- ответил  Ньюмен нервно. - Если у нее кровоизлияние в
мозге, лучше  было бы  экстренно получить  томограмму. Если  кровотечение в
месте операции, тогда нужно вскрывать.
          - Кровяное давление  все  растет, - недоверчиво  произнес  Ранад,
глядя на  свой  прибор.  Он  приготовился  вводить  новые  медикаменты  для
снижения давления.
          Два стажера оставались недвижимы.
          - Кровяное давление  все растет, - закричал Ранад. - Делайте что-
нибудь, Христа ради!
          - Ножницы, - прорычал доктор  Ньюмен. Ножницы  шлепнулись  в  его
руку, и  он стал  разрезать только что наложенные швы. Когда on добрался до
конца шва,  рана самопроизвольно  раскрылась. Стоило  ему потянуть черепную
створку, как  удаленный  для  краниотомии  участок  черепа  вытолкнуло.  Он
пульсировал.
          - Дайте мне те четыре флакона крови! - прокричал Ранад.
          Доктор Ньюмен  разрезал два основных шва, удерживавших створку на
месте. Она  вывалилась прежде чем он успел ее подхватить. Мозговая оболочка
выглядела зловещим темным вздутием.
          Дверь операционной  резко распахнулась и влетел доктор Маннергейм
в расстегнутой, если не считать двух нижних пуговиц, операционной куртке.
          - Что здесь,  черт побери, происходит? - заорал он. Тут он увидел
пульсирующую и  вздутую мозговую  оболочку. - Боже правый!  Перчатки! Дайте
мне перчатки!
          Нэнси  Донован  начала  вскрывать  новую  пару  перчаток,  но  он
выхватил их у нее и натянул без обработки.
          Как только  было  разрезано  несколько  швов,  мозговая  оболочка
раскрылась  и   ярко-красная  кровь   тонкой  струйкой  плеснула  на  грудь
Маннергейма. Он  был весь  в крови,  но вслепую  разрезал последние швы. Он
знал, что нужно отыскать место кровотечения.
          - Отсасыватель, - крикнул  Маннергейм.  Неприятно  жужжа,  машина
начала отсасывать  кровь. Сразу  же стало  ясно,  что  мозг  сместился  или
вздулся, так как Маннергейм быстро на него натолкнулся.
          - Кровяное давление падает, - сказал Ранад.
          Маннергейм заорал,  требуя  нейрохирургический  подъемник,  чтобы
попытаться увидеть основание операционного поля, но кровь вновь все залила,
как только он убрал отсасыватель.
          - Кровяное давление..., - начал  Ранад и сделал паузу. - Кровяное
давление не замеряется.
          Звук  кардиомонитора,   сопровождавший  операцию   на   всем   ее
протяжении, замедлился до болезненной пульсации и совсем умолк.
          - Остановка сердца! - прокричал Ранад.
          Стажеры сдвинули  тяжелые хирургичежкие  салфетки,  обнажив  тело
Лизы и  закрыв голову.  Ньюмен взобрался на табурет у операционного стола и
попытался  восстанавливать  сердечную  деятельность,  нажимая  на  грудину.
Доктор Ранад,  прекратив измерять  кровяное  давление,  открыл  все  трубки
внутривенного вливания, стараясь как можно быстрее подать жидкость в лизино
тело.
          - Стоп, - заорал Маннергейм,  отступивший от операционного стола,
когда доктор  Ранад крикнул  об  остановке  сердца.  С  выражением  полного
поражения Маннергейм бросил нейрохирургический подъемник на пол.
          Некоторое время  он постоял  здесь, опустив  руки по бокам; с его
пальцев    стекали     капли    крови     и    частицы     мозга. - Хватит!
Бесполезно, - произнес он. - Очевидно  повреждена крупная  артерия. Похоже,
оттого что  чертова пациентка всадила эти электроды. Вероятно, артерия была
пробита и  находилась в  спазме, которого  не заметили  из-за  припадка.  С
ослаблением спазма из нее потекло. Ее уже никак не оживить.
          Подхватив  хирургические   штаны,  чтобы   не  дать   им  упасть,
Маннергейм   повернулся    к   выходу.    От   двери    он   оглянулся   на
стажеров. - Закройте все так, как будто она еще жива. Поняли?

