить время на версии истории, в которые мы не верим? Позвольте мне договорить. - Росс кивнул, хотя внутри у него все бурлило и клокотало. Фудзита продолжал: - Вы горячо осуждали наши намерения выполнить боевой приказ... - Разумеется. - Вы не можете понять наши принципы. Вы предлагаете немыслимое. Капитуляция японских военных! Разве вам не понятно, что вы лишь укрепили нашу решимость сражаться. - Нет?! Но при чем тут я?! - Если ваша версия истории верна и "Йонага" - единственная уцелевшая боеспособная единица императорских вооруженных сил, тогда, как сорок семь самураев, мы должны отомстить. - Это же абсурд, адмирал. Безумие. - Нет! Нет! Нет! - с каждым словом маленький сухой кулачок ударял по крышке стола. - У нас есть приказ, а кроме того, у нас вполне могут быть основания для отмщения, не так ли? - О Боже! - сказал Росс, откинувшись на спинку стула и обхватив руками голову. - Впрочем, разве это так уж необходимо, адмирал? Зачем искать дополнительные оправдания, если ваша верность приказу непоколебима? - Затем, что вы, американцы, никогда не могли понять этой простой истины... - Но я лишь один из многих... Я не вся Америка. - Это не важно. Если хотя бы один американец сумеет нас понять, значит, все мои усилия не напрасны. Теперь Росс понял, что старику не только не терпелось выговориться, ему хотелось поиграть в диалектику. Росс почувствовал, что превращается в пешку в руках опытного шахматиста, гроссмейстера. Он решил избрать новую тактику. - Отлично, адмирал. У меня болен матрос. Адмирал поднял голову, посмотрел вверх. Он явно не собирался лишать себя забавы. Он избрал тему, вполне способную увлечь собеседника, и умело эксплуатировал естественное любопытство своего гостя-пленника. - Неужели вам не интересно знать, как мы добывали себе пропитание? - говорил Фудзита. - Как заботились о здоровье членов экипажа, как поддерживали в порядке материальную часть, как проводили учения? Росса весьма раздражало, что адмирал беззастенчиво использует его, но вместе с тем ему и впрямь было интересно услышать ответы на все эти вопросы. - Это действительно любопытно... - отозвался Росс. - То, что произошло с вашим авианосцем, находится за гранью возможного. - Благодарю вас, капитан, - адмирал опустил голову и с улыбкой посмотрел на американца. - Приятно слышать комплимент, а искренний он или нет, не столь важно. - Затем Фудзита снова поднял голову, устремил глаза куда-то ввысь и заговорил странным тихим голосом. - Это было долгое испытание. Чудовищно долгое... - Он вздохнул. - Когда в тот роковой день сорок первого года мы оказались в ледовом заточении, я, признаться, усомнился, сумеем ли мы выстоять. Но когда я убедился, какие достойные мужественные люди собрались на этом корабле, то понял: это настоящие самураи и мы не только выживем, но с помощью богов достойно выполним данный нам приказ. - Он снова посмотрел в упор на Росса. - Известно ли вам, что нас заперло в пещере в результате обвала ледника? - Да, мне рассказывали. - Нам удалось прорубить во льду два тоннеля, хотя работа была тяжелой и опасной и не обошлось без жертв. Мы отправляли маленькие отряды ловить рыбу, хотя это было связано с риском обнаружения. - Но внешний вид ваших людей... - Это как раз просто. Наши моряки были в толстых грубых куртках, да и у живущих в этих краях чукчей восточный тип лица. А как известно, - улыбнулся адмирал, - все азиаты похожи друг на друга как две капли... - Ваших рыбаков никто не заметил? - Время от времени, конечно, кто-то попадался им на пути, но никаких проблем не возникало. У нас действовала целая рыболовецкая флотилия. Мы изучили новую среду обитания и сумели к ней неплохо приспособиться. - Итак, военные моряки стали отличными рыбаками... - Это не все. Мы основали и усовершенствовали очень неплохую биологическую лабораторию. Учтите, мы провели там более сорока лет. - Адмирал, те, кто бывал в Беринговом море, знают: там и впрямь неплохо с рыбой. Там есть палтус, лосось... - Неплохо - не то слово! Превосходно! Мы установили, что там водится до трехсот наименований рыб. Помимо упомянутых вами палтуса и лосося, мы добывали треску, сельдь, сайду, камбалу. - Адмирал откинулся на спинку, тяжело дыша. После нескольких вдохов-выдохов он продолжил: - Мы также добывали тюленей, каланов, моржей. Изредка даже небольших китов. Мы получали все необходимые морские продукты. Кроме того, и в нашей пещере, и за ее пределами имелось немало морских водорослей. Так что с едой у нас не было проблем, капитан. - Но как же вы поддерживали в порядке орудия, машины, как отрабатывали боевые приемы? Да и ваши летчики, наверное, слишком стары для боевых операций. Адмирал сложил руки на груди, посмотрел на Росса. - Начнем с летного состава, - сказал он. Росс кивнул. - Вам доводилось слышать о Цутиуре? - Летная школа? Адмирал кивнул. - Не совсем так. Это была не просто летная школа. Это первое в мире учебное заведение такого рода выпускало в год до сотни летчиков. Это были настоящие асы. - Но даже асы стареют. - Да, но в Цутиуру принимали с пятнадцатилетнего возраста. - С пятнадцатилетнего возраста? - Двадцать восемь моих ВМЛ... - Простите, не понял... - Ах да, это военно-морские летчики рядового и сержантского состава. Росс кивнул, а адмирал продолжал. - Так вот, двадцать восемь моих ВМЛ еще не достигли шестидесятилетнего возраста. - Но им все равно скоро исполнится шестьдесят, а это многовато, сами понимаете, для военного летчика. А их командиры гораздо старше. - Да, в определенном отношении они уже люди достаточно немолодые, но это ни в коей мере не сказывается на их профессиональных качествах... - Росс усмехнулся, но адмирал вскинул руку. - Погодите, капитан. Сорок два года без женщин, табака, алкоголя и прочих сомнительных даров цивилизации. Они следили за весом, бегали, делали упражнения. Ежедневно. Вы, безусловно, обратили внимание, что многие мои летчики выглядят не по годам молодо, словно время вообще не оставило на них своего следа. Росс знал, что многие из японских фанатиков и впрямь сохраняли удивительную бодрость духа. То же самое он мог сказать и о тех летчиках, которых видел на авианосце. Не без зависти он сказал: - Да, такой способ существования как бы отдаляет старость. Но многие у вас умирали. Я видел шкатулочки... - Верно. У меня скончались двести двадцать три человека. При общей численности экипажа в две тысячи шестьсот четыре... - Такой маленький процент смертности? - недоверчиво осведомился Росс. - Имейте в виду: мы существовали в ледниковой пещере, свободной от микробов и бактерий. Смерть обычно наступала от возраста. Так, командир этого авианосца капитан первого ранга Горо Окагама скончался в возрасте ста девяти лет. Я взял на себя его обязанности. Росс задумчиво почесал подбородок