риехать. -- Тебе бы туристов водить, -- посоветовал Римо. -- Сейчас ты станешь первым, последним и единственным моим туристом. Причем получишь все особые добавочные услуги без дополнительной оплаты. -- Мне нравится, как это звучит, -- сказал Римо, причем совершенно искренне. -- То ли еще будет, -- предупредила она с озорной улыбкой, схватила Римо за руку и повела его за скалы вдоль узкой полоски пляжа. -- Вот она. Ким показала в глубь пустынной бухточки. Входом в пещеру служило неровное отверстие, напоминавшее рот в отвесном склоне скалы. Отверстие, казалось, само манило их, притягивало, точно зияющая голодная пасть какого-то доисторического хищника, который, несмотря на древность, никогда не терял аппетита. Чиун обнаружил, что весьма утешительно беседовать с человеком, который не только слушал его, но, похоже, впитывал каждое его слово. Вот наконец нашелся белый человек, уважающий лета и мудрость. Другими словами, совершенно не похожий на Римо. -- Я видел вашего друга всего несколько минут назад, -- сообщил Реджинальд Воберн Третий, когда Чиун закончил пространную речь о неблагодарности. -- Он с очаровательной девушкой направлялся к пещерам на дальнем конце острова. -- Что за манера отдыхать, -- вздохнул Чиун. -- Разгуливать по пляжу с красивой женщиной. Если бы он только прислушался к моим словам, у нас и правда мог бы получиться хороший отдых. -- Я упомянул об этом только потому, что в этих пещерах может быть весьма небезопасно. Во время отлива вид там действительно очень красивый, но когда вода возвращается, скалы могут превратиться в смертельную западню. Плыть против наступающего прилива почти невозможно. В этом сезоне там уже погибло двое туристов. Бледные раздутые тела их обнаружили только на следующий день. Рыбы выели им глаза. -- Улыбка Реджи становилась все шире по мере перечисления подробностей. -- Местному туризму был бы нанесен непоправимый урон, если в не удалось вывести тела на Мартинику. Та пара совершала туристскую поездку по островам, и их следующая остановка должна была быть на Мартинике. Но погибли они все-таки здесь. -- Старая корейская пословица гласит, -- заметил Чиун. -- когда смерть говорит, все ее слушают. -- Но я беспокоюсь о вашем друге, -- сказал Реджи. -- Почему? -- нахмурился Чиун. -- Прилив может застигнуть их в одной из этих пещер, -- пояснил Реджи, явно входя во вкус своего повествования. -- Они ничего не поймут, пока не окажется слишком поздно. Они будут бороться с подступающей стеноп воды, беспомощно и безнадежно пытаясь преодолеть приливную волну. Сдерживая дыхание, пока лица их не побледнеют и легкие не разорвутся от напряжения. Еще некоторое время их распростертые на волнах тела будут биться о скалы. Потом за них примутся рыбы. Кусочек откусят здесь, кусочек там. Кажется, они всегда сначала подбираются к глазам. А уж потом, если в воде окажется много крови, появятся акулы. У них такие огромные челюсти, что они откусывают человеку ляжку с той же легкостью, с какой мы перекусываем черенок сельдерея. Тогда начнется действительно яркое зрелище. Вода окрасится в темно-пурпурный цвет крови и вспенится бурунами. Вот уж воистину, безумное пиршество. -- Реджи вздохнул. В уголках его губ появились маленькие капельки слюны. Сердце громко билось, как у бегуна-марафонца, приближающегося к финишной линии. Он ощутил такой жар в паху, с которым не могло бы соперничать даже сексуальное возбуждение. -- Я вижу эту картину очень ясно. И такое запросто могло бы произойти с вашими друзьями. -- Эта женщина мне вовсе не друг, -- отрезал Чиун. -- А как насчет мужчины? Чиун задумался. -- Полагаю, что человек мог бы погибнуть таким образом. Если был бы и в самом деле глуп. -- А как насчет вашего друга? -- снова спросил Реджи. -- У Римо тоже бывают не лучшие моменты, -- сказал Чиун. -- Но даже он не так глуп. Глава девятая -- Разве я не самая красивая женщина в твоей жизни? -- тихим шепотом спросила Ким. Она прикорнула рядом с Римо, устроившись на сгибе его локтя -- они оба лежали обнаженные на теплом крупном песке и любовались фантастическим световым спектаклем, который устроило для них на сводах пещеры заходящее солнце, чьи многоцветные радужные лучи отражались от чистой голубой поверхности моря. В пещере было прохладно и сухо, а шум волн, разбивающихся о дальние скалы, был лучше любого звукового сопровождения, которое когда-либо выдумывал Голливуд. После продолжительного ответного молчания Ким нахмурилась и ткнула Римо под ребро. -- Я-то думала, что вопрос будет для тебя легким. Только не говори, что ты раздумываешь над ответом. Римо взъерошил ее темные блестящие волосы. -- Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал, -- ответил он. Ким улыбнулась. -- Мне все так говорят. -- Кто это все? По временам Римо задавался таким вопросом. Сколько именно мужских тел обозначает это "все"? -- Ну, сам знаешь. Все. Друзья, поклонники, агенты, продюсеры и режиссеры, -- она добросовестно перечисляла их всех, одного за другим, загибая свои длинные изящные пальцы. -- И конечно же тысячи моих верных и преданных зрителей. Я получаю от них по пятьсот писем в неделю с объяснениями в любви. -- И ты им отвечаешь? -- с любопытством спросил Римо. Он никогда не получал почты. Даже пока он еще числился среди живых, ему никто не писал, а теперь, когда предполагалось, что он умер, его почта не изменилась. Однажды Чиун арендовал почтовый ящик в Секокусе, штат Нью-Джерси, но поступавшая туда почта вся была адресована Чиуну, и он даже не собирался показывать ее Риме. Ким засмеялась. -- Отвечать на письма? Ты с ума сошел? Да у кого есть время на такую ерунду? Я не собираюсь корпеть над писанием только для того, чтобы доставить радость какой-то деревенщине. Много лет назад, когда я только начинала, я и в самом деле ответила на несколько писем поклонников, и знаешь, чем это кончилось? -- Не представляю. -- Я сломала себе чертов ноготь. Болело тогда кошмарно, и потом понадобилось несколько месяцев, чтобы они снова отросли и стали все одинаковой длины. Она примостилась поближе к Римо, ее полные, совершенной формы груди коснулись его груди. Римо прижал руку Ким к губам и поцеловал ее ноготки. Жест незначительный, но Римо почувствовал, как задрожала Ким. -- Это было ужасное испытание, -- сказала Ким. -- Я просто не обладаю стремлением к саморазрушению. Писание само по себе было очень неприятно, но это еще не все. Попробуй когда-нибудь полизать пару десятков марок. От этого на языке появляется такое ощущение, будто какой-то пушистый зверек свернулся на нем в комочек и издох. -- Значит, ты совсем не отвечаешь на письма своих поклонников? -- Разумеется, отвечаю. Существуют специальные люди., которые этим занимаются. "Искренние Ваш, Инкорпорейтед". Эта фирма отвечает на почту всех крупных звезд. У них есть комната, забитая почтенными старыми леди, которые целый день только и делают, что подписывают письма от имени звезд. Это великолепная организация, -- усмехнулась Ким. -- Они подписывают никому не нужные письма, а я подписываю контракты на съемки в трех картинах. Разве может быть лучше? -- Полагаю, что нет, -- согласился Римо. -- Но думаю, если бы мне кто написал письмо, я предпочел бы сам ответить на него. -- Ну, это ты, -- заявила Ким. Она улыбнулась ему, а потом задвигала своими длинными стройными ногами -- одну завернула вокруг ноги Римо, а другой легким массирующим движением стала поглаживать основание его живота и пах. Римо лежал неподвижно, улыбаясь, точно огромный кот, разнежившийся на залитом солнцем подоконнике, он наслаждался, и даже слишком, но ничего не предпринимал в ответ. Римо подумалось, что отдых, и правда, получался не таким уж плохим. Он ощутил странное удовлетворение и ослабление внутреннего контроля. Чиун, вероятно, нашел бы это чувство весьма опасным, и в большинстве случаев так оно и было бы, но сейчас расслабленность помогала Римо полнее наслаждаться теплой шелковистостью ее кожи и прекрасным телом, что так страстно прижималось к нему, и деловитой игрой ловких ручек и ножек Ким, которыми она изо всех сил старалась доставить ему удовольствие. Римо пошевелился, вытянулся, мягко поднял Ким и положил на себя. Ким испустила легкий стон, когда тела их слились в огненной вспышке чистой энергии. Запах ее духов наполнил ноздри Римо ароматом темной первозданной земли. Перед ним вдруг мелькнуло видение: каменный алтарь на испещренной тенями поляне в джунглях, солнечный свет едва пробивается сквозь вершины высоких деревьев, а по берегам чистого голубого ручья растут яркие тропические цветы. Это была опьяняющая смесь ароматов мускуса, растительных масел и пряностей. Римо мягко и нежно соединил их тела в одно. Ким испустила продолжительный прерывистый вздох и еще крепче прижалась к нему. -- Никогда еще ничего подобного не испытывала. Никогда и ничего. -- Не болтай, -- ответил Римо. -- Похоже на наркотики, -- сказала она. -- Тебя точно поднимает. -- Ш-ш-ш-ш, -- произнес Римо. -- Точно паришь на крыльях, -- упрямо продолжала она. -- Ничего не говори. Слушай, как волны шумят, -- велел Римо. Сквозь пряди эбонитовых волос он видел последние лучи заходящего солнца. Прохладный ветерок, забредший в пещеру, наполнил ее густым соленым ароматом и мягким бормотанием волн, которое вдруг превратилось в низкий раскатистый рокот. -- Я балдею от волн! -- крикнула Ким, но слова ее были едва слышны, поглощенные яростным ревом прилива. Она приникла к Римо, ее гибкое тело чуть дрожало, точно тростник на ветру. Полные губы Ким чуть приоткрылись, испустив нечто среднее между вздохом и стоном, а Римо все крепче прижимал ее к себе, и стон превратился в протяжный крик. Тело ее, лежавшее на Римо, извернулось, и женщина застыла, замерла на минуту, тянувшуюся очень долго, потом Ким высвободилась, скатилась с Римо и растянулась на песке рядом с ним. Она что-то сказала, но Римо не расслышал слов, так как голос моря заполнял пещеру, точно рев жаждущей крови толпы в цирке древнего Рима. Римо заметил, как тень страха омрачила спокойное выражение ее прекрасного лица. Пока Ким поднималась на ноги, Римо обернулся и увидел, как к ним приближается сплошная высокая стена воды, закрывшая от них последние лучи умирающего солнца и заполонившая вход в пещеру всепоглощающей сумрачной яростью. Стена неумолимо надвигалась на них, в ней была мощь угрюмого моря, стиснутая в узком проходе между скалами, разрушительная сила, которая вот-вот расплющит их тела о камни, и окровавленные, разбитые и раздавленные, они будут задыхаясь ловить последний глоток воздуха, пока горькая морская вода не заполнит их легкие. Римо встал, повернулся и взял Ким за руку. Но она совсем потеряла голову от страха и кинулась вглубь пещеры. Римо крикнул, чтобы она остановилась, но слова затерялись, поглощенные оглушительным рычанием голодного моря. Бормоча проклятья, Римо в два шага догнал ее и подхватил на руки. Она беззвучно вскрикнула и забарабанила кулаками по его груди, пытаясь высвободиться. Не обращая внимание на это сопротивление, Римо сосредоточенно вслушивался в звуки, пробивавшиеся сквозь оглушительный рев, тихие шумы, которые издает вода, проходя сквозь скалы, именно они указывают истинное направление и силу потока. Крепко прижимая к себе Ким Кайли, Римо изогнулся, принимая удар волны, темная холодная масса воды увлекла их за собой. Оттолкнувшись от песчаного пола пещеры, Римо медленно развернулся, подхваченный бешеным натиском наступающего прилива. Их протащило немного дальше, в глубь сужающейся пещеры. Римо прислушивался и ждал, всем телом ощущая, предугадывая и рассчитывая каждое следующее движение -- окажись оно неверным, и от обоих любовников останется только размазанная по скалам безжизненная каша. Он сначала почувствовал, а потом и увидел небольшой выступ в своде пещеры. Когда их проносило под ним, Римо глубоко нырнул, скользнув под всесокрушающей волной. За долю секунды до того, как они коснулись дна, Римо, изящно изогнувшись, вынырнул на поверхность. Он почувствовал, как сдавливает легкие, оттолкнулся от песчаного дна и начал потихоньку прокладывать путь к выходу. Ему удалось избегнуть смертельной