ет, что там содержится вся правда. - Ну, таким способом она их погубит. Ярека не было, а в книге выходов он не записался, и теперь не знает, признаваться или нет. - Что это на нее нашло? Будет еще большая неразбериха... - По-моему, самым сильным ударом для нее явилось использование конференц-зала не по назначению. Преступление слишком индивидуально... - А если бы было массовым, она бы легче с этим смирилась? - Пятнадцать покойников? Коллективная смерть участников конференции? - Конечно, для этого место подходящее... - Меня очень интересует одна вещь, - сказала Амбиция, но не закончила фразу, потому что из-за двери вылетел очень взволнованный Казик. - Алиция, можно тебя на минуту... Вернулась Ядвига, мы покинули ее стол и переместились к дверям моей комнаты, приглядываясь к действиям милиционеров, количество которых странным образом увеличилось. По-видимому, мы им чем-то помешали, потому что они смотрели на нас с явным отвращением. У Ядвиги были новости. - Приехал прокурор, - таинственно сказала она. - Он в кабинете и мучает вопросами Витека. Молодой и чертовски интересный. О, это он!.. Мы втроем с интересом посмотрели на входящих в приемную мужчин, потому что слово "прокурор" всегда громко звучит в ушах каждого, даже ни в чем не виновного обывателя. Взглянули - и были потрясены! Вместе с поручиком в мундире и известным уже нам капитаном вошел еще один, высокий, худощавый, черноволосый, с голубыми глазами, в черном костюме. Кроме интенсивности красок, в нем не было ничего агрессивного, он был исключительно хорош собой. Незначительная асимметрия лица придавала ему еще большее очарование и в то же время подчеркивала, что эта излишняя красота была все-таки мужской. Мы стояли как раз у противоположных дверей, прямо на виду, все три исключительно хорошо причесанные, все, несомненно, достаточно интересные и, что самое важное, все совершенно разные. Черная, жгучая, прекрасно сложенная Моника, худощавая, светловолосая, зеленоглазая Анка и я, что-то среднее между ними, но тоже не из самых плохих. Прокурор взглянул на нас, и хотя выражение его лица не изменилось, однако в глазах у него блеснуло нечто хорошо мне знакомое. Никаких сомнений, стопроцентный мужчина! - Черт побери... - шепнула Моника с явным одобрением. Трое мужчин заглянули на минуту в конференц-зал, затем направились в последнюю комнату, которая была пустой, так как Моника стояла с нами, а Ольгерд сидел у Витека в кабинете. Мы молча наблюдали за ними, потрясенные незаурядной внешностью прокурора. - Ну? - сказала Ядвига. - Что я вам говорила? - Хо-хо, - отозвалась Анка, что можно было истолковать по-разному, но через минуту добавила с сомнением: - Он, наверное, нетипичный? Вместе с ними я тоже находилась в состоянии созерцания, но внезапно меня озарила превосходная мысль. Я покинула их и на цыпочках вошла в дамский туалет. В каждом бюро есть свои тайны. В дамском туалете было такое местечко около умывальника, из которого можно было услышать любой звук в комнате главного бухгалтера, при условии, если расположиться там на корточках или на четвереньках. Об этом случайно стало известно только нам с Алицией. Мы открыли этот секрет, когда однажды у Алиции порвались бусы. Теперь я застыла в этом неприглядном месте в довольно странной позе и слушала... Капитан, которого я узнала по голосу, как раз закончил описывать обстоятельства преступления и расположение помещений в бюро, после чего мне удалось услышать объяснение самого непонятного обстоятельства. Я узнала, что Тадеуш был оглушен сзади твердым предметом, осторожно опущен на пол, а затем задушен этим несчастным пояском. Твердым предметом оказался наш служебный дырокол, единственная вещь в конференц-зале, на которой не было обнаружено никаких отпечатков пальцев. - Примите во внимание, - говорил капитан, - что его ударили достаточно легко, так что он, по-видимому, только на мгновение потерял сознание. Кожа на голове, правда, содрана, но кость не задета. Это преступление было инсценировано определенным образом. По каким-то причинам убийце было нужно, чтобы все выглядело именно так, как было перед этим предсказано... Я замерла на четвереньках под умывальником, и холодная дрожь пробежала у меня по спине. В свете его объяснений я даже сама себе казалась наиболее подозрительной. - ...кто последний им пользовался? - Еще не знаю, мы должны будем это установить... Я грустно и сочувственно покачала головой. Расследование на тему, кто последний пользовался дыроколом в нашем бюро, могло продолжаться до судного дня. В нормальных обстоятельствах, неизвестно почему, никто никогда не хотел признаваться в пользовании ни одной из постоянно нужных вещей, а теперь, после преступления?.. Все отопрутся! Капитан продолжал дальше, все больше пробуждая мой интерес: - Среди вещей, найденных при убитом, находилось вот это!.. В комнате главного бухгалтера наступила минутная пауза, потом кто-то из мужчин протяжно свистнул. Мне стало безумно интересно. Что такое они могли найти у Тадеуша?!.. Мужчины продолжали молчать. - Интересно, - наконец сказал кто-то из них. - Надо все внимательно обдумать, это может быть исходным пунктом... Я чуть не сошла с ума в этом дамском туалете. Отдала бы не знаю что, чтобы хоть на минуту заглянуть туда! Неслыханно взволнованная, я продолжала слушать дальше, как трое мужчин комментируют высказывания Марека на тему "почему именно Столярек?" и принимают во внимание возможность ошибки в том, что касается жертвы, как собираются выяснить, не - замышлял ли кто бросить подозрение именно на меня, и как оценивают нашу психику на примере картины Лешека. - ...вы сами должны это увидеть, - сказал капитан. Потом я услышала недоброжелательное высказывание о Яреке, который явно что-то крутит со своим присутствием на рабочем месте, и наконец прокурор, голос которого я уже отличала, сказал: - Ничего не поделаешь, панове, мы должны немного отступить от процедуры. Начинаем допрос на месте. Если выпустим их домой, все пропало и мы ничего не узнаем. Займем кабинет и этот конференц-зал, как только уберут труп... Так и не узнав, что за предмет был найден у Тадеуша, я вышла из туалета совершенно заинтригованная. В центральной комнате была почти дружеская атмосфера. Большое количество собравшихся комментировало действия следственных властей и обсуждало методы поисков преступников. Высказывались различные и совершенно нереальные предположения. Збышек повернулся ко мне. - Пани Иоанна, я хотел извиниться перед вами. - За что?! - За то, что я вам говорил. Извините меня, я был в жутком состоянии. - Пан Збышек, во-первых, вы прекрасно знаете, что я питаю к вам слабость и все вам прощу, а во-вторых, не преувеличивайте. Мы все нервничали и все говорили разные глупости. - Но я бросил на вас подозрение. - Ерунда. Если это избавит вас от угрызений совести, я готова также бросить подозрение на вас. - Нет, благодарю вас, лучше не надо. Я предпочитаю угрызения... - Из этого ответа можно сделать вывод, что ты еще хуже, чем угрызения совести, - любезно сказал Марек. Он сидел с чашкой кофе у маленького столика и с философским отречением курил сигарету. - Ты не знаешь, долго нас будут держать в этом принудительном заточении? - А, вот что! - припомнила я. - Что ты наболтал? Дал им понять, что произошла ошибка в выборе жертвы... - А разве ты другого мнения? - Не знаю, не обсуждала этот вопрос с убийцей. Пока ищу врагов Тадеуша, но в ближайшее время начну искать врагов Витека. - Что ж, ты без труда составишь себе прекрасную коллекцию. Не говорю уж о том, что не поставил бы голову за невиновность руководителя мастерской или главного бухгалтера. В связи с занимаемым ими положением это для меня наиболее подозрительные люди. Так до каких пор это будет продолжаться? - До тех пор, пока не найдут убийцу. В наших собственных интересах дать его схватить как можно быстрее. Да, Алиция, что тебя так интересует? - Сейчас, - сказала Алиция. - Пан Збышек, что означали эти странные выкрики Стефана? Это он убил Столярека? - Совсем наоборот, - вздохнув, ответил Збышек. - Он ему одолжил деньги... - Как это? - вырвалось у Казика. - Он тоже?!.. - Ах! - сказала Алиция и протяжно свистнула. Мы взглянули друг на друга с внезапным озарением. - По-моему, я чего-то не понимаю, - сказал Марек с интересом. - У меня такое впечатление, что в последнее время в мастерской появились какие-то тайны. Может быту приоткроете завесу?.. Хотя нет, уж лучше после того, как следствие закончится, сейчас плохо слишком много знать. Мы не обращали на него внимания. Алиция выглядела так, как будто в голове у нее начало что-то проясняться, поэтому я с интересом наблюдала за ней. Я, наверное, выглядела так же, потому что проясняться начало и у меня в голове, и она приглядывалась ко мне с не меньшим интересом. - Ну? - спросила я нетерпеливо. - Вот именно, - ответила Алиция. - Знаешь что? Марек, во-первых, умный, а во-вторых, непричастен к этому делу. Давай обговорим с ним этот вопрос... В последнее время в мастерской случались некоторые происшествия, довольно мелкие, не бросающиеся в глаза, но в свете преступления они приобретали монументальные размеры. Выкрик Казика внезапно показал нам их с другой стороны. Поистине все наши коллеги имели какие-то финансовые расчеты с покойным, и большей частью не совсем тайные. Только выглядело это как-то странно. Никто не был должен Тадеушу, но зато Тадеуш был должен всем. Если бы погиб кредитор, можно было бы подумать, что его убили, чтобы избежать выплаты денег, но в этом случае убили должника. Где и когда случалось, чтобы кредиторы убивали должника?! Информацию об одолженных Тадеушу деньгах Марек воспринял с огромным удивлением. - Интересно, - сказал он. - Я просто ошеломлен. Никогда не предполагал, что финансовое положение работников мастерской в таком прекрасном состоянии! - Что ты говоришь, откуда! Ты думаешь, что это были наши деньги? - А чьи же? - Ну, по-разному. Подпольно заработанные, и чаще всего при помощи светлой памяти покойника. Стефан одолжил деньги из кассы совета предприятия, Влодек - деньги какого-то типа, который открыл счет на его имя из-за финансового отдела, чтобы платить меньше налогов. - Большая ошибка... - Наверное, потому, что Влодек и так на плохом счету в финансовом отделе. Кайтек сделал какую-то чертовски сложную комбинацию. Купил у Влодека скутер в рассрочку, сплавил кому-то за наличные, а наличные одолжил Тадеушу. Самое смешное, что Влодек купил этот скутер тоже в рассрочку и еще не имеет права его перерегистрировать... - Что за преступное гнездо!.. - Вот именно, и Казик, как видишь, тоже... - Может быть, это какой-то новый вид филантропии, - заинтересовался Марек. - Может, это стоило бы продолжить и дальше? Я охотно бы его заменил. Я начинаю приходить к выводу, что покойник был гениальным человеком... А кто ему ничего не одалживал? - Ты, - сказала я Алиции. - Я! - раздраженно крикнула она. - Точно! Оказывается, я тоже одалживала. Веся заняла у меня тысячу злотых и сразу отдала их Столяреку. Потом пришла и сказала, что он мне отдаст... - Подождите, - прервал ее Марек с гораздо большим интересом. - А он отдавал эти деньги? - Редко, неохотно и в ничтожном количестве. - Поразительно. Ну, теперь уж не отдаст наверняка. Подождите, дайте мне подумать... - Видишь, я же говорила, что он умный! - обрадовалась Алиция. Марек молча смотрел на нас и размышлял. - Похоже на то, что следует искать кого-то, кому покойник ничего не был должен. Если такой человек существует... - Существует. Это Витольд, - сказала я. - Он в отпуске, вернется завтра... - Отпадает. Кто еще? - Вроде никто... Может быть, еще Ирена. - Видела собственными глазами, как она одолжила ему двадцать злотых. - Это немного, вряд ли она убила его, чтобы избежать дальнейших просьб о деньгах. А собственно, почему все ему одалживали? - Я - даже не зная, что одалживаю, - грустно сказала Алиция. - Знаю, почему я, - одновременно с ней сказала я, - но не знаю, почему это делали другие. Может, у них были какие-то общие дела? - Такие удивительно односторонние? Невозможно, что-то во всем этом должно быть... Вся мастерская одалживает