деталях, не то что-нибудь обязательно сделают не так. - Почему же стало труднее, что их беспокоит? - Они просто говорят, что стало труднее работать, труднее ликвидировать "объект". - А что еще? - Не знаю. Ничего, кажется. - Нет, есть и еще что-то! Джимми свернул на набережную Вестсайд-драйв и аккуратно перестроился в первый ряд. Таким был приказ Фелтона: на работе исполнять все правила, ничего не нарушать. Никаких превышений скорости, парковка только там, где разрешено. Это значительно облегчало дело, так как ни возникало дополнительных трудностей, даже по мелочам. - Есть и еще кое-что, Джимми. - Что? - Во-первых, стало труднее кончать тех, кого нужно. Во-вторых - раньше они никогда серьезно не оборонялись. Никто из этих подонков, кого мы нанимали, не получил ни одной пули, ни одной царапины. Джимми недоуменно пожал плечами и стал готовиться к повороту на 42-ю улицу. Из этого разговора он ничего так и не понял. Наверное, босс просто разрабатывает вслух очередную идею. - Почему же никто из них не был вооружен? - спросил Фелтон. - Многие вообще не носят оружия, - ответил Джимми, съезжая на развязку набережной. - Люди, сующие нос в дела Виазелли или мои деда, не носят оружия?! - Может быть, по глупости? - По глупости? Нет, тут что-то другое. Какая-то закономерность, определенная модель поведения. Но этот с крюком в эту модель не вписывается. Если нам кажется, что этот крюкастый дьявол был хорош, то надо ждать кого-нибудь похлеще. Я это нутром чую. Я в этом уверен. - Ты думаешь, у них есть кто-нибудь получше? - Не знаю, может ли быть еще лучше. Не думаю. Теперь жди всю свору. - Как в сороковые? - Как в сороковые годы. Фелтон откинулся на спинку сиденья. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ  Швейцар отеля "Ройал Плаза", что на 59-ой улице, около Центрального парка, слегка удивился, когда вышедший из "роллс-ройса" джентльмен попросил его припарковать автомобиль. Раз ты ездишь на такой машине и имеешь шофера, то пусть он ее и паркует! Но джентльмен бросил, что шофера он берет с собой, и швейцар не стал спорить. Не стоит связываться с пассажирами "роллс-ройсов"! Убедившись, что Джимми следует за ним по пятам, Фелтон вошел в роскошный холл отеля - инкрустированная солидная мебель, раскидистые растения в кадках, деликатный, почти женоподобный портье. Направляясь к лифту, Фелтон с шофером не привлекли особого внимания, ничем не выделяясь среди респектабельных постояльцев и гостей, а кобура с пистолетом у Фелтона под мышкой была совершенно незаметна. - Четырнадцатый этаж. Засунув руку в карман черной шоферской ливреи, Джимми поправил пистолет, чем заслужил недовольный взгляд Фелтона, означавший, что на людях делать этого не стоило. На четырнадцатом этаже решетчатые позолоченные двери лифта открылись в небольшое фойе, тогда как на всех остальных этажах перед выходящими из лифта представал коридор с рядами дверей по обе стороны. Занимая целый этаж отеля, Виазелли по совету Фелтона произвел эту реконструкцию, заменив коридор небольшим "предбанником" с глазками для наблюдения. Ожидая в фойе, Фелтон с усмешкой переглянулся с Джимми, так как оба были хорошо знакомы с привычками хозяина этажа и заведенными им порядками: в данный момент сквозь одностороннее зеркало-окно слева за ними наблюдал один из телохранителей Виазелли. С их стороны зеркало было как зеркало. Фелтон поправил перед ним галстук, а Джимми не удержался и сделал средним пальцем неприличный жест своему отражению. Дверь открылась, и одетый в темный полосатый костюм с синим галстуком человек пригласил их войти. Не торопясь, как пара танцоров, не проявляя никаких эмоций, они вошли в светлую просторную комнату, переполненную мебелью, табачным дымом и людьми в строгих костюмах. Можно было подумать, что с минуты на минуту начнется конференция или симпозиум. Однако здесь проходила вовсе не конференция. Когда Фелтон и Джимми вошли и остановились в центре комнаты под массивной хрустальной люстрой, шум разговоров разом прекратился и стал слышен лишь тихий шепот: - Это он!.. Ага, точно... Ш-ш-ш... Тише, услышит... Невысокий человек с наманикюренными ногтями, с темной итальянской сигарой в зубах и кривой улыбкой направился навстречу гостям и, подойдя поближе, сделал приветственный жест рукой. - Э-э... Come sta, мистер Фелтон? Фелтон попытался вспомнить, как зовут этого человека, но безуспешно и изобразил на лице вежливую улыбку. - Налить вам что-нибудь выпить? - Нет, спасибо. Невысокий драматическим жестом прижал к груди руку, точно удерживая сердце, стремящееся выпрыгнуть прямо на золотистый ковер под ногами. - Приношу глубочайшие извинения, мистер Фелтон, но у нас сейчас состоится совещание, и этот человек; - кивок в сторону Джимми, - ну... в общем, шоферу тут не место! - О совещании я ничего не знал, - ответил Фелтон и посмотрел на часы. - Простите, но ему придется уйти. - Он останется. Выразительные руки невысокого разошлись в стороны ладонями вверх, плечи поднялись в недоумении: - Но он... но ему... - Он останется, - без тени эмоций повторил Фелтон. С лица невысокого исчезла кривая улыбка, вернее ее подобие. Тонкие губы сомкнулись, скрыв желтоватые зубы. - Вряд ли Папаша будет этим доволен... Фелтон молча еще раз посмотрел на часы. Невысокий человечек отошел к стоящей у софы группе своих соотечественников в вполголоса начал что-то быстро говорить. Те слушали, искоса поглядывая на Фелтона и Джимми. Джимми внимательно стал рассматривать каждого из этой компании. Неожиданно в комнате воцарилась тишина. Слышны были только звуки отодвигаемых кресел. Все сидевшие вскочили, все стоявшие непроизвольно вытянулись. Взгляды всех устремились на распахнувшиеся двустворчатые двери. Появился одетый в строгий серый костюм и полосатый принстонский галстук человек и произнес: - Мистер Фелтон. Фелтон и Джимми прошли через комнату, чувствуя на своих спинах взгляды присутствующих, Фелтон вошел внутрь. Джимми остался у закрывшихся за Фелтоном дверей, встав перед ними как часовой, внимательно следя за всем происходящим в комнате. Двойные двери, через которые он прошел, всегда восхищали Фелтона: снаружи они были покрыты орнаментом и позолотой, но изнутри выглядели обычными дверями кабинета преуспевающего бизнесмена - солидное темное дерево и ничего больше. Другим был и воздух. Им можно было дышать, не чувствуя дыма десятка горящих сигар. Паркетный пол тихонько поскрипывал под ногами Фелтона, подошедшего к длинному письменному столу красного дерева, за которым сидел холеный джентльмен. Перед ним была шахматная доска с расставленными фигурами. На благородном лице с римским профилем выделялись глубоко посаженные темные глаза, в которых светилось дружелюбие. Аккуратные небольшие руки, длинные, седеющие на висках волосы разделены слева консервативным пробором. Рот с чувственными полными губами, нисколько, как ни странно, не придавал ему женственности. Позади, на стене висела фотография плотной матроны и девяти детишек - его семья. Пока Фелтон усаживался в кресле поудобнее, Виазелли не отрывался от шахмат. Напрасно Фелтон, пристально изучая лицо и руки Виазелли, искал следы прошедших лет - их не было: ни морщин на лице, ни дрожи в руках... Время, казалось, не трогало этого человека. - Как бы ты пошел в этом положении, Норман? - спросил Виазелли. Голос - твердый, с безукоризненным оксфордским акцентом. - Я не играю в шахматы, Кармине. - Я тебе все объясню. Меня атакуют ферзь и ладья черных. Но я могу уничтожить и ладью, и ферзя. Виазелли умолк. Фелтон положил ногу на ногу и вгляделся в расположение фигур на доске, которое, впрочем, ни о чем ему не говорило, Фелтон понимал, что Виазелли ждет от него комментария. Не дождется. - Норман, почему бы мне не уничтожить атакующие фигуры? - Если бы я играл в шахматы. Кармине, я бы тебе подсказал... - Если бы ты умел играть, ты был бы хорошим противником. - Я играю в другие игры. - Жизнь не ограничивает нас в выборе наших устремлении... - Жизнь такова, какой я ее создаю для себя. - Тебе бы следовало родиться итальянцем. - А тебе - евреем. - Ну, это почти то же самое, - Виазелли улыбнулся. - Чего я никогда не мог понять, так это твоего пристрастия к южанам. - Какого пристрастия? - А твой техасец, этот Джимми? - Он работает на меня. - Ой ли? Мне казалось, что это выглядит несколько по-другому. - Видимость обманчива. - Видимость - это реальность. - У меня твой шурин... - Фелтону надоела философия. - Тони? - Да. - А, мы снова возвращаемся к проблеме ферзя и ладьи черных. Уничтожать их? - Да, но не тогда, когда находишься в меньшинстве. - Это как же? - А вот так, как, например, сейчас: ты один, а я и Джимми - мы вдвоем. - Не забывай, что там, за дверью, полно моих людей. - Для Джимми это не проблема. - Не думаю. Но, независимо от этого, ты не ладья и не черный ферзь. Ты - белый ферзь, моя самая мощная фигура. Если бы мне пришлось обороняться, а ты решил бы переметнуться к черным и стать их ферзем, то я попал бы в безвыходное положение. - Меня самого обложили. Виазелли поднял глаза от доски и улыбнулся. Фелтон положил ладонь на стол. - Что ты думаешь? От кого мы отбиваемся? - Я рад, что ты сказал "мы", Норман, - Виазелли тихонько похлопал в ладоши. - Но ответить на твой вопрос не могу. Где-то через две недели сюда прибывает комиссия Сената, и я сперва подумал, что это они что-то замышляют. Но ведь за нами следят уже пять лет. Что, Сенат так долго готовился нанести удар? Нет, не думаю. Да и следят за нами как-то странно. Когда этим занимается ФБР или налоговая служба, дела передаются в суд. Но вот уже почти пять лет вокруг нас кто-то вертится, а дальше этого дело не идет. - Ты сказал что-то о сенатском расследовании? - Да. Сенат начал с Запада и сейчас подбирается к нам. Уж больно много любопытных стали совать нос в наши дела. - Вот почему моим ребятам прибавилось работенки? - Да. Но странно и еще кое-что. Ты говорил, что и тебя начали беспокоить. Фелтон кивнул: - Может, это твои макаронники затеяли семейную свару? Краска бросилась Виазелли в лицо, но он не подал вида, что оскорблен. - Нет, - ответил он, - это кто-то со стороны. Кто это или что - не знаю. А ты? - Думаю, через пару дней буду знать. - Хорошо. Я тоже должен знать. Что касается Тони, можешь вернуть его. - Посмотрим. Кармине замолчал. Его молчание иногда было весомее слов. Фелтон понимал, что продолжать беседу опасно. Все, что нужно было Виазелли сейчас, это - толкнуть Фелтона на первый ход, и тогда ему конец. И совершенно ничего не значили для Виазелли размышления Фелтона о том, насколько Кармине ему обязан и насколько Фелтон ему необходим. Точно так все было и двадцать лет назад. Только тогда у Виазелли еще не было резиденции в отеле "Ройал Плаза". ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ  Разговор происходил в комнатушке позади бакалейной лавочки, кормившей семью Виазелли. Тогда у Кармине еще не было вырезанных из слоновой кости шахматных фигур - он сидел, склонившись к перевернутому деревянному ящику, на котором были грубо намалеваны черные и белые квадраты. Когда вошел Фелтон, Виазелли с задумчивым видом передвигал дешевые деревянные фигуры. В комнате хозяйничали стаи жизнерадостных летних мух. Виазелли поднял глаза на Фелтона. - Садись, - предложил он, - я хочу поговорить с тобой о деньгах. Фелтон остался стоять. - Что ты, второразрядный букмекер, знаешь о деньгах? Виазелли двинул вперед пешку. - Я знаю, что идет война. Знаю, что с этого можно много чего поиметь. И знаю, что ты имеешь мало. - Мне хватает. - Две тысячи за убийство по контракту? И этого достаточно для башковитого еврейского мальчика? - Это больше, чем зарабатывают некоторые тупые макаронники. Виазелли пошел слоном по диагонали. - Сегодня - да. А завтра? - Все равно Альфонсо не даст тебе заработать больше. Родная кровь или нет, но он тебе не доверяет, как я слышал. - А если Альфонсо умрет? - Его место займет Джакомо. - Если Джакомо умрет? - Луи. - А если умрет Луи? Фелтон пожал плечами: - Чтобы их всех убить, на них нужно наслать чуму. - Если умрет и Луи? Виазелли напал конем на слона, которого только что выдвинул вперед. Фелтон опять пожал плечами. - Ты для чего меня позвал, чтобы поболтать? - А если умрет и Луи? - повторил Виазелли. - Придет кто-нибудь еще. - Кто? - У кого хватит ума. - Флагерти. Займет ли Флагерти их место? - Нет, он не потянет. - А я? - Ты в принципе потянешь. Но это вовсе не означает, что раз твоя фамилия заканчивается на "и", то тебе дадут прибрать к рукам все дело. Виазелли пошел другим конем. - Получается хороший дебют. Какой же ты еврей, если все время пашешь на дядю, а не на себя? - Хочешь, чтобы я стал работать на тебя? Виазелли пошел ферзем. Еще один ход, и мат. Потом, словно читая стихи: - Так. Убьешь Альфонсо. Убьешь Джакомо. Убьешь Луи. Потом... - Что потом? - Сможет ли кто-то потом убрать тебя? - Да, ты. - Но как? Кроме тебя ни одного "стрелка" не останется, по крайней мере, имеющего в голове серое вещество. Весь синдикат будет полностью дезорганизован. - Тогда почему бы мне не шлепнуть и тебя и взять все в свои руки? - Не выйдет. Ты же не дурак и понимаешь, что за тобой будут охотиться и те, и другие, и тебя прикончит первый встречный мафиози. Особенно если учесть, что они никому, кроме итальянцев, не верят. Ты же для них чужак, и поэтому будешь представлять смертельную опасность. - А ты? - Я для них все-таки свой, рано или поздно им придется смириться. К тому же если дела пойдут на лад... Виазелли взглянул Фелтону прямо в глаза. - Подумай, что тебя ждет в будущем? В конце концов макаронники станут сводить счеты, а шлепнут тебя. За что? За пару штук. Разве это достойный конец для еврея? - Какая разница? Смерть есть смерть. - Но ты можешь жить, причем жить долго, и будешь как сыр в масле кататься. - А ты меня не продашь? - Ты будешь моим ферзем, самой сильной фигурой. Кто же продает своего ферзя? - Ну, а твои "гориллы"? - У меня их нет и не будет. - А как же те, которые достанутся тебе в наследство? - Отошлю их подальше, в Чикаго, Сан-Франциско, Новый Орлеан... Ты будешь моим генералом. А я буду заниматься основным делом, приносящим доходы. Я много думал и понял, что дело станет выгодным только в одном случае: нужно оставить тех, кто приносит деньги, а от тех, кто приносят неприятности, избавиться. Ни один из моих людей не будет носить оружия! Оружие и все такое - по твоей части. Я буду платить тебе не за каждое отдельное задание, а твердую зарплату. Плюс проценты от общей прибыли. Покончишь с Альфонсо, Джакомо и Луи - для начала получишь миллион долларов. - Ты знаешь, я жалею, что не умею играть в шахматы... - Ты мог бы стать гроссмейстером! - ответил Виазелли. Но на шахматы у Фелтона времени никогда не было. Нужно было подыскивать себе надежных подручных. В Ист-Сайде он вышел на Мошера - парнишку, готового целые дни проводить в тире, где он часами сажал в мишени пулю за пулей; Анджело Скотиччио Фелтон встретил в каком-то баре, где тот обдумывал, как бы выставить кого-нибудь на сотню долларов. Тимоти О'Хара нашелся в доках, где он промышлял мелкими кражами с армейских складов. Джимми Робертс до встречи с Фелтоном был техасским ковбоем с широкой улыбкой и пистолетом, охотником за удачей. - Вы будете моими генералами, - объяснял им Фелтон при первой встрече. - Мы с вами должны действовать как хорошо отлаженная военная машина. Пока это будет так, мы будем живы и богаты. Богаты по-настоящему. - А можем стать трупами, - пробурчал Мошер. - Можем, если не избавимся от тех, кто может сделать нас трупами. Первым по счету стад Альфонсо Дегенерате, глава рэкетиров в Бронксе, живший в абсолютно неприступном особняке на Лонг-Айленде. На свою беду он был совсем в другом месте, когда к нему явился новоиспеченный маршал наемной армии убийц Норман Фелтон со своей четверкой. Альфонсо в это время лежал в постели с какой-то хористкой и считал себя в абсолютной безопасности, поскольку его местонахождение было известно только его племяннику, Кармине Виазелли. Вода Ист-Ривер показалась бы Альфонсо очень холодной, если бы не свинцовое успокоительное, которым его нашпиговали пятеро молодых людей. К тому же Альфонсо и в реке находился в компании прелестной, хотя и мертвой барышни. Джакомо Джанинни никогда не увлекался барышнями, он был человек дела. По совету Кармине Виазелли, погруженного в траур племянника Дегенерато, Джанинни встретился с наемным убийцей для выработки плана отмщения Альфонсо. Встреча произошла на крыше пентхауза. Молодой пистолетчик зачем-то привел с собой четверых товарищей, но ни один из них, несмотря на отчаянные усилия, не смог удержать Джакомо от прыжка с крыши. Вскоре Фелтону позвонил Виазелли. - Они узнали, что это ты, Норман. - Тогда они понимают, что за моей спиной стоишь ты! - Да ладно, не так уж все и плохо. Остался один Луи, но на этот раз без сюрпризов: он понимает, что к чему. Я тебя прошу только об одном: сделай так, чтобы его тело никто никогда не нашел. - Почему? - Удобнее будет торговаться: итальянцы очень суеверны. Луи жил на яхте, которую он никогда не покидал. Корабль был связан с берегом телефоном, катера перевозили на сушу приказы и распоряжения Луи, а на корабль - деньги. Фелтону показалось, что он попал в безвыходное положение: убрать Лун невозможно, а его исполнители раньше или позже расправятся с Фелтоном. Но тут Луи неожиданно совершил ошибку, отдав приказ встать на якорную стоянку в устье реки Хакенсак. Место это находилось на окраине Нью-Джерси. Рядом, на берегу, была свалка старых автомобилей и небольшой заводик по прессовке и упаковке металлолома. Шла вторая мировая война. Металлический лом пользовался огромным спросом. Луи поставил яхту в док у самого берега. Сообразив, что получил один, возможно, последний шанс, Фелтон приступил к решительным действиям и через сорок пять минут стал владельцем "кладбища автомобилей" со всем сопутствующим оборудованием, переплатив раза в четыре больше настоящей цены. Отдать пришлось все до последнего цента. Фелтон об этом не жалел, справедливо рассудив, что трупу деньги вообще не нужны. Бывший владелец автокладбища, получив причитающийся ему чек, кратко рассказал Фелтону, как действуют механизмы по обработке металлолома. Выслушав его, Фелтон понял: судьба преподнесла ему настоящий подарок! - Перед нами счастливое будущее, джентльмены, - сообщил он своим генералам. Этой же ночью в результате загадочного инцидента была повреждена подводная часть яхты Луи. На следующее утро Джимми через рупор осведомился у команды, не нужна ли им помощь в ремонте. - Мы не можем оставить судно, - последовал ответ. - И не надо. Мы вас вытащим вместе с судном по слипу, поставим в сухой док и починим вашу яхту. Через десять минут, посоветовавшись, экипаж согласился. К берегу были подведены мощные краны. Яхту подцепили толстыми стальными тросами. Краны приподняли судно, а заблаговременно прицепленные лебедки начали вытягивать его по слипу на берег. Достигнув высшей точки подъема, яхта медленно спустилась по наклонной плоскости и очутилась в закрытом со всех сторон доке, со стенами из монолитного железобетона. Что произошло потом, неизвестно, но на белый свет больше не появилась ни сама яхта, ни те, кто находился на борту... На следующий день опять позвонил Виазелли. - Восхитительно! Я обещал тебе миллион? Пусть будет два миллиона! Как тебе это удалось? И команда, и яхта, и все прочее... - Я не трачу времени на шахматы, - ответил Фелтон. Несколько лет прошли легко и спокойно, без проблем, Снайпер Мошер занимался устранением свидетелей, имеющих какие-либо факты против Виазелли. Тела исчезали бесследно. О'Хара был занят подбором новых кадров, особенно из окружения Виазелли. Как только там появлялся подающий надежды паренек, его тут же приглашал на службу О'Хара, соблазняя хорошим заработком. Затем этих ребят, представляющих потенциальную опасность для Фелтона, тихо и без шума убирали. Таким образом, Виазелли никак не удавалось создать собственную армию. Скотиччио в Филадельфии организовал свою маленькую империю, находящуюся под полным контролем Фелтона. Джимми был всегда под рукой, вроде адъютанта. Это было гораздо выгоднее и безопаснее, чем объезжать диких лошадей, Фелтон оставался абсолютно чист перед законом. Его имя никогда не всплывало в процессе расследований или судебных разбирательств, он старался держаться подальше от передовой линии фронта и вел жизнь респектабельного гражданина. О делах Фелтона знали только его генералы, а им было выгоднее помалкивать: полная секретность помогала держаться наверху и жить так, как пожелаешь. Короче говоря, все были довольны. А сейчас, глядя на забавляющегося своими любимыми шахматами Виазелли, Фелтон думал о том, что спокойной жизни приходит конец. - Норман, ты все еще мой белый ферзь, - произнес Виазелли, устало опустив ладони на край длинного стола красного дерева. - Ты и только ты моя единственная опора. - Спасибо за доверие, - медленно проговорил Фелтон, следя за тем, как Виазелли ставит мат. - Но кто же тогда Максвелл? Виазелли удивленно поднял глаза. - Максвелл? Фелтон утвердительно кивнул. - Одно могу сказать тебе с уверенностью: кто-то вступил с нами в борьбу, и этот человек или эти люди каким-то образом связаны с именем Максвелла. Сегодня пришлось убрать одного типа. Единственное, что его интересовало, это Максвелл. - Максвелл? Виазелли недоуменно уставился на шахматную доску. Что это? В игру вступают новые, неизвестные фигуры? - Максвелл, - повторил Фелтон. Виазелли пожал плечами, Фелтон поднял бровь. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ  Римо быстро выяснил, что остаться наедине с воспитанницей Бриарклиффа гораздо легче, чем тайком пробраться в бордель. Оказалось, что хозяйки публичных домов более бдительны, чем деканы привилегированных женских школ. Их вынуждала к этому сама жизнь, ведь они имели дело с вещами гораздо более сложными, чем развитие интеллекта нового поколения передовых американских женщин. Римо объяснил декану, не особенно рассчитывая на успех, что он, будучи журналистом, собирает материал для очерка "Метафизика разума". Он и сам не знал, что это означает, но декан - толстая коровообразная матрона с волосатым подбородком - сразу же разрешила ему находиться на территории колледжа до одиннадцати вечера. После одиннадцати все мужчины (в соответствии с правилами) должны покинуть территорию. Но Римо, перед тем, как покинуть колледж, следовало бы зайти к ней и обсудить собранный для очерка материал. Таким образом, Римо оказался в Фэйведер-Холле с дешевым блокнотом в руках. Назвавшись журналистом, он старался делать вид, что постоянно что-то записывает. А в это время, группа сидящих перед ним молодых девушек искренне, с энтузиазмом и очень громко высказывала свое мнение по теме "Как связаны космос и женщина?" Мнение было у каждой. Каждая стремилась его высказать. На Римо обрушился шквал молодых голосов, улыбок, умных мыслей, не все из которых он понимал. У каждой Римо спрашивал: "А вас как зовут?" И всякий раз ответ его не удовлетворял. Наконец он вынужден был спросить, есть ли еще девушки в этом корпусе? Они дружно покачали головами. Потом одна из них сказала: - Больше никого, если не считать Цинти. Римо вздрогнул. - Цинти? Как фамилия этой Цинти? - Цинти Фелтон, - ответила барышня, - наша зубрила. - Нехорошо так говорить, - вмешалась другая студентка. - Но это правда! - А где ее можно найти? - спросил Римо. - В ее комнате, где же еще? - Я должен выслушать и ее мнение. Прошу меня извинить, девушки. А где находится ее комната? - Второй этаж, первая дверь направо, - ответили они хором. - Но туда нельзя, такие у нас правила. Римо вежливо улыбнулся. - Ничего, у меня есть разрешение. Благодарю вас. Римо шел вверх по лестнице, поднимаясь по ступеням, отполированным тысячами ног, хозяйки которых часто становились впоследствии супругами президентов или послов. Ступени поблескивали в свете старинных ламп. Все вокруг Фэйведер-Холла было пропитано традициями, они казалось, витали в воздухе, их можно было при желании разливать в бутылки. Первая дверь