улыбка. Чиун, закончив трапезу, снова принял любимую позу; единственными последствиями ее акции были, насколько могла видеть Вики, похожий на паутину узор на пробитом пулей стекле -- и еще одна дырка в полу позади Чиуна. Медленно, глядя перед собой остановившимся взглядом, Вики поднялась на ноги. Сейчас придется бежать -- эти двое набросятся на нее в первую же секунду. Когда и через пять секунд не произошло ничего подобного, Вики медленно выпустила из руки разряженный револьвер, повернулась и спокойно вышла из номера. Римо повернулся к Чиуну. -- Нужно бы присмотреть за ней, папочка. -- Оставь ее, -- махнул рукой Чиун. -- Она очень скоро поймет, что в миг смерти ее матери мы везли ее домой на машине. И вернется. Садись и поешь. Кажется, утка на этот раз не такая скверная, как обычно. Глава одиннадцатая Но Вики не возвращалась. Она не вернулась ни вечером, ни к утру, ни даже к полудню на следующие сутки. Римо дважды успел объехать весь Хьюстон -- но нигде не обнаружил даже волоска с ее головы. Никто из тех, кого он расспрашивал, не видел ее и о ней ничего не слышал. А много ли было в Хьюстоне красивых брюнеток в форме лейтенанта Звездной экспедиции? Когда Римо вернулся в отель, Чиун стоял у окна, глядя через пробитое пулей стекло на раскинувшийся внизу город. Когда Римо стаскивал у двери туфли, Чиун произнес: -- Поистине удивительно, сколь много грехов успевает совершить человек за свою столь короткую земную историю. -- Так начинается твоя гениальная драма? -- с раздражением спросил Римо. -- И этого человека зовут Римо Уильямс, да? -- Человек создал игрушки, способные убивать, -- продолжал Чиун как ни в чем ни бывало. -- Машины, которые разрушают целые страны -- как во времена царя Ирода. Живые существа меньше самой маленькой жилки в крыле овода могут убить целую армию за один день -- как крыс в этих ваших лабораториях. -- Это ты про ядерное оружие и бактериологическую войну? Чиун обернулся к Римо. -- Про все те игрушки, что вы придумали, дабы отказаться от постижения самих себя. -- Отлично. Спасибо, папочка. Лекция по истории окончена, я надеюсь? -- Ты чем-то расстроен, сын мой. -- Да ты любого загонишь в гроб, папочка. -- Тебе не удалось найти мудрое дитя? -- Нет. Наверное, уехала на автобусе. Хотя... ты помнишь ее платье? -- где она умудрилась в нем спрятать деньги -- клянусь жизнью, ума не приложу. -- А может быть, она удалилась в пустыню. -- Ага. Или решила отправиться автостопом в Мексику. -- Или нашла пристанище среди друзей. -- Или среди недругов. -- Или даже едет сейчас сюда. -- Как бы то ни было, -- решил Римо, -- я сейчас же позвоню Смитти -- насчет нее. Уж если кто и сможет ее найти -- так это он, конечно. Сказав это, Римо вышел в ванную. И почти в эту же секунду зазвонил телефон. Выскочив из ванной, Римо поднял трубку, на которую с его лба падали капли воды -- он не успел вытереться. -- Алло? -- Если хотите снова увидеть Викторию Энгус, -- пролаял в трубке резкий скрипучий голос, -- внимательно слушайте. -- Неплохое начало, -- одобрил Римо. -- Ас чего вы взяли; что я хочу увидеть ее? В трубке возникла короткая пауза, затем скрипучий голос продолжал: -- Если она небезразлична вам, -- придется меня выслушать. -- Мне небезразлична? -- удивился Римо. -- Знаете, что она пыталась сделать со мной вчера вечером? -- Вы будете слушать -- или нам придется убить ее? -- По-вашему, у меня есть выбор? -- Если не будете -- считайте, что она уже мертва. -- То есть выбора у меня нет все-таки, -- констатировал Римо. -- Через полчаса вы придете к скотобойне Техасца Солли -- и тогда мы побеседуем. Придете один, или девчонка умрет. -- Я не хожу на свидания с напарником, -- ухмыльнулся Римо. Связь прервалась. Нажав на рычаг, Римо набрал номер санатория "Фолкрофт" в местечке Рай, штат Нью-Йорк. В трубке снова раздалось несколько гудков -- и почти сразу же голос Смита. -- Хэлло, Смитти. Мне тут звонили только что... -- Как и мне. Вам -- по какому поводу? -- Звонили, видимо, наши друзья-отравители. Они похитили Вики Энгус -- и хотят, чтобы ради ее спасения отправился прямиком к ним в объятия. А вам кто звонил? -- Нам, похоже, удалось выяснить, как яд попадает мясо, -- ответил Смит. -- Неужели? -- Да. Мы тщательно проанализировали последнее сообщение Энгуса -- причиной той самой жесткости вокруг клейма Сельскохозяйственного министерства был именно тот самый яд. Римо присвистнул. -- Значит, задача моя упрощается -- всего лишь стереть с лица земли Сельскохозяйственное министерство? -- На каждом заводе есть государственные эксперты -- размышлял вслух Смит по телефону. -- Но их не очень сложно и подкупить... -- А на бойнях? -- спросил Римо. -- Да, тоже. А что? -- Да нет, ничего. Буду держать с вами связь. -- Римо повесил трубку. -- Папочка, мне придется заняться одним деликатным делом. Чиун неподвижно сидел на полу. -- Римо... -- Да знаю, знаю. Ты не хочешь, чтобы я ходил туда. Там ведь наверняка сидят эти кровососы, и они снова порежут мне руку, вставят в порез соломинку и высосут из меня душу, как бульон в "Макдональдсе" -- верно? -- Нет, -- устало ответил Чиун. -- Ага. Так ты хочешь пойти со мной? Хочешь помочь своему сопливому и дремучему обрывку поросячьего уха в трудное время, папочка? -- Нет. -- Нет? -- Римо не пытался скрыть удивления. -- Нет?! -- Он был ошеломлен, встревожен и слегка раздосадован. -- Нет, -- повторил Чиун. -- Иди с миром, сын мой. Помни, чему я учил тебя. Покажи им мощь Синанджу. Ты готов к этому. Сказав это, Чиун отвернулся к окну и наклонил голову, словно в беззвучной молитве. Неожиданно он показался Римо очень маленьким в этой обширной комнате, затерянной в бескрайних просторах серого города под названием Хьюстон. И Римо активно не понравилось это. -- Эй. Все в порядке. Тебе не о чем беспокоиться, папочка. И когда ответа не последовало, Римо встревоженно прибавил: -- Или?.. -- Не о чем, -- голос корейца был тихим, как дыхание умирающего. -- Остерегайся днем мерцающей мглы, а ночью -- темной тени. В путь, сын мой. Римо, глядя в спину старику, медленно кивнул и направился к двери. Может быть, когда он вернется назад с Вики, у Чиуна немного поправится настроение. -- Римо... Обернувшись, Римо увидел, что Чиун в упор смотрит на него. -- Я не сомневаюсь в тебе, -- произнес Чиун. Римо кивнул. -- И правильно делаешь, папочка. А когда я вернусь -- увидишь, каким ураганом ворвемся мы на телевидение с твоей гениальной драмой. -- Я не сомневаюсь в тебе, -- произнес Чиун. Захлопнув за собой дверь, Римо поспешил к лифту и не слышал, как Чиун продолжал тихо бормотать себе под нос: -- Я не сомневаюсь в тебе. Но я сомневаюсь в нас. Они всегда убивают поодиночке... Но если мы не будем действовать поодиночке, то можем умереть оба -- а если умрет только один, другой узнает о них достаточно, чтобы навсегда стереть зло с лица Земли. Но прошу, сын мой, будь осторожен... Пост Глюка