советовал старик. -- Не дай Бог подумают они, что вы тут работаете. Римо остановился. -- Почему это? -- Да вон они орут что-то насчет того, что, мол, не потерпят тут разных всяких... -- Вот если они попытаются остановить меня, -- пообещал Римо, -- разных и всяких здесь точно будет навалом. Когда он подошел ближе к пикетчикам, благообразного вида пожилая женщина в шерстяных наколенниках, длинном теплом пальто, вязаном шарфе и митенках кинулась к Римо и завизжала: "Свинья, фашист, мясник, убийца". Мило улыбнувшись ей, Римо продолжал движение. Следующим оказался мужчина в шерстяной вязаной шапке и матросском бушлате, который, выступив вперед, поднес к самому лицу Римо плакат на деревянном шесте. Двумя пальцами Римо выдернул два гвоздя, которыми плакат был прибит к шесту, и, пока фанерное полотнище плавно опускалось на мостовую, счастливо миновал молодую мамашу, понукавшую своего девятилетнего отпрыска, дабы тот вцепился Римо в лодыжку. Наконец Римо добрался до входной двери. Пузатый чернокожий сторож, у которого совершенно явно не было при себе ни оружия, ни хотя бы дубинки, а возможно, даже и десяти центов, чтобы позвонить по телефону из вестибюля, беспомощно махал на него руками с той стороны стекла, призывая Римо убраться. Сзади на шее Римо ощутил чье-то жаркое дыхание. Обернувшись, он увидел, что с полдюжины агрессивно настроенных пикетчиков окружили его, угрожающе размахивая плакатами. Пока Римо обдумывал, не пришпилить ли их самих к этим плакатам, над толпой раздался голос: "Назад! Все назад!" Окружившие Римо люди остановились всего в нескольких дюймах от него, а затем, гневно ворча, отступили к линии пикета, пропустив вперед молоденькую девушку с золотисто-каштановыми волосами, в расклешенных джинсах и цветастом вязаном свитере. Она резко остановилась прямо перед Римо, и, упершись кулачком в бедро, топнула ногой. -- Ну? -- вскинула она голову. -- Неплохо, -- признал Римо. -- По десятибалльной шкале дал бы вам не меньше восьми с половиной. Зеленые глаза рыжеволосой девушки вспыхнули. -- Подумайте о том, что творите! -- воскликнула она. -- Призываю вас к тому же, -- ответил Римо. -- Мы -- мы помогаем тем, кому неоткуда ждать помощи! Мы защищаем бедных, униженных, и боремся за их попранные права! -- И все это вы делаете сейчас? Здесь? У этой вот мясной лавки? -- Римо кивнул на здание. -- Мы маршируем за Третий мир! -- слова девушки с трудом пробивались сквозь нестройное скандирование ее сотоварищей. -- Третий мир -- это нищета. Это голод. Это два миллиарда людей, которым каждый вечер приходится ложиться спать на пустой желудок, мистер! Римо пожал плечами. -- Третий мир -- это два миллиарда бездельников и две тысячи горластых либералов. То есть, если вам нравится, конечно, спасайте их. Но почему у здания мясной компании?" -- Да посмотрите на себя, -- не унималась рыжая. -- Вы же сами никогда не знали голода... Ну, немножко, может быть, знали, -- она присмотрелась к Римо внимательнее. -- Но скорее всего -- тот добровольный голод, которому подвергают себя пресытившиеся, чтобы соответствовать так называемому стандарту красоты, выработанному коррумпированным и разлагающимся обществом... Римо заметил про себя, что сама девица изо всех сил старалась соответствовать этому самому коррумпированному стандарту. Каждая черточка лица, каждый изгиб ее тела были именно в нужной пропорции и именно в нужном месте. -- Слышите, что говорят люди, которые пришли со мной? -- потребовала она. -- Нет, -- признался Римо. -- Не разберу ни одного слова. Рыжая девушка вновь топнула ножкой. -- Они протестуют против попыток капитала распять нас всех на одном кресте -- кресте из костей и мяса! Они кричат, что не будут больше его есть. И мы не позволим делать себе эти прививки от свиного гриппа. Прервав разговор, девушка повернулась к толпе и с удовольствием проорала вместе с ними несколько раз слова лозунга; затем опять обернулась к Римо. -- Но... это же все в шутку, наверное? -- недоуменно взглянул на нее Римо. -- Вы ведь все из клуба "Розыгрыш месяца" -- или я ошибаюсь? -- Наша цель, -- вздернула подбородок девушка, -- убедить погрязшее в коррупции правительство Соединенных Штатов, что Америка имеет и возможность, и моральное обязательство кормить весь остальной мир! -- Хорошо, что весь остальной мир не знает об этом, -- заметил Римо. -- Ну, а к прививкам это какое имеет отношение? -- Дело не в прививках, -- ответила девушка. -- А в том, что необходимо прекратить выращивать и есть свиней. Тратить тонны зерна на откармливание быков... Вы меня понимаете? -- Нет, -- мотнул головой Римо. -- Ну да, где вам, -- скривилась она. -- Вы же сами -- работник этой преступной компании. Ничего, скоро мы закроем ее. А после нее -- другие. По всей стране, пока нация наконец не придет в себя. Как вас зовут, кстати? -- Римо Уильямс, -- представился Римо, наблюдая за тем, как толстый сторож пытается всунуть в висящий на стене телефон десятицентовую монету. -- А я -- Мэри Берибери-Плесень. И не советовала бы вам пытаться проникнуть внутрь -- если вы все еще собираетесь сделать это. -- Мэри Берибери-Плесень?! -- Да. Мэри -- уменьшительное от Марион. Хотите узнать, что значат остальные имена? -- Как-нибудь позже, -- помялся Римо. -- А то я собирался обедать, знаете... -- Берибери -- это болезнь, вызываемая недоеданием и характеризующаяся дегенеративными изменениями в нервной, пищеварительной и кровеносной системе; это значит, что у больного ей обычно наблюдаются мигрень, обмороки, вздутие живота, понос и сердечные приступы. -- Звучит впечатляюще, -- одобрил Римо. -- Предлагаю в ближайшее время поговорить об этом подробнее. -- Он увидел, что страж у двери наконец просунул монету в автомат и сейчас говорил что-то в трубку. Значит, скоро сюда прибудет полиция. -- А "Плесень" в данном случае означает тонкий слой микроскопических водорослей, который начинает расти на слизистой желудка в процессе длительного голодания. -- Какая гадость, -- поморщился Римо. -- Прошу извинить меня... -- Если вы попытаетесь проникнуть внутрь, -- неожиданно заявила Мэри, -- нам придется остановить вас. -- Вы бы лучше вот их остановили, -- посоветовал Римо, направляясь к двери. -- Я вас предупреждаю. Нам бы не хотелось повредить вам. -- Да пожалуйста, -- пожал плечами Римо, кладя руку на ручку стеклянной двери. -- Мэри, успокойтесь, я вегетарианец. И здесь не работаю. -- Не верю ни одному слову, -- заявила та и, повернувшись к пикетчикам, гаркнула: -- Эй, вот один из этих! Хватай его! Едва Римо успел выдавить замок и распахнуть дверь, две дюжины пикетчиков ринулись вверх по ступенькам, как будто ждали этой команды с раннего утра. Римо увидел, как черное лицо сторожа посерело от страха. Вбежав внутрь, он одним прыжком оказался на стальной раме над самой входной дверью -- как раз вовремя, чтобы дать устремившейся за ним толпе (передняя шеренга -- шириной около восьми футов) с разгона врезаться в дверь (от петель до замка -- шириной около трех футов). Грохот разбитого стекла возвестил, что результат превзошел все ожидания. Когда с пола послышались первые стоны, Римо легко спрыгнул вниз. Сторож дрожал, вжавшись спиною в стену. -- Я вызвал полицию. Вам лучше уйти, мистер. Я уже вызвал полицию. Краем глаза увидев на доске над конторкой имя О'Доннела, против которого стоял номер кабинета, Римо выскочил из холла в коридор, напевая на бегу "У Мэри был барашек, был барашек, был барашек". Дверь кабинета оказалась запертой. Ногой Римо вышиб ее, и трое выросших перед ним желтолицых мужчин в один миг нанесли серию сокрушительных ударов по его лицу, телу, конечностям. Вернее, попытались нанести, потому что Римо инстинктивно отпрянул, едва уловив кожей колебание воздуха, вызванное движением первого из нападавших. Ответное движение Римо не заставило себя ждать, и первый из покушавшихся стал симпатичным настенным барельефом. Римо, как кошка, проскользнул внутрь, -- и второй из нападавших отделался лишь тем, что почувствовал, как его левая коленная чашечка въехала в правую, и обе они превратились в мелко нарубленный студень; незадачливый обладатель их, скуля, пополз к двери. Именно это и входило в планы Римо -- одного из них он хотел оставить в живых. Но только одного, а в этот момент перед Римо возник третий и поразил его незащищенную шею великолепно выполненным приемом карате. Великолепным, если бы Римо не успел сплести свои пальцы с цепкими желтыми пальцами противника и одним движением, словно щепку, переломить его руку в суставе. А затем мощный толчок бросил желтолицего спиной вперед прямо в раскрытое окно кабинета; громкий стук, раздавшийся снизу, сообщил Римо, что тело достигло каменной мостовой. Римо обернулся -- ив эту же секунду второй из нападавших, неловко опершись на руки, шлепнулся на ковер, напоровшись на свой же собственный ноготь; тело азиата конвульсивно изогнулось, и по полу ручейком побежала алая кровь. Только сейчас Римо обратил внимание на необычайную длину ногтей нападавших и на то, что края их остро отточены; а затем увидел и тонкий, как волос, порез на правой руке. Римо сжал кулак и увидел, как быстро набухает, багровея, тонкая линия между средним и указательным пальцем. На коже выступила алая бусинка крови и, вздрогнув, стекла в рукав. Римо так давно не видел собственной крови, что зрелище это немало его озадачило. Однако шум, доносившийся снизу из холла, тут же вывел Римо из оцепенения. Спрятавшись за массивным столом О'Доннела, Римо стащил на пол телефон и быстро набрал названный ему номер -- четыре-ноль-семь-семь. В трубке трижды щелкнуло, и Римо услышал ровный магнитофонный голос: "Набранный вами номер в данный момент отключен. Пожалуйста, проверьте, правильно ли вы набираете. Благодарю вас." В комнату шумной оравой ввалились борцы с мясом. Глава шестая Два мертвых тела, впервые найденных в этом районе за последние одиннадцать лет, заставили полицейских весьма ответственно отнестись к своим обязанностям. С пикетчиками разговаривали серьезно и смотрели на них недоброжелательно. Каждый раз, когда кто-либо из пикетчиков в ответ на заданный ему вопрос пробовал выяснить, "по какому, собственно, праву", ему намекали на возможность "проехаться в город", после чего на вопрос он, как правило, отвечал. И только один из них, худой, темноволосый, с крепкими запястьями, в ответ на предложение "проехаться в город" с улыбкой ответил, что это прельщает его больше, чем поездка, например, за город, чем вызвал со стороны офицера полиции праведный гнев. -- А ну давай не умничай. Имя? -- Мое или ваше? -- Твое. -- Римо Николс. -- Адрес? -- 152, Мейн-стрит. -- Этот адрес Римо давал во всех случаях. -- Вы лично знали, встречались или вступали в контакт с кем-нибудь из убитых? -- Нет. -- Это вы убили их? -- Нет. -- Кто-нибудь может подтвердить, что не вы их убили? -- Кто угодно. Никто. Я вообще не понимаю, что означает этот вопрос, -- пожал плечами Римо. -- В город проедемся? -- Я могу подтвердить. Я его видела, -- сказала Мэри Берибери-Плесень. Полицейский повернулся к ней. -- Ваше имя? -- Мэри Берибери-Плесень. -- Адрес? -- Не хотите узнать, что означает мое имя, офицер? -- В город проедемся? Здание компании "Митамейшн" в Уэстпорте Римо покинул свободным человеком. Больше полицейские его не вызывали, решив, после бурных споров, описать происшедшее как два непреднамеренных и одно самоубийство, явившиеся результатом ссоры между тремя неизвестными азиатами. Мэри догнала Римо уже у самой машины, в которой все это время невозмутимо сидел Чиун. -- Ты опять так долго возился. Что у тебя с рукой? -- спросил он. Римо взглянул на свою правую руку. Порез от ногтя уже успел превратиться в тонкую розовую линию -- тело Римо быстро восстанавливало пораженные ткани. -- Ткнули пальцем, -- объяснил Римо. Чиун с любопытством смотрел на Мэри. -- Значит, ты опять осрамился, -- кивнул он. -- Ничего подобного. Просто тот тип оказался несколько проворнее, чем я думал. -- Вот, вот, -- язвительно поддакнул Чиун. -- Ты опять думал, что противник окажется слабее тебя. -- Ну, это с каждым может