ас. Почему бы нам всем не поехать к ней? Нора полностью была поглощена тем, что наливала себе в чашку кофе. - Зачем? - спросил я. - Что это вам взбрело в голову? При всем желании было трудно найти два более невинных лица, чем лица Дороти и Норы. - Да ничего, Ник, - сказала Дороти. - Мы просто подумали, что это будет мило. Еще рано, и... - И мы все любим Мими. - Не-ет, однако... - Еще слишком рано, чтобы ехать домой, - сказала Нора. - Можно поехать в какой-нибудь бар, - предложил я, - или ночной клуб, или же в Гарлем. Нора скорчила гримасу. - Все твои предложения сводятся к одному. - Хотите, поедем в заведение Барри и попытаем счастья в фараон? Дороти хотела было сказать "да", однако, увидев, что Нора опять скорчила гримасу, промолчала. - Все дело в том, что мне совсем не хочется опять видеть Мими, - сказал я. - Для одного дня я общался с ней более чем предостаточно. Нора вздохнула, демонстрируя свое безграничное терпение. - Ну ладно, раз уж мы, как обычно, обречены провести остаток вечера в каком-нибудь питейном заведении, то я предпочла бы поехать к твоему дружку Стад си, если только ты не позволишь ему поить нас тем омерзительным шампанским. Стадси очень мил. - Я постараюсь, - пообещал я и спросил Дороти: - Гилберт сообщил тебе, что застал меня и Мими в двусмысленном положении? Она попыталась перехватить взгляд Норы, однако Нора была занята тем, что рассматривала свою тарелку. - Он... он не совсем так об этом рассказывал. - А он рассказал тебе о письме? - От жены Криса? Да. - Голубые глаза ее заблестели. - Мама просто в ярость придет, когда узнает! - Тебе, похоже, эта мысль нравится. - Вы так думаете? А разве она когда-нибудь пыталась вызвать во мне... Нора сказала: - Ник, прекрати издеваться над ребенком. Я прекратил. XXII В "Пигирон Клаб" дела шли прекрасно. Там было полно народу, в воздухе стояли дым и гвалт. Стадси вышел из-за кассы, чтобы нас поприветствовать. - Я не зря надеялся, что вы заглянете. - Он пожал руку мне и Норе и широко улыбнулся Дороти. - Есть что-нибудь интересное? - спросил я. Он поклонился. - Когда находишься рядом с такими дамами, все интересно. Я представил его Дороти. Он отвесил ей поклон, проговорил что-то витиеватое насчет "любого, кто приходится другом Нику", и остановил официанта. - Пит, поставь сюда столик для мистера Чарльза. - Ты каждый вечер устраиваешь здесь такую давку? - спросил я. - Я тут ни при чем, - ответил он. - Попав сюда один раз, они обязательно приходят снова. Может, у меня и нет черных мраморных плевательниц, зато у посетителей не возникает желания сразу же выплюнуть то, что они здесь покупают. Хотите, присядем к стойке, пока нам ставят столик? Мы сказали, что хотим и заказали напитки. - Ты уже слышал про Нанхейма? - спросил я. Прежде чем решить, какой дать ответ, он некоторое время смотрел на меня, а затем сказал: - Ага, слышал. Его девушка сегодня здесь, - он мотнул головой, указывая на противоположную сторону помещения, - наверное, отмечает это событие. Поверх головы Стадси я осмотрел другую сторону помещения и, наконец, обнаружил крупную рыжеволосую Мириам, сидевшую за столиком в компании пяти-шести мужчин и женщин. - Слышал, кто это сделал? - Она говорит, что полиция - он слишком много знал. - Это просто смешно, - сказал я. - Смешно, - согласился он. - А вот и ваш столик. Усаживайтесь. Я сейчас вернусь. Мы перенесли свои стаканы за столик, который официанты втиснули между двумя другими столами, занимавшими место, коего вполне хватило бы лишь для одного из них, и устроились настолько удобно, насколько это было возможно. Нора отхлебнула из своего стакана; ее передернуло. - Как ты думаешь, может, сюда добавили той самой "горькой вики", которую так любят вставлять в кроссворды? - Ой, смотрите! - произнесла Дороти. Мы посмотрели и увидели направлявшегося к нам Шепа Морелли. Внимание Дороти привлекло его лицо. В тех местах, где не было шрамов, лицо сильно опухло, а цвет его варьировался от насыщенно-пурпурного под одним глазом до нежно-розового, в каковой был окрашен кусочек пластыря, приютившийся у него на подбородке. Морелли подошел к нашему столику и наклонился над ним, опершись о столешницу обоими кулаками. - Послушайте, - сказал он. - Стадси говорит, что я должен принести извинения. Нора пробормотала: "Надо же, каков наш старина Стадси", а я спросил: - Да? Морелли покрутил головой, на которой не было живого места. - Я не привык извиняться за свои поступки - меня либо принимают таким, каков я есть, либо не принимают вовсе, - однако, не скрою, я сожалею, что потерял голову и выпалил в вас; надеюсь, рана не слишком вас беспокоит, и если я могу что-либо сделать, то... - Забудем. Присядьте и выпейте чего-нибудь. Мистер Морелли - мисс Уайнант. Глаза Дороти расширились; она была явно заинтересована. Морелли нашел стул и сел за столик. - Надеюсь, вы тоже не станете держать зло против меня, - сказал он Норе. Она ответила: - Ну что вы, это было так интересно. Он подозрительно посмотрел на нее. - Выпустили под залог? - спросил я. - Ага, сегодня после обеда. - Он осторожно потрогал лицо рукой. - Вот так и появляются новые шрамы. Мне пришлось еще в течение некоторого времени оказывать сопротивление при аресте, прежде чем они отпустили меня на все четыре стороны. Нора возмущенно произнесла: - Это ужасно. Вы хотите сказать, что они и в самом деле... Я похлопал ее по руке. Морелли сказал: - От них трудно ожидать чего-либо другого. - Он растянул распухшую нижнюю губу, изображая, должно быть, скорбную улыбку. - Все не так страшно, когда этим занимаются двое или трое из них. Нора повернулась ко мне. - Ты тоже принимал участие в подобных вещах? - Кто? Я? Держа в руках стул, к нам подошел Стадси. - Здорово они его разукрасили, а? - сказал он, кивнув в сторону Морелли. Мы подвинулись, и он уселся. Затем Стадси снисходительно ухмыльнулся, бросив взгляд на Нору и на ее стакан. - Думаю, в забегаловках на вашей хваленой Парк Авеню вряд ли подают лучшие напитки - зато здесь вы платите всего пятьдесят центов за маленькую порцию. Улыбка Норы выглядела довольно жалко, но все же это была улыбка. Под столом она наступила мне на ногу. Я спросил Морелли: - Вы знали Джулию Вулф, когда она жила в Кливленде? Он искоса посмотрел на Стадси, который, откинувшись на спинку стула, обозревал помещение, где прямо на глазах росли его доходы. - И когда ее звали Рода Стюарт? - добавил я. Он посмотрел на Дороти. - Можете говорить спокойно, - сказал я. - Она - Дочь Клайда Уайнанта. Стадси прекратил обозревать помещение и во весь рот улыбнулся Дороти. - Правда? А как поживает ваш папочка? - Но я же его не видела с тех пор, когда была маленькой девочкой, - сказала она. Морелли смочил кончик сигареты и вставил ее между распухшими губами. - Я сам из Кливленда. - Он зажег спичку. Глаза его были тусклыми - он изо всех сил старался, чтобы они казались тусклыми. - Тогда ее звали совсем не Рода Стюарт, а Нэнси Кейн. - Он опять взглянул на Дороти. - Ваш отец об этом знал. - А вы знаете моего отца? - Мы однажды с ним беседовали. - О чем? - спросил я. - О ней. - Спичка в его руке догорела до самых пальцев. Морелли бросил ее, зажег новую, прикурил и вопросительно посмотрел на меня, подняв брови и наморщив лоб. - Думаете, можно? - Конечно. Здесь нет никого, перед кем бы вы не могли говорить. - О'кей. Он страшно ревновал. Я хотел набить ему морду, но она не позволила. Она была права: ведь Уайнант был источником ее доходов. - Как давно это было? - Шесть-восемь месяцев назад. - А вы видели его после того, как ее убили? Он покачал головой. - Я вообще видел его всего пару раз, и та встреча, о которой я вам рассказываю, была последней. - Она утаивала от него деньги? - Мне она об этом не рассказывала. Думаю, что утаивала. - Почему? - У нее была голова на плечах - и совсем не глупая притом. Где-то же она доставала деньги. Однажды мне понадобилось пять тысяч. - Он щелкнул пальцами. - Наличными. Я решил не спрашивать, вернул ли он ей эти пять тысяч. - Быть может, он сам их ей дал. - Конечно - быть может. - Вы рассказали об этом полиции? - спросил я. Он презрительно усмехнулся. - Они надеялись, что смогут выбить из меня информацию. Спросите их, что они сейчас по этому поводу думают. Вы - нормальный парень, а не... - Он оборвал фразу и взял пальцами сигарету, до того зажатую между губами. - Опять этот мальчик уши развесил, - проговорил Морелли и, протянув руку, дотронулся до уха мужчины, который, сидя за одним из столиков, между коими мы приютились, все дальше и дальше откидывался назад, приближаясь к нам. Мужчина подскочил и повернул испуганное, бледное, помятое лицо в сторону Морелли. - Втяни-ка свое ушко - хватит полоскать его в наших стаканах. Заикаясь, мужчина пробормотал: - Я не-не имел в виду н-ничего дурного, Шеп. - Он вдавил живот в край стола, стараясь как, можно дальше отодвинуться от нас, что, однако, не помогло ему удалиться за пределы слышимости. Морелли сказал: - Многие люди никогда не имеют в виду ничего дурного, но это не мешает им делать всякие гадости. - Он вновь обратился ко мне. - Я готов рассказать вам все - малышки нет в живых, и ей ничто уж не повредит, - но этим костоломам из полиции не удастся вытянуть из меня ни слова. - Отлично, - сказал я. - Расскажите мне о ней: где вы познакомились, чем она занималась до того, как связалась с Уайнантом и где он ее нашел. - Мне нужно выпить. - Он, не вставая со стула, повернулся и позвал: - Эй, гарсон - ты, с брюшком на спине! Официант, которого Стадси назвал Питом - на спине у него было нечто вроде горба, - протолкался сквозь толпу и, улыбаясь и с обожанием глядя на Морелли склонился над нашим столиком. - Что угодно? - Он громко цыкнул зубом. Мы заказали напитки, и официант удалился. Морелли сказал: - Мы с Нэнси жили по соседству. Старый Кейн владел кондитерской лавкой на углу улицы. Время от времени она приворовывала для меня сигареты. - Он рассмеялся. - Однажды ее папаша чуть дух из меня не вышиб за то, что я научил ее при помощи куска проволоки доставать из телефона-автомата монетки. Он был, что называется, старой закалки. А мы, пожалуй, еще только в третий класс ходили. - Он опять засмеялся хриплым басом. - За углом строили жилые дома, и чтобы отплатить ему, я хотел стащить со стройки кое-какие материалы, подбросить их в его подвал, а затем сообщить о материалах постовому полицейскому Шульцу, однако она не позволила мне этого сделать. Нора сказала: - Похоже, в детстве вы были просто лапонькой. - Точно, - с умилением проговорил он. - Послушайте, однажды, когда мне было не больше пяти... Женский голос над нашими головами произнес: - Я так и знала, что это вы. Я поднял глаза и увидел рыжеволосую Мириам, которая явно обращалась ко мне. Я сказал: - Привет. Подбоченившись, она мрачно смотрела на меня. - Итак, вы решили, что он слишком много знает. - Может, Нанхейм и правда много знал, однако он удрал по пожарной лестнице, зажав ботинки под мышкой, прежде чем успел нам хоть что-нибудь рассказать. - Чушь! - Ну хорошо. Какие же из тех сведений, которыми он располагал, по-вашему, нас больше всего не устраивали? - Он знал, где находится Уайнант. - Правда? И где же он находится? - Я не знаю. Об этом знал Артур. - Жаль, что он нам не сказал. Мы... - Чушь! - опять сказала она. - Вы знаете, и полиция тоже знает. Кого вы хотите одурачить? - Я никого не пытаюсь одурачить. Я не знаю, где находится Уайнант. - Вы работаете на него, а полиция работает с вами. Не надо делать из меня дурочку. Бедняга Артур думал, что эти сведения принесут ему много денег. Он и не представлял, к чему все это приведет. - Он говорил вам, что знает? - спросил я. - Я не настолько тупа, как вы думаете. Он сказал мне, что располагает кое-какими сведениями, которые принесут ему большие деньги, и я видела, чем все это обернулось. По-моему, не так уж трудно угадать, что получится, если сложить два и два. - Иногда получается четыре, - сказал я, - а иногда двадцать два. Я не работаю на Уайнанта. И не надо опять говорить "чушь". Вы хотите помочь... - Нет. Он был стукачом и пытался провести людей, которым сам же стучал. Он получил по заслугам, однако, не думайте, будто я забуду, что оставила его наедине с вами и Гилдом, и вскоре после того его нашли мертвым. - Я наоборот хочу, чтобы вы ничего не забывали. Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, не было ли... - Мне надо идти, - сказала она и удалилась. Походка ее была в высшей степени грациозна. - Не хотел бы я иметь дело с этой дамочкой, - задумчиво сказал Стадси. - Она горше самого горького лекарства. Морелли подмигнул мне. Дороти коснулась моей руки. - Я не понимаю, Ник. - Ничего, - сказал я и обратился к Морелли: - Вы рассказывали о Джулии Вулф. - Ага. В общем, старый Кейн выгнал Нэнси из дома после того, как в возрасте лет пятнадцати-шестнадцати она попала в какую-то историю с учителем колледжа. Нэнси сошлась с парнишкой по имени Фэйс Пепплер - он был бы умницей, если бы не болтал так много. Помнится, однажды мы с Фэйсом... - Он оборвал фразу и откашлялся. - В общем, Фэйс и Нэнси держались вместе - с ума сойти! - лет пять или шесть, не считая того времени, когда он служил в армии, а она жила с другим парнем, имени которого я не припомню - он приходился двоюродным братом Дику О'Брайэну, был костлявым, темноволосым и любил выпить. Но как только Фэйс пришел из армии, Нэнси вернулась к нему, и они опять были неразлучны, пока их не сцапали за то, что они пытались шантажировать какого-то чудака из Торонто. Фэйс взял все на себя и помог ей отделаться шестью месяцами - основной срок впаяли ему. Не так давно я слышал, что он до сих пор в тюрьме. Я виделся с Нэнси после того, как она вышла - она взяла у меня взаймы пару сотен, чтобы уехать из города. Затем я получил от нее весточку, когда она вернула те две сотни: Нэнси писала, что теперь ее зовут Джулия Вулф, и ей нравится жить в большом городе: а Фэйсу, я знаю, она писала постоянно. И вот, в двадцать восьмом году, перебравшись сюда, я решил ее навестить. Она... Мириам вернулась и встала рядом с нашим столиком, подбоченившись так же, как и в прошлый раз. - Я поразмыслила над вашими словами. Вы, наверное, думаете, что я совсем тупая. - Нет, - сказал я, но получилось это не очень правдиво. - У меня есть подозрение, что я не настолько тупа, чтобы поверить тем побасенкам, которыми вы меня пытались тут накормить. Я пока еще вижу то, что находится У меня прямо перед носом. - Ну хорошо. - Ничего хорошего! Вы убили Артура и... - Не так громко, девочка. - Стадси поднялся и взял ее за руку. Голос его звучал успокаивающе. - Пошли. Я хочу с тобой поговорить. - Он повел ее к стойке бара. Морелли опять подмигнул. - Ему такие нравятся. Итак, я навестил ее, когда перебрался сюда, и она рассказала, что работает с Уайнантом, что он без ума от нее, и, что она вообще недурно устроилась. Судя по всему, за те шесть месяцев, которые она сидела в Огайо ее обучили стенографии, и Джулия решила, что это, возможно, открывает перед ней кое-какие перспективы - ну, понимаете, вдруг ей удастся устроиться на работу в таком месте, где однажды все выйдут, оставив ее наедине с открытым сейфом. Одно агентство направило ее поработать пару дней на Уайнанта, и она сочла, что, по всей видимости, выжмет из него больше, если останется с ним и будет тянуть помаленьку, нежели чем, прихватив все, подвернувшееся под руку, тут же улизнет, и потому она постаралась сделать все как надо и прочно охомутала Уайнанта. У нее хватило ума сказать ему, что она отсидела и теперь пытается завязать и все такое прочее, чтобы не испортить себе малину в случае, если он вдруг узнает о судимости, поскольку, по словам Джулии, адвокат Уайнанта косо на нее поглядывал и в любой момент мог покопаться в ее прошлом. Не знаю точно, чем она там занималась, вы понимаете, так как это было ее дело, и она не нуждалась в моей помощи, и потом, хоть мы и были в какой-то степени дружками-приятелями, она бы вряд ли стала рассказывать мне что-нибудь такое, о чем я мог бы однажды захотеть побеседовать с ее боссом. Поймите, она не была моей девушкой или чем-нибудь еще в этом роде - мы просто были старыми друзьями, которые еще в детстве играли вместе. В общем, я встречался с ней время от времени - мы нередко заглядывали сюда, - пока Уайнант не поднял из-за этого страшный шум, и тогда она сказала, что собирается наши встречи прекратить, так как не желает терять теплое местечко из-за нескольких коктейлей, выпитых в моем обществе. Вот так оно и было. Это произошло, кажется, в октябре, и Джулия сдержала свое слово. С тех пор я ее ни разу не видел. - С кем еще она встречалась? - спросил я. Морелли покачал головой. - Не знаю. Она не очень любила рассказывать о своих отношениях с людьми. - На руке у нее было обручальное кольцо с бриллиантом. Вам что-нибудь о нем известно? - Ничего кроме того, что получила она его не от меня. Джулия не надевала кольцо, когда мы с ней встречались. - Как вы думаете, не собиралась ли она опять сойтись с Пепплером после его выхода из тюрьмы? - Возможно. Похоже, она не очень страдала от того, что он сидит, однако ей нравилось работать с ним, и думаю, они вполне могли бы опять объединиться. - А как насчет двоюродного брата Дика О'Брайана - ну, того долговязого черноволосого пьянчужки? Что с ним стало? Морелли удивленно воззрился на меня. - Откуда я знаю? Стадси вернулся один. - Может, я ошибаюсь, - усаживаясь, сказал он, - но мне кажется, что из этой гусыни можно еще что-нибудь сделать, если взяться как следует. - Особенно если взяться за горло, - сказал Морелли. Стадси добродушно ухмыльнулся. - Нет. Она хочет чего-нибудь добиться: например, усердно посещает уроки пения. Морелли взглянул на свой пустой стакан и сказал: - Должно быть, твои адские напитки оказывают благотворное воздействие на ее голосовые связки. - Он обернулся и крикнул Питу: - Эй, ты, с рюкзаком на спине, принеси еще одну. Завтра нам надо петь в хоре. Пит сказал: - Сию минуту, Шеппи. - Когда Морелли к нему обращался, выражение апатии и скуки исчезало с морщинистого сероватого лица официанта. Невероятно толстый светлый мужчина - до такой степени светлый, что казался альбиносом, - сидевший за одним столиком с Мириам, подошел и тонким, дрожащим, почти женским голосом обратился ко мне: - Значит, вы и есть тот самый парень, кто провернул это дело с малышом Артуром Нанхей... Морелли ударил толстяка в жирный живот настолько сильно, насколько способен был ударить, не вставая при этом места. Неожиданно вскочив на ноги, Стадси перегнулся через Морелли и заехал своим огромным кулачищем толстяку в лицо. Горбатый Пит зашел толстяку за спину и изо всех сил стукнул его по голове пустым подносом. Толстяк упал на спину, повалив троих посетителей и столик. К этому моменту оба бармена были уже рядом с нами. Когда толстяк попытался подняться, один из барменов ударил его дубинкой, после чего толстяк повалился лицом вперед и плюхнулся на четвереньки, а другой бармен, засунув ладонь сзади ему за воротник, принялся душить его, накручивая воротник на руку. С помощью Морелли они подняли толстяка на ноги и выставили его из бара. Пит посмотрел им вслед и поцыкал зубом. - Ох уж этот треклятый Спэрроу! - воскликнул он, обращаясь ко мне. - Когда он пьян, лучше держать с ним ухо востро. У соседнего столика - того, что перевернулся, - Стадси помогал посетителям подняться на ноги и собрать их вещи. - Это плохо, - говорил он, - плохо для бизнеса, однако, кто знает, где нужно провести черту? У меня здесь не разбойничий притон, но и не семинария для юных барышень. Дороти была бледна и напугана, а Нора удивленно таращила глаза. - Сумасшедший дом какой-то, - сказала она. - Зачем они это сделали? - Я знаю не больше твоего, - ответил я. Морелли и оба бармена вновь вошли в бар; казалось, они весьма довольны собою. Морелли и Стадси вернулись на свои места за нашим столиком. - А вы, ребята, импульсивны, - сказал я. - Импульсивны, - повторил Стадси и захохотал: - Ха-ха-ха! Морелли оставался серьезным. - Каждый раз, когда этот парень что-нибудь затевает, приходится начинать первым. Когда он разойдется, обычно бывает слишком поздно. Мы уже видели его в таком состоянии, правда, Стадси? - В каком состоянии? - спросил я. - Он ведь ничего не сделал. - Верно, не сделал, - медленно произнес Морелли, - однако, все дело в предчувствии, которое иногда насчет него возникает. Разве нет так, Стадси? - Ага, - сказал Стадси. - Он такой истеричный. XXIII Когда мы, пожелав Стадси и Морелли спокойной ночи, покинули "Пигирон Клаб", было уже около двух часов. Дороти плюхнулась на сиденье в углу и сказала: - Сейчас мне будет плохо. Я чувствую. - Похоже было, что она говорит правду. Нора сказала: - Ну и напитки. - Она положила голову мне на плечо. - Твоя жена пьяна, Ники. Послушай, ты должен объяснить мне, что там произошло. Не сейчас, завтра. Я не поняла ровным счетом ничего из того, что там творилось и о чем говорилось. Они просто очаровательны. Дороти сказала: - Послушайте, я не могу ехать к тетушке Элис в таком состоянии. У нее будет припадок. Нора сказала: - Не надо им было так избивать того толстяка, хотя, наверное, во всем этом и был какой-то особый жестокий юмор. Дороти сказала: - Думаю, мне лучше поехать к маме. Хотя тетушка Элис все же будет иметь счастье видеть меня, поскольку я забыла ключ, и мне придется ее разбудить. Нора сказала: - Я люблю тебя, Ники, потому что от тебя приятно пахнет, и ты знаешь таких замечательных людей. - Для вас ведь будет не очень не по пути, если вы завезете меня к маме? - попросила Дороти. Я сказал: "Нет", и дал водителю адрес Мими. - Поехали к нам, - предложила Нора. - Не-ет, лучше на надо, - отказалась Дороти. - Почему не надо? - спросила Нора, и Дороти ответила: - Ну, мне кажется, что лучше не стоит. - Беседа продолжалась в том же духе, пока наша машина не остановилась перед гостиницей "Кортлэнд". Я вышел и помог Дороти выбраться. Она повисла у меня на руке всем своим весом. - Пожалуйста, давайте поднимемся только на одну минутку. Нора сказала: - Только на одну минутку, - и вылезла из такси. Я попросил водителя подождать. Мы поднялись. Дороти позвонила, и Гилберт, в пижаме и домашнем халате, открыл дверь. Он предупреждающе поднял руку и тихим голосом сказал: - У нас полиция. Из гостиной донесся голос Мими: - Кто там, Гил? - Мистер и Миссис Чарльз и Дороти. Когда мы входили в прихожую, Мими вышла нам навстречу. - Никогда еще не была так рада кого-либо видеть! Я просто не знала, что мне делать. - На ней был розовый сатиновый халат, накинутый поверх ночной рубашки, лицо ее тоже порозовело, и его никак нельзя было назвать несчастным. Она не обратила ни малейшего внимания на Дороти и крепко сжала мою и Норину руки. - Но теперь я больше не буду волноваться и предоставлю все тебе, Ник. Ты подскажешь глупой женщине, что делать. - Бред! - тихо, но с большим чувством пробормотала за моей спиной Дороти. Мими не подала виду, что расслышала ремарку дочери. По-прежнему держа нас за руки, она потащила меня и Нору в гостиную, не переставая щебетать: - Вы ведь знакомы с лейтенантом Гилдом. Он был очень мил, но я, должно быть, слишком долго испытывала его терпение. Я была настолько... ну, в общем... настолько поражена! Однако, теперь вы здесь, и... Мы зашли в гостиную. - Привет, - сказал мне Гилд и добавил, обращаясь к Норе: - Добрый вечер, мэм. - Сопровождавший его человек - тот самый, которого Гилд называл Энди, и который помогал ему обыскивать наши комнаты в день визита Морелли, - кивнул и что-то проворчал в наш адрес. - В чем дело? - спросил я. Гилд искоса посмотрел на Мими, затем взглянул на меня и сообщил: - Бостонская полиция обнаружила Йоргенсена - или Розуотера, или как там его еще - в квартире его первой жены и по нашей просьбе задала ему кое-какие вопросы. В главной своей части ответы сводятся, к тому, что он не имеет никакого отношения к убийству Джулии Вулф, равно как и к ней самой, и что миссис Йоргенсен может это доказать, поскольку она утаивала какие-то улики против Уайнанта. - Он опять скосил глаза, задержав взгляд на Мими. - А дамочка вроде как не хочет говорить