олодые люди, Римо решительно подошел к
автомобилю и потребовал, чтобы коммивояжер убирался прочь.
     Тот  пригрозил позвать  полицию.  Заметив  на  его  пальце  обручальное
кольцо, Римо посоветовал ему пригласить заодно и его жену.
     -  Ну  и  дрянная   же  авиалиния!  Никогда  не  видел  такого  плохого
обслуживания, - сказал коммивояжер.
     - Мы хотим его подвезти, - вмешалась в разговор Холли.  - Имеем  полное
право.
     - Подвезите лучше меня, - потребовал Римо.
     - А вот этого не будет.
     - Давай подвезем его, - сказал мужчина на переднем сидении.
     -  Зачем нам нужен этот сукин  сын! -  взорвалась Холли. -  С нами едет
другой  мужчина, а он пусть катится ко всем чертям. Этот  подонок - стюард с
самолета, и я скорее провалюсь, чем позволю ему сесть в машину.
     Молодой  человек на переднем сидении не  пытался урезонить девушку, как
сделала бы ее мать, или докопаться до  причины  недовольств, как поступил бы
отец.  Не  нужно   ему  было,  как  ее  педагогам,  и  устанавливать  мостик
взаимопонимания.
     Он поступил гораздо эффективнее. Врезал ей по зубам. И довольно сильно.
     - Мы с радостью подвезем вас, - сказала Холли.
     -   Премного   обязан,  -   поблагодарил  Римо.  -   Вы,  вижу,   много
путешествуете.
     - Только по необходимости, - отозвался молодой человек.
     Самолет   приземлился   в   аэропорту  Ралей-Дэрем,   и   молодые  люди
поинтересовались, в  каком  направлении  Римо  лучше ехать  - к Университету
Дьюка или к Чейпл-Хилл.
     - Мне главное - поболтать, - сказал Римо.
     - Мы тоже любим поговорить, - заверил его молодой человек.
     Он  провел рукой  по  карману  рубашки,  и Римо  понял, что именно  там
находится оружие, хотя оттуда торчал только желтый платок.
     Автомобиль  остановился у небольшого  леска,  где  молодые люди  решили
устроить пикник. Они объявили, что умирают с голода,  и начали сладострастно
расписывать вкус  цыплят, поджаренных,  с румяной корочкой, сочных  крабов в
соусе и тающего во рту шоколада. Римо подташнивало при мысли о такой еде, но
он  помалкивал, понимая, что они  стараются этими разговорами вызвать у него
аппетит.
     Остановив  машину,  они  вместе  с  Римо  прошли  по  узкой тропинке на
лужайку, где распаковали корзину с едой.
     -  Простите,  -  сказал молодой  человек, сидевший на  переднем сидении
рядом с водителем, - можно накинуть этот платок вам на шею?
     - Валяй, - ответил Римо.
     Выходит, никакого оружия внутри платка не было. Платок сам был оружием.
Остальные молодые люди схватили  его за  руки и  за  ноги. Платок обвил шею,
затягиваясь все туже. Римо, сопротивляясь, напряг нужные мышцы. Он лежал, не
двигаясь, а вся молодежь навалилась на него.
     Душитель продолжал затягивать платок. Римо не шевелился.
     - Ей по душе его муки. Она возлюбила их!
     - Да  возлюбила, как  же!  - возразил  водитель. -  Смотри,  он даже не
покраснел.
     Римо усилием воли поднял кровяное давление, и лицо его раскраснелось.
     - Вот теперь, вроде, пошло, - сказал водитель.
     -  Теперь  Она наслаждается  его  муками,  - снова затянула свою  песню
Холли.
     - Но почему он не умирает? Затягивай сильней, - потребовал водитель.
     Петля затягивалась  все  туже. На лбу  фанзигара выступил пот.  Суставы
пальцев побелели, запястья  напряглись до предела. Холли Роден  ухватила  за
один  конец  румала,  помогая  тянуть.   Теперь  она  действовала  заодно  с
фанзигаром. Но демон, которого собирались принести в жертву Кали, улыбнулся,
и румал разорвался пополам.
     - Привет, - сказал Римо. - А теперь поговорим начистоту  об убийствах и
грабежах.
     - Ты все еще не мертв? - удивился фанзигар.
     - Не буду спорить, - сказал Римо.
     Водитель в страхе бросился к машине. Римо ухватил его  сначала за  одну
ногу, потом  за  другую и с силой ударил о ствол  дерева, сломав позвоночник
надвое. Тело дернулось и затихло.
     Фанзигар  открыл  в  изумлении рот.  Когда  он  увидел,  что  стало,  с
водителем,  его  стало  рвать. Тело товарища  сложилось  пополам  -  затылок
несчастного касался пяток.
     - Теперь уже не делают крепких людей, - сказал Римо.  - Вот, к примеру,
неандерталец - тот был  основательный  мужик.  Прочный, как  скала. Стукнешь
неандертальцем по дереву  - оно и сломалось. А этот... только взгляните. Ему
уже ничем  не поможешь. С ним покончено. Шмяк об дерево  - и  такой грустный
финал. Что скажешь, ангелочек?
     - Это вы  мне? -  спросила  Холли  Роден.  Она все  еще  сжимала в руке
половину желтого платка.
     - Тебе, ему - наплевать -  кому, - сказал Римо.  - Так  что же все-таки
происходит?
     - Мы исполняем обеты, лежащие в основе нашей религии. Это наше право, -
сказал фанзигар.
     - Зачем вы убиваете людей?
     - А  зачем католики служат  мессу? Зачем протестанты  поют свои хоралы?
Зачем евреи исполняют канты?
     - Душить и грабить - плохо, - назидательно сказал Римо.
     - Это ваше мнение, - сказал фанзигар.
     - Вам доставит удовольствие, если я убью вас?
     - Валяйте. Да здравствует смерть!
     Римо заколебался. Он взглянул на девушку.  Та была так же спокойна, как
и юноша. Потому-то он и не почувствовал запаха смерти в самолете.
     - Валяйте, - повторил юноша.
     -  Непременно,  -  отозвался Римо. - Если  вы так  настаиваете, -  и он
швырнул юношу как куль прямо в корзину с провиантом.
     - Да здравствует боль! - выдохнул юноша, испуская дух.
     -  Что все это значит? - спросил Римо у девушки. Холли Роден взирала на
изуродованное  тело. Как быстро, как  легко! Раз  - и  человек ломается, как
сухая  тростинка. Она чувствовала, как  тепло разливается  по ее  телу, а  в
животе  что-то сладко заныло. Как прекрасно!  Этот странный  человек  убивал
быстро и легко. Ничего подобного  она  раньше  не видела. Только сейчас  она
по-настоящему  почувствовала вкус смерти.  Та может быть прекрасной, если ее
приносит могучая сила. Не ползком перебираться в  вечность, а мгновенно - от
мощного  удара  об дерево.  Она взглянула  на фанзигара - он распластался на
земле, словно конфетная обертка.
     Холли перевела взгляд на  Римо. Красивый темноглазый мужчина с широкими
скулами. Его  пронзительный  взгляд обдал жаром ее тело. Она отчаянно хотела
его. Всего целиком.  Чего  бы  от него  ни исходило - смерть или  жизнь. Его
тело, его руки... Смерть и  страсть -  одно целое. Ей  открылась тайна Кали.
Смерть - это сама жизнь. Они едины.
     Холли Роден упала к ногам Римо и стала покрывать поцелуями его стопы.
     - Убей и меня, - просила она. - Подари мне смерть. Во имя ее.
     Римо отступил,  и девушка поползла на коленях за этой прекрасной силой,
дарующей смерть. Она ползла  по тропе, камни ранили ее колени, обагряя землю
кровью. Она стремилась к мужчине, желая служить ему.
     -  Убей меня, -  молила  она. В  устремленных  на  него глазах  застыла
мольба. - Убей меня. Во имя Ее. Смерть прекрасна.
     И  тут впервые  в жизни Римо бежал. Он бежал с этой лужайки от чего-то,
что не мог понять. Бежал, даже не зная, от чего бежит.
     В аэропорту  он наткнулся на Чиуна,  который останавливал  всех подряд,
требуя подписать петицию.  Но увидев Римо, старик  тут  же спрятал бумагу  в
кимоно, поняв, что случилось нечто серьезное.
     До самого  Нового Орлеана Чиун не позволил себе ни одного  критического
замечания  в адрес Римо, не жаловался на судьбу, не говорил,  что ему выпало
несчастье тренировать  белого, а когда  они сошли с самолета,  даже похвалил
Римо:
     - Хорошо двигаешься и дышишь.
     - Не беспокойся обо мне, папочка. Просто мне надо подумать.
     - Понимаю, сказал Чиун. - Поговорим, когда ты сам этого захочешь.
     Но даже поздно вечером, устроившись в новом отеле, они не поговорили по
душам. Римо лежал без сна и глядел на звезды. Чиун с беспокойством следил за
Римо, а ночью убрал свои петиции в дорожный чемодан.
     Петиции могут подождать - случилось, он знал, нечто более важное.
        Глава шестая
       Ожидая,  когда принесут завтрак,  Бен Сар Дин все еще переживал из-за
сорока долларов. Завтракать пришлось не в любимом дорогом ресторане - сейчас
он не мог себе этого позволить.
     Выйдя  из  ресторана,  он  пошел  бродить по  улицам.  С  Америкой явно
неладно. Если вы покупаете билет на самолет и посылаете трех людей выполнить
определенную работу, а того, что они приносят, не хватает на приличную еду с
десертом, то дело обстоит из рук вон плохо. С экономикой. И со всем прочим.
     Люди   делали  состояния,  собирая  средства  в   помощь  революционным
движениям, которые вряд  ли были  больше бандитской шайки. Один йог продавал
некое  тайное  слово за  двести долларов,  и к  нему всегда  стояла  очередь
недоумков.
     Некоторые  секты  имели  свои  особняки. Другие  владели  корпорациями,
которые вскоре могли  попасть в книгу 500 самых крупных состояний. Некоторые
преуспевающие йоги покупали целые города, разъезжали в Роллс-ройсах, а те же
недоумки бросали цветы к их ногам.
     А что было у Бен Cap Дина?
     Ашрам,  полный психов, готовых  убить  за сорок  долларов  - только  бы
поглазеть на  судороги жертвы. А  он из-за них  теряет деньги. Бизнес с Кали
начался неплохо, но теперь психам больше по душе убийства, чем  грабеж, а он
- на грани разорения.
     В  стане  неограниченных возможностей раз вам не удается делать  деньги
убийством и грабежом, то как их еще добыть?
     Ему  захотелось  взять  честно заслуженный  премиальный купон  компании
Джаст  Фолкс  и улететь куда-нибудь подальше. Но  разжиревшим  рукам  тяжело
теперь шарить  по чужим  карманам,  и к тому  же  он привык к роли духовного
вождя американской молодежи. В этот  полный волнений и тревог  вечер  больше
всего  его заботило то,  что он смутно чувствовал:  ашрам мог принести много
денег.  У  него  были  бесплатные  помощники  и  божество,  достойное,   как
показывала практика, поклонения.
     Но как  выкачать из этого деньги?  Хорошие деньги. Рассылать  по стране
большие группы? Не  выход,  нет. А  что, если все вернутся с пустыми руками?
Это только увеличит денежные потери.  Снизить расходы? Дальше некуда.  Более
дешевыми платками вообще никого не задушишь. Он попробовал раз купить вместо
желтых  белые  платки,  но   это  вызвало  бурю  негодования  среди  паствы,
настаивающей на прежнем цвете. А  как можно  спорить с  людьми,  которым  не
платишь ни пени?
     Покупать билеты на еще  более дешевые  авиарейсы? Но там, скорее всего,
встретишь  одну голь,  без  цента в  кармане. Его  психи, прикончив  жертву,
смогут принести разве что талоны на бесплатное питание.
     Бен Сар Дин явственно ощущал, что круг вокруг него сужается, и не видел
из него выхода.
     И тут,  впав  в черное отчаяние, он вдруг  услышал  ангельские голоса -
прекрасная песня,  полная  веры  и  наслаждения бытием,  неслась  к небесам.
Оглядевшись, Бен Сар Дин  увидел, что забрел в район  негритянской  бедноты.
Сладостные звуки неслись из церкви. Он вошел в нее и сел в последнем ряду.
     Священник пел вместе с хором. В проповеди он говорил об аде и спасении,
но  больше всего  он говорил о чудесной  ткани, которая помогает  в насущных
делах,  а  в  сочетании  с  чудодейственным  соком  может  исцелить подагру,
ревматизм, кишечные болезни и рак легких.
     Когда служба закончилась, Бен Сар Дин подошел к священнику.
     - Что тревожит тебя, брат? - спросил священник
     Ти  Ви  Уокер,  энергичный  мужчина,  черное  лицо  которого  прорезали
глубокие   морщины,  а  пальцы  больших  рук  унизывали  золотые  перстни  с
бриллиантами. Перед Бен Cap Дином стоял глава Церкви Быстрого Спасения.
     - Бизнес идет плохо, - пожаловался Бен Сар Дин.
     - Какой у тебя бизнес? - спросил Уокер.
     - Религиозный.
     - Значит,  из наших,  -  залился смехом  Уокер,  а когда  Бен  Сар  Дин
объяснил ему, что практикует индийскую  веру, Уокер поинтересовался, сколько
ему перепадает за неделю.
     - Раньше дела шли неплохо, но теперь денежки уплывают из рук.
     -  Если не знаешь,  как управлять финансами,  дело  - дрянь.  Я вот что
делаю:  выбираю самую  уродливую  прихожанку,  трахаю  ее  от души, а  потом
передаю в ее  руки управление финансами.  Она  из кожи лезет, чтобы дела шли
хорошо. Этому я научился у отца, он тоже был священником - из тех, что рычат
на свою паству и спуску не  дают.  Поступай, как он, и твои прихожане станут
кроткими, как овечки. Ори на них.
     - У меня несколько иной круг верующих, - сказал Бен Сар Дин.
     - Да все они одинаковы. Людям нравится, когда на них кричат.
     - Нет, они другие. Я их боюсь.
     - Вот возьми это, -  сказал Уокер и  протянул ему небольшой, отделанный
серебром автоматический пистолет.
     По  его словам, священнику неудобно носить  большое оружие,  а этот,  с
перламутровой рукояткой, можно засунуть в карман пиджака или брюк. Его отец,
сказал Уокер, носил с собой кинжал.
     - Мои - просто психи, - признался Бен Cap Дин. - Я правду говорю. Сущие
психи. На них нельзя орать. Вы не понимаете.
     -  Послушай, толстяк. Я покажу, как управляться с твоими психами. Но не
даром, - сказал Уокер. - За вознаграждение.
     - Ты станешь на них орать?
     - Они у меня присмиреют, вот  увидишь.  А  когда я  приберу их к рукам,
помни... бери самую уродливую и пусть она решает за тебя все проблемы.
     Бен Cap Дин окинул взглядом крупную фигуру священника. А кто его знает?
Может, угомонит их. А когда все вернется в прежнюю колею, уж он им объяснит,
что возвращаться с сорока долларами в румале - большой грех, особенно в наше
время, когда на такую сумму даже поесть прилично нельзя.
     - Ладно, черномазый, - согласно кивнул Бен Сар Дин. - По рукам.
     - Как ты сказал? - встрепенулся Ти Ви Уокер.
     - Что-то не так?
     - Только черномазый может называть другого так.
     - А меня  все так называют, - попытался  оправдаться смущенный  Бен Сар
Дин. - Я думал, что это нас объединяет, делая братьями по крови.
     - Нет. Ты, конечно, довольно темный, но говоришь не по-нашему.
     - Это британские империалисты внесли смуту, - оправдывался Бен Сар Дин,
попытавшийся передать  в  одной  фразе основной  тезис  стран Третьего мира,
который гласит, что за все в ответе белые. Впрочем, если так думать, никогда
не будешь виноват.

