со всех сторон были окна. Вдали блестел океан. Темнота уже наползала на холмы. Там же, где не было окон, были стены, обитые панелями, а на полу ковры с нежными цветами Персии, резной же стол, казалось, был украден из древней церкви. За столом сидела женщина и улыбалась мне сухой улыбкой, которая, казалось, сразу превратится в порошок, если ее коснуться. У женщины были гладкие прилизанные волосы и темное худое азиатское лицо. В ее ушах висели тяжелые цветные камни, а на пальцах поблескивали массивные кольца. Возможно, там действительно были и лунный камень, и изумруд в серебряной оправе, который вполне мог быть натуральным, хотя выглядел такой же подделкой, как браслет в дешевых лавках. Ее узкие руки были смуглыми, стареющими, и кольца не очень-то на них смотрелись. Она заговорила. Голос с акцентом был знаком мне. - А, мистер Марлоу. Хорошо, что вы приехали. Амтор будет очень доволен. Я положил стодолларовую купюру на стол и оглянулся. Индеец уехал на лифте. - Сожалею. У вас была прекрасная мысль, но я не могу это взять, - сказал я. - Амтор хочет нанять вас, не возражаете? - она снова сухо улыбнулась. Ее губы шелестели, как оберточная бумага. - Я бы сначала хотел выяснить, что за работа. Она кивнула и неторопливо вышла из-за стола. Прошуршала передо мной платьем, облегающем тело, как хвост русалки, и продемонстрировала хорошую фигуру. Если вам нравятся фигуры, которые ниже пояса на четыре размера больше стандартных, то вам следует подняться в эту башенку. - Я провожу вас, - сказала азиатка. Она нажала кнопку в стене, и дверь бесшумно открылась. Я еще раз посмотрел на улыбку смуглянки, прежде чем вошел в молочно-белое сияние лифта. Дверь так же бесшумно закрылась. В восьмиугольной комнате, обшитой черным бархатом снизу доверху, с высоким черным потолком, никого не было. В центре, на черном матовом ковре, стоял восьмиугольный белый столик, на котором едва поместились бы два локтя, с молочно-белым шаром на черной подставке. Шар светился. У столика стояли два белых и тоже восьмиугольных табурета, как дополнение к столу. У стены располагался еще один такой табурет. Окон не было. И вообще больше ничего в комнате не было. Даже бликов света на стенах. Если и были двери, то я их не видел, как не видел ту, через которую вошел. Я стоял четверть минуты с неясным ощущением, что за мной наблюдают. Где-то был глазок, но я его не мог обнаружить. Бросив попытки его найти, я стал прислушиваться к своему дыханию. В комнате было так тихо, что а слышал, как проходит воздух через мой нос, издавая звук, похожий на шелест занавесей. Вдруг у противоположной стены открылась невидимая дверь, впустила в комнату человека и бесшумно закрылась. Человек подошел к столу, глядя вниз, и сделал жест красивой рукой. Такой мужской руки я никогда не видел. - Пожалуйста, садитесь. Напротив меня. Не курите и не волнуйтесь. Постарайтесь полностью расслабиться. Чем могу быть полезен? Я сел, взял губами сигарету и стал ее пожевывать, не зажигая. Я оглядел этого человека. Он был худым, высоким и прямым, как стальной стержень. Светлые волосы красивы, кожа свежа, как лепесток розы. Ему могло быть лет 35 или 65, человек без возраста. Волосы тщательно зачесаны назад, брови черного цвета, как стены, пол и потолок в этом восьмиграннике. Глаза очень глубоки, как глаза лунатика, как колодец, про который я когда-то читал. Давно, лет 900 назад, в старинном замке в колодец бросали камень и ждали. Долго прислушивались, теряли терпение, хохотали и уже собирались уходить, как слабый, еле различимый отдаленный всплеск со дна колодца достигал ушей. Люди верили и не верили в существование такого колодца. Так вот, глаза сидящего напротив человека были также глубоки, без выражения, без души, глаза, способные равнодушно наблюдать, как голодные львы разрывают человека. Двубортный костюм на нем был сшит не портным, а художником. - Пожалуйста, не волнуйтесь, - сказал он, рассеянно уставившись на мои пальцы, - это разрушает волны, расстраивает мою сконцентрированность. - Ту, что плавит лед, заставляет масло течь, а кошку визжать, - сказал я. - Я уверен, что вы пришли сюда не для того, чтобы наглеть, - ледяной тон, и едва заметная улыбка. - Кажется, вы забыли, зачем я здесь. Кстати, я вернул сто долларов вашей секретарше. Я пришел, насколько вы помните, из-за папирос, набитых марихуаной. С вашими визитками в мундштуках. - Вы хотите выяснить, почему так случилось? - Да. Это мне следовало бы заплатить вам сто долларов. - Не стоит. Ответ прост. Есть вещи, которых я не знаю. Это - одна из них. На мгновение я почти поверил ему. Его лицо было гладко, как крыло ангела. - Тогда зачем вы прислали мне сто долларов с вонючим индейцем и свою машину? Кстати, так ли необходимо индейцу быть таким зловонным?! Если он на вас работает, не могли бы заставить его принять ванну? - Он - естественный медиум. Они редки, как бриллианты, и, как бриллианты, их иногда можно отыскать в грязных местах. Насколько я понял, вы - частный детектив? - Да. - Полагаю, вы - очень тупая личность. Вы тупо выглядите. Вы впутались в тупое дело и вы пришли сюда с тупыми намерениями. - Понял, - сказал я. - Я - тупица. Вот теперь дошло. - И я полагаю, что не стоит вас больше задерживать. - Вы меня не задерживаете, - сказал я. - Это я вас задерживаю. Я хочу узнать, почему ваши визитки оказались в папиросах? Он еле заметно повел плечами. - Мои визитные карточки доступны любому. Я не даю моим друзьям папирос с марихуаной. Ваш вопрос по-прежнему туп. - А вот это не прояснит ли вашу память? Папиросы были в дешевой японской или китайской коробочке из искусственной черепаховой кости. Что-нибудь подобное видели? - Нет. Не припоминаю. - Я могу еще что-нибудь добавить. Коробочка лежала в кармане человека по имени Линдсей Мэрриот. Слышали о нем? Он подумал. - Да. Я когда-то пытался вылечить его от страха перед кинокамерой. Он хотел сниматься в кино. Это было впустую потраченное время. Кинематограф в нем не нуждался. - Я догадываюсь об этом, - сказал я. - Меня все еще волнует одна проблема. Почему вы мне прислали банкноту в сто долларов? - Дорогой мистер Марлоу, - надменно заявил он. - Я не дурак. Я занимаюсь очень тонким делом. Я - знахарь. То есть, я делаю то, что не могут врачи в своей мелкой, боязливой, эгоистической гильдии. Меня всегда подстерегает опасность со стороны людей таких, как вы. Но я всегда хочу оценить опасность прежде, чем разбираться с ней. - Довольно тривиально в моем случае, а? - В вашем случае ее вообще не существует, - вежливо сказал он и сделал плавный жест левой рукой. Затем он положил ее на стол и стал на нее смотреть. Насмотревшись, поднял свои бездонные глаза и скрестил холеные руки. - Вы слышали о... - Я что-то унюхал, - перебил я, поводя носом, - о нем-то я и не подумал. Я повернул голову налево. Индеец сидел на третьей табуретке у самой стены. На нем поверх одежды была надета какая-то спецовка. Он сидел без движения с закрытыми глазами, наклонив голову вперед, как будто он спал здесь уже час. Я снова посмотрел на Амтора. Он опять улыбался своей незаметной улыбкой. - Готов поспорить, что он заставляет высокопоставленных старушек терять свои искусственные зубы, - сказал я. - Что он делает для вас за деньги - сидит на ваших коленках и поет французские песни? Он сделал нетерпеливый жест. - Ближе к делу, пожалуйста. - Прошлой ночью Мэрриот нанял меня и взял с собой в путешествие, целью которого было выкупить одну штуковину, похищенную какими-то проходимцами. Меня оглушили. Когда я пришел в себя, Мэрриот был мертв. Ничто не изменилось в лице Амтора. Он не закричал, не побежал по стене. Но реакция была резкой. Он разомкнул руки и уперся в край столика, словно собирался его опрокинуть. Он сидел, как каменный лев у входа в Публичную Библиотеку. - Папиросы были найдены у него, - сказал я. - Но не полицией, полагаю, так как ее здесь еще не было, - победно посмотрел он на меня. - Верно. - Да, - очень ласково сказал он, - ста долларов было явно недостаточно. - Все зависит от того, что вы собирались за них купить. - Те сигареты у вас? - Одна из них. Но они ничего не доказывают. Как вы сказали, кто угодно мог иметь ваши карточки. Меня просто интересует, почему они были там, где были. Пожалуйста, какие-нибудь мысли! - Насколько хорошо вы знали Мэрриота? - почти дружески спросил он. - Нисколько. Но я уже имею о нем некоторое представление. Оно до того очевидно, что прилипло к нему сразу. Амтор легко постукивал пальцами по столу. Индеец с крепко закрытыми глазами, должно быть, все еще спал, положив подбородок на огромную грудь. - Кстати, вы знакомы с миссис Грэйл, богатой дамой из Бэй Сити? - поинтересовался я. Он безразлично кивнул. - Да, я лечил ее. У нее был небольшой дефект речи. - Вы хорошо над ней поработали, - сказал я. - Она говорит так же хорошо, как я сейчас. Это не позабавило его. Он все еще постукивал по столу. Я прислушался. Что-то в этом стуке мне не нравилось. Он звучал, как код. Амтор сложил руки и немного отклонился назад. - Что мне нравится в этом деле, так это то, что все знают друг друга, - сказал я. - Миссис Грэйл тоже знала Мэрриота. - Откуда вы это взяли? - настороженно спросил он. Я ничего не ответил. - Вы должны рассказать полиции об этих папиросах, - посоветовал он. Теперь я неопределенно пожал плечами. - Вам интересно, почему я до сих пор не вышвырнул вас? - приятно, аж под ложечкой похолодело, сказал Амтор. - Второй Посев может сломать вам шею, как стебель сельдерея. - Признаюсь, меня это интересует, - огрызнулся я. - Кажется, у вас на происшедшее свой взгляд, есть какая-то теория? Имейте в виду, выкупы я не плачу, особенно ни за что. Кроме того, у меня много друзей. Но есть люди, которые хотели бы выставить меня в плохом свете. Психиатры, сексопатологи, невропатологи, отвратительные человечки с резиновыми молотками и полками, уставленными книгами. И, конечно же, все они мои враги, а я для них - шарлатан. Так какая у вас теория? Я попытался привести его в замешательство пристальным взглядом, но ничего не получилось. Я почувствовал, что облизываю губы. - Я не могу вас винить за то, что хотите скрыть. Об этом деле мне надо немного поразмыслить. Возможно, вы более интеллигентный человек, чем мне показалось. Я тоже ошибаюсь. А тем временем... - он положил руки на белый шар. - Я думаю, Мэрриот сам не вымогал у женщин, - сказал я. - А был наводчиком у банды. Но кто говорил ему с какими женщинами связываться, чтобы узнавать, когда и куда они выходят? Он сближался с ними, поил их, вывозил в свет, а затем ускользал на мгновенье к телефону и рассказывал соучастникам где действовать. Вот и вся моя версия. - Вот, оказывается, как, - осторожно сказал Амтор, - вы представляете Мэрриота в тесной связи со мной. Я чувствую небольшое отвращение к такой версии. Я подался вперед, и мое лицо теперь было на расстоянии фута от его лица. - Вы - шантажист. Как бы вы не выкручивались - это шантаж. И дело не в визитке, Амтор. Как вы говорите, у любого они могут быть. Не в марихуане даже - вы не будете заниматься такой дешевкой с вашими возможностями. Но на обратной стороне каждой визитки ничего не написано, чистое место. А на чистых местах, иногда бывает и на исписанных, проявляются какие-то невидимые надписи. Он сурово улыбнулся, но я едва ли заметил это. Его руки двигались по белому шару. Свет погас. Стало темно, хоть глаз выколи. 