        5
          Меня  зовут   Кристин  Линдквист, - сообщила   молодая   женщина,
ожидавшая в  университетской клинике гинекологии. Ей удалось улыбнуться, но
уголки рта  у нее  слегка дрожали. - Я записана к доктору Джону Шонфелду на
одиннадцать пятнадцать. - На настенных часах было ровно одиннадцать.
          Регистратор Элен Коэн оторвала глаза от романа в мягкой обложке и
бросила взгляд  на улыбающееся  ей сверху  миловидное лицо.  Ей сразу стало
ясно, что  Кристин Линдквист  обладает всем, чего нет у нее. У Кристин были
светлые от  природы шелковистые волосы, небольшой вздернутый носик, большие
темноголубые глаза  и длинные  стройные ноги.  Элен сразу  же возненавидела
Кристин, определив  ее в  уме как  "одну из этих калифорнийских сучек". Тот
факт, что  Кристин Линдквист  была из Мэдисона, штат Висконсин, не имел для
Элен ровно  никакого значения.  Просматривая  журнал  записи,  она  глубоко
затянулась сигаретой и выпустила дым через нос. Поставив крест против имени
Кристин и  предложив ей  сесть, Элен  добавила, что  примет  ее  не  доктор
Шонфелд, а доктор Харпер.
          - А  почему   не  доктор   Шонфелд? - спросила  Кристин.  Доктора
Шонфелда рекомендовала одна из девушек в общежитии.
          - Потому что его здесь нет. Вас устаривает такой ответ?
          Кристин кивнула,  но Элен этого не видела. Она вновь обратилась к
своему роману,  хотя, когда  Кристин отошла,  Элен стала  следить за  ней с
завистливым раздражением.
          В этот-то  момент Кристин и следовало уйти. Она подумала об этом,
понимая, что никто не заметит, если она просто проследует дальше тем путем,
которым пришла.  Кристин уже  испытывала неприязнь  к неопрятной обстановке
госпиталя, наводившей  ее на  мысли о  болезни и  увядании.  Доктор  Уолтер
Петерсон в  Висконсине принимал в чистом и свежеобставленном кабинете; хотя
осмотры каждые  полгода и  не доставляли  Кристин удовольствия,  по крайней
мере, они не действовали так угнетающе.
          Но она  не ушла.  Чтобы записаться на прием, ей пришлось проявить
большое мужество,  и теперь  она заставляла  себя довести  начатое дело  до
конца. Поэтому  она села  на пластиковый,  в грязных  разводах, стул в зале
ожидания и стала ждать.
          Стрелки настенных  часов двигались  мучительно медленно,  и через
пятнадцать минут  Кристин почувствовала,  что у  нее вспотели  ладони.  Она
ощущала все  более сильное  возбуждение и  подумала, не  заболевает  ли.  В
небольшом зале  ожидания сидели  еще  шесть  женщин,  и  все  они  казались
спокойными - это только  усиливало  беспокойство  Кристин.  Она  не  любила
думать о  своем внутреннем  устройстве,  а  посещение  гинеколога  грубо  и
неприятно погружало ее в эту сферу.
          Кристин  взяла   истрепанный  журнал   и  попыталась   отвлечься.
Безуспешно. Почти  каждое объявление  наводило на  мысль  о  приближающемся
тяжелом испытании.  Потом ей  попалось фото  мужчины и  женщины, и ее стала
терзать новая  забота: через  сколько времени  после сношения  во влагалище
можно обнаружить  сперму?  Два  дня  назад  Кристин  встречалась  со  своим
приятелем, старшекурсником  Томасом Хьюроном,  и они  провели ночь  вместе.
Кристин представила,  какое это  будет унизительное  ощущение, если  доктор
догадается.