находился через улицу, на втором этаже антикварного магазина, на двери которого была предусмотрительно вывешена табличка "Закрыто". Глаза его словно прилипли к окулярам огромного полевого бинокля; между колен была зажата здоровенная, серо-зеленого цвета канистра. -- А если он выйдет серее серный ход? -- спросил сидевший рядом Ят-Сен. -- Чарли говорит, что он всегда выходит через парадный, -- отрезал Глюк. -- Засем тебе этот глупый бинок? Дверь видно так, оссюда, -- заметил Ят-Сен. -- Чарли говорит, не дай Бог, если мы его пропустим, -- хмуро ответил Глюк. -- Сарли говорит, Сарли говорит, -- повторил Ят-Сен с раздражением. Глюк засмеялся, и Ят-Сен, подумав, присоединился к нему. -- Ладно, замолкни, -- опомнился Глюк, снова прилипая к биноклю. -- Говорю тебе, не дай Бог его пропустить. -- Сто знасит "мы"? -- возмутился Ят-Сен. -- Не снаю как ты, но я восврасаюсь к этой маленькой продавсице. Опустив бинокль, Глюк раздраженно повернулся к Ят-Сену. -- Говорил же тебе, чтобы ты пришил ее. Мы не можем оставлять свидетелей. -- Присью, присью, -- закивал Ят-Сен. -- Но с ней веселее сдать, пока мы сидим сдесь. Она так дергаесся, когда я тырогаю ее там, -- Ят-Сен захихикал. -- Напарника ее ты хоть убил? -- недовольно спросил Глюк, поднимая бинокль. -- Убил, убил, -- снова утвердительно закивал Ят-Сен. -- Он тосе там, с ней в комнате. Иди, проверис. -- Да ну, -- отмахнулся Глюк, подстраивая резкость. -- Иди, приятных минут. Снова кивнув, Ят-Сен пересек комнату, -- в ней, как видно, размещался склад антикварного магазина. Задевая головой старинные гравюры, свисавшие с потолка и развешанные на стенах, и переступая через стоявшие на полу многочисленные коробки и ящики, подошел к массивной деревянной двери в заднее помещение. Глюк быстро обернулся, когда услышал скрип петель, и увидел на полу задней комнаты залитый кровью труп седого мужчины, а за ним -- девушку со светлыми волосами, привязанную кожаным ремнем к стулу. Ее розовая блузка была разорвана до самой талии, юбка задрана высоко на бедрах; изо рта торчали засунутые глубоко в горло сетчатые чулки. Прежде чем за Ят-Сеном закрылась дверь, Глюк услышал приглушенные всхлипывания и сдавленный хрип. Покачав головой в знак удивления по поводу того, как развлекаются эти джапы. Глюк возобновил наблюдение. Пять минут спустя он увидел, как из двери отеля вышел высокий человек в черной рубашке и голубых слаксах -- и остановился, спрашивая о чем-то швейцара. Швейцар, кивнув несколько раз, вытянул руку, указывая в западном направлении. Туда, где располагались бойни Техасца Солли. Затем швейцар замахал было проезжающему такси, но мужчина в черной майке, остановив его, зашагал пешком в указанном ему направлении. Опустив бинокль, Глюк поднялся и медленно затворил окно. -- Есть, -- крикнул он в глубину комнаты. Он не успел шагнуть к двери в заднюю комнату, -- она распахнулась, и оттуда, вытирая о штаны руки, показался Ят-Сен. Прежде чем дверь закрылась за ним, Глюк увидел, что стул посреди комнаты пуст -- и краем глаза успел заметить очертания женской ноги позади залитого кровью седовласого трупа. -- Показал ей класс? -- ухмыльнулся Глюк. -- Нет, -- покачал головой Ят-Сен. -- Садохнулас до смерти -- я есе дасе не нацал. -- Жаль, -- покачал головой Глюк. -- Ну, поехали. Ят-Сен поднял с пола тонкий резиновый шланг, а Глюк взял за ручку зеленую канистру с краном. -- Нам опять нусно надевать красные коссюмы? -- недовольно спросил Ят-Сен, сильно разочарованный тем, что ему пришлось насиловать мертвую девушку -- а не живую, которая пыталась сопротивляться, и он мог с нараставшим удовольствием бить ее. -- Да зачем? -- махнул рукой Глюк. -- Чарли и Мэри уже наплевать на это. Да и кто им настучит, что мы не одевали их, а? Пойдем, кокнем его, обдерем быстренько -- и порядок. Представление на бойне мне пропускать не хочется. Перекидываясь шутками, они перешли улицу и вошли во вращающуюся дверь отеля. Не обращая никакого внимания ни на швейцара, ни на посыльных, ни на остальных, находившихся в вестибюле в эту минуту, они прошли к лифтам, с невозмутимым видом таща шланг и зеленую канистру -- мимо стойки регистрации, стойки информации и стойки заказов. Никто из сидящих за стойками не задал странной паре ни одного вопроса. Догадался сделать это только лифтер, распахнувший перед ними двери своей кабины. -- Вы куда, ребята? -- сдвинул он брови. -- Кондиционеры проверить, -- небрежно бросил Глюк. -- На двенасатый, -- добавил Ят-Сен. И лифтер не стал больше задавать им вопросов. Сидя на соломенной циновке посреди номера на двенадцатом этаже, Чиун искал утешения в памяти предков. Мысли его проникали все глубже в сокровенные уголки его памяти -- пока не добрались до одного из них, который он особенно редко навещал. Там было спрятано его детство. То быстрое, короткое детство, которое досталось ему -- до того, как принял он из рук отца сан Мастера. Его отец был самым высоким, сильным, красивым и храбрым человеком на свете. Взор его оставался ясным до того самого дня, когда ему было суждено уйти из этого мира. Его руки и ноги не знали себе равных по быстроте. Быстрее, чем движения Римо. И даже -- его собственного сына, Чиуна. Чиун вспомнил пожирателей крови -- как дневная мгла потребовала в жертву вождя деревни, и тот, обезумев от боли, бежал, убивая всех на своем пути, пока Мастер не покрыл себя вечным позором в глазах всей деревни, одним ударом прекратив страдания несчастного. Ибо никто не отваживался поднять руку на вождя -- и Мастер, сделавший это, низко пал в глазах людей. В законе сказано -- ни один Мастер Синанджу не имеет права поднять руку на односельчанина. А его отец убил вождя -- того, кто жаждал увидеть смерть, но не заслужил ее по закону. И, потерявший себя в глазах всей деревни, Мастер сам решил свою участь -- и, оставив семью в отвергнувшей его деревне, отправился умирать на холмы. Так Чиун, заняв место отца, стал новым Мастером. Чиун вспомнил -- и сердце его пронзила боль. Сердце болело. Чиун открыл глаза. Воспоминания увели его так далеко, что он даже не услышал звука шагов двух пар ног в коридоре -- и скрипа резинового шланга, просунутого под дверь, и мягкого чавканья отворачиваемого крана. Но теперь, когда мозг восстановил способность различать предметы, Чиун увидел мерцающее бледное облако, плывущее через комнату к нему. -- Дневная мгла! -- вскрикнул он в отчаянии. Он вскочил, дабы достойно встретить дьявольское облако -- руки свободно свисают с боков, ноги расслаблены и готовы к удару -- но наносить удар было некому. Не было живого противника, не было врага, чтобы с ним сразиться. Лицо корейца исказил страх -- но Чиун не думал отступать перед надвигающейся смертью. Если таким должен стать его конец -- он встретит его, как подобает Мастеру. Облако окутало его. Оно прилипло к его телу, орошая влагой лицо и проникая внутрь сквозь бесчисленные