ими и не подозревает, что он может быть кем-нибудь другим, кроме как Кристианом Йоргенсеном, с которым она познакомилась в Париже, и так ничего и не узнает до тех пор, пока мы не хватаем его в Бостоне. Это тоже звучит правдоподобно? - Вполне, - сказал я, - кроме разве что истории с женитьбой, как вы сами заметили, однако, даже это может быть правдой. - Вот-вот, да и какая, в конце концов, разница? Итак, приближается зима, банковский счет истощается, и Йоргенсен совсем уж собирается улизнуть от нее, прихватив с собой все, что осталось от деньжат, как вдруг Мими предлагает вернуться в Америку и попытаться выжать из Уайнанта кое-что еще. По его мнению, мысль вполне справедливая, если только осуществима в принципе, она же уверяет, что мысль вполне осуществима, они садятся на корабль и... - А вот здесь у него концы с концами не совсем сходятся, - сказал я. - Почему вы так думаете? Он не собирается ехать в Бостон, где, как известно, живет его первая жена, и рассчитывает держаться подальше от тех немногих людей, кто знает его и особенно от Уайнанта; к тому же, кто-то сообщает Йоргенсену о существовании статьи о сроке давности, согласно которой по истечении семи лет все его проблемы исчезают. Он полагает, что почти ничем не рискует. Они не собираются оставаться здесь надолго. - И все же эта часть его рассказа мне не нравится, - упрямо произнес я, - ну да ладно, продолжайте. - В общем, на второй день их пребывания здесь - пока они все еще разыскивают Уайнанта - ему крупно не везет. На улице он случайно сталкивается с подругой своей первой жены - с этой Ольгой Фентон - и она узнает его. Йоргенсен пытается уговорить ее не сообщать первой жене, и ему удается на пару дней сбить ее с толку при помощи какой-то детективной истории, которую он придумывает на ходу - Боже милостивый, ну и воображение у этого парня! - однако, он не может долго водить ее за нос, она идет к своему исповеднику, рассказывает ему все и спрашивает, как ей поступить, он советует сообщить первой жене, она так и делает, а при следующей встрече с Йоргенсеном рассказывает ему про содеянное, он мчится в Бостон в надежде уговорить жену не поднимать скандала, и мы его там арестовываем. - А зачем он ходил в ломбард? - спросил я. - Это вписывается в его рассказ. Он говорит, что ближайший поезд на Бостон отходил буквально через несколько минут, у него с собой не было денег, заскочить домой он уже не успевал и к тому же не горел желанием объясняться со своей второй женой, не утихомирив предварительно первую, - а банки были закрыты, вот он и заложил свои часы. Все сходится. - А вы видели эти часы? - Могу на них взглянуть, если надо. А что? - Я просто полюбопытствовал. Вам не приходило в голову, что эти часы могли когда-то висеть на сломанном конце той цепочки, которую вам вручила Мими? Гилд выпрямился на стуле. - Черт побери! - Затем он подозрительно скосил на меня глаза и спросил: - Вам об этом что-нибудь известно, или вы... - Нет. Я просто полюбопытствовал. А что Йоргенсен говорит по поводу убийств? Кто, по его мнению, их совершил? - Уайнант. Йоргенсен признает, что в течение какого-то времени он полагал, будто их могла совершить Мими, однако, она убедила его в обратном. По его словам, она так и не сказала ему, какими уликами против Уайнанта располагала. Возможно, в этой части он просто пытается себя обезопасить. По-моему, вряд ли могут быть сомнения в том, что они намеревались использовать улику, чтобы выжать из Уайнанта деньги. - Значит, вы не думаете, что цепочка и ножик были ею подброшены? Уголки его рта поползли вниз. - Она могла их подбросить, чтобы иметь возможность его шантажировать. Чем вам не нравится такая версия? - Для простого человека вроде меня это чуть-чуть сложновато, - сказал я. - Вы уже выяснили, сидит ли Фэйс Пепплер до сих пор в тюрьме в Огайо? - Ага. Он выходит на следующей неделе. Кстати, это объясняет наличие у секретарши кольца с бриллиантом. Он попросил своего приятеля, который находится на свободе, переслать ей это кольцо. Похоже, после его освобождения они собирались пожениться и завязать, или что-то еще в этом роде. Во всяком случае, администрация тюрьмы говорит, что они писали друг другу письма с подобным содержанием. Пепплер уверяет администрацию, будто не может сообщить ничего для нас полезного, а администрация не припоминает, содержалась ли в письмах какая-либо информация, которая могла бы нас заинтересовать. Конечно, даже эти скудные данные уже помогают нам прояснить мотив. Скажем, Уайнант ревнив, а она носит это кольцо и собирается уйти к Пепплеру. Тогда он... - Гилд оборвал себя на полуслове и снял трубку телефона. - Да, - сказал он в трубку. - Да... Что? Конечно... Конечно, только пусть там кто-нибудь останется... Правильно. - Он отодвинул телефон в сторону. - Опять заваривается каша по поводу этого убийства, совершенного вчера на Двадцать девятой улице. - А-а, - протянул я. - А мне послышалось имя Уайнанта. Вы знаете, как далеко иногда разносятся голоса из телефонной трубки. Гилд покраснел и закашлялся. - Наверное, на том конце сказали что-то созвучное. Да-да, кажется, что-то созвучное и правда было сказано. Кстати, чуть не забыл: мы поинтересовались для вас тем парнем по кличке Спэрроу. - И что вам удалось узнать? - Похоже, ничего для нас существенного. Его зовут Джим Брофи. Судя по всему, он стремился произвести впечатление на ту девчушку, которую мы встретили у Нанхейма, она была на вас обижена, а он напился до такой степени, что решил, будто выиграет в ее глазах, если даст вам в зубы. - Отличная мысль у него возникла, - сказал я. - Надеюсь, вы не причинили неприятностей Стадси. - Он кто - ваш приятель? Может, вы не в курсе, но он - бывший заключенный с внушительным послужным списком. - Я знаю. Однажды я сам его посадил. - Я взялся за свои пальто и шляпу. - Вы слишком заняты. Пожалуй, я побегу и... - Нет-нет, - сказал Гилд. - Побудьте здесь, если у вас есть время. Скоро я займусь кое-какими делами, которые могут вас заинтересовать, к тому же вы, вероятно, не откажетесь мне помочь в беседе с отпрыском Уайнанта. Я вновь уселся. - Может, хотите выпить? - предложил Гилд, открыв ящик своего стола, однако, мне никогда не везло с виски, которое предлагалось мне полицейскими, и потому я ответил: - Нет, спасибо. Телефон вновь зазвонил, и Гилд произнес в трубку: - Да... Да... Ничего. Поднимайтесь. - На сей раз из трубки до меня не донеслось ни слова. Он покачался взад-вперед на стуле и положил ноги на стол. - Послушайте, - сказал он. - Я ведь не шутил, когда говорил насчет разведения черно-бурых лисиц, и мне хотелось бы узнать, что вы думаете о Калифорнии как о возможном месторасположении фермы? Я никак не мог решить, стоит ли подать ему идею о приобретении фермы для разведения львов и страусов где-нибудь в южных штатах, когда дверь распахнулась и толстый рыжий полицейский ввел в комнату Гилберта Уайнанта. Один глаз его настолько опух, что не открывался, а на левой штанине его брюк зияла рваная дыра, сквозь которую виднелось колено. XXVIII Я сказал Гилду: - Когда вы говорите, чтобы кого-нибудь привели, его приводят несмотря ни на что, верно? - Погодите, - сказал Гилд. - Все не так просто, как вам представляется. - Он обратился к толстому рыжему полицейскому: - Давай, Флинт, рассказывай. Флинт вытер губы тыльной стороной руки. - Этот пацан - просто звереныш, точно вам говорю. На вид он не такой уж крепкий, но, черт возьми, сопротивлялся отчаянно, могу поклясться. А как он бегает! - Ты, как я вижу, настоящий герой, - проворчал Гилд, - и я поговорю с комиссаром, чтобы тебя немедленно наградили медалью, однако, это мы обсудим чуть позже. А сейчас ближе к делу. - Я вовсе не хотел сказать, будто совершил какой-то подвиг, - запротестовал Флинт. - Я просто... - Мне наплевать, что ты там совершил, - сказал Гилд. - Я хочу знать, что совершил он. - Так точно, сэр, я как раз собирался рассказать об этом. Я сменил Моргана сегодня в восемь утра, и все шло гладко и тихо как