Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир. Недостающее звено --------------------------------- выпуск 10 Перевод Е. Туевой Издательский центр "Гермес" 1994 OCR Сергей Васильченко --------------------------------- ГЛАВА ПЕРВАЯ Бобби Джек Биллингс лег спать с твердым намерением пересмотреть свое отношение к выпивке. Собственно говоря, он не боялся стать алкоголиком: у любителей пива никогда таких проблем не возникает, он сам читал об этом в "Хиллз газетт" или где-то еще. Любители пива не валяются под забором, не сбивают на дороге школьников, им не приходится обманывать и воровать, чтобы предаваться своему пороку. Нет, на такое способны лишь любители виски. Бобби Джек потреблял только пиво, поэтому подобные вещи его не касались. Столь утешительные размышления давали все основания спокойно уснуть, так что он допил остатки и бросил пустую банку из-под пива на пол возле кровати. Засыпая, он тщательно продумал расписание приема пива на завтрашний день. Перед завтраком - ни глотка! Более того, он не станет пить пива до самого ленча. Разве что после работы, во второй половине дня парочку да одну или две порции за ужином. Да еще поздно ночью, чтобы снять напряжение дня. Вот и все. Когда он проснулся, в голове пульсировала боль. Во рту как кошки переночевали, по горлу будто прошлись наждаком. К тому же он долго не мог отыскать свои очки. Плеснув в лицо водой, он попытался открыть глаза. Все уже не казалось таким мрачным, но головная боль но проходила. Он припомнил, что накануне вечером, лежа в постели, принял какое-то важное решение, но в свинцовом свете утра не мог понять, какое именно. Возможно, удастся что-нибудь вспомнить после баночки пивка. Прямо босиком он прошлепал в кухню - человек с дряблым телом и невыразительным лицом - и полез в холодильник. Вынутая банка в его руках моментально вспотела - слишком велика была разница между температурой в кухне на жарком американском юге и в холодильнике, установленном на максимальный холод. Это гибельно сказывалось на промерзшем насквозь зеленом салате - его водянистый стебель наполнялся ледяными кристаллами, и, оттаивая, салат превращался в жалкое месиво. Однако Бобби Джек любил ледяное пиво, салата же потреблял гораздо меньше, так что это была небольшая потеря. С треском открыв банку, он порезал указательный палец правой руки и полил ранку пивом. Еще одно преимущество пива - прекрасный естественный антисептик. Он осушил банку в два глотка. Правда, так и не удалось вспомнить, о чем же он думал накануне, но зато, слава Богу, головная боль начала проходить, и может быть, еще одна доза того же лекарства... Вторую банку он пил медленнее. Ровно на половине головная боль окончательно прошла, и он вспомнил, что как раз собирался завязать... Неплохая идея, решил он, но сегодня уже поздно. Он начнет ограничивать себя с завтрашнего дня. Покончив со второй банкой, он направился в ванную. Теперь глаза стали видеть лучше; изучив свое лицо в зеркале, он пришел к выводу, что бриться необязательно. Он уже вчера брился, а природа наградила всех мужчин их семейства светлой бородой. Никто даже не заметит щетины. Его отец порой не брился по три-четыре дня, и ничего, никто не жаловался. Бобби Джек запустил руку в свои светлые волосы и зачесал их назад, убрав с круглого лица; потом, наклонившись к правой подмышке и вдохнув запах, решил, что сегодня обойдется и без душа. По крайней мере, в первой половине дня. Вероятно, он примет душ днем, но сейчас об этом можно не думать. Опорожнив мочевой пузырь, он вспомнил, как однажды сказал репортерам, что пиво не покупают, а берут напрокат, и они, все как один, напечатали эти слова - никто, похоже, не заметил, что он позаимствовал их у Арчи Банкера с телевидения. Впрочем, это было давно, пока репортеры еще не начали привязываться к нему по каждому поводу. Да и чего еще можно ожидать от банды еврейских либералов? Тысячи репортеров, все либералы, все евреи, и ни один не пьет пива. Они пьют бренди, чтобы громче кричать. Или херес. Педики чертовы. Жидо-масонский заговор педерастов. Вернувшись в кухню, он взял еще пива и взглянул, нет ли чего поесть, для разнообразия. Нашлась копченая колбаска "Слим Джим" в целлофановой упаковке и яйцо. Отлично. Крутое яйцо и колбаска. Завтрак настоящего мужчины. Он разбил яйцо о стол - липкий желток и сопливый белок растеклись по поверхности. - Черт побери! - прошипел Бобби Джек. Ему пришлось отскочить, чтобы яйцо не потекло на ноги. Он-то думал, что оно вареное. Бобби Джек отчетливо помнил, как день или два назад варил несколько яиц. Или с тех пор прошла целая неделя? В руке он продолжал сжимать "Слим Джим". Ладно, придется съесть колбаску завтра - ведь нельзя же ее есть без яйца, а в доме больше не оставалось яиц. Достав очередную банку пива, он пересчитал оставшиеся - всего-то дюжина. Надо заказать еще. Захлопнув холодильник, он откупорил банку и сделал глоток. Потом решил выбросить крышку в помойное ведро и случайно наступил в яичное месиво, которое к этому времени успело стечь со стола. - Черт побери! - снова выругался он. Кажется, день опять не задался. С банкой в руке он направился к входной двери - там уже лежал свежий выпуск "Нью-Йорк таймс". Бобби Джек знал, что надо бы его прочитать. По крайней мере, первую полосу. Хотя кому какое дело? Заранее известно, что там написано. Ругают его, ругают арабов, ругают его зятя, поют дифирамбы евреям, требуют легализации абортов и отмены смертной казни, - честно говоря, "Нью-Йорк таймс" становится просто невыносимой. А чего еще можно ожидать от газеты, которая является инструментом в руках мирового сионистского заговора? Он пнул газету, потом вытер об нее испачканную в яйце ногу, открыл дверь и вышел на крыльцо. Там, как обычно, сидели двое в штатском. - Здорово, ребята, - бросил он. - Пивка не хотите? - Он махнул банкой в их сторону, но они только покачали головами. На грязной аллее, ведущей к крыльцу, стояли трое - с блокнотами и шариковыми ручками. Один из них крикнул: - Мистер Биллингс, вчера вечером Национальный еврейский союз проголосовал за то, чтобы осудить вас за ваши высказывания. Что вы думаете по этому поводу? - Они могут поцеловать меня в зад! - крикнул в ответ Бобби Джек. Что еще за Национальный еврейский союз, черт подери? - Он бы, пожалуй, прибавил еще пару крепких слов, но тут со своих мест поднялись агенты и встали прямо перед ним. - В чем дело? - поинтересовался он. - Бобби Джек, - сказал тот, что постарше, - вы бы лучше надели штаны, прежде чем устраивать тут пресс-конференцию. Бобби Джек Биллингс посмотрел вниз - на нем были лишь трусы да грязная майка. Хихикнув, он сделал глоток из заветной банки. - Допустим, ты прав, парень, - заметил он. - Но разве нельзя родному шурину президента продефилировать по улицам в хорошем нижнем белье? - Нет, сэр, - ответил агент. Он даже не улыбался. Они никогда не улыбаются. Это-то Бобби Джек больше всего ненавидел в агентах спецслужб. Они никогда не улыбались. И никогда не стали бы пить с ним пиво, что странно, поскольку они явно не похожи на участников мирового либерального заговора евреев-педерастов. Он сел со вздохом на кровать, поднял с пола джинсы и принялся натягивать их на себя. Что, черт побери, этот репортер сказал о Национальном еврейском союзе? Осудили его? За что? Он ничего такого не сделал. А, понятно: через него они пытаются добраться до президента! Будь Бобби Джек президентом, а не шурином президента, он бы разобрался и с Национальным еврейским союзом, и с "Нью Йорк таймс", и с тем парнем, что печатается на первой полосе и имеет зуб на Бобби Джека. Им бы все это так просто не сошло. Вот почему ему никогда не удастся преуспеть в политике - он не станет лизать кому-то задницу только за то, что этот кто-то контролирует банки, радио, телевидение и газеты, и в придачу половину Сената США. Но настанет день, и они все узнают правду! Он выскажет им все, что накопилось на душе! Ему наконец удалось натянуть джинсы, но теперь куда-то запропастился ремень. Впрочем, какая разница, решил он. Он не очень то жаловал ремни - они ограничивали свободное существование его живота. Мокасины он натянул прямо на босу ногу. Рубашка и вовсе была лишней: он решил, что майку можно носить еще как минимум день. По дороге назад Бобби Джек задержался возле кухни - выбросил пустую банку в помойное ведро. Из ведра поднялся рой мух, но тут же вернулся на место, чтобы обследовать новое поступление. Бобби Джек достал из холодильника очередную банку, а потом еще одну и запихнул ее в задний карман. Никогда не знаешь, когда запас может подойти к концу. Репортеры поджидали его. Агенты в штатском выказали намерение запихнуть Бобби Джека в машину и увезти, но сам Бобби Джек желал поговорить с репортерами. Сейчас он им задаст! У него это здорово получалось, когда его зять был кандидатом в президенты. Тогда репортеры относились к нему как к симпатичному деревенскому простачку. С тех пор он совсем не изменился, но почему же изменилось их отношение к нему? Газетчики желали говорить о Национальном еврейском союзе. - Что вы имеете в виду под осуждением? - обратился он к тощей брюнетке с большим бюстом. - А я-то думал, что срок дают только судьи. - Он подмигнул ей и отпил из банки, чувствуя рядом присутствие секретных агентов. Газетчики стояли прямо перед ним. - НЕС заявил, что вы позорите Америку своими расистскими взглядами. Они назвали вас грязным антисемитом и обратились к президенту с просьбой публично отмежеваться от ваших заявлений. Что вы можете сказать по этому поводу? - Видите ли, - небрежно протянул Бобби Джек, - евреи вечно всем недовольны. Почему это должно нас волновать? Кстати, а не рассказывал ли я вам шутку о двух черномазых в ООН? Он сделал паузу, ожидая ответа. Это была шутка с запланированным эффектом. Во время президентской кампании она неизменно вызывала смешок газетчиков, хотя они никогда ее не цитировали. Впрочем, этих репортеров шутка, похоже, не интересовала. Биллингс бросил пустую банку на дорогу. Нестерпимо ныл мочевой пузырь - надо снова бежать в туалет. Проходивший мимо сосед помахал ему рукой. - Привет, Бобби Джек! - Здорово, Люк! Как живешь? - Регулярно. - Продолжай в том же духе, Люк! - Он улыбнулся вслед уходящему соседу. Мочевой пузырь был настолько полон, что даже улыбка причиняла боль. - Подождите меня, - бросил он репортерам. Агенты собрались последовать за ним. - Оставайтесь здесь, - приказал Бобби Джек. - Никто не имеет права следить за мной, когда я писаю. Однако он не стал входить внутрь, а прошел вдоль дома и помочился на стену. Молнию он застегивал уже по пути к репортерам. Тощая брюнетка выглядела так, словно только что проглотила лимон вместе с кожурой и всем остальным. Это ее трудности, решил Бобби Джек. Или она думала, что мужчины вообще никогда не писают? А может, те, кто ее окружают, действительно лишены этого неудобства? Он достал из заднего кармана банку с пивом и резким движением открыл ее. От рывка пиво брызнуло фонтанчиком. Бобби Джек быстро закрыл дырочку большим пальцем и направил струю на журналистов. Пенистая струя попала на полногрудую даму и осела на ее завитой, покрытой лаком прическе, словно капли росы на паутине. Она стряхнула с волос капли пива - лицо ее исказилось от негодования. - Ничтожество! - крикнула она. - Либералка, парировал Бобби Джек. - Ублюдок, - настаивала дама. - Еврейка, - послышалось в ответ. - Кретин, - использовала она последний аргумент. - Сама подстилка для черномазого. Она повернулась и пошла прочь, а он оценивающе посмотрел ей вслед и обратился к двум оставшимся журналистам, все еще вытиравшим пиво с лица. - Ничего себе задница, - прокомментировал Бобби Джек, показывая пальцем на женщину. - Хотели бы такую заполучить? Репортеры посмотрели друг на друга и тоже пошли прочь. Бобби Джек проводил их взглядом и сказал, обращаясь к охранникам: - Какое счастье, что эти придурки ушли! У меня работы непочатый край. На грязном и пыльном вокзале, куда агенты доставили Бобби Джека в его черном пикапе марки "шевроле", репортеров не было. Этот автомобиль Бобби Джека раздражал: все в Вашингтоне ездили на "кадиллаках", так почему же он должен довольствоваться обычным "шевроле"? Однажды он высказал свои претензии зятю: именно тот посоветовал ему в свое время купить этот автомобиль, - и потребовал ответа. - Имидж, - ответил тогда президент. - Имидж экономности. - Почему каждый раз, когда я чего-нибудь прошу, ты заливаешь мне насчет экономии? - возмутился Бобби Джек. - Когда дело касается черномазых, об экономии речи не идет. - Не смей произносить это слово! - возмутился президент. - Ну, хорошо. Цветных, - поправился Бобби Джек. - Почему экономия относится только ко мне? - Потому что ты не умеешь себя вести, - объяснил президент. - В прошлый раз ты хотел заполучить личный президентский самолет, чтобы летать по выходным на утиную охоту. Да меня за такое с потрохами сожрут. Потом тебе понадобился президентский вертолет - отправиться в лес выпить пива с дружками и устроить там нудистское представление. Но я не Господь Бог. Я всего лишь президент. - Ага. Потому что это я помог тебе стать президентом, хотя ты, похоже, все чаще об этом забываешь. Но, доложу тебе, это не лучший способ обращения с родней... - ...