а посмотрите, сколько мы тратим на общественные нужды!.." Авторы газетных реклам стыдливо умалчивают о том, что эти миллионы тратятся на саму рекламу, чтобы отделы по связям с общественностью могли создать у людей благоприятное мнение о нефтяных компаниях. По вечерам невозможно включить телевизор без того, чтобы не услышать красивую сказку о том, какое благо для общества эти нефтяные компании. Если верить бесчисленным рекламам и заявлениям, птицы и рыбы просто не смогут существовать без стерильно чистых, косметических скважин, просверленных в лоне земли. Когда доктор Смит размышлял обо всем этом - о рабочих, потерявших работу, об убитых детях, о нефтяных магнатах, готовых распродать национальные вооруженные силы, - он не сомневался, что нефтяные компании тоже могут стоять за убийствами ученых. Так что же, в конце концов: иностранное государство или собственные нефтяные компании? У него было слишком мало данных, чтобы сделать даже простые предположения. Помимо всего, Смиту не давала покоя загадка "толстого и тонкого". А эти две пожилые блудницы, рассказавшие, что некто, предположительно кореец, дал им деньги, чтобы они востребовали тела убитых? Зачем это было сделано? Очевидно, затем, чтобы дать о себе знать. Сообщить, что он - кореец. Но кому адресовано это сообщение? Впервые за много лет Смит почувствовал полную беспомощность. У него на руках никаких козырей. Ничего, кроме Римо и Чиуна, но он не знал, против кого их надо использовать. Снова попомнив о маленьких детях, гибнущих в предутренних сумерках, Смит решил задействовать Римо. Выяснить, что можно сделать, и помешать тому, чему можно помешать. И это пока все. Но когда Смит решился на этот коронный выстрел, выяснилось, что не он, а кто-то другой держит палец на спусковом крючке. ГЛАВА СЕДЬМАЯ Полковник Барака нашел истинного организатора двух убийств из автоматов с заглавной буквой "Т", стоивших Лобинии двухсот пятидесяти тысяч долларов. Это произошло в ночь, доставившую ему больше ужаса, чем он испытал за четыре года своего президентства. Он почувствовал себя столь же беспомощным, как в тот день, когда узнал, что француз тайно продал Израилю новейшие моторы для самолетов "Мираж", а в Лобинию доставил морем устаревшие двигатели. Свободная Арабская республика Революционного народа приобрела корпуса новых "Миражей", но не их начинку. Министр военно-воздушных сил заверил президент, что это, мол, не имеет значения, потому что народ никогда об этом не узнает. Полковник повесил министра ВВС в пустующем ангаре и не сказал своему народу, что их новые самолеты не в состоянии бомбить Тель-Авив, если потребуется это сделать завтра. Ночь, о которой мы упомянули, была поистине ужасной. Из всех воинских частей Барака отобрал пятьдесят солдат в десантный отряд коммандос, предназначавшийся для тайных ночных нападений на территорию Израиля. Они уже прошли курс обучения, и теперь им предстояла ночная тренировка, имитирующая секретную операцию - штурм пещер, расположенных в окрестностях Даполи и напоминающих пещеры на Иудейских высотах. Президента сопровождал французский посол, пожелавший видеть, как будут избивать евреев. Избиение должно было быть, разумеется, чисто символическим, поскольку те немногие евреи, которые жили в Лобинии, или бежали из страны, или были растерзаны разбушевавшейся толпой. Полковнику вспомнился чернокожий писатель, встретивший в Тель-Авиве арабского фермера, у которого не слишком исправно работала оросительная система. "Я знаю, что значит быть арабом среди евреев", - сказал ему писатель, давая понять, что не симпатизирует еврейским землевладельцам. "Ему надо было испытать на себе, что значит быть евреем среди арабов", - засмеялся один из министров. Улыбнулся и Барака. В качестве призов за последнюю проигранную арабами войну члены его кабинета получили в подарок от иракских, сирийских и марокканских солдат уши и носы, отрезанные у израильских военнопленных. Когда сирийский посол предложил полковнику нос, Барака нанес ему пощечину. "Неужели ты думаешь, кретин, что евреи будут сражаться с меньшим упорством после этой бессмысленной резни? - сказал он и, подумав, добавил: - Я теперь уверен, что дело правоверных мусульман победит, потому что на нашей стороне все отбросы человечества. Мы всегда будем иметь численное превосходство". Лучи прожекторов шарили вдоль пещер в окрестностях Даполи; коммандос прокладывали себе путь среди скал. Один из генералов предложил план учебной атаки. Расстановка сил была следующая: правительство Израиля бежит из Тель-Авива, его заманивают в пещеры. Осажденные Голда Меер, Моше Даян и генерал Шарон просят пощады, угрожая в противном случае сравнять с землей Мекку с помощью атомного оружия, предоставленного им этой треклятой Америкой. Хриплые мегафоны разъяснили обстановку в песчаной темной пустыне, раскинувшейся под кристально чистым небом. Французский посол сказал, что ему никогда еще не приходилось видеть такого неба. Люди в серой военной форме карабкались по скалам; сверху им спустили веревки. В темноте слышались приглушенные голоса. Генерал разъяснил в мегафон тактическую задачу: внезапным броском захватить евреев в пещерах, раньше чем они успеют сбросить на Мекку атомную бомбу. - Я не понимаю, полковник, - сказал французский посол, потягивая переслащенный напиток с запахом миндаля (алкоголь в Лобинии был запрещен). - Если члены израильского правительства уже пойманы в ловушку, нужно ли продолжать войну до полного уничтожения? Нужно ли вам преследовать евреев? - Если хотите знать правду, я не собираюсь истреблять евреев или уничтожать Израиль. Лучшее, что было у нас во все времена, это Израиль, а лучшее, что было у них, - это мы. - Но помилуйте, полковник! Зачем Израилю нужны арабы? - Без нас они давно уже имели бы у себя гражданскую войну. Фракции, фракции без числа, одна внутри другой. Раввины забрасывали бы камнями специалистов, те стреляли бы в генералов, а генералы - во всех прочих. Запомните мои слова: евреи - очень несговорчивый народ, и их объединяет только угроза истребления. В этом все дело. Заметив изумление на лице поела. Барака решил, что виной тому - имитация криков ужаса в пещерах, и потому продолжал развивать свою мысль: - Гитлер создал еврейское государство, и мы сохраняем это положение. Если бы не было Израиля, вы вряд ли услышали бы сейчас слово "араб". Существовали бы египтяне, кувейтцы, хашимиты, сунниты, лобинийцы, но только не арабы. Вот почему я хочу наладить сотрудничество между арабскими странами, пока еще существует Израиль как объединяющий нас фактор. Если завтра, не дай Бог, будет заключен мир с Израилем, прощай тогда единство арабов. В этом случае нам никогда не добиться прогресса - ни в техническом, ни в социальном отношении. Без Израиля мы обречены на взаимные распри. Посол широко улыбнулся в ответ. - А вы, оказывается, мудрый человек, полковник. - Чтобы быть мудрым, достаточно не быть таким глупым, как все остальные - это сказал когда-то наш король. Но он был глупый, и теперь мы живем без короля. - Знаете, это изречение родилось не в Лобинии, - заметил посол. - Удивительно, однако, что оно дошло сюда. Согласно старинным французским хроникам, существовала некогда династия наемных убийц, которые... Внезапно в одной из освещенных прожектором пещер раздался душераздирающий вопль. Полковник, посол и сопровождающие их лица сидели в задней части открытого грузовика-платформы, держа в руках бокалы с ароматным напитком. Все разговоры смолкли, и во внезапно повисшем молчании ночи, пахнущей выхлопными газами и оружейной смазкой, крик прозвучал особенно страшно. Пещеры находились менее чем в семидесяти пяти ярдах, и все присутствующие ясно увидели коммандос со связанными руками, мечущегося у входа в пещеру. Его крик перешел в стон, затем - в непрекращающееся, рвущее душу рыдание. Никто не двигался, и всем теперь было видно, что руки у него вовсе не были связаны за спиной, как это показалось сначала. Он безостановочно крутился на одном месте, почти в беспамятстве, и все убедились, что рук у него не было вовсе - кто-то обрубил их ему от самых плеч. Все изумленно молчали. Полковник приказал медикам подойти к пострадавшему, и десятки голосов громко повторили его приказание. - А-а-а! - новый стон рассек ночную тьму; другой коммандос подполз к выходу из пещеры и замер в неподвижности. Потом послышался хриплый вздох и из пещеры показалась голова - будто выкатился обтянутый кожей огромный лимон; она глухо стукнулась о базальт, и только тогда все поняли, что у этого второго коммандос, который выполз из считавшейся пустой пещеры, нет ног. - Вперед, в атаку! - закричал командир десантного отряда и нырнул за прожектор. Все остальные тоже попрятались, как сумели. Кто-то открыл огонь по пещере, и пустыню разорвали звуки выстрелов из автоматического и полуавтоматического оружия. Пули со свистом летели в пещеру, ударяясь о каменные стены и поражая засевших там своих же коммандос. Все закончилось только тогда, когда полковник собственноручно стукнул одних стрелков по шее, других пнул ногой, чтобы не валяли дурака в присутствии иностранцев и не разбрасывали амуницию, будто зеленые новобранцы. И тут обнаружилось, что пятнадцать коммандос изувечены. Убийца явно не пользовался ножом: нож достаточно острое оружие и, расчленяя суставы, не оставляет волокнистых полос из остатков мышц я сухожилий. Раненых наспех погрузили в машину "скорой помощи", которая сопровождала отряд для придания учениям большего правдоподобия: в нее предполагалось погрузить мнимые тела Голды Меер, Моше Даяна и генерала Шарона, чтобы отвезти их на свалку. Теперь эта машина, в которую забыли положить лекарства и медицинское оборудование, должна была везти подлинных арабских коммандос в госпиталь. - Эй, шофер! Вези наших славных воинов с ветерком в Диполи к славе! - крикнул командир. Не услышав ответа, он решил, что нерадивый шофер, как всегда, спит, и побежал, увязая в мягком белом песке, на щебеночную дорогу. Однако шофер не спал. Голова его склонилась на грудь, шейные позвонки были сломаны. К рубашке был приколот конверт с надписью: "Лично полковнику Бараке". Конверт вручили адресату. Не вскрывая его, он сел в джип и велел везти себя в город. Все остальные, тесной группой, с оружием на изготовку, стояли до самого утра. Только когда забрезжил рассвет, они медленно тронулись по дороге в столицу, растянувшись длинной колонной, которую замыкали машины - их беспорядочная цепочка рассекала пустыню, точно черный пунктир. Вернувшись в свою резиденцию - бывший дворец короля. Барака несколько раз перечитал записку. Потом он снял военную форму, надел белый шерстяной бурнус, доставшийся ему от отца, а тому - от деда, сел в английский, вездеход, "лендровер", и направился в пустыню. Он ехал все дальше и дальше, углубляясь в пески. Слева от него располагались громадные хранилища нефти, приготовленной для отправки за границу. Потом он свернул на юг по темной асфальтовой дороге, покрытие которой, размягченное за день палящим солнцем, еще не успело затвердеть. Дорога шла через сплошные пески - ни фермы, ни домика, ни даже деревца не встречал взор, не говоря уже о какой-либо фабрике. Полковник знал: стоит какому-нибудь чужеземцу удобрить эту землю, посадить дерево, пробурить скважину и достать воду, посеять хлеб и собрать урожай, как сразу же начнутся протесты на национальном уровне - по той единственной причине, что чужеземец сделал то, чего лобинийцы сделать не в состоянии. Хорошо бы создать здесь другой Израиль, поближе к дому, чтобы играть на зависти своих людей. Что сделал Израиль для Египта? Он вынудил его к ведению хотя и половинчатых, но вполне компетентных военных действий - впервые после поражения, нанесенного хеттами за много веков до Рождества Христова. А если бы Египет стер Израиль с лица земли, то снова погрузился бы в спячку. Успехи в военном деле стимулируют развитие промышленности и сельского хозяйства. Это - единственная надежда для Лобинии, и он, полковник Барака, - единственный, кто может ее осуществить. Без излишней скромности он