22 Я вскочил, отбросил стул ногой и вытащил пистолет из кобуры. Пиджак был застегнут, и я малость промедлил. Ощутил всем телом волну воздуха, а следом зловоние. В полной тьме индеец ударил меня сзади, прижал мои руки к бокам и стал меня поднимать. Я бы мог пострелять вслепую, но особого толку не было бы. И друзья далеко. Я отпустил пистолет и схватил индейца за запястья. Они были сальными, и мои руки соскользнули. Индеец поставил меня на место сильнейшим толчком, голова чуть не отлетела. Теперь он схватил меня за запястья. И вывернул мне руки. Уперся коленом в спину и согнул меня. Я пытался неизвестно зачем закричать. Ловил ртом воздух и не мог поймать. Индеец отшвырнул меня, в сторону и, когда я упал, обхватил туловище ногами. Его руки добрались до моей шеи. До сих пор я иногда просыпаюсь по ночам. Я чувствую эти руки и вонючий запах индейца. Я чувствую, как дыхание борется и сдается под натиском потных пальцев. Тогда я встаю, выпиваю глоток виски и включаю радио. Но не могу отмахнуться от воспоминаний, о том, что я почти потерял сознание, когда увидел, что снова зажегся свет, но уже кроваво-красный. Так увидели мои налившиеся кровью глаза. Мимо проплыло лицо, и рука мягко притронулась ко мне, хотя другие руки все еще сжимали мне горло. Мягко, словно через вату, прозвучал голос: - Пусть немного подышит. Пальцы ослабли. Я вывернулся из них, но что-то сверкнуло, и я получил жестокий удар по челюсти. - Подними его на ноги, - все тот же голос. Индеец поставил меня на ноги и потянул к стене, держа за вывернутые запястья. - Любитель, - печально, как сама смерть, промурлыкал голос, и твердый блестящий предмет снова ударил меня. И теплая струйка потекла по лицу. Я лизнул ее и почувствовал привкус железа и соли. Легкая рука обшарила мои карманы и занялась исследованием бумажника. Папироса исчезла, словно растворилась в сизой дымке, которая расстилалась передо мной. - Было три папиросы? - учтиво прозвучал голос, и я опять получил по челюсти чем-то блестящим. - Три, - выдавил я. - А где, вы сказали, остальные? - В моем кабинете, в столе. Снова металлический удар по лицу. - Возможно, вы лжете, но я смогу проверить. Передо мной маленькими красными огоньками сверкнули ключи. - Души его, - продолжал голос. Железные пальцы впились в мое горло. Я схватился за один из них и попытался вывернуть. - Прекрасно. Он учится, - комментировал все тот же мягкий голос. Снова что-то тяжелое со свистом сверкнуло в воздухе и двинуло меня в челюсть, точнее, в ту штуку, которая еще сегодня днем была моей челюстью. - Отпусти его. Он приручен, - тихо сказал голос. Тяжелые сильные руки исчезли, я рванулся вверх и попытался стоять ровно, не качаясь. Амтор мечтательно улыбался. Он держал мой пистолет в своей изящной руке, направив прямо мне в грудь. - Я бы мог проучить вас, но для чего? Грязный, ничтожный человек в грязном ничтожном мире, не так ли? - он улыбнулся очень красиво. Я, собрав остатки сил, ударил в эту улыбку кулаком. Удар получился не таким уж плохим. Он отшатнулся. Кровь потекла из обеих ноздрей, он удержался на ногах, распрямился и снова поднял пистолет. - Сядьте, дитя мое, - любезно предложил он. - Скоро ко мне придут посетители. Я так рад, что вы ударили меня. Такая встряска очень помогает. Я нащупал табуретку, сел на нее и опустил отяжелевшую голову, коснувшись щекой столика с белым шаром. Шар снова мягко сиял. Свет его очаровывал меня. Прекрасный свет и обволакивающая тишина. Похоже, я засыпал с окровавленным лицом на белом столе, а стройный красивый дьявол с пистолетом смотрел на меня и улыбался. 23 - Все в порядке, - прогромыхал кто-то. - Хватит тянуть резину. Я открыл глаза и сел. - Пошли в другую комнату, приятель! Я встал, как во сне. Пришли в приемную с окнами на всех стенах. За окнами - ночная темень. За столом сидела женщина с многочисленными кольцами на пальцах. Плотный коротышка удобно устроился в кресле возле нее. Меня легонько подтолкнули. - Садись здесь, приятель. Стул был ровный, удобный, но у меня не было настроения рассиживаться здесь. Женщина за столом громко читала книгу. Короткий пожилой человек с усиками слушал ее с отсутствующим выражением лица. Амтор стоял у окна, всматриваясь вдаль, где, должно быть, спокойно дышал океан, где был иной, манящий, таинственный мир. Он смотрел на океан так, будто любил его. Повернув голову, Амтор бегло глянул на меня. Я заметил, что кровь с лица он смыл, но нос увеличился раза в два. Я невольно улыбнулся, но тут же сморщился от боли, губы растрескались. - Ты повеселился, приятель? - голос того, кто уже помог мне прийти сюда. - Вижу, повеселился, - сказав это, он стал передо мной. Не трепещущий по ветру цветок, а за двести фунтов весом детина с гнилыми, в черных точках, зубами и голосом циркового зазывалы. Быстр в движениях, крепок, словно всю жизнь питался сырым мясом. Сам себе командир. Есть такие полицейские, которым наплевать на дубинку, с ним она или нет. Но в глазах его гнездился юмор. Широко расставив ноги, он держал мой бумажник и царапал его ногтем большого пальца, как будто ему доставляло огромное удовольствие портить вещи. - Частный детектив, а, приятель? Из большого грязного города, а? Дело о вымогательстве, а? Шляпа на затылке, видны пыльные каштановые волосы, потные и темные на лбу. Смешливые глаза в красных жилках. Я потрогал свое горло. Глотка болит, как будто побывала под катком. У этого индейца пальцы из закаленной стали. Смуглая женщина перестала читать и закрыла книгу. Пожилой человек с седыми усами кивнул и подошел к типу, который со мной разговаривал. - Фараоны? - спросил я, потирая подбородок. - А ты как думал, приятель? Полицейский юмор. У усатого коротышки один глаз немного косил и выглядел подслеповато. - Не из Лос-Анджелеса, - сказал я, глядя на усатого. За этот глаз его бы в Лос-Анджелесе уволили. Верзила полицейский вернул мне бумажник. Я просмотрел его содержимое. Деньги на месте. Визитки тоже. Все осталось без изменения. Я удивился. - Скажи что-нибудь, приятель, - сказал здоровяк. - Что-нибудь, что заставит нас полюбить тебя. - Верните мой пистолет. Он задумался. Я видел, как он думал. Было впечатление, что ему наступили на мозоль. - О, ты хочешь получить свой пистолет, приятель? - Он искоса посмотрел на усатого. - Он хочет пистолет, - объявил крепыш коротышке и снова посмотрел на меня. - А для чего тебе пистолет, приятель? - Я хочу застрелить индейца. - О, ты хочешь застрелить индейца, приятель. - Да, всего-то одного индейца. Он посмотрел на усатого и громогласно поведал ему: - Этот парень очень крут. Он хочет застрелить индейца. - Послушай, Хемингуэй, не повторяй за мной, - попросил я. - Я думаю, парень свихнулся, - сказал здоровяк, - он только что назвал меня Хемингуэем. Как полагаешь, у него все дома? Усатый кусал сигару и молчал. Высокий красавчик Амтор медленно отвернулся от окна и мягко произнес: - Возможно, он просто немного расстроился. - Я просто не вижу причины, зачем ему называть меня Хемингуэем, - волновался большой полицейский. - Меня зовут не Хемингуэй. Тот, что постарше, сказал: - Я не видел пистолета. Оба они посмотрели на Амтора. Амтор сказал: - Он у меня. Я отдам его вам, мистер Блейн. Гнилозубый здоровяк немного присел и склонился, дыша мне в лицо: - Зачем ты назвал меня Хемингуэем, приятель? - Не при дамах же об этом... - ответил я. Он выпрямился и посмотрел на усатого. Тот кивнул, повернулся и вышел через открывшуюся в стене дверь. Амтор последовал за ним. Наступила тишина. Женщина смотрела на крышку стола и хмурилась. Большой полицейский смотрел на мою правую бровь и удивленно качал головой из стороны в сторону. Дверь снова открылась, и усатый вернулся с моей шляпой в руке. Молча отдал ее мне. Также без слов вытащил из кармана и протянул мне. По весу "кольта" я понял, что он без патронов. Я воткнул его под мышку и встал. Гнилозубый сказал: - Поехали отсюда, приятель. Может быть, ветерок подбодрит тебя. - О'кей, Хемингуэй. - Опять он за старое, - печально вздохнул здоровяк. - Называет меня Хемингуэем, потому что, видите ли, дамы присутствуют. Наконец-то прорезался голос и у усатого: - Поторопись! Здоровяк взял меня под руку, и мы подошли к маленькому лифту. 24 Пройдя по узкому коридору вниз к черной двери, мы оказались на улице. Воздух был чист и свеж, туманные испарения океана не забирались на такую высоту. Я глубоко дышал. У дома стояла машина, обычный "седан" с частным номером. Здоровяк все еще держал мою руку. Открыв переднюю дверцу, он пожаловался: - Это, конечно, не высший класс, приятель, но ветерок приведет тебя в порядок. Тебя пока все устраивает? Мне не хотелось бы делать то, что тебе не нравится, приятель. - Где индеец? Он покачал головой и впихнул меня в машину. - О, да, индеец, - сказал он. - Тебе надо убить его стрелой из лука. Таков закон. А индеец на заднем сиденье. Я оглянулся. Никого там не было. - Черт, его здесь нет. Его, наверное, выкрали, - зубоскалил здоровяк и вполне искренне возмущался: - Ну ничего нельзя оставить в незапертой машине! - Поторопись, - подал голос усатый и сел на заднее сиденье. Здоровяк Хемингуэй обошел машину, втиснул свой живот между рулем и сиденьем, и "седан" тронулся с места. Мы развернулись и поехали вниз по бетонке, окаймленной кустами герани. Холодный ветер поднимался с океана. Издалека мигали звезды, но они были очень высоко и ни о чем не говорили. Мы доехали до поворота и без спешки покатили по бетонной горной дороге. - Как ты добрался сюда без машины, приятель? - Амтор за мной ее прислал. - Для чего, приятель? - Должно быть, он хотел меня видеть. - Хороший парень, - констатировал Хемингуэй. - Все отлично понимает. Он сплюнул через плечо и, крутанув баранкой, прекрасно вписался в очередной поворот. - Он говорил, что ты звонил ему по телефону, пытался забросить удочку. Но он считает, что лучше заранее познакомиться с парнем, с которым предстоит иметь дело. Поэтому он и послал свою машину. - Конечно, если он собирался вызвать знакомых фараонов. И мне точно не понадобилась моя машина, - сказал я. - О'кей, Хемингуэй. - Ага, опять? О'кей! У Амтора под столом микрофон, секретарша записывает весь разговор. И когда мы пришли, она прочитала его мистеру Блейну. Я повернулся и посмотрел на мистера Блейна. Он мирно курил сигару и не взглянул на меня. - Черта с два она записала наш разговор, - сказал я. - Скорее всего, у них наготове лежат эти записи, которые они заранее делают для таких случаев. - Может быть, ты бы рассказал нам, зачем хотел видеть этого парня, - вежливо предложил Хемингуэй. - Вас не устраивает уцелевшая половина моего лица? - Ах, нет. Мы не такие ребята, - сказал он с широкой улыбкой. - Вы довольно хорошо знаете Амтора, не так ли, Хемингуэй? - Мистер Блейн знает. Я только подчиняюсь приказам. - Кто такой мистер Блейн? - Это джентльмен, сидящий на заднем сиденье. - А кроме того, что он на заднем сиденье, что-нибудь из себя представляет? - А как же, конечно. Все знают мистера Блейна. - Хорошо, - сказал я, внезапно почувствовав усталость. Потом было еще больше поворотов, больше тишины, больше темноты, больше бетона и больше боли. Хемингуэй, сказал: - Сейчас мы среди парней, женщин нет, о твоей поездке к Амтору уже надоело трепаться, но одно еще меня беспокоит. Что же значит этот твой Хемингуэй? - Шутка, - сказал я. - Старая, старая шутка. - А кто такой Хемингуэй? - Парень, который все время говорит об одном и том же, пока ты, наконец, не начинаешь верить в то, что он абсолютно прав. - На это уходит чертовски много времени, - сказал здоровяк. - Для сыщика у тебя слишком сложные мозги. Ты ходишь со своими зубами? - Да, всего несколько пломб. - Ты чертовски везуч, приятель. Человек на заднем сиденье произнес: - Хорошо. Поверни здесь направо. - Понял. Хемингуэй повернул "седан" на узкую утрамбованную дорогу, проходившую по самому краю склона горы. Мы проехали еще с милю. Казалось, в мире существовал только запах полыни. - Здесь, - сказал усатый. Хемингуэй остановил машину и включил ручной тормоз. Он перегнулся через меня и открыл дверь. - Ну что ж. Было приятно познакомиться с тобой, приятель. Но, даст бог, больше не увидимся. Вылезай! - Я что, отсюда пешком пойду домой? С заднего сиденья донеслось: - Пошевеливайся. - Да, ты отсюда пойдешь домой, приятель. Это тебя устраивает? - Конечно. У меня будет время кое о чем поразмыслить. К примеру о том, что вы, парни, не из лос-анджелесской полиции. Но один из вас полицейский, а, может быть, и оба. Я бы сказал, что вы фараоны из Бэй Сити. Мне интересно, почему вы работаете не на своей территории. - Ты так говоришь, будто уже все это доказал, приятель. - Спокойной ночи, Хемингуэй. Он не ответил. Они оба молчали. Я начал выбираться из машины и поставил ногу на подножку. Голова кружилась. Человек на заднем сиденье сделал резкое движение, которое я скорее почувствовал спиной, чем увидел. Океан тьмы разверзся подо мной, очень глубокий, намного глубже самой черной ночи. Я нырнул в него. Дна не было. 25 В комнате не продохнуть от дыма. Он висел в воздухе тонкими линиями, как