ловушки прилива, но этот маневр отнес их еще дальше от свежего воздуха и свободы. Ким продолжала сопротивляться в его объятиях, но ее движения были неуклюжи, а удары крепко сжатых кулачков слабы. Римо оставалось только надеяться, что ей хватит воздуха до того, как они выберутся на поверхность. Судя по голубоватому оттенку кожи и выражению дикого отчаяния на лице женщины, силы ее были на исходе. Римо пробивался сквозь темные сумрачные воды. Будь у него свободны руки, ему хватило бы для этого пары секунд, но, чтобы освободить руки, пришлось бы выпустить Ким. В затопленной пещере не было света, но Римо видел достаточно ясно, чтобы плыть туда, где цвет воды становился светлее. Он различал и огромные спутанные клубки водорослей, и острые выступы скалы, и хищных рыб, состоявших, казалось, из сплошных зубов и глаз, они точно измеряли два человеческих существа -- на сколько укусов хватит их тел. Одна из рыбин, длинное серебристое создание, похожее на огромный новогодний шар после продолжительной голодовки, подплыла поближе и для пробы куснула разок Римо за руку. Римо слегка отстранился, изогнувшись, пнул ее ногой назад и тут же отбросил вперед. Огромная серебристая рыба шмякнулась о каменную стену. Тело ее смялось и начало опускаться на дно океана, оставляя за собой кровавый хвост. Другие рыбы оставили Римо в покое и занялись своей неудачливой приятельницей. На мгновение круговерть их бешеного пиршества оказалась сильнее наступающего прилива, порозовевшая вода вспенилась и закипела, когда они бились между собой за право сожрать кусок своей товарки. Когда они достигли наконец зубчатого входа в пещеру, Римо почувствовал, как тело Ким обмякло у него на руках. Лицо ее было зеленоватым и отекшим, а темные глаза чуть не выскакивали из орбит. Двигая ногами, как лезвиями ножниц, Римо торопливо всплыл наверх, к свету и воздуху, не обращая внимания на напор течения, которое все еще пыталось затащить их обратно в пещеру. Их головы пробили волнистую поверхность воды, Римо тут же хлопнул Ким по спине. Отплевываясь, она выкашляла горькую морскую воду и задыхаясь, жадно глотала воздух, насыщая страдавшие от кислородного голодания легкие. Потом Римо уже просто удерживал ее некоторое время на гребне наступающего прилива. Постепенно дыхание Ким становилось все более нормальным и естественный цвет стал возвращаться на щеки. -- Нам бы давно стоило прекратить эти водные процедуры, -- заметил Римо. -- Как ты себя чувствуешь? -- Я жива, -- Ким удалось выжать слабую улыбку. -- Но по-прежнему испытываю неудержимое желание вернуться на твердую землю. -- Нет вопросов, -- кивнул Римо. -- Просто откинься на спину и расслабься. Сомкнув руки вокруг Ким, Римо позволил приливу отнести их вдвоем к берегу. Потом поднял женщину из пенного прибоя и, перенеся через скользкие мокрые камни, мягко опустил ее обнаженное тело на песчаную дюну. -- Я думала, мы наверняка погибнем, -- сказала она, изумленно глядя на Римо широко открытыми глазами. -- Как ты это сделал? -- Что сделал? -- Вытащил нас из этой пещеры против течения. Это же невероятно! -- Весь фокус в зеркалах, -- объяснил Римо. -- Ты и правда совершенно невозможен, -- сказала она с коротким смешком, обвила шею Римо руками и приникла к нему. Римо почувствовал, что она дрожит, несмотря на упоительное и умиротворяющее воздействие благоуханного ночного воздуха. -- Нам стоит вернуться, -- сказал Римо. -- Полагаю, на сегодняшний день развлечений с нас хватит. Правда, я не знаю, какая тут мода, но думаю, что умело приложенную руку и несколько ракушек вряд ли сочтут достаточным одеянием. -- Я готова вернуться, -- тихо сказала Ким. Зубы ее стучали, а гладкая кожа покрылась мурашками. Обняв ее за дрожащие плечи, Римо повел Ким по темному пустынному берегу. В доме горел свет. Чиун, скрестив ноги, сидел на полу, всецело поглощенный чтением одного из своих свитков. Когда Римо ввел Ким через распахнутые створчатые двери, Чиун поднял глаза и произнес: -- Обычно я предпочитаю, чтобы люди приходили ко мне в одетом виде. Особенно белые. -- Мы были в одной из пещер у самого берега, -- пояснил Римо. -- Там нас захватил прилив и отрезал выход. Пришлось немного поплавать. Чиун покачал головой. -- Я слышал, что эти пещеры очень коварны. Там утонуло много людей, из тех, которые не удосужились обратить достаточного внимания на то, что их окружает. Самые пустые предметы так легко сбивают с толку. Он прижал ладонь к своей узкой груди. -- Я не осуждаю, ты же понимаешь. Я никогда не осуждаю. Одна из моих подлинно выдающихся заслуг состоит в том, что, как бы глуп ты ни был, я никогда не стану тебе об этом говорить. -- Вот и продолжай молчать об этом, -- поддержал его Римо. -- А мне тут надо кое-чем заняться. Он проскользнул в ванную и вернулся оттуда с полотенцем, обернутым вокруг бедер и с пушистым махровым белым халатом в руках. На его кармане красовалась эмблема совместного владения, и был он всего лишь размеров на пять больше, чем требовалось для Римо. Управляющий прислал его после того, как Римо столь неожиданно занялся переустройством рощи алоэ. Ким вышла из-за тонкого кисейного занавеса, за которым укрывала свою наготу, и скользнула в халат. Это выглядело так, будто она закуталась в палатку, но Римо подумал, что каким-то образом даже в этом одеянии она умудряется выглядеть потрясающе. Чиун все еще продолжал рассказывать, как он никогда не осуждает глупого Римо за его глупость, за глупые поступки и уж совершенно глупый образ жизни. -- Чиун, это Ким Кайли. -- Очень приятно познакомиться, -- произнесла Ким и одарила Чиуна одной из тех мегаваттных улыбок, что буквально заставляли таять сердца кинозрителей во всем мире. -- Разумеется, со мной приятно познакомиться, -- заметил Чиун по-корейски. Он склонил голову на минимально возможную долю дюйма. В Синанджу обычно так давали понять, что заметили присутствие прокаженных, сборщиков налогов и торговцев лежалой рыбой. Таким образом отмечалось их присутствие, но никоим образом не признавалось их существования. Прелестная и утонченная черта этикета Синанджу, которая не ускользнула от внимания Римо. Римо откашлялся. -- Я подумал, что у нас много свободного места, и Ким могла бы пожить тут несколько дней. Ты едва заметишь ее присутствие. -- Я замечу ее присутствие. И, что более важно, его заметишь ты, -- сказал Чиун, покачивая головой. -- Это очень нехорошо. Мы не можем позволить ей остаться тут. -- А мы как раз только что говорили о твоем всем известном великодушии, -- заметил Римо. -- Вот каковы печальные последствия великодушия, -- заметил Чиун. -- Каждый так и норовит воспользоваться твоей добротой. Даешь всем понемножку то тут, то там, и вдруг обнаруживаешь, что у тебя самого ничего не осталось, и ты оказываешься выкинутым на улицу в потрепанной одежде и с нищенской сумой. -- Ким из Голливуда, -- пояснил Римо. -- Она кинозвезда. Чиун с явно возросшим интересом посмотрел на Ким. -- Вы когда-нибудь участвовали в "Пока Земля вертится"? -- спросил он. -- У и! Это же мыльная опера? Нет, я никогда не играла в мыльных операх. Чиун поджал губы, выражая отвращение по отношению к ее отвращению. -- Вы знакомы с Барбарой Стрейзанд? -- снова спросил он, назвав имя своей самой любимой американки. -- Нет. Не так чтобы очень. -- Вы знаете Читу Чинг? -- продолжал допрос Чиун, интересуясь своей любимой телезвездой. -- Нет, -- снова ответила Ким. -- А Реда Рекса вы знаете? -- на этот раз Чиун назвал свою любимую звезду из мыльных опер. -- Конечно, -- откликнулась Ким. -- Он педераст. Тут Чиун заговорил по-корейски: -- Римо, сделай так, чтобы этой самозванки тут не было. И снова погрузился в свои свитки. Римо сказал: -- Ким, будет лучше, если я сниму тебе отдельный номер. -- Я бы предпочла остаться с тобой. Римо пожал плечами. -- Прости, но Чиун полагает, что это не самая хорошая мысль. -- А ты всегда делаешь то, что он говорит? -- Почти всегда. -- Почему? -- Потому что почти всегда он прав. -- Я еще никогда не слышала, чтобы прислуга оказывалась права, -- заметила Ким Кайли. -- Чиун не слуга. -- Вот как? А я-то думала... Сейчас все на побережье с ума сходят по китайцам-дворецким. Они так усердно работают, и нанять их можно обычно за самую малую плату. А кроме того, они и в самом деле очень живописны и сообразительны, неслышно так расхаживают по дому, точно маленькие желтые гномы. Как ты думаешь, твой приятель не заинтересован в работе по дому? -- Нет, -- усмехнулся Римо. -- Не думаю. Он представил себе, как Чиун пылесосит ковры, выносит мусор и проходит с подносом, уставленным канапе, на коктейль-вечере. Это казалось совершенно невероятным, а когда Римо снова глянул на Чиуна, старый кореец одними губами произнес: "Вон. Забери ее отсюда". -- Лучше разузнаю насчет твоей комнаты, -- сказал Римо. Он нажал на звонок, вмонтированный в стену. Прошло меньше минуты, и три человека в белой одежде с красными шарфами вокруг пояса показались в дверях. Они выглядели очень взволнованными, потому что и в самом деле были взволнованы. Они ждали Римо раньше. -- Вы звонили, сэр? -- хором спросили все трое. -- Верно. Мне нужна комната для мисс Кайли. -- Комната, сэр? -- Да, комната. Ну знаете, одна из таких штук с четырьмя стенами. Все трое знали, что никаких свободных комнат нет и в помине. И не только в комплексе "Дель Реи Багамас", но и вообще на всем острове. Ведь был пик туристского сезона, и все возможные номера и комнаты давно сняты. На третьем этаже комплекса находилась, правда, большая дополнительная гардеробная, но им даже страшно было подумать, что случится, если они предложат этому человеку воспользоваться вместо комнаты просторной гардеробной. Во всем комплексе имелось только одно свободное помещение -- сенаторские апартаменты. Эти комнаты были обставлены бесценной античной мебелью, на стенах там висели Рембрандт, Ван Гаг и Пикассо. Кроме того там имелся собственный винный погреб и устройство для насыщения воды воздухом. Сенатор никому не позволял входить в свои постоянные апартаменты, даже местной прислуге. Раз в неделю он присылал самолетом горничную-немку, чтобы она вытирала пыль с бесценных ваз династии Минг и взбивала подушки. Если местное руководство осмелится поместить эту неизвестную женщину в сенаторский номер, а хозяин об этом проведает, они все потеряют работу, а после аудиторской проверки отправятся в тюрьму до конца своей жизни. Но если сказать Римо "нет"... Они припомнили стену и стол, который он выкинул через окно. Сенатор находился в Вашингтоне, а горничную ожидали не раньше, чем через пять дней. -- Мы поместим ее в сенаторские апартаменты, -- сказали все трое хором. Римо улыбнулся. -- Звучит недурно. -- Это и в самом деле очень хороший номер. Самый лучший из тех, что тут имеются. -- А еще я умираю от голода, -- заявила Ким. -- Очень хочется съесть что-нибудь. -- Все, что вам угодно, мисс. -- Филе-миньон. Недожаренный. Если на тарелке не окажется капельки крови, я буду считать, что мясо пережарено. К нему я хотела бы запеченный картофель, кислый соус и большой салат, заправленный сыром-бле. Кроме того бутылочку бургундского. И чем старше, тем лучше. -- Джентльмен будет ужинать вместе с мадам? -- спросили они. -- Чистая вода и рис, -- велел Римо. -- Аппетитный и клейкий, -- запели все трое в лад. -- Именно так, как вам нравится. Они посмотрели на Римо, ожидая одобрения, и Римо кивнул им и улыбнулся. Чиун пробормотал по-корейски Римо на ухо: -- Очень хорошо. Убирайся отсюда и иди любуйся, как эта корова будет есть мясо мертвой родственницы. -- Хорошо. Если Чиун предпочитает остаться в одиночестве, пусть остается. Римо с самого начала был против этого отпуска, а теперь он начал получать от него удовольствие и не собирался позволить Чиуну это удовольствие испортить. Если в только Римо мог избавиться от беспокойного чувства неуверенности, которое сидело в нем, точно плохо переваренная пища! Римо на какое-то время показалось, что неприятное чувство покинуло его. Это случилось, когда они с Ким лежали в пещере еще до наступления прилива, но теперь все вернулось, это сумасшедшее ощущение было липучим и неотвязным, как запах смерти. -- А