те с женой, крикнул ему вслед: - А что нам делать с этим, товарищ генерал? - и нервно потер руки. В узком коридоре било жарко и душно. Он едва дышал. - Он уже наполовину мертв. Прикончите его. - И генерал исчез в своей маленькой каморке, таща за собой на буксире Мэй Сун. Старый китаец остался в коридоре вместе с белым человеком, которого держали два официанта. Он кивком головы указал на одну из дверей, и достал из кармана огромную связку ключей. Найдя нужный ключ, он вставил его в замок деревянной двери. Дверь отворилась легко, и взору предстала тесная каморка, а в ней - алтарь, освещенный дрожащим пламенем свечей. На алтаре стояла фарфоровая фигурка Будды, сидящего в позе самаяхи. В каморке витал запах благовоний - тех, которые сжигают ежедневно вот уже многие годы как подношение Будде. - На пол, - приказал старик. - Кладите его на пол. И никому не рассказывайте про эту комнату. Поняли? Никому не рассказывайте. Официанты ушли, плотно закрыв за собой дверь, а старик подошел к алтарю и поклонился. В Китае религиозные и философские системы сменяли друг друга, но Китай оставался Китаем. И пусть новые правители неодобрительно смотрят на поклонение любым богам, кроме диалектического материализма, - рано или поздно им придется признать и других богов, как не раз уже случалось в истории Китая: все новые правители рано или поздно признавали всех старых богов. Сегодняшний Китай - это Мао. Но и Будда тоже. А также и предки старика. Из недр своего халата он извлек маленький кинжал и вернулся туда, где лежал белый человек. Может статься, ночные тигры Синанджу больше не стоят в одном ряду с богами, и Мастер ушел вместе с ними, и Шива, разрушитель, пришел и уйдет туда, куда ушли все до него. Это был хороший нож, стальной, родом из черных лесов Германии, купленный у немецкого майора в обмен на огромное количество нефрита, стоимость которого во много раз превышала стоимость ножа. Это было в те времена, когда немцы и американцы, и русские, и англичане, и японцы забыли о своих разногласиях ради того, чтобы сильнее втоптать в грязь лицо Китая. Майор продал нож. Теперь старик вернет его белой расе лезвием вперед. Черная деревянная рукоятка намокла в потных руках старика. Острие он приставил к белому горлу. Сначала он воткнет нож сверху вниз, потом резанет в одну сторону, потом в другую, потом сам отойдет в сторонку и будет смотреть, как льется кровь. Лицо спящего казалось на редкость сильным - глубоко посаженные глаза за закрытыми веками, тонкие, четко очерченные губы. Неужели это и есть Шива? Конечно, нет. Ведь он сейчас умрет. - О, отец и дед, и ваши отцы и деды, и все отцы и деды прошлых лет, - нараспев произнес старик. - Во имя вас, и за все те унижения, которые мы перенесли по милости этих варваров. Старик опустился на колени, чтобы всем весом своего тела воткнуть нож. Пол был жесткий и холодный. Но лицо белого человека внезапно порозовело, потом покраснело, словно кровь, готовая пролиться, прилила к нему. Между губами образовалась коричневая полоса. Старик вгляделся внимательнее. Что это - игра воображения? Тело, которое должно было умереть, вдруг наполнилось жизненным теплом. Тонкая полоска стала темно-коричневой лужей на губах, потом из углов рта потекли тонкие ручейки, потом - стремительный поток, а потом - настоящий водопад, а лицо покраснело, и тело напряглось, и - фонтаном на пол, прочь из организма вырвался устричный соус вместе с мясом, и яд, и еще какая-то жидкость, и все это пахло устрицами и уксусом. Он же должен был умереть! Он должен был умереть. Но тело его отказывалось принять яд. - А-а-а! - завопил старик. - Это Шива, Дестроер! Последним отчаянным усилием он поднял нож, стремясь вонзить его со всей силой, на какую был способен. Последняя попытка - все же лучше, чем совсем не пытаться. Но в тот самый момент, когда нож взмыл вверх, громом прогремел голос, проникая до самых дальних уголков подвала: - Я - Мастер Синанджу. Как смеете вы? Где мое дитя, которое я создал из своего сердца и ума, и воли? Я пришел за своим сыном. Как вы хотите умереть? Страшитесь смерти, ибо смерть придет к вам от руки Мастера Синанджу. Снаружи, у двери маленькой каморки слуги в страхе закричали: - Там! Там! Он там! Старик не стал ждать. Нож резко и