и сказал: - Вы употребили слово "обычно". - Да, более сорока человек погибло в результате несчастных случаев. Двенадцать совершили харакири, а двое погибли, сражаясь с русскими. Еще один человек погиб вчера в поединке, - закончил адмирал, и лицо его помрачнело. - Я убил бы его еще раз, адмирал, - сказал Росс, заерзав на своем стуле. - Вы ожидаете ответных действий? - спросил адмирал, побарабанив по столу костлявыми пальцами. - Право, я не знаю, чего ожидать, адмирал. Вы впервые сейчас упомянули о капитане второго ранга Хирате. До этого вы не сказали о нем ни слова. - Что тут еще можно сказать? Он сам выразил своим поступком все, что хотел. - Он же был вашим помощником... - Более того, он был моим двоюродным братом... Росс выпрямился на стуле. Услышанное ошеломило его. Он хотел было выразить сочувствие, соболезнование, но сдержался, в конце концов ограничившись фразой: - Все это не имеет значения. - И добавил: - Он получил то, чего добивался. - Вы испытали удовольствие от того, что сделали с ним, - заметил Фудзита. Росс посмотрел на свой сжатый кулак, медленно покрутил им, размышляя об этом загадочном человеке, который производил на него такое мощное впечатление. - У меня не было выбора. Но в каком-то смысле, вы правы: я сделал это с наслаждением. - Капитан, вы были не единственным человеком, у кого не было выбора. То же самое можно сказать и о капитане второго ранга Хирате. - Я вас не понимаю... - Он допустил, чтобы вы вывели его из себя. Он позволил эмоциям захлестнуть его. Это нанесло удар по его карме. Он потерял лицо... - И он мог восстановить свою карму, только убив меня или погибнув в поединке? - Да. Он выбрал время и место так, что преимущество оказалось на его стороне. - Адмирал заговорил мягче. - Он потерял жизнь, но спас карму. Потому что умер, как подобает самураю. А вы, капитан, имели право на отмщение, как те самые сорок семь самураев. - Старик откинулся на спинку стула, его морщинистое лицо было грустно. Затем он заговорил с новым воодушевлением. - Вас, наверное, интересует, как мы поддерживали боевую форму, как проводили учения?.. Росс был рад сменить тему и энергично закивал. - Разумеется. Самые лучшие пилоты в этом мире не могут обойтись без постоянных, систематических тренировок, полетов. - Учтите, капитан, что "Йонагу" отправили в Санован, прекрасно понимая, что в течение месяцев не может быть и речи об учебных полетах. В соответствии с этим на корабле было установлено тридцать специальных тренажеров, позволявших отрабатывать все необходимые маневры не в воздухе, но на палубе корабля. - Так, ну а как насчет технического обслуживания? - Опять-таки, мы были готовы к тому, что проведем определенный период времени в изоляции, без плавучих баз, без ремонтных мастерских. Вам следует заглянуть в наши судовые мастерские, капитан, - сказал адмирал, и в голосе его зазвучала гордость. - В случае необходимости мы можем сами собрать любой самолет, подобный тем, что находятся на борту "Йонаги". Правда, на это уйдет много времени, и такая сборка будет проводиться вручную, но главное состоит в том, что мы это способны сделать. Иначе выражаясь, мы в состоянии удвоить наш арсенал. Мы даже в состоянии в точности повторить любой элемент нашей материальной части, в том числе и основные узлы "Йонаги" от цилиндров до ведущих валов. Я говорил, что мы ежегодно устраивали проверку нашим самолетам и турбинам "Йонаги", запуская их в рабочем режиме. Нетрудно догадаться, - японец махнул рукой, - что все работает нормально. - Возникла пауза, во время которой были слышны лишь гул вентиляторов и шум турбин. Затем взревели самолетные двигатели - около десятка машин прогревали моторы. - Тренировочный полет, капитан, - сказал Фудзита. - Знаю, вы постоянно их проводите, - сказал Росс, а затем, прокашлявшись, произнес: - Вы сами говорили, что воевали с русскими при Цусиме в девятьсот пятом году... - Вас интересует моя биография? Я вполне понимаю ваш интерес. - Адмирал явно не имел ничего против того, чтобы рассказать о себе. - Я родился в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году, капитан. Мой отец был известным профессором математики, он преподавал в небольшом университете под Нагоей. В тысяча девятисотом году я поступил в университет Эта Дзима. - Вам было всего лишь шестнадцать лет? - Да. Моложе шестнадцати туда никого не принимали. - В голосе Фудзиты снова зазвучали горделивые нотки. - Принимали лишь одного из пятидесяти соискателей. Среди моих однокашников был Исоруку Ямамото. - Да, да. Я ведь говорил вам, что он погиб. В сорок третьем году его самолет был сбит над Соломоновыми островами летчиком Ламфьером. Адмирал раздраженно махнул рукой. - Прошу вас, капитан, не надо ваших исторических гипотез. Порох Росс вовремя взял себя в руки, выбросил из головы необходимость держаться реальности и сказал: - Виноват, пожалуйста, продолжайте. - Я окончил университет в девятьсот четвертом году и был направлен на линкор "Фудзи". Я воевал с русскими под командованием знаменитого адмирала Того. - В его глазах появилось нечто отстраненное. - Мы тогда их уничтожили. - Ямамото ведь тоже был там? - Да, на крейсере "Нисина". Он потерял три пальца. Ну, а я воевал на линкоре, потом учился в военном колледже и затем, - со вздохом добавил он, - в девятьсот шестом году, я был представлен императору Мейдзи. - Он умер в девятьсот двенадцатом. Генерал Ноги и его супруга совершили харакири. - Капитан, вы поразительно много знаете о Японии. Росс принял комплимент, коротко кивнув. Адмирал продолжал с новым воодушевлением. - Харакири Ноги было удивительным, прекрасным... - Да, это было прекрасно, - невозмутимо заметил Росс. - Вы и об этом знаете? - удивился Фудзита. - Ноги и его жена оделись во все белое. Ноги написал свои стихи, потом они подождали, пока не пройдет траурная процессия, и затем выпустили себе кишки. - Вы очень грубо выразились, - резко заметил Фудзита. - Извините, но этот поступок кажется мне бессмысленным. - Вам, возможно. Но для нас это деяние, наделенное высоким смыслом. Вы знаете, о чем говорилось в его стихотворении? - Нет. - Его учат японские школьники. - Адмирал откинулся на спинку кресла, переносясь в заоблачные выси. - Он написал ее на древнеяпонском. - Адмирал стал декламировать с большим благоговением: - Мой повелитель, покинув нашу мимолетную жизнь, поднялся к богам, и я, преисполненный благодарности, желаю последовать за ним. - Наступила пауза. Затем взгляд адмирала упал на Пороха Росса. - Восхитительно, - сказал он. Росс благоразумно оставил скепсис и сказал, надеясь, что Фудзита на этом не остановится: - Итак, ваша карьера. Вы добились успеха. Но в вашем распоряжении оказалось почти целое столетие. - Затем он задал вопрос, который уже давно мучил его. - Ваш