и.
Я смотрел, как вышла она на задний двор и остановилась, глядя на
поливальную установку. Джулия оглянулась, увидела, что я смотрю, и помахала
мне рукой. Потом подошла к стене и сделала вид, будто проверяет таймер
дождевальной установки, -- открыла крышку таймера, заглянула внутрь и стала
там копаться. Я ничего не понимал. Садовники только на прошлой неделе
проверяли таймеры всех дождевальных установок. Может быть, они что-то
недосмотрели?
Аманда у меня на руках захныкала. Я отнес ее в детскую, сменил
подгузник и уложил малышку в кроватку.
Когда я вернулся на кухню, Джулия была там и разговаривала по сотовому
телефону. Это тоже была одна из ее новообретенных привычек. Она теперь
разговаривала только по сотовому и вообще не пользовалась домашним
телефоном. Когда я спросил почему, Джулия ответила, что ей так проще --
приходится делать много звонков на большие расстояния, а счета за разговоры
по сотовому оплачивает компания.
Я пошел медленнее и переступил на ковер. И услышал, что она говорит:
-- Да, черт, конечно, я так и сделала, но теперь мы должны быть
осторожнее...
Она подняла голову и увидела меня. Тон ее голоса мгновенно переменился.
-- Да, хорошо... Слушай, Кэрол, я думаю, это можно уладить, если
позвонить во Франкфурт. И продублируй звонок факсом, а потом скажешь мне,
как он отреагировал, ладно? -- на этом Джулия захлопнула крышку телефона. Я
зашел в кухню.
-- Джек, мне чертовски не хочется уезжать, пока дети еще не проснулись,
но...
-- Тебе надо ехать?
-- Боюсь, что да. На работе что-то произошло.
Я посмотрел на часы. Четверть седьмого утра.
-- Хорошо.
Она сказала:
-- Значит, ты все... с детьми...
-- Конечно, я сам со всем справлюсь.
-- Спасибо. Я тебе позвоню.
И она уехала.
Я так устал, что не мог ясно соображать. Малышка все еще спала и, если
повезет, будет спать еще несколько часов. Моя домработница, Мария, пришла
ровно в шесть тридцать и приготовила для нас завтрак. Мы с детьми поели, и я
повез их в школу. Я усердно старался не заснуть. Но все равно время от
времени зевал.
Эрик пристроился на переднем сиденье, рядом со мной. Он тоже зевал.
-- Плохо спалось сегодня?
Он кивнул и сказал:
-- Эти люди все время меня будили.
-- Какие люди?
-- Те, которые приходили к нам домой сегодня, ночью.
-- Кто это к нам приходил?
-- Пылесосники, -- сказал Эрик. -- Они все у нас пропылесосили. И даже
привидение запылесосили.
Николь на заднем сиденье хихикнула:
-- Ага, привидение!..
Я сказал:
-- Я думаю, тебе все это просто приснилось, сынок.
Не так давно у Эрика бывали кошмарные сновидения, от которых он часто
просыпался по ночам. Я почти уверен, что это из-за того, что Николь
разрешала ему смотреть вместе с ней фильмы ужасов -- специально, потому что
Эрика они пугали. Николь была сейчас в таком возрасте, когда детям больше
всего нравятся фильмы про жутких злодеев, которые убивают подростков после
того, как детишки занимались сексом. Примитивная старая формула: позанимался
сексом -- значит, умрешь. Но Эрику такие фильмы не подходили. Я много раз
говорил Николь, чтобы она не давала ему их смотреть.
-- Нет, папа, это был не сон, -- возразил Эрик и снова зевнул. -- К нам
правда приходили люди. Целая толпа.
-- Ага. А как насчет привидения?
-- Привидение тоже было. То есть призрак. Он был весь серебристый и
блестящий, только лица у него не было.
-- Ага.
Мы как раз подъехали к школе, и Николь попросила, чтобы я забрал ее в
пятнадцать минут пятого, а не в без пятнадцати четыре, потому что у нее
после уроков будет репетиция в школьном театре. А Эрик сказал, что не пойдет
на прием к педиатру, если там ему будут делать укол. В ответ я повторил
бессмертную мантру всех родителей:
-- Посмотрим.
Мои дети выбрались из машины, волоча за собой рюкзаки. У каждого из них
было по рюкзаку, которые весили, наверное, около двадцати фунтов, Я никак не
мог к этому привыкнуть. Когда я был в их возрасте, дети не таскали с собой
тяжелые рюкзаки. У нас вообще не было рюкзаков. А теперь, похоже, все дети
ходили с рюкзаками. Даже младшеклассники семенили, согнувшись под грузом
рюкзаков. У некоторых детей рюкзаки были на колесиках, и они волочили их,
как багаж в аэропорту. Это не поддавалось моему пониманию. Мир все больше
становился электронно-цифровым. Все вещи делались меньше и легче. А дети
носили в школу такие тяжести, как никогда прежде.
Пару месяцев назад я поднял этот вопрос на родительском собрании.
Директор школы сказал: "Да, это большая проблема. Мы все обеспокоены". И
сразу сменил тему разговора.
Этого я тоже никак не мог понять. Если они все обеспокоены, почему они
ничего не предпринимают? Но, конечно же, все дело в человеческой природе.
Никто ничего не станет делать, пока не будет слишком поздно. Даже светофор
на перекрестке установили только после того, как там погиб ребенок.
Я поехал домой по забитым утренними пробками улицам. Я мечтал о том,
чтобы поспать хотя бы пару часов. Сейчас я не мог думать ни о чем другом.
Мария разбудила меня около одиннадцати. Она энергично потрясла меня за
плечо, повторяя:
-- Мистер Форман! Мистер Форман!
Страшно хотелось спать.
-- В чем дело?
-- Малышка!
От этих слов я мгновенно проснулся.
-- Что с ней?
-- Посмотрите на малышку, мистер Форман! Она вся... -- Мария потерла
себя по руке и плечу.
-- Она вся -- что?
-- Вы посмотрите сами, мистер Форман.
Я выбрался из постели и пошел в детскую. Аманда стояла в кроватке,
держась за высокий бортик. Она дрыгала ножкой и радостно улыбалась. Все
вроде бы было нормально, если не считать того, что все тело малышки было
равномерного сине-фиолетового цвета. Как огромный синяк.
-- О господи! -- пробормотал я.
Я не вынесу еще одной поездки в больницу, я больше не смогу вытерпеть
толпу одетых в белое докторов, которые ничего тебе не говорят, я больше не
вынесу такого страха, какого натерпелся сегодня ночью. Сегодняшняя ночь
совершенно меня вымотала. Мне чуть не стало дурно от одной мысли о том, что
с моей дочерью что-то не в порядке. Я наклонился к Аманде. Она залопотала,
весело улыбаясь, и протянула ко мне ручки, хватаясь за воздух, -- давая
понять, что она хочет ко мне на руки.
Я взял малышку на руки. Она вела себя как обычно -- сразу же ухватила
меня за волосы и попыталась стащить с меня очки. Я немного успокоился, хотя
теперь лучше смог рассмотреть ее кожу. Она выглядела как синяк -- то есть по
цвету кожа Аманды была в точности как синяк. Абсолютно все тело девочки было
равномерно окрашено в синячный цвет. Как будто ее с головы до ног облили
сине-фиолетовой краской. Этот равномерный цвет меня беспокоил.
В конце концов я решил, что надо позвонить доктору в отделение
неотложной Помощи. Я потянулся в карман за телефонной карточкой, а Аманда
тем временем упорно охотилась за моими очками. Я набрал номер одной рукой.
Доктор поднял трубку почти сразу. Его голос звучал удивленно.
-- Вы знаете, я как раз собирался вам позвонить. Как себя чувствует
ваша дочь?
-- В общем-то чувствует она себя хорошо, -- сказал я и откинул голову
назад, чтобы Аманда не дотянулась до очков. Малышка рассмеялась -- она
решила, что я с ней так играю. -- С ней все в порядке, только...
-- Скажите, не появились ли у нее синяки?
-- Появились, -- сказал я. -- Собственно, из-за этого я вам и звоню.
-- Синяк покрывает все ее тело? Равномерно?
-- Да, -- сказал я. -- Именно так. А почему вы спрашиваете?
-- Видите ли, пришли ее анализы, и все они совершенно нормальные.
Абсолютно все в норме. Здоровый ребенок. Пока нет только данных
магниторезонансного исследования, но сейчас аппарат сломался. Его должны
исправить через пару дней.
Я не мог постоянно вертеть головой и разговаривать по телефону, поэтому
я посадил Аманду обратно в кроватку. Ей это, конечно, не понравилось, и она
начала тереть глаза кулачками, собираясь заплакать. Я дал ей ее плюшевого
Куки-Монстра. Аманда уселась и принялась с ним играть. Я знал, что на пять
минут Куки-Монстр ее отвлечет.
-- Как бы то ни было, -- сказал доктор, -- я рад услышать, что с
малышкой все в порядке.
Меня это тоже радовало.
Доктор помолчал, потом кашлянул и сказал:
-- Мистер Форман, я просмотрел записи в вашей больничной карте и
заметил, что вы указали профессию -- инженер-программист...
-- Да, верно.
-- А не связаны ли вы каким-нибудь образом с производством?
-- Нет. Моя специальность -- разработка программ.
-- И где вы работаете?
-- В Долине.
-- А вы случайно не работаете на фабрике?
-- Нет, я работаю в офисе.
-- Понятно... -- Он помолчал, потом снова спросил: -- А могу я узнать,
где именно?
-- Вообще-то в настоящий момент я безработный.
-- Понятно. Как давно?
-- Шесть месяцев.
-- Понятно... Хорошо, благодарю вас, просто мне нужно было это
выяснить.
Я спросил:
-- Для чего?
-- Простите?
-- Почему вы задавали мне эти вопросы?
-- А... Я заполнял форму для статистики.
-- Какую форму? -- спросил я. -- Я заполнил все формы еще в больнице.
-- Это еще одна форма. Отдел Здоровья и Безопасности проводит
исследование.
-- Из-за чего все это? -- спросил я.
-- Были и другие подобные случаи, очень похожие на случай с вашей
дочерью, -- сказал врач.
-- Где?
-- В центральной больнице Сакраменто.
-- Когда?
-- Пять дней назад. Но там была совсем другая ситуация. Один
сорокадвухлетний натуралист ночевал на природе, в Сьерре. Какой-то
специалист по ботанике. Его случай был связан с каким-то видом цветущих
растений или что-то в этом роде. А госпитализировали его в больницу
Сакраменто. И клинические симптомы у него были точно такие же, как у вашей
дочери, -- внезапное, начавшееся без видимых причин, без повышения
температуры болезненное покраснение кожи по всему телу.
-- И тоже все прекратилось после магниторезонансного исследования?
-- Я не знаю, делали ли ему магнитный резонанс, -- сказал доктор. --
Но, очевидно, для этого синдрома -- чем бы он ни был вызван -- характерно
самоограниченное развитие. Очень резкое начало и очень быстрое завершение.
-- Сейчас с ним все в порядке? С натуралистом?
-- Да, он здоров. Пару дней продержались синяки, потом все прошло.
-- Хорошо, -- сказал я. -- Я рад это слышать.
-- Я подумал, вы захотите об этом узнать, -- сказал врач.
Потом он сказал, что, возможно, позвонит еще -- можно ли будет снова
задать мне некоторые вопросы? Я ответил, что он может звонить в любое время,
когда ему удобно. Он попросил позвонить ему, если у Аманды будут какие-то
изменения, я пообещал, что позвоню, и на этом разговор закончился.
Аманда бросила Куки-Монстра и снова стояла в кроватке, держась за
бортик и протягивая ко мне ручку. Ее маленькие пальчики хватали воздух.
Я поднял ее на руки -- и внезапно она добралась до моих очков и
радостно взвизгнула.
-- Аманда... -- я попытался подхватить очки, но было слишком поздно --
она швырнула их на пол.
Я заморгал.
Без очков я вижу очень плохо. А эти очки были в тонкой оправе, их не
так-то просто разглядеть на полу. Мне пришлось опуститься на четвереньки,
все еще с малышкой на руках. Я начал шарить рукой по полу, надеясь нащупать
очки. Не нащупал. Я прищурился, наклонил голову пониже и снова принялся
шарить рукой по полу. Наконец я заметил отблеск света под кроваткой Аманды.
Я посадил малышку на пол, залез под кровать, подобрал очки и надел их. По
ходу дела я стукнулся головой о дно кроватки и снова чуть не потерял очки.
Пришлось пригнуть голову еще ниже.
Неожиданно я обратил внимание на электрическую розетку под кроватью
малышки. В розетку была вставлена маленькая пластиковая коробочка. Я вытащил
коробочку и рассмотрел. Пластмассовый кубик с длиной стороны около двух
дюймов, судя по виду -- сетевой фильтр, обычная дешевая вещица таиландского
производства. Контакты вилки заплавлены в пластик. На одном боку -- белая
наклейка со штрихкодом и надписью: "собств. ССВТ". Такие наклейки компании
прикрепляют ко всему своему оборудованию.
