ине. Много бутылок, много стекла, много отпечатков пальцев, много улик. А может статься, и нет. Я вернулся в гостиную и остановился посередине, дыша ртом как можно глубже; я стоял и соображал, какой же будет результат, если я позвоню в полицию, сообщу об этом трупе, а заодно и о том, что я тот самый паренек, который нашел тело Морнингстара и смылся. Результат будет плачевный, весьма плачевный. Три убийства, Марлоу. Марлоу, ты по колени в трупах. И никаких достоверных, логичных, благоприятных для тебя объяснений. Но и это еще не самое худшее. Ты перестаешь быть независимым агентом. Ты сразу же лишаешься возможности делать все, что захочешь, и расследовать так, как считаешь нужным. Карл Мосс, может, быть и укроет Мерле под мантией эскулапа. А может быть, в конечном счете решит, что ей будет полезнее во всем чистосердечно признаться. Я вернулся к жаккардовому креслу, стиснул зубы и потянул на себя голову убитого. Пуля вошла в висок. Конечно, это можно посчитать самоубийством. Но такие, как Ваньер, не кончают жизнь самоубийством. Шантажист, даже когда его запугивают, не теряет ощущения силы и власти - и это ощущение любит. Я отпустил его голову и нагнулся, чтобы вытереть руку о ковер. Нагнувшись, я увидел под стоявшим рядом с креслом столиком уголок рамки. Обойдя кресло, я носовым платком вытащил из-под столика картинку. В стекле была трещина. Картинка упала со стены - я увидел маленький гвоздик. Можно было догадаться, как именно это случилось. Кто-то стоявший рядом с Ваньером - кто-то, кого он знал и не боялся, - внезапно вынул пистолет и выстрелил ему в правый висок. А потом, испугавшись хлынувшей крови или отдачи пистолета, отскочил к стене и сбил картинку. Она упала на угол и отлетела под стол. А убийца был слишком осторожен, чтобы дотронуться до нее. Или слишком испуган. Я посмотрел на картинку. Она явно не представляла никакого интереса. На ней был изображен какой-то тип в камзоле и рейтузах, в кружевных манжетах и пышном берете с пером; он высовывался из окна и, очевидно, звал кого-то находящегося на улице. Улица на картинке не поместилась. Это была цветная репродукция чего-то не особо выдающегося. Я осмотрелся. На стенах висели и другие картины: пара довольно милых акварелек, несколько гравюр (как-то старомодно для нашего времени - или нет?). Всего с полдюжины. Что ж, возможно, парень любил картины - и что из этого? Человек высовывается из высокого окна. Очень давно. Я посмотрел на Ваньера. Он ничем не мог мне помочь. Человек высовывается из высокого окна - и очень давно. Слабая догадка чуть шевельнулась в сознании - я почти не заметил ее, почти просмотрел. Движение мысли было легче касания перышка, легче касания снежинки. Высокое окно. Из него высовывается человек. Очень давно. И тут до меня дошло. Из высокого окна - давно - восемь лет назад - высовывается человек - слишком далеко высовывается - человек падает - и разбивается насмерть. Человек по имени Горас Брайт. - Мистер Ваньер, - сказал я с ноткой восхищения в голосе, - экий вы хитрец. Я перевернул картинку. На обратной ее стороне были записаны даты и суммы. Первая дата была поставлена почти восемь лет назад. Суммы в основном были по пятьсот долларов, несколько - по семьсот пятьдесят и две - по тысяче. Всего одиннадцать тысяч долларов. Последний взнос мистер Ваньер не получил. Ко времени его прибытия он был еже мертв. Не так уж много за восемь лет. Клиент мистера Ваньера очень сильно торговался. Исписанная картинка крепилась к рамке стальными граммофонными иголками. Две из них вывалились. Я отковырял картонку, чуть порвав ее при этом. Между ней и репродукцией был вложен конверт. Надписанный и запечатанный. Я вскрыл его. Там были две фотографии и негатив. Фотографии были одинаковые. На них был изображен высунувшийся из окна человек с раскрытым в крике ртом. Руками он упирался в стенки оконного проема. За его плечом виднелось женское лицо. Это был худощавый темноволосый мужчина. Его лицо на фотографии получилось несколько расплывчатым, как и лицо стоящей за ним женщины. Он далеко высовывался из окна и кричал - или звал кого-то. Я стоял и рассматривал снимок. И, насколько я мог судить, он не значил ровным счетом ничего. Но я знал: он должен что-то значить. Я просто не понимал, что именно. И я продолжал его рассматривать. И спустя некоторое время понял: здесь что-то не то. Это была мелочь, но принципиально важная. Положение рук мужчины относительно оконного проема. Руки его ни во что не упирались и ничего не касались. Они висели в воздухе. Человек вовсе не высовывался из окна. Он падал. Я положил все обратно в конверт, сложил картонку и сунул все это в карман. А рамку, стекло и репродукцию спрятал в шкафу под полотенцами. Все это отняло у меня слишком много времени. У дома остановилась машина. По дорожке, ведущей к двери, послышались шаги. Я спрятался за занавесками в сводчатом проеме. 30 Дверь открылась и тихо закрылась. В комнате висела тишина - как дыхание человека в морозном воздухе. Потом раздался хриплый визг, переходящий в тоскливый вой. Потом дрожащий от ярости мужской голос произнес: - Неплохо, но и недостаточно хорошо. Попробуй еще раз. - Господи, это Луи, - раздался женский голос, - он мертв! - Я могу и ошибаться, - сказал мужчина, - но, мне кажется, играешь ты препаршиво. - Господи! Алекс, он мертв! Сделай что-нибудь, ради Бога... Сделай же что-нибудь! - Да, надо бы, - ответил хриплый напряженный голос Алекса Морни. - Надо бы превратить тебя в нечто подобное. С кровью и всем таким прочим. Надо бы, чтобы ты валялась здесь, такая же мертвая, такая же холодная и так же медленно разлагалась. Впрочем, тут и делать ничего не надо. Ты давно уже такая. Совершенно разложившаяся. Ты всего восемь месяцев замужем, а уже изменяешь мне с этим паршивым торгашом. Боже мой! О чем я только думал, когда связался с такой потаскухой, как ты?! Последние слова он почти прокричал. Женщина испустила еще один стон. - Прекрати притворяться, - горько сказал Морни. - Думаешь, зачем я привез тебя сюда? Ты никого не обманешь. За тобой следили уже несколько недель. Ты была здесь прошлой ночью. А я был здесь уже днем. И увидел то, что сейчас можно видеть. Твоя помада на сигаретах, стакан, из которого ты пила. Я очень хорошо представляю, как ты сидишь на ручке этого кресла, роясь в его сальных волосах, и, в то время как он еще мурлычет от удовольствия, пускаешь ему пулю в висок. Почему? - О, Алекс, дорогой... Не говори такие ужасные вещи... - Ранняя Лилиан Гиш, - сказал Морни. - Очень ранняя. Пропустим сцену страданий, детка. Я прекрасно знаю, как все это делается. Ты думаешь, за каким чертом я здесь? Я для тебя больше и пальцем не пошевелю. Никогда больше, милочка, никогда, мой драгоценный ангелочек, белокурый убийца. Но я боюсь за себя, за свою репутацию, за свое дело. Протерла ли ты ручку пистолета, например? Тишина. Потом звук удара. Женщина застонала. Ей было больно, страшно больно. Мучительный стон шел словно из глубины ее души. У нее это получилось довольно хорошо. - Послушай, ангел мой, - прорычал Морни. - Хватит с меня дешевого лицедейства. Я прекрасный знаток всех этих бездарных приемов. Хватит. Я заставлю тебя рассказать, как было дело, - пусть мне придется таскать тебя за волосы по всему дому. Итак... ты протерла пистолет? Внезапно она рассмеялась. Смехом неестественным, но чистым и с чудными серебряными колокольчиками в нем. Потом - также внезапно прекратила смеяться. И сказала: - Да. - И стакан, из которого пила? - Да. - Теперь очень спокойно и очень холодно. - И поставила на пистолет его отпечатки? - Да. Он задумался. - Может быть, их не удастся обмануть. Почти невозможно поставить отпечатки мертвого человека на оружии так, чтобы они выглядели убедительно. Тем не менее. Что ты еще протерла? - Н-ничего. О, Алекс, пожалуйста, не будь таким жестоким! - Прекрати. Прекрати! Покажи, как ты это сделала, где ты стояла, как держала пистолет? Она не пошевелилась. - Об отпечатках не беспокойся, - сказал Морни. - Я снова поставлю. Более хорошие. Значительно более хорошие. Она медленно двинулась вперед, и через щель в занавесках я увидел ее. Она была в бледно-зеленых габардиновых брюках, коричневом жакете с вышивкой и алом тюрбане с золотой змейкой на нем. Лицо ее было залито слезами. - Поднимай же! - рявкнул Морни. - Покажи, как ты это сделала. Она наклонилась за кресло и выпрямилась, держа пистолет в сторону входной двери. Морни не пошевелился и не издал ни звука. Рука блондинки затряслась, и пистолет заплясал в воздухе вверх-вниз; губы ее задрожали, и она бессильно уронила руку вниз. - Я не могу, - задыхаясь проговорила она. - Я должна застрелить тебя, но не могу. Она разжала пальцы, и пистолет с глухим стуком упал на пол. - Ты не смогла сделать этого, - хрипло сказал он. - Ты не смогла. Посмотри-ка сюда. Он вынул из кармана носовой платок и взял им с пола пистолет. Он нажал на