стремительно пошел вниз - старик вложил в удар всю силу. Но он не пошел вниз по прямой. Нет - он описал в воздухе дугу и направился к сердцу старика. И боль, и жар, и шок объяли старика. Но удар был точен, и что такое боль в сравнении с наказанием от руки Мастера Синанджу? Он попытался поглубже всадить нож себе в сердце, и содрогнулся всем телом. Но дальше нож не пошел. Да и не было в этом необходимости. Он увидел, как на него надвигается холодный каменный пол, и приготовился встретить своих предков. Римо пришел в себя, когда ему в спину вонзилось чье-то острое колено. Он лежал, уткнувшись лицом в пол. Кто-то наблевал на пол. Кто-то еще и кровь пролил на пол. Чья-то рука хлестала его по шее. Он попытался перевернуться, ударить того, кто его бьет, в пах, и вывести из строя. Когда у него ничего не получилось, он понял, что это Чиун. - Ешь, ешь. Жри, как свинья. Лучше бы ты умер - тогда ты надолго запомнил бы этот урок. - Где я? - спросил Римо. Шлеп, шлеп. - А какая тебе разница, раз ты ешь как белый человек? Шлеп, шлеп. - Я - белый человек. Шлеп, шлеп. - Не напоминай мне, идиот. Я это слишком хорошо знаю, и мне от этого очень больно. Не ешь медленно. Не пробуй свою пищу на вкус. Жри. Жри, как стервятник. Просунь свой длинный клюв в падаль и глотай все без разбору. Шлеп, шлеп. - Да я уже здоров. Шлеп, шлеп. - Я отдал тебе лучшие годы своей жизни, а ты что делаешь? Римо поднялся на колени. На какое-то мгновение, пока Чиун хлестал его по шее, ему пришла в голову мысль, а не нанести ли ему боковой в челюсть, но потом он оставил это намерение. И потому позволил Чиуну всласть нахлестаться, пока он не убедится, что Римо снова дышит нормально. - И что ты делаешь? После всех моих наставлений. Ха! Ты ешь, как белый человек. - Но это было великолепное мясо в устричном соусе. - Свинья, свинья, свинья, - каждое слово сопровождалось оплеухой. - Ешь, как свинья. Умрешь, как собака. Римо увидел старика, лежащего в луже крови. Кровь по краям ухе начала темнеть. - Ты прикончил старика? - спросил он. - Нет, он оказался умнее. - Да, на вид он парень неглупый, - заметил Римо. - Он понял, что должно случиться. И принял правильное решение. - Умнее вас, азиатов, никого не сыщешь. Последняя оплеуха зазвенела у Римо в ушах, и Чиун закончил свою работу. - Вставай! - приказал он. Римо поднялся на ноги, чувствуя себя примерно так же, как должна чувствовать себя трасса автогонок в Индианаполисе во время проведения соревнований. Он заморгал глазами и несколько раз глубоко вздохнул. И почувствовал себя вполне прилично. - У-уф, - сказал он, заметив пятна блевотины на своей рубашке. - Они, наверное, подмешали в еду какую-то гадость. - Тебе повезло, - солгал Чиун, - что это был не смертельным яд. Если ты решишь, что можешь оправиться от яда, то никогда не оставишь свои дурные пристрастия в еде. - А, значит, все-таки это был смертельный яд, - улыбнулся Римо. - Нет, - стоял на своем Чиун. Римо широко ухмыльнулся, поправил галстук и оглядел комнату. - Это что - подвал ресторана? - А что? Ты проголодался? - Нам надо найти Мэй Сун. Если она с генералом, то она может попытаться убить его. Вспомни, она заодно с его похитителями. Генерал в опасности, Чиун коротко фыркнул, открыл дверь, переступил через два мертвых тела и вышел в коридор, пахнущих мускусом. Римо заметил, что замок деревянной двери был выбит. Чиун шел в темноте, как воплощенное молчание, а Римо следовал за ним так, как его учили, - шаг вправо, шаг влево, строго следуя ритму движений старика, который шел впереди. Чиун остановился, и Римо тоже. Быстрых, как молния, движением руки Чиун пронзил дверь, и она распахнулась. Римо на мгновение зажмурился - внутри горел яркий свет. На кровати мерно вздымалась сильная мускулистая желтая спина. Две юные ноги обвились вокруг талии. Черные волосы были посеребрены сединой. Римо увидел подошвы ног Мэй Сун. - Быстрее, Чиун, - сказал он. - Придумай что-нибудь философское. Мужчина обернулся, ошеломленный вторжением. Это был генерал Лю. - О, привет, - сказал Римо. - Никакого стыда, - заявил Чиун. - Одевайтесь. Генерал Лю сделал резкий выпад рукой и схватил со стула автоматический пистолет 45-го калибра. Римо в мгновение ока подскочил к стулу, взял генерала Лю за запястье и одновременно