справа оказалась распахнута. Римо увидел письменный стол, пятно света от настольной лампы. Из-под стола высовывалась нога не слишком соблазнительных очертаний. В пятне света на столе двигалась рука с обкусанными ногтями. - Здравствуйте, - сказал Римо, - я готовлю статью для журнала. - Да, это не самое удачное начало разговора с девушкой, которая должна вывести меня на своего папочку. - Что вы здесь делаете? В ее голосе странным образом сочетались нотки детского фальцета и грубоватые обертоны зрелости. - Готовлю статью для журнала. - А-а... Чтобы рассмотреть Римо, ей пришлось слегка повернуться вместе со стулом. В дверях стоял рослый и симпатичный мужчина. А перед Римо предстала типичная представительница поколения эмансипированных моралисток: девушка в синей юбке и коричневом свитере, обутая в белые теннисные туфли. Довольно приятное лицо. Вернее, оно было бы приятным, будь на нем хоть тень косметики. Растрепанные волосы как ржаное поле после сильного ветра. Изжеванный карандаш. На свитере приколот значок: "Свобода. Немедленно!". - Я интервьюирую студенток. - А-а. - Хотелось бы взять интервью и у вас. Римо занервничал. Непреодолимо захотелось пошаркать ногой. Вспомнив уроки Чиуна, Римо попытался сконцентрироваться, начать излучать на объект флюиды мужественности, но напрасно. Он столкнулся с чем-то, что, собственно, и не было до конца женщиной. Все было при ней, по крайней мере с виду: груди, бедра, глаза, рот, уши, нос, но женственность напрочь отсутствовала... - Так можно с вами побеседовать? - Да. Садитесь на кровать. Такая фраза, произнесенная любой другой женщиной, непременно показалась бы содержащей скрытый намек, но в данном случае смысл ее был точен и недвусмыслен: логичное предложение сесть на кровать, так как в комнате был только один стул, уже занятый хозяйкой. - Как вас зовут? - спросил Римо, старательно демонстрируя свой блокнот. - Цинтия Фелтон. - Возраст? - Двадцать лет. - Домашний адрес? - Ист-Гудзон, Нью-Джерси. Противный город, хотя папе он почему-то нравится. Да садитесь же! - Ах, да. Римо опустился на синее одеяло. - А в чем, по-вашему, проявляется связь женщины и космоса? - Метафизически? - Естественно. - С точки зрения метафизики, женщина - продолжатель рода человеческого в нашем антропоидном обществе. Ее роль - вселенского свойства - ограничена первичными доминантами. С одной стороны... Вы успеваете записывать? - Да, да, конечно. Римо быстрее зацарапал по блокноту, делая вид, что стенографирует всю эту абракадабру. В конце интервью Римо, сделав умное лицо, заявил, что поражен глубиной некоторых высказанных положений и хотел бы в следующий раз обсудить их подробнее. Может быть, завтра? К сожалению, весь завтрашний день у нее занят до предела. Журналист Римо настаивал, что только она, Цинтия Фелтон, может прояснить возникшие проблемы метафизической связи женщины и космоса. Вновь последовал твердый отказ. Тогда журналист Римо предложил позавтракать вместе. И опять прозвучало "нет". Тогда он попросил на память фотографию ее синих-синих глаз. А почему он так жаждет подучить фотографию ее синих-синих глаз? Да потому, что это самые-самые синие глаза, которые он когда-либо встречал. - Чепуха! - последовал ответ. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ  Римо ждал. Цинтия должна прийти в 9.15. От любой другой женщины пунктуальности ожидать не приходилось бы. Но такое, как Цинтия, женщины, социально ориентированные, живут в мужском ритме. Пунктуально и эффективно. Если Макклири прокололся с квартирой Фелтона, значит, там полным-полно ловушек... Куда его, Римо, несет?! Римо повертел в руке стакан с водой. Да, во Вьетнаме все было по-другому, во многом проще. Ты, в конце концов, всегда возвращался в часть. Ночью, во время сна, кто-то тебя охранял. В общем, была какая-то подстраховка. Римо отпил воды. Во рту немедленно появился какой-то химический привкус. Да, в этом деле о подстраховке приходится только мечтать. И отступить при случае некуда. И никаких друзей вокруг. И всю оставшуюся жизнь придется думать только об атаке или об отступлении. Он поставил стакан на стол и взглянул в сторону входной двери. Может, просто уйти отсюда к чертовой матери да затеряться навеки? Римо с усилием отвел глаза от двери. Ладно, прочтем газету целиком: от первой строки до последней, а потом, если никто так и не придет, поедем в Нью-Джерси и посмотрим, чего на самом деле стоят этот Фелтон и его шеф, Максвелл. Римо углубился в чтение. Но слова теряли смысл, на каждом параграфе он сбивался, забывал прочитанное и начинал все сначала. Он с трудом добрался до конца передовицы, и тут кто-то выхватил у него из рук газету. - Ну сколько можно читать газету? Это была Цинтия, в юбке и блузке, с широкой улыбкой на лице. Смятую газету она бросила на поднос проходившего официанта, который злобно покосился на девушку, на что она, впрочем, не обратила ни малейшего внимания. Цинтия подсела к столу, плюхнула на него два каких-то тома и заявила: - Я умираю с голода! - Ешь, - ответил Римо. Цинтия заглянула ему в лицо и в шутливом изумлении откинула назад голову. - Первый раз встречаю человека, который так рад встрече со мной. У вас такая улыбка, как будто я только что пообещала вам сто лет здоровой, счастливой жизни. Римо кивнул, передал ей меню и откинулся на спинку стула. Утонченная воспитанница Бриарклиффа, с душой, требующей исключительно эстетических наслаждений, выпила большой стакан апельсинового сока, съела внушительную отбивную с жареным картофелем, шоколадное мороженое и запила все это двумя стаканами молока с двумя булочками с корицей... Римо заказал себе рис. - Странная диета! - удивилась Цинтия. - Вы увлекаетесь дзен-буддизмом? - Нет, просто привык мало есть. - Здорово! - Приступив к последней булочке, Цинтия решила, что настало время для беседы. - Мне кажется, ваша статья должна быть о сексе. - Это еще почему? - Потому что секс - это сама жизнь. Секс - единственная реальность. Секс - это без обмана. - О, - прокомментировал Римо. - Секс - основа жизни. - Цинтия наклонилась вперед, размахивая булочкой как ручной гранатой. - Вот почему они стараются уничтожить секс, придать ему ложный смысл. - Кто "они"? - Властные структуры. Правительство и другие фашисты. Пропагандируют всю эту бессмыслицу о любви и сексе. А любовь-то к сексу не имеет никакого отношения! Брак - фарс, который внедряют в сознание масс властные структуры. - Ага, "они"? - Вот, вы меня понимаете, "они". Цинтия впилась зубами в булочку. - Они дошли до того, что пытаются вдолбить людям, что секс необходим для воспроизводства народонаселения. Но, слава Богу, эта их теория становится все менее популярной. Секс - это секс, и ничего больше. - Она вытерла рот салфеткой. - Секс - наиболее фундаментальное ощущение человека, как вы считаете? Римо кивнул в знак согласия и добавил: - А секс в браке - самое фундаментальное. - Бред! - Что? - Дерьмо, - повторила девушка будничным тоном, - брак - это настоящее дерьмо, вокруг него одно вранье и ничего больше. - А ты не собираешься замуж? - Для чего? - Для фундаментальности ощущений. - Перестаньте говорить ерунду. - А как к этому относится твой отец? Он разве не порадуется замужеству дочери? - Почему вы спрашиваете о моем отце, а не о матери? - быстро спросила Цинтия ледяным тоном. "Нельзя медлить, надо что-то отвечать, неважно что," - пронеслось в голове Римо. - Потому что я не могу себе представить, что она действительно существует. Если - да, то она должна быть женщиной. А в мире есть только одна женщина - ты. Я люблю тебя. - Римо нежно сжал в руках ладони Цинтии. Ход был довольно рискованным и не очень надежным, но он сработал. На щеках девушки вспыхнул румянец, она опустила глаза. - Это довольно неожиданно, а? Она как-то с испугом обвела зал глазами, словно он был наполнен исключительно агентами, следящими за ее любовной жизнью. - Я, право, не знаю, что сказать... - Скажи: "Пойдем погуляем!" Еле слышно Цинтия промолвила: - Пойдем погуляем! Римо выпустил ее руки. Прогулка оказалась полезной. Цинтия разговорилась и уже не могла остановиться. Ее рассказ постоянно сбивался на отца, его занятия и образ жизни. - Не знаю точно, что он делает с ценными бумагами, но зарабатывает он очень много. Ты, Римо не думаешь о деньгах. Вот что мне в тебе очень нравится. - По-моему, похвалы заслуживает твой отец. Представь себе, как трудно удержаться от соблазнов, когда у тебя столько денег, когда можно стать богатым плейбоем, путешествовать, транжирить деньги... - Нет, папочка не такой! Он сидит безвылазно дома, как будто его пугает окружающий мир - жестокий и злой. Римо не стал возражать. В воздухе еле заметно пахло жареным кофе. Осенний холодок забирался под пиджак. Полуденное солнце светило, но не давало тепла. Неподалеку какой-то высокий и плотный человек разглядывал витрину. За время прогулки он уже дважды проходил мимо Римо и Цинтии. Римо потянул Цинтию за руку. - Пойдем-ка туда. Они прошли четыре квартала, и за это время Римо узнал, что дома Цинтия бывала редко, что о своей матери она ничего не знает, и что дорогой папочка чересчур мягок со слугами. Еще Римо точно узнал, что за ними следят. Так они прогуливались и беседовали. Тесно прижавшись друг к другу, они гуляли под осенними деревьями, сидели на камнях и говорили о жизни и любви. Когда стало совсем темно и холодно, они вернулись в отель, в номер Римо. - Что ты хочешь на ужин? - спросил Римо. Цинтия покрутила ручки телевизора и удобно устроилась в кресле. - Бифштекс с кровью и пиво. - Хорошо, - сказал Римо и снял трубку внутреннего телефона. Пока он заказывал ужин, Цинтия разглядывала номер, обставленный в стиле "Невыразительный двадцатый век". Несколько цветных пятен, чтобы номер хоть немного отличался от больничной палаты. Комната была оформлена среднестатистическим дизайнером-неудачником для несуществующего в природе среднестатистического человека. Цинтия подтянула колени к подбородку. С ее растрепанными волосами надо было что-то делать. Не успел Римо положить трубку, как телефон зазвонил, будто Римо нажал трубкой на кнопку звонка. Римо пожал плечами и улыбнулся Цинтии. Та улыбнулась в ответ. - Это, наверное, наши бифштексы. Римо снял трубку. Низкий голос на другом конце провода произнес: - Это мистер Кэбелл? - Да, - ответил Римо, мысленно пытаясь представить по голосу лицо его обладателя. Похоже на то, что это был их "хвост". Выходит, Фелтон охраняет свою дочь? - Мистер Кэбелл, у меня к вам важное дело. Вы не могли бы спуститься в фойе? - Нет. - Посмотрим, на что решится звонящий. - Речь идет о ваших деньгах. - Каких деньгах? - Вчера, расплачиваясь в баре, вы уронили двести долларов. Это говорит управляющий. Деньги в моем офисе. - Давайте разберемся с этим утром. - Прошу вас, давайте решим эту проблему теперь же. Мы не хотим лишней ответственности. - Управляющий, говорите? Римо понимал, что тактически его загнали в угол. Он был в комнате, вокруг - враги. Да, им удалось его прижать. Прав был Макклири, когда говорил, что на безопасную жизнь надеяться нечего. В любом случае элемент неожиданности он уже потерял. Только два дня, и он уже лишился своего основного преимущества. Римо почувствовал, как вспотела рука, сжимающая трубку. Он глубоко вздохнул, загоняя воздух во все уголки легких, внутрь и вниз, до самой диафрагмы. Ну что же... Теперь или никогда. Римо вытер ладонь о брюки. По телу пробежала волна адреналина. - Ладно, сейчас спущусь. Подойдя к встроенному шкафу, Римо достал чемодан и вынул из него свой плащ. Загородив его от Цинтии, вынул из кармана длинный металлический предмет. Специальный шприц. Внутри - пентатол. Если не сработают болевые точки, эта штука отлично развязывает язык. - Я на секунду покину тебя, меня ждут. Насчет статьи. Цинтия сделала недовольное лицо. - Наверное, это кто-то очень симпатичный. Неужели для тебя так важна несчастная статья, что ты готов бросить меня одну в такой момент? - Ну не сердясь, дорогая, - Римо попытался поцеловать ее в щеку, но Цинтия сердито отстранилась, - я скоро вернусь. - Ты можешь меня уже не застать! Римо открыл дверь. - Такова жизнь. - Иди к черту! Если не вернешься к тому временя, когда я закончу ужин, то, клянусь, я уйду! Римо послал ей воздушный поцелуй и закрыл за собой дверь. Щелкнул замок, и тут же в голове вспыхнул ослепительный свет, а зеленый ковер коридора рванулся навстречу лицу. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ  Римо пришел в себя на заднем сиденье неосвещенного автомобиля. Рядом с ним, уперев в бок револьвер, сидел человек, следивший за ним сегодня. На голове у него была невыразительная шляпа, какие носят коммивояжеры. Опущенные поля затеняли лицо типичного мясника. Спереди, повернувшись к Римо, сидел худощавый человек в шляпе "Стэтсон". Виднелась толстая шея водителя. Машина стояла где-то на окраине города. Римо разглядел в темноте какие-то деревья, но ни уличных фонарей, ни освещенных окон не было видно. Римо потряс головой, не столько для того, чтобы прояснить ее, сколько чтобы показать, что он очнулся. - Ага, - сказал худощавый, - наш гость проснулся. Мистер Кэбелл, вы не представляете, насколько мы сожалеем о печальном инциденте там, в отеле. Но вы должны знать, что полы в гостиничных коридорах могут быть очень скользкими... Сейчас вам лучше? Римо притворился, что не может пошевелить даже мизинцем. Худощавый заговорил снова: - Не стану рассказывать, зачем мы вас сюда привезли, хочу только изложить кое-какие факты. Он поднес к губам сигарету. Ага, в правой руке оружия нет! - Пришлось похитить вас, мистер Кэбелл. Нас могут за это отправить на электрический стул, скажете вы? Римо моргнул. - А если мы вас убьем, то наказание будет точно таким же... Но хотим ли мы вас убить? Римо не двигался. - Нет, - сам ответил на свой вопрос худощавый, - убивать вас нам бы не хотелось. Нам хочется подарить вам две тысячи долларов. Огонек сигареты осветил улыбку на лице худощавого. - Возьмете? Римо хрипло прошептал: - Если вы так настаиваете... К тому же я уже доставил вам столько хлопот, что теперь просто неудобно будет отказываться. - Очень хорошо. Мы хотим, чтобы вы потратили эти деньги там, откуда приехали, в Лос-Анджелесе. Худощавый вынул изо рта сигарету левой рукой. И в ней не было оружия. - Отправляйтесь туда немедленно! Если вы останетесь здесь, придется вас убрать. Если хоть одна живая душа узнает о нашем разговоре, мы вас убьем. Если вы сюда вернетесь, мы вас убьем. Учтите, мы будем следить за вами еще долго и проверим, как вы соблюдаете нашу договоренность. Если вы ее нарушите, мы вас убьем. Понятно? Римо пожал плечами. Пистолет сильнее уперся в ребра. Он незаметно приподнял локоть. - Все ясно. Кроме одного. - Чего же? - Дело в том, что убивать буду я! Левый локоть ударил "мясника" по кисти, рука подхватила выбитый пистолет. Правая рука попала худощавому в точку между глазом и ухом. Левая рука прижала пистолет к верхней губе "мясника", а повернувшийся водитель получил удар ребром ладони по основанию черепа. Римо ощутил, как под рукой хрустнули кости. Так же, как хрустели деревяшки на тренировках в Фолкрофте. Возник голос Чиуна: "Плавно. Точнее, еще точнее. Прямо в цель". Римо аккуратно послал в нокаут "мясника" и скользнул на переднее сиденье. Водитель лежал головой на баранке, изо рта струилась кровь. Этот уже не очухается. Римо посмотрел на худощавого. Что это, неужели удар был неточен? Прикоснувшись кончиками пальцев к виску, Римо ощутил под кожей раздробленные кости черепа и струящуюся по скуле теплую липкую жидкость. Вот не повезло, черт побери, и этот мертв! Римо перебрался назад, где начинал приходить в себя "мясник". Взял его за руку, подождал немного, завел кисть за спину и потянул вверх. Раздался стон. - Фелтон, - шепнул Римо в ухо, напоминающее цветную капусту с торчащим пучком волос. - Фелтон. Слышал о таком? - О-о. Римо поднял завернутую за спину руку повыше. - Так кто же это? - Я не видел его, это босс Скотти. - Кто такой Скотти? - Это тот, с кем ты разговаривал. Скотиччио. - Худощавый в шляпе? - Да, да, худощавый. - Его прислал Фелтон? - Римо вывернул руку еще сильнее. - А-а-а! Господи, не надо! Да! Фелтон сказал Скотти, что боится за свою дочь, что кто-то ее преследует. Эта та девушка, с которой ты гулял. Мы должны были ее охранять. Рука поднялась еще выше. - Так. Теперь вопрос на жизнь или смерть. Кто такой Максвелл? - Что? Мышцы плеча и сустав начали поддаваться нажиму. - Максвелл. - Не знаю! Не знаю! Не знаю! Господи! Щелк! Рука мясника поднялась выше головы, а сам он без сознания завалился вперед. Римо нащупал в своем кармане шприц. Игла погнута. Черт с ней, этот тип, похоже, говорил правду. Римо взглянул на часы. С тех пор, как он закрыл за собой дверь гостиничного номера, прошло сорок минут. Значит, они не могли завезти его далеко. Римо снова перебрался на переднее сиденье в, кряхтя, перебросил назад худощавого, а потом и водителя. Оказалось, что ворочать трупы труднее, чем сделать из живого человека мертвеца. Римо вынул из замка зажигания целую связку ключей, вышел из автомобиля, который оказался "Кадиллаком", и открыл багажник. Там лежал свернутый брезент. Раю отнес брезент в салон, положил "мясника'' на лежащие тела, прикончил его, прикрыл тела брезентом и завел двигатель. Сориентировавшись, он довольно быстро нашел ведущее в город шоссе. Добравшись до отеля, Римо припарковал машину у главного входа. Полицейским сегодня повезло, по дороге ни один из них его не остановил. Римо запер автомобиль и положил в карман связку ключей. Кто знает, какую дверь удастся ими открыть? ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ  - Мерзавец! - "ласково" встретила его Цинтия, - подонок вонючий! Девичье лицо покраснело от злости. Волосы торчали во все стороны. Уперев руки в бедра, она стояла у кровати, на которой покоились отбивная, овощной салат и жареный картофель. Зеркало над тумбочкой было заляпано губной помадой. Она, должно быть, оставила ему на зеркале несколько посланий, зачеркивая предыдущие по мере изобретения еще более обидных слов и выражений, а затем решила высказать все лично. - Свинья! Бросил меня тут и отправился пьянствовать! Римо не смог удержаться и ухмыльнулся. В ответ эстетствующая воспитанница Бриарклиффа широко размахнулась, намереваясь влепить ему пощечину. Римо помимо собственной воли автоматически среагировал на удар: левая рука поставила блок под удар девушки, а правая - со сжатыми смертоносными костяшками согнутых пальцев "выстрелила" в солнечное сплетение Цинтии. - Нет! - только и успел он выкрикнуть, пытаясь отвести и хоть немного смягчить страшный удар, но полностью остановить его так и не смог. Цинтия пошатнулась. Глаза закатились. Губы раскрывшегося рта зашевелились, словно пытаясь что-то сказать. Девушка рухнула на колени. Римо подхватил ее и хотел было положить на кровать, но вовремя заметил размазанный по покрывалу ужин и аккуратно опустил ее на серый ковер. Слава Богу, он все-таки не попал ни в солнечное сплетение, ни в ребра! Но много ли надо, чтобы укокошить барышню? Она лежит без сознания и, кажется, не дышит. Римо опустился на колени и через рот стал вдыхать воздух ей в легкие, одновременно энергичными нажатиями массируя грудную клетку в области сердца. Цинтия пошевелилась. Римо выпрямился и прекратил искусственное дыхание. Пропади они пропадом, эти его рефлексы! - Дорогая, ну как ты? Она открыла глаза, глаза синие-синие. Она глубоко вздохнула. Она обняла Римо за плечи. Она приподняла голову и притянула Римо к себе. Римо крепко поцеловал ее. Цинтия нашла его руку. Римо тихонько подул ей в ухо, и она застонала: - Милый, я хочу, чтобы ты был у меня первым... Римо стал первым. Прямо на ковре, среди слез радости, рук, стонов и вздохов. - Я не думала, что это случится именно так, - промурлыкала Цинтия. Ее блузка лежала рядом, бюстгальтер свешивался со спинки кровати, а на юбке лежал Римо, сжимая в объятиях ее молодое тело. Римо поцеловал слезы, сбегающие по розовым щечкам, сначала одну щеку, потом - другую. - Это было ужасно, - всхлипнула она. - Ну ладно, успокойся. - Я не думала, что это так случится. Ты воспользовался моей беспомощностью. - Цинтия втягивала воздух трясущимися губами, что предвещало еще одно море слез. - Прости меня, дорогая. Я просто так сильно люблю тебя, - ответил Римо, стараясь придать голосу убедительно-нежный тон. - Тебе от меня нужен только секс. - Нет. Мне нужна ты. Метафизическая, космологическая ты. - Неправда. Секс - это все, что ты хотел. - Нет, я хочу жениться на тебе. Слезы иссякли. - Теперь придется, - твердо сказала Цинтия. - Очень хорошо. - Я теперь забеременею? - Ты разве не знаешь? - спросил удивленно Римо. - Мне казалось, что современные девушки прекрасно разбираются в этих вещах. - Я - нет. - А как же твои вчерашние речи? - У нас в Бриарклиффе все так об этом говорят... Она задрожала, нижняя губа задергалась, хлынули слезы, и Цинтия Фелтон, апологет чистого, фундаментального секса, разрыдавшись как дитя, обиженно протянула: - А теперь я больше не девушка... До самого рассвета Римо рассказывал ей, как он ее любит. До самого рассвета она все требовала и требовала клятв и заверений в вечной любви. В конце концов, когда взошло солнце, а остатки ужина на кровати окончательно засохли, Римо решительно произнес: - Хватит! Цинтия удивленно заморгала. - С меня хватит! - повторил Римо. - Сегодня купим обручальные кольца и отправимся в Нью-Джерси. Вечером я буду просить твоей руки у господина Фелтона. Цинтия затрясла головой. - Нет, это невозможно. Растрепанные волосы напоминали разорванную корзину из плетеных прутьев. - Это еще почему?! Цинтия потупилась: - Мне нечего надеть. - А я думал, что тебя одежда нисколько не волнует. - В Бриарклиффе - да... - Ладно, купим все, что захочешь. Юная Цинтия-философ задумалась. Судя по выражению ее лица, думала она о сущности истинной любви и смысле жизни в метафизическом понимании. Затем Цинтия изрекла: - В первую очередь надо купить кольца! ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ  - Что?! Какие три тысячи долларов? - звучал в трубке резкий голос Смита. В телефонной будке на Пенсильвания-Стэйшн Римо, прижав трубку плечом к уху, растирал замерзшие руки. - Да, три тысячи. Мне нужно купить кольца. Я в Нью-Йорке. Мох невеста настаивает, чтобы купить их непременно у "Тиффани". - Непременно у "Тиффани"? - Да. - Но почему именно там? - Она так хочет. - Три тысячи... - проговорил с сомнением Смит. - Послушайте, доктор, - Римо старался говорить потише, чтобы не было слышно снаружи, - мы и так израсходовали многие тысячи, а успеха пока не добились. Это несчастное кольцо может помочь выполнить задание, а вы устраиваете шум из-за нескольких несчастных сотен. - Не нескольких сотен, а трех тысяч! Подождите секунду, я сейчас кое-что уточню. Тиффани. Тиффани. Х-м-м. Так, все в порядке. - Что в порядке? - Вам там откроют кредит. - Без наличных? - Хотите купить кольцо именно сегодня? - Да. - Покупайте в кредит. И не забудьте, у вас осталось всего несколько дней. - Понятно. - И вот еще что. Знаете, иногда помолвки расстраиваются и некоторые девушки возвращают кольца, если... Римо повесил трубку и прислонился к стеклянной стенке будки. Он чувствовал себя так, словно кто-то выпотрошил его, оставив в животе зияющую пустоту. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ  Первый раз в жизни Римо ехал на такси через мост Джорджа Вашингтона. Когда он был воспитанником детского дома Сент-Мэри, у него не было на это денег, а когда стал полицейским, пропало желание. И вот теперь, двенадцать минут назад, на Пятой авеню Нью-Йорка Римо остановил такси и сказал водителю: - Ист-Гудзон, Нью-Джерси. Тот сперва отказался, но, увидев пятидесятидолларовую бумажку, смягчился. Они пересекли весь город и вскоре попали на новый, нижний ярус моста Вашингтона, называемый "Марта Вашингтон". Цинтия никак не могла оторваться от новенького обручального кольца в два с половиной карата, вертя его перед глазами то так, то этак. По выражению ее лица было понятно, что это колечко олицетворяет для нее исполнение самого заветного желания в жизни - выйти замуж. Обычно растрепанные волосы были уложены в строгую, но современную прическу и красиво обрамляли тонкие черты лица. Нескольких мазков грима вполне хватило на то, чтобы скрыть следы бессонной ночи. Скромно подкрашенные губы выигрышно оттеняли женственность рта. Воротник блузки с жабо подчеркивал грациозность шеи, На Цинтии был дорогой твидовый костюм коричневого цвета. Черный нейлон сделал великолепными ее ноги. Она была во всеоружии красоты и обаяния. Взяв Римо за руку, она наклонилась к нему, нашептывая на ухо нежные слова. Ноздри Римо ощутили тонкий аромат ее духов. - Люблю тебя, люблю. Я потеряла девственность, но нашла единственного мужчину. И опять взор ее обратился на сияние золота на пальце. Римо смотрел в окно автомобиля на приближающийся берег. На джерсийскую сторону Гудзона опускались серые скучные сумерки. - А вот когда светит солнце, то, если вглядеться, отсюда виден наш дом, - сказала Цинтия. - Какой дом? - Башня "Ламоника". В нем всего двенадцать этажей, но все равно его иногда видно с моста. Цинтия крепко сжимала руку Римо, как свою собственность. - Дорогой... - Что? - спросил Римо. - А почему у тебя такие жесткие ладони и пальцы? Странные мозоли... Откуда им взяться на кончиках пальцев? - Я ведь не всегда был журналистом, приходилось работать и руками. Римо постарался сменить тему и завел какую-то легкую болтовню. Но мысли его все возвращались и возвращались к трем мертвым телам, накрытым брезентом - там, в "кадиллаке". Это были люди Фелтона, и если Фелтону уже было известно о их гибели, то, значит, было известно, кто их прикончил... Римо оставалось надеяться только на то, что тела пока не найдены. Раздумья прервал голос Цинтии: - Ну разве не красота?! Такси ехало по бугристой мостовой узкого бульвара. Меньше чем в полукилометре впереди поднималось белое здание - "Ламоника-Тауэр". - Что? Разве не красиво? - настаивала Цинтия. Римо пробурчал в ответ что-то неразборчивое. Красиво? Прошло меньше недели, а он уже наделал столько ошибок, что хватило бы на провал целой операции. Это здание запросто может стать для него могилой... Убиты трое. Убиты глупо, под влиянием эмоций. Он убил их как ребенок, получивший новую игрушку, но еще не научившийся пользоваться ею как следует. Самое эффективное оружие - элемент внезапности - использовать не удалось. После случая с Макклири Фелтон вполне мог бы заподозрить, что кто-то попытается выйти на него через дочь. Поэтому он и послал тех троих, а Римо их убил. Даже если тела еще не нашли, то все равно Фелтон уже настороже, поскольку они не вышли на связь. Конечно, сейчас Фелтон наверняка уже принял все меры предосторожности. Да, все нужно было делать не так, но теперь ничего не изменишь. Римо посмотрел налево, где сумерки опускались на нью-йоркский порт. Нельзя ни на секунду лишаться общества Цинтии. Пока они вместе, Римо в относительной безопасности. Фелтон не станет проливать кровь жениха дочери у нее на глазах. - Я тоже люблю тебя, - неожиданно сказала Цинтия. - Что? - Ты сжал мне ладонь, и я подумала... - А, да, конечно. Римо пожал ей руку. Есть только один шанс: используя Цинтию как щит, остаться с Фелтоном один на один и постараться добиться от него выхода на Максвелла. - Дорогой, моя рука! Ты делаешь мне больно. - Прости, милая. Римо скрестил на груди руки. Чиун часто принимал такую позу. На губах Римо появилась улыбка - он вспомнил слова Чиуна: "Безнадежная ситуация может существовать только в воображении. В любом противостоянии участвуют две стороны, и для человека, умеющего поставить себя на место противника, нет безнадежных ситуаций." Когда морщинистый старик-кореец торжественно изложил эту мудрость Римо, тот чуть не рассмеялся, настолько глупым и тривиальным показалось это суждение. Только сейчас до Римо, наконец, дошел его смысл. Так. Пока Цинтия рядом - Фелтон практически беспомощен и инициатива переходит к Римо. А если не удастся избавиться от головорезов Фелтона и остаться с ним наедине, то всегда можно сослаться на необходимость поговорить с "папочкой" с глазу на глаз, по-родственному. При этом может даже присутствовать Цинтия, но лучше пусть это произойдет подальше от загадочного дома "Ламоника-Тауэр", где неожиданно исчезают стены, и нельзя быть уверенным ни в чем. Цинтия наверняка поддержит просьбу поговорить без торчащих рядом слуг и помощников Фелтона. Можно предложить, например, пообедать в ресторане. Цинтия ведь обожает такие места. От нее, правда, придется потом как-то избавиться: КЮРЕ не любит лишних свидетелей. Тут Римо заметил, что Цинтия тревожно смотрит на него, как будто почувствовав что-то. Римо моментально переключился на нейтральные мысли, чтобы сгладить излучаемое биополе, насыщенное отрицательными эмоциями, Чиун однажды сказал: "Женщины и коровы предчувствуют приближение опасности и дождя". - Ты как-то странно выглядишь, милый, - сказала Цинтия. В голосе появилась тревожная нотка. Голова склонилась чуть набок, словно она обнаружила на знакомой старой картине новый мазок кисти. - Что-то я нервничаю, наверное, волнуюсь, ведь предстоит впервые встретиться с твоим отцом, - мягко сказал Римо, слегка прижимаясь плечом к ее плечу и в упор глядя в глаза, нежно поцеловал девушку и прошептал: - Что бы ни произошло, я все равно люблю тебя. - Какой ты смешной! - ответила Цинтия. - Папочка сразу тебе полюбит, ему просто придется это сделать, когда он поймет и увидит, насколько я счастлива. А я, действительно, так счастлива! Я чувствую себя красивой, привлекательной и желанной. Раньше я и представить не могла, что такое вообще может со мной случиться. Цинтия вытерла с его губ губную помаду, и такси остановилось перед "Ламоника-Тауэр". - Что ж, дорогая, пойдем познакомимся с твоим отцом. - Папочка тебе понравится. Он прекрасно все понимает. Я позвонила ему из Филадельфии и сказала, что скоро он встретится со своим будущим зятем. Он был очень рад, и знаешь, что он мне сказал? "Приезжайте поскорее, я очень хочу с ним встретиться!" - Так и сказал? - Именно так. - Цинтия постаралась воспроизвести голос Фелтона: "Очень хочу с ним встретиться". В голове Римо прозвучал сигнал тревоги. Что-то Фелтон задумал? Выйдя из машины, они направились через тротуар к подъезду. Привратник не узнал Цинтию и вздрогнул, когда она сказала ему: - Здравствуй, Чарли! Он заморгал и ответил: - О, мисс Цинтия! Я думал, что вы в Бриарклиффе... - Нет, - приветливо ответила она. Вестибюль оказался просторным и поражающим воображение. Освещение и свободные линии современного дизайна переплетались в гармонии цвета и очертаний. Ковер был мягок, но в то же время упруг, так что Римо показалось, будто он ступает по ухоженному газону. Невидимые кондиционеры бесшумно подавали очищенный угольными фильтрами воздух. - Нет, не сюда! Это не те лифты. У нас есть свой, специальный. - Конечно, - буркнул Римо, - мне надо было сразу сообразить. - Ты чем-то рассержен? - Нет. Не совсем. - Рассержен. - Нет. - Ага, ты не предполагал, что у нас на самом деле столько денег, а сейчас ты понял, что я чертовски богата. - Почему это я должен переживать из-за этого и сердиться? - Потому что ты считаешь, что тебя могут принять за охотника за приданым. Чтобы не ввязываться в дискуссию, Римо предпочел сказать только: - Ну... - Давай не будем больше говорить об этом, дорогой. Цинтия занялась поисками ключей. Как любая женщина, в споре она выступала сразу за обе стороны и сейчас была недовольна тем, что одна из них потерпела поражение. - Слушай, это ведь ты начала... - Вот! Я же говорила, что ты злишься! - Я был спокоен как двадцать две тонны цемента, но теперь действительно злюсь! Цинтия мягко спросила: - А почему ты кричишь на меня? Ответа она и не ожидала. Из сумочки, наконец, появились ключи, среди которых был один на серебряной цепочке. Ключ показался Римо необычным: он был не выштампован из плоского куска металла, а оканчивался цилиндриком. Цинтия вставила его в круглое отверстие рядом с полированными металлическими дверями лифта. Римо вспомнил, где он видел точно такой же ключ - на связке, которую он вынул из замка зажигания набитого трупами "кадиллака". Цинтия повернула ключ вправо, подержала в таком положении секунд десять, повернула влево и опять подождала, а затем вынула из отверстия. Двери лифта открылись. Римо первый раз в жизни видел двери лифта, которые не раздвигались, а поднимались вверх. - Тебе, наверное, этот лифт кажется необычным, милый? - Вроде того. - Понимаешь, папочка принимает такие в общем-то странные меры предосторожности, потому что не хочет, чтобы в дом и особенно в наши апартаменты проникали нежелательные личности. Подняться к нам можно, только если тебя приглашали, или если у тебя есть ключ. Лифт идет только на наш этаж, А поскольку у нас есть ключ, нам не придется ждать в специальной комнате. - Специальной комнате? - Да, там обычно ждут посетители, а Джимми-дворецкий через специальное стекло - со стороны посетителя оно выглядит как зеркало - смотрит, кто пришел. Когда я была маленькой, я однажды это увидела. Цинтия приставила палец с кольцом к широкой груди Римо. - Не думай, пожалуйста, что папа такой уж эксцентричный. Ему было так тяжело, когда они с мамой расстались. - А что произошло? - Что ж, раньше или позже ты все равно узнаешь. Двери лифта закрылись за ними, и кабина бесшумно пошла вверх сначала медленно, затем - все быстрее. - У мамы появился другой мужчина. Мне тогда было лет восемь. Мы с мамой никогда не были особо близки. Ее больше заботило как она выглядит, чем то, как она себя ведет. Однажды папа застал их, а я в это время была в гостиной. Он велел им уходить, и они ушли. С тех пор мы их никогда больше не видели, а папочка стал таким странным. Наверное, поэтому он постоянно пытается отгородить меня от всего, что происходит вокруг. - Ты хочешь сказать, что именно после этого он и занялся установкой всех этих устройств для личной безопасности? - Нет, они, насколько я помню, были и до этого. Но он и раньше был такой чувствительный, а после этой истории... Не думай о нем плохо. Я его очень люблю. - Я полон уважения к такому человеку, - ответил Римо, а затем буднично добавил ровным, очень спокойным тоном: - Максвелл. - Что? - Максвелл. - Что? - озадаченно переспросила Цинтия. - Ты сказала "Максвелл", разве нет? - Нет, конечно. Мне показалось, что это ты сказал. - Что сказал? - Максвелл. - Никогда не слышал ни о каком Максвелле, а ты? Цинтия отрицательно покачала головой и улыбнулась. - Есть такой сорт кофе и, по-моему, марка автомобиля. С чего это мы об этом заговорили? - Понятия не имею, - сказал, пожав плечами, Римо. Гамбит удался, но ничего не принес. На занятиях в Фолкрофте инструктор заставлял его учиться произносить в конце любой фразы какое-нибудь имя или ключевое слово. Римо тогда отвечал инструктору, что это глупейший из приемов, о которых он когда-либо слышал. Проще спросить человека напрямик, не шпион ли он. Последовало разъяснение, что иногда бывает полезно проделывать этот трюк, главное - говорить спокойным будничным тоном, как будто просишь у человека спичку. "В этот момент внимательно следи за глазами оппонента". Римо внимательно следил за выражением глаз Цинтии, но они остались синими, ясными и невинными. Двери лифта открылись, на этот раз опустившись вниз. Цинтия пожала плечами, иллюстрируя мысль "Ну-что-спапочкой-поделаешь?" Они очутились в просторной, обставленной дубовой мебелью библиотеке. С лоджии-патио со стоящей в кадке пальмой открывалась панорама Нью-Йорка. - Вот мы и дома, - обрадовалась Цинтия. - Правда, здесь красиво? Римо внимательно вглядывался в стены. Глаза искали либо щелку, либо разные оттенки краски, может быть, висящую не на месте книжную полку. Должно же что-то указывать на то, куда и как сдвигаются эти стены! Нет, ничего. - Да, - ответил Римо, - очень красиво. - Папочка! - крикнула Цинтия. - Мы приехали! Римо постарался занять позицию в центре комнаты, чтобы спина находилась на равном