обычно, ни одна тварь не шевелилась, по словам Моргана, и так все продолжалось минут до десяти третьего, а потом я вдруг слышу, как в двери поворачивается ключ. - Флинт пожевал губами, предоставляя нам возможность выразить наше изумление. - Это происходило в квартире секретарши Вулф, - объяснил мне Гилд. - У меня было что-то вроде предчувствия. - Да еще какое предчувствие! - едва не впадая в экстаз от восхищения, воскликнул Флинт. - Бог ты мой, какое предчувствие! - Гилд сверкнул на него глазами, и он торопливо забормотал: - Да, сэр, ключ, а потом открывается дверь, и заходит вот этот пацан. - Он с гордостью и обожанием посмотрел на Гилберта. - Испуган он был страшно, а когда я бросился на него, он подскочил и кинулся наутек что твой заяц, и поймать его мне удалось аж на первом этаже, а там, разрази меня гром, он принялся так брыкаться, - что мне пришлось залепить ему в глаз, чтобы унялся. На вид-то он совсем хлипкий, но... - Что он делал в квартире? - спросил Гилд. - Он не успел ничего там сделать. Я... - Ты хочешь сказать, что набросился на него, не дождавшись, пока он покажет, зачем туда явился? - Вены на шее у Гилда вздулись так, что, казалось, воротничок его рубашки вот-вот лопнет, а лицо полицейского приобрело такой же оттенок, какой имели волосы Флинта. - Я подумал, что лучше не рисковать. Глазами, полными одновременно ярости и изумления, Гилд посмотрел на меня. Я же изо всех сил старался сохранять непроницаемое выражение лица. Задыхающимся голосом Гилд сказал: - Достаточно, Флинт. Подожди за дверью. Рыжий полицейский был, по-видимому, озадачен. Он медленно произнес: - Слушаюсь, сэр. Вот его ключ. - Он положил ключ на стол перед Гилдом и направился к двери. У двери он повернул голову и сказал через плечо: - Пацан уверяет, будто он - сын Уайнанта. - Он радостно захихикал. Все еще задыхающимся голосом Гилд спросил: - Вот как, неужели? - Ага. Где-то я его уже видел. По-моему, он входил в шайку Большого Шорти Долана. Кажется, я встречал его в... - Убирайся! - прорычал Гилд, и Флинт выскочил за дверь. Гилд издал стон, идущий из самой глубины души. - Этот детина совсем меня достал. Шайка Большого Шорти Долана! - С видом безнадежного отчаяния он помотал головой из стороны в сторону и обратился к Гилберту: - Ну что, сынок? Гилберт сказал: - Я знаю, мне не следовало этого делать. - Неплохое начало, - добродушно сказал Гилд. Лицо его постепенно принимало нормальный оттенок. - Мы все совершаем ошибки. Подвигай к себе стул, и мы посмотрим, как нам поступить, чтобы вытащить тебя из этой передряги. Может, что-нибудь приложить к твоему глазу? - Нет, спасибо, все в порядке. - Гилберт подвинул стул на два или три дюйма в сторону Гилда и сел. - Этот громила ударил тебя просто от нечего делать? - Нет-нет, я сам виноват. Я... я оказал сопротивление. - Что ж, - сказал Гилд, - никто не любит попадать под арест, я полагаю. Ну, так в чем же дело? Здоровым глазом Гилберт посмотрел на меня. - Ты попал в тяжелое положение, а лейтенант Гилд хочет помочь тебе, - сказал я Гилберту. - Ты сам облегчишь свою участь, если поможешь ему. Гилд одобрительно кивнул. - Это факт. - Он поудобнее устроился на стуле и доброжелательным тоном спросил: - Откуда у тебя ключ? - Отец прислал мне его в письме. - Гилберт достал из кармана белый конверт и протянул его Гилду. Я зашел лейтенанту за спину и через его плечо взглянул на конверт. Марки на нем не было, а адрес был напечатан на машинке: "Мистеру Гилберту Уайнанту, гостиница "Кортлэнд". - Когда ты получил это письмо? - спросил я. - Оно лежало на стойке администратора, когда я вернулся вчера часов около десяти вечера. Я не спросил служащего, как долго оно там находилось, но, по-моему, когда я выходил вместе с вами, его там еще не было, иначе мне бы его передали. В конверт были вложены две страницы, на которых уже знакомым шрифтом был неумело напечатан текст. Мы с Гилдом принялись читать вместе: Дорогой Гилберт! Если на протяжении всех этих лет я не делал попыток вступить с тобой в контакт, то только потому, что так пожелала твоя мать; теперь же я нарушаю молчание и обращаюсь к тебе за помощью, поскольку большая нужда заставляет меня пойти против желаний твоей матери. Кроме того, теперь ты уже взрослый мужчина, и мне кажется, что лишь ты один можешь решить, следует ли нам по-прежнему оставаться чужими друг другу или же мы должны действовать, руководствуясь теми родственными узами, которые нас объединяют. Полагаю, тебе известно то двусмысленное положение, в котором я нахожусь сейчас в связи с так называемым убийством Джулии Вулф, и надеюсь, ты сохранил еще хотя бы отчасти доброе расположение ко мне, позволяющее тебе, по крайней мере, верить в то, что я совершенно невиновен в этом преступлении и никак не замешан (и это действительно правда) в данном деле. Я обращаюсь к тебе за помощью, тем самым раз и навсегда демонстрируя полиции и всем другим свою невиновность, и я уверен, что даже если бы не мог рассчитывать на твое доброе расположение, то мог бы все же рассчитывать на твое желание сделать все возможное, дабы сохранить незапятнанным имя, принадлежащее в равной степени тебе, твоей сестре и вашему отцу. Я обращаюсь к тебе также и потому, что, пользуясь услугами компетентного адвоката, верящего в мою невиновность, предпринимающего все возможное, чтобы доказать ее, и питающего надежды на помощь со стороны мистера Ника Чарльза, я тем не менее не могу просить их пойти на то, что в принципе является незаконным актом, и кроме тебя у меня нет никого, кому бы я осмелился довериться. Я хочу, чтобы ты сделал следующее: необходимо завтра пойти в квартиру Джулии Вулф, находящуюся на Пятьдесят четвертой восточной улице, 411, войти в нее, воспользовавшись ключом, который я вкладываю в этот конверт, отыскать между страницами книги "Хорошие манеры" некий документ (или заявление), прочесть его и немедленно уничтожить. Ты должен убедиться, что документ полностью уничтожен, и от него ничего не осталось кроме разве что пепла, а прочитав его, ты поймешь, почему это необходимо сделать, и почему я доверяю тебе выполнение этой задачи. В случае, если в силу каких-то причин нам потребуется изменить наши планы, я позвоню тебе по телефону сегодня ночью. Если же я не позвоню сегодня, то позвоню завтра вечером, чтобы узнать, удалось ли тебе выполнить мои инструкции, а также чтобы договориться о встрече. Я нисколько не сомневаюсь, что ты осознаешь ту огромную ответственность, которую я возлагаю на твои плечи, и что мое доверие будет полностью оправдано. С любовью, Твой отец. Размашистая, сделанная чернилами подпись Уайнанта находилась под словами "твой отец". Гилд ждал, пока я скажу что-нибудь. Я ждал, пока что-нибудь скажет он. Через несколько минут такого молчания лейтенант спросил Гилберта: - А он звонил? - Нет, сэр. - Откуда ты знаешь, - спросил я. - Разве ты не велел телефонистке ни с кем ваш номер не соединять? - Я... да, велел. Поскольку вы были там, я боялся, что, если он позвонит, вы узнаете, кто это; отец же, как мне подумалось, мог просто передать мне что-нибудь через телефонистку, однако, он так и не позвонил. - Значит, ты не виделся с ним? - Нет. - И он не сообщал тебе, кто убил Джулию Вулф? - Нет. - И ты солгал Дороти? Он опустил голову, уставился в пол и кивнул головой. - Я... Это... Наверное, я на самом деле сказал так из ревности. - Он посмотрел на меня; теперь лицо его было пунцовым. - Понимаете, раньше Дороти, глядя на меня, полагала, будто практически обо всем я знаю больше, нежели все остальные, и она, видите ли, обращалась ко мне, если хотела узнать что-либо, и всегда поступала так, как я ей говорил, а потом, когда она стала часто видеться с вами, все изменилось. Она уже смотрела снизу вверх на вас и уважала вас больше... то есть, это вполне естественно, и было бы глупо с ее стороны так не делать, поскольку здесь никакого сравнения и быть не может, но я... я, наверное, ревновал и осуждал... ну, не то чтобы осуждал - ведь я и сам смотрел