етку прямо к ним и свалить на их головы! Нет, так не делают, надо заранее предупредить. И потом, ведь она приезжает ко мне. У нас найдется что-нибудь на ужин? - Найдется, найдется, что-нибудь придумаем, ты сейчас отправляйся на станцию, а это предоставь нам. Павел, и ты с ней, у тетки наверняка большой багаж. Через несколько минут бессвязных восклицаний, вопросов без ответов, поисков ключей от машины Алиция с Павлом галопом вылетели из дому. Зося в изнеможении рухнула в кресло, но, что-то вспомнив, вскочила и принесла еще одну пепельницу. И опять рухнула. - Ну и отпуск у меня! - угрюмо сказала она. - Придется, видно, после него взять за свой счет, чтобы хоть немного отдохнуть. И что за скотина устраивает нам все эти преступления! Интересно, где она поместит тетку на ночь? Эта же проблема мучила Алицию всю дорогу до станции и обратно. Две маленькие комнатки ее дома были заняты Зосей и Павлом, катафалк мной, в лучшей комнате на лучшей постели в этот момент спала Агнешка со своими травмами и даже повышенной температурой. Оставался лишь диван в гостиной, ну и вторая часть тахты, которую можно разложить, если извлечь ее из-под Агнешки. Как одно, так и другое абсолютно исключалось в качестве спального места для почтенной родственницы. Пожилая датская дама, безусловно, заслуживала более комфортабельного ложа. По возвращении Алиции с гостьей, воспользовавшись пребыванием тети в ванной, мы устроили срочное совещание. - Перевести Агнешку на диван, а тетю в ее комнату, - предложила Зося. - Диван в проходной комнате, не ляжешь, пока все в доме не улягутся. А Агнешка действительно нездорова, спит, ей нужен покой. - Ну так Павла на диван, а тетю на его место! - Не поместится со своими вещами, ведь у Павла в комнате все место занимает фисгармония. Нет, придется, видно, уложить ее в моей комнате, а я пересплю на диване. Все равно лягу позже всех, - Ну тогда пусть на диване спит Павел, а ты с фисгармонией. - Не делай проблемы, столько перемещений! Ведь это всего одна ночь, нет смысла срывать всех с привычных мест. Между прочим, на диване очень удобно... - Но узко! - Павел, значит, поместится, а для меня узко? Считаешь меня такой толстой? Успокойся, я прекрасно высплюсь на диване. Протесты Зоси ни к чему не привели, Алиция настояла на своем и быстренько, пока тетя принимала ванну, приготовила ей свою комнату, наведя в ней относительный порядок: вынесла из нее Два ящика и лишний стул, постелила чистое белье на постели и прикрыла безобразие на столе отрезом махрового полотна, предназначенного для нового халата. - Все белье кончилось, тете постелила последнюю смену, - сказала она. - Надо срочно устроить стирку, а то, не дай бог, еще кто приедет, а постелить нечего. Я сегодня собиралась стирать, но кто-то мне помешал. Вы случайно не знаете кто? - Знаем, - ответила мстительная Зося. - Агнешка. - А, правда. Ну что ж, придется стирать завтра. Хотя нет, как же завтра, ведь в доме тетя! Боже мой, как к ней обращаться - на "ты" или на "вы"?! - Ты так и не вспомнила? - А когда у меня было время? Пока ехала на станцию? Так я ведь за рулем, больше ни о чем думать не могу. А потом морока с ее чемоданами. Она же ко мне обращалась как-то в безличной форме, так что до сих пор и не знаю. - Не переживай, вот выйдет из ванны, может, скажет что-нибудь. - И письмо ее куда-то запропастилось, - продолжала плакаться Алиция. - Вот я и не знаю, которая это тетка. Их у Торки ля две, одну зовут Ютте, а другую Ингер. Пусть кто-нибудь из вас спросит, будет ли она ужинать, я не знаю, как к ней обратиться. Обратилась к ней Зося. По-немецки. Тетя от ужина отказалась, ибо чувствовала себя усталой и желала бы лечь спать. Мы отнеслись к тетиному ответу с пониманием. Как-никак ей 89 лет, хотя она и отличалась несвойственной этому возрасту бодростью и даже живостью. Обежав тяжелой рысью весь дом, она стащила в одно место свои вещи, разложила их, кое-что простирнула, напилась кофе - все это время не переставая что-то говорить - и наконец закрыла за собой двери Алициной комнаты. Мы вчетвером собрались за столом в кухне, в молчании предаваясь блаженному отдыху после пережитых эмоций. - Откуда в них столько энергии? - прервала молчание Зося. - Им никогда не приходилось стирать в корыте, - пробурчала я, твердо убежденная в том, что неправдоподобная бодрость датских старушек объясняется техническим прогрессом в их домашнем хозяйстве. Алиция в отчаянии уставилась на дверь: - А я так и не знаю, которая это из теток! - Но ты же с ней все время разговаривала! - Ну и что? Она делилась со мной своими дорожными впечатлениями. Наверное, у нее все-таки склероз, она по два раза повторяла одно и то же. Или я ей показалась исключительно тупой и она специально повторяла для меня, сомневаясь, пойму ли я с одного захода. - Может, установить личность тебе поможет ее возраст? Ей 89 лет, она сама сказала. - Им обеим по 89 лет. Они близнецы. - Как? Близнецы в таком возрасте? - удивился Павел. - Надо же! И не побоялась в таком возрасте ехать! - восхитилась Зося. - А где она живет? В Виборге? Так уж ты, наверное, знаешь, которая из них живет в Виборге? - Они обе живут в Виборге. - Слушай, а, может, их всего одна, а не две? Неразрешенная проблема тети настолько поглощала Алицйю, что ни о чем другом с ней просто невозможно было говорить. Не в силах более выносить неизвестность, она, несмотря на позднее время, бросилась искать тетино письмо. Глядя на ее лихорадочные поиски, я заметила в пространство: - Алиция правильно поступила, оставив Павла спать на его месте. Зачем ей удобная постель, какое значение имеет ширина дивана, если она все равно на этот диван даже и не присядет? Теперь всю ночь будет искать письмо... - ...и найдет Эдиково, - поддержала меня Зося. - Заткнитесь, ладно? - огрызнулась Алиция. x x x Утром первым проснулся Павел. Может, его подняло с постели нетерпеливое желание приступить к выслеживанию красавца в красной рубахе, а может, и мысль об Агнешке. Во всяком случае поднятый им в ванной шум разбудил нас всех. Алиция тут же принялась нас подгонять, ибо к моменту пробуждения тети мы уже должны быть при полном параде. И совершенно напрасно торопила. Завтрак давно стоял на изящно сервированном столе, а тетя все спала. Желая произвести на почтенную родственницу самое выгодное впечатление и тем самым хоть немного снять с себя вину за прокол с гостиницей, Алиция не позволила нам притрагиваться к завтраку, чтобы не нарушить красоту сервировки. Мы расползлись по дому и саду, подальше от стола, дабы избежать искушения при виде недоступных нам яств. По террасе прохаживалась Агнешка, грациозно опираясь на руку Павла. Будучи не в состоянии выносить это зрелище, Зося скрылась в своей комнате. Мне наконец представилась возможность сообщить Алиции о наличии в "Англетере" черного парня - кстати, прекрасный повод оторвать ее от осточертевшей всем проблемы, на "ты" она с тетей или на "вы". Алиция живо переключилась на черного красавца: - Да, кстати, ты хотела рассказать, что за всем этим кроется. Ну-ка, раскалывайся! Она стряхнула пепел с сигареты в самую плохонькую пепельницу, специально выделенную нам Зосей, и выжидательно уставилась на меня. Отступать было некуда, пришлось признаваться: - Черный парень очень важная персона. Павел видел с ним Эдика. А я знаю... Собственно, я ничего конкретного не знаю... - А! - Нечего ехидничать, этого не знаю не только я. И не исключено, что черный парень замешан в одной очень нехорошей афере. Подробности мне неизвестны, да и не интересуют меня... - Так я тебе и поверила! - перебила Алиция. - Тебя да не интересуют?! Что с тобой случилось? - Ничего. Не интересуют, и все тут. Но я обещала частным образом узнать персональные данные черного парня, которые наверняка были известны Эдику, ведь он познакомился с ним давно, несколько лет назад. Я уже сказала тебе, выяснить это обстоятельство хочу просто из любопытства... Ну, не обязательно моего, перестань ухмыляться. Я бы в Варшаве спросила у Эдика фамилию парня, но он уже уехал сюда. Я приехала сюда, а он уже... Вот теперь и не знаю, в угольном фургоне Эдик разъезжал с честным пьянчугой или с международным аферистом. - А если бы Эдик назвал тебе его фамилию, разу все стало бы ясно? Существуют списки международных аферистов? - Ну, не обязательно. Просто кое-кто знает о них кое-что, - туманно пояснила я, пододвигая к себе пепельницу. Алиция бросила на меня быстрый взгляд: - Слушай, в кого ты, говоришь, влюбилась? - В одного блондина, а что? - А то, насколько я тебя знаю... - Уж слишком ты умна, - недовольно перебила я. - Соображаешь, ничего не скажу. Но повторяю: из чистого любопытства, частным образом, а не официально. И не уклоняйся от темы. Черный тип был в Варшаве, черный тип теперь в Копенгагене... Алиция оттащила пепельницу к себе. - Черных типов на свете пропасть. Почему ты решила, что это тот самый? Я придвинула пепельницу к себе и решила сказать все. В конце концов, Эва солгала. Мне наговорила с три короба о разрыве с красавцем, а сама встречается с ним, собственными глазами видела. А единожды солгавши... Могла и о любви соврать. Их могло связывать преступление, а не любовь. Правда, одно другому не мешает, но не буду же я хранить тайну преступницы! Моя информация очень взволновала Алицию. - Трудно мне представить Эву в роли преступницы, - сказала она. - Но если Эва действительно встречается с этим типом... Если этого типа знал Эдик... И Эдик принялся громко выражать возмущение по поводу того, что я бог знает кого у себя принимаю... Не знаю, не знаю... Ты считаешь, Эва способна впасть в такую панику, чтобы поубивать столько народу? - Во-первых, не поубивать. Убит один Эдик. Остальные - случайные жертвы, но они живы. И убивать их она совсем не собиралась. Убивать она собиралась тебя, но ты ведешь себя, извини, совершенно непредсказуемо, все запутываешь и упорно избегаешь ловушек. А во-вторых, как знать, ведь пока неизвестно, кто этот черный тип. Может, и аферист, может, шантажирует ее, а ведь у Эвы налаженная жизнь, дом, дети, Рой... - Почему ты говоришь "дети"? Один ребенок, и не Роя, а от первого мужа. А если шантажирует, то убить надо было его, а не Эдика. - Так-то оно так, если рассуждать логично. Но ведь не исключено, что она его любит и не в состоянии убить. - Ерунда. И шантаж и убийство - все глупости. Рой так любит Эву, что простит ей все на свете. - Не знаю, не знаю, - рассеянно произнесла я, стараясь ухватить мелькнувшую мысль. Встав со стула, я прошлась по кухне и заглянула в холодильник, автоматически отметив, что у нас кончилось молоко. - Не знаю, не знаю... Что я хотела сказать? Да, как-то все эти любови никак не укладываются в мою схему. - Не понимаю. - Ну, смотри. Эдик кричал, что ты рискуешь, что тебе грозит "опасность. Так? Помнишь? Громко вопрошал, зачем ты рискуешь и принимаешь у себя дома таких людей. Можно допустить, что под "такими людьми" он подразумевал Эву, но чем ты рисковала? Тем, что Рой нанесет тебе оскорбление? - Непонятно, - согласилась Алиция и задумалась. - Может, все-таки дело в шантаже? Может, он и вправду аферист, преступник, способный на все? Любовь, шантаж... Господи, людям иногда такие глупости приходят в голову... Я тоже задумалась, глядя на пустой пакет из-под молока. Если Эва любит красавца брюнета, а Рой любит Эву и все ей простит... А может, Эве вовсе не хочется, чтобы ей все прощали? Может, ей хочется, чтобы Рой пришел в ярость, устроил грандиозную сцену ревности, пинками прогнал красавца... Может, она жаждет развязаться с красавцем, любит Роя, мечтает о спокойной и счастливой жиз-ни с ним, а тут Эдик чуть не выдает тайну, а Рой, узнав ее, примется прощать... Или и того хлеще - решит пожертвовать собой, устраниться, и Эва останется один на один с постылым красавцем... - Не верю я в такую любовь, ради которой идут на убийство, - сказала Алиция. - Мы не в двенадцатом веке живем. Я была иного мнения: - В любви ничего не меняется тысячелетиями. Это ты такая слишком рациональная, никаких эмоций, нет у тебя никакого понимания полового вопроса. А у Эвы есть. И у меня тоже. И не исключено, что на этой почве я тоже могла бы кого-нибудь убить. - Ну так убей, а чепуху нечего молоть! Есть хочется зверски. Я рискую, принимая в своем доме неподходящих людей... Глупость какая-то! Разве что черный парень и в самом деле подозрительная личность. И хотя я его в своем доме не принимала, у Эдика по пьяной лавочке в голове все перепуталось и он решил, раз парень подозрительный - Эва тоже, вот и решил меня предостеречь? Эва была явно встревожена, неожиданно увидев красавца. Мне сказала, что не желает его больше видеть. А может, не желает, чтобы я видела? И перед моим мысленным взором предстала яркая картина: ночная терраса, красный круг лампы, вопли пьяного Эдика. Эву охватывает ужас: она может потерять Роя, налаженную спокойную жизнь, семейное счастье. Потеряв от всего этого голову, она в отчаянии хватается за стилет... Интересно, откуда у нее взялся стилет, и вообще, что это такое? Ну ладно, хватается, значит, за стилет и, почти не сознавая, что делает, вонзает его Эдику в спину. А потом узна?