жены, - добавил президент. Бобби Джек уселся на кран платформы запасного пути и посмотрел на часы. 10.00. Он прикончил последнюю банку пива и решил, что дает этим чертовым арабам еще пять минут, а потом уходит пополнить запас. Ему даром не нужны эти арабы, все в них было ему противно: и внешний вид, и стиль одежды, и их запах, и манера говорить. И их деньги тоже были ему не нужны. У него хватало своих. Дела на обувной фабрике шли как нельзя лучше, но были источники дохода и помимо нее. В 10.04, когда он уже собрался уходить, вдалеке послышался шум поезда. Бобби Джек посмотрел вдоль путей и увидел тепловоз с одним вагоном. Поезд преодолел небольшой подъем и начал спускаться вниз, направляясь к маленькому сельскому городку под названием Хиллз, скрипя тормозами и по мере торможения со свистом выпуская пар. Где-то внутри здания, служившего одновременно залом ожидания и диспетчерской, нажали какую-то кнопку и перевели стрелку, чтобы поезд перешел на запасный путь. Подъехав к перрону, состав вздрогнул и остановился. Бобби Джек продолжал сидеть на платформе. Прошло несколько минут, в дверях вагона появились трое в арабских одеждах и, увидев его, стали спускаться вниз. Осторожно перейдя через два ряда рельсов, они приблизились к Бобби Джеку. - Я Мустафа Каффир, - сказал один, высокий темнокожий человек с орлиным носом. - А это... - Не утруждайте себя, - перебил Бобби Джек, продолжая сидеть. - Я вообще плохо запоминаю имена, а арабские и вовсе похожи друг на друга как две капли воды. Слегка кашлянув, Каффир продолжал: - Они также являются представителями Свободного народного правительства Ливии. - Ну, и отлично, - откликнулся Бобби Джек. - Где мы можем поговорить? - спросил Каффир, так и зыркая по сторонам глубоко посаженными глазами. Его тонкие губы были плотно сжаты, словно маленький южный поселок Хиллз вызывал у него отвращение. - А чем здесь плохо? - поинтересовался Бобби Джек, но проследив за взглядом Каффира, понял, что тот смотрит на охранников, прислонившихся к стене здания вокзала. - Эй, вы, - крикнул Бобби Джек, - сделайте так, чтоб я вас искал! Мне тут надо перекинуться парой слов с моими арабскими друзьями. - Мы будем с той стороны, - сказал тот, что повыше. - Отлично. Ждите меня там. Когда я закончу свои дела, мне нужно будет где-нибудь выпить. Он проводил их взглядом, пока они не скрылись из вида, потом снова посмотрел на Каффира. Ливиец вспотел, хотя было не выше 90ь по Фаренгейту - достаточно прохладно для летнего дня в Хиллз. Вот интересно, ему и в голову не приходило, что арабы могут потеть. Но если уж они в Америке потеют, то каково же им приходится у себя в Арабии или где они там живут. Ну и запашок же там, наверное... - Все в порядке, - сказал Бобби Джек вслух. - Они ушли. Так что вас беспокоит? - А вы знаете, чего мы добиваемся? - ответил Каффир вопросом на вопрос. Двое его спутников стояли рядом и как-то странно выгибали плечи, словно боялись запачкать о пыльную платформу подолы своих длинных, ниспадающих одежд. - Догадываюсь, но надеюсь, что вы мне объясните поточнее. - Свободное народное правительство Ливии намеревается покупать у вашего правительства плутоний. - А я тут при чем? - Политика вашего правительства направлена на то, чтобы не допустить продажу плутония Ливии. Но мы решили, что вы можете способствовать изменению этой политики, поскольку мы собираемся использовать его в мирных целях - на атомных электростанциях, что даст нам возможность существенно повысить жизненный уровень миллионов людей во всем арабском мире. Это ложь, будто мы хотим создать ядерное оружие и напасть на Израиль. Мы никогда не станем нападать на Израиль, а будем только обороняться. Биллингс кивнул. - Если вы даже на них нападете, это меня особенно не огорчит. - Да что вы говорите! - произнес Каффир. - Представьте себе. А когда вышвырнете их из Тель-Авива, можете перенести свою деятельность в Нью-Йорк. Мустафа Каффир улыбнулся тихой, грустной улыбкой, словно он всю жизнь только об этом и мечтал. Его спутники энергично закивали. - Это не мое дело, сэр, - сказал Каффир. - Я здесь лишь для того, чтобы закупить плутоний для мирных целей. - И вы хотите, чтобы я попросил зятя разрешить эту сделку? - уточнил Бобби Джек. - Вот именно, поскольку нам известно, что вы имеете влияние на президента. - Да, - согласился Биллингс. - Мы с сестрой. Только нас он и слушает. - Он помолчал. - А я-то что с этого буду иметь? - В подобных международных сделках комиссионные обычно выплачиваются тому, кто все устроил, - объяснил Каффир. - Сколько? - Это совершенно законно, - продолжал Каффир. - Сколько? - Конечно же, комиссионные должны составить... - Короче, сколько?! - не выдержал Бобби Джек. - Миллион долларов, - коротко ответил Каффир. - Хорошее дело, - согласился Бобби Джек. - В общем, гони двести кусков. - Простите... - Двести тысяч наличными. Вперед. Без возврата. Неизвестно, получится или нет, но я должен как-то компенсировать затраченные усилия, даже если мне не удастся получить добро. Каффир на мгновение задумался, его черные глаза внимательно изучали открытое лицо Бобби Джека Биллингса. Биллингс поднялся со своего места. - Вы пока все обсудите, а мне надо отлить. Он пошел в конец платформы. Можно было не сомневаться: они на это пойдут. Всего-то две сотни кусков, зато не облагаемые налогом, не проходящие ни по какой ведомости. Он уже четыре раза проделывал подобное. Во-первых, пообещал родезийским коммунистам, что обеспечит их признание со стороны США, во-вторых, пообещал делегации из Красного Китая, что Америка вернет Тайвань. В-третьих, обещал иранским фундаменталистам, что Америка не предпримет шагов, направленных на сохранение шаха у власти. Единственное, чего ему не удалось, это уговорить президента послать войска в Уганду, чтобы поддержать прогнивший режим Иди Амина. Но три удачи из четырех не так уж и плохо, тем более что это ему ничего не стоило, подумал он. В подобных делах он всегда действовал одинаково: брал деньги и тут же забывал о сделке. В большинстве случаев все складывалось хорошо, поскольку внешняя политика его зятя, похоже, разрабатывалась на заднем сиденье личной машины Фиделя Кастро. Конечно же, тем, с кем он имел дело, не суждено было об этом узнать, да они бы все равно не поверили, даже если бы Бобби Джек сам честно во всем признался. Они были уверены: все сложилось благополучно только потому, что у них есть высокопоставленный друг, Бобби Джек, замолвивший за них словечко президенту. Дойдя до края платформы, Биллингс оглянулся и увидел, что все три ливийца смотрят на него. Он расстегнул ширинку. - Только орошу вон ту стенку и вернусь, - произнес он. Мустафа Каффир кивнул. Биллингс спрыгнул с платформы прямо в пыль, толстым слоем лежавшую вокруг здания вокзала, а Каффир со своими спутниками принялся что-то оживленно обсуждать по-арабски. Арабы сошлись на том, что надо соглашаться на условия Бобби Джека, В конце концов, двести тысяч не так уж много за компоненты для ядерной бомбы, способной стереть Израиль с лица Земли. Хотя надо сделать вид, что эта сумма кажется им слишком большой: если они будут слишком сговорчивы, Биллингс может потребовать еще. Но он назвал точную цену. А ведь в свое время ему удалось заставить президента воздержаться от признания свободно избранного правительства Родезии и поставить на повстанцев, которых поддерживали коммунисты. И именно он убедил президента игнорировать договоры, существовавшие между Америкой и Тайванем. А разве не он уговорил президента сохранять спокойствие, когда самый надежный союзник Соединенных Штатов на Ближнем Востоке, шахиншах Ирана, был свергнут разбушевавшейся толпой ненавидящих Америку фанатиков? Пусть от него воняет потом и сам он распоследний болван, зато он знает, как нажимать тайные пружины в американских коридорах власти, думал Каффир. В этом смысле он добился непревзойденных успехов. Всего двести тысяч долларов наличными - да это просто даром! Каффир и его спутники ждали возвращения Бобби Джека. Через пять минут один из них вызвался отправиться на поиски. - Он только собирался помочиться, так что уж должен вернуться, - сказал он. Это был ливийский министр финансов. - Да нет, - отозвался другой, оказавшийся министром культуры. - Может, ему понадобилось сделать кое-что еще. Министр финансов хихикнул. - Молчать, - по-арабски приказал Каффир. Они подождали еще минут десять. - Может, он забыл о нас? - высказал предположение министр культуры. - Тот, кто так одевается и писает на стены, не может забыть про двести тысяч наличными, - заметил Каффир. - Ждите меня здесь. Он отправился в дальний конец платформы и остановился на углу здания. - Мистер Биллингс, - позвал он. - Вы здесь? Ответа не последовало. Тогда Мустафа Каффир заглянул за угол, окинув взглядом красную деревянную стену старого каркасного здания. Но Бобби Джека Биллингса там не было. На песчаной почве виднелось мокрое пятно, указывающее точное место, где он стоял, но сам он исчез. Мустафа Каффир огляделся. Он увидел железнодорожное полотно, степь и редкие домишки в нескольких сотнях ярдов, но Бобби Джека Биллингса словцо след простыл. Каффир позвал спутников. Все вместе они обошли здание вокруг и вышли к фасаду. Там никого не было. Только двое охранников сидели в черном "шевроле", в котором на всю мощность работал кондиционер. Когда ливийцы приблизились к ним, охранники вылезли наружу. - Что угодно, сэр? - спросил тот, что постарше. - Где мистер Биллингс? Охранник, казалось, встревожился. - Я же оставил его с вами. - Верно. Но он ушел и не вернулся, - сказал Каффир. - Вот черт! - выругался охранник. Его напарник тем временем полез за рацией. - Ну что, выходить на связь? - спросил он. - Погоди. Давай сначала поищем. Может, оп просто пошел пописать или решил раздобыть себе пива?.. Мустафа Каффир показал охранникам, где стоял Бобби Джек Биллингс, когда пошел помочиться. Охранник повыше, стоя на коленях, обследовал почву. Там, где, судя по всему, стоял Бобби Джек, пыль была примята. Охранник поковырял пальцем землю и нащупал что-то металлическое. Счистив грязь, оп обнаружил две металлические бляхи: маленькую золоченую звезду Давида и такую же маленькую железную свастику. - Что это значит, черт возьми? - воскликнул он и, завернув находки в носовой платок, убрал их в карман. Когда подошел второй охранник, он взглянул на него и покачал головой. - Они провели меня по всему поезду, - сказал подошедший. - Его там нет. - Черт возьми! - выругался тот, что постарше. - Теперь зови на помощь. - Ты же знаешь, он хотел зайти в какой-нибудь салун. - Это конечно, но все равно надо звонить. Смотри, чтобы арабы ждали здесь, а я пойду свяжусь со штабом. В полевом штабе спецслужб в Атланте, штат Джорджия, немедленно сняли трубку. - На связи Гавон, - произнес охранник кратко, сухим и усталым голосом, которым часто пользуются пилоты, когда их самолет норовит врезаться носом прямо