английский безупречен - откуда он у вас. Вы часом не учились в Йейле? - Я учился не в Йейле, а в УЮК. Порох Росс снова вернулся в действительность, причем от этого перехода в голове у него возник определенный сумбур. - Простите, что такое УЮК? - Это очень просто. Университет Южной Калифорнии. В вашей родной Америке. - Не может быть! - Почему же? - фыркнул старик. - В том же двадцать первом году Ямамото поступил в Гарвард. Росс знал, что японские офицеры учились за границей, в первую очередь в Англии и Соединенных Штатах. Он также вспомнил об обучении Ямамото в Гарварде, но все-таки он смотрел на адмирала с каким-то недоверием. Видя это, старик усмехнулся: - Я провел там два года. В двадцать третьем получил степень магистра - английский язык и литература. Я был лучшим на нашем курсе. - И в американский футбол тоже играли? Впервые за все это время Росс увидел, как адмирал смеется. - Нет, но в двадцать третьем я добрался автостопом до Мексики. Там я встретил Исоруко. Росс вздохнул, помотал головой, попытался напомнить себе, где именно он сейчас находится и с кем говорит, но невероятный рассказ адмирала мешал ему сосредоточиться. - Что же было дальше, адмирал? - В двадцать четвертом я вернулся в Японию. Меня послали в летную школу Касумигаура. Я научился летать, когда мне было сорок лет. Затем я служил на таких кораблях, как "Кага" и "Акаги". Мы осваивали торпедные атаки с воздуха и учились летать на пикирующих бомбардировщиках. - Вы были женаты? - Да, я женился в двадцать четвертом году. Моя жена Акико подарила мне двоих сыновей, Казуто и Макото. Двух прекрасных сыновей. - Где они живут? - В Хиросиме. Росс чуть не задохнулся. Но морщинистое лицо собеседника было спокойным, умиротворенным. Адмирал наслаждался воспоминаниями. Непроизвольно Росс сказал: - Надеюсь, они живы-здоровы. Старик кивнул. Тут с полетной палубы донеслись новые звуки: нарастающий рев моторов, визг шин, лязг тросов. Старик выпрямился, посмотрел на часы. - Это наши разведчики, - коротко сказал он, переходя из прошлого в настоящее. - Могу ли я вернуться к матросу Эдмундсону? - осведомился Росс, приподнимаясь со стула. - Нет, останьтесь, - сказал адмирал, и в голосе уже не было прежней мягкости. Это был приказ. - Нам может понадобиться ваше знание судоходства в этих местах. - В этом районе можно встретить корабли разных стран, адмирал, но я решительно отказываюсь предоставлять вам какие-либо сведения, которые могут быть использованы вами в разрушительных целях. - Капитан, я ценю ваши убеждения. Но вы можете спасти жизнь очень многим... - Адмирал, это в высшей степени сомнительно. Однако ради того, чтобы и впрямь помочь кому-то из ни в чем не повинных людей избежать гибели, я готов остаться. В дверь постучали. Адмирал показал на нее. Росс встал открыл ее. На пороге он увидел подполковника Симицу, за ним маячил незнакомый офицер. Они вошли. Оба были в полном летном снаряжении, в руках они держали шлемы и очки. Встав по стойке "смирно", летчики отдали честь и поклонились адмиралу. Затем летчики обернулись к Теду Россу. Он поклонился, и, к его полному удивлению, они сделали то же самое, поклонились глубоко, до пояса. Адмирал показал на три стула. Офицеры сели, Фудзита сказал: - Это лейтенант Такео Сугуйра. - Он показал на незнакомца, коренастого темноглазого человека с плоским, широким, круглым лицом и смуглой кожей. - Лейтенант - один из ведомых подполковника Симицу. Сугуйра снова поклонился, на сей раз коротко. Росс ответил глубоким поклоном. Адмирал нетерпеливо осведомился: - Ну, как полет? Что можете доложить? - Китобойное судно, адмирал, - сказал Сугуйра. - Относительный пеленг один - девять - ноль, дальность сто километров. Движется медленно. Возможно, тащит добычу. На флаге серп и молот. - А вы видели русское судно? - обратился адмирал к подполковнику Симицу. - Нет, адмирал. Он был не в моем секторе. Его видел только лейтенант Сугуйра. Адмирал снова перевел взгляд на лейтенанта: - А они вас видели? - Над морем был туман. - Вы шли низко, лейтенант? - Семьдесят метров, адмирал. - Дальность? - Десять тысяч метров. - Как же вы удостоверились, что это китобойное судно? - Оно было маленьким, метров сорок в длину, и на носу имелась одна пушка на платформе. - Больше никакого вооружения не было? - Нет, адмирал. - Разделочная палуба? - Не видел. Адмирал перевел взгляд на Росса. - У такого судна может быть радар? - Вполне. - Не пытайтесь напугать нас, капитан. - И в мыслях не держу. Но даже у личных яхт теперь имеются радары. Старик постучал пальцами по столу, на лице его отразилась работа мысли. - Хорошо, капитан, спасибо. - Затем он обратился к Симицу: - Мы нанесем удар по китобойцу. Атакуем с воздуха. - При этих словах у Росса что-то оборвалось внутри. Он взглянул на Симицу. Тот улыбнулся, глаза загорелись зловещим огнем. Россу подумалось, что у Симицу сейчас потекут слюнки от удовольствия. Фудзита снова обратился к американцу: - Вряд ли китобоец совершает одиночное плавание, так? Россу показалось, что где-то вдали блеснул лучик надежды. - Верно, адмирал, - сказал он. - Я вовсе не собираюсь испортить вам удовольствие, но, как правило, там, где промышляют китобойцы, имеется и большой плавзавод. Обычно действует целая китобойная флотилия. Одни убивают китов, другие перерабатывают... - Как вы уже догадались, капитан, мы готовы рискнуть. - Но чего ради, адмирал? Если они заметили вашего разведчика, - Росс кивнул на Сугуйру, - и сообщили об этом по радио, вы опоздали. Если они его не заметили, вы можете избежать нежелательных контактов. Ваш человек говорит, что скорее всего они убили кита. В таком случае они будут двигаться очень медленно: им сейчас надо закачать в тушу воздух и пометить добычу, чтобы никто уже не мог на нее претендовать. - Нам необходима практика, - сказал Фудзита таким будничным тоном, словно речь шла о меню обеда. - Практика? Значит, вы готовы убивать ни в чем не повинных людей лишь для того, чтобы не утратить кое-какие навыки? - искренне изумился Росс. В глазах старика появились насмешливые искорки. - Почему бы нет, капитан? Американцы, например, только и знают, что занимаются этим. Они убивают для практики, а их радио с восторгом разносит это по всему белому свету. Росс уже успел убедиться, что Фудзита - человек удивительно эрудированный, а потому он осторожно посмотрел в его глаза, вдруг превратившиеся в тлеющие угли, и спросил: - Что вы имеете в виду? - хотя прекрасно знал, какой последует ответ. - Вы слышали о Маршалловых островах, капитан? - Слышал, - вздохнул Росс, поражаясь цепкой памяти старика. На его скулах заиграли желваки. Он помолчал и сказал: - Вы еще не упомянули Марианские острова... Или, может, вы забыли? - Вовсе нет, капитан. Если верить вашему радио, японские