мне ни "да", ни "нет". Честно говоря, мистер Чарльз, ума не приложу, что о ней и думать. Это мне было понятно. Я сказал: - Возможно, она напугана, - и Мими тут же попыталась придать своему лицу выражение испуга. - Он был разведен со своей первой женой? - По словам первой жены, нет. Мими сказала: - Готова поспорить, что она лжет. Я сказал: - Тс-с-с. Он собирается возвращаться в Нью-Йорк? - Похоже, нам придется требовать его выдачи, если мы захотим забрать его к себе. Ребята из Бостона говорят, что он с пеной у рта требует адвоката. - Так ли уж он вам нужен? Гилд передернул большими плечами. - Только в том случае, если его возвращение поможет нам продвинуться в расследовании убийства. Мне мало дела до старых обвинений в двоеженстве, и я совсем не горю желанием преследовать человека за поступки, которые меня совершенно не касаются. Я спросил у Мими: - Итак? - Могу я поговорить с тобой наедине? Я взглянул на Гилда, который сказал: - Все что угодно, если это поможет следствию. Дороти коснулась моей руки. - Ник, выслушайте сначала меня. Я... - Она замолчала. Все внимательно смотрели на нее. - Что? - спросил я. - Я... Я хотела бы первой с вами поговорить. - Говори. - Я имею в виду наедине. Я похлопал ее по руке. - Потом. Мими провела меня в свою спальню и тщательно закрыла дверь. Я сел на кровать и закурил сигарету. Мими оперлась спиной о дверь и улыбнулась мне очень нежной, Доверчивой улыбкой. Прошло с полминуты. Затем она сказала: - Я ведь нравлюсь тебе, Ник, - и когда я ничего не ответил, спросила: - Верно? - Нет. Она рассмеялась и отошла от двери. - Ты хочешь сказать, что не одобряешь моего поведения. - Она уселась на кровати рядом со мной. - Но я ведь нравлюсь тебе по крайней мере настолько, чтобы ты не отказал мне в помощи, да? - Это зависит. - Зависит от че... Открылась дверь, и вошла Дороти. - Ник, мне необходимо... Мими вскочила и вплотную приблизилась к дочери. - Убирайся отсюда, - сквозь зубы процедила она. Дороти вздрогнула, но сказала: - Я не уйду. Тебе не удастся... Мими наотмашь ударила Дороти по губам тыльной стороной ладони. - Убирайся отсюда! Дороти вскрикнула и поднесла руку к губам. Не отнимая руки ото рта и не спуская с лица Мими взгляда расширенных, испуганных глаз, она попятилась и выскользнула из комнаты. Мими опять закрыла дверь. - Было бы здорово, если бы ты как-нибудь приехала к нам в гости и захватила с собой коллекцию твоих милых, очаровательных плеток, - сказал я. Казалось, она не слышит меня. Глаза ее были темны и задумчивы, губы слегка растянуты в полуулыбке. Когда она заговорила вновь, голос ее звучал более глубоко и гортанно, нежели обычно. - Моя дочь влюблена в тебя. - Ерунда! - Она влюблена и страшно ревнует. У нее просто судороги начинаются, когда я приближаюсь к тебе на расстояние десяти футов. - Мими говорила так, словно думала о чем-то другом. - Ерунда. Может, у нее и осталось легкое похмелье от того состояния опьянения мною, в котором она находилась, когда ей было двенадцать, но никак не более. Мими покачала головой. - Ты не прав, ну да ладно. - Она вновь села рядом со мной на кровать. - Ты должен помочь мне выкрутиться из этой истории. Я... - Ну конечно же, - сказал я. - Ты ведь маленький хрупкий цветок, нуждающийся в защите сильного мужчины. - А, ты об этом? - Она махнула рукой в сторону двери, через которую несколько минут назад удалилась Дороти. - Неужели ты хочешь сказать... Но ты ведь отнюдь не впервые такое слышишь... Да и видишь тоже, если уж на то пошло. Не стоит беспокоиться о подобных пустяках. - Она улыбнулась той же полуулыбкой - темные, задумчивые глаза, слегка растянутые губы. - Если тебе нравится Дороти, можешь делать, что хочешь, только не надо разводить по этому поводу сантиментов. Однако, хватит об этом. Конечно же, я вовсе не хрупкий цветок. Ты никогда так не думал. - Не думал, - согласился я. - Ну вот, - как бы ставя точку, сказала она. - Что - "ну вот"? - Перестань кокетничать, - сказала она. - Ты знаешь, что я имею в виду. Ты так же прекрасно понимаешь меня, как я понимаю тебя. - Почти так же, однако кокетничать начала ты, когда... - Я знаю. Это была игра. Теперь я не играю. Йоргенсен выставил меня дурой, Ник, полной дурой, а теперь у него неприятности, и он ждет, что я ему помогу. Я помогу ему. - Она положила руку мне на колено, и ее острые ногти впились в мою ногу. - Полиция мне не верит. Как мне заставить их поверить в то, что он лжет, и что я не знаю об убийстве ничего кроме того, о чем уже рассказала? - Вероятно, у тебя ничего не выйдет, - медленно проговорил я, - особенно если учесть, что Йоргенсен всего лишь повторяет то, о чем ты рассказала мне несколько часов назад. Она задержала дыхание и опять впилась в меня ногтями. - Ты сообщил им об этом? - Пока нет. - Я снял ее руку со своего колена. Она облегченно вздохнула. - И, разумеется, теперь уже не сообщишь, верно? - Почему не сообщу? - Потому что это неправда. И он, и я солгали. Я вовсе ничего не находила в квартире Джулии. Я сказал: - Мы вернулись к тому же, на чем остановились совсем недавно, и я верю тебе так же мало, как верил тогда. А как насчет новых условий, к которым мы пришли? Насчет того, что ты понимаешь меня, я понимаю тебя, никакого кокетства, никакой игры, никаких шуточек? Она беззаботно похлопала меня по руке. - Ну ладно. Я действительно нашла кое-что - ничего особенного, просто кое-что - и не собираюсь показывать это полиции, чтобы помочь Йоргенсену. Ты ведь понимаешь мое состояние. Ник. Ты бы чувствовал себя также... - Может быть, - сказал я, - но в создавшейся ситуации у меня нет причин действовать с тобой заодно. Твой Крис мне не враг. Я ничего не выигрываю, помогая тебе бросить на него тень. Она вздохнула. - Я много думала об этом. Полагаю, те деньги, которые я могла бы тебе дать, вряд ли тебя сильно заинтересуют, - она криво улыбнулась, - равно как и мое прекрасное белое тело. Но неужели тебе не хочется спасти Клайда? - Совсем необязательно. Она рассмеялась. - Не понимаю, что означают твои слова. - Они могут означать и то, что, по моему мнению, он не нуждается в той, чтобы его спасали. У полиции не так много против него улик. Он ненормальный, он был в городе в день убийства Джулии, а она его обкрадывала. Этого недостаточно для того, чтобы арестовать Уайнанта. Она опять рассмеялась. - А если я внесу свою лепту? - Не знаю. В чем она состоит? - спросил я и продолжил, не дожидаясь ответа, на который и не рассчитывал. - Как бы то ни было, ты валяешь дурака, Мими. Крис в твоих руках за двоеженство. Подай на него в суд за это. Не стоит... Она мило улыбнулась и сказала: - Но я хочу оставить это про запас на тот случай, если он... - Если он открутится от обвинения в убийстве, да? Знаешь, ничего не выйдет, девушка. Тебе удастся продержать его в тюрьме дня три. К тому времени районный прокурор снимет с него показания, проверит их и придет к выводу, что Йоргенсен не убивал Джулию, и что ты пыталась выставить районного прокурора посмешищем, а когда ты предъявишь свои жалкие обвинения в двоеженстве, прокурор пошлет тебя ко всем чертям и откажется возбудить дело. - Но он не может так поступить, Ник! - Может и поступит, - заверил я ее, - а если ему удастся раскопать доказательства, что ты скрывала какие-то улики, он осложнит тебе жизнь настолько, насколько это будет возможно. Она пожевала нижнюю губу и спросила: - Ты честно говоришь? - Я в точности излагаю тебе, что произойдет, если только районные прокуроры не изменили своих повадок с тех пор, как я имел с ними дело. Она опять пожевала нижнюю губу. - Я не хочу, чтобы он так просто отделался, - наконец сказала она, - и не хочу создавать никаких неприятностей себе. - Она взглянула на меня. - Если ты обманываешь меня, Ник... - У тебя нет выбора кроме как верить мне или не верить. Мими улыбнулась, коснулась ладонью моей щеки, поцеловала меня в губы и встала. - Ну что ж, придется тебе поверить. - Она прошлась по комнате из конца в конец. Глаза ее сияли, казалось, она находится в состоянии радостного возбуждения. - Я позову Гилда, - сказал я. - Нет, погоди. Я предпочла бы сначала услышать твое мнение об этом. - Хорошо, но только давай без всяких клоунских штучек. - Ты боишься своей собственной тени, - сказала она, - ну да ладно, никаких штучек не будет. Я сказал, что это было бы здорово, и спросил, не хочет ли она, наконец, показать мне, найденную в квартире Джулии улику. - А то остальные совсем уже заждались. Мими обошла кровать, приблизилась к стенному шкафу, открыла дверцу, отодвинула в сторону часть одежды и засунула руку в, лежавшее у задней стенки, белье. - Забавно, - сказала она. - Забавно? - Я встал. - Это же настоящая хохма. Гилд будет по полу кататься, когда узнает об этом. - Я направился к двери. - Не будь таким противным, - сказала она. - Я уже нашла. - Она повернулась ко мне, держа в руке смятый носовой платок. Когда я подошел поближе, Мими развернула платок и показала мне примерно трехдюймовую цепочку от часов, один конец которой был сломан, а другой прикреплен к маленькому золотому ножику. Носовой платок был женский, и на нем виднелись коричневые пятна. - Ну? - спросил я. - Джулия держала эту цепочку в руке. Я заметила ее, когда все, оставив меня одну в комнате, вышли, и я, зная, что цепочка принадлежит Клайду, взяла ее. - Ты уверена, что она принадлежит ему? - Да, - нетерпеливо сказала Мими. - Видишь ли, звенья цепочки изготовлены из золота, серебра и меди. Ее сделали по заказу Клайда из первых образцов, добытых при помощи изобретенного им высокотемпературного способа получения металлов. Любой, кто хорошо знаком с Уайнантом, опознает цепочку - другой такой быть не может. - Она повернула ножик обратной стороной и показала выгравированные на нем инициалы: К.М.У. - Это его инициалы. Ножик я никогда у него не видела, однако, цепочку узнала бы с первого взгляда. Клайд с ней не расставался. - Ты настолько хорошо ее помнила, что могла бы описать цепочку, даже если бы не увидела ее опять? - Конечно. - Это твой платок? - Да. - А пятна на нем - это кровь? - Да. Цепочка была зажата в руке Джулии - я уже говорила тебе, - а на руках ее была кровь. - Мими нахмурилась. - А разве ты... Такое впечатление, что ты мне не веришь. - Не то чтобы не верю, - сказал я, - однако, по-моему, на сей раз ты должна постараться говорить только правду. Мими топнула ногой. - Ах ты... - Она рассмеялась, и выражение гнева сошло с ее лица. - Иногда ты бываешь страшным занудой. На сей раз я говорю правду, Ник. Я описала тебе все, что случилось в точности так, как оно и случилось. - Надеюсь. Давно пора. Ты уверена, что Джулия на минутку не приходила в себя, чтобы сообщить тебе кое-что, пока ты была с ней наедине? - Опять ты пытаешься разозлить меня. Конечно, уверена. - Хорошо, - сказал я. - Жди здесь. Я позову Гилда, однако, если ты скажешь ему, что цепочка была в руке Джулии, а сама Джулия не совсем еще умерла, то он задумается, не пришлось ли тебе слегка потревожить секретаршу, чтобы отнять у нее цепочку. Она широко распахнула глаза. - Так что я должна ему сказать? Я вышел и закрыл за собой дверь. XXIV Нора, казавшаяся чуть сонной, вела в гостиной светскую беседу с Гилдом и Энди. Отпрысков Уайнанта в комнате не было. - Идите, - сказал я Гилду. - Первая дверь налево. По-моему, она для вас созрела. - Удалось ее расколоть? - спросил он. Я кивнул. - И что вы узнали? - Давайте посмотрим, что узнаете вы, а потом сравним вашу информацию с моей и увидим, как все это будет сочетаться, - предложили. - О'кей. Идем, Энди. - Они вышли. - Где Дороти? - спросил я. Нора зевнула. - Я думала, что она с тобой и с Мими. Гилберт где-то здесь. Всего несколько минут назад он был в гостиной. Мы долго еще здесь пробудем? - Уже недолго. - Я вернулся в коридор, прошел мимо двери в комнату Мими, увидел открытую дверь в другую спальню и заглянул туда. Там никого не было. Дверь напротив была заперта. Я постучал. Голос Дороти произнес: - Кто там? - Ник, - сказал я и вошел. Она лежала на краю постели полностью одетая, сбросив лишь тапочки. Рядом с ней на