ой это казалось ему странным. Научившись подражать низшим животным, он превзошел человека. Но с этими шимпанзе произошло что-то непонятное. Они использовали всю свою силу и пошли дальше. Они превзошли регулирующий барьер, встроенный природой в животных, и использовали свои мышцы и члены с такой силой, которая буквально разорвала их на части или заставила полопаться от непосильного напряжения. - Вот так они убили и доктора Ревитса, - сказал Римо. - С помощью кошки. - Совершенно верно, - согласился Чиун. - Только кошка находилась внутри комнаты. - Совершенно верно, - согласился Чиун. - Никто не смог бы проскользнуть мимо тебя. - Совершенно верно, - снова согласился Чиун. - Но что-то подействовало на кошку точно так же, как на этих шимпанзе. - Совершенно верно, - сказал Чиун. - Именно поэтому мне и не удалось сразу схватить ту собаку в аллее. Она тоже была заражена. - Нет, - возразил Чиун. - Тебе это не удалось потому, что ты не носишь кимоно. И в этот момент на пыльной африканской дороге царило удовлетворение. Чиун изящно сложил руки, спрятав их в складках своего солнечного кимоно. Римо кивнул. Наконец, они сумели увидеть суть проблемы. Теперь остался лишь один вопрос: каким образом заражались животные и кому это могло понадобиться. Разумеется, ученые не разделяли мыслей Чиуна и Римо. И они не обратили внимания на странную штучку, замеченную Римо на ветке. Это ведь был всего лишь простой слепень, который устало примостился на ветке. А потом, без видимой причины, он задрожал и упал, сдутый горячим ветром, еще одна внезапная маленькая гибель среди многих жестоких смертей. Валдрон Перривезер услышал о массовом уничтожении жука Унга около деревушки инути. Он узнал о бойне, о геноциде против миллионов маленьких серебристых созданий. Ему хотелось выть, хотелось заражать ясли и детские сады, высасывать кровь сквозь кожу. Он убежал в свою лабораторию и визжал, пока у него глаза не полезли на лоб. - Когда же, черт подери, когда?! - Скоро, мистер Перривезер. Перривезер в ярости выскочил прочь. Он должен вознести свою организацию на большую высоту. Жук Унга подвергся жестокому уничтожению, и теперь настало время отплатить за это оскорбление. Он полагал, что Глория и Натан Мусвассеры будут очень полезны, но когда узнал, что тротил был обнаружен до того, как взорвался, Валдрон понял, что имел дело с еще одной парой, более заинтересованной в славе, нежели в самой работе. - Слушайте, - прорычал Перривезер, когда они доложили ему о своей неудаче. - Нашему движению требуются работники, а не охотники до славы. - Мы только хотели добыть славу для СОВа, - оправдывалась Глория. - Наше движение выше славы. Мы идем к победе. Но до того, как мы одержим окончательную и полную победу, вам придется выполнить свою долю работы. Глория Мусвассер, посвятившая свою жизнь революции и беззаветно сражавшаяся за нее безо всякой славы, очень резко ответила этому богатенькому буржуа: - А ваша-то доля какова? Мы хотим сделать так, чтобы этот мир был безопасен для всех живых существ. А вы, вы порой бываете так бесчувственны к судьбе животных. Мне очень неприятно говорить об этом, но это так. Вечером, после того, как Перривезер целый день скорбел по поводу несчастья с жуком Унгом, Мусвассеры прибыли к нему домой. Они явно выглядели счастливыми. - Почему вы улыбаетесь? - осведомился Перривезер. - Более сотни делегатов мертвы. Тротил не сработал, но другая наша штучка оказалась надежной. - Черт подери, женщина. Все жуки Унга мертвы. И вы считаете, что это победа? - возмутился Перривезер. - Да ведь делегаты. Более сотни. И мы это сделали. Та штука, что мы установили. - Где вы ее установили? - спросил Перривезер. - Впрочем, неважно, я сам вам скажу. Вы установили ее внутри рефрижератора, так? - Прямо в их замороженный контейнер с лекарством, - ответила Глория с гордой улыбкой. - Совершенно верно, идиотка. И к тому времени, как оно достаточно разогрелось, чтобы начать действовать, было уже поздно. Поэтому оно смогло только заразить шимпанзе. Смерть всех этих несчастных насекомых на вашей совести. - Я возьму на себя эту вину, если на меня ляжет и ответственность за уничтожение сотни делегатов, - ответила Глория. Перривезер покачал головой. - Я больше не могу этого выносить. А тут еще до меня дошли сведения, что в МОЗСХО появились два новых ученых. Говорят, что они готовят еще более страшные преступления. Хватит полумер. - Что же мы будем делать? - спросил Натан Мусвассер. Перривезер сообщил, что в качестве мести за геноцид жука Унга он собирается полностью уничтожить всю лабораторию вместе с оборудованием и персоналом. - Невозможно, - заявила Глория. - Слишком опасно, - сказал Натан. - Вам известно, - холодно начал Перривезер, - что я в течение многих лет вкладывал все мои деньги в Союз освобождения видов. И каждый раз, когда ко мне обращаются, я вас защищаю, а вы готовы сделать все, только чтобы не идти на открытый риск. А теперь, когда вы мне нужны, куда вы все подевались? Начинаете тут мне толковать, что невозможно или слишком опасно. - Просто вы уж слишком заботитесь об этих насекомых, - сказала Глория. - А вы слишком безразличны к их судьбе, - отрезал Перривезер. - Но мы будем работать с вами, - сказала Глория. - Нам нужны ваши деньги, поэтому мы будем работать с вами. - Полагаю, что на этот раз я смогу обойтись без вас, - ответил Перривезер. - Если вы мне понадобитесь, я позвоню. После их ухода он еще долго сидел, уставившись на дверь кабинета. Разумеется, они и не понимают, чего он добивается. Никто, с тех пор, как ему исполнилось пять лет, не понимал, чего хочет этот наследник состояния Перривезеров. Его жена не знала. А он знал, чего ей хотелось. Ей хотелось выйти замуж за Перривезера. Время от времени ей хотелось совокупляться. В конечном итоге, после того, как он несколько раз оттолкнул ее, она нашла себе любовников. Иногда Перривезер наблюдал за ними с верхнего этажа, но они его просто не интересовали. Он жаждал воспроизвести себя. Собственно говоря, это стало одним из основных условий при заключении их брака. Но он настаивал, чтобы перед совокуплением у нее непременно появилось яйцо, то есть был благоприятный для зачатия период. - Я не собираюсь оплодотворять пустую матку, - заявил Валдрон самой очаровательной дебютантке Северного побережья, которая теперь стала его невестой. - Ну знаешь ли, Валдрон, некоторым это очень нравится. - Догадываюсь. Некоторым людям. - А ты никогда не говорил, что тебе это не нравится, - сказала она. - Ты не спрашивала, - ответствовал Валдрон, и его лицо с тонкими изящными аристократическими чертами напоминало ледяную маску. - Я предполагала, - сказала она. - Не моя вина, - отрезал он. Медовый месяц он провели в поездке по Европе. И, как выяснила молодая жена Валдрона, ему очень нравились грязные переулки городских трущоб. Свалки и мусорные кучи были для него более притягательны, тем Лувр или Британский Королевский театр. Проходя по кладбищам, он часто бормотал: - Расточительство. Какое расточительство. - Ты говоришь о человеческой жизни? Наша смерть неизбежна. Но те, кого мы любили, будут о нас помнить, - сказала однажды очаровательная юная миссис Перривезер. - Ерунда, - отрезал ее супруг. - Медь, сталь. Герметично, водонепроницаемо. Да просто закопать их в землю. Пусть сделают хоть немного добра. - Ты всегда так чувствовал? - спросила она. - Разумеется. Какое расточительство. Так запаковывать тела - это просто... просто... - Бесполезно? Трогательно? - предположила она. - Эгоистично, - нашелся Валдрон. В то время мать Перривезера еще была жива, и юная жена спросила ее, всегда ли Валдрон был таким. - А вы заметили? - спросила знатная светская дама с Северного побережья. - Ну, когда он просит подать к обеду гнилые фрукты, это трудно не заметить, мама. Могу я звать вас мамой? - Я рада, что, наконец, хоть кто-то меня так называет. Да, Валдрон часто делает такие вещи, которые кажутся людям необычными. Но позвольте мне заметить, что он ни в коей мере не безумен. Мужчины рода Перривезеров часто вели себя несколько странно. Но, я снова подчеркиваю это, они не безумны. Чудесным весенним днем свекровь сидела на своей веранде, выдававшейся из скальной гряды, которая тянулась до серых волн Атлантики. - Мужчины из рода Перривезеров запечатывали себя в бочонки и в таком виде пытались спуститься по Амазонке. Один Перривезер любил есть жареных летучих мышей. Другой чувствовал себя птицебогом инков, а отец Валдрона, должна признаться, любил вымазаться клеем прежде, чем сделать "это". - Бедная вы женщина, - сказала жена. - Растворимый в воде. Я настояла, чтобы клей был растворим в воде, - сказала старшая миссис Перривезер. - Я бы ни за что не согласилась на эпоксидный клей. Но вернемся к более важным делам. Ни один из Перривезеров никогда не был по-настоящему болен психически. - А что бы заставило вас назвать одного из них безумным? - Отказ от своих принципов. Неумение жить только интересом к своим деньгам. Вот что было бы настоящим помешательством, моя милая. И это доказательство того, что Валдрон не безумен, ибо он никогда так не поступит. - Полагаю, бывают и худшие партии, - отвечала молодая жена. - Именно об этом я тебе и толкую, милочка. Молодой миссис Перривезер пришлось пережить только один очень тяжелый момент в своей супружеской жизни, это произошло в ту ночь, когда, как сказал доктор, зачатие было наиболее вероятно. Валдрон так взял жену, точно хотел лишь улечься на нее. Но этого оказалось достаточно, чтобы забеременеть и сохранить в потомстве имя Перривезеров. После рождения ребенка Перривезер вообще перестал обращать внимание на жену. Она жаловалась своей свекрови. - Он ведет себя так, будто я и не жена ему, - говорила она. - Правда состоит в том, что Валдрон и меня не считает своей матерью, - сказала старая женщина. - Я слышала, что дети иногда сомневаются в своем отце, но уж никак не в матери. А кто, по его мнению, его настоящая мать? - Не знаю. Он никому об этом не говорит. Мы показывали ему записи в больничных регистрационных книгах. Привели к нему врача, принимавшего роды. Получили клятвенные свидетельства от медсестер. И все же он так и не признал меня своей мамочкой. - Может, это случилось потому, что его растила няня? - спросила молодая женщина. - Всех Перривезеров растили няни. Я была такой же нежной и любящей, как любая другая мать. Но он просто-напросто не желал называть меня мамой. - А вы знаете, как он называет меня? - спросила жена Валдрона. - Как? - Своей яйцекладущей. - Дорогая, - сказала ее свекровь, благожелательно кладя ладонь на плечо молодой женщины. - Он никогда не изменит принципу. Валдрон Перривезер III не только поддерживал благосостояние дома Перривезеров, но и блестяще увеличил его, выказав такую деловую хватку, которую трудно ожидать у кого-либо, кроме лучших выпускников школы менеджмента. Он стоял выше любых проявлений милосердия или жалости. И обладал необычайной способностью быстро умножать состояние. Он никогда не раскрывал своего секрета, но многие подозревали, что, судя по некоторым мелочам и намекам, он просто терпеливо дожидается возможности подкормиться за счет несчастья других людей. Но никто даже не догадывался, что, учась пользоваться своими деньгами, Перривезер стал одним из самых ловких убийц на планете. И убивал он также, как вкладывал деньги: бесстрастно, но весьма умело и хитро. За деньги можно было купить любые услуги, а разница между хирургом и головорезом лишь в том, что головорез больше задумывается над тем, как раскроить кого-нибудь, и не так скор на оправдания, если ему не удается этого сделать. Валдрон быстро понял, что с наемными убийцами и вооруженными грабителями гораздо приятнее иметь дело, нежели с врачами. Хирург всегда может свалить вину за смерть пациента на его кровяное давление и все-таки прислать счет за неудачное лечение. Но наемный убийца никогда не придет за расчетом, если не выполнит задания. Таким образом, среди представителей преступного мира Валдрона