гарнизоны, находившиеся там, были оставлены американцами, как они выразились, "сохнуть на корню". Их превратили в мишени для упражнений в стрельбе с воздуха и с моря. - Затем адмирал спросил не без любопытства: - А почему, собственно, это вас так возмутило, капитан? - Тогда речь шла о вооруженных группах людей, тогда была война... Случившееся стало результатом стратегической необходимости. - Вы уже высказывались в этом духе, капитан, - сказал Фудзита, и его губы искривила легкая усмешка. - В гневе вы делаетесь весьма красноречивы. Однако вы меня не убедили. Стратегическая необходимость заставляет меня нанести удар по Иванам. По обнаруженному нами судну. - В таком случае честь и достоинство заставляют меня перестать поставлять вам какую-либо информацию. Мне и ранее не удавалось помешать вам убивать - сначала вы уничтожили вертолет, потом самолет, а теперь вот вам помешал и китобоец. Он же совершенно беспомощен. - Беспомощность - понятие весьма относительное, капитан, - усмехнулся адмирал. - Спросите об этом кита, в которого вонзился их гарпун. - Еще один довольный смешок. - Разрешите уйти, - глухо произнес Росс. - Его пальцы вцепились в подлокотники. - Нет, оставайтесь здесь. Росс замолчал, чувствуя, как внутри начинает разгораться пожар. Его уже не интересовали мотивы адмирала. Он знал одно: пора прекратить это безумие, помешать этим маньякам. Только как? Разумеется, ему не сделать этого здесь и сейчас. Он вынужден играть роль внимательной аудитории. Сорок два года они не имели возможности пообщаться со свежим человеком... И тут его внезапно осенило. Он не просто аудитория! Он еще и свидетель. Скорее всего так оно и есть. Живой дневник. Он выпрямился, взял себя в руки. Нет, он еще померится силами с этими функционирующими реликвиями. Брифинг продолжался, и Росс то и дело переводил взгляд с одного японца на другого. - Возьмите девять "Зеро", - говорил между тем адмирал Симицу. - "Айти" и "Накадзимы" тут не нужны. Вряд ли есть смысл применять торпеды против сорокаметрового судна. И я не хочу, чтобы "Айти" набирали большую высоту для захода на бомбометание. - Есть, адмирал, - сказал Симицу, облизывая пересохшие губы кончиком языка. - Каждый истребитель возьмет с собой по две стодвадцатикилограммовые бомбы, - продолжал адмирал, а летчики кивали. - И еще, подполковник. Пусть самолеты атакуют единой цепочкой. - Единой цепочкой? - Да, и с интервалом в тысячу метров. - Летчики были явно сбиты с толку этим распоряжением. Росс сидел сгорбившись и удивлялся, как устроена голова у того, кто находился напротив него за письменным столом. Фудзита же продолжал: - Все дело в их радарах. Если все "Зеро" выстроятся в линию, это затруднит работу их радаров. Они зафиксируют лишь один объект... - Летчики переглянулись. - И первым делом уничтожьте радиорубку, она в задней части надстройки. Сразу за мостиком. - Есть, адмирал, - хором отозвались летчики. - Адмирал, - заговорил лейтенант Сугуйра, сверкая черными глазами, превратившимися в отполированные кусочки оникса. - Это я обнаружил противника. Позвольте мне быть наконечником стрелы. Обещаю, что с первого же захода радиорубка будет уничтожена. Адмирал посмотрел на Симицу, тот сказал: - Лейтенант Сугуйра, безусловно, заслужил эту честь. - Но в голосе его не было искренности. - Отлично, подполковник, - сказал адмирал. - Итак, ваши люди представляют, что являет собой цель? - Так точно. Они сейчас находятся на взлетной палубе. Их машины заправляют горючим. - Хорошо. Объясните им план атаки и через десять минут взлетайте. Сейчас я прикажу развернуть "Йонагу" против ветра и распоряжусь, чтобы ваши самолеты загрузили бомбами. - Он снял трубку телефона и отдал распоряжения с какой-то юношеской четкостью. Летчики крикнули "банзай!" и удалились. Росс обмяк на своем стуле. Он тяжело дышал. Адмирал откинулся на спинку кресла. Он устремил взор в потолок и сложил руки на груди так, что пальцы переплелись в хитрую фигуру. На его лице появилось умиротворенное выражение. Когда подполковник Масао Симицу и лейтенант Такео Сугуйра вышли на палубу, они сразу поняли, что команда адмирала была почти выполнена. Девять "Зеро", по трое в ряд, стояли наготове, вокруг них копошились техники и их ассистенты вручную закачивали в баки горючее из баллонов на стальных, тележках, прилаживали под крыльями бомбы. У самого горизонта, над водой кружили бомбардировщики и истребители, двигаясь против часовой стрелки. После исчезновения Аосимы все тренировочные полеты проводились в зоне видимости с авианосца. Взмахом руки командир отряда созвал своих летчиков на инструктаж. Некогда было идти в пилотскую, поэтому они просто собрались в кружок на палубе, держа в руках планшеты и вслушиваясь в слова командира, который говорил громко, чтобы его не заглушали вой ветра и рокот двигателей самолетов. - Как известно, лейтенант Сугуйра обнаружил небольшое русское китобойное судно, - говорил Симицу, - относительный пеленг ноль - один - ноль, дальность сто. - Восемь голов кивнули одновременно. - Нам выпала честь нанести удар по противнику. Раздались крики "банзай!". Подняв руку, подполковник заставил крики стихнуть. - Мы будем атаковать стрелой. Первым пойдет лейтенант Сугуйра, затем остальные с интервалом в тысячу метров - никак не меньше, нам ни к чему испытывать на себе мощь собственных бомб, - я, потом Хино, потом Ямаучи и Хаттори. В районе нахождения цели скорее всего будет обычный для этих мест туман. Русские, похоже, убили кита. Не исключено, что они легли в дрейф, а если и двигаются, то малым ходом. - Летчики изо всех сил записывали. - Наша скорость - двести узлов, курс один - семь - пять. - Летчики снова закивали. - Первым делом надо вывести из строя радиорубку. Она находится в той части надстройки, что ближе к корме. Когда будете проходить над кораблем на бреющем полете, то сбросите бомбы. - Взгляд Симицу поочередно падал то на одно непроницаемое плоское лицо, то на другое. - Помните, что наша стрела должна поразить наверняка. Мы не можем допустить, чтобы кто-то уцелел. Все ясно? Ответом ему стало дружное "банзай!". Заурчал один мотор, затем второй, третий. Вскоре все девять "Зеро" были готовы к полету, и в каждой кабине уже сидело по технику. Оружейники покинули палубу. Только оставались матросы у тросов и колодок. Все шло как положено. Подполковник Симицу крикнул: "По машинам!" Раздался радостный вопль, и девять фигур в коричневых комбинезонах бросились бегом к самолетам. На бегу Симицу увидел, что в кабине его самолета сидит опытный техник Кантаро Такахаси. Он запускал двигатель на полную мощь, проводил контрольную проверку приборов и рычагов управления. Симицу бросил взгляд на мостик. Там стоял адмирал, а рядом с ним тот самый американец. Масао почувствовал прилив