кровати сидел Гилберт. Губы Дороти слегка опухли, однако это могло быть и результатом того, что она плакала: глаза ее покраснели. Она подняла голову и мрачно уставилась на меня. - Ты все еще хочешь со мной поговорить? - спросил я. Гилберт встал с постели. - Где мама? - Беседует с полицией. Он что-то пробормотал - я не уловил, что именно - и вышел из комнаты. Дороти содрогнулась. - Меня от него тошнит, - сказала она, а затем, словно опомнившись, снова мрачно уставилась на меня. - Ты все еще хочешь со мной поговорить? - Почему вы вдруг так против меня настроились? - Не говори глупостей. - Я сел на место, где только что сидел Гилберт. - Тебе известно что-либо о том ножике и цепочке, которые якобы нашла твоя мать? - Нет. Где нашла? - Что ты хотела мне сказать? - Ничего... Теперь ничего, - злорадно сказала она, - кроме того, что вы, по крайней мере, могли бы стереть с ваших губ ее губную помаду. Я стер помаду. Она выхватила у меня носовой платок, затем перекатившись на другую половину кровати, взяла со столика спичечный коробок и зажгла спичку. - От него сейчас такая вонь поднимется, - сказал я. - Наплевать, - сказала Дороти, однако спичку задула. Я взял у нее платок, подошел к окну, открыл его, выбросил платок, закрыл окно и вернулся к кровати. - Вот так, раз уж ты считаешь, что от этого тебе станет легче. - Что мама говорила... обо мне? - Она сказала, что ты в меня влюблена. Дороти рывком уселась на кровати. - А что сказали вы? - Я сказал, что просто-напросто нравился тебе, когда ты была еще ребенком. Нижняя губа ее задрожала. - Вы... Вы полагаете, что все дело в этом? - А в чем же еще? - Не знаю. - Дороти заплакала. - Они все так издевались надо мной из-за этого... И мама, и Гилберт, и Харрисон... Мне... Я обнял ее за плечи. - К черту их всех. Через некоторое время она спросила: - Мама влюблена в вас? - Черт возьми, нет! Она ненавидит меня больше, чем кто-либо другой! - Но она всегда как-то... - Это у нее условный рефлекс. Не обращай на него внимания. Мими просто ненавидит мужчин - всех мужчин. Дороти перестала плакать. Она наморщила лоб и сказала: - Не понимаю. А вы ее ненавидите? - Как правило, нет. - А сейчас? - Не думаю. Она ведет себя глупо, сама же полагает, будто поступает очень умно, и это действует мне на нервы, однако, не думаю, что я ее ненавижу. - А я ненавижу, - сказала Дороти. - Ты мне об этом говорила на прошлой неделе. Я хотел тебя спросить: ты знаешь - или, быть может, видела когда-нибудь - того самого Артура Нанхейма, о котором мы говорили в баре сегодня вечером? Она сердито посмотрела на меня. - Вы пытаетесь уклониться от темы нашего разговора. - Я просто хочу знать. Он знаком тебе? - Нет. - Его имя упоминалось в газетах, - напомнил я ей. - Именно он рассказал полиции, что Морелли был приятелем Джулии Вулф. - Я не запомнила его имени, - сказала она. - И не припоминаю, чтобы мне до сегодняшнего вечера приходилось о нем слышать. - Ты никогда его не видела? - Нет. - Иногда он называл себя Альбертом Норманом. Это тебе что-нибудь говорит? - Нет. - Ты знаешь кого-нибудь из тех людей, которых мы видели сегодня у Стадси? Или же что-нибудь о них? - Нет. Честное слово, Ник, я бы сказала, если бы знала хоть что-нибудь полезное для вас. - Независимо от того, кто бы от этого пострадал? - Да, - немедленно ответила Дороти и тут же добавила: - Что вы имеете в виду? - Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Дороти закрыла руками лицо: голос ее был едва слышен. - Я боюсь, Ник... Я... - В дверь постучали, и она отдернула руки от лица. - Войдите, - крикнул я. Энди открыл дверь ровно настолько, чтобы просунуть в щель голову. Он постарался ничем не выразить обуревавшего его любопытства и сказал: - Лейтенант желает с вами поговорить. - Сейчас иду, - пообещал я. Он приоткрыл дверь чуть пошире. - Лейтенант ждет. - Энди, по всей видимости, попытался многозначительно мне подмигнуть, однако угол рта его оказался гораздо более подвижным нежели веко, и в результате лицо его исказила страшная гримаса. - Я скоро вернусь, - сказал я Дороти и вышел вслед за Энди. Он закрыл за мной дверь и наклонился к моему уху. - Мальчишка подсматривал в замочную скважину, - прошептал он. - Гилберт? - Ага. Он успел отскочить от двери, когда услышал мои шаги, но он подглядывал, это как пить дать. - Уж он-то вряд ли был шокирован тем, что увидел, - сказал я. - Как вам показалась миссис Йоргенсен? Энди вытянул губы, сложив их трубочкой, и с шумом выдохнул воздух. - Ну и дамочка! XXV Мы вошли в спальню Мими. Она сидела в глубоком кресле у окна и, казалось, была весьма довольна собою. Она весело мне улыбнулась и сказала: - Теперь душа моя чиста. Я созналась во всем. Гилд стоял у стола, вытирая лицо носовым платком. На висках у него все еще поблескивали капельки пота, а лицо лейтенанта выглядело старым и усталым. Ножик и цепочка, а также носовой платок, в который они были завернуты, лежали на столе. - Закончили? - спросил я. - Я не знаю, и это факт, - ответил Гилд. Он повернул голову и обратился к Мими: - Как вы считаете, мы закончили? Мими засмеялась. - Не представляю, что еще мы могли бы сделать. - Что ж, - медленно и как бы нехотя произнес Гилд, - в таком случае, с вашего позволения, я хотел бы пару минут побеседовать с мистером Чарльзом. - Он аккуратно сложил носовой платок и сунул его в карман. - Можете беседовать здесь. - Мими встала с кресла. - А я пока пойду поболтаю с миссис Чарльз. - Проходя мимо меня, она игриво дотронулась до моей щеки кончиком пальца. - Не позволяй им говорить обо мне всякие гадости, Ник. Энди распахнул перед ней дверь, затем снова закрыл после того, как она вышла, опять сложил губы трубочкой и с шумом выдохнул воздух. Я прилег на кровать. - Итак, - сказал я, - какие дела? Гилд откашлялся. - По ее словам, она нашла вот эту цепочку и ножик на полу, куда они упали, и скорее всего, после того, как секретарша вырвала их у Уайнанта; она также рассказала нам о причинах, по которым до сих пор прятала улику. Между нами говоря, все это довольно бессмысленно, если рассуждать логически, однако, быть может, в данном случае не стоит рассуждать логически. По правде говоря, я до сих пор не знаю, что и думать по поводу этой женщины, честное слово не знаю. - Главное, - посоветовал я ему, - не дать ей измотать себя. Когда вы ловите ее на лжи, она признает это и пытается накормить вас очередной ложью, а когда вы ловите ее в следующий раз, она опять признает это и вновь кормит вас новыми байками, и так далее. Большинство людей - даже женщины - теряют вкус ко лжи после того, как вы поймаете их три-четыре раза к ряду, и начинают либо говорить правду, либо молчать, но с Мими все происходит иначе. Она продолжает свои попытки, и вам следует быть начеку, в противном случае вы к своему удивлению вдруг начнете ей верить, причем не потому, что она станет, наконец, говорить правду, а просто потому, что вам надоест ей не верить. Гилд сказал: - Гм-м-м. Может быть. - Он засунул палец за воротник. Казалось, он сильно смущен. - Послушайте, вы думаете, это она убила секретаршу? Энди, как я вдруг заметил, смотрел на меня так пристально, что глаза его едва не вылезали из орбит. Я сел и спустил ноги на пол. - Хотел бы я знать. Конечно, вся эта история с цепочкой смахивает на вранье, но... Мы можем установить, Действительно ли у него была такая цепочка, а может, и сейчас еще есть. Если Мими помнит эту цепочку настолько хорошо, насколько утверждает, то она вполне могла объяснить ювелиру, каким образом изготовить еще одну такую же, а что касается ножика, то любой может купить подобную вещицу и выгравировать на ней какие угодно инициалы. Многое говорит против того, что она зашла так далеко. Если она подбросила точную копию цепочки, то скорее всего оригинал тоже у нее - возможно, он у нее уже давно, - однако, все это вам, ребята, предстоит проверить. - Мы делаем все, что можем, - терпеливо сказала Гилд. - Итак, вы полагаете, что это сделала она? - Вы имеете в виду убийство? - Я покачал головой. - Пока я еще не зашел так далеко в своих предположениях. Как насчет Нанхейма? Пули совпадают? - Совпадают, они из того же пистолета, что и в случае с секретаршей - все пять. - В него стреляли пять раз? - Да, и с довольно близкого расстояния, так что одежда кое-где обгорела. - Сегодня вечером в одном баре я видел его девушку - ту самую, рыжеволосую, - сообщил я. - Она говорит, что Нанхейма убили мы с вами, потому что он слишком много знал. - Гм-м-м. А что это за бар? - спросил Гилд. - Вероятно, мне захочется с ней потолковать. - "Пигирон Клаб" Стадси Берка, - сказал я и дал ему адрес. - Морелли тоже там ошивается. Он рассказал мне, что настоящее имя Джулии Вулф - Нэнси Кейн, и у нее есть дружок, Фэйс Пепплер, который в настоящее время сидит в Огайо. По тону, которым Гилд произнес "да?", я понял, что он уже знает о Пепплере и о прошлом Джулии. - А что еще вам удалось выяснить во время ваших прогулок? - Один мой приятель - Ларри Краули, пресс-агент - видел вчера днем, как Йоргенсен выходил из ломбарда неподалеку от Сорок шестой улицы. - Да? - Похоже, мои новости не производят на вас особого впечатления. Я... Дверь открылась, и вошла Мими с подносом, на котором стояли стаканы и бутылки с виски и минеральной водой. - Мне подумалось, что вы не откажетесь выпить, - бодрым тоном произнесла она. Мы поблагодарили ее. Она поставила поднос на стол, сказала: "Прошу извинить за вторжение", улыбнулась нам улыбкой, выражавшей снисходительное терпение, с каким женщины обычно относятся к мужским собраниям, и вышла из комнаты. - Вы что-то хотели сказать, - напомнил мне Гилд. - Просто если вы, ребята, полагаете, будто я что-то от вас утаиваю, то так и скажите. До сих пор мы работали вместе, и я не хотел бы... - Нет, нет, - торопливо сказал Гилд, - дело совсем не в этом, мистер Чарльз. - Он слегка покраснел. - Мне пришлось... Дело в том, что в последнее время комиссар не слезает с нас, требуя действий, и мне пришлось в известной степени форсировать расследование. Второе убийство значительно осложнило положение. - Он повернулся к подносу на столе. - Вам виски с водой или без? - Без воды, спасибо. Есть какие-нибудь зацепки? - В общем, тот же самый пистолет и большое количество пуль, как и в случае с секретаршей, но это, пожалуй, и все. Убийство было совершено в коридоре меблированных комнат, которые находятся между двумя магазинами. Жильцы уверяют, будто не знают ни Нанхейма, ни Уайнанта, ни кого бы то ни было из тех, кто имеет отношение к делу. Дверь была открыта, войти в дом мог кто угодно, однако, если хорошенько поразмыслить, это мало что нам дает. - И никто ничего не видел и не слышал? - Ясное дело, они слышали выстрелы, но не видели того, кто стрелял. - Он протянул мне стакан с виски. - Вам удалось найти стреляные гильзы? - спросил я. Он покачал головой. - Ни в прошлый раз, ни сейчас. Возможно, стреляли из револьвера. - И в обоих случаях убийца разрядил его полностью - считая пулю, угодившую в телефон, - если предположить, что он, подобно многим, оставлял пустой ту ячейку в барабане, где должен находиться первый патрон. Гилд опустил стакан, который совсем уж было поднес к губам. - Надеюсь, вы не намекаете на то, будто это дело каким-то боком связано с выходцами из Китая, - проворчал он, - лишь на том основании, что они поступают подобным образом? - Нет, однако сейчас любые зацепки могут оказаться полезными. Вы установили, где был Нанхейм в тот день, когда убили Джулию? - Ага. Он ошивался возле дома секретарши - по крайней мере, часть дня. Его видели перед парадным подъездом и у черного входа, если верить людям, которые в тот момент не придали этому значения, и у которых нет оснований лгать по этому поводу. Кроме того, по словам одного из лифтеров, в день перед убийством он поднимался к ее квартире. Парнишка говорит, что Нанхейм тут же спустился вниз, и лифтер не знает, заходил он в саму квартиру или нет. - Понятно, - сказал я. - Может, Мириам в конце концов была права, может, он действительно слишком много знал. А вы выяснили что-нибудь