Я повертел кубик в руках. Откуда он мог взяться? Последние шесть
месяцев домом занимался я. Я знал, что здесь где лежит. И в комнате Аманды
определенно не нужен был никакой сетевой фильтр. Они нужны только там, где
есть чувствительная электронная аппаратура, например компьютеры.
Я поднялся на ноги и осмотрел комнату, проверяя, не изменилось ли еще
что-нибудь. К собственному удивлению, я обнаружил, что изменилось все --
совсем немного, но изменилось. На абажуре ночника Аманды нарисованы картинки
из "Винни Пуха". Я всегда поворачивал абажур так, чтобы из кроватки Аманды
был виден Тигра, потому что он ей больше всех нравился. Теперь абажур был
повернут так, что на кроватку смотрел ослик Иа. Коврик на пеленальном
столике тоже лежал не так, как обычно. С одной стороны на нем есть маленькое
пятнышко, и я кладу коврик пятнышком вниз и влево. Сейчас пятно было сверху
и справа. Коробочки с кремами от опрелостей я ставлю на полку слева, в самый
дальний конец полки -- чтобы малышка до них не дотянулась. Теперь они стояли
слишком близко к кроватке, Аманда могла достать до них рукой. Были и другие
подобные мелочи...
В детскую вошла домработница.
-- Мария, вы убирали в этой комнате? -- спросил я.
-- Нет, мистер Форман.
-- Но комната изменилась...
Мария осмотрелась и пожала плечами.
-- Нет, мистер Форман, тут все по-прежнему.
-- Нет, нет, -- упорствовал я. -- Здесь все изменилось. Посмотрите
же... -- я показал на абажур ночника, на подстилку на пеленальном столике.
-- Видите?
Она снова пожала плечами.
-- Хорошо, мистер Форман.
Мария явно смутилась. Либо она не поняла, о чем я говорю, либо решила,
что я сошел с ума. Наверное, я и в самом деле выглядел странно -- взрослый
мужчина, который так разволновался из-за абажура с Винни Пухом.
Я показал Марии пластиковый кубик.
-- Вы видели это раньше?
Она покачала головой.
-- Нет.
-- Я нашел это под кроваткой.
-- Я не знаю, мистер Форман.
Она рассмотрела кубик, покрутила его в руках. Потом снова пожала
плечами и отдала его мне. Она держалась как обычно, но посматривала на меня
немного настороженно. Мне стало неловко.
-- Хорошо, Мария, -- сказал я. -- Не обращайте внимания.
Она наклонилась и подняла малышку с пола.
-- Я покормлю ее?
-- Да, хорошо.
Я вышел из детской. Чувствовал я себя очень странно.
Чтобы разобраться со всем до конца, я полез в Интернет и стал искать
расшифровку аббревиатуры "ССВТ". Мне дали ссылки на Систему Сертификации на
Воздушном Транспорте, на Тренировочный лагерь Ваффен-СС в Конитце, на
продажу нацистских регалий, на Совет по Санитарным нормам, акустические
системы "Электра-СС" мощностью 175 Вт, на форум хоккейных болельщиков, на
годовой отчет транспортной клиринговой палаты, на Сенсорный Способ
прогнозирования, на турагентство "Весис-Тур", рок-группу с названием
"Свежесорванная Венера", студенческое спортивное общество, федерацию
стрелков и так далее, и тому подобное.
Я выключил компьютер.
И посмотрел в окно.
Мария выдала мне список необходимых покупок, записанный ее
неразборчивым почерком. Мне и в самом деле надо было съездить в супермаркет,
а потом уже забирать детей из школы. Но я не двигался с места. И раньше
бывало так, что заполненная бесконечными домашними заботами жизнь как будто
побеждала меня, и я чувствовал себя потерянным и опустошенным. В такие
времена я мог сидеть, не шевелясь, по нескольку часов подряд.
Мне не хотелось шевелиться. По крайней мере, прямо сейчас.
Я думал о том, позвонит ли мне Джулия сегодня вечером и будет ли снова
извиняться. Я думал о том, что я буду делать, если однажды она придет и
скажет, что любит кого-то другого. Я думал о том, что я тогда стану делать,
если у меня все еще не будет работы.
Я думал о том, когда же наконец смогу снова устроиться на работу. Я
сидел, задумавшись, и вертел в руках сетевой фильтр.
Прямо под моим окном росло большое коралловое дерево с зеленым стволом
и толстыми, мясистыми листьями. Мы посадили его совсем маленьким, вскоре
после того, как переехали в этот дом. Конечно, дерево сажали садовники, но
мы все тоже были рядом. Николь принесла свой пластмассовый совок и ведерко.
Эрик в подгузнике ползал по лужайке. Джулия очаровала садовников и уговорила
их задержаться допоздна, чтобы закончить работу. После того как садовники
уехали, я поцеловал ее и вытер грязь, прилипшую к ее носу. Она сказала:
"Однажды ветки этого дерева покроют весь наш дом".
Но, как оказалось, этому не суждено было сбыться. В сильную бурю одна
из крупных ветвей отломилась, и дерево выросло криво. Коралловые деревья
хрупкие, их ветки легко ломаются. Оно никогда не вырастет настолько, чтобы
закрыть весь дом.
Но я очень ясно помнил тот день. Глядя в окно, я снова видел всех нас
на лужайке перед домом... Но это были только воспоминания. И я очень боялся,
что эти воспоминания больше не соответствуют действительности.
Проработав много лет над программированием мультиагентных систем,
начинаешь рассматривать жизнь в категориях этих программ
В общем мультиагентную среду можно сравнить с шахматной доской, а
отдельные агенты -- с шахматными фигурами. Агенты взаимодействуют на доске
для достижения какой-то цели, точно так же, как шахматные фигуры
передвигаются, чтобы выиграть партию. Разница только в том, что шахматные
фигуры передвигает игрок, а агенты действуют самостоятельно.
Если запрограммировать агенты так, чтобы они обладали памятью, они
будут обладать информацией о той среде, в которой находятся. Они будут
помнить, в каких местах доски находились и что там происходило. Они смогут
вернуться к определенным точкам, с определенными ожиданиями. Программисты
считают, что постепенно у агентов вырабатываются убеждения, и они действуют
в соответствии со своими убеждениями. Конечно, нельзя сказать, что это в
буквальном смысле соответствует действительности, но ведь вполне может быть
и так. По крайней мере, именно так это выглядит со стороны.
Но, что любопытно, иногда некоторые агенты вырабатывают ложные
убеждения. Либо вследствие конфликта мотиваций, либо по какой-то другой
причине они начинают действовать неадекватно. Окружающая среда изменяется, а
они как будто не замечают этого. Они повторяют прежние, устаревшие действия.
Их поведение больше не соответствует реальной ситуации на шахматной доске.
Они как будто застревают в прошлом.
В программах, отражающих процесс эволюции, такие агенты уничтожаются. У
них не бывает потомства. В других программах их оттесняют к краю и оставляют
позади, в то время как основной поток агентов продолжает двигаться вперед. В
некоторые программы даже заложен модуль с условным названием "мрачный жнец"
-- он время от времени отсеивает такие агенты и сбрасывает их с доски.
Но суть заключается в том, что эти агенты застревают в своем
собственном прошлом. Иногда им удается собраться, и они возвращаются обратно
в общий поток. А иногда нет.
От таких размышлений мне сделалось совсем неуютно. Я поерзал на стуле и
посмотрел на часы. И почти обрадовался, увидев, что уже пора забирать детей
из школы.
Пока мы ждали, когда у Николь закончится репетиция, Эрик делал в машине
домашние задания. Николь пришла недовольная и обиженная. Она надеялась
получить одну из главных ролей, но руководитель драмкружка записал ее в
массовку.
-- Всего две строчки! -- сказала Николь, сев в машину и захлопнув
дверцу. -- Хотите знать, что я говорю? Я говорю: "Смотрите, вот идет Джон".
И еще во втором акте я говорю: "Мне кажется, это очень серьезно". Две
строчки! -- она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. -- Не понимаю,
что такое с мистером Блейки?
-- Может, он думает, что ты тупая, -- предположил Эрик.
-- Ты, крысеныш! -- она стукнула брата по голове. -- Мартышкина
задница!
-- Хватит, дети, -- сказал я и завел машину. -- Пристегните ремни.
-- Маленький вонючий гаденыш, он ничего не понимает! -- продолжала
Николь, пристегивая свой ремень.
-- Я сказал хватит.
-- Ты сама вонючка, -- упорствовал сын.
-- Прекрати, Эрик.
-- Да, Эрик, заткнись -- слышал, что тебе сказал папа?
-- Николь... -- я посмотрел на нее в зеркало заднего обзора.
-- Из-ви-ни, папа.
Я понял, что еще немного -- и она расплачется.
-- Солнышко, мне правда очень жаль, что тебе досталась не та роль,
которую ты хотела, -- сказал я. -- Я знаю, как сильно ты хотела получить эту
роль. Конечно, теперь тебе очень обидно.
-- Нет. Совсем мне и не обидно.
-- Что ж, в любом случае мне очень жаль.
-- Нет, правда, пап, мне все равно. Это все уже в прошлом. Я не буду
оглядываться, буду смотреть вперед. -- Но минуту спустя она воскликнула: --
И знаете, кому досталась эта роль? Этой писухе Кэти Ричардз! Мистер Блейки
-- просто писун!
И прежде чем я успел что-то сказать, Николь разрыдалась. Она громко
всхлипывала на заднем сиденье, а Эрик посмотрел на меня и закатил глаза.
Я вел машину домой и думал, что надо будет поговорить с Николь о
выражениях, которые она употребляет, после ужина, когда она успокоится.
Я резал стручковую фасоль, когда на кухню пришел Эрик и спросил:
-- Пап, ты не знаешь, где мой МР3-плеер?
-- Понятия не имею.
Я никак не мог привыкнуть к тому, что дети думали, будто я должен
знать, где находятся все их личные вещи. Футболист Эрика, его бейсбольная
перчатка, браслет Николь, ее заколки для волос...
-- Я не могу его найти, -- сказал Эрик, стоя в дверях. Он не подходил
ближе, опасаясь, как бы я не заставил его накрывать на стол.
-- Ты везде искал?
-- Везде, папа.
Я вздохнул.
-- В своей комнате смотрел?
-- Обыскал всю комнату.
-- А в гостиной?
-- Везде.
-- А в машине? Может, ты забыл его в машине?
-- Я не забывал, пап.
-- Может, ты оставил его в своем шкафчике в школьной раздевалке?
-- У нас нет отдельных шкафчиков, только крючки на общей вешалке.
-- А карманы куртки ты проверял?
-- Па-ап... Я уже везде искал, правда. Он мне нужен.
-- Но, если ты уже везде искал и не нашел, я тоже не смогу его найти,
правильно?
-- Ну, па-ап... Помоги мне, пожалуйста.
Жаркое в горшке должно было тушиться еще полчаса, не меньше. Я отложил
нож и пошел в комнату Эрика. Я посмотрел во всех обычных местах: в дальней
части его шкафа, где он сваливал одежду в кучу (придется поговорить об этом
с Марией), под кроватью, за прикроватным столиком, на дне ящика в душевой и
под грудами всякой всячины у Эрика на столе. Эрик был прав -- в этой комнате
плеера не было. Мы пошли в гостиную. По пути я заглянул в комнату к малышке
-- и сразу увидел пропажу. Он лежал на полке возле пеленального столика
рядом с баночкой детского крема от опрелостей. Эрик схватил плеер.
-- Спасибо, пап! -- сказал он и убежал к себе.
Не было смысла спрашивать, почему плеер оказался в комнате Аманды. Я
вернулся на кухню и продолжил резать фасоль. И почти сразу же Эрик снова
меня позвал:
-- Па-ап!
-- Что? -- крикнул я в ответ.
-- Он не работает!
-- Не кричи.
Насупленный Эрик пришел на кухню.
-- Она его поломала.
-- Кто его поломал?
-- Аманда. Она его обслюнявила или еще что-то с ним сделала -- и он
сломался. Так нечестно!
-- Ты проверил батарейки?
Эрик посмотрел на меня и сказал:
-- Конечно! Говорю тебе, это она его сломала! Так нечестно.
Я сильно сомневался, что его МР3-плеер действительно сломан. Эти штуки
делают с солидным запасом прочности, и там нет никаких подвижных деталей.
Кроме того, он слишком большой, чтобы малышка могла с ним управиться. Я
ссыпал порезанные стручки в пароварку и протянул руку:
-- Дай посмотреть.
Мы пошли в гараж, и я достал свои инструменты. Эрик следил за каждым
моим движением. У меня был хороший набор мелких инструментов, которые нужны
для работы с компьютерами и другими электронными приборами. Работал я
быстро. Отвинтил четыре фирменных болтика "Филипс" -- и задняя крышка плеера
упала мне на ладонь. Под крышкой оказалась зеленая системная плата. Она вся
была покрыта тонким слоем мелкой сероватой пыли, похожей на налет, который
бывает на стенках сушилки для белья. Пыль покрывала все компоненты
электронной платы. Я подумал, что Эрик, наверное, носил плеер в кармане,
крышка сдвинулась, и пыль набилась внутрь -- поэтому плеер и не работает. Но
когда я внимательно посмотрел на край пластиковой крышки, то увидел полоску
резинового уплотнителя в том месте, где крышка прилегает к корпусу. Значит,
корпус плеера закрывается герметично... как и следует.