     Священник Уокер тщетно  искал взглядом в ашраме кафедру.  Только голый,
хорошо отполированный  пол, статуя святой с  множеством  рук и довольно-таки
уродливым  лицом. И  никакого, даже отдаленного,  запаха готовящейся еды. По
ашраму бродили туда-сюда очень тихие, очень белые и очень молодые люди.
     - Когда начинается служба? - спросил Уокер у Бен Сар Дина.
     - Не знаю. Обычно они сами выбирают время.
     - Зря. Этому надо положить конец. Кто в конце концов глава церкви? Надо
прочитать им хорошую проповедь.
     Взгляд его  упал  на хорошенькую блондинку, она  пребывала в  радостном
возбуждении, щеки  ее  раскраснелись.  Ладно уж, на  этот раз,  ради  своего
смуглого  собрата,  он сделает  исключение  и  выберет не самую  безобразную
женщину. Иногда надо обращать внимание и на хорошеньких.
     - Братья и сестры, - пробасил он.
     Жаль, что нет кафедры, он бы стукнул как следует по дереву. И еще жаль,
что нет  стульев и привычно обращенных к нему лиц.  Половина  молодых  людей
уткнулась головой в  пол, а взгляд другой  половины был  устремлен на него -
туда, где стояла статуя.
     - Мы должны идти правильным путем, - завопил во всю мощь преподобный Ти
Ви Уокер. -  Не болтаться, не трепаться. Хотите Богу  угодить,  надо денежки
платить.
     Молодые люди по-прежнему  не обращали на  него внимания. А он-то думал:
такие стихи -  беспроигрышный вариант. Они практически никогда не подводили.
Один чернокожий  проповедник даже выставил свою кандидатуру на президентских
выборах, хотя всего лишь  умел выразить свое представление об атомном веке в
стихах для дошкольников.
     Священник недоумевал,  отчего эти  молодые люди совсем не  реагируют на
его слова.
     - Ну, что ж, если не действует проповедь, может, они клюнут на пение?
     Его  богатый  голос разнесся по  всему ашраму,  он говорил о сладостном
взаимопонимании, очистительном страдании, призывал к вере. Уокеру нравилось,
как он это делал. Но молодежь по-прежнему никак себя не проявляла. А ведь он
выкладывался перед этими сопляками основательно.
     Тогда Уокер громко  хлопнул в ладоши, привлекая взимание  аудитории. Ни
один Уокер  из четырех поколений священнослужителей никогда не пасовал перед
своей паствой, и  он  не собирался быть  исключением. Он топнул ногой. Затем
еще что-то проорал, но все тщетно.
     Тут хорошенькая блондинка улыбнулась ему  и  кивком  позвала  в боковую
комнату.
     Священник Уокер не оставил без внимания эту улыбку. Есть и другие пути,
которыми можно вразумить заблудших прихожан. И он  знал их все.  Подмигнув в
ответ, он последовал за девушкой.
     - Привет, - сказала она.
     - Рад встрече, - сказал священник.
     - Можно обвить его вокруг вашей шеи? - раздался голос за его спиной.
     Ага, значит, эти белые практикуют групповуху.
     - Моя шея в  вашем  распоряжении, - ответил  Уокер, широко улыбаясь. Он
стал сто восьмым.

     Бен Сар Дин ожидал результата деятельности брата Уокера  в своей личной
молельне, когда услышал стук в дверь. Его звали предстать перед Ней.
     - Хорошо, - подумал он. - Значит, священнику удалось их вразумить.
     Но священника Уокера в ашраме не было. Только несколько молодых  людей,
один из которых держал  в руках этот идиотский желтый платок. Бен Сар Дин не
помнил,  чтобы посылал  какую-нибудь группу, но все может  быть, они  теперь
ничего  ему не говорят.  Интересно,  что на этот раз у них в румале. Медяки,
наверное. Он осмотрелся, нет,  священника в ашраме точно не  было. Может, он
кончил работать и ушел?
     - Ей это пришлось по душе, - сказал один из посвященных.
     Бен Сар  Дин сунул руку в карман.  Платка там не  было.  Он взглянул на
обращенные  к нему лица учеников. Эти  психи убьют,  если не  дать  им новый
румал. Задушат голыми руками.
     -  Мы ждем, Святой, - сказал ему  недоросток  из Индианаполиса, который
называл себя фанзигаром. Таких у него было уже несколько.
     - Правильно. Ждите, - сказал им Бен Сар Дин. - Ожидание - лучший способ
служения нашей божественной Кали.
     - Вы не принесли румал? - спросил недоросток из Индианаполиса.
     - Забвение  - тоже  форма  служения. Почему  мы помним? Этот  вопрос мы
должны задать  себе, - сказал коротышка-толстяк. Он весь  взопрел,  рот  его
пересох. Он силился улыбнуться. Если ему удастся, может,  они не поймут, что
он готов бежать от них на край света.
     Бен Сар Дин попытался благословить  учеников - он как-то видел, как это
делается.  О,  нет!   Машинально  сделав  крестное  знамение,  он  тут   же,
опомнившись,  произвел  все  действия  в  обратном порядке,  как  бы  стирая
предыдущий символ.
     - Кали отвергает ложную веру,  - произнес он вкрадчивым голосом. Сможет
ли он сбежать?
     - Вы не принесли  румал, благословенный румал, которым мы  служим Ей, -
сказала   белокурая   девушка  из  Денвера.  Ее   он   боялся  больше  всех,
подсознательно  чувствуя,  что она  наслаждается смертными  муками  убиенных
больше юношей.
     - Вознесем наши молитвы Кали, - призвал Бен Сар Дин.
     Он  оглянулся на дверь.  Если повезет, он сможет удрать  переулками и -
прочь  из Нового  Орлеана. Похудеет и снова начнет обчищать  карманы. А если
попадется,  то  уж  тогда-то  угодит  наконец  в  тюрьму.  Во всяком  случае
останется живым. Эта мысль согревала душу.
     Ноги  Бен  Cap Дина сами  собой  пришли в  действие, он не мог  уже  их
остановить. Они задвигались и - довольно живо. Но все-таки недостаточно.
     Кто-то  схватил  его  лодыжки,  другие  крепко  держали  за руки, и  он
понимал, что скоро они доберутся  до горла.  Ноги его продолжали  по инерции
выписывать кренделя, но уже не вели к цели. Его понесли к подножию статуи, у
которой стало гораздо больше рук.
     Религиозные страсти вышли из-под контроля, -  подумал он, - что-то надо
делать.
     - Кали! Кали!
     Начались  песнопения;  сначала раздались два резких выкрика,  застучала
барабанная  дробь,  и пол задрожал от топота ног,  а  затем весь ашрам  стал
сотрясаться от гимна  в честь Кали.  Кали божественной. Кали  - дарительницы
смерти. Кали непобедимой, великой Богини смерти.
     Пол  содрогнулся под спиной Бен Cap Дина, пальцы рук онемели -  слишком
крепко его держали за запястья.  В нос ударял резкий запах навощенного пола,
ноги ныли от вцепившихся в них пальцев.
     Гимн продолжался. Кали! Кали!
     Бен  Сар  Дин  подумал,  что,  если  он  слышит голоса, ощущает запахи,
чувствует, как дрожит пол, значит,  еще жив. А он хорошо усвоил, что ученики
никогда не поют перед удушением.  Всегда  после.  Конечно, он не мог считать
себя тонким знатоком культа. Все, что он сделал, - это купил статую и научил
этих белых юнцов нескольким индийским словам.
     Бен Сар Дин почувствовал необычное ощущение  на подошвах. Что-то  вроде
щекотки.
     - Пожалуйста, не мучайте меня, - взмолился он. - Имейте жалость.
     - Это всего лишь поцелуи, - сказал фанзигар из Индианаполиса.
     Бен Сар Дин открыл глаза. Копны светлых волос склонились к его ногам.
     - Головы - на север, - приказал он.
     - Сбылось, сбылось, - говорила белокурая девушка. - У него нет румала.
     - Раз вы так считаете, - уклончиво произнес Бен Сар Дин.
     - Нам сказали, что у тебя его не будет, - продолжала девушка.
     - Кто сказал? Выкиньте  его из ашрама, кто  бы  он ни был, -  изобразил
возмущение Бен Сар Дин. - Что он знает?
     Они смотрели на него сверху вниз. Он отдернул ноги от белокурой девушки
и поднялся, оправляя одежду.
     - Так у тебя есть румал? - спросил один из юношей.
     - Почему тебе так интересно?
     - Скажи,  что  у  тебя  его  нет. Ну,  пожалуйста, -  просила белокурая
девица. Слезы радости струились из ее глаз.
     -  Ладно. Раз  уж  вы так пристали, то скажу:  действительно его у меня
нет. А теперь отодвиньтесь подальше. Святые не любят, когда их теснят.
     - Кали, великая Кали, вечная Кали-победительница! - запели трое юношей.
Ноги их затопали по деревянному полу ашрама.
     - Все верно, - сказал Бен Сар Дин. - Я принесу вам новый  румал. В этот
раз я знал, что его не следует приносить.
     - Она открыла нам это. Мы все знали заранее, - сказала Холли Роден.
     - Только Святые могут знать  и предсказывать, -  наставительно произнес
Бен Сар Дин, оглядывая учеников. Никто не возражал,  поэтому он повторил эти
слова еще раз, с большим пылом. - Только один может предсказывать.
     - Это Она. Она, - повторила Холли Роден. - Она сказала, что к ней нужно
принести двух людей. Тот, кто будет без румала, - Святой, наставник. Это ты.
     - Ас румалом? - спросил Бен Сар Дин.
     - Он  станет ее  возлюбленным. И мы, убив его, пошлем  к Ней, - сказала
Холли  Роден. - Но этот человек - не ты. - Блондинка улыбалась Бен Cap Дину.
- Тебе любопытно, кто он?
     -  Святой  не испытывает  любопытства, - сказал Бен Сар Дин,  которому,
напротив, очень хотелось знать, о чем она говорит.
     - Ты заметил, что нас стало меньше? - спросила у него Холли Роден.
     Толстяк-индус огляделся.  Двух,  вроде  бы, недоставало.  Где  же  они?
Возможно, нашли себе еще более безумную религию.
     - Сегодня  -  здесь,  завтра  -  там,  -  произнес  он вслух. -  Многие
прельщаются  мнимыми культами, не выдерживающими испытания временем,  и мы с
радостью  расстаемся  с такими.  Надо только убедиться,  что они не  тащат с
собой жертвенные деньги из румалов.  Эти деньги нужны Кали. Это  часть нашей
веры, веры наших отцов, и сейчас, и в ноябре, конечно, - сказал он, вспомнив
почему-то о неоплаченном счете за электричество.
     -  Нет. Наши друзья не покинули нас. Остались верны. Они  приобщились к
таинству смерти. Она прекрасна. Смерть их была мгновенной и ослепительной, -
сказала Холли Роден.
     - Подожди-ка. Ты хочешь сказать, что наши люди гибнут?
     - Да здравствует смерть! Да здравствует Кали! - прокричала  девушка.  -
Нам явился великий,  тот, кто ей желанен. Ее возлюбленный. И мы принесем его
к Ней, в руках у него будет румал.
     Бен Сар Дин взял желтый платок,  который ему всунули в руки, и вернулся
в свой кабинет.
     Это уже  слишком, - думал он. -  Они  хватили  через край.  Одно дело -
убивать для  статуи со множеством рук,  но болтать о каком-то  возлюбленном,
который  соединится с Ней в смерти - это слишком.  Холодный пот  прошиб его,
когда  Бен Сар Дин  осознал, что только отсутствие желтого платка отвело  от
него смерть.
     Тучный карманник подумывал  уже, как  бы  побыстрее  собрать вещички  и
удрать, но,  развернув румал, увидел в нем пухлую  пачку денег. Двадцать три
стодолларовые купюры. И четыре  кольца.  Значит, они теперь  берут все,  что
попадется?  Он  обратил внимание, что кольца были большие, на  крупную руку.
Тут  же  лежали  и  золотые  часы  Ролекс  с  секундной стрелкой,  усыпанной
крошечными бриллиантиками, и лазуритовая  табакерка с кокаином и с  золотыми
инициалами  ТВУ   на  крышке,  и  автоматический  пистолет  с  перламутровой
рукояткой.
     Священник. Они убили Ти Ви Уокера!
     Если бы Бен Сар Дин не увлекся вторичным  пересчитыванием денег, он бы,
наверное, умчался куда глаза глядят. Да, больше двух тысяч долларов. А среди
купюр - билет на самолет.
     Он подумал было, что это один из дешевых  билетов компании Джаст Фолкс,
но  нет, это был билет первого класса,  дающий возможность совершить полет в
Стокгольм - туда и  обратно. Внутри билета находилась надушенная открытка  с
надписью: От благодарной конгрегации - священнику Ти Ви Уокеру.
     На  обороте билета была еще одна надпись,  сделанная почерком погрубее,
не столь изысканным. Бен Cap Дин  решил, что это  писал сам Уокер.  Тот явно
сделал  себе памятку,  чтобы не пропустить что-то важное в  Стокгольме:  Дом
тысячи наслаждений мадам Ольги.
     Бен Сар Дин  долго всматривался в билет. Он мог бы сам использовать его
и  бежать наконец  отсюда, но  что-то  подсказывало  ему:  не  делай  этого!
Внутренний голос говорил,  что билет - подарок судьбы,  шанс, который нельзя
упустить.
     Завернув билет в один из старых  румалов  с  изображением Кали, из тех,
которые нигде уже не найдешь по приемлемой  цене,  он пошел в ашрам и вложил
румал в одну из рук Кали. Ученики поймут, что делать.
     Через три  дня  румал  вернулся.  В  нем  лежало четыре  тысячи  триста
восемьдесят три  доллара.  И драгоценности. Настоящие драгоценности. Так Бен
Сар Дин постиг закон экономического процветания: чтобы получать деньги, надо
сначала их во что-то вложить.
     Никаких больше дешевых рейсов. Только первым классом.
     Позвонив  в  Джаст  Фолкс,  он  отменил  заказанный  им  предварительно
абонемент, дающий  право  на  посещение без  дополнительной  платы туалетной
комнаты, и сказал, куда перевести остаток денег.