теперь мы покажем вам сенаторские апартаменты, -- предложило трио комнатной обслуги. Ким проследовала за ними сквозь распахнутые застекленные двери, подол огромного халата волочился за ней точно шлейф свадебного туалета. Римо задержался на пороге, обернулся и сказал: -- Доброй ночи, папочка. -- Для некоторых, -- пробормотал Чиун, не отрываясь от развернутого пергаментного свитка. -- Если ты явишься сюда, провоняв мясом дохлой коровы, то отправишься спать на берег. Римо улыбнулся. -- Я не думаю, что у меня возникнут сложности с поиском ночлега. Глава десятая Реджинальд Воберн Третий осторожно отхлебнул апельсинового сока, поперхнулся и выплюнул напиток. Борясь с ощущением тошноты в желудке, он ткнул вилкой в лежавшие на его тарелке два поджаренных хрустящих ломтика бекона, но не смог заставить себя поднести еду ко рту. Реджи знал, что мясо очень вкусное и приготовлено именно так, как он любит, но как раз сейчас эти ломтики для него были не более привлекательны, чем рак легких в последней стадии. А с яйцами дело обстояло еще хуже. Два из них желтками вверх как раз разместились посередине тарелки между нарезанными фруктами и беконом. Они глядели прямо на Воберна как два молочно-желтых глаза, слепых, но обвиняющих. Он почти слышал, как они к нему обращаются: "Реджинальд, ты снова потерпел поражение. Что же ты за наследник Во? Ты просто обычный неудачник". Реджи резко отпихнул от себя сервировочный столик из стекла и кованого железа. Столик опрокинулся и с треском ударился о пол летнего павильона. Столешница лопнула. Стеклянная посуда разбилась вдребезги. Во все стороны разлетелись кусочки пищи. Реджи отшвырнул назад свой стул и кинулся в кусты, его горло содрогалось в рвотной судороге, рот наполнился отвратительным вкусом желчи. Он попытался вызвать рвоту, но ничего не получилось, так как желудок был пуст, точно свежевырытая могила. Реджи не в состоянии был что-либо есть еще с предыдущего вечера, когда до него дошла новость о том, что море не смогло уничтожить некоего субъекта по имени Римо. На этот раз то были не пара ленивых индейцев и даже не три явно слишком высокооплачиваемых наемных убийцы. Море -- это все-таки, будь оно проклято, море, а не какие-то там шуточки. Холодное, безжалостное и могущественное море, способное поглотить без следа многие флотилии. Но только не Римо. Нет, море могло слизнуть целый "Титаник" точно закуску к бокалу коктейля, но Римо запросто прошел через него, от самого дна до поверхности, и приплыл обратно к берегу с такой легкостью, словно поплавал в мелком бассейне во дворе своей виллы. Да еще с девчонкой на буксире, что делало подобный подвиг еще более неправдоподобным. Реджи поднялся с колен и отряхнул свои белые фланелевые брюки. Руки у него дрожали, точно после трехдневной вечеринки в поло-клубе с обильной выпивкой и податливыми красотками. Реджи медленно, как старик с больными ногами, которому некуда пойти, вернулся обратно в павильон и, скорчившись, уселся в плетеное кресло с высокой спинкой. Глубоко внутри, там, где, как предполагается, находилось его сердце, в Реджи сидело ясное понимание причины его дурного состояния. И дело вовсе не в том, что у него болел желудок или дрожали руки. Это только внешние симптомы. А главной бедой был страх -- Реджи овладел темный и древний ужас, древнее и темнее самого времени. И Воберн чувствовал, как этот ужас поглощает его, буквально пожирает огромными жадными кусками, начиная от внутренностей и медленно продвигаясь кнаружи, Реджи не знал, сколько еще ему удастся продержаться в неравной борьбе с этим мрачным чудовищем. Вскоре от него останется только пустая высохшая оболочка, и под сухой, как бумага, кожей не сохранится практически ничего от Реджи Воберна. Разве может быть, чтобы седьмой камень ошибся? И эти двое непобедимы? Или он просто еще не до конца понял послание камня? Он был уверен: море наверняка убьет "сливку" по имени Римо, причем так уверен, что считал это уже свершившимся фактом. Но море, огромное море, которое столь велико, что его нельзя даже нанять на службу, подвело Реджи. Что же еще ему оставалось? Должно же найтись что-то еще, тем более теперь, когда обе "сливки" снова вместе. И вот он сидел и думал, но ничего нового в голову не приходило, только страх по-прежнему терзал его сердце, и мужество его утекало с каждой уходящей минутой. Он попытался взять себя в руки. Необходимо что-то сделать, что-то значительное и важное, чтобы доказать самому себе: он не просто настоящий мужчина, но еще и первый сын первого сына по прямой линии от принца Во, а следовательно, прирожденный властитель. Течение его мыслей прервало чье-то пение. Это был наполненный, сильный голос, женский, но низкий, с романтичным местным акцентом. Морской бриз доносил со стороны берега слова песни. Радостная и счастливая, она славила любовь и жизнь и совершенно не подходила к настроению Реджи. Вытянув шею, Реджи пытался разглядеть певицу сквозь толстую живую изгородь. Он увидел огромную черную фигуру, ковылявшую мимо. Яркое цветное платье из ситца так тесно облегало ее могучее тело, что напоминало плотно набитую сосичную кожуру, готовую вот-вот лопнуть. Ногти на ногах женщины были окрашены в неправдоподобный пронзительный, просто "вырви глаз" розовый цвет. Голову облекал ярко-красный платок, а поверх него высилась огромная стопа корзин ручного плетения почти такой же высоты, как и сама женщина. Женщина шла по залитому солнцем пляжу, подчиняясь какому-то внутреннему, свободному скользящему ритму, и пела. Поравнявшись с газебо, она заметила Реджи, резко оборвала пение и одарила Воберна широкой открытой улыбкой. -- Мэри-Корзинка к вашим услугам, -- сказала она. -- Меня тут всякий знает. Я плету самые лучшие корзины на всех островах, а может, и во всем мире. Большие корзины, маленькие корзины, какой величины вам только угодно, всех цветов, всех видов. А уж если вам захотелось чего-то особенного, я и тут сумею угодить. Только денек погодите -- и готово. Хоть кого спросите -- вам каждый скажет: лучше корзин, чем у Мэри-Корзинки, нет. Мои -- самые хорошие. Она смолкла, дойдя до конца своей много раз отрепетированной речи, и посмотрела на Реджинальда Третьего, ожидая поощрения. -- Ну, тогда давай посмотрим на них, -- с улыбкой сказал Реджи. Он наклонился, открыл скрытую в кустах калитку из кованого железа и отступил в сторону, пропуская Мэри-Корзинку с ее объемистым товаром. Улыбка женщины несколько слиняла, когда она увидела опрокинутый столик, разбитую посуду и застывшие брызги яичного желтка и фруктов, над которыми жужжали сине-зеленые мухи. По лицу Мэри скользнуло выражение, ясно говорившее: а здесь не так уж и здорово. Что-то было не в порядке. Но, подобно маленькому облачку, на миг заслонившему солнце, это беспокойное чувство мгновенно минуло. Мэри-Корзинка подняла глаза. Солнце было по-прежнему на месте, прямо посредине неба, как всегда, и женщина снова улыбнулась, глядя на роскошную одежду Реджинальда Воберна и отметив про себя богатую меблировку и частный пляж, через который дорога вела к большому красивому особняку, возвышавшемуся на холме. Мэри-Корзинка решила, что ничего плохого тут нет, а уж в крайнем случае пара ее корзинок наверняка поправит дело. -- Давайте посмотрим вон ту, бело-зеленую, -- предложил Реджинальд. -- Она в самой середине стопки. -- У вас наметанный глаз на настоящее качество, -- одобрила его выбор Мэри-Корзинка. Быстрым и на удивление изящным движением она перебросила раскачивающуюся башню корзин с головы себе на руки, а потом на устланный ковром пол. Затем наклонилась, чтобы достать из кипы ту, которую выбрал покупатель. Реджи тоже нагнулся. Он улыбнулся, когда пальцы его нащупали нож из столового прибора и сомкнулись вокруг его рукояти, извлекая оружие из остатков раскиданного завтрака. Реджи вдруг почувствовал себя хорошо. Страх, глодавший его внутренности, растаял, точно его и не было. Вместо него появилось ощущение тепла и дрожь предвкушения. Да и чего он когда боялся? -- Вот вам, -- Мэри-Корзинка, выпрямившись, подала ему очаровательную бело-зеленую корзину. -- А вот тебе, -- улыбаясь ответил Реджи. Длинное узкое лезвие ножа блеснуло на солнце, вонзаясь в широкую грудь торговки. Брызнула кровь, закипая вокруг стального лезвия, и Мэри-Корзинка закричала, но Реджи зажал ей рот ладонью и всем своим весом пригнул к земле, а нож в его руке продолжал кромсать просторную грудь женщины. Еще несколько секунд она боролась, отчаянно металась из стороны в сторону, пытаясь сбросить Реджинальда со своего тела. Решетчатые стены домика ходили ходуном, а йотом она замерла. Никогда в жизни Реджи не чувствовал себя лучше. Ему вдруг захотелось съесть свой завтрак. Он поднялся и посмотрел на тело Мэри-Корзинки. И тут ему припомнилось где-то читанное: внутри каждого толстого человека прячется худой, который старается выбраться наружу. Он опустился на колени рядом с Мэри, поднял нож и принялся проверять теорию практикой. Когда все было закончено, Реджинальд взялся за телефон и набрал номер полиции. -- Не могли бы вы прислать кого-нибудь? -- весело попросил он. -- У меня тут мертвая женщина. Констебль явился через час. Он стоял у кованой металлической калитки и с профессиональным спокойствием смотрел на бойню в газебо. -- Стрелы в сердце нет, значит, нет и убийства, -- провозгласил он. -- Явно естественные причины. Здесь нет убийств. Только солнце, море и хорошая погода. Настоящий рай для отдыха. -- Совершенно верно, -- охотно согласился Реджинальд. Он кивнул в сторону того, что когда-то было Мэри-Корзинкой. -- Если вас это не затруднит, а то мне немного не хватает прислуги, сами понимаете. -- Никакого труда, -- ответил констебль. -- Я вам тут уберу. Из кармана своего мешковатого мундира он извлек сложенный пластиковый мешок для мусора. -- Мой набор для места преступления, -- пояснил констебль. -- Никогда и никуда не выхожу без него. Очень удобно, когда эти естественные покойники оказываются вот в таком беспорядке. -- Весьма похвально, -- отозвался Реджи. -- А вы идите и веселитесь в свое удовольствие. Я хорошо убираю. Встав на колени на пропитанном кровью ковре, он принялся сгребать Мэри-Корзинку в мешок со старательностью и пылом трущобного мальчишки, которого неожиданно пригласили в Белый Дом на традиционные поиски пасхального яичка. Последствия убийства никогда не занимали Реджи. Он взял рогалик, который случайно зацепился на верхушке одного из кустов, открыл калитку и, небрежно жуя хлеб, неторопливо пошел по пляжу. С моря дул приятный прохладный ветерок. Чайки кружили над чистой голубизной моря, время от времени спускаясь к самой воде. Прибой ласково шелестел у скал, точно вел с ними любовную беседу. Реджи уселся на плоский камень у самой воды. Теперь, когда он снова чувствовал себя также, как раньше, можно было мысленно вернуться к задаче о двух сливках. Сейчас Реджи мог думать о них без страха. Какое необычное, но чудесное ощущение удовлетворенности, чувство примирения и согласия с самим собой. Солнечные лучи грели ему лицо, Реджи наклонился и окровавленными пальцами начал чертить на влажном песке. Он нарисовал плывущий корабль, на чьих развернутых парусах не было никаких эмблем. Закованных в броню людей со старыми и мудрыми лицами, исполненными тайны. Нарисовал себя, и отца, и примерные очертания этого острова, и, наконец, сам седьмой камень. Набежала волна, разбилась о скалы и отступила. После нее влажный песок остался гладким, море стерло рисунки. Не совсем сознавая, что он делает, Реджи вновь наклонился. Песок и вода смыли кровь с его пальца. Реджинальд снова начал рисовать, но на этот раз не фигуры и предметы, старинными буквами, подобными рунам, он вычерчивал одно лишь слово. Он сразу узнал этот язык. То был язык Во, чьи слова связывали воедино всех потомков принца Во. И слово он тоже узнал, единое слово приказа, которое непрошено всплыло из каких-то глубинных тайников памяти и коснулось его небрежного пальца. Все время, с самого начала Реджи знал, как ему следует поступить с "двумя сливами". Улыбаясь, он поднялся на ноги и внимательно посмотрел на слово, выписанное на