Перривезера III понимали гораздо лучше, чем в его родной семье или на Уолл-Стрит. И среди тех, кто понимал его, был и некий Ансельмо "Босс" Боссилони и Мирон Фельдман, хотя между собой они называли его "тот богатенький паскудник". Асельмо и Мирон выглядели точно, как два автомата для продажи сигарет, только у автоматов нет волос и, как утверждают некоторые, они более склонны к милосердию, нежели Ансельмо и Мирон. Это парочка встретилась в исправительной школе. Мирон оказался лучшим учеником. Он заправлял в мастерских и очень быстро научился весьма успешно пользоваться электродрелью. Он обнаружил, что, если человеку приставить к коленной чашечке сверло дрели, то легко можно договориться о чем угодно. Ансельмо же главенствовал в гимнастическом зале и там понял, что, если ему удастся прижать человека к земле, об остальном гораздо лучше позаботится Мирон. Так они стали неразлучными друзьями. Ансельмо считали более привлекательным внешне. Он напоминал монгольского яка. Когда эта парочка впервые повстречалась с Перривезером, они работали сборщиками у ростовщиков Бруклина. Перривезер предложил им больше денег и задал довольно странный вопрос: крепкие ли у них желудки. Такой вопрос, исходивший от элегантного денди, прозвучал бы гораздо необычнее, если бы встреча их не произошла на мусорной свалке, где Ансельмо и Мирон с трудом могли дышать. А Перривезер продолжал беседу так, точно находился где-то на пляже. Ансельмо и Мирон оставались там достаточно долго, пока им не назвали их первое задание, а потом ретировались, блюя и рыгая. Целью их была престарелая женщина, жившая в своем поместье в Беверли, штат Массачусетс. Надо было переломать ей кости, да так, чтобы это выглядело, как неудачное падение. Способ, которым им велено было исполнить поручение Перривезера, заставил содрогнуться даже бывалую парочку, но оказалось, что это еще пустяки в сравнении с тем, что последовало позднее. Женщину не надо было убивать, только переломать ей кости. Стояло октябрьское утро, дом оказался огромным, а вся мебель укрыта чехлами. С концом летнего сезона дом закрывали на зиму, и женщина приняла их за грузчиков. Мирону и Ансельмо еще никогда не приходилось нападать на престарелых женщин, и поначалу они решили было пойти на попятный. - Я не стану этим заниматься, - заверяли они друг друга. А потом старуха стала распоряжаться ими точно собственными слугами и у каждого нашелся в глубине души голосок, который соблазнял: "Сделай". Кости у нее оказались хрупкими, но эта часть задания и так не составила бы им особого труда. Самым трудным было оставить ее, живую, корчиться на полу под лестницей и просить о помощи. Перривезер явился как раз тогда, когда они уже собирались уходить. - Эй, а вас тут быть не должно было, - сказал Ансельмо. - Чего ради было нанимать нас, если вы сами заявились. Перривезер не ответил. Он просто отсчитал им сто стодолларовых бумажек - установленную плату, пошел в дом, уселся рядом с несчастной старой женщиной и принялся читать газету. - Валдрон - стонала женщина, - я ведь твоя мать. - Нет, - ответил Валдрон. - Моя настоящая мать скоро будет здесь. Так что, пожалуйста, умирайте поскорее, чтобы она могла прибыть. Ансельмо переглянулся с Мироном, и они оба недоуменно пожали плечами, покидая дом. Потом они прочли в газетах, что Перривезер прожил в доме целую неделю вместе с мертвым телом, и только потом доставил его в больницу, что, разумеется, не преминула отметить полиция. На допросе у коронера Перривезер показал, что жил в другом крыле дома и просто не заметил тела матери. Очевидно, она упала с лестницы и переломала себе кости, а слуги как раз в тот день покинули поместье, чтобы приготовить для переезда дом во Флориде, Перривезер решил, что мать уехала вместе с ними, и он остался один. - Разве вы не почувствовали запаха разлагающегося тела? - спросил его обвинитель. - Его можно было учуять за полмили от дома. Там черно было от мух. Разве вы не поинтересовались, что эти проклятые мухи делают в доме? - Пожалуйста, не говорите "проклятые", - ответил Перривезер. Но однако же дворецкий и другие слуги спасли Валдрона, засвидетельствовав, что у него весьма своеобразное обоняние. Точнее, судя по их словам, вообще нет такового. - Да что там, у мистера Перривезера может две недели лежать на прикроватном столике гора гнилых фруктов и вонять так, что горничную даже с защипкой на носу не заставишь войти в комнату. И именно столь недавно отстраненная от его особы миссис Перривезер сообщила, что ее муж имеет особую склонность к мусорным свалкам. Кроме того в деле присутствовало свидетельское показание, что некому было почувствовать смрад разлагающегося тела, так как кроме мистера Перривезера последними в доме видели только двух зверского вида грузчиков, отбывших в белом "кадиллаке". Следствие признало несчастный случай. А обвинитель посоветовал мистеру Перривезеру привести в порядок свой нос. В течение последующих лет Ансельмо и Мирон много работали на Перривезера. Они знали, что Перривезер нанимал и других, но точно не знали, кого, а порой он жаловался на любителей. Кроме того, порой он говорил весьма странные вещи. Ансельмо забыл, почему зашел разговор об их первом деле, но слышал, как Перривезер заметил, что его настоящая мать навестила его через день после того события. Оба решили, что Перривезер - просто псих, но деньги он платил хорошие, а поручения его никогда не были опасными, Перривезер всегда сам их заранее тщательно планировал. Поэтому когда он их вызвал и заявил, что надо украсть для него атомное устройство, недовольства не было, тем более, что на этот раз Перривезер согласился встретиться с ними под открытым небом, на свежем воздухе. Он бормотал что-то о мести, и они еще никогда не видели его в такой ярости. По его план как всегда был хорош. Перривезер показал им изображение атомного устройства, дал все пароли и опознавательные знаки. - А эта штука не радио-как-это-там? - спросил Ансельмо. Он читал о таких вещах. - Радиоактивна, - ответил Перривезер. - Но вам не долго придется иметь с ней дело. Вы только передадите ее вот этим двум людям. Он показал им фотографию молодой женщины с пустым выражением лица и молодого человека с отсутствующим взглядом. - Это Мусвассеры. Они установят взрывное устройство. Передайте им, чтобы на этот раз не старались пронести его за ворота. Оно не обязательно должно быть внутри. В этом и прелесть атомного оружия, вам достаточно находиться в миле или около того от вашей цели. Однако же я настаиваю на одной вещи, передайте, я велел им непременно убедиться, что эти двое находятся в лаборатории перед тем, как взрывать устройство. Валдрон показал своим наемникам фотографии двух мужчин, один из них носил кимоно, другой был худой белый парень с широкими запястьями. - Я хочу, чтобы они были мертвы, - сказал Перривезер. - А как эти двое смогут убедиться, что ваша парочка внутри? - спросил Мирон. - Не знаю. Это вы сами сделаете. И сообщите, когда точно удостоверитесь. Я уже устал иметь дело с любителями. - Мистер Перривезер, а могу я задать вам один частный вопрос? - спросил Ансельмо, осмелившись воспользоваться той близостью, право на которую как бы давали долгие годы успешного делового сотрудничества. - Что такое? - Почему вы вообще используете любителей? - Порой просто нет выбора, Ансельмо. - Ясно, - ответил Ансельмо. - Именно поэтому мне так нравится иметь дело с вами, - заметил Перривезер. - Только одно мне в вас не нравится. - Что же это? - У вас обоих чудесные волосы. Только почему вы их так часто моете? - Вы хотите сказать, что это лишает их естественности и живости? - Нет. Лишает питания, - ответил Перривезер. Как и всегда Ансельмо и Мирон убедились, что план Перривезера совершенен. Они безо всякого труда, легко проникли в хранилище атомных устройств и покинули его с двумя пакетами: в одном находилась сама бомба, в другом - часовой детонатор. С Натаном и Глорией Мусвассер они встретились в пригородном доме под Вашингтоном. Дом принадлежал отцу Натана. Хорошо оштукатуренные стены были заклеены освободительными плакатами. Они призывали освобождать угнетенных, спасать животных. И особый плакат призывал освобождать черных. Очевидно, этот призыв уже осуществили, так как вся местность по соседству была свободна от черных. - Вы бы поосторожнее с этой штукой, - предупредил Ансельмо. - И вы не должны ее взрывать, пока те двое ребят не будут в лаборатории. - Какие двое ребят? - спросила Глория. Ансельмо показал им фотографию уроженца Востока и белого. - А как мы узнаем, что они там? - Мы вам сообщим. - Хорошо. Кажется, это просто. И довольно ясно, - сказала Глория. - А теперь самое важное. Кто возьмет на себя ответственность? - Никакой ответственности. Мы так не работаем. Но ведь нам уже заплатили. - Минутку. Мы собираемся уделать эту лабораторию, там две сотни человек да еще окрестности, добавьте еще десять-пятнадцать тысяч человек... Натан, помни, нам обязательно надо попытаться придумать какой-то способ вывести домашних животных из опасной зоны, может, удастся. Собственно, речь идет о пятнадцати тысячах человек. А может, и о двадцати. Ансельмо содрогнулся, представив себе будущий урожай смертей. Даже тугие мозги Мирона отметили некое мерцание грядущего ужаса. - Поэтому мы хотим знать, - продолжала Глория, - какую долю вы берете себе. - Нам заплатили. - Я говорю об ответственности за взрыв бомбы. - Чего? - хором спросили эти двое. - Ответственность. У нас тут будет тысяч двадцать убитых. Кто возьмет на себя ответственность за это? - Вы хотите сказать - вину? - Это отсталый взгляд. Я говорю об ответственности за революционный подвиг. Известность. - Если не возражаешь, девуня, можешь всю ответственность взять себе, - ответил Ансельмо. - Мы можем взамен предложить вам кое-что. Например, мы заявим, что вы нам помогали. Но главное дело - наше. СОВ берет на себя полную ответственность за этот акт. - Девуня, о нас не стоит даже упоминать. - Вы уверены? Мы тут можем получить целых двадцать тысяч убитых. И вы совсем не хотите быть причастными к такому событию? - Нет, нет. Тут все в порядке, - ответил Мирон. - Собственно, о нас вообще не упоминайте. Нигде. И никогда. Ни в коем случае. - Это так бескорыстно с вашей стороны, - заявила Глория. - Натан, мне нравятся эти люди. - Но тогда почему они вообще это делают? - спросил Натан. Он посмотрел на Ансельмо. - Если вы не хотите взять на себя ответственность, зачем вам было красть бомбу? К чему такие хлопоты? - Малыш, нам заплатили, - ответил Ансельмо. - Вы это делаете ради денег? - Чертовски верное замечание. - Чего ради так напрягаться ради денег? Я хочу сказать, а где ваши папы? - спросил Натан. Мирон и Ансельмо переглянулись. - Натан имеет в виду, что вы могли бы взять деньги у ваших родителей, - пояснила Глория. - Ну, вы не знаете наших папочек, - ответил Мирон. - Неважно. Вы совершенно уверены, что не хотели бы такого заявления "им помогали", а потом ваши имена? - Нет. Мы ничего не хотим, - подтвердил Мирон. - И уж позаботьтесь, - добавил Ансельмо, - чтобы эта штука не взорвалась, пока мы вам не скажем, идет? - Возможно, мы не совсем понимаем ваши побуждения, но я хочу, чтобы вы знали: я солидарен с вами. Мы все участвуем в общей борьбе, - произнес Натан. - Конечно. Только не взрывайте эту штуку, пока мы не скажем. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ - Мы снова должны сидеть в этой мышиной клетке? - спросил Чиун. - Прости, папочка, - ответил Римо. - Но мы должны остаться, пока не выясним, что происходит в этих лабораториях. - Как легко ты это говоришь, жирное белое создание. На твоем теле наросло столько жира, что тебе удобно спится даже на жестком полу. Но я? Я так нежен. Мое хрупкое тело требует настоящего отдыха. - Ты так же хрупок, как гранит, - отозвался Римо. - Не волнуйтесь, Чиун, - сказала Дара Вортингтон. - Вам известно, что я обречен всю жизнь провести с ним, и вы советуете мне не волноваться? - спросил Чиун. - Нет, дело в том, что в лабораторном комплексе у нас есть жилые комнаты. Я велю приготовить одну из них для вас. Это настоящая спальня. И для вас тоже найдется, - добавила она, обращаясь к Римо. - Настоящая спальня? - переспросил Чиун и Дара кивнула. - С телевизором? - Да. - А там будут одни из этих машин, что играют с пленок? - поинтересовался Чиун. - Собственно говоря, да. - А не могли бы вы раздобыть запись шоу-спектакля "Пока Земля вертится?" - спросил Чиун. - Боюсь, что нет, - ответила Дара. - Это шоу не идет уже лет десять. - Дикари, - заворчал Чиун по-корейски, обращаясь к Римо. - Вы, белые, все дикари и обыватели. - Она делает все, что может, Чиун, - тоже по-корейски ответил Римо. - Почему бы тебе просто-напросто не оставить всех в покое хоть ненадолго? Чиун выпрямился в полный рост. - Презренные слева ты говоришь, даже в твоих устах они звучат омерзительно, - сказал он по-корейски. - Я не думал, что уж настолько плохо, - отозвался Римо. - Я не стану говорить с тобой, пока ты не попросишь извинения. - Скорее ад замерзнет, - ответствовал Римо. - Что это за язык? - спросила Дара. - О чем вы говорите? - Это был настоящий язык, - ответил Чиун. - А не то собачье тявканье, которое называют языком в этой гнусной стране. - Просто Чиун поблагодарил вас за предложенную спальню, - пояснил Римо. - Всегда рада помочь, доктор Чиун, - сказала Дара, широко улыбаясь. Чиун снова по-корейски проворчал. - Эта женщина слишком глупа даже для того, чтобы почувствовать себя оскорбленной. Как и все белые. - Ты ко мне обращаешься? - поинтересовался Римо. Чиун сложил руки и повернулся к Римо спиной. - Палкой и камнем мне можно перешибить кости, но если на меня не обращают внимания - это не болит, - заметил Римо. - Перестаньте издеваться над этим милым человеком, - упрекнула его Дара. Она разместила их в соседних комнатах в одном из крыльев здания МОЗСХО. Римо лежал на спине на маленькой раскладушке и смотрел в потолок, когда в дверь тихо постучали. Он откликнулся, и вошла Дара. - Я просто хотела убедиться, что вам удобно, - сказала она. - Просто великолепно. Она прошла в комнату, поначалу немного смущаясь, но потом, когда Римо не возразил, более решительно подошла к его кровати и села на стоявший рядом стул. - Кажется, я все еще чувствую себя разбитой после бурных событий нынешнего дня, - сказала Дара. - Они были славными, но и страшными тоже. - Знаю, - сказал Римо. - Я тоже всегда так себя чувствую после трансатлантических перелетов. - Да я не об этом, - сказала она. И наклонилась к Римо. - Я имею в виду то, что мы сотворили с жуком Унга. Славное было дело, и память о нем останется навсегда. Но потом, ох, эти несчастные люди, на которых напали обезьяны. Какой ужас! Римо ничего не ответил, и Дара приблизила свое лицо к нему так, чтобы взглянуть Римо прямо в глаза. Груди девушки касались его груди. Бюстгальтера Дара не надела. - Разве это было не ужасно? - Это торчит, - ответствовал он. - То есть, это точно. Было ужасно. - Никогда в жизни не видела таких обезумевших животных. - Угу, - сказал Римо. Ему нравилось чувствовать ее прикосновение. - Вы же знаете, злых животных не бывает. Что-то так на них подействовало. - Угу. - Я рада, что вы были рядом и могли меня защитить, - продолжала Дара. - Угу. - Что могло вызвать такую реакцию? - спросила она. - М-м-м. - Что это должно означать? - Я хочу сказать, что завтра этим займусь, - сказал Римо. - Но все-таки, что вы об этом думаете? - настаивала Дара. А думал Римо, что заставить ее умолкнуть можно лишь применив какое-то физическое воздействие, поэтому он обнял ее и притянул к себе. Она немедленно приникла, почти приклеилась к его губам с длительным и нежным поцелуем. - Я думала об этом весь день, - сказала она. - Знаю, - ответил Римо, потянулся и дернул за цепочку, выключавшую маленький ночник. ФБР больше не охраняло лабораторный комплекс, в качестве единственного средства безопасности остался только усталый старик-сторож в деревянной будке у главных ворот. Ансельмо и Мирон подъехали в своем белом "кадиллаке", и Ансельмо опустил стекло со стороны водительского места. - Что вам угодно? - спросил сторож. Ансельмо показал ему белую коробку, лежавшую рядом с ним на переднем сиденье. - Доставка пиццы, - пояснил он. - Своеобразные доставочные фургоны у этой пиццы, - ответил сторож, кивая на лимузин "кадиллак". - Ну, обычно я ставлю на крышу машины большой кусок пластмассовой пиццы, но на ночь его приходится снимать. Дети, сами понимаете. - Да уж, это такие паршивцы, верно я говорю - согласился сторож. - Ну конечно. - Давай, проезжай, - сказал сторож. - Можешь поставить машину вон там, на стоянке. - Нам нужен доктор Римо и доктор Чиун. Вы знаете, где они? Сторож посмотрел на список сотрудников, висевший на доске регистрации. - Они пришли рано, вместе со всеми и не отметились, что выходят. Но я понятия не имею, в какой они лаборатории. - Но они наверняка тут, да? - Должны быть, - ответил сторож. - Отсюда нет другого выхода кроме как мимо меня, а сегодня вечером еще никто из них не выходил. - А может, они спят, - сказал Ансельмо. - Может, - согласился сторож. - Тогда, наверное, не стоит их беспокоить. Я вам вот что скажу. Возьмите-ка пиццу вы, а они пусть себе отдыхают. - А она с анчоусами? - спросил сторож. - Нет. Только добавочная порция сыра и колбаса пепперони, - ответил Ансельмо. - Больше всего люблю анчоусы, - сказал сторож. - В следующий раз привезу с анчоусами, - пообещал Ансельмо. - А эти два доктора не будут злиться? - спросил сторож. - Надеюсь, нет, - ответил Ансельмо, он кинул пиццу сторожу, развернул "кадиллак" и уехал. - Не забудь про анчоусы! - крикнул ему вслед сторож. Через два квартала Ансельмо остановился около телефонной будки и набрал номер Мусвассеров. - Да? - ответила Глория. - Они в лаборатории, - сказал Ансельмо. - Хорошо. Мы готовы. - Только дайте нам время выехать из города, - ответил Ансельмо. Глория Мусвассер ползком пробиралась среди ухоженной зелени на территории лабораторного комплекса. На ней были туристские ботинки и зеленая полевая форма маскировочной окраски, которой она очень дорожила с тех пор, как в 1972 году украла ее у ветерана вьетнамской войны. Ее муж тащился за ней, тонко вскрикивая от боли, когда камешки и прутики впивались в его дряблый живот. - Зачем только мне надо было идти? - скулил Натан. - Ты же все равно все несешь сама. Я тебе не нужен. - Правда твоя, не нужен, - отрезала Глория. - Только я подумала, что, если нас схватят, я не желаю отправляться в тюрьму одна. Он схватил ее за лодыжку. - А нас могут поймать? - Ни в коем случае, если только ты будешь вести себя тихо, - ответила она. - Я не хочу идти в тюрьму, - сообщил Натан. - Мы и не пойдем туда. Обещаю. Я лучше сама тебя пристрелю, чем позволю этим наемным свиньям истэблишмента схватить тебя. Натай судорожно сглотнул. - Это попадет во все газеты, Ты станешь мучеником нашего дела. - Это... это законно, Глория. - Не говори "законно". Так сейчас уже нет говорят. Надо сказать "потрясно". - Ладно. Это потрясно, Глория. - Отпадно, - согласилась Глория. - Даже вообразить трудно. - Ага. И это тоже, - подтвердил Натан. - А может, прямо здесь? - спросила она. И показала на кусок дерна около шелковичного дерева. - Отпадно, Глория. - Ладно. Значит установим чертову штуковину здесь. - Как цветочек, - сказал Натан. - Мы посадим ее, точно цветочек. Помнишь, хиппи, дети-цветов? Ты тогда была как настоящий цветок. - К хренам цветочки. Они нас никуда не привели. Сейчас мы принадлежим насилию. Ради тех цветов никто и куска дерьма не дал. - Ага. Долой цветы. Насилие - вот в чем суть. - Не говори "вот в чем суть", Натан. Это уже устарело. Надо сказать "вот на чем стоим". - "Вот на чем стоим"? - Насилие - вот на чем стоим, - пояснила Глория, ставя таймер на сто двадцать минут. - Эта малышка сейчас начнет. - А мы останемся наблюдать? - Разумеется, нет, дурья голова. Мы бы взлетели на воздух. Мы позвоним на телестанции. Пусть лучше они наблюдают. - Но ведь они тоже взлетят на воздух, - сказал Натан. - Это пойдет им на пользу, - ответила она. - И на том стоим. - Законно, - восхитился Натан. Глория врезала ему по уху, когда они уползали прочь в темноте. Через сорок пять минут на территории МОЗСХО появилась команда с телевидения, они отыскали огромную дыру, проделанную в проволочном ограждении вокруг комплекса, причем именно в том месте, которое указали анонимно позвонившие на станцию люди. - Это не так уж плохо, - заявил оператор с телевидения ВИМП. Его ассистент посмотрел на белое лабораторное здание, маячившее за ограждением. - А чего мы дожидаемся? - спросил он. - Чего же еще? Мы ждем Рэнса Ренфрю, наипопулярнейшего телекомментатора, человека, которые говорит все, как оно есть на самом деле, вашего человека на ВИМП. Оба оператора захихикали, так забавно прозвучала эта пародия на рекламные объявления станции. - А он знает, что тут делается? - спросил ассистент оператора. - Нет. - Не могу дождаться, чтобы посмотреть, какую мину он скорчит. - Я тоже. Они прождали еще полчаса, наконец около них остановился черный лимузин, с заднего сидения которого вылез молодой человек, до такой степени лучившийся здоровьем, что даже его волосы выглядели загорелыми. Он был одет в смокинг и сердито крикнул операторам: - Лучше бы это было действительно что-то существенное! Потому что меня выдернули с весьма важного ужина. - Так и есть, - откликнулся главный оператор, подмигивая ассистенту. - Какая-то группа сегодня ночью планирует устроить крупную акцию протеста. - Протест? И вы меня вытянули с ужина ради какого-то протеста? Что за протест? - Там речь идет о спасении животных, - ответил оператор. - И против проявлений американского геноцида. - Ну ладно, это звучит уже лучше, - сказал Ренс Ренфрю. - Из этого мы можем сделать что-то приличное. Он попробовал голос, точно музыкант, настраивающий инструмент. - Это говорит Ренс Ренфрю, я нахожусь там, где группа разгневанных американцев сегодня ночью восстала против правительственной политики геноцида... - он оглянулся на оператора. - Вы упоминали о животных? - Верно, животных. - Правительственной политики геноцида животных. Может быть, это начало движения, которое навсегда свергнет коррумпированное американское правительство? Неплохо. Это может сработать. А когда предполагается начать демонстрацию? - Минут через сорок пять или около того, - ответил оператор. - Ладно, мы будем готовы. Запишем все и сообщим, что кинулись сюда, покинув частное торжество ради того, чтобы наши зрители видели правду. А что они там собираются делать? - Как они сказали, взорвать атомную бомбу. Загар с лица комментатора исчез мгновенно, кожа Ренса Ренфрю стала бледной. - Здесь? - спросил он. - Так они сказали. - Слушайте, ребята. По-моему, мне потребуется еще кое-какое оборудование. Подождите здесь и хорошенько снимите все, что будет происходить, а я сейчас вернусь. - А какое оборудование вам нужно? - Кажется, мне понадобится глушитель на микрофон. А то у меня голос звучит очень хрипло. - У меня был один в сумке, - отозвался оператор. - И еще голубая рубаха. Эта белая выделяется слишком ярким пятном. - И это у меня найдется. - Еще новые ботинки. Мне нужна другая пара обуви, если я собираюсь лазить тут повсюду. Эти мне жмут. Так что я поеду за ними. А вы ждите меня и снимайте, если что-то произойдет. - Ладно. Сколько это у вас займет? - Не знаю. Самые удобные мои ботинки находятся в той квартире, где я обычно отдыхаю. - Где же это? - В Майами. Но я постараюсь вернуться как можно скорее. Ренфрю прыгнул в свой лимузин и умчался. За его спиной два оператора разразились хохотом, но потом оператор заметил: - Эй, послушай-ка, а может, нам тоже стоит побеспокоиться? Я хочу сказать, они ведь упоминали об атомной бомбе. - Да ладно тебе. Эти дурьи головы не способны взорвать даже петарду на празднике Дня независимости, - отмахнулся главный оператор. - Наверное, ты прав. А может, нам стоит предупредить людей в лабораториях? Ну знаете, угроза