поддержал его, чтобы не упал. - Мы - друзья, - сказал он. - А эта женщина вас предала. Она в сговоре с теми, кто похитил вас и держал взаперти. Мэй Сун приподнялась на локтях, на лице ее было написано удивление, тотчас сменившееся выражением ужаса. - Неправда! - завизжала она. Римо посмотрел на нее и не отреагировал автоматически на движение пистолета, поскольку оно предназначалось не ему. Потом он услышал треск и увидел, как полчерепа слетело с ее головы и разбилось вдребезги о каменную стену, разбрызгивая кровь и что-то серое, а мозг ее лежал в другой половине черепа как яйцо всмятку, поданное к столу. Он выхватил пистолет из руки генерала Лю. - Она предала меня, - дрожа, проговорил генерал Лю. Потом упал на пол и зарыдал. И только значительно позднее, когда Римо шел по пекинской улице, он понял, что слезы генерала на самом деле были просто разрядкой и вызваны чувством облегчения, и что он, Римо, оказался очень плохим сыщиком. Он смотрел на генерала Лю - тот упал на колени, закрыл лицо руками и зарыдал, сотрясаясь всем телом. - Бедняга, - прошептал Римо Чиуну на ухо. - Все это, да еще жена предала. Чиун ответил фразой, в которую вложил особый смысл: - Гонза шмук. - Что? - переспросил Римо, не расслышав. - По-английски это значит - очень и очень шмук. - Бедняга, - повторил Римо. - Шмук, - повторил Чиун. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ  У президента немного отлегло от сердца, когда он посмотрел выпуск новостей. Его ближайший советник тоже смотрел новости, наматывая на указательный палец светлую вьющуюся прядь своих волос. Они сидели в кабинете в огромных кожаных креслах. Президент снял ботинки и положил ноги на пуфик. Справа от большого пальца его левой ноги находилось лицо советника на экране телевизора, и это лицо говорило, что собирается поехать в Пекин, и будет сопровождать китайского премьера во время его визита в Соединенные Штаты. - Поездка тщательно спланирована, и все детали продуманы. Все пройдет самым обыденным образом, - монотонно гудело лицо на телеэкране. - Обыденный случай невероятного везения, - вставил свое замечание президент. Ведущий задал телевизионному лицу вопрос: - А не повлияет ли внутриполитическая обстановка в Китае на визит премьера? - Подготовка к визиту премьера идет в соответствии с планом. События в самом Китае на это никак не повлияют. Президент рассматривал лицо советника сквозь рамку, которую составил из больших пальцев ног. - Генерал Лю поедет с вами, - сказал он. Советник улыбнулся и повернулся к нему: - Кстати, сэр, как нам удалось найти генерала Лю? ФБР, ЦРУ, министерство финансов - все говорят, что не имеют к этому никакого отношения. ЦРУ предлагает обеспечить его охрану. - Нет, - возразил президент. - Пусть занимаются поисками тех двоих, которые похитили генерала. Генерал полетит в Пекин с вами. С ним будут двое сопровождающих. Они полетят в вашем самолете. - Насколько я понимаю, у вас есть какие-то секретные агенты, о которых мне ничего не известно? - Профессор, некоторое время назад я мог бы ответить вам на этот вопрос. Теперь я и сам не уверен. Вот все, что я могу сказать. - Президент посмотрел на часы. - Уже почти восемь. Вы можете идти. - Хорошо, господин президент, - сказал помощник, взял "дипломат" и поднялся. Они обменялись рукопожатиями и улыбнулись друг другу. Возможно, мир, вполне реальный мир, еще может быть достигнут человечеством. Однако просто желать мира или бегать по паркам с пацифистскими значками и безумными глазами явно недостаточно для этого. Мир придет только в том случае, если ради его достижения будет вестись неустанная работа, будут разрабатываться планы, операции, совсем как на войне ради достижения победы. - Похоже, все не так плохо, господин президент, - сказал советник. - Похоже, - согласился президент. - Спокойной ночи. - Спокойной ночи, сэр, - сказал советник и ушел. Белая дверь захлопнулась за ним. А президент принялся внимательно слушать мнения самых разных людей по поводу второй фазы его экономической политики. Их было пятеро, и они высказали пять совершенно различных точек зрения. Все это было похоже на совещание его советников по экономическим вопросам. Что ж, это великая страна, и никакой президент не сможет причинить ей слишком