что-то, и тот раскрылся. Морни сунул правую руку в карман и покатал в кончиках пальцев патрон, потом сунул его в барабан, потом повторил эту процедуру еще четыре раза - и защелкнул револьвер. Он положил его на пол и выпрямился. - Ты не смогла застрелить меня, - с издевкой сказал он, - потому что обойма была пуста. Теперь револьвер заряжен. Из него был сделан один выстрел. И на нем твои отпечатки. Блондинка стояла очень тихо и смотрела на него измученными глазами. - Я забыл сказать тебе, - нежно пропел он, - что я протер револьвер. Я подумал, гораздо лучше будет знать наверняка, что твои отпечатки остались на нем. Я был уверен, что они там остались, - но я хотел быть абсолютно уверенным. Ясно? - Ты собираешься заложить меня? - спокойно спросила девушка. - Да, ангел мой. Я собираюсь заложить тебя. - Понятно, - она смотрела на него холодно. На ее кричаще-ярком лице хористочки неожиданно отразилось чувство собственного достоинства. - Я собираюсь заложить тебя, ангел мой, - с расстановкой повторил он, явно наслаждаясь каждым произнесенным словом. - Кто-то меня пожалеет, и кто-то посмеется надо мной. Но моему делу это никак не повредит. У моего дела есть одна чудесная особенность. Немного скандальной известности ему пойдет только на пользу. - Значит, я для тебя теперь имею ценность только как реклама? - Именно, - сказал он. - Именно так. - А как насчет моего мотива? - спросила она с таким глубоким серьезным презрением, что он этого даже не понял. - Не знаю, - сказал он. - Меня это не волнует. У вас были какие-то делишки. Эдди следил за тобой до улицы на Банкер-хилл, где ты встретилась с каким-то белесым типом в коричневом костюме. Ты передала ему что-то. Эдди бросил тебя и проследил паренька до его дома поблизости. Он пытался еще повисеть на нем, но ему показалось, что тот заметил хвост, - Эдди отстал. Но одно тем не менее я знаю точно. В том доме вчера был убит паренек по имени Филлипс. Ты знаешь что-нибудь об этом, золотко? - Я ничего не знаю об этом, - сказала блондинка. - Я не знаю никого по имени Филлипс и, как это ни странно, не бегаю и не палю из пистолета в кого попало просто для нехитрой девичьей радости. - Но ты застрелила Ваньера, дорогуша, - ласково напомнил Морни. - О да, - протянула она. - Конечно. Мы как раз остановились на моем мотиве. Ты уже придумал что-нибудь? - Это неважно, когда речь идет о любовниках, - отрезал он. - Сцена ревности, ссора. Можно назвать это как угодно. - Может быть, - сказала она, - когда он был сильно пьян, он начинал немножко походить на тебя. Может быть, это и был мотив. Он сказал: - Ах... - и задохнулся. - Красивей, - продолжила она, - моложе, без живота, но с той же самодовольной мерзкой ухмылочкой. - Ах... - сказал Морни - и он страдал. - Это пойдет? - мягко поинтересовалась она. Он шагнул к ней и выбросил вперед кулак. Удар пришелся ей в лицо сбоку; она покачнулась, села на пол, вытянув длинную ногу, схватилась рукой за щеку и подняла на него очень синие глаза. - Может быть, тебе не стоило этого делать, - сказала она. - Может быть, я не пройду с этим теперь? - Пройдешь, не волнуйся. У тебя нет выбора. Отделаешься довольно легко. Господи, я уверен в этом. С твоей-то внешностью! Но ты пройдешь, ангел мой. На пистолете твои отпечатки. Она медленно поднялась на ноги, все еще держась рукой за щеку. Потом она улыбнулась: - Я знала, что он мертв. В двери торчит мой ключ. Я почти хочу поехать в город и сказать, что это я застрелила его. Только не прикасайся ко мне больше своей скользкой белой лапой - если хочешь, чтобы я призналась в убийстве. Да, я почти хочу в полицию. Среди полицейских я буду чувствовать себя в большей безопасности, чем с тобой. Морни повернулся, и я увидел его искаженное белое лицо с дергающимся шрамом-ямочкой. Он прошел к выходу; дверь снова открылась. Несколько мгновений блондинка стояла неподвижно и затем исчезла вслед за мужем из поля моего зрения. Дверь закрылась. Шаги по дорожке. Хлопанье дверец машины. Заработал мотор, и машина уехала. 31 Спустя довольно продолжительное время я вышел из своего укрытия и еще раз внимательно огляделся. Я прошел к креслу, поднял револьвер, тщательно протер его и положил на место. Затем вытащил из пепельницы три испачканных губной помадой окурка, отнес их в туалет и спустил в унитаз. Потом огляделся в поисках второго стакана - но его не было в комнате. Стакан с недопитым выдохшимся коктейлем я отнес на кухню, ополоснул и вытер кухонным полотенцем. Оставалась самая неприятная часть. Я встал на колени и взял свисающую с кресла окостеневшую руку. Отпечатки получатся не особо хорошими, но все же это будут отпечатки, - принадлежать они будут не Лу Морни. У револьвера была рифленая каучуковая ручка с отбитым уголком. На ней ничего не останется. Отпечаток указательного пальца на стволе справа, два - на курке и отпечаток большого пальца за казенной частью. Сойдет. Я еще раз огляделся. Пригасил до минимума свет - слишком ярко сияло в нем мертвое желтое лицо. Открыл переднюю дверь, вытащил из замка ключ, протер его и всунул обратно в замочную скважину. Закрыл дверь, протер ручку и пошел вниз по улице к машине. Я вернулся в Голливуд, поставил машину на свободное место у тротуара и направился к входу в Бристоль-Апартменте. В темноте из одной из стоящих у тротуара машин послышался жесткий шепот. Кто-то произнес мое имя. Под крышей маленького "паккарда" над рулем маячило длинное пустое лицо Эдди Пру. Он был в машине один. Я облокотился на дверцу и заглялул внутрь. - Как дела, ищейка? Я бросил спичку и выпустил дым ему в лицо. - Кто уронил тот счет стоматологической компании, который вы дали мне вчера ночью? Ваньер или еще кто-то? - Ваньер. - И что я должен делать с ним? Узнать биографию человека по имени Тиджер? - Терпеть не могу дураков. - Зачем ему носить счет в кармане - чтобы легче ронять? А если он и уронил его, почему ты просто не вернул ему бумажку? Другими словами, объясни мне, дураку, почему при виде счета за стоматологический материал кто-то возбуждается настолько, что начинает бегать и нанимать частных детективов? - У Морни есть голова на плечах, - холодно сказал Эдди Пру. - О таких, как он, бытует выражение: "Невежествен, как актер". - Хватит. Ты что, не знаешь, как используют эту зуботехническую дребедень? - Знаю. Я выяснил. Альбастон используется для изготовления восковых форм. Он очень твердый, мелкозернистый, и к нему ничего не прилипает. Другой материал - кристоболит - используется для изготовления форм с помощью восковых заготовок; выдерживает очень высокую температуру... Скажешь, ты не понимаешь, о чем я говорю? - Ты, наверное, знаешь, как делаются золотые пломбы, - сказал Эдди Пру. - Наверное, знаешь, а? - Я потратил сегодня два часа на изучение этого вопроса. Теперь я тонкий знаток - и что дальше? Он помолчал немного и сказал: - Ты газеты читаешь когда-нибудь? - Изредка. - Ты случайно не читал, что в Белфонт-Билдинг на Девятой укокошили одного старика по имени Морнингстар - двумя этажами выше офиса Х.Р.Тиджера? Не читал, а? Я не ответил. Он еще некоторое время смотрел на меня, потом протянул руку к приборной доске и выключил зажигание. - Никто не повел бы себя так глупо, как ты, - мягко сказал он. - Никто. Спокойной ночи. Машина отъехала от тротуара и двинулась вниз по склону в сторону Франклина. Я ухмылялся ей вслед, пока она не скрылась с глаз. Я поднялся наверх, отпер дверь квартиры, приоткрыл ее на несколько дюймов и потом осторожно постучал. В комнате послышались шаги, и цветущего вида девушка в белой форме и белой шапочке с черной полоской распахнула дверь. - Я Марлоу. Я здесь живу. - Проходите, пожалуйста, мистер Марлоу. Доктор Мосс меня предупредил. Я тихо прикрыл дверь. - Как она? - Спит. Она уже дремала, когда я пришла. Меня зовут мисс Лимингтон. Ничего особенного я о ней сказать не могу, кроме того, что температура в норме, а пульс учащенный, но успокаивается. Душевное потрясение, я полагаю. - Она нашла убитого человека, - сказал я. - Страшно испугалась. Она не проснется, если я войду в спальню и возьму кое-какие вещи? - О, пожалуйста. Если вы не будете шуметь, она не проснется. В любом случае это не страшно. Я прошел в гостиную и положил деньги на секретер. - На кухне найдете кофе, ветчину, яйца, хлеб, апельсины и виски, - сказал я. - Если понадобится еще что-нибудь - позвоните вниз. - Я уже взглянула на ваши припасы, - улыбнулась сиделка. - Для завтрака вполне достаточно. Она останется тут? - Это вопрос к доктору Моссу. Думаю, она отправится домой, как только будет в состоянии. Ее дом далеко отсюда, в Вичите. - Я всего лишь сиделка, - сказала она. - Но думаю, что ее вполне исцелит хороший глубокий сон. - Хороший глубокий сон и смена общества, - сказал я, вовсе не имея в виду мисс Лимингтон. Я прошел по коридору и заглянул в спальню. Они нарядили ее в мою пижаму. Она лежала на спине, выпростав руки из-под