взрыва или как там? - Нет, пусть спят себе. Ничего ведь не произойдет, может заявится несколько шумных пикетов - и все. - Тогда какого черта мы сами тут ошиваемся? - поинтересовался ассистент. - Ради сверхурочных. А ты как думал? - Пойдет. В комнате Римо зазвонил телефон, и Дара Вортингтон, не подумав, удовлетворенно и расслабленно потянулась к трубке. - Оох, - спохватилась она. - Наверное, мне не следовало бы. - Наверное, - ответил Римо. - Это мне звонят. - Откуда ты знаешь? - Есть такой тип, который всегда звонит мне, когда мне хорошо. Точно у него есть антенна, улавливающая это на расстоянии. Думаю, он просто боится, что у меня будет передозировка счастья, вот и спасает от страшной судьбы. Он поднес трубку к уху. - Да, - произнес он. - Римо, - зазвучал в трубке кислый голос Смита - Это... - Да-да, тетушка Милдред, - перебил Римо, использовав одно из кодовых имен, которыми Смит подписывал свои сообщения. - Это очень серьезно. Вы один? - В достаточной степени, - несколько расплывчато ответил Римо. - Произошло очень серьезное ограбление, - сказал Смит. - Я уже занят другим делом, - ответил Римо. - Это может оказаться тем же самым делом, - сказал Смит. - Ограблено было атомное хранилище. Пропавший объект - микронный компонент блока расщепления и детонатор. - А кто-нибудь из говорящих по-английски знает, что было украдено? - поинтересовался Римо. - Это означает небольшой портативный атомный снаряд и взрыватель к нему. - Ладно, что я могу сделать? - Воров никто не видел, поэтому мы ничего не можем о них сообщить, - сказал Смит. - Но мне только что передали, что некоторые средства массовой информации получили сообщение о готовящейся сегодня вечером акции против лабораторий МОЗСХО. - Ага. Тучи сгущаются, - заметил Римо. - И чем вся эта петрушка грозит? - Если атомный снаряд взорвется, будет уничтожена вся животная и растительная жизнь на двадцать миль вокруг, - ответил Смит. - Не говоря уже о катастрофическом воздействии на окружающую среду. - Ну-ка скажите. Палата представителей пострадает, если он взорвется? - Безусловно. - Тогда я, пожалуй, лучше пойду посплю, - заявил Римо. - Это серьезно, - предупредил Смит. - Ладно, я вас понял, - Римо скользнул мимо Дары Вортингтон и натянул брюки. - Я погляжу, что у нас тут делается. Что-нибудь еще? - Мне почему-то кажется, что и этого вполне хватит, - отозвался Смит. Римо положил трубку и похлопал Дару по обнаженной попке. - Прости, дорогая. Но что-то надвигается. - Снова? Так быстро? Как мило. - Работа, - ответил Римо. - Так что держись. - Твоя тетя Милдред, похоже, довольно требовательная особа, - заметила Дара. - Я слышала, как ты ее так назвал. - Именно, - подтвердил Римо. - И весьма. Он задумался над тем, стоит ли предупреждать Дару о подложенной бомбе, но потом решил не делать этого. Все равно, если ему не удастся обнаружить бомбу, шансов выжить не будет практически ни у кого. Римо прошел в соседнюю комнату, где на полу лежал Чиун, завернувшись в тонкое одеяло, стянутое с кровати. - Не спишь, папочка? - спросил Римо. - Спать? Как можно спать, когда тебя просто оглушает шум спаривающихся в соседней комнате лосей? - Прости, папочка. Так уж вышло. - Во всяком случае, я с тобой не разговариваю, - заявил Чиун, - а потому буду весьма признателен, если ты соизволишь как можно скорее удалить из моей комнаты свою белесую шумную тушу. - Вполне возможно, что очень скоро никто из нас вообще не будет ни с кем разговаривать, - сказал Римо. - Кажется, сюда подложили бомбу. Чиун ничего не ответил. - Атомную бомбу. Чиун молчал. - Я сам этим займусь, Чиун, - продолжал Римо. - Но я не очень хорошо знаю, как искать бомбы. А если я ее не найду, и мы все дружно отправимся в царство небесное, то, на всякий случай, я хотел бы, чтобы ты знал: понимаешь, я страшно рад, что мы с тобой познакомились. Чиун сел и покачал головой. - Ты безнадежно белый, - сказал он. - Какое отношение к этому имеет цвет моей шкуры? - Очень большое. Только белый человек будет искать бомбу, не зная ее местонахождения, - пояснил Чиун, между тем он встал и прошествовал мимо Римо и дальше к выходу на улицу. Римо последовал за ним со словами: - Мне кажется вполне разумным искать бомбу, пытаясь ее найти. А что же ты собираешься искать? Четырехлистный клевер и надежду на счастье? - Я, - надменно заявил престарелый кореец, - буду искать следы. Но ведь я всего лишь бедное кроткое униженное создание, вовсе не сравнимое со столь преисполненным вселенской мудрости существом, как ты. - Как же выглядят следы бомбы? - Ты должен искать не следы бомбы, ты, кретин. А человеческие следы. Если только бомба не прибыла сюда своим ходом, те люди, которые ее доставили, должны были оставить следы. - Ладно. Давай искать следы людей, - согласился Римо - И спасибо за то, что разговариваешь со мной. - Пожалуйста. Ты дашь обещание надеть кимоно? - Лучше я не стану отыскивать эту бомбу, - ответил Римо Главный соперник телевидения ВИМП, судя по рейтингу, станция ВАСК прибыла на место действия в лице команды операторов и Ланса Ларю, звезды и надежды станции, который был, если это возможно, еще более загорелым чей его главный соперник в рейтинговых списках ведущих новостей Ренс Ренфрю. Он, разумеется, увидел двух операторов ВИМПа, но пришел в полный восторг, когда понял, что поблизости нет Репса Ренфрю. - Прекрасно, ребята, - заявил он. - Давайте, устанавливайте камеры и начинайте съемку. Он достал из кармана своего смокинга портативную зубную щетку и наскоро почистил зубы. К нему обратился оператор: - Эй, если тут собираются взорвать бомбу, то я хочу убраться отсюда подальше. - Мальчик мой, здесь происходит важное событие, а там, где есть событие, всегда найдешь Ланса Ларю и телестанцию ВАСК. - Ага, только все события очень скоро могут оказаться на высоте миль в пять, если тут действительно есть бомба и она взорвется. - Не беспокойся. Мы отснимем наш материал и уедем отсюда, - ответил Ларю. - Давайте-ка войдем внутрь. - Кажется, я что-то вижу, - сказал Римо. Стоя на мягком влажном дерне лужайки, Римо указал на ряд небольших углублений, выстроившихся извилистой линией. - Трава тут примята. Кто-то полз по-пластунски, - заметил он. - Любители, - с презрением отозвался Чиун. Он указал на небольшое углубление. - Правша. Даже от ее локтя остался след. - Ее? - Очевидно же, что это женский локоть, - сказал Чиун. - Очевидно, - подтвердил Римо. - А мужчина полз следом. Но снаряд несла женщина, - продолжал Чиун. - Очевидно, - добавил Римо. - Эй, гляди-ка, - прошипел Ланс Ларю своему оператору. - По-моему, там впереди кто-то есть. Кто же эти ребята? - Может, они ученые, - ответил оператор. - Может. Давайте подкатим камеры и побудем рядом с ними, на случай, если они взорвутся. Разговаривали они шепотом, но на расстоянии пятидесяти ярдов Чиун обернулся к Римо и спросил. - Кто эти шумливые дураки? - Не знаю. Сначала бомба, а потом я позабочусь о них, - он посмотрел на следы, отпечатавшиеся на земле. - По-моему, ты и правда нашел что-то. - Он что-то нашел - крикнул один из операторов. И неуклюже ринулся вперед, волоча свое оборудование. Ланс Ларю последовал за ним. - Наверное, мне стоит уничтожить эти надоедливые создания, - сказал Чиун, - чтобы мы могли спокойно продолжать наши поиски. - Даже не знаю, как тут быть, - ответил Римо. - Убьешь телевизионщика, а потом с ним хлопот не оберешься. - Я не желаю устраивать представление для этих неотесанных хамов, я ведь им не цирковой слон. - Давай сначала найдем бомбу, - ответил Римо. Он последовал за цепочкой следов, которая привела к цветущему кустарнику, Римо ощупал землю кончиками пальцев. Снаряд был тут, едва прикрытый тонким слоем земли. - Поспеши. Они подходят, - шепнул Чиун, когда газетчики приблизились. Наконец, один из операторов быстро выскочил вперед и в упор развернул свою камеру на Чиуна. Чиун прижался носом к объективу. - Эй, прекрати это, Мафусаил, - велел оператор. - Ты мне всю оптику своим сальным носом перепачкал. - Сальный нос? У Мастера Синанджу не может быть сального носа. Вы оскорбили меня до глубины души. - И все-таки ты это сделал! - вскрикнул Римо. - Теперь я ни за что не отвечаю. - Чего это вы там творите? - заорал Ланс Ларю. - Что вы там роетесь под кустами? Руки Римо двигались очень быстро, сначала он разъединил таймер, а потом разобрал сам атомный снаряд, раздавив в порошок металлические его части. Кучку черных и серебристых крупинок он зарыл под шелковицей. - Я же спросил вас, что вы там делаете? - повторил Ларю. Теперь он уже стоял рядом с Римо. - Ищу редкостный австралийский ночной цветок, - отозвался Римо. - Сегодня единственная ночь, когда он цветет. Но мы его упустили. Придется подождать до следующего года. - А как насчет бомбы? - спросил Ларю. - Нет никакой бомбы, - ответил Римо. - Нам уже несколько недель надоедают такими звонками. Просто какие-то психи. - Вы хотите сказать, что я приехал в такую даль по звонку психа? - сказал Ларю. - Похоже на то, - ответил Римо. Ларю сердито топнул ногой, потом обратился к двум операторам, ожидавшим у него за спиной. - Ладно, ребята. Тогда мы все-таки сделаем занимательный репортаж. Как ученые в полночь ползают по земле, разыскивая редкостный цветок, - он обернулся к операторам - Поснимайте немного этих парней. Два оператора нацелились на Римо и Чиуна, и пленка в их устройствах закрутилась. Узкие орехового цвета глазки Чиуна уставились на одну из камер. - Как насчет легкой улыбочки? - осведомился оператор. - Такой? - спросил Чиун, и его лицо исказила напряженная улыбка. - Здорово, старик. Только побольше зубов. Чиун, по-прежнему улыбаясь, сгреб камеру и сплющил ее в лепешку. Потом с поклоном вернул ее оператору. - Хватит зубов? - поинтересовался он. Римо вырвал камеру у второго оператора и расколол ее на кусочки величиной с лапшинку. - Но Первая Поправка к конституции! - завопил Ларю. Римо засунул несколько обломков камеры в рот Ларю. - Вот тебе Первая Поправка, - заявил он. Телевизионная команда поспешно отступала к дырке в проволочном ограждении. - Чиун, спасибо тебе за помощь, - сказал Римо. - Будешь ли ты?.. - И все же я пока не надену кимоно, - сказал Римо. У Глории Мусвассер даже ухо устало. Она плечом прижимала к уху телефонную трубку, а на клочке голубоватой бумаги вычеркивала номер очередного телефона для связи со зрителями очередной телевизионной станции. Она набрала следующий номер. - Отдел новостей ВЗРО, - ответил мужской голос. - Я представитель Союза освобождения видов, - заговорила Глория как можно более страшным и грозным тоном террористки. - И что? - Я звоню вам, чтобы взять на себя ответственность за то покушение, можно сказать, массовое уничтожение людей, которое почти состоялось сегодня ночью в лабораториях МОЗСХО. - Что за покушение? Какое-такое массовое уничтожение? Да сегодня ночью самой великой новостью стало известие о том, что президент спокойно храпит в своей постельке без дурных снов. - Это было бы почти настоящее массовое уничтожение, - настаивала Глория. - Почти не считается. - О чем вы тут мне толкуете? Мы чуть не взорвали все Западное побережье, разрушения могли бы вернуть его обратно в каменный век. - Чуть тоже не считается, - сказал раздраженный голос в трубке. - А теперь слушай меня, ты, сочувствующая военным промышленникам, свинья - заорала Глория. - Мы - это СОВ, и мы намерены взять на себя ответственность за атомный взрыв, рядом с которым Хиросима показалось бы детским пуканьем. Потенциальное количество погибших просто ошеломительное. - Меня не интересует, как вы там называетесь - СОВ, ВВ или Г-О-В-Н-О, - ответил репортер. - Но сегодня ничего не произошло, значит, и нет никаких новостей. - Боже, - вздохнула Глория. - Ничего не случилось. Вам всегда подавай действие. Вы торговец скандальными сенсациями. - Совершенно верно замечено, - согласился репортер. - Отвратительно. - Если хотите, - не отрицал тот. - А разве намерение ничего не стоит? - Дорогая леди, - устало сказал журналист, - да если б из одних