стряхнул песок со своих солдатских штанов.
  -- Мы остаемся, потому что скоро прилетят вертолеты спасателей. Это вопрос
времени.  Сгоревший  самолет -- ориентир. Если мы начнем бродить по пустыне,
нас могут вообще не найти.
  -- Можно ждать часами, пока  прилетят  эти  так  называемые  спасатели!  Я
сказал -- уходим.
  -- А я сказал -- остаемся.
  --  Ты  это  с  чего  распетушился?  Кто  тебя уполномочил командовать? --
спросил Джонсон, в мыслях своих воображая, как  в  Голливуде  снимут  фильм,
живописующий  его героические действия по вызволению из пустыни собратьев по
несчастью. В роли Лоренса Темпли Джонсона -- Роджер  Мур.  Он  бы  предпочел
Дэвида  Найвена  [И  Роджер  Мур, и Дэвид Наивен в свое время играли Джеймса
Бонда. (Прим. перев.)], но тот уже умер. -- Ставлю на голосование.  Здесь  у
нас демократия.
  --  Нет,  --  сказал  Римо.  --  Здесь  у  нас  пустыня. И тот, кто пойдет
разгуливать, погибнет.
  -- Посмотрим! -- повысил голос Джонсон. -- Все,  кто  за  то,  чтобы  уйти
отсюда, скажите: "да".
  Никто  не  сказал  "да".  Все  проголосовали  своей  задней частью, прочно
упертой в песок.
  -- Кретины! -- рявкнул Джонсон. -- Ну, я пошел.
  -- Очень сожалею, но не могу тебе этого позволить, -- сказал Римо.
  -- Почему это?
  -- Потому что я дал себе слово, что все мы выберемся отсюда живыми,  и  не
допущу, чтобы ты достался стервятнику.
  Джонсон  соскочил  с камня, широким шагом приблизился к Римо и ткнул ему в
грудь указательным пальцем;
  -- Только попробуй мне помешать!
  -- Джонсон, скажи людям: "Спокойной ночи",  --  пробормотал  Римо,  правой
рукой ненадолго сжал тому горло, подхватил обмякшее тело и уложил на песок.
  -- Это не опасно? -- забеспокоилась Лорна.
  Римо покачал головой.
  -- Поспит немного, -- и оглядел остальных, внимательно на него смотревших.
--  С  ним все в порядке, ребята. А сейчас, я думаю, стоит сбиться потесней,
для тепла. Пока за нами не прилетят.
  -- А они правда прилетят? -- спросила девочка.
  -- Правда, -- сказал Римо. -- Я тебе обещаю.
  -- Хорошо. Тогда я лучше посплю.
  Позже, когда звезды завели в эбеново-черном  небе  свой  хоровод,  Римо  и
Лорна уединились.
  -- Ты так и не назвал мне своей фамилии.
  Она взяла его за руку.
  -- У меня ее нет, -- сказал Римо, усаживаясь на покатом песчаном склоне.
  Женщина устроилась рядом.
  -- Когда мы летели, мне показалось, что ты нахал. Но я была неправа.
  -- Знаешь, ты лучше не привыкай ко мне, -- попросил Римо.
  -- Что?
  Он  поглядел  на  огромную  луну,  выплывшую  из-за остроконечной верхушки
дальнего бархана, похожую на футуристический фонарь. Легкий ветер с шелестом
гонял чистый сухой песок.
  -- Когда прилетят спасатели, я уйду. Один. Никому обо мне не говори.
  -- Как не говорить? Ты же нас спас! Ты вытащил всех из самолета! Обо  всех
позаботился! Эта маленькая девочка... Она же тебя обожает!
  --  Это  все замечательно, и все-таки я исчезну, так что забудь обо мне, и
делу конец.
  -- Но почему? Ты что, преступник?
  -- Что-то вроде, -- сказал Римо. -- Знаешь, у меня никогда не было  семьи.
Сегодня  я впервые понял, что такое родня. -- Он горько усмехнулся. -- И для
этого понадобилось попасть в авиакатастрофу!
  -- Нет худа без добра.
  -- Как ты думаешь, когда они прилетят?
  -- Скоро. Странно, что еще не прилетели.
  Она подняла руку к его лицу.
  -- Но ведь у нас есть еще немножко времени, правда?
  -- Есть, -- сказал он и осторожно опрокинул ее на песок.
  Сначала  встретились  их  губы,  голодные,  печальные.  Римо  инстинктивно
потянулся,  чтобы,  как  рекомендовала  первая  из  тридцати  семи  ступеней
любовной техники Синанджу, начать легко массировать  пальцами  правую  кисть
девушки.
  И тут он вспомнил, до чего обычно доводит любовная техника Синанджу.
  -- К черту! -- пробормотал он и попросту овладел ею.
  Тела  их соединились, как вышло, без всякого ритма. Каждый раз, когда один
из них забывался,  другой  напоминал  о  себе.  Это  длилось  и  длилось  --
примитивно, иногда отчаянно, но зато бесхитростно и естественно, и когда пик
настал, он настиг обоих сразу.
  И нет этому цены, подумал Римо.
  Она  заснула в его объятиях, а Римо глядел на небо, зная, что вместе они в
первый и последний раз.
  Телефон звонил и звонил, замолкал и снова  звонил,  но  Чиун  не  поднимал
трубку.  Скорее всего это Римо, и если Чиун ответит, придется разговаривать,
и он не удержится. непременно спросит Римо, беседовал  ли  он  уже  с  Нелли
Уилсоном, и тогда Римо придумает какое-нибудь нелепое извинение, вроде того,
что  был занят, и Чиун расстроится. Вечно Римо его злит. Мальчишку вообще не
мешает подержать на расстоянии, пусть не думает, что  стоит  позвонить,  как
Чиун тут же снимет трубку, будто слуга какой-нибудь.
  После трех часов непрерывного трезвона Чиун решил, что Римо уже достаточно
наказан,  и  неторопливо  направился  в  угол гостиничной комнаты, где стоял
телефон, поднял трубку и медленно произнес:
  -- Кто говорит?
  В трубке кто-то шипел и кашлял.
  -- Кто? Кто это?
  Опять свист и кашель.
  -- Вот дурацкая шутка, -- поджал губы Чиун.
  -- Чиун, это Смит, -- прорвался голос.
  -- Император Смит? А я думал, это Римо.
  -- Как? -- резко спросил Смит. -- Разве он вам еще не звонил?
  -- Нет, но в любой момент может.
  -- И вы не знаете, где он?
  -- Я с ним не разговаривал, -- сказал Чиун.
  -- Чиун, у меня есть сведения, что Римо сейчас в Детройте. Пытается  убить
ведущих автопромышленников Америки.
  -- Хорошо, -- сказал Чиун. -- По крайней мере, не болтается без дела.
  -- Нет, вы не поняли. Я ему этого не поручал.
  -- Значит, он практикуется. Тоже неплохо.
  -- Чиун, я подозреваю, что его нанял кто-то еще.
  -- Странно, -- пробормотал Чиун себе под нос, а в трубку сказал: -- Может,
он  хочет немного подработать, чтобы помочь обнищавшим жителям Синанджу? Это
было бы великодушно.
  -- Нужно остановить его.
  -- Что вы имеете против бедных жителей Синанджу? -- спросил Чиун.
  -- Послушайте, Мастер Синанджу. Римо в Детройте и  неуправляем.  Он  может
переметнуться к противнику.
  -- Нет никакого противника, -- сплюнул Чиун. -- Есть только Синанджу.
  -- Он вчера стрелял в человека.
  -- Стрелял?!
  -- Из пистолета.
  -- Ай-яй-яй! -- застонал Чиун.
  -- Теперь вам ясна серьезность ситуации?
  --  Из  пистолета!  -- воскликнул Чиун. -- Опозорить Синанджу, прибегнув к
механическому оружию! Этого быть не может. Римо бы не посмел.
  -- Сегодня днем кто-то стрелял в президента компании "Дайнакар индастриз".
Известен список всех, кто при этом присутствовал, и Римо есть в этом списке.
Чиун, вам придется поехать в Детройт. Если подтвердится, что Римо там и  что
он работает на сторону, нужно его остановить.
  -- Это не входит в условия нашего контракта.
  --  Об  этом  поговорим  позже.  Я  вышлю за вами машину и закажу билет на
самолет. Вылет -- через час.
  -- Не входит! -- повторил Чиун.
  -- Об этом -- позже.
  -- Недавно мы обсуждали с вами один земельный участок...
  -- О Диснейленде забудьте. Если Римо действует сам по  себе,  вам  следует
остановить его. Это -- условие контракта.
  --  Хорошо.  Я  поеду.  Но  говорю вам, что Римо никогда в жизни не станет
пачкаться о какие-то шумные пистолеты.
  -- Приедете -- разберетесь, -- сказал Смит. -- Этот предполагаемый  убийца
пригрозил уничтожить руководителей всех ведущих автомобильных компаний.
  -- Кого мне тогда охранять? -- спросил Чиун.
  --  Сегодня  он  ранил  Лайла  Лаваллета. Это очень известный конструктор.
Любимец прессы. Логично предположить, что  следующей  жертвой  явится  Дрейк
Мэнген,  президент  "Нэшнл  автос".  Он только что опубликовал книгу и часто
выступает по телевизору. Если Римо,  или  кто  там  есть,  хочет  произвести
впечатление на публику, следующим будет Мэнген.
  -- Я поеду к вашему Мэнгену, привезу голову этого убийцы-самозванца, и вам
еще придется принести нам с Римо извинения. Прощайте.
  Чиун так швырнул трубку, что она раскололась и детальки посыпались из нее,
как воздушная кукуруза.
  Служить белому худо само по себе, но служить белому безумцу -- еще хуже! И
все-таки, что, если Смит прав? Что если Римо работает на сторону?
  Чиун  поглядел  в угол, где высились тринадцать его сундуков, и решил, что
поедет налегке. Пребывание в Детройте будет  недолгим.  Нужно  взять  только
шесть сундуков, не больше.

        ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  Дрейк Мэнген стал главой огромной "Нэшнл автос компани" весьма старомодным
способом: женился на наследнице.
  Семья  Крэнстонов  стояла  у  истоков автомобильной индустрии -- начиная с
Джетро Крэнстона, который еще в  1898  году  прицепил  паровой  двигатель  к
безлошадному экипажу. Когда старый Джетро умер, дело возглавил его сын Грант
--  и  "Крэнстон"  стала  международной.  А когда компания перешла к другому
сыну, Бранту, стало понятно, что судьба  "Крэнстон  моторе"  обеспечена,  по
крайней мере, еще на одно поколение. Все в момент переменилось, когда в 1959
году  пьяный водитель "форда", проехав на красный свет светофора, врезался в
лимузин Бранта Крэнстона.
  Контроль  над  компанией  перешел,  таким  образом,   в   нетвердые   руки
единственной   наследницы   Крэнстонов   --   Майры.  Майра,  которой  тогда
исполнилось двадцать два, была  до  крайности  избалована  и  находилась  на
верном  пути  к получению черного пояса в таком виде спорта, как алкоголизм.
Дрейк Мэнген, считалось, за ней ухаживал.
  Дурное известие настигло их, когда они  сидели  в  ресторане  с  видом  на
Детройт-ривер.  Дрейк  Мэнген  специально  выбрал ресторан с самыми дорогими
винами в городе,  чтобы  сообщить  своей  даме,  что  после  восьми  месяцев
бесплодных  свиданий  собирается  с  ней расстаться. Прежде чем приступить к
делу, он позволил Майре опорожнить две бутылки "бордо". Он надеялся, что она
слишком пьяна, чтобы устроить скандал, а уж скандалы  она  умела  устраивать
оглушительные.
  --  Майра,  я  хочу  сказать  тебе  что-то  очень важное, -- начал Мэнген,
привлекательный тридцатилетний мужчина, хотя темные, под  выпуклыми  веками,
глаза  и  нос  с  горбинкой  старили  его  лет  на  десять.  Он  был главным
управляющим компании "Крэнстон" и в Майре находил лишь одно  достоинство  --
она  была дочкой босса. Однако даже эта приманка перестала действовать после
восьми  месяцев  ухаживания  за  женщиной,  которую  в  детройтских   кругах
именовали Железной Девственницей.
  Майра, с мутным алкогольным блеском в глазах, хихикнула.
  -- Д-да, Дрейк.
  -- Мы с тобой вместе уже почти год...
  --   Восемь  месяцев,  --  поправила  Майра,  поднимая  бокал.  --  Восемь
до-о-оо-лгих месяцев.
  -- Да. И знаешь, во взаимоотношениях всегда  наступает  момент,  когда  им
следует  либо  вырасти  во  что-то  большее, либо угаснуть. На мой взгляд, в
нашем случае им пора...
  В этот момент у их стола выросли  с  одеревенело-торжественным  выражением
лиц двое полицейских в форме.
  --  Мисс  Крэнстон?  -- осведомился один из них. -- С прискорбием вынужден
сообщить, что в вашей семье произошла трагедия. Ваш брат... он покинул нас.
  Майра на мгновение выглянула из алкогольного тумана.
  -- Уехал? -- спросила она. -- Куда?
  Полицейские замялись.
  -- Я имел в виду, мисс Крэнстон, что он... скончался. Очень сожалею.
  -- Н-не понимаю, -- правдиво призналась Майра и икнула.
  Дрейк Мэнген понял. Понял как нельзя лучше. Он сунул каждому  полицейскому
по двадцатидолларовой банкноте и сказал:
  -- Я вам очень признателен. Пожалуй, дальше я сам управлюсь.
  Полицейские охотно покинули ресторан.
  -- Что это они тут говорили? -- спросила Майра, наполняя еще пару бокалов.
  Слева  у  нее  стояла  бутылка  с  белым  вином,  справа  -- с красным. Ей
нравилось пить попеременно из каждой.
  Иногда она смешивала вина. Однажды смешала в блюдце и пила из него.
  -- Я тебе потом объясню, милая, -- сказал Дрейк.
  -- Слушай, ты сейчас в первый раз за  все  время  назвал  меня  милой!  --
хихикнула Майра.
  -- Это потому, что я сделал открытие, -- произнес Дрейк Мэнген, призвав на
помощь все свое актерское мастерство. -- Я люблю тебя, Майра!
  -- Честно? -- икнула она.
  --  Страстно.  И  хочу,  чтобы  ты  стала моей женой.-- Он сжал ее влажную
веснушчатую руку. -- Ты выйдешь за меня, дорогая?
  Его подташнивало, но бизнес есть бизнес.
  -- Это все так внезапно...
  -- Я не могу ждать. Давай поженимся сейчас же! Найдем мирового судью.
  -- Сейчас? Когда мой брат уехал? Он обидится, что мы без него!
  -- Он поймет. Ну же, собирайся.

  -- Вы уверены, что хотите жениться на ней? -- с сомнением в голосе спросил
мировой судья.
  -- Конечно, -- сказал Мэнген, -- а что?
  -- Невеста едва держится на ногах!
  -- Значит, мы проведем церемонию сидя. Вот кольцо. Приступайте.
  -- Вы уверены, что хотите выйти замуж за этого мужчину, мисс? -- обратился
судья к Майре.
  Та хихикнула:
  -- Мой брат уехал, но он не обидится.
  Судья только пожал плечами, и дело было сделано.