ярости. Почему адмирал так носится с этим варваром? Неужели ему были так необходимы эти долгие разговоры? Главное, наглец-американец держался как равный! Почему адмиралу вздумалось покровительствовать этому мерзавцу? Но ничего, скоро будет праздник на его, Симицу, улице! Эх, с каким удовольствием он проверил бы, крепко ли сидит голова на шее этого негодяя, попробовал бы на этом варваре свой клинок. Круглоглазый пес! Симицу посмотрел на Росса, и его пальцы непроизвольно потянулись к рукоятке меча. Росс и не подумал отвести глаз, смотрел прямо на Симицу. "Что ж, у этого капитана есть отвага", - подумал Симицу. Как он безжалостно расправился тогда с Хиратой! Но ему, конечно, сильно повезло. Хирата - болван! Позволил чувствам взять верх. Утратил над собой контроль. Позволил втянуть себя в идиотский поединок на скользкой от крови палубе. Разве так ведут себя самураи?! Вот и помер жуткой смертью. Избит и убит головой лейтенанта Мори. Как это американец додумался до такого? Ничего, глядишь, и ему, Масао Симицу, доведется помериться силами с неустрашимым капитаном Тедом Россом. И тогда уж пусть американец пеняет на себя. Симицу разберется с ним в два счета. Как с сопливым мальчишкой. Пока Симицу обегал крыло своего "Зеро", Такахаси выбирался из кабины. Симицу ухватился за ручку под фонарем кабины, а Такахаси спрыгнул на палубу, крикнув: "Порядок!" Симицу пробормотал: "Угу!", подтянулся и шагнул с крыла в свою кабину, такую крошечную, словно она была специально выкроена по его фигуре. Симицу пристегнул ремень, проверил тормоза. Затем, не спуская глаз с приборной доски, чуть газанул. Так, баки полные... давление в норме... температура двигателя тоже в норме... и с маслом порядок... Симицу убрал газ, глянул на тахометр. Затем поочередно покосился на ведомых. Справа - лейтенант Такео Сугуйра, слева - военно-морской летчик первого класса Сусуми Хино. Оба склонились над приборами. Симицу испытал прилив уверенности. Эти ребята были его ведомыми и в Китае. Отличные, надежные летчики, доказавшие это в деле. Подполковник посмотрел вперед, туда, где стоял регулировщик взлета, офицер в желтом. В руках у него было два красных, похожих на веера флажка. Он стоял, опустив руки, глядя в сторону кормы. Симицу вытянул шею. Затем он понял, в чем дело. На истребителе Ямаучи бомба провисала хвостом вперед, почти касаясь палубы. Симицу выругался. Тотчас же к бомбе кинулись оружейники и совместными усилиями начали ставить ее как положено. Задержка. Симицу в раздражении дернулся, отчего голова его стукнулась о подголовник. Затем он выругался на чем свет стоит. Этого еще не хватало! Он был бессилен что-либо сделать. Приходилось сидеть и ждать. Он уставился на рацию. Только зря занимает место. Потом его взгляд упал на дальномер. Тут его губы скривила легкая улыбка. Напряженное выражение исчезло, он погрузился в приятные воспоминания. Его последние две победы. Седьмая и восьмая. Во время одного боевого вылета. Дело было над Поньяном. Вот уже сорок лет он то и дело возвращался памятью к тому радостному дню. Особенно ночью, лежа на спине и глядя в темный потолок своей каюты, он уносился в прошлое, в тот воздушный бой. Припоминая в тысячный раз его подробности, он засыпал со счастливой улыбкой на губах. Но сейчас он вспоминал об этих русских... Его очереди прошивали самолет-гигант, кромсали его, разрывая на куски... О радость уничтожения! Какое воодушевление охватило его, особенно когда он увидел ту самую лодочку и в ней двоих пилотов! Это было лучше, чем с женщиной в постели даже после десятилетий целомудрия. Но русские были уже обречены. Тадаси Киносита и зенитки "Йонаги" неплохо позаботились об этом. И все же китайские воспоминания особенно возбуждали. Доставляли самое большое наслаждение. Да, да! Именно в бою над аэродромом Поньяна он испытал самое большое наслаждение в жизни. Он помнил тот великий миг так, словно все это случилось только вчера. И тем не менее это произошло сорок два года назад, когда ему, младшему лейтенанту военно-воздушных сил, был двадцать один год и он не слышал ни о группе Семьсот тридцать один, ни об авианосце "Йонага". Это было второго февраля сорок первого года, и он тогда повел девять "Зеро" на боевое задание. Справа от него шел Сугуйра, слева - Хино, и еще шесть истребителей, по две тройки, шли за ними. Тогда они прикрывали двадцать семь средних бомбардировщиков "Мицубиси G4M", получивших задание атаковать крупный военный аэродром Поньяна. Они должны были преодолеть восемьсот километров от своей базы в Ханьгоу до Поньяна. Согласно приказу, им нужно было выйти на цель с восходом солнца, и они вылетели в три часа утра. Было темным-темно, и единственным ориентиром оставалась долина реки Янцзы, чуть светлевшей в кромешном мраке. Они подлетели к Поньяну на рассвете. Симицу вел свой отряд на высоте трех тысяч метров. Самолеты медленно сделали круг над аэродромом, сложным авиационным комплексом с четырьмя огромными ангарами и тремя взлетными полосами. Странным образом были видны лишь три истребителя в укрытиях у дороги, проходившей вдоль северной границы аэродрома. Что-то показалось Симицу подозрительным. Он хорошо помнил это странное чувство. Симицу с удовольствием поднялся бы выше, но на трех с половиной тысячах метров уже начинались кучевые облака. Эти облака настораживали. Там могли прятаться истребители противника. Толстый слой этих облаков тянулся почти до самого горизонта на восток, где над невысокой горной грядой уже проглядывали первые лучи солнца, слабые, словно отблески свечки в комнате. Они придавали местности странный, неземной облик. Затем солнце поднялось выше, и его отблески показались на крышах строений, вокруг крон деревьев возникли серебряные нимбы, и по земле побежали длинные тени от всего, на что падали его лучи. Отражаясь от облаков, солнечный свет придавал пространству причудливо-зловещие очертания. Симицу казалось, что он заглянул под крышу гигантского храма, где зажглись сотни факелов о-бон в честь ежегодного праздника мертвых. Эта обстановка была словно специально создана для того, чтобы убивать. Затем вовсю заработали зенитки, и вокруг неуклюжих бомбардировщиков стали возникать черные клубочки разрывов. Зенитки неистовствовали, но бомбардировщики делали свое дело, сбрасывая бомбы на высоте тысячи метров. Черные цилиндры стремительно неслись вниз, на землю, и внезапно на ВПП стали вырастать гигантские цветки, а ангары превратились в вулканы, изрыгавшие пламя. Во все стороны летели какие-то полыхающие обломки. Но противник либо был предупрежден об атаке, либо заранее выслал патрули. Внезапно из облаков, злобно урча, выскочили двенадцать истребителей, на воздухозаборниках которых были изображены шестеренки и оскаленные зубы. Словно цепные псы, они