деньги человеку, который их не отдает... А почему ты? - Совершила преступление при участии Тадеуша, - вздохнув, ответила я. - Теперь буду крутиться, чтобы скрыть это от милиции... В этом месте нас прервали, так как меня вызвали на допрос. Кто знает, к каким результатам мы пришли бы, если бы продолжили эту совместную конференцию, так как впоследствии оказалось, что мы были на верном пути. До финиша, правда, было далеко, но стартовали мы с безошибочным чутьем... Трое мужчин: капитан, прокурор и сержант. Народной милиции - устроились в кабинете. Сержант сидел за машинкой Ирены и увековечивал наши ответы. Начали, разумеется, снова с моих утренних фантазий. Рассказывая еще раз подробно обо всех придуманных и действительных событиях, я приглядывалась к ним и помимо воли начала развивать различные мысли. Как я должна вести себя в этой глупой ситуации? На территории маленькой мастерской, где среди сплоченных и знающих друг друга как облупленных людей совершено невероятное убийство... Вроде бы в последнее время убийства государственных служащих не распространены у нас повсеместно, а если уж и случается такое, то скорее следовало бы ожидать, что жертвой окажется директор или кто-то из контроля, а не обычный инженер-сантехник. Мало того, сразу по прибытии на место власти обнаружили, что преступление было запланировано и публично обсуждалось большим количеством людей. Что могли подумать об этом нормальные люди, которыми, без сомнения, являются представители власти? Сразу, в самом начале, они ознакомились с различными нашими странностями и оказались в наитруднейшей ситуации: покойник и двадцать подозреваемых. Двадцать человек, каждый из которых имел шанс его убить, но ни один не имел повода. Или каждый мог иметь повод... Они уже, несомненно, сориентировались, что смерть Тадеуша принесла нам множество огорчений и беспокойства. А выгоду? Удастся ли им найти кого-то, кому эта смерть принесла какую-нибудь выгоду? И что теперь будут делать? Будут изучать нашу частную жизнь, проверять алиби?.. Каким способом собираются отыскать убийцу? И кто из нас, черт возьми, убийца?! Меня переполняло любопытство и горячее желание хоть на минуту оказаться на их месте, по ту сторону. Терзаемая этими чувствами, я приглядывалась к красивому прокурору. Вот уж действительно, игра природы! Разве бывают такие прокуроры? Может быть, попробовать очаровать его, чтобы хотя бы этим путем изыскать какую-нибудь возможность участвовать в следствии? Множество мужчин не могли в подобных случаях устоять перед женскими чарами... Нет, ничего из этого не выйдет. Настолько красивый мужчина наверняка не слишком восприимчив к женскому кокетству, не стоит даже и пробовать... Вышеупомянутая игра природы, сидящая у края стола Витека, прервала мои размышления, вынуждая к сосредоточенности. - Расскажите нам обо всех телефонных разговорах, происходивших в вашей комнате... с утра. Я почувствовала легкое беспокойство. Телефонные разговоры? Господи Боже, да ведь я сама придумала, что Тадеуша вызвали в конференц-зал, воспользовавшись телефоном! Неужели и это оказалось правдой?.. Оказалось правдой! Из дальнейших вопросов я убедилась, что в 12.35 проклятый телефонный звонок выманил жертву из комнаты, удалив ее окончательно из поля зрения оставшихся в живых коллег. В довершение всего ясно было видно, что они подозревают меня в его авторстве. - Нет, извините, - категорично сказала я. - Раз и навсегда, пожалуйста, примите к сведению: за исключением того, что я все это придумала, в этом деле я не пошевелила даже пальцем. Я не двигалась с места. Сидела в комнате с тремя коллегами, которые, действительно, выходили, но поочередно. Ни разу не выходили все вместе! Один сидит передо мной, другой - за мной, а третий - сбоку от меня. По крайней мере двое из них должны были меня видеть. Вам будет достаточно свидетельства двух человек? - Но пока их у нас еще нет, - буркнул капитан. Я сразу подумала, что если этот идиот Лешек, подталкиваемый чувством юмора, заявит, что не обращал на меня внимания и что не заметил бы, даже если бы я стояла на голове, со мне не останется ничего другого, как только доказать, что у меня не было повода. А значит, признаться в преступлении! Допрос стал гораздо более интересным и в какой-то степени загадочным. Вопросы о реакции и действиях всех присутствующих, о частных контактах и связях с покойным были понятны. Ясно, что они пытаются найти какой-то разумный мотив, обоснованно сомневаясь, что кто-то убил его из-за задержки проекта. Понятно было и то, что исследуют наши алиби, стараясь, наконец, кого-нибудь исключить, потому что двадцать преступников - это все-таки слишком много даже дня людей, привыкших к преступлениям. Но постепенно вопросы становились удивительно меткими! Таинственным образом они объединяли между собой разные события и разных людей, попадая в самый центр мишени. Соединяли Каспера с Моникой, Влодека с одной дамой, удивительно много знали о дополнительных заработках Казика, о делах Кайтека и Ярека... Откуда? Кто, черт побери, мог им об этом рассказать? Я была более-менее осведомлена, что они могли услышать во время предварительных разговоров с персоналом в отдельных комнатах. Никто не распространялся о частных делах. До меня допрашивали в кабинете только Януша, но Януш не мог их проинформировать по той простой причине, что сам знал меньше, чем они. Никаких расспросов вне территории мастерской они провести еще не успели, и как же тогда? Они же не ясновидцы? Это так меня заинтриговало, что я забыла об осторожности, отвечая на вопросы подробно и очень любезно, но внезапно прозвучали слова, которые неприятно меня поразили: - А вы? Не было ли у вас, случайно, каких-нибудь финансовых дел с покойным? Сраженная метким выстрелом, я молчала, делая вид, что припоминаю, потому что не знала, что отвечать. Знают или нет?.. Откуда могут знать?!.. - Вы, случайно, не брали никакой ссуды? - с ядовитой любезностью спросил прокурор. - От убитого? Или, может быть, вместе с ним?.. Я по-прежнему упорно молчала, потому что не знала, что сказать. С одной стороны, у меня не было ни малейшей охоты встать перед судом в виде обвиняемой в финансовом злоупотреблении, а с другой стороны, это преступление начисто снимало с меня подозрение в убийстве Тадеуша. И я не знала, что выбрать. В конце концов я решила, что если они все знают, то и так мне ничего не поможет, а если нет, то я еще успею отпереться, и тем более пока надо молчать. - Благодарим вас, - внезапно сказал прокурор, и прежде чем я успела прийти в себя, допрос оказался законченным. Я подписала километровую машинопись, отпечатанную сержантом, и вышла из кабинета сильно обеспокоенная. Передо мной допрашивали только Януша, который знал о моих делах с Тадеушем. Януш им рассказал?.. Невозможно! - Януш, что ты им наболтал? - сбросила я, садясь за свой стол. - Они проверяли шеи, нет ли у кого следов душения, - ответил Януш. - Вообрази себе, у всех шеи оказались чистые! Какая-то мания мытья или что? - Оставь в покое шеи... - оборвала я его. - А листки исчезли, - в свою очередь прервал меня Веслав. - Спрашивали всех, и никто не признался. Интересно, куда они делись? - Сошли сами с доски объявлений и с горя утопились в туалете, - гневно сказала я. - Перестаньте валять дурака! Послушай, ты, отвечай немедленно, для чего ты меня закладываешь? - Я тебя закладываю? - обиделся Януш. - Ну, знаешь! Я защищал тебя, как идиот! Даже самому стало противно, но я должен был доказать твою невиновность. Я поклялся им, что не видел, как ты выходила из комнаты и душила Тадеуша, а когда я сам выходил, ты тоже была в комнате, потому что задала мне глупый вопрос, сколько будет шесть минус девять. - Да, это действительно прекрасный способ доказательства моей невиновности! А что ты говорил им о наших махинациях с Тадеушем? О тех пяти тысячах? - Ничего, клянусь Богом! Ты с ума сошла? За кого ты меня принимаешь? - Вообще ничего об этом не спрашивали? - Спрашивали, почему бы и нет? Я сказал, что ничего не знаю. Тадеуш, конечно, приходил к нам в комнату, все приходили, разговаривали с тобой и по служебным и по личным делам, но о чем, я не знаю, не прислушивался. - Но откуда они, черт возьми, знают?! - Как это? Знают?!.. - Знают. Припомни точно, может быть, у тебя что-нибудь вырвалось? - Я ведь не пьяный! Клянусь, что об этом даже не пикнул! Зато кое с чем другим свалял дурака... - С чем? Януш отвернулся, заскрипев вертящимся креслом, потянулся за сигаретой и с беспокойством посмотрел на горящую спичку. - Я от них немного обалдел. Сначала отпирался от разговоров о тебе, потом узнал от них, что Каспер разводится, - клянусь Богом, я ничего об этом не слышал. Потом меня спросили, какие частные дела были у Витека и Тадеуша. Я же должен был что-то знать, и вышло довольно глупо, потому что я признался, что видел их вместе, но до сих пор не знаю, где и когда это было. В общем, мне кажется, что я немного запутался в показаниях. - С чем тебя и поздравляю, - сварливо сказала я и задумалась. Итак, с Янушем то же самое, что и со мной... Меткие выстрелы в нашу частную жизнь. - Я чертовски голоден, - внезапно заявил Лешек. - А вы? Не съели бы, например, цыпленочка? С гарниром? - Он снова за свое! - гневно сказала я, вырванная из размышлений, потому что меня всегда нервировали кулинарные мечтания Лешека. - У вас ничего другого в голове нет, одни цыплята с гарниром? - Еще зайчатина... - вставил Веслав. - А обычной колбасы вам не хочется? - Нет колбасы, - грустно вздохнул Лешек. - Когда я утром заходил в магазин, был только паштет. - Какой паштет? - заинтересовался Януш. - В банках или в тюбиках? - В банках и на вес. - Паштет в тюбиках? - спросил Веслав недоверчиво. - Где это ты видел паштет в тюбиках? Разве такой бывает? - Бывает, и очень хороший, лучше, чем все остальное. Раньше его продавали, а как теперь, не знаю. - Где?! - На Жолибоже. На площади, на правой стороне. - Что ты мелешь? Где на площади правая сторона? - Действительно. Подожди, как бы тебе объяснить... - Определись по сторонам света, - предложила я, потому что меня тоже заинтересовал паштет в тюбиках. - Если стоишь лицом к северу, то где? - А где север? - заинтересовался Януш. - По направлению к Белянам. - Беляны на востоке, - запротестовал Веслав. - По направлению к Маримонку. - К какому Маримонку?! К Ломянкам! Ну, когда стоишь лицом к Гданьску, к морю! - Ага, к Швеции? - Да, спиной к Кракову. - Понятно, - с облегчением сказал Януш. - Тогда слева. - Там очень много продовольственных магазинов, - задумчиво сказал Веслав. - Штук пять... - Я его видел с месяц назад... - продолжал Януш, тоже погружаясь в размышления. - Нет, больше... - добавил Веслав через несколько мгновений тем же самым тоном, продолжая смотреть в окно невидящим взглядом. Януш повернулся к нему. - Откуда ты знаешь, когда я там был? - с обидой спросил он. - Я, наверное, лучше знаю? - Я говорю, что магазинов больше! - Ну так обойди все! - посоветовала я и тоже задумалась, пытаясь вернуться к своим размышлениям, из которых меня вырвал паштет в тюбиках. Но Януш внезапно снова обернулся. - Я ошибся, - сокрушенно заявил он. - Это было меньше месяца тому назад. Когда уезжал тот мой приятель, югослав, то мы вместе с ним покупали этот паштет... - Где он останавливался? - прервал его Веслав. - ...