одеяла. Рукав пижамы завернулся дюймов на шесть, и торчавшая из рукава рука была плотно сжата в кулачок. Лицо ее было бледным и изможденным, но казалось вполне спокойным. Я вытащил из стенного шкафа саквояж и покидал туда барахло. Когда я тронулся к двери, я еще раз взглянул на Мерле. Глаза ее были открыты и устремлены в потолок. Потом она медленно перевела взгляд пониже, чтобы видеть меня боковым зрением, и слабая улыбка тронула уголки ее губ. - Привет, - это был слабый дрожащий голосок; голосок, который знал, что его хозяйка лежит в постели, при сиделке и прочем. - Привет. Я подошел и встал рядом с постелью, со своей самой ослепительной улыбкой на своем мужественном лице. - Со мной все в порядке, - прошептала она. - Все чудесно, правда? - Конечно. - Это ваша постель? - Все в порядке. Я вас не укушу. - Я не боюсь, - сказала она. Ее рука поползла по одеялу ладошкой вверх, ожидая, чтобы ее взяли. Я взял ее. - Я не боюсь вас. Ни одна женщина не может испугаться вас, правда? - Из ваших уст, - сказал я, - полагаю, это значит комплимент. Ее глаза улыбнулись - и снова посерьезнели. - Я обманула вас, - тихо сказала она. - Я... я ни в кого не стреляла. - Знаю. Я там был. Забудьте это. Не думайте. - Все всегда советуют забыть неприятные вещи. Но их невозможно забыть. Я хочу сказать, как-то глупо давать такие советы. - О'кей, - я притворился уязвленным. - Я глуп. Как насчет того, чтобы еще соснуть? Она медленно повернула голову и посмотрела мне в глаза. Я присел на краешек постели, держа ее руку. - Полиция придет сюда? - спросила она. - Нет. И попытайтесь пережить это разочарование. Она нахмурилась: - Вы, наверное, считаете меня страшной дурой. - Ну... наверно. В уголках ее глаз выступили две слезинки и мягко скатились по щекам. - Миссис Мердок знает, где я? - Еще нет. Я собираюсь сообщить ей. - Вы ей расскажете... все? - Да. Почему нет? Она отвернула голову от меня и тихо сказала: - Она поймет. Она знает об одной ужасной вещи, которую я сделала восемь лет назад. Об ужасной, кошмарной вещи. - Конечно, - сказал я. - Поэтому она и платила Ваньеру все эти годы. - О Боже, - она выпростала из-под одеяла руку, а другую вырвала из моей руки - и судорожно сцепила их. - Я не хотела бы, чтобы вы это знали. Не хотела бы. Никто не знает, кроме миссис Мердок. И родители не знают. В дверях появилась сиделка и сурово взглянула на меня: - Не думаю, что ей полезно разговаривать в таком тоне, мистер Марлоу. Наверное, вам лучше уйти. - Послушайте, миссис Лимингтон, я знаю эту девушку целых два дня, а вы лишь два часа. Уверяю вас, это ей пойдет на пользу. - Это может привести к другому... э-э... приступу, - сказала она, строго глядя мимо меня. - Хорошо, если ей суждено перенести еще один приступ, не лучше ли, чтобы это произошло сейчас, пока вы рядом? Пойдите на кухню и выпейте что-нибудь. - Я никогда не пью на службе, - холодно сказала она. - И, кроме того, кто-нибудь может унюхать запах. - Сейчас вы работаете на меня. Все мои наемные рабочие обязываются выпивать время от времени. И, кроме того, если вы хорошо пообедаете и проглотите пару чашек кофе, никто ничего не унюхает. Она быстро улыбнулась и вышла из комнаты. Мерле слушала все это с таким видом, словно это было легкомысленное отступление от чрезвычайно серьезной темы. С довольно раздраженным видом. - Я хочу все рассказать вам... - задыхаясь, проговорила она. - Я... Я потянулся к ней и накрыл своей лапой две ее сцепленные ладошки. - Не надо. Я знаю. Марлоу вообще знает все - кроме того, как научиться прилично зарабатывать. Теперь поспите, а завтра я отвезу вас в Вичиту - навестить родителей. За счет миссис Мердок. - О, это так мило с ее стороны! - вскричала она, широко раскрывая засиявшие глаза. - Она всегда была так добра по отношению ко мне! Я встал. - Она прекрасная женщина, - широко улыбаясь, сказал я. - Прекрасная. Я как раз сейчас собираюсь заглянуть к ней - и мы в высшей степени мило побеседуем за чашкой чая. И если вы сейчас же не заснете, я никогда больше не разрешу вам признаваться мне в совершенных убийствах. - Вы ужасны, - сказала она. - Вы мне не нравитесь. - Она отвернулась от меня, спрятала руки под одеяло и закрыла глаза. Я подошел к двери. На выходе я обернулся и посмотрел назад. Она смотрела на меня, приоткрыв один глаз. Я насмешливо оскалился, и глаз поспешно закрылся. Я вернулся в гостиную, одарил мисс Лимингтон всем, что осталось от моих сияющих улыбок, и вышел. Я поехал на Санта-Моника-бульвар. Ломбард был еще закрыт. Старый еврей в высокой черной ермолке, казалось, очень удивился тому, что я так быстро вернулся за закладом. Я объяснил ему, что у нас в Голливуде так принято. Он достал из сейфа конверт, вскрыл его, извлек оттуда квитанцию и дублон и положил его мне на ладонь. - Такая это ценность, такая, что отдавать не хочется, - пожаловался он. - Работа, понимаете ли, работа - превосходная. - И золота в ней, верно, на все двадцать долларов, - сказал я. Он пожал плечами и улыбнулся. А я сунул монету в карман и пожелал ему спокойной ночи. 32 Лунный свет стелился по лужайке, как белая простыня, - и лишь под кедром, как кусок черного бархата, лежала густая тень. В двух нижних окнах и одном наверху горел свет. Я поднялся по кособоким каменным ступенькам и позвонил. Я не взглянул на маленького нарисованного негритенка на стене. И не потрепал его по голове. Шутка несколько устарела. Дверь открыла седая румяная женщина, мне еще не знакомая. Я сказал: - Я - Филипп Марлоу. Я хотел бы видеть миссис Мердок. Миссис Элизабет Брайт Мердок. Женщина подозрительно оглядела меня. - Думаю, она уже в постели. Вряд ли она сможет вас принять сейчас. - Еще только девять. - Миссис Мердок рано ложиться спать. - Она начала закрывать дверь. Это была милая старушка, и я не хотел наваливаться на дверь грубым плечом - я просто легонько оперся на нее. - Это важно. Вы можете передать ей? - Подождите минутку. - Я отступил назад и дал ей закрыть дверь. Из листвы темного дерева послышалось пение пересмешников. Машина проехала по улице слишком быстро и взвизгнула тормозами на повороте. Прозвенели отдаленные колокольчики девичьего смеха, словно они высыпались из машины на крутом повороте. Спустя некоторое время дверь открылась, и женщина сказала: - Можете пройти. Я проследовал за ней через большую переднюю комнату. Тусклый свет единственной лампы едва достигал ее противоположной стены. Слишком тихо было в этой комнате, и ее надо было срочно проветрить. Мы прошли до конца коридора, поднялись по лестнице с резными перилами и прошли еще по одному коридору. Горничная указала мне на раскрытую дверь и, когда я вошел внутрь, затворила ее за моей спиной. Я оказался в просторной, изобилующей мебельным ситцем гостиной с серебряно-голубыми обоями, синим ковром и выходящими на балкон высокими французскими окнами. Над балконом был навес. Миссис Мердок сидела у карточного столика в мягком кресле с подголовником. На ней был стеганый халат, и ее волосы были несколько растрепаны. Она играла в одиночку. Колоду она держала в левой руке и, прежде чем поднять на меня глаза, положила одну карту на стол и передвинула другую. Потом она произнесла: - Итак? Я подошел к столику и взглянул на карты. Она играла в "конфилд". - Мерле сейчас у меня дома, - сказал я. - Она малость чики-бряки. - И что же такое чики-бряки, мистер Марлоу? - сухо поинтересовалась миссис Мердок, не взглянув на меня. Она передвинула карту, потом - более быстро - еще две. - Приступ меланхолии, - пояснил я. - Когда-нибудь ловили себя на жульничестве? - Когда жульничаешь, играть не интересно, - мрачно сказала она. - И очень малоинтересно, когда не жульничаешь. Что там с Мерле? Она никогда не задерживалась допозна. Я уже начала беспокоиться за нее. Я подтащил к столику кресло и уселся напротив нее. - Вам нет необходимости беспокоиться, - сказал я. - Я вызвал доктора и сиделку. Она спит. Она была у Ваньера. Миссис Мердок отложила колоду карт, сцепила на краю стола жирные руки и тяжело посмотрела на меня. - Мистер Марлоу, - сказала она, - мы с вами должны окончательно договориться. Я сделала ошибку, пригласив вас. Я просто не хотела, чтобы меня - как бы вы выразились - держала за дурочку такая маленькая злая тварь, как Линда. Но было бы лучше, если бы я вообще не подымала шуму. Мне гораздо легче было бы пережить пропажу монеты, чем ваше присутствие. Даже если б мне ее никогда не вернули. - Но вам ее вернули. Она кивнула, пристально глядя на меня: - Да, мне ее вернул. И вы знаете как. - Я этому не верю. - Я тоже, - спокойно сказала она. - Мой дурак сын просто взял на себя вину Линды. Я нахожу этот поступок детским. Она взяла колоду и потянулась, чтобы положить красную десятку на красного валета. Потом она потянулась к приземистому столику, на котором стояло вино. Она отпила немного, опустила стакан и посмотрела на меня тяжелым взглядом: - У меня такое чувство, мистер