песке. Это был зов, призыв ко всему далеко разлетевшемуся по всему миру клану Во. Единое слово было: "ПРИБЫТЬ". Реджи разослал этот призыв во все концы земли. В Найроби племя Вошииша прервало священный ритуал осенней охоты и упаковало свои копья и кожаные плети. В Японии на Хоккайдо клан Вошимото приготовил церемониальные одежды и в последний раз навестил могилы предков. В Англии, в Манчестере Востерсы уложили саквояжи и оставили записку молочнику. Вогрооты из Голландии поручили соседу присматривать за луковицами тюльпанов, а Ворьеры из Франции закрыли и законсервировали свое процветающее кафе. Двумя днями позже потомки принца Во сошлись на острове Малая Экзума. Когда часы на башне Дома правительства отбили три часа, Реджинальд Воберн Третий поднялся со своего места во главе длинного банкетного стола. Стол буквально ломился под тяжестью яств, на этом международном пиршестве представлены были деликатесы более дюжины разных культур и народов. Но еще большими казались различия между людьми, сидевшими вокруг стола на стульях с высокими спинками. Лица, черные, как эбен, как беззвездная ночь; изящные овальные лица с явственной желтизной слоновой кости; мягкие черты молочно-белых лиц, кожа цвета сливок и цвета какао и коричнево-красного оттенка; молодые и старые лица -- и все они со внимание обратились к человеку, сидевшему во главе стола. -- Добро пожаловать вам всем, -- приветствовал их Реджинальд Воберн. -- Подчинившись моему приказу, вы прибыли сюда из ближних и дальних краев, и теперь мы собрались здесь все вместе, все вплоть до последнего живущего потомка великого принца Во. Настало время радоваться, время отпраздновать такое событие, но не только для этого пришлось вам преодолеть столь долгий путь. Он оглядел просторную комнату. Все лица были обращены к нему. -- Мы собрались здесь ради одной цели, ради благородного предприятия, которое раз и навсегда восстановит наш благородный дом в полных его правах и вернет ему законное достойное положение. Мы собрались здесь, чтобы объединиться против одного врага. Мы едины, значит, мы можем навсегда стереть его с лица земли. -- Кто же этот великий враг? -- спросил Мауи Вошииша. От его голоса веяло такой же спокойной силой, как от льва, молча проскальзывающего в высокой траве саванны. Браслеты из золота и слоновой кости музыкально звякнули, когда могучая ладонь воина сжала древко копья со стальным наконечником. -- Вы хотите его увидеть? -- спросил Реджи. -- Желаете услышать его имя, произнесенное вслух? -- Покажите мне человека и назовите имя, -- настаивал Хирако Вошимото. Легчайшим шелестом отозвался шелк, когда пальцы его легли на украшенную кисточками рукоять традиционного самурайского меча. -- Человек этот -- некто по имени Римо. А если вы хотите его увидеть, то вам достаточно просто поднять ваши тарелки. Приглушенный шепот на дюжине различных языков сопровождал передвижение тарелок. Под каждой лежала одна и та же фотография Римо. На ней Римо был изображен в уродливом сероватом костюме, который он надел, отправляясь на президентскую пресс-конференцию. Камера захватила как раз тот момент, когда Римо швырнул свой блокнот, отсекая вооруженную кинжалом кисть Дю Вока от его руки. -- Его голова принадлежит мне! -- крикнул Ри Вок. -- Нет, мне! -- сказал Мауи Вошииша. -- Мне! -- отрезал Хирако Вошимото. Реджинальд Воберн поднял руку, призывая их к молчанию. -- Кто убьет этого человека? -- выкрикнул он вопрос. -- Я! -- Сто голосов, дюжина языков прозвучали в унисон, точно вырвались из одной груди. От могучего хора задребезжали стекла в окнах огромной столовой. Реджинальд Воберн улыбнулся, потом медленно обвел взглядом длинный стол, встретившись глазами с каждым гостем по очереди. -- Тот, кто его убьет, будет удостоен особой чести, -- произнес он. -- И какова же эта честь, которая несомненно будет дарована мне? -- спросил Хирако Вошимото. -- Тому, кто убьет этого человека, будет позволено убить другого. -- Кого же? -- Зверя, -- ответил Реджинальд Воберн. -- Корейского убийцу, который вынудил принца Во бежать к этим берегам. Молодой парень -- его ученик, а седьмой камень поведал нам, что оба они должны умереть. Глава одиннадцатая -- А теперь обрати внимание, -- сказал Чиун. -- Беспокойный разум собирает лишь мох. -- Знаю, это все равно, как катящийся камень, -- ответил Римо, -- и я весь внимание. Я всегда очень внимателен. -- О внимании ты знаешь еще меньше, чем о мудрости. Говорят, что катящийся камень не обрастет мхом, а беспокойный разум собирает весь мох. Они очень отличаются друг от друга, -- пояснил Чиун. -- Если ты так хочешь, Чиун, -- ответил Римо. Он улыбнулся учителю, который с досадой отвел взгляд. Чиун беспокоился о Римо. Для него еще не минуло время сокрытия, и он не осознавал ни самого себя, ни смысла своего существования. Он ничем не занимался, а только принимал участие в неописуемых действах с самозванкой, выдающей себя за актрису, хотя она даже не знала Барбару Стрейзанд, и уже в этом крылось явное доказательство того, что с Римо неладно. Потому что ему не следовало бы столько внимания посвящать женщине и сексу, для Мастера Синанджу существовали гораздо более важные вещи, и прежде всего, тренировки и размышления. А сейчас дело обстояло так, что Чиун вынужден был просить Римо прийти на это занятие. -- А теперь смотри пристально, -- сказал Чиун. -- Я и смотрю. Это что, проверка на то, сколько я выдержу, пока не умру от скуки? -- Достаточно, -- пробормотал Чиун. Они стояли на пустынном берегу залива в незастроенной части острова. Тут не было ни зданий, ни людей, ни прогулочных лодок, которые испоганили бы безупречно чистую линию отдаленного горизонта. Сильный юго-западный ветер морщил поверхность кристально-голубого моря и смягчал жар полуденного солнца. Чиун подошел к самой воде, посмотрев через плечо, убедился, что Римо наблюдает за ним, затем шагнул в пенный след откатившейся волны. Сделав первый шаг, он начал раскачивать руки взад и вперед вдоль тела, пальцы его при этом были опущены вниз. Он сделал пять шагов, по-прежнему двигая руками, затем еще пять. Потом повернулся, пошел обратно и встал напротив Римо. -- Ну и? -- спросил он. -- Это сегодняшний урок? -- поинтересовался Римо. -- Наблюдать, как ты разгуливаешь по воде? -- Нет, сегодняшний урок -- тот же, что и каждый день: ты и в самом деле полный идиот. Ты видел, как я ходил по воде? -- Конечно. Я же сказал, что был внимателен. -- Тогда взгляни на мои сандалии, -- велел Чиун. И он приподнял свою сухощавую желтую ногу, чтобы Римо было виднее. Его тонкая желтоватая голень выглядывала из-под подобранного подола темно-красного кимоно. Римо глянул на предложенную его вниманию сандалию, потом наклонился, чтобы ее пощупать. Она была суха, суха, как кость. А ведь он своими глазами видел, как Чиун прошел десять шагов в сторону открытого океана. -- Как ты это сделал? -- Если бы ты смотрел и в самом деле внимательно, ты бы и сам знал ответ, -- сказал Чиун. -- Смотри еще раз. Но открой свои глаза и разум, а рот, пожалуйста, закрой. Чиун повторил свой проход по воде, и на этот раз Римо заметил, что беспрерывные движения рук, опущенных вдоль тела, создавали стену давления, которая буквально отталкивала назад воду перед идущим Чиуном. Вернувшись, Чиун спросил: -- Ты увидел? -- Разумеется, да, -- ответил Римо. -- А знаешь, Моисей тоже проделал такой фокус и заполучил себе целых пять книг Библии. В ответ на недовольный взгляд Чиуна он тут же добавил: -- Ладно, Чиун, мне это очень понравилось. На это действительно было приятно посмотреть. -- Приятно?! -- завопил Чиун. -- Прогулка в саду может быть приятной. Чашка теплого чаю тоже приятна. Или чистое нижнее белье. А это? Это впечатляет. Прядки его седых волос развевались на ветру, когда Чиун тряс головой, делая внушение Римо. -- Ну, хорошо, Чиун. Это и в самом деле здорово, -- сказал Римо. -- А на пляжных вечеринках должно производить неизгладимый эффект. -- Не смей обращаться ко мне так снисходительно, белый! -- оборвал его Чиун. -- Это инструмент, а не источник развлечений. С помощью этого приема Во Ли, Почти Великому, некогда удалось скрыться от злого короля, он прошел через пруд с рыбами-людоедами. -- Подожди-ка, Во Ли, Почти Великий? -- переспросил Римо. -- Да. И никто иной. -- Почему же он был "почти великим"? -- поинтересовался Римо. -- Потому, что имел несчастье выбрать себе ученика, который был невнимателен. -- Ладно, хватит. Я весь внимание. Просто не вижу особой практической пользы в умении разделять воды, -- сказал Римо. -- Я подумал, что тебе это может особенно пригодиться теперь, когда ты заимел обыкновение шататься по сырым пещерам в компании странных женщин, -- сказал Чиун. -- А теперь проделай это сам. Едва Римо подошел к воде, как услышал свое имя, произнесенное мягким, приятным и очень знакомым голосом. Он обернулся и увидел стоящую на вершине одной из поросших травой дюн Ким Кайли. Небесно-голубой купальник подчеркивал каждый изгиб ее полногрудого гибкого тела. -- Я повсюду тебя разыскивала, -- сказала она. -- Что вы вдвоем делаете на этой стороне острова? -- Ничего, -- пробормотал Чиун. -- Особенно он. -- Тогда давай поплаваем, -- с улыбкой сказала Ким. -- Море сегодня выглядит просто чудесно. -- Хорошая мысль, -- сказал Римо. -- Чиун, я потренируюсь потом. Обещаю тебе. -- Остается только надеяться, что это "потом" не наступит слишком поздно, -- ответствовал Чиун. Ким Кайли сообщила: -- Я принесла с собой серфинговую доску. Мы можем покататься на ней по очереди. -- Она указала на длинную бело-голубую фиберглассовую доску, лежавшую в высокой траве. -- Я пойду первая, -- сказала Ким. -- Мне хотелось бы вернуть доску к четырем. -- Начинайте, -- поощрил ее Чиун. -- Я уступаю вам свою очередь. И Римо тоже. -- Как вы милы, -- улыбнулась Ким. -- Именно это я и собирался сказать, -- согласился Римо. Ким взяла доску и очень грациозно вошла в воду. Положив доску на гребень надвигающейся волны, Ким оседлала ее и потихоньку, подгребая руками, двинулась вперед. -- Это совершенно невозможно, -- заявил Чиун. -- Как можно чего-то достигнуть, когда вокруг все эти развлечения? -- Но мы же в отпуске, -- напомнил ему Римо. -- А отдых специально предназначен для всякого рода развлечений. А кроме того, Ким вовсе не "все эти развлечения". Она -- лишь одно-единственное. -- Но тебе хватит и одного, чтобы пренебречь занятиями, -- заявил Чиун. Ответ Римо прервал крик о помощи. Это был голос Ким, превратившийся в тонкий жалобный вопль, донесенный ветром до берега. Римо поднял к глазам руку козырьком и разглядел в море Ким -- крошечное пятнышко вдалеке. Голова ее едва поднималась над поверхностью моря. Ким изо всех сил цеплялась за скользкую доску, которая вставала вертикально и крутилась под ударами волн, гонимых резким порывистым ветром. Римо нырнул и поплыл к ней, его плавные сильные гребки точно сжирали разделявшее их расстояние. Он ощутил вдруг чувство возбуждения, высвобождения. Римо оказался не в состоянии сосредоточиться во время короткой тренировки с Чиуном; и все это из-за томительной тревоги, которая, как он по-прежнему думал, скоро пройдет, но на протяжении последних двух недель Римо так и не удалось избавиться от нее. Подняв голову, Римо пристально вглядывался в море, стараясь поверх белопенных гребней разглядеть Ким, тут как раз руки ее соскользнули с доски, и с последним призывом на помощь она погрузилась в воду. Теперь Римо скользил под водой, двигаясь сквозь ее толщу не так, как плывет человек, но так, как учил его Чиун -- подобно рыбе, будучи в воде и точно состоя из нее же. Достигнув того места, где ушла под воду Ким, он резко отбросил ноги назад, согнулся и нырнул. Даже на таком большом расстоянии от берега море было кристально прозрачно. Но нигде не заметно и следа Ким. Где же она? Он погрузился еще глубже, когда ощутил позади легкое изменение давления воды -- какое-то движение. Он обернулся, ожидая увидеть Ким, но вместо нее обнаружил вдруг, что запутался в густой сети. Она смыкалась вокруг него со всех сторон, точно он был насекомым, по ошибке забредшим в поджидающую его паутину. Римо попытался