в тюбиках, - продолжал разогнавшийся Януш. - В тюбиках останавливался?! - Нет, в тюбиках покупал... В конце концов они вывели меня из терпения. - Господи, прекратите вести эти идиотские разговоры, я никак не могу вспомнить, о чем я говорила! - Точно, - оживился Януш. - Только это я говорил, а не ты. Теперь я как раз вспомнил, где видел Витека с Тадеушем. Именно на площади Вильсона, рядом с паштетом в тюбиках! - О, - сказал Веслав с умеренным интересом. - Они тоже его покупали? - Я ужасно голоден, - повторил Лешек нетерпеливо. - Может, мне удастся уговорить их, чтобы отпустили меня в магазин. - Если тебя отпустят, покупай для всех, может быть, этот паштет... Занятый без остатка мыслями о еде, Лешек вышел из комнаты. Мы сгрудились втроем у стола Януша, заново погруженные в расследование. Витек был таинственной личностью, и никто из нас не предполагал, чтобы его могло что-то связывать с Тадеушем. А Януш видел их вместе уже после работы... - Теперь я уже все вспомнил, просто перед глазами у меня стоит. Они были около машины Витека, и Витек как будто хотел уйти, а Тадеуш его удерживал. Что-то ему говорил. Витек, по-моему, нервничал, хотя по нему это не очень видно... Но мне так показалось. Потом он резко повернулся, как будто его громом ударило, посмотрел на Тадеуша, и они оба сели в машину... - А они тебя видели? - Нет, я был в магазине. Покупал этот паштет... - Что такого Тадеуш мог ему сказать? - Черт его знает. От Витека не узнаешь, а от Тадеуша тем более. - Слушай, что-то в этом должно быть. Те милиционеры, которые сидят в кабинете, знают, что делают. Все время подбираются к нашим личным отношениям с покойником, и думаю, что хотят найти там мотив убийства... - Но без причины никто не стал бы его душить, - критически заметил Веслав. - Именно. Давайте быстро обдумаем, был ли какой-нибудь служебный повод. - Почему быстро? - Потому что его наверняка не было, выбросим это из головы и сосредоточимся на частных причинах. После коротких размышлений мы пришли к выводу, что, исходя из служебных дел, его скорей каждый бы охотно воскресил. А частные дела? - Ну, принимаемся за Витека. Что у него могло быть с Тадеушем? - Может быть... - сказал Януш и не закончил, потому что из соседней комнаты до нас внезапно донесся усиливающийся шум и какие-то необычные крики. Не сговариваясь, мы сорвались с мест и понеслись туда, отталкивая друг друга. Картина, открывшаяся нашим глазам, была настолько необычной, что на какое-то время мы просто окаменели. В центре комнаты на коленях перед Моникой стоял Каспер, целовал ей руки и вопил: - Прости! Прости!.. Моника, выглядевшая сущей фурией, старалась вырвать у него руки, за ней стоял Кайтек, по которому было видно, что он только что получил по физиономии. Источником самого большого шума был Стефан, потрясающий кулаками над головой сильно заплаканной Веси, съежившейся на треугольном столике. Он потрясал кулаками и сдавленным голосом орал не слишком цензурные слова, которыми, видимо, старался передать, что он о ней думает. Взволнованный Збышек пытался его успокоится делая это в равной степени как безрезультатно, так и неубедительно. Все вместе это создавало удивительную картину, которую мы ошеломленно наблюдали, просунув головы в дверь. - Хо-хо, - сказал Веслав с явным одобрением. Торчащий около него окаменевший Януш внезапно как бы очнулся. - Тихо!!! - заорал он голосом, напоминающим иерихонские трубы. Все сборище на мгновение замерло и вытаращило на него глаза. Несколько секунд эта живая картина находилась в полной неподвижности, но Януш так же неожиданно, как закричал, повернулся и ушел. Это привело к немедленной перемене конфигурации, и удивительная сцена окончилась. - Что это было? - спросила я, страшно заинтригованная, но, приглядевшись к ним внимательней, поняла, что ответа могу ожидать только от Алиции. Все остальные явно утратили способность к размышлению. - Что тут было, господи, говори немедленно! - спрашивала я, пытаясь оторвать ее от Стефана, близкого к апоплексическому удару. - Как бы его удар не хватил, - с беспокойством сказала Алиция. - Не знаешь, может быть, у кого-нибудь есть немного водки? - Сейчас? Даже если и было, то наверняка уж давно выпили. Дай ему воды и пусть подышит глубоко. - А зачем глубоко дышать? Это помогает? - Нет, но он отвлечется этим, и гнев у него пройдет. После короткого размышления Алиция кивком головы признала мою правоту. Я временно отказалась от получения исчерпывающей информации, мы сразу в нескольких стаканах принесли воды и раздали всем присутствующим, не исключая Марека, который только в эту минуту вошел в комнату. - Что это? - спросил он с легким удивлением, подозрительно осматривая полученный напиток. - Вода? Я это должен выпить? - Не пей, если не хочешь, оставь себе на всякий случай. Неизвестно, что еще тут случится. - Господи, я думал, что питье воды входит в какой-то следственный эксперимент! В комнате все еще царила растерянность. С огромным трудом, после нескольких попыток, мне наконец удалось узнать, что здесь происходит, и то без всяких подробностей. Сразу после меня на допрос вызвали Стефана как ближайшего коллегу жертвы. По счастливой случайности они пришли за ним как раз тогда, когда Веся публично провозглашала сенсационные разоблачения, а именно: она сообщила, что Тадеуша убил Стефан из ревности к ней, а как другую версию выдвинула совершение убийства Моникой, которая, по ее мнению, хотела таким образом скрыть факт сожительства одновременно с Каспером и Кайтеком. По предположениям Веси, Столярек об этом знал, и Моника таким радикальным способом навсегда закрыла ему рот. Веся провозглашала это громко, стоя спиной к двери в санитарный отдел, а за ней стоял капитан, терпеливо выслушивая ее разглагольствования. Стефан не успел отреагировать на выступление Веси, так как его тут же забрали в кабинет, но сразу по возвращении оттуда наверстал упущенное. Результатами ужасного скандала, который он устроил, ворвавшись в центральную комнату, где спряталась испуганная Веся, были благородный гнев Моники и удивительный поступок Каспера, который ни с того ни с сего двинул по физиономии своего потомка и упал на колени перед Моникой с душераздирающими воплями: "Прости, прости". Этого уже никто понять не мог, а Каспер, придя в себя, разъяснять отказался. Меньше всего меня удивило унижение Кайтека, потому что, я немного была знакома с воспитательными методами Каспера. Он воспитывал своих сыновей, мягко говоря, старомодно. Взрослые парни целовали у отца руку и покорно принимали трепку, что, однако, не мешало им распивать вместе водку. Все бюро об этом знало, и все уже привыкли к этим странностям. Я не успела обдумать полученные впечатления, потому что именно в эти минуты следственные власти принялись за вынос тела Тадеуша из конференц-зала. Занятое скандалом общество почти забило о главной причине всех событий, может быть, потому, что эта причина все еще казалась нам совершенным абсурдом. Ближе всех были знакомы с Тадеушем Ярек и Кайтек. Ярек под парами выпитого алкоголя, как видно, еще не вполне осознавал факт смерти Столярека, а Кайтек молчал. Он молчал даже тогда, когда получил от отца по физиономии. Остальные реагировали в общем-то закономерно, то есть, признав случившееся неотвратимым, вместо заламывания рук занимались делами, касающимися живых. Покойник, однако, оставался покойником, поэтому теперь неожиданно вид мертвого тела, накрытого пластиковой простыней, выносимого на носилках, произвел потрясающее впечатление. Прежде чем милиционеры сумели преодолеть узкий выход из зала, весь персонал собрался в коридоре и выстроился в длинную шеренгу. Провожаемый гробовым молчанием внезапно притихших сослуживцев, Столярек в последний раз покидал пределы мастерской. - Вот и конец, - с горечью сказал Януш. - Был человек, и нет его... Всем нам стало как-то не по себе, и мы продолжали стоять молча, той же шеренгой, хотя дверь за носилками давно захлопнулась. Внезапно на середину выступил Влодек со все еще бледно-зеленым лицом. - Дорогие коллеги... - начал он воодушевленным голосом. - Нет! - крикнула Алиция. - Я все могу перенести, но только не речи! Заберите отсюда этого болвана!.. - Успокойся, Влодек, - сказал измученный Збышек. - Пришла минута... - продолжал Влодек упрямо, не обращая внимания на протесты, - которая для нас... для нас... - А для покойника тем более, - решительно сказал Анджей, взял Влодека за плечи и впихнул в комнату. - Слава богу! - с облегчением вздохнула Алиция. - Что за кретин! - Что ты хочешь, у него была такая исключительная и неповторимая возможность. Трудно допустить, что для его удовлетворения кто-нибудь совершит еще одно убийство, - сказал Казик, пожимая плечами, вышел из нашей шеренги и ушел в комнату. Это был короткий антракт. Следственные власти ускорили темп, проводя допросы сразу в двух помещениях, и прежде чем мы успели осмотреться, на территории мастерской начали происходить события, достойные великого Данте. Я отказалась от успокаивающей атмосферы нашей комнаты, потому что, не имея времени думать, старалась по крайней мере возможно больше увидеть и услышать. Мы с Алицией стояли в единственном пустынном месте - под зеркалом около гардероба. Как оказалось, это был прекрасный наблюдательный пункт. Первым из конференц-зала вылетел неслыханно взволнованный Казик, который до этого времени, не считая ерунды, которую он наговорил в самом начале, сохранял философское спокойствие. Сразу за дверью он наткнулся на нас. - Послушайте, что это значит? - закричал он в ужасном возбуждении. - Кто им дал столько частной информации?! Это же свинство, какое им дело, что я делал в прошлом месяце в командировке?! Что общего это имеет с этим идиотским преступлением?! - Только спокойствие может спасти нас, пан Казимеж, - ласково сказала я. - Сохраняйте хладнокровие и лучше расскажите, о чем вас спрашивали. - О ерунде! - громко закричал Казик. - О ерунде! - Хорошо, о ерунде, - согласилась Алиция. - Уточни, о какой именно. Очень далекий от хладнокровия Казик туманно изложил содержание беседы с представителями власти. Мы поняли из рассказа, что его разгульный образ жизни в командировках вызвал у них большой интерес. - Спрашивали меня, помню ли я ту блондинку из "Монополя" во Вроцлаве, - продолжал Казик, все еще возбужденный, но несколько смягчившийся от воспоминаний. - Конечно помню, почему я должен не помнить, у нее были такие ноги, что стыдно было бы забыть. Кто знает, может быть, даже лучше, чем ваши, пани Иоанна... Нет, может и не лучше, но такие же. - Благодарю вас, пан Казимеж, - с чувством сказала я. - Оставь в покое ее ноги и говори дальше. Какое отношение блондинка имела к Тадеушу? - Откуда я знаю? Я тоже их об этом спросил. Потом спрашивали меня, из каких денег я платил по счету, что-то в этом роде! А потом прицепились к одному делу, которое было уже давно, я вел тогда одно строительство, и у меня были неприятности со стройматериалами... Откуда они об этом узнали? А потом снова начали об одной брюнетке из Елени Гуры, я признаю, что у нее был бюст, как у Лоллобриджиды, но какое отношение это имеет к делу? - Я и не подозревала, что ты такой Казанова, - сказала Алиция с явным интересом. Казик гневно махнул рукой, но лицо у него прояснилось. - Не хватало только, чтобы это дошло до Алинки, - проворчал он слегка обеспокоенно. Я внимательно смотрела на него, и что-то туманное закопошилось у меня в голове. - Кто тогда ездил с вами в командировку? - спросила я взволнованно. - Припомните, пожалуйста. - Кто ездил? Сейчас... Во Вроцлаве был Влодек и Стефан, а в Елене Гуре?.. Сейчас, сейчас... Один раз были Влодек и Каспер, а другой - Тадеуш и Каспер. - А вспомните, во Вроцлаве Влодек, случайно, не ухаживал за этой блондинкой? - Конечно ухаживал, а откуда вы знаете? - Но я же ясновидящая... Только не беспокойтесь. Если Тадеуша убили не вы, то с вами ничего не случится. - А кто мог его убить, как вы думаете? - спросил Казик, помимо воли бросив взгляд в зеркало. - Еще не знаем, но как узнаем, то тебе скажем, - заверила его Алиция. Казик перестал смотреться в зеркало. - Я бы только хотел знать, что за свинья донесла обо всем этом милиции. Пусть только попадется мне в руки!.. Пронзенный внезапно какой-то мыслью, возбужденный заново, он оставил нас и понесся в комнату. Через минуту до нас донеслись оттуда гневные выкрики. - Что ты подозреваешь? - с интересом спросила меня Алиция. - Для чего ты спрашивала об этих? Я не успела ей ответить, потому что из другой комнаты выбежала Данка с красным лицом, растрепанными волосами и со слезами на глазах. Она направлялась в туалет, но по дороге наткнулась на нас. - Это свинья! - закричала она с глубокой обидой в голосе. - Последняя свинья!.. - Что за бюро! - сказала изумленная Алиция. - Истинный хлев... Не менее возбужденная, чем Казик, Данка выкрикнула множество клеветнических, измышлений насчет Ярека, который, по ее