т, что осталось письмо, которое может ее разоблачить, и остается Алиция, которая в любой момент может обо всем узнать. Она знает, что Алиция ее любит, очень любит, но знает также и то, что смерти Эдика Алиция ей не простит и не будет покрывать убийцу... - В конце концов, померла эта тетка, что ли? Сколько можно ждать! Мы тут сами помрем с голоду. Возглас голодной Алиции заставил меня оторваться от созерцания захватывающей картины - Эва с занесенным стилетом и вернул с ночной террасы в спокойное солнечное утро. - Одиннадцать часов. Наверное, приличия позволяют уже разбудить почтенную даму? А может, она давно не спит и лишь из скромности, не желая мешать нам, не покидает своей комнаты? - Смеешься? Из скромности?! - В таком случае, надо будить. Ибо, позволь заметить, тебе грозит разорение. Не только мы с тобой голодны, но и все остальные. Заметь, выпито все молоко и съедены все бананы - к ним ты не запретила прикасаться. И сыр тоже съеден, тот, что лежал в шкафчике. - Очень хорошо, что съеден, его давно уже надо было съесть, но никто не хотел. Ну ладно, рискну. Алиция подняла руку, чтобы постучать в дверь теткиной комнаты, но в последнюю минуту сдрейфила. Приложила ухо к двери, послушала, опять подняла руку и опять не постучала. - А как я к ней обращусь, черт возьми? На "ты" или на "вы"? Я так надеялась, что она выйдет и первая обратится ко мне, и все станет ясно. - Может, и обратится. Ты скажи просто "добрый день". - А не лучше заглянуть сначала в окно? - Вот уж не уверена, что будет вежливее будить пожилого человека, неожиданно заглядывая к нему в окно. Мало ли что с ней может случиться от страха. Кто знает, может, она боится взломщиков. Лучше просто постучать в дверь. - Тут взломщики не водятся, - возразила Алиция, но все-таки в третий раз подняла руку и, поколебавшись, постучала наконец. Ответа не последовало. Алиция постучала громче. И опять без толку. Тогда она постучала в третий раз, причем так громко, что затрясся бы весь дом, будь он не столь крепок. Я с интересом наблюдала происходящее. - А она, случайно, не глухая? Ты вчера ничего такого не заметила? Или, может быть, она встала чуть свет и отправилась в костел? - В какой еще костел? - Ну откуда я знаю... В протестантский, наверное? Алиция хотела многозначительно повертеть пальцем у виска, но в раздражении вместо этого больно стукнула себя кулаком по лбу и с удвоенной силой забарабанила в дверь. Потом, решившись, нажала на ручку, осторожно заглянула в щель, вдруг широко распахнула дверь и со сдавленным возгласом "Матка боска!" застыла в странной позе, как бы в полупоклоне. Сорвавшись с места, я бросилась за ней и с тем же возгласом "Матерь божия" (тоже наверняка сдавленным голосом) с разбегу нечаянно толкнула ее в выпяченный зад, в результате чего мы обе с грохотом свалились на пол. Было от чего прийти в ужас. Лежащая в постели Алиции тетя представляла собой на редкость жуткое зрелище. На подушке вместо головы сплошное кровавое месиво, так что даже нельзя было разобрать, затылок это или лицо. Я еще успела заметить лежащий на постели молоток, которым, видимо, воспользовался убийца, и закрыла глаза, невольно прошептав "все красное" немеющими губами и чувствуя, как мне становится нехорошо. Алиция задом же вытолкнула меня из комнаты, закрыла дверь и прислонилась к косяку. Я прислонилась к другому. Обе мы молчали, будучи не в силах вымолвить слова. В немом отчаянии Алиция смотрела на меня. Желая ее хоть как-то утешить, я произнесла: - По крайней мере тебе теперь на надо решать проблему - на "ты" вы с ней или на "вы". - Ну и дура! - Алицию ничто не могло утешить. - Ведь осталась вторая, а значит, и проблема. И вторая обязательно приедет на похороны. - А ты и ее пригласи переночевать, - мрачно предложила я. - И проблема решится сама собой. На нашего убийцу можно положиться... Алиция содрогнулась и вроде немного пришла в себя. Сквозь ужас и отчаяние на ее лице мелькнул проблеск надежды: - Может, она еще жива? Как те. Врача! - Да ты что! От человека осталось лишь кровавое месиво, крови вокруг, как на бойне... Не слушая меня, Алиция бросилась к телефону и вызвала "скорую помощь", потом принялась разыскивать герра Мульдгорда. У нее тряслись руки, дрожали губы, видимо, только сейчас она осознала весь ужас происшедшего. "Скорая помощь" приехала через несколько минут. Алиция с трудом выдавила из себя несколько фраз, чтобы ввести в курс дела врача, кстати, того же самого, который приезжал к Владе и Марианне. Взглянув на тетку, врач тут же принялся за какие то непонятные манипуляции. Потом я с изумлением увидела, как старушку осторожно положили на носилки и понесли в машину. Лицо Алиции выражало высшую степень обалдения. Как только машина "Скорой помощи" отъехала, я потребовала от подруги объяснений. - Тетя жива. Да, да, жива! - Как жива? Жива с разможженной головой? - Ничего у нее не разможжено. - Но я же сама видела! Красное месиво вместо головы... - Косметическая маска. Из клубники. Я потеряла дар речи. Как, впрочем, и все прочие дары. Алиция сжалилась надо мной и снизошла до объяснений: - Косметическая питательная маска из клубники, ничего особенного. Придает коже лица свежесть и эластичность. Продается готовая, в баночке еще осталось. Тетя наложила ее на ночь. - Сколько же там было клубники? Пять кило? Из одной баночки такое месиво?! - Не только, добавилась еще кровь. Из рассеченной артерии над глазом. Видимо, тетя разрезала ее стеклом от часов. Разбитые часы были у нее на руке. - Тогда и вовсе непонятно, как же она осталась жива, ведь должна была истечь кровью. - Должна была, но маска, засохнув, стянула кожу. В состав питательной маски, кроме клубники, входит вещество, способствующее стягиванию. Наверное, маска была еще свежая, когда преступник замахнулся на тетю молотком... Пока господин Мульдгорд собирал свою бригаду, пока они ехали к нам из Копенгагена, мы успели съесть изящно сервированный завтрак и убрать со стола. Новое неудачное преступление как-то не лишило нас аппетита - похоже, мы начали привыкать. Я даже высказала предположение, что того и гляди начну чувствовать себя неуютно, если поблизости не окажется свеженьких потерпевших. И добавила философски: - Видишь, Алиция, тетка спасла тебе жизнь. Возмущенная Алиция обрушилась на меня, Из ее бессвязных криков удалось понять, что она предпочла бы тысячу раз умереть, чем теперь отвечать за тетку перед родственниками. - Что я им скажу? Как объясню? Подумать только, все было бы в порядке, если бы я заказала гостиницу. Что теперь делать?.. - Идиотка! - раздраженно перебила ее восклицания Зося. - Да ты соображаешь, что говоришь? Если бы заказала ей гостиницу, лежала бы теперь вместо нее с разможженной головой! - Ну и пусть! Может, тоже осталась бы жива! А артерию себе я бы не перерезала, часы я перед сном снимаю... - Ох, ничего не понимает! Да ведь наверняка, уже замахнувшись, он увидел, что это не ты, и в последний момент попытался сдержать удар, поэтому он и получился не сильным. Тебя трахнул бы изо всей силы. - Те трое пострадавших живы и чувствуют себя уже лучше. Не убийца, а портач какой-то! Павел попытался восстановить детали последнего преступления: - Убийца приехал ночью. Он не сомневался, что Алиция спит в своей комнате. Ведь она все время там спала, сколько гостей ни приезжало... - Тетю он не предусмотрел, - вставила я. Павел продолжал: - Убийца понял, что с ядом дохлый номер, ничего у него не выйдет, так как яд не действует. То есть действует, но не на того, на кого надо... Ну и решил бить наверняка - чтобы без ошибки, разделаться, можно сказать, одним замахом. Подскочил к постели, замахнулся - и увидел питательную маску! И остолбенел! И рука дрогнула! Я сам бы остолбенел. - Наконец-то я узнала ее имя, - с грустью сказала Алиция. - Врач в документах вычитал. Хотя пользы от этого немного, я все равно не помню, с которой из них я на "ты"... Приехал господин Мульдгорд со своими молодцами и приветствовал нас как добрых знакомых - видимо, тоже начал привыкать к преступлениям в Аллероде и воспринимать их как нечто обыденное в нашей жизни. И в общем-то был прав. С интересом оглядев Алицию (наверное, удивлялся, что она все еще жива), он полюбопытствовал, кто такая Агнешка, после чего с присущей ему скрупулезностью выяснил обстоятельства нового преступления, а затем вежливо поинтересовался у Алиции: - Ужель возжелаху пани еште гости? Не дав Алиции ответить, Зося вскричала в отчаянии: - Ради бога, не приглашай больше гостей! Алиция же ответила как-то неуверенно: - Не знаю. Я больше никого не приглашаю. Они приезжают сами. Понятия не имею, кто еще может приехать. Полицейский успокоил ее: - Да будет их многое множество! Ваше жилиште присно будет бдети страж, мой работник. Искони повинен быти, вотще аз не учинил того, вина моя велика есть! Последние слова он произнес с таким удовлетворением, как будто сообщал нам не о своем промахе, а о величайшем достижении. Алицию его сообщение отнюдь не обрадовало. - Это как же понимать? Теперь полиция днем и ночью будет шастать по всему дому и саду? - Отнюдь! - решительно возразил господин Мульдгорд. - Полиция сокрыта вельми будет. Под сень дерев. - Еще хуже! - не уступала Алиция. - Как представлю, что из кустов будет неожиданно выскакивать полицейский... Тут уж тот, кого не успеет прикончить убийца, умрет от разрыва сердца. Во всяком случае, нервное расстройство гарантировано. Господина Мульдгорда неприятно удивили ее слова: - Бдение живота твоего ради, аще полни протест имея... Алиция спохватилась. Выражать протест против присутствия полиции в доме, где преступления следуют одно за другим, а преступник остается неизвестным, по меньшей мере неразумно. И без того у полиции на подозрении все обитатели ее дома, а уж она - в первую очередь, уже хотя бы только потому, что до сих пор жива. Алиция пересилила себя и заставила сказать: - Никакого протеста я не выражаю. Пусть полиция сидит в кустах, только не на глазах. Кажется, господин Мульдгорд не очень понял, что означает "не на глазах", так как долго озадаченно молчал, после чего решил сменить тему. Поскольку установить алиби обитателей дома в минувшую ночь не было никакой возможности, все мы спали, причем каждый отдельно, в результате чего ни один не был в состоянии подтвердить алиби другого, зато любой свободно мог встать ночью и пристукнуть тетю, - ему пришлось заняться орудием преступления, молотком. - Кто ведает молот сей? - задал полицейский вопрос, один из тех своих вопросов, на которые дать точный ответ было чрезвычайно трудно и задавать которые он был большой мастер. Действительно, попробуй ответь, кто знает этот молоток. Не удивительно, что ответы на такой вопрос не могли удовлетворить следователя. - А кто его там знает, - отмахнулась Алиция, я же дала ответ прямо противоположный: - Его все знают. В "Дельсе" их пруд пруди. Мои подруги заинтересовались: - Ты думаешь, он куплен в "Дельсе"? - Откуда мне знать? Но думаю, что такие вещи проще всего покупать в крупных магазинах самообслуживания, где их полным-полно и где никто на тебя не обратит внимания. Сама видела, их там полным-полно, по