на вас снизу вверх, - однако, мне хотелось как-нибудь вновь произвести на нее впечатление - вы, пожалуй, назовете это бравадой, - и, получив письмо отца, я соврал, будто регулярно встречаюсь с ним, и будто он рассказал мне о том, кто совершил эти убийства, так как я надеялся, что она подумает, будто мне известно то, чего не знаете даже вы. - Гилберт, словно выбившись из сил, остановился и вытер лицо носовым платком. Мне снова удалось одержать верх в молчаливом поединке с Гилдом, и он, наконец, произнес: - Ну что ж, по-моему, ничего такого страшного ты не натворил, сынок, если только ты уверен, что не утаиваешь какие-нибудь факты, о которых нам следует знать. Мальчик покачал головой. - Нет, сэр, я ничего не утаиваю. - А тебе ничего не известно о цепочке и ножике, которые твоя мать передала нам? - Нет, сэр, я и узнал-то о них только после того, как мама вам их отдала. - Как она себя чувствует? - спросил я. - О, с ней все в порядке, по-моему, правда, она сказала, что сегодня не будет вставать с постели. Глаза Гилда сузились. - А что с ней случилось? - Истерика, - сказал я ему. - Они вчера поссорились с дочерью, и Мими сорвалась. - Поссорились на почве чего? - Кто их знает - обычная ссора между женщинами из-за сущих пустяков. - Хм-м-м, - протянул Гилд и почесал подбородок. - Флинт сказал правду о том, что у тебя не было возможности отыскать тот документ? - спросил я у Гилберта. - Да. Я не успел даже дверь закрыть, как он на меня набросился. - Гениальные детективы со мной работают, - проворчал Гилд. - А он не кричал: "Ату его!", когда на тебя бросился? Ну да ладно. Что ж, сынок, я могу сделать две вещи, и на которой из них остановлюсь, зависит только от тебя. Я могу задержать тебя на некоторое время, а могу и отпустить в обмен на обещание, что, если отец с тобой свяжется, ты тут же дашь мне знать, и расскажешь, о чем он будет с тобой говорить и где назначит встречу. Я заговорил прежде, чем Гилберт успел открыть рот: - Вы не можете этого от него требовать, Гилд. Речь ведь идет о его родном отце. - Не могу, вот как? - Нахмурившись, он посмотрел на меня. - А разве это не в интересах его отца, если он действительно невиновен? Я ничего не ответил. Постепенно лицо Гилда просветлело. - Ну ладно, сынок, тогда, предположим, я возьму с тебя слово. Если твой отец или кто-нибудь еще попросит тебя что-либо сделать, ты скажешь им, что не можешь, поскольку дал мне честное слово? - Вот это звучит разумно, - сказал я. - Да, сэр, даю вам слово, - ответил Гилберт. Гилд сделал широкий жест рукой. - О'кей. Ну, тогда беги. Мальчик встал и сказал: - Большое вам спасибо, сэр. - Он повернулся ко мне. - Вы не собираетесь сегодня... - Подожди меня на улице, - сказал я, - если не спешишь. - Я подожду. До свидания, лейтенант Гилд, и еще раз спасибо. - Гилберт вышел. Гилд схватил телефонную трубку и приказал немедленно найти книгу "Хорошие манеры" и принести ее к нему вместе со всем содержимым. Сделав это, он заложил руки за голову и принялся покачиваться на стуле. - Итак? - Кто его знает, - сказал я. - Послушайте, неужели вы до сих пор полагаете, что это сделал не Уайнант? - Какая разница, что я там полагаю? Вместе с показаниями Мими у вас против него много улик. - Разница довольно большая, - заверил он меня. - Мне бы очень хотелось знать, что вы думаете и почему вы так думаете. - Моя жена считает, что он кого-то покрывает. - Вот как? Хм-м-м. Я никогда не относился к числу тех, кто приуменьшает значение женской интуиции, а миссис Чарльз, если вы позволите мне так выразиться, чрезвычайно умная женщина. А кого, по ее мнению, Уайнант покрывает? - Когда я в последний раз с ней разговаривал, она еще не решила. Гилд вздохнул. - Что ж, вероятно, тот документ, за которым он послал парнишку, что-нибудь да прояснит. Однако документ ничего не прояснил: людям Гилда в квартире убитой женщины так и не удалось найти ни его, ни экземпляра "Хороших манер". XXIX Гилд опять вызвал рыжего Флинта и принялся с пристрастием его допрашивать. Рыжий полицейский обильно потел, потеряв фунтов десять веса, однако, продолжал утверждать, что у Гилберта не было возможности ни к чему в квартире прикоснуться, и что за время его, Флинта, дежурства из комнаты не могла пропасть ни одна пылинка. Он не помнил, чтобы ему на глаза попадалась книга под названием "Хорошие манеры", но он и не относился к числу людей, которые обычно запоминают книжные названия. Флинт изо всех сил старался помочь и выдвигал идиотские предположения до тех пор, пока Гилд не прогнал его прочь. - Парнишка, по-видимому, ждет меня на улице, - сказал я, - на случай, если вы считаете, что дальнейшая беседа с ним может быть полезной. - А вы как считаете? - Вряд ли. - Ну, тогда ладно. И все же, черт возьми, кто-то забрал эту книгу, и я переверну... - Почему? - спросил я. - Что - "почему"? - Почему вы уверены, что она была там, и что кто-то непременно ее забрал? Гилд почесал подбородок. - Что вы хотите этим сказать? - Уайнант не пришел на встречу с Маколэем в "Плазе" в день убийства, не совершал самоубийства в Аллентауне, он пишет, что получил от Джулии Вулф только тысячу долларов, когда мы думаем, что он должен получить пять тысяч, он сообщает, будто они с ней были лишь друзьями, когда мы считаем, что они были любовниками, он слишком часто нас разочаровывает, и потому мне трудно верить ему на слово. - Факт тот, что я бы его скорее понял, - сказал Гилд, - если бы он либо явился к нам, либо пустился в бега. А то, что он, внося сумятицу в дело, появляется то здесь, то там, не укладывается ни в какие рамки. - Вы наблюдаете за его мастерской? - Мы вроде как присматриваем за ней. А что? - Не знаю, - честно признался я. - Просто он указал нам на массу вещей, которые никуда нас не привели. Может, нам следует обратить внимание на те вещи, о которых он ничего не говорит, а мастерская - одна из таких вещей. - Хм-м-м, - произнес Гилд. - Оставляю вас наедине с этой блестящей идеей, - сказал я и надел пальто и шляпу. - Предположим, мне нужно будет связаться с вами поздно вечером: каким образом я смогу это сделать? Он дал мне свой номер телефона, мы пожали друг другу руки, и я ушел. Гилберт Уайнант ждал меня в коридоре. Никто из нас не проронил ни слова, пока мы не сели в такси. Затем он спросил: - Лейтенант думает, что я говорил правду, не так ли? - Конечно. А разве это не так? - О, так, однако, люди не всегда тебе верят. Вы ничего не скажете маме о том, что произошло? - Нет, если только ты сам меня не попросишь. - Спасибо, - сказал он. - Как вы думаете, где перед молодым человеком открывается больше возможностей: на востоке или на западе? Отвечая, я представил себе, как Гилберт работает на лисьей ферме у Гилда. - Сейчас трудно сказать. Хочешь поехать на запад? - Не знаю. Мне бы хотелось чем-нибудь заняться. - Он принялся возиться со своим галстуком. Следующие пару кварталов мы проехали в молчании. Затем Гилберт сказал: - Мне бы хотелось задать вам еще один странный вопрос: что вы думаете обо мне? - Похоже, он задал этот вопрос еще более серьезно, чем несколько дней тому назад Элис Куинн. - Ты совершенно нормальный, - ответил я ему, - и в то же время совершенно ненормальный. Он отвернулся и посмотрел в окно. - Я так безнадежно молод. Мы опять помолчали. Затем он кашлянул, и у его рта появилась тонкая струйка крови. - Этот здоровяк сильно тебя зашиб, - сказал я. Он стыдливо кивнул и приложил к губам носовой платок. - Я не очень сильный. У "Кортлэнда", выходя из такси, Гилберт упорно отказывался от моей помощи и уверял, что дойдет и сам, однако я поднялся вместе с ним наверх, поскольку иначе он бы наверняка не сказал ни слова о состоянии своего здоровья Мими. Я позвонил прежде, чем он успел достать свой ключ, и Мими открыла дверь. Увидев у Гилберта синяк, она выпучила глаза. - Ему здорово досталось, - сказал я. - Уложи его в постель и вызови врача. - Что случилось? - Уайнант втравил его в одно дело. - В какое? - Не стоит об этом беспокоиться, пока мы не приведем