набросились на бомбардировщики. Это были самолеты АДО - американские наемники. Симицу ненавидел тех, кто воевал из-за денег. Либо американцы не обратили внимания на "Зеро", либо просто игнорировали их, так рьяно набросились они на бомбардировщики. Впрочем, возможно, янки просто не понимали, с кем имеют дело. "Зеро" был великолепным истребителем. Но он был слишком легок, поэтому плохо пикировал, уступая в этом отношении более тяжелым машинам противника. Рации и парашюты японских летчиков остались на базе - нужно было соблюдать радиомолчание, а приземлиться с парашютом на китайской территории означало обречь себя на медленную и мучительную смерть. Поэтому, не имея в своем распоряжении рации, Симицу покачал крыльями, а затем ткнул вниз двумя пальцами. Его ведомые тотчас же воспроизвели этот жест. Симицу кивнул и взял от себя, рванув РУД на форсаж. Улыбаясь, Симицу вел свою машину вниз. Двигатель "Сакаэ" грохотал, словно гром в грозу. Пять "Зеро" ринулись за ним, еще три остались прикрывать сверху. Итак, их было шестеро против дюжины истребителей противника. "Нормально", - подумал Симицу. Но тотчас же чертыхнулся. Он увидел, как внизу "Кертисы Р-40", разбившись на пары, понеслись на бомбардировщики, образовав гигантскую косу. Кромки их крыльев замигали огоньками, за ними тянулся коричневый дымок. Тут все и началось. Мотор одного из бомбардировщиков вдруг изрыгнул желтый язык пламени. То же самое случилось и еще с одной тяжелой машиной. Они нарушили строй и, оставляя за собой дымные хвосты, устремились вниз. Симицу решил, что истребители противника, прорвавшись сквозь строй бомбардировщиков, теперь постараются резко уйти вверх, чтобы затем атаковать вторично. Он попытался представить себя на месте командира отряда истребителей янки. Да, именно так он и поступил бы. Симицу взял на себя, и тотчас нос "Зеро" задрался кверху, а в дальномере прицела, чуть правее кутерьмы, засверкало солнце. Симицу не ошибся. Американцы пользовались стандартным приемом - вынырнуть из облаков, нанести удар и уйти в сторону солнца. Симицу вытянул шею, посмотрел вниз. Он увидел, как уходил вверх Р-40 - к солнцу и прямо в его прицел. Симицу посмотрел на указатель скорости - четыреста узлов. Отлично. Набирая высоту, "Кертисы" заметно сбросили скорость. Вспоминая следующий эпизод атаки, Симицу никогда не мог сдержать улыбки. Янки были явно новичками, и у них был слабый командир. Так или иначе, Симицу не сомневался, что янки увидели "Зеро" только после первой атаки. Впрочем, у них затем хватило опыта развернуться против солнца и устремиться в лобовую атаку. Что ж, на их стороне был численный перевес: они превосходили японцев в отношении два к одному. Симицу отыскал ведущего янки, поместил самолет в свой прицел. Крылья Р-40 замигали огоньками. Симицу усмехнулся: не далековато ли? Как-никак между ними было четыреста метров. Но противники неумолимо сближались со скоростью шестьсот узлов. Симицу надолго запомнил свою же реплику: "Иди сюда, тигр, - пробормотал он, - сейчас я вырву тебе зубы". Мгновение спустя Симицу нажал на гашетку. "Зеро" задрожал в упоительном пароксизме страсти и пронесся над противником, чуть не чиркнув брюхом по фонарю кабины янки. Обернувшись, Симицу увидел, что "Кертис" потерял крыло, опрокинулся и вошел в штопор. Он падал, оставляя за собой густой дымный хвост. Вскоре еще один "Кертис" остался без крыла и, бешено кувыркаясь, помчался навстречу земле. Но тут же один "Зеро" разлетелся на тысячи мельчайших осколков. Противники проносились мимо друг друга в какие-то доли секунды. "Мерзкие псы, - буркнул тогда Симицу, - слабаки вы против "Зеро". Взяв ручку на себя, он почувствовал, как в животе у него что-то екнуло, а в ушах загудело. Он покачал головой. Уцелевшие самолеты янки отчаянно карабкались вверх, пытались скрыться в облаках. Они не собирались сражаться с "Зеро". Похоже, янки были не такие уж болваны, как ему вначале показалось. Впрочем, один "Кертис" отставал. Похоже, он получил повреждение. Да, точно. Он оставлял за собой шлейф масляного тумана. Подавшись вперед, Симицу врубил полный газ. Машина послушно отозвалась на его призыв и обрушилась на неприятельский самолет, словно ястреб на голубя. Симицу быстро посмотрел по сторонам. Все в порядке. Его ведомые были где положено, прикрывая его хвост. Теперь можно было разделаться с жертвой. Он смотрел на неприятеля через дальномер прицела. Четыреста метров. Триста метров. Сто метров. Он уже видел перепачканный маслом фюзеляж "Кертиса". Впереди маячила голова летчика. Симицу никак не мог понять, почему тот не оборачивается. Хороший летчик постоянно смотрит по сторонам и назад. Что это - отсутствие опыта или страх? Наконец-то янки оглянулся. Он был какой-то очень белый. И очень юный. Прямо школьник. Симицу расхохотался и нажал на гашетку. Короткая очередь. Он выпустил двенадцать двадцатимиллиметровых снарядов с пятидесяти метров. Они разнесли вдребезги и кабину, и голову пилота. "Кертис" оставил за собой брызги стекла, крови и мозгов, отчего ветровое стекло "Зеро" залепило красным, напоминая Симицу о том, что его любимое блюдо - это умебоси, маринованные зернышки сливы. "Да, то был великий момент, - думал Симицу. - Момент, когда ты убиваешь". Затем он вспомнил, как призвал на помощь Аматэрасу, но американцы один за другим стали исчезать в облаках. Раздосадованный таким поворотом событий, он повел свои самолеты вверх, чтобы присоединиться к тем трем "Зеро", которые по-прежнему прикрывали их сверху. После этого они взяли курс на свой аэродром. Вспоминая об этом сейчас, Симицу стиснул зубы, и на его скулах заиграли желваки: именно на обратном пути исчез младший лейтенант Каматори Ватанабе. Этот глупец не только пошел наперекор заветам бусидо, но и нарушил основное правило военного летчика: никогда не покидать боевой строй для несанкционированного преследования противника. Исполняя обязанности правого ведомого правой тройки, Ватанабе заприметил далеко на горизонте "Кертис", который в одиночестве пытался уйти в облака. Недолго думая, Ватанабе ринулся в погоню за "Кертисом", а Симицу, лишенный возможности связаться с ним по рации, только выкрикнул ругательства, которые, кроме него, никто не мог услышать. Несколько секунд спустя оба самолета скрылись в грозовом облаке. Больше Симицу не видел Ватанабе. Вспоминая о том, какая участь его постигла, подполковник содрогнулся. Четыре дня спустя батальон Квантунской армии обнаружил гниющий труп Ватанабе у останков его самолета неподалеку от китайской деревни Шинтон. Молодой летчик был привязан к дереву, у него были срезаны веки, с него была содрана кожа. Этот изощренный метод пытки позволял жертве прожить несколько лишних часов, испытывая невыразимые мучения от уколов бамбуковыми палками