  Медового месяца не было. Только похороны Бранта Крэнстона.  Медовый  месяц
не  состоялся  и  после  похорон, так что теперь, почти тридцать лет спустя,
Майра Крэнстон-Мэнген по-прежнему оставалась, во  всяком  случае,  насколько
это касалось ее супруга, девственницей.
  Но  Дрейку  Мэнгену было наплевать. Теперь он имел контрольный пакет акций
"Крэнстон моторе" и не  спускал  с  него  глаз,  особенно  в  процессе  всех
перекупок,  слияний  и  реорганизаций,  в результате которых старая "Большая
Тройка" сгинула, а новая -- "Дженерал  автос",  "Америкэн  автос"  и  "Нэшнл
автос" -- родилась.
  Президент "Нэшнл автос". Годовое жалованье -- миллион долларов. Только это
и имело  значение  для  Дрейка  Мэнгена.  Ну,  еще, может быть, когда-нибудь
забраться в трусы к жене. Просто на пробу.
  После покушения на жизнь Лайла Лаваллета полиция предложила Дрейку охрану.
Он отказался. Не хотел посвящать ФБР в подробности своей личной жизни.
  -- Никому в  голову  не  придет  убить  меня,  --  заявил  он.  Его  жена,
протрезвев ненадолго, предложила увеличить число телохранителей.
  -- У меня уже есть двое, и это больше, чем нужно, -- отверг он и это.
  Его  телохранители  были  из  бывших  центровых "Детройтских львов". Дрейк
Мэнген держал их по двум причинам: во-первых, они не облагались  налогом,  а
во-вторых,  он был большой поклонник футбола и за ленчем любил слушать байки
про их  боевые  заслуги.  Остальное  рабочее  время  охранники  проводили  в
прохладном  холле первого этажа "Нэшнл автос", в то время как сам он варился
в офисе на двенадцатом этаже.
  Вот почему, когда Дрейк Мэнген услышал выстрелы, по шахте лифта донесшиеся
до него  из  холла,  он  только  слегка  поднял  бровь,  не  удивился  и  --
определенно  --  не испугался. Такое случалось, и даже, бывало, по нескольку
раз в неделю.
  Тем не менее Мэнген приказал секретарше позвонить в холл.
  -- Спросите охрану, что там происходит.
  Секретарша почти немедля с озабоченным видом вернулась в его кабинет.
  -- Мистер Мэнген, там, кажется, непорядки.
  -- Какого рода? Что, опять кто-то из этих ходячих бифштексов ранил себя  в
ногу?
  -- Нет, мистер Мэнген. Один из них застрелил охранника.
  --  Черт.  Разве он не знает, как это обременительно для нашего страхового
фонда? -- Секретарша пожала плечами. -- Ну ладно, пусть поднимутся  сюда,  и
мы решим что делать.
  -- Не получится. Они тоже убиты. Другими охранниками.
  --  Что  там,  черт  возьми,  происходит?  Сколько  всего убитых? С кем вы
разговаривали?
  -- Точно не знаю. У этого  человека  какой-то  странный  тоненький  голос.
Квакающий. Как у китайцев. Он сказал, это в него они стреляли.
  -- Что еще?
  -- Он сказал, что поднимается наверх.
  -- Наверх? Сюда, что ли?
  -- Вы знаете еще какой-нибудь верх, мистер Мэнген?
  -- Ладно, не умничайте. Звоните лучше в полицию.
  В этот момент приглушенный шум лифта достиг их этажа.
  -- Это он, -- сказал Дрейк Мэнген, озираясь, куда бы смыться.
  Лифт,  урча,  распахнул  двери.  Из недр его выплыла и очутилась на пороге
кабинета фигура.
  Дрейк Мэнген ткнул в нее обвиняющим перстом.
  -- Ты! Убийца!
  Чиун, Мастер Синанджу, ответил улыбкой на этот редкий  знак  признания  со
стороны белого человека.
  --  Автографов  не  даю, -- сказал он, ореховыми глазами по-птичьи оглядев
помещение. Он был в персиковом кимоно, с большим  вкусом  отделанным  черным
шелком. -- Если я здесь останусь, мне нужна комната. Эта подойдет.
  -- Это мой кабинет, -- непреклонно сказал Мэнген.
  -- Для белого у тебя почти приемлемый вкус.
  -- Что ты сделал с моими охранниками?
  -- Ничего, -- сказал Чиун, любуясь букетом на длинном столе для заседаний.
--  Они  это  сами  с  собой сделали Я всего лишь информировал их о том, что
являюсь личным эмиссаром их собственного правительства,  но  они  отказались
впустить меня. А потом принялись стрелять друг в друга. Очень нервные типы.
  --  Они  что,  перестреляли  друг  друга,  стараясь  попасть  в  тебя?  --
недоверчиво переспросил Мэнген.
  -- Старанием я бы это не назвал, -- выразительно пожал плечами Чиун.
  Мэнген  кивнул  секретарше,  которая  скользнула  в  приемную,  и  тут  же
раздалось "би-бип" кнопочного телефона.
  --  Что  это  ты сказал о правительстве? -- громко спросил Мэнген, надеясь
заглушить свидетельство того, что секретарша зовет на помощь.
  Чиун оторвался от цветов и решил не обращать на звонок внимания.
  -- Тебе очень повезло,  --  сказал  он.  --  Как  правило,  меня  нанимают
защищать конституцию. Сегодня я защищаю тебя.
  -- Меня?! От чего?
  -- От неправедного убийства, конечно.
  -- А что, бывают другие?
  Чиун сплюнул на восточный ковер, в котором признал иранский.
  -- Конечно. Убийство оружием -- неправедное убийство. Убийство не за плату
-- неправедное убийство. Убийство...
  --  Кто  тебя  послал? -- перебил Мэнген, когда секретарша сунула голову в
дверь и подняла вверх большой палец.
  Отлично. На подходе подмога. Надо только чем-то отвлечь старого идиота.
  -- Это секрет. -- Чиун прижал к губам указательный палец. -- Но  тот,  кто
меня  послал,  втайне  правит  этой  страной по поручению вашего президента.
Только никому не говори об этом, не то рухнет правительство.
  -- Понятно, -- соврал Мэнген и как бы украдкой скользнул в кожаное  кресло
за массивным письменным столом. Стол был очень массивный и очень удобный для
ныряния  под  него  на случай перестрелки, которую Мэнген ожидал с минуты на
минуту.
  -- Тогда, может, когда-нибудь объяснишь это мне, -- сказал Чиун. -- Теперь
к делу. Скажи, были у тебя какие-нибудь контакты с человеком по  имени  Римо
Уильямс?
  -- Нет. Кто это -- Римо Уильямс?
  --  Римо Уильямс -- это мой ученик. Он кореец, как я. На одну шестнадцатую
кореец. Но дело в том, что появился самозванец, который называет  себя  Римо
Уильямсом. Он хочет тебе зла, и я здесь, чтобы защитить тебя от него.
  -- И работаешь ты на президента?
  --Я  ни  на  кого  не  работаю!  --  возмутился Чиун. -- У меня контракт с
императором. Он работает на президента. -- Чиун улыбнулся. -- Но  я  уверен,
президент знает, что я здесь.
  Тут  двери  лифта  распахнулись и в офис, держа оружие дулом вниз, вбежали
четверо полицейских.
  -- Стреляйте! -- закричал Мэнген. -- Во всех, кроме меня!
  Чиун обернулся, а Мэнген выскочил из кабинета  в  приемную  и  мимо  стола
секретарши  кинулся  в маленький альков, где схватился за телефонную трубку.
За его спиной кто-то из полицейских сказал:
  -- А теперь, старина, вот что: ты только не серди нас, и тебе не  причинят
вреда.
  В трубке раздался ответный щелчок.
  -- Мне нужно поговорить с президентом, -- сказал Мэнген.
  -- Это срочно, мистер Мэнген? -- поинтересовался оператор Белого дома.
  --  Я  личный  друг  президента.  Я  выложил  семизначную сумму из доходов
корпорации на его переизбрание!
  Через несколько  секунд  до  него  донесся  голос  президента  Соединенных
Штатов:
  -- Рад тебя слышать, Дрейк. У тебя все в порядке?
  --  Есть  один вопрос, господин президент. Знаю, что ли прозвучит дико, но
не посылали ли вы, случайно, охранять меня одного китайца?
  -- Опишите его.
  -- Футов пяти ростом, лет восьмидесяти на вид. В каком-то розовом  женском
халате. Только что смел к черту всю мою охрану.
  -- Отлично. Значит, он действует, -- сказал президент.
  -- Сэр? -- переспросил Мэнген.
  -- Все хорошо, Дрейк. Можешь расслабиться. Ты в хороших руках.
  -- В хороших руках? Но, господин президент, он же древний старик!
  -- Это неважно, -- сказал президент. -- Я послал его тебе на защиту.
  -- От чего?
  --  От того психа, который подстрелил Лаваллета. Не можем же мы позволить,
чтобы он разнес весь мозговой центр Детройта!
  -- И для защиты прибегаем к помощи китайца?
  -- Корейца. Смотри,  не  вздумай  назвать  его  китайцем,  --  предостерег
президент. -- Я за последствия не отвечаю. А паренек его тоже там?
  -- Нет, старик один.
  --  Ну, одного из них вполне хватит, -- сказал президент. -- Так что держи
меня  в  курсе.  Привет  жене.  И,  между   прочим,   не   стоит   об   этом
распространяться. Я, например, о нашем разговоре уже забыл.
  -- Все понял, господин президент.
  Мэнген положил трубку и бегом кинулся назад. Черт. старый пень и впрямь от
президента,  а  он  натравил  на него четверых верзил! Как оправдаться, если
старика уже нет на свете?
  Чиун был на этом свете. Он спокойно сидел за  письменным  столом  Мэнгена.
Четверо  полицейских  лежали  в  центре ковра, скованные вместе собственными
наручниками, и извивались, стараясь освободиться.
  -- Мистер Мэнген! -- закричал один из них. -- Пошлите за подкреплением!
  Мэнген покачал головой:
  -- Нет необходимости,  ребята.  Дело  в  том,  что  я  обознался.  Пожилой
джентльмен, как выяснилось, -- один из моих охранников.
  -- Ну тогда выпустите нас отсюда, -- попросил другой полицейский.
  Мэнген  залез каждому в карман, выудил ключи от наручников и освободил их,
хотя прикасаться к пролетариям не любил.
  -- Уверены, что старик в норме? -- спросил  один,  растирая  кисти,  чтобы
восстановить кровообращение.
  -- Да. Это была моя ошибка.
  -- Нам, знаете ли, придется составить рапорт, -- сообщил полицейский.
  -- Сейчас уладим, -- улыбнулся Мэнген.
  И  уладил.  Каждый  полицейский получил возможность за полцены купить свою
следующую машину.  Взамен  они  обязались  объявить  мертвые  тела  в  холле
жертвами случайной перестрелки. И забыть о старике.
  Дрейк проводил их к лифту и вернулся в свой кабинет.
  -- Итак, мистер...
  -- Чиун. Мастер Чиун, а не мистер.
  -- Мастер Чиун. Я навел о вас справки. Вы и в самом деле тот, за кого себя
выдаете.
  --  Надо было сразу верить, не было бы столько лишней мороки, -- проворчал
Чиун.
  -- Ну, что сделано, то сделано. Итак, если вы здесь, чтобы защищать  меня,
что я должен делать?
  -- Стараться, чтоб тебя не убили, -- сказал Чиун.

  Вертолеты  спасателей  прибыли ночью. Римо первым услышал их приближение и
разбудил Лорну.
  -- Летят, -- сказал он.
  -- Я ничего не слышу.
  -- Скоро услышишь.
  -- Отлично. Я буду рада вернуться, -- произнесла она.
  -- А я, сказать по правде, буду по вам всем скучать, -- признался Римо.
  -- Что ты имеешь в виду?
  -- Что сейчас моя остановка. Я выхожу.
  -- Разве ты не вернешься с нами?
  Она помолчала. Глухой рокот приближающихся вертолетов разнесся по пустыне.
  -- Нет. А то замучают расспросами.
  -- Куда же ты пойдешь? Вокруг один песок.
  -- Я сумею выбраться.
  -- Но почему?!
  -- Надо! Я хотел попрощаться с тобой. И попросить об одном одолжении.
  -- Каком?
  -- Никому не называй моего имени.  Только  ты  одна  его  знаешь,  и  если
кто-нибудь заговорит обо мне, скажи, что я ушел и заблудился.
  -- Ты уверен, что хочешь именно этого?
  -- Да.
  Лорна обняла его.
  --  Я не стану мучить тебя расспросами, -- сказала она. -- Но, пожалуйста,
побереги себя.
  -- Договорились. А ты побереги нашу девчушку.
  Римо прижал ее к себе, отстранил, повернулся и ушел в ночь как раз  в  тот
момент, когда в миле от них засветились прожектора вертолетов.
  Римо  бежал,  пока не убедился, что его уже не увидят. затем снизил темп и
шагом направился на север. Через несколько  миль  он  взобрался  на  огрызок
скалы  и посмотрел назад. Чуть поодаль от сгоревшего лайнера на песке стояли
два  огромных  вертолета.  Он  увидел,  что  людям   помогают   погрузиться,
удовлетворенно кивнул и снова тронулся в путь.
  Справа,  окрашивая  барханы  в  розовый цвет, поднялось солнце. К полудню,
взобравшись  выше,  оно  выбелило  песок.  Ближе  к  вечеру  пустыня   стала
каменистей. А Римо все шел и шел, погруженный в свои мысли. Странным образом
он уже скучал по собратьям-авиапассажирам. Сирота, он никогда не имел семьи;
здесь  же  люди  смотрели  на  него  снизу вверх, как на старшего брата. Они
нуждались в нем, надеялись  на  него.  Это  было  непривычное,  но  приятное
ощущение,  и он снова пожалел себя за то, сколько он всего пропустил в своей
жизни и еще пропустит.
  Городской черты он достиг сразу после заката и в  местной  пивнушке  нашел
телефон.  Как  бы  мал городок ни был, пивнушка всегда найдется, подумал он.
Может, это и есть ядро любого поселения: сначала кто-то строит  пивную,  она
обрастает домами и улицами -- и получается город?
  Он  набрал  номер Чиуна в Нью-Йорке. Трубку никто не брал. Тогда он набрал
специальный код. Сигнал пошел на  номер  в  Ист-Молайн,  Иллинойс,  потом  в
Айолу,  Висконсин,  и  наконец  потревожил  телефон на рабочем столе доктора
Харолда У. Смита.
  -- Да? -- услышал Римо кислый голос босса.
  -- Смитти, это я, -- сказал Римо. -- Я вернулся.
  Молчание.
  -- Смитти! Что случилось?
  -- Римо? -- медленно проговорил Смит. -- Чиун с вами?
  -- Нет. Я только что ему звонил, но никто не ответил. Я думал, вы  знаете,
где он.
  -- Римо, я очень рад вас слышать.
  --  Тогда  почему  у  вас такой голос, словно вы говорите не со мной, а со
своей покойной бабушкой?
  -- Вы все еще в Детройте?
  Римо так посмотрел на трубку в своей руке, будто личная ответственность за
вздор, который она издает, лежала лично на ней.
  -- В каком Детройте? О чем вы? Я в Юте.