в океанскую гладь. - У нас тут небольшая проблема. - Что случилось? - отозвался такой же сухой голос. - Кажется, утрачено звено. - Посмотрите под крыльцом. Скорее всего, он улегся проспаться. - Мы посмотрели. Его нигде нет. Пришлите подмогу. - Вы это серьезно? - Серьезнее некуда. И поскорее, хорошо? - Черт! - выругались в Атланте. - Утрачено звено. Этого нам только не хватало. ГЛАВА ВТОРАЯ Его звали Римо, и он собирался кое-что выяснить насчет загрязнения окружающей среды. Стоя на холме, он смотрел вниз, на три уходящие в небо высоченные трубы, - из них тянулись тонкие струйки белого дыма. Римо знал, что это дым от сжигания угля, но он очищен и профильтрован, поэтому стал чище, чем дым от сжигания нефти. С вводом в строй очистных сооружений расходы на уголь так возросли, что стало выгоднее использовать арабскую нефть Америке оставалось лишь выбирать между дорогой нефтью и таким же дорогим углем. Атомная энергетика была окончательно похоронена. Было достаточно небольшой аварии, в которой даже никто не пострадал - ни один человек не пострадал в Америке из-за аварии на атомных станциях, - как газеты подняли такую шумиху, что, когда авария была полностью ликвидирована, о программе развития атомной энергетики пришлось попросту забыть. Как жаль, подумал Римо, что страна, разработавшая и впервые построившая атомную станцию, когда-нибудь станет единственной в мире, не использующей мирный атом. Опять демонстранты взяли верх. Те же самые демонстранты приветствовали победу вьетконговцев и настолько деморализовали Америку, что США решили убраться из Юго-Восточной Азии, оставив ее на откуп коммунистам. И тогда в этой части мира воцарилась долгая ночь террора. В Камбодже неграмотность достигла 99%, потому что все, кто мог читать или писать, были уничтожены. Здесь на шесть миллионов населения приходилось всего шесть врачей, но почему-то этот вопрос демонстранты старались не поднимать. Римо уже давно решил про себя, что Америка не только потеряла свое лицо, выйдя из войны во Вьетнаме, - она перестала быть Америкой, утратила свой истинный дух. Тайвань сдали, потеряли Иран. Американское руководство недвусмысленно дало понять, что в Южной Африке не признает иного правительства, кроме коммунистических террористов, вне зависимости от результатов голосования. Преподавательница колледжа, только и умевшая, что ненавидеть Америку, отправилась в Россию - получать от коммунистов медаль - и там заявила, что разговоры о преследовании советских диссидентов - всего лишь уловка, чтобы скрыть преследование диссидентов в самой Америке. И преспокойно вернулась в свой финансируемый государством колледж, где ей платили зарплату из средств налогоплательщиков. "Какая грязь", - думал Римо, глядя сверху на маленькую долину, где вокруг крохотной угольной электростанции расположились лагерем около пяти тысяч человек. Обращаясь к стоявшему рядом человеку восточной наружности, он сказал: - Все кончено, Чиун. - Что ты имеешь в виду? - спросил тот. Он был всего пяти футов ростом, почти на целый фут ниже Римо. Чиун продолжал наблюдать за толпой, его жиденькая бородка и тонкие пряди седых волос развевались от редких порывов легкого ветерка. - Америку, - ответил Римо. - С нами все кончено. - Ты хочешь сказать, что нам следует поискать работу где-нибудь еще? - поинтересовался Чиун, кинув взгляд на Римо, по-прежнему взиравшего на толпу. - Я всегда говорил, что в мире много стран, где хотели бы воспользоваться услугами двух первоклассных наемных убийц. - Голос у Чиуна был высокий, но в то же время сильный - он совсем не вязался с обликом восьмидесятилетнего старца, обладавшего хрупким телосложением. На старом корейце было белоснежное кимоно из парчи, и, несмотря на жаркое солнце Пенсильвании, он не потел. - Нет, - произнес Римо, - это не значит, что мы должны искать работу в другом месте. Жаль только, что, невзирая на все наши усилия, Америка мертва. - Я никогда этого не понимал, - заметил Чиун. - По-твоему, выходит, что Америка - это какая-то особая страна. Но ничего подобного! Она просто немного изменилась. Вспомни о величии Древней Греции, славе Древнего Рима - все пропало в дымке времен. Только и осталось, что танцующие друг с другом мужчины да женщины, готовящие спагетти. Вспомни фараонов и их империи, вспомни белокурого македонца - все прошло. Почему же судьба Америки должна быть иной? - Должна, - упрямо повторил Римо. - Но ты можешь объяснить почему? - Потому что это свободная страна. А в других странах, о которых ты говоришь, свободы никогда не было. Но здесь люди свободны, и вот теперь нас завоевывает внутренний враг. Сами американцы рвут страну на куски. - Такова оборотная сторона свободы, - сказал Чиун. - Стоит только дать людям свободу, и они используют ее, чтобы напасть на тебя. - Тогда какой же выход? Отобрать свободу? Прежде чем ответить, старец посмотрел на небо: на фоне ярко бедой глади облаков парил одинокий коршун. - Дом Синанджу существовал у многих народов на протяжении многих веков, - наконец изрек он. - Я знаю, - отозвался Римо. - Пожалуйста, давай обойдемся без лекций по истории. - Я только хочу сказать, что это единственная из всех известных мне стран, решения в которой принимаются под влиянием чьих-то прихотей и капризов. Такое впечатление, что всей нацией правит тончайшая прослойка и в нее попадают именно те, кто больше всего на свете ненавидит собственную страну. - И это мне известно, - согласился Римо. - Ну, так что, запретить свободу? Это ответ? - Нет, - возразил Чиун. - Если запретить свободу, то вас завоюют извне. Сохраните свободу - и станете жертвой внутренних врагов. - Итак, у нас нет выхода, - подытожил Римо. - Отнюдь. Все нации когда-нибудь погибают. Что же касается вас, плохо лишь то, что ваша гибель окажется бесславной. Лучше погибнуть от меча, чем от жалких червей. - Он вновь посмотрел вниз, на пять тысяч человек, собравшихся у ворот электростанции, - некоторые пели, другие выкрикивали лозунги. - Но пусть тебя поддерживает одна мысль. - Какая? - Эти жалкие черви там, внизу. Когда ваша страна уступит место какому-то новому образованию, можешь не сомневаться, они погибнут первыми. Римо покачал головой. - От всего этого тоска берет! - Нет-нет, - быстро проговорил Чиун. - У нас есть наше искусство. Наша жизнь исполнена большого внутреннего смысла, внешний мир не может на него повлиять. Нам не нужен никто, кроме нас самих. - И наших жертв. - Верно, - согласился Чиун. - Признаю свою ошибку. Без жертв не бывает наемных убийц. Неожиданно в Римо проснулась злость. Он погрозил кулаком демонстрантам внизу и заявил: - Уверен, в жертвах у нас недостатка не будет. - Я подожду тебя здесь, - сказал Чиун. - Надеюсь, ты хорошо проведешь время. Только прошу, не давай волю гневу. - Постараюсь, - с этими словами Римо начал быстро спускаться вниз. Шел пятый день, как из-за пикетчиков электростанция прекратила работу. И каждый день демонстранты штурмовали окружавший электростанцию забор - их атаки отбивались силами городской полиции и местной охраны. Но сегодняшний день, по сведениям Римо, обещал быть необычным: стало известно, что демонстрантам подвезли оружие и взрывчатку. Из-за остановки электростанции вот уже пять дней сто тысяч семей сидели без электричества. Это значит, что не работали холодильники, не горел свет, нельзя было принимать телевизионные и радиопередачи. В больницах использовали аварийные генераторы, мощности которых хватало лишь для самых неотложных операций, и если бы хоть один из таких генераторов отказал, началась бы массовая гибель больных, потому что других запасных систем в городе не было. Площадка вокруг электростанции напоминала маленькую песчаную отмель, исчезавшую под волнами прилива и вновь появляющуюся, когда прилив отступал. Роль насоса в этом людском бассейне выполняли телекамеры: когда они были включены, толпа с песнями наступала на забор, когда же операторы уходили, пикетчики начинали отступать, оставляя после себя раздавленные банки из-под пива, обертки от бутербродов, пластиковые упаковки "Биг-Маков", бычки самокруток и обрывки плакатов с протестами против загрязнения окружающей среды и "грязных угольных магнатов". Сейчас было время отлива. Римо пробирался сквозь толпу, которая разбилась на многочисленные группки, впавшие в летаргический сон. Некоторые лежали на спине и старательно приобретали загар. Другие распивали пиво. Бойко шла торговля семечками. А в какой-то сотне футов от них человек шесть полицейских охраняли ворота, но и они выглядели расслабленными, словно понимали, что отсутствие телекамер привело к своего рода перемирию. Римо не очень-то надеялся найти человека, которого искал. Никто не обращал на него ни малейшего внимания, когда он ходил между группками людей. - Эй, приятель, закурить не найдется? - окликнул его какой-то мужчина. - Нет, - на ходу бросил Римо. - Нет, ты уж дай мне закурить, - повторил мужчина, хватая Римо за плечо. Римо обернулся. Перед ним стоял тщедушный человечек лет сорока пяти в зеленовато-голубом домашнем костюме из синтетики и белых лакированных туфлях. Он-то что здесь делает, подумал Римо. Разве с возрастом революционеры не отходят от борьбы? Считается, что они не должны, сменив джинсы на домашний костюм, продолжать заниматься прежним делом. - Вам не кажется, что вы для этого немного староваты? - поинтересовался Римо, сбрасывая руку мужчины со своего плеча. Мужчина тут же почувствовал, как рука онемела; боль придет чуть позже. - Возможно, ты прав, но тут так много цыпочек. Римо пожал плечами. - Только чтобы добиться успеха, нужно сначала покурить травки, - продолжай мужчина. - В самом деле. Пошли. Сейчас разживемся травкой. - Интересно посмотреть, что у вас, любителей травки, за душой, - заметил Римо. - О-о, как болит рука! Что ты с ней сделал? - Ничего страшного. Естественная боль - ценная вещь. - Не смешно, - обиделся мужчина. На лацкане костюма у него был прикреплен значок с изображением вазэктомии. - А что ты вообще здесь делаешь? - Ищу Джени Беби, - ответил Римо. Это была всемирно известная исполнительница народных песен, сколотившая неплохое состояние в Штатах, а затем переехавшая в Лондон, где развернула мощную кампанию, поливая грязью расистскую, империалистическую и милитаристскую Америку. Она прожила в Лондоне пять лет, пока налоги там не поднялись до 90 процентов, после чего вернулась на родину, где вышла замуж за адвоката, снискавшего известность своими выступлениями на процессах шестидесятых годов, которые устраивались над борцами против системы. Считалось, что он главный теоретик движения протеста. Завоевать подобную славу ему было достаточно просто, поскольку большинство так называемых борцов обычную логику воспринимали как уловку среднего класса (состоящего в основном из белых американцев), нарочно придуманную для порабощения чернокожего населения и беднейших слоев. - Джени обещала быть позже. Наверно, сейчас она в городе, в гостинице. - Мужчина хотел было потереть руку, но стоило ему дотронуться до нее, как его лицо исказилось от боли. - Спасибо, - поблагодарил Римо. - Береги руку. В городе? Вряд ли. Ведь раз нет электричества, значит, не работает кондиционер. А в такую жару она не станет без крайней нужды оставаться в помещении без кондиционера. Римо легко взбежал на холм, чтобы захватить с собой Чиуна, - тот стоял в прежней позе, словно так и не шелохнулся с тех пор, как Римо ушел. Они отправились в близлежащий городок, маленький Клэрбург. Некоторое время спустя Римо притормозил возле постового. - Полисмен, - позвал он. Полицейский вздрогнул, словно ждал нападения; рука инстинктивно потянулась к кобуре. Потом он увидел Римо и немного успокоился, поняв, что перед ним не бунтующий юнец. - Слушаю, - произнес он. - Где тут ближайший мотель с работающим кондиционером? - спросил Римо. - Дайте сообразить, - полицейский задумался, шевеля губами. - Наверно, "Мейкшифт". Милях в четырех от города. Дорога номер 90. Поезжайте прямо, никуда не сворачивая, и упретесь в него. Вы репортер? - Нет. - Слава Богу. Ненавижу репортеров. - Держитесь! И действуйте