поры. Мастер задержал дыхание -- но мгла не отступала. Мастер перекрыл все жизненно важные пути, чтобы защититься от смертоносного проникновения -- но мгла медленно, неуклонно проникала в него. Проникнув в самые отдаленные уголки тела, мгла наконец достигла желудка Мастера. Там, соединившись с остатками утки, съеденной накануне вечером, она превратилась в смертельный, парализующий нервы яд. Мастер почувствовал, что желудок словно завязали узлом. Что ж, он предполагал, что так это и будет. Ведь желудок -- средоточие жизни и смерти. Вместилище души. Чиун почувствовал, как горячая волна залила мозг, и медленно немеют суставы. На коже по всему телу выступили капли влаги. Это душа старается вырваться, но желудок крепко держит ее. Пальцы Чиуна сжимались в кулаки; зубы стучали. Боль. Немыслимая, непредставимая боль. Доселе неизвестная, неиспытанная, небывалой силы. Но Чиун не издал ни звука. Не рванулся, сметая все на своем пути, как некогда вождь деревни. Он умрет здесь. Умрет спокойным -- потому что ведь останется в живых Римо. Пожиратели крови пришли за его душой -- вместо души его сына. Согнувшись, Чиун упал на ковер, над которым зависло облако. Мгла накрыла его съежившееся тело, опустилась, затем рассеялась. Чиун лежал на полу; адская боль сводила его суставы, рвала тело на куски. Он не пытался унять ее. Пусть. Из-под полуприкрытых век он увидел, как медленно отворилась дверь номера. -- Сработало что надо, -- кивнул Глюк. -- Эта новая полужидкая смесь берет чуть не сразу же! -- Да, да; давай консать, -- отозвался Ят-Сен, натягивая резиновые перчатки. Двое шагнули вперед и склонились над корчащимся в муках телом старого корейца. Глава двенадцатая Мэри Берибери Плесень не могла позволить ему двигаться. Не хотели этого и Чарли Ко, Шэнь Ва, Эдди Кенлай и Стайнберг. Они так сильно не хотели этого, что двое из них целились в Римо из тяжелых карабинов русского производства, а третий держал его на мушке короткого израильского "Узи". -- Если бы я знал, что вы собираетесь убить меня -- ни за что бы не пришел, -- заметил Римо. Двое с карабинами заржали в голос -- но Чарли резким окриком приказал им заткнуться. Римо стоял на стальном полу загона для убоя скота; футах в двенадцати от него, на платформе, стояла Мэри с электрическим разрядником в руке. Рядом с ней стоял Чарли, поигрывая странной пластиковой штуковиной с металлическим наконечником, напоминавшей заостренный пластмассовый член. Остальные трое располагались по бокам и за спиной Римо -- и целились в него из перечисленного выше оружия. На площадь Вайн-сквер Римо прибыл после длительных попыток выяснить, где таковая находится. Первую информацию он получил от швейцара: -- Доберетесь надземкой до 277-й -- а там пешком по 664-й, все к югу, пока не упретесь в развилку; а уж там прямо по указателям, точно не ошибетесь. Сойдя на 277-й улице, Римо не обнаружил 664-й, но зато получил от какого-то аборигена еще одно объяснение: -- Да ясн-дело. Тебе, мил-мой, дальш-к северу -- пока, значит, в Мальпасо-роуд не упресся; прям-по ней -- и тут те Вайн-сквер; шагай смело, точно не ошибесся. Когда же выяснилось, что Мальпасо-роуд заканчивается тупиком, на помощь пришел очередной местный житель, посоветовавший "налево, еще налево, там два квартала пройти -- направо, а потом спросите. Точно не ошибетесь". Собираясь в четвертый раз узнать злополучное направление, Римо обнаружил наконец объект своих поисков. Он ожидал увидеть что-то вроде фабрики -- дымящие трубы, двор, набитый откормленными коровами -- но дворы и загоны были пусты. Над белыми корпусами, расплывающимися в зыбком мареве жаркого техасского дня, висело угрожающее молчание. Перепрыгнув через забор, Римо оказался в пустом дворе. Через десять шагов ботинки его превратились в два тяжеленных комка налипшей грязи -- поэтому он сбросил их, вспрыгнул на забор и шел по нему, пока не оказался у восточных ворот фабрики -- через них обычно въезжали грузовики с зерном. Над воротами он заметил холодный глазок следящей за ним телекамеры, но сейчас она беспокоила его мало. Римо вошел в ворота; стеклянный глаз фиксировал каждое его движение. Сидя в аппаратной, Мэри Берибери и Чарли Ко следили за перемещениями Римо на экране монитора. Все стены небольшой комнаты состояли из многочисленных экранов, а большую часть площади занимал пульт с рукоятками управления камерами, позволявшими видеть все, что происходило в каждом уголке фабрики. Мэри напряженно вглядывалась в экран с табличкой "восточная сторона", на котором балансировал на заборе Римо. -- Испытывать судьбу нам не стоит, -- заметила она. -- Грохнем его там же, где и накроем. Чарли Ко кивнул, вынимая из-за пазухи большой лист с планом фабрики. Насвистывая "Все проходит", Римо на экране приближался к воротам. -- Всем приготовиться, -- произнес в микрофон Чарли Ко. -- Сектор восемь. Птичка сама летит в сеть. Миновав склад с зерном, Римо вскарабкался на ленту конвейера и через отверстие в крыше вылез наружу. -- Сектор шесть! -- опомнившись, завопил Чарли Ко. -- Он, гад, не пошел по лестнице! Римо шествовал по крышам откормочных загонов. -- Так... -- Чарли Ко уставился в карту. -- Все еще шестой сектор... Сейчас войдет в дверь... Но Римо не спешил воспользоваться дверью. Вместо этого он подошел к краю крыши, и, подняв над головой руки, мягко спланировал со стены вниз. -- Сектор четыре! Вон там, внизу! Ч-черт... видели, как он... ? Мэри переключилась на камеры нижних этажей, чтобы не упустить Римо из виду. Пробираясь среди водопроводных труб, Римо оказался наконец перед самым глазком установленной внизу камеры. -- Вообще здесь забавно, -- раздался его голос из динамика под монитором. -- Но у меня не так много времени. Что дальше? Поднимется занавес или отъедет стена? Мэри зло усмехнулась. -- Ты по-прежнему так уверен в себе, красавчик? -- Она с силой надавила пальцем на кнопку включения громкой связи и произнесла в микрофон: -- Иди вперед, пока не упрешься в дверь в противоположной стене. Поднимешься на один пролет по лестнице. Мы будем там ждать тебя. Станешь еще выпендриваться -- твоя девка умрет и не пикнет. Красная лампочка над видеокамерами, мигнув, погасла. -- Любезности вам явно не хватает, -- заметил Римо, поднимаясь по пролету железной лестницы. -- Не. двигаться, -- прозвучал сверху голос Мэри. -- Малейшее движение -- и ты труп. Даже чесаться не советую. -- Да пока не чешется, -- слегка пожал плечами Римо. -- Мэри, Мэри, что же подумает третий мир? Что стало с идеями помощи беспомощным, защиты беззащитных, мести за поруганных и борьбой за права? -- Третий мир мало платит. Где-то позади Римо раздался смешок, за которым тут же последовал резкий окрик Чарли. -- Так, значит, ты и есть глава всего этого? -- спросил Римо. -- Нет, -- ответила Мэри Берибери Плесень. -- Пока не я, мистер Надутый Умник. Но скоро буду -- как раз к тому времени, как эта