завеса из микроскопических капелек. В этой комнате я никогда раньше не был. В ней всего два окна с решетками. Я был в подавленном состоянии и ни о чем не думал. И чувствовал себя так, как будто проспал целый год. Но дым беспокоил меня. Я лежал на спине и думал о нем. Прошло довольно много времени, прежде чем я сделал глубокий вдох, от которого заболели легкие. Я заорал: - Пожар! Это меня рассмешило. Не знаю, что в этом было веселого, но я начал хохотать. Однако смех мне не понравился, Он звучал, как смех сумасшедшего. Нового крика хватило, чтобы где-то снаружи раздались быстрые шаги. Щелкнул замок, и дверь распахнулась. Человек впрыгнул в комнату и запер за собой дверь. Его правая рука потянулась к бедру. Человек был мал ростом и неимоверно толст. Одет в белый халат. Глаза черные и какие-то плоские, с серыми выпуклостями вместо век. Странные глаза. Я повернул голову на жесткой подушке и зевнул. - Не обращай внимания, парень. Вырвалось само, - миролюбиво сказал я, Он стоял, зло глядя на меня, его правая рука нависла над бедром. Зеленое злобное лицо, черные плоские глаза, кожа на руках в серых пятнах. - Может быть, ты снова хочешь оказаться в смирительной рубашке? - прорычал он. - Все в порядке, парень. Я очень долго спал, сны видел. Где я? - Где надо. - Похоже, приятное заведение, - сказал я. - Учтивые люди, хороший воздух. Я бы поспал еще немного. - Так-то будет лучше, - проворчал он и вышел. Дверь захлопнулась. Щелкнул замок. Шаги затихли. Толстяк не убрал дым. Он все еще висел посреди комнаты, как занавеска. Он не растворялся, не уплывал, не шевелился. В комнату откуда-то прорывался воздух, пригодный для дыхания, я его чувствовал, но дыму было все равно, Он висел серой сетью, сплетенной тысячей пауков. Меня заинтересовало, как пауков заставили работать вместе? Фланелевая пижама. Как в больнице округа. На пижаме никаких деталей, ни одного лишнего стежка. Грубый материал, воротник натирает шею, которая еще болит. Я начал вспоминать. В горле пекло, словно там дюжина ссадин. "А, индеец! О'кей, Хемингуэй. Вы хотите стать детективом? Хорошо зарабатывать? Всего девять простых уроков! По окончании обеспечиваем значком", - я рассуждал. Значит, я еще не на том свете. Горло болело, но пальцы, ощупывающие его, ничего не чувствовали. Казалось, что вместо пальцев - связка бананов. Посмотрел на руки. Пальцы как пальцы. Так себе. Была ночь. За окнами чернел необъятный мир. Белая полусфера светильника свисала на трех медных цепях в центре комнаты. Вдоль кромки светильника чередовались оранжевые и голубые выступы. Я уставился на них, одурев от дыма. Вдруг эти выступы стали раскрываться, как маленькие картофелины, и из них повысовывались головы. Кукольные, крошечные, но живые головы. На меня смотрело личико в капитанской фуражке, пушистая блондинка в разрисованной шляпке и худой человек с криво висящим галстуком, похожий на официанта в пляжном ресторанчике. Он открыл рот и ухмыльнулся: - Вы бы хотели бифштекс с кровью или его дожарить, сэр? Я закрыл глаза, зажмурился, а когда их снова открыл, то увидел только светильник из поддельного фарфора, висящий на трех цепях. Но дым все еще неподвижно висел в воздухе. Я взял простыню за уголок и вытер пот со лба онемевшими пальцами. Сдурел. Совсем сошел с ума. Я сел на кровати, осторожно опустил босые ноги и коснулся пола. Почувствовалось покалывание иголок и булавок. "Галантерея налево, мадам. Исключительно большие булавки направо". Ноги начали твердо чувствовать пол. Я встал. Но слишком резко. Ноги подкосились, и я, тяжело дыша, схватился за край кровати, а голос, исходивший откуда-то снизу, повторял одно и то же: "У тебя белая горячка... у тебя белая горячка... у тебя белая горячка". Я сделал первые шаги. Мотало, как пьяного. На маленьком эмалированном столике, расположенном между двумя зарешеченными окнами, стояла начатая бутылка виски. Я пошел к ней. Несмотря ни на что, в мире много хороших людей. Например, парень, оставивший мне полбутылки виски. У него такое же большое сердце, как надувной спасательный жилет. Я дошел до столика и, положив бесчувственные руки на бутылку, поднес ее ко рту. При этом вспотел так, как будто поднял один конец моста "Золотые Ворота". Я пил долго с неаккуратной жадностью. Затем осторожно поставил бутылку на место и обтер ладонью подбородок. У виски был необычный, очень терпкий вкус. Пока я осознал, что у виски странный вкус, я успел заметить умывальник, втиснутый в угол комнаты. Меня вырвало. Время, однако, текло. Агония рвоты, шатание, полубессознательное состояние, висение на краю раковины и жалкие потуги издать крик о помощи остались в прошлом. Полегчало. Я доковылял до кровати и повалился на спину. И снова стал, тяжело дыша, рассматривать дым. Он теперь виделся каким-то нереальным, неясным. Может быть, его вовсе не было, а мне он только привиделся. В следующее мгновение дым внезапно исчез, и свет из белой полусферы резко выделил каждый предмет. Я снова сел. Большой деревянный стул стоял у стены возле двери. Была еще одна дверь кроме той, через которую входил человек в белом халате. Дверь в кладовку, должно быть. И, может, там висят мои вещи. Линолеум, покрывающий пол, разделен на серые и зеленые квадраты. Стены покрашены в белый цвет. Чистая комната. Кровать, обычная больничная койка, только немного пониже и с прикрепленными к ней широкими кожаными ремнями на местах запястий и лодыжек. Комната хороша. Но как из нее побыстрее убраться? Сейчас я уже чувствовал все свое тело. Голова раскалывалась, горло болело, рука ныла. Что приключилось с рукой, я не мог припомнить. Закатав рукав пижамы, я рассеянно посмотрел на руку. От локтя до плеча она была покрыта следами от уколов. Вокруг каждого укола красовалось маленькое бесцветное пятнышко с двадцатипятицентовую монету. Наркотики. Меня ими нашпиговали, чтобы я не шумел. Может быть, вкололи скополамин, чтобы я стал разговорчив. Слишком много наркотиков. Все зависит от того, как ты сделан. Если крепок, то можешь прийти в себя. Галлюцинации постепенно пройдут. Стало ясно, что означают решетки на окнах и ремни на кровати, откуда взялись маленькие лица, голоса, дым. Я снова встал, но ноги не держали. И я ударился о противоположную стену. Это заставило, задыхаясь, снова лечь. Все тело зудело, и я исходил потом. Я чувствовал, как на лбу рождались капли пота, затем они медленно скользили по носу и попадали на губы. Мой язык глупо слизывал их. Я сел еще раз, дотянулся ногами до пола и встал. - О'кей, Марлоу, - сказал я себе сквозь зубы. - Ты крепкий парень. Шесть футов железного человека. Сто девяносто фунтов без одежды и с умытым лицом. Крепкие мышцы и стальная челюсть. Ты можешь все вынести. Тебя дважды огрели по голове, душили, били по лицу до потери сознания. Тебя накачали наркотиками и держали здесь, ожидая, когда ты станешь таким же сумасшедшим, как два вальсирующих мышонка. Ну что ж, посмотрим, сможешь ли ты сделать что-нибудь стоящее, например, надеть брюки. Сколько прошло времени, я не знал. У меня не было часов. Сердце прыгало, как испуганная кошка. Лучше лечь и заснуть. Лучше расслабиться на некоторое время. "Ты в плохой форме, приятель. О'кей, Хемингуэй, я слаб. Я не смог бы повалить вазы с цветами, не смог бы сломать спичку. Ничего. Я спокоен. Я иду. Я крепок. Я ухожу отсюда". Но снова лег на кровать. На четвертый раз получилось немного лучше. Я дважды пересек комнату, подошел к раковине, промыл ее, наклонился и стал пить воду из ладоней. Постоял немного, согнувшись. Опять выпил воды. Намного лучше. Я ходил. Ходил! Через полчаса ходьбы колени дрожали, но голова заметно прояснилась. Я выпил еще воды и еще, много воды. Я почти плакал, когда пил. Затем вернулся к койке. Прекрасная кровать. Ложе из розовых лепестков! Самая лучшая кровать в мире. Чтобы полежать пару минут на этой кровати, я бы отдал полжизни. Прекрасная мягкая кровать, прекрасный сон, прекрасные смыкающиеся ресницы и звук дыхания, темнота и безразмерная подушка... Но я ходил. Я был готов к разговору с кем угодно. 26 Дверь в кладовую была заперта. Стул был слишком тяжел для меня. Я снял простыни с кровати, сдвинул в сторону матрац. Под ним была соединительная рама с прицепленными к ней спиральными пружинами из черного металла дюймов по девять длиной. Я начал работать с одной из них. Самая тяжелая работа в моей жизни! Через десять минут у меня были два окровавленных пальца и тяжелая, упругая отсоединенная пружина. Я выпил воды, немного отдохнул, сидя на голых пружинах. Затем подошел к двери и заорал: - Пожар! Пожар! Пожар! Было короткое и приятное ожидание. В коридоре послышались тяжелые быстрые шаги, ключ неистово воткнулся в замок и резко повернулся. Дверь распахнулась. Я прижался к стене за открытой дверью. Дубинку на сей раз он держал в руке. Прекрасный маленький инструмент дюймов пяти в длину, покрытый коричневой кожей. Его глаза на мгновенье задержались на растрепанной кровати и начали шарить по сторонам. Я захихикал - сумасшедший ведь - и ударил его. Пружина опустилась точно в голову, и он упал на колени. Для надежности я стукнул еще разок. Он застонал. Тогда я взял дубинку из его обмякшей руки. Он жалобно выл. Я ударил его коленом по лицу. Колену было больно. Он мне не сказал, было ли больно его лицу. Так как он еще выл, я ударил его дубинкой, и он затих. Я достал ключ из двери, закрыл ее изнутри и обыскал его карманы. Еще ключи. Один из них подошел к двери в кладовку. Там висела моя одежда. Я просмотрел содержимое карманов. Деньги из бумажника исчезли. Что ж, пришлось подойти к человеку в белом халате. Он слишком много получает за такую работу. И я без угрызения совести позаимствовал у него деньжат. После чего с трудом взвалил его на койку, пристегнул руки и ноги ремнями и втолкнул в рот пол-ярда простыни. У него был разбит нос. Я немного постоял, чтобы убедиться, что он дышит. Мне его было жалко. Простой усердный парень, который боится потерять работу и хочет еженедельно получать деньги. Может быть, женат и есть дети. А все, чем он мог защитить себя, - это дубинка. Очень плохо. Это казалось несправедливым. Я поставил виски с какой-то примесью возле койки, куда он смог бы дотянуться, если бы его руки не были привязаны к кровати. Я потрепал его по плечу, почти плача над ним. Вся моя одежда, даже кобура и пистолет, правда, без патронов, висели в кладовке. Я оделся, помогая себе непослушными пальцами и сильно зевая. Человек на кровати лежал спокойно. Я оставил его, присмиревшего, и запер комнату. Снаружи оказался широкий безмолвный коридор с тремя закрытыми дверями. Ни звука не доносилось из-за них. Строго посередине коридора лежала бордовая дорожка до самого холла с большой старомодной лестницей, грациозным изгибом, ведущей в полутемный нижний холл, покрытый толстыми цветными коврами. Двустворчатая дверь из цветного стекла была выходом из нижнего холла. Никаких звуков. Старый дом, такие сейчас уже не строят. Он, возможно, стоит на тихой улице, перед ним разбит цветник, а сбоку стоит беседка, увитая розами. Строгий и тихий дом под ярким калифорнийским солнцем. А что внутри, никого не касается, а уж кричать громко здесь просто не позволяют. Я уже было сделал первый шаг по лестнице, как раздался кашель. Он заставил меня быстро осмотреться, и я увидел в холле, слева от меня, приоткрытую дверь. Я на цыпочках подошел к ней и стал ждать. Свет падал мне на ноги. Человек снова кашлянул. Глубокий кашель звучал мирно и расслабленно. Это меня не касалось. Мне надо было выбраться отсюда. Но любой человек, чья дверь в этом доме была открыта, интересовал меня. Покашливал, наверное, человек уважаемый, перед которым надо снимать шляпу. Я немного продвинулся в полосу света, зашелестела газета. Я видел часть комнаты. Обставлена она была именно как комната, а не камера. На темном комоде лежали журналы и шляпа. Окна с кружевными занавесками, хороший ковер. Взвизгнули пружины кровати. Тяжелый парень, солидный, как его кашель. Я протянул руку и кончиками пальцев приоткрыл дверь на пару дюймов пошире. Спокойно. Ничего в мире не было медленнее моей просовывающейся в щель головы. Я видел теперь всю комнату, кровать, человека на ней, переполненную окурками пепельницу, окурки на ночном столике и ковре. Дюжина измятых газет по всей кровати. Одну из них перед огромным лицом держала пара огромных рук. Я видел волосы над краем газеты. Густые, кучерявые, темные, почти черные. Полоска белой кожи под ними. Газета шевельнулась, я затаил дыхание. Человек на кровати не поднял глаз. Ему не мешало бы побриться. Есть такие парни: только побрился и хоть опять под бритву - вечная синева на скулах и бороде. А этого я видел раньше, на Сентрал Авеню, в негритянском заведении "Флорианс". Я видел его в кричащем костюме с мячами для гольфа, я видел его со стаканом сауэра в руке. И я видел его с армейским кольтом, выглядевшим игрушкой в его кулаке. Я видел кое-что из его работы. Он снова закашлял, поерзал по кровати, зевнул и протянул руку в сторону, чтобы взять с ночного столика потертую пачку сигарет. На кончике большого пальца вспыхнул огонь. Нос, как выхлопная труба, выдал солидную порцию дыма. - А-х, - вздохнул он, и газета снова закрыла его лицо. Я оставил его в покое и пошел к лестнице. Лось, мистер Мэллой, похоже, был в хороших руках. Я спустился вниз. И здесь где-то рядом были люди: мужской голос бормотал за закрытой дверью. Я подождал ответного голоса. Его не было. Ага! Телефонный разговор. Я подошел поближе к двери и прислушался. Голос был очень тих, ничего нельзя было разобрать. Наконец, после сухого щелчка, наступила тишина. Пора было уходить подальше отсюда. Поэтому я распахнул дверь и быстро шагнул в комнату. 