Марлоу, что вы собираетесь вести себя нагло. Я потряс головой: - Не нагло. Просто искренне. Я не так уж плохо поработал на вас, миссис Мердок. Вы получили дублон обратно. Полицию на вас я не вывел - пока что. Я ничего не сделал для развода, но я нашел Линду - ваш сын все время знал, где она; и я не думаю, что у вас с ней проблемы. Она признает, что совершила ошибку, выйдя замуж за Лесли. Тем не менее, если вы полагаете... Она хмыкнула и сыграла следующей картой. В верхнем ряду у нее был бубновый туз. - Черт, трефовый туз побит. Не успею убрать его. - А вы этак незаметно оттолкните его в сторонку, - посоветовал я, - когда не смотрите на карты. - Не лучше ли вам вернуться к рассказу о Мерле, - спокойно сказала она. - И не очень-то злорадствуйте, если вам удалось выведать у нее несколько фамильных секретов. - Я никогда не злорадствую. Вы послали Мерле к Ваньеру сегодня вечером с пятьюстами долларами. - И что, если так? - она налила себе еще вина и отпила, не спуская с меня глаз. - Когда он попросил денег? - Вчера. Я не могла взять их из банка до сегодняшнего утра. А в чем, собственно, дело? - Ваньер шантажировал вас почти восемь лет, не так ли? В связи с одним происшествием, имевшим место двадцать шестого апреля тысяча девятьсот тридцать третьего года. В ее глазах как будто мелькнул страх, но еле уловимо и очень глубоко - так, словно он давно жил там и только сейчас выглянул на мгновение. - Кое-что рассказала мне Мерле, - сказал я. - Ваш сын рассказал мне, как умер его отец. Я просмотрел сегодня старые газеты. Случайная смерть. На улице под окнами его офиса произошла авария, и все повысовывались из окон. Ваш муж тоже высунулся из окна, просто чересчур далеко. Поговаривали о самоубийстве, потому что после его смерти семья получила пятьдесят тысяч по страховке. Но следователь был очень мил и оставил это обстоятельство незамеченным. - И что же? - У нее был холодный резкий голос - никаких тебе хрипов и одышки. Холодный, резкий и абсолютно спокойный голос. - Мерле была секретаршей Гораса Брайта. Молоденькая девушка со странностями, чересчур застенчивая, простоватая, совсем ребенок по интеллекту, любит драматизировать события, очень старомодна в своих представлениях о мужчинах и тому подобном. Думаю, он разгорячился однажды, попытался овладеть ею - и напугал ее до полусмерти. - И? - Она зациклилась на этом и стала немножко кровожадна в глубине души. Ей выпал случай - и она отыгралась. Когда ваш муж высунулся из окна. Ну как? - Говорите ясней, мистер Марлоу. Не переношу тумана. - Бог мой, да куда ж ясней-то? Она вытолкнула своего хозяина из окна. Убила его, короче. И вышла сухой из воды. С вашей помощью. Она опустила глаза на зажатую в левой руке колоду карт и легко кивнула. Ее подбородок опустился на дюйм - и поднялся. - У Ваньера были какие-то доказательства? - спросил я. - Или он просто явился случайным свидетелем происшествия и вцепился в вас, а вы платили ему время от времени, чтобы избежать скандала и потому, что вы действительно любите Мерле? Прежде чем ответить, она повертела в руке очередную карту. Невозмутима и непоколебима как скала. - Он говорил о какой-то фотографии, - сказала она. - Но я никогда не верила этому. Он не мог ничего сфотографировать. А если и мог - то показал бы мне ее рано или поздно. - Да, это маловероятно, - согласился я. - Даже если б у него была камера в руках - из-за этой аварии на улице снимок получился бы очень размытым. Но почему он не решился показать вам этот снимок, я прекрасно понимаю. Вы довольно опасная женщина, в некотором роде. Он мог бояться, что вы расправитесь с ним. Сколько вы уплатили ему? - Это не... - начала было она, но осеклась и пожала мощными плечами. Властная женщина, сильная, безжалостная - способная перенести и не такое. Так она про себя подумала. - Одиннадцать тысяч сто долларов, не считая тех пятисот, что я послала ему сегодня. - Все это чертовски мило с вашей стороны, миссис Мердок. Учитывая все обстоятельства дела. Она сделала рукой неопределенный жест и еще раз пожала плечами: - Виноват был мой муж. Он был пьян, мерзок. Не думаю, что она сильно пострадала, но, как вы сказали, он напугал ее до полусмерти. Я... я не могла ее винить. Она сама достаточно винила себя все эти годы. - Она сама должна была отвозить деньги Ваньеру? - Это была ее идея - как о некоторого рода искуплении. Я кивнул: - Да. Это на нее похоже. Позже вы вышли замуж за Джаспера Мердока, Мерле осталась с вами, и вы заботились о ней. Кто-нибудь еще знает об этом? - Никто. Только Ваньер. Вряд ли он рассказывал кому-нибудь. - Да, вряд ли. Ну что ж, теперь все позади. С Ваньером все кончено. Она медленно подняла глаза и долго бесстрастно смотрела на меня. Ее седая голова казалась валуном на вершине огромного холма. Наконец она отложила карты в сторону и плотно сцепила положенные на край стола руки. Костяшки ее пальцев побелели. - Мерле пришла в мое отсутствие и попросила управляющего провести ее в мою квартиру. Управляющий позвонил мне. Я мигом приехал туда, и она сказала мне, что застрелила Ваньера. Дыхание миссис Мердок звучало в тишине, как свистящий шепот. - У нее в сумке был пистолет, Бог знает зачем. Вероятно, для защиты от мужчин. Но кто-то - видимо, Лесли - обезопасил его, зарядив патроном не того калибра. Она сообщила мне, что убила Ваньера, и упала в обморок. Я вызвал доктора, своего друга, и поехал к Ваньеру. Во входной двери его дома торчал ключ. Он сидел в кресле, мертвый, давно мертвый, уже окоченевший. Он был мертв задолго до прихода Мерле. Она не стреляла в него. Ее признание - просто игра. Доктор объяснил мне все по последней моде, но я не буду докучать вам этими тонкостями. Думаю, вы и сами все понимаете. - Да. Понимаю, вероятно. И что теперь? - Она лежит у меня в постели. С ней сиделка. Я позвонил ее отцу по междугороднему. Он хочет, чтобы она приехала домой. Вы не против? Она просто пристально смотрела на меня. - Отец ничего не знает, - быстро сказал я. - Ни об этом, ни о другом случае. Я уверен. Он просто хочет видеть ее. Думаю, я смогу ее проводить. Теперь я чувствую себя некоторым образом ответственным за нее. Мне понадобятся эти последние пятьсот долларов, которые Ваньер не успел получить, - на расходы. - И сколько еще? - грубо спросила она. - Вам лучше знать. - Кто убил Ваньера? - Похоже на самоубийство. Пистолет лежит у правой руки. Выстрел в висок в упор. Пока я там ошивался, появился Морни с женой. Я спрятался. Морни пытался повесить это на жену. Она крутила с Ваньером. Так что она, вероятно, считает, что это сделал Морни. Но это похоже на самоубийство. Скоро там будут полицейские. Не знаю, к какому заключению они придут. Нам остается сидеть и ждать. - Такие люди, как Ваньер, не кончают жизнь самоубийством, - угрюмо сказала она. - Это все равно что сказать, что такие девушки, как Мерле, не выталкивают людей из окон. Это ровным счетом ничего не значит. Мы пристально посмотрели друг на друга с той затаенной враждебностью, которую испытывали друг к другу с самого начала. Потом я поднялся с кресла и подошел к высокому окну. Я отодвинул занавеску и ступил на балкон. Кругом была сплошная ночь - нежная и тихая. Белый лунный свет был безмятежен и чист, как справедливость, о которой мы мечтаем, но которую нигде не находим. Деревья отбрасывали тяжелые тени. В середине сада было что-то вроде маленького садика. Я заметил сверкание фигурного бассейна. Рядом с бассейном стояло кресло-качалка. Кто-то лежал в нем, мерцал огонек сигареты. Я вернулся в комнату. Миссис Мердок продолжала играть. Я подошел к столику и глянул в карты. - Вам удалось убрать трефовый туз? - Я сжульничала, - сказала она, не поднимая глаз. - И еще вот о чем я хотел вас спросить. Эта история с дублоном все еще остается туманной из-за пары убийств, которые теперь, когда вы получили монету назад, кажутся совершенно бессмысленными. Я хотел спросить, есть ли у Брэшера Мердока какая-нибудь особенность, по которой специалист вроде Морнингстара смог бы идентифицировать его? Она подумала, не шевелясь и не поднимая глаз: - Да. Должна быть. Инициалы мастера "Е.