Гилберта в порядок. - Но Клайд был здесь, - сказала она. - Поэтому я тебе и звонила. - Что? - Он правда был здесь. - Она энергично кивнула головой. - И спрашивал, где Гил. Он просидел здесь с час или даже больше и ушел всего минут десять назад. - Ну хорошо, давай уложим Гилберта в постель. Гилберт упрямо настаивал на том, что ему не нужна помощь, поэтому я оставил его наедине с матерью в ванной и прошел к телефону. - Звонил кто-нибудь? - спросил я Нору, когда на другом конце провода услышал ее голос. - Так точно, сэр. Месье Маколэй и Гилд, кроме того мадам Йоргенсен и Куинн просили, чтобы вы с ними связались. От детей пока звонков не поступало. - Когда звонил Гилд? - Минут пять назад. Ты не будешь возражать, если сегодня пообедаешь в одиночестве? Ларри пригласил меня на новый спектакль Осгуда Перкинса. - Хорошо. Увидимся позже. Я позвонил Маколэю. - Встреча отменяется, - сказал он. - У меня новости от нашего друга, и одному лишь Господу Богу известно, что он замышляет. Слушай, Чарльз, я иду в полицию. С меня хватит. - Думаю, теперь другого выхода не остается, - сказал я. - Я и сам собирался звонить в полицию. Я у Мими. Он был здесь десять минут назад. Мы только что с ним разминулись. - Что он там делал? - Я как раз собираюсь попытаться это выяснить. - Ты серьезно хотел звонить в полицию? - Конечно. - Тогда, может, ты так и сделаешь, а я сейчас приеду? - Договорились. До скорого. Я позвонил Гилду. - После вашего ухода появились кое-какие новости, - сказал он. - Вам удобно будет обсуждать их там, где вы сейчас находитесь? - Я у миссис Йоргенсен. Мне пришлось доставить парнишку домой. Ваш рыжий здоровяк так зашиб его, что у Гилберта где-то внутри открылось кровотечение. - Я убью эту гориллу! - прорычал Гилд. - Тогда нам лучше сейчас не говорить. - У меня тоже есть кое-какие новости. По словам миссис Йоргенсен, Уайнант был здесь сегодня почти в течение часа и ушел всего за несколько минут до того, как приехал я. Несколько секунд он молчал, а затем сказал: - Ничего не предпринимайте. Я сейчас же приеду. Когда я искал номер телефона Куиннов, в гостиную вошла Мими. - Ты думаешь, у Гилберта серьезные ушибы? - спросила она. - Не знаю, но лучше немедленно вызвать врача. - Я подвинул к ней телефон. Когда она, позвонив, положила трубку на место, я сказал: - Я сообщил полиции, что Уайнант был здесь. Она кивнула. - Потому я тебе и звонила, чтобы спросить, следует им сообщать или нет. - Я также звонил Маколэю. Он скоро приедет. - Он не имеет права отнимать их у меня! - возмущенно сказала она. - Клайд передал мне их добровольно - они принадлежат мне. - Что принадлежит тебе? - Эти облигации, эти деньги. - Какие облигации? Какие деньги? Она подошла к столу и выдвинула ящик. - Видишь? В ящике лежали три пачки, перехваченных широкими резинками облигаций, поверх которых лежал розовый чек на десять тысяч долларов компании "Парк Эвенью Траст", выписанный на имя Мими Йоргенсен, подписанный Клайдом Милером Уайнантом и датированный третьим января тысяча девятьсот тридцать третьего года. - Датирован пятью днями раньше действительного срока, - сказал я. - Что за чушь? - Он сказал, что сейчас на его счету не наберется такой суммы, и он, вероятно, не сможет в течение еще двух-трех дней сделать новый вклад. - По этому поводу разразится настоящая буря, - предупредил я ее. - Надеюсь, ты к ней готова. - Я не понимаю, почему, - запротестовала она. - Не понимаю, почему мой муж - мой бывший муж - не имеет права обеспечить меня и своих детей, если он этого хочет. - Хватит, Мими. Чем ты его купила? - Купила? - Ну да. Что ты пообещала сделать в ближайшие несколько дней? Ведь он пригрозил устроить все так, что если ты этого не сделаешь, деньги по чеку получить будет невозможно, верно? Она состроила гримасу, выражавшую нетерпение. - В самом деле, Ник, иногда со своими дурацкими подозрениями ты производишь впечатление недоумка. - Я учусь быть недоумком. Еще три урока, и можно будет получать диплом. Но помни, я предупреждал тебя вчера, что ты, возможно, окончишь свои дни в... - Прекрати, - крикнула она и закрыла мне рот своей ладонью. - Зачем ты постоянно твердишь это? Ты ведь знаешь, меня это сводит с ума, и... - Голос ее смягчился, и в нем появились льстивые интонации. - Ты же видел, что мне пришлось пережить в последние дни, Ник. Неужели ты не можешь быть хоть чуточку добрее? - Не беспокойся насчет меня, - сказал я. - Беспокойся насчет полиции. - Я опять подошел к телефону и позвонил Элис Куинн. - Это Ник. Нора сказала, что ты... - Да. Ты не видел Харрисона? - Нет, с тех пор, как привез его к тебе, не видел. - Если увидишь, не говори ему о том, что я нагородила тебе вчера вечером, ладно? Я сказала это не всерьез, совсем не всерьез. - Я и не думал, что ты говорила всерьез, - заверил я ее. - Кроме того, я в любом случае ничего бы ему не сказал. Как он себя сегодня чувствует? - Он ушел. - Что? - Он ушел. Он меня бросил. - Он и раньше уходил. Он вернется. - Я знаю, но на сей раз мне страшно. Он не поехал в контору. Надеюсь, он просто напился где-то и... но на сей раз мне страшно. Ник, ты думаешь, он и правда любит эту девушку? - По-моему, он сам полагает, что любит. - Он тебе так говорил? - Если бы и сказал, то это ничего бы не значило. - Как ты думаешь, имеет смысл с ней поговорить? - Нет. - Может, ты с ней побеседуешь? Ты думаешь, она его любит? - Нет. - Что с тобой? - раздраженно спросила она. - Нет. Я не дома. - Что? А, ты имеешь в виду, что звонишь из какого-то места, где тебе неудобно говорить? - Правильно. - Ты... ты у нее дома? - Да. - А она там? - Нет. - Ты думаешь, она с ним? - Не знаю. Не думаю. - Может, позвонишь мне, когда сможешь спокойно говорить, или, еще лучше, навестишь меня? - Конечно, - пообещал я и повесил трубку. Голубые глаза Мими насмешливо наблюдали за мной. - Кое-кто всерьез обеспокоен проказами моей дочурки? - Не дождавшись от меня ответа, она рассмеялась и спросила: - Дороти до сих пор строит из себя убитую горем деву? - Наверное. - Она всегда будет изображать саму невинность, - пока рядом будут люди, готовые ей верить. И ты, Ник - подумать только! - попался на ее удочку, ты, который боится верить даже в... ну... в то, например, что я всегда стараюсь говорить только правду. - Это мысль, - сказал я. Прежде, чем я успел продолжить, в дверь позвонили. Мими открыла врачу - он представлял собой кругленького, пухленького, слегка сгорбленного пожилого мужчину, с пингвиньей походкой, - и провела его к Гилберту. Я опять открыл ящик стола и посмотрел на облигации; их общая номинальная стоимость, прикинул я, составляла тысяч шестьдесят, а на бирже за них дали бы сразу примерно четверть или треть этой цены. Когда в дверь вновь позвонили, я задвинул ящик и впустил Маколэя. Он выглядел усталым. Не снимая пальто, он уселся и сказал: - Ну что ж, говори - я готов к самому худшему. Что ему здесь было нужно? - Пока не знаю, Мими только успела показать мне облигации и чек. - Об этом мне известно. - Он покопался в кармане и протянул мне письмо: "Дорогой Герберт! Сегодня я передам миссис Мими Йоргенсен ценные бумаги, перечисленные ниже, а также чек "Парк Эвенью Траст" на десять тысяч долларов, датированный третьим января. Прошу тебя позаботиться о том, чтобы к этому дню на счету было достаточно денег для выдачи по чеку. Я мог бы предложить, чтобы ты продал еще какие-нибудь акции, однако полностью полагаюсь на твое решение. Судя по всему, я не смогу сейчас оставаться в Нью-Йорке и, вероятно, вернусь сюда только через несколько месяцев, но время от времени я буду давать о себе знать. Прошу извинить за то, что не могу задержаться до вечера и встретиться с тобой и Чарльзом. Искренне твой, Клайд Миллер Уайнант" Под размашистой подписью находился список облигаций. - Как оно к тебе попало? - спросил я. - С посыльным. Как ты думаешь, за что он заплатил ей? Я покачал головой. - Я пытался выяснить. Она сказала, что он хотел "обеспечить ее и своих детей". - Это вероятно, как вероятно