27 Это был кабинет. Не большой, не маленький, выглядевший очень профессионально. Книжный шкаф со стеклянными дверцами и толстыми книгами внутри. На стенке аптечка первой помощи. Грелся белый эмалированный стерилизатор со множеством игл и шприцев. Широкий стол с регистрационной книгой, бронзовым резаком для бумаги, письменным столом, книжкой назначений и еще несколькими мелкими вещицами, не считая локтей задумчиво сидящего человека, обхватившего голову руками. Пальцы зарылись в волосы цвета мокрого песка и такие гладкие, что казались нарисованными на лысине. Я сделал еще три шага. Его глаза, наверное, увидели, как движутся мои туфли. Он поднял голову и взглянул на меня. Глубоко посаженные бесцветные глаза на пергаментном лице. Он опустил руки на стол, отклонился назад и посмотрел на меня безо всякого выражения. Затем его руки разошлись в беспомощном, но осуждающем жесте и одна из них была очень близка к краю стола. Я подошел еще на два шага и показал ему дубинку. Его указательный и безымянный пальцы продолжали двигаться к краю стола. - Звонок, - как можно убедительнее произнес я, - ничем вам не поможет. Я положил вашего крутого парня поспать. Его глаза стали сонными. - Вы очень больны, сэр. Очень, очень больны. Вам еще не стоило вставать. - Правая рука! - потребовал я и слегка ударил по ней дубинкой. Она свернулась, как раненая змея. Я обошел стол, улыбаясь, хотя веселиться не было повода. У него в ящике стола, конечно же, есть пистолет. У них всегда в столах есть пистолеты, но они ими пользуются слишком поздно, если вообще успевают до них добраться. Я достал его. 38-й автоматический, стандартная модель, похуже моего, но патроны подходили. В ящике я не нашел их, пришлось доставать из пистолета магазин. Человек немного пошевелился, глядя погрустневшими глазами. - Может, на полу тоже есть кнопка? - спросил я. - Не стоит ее нажимать. Именно сейчас я безжалостен. Любой, кто войдет, выйдет уже в гробу. - На полу нет кнопки, - с едва заметным иностранным акцентом откликнулся хозяин кабинета. Я поменял обоймы в пистолетах. Моя пустая была теперь в его пистолете. И я не забыл вытащить патрон из патронника его пистолета, а в своем один патрон дослать в патронник. После этого я вернулся на другую сторону стола и положил на него теперь уже бесполезный его пистолет. Захлопнув дверь, повернул ручку замка и вернулся к столу. Сел на стул. Силы мои были на исходе. - Виски! - потребовал я. Он развел руками. - Виски, - повторил я. Он подошел к шкафчику с лекарствами и достал плоскую бутылку с зеленой эмблемой и стакан. - Два стакана, - сказал я. - Я уже пробовал ваше виски. Он принес два маленьких стакана и наполнил их. - Сначала вы, - сказал я. Он слабо улыбнулся и поднял стакан. - За ваше здоровье, сэр, за его остатки, - он выпил. Я выпил следом и поставил бутылку возле себя, ожидая, когда тепло дойдет до моего сердца. Сердце начало сильно стучать. И снова в моей груди, а не повиснув на шнурке ботинка. - Мне приснился кошмар, - сказал я. - Глупости. Мне приснилось, что меня привязали к койке, нашпиговали наркотиками и заперли в пустой комнате. Я очень ослаб. Я спал, ничего не ел. Я был очень болен. Меня огрели по голове и притащили туда, где описанное выше со мной проделали. Им это доставило много хлопот. А я не такая уж важная персона. Он ничего не ответил. Он наблюдал за мной. В его глазах угадывалось раздумье. Ему, похоже, было интересно, сколько еще я проживу. - Я проснулся в комнате, наполненной дымом, - продолжал я. - Это была, конечно, галлюцинация, раздражение зрительного нерва или как там у вас это называется. Вместо розовых змей я видел дым. Я заорал, и тут же вбежал крутой парень и пригрозил мне дубинкой. Мне потребовалось немало времени, чтобы подготовиться и отнять у него ее. Я взял у него ключи, надел свою одежду и забрал свои деньги. И вот я здесь. Исцелен. Что вы сказали? - Я не сделал никакого замечания, - откликнулся он. - Но я хочу, чтобы вы его сделали, - сказал я. - Вижу, язык чешется, так оно просится наружу. Эта штучка, - я потряс дубинкой, - хорошее средство убеждения. Я вынужден был одолжить ее у вашего парня. - Пожалуйста, отдайте мне дубинку, - сказал он с обворожительной улыбкой палача, измеряющего рост своей жертвы в камере смертников. Немного дружеская, немного отеческая и немного любопытная одновременно. Вы бы полюбили эту улыбку, если бы у вас было достаточно времени до казни. Я подержал дубинку на весу и уронил ее в его раскрытую ладонь. - А теперь пистолет, - ласково сказал он. - Вы были очень больны, мистер Марлоу. Я вынужден настаивать, чтобы вы вернулись в кровать. Я смотрел на него. - Я - доктор Зондерборг, - сказал он, - и я не хочу никаких недоразумений. Он положил дубинку на стол перед собой. У него была улыбка замороженной рыбы. Его длинные пальцы шевелились, как умирающие бабочки. - Пистолет, пожалуйста, - еще ласковее сказал он. - Я настоятельно рекомендую... - Который час, надзиратель? Он немного удивился. Часы уже были на моем запястье, но они остановились. - Почти полночь, а что? - Какой день? - Конечно же, воскресенье, мой дорогой сэр. Я старался думать и держал пистолет так близко от доктора, что он мог бы попытаться схватить его. - Прошло 48 часов. Не удивительно, что у меня были припадки. Кто привез меня сюда? Он уставился на меня, и его левая рука начала подбираться к пистолету. Он, наверное, принадлежал к ассоциации блуждающих рук. Девочки могли бы с ним неплохо провести время. - Не заставляйте меня сердиться, - проговорил я. - Не заставляйте меня утратить мои светские манеры и безупречный английский. Сейчас же расскажите, как я сюда попал. Он был мужественным. Он рванулся за пистолетом. А я отдернул руку и положил ее на колени, еще крепче сжав пистолет. Он покраснел, схватил бутылку виски, налил себе и быстро выпил. Глубоко вздохнул, и брезгливая дрожь передернула его. Вкус виски ему не понравился. Наркоманам не нравится спиртное. - Как только вы выйдете отсюда, вас арестуют, - резко сказал он. - Вас поместил сюда блюститель порядка. - Блюститель порядка не сможет этого сделать. Это его немного озадачило. Лоб наморщился. На желтоватом лице отразилась тяжелая умственная работа. - Взболтайте и налейте еще, - посоветовал я. - Кто поместил меня сюда? Когда и зачем? Я очень зол сегодня. Я хочу танцевать в пене. Я слышу вопли привидений, предвещающих смерть. Я еще никого не застрелил за всю неделю. Говорите, говорите, доктор. Дерните струны древней скрипки, пусть польется нежная музыка. - У вас наркотическое отравление, - холодно сказал он. - Вы чуть не умерли. Я должен был три раза давать вам дигиталис. Вы дрались, вы кричали, вас надо было привязать, - его речь была такой быстрой, что, казалось, слова сами выскакивали изо рта. - Если вы покинете мою клинику в таком виде, у вас будут серьезные неприятности. - Вы сказали, что вы доктор. Доктор-медик? - Конечно. Я - доктор Зондерборг, как я уже сказал. - Вы не кричите и не деретесь, когда у вас наркотическое отравление, доктор. Вы просто лежите в коме. Проделайте еще и снимайте сливки, пожалуйста. Меня интересует только они. Кто притащил меня в ваше веселое заведение? - Но... - Никаких "но". Я сделаю из вас мокрую курицу, утоплю в бочке мальвазии. Или предпочитаете другой сорт? Впрочем, я бы сам отказался утопиться в вине. Шекспир знал толк в выпивке. Давайте примем еще лекарства, - я взял его стакан и налил еще парочку порций. - Вперед, Карлофф! - Вас сюда поместила полиция. - Какая полиция? - Естественно, полиция Бэй Сити, - его беспокойные желтые пальцы вертели стакан. - Вы же в Бэй Сити. - О, а у полицейского было имя? - Сержант Галбрейт. Он иногда патрулирует. В пятницу вечером Галбрейт вместе с другим полицейским обнаружил вас на улице в полубессознательном состоянии. И привел вас сюда, потому что было недалеко. Я подумал, что вы - наркоман, принявший слишком большую дозу. Но, возможно, я ошибаюсь. - Хорошая история. Не подкопаешься. Но зачем держать меня здесь? Он развел беспокойными руками. - Я говорил вам много раз, что вы были больны, да и сейчас еще не здоровы. Что бы вы сделали на моем месте? Мне приказали. - Тогда я должен вам заплатить. - Конечно, - он пожал плечами. - Двести долларов. Я немного отодвинулся вместе со стулом назад. - Дешевле пареной репы. Попробуйте взять эти деньги. - Если вы уйдете отсюда, - резко заявил он, - вас сразу же арестуют. Я встал, наклонился к его лицу и проговорил в него: - Не за то, что я уйду отсюда, Карлофф, не за то. Откройте стенной сейф! Он быстро встал. - Вы зашли слишком далеко. - Вы не откроете его? - Скорее всего, я не открою. - А я держу пистолет в руке. Он улыбнулся, слабо и печально. - Ужасный большой сейф, - сказал я. - Новый, наверное. А это - прекрасный пистолет. Вы не откроете? Ничего не изменилось в его лице. - Черт возьми, - сказал я. - Когда у тебя в руке пистолет, то люди делают все, что ты им скажешь. На этот раз не срабатывает, не так ли? Он улыбался. В его улыбке было садистское удовольствие. Я оперся о стол. Ноги скользнули назад. Мне становилось плохо. Я шатался у стола, а он ждал, приоткрыв рот. Я стоял, прислонившись к столу некоторое время, глядя ему в глаза. Когда я рассмеялся, улыбка упала с его лица, на лбу выступил пот. - Пока, - сказал я. - Отдаю вас в более грязные руки, чем мои. Входная дверь была открыта, я вышел и оказался в цветнике, обнесенном белым частоколом, и прошел через ворота. Дом оказался угловым. Холодная, безлунная ночь приняла меня в свои влажные объятия. Табличка на углу говорила, что это Дескансо Стрит. Дома светились огнями. Сирен патрульных машин не слышно, На другом углу перекрестка табличка с надписью "Двадцать третья улица". Я пробрался на двадцать пятую и пошел в направлении к 800-м номерам. Номер 819 - дом Энн Риордан. Мое убежище. Я прошел уже довольно много, когда обнаружил, что все еще держу пистолет в руке. Сирен не было. Я продолжал идти. Воздух приводил меня в чувство, но спиртное выветривалось, и мне становилось хуже. Вдоль улицы шли кирпичные дома, обсаженные елками, что более соответствовало Сиэтлу, нежели Калифорнии. В N_819 горел свет. Возле дома - крошечные белые ворота в высокой кипарисовой изгороди. Перед домом высажены розы. Я подошел к двери. Прислушался, прежде чем нажал кнопку звонка. Никаких сирен. Прозвенел звонок, и через некоторое время я услышал голос в одной из тех электрических штучек, которые позволяют разговаривать, не отпирая двери. - Что вам угодно? - Это Марлоу. Может, у нее перехватило дыхание, а может, электрическая штучка отрубилась. Дверь широко распахнулась, и мисс Энн Риордан стояла за ней в бледно-зеленом свободном костюме, глядя на меня. Ее глаза были расширены от испуга, а лицо при свете лампы на крыльце было неестественно бледным. - Господи, - простонала она. - Вы выглядите, как отец Гамлета! 