решительно! - напутствовал его Римо. Через пять минут они уже подъезжали к мотелю "Мейкшифт" - четырем растянувшимся вдоль дороги домикам-ранчо, которые решили вместе преодолевать трудности жизни. Римо припарковал машину на стоянке, слишком просторной для этого захолустья, и отправился в административный корпус. Чиун ждал в машине. В регистратуре, в окружении двух искусственных папоротников, сидела молоденькая блондинка. На ней был розовый джемпер и белые брючки. Она нежно улыбнулась, встретившись взглядом с Римо, глаза которого были темными до черноты. Он был поджарым, шести футов ростом; закатанные рукава обнажали мощные запястья. - Где она? - спросил Римо. - Кто она? - Скорее, у меня мало времени. Мои ребята ждут в машине, и нам надо поторапливаться, чтобы успеть к семичасовым новостям. Так где она? - Он принялся барабанить пальцами по стойке. - Я вас провожу, - сказала девушка. Римо покачал головой. - Нет. Дайте мне сделать интервью, а уж потом постараюсь найти минутку, чтобы с вами поболтать. - Обещаете? - Чтоб я сдох, - поклялся Римо. - Номер 27. В конце коридора, - девушка указала в сторону окна. - В номерах рядом кто-нибудь живет? Девушка бросила на Римо быстрый взгляд, в котором читался испуг. Римо поспешно произнес: - Ничто не может угробить интервью лучше, чем голоса в соседней комнате. Вы сами это поймете, когда будете выступать на телевидении. Девушка кивнула. - В соседних комнатах никого нет. Они так пожелали. - Спасибо. Я не прощаюсь. Вернувшись в машину, Римо предупредил Чиуна: - Мне понадобится пара минут. - Не спеши. Все надо делать тщательно. Из номера 27 доносились голоса. Тогда Римо подошел к номеру 26 - дверь была заперта. Он принялся с силой вращать ручку, пока замок не ослабел. Проскользнув внутрь, Римо быстро закрыл за собой дверь. Встав возле двери, соединяющей номера, Римо прислушался. Два голоса были ему явно знакомы. Один принадлежал Джени Беби. Это было манерное гнусавое мурлыканье, которое каким-то загадочным образом превращалось в чистое и тягучее сопрано, едва она начинала петь. Другой, утомленный, был голосом ее супруга, юриста-теоретика и революционера, проживающего с ней в Малибу. Остальных голосов Римо никогда прежде не слыхал. Джени Беби: "Тони, пройдись по плану еще раз, чтобы мы знали, что делать". Тони: "Я уже прошелся три раза". Джени Беби: "Значит, на этот раз тебе будет совсем легко. Итак, еще разок". "Что ж, назвался груздем", - подумал Римо. Такова плата за то, что пасешься в королевском табуне. Могло быть и хуже. Один из лидеров движения протеста разыскивается полицией за торговлю наркотиками, другой женился на голливудской кинозвезде и стал обывателем, третий служит зазывалой у гуру. Тони: "Мы прячем оружие в ящиках с едой, а потом его раздаем. Ты, Джени, в половине девятого приглашаешь прессу на митинг - проведем его позади толпы, тогда никто ничего не увидит. Как только ты начнешь, мы заставим толпу двинуться на ворота. Наши ребята сделают пару выстрелов, полицейские ответят. Когда там появится пресса, начнется уже настоящее сражение. Конечно, у нас найдутся свидетели, которые скажут, что полицейские первыми открыли огонь. Когда толпа ворвется в ворота, мы заложим возле генератора взрывчатку - контейнер для нее будет выглядеть как катушка с кабелем, а потом быстренько уберемся, иначе можно нарваться на неприятности. Когда же восстание будет подавлено, скорее всего ночью, мы взорвем заряд и вся эта чертова станция взлетит на воздух". Незнакомый голос: "Но могут пострадать невинные люди". Джени Беби: "Нельзя сделать яичницу, не разбив яиц". Тони: "Правильно. Это нас не касается. Как бы там ни было, завтра Джени устроит пресс-конференцию, на которой заявит, что полицейские первыми открыли стрельбу. А мы подберем нескольких свидетелей, которые видели, что так оно и было". Незнакомый голос: "А как насчет взрыва?" Джени Беби: "Предоставьте это мне. Он станет лишним подтверждением тому, какое дерьмо эти угольные электростанции, - они абсолютно ненадежны. Где дистанционное управление, чтобы на расстоянии взорвать заряд?" Тони: "У меня под матрацем. Пусть там и лежит, пока не понадобится. Чтобы избежать случайностей". Незнакомый голос: "Я положил оружие в коробку, где лежат сандвичи с куриным салатом. Там сверху этикетка". Джени Беби: "Хорошо. А где взрывчатка?" Голос: "Уже в багажнике". Пауза. Джени Беби: "О'кей. Сейчас почти семь. Пожалуй, тронемся". Римо ждал, пока в соседней комнате закончатся сборы, потом услышал, как хлопнула дверь. Осторожно приоткрыв портьеру, он выглянул в окно и увидел певицу, ее мужа и еще двух мужчин - компания направлялась к белому "линкольну"-седану, явно страдающему от переизбытка хрома и всяких побрякушек. Должно быть, их "фольксваген", работающий на дровах вместо бензина, находится на профилактике у какого-нибудь садовода, подумал Римо. На двери, соединяющей номера, не было ручки, только круглая и гладкая замочная скважина. Выставив пальцы правой руки вперед, Римо нанес резкий удар по двери прямо рядом с медной пластиной. Дерево треснуло. Тогда Римо вцепился в замок, вывернул его, и дверь распахнулась. Комната напоминала притон. Кровати не застелены, корзина для бумаг была доверху наполнена пустыми пивными банками и бутылками из-под вина, а когда там не осталось места, постояльцы принялись швырять банки и бутылки куда попало. По полу были разбросаны обертки от сандвичей, на столе валялись объедки. Римо заглянул в ванную - ему вдруг захотелось узнать, как живут культурные люди, стремящиеся привести Америку в новое, светлое завтра, наполненное свободой и личной ответственностью. Раковина была забита щетиной, но мыло, бесплатно предоставляемое мотелем, даже не вскрыто. К полотенцам и не прикоснулись, ванна была суха - чувствовалось, что душем никто не пользовался. На полочке возле раковины стояли четыре банки из-под пива. Там же стоял полупустой пузырек с дезодорантом и дюжина пластмассовых коробочек с разноцветными таблетками. - Лучше жить за счет химии, - сказал Римо вслух и пошел в комнату. Там он сдернул матрац с одной из кроватей и швырнул его на пол - блока дистанционного управления под ним не оказалось. Приподняв другой матрац, Римо увидел то, что искал, - квадратную черную коробочку с циферблатом, хромированной кнопкой и выдвижной антенной. Вдруг он услышал, как открылась входная дверь. - Вот как, - раздался голос. - Что это тут у нас происходит? Оглянувшись через плечо, Римо произнес: - Уборка помещений. В этом номере планировалось произвести уборку еще в 1946 году, но мы почему-то упустили это из виду. В дверях стоял высокий блондин с роскошным коричневым загаром. На нем были белые джинсы. Майка с короткими рукавами обнажала выпуклые бицепсы. Все его мышцы заиграли, когда он сложил руки на груди и посмотрел на блок дистанционного управления, лежавший на кровати. - Что это? - спросил он. - Новый органический мини-пылесос, - объяснил Римо. - Устраняет любую грязь. Хотите взглянуть, как он работает? - Заткнись, умник. Я упрячу тебя в каталажку за кражу со взломом. Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Римо взял коробку с дистанционным управлением и положил матрац на место. Блондин потянулся к телефону на столике возле двери. - К сожалению, не могу тебе этого позволить, приятель, - бросил Римо. - Только попробуй помешать, - ответил детина. - Как вам угодно. - Небрежной походкой Римо направился к блондину, который уже снял трубку. Протянув руку, Римо нажал на рычаг. Противно ухмыляясь, блондин попытался убить сразу двух зайцев: он бросил трубку на рычаг, рассчитывая попасть Римо по пальцам, а левой рукой пнул Римо в грудь, пытаясь затолкать в комнату. Трубка стукнула но корпусу, не задев Римо. И тут блондин почувствовал, как левой рукой Римо отодрал его правую руку от телефона. В тот же момент его левая рука ударилась о грудь Римо - с тем же успехом он мог бы стукнуть по кирпичной стене. Волна боли, пройдя через запястье, предплечье и локоть, со всей силой отдала в плечо, заставив блондина содрогнуться. Со всего размаху он попытался нанести Римо удар в голову, но промахнулся. - Неужели нет способа научить тебя правилам приличия? - поинтересовался Римо. - Я тебе сейчас голову оторву, ублюдок, - прорычал блондин. Римо вздохнул. Блондин вновь выбросил сначала левую, а затем правую руку, целясь в поджарого человека, стоящего перед ним. Римо, казалось, не двинулся с места, но почему-то ни один удар не достиг цели, А блондин, промахнувшись, испытал резкую боль в мышцах спины. Тогда он схватил телефон, намереваясь залепить им Римо в лицо, но тот пригнулся и телефон пролетел у него над головой. Вдруг блондин почувствовал, как его подняли в воздух и со всеми потрохами швырнули в дальний конец комнаты. Он не оказался ни достаточно ловким, ни достаточно сообразительным, чтобы подумать, как предохранить голову, поэтому со всей силы врезался затылком в стену. Хрустнувший череп оставил на стене вмятину, не меньше фута в диаметре, чуть ниже дешевой виниловой отделки. Блондин тяжело охнул и вырубился. Римо не оборачиваясь вышел из номера. Если этот парень остался в живых, хорошо. Помер - тоже нормально. Единственное, что сейчас имело значение, - это большой безобразный "линкольн". Главное, чтобы он не ушел далеко. Сев в машину, взятую напрокат, Римо положил блок управления между собой и Чиуном и быстро тронулся со стоянки. Они как раз выезжали из города, двигаясь назад по основной магистрали, когда Чиун спросил: - Ты не собираешься мне ничего рассказать? - Рассказать? - Что это за черная коробка? Римо напряженно смотрел вперед. Между его машиной и белым "линкольном" уже не было других машин; их разделяли каких-нибудь триста ярдов, и Римо постоянно сокращал разрыв. - Это игрушка, - сказал он. - А как она действует? - поинтересовался Чиун. Его руки с длинными ногтями потянулись к коробке. - Сейчас объясню, - ответил Римо. - Сначала нужно выдвинуть антенну. Своими длинными пальцами Чиун взялся за кончик антенны и вытянул ее на все 15 дюймов. - А дальше что? - Там есть переключатель - на нем написано: "Включено-выключено". Надо поставить его в положение "включено". Он услышал, как щелкнул выключатель. Теперь он находился лишь в ста ярдах от "линкольна", дорога была свободна от машин. - Что дальше? - повторил Чиун. - Почему я должен все из тебя вытягивать? - Индикатор готовности батарей рядом с выключателем - когда он загорится, скажи. - Мне это нравится, - вымолвил Чиун. - Мне это чертовски нравится! - Следи за огоньком. - Загорелся! - воскликнул Чиун. - Загорелся! Такой оранжевый огонек. Только что загорелся. Семьдесят пять ярдов. - Видишь кнопку в самом верху? - Вижу. - Знаешь, что будет, если ее нажать? - Что? Пятьдесят ярдов. - Нажми и увидишь. - Нет, сперва скажи. Что будет, если ее нажать? - Но его палец уже был на хромированной кнопке. - Смотри на машину, что идет впереди. Чиун поднял глаза и нажал кнопку. Из "линкольна" донесся глухой удар и тут же прогремел мощный взрыв, от которого автомобиль взмыл на шесть футов от земли. Куски белого металла отваливались от машины, пока она кувыркалась, поднимаясь все выше. "Линкольн" все еще находился в полете, когда взорвался бензобак и автомобиль превратился в продолговатый огненный шар. Вернувшись на грешную землю, шар покатился по мостовой, пока с грохотом не разбился о бетонную ограду дороги. Автомобиль догорал. Не будет сегодня вечером оружейной стрельбы на электростанции. Никто не подложит взрывчатку. Не пострадают люди, чья вина не так уж и велика. Рима почувствовал удовлетворение. Не сбавляя хода, Римо резко развернулся, перепрыгнул через небольшое возвышение, разделявшее полосы движения, и рванул обратно в город. - Взрыв, - сказал Чиун. - Это бомба, - отозвался Римо. - И пожалуйста, давай обойдемся без жалоб на то, что бомбы лишают убийство гармонии. Ты сам это сделал. - Ты хочешь сказать, что каждый раз, как только я нажму кнопку, будет взрываться чья-нибудь машина? - Нет. - Значит, это должна быть белая машина? - Опять нет. - Некрасивая белая машина? - Нет, - повторил Римо. - Устройство больше не сработает. Чиун открыл окно и выбросил черную коробку в придорожные кусты. - Хлам, - изрек он. - И на что только нужна вещь, которую можно использовать только раз? - Полностью разделяю твое мнение, - согласился Римо. Когда они вернулись к себе в мотель, им сообщили, что Римо должен срочно связаться с тетушкой Лорэн. Это был псевдоним Харолда В.