     Номер 109.
     Комедийная актриса Беатриса  Биксби познакомилась с человеком,  который
на самом деле считал ее очень забавной.  Он был ее соседом  в салоне первого
класса  авиалайнера, летевшего в Стокгольм. Его не интересовало ее тело, или
ее слава, или ее деньги.  Он дарил Беатрисе  то, чего она  всегда  искала на
сцене,  -  одобрение.  Все,  что  она ни  говорила, новый  знакомый  находил
восхитительным или потрясающе смешным.
     -  Я вовсе не  так  уж и забавна, -  говорила она,  хотя думала  совсем
обратное.
     Она была просто  в ударе, всю жизнь мечтала она быть  именно такой, как
сейчас.  Когда  молодой  человек  пригласил  ее  заехать   по  пути  в  один
ресторанчик,  а  затем  увел  в  тихое  местечко,  где  попросил о маленьком
одолжении - накинуть ей на шею желтый платок, она ответила:
     - Пожалуйста. И если уж он обовьется вокруг  моей  шеи, было бы неплохо
положить в него бриллианты.
     Она сделала  паузу, ожидая взрыва  хохота. Но молодой человек больше не
смеялся. А скоро, очень скоро, не смеялась и она.
        Глава седьмая
      Доктор Харолд В. Смит получил от Римо ответ, который всегда  боялся от
него услышать. Одно слово из трех букв и звучало оно: нет.
     Смит позвонил ему по  секретной телефонной связи из штаб-квартиры КЮРЕ,
скрывавшейся  за  высокими кирпичными стенами санатория Фолкрофт  в местечке
Рай,  Нью-Йорк. Прошло много лет  с  того дня, когда  Римо  привезли  в этот
санаторий прямо из тюремного  морга, вернули жизнь и здоровье, а затем нашли
новое занятие. Смит выбрал Римо из многих, потому что  все тесты показывали,
что в его характере заложены такие  качества, которые  не дадут  ему предать
Родину.
     И  вот Харолд Смит, позвонив Римо  и  попросив того  о помощи,  получил
отказ.
     - Дело принимает международный оборот, - сказал Смит.
     - Прекрасно. Значит, Америка будет в безопасности.
     - Мы не можем допустить, чтобы такие вещи в принципе имели место.
     - Но мы же допускаем, разве не так?
     - Что происходит, Римо?
     - Много чего.
     - Может, поделитесь со  мной? - спросил Смит, стараясь, чтобы его голос
звучал как можно теплее. Казалось, ледяные кубики звякают в теплой воде.
     - Нет, - ответил Римо.
     - Почему?
     - Думаю, вы не поймете.
     - Надеюсь, пойму, - сказал Смит.
     - А я вот так не считаю.
     - Значит, нет?
     - Нет, - повторил Римо.
     - Римо, вы нужны нам, - произнес Смит.
     - Не будем об этом говорить, - отрезал Римо.
     Впервые  за  все  время  службы  Римо  в  организации  Смиту   пришлось
обращаться  за  разъяснениями  к Чиуну. Нельзя  сказать,  чтобы Смит  был  в
восторге от  такой перспективы:  он редко понимал, что  хочет сказать старый
азиат.  Единственное, в  чем он был всегда уверен:  Чиун хочет,  чтобы  Смит
посылал как  можно больше  денег в его деревню на побережье  Северной Кореи.
Римо рассказывал,  что жители деревушки очень  бедны и  уже  много  столетий
живут  на  заработки  очередного  Мастера  Синанджу, самого  могущественного
наемного убийцы в мире.
     Случалось,  наступали тяжелые времена, рассказывал Римо, и тогда жители
деревни вынуждены были отдавать детей морю. То  есть они бросали их в волны,
предпочитая, чтобы те утонули, а не  умерли  с голода. Сам  Римо считал, что
это объясняет неимоверные денежные  аппетиты  Чиуна, требования все  больших
гонораров,  частых платежей и обязательно  в золоте;  лично ему эта  история
представлялась очень трогательной.
     Смиту  же,  напротив,  она  казалась  исключительно  глупой.  Чтобы  не
голодать, жителям нужно было всего  лишь  найти  работу и самим зарабатывать
себе  на  пропитание.  Римо  посоветовал  ему  никогда  не  делиться   этими
соображениями с Чиуном, и Смит послушался его. Редкие свидания Чиуна и Смита
сводились к  тому,  что  Чиун  восхвалил  Смита,  называя  того  императором
Америки, а сам делал все по-своему.
     Но теперь  он поговорит с Чиуном по-другому, думал Смит. Надо во что бы
то  ни  стало  узнать, что  стряслось  с  Римо.  Свидание  с  Чиуном  должно
состояться как можно  скорее, но где? Где можно  встретиться  с человеком  в
кимоно, не привлекая всеобщего внимания? С тем,  кто по необъяснимой причуде
дал объявление в Бостонскую газету вместе со своей фотографией?
     Немного  поразмыслив,  Смит  решил сам лететь  в Денвер. В аэропорту он
взял  напрокат  автомобиль,  захватив  по  дороге  Чиуна,  ожидавшего его  в
гостинице, и поехал с ним вместе в Роки-Маунтинз - пригород Денвера. Лучшего
он  придумать так и не смог. Смит чувствовал себя очень уставшим. К чему все
его усилия, - задавал он себе вопрос. - Может, прав Римо?
     Глядя на присыпанные снегом вершины гор, Смит думал, что, возможно, все
его  старания,  борьба и даже сама  организация чем-то  похожи на эти  горы.
Проблемы есть сегодня и  будут завтра, как и эти горы. Пока он  ни в чем  не
проиграл, но выиграл ли? Уже двадцать лет возглавляет он  КЮРЕ, за это время
постарел и устал. Кто займет  его место? И  сумеет ли тот человек что-нибудь
изменить? Может ли вообще что-нибудь измениться?
     Внезапно  он  увидел перед собой длинные ногти  Чиуна  -  тот как будто
поправил на его груди пуговицу.
     - Вы  дышите так, будто у вас  в горле  застряла дыня, - сказал Чиун. -
Нужно всего лишь пропустить воздух глубже в живот. Ну-ка...
     Смит, не понимая,  зачем он  это делает, глубоко вздохнул?  и вдруг все
вокруг него изменилось. Мир  стал как-то светлее. Проблемы выглянули  уже не
такими безнадежными.  Эта  перемена  внесла беспокойство  в  душу Смита.  Он
привык  всегда  ставить во главу угла интеллект и не хотел  верить, что  его
взгляд на мир зависит от того, сколько он  вдохнул кислорода. Однако сам мир
не  изменился. Смит ни о чем не забыл, все проблемы и тревоги остались с ним
по-прежнему. Просто он чувствовал себя сильнее, ему казалось, что он может с
ними справиться, и еще он был не таким уставшим.
     - Чиун, вы великолепно подготовили Римо.
     - Все это меркнет в лучах вашей славы, о, император!
     -  Как вы  знаете,  мы сейчас проводим одну операцию,  которую  следует
довести до конца, - сказал Смит.
     -  Очень  мудро с  вашей  стороны,  - отозвался Чиун и вежливо  кивнул,
отчего его бороденка еще некоторое время тряслась, хотя в автомобиле не было
сквозняка.
     Он не был  уверен,  что  правильно  понял  слова Смита.  Смит вроде  бы
сказал, что они над чем-то  работают,  но полной  уверенности, как  всегда в
разговоре, с шефом,  у него  не  было. Чиун  никогда толком его  не понимал,
поэтому кивал почти непрерывно.
     -  У  Римо,  видимо, неприятности, - сказал Смит. - Вам известно, в чем
они заключаются?
     - Я знаю, что он, как и я, жизнь отдаст за то, чтобы исполнить все ваши
желания и прославить ваше имя, о, величайший из императоров.
     - Да, да. Конечно. Но вы заметили, что на душе у него неспокойно?
     -  Конечно.  Признаюсь, заметил. Но  вам,  славнейшему  из  славнейших,
незачем беспокоиться по этому поводу.
     - И тем не менее, я беспокоюсь, - сказал Смит.
     - Как благородно с вашей стороны! Ваше великодушие не знает границ.
     - Что его беспокоит?
     -  Как  вам известно,  - начал Чиун,  - ежегодно в  Синанджу доставляют
определенную  сумму,  как  было  оговорено  в   контракте.  Подводная  лодка
выгружает  на  берег  семнадцать  мер серебра, пять  мер  золота и бесценные
благовония.
     - Да, таков контракт, - подтвердил  Смит  с некоторым  подозрением. - С
тех пор, как вы в очередной раз его пересмотрели. Но какое отношение к этому
имеет Римо?
     -  Римо настолько  боготворит  вас,  император,  что никогда  не станет
посвящать  вас  в свои внутренние  проблемы.  Он сказал мне: Славный Мастер,
учитель Синанджу, верный слуга нашего великого императора, Харолда В. Смита,
как я могу чувствовать себя спокойно, если  только пять мер золота  идет  из
моей страны в Синанджу? Я чувствую себя униженным как  представитель расы  и
как  представитель  народа  из-за  того, что мы  посылаем туда всего  только
жалких пять мер золота и ничтожных семнадцать мер серебра.
     Уйми свой пыл, - сказал я  ему. -  Разве император Смит за все эти годы
не  определил  сам  должные  размеры  вознаграждения?  И  разве  не мы  сами
согласились на эти условия? Разве это не соответствует контракту?
     Ты   прав,  досточтимый  учитель,  верный  слуга  императора  Смита,  -
согласился  со мной Римо, -  все делается точно по контракту, и мне  следует
унять свой пыл.
     - Он  так  и  сделал,  -  продолжал Чиун. - Но грусть  не покинула  его
сердце. Я рассказываю все это только потому, что полностью доверяю вам.
     -  И все же  мне как-то  трудно представить, чтобы  Римо  так переживал
из-за ежегодной дани, привозимой в Синанджу.
     - Не в этом дело. Его волнует честь нации. И ваша лично.
     - Не думаю, чтобы голова Римо работала таким образом, - покачал головой
Смит. - Тем более после ваших тренировок.
     - Вы спросили, император, и я ответил. Жду ваших дальнейших приказаний.
     Смит  мог  легко  увеличить  размеры  вознаграждения.  Ежегодные  рейсы
подводной  лодки  к берегам  Северной Кореи  значительно превышали стоимость
самого  жалования.  Однако  согласиться означало бы,  что  у Чиуна  появится
возможность начинать торг уже с более крупной суммы.
     - Хорошо. Будем  посылать золота на  меру больше, - неохотно согласился
Смит.
     - Но будет ли  этого достаточно для опечаленного сердца Римо? -  сказал
Чиун.  -  Я  по  глупости  открыл ему,  что  самый  незначительный правитель
небольшой и бедной страны платил десять мер золота Дому Синанджу.
     - Семь, - предложил Смит.
     - Негоже слуге спорить со своим императором, - сказал Чиун.
     - Как это понимать? Семь вас устраивает? - спросил Смит.
     - Понимайте так, что я не осмеливаюсь спорить с вами.
     - Так вы настаиваете на десяти? - спросил Смит.
     - Я в вашем распоряжении. Как и всегда, - сказал Чиун.
     - Восемь.
     - Если я только смогу убедить Римо.
     - Мне известно, что он не станет служить  другой стране. Он пока еще не
настолько Синанджу.
     -  Вы  спросили  -  я  ответил. Я только выполняю вашу волю, - спокойно
отозвался Чиун. Сложив руки на груди, он смотрел на горы.
     - Девять. И это мое последнее слово.
     - В такой ситуации, как эта, я землю переверну, выполняя вашу волю.
     - С Римо что-то  происходит,  - снова  сказал Смит, -  а он нам  сейчас
очень  нужен.  Дела  принимают  скверный  оборот,  а он  не хочет  и пальцем
пошевелить.
     - Все будет сделано, - заверил его Чиун.
     - Что именно?
     - То, что нужно, - сказал Чиун, и голос звучал так уверенно, а в фигуре
и движениях была  такая дивная соразмерность и грация, что Смит  на этот раз
поверил ему.
     А  почему нет? Ведь  он Мастер  Синанджу,  а Дом  не  просуществовал бы
тысячи лет, если бы люди из него не знали своего дела.
     - Римо рассказал вам, в чем, собственно, дело? - спросил Смит.
     - В  общих  чертах, - туманно ответил  Чиун. -  Он  красноречив только,
когда речь заходит о несправедливостях по отношению к моей деревне.
     -  Убивают людей, летающих самолетами. Если вы думаете, что число жертв
незначительно...
     Смит не успел договорить, как Чиун перебил его.
     -  Сами смерти не так уж и  важны. Не грабители и  убийцы делают дороги
опасными и непроходимыми. Они в худшем случае  убьют нескольких людей. Самое
страшное, что  люди  начинают бояться.  А если путешественники  поверят, что
поездки их небезопасны, то перестанут  пользоваться дорогами. А дороги вашей
страны проходят в воздухе.
     - Да, такая опасность существует, - согласился Смит.
     -  Более,   чем   опасность,  -  возразил  Мастер   Синанджу.  -  Конец
цивилизации. Не будет обмена товарами, не будет обмена идеями.
     -  Нам еще повезло, что газетчики пока  ничего не разнюхали,  -  сказал
Смит.  -  Как  вы  думаете,  сумеете убедить  Римо  в  необходимости  вашего
вмешательства?
     - Попробую, император,  - ответил  Чиун, хотя не был уверен, что у него
что-нибудь получится.
     Но про себя он точно знал, что не даст погибнуть этой цивилизации, ведь
он Мастер Синанджу, который принял на себя обязательство защищать ее. Провал
ляжет  на   него   несмываемым  позором,   и  в  непрерывной  цепи  почивших
предшественников и  будущих  потомков  он навсегда останется,  как  человек,
запятнавший титул Мастера Синанджу.
     Чиуну придется рассказать Римо то, что он скрывал от него все эти годы.
Он расскажет ему о позоре Синанджу, Мастере By, не сумевшем спасти Рим.
     А главное - надо наконец выяснить, что же так беспокоит Римо...