дурных намерений можно было состряпать сюжет, вечерние новости длились бы сорок часов подряд. - Да просто нам попалась испорченная атомная бомба, ты, дурья голова! - завизжала Глория. - А у нас - горячая линия, - ответил репортер и повесил трубку. Глория прикурила от окурка Натана. - Нам надо придумать новый план, - сказала она. - Они не купились на этот? - Свиньи. Этот парень заявил, что дурных намерений еще недостаточно. - А во Вьетнаме, значит, было достаточно, - произнес Натан самым лицемерным и самодовольным тоном. - Как прикажешь это понимать, черт подери? - спросила Глория. - Понятия не имею, - вполне кротко ответил Натан. - Просто если говорить о Вьетнаме - никогда не промахнешься. - Вьетнама больше нет, - оборвала его Глория, - так что кончай молоть чепуху. Это важно. Перривезер подпрыгнет до потолка, когда узнает, что бомба не взорвалась. Он, должно быть, потратил на нее целое состояние. - Да уж, состояние, - произнес Натан. Соглашаться с Глорией почти всегда было безопасней. - Может, нам удастся выдумать что-нибудь такое же удачное. Какую-нибудь сенсацию, чтобы все эти средства массовой информации кинулись на нее, - сказала Глория. - ВИМП так и не заинтересовалась? - спросил Натан. - Они сказали, что послали бригаду, но все разъехались по домам. - А ВАСК? - снова спросил Натан. - Они тоже выслали бригаду, на которую напали какие-то люди, наблюдавшие за цветением цветов. Значит, нам просто необходимо выдумать что-то приличнее. - Например? - Думай, - велела Глория. Натан свел брови над переносицей. - Так пойдет? - спросил он. - Неплохо, - ответила она. - Я думаю. А может, выразить протест? - Протесты отменяются, - отрезала она. - Это должно быть нечто вправду крупное. - Когда-то мы освобождали банки, - предложил Натан. - Плохо. Банки тоже исключаются. - Тогда что? - Школы и крупные магазины, - ответила Глория. - Что-то в этом роде. Убийство детей всегда производит впечатление. - А как насчет больницы? - спросил Натан. - Или это уж слишком грубо? - Больница? - резко переспросила Глория. - Ну да. Собственно говоря, я не думал, что это так прозвучит. - Да это просто здорово. Больница. Детское отделение. Мы это сделаем в тот день, когда туда приводят всяких домашних животных поиграть с детьми. Мы им покажем! Будут знать, как позволять этим маленьким ублюдкам издеваться над животными. - И правда, неплохо, - подтвердил Натан. - Прямо в точку. - Не говори так. "Прямо в точку" уже давно никто не говорит. - Прости, Глория. Я только хотел сказать, что твоя идея и в самом деле капитальная. - Просто блеск! - сказала она. - Прямое попадание, Глория, - поддержал Натан. - Ладно. А теперь позвоним Перривезеру и скажем, что мы придумали, - сказала Глория. - Честно говоря, эта идея с атомной бомбой никогда меня особо не колыхала. - Слишком разрушительная? - спросил Натан. - Да нет, просто, кто сможет увидеть эту кровь? - спросила Глория. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Когда Перривезер вошел в лабораторию, доктор Декстер Морли сидел на высоком табурете, его пухлые щечки пылали, жирные коротенькие пальчики сцепились на коленях. Маленький ученый увидел своего нанимателя и губы его сморщила мгновенная горделивая усмешка. - Ну? - нетерпеливо спросил Перривезер. - Эксперимент закончен, - ответил Морли. Голос его дрожал от возбуждения и удовлетворенной радости. - Где это? - спросил Перривезер, проносясь мимо ученого к лабораторным столам. - Их двое, - сообщил Морли, изо всех сил, но безуспешно пытаясь удержать руки Перривезера подальше от стерильных поверхностей лабораторных столов. - Если б вы только подождали минутку... - Я уже и так достаточно долго ждал, - оборвал его Перривезер. - Где? Доктор Морли хмыкнул с упреком, но направился к стоявшей на полке маленькой коробке, прикрытой марлей. Его руки задрожали, коснувшись коробочки. - Вот, - сказал ученый, его охрипший вдруг голос полон был благоговения, когда он снял марлевый покров. Это была кубическая плексигласовая коробка. Внутри лежал кусок гниющего мяса. А на мясе, кормясь и лениво потягиваясь, восседали две мухи с красными крылышками. - Это пара производителей? - спросил Перривезер. - Вы получили пару производителей? - Да, мистер Перривезер. У Перривезера при виде мушек невольно перехватило дыхание. Он так осторожно поднял пластиковый куб, что мухи, сидевшие на мясе, даже не встрепенулись. Он рассматривал их со всех сторон, и так, и эдак поворачивая куб, разглядывал мух снизу, сверху и глаза в глаза, восхищался напоминавшим витражное стекло алым цветом их крыльев. - Их крылья точь-в-точь цвета свежей человеческой крови, - шептал он. Пока он наблюдал, две мухи поднялись с куска мяса, быстро спарились в воздухе и снова уселись. Перривезер, любуясь, сказал скорее самому себе, чем доктору: - Вот если б только мне удалось найти женщину, которая бы так смогла. По некоторым причинам доктор Декстер Морли почувствовал себя неловко, точно он подглядывал за кем-то, и его застали врасплох за столь неблаговидным занятием. Он откашлялся и сказал: - Собственно говоря, эти две мухи ничем не отличаются от обычных комнатных мух, кроме цвета крыльев. Musca domestica по классификации Диптера. - Они не совсем точные подобия комнатных мух, - поправил Перривезер, кидая хищный взгляд на ученого. - Вы ведь этого не изменили, не так ли? - Нет. Я ничего не менял. - Тогда это последняя форма жизни, - медленно произнес Перривезер, поворачивая пластиковый куб так, как если бы то был совершенный бледно-голубой бриллиант чистейшей воды, который он только что нашел на собственном дворе. - Ну, я бы не стал заходить так далеко, - сказал доктор Морли, суетливо моргая и жалко пытаясь улыбнуться. - Что вы там лепечете? - прошипел Перривезер. - Э. Да, сэр. Я только хотел сказать, что в большинстве аспектов эти создания являются обычными комнатными мухами. Форма тела и структура организма. Тот же способ питания, который, к сожалению, делает их переносчиками болезней, хотя я верю, что со временем мы сумеем это устранить... - Почему вы хотите это устранить? - спросил Перривезер. - Что? Их способность быть переносчиками инфекций? Перривезер кивнул. - Ну, видите ли... - ученый покачал годовой. - Наверное, мы плохо понимаем друг друга, мистер Перривезер. Ведь мухи действительно переносят болезни. - Разумеется. А если б они этого не делали, то на земле уже теперь было бы гораздо больше людей, чем есть на самом деле. - Я... э, кажется, я понял вас, - ответил Морли. - Так я думаю. Но все же. Musca morleyalis по-прежнему остается переносчиком инфекций и вследствие этого очень опасна. - Musca morleyalis? - переспросил Перривезер. Лицо его ничего не выражало. Морли вспыхнул. - Ну, обычно подобного рода открытия называются по имени ученого, который... Лицо Перривезера по-прежнему ничего не выражало, когда он посоветовал: - Попробуйте лучше Musca Perriweatheralis, - и только тут он позволил себе легкую улыбку. Ученый вновь откашлялся. - Очень хорошо, - сказал он тихо. - Почему у них красные крылья? - спросил Перривезер. - А, - ученый снова вспыхнул. Но говорить о биологии ему было гораздо приятнее, нежели обсуждать проблему наименований со своим жутким нанимателем. - Аминокислоты, выработавшиеся у этих созданий, как я уже говорил, коренным образом отличаются от тех, что имеют обычные комнатные мухи. Но только типом, но и местом расположения. Видимо, именно это и вызвало генетическую мутацию, результатом которой и стали красные крылья. Естественно, когда мы продолжим эксперимент и разрушим эти конкретные организмы, тогда мы начнем перемещать... - Разрушим? Что разрушим? - сверкнул глазами Перривезер. - Поскольку у нас имеется вся документация, совершенно не обязательно сохранять сами организмы, тем более, что их дыхательная система развивалась таким образом, что они стали несовместимыми с другими формами жизни. - Что это значит? - Это значит, что данные мушки абсолютно иммунны к ДДТ и всем другим токсинам и пестицидам, - сказал Морли. - Именно такова была цель исследования, правильно? - Именно такова, - подтвердил Перривезер. Глаза его блеснули. - Все пестициды? - Все, известные в настоящее время. Позвольте мне, - он взял пластиковый куб из рук Перривезера и поставил его на сверкающий белизной лабораторный стол. Надев резиновые перчатки, он ввел марлевый сачок в коробку и вынул одну из мушек. Потом раскрыл контейнер, из которого послышался тихий свист. - Чистый ДДТ, - пояснил Морли, опуская сачок с мухой в контейнер и закрывая его крышку. - И что теперь произойдет ? - встревожено спросил Перривезер. - Совершенно ничего, - ответил Морли. - В этом контейнере имеется достаточно чистого пестицида, чтобы... - Пожалуйста, не называйте их пестицидами, - сказал Перривезер. - Простите, тут достаточно ДДТ, чтобы уничтожить всех мух в стране. Но обратите внимание на состояние Musca Perriweatheralis, - он извлек из контейнера марлевый сачок и снова закрыл контейнер. Мушка с красным крыльями сердито жужжала в марлевом плену. А когда Морли вернул ее обратно в пластиковый куб, она немедленно устремилась к мясу. - Она еще жива, - сказал Перривезер. - И невредима, - добавил Морли. - Она может выжить в атмосфере, состоящей из одного метана, - гордо добавил ученый. - Или цианида. Или любого другого яда, какой вы только пожелаете. - Тогда она непобедима. - Да, и именно поэтому должна быть уничтожена, - сказал Морли. - Я уверен, что вы не захотите пойти на риск и выпустить в нашу атмосферу подобное создание, - продолжал ученый. - Собственно говоря, мне и так пришлось принять крайние меры предосторожности. Но опасность растет по мере размножения этой пары. Если хотя бы одна такая мушка выберется живой из лаборатории, экологический баланс планеты окажется в опасности. - Муха, которую невозможно отравить, - с гордостью произнес Перривезер. - Как вам известно, мистер Перривезер, тут речь идет о чем-то гораздо большем. Она делает еще кое-что. Например, ее способность кусаться совсем иная, нежели у Musca domestica. Иные и последствия укуса. Вы помните, мистер Перривезер, когда я впервые приступил здесь к работе, вы обещали, что когда-нибудь расскажете мне, как вам удалось добиться тех первичных мутаций. - Давайте лучше еще раз посмотрим демонстрацию, - ответил Перривезер. Морли заметил, что его наниматель тяжело дышит. - А надо ли? - Надо, - коротко ответил Перривезер. Мягкий голос его звучал монотонно и приглушенно, точно жужжание, но у Морли мурашки побежали по коже; этот тон пугал его сильнее, чем любой крик. - Хорошо. Ученый направился в дальний угол лаборатории к террариуму, наполненному саламандрами. Вынув одну из них, Морли поместил ее в пластмассовый куб с мухами. - Будьте осторожны. Я не хочу, чтобы эта ящерица по случайности сожрала одну из мух. - Этого не случится, - ответил Морли. Он прикрыл саламандре голову и придержал животное в контейнере с мухами. Одна из мух на секунду опустилась на хвост саламандры, а потом снова перепрыгнула на кусок тухлого мяса. Морли пересадил саламандру в другой чистый пластиковый контейнер, где уже сидела огромная древесная лягушка. Лягушка была раз в десять больше ящерки, а вес ее массивного тела превышал вес саламандры раз в сто. Лягушка взглянула на саламандру и лениво шевельнула длинным языком. Перривезер подвинулся поближе к пластиковому кубу, он даже касался его лицом, сосредоточенно наблюдая за происходящим. Лягушка снова выстрелила языком, и почти мгновенно язык этот оказался оторван и лежал на дне контейнера, все еще рефлекторно подергиваясь. Лягушка в ужасе выпучила глаза, когда саламандра напала на нее, яростно кусаясь и отрывая большие лоскуты кожи с ее тела. Потом ящерица вцепилась в лягушку и принялась отдирать ее конечности. Глаза лягушки лопнули, превратившись в желеподобные кляксы. Ее ярко-окрашенная кровь брызнула на стенки контейнера. Она издала слабый звук, а потом ее резонаторные полости заполнились телесными жидкостями. Лягушка содрогнулась и неподвижно застыла на дне прозрачной клетки, а маленькая саламандра вскарабкалась на нее, по-прежнему кусаясь и нападая. Еще через две минуты содержимое контейнера уже нельзя было разглядеть. Внутренности и жидкости лягушки плотно облепили его стенки. Доктор Морли молча приподнял крышку контейнера, ввел в него длинную иглу для подкожных впрыскиваний и извлек ее уже с наколотой на кончик саламандрой. - Воздушное впрыскивание непосредственно в сердце, - сказал он, стряхивая рептилию в пластиковый пакет. - Это единственный известный мне способ ее убить. Он посмотрел на Перривезера. - Теперь вы понимаете, почему эти две мушки надо уничтожить? Перривезер долго смотр ел на мух, потом перевел взгляд на ученого. - Я позабочусь об этом, - сказал Перривезер. - А до тех пор храните их даже ценой своей жизни. Комната наверху была, как всегда, темной и очень теплой, там пахло сладковатым запахом гниения. Валдрон Перривезер III тихо, как и всегда, отпер дверь, аккуратно спрятал ключ в карман пиджака и вошел внутрь. Пыль толстым слоем лежала на старинной бархатной мебели, украшенной изящными вышитыми салфеточками. Перривезер, мягко ступая по пыльному изношенному ковру, приблизился к высоко установленной каминной доске, накрытой старинным шелком. Поверх шелкового покрывала стояла только одна вещь - малюсенькая шкатулка для украшений, богато отделанная золотом и драгоценными камнями. Он любовно взял шкатулочку и несколько минут подержал ее на ладони. Он созерцал вещицу молча, не шевелясь, лишь мягко поглаживая ее драгоценную поверхность подушечками пальцев. Наконец, с глубоким вздохом открыл шкатулку. Внутри лежал крошечный мушиный трупик. Глаза Перривезера заволокло слезами. Дрожащими пальцами он коснулся покрытого волосками маленького тельца. - Здравствуй, мама! ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Когда зазвонил телефон, Перривезер уже снова сидел за столом в своем кабинете. - Мистер Перривезер, - сказала Глория Мусвассер. - Мы очень сожалеем, но бомба не взорвалась. Когда она потом положит трубку, то расскажет Натану, что Перривезер, похоже, вовсе не придал этому никакого значения. Он был весьма сердечен. Даже более того. - Да ведь это была не наша вина, - сказал Глория. - Провалом мы обязаны параноидальной бесчувственности непросвещенных средств массовой информации и... - Неважно, миссис Мусвассер, - сказал Перривезер. - У меня есть план действий на случай непредвиденных обстоятельств. - У нас тоже, - сказала Глория, подумав о детском отделении больницы. - Мы с Натаном только что придумали нечто такое потрясающее, такое крупное, что вы просто влюбитесь в этот план. - Не сомневаюсь в этом, - ответил Перривезер. - Почему бы вам не прийти ко мне домой и не рассказать о своем плане? - Правда? Правда? Вы не злитесь на нас? - Разве я кажусь таким сердитым? - спросил Перривезер. - Надо вам сказать, вы и правда отличный мужик, - ответила Глория. - Мы прямо сейчас и отправимся к вам. - Я буду вас ждать. - Мистер Перривезер, вы не пожалеете. В новом плане не останется ни одного из ваших затруднений. - Разумеется, - согласился Перривезер. - Но ведь вы еще ничего о нем не знаете. - Я просто уверен, что он сработает. Я знаю, что вы с Натаном разрешите все мои затруднения, - сказал Перривезер, повесив трубку. Глория Мусвассер обратилась к Натану: - Конечно, он немного с приветом, но парень он хороший Он хочет, чтобы мы приехали к нему в Массачусетс и рассказали ему о новом плане. Он хочет, чтобы мы разрешили все его проблемы. - На том стоим. И правда, на том стоим, - солидно заявил Натан. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Мусвассеры приехали через шесть часов. Поначалу они заблудились и попали в Пенсильванию вместо Массачусетса. Потом наткнулись на кинотеатр, где шел их обожаемый фильм "Китайский синдром", поэтому они задержались, чтобы посмотреть его в двадцать седьмой раз. Когда Перривезер встретил их в дверях своего дома, они обрушились на него с рукопожатиями. Но он вежливо уклонился от них, и супруги пожали руки друг другу. Перривезер проводил их в скудно меблированную комнату в дальнем крыле особняка. - Подожди только, вот узнаешь, что мы придумали, Велли, - возбужденно начала Глория. - Я уверен, это будет просто чудесно. - Нам очень жалко, что так неудачно вышло с тротилом и атомной бомбой. Просто они не сработали, и нас это мучит. - Не стоит волноваться. В конце концов, вспомните о шимпанзе, которых вы помогли уничтожить, обеспечив доставку некоего контейнера в Увенду, - насмешливо сказал Перривезер. - Ну, лучше было бы непосредственно добраться до делегатов, - заметила Глория. - Но, по крайней мере, шимпанзе прикончили некоторых делегатов. Славное было дельце. - Именно так, - весьма благодушно заметил Перривезер. - Такое славное, что, по-моему, вам за него полагается награда. - Это действительно очень мило с твоей стороны, Велли, - заявила Глория. - Вы не откажетесь от бокальчика шерри? - спросил Перривезер. - А травки не найдется? - спросил Натан прежде, чад жена успела ткнуть его локтем под ребро. - Шерри - как раз то, что надо, - сказала Глория. Перривезер кивнул. - Хорошо Я сейчас вернусь. Подождите меня здесь, а потом я покажу вам, как вы впишитесь в наш новый план атаки. Выйдя, он закрыл за собой дверь комнаты. Глория и Натан расхаживали по комнате, где было только два металлических стула и маленький пластиковый столик. - Посмотри-ка, - сказал Натан. Он взял со стола небольшую, заключенную в рамку коллекцию и подал ее Глории. То были крошечные человекоподобные куколки, нанизанные на булавки, прокалывавшие их туловища; ручки и ножки куколок были вывернуты наружу и широко растопырены, точно члены насекомых в демонстрационной коробке. - Интересно, какая муха его укусила. Он ведь чокнутый, - прошептал Натан. - Разве нет? - Просто, он слишком любит мух. - Я думал, что Союз освобождения видов подразумевает существа животного мира, - сказал Натан. - Вроде разных там щенков и так далее. Охоту на котиков. Виды, которым грозит исчезновение. А какого черта кому-то понадобится угрожать всяким жукам? - Это потому, что ты такой ограниченный, - пояснила Глория. - Жуки тоже принадлежат к животному миру планеты. Они ведь не растения и не минералы. А поскольку Перривезер все свои деньги вкладывает в СОВ, он имеет право, по-моему, выбирать, что освобождать в первую очередь. - Ага, только эти жуки противные, - сказал Натан, ставя демонстрационную коробку на стол. - Попробуй-ка вот ласково прижаться к москиту, а? - Это все твое буржуазное несвободное воспитание, - ответила Глория. - Ты должен приучиться воспринимать жуков как равных себе. Дверь со стороны библиотеки с треском приоткрылась, и в комнату влетело крошечное жужжащее создание. Дверь за ним резко захлопнули, и Глория услышала такой звук, будто два мощных засова встали на свое место в двери. - Что это? - спросил Натан. - Муха, - ответила Глория. - У нее красные крылья. - Может, это домашний любимец. И она хочет с нами подружиться, - муха кружила вокруг головы Натана. - Давай, Натан. Протяни ей дружественную руку. - Она хочет насрать мне на руку, - отозвался Натан. - Натан, - с угрозой в голосе произнесла Глория. - Ах, но я ведь никогда раньше не встречал мух, которые жаждали бы пожать мне руку, - заметил Натан. - Так было когда-то. А теперь мы должны коренным образом изменить свой образ мыслей по отношению к нашим друзьям-насекомым, - назидательно вещала Глория. - Хорошо, хорошо, - согласился Натан. - Ну, так давай же. Протяни мухе руку. - А если она меня укусит? - Дурак. Маленькие мухи не кусаются. - Некоторые кусаются, - не согласился Натан. - И что с того? Может, ей хочется поесть. Ты же не захочешь, чтобы она умерла с голоду, верно? Только из-за того, что ей не хватило малой крошки еды, а у тебя ее так много, верно ведь? - Наверное, нет, - с несчастным видом ответил Натан и протянул руку. - Так уже лучше, - сказала Глория. - Иди сюда, моя маленькая мушка. Мы назовем его Рыжик. Иди сюда. Рыжик. Иди поздоровайся с Глорией и дядюшкой Натаном. Муха приземлилась на сгибе натанова локтя. С противоположной стороны двери Валдрон Перривезер III услышал визг, потом рычание. А потом еще один визг, когда муха укусила и Глорию. Перривезер вставил на место третий стальной засов, похлопал по двери, и тонкая улыбка сморщила его лицо. Доктор Декстер Морли был в отчаянии, когда ворвался в кабинет Перривезера. - Они исчезли. Обе. Я только вышел на минутку в туалет, а когда вернулся, их уже не было. - Мухи у меня, - ответил Перривезер. - О, слава небесам! А то я так беспокоился. Где они? - Я же говорил вам, что позабочусь о них. Глаза Перривезера были точно кусочки острого льда. - Да, сэр, конечно, - сказал Морли. - Но вам надо быть с ними крайне осторожным. Они очень опасны. Хотя взгляд ледяных голубых глаз был по-прежнему холоден, на губах Перривезера появилась напряженная улыбка. - Доктор, вы достигли определенной вершины, - сказал он. Морли беспокойно задергался. В устах Перривезера похвала звучала как-то чужеродно. Доктор только кивнул, потому что не знал, как вести себя. - Вы спрашивали меня, доктор, как мне удалось вызвать иные изменения в этих насекомых. Способность кусаться и воздействие этих укусов на другие живые существа. - Да. Мне это действительно очень интересно. - Дело в том, доктор... - Перривезер поднялся. - Я позволил себе пригласить несколько друзей, которые помогут нам отпраздновать достижение. Не думаю, что вы станете возражать. - Конечно, нет. - Они уже ждут нас. Почему бы нам не пойти к ним? - предложил Перривезер. Его большая ладонь хлопнула доктора Морли по плечу и подтолкнула к дверям. По дороге Перривезер продолжал рассказывать. - Собственно говоря, раньше у меня работал другой ученый, - говорил Перривезер. - И этими двумя достижениями я обязан ему. Но ему так и не удалось добиться главного. Эта честь приберегалась для вас. - Спасибо. Вы очень добры. А кто был тот другой ученый? - спросил Морли. Перривезер помедлил, когда Морли уже стоял перед заветной дверью. Валдрон потихоньку начал отодвигать засовы на ней. - Да, это было великое достижение, - сказал Перривезер. - Вы сделали новые виды неуничтожимыми, и благодаря ему ваше имя теперь в списке жутких деяний науки всех времен. Вы сделали только одну маленькую ошибку. - О, какую же? - Вы сказали, что мухи будут способны к воспроизведению через несколько недель? - Да. - А они уже дали потомство, и теперь очаровательные маленькие личиночки уже подрастают на том ломте мяса. - О, Господи! Их необходимо уничтожить. Если выберется хоть одна... их необходимо уничтожить. - И снова ошибка, доктор Морли. Это вас следует уничтожить. Он распахнул дверь, впихнул ученого внутрь и снова захлопнул дверь, быстро задвинув засовы. Послышалось рычание, ничем не напоминавшее уже голоса Глории и Натана Мусвассеров. Потом раздался вопль, тяжелый удар и тошнотворный звук срываемой с костей плоти. Перривезер зная этот звук. Он прижался ухом к двери и наслаждался. Когда он был ребенком, он сам как-то, устроившись в сарайчике, где садовник хранил инструменты, содрал мясо с кошки. Он разыскал некоторые из садовых инструментов, клещи и тиски, и с их помощью расчленял животное. От кошки тогда исходили точно такие же звуки. И Перривезер испытывал то же самое наслаждение. Он захватил кошку, когда она играла с паутинкой. Кошка поймала паука и забавлялась с ним, точно с игрушкой. И он тогда сам проучил кошку. А потом, когда садовник застал его рядом с окровавленной кошкой, он и садовнику преподал урок. Садовник пытался высвободить мертвое животное из тисков, а пока он трудился, ворча себе под нос, что юный Валдрон, Бога ради, должен понять разницу между добром и злом, мальчик спокойно и молча поставил табурет за спиной старика, забрался на него, занес кирпич над головой садовника и обрушил его прямо на веснушчатый седовласый затылок. Потом он поджег весь сарай, так было покончено с садовником. А также со всеми инсектицидами и