Я сдул пыль, чтобы лучше рассмотреть плату. Я думал, что увижу либо
какой-нибудь обрыв контакта или, может, чип памяти, который от перегрева
вышел из своего слота, -- в общем, что-нибудь такое, что можно легко
исправить. Я прищурил глаза и рассматривал чипы, стараясь прочитать
маркировку. На одном из чипов маркировка показалась мне какой-то размытой,
потому что там как будто...
Я замер.
-- Ну что там? -- спросил Эрик, не сводивший с меня глаз.
-- Подай мне вон то увеличительное стекло.
Эрик дал мне большую лупу, я нагнул яркую настольную лампу пониже и,
склонившись над чипом, внимательно его рассмотрел. Как оказалось, надпись на
чипе невозможно было прочитать, потому что поверхность чипа была повреждена
коррозией. Весь чип был похож на дельту речки, размытую множеством
миниатюрных ручейков. Теперь я понял, откуда взялась та пыль. Это были
распыленные остатки чипа.
-- Ты можешь починить его, папа? -- спросил Эрик. -- Можешь?
Какая причина могла вызвать такое повреждение чипа? Вся остальная плата
выглядела совершенно нормально. Был поврежден только чип памяти. Я, конечно,
не "железячник", но понимаю в этом достаточно, чтобы самому ремонтировать
компьютер. Я умею инсталлировать жесткие диски, добавлять в компьютер память
и всякое такое. Мне приходилось иметь дело с чипами памяти, но ничего
подобного я раньше не видел. Единственное, что приходило в голову -- чип был
изначально дефектным. Наверное, эти МР3-плееры собирают из самых дешевых
деталей, какие только можно достать.
-- Па! Ты можешь его починить?
-- Нет, -- сказал я. -- Нужно менять чип. Завтра найду подходящий.
-- Это потому, что она его обслюнявила, да?
-- Нет. Я думаю, тут просто был дефектный чип.
-- Пап, но он целый год работал нормально. Она его обслюнявила. Так
нечестно.
И тут, как нарочно, малышка заплакала. Я оставил разобранный МР3-плеер
на столе в гараже и вернулся в дом. Я посмотрел на часы. Пока жаркое
доготовится, мне как раз хватит времени сменить Аманде подгузник и развести
ей на ужин молочную смесь.
К девяти младшие дети заснули, и в доме стало тихо. Слышен был только
голос Николь, которая повторяла: "Мне кажется, это очень серьезно. Мне
кажется, это очень серьезно. Мне кажется, это очень... серьезно". Она стояла
перед зеркалом в ванной комнате, смотрела на свое отражение и заучивала
слова из пьесы.
Джулия прислала мне сообщение по голосовой почте, что вернется домой к
восьми. Но к восьми она не приехала. Я не собирался перезванивать ей и
выяснять, в чем дело. Я так устал, что мне просто не хватало сил волноваться
еще и из-за Джулии. За последние месяцы я освоил множество уловок, включая и
широкое использование оловянной фольги, чтобы можно было мыть поменьше
посуды, -- но все равно, после того, как я приготовил ужин, накрыл на стол,
покормил детей, поиграл в самолет, чтобы заставить малышку съесть кашу,
убрал со стола, вымыл высокий стульчик Аманды, уложил Аманду спать, а потом
вымыл все на кухне, -- я устал. А Аманда еще все время выплевывала кашу, а
Эрик весь ужин обиженно бубнил, что это нечестно, что он хотел не жаркие, а
куриные палочки.
Я рухнул на кровать и включил телевизор.
На экране вместо картинки мелькали черно-белые полосы помех. Я не сразу
сообразил, что DVD-плеер все еще подключен и забивает передачу по кабелю. Я
нажал на кнопку на пульте дистанционного управления и включил плеер. В нем
был диск с презентацией, которую Джулия записывала несколько дней назад.
Камера двигалась в потоке крови, направляясь к сердцу. Я снова увидел
почти бесцветную жидкую часть крови, в которой кружилось множество красных
эритроцитов. Джулия продолжала говорить. На операционном столе лежал
подопытный пациент, накрытый сверху большой круглой антенной.
-- Мы выходим из желудочка... Вот впереди показалась аорта... А теперь
мы пройдем через артериальную систему...
Джулия повернулась к камере лицом.
-- Изображение, которое вы видели, мелькает очень быстро, но мы можем
оставить камеру циркулировать в кровеносной системе пациента хотя бы в
течение получаса и потом составить очень подробные картины того, что мы
хотим увидеть. Мы можем даже заставить камеру зависнуть на месте -- при
помощи сильного магнитного поля. Когда обследование будет закончено, мы
просто пропустим кровь через внутривенный шунт, окруженный магнитным полем,
удалим из крови все камеры и отправим пациента домой.
Джулию показали крупным планом.
-- Технология компании "Ксимос" безопасна, надежна и исключительно
проста в использовании. Для ее применения не требуется
высококвалифицированный персонал -- с этим может справиться даже младшая
медсестра или медицинский техник. Только в Соединенных Штатах более тридцати
миллионов людей страдают сердечно-сосудистыми заболеваниями. Примерно
миллион американцев умирает от них. Коммерческие перспективы использования
этой технологии интраскопии весьма обнадеживают. Она безболезненна, проста и
безопасна -- поэтому очень скоро может стать стандартной процедурой в
обследовании, полностью заменив прочие методы исследования сосудистой
системы -- такие, как ультразвуковое сканирование и ангиография. Мы можем
производить и поставлять на рынок нанотехнологичные камеры, антенны и
системы мониторинга. Стоимость одной процедуры обследования будет составлять
всего двадцать долларов. Сравните эту цифру со стоимостью некоторых ныне
действующих генных технологий, которая составляет от двух до трех тысяч
долларов за один тест. Но даже при том, что одна процедура будет стоить
всего двадцать долларов, мы рассчитываем уже за первый год использования
нашей технологии получить прибыль в размере четырехсот миллионов долларов. А
как только процедура будет стандартизована, доходы от ее применения
утроятся. Эта технология будет приносить один миллиард двести миллионов
долларов в год. А теперь, если у вас есть какие-нибудь вопросы...
Я зевнул и выключил телевизор. Презентация получилась впечатляющей, и
доводы Джулии звучали весьма убедительно. Признаться, я не очень понимал,
почему у "Ксимоса" возникли проблемы с получением очередной порции
инвестиций. Такая презентация должна была сразить инвесторов наповал.
Но тогда у Джулии, наверное, вовсе нет никаких неприятностей на работе.
Вероятно, она просто использует кризис с инвестициями как предлог, чтобы
каждый вечер допоздна не являться домой. И заниматься какими-то своими
делами.
Я выключил свет и лежал в темноте, глядя в потолок, а перед глазами у
меня начали проплывать обрывочные картины. Бедро Джулии лежит поверх ноги
другого мужчины. Джулия изогнула спину дугой. Джулия тяжело дышит, все ее
тело напряжено. Она вскинула руки над головой и цепляется пальцами за спинку
кровати. Я понял, что никак не могу избавиться от навязчивых картин.
Я встал с постели и пошел посмотреть, как там дети. Николь еще не
спала. Она общалась с друзьями по электронной почте. Я сказал ей, что уже
пора выключать свет. Эрик во сне сбросил с себя одеяло. Я поправил его
постель. Малышка все еще была фиолетовой, но спала крепко и дышала тихо и
ровно.
Я вернулся в спальню и снова лег. Я заставлял себя думать о чем-нибудь
другом и изо всех сил старался заснуть. Я долго ворочался, постоянно
поправлял подушку, потом встал и сходил за стаканом молока и пирожными. В
конце концов, мне все-таки удалось забыться беспокойным сном.
И мне приснился очень странный сон.
Посреди ночи я проснулся, перевернулся на другой бок и увидел Джулию,
которая стояла возле кровати и раздевалась. Она расстегивала пуговицы на
блузке, двигаясь медленно, словно во сне, или как будто сильно устала.
Джулия стояла ко мне спиной, но я видел ее лицо в зеркале. Она была
невообразимо прекрасна. Черты ее лица казались вырезанными из мрамора и
стали еще более точеными и совершенными, чем я помнил. Хотя, наверное, это
мне только показалось из-за освещения.
Я лежал, чуть приоткрыв веки. Джулия не заметила, что я проснулся. Она
продолжала медленно расстегивать блузку. Она шевелила губами, как будто
шептала что-то или тихо молилась. Взгляд у нее был рассеянный и задумчивый.
Пока я смотрел, губы Джулии вдруг стали темно-алыми, а потом почернели.
Джулия этого как будто даже не заметила. Чернота расползлась от губ по ее
щекам и подбородку, соскользнула на шею. Я затаил дыхание, предчувствуя
страшную опасность. Чернота быстро распространялась и вскоре окутала все
тело Джулии, словно плащ. Незакрытой осталась только верхняя часть ее лица.
Джулия казалась рассеянной и просто смотрела в пространство, ни на что не
обращая внимания. Черные губы беззвучно шевелились. Я смотрел на нее и
чувствовал, как ледяной ужас пронзает меня до самых костей. Потом, мгновение
спустя, черный плащ соскользнул на пол и исчез.
Джулия, снова нормальная с виду, сняла блузку и пошла в ванную.
Я хотел встать и пойти следом за ней, но понял, что не в силах
пошевелиться. Усталость сковала мое тело, тяжелым грузом придавила меня к
кровати. Я так устал, что едва мог дышать. Неодолимая усталость навалилась
на меня и быстро лишила меня сознания. Больше ничего не ощущая, я
почувствовал только, что у меня закрылись глаза, и уснул.
День четвертый. 06:40
На следующее утро я прекрасно помнил странный сон. Все вспоминалось так
живо, что я забеспокоился. Сон казался совершенно реальным, совсем не
походил на сон.
Джулия уже встала. Я выбрался из постели и пошел на то место, где видел
ее вчера ночью. Я осмотрел ковер на полу, прикроватный столик, смятые
простыни и подушки. Все выглядело нормально, как обычно. Никаких темных
полос или пятен нигде не было.
Я прошел в ванную и осмотрел косметику Джулии, выставленную ровным
рядком вдоль края умывальника. Вся косметика была самой обыкновенной. Каким
бы странным ни казался мой сон, это был всего лишь сон.
Однако отчасти он соответствовал действительности -- Джулия в самом
деле выглядела гораздо красивее, чем обычно. Я присмотрелся к ней на кухне,
где она наливала себе кофе. Да, действительно -- черты ее лица стали ярче и
выразительнее. Раньше лицо Джулии было округлым, с пухлыми щеками. Теперь
оно стало более тонким, более правильным. Она выглядела как первоклассная
модель. И ее тело тоже изменилось -- теперь я специально рассмотрел ее
внимательнее -- она стала более стройной и мускулистой. Она не похудела, но
выглядела подтянутой, сильной и энергичной.
Я сказал:
-- Ты прекрасно выглядишь.
Она рассмеялась.
-- Не понимаю только почему. Я измотана до предела.
-- Когда ты приехала домой?
-- Около одиннадцати. Надеюсь, я тебя не разбудила.
-- Нет. Но мне приснился очень странный сон.
-- Правда?
-- Да, мне приснилось, что...
-- Мама! Мама! -- на кухню вбежал Эрик. -- Так нечестно! Николь не
хочет выходить из ванной. Она сидит там уже целый час! Так нечестно!
-- Пойди вымойся в нашей ванной.
-- Но мне нужны мои носки, мам. Так нечестно.
Перед нами вечно вставала эта проблема. У Эрика было две пары любимых
носков, которые он носил день за днем, пока они не становились черными от
грязи. По какой-то таинственной причине все другие носки, которые лежали в
его шкафу, Эрика не устраивали. Я так и не смог вытянуть из него
вразумительное объяснение, почему остальные носки ему не нравятся. Но каждое
утро у нас возникала проблема с выбором носков для Эрика.
-- Эрик, -- сказал я, -- мы ведь с тобой договорились, что ты наденешь
чистые носки.
-- Но это мои самые лучшие!
-- Эрик. У тебя полно отличных носков.
-- Так нечестно, папа! Она торчит в ванной уже целый час, правда.
-- Эрик, пойди и возьми чистые носки.
-- Ну, па-апа...
Я молча указал на дверь его спальни.
-- Девч-чонки! -- сказал Эрик и ушел, бормоча себе под нос, что это
нечестно.
Я повернулся к Джулии, чтобы продолжить разговор. Она смотрела на меня
очень холодно.
-- Ты в самом деле не понимаешь, что сделал, правда?
-- Чего я не понимаю?
-- Он пришел поговорить со мной, а ты взял и вмешался. Ты всегда во все
вмешиваешься.
Только сейчас я сообразил, что она права.
-- Извини.
-- В последнее время я и так очень мало вижусь с детьми, Джек. И,
по-моему, я имею полное право общаться с ними без твоего вмешательства.