  -- Когда вы прибыли в Юту, Римо?
  -- Вчера, когда мой чертов  самолет  разбился  в  пустыне  А  что  это  за
подозрительный тон, Смитти? Я вам не Джек Потрошитель!
  В  санатории  "Фолкрофт"  Смит  набрал на клавиатуре своего терминала одно
слово: ПЕЛЕНГ.
  Зеленые буковки замерцали, и на экране появился номер телефона. Смит сразу
понял, что звонок из Юты. Компьютер сообщил ему также, что Римо  говорит  из
автомата.
  -- Эй, Смитти. Вы меня еще слышите?
  -- Да, Римо, слышу. Что вы сказали о крушении самолета?
  -- Самолет, которым я летел, упал в пустыне милях и восьмидесяти отсюда.
  -- Номер рейса?
  --  Да  какая  разница!  Послушайте,  я спас целый самолет с людьми! И сам
выбрался живым. Почему вы так со мной разговариваете?
  На  компьютере  Смита,  по  его  команде,  появились  данные  о  вчерашнем
исчезновении самолета, следовавшего рейсом "Лос-Анджелес -- Солт-Лейксити".
  -- Вы летели из Лос-Анджелеса?
  --  Ну  конечно.  Я прикончил того парня, как вы велели. и выбрался оттуда
ближайшим рейсом.
  -- И в Детройте вы не были?
  -- Что бы я, интересно, делал в Детройте? Машина у меня японская.
  -- Римо,  я  думаю,  лучше  всего  будет,  если  вы  направитесь  сюда,  в
"Фолкрофт".
  -- У вас такой голос, словно там вы засадите меня в клетку.
  -- Я должен внести в картотеку данные о вашем отсутствии.
  --  Внесите  следующее.  Я был в пустыне. Там было жарко. Все, кто остался
жив, -- живы. Я посадил самолет в песок. Все. Конец передачи.
  -- Римо, пожалуйста, не нервничайте. Я просто хочу поговорить с вами.
  -- Где Чиун? Вот о чем следует говорить.
  -- Он уехал, -- сказал Смит.
  -- Что, назад в Синанджу?
  -- Нет.
  -- Так где же он, Смитти, а?
  -- У него поручение.
  -- Поручение? У Чиуна? Чиун не примет поручений даже  от  иранского  шаха,
если тот снова придет к власти. Может, он на задании?
  Смит замялся.
  -- Можно выразиться и так.
  -- Где он?
  -- Этого я и в самом деле не могу вам сказать. А сейчас, если вы...
  --  Смитти, -- перебил его Римо. -- Я сейчас вешаю трубку. Но прежде чем я
это сделаю, я хочу, чтобы вы очень внимательно меня выслушали.
  -- Да? -- сказал Смит, прижав трубку к уху.
  И Римо в Юте с  такой  силой  врезал  ладонью  по  микрофону,  что  трубка
разлетелась на куски.

        ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  Черная машина подъехала так бесшумно, что он не слышал ее приближения.
  Тонированное  стекло  со стороны водителя сдвинулось, образовав щелочку, в
которую водителя было не разглядеть.
  Стрелок со шрамом на правой  скуле,  выйдя  из  своей  машины,  подошел  к
прибывшей.  Все  стекла  в  ней,  даже  ветровое, были такими темными, что в
тусклом свете подземного гаража на канадской стороне Детройт-ривер он  видел
на месте водителя только темную тень.
  -- Уильямс? -- спросил невидимый водитель.
  --  Зовите  меня  Римо,  --  поправил  стрелок.  -- Славная у вас машинка.
Никогда такой не видел.
  -- Еще бы. Это тот самый большой сюрприз Лаваллета, "дайнакар".  Я  выкрал
ее.
  В оконной щели появился конверт.
  --  Возьмите.  Это за Лаваллета. Следующий -- Мэнген. В конверте адрес. Он
принадлежит женщине, у которой Мэнген бывает каждую ночь по  средам.  Можете
достать его там.
  -- Я еще не кончил Лаваллета.
  -- Все было как надо. Действуйте по плану в указанном мной порядке. Добить
Лаваллета времени еще хватит. Пусть немного понервничает.
  -- Я мог бы прикончить его на том сборище журналистов. Возможности были.
  --  Вы  все сделали правильно. Я вам сказал, никаких выстрелов в голову, и
вы следовали инструкции. Кто мог знать, что он окажется в  пуленепробиваемом
жилете.
  --  Мне  надо  беречь  репутацию,  --  сказал стрелок. -- Если я в кого-то
стреляю, мне не нравится, что он потом проводит пресс-конференции.
  -- Действуйте по плану. В порядке очереди. И никаких выстрелов в голову.
  Стрелок пересчитал банкноты и пожал плечами:
  -- Как хотите. А это письмо в газету -- ваша идея?
  -- Да, -- тихо произнес невидимый водитель. --  Я  решил  устроить  что-то
вроде дымовой завесы. Впрочем, вам это несколько осложнит жизнь.
  -- Чем это?
  -- Ну, они будут наготове. Усилят охрану.
  Стрелок покачал головой:
  -- Мне без разницы.
  -- Люблю профессионалов, -- одобрительно кивнул водитель.
  Тонированное  стекло  плавно  закрылось, и черный автомобиль, как призрак,
абсолютно бесшумно выскользнул из гаража.
  Стрелок, называвший себя Римо Уильямс, сел  в  свою  машину  и,  как  было
приказано, некоторое время выждал.
  Что  и говорить, дельце было с придурью, он не любил такие. Игры какие-то:
письма, туда стреляй, сюда не  стреляй.  Профессиональней  --  чистый  удар,
желательно  под  покровом  ночи.  И дело с концом. От этого же слишком несло
вендеттой.
  Он посмотрел на часы. Условленные пять минут истекли. Он  завел  машину  и
выехал  из  гаража.  Шпионить  за клиентом смысла не было. Во-первых, за это
время он укатил далеко. А во-вторых, хороший профессионал внимательно следит
за деталями. Детали -- это все. Выехать сразу за  ним  и  через  пять  минут
оказаться  бок  о  бок  у  светофора  --  глупость.  Клиенты  от таких вещей
нервничают.
  Стрелка ничуть не интересовало имя человека, который нанял  его  проколоть
четыре  ведущих  детройтских  колеса. Ни на одну секунду не поверил он в то,
что клиент и впрямь псих, съехавший на охране  окружающей  среды,  и  жаждет
крови   автопромышленников   только   потому,  что  автомобили,  видите  ли,
загрязняют воздух. Но какая ему разница? Лишь бы платили.
  Если его что и беспокоило,  так  это  требование  не  стрелять  жертвам  в
голову.  Клиенту следовало бы знать, что стопроцентно надежны как раз только
такие выстрелы. Ты можешь весь вечер палить парню в грудь, а  он  все  равно
останется жив-живехонек.
  Видал  он  такие случаи, что называется, своими глазами. Взять, к примеру,
его первое задание. Жертву звали Энтони Сенаро-Носатый, мастодонт был, а  не
человек,  и вклинился невпопад в дела дона с подпольной лотереей в Бруклине.
Сенаро предупредили, и он смылся в Чикаго.
  Стрелок отыскал его там, тот таскал тюки на складе. Дождался  перерыва  на
обед,  подошел  вплотную и всадил ему в грудь три пули кряду. Носатый взвыл,
как бык, и кинулся на обидчика.
  Он выпустил в Носатого всю обойму.  Все  вокруг  было  залито  кровью,  но
Сенаро пер и пер, как грузовик, сорвавшийся с тормозов.
  Стрелок,  не  выдержав,  побежал,  и  Сенаро  целый час гонял его по всему
складу. Наконец загнал в угол, схватил за горло и стал душить. И как  раз  в
тот  миг,  когда  белый свет совсем уже было померк в глазах стрелка, Сенаро
вздохнул, как кузнечный мех, и рухнул от потери крови.
  Стрелок выполз из-под туши Носатого, оставив свой башмак  в  его  намертво
сжатых  руках.  А  Сенаро  потом  очухался  и со временем даже сделал себе в
Чикаго имя.
  Дон проявил полное понимание.
  -- Это всегда трудно, -- сказал он, -- в первый-то  раз,  а?  Первый  блин
комом, так всегда и бывает.
  --  В  другой  раз  я  его  достану,  -- пообещал стрелок дону Педро, хотя
желудок его содрогался при мысли о том, чтобы увидеться с Носатым еще разок.
  -- Другого не будет. Ни для тебя, ни для Носатого.  Вы  оба  счастливчики,
вам  повезло  выжить. Сенаро нас больше не побеспокоит. Он заслужил жизнь. А
ты заслужил наше уважение. У нас для тебя будет много работы.
  С другими заданиями он справился лучше и со временем тоже сделал себе имя.
Предпочитая выстрелы в голову. Так что это ограничение его  беспокоило.  Как
непрофессиональное.
  Однако клиент всегда прав.
  По крайней мере, пока.
  Дрейк  Мэнген  совещался  по  телефону  с  Джеймсом  Ривеллом, президентом
"Дженерал автос компани", и Хьюбертом Миллисом, главой "Америкэн автос".
  -- Что будем делать? -- спрашивал Ривелл. -- Этот наглец Лаваллет  перенес
свою пресс-конференцию на завтра, и мы все приглашены. Идем или не идем?
  --  Куда  денешься,  --  сказал  Миллис.  -- Не можем же мы показать всему
свету, что боимся Лаваллета и этой  его  ублюдочной  сверхсекретной  машины.
Надеюсь, она даже не заведется.
  -- Ох, не знаю, -- сказал Мэнген. -- Как бы нас там не перестреляли.
  --  А  охрана  для чего? Пусть поработают, -- сказал Миллис. -- Но знаете,
что застряло у меня, как кость в горле?
  -- Что? -- спросил Мэнген.
  -- Что в свое время Лаваллет работал на каждого  из  нас,  и  все  мы  его
выперли.
  --  Еще  бы не выпереть! Он предложил нам снять всю красоту с "кадиллака"!
-- вспомнил Ривелл. -- Недоумок!
  -- Нет, -- сказал Миллис, -- не увольнять надо было сукина сына. Убить.  И
не было б у нас сейчас этой головной боли.
  --  Может,  еще не поздно, -- хмыкнул Мэнген. -- Ну, значит, договорились.
Завтра на пресс-конференции.
  Ладно, он пойдет, но будь он проклят, если пойдет без своего корейца.  Сам
президент  Соединенных  Штатов  сказал,  что  старый  пень  сумеет  защитить
Мэнгена, а Мэнген не может не верить своему президенту. Как  его  там...  а,
да, Чиун. Пусть этот Чиун всюду за ним и ходит.
  Кроме того места, куда он собирается сегодня вечером.
  Что  ни  говори,  а старый пень умел-таки обращаться с подчиненными. Дрейк
Мэнген не мог этого не признать.
  После того, как Мэнген освободил кабинет, Чиун решил: неплохо бы на  двери
что-то  нарисовать.  Он  велел  секретарше  послать  за  заведующим  отделом
покраски автомобильных корпусов.
  Дверь оставалась открытой, и Мэнген слышал весь  разговор,  сидя  у  стола
секретарши.
  -- Нарисуешь на двери новую надпись, -- распорядился Чиун.
  -- Я не разрисовываю дверей, -- ответил заведующий отделом.
  -- Погоди. Ты художник или нет?
  -- Да. Я отвечаю за внешний вид автомобильного корпуса.
  -- Но то, о чем я прошу тебя, гораздо легче, чем раскрасить машину!
  --  Нет,  ни  за что! Красить двери не входит в мои обязанности, -- вконец
разгневался заведующий отделом.
  -- Кто тебе это сказал? -- поинтересовался Чиун.
  -- Профсоюз. В трудовом договоре сказано: дверей я не крашу.
  -- Это указание отныне теряет свою силу, -- сказал Чиун. -- С сегодняшнего
дня ты отвечаешь за разрисовывание дверей для меня. Начиная вот с этой.
  -- С какой это стати? И кто вы, вообще говоря, такой?
  -- Я Чиун.
  -- Ну хватит, я ухожу, -- сказал заведующий  отделом.  --  И  в  профсоюзе
немедленно об этом узнают.
  Со  своего места в приемной Мэнген услышал сдавленный стон. Он вытянул шею
и заглянул в дверь. Старый кореец, страшно подумать, выкручивал  заведующему
ухо.
  -- Я хочу, чтобы краска была золотой.
  -- Да, сэр, да, -- бормотал заведующий. -- Я уже иду за краской.
  --  Даю тебе пять минут, -- сказал Чиун. -- Через пять минут не вернешься,
приду за тобой сам. И вряд ли тебе это понравится.
  Заведующего отделом как ветром сдуло. Лифт не торопился явиться на зов,  и
он пешком рванул вниз по лестнице.
  На Дрейка Мэнгена это произвело большое впечатление. Надо же, выкручивание
ушей  как метод улаживания трудовых отношений! А ему и в голову не приходило
прибегнуть к нему в своих многотрудных борениях с  профессиональным  союзом.
Говорят же, век живи -- век учись.
  Теперь  дверь,  из-за которой разгорелся сыр-бор, была закрыта. Заведующий
отделом, стоя  перед  ней  на  коленях,  выводил  последние  буквы  надписи,
сочиненной Чиуном.
  Она гласила: "ЕГО ВНУШАЮЩЕЕ СТРАХ ВЕЛИКОЛЕПИЕ".
  Мэнген  рассудил,  что  Чиун,  пока  художник  не закончит, из кабинета не
выйдет, и, прытко подойдя к лифту, нажал кнопку вызова.
  -- Уходите, мистер Мэнген? Я предупрежу Мастера Чиуна.
  -- Нет! Не делайте этого!
  -- Но он -- ваш телохранитель!
  -- Только не сегодня. У меня очень важная деловая встреча.  Передайте  ему
-- увидимся утром.
  Лифт открылся, и как только Мэнген ступил внутрь, его секретарша связалась
с Чиуном по интеркому:
  --  Мастер Чиун, мистер Мэнген только что ушел. Я думаю, вам следует знать
об этом.
  Чиун распахнул дверь, помедлил, чтобы прочитать надпись, и  снисходительно
потрепал художника по голове.
  --  Что  ж,  неплохо,  -- сказал он, -- конечно, учитывая, что ты белый. Я
буду иметь тебя в виду, если потребуется еще что-нибудь сделать.
  -- Ладно-ладно. Только без рукоприкладства, идет?
  -- Это будет зависеть от твоего поведения, -- сказал Чиун. -- И не  забудь
про звезды под надписью. Мне нравятся звезды.
  -- Будут, будут вам звезды, не сомневайтесь.
  Дрейк Мэнген припарковался перед высотным многоквартирным домом поблизости
от  набережной  Сен-Клер,  что  проделывал почти каждую среду с тех пор, как
женился.
  Он поднялся на лифте в роскошную квартиру -- пентхаус, которую снимал  для
своих  любовниц. Они время от времени менялись, но квартира всегда была одна
и та же. Поселять там любовниц стало у него как бы традицией. Ему  нравилось
втайне думать, что по натуре он традиционалист.
  Он ногой закрыл за собой дверь и крикнул:
  -- Агата!