ядами. Именно в этих воспоминаниях раннего детства берет начало СОВ. Разумеется, Валдрона Перривезера весьма мало заботило большинство животных видов планеты. Это все были грубые одержимые чистотой существа, которые также пренебрегали насекомыми, как и сам человек. Но когда Перривезер только начал набирать людей во Фронт освобождения насекомых, никто не заинтересовался этой организацией. Люди - эгоцентричные создания, желающие верить в то, что они - представители высшего вида живых существ на земле. Большинство из них даже не представляет себе, что по сравнению с насекомыми их безмерно мало, соотношение выглядит примерно один к миллиону. Большинство невежественных представителей рода человеческого полагало, что насекомое можно просто прихлопнуть без долгих размышлений. Маленькие мальчики для забавы отдирали крылья мухам. Домашние хозяйки регулярно опрыскивали кухни мушиными ядами. Они оставляли повсюду пластиковые контейнеры, выделявшие токсические газы, только для того, чтобы не допустить мух в свое жилище. Такую страшную несправедливость невозможно было далее выносить. Но он так и не смог никого заинтересовать Фронтом освобождения насекомых, поэтому втихую, используя множество других людей в качестве подставных лидеров, он основал Союз освобождения видов. Он вложил в него деньги и направлял его деятельность. На первых порах известные общественности члены организации принимали на себя ответственность за ее деятельность теперь, когда методы группы стали более жестокими, они принимали на себя вину. А Валдрон Перривезер получал лишь удовлетворение от славной работы. Но теперь битва была почти закончена. У него появилось непобедимое оружие. Одна из них жила в плексигласовом кубе в его кабинете, а еще двенадцать были пока крошечными личинками, кормившимися на протухшем мясе. Через пару дней они тоже станут красавицами с красными крылышками. И будут готовы отомстить Земле. Наверху, в тихой, пропыленной комнате, где хранилась миниатюрная, изукрашенная драгоценностями шкатулочка, Перривезер мягко разговаривал с высохшим черным насекомым. - Это началось, мама, - говорил он. - Я обещал тебе, что твоя смерть будет отомщена. И вот находит кара на тех, кто так небрежно убивал наших собратьев, будто мы - всего лишь ничтожные, незначительные создания. Они увидят как мы важны, мама. И новая мушка с красными крылышками станет нашим ангелом-мстителем. Он задумался на минуту. - Осталось только еще два препятствия, мама. Два новых ученых в лабораториях МОЗСХО. Я слышал, будто хвастались, что продвинулись еще дальше, чем доктор Ревитс. И они были ответственны за массовое убийство в Увенде, когда с лица земли был стерт жук Унга. При воспоминании о страшном количестве погибших тогда насекомых, слеза скатилась по его щеке. - Они просто чудовища, мама. Но ты не волнуйся. Их час пробил. Этот пресловутый доктор Римо и не менее славный доктор Чиун больше не встретят ни одного рассвета. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Берри Швайду наконец удалось упростить процесс получения информации из маленького компьютера в чемоданчике. Смит так и не понял, каким образом Швайд умудрялся использовать для хранения информации то, что он называл космической энергией, но это и не имело особого значения. Важно, что каждый бит информации, поступавший на главный компьютер КЮРЕ в Фолкрофте и на остров Сент-Мартин, немедленно передавался на маленький компьютер в чемоданчике. И теперь уже для того, чтобы вызвать эту информацию, Смиту не требовалась помощь Швайда, он мог это делать сам. Швайд также разработал стирающую систему для главного компьютера. Он уже установил ее на Сент-Мартине, а с возвращением Смита в Фолкрофт собирался сделать то же самое с главным компьютером. Таким образом, информация КЮРЕ будет защищена от любых посягательств. При попытке посторонних лиц получить доступ к информации, она немедленно будет стерта. Система была абсолютно надежна, застрахована "от дураков", и Смит чувствовал себя великолепно. До тех пор, пока не услышал щелчок в чемоданчике, который означал телефонный вызов. Открыв чемоданчик, он увидел маленький зеленый огонек. Значит, вызов исходил из его кабинета в Рай, штат Нью-Йорк. Смит удивился. Никогда раньше зеленый огонек не зажигался. Миссис Микулка, его секретарша, была очень дельным работником и не просила его о помощи, когда он отсутствовал на своем рабочем месте. Это и правда звонила миссис Микулка, которая управляла обыденной жизнью санатория, и ее зарплата, если не наименование должности, отражало столь высокую ответственность. Она ничего не знала о КЮРЕ, и если ее начальник порой казался слишком поглощенным каким-то делом, которым занимался исключительно сам, то секретарша предпочитала держать свое мнение при себе. Собственно, миссис Микулка полагала, что у Смита есть некое хобби, требующее много времени, вроде шахмат по переписке, а уж никак не самостоятельное дело, ведь она чувствовала, что Харолд Смит - один из тех мужчин, которые не смогли бы самостоятельно организовать даже продевание пуговицы в петлю. - Да, миссис Микулка, - произнес он в небольшой портативный телефон, вмонтированный в чемоданчик. Смит подумал, что секретарша ничего плохого сообщить ему не могла. Проблема обеспечения безопасности компьютера тоже была решена; Римо явно нашел и обезвредил атомный заряд, так как взрыва не последовало, и Смит твердо верил, что Римо и Чиун скоро найдут и обезвредят того, кто стоял за беспрерывными нападениями на лаборатории МОЗСХО. А великое научное достижение доктора Ревитса было спасено, и теперь оно принадлежит мировому научному сообществу. И, вероятно, недалек тот день, когда мир освободится от вредных насекомых, если такое произойдет, КЮРЕ сможет, хотя и не во всеуслышание, взять на себя ответственность за столь благое дело. Теперь ничего плохого со Смитом произойти уже не могло. - Простите, что пришлось вас побеспокоить, доктор Смит, - неуверенно сказала миссис Микулка. Ей будто что-то мешало говорить. Затем последовало продолжительное молчание. - Алло! Миссис Микулка, вы тут? - Да, сэр, - отозвалась женщина. - Я просто не знаю, как вам это сказать... - Пожалуйста, начинайте, - сказал Смит, стараясь, чтобы его голос не прозвучал слишком резко. - Я жду еще одного звонка я хотел бы поскорее закончить наш разговор. Честно говоря, никакого звонка Смит не ждал. Он просто не любил долгих телефонных разговоров. Чем больше слов, тем легче быть подслушанным. - Разумеется, сэр, - сказала она. - Кто-то вломился в контору. - В компьютерный зал внизу? - спросил Смит. - Нет, там ничего не тронуто. Их интересовал мой стол. - А что было в том столе? - мягко спросил Смит, чувствуя, как по телу прошла волна облегчения. В ее столе не было ничего важного, ничего, связанного с КЮРЕ. - Ваша телефонная книжка, сэр. Телефонная книжка? Все номера телефонов мира были много лет назад заложены в компьютер, находившийся в Фолкрофте. - Старая книжка, - продолжала между тем миссис Микулка. - Адресная книжка, которую вы мне дали. Это было еще до того, как был построен ваш компьютер. Вы велели мне ввести все ваши телефоны в директорию. Кажется, это было в 1968 году. Он вспомнил. Тогда пришлось пойти на определенный риск и позволить постороннему человеку увидеть тот материал, который он собирался ввести в память компьютера. По этой причине он никогда не брал себе постоянной секретарши, а вместо нее использовал множество временных машинисток, чтобы справиться с поистине огромным количеством бумажной работы. Машинистки, как правило, были весьма бестолковыми созданиями, неповоротливыми и порой слишком любопытными; они пытались интересоваться отчетами, которые явно не имели никакого отношения к управлению частным санаторием для престарелых. И только миссис Микулка, которая в те дни работала со Смитом, удовлетворяла всем его требованиям. Она была проворной, собранной и абсолютно точной при выполнении задания, а самое главное - не задавала никаких вопросов о работе. В итоге, после установки компьютеров, Смит взял ее на постоянную работу, не сомневаясь: жизнь санатория в Фолкрофте под ее внимательным и умным присмотром потечет тихо и гладко. Но телефонная книжка - это уже нечто иное. В ней содержался список номеров - все контакты КЮРЕ до 1968 года; они, разумеется, были закодированы, но каждый код можно расшифровать. Там было и имя человека, который первым завербовал Римо, и весь высший эшелон Пентагона, главы правительств иностранных государств, крупные вожаки преступного мира и тому подобное. Информация, содержавшаяся в книге, была, собственно говоря, не первостепенной важности. За прошедшие годы изменилось большинство присутствовавших там абонентов, многие сменили должности и род занятий. Опасность книги состояла в самом факте ее существования; умный человек, наткнись он на такой список, невольно задумается, кому понадобилось его составлять, а это может привести к заключению о том, что в Америке существует супер секретное агентство, которое работает вне рамок закона. Это означало разоблачение КЮРЕ, а, будучи рассекреченным, оно прекращало свое существование. - Вы уверены, что книга пропала? - спросил Смит. - А может, вы уничтожили ее много лет назад? - Я уверена, сэр. В те времена я не слишком доверяла компьютерам. Я думала, что они могут ошибиться и стереть все записи, поэтому, когда я увидела у вас на столе старую телефонную книгу, мне захотелось сделать вам приятное: я взяла книгу и положила в ящик своего стола, там, на самом дне ящика, она и пролежала семнадцать лет. - Как вы узнали, что она украдена? - спросил Смит. - Я... - она запнулась. - По-моему я знаю, кто ее взял, мистер Смит. - Вот как? - Мой сын. Смит с трудом заставил себя говорить спокойно. - Почему вы так думаете? - Это была моя вина, доктор Смит, - женщина всхлипнула. - Он хороший мальчик, правда. Просто, он всегда попадает в беду. - Пожалуйста, рассказывайте мне только о самих фактах, - спокойно сказал Смит. - Это очень важно. Как зовут вашего сына? - Кинен, по мужу. Но это была моя ошибка. Я сказала ему. - Что сказали? Голос миссис Микулка прозвучал в трубке почти истерически. - Прошлой ночью Кинен пришел домой. Мы так давно его не видели. Он много путешествовал, а потом у него было какое-то дело, связанное с воровством, и он некоторое время пробыл в тюрьме. Понимаете, то была не тюрьма строгого режима... У Смита уже начал складываться мысленный портрет отпрыска миссис Микулка: одинокий, не слишком приятный субъект, который повсюду искал только легкого пути. Фигляр, воришка, подделыватель чеков, этакий юный, но многообещающий преступник. Смиту захотелось высечь самого себя за то, что он принял на работу миссис Микулка, не проверив самым тщательным образом всех членов ее семьи. Прошлое самой миссис Микулка было безупречным, за ней никогда не водилось никаких грехов. - Вы говорили с сыном обо мне? - спросил Смит. - Это же была обычная болтовня, доктор Смит, - взмолилась женщина. - Кинен был дома, и на этот раз он даже не попросил денет. Я приготовила ему его любимый обед, а потом мы сидели и разговаривали, только мы вдвоем с Киненом, как в былые дни, до того, как он ушел из дома. Это была обычная болтовня. - Обычная болтовня о чем? - спросил Смит. Он услышал, что женщина плачет. - Мне так стыдно. Я никогда раньше о вас ни словечка не проронила... - Пожалуйста, миссис Микулка, продолжайте, - сказал Смит. - Я просто случайно упомянула, что вы кажетесь страшно занятым для человека, которому особо нечего делать. Я хотела сказать... - Я понимаю. Что дальше? - Только то, что вы всегда находитесь в Фолкрофте с рассвета до полночи, а приходят к вам только двое - молодой человек с широкими запястьями и старый китаец. Кинен сказал, что выглядит так, будто вы что-то укрываете, а я, ну, я и упомянула тогда про старую телефонную книгу, понятия не имею, почему вдруг мне она вспомнилась, и те имена в ней, которые выглядят совершенно бессмысленными, вроде ЭЛИОДДЕ. Я только