двенадцать семьдесят пять. - По тринадцать двадцать пять, - поправила меня Алиция. - Во всяком случае, в моем доме такого не было. - По четырнадцать пятьдесят, - вмешался Павел. - Я сам видел. - Так ты видел те, что побольше, а этот меньше и стоит тринадцать двадцать пять. - Да какое значение имеет цена молотка? - возмутилась я. - Главное, что в Копенгагене полным-полно таких молотков. Наша оживленная дискуссия о молотках вселила надежду в сердце господина Мульдгорда, который попытался уточнить: - Ужели око ваше зрело сие напереди? С некоторым трудом удалось ему растолковать, что, почитай, все наши очи видели такой молоток раньше в виде товара в одном из суперсамов Копенгагена. В доме же до сегодняшнего дня никто сие не видел. - Воистину убивец явился отягощен сим молотом, - сделал вывод следователь, и мы с ним согласились. Когда полицейские удалились и мы остались одни, Павел внес предложение: - Надо устроить ловушку! Как мы раньше не догадались? Преступник, глядишь, давно бы попался. - Что ты имеешь в виду? Капкан? Чтобы за ногу схватил? Павел с воодушевлением подтвердил: - Ну! Что-то в этом роде. Преступник ведь шляется по саду. Вот и попадется! - Скорей мы сами попадемся. - У меня есть только мышеловка, - сказала Алиция. - И к тому же я, естественно, не знаю, где она. Придумайте что-нибудь другое. Фантазия Павла разыгралась буйно: - Ну, какая-нибудь проволока или веревка... Привязать к звонку или еще чему такому, чтобы звонило. Получится сигнальная установка. Он крадется по саду, ногой или рукой зацепит. И как начнет выть или трезвонить! - Убийца? - Да нет же, установка! - Ага, мы все срываемся с постели, толкаясь, выскакиваем из дому, гоняемся за преступником по всему Аллероду, а потом оказывается, что это был почтальон или мусорщик! - Нет, - с потрясающей рассудительностью возразил Павел, - если начнет убегать, то только убийца. Почтальон или мусорщик, услышав вой, растеряются и с места не двинутся. Если даже не испугаются, подождут специально, чтобы узнать, что все это значит. Хотя бы из любопытства. - Парень дело говорит, - поддержала Павла Алиция. - Ладно, я согласна. Так и быть, приготовьте какую-нибудь ловушку. Только чтобы без особых расходов. И вообще без меня. Похоже, у меня теперь не будет времени. Алиция знала, что говорила. После злодейского покушения на тетю жизнь в Аллероде вдруг забила таким ключом, какого я никак не ожидала от флегматичной Дании. Ну, просто Содом и Гоморра! Во-первых, чрезвычайно оживилась полиция. По нескольку раз в день нас стали навещать вместе с господином Мульдгордом какие-то важные чины, безуспешно пытавшиеся объясниться с нами на самых разнообразных языках. Во-вторых, излишне оживились и датские родственники Алиции, которых чрезвычайно встревожило несчастье с тетей. И они уже не пытались скрыть своего отрицательного отношения к происшествию в доме Алиции. Польский темперамент, конечно, вещь достойная, но ведь надо же и меру знать! А тут вдруг еще оказалось, что пострадавшая тетя приехала не только в гости, но и по делу - улаживать какие-то неимоверно запутанные проблемы по наследству умершего несколько лет назад родственника, связанные то ли с продажей его недвижимости, то ли с ее покупкой, то ли с передачей кому-то. Тетя временно оказалась недееспособной, но в ее бумагах обнаружили документ - что-то вроде доверенности на ведение дела о наследстве, выписанной на имя Торкиля, которому, кстати, причиталась часть упомянутого наследства. А поскольку Торкиль умер, доверенность автоматически переходила на его вдову Алицию. Вот так получилось, что той пришлось воленс-ноленс заменить тетю. Дело оказалось хлопотным и запутанным сверх всякой меры, требовало множества встреч, консультаций юристов, ведения документации, переговоров с заинтересованными и незаинтересованными лицами. А ведь бедной Алиции еще кроме того приходилось посещать три больницы, ибо жертвы преступлений были размещены в разных. Вообще минуты свободной не было не только у Алиции, но и у нас, ведь мы по мере сил старались помочь ей, иначе она просто не выдержала бы. На поиски черного парня и изготовление капкана времени решительно не оставалось. Я очень переживала по этому поводу. Ведь уедет - и поминай как звали! - Нашла из-за чего расстраиваться! - сердилась Зося. - Подумаешь, несчастье! Других печалей нет? А меня вот каждый день сердце не на месте с тех пор, как Алиция стала ездить на машине. Обстоятельства заставили Алицию отыскать затерявшиеся ключи от своей машины и ездить на ней, хотя она не любила водить машину и не имела такого опыта. Но теперь стало ясно, что иначе ей просто не справиться с делами. Правда, был и второй выход - разоряться на такси, гоняя целыми днями по всей стране. Пришлось сесть за баранку. И, надо сказать, это даже пошло Алиции на пользу, ибо, сидя за рулем, она думала только о машине и дороге и была просто не в состоянии думать о чем-либо другом, в том числе и о свалившихся на нее несчастьях. В это время к нам каждый день стал заходить Торстен. Я так и не узнала, кем он приходится Алиции, ибо ее датская родня была на редкость многочисленна, и разобраться, кто кому кем приходится, было свыше моих сил. Во всяком случае, Торстен оказался чрезвычайно симпатичным молодым человеком. Его умные глаза всегда излучали доброту и доброжелательное любопытство, а благодаря белокурой бородке он выглядел достойным потомком предков-викингов. Оказалось, его с самого начала интересовали происходящие в нашем доме события, и он давно занялся бы ими, но сначала надо было защитить диссертацию на какую-то мудреную историческую тему. Методичный народ датчане и малонервный. Теперь, защитившись, он получил возможность активно включиться в дело, чтобы, пользуясь научным методом логического мышления, вычислить преступника. С этой целью молодой ученый составил в хронологическом порядке список событий и отправился на переговоры к герру Мульдгорду. x x x Как будто мало нам было всех этих забот, так еще чуть ли не каждый день в четыре часа утра нас стал будить телефон. Это звонила из Австралии некая Кенгуриха, приятельница Алицинои сестры. Сестра с семьей жила в Польше, в сельской местности, телефона у них не было, а в Кенгурихе вдруг взыграли сентиментальные чувства, и она каждый день желала знать состояние здоровья Алициной сестры и ее зятя, просила передать им самые лучшие пожелания и заверяла в своей неизменной к ним любви. И еще она просила обязательно передать им, что она, Кенгуриха, намерена-таки когда-нибудь выбраться в Европу и лично заверить их в своих чувствах. После одного из очередных ее звонков в четыре тридцать восемь утра вырванная из сладкого предутреннего сна Алиция сказала мне, скрежеща зубами: - Я уже начинаю мечтать о том, чтобы она поскорей приехала в Европу и заночевала в моей постели. Вот сегодня она позвонила лишь для того, чтобы осчастливить нас информацией, что любит путешествовать в марте. Какое мне дело до того, в каком месяце она любит путешествовать? И кроме того, теперь я должна бросать все и сидеть дозваниваться сестре на работу, чтобы узнать, не схватила ли та насморк, чтобы завтра опять в неурочное время передать эту информацию австралийской идиотке! Я всецело разделяла Алицино возмущение и, раздирающе зевая, поинтересовалась: - Может, она ненормальная? - Какое там ненормальная! Просто обыкновенная идиотка. Ей и в голову не приходит учесть разницу во времени между Европой и Австралией. - А зачем же каждый день звонить? Скажи ей раз и навсегда, что все здоровы, и дело с концом. - Видишь ли, она всякий раз забывает о чем-нибудь меня известить, разумеется, о какой-нибудь глупости, вот и звонит опять. В конце концов, это пожилая женщина и скучает по родине своих польских предков. Господи, когда уж у сестры установят телефон, чтобы она звонила прямо туда! Состояние нервов Алиции вызывало серьезные опасения. Она была теперь постоянно раздражена и выходила из себя по самому ничтожному поводу. Мы с Зосей объясняли это чрезвычайными событиями в Аллероде и сверхпрограммными звонками Кенгурихи, но, как вскоре выяснилось, мы знали еще не все. Дело оказалось значительно хуже. Я как-то совсем не придала значения тому факту, что Алиция несколько раз звонила с работы и интересовалась, не пришло ли письмо из Англии. Каждый раз мы ей отвечали отрицательно. В тот день, когда я дала утвердительный ответ, Алиция вернулась очень поздно и сразу набросилась на корреспонденцию. Поспешно разорвав конверт, она стала читать пришедшее из Англии письмо и после первых же слов страшно побледнела. - Холера! - сказала она голосом бешеной фурии в тот момент, когда ее (фурию) душат за горло. И тут в дверь постучала кузина Грета. Как легко, оказывается, можно убить человека! И Зося, и я одновременно подумали об этом, когда постучала кузина Грета. А Грета так и не узнала, что была на волосок от насильственной смерти, и только наше поразительное самообладание позволило ей остаться в этом мире и не переселиться в иной. Строя приветственные гримасы кузине Грете, я все-таки сделала попытку выпытать у Алиции, что за убийственная весть содержалась в роковом письме. - Ради бога, что случилось? - Ужасная вещь! - ответила Алиция, с усилием заставляя себя оскалить зубы в неудачной имитации приветливой улыбки, адресованной кузине. - Думаю, этого я не выдержу. Впрочем, не уверена, до конца я не успела дочитать. Мне стало плохо. - Ты куда дела письмо? - зловеще прошипела я. - Да вот оно... Гляди-ка, нету... Куда же я его положила? Зося издала тихий стон. Если пропадет еще одно письмо, подумала я, буду сама вскрывать всю корреспонденцию, не дожидаясь Алиции. К кузине Грете, которая и раньше не особенно нам нравилась, мы питали теперь прямо-таки ненависть. Было ей двадцать семь лет, а выглядела она на все пятьдесят. Лицом Грета походила на лошадь, а телом на корову. Однако самым замечательным в ней были гигантские ноги. Впрочем, и общей массы тела с избытком хватило бы как минимум на трех обычных женщин. Излишек ног компенсировался полным отсутствием талии. Этакий внушительный столп на могучих подпорках, увенчанный лошадиной мордой, чтоб ей... Излишне (на мой взгляд) снисходительная к своим датским родичам, как, впрочем, и ко всем остальным представителям рода человеческого, Алиция как-то даже серьезно рассердилась на меня, когда я высказала свою точку зрения по поводу внешности этой молодой дамы. Алиция утверждала, что я преувеличиваю (преувеличиваю! Как будто это возможно!), что Грета очень даже красива, а мое утверждение, будто польки красотой на голову превосходят датчанок, есть не что иное, как чистой воды шовинизм. В подтверждение своего тезиса я привела в пример несколько малокрасивых датчанок и узнала, что у меня отвратительный характер и такой же вкус. Больше я этой темы не затрагивала. Но сейчас я просто не смогла сдержаться (принесла же ее нелегкая так некстати!), отвращение бушевало во мне, как буран в степи, и я дала ему выход, с ненавистью прошептав Зосе: - Посмотри на них! Внимательно посмотри на них! На сколько лет Алиция ее старше, а как выглядит? Сильфида да и только! Чистая сильфида! Хотя и фигура у нее не ахти, и юбка на заднице вытянулась, а на животе как жеваная, и все равно. Если рядом с Агнешкой Алиция выглядит как пугало огородное, то рядом с Гретой - просто нимфа! Как же тогда выглядит Грета? - Как корова! - припечатала Зося. - А сейчас оставь Грету в покое, надо искать письмо. Обуздав свои чувства, я попыталась сосредоточиться. - Значит, если дедуктивным методом... Вот здесь она стояла, когда начала читать. Явилась эта корова... А я, дура, еще ей дверь открыла! Надо было наоборот, с этой стороны подпереть... Я ей открыла, а Алиция в тот момент стояла за мной. И держала письмо еще в руке. А что она сделала потом? - Это я тебя спрашиваю, что она сделала! Я ведь была в кухне и дверей кому не надо не открывала! Алиция, должно быть, вышла к ней в прихожую, а когда они вдвоем вошли в гостиную, письма уже у нее в руке не было. Может, успела зайти к себе в комнату? Мы заперлись в Алициной комнате и после непродолжительных поисков нашли