высвободиться, но, чем больше он сопротивлялся, тем сильнее запутывался в сети. Она липла к его рукам и ногам, обволакивала тело и голову. Даже видеть ему мешала тонкая, усиленная металлической нитью вуаль. С каждым движением он только сильнее увязал в этой паутине. Римо остро ожег страх -- не за себя, а за Ким. Она нуждалась в нем. А это ведь всего лишь сеть, обычные рыбацкие снасти, твердил он себе. И нечего тут особо волноваться. Он прорвет сеть, а потом продолжит свой поиск. А позади, на берегу Чиун наблюдал за рваной тенью от листвы пальмового дерева. По изменению длины этой тени он определил, что прошло уже две минуты с тех пор, как на его глазах голова Римо погрузилась в воду. Чиун подумал, что скоро направится обратно в кондоминиум. День выдался утомительный, и чашка умиротворяющего чаю придется весьма кстати. Успокаивая себя и сосредоточась, Римо вцепился в сеть обеими руками и почувствовал, как она выскальзывает из его хватки. Снова попробовал -- и снова неудача. Сильное течение подхватило сети, и тонкая плетеная паутина колыхалась вне его досягаемости, так что все его попытки высвободиться только еще сильнее стягивали сетку. Теперь уже она окружала его со всех сторон так прочно и плотно, как только что обернутый саван. Чиун вздохнул. Он посмотрел направо и увидел, как Ким Кайли выскочила из моря и понеслась по песку к кондоминиуму, где находился ее номер. По крайней мере у этой женщины достало разуму выйти из воды. Судя по удлиняющейся тени пальмы прошло уже шесть минут. Чиун не собирался целый день сидеть на берегу и ждать, пока Римо вдоволь н; резвится в море. Вот подождет еще немного, а потом вернется домой сам, если Римо к тому времени не появится. Раз Римо хочет, как дурак, целый день напролет плескаться, это его дело. Но Чиун хочет выпить чаю. Неужели он просит слишком многого? Римо ощутил легкие признаки начинающегося головокружения -- едва заметный знак, предупреждающий о том, что его беспорядочные метания постепенно вычерпывают запасы воздуха. Когда плотно сплетенная сетка скользнула по его лицу, Римо заметил вдали плывущую несомненно прямо к нему фигуру. Он подумал было, что это Ким. Он торопился спасти ее, а теперь она освободит его. Но когда расплывчатая фигура подплыла поближе и ее стало лучше видно, Римо понял, что это не Ким. То был мужчина в водолазном снаряжении. И в руке он держал меч. Двенадцать минут. Неужели Римо предполагает, будто он, Чиун, собирается околачиваться тут на берегу до самого вечера, словно какой-то служитель в туалете, ожидающий чаевых? Нет. У него, Чиуна, есть занятия и получше и теперь уже очень скоро, Римо там или не Римо, но он отправится к своим приятным делам. Он уже почти чувствовал тончайший аромат свежезаваренного чая. Водолаз кружил вокруг Римо, выбирая удобную позицию. Светло-голубая вода пошла рябью от удара меча. Лезвие прошло сквозь сеть, целясь прямо в незащищенную грудь Римо. Тот кинулся в сторону, едва ускользнув от удара -- еще бы четверть дюйма, и лезвие раскроило бы ему грудную клетку. Водолаз подтянул к себе меч и снова ударил. Римо метнулся прочь, но оказался недостаточно быстр, и острое, как бритва, лезвие задело его плечо. Всего лишь царапина, но из нее вытекло немного крови, а значит, рано или поздно на запах крови приплывут акулы. Римо решил, что отпуск оказался в конце концов не слишком приятным. На этот раз водолаз, держа меч двумя руками, обрушился на Римо сверху. Борясь со стягивающей его сетью, Римо откинулся назад. Он почувствовал, как холодная гладкая сталь, которая была даже холоднее воды, скользнула по его щеке, точно любовная ласка, предчувствие того, что должно вскоре произойти. Римо понимал, что долго так не продержится. Голова его стало легкой, точно надутый воздушный шарик. Когда надо было, Римо мог несколько часов жить на кислороде, запасенном в его организме. Но для этого требовался покой, резкое снижение всей жизнедеятельности организма, при которой идет повышенное потребление кислорода. А тут Римо был лишен возможности сохранять неподвижность из-за нападения водолаза, и он уже почувствовал шум в нижней доле легких. Сколько времени он находится под водой? Кажется, целую жизнь. Нет. Всего девятнадцать минут. Он должен продержаться, жестко приказал себе Римо. Двадцать минут прошло, и Чиун уже совсем не понимал, что могло так долго удерживать Римо. Может, он выскользнул из воды так, что Чиун его не заметил, может, он уже давно в номере и поставил кипятиться воду для чая? Римо согнулся, но клинок снова задел его. Почти все силы Римо уходили на то, чтобы избежать прямого удара, а сеть стягивала его все сильнее, мешая двигаться. Легкие готовы были разорваться, голову точно заливал изнутри пронзительный белый свет. Скоро все закончится. Римо видел хищную усмешку водолаза, искривленную плексигласовой маской. Раньше Римо частенько задумывался над тем, как будет выглядеть смерть, когда он наконец столкнется с ней лицом к лицу. Но никогда даже не предполагал, что она предстанет перед ним с идиотской усмешкой, прикрытой прозрачной маской. Водолаз высвободил меч из складок сети и снова занес его. Римо хотел заставить свое тело двигаться, но ничего за этим не последовало. Тело больше его не слушалось. Оно само знало, когда пора сдаться. Сдаешься, когда не остается больше воздуха, чтобы дышать; сдаешься, когда не остается больше сил, чтобы бороться. Разум может твердить тебе что угодно, но тело всегда точно знает, когда наступает время отказаться от борьбы. Все кончено. Прощай, Чиун. Длинный тонкий клинок сверкнул в воде. Римо был неподвижен, мозг его уже принял эту сталь, как нечто неизбежное, предчувствуя ее прикосновение, когда лезвие раздвинет плоть и мышцы, чтобы добраться до хрупкого пузырька его сердца и разорвать его. Едва клинок прошел сквозь сеть, желтая рука, вспенив воду, метнулась к водолазу, вытянутый указательный палец этой руки проткнул ему глотку. Красные пузырьки фонтаном выбросило к поверхности воды -- точно в бокале с розовым шампанским, меч выскользнул из безвольной руки водолаза, а он сам, обмякший и безжизненный, стал опускаться на дно. Римо чувствовал, как сильные руки ухватили сеть и попросту разорвали ее. Потом Римо потянули наверх. Голова его вынырнула на поверхность воды, легкие стали жадно поглощать сладостный, насыщенный соленым запахом моря воздух. -- Всегда приятно увидеть лицо друга, -- сказал Римо. -- А ты знаешь, сколько ты заставил меня ждать? -- поинтересовался Чиун. -- И кимоно теперь безвозвратно погибло. Этот отвратительный запах воды уже ни за что не выветрить. -- Где Ким? -- спросил Римо, вдруг испугавшись. -- С ней все благополучно. У нее хватило разуму выйти из воды до того, как начались эти игры, -- успокоил его Чиун. -- Откуда ты узнал, что я попал в беду? -- От тебя только этого всегда и ждешь, -- ответствовал Чиун. Он поднял руку из воды. Длинный тонкий клинок блеснул на солнце. Темные глаза Чиуна сузились, когда он прочел простую надпись, выгравированную у самой рукояти меча. Она состояла всего из двух слов, старые индонезийские символы, обозначавшие "Во" и "сын". Когда они выходили из воды на берег, Римо сказал: -- Папочка, по-моему мне стало лучше. Думаю, время сокрытия уже минуло. -- Хорошо, -- сказал Чиун. -- Потому что настала пора рассказать тебе о Мастере, Который Потерпел Неудачу. Глава двенадцатая После того, как Чиун заварил чай, а Римо переоделся в сухую майку и брюки, они уселись друг против друга на полу, поджав под себя ноги. Было уже поздно, и заходящее солнце наполняло просторную комнату теплым золотистым сиянием. -- Я уже пытался как-то рассказать тебе эту историю, но ты не слушал меня. -- Это не о том парне, который не получил платы? -- спросил Римо. -- Можно сказать и так, -- милостиво согласился Чиун. -- Видишь? Значит, я и правда слушал. Я же говорил тебе. Я всегда тебя слушаю. -- Если ты всегда слушаешь, почему ты никогда ничему не учишься? -- поинтересовался Чиун. -- Наверное, мне просто везет, -- с улыбкой отозвался Римо. Как хорошо вернуться, как хорошо снова быть самим собой. -- Принца, о котором я рассказывал, звали Во, и у него был брат, явно зарившийся на трон; этот брат собирал большую армию, гораздо большую, чем могла ему понадобиться для охраны собственных границ. -- Судя по всему, тут как раз в дело должны вмешаться мы, -- заметил Римо. -- Да, но если ты будешь перебивать, мы так никогда и не продвинемся вперед, -- он посмотрел на Римо и отхлебнул чаю. -- Принцу Во хотелось избавиться от своего лукавого брата, но он не желал, чтобы этой смертью смердело у порога его собственного дома; поэтому принц Во послал за Мастером Паком, и они заключили договор. На следующий же день брат принца умер, упав со стены своего замка. -- А когда убийца явился получить плату?.. -- спросил Римо. -- Его выгнали. Принц Во утверждал, что причиной смерти его брата был несчастный случай, и он не желает признавать участие в этом Мастера. Он отказался заплатить, как было условлено заранее. -- Рассказ становится все интереснее, -- сказал Римо, стараясь ублаготворить Чиуна. -- Он становится все длиннее, поскольку ты продолжаешь меня перебивать. Во всяком случае, на следующий день была найдена мертвой наложница принца. Известие о ее смерти, а также о том, как она наступила, очень быстро распространилось по всей стране, и вскоре все поняли, что брат принца тоже умер не своей смертью. Мастер Пак послал свою весть. Он хотел, чтобы ему заплатили. -- Блестящий способ послать весточку, -- восхитился Римо. -- Идет со свистом, причем гораздо быстрее, чем Федеральная экспресс-почта. А принц все-таки отказался заплатить? -- Нет, -- ответил Чиун. Уголки его тонких губ приподнялись в холодной усмешке. -- Принц Во сразу понял свою ошибку и послал к убийце вестника с двойной платой: половина за убийство брата, а вторая половина, дабы обеспечить молчание Мастера Пака -- Словом, целая куча добавочного золота. На мой взгляд, это счастливый конец. Вот должно быть порадовались все в вашей грязной дыре у залива. -- В какой такой грязной дыре? -- поинтересовался Чиун. -- Да в Синанджу, -- пояснил Римо. -- Молчи, ты, дурак! -- резко оборвал его Чиун. -- Плата -- это далеко еще не все. Гораздо важнее самой платы то, как ее отдают. Принц Во не хотел, чтобы его поданные видели, как его вынудили заплатить наемному убийце, но Мастер Пак не мог позволить принцу безнаказанно оскорблять его. Если один властитель откажется ему заплатить, другие тоже могут последовать его примеру. Теперь уже Мастеру мало было просто получить обещанную плату, он по праву требовал, чтобы ее вручили прилюдно, отдавая дань его мастерству. -- Значит, он отослал золото назад? -- спросил Римо. -- Разумеется нет. -- И правильно. -- Он послал принцу пустые мешки из-под золота и потребовал снова их наполнить и вручить так, чтобы все это видели. Принц Во отказался, ибо его гордость оказалась столь велика, что он не пожелал прилюдно склониться пред чьей бы то ни было волей. Вместо того он призвал всех своих воинов и поднял всю армию, чтобы настичь и убить одного-единственного человека. -- Готов биться об заклад, что это не сработало. -- Верно. Самый старый и мудрый генерал принца Во выдвинул план, названный "семь обличий смерти". Каждый способ убийства был описан на отдельном камне. Смерть от меча, от огня и так далее. Но ни один из этих способов не достиг успеха, армия принца Во подверглась истреблению, и каждый из шести камней был в свою очередь разбит. Огромная армия сократилась до жалкой горсточки людей, и остался им единый путь -- путь седьмого камня. Было сказано, что он последний, неотразимый и единственный, который поможет достичь желаемого, когда все остальные способы, описанные на предыдущих шести камнях, потерпят неудачу. -- Вот значит почему Пак известен, как Мастер, Потерпевший Неудачу? -- Нет, не поэтому. Седьмой камень так никогда и не использовали. Принц Во и оставшиеся в живых его последователи вышли в море и в конце концов скрылись из известной части мира. А когда они исчезли, вместе с ними исчез и седьмой камень. -- Ну, а что же произошло с Паком? -- спросил