  Интерьер  был  решен  в наидурнейшем вкусе, вплоть до мебели в зебровидную
черно-белую полоску и картин с клоунами по черному  бархату  на  стенах,  но
залитое мягким светом пространство благоухало любимыми духами Агаты, терпким
ароматом порока. Одного вдоха было достаточно, чтобы заботы дня забылись как
дурной сон, и Мэнген почувствовал, как забродили в нем соки.
  -- Агата! Папочка дома!
  Молчание.
  -- Детка! Ты где?
  Он  скинул  пальто  на  одно  из  отвратительно  полосатых кресел. Дверь в
спальню была чуть приоткрыта, и теплый свет, слабее, чем от  свечи,  сочился
оттуда.
  Значит,  она в спальне. Отлично. Не придется терять полвечера на болтовню.
Болтовни ему хватает и дома. Болтовня  --  это  единственное,  что  ему  там
перепадает.
  -- Что, детка, греешь мне местечко?
  Он распахнул дверь.
  -- Вот умница. Ну, иди к папочке.
  Но  Агата не подняла головы. Она лежала на спине в шелковой красной пижаме
и смотрела в потолок. Закинутая за голову рука  спрятана  под  светловолосой
гривой. С края кровати свисает нога.
  Казалось, она следит за мухой, которая кружила над ее непомерным бюстом.
  Ничего  подобного.  Мэнген видел, как муха приземлилась на кончик длинного
носа Агаты, а та даже не поморщилась. Даже не моргнула.
  Он шагнул к ней и тихо позвал:
  -- Агата?
  Позади него захлопнулась дверь. Прежде  чем  повернуться,  Мэнген  наконец
заметил  дыру в красном шелке пижамной рубашки. Дыра выглядела так, будто ее
прожгли сигаретой, однако с сердцевиной тошнотворного цвета сырого  мяса,  а
вокруг по красному шелку расползлось пятно еще краснее, чем щелк.
  Тот,  кто  захлопнул дверь у него за спиной, был высок, сухощав, с длинным
шрамом, рассекшим правую скулу, и в  перчатках.  В  руке  он  держал  черный
длинноствольный   пистолет,   нацеленный   прямо  в  грудь  Мэнгену.  Сердце
автопромышленника подпрыгнуло и заколотилось в горле. Он  почувствовал,  что
сейчас задохнется, но, пересилив себя, рявкнул:
  -- Кто вы, черт побери, такой? Что тут происходит?
  Человек со шрамом холодно улыбнулся:
  -- Можешь звать меня Римо. Сожалею, но пришлось утихомирить твою подружку:
не согласилась сотрудничать. Все рвалась вызвать полицию.
  -- Да я вас даже не знаю... Почему вы... за что...
  Убийца пожал плечами:
  -- Я против тебя ничего не имею, Мэнген. Ты всего лишь пункт в списке.
  Палец  его понемногу усилил давление на курок. Мэнген, не в силах оторвать
взгляд от дырки в стволе, пытался что-то сказать, но не мог выдавить из себя
ни звука.
  Внезапно раздался скрежет, столь пронзительный,  что  его  мог  бы  издать
только  станок  с  алмазным  сверлом. затем звук бьющегося стекла заставил и
Мэнгена,  и  его  убийцу  одновременно  повернуть  головы,  точно  обе   они
управлялись одной веревочкой.
  Через идеально круглую дыру в оконном стекле, вырезанную длинным ногтем, в
комнату вступил, с ледяным блеском в очах, Чиун, Мастер Синанджу.
  -- Это он, Чиун! -- вскричал Дрейк Мэнген. -- Наемный убийца Римо Уильямс!
  -- Ошибаешься, -- сказал Чиун и посмотрел на человека со шрамом: -- Положи
оружие, и тогда, возможно смерть твоя будет легкой и безболезненной.
  Тот,  что  со  шрамом,  засмеялся, направил пистолет на хрупкого корейца и
дважды выстрелил.
  Это доконало остатки оконного стекла позади Чиуна. Казалось,  он  даже  не
шевельнулся, однако пули его не задели.
  Человек  со  шрамом двумя руками взялся за пистолет, стал в стойку, как на
стрельбище, и тщательно прицелился.  Старикашка  даже  не  моргнул.  Грохнул
выстрел.
  Штукатурка  позади  покрылась  трещинами,  а  старик стоял как ни в чем не
бывало.
  Еще один  выстрел  --  результат  тот  же.  Но  на  этот  раз  стрелявшему
показалось,  что  он засек какое-то зыбкое движение: как-будто, тень старика
отступила в сторону, а потом неуловимо быстро вернулась на место  --  и  все
это в ту долю секунды, в какую пуля вырвалась из ствола, долетела до стены и
погребла себя в ней.
  -- Черт знает что! -- воскликнул стрелявший.
  И  тут  старикашка  двинулся  на  него.  Словно  история  с Носатым Сенаро
повторялась один к одному.
  Дрейк Мэнген, который, лежа на кровати, смотрел,  чем  все  это  кончится,
сейчас,   когда   Чиун   перешел   в   наступление,  понял  вдруг,  что  ему
подворачивается редкая возможность  прогреметь  на  всю  страну  заголовками
вроде:  "АВТОМАГНАТ  БЕРЕТ  В  ПЛЕН  ТЕРРОРИСТА.  ДРЕЙК МЭНГЕН ОБЕЗОРУЖИВАЕТ
НАЕМНОГО УБИЙЦУ".
  Потрясающий материал для нового издания его биографии!
  Видя, что глаза стрелка прикованы к Чиуну, он вскочил на ноги и  в  прыжке
наискось кинулся на человека с пистолетом.
  -- Нет! -- вскричал Чиун, но было уже поздно.
  Стрелок  развернулся  навстречу  Мэнгену и нажал на курок прежде, чем Чиун
успел встать между ним и его жертвой.
  Президента "Нэшнл автос" с силой отбросило назад на кровать. Но раны в его
груди не было. Он стонал.
  Черт, опять пуленепробиваемый  жилет,  подумал  стрелок  и  направил  свой
пистолет  на  приближающегося  китайца.  Но китаец больше не приближался. Он
лежал на полу лицом вниз.
  Стрелок увидел струйку крови, выбежавшую из-под  седых  прядей  над  ухом.
Надо же, рикошет. Один случай на миллион. Пуля отскочила от Мэнгена и попала
прямо в голову старику.
  Стрелок с облегчением рассмеялся.
  Мэнген на кровати громко стонал, лежа поверх тела своей мертвой любовницы.
  --  Так,  теперь  разберемся с тобой, -- стрелок схватил Мэнгена за лацкан
пиджака. Ткань холодила пальцы.
  Костюм из кевлара. Ну вот все и объяснилось. Мэнген на всякий случай надел
костюм из пуленепробиваемой ткани. В наши дни костюмы из  кевлара  популярны
среди  бизнесменов  и  политиков,  потому  что  легки, сравнительно удобны и
поддаются не всякой пуле.
  -- Что вы делаете? -- спросил Мэнген, когда стрелок принялся стягивать его
галстук.
  -- То, что было принято в старые добрые времена. Приговоренного доставляли
куда-нибудь побезлюдней, и прежде чем хлопнуть,  распахивали  ему  на  груди
рубашку. Это была такая традиция, и сейчас я ее возобновлю.
  Стрелок  рванул  сначала  сорочку  -- да так, что пуговицы полетели, потом
исподнее, левой рукой пригвоздил сопротивляющуюся жертву, приставил пистолет
к обнаженной груди Мэнгена и одним выстрелом попал в сердце.
  Дрейк Мэнген дернулся, будто от удара током, и тело его обмякло.
  Выпрямившись, стрелок произнес, обращаясь к трупу:
  -- Нет, на мой вкус, лучше бы в голову!
  Он тихо вышел из квартиры,  помедлил,  чтобы  убрать  пистолет  и  стянуть
перчатки.  Он не торопился. Спуск вниз занял много времени, но куда ему было
спешить?
  Интересно, приплатят ли ему за китайца?
  Скорей  всего  нет.  Наверно,  дзюдоист  какой-нибудь,   которому   Мэнген
переплатил, взяв в телохранители. Таких сейчас пучок на пятачок.

        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  --  Ума  не  приложу,  что  там  могло взорваться в вашей трубке! -- пожал
плечами ремонтник из телефонной компании.
  -- Сейчас-то она в порядке? -- спросил Смит.
  -- Ну да. Я только приберусь и уйду.
  -- Я сам приберусь. Вы свободны, -- сказал Смит.
  -- Нет, -- улыбнулся ремонтник. -- Убрать за собой -- моя обязанность. Это
входит в пакет  услуг,  оказываемых  "Америкэн  телефон  энд  норт-ист  Белл
комьюникейшнз   найнекс  энд  Телеграф  консолидейтед,  инкорпорейтед".  Так
называется наша новая компания.
  -- Потрясающе, -- сказал Смит.
  Тут зазвонил телефон, и он выставил ремонтника за дверь:
  -- Благодарю вас.
  -- Но я хотел убраться!
  -- Вот именно. Всего доброго.
  Смит заперся на ключ и бегом вернулся к телефону.
  -- Привет вам, Император Смит, -- услышал он голос Чиуна.
  -- Что-то у меня опять неполадки со связью, -- сказал Смит. -- Я вас плохо
слышу.
  -- Ничего, это пустяки, -- произнес Чиун. -- Я скоро оправлюсь.
  -- Оправитесь? От чего?
  -- От стыда, -- сказал Чиун.
  Только что поставленная ремонтником трубка неплотно прилегала к уху.  Смит
прижал ее что было сил.
  -- Не сомневаюсь, что так и будет, -- промолвил он, сильно подозревая, что
начались обычные Чиуновы игры.
  --  Я  горько  унижен,  -- словно оправдывался Чиун, хотя Смит не требовал
объяснений.-- Одно меня утешает, что Мастер, воспитавший меня, не  дожил  до
этого дня. Я бы поник перед ним своей повинной головой; его упреки истерзали
бы мне душу.
  Смит вздохнул:
  -- Чем именно вы унижены?
  Без  толку  разговаривать  со  стариком,  пока  он  не  вы полнит все свои
ритуальные па.
  -- В древние времена Мастеров Синанджу призывали,  чтобы  сохранить  жизнь
разным  особам.  Королям,  императорам, султанам. Однажды препоручили защите
Мастера Синанджу даже египетского фараона. Когда он  вступил  на  трон,  ему
было  всего  шесть  лет, и Мастер, которому он был поручен, присутствовал на
его девяносто шестом дне рождения.  Правление  этого  владыки  известно  как
самое  долгое  в  истории  человечества,  и оно не было бы возможно, не будь
Синанджу с ним рядом. Вот это была почетная миссия.  О,  если  бы  нынешнему
Мастеру задали столь же величественную задачу!
  Смит насторожился:
  -- Что-то случилось?
  --  Но  нет,  такие  задачи  не для Чиуна! -- продолжал скорбный голос. --
Чиуну не королей поручают охранять, нет! Даже не каких-нибудь принцев!  Даже
не  претендентов! Да, я вполне мог бы высоко держать голову, если бы охранял
какого-нибудь претендента на какой-нибудь достойный престол.
  -- Что-то произошло с Дрейком Мэнгеном? Он жив?
  -- Вместо этого мне достался жирный белый торговец, жизнь которого в  грош
не  ставят  даже его близкие! Как человек может работать в полную силу, если
он выполняет работу, его недостойную? Я вас спрашиваю -- как?
  -- Мэнген мертв? -- потребовал ответа Смит.
  -- Тьфу! -- сплюнул Чиун. -- Да он мертвым родился! И всю  свою  жизнь  он
так  мертвым  и прожил, да еще ел и пил яд, что делало его еще мертвее. Если
он сейчас мертв, то это лишь  вопрос  степени.  Вся  разница  между  живущим
мертвым  белым  и  умершим  мертвым  белым  состоит  в том, что последний не
говорит глупостей. Хотя воняет так же.
  -- Что случилось? -- вымотанно спросил Смит.
  Чиун драматически возвысил голос:
  -- Ужасное  создание  обрушилось  на  него!  Огромное,  величиной  с  дом!
Настоящее  чудище.  Однако  Мастер  Синанджу  не  испугался этой напасти, не
испугался этой нечисти, необъятность которой могла бы соперничать с  великим
храмом.  Мастер  Синанджу вступил с ним в борьбу. Но было уже поздно. Жирный
белый торговец, мертвый еще до того, как  Синанджу  узнало  его  имя,  затих
навсегда.
  -- Понятно, -- разочарованно произнес Смит. -- Он его убил.
  --  Нет,  --  возразил  Чиун.  --  Его убило оружие. Эти пистолеты -- зло,
Император. Пожалуй, пришло время запретить их законом.
  -- Это мы обсудим позднее, -- сказал Смит. -- Он убил Мэнгена. Но  если  я
правильно понял, вы прикончили убийцу, не так ли?
  Чиун, прежде чем ответить, помолчал.
  -- Не вполне так.
  --  Что  это  значит?  --  нахмурился Смит, которому довелось увидеть, как
хрупкий кореец пронесся сквозь взвод вооруженных солдат, как  ураган  сквозь
пшеничное поле.
  --  Это  значит  то,  что  значит,  --  заносчиво  ответил Чиун. -- Мастер
Синанджу всегда выражается ясно.
  -- Хорошо. Каким-то образом он сумел от вас уйти. Но вы его видели? Это не
Римо?
  -- И да, и нет, -- ответил Чиун.
  -- Как я рад, что вы всегда выражаетесь ясно, -- сухо сказал Смит.--  Либо
это был Римо, либо нет. Одно из двух.
  Чиун понизил голос до конспиративного шепота:
  --  Он  назвался его именем. Это, знаете, очень странно. Дилетанты редко в
полной мере понимают значение рекламы. Но этот --  да,  он  назвался  именем
Римо.
  -- Вот как?
  --  Он  сказал,  что  его зовут Римо Уильямс. Но он не был Римо Уильямсом.
Зачем же он лгал?
  Смит мгновенно привел в действие компьютерную систему КЮРЕ и  настроил  ее
на поиск.
  --  Может,  это  была  не ложь, -- прошептал он, набирая "РИМО УИЛЬЯМС", и
нажал командную клавишу. Поиск начался, и с такой скоростью, которая привела
бы в изумление операторов "суперкомпьютеров" Пентагона. Все мыслимые  архивы
Америки  просматривались  на наличие в них заданного компьютеру имени. Когда
много лет назад Римо  выбрали  для  работы  в  КЮРЕ,  все  его  личные  дела
подверглись   уничтожению   и   его  имя  вычистили  отовсюду.  Если  сейчас
обнаружатся какие-то сведения о Римо Уильямсе, значит, его именем пользуется
самозванец.
  --  Опишите  этого  человека,  --  попросил  Смит,  открывая   на   экране
дополнительное окно, чтобы ввести в компьютер внешние данные.
  -- Бледный, как все белые, высокий, слишком высокий, с большими неуклюжими
ногами,  как  у всех белых. И так же, как у всех белых, из подбородка у него
растут жесткие волосы.
  -- Борода?
  -- Нет. Борода -- это у меня. У этого белого из лица торчали концы волос.
  Смит занес в компьютер: щетина.
  -- Возраст? -- спросил Смит, наблюдая, как в основном окне идет поиск.
  Миллионы записей, мерцая зеленью букв, сливались ц  информационный  поток.
Больно было смотреть. Пальцы Смита замерли над клавиатурой.