письмо на ночном столике у кровати, тщательно укрытое в куче рекламных проспектов. Нам и в голову не пришло бы искать его именно там. Обнаружили мы конверт лишь потому, что нечаянно сбросили упомянутую кучу на пол, а поднимая, начисто забыли о письме, увлекшись рекламируемыми товарами и со вниманием рассматривая каждый из проспектов особо. - Теперь я его спрячу, - решительно сказала Зося. - А ты смотри и запоминай где. Я посоветовала: - Выбирай какое-нибудь недоступное для нее место, а то обязательно переложит, и тогда уже не найдешь. Вот, в сумку спрячь. Или, может, в чемодан? Отдадим, когда эта тумба отвалит. - Ладно, давай в чемодан. Смотри, вот сюда засовываю, за подкладку, будь свидетелем. Мы с Зосей были очень довольны собой - до ухода кузины Греты, которого с трудом дождались, после чего коллективно извлекли письмо и с торжеством вручили его Алиции. - Хороши! - снисходительно бросила Алиция. - Это то самое теткино письмо, которое я не могла найти. Не видите, что ли? Датским ведь языком написано. А то было по-польски, от Бобуся из Англии. Куда же я его могла сунуть? Мрачно поглядев на нее, я опять вступила на путь дедукции и выдвинула ящик подзеркальника в прихожей. Письмо лежало сверху. - Теперь то? - с беспокойством спросила Зося. - Да, на этот раз то самое. - Ну, слава богу! - Быстрей читай! - потребовала я. - И скажи, черт возьми, что же случилось? Мы зажгли ей сигарету, подали пепельницу, Зося даже отправилась в кухню - приготовить Алиции свежий кофе. Так мы ее ублажали, лишь бы она дочитала проклятое письмо. Ясно было - письмо содержит в себе нечто ужасное. Но что именно? Алиция дочитала-таки письмо, выронила его из рук, какое-то время просидела неподвижно, а потом, как бы выпуская излишки пара, прошипела с холодной яростью: - Только этого не хватало! Мало нам было всего, что тут делается! Скучно нам было! Ничего, теперь станет веселее! Мы в молчании выжидательно смотрели на нее, - В конце концов, плевать я хотела на их конспирацию! - продолжала бушевать Алиция. - Они с ума сходят, а я должна соблюдать приличия! Что-бы их ублажать, всех остальных мне из дома повыгонять? Дудки! Не дождутся они этого! Да и полиция запретила нам покидать дом. А вы, если не слепые, то и сами все поймете! - Нет, нет, мы не слепые, - поспешила я уверить ее, боясь, что сомнения в этом аспекте могут заставить Алицию отвлечься. - Ну так вот. Бобусь возмечтал встретиться с Белой Глистой. Для свидания они не нашли лучшего места, как здесь, у меня в Аллероде. И даже, паразит, не соизволил спросить разрешения, просто извещает о приезде как о деле решенном. Любовь у них, видите ли, чтоб им... У меня все эти любови уже в печенках сидят. Я еще надеялась, что эта кикимора не получит загранпаспорт. Так нет же, едут! Я поняла Алицию с полуслова. Бобусь, ее давнишний польский знакомый, был на редкость мерзким типом и величайшим пройдохой. Сбежав из Польши еще несколько лет назад, он обосновался в Лондоне, выгодно там женился на очень милой, славной, а главное, богатой девушке, которой Алиция очень симпатизировала. И все удивлялась: как та не разглядела этого мерзавца? В Англии Бобусь удивительно быстро сделал финансовую карьеру - разумеется, с помощью богатого приданого жены. Белая же Глиста была большой любовью Бобуся и женой одного из польских Алициных знакомых. Бобусь полюбил Глисту еще в дни их польской молодости, но тогда она не отвечала ему взаимностью. Любовь, как вулканическая лава, изверглась из сердца Белой Глисты несколько лет назад, когда та, пребывая в Париже в загранкомандировке, встретила разбогатевшего Бобуся. У Глисты, разумеется, хватило ума не требовать от него развода - тогда бы он достался ей сирым и нищим. В результате, не имея возможности, увы, соединить свою судьбу с драгоценным Бобусем, Белая Глиста придерживалась, на всякий случай, собственного мужа, не изъявляя пока желания покидать польскую родину навсегда. Ей вполне хватало кратковременных романтических выездов за рубеж для свидания с Бобусем, после которых она возвращалась на родину вся обвешанная драгоценностями, сверкая и переливаясь, как рождественская елка. Разумеется, романтические свидания держались в большом секрете от обоих супругов. Алиция же, зная об аморальном поведении Бобуся и его зазнобы, выходила из себя. Белую Глисту она терпеть не могла, но с ее мужем находилась в приятельских отношениях и из симпатии к нему не могла порвать с ней. Бобуся Алиция не выносила, но очень любила его славную жену, и из-за этого же не могла себе позволить захлопнуть перед ним двери своего дома. К тому же приходилось считаться с давними традиционными связями Бобусевой родни с Алициной. Да и ей самой в дни ее молодости в Польше он казался вполне порядочным человеком, не очень удачливым в жизни и достаточно несчастным из-за своей безответной любви к Глисте. Неузнаваемо переродился он после своего постыдного бегства на Запад, став обладателем солидного капитала и откровенно запрезирав всех своих не столь состоятельных родственников. Когда же он стал счастливым обладателем и Белой Глисты, его самомнение выросло поистине неимоверно. Алиция по глупости пыталась было раскрыть Бобусю глаза на истинную природу чувств Глисты, за что Бобусь сразу же и навсегда невзлюбил Алицию, хотя и продолжал пользоваться ее гостеприимством и выгодами проживания в Дании. Зося прекрасно знала и Бобуся, и мужа Белой Глисты. Известие о сентиментальном романе было для нее совершенной неожиданностью. До сих пор нежелание Алиции поддерживать отношения с Бобусем она объясняла мерзким характером последнего и его подлым бегством на Запад. - Как это роман? - не могла она понять. - И кто такая Белая Глиста? - Жена Славомира. Она еще всегда ходит в белом. - Но как же это? Ведь она еще совсем недавно при мне рассказывала, что виделась с Бобусем, что-бы обсудить какие-то общие дела... Как же это? Ведь Славек с Бобусем дружат... - Ну и наивность! Общие дела, в самом деле... У Бобуся и Белой Глисты. - И они хотят встретиться здесь? - с возмущением спросила Зося, выслушав наш рассказ. - Может, еще благословения у тебя попросят? Надеюсь, ты не разрешишь им приезжать к тебе! - Поздно. Они уже выехали. Будут здесь завтра, самое позднее - послезавтра. И не спрашивали они никакого разрешения. - Может, с ними здесь что-нибудь случится? - выразила Зося наши общие надежды. - Я удивляюсь, как еще у них хватает смелости явиться в этот зачумленный дом. Ведь ни один приезжий не уцелеет, практика показала. - Постучи по некрашеному дереву! - возмутилась хозяйка "зачумленного" дома. - Они же не знают, что здесь происходит, я об этом не писала. - Газет не читают? Вся пресса пишет о нас! - Ну, во-первых, не вся, монополию захватила Анита. А, во-вторых, наши фамилии нигде не называются. А, в-третьих, по-каковски они должны читать? По-датски? - А, в-четвертых, любовь их ослепила и оглушила, - ядовито добавила я. Алиция рассмеялась: - Чья бы корова мычала... В ответ на удивленный Зосин взгляд я пояснила: - Эта язва меня высмеивает. Ты знаешь из-за чего, я тебе говорила в Варшаве. Да ты и сама заметила... - Как, это у тебя еще не прошло? - удивилась Зося. - А выглядишь вполне нормальным человеком. Ну, а он? - Более-менее так же... - Интересно, я когда-нибудь узнаю, кто он такой? - спросила Алиция. - По слухам, нечто необыкновенное, - ответила Зося. - Впрочем, однажды я его видела, так скажу тебе - вполне, вполне... После этого я перестала удивляться, что Иоанна продержалась всего неделю. Так ведь? - Пять дней, - честно призналась я. - Ну, так кто же он в конце концов? - Да перестаньте вы! - резко сменила тему Зося. - Тут надо срочно решать, что делать с Бобусем и его выдрой. Лично я ради Бобуся не намерена освобождать помещение. Разве что Агнешка уедет. Долго она намерена тут еще торчать? Не выношу ее! - Вряд ли уедет, - со вздохом ответила Алиция. - У нее нет денег, она ждет, пока ей пришлют родственники из Англии. Кстати, где Павел? - В Копенгагене. На посту в "Англетере". Зося его погнала, чтобы уберечь от когтей вампирши... Зося пожала плечами и поинтересовалась, где же упомянутая вампирша. - Не знаю, - сказала Алиция. - И вообще, я ее сегодня не видела. Думала, она уже спит. А кто из вас видел мой старый халат? - Если ты имеешь в виду тот, в красный цветочек, так его после ванны надела Агнешка и ходила в нем. - Хороша! Приехать в чужой дом и без зазрения совести носить чужие вещи! - фыркнула Зося. - Откуда ей взять свои вещи, если ее рюкзак пропал в катастрофе? Пусть себе ходит в моем халате. Я возьму другой. Павел вернулся поздно и в очень плохом настроении, ибо искомого брюнета так и не увидел. Я, конечно, могла ошибиться и принять кого-то другого за знакомого Эдика, но в "Англетере" Павел не видел никого, даже отдаленно напоминавшего нашего красавца. Я встревожилась - терялся единственный след. - Надо было позвонить Эве, - сказала Алиция, - и проверить, дома ли она или шляется где со своим аферистом. А сейчас уже поздно. - Почему поздно? Мы можем узнать, когда она вернулась. - Уже второй час ночи. В Дании в это время звонить не принято. - А преступления в Дании совершать принято? Раз в твоем доме убивают, ты имеешь право звонить в любое время суток. В конце концов, и Эва и Рой в числе подозреваемых. Четверть часа понадобилось на то, чтобы убедить Алицию. Она позвонила Эве, разбудила ее дом-работницу и узнала, что дома нет ни Эвы, ни Роя, причем они находятся в разных местах и оба по делам службы. Эва организует выставку польского фольклора, а Рой - датской археологии. Я, разумеется, не поверила. - Враки все это. Эва путается с хахалем, а Рой следит за ними. Хотя их обоих я очень люблю и хотела бы верить. - Может, благодаря этому хоть одно убийство произойдет где-нибудь в другом месте, - высказала Алиция робкую надежду. - Я отнюдь не настаиваю, чтобы все было только у меня. * * * - Где Агнешка? - спросил Павел на следующий день после завтрака. - А тебе что за дело? - сразу вскинулась его мать. - Спит еще небось. Меня вдруг укололо беспокойство. Осторожно, стараясь не взволновать понапрасну ближних, я сказала: - Мне очень не хотелось бы снова выступать в роли провидца, но Владя с Марианной еще спали, тетя еще спала, теперь Агнешка еще спит... Какое-то время Зося с Павлом, не мигая, смотрели на меня, потом сорвались с мест и помчались в последнюю комнату. Я бросилась за ними. Перед запертой дверью мы затормозили. - Боюсь! - сказала Зося. - Может, сначала в окно заглянем? О господи, боюсь! Набравшись храбрости, я постучала в дверь. Ответа не было. Я постучала сильнее. Ну точь-в-точь, как с тетей. Что делать? Двум смертям не бывать. Я открыла дверь и заглянула в комнату. Комната была пуста. На кровати, похоже, не спали. - Можешь открыть глаза, - сказала я Зосе. - Нет тут ее, ни живой, ни наоборот. И, кажется, вообще не было. И, выходит, ночью я понапрасну бегала вокруг дома. - Слава богу! - с облегчением выдохнула Зося. - Не люблю я ее, но худого ей не пожелала бы. И куда она могла деться? - Понятия не имею, со вчерашнего дня я ее не видела. После того, как она отправилась мыться в ванную. - Не утонула же она в ванной! Но, постой, я ведь ее тоже вчера весь вечер не видела. Может, стоит позвонить Алиции? - Может, и стоит, да нельзя. Алиция носится по городу по своим наследственным делам. Ничего, узнает, когда вернется, а до тех пор Агнешка, может быть, еще и проявится. Мы с Павлом собрались поехать в гостиницу "Англетер", чтобы вдвоем поохотиться на черного парня, но Зося заявила категорически, что ни за что не останется одна в этом кошмарном доме, где люди не только становятся жертвами преступлений, но и исчезают самым непонятным образом. На всякий случай мы обыскали дом, заглянули под все кровати, во все шкафы и сундуки. Павел тщательно осмотрел сад. Агнешки нигде не было. Атмосфера тревоги и беспокойства овладела нами. Позвонила Эва, чтобы узнать, почему мы среди ночи будим ее домработницу. Она, Эва, беспокоится. Алиции нет на работе, не стряслось ли чего... Разозлилась я жутко. Какое отвратительное лицемерие! И это Эва, которую до сих пор я считала