и то, что она говорит правду. - Я хотел спросить насчет облигаций, - сказал я. - Мне казалось, что все его состояние находится в твоих руках, верно? - Мне тоже так казалось, но этих облигаций у меня не было, и я даже не знал, что они существуют. - Он поставил локти на колени и подпер голову руками. - Если сложить все те вещи, о которых я не знаю... XXX В гостиную вошли Мими и врач. Слегка натянуто Мими сказала Маколэю: - О, добрый день. - Они пожали друг другу руки. - Это доктор Грант - мистер Маколэй - Мистер Чарльз. - Как себя чувствует пациент? - спросил я. Доктор Грант откашлялся и сказал, что, по его мнению, с Гилбертом ничего страшного не произошло - синяки, небольшое кровотечение, разумеется - однако, ему следует полежать в постели. Он опять откашлялся, сказал, что был счастлив с нами познакомиться, и Мими проводила его к выходу. - Что случилось с парнем? - спросил меня Маколэй. - Уайнант послал его черт знает зачем в квартиру Джулии, а там он напоролся на усердного полицейского. Мими вернулась в гостиную. - Мистер Чарльз уже рассказал вам об облигациях и о чеке? - спросила она Маколэя. - Я получил записку от Уайнанта, где он сообщает, что передает их вам, - сказал Маколэй. - Тогда, наверное, не возникнет никаких... - Сложностей? Думаю, не возникнет. Она слегка расслабилась, а глаза ее чуть потеплели. - Я и не понимала, почему они должны возникнуть, но он, - она указала пальцем на меня, - любит меня пугать. Маколэй вежливо улыбнулся. - Могу я спросить, сообщил ли мистер Уайнант что-либо о своих планах? - Он говорил что-то о том, что, вроде бы, собирается куда-то уехать, но, боюсь, я не слишком внимательно слушала. Не припоминаю, сказал ли он мне, куда и когда уезжает. Демонстрируя свой скептицизм, я издал ворчание; Маколэй притворился, будто верит ей. - А вы не припоминаете, говорил ли он что-нибудь о Джулии Вулф или о своих проблемах, или же о чем-нибудь еще, хоть как-то связанном с убийством? - спросил он. Она энергично помотала головой. - Ни слова, я точно помню, ни единого слова. Я спрашивала его об этом, но вы же знаете, каким несносным он бывает, когда на него находит. Мне так ничего и не удалось из него вытянуть по этому поводу, кроме нечленораздельного ворчания. Я задал вопрос, который Маколэй, будучи слишком воспитанным, не осмеливался задать: - А о чем он говорил? - Практически, ни о чем, только о нас самих и о детях, в особенности о Гилберте. Ему очень хотелось увидеть Гила, и он прождал почти целый час, надеясь, что тот придет. Он также расспрашивал о Дороти, но, как мне показалось, не проявлял при этом особого интереса. - А не говорил ли он о том, что писал Гилберту? - Ни слова. Если хотите, могу повторить весь наш разговор. Я не знала, что он собирался приехать, он даже не позвонил снизу. Просто-напросто в дверь позвонили, а когда я открыла, там стоял Клайд; он еще больше постарел с тех пор, как я видела его в последний раз, и, кажется, еще больше похудел; я сказала: "О, Клайд", или что-то еще в этом духе, а он спросил: "Ты одна?" Я ответила, что одна, и он вошел. Потом он... В дверь опять позвонили, и она направилась в прихожую. - Что ты об этом думаешь? - тихим голосом спросил Маколэй. - Когда я начну верить Мими, - ответил я, - надеюсь, у меня хватит здравого смысла не признаваться в этом. Мими вернулась в гостиную с Гилдом и Энди. Гилд кивнул мне, пожал Маколэю руку, повернулся к Мими и сказал: - Что ж, мэм, мне придется просить вас рассказать... Маколэй перебил его: - А что если сначала я расскажу вам свои новости, лейтенант? Эти события произошли раньше, и... Гилд махнул адвокату своей ручищей. - Валяйте. - Он уселся на диван. Маколэй рассказал ему то, что рассказывал мне еще утром. Когда он упомянул о том, что я был в курсе этих событий с самого утра, Гилд бросил на меня укоризненный взгляд, и потом, в течение всего рассказа, полностью меня игнорировал. Гилд не прерывал Маколэя, кратко и ясно излагавшего события. Дважды Мими хотела сказать что-то, но умолкала и продолжала слушать. Закончив рассказ, Маколэй протянул Гилду письмо, в котором речь шла о чеке и облигациях. - Это принес мне сегодня посыльный. Гилд внимательно прочитал письмо и обратился к Мими: - Теперь вы, миссис Йоргенсен. Она рассказала ему то, что уже рассказывала нам о визите Уайнанта, подробно, когда Гилд терпеливо ее расспрашивал, останавливалась на деталях, однако, при этом упорно утверждала, будто Уайнант, по поводу Джулии Вулф или ее убийства, не сказал ни слова, будто, передавая ей чек и облигации, он просто сказал, что хочет обеспечить ее и своих детей, и будто она не знает, куда и когда он уезжает, хотя Уайнант вроде и упоминал об этом. Казалось, явное всеобщее недоверие к ее словам нисколько не смущает Мими. Она закончила свой рассказ с улыбкой на губах и сказала: - Во многих отношениях он очень мил, хотя, конечно, совершенно безумен. - Вы хотите сказать, что он в полном смысле слова сумасшедший, - спросил Гилд, - а не просто человек со странностями? - Да. - Почему вы так думаете? - О, с ним надо пожить, чтобы убедиться, насколько он безумен в действительности, - легкомысленно ответила она. Гилда ее рассказ, судя по всему, не удовлетворил. - Во что он был одет? - На нем был коричневый костюм, коричневое пальто, шляпа, коричневые же, по-моему, ботинки, белая рубашка, серый галстук то ли с красными, то ли с красно-коричневыми фигурками. Дернув головой, Гилд сделал знак Энди. - Позвони. Энди вышел. Гилд почесал подбородок и, нахмурившись, погрузился в мысли. Мы все за ним наблюдали. Убрав руку от подбородка, он посмотрел сначала на Мими, потом на Маколэя и, словно не замечая моего присутствия, спросил: - Кто-нибудь из вас знает человека с инициалами Д. В. К.? Маколэй медленно покачал головой. - Нет. А что? - спросила Мими. Гилд, наконец, посмотрел на меня. - А вы? - Не знаю. - А что? - повторила Мими. - Постарайтесь припомнить, - сказал Гилд. - Скорее всего, он должен был иметь дела с Уайнантом. - Как давно? - Сейчас трудно сказать. Может, несколько месяцев тому назад, а может, и несколько лет. Он, по всей видимости, должен быть довольно крупным, широколицым мужчиной с толстым животом и, вероятно, хромым. Маколэй вновь покачал головой. - Никто, напоминающий ваше описание, мне на ум не приходит. - Мне тоже, - сказала Мими, - но я умираю от любопытства. Скажите же нам, в чем дело. - Разумеется, скажу. - Гилд вытащил из нагрудного кармана сигару, посмотрел на нее и положил обратно. - Под полом в мастерской Уайнанта обнаружен труп мужчины, имевшего подобную внешность. - Ого! - сказал я. Мими зажала руками рот и ничего не сказала. Глаза ее округлились и словно остекленели. Маколэй, нахмурившись, спросил: - Вы уверены? Гилд вздохнул. - Вы же понимаете, что в подобном случае я бы не стал строить догадки, - сказал он устало. Маколэй покраснел и смущенно улыбнулся. - Это был, конечно, глупый вопрос. Как вам удалось его обнаружить? - Ну, мистер Чарльз неоднократно намекал, что нам следует обратить внимание на мастерскую, поэтому, полагая, что мистер Чарльз - человек, которому наверняка известно намного больше, нежели он рассказывает другим, я сегодня утром послал своих людей покопаться в мастерской. Мы уже обыскивали ее раньше и ничего там не нашли, но на сей раз я приказал разобрать этот сарай на части, поскольку присутствующий здесь мистер Чарльз говорил, что нам следует обратить на него внимание. И присутствующий здесь мистер Чарльз был прав. - Гилд холодно и недружелюбно посмотрел на меня. - В конце концов, они заметили, что небольшой участок цементного пола выглядит чуть менее затоптанным, чем остальная его поверхность, и поэтому взломали цемент на этом участке; там-то и покоились бренные останки мистера Д. В. К. Что вы об этом думаете? Маколэй сказал: - Я думаю, что Чарльзу в голову пришла чертовски удачная догадка. - Он повернулся ко мне. - Каким образом ты... Гилд перебил его. - Мне кажется, вы неправильно выразились. Называя это простой