  --  Не более пятидесяти пяти зим, может быть, меньше, -- сказал тот. -- Вы
уже узнали, кто он?
  -- Мастер Синанджу, -- осторожно сказал Смит, -- я вас очень прошу  хорошо
подумать. Был этот человек похож на Римо? На нашего Римо?
  Трубка очень, очень надолго замолкла.
  --  Кто знает?! Все белые на одно лицо. Погодите. У него на лице был шрам,
через всю правую скулу. У нашего Римо такого шрама нет.
  По дрогнувшему голосу  Чиуна  Смит  понял,  что  Мастер  Синанджу  поражен
мыслью,   которая  мучает  и  самого  Смита.  Оба  они  думали  о  том,  что
случайность, какую  люди,  основавшие  КЮРЕ,  предугадать  никак  не  могли,
все-таки произошла.
  --  Что,  если  этот  стрелок -- отец Римо? -- спросил Чиун. -- Вы ведь об
этом думаете, верно?
  Информационный поиск закончился прежде, чем Смит успел ответить. На экране
вспыхнула надпись: "ФАЙЛ НЕ НАЙДЕН. НАЖМИТЕ КЛАВИШУ "ВЫХОД"".
  Смит так и сделал, а потом запросил личное  дело  Римо  Уильямса,  которое
велось в КЮРЕ.
  --  Если  ему  пятьдесят  пять,  то  возраст  как раз подходящий. Но очень
сомнительно.  Римо  всегда  считался  сиротой.  Насколько  мы  знаем,  живых
родственников у него нет.
  --  Родственники  у  всех  есть,  --  вздохнул  Чиун,  имея  в виду своего
покойного шурина, не к ночи будь помянут. -- Хочешь не хочешь.
  -- Младенцем его нашли  монахини  на  ступеньках  сиротского  дома  Святой
Терезы, -- говорил Смит, просматривая файл с данными на Римо. -- Кто дал ему
имя  --  неизвестно.  Может, монахини нашли записку в его вещах, может, сами
придумали. Архив, в котором могла бы найтись разгадка, сгорел за пять лет до
того, как Римо попал в КЮРЕ. Сиротского дома Святой Терезы  тоже  уже  давно
нет.
  -- Римо не должен знать об этом, -- решил Чиун.
  -- Согласен. -- Смит отвел глаза от экрана компьютера.
  Читая  личное  дело Римо, он всегда чувствовал неловкость. Мучила совесть.
Как он поступил когда-то с молодым полицейским... И хотя  оправданием  этому
была государственная необходимость, легче не становилось.
  --   Итак,   Чиун,  тот,  кто  называет  себя  Римо  Уильямсом,  на  вашей
ответственности. Надеюсь, вы справитесь.
  -- Если он связан с нашим Римо кровным  родством.  мне  терять  не  меньше
вашего, -- холодно согласился Чиун. -- Даже больше.
  Смит  кивнул.  Он  знал,  Чиун  надеется,  что Римо станет его преемником,
следующим Мастером Синанджу, наследником традиций, уходящих  в  самую  глубь
времен.  В этом и состоял главный пункт разногласий между Смитом и Чиуном --
каждый считал его своим. И ни один не побеспокоился спросить, что думает  об
этом сам Римо.
  --  Хорошо.  Он  мне звонил, наш Римо, но я отказался сообщить ему, где вы
находитесь. Я задержу его здесь, сколько смогу, а вы тем временем,  надеюсь,
покончите с этим делом.
  -- Считайте, что уже сделано, Император, -- сказал Чиун.
  --  Двух  других  автопромышленников зовут Джеймс Ривелл и Хьюберт Миллис.
Они дали  согласие  присутствовать  на  завтрашней  пресс-конференции  Лайла
Лаваллета. Если покушение произойдет, то скорее всего именно там.
  --  Часы этого бандита сочтены, о Император, -- мрачно произнес Чиун. -- А
вы знаете, где наш Римо сейчас?
  -- Звонил из Юты.  Думаю,  он  примчится  сюда,  чтобы  выяснить,  где  вы
находитесь.  Постараюсь  его  попридержать,  пока  вы  не позвоните, что все
улажено.
  -- Договорились. -- Чиун повесил трубку.
  Смит закрыл файл Римо. Чиун позаботится об этом типе, отец он Римо или  не
отец. Тем все и кончится, и Римо ни о чем не узнает. Наверно, по отношению к
нему  это  несправедливо,  но что значит еще одна несправедливость, когда их
несметное количество?

  Римо Уильяме прибыл в Детройт около полуночи.
  После того, как  Смит  отказался  сказать  ему,  где  Чиун,  Римо  сначала
растерялся,  а  потом припомнил, что Смит упомянул Детройт. И даже два раза.
Смит думал, что Римо звонит из Детройта. Интересно, с чего бы это?
  Тут подходил только один ответ: Смит  пришел  к  заключению,  что  Римо  в
Детройте, поскольку знал, что Чиун уже там.
  Рассуждение  было  самое  элементарное, даже обидно, что Смит рассчитывал,
будто Римо на него не способен. И чем больше он думал об этом,  тем  обиднее
ему   становилось,   так  что,  добравшись  до  детройтского  аэропорта,  он
направился к стойке проката автомобилей и потребовал самую  дорогую  машину,
которая там имелась.
  Он выудил из бумажника кредитную карточку на имя Римо Кочрена.
  -- Очень сожалею, сэр, но все наши машины в одной цене.
  -- Хорошо, -- сказал Римо. -- Тогда дайте мне четыре.
  -- Четыре?
  -- Именно. Не люблю, чтобы меня долго видели в одной и той же дешевке. Это
дурно для репутации.
  -- Все четыре -- вам одному?
  -- Разумеется. Я что, двоюсь или троюсь у вас в глазах?
  -- Нет, сэр. Просто я подумал, кто же будет водить остальные?
  -- Никто, -- сказал Римо. -- Пусть они мирно ждут здесь на стоянке, пока я
за ними не приеду. И знаете, оформите-ка все четыре на три месяца.
  За вычетом скидки за долгосрочный найм и высокую водительскую квалификацию
Римо,  но  с  прибавкой  штрафных  за найм в пятницу, плюс страховка, на чем
настоял сам Римо, счет составил 7 тысяч 461 доллар 20 центов.
  -- Вы уверены, что хотите этого, сэр? -- спросил клерк
  -- Да, -- кивнул Римо.
  Клерк пожал плечами.
  -- Что ж, деньги ваши.
  -- Нет, не мои, -- сказал Римо. Пусть Смит подавится этим счетом.  --  Где
тут ближайший телефон?
  Клерк указал на будку в трех шагах слева от Римо.
  -- А я и не заметил! Мерси.
  --  Простите,  сэр,  вы  в  самом деле хотите, чтобы я дала вам телефонные
номера всех  отелей  города?  --  испуганно  переспросил  девичий  голос  из
справочной по телефону.
  -- Нет, только самых лучших. В других он не останавливается.
  --  Простите,  сэр, но делать заключения о качестве отелей -- противоречит
политике  "Америкэн  телефон  энд   Грейтер   Мичиган   Белл   консолидейтед
эмальгамейтед Телефоник энд Телеграфик комьюникейшнз, инкорпорейтед".
  --  Очень  жаль,  -- сказал Римо, -- тогда мне все-таки придется попросить
вас дать мне номера всех отелей Детройта. Без исключения.
  -- Ну, может, попробуете вот эти,  --  девушка  неохотно  назвала  Римо  с
полдюжины номеров, после чего он принялся названивать.
  -- Отель "Пратер", -- ответил коммутатор первого отеля.
  --  Скажите,  не  остановился  ли  у вас пожилой кореец, который прибыл, я
думаю, с дюжиной, не меньше, лакированных дорожных сундуков и доставил вашим
посыльным много мороки?
  -- Пол каким именем он зарегистрирован?
  -- Не знаю. Может, мистер Парк, может, Его Внушающее Страх Великолепие.  В
зависимости от настроения.
  -- Как? Вы не знаете его имени?
  --  Не  знаю,  --  сказал Римо. -- Но, будьте любезны. назовите мне точное
число соответствующих этому описанию пожилых корейцев, которые  остановились
в вашем отеле.
  Оператор проверил. Такие корейцы в отеле "Пратер" не проживали.
  Римо  задал  тот  же  вопрос  еще  в  трех  отелях.  На  пятом  звонке ему
подтвердили, что точь-в-точь такой кореец поселился в "Детройт-плаза" и  что
главный  посыльный,  отвечавший  за переноску багажа джентльмена по двадцати
пяти лестничным пролетам, поскольку джентльмен опасался доверить свой  багаж
лифту,  который  может  застрять  или оборваться, уже вполне оправился после
операции по удалению грыжи. Не угодно ли Римо позвонить джентльмену в номер?
  -- Нет, благодарю вас, -- сказал Римо. -- Я хочу сделать ему сюрприз.
  Номер Чиуна был заперт на ключ, и Римо два раза постучал. До него  донесся
профильтрованный дверью голос:
  -- Кто тревожит меня? Кто топает по коридору мимо моей двери, как вымерший
як, да еще долбит в дверь, прерывая мою медитацию?
  Римо покачал головой. Старик не мог не услышать, что он приближается, едва
Римо вышел из лифта в сотне футов по коридору, и не мог не узнать его шагов,
несмотря на толстое ковровое покрытие.
  -- Ты чертовски хорошо знаешь, кто это, -- сказал Римо.
  -- Уходи. Мне никто не нужен.
  -- Открывай, не то я вышибу дверь.
  Чиун  дверь  отпер, но не открыл. Когда Римо распахнул ее, старик сидел на
полу спиной ко входу.
  -- Очень гостеприимно. -- Римо оглядел апартаменты.
  Как и следовало ожидать, номер для новобрачных.
  Чиун фыркнул. Вместо ответа.
  -- И ты не хочешь узнать, где я был? -- спросил Римо.
  -- Нет. Мне достаточно знать, где ты не был.
  -- Да? И где же я не был?
  -- Ты не был у  Нелли  Уилсона,  чтобы  договориться  о  благотворительном
концерте  в  пользу  наемных  убийц.  А мне приходится унижаться, выпрашивая
разрешение у этого безумного Смита.
  -- Мне было некогда, папочка, -- попытался оправдаться Римо. -- Я попал  в
авиакатастрофу.
  Чиун опять фыркнул, отмахнувшись от таких пустяков.
  -- Знаешь, Чиун, я кое-что понял.
  -- Это никогда не поздно, -- сказал Чиун.
  --   Я   понял  наконец,  что  ты  имеешь  в  виду,  когда  говоришь,  что
необходимость кормить твою деревню -- не только долг, но и привилегия. -- Он
увидел, что Чиун медленно поворачивает голову, чтобы посмотреть на него.  --
Я  помог  спасти людей, попавших в авиакатастрофу. Ненадолго мне показалось,
что они -- моя семья, и, я думаю, теперь мне понятно, что  ты  чувствуешь  к
Синанджу.
  --  Как можно сравнивать благоденствие моей бесценной деревни со спасением
кучки бестолковых и жирных белых! -- пожал плечами Чиун.
  -- Знаю, знаю, знаю, -- согласился Римо. -- Это понятно.  Я  только  хотел
сказать, что идея, в принципе, та же самая.
  --   Что  ж,  может,  ты  не  так  безнадежен,  как  я  думал.  --  Взгляд
коричневато-зеленых глаз смягчился. -- Дай-ка мне твои руки! -- ни с того ни
с сего сказал Чиун.
  -- Зачем?
  Чиун нетерпеливо хлопнул  в  ладоши,  отчего  дрогнул  кофейный  столик  и
задребезжало оконное стекло.
  -- Руки, быстро!
  Римо  протянул  ладони.  Чиун  взял  их  в  свои  и  внимательно осмотрел.
Принюхиваясь, сморщил нос.
  -- Может, за ушами проверишь? -- поинтересовался Римо.
  -- Из огнестрельного оружия в последнее время ты не стрелял,  --  заключил
Чиун.
  --  Я  не  стрелял  уж  не помню сколько лет, и ты это знаешь, -- удивился
Римо. -- Что с тобой?
  -- Ты со мной, -- ответил Чиун и отвернулся. -- Но  ненадолго.  Ты  должен
вернуться в "Фолкрофт". Император Смит имеет в тебе нужду.
  -- Отчего это мне кажется, будто ты хочешь выпроводить меня отсюда?
  --  Меня  не  интересует,  что тебе кажется, -- сказал Чиун. -- Я здесь по
своим личным, Мастера Синанджу, делам, которые  никого  не  касаются.  Тебя,
например. Уходи. Уезжай к Смиту. Может, ты ему пригодишься.
  --  Не  надейся.  Послушай... -- начал было Римо и замер на полуслове. Под
редкими седыми волосами над левым  ухом  Чиуна  он  увидел  красную  полоску
шрама. -- Э, да ты ранен!
  Он потянулся к Чиуну, но тот сердито шлепнул его по руке.
  -- Порезался, когда брился, -- небрежно бросил Чиун.
  -- Ты не бреешься, -- сказал Римо.
  -- Ну и что? Это просто царапина.
  --  Тебя  не  поцарапает  даже  ракетно-бомбовым залпом! Что, черт возьми,
произошло?
  -- Ничего. Псих с пистолетом. Завтра я с ним покончу. Тогда и поговорим  о
других делах. Например, о концертной программе.
  --  Кто-то с пистолетом сделал это с тобой? -- Римо присвистнул. -- Должно
быть, он и впрямь хоть куда!
  -- У него хоть  куда  только  имя,  --  сказал  Чиун.  --  Ничего.  Завтра
отправится на корм собакам. А ты возвращайся в "Фолкрофт".
  -- Ни за что!
  Чиун сердито вскинул руки, располосовав мимоходом ногтями тяжелую камчатую
штору, и заявил:
  -- Мне ты не нужен.
  -- Ну и ладно. Все равно останусь.
  --  Тогда  сиди  здесь  и  не  смей  меня беспокоить. Мне не о чем с тобой
говорить.
  Чиун вышел в спальню и захлопнул за собой дверь.
  -- Останусь, и все тут! -- крикнул Римо.
  -- Но чтоб я тебя не видел!

        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  Римо услышал, что дверь  из  спальни  в  коридор  открылась  и  закрылась.
Значит,  Чиун  уходит.  Он  подошел к своей двери, прислушался и услышал шум
закрывающихся дверей лифта.
  Чиун ехал вниз.
  Выскочив из номера, Римо в момент достиг  лестницы  клетки  и  гигантскими
прыжками  кинулся  по  ней  вниз,  безо всяких видимых усилий касаясь только
одной ступеньки.
  При этом Римо не слишком торопился, поскольку знал, что  времени  у  него,
чтобы  раньше  лифта добраться до холла, достаточно. Там он спрячется, потом
пойдет за Чиуном и посмотрит, что же это за такое сверхважное, о чем Чиун не
может ему сказать.
  В холле он уселся в глубокое мягкое  кресло  и  прикрыл  лицо  развернутым
газетным  листом.  Поверх  газеты  была видна контрольная панель лифта. Лифт
спускался в холл.
  Спустился. Двери распахнулись. Лифт был пуст.
  Где же старик? Римо встал, огляделся и обнаружил Чиуна точно  в  таком  же
кресле спиной к нему.