совершенно неспособной на такого рода ханжеское двуличие. Внимательно вслушиваясь в каждое произносимое ею слово, я пыталась в самом тоне найти подтверждение страшным подозрениям. - А что с этим твоим... бывшеньким? - осторожно поинтересовалась я. - Ох, ничего! - небрежно бросила Эва. - Ох, не знаю... Доставил он тут мне хлопот, но, кажется, удалось развязаться. И не напоминай мне о нем больше, я хочу забыть о его существовании! И в тоне, каким было это сказано, прозвучала такая искренность, что вполне можно было ей поверить... После Эвы позвонила Анита, не скрывая надежды услышать что-нибудь новенькое. Будь я убийцей, подумала я, тоже звонила бы в притворно беззаботном предвкушении новостей. Ей я сказала об исчезновении Агнешки. Анита очень этим заинтересовалась и вынудила меня поднапрячься, чтобы уточнить время, когда мы видели ее в последний раз. Получалось, что Агнешка исчезла с глаз людских вчера около восьми часов вечера. Интересно, куда она могла подеваться в такое время, да еще в Алицином халате? Затем позвонила Алиция с сообщением: Бобусь с Белой Глистой прибудут еще сегодня вечером часов в девять. Делайте что хотите, сказала Алиция, разбейтесь в лепешку, но хоть какой-нибудь ужин должен быть. Она, Алиция, не переживет компрометации в глазах этой... И даже довольно точно определила, какой именно. В ответ я тоже сделала сообщение - исчезла Агнешка. Алиция велела мне самой связаться с господином Мульдгордом, ей сейчас не до того. Я попыталась выполнить эту задачу и позвонила по тому телефону, что он нам оставил, но его там не оказалось. Впрочем, не исключено, он там все же был, да только датские полицейские не нашли ничего общего между ним и его фамилией в моем произношении. Затем звонили еще всякие знакомые Алиции и на разных языках просили передать ей разные вещи. Я аккуратно записывала, обещая передать. Зося яростно гладила выстиранное вчера белье, ворча под нос: - Она совсем сдурела, разве так можно, а тут еще Агнешка как сквозь землю провалилась, а на голову сваливается Бобусь со своей Глистой... Не известно, кто следующий... Удивляюсь, почему полиция не протестует, ведь кто ни приедет, раз - и готов. По всем больницам распиханы. Постельное белье и полотенца, постельное белье и полотенца - не напасешься, как в гостинице. Павел, очень недовольный жизнью, угрюмо раскапывал второй курган. Пришлось заниматься этим мало интересным делом вместо захватывающей слежки за преступником. А тут еще вчера Алиция устроила ему скандал, оскорбленная подозрением, что у нее водятся крысы. Если быть точным, то Алиция протестовала против наличия крыс не только в ее доме, но и во всей Дании, что же касается скандала, то его выполнила в основном Зося в рамках своих воспитательных родительских обязанностей. Ее не смягчило наше с Павлом чистосердечное раскаяние в отношении крыс и тот факт, что мы без малейшего возражения согласились сменить их на ласку, барсука и даже выдру. Впрочем, мы согласились бы считать наш могильник жилищем носорога, если бы это могло доставить Зосе с Алицией удовольствие. Алиция вернулась около шести, и почти тут же нашелся господин Мульдгорд. Он сам позвонил и очень вежливо, но твердо потребовал, чтобы кто-нибудь из нас отправился осмотреть подвал. Довольно долго Алиция пыталась убедить его, что в ее доме подвала нет. Оказалось, полицейский имеет в виду помещение под мастерской. Именно его требовалось осмотреть немедленно и о результатах сообщить по телефону. Ясное дело, в мастерскую помчались мы все, покинув начатый обед. Не дождавшись, пока Алиция включит свет внизу, Павел первым стал спускаться по ступенькам и на последней резко остановился, как будто врос в землю. Точнее, он бы врос, да я помешала. Следуя за ним по пятам и не предугадав его намерения, я, естественно, налетела на него, и в момент включения света мы оба свалились вниз, прямо на ящик с искусственными удобрениями. Я услышала за собой стенания Зоси и шаги сбегавшей вниз Алиции. Агнешка, скрючившись, лежала в углу у стола, на котором в большой картонной папке хранились репродукции памятников архитектуры. Папка была раскрыта, одна из репродукций упала на пол раньше Агнешки и теперь уже ни на что не годилась. На Агнешке был халат в красный цветочек. Стол, стена, пол - все было забрызгано кровью. На сей раз орудием преступления послужил валяющийся тут же старый молоток, в котором Алиция опознала свою собственность. По всей видимости, именно им была разбита голова жертвы. Павел выкарабкался из искусственных удобрений. - Цветы красные, - бормотал он, дрожа всем телом, - лампа красная, кровь красная. Все красное... - Перестань! - крикнула ему Зося с верхней ступеньки лестницы. - Много идиотских мыслей приходило тебе в голову, но эта превосходит все! - с гневом бросила мне Алиция. Я пожала плечами. Не подчеркивать же в столь горестный момент, что сама жизнь подтвердила правильность моего перевода названия Аллерод. Вместо этого я сказала: - Потрогай, может, она еще жива. В конце концов ты в этом разбираешься лучше нас, как бывшая медсестра. Алиция с сомнением взглянула на разбитую голову Агнешки и отказалась ее трогать: - По-моему, дело безнадежное, и трогать нечего. А если это опять сотрясение мозга, то тем более лучше не трогать. Вызовем на всякий случай "скорую". Слабонервная Зося не выдержала страшного зрелища и убежала из мастерской, на ходу выкрикивая отрывистые фразы, из которых можно было понять, что ее мучают угрызения совести. Не любила она Агнешку, хотела как можно скорее от нее избавиться, и вот, пожалуйста... - Да, - сказала Алиция дрожащим голосом в трубку телефона. - Да, есть подвал. То есть, я хочу сказать, есть Агнешка в подвале... Кажется, мертвая... Зося тем временем уже выкрикивала другие отрывистые фразы: - Ради всех святых! Не принимай у себя Бобуся и Белую Глисту! Я этого больше не вынесу! - А мне казалось, ты уже немного привыкла, - заметила я, получив в ответ полный ужаса взгляд несчастной Зоси. Алиция же, повесив трубку, произнесла странную фразу: - Почему же? Если кого и принимать, то именно Бобуся с его Глистой. Я ведь все еще жива... Господин Мульдгорд вызвал "скорую", которая явилась через десять минут. Столпившись на ступеньках лестницы, ведущей в подвал, мы с волнением следили за действиями врача. Агнешка - такая красивая, такая молодая вызывала теперь сочувствие даже у Зоси. Нам казалось крайне несправедливым, если бы после всех неудачных покушений нашего убийцы именно это оказалось удачным. - Жива! - сказал врач. - Сотрясение мозга и большая потеря крови. Осторожно! - Чудо! - единодушно решили мы. Страшный, залитый кровью подвал... Со вчерашнего вечера Агнешка имела право умереть несколько раз и, несомненно, умерла бы, промедли еще немного господин Мульдгорд со своим требованием осмотреть подвал. Тем не менее Алиция вслух выразила то, что мы о нем думали: - Дурак какой-то! Если знал о подвале, почему не позвонил раньше? - Ведь успел же, не придирайся к человеку! - Интересно, откуда ему в голову пришла мысль о подвале? - Ну как же! Ведь мы сообщили об исчезновении Агнешки... - Ничего подобного, - прервала я. - Ничего мы не сообщили. Пыталась я сообщить, да его нигде не нашла, так что ничего он не знал. - Выходит - знал. Откуда, интересно? Это вскоре выяснилось, а пока Зося умоляла Алицию упросить врача поместить Агнешку в ту же больницу, куда увезли тетю, "не то придется нам по всей Дании разъезжать, навещая в больницах твоих гостей". Прибывший вскоре господин Мульдгорд удовлетворил наше любопытство, не делая тайны из источника своей информации. Его человек, скрытый в зарослях, видел, как уже в сумерках Агнешка через садовую дверь вошла в мастерскую. Затем слабый свет блеснул в окнах мастерской и по характеру освещения наблюдатель заключил, что свет зажгли в полуподвальном помещении. Затем он заметил, как кто-то вошел следом за Агнешкой, свет потух, а неизвестный вышел и скрылся в сгустившейся темноте. Агнешку он опознал по светлому халату, да и видел ее еще до наступления темноты, второго же человека распознать не мог, ибо уже стало темно, а тот был в темной одежде, кажется, в брюках. Наблюдателя не обеспокоил факт, что Агнешка не вышла из мастерской, он знал о существовании внутренней двери. Но чувство ответственности велело ему сообщить обо всем коллеге, пришедшему его сменить. Заступивший на дежурство агент весь следующий день ни разу не видел Агнешки, хотя специально высматривал ее. Поскольку же ему было строго-настрого запрещено не только приставать к обитателям дома, но и просто показываться им на глаза, он не пошел сам выяснять, куда запропастилась Агнешка, а сообщил начальству о своих опасениях... Узнав о том, что халат на Агнешке принадлежал Алиции, господин Мульдгорд кивнул головой. - Истинно глаголю вам - убивец ходити путем своим. Убивец узревши дама и возомниху - та дама. И следовал по стопам ея в подземелье. Дама взираху на образа быв увлечен вельми, не взираху вспять. Во оноже время убивец молот подвогнул и ударяху. Какова еси година? Мы хором ответили - без четверти восемь. Оказалось, господин Мульдгорд задавал вопрос не нам, а себе. Заглянув в свои записи, он продолжал: - Да, восемь годин и семь минут. - Значит, меня еще не было, - заметила Алиция. - Хотя... Меня действительно еще не было? - Не было. Ты вернулась около девяти и тут же пришла Грета. - А где я была? - Тебе, наверное, лучше знать? Небось, по наследственным делам ездила. - А, правильно! В это время я с Енсом сидела у адвоката. Кстати, Енс не звонил? - Звонил. Велел передать тебе, что уже не нужна та бумага, о которой вы говорили. - Что ты говоришь! Не нужна? Как хорошо! Потому, если нужна, мне пришлось бы сейчас ему везти, а я сейчас должна была ехать... О господи! Бобусь и Белая Глиста! Я должна была ехать их встречать! - Может, с цветами в руках? - ядовито поинтересовалась я. - Бобусь не паралитик, сами доберутся. Господин Мульдгорд пытался продолжить расследование. Дело продвигалось с трудом, ибо мы уже целиком переключились на предстоящий приезд новых гостей. Ситуация в доме несколько улучшилась, ведь Агнешка освободила место... - Если они воображают, что я проявлю по отношению к ним тактичность - ошибаются! - мстительно говорила Алиция. - Не проявлю! Пусть спят в одной комнате! Там, где спала Агнешка, тахта двойная, достаточно разложить... - И будут у меня под носом? Ну уж нет, пусть спят на катафалке. - На катафалке они вдвоем не поместятся, Бобусь слишком толстый... - А я тут при чем? Пусть худеет! - А ты скажи, что другого места, кроме катафалка, нет, - внесла предложение Зося. - Ну, ты понимаешь, я имела в виду этот памятник. - Как же, Бобусь прекрасно знает, что есть. Когда был здесь последний раз, сам мне помогал раскладывать тахту. Он рассчитывает, что я предоставлю им каждому по комнате для соблюдения приличий. Плевать я хотела на их приличия! - Ну, может, так будет лучше, - тоже мстительно согласилась Зося. - Комната с тахтой проходная. Чтобы ты мне не смела бегать вокруг дома! - обратилась она ко мне. - Будешь ходить через них, и чем чаще, тем лучше! А как у тебя со здоровьем? Алиция, может, дать ей чего для расстройства желудка? - Тогда уж проще надеть на Иоанну мой халат! - Разумеется, если убийца как следует постарается, я смогу их посещать уже ставши привидением, - разозлилась я. - И никаких слабительных принимать не буду! Если надо, могу делать вид, что прохожу через их комнату, хлопать дверью и шаркать ногами, но вновь и вновь видеть Бобуся - выше моих сил! К тому же в дезабилье... - Паки были гости в сим жилиште намедни алебо днесь? - поинтересовался господин Мульдгорд. - Нет, не были, но вот-вот будут сегодня, - небрежно бросили мы и продолжали свою дискуссию. Видя, что мы поглощены своими делами и совершенно не способны сосредоточиться на делах следственных, господин Мульдгорд попытался было сделать ставку на Павла, но и от него было мало толку, ибо из всех аспектов следствия его интересовал лишь один: где скрываются полицейские наблюдатели. Пришлось господину Мульдгорду прекратить свои изыскания. Полицейская машина со следственной