поганая страна оправится от катастрофы. -- Идея неплохая, -- одобрил Римо. -- Так чего ты ждешь? Валяй, припечатай мне пулю в лоб и прибирай к рукам эту поганую страну, по твоему выражению. -- Ну нет, -- Мэри мстительно улыбнулась. -- Сначала ты выложишь нам все, что знаешь, а потом подохнешь, как другие, -- от прививки на этот ваш свиной грипп. -- Ладно, -- согласился Римо, усаживаясь на стальной пол с беззаботным видом, словно у костра в лагере бойскаутов. -- Я скажу тебе, чего я не знаю -- а об остальном сама догадаешься. Вот например -- это вы травили мясо неизвестным ядом? -- Да, -- ответила Мэри. -- И тех людей в Пенсильвании? -- Да. -- И развешивали трупы на деревьях? -- Да. -- А зачем? -- спросил Римо. -- Что зачем? -- Зачем весь этот маскарад? Освежеванные трупы, содранная кожа... Для чего? Чтобы скучно не было? Отчего не взять да сразу и отравить всю страну? -- Проверка, -- ответила Мэри. -- Боялись, что яд недостаточно быстро действует -- вот мы и проверили его на том самом съезде. Результаты нам не очень понравились, но пока мы готовили новый состав, к нам начали чересчур близко подбираться всякие типы, вроде тебя и Энгуса. Мы и отправили его на тот свет -- в полном соответствии с ритуалом. А новый яд готов -- действует мгновенно, эффективность стопроцентная. Мясоеды будут дохнуть миллионами, можешь не сомневаться. Шэнь Ва захихикал и получил от Чарли Ко новый приказ заткнуться. -- В соответствии с ритуалом? -- повторил фразу Римо. -- Точно так, мистер Николс. А ты не знал? Мы и есть те самые китайские вампиры. И наша цель -- лишить жизни всех, кто бесчестит священный сосуд желудка. Теперь уже хохотали все -- кроме самого Римо. В памяти его моментально всплыла история, которую рассказал Чиун; он почувствовал, как тело его пробрал холод. Смешным ему это вовсе на казалось -- и, когда он заговорил, остальные это поняли; хохот смолк. -- Это все мне не понять, -- да и наплевать, в общем-то. -- Он встал. -- Все равно сами вы гораздо раньше станете мясом. -- Услышав звук своего голоса, Римо был неприятно поражен: голос звучал гневно. Брось. Засунь поглубже свой гнев, и страхи Чиуна, и всю хваленую работу Смита, чтоб его... Мышцы ног Римо уже напряглись, чтобы подбросить его вверх на дюжину футов -- как вдруг пол у него под ногами резко пошел вниз. Гнев, именно гнев помешал ему уследить за движением Чарли Ко -- а тот ткнул своей странной штуковиной в стальную стену, и электрический разряд привел в действие автоматический замок, запиравший движущуюся плиту пола. Ноги Римо стремительно распрямились -- но отталкиваться уже было не от чего. Он мешком упал вниз. Падая, он успел расслабить мускулы, чтобы при ударе не сломать кости. Затем почувствовал боком наклонный пол -- и понял, что съезжает по желобу. На какую-то секунду он успел увидеть перед собой прямоугольное отверстие -- и тут же всем телом въехал в него. Он лежал на полу огромного холодильника. На прямоугольное отверстие опустилась тяжелая стальная плита. За секунду до того, как она захлопнулась, Римо показалось, что сверху раздался взрыв знакомого визгливого хохота. Римо встал и огляделся вокруг. Для него не составляло труда понизить температуру тела, приспособив ее к окружающей -- которая, как определил Римо, была около минус пяти. Бетонные стены футов в пятьдесят высотой покрывал седой иней. В ширину камера имела футов двадцать -- в ней свободно могли поместиться несколько десятков человек, обдиравших здоровенные туши, последняя партия которых висела сейчас на крюках, расположенных на одной линии под потолком -- прямо по центру гигантского морозильника. Шагая вдоль шеренги коровьих трупов, Римо высматривал дверь -- и вдруг услышал странный шипящий звук, доносившийся с противоположного конца камеры. В конце ряда ободранных туш у стены клубилось облако белесого дыма. Дым? Дневная мгла? Страхи Чиуна? Да нет, не может быть. Однако Римо начал медленно отступать назад -- подальше от собиравшегося тумана. Отступая, Римо озирался по сторонам, размышляя, почему человек не имеет на себе креста именно в тот момент, когда он может понадобиться. Хотя можно ли защититься крестом от китайского вурдалака? И каким -- связанным из палочек для еды? Или намотав на шею пару футов китайской лапши? Обрызгать могилу соевым соусом? Или стрелять в него рисовым печеньем? Римо вдруг заметил краем глаза, что кусок мяса, висевший на крюке справа от него, отличается от висящих рядом. Меньше, чем они, и какой-то другой формы... И пара длинных ног... Римо не мог поверить своим глазам. На мясном крюке висела Вики Энгус. Ее карие глаза были широко раскрыты, нижние веки покрыты льдинками -- там, где замерзли слезы; язык в открытом в беззвучном крике рту превратился в сплошной кусок льда. Голову неестественно прямо удерживала обледеневшая, твердая, словно камень, шея. Из груди девушки, слева от золотистой эмблемы Звездной экспедиции, торчал конец крюка -- длинный, острый, черным пятном выделявшийся на фоне ее голубого платья. Остальные крюки были, как и положено, серыми -- но этот почернел, потому что его покрывала тонкая пленка крови, которая замерзла, не успев стечь. Тело Вики висело неподвижно, как каменное. Римо заметил, что на ней не было колготок. С Вики, видимо, позабавились, прежде чем расправиться с ней. Несколько секунд Римо молча стоял у покрытого инеем трупа. Протянул руку, чтобы снять Вики с крюка; обледенелая кисть, отломившись, осталась в его ладони. Мгла, рванувшись вперед, настигла его. Мэри Берибери Плесень сидела в аппаратной, закинув ноги на пульт. -- Могли бы, гады, установить телекамеру и в холодильнике, -- покачал головой Чарли Ко, поскребывая по панели своим трехдюймовым ногтем. За минуту до этого он развлекался тем, что рассекал им на половинки листы бумаги, которые подбрасывал в воздух. -- Соображай, -- постучала Мэри Берибери по лбу. -- Объектив тут же бы замерз -- если вообще не лопнул бы от холода. -- Скинув с панели ноги, затянутые в линялые джинсы, она встала и оправила мятый зеленый балахон. -- Ну, каких еще песен. Плесень? -- поддел ее Шэнь Ва. -- Да, что там у двери, Берибери? -- присоединился к нему Эдди Кенлай. -- Нечего зубы скалить, ублюдки, -- огрызнулась Мэри на хохочущую троицу. -- И больше не сметь называть меня так! Хватит маскарада. Моя фамилия -- Брофман, Мэри Брофман, поняли? А скоро будете называть меня "госпожа Президент"! -- Мэри мечтательно улыбнулась, закинув назад голову; троица сконфуженно стихла. -- Ну ладно, -- опомнилась Мэри. -- Значит, сейчас вот что. С минуты на минуту должны вернуться Глюк и Ят-Сен. Вы отправляйтесь и подберите девку Энгус и Николса. Николса выкиньте где угодно, а ее вместе со старым китаезой подвесьте на дерево. -- Повернувшись, Мэри направилась к двери. -- Эй, -- окликнул ее Чарли Ко. -- А ты что собираешься делать? Мэри обернулась. -- Я? Я?! Я собираюсь доложить