     О.Х. Бейнс привык во все вникать сам, потому что подчиненные показывали
ему  любой  документ или  письмо не совсем  обычного  содержания. И когда по
почте пришел отказ от годового абонемента,  его президенту принесли. Это был
единственный абонемент, который удалось продать Джаст Фолкс, и, посмотрев на
конверт, президент  увидел, что он  приобретен мелкой религиозной общиной из
Нового Орлеана.
     Бейнс поручил  своему  менеджеру  в  Новом Орлеане  выяснить,  что  там
стряслось.
     Прошла  неделя, а от менеджера не поступало никаких известий.  Он также
не  востребовал  свое месячное  жалованье, и этот факт до главы  фирмы донес
вездесущий компьютер.
     Тогда впервые Бейнс обратил  внимание на  фамилию менеджера, задав себе
мысленный вопрос, где  же он  видел ее раньше. Сверившись  с компьютером, он
все понял.
     Менеджер  как-то  уведомил  его  в  докладной записке,  что  собирается
самолично  расследовать  смерти  от  удушения  на тот  случай,  если  кто-то
попробует привлечь к суду Джаст Фолкс.
     Бейнс уже  собирался  выбросить эту информацию из головы, когда в глаза
ему  бросилась  газетная вырезка. Пресловутого менеджера нашли удавленным  с
посиневшим  лицом,  все деньги, что были при нем, пропали.  Он оставил после
себя пять иждивенцев: жену, троих детей и больную мать.
     Еще  одна  смерть  в  числе  девяти, случившихся  за  последние недели.
Самолетами Джаст Фолкс  жертвы не  летали. Бейнс  не  спеша ввел в компьютер
запрос:  кто купил билеты на заокеанские рейсы, после которых найдены группы
задушенных и ограбленных людей?
     Покупатель каждый раз был один и тот  же - все та же религиозная община
из  Нового Орлеана, требовавшая теперь возвращения денег за неиспользованный
абонемент.
     Теперь  Бейнсу  стало  все ясно.  Вот они убийцы  авиапассажиров - явно
связанные с религиозной общиной. И действия  их тоже были абсолютно понятны:
сначала они летали только самолетами Джаст Фолкс, убивая пассажиров  на этой
линии, а потом расширили сферу своего влияния, начав летать на более крупных
и дорогих авиалиниях, где убивали  и грабили более богатых пассажиров. После
первой смерти на зарубежной авиалинии прекратились убийства пассажиров Джаст
Фолкс.
     Бейнс почувствовал сильное возбуждение. Эти два идиота из НАА летают на
самолетах Джаст Фолкс, ни о чем не догадываясь, а  он уже все раскусил. Один
- ноль, в пользу свободного предпринимательства в матче с государством.
     Какое-то время  он  раздумывал,  стоит  ли  дать  знать  представителям
правосудия о  своем открытии, и даже склонялся к тому, чтобы это сделать, но
потом передумал.  Не стоит  сломя голову,  не  прикинув, что к  чему, делать
скоропалительные публичные заявления. Стоило ли посещать Кембриджскую  Школу
Бизнеса,  если он мог забыть  главную заповедь:  делая что-то, прежде  всего
подумай, что ты будешь иметь для себя?
     Он  связался  с Новым  Орлеаном,  набрав  номер  ашрама, и  попросил  к
телефону духовного главу общины.
     - Нам очень жаль, но Святой не может подойти к телефону - он молится  в
священном уединении своего кабинета.
     - Скажите ему, что если он не подойдет тут же  к телефону, ему придется
проделать более  далекий путь, а именно в  полицейский участок. Мне известна
ваша роль в судьбах некоторых пассажиров после авиарейсов.
     - Хелло,  - раздался  немного спустя  пронзительный  голос  с индийским
акцентом. -  Чем  могут молитвы космического братства помочь очищению вашего
сознания?
     - Мне известно, что вы делаете с авиапассажирами, - выпалил Бейнс.
     - В своих молитвах мы молимся за весь мир.
     - Не нужны мне ваши молитвы, - сказал Бейнс.
     - Дарую вам свое благословение. Бесплатно. По телефону.
     - Я хочу знать, как вы это делаете, - упорствовал Бейнс.
     -  Дорогой  сэр,   -  сказал  Бен   Сар  Дин.  -  Если  бы  я  совершал
правонарушения, то уж, конечно, не обсуждал их по телефону.
     - А я никогда не подставил бы свою шею ребятам из вашей компашки.
     - У нас патовая ситуация, - сказал Бен Сар Дин.
     - Думаю, полиция сумеет ее изменить, - съязвил Бейнс.
     - Нам не  страшна полиция. Мы  исповедуем культ Кали, - объявил Бен Сар
Дин.
     - Что-то из области религии? - осведомился Бейнс.
     - Да.
     - Значит, вы не платите налоги. Вся прибыль ваша.
     -  Очень  по-американски  -  думать  о духовной  жизни  и  подсчитывать
прибыль.
     -  Очень по-индийски - включать  в понятие духовной жизни  убийства,  -
сказал  Бейнс. - Вам известен номер нью-орлеанской полиции. Это сбережет мне
деньги.
     Компромисс  все  же был достигнут.  Порешили, что Бейнс приедет в Новый
Орлеан  и там встретится с Бен Cap Дином  в ресторане, где они  побеседуют с
глазу на глаз.
     На этом разговор закончился.
     - Счастливого пути, - пожелал Бен Cap Дин.
     - Не сомневайтесь. Я лечу Дельтой, - заверил его Бейнс.
     В ресторане Бейнс сразу взял быка за рога.
     - Ваша банда убивает пассажиров ради денег.
     И  Бен   Сар  Дин,  с  первого  взгляда  признавший  в  новом  знакомом
родственную душу, ответил на это:
     - А вы полагаете, это  просто? Вы даже представить  себе  не можете,  в
каком аду  я  живу. Эти  ребята - психи. Им плевать  на все, кроме  статуи в
ашраме.
     - Но они ведь ученики. Они величают вас Святым.
     - У меня нет сил держать их в руках. Деньги их не интересуют, комфорт -
тоже, да и сама жизнь, черт бы их побрал, для них ничего не стоит. Они хотят
только одного - убивать.
     - Что же вы не слиняете отсюда? - поинтересовался Бейнс.
     - Мне кое-что  перепадает, на жизнь хватает, сэр, - скромно ответил Бен
Сар Дин.
     -  Вы  хотите  сказать,  что ваши  люди убивают  ради вас, рискуя своей
жизнью, забирают у убитых деньги и все передают вам.
     - Да, так можно сказать, - согласился Бен Сар Дин. - Но не думайте, что
все так просто.
     - Бен Cap Дин, считайте, что у вас теперь появился партнер.
     - Один уже был. Сказал, что будет  орать на них,  а теперь сам  лежит в
сырой земле, - сказал индус.
     - Я - не он, - заявил О.Х. Бейнс.
     - Вас убьют.
     Бейнс снисходительно улыбнулся.
     - Какой хотите процент? - спросил Бен Сар Дин.
     - Забирайте себе все.
     - Не понимаю. Мы партнеры, а выручка вся остается мне?
     - Да. Кроме того, я обеспечиваю ваших людей билетами.
     - Окей, партнер, - согласился Бен Сар Дин. Уже на следующий день курьер
доставил  на  пятнадцать тысяч долларов авиационных билетов  первого класса.
Все   -  одной  компании  Интернэшнл  Мид-Америка,  обслуживающей  Южную   и
Центральную Америку.
     Бен Сар  Дин решил было, что Бейнсу перепали эти билеты по дешевке,  но
потом, присмотревшись, заметил, что с билетами не все ладно.  Фамилии  в них
не были  вписаны. Может, их украли? И потому этот американский делец передал
билеты бесплатно. Есть над чем подумать, - сказал себе индус.
     Из ашрама неслось пение. Бен Сар  Дин знал, что нужно вскоре пойти туда
и отдать платки. В голосах учеников звучало почти безумие.
     Бен Сар Дин жил в постоянном  страхе, что когда-нибудь пение оборвется,
и ученики придут  к нему  в  кабинет. В  тот день,  когда он забыл захватить
платок, он  подумал,  что все кончено. Но все обошлось. И даже  более  того.
Каким-то   образом  Кали   открыла  им  -  если  только  можно  верить  этим
американским юнцам? - что Бен Сар Дин - Святой,  так как при нем нет румала.
А человек с румалом должен стать возлюбленным Кали. Иными словами,  умереть.
В конце концов, все образовалось к лучшему. Положение в ашраме  у него стало
прочней прежнего.
     Он встал, собираясь нести  часть билетов в  ашрам, но  опять  застыл  в
нерешительности. Что-то все-таки было не то с этими билетами первого класса,
лежащими толстой  стопкой,  точно  телефонная  книга,  и  все  - без фамилии
покупателя.
     Бен Сар Дин позвонил в Интернэшнл Мид-Америка - ИМА.
     - У меня на руках билеты, и я боюсь, что они украдены, - сказал он.
     - Одну минутку, сэр.
     Пение из ашрама слышалось все громче. Он почти ощущал, как дрожат стены
от  произносимого  многажды  имени  Кали  и  слышал  ликующие,  чуть  ли  не
оргаистические вопли молодежи.  Даже календарь на стене подпрыгивал. Если бы
ученики не  были чокнутыми, он бы с удовольствием к ним присоединился. Но те
могли напасть на него. От них всего можно ожидать.
     Глядя  на  подпрыгивающий  календарь,   он  поклялся,  что  при  первом
подходящем случае обобьет стены и двери железом  и поставит замок, который и
танк остановит. И еще сделает тайный выход в переулок, где  его будет всегда
дожидаться   быстроходный   автомобиль.  Мотор   не  обязательно   оставлять
работающим.
     В ИМА наконец связались  со знающим человеком. Нет, билеты не украдены.
Они куплены  вчера  за  наличные.  Нет, фамилия покупателя  неизвестна.  Да,
каждый, кто купил билет, может лететь.
     - Спасибо, - поблагодарил Бен Сар  Дин и сунул в  каждый из  платков по
билету.
     Билеты есть, так  почему их не  использовать?  По  крайней мере, психам
будет чем заняться.
     Они уже колотили в дверь кабинета. Открыв дверь, он сумел уклониться от
занесенных кулаков  одного ученика  и,  прошелестев  ритуальным  облачением,
проследовал  в ашрам.  Сегодня  там  было, на его взгляд,  несколько  людно.
Поэтому и пение, наверное, было таким громким.
     Значит,  культ  креп?  Обычно,  когда он  приносил священный румал,  на
коленях  перед  ним стояло не  больше  семи  человек.  Сегодня  же  -  около
пятнадцати. Некоторых он видел впервые. Люди в возрасте. И  совсем  сосунки.
Он порадовался в душе, что взял с собой два платка и два билета. С учениками
говорил,  как обычно,  на  языке  гонда, сказал, что  Кали гордится  ими, но
нуждается в пожертвованиях.
     Не успел он еще  сказать,  что  сегодня принес два орудия производства,
как два фанзигара протянули к нему руки.
     - Она знала заранее. Она знала. Она знала, - затянули посвященные.
     Бен Сар Дин важно кивнул. А затем поспешил удалиться.

     Номера 120,121, 122.
     Семья Уолфорд впервые отдыхала за границей, и ее члены пришли к выводу,
что лишние  хлопоты портят  все удовольствие,  особенно  хлопоты с  багажом.
Уолфорды  были  недовольны  обслуживанием,  которое  предлагала  им  ИМА.  К
счастью, нашлись  приличные  молодые люди,  которые  не только помогли  им с
багажом, но и обещали подбросить в Акапулько.

     Номер 123.
     Дитер Джексон  был единственным человеком за  всю историю существования
Общества  хлеборобов  города  Трои (штат Огайо),  которого  Общество за свои
деньги отправило на Сельскохозяйственную выставку  в Аргентину. Он, конечно,
и мечтать не мог, что его хорошенькая соседка в самолете  так заинтересуется
его миссией. А она не только  слушала его, раскрыв рот, но и призналась, что
всю  жизнь  хотела побывать  в его  родном городе. Тот почему-то  неудержимо
манит ее. Может, Дитер уделит ей часок и расскажет побольше  о своей родине?
Лучше всего в ее гостиничном номере.

     Номер 124.
     Миссис  Пруэлла Насенто считала,  что  если ИМА продает билеты  первого
класса  по такой  дорогой  цене,  то  уж яйца-то  можно было бы  готовить  и
получше.
     -  Мадам совершенно права, -  поддержал  ее  сосед.  - Надеюсь,  вы  не
возражаете,  что я вмешиваюсь. Но я не уверен, что захочу  еще раз лететь на
самолете, где не могут даже с толком приготовить яйца.
     Миссис Пруэлла нисколько не возражала  против такого вмешательства.  На
следующее утро ее нашли мертвой у дороги. Установили,  что  смерть наступила
спустя полчаса после того,  как она покинула аэропорт. Это определил коронер
по яичному желтку, который не успел перевариться в ее желудке.

     Номер 125.
     Винсент Палмер Гроут не имел привычки беседовать с незнакомыми людьми в
самолете,  не  обсуждал  с  ними  свои  дела и даже не  поддерживал вежливый
разговор о погоде. Та или иная погода, тут ничего не изменишь, и какой  прок
обсуждать это?
     Ах, вот как,  предлагают подвезти. Что ж, пожалуй, он согласится, если,
конечно, незнакомец не будет с ним фамильярничать.
     Когда его спросили, можно ли накинуть ему на шею платок, он ответил:
     - Ни в коем случае. Кто знает, достаточно ли он чист.
     Когда же его не послушали,  ярость  его не знала границ, и он  им много
чего бы сказал, но как он мог, если у него перехватило дыхание?