признавал эту простую истину, а раз так, то ему было необходимо выжить. Вот почему он поехал в пески. Дорога имела форму полумесяца, но это было незаметно для глаз путника, устремленных вперед. Она изгибалась постепенно, поднимаясь с одного невысокого холма на другой, и только в самом ее конце был заметен изгиб. Еще не развиднелось, когда машина президента изменила направление движения, следуя этому изгибу. Справа от шоссе теперь были горы, которые местные жители называли Лунными. Иностранцы дали им другое, латинское название; и потому мир знал эти горы под таким названием, под каким и хотел знать их. У самого полковника с ними было связано многое: однажды, будучи еще молодым офицером, он заблудился здесь и, плутая в горах, наткнулся на племя диких горцев. Он предложил им продукты, если они покажут ему дорогу. В этих горах за все нужно было платить. Когда он добавил им продуктов, один мудрый старик из племени захотел во что бы то ни стало показать ему "еще одну дорогу". Речь шла о предсказании. Только на это потребуется время, сказал мудрец. Гость должен подождать. Барака вежливо извинился и ушел в указанном направлении. Оно оказалось верным. Спустя годы поздно вечером у армейской палатки, где шло тайное ночное совещание военных, появился оборванный мальчик. Барака услышал шум и выбежал наружу с револьвером в руке. Охранники схватили мальчугана. Когда полковник потребовал объяснений, стража рассказала, что на их территорию проник горец. Охранники задержали его - пусть не сует свой нос, куда не следует. Барака всмотрелся в изможденное лицо мальчишки. Его ноги и руки были черными после трудной дороги. Он проделал долгий путь, оставивший неизгладимый след на его лице и, несомненно, сокративший его жизненный срок. "О, Барака! Я пришел к тебе с поручением, - вскричал мальчик. - За твою дополнительную еду тебе полагается предсказание". Барака приказал стражникам отпустить мальчика. Тот кинулся к его ногам, пытаясь их поцеловать; Барака его поднял. "Когда-нибудь наступит такой день, когда на этой земле человек не будет целовать ноги другого человека", - сказал полковник. К тому времени из палатки вышли генералы и стали за его спиной, разглядывая пришельца и перешептываясь меж собой. Скоро все уже знали, что мальчик принадлежит к племени прорицателей. Один генерал пошутил, что рад видеть такого оборванца, никто не скажет, что он заслан сюда королем Адрасом, так как его приближенные всегда разодеты в пух и прах. "О, Барака, через много лет я принес тебе предсказание - в уплату за ту еду, которую ты нам дал". "Говори!" - приказал полковник. "О, Барака! Твои враги охвачены жаждой истребления. Ты должен выступить сегодня ночью, и тогда ты сядешь на высокий трон". Генералы примолкли. Откуда было известно кому-то, помимо них самих, что они замышляют революционное выступление против короля? Барака смотрел на мальчика, не находя слов. Наконец он сказал: "Я не хочу садиться ни на какой трон. Я хочу не править этой страной, я хочу служить ей!" Один из генералов презрительно фыркнул: очень ух кстати пришлось предсказание! На совещании Барака ратовал за немедленную революцию, но многие генералы были склонны к выжиданию. И вот, откуда ни возьмись, этот пророк. А было ли такое, что Барака когда-то плутал в горах? Кровь бросилась полковнику в голову, и он выхватил револьвер, чтобы стереть улыбку с лица генерала. Он отдавал себе ясный отчет в том, что на этот раз его гнев сослужит ему добрую службу, хотя обычно бывало наоборот. Он выстрелил генералу в рот, другую пулю всадил в переносицу. Краем глаза он видел, как тот падает наземь, - лопнувший баллон, у которого вытекает кровь. "Кто не со мной, тот против меня!" - прорычал полковник. В ту же ночь военные одержали победу над правительством Лобинии. Им ничего не оставалось, как пойти за человеком, у которого было оружие и который был готов рисковать жизнью, пользуясь тем, что король находится в Швейцарии вместе с начальником штаба ВВС, с которым он не решается лететь обратно в Лобинию. Когда стало ясно, что король не вернется, завоевания революционного народа были упрочены. В известных кругах ходил анекдот, что некто, по имени Кэллен Пет из Джерси-Сити, с помощью бутылки "Сигрэмса" сделал больше для исторического переворота на Среднем Востоке, чем все самолеты "Мираж", вместе взятые. Это было четыре года назад. Помнится, была жаркая ночь, не в пример сегодняшней - сейчас полковник просто закоченел в открытой машине. Он достал фляжку с водой и напился. Нагревшаяся за день вода была приятной. У большого верстового камня Барака свернул вправо. Президент велел построить здесь дорогу в виде гигантского полумесяца - якобы в религиозных целях, а на самом деле он хотел облегчить горцам путь в столицу. Он не хотел, чтобы такое путешествие стоило жизни еще хотя бы одному юноше. Однако, насколько ему было известно, ни один человек из того племени ни разу не ступил на эту дорогу ногой. Но вот машина поехала по песку и камням. Барака испытал чувство облегчения - оттого, что прекратился этот бесконечный монотонный бег колес по ровному покрытию шоссе. Проехав еще пятнадцать миль по высохшей балке, орошаемой дождями не чаще, чем два раза в год, он почувствовал, как кто-то впрыгнул в медленно ползущий вездеход. Человек этот схватил полковника за горло и оторвал от руля. Когда Барака ступил на землю, стоять он не смог - у него затекли ноги от многочасового сидения за рулем. Он ощутил холодное дуло пистолета у своего виска, и кто-то забрал у него оружие. Вдохнув выхлопные газы "лендровера", стоявшего на песке, он понял, что мотор работает. - Не двигаться, европейская свинья! - сказал кто-то над ним. Он поднял голову, чтобы посмотреть, кто произнес такие слова, но ударом пистолета сразу же был опрокинут обратно в грязь. - Я - араб, бедуин, - сказал Барака. - Сын бедуина, внук бедуина. В моем роду все бедуины, на много поколений и на много веков назад. - Ты смахиваешь на итальянца. - Я не итальянец, в моих жилах нет ни капли итальянской крови, - сказал Барака с надеждой, что его поймут. - Я ищу мудреца. - Мудрецов у нас много. - Он называет себя Бактаром. - Бактара давно уже нет в живых. Пятнадцать лет, как умер. - Но это невозможно! Всего четыре года назад он прислал мне предсказание - за подаренную мной еду. - Значит, ты - тот самый человек! Ступай за мной. Барака почувствовал, что дуло отвели от его виска. Он поднялся, шатаясь на нетвердых ногах, в свете луны, падавшем на Лунные горы, называемыми во всем мире горами Геркулеса. Его повели по узкой тропинке, и он с удивлением увидел, как вокруг его машины бегают, точно песчаные жуки, женщины, вытаскивая из нее одеяла, ружье, патронташ, фляжки. Никто не позаботился заглушить мотор. Он понял, что эти люди оставят двигатель включенным, и он будет работать, пока не кончится бензин, а значит, он, полковник Барака, погибнет без горючего на дороге, построенной в песках, под которыми таятся запасы нефти, исчисляемые в биллионах баррелей. Это было трудно себе вообразить. Какое, к черту, трудно! Очень даже просто. Правда, в машине есть большой запасной бак, однако и его может не хватить, если расходовать горючее вот так, зря. Того, что у него останется, может хватить ровно на то, чтобы вернуться на шоссе. При ста тридцати градусах по Фаренгейту это означало бы верную смерть. - Позвольте мне вернуться назад и выключить мотор. - Назад ты не пойдешь, только вперед. А ну, шагай! - Очень вас прошу. Я дам вам большую награду. - Вперед, говорят тебе! И Муаммар Барака, которого весь мир знал как правителя этой страны, начал карабкаться вверх по крутой каменистой тропе, обдирая руки и колени. Захвативший же его человек преодолевал эти скалы безо всякого труда. В эти минуты Барака понял, что человек не только не правит землей, он ею и не владеет. Он всего лишь нечто преходящее на ее поверхности. Государства создают не пограничные столбы, их создают люди, устанавливающие и признающие определенные отношения. Его привели к небольшому костру, пламенеющему золотом в прохладной, омытой луной ночи. Человек в лохмотьях - эти люди все были в лохмотьях - сел у огня и жестом пригласил сесть президента. - Четыре года ты правишь страной, Муаммар, и вот теперь пришел сюда, объятый страхом. Так я говорю? - Да. Я ищу дорогу. - А что ты дашь нам взамен? Муаммар Барака втянул носом воздух и ощутил какой-то странный запах. В костре горели высушенные кизяки. Вокруг стоял запах человеческого кала и мочи. Президент уже успел привыкнуть к кондиционерам и душу, к автомобилям и телефону. Европейцы захватили его в плен - так надежно, как если бы он был заперт в железной клетке. Они завладели его душой, как и душами многих в этой стране. Если ему суждено выжить, он запретит и электричество, и ванночки для льда, и кондиционеры, кроме, разумеется, больниц. Там все это надо оставить. Мировое сообщество снова назовет его сумасшедшим, как было тогда, когда он ввел сухой закон, восстановил старинное наказание за кражу, заставил женщин снова носить баракан - длинную накидку, закрывающую всю фигуру и оставляющую отверстие только для одного глаза. Но хотя он ввел все это, нефтяные запасы по-прежнему тают, а люди остаются все теми же. Он, их лидер, сидит в плену на каменистом склоне в Лунных горах, которые и через сто лет, когда нефть кончится, останутся горами Геркулеса, и люди будут все так же жечь кизяки, чтобы согреть себя. - Что ты дашь нам взамен? - снова спросил оборванный старец. - Я построил вам дорогу в Даполи. Я строил ее только для вас. Теперь вам не придется тратить на такое путешествие месяцы. - Когда рабочие покрывали ее чем-то черным и гладким, нам было хорошо. Мы могли красть у них то одно, то другое. А теперь они ушли, и дорога нам стала ни к чему. - Но вы можете добраться до столицы за несколько часов! - Для этого нужна машина. - Я пришлю вам машины. - Тогда понадобится бензин, а у нас его нет. - Я пришлю вам его. - Лучше пришли нам жирных овец. - Хорошо, я пришлю вам откормленных овец. - Баранов или ярок? И сколько штук? - Несколько сот, - сказал Барака, чувствуя, как в нем закипает глухое раздражение, словно он сидит на заседании кабинета министров. - А точнее? - Триста, - отрезал Барака. - Сколько баранов и сколько ярок? - Я пришлю вам по три сотни тех и других. А теперь давайте перейдем к делу. Я ищу путь. - Где ты украдешь этих овец? - Это неважно, я куплю их. - И, памятуя о недоверчивости горцев, добавил: - Я куплю их на те деньги, которые мы выручаем за нефть, добытую из-под земли. - Выходит, ты украдешь их у земли. Мы ведь знаем тебя, Барака, как знаем и твое племя: вы никогда ничего не заработали за всю свою жизнь. Мы верим, что ты купишь нам овец - ведь это тебе ничего не будет стоить. - Сегодня ночью я получил записку, - сказал Барака, доставая из кармана листок и поднося его поближе к огню. - Здесь сказано: "Согласно пророчеству, тебе грозит смерть. Только я могу тебя спасти". - Барака поднял глаза на старца. - Только-то! О чем тебе беспокоиться, раз у тебя есть защитник? - Кто бы он ни был, я знаю одно: он беспощадно убивает людей. - Тогда считай, что тебе повезло. - Я не хочу иметь дело с человеком, который убивает людей просто так, за здорово живешь. И что это такое - смерть согласно пророчеству? - Ты сверг короля Адраса? - Да. - Он рассказывал тебе о наемном убийце-ассасине, который защищает права потомков великого халифа? - Да. - Ну так вот: пришло время заплатить за королевство, украденное у потомков великого халифа. Это старинная история, мы, горцы, знаем ее. Тем более вы, в вашей столице, где столько породистых лошадей, должны ее знать. У вас столько красивых шелков, сладких вин - вам полагалось бы знать эту легенду. Почему же вы ее не знаете? - Но это всего лишь легенда! И почему я должен платить за что-то именно теперь? - А почему бы и не теперь? Разве в том проклятии сказано, что ты должен умереть в тот самый день, когда захватишь корону? В тот самый месяц или в тот самый год? - Нет, не сказано. - Голос Бараки прозвучал тускло и невыразительно. Он