главному, что задание выполнено. А потом поеду в аэропорт. Глаза Чарли расширились. -- Так ты что... нас бросаешь? Мэри улыбнулась. -- К ночи мясоеды начнут дохнуть как мухи -- а через неделю все их сопливое правительство будет валяться у нас в ногах. Мэри вышла. Оставшиеся, хмуро переглянувшись, выругались. -- Ладно, -- Чарли Ко решил принять на себя командование. -- Сейчас надо-таки здесь прибраться -- а я скажу Техасцу Солли, что может открываться с завтрашнего дня. Если будет к завтрему еще жив, конечно. Сойдя вниз, все трое оказались в разделочном. Железная галерея, по которой они шли в данный момент, оканчивалась винтовой лесенкой, ведущей вниз, в главный зал. Транспортеры, станки, лента конвейера -- все было немым и неподвижным. Вдоль противоположной стены тянулись ряды люков, через которые подавались свежие туши; около них стояли тележки транспортеров. Стена напротив подслеповато щурилась чередой грязных окон. Скамьи и разделочные столы стояли в ряд прямо под галереей; четвертую стену занимала громадная стальная плита -- люк холодильника. Спустившись, Шэнь Ва и Стайнберг подошли к ней; Эдди Кенлай замешкался на верхней площадке лестницы. Чарли Ко, облокотившись на перила галереи, осматривал цех. Посмотрев на стальную плиту люка, Стайнберг, покачав головой, обернулся к Шэнь Ва. -- Надорвешься, пока откроешь эту хреновину. Но им не пришлось надрываться. Раздался гул, затем треск, и внезапно вся громада стальной крышки люка вырвалась из стены и, словно пущенная чьей-то гигантской рукой, влетела в зал. Стайнберг и Шэнь Ва успели почувствовать, как их с небывалой силой вдавило в стену; оба тела, словно тряпичные куклы, повалились на разделочные столы, и тут же сверху -- на излете -- обрушилась стальная плита, дробя кости в мелкую крошку. Чарли Ко видел, как внезапно отделившаяся от стены громадная крышка люка исчезла где-то под ним, наполняя все вокруг режущим нервы треском; взглянув обратно на торцевую стену, он увидел, как из пролома в зал ворвалось холодное дымное облако. Матовые клубы взметнулись вверх, словно сизый дым на сцене во время рок-концерта или ядерный гриб, пятнающий безгрешные небеса -- и из сердцевины дымовой завесы показалась фигура высокого темноволосого человека, одним прыжком оказавшаяся посреди помещения. Римо Уильямс, по прозвищу Дестроер, целый и невредимый, стоял на засыпанном обломками бетонном полу, а вокруг него клубилось мглистое облако. Чарли Ко почувствовал, как у него отвалилась челюсть; он упал на колени, стоявший перед ним Эдди Кенлай навзничь повалился на ступеньки, тупо уставившись на босса через стальные прутья перил. -- Я -- тот, кого зовут Шива-Разрушитель, -- послышался глухой голос Римо, -- мертвый тигр, властелин ночи, возрожденный к жизни великой силой Синанджу. Кто этот кусок собачьего мяса, что осмеливается преграждать мне путь? Эдди Кенлай почувствовал, как штанам становится мокро и горячо; опираясь на руки, он попробовал задом заползти на площадку. Приблизившись к лестнице, Римо ногой вышиб нижнюю ступень. Винтовая лестница завибрировала. Римо ударил еще раз, и стальная конструкция начала рассыпаться. Крепление, соединявшее верхнюю площадку лестницы с галереей, лопнуло; нижние ступени осыпались, и вся конструкция вместе со вцепившимся в перила Эдди Кенлаем тяжело рухнула вниз. Удара о пол Эдди уже не почувствовал. Римо медленно поднял глаза на Чарли. Чарли, собравшись наконец с силами, ринулся по галерее к открытой двери... но на полпути, словно споткнувшись, упал на колени, вопя от ужаса. На галерее стоял Чиун. В руках старого корейца Чарли увидел странные предметы, на первый взгляд напоминавшие огромные, наполненные чем-то жидким полиэтиленовые мешки. Но у этих мешков были лица -- изуродованные, окровавленные, но их еще можно было узнать, и это были лица Ят-Сена и Глюка. Чарли Ко застонал. Чиун взглянул вниз, на Чарли, затем на две отбитых до состояния желе груды мяса, которые держал в руках. Лицо его перекосилось от отвращения. -- Они опять набрали любителей, -- ни к кому не обращаясь, сокрушенно вымолвил он, и, не размахиваясь, выкинул два полиэтиленовых мешка с лицами через перила. Приземлившись у самых ног Римо, они с хлюпаньем, словно два куска студня, шмякнулись оземь. -- Этого не убивай, -- подняв голову, крикнул Римо. -- Мне нужно с ним побеседовать. -- Те двое тоже еще не убиты, -- известил в ответ Чиун. -- Я специально принес их сюда, чтобы ты сделал это. В книгах сказано, что именно Шива своей рукой должен предотвратить возрождение пожирателей крови -- и снять с моего предка великий позор. Римо взглянул на бренные останки у своих ног. Он с трудом мог представить, как Чиун мог через весь город добраться сюда, волоча в обеих руках по этакой вот штуковине. -- А где это написано, что именно Шива должен остановить пожирателей? -- недоверчиво спросил он. -- Написано, написано, -- заверил Чиун. -- Но не утруждай себя, сын мой. Эти двое не из пожирателей крови. -- А ты откуда знаешь? -- Они без разрешения проникли в комнату, когда я размышлял о Последнем пороге -- и так же, не испросив разрешения, напали на меня. Поэтому я и заключил, что среди них нет истинных приверженцев Веры. Римо вспомнил, как в холодильнике дымное облако тоже клубилось вокруг него. Значит, и Чиун, как видно, сделал то же, что и Римо, когда понял, что ловушка вот-вот захлопнется. Римо вспомнил, как его желудок словно сдавила чья-то рука, и начало быстро неметь тело. То же чувствовал он всякий раз, когда в организм попадал какой-нибудь яд -- и от этого существовало единственное верное средство. Римо активизировал кислород в крови, чтобы абсорбировать яд, затем сконцентрировал всю энергию на желудке -- вечном вместилище жизни и смерти, и когда приток крови вместе с пузырьками кислорода вынес в желудок яд, ввел в действие пищевод и изверг наружу отраву вместе с содержимым желудка. Пол холодильника украшала теперь разноцветная зловонная лужица -- прямо под трупом Вики Энгус. Римо опустился на одно колено перед вздутыми мешками, еще недавно бывшими Ят-Сеном и Глюком. -- Я хотел бы, ребята, чтобы вам было побольней, но, к сожалению, у меня нет времени. Вонзив указательные пальцы в головы наемников -- вернее, в то, что от них осталось -- Римо ощутил, как фаланги пальцев входят в мозг, в котором до этой секунды еще теплилась жизнь, после чего трупы, перелетев через зал, приземлились рядом с лужей блевотины на полу холодильника. Римо взглянул наверх. Чиун, стоя на галерее, с интересом взирал на Чарли, которого била мелкая дрожь. Глаза Римо встретились со взглядом старого корейца, и что-то такое увидели они друг у друга в глазах... то было уважение сына к мудрому отцу, и гордость отца за взрослого сына. Этого момента и ждал Чарли Ко. Мгновенно выпрямившись, он с силой направил острие смертоносного ногтя в то самое место, где под подбородком Чиуна