по поводу разницы в четыре тысячи между той суммой, которую передал Джулии Маколэй и той, которую Клайд Уайнант, по его словам, от нее получил? - Нет. - Морелли уверяет, что у нее всегда было много денег. Он говорит, что однажды она одолжила ему пять тысяч наличными. Гилд приподнял брови. - Да? - Да. Он также говорит, что Уайнант знал о ее судимости. - Похоже, - медленно произнес Гилд, - Морелли много вам рассказал. - Он вообще любит поговорить. Вы узнали подробнее, над чем работал Уайнант после отъезда или же над чем он собирался работать перед тем, как уехать? - Нет. Вы, как я вижу, проявляете интерес к его мастерской. - А что в этом странного? Он - изобретатель, и мастерская - его рабочее место. Я бы как-нибудь с удовольствием на нее взглянул. - В любой момент. Расскажите мне еще о Морелли и о том, как вам удается его разговорить. - Он вообще любит поговорить. Вам известен парень по имени Спэрроу? Здоровый, толстый, бледный парень с голосом, как у гомосексуалиста? Гилд нахмурился. - Нет. А что? - Он был там - с Мириам - и хотел устроить мне взбучку, но ему не дали. - А зачем это ему вдруг понадобилось? - Не знаю. Может, Мириам сказала ему, будто я помог убрать Нанхейма - вам помог. Гилд произнес: - А-а. - Ногтем большого пальца он почесал подбородок и посмотрел на часы. - Кажется, мы слегка припозднились. Что если вы выберете время и заглянете ко мне завтра - точнее, сегодня? Я сказал: "конечно" вместо того, что собирался сказать, кивнул ему и Энди и вышел в гостиную. Нора спала на диване. Мими отложила книгу, которую читала, и спросила: - Секретное совещание закончилось? - Да. - Я подошел к дивану. - Пусть она немного поспит, Ник, - сказала Мими. - Ты ведь задержишься до тех пор, пока не уйдут твои полицейские друзья, верно? - Ладно. Я хочу еще поговорить с Дороти. - Но она спит. - Ничего. Я ее разбужу. - Но... В гостиную вошли Гилд и Энди, пожелали нам доброй ночи, Гилд с сожалением посмотрел на спящую Нору, и они ушли. Мими вздохнула. - Я устала от полицейских, - сказала она. - Помнишь этот рассказ? - Да. Вошел Гилберт. - Они и правда думают, будто это сделал Крис? - Нет, - сказал я. - А кого они подозревают? - Я мог ответить на этот вопрос вчера. Сегодня уже не могу. - Но это же смешно, - запротестовала Мими. - Они прекрасно знают, и ты прекрасно знаешь, что ее убил Клайд. - Когда я ничего не ответил, она повторила еще более резким голосом: - Ты прекрасно знаешь, что ее убил Клайд. - Он не убивал, - сказал я. В глазах Мими засветились торжествующие огоньки. - Теперь понятно: ты все же работаешь на него, да? Мое "нет" отскочило от нее, как от стенки горох. Вопрос Гилберта прозвучал не так, словно он собирался вступить в дискуссию, а так, будто он просто хотел знать ответ: - А почему он не мог убить? - Он мог, но не убивал. Иначе разве стал бы он писать эти письма, наводящие подозрение на Мими - единственного человека, который помогал Клайду тем, что скрывал главную улику, свидетельствующую против него самого? - Но, может, он не знал об этом. Может, он думал, будто полиция просто сообщает в газеты не все, что ей известно. Они ведь часто так поступают, верно? Или, быть может, отец хотел скомпрометировать мать, чтобы полиция не поверила ей, если... - Вот именно, - сказала Мими. - Именно этого он и хотел, Ник. Я сказал Гилберту: - Ведь ты не думаешь, будто Джулию убил Уайнант. - Нет, я не думаю, будто это сделал он, однако, меня интересует, почему вы так не думаете... понимаете... ваш метод. - А меня интересует твой. Он слегка покраснел, в улыбке его сквозило некоторое смущение. - О, но я... Дело тут в другом... - Он знает, кто убил Джулию, - стоя в дверях, проговорила Дороти. Она все еще была одета. Девушка пристально смотрела на меня, словно боялась взглянуть на кого-либо из остальных. Лицо ее побледнело, а тонкий свой стан она держала неестественно прямо. Нора открыла глаза, приподнялась, опершись локтем о диван, и сонным голосом спросила: - Что? Никто ей не ответил. Мими сказала: - Ну же, Дорри, давай не будем устраивать здесь идиотских драматических представлений. Дороти произнесла: - Можешь побить меня после того, как они уйдут. Уверена, ты так и сделаешь. - Она сказала это, не отрывая взгляда от моего лица. Мими попыталась сделать вид, будто не имеет представления, о чем говорит ее дочь. - Кто же, по мнению Гилберта, убил Джулию? - спросил я. Гилберт сказал: - Дорри, ты ведешь себя как последняя дура, ты... Я перебил его: - Оставь ее. Дайте ей сказать то, что она хочет сказать. Кто убил Джулию, Дороти? Она бросила взгляд на брата, опустила глаза, плечи ее сгорбились. Уставив глаза в пол, она едва слышно проговорила: - Я не знаю. Он знает. - Она опять подняла взгляд на мое лицо и задрожала. - Неужели вы не видите, что я боюсь? - Она заплакала. - Я боюсь их. Заберите меня отсюда, и я все вам расскажу. Я их боюсь! Повернувшись ко мне, Мими рассмеялась. - Ты сам на это напрашивался. Так тебе и надо! Гилберт покраснел. - Это так глупо, - пробормотал он. Я сказал: - Хорошо, я заберу тебя, но мне хотелось бы, чтобы ты объяснилась теперь, пока мы все в сборе. Дороти покачала головой. - Я боюсь. - Не стоит так с ней нянчиться, Ник, - сказала Мими. - Она от этого делается только хуже. Ей... - Что скажешь? - спросил я у Норы. Нора встала и потянулась, не поднимая рук. Порозовевшее лицо ее было прекрасным, каким бывало всегда в первые минуты после пробуждения. Она сонно мне улыбнулась и заявила: - Поехали домой. Мне не нравятся эти люди. Собирайся, Дороти, бери шляпу и пальто. - Дороти, иди спать, - приказала Мими. Зажав пальцами левой руки рот, Дороти глухо прорыдала: - Не позволяйте ей бить меня, Ник! Я наблюдал за Мими: на лице у нее играла спокойная улыбка, однако ноздри ее вздымались и опускались в такт дыханию, а дышала она так громко, что я отчетливо это слышал. Нора подошла к Дороти. - Пойдем, тебе надо умыться и... Мими издала гортанный звук, напоминающий рычание, мышцы ее шеи напряглись, она вся подобралась словно для прыжка. Нора встала между Мими и Дороти. Когда Мими двинулась вперед, одной рукой я поймал ее за плечо, другой обвил из-за спины ее талию и приподнял Мими над полом. Она завизжала и принялась лупить меня кулаками и наносить мне болезненные удары по ногам твердыми, острыми, высокими каблуками своих туфель. Нора вытолкнула Дороти из комнаты и стала в дверях, наблюдая за нами. Лицо ее было весьма оживленным. Это я видел ясно и отчетливо: все остальное поплыло словно в тумане. Когда на мои плечи градом посыпались слабые, неуклюжие удары, я обернулся и увидел наносящего их Гилберта, однако видел я его как сквозь пелену и почти не почувствовал соприкосновения в тот момент, когда отпихнул его в сторону. - Прекрати, Гилберт. Мне бы не хотелось делать тебе больно. - Я отнес Мими к дивану, бросил ее на спину, уселся на ее колени, а руками сжал ее запястья. Гилберт снова набросился на меня. Я попытался ногой ткнуть его в коленную чашечку, однако прицел был взят слишком низко, и мой удар угодил Гилберту в ногу, лишив его равновесия. Он повалился на пол. Я вновь брыкнул ногой в его сторону, промахнулся и сказал: - С тобой мы можем подраться и после. Принеси воды. Лицо Мими побагровело. Глаза ее - огромные, остекленевшие, безумные - вылезали из орбит. Сквозь плотно сжатые зубы со свистом вырывалось дыхание, у рта пузырилась слюна, а вены и мышцы на побагровевшей шее - как и на всем ее извивающемся теле - вздулись настолько, что, казалось, вот-вот лопнут. Из-за пота, выступившего на ее горячих запястьях, мне было трудно удерживать ее руки. В такой обстановке было приятно увидеть, появившуюся рядом со мной со стаканом в руке Нору. - Плесни ей в лицо, - сказал я. Нора плеснула. Мими разжала зубы, судорожно вдохнула воздух и закрыла глаза. Она принялась отчаянно мотать головой из стороны в сторону, однако силы в ее извивающемся теле поубавилось. - Еще раз, - сказал я. После второго стакана воды Мими протестующе принялась отплевываться, и стремление к борьбе окончательно ее покинуло. Она, полностью расслабившись и тяжело дыша, неподвижно лежала на диване. Я разжал, сжимавшие ее запястья, руки и встал. Гилберт, прислонившись к столу, стоял на одной ноге и потирал другую, ту, которую я ушиб. Бледная Дороти с вытаращенными глазами маячила в дверях и никак не могла решить, следует ли ей войти в комнату или же убежать подальше и спрятаться. Нора, стоя рядом со мной с пустым стаканом в руке, спросила: - Думаешь, с ней все в порядке? - Конечно. Наконец, Мими открыла глаза и заморгала, пытаясь избавиться от попавшей в глаза воды. Я вложил ей в руку носовой платок. Она вытерла лицо, судорожно вздохнула и села на диване. Затем, все еще часто моргая, обвела взглядом комнату. Увидев меня, Мими слабо улыбнулась. Улыбка ее была виноватой, однако ничто в ней хотя бы отдаленно не напоминало угрызений совести. Мими неуверенной рукой коснулась своей прически и сказала: - Я чуть было совсем не утонула. - В один прекрасный день, - сказал я, - ты впадешь в такую истерику, прекратить которую будет уже невозможно. Она перевела взгляд на своего сына. - Гил, что с тобой случилось? - спросила она. Он торопливо отдернул руку от своей ноги и опустил ступню на пол. - Я... м-м-м... ничего, - заикаясь, пробормотал он. - Со мной все в порядке. - Гилберт пригладил волосы и поправил галстук. - О, Гил, - рассмеялась Мими, - неужели ты и правда пытался защитить меня? Да еще от Ника? - Она засмеялась громче. - Это было невероятно мило с твоей стороны, но и невероятно глупо! Ведь он - настоящее чудовище, Гил. Никто бы не смог... - Приложив мой платок к губам, она принялась раскачиваться то вперед, то назад. Я искоса бросил взгляд на Нору. Губы ее были плотно сжаты, а глаза почти почернели от гнева. Я коснулся ее руки. - Давай-ка убираться отсюда. Гилберт, дай своей матери что-нибудь выпить. Через пару минут она придет в себя. Дороти, держа в руках шляпу и пальто, на цыпочках прокралась ко входной двери. Мы с Норой разыскали наши пальто и шляпы и последовали за ней, оставив смеющуюся в мой носовой платок Мими в гостиной на диване. В такси, которое везло нас в "Нормандию", никому разговаривать особенно не хотелось. Нора размышляла, Дороти до сих пор казалось сильно напуганной, а я просто устал - денек выдался весьма насыщенный. Когда мы попали домой, было уже почти девять часов. Аста бурно нас приветствовала. Я улегся на пол и играл с собакой, пока Нора готовила кофе. Дороти порывалась рассказать мне о том, что с ней произошло, когда она была ребенком. - Не надо, - сказал я. - Ты уже пыталась рассказать об этом в понедельник. Наверное, это что-нибудь очень смешное, да? Но уже поздно. А вот о чем ты мне боялась рассказать дома у твоей матери? - Но вы бы скорее поняли, если бы позволили мне... - Это ты тоже говорила в понедельник. Я не психоаналитик и совсем не разбираюсь в значении тех или иных впечатлений, полученных в раннем возрасте. Мне совершенно на них наплевать. К тому же я устал - мне весь день пришлось таскать мешки с песком. Она надула губы. - По-моему, вы стараетесь сделать так, чтобы мне как можно труднее было вам все рассказать. - Послушай, Дороти, - сказал я, - ты либо знаешь что-нибудь, о чем боялась рассказать в присутствии Мими и Гилберта, либо не знаешь. Если знаешь - выкладывай. Я сам спрошу тебя, если что-нибудь в твоем рассказе сочту непонятным. Она теребила на своей юбке складку, угрюмо на нее уставившись, однако, когда подняла взгляд, глаза ее возбужденно сияли. Громким шепотом, который трудно было бы не услышать, даже в самом дальнем углу комнаты, она произнесла: - Все это время Гил виделся с нашим отцом. Он встречался с ним и сегодня, и отец сказал ему, кто убил мисс Вулф. - Кто? Она покачала головой. - Он мне не сказал. Он рассказал только это. - И об этом ты боялась сообщить мне в присутствии Гилберта и Мими? - Да. Вы бы поняли, если бы позволили мне рассказать... - ...