много вреда. Секундная стрелка на его часах миновала цифру шесть, направилась к семерке... потом миновала девятку... потом число одиннадцать, и дошла до двенадцати, но телефон не звонил. Благослови вас Господь, Смит, где бы вы ни находились, подумал президент. Потом телефон специальной связи зазвонил - звуки его показались президенту симфонией. Президент вскочил на ноги и подкатил кресло к столу. Потом снял трубку. - Слушаю, - сказал он. - Отвечая на ваш вопрос, заданный два дня назад, - донесся кислый, как лимон, голос, - должен сообщить, сэр, что мы будем продолжать нашу деятельность, но ее конкретные формы изменятся. Что-то не сработало. Я не могу сказать вам, что именно, но не сработало. Поэтому в будущем я прошу вас больше не беспокоиться и не просить меня поручать что бы то ни было этому человеку. - Можно ли каким-нибудь способом выразить ему благодарность нации? - Нет. По правде говоря, ему невероятно повезло, что он остался в живых. - Я видел его фотографии, сделанные агентами, которые следили за Мэй Сун. Одного из агентов убили в школе каратэ. Вашего человека видели. - Это скоро не будет иметь никакого значения. После возвращения он будет выглядеть совсем иначе. - Я правда хотел бы каким-нибудь образом выразить ему свою признательность. Может быть, его можно как-то наградить? - Он жив, господин президент. Вы хотели бы обсудить еще какой-нибудь вопрос? - Нет-нет, просто поблагодарите его от моего имени. И спасибо вам за то, что вы позволили ему доставить генерала к месту назначения. - Всего доброго, господин президент. Президент повесил трубку. И он предпочитал верить, потому что ему хотелось верить, что в Америке есть еще люди вроде Смита и человека, который работает на Смита. Нация рождает таких людей. И значит - нация не погибнет. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ  Римо чувствовал себя неуютно. Пекин раздражал его. Куда бы они с Чиуном ни пошли, сопровождаемые неизменным эскортом, везде люди замечали их и пялили глаза. Их глаза говорили ему что-то, даже в заполненных толпами людей торговых кварталах, и на широких, сияющих чистотой улицах. Но он не мог понять, что. И еще кое-что беспокоило его. Они доставили генерала Лю и выслушали слова благодарности. Два генерала из армии Лю внимательно посмотрели на Римо и вполголоса обменялись с Лю несколькими словами. И один из них сказал, явно по ошибке перейдя на английский: "Дестроер... Шива". Римо решил, что его приняли за капитана военного корабля, или еще что-то в этом роде. А сегодня днем им официально покажут Дворец культуры трудового народа в Запретном городе. Высокая честь! На Чиуна эти почести не произвели ни малейшего впечатления. С того самого момента, как Римо дал понять, что мысль о возможности устранения его, Римо, руками Чиуна причиняет ему сильнейшие страдания, Чиун был чрезвычайно холоден. Ему было неприятно узнать, что Римо так на это реагирует. Нарыв назрел, когда Римо позвонил Смиту и доложил об успешном выполнении задания. Смит долго молчал, а потом велел Римо передать Чиуну, что его голубые бабочки прибыли. - А вы не могли бы придумать условный сигнал получше? - спросил Римо. - Это для вашего же блага. Сообщите об этом Чиуну, И вот, в тот день, вернувшись в гостиницу, Римо решил, что он выдернет чеку раз и навсегда и посмотрит, что произойдет. Нельзя сказать, что он совсем не был готов померяться силами с Чиуном, хотя прекрасно понимал: все, чему его обучил Чиун, тому хорошо известно, и он будет строить свои действия, исходя именно из этого. Но у Римо в запасе было секретное оружие - такое, которого старик мог и не ждать. Правый боковой в челюсть, как его учили на занятиях боксом, когда еще он служил в полиции города Ньюарка, штат Нью-Джерси. Нельзя сказать, что это идеальный вариант, но все же дает хоть какой-то шанс. Он встал посередине комнаты, чтобы Чиун сам подошел к нему, и вкрадчиво сказал: - Чиун, Смит говорит, что твои голубые бабочки прибыли. Чиун сидел в позе лотоса и смотрел телевизор, полностью погруженный в сложную дилемму: должен ли молодой врач говорить матери больной девушки, что ее дочь больна лейкемией, а вопрос этот тем более трудный, что у врача когда-то был роман с этой женщиной, и он не знал, его это дочь или