-- Извини. Просто я целыми днями разбираюсь с такими проблемами и
решил, что...
-- Это действительно проблема, Джек.
-- Я же сказал -- извини.
-- Я слышала, что ты сказал, но не думаю, что ты в самом деле считаешь
себя виноватым, поскольку ты постоянно во все вмешиваешься и вовсе не
собираешься что-то менять в своем поведении.
-- Джулия... -- начал я. Теперь мне приходилось сдерживаться, чтобы не
сорваться. Я глубоко вдохнул, выдохнул... -- Ты права. И мне действительно
жаль, что так получилось.
-- Не пытайся заткнуть мне рот! -- резко проговорила она. -- Ты не
подпускаешь меня к моим собственным детям!
-- Черт возьми, Джулия, да тебя же постоянно нет дома!
Повисла ледяная тишина. Потом Джулия сказала:
-- Сейчас я определенно дома. Или ты осмелишься это отрицать?
-- Погоди-ка, погоди-ка... Когда это ты в последний раз была дома?
Напомни мне, когда ты в последний раз приезжала домой хотя бы к ужину, а,
Джулия? Не вчера, и не позавчера, и не три дня назад. Джулия, ты уже больше
недели не ужинаешь дома вместе со всей семьей. Тебя постоянно нет дома.
Ее глаза сверкнули.
-- Я не знаю, чего ты добиваешься, Джек. Я не понимаю, в какую игру ты
играешь.
-- Я не играю ни в какую игру. Я только задал тебе вопрос.
-- Я хорошая мать! Я разрываюсь между очень ответственной работой,
о-очень ответственной, и потребностями моей семьи. А ты мне совершенно ничем
не помогаешь!
-- Да что ты такое несешь? -- Я тоже повысил голос -- мне было очень
трудно держать себя в руках. Мной овладело чувство какой-то нереальности
всего происходящего.
-- Ты оттесняешь меня, не позволяешь мне заниматься детьми, ты
настраиваешь детей против меня! -- заявила Джулия. -- Я все замечаю! Не
думай, что я ничего этого не вижу. Ты абсолютно не поддерживаешь меня,
совсем мне не помогаешь. После стольких лет семейной жизни я считаю, что это
подло с твоей стороны -- так поступать в отношении своей жены.
Сжав кулаки, Джулия бросилась вон из кухни. Она так разозлилась, что не
заметила Николь, которая стояла в коридоре и слышала весь разговор. Николь
смотрела на меня, когда мать промчалась мимо.
Мы ехали в школу.
-- Папа, она сошла с ума.
-- Нет, Николь.
-- Ты же сам знаешь, что это правда. Ты просто притворяешься, что все
нормально.
-- Николь, она твоя мать, -- сказал я. -- Твоя мать -- не сумасшедшая.
Ей сейчас приходится очень трудно на работе.
-- То же самое ты говорил на прошлой неделе, когда вы скандалили.
-- Но это действительно правда.
-- Вы, мужчины, непривычны к скандалам.
-- Сейчас и без того полно стрессов.
Николь фыркнула, сложила руки на груди и, глядя вперед на дорогу,
сказала:
-- Я вообще не понимаю, почему ты стараешься к ней приспособиться.
-- А я не понимаю, почему ты подслушиваешь то, что не предназначено для
твоих ушей.
-- Пап, зачем ты пытаешься увильнуть от разговора?
-- Николь...
-- Из-ви-ни. Только разве мы с тобой не можем поговорить нормально? Ты
все время ее защищаешь и оправдываешь. Но это же ненормально -- то, что она
делает. И ты тоже видишь, что она ведет себя, как сумасшедшая.
-- Нет, -- возразил я.
Эрик с заднего сиденья стукнул Николь по голове и сказал:
-- Это ты у нас сумасшедшая.
-- Заткнись, вонючка!
-- Сама заткнись, пердуха!
-- Я больше не желаю слушать, как вы друг друга обзываете, -- громко
заявил я. -- Я сейчас не в настроении.
Наконец мы подъехали к школе. Дети выбрались из машины. Николь
соскочила с переднего сиденья, повернулась за рюкзаком, бросила на меня
взгляд и убежала.
Я не думал, что Джулия сошла с ума, но что-то определенно изменилось. И
когда я прокручивал в уме этот утренний разговор, у меня зародились
неприятные подозрения совсем другого рода. Многие ее замечания звучали так,
будто Джулия выстраивает против меня какие-то доказательства. Собирает их
методично и последовательно, шаг за шагом.
"Ты оттесняешь меня, не позволяешь мне заниматься с детьми".
"Не подпускаешь меня к моим собственным детям".
"Я здесь, только ты этого не замечаешь".
"Я хорошая мать. Я разрываюсь между ответственной работой и нуждами
моей семьи".
"Ты абсолютно не поддерживаешь меня, совсем мне не помогаешь".
"Ты настраиваешь детей против меня".
Я легко представил, как ее адвокат повторяет эти самые фразы на
судебном заседании. И я знал почему. Совсем недавно я прочитал в журнале
"Редбук" статью, в которой говорилось, что "охлаждение привязанности" теперь
считается весомым аргументом в суде. Отец настраивает детей против матери.
Отравляет неокрепшие детские умы словами и делами. А мамочка, конечно же,
считается незапятнанно чистой -- как всегда.
Каждому отцу известно, что правовая система безнадежно перекошена в
пользу матерей. На словах суды выступают за равенство прав обоих родителей,
но в конце концов все решает фраза "ребенку нужна мать". Даже если ее
постоянно нет дома. Даже если она бьет детей или забывает их накормить. Если
мать не безнадежная наркоманка и не ломает детям кости, в глазах закона она
остается нормальной заботливой мамой. Но даже в том случае, если мать
наркоманка -- даже тогда отец вовсе не обязательно выигрывает судебный
процесс. У одного моего знакомого из "МедиаТроникс" бывшая жена много лет
плотно сидела на героине и постоянно лечилась в реабилитационных центрах. В
конце концов они развелись, и суд назначил им совместную опеку над детьми.
Предполагалось, что она избавилась от наркотической зависимости, но дети
говорили, что нет. Мой знакомый беспокоился. Он не хотел, чтобы его бывшая
жена возила детей в машине, обколовшись наркотиками. Он не хотел, чтобы
вокруг детей сшивались торговцы дурью. Поэтому он обратился в суд с просьбой
передать ему опеку полностью -- и проиграл дело. Суд решил, что жена
искренне пытается избавиться от наркотической зависимости и детям нужна
мать.
Вот так обстояли дела в реальности. И мне начало казаться, что Джулия
собирается подать в суд и отнять у меня детей. От таких мыслей мне стало
совсем плохо.
Я уже вконец измучился, когда зазвонил мой сотовый. Это была Джулия.
Она позвонила, чтобы извиниться.
-- Прости меня, пожалуйста. Я сегодня наговорила глупостей. На самом
деле все совсем не так.
-- Что?
-- Джек, я знаю, ты меня поддерживаешь. Конечно же, ты мне очень
помогаешь. Я бы без тебя никак не справилась. Ты такой молодец, что все
время занимаешься детьми. Последнее время я просто не в себе. Я наговорила
тебе глупостей, Джек, и теперь очень переживаю из-за этого.
Когда я выключил телефон, я пожалел, что не записал этот разговор.
В десять часов у меня была назначена встреча с Энни Джерард, моим
агентом по трудоустройству. Мы встретились в залитом солнечным светом кафе
на открытом воздухе, рядом с кофейней на Бейкер. Мы всегда встречались на
открытом воздухе, чтобы Энни могла курить. Она вытащила свой ноутбук и
включила модем. Сигарета подрагивала у нее в губах, когда Энни,
прищурившись, смотрела сквозь дым на экран.
-- Есть что-нибудь? -- спросил я, присаживаясь за столик напротив нее.
-- Вообще-то, честно признаться, кое-что есть. Два очень неплохих
варианта.
-- Отлично, -- сказал я, помешивая свой кофе с молоком. -- Ну,
рассказывай.
-- Как тебе вот это? Ведущий исследователь-аналитик в IBM, в области
архитектуры современных распределенных систем.
-- Как раз моя специализация.
-- Я тоже так подумала. У тебя высокая квалификация именно по этому
профилю, Джек. Ты способен руководить исследовательской лабораторией с
шестью десятками человек персонала. Базовая ставка -- две пятьсот, плюс
возможность повышения через пять лет работы, плюс авторские гонорары за все,
что разработают в твоей лаборатории.
-- Звучит весьма заманчиво. И где это?
-- В Армонке.
-- Нью-Йорк? -- я покачал головой. -- Нет, Энни. Что там еще?
-- Руководитель проекта по разработке мультиагентных систем для
страховой компании, которая занимается обработкой данных. Тут великолепные
возможности, и...
-- Где?
-- В Остине.
Я вздохнул.
-- Энни... У Джулии работа, которая ей очень нравится. Она ее ни за что
не бросит. Мои дети ходят в школу, и...
-- Люди все время переезжают с места на место, Джек. И у всех дети
ходят в школу. Дети ко всему привыкают.
-- Но с Джулией...
-- У других людей тоже работающие жены. И это не мешает им переезжать.
-- Я знаю, но дело в том, что Джулия...
-- Ты уже разговаривал с ней об этом? Вы обсуждали такую возможность?
-- Ну, нет, потому что я...
-- Джек, -- Энни посмотрела на меня поверх крышки ноутбука. --
По-моему, тебе пора кончать с этим нытьем. Ты сейчас не в том положении,
чтобы быть таким разборчивым. А то у тебя начнутся проблемы из-за
невостребованности.
-- Из-за невостребованности... -- я только вздохнул.
-- Я не шучу, Джек. Ты без работы уже шесть месяцев. В высоких
технологиях это большой срок. Компании начнут думать, что, если ты так долго
не мог найти работу, значит, с тобой что-то не в порядке. Они не будут
знать, что именно, но не смогут не обратить внимания на то, что тебе
отказывали в работе очень много раз, в очень многих других компаниях. И
очень скоро тебя перестанут даже приглашать на собеседование. Ни в Сан-Хосе,
ни в Армонке, ни в Остине, ни в Кембридже. Твой поезд уходит, Джек. Ты меня
слушаешь? Ты понимаешь, о чем я говорю?
-- Да, но...
-- Никаких "но", Джек. Ты должен поговорить со своей женой. Ты должен
придумать способ, как вырваться из этого порочного круга.
-- Но я не могу уехать из Долины. Я должен остаться здесь.
-- Здесь тебе ничего хорошего не светит, Джек, -- Энни снова посмотрела
на экран. -- Где бы я ни называла твое имя, мне везде говорили... Кстати,
Джек, что там сейчас происходит в "МедиаТроникс"? Правда, что Дону Гроссу
собираются предъявить обвинения?
-- Я не знаю.
-- Такие слухи ходят уже с месяц, но, похоже, до дела там так и не
дойдет. Ради твоей же пользы, я надеюсь, что это все-таки случится.
-- Энни, я не могу этого понять, -- сказал я. -- У меня хорошая
квалификация в горячей отрасли -- разработка мультиагентной распределенной
обработки данных, и...
-- Горячей? -- Энни посмотрела на меня, прищурившись. -- Распределенная
обработка данных -- не горячая отрасль, Джек. Она, черт возьми,
радиоактивная! Все в Долине уверены, что прорыв в создании искусственной
жизни произойдет именно через распределенную обработку данных.
-- Это правда, -- я кивнул.
За последние несколько лет основной конечной целью компьютерщиков стало
создание не искусственного интеллекта, а искусственной жизни. Суть идеи
состояла в создании программ, которым будут присущи свойства живых существ
-- способность к адаптации, сотрудничеству, обучению, самостоятельному
изменению в соответствии с меняющимися условиями. Многие из этих свойств
особенно важны для роботехники, а программирование распределенной обработки
данных уже начало реализовывать эти задачи.
Распределенная обработка данных означает, что работа разделяется между
несколькими процессорами или между сетью виртуальных агентов, которые
создаются в компьютере. Существует несколько основных способов это сделать.
Первый способ -- создать большое количество относительно примитивных
агентов, которые будут работать вместе для достижения общей цели -- подобно
колонии муравьев, которые тоже трудятся совместно для получения конечного
результата. Мой отдел в "МедиаТрониксе" проделал массу такой работы.
Другой метод -- создать так называемую нервную сеть, которая имитирует
работу сети нейронов в человеческом мозгу. Оказывается, что даже простейшие
нервные сети обладают поразительными возможностями. Такие сети способны
обучаться. Они способны действовать, учитывая прошлый опыт. Кое-что из этого
мы тоже сделали в свое время.
Третий способ -- создать в компьютере виртуальные гены и позволить им
эволюционировать в виртуальном мире, пока не будет достигнута некая конечная
цель.