догадкой, вы не оцениваете по достоинству тонкий ум присутствующего здесь мистера Чарльза. Маколэя озадачил тон, которым Гилд произнес эту фразу. Он вопросительно посмотрел на меня. - Меня ставят в угол за то, что я не рассказал лейтенанту Гилду о, состоявшемся сегодня утром, нашем разговоре, - объяснил я. - Дело помимо всего прочего и в этом тоже, - спокойно согласился Гилд. Мими рассмеялась, а когда Гилд сурово взглянул на нее, одарила его извиняющейся улыбкой. - Каким образом был убит мистер Д. В. К.? - спросил я. Гилд замялся, словно не мог решить, стоит ли отвечать на мой вопрос, затем слегка пожал широкими плечами и сказал: - Пока я не знаю, каким образом и как давно. Я еще не видел сам труп, вернее, то, что от него осталось, а медицинский эксперт, когда я в последний раз с ним разговаривал, еще не закончил работу. - Вы сказали, "то, что от него осталось"? - спросил Маколэй. - Вот именно. Его распилили на куски и похоронили в известняковом или каком-то другом растворе, так что, согласно полученному мною докладу, плоти на нем почти не осталось, однако, вещи его связали в узел и положили рядом с ним, и те из вещей, которые лежали внутри, довольно неплохо сохранились, поэтому мы можем по ним кое-что узнать. Кроме того, там находился обломок трости с резиновым наконечником. Поэтому мы и решили, что он, наверное, был хромой, и... - Вошел Энди, и Гилд оборвал себя на полуслове. - Ну что? Энди с мрачным видом покачал головой. - Похоже, никто не видел, как он приходил или уходил. Это напоминает шутку про парня, который был настолько худым, почти прозрачным, что ему приходилось дважды становиться на одно и то же место, чтобы отбросить тень. Я рассмеялся - не над шуткой - и сказал: - Уайнант не настолько худ, однако, он достаточно худ, почти прозрачен, скажем, так же прозрачен, как бумага, из которой сделан этот чек и на которой написаны все эти письма. - Что такое? - требовательно спросил Гилд; лицо его покраснело, а глаза стали сердитыми и подозрительными. - Он мертв. И мертв уже давно, а живым он бывал только на бумаге. Я готов поспорить даже на деньги, что это его кости находились под полом рядом с одеждой толстого, хромого мужчины. Маколэй наклонился ко мне. - Ты в этом уверен, Чарльз? Гилд прорычал, обращаясь ко мне: - Что за номер вы еще задумали? - Готов поспорить, если хотите. Кому пришло бы в голову столько возиться с трупом, а потом оставить такую вещь, от которой легче всего избавиться - одежду - совершенно нетронутой, если только он не... - Но одежда не была совершенно нетронутой. Она... - Естественно. Это навело бы на подозрения. Ее следовало частично уничтожить, оставив невредимым лишь то, что внушило бы вам мысль, какую необходимо было внушить. Готов побиться об заклад, что инициалы находились на видном месте. - Не знаю, - уже менее сердито сказал Гилд. - Они выгравированы на пряжке ремня. Я расхохотался. Суровым голосом Мими произнесла: - Но это же смешно, Ник. Разве это мог быть Клайд? Ты ведь знаешь, что сегодня он был здесь. Ты знаешь, что он... - Тс-с-с. С твоей стороны очень глупо играть ему на руку, - сказал я ей. - Уайнант мертв, твои дети, по всей видимости, являются его наследниками, а это даст тебе больше денег, чем лежит сейчас в ящике стола. Зачем тебе соглашаться на меньшую часть, когда ты можешь забрать все? - Я не понимаю, о чем ты говоришь, - сказала Мими. Она сильно побледнела. Маколэй произнес: - Чарльз полагает, будто Уайнанта здесь сегодня не было, а облигации и чек ты получила от кого-то другого, или, возможно, сама их украла. Так? - спросил он меня. - Почти. - Но это же смешно, - настаивала Мими. - Подумай хорошенько, Мими, - сказал я. - Представь себе, что Уайнанта убили три месяца назад, а труп его выдали за труп другого человека. Предполагается, будто он уехал, поручив управление своими делами Маколэю. Таким образом, все его состояние полностью остается в руках Маколэя на веки вечные или, по крайней мере, до тех пор, пока Маколэй его не потратит, поскольку ты не в силах даже... Маколэй поднялся и сказал: - Не знаю, к чему ты клонишь, Чарльз, но я... - Успокойтесь, - сказал ему Гилд. - Пусть он договорит. - Он убил Уайнанта, он убил Джулию и он же убил Нанхейма, - заверил я Мими. - Чего ты хочешь? Стать следующей жертвой в его списке? Ты должна прекрасно сознавать, что после того, как ты пришла ему на помощь, сказав, будто видела Уайнанта живым - ведь это же его слабое место, поскольку до сих пор лишь он один уверял, будто видел Уайнанта после октября месяца, - он не станет рисковать и ждать, пока ты передумаешь; не станет, потому что куда проще убрать тебя при помощи того же пистолета и возложить вину на Уайнанта. И ради чего ты идешь на это? Ради каких-то вшивых облигаций, ради жалких крох, тогда как ты можешь через своих детей прибрать к рукам все состояние, если мы докажем, что Уайнант мертв. Мими повернулась к Маколэю и сказала: - Ах ты крыса! Разинув рот, Гилд воззрился на нее, удивившись ее последней ремарке гораздо больше, нежели всему тому, что было сказано ранее. Маколэй сделал резкое движение. Я не стал дожидаться и смотреть, что он будет делать, а ударил его в подбородок левой рукой. Удар получился неплохой, он попал, куда надо и уложил Маколэя на пол, однако, я почувствовал жгучую боль в левом боку и понял, что рана, оставленная пулей Морелли, открылась. - Чего вы еще ждете? - прорычал я Гилду. - Может, упаковать его для вас в целлофан? XXXI Когда я вошел в свой номер в гостинице "Нормандия", было уже почти три часа утра. Нора, Дороти и Ларри Краули сидели в гостиной, Нора и Ларри играли в трик-трак, а Дороти читала газету. - Их и в самом деле убил Маколэй? - немедленно спросила Нора. - Да. В утренних газетах есть что-нибудь об Уайнанте? Дороти ответила: - Нет, только о том, что Маколэй арестован. А что? - Маколэй убил и его тоже. - Правда? - спросила Нора. - Черт меня побери! - произнес Ларри. Дороти заплакала. Нора удивленно посмотрела на нее. Всхлипывая, Дороти пробормотала: - Я хочу домой, к маме. Ларри предложил без особого энтузиазма: - Буду рад отвезти тебя домой, если... Дороти сказала, что хочет уехать. Нора суетилась вокруг нее, однако, при этом не пыталась уговаривать ее остаться. Ларри, старавшийся не показывать слишком явно свое нежелание провожать Дороти, взял шляпу и пальто. Они вышли. Нора закрыла за ними дверь и прислонилась к ней спиной. - Объясните мне все, мистер Чараламбидес, - сказала она. Я покачал головой. Она уселась рядом со мной на диване. - Ну же, давай. И если ты пропустишь хотя бы одно слово, я сделаю... - Прежде, чем я скажу хоть слово, мне придется выпить. Она выругалась и принесла мне стакан с виски. - Он сознался? - С какой стати он будет сознаваться? Он не может рассчитывать на снисхождение, будучи замешанным в убийстве первой степени. Районный прокурор вряд ли позволит ему отделаться обвинением в убийстве второй степени - слишком уж много было убийств, и, по крайней мере, два из них Маколэй совершил преднамеренно. - Но он точно совершил их? - Конечно. Она отодвинула в сторону мою руку со стаканом, который я совсем уж было поднес к губам. - Хватит с меня отговорок, рассказывай все по порядку. - Ну, судя по всему, Маколэй и Джулия в течение некоторого времени обкрадывали Уайнанта. Маколэй проиграл слишком много денег на бирже и узнал о прошлом Джулии, как и намекал Морелли; вот они и объединились против старика. Сейчас мы проверяем счета Маколэя и Уайнанта, и нам, очевидно, не составит особого труда проследить по финансовым документам, как деньги переходили с одного счета на другой. - Значит, вы не знаете наверняка, воровал ли Маколэй у Уайнанта? - Конечно же, мы знаем. Иначе и быть не может. Скорее всего, Уайнант третьего октября собирался куда-то ненадолго уехать, поскольку он действительно снял со счета в банке пять тысяч, но не закрыл свою мастерскую и не отказался от квартиры. Это спустя несколько дней сделал за него Маколэй. В ночь на третье октября