помолчал, глядя на пламя костра. Почувствовав голод, он попросил, чтобы его накормили, но получил отказ. - Пророк Мухаммед никогда не жил в Лунных горах, но я дам тебе на прощание частицу его мудрости. Он говорил, и это записано в священных книгах, что тигр может быть только тигром; точно так же цыпленок может быть только цыпленком. Лишь у человека есть выбор - быть ему человеком или зверем. А теперь ступай, мы боимся оставлять тебя здесь. Ты навлечешь на нас проклятие. - Я не уйду, пока ты не объяснишь мне свои слова. - Ты встретишь смерть с Востока, но придет она с Запада. Ничто не может тебя спасти. Уходи, пока ты не навлек гибель на других. Бараку отвели к машине, двигатель которой еще работал на последних каплях бензина, заправленного в первый бак. Он развернул автомобиль и стал выезжать задом из балки, но мотор заглох. Барака открыл краник запасного бака, однако горючее не пошло; поискал электрический фонарик, но он исчез. Свет передних фар стал меркнуть. У него была слабая надежда на то, что женщины унесли из машины не все съестное, но она не оправдалась. Он выключил свет и забрался под вездеход в надежде активизировать запасной бак вручную или же откачать из него бензин в первый бак. Голова его стукнулась о стальную стенку бака, покрытую густой смазкой пополам с песком, и он свалился на землю между скалой и шасси. Раздался глухой звук. Полковник Муаммар Барака, терроризировавший развитые страны постоянным повышением цен на нефть, сам оказался без горючего. И здесь, в Лунных горах, он начал понимать, что это значит - оказаться без горючего и без тепла. Кляня на чем свет стоит людей из племени, поставивших его в такое положение, он вдруг услыхал какой-то странный голос, высокий и визгливый: - Не стоит их осуждать - они напуганы. Им явился дух, рассказавший, что тебя ожидает. Барака с трудом выбрался из-под машины и огляделся. Он увидел лишь голые скалы, залитые ярким светом полной луны. И ни души вокруг. Вдруг он услышал, как тот же голос сказал: - Ты очень глупый, Барака, совсем глупый. Неужели ты думаешь, что можно уберечься от предначертаний судьбы, прибежав назад? Повторяю еще раз: только я один могу тебя спасти. - Это ты убил моих коммандос? - Да. - Это ты потребовал выплатить пособия семьям Филбина и Мобли? - Да. - Почему ты хочешь меня охранить? - Если честно, я этого не хочу. Твоя жизнь ничего для меня не значит. Мне нужна та белая свинья, которую я жду. И еще тот, кто выдал бесценные секреты Синанджу белому человеку. Я жду их обоих. - Они из легенды? - Мы все оттуда. - Ну что ж! - заметил полковник. Он уже принял решение: надо пойти на все, заплатить любую цену, чтобы получить защиту. Легенды не обязательно сбываются. Он помедлил немного, затем сказал: - Если ты хочешь спасти мне жизнь, то, надеюсь, знаешь, как выбраться отсюда. - Конечно. Поднимись на этот холм, там ты найдешь несколько полных канистр. - Как ты здесь оказался? Где твой транспорт? - Не твое дело, чумазая харя. Ступай! - Помоги мне принести канистры. - Принесешь сам, полковник. Больше ты ни на что не годишься. Ни происхождение, ни богатство - если человек не заработал его сам - не являются мерилом его ценности, важно то, что человек научился делать. Только мастерство определяет его истинное достоинство. Ты мало что умеешь. Давай неси! Канистры были немедленно принесены. Мнимый правитель страны наполнил бак, а когда он вывел машину из балки, хрупкая фигурка скользнула в кабину и уселась рядом с ним. Посмеиваясь, человечек положил полковнику на колени его револьвер. Когда они выехали на шоссе и машина пошла плавно. Барака как следует разглядел лицо того, кто сидел рядом с ним. Это был азиат не слишком крепкого сложения. Волосы черные, прямые и длинные, улыбка почти любезная. Продолжая править одной рукой, другой Барака схватил револьвер и направил дуло в улыбающееся лицо. - Никогда не называй меня больше чумазой харей! - гневно вскричал он. - Положи свою пушку, чумазая харя. Барака нажал на спусковой крючок. Блеснуло яркое белое пламя. Когда ослепленный полковник, поморгав глазами, снова обрел способность видеть, в поле его зрения оказалось все то же улыбающееся лицо. Каким-то непонятным образом Барака промахнулся. - Я кому велел положить оружие, чумазая харя? - Пожалуйста, не зови меня так. - Вот это другой разговор. Теперь я подумаю. А тебе тоже следует знать имя своего нового хозяина. Меня зовут Нуич. Ты будешь приманкой в моей мышеловке. Ты и нефть твоего дикого народа. Она очень важна, гораздо важнее, чем ты сам. - Так что с нефтью? - спросил Барака. - С завтрашнего дня ты ее отключишь. Больше ты ее продавать не будешь. ГЛАВА ВОСЬМАЯ Послеполуденные развлечения Чиуна - просматривание излюбленных "мыльных опер" - наконец закончились. Он неспешно встал с ковра, где сидел в позе лотоса, столь же плавно повернулся и посмотрел в сторону задней стены гостиничного номера, где Римо выполнял свои упражнения. По всегдашней привычке Чиун оставил телевизор включенным. Выключать его - дело слуг, на роль которых подходят китайцы и ученики. Римо выключит, когда освободится. Ученик стоял вниз головой у задней стены, не касаясь ее. Ноги были обращены к потолку, руки разведены в стороны. Он удерживал свое тело на двух указательных пальцах. Неловким движением он поднял голову и посмотрел на наставника. - Как считаешь, Чиун? Сойдет? - Попробуй стать на один палец, - сказал учитель. Римо осторожно переместил центр тяжести таким образом, чтобы его тело опиралось на правый указательный палец; потом оторвал левую руку от пола. - Ха-ха! - торжествующе закричал он. - Что ты об этом скажешь, папочка? - У вас есть циркач, который тоже умеет это делать. А теперь - подскоки. - Какие еще подскоки? - Попробуй подскакивать на пальце. - Хорошо. Как тебе будет угодно. Римо напряг сухожилия на запястье, потом немного ослабил напряжение. Его тело чуть-чуть опустилось на пальце. Тогда он резко напряг сухожилия до предела. Внезапное это движение приподняло его тело на несколько дюймов над полом. Он проделал это еще раз, и еще, все время убыстряя темп. На четвертой попытке сила инерции движения, направленного вверх, оторвала его указательный палец примерно на дюйм от пола. Он снова опустился на этот палец, но слегка покачнулся, благодаря чему центр тяжести сместился и равновесие было нарушено. Его ступни ударились о стену и отскочили; сгруппировавшись, он мягко упал на ковер. Римо кинул смущенный взгляд в сторону Чиуна, но тот сидел к нему спиной, снова уставившись в экран телевизора. - Я упал, - сказал ему Римо. - Тсс!.. - оборвал его Чиун. - Подумаешь, важность. - Но у меня не получилось. Что я сделал не так? - Не мешай, - сказал Чиун. - Я должен это послушать. Римо поднялся на ноги и подошел к наставнику, чье внимание было поглощено программой новостей. Бесстрастный голос диктора вещал: "Комментируя прекращение поставок нефти в Соединенные Штаты, президент Барака назвал это реакцией Лобинии на непрекращающуюся поддержку Израиля Соединенными Штатами". Чиун взглянул на Римо. - Кто такой этот Барака? - Не знаю толком. Кажется, президент Лобинии или что-то в этом роде. - А что с королем Адрасом? - Адрас, Адрас... - Римо наморщил лоб. - Ах да! Его свергли. Барака занял его место. - Когда? - требовательно спросил Чиун. Римо передернул плечами. - Три... нет, четыре года тому назад. - Тьфу, птичье дерьмо!.. - выругался Чиун. Его рука метнулась к телевизору и резко нажала на выключатель. Затем Чиун обратил на Римо светло-карие пылающие гневом глаза. - Почему же ты мне ничего не сказал? - О чем? - Об этом Бараке. О короле Адрасе. - А что я должен был тебе сказать? - удивился Римо. - Что Барака сверг короля. - Чиун смотрел на ученика, не находя слов от возмущения. - Ну ничего, - сказал он наконец. - Как я понимаю, мне придется все делать самому. Разве можно положиться в чем-нибудь на бледный лоскут свиного уха? Никто мне ничего не рассказывает. Пусть будет так - я и сам прекрасно со всем справлюсь. Он повернулся и отошел от Римо. - Можешь ты мне сказать, что все это значит? - спросил Римо. - Тихо! Укладывай свои вещи, мы едем. - Но куда? Не мешало бы и мне знать. - В Лобинию. - Зачем? - У меня там дело. Но ты не беспокойся, я не собираюсь просить у тебя помощи. Я сделаю это сам. Я уже привык все делать сам. Он повернулся и вышел в другую комнату, оставив Римо в полном недоумении. - О Господи! Спаси нас и помилуй, - повторил он несколько раз. Тридцать шесть часов спустя Римо уже сидел напротив доктора Смита в машине с кондиционером на парковочной стоянке в международном аэропорту имени Джона Кеннеди, где владельцы грузовых самолетов подсчитывали теперь не украденные капиталы, а законные прибыли. У Римо была с собой небольшая дорожная сумка с надписью "Эйр Франс". Он посмотрел на часы. - Я не давал вам распоряжения лететь на Восток, Римо, - говорил Смит. - Мы должны были встретиться на Побережье. - Но я уже был в пути, улетаю за пределы страны. - Сейчас не время для отпуска, Римо. Дело, связанное с нефтью, очень серьезное. Примерно через месяц наша страна будет испытывать такой дефицит горючего, что может развалиться вся экономика. Римо выглянул из окна машины и посмотрел на самолет. - Я многого не понимаю, Римо. Нам не удается ни за что зацепиться. Это только предчувствие, но мне кажется, что за убийствами ученых стоит Барака либо одна из наших нефтяных компаний. Римо наблюдал, как волны горячего воздуха, выходящие из задней части реактивного самолета, искажают ландшафт за широкой летной полосой. - Да, - продолжал между тем Смит. - Я не удивлюсь, если окажется, что здесь замешана "Оксоноко". Вы когда-нибудь слышали это название? - Он сделал паузу, но ответа не получил. - Римо, я задал вам вопрос: вы слышали когда-нибудь о компании "Оксоноко ойл"? - Спросите меня, водил ли я когда-нибудь автомобиль. - Великолепно. Как я уже сказал, я не знаю, кто именно - Барака или эта компания, - но я чувствую, что кто-нибудь из них. - Что вы сказали? - рассеянно переспросил Римо. - Я говорю, что кто-нибудь из них стоит за убийствами американских ученых, которые занимаются нефтью. - Ах, вы об этом... - сказал Римо. - Можете не беспокоиться, я знаю, кто за ними стоит. Смит был ошарашен. - Вы знаете? Кто же? Римо покачал головой. - Если я скажу, вы мне не поверите. - Он наблюдал, как поднимается в воздух другой самолет. - У вас все? Я хочу успеть на посадку. - О чем, черт возьми, вы говорите, Римо? Вам надо выполнять задание. Римо посмотрел на Смита и сказал: - У вас плохо с нервами, Смитти. Приходите сюда и заводите разговоры: может, то, а может, се. А что, если эти покушения организовали марсиане? - Как вы додумались до такого? - удивился Смит. - Если не найдем новых источников энергии в самом ближайшем будущем, у нас не останется горючего для ракет и нам поневоле придется перестать загрязнять космос. Нет, определенно это марсиане. Я займусь ими в начале марта. С этими словами Римо вылез из машины и направился в зал для посадки. Смит последовал за ним, однако вне машины ему пришлось говорить с оглядкой. Римо было все равно - его взгляд рассеянно блуждал где-то поверх Скалистых гор. Здесь ему открылась простая истина: он работает на Смита и его организацию не потому, что имеет моральное превосходство над своими противниками; он делает это потому, что должен это делать. Чиун заключал много контрактов в своей жизни, а он, Римо, может себе позволить один-единственный, потому что так надо. Он это понял, глядя на горы. Он никогда не станет таким, как Мастер Синанджу, потому что он не Чиун. Он, Римо, - человек, который может быть только тем, чем он может быть. Точно так же Чиун есть Чиун. А Смит продолжал молоть вздор: - Это - приоритетная задача, Римо. Положение критическое. Римо перескочил на тротуар, запыхавшийся Смит еле нагнал его. Большая группа хмурых людей - и молодых, и таких, кому уже далеко за сорок, - торжественно проследовала в здание аэропорта. На некоторых девушках были просторные блузы без рукавов, на парнях - широкие мятые брюки и спортивные рубашки или же форменные