бригадой покидала наш дом как раз в тот момент, когда перед ним остановилось такси с Бобусем и его любовницей. Забытый всеми в сутолоке встречи господин Мульдгорд с интересом рассматривал вновь прибывших. - Ничего удивительного, - ехидно заметил Бобусь, услышав о несчастной Агнешке. - Когда в доме такой беспорядок, как у тебя... Небось, пищевое отравление? И этим бестактным замечанием погасил в зародыше слабую симпатию к себе, пробудившуюся было в наших сердцах от счастья, которое мы испытали при виде ужасающе растолстевшей Белой Глисты. Какая жалость, что он не попал к нам в момент обнаружения пострадавших Влади с Марианной или хотя бы Казика! Я решительно повернулась к Павлу: - Немедленно верни мне лупу! Где она? В глазах Алиции и Зоси я прочла полное понимание. Никаких средств безопасности для Бобуся с его Глистой! - Ах нет, - с искренним сожалением ответила Алиция. - На сей раз удар молотком. Но ты не расстраивайся, мы надеемся, что пищевое отравление еще будет. - А! - ворвался в наш разговор господин Мульдгорд. - Очи мои зрят новые гости? - Да, - подтвердила Алиция. - Я очень люблю гостей. Проходите, проходите! И извините, что я не встретила вас - просто не успела, сами видите, что тут происходит. Это уже шестая жертва в моем доме. Как я рада видеть вас! Суматоха в доме постепенно стихала. Господин Мульдгорд уехал, Бобусь и Белая Глиста, весьма шокированные тем обстоятельством, что их поместили в одной комнате, отправились спать. Мы навели порядок после ужина - он же обед - и вздохнули с облегчением. - Зачем ты им сказала, что это уже шестое преступление в твоем доме? - набросилась Зося на Алицию. - Еще испугаются и уедут. - Я их честно предупредила. Пусть знают, и если решат остаться, то на свой страх и риск. Они люди взрослые, пусть сами о себе заботятся. Видели, как они надулись, когда вас увидели у меня? Им, видите ли, не понравилось, что в доме столько людей, им, видите ли, хотелось тишины и уединения. А тут я еще осмелилась поместить их в одной комнате, теперь вся Европа узнает... - Ну, теперь-то они уже обязательно уедут, живые и невредимые, - с сожалением сказала Зося. Я сделала попытку успокоить ее: - Кажется, Белая Глиста действительно малость перепугалась, но Бобусь, похоже, не поверил Алиции, решил, что она пугает исключительно в рекламных целях, набивает цену своему дому. - Ох, вся надежда на то, что Бобусь всегда был дураком... Алицию переполняла мстительная радость: - Нет, вы обратили внимание, как ее разнесло? Смотреть страшно! Такие отложения жира. Она выглядит на десять лет старше, чем должна! - А ты чего радуешься? - удивилась я. - Боюсь, даже в темноте ее трудно перепутать с тобой, ведь она в три раза тебя толще. Я просто не представляю, как в такой ситуации убийца может ошибиться. - Тетя тоже не очень походила на меня, - спокойно возразила Алиция. - Уже не говоря о Казике или Владе. Я даже жалею, что не положила их на своей постели. Не обязательно обоих, хотя бы по одному. Не стоит, пожалуй, усложнять задачу нашему убийце... - Ты права, надо создать ему условия. Я бы завтра с утра отправилась по делам, - размечталась Зося, - ты поезжай на работу, Павел и Иоанна пусть подежурят в какой-нибудь гостинице. А Бобуся с Глистой уговорим отправиться на экскурсию. - Пусть осмотрят замок в Хиллероде, - предложила я неуверенно. - Бобусь уже осматривал. - Но Белая Глиста не осматривала. Если мы можем по шесть раз его посещать, то и они смогут. Алиция покачала головой: - Боюсь, на замок в Хиллероде их не уговорить. Скорее уж замок Гамлета или какая-нибудь картинная галерея... Я не очень настаивала на своем предложении, ибо - понимала, что вторичное посещение замка в Хиллероде - удовольствие сомнительное. Я, например, была там шесть раз, знакомя с ним приехавших в Данию земляков, и, проводя экскурсию в шестой раз, пыталась передвигаться по замку с закрытыми глазами. Просто невыносимо в шестой раз любоваться украшавшими стены замка портретами скандинавских властителей, хотя, надо признать, таких курьезных физиономий больше нигде не увидишь. Внешность дам вполне объясняла широко известную холодность джентльменов. - А не помешает ему то, что завтра должна прийти фру Хансен? - поинтересовалась Зося. - Вряд ли. Фру Хансен приходит ко мне на три часа, а нас не будет дома часов десять. Времени более чем достаточно. Идей у него хватает. Справится! - Только бы ему не пришла в голову идея напустить нам в кровати ядовитых змей, - встревожилась я. - Вот уж чего не люблю! И даже если он охотится только за Алицией, все равно эта пакость расползется по всему дому. Вылавливай потом! - Интересно все-таки, кто это? - задумчиво произнесла Алиция. - Мне лично кажется - полиция делает ставку на кого-то со стороны, не из наших. На кого-то, кто, может, и вправду сидел в кустах... И слышал крики Эдика. Или вообще специально охотился за ним. - В кустах сидел Эльжбетин Казик. - Правильно, сидел. И мог заметить что-нибудь... - И убийца тоже мог его заметить. Вот и спешил убить тебя, прежде чем Казик тебе расскажет... - Нелогично. После моей смерти Казик мог рассказать кому угодно. А убивать Казика путем подбрасывания отравы в моем доме... Ну нет, это уж чересчур сложно! Нормальные убийцы так не поступают. - Да, кстати, а когда же этот Казик оклемается и сможет говорить? Ведь он же действительно мог что-нибудь заметить. Алиция встрепенулась. - Ох, совсем закрутилась и забыла вам сказать, он уже оклемался. И даже может говорить. Нет, с ней не соскучишься! Мы ждем показаний Казика, как соловей лета, а она, видите ли, забыла! Столько надежд связываем с его показаниями, а она закрутилась! - Ну знаешь! - возмутилась Зося. - Как можно забыть такое?! И что же он говорит? - Ну! - включился Павел. - Что он видел? - Я бы сказала что, да выражаться неохота, - ответила Алиция. - То самое, что мы все. Его интересовала только Эльжбета, только ее он высматривал, следил только за ней и твердо уверен лишь в одном: это не она.. Точнее, не ее ноги. Ее ноги он исключает. Они не останавливались за Эдиком и не могли пырнуть его стилетом. А что касается остальных ног, он не уверен. - Вот кретин! - разочарованно протянул Павел. - Действительно, гениальное наблюдение! - подхватила я. - Как будто вообще чьи-то ноги могут пырять! Неужели не мог последить за руками? Зося всецело разделяла наше недовольство: - Слепая команда! Сидел незамеченный, смотрел и ничего не увидел! Какой тогда смысл в сидении? - Никакого, - согласилась Алиция. - Я и сама расстроилась, все-таки очень надеялась, он хоть что-то видел и я смогу прекратить поиски Эдикова письма. А что теперь делать - понятия не имею. - Но делать что-то надо... У меня давно была разработана своя концепция выявления убийцы - путем исключения. Я очень надеялась, что вчерашний день в этом плане что-то даст, а вот поди ж ты... Ни у кого нет алиби, ну как сговорились! Даже у нас... Получив информацию о темной фигуре, которая вслед за Агнешкой вошла в мастерскую, герр Мульдгорд энергично принялся за дело и получил исчерпывающие данные о том, где в это время находились подозреваемые и чем они занимались. И ничего ему это не дало. Эва ушла с работы раньше обычного и отправилась, по ее словам, изучать витрины магазинов для приобретения опыта в их оформлении, а затем поехала на готовящуюся выставку польского фольклора внести кое-какие коррективы в свои концепции. Домой она вернулась около одиннадцати, и лишь этот факт подтвержден свидетельскими показаниями. Рой, по его словам, провел весь день на морском берегу в окрестностях Шарлоттенлунда, где нырял с целью изучения морского дна. Его скафандр и в самом деле был мокрый, но это еще не доказательство алиби. А на его машину никто не обратил внимания. Аниту Алиция видела в четыре часа, и Анита попросила Алицию подвезти ее на аэродром, где ей предстояло встретить каких-то зарубежных гостей. Алиция отказалась, так как очень торопилась, а потом Аниты никто не видел. И у самой Алиции, как ни странно, алиби тоже не было. Она, по ее словам, в это время моталась по автостраде между Копенгагеном и Аллеродом, потому что забыла у адвоката сумку, возвращаясь от него, запуталась в дорожных развязках и, как ни билась, не могла отчитаться по меньшей мере за сорок минут. - Я лично считаю, что случай с Агнешкой окончательно снимает с тебя все подозрения, - подумав, заявила я Алиции. - Ты могла убить Эдика - он чем-то отравлял тебе жизнь. Ты могла отравить Казика - он видел, как ты убивала Эдика, и тебе надо было избавиться от свидетеля. На худой конец, ты могла прикончить Владю с Марианной - из-за различий в мировоззрениях. А тетку - из желания получить после нее наследство. Ну и окончательно решить проблему, на "ты" вы с ней или на "вы". Но вот понять, какого черта ты покушалась на Агнешку, - свыше моих сил. - А я это давно знаю, - буркнула Алиция. - Что ты знаешь?! - Что я их не убивала. Поэтому можешь свои доказательства оставить при себе. А вот что касается вас... - Стойте! - прервала я, потрясенная внезапным открытием. - Мы тоже! Мы тоже отпадаем! Агнешка нас оправдывает. - Каким образом? - Самым обыкновенным. Давай рассуждать логично. Ведь мы исходим из того, что убийца охотится на Алицию, которая всю дорогу делает не то, чего от нее ожидают. Скажу тебе откровенно, дорогая, как жертва ты и в самом деле невыносима. С тобой даже самый уравновешенный преступник выйдет из терпения... Так вот, в этом последнем случае исключается и Павел, и мы с Зосей. Павла не было дома, а мы с Зосей прекрасно видели, что Агнешка ходит в твоем халате, и никак не могли перепутать ее с тобой. - Но ведь то же самое было и в случае с тетей, - вмешалась Зося. - Мы знали, что в кровати Алиции спит тетя. - Так то ночью! Обуреваемый жаждой убийства человек ночью может совершить что угодно. А что касается случая с Агнешкой, то как раз около восьми мы с тобой вместе развешивали выстиранное белье, а до этого вместе его стирали, а потом обе крутились в кухне, и выходит - все время ни на минуту не теряли друг друга из виду. Или мы с тобой вместе совершили убийство, причем совершенно нам обеим ненужное, или нас можно исключить! - Ненужное? Каждый имеет право немного развлечься во время отпуска, - встрял Павел и немедленно получил от Зоси по голове свернутым в рулон проспектом для садоводов. - Да, все больше доводов в пользу кого-нибудь со стороны, - вздохнула Алиция, как будто это обстоятельство ее очень огорчало. - А Аните уже известно об Агнешке? - Не знаю. Я сказала ей только о пропаже Агнешки. А что? - Ну потому что я могла отвезти ее в аэропорт и тем самым обеспечить ей алиби. Не так уж я тогда торопилась, но она с ходу принялась расспрашивать меня о наших делах, и я поспешила от нее избавиться. Уж очень она нахально интересуется всем, нервов никаких не хватает. Пришлось соврать. - Что соврать? - Что мне надо быть в пять часов у адвоката, что до этого еще надо разыскать дома документы. Точно не помню, что уж я ей говорила. - Напрасно ты так на нее сердишься, ведь она расспрашивает из профессионального интереса, и только благодаря ей ты избавлена от любопытства репортеров других газет. Ну как, завтра оставляем дом пустым? - Оставляем, - решила Зося. - Завтра мне надо побывать в больничной кассе. Завтра мне надо быть у Енса. Завтра мне надо сменить масло в машине. Завтра мне надо съездить в Виборг по наследственным делам. Ох, выгонят меня в конце концов с работы! - вздохнула Алиция. * * * День, проведенный в "Англетере", нам с Павлом никаких особых впечатлений не доставил. Сидя в холле гостиницы, мы с ним развлекались тем, что пытались отгадать, кто из проживающих в гостинице миллионер, а кто простой командированный. Питались мы по очереди сосисками в ближайшем киоске. Не увидев черного парня и преисполнившись к нему чрезвычайной неприязнью, мы под вечер покинули пост и по дороге рассуждали о том, каким образом избежать отравы, несомненно, обильно рассеянной по всему дому. Дома уже все были в сборе. В Бобусе и Белой Глисте, как мы ни вглядывались, не могли заметить никаких обнадеживающих симптомов. И все равно Алиция с Зосей не могли отвести