          Именно из-за  связи с  Томасом Кристин  решила пойти  на прием  в
клинику. Они регулярно встречались с прошлой осени. Когда их связь окрепла,
Кристин стала  сознавать, что  попытки угадать,  когда "это"  безопасно, от
зачатия не  гарантируют. Томас  отказывался  от  всякой  ответственности  и
постоянно побуждал  Кристин к  более частым  контактам.  Она  обратилась  в
студенческую аптеку  за противозачаточными  таблетками, но  ей сказали, что
сначала нужно  провериться  у  гинеколога  в  Медицинском  центре.  Кристин
предпочла бы обратиться к своему прежнему врачу дома, но интимность вопроса
делала это невозможным.
          Сделав  глубокий  вдох,  Кристин  почувствовала,  как  сжался  ее
желудок, а  в кишечнике беспокойно заурчало. Не хватало только довести себя
до расстройства  желудка. Сама  эта мысль  до смерти ее напугала. Она вновь
посмотрела на часы. Только бы не пришлось долго ждать!
          Элен Коэн вызвала Кристин в один из смотровых кабинетов через час
двадцать минут.  Раздеваясь за  небольшой ширмой,  она ощущала  под  ногами
холодный линолеум.  Всю одежду  пришлось повесить на единственный имевшийся
крючок. Как  было велено,  она  надела  доходивший  ей  до  середины  бедра
больничный халат  с завязками  спереди. Взглянув  вниз, она  отметила,  что
затвердевшие от холода соски проступают сквозь изношенную ткань халата, как
две пуговицы. Может быть, они обмякнут до того как врач ее увидит.
          Выйдя  из-за   ширмы,  Кристин  увидела  сестру  миссис  Блэкмен,
раскладывавшую инструменты  на полотенце.  Кристин отвела взгляд, но все же
против  воли   успела  увидеть   массу  сверкающих   инструментов,  включая
влагалищное зеркало  и несколько  зажимов. От одного только их вида Кристин
ощутила слабость.
          - А, очень  хорошо, - сказала миссис Блэкмен. - Вы проворны, и мы
это   ценим.    Давайте! - Миссис   Блэкмен   похлопала   по   кпеслу   для
обследования. - Забирайтесь  сюда.   Доктор   сейчас   будет. - Ногой   она
пододвинула небольшой табурет к нужному месту.
          Придерживая обеими  руками тонкий  халат, Кристин  направилась  к
креслу. Благодаря  выступающим металлическим  скобам  на  одном  конце  оно
напоминало какое-то  средневековое орудие  пытки.  Встав  на  табурет,  она
уселась лицом к сестре.
          Затем миссис  Блэкмен заполнила  подробную карту,  и тщательность
этой работы  поразила Кристин.  Никто и  никогда  не  брал  на  себя  такой
капитальный труд,  включающий детальное исследование истории семьи Кристин.
Впервые увидев миссис Блэкмен, Кристин чувствовала себя скованно, опасаясь,
что сестра  окажется холодной и жесткой, как можно предположить по ее виду.
Но во  время заполнения  карты миссис  Блэкмен была так любезна и проявляла
такой интерес  к Кристин  как к  человеку,  что  та  начала  расслабляться.
Единственными  достойными   внимания  симптомами,  которые  миссис  Блэкмен
записала,  были   умеренные  выделения,   отмеченные  Кристин  в  последние
несколько месяцев,  и изредка  пятнышки в  межменструальный период, которые
случались, сколько Кристин себя помнила.
          - Ну, хорошо,  подготовимся к  приходу доктора, - сказала  миссис
Блэкмен, откладывая карту. - Теперь ложитесь, ноги - в эти скобы.
          Кристин  повиновалась,  тщетно  пытаясь  удерживать  вместе  полы
халата. Это было невозможно, и она опять стала утрачивать самообладание. От
металлических скоб  исходил ледяной  холод, вызывавший  дрожь по  всему  ее
телу.
          Миссис Блэкмен встряхнула свежевыстиранную простыню и накинула ее
на Кристин.  Приподняв край, миссис Блэкмен заглянула под простыню. Кристин
почти физически ощутила взгляд сестры на своей промежности.
          - О'кей, - проговорила миссис Блэкмен, - подвиньтесь ближе сюда.
          Опираясь тазом, Кристин в несколько приемов сдвинулась вниз.
          Миссис  Блэкмен,   все  еще   глядевшая  под  простыню,  осталась
недовольна. - Еще немного.