     Номер 126.
     А  еще говорят, что молодежь не  та пошла и ни в грош  не ставит старых
людей и никогда не приходит на помощь...

     Номер 127.
     Вы тоже из Дейтона? Правда?

     Номер 128.
     Я коллекционирую часы  со звоном.  Моя  жена уверена, что никто  теперь
этим уже не интересуется. Вот она удивится, парень.

     Бен Сар Дин был в восторге. Румалы, полные денег и  драгоценностей, так
и  стекались к нему.  Лучшие авиакомпании перевозили  богатых  пассажиров, а
богатые пассажиры с толстыми бумажниками  -  это  потенциально самые  лучшие
покойнички. Какой  прок от всего этого  О.Х.  Бейнсу  -  непонятно,  но свою
выгоду Бен Сар  Дин ощущал отлично. Теперь он был завсегдатаем самых  лучших
ресторанов. Он заказал  платки с  изрядной долей нейлона - для прочности, на
которых красовалось цветное изображение Кали. На всякий случай заказал  даже
два гросса, а старые, дешевые - выбросил прочь.
     Как  и  хотел, обил  свой  кабинет стальными панелями,  вставил двойные
замки и  сделал  потайной  выход на боковую улицу,  где  оставлял  новенький
Порше-911.

     Как-то  вечером, когда сидевший  на телетайпе журналист  уже  собирался
уходить, в редакции раздался телефонный звонок.
     - У меня есть  для вас сенсационный материал. Серия убийств, ритуальных
убийств. Ну как? Годится?
     - Кто вы?
     - Один человек, который хочет помочь.
     - Я не принимаю информацию по телефону. Кто вы?
     -  Могу  подсказать  вам,  где найти  эту  информацию.  Совсем  недавно
произошло  около  дюжины  убийств.  Все жертвы летели рейсом  ИМА.  Задушены
вскоре после приземления. Авиалиния смерти. Вы слышите меня?
     - Откуда вам это известно? Почему я ничего не знаю.
     - Репортеры писали об этих убийствах. Одно  - там,  другое - здесь. Они
их не  связывали.  А вы  теперь можете связать.  Это  одна история.  Убийств
много, но рука - одна. - Звонивший назвал города, где происходили убийства.
     - Откуда вы все это знаете? - спросил репортер, но трубку уже повесили.
     На следующий день все газеты  перепечатали страшную историю, переданную
по  телетайпу.  ИМА  стала Авиакомпанией  Смерти.  После того, как  сенсацию
передали  по  теленовостям,  рядовой обыватель полностью уверовал в  то, что
летать на самолетах ИМА означает быть задушенным.
     Зарезервированные  билеты  сдавались,  люди  предпочитали  пользоваться
услугами других авиакомпаний. Самолеты ИМА летали сначала полупустые,  потом
заполненные на четверть и наконец опустели совсем.
     Наступил день, когда ни один самолет компании не поднялся в воздух.
     Прошло  два дня, и находящийся  в санатории Фолкрофт, за непроницаемыми
стеклами,  отделяющими  его  от  грешного  мира,  Харолд   В.  Смит  уже  не
сомневался,   что  трагедия   ИМА   может  обернуться  трагедией   для  всех
авиакомпаний Америки. И более того - для всего мира.
     Это же понял и президент Соединенных Штатов.
     -  Что  происходит?  - спросил  он по  специальному красному  телефону,
соединявшему Белый дом со штаб-квартирой Смита.
     - Мы занимаемся этим делом, - ответил Смит.
     - Вы отдаете себе  отчет в  том,  что  это  означает? -  сурово спросил
Президент.
     - Да, сэр.
     -  Что я должен  говорить главам южноамериканских государств? А Европе?
Они ведь  тоже все  понимают. Если  дело и  дальше так пойдет, нам  придется
закрыть все пассажирские  авиалинии. Я знать не хочу,  что вы там делаете. И
не отговаривайтесь  тем,  что конспирация под угрозой  и вам  надо залечь на
дно. Остановите этот кошмар. Немедленно!
     - Мы занимаемся этим делом.
     - Вы повторяете  одно  и то же, как автоответчик. Держа в руках красный
телефон, Смит смотрел в сторону Лонг-Айленда. Был пасмурный осенний день, по
радио  уже  прозвучало  предостережение:  идет  шторм, в  море  выходить  не
рекомендуется. Смит поставил  телефон на место, взял другой аппарат и набрал
номер Римо. Трубку снял Чиун.
     Смит выслушал  с облегчением,  что Римо  не  только в курсе дальнейшего
развития событий, но понимает всю важность ситуации  и поглощен ее решением.
Они вот-вот поймают преступников, и все - во славу императора Смита.
     -  Ну,  слава Богу, - облегченно  вздохнул  Харолд  В. Смит  и  повесил
трубку.
     А на другом  конце страны, в  гостиничном номере  Денвера, кореец чинно
поклонился телефонному аппарату и отправился искать Римо, ведь он не  только
не говорил с Римо,  он неделю уже не  видел его.  Но Чиун не сомневался, что
заставит ученика понять необходимость их вмешательства:
     Чиун  был готов рассказать  Римо  о  величайшем провале в истории  Дома
Синанджу. Он не хотел быть свидетелем этого провала здесь, в стране, история
которой насчитывала немногим более двухсот лет, обреченной погибнуть прежде,
чем достигнет своего расцвета.
        Глава восьмая
      Римо смотрел на горы, занесенные снегом; в голове его была пустота. Он
сидел в холле у камина, не отвечая на праздные вопросы  - чем он занимается?
нравится ли  ему здесь в этом году или он предпочитает  кататься на  курорте
Сноуберд,  что  в  штате  Юта?  Молодая   женщина,  крутившаяся  неподалеку,
заметила, что ни разу не видела его на лыжах.
     - Я катаюсь босиком.
     - Хотите казаться грубым? - спросила она.
     - Стараюсь изо всех сил, - ответил Римо.
     - Ну, что ж, очень остроумно, - сказала она.
     Было непохоже,  что она оставит  его в покое,  и поэтому Римо,  покинув
свой  уютный уголок и камин,  пошел бродить по снегу. Стоял  ясный солнечный
день, начались осенние снегопады,  и  мир был таким  юным и  жизнерадостным,
неподдельно живым.
     А где-то рядом жили  люди, влюбленные в смерть молодые  люди. Убивали с
радостью и умирали с радостью, словно в кошмарном бреду.
     Римо  видел, как  лыжники,  чтобы выполнить поворот, переносили тяжесть
тела  на край лыж, те, что поопытнее, делали это более умело, зная, что если
надавить посильнее на края несущихся вниз лыж, те  резко повернут в сторону.
А что бы они сделали, - подумал Римо, - если бы выполнили все необходимое, а
лыжи, тем  не  менее, не повиновались бы им? Такое он пережил с безумцами на
Джаст Фолкс. Все, чему его учили,  то, что вошло в его  плоть и кровь, вдруг
стало совершенно не нужно. Как если бы он жал на край лыж, а те несли бы его
вбок.
     Римо  остановился,  чтобы  получше  поразмышлять  обо  всем. Присев  на
корточки и зачерпнув пригоршню  снега, он  бездумно позволил  снегу сыпаться
сквозь пальцы. Ему и  раньше попадались религиозные фанатики, и он убивал их
при  необходимости,  не моргнув глазом.  Убивал  он и политических маньяков,
считавших, что за так называемое правое дело можно отдать и жизнь.
     Почему  в  этот  раз все  было иначе? Что помешало ему  убить белокурую
дурочку и покончить с этой группой убийц?
     Ответа  он не знал, но чувствовал,  что  там,  неподалеку  от аэропорта
Ралей-Дарэм, поступил правильно. Что-то говорило ему, что пользы от этого не
было бы. Она действительно возлюбила  смерть. И те двое  убитых юношей тоже.
Все  они возлюбили смерть. Но  что-то внутри Римо протестовало, он  понимал,
что не может даровать им в смерти  то, чего они жаждали.  Какой-то инстинкт,
смутное предчувствие останавливали его. Но что это было, он не знал.
     Римо  шел по склону, мимо знаков, предупреждающих о  снежных заносах, и
неотмеченных спусков. Шел в легкой куртке, но и она была лишней. Температура
воздуха опустилась  довольно низко, однако он не ощущал холода как некоторое
неудобство,  просто   мороз   автоматически   заставлял   его   вырабатывать
собственное тепло. Этому каждый мог научиться при умелой тренировке. Ведь не
одеяло же согревает человека, оно только помогает сберечь тепло. Сам Римо не
нуждался в одеяле. Роль одеяла выполняла его кожа, и он  пользовался ею, как
делали прежде все люди, пока не изобрели одежду.
     Римо  так  объяснял  себе систему Синанджу:  она собирала  воедино  все
забытые человеком животные свойства,  те  силы,  которые  он оставил  втуне;
умение добиться возврата качеств, утраченных человеком за долгую историю его
развития, было главным завоеванием древнего Дома Синанджу, что существовал в
деревушке на западном побережье Корейского залива.
     Становилось все холоднее, Римо продолжал идти в глубоком  снегу, но  не
увязал - тело его  словно  плыло  сквозь снег,  он  двигался,  как рыба, как
большая снежная акула, и даже не  замечал этого. В снегу он мог даже дышать,
впуская  в  себя  свежий и  чистый кислород,  которого  нет  в городах. Римо
потерял  ощущение времени -  прошли часы?  минуты? -  когда  он выбрался  из
снегов. Теперь он стоял  на голой скале,  и тут он увидел то,  что  ему было
нужно - небольшую пещеру, отверстие  в огромной скале. Войдя туда, он понял,
что наконец оказался в уединении.
     Он  сел,  тело  его успокаивалось, приходя в равновесие,  ожидая, когда
включится в работу разум, включится подсознательно, и начнет докапываться до
смысла случившегося.
     Так  просидел  он несколько  дней, когда вдруг услышал у входа в пещеру
шаги. Снег не приминали, по нему двигались легко, как скользит ветерок.
     - Привет, папочка, - сказал Римо, не оборачиваясь.
     - Привет, - сказал Чиун.
     - Как ты узнал, что я здесь?
     - Я знаю, куда ведет тебя твое тело, когда ты напуган.
     - Я не напуган, - возразил Римо.
     - Не то, чтобы ты боялся смерти или боли, - уточнил  Чиун. - Я говорю о
другом страхе.
     -  Не знаю, что происходит, Чиун. Кое-что мне не нравится, я не понимаю
этого - вот все, что я знаю. - Он наконец поднял глаза на Чиуна, улыбаясь. -
Помнишь,  ты всегда  говорил, что надо уезжать  из этой страны, поступать на
службу к королю или шаху, а я тебе всегда отвечал: нет,  я верю в мою страну
так же, как ты веришь в свою деревню?
     - Не деревню. Деревня -  всего лишь место, где существует Дом Синанджу,
-  поправил его Чиун.  -  Дом,  а  не деревня. Дом - это наша  жизнь  и наша
работа.
     - Пусть так, - сказал  Римо. -  Но дело не в этом. Я согласен. Поедем в
другую страну. Собираемся и едем.
     - Нет, мы должны остаться, - возразил Чиун.
     -  Так я  и знал,  - вздохнул Римо. - Все эти годы ты ждал, что я скажу
да, только для того, чтобы сказать нет. Так?
     -  Нет, не так, - сказал  Чиун, кладя  на  землю  белое зимнее кимоно и
садясь на него. - теперь мы остаемся не из-за твоей глупой  преданности этой
дурацкой стране. Мы остаемся из-за Синанджу. Остаемся, чтобы такое больше не
повторилось.
     - Что такое? - спросил Римо.
     - Ты слышал когда-нибудь о Римской империи?
     - Еще бы. В свое время Рим покорил весь мир.
     - Только белый человек мог так сказать. Рим покорил только белый мир, а
далеко не весь.
     - Хорошо, согласен. Но это действительно была великая империя.
     - Для белого  мира,  -  опять поправил  его  Чиун.  -  Но я никогда  не
рассказывал тебе о... Лу Опозоренном.
     - Он что, был римским императором? - спросил Римо?
     Чиун покачал  головой.  Клоки его  бороды почти не шевелились в ледяной
пещере, куда не прокрадывался ветерок и не проникал солнечный луч.
     - Он был Мастером Синанджу, - сказал Чиун.
     -  Я знаю  всех Мастеров  Синанджу,  - запротестовал  Римо.  -  Ты  сам
заставил меня выучить их имена, и среди них нет никакого Лу.
     - Я не должен был говорить тебе о нем.
     - Видимо, он чем-то себя запятнал, - сказал Римо, и Чиун кивнул.
     -  Это не  причина,  чтобы скрывать его  имя. Подчас на ошибках учишься
больше, чем на хороших примерах.
     - Я не упоминал его  имя, потому что  ты мог  бы случайно обмолвиться о
нем в разговоре.
     - Ну и что? Кого это волнует? - удивился Римо. - Меня - никого больше.
     - Это заинтересовало бы белых, - сказал  Чиун. - Белые люди такое бы не
забыли.  Эта банда вероломных  разбойников только и  ждет, чтобы рухнул  Дом
Синанджу.
     - Папочка, - терпеливо произнес Римо, - им все это совсем неинтересно.
     - Интересно, - упрямо возразил Чиун.
     - Нет, - покачал  головой Римо. - Изучение  династии наемных  убийц  из
Дома Синанджу - не главный предмет в американских университетах.
     - А Рим? А падение Римской империи?
     - О чем ты?
     - Рим пал, потому  что  мы  потеряли его. Синанджу  проворонили Рим. Лу
Опозоренный всему виной.
     Чиун сложил на груди руки  с удлиненными ногтями,  как он делал обычно,
если  собирался начать долгий  рассказ. Римо  же, закинув  руки  за  голову,
прислонился к холодному и сырому камню.
     Начав  говорить,  Чиун  постепенно  перешел  на  привычный  ему  старый
корейский язык, язык древних легенд с его певучим, мерным ритмом.
     Синанджу, по  его словам, открыли для  себя  римлян  за много  веков до
расцвета Римской империи, предвидя, что страна представляет собой восходящую
цивилизацию, хотя наверняка  этого никто  никогда не  знает. Здесь, как и во
всем другом, большую роль играет случай. Наверняка  только одно: королевства
и империи рождаются, живут и умирают.
     И  все  же Мастера  Синанджу  занесли  Рим  в  список  мест,  достойных
наблюдения,  ведь он рос  и процветал, и его императоры  нуждались в наемных
убийцах, чтобы продлить годы правления,  а Мастера Синанджу умели это делать
как никто.