28 На полу гостиной лежал рыжевато-коричневый ковер, стояли розовые стулья, камин из черного мрамора с высокой латунной подставкой для дров. Высокие книжные шкафы вмонтированы в стену. За грубыми кремовыми занавесками виднелись опущенные жалюзи. В комнате не было ничего женского, не считая высокого зеркала. Я полусидел-полулежал в глубоком кресле, положив ноги на стул. Я выпил две чашки черного кофе, затем кое-чего покрепче, затем съел два вареных яйца и гренок, а потом еще чашечку кофе с бренди. Все это я выпил и съел в обеденной комнате, но в ней я ничего не запомнил. Я был снова в хорошей форме, почти трезв, но желудок немного бунтовал. Энн Риордан сидела напротив меня, обхватив подбородок изящной рукой. Глаза спрятались в тени, отбрасываемой распущенными рыже-коричневыми волосами. Она выглядела озабоченной. Кое-что я ей рассказал, но не все, про Лося не рассказал. - Я подумала, что вы пьяны, - сказала она. - Я думала, что вы встретились с этой блондинкой и выпили, а потом пришли ко мне. Я думала... Я не знаю, что я думала. - Готов поспорить, вы не записали своих мыслей, - сказал я, оглядывая комнату. - Даже если бы вам заплатили за то, о чем вы думали. - У моего отца не было таких полицейских, - сказала она. - Не то что у этого жирного бездаря, теперешнего шефа полиции. - Ну, это не мое дело, - сказал я. - У нас было немного земли в Дел Рей. Сплошной песок, отца обманули. Но вдруг оказалось, что там нефть. Я кивнул и выпил из прекрасного хрустального стакана. Не знаю, что там было, но оно имело теплый приятный вкус. - Здесь бы мог поселиться парень, - сказал я. - Прямо въехать сюда. Все для него приготовлено. - Лишь бы это был стоящий парень. И был кому-нибудь здесь нужен, - сказала она. - У вас нет дворецкого. Какой интим! Она вспыхнула: - А вы-то хороши. Вас били по голове, искололи наркотиками, использовали лицо в качестве баскетбольного щита! Один Господь ведает, где всему этому конец. Я ничего не ответил. Я слишком устал. - По крайней мере, - сказала она, - у вас хватило мозгов заглянуть в папиросные мундштуки. Судя по вашему разговору на Астер Драйв, я подумала, что вы упустили из виду все на свете. - Эти визитки ничего не значат. Ее глаза впились в меня. - Вы сидите здесь и говорите мне после того, как вас зашвырнули в эту клинику два подозрительных полицейских, чтобы научить вас не совать носа в чужие дела? Этот психиатр - высококлассный бандит. Он выясняет перспективы, доит мозги, а затем говорит крутым парням, где и как взять драгоценности. - Вы действительно так считаете? Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего. Я покончил со стаканом и опять почувствовал усталость. Она не обратила на это внимания. - Конечно же, я так думаю, - сказала она, - а также и вы. - Думаю, вам немного посложнее. Ее улыбка была уютной и едкой одновременно. - Прошу прощения. Я забыла на мгновение, что вы - детектив. Этому делу следовало бы быть сложным, не так ли? Полагаю, здесь просто какие-то неприличные вещи, а дело само по себе простое. - Я бы так не сказал. - Хорошо. Я слушаю. - Я не знаю. Просто думаю так. Могу ли я еще выпить? Она встала. - Знаете ли, вам надо хоть изредка пробовать воду, - она подошла и взяла у меня стакан. - Этот будет последним. Она вышла из комнаты, и кубики льда застучали о стакан. Я закрыл глаза и стал слушать эти негромкие обыденные звуки. Если бы эти люди знали обо мне столько же, сколько я знал о них, подозревая в преступленьях, то пришли бы сюда искать меня. Вот была суматоха! Энн вернулась со стаканом. Ее холодные пальцы коснулись моих. Я их немного подержал, а потом нехотя отпустил, как утренний сон, когда солнце светит в глаза, а вы находитесь в волшебной дымке. Она покраснела, села в кресло и долго там устраивалась поудобнее. Закурила, наблюдая за тем, как я пью холодную жидкость. - Амтор - безжалостный парень, - сказал я. - Но я никак не могу в нем разглядеть мозг ювелирной банды. Возможно, я заблуждаюсь. Если бы он им был, и я бы знал еще что-то о нем, не думаю, что мне удалось бы выбраться из этой лечебницы живым. Но Амтор все же чего-то побаивается. Он не вел себя круто, пока я не заикнулся о невидимых надписях. Она по-прежнему смотрела на меня. - А были они там? Я улыбнулся. - Если и были, я-то их все равно не прочел. - Интересный способ прятать компромат о человеке, не так ли? В мундштуках. А если бы их никогда не нашли? - Я думаю, суть в том, что Мэрриот чего-то боялся. А карточки после его гибели были бы найдены. Полиция прочесала бы все карманы частым гребешком. Одно беспокоит меня. Если бы Амтор был шефом банды, то нечего было бы больше искать. - Вы имеете в виду, если бы Амтор убил его? Но то, что знал Мэрриот от Амтора, могло не иметь прямого отношения к убийству. Я откинулся назад, уперся в спинку кресла, покончил с выпивкой и, сделав вид, что я все это обдумываю, согласно кивнул. И сразу же возразил: - Но ограбление имеет связь с убийством. А мы предполагаем, что Амтор имел связи с грабителями. В ее глазах появилась хитринка: - Готова поспорить, вы чувствуете себя ужасно. Не хотели бы вы немного поспать? - Здесь? Она покраснела до корней волос. - Хорошая идея! А почему нет? Я не ребенок. Кому какое дело до того, что я делаю, когда и как. Я поставил стакан и встал. - У меня сейчас один из редких приступов деликатности. Не отвезли бы вы меня к ближайшей стоянке такси, если вы не очень устали? - сказал я. - Вы же, черт побери, ничего не понимаете, - зло сказала она. - Вам чуть не проломили голову и накачали черт знает какими наркотиками, и, я полагаю, все, что вам надо - это хороший сон, чтобы подняться утром посвежевшим и снова стать детективом. - Я, думаю, лягу спать немного позже. - Вам надо в больницу, чертов болван! Я почувствовал, что дрожу. - Послушайте, - сказал я. - У меня сегодня ночью не совсем ясная голова, и я не думаю, что мне следует торчать здесь слишком долго. Я этим людям не нравлюсь. И я ничего не смогу доказать, случись что. Все, что бы я ни сказал, будет противозаконным, а закон в этом городе здорово подгнил. - Это хороший город, - резко выкрикнула она, немного задыхаясь. - Вы не можете судить... - О'кей! Прекрасный город. Как Чикаго. Вы можете прожить там очень долго и не встретить томми-ган [автомат Томпсона]. Конечно, это хороший город. Он, возможно, не более продажный, чем Лос-Анджелес. Можно купить только часть большого города, а город такого размера, как Бэй Сити, можно купить целиком, в оригинальной упаковке и оберточной бумаге. Вот в чем разница. И поэтому я хочу поскорее отсюда уехать. Она встала, выставив вперед подбородок. - Вы отправитесь спать немедленно. У меня есть свободная спальня и... - Обещайте не запирать дверь в вашу комнату. Она снова покраснела и закусила губу. - Иногда я думаю, что вы лучше всех, - сказала она. - Но иногда я думаю, что вы самый отъявленный негодяй. - В любом случае, не отвезли бы вы меня к стоянке такси? - Вы останетесь здесь, - отрезала она. - Вы больны. - Я не настолько болен, чтобы у меня копались в мозгах, - сказал я с отвращением и быстро отвернулся. Она быстро выбежала из комнаты, в два шага достигнув коридора. Затем вернулась в длинном плаще поверх костюма и без головного убора. Ее рыжеватые волосы выглядели так же безумно, как и ее лицо. Она открыла дверь бокового выхода, ее шаги процокали по бетонной дорожке, и раздался звук открываемого гаража. Дверка в машине открылась и захлопнулась. Завелся мотор, и свет фар пробился через открытую боковую дверь. Я взял свою шляпу, выключил свет и обратил внимание на то, что на двери английский замок. Я оглядел комнату и вышел, захлопнув дверь. Комната была очень мила. В ней очень приятно было бы носить домашние тапочки. Я сел в подъехавшую машину. Энн Риордан всю дорогу выглядела злой, поджав губы. Она вела машину, как фурия. Когда я вышел перед своим домом, она буркнула ледяным голосом: "Спокойной ночи" и, развернувшись по центру улицы, исчезла из виду раньше, чем я успел достать ключи из кармана. Дверь в подъезд закрывалась в 11. Я отпер ее и прошел через пыльный вестибюль к лестнице. В лифте поднялся на свой этаж. Там горел слабый мирный свет. Молочные бутылки стояли у служебных дверей. В темноте неясно вырисовывалась красная дверь пожарной лестницы. Я был дома, в спящем мире, таком же безвредном, как спящий котенок. Я открыл дверь своей квартиры, вошел и принюхался. Домашний запах, запах пыли и табачного дыма, запах мира, где живут и продолжают жить люди. Я включил свет. Разделся и лег спать. Меня мучили кошмары, и я несколько раз просыпался в холодном поту. Но утром я снова был в порядке. 29 Я долго сидел на кровати в пижаме, все не решаясь подняться. Я чувствовал себя неважно, но не был так болен, как следовало бы после всего пережитого. Состояние, как после постоянной работы за заработную плату. Голова болела и казалась разбухшей и горячей, язык был сух, во рту и горле был песок, а челюсть ныла. Но у меня бывали деньки и похуже. Серое, туманное, еще прохладное утро, но день обещает быть теплым. Я с трудом поднялся и, помяв живот, потом желудок, почувствовал признаки тошноты. С левой ногой все было в порядке. Она не болела. Поэтому, очевидно, я должен был стукнуться ею о кровать. Я все еще извергал проклятья, когда раздался стук в дверь. Тот начальственный стук, когда хочется открыть дверь на пару дюймов, запустить в физиономию нахала сочную ягоду и снова захлопнуть дверь. Я открыл немного пошире, чем на дюйм. Передо мной стоял лейтенант Рандэлл в темном габардиновом костюме, в мягкой шляпе с загнутыми кверху полями, очень чистый и изящный, с важным видом и недоброжелательным взглядом. Он слегка толкнул дверь, и я отступил в сторону. Он вошел, закрыл за собой дверь и огляделся по сторонам. - Я ищу вас уже два дня, - сказал он, не глядя на меня. Его глаза оценивали комнату. - Я был болен. Он обошел комнату легкими пружинящими шагами. Его светлые волосы сияли, руки были в карманах, а шляпа под рукой. Для полицейского он был не очень крупного телосложения. - Не здесь? - спросил он, вытащил руку из кармана и положил шляпу на журналы. - В больнице. - В какой больнице? - В ветеринарной. Он дернулся, как будто я залепил ему пощечину, и слегка смутился. - Немного рановато для острот, не так ли? Я ничего не ответил, а закурил, затянувшись, и снова сел на кровать. - Таких, как вы, нельзя вылечить, - сказал он. - Разве что бросить в каталажку. - Я очень болен и еще не выпил кофе. Вы не можете ожидать от меня ума высокой пробы. - Я говорил вам, чтобы вы не работали по делу об убийстве. - Вы не Бог, - я затянулся еще раз. - Вы бы удивились, если бы узнали, сколько неприятностей я могу вам принести. - Возможно. - А вы знаете, почему я до сих пор ничего не предпринял в этом направлении? - Да. - Почему? - он аж согнулся, наклонившись вперед, зоркий, как терьер, с тем холодным выражением лица, которое рано или поздно должно было появиться. - Вы не могли найти меня. Он выпрямился и покачался на пятках. Его лицо слегка сияло. - Я думал, вы скажете еще что-нибудь, и собрался двинуть вам в подбородок. - Двадцать миллионов долларов не испугают вас. Но, наверное, вы получаете приказы. Он тяжело дышал, рот был приоткрыт. Очень медленно он достал из кармана пачку сигарет и разорвал обертку. Пальцы немного дрожали. Он взял с журнального столика спички, закурил, хотел бросить спичку на пол, но направил ее в пепельницу и затянулся. - На днях я вам кое-что советовал по телефону, - сухо сказал он. - В четверг. - В пятницу. - Да, в пятницу. Вы не послушались. Я понимаю почему. Но я не знал этого, когда вы свидетельствовали. Я просто предполагал линию действий, которая мне тогда показалась удачной. - А что я свидетельствовал? Он молча посмотрел на меня. - Не хотите ли кофе? - спросил я. - Он может сделать вас гуманнее. - Нет. - А я хочу, - я встал и направился в маленькую кухоньку. - Сядьте, - выпалил Рандэлл. - Я еще далеко не все сказал. Я все-таки пошел в кухню, налил воды в кофейник и поставил его на плиту. Затем выпил два стакана холодной воды из-под крана. Вернулся со стаканом в руке, остановился в