случиться. -- Тебе повезло, что этим пальцем тебя ткнули не в горло, -- сварливым тоном заметил Чиун. Дабы избежать его изучающего взгляда, Мэри Бери-бери закашлялась и полезла в карман; вынув оттуда полиэтиленовый пакет, надорвала зубами клапан. -- Хотите попробовать тминного семени в кленовом сиропе? -- спросила она. -- Я лучше буду есть грязь, -- ровным голосом ответствовал Чиун. -- Римо, кто эта маленькая канарейка, которая клюет семена на обед? -- Чиун, будь джентльменом, -- нахмурил брови Римо. -- Мэри помогла мне выбраться из этой переделки с копами. А еще она не ест мяса и борется с этими свиными прививками. -- Радость моего сердца воистину безгранична, -- расплылся Чиун. -- Воистину безграничной она станет, когда я скажу тебе, что мы отправляемся в Хьюстон, папочка. Чиун печально кивнул. -- Ты все-таки хочешь взяться за это задание, хотя я и предупреждал тебя. Скоро, очень скоро ты познаешь свою ошибку. Выкарабкавшись из автомобиля, Чиун, не взглянув на Римо, повернулся и зашагал прочь. Римо следил, как его согнутая фигурка в развевавшемся длинном кимоно, со сложенными на груди руками, что делало ее похожей на катящуюся на колесах кибитку, медленно взбирается по склону небольшого холма. -- Один крохотный порез, а он уже на дыбы, -- пробормотал Римо и повернулся к Мэри, методично поглощавшей содержимое пакетика. -- Простите, что так получилось. Мэри подняла голову; к ее нижней губе пристали зернышки тмина. -- Да ерунда. -- Слизнув зернышки, она кивнула вслед удалявшемуся Чиуну. -- Он ваш друг? -- Родственник. -- Римо прикинул, за сколько минут доберется он до холма, на вершине которого виднелась фигурка Чиуна. -- И еще раз огромное вам спасибо. -- Для собрата-вегетарианца -- все, что угодно, -- уголками губ Мэри улыбнулась ему. -- Увидимся. До вершины холма Римо добрался как раз вовремя, чтобы увидеть, как Чиун исчез за следующей вершиной. Прибавив шагу, Римо добрался до следующей -- только чтобы увидеть, как Чиун исчезает за дальним поворотом. Невольно Римо вспомнил детскую считалочку -- "залез медведь на гору, и ну реветь -- еще одну гору увидел медведь!". Дойдя до поворота, Римо увидел желтое кимоно, мелькавшее за деревьями в небольшой роще. У края рощи он заметил, как кимоно скрылось за каменной насыпью; обошел насыпь -- и увидел, что Чиун стоит на земле на коленях ярдах в пятистах от него. Римо медленно шел к Чиуну; и так же медленно на землю спускались сумерки. Подойдя ближе, Римо увидел, что руки старого корейца по самые запястья ушли в землю. Когда Римо подошел вплотную к учителю, Чиун поднял руки, и у его колен в земле открылась небольшая ямка, а в ней -- присыпанные землей остатки человеческих внутренностей. Римо успел заметить сердце и печень, а потом перевел взгляд на лицо Чиуна. Не говоря ни слова, старик поднял указательный палец вверх: и в ветвях ближайшего дерева, освещенного взошедшей луной, Римо увидел труп с содранной кожей; на оголенное мясо были натянуты свободная рубашка и брюки из серой шерсти. Это было все, что осталось от Питера Мэтью О'Доннела. -- Внутренности они всегда хоронят у подножия дерева, -- кивнул Чиун. -- Кто "они"? -- спросил Римо, глядя на кровавые ошметки у ног Чиуна. Чиун, отойдя от дерева, сунул кисти рук в широкие развевающиеся рукава кимоно. -- Они, сын мой -- это род, древний, как Дом Синанджу. Римо вопросительно посмотрел на него. И Чиун продолжал: -- Дом Синанджу древен, но был таким не всегда; нет ничего в этом мире, что некогда не было бы молодым, как молодой месяц. И в те времена, о которых я расскажу тебе, Дом Синанджу был так же юн. Но даже фараоны Египта, царствовавшие в то время, уже знали о нас; и о нас знали великие владыки Китая. Императоры Среднего царства глубоко ценили Дом Синанджу. Это было очень давно, еще до нашествия железного всадника -- Чингисхана. И мы также с чрезвычайным почтением относились к династиям Среднего царства, сын мой. Римо кивнул. Подробно изучив в свое время биографии великих Мастеров Синанджу, каждый из которых был славен каким-нибудь героическим деянием, он помнил, что они с неизменным уважением относились ко всем императорам Среднего царства, а за эту эпоху успело смениться несколько царствующих семей. -- Итак, мы были молоды, но уже высоко ценимы, и главного Мастера тех времен звали Пак. Он не был таким, как Мастера Синанджу последующих эпох, ибо тогда не был еще открыт солнечный источник телесной силы. Это произошло лишь несколько веков спустя при величайшем из Мастеров -- Ванге, имя которого унаследовали многие в последующих поколениях. И ты должен знать их историю и не путать друг с другом! -- И в то время, Римо, Мастера Синанджу еще пользовались орудиями из заостренного металла, -- добавил Чиун. -- Давненько же это было, папочка, -- улыбнулся Римо. В первый раз на непривычно торжественном лице Чиуна он видел это странное выражение -- почтения, смешанного со страхом, страхом настолько сильным, что Чиун позволил Римо беспрепятственно перебить себя. И Римо чрезвычайно не понравилось, что в мире существует что-то, способное бросить тень на немеркнущую воинскую славу Чиуна, Мастера Синанджу и его учителя. То, что могло заставить Чиуна умолкнуть в немом почтении, было прямым вызовом самому существованию Римо. -- И в то время жил император, -- заговорил наконец Чиун, -- и этот император рассказал Мастеру Синанджу об одной своей провинции. Рядом с Шанхаем, так теперь называется это место. И в этой провинции жили невежественные и бесчестные люди, которые не уважали своего императора. И захватили назначенного им наместника, требуя за него выкуп. Но его ответом разбойникам, сказал владыка, будет искусство Синанджу. Чиун кивнул, словно подтверждая свои слова. Именно так обычно строились его рассказы об истории Дома Синанджу -- вначале о том, кто, когда и какую решал задачу, затем -- какие использовал методы, и в конце -- какой полезный опыт почерпнул из этого Дом Синанджу. Опыт, который Дом Синанджу приобретал на заре своего существования, был самым дорогим -- он был оплачен кровью. -- И Мастер Пак взял с собою слуг и служанок, и был последним из мастеров, имевшим слуг. И встал лагерем у названного ему густого леса там, под Шанхаем, и велел сказать тем, кто жил в нем, что имя его Пак, и он прибыл по указу самого императора. И решил ждать у леса два дня, а по истечении выступить против них, если они не вернут ему захваченного наместника. -- И в ту ночь из лагеря Пака пропали две девушки, и Пак послал двоих слуг, чтобы их найти. Но из двух слуг вернулся в лагерь только один, и сказал, горько рыдая, что Мастер Синанджу посылает слуг в те места, куда боится идти сам. Этот человек не боялся гнева Пака, ибо одной из пропавших девушек была его любимая дочь. И Пак сказал ему: "Ты прав в своем гневе, о безутешный отец, ибо для Мастера гораздо важнее не блюсти приказ хозяина, но защищать собственных своих слуг. В этом -- подлинная доблесть". И отослал всех домой, и вот с тех пор мы не имеем слуг, Римо. -- О'кей. Это, конечно, кое-что объясняет, -- воспользовался Римо паузой. -- Но как все-таки насчет этих покойников на деревьях? И для чего ты рассказал мне эту историю? Что у вас гнет слуг, я знаю, потому что все твои сундуки обычно таскаю я. К чему ты клонишь? -- Этот Мастер Синанджу видел, как на глазах его умерло много достойных людей. Вот что самое замечательное. -- Замечательное? -- недоуменно переспросил Римо. Усевшись на землю, он в упор взглянул на Чиуна. -- Что же в этом замечательного, хотел бы я знать? -- А то, что если бы Пак не был свидетелем смерти своих братьев, своего дяди и своего отца. Дом Синанджу не достиг бы таких высот, и мы с тобой сейчас бы здесь не сидели. Слава Паку, который смог вынести боль от многих душевных ран в безымянном лесу близ города, что зовется сейчас Шанхаем! И Римо услышал продолжение жутковатой истории Чиуна. Пак сам отправился в лес и вскоре понял, отчего так горько рыдал отец пропавшей дочери: голову девушки Мастер Пак обнаружил у подножия срубленного дерева, внутри его пустого ствола -- лишенные мяса кости, а в ямке у корней -- засыпанные землей внутренности. -- Лицо убитой девушки было совершенно белым; "отвратительно белым, как сама смерть", -- добавил Чиун. Римо поежился. -- И тут Пак заметил дым, струящийся из-за гребня горы, и подумал, что же могло там гореть, и пошел туда, и подойдя ближе, услышал радостные крики, и узнал язык, на котором говорили в этих местах. А те, кто собрался там, видели за день до этого, как покидали их края слуги Пака, и подумали, что вместе с ним ушел и он, отступив, и это спасло ему жизнь, они не видели, как он подошел к их лагерю, ведь всем известно -- не видишь того, за кем не следишь. Пак же к тому времени превзошел искусство оставаться недвижимым, и замер меж деревьев, а дым плыл мимо него, и Пак пошел на дым, не зная, с чем ему предстоит там встретиться, но понимая, что там, где дым, могут быть и люди. -- Нам, значит, предстоит сражаться с этими самыми дымными ребятами? -- снова перебил его Римо. -- Они что же, всегда прячутся за дымовой завесой? -- Нет, они сами часто превращаются в дым, -- тихо ответил Чиун. -- На Западе многие люди верят, что вампиры сосут кровь из горла жертвы, но это вовсе не так. Белые люди исказили древние легенды, которые принесли в Европу воины Чингисхана; а он, как знаешь ты, дошел только до Восточной Европы, и именно там распространились сказания о вурдалаках, сосущих кровь. Ибо поглощение крови есть не что иное, как религиозный ритуал. И те, кто совершает его, никогда не едят мяса, но лишь пьют кровь, а для этого вскрывают сердце жертвы и подвешивают тело над огромным медным сосудом, пока оно не становится отвратительно белым, белым, как сама смерть. -- Про "отвратительно белых" предлагаю закончить, -- нахмурился Римо. -- Но ведь не я избрал белый цвет цветом смерти -- это сделала сама природа, -- безучастно отозвался Чиун. Римо решил не замечать этой фразы, а Чиун принялся рассказывать, как все собравшиеся -- сначала мужчины, потом мальчики, затем девочки, женщины -- по очереди пили кровь из сосуда. После чего тело вываривали, пока мясо и жилы не отделялись от костей, и бросали мясо на съедение диким псам, жившим в этом лесу близ Шанхая. -- И Пак увидел, что кости лежали внутри выдолбленного ствола дерева -- и понял, что это жертва, дар предкам. И Пак понял, что эти... эти звери считали, что их предки, живущие в загробном мире, нуждаются в таких подношениях, и вскоре понадобится еще больше жертв, ведь умерших предков тоже с каждым годом становится больше. -- И Пак продолжал за ними следить -- а тем временем в лагере его дядя, обеспокоенный тем, что племянника долго нет, решил отправиться на его поиски. И Пак увидел, как его почтенный родственник вышел из-за деревьев, -- и в ту же минуту плечи его окутал дым, и Пак хотел предупредить дядю, но тут дым заговорил человеческим голосом, и голос спросил: "Могу ли войти?", и дядя, пораженный, лишь сказал "да", и тут дым превратился в человека, который нанес удар -- у этих людей были уже тогда эти их длинные смертоносные ногти. -- Но удар был не так силен и лишь ранил почтенного родственника Мастера, и тот, ибо он тоже владел Синанджу, возобладал над противником и немедленно уничтожил этого пожирателя крови. Но новое облако дыма возникло перед ним, и он пал жертвой множества смертельных ударов, разделивших его шейные позвонки. -- На следующий день у леса разбили свой лагерь еще двое храбрецов -- и это были брат и отец Пака. Пак, встретившись с ними, рассказал об увиденном и предложил всем троим атаковать врага. Но отец его, Ванг, -- конечно, не тот, великий -- настаивал на том, чтобы Пак лишь наблюдал за их борьбой с людьми дыма, ибо, даже если они проиграют, Пак будет знать все способы, которыми те могут убивать. Врага, известного тебе, победить вдвое легче. Атака же противника с флангов именуется окружением, а в центр расположения его -- прорывом. -- Бог мой, Чиун, ты до сих пор уверен, что я не знаю этого? -- вспылил Римо. -- Никогда и никому еще не могло повредить