     И  вот  как-то  в год  Свиньи, когда  империя набирала величие,  в Риме
правили два консула, один из  которых из-за своего тщеславия решил перейти к
единоличному правлению. Поэтому он нанял Мастера  Синанджу,  хорошо заплатил
ему, и вскоре у него уже не было соперника.
     Рим стал  великим  городом, и часто, когда у Мастеров Синанджу  не было
приглашений  от  более пышных  дворов, они ехали в Римскую империю,  посещая
западные города, где у жителей были странной формы глаза и большие носы.
     Так  случилось,  что  650  году   после   основания   Рима,   то  есть,
соответственно,  в  100-м  году  новой эры,  по  европейскому календарю,  Лу
приехал в  Рим. За прошедшие годы город очень изменился. Теперь в нем правил
император, на огромных аренах  устраивались игры,  бывшие  прежде небольшими
религиозными церемониями. Люди  сражались  с  животными. Люди бились  друг с
другом.  Копьями,  мечами. Выпускали на  арену тигров.  Римляне жаждали  все
больше крови, так распаляла их грубая жажда наслаждений.
     Они перестали уважать жизнь, поэтому не могли  оценить профессиональных
наемных убийц. Смерть была для них только смертью, заурядным событием, и для
Лу там не было настоящей работы.
     -  Но правящий  тогда  император, - рассказывал  Чиун,  -  прослышав об
умельцах с Востока, захотел взглянуть на непривычный разрез глаз и  странные
манеры  -  так  Лу  появился  в  городе.  Император  спросил:  каким оружием
сражается  Лу, а тот ответил, что вряд ли император спрашивает у скульптора,
каким тот  пользуется резцом,  или у плотника,  каким он стругает  рубанком.
Может, ты убиваешь своими странными глазами? - спросил император.
     Лу знал, что это молодая страна, и поэтому никак не выказал  презрения,
которое почувствовал. Он  только ответил: Убить  можно и  мыслью, император.
Император решил, что это пустое  хвастовство, но его советник, грек,  бывший
поумнее римлян, - хотя сейчас, - добавил Чиун,  - его соплеменники считаются
нацией  поголовных  идиотов,  -  заговорил  с  Лу и открыл тому, что  у Рима
появилась серьезная проблема.
     - Вся  беда  - в  дорогах, - объяснил  он Лу.  - Дороги нужны  Риму для
продвижения  по империи войск, по ним крестьяне  возят  сельскохозяйственные
продукты  на  рынок. Дороги -  жизненно важная  артерия  империи,  - говорил
советник, и Лу согласно кивал ему. Мастера Синанджу уже успели заметить: для
процветания страны главное - хорошие дороги. Есть они - все в порядке, нет -
страна гибнет.
     Как рассказал Чиун Римо в пещере, Великая китайская стена на самом деле
никогда  не была стеной. Китайцы,  - сказал Чиун, - лентяи и  предатели,  но
дураками их не назовешь. Они понимали, что ни одна стена не остановит армию.
Никогда  этого  не  было  и  не будет. Секрет  Великой  китайской  стены, не
разгаданный в те дни, заключается в  том,  что она вовсе не была стеной. Это
была дорога.
     Римо вспомнил виденные где-то картинки. Конечно же,  дорога. Насыпь для
движения войск  и товаров.  Люди  только называли  ее  стеной, потому что за
стенами чувствуешь себя надежнее, но Римо знал, что это всего лишь иллюзия.
     Советник  римского  императора сказал  Лу: На  наших дорогах объявились
разбойники. Мы распинаем их вдоль этих же дорог для устрашения, чтобы другим
неповадно было грабить.
     И много грабят? - спросил Лу.
     Это  неважно. Главное  - то, что грабят.  Нас беспокоит людской  страх.
Если люди будут бояться ездить, то в каждой  местности начнут  чеканить свою
монету и припрятывать урожай.
     Ну,  это  еще не беда, - сказал Лу, который уже успел  заметить, что  у
этих  варваров с большими  носами пол во  дворцах из  великолепного мрамора,
словно у императора из династии Мин.
     Лучше всего решать проблему сразу же, как только она возникла, - сказал
советник. - Разбойники понимают, что только немногие из них будут схвачены и
распяты.  Но если они  станут погибать  по неизвестной  причине, а мы пустим
слух, что это  делается по  велению  нашего божественного  императора, тогда
число их сразу сократится и дороги Рима опять будут безопасны.
     Такое суждение  показалось Лу мудрым, и он  тут же направился на  юг, в
город Геркуланум. На дороге между Брундизиумом и Геркуланумом  он нападал на
разбойничьи шайки  и быстро,  и умело расправлялся  с ними, не исключая тех,
кто  действовал  в сговоре  с  местными властями. Потому  что тогда,  как  и
теперь, там,  где  водятся  большие  деньги, они  часто  перетекают  из  рук
грабителей в руки тех, кто должен их ловить.
     А тем временем из Рима поползли слухи. Божественный Клавдий издал указ,
согласно   которому   грабители   погибнут,   только   благодаря  одной  его
императорской воле. Один сломает ночью шею, у другого хрустнет  позвоночник,
у третьего окажется  проломленным  череп  -  и  все  это,  только  благодаря
императорской воле. И никто  не знал, что Лу, Мастер Синанджу, был секретным
орудием императора.
     Внезапные  ужасные смерти оказались  более впечатляющими, чем распятия.
Разбойники  очистили  дороги.  Никогда еще те  не были столь безопасны  -  и
купцы,  и  прочие путешественники уверенно  заколесили  по  ним, способствуя
процветанию  Империи  и умножая славу  глупого  императора Клавдия. Вот  что
рассказал Чиун.
     И  когда все  наконец закончилось так удачно, глупый  Клавдий,  который
никак не мог насытиться лицезрением кровавых игрищ, захотел, чтобы прибывший
издалека наемный убийца, охраняющий  покой дорог Рима, выступил для  него на
арене.
     -  Император имеет  право  быть  глупцом, - добавил  от себя Чиун. - Но
Мастер Синанджу, уступив ему, покрыл себя несмываемым позором.
     Памятуя о  великолепных  мраморных  полах, Лу, мучимый сухими,  жаркими
ветрами на дорогах и изнывающий от  скуки, принял предложение императора. Но
он выступил не только для  него,  но  и для многочисленной толпы в цирке. За
три выступления он уложил больше людей, чем за всю свою жизнь, а после этого
уехал.  Уехал, оставив позади  не только  Рим, но  и клятву  спасти  римские
дороги.
     -  Забрал с собой дарованные ему сокровища -  и  только его и видели, -
сказал Чиун.
     -  Я  обратил внимание на римские драгоценности, находясь в  деревне, -
согласно кивнул Римо.
     - Это они и есть. И груженные мрамором подводы и, конечно, золото.
     - Но  какое  отношение к крушению Римской империи имеет Дом Синанджу? -
спросил Римо.
     - Разбойники вновь захватили дороги, - сказал Чиун. - А как только люди
узнали, что все пошло по-старому, дороги опять опустели.
     - Но Римская империя продолжала существовать. Она пала спустя несколько
столетий, разве не так? - спросил Римо.
     -  Именно  тогда она  была обречена, - произнес Чиун. -  Чтобы прийти в
упадок, ей потребовалось  еще несколько столетий, но  в  тот день, когда  Лу
забыл о своей миссии и отбыл на родину, она уже превратилась в труп.
     - Никто не винит Синанджу, -  попытался утешить старика  Римо. - Только
ты знаешь об этом.
     - А теперь и ты.
     -  Я  никому не скажу.  И  никто не обвинит  Синанджу  в  том, что  они
упустили Рим.
     -  Вина -  виной, но  факт остается  фактом.  Лу упустил Рим. Я не хочу
остаться в истории Мастером, упустившим Америку.
     - А что произошло дальше с Лу Опозоренным? - спросил Римо.
     - Много чего, но об этом - в другой раз, - отмахнулся Чиун.
     Римо  встал  и  выглянул  из  пещеры.  Холодная   белизна  гор,  слегка
голубоватое  небо,  нахмуренное и как бы  вызывающее.  Оно  пробудило  в его
памяти те принципы, кодекс чести, которые  помогали ему служить  Синанджу  и
выполнять свой  долг.  Он  чувствовал, что возвращается  на  поле битвы.  Он
вступит  в  борьбу  с людьми,  которые выбивали его из колеи своим искренним
желанием умереть. Он вступит  с ними в борьбу, хотя ему  и не хочется этого.
Но так надо, и это он знал.
     -  Что тревожит  тебя? -  спросил Чиун.  Бросив на Чиуна  взгляд,  Римо
ответил корейцу его же словами:
     - Об этом в другой раз.