          Кристин  подвинулась  и  почувствовала,  что  ягодицы  наполовину
выступают за край.
          - Отлично, - отметила миссис Блэкмен, - теперь расслабьтесь, пока
не придет доктор Харпер.
          - Расслабиться! - думала Кристин. Как она может расслабиться? Она
чувствовала себя, как кусок мяса на прилавке в ожидании покупателей. Позади
нее было  расположено окно, и тот факт, что занавеска на нем была не совсем
закрыта, неимоверно ее беспокоил.
          Дверь смотрового кабинета без стука открылась и показалась голова
госпитального курьера.  Его интересовали пробы крови, которые нужно отнести
в лабораторию. Миссис Блэкмен сказала, что покажет их, и исчезла.
          Кристин была  оставлена одна  в стерильной атмосфере, заполненной
асептическим запахом  спирта. Она  прикрыла глаза  и стала  глубоко дышать.
Самое ужасное - ожидание.
          Открылась другая  дверь. Кристин  подняла голову,  ожидая увидеть
доктора, но  вместо него  увидела регистратора - та  спросила,  где  миссис
Блэкмен. Кристин только покачала головой. Регистратор ушла, хлопнув дверью.
Кристин снова опустила голову и прикрыла глаза. Так она долго не выдержит.
          В тот  самый момент,  когда Кристин  уже собиралась  подняться  и
уйти, дверь открылась и неспеша вошел доктор.
          - Привет, дорогая, я доктор Дэвид Харпер. Как мы себя чувствуем?
          - Хорошо, - проговорила Кристин нетвердо. Доктор Дэвид Харпер был
не таким, как Кристин ожидала. Для доктора он казался слишком молодым. Лицо
его выглядело  мальчишески нескладным,  что резко  контрастировало с  почти
лысой головой. Брови были столь густымы, что казались ненастоящими.
          Доктор  Харпер   прошел  к  небольшой  раковине  и  быстро  вымыл
руки. - Вы студентка университета? - поинтересовался он, читая ее карту.
          - Да, - ответила Кристин.
          - Что вы изучаете?
          - Искусство. - Она понимала, что доктор Харпер говорит это просто
для порядка,  но это  неважно. Разговор  был облегчением после бесконечного
ожидания.
          - Искусство - как   это   прекрасно, - произнес   доктор   Харпер
безразлично. Вытерев руки, он разорвал пакет с резиновыми перчатками. Перед
лицом Кристин  он всунул в них руки, громко щелкнул ими на запястьях, потом
поочередно поправил  каждый палец.  Все это  делалось тщательно, ритуальным
образом. Кристин  заметила, что  доктор  Харпер  весь  зарос  волосами,  за
исключением темени.  Сквозь прозрачную  резину шерсть  на  кистях  его  рук
выглядела вульгарно.
          Обходя кресло,  он спросил  Кристин  об  умеренных  выделениях  и
редких пятнышках.  Судя  по  всему,  симптомы  эти  не  произвели  на  него
впечатления. Не тратя больше времени, он присел на низкий табурет, исчезнув
из поля  зрения Кристин.  Она испытала паническое чувство, когда был поднят
нижний край простыни.
          - Отлично, - произнес доктор  Харпер  небрежно. - Теперь  попрошу
соскользнуть сюда ко мне.
          Пока Кристин  смещалась еще  дальше вниз, дверь смотровой комнаты
открылась и  вошла миссис  Блэкмен. Кристин  была ей рада. Она ощущала, что
ноги  ей   раздвигают  до   предела.  Это   был   предел   обнаженности   и
незащищенности.
          - Дайте зеркало Грейвза, - попросил Харпер миссис Блэкмен.
          Кристин не  могла видеть  происходящего, но  слышала звонкий стук
металла о металл, и от этого у нее все внутри замирало.
          - О'кей. Теперь расслабьтесь.
          Прежде чем  она  могла  среагировать,  одетый  в  перчатку  палец
раздвинул губы ее влагалища и мышцы ее бедер рефлекторно сократились. Затем
она почувствовала холодное вторжение металлического зеркала.
          - Ну-ну, расслабьтесь. Когда у вас последний раз брали мазок?