повторение основ мудрости. -- Да сколько же можно! -- И потому Пак вернулся в лес, и на следующий день отец и брат его пришли к тому месту и увидели дым, и осторожно приблизились, и отец его небрежно, словно отрабатывая удар, рассек мечом облако дыма. И тут воины Синанджу поняли, что пьющие кровь неуязвимы для оружия, когда превращаются в дым. -- И тогда они пошли дальше и увидели огромное дымное облако; и в один миг оно превратилось в вооруженных людей, числом семнадцать, и они приблизились к воинам Синанджу и спросили: "Можем ли войти?". И оба Мастера лишь кивнули, и враги напали на них, и каждый действовал мечом и смертоносным ногтем, и воины Синанджу поразили десятерых, но пали сами; а мы ассасины, а не солдаты, Римо, и смерть для нас -- не почет, и смертью не накормишь голодных детей Синанджу. И Пак теперь знал многое о том, как убивают пожиратели крови, но понимал, что еще больше ему предстоит узнать. Но на следующий день той же дорогой пришел к лесу его единственный сын, и хотя с невыносимой болью в сердце Пак заставил себя смотреть, как умирают его дядя, его брат и отец, он не смог бы вынести смерть на его глазах единственного сына. И тогда Пак вышел в самый центр сборища пожирателей крови, и рассмеялся им в лицо, и объявил, что он Мастер Синанджу, и настал их черед встретить смерть. Те же сказали, что им приходилось уже убивать мастеров Синанджу, но Пак возразил: то были лишь их слуги, и ваших убили они вдесятеро. И Пак сказал, что воины Синанджу знают давно все их хитрости с дымом и мерзкий обычай пить кровь, и потребовал, чтобы они тотчас же оставили лес и искали пристанища среди белых варваров на Западе или черных дикарей в жарких землях. Но они оспорили то, что он им сказал, и напали на него, и он убил многих, они же смогли лишь ранить его. И Пак не давал, невзирая на великую боль, жизни уйти из его тела -- и те поняли, что побеждены, и, взяв с собой свой медный сосуд и оружие, навсегда оставили лес, и, проходя мимо сына Мастера, низко кланялись ему, ибо Пак сказал им, что юноша, идущий по его следам -- наследник великих Мастеров Синанджу. И так в том лесу около города, который ныне именуют Шанхай, воины Синанджу получили знание о пожирателях крови -- как те движутся, как убивают, как справляют свой культ и как превращаются в дым, и еще о том, что ни один из них не может убить, пока не получит приглашения войти от своей жертвы. И тогда установилось перемирие. Такую вот историю рассказал Чиун Римо, и добавил, что с давних времен повелось считать, будто вскоре после того пожиратели крови вымерли. Но, продолжал он, смертельно раненый Пак успел рассказать своему сыну все, что Чиун передал сейчас Римо, -- но еще и предупредил юношу, что пожиратели крови не ведают страха смерти. -- Мы бы им могли устроить хорошую взбучку, -- хмыкнул Римо. -- Что?! -- возопил Чиун. -- Значит ли это, что я потерял полжизни, воспитывая футболиста, жонглера, клоуна?! Ты ассасин, а не шут, ты, комок белой грязи со свиными мозгами! -- Прости, -- Римо не на шутку пожалел о сказанном. -- Тебе нет прощения... Вот, теперь мы встретились с этими кровососами вновь. И сейчас у них наверняка есть такие новые способы, о которых мы еще ничего не знаем. -- Сделаем все от нас зависящее. И приглашать их войти уж точно не будем. Кстати, а что случилось с наместником императора? Ну, с тем, которого должен был освободить Пак? Чиун пожал плечами. -- Кто может уследить за всеми этими китайцами? Их так много. Виктория Вирджиния Энгус сидела на высоком табурете, напряженно вглядываясь в рабочую панель высившейся перед ней башни, состоявшей из миниатюрной телефонной станции. "Рай, штат Нью-Йорк". Цифры 914 были просто-напросто кодом этого региона. Наклонившись, Вики перевела переключатель в нижнее положение. Стерла записанное на дисках "Ханивелла". Встала и отправилась в столовую. Сев за столик, она заказала холодный сэндвич с ростбифом и горчицей; подумав, попросила полить его еще и кетчупом. И в ожидании заказа не переставая думала о том загадочном человеке, которого Чиун называл "императором". Он ведь был из города Рай, Нью-Йорк. Смерть отца... Чиун и Римо... Оказавшись дома. Вики начала поспешно укладывать рюкзак. Дверь открыл Римо, поскольку Чиун, сидевший прямо посреди их номера в мотеле на окраине города Фэйрфилд, штат Коннектикут, был занят сочинением очередной части своей великолепнейшей драмы, с невозмутимостью, мало напоминавшей о событиях минувшего вечера. Римо как раз ждал официанта, который должен был принести из ресторана заказанный рис, и, когда постучали в дверь, причин сомневаться в том, что это именно упомянутый официант, у него не было -- заказ Римо сделал уже минут сорок назад, а на кухне вечно уродуют его, как Бог черепаху. Либо они готовят рис с консервированным мясом, либо заливают его соусом, на девяносто процентов состоящим из двуокиси соды или какой-нибудь другой отравой, которую организм Римо просто не сможет вынести. Но запаха пищи или скрипа колес ресторанной тележки по ту сторону двери не было, и Римо открыл дверь левой рукой, пряча за спиной порезанную правую. Ворвавшись, словно вихрь, в комнату. Вики Энгус с разбега кинулась ему на шею. -- Римо, слава тебе, Господи, Римо, -- всхлипывала она, плотно прижимая к нему свою пышную грудь, которую с трудом прикрывала -- при отсутствии лифчика -- сатиновая рубашка. Уронив голову ему на плечо. Вики разрыдалась. -- Ну, ну, давай-ка успокоимся, -- приговаривал Римо, помогая Вик присесть на диван. -- Что случилось? Прикрыв лицо руками, Вики еще немножко поплакала, а затем, подняв голову, поглядела на дверь. -- Я... я была одна дома. И мне было так страшно одной, а потом я выглянула в окно и увидела... по-моему, я увидела... о, это было ужасно! -- Вскочив, она вновь вцепилась в Римо. -- Мне страшно даже подумать об этом! -- Успокойся же, -- повторил Римо, в то время как Вики уже распласталась по его телу и терлась бедрами о перед его штанов. -- Что там было такое? Тебе придется вспомнить, если хочешь, чтобы мы помогли тебе. -- Не оставляй меня, -- Вики всхлипнула. -- Не оставляй меня одну больше. -- Ее груди снова, как бомбы, обрушились на грудную клетку Римо. -- Не волнуйся. Теперь все будет в порядке. Присядь, я принесу тебе воды. Всхлипывания Вики начали понемногу стихать. -- Ну... ладно. -- Она следила, как в ванной Римо наливает из-под крана воду в стакан. А потом Вики заметила рядом с собой Чиуна -- и ей потребовалось ровно две секунды, чтобы придать лицу скорбное выражение и опять начать всхлипывать. -- Когда ты вошла, -- спросил Чиун, -- ты сказала "Римо, Римо, хвала небесам" или "Римо, Римо, слава тебе, Господи"? Вики беспомощно посмотрела на него. -- "Слава тебе, Господи", по-моему. -- Благодарю тебя, юная дева, -- снова сев на ковер, Чиун что-то вычеркнул в разостланном пергаменте и затем зацарапал по нему с удвоенной силой. Римо вышел из ванной со стаканом воды в руке и сел на кровать рядом с Вики. Взяв у него стакан. Вики пила воду маленькими глотками. -- Так что ты видела во дворе? -- спросил Римо. -- Или кого? Это были люди? -- Да, Римо. Люди. В нашем дворе. -- Их было много? Вида какого -- восточного? Сколько их было там? Трое? Четверо? -- По-моему, четверо. Было уже темно. И они были именно восточного вида, я в этом совершенно уверена. Ой, это было так страшно! Римо взглянул на Чиуна. -- Похоже, они теперь и за Вики охотятся. Чиун пожал плечами. -- Придется взять ее с нами в Хьюстон. Чиун повторил свой жест. В дверь постучали. Вики вскрикнула. Римо посмотрел на дверь. Чиун по-прежнему скреб пером по пергаменту. -- Ваш заказ, -- послышался из-за двери нерешительный голос. -- Скажи, чтобы они унесли его, -- не поднимая головы, заявил Чиун. -- Опять залили рис мясной подливкой. Глава седьмая Ровным, спокойным голосом главарь объяснял своим подчиненным, что им еще предстоит и что уже сделано. Нападение, сказал он, не провалилось, отнюдь -- оно было весьма успешным. Трижды кашлянув, главарь, повернув голову, сплюнул в пепельницу, стоявшую на окне номера на восемнадцатом этаже отеля "Шератон" -- Техас, город Хьюстон. -- Но мы потеряли троих наших лучших людей, -- сказал один из сидевших перед ним. Он говорил по-китайски. -- Но приобрели знание, -- возразил главный. -- Теперь мы лучше понимаем врага. Утраты жаль, -- добавил он, -- но она была необходимой. Скажите же, что удалось нам узнать? Молодой голос так же по-китайски доложил главному о нападении в "Митамейшн", и как тот белый по очереди вывел из строя троих лучших бойцов Веры. На улице в машине его ожидал, продолжал тот же молодой голос, человек с желтой кожей. -- С желтой кожей, -- прошептал главарь, поднося к лицу правую руку. Фаланга правого мизинца оказалась на уровне его груди, в то время как конец ногтя на указательном пальце -- в восемь дюймов длиной -- почти касался левой щеки говорившего. -- С желтой кожей и глазами стального цвета? -- Именно так, -- ответил голос. -- Я боялся этого, -- главарь опустил голову. -- Он пришел. Он все же пришел. -- Он опустил руку, и губы его зашевелились в беззвучной молитве. В такой позе он оставался несколько секунд -- затем резко вскинул седую голову. -- Вы заплатили остальным? -- Пикетчикам? Да, заплатили. -- Кто-нибудь из них знает о нас? -- Нет. -- Наши потери восполнены? -- То есть, наняли ли мы новых? Да, наняли. -- Зови остальных, -- приказал главарь. -- Час приближается. Откладывать больше нельзя. Мы должны сделать это. Молодой китаец вышел из комнаты, и главарь поднялся с кресла. Движения были медленными, как и его речь. Выпрямившись во весь рост -- чуть больше четырех футов -- он зашаркал по цветастому нейлоновому ковру, устилавшему пол номера, к окну; худая, покрытая пергаментной кожей рука отдернула тяжелые зеленые шторы. Комнату заполнил яркий солнечный свет. Хьюстон за окном словно висел в воздухе всей своей светло-серой громадой, невыносимо сверкавшей, как будто невидимая рука натерла сияющие квадраты небоскребов вазелином. Огромные машины, словно только что сошедшие с конвейера, подмигивали выстроившимся вдоль тротуаров угрюмым пыльным грузовикам; рабочие убирали с улиц разноцветные украшения -- праздник только что прошел, и в магазинах заканчивалась новогодняя распродажа. И жарко. В Техасе всегда жарко. Поэтому главарю это место нравилось больше, чем Коннектикут. Жара -- и ночью, и днем. Именно жара и нравилась ему, он мог ощущать ее. Почти видеть. Светло-голубой цвет оболочки его глаз резко контрастировал со зрачками -- большими, темными и совершенно неподвижными. Главарь был абсолютно слеп. Он услышал, как отворилась дверь. Значит, все уже собрались. -- Садитесь, -- главарь медленно произносил китайские слова. -- Садитесь, -- повторил по-английски один из пришедших. Главарь подождал, пока слух его не уловил звук движений двух тел, устраивавшихся в глубоких креслах. Задернув штору, он вернулся к месту, на котором сидел, отлично зная, что пути его не помешает ни неубранная вовремя чья-то нога, ни замешкавшееся в проходе тело. Опершись о резные подлокотники кресла, главарь откинулся на спинку, обтянутую ярко-алой материей с изображением танцующих зеленых драконов. -- Итак, Синанджу все-таки здесь, -- промолвил он. -- После многих веков снова пересеклись наши с ними дороги. -- Придется убить еще нескольких человек, -- английский вариант несколько отличался от сказанного. -- Мы не станем нападать первыми, -- продолжал главарь. -- Наша история говорит о множестве жертв, которые Вера понесла при попытке противостоять этим корейцам со стальными глазами. Этот же воин Синанджу опасен вдвойне -- с ним белый человек, в жилах которого течет кровь тигра. -- Нападать не будем, -- последовал перевод. -- Их можно уничтожить лишь поодиночке, -- кивнул головой главарь. -- Уничтожим по одному, -- повторил переводчик. Один из сидевших в креслах пошевелился и произнес: -- Без разницы. Перевод этой реплики, выданный молодым китайцем по знаку главаря, гласил: -- Тысяча извинений, мудрейший. Не говорите ли вы об одновременной атаке? -- Дурак, -- недовольно