предположениям, проинформировал следственные власти о ее совершенно частных делах. Мелкий факт, что Ярек еще не подвергался допросу, ее внимания как-то избежал. Нечто туманное закопошилось у меня в голове гораздо явственней. Полные горечи откровения Данки прервал ее взгляд на себя в зеркало. - Боже мой! - крикнула она и исчезла в туалете. - Меня это начинает интересовать, - сказала Алиция. - Так что ты подозреваешь? - Сейчас скажу, только ответь сначала, что тебя интересует? - Как что, твои подозрения... - Нет, еще раньше ты говорила, что одна вещь тебя интересует. Что за вещь? - А, это... - Иду в магазин под конвоем, - прервал нас проходивший мимо Лешек. - Что вам купить? - Все равно, - раздраженно ответила я, занятая Алицией. - Хлеба и паштета. - Мне тоже! И пачку "Яхтсмена"... - Ну, что тебя интересует, черт возьми?! В этот момент в центральной комнате раздался протяжный рев. На этот раз представление давал Рышард. - Никто здесь не будет меня шантажировать! - кричал он, колотя об стол переплетенным в твердую обложку проектом. - Я не позволю себя шантажировать! Не позволю!! Хватит этого!!! - Ерунда! - кричал Збышек, стараясь его перекричать. - У вас мания преследования! - И один, и второй! - продолжал Рышард, не слушая. - Оба друг друга стоят... - С ума сошел, - неодобрительно сказала Алиция и решительным жестом вынула у него из рук упомянутый проект. Рышард не обратив на это никакого внимания, продолжал громовым голосом высказываться дальше. - Что с ним случилось? - поинтересовалась я. - Небольшое расхождение взглядов относительно служебных контактов, - любезно объяснил Марек. - Честно говоря, я в этом ничего не понимаю. - Зато я понимаю, - спокойно заявила Алиция. - Пошли отсюда, он производит слишком много шума. Я все тебе объясню. Оказавшись снова на посту под зеркалом, я почувствовала себя несколько обалдевшей. Что делается в этом бюро? Истинное землетрясение! Через вестибюль неожиданно прошла Моника, черная, как грозовая туча. Не говоря ни слова она миновала нас и исчезла в своей-комнате. Проводив ее взглядом, мы посмотрели друг на друга. - Говори, - решительно потребовала я. - Если еще раз нам кто-нибудь помешает, я совершу следующее убийство. Все время открывается что-то новое, и это происходит слишком быстро. Я не успеваю все обдумать, у меня все перемешивается. Вместо того чтобы найти преступника, я боюсь окончательно рехнуться. Говори прежде всего, что тебя интересует. - Подожди, - ответила Алиция и, воспользовавшись присутствием зеркала, вынула из глаза ресничку. - Я как будто оглушенная. Во мне тоже пробуждаются странные подозрения. - Она повернулась и неуверенно посмотрела на меня. - Никогда в жизни я не верила в существование духов, но сейчас не могу избавиться от ощущения, что они разговаривали с покойником... Я кивнула головой, потому что сразу ее поняла. Это было именно то, что так туманно копошилось у меня в голове. Конечно, беседа с покойником исключалась, но где-то здесь таилось существо дела. - Сосредоточься, - торжественно сказала я. - У нас впереди долгий разговор. В трех словах мы этого не обговорим, давай начнем в хронологическом порядке. Что тебя интересует с самого начала? - Может быть, мы где-нибудь присядем? - предложила Алиция. - Я не умею разговаривать стоя. - Негде, всюду - конец света. Завтра посидишь. - Ну, ничего не поделаешь, слушай. Представь себе, я была в туалете еще перед смертью... - А теперь ты уже после смерти?.. - Тадеуша!.. Не говори глупостей, просто слушай. Я хотела вымыть руки, но отказалась от этого намерения, потому что из кабинета Ольгерда доносились необычные звуки. Совершенно удивительные. - Ольгерд приставал к Монике? - Наоборот... - Что наоборот? Отталкивал ее с отвращением? - Глупости. Перестань меня прерывать. Там был Збышек с какой-то бабенкой. Обращался к ней очень нежно. Я почувствовала себя глубоко взволнованной этим. - А что говорил! - Подожди, надо вспомнить. Говорил: "Котик, не беспокойся, я все улажу. Все будет хорошо, никто не узнает..." А потом еще несколько раз повторил "любовь моя" с перерывами... - Любовь моя с перерывами? Что это значит? - Не любовь с перерывами, а делал перерывы. Между одной любовью и другой. Тихие, но совершенно однозначные. Ты что никогда в жизни не делала таких перерывов? - Что? А, конечно, делала... - Вот именно. Ты не представляешь, как я была удивлена. Збышек! Образец добродетели! И меня чертовски интересует, кто это был с ним. Сначала я решила, что это Моника, но, во-первых, никак не могла связать ее с "котиком", а во-вторых, оказалось, что Моника все это время сидела у Витека в кабинете вместе с Ольгердом. Как ты думаешь, кто это был? Я ничего не сказала, потому что думать тут было не о чем. Я знала, кто это был, так же хорошо, как то, что Алиция подозревает меня. Я покачала головой. - Вопреки твоим предположениям, это была не я. Мои контакты со Збышеком в прошлом, впрочем, они никогда не доходили до стадии нежного шепота. Во всяком случае, не на территории мастерской. Что ж, это очень интересное сообщение... - И что теперь? - спросила Алиция, потому что я долгое время молчала, стараясь привести мысли в порядок. Это не очень хорошо получалось, потому что царящая вокруг суматоха совершенно не способствовала мышлению. - Теперь буду говорить я, - решительно сказала я. - Ты слушай и в нужные моменты вмешивайся. Может, из этого что-то получится... Тебя еще не допрашивали? - Нет. - Это хорошо. Меня уже, и я не могу отделаться от ощущения, что если бы немного подумала, то все уже знала бы. Такое мучительное ощущение!.. Послушай, они знают о нас невероятно много, значительно больше, чем мы сами. И события, которые происходят, прекрасно свидетельствуют об этом. Можно было бы допустить, что все мы закладываем друг друга, но кто-то же должен был начать первым. Первым допрашивали Януша, который ничего не знает о делах Данки, Каспера, Моники... Знал только обо мне, но поклялся, что ничего обо мне не говорил, и я ему верю. Следующей была я, и со всей решительностью утверждаю, что они оказались прекрасно информированы. Откуда?.. - Именно поэтому я не могу избавиться от идиотского ощущения, что они разговаривали с покойником, - недовольно сказала Алиция. - Я боюсь, что твое ощущение не лишено оснований. Попробуй проанализировать, откуда оно берется и когда впервые возникло. - С какого времени появилось ощущение? - Да. - По-моему, это все началось с Каспера... Я точно знаю, что Каспер в пьяном виде плакался в жилетку Столяреку относительно своих чувств к Монике. Мне он тоже плакался... - Подожди! - прервала я ее. - Я уже нахожусь на финишной прямой! Кто больше всех знал о Данке? Ярек! Но Ярек пошел на допрос только сейчас. Ты можешь подсчитать, сколько раз Ярек ходил выпивать вместе со Столяреком? - Я должна подсчитать?.. - забеспокоилась Алиция. - Нет, необязательно. Данка не сказала, Ярек не успел. Кто знал о моих финансовых махинациях с Тадеушем? Веслав, Януш и я. Ну и, конечно, Тадеуш. Януш ничего не сказал, я - тоже, Веслав не сказал... - Откуда ты знаешь, что Веслав?.. - В то время он еще не разговаривал с ними... Тогда кто остается? Последний человек: покойник! Хорошо, хорошо, я знаю, что это нонсенс, но в этом что-то есть... Ну, теперь ты! - Подожди, - сказала Алиция, нахмурившись. - Действительно... Не нашли ли они, случайно, чего-то среди вещей Тадеуша? В эту минуту на меня, наконец, снизошло озарение, которое должно было бы снизойти уже давно. - Алиция, ты гений! - в восторге вскричала я. - Ты восьмое чудо света! - Что ты говоришь, - вежливо удивилась Алиция и вопросительно уставилась на меня. - У Тадеуша была записная книжка. Большая зеленая записная книжка, вся исписанная, прекрасно мне знакомая, потому что там, кроме всего прочего, записывались и наши с ним расчеты. К чему еще могли относиться подслушанные мной слова: "нужно это подробно изучить...", если не к найденной милицией этой записной книжке?! - Ну хорошо, - с сомнением сказала Алиция. - Но он, наверное, не вел в записной книжке дневника, касающегося дел сослуживцев? - Дай мне сосредоточиться, что-то у меня снова начинает вырисовываться. У меня появляются какие-то странные подозрения... Я немного поколебалась, потому что подозрения были не очень приятные, и продолжала: - Он знал о разных людях много компрометирующих сведений. Казик... этим объясняется все, что касается Казика... И эти крики Рышарда... Иначе, почему все одалживали ему деньги? Мы обе замерли, глядя друг на друга, потом Алиция громко и протяжно свистнула. - Я должна вернуть тебе твои слова, - сказала она. - Ты гений! Вследствие длительных интенсивных размышлений ноги у нас окончательно одеревенели. После того как мы совершили под этим зеркалом ошеломляющие открытия, наше напряжение, видимо, ослабело, и теперь состояние наших ног значительно влияло на работу мыслей. - Это значит, что тот, который имел больше, имел больше, - сказала Алиция, безнадежно оглядываясь вокруг. - Сядем где-нибудь, ради Бога! Я больше не могу. - Сядем, при условии, что сидя ты будешь продолжать рассуждать дальше, - категорически потребовала я, хотя сама чувствовала себя не лучше. - Сидя - все что угодно! - поклялась Алиция. - А пока я вообще перестаю понимать, что ты мне говоришь Поэтому я перестала говорить, но прежде чем мы расстались, в вестибюль влетела Ирена. - Пану Влодеку плохо! - взволнованно закричала она. - Где пани Глебова? У нее есть валериановые капли! - Капли? - удивилась Алиция. - Зачем? На него прекрасно действует вода из-под цветов. Известие о плохом самочувствии Влодека неожиданно привело к тому, что я снова ощутила бодрость, как в ногах, так и в голове. На фоне всего, что я знала и о чем сумела догадаться, его обмороки представлялись мне верхом омерзения. Гневно бурча себе под нос, я понеслась в комнату санитарников, а Алиция, после короткого колебания, понеслась за мной. Влодек сидел на стуле, опершись о стену, еще более зеленый, чем раньше. Остальные присутствующие были явно взволнованы, а Анджей с философским спокойствием обмахивал его эскизом благоустройства территории. Взглянув на эскиз и обнаружив, что это мой поселок, я вырвала его у него из рук и, как фурия, повернулась к изнемогающей жертве. - Теперь ты падаешь в обмороки? - ядовито спросила я. - А рассказывать сказки о блондинке из "Монополя" у тебя были силы? Приди в себя, размазня, иначе, клянусь Богом, я тресну тебя по твоей бессмысленной физиономии! Ирена испуганно вскрикнула, а Влодек неожиданно открыл глаза. - Оставь меня в покое, ведьма, - слабо прошептал он. - Чего тебе надо? - Ты с покойником ходил выпивать? - Ходил, ну и что? Нельзя пойти выпить? Когда я с ним ходил, он был еще живой! - Ты рассказывал ему о своих успехах с блондинкой из "Монополя", с брюнеткой из Елени Гуры, с рыжей из Залесья, с этой Маниллой, или как ее там, из Закопане?! - С Мануэлой! - закричал Влодек, внезапно вновь обретая силы к удивлению присутствующих. - Отстань от меня! Какое тебе дело до этого? Я проигнорировала его слова и повернулась к Алиции, которая сразу, как только вошла в комнату, поспешно уселась на ближайший стул. - Видишь? - сказала я с горечью. - Я говорила? Алиция без слов кивнула головой. Все соответствовало нашим предположениям. Влодек, единственный проектировщик-электрик нашей мастерской, ездил во все командировки с проектировщиками других отделов. В командировках они поверяли друг другу неисчислимое количество своих тайн различного характера. Все эти признания Влодек потом пересказывал под влиянием алкоголя Тадеушу, причем, вследствие своего комплекса неполноценности по отношению к прекрасному полу, все контакты его коллег с представительницами упомянутого пола в разных местах Польши в его мозгу подвергались какому-то странному превращению, и он рассказывал о них, как о своих собственных успехах. Тадеуш его хорошо знал и, заведя разговор на эту тему, мог вытянуть из него любую информацию, которая ему была нужна. Влодек был источником сведений о Казике, Стефане и еще о нескольких особах, источником, из которого обильно пополнялась зеленая записная книжка Тадеуша. И теперь он