Римо. Чиун вздохнул. -- Остаток своих дней он провел в поисках принца Во. Наконец, он был так сломлен позором и своей неспособностью отыскать принца, что скрылся в пещере и не принимал ни еды, ни питья, пока не умер. Однако в последние мгновения жизни ему явилось видение. Он предвидел грядущие времена, когда потомки принца Во попытаются обрушить свою месть на другого Мастера Синанджу. Хотя дыхание его уже прерывалось, Пак оставил загадочное послание с предупреждением о том, что седьмой камень вещал истину. Чиун посмотрел на Римо, ожидая его замечаний. Римо пожал плечами. -- Интересная история, но ведь все это происходило две тысячи лет тому назад. Да ладно тебе, может, они и пытались когда-то, но только с тех пор уже много воды утекло. -- Память не умирает, пока не прерывается прямая линия наследования по крови, -- возразил Чиун. Он осушил свою чашечку с чаем. -- Помнишь, когда мы впервые сюда приехали? Ты рассказал мне тогда о маленькой заметке в газете, где описывался огромный камень, который извлекли из земли на этом острове. -- Помню, я что-то говорил об этом, -- ответил Римо. -- И ты хочешь сказать, что это и был седьмой камень? -- Может статься, -- очень серьезно ответил Чиун. -- У императора Смита есть снимки этого камня, и он пытается понять, что там написано. -- Постой-ка, Чиун, -- заметил Римо. -- Ты говоришь на всех языках, о каких я только слышал. И ты не можешь прочесть эту надпись? -- Язык ее уже очень давно мертв, -- ответил Чиун, -- а Пак не оставил нам указаний, как пользоваться этими символами. -- Вполне возможно, что это совсем не тот камень, -- сказал Римо. -- Вполне возможно, что тот, -- настаивал Чиун. -- И вот доказательство. Он поднял меч, который отобрал у водолаза и пробежался кончиками пальцев по гравировке на клинке. -- На старо-индонезийском это означает "Во" и "сын". Я полагаю, что нас преследуют люди седьмого камня. -- А Пак утверждал, будто седьмой камень знает верный способ убить нас? -- спросил Римо. -- Так гласит легенда. -- Тогда лучше надеяться, что Смитти удастся выяснить, что написано на камне. -- Это было бы весьма приятно, -- согласился Чиун, заканчивая чаепитие. Глава тринадцатая Харолд В. Смит сидел перед компьютером и наблюдал, как загораясь и потухая, мигают ему огонечки на мониторе, точно кто-то изнутри молчаливой машины пытался послать ему закодированное сообщение. Смит любил компьютеры, ибо они за считанные секунды и минуты умели делать то, на что человеку потребовались бы дни и месяцы. Но Смит и ненавидел эти машины, потому что если уж они начинали работать, человеку оставалось только сидеть и ждать, когда им угодно будет закончить. Такое ожидание заставляла Смита испытывать чувство вины. Технически он как бы работал, но на самом деле ничего не делал, а только нервно барабанил пальцами по корпусу компьютера. После стольких лет руководства от ничегонеделания он начинал испытывать болезненное беспокойство, в животе у него возникало неприятное тянущее чувство, а в желудке было такое ощущение, точно он только что проглотил твердый резиновый мячик. Смит возглавлял свою организацию и был подотчетен только самому президенту. И все же его мучил неотвязный, периодически повторяющийся кошмар, страшное видение того дня, когда некто влетит прямо в расположение штаб-квартиры "КЮРЕ" в местечке Рай, штат Нью-Йорк, посмотрит на него, Смита, ткнет в него пальцем и скажет: "Вот ты где, Смит. Снова валяешь дурака перед компьютером". Смит почувствовал, как тяжесть в желудке слегка уступила, когда на экране монитора начали появляться первые слова. Компьютеру удалось расшифровать первую половину текста с камня, найденного на Малой Экзуме, хотя почему Чиун считал эту находку столь важной, для Смита по-прежнему оставалось загадкой. "Две сливы", -- напечатал компьютер. Смит громко произнес эти слова просто для того, чтобы услышать, как они звучат, но на слух они оказались ничем не лучше, чем на письме. В том-то и беда с этими древними языками. Вечно они пытаются все обозначать и описывать с помощью каких-то фруктов, звезд, деревьев, птиц да еще внутренностей. И каждое слово на самом деле обозначает совершенно иное понятие, потому, видите ли, что у древних полностью отсутствовал дар говорить обыкновенной прозой без всяких там иносказаний. Компьютер некоторое время колебался, но потом отпечатал слово из конца надписи. Теперь на экране было написано: "Две сливы... сокрушенные". Не слишком понятно, нахмурившись, подумал Смит. Поскольку середина отсутствовала, надпись вообще оказалась лишена смысла, но у Смита имелось недоброе предчувствие, что, даже когда компьютеру удастся вычислить эту середину, смысла в надписи не очень-то прибавится. И все же следует сообщить Чиуну то, что пока удалось получить от компьютера. Смит позвонил на Малую Экзуму, и Римо ответил после первого же звонка. -- У меня имеется кое-какая информация для Чиуна, -- сказал Смит. -- О той надписи на камне, которую он хотел, чтобы я расшифровал. -- Здорово. Что же там сказано? -- поинтересовался Римо. -- Ну, у меня пока еще нет полной расшифровки надписи. Только одно предложение, точнее, его начало и конец. В середине чего-то не хватает, но компьютер еще не сумел это найти. -- Тогда просто дайте мне то, что у вас уже есть, -- сказал Римо. Смит прокашлялся. -- "Две сливы" -- это первая часть. Потом идет пробел. "Сокрушенные" -- это конец. -- Смит секунд пятнадцать прислушивался к молчанию на другом конце линии. -- Вы поняли меня, Римо? -- переспросил он наконец. -- Ага. Я все понял, -- отозвался Римо. -- "Две сливы сокрушенные"? Просто потрясающее послание. -- Это все, что у меня есть пока. -- Что означает "сокрушенные"? -- спросил Римо. -- Побежденные, тоскующие, убитые горем, -- пояснил Смит. -- Ладно. А что это за "две сливы"? -- Не знаю, -- ответил Смит. -- Ого! -- отозвался Римо. -- Послушайте, Смитти, обязательно позвоните нам, если раздобудете еще парочку столь же потрясающих новостей, как эта. Блеск, да мне просто не терпится поскорее поведать Чиуну, что две сливы сокрушены. Он будет вне себя. -- Собственно, мне ваш сарказм не очень нужен, -- ответил Смит. -- А мне не слишком нужен ваш, -- закончил Римо после того, как повесил трубку. Ночь для погребения выдалась по-настоящему великолепной. Небо над головой было чисто и усеяно миллионами подмигивающих звездных искорок. Ровный прохладный ветерок с океана слегка колыхал оплетавшие садовую ограду цветущие лозы, пропитывая ночной воздух их сладким пьянящим ароматом. Метеоролог твердо пообещал, что дождя не будет, и, точно удовлетворенный таким великолепным прогнозом погоды, покойник, казалось, даже улыбался. На просторном изумрудно-зеленом лугу позади дома Реджинальда Воберна собрались все потомки клана Во. Облаченные в струящиеся шелковые одеяния, парадные костюмы, набедренные повязки, они друг за другом проходили мимо могилы Ри Вока, их павшего родича. Он сотворил последнюю жертву, заплатил такую цену, которая может быть заплачена лишь раз. Он умер в битве -- единственная смерть, достойная воинов Во. И каждый думал о том, что нет большей чести, нет высшего величия, нежели то, которое выпало на долю Ри Вока. Прохладный ночной воздух звенел от стонов, горестных воплей, шепота молитв и мелодичных песнопений во имя быстрого и благополучного перехода душа Ри Вока в мир иной, то была настоящая симфония скорби, которую исполняла добрая дюжина различных лингвистических инструментов. Очень красивый гроб Ри Вока из атласного дерева покрывал толстый ковер живых цветов. Некоторые из растений были столь редки, что они еще никогда раньше не появлялись в западном полушарии. Потомки и наследники принца Во оставляли у гроба родича различные предметы, каждый из которых свидетельствовал о том, как в той или иной культуре почитают гибель великого. Когда последний из скорбящих родичей отдал дань уважения Ри Воку, и могилу закрыли, высокие створчатые ворота особняка раскрылись, и Реджинальд Воберн Третий выехал на лоснящемся черном жеребце. Голову животного венчал султан из трех развевающихся перьев, глянцевитые бока украшали расшитые драгоценными камнями ленты. Реджи ничего не сказал. Он не посмотрел ни направо, ни налево. Все сородичи принца Во видели торжественное и суровое выражение, застывшее на его лице, и понимали, что на это одно мгновение все они перестали существовать для Реджинальда Воберна Третьего. Каждый из клана Во не сомневался: скорбь Воберна так чиста, так глубока, что в его мыслях просто не осталось места ни для чего другого. Они знали, что его душа, погруженная во всеобъемлющее горе, точно слилась с душой безвременно отошедшего брата -- Ри Вока. То был прекрасный миг, это мгновение и это событие будут запечатлены навечно в легенде и песне, рассказ о них, как драгоценное воспоминание, станут передавать в семействе Во от одного поколения другому. Реджинальд Воберн Третий двинулся вперед на своем разукрашенном драгоценностями коне. Лицо его было торжественно, он ехал медленно, отдавая дань уважения свежей могиле. Подавленные и потрясенные столь величественным зрелищем, потомки Во все разом испустили восхищенный вздох. Они могли говорить на дюжине разных языков и наречий, придерживаться разных убеждений и существовать в разных культурах, но каждый из них увидел наконец в Реджинальде Воберне Третьем подлинного принца, подлинного предводителя рода, сокрушенного смертью одного из своих. Реджи доехал до могилы и осторожно придержал жеребца так, что благородный скакун остановился точно над прямоугольником свеженасыпанной земли. Только теперь, казалось, Реджи осознал присутствие остальных. Очень прямо держась в седле, Реджи медленно повернул голову, его светло-голубые глаза пронзали толпу. Тогда Реджи протянул руку и похлопал лошадь по шее. -- Ну же, Ветерок! -- крикнул он коню. -- Сделай это для папочки! Раздался громкий шипящий звук -- точно лопнул воздушный шар, это черный жеребец пустил ветры. А потом навалил огромную длинную кучу прямо на могилу. Острый неприятный запах навоза приглушил сладкое благоухание тысяч цветов и совершенно забил тончайший аромат благовонных курений. Вонь конских экскрементов тяжело повисла в прохладном ночном воздухе, такая густая, точно это смердела сама смерть. -- Хороший мальчик, -- одобрил Реджи, похлопывая коня по холке. Он свирепо огляделся по сторонам и сказал: -- Вот как мы награждаем неудачу! Что толку было пробовать, черт подери, если ты ничего не достиг? Я сыт по горло этой семейкой и всеми ее провалами, и я очень рад, что этот сукин сын сдох, потому что следующего неудачника я, может, просто повешу на дереве, чтоб он там сгнил. Ну так. Кто будет следующим? Никто не пошевелился. Никто не произнес ни звука. Тишина стала такой плотной, что ее можно было мазать на хлеб, точно масло. -- Ну же? -- вопросил снова Реджи. -- Кто следующий? Прошла долгая минута, пока кто-то зашевелился среди теней. Вышла вперед красивая женщина, лунный свет, отражаясь в ее блестящих черных волосах, посеребрил их. -- Я буду следующей, -- тихо сказала Ким Кайли. Реджи улыбнулся. -- Почему вы наконец соизволили присоединиться к нам? -- Я исследовала объект, -- спокойно ответила Ким. -- А теперь я готова. -- Как вы собираетесь его убить? -- спросил Реджи. -- Этот белый парень -- важная цель? -- холодно поинтересовалась Ким. На миг Реджи от возбуждения даже потерял дар речи, потом сказал: -- Нет. Разумеется нет. Главная цель -- это кореец. -- Верно, -- согласилась она. -- Вы спросили, как я намерена убить белого, -- она покачала головой. -- Я буду не одна. Этот путь ведет лишь к следующему провалу. Мы убьем его. Все вместе. -- Каким образом? -- спросил Реджи. -- Именно тем способом, который описан на камне, -- с улыбкой ответила Ким. -- Тем же манером мы заполучим и старого корейца. -- Она смолкла и в упор посмотрела на Реджи, который заерзал в седле. -- Этот путь все время находился у вас перед глазами, -- продолжала Ким. -- Вам только надо было его разглядеть. Видите ли, этот старик кореец, Чиун как раз и есть единственная слабость Римо. А Чиун хранит верность только Римо. Их всего двое в