произнес главарь. -- Ты можешь биться головой о стену хоть целый день -- и она не дрогнет. Но вынь снизу один кирпич -- и через миг стена будет лежать в развалинах. -- Дурак, -- последовал перевод. -- Есть разница. Главарь услышал, как один из сидевших перед ним нетерпеливо заерзал в кресле. Затем раздался голос: -- Кончим их тем же способом? Новички вообще-то не понимают, для чего сдирать с каждого шкуру и вешать на дерево. Переводчик приложил все усилия. -- О, невежды, невежды, невежды, -- воздел руки главарь. -- Не вам и не мне менять наши обычаи. В них -- легенды. В них -- наша сила и мощь. Ибо с их помощью несем мы не только смерть жертвам, но и смертельный страх тем, кто еще остался в живых. Правая рука главаря мелко постукивала по подлокотнику. -- Мы -- последние из великих, и деяния наши воистину велики. Черная смерть, разившая Европу -- дело наших рук. Голод 1904 -- также дело рук бойцов Веры. Но сейчас, -- главарь откашлялся, -- сейчас нам надлежит вступить на путь, о котором говорится в нашем древнем пророчестве, и мы должны расчистить его для тех, кто идет следом. -- Старик говорит -- валяйте в том же духе, -- кратко пояснил переводчик. -- Достаточно. -- Главарь махнул рукой. -- Теперь обратитесь в слух и не полагайтесь только на свою память. Переводчик извлек ручку и блокнот, в который последующие десять минут переносил бисерным почерком каждое слово, срывавшееся с губ главного. -- И пусть люди будут готовы, -- закончил главарь. -- Пошли, -- кивнул переводчик. Главарь слышал, как двое встали с кресел; дверь распахнулась, затем снова захлопнулась. Он снова откинулся на спинку. Годы и колоссальное напряжение иссушили и ослабили его; он не мог позволить, разумеется, чтобы те трое это заметили, но это было так. Времена безвозвратно изменились. Новые последователи Веры соглашались теперь лишь за деньги исполнять вековой обряд. Не говорили на родном языке. Утратили способность изменяться и обращаться в иные предметы. Все это умел только он. Он один. Силы его на исходе. И это -- последний шанс. А он в том, чтобы следовать легенде, имя коей -- Последний порог. Медленными шагами главарь направился в противоположный угол комнаты, где стояла кровать, и в изнеможении опустил на матрац свое усталое тело. Несколько минут изучал оштукатуренный потолок. Сознание его затуманилось; он снова был там. Там, в деревне Тай-Пин, где прошли его лучшие годы. Он вспомнил золотые чертоги, построенные в знак признания могущества Веры и бога ее -- единственного истинного бога, властителя загробного мира, владыки перевоплощения. Он вспомнил своего наставника, духовного отца, который передал ему тайное знание о Последнем пороге. И, лежа на голубом с золотом покрывале кровати в номере отеля "Шератон", он вновь шептал те слова, что с того дня остались в его памяти. Средоточие всего есть желудок. В нем -- жизнь, и в нем -- смерть. Жизнь здесь начинается и кончается; здесь же живет душа. Вскрой его -- и ты уничтожишь жизнь. Жертва перешагнет тогда Последний порог. За которым не будет больше перевоплощений. И закрытый окажется путь к трону господа. Мы, люди Веры -- лишь хранители наших желудков, но мы шагаем по земле как бессмертные, с. нами -- покорность господу, в руках наших -- жизни смертных. Главарь вспомнил, как они умирали. Как ручьем вытекала кровь через перерезанные артерии. Как уходила из них сила жизни -- через продольный разрез в желудке. Затем, когда вместилище жизни разрушено -- снять кожу с тела... И последнее посвящение господу -- тело высоко в древесных ветвях, символ нашей мощи и нашей преданности. Наконец -- захоронение внутренностей. Последний порог. И так продолжалось тысячелетия. Еще до того, как Вера распространилась за пределы Китая -- в Румынию, Россию, Литву, Трансильванию -- легенды о них ходили по всей стране. Жуткие рассказы об их небывалой силе, об их способности превращаться в деревья и бестелесные существа, как чума, бродили между деревнями. Но затем, когда Вера покинула пределы родины... Жертвы множились, вера росла, но они потеряли легенду. Для белых они были не более чем маньяки-кровососы, красноглазые люди-карлики. Их запомнили как слуг дьявола, которые ночами прокрадывались в спальни и запускали клыки в трепещущую плоть юных дев. Жертвы множились, но была утеряна цель. Ряды их таяли -- один за другим соратники главаря освобождались от суеты мира. Бог вознаграждал их за труд, впереди их ждала вечная жизнь. До тех пор, пока не остался лишь последний из них -- он сам. И он ездил, выискивал, убивал и намечал новые жертвы, но этого было мало. Богу нужна была кровь. И в конце концов он оказался в Америке, самом чреве обезумевших мясоедов, убивавших свои желудки. И, призвав на помощь тысячелетние тайны Веры, он задумал последнюю, великую жертву, и ей должны были стать многие и многие тысячи. Но времена изменились, и он был немощен и стар, и бог поразил его слепотой в наказание. Украшениями золотых чертогов ему приходилось платить за кровь, и передавать секреты веры в руки непосвященных -- бог требовал жертв, а ряды преданных все таяли. И вот золота почти нет, но замысел близок к осуществлению. Скоро, скоро господь сможет оценить его труд. Он получит прощение, и воссоединится с ушедшими в вечной жизни. Но сначала нужно покончить с Синанджу. Заставить белого и корейца со стальным взглядом перешагнуть Последний порог. Многие века длилось между ними перемирие, чтобы закончиться именно сегодня. Глава восьмая -- Для чего ты носишь этот дурацкий костюм? Вики Энгус посмотрела на свое голубое мини-платье с золотой нашивкой на рукаве, затем -- с обидой -- на Римо. -- Почему это дурацкий? Это форма лейтенанта Звездной экспедиции. Я всегда ношу ее, когда летаю. -- Ты, значит, тоже из этих, -- кивнул Римо. -- Из этих? -- Ну... звезданутых. -- Звездных! -- сердито поправила его Вики. -- Но я не люблю, когда меня называют так. А теперь тихо, я буду выводить корабль на околопланетную орбиту. Вики несколько раз нажала на пустой пластиковый поднос от завтрака, издавая бибикающие звуки. Владелец фабрики унитазных сидений, занимавший кресло через проход от Вики, привлеченный необычным шумом, поднял голову. -- Координаты посадки введены! -- произнесла Вики. В динамике над ее головой раздалось гудение, а затем послышался голос стюардессы: -- Прошу всех пристегнуть ремни. Через несколько минут наш самолет совершит посадку в Хьюстоне. Расцепив скрещенные ноги, Вики застегнула ремень, при этом юбка ее поднялась еще на сантиметр. Владелец фабрики унитазных сидений опустил журнал, чтобы не упустить редкостное зрелище. Несколько минут спустя самолет, коснувшись колесами посадочной полосы, заскользил к зданию аэропорта. Голос в динамике выразил надежду, что пассажирам полет понравился. Подпрыгивая на сиденье. Вики громким голосом отдавала приказания штурману космического корабля. Владелец фабрики сидений, слегка привстав, страдальчески поднял брови. -- И почему это у самых клевых телок всегда не в порядке мозги? -- вполголоса пожаловался он, ни к кому, впрочем, не обращаясь. Привстав с сиденья. Вики потянулась за лежавшей на верхней полке багажной сумке с серебристой эмблемой Межпланетной федерации -- созвездие в окружении двух туманных силуэтов. Головы всей мужской части салона, как по команде, повернулись в ее сторону. Из глоток вырвался общий разочарованный вздох, когда обзор загородил внезапно появившийся рядом маленький азиат в желтом кимоно. Римо, Чиун и Вики пошли по салону к выходу; улыбающаяся стюардесса пригласила их снова воспользоваться услугами их компании. -- Спасибо, -- кивнула ей Вики. -- Экипаж! Приготовиться к высадке! Худенькая плоскогрудая стюардесса с недоумением наблюдала, как Вики медленно спускается вниз по трапу, сопровождая каждый шаг хлюпающими звуками. За ней мелкими шажками спускался Чиун. -- Эти двое что, вместе? -- спросила она у чуть отставшего от них темноволосого молодого человека. -- Да, -- кивнул Римо. -- Это капитан Джерки и мистер Шмук. -- Похоже на то, -- согласилась стюардесса. Сев на рейсовый автобус, Римо, Чиун и Вики отправились в центр города. Пассажирами, сидевшими напротив них в салоне, оказались толстая белая матрона, изо всех сил прижимавшая ребенка к обширной груди, и некто Делавар Торрингтон-младший, известный его современникам как ДТ-2. Как раз в этот момент ДТ-2, прижимая к уху приемник, наслаждался очередным поп-шлягером на такой громкости, что рев двигателей "Конкорда" показался бы рядом с ней чем-то вроде шума воды в ванной. В процессе этого Делавар Торрингтон-младший сползал все ниже и ниже по сиденью, стараясь проникнуть взглядом под юбку Вики. -- У-ух, мамочка! -- присвистнул он. Поймав его взгляд. Вики плотно сжала колени и ближе придвинулась к Римо. Римо же в данный момент всецело был занят мыслями о сиденье, находящемся под ним. Он плотно уперся подошвами в пол и, когда водитель запустил мотор, слегка приподнялся над сиденьем. Задержав дыхание, Римо оторвал от пола обе ноги. Тело его зависло в трех дюймах над сиденьем. Автобус тронулся; Чиун, сидевший рядом с Римо, кивнул. Медленно выдохнув, Римо опустился обратно. Кроме Чиуна, его странных упражнений не видел никто; для Чиуна же это была обычная утренняя гимнастика. Вики сжала предплечье Римо. -- Вон тот тип глазеет на меня! -- Рассей его своим бластером, -- посоветовал Римо. Засунув кепку под мышку, Делавар Торрингтон одарил Вики сальной улыбкой; в это время вой приемника разбудил ребенка, спавшего на руках у толстой матроны. Еще не проснувшись, дитя начало всхлипывать. Снова оскалившись, ДТ-2 подвинулся к Вики. Привстав, Римо наклонился к нему. -- Тебе чего надо? -- Да не тебя! -- проорал ему в ухо ДТ, стараясь перекрыть барабанную дробь из динамика. -- А вот ее! -- Простите, сэр, -- Римо покачал головой. -- Но ее сердце уже отдано Звездной команде. -- Никогда не слыхал о такой, -- замотал головой ДТ. -- Че играют? -- Ничего особенно интересного для вас, -- ответил Римо. -- В основном музыку. -- Не гони фуфло, мурло, -- рифма привела ДТ-младшего в такой восторг, что, громко топнув подошвами по полу автобуса, он, откинувшись назад, визгливо закудахтал. Ребенок на руках женщины, окончательно проснувшись, заорал громче, чем саксофоны в приемнике, которые, надрываясь, выдували концовку. Толстая соседка спросила у ДТ, нельзя ли немного приглушить музыку. -- И так ни фига не слышно, толстуха! -- презрительно бросил ей Торрингтон. -- Тогда сделаем погромче, -- предложил Римо. -- Чтобы ты наконец услышал ее как следует. Рука Римо, протянувшись вперед, с треском прижала магнитолу к голове любителя музыки. Динамик ДТ выдавил ухом -- но вот кассетный отсек ему пришлось вышибать уже челюстью. Посыпавшиеся из задней стенки лампы и транзисторы освободили место для косматой головы; в задней части автобуса внезапно воцарилась тишина, которую нарушало лишь редкое позвякивание стекол. Римо потянул за шнурок звонка -- и водитель остановился, чтобы выпустить из дверей странного человека с магнитолой, которую он держал почему-то между ушей. Позже в кругу друзей Делавар Торрингтон не раз изумлялся, как пластмассовый корпус приемника смог сохранить четкие очертания его головы. Происшедшее немало потрясло его, и новую магнитолу он отважился спереть только через неделю. Успокаивая плачущего младенца, толстая женщина кинула на Римо благодарный взгляд и, как бы извиняясь, пробормотала: -- Хьюстон уже не тот, что в прежние времена. -- Ничто не вечно, -- согласился с ней Римо. -- А как ты это сделал? -- спросила Вики, когда Римо сел наконец рядом с ней на свое место. Этот вопрос не сходил у нее с языка все то время, пока, сойдя с автобуса, они регистрировались в хьюстонском "Хилтоне", поднимались наверх и Римо вел Вики к ее комнате. "Как ты сделал это?" -- Достань какое-нибудь радио -- и я тебе покажу, -- пообещал Римо. -- Не зайдешь ко мне? -- многозначительным тоном спросила Вики. Римо взглянул на нее, поскреб рукой подбородок, и, подумав несколько секунд, решительно мотнул головой: -- Нет. -- Римо, -- послышался