устроил это представление вовсе не из боязни за тех, преданных, а опасаясь за себя. Сгоряча он наболтал Тадеушу разные глупости относительно одной женщины, которая действительно питала к нему симпатию, введенная в заблуждение благородным выражением его прекрасных, невинных голубых глаз. Эта симпатия была для него источником постоянных сомнений. С одной стороны, он просто лопался от гордости, а с другой - зеленел от опасения, терзаемый паническим страхом перед женой. Кто-нибудь, не знающий истинного положения вещей, действительно мог заподозрить его в убийстве Тадеуша, человека, который угрожал, что расскажет жене его тайны. В этой последней мысли меня утвердил Анджей. - Вы знаете, о чем они меня спрашивали? - сказал он, с нарастающим интересом приглядываясь к зеленому Влодеку. - Откуда я могу знать? - Правда ли, что Тадеуш поругался с Влодеком несколько дней назад, когда сказал, что - ха-ха-ха - он все расскажет жене! - Пан Анджей, и вы уже начинаете говорить бестолково? Кто сказал, какой жене? - Тадеуш. Жене Влодека. О каком-то свидании с женщиной в сумерках. - А это действительно было? Они ругались? - Еще как! Но я сказал, что не очень помню, потому что так глупо вышло... Влодек отказался тогда поставить пол-литра. Нет, этого уж покойник записать не мог! - Кто мог им об этом сказать? - спросила я, невольно глядя на Алицию, которая безнадежно пожала плечами. - Я, - внезапно решительно и вызывающе заявила Ирена. - Когда меня спрашивают, я всегда говорю правду. Мне нечего скрывать. Они спросили меня, ссорился ли с кем-нибудь Столярек, и я ответила. Они так скандалили, что во всем бюро было слышно! Все замолчали, с удивлением и ужасом уставившись на непоколебимую духом Ирену. Даже Влодек, который перед этим сорвался со стула и, ломая руки, бегал по комнате, остановился и вытаращил на нее глаза. - И всегда буду говорить правду! - заявила Ирена с еще большей решительностью, прерывая тем самым установившуюся тишину и вызывая живую и различную реакцию. - Что делать, Боже мой, что делать! - стонал Влодек, снова позеленевший. - Пойди и повесься! - гневно и ядовито посоветовала ему я. - Заложил половину мастерской, а теперь стонешь перед лицом пожизненного заключения. Но не беспокойся, ты убил его в состоянии аффекта, много тебе не дадут... - На места!!! - внезапно заорал Януш, просовывая в дверь голову. Этот акустический удар прервал драматическую сцену. - Чего ты орешь? - недовольно спросил Анджей. - Здесь все нервные... - На какие места? - заинтересовалась Алиция. - На рабочие! Все на места работы! Распоряжение народной власти. Быстро расходитесь! Иоанна, домой! То есть, я хотел сказать, в отдел! Прежде чем идти к себе, я заглянула к Монике. Она сидела в своей комнате, глядя в окно, и курила совершенно так же, как перед этим Каспер. Обернувшись, она посмотрела на меня. - Выйди отсюда, - сказала она ледяным голосом, - выйди отсюда, потому что я сейчас кого-нибудь убью. Мне не хочется, чтобы это была ты. Я подумала, что тогда это будет, по всей вероятности, Ольгерд, который тоже должен вернуться на свое место рядом с Моникой. Не говоря ни слова, я вышла, полностью понимая ее чувства, и выполнила распоряжение властей, так оглушительно переданное через Януша. Я намеревалась наконец немного спокойно подумать. Конференция под зеркалом принесла свои плоды. Мы обе, я и Алиция, общими усилиями добились великолепных результатов. Так удачно сложилось, что под углом зрения наших более или менее тесных приятельских отношений мастерская делилась для нас на три части. Одна из этих частей была больше знакома Алиции, другая - мне, а третья нам обеим знакома мало. Об этой третьей части нам было известно немного, но все же вполне достаточно для того, чтобы вычислить все, что нам необходимо. В свете наших размышлений личность светлой памяти покойного начинала выглядеть довольно неприглядно. Кто знает, может быть, даже хуже, чем личность неизвестного нам ныне здравствующего его убийцы... И как бы мы ни хотели следовать принципу "о мертвых или хорошо или ничего", определенных вещей скрыть не удалось. Нами было неопровержимо установлено, что Тадеуш был прекрасно информирован о всех действиях большинства сослуживцев. Он знал о мелких неприятностях Казика. Время от времени случалось, что на пути к повышению жизненного уровня Казик встречал различные препятствия, которые умел с большим талантом обходить. При этом он, разумеется, был далек от скамьи подсудимых, но зато очень близок к утрате безупречной репутации, которая ему как судебному эксперту была необходима. Он знал также о безнадежной любви Каспера к Монике и знал, как относится жена Каспера к этому неуместному чувству. Недовольная супруга угрожала Касперу разделом имущества, большей частью принадлежавшего ей, если он немедленно не отцепится от этой гетеры. Каспер поклялся, что отцепится, но на следующий же день эту клятву нарушил. Он знал о связях одержимого мыслью о выезде Рышарда с Полсервисом. Знал также, что именно Рышард однажды сделал несколько нетактичных замечаний в адрес какого-то высокопоставленного лица и что эти несколько замечаний произвели в Полсервисе огромное замешательство. Если бы поступок Рышарда стал известен, он мог бы навсегда проститься с мыслью о выезде. Он также знал, вероятно, множество личных дел Моники, Данки, Кайтека, Стефана и других, не говоря уже о моих. Знал все наши внутренние служебные махинации, направленные прямо против Витека и Ольгерда. И несомненно, располагал массой разных других сведений, которые просто не пришли нам в голову и до которых мы не успели додуматься. Ясно было только одно: каждая из этих информаций могла кому-то повредить. Другой стороной медали являлись долги Тадеуша. Всем людям, о которых он так много знал, Тадеуш был должен деньги, которых не отдавал, и его долги росли. Почему, несмотря на это, ему продолжали одалживать? Объяснение было только одно, и обосновывалось оно теми сведениями, которые имелись у нас о двух третях персонала. Отдавая себе отчет в его осведомленности, правонарушители предпочитали, на всякий случай, поддерживать с ним хорошие отношения и питали глупую надежду, что, быть может, это самые обычные займы, которые Тадеуш когда-нибудь отдаст... В конце нашей беседы под зеркалом мы приобрели неоспоримую уверенность: Тадеуша убил кто-то, кому обширные познания покойного грозили самой большой опасностью! Следующим ходом, который мы намеревались совершить, должно было стать дипломатичное расспрашивание сослуживцев и поиск, на основании полученных данных, того, кто мог это сделать. О ком Тадеуш знал что-то настолько плохое? Что кто-то из них совершил такое, о чем мы еще не знаем, но что для него является делом жизни и смерти, требующим обязательного сохранения тайны? И чем больше у кого-то было на совести, тем больше он имел поводов для убийства. Именно это имела в виду Алиция, сделав свое странное замечание в ту минуту, когда у нас окончательно задеревенели ноги. С большим неудовольствием и легким сожалением я думала о том, что прошло уже прекрасное время средневековья, когда непрестанно кого-то отравляли, потому что этот "кто-то" слишком много знал, когда все поступки были окутаны мрачными тайнами, когда в различных местах находили закованные в цепи скелеты и на каждом шагу можно было встретить замаскированного типа со стилетом. Прошло время замурованных в башнях вероломных жен и умерщвленных под покровом ночи незаконнорожденных детей. Куда нам теперь в наше прозаичное время до их мрачного романтизма?! Кто из государственных служащих хранит в сердце подобные смертоносные тайны? Ерунда!.. И однако Тадеуш погиб... Я знаю достаточно много обо всех этих людях. Тадеуш, несомненно, знал больше. Поэтому нужно установить, на основании полученных сведений, кому и чем грозила чрезмерная реклама. Кому, каким образом и в какой степени она могла навредить?.. Атмосфера в бюро не способствовала мышлению. Постоянно что-то где-то происходило, на все нужно было обратить внимание, и теперь снова готовилось что-то интересное. - Что случилось? - спросила я, усаживаясь за стол и чувствуя нечто вроде благодарности милиции за то, что она наконец заставила меня сделать это. - Для чего нам велели вернуться на места? - Не знаю, наверное что-то придумали, - ответил Януш, занятый Лешеком, который как раз вернулся из города с покупками. Мы сделали быстрые финансовые расчеты, и Лешек разложил свою пищу на столе отсутствующего Витольда. Он купил себе ужасающей величины копченую рыбу, очень толстую, и теперь с удивлением ее рассматривал. - Как вы думаете, что это такое? Не треска и не камбала... - Пластуга, - авторитетно заявил Януш. - Ты что? Пластуга и камбала - это одно и то же. Хочешь кусочек? - Совершенно не одно и то же. Хочу, дай мне сюда, на хлеб... - Так и будем есть всухомятку? - с неудовольствием спросила я. - Что, чая тоже нельзя сделать? - О чае ничего не говорили, велели сидеть... Весек, ничего рыба, попробуй! Лешеку этой рыбы могло хватить на неделю, поэтому он охотно делился ею, рассказывая при этом о своем походе в магазин под конвоем, которым он страшно гордился. - За всю жизнь я еще не удостаивался такой чести. Говорю вам, все люди на меня пялились, а он с меня глаз не спускал. С сегодняшнего дня хожу в магазин только в связи с убийством!.. Веслав с булкой в руке протиснулся на балкон. Стол Витольда стоял так, что балконную дверь нельзя было широко открыть, и поэтому возможность проникнуть в нее была только у худых людей. В комнату вошел Витек. Он подошел к столу Януша, задумчиво посмотрел на него и начал что-то говорить. Януш перестал жевать, чтобы не заглушать его, потому что Витек имел странную склонность говорить шепотом, а в состоянии волнения говорил еще тише, чем обычно. Януш слушал с таким напряжением, что даже старался не моргать глазами. Жизнерадостный Лешек, переполненный свежими впечатлениями, подвинул в сторону Витека бумагу с рыбой. - Пан инженер, отличная рыба, угощайтесь, пожалуйста. Прошу вас, тут есть кусочек булки. Витек обернулся и посмотрел на рыбу, пытаясь скрыть отвращение. - Прошу вас, - поощрял его Лешек. - Нет, благодарю вас, - ответил Витек усталым голосом. - Я, знаете ли, вообще считаю принятие пищи делом интимным. Всегда стараюсь поесть как-то украдкой, чтобы никто меня не видел. Лешек остановился в своем порыве хлебосольства и смотрел на него несколько сбитый с толку. - Да, конечно, - неуверенно сказал он. - Действительно, я тоже так считаю. Даже пробовал есть в туалете, но это не очень удобно... Витек хотел еще что-то сказать, но раздумал, махнул рукой и вышел с демонстративной надменностью. Веслав протиснулся обратно с балкона с выражением безграничного удивления на лице. - Что он сказал? - неуверенно спросил он. - Витек ест задом??? [игра слов по-польски - tylkiem - задом, chylkiem - украдкой] - Да не задом, а тайком, - поправил его Лешек. - Слышал же: в туалете, под столом, в шкафу, по-разному, чтобы люди его не видели... - Не слышали, что он мне сказал? - спросил Януш, глядя на нас с наморщенными бровями. - Он что-то говорил мне и, по-моему, хотел, чтобы я что-то сделал, но что, хоть убейте, не знаю! Клянусь богом, ничего не понял. - Что ты говоришь? - утешил его Лешек. - Ты тоже? Слава богу! Потому что я уже думал, что я какой-то недоразвитый или что-то в этом роде. Когда он со мной разговаривает, то каждое слово в отдельности я понимаю, а смысла сказанного уловить не могу. А если бы вы знали, как стараюсь! Януш хмуро кивнул головой. - В этом что-то есть. Он действительно говорит так, как будто хочет, чтобы его случайно кто-нибудь не понял. И с ним становится все хуже, это, видимо, его холостяцкое положение так на него влияет. Иоанна, для тебя боевое задание: уговори его, чтобы он женился. - Спешу и падаю! Ни одной девушке на свете я не желаю такого зла, как подобный муж. - Ну что вы говорите, парень хоть куда, - запротестовал Лешек. - Господи, кость!.. Будь я женщиной, сам бы за него вышел! Подумаешь, волос немного недостает! - В красоте я ему не отказываю, он даже еще лучше, чем кажется. Вы когда-нибудь видели его без