  --  Сядь,  недоумок,  --  сказал Чиун. -- Не привлекай внимания! Ты ведешь
себя так, словно потерял собаку.
  Римо смущенно усмехнулся.
  -- Я слышал, как ты ушел из номера.
  -- А я слышал, что ты идешь за мной.
  -- Я обогнал лифт по лестнице.
  -- Я тоже.
  -- Ну и что будем делать? -- спросил Римо. -- Играть  в  прятки  по  всему
Детройту?
  --  Нет,  --  ответил  Чиун.  --  Ты  пойдешь назад в номер. Или поедешь к
Императору Смиту в "Фолкрофт". Или же найдешь Нелли Уилсона и уговоришь  его
спеть на нашем концерте. Выбирай.
  -- А ты?
  -- А у меня есть дело, которое тебя не касается.
  --  Не  выйдет,  -- сказал Римо. -- Я тебя не покину Можно сказать, репьем
вцеплюсь.
  Чиун развернул свое кресло так, чтобы оказаться рядом с Римо, и  глядя  на
него прозрачно-карими глазами, очень искренне произнес:
  -- Римо, есть вещи, которых ты не понимаешь.
  --  Истинная правда, -- кивнул Римо. -- Но я рассчитываю на то, что ты мне
их объяснишь. Ты мой учитель, я тебе верю.
  -- Тогда поверь и сейчас: я действую в твоих собственных интересах,  когда
говорю тебе, что узнать некоторые вещи ты еще не готов.
  -- Нет, так не пойдет, -- сказал Римо. -- Что именно я не готов узнать?
  --  О,  многое. Какими словами приветствовать персидского императора. Чего
ни в коем случае нельзя говорить фараонам. Как  вести  себя  при  заключении
контрактов. Тайное значение легенд. И прочее.
  --  Так ты морочишь мне голову, потому что я не знаю, как сказать "привет"
персидскому императору? Это, дорогой мой, как-то не убеждает. Я хочу  знать,
в чем дело.
  -- Упрямый и своевольный мальчишка!
  -- Да, я такой.
  Чиун вздохнул:
  -- Ладно, пойдем. Но вопросов не задавай и под ногами не путайся!

  На  огромной  автомобильной  стоянке  "Дайнакар индастриз", совсем рядом с
Эдсел-Форд-паркуэй в Детройте, суетились  рабочие,  пытаясь  обвязать  нечто
зеленой лентой.
  Не  будь это нечто шести футов высотой, шести шириной и пятнадцати длиной,
оно  напоминало  бы  свадебный  подарок,  особенно  если  учесть  элегантную
серебристую бумагу, в которую было упаковано.
  До  пресс-конференции  Лайла  Лаваллета оставалось пятнадцать минут, и две
дюжины только что прибывших  репортеров,  операторов  и  фотографов  бродили
вокруг, гадая, что под оберткой.
  --  Тачка,  что  ж еще! Не позвал же нас Лаваллет, чтоб продемонстрировать
холодильник!
  -- Угу. Его ранили несколько дней назад,  а  прошлой  ночью  убили  еще  и
Мэнгена.  Чего  доброго,  под  этой  штучкой  --  взвод  автоматчиков, и они
разнесут нас в клочья.
  -- Надеюсь, начнут с тебя, -- предположил первый репортер. -- Скорее все--
таки машина, но одно точно -- запашок от нее -- мерзостный.
  -- А я думал, мне кажется, -- сказал другой. -- Может, это от работяг?
  -- Что ты сказал, мерзавец? -- возмутился один из рабочих.
  Их было четверо, они гнездились на верху упаковки,  пытаясь  соорудить  из
широкой зеленой ленты идеально правильный бант-цветок.
  -- Ничего, -- нервно ответил репортер. -- Ничего не сказал.
  --  Мы вот-вот сами задохнемся от этой тухлятины, -- скривился рабочий. --
И нравится нам тут не больше, чем вам.
  -- Будто рядом с помойкой стоишь, -- пожаловался еще один журналист.
  -- Ладно, не трави душу. Эй, сдвинь там еще на четверть дюйма!  Нормально.
-- Рабочий взял радиотелефон, спросил в трубку: -- Ну как?
  Над  стоянкой  появился вертолет. Ответный голос из трубки донесся даже до
репортеров:
  -- Блеск. Теперь закрепляйте.
  Рабочие принялись приклеивать бант клейкой лентой.
  -- Черт бы побрал Лаваллета с его прибамбасами, -- пробормотал  кто-то  из
них.
  --  А  чего  б  вы  ждали от Непризнанного Гения Автоиндустрии? -- спросил
кто-то из репортеров.
  -- Ну уж не вонючих сюрпризов, -- сказал один рабочий.
  -- И чадящих машин, -- прибавил второй.
  Лайл Лаваллет, между тем,  наблюдал  за  происходящим  из  окна  высотного
здания "Дайнакар индастриз". Чувствовал он себя хорошо, ибо знал, что хорошо
выглядит.  Новый  корсаж  для  беременных,  разработанный  в  Европе, еще на
полдюйма уменьшил его талию.
  Личный консультант  по  внешнему  виду,  который  в  "Дайнакар  индастриз"
числился координатором по дизайну, только что сделал ему омолаживающую маску
и  к  тому  же  нашел  способ  приклеить  тот  непокорный волос, который так
взволновал Лаваллета тремя днями раньше, к другому волосу,  так  что  теперь
тому уж не выбиться и не смутить хозяина в самый неподходящий момент.
  --  Чудненько, -- бормотал Лаваллет. -- Пресса почти вся собралась. Миллис
и Ривелл здесь? -- обратился он к мисс Блейз.
  Его секретарша сегодня была в умопомрачительно  облегающем  свитере  цвета
фуксии.  Сначала,  впрочем,  она  была  в  красном,  но Лаваллет заставил ее
сменить свитер, потому что сам он был в оранжевом галстуке и, на его взгляд,
сочетание получалось кричащим. Переодеться проблемы не составляло, поскольку
Лаваллет настоял на том, чтобы мисс Блейз  всегда  держала  в  офисе  дюжину
разноцветных свитеров на радость забредшим на огонек репортерам.
  --  Мистер Ривелл и мистер Миллис еще не приехали, -- ответила секретарша.
-- Но я позвонила в их офисы, и там сказали, что они уже в пути.
  -- О'кей. Я боялся, что они дадут отбой -- из-за  того,  что  вчера  убили
Мэнгена.
  -- Нет, едут, -- сказала мисс Блейз.
  -- О'кей. Пожалуйста, встретьте их внизу и усадите на помосте.
  -- Хорошо. Какие-нибудь специальные места, мистер Лаваллет?
  -- Да. С левой стороны.
  -- Для этого есть причина? -- поинтересовалась секретарша.
  -- Еще бы, -- улыбнулся Лаваллет. -- Туда ветер дует.

  -- Ну и в местечко ты меня привел! -- присвистнул Римо.
  -- Никто не просил тебя составлять мне компанию, -- проворчал Чиун.
  -- Воняет, как на городской свалке.
  --  Это  потому,  что  собралось  столько белых, -- съязвил Чиун. -- Я уже
давно заметил это их свойство.
  -- А с чего это мы явились на автозавод?  "Дайнакар  индастриз".  Сроду  о
таком не слышал.
  --  Я здесь потому, что это мой долг, -- сказал Чиун. -- Ты -- потому, что
ты репей.
  У входа на стоянку их остановил охранник в форме и, протянув им картонку с
прикрепленным к ней списком гостей, попросил пометить свои имена.
  Чиун просмотрел список сверху вниз, потом снизу вверх, поставил крестик  у
какого-то имени, вернул бумагу охраннику и прошел в открытые ворота.
  Охранник поглядел на имя, потом на Чиуна, потом опять на имя.
  -- Что-то не слишком он похож на Роберта Редфорда, -- сказал он.
  -- Грим, -- объяснил Римо, -- он сейчас без грима.
  Охранник  понимающе  кивнул  и протянул список Римо. Тот проглядел его и в
самом низу увидел аккуратно напечатанным свое собственное имя: РИМО УИЛЬЯМС.
  Рядом с ним стоял крестик.
  -- Меня кто-то уже отметил.
  -- Ну? Дайте-ка посмотреть. Где?
  -- Вот. Римо Уильямс. Это я. Видите? А рядом крестик.
  Охранник пожал плечами:
  -- Ну и что мне теперь делать? Знаете,  по  идее,  каждый,  кто  приходит,
должен  сам пометить свое имя. Так что теперь я не вправе впустить вас, пока
вы  не  сделаете  пометку  в  списке.  Такая  здесь  система,  и  наш   долг
придерживаться ее.
  -- Что за вопрос! -- сказал Римо. -- Я -- само понимание.
  Взял список, поставил крестик и прошел в ворота.
  Охранник взглянул на имя и крикнул вслед:
  -- Рад вас видеть, мисс Уотерс! Всегда смотрю вашу передачу!
  Римо  догнал  Чиуна,  когда  тот  шел  сквозь  толпу  журналистов, которых
набралось уже больше полусотни. Точнее сказать, маленький кореец не  шел,  а
маршировал  по-командирски,  властной рукой отбрасывая с пути болтающиеся на
ремнях камеры журналистов. Те было подняли крик, но тут  на  помост,  вызвав
дружный  вздох  восхищения, ступила мисс Блейз. Она привела за собой Джеймса
Ривелла, главу "Дженерал автос", и Хьюберта  Миллиса,  президента  "Америкэн
автос", и рассадила их по местам.
  -- Какая грудь! -- потрясенно сказал один фотограф другому.
  -- Да, ничего не скажешь, -- ответил тот, -- Лаваллет знает, где пастись.
  -- Надеюсь, на этой он пасется всласть, -- вставил третий.
  Чиун, остановясь у помоста, осуждающе покачал головой.
  -- Никогда не понимал, что ты и тебе подобные находят в молочных железах!
  -- Разве я что-нибудь сказал? -- спросил Римо.
  На  помосте два только что усевшихся автомагната дружно вынули и прижали к
носам свои носовые платки. Именно в  этом  месте  вонь  превосходила  всякое
разумение, и Римо предложил:
  -- Может, найти место, где разит меньше?
  --  Дыши  реже, -- посоветовал Чиун, -- это поможет тебе. И меньше болтай.
Это поможет мне.
  Римо кивнул и наклонился к Чиуну:
  -- Знаешь, случилась странная штука.
  -- И уж, конечно, сейчас ты поведаешь мне о ней, -- съязвил Чиун.
  -- Да что  с  тобой  сегодня?  Но  все  равно,  слушай.  У  них  в  списке
приглашенных было мое имя. Ты кому-нибудь говорил, что я приду?
  -- Нет. -- Чиун взглянул на Римо, а тот продолжил:
  -- И кто-то поставил рядом с ним крестик. -- Римо подумал, что Чиун слегка
взбодрится, если он выставит себя дураком, и подбросил тому реплику, которая
в обычных  условиях  стопроцентно вызывала первоклассное оскорбление: -- Как
ты думаешь, может на свете быть кто-нибудь в точности, как я?
  Он чрезвычайно удивился, когда Чиун ответил не так, как ожидалось.
  -- Ты видел пометку рядом с твоим именем? -- переспросил тот.
  Римо кивнул.
  -- Римо, еще раз прошу тебя уйти отсюда, -- сказал Чиун.
  -- Нет.
  -- Ну, как знаешь. Но что бы ни произошло, не смей вмешиваться. Понял?
  -- Понял. Слово чести. Что бы ни произошло, у меня связаны руки.
  Чиун,  казалось,  не  слушал,  а  прочесывал  глазами   толпу.   Раздались
нестройные аплодисменты, и все взгляды обратились к помосту с головой Медузы
из  микрофонов.  Лайл  Лаваллет, в синем блейзере с эмблемой новой "Дайнакар
индастриз" на кармашке, помахал прессе и приблизился к микрофонам.
  -- Кто это? -- прошептал Римо то ли себе, то ли Чиуну.
  --  Это  Лайл  Лаваллет,  Непризнанный  Гений  Автоиндустрии,  --  пояснил
репортер рядом. -- Чего ты сюда приперся, если не знаешь даже этого?
  --  В  основном  для  того, чтобы вырвать тебе язык, если вякнешь еще хоть
слово, -- сказал Римо и посмотрел прямо в глаза репортеру.
  Тот мигом захлопнул рот и отвернулся.
  Лаваллет изобразил на лице широкую  улыбку,  зафиксировал  ее  и  медленно
повернулся   на   180  градусов,  чтобы  каждый  желающий  получил  шанс  ее
запечатлеть.
  -- Леди и джентльмены! -- начал он. -- Хочу поблагодарить вас за  то,  что
пришли.  Хочу  также  принести  свои  извинения  за  небольшие  изменения  в
расписании:  меня  задержали  в  больнице,  где  долечивали  нанесенные  мне
огнестрельные  раны.  -- И он опять улыбнулся, давая понять, что потребуется
больше, чем пуля, чтобы остановить Лайла Лаваллета. Жаль,  он  не  догадался
пошутить  с  больничным  персоналом:  получился  бы  чудный материальчик для
журнала "Пипл".
  -- Также я хочу поблагодарить мистера  Джеймса  Ривелла,  главу  "Дженерал
автос",  и мистера Хьюберта Миллиса, президента "Америкэн автос", за то, что
они приняли наше приглашение. Их присутствие здесь  подчеркивает  тот  факт,
что  мы  собрались  сегодня  не  для  того,  чтобы торжественно открыть, так
сказать, спустить на воду,  очередное  коммерческое  предприятие,  но  чтобы
объявить о событии мирового значения.
  Скорбная пауза.
  --  Не могу не упомянуть нашего глубочайшего сожаления по поводу трагедии,
унесшей мистера Дрейка Мэнгена, президента "Нэшнл автос". Я  знаю,  что,  не
вмешайся смерть, Дрейк -- мой добрый старый дружище Дрейк -- с его обширными
познаниями в технике тоже сейчас был бы здесь с нами.
  Римо услышал, как перебросились репликами Ривелл и Миллис.
  --  Добрый  старый  дружище Дрейк? -- поднял брови Ривелл. -- Да Дрейк был
готов убить его!
  -- Хорошая была мысль, -- ответил Миллис.
  -- Но не  будем  более  отвлекаться,  леди  и  джентльмены,  --  продолжал
Лаваллет.  --  Я  знаю, вы все в нетерпении узнать, какой сюрприз приготовил
вам Непризнанный Гений Автомобилестроения на этот  раз.  Что  ж,  все  очень
просто. Всем нам хорошо известный автомобиль на бензиновом топливе -- мертв.
  Молчание длилось, пока Римо не произнес:
  -- И хорошо.
  Лаваллет проигнорировал этот комментарий и продолжал:
  --  Двигатель  внутреннего  сгорания,  основа  традиционной автоиндустрии,
отныне -- музейный экспонат. Динозавр.
  Римо зааплодировал. Его не поддержали.
  -- Перестань, -- сказал Чиун. -- Я слушаю.
  Однако его глаза не переставали сканировать  публику,  и  Римо  знал,  что
Мастер  Синанджу  здесь  совсем  не  для того, чтобы выслушивать сообщения о
каком-то новом автомобиле.