          Кристин  потребовалось  несколько  секунд,  чтобы  осознать,  что
вопрос обращен к ней. - Около года назад. - Было чувство распирания.
          Доктор Харпер молчал. Кристин не имела ни малейшего представления
о том,  что происходит.  Зеркало было  внутри нее,  и она  испытывала такой
ужас, что  не могла  пошевелить ни  одним мускулом.  Почему это  так долго?
Зеркало немного  подвинулось, и  она услышала  бормотание доктора. Что-то у
нее не  так? Подняв голову, Кристин увидела, что он на нее даже не смотрит.
Доктор отвернулся  и склонился  над небольшим столиком, делая что-то такое,
что требовало  участия обеих рук. Миссис Блэкмен кивала и говорила шепотом.
Опустив голову,  Кристин  желала  только,  чтобы  он  поторопился  и  вынул
зеркало. Потом  она почувствовала, что оно шевелится, а затем было странное
холодное ощущение в животе.
          - О'кей, - произнес доктор  Харпер, наконец.  Зеркало было вынуто
так же  быстро, как  и вставлено,  и лишь  с моментальным  ощущением  боли.
Кристин с облегчением вздохнула, но это был еще не весь осмотр.
          - Яичники у вас в порядке, - произнес в заключение доктор Харпер,
стягивая испачканные перчатки и бросая их в ведро с крышкой.
          - Я рада, - ответила  Кристин,  больше  имея  в  виду  завершение
процедуры.
          После недолгого  исследования грудей  доктор Харпер  сообщил, что
она может  одеваться. Он  действовал быстро и сосредоточенно. Кристин зашла
за ширму  и задвинула  занавеску. Она  старалась одеться  как можно скорее,
боясь, что  доктор уйдет  до того,  как она  с ним  поговорит. Выходя из-за
ширмы, она  еще застегивала  блузку. И  как-раз вовремя - доктор Харпер уже
кончал заполнять ее карту.
          - Доктор  Харпер, - начала   Кристин, - я   хотела   спросить   о
противозачаточных средствах.
          - Что вас интересует?
          - Какими средствами мне лучше пользоваться?
          Доктор Харпер  пожал  плечами. - У  каждого  средства  есть  свои
достоинства и  недостатки. Что  касается  вас,  то  я  не  вижу  каких-либо
противопоказаний к  использованию любого из них. Это вопрос личного выбора.
Поговорите об этом с миссис Блэкмен.
          Кристин кивнула.  У нее были еще вопросы, но из-за резкого ответа
доктора Харпера она почувствовала смущение.
          - Результаты  вашего   обследования, - продолжил  доктор  Харпер,
убирая ручку  в карман пиджака и вставая, - в основном нормальны. Я отметил
небольшую  эрозию   шейки,  которой   и  могут  объясняться  незначительные
выделения.  Это  несущественно.  Возможно,  следует  проверить  через  пару
месяцев.
          - А что  такое эрозия? - поинтересовалась  Кристин. Она  не  была
уверена, что хочет это знать.
          - Это просто  участок, лишенный  обычных эпителиальных  клеток. У
вас есть еще какие-нибудь вопросы?
          Видно было,  что доктор  Харпер спешит  закончить прием.  Кристин
колебалась.
          Ну что-ж,  меня  ждут  другие  пациенты, - сказал  доктор  Харпер
быстро. - Если вам  нужна еще  информация  о  противозачаточных  средствах,
спросите миссис  Блэкмен. Она  дает очень  хорошие советы.  Да, еще,  после
исследования у  вас может  быть небольшое кровотечение, но пусть оно вас не
беспокоит.  Жду  вас  через  пару  месяцев. - Улыбнувшись  в  завершение  и
мимолетно погладив Кристин по голове, доктор Харпер вышел.
          Почти сразу  открылась дверь  и заглянула миссис Блэкмен. Похоже,
она удивилась,  что доктор  ушел. - Быстро он, - отметила  миссис  Блэкмен,
беря карту. - Пойдемте в лабораторию, закончим, и я вас отпущу.