Смита, директора агентства КЮРЕ, в котором служил Римо. На этой неделе его звали тетушкой Лорэн. На прошлой неделе он был дядюшкой Говардом, а за неделю до того - кузеном Дорином. Интересно, подумал Римо, неужели все секреты страны пойдут насмарку, если директор КЮРЕ просто попросит Римо позвонить Смиту? Услышав от портье, что он должен позвонить тетушке Лорэн, Римо решил проверить свою теорию. - Но у меня нет тетушки Лорэн, - сказал он. - Однако просили передать именно это, - удивился портье. - Правда. Я сам принимал телефонограмму. - Верно. Но это просто пароль, - объяснил Римо. - Звонили по просьбе человека по имени Смит - он ждет моего звонка. Наступило молчание. Через некоторое время портье произнес: - Почему же он тогда просто не попросил позвонить мистеру Смиту? - Потому что он боится, что ты доложишь об этом русским. Или, что еще хуже, конгрессу США. - А, понимаю, - сказал портье и добавил: - Извините, сэр, у меня много других дел, так что я, пожалуй, лучше положу трубку. - Ты ведь не станешь звонить русским? - спросил Римо. - Нет, сэр. Портье держал линию, пока Римо набирал кодовый номер района 800. Сигнал прошел через два коммутатора, прежде чем достичь санатория в Рае под Нью-Йорком, где штаб КЮРБ осуществлял операцию прикрытия. - Римо на связи, - сказал Римо. Смит не представился, когда в трубке раздался его суховатый голос, но его ядовитые интонации трудно было не узнать. - Римо, вы не знаете, кто такой Бобби Джек Биллингс? Римо на мгновение задумался, и перед его мысленным взором возникло жирное лицо с неизменной банкой пива. - Знаю. Он приходится президенту дядей или кем-то еще. - Шурином, - уточнил Смит. - Его похитили. - Пожалуй, это не так уж плохо, - произнес Римо, кладя трубку на рычаг и выдергивая телефонный шнур из розетки. ГЛАВА ТРЕТЬЯ - Ну и глухое же место вы выбрали, - произнес Римо. - Подумайте об этом, когда в следующий раз соберетесь отключать телефон, - заметил Смит. Было два часа ночи, когда Римо вошел в вагон нью-йоркской подземки на станции между 56-й улицей и Шестой авеню. Доктор Харолд В. Смит, в сером костюме и с "дипломатом", уже сидел там на одном из пластиковых сидений. В вагоне больше никого не было, но он носил явные следы недавнего пребывания Homo New Yorkis: стены были испещрены грязными надписями, непристойные фразы бросались в глаза с металлические панелей, большинство рекламных плакатов было сорвано, а те, что остались, превратились в изображение гигантских фаллосов. Вагон насквозь провонял едким запахом марихуаны. Римо с отвращением огляделся. Ему вдруг вспомнилась книга, попавшаяся на глаза пару лет назад, - в ней автор пытался оправдать подобный вандализм, называя его новым типом городского народного искусства. Тогда Римо не придал ей значения, поскольку автор был помешанным на насилии чудаком, пытающимся найти правду, красоту и вечные истины в профессиональном боксе, воине, бунтах, надругательстве над женщинами и грабежах. - Мы бы могли встретиться где-нибудь в ресторане, - сказал Римо, усаживаясь на сиденье возле Смита. - Но только не здесь. - Конгресс снова вышел на тропу войны. Так что излишняя осторожность нам не повредит, - объяснил Смит. - Все равно цепочка замыкается на президенте, так что, пока он на месте, нам ничего не грозит. - Это верно, - ответил Смит уклончиво; говорил он сдавленным, бесстрастным голосом, словно эмоции стоили денег, а он не хотел платить. Поезд накренился, проходя поворот; скрежет колес больно резанул Римо по ушам. - Как бы там ни было, - добавил Смит, - но по всему выходит, что Бобби Джека Биллингса похитили. - Да кому он нужен? - Не знаю. Пока требований о выкупе не поступало. - Наверняка пьет где-нибудь, - высказал догадку Римо. Смит покачал головой и поправил лежащий на коленях "дипломат", словно отсутствие аккуратности могло принести штрафные очки при выведении окончательной оценки за прожитую жизнь. - Он слишком известная личность, - наконец изрек Смит. - Его бы наверняка где-нибудь обнаружили, но он бесследно исчез. - И Смит в двух словах описал обстоятельства, при которых пропал Бобби Джек Биллингс. Поезд подъезжал к станции на 51-й улице. Римо покачал головой. - Значит, на месте преступления найдены звезда Давида и свастика? - Да. Мы их, конечно же, проверили, но это просто дешевые значки и могли быть куплены где угодно. - А последними его видели арабы? - задал Римо новый вопрос. - Ливийцы, - уточнил Смит. - Не знаю, что вы думаете по этому поводу, но я лично считаю, что все это дело высосано из пальца. - Вам это кажется немного невероятным? - Весьма маловероятным. - Мне тоже. Поезд резко тронулся, так что Смит откинулся на сиденье. - Тем не менее вполне возможно, - продолжал он, - что Биллингса похитила какая-то банда, имеющая связи за границей. Президент слишком уж им дорожит, и похищение могут использовать, чтобы шантажировать президента. Хотя такая возможность беспокоит меня меньше всего. - Что же вас тогда беспокоит? - Что президент сам отдал приказ о похищении, - ответил Смит. Римо покачал головой. - Не думаю. Помните, речь идет о Вашингтоне. Президенту со всей его командой вряд ли удастся даже найти там ресторан, где подают яичницу, не то, что организовать похищение. Но если вы и правы, какой в этом смысл? - Может, они хотели бы убрать Биллингса до окончания избирательной кампании. Ведь он у них как бельмо на глазу. - Но если это их рук дело, зачем же президент попросил нас провести расследование? - А он и не просил, - ответил Смит. - Мы вышли на это дело по другим каналам. - Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не стал раскрывать эти каналы, но в том и не было необходимости. Римо знал, что через компьютерную сеть, телефон и осведомителей КЮРЕ имеет выход на все агентства, занимающиеся охраной порядка в стране. Движение финансовых средств, расследование преступлений, любое событие в жизни нации, - все проходило по разветвленной информационной сети КЮРЕ и загружалось в банки данных в Рае под Нью-Йорком. - Сдаюсь, - сказал Римо. - Что я должен делать? - Проверьте охранников, приставленных к Биллингсу. Вполне возможно, они что-то знают. Если нет, остаются еще ливийцы, с которыми он встречался в тот день. У меня записаны их имена. - Смит достал из "дипломата" листок бумаги - поезд как раз подъезжал к шумной, наполненной визгом станции. Взяв листок, Римо свернул его и положил в карман. Автоматические двери отворились, и в вагон с шумом ввалились трое молодых парней. У одного в руках был небольшой приемник, на полную мощность изрыгавший диско. Второй держал бумажный пакет, а третий - переносную лестницу. Из бумажного пакета они достали бутылку вина и пустили ее по кругу. Каждый по очереди прикладывался к ней и, громко чмокая, пил. Транзистор поставили на сиденье, где он продолжал орать. Парень, державший приемник, был одет в джинсовую куртку с вышитым на спине драконом. Двое его приятелей поставили стремянку прямо в проходе. Не свода глаз с парней, Римо произнес: - Хорошо, я все выясню. А ливийцы знают, что он исчез? - Думаю, они догадались, потому что на следующий день после происшествия им прислали официальные извинения президента, где сообщалось, что его шурин слишком много выпил, забрел в дом к своему приятелю и там заснул. Может, они приняли это за чистую монету, не знаю. Позже Белый дом обнародовал фотографию, на которой Биллингс играет в волейбол возле собственного дома. Конечно, фотография архивная, снятая прошлым летом, но об этом никто не знает. Возможно, фотография убедила ливийцев в том, что Бобби Джек где-то здесь. - Смит взглянул на парней. - А разве в этих поездах нет охраны? - поинтересовался он. - Конечно, есть, - ответил Римо. - Но они прячутся в головном вагоне вместе с кондуктором. И тут в вагоне раздался голос, заглушивший радио: - Кажется, мне не нравятся эти люди, севшие в наш вагон. Римо поднял глаза: парень с приемником смотрел на него. Римо показал ему язык. - Эй, мужик, ты чего? - заорал парень и уменьшил звук. - Пытаюсь показать, как мне противно на тебя смотреть, - объяснил Римо. - Вы слыхали? Слыхали? - зашелся парень, обращаясь к своим дружкам, которые как раз доставали из бумажного пакета баллончики с краской. - Ребята, он нас оскорбил. Он сказал: "Противно". Это же оскорбление! - Твоя жизнь - вот истинное оскорбление, - отозвался Римо. - А ну-ка, заткнись и выключи свой дебильник! - Чего? - переспросил парень и врубил приемник на полную катушку. Смит произнес: - Я вас прошу. - И не просите, - бросил Римо. Парень с приемником поднялся с места и угрожающе посмотрел на Римо. Римо тоже встал. Он был ниже парня и меньше его по весу. - Видали, - обратился парень к дружкам, - ему хочется подраться. Он первый полез. Один из приятелей стоял на стремянке, поливая белой краской потолок, другой для устойчивости держал лестницу, сжимая в руке еще два баллончика с краской. Они неплохо экипированы, решил Римо. Судя по всему, дружки собирались закрасить надписи на потолке и написать там что-то свое, поэтому не обращали внимания на своего приятеля, который продолжал орать: - Что - хочим подраться?! - Ты что, не умеешь правильно говорить? - спросил Римо, направляясь к парням. Он легко проскользнул мимо того, что держал лестницу, схватил с сиденья транзистор, швырнул его об пол и со всей силы опустил на него каблук. Транзистор издал жалобный стон и смолк. Неожиданно наступившая тишина привлекла внимание парней на лестнице и они посмотрели на Римо, который стоял перед их дружком в джинсовой куртке. Тот, что был на лестнице, бросил баллончик с краской на сиденье и спрыгнул вниз. Тут Римо понял, что они пьяны. Ему вспомнились те времена, когда он еще не работал на КЮРЕ, а был полицейским в Нью-Джерси, приговоренным к электрическому стулу за преступление, которого не совершал. К счастью, электрический стул не сработал. Позже Римо примкнул к подразделению "КЮРЕ", отвечающему за убийства. Наставником его стал Чиун, наемный убийца корейского происхождения. В те далекие времена в Нью-Джерси Римо напивался почти каждую ночь. Но когда бывал пьян, ему и в голову не приходило затеять драку или обрушить на головы людей грохотание своего транзистора. Он был благовоспитанным пропойцей, никогда не лез в чужие дела, не заговаривал первым и всегда улыбался. И куда подевались мирные пьянчужки, подумал Римо. Эти воспоминания о прошлом спасли парням жизнь. Когда они набросились на Римо, он попятился и схватил с сиденья баллончик с краской. Парни изо всех сил молотили кулаками, пытаясь его достать, но он, легко уворачиваясь, нажимал время от времени на головку баллончика, брызгая белой краской прямо им в лицо. Наконец поезд подошел к узловой станции на 24-й улице. Двери открылись, и Римо одного за другим вышвырнул парней на платформу, легко уходя от их бешеных ударов. Не успели двери закрыться, как полетевшая вслед за парнями лестница погребла их под собой. - И впредь ведите себя прилично! - прорычал Римо им вдогонку. Двери закрылись, и он с улыбкой повернулся к Смиту. - Вот видите? Все очень прилично. - С годами вы становитесь мягче, - заметил Смит. - Просто старею понемногу, - ответил Римо. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Специальное удостоверение государственного департамента, которое предъявил Римо, не произвело на представителя секретных служб городка Хиллз никакого впечатления. Может, ему больше понравилось бы удостоверение министерства сельского хозяйства или пропуск ЦРУ, а может, карточка ФБР или дипломатическая аккредитация при ООН, подумал Римо. Он всегда носил с собой полный набор этих документов. Дело в том, что Смит каждый раз выдавал ему какие-то новые бумаги, предназначенные для каждого конкретного случая, но Римо их неизменно терял. Охранник постарше взял из рук Римо удостоверение и стал его ощупывать, словно получал информацию благодаря осязанию, а не при помощи собственных глаз. - Похоже, оно в порядке, - наконец изрек он, возвращая документ. - Но мы уже говорили сегодня с вашими людьми. - В таком случае, история еще свежа в вашей памяти, и у вас не возникнет трудностей с деталями. - Римо совсем не понравился этот агент Дерл. - Все очень просто, - начал Дерл. - Мы сидели в машине у входа на вокзал, а Бобби Джек был позади здания. Тут появились арабы и говорят, будто он пропал. Мы не могли его найти, вот я и решил, что он действительно пропал. - А вы не видели, как он уходил? - спросил Римо. - Я же уже сказал, что нет. Хотите пива? - Нет, лучше воды. - В этом доме воды не держат. Только пиво, - сообщил Дерл. - Я пас. - Римо оглядел гостиную Бобби Джека Биллингса. Вся мебель была обита плотной цветастой тканью, от которой исходил затхлый запах, словно ее неделю держали мокрой в баке стиральной машины. - Что представлял из себя Биллингс в последнее время? - спросил Римо. Агент Дерл развалился на диване, от Римо его отделял журнальный столик. Он пожал плечами. - А что он вообще из себя представлял? Вставал поздно, выпивал перед завтраком. Весь день ходил пьяный. И ночью тоже. А потом пьяный ложился спать. - Не может быть, чтобы он был таким дерьмом, - высказал сомнение Римо. - Таким дерьмом? Да на самом деле Звено еще хуже! - Почему вы называете его Звеном? - поинтересовался Римо. Агент Дерл хмыкнул. - Мы сказали ему, что это сокращение от имени Линкольн.* * По-английски слово "звено" звучит как "линк". - ( Прим. переводчика.) Ему понравилось. И президенту тоже. - Но на самом деле это не сокращение от имени Линкольн? - Да никакое это не сокращение. Просто Звено. Знаете такое выражение: "недостающее звено"? Очень к нему подходит. Он находится еще на переходной стадии от обезьяны к человеку, даже не научился еще регулировать мочеиспускание. - А он ничего не говорил о том, что может потеряться? Уехать? Не казался обеспокоенным? - Звено вообще ни о чем не говорит, кроме того что ему нужно в туалет. И единственное, что его волнует, - это что может кончиться запас пива. - Как вы думаете, где он может быть? - спросил Римо напрямик. Дерл снова пожал плечами. - Кто ж его знает? Вот, бывает, ходишь каждый день по одной и той же улице, и там на тротуаре лежит обертка от жвачки. А однажды вдруг идешь - обертки нет. Интересно, думаешь, куда же это она подевалась? Но на самом-то деле тебе все равно. С оберткой от жвачки все что хочешь может произойти. - Похоже, вы не очень-то ему симпатизировали? - сказал Римо. - А я считал, что ребята вроде вас обязаны развивать в себе добрые чувства к человеку, которого охраняют. - Только не к Бобби Джеку Биллингсу, - отозвался Дерл. - Ну, ладно, - Римо поднялся. - Где ваш напарник? - Оп поехал на пару дней в Атланту - там у него дела. Это все, что вас интересует? - Да. - Вы, мужики, хоть не такие надоедливые. А эта цыпочка сегодня так и засыпала меня вопросами. - Что еще за цыпочка? - Тоже из госдепартамента. Вы, наверно, ее знаете. Здоровенная такая баба, блондинка шести футов росту с косичками и фиолетовыми глазами. Мисс... как ее там? Мисс Лестер. - А, ясно. Это она. - Чувствуется, вы там из кожи вон лезете, - заметил Дерл. Римо пожал плечами. - Сами знаете, как это бывает. - Это точно. - Там, наверно, решили, что мне удастся разузнать что-то, что ускользнуло от нее. Одна голова хорошо, а две лучше. - Даже если одна из этих голов принадлежит вам? - Я бы сказал: особенно если одна принадлежит мне. - Римо посмотрел на Дерла, и его темные глаза насквозь прожгли тайного агента. Агент хотел было что-то сказать, но заглянул глубоко в глядевшие на него глаза и увидел там нечто, что не смог бы назвать, поэтому промолчал. Лишь по прошествии времени он осознал, что там увидел. Из глубины зрачков Римо на него смотрела сама смерть. Агент Гавон в Атланте тоже мало чем помог. У него и в мыслях не было, что с Биллингсом может быть что-то не так, он не имел ни малейшего представления, куда тот мог исчезнуть, но был не прочь поболтать о мисс Лестер, которая была намного симпатичнее Римо. - Высокая блондинка, - объяснил он. - Явилась сюда и просто забросала меня вопросами. Но уж вопросы были поинтереснее ваших. - Слушайте, - начал Римо - ему уже порядком надоели замечания по поводу его неполноценности. - Она просто выполняет для меня посильную предварительную работу. А потом уже прихожу я и задаю вопросы по существу. - Например? - поинтересовался Гавон. - Задайте мне хоть один настоящий вопрос по существу. Римо ничего не приходило в голову. Наконец он произнес: - Какой сорт пива пьет Бобби Джек? - А это важно? - переспросил Гавон. - Еще бы! В нем ключ к разгадке. Итак, какой сорт? - Он пил любое. - Но было же какое-то, которое он предпочитал остальным. - Безусловно. То, что похолоднее. - От вас мало толку, - сказал Римо. - Задавайте нормальные вопросы, - парировал Гавон. Мустафа Каффир сидел в кабинете на верхнем этаже ливийского представительства, расположенного в старинном особняке в районе 60-х улиц Манхаттана. Слушая голос в телефонной трубке, он часто кивал, но выражение лица у него при этом оставалось кислым. Глядя в окно на расположившееся внизу здание нью-йоркской полиции, он со странной радостью подумал о том, что представительство Ливии, чья внешняя политика строилась на лозунге "Смерть евреям", день и ночь охраняется полицией, содержащейся на средства нью-йоркских налогоплательщиков, а, как известно, именно в этом городе самый большой процент еврейского населения. Тихо пробормотав: "Слушаюсь, господин полковник", - он повесил трубку и посмотрел на своего помощника. Как и Каффир, тот был одет в арабскую национальную одежду. - Неприятности, Ваше превосходительство? - спросил помощник. Это был худой мужчина и говорил он с естественной доверительностью, свойственной близким друзьям или любовникам, каковыми они с Каффиром давно являлись. - Он ненормальный, - ответил Каффир, - он хочет организовать вооруженное вторжение на территорию Уганды, чтобы вернуть к власти Иди Амина. Он почему-то уверен, что угандийцы, все как один, выйдут на улицы приветствовать этого шута. Помощник поджал губы и покачал головой. Каффир хмыкнул. - Все это было бы смешно... И вот этот идиот сосредоточивает силы на границе с Угандой. - Он рассмеялся. - Сосредоточивает силы. Ясно? - Это просто смешно, Ваше превосходительство, - хихикнул помощник. У него были темные глаза и длинные слипшиеся ресницы. Кожа имела светлый оттенок, и весь он напоминал ярко раскрашенную куклу. - Да, смешно, - послышался голос с порога. Каффир повернулся на стуле и увидел в дверях американца - на нем были черные брюки и спортивная майка. - Кто?.. - начал было Каффир. - Меня зовут Римо. Я не займу у вас больше двух минут. В его присутствии можно говорить? - Римо кивнул в сторону помощника. - Кто вас пустил? - возвысил голос Каффир. Помощник потянулся к телефону, но Римо перехватил его руку, прежде чем он успел коснуться аппарата. Помощник отдернул руку и стал массировать ее, пытаясь унять боль. Болело так, словно он прикоснулся к раскаленной плите. - Не смейте причинять ему боль! - рявкнул Каффир. Римо посмотрел на Каффира, потом перевел взгляд на нежного юношу. Мгновенно оценив обстановку, он согласно кивнул. - Я не дотронусь до него, если вы согласитесь сотрудничать. Много времени я не отниму. Каффир колебался. Тогда Римо сделал шаг в сторону помощника, который, забившись в кресло, съежился под взглядом американца. - Что вас интересует? - поспешно проговорил Каффир. - Кто вы такой? - Неважно, кто я, - ответил Римо. Он говорил медленно, тщательно подбирая слова. - Когда Бобби Джек Биллингс ушел от вас пару дней назад, мое правительство пришло к выводу, что служба охраны президентской семьи работает хуже, чем хотелось бы. И хотя Бобби Джек нашелся и теперь все в полном порядке, его легко могли похитить или причинить ущерб его здоровью. Вы меня понимаете? Каффир кивнул. Римо взглянул на молодого помощника - тот тоже кивнул. - Моя задача состоит в том, чтобы убедиться: меры безопасности совершенствуются. Но для этого мне нужна ваша помощь. Всего несколько вопросов. Ответы на вопросы заняли лишь пару минут. Каффир не видел, чтобы кто-нибудь слонялся без дела возле вокзала. Он не видел никого, кто мог бы кинуть на землю значки в том месте, где стоял Бобби Джек. Странностей в поведении охранников он тоже не заметил. А закончил он словами: - Если человек сам захочет уйти, полагаю, найдется мало способов его удержать. - Про себя же он подумал: "Хорошо было бы, чтобы вот так же, по своей воле, ушел ливийский президент. Уж его-то точно никто не стал бы удерживать". - Спасибо, - поблагодарил Римо. - Это все, что я хотел узнать. - Он уже повернулся к двери, как вдруг остановился. - Впрочем, последний вопрос. К вам не приходила, случайно, некая американка? Высокая блондинка с косичками. Мисс Лестер. Она не расспрашивала вас ни о чем? - Нет, я не встречал такой женщины, - ответил Каффир. - А вы? - обратился Римо к помощнику. Молодой человек покачал головой. - Прощайте, - с этими словами Римо вышел из кабинета. Дверь за Римо закрылась, но они еще долго молчали, приходя в себя. Наконец Каффир произнес: - Они еще не нашли шурина президента. - Ясно как белый день, - согласился помощник. - Это хорошо, - заметил Каффир и потянулся к телефону. - Кому вы собираетесь звонить? - спросил помощник. - Нашему агенту. Надо его предупредить, - объяснил Каффир. ГЛАВА ПЯТАЯ Президент Соединенных Штатов сидел в Овальном кабинете. Посмотрев на часы, он перевел взгляд на пресс-секретаря, который должен был подготовить его к пресс-конференции - она начиналась через пятнадцать минут. Чтобы появиться на экране телевизоров в безупречном виде, он не спешил одеваться: пиджак вместе со свежевыглаженной светло-голубой сорочкой и темным галстуком висели на вешалке, он наденет их в последний момент. Пресс-секретарь выглядел обеспокоенным. Все шло наперекосяк: вот-вот может начаться война на Ближнем Востоке, Иран, полностью поддавшийся антиамериканским настроениям, запретил все поставки нефти в США, цены на газ достигли небывалой высоты, галопировала инфляция, экономические показатели падали, а кривая безработицы резко ползла вверх. Национально-освободительные силы Южной Африки, которые Америка поддержала в ущерб законно избранному правительству, только что совершили новый террористический акт, расстреляв автобус с миссионерами и детьми. - Да, все это мне известно, - вдруг резко перебил президент. - А не случилось ли еще какой-нибудь гадости, о которой меня могут спросить? - Кажется, больше ничего, кроме того, что я перечислил, - ответил пресс-секретарь, а сердце его при этом ушло в пятки. Он знал, в чем дело. Последнее время их преследовали несчастья, рутинные неприятности стали столь обыденным делом, что президент уже воспринимал их как должное. Так что сейчас явно не они волновали президента. - Бобби Джек опять выкинул какой-нибудь фокус? - спросил президент в лоб. Пресс-секретарю показалось, что шеф как-то подозрительно на него при этом посмотрел. - Нет, сэр, - ответил молодой человек. - Я ничего такого не слыхал. - Не натворил ли чего наш парень в школе? Прилично ли ведет себя жена? - С этим вес в порядке, сэр. - Хорошо, тогда давай собираться, - сказал президент. Пресс-секретарю показалось, что президент удовлетворен. Хотел бы я тоже испытывать чувство удовлетворенности, подумал пресс-секретарь. Казалось, шеф порой забывал, что полным ходом идет президентская кампания, где он баллотируется на второй срок, и если пресса сообщит о спаде в экономике, катастрофической инфляции, войне на Ближнем Востоке и том затруднительном положении, в которое ставят правительство поддержанные Америкой группировки, его шансы на успех будут невысоки. Президент оделся, но повязывать новый галстук не стал, а надел на шею уже завязанный: у него плохо получались узлы, поэтому он старался носить