дверях и посмотрел на Рандэлла. Он не пошевелился. Завеса дыма, как твердый предмет, стояла возле него. Он смотрел в пол. - В чем я был неправ, когда поехал к миссис Грейл по ее же приглашению? - Я сейчас говорил не об этом. - Да, но говорили немного раньше. - Она не посылала за вами, - он поднял глаза. В них все еще было холодное выражение, а свет из окна оттеняла его острые скулы. - Вы навязались ей и практически влезли в это дело. - Смешно. Насколько я помню, мы о деле даже не заикнулись. И не думайте, что в ее рассказе было что-то ценное. Заговаривание зубов, не за что зацепиться. И, конечно же, я предположил, что она с вами предварительно переговорила. - Да, она сказала мне, что эта пивнушка на Санта Моника - укрытие негодяев. Но это ничего не значит. Ни там, ни в отеле напротив для нас ничего нет. Дешевые подонки. - Она вам сказала, что я ей навязался? Он опустил глаза: - Нет. Я снова ушел на кухню и приготовил кофе. На этот раз Рандэлл пошел за мной и остановился в дверях. - Насколько я знаю, эта ювелирная банда работает в Голливуде добрых десять лет, - сказал он. - На этот раз они зашли слишком далеко - они убили человека, и я, кажется, знаю зачем. - Ну, если это действительно работа банды и вы ее накроете, то это будет первое расследованное убийство, совершенное бандой, за все время, пока я здесь живу. Я бы смог вспомнить и описать не менее дюжины. - Это хорошо с вашей стороны, что вы так говорите. - Исправьте меня, если я ошибаюсь. - Черт побери, - сказал он. - Вы правы. Пару дел на бумаге распутали, но только на бумаге, по ложным свидетельствам. Какой-то подонок теперь подкладывает эти дела под подушку, чтобы выше была. - Да. Кофе? - Если я его выпью, вы со мной поговорите по-человечески, с глазу на глаз, без головоломок? - Я попробую. Не обещаю излить все свои соображения. - Я обойдусь без некоторых, - едко сказал он. - У вас отличный костюм. Краска смущения появилась на его лице. - О, господи, чувствительный полицейский, - сказал я и подошел к плите. - Хорошо пахнет. Как вы его делаете? Я наливал кофе. - Французский способ. Грубо помолотый кофе, никаких фильтровальных бумажек. Я достал сахар из шкафчика и сливки из холодильника. Мы сели. - Вы шутили о том, что были в больнице? - Нет. Я попал в историю в Бэй Сити. Меня туда увезли. Частное лечение наркотиками и выпивкой. - Бэй Сити, а? Вам нравится работа с трудностями, Марлоу? - Нет, мне не нравится. Я просто попал в эти трудности. Меня дважды огрели по голове. Второй раз меня бил полицейский или просто человек, заявивший, что он полицейский. Меня били моим собственным пистолетом, меня душил индеец. Меня в бессознательном состоянии бросили в эту наркологическую лечебницу, заперли там, и, возможно, часть времени я пролежал, привязанным к кровати. И я ничего не смогу доказать, кроме того, что у меня действительно неплохая коллекция синяков, а левая рука невообразимо исколота. Рандэлл уставился на угол стола. - В Бэй Сити, - задумчиво произнес он. - Это название звучит, как песня. Песня в грязной ванной. - И что вы там делали? - Я туда не ездил. Полицейские привезли меня за городскую черту. Я навещал парня в Стиллвуд Хайтс. А это Лос-Анджелес. - Человек по имени Джул Амтор, - медленно сказал он. - А зачем вы стянули его сигареты? Я посмотрел в чашку. Проклятая девчонка! - Мне показалось забавным, что у Мэрриота еще одна коробочка с сигаретами. С марихуаной. Кажется, их делают в Бэй Сити. Он пододвинул свою пустую чашку ко мне, и я наполнил ее. Его глаза сантиметр за сантиметром осматривали мое лицо, как Шерлок Холмс осматривал след через увеличительное стекло. - Вам следовало бы сказать мне об этом, - печально произнес он, потянув немного кофе. Затем он вытер платком губы. - Но не вы утащили сигареты. Девушка мне все рассказала. - А, черт, - сказал я. - Парням в этой стране делать больше нечего. Везде и всегда женщины. - Вы ей нравитесь, - сказал Рандэлл, как вежливый сотрудник ФБР из кинофильма, немного грустно, но глубоко по-человечески. - Ей нет никакого дела до всех этих вещей, но вы ей нравитесь. - Она хорошая девушка. Но не в моем вкусе. - Вам не нравятся хорошие? - он закурил новую сигарету и отмахнул от себя дым. - Мне нужны гладкие, блестящие девочки, крутые и напичканные грехом. - Они вас обчистят, - безразлично заметил Рандэлл. - Конечно. Меня всю жизнь только и обчищают. Ну, а как наша беседа? Он улыбнулся в первый раз с утра. Возможно, в течение дня он позволял себе четыре улыбки. - Я от вас многого не добьюсь, - сказал он. - Я дам вам версию, но вы, возможно, уже ушли вперед меня. Этот Марриот жил за счет женщин, как мне сказала миссис Грэйл. Но он был еще и наводчиком у ювелирной банды. Он должен был обхаживать жертвы и обставлять спектакль. Не исключение - налет в прошлый четверг. Если бы Мэрриот не вел машину, если бы он не повез миссис Грэйл на Трок или не поехал бы домой по той дороге, мимо пивнушки, то никакого ограбления не было бы. - Мог бы шофер вести машину, - рассудительно сказал Рандэлл. - Это бы особо ничего не изменило. Но с Мэрриотом не могло произойти много налетов, иначе об этом стали бы говорить. - Главным пунктом такого вымогательства является то, что здесь жертвы ни о чем не распространяются, - сказал я. - Из соображений возврата драгоценностей по небольшой цене. Рандэлл отклонился назад и покачал головой. - Женщины говорят обо всем. Могли ходить слухи, что с Мэрриотом опасно выезжать. - Так, скорее всего, оно и было. Именно поэтому и убрали Мэрриота. Рандэлл тупо уставился на меня, размешивая воздух в пустой чашке. Я попытался налить ему кофе, но он отодвинул кофейник. - Продолжайте, - сказал он. - Полезность Мэрриота сошла на нет. О нем уже начали поговаривать, как вы уже предположили. Но из банды не уходят в отставку в положенное время. Этот последний налет был для него действительно последним. В самом деле, они запросили крайне низкий выкуп, принимая во внимание ценность ожерелья. Мэрриот, до сих пор не понимая, поддерживал с ними связь, но в то же время боялся. В последний момент он решил, что пойдет не один. И он придумал небольшой трюк, что если с ним что-нибудь случится, то у него найдут то, что укажет на человека, достаточно безжалостного и хитрого, чтобы быть мозгом банды, человека, обладающего солидным положением в обществе, позволяющего ему получать информацию о богатых женщинах. Это была детская уловка, но она сработала. Рандэлл покачал головой. - Банда могла его обыскать, раздеть, бросить труп в океан, наконец. - Нет. Они хотели, чтобы работа выглядела непрофессионально. Они не хотели бросать свой бизнес. У них в составе банды, наверное, был новый наводчик, - сказал я. Рандэлл опять покачал головой. - Человек, на которого указали сигареты, не тот. У него есть свой надежный способ вымогательства. Я наводил справки. Что вы о нем думаете? В его глазах не было никакого выражения, Совсем никакого. Я сказал: - Мне он показался смертоносным. Денег он зарабатывает своими сеансами не так уж много. В конце концов, его психиатрия - временное занятие в конкретном месте. Он - в моде, и все идут к нему, а через некоторое время о нем все забудут и дело его закончится. То есть, если он ничем, кроме психиатрии, не занимается. Как кинозвезда. Он бы мог проработать пять лет. Но дайте ему еще возможность хорошо использовать информацию, полученную от богатых пациентов, и он не остановится перед убийством. - Я присмотрюсь к нему тщательней, - сказал Рандэлл безо всякого выражения. - Но сейчас меня больше интересует Мэрриот. Давайте вернемся назад. К тому, как вы с ним познакомились. - Он позвонил мне. Выбрал мое имя из телефонной книги. По крайней мере, он так сказал. - У него была ваша визитка. - Конечно, я об этом забыл. - Вас не заинтересовало, почему он выбрал ваше имя? Не будем говорить о вашей памяти. Не ссылайтесь на нее. Я посмотрел на Рандэлла. Он начинал мне нравиться. У него было что-то под жилеткой, кроме рубашки. - Так вы именно за этим пришли? - спросил я. Он кивнул. - Остальное - это так, разговоры, - вежливо улыбнулся он. Я налил еще кофе. Рандэлл нагнулся и сбоку посмотрел на поверхность стола. - Пыль, - сказал с отсутствующим видом, выпрямился и взглянул мне в глаза. - Возможно, мне следовало бы подойти к этому с другой стороны. К примеру, я думаю, что ваши подозрения по поводу Мэрриота верны. В его сейфе, который мы чертовски долго искали, оказалось двадцать три тысячи наличными, а также несколько приличных долговых обязательств и акт доверительной собственности на недвижимость на Вест 54 Плейс. Он вытащил ложечку из чашки, положил ее на блюдце и улыбнулся. - Это интересует вас? - спросил он. - Номер 1644 Вест 54 Плейс? - Да, - ответил я. - А еще в сейфе Мэрриота лежали ювелирные изделия - приличная подборка. Но я не думаю, что он их украл, очень вероятно, что ему их дали. Он боялся их продавать. Я согласился: - Он чувствовал, что они ворованные. - Да. А акт доверительной собственности сначала меня не заинтересовал. Но потом я им занялся. И вот как. Мы получаем сообщения об убийствах и таинственных смертях из отдаленных районов. Считается, что мы их сразу же читаем. Это правило, как и то, что нельзя обыскивать без ордера и искать у парня пистолет без причин. Но мы нарушаем правила. Мы вынуждены иногда так поступать. Я не обращал на кое-какие сообщения внимания до сегодняшнего утра. Затем я прочитал одно, об убийстве негра на Сентрал в прошлый четверг. Убил бывший заключенный Мэллой, по кличке Лось. И был свидетель. И провались я на этом месте, если это не вы. Он улыбнулся в третий раз: - Нравится? - Я слушаю. - Понимаете, это было только сегодня утром. Я прочитал имя человека, давшего сообщение, и оказалось, что я его знаю. Это - Налти. Я сразу понял, что дело потерпит неудачу. Налти такой парень... Вы бывали когда-нибудь на Крестлайн? - Да. - Недалеко от Крестлайн есть место, где стоит много старых вагонов, из которых сделали небольшие домики. Я сам живу в том районе, но, конечно, не в вагоне. Верьте или нет, но эти вагоны привезли на грузовиках, и так они там стоят без колес. Так вот, Налти неплохо было бы работать тормозным кондуктором на этих вагонах. Так вот. Я позвонил Налти, а он все мямлил, ходил вокруг да около, сплевывал несколько раз и, наконец, сказал, что у вас есть идея о девушке Велме, с которой когда-то Мэллой был в хороших отношениях, и что вы пошли навестить вдову парня, который заправлял кабачком, где произошло убийство, когда тот еще был для белых и где работал в то время Мэллой и эта девочка. А адрес этой вдовы 1644 Вест 54 Плейс, место, на которое у Мэрриота был акт доверительной собственности. - Да? - Я подумал, что для одного утра достаточно совпадений, - сказал Рандэлл, - и вот я здесь. Мне кажется, что я продвинулся достаточно далеко. - Вся беда в том, - сказал я, - что на самом деле все немного сложнее. Эта Велма умерла, если верить миссис Флориан. У меня есть ее фото. Я вышел в комнату и залез в карман пиджака. Фотографии были на месте. Я достал их, принес на кухню и бросил карточку с Пьеро на стол перед Рандэллом. Он внимательно изучил ее. - Никогда раньше не встречал, - сказал он. - А это тоже она? - Нет, это из газеты, миссис Грэйл. Это дала мне Энн Риордан. Он посмотрел на фотографию и кивнул: - За двадцать миллионов я бы на ней женился. - И еще я должен кое о чем вам сказать. Прошлой ночью я был так чертовски безумен, что хотел поехать туда в одиночку и разобраться. Я имею в виду эту лечебницу на углу 23-й стрит и Дескансо в Бэй Сити. Этим заведением властно управляет некто Зондерборг, который утверждает, что он врач. С другой стороны, он заведует убежищем негодяев. Я видел там Лося Мэллоя, в комнате. Рандэлл замер. - Точно? - В нем нельзя ошибиться. Это огромный парень, необычайно огромный. Он ни на кого не похож. Он сидел, глядя на меня и не двигаясь. Затем очень медленно он отодвинулся от стола и встал. - Поехали к Флориан. - А как Мэллой? Он снова сел. - Расскажите мне подробнее. Я рассказал. Он слушал, не сводя глаз с моего лица. Мне показалось, что он даже не моргнул. Он дышал приоткрытым ртом и не шевелился. Его пальцы легко постукивали по краю стола. Когда я закончил, он сказал: - Доктор