и от роев беспощадных насекомых, атаковавших прежде всего глаза. Кроме того, у него были отрезаны и засунуты в рот половые органы. Так обычно делали, когда жертва уже умирала. Но Симицу не мог сдержать улыбки, вспоминая, как японцы отомстили за Ватанабе. Все жители деревни - мужчины, женщины, дети - были привязаны к их соломенным и бамбуковым хижинам. Девушки и женщины помоложе были предварительно и по многу раз изнасилованы. Детям отрубили головы, мужчинам отрезали гениталии и запихали в рты, а женщинам загоняли штыки во влагалище. Говорили, что вопли и стоны несчастных не прекращались всю ночь. Наутро деревню сожгли дотла. Месть получилась на славу, не хуже, чем у сорока семи самураев. Впрочем, все равно цена оказалась слишком высокой. Что такое деревня каких-то темных китайских крестьян против драгоценной жизни настоящего самурая?! Но тут регулировщик поднял руку вверх, и подполковник Симицу вернулся из прошлого в настоящее. Оглянувшись, он довольно улыбнулся. Бомбы были закреплены, оружейников как ветром сдуло с палубы. Остались только матросы у тросов и колодок. Теперь все внимание Симицу было сосредоточено на регулировщике. Тот поднял вверх оба флажка. Четыре троса были убраны, и истребитель задрожал, готовый к взлету. Не оборачиваясь, Симицу мысленно видел, как четверо матросов бегут к своему мостику. Остались лишь двое присевших у колодок. Последняя проверка. Симицу запустил двигатель, доведя мощность до двух тысяч оборотов в минуту, а давление в трубопроводе до пяти сантиметров. Он улыбнулся, крепко взялся за ручку, кивнул регулировщику. Тот опустил один флаг. Толчок. Это убрали колодки. Машина затрепетала, словно девушка, готовая принять своего первого возлюбленного. Теперь для Симицу существовали лишь регулировщик и сто пятьдесят метров взлетной палубы. В такие моменты он с грустью вспоминал бесконечно длинные ВПП Цутиуры и Касимигауры. Опустился последний флажок. Регулировщик показывал на нос корабля. Симицу двинул РУД и, видя, как стрелка манометра приближается к красной черте, убрал тормоз. Изящный истребитель бодро рванулся вперед, отчего подполковника вдавило в сиденье. В животе у него возникла пустота. Истребитель не пробежал по палубе и сотни метров, а скорость уже достигала ста узлов. Симицу взял ручку на себя, и "Зеро" радостно взмыл ввысь, словно стосковавшийся по небу ястреб. Симицу дал левую педаль, выводя машину на высоту, на которой он какое-то время должен был барражировать над "Йонагой". Выровняв машину на ста метрах, Симицу оглянулся и увидел, что самолет Сугуйры тоже был уже в воздухе, а "Зеро" Хино разбегается по палубе. Четыре минуты спустя все девять "Зеро" барражировали над "Йонагой". Затем Симицу взял курс на русское китобойное судно. Чуть убавив газ, он пропустил вперед Сугуйру. Глядя на обходившую его машину лейтенанта, он вскинул вверх кулак и крикнул: "Банзай!" Сугуйра повернул голову, сделал точно такой же жест, и по движению его губ Симицу понял, что лейтенант так же крикнул: "Банзай!" Рука Сугуйры коснулась головной повязки хатамаки. То же самое сделал и подполковник Симицу. Летчики кивнули друг другу, затем Сугуйра прибавил газу, и его машина резко ушла вперед. Охота началась. 8. 5 ДЕКАБРЯ 1983 ГОДА - Кит! Пеленг ноль-шесть-ноль, дальность пятьсот, - крикнул впередсмотрящий. - Отлично, - отозвался Борис Синилов, поднося к глазам бинокль. Всматриваясь в даль, он спросил у Волынского: - Что там на радаре? На сонаре? - Ничего, капитан, - отозвался тот, потом вдруг сказал: - Обратный сигнал на сонаре, ноль - шесть - ноль, дальность пятьсот метров. На радаре ничего, капитан. - Отлично, - сказал Борис Синилов и обратился к Семену Старикову. - Ты можешь держать прямо по курсу? Ведь еле плетемся! - Есть держать прямо по курсу, - отозвался молодой рулевой, крепко сжимая в руках штурвал. Глядя в бинокль на горизонт, Кузьма Никишкин спросил с надеждой в голосе: - Мы и его сможем убить? - Сначала наши ослы должны закачать воздух в этого, - буркнул Борис, показывая рукой на правый борт, где матрос вонзил в кита гарпун, к которому был прилажен шланг. Второй матрос, повернувшись спиной к киту, смотрел на какие-то приборы на переборке, а кок и трое свободных от вахты механиков, облокотившись на поручни, с любопытством разглядывали пришвартованного к борту гиганта, который был всего на несколько метров короче, чем судно. Даже на мостике Борис чувствовал, как дрожит корабль от работы компрессора, установленного в машинном отделении. - Как сильно накачивают кита? - осведомился замполит, с любопытством следя за операцией. - До упора, - отозвался капитан как ни в чем не бывало. Он не мог отказать себе в удовольствии вонзить в Никишкина свой собственный гарпун иронии. - До упора? - Да, - сказал Борис с еле заметной улыбкой. - Если накачать его как следует, то мы шутя притащим его к "Геленджику", словно хороший аэростат заграждения. Раздался взрыв смеха. Все, кто был на мостике, с интересом уставились на замполита. Тот покраснел, а затем ответил голосом, хриплым от обиды и злости: - Капитан, мне кажется, ваш юмор... - Самолет! - перебил его окрик впередсмотрящего. - Пеленг ноль - девять - ноль, низко над горизонтом... - Кажется, или действительно самолет? - крикнул Борис, уже не обращая внимания на Никишкина и поднося к глазам бинокль. - Действительно самолет, - услышал он ответ. - Я его вижу. Он приближается к нам, но идет очень низко. - Радар! - крикнул Борис. - Есть, капитан. Только что появился на экране, пеленг ноль - девять - ноль, дальность пять тысяч метров. На очень большой скорости. И... я... я... - Ну, что еще? Язык откусил? Говори! - рявкнул Борис, с раздражением хватая снова свой бинокль. - Я не понимаю, - пролепетал Георгий Волынский. - Или там действительно несколько самолетов, или мне уже мерещатся призраки. - Почему? - Восемь или девять объектов один за другим с большими интервалами. Все они приближаются. Кузьма, явно забыв свои обиды, подошел к капитану, уставился в бинокль. Затем громко провозгласил: - Я его вижу! Борис проклинал вечные туманы в этих водах. Затем он тоже увидел белый моноплан над самой водой. Он приближался с огромной скоростью. - Что он делает в этих местах, так далеко на севере? - вопрошал Кузьма. - Чистое безумие! - буркнул Борис скорее сам себе, чем Никишкину. - Старый винтовой самолет посреди Тихого океана. Уму непостижимо. - Еще самолеты! - крикнул впередсмотрящий. - На радаре девять вспышек, все приближаются, - сообщил Волынский. - Американцы задумали какую-то пакость, - пробормотал Борис. Теперь самолет оказался в лучах солнца, отчего засверкали крылья, обтекатели, фонарь кабины. Затем Синилов увидел целую вереницу белых самолетов, протянувшуюся до самого горизонта. Он теперь отчетливо слышал