Б." стоят на левом крыле орла. Мне говорили, обычно они стоят на правом. Это единственное, что мне приходит в голову. - Думаю, этого достаточно. Вам действительно вернули монету? То есть это не было сказано просто для того, чтобы пресечь мое мельтешение вокруг? Она быстро подняла глаза и тут же опустила. - Монета сейчас в сейфе. Если вы найдете моего сына, он покажет вам ее. - Хорошо, желаю вам спокойной ночи. Пожалуйста, прикажите собрать вещи Мерле и отослать их завтра ко мне. Она снова вскинула голову, и ее глаза блеснули. - Вы как будто чрезвычайно озабочены всем этим, молодой человек. - Соберите, - сказал я. - И отошлите ко мне. Мерле вам больше не нужна... теперь, когда Ваньер мертв. Наши взгляды встретились на одно, очень долгое мгновение. Странная жесткая улыбка тронула углы ее губ. Потом она опустила голову и углубилась в карты. Я вышел из комнаты, тихо прикрыв дверь, прошел по коридору, спустился вниз, прошел еще по одному коридору мимо веранды и маленького кабинетика Мерле и пересек унылую захламленную гостиную, в которой я ощущал себя набальзамированным трупом. Створчатые двери в глубине комнаты отворились, через порог ступил Лесли Мердок, уставившись на меня. 33 Его костюм был слегка помят и волосы тоже. Его рыжие усики выглядели, как всегда, малоубедительно. Тени под глазами казались глубокими, как ямы. В руке он держал длинный черный мундштук - пустой; он постукивал им по левой ладони и так стоял, совсем меня не любя, не желая меня видеть и не желая разговаривать со мной. - Добрый вечер, - сухо сказал он. - Уходите? - Не совсем еще. Мне надо поговорить с вами. - Не думаю, что нам есть о чем говорить. Я устал от разговоров. - О нет, есть о чем. О человеке по имени Ваньер. - Ваньер. Я его едва знаю. Видел несколько раз. И то, что я о нем знаю, мне не по душе. - Вы знаете его несколько лучше, чем говорите. Он вошел в комнату, опустился в одно из попробуй-только-сядь-на-меня кресел; подавшись вперед, подпер подбородок левой рукой и уставился в пол. - Хорошо, - устало сказал он. - Продолжайте. У меня такое предчувствие, что вы намерены блеснуть. Безупречные логические построения, поток интуиции и прочая дребедень. Прямо как в книгах. - А как же. Приведу доказательства одно за другим, выстрою их в стройную схему, подкидывая раз за разом всякую мелочишку, которую держу про запас; проведу блестящий анализ мотивов и характеров и превращу их в нечто, совершенно отличное от того, что все - и, по правде говоря, я сам - думали о них до этого великого момента; и, наконец, неожиданно напрыгну на самого, казалось бы, бесперспективного подозреваемого. Он поднял на меня глаза и почти улыбнулся: - Который тут же побелеет как мел, забьется в конвульсиях и выронит пистолет из уха. Я сел рядом с ним и вытащил сигарету. - Мы можем разыграть это как-нибудь на досуге. У вас есть пистолет? - Не с собой. Есть. Вы знаете. - Он был с вами прошлой ночью, когда вы заходили к Ваньеру? Он пожал плечами и оскалился. - О! А что, я заходил прошлой ночью к Ваньеру? - Пожалуй, да. Дедукция. Вы курите сигареты "Бенсон энд Хеджес". У них твердый, хорошо сохраняющий форму пепел. Так вот, в пепельнице у Ваньера этих серых шариков по меньшей мере на две сигареты. Но окурков в пепельнице нет. Потому что вы курите сигареты с мундштуком, а окурок из мундштука имеет характерный вид. Поэтому вы их забрали. Нравится? - Нет. - Голос его был спокоен. Он снова смотрел в пол. - Это пример дедукции. Плохой. Потому что не могло быть никаких окурков, а если и были и кто-то убрал их, то только потому, что они были в помаде. А у вашей жены странная привычка выбрасывать окурки в мусорную корзинку. - Не впутывайте сюда Линду, - холодно сказал он. - Ваша мать по-прежнему думает, что дублон взяла Линда и что ваша история о том, как вы отдали его Алексу Морни, - всего лишь попытка прикрыть ее. - Повторяю, не впутывайте сюда Линду. - Частое четкое постукавание мундштука о его передние зубы было похоже на постукивание телеграфного ключа. - Я бы очень хотел, - сказал я. - Но я не верю вам по другой причине. Вот по этой. - Я вынул дублон, положил на ладонь и показал Мердоку. Лесли напряженно смотрел на монету. Плотно сжав рот. - В то утро, когда вы рассказывали вашу историю, дублон лежал на хранении в ломбарде на Санта-Моника-бульвар. Монету прислал мне так называемый детектив по имени Джордж Филлипс. Бесхитростный парнишка, который - по недостатку ума и по чрезмерной жажде деятельности - дал втянуть себя в грязную игру. Плотный светловолосый паренек в коричневом костюме, черных очках и довольно броской шляпе. Разъезжал в "понтиаке" песочного цвета, почти новом. Вы могли видеть его болтающимся в коридоре у моего офиса вчера утром. Он следил за мной, а до этого, может быть, следил за вами. Лесли непритворно удивился: - Зачем ему это понадобилось? Я зажег сигарету и бросил спичку в агатовую пепельницу, которую, казалось, никогда еще не использовали по назначению. - Я сказал "может быть". Не обязательно. Он просто мог следить за этим домом. Именно здесь он прицепился ко мне, не думаю, что он следил за мной раньше. - Я все еще держал монету на раскрытой ладони. Я перевернул ее, подкинув, посмотрел инициалы "Е.Б.", стоящие на левом крыле орла, - и убрал в карман. - Он смог ошиваться у этого дома потому, что его наняли продать редкую монету одному старому ушлому дельцу по имени Морнингстар. А старый ушлый делец что-то заподозрил и сказал Филлипсу - или просто намекнул, - что монета краденая. Случайно он обознался. Так как если ваш дублон Брэшера действительно сейчас находится наверху, значит, Филлипс был нанят продать вовсе не краденую монету. А фальшивую. Мердок чуть передернул плечами, как будто ему стало зябко. И больше не пошевелился. - Боюсь, тут в конце концов вырисовывается длинная скучная история, - мягко сказал я. - Конечно, было бы лучше придумать что-нибудь поинтересней. Это не очень веселая история, потому что в ней два, а может, и три убийства. Человека по имени Ваньер и человека по имени Тиджер однажды осенила идея. Идея заключалась в изготовлении копии редкой и дорогой монеты. Не настолько редкой, чтобы пользоваться колоссальным спросом, но достаточно редкой, чтобы принести много денег. Они выбрали способ, каким зубные техники изготавливают золотые пломбы. То есть из мелкозернистого цемента, который называется альбастоном, делается форма. Потом с помощью этой формы из воска отливается точная копия монеты; восковая заготовка покрывается другим видом цемента - кристоболитом, способным выдерживать без деформации очень высокую температуру. В полученной форме оставляется крохотное отверстие - с помощью стальной иглы, которая вынимается после того, как цемент схватится. Потом форма из кристоболита нагревается до тех пор, пока расплавленный воск не вытечет через оставленное отверстие, после чего в наличии остается полый шаблон для отливки монеты. Он закрепляется в плавильном тигле на центрифуге и заполняется расплавленным золотом с помощью давления, возникающего в тигле при вращении. Потом все еще раскаленную форму окунают в холодную воду, кристоболит растрескивается - и в руках остается золотая монета с крохотной золотой иголочкой на месте отверстия. Эта иголочка срезается. Образец обрабатывается кислотой, полируется, и вот мы имеем не бывший в обращении, совершенно новый дублон Брэшера, отлитый из чистого золота и как две капли воды похожий на оригинал. Уловили идею? Он кивнул и бессильно вытер ладонью лоб. - Для проведения этой операции достаточно мастерства простого зубного техника, - продолжал я. - Изготавливать таким образом современные золотые монеты невыгодно, так как в этом случае расходы на материалы и работу не окупаются. Но отлить золотую монету, ценность которой определяется ее редкостью, очень даже выгодно. Так они и решили. Тут-то на сцене появляетесь вы. Вы берете дублон, как вы и говорили, и отдаете его, но не Морни, а Ваньеру. Верно? Он смотрел в пол и ничего не отвечал. - Расслабьтесь, - сказал я. - Ничего ужасного вы не совершили, если учитывать ваши обстоятельства. Вероятно, он пообещал вам денег, чтобы вы могли расплатиться с карточными долгами. Но он имел над вами большую власть, чем только это. Мердок быстро взглянул на меня, он был страшно бледен, и в глазах его был ужас. - Откуда вы знаете? - прошептал он. - Кое-что мне рассказали, кое-что я выяснил сам, кое-что предположил. Я вернусь к этому позже. Итак, Ваньер со своим приятелем изготовили монету и хотели ее опробовать, то есть проверить, пройдет ли она экспертизу у знатока редких монет. Ваньер решил нанять какого-нибудь дурачка - и тот должен был попытаться продать фальшивку старому Морнингстару, причем достаточно дешево, чтобы тот решил, что монета краденая. В качастве дурачка они выбрали Джорджа Филлипса - по его идиотскому объявлению в газете. Думаю, Ваньер связывался с Филлипсом через Лу Морни, во всяком случае сначала. Вряд ли она была в курсе дела. Ее видели, когда она передавала Филлипсу маленький сверток. Там был дублон, который паренек должен был попытаться продать. Филлипс показал его Морнингстару, но тут-то и возникло неожиданное препятствие. Старик прекрасно знал все коллекции редких монет. В подлинности дублона он, вероятно, не усомнился, а инициалы мастера, стоящие против обыкновения на левом крыле орла, навели его на мысль, что это Брэшер Мердока. Он позвонил сюда и попытался прояснить ситуацию. Ваша мать сразу же что-то заподозрила, и таким образом пропажа монеты была обнаружена. Миссис Мердок решила, что дублон украла ненавистная ей Линда, - и наняла меня, чтобы я вернул краденое и раздобыл порочащие Линду свидетельства для развода. - Я