костюмы. У некоторых были значки с надписью: "Третий международный Конгресс молодежи". Римо удивляло большое количество сорокалетних юношей, которые шли во главе этой маленькой армии, прокладывавшей себе путь в здание вокзала. - Мы не можем разговаривать здесь, - возопил Смит. - Вот и хорошо, - сказал Римо, которого это вполне устраивало. - Давайте пойдем обратно в машину. - Давайте не пойдем. Они вошли в здание вокзала. Чиун был уже там. Он удобно устроился на круглой дорожной подушке в окружении своих сундуков, аккуратно расставленных вокруг него. Каждый раз, когда кто-нибудь нечаянно или по небрежности задевал одно из ярко разрисованных сокровищ, тут же слышался короткий крик боли, и пострадавший уходил, хромая, - казалось, его пребольно ужалила в икру пчела. Чиун сидел с невинным видом и как ни в чем не бывало: его длинные руки двигались так молниеносно, что никто этого не замечал. Мастеру Синанджу очень не нравилось, когда кто-то задерживался у его добра. - Рад видеть вас здесь, Чиун, - сказал Смит. - Никак не могу убедить вашего подопечного остаться. - Он кивнул головой на Римо, который с равнодушным видом стоял рядом с ними, наблюдая за участниками Третьего международного Конгресса молодежи. - Убеждать несведущего человека - все равно что возводить здание на песке, - сказал Чиун. Затем он рассыпался в изъявлениях верности и преданности Дома Синанджу императору Смиту. Но когда Смит повторил, что хочет от наставника, чтобы тот уговорил Римо остаться в Америке и выполнить задание КЮРЕ, Чиун извинился: он плохо понимает по-английски. Единственное, что всегда получалось у него хорошо, так это слова: "Хвала императору Смиту!" Его английский так и не улучшился, пока они шли до "Боинга-747", на широких белых боках которого голубой краской были выведены буквы "Эйр Франс". Чиун лично проследил за погрузкой четырнадцати мест своего багажа, то суля большое вознаграждение, то угрожая всеми земными карами, если только его драгоценные сундуки пострадают. - Не разрешайте ему ехать! - кричал Смит Чиуну, который семенил вокруг сундуков в своем желтом халате, развевающемся, точно флаг на ветру. - Хвала императору Смиту! - произнес Чиун, направляясь к трапу. Оттесненный довольно бесцеремонно нахлынувшей толпой участников Третьего международного Конгресса молодежи, Смит повернулся и оказался лицом к лицу с Римо. - Римо, вы обязаны выполнить это задание! Оно не терпит отлагательств, - сказал Смит. Римо прищурился, будто видел своего собеседника впервые. - Послушайте, Смитти. Я знаю, кто стоит за теми убийствами. - Тогда почему вам не направиться за ним? Почему вы уезжаете отдыхать? - Во-первых, я уезжаю не отдыхать, а во-вторых, мне не надо его искать. Он сам меня найдет, где бы я ни был. До свидания. Смит бросился к справочному бюро. - Куда направляется этот самолет? - спросил он клерка. - Официально - в Париж. Прямые полеты в Лобинию не разрешаются. - Но он летит именно туда? Клерк понимающе улыбнулся. Смиту стало легче. Должно быть, Римо что-то знает, иначе зачем бы ему лететь в Лобинию? Убийцы, наверное, были наняты Баракой. Он уже вышел было наружу, довольный полученной информацией, но вдруг повернул назад. - Могу я ознакомиться со списком пассажиров? - спросил он у клерка. - Разумеется, сэр. - Клерк протянул ему список. Смит заметно успокоился, когда узнал о местонахождении самолета. Когда же он просмотрел список пассажиров, лицо его озарилось улыбкой, что случалось очень и очень редко. Внизу, в самом конце списка, значилось хорошо известное ему имя: Клайтон Клогг, президент компании "Оксоноко ойл". ГЛАВА ДЕВЯТАЯ - Хочу, чтобы на нас напали воздушные пираты и украли вместе с самолетом! - Девушке, сидевшей рядом с Римо, приходилось кричать, чтобы перекрыть шум моторов. При этом у нее колыхались торчащие под тонкой белой рубашкой груди. - А вы хотите? - Зачем? - сказал Римо, смотревший мимо головы Чиуна в окно. Чиун непременно захотел сесть у окна: если вдруг оторвется крыло, надо вовремя уследить за этим, чтобы успеть вознести молитвы предкам. - Для меня это единственный выход, - пожаловался он. - Если же я буду ожидать, чтобы ты сообщил мне о чем-нибудь, я никогда ничего не узнаю. - Тьфу, пропасть! - проворчал Римо. - Я же не представлял, что тебя интересует Лобиния. Откуда мне может быть известно, что тысячу лет назад Дом Синанджу заключил с кем-то какой-то контракт? Сделай одолжение, запиши, с кем у вас имеются соглашения, а я найму классных ищеек, чтобы следить за ними. - Теперь уже поздно раздавать глупые обещания и оправдываться, - сказал Чиун. - Я понял, что придется всем заниматься самому. Первое, что он сделал, придя к этому выводу, было решение занять место не иначе как у окна, где он и сидел теперь, не отводя напряженного взора от крыльев воздушного лайнера, которые, на взгляд Римо, и не думали падать. - Зачем вам понадобились воздушные пираты? - снова спросил Римо, повысив голос, чтобы быть услышанным за шумом моторов и звуками музыки, доносившейся вместе с громкими криками из носовой части самолета. - Это безумно интересно! - сказала девушка. - Мы ведь и сами собираемся сделать что-то реальное. Принять участие, так сказать. - Участие в чем? - не понял Римо. - В борьбе за освобождение Третьего мира. Вы что, никогда о нем не слышали? Палестинские беженцы... Они хотят вернуть свою землю, отнятую у них империалистами, грязными сионистскими свиньями. Будь они прокляты, иудействующие подонки! Вы знаете, ведь они забрали у палестинцев лучшие земли: леса, озера, плодородные поля... - Насколько я знаю, - сказал Римо, - когда Израиль получил эти земли, там был только песок. Его и сейчас там хватает. Почему бы беженцам не взять себе свой кусок пустыни и не вырастить там что-нибудь? - Все ясно - вы заражены этой свинячьей сионистской пропагандой. Деревья там были. Каждый, кто думает иначе, подкуплен ЦРУ. Давайте познакомимся: меня зовут Джесси Дженкинс. А вас? - Римо. - А фамилия? - Гольдберг. Девушка, похоже, пропустила мимо ушей еврейскую фамилию. - Зачем вы летите в Лобинию? Вы придете на Конгресс молодежи? - Не знаю, - сказал Римо. - Надо заглянуть в свою программу. Помнится, в понедельник, с двух до четырех, у меня поездка в пустыню. Во вторник весь день - осмотр песков. В среду надо бы посмотреть на дерево, имеющееся в Лобинии. В четверг - дюны... Не думаю, что у меня будет свободное время. В Лобинии полно всяких достопримечательностей, особенно если вы любите песок. - Нет, кроме шуток, вы должны прийти на наш форум. Это будет потрясающе: молодежь всего мира съедется в Лобинию, чтобы нанести сокрушительный удар по империализму. Чтобы сообща поднять голос в защиту мира во всем мире, - А начать вы хотите, конечно, с разгрома Израиля? - спросил Римо. - Конечно! - раздался поблизости мужской голос. Римо впервые отвернулся от окна, чтобы взглянуть на того, кто говорит. Попутно его глаза задержались на девушке. Это была негритянка с характерным разрезом глаз, с гладкой, лоснящейся кожей, черной, как антрацит. Черты лица у нее были тонкие и изящные. Девушка была красива, несмотря на темный цвет кожи. Немного позади них по другую сторону прохода сидел мужчина, вмешавшийся в их разговор. На нем был темный комбинезон и тенниска не первой свежести, вокруг шеи - черно-белый воротничок католического священника. Он выглядит как белая пародия на зомби, подумал Римо. - Вы что-то сказали, монсеньор? - Я не монсеньор, а всего-навсего парижский аббат. Отец Гарриган. Я пострадал... - Это ужасно! - перебил его Римо. - Никто не должен страдать. - Я пострадал от рук тех реакционных элементов в нашей церкви и в нашем обществе, которые призывают к кровопролитию. Гнусные поджигатели войны! - Как, например, Израиль? - Вы правы, - сказал отец Гарриган, опуская очи долу с тем грустным выражением, которое, вероятно, выработалось у него благодаря постоянному чувству жалости к себе. - Ох, уж эти мне сионистские свиньи! Я хотел бы сжечь их всех заживо. - Кто-то уже пытался это сделать, - напомнил Римо. - Разве? - удивился отец Гарриган, как если бы он никогда не слышал о ком-то, у кого хватило дерзости украсть его - и только его - идею. - Кто бы он ни был, но если бы он довел это дело до конца, у нас не было бы сейчас никаких проблем. - Я горячо сочувствую тем двумстам миллионам арабов, которых обидели три миллиона евреев, - сказал Римо. - Чертовски верно! - подхватил отец Гарриган. - Этот узел нельзя развязать без кровопролития. - Он так энергично закивал головой, что его седые локоны выбились из-под шапочки и упали на лоб. Он отвел свои светло-голубые глаза от Римо и посмотрел в носовую часть самолета, где делегаты Конгресса молодежи развлекали друг друга в проходах между рядами кресел под звуки единственной расстроенной гитары. Римо повернулся к Джесси Дженкинс и внимательно ее оглядел. На вид ей было где-то около тридцати. - Пожалуй, вам уже немного поздновато путешествовать в такой компании, - сказал он. - Говорят, женщине столько лет, на сколько она себя чувствует, а я чувствую себя юной. О, как мне хочется, чтобы нас украли! - На это нет ни малейшего шанса. - Почему? - Как почему? Если бы даже воздушные пираты ограбили всех в этом салоне, они не набрали бы и двадцати центов. А если бы они потребовали за нас выкуп, их подняли бы на смех. Воздушные пираты слишком умны, чтобы захватывать наш лайнер: весь список пассажиров не стоит таких трудов. Негритянка наклонилась ближе к Римо. - В хвостовой части салона сидит человек, который кой-чего стоит. - В самом деле? - Да. Его зовут Клайтон Клогг. Он - президент "Оксоноко". "Оксоноко"... Римо где-то слышал это название. Точно. От Смита. Смит считает, что "Оксоноко" может быть замешана в убийствах ученых. Римо уже собирался обернуться и посмотреть на Клайтона Клогга, когда Джесси спросила: - А вы так и не сказали мне, почему вы летите в Лобинию. - Хочу поставить в известность полковника Бараку, что я нашел заменитель нефти. - Заменитель нефти? - Девушка была заинтригована. - Может быть, он захочет купить его у меня, - продолжал Римо. - А если не купит, я продам его Западу, и весь этот нефтяной шантаж провалится. - Я не знала, что существуют заменители нефти. - Их и не было, пока я не изобрел один. Можете пойти и узнать у своего приятеля Клогга. Скажите ему, что я нашел заменитель нефти. Посмотрите тогда, что будет. - Кажется, я так и сделаю. - Она поднялась с кресла и пошла в хвостовую часть лайнера. Там посреди трех пустых кресел сидел толстый мужчина со свиноподобным лицом, курносым носом и широкими ноздрями. Он чувствовал себя явно неуютно в подобном окружении. Римо хотелось понаблюдать за реакцией Клогга, затем он решил, что лучше, пожалуй, рассматривать левое крыло самолета. - Я все решил, - произнес Чиун. - Крыло пока держится. Все в порядке, - заверил его Римо. Старец посмотрел на своего ученика уничтожающим взглядом. - Что ты сказал?! - Ничего, папочка, считай, что я ничего не говорил. Забудь об этом. - Я уже забыл. Не стоит обращать внимания на всякую чепуху. Послушай, я все обдумал. Я поговорю с этим Баракой и предложу ему вернуть корону добром, пока не поздно. - Но почему? Это на тебя не похоже. - Еще как похоже. Так поступают все здравомыслящие люди. Надо избегать насилия, где это возможно. Если мне удастся уговорить его вернуть трон высокочтимому королю Адрасу, тогда Барака сможет спокойно уйти и жить с миром. Кроткое, почти нежное выражение лица Чиуна насторожило Римо. - Скажи мне честно, Чиун. Адрас тебе должен? - Ну, не совсем так... Один из его предков не уплатил нам сполна. - Значит, у Дома Синанджу нет с ним контракта? - Конечно, есть. Платеж лишь отсрочен - контракты ведь не теряют силы. Тот его предок, наверное, собирался уплатить, но не успел. Редко кто заставляет ждать Дом Синанджу. - Еще бы! - сказал Римо. Отец Гарриган расслышал только последний слог из произнесенной Чиуном фразы.