  -- Динозавр, -- повторил Лаваллет. --  В  этом,  знаете  ли,  есть  что-то
ироническое,  потому  что  именно  динозавры  в  течение  многих лет служили
источником нашей чудесной автомобильной культуры --  в  форме  разложившихся
животных   останков,   разумеется,   останков  динозавров,  погибших  еще  в
доледниковый период, которые мы извлекали из-под земли в виде  сырой  нефти.
Однако  эти ресурсы стали иссякать, и наша четырехколесная культура, подобно
динозаврам, оказалась под угрозой медленного вымирания. -- Эффектная  пауза.
-- Сегодня эта угроза предотвращена.
  Лаваллет  провел  ладонью по затылку и с облегчением обнаружил: непокорный
волос на месте.
  -- Когда я вел одинокую борьбу с коммунистической тиранией в Никарагуа, --
сказал он, -- у меня было вдоволь  времени,  чтобы  исследовать  возможности
изыскания новых ресурсов автомобильного топлива. Леди и джентльмены, решение
-- перед вами!
  Он  поднял  голову.  По  этому  знаку вертолет, который кружил неподалеку,
направился к месту действия и  завис  над  серебристой  упаковкой.  Лаваллет
кивнул,  с  вертолета спустили человека на веревке, тот прикрепил ее к крюку
на упаковке, дернул, и вертолет стал медленно подниматься.
  -- Леди и джентльмены, добро  пожаловать  на  публичную  презентацию  чуда
нашего  времени,  супермашины  завтрашнего дня. Позвольте представить вам --
"дайнакар"!
  Серебристая упаковка, привязанная к вертолету, поднималась вверх. У нее не
оказалось  дна,  и,  оторвавшись  от  земли,  она   обнаружила   под   собой
глянцево-черный автомобиль.
  Перед  ним аккуратно в ряд выстроились три новехоньких металлических бачка
для  мусора.  Они  были  полны  до  краев,  оттуда-то  и   относил   ветерок
тошнотворную  вонь  прямо  на  прессу.  Ривелл, на краю помоста, закашлялся.
Хьюберт Миллис поперхнулся и побагровел.
  Рядом с бачками стояло черненькое устройство, похожее на большой пылесос.
  -- Подобно тому,  как  автомобили  вчерашнего  дня  работали  на  топливе,
полученном из вчерашних отходов, "дайнакар" -- автомобиль дня завтрашнего --
будет  работать  на  отходах  сегодняшних.  Никакого бензина. Никакой нефти.
Никакого загрязнения окружающей среды. Джентльмены, прошу вас.
  Он кивнул рабочим, которые подошли к мусорным  бачкам  и  один  за  другим
вытряхнули  их  в  воронку  черного  устройства. Полусгнившие старые газеты,
очистки картофеля, куриные кости, грязные тряпки --  все  это  повалилось  в
круглую  черную  дыру,  но  что-то  упало  мимо, и по блестящему боку машины
поползли слизни. Рабочие торопливо смахнули их внутрь. Когда все  три  бачка
опустели, на черном устройстве была нажата кнопка.
  Раздался высокий перемалывающий вой, будто две машины -- для сушки белья и
для переработки мусора -- заработали одновременно.
  Горка  хлама, венчающая воронку, задрожала, приподнялась, опала и медленно
исчезла в чреве устройства.
  -- Сейчас вы видите, как работает преобразователь отходов  "дайнакар",  --
объявил  Лаваллет. -- Это устройство проделывает те же самые операции, как в
свое время при переработке скелетов  динозавров  в  нефть.  С  той,  однако,
разницей, что в нашем случае процесс длится не тысячелетиями, а мгновенно. И
конечный продукт, к тому же, выдается сразу очищенным.
  Вой  прекратился.  Лаваллет  дал  знак.  Рабочий  закрыл воронку крышкой и
отступил в сторону, с видимым усилием сдержав  рвотный  позыв.  Это  вредило
имиджу  корпорации,  и  Лаваллет  пометил  себе  в  уме,  что рабочего нужно
непременно уволить.
  Он сошел с помоста. Римо заметил,  что  два  автопромышленника,  Ривелл  и
Миллис,   с   интересом  наклонились  вперед.  Чиун,  меж  тем,  по-прежнему
разглядывал собравшихся.
  Лаваллет подошел к черному устройству и открыл  дверцу  в  его  основании.
Повернулся   к  гостям,  подняв  над  головой  грязновато-коричневый  брусок
размером с пачку сигарет.
  -- Взгляните, леди и джентльмены. Три емкости отходов, которыми только что
на ваших глазах был заполнен преобразователь, превратились вот в это.
  -- И при чем здесь автомобили?! -- выкрикнул кто-то.
  -- При всем, -- победно ответил Лаваллет. -- При том, что этот кирпичик  в
моей  руке  --  полноценное  топливо, на котором мой "дайнакар" будет бегать
неделю без дозаправки. Только представьте себе! Вместо  того,  чтобы  каждый
вторник  выбрасывать отходы, вы просто заполняете преобразователь, включаете
мотор -- и вынимаете из него топливо  для  вашего  автомобиля.  Одним  махом
решаются  две  проблемы сразу -- уничтожения отходов и источника энергии для
транспорта!
  Выкрикнули следующий вопрос. Лаваллет узнал крикуна: он был от независимой
местной радиостанции, которая никогда не жаловала Лаваллета. Там  не  только
отказывались  именовать  его Непризнанным Гением, но, напротив, по существу,
обозвали крупнейшим неудачником автоиндустрии. Вопрос был ехидный и  состоял
в следующем:
  -- Мою станцию интересует, что делать, если в семье две автомашины?
  --  Такие  семьи  могут  круглые сутки слушать вашу станцию. Вы извергаете
столько хлама, что его хватит на всю страну.
  По толпе пробежал смешок. Лаваллет удивился: где взрыв хохота? Внимательно
посмотрел  на  лица  и  вместо  заинтригованного   изумления,   на   которое
рассчитывал,  увидел  беспокойство  в  глазах,  нахмуренные  лбы  и изрядное
количество зажатых пальцами носов.
  --  Давайте  напрямую,  мистер  Лаваллет,  --  спросил  телерепортер.   --
Автомобиль действует исключительно на мусоре?
  --  На  отходах,  --  поправил  Лаваллет.  Слово "мусор" ему не нравилось.
Только представить  заголовок  в  "Инкуайре":  "НЕПРИЗНАННЫЙ  ГЕНИЙ  ИЗОБРЕЛ
МУСОРОМОБИЛЬ"!
  -- На любых? -- уточнили справа.
  --  Абсолютно.  На  всем, на чем угодно, от рыбьих голов и старых комиксов
до...
  -- А на дерьме? -- перебил его  журналист  из,  судя  по  значку,  журнала
"Роллинг Стоун".
  -- Прошу прощения?
  -- Я говорю о фекалиях. Будет он работать на дерьме?
  -- Этого мы не пробовали...
  -- Но могли бы?
  После  короткой паники Лаваллет с облегчением понял, что ни одна уважающая
себя американская газета не выпустит в свет  словечко  "дерьмомобиль".  И  в
конце-то концов, кого волнует, что пишется в "Роллинг Стоун"!
  -- Вполне возможно. В самом деле, не вижу причин, почему бы нет.
  --  Мы хотим посмотреть, как она ездит, -- сказал журналист из зловредного
"Роллинг Стоун".
  До сих пор, видно,  эта  мысль  в  голову  ни  одному  из  журналистов  не
приходила, потому что все они вдруг закричали вразнобой:
  --  Верно!  Точно!  Давайте  посмотрим, как она бегает! Покатайтесь в ней,
Лаваллет!
  Лаваллет, жестом призвав к тишине, сказал:
  -- Это второй  прототип.  Первый  украли  на  прошлой  неделе...  Полагаю,
промышленный   шпионаж.   Но   они   обманулись.   Оба   изобретения   --  и
преобразователь, и автомобильный мотор "дайнакар" -- столь революционны, что
построить их, не имея моих эксклюзивных патентов, нет никакой возможности. А
кроме  того,  чтобы  секрет  действия  системы  оставался  в  исключительной
собственности   компании  "Дайнакар",  каждая  модель  будет  выпускаться  с
фирменной  печатью  на  радиаторе,  и   только   лицензированные   компанией
мастерские  получат  право  их  обслуживать. Всякий, кто попытается нарушить
печать, обнаружит, что мотор самоуничтожился, превратившись  в  бесформенную
железку, -- что, я уверен, и случилось с ворами, которые увели единственную,
помимо  стоящей  перед  вами,  существующую модель. А теперь... Демонстрация
"дайна-кара" в действии!
  Шествуя сквозь толпу,  Лаваллет  чувствовал  на  себе  неотрывные  взгляды
Ривелла  и  Миллиса.  Окруженный  фотографами  и  телеоператорами, он открыл
маленький люк в капоте автомобиля и вложил внутрь кирпичик сжатого мусора.
  -- Итак, леди и джентльмены, этого достаточно,  чтобы  автомобиль  работал
неделю.
  Он  уселся  за  руль, и когда вспышки фотокамер засверкали со всех сторон,
поднял напоказ золотой ключик зажигания.
  Сначала журналистам показалось, что Лаваллету не  удается  завести  мотор.
Они  видели,  как  он вставил и повернул ключ зажигания, но из-под капота не
донеслось урчания, машина не дрогнула, не затряслась.
  Но вдруг, жизнерадостно махнув в окно, Лаваллет резво  тронулся  с  места.
Периметр  стоянки,  свободный  от  автомобилей,  стал испытательной трассой.
Кто-то из репортеров подсчитал, что всего в десять секунд скорость  возросла
с  нуля  до  65  миль  в  час,  для негоночной машины -- показатель хороший.
Лаваллет завершил круг и плавно притормозил у старта. Исключая визг  шин  по
бетону, за всю поездку "дайнакар" не издал ни единого звука.
  Во  весь  рот  улыбаясь,  Лаваллет выбрался из машины и принял героическую
позу.  Мисс  Блейз,  на  помосте,  первой  начала  аплодировать.   Репортеры
поддержали  ее  почин  -- не столько потому, что считали овацию необходимой,
сколько чтобы поощрить мисс Блейз подольше продолжать это волнующее ее грудь
действие.
  Лаваллет  дал  знак  рабочим,  те,  подойдя,  выстроились  в   ряд   перед
"дайнакаром".  Один  проговорил что-то в радиотелефон, и через мгновение над
головами присутствующих снова появился вертолет  со  все  еще  свисающей  на
веревке  гигантской  серебристой  упаковкой,  под  которой  пряталась машина
вначале. Ловким, хорошо отработанным движением вертолет развернулся и  снова
накрыл  "дайнакар".  Рабочий  отсоединил  веревку,  вертолет  был  таков,  а
Лаваллет вернулся на помост и сказал в микрофоны:
  -- Если есть вопросы, прошу вас.
  -- Вы утверждаете, что это экологически чистая машина?
  -- Вы же видели  сами:  ни  газов,  ни  выхлопной  трубы,  ни  даже,  могу
прибавить, глушителя.
  -- А запах?
  -- Какой запах? -- удивился Лаваллет.
  -- Зловоние. Когда вы проехали мимо, мы все его слышали.
  --  Вздор, -- сказал Лаваллет. -- Это всего лишь остаточный запах отходов,
которые стояли  здесь  в  ожидании  своей  переработки.  Прошу  простить  за
доставленное  неудобство,  но  я  хотел  использовать  наихудший, застарелый
вариант отбросов, чтобы показать в полной мере, до какой степени  эффективен
процесс.
  -- Надо было попробовать дерьмо! -- нес свое репортер из "Роллинг Стоун".
  --   В  начале  этой  недели  в  вас  стрелял  некто,  заявивший,  что  он
представляет собой группу "зеленых" экстремистов. Как вы думаете,  произошел
бы этот инцидент, если бы покушавшийся знал о "дайнакаре"?
  --  Думаю,  что  нет,  --  сказал Лаваллет. -- "Дайнакар" -- голубая мечта
"зеленых".
  -- Что скажешь, Чиун? -- спросил Римо.
  -- Скажу, что хорошо б ты ушел отсюда.
  Чиун по-прежнему разглядывал толпу.
  -- Это мы уже обсудили. Да что, черт возьми, ты все время ищешь?
  -- Душевный покой. И не нахожу, -- огрызнулся старик.
  -- Отлично, -- пожал плечами Римо. -- Получай свой покой. Пойду поброжу.
  -- Помни, что обещал ни во что не лезть!
  Римо исчез в толпе. Какой бес вселился в Чиуна? Ладно, предположим, старик
не в духе, потому что его задело шальной пулей, но при  чем  здесь  Римо?  И
зачем  было являться сюда? С чего он вздумал, что тот, кто его ранил, придет
тоже?
  Между тем Лаваллет продолжал отвечать на вопросы.
  --  Мистер  Лаваллет,  хотя  всем  известно,  что  вы  Непризнанный  Гений
Автоиндустрии,  изобретателем  вы  не  числитесь. Как же вам удалось создать
революционное  технологическое  открытие,  на   основе   которого   работает
"дайнакар"?
  --  Как  ни  странно,  в  этой  машине  нет  технологических  открытий, за
исключением привода, -- гладко произнес Лаваллет. -- Все остальное имелось в
наличии.  Широко  известно,  что  на  Западе  есть   жилые   дома   и   даже
электростанции,   использующие  в  качестве  топлива  спрессованные  отходы.
Проблема состояла в том, чтобы воплотить существующую  технологию  в  формы,
доступные каждой американской семье. Мы ее решили.
  -- Когда вы сможете приступить к производству?
  -- Немедленно, -- сказал Лаваллет.
  --   Когда,   по   вашему  мнению,  вы  сможете  реально  конкурировать  с
автогигантами "Большой Тройки"?
  -- Вопрос следует переадресовать, -- усмехнулся  Лаваллет,  --  когда  они
смогут конкурировать со мной?
  Он  с улыбкой повернулся к Ривеллу и Миллису, которые так и сидели на краю
помоста, не отрывая глаз от серебристой упаковки "дайнакара".
  -- Вообще говоря, -- продолжал Лаваллет, -- с того времени, как  случилась
трагедия  с  Дрейком  Мэнгеном,  ко  мне обратился уже не один представитель
компании "Нэшнл автос".  Кто  знает,  может,  мы  сумеем  найти  возможность
объединить наши усилия?
  -- Вы хотите сказать, что возглавите "Нэшнл автос"?
  -- Такого поста мне не предлагали, -- сказал Лаваллет, -- но мистер Мэнген
погиб,  как  это  ни  прискорбно,  и,  возможно, "Нэшнл автос" приспела пора
изменить направление развития. "Дайнакар" -- компания завтрашнего  дня.  Все
остальные -- вчерашнего.
  -- Ривелл! Миллис! -- переключились журналисты.
  Те вздрогнули, словно их застали врасплох.
  --  Вы  допускаете возможность объединения с Лаваллетом?! -- закричал один
репортер.
  -- Для производства модели "дайнакар"? -- подхватил другой.
  У края помоста Римо приметил группу вполголоса переговаривающихся людей  в
костюмах-тройках.  По  тому,  как  они держались, он сразу понял: одетые под
обычных бизнесменов, они  вооружены.  Жесты  их  были  скованны,  ладони  не
отстранялись  далеко  от  пояса или подмышки, где крепилось оружие. Там даже
слегка оттопыривались  пиджаки.  Недоумки,  подумал  он.  Лучше  б  нацепили
галстуки с люминесцентной вышивкой: "Телохранитель".