одежды? - А вы видели? - заинтересовался Лешек так внезапно, что чуть не подавился кусочком рыбы. - Видела. На Висле, на яхте и в бассейне. Если бы у него был такой характер, как фигура, я бы ему собственноручно туфли чистила. - А если бы имел такую фигуру, как характер? - Тогда бы его показывали за деньги в клетке как неизвестное науке существо... - Дай мне еще кусочек, - попросил Веслав, подсовывая Лешеку кусок булки. Послушные распоряжению властей, мы сидели на местах, используя это время на подкрепление и сетования по поводу отсутствия чая. Интерес к действиям милиции, временно приглушенный голодом, постепенно возрастал. Капитан, вторгшийся в комнату вместе с милиционером в мундире, сконцентрировал на себе наше внимание. Мы с интересом к ним приглядывались а они, оглядевшись к нашему неописуемому удивлению и живой радости, начали роскошный, подробный и дотошный обыск. Начали от первого шкафа с чертежами, отказавшись принять предложенную нами помощь, в связи с чем их работа возросла до размеров геркулесовых подвигов. В каждом из плоских ящиков находилось по крайней мере больше десятка плотно свернутых рулонов длиной около метра. В каждом рулоне было больше десятка рисунков разных форматов, неоднократно надорванных, с которыми нужно было обходиться крайне деликатно, потому что они, как-никак, представляли собой служебные документы. И при осмотре каждого кто-нибудь из нас издавал нервный крик: - Осторожно!.. Для сержанта, помогающего капитану в этой гигантской работе, это было явно божье наказанье. Он свертывал и развертывал, руки у него дрожали, листки выпадали, свертывались криво, и в конце концов нервы у него не выдержали. - Гражданин капитан, - расстроенно сказал он, вытирая пот с лица, - может быть... Капитан, видимо, почувствовал прилив милосердия или, быть может, пришел к выводу, что сержант, оставленный на произвол судьбы, не окончит этой работы до судного дня, потому что посмотрел на нас. Я немедленно этим воспользовалась. - Независимо от того, что вы ищете, территория, остающаяся за вами, уже не представляет опасности, правда? Так, может быть, вы будете искать, что вам надо, а мы будем сворачивать, потому что у нас это лучше получается. После короткого колебания капитан принял предложение о сотрудничестве, но эта милость была оказана только Веславу и мне. Очевидно, потому, что мы сидели ближе всех, и к тому же он, видимо, не хотел, чтобы на подозрительной территории болталось слишком много людей. Но и к нам он относился явно недоверчиво, потому что ни на минуту не спускал с нас глаз. Он действовал на ощупь, шаря вслепую в распотрошенном ящике, из чего мы сделали вывод, что разыскиваемый предмет должен быть довольно большим. Закончив с внутренностью шкафов, они решили заняться их верхней частью. Нам самим было страшно интересно, что они там найдут, потому что верх шкафов издавна служил нам как склад всевозможных отбросов. Сержант начал с того, что легкомысленно потянул за какой-то выступающий предмет, и прежде чем мы успели крикнуть: "Осторожно!", ему на голову слетел старый макет из гипса, войлока и реечек, а за ним целая куча калек неиспользованного проекта. Капитан с непроницаемым выражением лица влез на стул, потом на один из ящиков и начал шарить наверху собственноручно. Результатом этого явилось только то, что рукава его пиджака, когда он слез со стула, выглядели так, как будто он протирал ими сильно загрязненный пол. Поиски велись методично. Покончив со шкафами, они приступили к нашим столам, стоявшим поблизости. - Откройте, пожалуйста, ящики, - сказал мне капитан. Я сделала это с радостью, хорошо зная, что ящики - еще не все, потому что у меня под столом были приколоты большие листы бумаги, также наполненные чем попало. С большим удовольствием я предоставила им возможность заниматься этой кучей мусора. И тут, наконец, они что-то нашли. Не обратив никакого внимания на такие необычные вещи, как старая цепь от лампы, пробки от бутылок и карты для игры в "кабалу", они с огромным интересом вытянули очень грязную тряпку для вытирания туши и смятый клочок туалетной бумаги. Все это они спрятали в конверт, помеченный таинственной подписью. Затем они отправились к столу Лешека, который все это время сидел над своей рыбой. - Чей это стол? - Мой, - ответил Лешек и поспешно подошел к ним. - Вам он нужен? Прошу вас... Он открыл ящики, и на непроницаемом до сих пор лице капитана появилось какое-то странное выражение. Содержимое верхнего ящика было совершенно неожиданным. По всему дну было размазано старое прогорклое масло, на котором валялись остатки засохшей колбасы, куски надкусанных булок и хлебных корок, бумажки от плавленых сырков и еще некоторые не подлежащие точному определению остатки продовольственных продуктов. И среди этой свалки беззаботно каталась банка из-под горчицы. Лешек стоял, задумчиво глядя на это, и наконец почувствовал, что должен дать какие-то объяснения. - Запасы, - вдохновенным голосом сказал он. - На черный день. Перед первым числом ощущаем иногда определенные нехватки... Капитан посмотрел на него с интересом и двинулся дальше. У Веслава они забрали кусочек старого носка, совершенно твердый от туши, а у Януша - воротничок от рубашки Казика, который своим гардеробом обслуживал всю мастерскую. Когда из ящика Витольда они вытянули манжету и также спрятали в конверт, я не выдержала и выразила протест: - Панове, вы нас погубите! Ведь это наши орудия труда! Чем мы будем чистить перья? - Все будет возвращено вам обратно, - холодно ответил капитан. Они прочесали комнату, заглянув даже в радиоприемник, раскрошили на кусочки большой шар из пластилина, служивший Веславу материалом для макета, осмотрели содержимое корзины для мусора и наконец вышли на балкон. До сих пор мы сидели спокойно, молча и с интересом наблюдали за их действиями, но теперь Веслав внезапно оживился. - Слушайте! - возбужденно вскричал он. - Они откроют наш вазон! Это надо увидеть! - Действительно!.. О, господи!.. Мы поспешно сорвались с мест и ринулись в направлении балкона. Отпихивая друг друга, мы высунули головы наружу и вытаращили глаза. На балконе стоял кустарной работы вазон ужасающих размеров, который служил нам в некотором роде полигоном для необычного химического эксперимента. В течение нескольких месяцев мы выбрасывали туда разные вещи, с интересом ожидая, что из этого получится и старательно прикрывая произведение искусства хорошо подогнанным куском древесностружечной плиты. Внутри вазона было все что угодно: вода от цветов, молоко, огрызки от яблок, сгнившие помидоры, окурки сигарет, остатки различных продовольственных продуктов, представленных в более широком ассортименте, нежели в ящике Лешека, кофейная гуща, кусочки войлока, немного кислой капусты и масса других вещей. Веслав как-то принес специально для вазона состряпанный картофель, а Витольд, зараженный нашим безумием, пожертвовал горох, приготовленный для рыбной ловли. Я сама, не в состоянии придумать ничего худшего, выбросила туда сырые свиные кости. Кроме того, каждый многократно туда наплевал. Все это мы делали с надеждой, что по истечении определенного срока в вазоне возникнет какая-то взрывоопасная смесь, которая, быть может, даже когда-нибудь взорвется. В случае неполучения ожидаемого эффекта мы собирались как-нибудь использовать содержимое кустарного изделия, не задумываясь пока о каком-то конкретном плане. Во всяком случае, мы были настроены на нечто мощное, ибо не вызывало сомнений, что от этой адской смеси, выставленной несколько месяцев назад на солнце, шел ужасный запах. Уже в течение нескольких недель никто из нас не отваживался поднять крышку. С безумным интересом наблюдали мы теперь, как милиционер протягивал руку к древесностружечной плите. - Осторожно! - помимо воли крикнул Лешек. Милиционер остановился и недоверчиво посмотрел на нас. - Почему?.. - Нет, ничего, не обращайте внимания, - сказал Януш. - Коллега немного нервный. - Ну! - нетерпеливо подгонял Веслав. Милиционер поколебался, посмотрел на непреклонного капитана, поднял крышку, заглянул внутрь, воткнул палку и помешал. Ничего более замечательного мы не могли себе вообразить! Взрыва, правда, не произошло, но эффект был и так впечатляющий. В вазоне вскипела и перелилась через край пенистая, жутко смердящая жидкость, из которой вылетела огромная туча мушек. Страшная вонь достигла даже нас, не говоря уж о несчастном милиционере, который отпрянул назад с криком: "Господи!", после чего, заткнув себе нос, твердо продолжал мешать дальше. Капитан наблюдал за этим, предусмотрительно стоя в отдалении. - Это нужно вылить, - решительно сказал он. - Куда?! - Куда-нибудь в помойную яму. Ничего не поделаешь, беритесь. - Может, его хотя бы прикрыть... С трудом приподняв упомянутое изделие, они начали пропихиваться через дверь. Полные нехороших предчувствий, мы кинулись на свои места. В дверях было слишком тесно даже для одного человека, не говоря уж о человеке, обремененном хрупкой и непомерной тяжестью. Сержант протиснулся первым, капитан поддерживал вазон со стороны балкона; сержант, споткнувшийся о доску Витольда, постарался схватить вазон в объятия и прижать к себе, но при этом он зацепился за дверную ручку, и вазон вырвался у него из рук в тот момент, когда капитан перестал его поддерживать, собираясь протиснуться через дверь сам. Вазон разбился вдребезги, и по комнате разлилась пенистая, жутко смердящая жидкость! Действительно, нашли место, чтобы ее выпить... Все, что мы бросали туда с самого начала, превратилось в одну гнилостную массу. Первоначальные формы сохраняли только свиные кости, банка из-под краски и ключ, который выпал из вазона, отскочил и валялся поодаль. Наша радость, несмотря на ужасную вонь, не имела границ, особенно потому, что капитан окриком запретил нам двигаться с места. Итак, мы бездельничали и с удовлетворением наблюдали, как при помощи еще одного милиционера они собирали все это в пластиковое полотнище и даже вытерли пол, старательно заглядывая во все углы, не затерялось ли что-нибудь там. Пани Глебова, без сомнения, была куда менее старательна. Наконец они удалились вместе со своим драгоценным грузом, оставив нас в полном восторге. Вазон не обманул наших ожиданий! - Но все-таки не взорвалось, - с сожалением сказал Лешек. - Не надо желать слишком много, - ответил Януш. - И так вышло неплохо. - Слушайте, а что они искали? Как вы думаете? - спросила я, стараясь не дышать, потому что в комнате все еще висело облако кошмарного аромата. - Ты же видела, нижнее белье Казика. По-видимому, он самый подозрительный, и они собирают его имущество. - Во всем бюро ищут, - сказал Лешек, выглянув за дверь. - Обыск по всем правилам. Интересно, что им нужно? Следственные власти переворачивали мастерскую вверх ногами в поисках таинственного предмета, старательно отбирая все найденные тряпки и лоскуты. Я сидела за столом, курила и ничего не делала, потому что никакая работа в голову не шла. Передо мной лежал листок бумаги, на который я выписала для себя все сведения о сослуживцах, какие мне до сих пор удалось получить. Вглядываясь в этот список, я пыталась сделать какие-нибудь сенсационные выводы. Тадеуш нас шантажировал, это не подлежало сомнению. Всех? Видимо, да... Только два человека, по всей вероятности, жили спокойно: Алиция и Витольд. Все остальные были под подозрением. Больше всего я знала о Каспере и Монике, которые, впрочем, надо признать, выглядели хуже остальных. Жизненная ситуация Моники была невероятно сложной. Как женщина, полная бодрости и огня, она недавно завязала романтические отношения с молодым и весьма привлекательным представителем одного из инвесторов, но уже вскоре усиленно старалась разорвать эти отношения, потому что перед ней появилась перспектива брака по расчету с человеком, располагающим огромными денем и, но придерживающимся строгих моральных принципов. Влюбленный молодой человек не слишком хотел отступать с поля боя, и избавиться от него было довольно трудно. Известие об этом неоконченном романе могло окончательно сразить добродетельного жениха, а Моника стремилась хоть как-то