Брюса Барлоу, которому принадлежал весь город, где они все жили, и который недавно заразился венерической болезнью, возможно, от Констанс Лэнс, с которой был помолвлен отчим врача, и у которой было слабое сердце, - могло и не выдержать удара. Кроме того, Барлоу, как понял Римо из всей этой дребедени, которую мусолили по телевизору вот уже два дня, обдумывал, не принести ли в дар больнице аппарат искусственной почки - в нем отчаянно нуждалась Долорес Бэйнс Колдуэлл, которая не могла жить без этого аппарата, и которой надо было закончить свои исследования в области лечения рака прежде, чем ее лаборатория перейдет в руки Дэвида Маршалла, которого девушка, больная лейкемией, встретила на каникулах в Дулуте, штат Миннесота; его еще предстояло охарактеризовать более подробно... - Чиун, - повторил Римо, приготовившись к тому, что последним видением его жизни станет этот стерильно чистый гостиничный номер, где воздух был как лед, а кровати застелены белыми покрывалами с золотыми узорами. - Смит говорит, что твои голубые бабочки прибыли. - Да, хорошо, - отозвался Чиун, не отрывая взора от телевизора. Римо подождал, пока передача закончится, но и тогда Чиун не шелохнулся. Неужели он хотел напасть на Римо во сне? - Чиун, - снова сказал Римо, когда Вэнс Мастерсон принялся обсуждать с Джеймсом Грегори, окружным прокурором, судьбу Люсиль Грей и ее отца, Питера Фенуика Грея. - Твои бабочки тут. - Да, да, - отмахнулся Чиун. - Ты повторил это три раза. Успокойся. - Разве это не условный сигнал, чтобы ты убил меня? - Нет, это условный сигнал, чтобы я не убивал тебя. - Так значит, ты бы убил меня, если?.. - Я с удовольствием убью тебя сейчас, если ты не заткнешь свою пасть. Римо подошел к телевизору и ребром ладони ударил сзади по трубке, и Чиун с ужасом увидел, как изображение сначала превратилось в светящуюся точку, потом исчезло совсем. Римо пулей вылетел из комнаты и помчался по длинному коридору. В этот момент он побил бы Чиуна. Он кубарем скатился вниз по лестнице, снова помчался по другому коридору, остановился у открытого окна и разразился смехом, перешедшим в рыдания. Вечером он прокрался назад в свой номер - Чиун сидел все в той же позе. - У тебя нет ни души, ни сердца, - сказал Чиун. - Ни ума. Ты сердишься, узнав правду, хотя сам знаешь, что именно так и должно быть. И самым идиотским образом вымещаешь злобу на человеке, которому предстояло сделать то, что причинило бы ему больше страданий, чем собственная смерть. И кроме того, у тебя еще нет и чувства ответственности - ты бросил меня сторожить генерала в соседней комнате, хотя это твое дело, а не мое. - Ты хочешь сказать, что скорее умер бы, чем убил меня? - спросил Римо. - А тебе от этого легче? Не понимаю я тебя, - ответил Чиун, и всю дорогу до самого Пекина он был холоден и необщителен. И вот сейчас, на улицах Пекина, Римо понял, что ему казалось странным во взглядах прохожих. - Чиун, - сказал он. - Стой здесь и следи за мной. Скажи вашим сторожам, чтобы оставались с тобой. Римо не стал ждать. Он одернул свой синий шерстяной свитер и с самым непринужденным видом вышел на оживленную улицу, где проезжали редкие автомобили, где было множество магазинов и лавок, над которыми висели огромные вывески с китайскими иероглифами, прошел мимо длинной вереницы портретов Мао, потом развернулся и направился обратно, туда, где он оставил Чиуна и двух сопровождающих. Один из этих двоих валялся на мостовой, держась руками за низ живота. Второй улыбался вымученно-вежливой улыбкой. - Он сказал, что тебя нельзя отпускать одного, - кивнул Чиун в сторону китайца, корчившегося от боли. - Ты следил за мной? - Я видел тебя. - А ты следил за прохожими? - Если ты спрашиваешь меня, понял ли я, что твоя версия относительно того, как исчез генерал Лю в Бронксе, была до ужаса смехотворной, то да, конечно. Никаких двух похитителей не было. Их бы наверняка заметили. Он исчез один. И совсем как ты сейчас, не был замечен никем. - Значит, если он исчез один, тогда... - Конечно, - сказал Чиун. - А ты что, не знал? Я знал это с самого начала. - А что же ты мне не сказал? - Вмешиваться в ход мысли Железной Руки, Перри Мейсона, Мартина Лютера Кинга, Уильяма Роджерса и Зигмунда Фрейда в одном лице? Итак, размышлял Римо, генерала