  Усиленный  динамиками,  голос  Лайла Лаваллета плыл над головами. Внимание
Римо привлек оператор, двигающийся по кромке толпы, и произошло это  потому,
что видеокамеру тот держал неловко, словно не привык к ее весу. Оператор был
высокий,  темноволосый,  со  шрамом,  пересекающим  правую  скулу, и ледяным
взглядом, в котором Римо почудилось что-то знакомое.
  Неторопливо обойдя толпу, тот оказался в  ее  арьергарде  строго  лицом  к
месту, где сидели автомобильные бонзы Ривелл и Миллис.
  Уголком  глаза  Римо  заметил, что Чиун перемещается к помосту. Видимо, он
тоже что-то почуял. Но от чего, черт возьми, предостерегал его старик?
  Пожалуй, лучше всего -- развернуться и уйти восвояси. Не его дело.  Однако
уже  додумывая  эту  здравую мысль, он увидел, что тот самый оператор правой
рукой возится с ручкой  камеры,  пристроенной  на  левом  плече.  Он  что-то
затевал,  это  было  ясно  как  день,  а  потом вдруг все его тело замерло в
стойке, которая могла означать только одно: оружие.
  -- Чиун! Внимание! -- крикнул Римо.
  Кратчайший путь к оператору был сквозь толпу  журналистов,  и  Римо  мощно
двинулся  вперед,  разметая  собой  людей,  как пудовый шар разметает легкие
кегли.
  Человек со шрамом уронил повисшую на ремне видеокамеру, в его руках  вдруг
оказался  черный  длинноствольный  пистолет,  он  прицелился, как на учебных
стрельбах, и, прежде чем Римо настиг его, ахнуло четыре выстрела.
  Раз, два, три, четыре. Один за другим быстро, как автоматная очередь.
  Римо перевел взгляд на помост. Тело Чиуна наискось накрыло тела Миллиса  и
Ривелла.  Все  трое  были  недвижны.  Лайл  Лаваллет  бежал  к ним по слегка
наклонному помосту. С другой стороны бежали телохранители.
  Римо, изменив курс, кинулся туда  же.  Вокруг  помоста  плотно  сгрудились
журналисты, и Римо, сделав вольт над их головами, приземлился на груду тел.
  -- Чиун, Чиун, ты в порядке?
  --  Был,  пока  какой-то  слон  не  рухнул  на  меня, бедного, -- раздался
скрипучий голос.
  Убийца перестал стрелять:  слишком  много  журналистов  мельтешило,  мешая
попасть  в  цель.  Значит, пора его брать. Римо попытался встать на ноги, но
тут куча-мала пополнилась свалившимися на него Лаваллетом и телохранителями.
  -- Я возьму стрелка, Чиун, -- сказал Римо и начал было выскальзывать  из--
под тел, как вдруг почувствовал, как что-то держит его за лодыжку.
  Он  попытался  освободиться.  Хватка разжалась. Он хотел встать -- в клещи
попала другая  лодыжка.  В  суматохе  все  руки-ноги  так  перепутались,  не
разберешься.
  Римо  рванулся  что  было  сил,  но внезапно все препятствия исчезли, и он
плашмя рухнул на доски.
  Поднявшись наконец на ноги, он осмотрелся поверх  голов  толпящихся  перед
помостом. Стрелок исчез.
  Римо соскочил вниз, прочесал толпу, но того и след простыл, только жужжали
в ушах репортеры:
  -- Кто это был?
  -- Кто стрелял?
  -- Кто-нибудь ранен?
  И вдруг:
  -- А я знаю, кто стрелял.
  Римо молнией подлетел со спины и ухватил сказавшего это за мочку уха:
  -- Говори, кто!
  -- Перестань, -- зашипел тот от боли.
  -- Сначала скажи, кто.
  --  Оператор.  Мы  пришли  сюда  одновременно,  и я видел его имя в списке
приглашенных.
  -- Что за имя?
  -- Смешное какое-то. Ой, не надо! Скажу-скажу. Римо Уильямс.
  Римо отпустил ухо, тяжко сглотнул и побежал к помосту за Чиуном. Надо было
успеть выбраться с места  событий,  чтобы  не  стать  звездами  шестичасовых
новостей.
  Автостоянку они покидали под вой приближающихся полицейских сирен.

        ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  Нет, Мастер Синанджу есть не хочет. Нет, Мастер Синанджу не захочет есть в
предсказуемом  будущем,  по крайней мере, до тех пор, пока это неблагодарное
создание -- его ученик -- не перестанет покушаться на его уединение.
  -- Ну а я голоден как волк и сейчас приготовлю рис.
  -- Отлично,  --  отозвался  Мастер  Синанджу  и  машинально  прибавил:  --
Приготовь  его  в  Массачусетсе.  --  Это была фраза из застрявшего в памяти
рекламного ролика.
  Римо сдержался, чтобы  не  сдерзить,  и  направился  в  кухоньку,  которая
имелась  при  номере.  На стойке, доставленные посыльным, лежали шесть пачек
коричневого риса и для разнообразия одна пачка белого --  по  мнению  Чиуна,
куда менее питательного и вкусного. Не говоря уж о цвете.
  Римо открыл пачку белого.
  -- Ага! Мой любимый белый рис!
  Он  посмотрел  в гостиную -- удостовериться в отвращении, начертавшемся на
пергаментной физиономии Чиуна. Но старик так и остался сидеть, как сидел  --
в позе лотоса посреди комнаты.
  -- Давненько я не ел белого риса! Даже слюнки текут!
  Чиун пренебрежительно фыркнул.
  Римо  поставил  на  огонь кастрюлю с водой и отмерил с полчашки риса. Пока
вода закипала, он вел светскую беседу, хотя настроение у него было так себе.
И все-таки после целого дня бесплодных ссор и уговоров надо было попробовать
подкатиться к Чиуну и с этой стороны тоже.
  -- Как мечтал я о чашке риса в пустыне после крушения! И знаешь что, Чиун?
Я был у них главным, у тех, кто спасся. Прямо посреди пустыни. И знаешь что?
Мне понравилось.
  -- Молодец, --  сказал  Чиун.  --  Пусть  Смит  на  Рождество  купит  тебе
песочницу.
  --  Мне  нравилось,  что меня слушаются. Мы сидели там, среди песка, и эти
люди, которых я до того в жизни не видел, ждали от меня верных решений.
  -- И песок ждал тоже, -- сказал Чиун.
  Закипающая вода в  кастрюле  пустила  первые  пузыри,  и  Римо,  не  найдя
деревянную ложку, удовлетворился пластмассовой.
  --  Мне кажется, некоторым я даже спас жизнь, -- продолжал он. -- Я всегда
буду помнить об этом. Пожалуй, теперь я лучше понимаю, как важно  для  тебя,
чтобы в Синанджу все были сыты.
  Он высыпал рис в бурлящий кипяток.
  Взгляд   коричневатых  глаз  Чиуна  смягчился,  он  было  открыл  рот,  но
опомнился, перехватил едва  не  сорвавшееся  с  губ  доброе  слово  и  снова
уставился в пустоту.
  Для  Римо  это  все  отнюдь  не  осталось  незамеченным. Накрывая кастрюлю
крышкой, он говорил:
  -- Раньше я думал, что жители Синанджу -- ленивые неблагодарные  паразиты.
Все и каждый. Присосались к деньгам, которые Мастер добывает потом и кровью.
Но теперь я переменил свое мнение.
  Своим  длиннющим  ногтем  Чиун  смахнул  что-то с глаза. Неужто слезу? Так
держать, решил Римо.
  -- Теперь я понимаю, что это почетный долг  Мастера  --  содержать  родную
деревню.
  Он  выждал  пять  минут, прежде чем снять крышку с кастрюли. Рис получился
мягкий и пышный.
  -- Может, когда-нибудь кормить жителей Синанджу  выпадет  мне,  --  сказал
Римо, раскладывая рис в две одинаковые пиалы. -- Я почту это за честь.
  Он покосился на Чиуна, но кореец отвернулся.
  -- Будешь рис? -- мягко спросил Римо.
  Чиун  поднялся  с  пола  так  стремительно, словно его катапультировало, и
золотой  вспышкой  цвета  кимоно,  в  котором  он  был  сегодня,   преодолел
расстояние до двери в спальню.
  Дверь  за ним хлопнула, но и сквозь нее Римо слышал, как громко сморкается
Мастер Синанджу. Звук был похож на гусиное "га-га-га".
  Через некоторое время дверь растворилась, и  Чиун  предстал  в  обрамлении
проема, спокойный, величественный, с умиротворенным выражением лица.
  -- Да, сын мой. Немного поем, пожалуй, -- чинно сказал он.
  Когда они отставили опустевшие пиалы и палочки для еды, Римо сказал:
  -- Мне надо поговорить с тобой, папочка.
  Чиун жестом остановил его:
  -- Приличия должны быть соблюдены. Сначала о еде.
  -- Да?
  --  Сдается  мне, ты научился наконец по-настоящему готовить рис. Вот этот
был сварен правильно, не то  что  несъедобный  клей,  который  получается  у
японцев. Этот был сделан по-корейски.
  -- Рецепт -- из китайского ресторана.
  --  А  ты  хоть  знаешь, откуда он у китайцев? -- фыркнул Чиун. -- Китайцы
стащили настоящую технологию приготовления риса у  корейцев,  во  всем  мире
признанных лучшими поварами.
  Римо   согласно  кивнул,  хотя  единственное  корейское  блюдо,  какое  он
когда-нибудь пробовал -- что-то вроде  маринованной  капусты,  --  по  вкусу
напоминало протухшие водоросли.
  Он в ожидании опустил голову, пока Чиун не произнес наконец:
  -- Вот теперь можно поговорить о других вещах.
  --  Я знаю, Чиун, что тебе эта тема неприятна, но не могу не спросить: кто
был этот тип с пистолетом?
  -- Какой-то безумец, которому нравится стрелять  в  людей,  --  отмахнулся
Чиун.
  -- Один из журналистов знал его имя.
  --  Псевдоним,  --  сказал Чиун. -- Американские гангстеры часто выступают
под псевдонимами.
  -- Но этот назвал себя Римо Уильямс.
  -- Наверно, выудил наобум в телефонной книге, -- предположил Чиун.
  -- Не так уж много Римо Уильямсов в телефонных книгах,  папочка.  А  зачем
Смит послал тебя в Детройт?
  -- Дела! -- вздохнул Чиун.
  -- Ну это-то я понял. Что, охотишься за этим стрелком?
  -- Тоже мог бы понять.
  --  Я стараюсь держаться уважительно и беседовать, как подобает, -- сказал
Римо, и Чиун, на редкость пристыженный, ничего не ответил. -- Я передумал об
очень многих вещах там, в пустыне. Я думал о том, кто я  такой  и  откуда  и
почему  у  меня  никогда  не  было родных, кроме тебя, конечно. Мне кажется,
потому-то меня так впечатлило такое, знаешь, уважительно-зависимое отношение
остальных пассажиров. Это было похоже на семью.
  Чиун молчал, и Римо продолжил:
  -- Странно, что у этого типа такое же имя, как у меня.
  --  Одно  дело  --  иметь  имя,  --  сказал  Чиун.  --  Совсем  другое  --
воспользоваться чужим.
  -- Ты думаешь, он воспользовался моим?
  --  Этот  человек -- гнусный и жестокий обманщик, злобный, порочный белый.
Не будь он так вероломен, мою седую голову не обезобразил бы этот шрам.
  -- Рана скоро заживет, папочка.
  -- Да, но не заживет стыд. Во всяком случае, не заживет, пока я  не  сотру
этого мерзавца с лица земли. В мире таким не место!
  Голос Чиуна дрожал от гнева.
  -- Я готов помочь, -- сказал Римо.
  Но  почему  Чиун  так  странно  взглянул на него в ответ? Словно сверкнула
молния. Что это? Неужто страх?
  -- Нет, -- сказал Чиун  как-то  слишком  громко.  --  Ты  не  должен.  Это
запрещено.
  --  Стыд, что тебя тяготит, лежит и на моих плечах тоже, -- возразил Римо.
-- Ты же сам это знаешь.
  -- Я знаю это и знаю много других вещей. Некоторые из  которых  тебе,  сын
мой, неизвестны.
  -- Например?
  --  Я  знаю, что делать можно и чего нельзя. И поскольку я твой учитель, а
ты мой ученик, ты должен принять это без разговоров.
  -- Не спорю, -- сказал Римо, -- но твой долг -- объяснить  мне  эти  вещи,
иначе я никогда их не постигну.
  Не оставалось сомнений, что Чиун что-то скрывает. Но что?
  --  Подожди  здесь, -- спокойно произнес Чиун, стремительно-плавно встал и
мягко зашлепал  к  лакированным  сундукам,  аккуратно  составленным  в  углу
гостиной.
  Он  нырнул  на  самое  дно  одного из них, порылся немного, удовлетворенно
хмыкнул и вернулся, бережно держа что-то в костлявых пальцах.
  Уселся наискось от Римо и подал ему то, что принес.
  -- Это -- одно из величайших сокровищ Синанджу.
  Римо  принял  вещицу  размером  с  кулак,  серую,  испещренную  блестящими
крапинками кварца, холодную на ощупь.
  -- Простой камень? -- спросил он.
  -- Нет, -- сказал Чиун. -- Не простой. Это камень с Луны.
  Римо повертел его в руках.
  -- С Луны? Наверно, Смит раздобыл его для тебя. -- Он улыбнулся. -- Чем же
ты заморочил Смита, что он уломал НАСА отдать тебе образец лунного грунта?
  --  Нет,  -- сказал Чиун. -- Этот камень дал мне мой отец, который получил
его от своего отца, и так далее, до того, кто поднял его с лунных  предгорий
-- Мастера Шаня.
  Римо вскинул бровь.
  -- Никогда не слыхивал о таком. И, смею предположить, вряд ли слыхивали на
Луне.
  --  Мастер  Шань,  --  значительно  потряс  головой  Чиун, -- известен как
Мастер, который ходил на Луну.
  -- А, ну тогда понятно, -- улыбнулся Римо. --  Известно,  что  у  Мастеров
древности  не  было  космических кораблей, но Мастера в них, естественно, не
нуждались, потому что ходили в космос пешком.
  -- Я пропущу  мимо  ушей  твою  дерзость,  ограничившись  замечанием,  что
категоричность -- прибежище невежд.
  --  Невежда  я  или нет, но первым из людей на Луну ступил Нейл Армстронг,
американец. А с чего это мы вдруг о Луне? Начали  с  того,  что  есть  вещи,
которые  тебе известны, а мне -- нет, и сейчас стало категорически ясно, что
о Луне ты не знаешь ничего. Меньше, чем ничего.
  -- Я расскажу тебе историю Мастера Шаня, --  сказал  Чиун.  --  Это  было,
когда  в Китае правила династия Хань. Мастер Шань тогда был правящий Мастер,
но за исключением похода на Луну за ним не числится  великих  деяний.  Итак,
Мастер Шань часто выполнял задания китайского императора. Это было в те дни,
когда китайцы еще расплачивались по своим счетам. Страной воров и попрошаек,
каким  мы  знаем его сейчас, Китай стал позже. Как бы то ни был