Зондерборг - как он выглядел? - Как наркоман и торговец наркотиками, - я, как мог, описал его Рандэллу. Он вышел в комнату и сел у телефона, набрал номер и довольно долго разговаривал. Затем он вернулся. Я как раз закончил приготовление порции кофе и сварил пару яиц. Я сел за стол и решил позавтракать. Рандэлл сел напротив меня и подпер рукой подбородок. - Специалист штата по наркоманам приедет туда и осмотрит все. Изучит окружение доктора. Может быть, у него будут соображения. Мэллоя он не возьмет. Тот ушел через десять минут после вас из этой лечебницы, готов поспорить. - Почему не полиция Бэй Сити? - я посолил яйцо. Рандэлл ничего не ответил. Когда я поднял на него глаза, его лицо было пунцовым и выражало неудобство. - Из полицейских, - сказал я, - вы - самый впечатлительный. - Поспешите с едой. Нам надо ехать. - Мне надо принять душ, побриться и одеться. - Вы не смогли бы поехать в пижаме? - съязвил он. - Город так же куплен, как и все эти людишки? - спросил я. - Тот город принадлежит Лэйрду Брюнетту. Говорят, он выложил тридцать тысяч, чтобы выбрать мэра. - Брюнетт - тот парень, который владеет клубом Бельведер? - И двумя игорными кораблями. - Но это в нашем округе, - сказал я. Он посмотрел на свои чистые блестящие ногти. - Мы заедем к вам в офис и заберем две оставшиеся сигареты, - сказал он. - Если они еще там. Если же вы одолжите ваши ключи, я съезжу и возьму сигареты, пока вы бреетесь и одеваетесь. - Мы поедем вместе, - сказал я. - Мне нужно просмотреть почту. Он кивнул, соглашаясь, сел и закурил сигарету. Я побрился, оделся, и мы уехали в машине Рандэлла. У меня была почта, но моего внимания она не заслуживала. Две разрезанные папиросы никто не тронул, кабинет не обыскивали. Рандэлл взял папиросы, понюхал их и спрятал в карман. - Он забрал у вас одну визитку, - пробормотал он задумчиво. - На ее обратной стороне ничего не было, поэтому остальные его не беспокоили. Я полагаю, Амтор не очень испугался, просто подумал, что вы - мелкий вымогатель. Поехали! 30 Любопытная старушка высунула нос из-за двери, принюхалась, как будто слишком рано зацвели фиалки, посмотрела на улицу обшаривающим взглядом и кивнула седой головой. Мы с Рандэллом сняли шляпы. Это выглядело верхом галантности. Кажется, старушка меня вспомнила. - Доброе утро, миссис Моррисон, - сказал я. - Не могли бы мы зайти к вам на минуточку? Это лейтенант Рандэлл из управления. - Боже мой, я в смятении. У меня большая утюжка, - на одном дыхании сообщила она. - Мы не займем у вас и двух минут. Она отступила в сторону, мы проскользнули через коридор в ее небольшую гостиную с кружевными занавесками на окнах. Запах глаженого белья исходил из глубины дома. Она закрыла входную дверь с такой осторожностью, будто та была сделана из песочного теста. На этот раз на ней был бело-синий передник. Глаза так же остры, и подбородок не вырос. Старушка припарковалась в футе от меня, выдвинула лицо вперед и посмотрела в глаза. - Она его не получила. Я выглядел мудрецом. Важно кивнув, посмотрел на Рандэлла, и Рандэлл тоже кивнул. Он подошел к окну и посмотрел на дом Миссис Флориан. Потом почти на цыпочках вернулся, держа шляпу под рукой, обходительный, как французский граф в школьном спектакле. - Значит, не получила? - переспросил я. - Нет. В субботу было первое. Первое апреля - никому не верю. Хи-хи-хи! - она остановилась и попыталась вытереть глаза фартуком, но потом вспомнила, что он - резиновый. Это ее расстроило, и на лице появилось занудливое выражение. - Когда почтальон не завернул к ней, прошел мимо, она выбежала и позвала его. Он покачал головой и пошел дальше. Она вернулась домой и так хлопнула дверью, что я удивляюсь, как не вылетело стекло в окне. Она была как сумасшедшая. Старушка резко обратилась к Рандэллу: - Покажите ваш знак, молодой человек. Вот от этого молодого человека в прошлый раз пахло виски. Я ему никогда полностью не доверяла. Рандэлл достал из кармана сине-золотой эмалированный знак и показал старушке. - Выглядит, как настоящий, - заключила она. - В воскресенье ничего не произошло. Она выходила за выпивкой и вернулась с двумя полными квадратными бутылками. - Джин, - сказал я. - Это даст вам представление. Приличные люди не пьют джин. - Приличные люди вообще не пьют спиртного, - отчеканила старушка. - Да, - согласился я. - Наступает понедельник, то бишь сегодня, и почтальон снова проходит мимо. На этот раз она действительно огорчилась. - Догадливый умник, не так ли, молодой человек? Не дает людям рта раскрыть. - Простите, миссис Моррисон. Для нас это очень важное дело... - А вы, молодой человек, кажется, не утруждаете себя разговором. Молчальник. - Он женат, - сказал я. - У него есть опыт. Ее лицо побагровело и напомнило мне цианоз. Ужасно неприятно. - Убирайтесь из моего дома, пока я не позвала полицию! - заорала она. - Перед вами стоит офицер полиции, мадам, - коротко подал голос Рандэлл. - Вы в безопасности. - Что ж, пусть так, - допустила она. Багровый оттенок начал сходить с ее лица. - Я не буду обращаться к этому человеку. - Миссис Флориан и сегодня не получила заказного письма - это так? - Нет, не получила, - ее голос был резок. Она стала очень быстро говорить. - Прошлой ночью здесь были люди. Я их не видела. Знакомые возили меня вчера в кино. Как только мы вернулись - нет, как только мои знакомые уехали - от соседнего дома тронулась машина. Быстро, без огней. Я не увидела номера. Она косо взглянула на меня вороватыми глазами. Мне стало интересно, почему они вороватые. Я подошел к окну и поднял кружевную занавеску. Человек в сине-серой униформе приближался к дому. Человек нес тяжелую кожаную сумку на боку, на голове - форменная шапка с козырьком. Я отвернулся от окна, улыбаясь. - Вы ошибаетесь, - сказал я ей. - В следующем году вы будете играть в третьей лиге. - Не остроумно, - заметил Рандэлл. - Посмотрите в окно. Он посмотрел, и лицо его посуровело. Рандэлл неподвижно стоял, глядя на миссис Моррисон. Он чего-то ждал, наверное, какого-то неземного звука. Звук не заставил себя ждать. Это был звук чего-то, опускаемого в почтовый ящик на входной двери. Почтальон пошел дальше и не остановился у дома миссис Флориан. Сине-серая куртка поплыла дальше. Рандэлл повернул голову и спросил с ледяной вежливостью: - Сколько утренних доставок почты в этом районе? Старушка Моррисон попыталась не показать виду, что испугалась. - Одна, - резко сказала она. - Одна утренняя и одна после обеда. Ее глаза бегали по сторонам. Кроличий подбородок дрожал. Ее пальцы теребили оборку сине-белого фартука. - Утренняя доставка была только что, - сказал Рандэлл. - Заказные письма приносит постоянный почтальон? - Ей их приносили во время специальной доставки, - проскрипела старушка. - О-о. Но в субботу она выскочила из дому и разговаривала с почтальоном, когда он не зашел к ней. И вы ничего не говорили о специальной доставке. Было приятно смотреть, как Рандэлл работает со старушкой, но, слава Богу, слава Богу, что это не со мной. Ее рот открылся, и зубы заблестели тем блеском, который бывает у зубов после ночного пребывания в стакане с жидкостью. Затем она издала квакающий звук, сдернула с себя фартук и выбежала из комнаты. Рандэлл посмотрел на дверь, через которую выбежала миссис Моррисон. Он устало улыбался. - Старая история, - пожал он плечами. - Такая наша работа. Начала она с тех фактов, которые она знала. Но эта информация ей показалась недостаточно полной и недостаточно захватывающей. Поэтому она немного добавила от себя. Он повернулся, и мы вошли в коридор. Слабый звук рыдания донесся из-за тонкой стены. Для кого-то это выглядело бы символом победы, но для меня это было просто рыданием старушки, в котором нет ничего приятного. Мы тихо вышли из дома, закрыли входную дверь и постарались, чтобы не стукнула экранная дверь. Рандэлл надел шляпу, пожал плечами, разведя руками. Все еще слышался звук плача. Спина почтальона маячила через два дома. - Такая наша работа, - вздохнув, сказал Рандэлл. Мы подошли к дому Флориан. Белье так и болталось на проволоке, желтое и негнущееся. Мы поднялись по лестнице и позвонили. Никакого ответа. Мы постучали. Никакого ответа. - В последний раз было не заперто, - сказал я. Рандэлл попробовал открыть дверь, заслонив свои движения телом, чтобы не увидела старушка. Дверь на этот раз была закрыта. Мы спустились с крыльца, обошли дом и остановились с другой стороны, где любопытная старушка нас не могла увидеть. Экранная дверь заднего входа была на крючке. Рандэлл постучал, у Никакого ответа. Он спустился назад по двум изношенным ступенькам, давно забывшим, что такое краска, прошел по заросшей дорожке и открыл скрипучую дверь в деревянный гараж. В нем было полно всякой всячины. Замызганные старомодные бельевые ящики, которые не пригодились бы на дрова, заржавевший садовый инвентарь, куча старых жестянок. В каждом верхнем углу ворот сидело по жирному пауку в соответствующих неопрятных сетях. Рандэлл поднял щепку и с отсутствующим взглядом убил их. Он снова запер гараж, вернулся к задней двери и снова постучал. Никто не ответил. Подождал. Позвонил. Результат тот же. Рандэлл медленно приблизился ко мне и, скосив глаза через плечо на улицу, предложил: - Заднюю дверь легче открыть. Эта старая курица ничего не увидит. Она слишком много выдумывает. Он поднялся по ступенькам, просунул лезвие ножа в щель экранной двери и поднял крючок. Мы вошли в тамбур перед основной дверью из струганных досок. Рой мух поднялся из грязных проржавевших жестянок. - Господи, ну и жизнь! - брезгливо прошипел Рандэлл. Замок легко поддался пятицентовой отмычке. Но дверь была на засове. - Это меня удивляет, - сказал я. - Думаю, она ушла. Она слишком неряшлива, чтобы так запираться. - Ваша шляпа старше моей, - сказал Рандэлл, глядя на стеклянное окошко в двери. - Одолжите ее мне, и я выдавлю стекло. А, может быть, нам надо работать поаккуратнее? - Вышибайте засов, да и все. Кому здесь какое дело? - Ну, что ж, попробуем. Он шагнул назад и ударил по двери ногой. За дверью хрустнуло и что-то ударилось об пол. Дверь подалась на несколько дюймов. Мы открыли ее с трудом, подняли с линолеума металлический предмет и положили его на подоконник возле девяти бутылок из-под джина. На кухне в закрытые окна бились мухи. В доме дурно пахло. Рандэлл остановился в центре и стал тщательно осматривать пол. Затем он прошел через подпружиненную дверь, не прикасаясь к ней, если не считать хорошего пинка ногой, которым ее открыл, и она больше не закрылась. В гостиной ничего не изменилось. Радио не работало. - Хороший приемник, - сказал Рандэлл. - Стоит дорого. Если за него платили. Он опустился на колено и осмотрел ковер. Затем он подошел к приемнику сбоку и вытянул ногой шнур. Постоял, подумал и стал изучать надписи на передней панели приемника. - Да, - сказал он. - Хороший и большой. - Воткните вилку в розетку, работает ли он. Может, он был включен. Рандэлл воткнул вилку в розетку на плинтусе, и шкала засветилась. Выключатель на приемнике не трогал. Мы ждали. Раздалось непонятное бормотание, и вдруг из динамика начал исторгаться мощный звук. Рандэлл подскочил к шнуру и выдернул его. Звук резко оборвался. Мы быстро вошли в спальню. Миссис Джесси Пиерс Флориан лежала по диагонали на своей кровати в домашнем платье, головой к низкой спинке. Ножка кровати была измазана чем-то темным, на что охотно садились мухи. Она умерла довольно давно. Рандэлл не притронулся к ней. Он долго смотрел на труп, а потом глянул на меня с волчьим оскалом. - Мозги на лице, - сказал он. - Тема одна, вариации разные. Только здесь поработали голыми руками. Но какими? Посмотрите на синяк на шее, на расстояние между следами пальцев. - Смотрите сами, - сказал я и отвернулся. - Бедный старик Налти! Теперь это не просто убийство черномазого. 