не хочу никакого развода, - горячо сказал Мердок. - Мне и в голову никогда не приходило. Она не имеет права... - Он осекся, бессильно махнул рукой и как будто всхлипнул. - О'кей, я знаю. Итак, старый Морнингстар нагнал страху на Филлипса, который был вовсе не жуликом, а просто дураком. Он заставил паренька дать ему свой телефон. Я подслушал, как старик звонил ему после моего ухода из офиса. Я предложил Морнингстару выкупить у него дублон за тысячу долларов, и он предложение принял, посчитав, что сам сможет купить монету у Филлипса значительно дешевле, кое-что заработать себе на этой махинации, и все тип-топ. Тем временем Филлипс вел слежку за вашим домом, вероятно, чтобы выяснить, заявили вы в полицию или нет. Он увидел меня, мою машину, прочитал мое имя на водительской лицензии - и случайно оказалось, что он меня знает. Он таскался за мною, не решаясь обратиться за помощью, пока я сам не заговорил с ним; паренек промямлил что-то о том, что знает меня еще по Вентуре, и о том, что он влип в какое-то подозрительное дело и что за ним следит длинный тип со странным глазом. Этот тип - Эдди Пру, телохранитель Морни. Морни знал, что его жена крутит с Ваньером, и приставил к ней Эдди. Пру видел, как она встретилась с Филлипсом неподалеку от его дома на Курт-стрит. И Пру следил за пареньком до тех пор, пока не заподозрил, что тот заметил его - как и было на самом деле. Эдди или кто-то еще из людей Морни могли увидеть меня входящим в дом Филлипса на Курт-стрит. Пру пытался запугать меня по телефону, а позже позвонил и пригласил к Морни. Я бросил окурок в пепельницу, взглянул на жалкое, несчастное лицо человека напротив и продолжил. Это было тяжелое занятие, и звук моего голоса начинал раздражать меня. - Теперь вернемся к вам. Когда Мерле сказала, что ваша мать наняла сыщика, вы испугались. Вы поняли, что она обнаружила пропажу дублона, и, полный энергии, явились в мой офис, чтобы что-нибудь выведать у меня. Очень изящный, очень саркастичный, очень заботливый по отношению к жене - но и очень взволнованный. Что именно вы выведали у меня, я не знаю, но вы срочно связались с Ваньером. Теперь вам нужно было скорей вернуть монету, присовокупив к этому какую-нибудь мало-мальски вероятную историю. Вы встретились с Ваньером, и он вернул вам дублон. Скорей всего, это тоже подделка. Ваньер видит, что его предприятие находится под угрозой срыва, еще не начавшись. Морнингстар позвонил вашей матери, и та наняла меня. Морнингстар что-то заподозрил. Ваньер идет к Филлипсу, проникает в дом через черный ход и пытается прояснить ситуацию. Но Филлипс не сказал ему, что уже отослал дублон мне. Это можно заключить из того, что Ваньер не пытался выйти на меня. Не берусь судить наверняка, но, вероятно, Филлипс сказал Ваньеру, что все это мошенничество, что знает, откуда взялась монета, и что он собирается пойти в полицию или к миссис Мердок. Ваньер же просто вынул пистолет, ударил паренька по голове и затем застрелил. Он обыскал его и всю квартиру, но дублона не нашел. Поэтому пошел к Морнингстару. У того монеты тоже не было, но Ваньер ему не поверил, он проломил старичку череп ручкой пистолета и обыскал его сейф; может быть, он нашел там какие-то деньги, может, нет, - во всяком случае, он создал видимость ограбления. Потом мистер Ваньер полетел домой; все еще несколько раздраженный тем, что не нашел дублон, но вполне удовлетворенный приятно и полезно проведенным вечером. Пара милых аккуратных убийств. Теперь нужно было подумать о вас. 34 Мердок метнул на меня испуганный взгляд и уставился на зажатый в руке мундштук. Потом запихнул мундштук в карман, внезапно вскочил, сжал руки и снова упал в кресло. Вытащил платок и промокнул лоб. - Почему обо мне? - хрипло спросил он. - Вы слишком много знали. Может, вы знали о Филлипсе, может, и нет. Зависит от того, насколько глубоко вас втянули в это дело. Но вы знали о Морнингстаре. План сорвался, и Морнингстара пришлось убить. Ваньер не мог просто сидеть сложа руки и надеяться, что эта новость не дойдет до вас. Он должен был закрыть вам рот - очень-очень крепко. Но он не мог убить вас. Это был бы скверный ход. Тогда бы он не смог держать в руках вашу мать. Она холодная, жестокая, алчная женщина, но, случись что с вами, она превратилась бы в разъяренную тигрицу и не остановилась бы ни перед чем. Мердок поднял глаза и попытался изобразить на лице искреннее удивление. Но взгляд его был мутным и испуганным. - Моя мать... что?.. - Не пытайтесь и дальше дурачить меня, - сказал я. - Я смертельно устал от того, что семейство Мердоков все время дурачит меня. Сегодня ко мне домой пришла Мерле. Она и сейчас там. Девушка была у Ваньера, отвозила ему деньги. Откупные. Которые ему платили уже восемь лет. И я знаю почему. Он не пошевелился. Лежавшие на коленях руки окаменели от напряжения. Глаза глубоко запали - почти исчезли. Это были глаза обреченного. - Мерле нашла мертвого Ваньера. Она явилась ко мне и сказала, что убила его. Зачем ей понадобилось признаваться в убийствах, совершенных другими людьми, мы сейчас обсуждать не будем. Я поехал туда и убедился, что Ваньер убит еще прошлой ночью. Он был тверд, как мумия. У его правой руки валялся пистолет, по описанию похожий на пистолет некоего Хенча, соседа Филлипса. Кто-то подкинул Хенчу пистолет, из которого убили Филлипса, а его кольт прихватили с собой. Если это действительно кольт Хенча, а Ваньер совершил самоубийство - значит, его можно связать со смертью Филлипса. Лу Морни тоже связана с Филлипсом, но несколько иначе. Если же Ваньер не совершал самоубийства - а я именно так и полагаю - он все равно может иметь отношение к смерти Филлипса. Или к смерти Филлипса может иметь отношение кто-то еще, кто убил и Ваньера. Вот почему это предположение мне не нравится. Мердок поднял голову: - Не нравится? - неожиданно чистым голосом переспросил он. Новое выражение появилось на его лице: что-то ясное, и сияющее, и глуповатое в то же время. Выражение лица слабого человека, гордящегося собой. - Я думаю, это вы убили Ваньера, - сказал я. Он не пошевелился, и лицо его по-прежнему сияло. - Вы поехали туда прошлой ночью. Он позвал вас. Сказал, что попал в переделку и, если полиция выйдет на него, он позаботится о том, чтобы вы попали в переделку тоже. Что-то в этом роде? - Да, - спокойно сказал Мердок. - Почти этими же словами. Он был пьян и несколько возбужден и, безусловно, уверен в своей власти надо мной. Он почти злорадствовал. Сказал, что, если его посадят в газовую камеру, я буду сидеть рядом с ним. Но это не все. - Да. Он не хотел сидеть в газовой камере и не видел никаких причин там оказаться при условии, что вы будете молчать. Он выложил свой козырь. Заставить вас взять дублон он сумел, не только обещая дать денег, но и шантажируя чем-то связанным с Мерле и вашим отцом. Я знаю об этом. Ваша мать сейчас рассказала мне то, что я раньше не понимал до конца. Так Ваньер подстраховался в первый раз, и довольно надежно. Но в последнюю ночь он захотел еще подстраховать себя. Поэтому открыл вам правду и сказал, что у него есть доказательства. Лесли задрожал, но ему удалось сохранить гордый вид. - Я навел на него пистолет, - сказал он почти счастливым голосом. - В конце концов, она моя мать. - Этого у вас никак не отнимешь. Он встал с кресла - очень прямой и высокий. - Я подошел к нему, наклонился и навел пистолет на его лицо. У него был пистолет в кармане халата, но он не успел достать его. Я взял его пистолет, а свой положил обратно в карман. Приставил дуло к его виску и сказал, что, если он не отдаст мне доказательства, я убью его. Он начал потеть и лепетать, что просто пошутил. Я чуть нажал курок, чтобы побольше испугать его. Он смолк и вытянул руку вперед. Рука тряслась, но, когда он посмотрел на нее, сразу перестала. Он бессильно уронил ее вдоль тела и посмотрел мне в глаза. - Должно быть, из пистолета недавно стреляли или у него очень чувствительный курок. Он выстрелил. Я отскочил к стене и сбил какую-то картинку. Я отскочил от удивления, что пистолет выстрелил, но это позволило мне не забрызгаться кровью. Я протер пистолет, сунул ему в руку и положил на пол рядом с рукой. Он умер сразу. Это была случайность. - Зачем портить картину? - я усмехнулся. - Почему не оставить это милым честным убийством? - Потому что так было на самом деле. Конечно, мне нечем доказать это. Может быть, я все равно убил бы его. А что полиция? Я поднялся с кресла и пожал плечами. Я чувствовал себя страшно усталым, измученным и выдохшимся. В глотке саднило от беспрерывной болтовни, и голова раскалывалась от попыток привести мысли в порядок. - О полиции я ничего не знаю, - сказал я. - Мы не слишком дружны - они подозревают меня в сокрытии информации. И, видит Бог, они правы. Они могут выйти на вас. Если вас никто не видел, если вы не оставили там отпечатков или даже если оставили, но у них нет причин подозревать