виднелась светлая полоска незащищенной плоти. Адреналин словно взорвался в мышцах Чарли Ко -- от сознания того, что через секунду голова старика навеки отделится от его тела. Если бы только не эта секунда... Именно ее хватило фигуре в желтом кимоно, чтобы словно растаять в воздухе -- ноготь Чарли поразил пустоту. Затем что-то с силой дернуло его за запястье, и он с трудом удержался на ногах, едва не свалившись через перила. Кисть его правой руки, однако, продолжала движение. Все еще сжатая в кулак, с поднятым указательным пальцем она перелетела через балкон, подпрыгнула на краю металлического настила и упала на пол разделочного цеха. Из обрубка правой руки Чарли хлынула кровь; вспрыгнув на балкон, Римо обхватил одной рукой шею Чарли Ко, другой сжал предплечье -- кровь прекратила течь, но сам Чарли ничего не чувствовал из-за невыносимой, ослепляющей боли. -- Ну, приятель, -- произнес Римо. -- Поговорим сейчас -- или предпочитаешь подождать до обеда? Чарли судорожно выдохнул, понимая, что это конец -- но вместе с тем почему-то чувствуя, что, если он заговорит, адская боль пройдет быстрее. -- Нас нанял тот старик... чтобы убить в стране всех, кто ест мясо. -- Каким образом? -- Яд... особый, из двух компонентов... он нам сам его дал. Одна часть должна была идти в мясо, а другая -- в специальный газ... -- Для чего? -- Если бы любой из компонентов оказался ядовитым, власти обнаружили бы его и придумали бы противоядие. Яд в мясе сам по себе не представляет ничего -- а газ активизирует его, делает смертельным. -- А как вы умудрились отравить мясо? -- Эдди... тот, который был на лестнице... он работал правительственным инспектором на этом заводе. И добавлял яд в чернила, которыми на тушах ставили клеймо... Министерства сельского хозяйства... Значит, Смит был прав. Римо снова перенес внимание на стонавшего Чарли. -- Где Мэри? -- Отправилась с докладом к главному. Чиун взглянул на Римо. -- А главный где? -- Отель "Шератон", номер 1824. -- Надо же... Ничего не забыл? -- Нет, еще... Мэри потом поедет в аэропорт, чтобы с самолета распылять газ над городом... Римо с отвращением убрал руки. Боль в теле Чарли стихала, но из обрубка правой вновь хлынула кровь. -- Идем, папочка, нам пора, -- сказал Римо. -- Нет, сын мой, ты сам должен убить его. Римо нетерпеливо обернулся к нему. -- Это почему же? -- Так сказано -- ты нанесешь удар, который снимет с моего отца бремя позора. -- Ну скажи на милость, где это сказано? -- Ты делай, что тебе говорят, -- досадливо покривился Чиун. -- Отчего ты всегда, всегда со мной споришь? Римо подошел к бьющемуся в судорогах телу Чарли. -- И долго еще это будет продолжаться? -- устало спросил он. -- Каждый раз, как мы получаем новое задание, выясняется, что здесь написано то, там написано это -- а делать все должен я один. Нельзя нам просто уйти отсюда? -- Так сказано, -- упорствовал Чиун. -- Нанести удар должен сын сына опозоренного. -- Никогда ничего такого не читал, -- заявил Римо. -- Или это опять было написано мелким шрифтом, а, папочка? -- П... пожа.. -- захрипел на полу Чарли Ко. -- Ну, раз так... -- пожал плечами Римо. -- Ладно. Шагнув к Чарли, он одним ударом навеки прекратил его страдания. Чиун низко поклонился. -- Я горжусь тобою, сын мой. -- Мной? -- поразился Римо. -- Гордишься мной? Мной, потомком белых людей, бледным огрызком поросячьего уха? -- Ну, горжусь -- это, пожалуй, преувеличение, -- закивал Чиун. -- Терплю до сих пор -- так, пожалуй, будет вернее. К тому же прошло уже много дней -- а моя рукопись еще не появилась на телевидении. О самой важной из своих обязанностей ты забыл -- как всегда. Римо вздохнул. -- И кроме того... когда ты наносил удар, я видел -- ты опять согнул локоть правой руки. -- О Боже, снова-здорово, -- поморщился Римо. -- Он ведь все-таки мертв, не правда ли, папочка? -- Смерть есть смерть, а ошибка -- ошибкой, -- сварливо возразил Чиун. -- Почему, хотел бы я знать, ты снова согнул локоть? -- Объясню по дороге в аэропорт, -- с этими словами Римо направился к выходу. Глава тринадцатая Погода в этот день была самая что ни на есть летная. Чистое небо, видимость -- миль пятьдесят; на западе медленно остывало раскалившееся за день солнце. Золотые лучи заката еще лишь тронули горизонт, когда мисс Мэри Брофман запросила по радио разрешение на взлет у диспетчерской службы аэропорта. Доложив главному об успешном устранении двух агентов Дома Синанджу, она начала готовится к полету, несшему миллионам ее соотечественников Последний порог. Она заполнила до отказа бак своего новенького, белого с оранжевым двухместного "Пайпер Кьюба", которому сама дала кличку "Годжо" -- в воздухе он чрезвычайно напоминал неизвестно по каким причинам полетевшую оранжевую крышу ресторана "Говард Джонсон". Проверила закрылки, шасси, двигатель, особенно тщательно -- моторчик от мотоцикла, приделанный к здоровенной защитного цвета канистре в хвостовой части. Все было в полной готовности. К ночи миллионы мясоедов во всем Техасе протянут ноги. К утру паника начнется по всей стране. Улицы будут сплошь завалены трупами. Правительство... может, даже и не уцелеет; огромные концерны останутся без своих лидеров. Производство замрет. Фундамент, на котором десятилетия покоилась страна, треснет и начнет разваливаться. Оставшиеся в живых будут беспомощно бродить по пустым городам. А у нее... до того, как объявят карантин во всем полушарии и утратит действие газ, до того, как первая из соседних стран предпримет первую военную экспедицию на умирающую державу -- у нее будут бесценных несколько дней. За эти несколько дней она станет обладательницей несметных богатств. Сокровищ, каких еще никто никогда не видел. А потом пересядет в другой самолет -- и направится к берегам другой страны, где обладание секретом неизвестного яда из двух частей даст ей самое главное -- высокий пост и безграничную власть над ближним. А этот старый дурак доверил секрет отравы своим "последователям". К утру он сам умрет -- уж она позаботится об этом. И тогда не будет никого и ничего между ней и ее заветной целью. Неплохо для никому не известной девчонки со Стейтен-Айленда. Да разве она сама бы поверила, если бы пять лет назад кто-нибудь сказал ей, к чему приведет ее случайная беседа с незнакомым китайцем в публичной библиотеке, где она писала работу по китайской истории? А вот, однако же... Всего несколько минут отделяют ее от полной, абсолютной свободы. -- "Пайпер Кьюб" Зет-112, ваша полоса -- номер три. Счастливого пути. Конец связи. -- Спасибо. Готова к взлету с полосы три. Всего хорошего. Конец связи. Мэри запустила мотор. Мощный фольксвагеновский двигатель в брюхе самолета плюнул, кашлянул и наконец пробудился. Она почувствовала, как завибрировала рукоятка управления между ее ног; это ощущение всегда наполняло ее почти эротическим возбуждением. Пропеллер погнал колеблющиеся волны по траве; позади