В общем-то существуют и другие методы. И для всех для них характерна
одна особенность, которая коренным образом отличает их от устаревшей
концепции искусственного интеллекта. Раньше программисты пытались написать
программу, в которую были бы заложены готовые правила реагирования на любую
возможную ситуацию. Например, они пытались научить компьютеры такому
правилу: если кто-то берет что-то в магазине, нужно, чтобы перед выходом из
магазина покупка была оплачена. Но оказалось, что заложить в программу
обычные житейские правила такого рода очень трудно. Компьютер непременно
будет делать ошибки. Для того чтобы избежать ошибок, придется добавлять
новые правила. Последуют новые ошибки -- и добавятся новые правила.
Постепенно программа разрастется до гигантских размеров, до миллионов
строчек кода, и начнет давать сбои из-за собственной сложности. В таких
огромных программах просто невозможно отследить все ошибки. Невозможно даже
понять, что именно приводит к возникновению ошибок.
Поэтому постепенно сложилось мнение, что основанный на жестких правилах
искусственный интеллект создать невозможно. Множество людей считают, что
идея искусственного интеллекта обречена. Восьмидесятые годы были благодатным
временем для английских профессоров, которые считали, что компьютеры никогда
не смогут сравниться с человеческим разумом.
Но распределенная обработка данных мультиагентными сетями предлагает
совершенно новый подход к проблеме. И философия программирования тоже стала
совсем другой. Раньше правила поведения программировались по принципу
"сверху вниз". То есть правила поведения закладывались для всей системы как
единого целого.
В новом программировании все делается наоборот -- "снизу вверх".
Программы определяют поведение отдельных агентов на самом низком структурном
уровне. А поведение самой системы не программируется. Наоборот, поведение
всей системы в целом складывается из результатов сотен малых взаимодействий
между агентами, которые происходят на самом низком структурном уровне
системы.
Поскольку поведение системы не запрограммировано, оно иногда приводит к
удивительным результатам. К таким результатам, которые не могли предвидеть
даже сами программисты. Поэтому и создается впечатление, что такие системы
как будто "живые". И именно поэтому распределенная обработка данных -- такая
горячая область, поскольку...
-- Джек.
Энни похлопывала меня по руке. Я моргнул.
-- Джек, ты слышал хоть что-нибудь из того, что я тебе сейчас сказала?
-- Извини.
-- Ты слушал невнимательно, -- сказала она и дунула сигаретным дымом
мне в лицо. -- Да, ты прав -- твоя специальность сейчас "горячая" и
пользуется огромным спросом. Поэтому тебе тем более стоит поторопиться с
работой. Если бы ты был, скажем, каким-нибудь инженером-электриком со
специализацией в области оптической механики -- тогда совсем другое дело.
"Горячие" специальности сменяются очень быстро. За шесть месяцев компания
может подняться или разориться.
-- Я знаю.
-- Джек, ты сильно рискуешь.
-- Я понимаю.
-- Значит, ты поговоришь с женой? Обязательно поговори с ней.
-- Да.
-- Хорошо, -- сказала Энни. -- Поговори обязательно. Потому что иначе я
ничем не смогу тебе помочь.
Она бросила окурок в остатки моего кофе. Сигарета зашипела и погасла.
Энни захлопнула крышку ноутбука, встала и ушла.
Я позвонил Джулии, но не смог дозвониться. Тогда я послал ей сообщение
по голосовой почте. Я знал, что это пустая трата времени -- заговаривать с
ней о переезде. Она наверняка скажет "нет" -- особенно если у нее появился
любовник. Однако Энни была права -- у меня действительно назревали крупные
проблемы из-за невостребованности. Я должен был что-то предпринять. Я должен
был хотя бы спросить.
Я сидел дома, у себя в кабинете, вертел в руках коробочку с наклейкой
"ССВТ" и пытался придумать, что мне делать. Оставалось еще полтора часа до
того времени, когда мне нужно будет ехать за детьми. Я действительно хотел
поговорить с Джулией. И я решил позвонить ей еще раз, через коммутатор
компании -- может быть, они помогут мне с ней связаться?
-- "Ксимос Текнолоджи".
-- Пригласите, пожалуйста, Джулию Форман.
-- Не кладите трубку, -- зазвучала какая-то классическая музыка, потом
другой голос сказал: -- С вами говорит секретарь миссис Форман.
Я узнал голос Кэрол, секретарши Джулии.
-- Кэрол, это Джек.
-- О мистер Форман! Добрый день. Как у вас дела?
-- Спасибо, все в порядке.
-- Вы ищете Джулию?
-- Да.
-- Сегодня она весь день будет в Неваде, на производственном комплексе.
Хотите, я попытаюсь соединить вас с ней?
-- Да, пожалуйста.
-- Одну минуточку.
Я стал ждать. Ждать пришлось довольно долго.
-- Мистер Форман, она сейчас на совещании, которое продлится еще не
меньше часа. Я думаю, после совещания она сама вам позвонит. Передать ей,
чтобы она вам перезвонила?
-- Да, пожалуйста.
-- Может быть, нужно что-то передать ей на словах?
-- Нет, -- сказал я. -- Просто попросите, чтобы она позвонила домой.
-- Хорошо, мистер Форман.
Я положил трубку и уставился в пространство, вертя в руках коробочку
"ССВТ". "Она весь день будет в Неваде". Джулия не сказала мне, что поедет в
Неваду. Я прокрутил в уме весь свой разговор с Кэрол. Не было ли в ее
поведении какой-нибудь неловкости? Не было ли похоже, что Кэрол что-то
скрывает? Я не мог ответить на это с уверенностью. Я теперь уже ни в чем не
был уверен. Я встал и посмотрел в окно. И пока я смотрел, дождевальные
установки вдруг ни с того ни с сего включились и начали выплескивать на
лужайку потоки воды. В средине дня, когда солнце палит вовсю, лужайки никто
не поливает. Дождевальные установки не должны были включаться. Их же
ремонтировали всего несколько дней назад!
Я смотрел на воду, и настроение у меня упало совсем. Мне стало
казаться, что все идет хуже некуда. У меня нет работы, моя жена почти не
показывается дома, дети болеют, у меня вообще ничего не получается -- а
теперь еще и проклятые дождевальные установки заработали, когда не надо. Они
сожгут мне всю лужайку.
А потом заплакала малышка.
Я ждал звонка от Джулии, но она так и не позвонила. Я порезал куриные
грудки на ломтики (надо резать их, пока они холодные, не полностью
размороженные) для ужина, потому что против куриных палочек дети тоже
никогда не возражали. Потом я поставил вариться рис. В холодильнике нашлась
морковка. Хотя она была немного старовата, я все равно решил ее приготовить.
Пока я резал морковку, я порезал палец. Порез был совсем небольшой, но
сильно кровоточил. Кровь не перестала течь, даже когда я заклеил ранку
бактерицидным лейкопластырем. Пластырь скоро пропитался кровью, так что мне
пришлось наклеивать новый. От всего этого настроение у меня не улучшилось.
Ужинали мы поздно, дети капризничали. Эрик громко жаловался, что
куриные палочки слишком толстые, и в "Макдоналдсе" они гораздо лучше --
почему в таком случае мы не едим куриные палочки из "Макдоналдса"? Николь на
разные лады повторяла свои слова из пьесы, а Эрик молча передразнивал ее.
Малышка выплевывала всю кашу, которую я пытался ей скормить, -- и в конце
концов мне пришлось смешать ее кашу с толченым бананом. Только после этого
она все съела. Не понимаю, почему мне раньше не приходило в голову так
сделать. Аманда подрастала, и ее больше не устраивала простая детская каша.
Эрик забыл в школе домашнее задание. Я посоветовал позвонить
одноклассникам и узнать, что задано, но он этого не сделал. Николь засела за
ноутбук и больше часа общалась с друзьями по электронной почте. Я несколько
раз заходил к ней в комнату и пытался заставить ее выключить компьютер и не
включать, пока не сделаны уроки. Но Николь все время говорила: "Я только еще
минуточку, папа". Малышка раскапризничалась, и мне пришлось долго возиться,
чтобы ее успокоить.
Я снова зашел в комнату к Николь и сказал: "Выключи компьютер
немедленно, черт возьми!" Николь расплакалась. Эрик сразу же прибежал
позлорадствовать. Я спросил, почему он еще не в постели. Парень только
глянул на выражение моего лица и быстро убежал к себе. Всхлипывая, Николь
сказала, что я должен перед ней извиниться. Я сказал, что она должна была
сразу сделать то, что я говорил, а не заставлять меня повторять по три раза.
Она убежала в ванную и хлопнула дверью.
Эрик из своей комнаты закричал:
-- Я не могу заснуть, когда вы так шумите!
Я крикнул в ответ:
-- Еще одно слово -- и ты неделю не подойдешь к телевизору!
-- Так нечестно!
Я пошел в спальню и включил телевизор, чтобы досмотреть игру. Через
полчаса я проверил, как там дети. Малышка спокойно спала. Эрик тоже спал,
разбросав все одеяла. Я поправил его постель. Николь делала уроки. Увидев
меня, она извинилась. Я обнял ее.
Потом я вернулся в спальню и еще минут десять смотрел игру, а потом
заснул.
День пятый. 07:10
Когда я проснулся утром, я увидел, что постель на той половине, где
всегда спала Джулия, не разобрана, ее подушка не примята. Этой ночью Джулия
вообще не приходила домой. Я проверил телефон -- никаких сообщений от нее не
было. Эрик зашел в нашу спальню и увидел постель.
-- А где мама?
-- Не знаю, сынок.
-- Она уже уехала?
-- Наверное...
Он посмотрел на меня, потом на нетронутую постель. И вышел из комнаты.
Ему не захотелось с этим разбираться.
А я начал приходить к мысли, что мне разбираться придется. Возможно,
придется даже проконсультироваться с адвокатом. Только мне почему-то
казалось, что когда доходит до консультаций у адвоката -- в этом есть что-то
необратимое. Если дела настолько плохи, значит, изменить уже ничего нельзя.
Мне не хотелось думать, что мой брак разрушен, поэтому я решил повременить и
к адвокату пока не обращаться.
Тогда я и подумал, что неплохо бы позвонить моей сестре в Сан-Диего.
Эллен -- клинический психолог, у нее практика в Ла-Джолла. Было довольно
рано, и я решил, что она еще не ушла в офис, поэтому позвонил ей домой.
Эллен почти сразу подняла трубку. Мой звонок ее удивил. Я любил сестру, но
мы с ней были слишком разные люди. Как бы то ни было, я рассказал ей о том,
в чем подозреваю Джулию и почему.
-- Ты говоришь, Джулия не приходила домой и не звонила?
-- Да.
-- А ты ей уже звонил?
-- Пока нет.
-- Почему?
-- Не знаю.
-- Может, с ней произошел несчастный случай и она пострадала...
-- Вряд ли.
-- Почему нет?
-- О несчастных случаях родственникам всегда сразу сообщают. Никакого
несчастного случая не было.
-- Мне кажется, ты расстроен, Джек.
-- Не знаю. Наверное.
Эллен немного помолчала, потом сказала:
-- Джек, у тебя проблема. Почему ты ничего не предпринимаешь?
-- Но что, например, я могу сделать?
-- Например, ты можешь проконсультироваться у семейного психолога. Или
поговорить с адвокатом.
-- Этого только не хватало.
-- Ты думаешь, не стоит? -- спросила она.
-- Я не знаю. Нет. Пока еще нет.
-- Джек, она не ночевала дома этой ночью и даже не позвонила. Эта
женщина бросает тебе такие толстые намеки, которых просто невозможно не
заметить. Что тебе еще не ясно?
-- Я не знаю.
-- Ты слишком часто говоришь "я не знаю". Ты это хотя бы замечаешь?
-- Наверное, да.
Моя сестра помолчала, потом спросила:
-- Джек, с тобой все в порядке?
-- Я не знаю.
-- Хочешь, я приеду к тебе на пару дней? Я могу приехать, без проблем.
Я собиралась выехать за город с приятелем, но его компания как раз делает
закупки. Так что я свободна и, если хочешь, могу к тебе приехать.
-- Да нет, все в порядке.
-- Ты уверен? Я за тебя беспокоюсь.
-- Нет, нет, -- сказал я. -- Беспокоиться не из-за чего.
-- У тебя подавленное настроение?
-- Нет. Почему ты об этом спрашиваешь?
-- Спишь хорошо? Спортом занимаешься?
-- Если честно, со спортом у меня не очень.
Эллен вздохнула.
-- А на работу ты устроился?
-- Нет.
-- Есть какие-нибудь перспективы?
-- Вообще-то нет. Нет.
-- Джек, -- сказала она. -- Тебе нужно посоветоваться с адвокатом.
-- Наверное, чуть погодя я так и сделаю.
-- Джек, да что с тобой такое? Ты же сам мне все рассказал. Твоя жена к
тебе охладела, злится на тебя. Она врет тебе. Она ведет себя странно с
детьми. Она, судя по всему, вообще не заботится о семье. Она злится и
подолгу не приходит домой. И чем дальше -- тем все становится только хуже.
Ты подозреваешь, что у нее появился любовник. Этой ночью она вообще не
явилась домой и даже не позвонила. И ты не собираешься ничего предпринимать
-- пусть все и дальше продолжается в том же духе?
-- Я не знаю, что мне делать.
-- Я сказала тебе, что делать. Сходи к адвокату.
-- Ты думаешь, стоит?