Лю никто не похищал. Он сам приказал шоферу свернуть с автострады на Джером-авеню. Потом он убил шофера и охранника. Потом вышел из машины, сел в поезд, и встретился со своими сообщниками в китайском квартале. Это он подсылал наемных убийц к Римо, потому что Римо представлял самую серьезную угрозу его планам - сорвать визит премьера. И он убил Мэй Сун, потому что она знала об этом и могла разболтать. И вот теперь он вернулся в Пекин героем - и чем ярче сияет его слава, тем большую угрозу он представляет. - Вопрос в том, Чиун, что нам делать? - Если ты спрашиваешь у меня совета, то слушай: не суйся в чужие дела - и пусть все дураки на этом свете изрубят друг друга на куски. - Я ждал от тебя чего-то подобного, - сказал Римо. Может быть, сообщить кому-то из членов американской делегации? Но никто из членов делегации не знал его. Они знали только, что у него обратный билет до Нью-Йорка, и что его не надо трогать. Позвонить Смиту? Но как? У него были проблемы со связью даже в Нью-Йорке. Оставить все китайцам - пусть сами разбираются? Но злость и обида жгли его - жгли до самых кишок. Этот сукин сын застрелил свою жену, и ему было наплевать, что миллионы могут погибнуть в новой войне. Нет, не наплевать - он даже хотел этого. Ужасно. Но еще ужаснее то, что он не просто хотел, но и активно действовал. Он считал, что имеет на это право. И Римо никак не мог смириться с этим. Он окинул взором широкую чистую улицу, по которой сновали плохо одетые люди, спешащие по своим делам. Он посмотрел на ясное небо над Пекином, не тронутое ни дымом, ни смогом, потому что народ еще не вкусил таких благ прогресса и цивилизации, как загрязнение окружающей среды, и подумал, что если Лю добьется своего, то так оно и останется навеки. Чиун, конечно же, прав. Но его правота не исправляла всей ситуации. Все шло не так, как должно идти. - Ты прав, - сказал Римо. - Но в глубине души ты так не считаешь? Римо не ответил. Он посмотрел на часы. Уже пора было возвращаться в Запретный город для совершения грандиозной экскурсии во Дворец культуры трудового народа. Один из ближайших помощников генерала Лю, полковник, со значением подчеркивал, какая великая честь им оказывается. Сам премьер будет присутствовать там - ему хотелось лично познакомиться со спасителями народного генерала. Так сказал полковник. Совет Чиуна по этому поводу был краток: "Береги бумажник". Запретный город был поистине великолепен. Римо и Чиун в сопровождении двух китайцев прошли мимо каменного льва, охраняющего Ворота небесного спокойствия - Тяньаньмэнь. Вот уже в течение пятисот лет эти ворота служили главным входом в город, где некогда обитали императоры со своими дворами. Они прошествовали по брусчатке громадной площади в направлении здания с крышей как у пагоды. Здесь теперь находился музей, но раньше в этом дворце был главный тронный зал. Слева на площади Римо увидел множество людей в борцовских облачениях - молодые и старые занимались гимнастикой тайцзицюань. Их движения были плавными и удивительно слаженными. Само здание было прекрасно. Даже у Чиуна, против обыкновения, не нашлось ехидных слов. Но внутреннее убранство и экспонаты напомнили Римо те многочисленные нью-йоркские аукционы, на которых выставляются исключительно огромные и отвратительные на вид фарфоровые изделия. Он не слушал бессвязный рассказ экскурсовода о династиях и императорах, о вазах и прочих неуклюжих предметах, которые должны были доказать, что Китай дал миру и то, и это, - он все это время мрачнел и мрачнел до посинения. А когда они достигли главного зала. Римо был уже таким синим, что этой краски хватило бы, чтобы выкрасить форму для всего личного состава ВМС Ее Величества. Премьер, стоявший посередине центрального зала под высокими - футов пятьдесят - сводами дворца, походил на фарфоровую статуэтку, выставленную напоказ. В жизни он оказался куда более хрупким человеком, чем на портретах. На нем был простой, без прикрас, серый китель "а ля Мао", застегнутый до самого подбородка. Но при всей своей простоте, скроен и сшит китель был безупречно. Премьер улыбнулся и протянул Римо руку. - Я много слышал о вас. Для меня большая честь познакомиться с вами. Римо не пожал протянутую руку. - Пожать руку, - сказал он, - значит