из открытой двери соседней комнаты голос Чиуна. -- Иди сюда. Настало время поговорить о душе после долгой дороги. -- Иду к тебе, -- Римо протянул руки к Вики. Слушать в пятнадцатый раз рассказы Чиуна о том, как после пореза его внутреннее "я" вышло из его тела -- пообедать, наверное -- было выше его сил. -- Я знала, что в конце концов моя возьмет! -- торжествующе улыбнулась Вики. -- Как скажешь, -- приложил руки к груди Римо. Отойдя от двери. Вики вошла в комнату и улеглась на узкую одноместную кровать. Подняв юбку, она медленным движением от подъема к бедру расправила колготки -- сначала на правой, потом на левой ноге. Сняла кожаные сапоги -- тоже медленно, лаская черную кожу, сладострастно поскрипывавшую под ее пальцами. Снова разгладила колготки -- от носка до самого пояса. Римо, прислонившийся к бюро, стоявшему в комнате, смотрел не нее так, словно перед ним был механик на автозаправке, менявший шину. -- Ой, как хорошо, -- промурлыкала Вики, потягиваясь и поднимая над головой руки, отчего юбка ее вообще утратила всякий смысл. -- Ну, иди сюда. Садись и расскажи мне все-все о себе. -- Да рассказывать особенно нечего, -- состроил гримасу Римо. Он сделал шаг в сторону кровати, и тут Вики, молниеносным движением схватив его за запястье, притянула его к себе. -- Мы будем ждать здесь твоего друга? -- томно спросила она, глядя ему в глаза. -- Какого друга? -- не понял Римо. -- Ну, того, которого Чиун зовет императором. -- Нет, -- ответил Римо. -- Он не любит выходить из дому. -- Жаль. Он вроде бы симпатичный. -- Разумеется, -- согласился Римо. -- Сочетает обаяние точилки для карандашей с отзывчивостью канцелярской скрепки. -- Оторвавшись наконец от Вики, он присел на краешек кровати рядом с ней. -- Как ты думаешь, кто убил твоего отца? -- спросил он. Лицо Вики словно закрылось -- так опускается занавес после неудачного представления. Но лишь на секунду; глаза ее сузились, и она нервно облизала губы. -- Мм-х, -- промычав таким образом, она встала на колени. -- Это не ответ, -- попенял ей Римо. -- Интересный вопрос, -- выдавила Вики, потирая обеими руками грудь. -- Думаешь, я знаю? Тело Римо не двигалось, но кисть его проворно скользнула между ее колен. -- Должна же быть какая-то причина. -- Откуда мне знать, ка... -- Вики выгнула спину, запрокинув голову к потолку и раскачиваясь в такт движениям руки Римо. -- А мать или отец никогда не говорили тебе ничего, что могло бы послужить какой-то зацепкой? -- стащив с нее колготки, Римо уложил Вики на кровать. -- Нет. Нет... ничего... -- задыхалась Вики. -- Ну, может, хоть что-нибудь, -- настаивал Римо, располагаясь поверх нее. Медленными, плавными движениями своего тела Римо вверг ее в состояние галактического межзвездного оргазма; и еще, и еще раз, и наконец, они с трудом оторвались друг от друга. -- Ууууф! -- выдохнула Вики. -- Вот это... это... это да. -- Утерев с лица слезы и пот со лба, она привычным движением расправила платье. Поднявшись, она повернулась к Римо и сделала знак левой рукой -- "вилку" между средним и безымянным пальцами. -- Это приветствие планеты Вулкан, -- пояснила она. -- Оно означает "Живи долго и счастливо"! Римо поднял сложенные вместе три пальца правой руки. -- Это приветствие бойскаутов, -- сказал он. -- Означает "будь готова"! И повернулся к двери. -- Римо... -- Да? -- Чиун... ты его хорошо знаешь? Римо следил, как Вики, достав из сумки светло-зеленый купальный халат, изящным движением накинула его на плечи. -- Знаю достаточно хорошо. А в чем дело? -- Он тут рассказал мне кое-что... насчет того, чем он занимается. Римо рассмеялся. -- Занимается он тем, что строчит мыльные оперы, старается всячески принизить белых людей и сходит с ума от сладкоголосых идиотов с телевидения. -- Нет. Он говорил об убийствах. Прошу тебя, Римо, будь осторожнее. -- Римо моргнул. -- Я боюсь его. По-моему, он у тебя за спиной замышляет что-то. В ответ Римо покачал головой и вышел. Вики улыбнулась про себя. Значит, того, кого они называют "императором", в Хьюстоне не будет. Ничего, сначала она убьет Римо и Чиуна. А потом уже доберется и до третьего. Сидя у себя в номере отеля, Чарли Ко ждал, пока перед ним рассядутся пришедшие. Потягивая из пластикового стакана водку с апельсиновым соком, он следил, чтобы конец ногтя на указательном пальце не оказывался слишком близко от его лица. Чарли Ко был прирожденным лидером. И он сам знал это уже тогда, когда уводил прогуливать уроки одноклассников по нью-йоркской школе. Знал это, когда был подростком и руководимая им шайка "Дьявольские драконы" за три года сумела далеко обойти всех конкурентов в китайском квартале. И знал уже молодым человеком, когда на окружных съездах вербовал студентов в ряды Демократической партии. В ремесле Чарли превзошел самого себя. По всему восточному побережью было известно -- если желаешь чью-то голову, иди к Чарли Ко. Но давно канули в Лету те благословенные деньки, когда он был бесшабашным студентом колледжа и делал это бесплатно. Человек, на тыльной стороне браслета которого красовалось изрядное количество черепов, приобретший богатейший опыт в уличных схватках и студенческих беспорядках, просто не мог далее оставаться на любительском уровне. Нужно было объединяться, расти и коммерциализироваться. Поэтому Чарли вступил в долю с тремя своими лучшими дружками из "Дьявольских драконов" и отправился искать нанимателя. От разгона демонстраций они вскоре перешли к более тонкому ремеслу телохранителей, от него -- к разного рода нелегальным операциям, а от них -- к наемным убийствам. А те, в свою очередь, привели их к обслуживанию "особых заданий", и вырученный барыш позволили Чарли снять офис на нью-йоркской Лексингтон-авеню, что окончательно подтвердило их репутацию лучших из лучших -- и вот теперь Чарли сидел в хьюстонском "Шератоне", оглядывая рассевшихся перед ним сомнительных типов. Потому что три его товарища нашли свою смерть в одно прекрасное утро в здании компании "Митамейшн", что в городе Уэстпорт, штат Коннектикут. А именно они были ушами, глазами и правой рукой Чарли Ко. Именно они ездили и летали по всей стране, сообщая ему о подходящих случаях и возможных жертвах. Они и занимались потом самими этими жертвами. И они придавали делу такой вид, будто смерть каждой из них -- реакция на прививку от свиного гриппа. Но теперь это все было в прошлом. И теперь Чарли нужно было осуществить приказы главаря, имея в распоряжении лишь команду зеленых новобранцев. Зеленых, неопытных, но, к счастью, жаждавших крови. -- О'кей, -- кивнул Чарли, ставя на стол полупустой пластиковый стакан и вытирая с полной нижней губы капли любимого им напитка. -- Начнем, наверное. Ят-Сен, Шэнь Ва, Эдди Кенлай, Глюк и Стайнберг, развалившиеся в вольготных позах в креслах, на софе и на кровати, зашевелились и дружно приняли деловой вид. Взяв с бюро пачку фирменных бланков "Шератона", Чарли раздал листки всем сидевшим и снова потянулся к стакану. -- Это -- наш новый план операции. Ответом было общее разочарованное мычание. -- Опять? -- скривился Эдди Кенлай, которого Чарли нанял раньше других. -- Это же уже четвертый за этот месяц. Чарли пожал плечами. -- Либо ты контролируешь ситуацию, либо она контролирует тебя. Пока нерадивые рекруты разбирались в плане, Чарли внимательно изучал ноготь указательного пальца на правой руке. Этими штуковинами его и партнеров снабдили в самом начале, когда они только взялись за это задание. Чего только не вытерпишь из любви к искусству, подумал Чарли. Каждое утро точить и полировать намертво прикрепленное к пальцу лезвие, которое и так было острым до того, что могло без труда резать бумагу. Три раза в день пить микстуру из витаминов и желе, чтобы его собственные ногти тоже стали крепкие. Каждый вечер упражняться в быстроте и ловкости -- сейчас он без труда поддевал концом ногтя подброшенные в воздух оливки. Но в принципе, результат стоил того. Того, что он получал за эту работу, будет достаточно, чтобы содержать его жену, любовницу, адвоката, агента, машину, контору и весь персонал как минимум два года. И если все пройдет нормально... а почему нет, собственно? Зависит-то все от него. Так вот, если все пройдет нормально, ему светит нечто весьма заманчивое -- часть совокупной собственности того, что когда-то было Соединенными Штатами. Чарли облизнул пересохшие губы. Похоже, близка наконец к свершению его давняя детская мечта. Родившаяся, когда он сидел после уроков в грязном классе нью-йоркской школы и ждал, когда войдет этот тупоголовый садист, которого почему-то называли заместителем директора, что-то гавкнет ему, а затем прищемит пальцы крышкой от парты или начнет колотить толстенной пластиковой линейкой по голове. Чарли хотелось в эти минуты стать могучим, как Кинг-Конг, и свирепым, как Годзилла, и разгрохать всю эту проклятую страну ко всем чертям. Заместитель директора свое получил -- его нашли однажды вечером с перерезанным горлом недалеко от ресторана в китайском квартале, где он собирался отужинать; а вот страной еще предстояло заняться. Он и займется. В самом скором времени. Шэнь Ва вопросительно глядел на Чарли, тыча пальцем в нижнюю часть листка. Дотянувшись до бара, Чарли наколол на кончик ногтя ломтик лимона и вишню с блюдца, а затем аккуратно стряхнул все это в стакан. -- В чем дело? -- Да вот тут, внизу. Нам что, еще двоих убирать придется? -- Точно. Отловить по одному и убрать. В точности, как написано. Как было с тем козлом и его бабой. Ят-Сен, задавший следующий вопрос, до сих пор не избавился от густого китайского акцента. -- Долены убить их тот се способ? -- Главный хочет, чтобы именно так, -- подтвердил Чарли. -- Нелься сытрелять? -- Нет. -- Всырывать? -- Нет. -- Наехать масина? -- Нет. Да в чем дело, черт возьми? На два жмура больше -- и только. -- Но это осен, осен неприятно, -- покачал головой Ят-Сен; именно он тогда держал за подбородок миссис Энгус, и делать остальное после пришлось тоже ему. Его компаньоны дружно заржали. Чарли обвел взглядом комнату. -- Дьявол вас возьми, -- сплюнул он. -- Я же сам делаю всю работу. Я протыкаю им ногтем глотки, на что вы-то жалуетесь? Деньги вам платят? Ят-Сен кивнул. -- И платят достаточно, чтобы и ты и твои несовершеннолетние шлюхи описались от счастья, -- ведь верно? Рекруты дружно захихикали. Ят-Сен резко обернулся к ним, затем раздвинул губы в улыбке. -- Я же дошел до того, что разрешил вам сдирать кожу в резиновых перчатках, -- нет? -- напомнил Чарли. -- Конесно, -- кивнул Ят-Сен. -- Но в следусий рас обисательно говорить вся та сепуха про кристиансво и мясо? Оказавшись перед Ят-Сеном, Чарли уперся отточенным концом ногтя ему в переносицу. -- Еще одно слово, и я выну твои зенки и заставлю тебя их сожрать, -- ты понял? Компаньоны заулюлюкали. Ят-Сен лишь кивнул, проглотив слюну. -- Значит, все как раньше? -- спросил Стайнберг. К команде он присоединился недавно и лишь понаслышке знал о потрошении тел, но горел желанием попробовать это занятие. -- Да, -- кивнул Чарли. -- Отловим их где-нибудь поодиночке и -- рраз! -- Он со свистом пронзил воздух ногтем. -- Попробуйте, -- раздался голос из двери. -- Бьюсь об заклад, что после этого от вас нечего будет даже хоронить. Все сидевшие, как по команде, обернулись к двери. Именно этот голос велел им прикончить подвыпившую вдову в подвале дома в Вудбридже. Этот же голос инструктировал партнеров Чарли устроить в здании мясной компании засаду на худого темноволосого мужчину. И именно этот голос всегда передавал им приказы главного. Голос принадлежал переводчику, который одновременно был и доверенным лицом главаря. И сейчас этот переводчик вошел в комнату. -- Вы же сами знаете, что устроил тот парень в здании "Митамейшн", -- заметил он. -- Пока ты успеешь поднять свой ноготь, уже будешь держать в другой руке свою голову. -- Мои партнеры -- это все-таки не я, детка, -- хвастливо заметил Чарли Ко. -- Если полезешь на тех двоих, то кончишь еще хуже, -- ответил переводчик, опускаясь на кушетку рядом с развалившимся на ней Глюком. Чарли снова облизнул губы. -- Чего ты