* * Игра слов. Последний слог снова "синанджу" произносится как английское слово "Jew", означающее "еврей". - Евреи! Презренные евреи! - заблажил он. - Их надо всех сжечь! - Не обращай на него внимания, - сказал Чиун. - Никакой он не святой человек. А с Баракой я сначала поговорю. - Ты уверен, что тебя к нему пустят? - Я не продавец зубных щеток, - надменно проговорил Чиун. - Я - Мастер Синанджу. Он примет меня. - И хорошо сделает. - Да уж, конечно. Чиун вновь уставился на правое крыло лайнера, а Римо посмотрел через плечо на Джесси Дженкинс, идущую вдоль салона к Клайтону Клоггу. Вот она подошла и легко скользнула в пустое кресло рядом с президентом "Оксоноко". Клогг неприязненно взглянул на девушку. Его широкие ноздри еще больше расширились. - Прошу прощения, это место занято, - сказал он. - Кем? - спросила Джесси. - Им пользуюсь я, - гнусаво проговорил он. - Сейчас вы им не пользуетесь. Я посижу в нем, пока оно вам не понадобится. - Если вы не освободите мое кресло, я позову стюардессу, - сказал Клогг. - В чем дело, господин хозяин-крупной-нефтянойкомпании? Разве я недостаточно хороша, чтобы посидеть в вашем кресле? - Считайте, что так. - Видите ли, мистер Клогг, мне кажется, пассажирам этого лайнера будет интересно узнать, что вы - президент "Оксоноко", компании кровососов. Эта угроза испугала Клогга, считавшего, что он путешествует инкогнито. - Ладно уж, - сказал он примирительным тоном. - Сидите, если вам так нравится. - Благодарю вас, я посижу. А теперь расскажите мне, зачем вы летите в Лобинию и что собой представляет нефтяной бизнес. Проигнорировав ее первый вопрос, Клогг целых десять минут потратил на второй. Он очень подробно объяснил, почему его компания, как и все прочие нефтяные компании, является настоящим благодетелем, слугой народа и как выиграет мировое сообщество, если все люди враз поймут, кто их истинные друзья. Джесси слушала эту лекцию с улыбкой на лице и время от времени хихикая. Наконец она спросила: - Что вы предполагаете делать теперь, когда Лобиния прекратила продажу нефти Америке, а остальные арабские страны собираются последовать ее примеру? - Мы планируем развернуть широкий фронт работ по разведке и освоению крупных месторождений нефти. Компания выполнит свои обязанности но обеспечению энергоносителями нашей процветающей, постоянно развивающейся страны в этом процветающем, постоянно развивающемся мире. - Все это чудесно, - сказала Джесси. - Но у вас уйдет пять лет на то, чтобы найти нефть, и еще три года, чтобы наладить ее добычу. А что же вы собираетесь делать эти восемь лет? Заправлять лампы тюленьим жиром? Клогг с уважением посмотрел на девушку. Вопрос попал в точку, чего он никак не ожидал от взбалмошной, сексуально озабоченной темнокожей революционерки, не носившей бюстгальтера. - Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы продолжать поставки горючего. - И повысите цены, так что нефть пойдет тем, у кого толстый кошелек. Клогг пожал плечами. - У нас свободный рынок, как вам известно, - сказал он. Джесси снова хихикнула. - Видите вон того человека? - Она указала на Римо. - Вам имеет смысл с ним познакомиться. - Почему? - Его зовут Римо Гольдберг. Он изобрел заменитель нефти. - Таковых не бывает. Нефть заменить нельзя. - Было нельзя, а теперь можно. - А что он собирается делать в Лобинии? - Он хочет продать изобретение Бараке. А если тот откажется, он предложит его Западу. - Это интересно, - сказал Клогг, глядя в затылок Римо долгим и упорным взглядом, будто пытаясь убедить самого себя, что это и впрямь интересно. Джесси Дженкинс покинула захваченное с бою кресло и направилась в носовую часть самолета. Убедившись, что место девушки свободно, Клогг приблизился к Римо и тяжело плюхнулся в пустующее кресло Джесси. Римо вопросительно на него посмотрел. - Власть должна принадлежать народу, - сказал Клогг. - Какому народу? - А на стороне какого народа вы сами? - На стороне всего народа. - Власть и должна принадлежать всему народу. Вы - ученый, как я понимаю? - Верно, - сказал Римо. Рядом с ним сидел человек, которого Смит считал ответственным за убийство ученых в Штатах. "Это маловероятно, - подумал Римо. - У профессиональных убийц не бывает носов, похожих на поросячьи пятачки". - Занимаетесь нефтью, я полагаю? - Угадали, - подтвердил Римо. - Я работаю над заменителем нефти. - Где вы служите? - Теперь нигде. Я веду исследования за свой счет. - Ну и как получается? - Отлично. Я нашел замену нефти. - Удивительно, - сказал Клогг. - Видите ли, я не слишком разбираюсь в нефти, но это, должно быть, очень заманчиво. Из чего вы делаете свой заменитель? - Из мусора. - Простите, как вы сказали? - Из мусора, - повторил Римо. - Пищевые отходы, падаль, ветки, щепки - все, что выбрасывают из урн по вторникам и пятницам везде, кроме Нью-Йорка, где мусороуборочная машина появляется, дай бог, раз в году. - Это немыслимо, - сказал Клогг. - Я не верю. - И тем не менее это так, - сказал Римо, стараясь припомнить объяснения Смита. - Что такое, в сущности, нефть? Останки животных, остатки растений, разложившиеся под большим давлением. А из чего состоит мусор? По большей части из того же самого. Я нашел простой и дешевый способ создавать нужное давление и превращать отбросы в нефть. - Это крайне интересно, мистер Гольдберг. Я слыхал о подобных экспериментах. - Да, кое-кто этим занимался. Но большинство из них уже мертвы. - Очень жаль, - сказал Клогг. - Конечно, - согласился Римо. - Евреев надо убивать, всех без исключения, - пробормотал позади них отец Гарриган и бросил себе в рот пилюлю. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ - Так вы получили его? - спросил Барака у министра транспорта. - Да, сэр, получил. Это было не так уж и трудно. Я позвонил во французское посольство, а они связались с Парижем; оттуда запросили аэропорт, и уже из аэропорта направили список пассажиров в посольство. Я потребовал доставить его лично мне: я им не мальчик, чтобы стоять и ждать, пока они примут соответствующее решение - я исполняю личное поручение великого Бараки. - Хватит! - загремел полковник. - Мне неинтересно слушать про вашу гениальную тактику, которую вы употребили, чтобы перехитрить французское правительство и получить список пассажиров авиалайнера. Вам не пришло в голову просто-напросто позвонить в аэропорт и попросить, чтобы вам прочитали этот список? - А если бы они отказали? - Прочь с моих глаз! - взревел Барака. - Вон отсюда! Министр направился к двери. - Оставь список, кретин! - прорычал полковник. - Да, сэр конечно, сэр, - засуетился министр, не понимая, чем он мог так рассердить президента. Поспешно вернувшись к столу, он положил бумагу, отдал честь и начал пятиться к двери, не сводя глаз с полковника. Что, как тому вздумается выхватить револьвер и пальнуть в него? Барака подождал, пока за ним закроется массивная дверь, и нажал маленькую красную кнопку. Тяжелый металлический засов, вделанный в косяк, медленно вошел в паз, выдолбленный в торце двери. Над ней автоматически зажегся красный свет, сигнализирующий секретарше Бараки, лобинийке, о том, что глава государства занят и никто, решительно никто, независимо от важности вопроса, не должен его беспокоить - под страхом смерти. Барака проявил чудеса упорства и настойчивости, приучая секретаршу к порядку. Поистине ему можно воздвигнуть за это памятник. Сначала он приказал установить только красную лампочку. В день вступления в должность он нажал на кнопку - знак того, что он занят, - но уже через три минуты секретарша была в кабинете. Он мягко попенял ей, напомнив, что его нельзя беспокоить, когда горит красная лампочка; она сказала, что не заметила ее. Он попросил секретаршу, прежде чем войти к нему, обращать внимание, горит или нет над дверью красный свет. В тот день она врывалась в его кабинет еще дважды, полностью проигнорировав его просьбу. В другой раз Барака предупредил ее, что она проведет остаток жизни в борделе, обслуживая кобелей, если не научится замечать красную лампочку. Она, видать, сочла это пустой угрозой, так как начала следующее утро с прохода на красный свет. В ответ Барака всадил ей пулю в мягкую часть левой икры. Она вышла на работу через две недели с забинтованной ногой. В тот день Барака приехал в офис раньше нее. Услышав в приемной шаги секретарши, он нажал на кнопку и стал ждать. Через пять минут она проковыляла в его кабинет с кипой бумаг в руках. Тяжело вздохнув. Барака позвонил дворцовому электрику и велел срочно установить засов. Электрик обещал лично проследить за этим. Засов был установлен ровно через шесть недель. Это был новый рекорд для Лобинии, потому что красный свет над дверью делали четыре месяца... Барака услышал, как задвинулся засов. Дверь была надежно заперта. Немного погодя открылась боковая дверь, и вошел маленький азиат Нуич. - Список у меня, - предупредительно сказал полковник человеку, все еще внушавшему ему ужас. - Я знаю. - Голос Нуича прозвучал спокойно, без угроз, что вполне соответствовало его строгому черному костюму, белой рубашке и полосатому галстуку. - Я дал поручение министру транспорта, - пояснил Барака. - Мне нет дела до того, как ты его достал. - Нуич уселся на кушетку у задней стены кабинета. - Давай его сюда, чумазая харя, да поживей! Барака поспешно вскочил с места и чуть не вприпрыжку побежал к кушетке, держа список перед собой, точно это было подношение разгневанному божеству. Ни слова не говоря, Нуич выхватил у него бумагу и быстро ее просмотрел. - Ага, вот! - сказал он, усмехнувшись. - Вы кого-нибудь ищете? - Да, ищу. Вот они оба: мистер Парк и Римо Гольдберг. - Гольдберг? Что делать в Лобинии человеку с такой фамилией? - Не беспокойтесь, - сказал Нуич. - На самом деле у него другая фамилия. Он не представляет угрозы для чистоты лобинийской крови, - презрительно добавил он, снова просматривая список. - А что собой представляют другие пассажиры? - Одного из них зовут Клогг. Он президент нефтяной компании "Оксоноко". Остальные - делегаты Третьего международного Конгресса молодежи. Законченные кретины. - Чего хочет этот Клогг? - Не знаю. Можно предположить, что он собирается вести переговоры о снятии эмбарго на поставки нефти. А подлинной целью его приезда могут быть малолетние мальчики в наших борделях. На лице Нуича отразилось омерзение. - А эти делегаты на Конгресс? - Они ничего собой не представляют, - сказал Барака. - Обычное дело для Соединенных Штатов. Богатые, раскормленные и избалованные, с комплексом вины за то, что не все на земле знают вкус устриц. Они наделают много шума и примут резолюции, осуждающие Израиль и Запад. Если кому-то очень повезет, его изобьют на наших улицах, и они будут счастливы, потому что это станет неопровержимым доказательством того, что они поистине бесценные создания, обреченные на хулу и поношение всего мира. - Вы разрешите им свободно передвигаться но стране? - Ну нет, клянусь бородой пророка, - сказал Барака. - Я буду держать их взаперти. Охрана получила указание не церемониться с ними. Им это понравится. - Почему? - не понял Нуич. Барака пожал плечами. - Они тратят свои жизни на то, чтобы продемонстрировать собственную значимость. А солдаты помогают им в этом. Они благодарны солдатам. Они улыбаются в черные глаза. Они громко смеются при виде собственной крови. Я думаю, они благодарны и за сломанные кости - это что-то вроде полового извращения. - Знаешь, Барака, ты вовсе не такой глупец, каким иногда кажешься. - Спасибо. Будут какие-нибудь распоряжения относительно тех двоих? - Никаких! - быстро и твердо сказал Нуич. - У тебя не хватит для них солдат. Я займусь ими сам, когда придет время. - Они из легенды? - Да. Не трогай их. - Как вам будет угодно. - Верно, - согласился Нуич. - И запомни это: как будет угодно мне. Когда самолет компании "Эйр Франс" совершил посадку, у трапа выстроились вооруженные охранники. - Смотри, карабины! - удивился один из делегатов Третьего международного Конгресса молодежи. - Настоящие! Совершенно настоящие! Он спускался первым. При виде четырнадцати солдат, образовавших коридор для прохода пассажиров, молодой человек усмехнулся и сунул палец в дуло карабина. Стоявший рядом охранник шагнул вперед и с размаху ударил юношу прикладом прямо в челюсть. Тот упал на