рокот допотопных моторов. - У него бомбы! - крикнул Кузьма. Молча Борис уставился на самолет. Под крыльями у него имелись предметы цилиндрической формы. Все, кто был на мостике, повернулись вправо. Ведущий самолет, оказавшись примерно в тысяче метров от его судна, снизился еще больше, поднимая воздушной струей от пропеллера фонтаны брызг. - Идет ниже нашего топа, - возбужденно проговорил Семен Стариков. С ревом самолет несся прямо на мостик. - Возьми выше, болван! - крикнул Никишкин, словно надеясь, что чужой летчик послушает его как замполита. Но самолет вместо этого еще больше снизился, направляясь точно на надстройку. Борис опустил бинокль. Самолет был уже почти над их головами. Капитан схватился за поручни и услышал, как Кузьма Никишкин жалобно прохныкал: - Не надо... Внезапно, словно в стробоскопе, Борис увидел тот страшный момент из своего военного прошлого. Давным-давно он уже стал свидетелем чего-то в этом роде. Это было в Маньчжурии, на берегах разлившейся реки Нен. Борис тогда попытался закопаться в грязь, когда его рота была застигнута врасплох на открытой местности и обстреляна дюжиной японских истребителей. Он, как сейчас, видел огромные моторы, сверкавшие на солнце пропеллеры. Машины летели низко, но не так низко, как сейчас... Из крыльев и обтекателя белого самолета стали вырываться язычки пламени. Кузьма, чуть не сбив с ног капитана, бросился куда-то в сторону с криком: - Не надо. Ради Бога, не надо. Но Бог не внял пожеланиям замполита. Мидель корабля прошило очередью, стали раздаваться взрывы, завизжали рикошеты. Из воды поднимались фонтаны брызг выше капитанского мостика. Из радиорубки слышались крики. Рулевая рубка ходила ходуном от рева самолета. "Нет!" - крикнул Борис, увидев несущийся на него пропеллер, заслонявший ему весь обзор. Затем в левой части рубки что-то взорвалось, грохнуло, отчего Бориса швырнуло к правой переборке. Сталь рвалась, словно бумага. Во все стороны брызнули осколки стекла, обломки металла. Стало страшно жарко, повалил дым, поднялись крики. Борис судорожно хватал ртом воздух, кашлял от дыма. Ему удалось прогнать черную пелену, стоявшую перед глазами, но крики не утихали. Задняя часть рубки, вся ее левая сторона была уничтожена взрывом. Борис увидел, что весь шкафут в огне. Он ощупал руки. Вроде, целы. Ноги? Их оказалось больше чем положено. Он опустил взгляд и увидел, что на него давит нижняя часть туловища рулевого, обливая его кровью. Немеющими руками капитан сбросил с себя живот и ноги того, кто еще недавно звался Семеном Стариковым, потом смахнул серо-красные кишки со своей куртки и брюк, ухватился за обвисшие перила и встал на ноги. За тридцать лет, проведенных на флоте, Синилов научился многому. Нужно было поскорее освободиться от кита, подать сигнал бедствия. Но радиорубка была уничтожена. Борис оглянулся. Рулевая рубка напоминала скотобойню. Все переборки были забрызганы красным. Штурвала не стало, как не стало и того, кто за ним стоял. Стекла в рубке были разбиты, на зазубренных краях висели куски человеческого мяса. Крики не стихали. Георгий Волынский и Кузьма Никишкин лежали на полу слева, составляя причудливое единое целое, истекающее кровью и с выпущенными внутренностями. Кузьма неловко зашевелился, задергался, его нога лежала на груди Волынского, причем ступня оказалась у самого уха. Кузьма задергался, из него стала хлестать кровь, и он закричал истошным нечеловеческим голосом: - Боже! Боже! Борис понял, что самолет нанес удар по надстройке, и результаты оказались поистине ужасными. Помимо радиорубки, была уничтожена труба, а мачта накренилась влево, приняв почти что горизонтальное положение. По шкафуту разливалось огненное бензиновое море. Но китобоец "Калмыкове" держался на воде нормально: это означало, что корпус не получил пробоин. Шатаясь, капитан подобрался к телеграфу, чтобы дать команду в машинное отделение "полный вперед!", но телеграфный аппарат рухнул на палубу от первого же прикосновения. Ругаясь, Синилов выбрался на правое крыло мостика. Посмотрел вниз. Кок и еще двое матросов, вцепившись в бортовой леер, тупо смотрели на бушевавший ад. - Освободиться от кита! - крикнул им Борис. Они подняли головы, уставились на него, не понимая, чего хочет капитан. - Руби тросы! - крикнул Борис, но его распоряжение утонуло в новом грохоте. К ним приближался еще один самолет. Борис поднял голову, и то, что он увидел, заставило его разинуть рот, а зрачки глаз расширились в ужасе. На корабль один в хвост другому неслось восемь самолетов. Борис, уже сам не зная, что делает, стал грозить небу кулаком и кричать: - Сволочи! Сволочи! За что? За что? Первый самолет был уже совсем рядом. Заработали его пушки. Снова взрывы, снова рикошеты, снова фонтаны брызг! Борис словно окаменел на мостике, занеся над головой кулак. Затем на корабль полетели бомбы, а машина с ревом умчалась дальше. Синилов уже был готов услышать дикий грохот, вой извивающегося в конвульсиях металла. Но вместо этого что-то дважды гулко ухнуло, словно две ручные гранаты, разорвавшиеся в грязи. Кит подпрыгнул вверх и разлетелся вдребезги, обрушив на палубу гору костей, кишок, полупереваренного криля и осколков китового уса. Кок и два матроса исчезли под мерзкой кучей внутренностей. Пожар, накрытый этим своеобразным одеялом, начал угасать. Запахло горящим жиром, а на воде стало расплываться огромное алое пятно. С трудом заставив себя оторваться от созерцания этого кошмара, Борис вышел на середину мостика, сложил руку в подобие рупора и крикнул, повернувшись сначала к носу, а потом к корме: - Всем покинуть корабль. Затем он вошел в рубку. Каким-то чудом разыскал микрофон, поднес его к губам, надеясь, что трансляция на корабле все-таки не вышла из строя. Повторил приказ. Потом вытащил из маленького рундука спасательный жилет. Кое-как напялил его на себя, застегнул, но в этот момент справа снова заревел приближавшийся самолет. Капитан быстро пересек рубку, переступив через теперь уже безмолвные останки замполита и Волынского. Быстро спустился по левому трапу на главную палубу. Там увидел три тела в одной куче. Механики. Снова рев самолета над головой. Борис упал ничком на палубу, надеясь, что надстройка защитит его. Но перед бомбами он был беззащитен. Они разорвались за левым бортом, подняв два столба воды. Самолет умчался. Вода обрушилась на палубу. Борис медленно поднялся на ноги. Механики тоже ожили. Уставились на капитана. На их лицах был написан животный страх, непонимание того, что происходит. - У нас есть шанс, - сказал им Синилов. - Самолеты атакуют с интервалом в тысячу метров. После следующего удара мы спустим лодку. Ясно? - Механики явно плохо соображали, о чем идет речь. - Она на полубаке. - Моряки медленно закивали. - Мы успеем спус