о том, что случилось с тобой в раннем детстве. Нет, не позволю. Оставим это. Что еще он тебе сказал? - Ничего. - И о Нанхейме ничего? - Нет, ничего. - Где твой отец? - Гил мне не сказал. - Когда он с ним встречался? - Он не сказал. Пожалуйста, не сердитесь, Ник. Я сообщила вам все, о чем он мне говорил. - Что-то уж больно много он тебе наговорил, - проворчал я. - Когда вы с ним об этом беседовали? - Сегодня вечером. Он как раз говорил об этом, когда вы вошли в мою комнату, и честное слово, больше ничего мне не сказал. - Было бы здорово, - произнеся, - если бы кто-нибудь из вас однажды ясно и определенно о чем-нибудь высказался - не так важно, о чем. Вошла Нора и принесла кофе. - Чем ты теперь обеспокоен, сынок? - спросила она. - Всякими разностями, - сказал я, - загадками, враньем; а ведь я уже слишком стар, чтобы находить во всем этом удовольствие. Давай уедем в Сан-Франциско. - Еще до Нового года? - Завтра. Или сегодня. - С удовольствием. - Она протянула мне чашку. - Если хочешь, мы можем полететь самолетом и тогда будем там накануне Нового года. Дрожащим голосом Дороти произнесла: - Я не лгала вам, Ник. Я рассказала вам все, что... Пожалуйста, ну пожалуйста, не сердитесь на меня. Мне так... - Она перестала говорить и зарыдала. Я погладил Асту по голове и застонал. Нора сказала: - Мы все вымотались и потому нервничаем. Давайте отправим собаку на ночь вниз, уляжемся и поговорим после того как отдохнем. Идем, Дороти, я принесу тебе кофе в спальню и дам ночную рубашку. Дороти встала и сказала мне: - Спокойной ночи. Простите, что я такая глупая. - Она вышла вслед за Норой. Вернувшись, Нора уселась рядом со мной на пол. - Наша Дороти все никак не наплачется, - сказала она. - Я согласна, что в данный момент жизнь для нее не очень приятна, и все же... - Нора зевнула. - Что за страшную тайну она тебе открыла? Я рассказал ей о том, что сообщила мне Дороти. - Похоже, это просто очередная басня. - Почему? - А почему нет? Пока они кормили нас только баснями. Нора опять зевнула. - Может быть, такое объяснение вполне удовлетворит сыщика, но для меня оно звучит недостаточно убедительно. Слушай, а почему бы нам не составить список всех подозреваемых, всех мотивов и зацепок, а потом их не проверить... - Вот ты этим и займись. Я иду спать. А что такое "зацепка", мамочка? - Это, например, когда Гилберт на цыпочках подходит к телефону в гостиной, где я в одиночестве лежу на диване, и думая, что я сплю, говорит телефонистке, чтобы она нас ни с кем до утра не соединяла. - Так-так. - Или, - сказала Нора, - это когда Дороти вдруг обнаруживает, что ключ от квартиры тетушки Элис все время был при ней. - Так-так. - Или когда Стадси вдруг начинает пихать Морелли ногой под столом после того, как Морелли совсем уж было собрался рассказать тебе о вечно пьяном двоюродном брате этого... как там его?.. Дика О'Брайена, которого знавала Джулия Вулф. Я поднялся и поставил наши чашки на стол. - Не понимаю, как здравомыслящий сыщик, не будучи женатым на тебе, может надеяться, что у него хоть что-нибудь получится в работе, однако, на сей раз ты все же перегибаешь палку. По-моему, совсем не стоит ломать голову над тем, почему Стадси пихал Морелли. Меня куда больше занимает вопрос, зачем они так отделали Спэрроу: затем ли, чтобы не дать ему меня изувечить или же затем, чтобы не дать ему кое-что мне рассказать? Я хочу спать. XXVI Нора растолкала меня в четверть одиннадцатого. - Подойди к телефону, - сказала она. - Звонит Маколэй и говорит, что это важно. Я вошел в спальню - в эту ночь я спал в гостиной - и подошел к телефону. Дороти крепко спала. - Алло, - тихо проговорил я в трубку. - Еще слишком рано для того, чтобы пообедать вместе, - сказал Маколэй, - но мне необходимо немедленно тебя увидеть. Я могу сейчас подъехать? - Конечно. Приезжай, и мы позавтракаем вместе. - Я уже завтракал. Ты завтракай один, а я буду минут через пятнадцать. - Хорошо. Дороти чуть приоткрыла глаза и сонным голосом пробормотала: - Должно быть, уже поздно. - Она повернулась на другой бок и опять погрузилась в забытье. Я ополоснул холодной водой лицо и руки, почистил зубы, причесался и вернулся в гостиную. - Маколэй сейчас приедет, - сказал я Норе. - Он уже завтракал, но можешь заказать ему кофе. А я хочу куриную печенку. - А я приглашена на ваш утренник, или же мне лучше... - Конечно. Ты ведь никогда не видела Маколэя, да? Довольно неплохой парень. Однажды меня прикомандировали на несколько дней к его подразделению, стоявшему под Во, а после войны мы стали время от времени навещать друг друга. Пару раз он подбрасывал мне работу, включая и ту, с Уайнантом. Как насчет капельки спиртного, чтобы расправиться с меланхолией? - Почему бы тебе сегодня не остаться трезвым? - Мы приехали в Нью-Йорк вовсе не для того, чтобы ходить здесь трезвыми. Хочешь, пойдем сегодня вечером на хоккей? - С удовольствием. - Она налила мне виски и отправилась заказывать завтрак. Я посмотрел утренние газеты. В них были сообщения об убийстве Нанхейма и о том, что Йоргенсен задержан Бостонской полицией, однако гораздо больше места было отведено под новости, касающиеся дела, которое бульварная пресса окрестила "Войной между бандами Дьявольской кухни", а также ареста "Принца" Майка Фергюсона и показаний "Джефси", замешанного в похищении Линдберга. Маколэй и посыльный, приведший Асту, прибыли одновременно. Асте Маколэй нравился, поскольку, играя с собакой, он позволял ей наваливаться на себя всем телом, а она никогда не была сторонником слишком нежных игр. Сегодня утром вокруг рта Маколэя были заметны морщины, а розоватый румянец на его щеках проступал не так явственно, как обычно. - С чего это у полиции появились новые идеи? - спросил он. - Неужели они думают... - Он оборвал себя на полуслове, когда в комнату вошла Нора. Она уже оделась. - Нора, позволь тебе представить Герберта Маколэя, - сказал я. - Моя жена. Они пожали друг другу руки и Нора произнесла: - Ник позволил мне заказать для вас только кофе. Может, я... - Нет, спасибо, я только что позавтракал. - Ну, что там насчет полиции? - спросил я. Маколэй колебался. - Нора знает практически все, что знаю я, - заверил я, - поэтому если речь не идет о чем-нибудь для тебя... - Нет-нет, ничего подобного, - сказал он. - Просто... ну, в общем... это в интересах самой же миссис Чарльз. Я бы не хотел ее расстраивать. - Тогда выкладывай. Ее расстраивают только те вещи, о которых она ничего не знает. Какие новые идеи появились у полиции? - Сегодня утром ко мне заходил лейтенант Гилд, - сказал Маколэй. - Сначала он показал мне обрывок цепочки от часов с закрепленным на ней ножиком и спросил, видел ли я их раньше. Я видел: они принадлежали Уайнанту. Я сказал ему, что, по-моему, видел: по-моему, они очень похожи на цепочку и ножик, которые были у Уайнанта. Тогда он спросил, знаю ли я, каким образом они могли попасть к кому-нибудь другому, и после того как Гилд в течение некоторого времени ходил вокруг да около, до меня вдруг дошло, что под "кем-нибудь другим" он подразумевает тебя или Мими. Я ответил ему, что Уайнант мог дать их любому из вас, что вы могли украсть их или найти на улице, либо вам мог их дать кто-нибудь, кто украл их или нашел на улице, либо же вы могли получить их от кого-нибудь, кому их передал сам Уайнант. Существуют и другие способы, посредством которых вы могли бы их заполучить, сказал я Гилду, однако, он уже понял, что я издеваюсь над ним, и не позволил мне рассказать об этих способах. У Норы на щеках выступили красные пятна, а глаза ее потемнели. - Идиот! - сказала она. - Ну, ну, - сказал я. - Вероятно, мне следовало предупредить тебя: подобные настроения появились у него уже вчера вечером. Похоже, моя старая приятельница Мими подбросила ему пару намеков. На что еще направил он свое недремлющее око? - Он хотел знать о... В общем, он так спросил: "Как вы думаете, Чарльз и эта секретарша Вулф все еще продолжали всякие там шуры-муры? Или же это осталось в далеком прошлом?" - Это уж точно Мимина подача, - сказал я. - И что ты ему ответил? - Ответил, что не знаю, продолжали ли вы "все еще" свои шуры-муры, ибо впервые слышу, будто между вами вообще когда-либо были шуры-муры, и напомнил ему, что в любом случае ты давно не живешь в Нью-Йорке. Нора спросила меня: - А у вас были шуры-муры? - Не пытайся выставить Мака лжецом, - сказал я. - И что он на это ответил? - Ничего. Он спросил, знал ли, по моему мнению, Йоргенсен про тебя и Мими, а когда я в свою очередь спросил, что именно мог он знать про тебя и Мими, Гилд обвинил меня в том, что я разыгрываю невинность - цитирую его дословно - так что мы не очень далеко продвинулись. Он также интересовался, где и когда, с точностью до секунды и сантиметра, мы с тобой встречались. - Прелестно, - сказал я. - У меня паршивое алиби. Вошел официант и принес наш завтрак. Мы поговорили о том о сем, пока он не накрыл на стол и не удалился. Затем Маколэй сказал: - Тебе нечего бояться. Я собираюсь передать Уайнанта в руки полиции. - Он произнес эти слова нетвердым, сдавленным голосом. Я спросил: - Ты уверен, что Джулию убил он? Я, например, не уверен. Маколэй просто сказал: - Я знаю. - Он откашлялся. - Даже если существует один шанс из тысячи в том, что я ошибаюсь - а такого шанса существовать не может, - Уайнант все равно безумен, Чарльз. Он не должен оставаться на свободе. - Возможно, ты и прав, - начал я, - и если ты знаешь... - Я знаю, - повторил он. - Я видел его в тот день, когда он убил Джулию, должно быть, не более чем минут через тридцать после того, как он сделал это, хотя тогда еще я не знал о преступлении, вообще не знал, что она убита. Я... ну, в общем... теперь-то я знаю. - Ты встретил его в конторе Херманна? - Что? - Предполагается, что в тот день примерно с трех до четырех ты находился в конторе человека по имени Херманн, расположенной на Пятьдесят седьмой улице. По крайней мере, так мне сообщили в полиции. - Правильно, - сказал он. - То есть; так им и было сказано. На самом же деле случилось следующее: после того, как мне не удалось встретиться с Уайнантом или же узнать о нем что-либо в "Плазе", а также после двух безрезультатных звонков в свою контору и домой Джулии, я решил махнуть на него рукой и направился к Херманну. Он - горный инженер и один из моих клиентов; совсем незадолго перед тем я закончил работу над некоторыми статьями по корпорации, которые составлял для него, и нам необходимо было внести в эти статьи кое-какие мелкие поправки. Дойдя до Пятьдесят седьмой улицы, я вдруг почувствовал, что за мной следят - тебе известно это ощущение. Мне трудно было представить себе причину, по которой кто-либо мог следить за мной, однако, я как-никак адвокат, и потому подобные причины могут существовать. Как бы то ни было, мне захотелось удостовериться в правильности своего ощущения, поэтому я повернул на восток от Пятьдесят седьмой и дошел до Мэдисон авеню, и все же не был до конца уверен. Я заметил маленького человечка с желтоватым цветом лица, которого, как мне показалось, видел еще у "Плазы", однако... Мне подумалось, что скорее всего я обнаружу слежку, если возьму такси, поэтому я так и сделал, велев таксисту ехать на восток. Машин на улице было слишком много, и потому я не заметил, взял ли тот маленький человечек или кто-нибудь еще такси следом за мной, и велел таксисту повернуть на юг у Третьей улицы, затем снова на восток у Пятьдесят шестой и вновь на юг у Второй авеню; к тому времени я уже был вполне уверен, что за нами следует желтое такси. Конечно же, я не мог рассмотреть, сидит ли в нем мой маленький человечек - для этого такси находилось слишком далеко от нас. И вот тогда-то, когда мы остановились у следующего перекрестка на красный свет, я увидел Уайнанта. Он сидел в такси, направлявшемся на запад по Пятьдесят шестой улице. Естественно, меня это не очень удивило: мы находились всего лишь в двух кварталах от дома Джулии, и я сделал вывод, что она просто не хотела, чтобы я знал о присутствии Уайнанта в ее квартире в тот момент, когда я звонил ей по телефону, и что теперь Уайнант направляется на встречу со мной к "Плазе". Он никогда не отличался чрезмерной пунктуальностью. Поэтому