показать, что я не вооружен. Таким образом, это будет обман. Ну его к черту. Пусть он и Лю играют в войну с командой президента - тем хотя бы платят за то, что они общаются с этими двуличными ублюдками. - Быть может, настанет день, когда оружие не понадобится никому, - сказал премьер. - В таком случае отпадет необходимость и в рукопожатиях, раз не надо будет показывать, что у тебя нет оружия, - ответил Римо. Премьер рассмеялся. Генерал Лю улыбнулся. В форме он казался моложе, но, в конце концов, а зачем еще нужна военная форма? Затем, чтобы грязная работа, связанная с убийством, стала безличным и освященный государственными институтами делом, чем-то не имеющим никакого отношения к живым людям, к их боли, к заботам и радостям повседневной жизни. - Если товарищ премьер позволит, - проговорил генерал Лю, - я бы хотел показать вашим гостям один весьма любопытный экспонат. Я надеюсь, господа не станут возражать против присутствия солдат - жизнь товарища премьера мы должны беречь как зеницу ока. На узкой лестнице всего в нескольких футах от них стояли восемь солдат - все они казались старше, чем полагалось бы быть рядовым, коими они, судя по их форме, являлись. Стволы их винтовок смотрели в сторону Римо и Чиуна. Ну, дорогой, сказал себе Римо, вот так-то. Генерал Лю слегка поклонился официально-вежливо и подошел к застекленному стенду, на котором был выставлен инкрустированный камнями меч. Кожаные башмаки генерала клацали по мраморному полу, а кобура при ходьбе била его по бедру. В помещении было прохладно, освещение очень тусклое, да и солнечный свет не проникал сюда. - Господа, - объявил генерал Лю. - Меч Синанджу. Римо взглянул на Чиуна. Лицо его было лишено всякого выражения, но под этим вечным покоем скрывались глубочайшие колодцы, до дна которых Римо никогда не мог проникнуть мыслью, Какой-то ритуальный меч, подумал Римо. Нужно быть мифологическим героем, чтобы орудовать мечом длиной в семь футов и шириной в самом конце, равной ширине человеческого лица. Рукоять была инкрустирована красными и зелеными камнями. Казалось, им так же невозможно воевать, как мокрым диваном. Если дать человеку этот меч и привязать к рукам, чтобы не мог бросить, его можно просто заплевать до смерти, решил Римо. - Знаете ли вы, господа, легенду о Синанджу? - спросил генерал Лю. Римо чувствовал на себе взгляд премьера. - Я знаю, что это бедная деревня, - пожал плечами Римо. - Жизнь там очень тяжелая. И ваша страна никогда не поступала с жителями по совести. - Римо знал, что Чиуну это должно понравиться. - Истина, - подтвердил Чиун. - Но знаете ли вы легенду о Мастере Синанджу? - Я знаю, - сказал Чиун, - что ему не заплатили. - Этот меч, - сказал генерал Лю, - это меч Мастера Синанджу. Было время, когда Китай, ослабленный реакционным монархическим правлением, прибегал к услугам наемников. - И не всегда платил им, - вставил Чиун. - И был один Мастер Синанджу, который бросил здесь свой меч, после того, как зарубил им слуг и любимую наложницу императора Чуди. Краем губ Римо прошептал Чиуну: - Ты ничего не говорил мне про девчонку. - Ему поручили убить наложницу, а потом не заплатили, - громко сказал Чиун. Генерал Лю продолжал: - Император, поняв, какое зло могут принести Китаю иностранные наемники, прогнал Мастера Синанджу. - И не заплатил ему, - гнул свое Чиун. - И мы горды тем, что с той поры больше не прибегаем к услугам Мастера Синанджу или его ночных тигров. Но империалисты готовы взять к себе на службу любое отребье. И даже могут создать разрушителя, Дестроера, как они его называют, ради достижения своих гнусных целей. Римо увидел, как с лица премьера сползла улыбка, и он с недоумением воззрился на генерала Лю. - В обществе, где средства массовой информации послушно выполняют волю правителей, даже самая откровенная ложь может сойти за правду, - вещал генерал Лю. - Многие люди верят, что Мастер Синанджу находится здесь, что его привезли американские империалисты. Многие верят, что он привез с собой Шиву, Дестроера. Многие люди верят, что американские империалисты стремятся не к миру, а к войне. Вот почему они послали сюда Мастера Синанджу и его творение, чтобы те убили нашего возлюбленного премьера. Римо заметил, как Чиун посмотрел на премьера и слегка