расстоянии от трех стен и подумал, что напрасно он не захватил с собой оружие. Дверь лифта бесшумно поднялась вверх, и вход полностью слился с белой стеной - единственной свободной от книжных полок. Если бы Римо не знал, что там вход в лифт, он бы об этом в жизни не догадался. Вот что имел в виду Макклири, когда говорил о движущихся стенах... Рядом с невидимым входом в лифт была настоящая дверь, скорее всего ведущая в основной лифт. Выходящий из нее оказывался целиком в руках тех, кто пользуется потайным лифтом. Так что стены действительно движутся. - Мы в библиотеке, папа! Мы поднялись на специальном лифте! - снова крикнула Цинтия. - Иду, дорогая! - отвечал громкий сильный голос. Фелтон вошел через обычную дверь. Римо немедленно окинул его оценивающим взглядом. Средний рост, но крепко скроен, с массивной шеей. Одет в серый костюм. Под мышкой спрятана кобура. Спрятана весьма удачно. Плечи пиджака были подложены, позволяя ткани свисать достаточно свободно для того, чтобы не выпячивалась кобура. Римо так увлекся изучением Фелтона, что не заметил, как у того от изумления отвисла челюсть. - Что это такое?! - заорал Фелтон. Римо от неожиданности вздрогнул и автоматически принял оборонительную стойку, перенеся вес тела на носки. Но Фелтон, как оказалось, кричал не на Римо, а, побагровев от гнева, орал на свою дочь. - Что ты с собой сделала? Что ты сделала с собой?! - Но, папа, - промурлыкала Цинтия, подбежала к нему и обняла за сильные плечи, - так я выгляжу красивее... - Ты выглядишь как уличная девка! Ты хороша и без этой дряни на губах. - Я вовсе не похожа на уличную девку, я, папочка, прекрасно знаю, как они выглядят. - Что?! - взревел Фелтон и замахнулся. Цинтия закрыла лицо руками. Римо с трудом подавил желание вмешаться и стал внимательно наблюдать за Фелтоном. Это был прекрасный момент для оценки противника, для того чтобы определить, какими характерными особенностями движений человек выдает свои намерения. Была такая особенность и у Фелтона. Перед тем, как повысить голос во второй раз, он нервным движением правой руки провел по затылку, будто приглаживая непокорную прядь. Может быть, этот жест был вызван волнением, но по всем признакам такое движение и было той самой "прелюдией", которая могла в будущем оказать Римо добрую услугу. Что ж, запомним. Фелтон неожиданно замер с поднятой рукой. Цинтия трепетала. И гораздо сильнее, чем должна была бы, отметил Римо. Фелтон опустил руку. - Ну что ты, дорогая, неужели ты думаешь, что я мог бы ударить тебя? Цинтия продолжала дрожать, и Римо понял, что она старается максимально использовать свое преимущество в этой ситуации, что она сознательно поставила отца в такое вот положение и теперь не отпустит его с крючка, пока не получит то, что ей нужно. - Я не хотел тебя ударить, - повторил Фелтон, - я ведь никогда не поднимал на тебя руку, только однажды, когда ты была еще маленькой и убежала из дома. - Ударь меня, ударь! Если тебе станет от этого легче, ударь свою единственную дочь! - Дорогая, ну прости же меня! Цинтия выпрямилась и опустила руки. - И это при первой встрече с моим женихом! Что он о нас подумает! - Простите, - произнес Фелтон, поворачиваясь к Римо. Взгляд вдруг наполнился дикой ненавистью, взгляд человека, который не только опасался своего противника, но и был выставлен перед ним на посмешище. Их глаза встретились, и Римо понял, что тела в "кадиллаке" найдены. Фелтон знал все. - Рад вас видеть, - по возможности ровно постарался сказать Фелтон, подавляя дрожь ненависти в голосе. - Дочь сказала, что вас зовут Римо Кэбелл? - Да, сэр. Я тоже рад встретиться с вами, я много слышал о вас. Римо решил не подходить к Фелтону даже для того, чтобы пожать руку. - Могу себе представить. Я прошу вас извинить меня за эту сцену, но я не выношу губную помаду, испытываю к ней крайнее отвращение. Я слышал о многих женщинах, которые пользуются ею... - О, папа, ты такой благоразумный. - Буду тебе весьма признателен, моя дорогая, если ты все же уберешь с губ эту гадость. Тон Фелтона представлял яркий пример голоса человека, который изо всех сил сдерживает желание заорать. - Но Римо так больше нравится, папочка. - Я уверен, что мистеру Кэбеллу безразлично, покрашены твои губы или нет. Более того, я убежден, что без помады ты понравишься ему гораздо больше, разве не так, мистер Кэбелл? Римо ощутил острое желание поиздеваться над Фелтоном и попросить Цинтию еще ярче накрасить губы и загримироваться, но благоразумно подавил его. - По-моему, Цинти хороша и с помадой, и без нее. Цинтия покраснела. Она просияла, излучая счастье, как всякая женщина, принимающая всерьез комплимент. - Ладно, лапа, я смою помаду, но ты тогда снимешь вот это. Фелтон потупился, отступил на шаг и, как невинный ягненок, удивленно спросил: - Что "это"? - Ты опять носишь его! - Прошу тебя... - Зачем он тебе нужен здесь, дома? - Цинтия обернулась к Римо. - Папа иногда имеет дело с большими суммами наличных денег и поэтому носит пистолет, у него есть разрешение. Но причина вовсе не в деньгах... - Не в деньгах? - Дело в том, что... Просто он читает слишком много дешевых детективов. - Но я не носил пистолет почти десять лет, дорогая! - возразил Фелтон. - А сейчас, наверное, опять взялся за это чтиво, хотя я надеялась, что твои литературные вкусы наконец улучшились. Цинтия произнесла эти слова с напускной суровостью и, подойдя к Фелтону, быстрым движением засунула руку ему за пазуху и вытащила вороненый пистолет. Она держала его в далеко отставленной руке двумя пальцами, как женщины обычно держат дохлую мышь. - Пойду и отдам это Джимми, чтобы он спрятал его в надежное место! - авторитетно заявила Цинтия, протискиваясь мимо Фелтона в дверь. Не успел Римо позвать ее, как остался со своим будущим тестем один на один. Вероятно, у Фелтона не было больше оружия, но на его стороне были движущиеся стены, в любой момент готовые извергнуть подкрепление. Прохладный вечерний ветерок дул с патио в спину Римо. Он попытался вежливо улыбнуться Фелтону, неожиданно получившему прекрасный шанс расправиться с Римо. Отрывисто кивнув, Фелтон собирался что-то сказать, но тут из глубины апартаментов прозвенел голос Цинтии: - Дядя Марвин. Дядя Марвин, а вы что здесь делаете? - Мне надо сказать твоему отцу пару слов, и я сразу убегаю - дела! Фелтон - голова втянута в плечи, крупные ладони вцепились в край дубового стола за спиной - взглянул на Римо. - Это Марвин Мошер, он не совсем дядя, он работает на меня, но они с Цинтией настоящие друзья, - сообщил Фелтон почти заговорщицким тоном. - А чем вы занимаетесь? - невинно поинтересовался Римо. - Мои интересы весьма разнообразны. Мне кажется, что и ваши тоже. Фелтон не отрываясь смотрел на Римо. В комнату переваливающейся походкой вошел плотный, лысеющий мужчина с грубыми чертами лица. - Новый сотрудник? - спросил Мошер. Не отрывая глаз от Римо, Фелтон отрицательно покачал головой. - Мне надо сказать тебе кое-что, лучше - наедине. - О, можешь спокойно говорить при этом молодом человеке. Он интересуется вашим бизнесом. Он, наверное, захочет познакомиться с нашим предприятием в Джерси-Сити. - Фелтон пригладил воображаемую прядь на затылке. "А вот и индикатор", - подумал Римо. - Так не хотите ли побывать на нашем заводике? - поинтересовался Фелтон. - Нет, не очень. У нас мало времени - Цинтия хотела, чтобы мы пообедали все вместе, - ответил Римо. - Это займет не больше получаса. - Полчаса. Полчаса - это пустяки, - поддакнул Мошер, всем своим видом показывая, что полчаса - совершенно ничего не стоящий отрезок времени. - Лучше сперва пообедаем, - настаивал Римо. Стального оттенка глаза Фелтона снова впились в Римо. - Мистер Мошер только что вернулся из отпуска, который он провел в санатории Фолкрофт, в местечке Рай, под Нью-Йорком. Спокойно! Никаких движений. Следи за дыханием, Римо. Контролируй эмоции. Римо сделал вид, что ищет, куда бы сесть. Сел в одно из кресел рядом с прислонившимся к столу Фелтоном. - И этот санаторий его очень заинтересовал, правда, Марвин? - А что это? - спросил Римо. - Дом отдыха или что? - Нет, - сказал Мошер. - А что? - Там оказалось то, что я и предполагал увидеть. - А что вы предполагали там увидеть? - продолжал интересоваться Римо. - Санаторий. И я хотел бы поделиться своими весьма интересными наблюдениями. Римо поднялся с кресла. - Ну что же, может быть, все-таки посетим ваше предприятие в Джерси-Сити? Цинтия может немного подождать, а мы бы поговорили об этом санатории. Фелтон обратился к Мошеру: - Марв, я сейчас занят, проводи молодого человека, пожалуйста. А после расскажешь мне о чудесном отдыхе в этом Фолкрофте. Рука Фелтона метнулась под крышку стола и нажала потайную кнопку. Бесшумно опустилась дверь секретного лифта. Фелтон торопливо сказал: - А вот и Джеймс! Мы все ждали, когда же вы вернетесь. Как по сигналу, из лифта вышел одетый в ливрею дворецкого человек. Он был незримым свидетелем всей беседы. Дворецкий пересек комнату и начал возиться с чем-то в углу, стараясь казаться крайне занятым. - Марв, спускайтесь с мистером Кэбеллом на этом лифте, он идет прямо в подземный гараж. Проходя к лифту, Римо оценивающе оглядел дворецкого. Высокий. Ширококостный. И тоже с пистолетом под мышкой. Римо вошел в лифт первым и тут же прижался спиной к стене, надеясь, что она не сдвинется неожиданно в сторону. На панели лифта было только три кнопки: "ЧЭ" - частный этаж, одна с буквой "Г", обозначающей, вероятно, первый, главный этаж и еще одна с обозначением "П" - подвал. Да, это, скорее всего, был очень необычный подвал, как раз для таких нежелательных гостей, как Римо. Мошер кивнул Фелтону, и дверь лифта опустилась вниз. Мошер встал рядом. Он был сантиметров на десять ниже Римо. Вблизи было заметно, что жирная шея складкой спускалась на засаленный воротник безвкусно пошитого пиджака. Толстый палец Мошера нажал на кнопку "П". - Автомобиль ждет нас в гараже. - Какой же марки этот автомобиль? - спросил Римо. - Не Максвелл, случайно? Рука толстяка метнулась к внутреннему карману пиджака. Упоминание Максвелла немедленно вызвало, заметил Римо, напряженную работу мысли в толстостенном черепе Мошера. Толстяк медленно опустил руку и улыбнулся грубым ртом. - Нет, "кадиллак". Римо кивнул. - Хороший автомобиль. Я вчера на таком катался. Мошер ничего не ответил. Он вел себя как по учебнику, выказывая все характерные черты поведения человека, готового к убийству. Да, в Фолкрофте его можно было бы использовать в качестве модели для демонстрации во время занятий по теме "Как не надо себя вести, собираясь кого-либо убить". Он избегал встречаться взглядом с глазами своей потенциальной жертвы, переминался с ноги на ногу, уходил от разговора. Римо уже понял, что сейчас последует: появится пистолет, и прозвучит негромкий выстрел. Да, уже скоро. На лбу толстяка выступили капельки пота. Но деваться некуда: в лифте Римо не мог ничего сделать, поскольку не представлял, какие его ждут сюрпризы. То, что их слушают - наверняка, наблюдают - вероятно, а может быть и все, что угодно, включая отравляющие газы... Нужно ждать, когда они с Мошером останутся наедине, и только тогда пытаться выудить из него информацию о Максвелле. Римо еще раз оглядел Мошера. С этим тюбиком сала трудностей быть не должно, вряд ли этот толстяк с опущенными вниз глазками способен действовать профессионально. Римо не мог себе этого представить. Лифт остановился. В подземном гараже окон не было, не видно было и дверей. Единственным источником света была одинокая лампочка под потолком, освещавшая тусклым серым светом стоящие в гараже перламутровый "роллс-ройс" и черный "кадиллак". Тут Римо смог представить себе Мошера, действующего быстро и решительно, но было уже поздно, и Римо понял, что совершил громадную ошибку, нарушив первое вбитое в него в Фолкрофте правило: никогда не считай, что кто-то слабее тебя и вреда принести не может. Вспоминать слова инструкторов не было времени: на Римо смотрело дуло "люгера" с глушителем, зажатого в пухлых пальцах вытянутой во всю