стабилизировать свою жизнь под боком состоятельного мужа. Вопрос, что из всего этого было известно Столяреку? Каспер, упорно обожающий свое божество, был замешан во все эти истории. Если Тадеуш шантажировал даму его сердца делая невозможной реализацию ее наиглавнейших планов, то Каспер вполне мог прикончить его в состоянии сильного аффекта. Не говоря уж о том, что тот шантажировал и его самого... Я задумчиво вглядывалась в свой список жизненных ошибок сослуживцев. Были там разные события, о которых, по моему мнению, кроме заинтересованных лиц знала только я. Знал ли о них Тадеуш? И знали ли они о том, что он знал? Я не имела ни малейшего понятия о-его контактах с несколькими людьми: с Витеком, с Веславом, со Збышеком, с Ядвигой... Разумеется, больше всех меня интересовал Збышек... Я сидела в комнате одна, потому что эти трое куда-то исчезли. Вдруг, как по специальному заказу, вошел Стефан, человек, знавший Збышека ближе всех из всей мастерской. Я решила немедленно этим воспользоваться. - Чтоб вам пусто было, пани, за вашу выдумку с Тадеушем, - с горечью сказал он. - Не нашли кого-нибудь другого для этой цели? И что мне теперь делать? Придется продавать машину... - Успокойтесь, пан Стефан, садитесь, пожалуйста, закуривайте и скажите мне, зачем вы одолжили ему эти деньги. Стефан придвинул стул, порылся в карманах в поисках спичек и, бормоча себе под нос, закурил. Потом посмотрел на меня с отвращением. - Для чего одолжил? Для того, чтобы спокойно жить! Вы знаете, что было бы, если бы он рассказал моей старухе об этой холерной Весе? Она бы отравила мне остаток жизни! А я старый человек, меня мучает печень, я хочу покоя! Это был худший мерзавец, которого носила земля! Вы думаете, что он только ко мне цеплялся? А Влодек, а Каспер, а Кайтек, это что? А Збышек?.. Меня аж подбросило на стуле. - Как это? - вскричала я. - Збышек тоже?! - Конечно! Меня сразу охватило ужасное волнение. До сих пор во мне теплилась робкая надежда, что Збышек к этому непричастен. - А Збышек чем? Вы не знаете? - напряженно спросила я. - Понятия не имею, - ответил Стефан, не замечая впечатления, которое произвели на меня его слова. - Вы же знаете Збышека, он ничего не скажет. Только раз вырвалось, что у него какие-то неприятности и что речь идет не о нем самом. Черт возьми! Больше он мог ничего не говорить, мне было достаточно этого. О старательно скрываемом романе Збышека я знала, пожалуй, так же хорошо, как и сам Збышек. Оправдались мои самые худшие предчувствия, и мне стало ужасно тяжело и грустно... Мои печальные размышления прервала народная власть, решительно настаивающая на беседе со мной. Я прошла через мастерскую, в которой царила абсолютная анархия. В конференц-зале и в кабинете до сих пор продолжались допросы. В углу под зеркалом интенсивно спорили Витек и Казик. В центральной комнате Алиция, Анджей, Марек и Януш играли в бридж. Рышард спал твердокаменным сном, Анка хмуро всматривалась в какую-то книжку, а в санитарном отделе Лешек, Ярек и Кайтек играли в спички. У дверей конференц-зала на стуле сидел милиционер, и это произвело на меня чрезвычайно интригующее впечатление. Трое мужчин в кабинете выглядели как охотники на тропе. Атмосфера била накаленной, накурено было, как на железнодорожном вокзале, глаза у прокурора горели, вследствие чего он выглядел еще красивее. - Снова возвращаемся к автору представления, - сказал сварливо капитан. - Надеюсь, что вы уделите нам немного информации. - Вполне возможно, - ответила я. - Я также надеюсь получить от вас кое-какие сведения, потому что меня как автора, несомненно, интересует окончание пьесы. - Я уверен, что не больше, чем нас... Но прежде чем мы начнем, не будете ли вы так любезны ответить мне на один вопрос? Личный. Что было в этом котле на вашем балконе? Я исчерпывающе ответила на его вопрос, капитан слушал с выражением легкого отвращения на лице. Я уже достигла достаточной степени обалдения и, видимо, поэтому внезапно отказалась от ранее принятых намерений, махнув рукой на собственную безопасность. То, что мои безвинные сослуживцы оказались из-за меня замешаны в глупое преступление, для меня было гораздо важнее, а впрочем, я пришла к выводу, что, принимая во внимание отсутствие у меня судимости и безупречный образ жизни, большого срока мне не дадут. - Сейчас, - прервала я капитана, который что-то говорил. - Я хотела бы сначала объяснить одну вещь. - Пожалуйста... - Панове, - чарующе произнесла я, - сначала я хочу вам сказать, что я в вас верю. Ведь в то решающее время я не трогалась с места, что вы, несомненно, уже знаете. Следовательно, знаете, что это не я прикончила Столярека. Вы, конечно, можете подозревать, что у меня был сообщник, что преступление было мной обдумано, запланировано и так далее, но ведь это ерунда. В таком случае я не болтала бы об этом по всей мастерской. Но это еще не все. Я могу вам доказать мою невиновность, но сначала хотела бы заключить с вами уговор... Я заколебалась быстро подумав, что сначала все-таки должна доказать свою невиновность. Я закрыла глаза и головой вперед ринулась в пропасть. Короче говоря, я объяснила им причины, по которым предпочитала, чтобы Тадеуш Столярек жил долго и счастливо. Призналась, что совместно с покойным в ущерб бюро провернула одну махинацию по продаже в рассрочку, заключающуюся в том, что никто из нас ничего не купил, а, наоборот, я взяла наличные. То есть должна была взять наличные... После этой махинации покойник остался должен мне пять с половиной тысяч злотых, на которых с минуты его смерти я могу поставить крест. Я должна быть поистине не в своем уме, чтобы в этой ситуации его убивать. - А как вы это сделали? - с интересом спросили следственные власти. - Не знаю. У Тадеуша был знакомый директор магазина, и всю эту сложную операцию он провел самостоятельно. - А зачем вы ему одолжили деньги? - Потому что у меня не было другого выхода. Так сказать, нож на горле и никакой иной возможности раздобыть деньги. Тадеуш занялся этим делом с большой радостью, рассчитывая на то, что сможет одолжить у меня. Правда, он собирался одолжить только полторы тысячи, а не пять с половиной. Короче говоря, я осталась с носом. - Хорошо, но почему вы, имея у горла нож, согласились одолжить ему на четыре тысячи больше? - А что я могла сделать? Он сделал мне одолжение, причем довольно рискованное. Процентов бы с меня не взял, пить водку я бы с ним не пошла, как иначе могла бы его отблагодарить?! Это была единственная возможность. - Ну, я думаю, при желании можно было бы найти еще что-нибудь, - злорадно сказал прокурор. - Несомненно, - немедленно ответила я. - Но в этом случае я бы предпочла, чтобы на месте Тадеуша были, например, вы... Капитана внезапно охватил приступ кашля, а в голубых глазах прокурора снова появился знакомый блеск. - Я постараюсь не забыть ваши слова... - Теперь вернемся к теме нашего разговора, панове, мне хотелось бы сделать вам одно предложение. Я хотела бы, чтобы вы решились оказать мне чуточку доверия, потому что я могу вам пригодиться. Есть множество таких вещей, которых вы никогда не узнаете путем обычного следствия. Если вы будете относиться ко мне, как к подозреваемой, то я к вам буду относиться, как к врагам, а если наоборот, тогда все будет в порядке. Сотрудничество даст гораздо больше, чем война, а вы даже понятия не имеете, как я хочу обнаружить убийцу. У меня на это есть свои причины... Окончив свою речь, я ждала результатов. По разным причинам мне очень хотелось принять участие в расследовании. Трое мужчин посмотрели на меня, и капитан кивнул головой. - Хорошо. Вы правы. Несколько человек можно исключить, потому что чудес, конечно, не бывает. Убийство должно было занять у преступника какое-то время. Будем сотрудничать с вами на основе доверия. - Слава Богу! - с глубоким облегчением сказала я. - Спрашивайте. - Прежде чем мы приступим к обстоятельному разговору, нужно уладить еще одно дело. Мы вас вызовем в третий раз, а пока покажите, пожалуйста, нам свой носовой платок. - Носовой платок? - удивилась я. - Господи, но у меня нет никакого платка. - Как это нет? Ни одного? - Ни одного. Я постоянно забываю о нем, и сегодня тоже забила. Если вам очень нужно, то могу принести из дома. - Нет, спасибо. Вы совершенно уверены, что у вас его нет? - Даю вам слово. Я вполне обхожусь без него. - А что вы делаете, когда у вас насморк? - неодобрительно спросил прокурор. - Или когда плачете? - Не помню, когда у меня в последний раз был насморк, может быть, лет десять назад, а плакать - я вообще не плачу. Женщины обычно плачут из-за любимого человека, а у меня его нет. - А что вы с ним сделали? - Это служебный или личный вопрос? - Нет, прошу прощения. Это личный вопрос, и я снимаю его. - Нет, почему же? Я могу вам ответить, хотя это не имеет никакого значения. Он меня бросил. - Значит, у вас нет носового платка, - прервал меня капитан очень деловым тоном. - Жаль. Тогда пока пройдите туда... Ужасно заинтригованная, я прошла в конференц-зал, где уже сидели Веслав и Анджей. - Веслав, что это? - воскликнула я. - Вас тоже спрашивали о носовых платках? - У меня было два, и оба я должен был им отдать, - философски заметил Анджей. - А мой был страшно грязный, потому что я чистил им сегодня туфли, - признался Веслав. - Наверное, это какая-то мания на почве тряпок. Все наши халаты тоже забрали. Следующей в зал вошла Алиция, сразу после нее Марек и Януш, вся четверка бриджистов была в сборе. - Не могли взять карт? - спросила Алиция с укором. - Как это не могли?! Разумеется, они здесь! Подожди, в этом кармане твои, а здесь Анджея. Повторить торговлю, кто заказал козыри?.. Не принимая близко к сердцу утрату носовых платков, они уселись около маленького столика, с которого сняли телефон, и вернулись к игре. Эта удивительная беззаботность персонала, наступившая так быстро после происшедшего преступления, в помещении, где еще совсем недавно лежал покойник, происходила вовсе не от жестокости наших сердец, а просто от атмосферы, царящей в нашей мастерской. Если бы что-либо подобное произошло с кем-то из нас индивидуально, в каком-то другом окружении, мы наверное долго не могли бы прийти в себя. А здесь, среди приятелей, в месте, где много раз падали на нас разные удары судьбы, было легче смириться с происшедшим, особенно потому, что Столярек был только сослуживец, - и то из тех, кто работал у нас недавно. Тот шок, который мы ощутили вначале, был вызван скорее точным соответствием событий моим ужасным фантазиям, нежели фактом как таковым. В последнее время у нас произошло много несчастий как в личном, так и в служебном плане. Казик и Стефан провели несколько месяцев в больнице после автомобильной аварии, сына Збышека с трудом вернули к жизни после несчастного случая, умерла от тяжелой болезни мать Алиции, дочери Стефана грозил паралич ног в связи с травмой позвоночника, я сама чудом не рассталась с жизнью, попав в аварию... Менее значительные происшествия трудно было вспомнить. И в довершение всего начались какие-то таинственные нападки на работу мастерской, всякие комиссии следовали одна за другой, каждый мелкий промах вырастал до размеров пирамиды, в результате нам угрожало нечто беспрецедентное в нашей стране, а именно - банкротство государственного предприятия. Что в подобной ситуации могло бы еще больше нас расстроить? И, наверное, только в нашей мастерской и в нашем обществе удавалось как-то противостоять превратностям судьбы и сохранять хорошее настроение. Мы все как-то позитивно друг на друга влияли и не допускали угнетенного настроения. Столярек умер? Ничего не поделаешь, все мы когда-нибудь умрем. Один из нас убийца? Ну что ж, пусть милиция его найдет, тогда будем беспокоиться об этом. А пока, прошу вас, шесть без козыря!.. Каждые несколько минут в конференц-зал прибывал следующий член нашего коллектива, обескураженный конфискацией носового платка. Больше всех была обеспокоена происходящим Ядвига. - Представьте себе, он куда-то исчез. Я могла бы поклясться, что утром у меня был носовой платок, а теперь его нет. Они мне не верят. - Они для того и существуют, чтобы не верить. Что