31 Блестящий черный жук с розовой головкой и розовыми пятнами на спинке, не торопясь, деловито полз по полированному столу Рандэлла, раскачивал парой усиков, как будто проверял направление ветра перед взлетом. Полз немного покачиваясь, как ходят старушки, нагруженные покупками. Парень, сидящий за соседним столом, говорил по старомодному аппарату с длинным микрофонным рупором, поэтому его голос казался голосом из тоннеля. Он говорил полуприкрыв глаз, положив большую руку на стол. Между костяшками указательного и среднего пальцев дымилась сигарета. Жук достиг края стола, но все равно продолжал маршировать. Именно поэтому он упал на пол и, лежа на спине, стал слабо шевелить лапками. После этого он прикинулся мертвым, но на него никто не обратил внимания, поэтому тут же перевернулся на живот и медленно пополз к углу комнаты, идя в никуда. Громкоговоритель сообщил оперативную сводку о налете в Сан-Педро, к югу от 44-й улицы. Налет совершил человек средних лет в темно-сером костюме и фетровой шляпе. Последний раз его видели бегущим по 44-й улице, после чего он скрылся за домами. "Приближаться осторожностью, - сообщил диктор. - Подозреваемый вооружен револьвером 32 калибра и только что ограбил владельца греческого ресторана по адресу 3966 Сан-Педро". В громкоговорителе что-то щелкнуло, диктор замолчал, и другой голос стал монотонно оглашать список угнанных автомобилей, повторяя каждый пункт по два раза. Открылась дверь, и вошел Рандэлл со стопкой машинописных листов. Он быстро пересек комнату, сел за стол напротив меня и пододвинул ко мне какие-то бумаги. - Подпишите четыре экземпляра, - сказал он. Я подписал четыре экземпляра. Розовый жук достиг угла комнаты и стал нащупывать усами площадку для взлета. Казалось, он немного озадачен. Поразмыслив, жук направился к другому углу. Я закурил, а парень, говоривший по телефону, вдруг резко встал и вышел из кабинета. Рандэлл откинулся на спинку кресла, глядя, как всегда, холодно и учтиво. Он всегда был готов смотреть с отвращением или с восхищением. Как требовала обстановка. - Я скажу вам кое-что, - вкрадчиво сказал он. - Чтобы вы отказались от новых бредовых идей, чтобы не пытались что-нибудь предпринимать, чтобы может быть, ради Бога, вы отказались от этого дела. Я ждал. - Никаких отпечатков на той свалке, - продолжал он. - Вы понимаете, о чем я говорю. Сетевой шнур был выдернут, но включала радио, вероятно, она сама. Это довольно очевидно. Пьяные любят громкую музыку. Если вы пришли в перчатках, чтобы убить, и вы включаете радио, чтобы заглушить выстрелы или что-нибудь еще, вы можете тем же способом его и выключить. Но это было сделано не так. Шея у этой женщины сломана. Она была уже мертва, когда убийца стал сворачивать ей голову. Зачем ему это было делать? - Я слушаю вас внимательно. Рандэлл нахмурился. - Возможно, он не знал, что сломал ей шею. Эта Флориан его огорчила. Дедукция, - он печально улыбнулся. Я выпустил дым и отмахнул его от лица. - А почему она его огорчала? Большое вознаграждение получил какой-то тип, когда во "Флориансе" взяли Мэллоя за ограбление банка в Орегоне. Мэллой мог это заподозрить, а, может быть, он был в этом уверен. И он хотел выколотить эти деньги у вдовы Флориана. Я кивнул. Все, сказанное Рандэллом, заслуживало кивка. Рандэлл продолжал: - Он взял ее за шею всего один раз, пальцы не соскальзывали. Если мы возьмем его, то, возможно, мы сможем доказать, что это его пальцы отпечатались на шее убитой. А, может быть, и не сможем. Врач считает, что это произошло прошлой ночью, не раньше. Время киносеансов, все в кино, поэтому никто из соседей не заметил Мэллоя у дома миссис Флориан. Но все это похоже на Мэллоя. - Да, - сказал я. - Но с Мэллоем все в порядке. Он, вероятно, не хотел ее убивать. Он просто необычайно силен. - Это ему не поможет, - мрачно заметил Рандэлл. - Мне кажется, что Мэллой - не убийца. Он убивает, если его загнали в угол, а не из удовольствия и не из-за денег, тем более женщин. - Это важное замечание? - сухо спросил Рандэлл. - Может быть, у вас достаточно сведений, чтобы определить, что важно, а что нет. Я не знаю. Он долго смотрел на меня. Так долго, что диктор успел огласить новое сообщение об ограблении греческого ресторана в Сан-Педро. Подозреваемого задержали. Им оказался 14-летний мальчик-мексиканец, вооруженный водяным пистолетом. Рандэлл подождал, пока закончится сообщение, и продолжал: - Мы подружились сегодня утром. Давайте и останемся в таких отношениях. Езжайте домой, отдохните. Вы выглядите очень плохо. Позвольте и моим полицейским разобраться с убийством Мэрриота, найти Мэллоя, ну и так далее. - Мне Мэрриот заплатил, - сказал я. - Я нашел работу. Меня наняла миссис Грэйл. Вы хотите, чтобы я бросил работу и жил на свои жировые запасы? Он снова хмуро посмотрел на меня. - Я знаю. Вам дали аттестат, который только на то и годится, чтобы висеть на стене в вашем кабинете. С другой стороны, любой капитан-полицейский под горячую руку сделает из вас все, что ему угодно. - Только не с Грэйлами за моей спиной. Он обдумал это замечание, совсем не допуская, что я прав хотя бы наполовину, поэтому нахмурился сильнее и застучал пальцами по столу. - Так мы понимаем друг друга, - сказал он после паузы. - Если вы испортите это дело, у вас будут неприятности. Может быть, вы и вывернетесь из них и на этот раз, не знаю. Но шаг за шагом вас начнут в этом блокировать, и вам будет чертовски трудно работать. - Любому частному детективу приходится с этим сталкиваться каждый божий день. - Вы не можете расследовать убийства. - Я внимательно вас выслушал. Я не собираюсь уйти отсюда и начать делать вещи, которые не может сделать большое полицейское управление. Если у меня и есть какие-нибудь маленькие частные дела, так они на самом деле - маленькие и частные. Он медленно наклонился над столом, его неутомимые пальцы постукивали, как побеги тропического растения в стену дома миссис Флориан. Светлые волосы блестели, холодные глаза неподвижно смотрели на меня. - Давайте пойдем дальше, - сказал он. - Амтор уехал. Его жена, она же секретарша, не знает или не хочет говорить куда. Индеец тоже исчез. Вы предъявите иск этим людям? - Нет. Я ничего не докажу. Он взглянул с облегчением. - Жена сказала, что никогда о вас не слышала, что же касается двух полицейских из Бэй Сити, если только они действительно полицейские, то это вне моей досягаемости. Я не хотел бы связываться ни с чем запутанным. В одном лишь я уверен - Амтор не имеет отношения к гибели Мэрриота. Сигареты с визитками - подброшенная улика. - Доктор Зондерборг? Рандэлл развел руками. - Весь притон исчез. Люди прокурора инкогнито прибыли туда без ведома властей Бэй Сити. Дом заперт и пуст. Ребята туда, конечно же, влезли. Везде видны следы спешных попыток все подчистить, но осталась куча отпечатков. Потребуется неделя, чтобы обработать все это. Сейчас ребята трудятся над стенным сейфом. Возможно, в нем наркотики и еще что-нибудь. Мне кажется, что этот Зондерборг уже попадался, не в наших местах, правда, или за аборт, или за легкие пулевые ранения, или за изменение отпечатков пальцев, или за незаконное использование наркотиков. Если все это также подпадет под федеральное законодательство, мы получим большую помощь. - Он сказал, что он врач, - сказал я. Рандэлл пожал плечами. - Может быть, был когда-то. Может, не будем гадать. Возле Палм Спрингс сейчас работает парень, которого обвинили в торговле наркотиками в Голливуде пять лет назад. Он был виновен, как черт, но сработала протекция. Он выпутался. Что-нибудь еще волнует вас? - Что вы знаете о Брюнетте? - Он играет в азартные игры, зашибает много денег без особых трудов. - Хорошо, - сказал я и стал подниматься. - Все это звучит вполне разумно. Но это придвинуло нас к разоблачению банды грабителей, убившей Мэрриота. - Я не мог вам сказать всего, Марлоу. - Я этого и не жду, - спокойно сказал я. - Кстати, Джесси Флориан сообщала мне во время моего второго посещения, что она когда-то также была служанкой в доме Мэрриота. Вот почему он посылал ей деньги. Есть ли какие-нибудь доказательства этого? - Да. Письма в сейфе. От миссис Флориан с благодарностями. - Рандэлл явно терял самообладание. - Теперь, может быть, вы уйдете домой и не будете соваться не в свои дела? - Очень мило со стороны Мэрриота так заботиться о письмах бывшей служанки, не так ли? Рандэлл поднимал глаза, пока взгляд не остановился на моей макушке. Затем он немного опустил веки, глядя так на меня секунд десять. Затем улыбнулся. Он ужасно много улыбался в тот день, наверное, использовал недельный запас. - У меня есть мысль на этот счет, - сказал он. - Она безумна, но такова уж природа человеческая. Мэрриот всю жизнь чего-то боялся. Все мошенники - азартные игроки, в большей или меньшей степени, а все игроки - суеверны. Я думаю, Джесси Флориан была талисманом для Мэрриота. Пока он о ней заботился, с ним ничего не могло случиться. Я повернул голову и поискал жука. Он уже попробовал два угла и полз к третьему. Я подошел, поднял его и вернул на стол. - Смотрите, - сказал я. - Эта комната на девятнадцатом этаже. А этот маленький жучок заполз сюда, чтобы найти друга. Меня. Мой талисман, - я осторожно завернул жука в платок и спрятал в карман. Рандэлл ошалело смотрел на меня. Его губы шевелились, но он ничего не говорил. - Я вот думаю, чьим талисманом был Мэрриот? - сказал я. - Не вашим, приятель, - в его голосе был едкий холод. - Возможно, и не вашим, - мой голос был таким, как всегда. Я вышел из комнаты и закрыл дверь. Я спустился на скоростном лифте к выходу на Спринг Стрит у фонтана Сити Холл, развернул платок и выпустил жука на клумбу. В такси по пути домой меня интересовало только одно: сколько времени понадобится жуку, чтобы снова долезть до бюро убийств. Я вывел машину из гаража и пообедал в Голливуде, прежде чем отправиться в Бэй Сити. Стоял прекрасный солнечный день с мягким ветерком. Я выехал на Третью улицу и проехал мимо Сити Холл. 32 Трехэтажное здание с колокольней наверху выглядело неказисто для такого процветающего города. В колокол, наверное, звонили при пожарах в старое доброе время. Бетонная дорожка, покрытая трещинами, вела к открытым двустворчатым дверям, в которых толпились, очевидно, продажные адвокаты, ждущие какого-нибудь происшествия, чтобы сделать из него деньги. В меру упитанные, в дорогих костюмах и с дешевыми манерами. Они пропустили меня, потеснившись на пару дюймов. Я вошел в длинный темный коридор, который последний раз мыли, похоже, в день торжественного вступления в должность Маккинли. Деревянный знак: "Справочное бюро управления" указывал на обшарпанную стойку, за которой дремал человек в полицейской форме, а рядом с ним сидел другой, в штатском, похожий на кабана. Когда я спросил, где кабинет шефа, штатский оторвал взгляд от вечерней газеты, сплюнул в корзину, стоявшую футах в десяти от него, зевнул и сообщил, что кабинет шефа находится наверху. Второй этаж был почище и посветлее. Дверь со стороны океана, почти в самом конце коридора, имела табличку: "Джон Вокс. Шеф полиции. Входите". Внутри оказалось невысокое деревянное ограждение, а за ним сидел человек в форме и стучал по клавишам пишущей машинки двумя пальцами, иногда подключая третий. Он взял мою визитку, потянулся до хруста в позвоночнике и попросил подождать. А сам протиснулся в дверь из красного дерева, на которой тоже была табличка: "Джон Вокс. Шеф полиции. Посторонним вход воспрещен". Человек в форме вернулся и открыл для меня дверь в ограждение. Я вошел во внутренний кабинет и закрыл дверь. Стол из мореного дуба стоял в глубине комнаты, как у Муссолини, и вам надо было пройти до него приличное расстояние под взглядом глаз-бусинок. Я подошел к столу и невольно уперся взглядом в еще одну табличку, стоявшую на нем. Рельефные буквы сообщали: "Джон Вокс. Шеф полиции". Я подумал, что уже теперь-то это имя врезалось в мозг, как осколок, и посмотрел на человека, сидящего за столом. Тяжеловес с короткими волосами и просвечивающимся через них розовым скальпом. Маленькие, голодные глаза, беспокойные, как блохи. Желтовато-коричневый костюм, кофейного цвета рубашка и галстук, кольцо с бриллиантом, бриллиантовая булавка в галстуке и три положенных кончика платка, выступающих на три положенных дюйма из нагрудного кармана. Пухлая рука держала визитку. Он демонстративно прочитал ее, перевернул, прочитал с другой стороны, где ничего не было написано, положил ее на стол и придавил пресс-папье в виде бронзовой обезьяны, как будто хотел быть уверенным в том, что для визитки, во избежание ее пропажи, надежнее места нет. Он протянул мне свою розо