я сказал водителю, чтобы он повернул на запад, однако на Лексингтон авеню - мы отставали от них всего на полквартала - такси Уайнанта повернуло на юг. Это было совсем не по пути к "Плазе" и даже не по пути к моей конторе, и потому я решил плюнуть на Уайнанта и вновь заняться преследовавшим меня такси... но его там больше не было. Всю дорогу по пути к Херманну я смотрел в заднее окошко, но не смог обнаружить никаких признаков слежки. - Который был час, когда ты увидел Уайнанта? - спросил я. - Должно быть, минут пятнадцать-двадцать четвертого. Было уже без двадцати четыре, когда я добрался до Херманна, а Уайнанта я видел, пожалуй, минутами двадцатью-двадцатью пятью ранее. В общем, секретарша Херманна - Луиза Джекобз, та самая девушка, с которой ты видел меня вчера вечером - сказала мне, что у ее шефа весь день шло совещание, однако, он, по-видимому освободится через несколько минут; так оно и случилось, и минут через десять-пятнадцать мы с ним управились, и я вернулся в свою контору. - Насколько я понимаю, ты находился недостаточно близко к Уайнанту, чтобы определить, был ли тот возбужден, не пахло ли от него порохом, или не было ли при нем цепочки от часов и все такое прочее. - Верно. Мне, когда он проехал мимо, удалось рассмотреть лишь его профиль, однако, не думай, будто я не уверен, что это был Уайнант. - Не буду. Продолжай, - сказал я. - Он больше так и не позвонил. Примерно через час после того, как я вернулся, позвонили из полиции - Джулия умерла. Ты должен понять следующее: тогда я ни единой минуты не верил в то, что ее убил Уайнант. Ты способен понять это - ведь ты до сих пор не веришь, что убил он. Поэтому, когда я приехал в участок, и полицейские стали задавать мне вопросы об Уайнанте, и было ясно, что они подозревают его, я сделал то, что сделали бы ради своих клиентов девяносто девять адвокатов из ста - я ни словом не обмолвился о том, что видел Уайнанта по соседству с квартирой Джулии примерно в то время, когда предположительно было совершено убийство. Я рассказал им то же, что и тебе - будто у меня с ним была назначена встреча, а он так и не пришел, - а затем дал им понять, будто от "Плазы" я поехал прямиком к Херманну. - Это вполне понятно, - согласился я. - Не имело смысла что-либо сообщать полиции до тех пор, пока ты не услышал его объяснения по поводу случившегося. - Вот именно, а потом все дело заключалось в том, что мне так и не довелось услышать его объяснения. Я ожидал, что он объявится, позвонит мне, в конце концов, но от него ничего не было слышно - до четверга, когда я получил то его письмо из Филадельфии, а в письме ни слова не говорилось о нашей несостоявшейся встрече в пятницу, ни слова о... впрочем, ты читал это письмо. Что ты о нем думаешь? - Ты имеешь в виду, похоже ли оно на письмо, написанное человеком, которого терзают угрызения совести? - Да. - Не особенно, - сказал я. - Примерно такого письма можно и ожидать от него в случае, если он не убивал Джулию - никакой озабоченности по поводу подозрений на его счет со стороны полиции за исключением того, что это может отразиться на его работе, желание прояснить дело, избежав при этом каких-либо неудобств лично для него - словом, не слишком блестящее письмо, если бы оно было написано кем-нибудь другим, однако вполне соответствующее тем причудам, которые отличают его от других людей. Я могу себе представить, как Уайнант отправляет письмо, и ему даже в голову не приходит, что самым разумным было бы отчитаться в своих действиях в день убийства перед полицией. Насколько ты уверен, что, когда ты его увидел он ехал от Джулии? - Теперь я вполне уверен. Тогда же мне это показалось вероятным. Затем я подумал, что он, возможно, был в своей мастерской. Она находится на Первой авеню, всего лишь в нескольких кварталах от места, где я его видел, и хотя мастерская была закрыта со времени его отъезда, мы в прошлом месяце возобновили ее аренду, так что все было готово к его возвращению, и он вполне мог поехать туда в тот день. Полиция не обнаружила там ничего, по чему можно было с уверенностью судить о том, был он в мастерской или нет. - Я хотел спросить тебя: говорили, будто бы он отрастил бороду. Была ли у него... - Нет - я видел все то же длинное, худое лицо с теми же общипанными, белесыми усами. - И еще: был такой парень по имени Нанхейм, которого вчера убили - маленький, с... - Я как раз собирался об этом сказать. - Я подумал о том маленьком человечке, который, как тебе показалось, следил за тобой. Маколэй уставился на меня. - Ты полагаешь, это мог быть Нанхейм? - Не знаю. Я просто подумал. - И я не знаю, - сказал он, - Я никогда не видел Нанхейма, насколько мне... - Он представлял собою невысокого мужчину, не более пяти футов и трех дюймов ростом, а весил, пожалуй, фунтов сто двадцать. Я бы сказал, что ему было лет тридцать пять-тридцать шесть. Желтоватый цвет лица, темные волосы и такие же темные, довольно близко посаженные глаза, большой рот, длинный обвислый нос, торчащие, словно крылья летучей мыши, уши... бегающий взгляд. - Это вполне мог быть он, - сказал Маколэй, - хотя я не видел его с близкого расстояния. Думаю, полиция позволит мне взглянуть на него, - он пожал плечами, - впрочем, теперь это не имеет значения. О чем я говорил? Ах да, о том, что никак не мог связаться с Уайнантом. Это поставило меня в неловкое положение, поскольку полиция полагала, будто я поддерживаю с ним контакт и не говорю по этому поводу правды. Ты ведь тоже так считал, верно? - Да, - признался я. - И ты тоже, как и полиция, наверное, подозревал что в день убийства я все же встречался с ним в гостинице "Плаза" или в другом месте. - Это представлялось вероятным. - Да. И, конечно же, вы были отчасти правы. По крайней мере, я видел его, да еще в таком месте и в такое время, что, узнай об этом полиция, его бы, вне всяких сомнений, немедленно сочли виновным, и потому, солгав поначалу несознательно, косвенным образом, я стал затем лгать прямо и преднамеренно. Херманн весь тот день безвылазно провел на совещании и не мог знать, как долго я ждал, пока он освободится. Луиза Джекобз - моя хорошая приятельница. Не вдаваясь в детали, я объяснил ей, что если она скажет, будто я появился у них в конторе через одну-две минуты после того, как пробило три, то может помочь мне выручить клиента, и она с готовностью согласилась. Я также объяснил ей, что в случае, если возникнут какие-либо непредвиденные неприятности, она всегда сможет обезопасить себя, сказав, будто не обратила внимания, в котором точно часу я прибыл, однако на следующий день я случайно упомянул о своем прибытии именно в это время, и у нее не было причин сомневаться в моей честности; таким образом вся вина возлагалась на меня. - Маколэй глубоко вздохнул. - Теперь все это неважно. Важно то, что сегодня я получил от Уайнанта весточку. - Очередное нелепое письмо? - спросил я. - Нет, он позвонил и я назначил ему на сегодняшний вечер встречу - с тобой и со мной. Я сказал ему, что ты, если не увидишься с ним, ничего для него не сделаешь, поэтому он обещал встретиться с нами сегодня вечером. Естественно, я собираюсь пригласить и полицию; мне уже трудно оправдать тот факт, что я покрываю его подобным образом. Я могу добиться того, что его оправдают, признав невменяемым, и затем изолируют. Это все, что я могу - да и хочу - сделать. - Ты уже сообщил полиции? - Нет. Он позвонил лишь после того, как они ушли. К тому же, сначала я хотел поговорить с тобой. Я хотел сказать тебе, что не забыл, чем я тебе обязан и... - Ерунда, - сказал я. - Совсем не ерунда. - Он повернулся к Норе. - Я полагаю, он никогда не говорил вам, что спас мне однажды жизнь, в окопе под... - Он сошел с ума, - сказал я Норе. - Он выстрелил в одного парня и промахнулся, а я выстрелил и не промахнулся, только и всего. - Я вновь обратился к Маколэю: - А может, пусть полиция еще немного подождет? Предположим, ты и я встретимся сегодня с Уайнантом и выслушаем его. Мы можем придержать его и, если убедимся, что он - убийца, забить тревогу в конце встречи. - Ты до сих пор сомневаешься, верно? - Маколэй слабо улыбнулся. - Что ж, если ты пожелаешь, я готов пойти на это, хотя такой шаг мне представляется... Впрочем, быть может, ты передумаешь, когда я расскажу тебе о нашем телефонном разговоре. В гостиную, зевая, вошла Дороти, одетая в слишком длинные для нее Норины ночную рубашку и халат. - Ах! - воскликнула она, увидев Маколэя, а затем, узнав его, произнесла: - Ой, здравствуйте, мистер Маколэй. Я не знала, что вы здесь. Есть новости о моем отце? Маколэй посмотрел на меня. Я покачал головой. Он ответил Дороти: - Пока нет, но, возможно, сегодня мы что-нибудь узнаем. - Зато Дороти уже кое-что случайно узнала. Расскажи Маколэю о Гилберте, - сказал я. - Вы имеете в виду, о... о моем отце? - уставившись в пол, неуверенно спросила она. - О Бог ты мой, конечно, нет! - сказал я. Лицо ее залилось краской, она с упреком посмотрела на меня, а затем торопливо сказала Маколэю: - Гил виделся вчера с отцом, и отец сказал ему, кто убил мисс Вулф. - Что? Она энергично четыре или пять раз кивнула головой. Глазами, в которых читалось изумление, Маколэй посмотрел на меня. - Совсем не обязательно, что это действительно произошло, - напомнил я ему. - Это Гил так говорит. - Понятно. Тогда, по-твоему, он мог... - Тебе ведь не так часто с тех пор, как заварилась эта каша приходилось беседовать с членами этой семейки, верно? - спросил я. - Верно. - Захватывающее занятие, доложу я тебе. У них у всех сдвиг на почве секса, и это глубоко укоренилось в их подсознании. Они начинают... - Вы просто отвратительны! - сердито сказала Дороти. - Я изо всех сил стараюсь... - Чем ты недовольна? - спросил я. - На сей раз я делаю тебе поблажку: я склонен верить, что Гил действительно так тебе и сказал. Не требуй от меня слишком многого. - И кто же убил Джулию? - спросил Маколэй. - Не знаю. Об этом Гил мне не сказал. - А твой брат часто виделся с отцом? - Не знаю, насколько часто. Он просто сказал, что виделся с ним. - А он говорил что-нибудь о... о человеке по имени Нанхейм? - Нет. Ник спрашивал меня об этом. Гилберт ни о чем больше мне не говорил. Я поймал Норин взгляд и сделал ей знак. Она поднялась и произнесла: - Пойдем в другую комнату, Дороти, надо дать ребятам шанс заняться их сверхважными делами. Дороти явно хотела остаться, однако, она все же вышла вслед за Норой. Маколэй сказал: - После того, как она подросла, у нее есть на что посмотреть. - Он откашлялся. - Надеюсь, твоя жена не... - Не беспокойся. С Норой все в порядке. Ты собирался рассказать мне о своем разговоре с Уайнантом. - Он позвонил сразу после того, как ушли полицейские, и сказал, что видел мое объявление в газете "Таймс" и хотел бы знать, чего мне надо. Я объяснил ему, что ты не горишь желанием впутываться в его неприятности, не переговорив предварительно с ним, и мы условились встретиться сегодня вечером. Потом он спросил, видел ли я Мими и я сообщил ему, что видел ее пару раз после того, как она вернулась из Европы, и что видел также его дочь. И тогда он сказал следующее: "Если моя жена попросит денег, выдай ей любую сумму в разумных пределах". - Черт меня побери, - сказал я. Маколэй кивнул. - То же самое подумал и я. Когда я спросил его, с какой стати, он ответил, будто, прочитав утренние газеты, убедился, что Мими оказалась жертвой Розуотера, а не его союзницей, и у него есть основания рассчитывать на ее "доброе расположение" к нему, Уайнанту. Я начал догадываться, в чем дело, и сообщил ему, что Мими уже отдала ножик и цепочку полицейским. Угадай, что он на это ответил. - Сдаюсь. - Промямлив что-то нечленораздельное - причем буквально несколько слов, заметь, - он вдруг как ни в чем не бывало заявил: "Те самые цепочку и ножик, которые я оставил у Джулии, чтобы она отдала их в ремонт?" - А что ты ответил? - рассмеялся я. - Это меня озадачило. Пока я соображал, что ответить, он сказал: "Как бы то ни было, мы можем подробно обсудить это во время нашей сегодняшней встречи". Я спросил, где и