покачал годовой. Премьер оставался спокойным. - Но мы убьем бумажных тигров Синанджу, которые убили нашего дорогого премьера, - сказал генерал Лю и поднял руку. Солдаты взяли ружья на изготовку. Римо высматривал, под каким экспонатом спрятаться. Глядя на премьера, Чиун сказал: - Последнему Мастеру Синанджу, который стоял в этом императорском дворце, не заплатили. Я получу долг за него. Пятнадцать американских долларов. Премьер кивнул. Генерал Лю - одна рука его по-прежнему поднята - другой рукой достал пистолет из кобуры. Чиун рассмеялся - пронзительный смех, эхом раскатившийся по дворцу. - Слушайте меня, возделыватели рисовых полей и строители стен! Мастер Синанджу сейчас преподаст вам урок смерти, - слова его взлетели к самым сводам зала, гулко отскакивая от стен и возвращаясь обратно, так что стало казаться, что голос раздается отовсюду. И внезапно Чиун словно потерял свои очертания, превратившись в узкую полоску, вокруг которой развевалось его белое кимоно. Он вихрем пронесся мимо премьера туда, где стоял генерал Лю. И вдруг стекло, за которым покоился меч, разлетелось вдребезги, и меч взвился в воздух, а внизу, под мечом, был Чиун. Меч со свистом рассекал воздух, совершенно исчезнув из вида, равно как и Чиун. И все громче и громче звучали древние безумные песнопения. Римо готов был уже броситься к лестнице и приняться за дело с той стороны, но тут он увидел, что ружья больше уже не нацелены ни на него, ни на премьера, ни на Чиуна. Двое солдат судорожно цеплялись за свои ружья, у одного из них на брюках расползалось темное пятно. Второй просто побледнел и дрожал всем телом. Четверо убежали. Только один еще целился из ружья, но приклад был прижат к плечу, над которым не было ни шеи, ни головы - только круглая рана, из которой хлестала кровь. Римо удалось увидеть и голову: она катилась по направлению к одному из стендов с экспонатами, один глаз по-прежнему был прищурен. У стенда голова остановилась, а глаз перестал щуриться. А меч в руках Чиуна вращался все быстрее и быстрее, разбрызгивая капли крови. Лицо премьера оставалось бесстрастным - он стоял, сложив руки перед собой. Генерал Лю дважды выстрелил из пистолета, но пули ударились о мраморный пол, и с глухим стуком отлетели в стены. Потом он перестал стрелять, потому что на месте указательного пальца у него остался только красный обрубок. А потом исчезла и вся кисть вместе с пистолетом, а меч продолжал свистеть в воздухе, и Чиун продолжал свой танец. И вдруг, издав пронзительный крик, Чиун оказался без меча. Он замер, раскинув руки, и Римо услышал, как меч со свистом рассек воздух у него над головой, взлетая к самому потолку. Римо поднял глаза. Казалось, что меч завис во времени истории, на волосок не долетев до свода, а потом, гигантское лезвие медленно развернулось, меч полетел вниз и элегантно опустился самым острием на лицо генерала Лю. Меч мягко разрубил лицо, и проник глубже, рассекая тело. Он вошел в генерала почти по самую рукоять. Острие меча ткнулось в мраморный пол, и тут сверху на него обрушился поток крови. Со стороны казалось, что генерал Лю слишком глубоко заглотнул семифутовый меч Синанджу. В наступившей тишине он закачался, опрокинулся навзничь, надетый на меч как на вертел, а вокруг него по серому мраморному полу разлились маленькие кровавые озера. Рукоять казалась цветком, выросшим из лица генерала. - Пятнадцать американских долларов, - сказал Мастер Синанджу премьеру современного Китая. - И только наличными. Премьер кивнул. Значит, он не был заодно с заговорщиками. Он был одним из миротворцев. Иногда пролитая кровь освящает начало мира. - Иногда, согласно учению Мао, - сказал премьер, - чтобы опустить ружье, бывает нужно поднять ружье. - Я поверю этому, когда увижу собственными глазами, - отозвался Римо. - Это вы о нас? - спросил премьер. - О ком угодно, - ответил Римо. Они проводили премьера до машины, поджидавшей его на улице, и Чиун с волнением в голосе шепотом спросил Римо: - Как мое запястье - не дрожало? Римо, который и самого-то Чиуна едва видел, а уж о запястье и говорить нечего, ответил: - Болталось из стороны в сторону, как не знаю что, папочка. Ты страшно опозорил меня, да еще в присутствии премьера Китая. И Римо почувствовал себя прекрасно.