     А в  ашраме Кали - богиня. Кали  непобедимая,  простирала над  головами
поклоняющихся ей  людей  новую сверкающую руку.  Все  могли видеть,  как она
будто хотела прижать что-то к груди, но в руке ничего не было.
     - Он грядет. Ее возлюбленный жених грядет, - пели ученики.
     А Холли Роден, сверхпривилегированное дитя  из  Денвера, так и лучилась
счастьем, зная,  кто станет  возлюбленным  богини. Она видела, как  лихо  он
убивал в Северной Каролине.
     - Как он выглядит? - спрашивали у нее.
     - У него темные волосы,  черные глаза и широкие  скулы. Сам он худощав,
но у него мощные запястья.
     - А что еще?
     - Надо видеть, как он убивает, - сказала Холли.
     - Ну и?..
     - Он был... - у Холли Роден перехватило горло,  тело ее затрепетало при
воспоминании об этом дне, - ...он был великолепен.
        Глава девятая
      О.Х. Бейнс  проводил  дни в  безоблачном  счастье.  Если  бы  он  умел
свистеть,  петь  или  танцевать  на  столе,  он  бы  так  и поступил,  но  в
Кембриджской Школе бизнеса его этому не учили.
     О.Х. Бейнс знал, что на Джаст Фолкс со смертями покончено, а Интернэшнл
Мид-Америка разорена. Ее  акции исчезли с бирж, словно их и не было, а акции
Джаст  Фолкс,  напротив,  поднялись в цене,  котировались как  никогда, и он
знал,  что  они  будут расти  и  дальше,  когда  на следующей  неделе газеты
развернут рекламную  компанию под девизом Джаст  Фолкс  - самая безопасная и
дружелюбная авиакомпания.
     Он считал,  что все сделал наилучшим образом, хотя, непонятно почему, в
его  сознании всплыл  образ отца,  который, он  знал,  считает  его поступок
мошенничеством. Ты всегда был продувным малым, О.Х.
     Но   философия,  прививаемая  в  Кембриджской  Школе  бизнеса,  которая
определяла  мышление промышленных  кругов  Америки  с  шестидесятых годов  и
реформировала  вооруженные  силы  страны  в  соответствии  с новой  системой
управления, была тем, что, по  мнению  О.Х.  Бейнса,  его отец никак  не мог
должным образом оценить. Отец  был  владельцем бакалейной лавки  в  Бомонте,
штат Техас, и, лишь однажды  навестив  сына  в Кембридже, сказал ему, что  в
Школе учатся сопляки с моралью орангутангов и куриными мозгами.
     - Папа - такой оригинал. - О.Х. попытался свести его слова к шутке.
     - Вы, сопляки, ничего не понимаете в баксах и товаре, - снова взялся за
свое отец. - Только и умеете, что трепаться. Помоги нам Бог.
     Когда  выпускники  Кембриджа  реорганизовали   армию,  отец   только  и
произнес: И армия туда же.
     Отец,  разумеется,   не   понимал  одного:  никого  не  волновало,  что
американское  военное  руководство  чувствует  себя  куда  более  удобней  в
Блуминдейле, чем на  поле сражения. Все это не имело  никакого значения. Это
не входило в новую систему ценностей.
     Согласно ей, армии могли не побеждать, автомобили не ездить, техника не
работать.  Главное -  выпускники  Кембриджской Школы  бизнеса  должны  иметь
хорошую и престижную  работу. У них всегда было  в  этом  преимущество перед
остальными, и выпускники Школы хорошо знали эту свою привилегию.
     Благодаря такой психологической обработке, О.Х. Бейнс и проводил теперь
дни в безоблачном счастье. Правда,  в  последнее время  ему стало  казаться,
что, может, здесь есть и другая причина.
     Возможно, существовал Бог, который избрал его для особой миссии и дарил
ему  успех.  И,  кто  знает, может  этот Бог  имел  что-то общее с уродливой
многорукой статуей,  стоявшей  в складе,  оборудованном под церковь в  Новом
Орлеане.
     И вот однажды все  семейство  Бейнсов, за исключением собаки,  войдя  в
ашрам, предстало перед очами Бен Сар Дина.
     Бен  Сар  Дину  семейство не  понравилось.  Особенно  мышиная  мордочка
женщины  в  стильном  белом  костюме.  Мальчик был в белом блейзере  и белом
галстуке. Серые брюки  тщательно отутюжены, черные туфли начищены до блеска.
Девочка пришла в белой юбке, в руках небольшая белая сумочка.
     - Знакомьтесь, это моя семья. Хотим присутствовать на молении, - сказал
О.Х. Бейнс. Он был одет в темно-синий костюм в красную и черную полоски.
     - Но сегодня не воскресенье, папа, - сказал мальчик.
     -  Т-сс, - остановила его миссис Бейнс. - Не все молятся в воскресенье,
дорогой. И не только в нашей большой церкви.
     Бен Cap Дин отвел О.Х. Бейнса в сторону.
     - Вы привели семью в ашрам? А почему не в свою церковь?
     -  Да,  - ответил Бейнс. -  Заглянув в свое  сердце, я понял, что  хочу
примкнуть  к чему-то значительному и духовно благодатному. Хочу принадлежать
Кали.
     - Но они же маньяки-убийцы,  - зашептал Бен Сар Дин громче, чем надо. -
А это все же ваши родные.
     -  Они убьют нас, папа.  Они убьют нас. Мне здесь не нравится. Я хочу в
нашу церковь, - плакала девочка.
     - Никто не  собирается  нас убивать,  - успокаивала ее миссис Бейнс.  -
Папа не позволит.
     - А вот он сказал, что собираются, - плакала девочка, показывая пальцем
на шарообразную фигуру в белом шелковом костюме. Бен Cap Дин покраснел.
     -  Папочка  говорит, что это  благодатная вера  -  нужно попробовать, -
сказала  миссис  Бейнс  и,  повернувшись к  Бен Cap Дину,  поинтересовалась,
предлагают  ли здесь  программу  йоги, существуют  ли дискуссионные  группы,
обучают ли пению и приезжают ли по приглашению проповедники со стороны.
     Бен Сар Дин, не зная, что сказать, потерянно кивнул.
     - Вот видите? - торжествующе заявила миссис Бейнс детям. - Совсем как в
нашей церкви дома.
     То,  что в ашраме не упоминали про  Иисуса  и спасение,  не  беспокоило
миссис Бейнс.  У них в церкви об этом тоже давно речи не было.  Обычно к ним
приезжал  какой-нибудь  революционный  деятель,   ругал  Америку,   а  потом
заваливался к кому-нибудь домой,  и если там он не  развивал  далее основные
положения  своей речи и не призывал  разрушить Америку, то  к соседям его не
звали. Все  это мало  интересовало миссис Бейнс, ведь она никогда не слушала
проповеди. В церковь ходишь, чтобы встречаться с  людьми своего круга. Люди,
которые заполняли  ашрам,  не были похожи на тех, с кем она обычно общалась,
но, видно, муж знал лучше:  разве позволил  бы он  ей  и  детям исповедовать
религию, которая не пользуется отменной репутацией в лучших кругах.
     Она слышала, как вокруг нее все говорили про какого-то мужчину, который
грядет  к богине  Кали  и  обещает  стать ее возлюбленным.  Совсем  как в их
церкви:  там тоже раньше твердили про Второе пришествие, пока не ударились в
революцию.
     Особенно ей  нравилось,  что в новой церкви к Богу обращаются в женском
роде.
     О.Х.  Бейнс  преклонил  колена   вместе  с  семьей  в  последних  рядах
молящихся. Глядя на других, они тоже  взмахивали руками и  воплями призывали
убивать из любви к Кали.
     - Убивайте из любви к убийству, - пели люди в ашраме, склонившись перед
многорукой статуей.
     О.Х, подтолкнул сына, который упорно молчал - как воды в рот набрал.
     - Мне не нравится так вопить, - признался мальчик
     - Дома ты вопишь предостаточно, - прошептал О.Х.
     - Это другое.
     - Можешь и здесь поорать, - сказал Бейнс.
     - Слов не знаю.
     - Хоть губами шевели, - посоветовал Бейнс.
     - А кого они хотят убивать?
     - Плохих людей. Кричи.
     Сам О.Х. Бейнс размечтался, слушая, как повторяются песнопения - убивай
ради  самого  убийства,  убивай   ради  любви   к  Кали.  Открывались  новые
возможности,  которая давала  неизвестная ему  дотоле сила.  Стоя  у  дверей
ашрама,  он чувствовал себя так,  будто открыл  атомную энергию. Но  тут  он
видел одну проблему. Если община будет расти, будет возрастать и потребность
в  жертвах -  авиапассажирах. Но  массовые  убийства  покончат  не только  с
пассажирами, но и с путешествиями.
     Прервутся  связи,  заглохнет  торговля.  Профессора  не  смогут ездить,
студенты тоже не захотят. Цивилизация откатится назад - к каменному веку.
     Каменный век.
     Бейнс немного задумался, а  тем временем пение  становилось все громче;
казалось,  неподалеку гремит  гром. Каменный век,  - думал он. - Все  пойдет
прахом. Может такое случиться? А почему нет?
     Он знал, что делать. Нужно купить поскорей хорошую пещеру.  На какое-то
время успокоившись, он набрал в легкие побольше  воздуха и заорал: Убивай из
любви к Кали. На этот раз к нему присоединились и дети.
     Вдруг все  резко замолчали. Глаза присутствующих устремились на дверь в
глубине ашрама,  откуда  быстро шел молодой  человек, глаза его  возбужденно
блестели.
     - Она позаботилась,  -  выкрикнул он. - Она  позаботилась. -  В руке он
держал большую пачку авиабилетов. -  Я нашел их на улице, у ашрама, - сказал
он. - Она позаботилась.
     Посвященные дружно закивали. Кто-то пробормотал:
     Она всегда заботится. Мы любим Кали.
     Спустя  минуту  Бен  Cap Дин, покинув  свою молельню-кабинет, вбежал  в
ашрам, бросил кипу желтых платков на руки ученикам и тут же снова исчез. Пол
ашрама задрожал, когда за ним захлопнулась тяжелая, обитая железом дверь.
        Глава десятая
       Холли  Роден  закончила  пятисотую гвоздику  для  бумажной  гирлянды,
которую она накинула на шею богини.
     - О, Кали, - мурлыкала она. - Ты стала еще прекраснее.  Когда он увидит
тебя, то не устоит перед твоей красотой.
     Напевая, она украшала статую, словно майское  дерево. Должно быть, один
цветок выпал из гирлянды прямо ей под ноги,  потому что Холли поскользнулась
и с грохотом повалилась на пол лицом вниз.
     - Вот ведь неуклюжая, - рассмеялась она, потирая ушибленное колено.
     Но только  она  приступила  к изготовлению  пятьсот первого цветка, как
снова  свалилась и  на этот раз  чуть  не упала с подножья  статуи.  Пытаясь
подняться, она рухнула опять и,  покатившись,  сорвалась-таки с платформы, с
шумом ударившись об пол.
     - Что за грохот! - завопил Бен Сар Дин, ковыляя из кабинета в ашрам.
     По пути он наткнулся  на компьютер, доставленный сегодня утром для О.Х.
Бейнса.
     -  Сначала  этот сумасшедший американец устраивает  в моем кабинете два
аппарата прямой телефонной связи,  а теперь еще вот это,  -  рявкнул Бен Сар
Дин, пиная компьютер ногой.  - Чего ему от меня надо? Жизнь моя стала совсем
собачья.
     Холли опять не удержалась на ногах, на этот раз падение произошло около
стульев, на которых обычно сидели посвященные.
     - Что с тобой, неуклюжее дитя? В моей стране женщина, даже опускаясь на
колени,  чтобы  поцеловать ступни мужа,  делает это бесшумно. У меня  и  так
хлопот хватает с этим разбойником Бейнсом, узурпировавшим  мое  святилище. А
ты - бум, бум... И так все время. Даже в Калькутте не так шумно.
     - Тысячи извинении,  Святой, которому покровительствует Кали, - сказала
Холли. - Не могу понять, что со мной происходит... - не договорив, она вновь
поскользнулась, стукнувшись головой  о столик с благовониями. - Вот оно что!
- вдруг  выкрикнула  она, садясь на стул.  - Теперь мне  ясно,  почему я все
время падаю.
     - Ага, наркотики. Проклятье нашего века. Что ты употребляешь? - спросил
Бен Cap Дин.
     -  Это Кали, - проговорила Холли,  лучезарно улыбаясь.  - Разве  ты  не
понимаешь. Святой? Ока  выталкивает меня  на  улицу. Хочет послать  с особой
миссией.  Одну.  И  я  подсознательно  это  предчувствовала.  Поэтому  и  не
отправилась с  другими  в  обычный  рейс,  а  предпочла остаться  и украшать
статую.
     - Разве что так, - Бен Сар Дину ничего не оставалось, как согласиться.
     -  Сама богиня  обратилась ко мне, - восторженно ворковала Холли.  - Ко
мне, Холли  Роден. Избрала меня  для  служения. - Она  гордо выпрямилась, но
вновь, пошатнувшись, упала и поползла к статуе. - О, Святой! - возопила она.
- Я обоняю Ее запах!
     - Прекрасно, прекрасно, - заулыбался Бен Cap Дин, согласно кивая.
     Мысленно он дал  себе слово никогда не  посылать больше  Холли на дело.
Девушка явно со  сдвигом.  Тайные  убийства  пассажиров  - и так рискованная
акция, но, если в их рядах будет эта ненормальная болтушка, они  обязательно
привлекут к себе внимание.
     - Ее запах, Ее запах, - нараспев повторяла Холли, наклоняя свои длинные
белокурые волосы  и  водя ими взад-вперед  у  подножья статуи.  - Она хочет,
чтобы Ее запах  передался  мне, и я несла  его дальше. Неси  запах  Кали! О,
Святой, я больше никогда не буду мыться.
     - Вполне по-индийски, - одобрил Бен Сар Дин.
     Раздался телефонный звонок.
     - Неси запах Кали, убивай для Кали, - нараспев повторяла Холли.
     - Это тебя, - подозвал ее к телефону Бен Сар Дин.
     - Думаю, твоя мать.
     Поднимая  голову  от  ног  Богини,  Холли  не  могла  сдержать  гримасу
отвращения.
     - Мама, что еще стряслось? - сказала она в трубку.
     - Да. Да. И что? Даже  не  знаю. О, Боже... Отец... Это Она. Что? Позже
объясню.
     Повесив  трубку,  Холли посмотрела  на Бен  Cap  Дина,  взгляд  ее  был
исполнен радостного удивления.
     - Бедное дитя. Прими мои соболезнования...
     - Да не в этом дело. Неужели ты не понимаешь? Это сделала Кали.
     Бен Сар Дин взглянул с сомнением на статую, за которую заплатил гроши.
     - Кали убила твоего отца? Он что, был где-то неподалеку?
     -  Нет.  Он  в  Денвере.  Во всяком случае то, что  от  него  осталось.
Послушай. Кали хочет, чтобы я ехала туда. Звонок матери - знак. Моя миссия -
ехать в Денвер. Может, там находится кто-то, кого нужно убить.
     -  Не  пори  горячку,  Холли,  -  попытался  осадить  ее Бен  Сар  Дин,
соображая, что произойдет,  если ее схватят при попытке убийства, а рядом не
будет никого из своих, чтобы убить ее прежде, чем она выболтает все полиции.
     - Может, тебе взять кого-то в подмогу?
     - Нет, мне надо ехать одной, - упорствовала Холли. - Туда посылает меня
сама Кали.
     -  Значит,  Кали посылает  тебя  в  Денвер?  -  уточнил  Бен  Сар  Дин.
Авиабилетов туда у него не было.
     - В Денвер, - ответила  Холли, и  в ее голосе звучали  почти лирические
интонации. - Кали посылает меня в Денвер.
     - Полетишь как турист, -  сказал Бен Сар Дин.  -  У меня нет билетов  в
Денвер.
     По дороге в аэропорт  Холли Роден,  сидя в  такси,  напевала  про себя:
Убивай для Кали. Ожидая своего рейса на аэровокзале Джаст Фолкс, она все еще
мурлыкала эту  фразу. Народу  было предостаточно.  Всюду  плакаты с  цветами
компании Джаст Фолкс - красный, белый, голубой - рекламировали  компанию как
самую  безопасную  и  дружелюбную.  В  зале ожидания  непрерывно  работающие
громкоговорители  приводили статистику, убедительно  показывавшую, насколько
безопаснее  летать на  самолетах  Джаст  Фолкс  по  сравнению  с  Интернэшнл
Мид-Америка Эйрлайнс.
     Радиотреп раздражал  Холли. Режущий ухо голос мешал  сконцентрироваться
на молении, но она все же не прекращала попыток. Убивай для Кали, - медленно
произнесла она, стараясь сосредоточиться. Убивай из любви к Кали.
     - Эй, малышка!  -  рявкнул  ей кто-то в ухо.  Зычный  голос принадлежал
мужчине среднего возраста в плаще.
     Холли подняла на него глаза. Неужели ради  этого человека она пустилась
в путешествие? Кали нужно, чтобы она убила его?
     - Может, вы тот, кто мне нужен, - сказала она.
     - Не сомневайся, крошка, - ответил мужчина, распахнув плащ. Под  плащом