глаз от Белой Глисты. И в самом деле, было на что посмотреть. На ней были плотно обтягивающие тело брюки и такая же кофточка, так что казалось, она напялила на себя хорошо надутые автомобильные камеры - вид, наполняющий радостью душу каждой женщины. Почти одновременно с нами пришел Торстен. - Вы как раз к ужину явились, - негромко сказала мне Зося в кухне. - Холера, Торстен тоже... Салат, сыры и паштет безопасны, их мы привезли с собой из Копенгагена. И салями. И кофе вот в этой банке. Маргарин, похоже, не трогали, но кто знает? Все прочее оставалось в доме, и что теперь делать? - Подсовывать Торстену только паштет и салат, - решительно сказала я. - Датчане - они тактичные, и берут лишь то, что им предлагают. Надо о нем позаботиться. Помни, ради бога, о маринованных огурцах в банке. Их бы я в первую очередь оставила для Алиции. И тут Бобусь, как по заказу, воскликнул: - Алиция, что я вижу! У тебя есть маринованные огурчики? Нет, нет, не будешь же ты такой скупердяйкой! Может, все-таки переборешь себя и не пожалеешь для гостей? Сказать такое Алиции! Теперь я всецело разделяла ее чувства к Бобусю, да и кто бы не разделил? - Дай ему огурец! - шепнула я Зосе. Зося с сомнением посмотрела на Бобуся, потом на меня, потом опять на Бобуся. Она явно колебалась. - Ах, Бобусь, ну зачем ты так! - с ужимкой произнесла Глиста. - Может, Алиция дорожит этими огурчиками? Ведь здесь так трудно достать хорошие огурцы! В глазах Зоси сверкнула молния. Не говоря ни слова, она схватила банку с огурцами, как следует ее встряхнула, чтобы перемешать маринад, и, сняв крышку, яростно принялась вытаскивать из банки огурцы. Алиция с интересом наблюдала за происходящим, время от времени зловеще посмеиваясь. Торстен из своего кресла внимательно смотрел на них и наверняка ничего не понимал. Бобусь же выпендривался перед своей ненаглядной Глистой. - Что за бардак у тебя на столе! - важно выговаривал он Алиции, поворачиваясь вместе с крутящимся креслом к ее письменному столу. - Разве можно разобраться в этих бумагах? Нет, я бы в два счета навел тут порядок. Разложил их, выбросил ненужное, сложил как следует, полчаса - и дело с концом! Завтра же возьмусь за это. "Глядишь - еще облегчит жизнь нашему убийце", - подумала я. - Особенно легко ты расправишься с датскими бумагами, - сладко пропела Алиция. - А что? Если человек умеет пользоваться словарем... Тут особого ума не надо. - Надо хотя бы не особый, - проворчала Зося вполголоса, а я невинно поинтересовалась: - Разве у вас есть польско-датский словарь? - У меня есть все словари, - снисходительно, как маленькой, бросил Бобусь. - У культурного человека должны быть все словари. - Для этого надо быть культурным человеком, - опять проворчала Зося, а я с той же невинной миной продолжала: - Боюсь, на этом столе не найдется кулинарных рецептов. Здесь в основном документы другого характера. Бобусь, казалось, был немного озадачен. Накрывавшая на стол Алиция замерла в предвкушении развязки - уж она-то понимала, к чему я веду разговор. - А при чем здесь кулинарные рецепты? - подозрительно спросил Бобусь. - Ну как же! Ведь польско-датского словаря в природе не существует. Существует лишь идиотский разговорник для туристов, так в нем все больше фразы насчет еды. Он вряд ли вам пригодится. Алиция издала какой-то странный кашель, напоминающий удовлетворенное воркование. Бобусь же, лишь на секунду сбитый с толку, тут же обрел прежнюю самоуверенность, пренебрежительно махнул рукой и отъехал в кресле от письменного стола. А мне бросил поучающе: - Неужели не понятно - можно ведь воспользоваться англо-датским или немецко-датским словарем. Любому дураку понятно. - Ну, разумеется! - радостно подхватила Алиция. - Для этого требуется лишь знать английский или немецкий. Прошу к столу, ужин готов. Дело в том, что Бобусю так и не удалось овладеть толком ни одним иностранным языком. Даже на английском он не научился свободно говорить, несмотря на многолетнее проживание в Англии. А при всем том он всегда и всюду выдавал себя за полиглота. Мы нащупали весьма продуктивную тему для светского разговора за ужином, и вечер мог пройти чудесно, но, к сожалению, всех нас четверых - Алицию, Зосю, Павла и меня - всецело поглотила другая задача, и на дискуссию решительно не осталось сил. Я имею в виду благородную миссию охраны Торстена. Все мы сочли своим святым долгом смотреть ему в рот, контролируя потребляемые продукты. Лично я следила за горчицей, последовательно отодвигая ее каждый раз в недоступную для него область стола. Алиция решительно вырвала у него из рук банку апельсинового джема и подсунула сыр, что-то сказав по-датски, от чего Торстен малость обалдел и бросил на Павла всполошенный взгляд. Потом, когда за джем принялась Белая Глиста, он попытался помешать ей, но Алиция опять сказала ему что-то по-датски, и Торстен сник окончательно. Ясно, слова не предназначались для Бобуся с Глистой, поэтому мы не могли спросить, что Алиция сказала Торстену, а это, естественно, доводило нас до белого каления. Мы внимательно наблюдали за польскими гостями, ожидая, что вот-вот ухудшится их состояние здоровья, а оно все не ухудшалось. Бобусь с Глистой спокойно сидели за столом, обжирались в свое удовольствие и чувствовали себя распрекрасно. Бобусь, по своему обыкновению, всех поучал, а Белая Глиста ворковала, напропалую кокетничала с мужчинами и заискивала перед Алицией. После ужина, по-прежнему в отличном состоянии, они вышли прохладиться в садик. Ничего не понятно! - Он, что же, не воспользовался предоставленной ему возможностью? - возмущалась я. - Теперь каждый день, что ли, придется уходить из дому? - Таких и кураре не возьмет, - с горечью произнесла Зося. Алиция вдруг вспомнила о необходимости сменить масло в машине. - Завтра сменишь, - сказала я. - Завтра не успею, с самого утра мне надо ехать в Виборг. С раннего утра. Придется сегодня, вот только не уверена, что в это время станции техобслуживания еще работают. Торстен заверил - работают, и Алиция стала собираться. В этот момент в дверях внезапно появился Павел и, запинаясь, произнес: - Мне бы не хотелось вас беспокоить, но, кажется, в моей комнате кто-то лежит... Прервав на полуслове рассуждения о машинном масле, мы молча уставились на него. - Как это - лежит? - спросила наконец Алиция. - Кто? - Не знаю. Опять видно токмо ноги, а остальной туловищ нет. - Павел, если ты нас разыгрываешь, - начала Зося прерывающимся голосом. Не дослушав ее и оттолкнув Павла, мы ринулись в его комнату. Боже ты мой, какие еще ноги лежат в этом доме?! В крохотной комнатушке Павла, на свободном от мебели квадрате пола, между фисгармонией и кроватью в самом деле лежали ноги в рабочих брюках. Остальная часть тела терялась в темноте под столиком со швейной машинкой, покрытым скатертью с красной каемкой по краю. Картина, прямо скажем, ужасающая, ибо создавалось впечатление, что человека разрезали пополам, верхнюю часть забрали, а нижнюю оставили. - Матерь божия! - с душераздирающим стоном произнесла Зося. - Нет, это уже слишком! - возмутилась Алиция. - С меня довольно ног! Где остальное? - Под столом, - объяснил Павел. - И я не знаю, живое оно или мертвое. То есть оно-то, конечно, мертвое, но, может быть, искусственное? - Искусственное, неискусственное, вытянуть все равно надо! Не будет же оно так лежать! - Не трогай! - завопила я и схватила за плечо Алицию, которая наклонилась, чтобы потянуть за ноги. - Может, этот человек еще жив! И мы не знаем, какая у него травма. А если позвоночника? Потянешь - и каюк! - Так что же делать? - Вызвать "скорую помощь", полицию, скорей, чего ты еще ждешь? - Это подключилась Зося. - Иоанна права! Опять наш идиот убийца перепутал и, может, как раньше, не добил! Скорей! - А если искусственное? В нервной хаотичной дискуссии на эту тему - искусственное, неискусственное, вызываются ли врачи к искусственным - было выдвинуто предложение не тянуть, а лишь пощупать ноги. Поручили это Алиции. - Ноги, - информировала она, коснувшись лодыжки, - то есть, того, настоящие. А вот живые ли - через носок не определить. "Скорая" приехала минут через пятнадцать. Это была местная "скорая", из Аллерода, и врач тот же самый. Похоже, он уже привык к нашим вызовам. Убедившись, что герр Мульдгорд уже извещен и едет, он приступил к своим обязанностям: залез под стол с лампой в руках, немного там побыл, вылез и велел осторожно вытянуть жертву. - Она жива, - сказал врач без особого удивления. - Фру Хансен! - простонала Алиция, увидев верхнюю часть жертвы. Зося же форменным образом разбушевалась: - Безобразие! Вместо Бобуся и Белой Глисты эта ни в чем не повинная женщина! Ну и негодяй! Свинья! Подонок! И как он мог принять ее за Алицию? - Холера! - только и могла сказать Алиция. Она попятилась и наступила на ногу Торстену. - О господи! А мне еще ехать в Виборг! Проклятое масло! Конечно, масло - это не такая важная проблема, как очередное покушение. Но, с другой стороны, покушения в нашем доме случались чуть ли не каждый день, а смена масла - очень редко... С помощью медсестры врач наложил повязку. Видимо, он уже успел подружиться с господином Мульдгордом и всемерно желал облегчить ему задачу, потому что велел нам хорошенько запомнить положение, в котором мы обнаружили пострадавшую, и место, куда попали пули. Да, да, в несчастную фру Хансен стреляли! Алиция металась по дому, не зная, на что ей решиться - остаться ли с фру Хансен или немедленно ехать сменить масло. Торстен сжалился над ней и предложил свои услуги по части масла. Никому не доверявшая свою машину Алиция сейчас с радостью приняла его предложение и вручила ключи от машины. Сделав пострадавшей перевязку и уколы, врач решил подождать прибытия полиции, заявив, что фру Хансен это не принесет вреда, а герру Мульдгорду наверняка принесет пользу. Мы не возражали, всецело положившись на его опыт. Использовав минуту передышки, я оттащила Алицию в уголок, чтобы выяснить очень интересовавший меня вопрос: - Послушай, пока не приехали легавые и опять не перевернули весь дом вверх ногами, переведи мне, ради бога, что ты такое сказала Торстену, когда он собрался есть апельсиновый джем? Он еще сразу поставил его на место, а выражение лица у него было... Странное какое-то. - Что? - спросила Алиция и смутилась. - Ты обязательно хочешь знать? - Обязательно, - поддержали меня Зося с Павлом, которые подошли к нам. - Ах ты, боже мой... Зося, ты извини, конечно. И ты, Павел, тоже. Я ему сказала, что Павел наплевал в джем. - Что?! - Что Павел наплевал в джем. Мне очень неприятно, но тогда в спешке ничего другого мне не пришло в голову. Павел с Зосей от возмущения потеряли дар речи, а я продолжала: - А что ты сказала ему потом, когда Белая Глиста принялась есть джем? - Что она его и раньше ела, так как я не успела ее предупредить, и теперь уже как-то неудобно говорить ей об этом. Похоже, Торстен немного удивился, но лучше удивиться, чем отравиться. - Оказывается, и вовсе бы он не отравился, - недовольно сказала Зося. - И почему именно Павел? Не могла сказать, что наплевала Иоанна? - Не знаю... Павел как-то больше подходит. - Ладно, мне не жалко, - великодушно заявил Павел. - Если надо, я и не то еще могу сделать. А вот почему убийца напал на фру Хансен в моей комнате? Может, стал охотиться за мной и принял ее за меня? Оторвавшись от джема, мы переключились на очередную криминальную загадку. Действительно, трудно было понять логику действий преступника. Семидесятилетняя датчанка-уборщица не была похожа ни на Алицию, ни тем более на Павла. Кроме того, стреляли в нее в тот момент, когда было известно, что Алиции нет в доме, так что перепутать с ней фру Хансен никак не могли. Зачем же тогда стреляли? - Преступник на сдельщине, - предположил Павел. - Платят ему за выполненную работу, Алиция не попадается, вот он и убивает того, кто подвернется. А в данном случае у обеих одинаковая фамилия, так что он с чистой совестью может доложить, что покончил с фру Хансен. - Хватит молоть ерунду, - одернула сына Зося. - Наверняка убийца явился в дом, когда нас не было, и стал искать Эдиково письмо. А тут пришла фру