землю. По подбородку потекла кровь. Охранник занял свое место в ряду, даже не взглянув на раненого и не издав ни звука. Между двумя рядами солдат к трапу прошел молодой армейский капитан. - Я - советник по культурным связям, - заявил он. - Вы все пойдете со мной. Кто не подчинится, будет пристрелен. - Ну и дела! Вы такое видели? - обратился темнокожий юноша к девушке с прыщеватым лицом и прямыми темными волосами, стоявшей рядом с ним на верхней ступеньке трапа. - Так ему и надо! Он получил то, что заслужил. Я убеждена, великий лобинийский народ знает, что делает. Мы абсолютно не знакомы со здешними порядками и потому должны беспрекословно подчиняться. Юноши кивнул в знак согласия. Разве поспоришь с девушкой, которая, еще учась в нью-йоркском колледже, была избрана председателем Комитета по гласности, президентом Ассоциации защиты животных, заместителем председателя организации по борьбе с фашизмом, была видным деятелем в Комитете борьбы за рассекречивание действий правительства, а также в специальном отделе в администрации президента, занимающимся военными преступлениями. Четырнадцать раз она пикетировала Белый дом и Капитолий, много раз втыкала цветы в оружейные дула солдат, получая в ответ всего лишь сердитые взгляды. И всем этим она занималась совершенно всерьез - у нее не было времени на юмор. Сейчас она прилетела в Лобинию, чтобы на личном примере показать американцам, какими бы они тоже могли стать, если бы действительно этого захотели. Молодежь сбежала по трапу и зашагала между двумя рядами солдат, едва не наступая на пятки советнику по культурным связям. Избитый юноша поднялся на ноги и потащился в хвосте колонны. Последним вышли отец Гарриган, Клогг и Римо с Чиуном. Отец Гарриган задержался на верхней ступеньке трапа и принял эффектную позу, воздев руки к небу: - Благодарю тебя, Создатель, что ты сподобил меня ступить перед смертью на свободную землю Лобинии. Ты слышишь меня, Господи? Я с тобой говорю! Услыхав его вопли, солдаты, стаявшие у последней ступеньки, вскинули карабины и направили их на аббата. Римо втолкнул Чиуна обратно в салон. - Подождем здесь, пока этот проповедник спустится вниз или пока его не убьют. Наконец отец Гарриган, успевший еще раз громко и витиевато воззвать к Господу Богу, требуя его безраздельного внимания к своей особе, сошел по ступеням трапа. Римо стоял в дверях, наблюдая за ним. Если бы отец Гарриган носил соломенную шляпу, он походил бы на Страшилу из детской книжки "Волшебник из страны Оз".* * Одна из известных сказочных повестей американского писателя Фрэнка Баума (1856 - 1919), по мотивам которой А. Волков написал книгу "Волшебник Изумрудного города". Наконец Римо и Чиун покинули самолет. Клогг вышел последним. Внизу все еще стояла охрана, построившаяся в два ряда, по семь солдат в каждом. К трапу подошел еще один офицер в униформе, его лицо расплылось в неудержимой улыбке. - Мистер Клогг! - воскликнул он. - Я почитаю одной из приятнейших обязанностей министра энергетики поздравить вас с прибытием. Вы у нас такой редкий гость!.. - Да, да, да! - нетерпеливо перебил его Клогг. - Пошли. После такой шумной поездки мои нервы на пределе. - Охотно верю, - сказал министр. Он взял Клогга под руку, и они повернулись уходить. - А как же мы? - окликнул их Римо. - Я полагаю, вы присоединитесь к своим. - Министр показал рукой на группу из семидесяти делегатов Всемирного конгресса молодежи. - Страже, я думаю, уже надоело здесь стоять. Он кивнул им и повел Клогга к лимузину, стоявшему у края посадочной площадки. Римо пожал плечами. - Ну что ж, пойдем, папочка. Нам не остается ничего другого. - А как же мой багаж? - Его привезут позднее. Должно быть, у них есть специальная служба доставки. - Оглянись вокруг, Римо, а потом повтори то, что ты сказал. Ты же знаешь: здесь нет ничего специального. - Но не можем же мы стоять тут целые сутки! - А мы и не будем стоять. Чиун отстранил Римо, легко сбежал но трапу и приблизился к первому охраннику в правом ряду. - Кто здесь главный? - строго спросил он. Охранник смотрел прямо перед собой и молчал. - Отвечай, когда тебя спрашивают, нефтяная клякса! - приказал Чиун. Рядом стоявший солдат вышел вперед, как он сделал незадолго перед этим в случае с не в меру шаловливым юношей, аккуратно, не торопясь, снял с плеча карабин, ухватил его левой рукой за дуло, а правой послал приклад вперед, метя Чиуну в лицо. Однако на этот раз приклад не достиг цели. Тонкая, хрупкая с виду рука Чиуна перехватила деревянное ложе, оно с глухим стуком упало на размягченный гудрон дорожки и осталось лежать на ней. Охранник изумленно взирал на оставшийся в его руке металлический ствол. Чиун шагнул к охраннику, протянул руку и положил ее на его левое плечо. Солдат открыл рот, чтобы закричать. Чиун слегка пошевелил пальцами, и охранник понял, что не может издать ни звука. - Я повторю тебе свой вопрос, но только один раз. Кто здесь главный? Он немного ослабил хватку, чтобы охранник смог ответить. - Я - сержант, старший по званию. - Очень хорошо, - сказал Чиун. - А теперь смотри мне в глаза и запоминай: твои люди возьмут мой багаж. Это - ценные старинные сундуки, с ними надо обращаться очень бережно. Если они уронят хотя бы один сундук, тебе придется худо. Если они не сумеют выполнить мое поручение, тебе будет еще хуже. А если они сделают все, как надо, ты останешься жить и увидишь зарю нового дня своей бесполезной жизни. Ты понял меня? - спросил Чиун, для большей убедительности сжав плечо охранника. - Понял, сэр! Понял!.. - Пойдем, Римо, - позвал Чиун. - Этот любезный джентльмен предлагает нам свою помощь. Римо спрыгнул с трала и последовал за Чиуном, который решительно зашагал вслед за группой делегатов Третьего всемирного Конгресса молодежи. - Люди всегда готовы помочь, если их попросить как следует, - сказал Чиун. За его спиной старший по званию сержант с поломанным карабином отдавал приказания охранникам: - Живее, кретины! Шагом марш в зал! Пользуйтесь случаем оказать услугу этому любезному старому джентльмену из Третьего мира. Пошевеливайтесь, а не то я вам покажу! Солдаты, сдерживая улыбки, построились в колонну по двое и направились строевым маршем к аэровокзалу: шестеро слева, шестеро справа, один посредине. Незадачливый сержант, старший по званию, подобрал обломки своего оружия и, не переставая удивляться, зашагал следом. По пути в здание вокзала он бросил их в мусорную корзину. По правде сказать, потеря невелика. Все равно из этого карабина никогда нельзя было попасть в цель. А после того как он побывал в ремонте, сержант вообще боялся нажимать на курок. Последний, кто стрелял из этого оружия, обнаружил, что в ремонтных мастерских умудрились заполнить ствол оловом, и, когда человек нажал на спуск, пуля полетела прямо в "яблочко" - ему в лицо. Лобинийский аэропорт э1 - названный так во времена всеобщего ликования, когда лобинийцы думали, что им потребуется еще и второй аэродром, - находился в миле от столицы. Прибывшим пассажирам предстояло покрыть это расстояние пешком, так как автобус был неисправен уже три недели - никак не могли заменить свечи в двигателе. Семьдесят молодых американцев бодро маршировали в сопровождении вооруженных охранников. Чуть поодаль шли Римо и Чиун, а позади них один за другим вышагивали четырнадцать солдат, несущих дорожные сундуки - кто на голове, кто на плечах. Эту фантастическую процессию возглавлял офицер по культурным связям. Он задавал темп и ритм движения, выкрикивая во весь голос: - Раз, два, три, четыре! Раз, два... Отец Гарриган, неотразимый в своем комбинезоне, рубашке и воротнике, был настроен по-боевому. - Держать ногу! - закричал он и, выскочив вперед, начал скандировать: Мы войне закроем двери, Навсегда войну похерим. Раз, два, три, четыре, пять! Не хотим мы воевать! - Рота, стой! - скомандовал советник по культурным связям. Группа остановилась, смешав ряды. Советник повернулся к американцам, чтобы сказать речь. - У меня не было случая посетить Соединенные Штаты Америки, и я не представляю, что это за страна, из которой вы прибыли. - Херовая страна! - закричал отец Гарриган. - Точно! - выкрикнул еще кто-то. Советник по культуре поднял руку, требуя тишины. - Однако Лобиния - страна цивилизованная. У нас на улицах вы не услышите ругательств. Тому, кто позволяет себе непристойные выражения в общественном месте, отрезают язык тупым ножом. Так, - гордо сказал он, - заботятся в Лобинии о добропорядочности человеческой натуры и оберегают чувства других людей. - Хорошо бы вырвать язык у аббата, - сказал Римо. - Он отрастит себе новый, - возразил ему Чиун. - Бесполезный придаток всегда отрастает снова. - Поэтому я должен вас просить не ругаться в общественных местах. - Советник по культуре скользнул взглядом по лицам американцев. - Конечно, вам разрешается произносить ругательства про себя, в глубинах вашего сознания, - любезно разрешил он. - Ура великому лобинийскому народу! - закричал отец Гарриган. - Гип, гип! Ура! Делегаты поддержали его порыв. Советник удовлетворенно кивнул, повернулся и со словами "шагом марш!" повел гостей своей страны дальше. Гости не могли ни свободно говорить, ни свободно идти на свой Конгресс, который - они были уверены - станет еще более грандиозной манифестацией еще большей свободы личности. Не то что в этой презренной Америке. - Иногда мне кажется, что наша страна обречена, - сказал Римо. - Ваша страна всегда была обречена, - возразил Чиун. - Еще с тех пор, когда вы свергли доброго короля Георга и вздумали править сами. Простолюдины у власти! Смешно. - Но мы добыли свободу, Чиун. Свободу! - Свобода быть глупым - худшее из рабств. Дураки должны придумать способ защищаться от самих себя. Мне нравится Лобиния. - Чиун крепко сжал губы и разжимал их лишь для того, чтобы напомнить идущим позади солдатам, что они поплатятся жизнью, если, не дай Бог, оставят следы потных ладоней хотя бы на одном сундуке. "И они тоже выбрали свободу", - подумал про себя Римо. Столичный град Даполи открылся им не сразу - скорее он медленно вырастал из узкой мощеной дороги. Вот появилась одна лачуга, потом что-то похожее на уборную; затем две лачуги, потом еще три. Маленький магазинчик. Брошенный на песке у дороги велосипед. Какое-то подобие разбитого тротуара. Снова лачуги. И вот наконец развалюхи пошли подряд, значит, это уже центральная часть города. Лачуги и бензозаправочные колонки - вот и весь город, заключил Римо. Советник по культурным связям поднял руку, приказывая группе остановиться, потом махнул им рукой, чтобы они сошли на обочину - движение на шоссе становилось опасным: иногда мимо их колонны за одну минуту проходила одна машина. Он встал на обитый бортик тротуара и обратился к ним с речью: - Сейчас мы примем участие в церемонии государственных похорон наших славных коммандос, выполнявших миссию свободы и павших смертью храбрых в самом логове сионистских свиней. После этого вас отвезут в казарму, где вы будете жить до окончания Конгресса. Казарма построена специально к вашему приезду, в ней вы найдете все необходимые удобства. Имеется мыло и туалетная бумага. Отхожие места, для полного уединения, обнесены стенками. Всем будут выданы циновки для спанья. Наш славный вождь, полковник Барака, отдал приказ не жалеть средств на создание привычных для вас условий. Покидать двор казармы воспрещается. На заседания Конгресса во дворец "Победа Революции" вы будете ходить строем. Это правило должно соблюдаться неукоснительно; необходимо руководствоваться соображениями безопасности, памятуя о присутствии среди нас сионистских шпионов. Вопросы есть? - Да, - тоненько пропищала Джесси Дженкинс. - Когда мы получим возможность увидеть Даполи? - Моя маленькая темнокожая девочка, сейчас мы идем через Даполи, разве нет? Открой глаза и смотри себе на здоровье. - Советник по культуре с улыбкой оглядел делегатов, ища одобрения. Отец Гарриган засмеялся первым, за ним добродушно рассмеялись остальные. - Ну, раз вопросов больше нет, пойдемте дальше, - сказал советник по культурным связям и повел гостей мимо трущоб, красующихся вдоль тротуара, в центр города - к двум большим зданиям. - Где мы остановимся? - спросил Чиун. - Не знаю. Мы выехали так поспешно, что я не успел зарезервировать места в гостинице. - Есть в этой пустыне какой-нибудь отель? - спросил Чиун у сержанта. - Да, сэр, - предупредительно ответил тот. - Он называется "Лобиниен армс". - Ступай туда и закажи нам два номера. Отнеси мой багаж в лучший из номеров, да поосторожней. Скажи, мы сейчас придем. Как тебя зовут? - Абу Телиб, учитель, - сказал напуганный сержант. - Если ты сделаешь что-нибудь не так, Абу Телиб, я тебя найду, - сказал Чиун. - Я тебя со дна моря достану. - Все сделаю, как надо, учитель! - Ступай. - Как ты думаешь получить лучший номер? - спросил Римо. - Мне полагается по ранжиру, - важно ответил Чиун. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Городская площадь Даполи имела форму трапеции. По ее узкой стороне размещался длинный и низкий дворец, построенный при короле Адрасе. Справа от него располагался дворец "Победа Революции", воздвигнутый полковником Баракой. Здания были похожи, если умолчать о том, что дворец Адраса, построенный иностранцами, сохранился значительно лучше, хотя и был на пятьдесят лет старше. Вдоль двух других сторон площади тянулись улицы. Один порядок состоял из домов, построенных архитектором, считавшим, как видно, резные деревянные украшения и цветные витражи адекватной заменой как формы, так и функционального назначения помещений. Площадь переполняли люди, звуки, запахи. Над гомонящей толпой витал запах верблюжьего навоза, смешанный с запахом горелой овчины. Люди разговаривали, кричали, пели, торговались. Высокие звуки деревянных флейт перекрывали шум. - Разойдись! Дайте дорогу! - громко восклицал советник, расталкивая толпу, чтобы провести американцев через площадь к балкону дворца, где должна была состояться церемония похорон. Когда они протолкались к подножию балкона, советник по культуре повернулся к американцам: - Стоять здесь. Никуда от группы не отходить. С лобинийцами не заговаривать. Вы должны выказывать подобающее уважение нашему великому вождю, полковнику Бараке, а также обычаям и чувствам наших людей. Провинившиеся будут наказаны. Чиун и Римо стояли позади всех. - Что мы будем делать? - спросил Римо. - Тсс! Мы пришли, чтобы посмотреть на Бараку. - Это для тебя очень важно, Чиун? - Да, важно. Очень ли важно - не знаю. - А для меня это совсем неважно, - сказал Римо. - Для меня имеет значение один только Нуич. Чиун обернулся к Римо, его гневно сузившиеся миндалевидные глаза превратились в узкие щелки. - Ведь я просил тебя не произносить при мне имя сына моего брата! Он опозорил Дом Синанджу своими грехами. - Да, Чиун, я помню. Но он стоит за всеми преступлениями: за убийством ученых, возможно, и за эмбарго на нефть. А это моя обязанность - положить конец убийствам и снова пустить нефть в мою страну. - Вот дурень! Ты думаешь, что ему нужна нефть? Он охотится за нами, ему надо заманить нас в ловушку. Помнишь тех подставных агентов из вашего бюро расследований? Один толстый, другой тонкий? Это было его послание. Сначала толстый, потом тонкий. Отклонения в весе ничего не значат для того, кто знает секреты Синанджу. Ты уже сталкивался с этим однажды, помнишь? - Олл райт, - сказал Римо. - Пусть так. Допустим, он нас выслеживает. Почему нам не выйти на него самим? - Он нас найдет, - строго сказал Чиун. - Я уже говорил тебе это однажды. Если он нам нужен, он нас найдет. Надо только подождать. - Я бы предпочел, чтобы игра шла по нашим правилам, - возразил Римо, вспомнив свои предыдущие схватки с племянником Чиуна. Будучи вторым в мире человеком, владеющим тайнами Синанджу, он был одержим желанием уничтожить Римо и Чиуна, чтобы сделаться Мастером Синанджу. - А я бы предпочел съесть сейчас утку, - сказал Чиун, все так же не отводя глаз от балкона. - Время выбирает он. - А место? - спросил Чиун. - Поединок состоится - так было раньше, так должно быть и на этот раз - в месте мертвых животных. Это записано в наших книгах. По-другому нельзя. - В последнюю нашу с ним встречу таким местом был музей. Не думаю, чтобы в Лобинии были какие-нибудь музеи. - Римо втянул носом воздух. - Не думаю даже, что здесь есть туалеты и ванные. - Здесь есть место мертвых животных. - Чиун сказал это тоном, не допускающим возражении. - Там ты должен принять его вызов. - Почему ты думаешь, что я пойду к нему? - спросил Римо. - На его стороне предпочтительное право вызова: он - кореец, и он из Дома Синанджу. Но у тебя есть другое преимущество - ты мой воспитанник. Он - алмаз с дыркой, ты - мастерски отшлифованный камень-голыш. - Это почти комплимент. - Тогда я беру его назад. Тсс... На балконе появился красивый, похожий на итальянца мужчина, одетый в безупречный костюм защитного цвета. При виде его толпа изорвалась приветственными криками: "Барака! Барака!" Скоро они слились в мощный хор, сотрясающий, казалось, весь центр города. Полковник поднял руки, требуя тишины. Он уже успел заметить, что громче всех кричат американские хулиганы, прибывшие на Международный конгресс. - Смотрится он неплохо, - задумчиво сказал Чиун. - Может, и прислушается к моему совету. - Возможно, что гора придет-таки к Магомету, - сказал Римо. Когда на площади установилась тишина, на ступенях дворца появились солдаты, каждая четверка солдат несла гроб. Они внесли эти гробы на балкон и водрузили их на помост, установленный позади президента. - Еще одно злодейство трусливых иудеев! - вскричал Барака, указывая на дюжину гробов. Толпа взревела. Утихомирив ее. Барака сказал: - Мы должны отдать последний долг людям, погибшим за дело свободы Лобинии. Крики и вопли усилились. Так дальше и пошло: каждая фраза полковника сопровождалась криками и аплодисментами. Барака рассказал, как коммандос узнали о планах подлого нападения Израиля на Лобинию с использованием атомных пистолетов и проникли в самое сердце Израиля, вплоть до Тель-Авива; как они расстроили эти планы и уложили большое количество разной мелкоты, пока в конце концов не пали под напором превосходящих сил всей израильской армии. - Но теперь Тель-Авив знает: нет для них безопасного места на земле! Суд лобинийского народа настигнет их, где бы они ни были! - выкрикнул Барака, наэлектризованный гневом толпы и дивясь про себя тому, как тщедушный и хрупкий Нуич смог убить столько коммандос, которые - даже притом, что они были не слишком искусны в военном деле, - все же имели нормальное число рук и ног. В этой обстановке всеобщего подъема Барака шарил глазами по лицам американцев, стоявших перед балконом вперемешку с военными. Среди девушек было несколько хорошеньких. Он попытался выбрать самую красивую, чтобы пригласить ее как-нибудь вечерком во дворец, на интимный ужин. Это оказалось непросто, и он остановился на трех. Он пригласит их всех. Тот, что в комбинезоне, конечно, священник или вроде того. Пророк Мухаммед, да будет благословенно его имя, наверное, перевернулся бы в гробу, будь у него такие последователи. "Просто удивительно, что, имея таких пастырей, о Христе еще кто-то помнит", - подумал Барака. В приступе отвращения он поспешно отвел взгляд от отца Гарригана. Позади всей толпы стояли двое мужчин. Будучи совершенно разными, они смотрели на него одинаково холодно. Один из них был явно американец, но выглядел таким же суровым и красивым, как и сам Барака. Взгляды их встретились, и Барака не уловил в глазах незнакомца ни искры теплоты или хотя бы уважения - только холодное внимание. Рядом с ним стоял человек, показавшийся еще более интересным. Это был далеко не молодой азиат в длинном золотистом халате. Поймав на себе взгляд президента, старец улыбнулся и поднял вверх указательный палец, будто подавая Бараке знак, что позднее он с ним поговорит. Его глаза, светло-карие, как у Нуича, излучали непоколебимое спокойствие, столь характерное для последнего. Барака ни на минуту не усомнился, что эти двое - те самые люди, появления которых ждал Нуич. Предстоят очень интересные времена, подумал Барака. - И разве подлая западная пресса сообщила хоть что-нибудь о смелом ударе, нанесенном по логову иудеев? - воскликнул Барака и, упреждая новый взрыв негодования, ответил сам себе: - Нет! Буржуазная сионистская печать будто набрала в рот воды. Ни одного слова о героизме павших коммандос. Снова крики. Среди них он расслышал вопль аббата в комбинезоне: - Чего же вы хотите, если издатель "Таймс" носит фамилию Шульцбергер? Это надо взять себе на заметку, подумал Барака. Он использует этот факт в очередном интервью для американского телевидения. Барака подождал, пока толпа стихнет, и сказал: - Помолимся о душах наших коммандос, чтобы они быстрее нашли путь к Аллаху. Толпа послушно повернулась на восток, где теперь была Саудовская Аравия и город Мекка. Многие из присутствующих достали из-под одежды молитвенные коврики и расстелили их, чтобы преклонить колени. - Молитесь Аллаху об упокоении их душ, - скомандовал Барака и тоже опустился на колени. Его острые глаза зорко высматривали из-под козырька фуражки, нет ли где дула, направленного в его сторону. Помедлив немного, американцы также бухнулись на колени - все, кроме старого азиата и того, с пронзительным взглядом карих глаз. Среди коленопреклоненных людей они стояли прямо, будто стройные деревца. Полковник страшно разгневался. Но тут он услышал шепот из окна в задней части балкона. - Оставь их, - сказал Нуич. - Не трогай. Барака решил проглотить обиду на религиозной почве и опустил голову в смиренной молитве. Над площадью повисло молчание. Вдруг в толпе раздался поучающий голос отца Гарригана: - О всемилостивый Боже! Сделай так, чтобы те, кто повинен в их смерти, заживо сгорели в печах. Пусть они корчатся в аду, пусть горят белым пламенем! Пусть воздается им полной мерой за их злодеяния! Пусть будет не "око за око", а сто глаз за один. Во имя доброты и человеколюбия сделай так, чтобы смерть, точно траву, косила белых сионистских дьяволов, насильников и узурпаторов этой страны. Мы молим тебя об этом во имя мира и братства на земле. - Неплохо сказано, - заметил Чиун, когда проповедник выдохся. - Особенно в том месте, где он предлагает засовывать белых в печи. Не говорил ли я тебе, что они остались белыми потому, что создатель вынул их слишком рано? - Говорил, но всего лишь сто раз. - Римо окинул взглядом толпу молящихся. - Теперь ты видел Бараку. Хорошо рассмотрел? - Да. Пока с меня хватит, - ответил Чиун. Спустя несколько секунд Барака поднялся на ноги и, прежде чем дать сигнал к прекращению молитвы, оглядел коленопреклоненную толпу. Американца и азиата на площади не было - они исчезли, будто провалились сквозь землю. "Увижу ли я их снова, прежде чем Нуич сотворит над ними свою волю?" - подумал Барака. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Гостиница "Лобиниен армс" представляла собой примерно то, что и ожидал увидеть Римо. В лучшие ее времена это была конюшня. Ныне уход за зданием и его эксплуатация были целиком в руках лобинийцев, которые национализировали ее как национальное достояние и теперь успели превратить в интернациональный позор. Краска на стенах двух смежных комнат, которые зарезервировал перепуганный сержант, потрескалась и облупилась. На грязных матрацах, положенных на перекошенные металлические рамы, не было не только простыней, но и чехлов. Вода в ванной текла только холодная, краны горячей воды отсутствовали вовсе. Окно в меньшей из двух комнат было разбито. Сначала Римо подумал, что это сделано для проветривания, но потом убедился, что через дыру в стекле с улиц великой Лобинии в комнату вливается еще более густой запах мочи. - Миленькое местечко, - сказал он Чиуну. - По крайней мере, над нами не каплет... - Но в Лобинии не бывает дождей. - Так вот откуда эти запахи - Лобинию ни разу еще не мыли! Чиун тщательно пересчитал сундуки, довольный тем, что целы все четырнадцать. Открыв один из них, он принялся рыться в нем и наконец извлек оттуда пузырек с чернилами, длинное гусиное перо и лист бумаги. - Что ты собираешься делать? - удивился Римо. - Хочу написать Бараке коммюнике. - Ну а я пойду позвоню Смиту. Если номера в "Лобиниен армс" грешили недостатком комфорта, то служба связи отличалась предельной неэффективностью. Целых сорок пять минут потратил Римо на то, чтобы связаться с Чикаго. Четыре раза набирал телефонист полученный от Римо номер. Наконец Римо услышал записанные на пленку, искаженные расстоянием слова молитвы: - Земля создана Господом нашим и процветает его щедротами... - Дайте мне веру отцов, - послушно отозвался Римо, и тотчас в трубке послышались щелчки и разряды: его звуковой сигнал повлек за собой целую серию операций по переключению аппаратуры. Наконец, после очередного щелчка, Римо услышал голос шефа: - Алло! - Говорит Римо. Мы на открытой связи. - Я понимаю, - сказал Смит. - Во всей той стране нет ни одной надежной линии. У вас что-нибудь новое? Клогг или Барака? - Оба, - сказал Римо. - Вы говорили, что знаете, кто стоит за этим? - Смит говорил предельно осторожно. - Знаю, - ответил Римо, - но это пока секрет. Я вам напишу. - Могу сообщить свежий факт. - Смит начал говорить, что на борту их самолета находился человек, открывший заменитель нефти и предполагающий продать его Бараке. - Вот как! - небрежно обронил Римо. - Кто же это? - Некто Гольдберг. Услышав в трубке смех Римо, Смит обиделся: - Не понимаю, что здесь смешного. - Вы сами, - сказал Римо. - И ваши осведомители. - Не переставая смеяться, он повесил трубку. Итак, Джесси Дженкинс - агент США. Это несомненно. Иначе как бы Смит узнал о его выдумке с заменителем нефти? Открытие было приятным. Надо будет подстраховать девушку, которая, оказывается, не имеет ничего общего с этими идиотами. Когда он вернулся в номер, Смит закрывал пузырек с чернилами. - Я закончил, - сказал он, вручая Римо длинный пергаментный свиток. Пока Римо читал, Чиун с беспокойством вглядывался в его лицо. А написал он следующее: "Полковник Барака! Тебе надо не позднее пятницы подать в отставку. Если ты этого не сделаешь, твое положение будет безнадежно. Передавай от меня привет своей семье. Мастер Синанджу, комната 316, отель "Лобиниен армс". - Ну как? Что ты об этом думаешь? - спросил Чиун. - Твое письмо имеет налет шарма, свойственный старому времени, - признал Римо. - Тебе не кажется, что это слишком мягко? Может, надо было выразиться покруче? - Нет, - сказал Римо. - Думаю, как раз то, что надо. Не знаю никого, кто сделал бы это лучше. - Я хочу дать ему время на размышления, чтобы он потом не раскаивался. - Ты указал номер своей комнаты. По-твоему, это удачная мысль? - Несомненно, - сказал Чиун. - А как иначе он может связаться со мной, если надумает капитулировать? - Тоже верно, - согласился Римо. - А как ты собираешься это передать? - Я сам отнесу письмо во дворец. - Если хочешь, я могу это сделать, - сказал Римо. - Я как раз собирался пройтись. - Это было бы очень кстати, - заметил Чиун. Взяв у Чиуна свиток, Римо спустился в грязный неосвещенный вестибюль и вышел на яркий солнечный свет. Идя пешком четыре квартала до городской площади, он вбирал в себя звуки и запахи улиц Даполи. Дворец был окружен стражниками, и Римо с видом праздношатающегося прошел мимо, стараясь определить, кто из них старший. Наконец он заметил офицера с тремя звездочками на погонах, указывающих на звание генерал-лейтенанта. Тот расхаживал взад и вперед перед зданием дворца, тайно инспектируя охрану. - Генерал! - обратился к нему Римо, тихонько подойдя сзади. Генерал обернулся. Это был молодой человек с длинным белым шрамом на левой щеке. - Я должен передать письмо полковнику Бараке. Как мне это сделать? - Вы можете послать письмо почтой. - И президент его получит? - Не думаю. Почту у нас в Лобинии никогда не доставляют. - Честно говоря, мне не хотелось бы заставлять вашу почту работать вхолостую. Я больше заинтересован в том, чтобы президент получил это письмо. - Вы можете оставить письмо у парадного входа. - И тогда он его получит? - Нет, если вы не приложите к нему клочок овечьей шерсти. Это - традиционное подношение верховному главнокомандующему, без него нельзя ничего передавать. Таков ритуал. - А где же мне взять клок шерсти? - спросил Римо. - Нигде. Овец в Даполи нет. - Так, может быть, существует еще какой-нибудь способ передать письмо? - Нет. - Генерал повернулся, чтобы уйти. Римо сжал пальцами его плечо. - Одну минуту! Так вы хотите сказать, что нет никакого способа передать письмо Бараке? - Полковнику Бараке, - строго поправил его генерал. - Именно это я и хочу вам сказать. - Вы понимаете, что говорите? - спросил Римо. - Я - генерал-лейтенант Джафар Али Амин, министр разведывательной службы. Я знаю, что говорю, - надменно сказал офицер. - А если я отдам письмо вам? - Я его прочитаю, потом порву и выброшу клочки на ветер. Это вам не Америка. Здесь у вас нет никаких особых привилегий. - Представьте себе, просто гипотетически, что я сказал вам следующее: если вы порвете это письмо, я вырву ваши кишки и задушу вас ими. Какова будет ваша реакция на мои слова? - Моя предполагаемая реакция - позвать стражу, арестовать вас и вызвать международный скандал, который наделает много хлопот вашему правительству. - Он улыбнулся. - Гипотетически, разумеется. - А знаете, - сказал Римо, - шрам на вашем лице смотрится потрясающе, честное слово. - Благодарю за комплимент. - Но ему не достает симметрии, - продолжал Римо. - Что вы сказали?! - То, что вы слышали. Сюда просится другой, точно такой же. С этими словами Римо выбросил вперед левую руку. Его пальцы, казалось, лишь слегка скользнули по щеке генерала. И только после того, как Римо скрылся в толпе, генерал Али Амин понял, что скоро у него будет шрам и на другой щеке, точно такой, как первый. Римо остановился у киоска торговца напитками и попросил налить ему морковного сока. Он не мог вернуться в гостиницу, не передав письма - страшно было даже подумать, как разгневается Чиун. Но, с другой стороны, если он ворвется во дворец силой, рассердится Смит. Гадая, как ему быть, он вдруг увидел знакомое лицо в черном ореоле курчавых негритянских волос. Джесси Дженкинс с двумя другими девушками, которых Римо видел в самолете, шла мимо под охраной четырех местных солдат. - Привет, Джесси! - крикнул Римо. Она обернулась к нему и улыбнулась. Процессия стала. Солдаты нетерпеливо переминались с ноги на ногу, глядя на подходившего к девушкам американца. - Куда это вы? - спросил Римо. - Мы идем из своего общежития вон туда. - Она указала на дворец "Победа Революции". - Полковник Барака пригласил нас на обед. - Ничего себе приглашение - под оружейными дулами! - удивился Римо. - По-моему, здесь это обычная вещь, - сказала Джесси. - Ну, хватит разговоров! - вмешался один из охранников. - Успеешь! - сказал Римо. - Леди занята. Не видишь? - Это меня не касается, - стоял на своем солдат. - Давай проходи быстрее! Римо подробно объяснил стражу порядка, что спешить не всегда хорошо. В доказательство справедливости этих слов он наспех сжал правое плечо солдата, после чего тот, конечно же, согласился, что можно и подождать. - Вы знаете, что мы делаем общее дело? - спросил он у Джесси, отведя девушку в сторону. - Но я - студентка... - нерешительно запротестовала она. - Знаю. Я тоже студент, специализирующийся по международным связям и по угрозе безопасности США. Можете вы передать вот это Бараке? Девушка взяла свернутый пергамент. - Попробую, - сказала она и, отвернувшись от охраны, засунула свиток под белую блузку. - Если я буду вам нужен - позвоните, - сказал ей Римо. - Мой номер 316, "Лобиниен армс". Она кивнула ему на прощание и присоединилась к группе, которая продолжила свой путь во дворец. Римо посмотрел ей вслед, любуясь ее стройными ножками, и, довольный собой, пошел в гостиницу: письмо передано - и все живы. Просто чудесно. Чиун будет гордиться своим учеником. Однако Чиун гордиться не захотел. - Так ты говоришь, что не вручил мое послание лично полковнику Бараке? - сурово спросил он. - Как тебе сказать... Я отдал его одному человеку, а тот передаст Бараке. - Ах, одному человеку!.. А ты видел, как этот человек отдает письмо полковнику Бараке? - Строго говоря, нет. - Понято... Строго говоря, ты не видел, что твой "один человек" отдал письмо полковнику Бараке. Значит, ты вообще не видел, что письмо передано по назначению. - Можно сказать и так. - Другими словами, ты снова потерпел неудачу. Я послал тебя с одним-единственным поручением - передать письмо, а ты возвращаешься и говоришь: "как тебе сказать...", "строго говоря, нет...", "можно сказать и так", "с одной стороны, это, с другой стороны - то", и все это означает лишь одно: ты не передал моего письма. - Тогда делай, как знаешь сам. Чиун покачал головой. - Теперь уже слишком поздно. Если бы я сделал, как знаю сам, письмо было бы передано полковнику Бараке, и никому другому. Чего мне было и ожидать, когда я все должен делать сам. Никто мне ничего не говорит, никто не помогает... - Как ты любишь делать из мухи слона, - сказал Римо. - Получит Барака твое письмо, надо только подождать. Держу пари, он тебе ответит. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Однако ни в тот вечер, ни на следующее утро ответ от полковника не пришел. И не потому, что тот не получил послания: Джесси Дженкинс отдала его в собственные руки полковника, когда она и две другие девушки сидели за небольшим накрытым столом в роскошном зале дворца. Стены его были обтянуты тканями, на полу разбросаны циновки, валики, разноцветные подушки и подушечки самой разной формы. Джесси пергамент не читала. Но она пожалела об этом, увидев реакцию Бараки, когда тот аккуратно развязал красную тесьму, стягивающую свиток, и прочитал написанное. В его лице не осталось ни кровинки. Он поспешно вытер лицо салфеткой, встал и, извинившись, вышел в боковую дверь. Пройдя еще через одну дверь Барака оказался в коридоре, куда выходили личные покои президента. Он прошел по коридору, остановился у тяжелой ореховой двери и тихонько постучал. - Войдите, - послышался высокий писклявый голос. Барака вошел. Нуич просматривал газеты и журналы, целая кипа которых лежала перед ним на столе. - Чему обязан твоим вторжением? - спросил он, повернувшись к вошедшему. - Вот этому. - Барака протянул ему свиток. - Я только что его получил. Нуич взял послание и пробежал его глазами. Легкая улыбка скользнула по его лицу. Потом он свернул пергамент и отдал его полковнику. - Что мне с этим делать? - Ничего, - ответил Нуич. - Решительно ничего. - Кто такой этот Мастер Синанджу? - спросил Барака. - Человек из легенды, он пришел потребовать обратно трон Лобинии, чтобы вернуть его королю Адрасу. - Наемный убийца? Нуич снова улыбнулся. - Не в том смысле, как ты себе это представляешь. Ты привык иметь дело с вооруженными людьми. С бомбами. С ножами. А Мастер Синанджу не похож ни на кого из тех людей, которых ты знал раньше. Он сам - и бомба, и ружье, и нож. Ваши наемники - просто легкий ветерок. Мастер Синанджу - тайфун. - Тогда тем более я должен принять меры, заключить его под стражу... - Сколько у тебя еще осталось коммандос, которых ты можешь использовать? - спросил Нуич. - Говорю тебе: ты можешь бросить против него всю армию этой забытой Богом страны, и они даже не смогут прикоснуться к складкам его халата. - Нуич покачал головой, желая успокоить перепуганного полковника. - Тебя может спасти от тайфуна только другой тайфун, то есть я. Барака попытался что-то сказать, но Нуич не дал ему говорить. - Тебе ничего не надо делать. Мастер сам будет искать с тобой контакта. Скоро я буду готов сразиться с ним. Положись на меня. Барака слушал и кивал головой - выбора у него не было. Уже взявшись за ручку двери, он обернулся и спросил: - Этот Мастер Синанджу... Я увижу его когда-нибудь, как вы считаете? - Ты его видел, - сказал Нуич. - Видел? Где же? - Во время похорон. Помнишь старика в длинном желтом халате? Это он. Барака чуть не засмеялся, но сдержал себя. В тоне Нуича не было и намека на юмор. Он вовсе не шутил. Что ж, если Нуич считает, что этот старик, весом менее девяноста фунтов, это дряхлое привидение предста