хочешь от меня? Ты же знаешь, что приказал главный. -- Главный -- безумный старик. Он думает, что этот желтый будет стоять и ждать, пока ему перережут глотку. И что для его белого напарника это будет таким потрясением, что мы сможем делать с ним все, что мы захотим. Он псих. Эти ребята многое могут. Они отнюдь не так глупы и вовсе не немощны. -- Ну и? -- спросил Чарли Ко. -- Ну и мы скажем ему, что сделали все, как ему хотелось. А сами уберем их тихо, по-умному. -- Каким же образом, если они такие крутые? -- В гостиницах, где они останавливались, мне сказали, что они каждый день заказывают в номер одну и ту же еду -- утку или рис с рыбой. Прислонившись к закрытой двери в ванную, Чарли Ко улыбнулся. Эдди Кенлай, кивнув, извлек из кармана небольшой резиновый штамп с эмблемой Министерства сельского хозяйства Соединенных Штатов и пару раз легонько стукнул им себя по руке. Остальные молча смотрели на переводчика, напоминая раковые метастазы, готовые сложиться в злокачественную опухоль. -- Да, -- кивнул переводчик, которого звали Марион Берибери-Плесень. -- Этот гад мне наврал. Никакой он не вегетарианец. Глава девятая Завтрак Техасца Солли, состоявший из фаршированной рыбы и жареных ребрышек, чуть не пошел обратно, когда в его офис ввалился Римо, держа в руках телохранителей Солли, Ирвинга и Джейкоба -- одного -- в правой, другого -- в левой руке. Побросав их по обеим сторонам тяжелого дубового стола Солли, Римо следил, как Солли, икая и задыхаясь, одновременно, пытается встать на колени со своей стороны стола. Офис Техасца Солли находился очень далеко от принадлежавших ему боен, но запах смерти словно и здесь витал в воздухе. Сам офис являл собой современное, отделанное деревянными панелями помещение с алюминиевыми стульями, на которых при всем желании невозможно было сидеть. Ирвинг Пенсильвания Фуллер как раз пытался опровергнуть это утверждение, когда в комнату вошел Римо. Ирвинг вскочил со стула с быстротой молнии, отчасти помогла профессиональная тренировка, отчасти -- то, что стоять после этого стула было сущим наслаждением, и уперся обширной грудной клеткой в нос Римо. -- Вам назначено? -- спросил Ирвинг, расправляя плечи и как бы невзначай прижимая локтем полускрытую под пиджаком кобуру огромного "Смит-и-Вессона". -- Назначена, -- заметил Римо. -- Что, что?! -- грозно вопросил Ирвинг, -- он всегда грозным голосом спрашивал "что", если ему отвечали что-нибудь, кроме "да" и "нет", на вопрос о назначенной встрече. -- Назначена. Вопрос должен звучать так: "назначена ли вам встреча?" -- проинформировал грудь Ирвинга худой темноволосый посетитель. -- Мне так не нужно ничего назначать, -- хмуро процедил Ирвинг. -- Я тут работаю. Кротко улыбнувшись, Римо приподнял плечи, и Ирвинг почувствовал, что середину его массивного тела словно пронял мороз. Что-то мягко нажало ему на бедра, и мороз, поднимаясь по телу, ударил в голову, и больше он не ощущал ничего, пока не очнулся лежащим поперек стола Техасца Солли. Взяв Ирвинга сзади за воротник, Римо поволок его к двери с надписью "С.Вейнстайн. Оптовая продажа мяса и птицы", из которой выбежал Джейкоб и выхватил из-за пояса пистолет. -- Эй! -- твердо произнес Джейкоб Шонбергер. -- Войти сюда, приятель, вам не удастся. -- Так я уже вошел, -- примирительно сказал Римо, не желая вдаваться в дальнейшую дискуссию о философии бытия. Если бы Джейкоб был так же интеллектуально развит, как Ирвинг, оба почтенных мужа могли бы целыми днями сидеть в холле, обсуждая закономерность появления в нем Римо как части мировой субстанции. Ирвинга Джейкоб обнаружил лежащим у ног незваного посетителя. И шагнул назад. -- Это... это что? -- спросил он. -- Коридор, -- пожал плечами Римо. -- Я думал, мы уже об этом договорились. -- Вы... вы уронили Ирвинга? Бог мой! Вы уронили Ирвинга! -- эту фразу Джейкоб выдавил уже на пределе своих возможностей. Ростом Джейкоб был чуть пониже Ирвинга, но зато на несколько дюймов пошире. Отступив еще на шаг назад, он направил вытянутую руку с пистолетом прямо в грудь Римо. Римо решил не объяснять ему, что общепринятый способ обращения с пистолетом -- наводить его от бедра, для того чтобы противник не смог обезоружить вас, если вдруг сумеет схватить за руку. Но человек с пистолетом выглядел слишком взволнованным, чтобы интересоваться методами обучения полицейского персонала. -- Как тебя зовут, приятель? -- метод Джейкоба обычно заключался в том, чтобы подробно расспросить незваного гостя о роде занятий, имени и так далее, после чего громовым голосом заключить: "А теперь, так твою растак, вон отсюда!". Если же какой-нибудь умник начинал выпендриваться, Джейкоб тыкал стволом своего "тридцать восьмого" прямо ему в зубы. Метод был создан Джейкобом еще во время работы санитаром в психиатрической клинике и с тех пор доставил ему немало светлых минут. -- Я из синагогального общества, -- представился Римо. Инстинктивно Джейкоб примерился, чтобы приложить рукоять своего оружия поперек физиономии Римо, но ее почему-то не оказалось на том месте, где Джейкоб видел ее за секунду до этого, а потом он почувствовал, что руку его с необыкновенным проворством выворачивают из сустава. Раздался хруст, и Джейкоб почувствовал, как холодная сталь его пистолета вступает в контакт с его же собственной физиономией, а потом перестал что-либо чувствовать и очнулся уже от боли, три часа спустя, в приемном покое хьюстонской дежурной больницы. Там ему пришлось ждать сорок пять минут, в течение которых он, извиваясь на деревянном топчане, следил, как по его плечу медленно стекают капельки крови, пока появившаяся сестра не сообщила ему, что операция будет стоить по меньшей мере тысячи полторы, и не помнит ли он номер своего медицинского полиса? Техасец Солли, тем временем, старался удержать настойчивые позывы к рвоте, пытаясь в то же время поцеловать носки бесшумных туфель Римо, которые тот надел специально для этого случая. Сглотнув еще раз в тщетной попытке избавиться от кусочка жареного ребра, вставшего неизвестно почему поперек гортани, он сдавленно произнес: -- Прошу вас, не убивайте... я сейчас все объясню. Окинув Солли критическим взглядом, Римо медленно прицелился пальцем в перекошенную от страха физиономию. -- У вас соус на щеке, -- кивнул он. Перегнувшись, он взял со стола полотняную салфетку и протянул ее Солли; слева слышалось хриплое дыхание впавшего в беспамятство Ирвинга, слева -- стоны Джейкоба, пускавшего кровавые пузыри сквозь разбитые зубы. -- С..спасибо, -- кивнул Солли, вытирая рот. -- Вы... позволите мне все объяснить вам? -- Валяйте. -- Эти... эти ребята... предназначались не вам, -- затараторил Солли, поднимаясь и разводя руками. -- Просто буквально на днях здесь устроили шабаш противники мясоедения и... -- Минутку, -- перебил его Римо. -- Противники мясоедения -- это кучка шизиков с транспарантами, и верховодит ими рыжая девица? -- Да, они, -- кивнул Солли. -- Это... ваши агенты? -- Да нет, я так, -- махнул рукой Римо. -- Продолжайте, пожалуйста. -- Да, ну и вот, -- снова затарахтел Солли. -- Я уверяю, я клянусь, все будет доставлено сегодня же, или вы получите назад свои деньги. На мое слово можно положиться, поверьте мне. Передайте Джаккалини, что он немедленно получит свои бифштексы и неустойку, само собой разумеется. И скажите ему, что Техасец Солли держит свои обещания. -- Прекрасно, -- кивнул Римо, спрашивая себя, уж не два ли Техасца Солли Вейнстайна проживают в Хьюстоне, и если да, с кем из них говорит он в данный момент. -- А где его найти, не подскажете? -- Кого найти? -- Джаккалини, -- ответил Римо. Несколько секунд Техасец Солли озадаченно смотрел на него. Затем рассмеялся. -- Очень... очень забавно, Рико. Вы ведь Рико Шапиро, я не ошибся, нет? -- Никогда не слышал о таком, -- покачал головой Римо. Смех Техасца Солли оборвался, улыбка сползла с потного лица. Облокотившись о стол, он сунул руку под верхний ящик, словно нащупывая опору. Перегнувшись, Римо с силой надавил ладонью на крышку стола, и спрятанная под ящиком коробка сигнализации со стуком плюхнулась на пол -- Солли едва успел отдернуть палец от кнопки. Солли медленно проглотил слюну, не в силах оторвать взгляд от вмятины в столе, в точности повторявшей очертания кисти Римо. -- Я из синагогального общества, -- жестко произнес Римо. -- Давай выкладывай. И на сей раз без дураков. Над Синанджу пылал закат. "И цвета его походили на радугу, неожиданно расцветшую поперек вечернего неба. Розовый, оранжевый, пурпурный, алый, -- и цвета, которым не придумано еще названия в человеческом языке, озаряли своим сиянием маленькую деревню. Так было раньше -- и так будет всегда, пока океан омывает землю, и небо смыкается с нею". Отложив тростниковое перо, Чиун удовлетворенно окинул взглядом пергамент. За его спиной уже настоящее солнце заходило над настоящим Хьюстоном. Пурпурный и оранжевый тона придавали хьюстонскому закату тяжелые облака окиси углерода и других мыслимых и немыслимых химических отходов, выбрасываемых фабриками. Над их яркими пятнами висела черная туча смога, а остальная часть неба была окрашена в ядовито-розовый цвет. Люди внизу -- в машинах, и наверху -- в отделанных кожей и пластиком офисах небоскребов смотрели на это небо и любовались им. Им было невдомек, что всего через несколько лет -- раньше, чем они могли представить, может быть, даже раньше, чем их самих примет земля -- жертвами этих ярких облаков станут их дети. Эти яркие облака проникнут в их квартиры, пройдя через сталь, стекло и бетон, минуя кондиционеры и увлажнители, а вскоре их сыновья и дочери начнут медленно умирать от удушья. Гибель Америки наступит не в один миг, не в одну ночь и не за сутки. Она будет неотвратимой, и медленной. Так думал Мастер Чиун, и поэтому на пергаменте солнце заходило над его родной деревней Синанджу, где люди целые века вдыхали лишь запах рыбы и ароматы моря и водорослей. В дверь номера тихо стукнули. До этого за дверью Чиун уловил осторожные шаги по застланному ковром холлу. Затем -- колебания воздуха, вызванные большим, плавных очертаний телом. И частое неровное дыхание -- так дышат те, кто пытается скрыть волнение. Чиун, однако, не мог допустить, чтобы все эти посторонние явления мешали его работе. Он был очень серьезным писателем. -- Входи, дитя мое, -- произнес он громко. -- Я почти закончил свой труд. Дверь слегка приоткрылась, и снова послышался осторожный стук. -- Чиун? Это я, Вики. Можно? Не дожидаясь ответа, она медленно открыла дверь и предстала на фоне тускло освещенного холла во всем великолепии. Ее пышные темно-каштановые волосы тяжелыми волнами спадали по ее плечам, словно струи воды с горного склона. Огромные карие глаза широко распахнуты, и чуть приоткрыты полные влажные губы. На Вики был длинный, до пола, пеньюар, перехваченный у талии поясом, плотно обтягивавший бедра и полную высокую грудь, двумя холмами проступавшую под тонкой тканью. Она стояла неподвижно какой-то миг, затем, захлопнув за собой дверь, вбежала в комнату. Чиун по-прежнему восседал спиной к окну в позе лотоса; Вики, метнувшись через комнату, опустилась перед ним на колени. -- Мне страшно, -- выдохнула она. -- Совсем одна, в своей комнате... Фразу она не докончила, заметив, что Чиун не проявляет ни малейшего интереса, и слегка наклонилась вправо для того, чтобы этому твердолобому азиату была лучше видна ее грудь. Взгляд Чиуна скользнул по сгустку пространства по имени Вики Энгус, и он вымолвил: -- Полное одиночество -- это только иллюзия. -- Я знаю, -- вздохнула Вики больше от облегчения, нежели в знак признания мудрости собеседника. -- У меня ведь есть ты и... и Римо. -- Что сделал он такого, чтобы удостоиться двух "и"? -- полюбопытствовал Чиун. Это Вики не понравилось. Ей вообще не нравилось, что этот маленький азиат умудрялся прочитывать ее мысли до того, как она открывала рот или собиралась что-нибудь сделать. Если бы она не была в себе так уверена, то готова была бы поклясться, что он смеется над ней!.. Ничего, он тоже человек -- чуть-чуть плоти и пара слов, пожалуй, расшевелить его смогут. Сработало