Уайнант был убит у Маколэя дома в Скарсдейле. Мы знаем это, потому что утром четвертого октября, когда женщина, которая днем готовила для Маколэя, а вечером уходила к себе домой, явилась на работу, Маколэй встретил ее у порога и под смехотворным предлогом уволил на месте, выплатив деньги за две недели вперед и не позволив при этом переступить порог его дома - очевидно, из боязни, что она обнаружит труп или пятна крови. - Каким образом вы узнали об этом? И не вздумай опускать подробности. - При помощи обычной рутины. Естественно, схватив его, мы сразу направились к нему в контору, а затем на дом, чтобы опросить всех, кто на него работал - сама знаешь, как это делается: "Где вы были в ночь на шестое июля тысяча восемьсот девяносто четвертого года", и так далее, - и новая кухарка сообщила, что работает на Уайнанта только с восьмого октября: ну, а дальше было совсем просто. Кроме того, мы обнаружили столик, на котором остались плохо отмытые пятна, и мы надеемся, что это пятна человеческой крови. Ребята из экспертизы сейчас соскабливают со столика верхний слой; посмотрим, что они из этого выжмут. - (Позднее оказалось, что это были пятна бычьей крови). - Значит, вы не уверены, что он... - Хватит повторять одно и то же. Конечно же, мы уверены... Иначе и быть не может. Уайнант узнал, что Джулия и Маколэй обкрадывают его, и, ко всему прочему, решил - справедливо или несправедливо - будто Джулия еще и изменяет ему с Маколэем - а мы знаем, что Уайнант был очень ревнивым, - поэтому с теми доказательствами, которыми располагал, пошел выяснять с адвокатом отношения, и Маколэй, боясь угрожавшей ему тюрьмы, убил старика. Только не надо говорить, будто мы не уверены. Иначе просто быть не могло. В общем, он оказывается с трупом на руках, а от трупа избавиться труднее всего. Можно, я остановлюсь на секунду и сделаю глоток виски? - Только один, - сказала Нора. - Но ведь это лишь гипотеза, верно? - Можешь называть это, как угодно. Меня оно вполне устраивает. - Но я думала, что человека всегда считают невиновным до тех пор, пока не докажут обратное, и если возникают серьезные сомнения, то... - Это касается присяжных, а не сыщиков. Ты вычисляешь парня, который, по-твоему, совершил убийство, сажаешь его в каталажку, оповещаешь всех окружающих, будто полагаешь, что он виновен, помещаешь его фотографию во всех газетах, районный прокурор строит дело на тех фактах, которыми ты располагаешь, а ты тем временем там и сям собираешь дополнительные сведения, а потом начинают приходить люди, увидевшие фотографию в газетах - включая и тех, кто никогда не счел бы парня виновным, если бы ты его не арестовал, - и рассказывают о подозреваемом всякие вещи, и, в конце концов, ты сажаешь его на электрический стул. - (Два дня спустя одна женщина в Бруклине признала в Маколэе некоего Джоржа Фоули, снимавшего у нее в течение последних трех месяцев квартиру). - Но все это выглядит так шатко... - Когда убийство спланировано при помощи математических правил, - сказал я, - то и раскрыть его можно только при помощи математических правил. Но большинство убийств - включая, в частности, и это - не имеет к математике никакого отношения. Я не собираюсь оспаривать твои представления о том, что правильно, а что неправильно, однако, когда я говорю, будто он расчленил труп и перевез его в город в сумках, я лишь высказываю наиболее вероятное предположение. Это должно было произойти шестого октября или чуть позднее, ибо именно тогда он уволил двух, работавших в мастерской Уайнанта механиков - Прентиса и Мак-Нотона - и закрыл мастерскую. Итак, он похоронил Уайнанта под полом, положил рядом с ним одежду полного мужчины, трость хромого человека и ремень с инициалами Д. В. К., позаботившись о том, чтобы они не слишком пострадали от раствора извести - или другого раствора, которым он воспользовался с целью до неузнаваемости изменить внешний вид трупа, - и вновь зацементировал пол над могилой. Пока мы занимаемся полицейской рутиной и опросом свидетелей, у нас есть весьма неплохие шансы на то, что нам удастся выяснить, где он купил или каким-то другим способом достал одежду, трость и цемент. - (Позднее мы установили, где он взял цемент - Маколэй купил его у торговца углем и деревом, жившего в Верхнем городе - но наши попытки обнаружить происхождение остальных вещей успеха не имели). - Надеюсь, - не очень оптимистично произнесла она. - Значит, с этим мы покончили. Возобновив аренду мастерской и не проводя там никаких работ - якобы поддерживая ее в готовности к возвращению Уайнанта - он может быть уверен - достаточно уверен - что могилу никто не обнаружит, а если кто-нибудь случайно и обнаружит, то подумает, будто толстый мистер Д. В. К. - к тому времени плоть Уайнанта, разъеденная раствором, исчезнет, а по костям невозможно определить, толстым был человек или худым, - убит Уайнантом, и это в свою очередь объяснит, почему Уайнант скрывается. Провернув все это, Маколэй подделывает доверенность на то, чтобы распоряжаться состоянием Уайнанта и с помощью Джулии принимается переводить деньги покойного Клайда на свой счет. Теперь я опять начинаю теоретизировать. Джулии не нравится это убийство, она напугана, и Маколэй не слишком уверен, что она его не выдаст. Поэтому он заставляет ее порвать с Морелли, мотивируя разрыв ревностью Уайнанта. Он опасается, что в минуту слабости она может признаться Морелли, а по мере того, как приближается время выхода из тюрьмы близкого дружка Джулии Фэйса Пепплера, Маколэй начинает все больше и больше нервничать. Он чувствовал себя в безопасности, пока Пепплер оставался в тюрьме, поскольку Джулия вряд ли стала бы писать ему что-нибудь в письмах, которые проходят через руки администрации, но теперь... В общем, Маколэй начинает строить планы, и вдруг разыгрывается настоящее светопреставление. В город приезжает Мими с детьми и начинает охотиться за Уайнантом, затем приезжаю я и поддерживаю с ними регулярные контакты, и Маколэй думает, будто я помогаю им. Он не хочет рисковать и решает убрать Джулию. Пока рассказ тебе нравится? - Да, но... - Дальше будет хуже, - заверил я ее. - В тот день по пути к нам на обед он останавливается и звонит себе в контору, притворившись, будто он - Уайнант, и назначает ту самую встречу в гостинице "Плаза", желая убедить всех в присутствии Уайнанта в городе. Уйдя от нас, он направляется в "Плазу", расспрашивает там людей, не видели ли они Уайнанта, чтобы подкрепить свою историю фактами, затем с той же целью звонит в свою контору и спрашивает, не поступало ли новостей от Уайнанта, и, наконец, звонит Джулии. Она сообщает ему, что ждет Мими, и что та заподозрила ее во лжи, когда Джулия сказала ей, будто не знает, где находится Уайнант; при этом Джулия, по всей видимости, была сильно напугана. Тогда он решает, что должен опередить Мими и не позволить ей расспрашивать Джулию, и он опережает. Маколэй быстро едет туда и убивает Джулию. Стрелок он отвратительный. Во время войны я видел, как он стреляет. Скорее всего, он не попал в нее первой пулей - той, что угодила в телефон - и не смог прикончить ее последующими четырьмя, однако, вероятно, подумал, что она мертва, к тому же ему в любом случае необходимо было убираться оттуда до приезда Мими, поэтому Маколэй оставил на полу цепочку Уайнанта, которую привез с собой, чтобы подбросить в качестве решающей улики - кстати, факт, что он хранил цепочку в течение трех месяцев наводит на мысль, что он с самого начала планировал убить Джулию, - и направился в контору инженера Херманна, где, воспользовавшись благоприятной ситуацией, обеспечил себе алиби. Он не предвидел - да и не мог предвидеть - две вещи: то, что его, когда он будет выходить из квартиры Джулии, увидит, ошивавшийся неподалеку в надежде поближе сойтись с секретаршей, Нанхейм, - а, может, даже и услышит выстрелы, - и то, что Мими, замыслив заняться шантажом, припрячет цепочку в надежде использовать ее для оказания нажима на своего бывшего мужа. Поэтому Маколэю