-- Я совершенно уверена.
-- Я не знаю...
Эллен вздохнула.
-- Джек, послушай. Я знаю, что ты иногда бываешь излишне пассивным,
но...
-- Я не пассивный, -- возразил я и добавил: -- Терпеть не могу, когда
ты заставляешь меня что-то делать.
-- Твоя жена кладет на тебя, ты подозреваешь, что она готовит тебе
судебный иск, чтобы отнять у тебя детей, а ты смотришь на это сквозь пальцы
и ничего не делаешь. По-моему, это и есть пассивность.
-- А что, по-твоему, я должен делать?
-- Я тебе уже сказала, -- Эллен снова вздохнула. -- Хорошо. Я приеду
тебя навестить, на пару дней.
-- Эллен...
-- Не спорь со мной. Я все равно приеду. Можешь сказать Джулии, что я
хочу помочь с детьми. Сегодня днем я буду у тебя.
-- Но...
-- Не спорь.
И она положила трубку.
Я не пассивный. Я задумчивый. Эллен очень энергичная, и характер у нее
самый подходящий для психолога -- она любит говорить людям, что они должны
делать. Если честно, я думаю, что она слишком напористая. А она думает, что
я слишком пассивный.
Вот как Эллен обо мне думала. В конце семидесятых я поступил в Стенфорд
на отделение биологии популяций. Биология популяций -- чисто академическая
наука, работу в этой области можно найти только в университетах. Но в наши
дни биология популяций претерпела революционные изменения благодаря полевым
исследованиям жизни животных и успехам в генетике. Для обоих передовых
направлений необходим компьютерный анализ с использованием продвинутых
математических алгоритмов. Я не смог найти программы, необходимые для моих
исследований, поэтому я начал составлять их сам. Так я постепенно перешел в
другую неперспективную, чисто академическую науку -- компьютерное
программирование.
Но мой переход к новой специализации неожиданно совпал с подъемом
Кремниевой Долины и компьютерным бумом. Малочисленные специалисты в первых
компаниях делали состояния в восьмидесятых, и я тоже неплохо заработал в
первой компании, в которую устроился. Я встретил Джулию, и мы поженились, у
нас появились дети. Все было прекрасно. Мы оба много зарабатывали, не
особенно напрягаясь. Я перешел в другую компанию -- на место с большей
ставкой, большими приработками, большими возможностями. В девяностые я был
на волне, работал в самой передовой области. К тому времени я перестал сам
заниматься программированием и руководил разработкой новых программ. Все
складывалось как будто само собой, мне не приходилось делать никаких особых
усилий, чтобы добиться успеха. Я просто плыл по течению жизни. Мне никогда
не приходилось самоутверждаться и кому-то что-то доказывать.
Так обо мне думала Эллен. Сам я воспринимал это совсем по-другому. В
компаниях Кремниевой Долины была самая жестокая конкуренция за всю историю
планеты. Каждый должен был работать по сотне часов в неделю. Постоянно
приходилось гнать работу, чтобы не отстать от конкурентов. Время, отпущенное
на разработку, постоянно урезалось. Сначала на разработку нового
программного продукта или новой версии отводилось три года. Потом этот срок
сократили до двух лет. Потом -- до восемнадцати месяцев. Теперь на это
отводится двенадцать месяцев, новую версию нужно выпускать каждый год. Если
учесть, что на выявление и полное устранение дефектов уходит не меньше
четырех месяцев, то на саму работу остается всего восемь. Восемь месяцев --
на то, чтобы перелопатить миллионы строчек кода и убедиться, что они
работают нормально.
Другими словами, Кремниевая Долина -- не место для пассивных людей, и я
никакой не пассивный. Я не сидел на заднице ни единой минуты, ни одного дня.
И мне каждый день приходилось самоутверждаться и доказывать свою
состоятельность -- иначе я бы пропал.
Вот как я о себе думал. И я уверен, что прав я, а не Эллен.
Но кое в чем Эллен тоже права. В моей карьере долго держалась полоса
удачи. Поскольку изначально я специализировался по биологии, это дало мне
преимущество, когда начали делать компьютерные программы, имитирующие
биологические системы. На самом деле были и такие программисты, которым
приходилось метаться между компьютерными симуляторами и наблюдениями за
животными в дикой природе, чтобы применить уроки, почерпнутые из одного, в
другом.
Более того, я занимался биологией популяций -- наукой о группах живых
существ. А компьютерная наука развивалась в направлении все более массивного
использования параллельных сетевых структур -- программирования популяций
самостоятельных разумных агентов. Чтобы разбираться с популяциями агентов,
необходим особый склад мышления. А я много лет учился думать такими
категориями.
Поэтому я прекрасно соответствовал требованиям, которые предъявлялись к
специалистам в новых областях программирования. И я многого достиг в этой
области. Я оказался в правильное время в правильном месте.
Это действительно была правда.
Агентно-базированные программы, которые моделировали поведение
биологических популяций, приобретали все большее значение в реальном мире.
Например, мои собственные программы, имитирующие пищевое поведение популяции
муравьев, использовались для регулирования работы больших коммуникационных
сетей. Наши программы, основанные на модели поведения рабочих термитов в
колонии, применялись для контролирования термостаза в небоскребах. Очень
близки к этому были программы, моделирующие генетический отбор, и они
применялись в очень многих областях. Например, была такая программа --
свидетелю в суде показывали портреты девяти лиц и спрашивали, кто из них
больше всего похож на преступника (причем преступника среди них не было),
потом показывали еще девять лиц и снова предлагали выбрать самого похожего.
И после многократных показов разных лиц, на основе тех портретов, которые
выбирал свидетель, компьютерная программа постепенно синтезировала гораздо
более адекватное изображение преступника, чем могли бы нарисовать
полицейские художники по словесному описанию. Свидетелям не нужно было
говорить, почему именно они выбрали то или иное лицо, свидетели просто
выбирали, а программа обрабатывала данные.
А потом биотехнологические компании обнаружили, что не могут успешно
создавать новые протеины, потому что протеины имели тенденцию сопоставляться
случайным образом. Поэтому теперь новые протеины "эволюционировались" с
помощью программ генетической селекции. Все эти процедуры стали обычными и
привычными всего за несколько последних лет. Возможности таких программ все
больше расширялись, их значение постоянно возрастало.
Поэтому -- да, я действительно оказался в правильное время в правильном
месте. Но только я не пассивный. Мне просто повезло.
Я еще не помылся и не побрился. Я пошел в ванную, стянул футболку и
стал рассматривать себя в зеркале. И поразился тому, какой рыхлый у меня
живот. А ведь я этого даже не замечал. Конечно, мне уже сорок лет, и, если
честно, в последнее время я мало занимался спортом. Не потому, что у меня
депрессия. Я все время был занят с детьми и все время сильно уставал. Мне
просто в голову не приходило заняться физкультурой.
Я смотрел на свое отражение в зеркале и думал -- неужели Эллен права?
Со знаниями по психологии есть одна проблема -- их невозможно применить
к себе самому. Люди могут быть невероятно проницательными в отношении своих
друзей, родственников, детей. Но в себе самих они разобраться не могут. Те
же самые люди, которые хладнокровно и трезво смотрят на окружающий мир, о
себе самих могут только фантазировать. Психология не срабатывает, когда ты
смотришь в зеркало. Насколько мне известно, этому странному явлению нет
объяснения.
Лично я всегда думал, что разгадка кроется в компьютерном
программировании, в процедуре, которая называется рекурсия. Рекурсия
означает, что программу как бы зацикливают на самой себе, заставляя
использовать только ту информацию, которая содержится в ней самой, много
раз, пока не будет получен какой-то результат. Рекурсия используется,
например, в алгоритмах сортировки данных. Но это нужно делать осторожно,
потому что существует риск бесконечного регресса. Бесконечный регресс -- это
компьютерный аналог зеркальной комнаты, где зеркала отражаются в зеркалах и
получается бесконечное множество отражений. Программа продолжает работать,
повторяя один и тот же процесс, но ничего не происходит, никакого результата
не получается. И машина зависает.
Я всегда думал, что нечто подобное происходит, когда человек пытается
обратить свой внутренний психологический аппарат на самого себя. Мозг
зависает. Мыслительный процесс продолжается, снова и снова повторяя одни и
те же действия, но никаких выводов не получается. Да, наверное, это
действительно так и есть -- ведь известно, что о самом себе человек может
думать бесконечно. Некоторые думают немного иначе. Однако люди, как правило,
никогда не меняются в результате интенсивного самоанализа. И не начинают
лучше себя понимать. Очень редко случается, что таким образом человек узнает
о себе что-то новое.
Как видно, нужен кто-то другой, чтобы сказать тебе, кто ты такой, или
подержать перед тобой зеркало. Если задуматься, это кажется очень странным.
А может, и нет.
В отношении искусственного интеллекта давно существует вопрос, способна
ли программа осознать саму себя? Большинство программистов считают, что это
невозможно. Потому что даже у людей ничего не получается, как бы ни пытались
они это сделать.
Но есть и более фундаментальная версия подобного вопроса, философский
вопрос -- может ли машина понять, что она делает? Некоторые считают, что это
тоже невозможно. Машина не может осознать себя по той же причине, по какой
мы не можем укусить свои собственные зубы. И, похоже, это в самом деле
правда. Человеческий мозг -- самая сложная структура в известной вселенной,
но мозги все-таки очень мало знают о самих себе.
В последние тридцать лет такие вопросы повсеместно обсуждались за
кружечкой пива в пятницу вечером, после работы. Но их никто не воспринимал
всерьез. Однако в последнее время эти философские вопросы приобрели новое
значение и стали очень важными -- из-за быстрого прогресса в воспроизведении
определенных функций мозга. Не всего мозга в целом, а только отдельных его
функций. Например, как раз перед тем, как меня уволили, наша команда
использовала мультиагентную обработку данных для того, чтобы вложить в
компьютер возможность обучаться, распознавать последовательности в потоке
данных, понимать естественные языки, определять приоритетность и,
соответственно, переключаться на более важные задачи. Лучше всего получалось
с накоплением опыта. А на это способны далеко не все люди.
Зазвонил телефон.
-- Ты уже поговорил с адвокатом?
-- Бога ради, еще нет!
-- В четырнадцать десять я прилетаю в Сан-Хосе. Около пяти буду у тебя
дома.
-- Послушай, Эллен, это не так уж необходимо...
-- Я знаю. Я просто еду за город отдыхать. Мне нужно немного
проветриться. Скоро увидимся, Джек.
Она положила трубку.
Ну вот, теперь сестра взялась мною командовать.
Как бы то ни было, я считал, что не обязательно звонить адвокату именно
сегодня. У меня было столько дел. Нужно было забрать вещи из химчистки, и я
поехал туда. Напротив химчистки, через дорогу, был "Старбакс", и я зашел
туда выпить кофе с молоком.
И увидел там Гэри Мардера, своего адвоката, в компании очень
молоденькой блондинки в джинсовых шортах и короткой майке с бахромой,
которая не прикрывала живота. Они стояли в очереди у кассы и прижимались
друг к другу. По виду девица была не старше студентки колледжа. Я смутился и
хотел выйти из кафе, но Гэри заметил меня и помахал рукой:
-- Привет, Джек!
-- Привет, Гэри!
Он протянул руку, и я ее пожал. Гэри сказал:
-- Познакомься, это Мелисса.
Я поздоровался с девицей:
-- Привет, Мелисса!
-- О, привет!
Похоже, ее совсем не смутило, что я их прервал. Но точно я не мог
сказать. Мелисса окинула меня рассеянным взглядом, каким очень юные девушки
обычно смотрят на всех мужчин. Она была, наверное, всего лет на шесть старше
моей Николь. Что она делает с таким человеком, как Гэри?
-- Ну, как дела, Джек? -- спросил Гэри, обвивая рукой обнаженную талию
Мелиссы.
-- Да в общем-то все нормально.
-- Правда? Вот и хорошо, -- сказал Гэри, однако нахмурился и пристально
посмотрел на меня.
-- Ну, э-э... -- я стоял растерянный и чувствовал себя глупо рядом с
этой девицей. Она явно хотела, чтобы я поскорее ушел. Но я подумал о том,
что Эллен обязательно скажет: "Ты встретил своего адвоката и даже не спросил
его ни о чем?"
Поэтому я сказал:
-- Гэри, можно поговорить с тобой пару минут?
-- Конечно.
Он дал девушке денег, чтобы расплатиться за кофе, и мы отошли в дальний
конец зала. Я понизил голос и сказал:
-- Знаешь, Гэри, я думаю, мне стоит проконсультироваться у адвоката по
бракоразводным делам.
-- Почему?
-- Потому что я думаю, что Джулия завела себе любовника.
-- Ты думаешь? Или ты знаешь это наверняка?
-- Нет. Я не знаю наверняка.
-- Значит, ты только подозреваешь это?
-- Да.
Гэри вздохнул и выжидательно посмотрел на меня. Я сказал:
-- Вообще-то есть еще кое-что. Она начала говорить, что я настраиваю
против нее детей.