он был абсолютно голый, дряблое тело собралось складками.
     Хотя он тут же убежал, Холли еще долго била дрожь.
     - Это испытание, - сказала она себе.  - Мне действительно надо ехать  в
Денвер. Таково желание Кали. А Ей известно все.
     В самолете ее соседкой оказалась  пожилая женщина. Холли  спросила,  не
может  ли  она быть  той чем-нибудь полезной. Женщина  пихнула  ее  локтем в
живот. Потом,  когда  они  выходили  в Денвере  из  самолета,  Холли послала
ослепительную улыбку красивому молодому человеку и предложила подвезти его.
     - Заигрывания агрессивных гетеросексуальных женщин всегда  казались мне
просто омерзительными, - ответил молодой человек.
     - О, простите.
     - Чтобы заполучить мужчину, вы ведь на все готовы?
     - Я всего лишь предложила...
     - Да уж. Видно, вы щедро расточаете такие предложения. Лучше пройдитесь
расфуфыренная  и  надушенная  -  какая вы есть -  по барам.  Но  знайте, что
некоторые  мужчины предпочитают чистую,  одухотворенную красоту собственного
пола.
     - Гомик паршивый, - бросила, отходя, Холли.
     - Самка! - крикнул ей вслед молодой человек. - И разит от тебя какой-то
дрянью.
     На  аэровокзале  к  ней  пристал  подросток с  волосами, выкрашенными в
красно-голубую полоску.
     - Ты что ли тот, кто мне нужен? - в отчаянии спросила она.
     - Тот-тот, -  заверил  ее подросток.  - Самый настоящий  супермен, могу
заниматься любовью всю ночь. Ты и представить себе не можешь, что тебя ждет.
За деньги я творю чудеса. Тот я, тот.
     Тревога Холли рассеялась.
     - Спасибо, Кали, - сказала она. - Значит, я могу стать твоей подружкой?
     - Конечно, - ответил он. - Гони монету, и я буду твоим другом навсегда.
- Открыв складной нож, он приставил  его к горлу Холли, оттесняя ее в темное
местечко.
     - А теперь дай мне полюбоваться на зелененькие баксы.
     Холли  добралась  до  Денвера  без   цента  в   кармане,  несчастная  и
разочарованная. Миссия ее провалилась. Кали избрала ее для особого служения,
а Холли все испортила.
     - Может, я вообще ни на что не гожусь, -  с горечью  сказала  она себе.
Когда девушка  входила  в построенный на разных уровнях родительский особняк
на  окраине города,  на  ее глазах  стояли слезы.  Мать  бросилась  к ней со
словами утешения.
     - Бедная девочка, - заговорила миссис Роден.  - Для нас с  тобой пробил
час испытаний.
     - Да, уймись ты, мама. Где отец?
     - Он умер. Разве ты не помнишь?
     - Ах, да. Самое время для него.
     - Хочешь запеченного тунца?
     - Предпочла бы чего-нибудь выпить.
     - Хорошо, дорогая. Похороны через час. Я  привела в порядок твое лучшее
черное платье.
     - Я не пойду на похороны.
     - Дорогая, но ведь он твой отец.
     -  Я  приехала  сюда не из-за каких-то идиотских похорон. У меня важные
дела.
     - Да, дорогая. Понимаю, - сказала миссис Роден. Холли бесцельно бродила
по  улицам  Денвера, размышляя о таинственной  миссии,  доверенной ей  Кали.
Статуя  желала, чтобы она покинула Ашрам, это несомненно, -  значит,  должна
быть  тому причина, и причина серьезная. Никто  ей  так  и не  встретился на
пути. Она хотела послужить Кали,  принеся той  жертву,  но  все складывалось
неудачно.
     - Знак, - произнесла она вслух. - Мне нужен какой-нибудь знак.
     И знак  был  ей дан. Национальная ассоциация  ссуд и  сбережений горных
народов   торжественно  отмечала  свое  открытие,   которое   ознаменовалось
вооруженным  нападением  на  банк.  Грабитель  выскочил  из  дверей банка  с
пистолетами наготове. Недрогнувшей рукой он выстрелил  и убил  полицейского,
затем  пальнул  пару раз  в  толпу  зевак  и  бросился к бежевому линкольну,
припаркованному неподалеку. Холли  стояла как раз  рядом с передней дверцей.
Страшно ругаясь, грабитель  отбросил  девушку в сторону,  прямо  на проезжую
часть, и распахнул дверцу.
     Уже  забравшись  в автомобиль, он, как бы что-то вспомнив, обернулся  и
нацелил пистолет на Холли.
     И тут случилось чудо. Худощавый молодой человек  с широкими  запястьями
встал между ними.  Холли  как  зачарованная  смотрела,  как перестала  вдруг
существовать  передняя  дверца.  Затем  руль,  как  по  мановению  волшебной
палочки, закрутился на месте и полностью вошел в живот грабителя.
     Повернувшись,  молодой  человек   остановил  уже  начавшийся  двигаться
автомобиль, поставив  каблук на  бампер в пяти дюймах от головы  лежавшей на
дороге Холли.
     Насаженный на  руль грабитель беспомощно следил  за  ним, чувствуя, как
его  внутренности превращаются  в кашу.  Потом  он  осознал,  что  худощавый
молодой  человек,  который двигался  так быстро,  что  движения его казались
смазанными,  поднял его  в  воздух. Пролетая  через улицу обратно  к  банку,
грабитель слышал, как ветер свистит  в его ушах. Он рухнул прямо  посередине
сбежавшихся полицейских, которые тут же прижали его  к земле. Последнее, что
видел грабитель в своей жизни, было отражение в зеркальной витрине  мужчины,
помешавшего ему бежать.
     Холли  лежала  на  мостовой,  сжавшись  в  комочек,  ее длинные  волосы
разметались по лицу, словно золотые водоросли.
     - С вами все в порядке? - спросил Римо, нагнувшись над ней.
     Взглянув в его лицо, Холли в изумлении раскрыла рот.
     - Это ты? - сказала она.
     - О, нет.
     Выпрямившись,  Римо  резко  отпрянул  от  девушки, ударившись  спиной о
телеграфный  столб. У  него перехватило дыхание, а где-то в  животе возникло
омерзительное чувство страха.
     -  Пошла  прочь,  -  прошептал  он,  когда   Холли  Роден,  поднявшись,
направилась к нему.
     - Нет.  -  В  голосе  Холли звучало ликование. - Теперь  мне ясно. Ты -
причина. Она послала меня сюда.  Но не убивать. А вернуть тебя. Вернуть  Ей.
Кали.
     - Убирайся! Я не понимаю тебя. От тебя разит скотным двором.
     - Это запах Кали.  Он  - на моих волосах, - сказала Холли. - Вдохни его
поскорей.
     - Тебе место в городской тюрьме, там  и  запах твой  подойдет, - сказал
Римо, отодвигаясь от нее.
     - Не бойся, -  проговорила Холли, нежно  улыбаясь. - Я все знаю о тебе.
Знаю, кто ты.
     - Знаешь? - переспросил Римо.
     Вот  теперь,  возможно,  у него  хватит  сил убить ее.  Слишком  сильна
причина.  Если она знает  слишком много, если она представляет опасность для
КЮРЕ, для страны... Тогда, может быть, он убьет ее.
     - Так кто же я? - спросил он.
     -  Возлюбленный  Кали. Она  избрала  тебя и послала  меня  за тобой,  -
ответила Холли.
     Придвинувшись  ближе,  она  обвила руками  шею  Римо.  Запах  ее  волос
волновал его и одновременно вызывал отвращение. Чресла его сладко заныли.
     - Уходи, - хрипло проговорил он. - Уходи.
     Холли   провела  рукой  по  его   бедру,  и  сопротивление  Римо  стало
ослабевать. Волосы девушки  почти  касались  его лица,  едкий  запах манил и
дразнил, напоминая о чем-то далеком, давно позабытом.
     - Ты, наверное, ничего не понимаешь, - прошептала ему на ухо девушка. -
Но доверься мне. Я знаю  твое предназначение. Ты должен ехать со мной. Ехать
к Кали.
     Она  подталкивала его вперед, к узкому извилистому  проходу между двумя
зданиями. У Римо не было сил сопротивляться.
     - Как тебя зовут, возлюбленный Кали? - спросила она.
     - Римо, - тупо проговорил он.
     - Римо. - Девушка наслаждалась каждым звуком его имени. - Я гонец Кали,
ее посыльный. Иди ко мне. Ты вкусишь со мной наслаждение, которое Она дарует
тебе.
     Холли  поцеловала его.  Тошнотворный  приторный запах,  сулящий острое,
извращенное наслаждение, ударил ему в голову и зажег огонь в крови.
     - Возьми меня,  - просила Холли, глаза ее пылали, она явно находилась в
трансе. - Возьми то, что дает тебе Кали. - Она тянула его вниз, на скользкие
камни, загаженные  птичьим пометом, гнилыми капустными листами и выплеснутой
кофейной гущей. - Возьми меня здесь, в грязи. Так хочет Она.
     Холли раздвинула ноги и судорожно глотнула воздух, почувствовав  внутри
себя обжигающую мужскую плоть.
     Когда все было кончено, Римо  отвернулся к стене дома. Его сжигал стыд,
он ощущал себя оскверненным. Холли взяла его руку, но он тут же отдернул ее,
словно от прокаженной.
     - Совсем не в моих  правилах -  проделывать это  в первое  же свидание,
сказала девушка.
     - Уходи.
     - Это была не моя идея. На меня что-то накатило, - оправдывалась Холли.
     - Слушай, уходи поскорей.
     - Я  кое-что читала о  приступах тоски после полового сношения,  но то,
что происходит с тобой, это уже чересчур.
     Римо, пошатываясь, поднялся  и побрел прочь от молодой женщины, оставив
ее  лежать  на  земле  в грязном проулке.  Он  с трудом находил силы,  чтобы
двигаться. Запах, шедший от девушки, преследовал  его, члены словно налились
свинцом.
     -  И  думаешь,  тебе  удастся сбежать, -  услышал  он  голос Холли. Она
разразилась резким, пронзительным смехом.  -  Ну, что ж, попробуй, только ты
все равно вернешься. Кали хочет тебя. Она приведет тебя к Себе. Вот увидишь.
Ты придешь к Кали.
     По мере  того, как Римо удалялся,  голос девушки  звучал все  тише. Но,
даже  когда он затих совсем,  запах не отпускал  мужчину,  он  вился вокруг,
словно невидимый  дразнящий демон, и  Римо понимал, что девушка права. Он не
сможет не пойти за ней, хотя в глубине  души понимал, что  путь этот ведет к
гибели.
     Нет, он ошибся, когда хотел справиться  с  этой напастью сам. Ему нужна
помощь.
     Ему нужен Чиун.
        Глава одиннадцатая
      В гостиничном номере было темно. Комнату  освещали только звезды, ярко
блестевшие над горами в ночном небе.
     Римо лежал на  матрасе посредине комнаты со сложенными на животе руками
- так уложил их Чиун. Старый кореец сидел в позе лотоса у изголовья.
     - Теперь можешь говорить, - сказал Чиун.
     - Не  понимаю,  что  творится со мной, папочка. Я думал, что  справлюсь
сам, но у меня ничего не выходит.
     - Говори, - мягко попросил Чиун.
     - Я думал, что всему виной девушка.
     - Всего лишь девушка?
     -  Необычная  девушка, - продолжал Римо. -  Исповедует  какую-то  дикую
религию.  Когда мы летали на Джаст Фолкс в Северную Каролину, я после полета
поехал с ней, и двое ее друзей пытались меня убить.
     - Ты их убил?
     - Друзей, да. Но не ее, - ответил Римо. При воспоминании о том дне Римо
стала бить дрожь. Но Чиун, даже в темноте ощутив боль ученика, протянул руку
и коснулся его плеча, и тело Римо вновь обрело спокойствие.
     - Я не мог ее убить.  Хотя  и  хотел.  Но, понимаешь, она  сама жаждала
смерти. И еще пела, они все пели, и это сводило меня с ума, мне не терпелось
убежать  оттуда.  Вот  почему  я  отправился  в горы  - хотел хорошенько все
обдумать.
     Чиун хранил молчание.
     - И вот сегодня я встретился с ней снова, и мне показалось, что на этот
раз я сумею ее уничтожить.  Она как-то связана с убийствами  в самолетах,  и
убить ее - мой прямой долг. Но я опять не смог. И все из-за ее запаха.
     - Какого запаха? - спросил Чиун.
     - Он похож... собственно, это не совсем запах, - слышался голос Римо во
тьме. - Скорее ощущение.
     - Ощущение чего?
     Римо тщетно пытался найти подходящие слова. Он только покачал головой.
     - Не знаю, папочка.  Чего-то огромного.  Пугающего. Более ужасного, чем
смерть. Страшная вещь... Боже, я схожу с ума.
     Он нервно потер руки, но Чиун перехватил их и снова уложил на солнечное
сплетение.
     -  Ты говоришь, они  пели?  -  напомнил  Чиун. -  А  что?  -  осторожно
выпытывал кореец.
     -  Что?  Какой-то  бред.  Даже  не  знаю.  Да  здравствует  смерть.  Да
здравствует боль.  Она возлюбила  это. Говорю тебе,  они  боготворят смерть,
даже  собственная  смерть их не страшит. Тоже самое было  и сегодня вечером.
Она сказала, что я  должен следовать за ней, и я  знал, Чиун, я твердо знал,
что убей  я ее, она скажет перед смертью: Убей меня, убей меня, убей, потому
что так надо. Я не смог ее убить - дал ей уйти.
     - А почему ты должен следовать за ней? - спросил Чиун.
     - Потому что я, вроде бы, чей-то возлюбленный. Кто-то хочет меня.
     - И кто же? - спросил Чиун:
     - Имя... Странное имя. Думаю, женское, - сказал Римо. - Как же?..
     Он замолчал, пытаясь вспомнить.
     - Кали? - тихо выдохнул Чиун.
     -  Вот-вот.  Кали.  Откуда  ты  знаешь?  Римо услышал, как Чиун  тяжело
вздохнул, а потом его голос снова зазвучал, как обычно.
     - Римо, мне нужно срочно встретиться с императором Смитом.
     - Это еще зачем? - спросил Римо. - Он-то здесь причем?
     - Он поможет мне подготовиться к путешествию.
     Римо удивленно взглянул  на старика. Даже во  тьме  его глаза  способны
были  прозревать  многое. Выражение лица Чиуна говорило о  внутренней муке и
решимости.
     - Я должен ехать в Синанджу.
     - Зачем? И почему именно теперь?
     - Чтобы спасти твою жизнь, - ответил Чиун. - Если еще не поздно.
        Глава двенадцатая
      Харолд В. Смит торопливо вошел в номер денверского мотеля.
     - Что стряслось? Что за важное дело такое, что вы не решились обсуждать
его по телефону?
     - Не смотрите на меня так укоризненно. Не я вас вызывал, - сказал Римо,
не поднимая глаз от журнала, который небрежно листал.
     Чиун сидел в углу комнаты на соломенной циновке. Смит перевел взгляд на
него, и старик медленно поднял голову. Смиту показалось, что кореец не видел
его.
     - Оставь нас одних, Римо, - тихо попросил Чиун. Римо с  силой захлопнул
журнал.
     -  Ну и ну, Чиун. Не слишком ли  много себе  позволяешь? Даже от тебя я
такого не потерплю.
     - Я же попросил тебя - оставь  нас, - рявкнул старик, лицо его налилось
кровью.
     Римо швырнул журнал на пол и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
     - Дела плохи? - спросил Смит.
     - Пока еще не совсем, - бесстрастно отозвался старик.
     - А-а, - произнес Смит.
     Чиун молчал, и Смит почувствовал себя неловко.
     - Э-э, могу я  сделать  что-нибудь для вас,  Чиун? -  Смит  взглянул на
часы.
     - Я прошу немного, император,  - сказал Чиун.  Смит сразу же решил, что
старик хочет возобновить переговоры об увеличении жалования. Всякий раз, как
Чиун заявлял,  что ему  много не нужно, оказывалось, что только золото может
спасти его от вечного позора в глазах потомков.
     Смит  испытывал  яростный  прилив  гнева,  что   совсем  не  было   ему
свойственно.  На КЮРЕ оказывал  сильное давление Белый  Дом, требуя положить
конец убийствам на авиалиниях. Интернэшнл Мид-Америка потерпела полный крах,
и, кто знает,  сколько  еще авиалиний ждал такой же конец. Средства массовой
информации  посеяли  в  населении  панику:  все опасались летать самолетами.
Цивилизация,  которая,  по  большому  счету,  представляла   из  себя  обмен
продуктами  производства  и идеями, оказалась в опасности. А Чиун продолжает
выколачивать из него деньги.
     -  Если  вы помните.  Мастер Синанджу, вы  сказали, что ситуация с Римо
выправляется. - Он со значением взглянул на ничего не выражающее лицо Чиуна.
- И вот я приезжаю сюда, и что я вижу - он бездельничает и читает журналы. А
как  же ваше обещание? То,  что  вы дали  за дополнительное  золото?  В нашу
последнюю встречу. Помните, Чиун?
     С