Хансен и застукала его в комнате Павла. Ключи у него есть, это ясно! Ясно это было с самого начала, и только Алиция отказывалась поверить - уж очень ей не хотелось менять замки! Сейчас мы все согласились с Зосей и вернулись в комнату Павла. На столике, где стояла швейная машинка, в беспорядке валялись нитки, иголки, куски материи, журналы и что-то еще. Бросая сочувственные взгляды на носилки с раненой фру Хансен на кровати Павла и, наоборот, стараясь не смотреть на пол, где остались следы преступления, мы столпились у стола, и Зося наглядно, тыкая пальцем, информировала нас, что и где лежало раньше. Два дня назад она лично шила что-то, лично навела порядок, и, зная ее педантичность, ей можно было поверить. - И здесь тоже все перевернуто, - сказала Алиция, подойдя к фисгармонии, погребенной под горами бумаг. - Все эти кучки лежат не так. А письма Эдика тут нет, я уже два раза искала. Вскоре прибыл господин Мульдгорд, выслушал то, что мы смогли ему сообщить, произвел тщательный осмотр места происшествия, побеседовал с врачом и подтвердил наши предположения. - Труп был влекомый яко пребывал на кулуарах, - пояснил он, и в голосе его звучало явное осуждение. - Се бывши убивец, - говоря это, полицейский встал у швейной машинки. - А се во оноже время воззрила жена всуе, - тут он вышел в коридор и заглянул в комнату, изображая несчастную фру Хансен. - Убивец нервный стреляху пистолет два раза. - Он все делает два раза, - заметил Павел. - Два раза бил по голове, два раза травил... Герр Мульдгорд, прервав свои умозаключения, с интересом выслушал Павла, а потом продолжал: - Жена пала на кулуарах и кровь истекла, и убивец повлек ея в покои, о, кровь вельми багрила стезю. Аз мыслить убивец возжелаху врата замкнути. - Двери закрыть? - пожелала убедиться Зося. - А зачем же ее было под стол заталкивать? - А что ему оставалось делать? Иначе бы не поместилась. Тут на свободном полу целый человек никак не поместится. - Значит, и в самом деле застукала его, когда рылся в бумагах, - заметила Алиция. - Интересно, узнала ли она его? Ну ладно, а что же ваш человек? Опять никого не заметил? Господин Мульдгорд таинственно улыбнулся и попросил нас очистить помещение, чтобы его люди смогли, наконец, приступить к работе - не могла же фру Хансен до бесконечности оставаться на кровати Павла. Когда мы собрались в другой комнате, он с удовлетворением проинформировал нас о новом усовершенствовании в работе его группы, а именно: сидящий в засаде теперь снимал телеобъективом все, что оказывалось в поле его зрения. Его наблюдательный пост находился довольно далеко от дома, в кустах, оттуда открывался вид и на калитку, ведущую на улицу, и на дыру в живой изгороди. И вот теперь они проявят пленку, снимки увеличат и завтра нам их покажут. Может, на них мы обнаружим кого-нибудь незнакомого, кто и окажется убийцей. - Наконец что-то умное придумали, - похвалила его Алиция. - Ловушка в доме все-таки лучше, - Павел упрямо стоял на своем. Полицейский повернулся в его сторону. - Отроче, ты еси глаголить истина, - сказал он. - Убивец делать два разы. Аще паки имеет внове стрелять пистолет. На какая особа? Вещай! - Лопни мои глаза, откуда мне знать? - отбивался ошарашенный Павел. - Аминь. Вельми мыслити потребно. - С таким напутствием нас отпустили. Бобусь и Белая Глиста то ли замерзли на улице, то ли их внимание привлекло необычное оживление в доме, во всяком случае они вошли в дом. И как раз в тот момент, когда из него с превеликой осторожностью выносили носилки с фру Хансен, а вслед за ними один из полицейских нес окровавленный коврик из-под стола, на котором она лежала. Надо признать, было на что посмотреть. Бобусь не успел взять себя в руки и прореагировать, как пристало настоящему мужчине. Он издал какое-то визгливое хрюканье, отчетливо прозвучавшее в тишине, сопровождающей вынос тела. Белая Глиста с душераздирающим криком схватилась за декольте. - Что... Что это? Что это значит? - пролепетала она, указывая пальцем на полицейского, который в этот момент появился в дверях. - Это полицейский, - вежливо ответила я. - Это значит, что в нашем доме совершено новое преступление. На сей раз с помощью огнестрельного оружия. Я не сочла нужным добавить, что преступление опять неудачное и его жертва осталась в живых, - О, аз зрю гости! Гости здоровы суть? - поинтересовался при виде их герр Мульдгорд у Алиции. - Здоровы, - с горечью ответила Алиция. - Ну знаешь! - с претензией обратился Бобусь к хозяйке дома, все еще писклявым голосом. - Ну знаешь! Мы приезжаем из такой дали, а тут на каждом шагу какие-то трупы! - Я думала, это вас развлечет, - ядовито ответила Алиция. Но тут Белая Глиста вдруг стала терять сознание и падать в обморок на руки Бобуся. Будучи на голову выше Бобуся, она своей пружинящей тяжестью совершенно придавила возлюбленного, лишив его возможности должным образом ответить Алиции. Из-под живой горы доносилось лишь придушенное гневное сопение. С трудом добравшись до дивана, Бобусь свалил на него живую кучу автомобильных покрышек и яростно потребовал лекарства от обморока или, на худой конец, спиртного. Отнюдь не скупая, а скорее невероятно расточительная Алиция, которая никогда не жалела для друзей своего добра, тут проявила себя как самый настоящий жмот. В ответ на отчаянные требования Бобуся укрепить расшатанную нервную систему Глисты "глоточком чего-нибудь крепкого" она предложила ему пиво. Я с интересом ждала развития событий. Меж тем Павел с полицейским оживленно обсуждали только что родившуюся новую концепцию. - Стилетом он пырял только раз, - оживленно доказывал Павел. - Так что, того и гляди, еще пырнет. Учтите! - Пистолет имеет стрелять два разы, - соглашался с ним господин Мульдгорд. - Коньячку! Кикуня должна выпить глоточек коньячку! - орал Бобусь. Алиция демонстративно вышла в кухню и там дала выход своей ярости, прошептав мне: - Шиш они получат, а не коньячок! Хотя и есть, не дам! Неначатая бутылка "Наполеона" стоит в шкафчике на видном месте. Так я лучше вылью его в унитаз, чем дам этой..! - И зачем надо было говорить, что Павел плевал в джем? - шепотом же включилась в наш разговор Зося, которая никак не могла пережить компрометации сына. - Раз он все делает два раза... Павел с полицейским продолжали развивать концепцию: - Вот если бы можно было угадать, кого он теперь выберет! И что будет делать! - размечтался Навел. - Тогда бы ловушку подстроили. Хотя ясно ведь, что выберет Алицию. Вот если бы угадать, что Алиция будет делать... - Спать пойду, - сказала Алиция решительно. Видя, что его игнорируют, разъяренный Бобусь решил действовать самостоятельно. Непонятным и крайне оскорбительным для его самолюбия было пассивное равнодушие Алиции. Покинув на минутку свою обожаемую Глисту, он дробной рысцой подбежал к стеклянной горке, что стояла в углу комнаты. - Ну, Алиция, у меня кончилось терпение! - воскликнул он. - Обойдемся и без тебя! Треугольный стеклянный шкафчик, украшавший красный угол комнаты, представлял собой святыню, которую чтили все обитатели дома Алиции. Кроме бутылок со спиртным, в нем хранилось еще и то, что Алиция называла своим фамильным серебром. Горка была заперта на ключик, который висел рядом на гвоздике, о чем все знали. К шкафчику, однако, никто, кроме хозяйки, не смел прикоснуться - таково было неписаное правило. Бестактным считалось даже разглядывание бутылок в этом святилище. Бобусь снял ключ с гвоздика. Алиция онемела от возмущения. Мы замерли, не веря глазам своим: такое святотатство! Господин Мульдгорд почувствовал, что происходит нечто необычное, и тоже замер, на полуслове прервав свои рассуждения. Бобусь сунул ключ в дырку, повернул его и с силой распахнул дверцу. Ослепляющий блеск, грохот, звон и душераздирающий вопль Белой Глисты слились воедино. Мощным взрывом у Бобуся оторвало голову. Пролетев через комнату, она пробила стекло и упала в сад. Тут же выяснилось, что голова у Бобуся на месте, ибо он кричит и держится за нее, а между пальцами у него течет кровь. Увидев это, Белая Глиста завопила еще отчаяннее, сорвалась с дивана и бросилась к полицейскому, видимо ища спасения в его объятиях. Поскольку герр Мульдгорд не предвидел атаки, от толчка он опрокинулся навзничь на стеллаж и повалил его вместе со стоявшим на нем большим магнитофоном. Второй взрыв потряс дом. Трудно описать, что тут творилось! Бобусь лежал без сознания. Опутанный проводами и магнитофонными лентами полицейский тщетно пытался освободиться от рыдавшей на нем Белой Глисты. Зося и Алиция бросились на помощь Бобусю, Павел с горящими глазами - к шкафчику, а я - к окну. Ведь собственными же глазами видела, как туда пролетела Бобусева голова! Это оказался парик. Я пришла в себя, да и остальные немного успокоились. Бобусю Алиция сделала перевязку - у него оказалась содранной кожа на темени и несколько ожогов. Придя в сознание, он принялся жалобно стонать, держась за голову. Гораздо больше пострадал магнитофон, который превратился в кучу обломков. Пострадал и господин Мульдгорд, набив на затылке большую шишку. Тем не менее он первым отметил философски: - Аминь! Стрелять два разы. - Значит, теперь остался только стилет! - радовался Павел. Алиция сияла, и даже потеря магнитофона не уменьшила чувства ее глубокого удовлетворения. - Ну уж теперь-то он раз и навсегда отучится трогать мои вещи! Как думаете, это достаточный повод, чтобы открыть бутылку "Наполеона"? - Ну уж нет! - возразила Зося. - Откроем, когда уедут. И как она не разбилась! - Она стояла ниже, а весь взрыв пошел верхом. В перерывах между стонами Бобусь, тяжко пострадавший во время взрыва и глубоко оскорбленный в своих амбициях, давал понять, что подозревает Алицию в устройстве покушения на его жизнь. И требовал оказать ему профессиональную врачебную помощь. Странно, но желания немедленно покинуть дом Алиции он не проявлял. В противоположность ему Белая Глиста, смертельно напуганная, громко проявляла такое желание. - В конце концов ты бы могла сменить гнев на милость, ведь от него есть немалая польза, - говорила я Алиции, помогая сматывать магнитофонную ленту. - Он лишился парика и выступил вместо тебя в роли очередной жертвы. Согласись, и взрыв он принял на себя. Ты бы так легко не отделалась. - Он разбил окно и магнитофон, - мстительно сказала Алиция. - Хотя нет, магнитофон разбила Белая Глиста. Впрочем, если перечислять нанесенный ими вред моему дому, получится целый список. И это вовсе не его заслуга, что он ростом с сидящую собаку. Будь я на его месте, куда бы в меня попало? - Точно в лицо. И сейчас ты бы уже была без головы. - Скажи пожалуйста, а я и не знала, что он носит парик! Герр Мульдгорд наконец-то дождался эксперта, которого вызвал сразу же после взрыва, и они вместе с Павлом, не отступавшим от них ни на шаг, осмотрели взрывоопасный шкафчик. Эксперт сразу же донял, в чем дело, сходил в садик и принес оттуда килограммовую гирю. Вот, оказывается, что пробило стекло! Господин Мульдгорд попытался объяснить нам взрывное устройство. - Была труба, - объявил он, демонстрируя нам жалкие останки консервной банки. - И сия тягость, - он потряс гирей. - И пи... пи... - Пирожные? - неуверенно подсказала Зося. - Отнюдь. Пи... пи... - Пистолет? - Пикриновая кислота, - подсказал Павел. - О да! - обрадовался полицейский. - Пикриновая кислота. Мощь ее велика есть, воздвигла тягость иже вознеси на воздуцех. - Павел, ты понял, в чем там дело? - А чего тут не понять? - Павла прямо-таки распирала радость сопричастности к такому событию. - Кислота была в банке, банку пружинкой соединили с дверцей. Когда дверцу открыли, по кислоте вдарило, гиря звезданула, что твой снаряд. Башку бы ему снесло, как пить дать! - А горка цела, - удивилась Зося. - И ничего в ней не разбилось. - Так вся сила наружу вышла! Если бы он не распахнул дверцу, а открыл осторожно, горку бы разнесло, а так все в порядке. - И в самом деле, все в порядке, - произнесла Алиция. - Ну, не совсем все... Я не то хотел сказать. Здорово придумано! Эффектное покушение придало новый импульс нашему воображению. Столпившись вокруг эксперта и следя за каждым его жестом, мы обмен