вас и проверять ваши пальчики - тогда они никогда на вас не выйдут. Но если они что-нибудь узнают о дублоне и о том, что это был Блэшер Мердока, я не берусь предсказать, как пойдут ваши дела. Все зависит от того, как вы сможете защищаться. - Если бы не мама, - сказал он, - меня бы все это мало волновало. Я всегда был неудачником. - Но, с другой стороны, - продолжал я, игнорируя душещипательную реплику, - если пистолет очень чувствителен и вы сможете нанять хорошего адвоката и расскажете правду, вас не посадят. Закон не любит шантажистов. - Это не пройдет, - сказал он. - Я был не в той ситуации. Я ничего не знал о шантаже. Ваньер предложил мне немного заработать, а я очень нуждался. - Угу. Когда дело дойдет до информации, которой он вас шантажировал, все пойдет нормально. Старая леди сдастся. Речь пойдет о вашей голове - или о ее. Она все выложит. - Это ужасно, - сказал он. - Просто ужасно. - Вам еще повезло с этим пистолетом. Все известные нам люди играли с ним, как хотели: стирали с него отпечатки, ставили новые. Даже я поучаствовал - просто чтобы не отстать от других. Это очень опасно, когда рука уже окоченела. Но это надо было сделать. Там был Морни и заставил жену оставить пальчики на пистолете. Он уверен, что это она убила Ваньера; а она, вероятно, уверена, что это сделал он. Мердок по-прежнему не сводил с меня глаз. Я покусал губу. Она показалась мне твердой, как кусок стекла. - Ну ладно, я побежал, - сказал я. - Вы хотите сказать, что позволите мне остаться в стороне от всего этого? - Его голос снова стал несколько высокомерным. - Закладывать вас я не собираюсь - если вы об этом. Но гарантировать ничего не могу. Для меня не существует вопросов долга. Я не полицейский, не осведомитель и не офицер на службе у государства. Вы говорите, это была случайность. О'кей, случайность. Я этого не видел. Но и доказательств противного у меня нет. Я работал на вашу мать, и она вправе рассчитывать на мое молчание. Она мне не нравится. И вы мне не нравитесь. Мне не нравится этот дом. Мне не очень нравится ваша жена. Но мне нравится Мерле. Она несколько глуповата и психически не вполне здорова, но тем не менее она мила в некотором смысле. И я знаю, что с ней делали в этой проклятой семейке в течение восьми лет. И знаю, что она никого ни из какого окна не выталкивала. Я доходчиво объясняю? Мердок забормотал что-то невразумительное. - Я отвезу Мерле домой, - сказал я. - Я попросил вашу мать послать утром вещи девушки ко мне. Если она, занятая игрой в одиночку, забудет об этом, не проследите ли вы, чтобы это было сделано? Он тупо покивал и потом сказал странным, тонким голоском: - Вы что, уходите... вот так просто? Я даже... я даже не поблагодарил вас. Едва знакомый человек рискует из-за меня... я не знаю, что и сказать. - Я ухожу тем путем, каким иду всегда, - сказал я. - Беззаботно улыбнувшись и легко помахав ручкой. И с глубокой надеждой, что не увижу вас на крючке. Спокойной ночи. Я повернулся и вышел. Я осторожно прикрыл дверь, и она тихо, но жестко щелкнула. Изящный благопристойный уход, несмотря на всю омерзительность ситуации. В последний раз я прошел вдоль стены и потрепал по голове маленького нарисованного негритенка, потом спустился по пологой лужайке мимо залитых лунных светом кустов и кедра к машине. Я вернулся в Голливуд, купил пинту хорошего виски, снял номер в отеле и долго сидел на краю постели, тупо глядя на свои ботинки и лакая виски прямо из горлышка. Как пошлый домашний пьяница. Когда я набрался достаточно для того, чтобы в голове помутилось достаточно для того, чтобы перестать думать, я разделся и лег. И через некоторое время - хоть и не скоро - я уснул. 35 Было три часа пополудни, и на ковре в прихожей моей квартиры стояли бок о бок пять мест багажа. Там был мой желтый саквояж, хорошо ободранный с обеих сторон за время путешествий в багажных отделениях. Там были два изящных чемоданчика с инициалами "Л.М.". Там было нечто старое черное из искусственной кожи с инициалами "М.Д.". И один из тех маленьких картонных чемоданчиков, которые можно купить в любой хозяйственной лавке за один доллар сорок девять центов. Из дверей спальни появился доктор Карл Мосс, посылавший проклятия в мой адрес, - у дверей его кабинета давно томился в ожидании целый отряд ипохондриков. Сладковатый запах его одеколона сшибал меня с ног. Остатками сознания я пытался переварить его слова и потом услышал свой голос, спрашивающий, сколько времени понадобится Мерле, чтобы окончательно прийти в себя. - Это зависит от того, что именно вы имеете в виду под словами "окончательно прийти в себя". У нее всегда будут нервы не в порядке, а животные инстинкты слабо выражены. Она всегда будет дышать редко и пахнуть снегом. Из нее бы получилась отличная монашка. Религиозные мечтания с их ограниченностью, стилизованными эмоциями и суровой целомудренностью были бы для нее спасением. В ином случае она, вероятно, превратится в одну из тех старых дев с кислыми физиономиями, что сидят в общественных библиотеках и ставят штемпели в книжках. - Она не так безнадежна, - сказал я, но он просто улыбнулся своей мудрой иудейской улыбкой и вышел в дверь. - И вообще, откуда вам известно, что они старые девы, - добавил я, обращаясь к закрытой двери. Я закурил и подошел к окну. Вскоре в комнату вошла Мерле и остановилась, глядя на меня запавшими глазами. И на бледном сосредоточенном личике ее не было никакой косметики - кроме губной помады. - Подрумяньтесь немного, - сказал я. - Вы похожи на Снегурочку после бессонной ночи. Она вышла в спальню и подрумянилась. Вернувшись в гостинную, она взглянула на багаж и мягко сказала: - Лесли дал мне два своих чемодана. - Да. Я осмотрел ее. Она выглядела очень мило. На ней были рыжие брюки с высоким поясом, бело-коричневая рубашка и оранжевый шарфик. Она была без очков. Ее огромные ясные синие глаза казались еще немного сонными, - но не больше чем можно было ожидать. Волосы ее были туго зачесаны назад, и тут уж я ничего не мог поделать. - Я доставляю вам так много хлопот, - сказала она. - Ужасно стыдно. - Чепуха. Я говорил с вашими родителями. Они до смерти рады. Они видели вас только два раза за восемь лет и думали, что уже потеряли вас. - Я буду рада повидать их, - сказала она. - Очень мило со стороны миссис Мердок отпустить меня. Она никогда не могла долго обходиться без меня. - Если нам есть о чем поговорить, - сказал я, - или если вы хотите что-нибудь сообщить мне, давайте сделаем это сейчас. Я не хочу ехать через все Штаты с нервным расстройством на переднем сиденье. Она покусала костяшку пальца и два раза быстро взглянула на меня. - Вчера вечером... - она осеклась и покраснела. - Давайте используем еще немного старого пороху. Вчера вечером вы сообщили мне, что убили Ваньера. А потом сказали, что не убивали. Я это знаю. Все в порядке. Она опустила руку и посмотрела на меня серьезно и без всякого напряжения. - Ваньер был мертв задолго до того, как там появились вы. Вы пришли к нему, чтобы отдать деньги за миссис Мердок. - Нет... за себя, - сказала она. - Хотя, деньги, конечно, платила миссис Мердок. Я должна ей больше, чем смогу отдать когда-нибудь. Конечно, она платит мне не так уж много, но это не... - То, что она платит вам за работу не так уж много, очень для нее характерно, - грубо прервал ее я. - И то, что вы должны ей больше, чем сможете отдать когда-нибудь, скорей, правда, чем поэзия. Как бы то ни было, все это теперь неважно. Ваньер покончил жизнь самоубийством. Это скучно и окончательно. А все ваше поведение - в той или иной степени игра. С вами случился нервный шок, когда вы увидели в зеркале его оскал, и этот шок вызвал воспоминание о другом, давнем потрясении - и вы просто инсценировали ситуацию по своему странному обыкновению. Она застенчиво посмотрела на меня и кивнула медно-золотистой головкой, как бы соглашаясь. - И вы не выталкивали из окна Гораса Брайта, - добавил я. Ее лицо передернулось и страшно побледнело. - Я... я... - Она зажала рукой рот и потрясенно уставилась на меня. - Я не говорил ничего, если бы доктор Мосс не уверил меня, что это не повредит вам, и мы можем разобраться во всем прямо сейчас. Наверное, вы действительно верите, что убили Брайта. У вас был и мотив, и возможность, и, может быть, на какую-то долю секунды у вас был порыв воспользоваться этой возможностью. Но не в вашем это характере. В последний момент что-то произошло, и вы потеряли сознание. Он действительно выпал из окна, но вытолкнули его не вы. Вас заставили поверить в вашу виновность. Это было сделано расчетливо, осторожно, с той спокойной жестокостью, какая может быть свойственна только определенного рода женщине по отношению к другой женщине. При виде миссис Мердок сейчас вряд ли может прийти в голову мысль о ревности - но это могло быть мотивом. У нее был и лучший мотив - пятьдесят тысяч долларов страховки, все, что осталось