это им пришло в голову? Пани Иоанна, вы должны знать! - Не знаю. Носовых платков в моем сценарии не было... - Долго нас будут здесь держать? Не знаете? Черт, даже не на что сесть!.. - Привыкай, в тюрьме вряд ли будут особенные удобства... Нас выпустили только тогда, когда лишили носового платка последнего сотрудника. Это была Моника. После этого в кабинет позвали меня. Это был весьма плодотворный допрос, не знаю только, для кого он имел большее значение, для них или для меня. После первых же вопросов, которые я услышала, волосы у меня на голове встали дыбом. Я убедилась, что их сведения о нас представляют неслыханную мешанину, сложенную из фактов, предположений, лжи, сплетен и только из незначительного количества правды. Большинство этих открытий происходило от того времени, когда в нашей администрации работала некая Нюня, гораздо более интересовавшаяся личными делами сослуживцев, нежели своими служебными обязанностями. С Нюней конкурировал Влодек, главный сплетник бюро. Совместно они сложили практически обо всех сослуживцах мифы и легенды, от коих кровь застывала в жилах. Алиция с удивлением узнала, что сожительствует со своим тогдашним инженером-сантехником, который имел от роду 55 лет, метр шестьдесят росту, младенческий румянец на лице и говорил дискантом. Он якобы испортил ей оборудование здания из мести за то, что она отказала ему в его притязаниях. Ядвига была неслыханно обрадована известием о горячих чувствах, которыми к ней воспылал Витек. Сам Витек прослышал об этом последним и долго не мог понять, в чем его подозревают. Збышек с интересом узнал о своих собственных романах с Данкой, Весей, Нюней, Анкой и со мной, которые протекали, уж не знаю, поочередно или сразу все вместе. Об остальных также кружили разные слухи, главным образом эротического характера, которые пытался уточнить Казик, с интересом допытываясь, с кем из нас он уже спал, а с кем еще нет. После шумного празднования масленицы в мастерской распространились слухи о разыгрывающихся на рабочем месте развратных оргиях, при которых оказался уничтожен чертеж, прикрепленный на столе Веслава. Чертеж действительно исчез, но лишь потому, что Веслав слишком поздно заметил, что неправильно вычертил часть территории, и не хотел, чтобы это заметил Витек. С того самого времени исходили упомянутые Весей сплетни относительно Моники, сожительствующей одновременно с Каспером и Кайтеком. Но ни то ни другое не являлось правдой, правдивым было только безнадежное и известное всем чувство Каспера и склонность Моники к молодым людям, которую она никогда не скрывала и которая нашла выражение в ее контактах с красивым молодым инвестором. Теперь я почувствовала себя обязанной помочь следственным властям как-то упорядочить эти сведения, опасаясь, что они получат несколько превратное представление о нашей мастерской. Итак, я по очереди объяснила им все, что нужно, и при этом сама узнала очень интересные вещи. Прежде всего разговор зашел о Монике, волнение которой в сочетании с необычным поведением Каспера и заметками Тадеуша больше всего бросалось в глаза. Я уточнила ее матримониальные намерения и сопутствующие этому сложности. - И вы говорите, что этот ваш конструктор так ее любит... - задумчиво сказал капитан. - А он знает о планах ее замужества? - Знает и одобряет, хотя это разбивает его сердце. Думаю, он охотно помешал бы... - Так почему он этого не сделает? Почему не оповестит жениха о комбинациях с этим инвестором? Из благородства? - Но он о них ничего не знает! - В самом деле? - удивленно спросил капитан. Я замолчала и внимательно посмотрела на него, потому что у меня в голове опять что-то промелькнуло. - А Моника призналась в своих отношениях с инвестором? - спросила я настороженно. - Пани Моника отрицает все. Мне кажется, что скоро она будет отрицать, что вообще когда-либо была замужем. Что, по вашему мнению, могут означать инициалы М.В., связанные с ней? - Кандидата в супруги, это совершенно точно, я слышала его имя... - и снова я остановилась. Инициалы М.В. Каспер их не знал, Моника старательно скрывала от него имя этого типа. Моника все отрицает... Если они знают эти инициалы, значит, их должен был знать Столярек! Все, что бродило в моей голове, внезапно выросло до огромных размеров и перепуталось. У меня не было времени сейчас распутывать все это, потому что следственные власти продолжали задавать вопросы. Сразу после Моники они прицепились к Казику, и я долгое время не могла понять, что подозрительного видят они в его командировочных романах. Командировочные романы мешались со строительными материалами, и внезапно грянул выстрел! - Этот пан выступал как судебный эксперт, правда? Было какое-то спорное дело в связи со строительством на Садыбе... Я поняла, о чем идет речь. Конечно, я слышала о строительстве на Садыбе. Слово Казика решило судебное дело в пользу инвестора, и все здесь было бы в идеальном порядке, если бы не то, что Казик видел это строительство едва ли не месяц назад. Конечно, он должен был увидеть его значительно раньше! О том, когда в действительности он посетил это строительство, в мастерской знали только Алиция и я, возможно, что знал и Витек. Казик был честным человеком, взяток не брал, никакой корысти из этих временных комбинаций не извлек, но заключение, которое он выдал, не было стопроцентно правильным. Благодарный инвестор устроил мастерской заказ на сумму в полтора миллиона злотых, отодвигая от нас призрак банкротства. И я должна теперь очернить благородный поступок Казика?! Не знаю, что они поняли из моего ответа, который я постаралась запутать как можно больше, во всяком случае я уже точно знала, почему Казик одалживал Столяреку деньги. Репутация безупречного эксперта была ему необходима. Оставив в покое Казика, следственные власти показали мне несколько счетов, снабженных датами, и спросили, что это такое. Я искренне поморщилась, увидев их. - Заниженные счета, - неохотно признала я. - Они выписаны на меньшие суммы, чем положено. У нашей мастерской финансовые затруднения, и наше руководство собирается обнаружить эти деньги, когда придет подходящее время. Ничего не поделаешь, должны же мы как-то выкручиваться. Прокурор осуждающе покачал головой, и мне снова сделалось нехорошо, потому что я пришла к выводу, что все это выглядит так, как будто все время с начала существования мы занимались исключительно совершением различных правонарушений. Я тяжело вздохнула. - Что, у этого светлой памяти негодяя все было записано? - тихо и печально спросила я. Представителей власти будто громом поразило. - Откуда вы знаете?! - Догадалась. Я знаю его большую зеленую записную книжку. Кроме прочего он вел там расчеты и со мной. Я понимаю, что он всех шантажировал, только еще не совсем точно знаю, кого чем. Но примерно догадываюсь. - Вот именно это для меня совершенно непонятно, - неодобрительно сказал прокурор. - Как взрослые, серьезные люди могли поддаться такому идиотскому шантажу? - Но он делал это совершенно гениально! - оживленно сказала я, потому что в моей памяти внезапно всплыли различные картины. Множество сцен, множество замечаний, слов, ответов, на которые я раньше не обращала внимания, стали для меня совершенно ясными. - Он ни от кого не требовал денег за молчание, что вы! Сразу бы заработал по физиономии. Он их только занимал... Отказ в таком случае означал бы открытую войну, а идти на это никто не хотел. Каждый хотел жить спокойно и рассчитывать на возвращение денег. Нескольким людям он их действительно когда-то возвратил... А кроме того, он не был слишком требователен и довольствовался суммами, лежащими в границах наших возможностей. - Что ж, - сказал капитан, вынимая записную книжку и вздыхая. - Раз уж вы столько знаете, то нет смысла скрывать это от вас. Действительно, его записная книжка оказала нам огромную помощь. Но вы все-таки помогите нам разграничить до конца все эти сплетни, подозрения и правду. Заинтересованные люди чертовски крутят и все отрицают. Давайте по очереди... Разгребая дальше эти авгиевы конюшни, я остановилась на Ядвиге. Около ее имени в книжке Тадеуша творилось нечто странное. Какой-то номер, а при нем дата нескольких лет давности. После глубокого размышления я пришла к выводу, что эта дата относится ко времени, когда Ядвига вернулась к своему первому мужу, только номер я ни с чем связать не могла. О Збышеке меня, к счастью, не спрашивали, зато их заинтересовала одна неприятная история, касающаяся Рышарда и Витека. - Из того, что мы услышали к этому времени, можно сделать вывод, что шантаж в вашей конторе процветал повсеместно, - заявил прокурор. - Я слышал, что между двумя сотрудниками была какая-то ссора. Вы знаете об этом? Я знала об этом довольно хорошо от Алиции, но не собиралась в этом признаваться. Витек поступил не слишком красиво, отказывая Рышарду в справке о бесплатном отпуске для Полсервиса, если тот не отдаст ему проект очень красивого отеля. Рышард, который сам добивался заказа на этот отель, вылетел из его кабинета с пеной на губах и криком: "шантаж, шантаж". У меня не было к Витеку особых претензий, также не было повода желать ему неприятностей, поэтому я заявила, что ничего об этом не знаю. Пусть Алиция сама роет ему яму. В самом конце они несказанно удивили меня вопросами о Веславе. Никогда до сих пор я не подозревала, что у него имеются какие-то тайны, и только теперь под влиянием их вопросов задумалась об этом. Они назвали несколько дат и попросили припомнить, что я тогда делала. Это оказалось довольно легко, так как даты приходились на конец прошлого года, когда я заканчивала срочный проект и почти не покидала мастерской. Сделала даже себе график, которым теперь могла воспользоваться, так как, к счастью, не имела привычки выбрасывать свои бумаги раньше, чем пройдет три года с момента их актуальности. Вглядываясь теперь в большой грязный лист бумаги, я могла свободно воспроизвести прошлогодние события. - Третьего ноября, - спросил капитан, - был здесь ваш коллега во второй половине дня? Вечером? - Нет, - уверенно ответила я. - Не был. Третьего я заканчивала слесарную мастерскую, которую четвертого отдала на кальку, и точно помню, что рылась в ящике Веслава в поисках технического справочника. Тогда здесь был только Рышард. - А седьмого и восьмого? - Тоже нет. Всю неделю я оставалась одна. - Девятнадцатого? - Сейчас, что я делала девятнадцатого?.. Ага, детали столярки. Со столяркой я немного запаздывала... Я обращалась к Янушу... Тогда были Януш и Витек, Веслава не было, он появился позднее. - Шестнадцатого, семнадцатого, восемнадцатого? - Ограждение. Девятнадцатого отдала его на светокопии... Да, тогда были все трое. У нас погас свет, в темноте мы варили кофе. Веслав сидел до поздней ночи. - Так... А десятого декабря? - Понятия не имею. Первая половина декабря прошла относительно спокойно, зато знаю, что было между пятнадцатым и двадцатым, потому что делала для Рышарда рабочие чертежи. Он опаздывал со сроками... - Ну, а шестнадцатого и семнадцатого декабря? - Не было. Людей было много, но из нашего отдела только я. Я задумалась на мгновение, потому что перед глазами у меня замаячило воспоминание о том времени. Воспоминание такое странное, грустное и неприятное, что я поспешно постаралась от него избавиться, чтобы случайно чего-нибудь не сболтнуть. - Теперь этот год, - сказал капитан. - В январе... - К сожалению, больше я ничего не помню. Мой график кончился. Я сложила свой лист и с интересом посмотрела на них. - А что? - с любопытством спросила я. - В чем вы его подозреваете? - А что вам известно о его семейной жизни? - О господи, ничего! По-моему, там все нормально. У него очень милая жена, и он совершенно не выглядит несчастным. - Ну, пока все. Может быть, закурим? Представители власти выглядели несколько усталыми, но не смирившимися. Глаза прокурора блестели, и надо честно признать, что он нравился мне гораздо больше. Мысль о возможном романе конкурировала в моей голове с желанием обнаружить убийцу. - Панове, а зачем вам те тряпки, которые вы собираете по всей мастерской? - поинтересовалась я. - Узнаете об этом п