же ведь с Римо, значит, с его партнером тоже сработает. Вики переменила позу, выпростав из-под себя ногу и откидывая с нее слегка помявшуюся ткань. Обнажившееся сливочно-белое бедро Вики пристроила перед почти обнаженной сливочно-белой грудью, над которой на стройной сливочной шее возвышалось того же сливочного оттенка подозрительно невинное личико. -- Ты хорошо знаешь Римо? -- неожиданно спросила она. -- Видишь ли, -- глубокомысленно изрек Чиун, -- до тех пор, пока ум задает вопросы, ищет ответы, склоняется к новым дерзаниям, наше одиночество никак нельзя назвать полным. И часто, задумавшись над многими вопросами, что приносит с собой каждый новый день, я нахожу утешение в священном опыте предков. Нет, не бывает полного одиночества. Вики уставилась на него, соображая, не наняло ли старика Министерство сельского хозяйства для того, чтобы по временам сбивать спесь с их главного агента -- Римо Уильямса. Какая разница, подумала она. Оба они замешаны в убийстве ее родителей, и ответят за это. Они должны умереть. Может, к Чиуну нужен более тонкий подход? Вики прикрыла бедро халатом и с заговорщицким видом наклонилась к Чиуну. -- Я почему спрашиваю... я тут случайно в университете подключилась к секретной компьютерной связи... так вот, его имя упоминалось там! Чиун быстро повернулся к ней. -- О, дитя мое, я понимаю! Многие машины могут доставить удобство и удовольствие. У меня, например, есть машина, которая записывает для меня прекрасные драмы... то есть записывала, пока они не разочаровали меня. Скажи мне, похож ли твой... компьютер на эту мою машину? Слава Богу, наконец-то старый хрыч чем-то заинтересовался. -- Нет... моя машина... м-м... делает вычисления. -- Какие тебе захочется? -- Ну... не совсем. -- И никогда не ошибается? -- В определенных пределах. -- Она может думать? -- Нет... не может по-настоящему. -- Неудивительно, что Римо попал в нее, -- пробормотал Чиун. Воцарилось молчание. Вскочив на ноги. Вики гневно прицелилась в старого корейца пальцем. -- Я хотела преподнести все как лучше, но теперь у меня нет выбора. Мы с Римо занимались любовью! Что ты скажешь на это, а? Чиун поднял на нее глаза. -- И он достойно справился? Обхватив себя руками, Вики мечтательно возвела глаза на потолок. -- Это были лучшие мгновения в моей... в нашей жизни! Чиун кивнул. -- Значит, он все же не безнадежен. Но скажи мне, ближе к завершению -- дышал ли он носом или же через рот? Я всегда считал, что дыхание через нос гораздо полезнее. Вики медленно направилась к двери. -- Ах ты, япошка. Мы с Римо уезжаем, вот так! Он бросает тебя и твоего императора или Смита, как там его. И вы нас не удержите, не надейтесь! Чиун сидел по-прежнему неподвижно. -- Даже если ты пытаешься разрушить наш союз, это еще не причина для того, чтобы называть меня японцем. Для Мастера это звучит унизительно. При слове "унизительно" Вики пронзительно взвизгнула и выскочила из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что Чиун еще несколько минут ощущал исходящие от стен вибрации. Тщательно проанализировав действия Вики, Чиун вынес наконец свой вердикт. -- Смышленое дитя, -- сказал он вслух, вновь пододвигая к себе пергамент. -- Очень, очень смышленое. Глава десятая -- Римо, что такое компьютер? Этот вопрос возник у Чиуна после пятой цифры семизначного номера с предшествовавшим ему кодом местности "девять-один-четыре". Номер этот был временным, так как менялся каждые две недели. Только в этом году. В прошлом году, когда КЮРЕ и Дом Синанджу на добровольных началах участвовали в одном секретном задании в Греции и о них случайно узнали военные, номер менялся каждый день. Иногда этот номер соединял с секретным бункером в святая святых, иногда -- со столом в кабинете, иногда на линии просто что-то пищало в ухо, но сегодня Римо удалось связаться с доктором Харолдом Смитом с удивительной быстротой. Он успел лишь набрать семизначный номер, в трубке раздалось несколько гудков -- и затем слух резанул знакомый кислый голос с неистребимым английским акцентом. -- Алло? -- Смитти, что такое компьютер? -- Римо, что это значит? У вас есть о чем мне доложить? -- А отчего вы всегда отвечаете вопросом на вопрос, Смитти? -- Не всегда. -- Шуток вы не понимаете. Так что такое компьютер? С того конца провода через всю страну до Римо донесся тяжелый вздох. -- О, Бог мой... но долг есть долг. Компьютер -- это электронное автоматическое устройство для вычислений... или тот, кто занимается вычислениями. -- Чиун, это машина, которая вычисляет. -- А что значит "вычислять"? -- спросил Чиун. -- Что значит "вычислять"? -- спросил Римо. -- Считать при помощи математических методов, -- пояснил Смит. -- Считать при помощи математических методов, -- кивнул Римо. -- А что такое "считать"? -- снова спросил Чиун. -- Что такое "считать"? -- переспросил в трубку Римо. -- Оценивать при помощи упражнений или практического суждения. Это что, так важно для вас? -- Никоим образом, -- заверил Римо. -- Значит, оценивать при помощи упражнений или практического... Смитти, что там было в конце? -- Суждения, -- процедил Смит. -- Суждения, -- передал Римо. -- А что это значит? -- спросил Чиун. -- Да, действительно, что все это значит? -- спросил в трубку Римо. -- Римо, скажите Чиуну, что компьютер -- это машина, которая думает... и если ему такая понадобится, я попытаюсь это организовать... а теперь докладывайте. -- Чиун, -- оторвался от трубки Римо, -- Это машина, которую включаешь в сеть -- и она начинает думать. -- Ага, -- закивал Чиун. -- Я так и предполагал. Воистину мудрости нет предела. Вы делаете машины, чтобы они за вас думали, потому что сами уже не можете это делать. А кто строит эти машины, которые думают? Корейцы? -- Прощу прощения, Смитти, одну секунду, -- извинился Римо в трубку. -- Нет, мы сами и строим, -- обернулся он к Чиуну. -- Вы, утратившие способность думать, строите машины, которые думают? Как же вы делаете это? -- Еще секунду, Смитти, -- снова извинился Римо. -- Может быть, вы перезвоните? -- донесся до него усталый голос Смита. -- Да нет, не стоит, -- ответил Римо. -- Просто не кладите трубку. Когда Римо положил трубку на кровать, из нее послышался скрежет, словно кто-то пытался откусить кусок грифельной доски. -- Эти машины... программируют при помощи логики, -- объяснял Римо Чиуну. -- То есть она заложена в них. -- Ребенок может обучиться тому, чему его не учат, -- произнес Чиун. -- Он учится у моря, у небес, у земли. Кусок железа не может этого сделать. -- Может, еще как, -- возразил Римо, не отрывая взгляд от лежавшей на кровати трубки. -- Они уже сейчас осуществляют большую часть вспомогательных, -- это слово он выделил, -- несложных, -- это слово он выделил тоже, -- логических операций по всей стране. -- Ребенок научится распознавать ложь, -- гнул свое Чиун. -- Он вырастет и поймет, где правда. Кусок железа этого никогда не сделает. -- Тебе лучше просто привыкнуть к этой мысли, Чиун. В конце концов, все мы трудимся на один громадный компьютер. -- Я рад, что мы работаем именно в этой стране, -- закивал Чиун. -- Потому что через несколько лет этот народ полностью утратит способность двигаться. Повернувшись, Чиун придвинул к себе пергамент и принялся вписывать в него пассаж о том, чему может и не может научиться ребенок. Римо поднял с кровати трубку. -- Алло, Смитти... алло? В трубке раздались гудки. Римо снова набрал код; на этот раз пришлось ждать чуть дольше. -- Закончили? -- осведомился Смит. -- Разумеется, -- заверил Римо. -- Доклад, -- потребовал Смит. -- Вы сегодня дьявольски доброжелательны, -- заметил Римо. -- Вы не находите, что на сегодня уже достаточно пошутили со мной? -- устало спросил Смит. -- Этим никогда нельзя насладиться полностью, -- ответствовал Римо. Смит вздохнул. -- Да, думаю, если вы когда-нибудь вдруг заговорите со мной человеческим языком, это обеспокоит меня больше. Докладывайте. -- Нужно было дать мне разрабатывать дальше версию с прививками, Смитти. А здесь я зашел в тупик. -- Почему? -- После Энгуса я вышел на некоего Питера Мэтью О'Доннела. О'Доннел -- через два "н". Который закончил существование так же, как мистер и миссис Энгус. Энгус -- через одно "с". -- Об этом я уже слышал. Дальше. -- О'Доннел вывел нас на Техасца Солли Вейнстайна. И тут-то след оборвался. -- Он тоже убит? -- Пока нет. -- Он исчез? -- Нет пока что. -- А заставить его заговорить вы не можете? -- в голосе Смита послышались недоверчивые нотки. -- Нет. То есть да. Говорить я его заставил. -- Тогда в чем проблема? -- В том, что он абсолютно ничего не знает. Пойди туда -- не знаю куда... -- Дальше. -- Техасец Солли завязан в сотне разных дел -- по самые уши. Закладывает ЦРУ мафии. Стучит на мафию в ЦРУ. Сдает полицейским фэбээровцев -- ну, и наоборот, конечно. Собирает информацию для Министерства здравоохранения, иммиграционной службы, управления интеграции. Ну и против них, разумеется. Парень развил такую активность, что кое-кого в Техасе уже тошнит -- и половина свободного мира знает об этом. И эти парни, которые травят и сдирают шкуры с людей -- для него всего лишь еще один номер в записной книжке и счет, по которому уйдут очередные пять штук зеленых. Вот так. -- Вы уверены? -- Что значит "вы уверены"? Конечно, уверен. Хотите -- сами спросите у него. Позвоните в справочную Хьюстона и узнайте телефон первой муниципальной больницы. Он, правда, вряд ли может сейчас говорить, но можно попросить его написать -- а сестра вам потом прочитает. -- Я никогда не сомневался в ваших методах, Римо. И понимаю вас. Нас, кстати, он тоже снабжал информацией. -- То есть КЮРЕ? Ах, это, должно быть, вас он именовал старым жмотом. -- Мы платили ему двести долларов за доклад, -- сообщил Смит. -- Вы настоящий старый жмот, Смитти. -- Ваше мнение можете оставить при себе. Ну, ладно. У меня есть для вас новости. -- Например? -- полюбопытствовал Римо. -- Ученые, работающие над вакциной, сообщают, что даже без прививок яд через некоторое время теряет активность. -- Это как? -- То есть в самом лучшем случае мы можем утверждать, что он становится абсолютно безвредным. Видно, тем, кто вводил его в это мясо, пришлось слишком долго ждать. Момент был упущен. -- То есть, значит... с этим все? Я правильно понял вас? -- спросил Римо. -- Нет. Есть еще люди, которые развешивают на деревьях трупы с содранной кожей и по-прежнему желают отравить всю страну. Вот ими нам придется заняться. -- Опять работа, -- проворчал Римо. -- Никак вы без нее не можете. На кухне отеля "Хилтон" сутулый человек с желтовато-бледным лицом, переминаясь с ноги на ногу перед раскаленной плитой, жарил утку. Утку эту, только недавно убитую, уже выпотрошили, ощипали и сейчас тщательным образом готовили -- потому что заказчиком снова оказался маленький придирчивый азиат из номера на двенадцатом этаже. Этот сын Востока уже неделю отсылал обратно все приготовленные для него блюда -- потому что приготовлены они были, по его разумению, неправильно. И нынешним вечером шеф-повар уже чуть ли не на коленях умолял помощника приготовить все как надо, для чего прислал ему на подмогу нового младшего повара. Повар этот, мужчина лет тридцати, вышедший на свою новую работу как раз в этот самый день, -- по истечении которого никто из персонала "Хилтона" его почему-то больше не видел -- опалил утку, разрезал ее на порции, а затем извлек из кармана небольшой резиновый штамп и тонкую, запечатанную воском пластинку. На восковых печатях стояла странная эмблема -- клыкастая драконья голова. Новый младший повар сломал печать и пометил каждый из нарезанных кусков утки бледно-голубой эмблемой Сельскохозяйственного министерства Соединенных Штатов Америки -- после приготовления они бесследно исчезли. -- Прекрасные новости, Смитти. И что это нам дает? -- Предлагаю вам снова начать с семьи Энгус. Вы же понимаете, их убили не просто так. Я как раз занимаюсь последним сообщением Винсента. А вы порасспрашивайте еще его дочь, Викторию. Смит дал отбой. Римо медленно опустил на рычаг трубку. А где, кстати, эта самая Виктория? -- Чиун, ты не