-- Охлаждение привязанности, -- сказал он и кивнул. -- Законная
формулировка обвинения. Когда она делала такие заявления?
-- Когда мы ссорились.
Гэри снова вздохнул.
-- Джек, семейные пары бросаются еще и не такими кусками дерьма, когда
ссорятся. Это вовсе не обязательно должно что-то значить.
-- Я думаю, у нас все серьезно. И это очень меня беспокоит.
-- Это тебя тревожит?
-- Да.
-- Ты обращался к семейному психологу?
-- Нет.
-- Обратись.
-- Почему?
-- По двум причинам. Во-первых, ты должен это сделать. Вы с Джулией
женаты уже давно, и, насколько я знаю, у вас вроде бы все было нормально. А
во-вторых, потому, что тем самым ты откроешь список действий, направленных
на спасение брака, -- что опровергает обвинение в охлаждении привязанности.
-- Да, но...
-- Если ты прав, и она действительно готовит против тебя обвинение,
значит, ты должен быть крайне осторожным, мой друг. Охлаждение отношений --
серьезное обвинение, и опровергнуть его очень трудно. Дети недовольны
мамочкой -- а судьи скажут, что это ты настроил их против нее. Как ты
докажешь, что это не так? Никак. Плюс ко всему ты долго сидел дома, поэтому
легче будет поверить, что обвинение справедливо. Судьи сочтут, что ты не
удовлетворен своим положением и, возможно, обижен на свою работающую
супругу. -- Гэри поднял руку. -- Я знаю, знаю, что это неправда, Джек. Но
такие доводы просто сами напрашиваются, можешь мне поверить. И ее адвокат
обязательно их приведет. Ты обижен на успешную жену, завидуешь ей и из-за
этого настраиваешь против нее детей.
-- Но это же полная чушь!
-- Конечно. Я это знаю, -- Гэри похлопал меня по плечу. -- Сходи к
хорошему консультанту по семейным вопросам. Если не знаешь, к кому
обратиться, -- позвони в мой офис, и Барбара назовет тебе пару достойных
консультантов.
Я позвонил Джулии, чтобы сказать, что Эллен приезжает к нам погостить
на пару дней. Конечно же, дозвониться я не смог, пришлось отправить
сообщение по голосовой почте. Я отправил длинное сообщение, объясняя, что
произошло. Потом я поехал за покупками. Нужно было закупить дополнительные
продукты, поскольку Эллен будет у нас гостить.
Я катил тележку с покупками по супермаркету, когда мне позвонили из
больницы. Это опять был безбородый доктор из отделения неотложной помощи. Он
поинтересовался, как дела у Аманды, и я сказал, что посинение уже почти
прошло.
-- Хорошо, -- сказал он. -- Рад, что у вас все в порядке.
Я спросил:
-- А как насчет магниторезонансного исследования?
Доктор сказал, что результаты магниторезонансного исследования
ненадежны, потому что аппарат сломался и не снял никаких показаний при
обследовании Аманды.
-- Вообще-то мы беспокоимся о данных всех обследований за последние
несколько недель, -- признался врач. -- Потому что машина, по-видимому,
постепенно выходила из строя.
-- Что вы имеете в виду?
-- В ней произошла коррозия или что-то вроде того. Все чипы памяти
превратились в пыль.
Я похолодел, вспомнив МР3-плеер Эрика, и спросил:
-- А из-за чего такое могло случиться?
-- Пока техники полагают, что чипы разрушились из-за какого-то газа,
который просачивался из проводки в стенах, возможно, в течение ночи. Вроде
бы какой-нибудь хлорсодержащий газ мог вызвать такую коррозию. Однако тут
загвоздка -- повреждены только чипы памяти. Все остальные чипы в отличном
состоянии.
С каждой минутой все становилось все более странным. И несколько минут
спустя странностей опять прибавилось -- мне позвонила Джулия, бодрая и
веселая, и сообщила, что сегодня приедет домой днем, задолго до ужина.
-- Как здорово, что у нас погостит Эллен, -- сказала она. -- А почему
она вдруг решила приехать?
-- Наверное, ей просто захотелось на пару дней выбраться из города.
-- Замечательно. Тебе наверняка будет приятно, что несколько дней с
тобой дома побудет кто-то еще. Кто-то взрослый.
-- Конечно.
Я ожидал, что она как-нибудь объяснит, почему не ночевала дома. Но
Джулия сказала только:
-- Знаешь, Джек, мне нужно бежать. Я тебе потом еще позвоню...
-- Джулия, подожди... -- сказал я.
-- Что?
Я замялся, не зная, как сказать о таком.
-- Я беспокоился о тебе прошлой ночью.
-- Правда? Почему?
-- Ты не приехала домой.
-- Милый, я же тебе звонила. Мне пришлось задержаться на фабрике. Ты
что, не проверял сообщения на своем телефоне?
-- Проверял...
-- И не получал от меня сообщения?
-- Нет. Не получал.
-- Ну, я не знаю, как это вышло. Я оставляла тебе сообщение, Джек.
Сначала я позвонила домой, трубку подняла Мария -- но она не могла, ты же
знаешь, это так сложно... Поэтому я отправила сообщение на твой сотовый --
что я застряну на фабрике до сегодня.
-- Я не получал твоего сообщения, -- сказал я, стараясь следить, чтобы
ей не показалось, что я дуюсь.
-- Очень жаль, дорогой. Позвони в свой сервис и узнай, в чем дело.
Слушай, мне правда пора бежать. Увидимся вечером, хорошо? Целую!
И она отключилась.
Я достал телефон из кармана и проверил сообщения. Никаких сообщений не
было. Я просмотрел список звонков. Прошлой ночью никаких звонков не
поступало.
Джулия не звонила мне. Никто мне не звонил.
Настроение у меня сразу упало. Я почувствовал страшную усталость, у
меня не было сил даже двигаться. Я тупо смотрел на продукты, разложенные на
полках супермаркета, и не мог вспомнить, зачем я сюда пришел.
Я уже почти решился уйти из супермаркета, когда телефон у меня в руке
снова зазвонил. Я откинул крышку и поднес телефон к уху. Это был Тим
Бергман, парень, которому досталась моя работа в "МедиаТроникс".
-- Ты сидишь или стоишь? -- спросил он.
-- Стою. А что?
-- У меня для тебя очень странные новости. Держись.
-- Ладно...
-- Дон хочет с тобой созвониться.
Дон Гросс был главой компании. Это он вышвырнул меня с работы.
-- Зачем?
-- Он хочет взять тебя обратно на работу.
-- Он хочет... что?
-- Да! Я знаю, это звучит по-дурацки. Он хочет взять тебя обратно.
-- Почему? -- спросил я.
-- Ну, у нас тут кое-какие проблемы с распределенными системами,
которые мы продали клиенту.
-- С какими системами?
-- Ну, с "Хи-Добом".
-- Это же очень старые программы, -- сказал я. -- Как вы сумели их
продать?
"Хи-Доб" -- так называлась система программ, которую мы создали больше
года назад. Как и большинство наших программ, она была построена на
биологической модели. "Хи-Доб" выполняла задачи поиска определенной цели.
Она воспроизводила динамическую модель поведения "Хищник-Добыча". Но эта
программа была очень простой по структуре.
-- Ну, "Ксимосу" и нужно было что-то очень простое, -- сказал Тим.
-- Вы продали "Хи-Доб" "Ксимосу"?
-- Ну да. Вообще-то мы продали им лицензию. С контрактом на
обслуживание. И из-за этого у нас тут сейчас сумасшедший дом.
-- Почему?
-- Очевидно, программа работает неправильно. Поиск цели выполняется
кое-как, через задницу. Спустя какое-то время программа, похоже, теряет
цель.
-- И почему я не удивлен? -- спросил я. -- Мы же не вводили в нее
специфических реинфорсеров.
Реинфорсеры -- это подпрограммы, которые подкрепляют конечную цель
программы. Такая поддержка необходима по одной причине: поскольку
объединенные в сеть агенты способны обучаться, а результате приобретенного
опыта они могут отклониться от заданной цели. Нужно каким-то образом
сохранить в памяти заданную изначально цель, чтобы она не потерялась. Если
честно, программы для агентов распределенных систем очень похожи на детей.
Они тоже постоянно что-то забывают, что-то теряют, что-то роняют.
Это так называемое "обусловленное поведение". Оно не запрограммировано,
но возникает в результате действия программы. Вероятно, именно это и
происходит у "Ксимоса".
-- Ну, так вот, -- сказал Тим. -- Дон считает, что поскольку ты
руководил группой, когда писали эту программу, то ты и сможешь там все
наладить. Плюс к тому твоя жена -- в руководстве "Ксимоса", так что их
начальство будет только радо, если ты войдешь в группу.
Я вовсе не был в этом уверен, но ничего не сказал.
-- В общем вот как обстоят дела, -- продолжал Тим. -- Я, собственно,
звоню, чтобы спросить, может ли Дон тебе позвонить. Ему, понятно, не
хочется, чтобы ты его сразу послал.
Я вдруг разозлился. Ему, видите ли, не хочется, чтобы я его послал.
-- Тим, -- сказал я. -- Я не могу вернуться на работу к нему.
-- А тебе и не придется возвращаться сюда. Тебе надо будет работать на
производственном комплексе "Ксимоса".
-- Да? И как это должно выглядеть?
-- Дон хочет предложить тебе должность выездного консультанта или
что-то в этом роде.
-- А-а... -- сказал я ничего не значащим тоном. Абсолютно все в этом
неожиданном предложении казалось мне подозрительным. Меньше всего на свете
мне хотелось снова идти под начало к этому сукиному сыну Дону. И хуже
ситуации не придумаешь, чем возвращение в компанию, откуда тебя выставили
пинками -- по любой причине, при любых обстоятельствах. Это всем известно.
Но, с другой стороны, если я соглашусь работать консультантом, сразу
закончатся все мои проблемы с невостребованностью. И я больше не буду сидеть
дома. И вообще, это решит очень многие вопросы. Помолчав немного, я сказал:
-- Слушай, Тим, дай мне немного подумать.
-- Хочешь, перезвони мне попозже?
-- Да. Хорошо.
-- Когда ты позвонишь? -- спросил он.
В его голосе явственно слышалась напряженность.
Я сказал:
-- Похоже, у вас там какие-то неприятности...
-- Вообще-то да. Вроде того. Я же говорю -- у нас сейчас тут настоящий
сумасшедший дом из-за этого контракта. Пятеро программистов из
первоначальной группы практически безвылазно сидят на фабрике "Ксимоса". А
проблема никак не сдвинется с мертвой точки. Так что, если ты не согласишься
за это взяться, нам придется искать еще кого-то на стороне.
-- Хорошо, завтра я тебе перезвоню, -- сказал я.
-- Завтра утром? -- спросил он, откровенно намекая, что дело срочное.
-- Ладно, -- согласился я. -- Да, завтра утром.
От звонка Тима настроение у меня должно было бы улучшиться -- но оно не
улучшилось. Я вынес малышку в парк и немного пораскачивал ее на качелях.
Аманда очень любила качаться на качелях. Она могла качаться двадцать или
тридцать минут подряд и всегда начинала плакать, когда я ее оттуда забирал.
Потом я присел на бетонный бортик песочницы и сидел там, пока Аманда ползала
вокруг и пыталась взобраться на бетонных черепашек и другие фигурки на
детской площадке. Кто-то из малышей постарше столкнул ее на песок, но Аманда
не заплакала, просто встала. Ей как будто нравилось находиться среди деток
старше себя.
Я присматривал за Амандой и думал о возвращении на работу.
-- И ты, конечно же, сразу согласился, -- сказала мне Эллен. Мы сидели
на кухне. Она только что приехала, ее черная дорожная сумка стояла в углу,
еще не распакованная. Эллен совсем не изменилась -- тощая, как палка,
подвижная, энергичная блондинка. Казалось, моя сестра никогда не постареет.
Эллен пила чай, заваренный из пакетиков, которые она привезла с собой.
Особый сорт черного китайского чая "улонг", который она всегда покупала в
специализированном магазине в Сан-Франциско. Эта ее привычка тоже не
изменилась -- Эллен всегда была очень разборчива в еде, даже в детстве.
Повзрослев, она во все поездки возила с собой свой любимый чай, свои особые
приправы для салатов, свои собственные витамины в маленьких прозрачных
пакетиках.
-- Нет, -- сказал я. -- Я не согласился. Я сказал, что подумаю.
-- Подумаешь? Ты что, шутишь? Джек, ты должен, должен вернуться на
работу. Ты и сам знаешь, что должен, -- Эллен окинула меня оценивающим
взглядом. -- У тебя подавленное настроение.
-- Нет.
-- Тебе надо попить такого чаю, -- сказала она. -- Кофе плохо действует
на нервную систему.
-- В чае больше кофеина, чем в кофе.
-- Джек. Ты должен вернуться на работу.
-- Я знаю, Эллен.
-- И если тебе предлагают должность консультанта... разве это не
идеальный вариант? По-моему, это решает все твои проблемы.
-- Я не знаю... -- сказал я.
-- Да? Чего ты не знаешь?