завязанный однажды галстук как можно дольше. Он опять взглянул на циферблат - ему так хотелось, чтобы стрелки остановились и никогда не достигли четырех часов. Он ненавидел пресс-конференции, а к журналистам относился так же, как Черчилль к нацистам, - либо они берут тебя за горло, либо лежат у твоих ног. Если они не подлизывались к нему, пытаясь выведать что-нибудь эксклюзивное, то непременно старались его подловить, чтобы довести до импичмента. Надевая пиджак, поправляя галстук и даже шагая по коридору на встречу с журналистами, он постоянно повторял про себя заученные фразы. Инфляция, спад, безработица, перебои с поставками газа, Иран, террористы... он может справиться со всем этим. Последние четыре года он только и делал, что пытался все это преодолеть. Изо дня в день. Так что здесь неожиданностей быть не может. Сделав заявление, в котором говорилось, будто дела идут хорошо и даже имеются некоторые положительные тенденции, он почувствовал облегчение, оттого что никто из журналистов не рассмеялся. Он не мог вспомнить репортера, задавшего идиотский вопрос об уровне смертности в автодорожных катастрофах, поэтому ткнул пальцем в первого попавшегося на глаза. Им оказался тонкогубый протестант англо-саксонского происхождения из Чикаго, который говорил так, словно у него были склеены губы. - Спасибо, господин президент, - начал репортер, вставая. - Сэр, мы хотели бы узнать, что случилось с вашей прической. - Простите, - не понял президент. - С вашей прической. Видите ли, раньше у вас пробор был справа, а теперь слева. Почему? - С началом президентской кампании я всегда перехожу на левый пробор, - объяснил президент. - Следующий. - Внутри у него все кипело. От этих идиотских вопросов. В мире черт знает что творится, а этот параноик спрашивает о волосах. Разве не может человек позволить себе изменить прическу, когда начинает лысеть? Другого репортера интересовало, красит ли президент волосы. Нет. А не собирается ли президент покрасить волосы? Нет. Следующий спросил, не подумывает ли президент о пластической операции. Нет. А первая леди? Не будет ли она делать пластическую операцию? Нет. Еще один писака сообщил, что в Окснарде, штат Калифорния, два баллотирующихся неизвестно куда кандидата от Демократической партии призвали партию отказаться от поддержки нынешнего президента и поддержать кандидатуру Беллы Абцуга. Президент воздержался от комментариев. Очередной интервьюер поинтересовался, сколько миль делает президент ежедневно во время пробежки. Пять. А первая леди? Она не любит бег. Встал очередной репортер, пытаясь перекричать остальных, - каждый из присутствующих хотел задать свой вопрос. Но стоило президенту кивком головы предоставить ему слово, как все затихли и их вопросы плавно растаяли в воздухе. - Господин президент, в последнюю неделю Бобби Джек Биллингс привлек к себе внимание своим молчанием, - начал репортер. - Скажите, вы что, на период кампании вставили ему в рот кляп? - Никто не затыкал Бобби Джеку рот, - ответил президент. Он собрался уходить. Сзади слышалось протокольное: "Спасибо, господин президент". Выхода из конференц-зала, он подумал: "Ни одного вопроса об экономике, налогах, свистопляске в мировой политике и войне на Ближнем Востоке. Типичный спектакль!" Не успел он войти к себе в кабинет, как секретарша протянула ему конверт. - Только что поступило, сэр, - сказала она. - Я узнала почерк. Президент тоже его узнал. Это были размашистые каракули, которые начинались где-то в левой верхней трети конверта и кончались далеко справа. На конверте значилось имя президента. Слово "президент" было написано с ошибкой - в нем почему-то было два "з". Президент поблагодарил секретаршу, подождал, пока за ней закроется дверь, и только после этого открыл конверт. Письмо было от Бобби Джека. Ошибки быть не могло: на это указывали и полупечатные буквы, которые его недоучке-шурину заменяли почерк, и то, что в обращении значилась детская кличка президента. Письмо гласило: "Дорогой Баб. Меня захватила какая-то банда, называется ПЛОТС. Похоже на сионистских террористов. Вот уж неожиданная радость для евреев, которые так ненавидели меня! Я не знаю, чего им нужно, но они просили сказать тебе, что позже я смогу с тобой поговорить, и не звони в ФБР. В общем, не делай ничего такого. Я в порядке". И подпись: "Б. Дж.". Тут в кабинет ворвался пресс-секретарь. - Ну, как на ваш взгляд? - поинтересовался президент. - Порядок, - ответил пресс-секретарь. - Самое смешное, что этих ослов, видите ли, интересует ваша прическа. - Наконец он заметил, что президент не отрывает глаз от листка, который держит в руке. - У вас все в порядке, сэр? - Да. Все отлично. Послушайте, а вы случайно не знаете организацию под названием ПЛОТС? - На конце "ц" или "с"? - Скорее всего "с". Должно быть что-то, связанное с сионизмом. - Никогда не слыхал о такой. Навести о ней справки? Президент пристально посмотрел на него. - Нет-нет, в этом нет никакой необходимости. - Он скомкал письмо и сунул в карман пиджака. - Поднимусь к себе, немного полежу. - Хорошо, сэр. Оказавшись в своей комнате, президент закрыл дверь на два оборота и подошел к комоду, стоявшему у дальней стены. Из-под нижнего ящика он извлек красный телефон без диска, подумал примерно с полминуты и снял трубку. Он знал, что сигнал попадет к Смиту в кабинет. Знал, что кабинет находится в Рае под Нью-Йорком, но больше он не знал ничего. Может, там роскошная обстановка, а может, кабинет так же убог и суров, как голос Смита по телефону? Интересно, любит ли Смит свою работу, подумал президент. Вообще-то, он служил при пяти президентах. Но доказывает ли это, что работа ему нравится? Почему-то президенту казалось очень важным это знать. Не успел отзвучать первый гудок, как в трубке раздался голос Смита. - Слушаю, сэр, - произнес он. - У нас небольшие неприятности, - сказал президент. - Видите ли, Бобби Джек Би... - Я в курсе, сэр. Мы уже над этим работаем. Удивлен только, что вы так долго ждали, прежде чем поднять тревогу. - Я думал, что он пьет где-нибудь, - объяснил президент. - А теперь вам стало известно, что это не так? Президент кивнул, но потом понял, что Смит не сможет увидеть кивка. - Да, - произнес он. - Я только что получил от него письмо. - Хорошо. Прочитайте, - попросил Смит. - Спасибо, - произнес он после того, как президент прочел послание Бобби Джека. - Мы продолжим расследование. Президент понял, что сейчас раздастся короткий щелчок - Смит повесит трубку, - поэтому он поспешно сказал: - Одну минуту. На другом конце трубки воцарилось молчание, потом снова послышался голос Смита: - Да, сэр. - Скажите, вам нравится ваша работа? - поинтересовался президент. - Нравится ли мне работа? - переспросил Смит. - Да. Так как? Вам нравится то, что вы делаете? Снова наступило короткое молчание, потом Смит сказал: - Я никогда об этом не задумывался, сэр. Я не знаю. На этот раз президенту не удалось ничего сказать, прежде чем телефон отключился. Римо позвонил Смиту из автомата возле Центрального парка в Нью-Йорке. Чиун остался в машине, припаркованной в неположенном месте на Пятой авеню. - Ливийцы ничего не знают, - доложил Римо. - Президент получил записку от Бобби Джека, - сообщил Смит. - Что в ней? - Его захватила организация под названием ПЛОТС. Похоже на сионистов. - ПЛОТС? - переспросил Римо. - Вы шутите. - Нет. Именно ПЛОТС. - Кто они такие? - Не знаю. В нашем досье таких нет. Сейчас пытаюсь выяснить, что бы это могло быть. - Вы полагаете, что эта самая ПЛОТС имеет отношение к звезде Давида и свастике, обнаруженным на месте преступления? - поинтересовался Римо. Он почувствовал, как на том конце провода Смит пожал плечами, словно хотел сказать: "Кто знает?" - По крайней мере, одна вещь прояснилась, - произнес шеф вслух. - Президент не имеет никакого отношения к похищению Биллингса, иначе он не стал бы к нам обращаться, а попытался бы держать нас в неведении. - Хорошо, - сказал Римо, - но есть еще одна загадка. Кто эта мисс Лестер из Государственного департамента. Она постоянно переходит мне дорогу. - Подождите у телефона, - попросил Смит. Римо положил трубку на плечо: он знал, что Смит включил компьютер на столе и загрузил имя Лестер. Он обвел взглядом Центральный парк. Когда-то это был чудесный лесной массив в городской черте, но теперь там более-менее безопасно появляться только с двенадцати до трех дня, и то лишь в сопровождении вооруженной охраны. В трубке послышался голос Смита. - У вас есть описание ее внешности? - Высокая, под шесть футов. Блондинка, волосы заплетены в косички. Фиолетовые глаза. - Подождите. Римо посмотрел на машину, стоявшую у тротуара: глаза Чиуна были закрыты, он отдыхал. - Получен отрицательный ответ, - сказал наконец Смит. - В Госдепартаменте нет никого, соответствующего данному описанию. В нашем списке агентов, находящихся на службе у США, такого имени не обнаружено, по описанию тоже никто не подходит. - Отлично, - произнес Римо. - Чего ж хорошего? - Пока это наша единственная зацепка. - Слабая, надо сказать, зацепка, - заметил Смит. - Похоже, она тоже его ищет. - Ерунда, - голос Римо звучал беззаботно. - Все это детали. Главное, она знает, что он пропал. Ей откуда-то об этом известно, и для нас это уже кое-что. Дайте мне знать, как только удастся что-нибудь выяснить относительно ПЛОТС. ПЛОТС... Ха! ГЛАВА ШЕСТАЯ Когда Римо вошел в свой номер с видом на Центральный парк, Чиун как раз выключал телевизор. Он повернулся к Римо - его лицо горело возбуждением. - Теперь я знаю, что делать, - сообщил он. - Отлично, - бросил Римо и плюхнулся на диван, повернувшись к Чиуну: тот не стал бы говорить, если бы не видел глаз собеседника. Кореец встал у Римо в ногах и посмотрел ему прямо в лицо. - И тебя не интересует, что я решил? - Чиун внимательно вглядывайся в Римо, следя за реакцией. - Конечно-конечно, - ответил Римо. Интересно, что из увиденного по телевизору так возбудило Чиуна? - Я приму участие в Олимпийских играх. И получу золотую медаль. - Прекрасная мысль - за исключением того, что пока не придумали никакого вида спорта для наемных убийц. - Дурачок, я не собираюсь выступать в качестве наемного убийцы. - А в качестве кого ты собираешься выступать? - Да кого угодно, - ответил Чиун. - Ну, извини, - процедил Римо. - Извинения принимаются. Я могу выступать в любом виде программы. Сегодня я весь день смотрел телевизор и видел, как все эти люди бегают, прыгают - и так, и с шестом, - поднимают тяжести, занимаются метанием диска и копья... У меня все это получится лучше, чем у них. Итак, еду! И точка. Римо так и подскочил на диване. Чиун расположился напротив него на полу. - Но зачем? - вопросил Римо. - Ты знаешь, что можешь это делать, я знаю, что ты можешь, так зачем же тебе куда-то ехать? - Я хочу, чтобы все знали, на что я способен! - Помнится, как-то однажды ты сказал мне, что осознание своих достоинств - уже достаточное признание для думающего человека, - заметил Римо. - Забудь, что я говорил, - возразил Чиун. Он сложил руки на груди, и его пальцы с длинными ногтями исчезли в необъятных рукавах белого шелкового кимоно. - Я еду. Римо взглянул на него. Он ни минуты не сомневался, что Чиун проглотит с потрохами всех этих олимпийских призеров, но откуда вдруг эта жажда славы? - А что тебе это даст? - поинтересовался Римо. - Приглашения сниматься в рекламе, - ответил Чиун. - Ешьте овсянку "Уито", завтрак, который ест Чиун, чемпион. Чиун, чемпион, бегает только в кроссовках "Тайгерпо". Чиун, чемпион, неотразим в рубашках от "Сэнфорда". Я видел это, Римо. Даже те, кто только и умеет, что плавать, и то снимаются в рекламе. Их приглашают на телевидение, и они, сами дураки дураками, получают миллионы за то, что произносят эти слова. - Но ведь ты не ешь овсянку "Уито" и не носишь кроссовок, тем более кроссовок "Тайгерпо". Рубашки от "Сэнфорда"? Но я никогда не видел, чтобы ты был одет во что-то кроме кимоно! - Ну, немножко совру. Все так делают. Ты прекрасно знаешь, что никому не удавалось пробиться на Олимпиаде, питаясь овсянкой. От нее дай Бог ноги не протянуть, не то что пробежать забег. - Но зачем тебе деньги? - не унимался Римо. - Никогда не знаешь, как все повернется, - парировал Чиун. - Я не молодею. Деньги, заработанные рекламой, обеспечат мне спокойную старость. - Но в Синанджу у тебя дом, который ломится от золота и драгоценных камней! Зачем же тебе деньги? - упрямо повторил Римо. - А представь себе, что я заболею и все мои сбережения уйдут на оплату врачей? - доказывал Чиун. - В жизни не видел тебя больным! - воскликнул Римо. Чиун поднял вверх указательный палец правой руки и погрозил Римо. - А-а-а, то-то и оно. Значит, все еще впереди. Римо снова улегся на диван. Смиту только этого не хватает, чтобы окончательно свихнуться. Чиун - участник Олимпиады. Чиун дает интервью в палатке для прессы после очередной победы, относя свой успех за счет здорового образа жизни, хорошего питания и поддержки, оказанной ему доктором Харолдом В.