видел Вики? Чиун с закрытыми глазами сидел на соломенной циновке посреди комнаты. -- Она у себя в комнате, -- ответил он. -- Замышляет, как расправиться с нами. Римо искоса взглянул на учителя, но, подумав, решил не углубляться далее в суть вопроса. Не дай Бог, Чиун опять примется твердить о покинувших тело душах. -- Ладно, сейчас позвоню, чтобы несли обед, а потом позову ее. -- Хорошо, -- удовлетворенно кивнул Чиун. -- Может быть, сегодня они наконец приготовят утку как следует. Постучав в дверь комнаты Вики, Римо некоторое время подождал, и наконец изнутри донеслось всхлипывающее: -- Войдите... Войдя, Римо обнаружил, что хозяйка комнаты, облаченная в свою звездную униформу, вытянулась на кровати во весь рост и душераздирающе рыдает в подушку. Обернувшись, Вики увидела Римо -- и, вскочив, кинулась к нему в объятия. -- Ой, Римо, -- прорыдала она. -- Слава Богу! Я слышала, как ты вошел, но ты был там так долго с этим... с этим Чиуном, что я подумала, вдруг... вдруг он... о, слава Богу, что с тобой все в порядке! Вики зарылась лицом в ворот рубашки Римо; он стоял, сжимая ее вздрагивающие плечи, спрашивая себя, какого, собственно, черта она все это устраивает. Он вспомнил ее полунамеки, ее внезапные истерики и ту фразу Чиуна. Как он сказал? Замышляет, как с нами расправиться" Вики еще несколько раз всхлипнула ему в плечо; Римо же старался подавить рвущийся наружу идиотический хохот. Значит, та, кого они защищают, задумала убить своих защитников, думая, что это они содрали с ее родных кожу. Ну и дела. Римо успокаивающе похлопал Вики по спине. -- Ну, ну, все в порядке. И не волнуйся насчет Чиуна. Я знаю, что делаю. Пойдем, обед уже, наверное, ждет нас. Вики, подняв голову, смотрела на него полными слез глазами. Всхлипывания стихли; в голосе ее Римо вдруг послышалась угроза. -- Ну, хорошо... но будь осторожен. Будь очень, очень осторожен, прошу тебя. Они вошли в их номер -- Римо первым; Вики, ступая очень, очень осторожно, шла следом за ним. Сейчас, пронеслось в голове Вики. Если азиат еще не рассказал Римо об их разговоре, то сделает это сейчас; и тогда ей придется действовать -- иного выхода у нее не будет. Но когда Чиун увидел входящую Вики, то лишь умильно осклабился и проговорил: -- Утка. Вики возмущенно вскинула голову. -- Да нет, -- поспешил объяснить Римо. -- Просто у нас утка сегодня на обед. Вчера была рыба -- значит, сегодня утка, ничего не поделаешь. В этом году это всего двести тринадцатая. Трам-тарам-пам-пам. Присев на постель. Вики следила, как Римо набирал телефон службы обслуживания номеров. Чиун, снова прикрыв глаза, неподвижно восседал на своей соломенной циновке. Наверное, подумала Вики, это ловушка. Может быть, Чиун уже все рассказал Римо, и номер, который тот набирает -- код, которым он вызовет сюда остальных убийц? Если это так, ей придется, придется действовать. Положив трубку, Римо присел на постель рядом с Вики и похлопал ее по коленке; Вики отпрыгнула фута на полтора. Удивленно посмотрев на нее, Римо вытянулся на кровати, положив ногу на ногу. Ага, расслабляются, подумала Вики. Хотят, чтобы она тоже утратила бдительность, и тогда... Тогда они ее и прикончат. Римо возьмет подушку и задушит ее. Или Чиун будет держать ее за руки, а Римо перережет ей горло. Или же... Вики вдруг поняла, что "обслуживание номеров" -- это условный знак, пароль для тех, кто придет сюда, чтобы содрать с ее уже бездыханного тела кожу и вывесить труп на ближайшем дереве. Ничего, так просто у них это не выйдет. Пускай Римо нападет на нее. У нее и так уже руки чешутся. Руки Вики чесались еще минут пятьдесят. Чесались, пока Римо в ожидании прикорнул на кровати. Чесались, когда Чиун от нечего делать принялся напевать про себя, наполняя комнату звуком электропилы, вгрызающейся в сухое дерево. В конце концов зуд стал совсем уж нестерпимым -- и тут раздался стук в дверь. Вики, взвизгнув, подскочила на кровати. Но прежде чем она успела перевести дыхание, Римо был уже у двери. Распахнул ее -- и официант в белой рубахе едва не упал в комнату. Поднос в его руках мелко задрожал и запрыгал при виде мятой одежды Римо и его сурового лица. В нескольких метрах от себя посыльный увидел девушку в форме Звездной экспедиции; Вики покусывала нижнюю губу, по стройной шее стекали крупные капли пота. Наконец взгляд официанта упал на съежившуюся на ковре фигурку Чиуна. -- Кхм... -- откашлялся официант. -- Простите, если помешал вам... Кх, хм, хм... Но ведь в этот номер заказывали утку, да? -- Да, -- кивнул Римо. -- Да, ну разумеется, -- обрадованно закивал официант. -- Отварную, с рисом -- все по вашим инструкциям? -- Да, -- снова повторил Римо. -- Давайте я отнесу -- Ах, да, пожалуйста, -- засуетился официант. Как вам будет угодно. -- Он настолько осмелел, что ухмыльнулся Вики и заговорщицки подмигнул Чиуну. Римо вкатил тележку в комнату и, обернувшись, толкнул бедром дверь. Захлопнуться ей помешала протянутая рука официанта. -- Ой!.. -- пискнуло из-за двери. -- Ну зачем вы... -- Ибо так мне угодно, -- хмуро ответил Римо. Подкатив тележку к кровати, он заметил, как заинтересованно приоткрылись глаза Чиуна -- и тут взгляд его упал на большое мокрое пятно на форменном платье Вики, прямо над ягодицами. -- Ты и душ принимаешь в форме? -- спросил Римо. -- Н-нет, -- нервно улыбнулась Вики, -- я... мне... в моей комнате было очень жарко. -- Она надеялась, что по ее рукам незаметно, как они нестерпимо чешутся. -- Ну, -- радушным тоном объявил Римо, -- садимся -- и можем приступать. -- Он поднял крышку -- и, к их удивлению, к потолку взвился благоуханный пар. Обычно в гостиницах им подавали еду только что не в замороженном состоянии. За исключением воды со льдом -- она, разумеется, всегда была теплой. -- Пахнет хорошо, -- заметил Чиун, поднимаясь со своей циновки так же плавно, как ароматный пар от нагретого блюда. -- Подходяще пахнет, -- согласился Римо. -- Подходяще -- по-американски значит "хорошо", -- пояснил Чиун Вики. -- Это означает, что я могу есть эту птицу без риска навсегда утратить способность распознавать вкус, или сжечь внутренности, или по крайней мере мучиться запором. А знаешь, какую еду ни за что нельзя есть вообще? Вики его не слушала. Она прислонилась к стене над кроватью и сидела неподвижно, подобрав под себя ноги, как будто готовясь вскочить. -- Ту, что действительно хороша на вкус, -- сообщил Римо с соседней кровати. -- Сытную, с обилием жареного и выпечки -- итальянскую, еврейскую, французскую, мексиканскую, китайскую, да любую. -- Особенно китайскую, -- кивнул Чиун, принимая из рук Римо полную тарелку. -- Познать истину просто -- нужно лишь прислушаться к словам мудрого. Римо с верхом наполнил еще одну тарелку. -- Вот, -- сказал он, протягивая тарелку Вики. -- Тебе надо расти. Ешь на здоровье. Понятно, -- промелькнуло в мозгу Вики. Вот он, их план. Они только что получили инструкции от лазутчика этого самого Смита. Они ничего не смогли от нее узнать, и теперь собираются убить ее, как убили ее родителей. Но понимают, что она слишком сильная и умная, чтобы поддаться им в открытом бою -- и поэтому они ее отравят. Да, точно так. Подсунут яд в этой самой утке. А когда она потеряет способность сопротивляться -- будут делать с ее телом, что захотят, а потом приготовят его для последнего упокоения на дереве. Но ничего. Она-то готова. Это точно. И будет действовать. Это точно. И -- это точно -- покажет им. Вики резко выбросила руку вперед, выбив тарелку из пальцев Римо; куски птицы рассыпались по ковру, а рис, как конфетти, разлетелся по всей комнате. Римо следил, как тарелка, описав дугу в воздухе, приземлилась у двери; Чиун, поймав летящий кусок утки, положил его на свою тарелку, невозмутимо продолжая жевать. Другой рукой Вики задрала юбку и, путаясь в трусиках, выхватила и направила на сидящих перед нею мужчин кольт тридцать восьмого калибра. -- Нет! -- вскрикнула она. -- Со мной это вам не удастся! Ваш план провалился, мистер Римо Николс или кто вы там. И ваши кровавые следы прервутся именно в этом месте! Перестав кричать. Вики поняла, что Римо самым бессовестным образом ее не слушал, а был занят тем, что накладывал на свою тарелку новую порцию. -- Ты слышишиь меня?! -- снова взвизгнула она. -- Ты, ты убил моих родителей -- и теперь я убью тебя, негодяй! -- Я не убивал, Вики, -- вздохнул с кровати Римо. -- Врешь! Не пытайся отпираться! Я знаю все о вашей шпионской сети, про этот ваш Рай, и... Римо поднял глаза. -- Ладно, убивай, что уж тут. Только я сначала доем, ладно? Вики почувствовала, что медленно сходит с ума. Ее начало трясти, кожа покрылась холодным потом. Она с трудом пыталась унять дрожь в руках. -- Нет. Доесть я тебе не дам. Ты ведь не позволил этого моей матери, перед тем как перерезал ей горло, содрал кожу и повесил в саду на дереве! -- Он бы так никогда не сделал, -- наставительно заметил с пола Чиун. -- Он убил бы ее быстро -- и тут же скрылся, чтобы не привлекать внимания. -- Спасибо, папочка, -- кивнул Римо. -- Не за что, -- ответил Чиун. -- А ну, молчать! Вы, оба! -- визг Вики уже перешел в истерику; пряди волос били ее по щекам. -- Я хотела лишь, чтобы вы все это знали! А сейчас вам придется умереть! Римо пожал плечами. -- Придется -- значит придется. Чиун отправил в рот следующий кусок. Вики смотрела на них в неподдельном ужасе, словно начиная понимать... вот этот мужчина, сидящий перед ней, через несколько секунд станет большим окровавленным куском мяса. Пуля, пущенная ее рукой, войдет в его тело, разорвет кожу, ткани, вырвет наружу внутренности. Кровь хлынет струей, прямо на ковер, потечет по постели, наполняя озонированный воздух номера тошнотворно-приторным запахом... Вики вытянула руки с револьвером до отказа вперед, навела ствол на пуговицу на воротнике Римо -- и обеими руками спустила курок. Комнату наполнил оглушительный грохот, но Вики -- сразу, как учил ее отец -- навела пистолет на следующую мишень, прямо в живот корейца, сидевшего на полу -- и снова надавила собачку. Два оглушительных хлопка -- один за другим -- сопровождаемые лязгом отброшенных в сторону гильз, некоторое время звенели в ее ушах, затем стихли. Вики вздрогнула, несколько секунд сидела не шевелясь, пока глаза и уши не начали наконец снова воспринимать окружающее. -- Классно у нее получилось, -- кивнул Римо, подбирая с тарелки остатки утки. -- Да, -- согласился Чиун. -- Она очень смышленая девочка. Ты заметил, что, не имея возможности подстеречь нас по одному, она воспользовалась мгновением нашей наибольшей незащищенности? Вики словно приросла к кровати. Машинально держа в вытянутых руках пистолет, она уставилась сначала на Римо, сыто откинувшегося на подушку, затем на Чиуна, который с невозмутимым видом восседал на шесть дюймов левее своего прежнего местоположения. С одного края покрывало на кровати было испачкано жирными черными пятнами порохового нагара. У ног Чиуна, рядом с его тарелкой, в полу чернело небольшое отверстие, из которого вился сизый дымок. Но это же невозможно, пронеслось в мозгу Вики. Я ведь их убила. Они же не могли увернуться от пули, направленной прямо в упор. Как автомат. Вики повернулась в строну Римо и, прицелившись ему на этот раз между глаз, дважды выстрелила. Молниеносно переведя дуло на Чиуна, она выстрелила ему в грудь, затем -- для верности -- навела еще раз на то место, где находилась его голова -- и снова выстрелила. -- Рука крепкая, прицел хорош, и пистолет держит так, что почти нет отдачи, -- голос Римо доносился уже откуда-то со стороны письменного стола. -- Одно плохо -- держит его перед собой, в то время как целиться надо от бедра; я уже второй раз за сегодняшний день встречаюсь с этой досадной ошибкой. -- До совершенства ей, конечно, еще далеко, -- кивнул Чиун, обсасывая кусочек крыла. -- Иначе ей бы вообще не понадобился пистолет. Но надежды она подает, безусловно. Взглянув в сторону постели Римо, Вики обнаружила в деревянной панели стены две дырки -- как раз там, где должна была быть его голова. Но голова Римо возвышалась сейчас над столом -- и на лице сияла ободряющая