-- Я не знаю, все ли мне рассказали, -- уточнил я. -- Я имею в виду --
если у "Ксимоса" такие проблемы, то почему Джулия не проронила мне об этом
ни словечка?
Эллен покачала головой.
-- Похоже, Джулия в последнее время вообще мало с тобой разговаривает,
-- она посмотрела на меня. -- Так почему ты не согласился сразу?
-- Я должен сперва все проверить.
-- Что проверить, Джек?
В ее голосе угадывалось скрытое недоверие. Эллен вела себя так, как
будто у меня были психологические проблемы, которые следовало решить. Она
уже взялась за меня, хотя мы пробыли вместе всего несколько минут. Моя
старшая сестра снова обращалась со мной, как с маленьким ребенком. Я встал.
-- Послушай, Эллен... Я всю жизнь проработал в этом бизнесе и знаю, как
и что там делается. Есть две возможные причины, по которым Дон мог захотеть,
чтобы я вернулся. Первая -- у компании проблемы, и им нужна моя помощь.
-- Это они тебе и сказали.
-- Да. Это они и сказали. Но вторая возможная причина -- они такое там
наворотили, что распутать это уже невозможно, -- и они это знают.
-- Значит, им нужен кто-то, на кого можно будет свалить вину?
-- Да. Им нужен осел, которому можно прицепить этот хвост.
Эллен нахмурилась. Я видел, что она колеблется.
-- Ты в самом деле так думаешь?
-- Я не знаю -- в этом-то все и дело, -- сказал я. -- Но я должен это
выяснить.
-- И как ты собираешься это сделать?..
-- Позвоню и поговорю с некоторыми людьми. Возможно, завтра с утра
съезжу на эту фабрику, никого не предупреждая заранее.
-- Хорошо. Звучит вполне разумно.
-- Я рад, что ты меня одобряешь, -- я не смог сдержать раздражения, и
эта фраза прозвучала излишне язвительно.
-- Джек... -- Эллен подошла и обняла меня за плечи. -- Я просто
волнуюсь за тебя, вот и все.
-- Мне приятно, что ты за меня волнуешься, -- сказал я. -- Но этим ты
мне не помогаешь.
-- Хорошо. Тогда чем я могу тебе помочь?
-- Присмотри за детьми, пока я кое-кому позвоню.
Я решил сперва позвонить Рики Морсу, тому парню, которого встретил в
супермаркете, когда он покупал там "Хаггис". Мы с Рики были знакомы очень
давно, он работал в "Ксимосе" и был достаточно небрежен в отношении
информации, по которой я мог бы определить, что там творится на самом деле.
Единственная проблема -- Рики работал в офисе, в Долине, а он же сам мне и
сказал, что основные события сейчас происходят на производственном
комплексе. Но, по крайней мере, с него можно было начать.
Я позвонил ему на работу, и секретарша сказала:
-- Извините, но мистера Морса сейчас нет в офисе.
-- А когда он должен вернуться?
-- Признаться, я не могу вам сказать. Хотите оставить для него
сообщение?
Я продиктовал сообщение для Рики, а потом позвонил на его домашний
номер. Трубку подняла его жена. Мэри писала докторскую диссертацию по
истории Франции. Я представил себе, как сидит она с книжкой на коленях и
укачивает ребенка.
-- Как дела, Мэри?
-- О, у нас все в порядке, Джек.
-- Как ваша малышка? Рики говорил, что у вас никогда не бывает
раздражения от подгузников. Я страшно завидую, -- я старался, чтобы мой
голос звучал непринужденно. Обычный звонок из вежливости.
Мэри засмеялась.
-- С малышкой все хорошо, и у нас, слава богу, нет колик. Но Рики
просто не застал раздражения -- хотя это у нас бывало пару раз.
Я сказал:
-- Вообще-то я хотел поболтать с Рики. Он дома?
-- Нет, Джек. Его не будет целую неделю. Он сейчас на производственном
комплексе, в Неваде.
-- Вон оно что... -- я вспомнил, что Рики упоминал об этом, когда мы
встретились в супермаркете.
-- А ты бывал у них на фабрике? -- спросила Мэри. Мне показалось, что
она чем-то обеспокоена.
-- Нет, ни разу там не был, но...
-- Джулия проводит там много времени, правда? Что она тебе
рассказывала? -- Да, Мэри определенно встревожена.
-- Вообще-то почти ничего. Я так понял, у них там какая-то новая
технология и все очень засекречено. А что?
Мэри помолчала немного, потом сказала:
-- Может быть, это мне только кажется...
-- Что-то не так?
-- Ну, иногда, когда Рики звонит, он разговаривает как-то странно.
-- Как?
-- Я понимаю, что он рассеянный и работа очень тяжелая, но иногда он
говорит такие странные вещи. Я не всегда понимаю, что он имеет в виду. И он
бывает таким уклончивым. Как будто... Понимаешь, как будто он от меня что-то
скрывает.
-- Что-то скрывает...
Мэри смущенно засмеялась.
-- Я даже подумала -- может, у него появилась любовница? Знаешь, там у
них есть такая женщина, Мае Чанг... Она ему всегда нравилась. Она такая
красивая...
Раньше Мае Чанг работала в моем отделении в "МедиаТроникс".
-- Я не знал, что она сейчас у них на производственном комплексе.
-- Да. По-моему, там сейчас очень много людей, которые работали у тебя.
-- Знаешь, Мэри, по-моему, у Рики нет никакой любовницы, -- сказал я.
-- Это совсем не в его характере. И на Мае это тоже не похоже.
-- От таких тихонь всегда можно ожидать чего угодно, -- сказала Мэри,
очевидно, имея в виду Мае. -- А я все еще сижу с малышкой и пока не
похудела... Знаешь, у меня сейчас бедра толстые, как окорока.
-- Да ну, что ты, не может быть...
-- Они трутся друг о друга, когда я хожу. И трясутся.
-- Мэри, я уверен, что...
-- Джек, а с Джулией все в порядке? Она не кажется тебе странной?
-- Не более, чем всегда, -- сказал я, стараясь обратить все в шутку.
Мне сразу стало неуютно, когда мы заговорили об этом. Уже много дней мне
хотелось, чтобы кто-нибудь рассказал мне что-то о Джулии. Но теперь, когда
мне было чем поделиться с Мэри, я понял, что не буду ей ничего рассказывать.
Я решил держать рот на замке. -- Джулия много работает и, понятно, иногда
ведет себя немного странно.
-- Она ничего не говорила тебе о черном облаке?
-- Э-э... Нет.
-- Или о новом мире? О том, что она присутствует при рождении нового
мирового порядка?
Мне показалось, что это похоже на речи каких-то заговорщиков. Вроде тех
людей, которых беспокоит деятельность Трехсторонней Комиссии и которые
думают, что Рокфеллеры правят миром.
-- Нет, ничего подобного.
-- Она не упоминала о черном плаще?
Я внезапно словно натолкнулся на стенку. Все вдруг страшно замедлилось.
-- О чем?
-- Однажды вечером Рики заговорил о черном плаще, о том, чтобы укрыться
черным плащом. Было уже поздно, он очень устал и, похоже, просто нес
какую-то чушь.
-- А что он сказал об этом черном плаще?
-- Да ничего -- только это. -- Мэри запнулась, потом спросила: -- Как
ты думаешь, может, они там принимают стимуляторы?
-- Не знаю, -- сказал я.
-- Понимаешь, у них там такая напряженная работа, они так долго
работают и мало спят... Я подумала -- вдруг они принимают стимуляторы?
-- Давай, я позвоню Рики, -- предложил я.
Мэри продиктовала мне номер сотового Рики, и я его записал. Я уже
собирался ему позвонить, когда хлопнула входная дверь, и я услышал, как Эрик
сказал:
-- Слушай, мам! А кто это еще у тебя в машине?
Я встал и выглянул в окно. На подъездной дорожке у дома стояла машина
Джулии -- "БМВ" с откидным верхом. Сейчас тент был закрыт. Я посмотрел на
часы. Половина пятого.
Я вышел в коридор и увидел, как Джулия обнимает Эрика. Она сказала:
-- Наверное, ты просто заметил солнечный блик в ветровом стекле. В
машине никого нет.
-- Нет есть! Я его видел.
-- Да ну? -- Джулия открыла входную дверь. -- Тогда пойди сам посмотри.
Эрик выбежал на лужайку. Джулия улыбнулась мне.
-- Ему показалось, что в машине кто-то есть.
Эрик вернулся в дом и, пожав плечами, сказал:
-- Вроде и правда никого нет.
-- Правда, солнышко мое, -- Джулия пошла по коридору ко мне. -- Эллен
уже приехала?
-- Только что.
-- Замечательно. Сейчас я приму душ, а потом мы поговорим. Можно будет
откупорить бутылку вина. Какие у тебя планы насчет ужина?
-- Я уже все подготовил для бифштекса.
-- Чудесно!
И, весело помахав мне рукой, Джулия пошла дальше по коридору.
Вечер был теплый, и мы ужинали на заднем дворе. Я застелил стол
скатертью в красную клетку, нарядился в кухонный фартук с надписью "Слово
повара -- закон" и поджарил бифштексы на решетке гриля. У нас получился
классический американский семейный ужин с барбекю.
Джулия была очаровательна, весело щебетала, уделяя особое внимание моей
сестре. Она говорила о детях, о школе, об изменениях, которые ей хотелось бы
сделать в доме.
-- Вот это окно надо бы убрать, -- сказала Джулия, показывая на окно в
кухне. -- Вместо него мы поставим французские двери, чтобы был выход наружу.
Будет просто чудесно!
Поведение Джулии меня изумляло. Даже дети смотрели на нее, удивленно
раскрыв глаза. Джулия заговорила о том, как она гордится, что у Николь
ведущая роль в пьесе, которую ставят в школьном театре. Николь сказала:
-- Мам, у меня маленькая роль.
-- На самом деле нет, солнышко, -- возразила Джулия.
-- Нет, маленькая. Всего две строчки!
Эрик тут же продекламировал:
-- "Смотрите, вот идет Джон", "Мне кажется, это очень серьезно".
-- Заткнись, вонючка!
-- Она повторяет их в ванной много-много раз, -- заявил Эрик. --
Миллиард триллионов раз!
Джулия сказала:
-- А кто такой этот Джон?
-- Это слова из пьесы, мама.
-- А-а... Ну, все равно, я уверена, что ты выступишь превосходно. А наш
малыш Эрик делает поразительные успехи в футболе -- правда, милый?
-- На следующей неделе футбол заканчивается, -- пробурчал Эрик и сразу
насупился. В этом сезоне Джулия не побывала ни на одной его игре.
-- Я так рада, что Эрик увлекся футболом, -- сказала Джулия, обращаясь
к Эллен. -- Командные спортивные игры развивают в детях дух сотрудничества.
Особенно это важно для мальчиков, с их вечной тягой к соперничеству.
Эллен ничего не говорила в ответ, только кивала и слушала.
Сегодня вечером Джулия настояла на том, чтобы самой покормить малышку,
и поставила ее высокий стульчик рядом с собой. Но Аманда привыкла играть в
самолет во время еды. Она ждала, когда кто-нибудь поднесет к ней ложку,
приговаривая: "Р-р-р-р-р-о-о-у-у-у!.. Вот летит самолет... Откр-р-рывайте
двер-р-ри!" Поскольку Джулия так не сделала, Аманда рот не открыла. Это тоже
было правилом игры.
-- Ну, вот... По-моему, она не хочет есть, -- сказала Джулия и пожала
плечами. -- Ты, наверное, давал ей бутылочку, Джек?
-- Нет, -- сказал я. -- Бутылочку я даю ей только после ужина.
-- Я это знаю. Я имела в виду -- ты кормил ее перед ужином?
-- Нет, -- сказал я. -- Не кормил. -- Я кивнул на Аманду и предложил:
-- Давай я попробую?
-- Пожалуйста.
Джулия передала мне ложку. Я уселся возле Аманды и начал играть в
самолет. "Р-р-р-р-о-о-у-у!.." Аманда сразу же радостно заулыбалась и открыла
рот.
-- У Джека замечательно получается с детьми, просто замечательно, --
сказала Джулия, обращаясь к Эллен.
-- Я считаю, мужчине очень полезно приобщиться к домашней жизни, --
заметила Эллен.
-- О да, конечно! Конечно. Он так мне помогает, -- Джулия погладила
меня по колену. -- Ты в самом деле мне очень помогаешь, Джек.
Мне было совершенно ясно, что Джулия слишком веселая, слишком
разговорчивая. Она болтала без умолку, как заведенная, и явно старалась
произвести впечатление на Эллен, старалась показать, как заботится она о
семье. И я видел, что Эллен не купилась на уловки Джулии. Но Джулия была так
возбуждена, что ничего не замечала. Я задумался -- может быть, она в самом
деле принимает стимуляторы? Может быть, именно в этом причина ее странного
поведения? Может быть, она подсела на амфетамины?
-- А работа... -- продолжала Джулия. -- Сейчас у нас творится что-то
невообразимое. "Ксимос" действительно сделал огромный прорыв -- такого
прорыва все ожидали уже более десяти лет. И вот наконец это свершилось.