своем роде. И это -- те самые сливы, о которых поведал камень. -- Но как мы их убьем? -- снова спросил Реджи. -- Старик -- вот наша первая слива, -- начала Ким. -- А единственный способ убить первую сливу... -- она заколебалась было, но улыбнулась. -- ... сделать это с помощью второй сливы. -- А как мы убьем вторую сливу? -- спросил Реджи. -- С помощью первой, -- мягко ответила Ким. Глава четырнадцатая -- Чиун, за дверью что-то есть, -- сказал Римо. -- Разумеется, есть. Всю ночь я слышал, как толпы людей швыряли разные предметы в нашу входную дверь. Я ни на секунду не сомкнул глаз, -- заворчал в ответ Чиун. -- Это всего лишь конверт, -- сказал Римо. Он перевернул светло-желтый бумажный прямоугольник и увидел, что на нем четким округлым почерком со множеством завитушек и росчерков были выписаны их с Чиуном имена. От записки, вложенной внутрь, исходил томительно знакомый запах духов. Дорогой Римо! Прошу простить меня за вчерашнее исчезновение. Но течение в конце концов вынесло меня вместе с доской к берегу, и мне хотелось как можно скорее вернуть доску, пока мне не начислили штрафа за просроченное время. А кроме того, зная, какой ты великолепный пловец, я не сомневалась, что у тебя все будет в порядке. Но все же я мучаюсь угрызениями совести за то, что ушла, не сказав ни слова, а потому, дабы загладить вину, хотела бы пригласить тебя на вечеринку. Это будет нечто вроде семейного праздника, который устраивают мои родственники. Он начнется сегодня в два часа в поместье Воберна на северной оконечности острова. Пожалуйста, приведи с собой и Чиуна. Я уже столько о вас всем рассказывала, и моя семья очень хотела бы встретиться с вами. Готовится особый сюрприз. С любовью, твоя Ким. Чиун вылез из спальни и увидел, как Римо, стоя в открытых дверях, читает записку. -- Ты уже кончил читать мою почту? -- поинтересовался Чиун. -- А почему ты думаешь, что это для тебя? -- А кому придет в голову что-то написать тебе? -- удивился Чиун. Он выхватил записку из рук Римо и медленно прочел ее. -- Это от Ким, -- пояснил Римо. -- Приглашение на вечеринку. -- Я и сам могу это понять. Я помню, ты однажды уже брал меня на вечеринку, какие-то люди пытались там заставить меня есть всякие мерзкие вещи, сваленные на крекерах, и покупать пластмассовые миски с крышками. Как по-твоему, сегодняшняя вечеринка тоже будет похожа на ту? -- Не думаю, -- ответил Римо. -- Подожди-ка. Погоди. Она пишет, что готовится особый сюрприз, -- сказал Чиун. -- Точно. -- Что это значит? -- спросил Чиун. -- Не знаю. А если в знал, это уже был бы не сюрприз, -- ответил Римо. -- Это Барбара Стрейзанд! -- решил Чиун. -- Я знаю. Эта девица Ким почувствовала себя виноватой, потому что отвлекала тебя от тренировок, а теперь, чтобы как-то загладить свою вину, она вознамерилась познакомить меня с Барбарой Стрейзанд. -- Я не думаю, что каждая вечеринка, на которую ты соизволишь прийти, будет преподносить тебе подарок в виде Барбары Стрейзанд, -- усомнился Римо. -- Мы пойдем туда, -- решительно сказал Чиун. -- Я надену мои новые одежды. Хочешь, я дам тебе что-то из моих старых нарядов? -- Нет, благодарю. -- Тогда что же ты собираешься надеть? -- Черную майку и штаны, -- ответил Римо. -- Не очень строго, но сдержанно. Идеальный костюм на любой случай. -- У тебя нет воображения, -- осудил Чиун. -- Нет, есть, -- возразил Римо. -- Сегодня, например, я подумываю о том, чтобы надеть носки. -- Я уверен, это произведет на всех неизгладимое впечатление, -- ответил Чиун. -- Для Барбары Стрейзанд ничто не может быть слишком хорошо, -- воодушевился Римо. Они отправились было на вечеринку, но не успели пройти по берегу и нескольких ярдов, как в их домике зазвонил телефон. -- Я возьму, -- сказал Римо, возвращаясь к входной двери. -- Возьмешь что? -- Трубку, -- ответил Римо. -- Только не бери ее с собой, -- попросил Чиун. -- Терпеть не могу этих вещей. Звонил Смит. -- Я получил ее, -- сообщил он Римо. -- У меня есть теперь вся надпись. -- О чем же там речь? -- Первая ее половина похожа на список оружия. Там говорится о применении копий, огня, моря, и наконец идет совет воспользоваться временем. Надпись повествует о каком-то необычном убийце. Вам это что-то говорит? -- Нет, но может, Чиун знает. Что-нибудь еще? -- Остальная часть, там, где не хватало середины, помните? -- Да? -- откликнулся Римо. -- Пропущенное слово это "разделены". -- "Разделены"? -- переспросил Римо. -- Да, совершенно верно. Разделены. Сломаны. Надпись гласит: "Две сливы, разделенные, сокрушены". В голосе Смита звучала гордость. -- Тогда что же сие означает? -- спросил Римо. -- Это напоминает жалобу домохозяйки владельцу фруктовой лавки. "Две сливы, разделенные, сокрушены". Кого заботят раздавленные сливы? -- Я не знаю, кого, -- ответил Смит. -- Я только думал, что вы это знаете. -- Благодарю вас, Смитти. Я все передам Чиуну. Когда он рассказал Чиуну о сообщении Смита, старый кореец, казалось, очень заинтересовался списком оружия. -- Ты говоришь, что последним там стояло время? -- переспросил Чиун. -- Так сказал Смитти. А что это за оружие -- время? -- поинтересовался Римо. -- Самое опасное из всех. -- Это как? -- Если кто-то сможет прождать достаточно долго, его враг решит, будто все забыто, и ослабит свою защиту. -- Значит, по-твоему, это и в самом деле седьмой камень принца Во? -- спросил Римо. Чиун молча кивнул. -- А как тогда понять эту фразу "Две сливы, разделенные, сокрушены"? -- не отставал Римо. -- Я думаю, это мы скоро выясним, -- ответил Чиун. Холмистые лужайки вокруг поместья Воберна напоминали место проведения рождественского пикника ООН. Множество людей в национальных костюмах собралось на праздник, Римо встретил тут все одеяния, какие только встречал в жизни. Гости медленно расступились, давая пройти Римо и Чиуну, потом сомкнулись за их спинами. Гул шепчущих на разных языках голосов сопровождал Римо и Чиуна, пока они шли через просторное зеленое поле. Римо насчитал десять длинных столов, покрытых белыми камчатыми скатертями и уставленных всяческими блюдами и напитками. Смешанный аромат кэрри, рыбы и мяса соперничал с горячим дыханием тушеной капусты и пряным ягненком по-индонезийски. Тонкое благоухание поднималось над блюдами с овощами и вазами со свежими фруктами, многие из которых Римо видел впервые в жизни. -- Здесь воняет, как в Бомбейском переулке, -- сказах Чиун, сморщив нос от отвращения. Римо указал на что-то впереди. Там стоял маленький столик, покрытый льняной скатертью. На нем красовался серебряный кувшин со свежей водой и серебряная же кастрюля с электроподогревом, доверху наполненная клейким кашеобразным рисом. -- Для нас, -- пояснил Римо. Он подумал, что со стороны Ким Кайли очень мило было припомнить его привычки, только где же она сама? Римо огляделся по сторонам, но не заметил в толпе Ким. Она писала, что праздник будет семейным, и ожидал встретить тут пару дюжин людей в костюмах для отдыха, шортах и забавных соломенных шляпах, толпящихся вокруг гриля, на котором жарится барбекю. Но ничего подобного он и представить себе не мог. -- Я не вижу Барбары Стрейзанд, -- заявил Чиун. -- Может, она собирается въехать сюда верхом на слоне, -- успокоил его Римо. Мужчина в твидовом костюме выступил вперед и протянул Римо руку. -- Очень рад, что вы смогли прийти, -- сказал он. -- Я Резерфорд Вобли. Он вежливо кивнул Чиуну, пока Римо пожимал ему руку. -- А это Рудди Вочнечк, -- представил Вобли. Римо повторил всю церемонию с круглолицым славянином. -- Лии Вотан, -- назвал себя азиат, стоявший неподалеку, и поклонился. -- А это... -- тут он начал выпаливать одно за другим имена всех, стоявших рядом людей. Вофтон, Воворт, Восенто и Вопо. Имена эти для Римо звучали очень похоже, он кивал и улыбался, пока не удалось ускользнуть и скрыться в толпе. И тут он задумался над этими именами. Почему они все начинались с ВО? И не только у людей, которых он встретил сегодня. Были еще Вильям и Этель Волшебник, владельцы киностудии, и Джим Вортман, их оператор. А как насчет того фанатика-индонезийца, который пытался убить президента? Его звали Дю Вок. Римо вдруг показалось, что, где бы он ни появился в течение нескольких последних недель, ему везде попадались люди, чьи фамилии начинались с ВО. За одним ярким, ослепительным исключением. Римо не спеша направился по сияющей лужайке к дому. Чиуна он оставил за живой беседой с аристократического вида молодым человеком в безупречном белом льняном костюме. Могло показаться, что они с Чиуном и раньше встречались на острове, потому что эти двое разговаривали, как старые друзья. Рядом с особняком было несколько зеркальной чистоты прудов, усеянных цветами водяных лилий, и просторное решетчатое газебо. За домом Римо заметил четыре колонны, напоминающие флагштоки, каждую из них венчало несколько прямоугольников, тщательно прикрытых темной тканью. Римо проскользнул в дом и разыскал в библиотеке телефон. Смит ответил на первый же звонок. -- Проверьте для меня одно имя, -- попросил Римо. -- Ким Кайли. -- Киноактриса? -- спросил Смит. -- Именно она. -- Подождите, -- Смит отложил трубку, и Римо услышал, как щелкают клавиши компьютера, потом раздалось глухое гудение. -- Есть, -- Смит снова взял трубку. -- Капли, Кимберли. Урожденная Карен Волински, 1953 год... -- Пожалуйста, дайте фамилию по буквам. -- В-о-л-и-н-с-к-и. -- Благодарю, -- отозвался Римо. Он положил трубку и несколько мгновений стоял неподвижно, не в состоянии вот так, сразу, поверить. Но сомневаться не приходилось: слишком уж много совпадений одновременно. Через открытое окно до Римо доносились звуки празднества. Смех, музыка, звон бокалов. Но праздничное настроение уже покинуло Римо окончательно, и он вышел через боковой выход из особняка и побежал вдоль берега. Все это было каким-то образом соединено между собой. Ким и все остальные люди, чьи фамилии начинались с В-0. Все неопределенные угрозы оказались связаны с покушениями на его жизнь, с древним камнем, который говорил правду, с непреклонным принцем, его потомками и Мастерами Синанджу, прошлыми и настоящими. Они все сплетены одной нитью, протянувшейся от настоящего момента сквозь века в прошлое. Как это говорил Чиун? Римо вспомнил: "Память не умирает, пока не прерывается прямая линия наследования по крови". Римо понял, что ноги сами принесли его к той отдаленной пещере, где они с Ким впервые были близки. Воспоминание об этом до сих пор не давало Римо покоя. Если Ким тоже являлась частью некоего плана мести, почему она тогда осталась в пещере вместе с ним? Они как раз занимались любовью, когда сюда ворвалась гигантская волна. Если Ким заманила Римо в пещеру, желая его погубить, она определенно должна была понимать, что ей также грозит неминуемая смерть. Почему-то Римо не мог поверить в такой расклад событий. Вполне возможно, Ким была верным отпрыском семьи принца Во, но она не принадлежала к тому типу женщин, которые готовы умереть, лишь бы свести счеты в двухтысячелетнем споре. Римо медленно вошел в пещеру и улыбнулся, увидев то самое место, где они тогда лежали, прижавшись друг к другу, на теплом песке. Воспоминание было все еще очень живо и также реально, как привкус соли в морском воздухе. Он побрел дальше в глубь пещеры. Теперь Римо припомнил: когда ревущая стена воды встала у пещеры, Ким не рванулась инстинктивно к выходу. Вместо того она повернулась и полетела в прямо противоположном направлении, вроде бы прочь от безопасности, прочь от воздуха и надежной земли. Римо прошел дальше, к тому месту, где он подхватил Ким, а она еще брыкалась, и лягалась, изо всех сил сопротивляясь ему. Он посмотрел вверх и увидел над головой слабый проблеск света. Так вот в чем дело. В потолке пещеры было отверстие, достаточно большое, чтобы через него пролез один человек. И если стоять точно на этом месте, наступающая вода поднимет тебя как раз к отверстию Не удивительно, что Ким так яростно отбивалась, когда Римо ее сгреб. Он приписал такое поведение сильному испугу и панике, а на самом деле она пыталась освободиться, чтобы спастись, не допуская мысли, что Римо окажется способен плыть против надвигающегося прилива