от потерянного состояния. Она любит своего сына странной, дикой, властной любовью, характерной для таких женщин. Она холодна, зла, беспринципна; и он использовала вас без всякого сострадания и жалости, как страховку на случай, если Ваньер когда-нибудь заговорит. Вы были для нее просто козлом отпущения. Если вы хотите изменить эту серую, лишенную страстей жизнь, которую вы влачите, вы должны понять все и поверить мне. Это трудно, я знаю. - Это абсолютно невозможно, - спокойно сказала Мерле, глядя на кончик моего носа. - Миссис Мердок всегда была очень добра ко мне. Это правда, я не очень хорошо все помню... но вы не должны говорить о людях такие ужасные вещи. Я достал конверт, который нашел у Ваньера. Две фотографии и негатив. Я подошел к ней и положил снимок ей на колени. - О'кей, посмотрите вот это. Ваньер снял это с противоположной стороны улицы. Она взяла снимок. - Как, это же мистер Брайт, - сказала она. - Не очень удачная фотография, правда? А это миссис Мердок - тогда она была миссис Брайт - прямо за ним. Мистер Брайт, кажется, очень рассержен. - Мерле подняля глаза и посмотрела на меня с каким-то тихим любопытством. - Если он здесь кажется рассерженным, - сказал я, то посмотрели бы вы на него несколькими секундами позже, когда он шлепнулся. - Когда он - что? - Посмотрите же, - сказал я с ноткой отчаяния в голосе. - На этой фотографии заснята миссис Элизабет Брайт Мердок, выпихивающая своего первого мужа из окна офиса. Он падает. Посмотрите на положение его рук. Он визжит от ужаса. Она стоит за ним, и ее лицо искажено ненавистью - или чем-то вроде того. Вы что, не понимаете? Именно это доказательство Ваньер и держал у себя все эти годы. Мердоки никогда не видели этого снимка и никогда по-настоящему не верили в его существование. Но он существовал. Я нашел его вчера, благодаря такой же чистой случайности, как та, благодаря которой его удалось сделать. Это можно расценить просто как торжество справедливости. Вы понимаете? Мерле еще раз посмотрела на фотографию и отложила ее в сторону. - Миссис Мердок всегда была очень добра ко мне, - сказала она. - Она сделала из вас козла отпущения, - скзал я неестественно спокойным голосом, как режиссер на скверной репетиции. - Она хитрая, жестокая, хладнокровная особа. Я отдам ей снимок. Я очень хотел бы отдать ей снимок в комплекте с крупнокалиберным ружьем на слонов. От этого меня удерживает только мое хорошее воспитание. - Да, - сказала Мерле. - Это так. - И я видел, что она слышит только каждое третье слово и услышанному не верит. - Вы никогда не должны показывать это миссис Мердок. Это страшно огорчит ее. Я взял фотографию, разорвал ее на мелие клочки и выбросил в мусорную корзинку. - Может быть, вы когда-нибудь пожалеете о том, что я это сделал. - Но о том, что у меня есть негатив и еще один снимок, я умолчал. - Может быть, однажды ночью - три месяца... три года спустя - вы проснетесь и поймете, что я говорил вам правду. И, может быть, тогда вам захочется взглянуть на фотографию еще раз. Но я могу и ошибаться. Может быть, вас как раз очень разочарует тот факт, что вы никого не убивали. Это мило. В любом случае это очень мило. Теперь мы спускаемся вниз, садимся в машину и едем в Вичиту навестить ваших родителей. Не думаю, что вы вернетесь к миссис Мердок, но я и здесь могу заблуждаться. И больше об этом мы говорить не будем. Никогда. - У меня нет денег, - сказала Мерле. - У вас есть пятьсот долларов, которые послала вам миссис Мердок. Они у меня в кармане. - Это ужасно мило с ее стороны, - сказала Мерле. - О-о, дьявольщина, - простонал я и вышел в кухню хватить полстаканчика перед отъездом. Мне не полегчало. Мне просто захотелось вскарабкаться по стене и прогрызть себе выход в потолке. 36 Я отсутствовал десять дней. Родители Мерле были робкие, добрые, спокойные люди, жившие в старом домике на тихой тенистой улочке. Они поплакали, когда я рассказал им ту часть истории, которую им можно было знать. Они сказали, что рады возвращению дочери, что будут заботиться о ней, и сильно винили себя во всем - и я не мешал им это делать. Когда я уезжал, Мерле в домашнем фартучке раскатывала тесто для пирога. Она вышла к двери, вытирая руки о фартук, поцеловала меня в губы, заплакала и убежала в комнату, после чего в коридоре появилась ее мать и с доброй широкой улыбкой проводила меня и помахала вслед моей машине. Когда их домик исчез за поворотом, у меня возникло такое забавное ощущение, будто я написал стихотворение и оно было прекрасным, но я потерял его и никогда больше не вспомню. По возвращении я позвонил Бризу и отправился к нему разузнать, как продвигается дело Филлипса. Они раскрыли его очень аккуратно, в правильном соотношении используя жесткую логику и всегда присутствующую интуицию. Супруги Морни в полиции так и не появились, но кто-то позвонил в управление, сообщил о выстреле в доме Ваньера и быстро повесил трубку. Эксперту совсем не понравились отпечатки пальцев на пистолете. Но в конце концов все согласились с тем, что это было самоубийство. Потом один следователь по имени Лэки из Центрального управления решил проверить пистолет и обнаружил, что пистолет с таким описанием разыскивается в связи с делом Филлипса. Хенч опознал его, и, что гораздо важней, на кольте удалось найти половину отпечатка его пальца. Имея эту информацию, они еще раз проверили квартиры Хенча и Филлипса и нашли один отпечаток пальца Ваньера на кровати Хенча и один - на ручке смывного бачка в туалете Филлипса. Они побегали по округе с фотографией Ваньера и выяснили, что его видели на улице дважды, а в боковой улочке - по меньшей мере трижды. Странно, но в самом доме его никто не видел или не признался в этом. Теперь им не хватало только мотива. Его им любезно предоставил Тиджер, арестованный в Солт-Лейк Сити за попытку сбыть дублон Брэшера коллекционеру, который решил, что монета подлинная, но краденая. В отеле у Тиджера нашли дюжину таких монет - и одна из них оказалась подлинной. Откуда дублон появился у Ваньера, Тиджер не знал, и полиция этого тоже никогда не узнала. Шума в газетах в связи с этим делом было достаточно, чтобы владелец прослышал о нахождении монеты и объявился. Но владелец не объявился. Ваньером полиция больше не интересовалась - раз он оказался убийцей. Его смерть так и оставили самоубийством, хотя некоторые сомнения на этот счет имелись. Тиджера вскоре отпустили, потому что вряд ли он знал об убийствах, и на него навесили только попытку мошенничества. Золото он покупал легально, а изготовление вышедшей из употребления монеты законом не преследовалось. Штат Юта отказался с ним возиться. В признании Хенча они не верили ни минуты. Бриз сказал, что просто давил на меня на случай, если я что-то скрываю. Он знал, что я не допущу, чтобы невиновного держали за решеткой из-за меня. Но Хенчу в любом случае не повезло. Они поставили его по стойке смирно и навесили на него и на итальяшку по имени Гаэтано Приско пять вооруженных нападений на винные лавки, во время одного из которых был убит человек. Я никогда не узнал, приходится ли этот Приско родственником Палермо, - но его все равно не поймали. - Ну как? - спросил Бриз, когда изложил все это. - Два вопроса не вполне ясны, - сказал я. - Почему Тиджер бежал и почему Филлипс жил на Курт-стрит под вымышленным именем? - Тиджер бежал, потому что старик-лифтер сообщил ему, что Морнингстара убили, и он почуял, что дело пахнет керосином. Филлипс воспользовался именем Ансона, так как за его автомобилем гонялась налоговая инспекция, а он был практически нищ и в полном отчаянии. Это же объясняет и то, почему такой милый молодой болван, как он, ввязывается в историю, которая кажется темной с самого начала. Я кивнул в знак согласия. Бриз проводил меня до двери. Он положил тяжелую руку мне на плечо и крепко сжал его: - Помнишь, ты распинался о деле Кассиди перед нами со Спрэнглером той ночью у себя в квартире? - Да. - Ты потом сказал Спрэнглеру, что никакого дела Кассиди не было. Оно было - только имя другое. Я его вел. Он снял руку с моего плеча, распахнул дверь и улыбнулся мне. - Что касается дела Кассиди, - сказал он, - и что я об этом думаю... я могу иногда навесить кому-то больше, чем он заслуживает. Что-то вроде выплаты с грязных миллионов пособия ломающимся на работе паренькам - вроде меня... или вроде тебя. Пока. Была ночь. Я вернулся домой, влез в старую домашнюю одежду, расставил шахматы, приготовил коктейль и разыграл одну из партий Капабланки. В ней было пятьдесят пять ходов. Прекрасная, холодная, безжалостная игра, почти бросающая в дрожь своей молчаливой неумолимостью. Закончив партию, я подошел к окну и постоял немного, прислушиваясь и вдыхая аромат ночи. Потом я пошел на кухню, сполоснул стакан, набрал в него ледяной воды и долго стоял возле умывальника, и пил воду маленькими глотками, и смотрел в зеркало. - Ты - и Капабланка, - сказал я.