когда мы увидимся, и он ответил, что ему придется в десять вечера еще раз позвонить мне домой. Он сразу заторопился, хотя перед этим, похоже, никуда не спешил, и у него не нашлось времени, чтобы ответить на все появившиеся у меня вопросы, поэтому он повесил трубку, а я позвонил тебе. Что ты теперь скажешь по поводу его невиновности? - Теперь я не так уверен, как раньше, - медленно ответил я. - Насколько ты уверен, что в десять часов он с нами свяжется? Маколэй пожал плечами. - Я знаю об этом не больше твоего. - В таком случае я бы на твоем месте не беспокоил полицию до тех пор, пока мы не схватим нашего безумного приятеля и не будем готовы передать его в их руки. Они вряд ли воспылают к тебе горячей любовью, услышав твою историю, и если даже не упекут тебя сразу в каталажку, то устроят веселенькую жизнь, особенно когда Уайнант - не дай Бог - оставит нас сегодня вечером с носом. - Я знаю, и все же мне хотелось бы сбросить со своих плеч это бремя. - Несколько часов погоды не делают, - сказал я. - Никто из вас не упоминал в разговоре ту несостоявшуюся встречу в "Плазе"? - Нет. У меня не было возможности спросить его. Что ж, если ты считаешь, что надо подождать, я подожду, но... - Давай подождем до вечера, по крайней мере, до тех пор, как он позвонит тебе - если позвонит - а затем решим, следует ли посвящать во все полицию или нет. - Ты полагаешь, он не позвонит? - Не уверен, - сказал я. - Он не явился на последнюю встречу с тобой и, похоже, стал темнить, когда узнал, что Мими отдала полиции цепочку и ножик. Я не слишком оптимистично настроен. Однако, там видно будет. Мне, наверное, следует прийти к тебе домой часам к девяти, да? - Приходи к ужину. - Не могу, но постараюсь прийти как можно раньше на случай, если он поспешит со звонком. Нам нельзя будет терять времени. Где ты живешь? Маколэй дал мне свой адрес в Скарсдейле и поднялся. - Попрощайся за меня с миссис Чарльз и поблагодари... Да, кстати, надеюсь, ты вчера вечером не истолковал превратно мое замечание насчет Харрисона Куинна. Я имел в виду только то, что сказал - то есть, то, что мне не повезло, когда я воспользовался его советом в биржевых делах. Я не собирался намекать, будто здесь что-то не так - ты понимаешь, - или будто он не принес денег другим своим клиентам. - Я понимаю, - сказал я и позвал Нору. Они с Маколэем пожали друг другу руки, обменялись вежливыми фразами, он слегка потрепал Асту, сказал: "Постарайся прийти как можно раньше", и ушел. - Плакал твой сегодняшний хоккейный матч, - сказал я, - если только кто-нибудь еще не составит тебе компанию. - Я пропустила что-нибудь интересное? - спросила Нора. - Ничего особенного. - Я рассказал ей о том, что сообщил мне Маколэй. - И не спрашивай, что я думаю по этому поводу. Я не знаю. Знаю, что Уайнант - сумасшедший, однако он действует не так, как действовал бы сумасшедший или убийца. Он действует как человек, ведущий какую-то свою игру. Одному лишь Всевышнему известно, что это за игра. - Мне кажется, - сказала она, - что он покрывает кого-то еще. - А почему ты думаешь, что это не он убил Джулию? - Потому что так думаешь ты, - удивилась Нора. - Неотразимый аргумент, - сказал я. - А что это за "кто-то еще"? - Пока я не знаю. И хватит надо мной смеяться: я много размышляла над делом. Это вряд ли может быть Маколэй, поскольку Уайнант, покрывая кого-то, пытается использовать его помощь, и... - И это вряд ли могу быть я, - предположил я, - поскольку он хочет использоваться мою помощь. - Правильно, - сказала она, - и ты окажешься в очень глупом положении, если будешь издеваться надо мной, а я тем временем разгадаю загадку раньше тебя. И это вряд ли может быть Мими или Йоргенсен, поскольку Уайнант пытался их скомпрометировать. Далее, это вряд ли может быть Нанхейм, поскольку он, по всей видимости, был убит тем же человеком, и, помимо всего прочего, сейчас нет никакой необходимости покрывать его. И это вряд ли может быть Морелли, поскольку Уайнант ревновал к нему, и между ними произошла ссора. - Глядя на меня, Нора нахмурилась. - Хорошо бы тебе побольше узнать об этом здоровенном толстяке по имени Спэрроу и о той крупной рыжеволосой женщине. - А как насчет Дороти и Гилберта? - Я как раз собиралась тебя о них спросить. Как ты думаешь, Уайнант по отношению к ним питает сильные отцовские чувства? - Нет. - Наверное, ты просто пытаешься отбить у меня всякую охоту к расследованию. Что ж, зная их, трудно поверить в вину любого из них, однако, я попыталась все личные впечатления отбросить в сторону и руководствоваться логикой. Вчера вечером перед тем, как лечь в постель, я составила список всех... - Ничто так не спасает от бессонницы, как упражнения в логике. Это может сравниться лишь... - Не надо разговаривать со мной таким покровительственным тоном. Результаты твоей работы пока трудно назвать ошеломляющими. - Я не хотел тебя обидеть, - сказал я и поцеловал ее. - Это новое платье? - Ага! Увиливаешь от темы, трус несчастный! XXVII Перед обедом я зашел к Гилду и сразу после того, как мы пожали друг другу руки принялся его обрабатывать. - Я пришел без адвоката. Мне показалось, что если я приду один, это произведет более благоприятное впечатление. Он наморщил лоб и покачал головой, словно я обидел его. - Что вы, дело совсем не в этом, - терпеливо проговорил он. - Похоже, что как раз в этом. Он вздохнул. - Никогда бы не подумал, что вы сделаете ту же ошибку, которую делают многие, поскольку полагают, будто мы... Вы ведь знаете: мы должны отработать все варианты, мистер Чарльз. - Где-то я слышал нечто подобное. Что же вы хотите знать? - Я лишь хочу знать, кто убил ее... и его. - Попробуйте спросить Гилберта, - предложил я. Гилд поджал губы. - А почему именно его? - Он рассказал сестре, что знает, кто это сделал, а узнал он якобы от Уайнанта. - Вы хотите сказать, что он встречался со своим стариком? - Она уверяет, что он так сказал. У меня не было возможности спросить его самого. Гилд скосил на меня свои водянистые глаза. - Что же там у них происходит, мистер Чарльз? - В семье Йоргенсенов? Вы, по-видимому, знаете не хуже моего. - Не знаю, - сказал он, - и это факт. Я просто совсем не могу их понять. Например, миссис Йоргенсен: что она из себя представляет? - Блондинка. - Вот-вот, и это все, что я знаю, - угрюмо кивнул он. - Но послушайте, вы их знаете уже давно, и то, что она рассказывает про вас и про себя... - А также про меня и про свою дочь, про меня и про Джулию Вулф, про меня и про королеву Великобритании. С женщинами я сущий дьявол. Он поднял руку. - Я не хочу сказать, будто верю всему, что она говорит, и незачем обижаться. Вы заняли неправильную позицию, если позволите так выразиться. Вы ведете себя так, словно думаете, что мы охотимся за вами, а это не соответствует действительности, совершенно не соответствует действительности. - Возможно, однако, вы двурушничаете со мной с тех пор, как в прошлый... Твердый взгляд его бледно-серых глаз уперся в мое лицо, и Гилд спокойно сказал: - Я - полицейский и должен выполнять свою работу. - Довольно справедливо. Вы велели мне зайти сегодня. Чего вы хотели? - Я не велел вам зайти, я просил вас. - Ну хорошо. Чего вы хотите? - Я не хочу того, что мы имеем сейчас, - сказал он. - Я не хочу ничего подобного. До сих пор мы с вами говорили как мужчина с мужчиной, и мне бы хотелось продолжать в том же духе. - Вы сами все испортили. - По-моему, это не факт. Послушайте, мистер Чарльз, вы готовы не сходя с места присягнуть или хотя бы просто дать мне честное слово, что вы всегда нам выкладывали все, как на духу? Бессмысленно было говорить "да" - он все равно бы мне не поверил. Я сказал: - Практически, все. - Вот именно - практически, - проворчал Гилд. - Каждый из вас рассказывает мне практически всю правду. А мне бы нужен какой-нибудь непрактичный придурок, который выложит все до конца. Мне было жаль его: я хорошо понимал его чувства. Я сказал: - Быть может, никто из тех, с кем вы говорили, не знает всей правды. Он скорчил отвратительную гримасу. - Весьма вероятно, не так ли? Послушайте, мистер Чарльз. Я беседовал со всеми, кого смог обнаружить. Если вы найдете мне еще кого-нибудь, я побеседую и с ними. Вы хотите сказать, я не говорил с Уайнантом? Неужели вы полагаете, что полиция не работает круглые сутки и не делает все возможное, чтобы разыскать его? - Но ведь есть еще сын Уайнанта, - предложил я. - Есть еще сын Уайнанта, - согласился Гилд. Он позвал Энди и смуглого кривоногого полицейского по имени Клайн. - Приведите сюда этого щенка, Уайнантова сына: я хочу потолковать с ним. - Они вышли. Гилд сказал: - Вот видите, мне нужны люди, с которыми можно было бы побеседовать. - Сегодня у вас скверновато с нервами, не так ли? - произнес я. - Вы не собираетесь доставить сюда из Бостона Йоргенсена? Он пожал большими плечами. - Я вполне удовлетворен его показаниями. Не знаю. А вы хотели изложить мне по этому поводу свое мнение? - Еще бы. - Я и правда что-то слегка нервный сегодня, - сказал он. - Мне прошлой ночью так и не удалось сомкнуть глаз. Собачья жизнь. И чего это я так держусь за нее? Можно было бы купить где-нибудь участок земли, поставить железную ограду, раздобыть несколько пар черно-бурых лисиц и... В общем, по его словам, когда вы, ребята, в тысяча девятьсот двадцать пятом году напугали его, Йоргенсен, бросив жену на произвол судьбы, удрал в Германию - надо сказать, он не очень любит вспоминать об этом - и поменял имя, чтобы как можно больше затруднить ваши поиски; по той же причине он не хотел устраиваться на постоянную работу - он называет себя то ли техником, то ли как-то еще в том же роде, - поэтому факты, которыми мы здесь располагаем, довольно скудны. Йоргенсен говорит, будто брался за всякую работу, какую только мог найти, но насколько я себе представляю, в основном он жил за счет женщин - надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду, - причем богатенькие среди них попадались нечасто. В общем, году в двадцать седьмом или двадцать восьмом Йоргенсен оказывается в Милане - есть такой городишко в Италии - и в Парижском "Геральде" читает, что эта Мими, недавно разведенная с Клайдом Миллером Уайнантом, приехала в Париж. Он не знаком с ней лично, как, впрочем, и она с ним, однако, Йоргенсен знает, что она - головокружительная блондинка, которая любит мужчин и веселую жизнь и к тому же не обладает слишком трезвым рассудком. Ему приходит в голову, что после развода она, должно быть, урвала изрядный кусок Уайнантовского состояния; с его точки зрения, он имеет право наложить руки на часть этих денег, возмещая те убытки, которые причинил ему Уайнант - таким образом, он лишь возьмет себе то, что ему все равно причитается. Поэтому он наскребает денег на билет до Парижа и направляется туда. Пока все звучит правдоподобно? - Вполне. - Мне тоже так показалось. В общем, Йоргенсен без особого труда знакомится с ней в Париже - то ли сам, то ли через кого-то, то ли как-то еще - ну, а дальше - еще проще. Она влюбляется в Йоргенсена - по его словам, не сходя с места, с полуоборота - и прежде, чем он успевает что-либо сообразить, Мими уже строит планы относительно их женитьбы. Естественно, он и не пытается ее отговаривать. Вместо алиментов она выжала из Уайнанта кругленькую сумму - двести косых, черт побери! - и могла вторично выйти замуж не опасаясь, что Уайнант прекратит платить алименты, ну а Йоргенсен посредством женитьбы прямиком попадал на ложе, устланное денежными купюрами. Итак, они женятся. По его словам, это была довольно "хитрая" женитьба, которая состоялась где-то в горах между Испанией и Францией; обвенчал их испанский священник на территории, принадлежащей, в общем-то, Франции, благодаря чему женитьбу нельзя считать законной; мне, впрочем, кажется, что Йоргенсен таким образом просто пытается заранее опровергнуть обвинение в двоеженстве. Как бы то ни было, лично мне на это наплевать. Суть в том, что Йоргенсен прибирает денежки к рукам и вовсю ими пользуется, пока денежки не кончаются, И обратите внимание: все это время, уверяет он, М