и спасти их обоих. Чтобы окончательно убедиться, Римо взобрался вверх по скале и пролез через отверстие. Для него места было маловато, но Ким Кайли это удалось бы без труда. Он оказался на скалистом мысу над пещерой. Даже при самом высоком приливе человек, стоящий на этом месте, был бы в безопасности. Теперь уже ничего не оставалось, кроме как смириться с очевидным фактом. С самого начала Ким ничуть не была им увлечена, она просто вела его, как глупого барашка, на заклание. Сначала пещера, а потом, когда первый способ не сработал, Ким заманила его в океан, где рядом с сетью его поджидал водолаз, чтобы уж наверняка покончить с ним. Скорее всего, она была как-то связана и с наемными убийцами, стрелявшими в него там, в индейской резервации. Римо раздумывал над тем, как ласковая, заботливая женщина оказалась всего лишь привлекательной наживкой. Римо проделал обратно весь путь по берегу до особняка, через который вновь вышел на просторную лужайку. Праздник был в самом разгаре. Римо заметил, что Чиун все еще разговаривает с аристократического вида молодым человеком в белом, а с полдюжины других гостей обступили их плотным кругом. Римо почувствовал на своем плече чью-то руку. Он обернулся и увидел Ким, выглядевшую до боли прекрасной в своем коротком платье из голубого шелка. -- Дорогой, -- шепнула она, обвивая руки вокруг его шеи. Она крепко держала Римо, прижимаясь к нему всем телом. Ноздри его заполнил запах ее духов. Все было совершенно так же, как помнилось ему с того первого дня, столь наполненного необыкновенными впечатлениями. Римо с горечью сказал себе: это такая же примитивная и могучая сила, как тот камень с выбитыми письменами, найденный на тропическом берегу. Наконец она выпустила Римо из объятий, но крепкий запах духов точно прилип к его одежде, как постоянное болезненное напоминание о собственной уязвимости. -- Тебе тут весело? -- спросила она с ослепительной голливудской улыбкой. Римо ничего не ответил. Он еще раз взглянул на нее, потом повернулся и, раздвигая толпу, направился к Чиуну. Глава пятнадцатая Римо не видел Чиуна, а между тем вся толпа уже устремилась вверх по склону холма к особняку. Молодой человек в твиде встал рядом с Римо и подтолкнул его локтем. -- Представление скоро начнется. -- Держу пари, что так, -- отозвался Римо. Он заметил золотисто-зеленое мерцание, которое явно должно было исходить от одеяния Чиуна, и начал проталкиваться сквозь толпу, пока не оказался рядом со старым корейцем. -- У них нет Барбары Стрейзанд, -- сообщил Чиун. -- Но зато сейчас будет выступать цирк. Римо наклонился вперед, так чтобы никто посторонний не смог расслышать его шепот. -- Чиун, эти люди -- потомки принца Во. Они наши враги. Чиун прошипел в ответ: -- Мне это известно. -- Тогда почему мы все еще здесь? Давай сматываться. -- Это значит уйти? -- Это значит уйти. -- Итак, мы уйдем, и что дальше? -- спросил Чиун. -- Придет другой день, другой год, и эти же самые люди, которые не пожелали бы заплатить Мастеру Паку, как должно, снова нас настигнут? Лучше нам все закончить сейчас. -- Если ты так хочешь, -- согласился Римо. -- Именно так я и хочу, -- подтвердил Чиун. -- Иди, встань с другой стороны и держи глаза открытыми. -- Есть тут главарь? Почему бы нам его не прикончить прямо сейчас? -- спросил Римо. -- Потому, что мы не знаем, что произойдет дальше. Действовать, не имея нужных сведений -- это значит, навлекать на себя беду. На другую сторону. -- Ладно, -- согласился Римо, и пошел в обход на другую сторону прямоугольного пространства, ограниченного по углам большими колоннами, которые Римо заметил еще раньше. Темная ткань, скрывавшая вершины колонн, была на прежнем месте. Молодой человек, с которым ранее беседовал Чиун, теперь стоял в середине выделенного четырехугольника. Он поднял руку, призывая к тишине, добился ее и ясным голосом объявил: -- Я Реджинальд Воберн Третий! Добро пожаловать на праздник семьи Во. Пусть начнутся развлечения. Когда он сошел с огороженного пространства, где-то ударили в медный гонг, и он загудел глубоким раскатистым звуком. Трио деревянных флейт тонкими голосами подхватило сладостную мелодию. Зазвенели цимбалы, и снова загудел гонг, когда труппа ярко одетых восточных акробатов, кувыркаясь, просочилась сквозь толпу на арену. -- "Изумительные Вофаны", -- произнес молодой человек, стоявший рядом с Римо. -- Если вы и далее собираетесь быть моим экскурсоводом, то как вас зовут? -- поинтересовался Римо. -- Резерфорд Вобли, -- ответил молодой человек. -- Я так и думал, -- отозвался Римо. Он с отвращением огляделся по сторонам, и увидел, как на арене крутятся Вофаны, ходят колесом, кувыркаются, демонстрируют сальто назад и всяческие иные прыжки и кульбиты. Их тела в ярких трико мелькали в воздухе наподобие разноцветных пятен, когда они пролетали над и под друг другом, точно беспрерывно меняющие свое место карты в тасуемой колоде. Поскольку пространство, отведенное им для работы было не слишком велико, они умудрялись создавать сразу несколько взаимопроникающих комбинаций, сложных, как паутина, только сплетенных не их нитей, а из чистой энергии и движения. В середине арены собрались артисты, одетые в костюмы, напоминавшие пижамы, кувыркаясь и становясь друг на друга, они составили пирамиду. Римо с отвращением подумал, что, хотя артисты и недурны, но все это он уже видел не раз. Он только спрашивал себя, когда они начнут вращать блюда на длинных бамбуковых шестах. Акробаты разрушили пирамиду и закувыркались по земле под аплодисменты зрителей. Римо посмотрел на другую сторону арены, разыскивая взглядом Чиуна, но не увидел его. Воздух наполнился пронзительными голосами флейт -- точно скорбный вопль пронесся над лугом. Ударили цимбалы, а потом снова зазвучал гонг с его затяжным эхом. Акробаты тут же отозвались на призыв музыки. Они полетели над ареной, по двое, трое, четверо сразу, стремительные пятна цвета, которые, казалось, начисто отрицали законы притяжения, проносились друг над другом, порой точно замирая в самой высшей точке своего прыжка, но упорно продвигаясь вперед через поляну. А потом один акробат в голубом резко опередил остальных выступавших и вихрем понесся прямо на Римо, будто пикирующий бомбардировщик. Началось. Римо отступил в сторону на полшага и поднял руку. Со стороны все выглядело так, как будто он вообще ничего не сделал, ну, может просто помахал кому-то в толпе по другую сторону арены. Но акробат, так решительно прыгнувший ногами вперед, промахнулся полностью, разве только плечом слегка задел вытянутую руку Римо. Это мимолетное прикосновение было отмечено треском сломанной кости, резким свистом вытисненного из груди воздуха, а затем продолжительным воплем, когда акробат ударился о землю. На этот раз он уже не подскочил. Еще двое устремились к Римо. В зеленом и красном трико. Римо слегка развернулся, коснувшись одного лопаткой, а другого коленом. И понадеялся, что Чиун наблюдает за ним, ибо чувствовал: техника этих его двух отточенных движений и правда была на высоте. Акробаты завопили от неожиданности и боли, и флейты в ответ залились безумными трелями. Парни в зеленом и красном взлетели к небу, точно мыльные пузыри на крыльях ветерка. И точно пузырьки лопнули, едва коснувшись земли. Поворачиваясь, Римо краем глаза заметил, как Реджинальд Воберн дернул за шнур, свисавший с одного из шестов, огораживавших арену. Зеркало, укрепленное на шесте, отразило алмазную яркость солнечного луча и направило слепящую вспышку прямо в глаза Римо. Тот в изумлении моргнул. А когда снова открыл глаза, ему пришлось забыть про зеркало, потому что к нему уже приближались оставшиеся восточные акробаты, вооруженные ножами, которые они извлекли из своих одежд. Римо увернулся от них, но тут сверкнула еще одна ослепляющая вспышка. Потом еще. И еще. Жесткий белый свет жег ему глаза. Уходя от акробатов, Римо нырнул в толпу людей, стоявших вокруг арены, глаза его были плотно зажмурены. Он попробовал открыть их, но все еще ничего не видел. Пронзительный свет на какое-то время лишил его зрения, а за спиной он слышал вопли восточных акробатов, пытавшихся до него добраться. Римо побежал, но тут же остановился, когда высокий тонкий голос выделился из сотен различных шумов. Это был голос Чиуна, взлетевший над толпой. Он звучал твердо и напряженно. -- Римо! -- завывал Чиун. -- Помоги мне! Нападай немедленно! Освободи меня! Помоги! Ослепшие глаза горели. Римо устремился на голос. Он знал: чтобы добраться туда хватит восьми шагов. Но добежав до места, он нашел только тишину и неподвижность. Там были чужие люди, застывшие в ожидании. Римо чувствовал их присутствие, слышал их дыхание, ощущал сжатое напряжение их тел и те микроскопические движения, которые они совершали даже тогда, когда думали, будто стоят совершенно неподвижно. Но голосу Чиуна здесь явно неоткуда было исходить. За спиной Римо услышал голоса акробатов, приближавшихся к нему. И еще он уловил аромат духов, до боли знакомое благоухание, вызывавшее слишком много воспоминании. Это были духи Ким Кайли, их богатый и экзотический аромат, смешиваясь с запахом ее тела, становился столь же индивидуальным, как отпечатки пальцев. Значит, она присутствовала здесь, и был еще один запах. Запах мельчайших частиц окалины, который остается в ружейном стволе после выстрела. И сколько бы раз оружие ни чистили, этот душок все равно можно учуять, если обладать соответствующей чувствительностью. Римо ощутил, как воздух снова изменился, услышал шорох почти незаметного движения, когда изящный палец медленно отвел назад курок. Римо хотел было крикнуть :"Нет!", но времени уже не осталось, и это невысказанное слово обернулось громогласным ревом отчаяния, который вдребезги разнес неподвижность застывших людей, когда Римо, невидящий, но безошибочно меткий, ринулся вперед на звук и опустил ладонь на благоуханную белую шею. Он услышал треск кости, напомнивший звук ломающейся сухой ветки. А за спиной прыжками приближались акробаты. Римо ощущал давление их тел, рассекающих воздух. Но они так и не настигли Римо. Раздались глухие удары, будто от падения трех тяжких глыб в грязную лужу. И Римо понял, что три тела прекратили свое движение. Вдруг воздух вокруг заполонили крики, вопли и топот разбегающейся во все стороны перепуганной толпы. Иссушающий болезненный свет по-прежнему жег глаза Римо. Какое-то краткое время он ощупью продвигался в мире белой ночи, пока не почувствовал рядом высокое металлическое сооружение. Он должен выключить этот свет, он должен снова начать видеть, он должен найти Чиуна. На земле рядом с вышкой Римо нашел резной хрустальный стакан, оброненный кем-то из убегавших гостей. Прикинув его вес, Римо швырнул стакан вверх по спиралевидной дуге. И услышал треск, когда стекло пришло в соприкосновение с мишенью. Зеркало на металлической вышке разлетелось на миллионы сверкающих хрусталиков, которые обрушились на землю, точно восхитительное световое представление. Остальные три источника света по-прежнему слепили Римо, но потом он услышал, как лопается стекло -- хлоп -- хлоп-хлоп -- и на луг вдруг снизошла тьма. Римо еще раз мигнул, и зрение начало понемногу к нему возвращаться. Первое, что увидел Римо, был Чиун, который как раз поворачивался к нему после того, как разнес камнями три слепящих прожектора. -- У тебя все благополучно? -- спросил Римо. -- В общем, я бы предпочел Барбару Стрейзанд. Римо обернулся и увидел Ким. Она лежала рядом с Реджинальдом Воберном, распростертая посреди целого моря сверкающих осколков от разнесенных вдребезги прожекторов. Слева от них весьма неизящно скорчились в смертной судороге три последних восточных акробата. Совершенное лицо Ким Кайли было обращено к небу, глаза ее прикрывали темные очки. Согнутые пальцы правой руки все еще сжимали пистолет. Римо отвернулся. -- Откуда ты знал, что ее надо убить? -- спросил Чиун. -- Да уж знал, -- спокойно ответил Римо. -- А откуда ты знал, что надо убить его? -- Он был предводителем; если мы стремимся к миру, он должен был уйти. -- Ты ждал довольно долго, -- сказал Римо. -- Я тут ковылял вслепую, а тебя нигде не было. --