длину руки Мошера. Карие глазки злобно следили за каждым его движением, ноги не переминались. И рука не дрожала. И дистанцию Мошер выбрал верно - около четырех метров: достаточно близко, чтобы не промахнуться, и достаточно далеко, чтобы пистолет нельзя было выбить. Тюбик с салом умел, как оказалось, двигаться бесшумно и плавно. А Римо высокое мнение о собственной персоне поставило перед зияющим дулом, из которого в любой момент готова вырваться несущая смерть вспышка. В мозгу Римо возникла фигура Чиуна. Тот самый, первый день в Фолкрофте. Старый кореец двигался вперед, мотаясь из стороны в сторону, по-крабьи, уклоняясь от выстрелов Римо. Чиун не успел подробно объяснить Римо, как это делается, - не хватило времени. Раздался голос Мошера: - Так, птичка. Откуда ты? Кто тебя послал? Римо мог, конечно, начать хитрить и изворачиваться, но в этом случае конец его был неотвратим и близок. Спертый воздух подвала неожиданно показался ледяным, вспотели ладони, зрение потеряло резкость. Римо решил действовать так, как его учили в Фолкрофте, поступать строго по инструкции. - Зачем этот пистолет? - удивленно спросил он, подвигаясь на полшажка вперед, и, как бы в волнении, взмахнул руками, отвлекая внимание Мошера от этого движения. - Я расскажу об этом мистеру Фелтону, - продолжал Римо дрожащим голосом и снова шагнул вперед, на этот раз - на полный шаг. - Еще один шаг вперед - и тебе конец, - предупредил Мошер. Пистолет в руке не шелохнулся. - Меня послал Максвелл, - сказал Римо. - Кто это? - ухмыльнулся Мошер. - Убейте меня и никогда ничего не узнаете. До тех пор, покуда он сам вас не достанет. Римо блефовал, но Мошер на удочку не попался. Римо успел заметить, как сощурился его левый глаз, и понял, что сейчас раздастся тихий хлопок выстрела. Теперь или никогда. Моментально расслабить все мышцы! Единственный шанс! Б-дуп! - выплюнул пламя пистолет, и Римо рухнул на цементный пол. Тело его лежало абсолютно неподвижно, и Мошер, до конца не уверенный, начал ли Римо падать до или после выстрела, решил подойти поближе и для страховки послать еще одну пулю в голову. Он сделал два шага вперед, медленно поднял "люгер" и направил его в ухо лежащего молодого человека. Один из этих шагов был, как оказалось, лишним. Мошер нажал на курок, но ухо неожиданно исчезло из прицела. Лежащее тело вдруг оказалось в воздухе, и Римо ударом ноги отбил в сторону руку Мошера, держащую пистолет. Хлопнули еще два выстрела, пули глухо ударили в потолок, посыпались осколки цемента. Римо схватил Мошера сзади, пропустив свою левую руку ему под мышку и зацепив за толстую шею. Правой рукой он завернул другую руку Мошера вверх и поднажал. Пистолет выпал. Римо слегка усилил давление и прошептал в ближайшее ухо: - Максвелл. Кто такой Максвелл? Толстяк выругался сквозь зубы и попытался освободить шею. Не удалось, причем Римо удивился, как легко ему было удерживать вырывающегося изо всех сил Мошера. Когда Римо еще был полицейским, этот захват ему никогда толком не удавался. А все потому, что на шестинедельных полицейских курсах никто не учил новобранцев, куда и как прилагать давление. - Максвелл. Где его найти? - А-а-р-х! Тюбик с салом не сдавался! Римо сильнее нажал левой рукой на шею Мошера. Еще сильнее... Крак! Позвоночник не выдержал. Мошер обвис в руках Римо. Голова упала на грудь под немыслимым углом. От Мошера уже ничего не узнать. Римо отпустил тело, скользнувшее на пол. Да, конец был близок. Самоуверенность может убивать не хуже пули. Сквозь приоткрытые толстые губы Мошера по щеке потекла струйка крови. Невидящие мертвые глаза были открыты. Оставлять его здесь было нельзя. Римо огляделся вокруг. Ничего, кроме автомобилей. Нет, это не пойдет. Не дай Бог, Цинтия захочет ехать именно в том автомобиле, в котором он спрячет труп, и тогда придется объяснять, что же случилось со старым добрым дядюшкой Мошером. Тут Римо заметил какую-то дверь в углу и подошел поближе. За дверью стояли два больших стационарных аппарата - стиральная машина и центрифуга, используемые обычно в коммерческих прачечных, предназначенные для жильцов башни "Ламоника". Римо посмотрел на стоящую в углу сверкающую белизной центрифугу, и на губах его возникла жестокая усмешка. Подтащив грузное тело Мошера к центрифуге, Римо открыл круглую дверцу. Да, труп был крупный, но и дверца в диаметре была не меньше пятидесяти сантиметров. Римо сначала запихнул внутрь голову и плечи Мошера, потом - ноги. Мошер носил клетчатые носки. Кода то, что было Мошером, целиком оказалось внутри, Римо щелчком ногтей вскрыл артерию на шее и вытер руки о брюки трупа. Захлопнув дверцу, Римо стал искать кнопку "Пуск", но напрасно - ее не было. - Ах, Фелтон, ах, дешевка! - пробормотал Римо себе под нос. - Для своих же жильцов установил машину, которая без денег не работает! Римо полез в карман, но, поразмыслив, решил, что нечего тратить собственные деньги в прачечной скупердяя Фелтона. Пришлось снова открывать дверцу, рыться по карманам Мошера, где нашлось достаточное количество требуемых монет. Римо захлопнул дверцу и опустил в прорезь на боку шесть десятицентовых монеток. Машина с воем заработала, барабан закрутился все быстрее и быстрее, пошла вверх температура сушки. Отойдя на шаг назад, Римо стал наблюдать все ускоряющийся водоворот одежды и мелькающих частей тела. Круглое оконце в дверце покрылось розовой пленкой - кровь! Центробежная сила вскоре должна выдавить из трупа всю оставшуюся кровь, И скоро, учитывая высокую температуру внутри барабана, усопший Мошер превратится в мумию... - Ну и негодяй же ты, Римо, - сказал он сам себе и, насвистывая, направился к лифту. Пора возвращаться на двенадцатый этаж. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ  Рядом с дверью частного лифта Римо обнаружил такой же замок, как и на первом этаже, и вынул из кармана связку ключей, которые днем раньше он забрал у водителя "кадиллака". Оглянувшись назад, он заметил лежащий на цементном полу пистолет Мошера. Римо поспешно вернулся и поднял оружие. А зачем, собственно, ему пистолет? Пригодится ли он? У Фелтона не возникнет сомнений насчет того, что сталось с Мошером. Брать оружие или нет? Римо сомкнул пальцы на черной анатомической рукоятке пистолета. Макклири всегда говорил: "Не слушай, что Чиун говорит об оружии. Пистолет никогда не помешает. Всегда имей его при себе". А Чиун, когда Римо затронул в разговоре эту тему, высказался в том смысле, что оружие лишает красоты само искусство убивать. Римо посмотрел на темный вороненый ствол. Чиун перешагнул за семьдесят, а Макклири... Он швырнул пистолет в темный угол. Без оружия гораздо веселее и интереснее. Цилиндрический ключ. Поворот направо. Налево. Сработало, дверь бесшумно впустила Римо в кабину. Римо нажал на кнопку "ЧЭ" и, пока кабина шла наверх, оправил пиджак, подтянул узел галстука и, глядя в полированную панель, пригладил волосы. Лифт остановился, но дверь не открылась. "Ну конечно, - подумал Римо, - должна быть еще кнопка открывания дверей. А я, дурак, не обратил внимания, что делала Цинтия, когда открывала эту дверь". Он снова осмотрел панель. Нет, только три кнопки. Взгляд скользнул по металлической двери - ничего. Римо уже было собрался попробовать открыть дверь руками, как вдруг до его слуха донеслись голоса. Конструкция лифта позволяла тому, кто находился в кабине, слышать все, что происходило в библиотеке, и принимать соответствующие решения. Послышался взволнованный голос Цинтии: - Нет, папа, он не такой, как все, он меня любит! Голос Фелтона: - Тогда почему он не отказался от тысячи долларов, которые я ему предложил, и взял их? - Не знаю! Не знаю, что ты ему сказал, может, ты ему угрожал? - Не будь смешной, дорогая. Он взял эти деньги потому, что я объяснил, что больше он все равно не получит, даже если женится на тебе. Так что его интересовали только твои деньги и ничего больше. Скажи спасибо, что мне удалось оградить тебя. Представь себе, что ты вышла бы за него замуж, а потом поняла, что он из себя представляет на самом деле?! Он взял деньги, а дядя Марвин поехал с ним вниз, чтобы довести до автобусной остановки. - Неважно. Я его люблю. Цинтия начала всхлипывать. Риме не собирался уличать Фелтона во лжи, по крайней мере сейчас, перед Цинтией. Для этого еще будет время. Он достал бумажник и пересчитал наличность - тысяча двести долларов. Смита хватит инфаркт. Римо скрутил в комок тысячу долларов, спрятал бумажник и толкнул ладонью дверь. Она, как и следовало ожидать, опустилась вниз, и Римо вошел в библиотеку. Фелтон застыл с выражением человека, которого лягнула в живот лошадь; Цинтия - словно только что получила помилование от электрического стула. Римо швырнул на ковер скомканные деньги и, изо всех сил стараясь не засмеяться, торжественно объявил: - Я люблю Цинтию, а не ваши грязные деньги! - Римо, дорогой! - вскрикнула Цинтия, бросившись к нему, обняла изо всех сил и стала осыпать поцелуями его щеки и губы. Сквозь шквал изъявлений вечной любви Римо внимательно наблюдал за Фелтоном. Тот был заметно потрясен и смог только выговорить: - Мошер? Где Мошер? - Он хотел посадить меня на автобус, но передумал и решил прокатиться сам. Теплые ищущие губы Цинтии скрыли улыбку Римо. К началу обеда, проходившему при свечах, Фелтон вновь обрел уверенность. За столом прислуживал дворецкий Джимми. Фелтон объяснил, что отпустил на сегодняшний день всех слуг, а обед по такому торжественному случаю приготовил самолично. Римо незамедлительно сослался на расстроенный желудок и есть отказался. Оба - и Фелтон, и Римо - понимали, что маски сброшены и предстоит решающий поединок. Нужно было только ждать подходящего момента, который пока что еще не настал. Обед походил скорее на рождественское перемирие на фронте. Фелтон с удовольствием играл роль гордого отца. - Цинтия, должно быть, уже сообщила вам, что мы с ней весьма состоятельные люди, - сказал Фелтон Римо, - но вряд ли она смогла бы объяснить, откуда взялись все эти деньги. - Это интересно. - Я - мусорщик. Римо изобразил вежливую улыбку. Цинтия возмущенно воскликнула: - Ну папочка! - Тем не менее это правда. Каждый цент нашего состояния заработан нами именно на свалках. - Фелтону определенно хотелось высказаться, и он продолжал, не дожидаясь дополнительных вопросов: - Американцы, мистер Кэбелл, самые крупные производители всевозможных отходов в мире. Ежегодно они выбрасывают на многие миллионы долларов вполне доброкачественных товаров, которые еще могут быть использованы. Ими движет характерное для их психологии непреодолимое стремление покупать и покупать новые вещи. - Как у маньяка или патологического лжеца, - добавил Римо. Фелтон не обратил на него внимания и продолжал лекцию. - В годы войны я обратил внимание на то, что американцы, живущие в условия дефицита многих товаров и продуктов, несмотря на это, выбрасывают массу вещей, которым бы еще жить да жить. Короче говоря, именно на этом своем наблюдении я и сколотил капитал. Для этого я собрал все свои деньги и купил... свалку. Вы никогда ничего не покупали на свалках, мистер Кэбелл? Напрасно. Ситуация такова, что вы можете в принципе найти там сотни необходимых вещей, но до меня никто не задумывался над тем, как это сделать. И тогда я решил организовать этот бизнес по-новому. В первую очередь я пригласил специалистов. Одна бригада, например, занята исключительно восстановлением старых стиральных машин и центрифуг для сушки белья. Мы покупаем у населения по цене металлолома вполне пригодные к использованию стиральные машины устаревших моделей, это нам обходится в пять долларов. Восстанавливаем их, но частным покупателям не продаем. Они начинают работать на нас. В сороковые годы я открыл свыше семидесяти прачечных-автоматов только в Нью-Йорке, и все они были оборудованы такими стиральными машинами и сушилками. Поскольку я не вкладывал в оборудование значительных средств, как мои конкуренты, я мог снижать плату за услуги прачечных. Как только я слышал, что где-то открывается еще одна прачечная самообслуживания, я