взметнулось и росло облако пыли. Старый, почти слепой китаец в библиотеке -- и богатая девица, которой просто нужно было получить ответы на пару вопросов для выпускной работы -- до окончания школы оставалось два месяца. Но между отчаявшимся стариком и скучающей девицей установилась странная связь. Впереди замаячило захватывающее приключение на грани жизни и смерти. А результат -- вот он. Умопомрачительная возможность одной держать в руках судьбу огромной страны, спрятанную в зеленой канистре с мотоциклетным мотором. Бело-оранжевый самолет вздрогнул и тронулся. Мэри двинула рукоятку от себя, выруливая по асфальту поля к полосе номер три. Спускались сумерки, и ей пришлось включить красно-белые бортовые огни, чтобы на нее не напоролся по случайности какой-нибудь садящийся лайнер. Огни полосы мигали неподалеку; над полем вспыхнули прожектора. Мэри развернула самолет носом к полосе, чтобы набрать скорость для взлета. И вдруг увидела, как на краю поля, попав на секунду в яркие лучи прожекторов, перемахнула через забор человеческая фигура. Мэри двинула "Пайпер" вперед, не отрывая взгляда от темного силуэта, который явно двигался в ее направлении. Самолет набирал скорость; протянув руку, она включила микрофон. -- "Кьюб" Зет-112 вызывает диспетчера. Человек на поле. Повторяю, на поле человек. Конец связи. Несколько секунд связь молчала, затем внезапно ожил маленький динамик над головой: -- Зет-112, говорит диспетчер. Где человек? Повторяю, где человек? Конец связи. Самолет Мэри ровно бежал по полю. Повернувшись и окинув взглядом поле, она уже явственно увидела человеческий силуэт, бежавший через седьмую полосу. -- Диспетчер, вызывает Зет-112. Человек пересекает полосу семь. Повторяю -- полосу семь. Конец связи. Достигнув конца рулежки, Мэри поворачивала для захода на третью полосу. -- Зет-112 вызывает диспетчерскую, -- голос, раздавшийся в наушниках, показался диспетчеру напряженным. -- Он здесь! Я его вижу. Только что пересек полосу шесть. Конец связи. Посмотрев налево, Мэри увидела, что человек приближается к ней наискосок по полю, словно норовя отрезать ее от полосы. В поднятой правой руке бегущий держал странный предмет, с которого что-то капало. -- Зет-112, вызывает диспетчер. Я все еще не вижу никого на поле -- совсем никого. Вы не пили перед вылетом? Повторяю, не пили перед вылетом? Конец связи. -- Идиот! -- зло плюнула Мэри. -- Я не пила, а он на поле, черт бы его побрал. Виден, как на ладони. Ослепли вы там, что ли? Вот он, глядите, прямо на пятой полосе. Повернувшись, Мэри увидела, что незнакомец приближается к полосе три. Он смотрел прямо в ее сторону, и она ясно видела его темные волосы и высокие скулы. В черной майке, голубых слаксах -- но почему-то босой. В руке он сжимал окровавленный крюк для мяса. -- Зет-112, вызывает диспетчер. Я проверил еще раз и сверился с данными наземной службы -- никакого человека на поле не обнаружено. Вам предлагается вернуться для проверки на исходную позицию. Повторяю, вернуться на исходную для проверки. -- Черта с два! -- взвизгнула Мэри. -- Этот гад совсем рядом -- и хочет добраться до меня! Мэри запустила двигатель на полную мощь и выжала рукоятку. Взревев, "Пайпер" рванулся по полосе. Взглянув на мотнувшуюся вправо стрелку спидометра, она ухмыльнулась, представляя, как этот тип сейчас стоит, беспомощно уставясь ей вслед, залепленный грязью, песком и отработанным маслом из двигателя. Взглянув в окно, она почувствовала, что под ложечкой разливается холодок. Странный тип не снижал темпа. Она почти в ужасе смотрела, как он преодолел четвертую полосу, держа крюк высоко в поднятой руке -- как факел на Летних играх в Монреале. Двигался он вроде бы медленно -- но тем не менее неуклонно увеличивался в размере... Мэри кинула быстрый взгляд на спидометр. До взлетной скорости всего несколько километров. Несколько секунд -- и он уже ее не достанет. Всего несколько секунд... Неожиданно Мэри разобрал смех. Ну что, спрашивается, она психует? Пусть даже он догонит ее самолет. И что дальше? Попробует вломиться в кабину? Поддеть ее этим своим дурацким крюком? Даже если он попробует сунуть его в пропеллер -- на такой скорости его отбросит далеко в сторону без особых последствии. Так что пускай бежит. Даже дочешет до самолета. Пусть даже уцепится за него. Интересно будет взглянуть, как его раскрошит на кусочки. Ну, валяй, мистер Умник-Супермен. Беги, свое получишь. "Пайпер" наконец набрал скорость взлета. Мэри почувствовала, как тепло разливается по телу, когда колеса самолета оторвались от земли. Поле, вздрогнув, исчезло за иллюминатором. Мэри с триумфом глянула вниз -- фигурка на полосе перестала увеличиваться. И тут волосы ее встали дыбом. В иллюминаторе стремительно рос в размере окровавленный крюк! Забыв о ярких красках заката, Мэри следила, словно завороженная, как крюк, казалось, медленно плывет навстречу самолету. Он переворачивался в воздухе, рос -- пока не достиг натурального размера прямо перед ветровым стеклом... Стекло с треском разлетелось на куски, и ее с силой вдавило в кресло -- как будто в грудь ей ударил язык огромного колокола. В каком-то оцепенении Мэри следила, как исчезают за разбитым стеклом все незакрепленные предметы в кабине -- карта, двухцветная ручка с серебряным пером, солнечные очки, кейс из бизоньей кожи... Прядь рыжих волос бросилась ей в лицо, лишив на миг зрения; она успела подумать, что если бы не ремень, ее тоже вытянуло бы вместе с вещами. Крепко сжав рукоятку, она опустила голову... Из ее живота, прямо под левой грудью, торчало охвостье мясного крюка. Острый его конец, пройдя сквозь нее, намертво застрял в спинке сиденья. Судорожно сглотнув, Мэри откинула назад голову -- и завыла, словно стонущий волк. Открыв глаза, она увидела край горизонта, разрезавший разбитое ветровое стекло. Как нож гильотины. Как отточенный конец ногтя главаря. Потом в секунду надвинулась земля -- и больше ничего уже не было. Она не успела даже почувствовать боли. Не видела, как вломился в кабину ревущий на полных оборотах двигатель. И даже не узнала, что когда пожарные аэропорта погасили огонь и разгребли то, что осталось от нее самой и от самолета, им не пришло и в голову, что искореженный кусок оплавленного металла был некогда острым мясным крюком. Не узнала, что так же расплавилась и зеленая канистра, и огонь в мгновение ока уничтожил белесый дым. Не узнала, что диспетчер в докладе комиссии по расследованию показал, что перед вылетом заметил у нее признаки опьянения и истерии. И не узнала, что тот, кто бежал к ней через все летное поле, кто мог двигаться так, что на тело его со стороны башни наземной службы не попадал свет прожекторов, и тот, кто зашвырнул холодный окровавленный крюк к ней в кабину, несколько минут стоял у горящих обломков разбитого самолета, а потом, разведя руками, медленно произнес: -- Такие вот дела, милая. Глава