одно из них и помню. А Кинен спросил, у меня ли еще та книга, и я сначала ответила, что нет, ведь все это было так давно, но вспомнила, что книга, скорее всего, еще лежит у меня в столе. - Понятно, - сказал Смит. Он чувствовал, как краска покидает его лицо. - Кинен попросил принести ему эту книгу, - продолжала миссис Микулка. - И вы принесли? - Нет, конечно! - возмущенно откликнулась она. - Теперь я вспомнила: я сказала, что собираюсь утром ее сжечь. Тем более, что вам, похоже, она не понадобилась ни разу за все семнадцать лет. Я не знаю, на что вы тратите свое время, мистер Смит, но не сомневаюсь: это ваше личное дело. И ни мне, ни Кинену нечего совать в него нос. - Да уж, - рассеянно отозвался Смит. - Но когда я проснулась сегодня утром, Кинен уже ушел, прихватив все свои вещи. А ведь он собирался побыть у нас до следующей недели. У него и билет был на это время. А потом, когда я пришла в контору, там все было перевернуто вверх дном... - Минутку, миссис Микулка. Куда у него был билет? - До Пуэрто-Рико. Видите ли, у Кинена были деньги. Я не стала его спрашивать, как он их достал. - Сан-Хуан? Так назывался город, куда он отправлялся? Не знаете ли вы точно, где он остановится? В трубке долго молчали. Потом женщина все-таки ответила: - Он сказал, что останавливается в другом городе. С таким забавным названием. Он сказал, что у него там приятель, с которым они вместе сидели в тюрьме. Кристал Бал, вот как называется тот город. - Кристобаль? Сан-Кристобаль? - Да, по-моему так. - А как зовут приятеля? - Ну, тут я знаю точно, - ответила она. - Сомон. - Э... сомон? - Да, только Кинен произносит это "сомоан", - миссис Микулка помолчала, а потом разом выпалила вопрос: - Вы хотите, чтобы я немедленно уволилась, мистер Смит? Или мне сначала закончить те дела, что я уже начала вести? Но Смит мысленно был уже в сотнях миль от нее, он разрабатывал предстоящую операцию в горной деревушке Сан-Кристобаль в центральном районе Пуэрто-Рико. - Доктор Смит? - повторила секретарша. - Прошу прощения, - откликнулся он. - Мое увольнение. Я понимаю, что оно необходимо, и если я способствовала преступлению, то хочу понести за то соответствующее наказание, - сказала она бесстрастно. - Мне только хотелось бы, чтобы вы знали: это произошло невольно. - Не увольняйтесь, - ответил Смит. - Сейчас даже не смейте об этом думать. А мы с вами обсудим еще этот вопрос, только в другое время, миссис Микулка. Он повесил трубку и глянул на Берри Швайда, который сидел в другом конце комнаты и пытался загореть сквозь плотно закрытое окно. - Харолд, тебе нужна какая-то помощь? - спросил Швайд. - Нет. Я хочу использовать компьютер, чтобы отследить один авиабилет. - Ну, давай. Я покажу тебе, как. Через несколько секунд Смит получил подтверждение, что некий Кинен Микулка забронировал перелет на коммерческой линии до Сан-Хуана. Билет был использован. Смит закрыл чемоданчик и поднялся. - Берри, мне придется уехать на день-другой. - А я здесь останусь сам? - Да. Жилье это удобное, а в холодильнике полно еды. - А что делать, если зазвонит телефон? - спросил Швайд. - Ответь на звонок, Берри, - посоветовал Смит. - А если звонить будут тебе, Харолд? - Спроси, что мне передать, Берри. Выражение лица у Смита было мрачным. - Я должен идти, Берри. - Возьми меня с собой, - попросил Берри. Смит покачал головой. - Не могу. Не в этот раз. Он направился к двери. Берри Швайд за его спиной захныкал и вцепился в свой лоскут голубого одеяльца. ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Смит осторожно вел машину по разбитой грязной дороге в Сан-Кристобаль, его правая рука легко лежала на чемоданчике - двойнике того, в котором содержался компьютер КЮРЕ. А настоящий чемоданчик Смит запер в камере хранения в сан-хуанском аэропорту. Оба чемодана миновали службу безопасности без досмотра. Смит предъявил билет на фальшивое имя, обладатель которого был принят весьма почтительно, точно король, пользующийся правом неприкосновенности, хотя Смит прилетел из Сент-Мартина, считавшегося иностранным государством. Никто из чиновников и офицеров службы безопасности не узнал в лицо этого господина средних лет в строгом костюме, однако им было приказано оказывать ему всяческое содействие. Его даже ждал роскошный автомобиль, сверкающий серый "мерседес", но Смит заменил его на незаметный "форд". Он отверг предложение чиновников в аэропорту дать ему шофера. Смит всю жизнь прожил в обстановке секретности и не любил ничего делать напоказ. Он намеренно сохранял легко забывающуюся неприметную внешность, манеры у него были вежливые и сдержанные, ничего выделяющегося. Именно так приучали выглядеть и вести себя людей вроде Смита. Столь безобидная на первый взгляд внешность часто сохраняла Смиту жизнь. Благодаря ей он умудрился остаться целым и невредимым во время Второй мировой войны, выжить в Корейской войне, когда служил в ФБР и в первые годы существования КЮРЕ. Теперь, когда карающей рукой агентства стал Римо, Смиту больше не нужно было сохранять ту физическую форму, которую раньше требовала от него профессия, но скрытность как образ мышления по-прежнему оставалась при нем. Она стала столь же неотъемлемой его частью, как и очки в стальной оправе. Он въехал в Сан-Кристобаль по боковой дороге и остановил машину на грязной обочине. Улица была раскалена сверкающим полуденным солнцем и почти безжизненна. Толстая мать семейства загнала выводок детей в лавчонку с засиженными мухами грязными окнами. Хромая, серо-коричневая собака проковыляла на задний двор в поисках выброшенного съедобного куска. Лишь из бара футах в ста от того места, где остановил машину Смит, доносились звуки, свидетельствующие о присутствии людей. Голоса там сливались в глухой пустопорожней болтовне мужчин, у которых слишком мало денег и слишком мною свободного времени. Смит приблизился к бару, зашел внутрь и остановился у грязной металлической стойки. - Si, senhor? - спросил бармен. - Cerveza, por favor, - заказал Смит. Когда ему принесли пиво, Смит на ломаном испанском спросил, знает ли бармен человека по имени Сомон. Тот в раздумье свел брови на переносице, и Смит повторил: "Со-моан", делая ударение на втором слоге. К изумлению Смита, бармен швырнул на стойку перед его носом грязную тряпку, которой протирал столы, и повернулся к нему спиной. Остальные посетители бара на мгновение притихли, а потом разразились резким хриплым смехом. - Senhor, - сказал, приближаясь к Смиту мужчина со сморщенным красным лицом. - Ясно, что вы ничего не понимаете. Сомон это... как вы бы сказали, прозвище. Оно означает дурак, или глупый ленивый парень. Поняли? Он вопросительно поднял бровь, потом перевел свои слова на испанский для тех шести мужчин, что находились в баре. - Es Rafael, si, - выкрикнул один из них со смехом. Бармен показал ему кулак. - Вы оскорбили Рафаэля в его лучших чувствах, - сообщил Смиту краснолицый. - О, простите, я крайне сожалею, - мягко сказал Смит. Он принялся было старательно извиняться перед барменом, но едва он начал говорить, мужчина с бочкообразной грудью, сидевший за столиком в углу комнаты, поднялся. Он встретился взглядом со Смитом и быстро зашагал в сторону распахнутых дверей, выходивших на улицу. Смит отхлебнул пива, подсчитал, что кружка стоила девяносто центов, поразмыслил, дожидаться ли сдачи, потом оставил на стойке целый доллар. Он решил, что десять центов чаевых должны подлечить раненные чувства бармена. Улица была пуста. Смит на мгновение подумал, что уход того мужчины ничего не значил, но тут же отбросил эту мысль. Десятки лет работы в разведке научили его видеть сокровенный смысл, укрытый за самыми обыденными поступками, и он вынужден был доверять своему чутью. Кроме него у Смита сейчас не было помощников. А потом он увидел это, оно красовалось на металлическом шесте, укрепленном на крыше захудалого трехэтажного домишки в конце квартала. Вывеска. На ней не было ни одною слова. Только изображение рыбы. Может, это как раз лосось, от английского названия которого пошло и название цвета, и прозвище Сомон. Смит увидел на нижнем этаже открытую дверь и зашел в комнату, лишенную всякой мебели, но загроможденную всяческими коробками, ящиками и упаковочными корзинами. По полу были раскиданы обрывки бумаги. По углам выстроились пустые бутылки из-под пива. Жалкая, обносившаяся женщина средних лет с лицом, застывшим в сердитой гримасе, ковыляла по коридору навстречу Смиту откуда-то из глубин квартиры. - Si? - спросила она с видом человека, чей покой был нарушен. - Я ищу одного мужчину, - попытался объяснить по-испански Смит. - Американца... - Никаких мужчин тут нет, - отрезала она на довольно сносном английском. - Только женщины. Хотите? - Нет. Мне не нужна женщина. - Тогда уходите. - Я ищу мужчину. - Десять долларов. - Я... - Десять долларов, - повторила женщина. Смит неохотно вручил ей купюру и прошел вслед за женщиной в глубь коридора в грязную кухню. - Я только хотел бы поговорить, - сказал Смит. - Идите за мной, - велела женщина. Она повела Смита по расшатанной лестнице на самый верх дома. В полутемном, кишевшем тараканами коридоре она вдруг резко постучала в одну дверь, а потом распахнула ее. - Говорите тут, - сказала она, впихнула Смита внутрь и закрыла за ним дверь. Несколько секунд глаза Смита привыкали к темноте, царившей в комнате. А привыкнув, он разглядел одинокую фигуру молодой женщины с рассыпавшейся по плечам гривой черных кудрей. Она сидела скрестив ноги в углу разобранной смятой кровати в шортах и облегающей хлопковой блузке, три пуговички которой едва удерживали пышную роскошь ее груди. Смит откашлялся. - Это вовсе не обязательно, мисс, - сказал он, обеспокоенный тем, что голос его едва слышен. - Вы говорите по-английски? Habla ustet ingels? Девушка выпростала из-под себя свои длинные ноги и встала. Ее шорты весьма соблазнительно натянулись на бедрах. Она молча подошла к Смиту, на губах ее играла едва заметная улыбка. Смит так и не понял, что ее выдало. Может, нечаянный взгляд, или напряженность прильнувшего к Смиту тела. Он не знал причины, но был уже приготовлен, когда услышал первое движение притаившегося в засаде человека. Смит, конечно, постарел и рефлексы его замедлились в сравнении с теми временами, когда он был действующим агентом. Но ни один человек с его подготовкой и прошлым никогда не теряет острого, как бритва, чувства опасности и не забывает, что следует делать, ощутив жалящее присутствие угрозы. Смит присел и резко развернулся, его локоть пришел в соприкосновение с чьим-то солнечным сплетением. Нападавший отшатнулся, в темноте было слышно, как воздух со свистом вырывался из его легких. Теперь Смиту хватило времени, чтобы выхватить из-под мышки свой автоматический пистолет. Уложив мужчину на пол, он поставил ему ногу на шею, а пистолет нацелил прямо в лицо. - А ну, быстро в постель, - через плечо бросил Смит молодой женщине. И услышал за спиной ее легкие шаги, потом заскрипели кроватные пружины. Смит узнал нападавшего мужчину. Это был как раз тот вслед за которым он вышел из бара. - Со-моан, - произнес Смит. И это уже был не вопрос. Мужчина что-то проворчал, и Смит сильнее вдавил каблук своего башмака в его шею. - Ты - Сомон? - спросил Смит. И сильнее надавил ногой. Пуэрториканец с трудом кивнул, глаза у него выпучились. - Чего ради ты меня подставил? - Смит сильнее втиснул каблук. Мужчина с бочкообразной грудью беспомощно дернулся, и Смит слегка ослабил давление, чтобы тот мог говорить. - Это не моя идея, - выдохнул мужчина. - Ведь вам не я нужен. - Я знаю, кто мне нужен. Зачем он подослал тебя ко мне? - Книга... - Он ее получил? Сомон кивнул. - Я заплачу за нее, - сказал Смит. Глаза пуэрториканца широко раскрылись. - Ты думаешь, что я не собираюсь платить, потому что у меня в руке оружие? - спросил Смит. - Я не хочу его применять и не хочу забирать вас обоих с собой. Мне нужна книга, и я за нее заплачу. Понял? Мужчина кивнул. Держа голову Сомона на прицеле, Смит отступил назад.