тут же открывал неподалеку свое заведение. Стоимость стирки у меня была значительно ниже, чем у конкурента, и в большинстве случаев это приводило к его разорению. Тогда я за гроши скупал его новехонькое оборудование. Дело оказалось чрезвычайно прибыльным. Фелтон криво усмехнулся. - Возможно, вам это покажется жестоким и безнравственным, мистер Кэбелл, но именно таков мир, в котором мы живем. - Я это заметил. - Так вот. Обратив внимание на свалки старых автомобилей, я понял, что и в этой области могу многое сделать на благо нашей экономики. Вам, может быть, это покажется глупым, но мне кажется, что каждый человек считает свое занятие крайне важным, в том числе и для других людей. У меня есть автосвалка в Джерси-Сити, самая большая в мире, и, насколько я знаю, единственная, организованная по принципу универсального магазина. Мы приобретаем, к примеру, за несколько долларов старый автомобиль. Пусть он даже сильно пострадал в аварии, но вы удивитесь, когда узнаете, сколько в нем еще остается пригодных деталей и частей. Автомобиль переходит из одной секции в другую. Снимаем уцелевшие бамперы, вынимаем оконные стекла, в другой секции - сиденья, другие части - фары, двери. Все эти детали поступают на склад и заносятся в реестр. Если бы вам понадобились, например, задняя левая дверь и замок багажника "плимута" выпуска 1939 года, то мои служащие разыскали бы эти части за пять минут. Вполне естественно, что за такого рода услуги вам пришлось бы заплатить подороже. Римо весело кивнул. - А нет ли у вас каких-нибудь частей для моего "максвелла" 1934 года? Прежде чем Фелтон успел ответить, вмешалась Цинтия: - Опять тебе в голову пришел этот Максвелл! Фелтон бросил на дочь холодный взгляд и сказал, обращаясь к Римо: - Не уверен, есть ли у нас запчасти к "максвеллу". Давайте съездим вместе и поищем. Римо моментально согласился. Цинтия возражала, считая, что лучше провести вечер всем вместе. - Дорогая, - сказал Фелтон, - должны же мы с мистером Кэбеллом поговорить наедине, как отец с сыном? Римо добавил: - Он прав, дорогая, нам нужно побеседовать. И, поскольку нам предстоит стать хорошими друзьями, я постараюсь уговорить папочку называть меня просто Римо. Фелтон уронил вилку. Римо изобразил улыбку послушного сына. Фелтон, выказавший во время обеда такое же, как и у его дочери, пристрастие к еде, отказался от десерта. Джимми-дворецкий поинтересовался, можно ли убирать приборы. В течение всей трапезы Джимми не сводил глаз с Римо. Во взгляде его легко можно было прочесть ненависть. Он ненавидел Римо. Ненавидел за то, что тот убил Скотиччио и Мошера, и в один из моментов Римо почудилось, что в глазах Джимми блеснули слезы. - Жизнь сурова, - тайком шепнул Римо дворецкому, но ответа не получил. - Нет, десерт я не буду, - повторил Фелтон. Цинтия стукнула ложкой по столу. Симпатичное лицо исказилось детской гримаской гнева. - А я, черт возьми, буду! - Но, дорогая... - попытался возразить Римо. - "Но, дорогая!" - передразнила его Цинтия. - Дерьмо! - закончила свою мысль утонченная воспитанница Бриарклиффа. Фелтон заморгал. - Что за выражения! - К чертовой матери! Я здесь одна не останусь! На правах старого друга семьи Джимми хотел было успокоить девушку, открыл рот, но не успел вымолвить и слова, как и ему досталось от Цинтии: - Заткнись! - Но... - начал Римо. - Если едем, то все вместе. И точка! Римо откинулся на спинку стула и отодвинул тарелку с нетронутой едой. Так. Цинтия проявляет настойчивость. Может, это и к лучшему. Она сыграет роль громоотвода. Пока она рядом, Фелтон вряд ли решится на что-либо. Римо взглянул на источающую злобу фигуру человека за другим концом стола. А вдруг и присутствие дочери его не остановит? Цинтия настояла-таки на своем. В молчании все четверо спустились в частном лифте в подземный гараж и если в "роллс-ройс". Римо прислушался: сушилка-центрифуга уже не работала. "Да, - подумал он, - шестидесяти центов в наше время хватает ненадолго!" Джимми вел автомобиль. Фелтон сидел рядом с ним, а Римо и Цинтия устроились сзади. Перед тем, как сесть в машину, Фелтон долго оглядывался вокруг в поисках Мошера. Цинтия периодически одаривала своего жениха игривыми поцелуями. В зеркале заднего вида Римо хорошо были заметны глаза наблюдавшего за ними Фелтона. При каждом прикосновении губ Цинтии к щеке Римо брови Фелтона хмурились, лицо искажала гримаса. - Знаешь, - шепнула Цинтия, - я никогда не была там, куда мы едем, мне даже интересно. Люблю тебя! - И я тоже! - отвечал Римо, глядя на затылок ее отца. Подходящий момент, чтобы покончить и с Джимми, и с Фелтоном. Это было бы нетрудно. Но Максвелл... Они были единственной ниточкой, ведущей к Максвеллу. Машина проезжала по бульвару Кеннеди, ухабистому позору, являвшемуся главной транспортной артерией района. За окнами пробегали трущобы, потом пошли кварталы аккуратных двухэтажных домиков. Впереди замаячила площадь Джориэл - центр города. Автомобиль повернул направо. Опять двухэтажные кварталы, опять трущобы и грязь. - Мы почти на месте, - сказал Фелтон. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ  Автомобиль мчался по пустынной улице. Поворот направо, на дорогу, покрытую гравием. Стемнело. "Роллс" остановился у ржавых железных ворот, фары высветили треугольную желтую табличку: "Охраняется детективным агентством Ромба". Фары погасли. Послышалось треньканье сверчков. - Приехали! - объявил Фелтон. Римо быстро сотворил краткую молитву одному из тысячи богов, о которых рассказывал Чиун: "Вишну, помоги мне!" Он открыл дверцу и ступил на захрустевший гравий. От протекающей поблизости реки тянуло холодом. Тучи скрыли звезды. Откуда-то доносился слабый запах кофейных зерен. Римо потер руки. Послышался голос Фелтона, предупреждавшего дочь о том, что здесь водится множество крыс. Цинтия решила остаться в машине. - И подними стекла, - посоветовал добрый папа-Фелтон. Дверь автомобиля захлопнулась. - Пошли, - бросил через плечо Фелтон, направляясь к воротам. Дворецкий что-то буркнул. Римо сообразил, что они вооружены. - Пошли, - сказал он. Фелтон повозился с ключом, и ворота, застонав ржавыми петлями, открылись. Римо помедлил, чтобы не быть первым, но они пропустили его вперед. - Только после вас! - сказал Фелтон. Шли по гравийной дороге. Впереди - Фелтон, посередине - Римо, а замыкал процессию Джимми. Фелтон что-то рассказывал о том, где и как хранятся запчасти от старых автомашин. Гравий хрустел под ногами. Римо смотрел в маячащий впереди затылок. Фелтон был без шляпы. Темнота. Где-то рядом плескались волны, на реке вспыхивали огоньки. Все начнется тогда, когда Фелтон поднесет руку к затылку, выдавая этим жестом начало смертельного поединка. Это было единственное, что Римо знал наверняка. Впереди из темноты показалось внушительных размеров бетонное сооружение. - Это центр нашего производства, - сказал Фелтон. Римо подошел поближе. Внутрь напоминающего гигантский дот сооружения круто спускалась бетонная полоса, на которой стоял полуразобранный автомобиль с подложенными под колеса без покрышек кирпичами. - Закончив разборку машины, мы транспортируем то, что осталось, внутрь этого устройства и на выходе получаем куб прессованного металлолома, который продаем на переплавку. В войну мы на этом много заработали, а, Джимми? - Да, - ответил стоящий за спиной Римо Джимми. - Именно здесь... - рука Фелтона поднялась к затылку, - и находится наш Максвелл! Давай! Мгновенно среагировав, Римо пригнулся в тот момент, когда, словно в замедленной киносъемке, последовал показавшийся несильным удар дворецкого. Римо удалось самортизировать его движением головы и шеи, но дать им понять это - было бы смертельной ошибкой; пришлось рухнуть на землю. Никакой недооценки противника! Внимание, посмотрим, что они предпримут. Максвелл где-то рядом. - Неплохо, Джимми. Кажется, мы его, наконец, прищучили. Римо увидел приближающиеся к лицу начищенные черные ботинки Фелтона, почувствовал болезненный удар в подбородок, но, несмотря на резкую боль, остался недвижим. - По-моему, ты его убил. Чем ты его ударил? - Кулаком, босс, да и то удар вышел скользящий. - Этот тип, Джимми, убил Скотиччио и Мошера. - Я бы хотел, чтобы он был еще жив, когда окажется внутри машины... Фелтон пожал плечами. - Я устал, Джимми. Мне теперь все равно, живой он или нет. Давай, займись им. Вокруг груди Римо сомкнулись здоровенные ручищи Джимми. Подручный Фелтона подтащил Римо к стоящим останкам автомобиля. Приподняв веки, Римо заметил, что Фелтон направился за угол бетонного здания. Поудобнее подхватив Римо, Джимми швырнул его головой вперед внутрь каркаса автомашины, на то место, где раньше находилось переднее сиденье. Римо услышал звук каких-то мощных, набирающих обороты двигателей. Джимми не спеша вынул кирпичи из-под передних колес и начал обходить автомобиль, но приостановился, чтобы на всякий случай нанести Римо еще один, последний удар. Ждать больше было нельзя. Левой рукой Римо перехватил костистое запястье и одним движением сломал его. Из горла Джимми вырвался бы крик боли, если бы на долю секунду раньше правая рука Римо не погрузилась согнутыми костяшками пальцев в солнечное сплетение, выбив из дворецкого воздух и, естественно, звук. Еще одним ударом левой ладони Римо раздробил Джимми кости и хрящи носа, и тот рухнул без сознания прямо на Римо. Выбравшись из-под бесчувственного тела, Римо уложил его на предназначенное для него самого место, бесшумно подскочил к задней части машины и вынул кирпичи из-под колес. Еще громче взревели невидимые моторы, и в конце бетонной полосы, на которой стоял автомобиль, гидравлические поршни подняли вверх стальную дверь, открывшую вход в стальное же помещение, где могли бы одновременно поместиться сразу несколько автомобилей. Римо отпустил ручное тормоз, подтолкнул автомобиль, снова вскочил в него и, усевшись прямо на Джимми, аккуратно направил машину в гигантскую стальную коробку. Полуразобранное авто стукнулось о дальнюю стену, Римо рванулся наружу и чуть было не споткнулся, услышав за спиной зловещее шипение медленно опускающееся гигантской стальной двери. Когда Римо оказался снаружи, из-за угла бетонного сооружения послышался голос Фелтона. Он осторожно обошел вокруг, бесшумно, как скользящий над кладбищем призрак. Выглянув из-за угла, Римо увидел Фелтона, который, сияв пиджак, колдовал над пультом управления. Фелтон снова прокричал: - Все в порядке Джимми? Он готов? Римо шагнул вперед и сказал: - Да, я готов, Фелтон. Готов. Фелтон выхватил пистолет. Кажущимся плавным движением Римо выхватил оружие у него из руки, прыгнул за спину Фелтона и поворачивая его с боку на бок, как бочку, стал толкать ко входу в гигантский пресс. Это оказалось несложно. Удары Фелтона, неточные и слабые, не достигали цели. Он был слишком стар для этого. Когда Римо дотащил, наконец, Фелтона до входа, стальная дверь уже закрылась. Фелтон неожиданно вырвался в попытался нанести еще один удар. Римо легко отбил его и в свою очередь вполсилы стукнул Фелтона в висок. Фелтон повалился на цементный пол. Тут Римо заметил, что из-под стальной двери что-то торчит. Это была нога. Джимми, видимо, пришел в себя и пытался выбраться, но не успел. Стальная дверь отсекла ногу, как раскаленная проволока разрезает кусок сыра. Носок ноги подергивался, как примитивный организм, лишенный разума, но полный воли к жизни. На всякий случай Римо еще разок успокоил Фелтона и подошел к пульту. Управлять машиной, должно быть, было просто, но Римо никак не мог разобраться в рычагах на пульте. Один, справа, находился рядом со шкалой с делениями. Другой был обозначен направленной вперед стрелкой, еще один - сверху и последний с надписью "Автоматический контроль". Римо взялся за рычаг, который должен был бы управлять входной дверью пресс-камеры. И тут его как молнией ударило - Римо захохотал. Он не мог остановиться даже тогда, когда тяжелая стальная дверь с шипением поднялась. Римо подобрал пистолет Фелтона и направился ко входу в бетонное сооружение, повторяя про себя: "Максвелл, Ма