четырнадцатая -- Твоя воля исполнена, о повелитель, -- раздался голос за дверью номера 1824 в хьюстонской гостинице "Шератон". -- Последний порог принял полчища пожирателей мяса. Костлявые пальцы главаря крепко сжали клыкастые драконьи головы на подлокотниках его кресла. Этих слов он ждал, как казалось ему, столетия. Неважно, что произнес их голос незнакомого мужчины -- а не этой странной переводчицы. Ведь произнес он их по-китайски. И главное -- произнес. Голос сказал ему, что осквернители желудка отправились наконец к Последнему порогу -- а значит, он может осуществить свою заветную мечту. Он войдет в вечную жизнь -- и соединится там с предками, близкими и друзьями. Наконец оплачены его счета. Окончена мука посвящения гнусных наемников в тысячелетние тайны Веры. Они сделали свое. И получили по заслугам. Главарь глубоко вздохнул. -- Добро, -- произнес он удовлетворенно. -- Нет, -- обладатель второго, высокого, надтреснутого голоса говорил на другом языке. -- Это не добро. Это зло. И с ним надо бороться. Главарь понимал и этот язык. Обладатель второго голоса говорил по-корейски. Римо и Чиун стояли перед кроваво-красным креслом в полумраке гостиничного номера. Единственная сорокаваттная лампочка под потолком освещала их лица желтоватым рассеянным светом. Тело главаря напряглось; дыхание стало прерывистым. -- Синанджу, -- едва слышно вымолвил он. -- Да, -- кивнул Чиун. -- И на этот раз пришел твой черед. Седые брови главаря сошлись в подобие римской пятерки, морщины резко обозначились на лице; но затем на губах появилась улыбка. -- Пусть будет так, -- махнул он рукой. -- Но вы -- вы поймете. Потому что живете Верой такой же древней, как и моя. И поймете преданность и жажду служения, что двигали мною все эти годы. Чиун отрицательно покачал головой. -- Синанджу -- не Вера, -- произнес он. -- Это способ жить. Который мы никогда никому не навязываем. Избранные, отмеченные благословением и честью -- это и есть Дом Синанджу. -- Он взглянул на Римо. -- Только так -- и по-другому никогда не будет. -- Значит, моя воля?.. -- в душе главаря внезапно зародилось страшное подозрение. -- Не выполнена, -- кивнул Чиун. -- К Последнему порогу отправились лишь недомерки, которых ты набрал к себе в помощники. Маленький кореец наклонился к самому уху главаря. -- Ты мог бы расправиться с нами так же легко, как утопить младенца, -- прошептал он. -- Да, да, ты, немощный и слепой старик. Тебе нужно было лишь самому выступить против нас -- и твоя Вера могла бы править миром. Мастер выпрямился. -- Но ты запятнал свою мудрость, понадеявшись на глупость других -- и потому стал опасен не более, чем умирающий ветер. Теперь пришло время платить. -- Да, -- кивнул главарь, все еще надеясь присоединиться к своим в вечной жизни. -- Я уже готов. Не медли. Убей меня. Чиун отступил на шаг. -- Ты умрешь, -- кивнул он. -- Но убивать тебя мы не станем. Ты ведь из пожирателей крови -- а в книгах сказано, что лишь в смерти вы живы по-настоящему. Значит, по-настоящему мертв ты будешь только при жизни. Главарь сидел молча, обдумывая слова Чиуна. Но еще до того, как, пораженный их истинным смыслом, успел он вонзить восьмидюймовый ноготь себе под кадык и обрести наконец вечную жизнь через долгожданную смерть -- к голове его метнулась ладонь Римо. Нанеся главарю несильный удар под правое ухо, Римо полностью лишил его возможности двигаться, парализовав все члены тела -- и затем левая рука, быстрее, чем мог видеть глаз, быстрее, чем может чувствовать кожа, вошла в череп главаря, поразив один из участков мозга -- ив мгновение ока руки снова замерли на груди Римо. Главарь по-прежнему восседал на кресле. На его, пергаментно-желтой коже не было заметно никаких следов. Глаза его были закрыты -- но сердце билось, текла по жилам кровь, работали клетки мозга. Однако импульсы, которые мозг слал в мышцы, угасали у позвоночного столба. Мозг главаря не мог более управлять его телом. Он жил -- но тело не подчинялось его приказам. И не подчинится больше никогда. -- Видал? -- повернулся Римо к Чиуну. -- Только не говори, что я и на этот раз согнул локоть! Неожиданный пациент привел хьюстонских врачей в полное изумление. Симптомы у доставленного в больницу старого китайца точь-в-точь совпадали с хрестоматийным случаем -- девочкой из Массачусетса, с минуты рождения пребывавшей в коме. Он, как и она, был жив -- но, как и она, не сознавал этого. Невероятный случай. И хьюстонские врачи чрезвычайно гордились, что такой необычный пациент достался именно им. Однако поспешили предупредить родственника, который его доставил, что вряд ли когда-нибудь появятся шансы на его выздоровление. -- Ничего, -- махнул рукой тот. -- Просто проследите, чтобы мой дедушка оставался живым так долго, как только возможно. Врачи также предупредили его, что при новейших системах жизнеобеспечения вполне возможно, что он переживет их всех. -- Отлично, -- кивнул внук. -- Мне нравится думать о нем как о семейном памятнике. Но врачи снова предупредили его -- такое продолжительное лечение будет стоить очень и очень дорого. -- Подойдет, -- кивнул тот, извлекая на свет пять толстенных стопок стодолларовых банкнот. -- Деньги для нас не препятствие. Предупреждать больше было не о чем. После проверки банкнот на подлинность эскулапы выразили надежду, что дедушка мистера Николса проживет в блоке интенсивной терапии долгую и полную жизнь -- и, разумеется, мистер Николс и его батюшка смогут навещать его, когда захотят. -- Э-э, понимаете, -- замялся Римо, -- мы с отцом надолго уезжаем из города. Так что уж проследите, пожалуйста, чтобы дедуля тут не загнулся. Врачи с сочувствием и пониманием отнеслись к просьбе и пожелали всего наилучшего мистеру Николсу и его отцу -- хотя казалось маловероятным с медицинской точки зрения, чтобы этот высокий, светлокожий и темноволосый англосакс произошел от маленького, седого, с желтой кожей корейца. Выйдя из госпиталя, Римо и Чиун направились обратно в отель. -- Хорошо, что ты не стал платить золотом, -- заметил Чиун. -- Китайцы этого недостойны. -- Бумага им вполне подошла, -- ответил Римо. -- И кроме того, мы и так прекрасно проведем время, объясняя Смитти, на что мы угрохали такую кучу монет. -- Скажи, что мы все вернем. Это смягчит сердце императора, -- посоветовал Чиун. -- Интересно, как именно? -- осведомился Римо. -- Там было двадцать пять тысяч долларов. Веселенькая цифра. -- И совершенно ничтожная в сравнении с тем, что ты будешь иметь, если на будущей неделе доставишь наконец мою гениальную драму на телевидение. Она принесет мне несметные сокровища -- а твоих трех процентов будет как раз достаточно, чтобы вернуть императору долг. -- Моих что? -- Твоих четырех процентов, -- поправился Чиун. -- Моих как? -- Твоих пяти процентов, -- вздохнул Чиун, и, отвернувшись, пожаловался уличной стене: -- Эти агенты -- настоящие грабители!