пришлось ехать в Филадельфию и посылать оттуда телеграмму мне, а также письма себе и - чуть позже - тетушке Элис - если Мими подумает, будто Уайнант пытается бросить на нее подозрение, она придет в ярость и передаст полиции улику против Уайнанта. Впрочем, ее желание насолить Йоргенсену чуть не портит все дело. Кстати, Маколэй знал, что Йоргенсен - это Розуотер. Сразу после убийства Уайнанта он нанял сыщиков, которые занялись сбором информации о Мими и ее семье - ведь их заинтересованность в получении наследства делала их потенциально опасными, - и сыщики установили, кем являлся Йоргенсен. Мы нашли их отчеты среди других бумаг Маколэя. Естественно, он делал вид, будто собирает эту информацию по просьбе Уайнанта. Затем он начал беспокоиться из-за меня, из-за того, что я не верил, будто Уайнант виновен, и... - А почему ты не верил? - А с какой стати ему было писать письма, компрометирующие Мими - единственного человека, который помогает ему, скрывая важную улику? Поэтому-то я и полагал, будто цепочка была подброшена; возможно, я даже проявил слишком большую готовность поверить в то, что ее подбросила Мими. Маколэй беспокоился также из-за Морелли, поскольку не хотел, чтобы подозрение падало на тех, кто мог, выгораживая себя, навести подозрение на кого-нибудь еще. С Мими все было в порядке, потому что в конечном итоге она бросила подозрение на Уайнанта, но с остальными дело обстояло хуже. Только при такой ситуации, когда подозрение падало на одного лишь Уайнанта, Маколэй мог чувствовать себя спокойно, будучи уверенным в том, что никто не заподозрит, будто Уайнант мертв, а если Маколэй не убивал Уайнанта, то у него не было причин совершать остальные убийства. Наиболее очевидной вещью во всем этом деле, ключом ко всему этому делу являлось то, что Уайнант должен был быть мертв. - Ты хочешь сказать, будто догадывался об этом с самого начала? - с подозрением глядя на меня, спросила Нора. - Нет, дорогая, хотя мне должно быть стыдно, что я не догадался сразу, однако, как только я услышал о трупе под полом, я готов был спорить, что это труп Уайнанта, даже если бы все медицинские эксперты поклялись, будто труп женский. Это должен был быть Уайнант. Иначе быть просто не могло. - По-моему, ты страшно устал. Наверное, поэтому ты так и говоришь. - Кроме того, Маколэя беспокоил также Нанхейм. Наведя полицию на Морелли - дабы просто продемонстрировать свою полезность - Нанхейм отправился к Маколэю. Здесь я опять гадаю, милая. Мне тогда позвонил мужчина, назвавшийся Альбертом Норманом, и наш разговор был прерван шумом на том конце провода. Думаю, Нанхейм пошел к Маколэю и потребовал определенную сумму за молчание, а когда Маколэй попытался блефовать, Нанхейм сказал, что покажет ему, где раки зимуют, и позвонил мне, чтобы назначить со мной встречу и выяснить, не куплю ли я у него эту информацию: тогда Маколэй вырвал у него телефон и как-то откупился от Нанхейма - возможно, просто обещанием, - однако, после того, как мы с Гилдом побеседовали с Нанхеймом, и он сбежал от нас, он позвонил Маколэю и потребовал окончательного расчета - возможно, речь шла о довольно круглой сумме, - пообещав уехать из города подальше от нас, везде сующих свой нос сыщиков. Мы знаем, что он звонил в тот день - телефонистка Маколэя припомнила, как позвонил некий мистер Альберт Норман, и Маколэй сразу же после разговора с ним ушел, - так что нечего строить мину по поводу этого моего... э-э... умозаключения. У Маколэя хватало ума не доверять Нанхейму, даже если бы он ему заплатил, поэтому он заманил Нанхейма в вероятно заблаговременно выбранное место и разделался с ним, устранив, таким образом, еще одну проблему. - Вероятно, - сказала Нора. - В нашем деле это слово приходится употреблять довольно часто. Письмо Гилберту было написано с единственной целью показать, что у Уайнанта был ключ от квартиры Джулии, а послал он парня в квартиру лишь для того, чтобы тот попал в руки полицейских, которые обязательно выжали бы из него информацию о письме и о ключе. Затем Мими, наконец, отдает цепочку, однако, тем временем появляется еще одна проблема. По наущению Мими у Гилда возникают некоторые подозрения на мой счет. Мне кажется, что когда Маколэй приехал ко мне сегодня утром со своей фальшивой историей, он намеревался заманить меня в Скарсдейл и убрать, вписав таким образом мое имя под номером три в список жертв Уайнанта. Возможно, он просто передумал, возможно, ему показалось, будто я что-то подозреваю, поскольку слишком легко согласился поехать к нему без полицейских. Как бы то ни было, ложь Гилберта относительно того, что он встречался с Уайнантом, навела Маколэя на другую мысль. Если бы ему удалось убедить кого-нибудь сказать, будто он видел Уайнанта, и каким-то образом заставить его не отрекаться от своих слов впоследствии... А вот этот момент мы уже точно установили. - Слава Богу. - Маколэй приехал к Мими сегодня - он поднялся двумя этажами выше ее квартиры и затем спустился по лестнице, чтобы лифтеры впоследствии не могли припомнить, как он выходил у ее дверей, - и сделал Мими предложение. Он сказал, что никаких сомнений относительно вины Уайнанта быть не может, однако, полиции вряд ли удастся поймать его. В то же время все состояние Уайнанта находится в его, Маколэя, руках. Он никак не может его присвоить, однако, может устроить так, что присвоит состояние она - если поделится с ним. Он даст ей облигации, которые лежат у него в кармане, и чек, но Мими должна будет сказать, что передал их ей Уайнант, а еще она отправит письмо - которое тоже лежит у него в кармане - ему, Маколэю, якобы от Уайнанта. Он заверил Мими, что Уайнант, будучи в бегах, не сможет опротестовать этот дар, и что кроме ее и детей в состоянии никто не заинтересован, и потому вопросов относительно их сделки не возникнет. Мими не очень благоразумна, когда у нее появляется шанс получить деньги, поэтому предложение это ее вполне устраивало, а Маколэй получил то, что хотел - свидетеля, который видел Уайнанта живым. Он предупредил ее, что все подумают, будто Уайнант заплатил ей за какие-то услуги, но если она просто будет это отрицать, то никто ничего не докажет. - Значит, он просто готовил почву, когда сказал тебе сегодня утром, будто Уайнант велел ему выдать Мими любую сумму, какую она попросит? - Возможно: а, может, такая идея у него тогда еще только вызревала. Теперь ты удовлетворена тем, что мы против него имеем? - Да, в какой-то степени. Улик против него довольно много, но все они не слишком убедительны. - Достаточно убедительны, чтобы отправить его на электрический стул, - сказал я, - а это самое главное. В эту версию вписываются все детали, и мне трудно представить себе какую-либо другую версию, которая бы все так учитывала. Естественно, неплохо было бы найти еще пистолет и пишущую машинку, на которой он печатал письма от Уайнанта; они должны находиться в таком месте, где он легко мог ими воспользоваться в случае необходимости. - (Позднее мы нашли пистолет и машинку в бруклинской квартире, которую он снимал под именем Джорджа Фоули). - Может, ты и прав, - сказала Нора, - однако, мне всегда казалось, что сыщики ждут до тех пор, пока все мельчайшие подробности не... - А потом удивляются, каким образом подозреваемый успел добраться до самой отдаленной из тех стран, с которыми у нас нет договора о выдаче преступников. - Ну ладно, ладно. Ты все еще хочешь уехать завтра в Сан-Франциско? - рассмеялась она. - Нет, если только ты туда не торопишься. Давай еще немного побудем здесь. Из-за всех этих приключений мы здорово отстали в употреблении спиртных напитков. - Я согласна. Как ты думаешь, что теперь будет с Мими, Дороти и Гилбертом? - Ничего нового. Они по-прежнему останутся Мими, Дороти и Гилбертом, так же как мы с тобой останемся Чарльзами, а Куинны - Куиннами. Убийство не так сильно меняет чью-либо жизнь за исключением убитого и - иногда - убийцы. - Может быть, - сказала Нора, - однако, это вызывает чувство неудовлетворенности. 40