Смитом, главой секретного агентства КЮРЕ, на которое работает Чиун, помогая расправляться с врагами США. Римо перевернулся на бок и посмотрел на корейца. - А кого ты будешь представлять? - Что ты имеешь в виду? - Каждый участник соревнований приезжает из какой-то страны. Они представляют что-то или кого-то. Какую-то страну. Ты, например, родом из Северной Кореи. Собираешься ее представлять? - Нет, - ответил Чиун. - В Северной Корее нет телевидения, значит, нет денег за рекламу. Я буду представлять США. - А-а, - протянул Римо, снова перевернулся на спину и уставился в потолок. А Чиун принялся напевать олимпийский гимн, - судя по всему, он услышал его сегодня по телевизору. - Кажется, надо быть гражданином страны, которую представляешь, - наконец изрек Римо. - Не думаю, - отозвался Чиун. - Но даже если и надо... я просто совру. - А-а, - повторил Римо и вновь уставился в потолок. Чиун опять запел. Римо краем глаза взглянул на него: он тренировался наклонять голову, чтобы легче было надеть золотую медаль. Римо долго лежал в полном молчании и вдруг, вспомнив что-то важное, снова сел. Чиун прекратил пение и посмотрел на него. - Тебе не удастся этого сделать, Чиун. - Почему? - Видишь ли, на Олимпиаде существует форма... - Ну и что? - Надо одеться в шорты и носки, чтобы ноги оставались голыми. Только тогда допустят к соревнованиям, - объяснил Римо, указывая на телевизор. - Ты же сам видел: там нет никого в кимоно. Чиун помрачнел. - Это правда? - спросил он с болью в голосе. Римо знал, в чем причина: в Чиуне жила имевшая древнюю традицию восточная целомудренность, не позволявшая ему на людях обнажать тело. Прежде чем принять ванну, Чиун закрывался на два оборота. Переодеваясь, он держал кимоно так, чтобы не было видно ни кусочка его тела. За ним стояли века скромности и благочестия. - Боюсь, что так, - сказал Римо. - Видишь ли, в некоторых видах оценивают технику, поэтому судьям надо видеть, как ты ставишь ногу, правильно ли вытянуты пальцы, и все такое. Судьи не смогут работать, если на тебе будет кимоно. Зазвонил телефон. Римо поднялся, чтобы взять трубку, но Чиун остановил его, положив руку на плечо. - Ты это всерьез? - Сам подумай: ведь все спортсмены носят спортивные трусы. - Римо пожал плечами. - Извини, Чиун, но кажется, ты уже вычеркнут из списков. Лицо Чиуна исказилось от гнева. Тут снова зазвонил телефон. - Идиотские у вас правила, - прорычал Чиун и пулей вылетел из комнаты, хлопнув дверью так сильно, что задрожали стены. Римо снял трубку - это был Смит. - Я обнаружил ПЛОТС, - сказал он. - Отлично. Где? - Вы не поверите. - Не поверю чему? - удивился Римо. - Они купили складское помещение в Хобокене, в штате Нью-Джерси. - Как вам удалось это выяснить? - Они зарегистрировали сделку от имени этой фирмы, - объяснил Смит. - Мы подняли записи регистрационной конторы округа и обнаружили, что здание куплено Пан-латинской организацией по борьбе с террористическим сионизмом. - Выходит, они не больно-то стремятся к конспирации, - вставил Римо. - Они также обратились в соответствующие инстанции с просьбой освободить их от налогов как некоммерческую организацию, - добавил Смит. - Вы были правы, я не верю, - подытожил Римо. - И вот еще что. Они распространили пресс-релиз, где объявили о создании организации и опубликовали план работы на ближайший месяц. - Минуточку, - перебил Римо. - Террористическая организация, похитившая шурина самого президента, громогласно заявляет о своем существовании? - Похоже на то, - согласился Смит. - Крутые ребята. - У меня тут вся информация. Пишите, - начал Смит. В этот момент в комнату вошел Чиун. Римо кинул взгляд на приставной столик в поисках карандаша. - Минутку, Смитти, - попросил он и посмотрел на Чиуна, который стоят возле письменного стола. - Чиун, позвал он. Старец медленно повернул голову и обратил свой взор на Римо. - Пожалуйста, дай мне ручку из того ящика. Чиун сложил руки на груди. - Чиун, прошу тебя, кончай валять дурака. - Сам ищи свою ручку. - Мне надо записать номер. - Какой номер? - поинтересовался Чиун. - Смитти, диктуйте адрес. - Один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен, - продиктовал Смит. - Один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен, - повторил Римо. - Теперь нет никакой необходимости записывать, сказал Чиун. - Ты запомнишь этот адрес на всю жизнь. - Нет, я его забуду. - Не забудешь, я тебе обещаю. - Хорошо, я тебе докажу, - прорычал Римо. - Один-одиннадцать, Уотер стрит, Хобокен, - и я забуду это, как только повешу трубку. - Римо, - послышался в трубке голос Смита. - Да, Смитти. - Что вы там делаете? - Не обращайте внимания. Как зовут шефа организации? - Фредди Зентц. - Чиун, - попросил Римо, запомни имя: Фредди Зентц. - Ни за что! Сам запоминай. - И Чиун принялся рыться в ящике письменного стола. - Смитти, я все понял: Фредди Зентц, ПЛОТС, один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен. - Приступайте немедленно, - приказал Смит. - Пока. Римо повесил трубку и подошел к письменному столу. Чиун подвинулся, пропуская его. В ящике Римо обнаружил ручку, специально предоставляемую гостиницей: она была сломана пополам. - Нехороший ты человек, Чиун, - произнес Римо. - Когда я завоюю золотую олимпийскую медаль, тогда, может, я стану лучше. Если кое-кто перестанет чинить мне препятствия. - О-о-о, - простонал Римо. - Лучше вот чем займись: Фредди Зентц, ПЛОТС, один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен. Как тебе, а? - Поздравляю, - сказал Чиун. - Радость победы вместо горечи поражения. Римо запел олимпийский гимн, и Чиун вышел из комнаты. Римо хорошо помнил Хобокен. Это был маленький аккуратный городок площадью не больше квадратной мили. Во время службы в Ньюаркской полиции Римо частенько заглядывал в бар ресторана на Ривер-стрит, где в окружении множества незнакомых людей ел сырых улиток, а скорлупу бросал прямо на пол. Бар был только для мужчин и пользовался большой известностью, ведя свою историю с девятнадцатого века. Но группа каких-то женщин возбудила дело, заявив, что бар для мужчин - это нарушение их гражданских свобод. Владельцы боролись изо всех сил, но проиграли. Женщины ворвались в бар, подобно валькириям. Не прошло и двух дней, как они начали жаловаться на разбросанный по полу мусор: они, видите ли, не могли удержаться на ногах, поскольку то и дело попадали в скорлупки каблуком. Римо перестал туда ходить. Въехав в Хобокен, они свернули на Ривер-стрит. Проезжая мимо бара, Римо ощутил приступ ностальгии. Жизнь была проще в те дни, и сам он был проще. Он обладал обыкновенным человеческим телом, кое-как справлявшимся с трудностями жизни. Все это происходило задолго до того, как Чиун объяснил ему, что обычный человек использует возможности своего организма не более чем на десять процентов, и научил его как резко повысить этот процент. Сейчас показатель Римо был пятьдесят процентов и постоянно рос. Чиун говорил, что единственно допустимый уровень использования своего потенциала - сто процентов, но во всем мире был только один человек с таким показателем - хрупкий, старый Чиун. В этом заключалась одна из истин, преподанных Чиуном. Вторая гласила, что сырые улитки - это слизь, а человек не должен есть слизь. И Римо, к великому своему огорчению, осознал, что никогда больше ему не удастся отведать сырых улиток. Он свернул к Гудзон-стрит. Ему не составило труда отыскать дом один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен по толпе ребятишек, толкущихся рядом. Римо поставил машину и тут же заметил табличку, прикрепленную между окнами третьего этажа: "Пан-латинская организация по борьбе с террористическим сионизмом". Из маленького объявления внизу Римо узнал, что дети пришли в штаб-квартиру ПЛОТС на вечер встречи под названием "Познакомься с террористом", где обещали бесплатные хот-доги. Ребята жевали бутерброды, завернутые в желтые салфетки с какими-то надписями. Когда они подъезжали к зданию, Чиун спросил: - Это что, бедные голодающие дети? Так сказать, оборотная сторона Америки? - Нет, - ответил Римо. - Дети что угодно съедят. Поднимаясь на крыльцо, Римо стащил у какого-то мальчишки с бутерброда салфетку. "Как сделать коктейль Молотова", - гласила надпись на салфетке, предваряя рисунки и небольшой текст с пояснениями, как в домашних условиях изготовить зажигательную смесь. - Веселые ребята, - буркнул Римо себе под нос. На пороге его встретила высокая женщина, которая раздавала хот-доги из большого черного контейнера. Голова у нее была повязана пестрым шелковым платком, глаза закрывали огромные очки с круглыми стеклами фиолетового оттенка. Из-за этих огромных очков она показалась Римо похожей на богомола. Красивого, но все же богомола. Одета она была в джинсы и клетчатую рубашку. Ее лицо покрывал легкий загар, но оно было гладким, лишенным тех линий и морщин, которые появляются у женщин, стремящихся во что бы то ни стало превратить кожу лица в изделие из кожи. Она вложила Римо в руку хот-дог. Тот протянул его какому-то мальчишке. - Спасибо, - сказал мальчишка. - Я уже знаю, как сделать бомбу. Молодая женщина пожала плечами. - Никогда ничего нельзя утверждать с полной уверенностью, память может подвести. - С легкой улыбкой она собралась уже протянуть хот-дог Чиуну, но старый кореец, взглянув на нее с отвращением, спрятал руки в рукавах своего оранжевого кимоно. - Совсем неплохие бутерброды, - обиделась она. - Может, вам не нравится реклама? Но сами-то бутерброды вполне съедобны. Произношение у нее не совсем американское, подумал Римо. И явно не хобокенский акцент. Люди часто путают акцент, с которым говорят в Нью-Джерси, с бруклинским, но на самом деле между ними нет ничего общего. Если в Бруклине неправильно произносят некоторые слоги, то в Нью-Джерси их попросту проглатывают. - Съедобны? - переспросил Чиун. - Эго свинина-то? - Чистая говядина, - заверила его женщина. - Мы отвечаем перед высшей властью. - Еще того хуже, - изрек Чиун. - Ибо что может быть отвратительнее, чем поедание свиньи? Только поедание коровы. - Но если вы пришли сюда не за едой, то тогда за чем же? - поинтересовалась женщина. - Мы ищем... - Римо замялся. - Как его зовут, Чиун? - Сам подумай. - Фредди Зентц? - подсказала женщина. - Именно его, - подтвердил Римо. - Но вам не следовало подсказывать, я должен быт сам вспомнить. Фредди Зентц. Мы хотим записаться в революционеры. Женщина продолжала доставать хот-доги из контейнера и заворачивать их в салфетки. - А вы из какого полицейского участка? - спросила она. - Ай-ай-ай, неужели мы так подозрительно выглядим? - ответил Римо вопросом на вопрос. - Неужели мы похожи на полицейских? - Он-то не похож, а вот вы вполне. - Честное слово, - сказал Римо. - Только не я. Мой приятель - крупнейший в мире специалист по взрыванию автомобилей. Что касается меня, то я лишь талантливый любитель, но все схватываю на лету. - Меня зовут Джессика, - представилась женщина и подозвала девочку двенадцати лет с пластинкой на зубах и косичками, которая стала вместо нее выдавать еду - Идемте за мной, пригласила женщина. - Посмотрим, у себя ли Фредди. Внутренние покои дарили благословенный отдых от гомона и криков детей возле крыльца. Д