          Кристин последовала  за миссис  Блэкмен в  другую комнату с двумя
гинекологическими креслами  и длинными  столами, уставленными  всякого рода
медицинскими принадлежностями,  включая микроскоп.  У дальней  стены  стоял
застекленный шкаф,  полный разных  зловещего вида  устройств. Рядом  с  ним
висела таблица для проверки зрения. Кристин обратила на нее внимание только
потому, что  это была  одна из  тех таблиц, которые заполнены исключительно
буквой "Е".
          - Вы очки носите? - спросила миссис Блэкмен.
          - Нет.
          - Хорошо. Теперь лягте, я возьму кровь на анализ.
          Кристин  исполнила  указание. - Я  чувствую  небольшую  слабость,
когда берут кровь.
          - Это обычное дело. Поэтому мы и просим лечь.
          Кристин отвела  глаза,  чтобы  не  видеть  иглы.  Миссис  Блэкмен
проделала все  очень быстро,  затем измерила  Кристин кровяное  давление  и
пульс. После этого она затемнила окно и проверила зрение.
          Кристин попыталась  обсудить с  миссис Блэкмен  противозачаточные
средства, но,  только закончив  все положенные  дела,  та  ответила  на  ее
вопросы. А  затем она  просто адресовала  Кристин в  университетский  Центр
планирования   семьи,   сказав,   что   теперь,   после   гинекологического
обследования, никаких  проблем у нее там не будет. В связи с эрозией миссис
Блэкмен сделала  небольшой пояснительный рисунок. В завершение она записала
телефон Кристин  и сказала,  что ей  позвонят, если  что-то будет  не так в
результатах обследования.
          С большим  облегчение Кристин  поспешила к  выходу.  Наконец  все
кончено.  После   испытанного  напряжения  она  решила  пропустить  дневные
занятия. Дойдя до центра клиники гинекологии, Кэтрин несколько растерялась,
не зная, куда идти. Обернувшись, она поискала указатель лифтов. Его удалось
обнаружить на  стене ближайшего  коридора.  Но  в  тот  момент,  когда  его
изображение попало  на сетчатку ее глаз, произошло что-то странное с мозгом
Кристин. Она  испытала странное  ощущение и  легкое головокружение, а затем
почувствовала отвратительный  запах. Она  не могла  его определить, хотя он
был странно знаком.
          Предчувствуя неладное,  Кристин постаралась  не обращать внимания
на эти симптомы и стала проталкиваться по многолюдному коридору. Необходимо
выбраться из  госпиталя. Но головокружение усиливалось и коридор закружился
перед глазами.  Ухватившись для  устойчивости  за  дверной  косяк,  Кристин
прикрыла  глаза.   Ощущение  кружения  прекратилось.  Сначала  она  боялась
открывать  глаза,   опасаясь  повторения   симптомов,  потом   открыла,  но
постепенно. Слава  Богу, головокружения  больше не  было, и через несколько
секунд она была в состоянии отпустить косяк.
          Не успела она сделать первый шаг, как почувствовала на плече руку
и в страхе отшатнулась. К ее облегчению, это оказался доктор Харпер.
          - Вам нехорошо?
          - Все в  порядке, - быстро ответила  она,  стесняясь  говорить  о
своих симптомах.
          - Вы уверены?
          Кристин кивнула  и для большей убедительности высвободила руку из
руки Харпера.
          - Тогда извините  за  беспокойство, - произнес  доктор  Харпер  и
пошел к другому концу зала.
          На глазах  Кристин он  скрылся в толпе. Она вздохнула и на ватных
ногах двинулась в направлении лифтов.

        6

          Мартин оставил  кабинет ангиографии,  как  только  убедился,  что
стажер владеет  ситуацией и  катетер выведен из артерии пациента. Он быстро
двинулся по  коридору. Подходя к своему кабинету, он рассчитывал, что Хелен
ушла на  ленч, но,  когда прошел  последний поворот,  она его увидела и по-
кошачьи бросилась за ним, держа вечно не иссякающую кипу срочных сообщений.
Филипс не  то чтобы действительно не хотел ее видеть, просто он знал, что у
нее припасены самые разннобразные плохие новости.
          - Второй кабинет  ангиографии опять  не работает, - выпалила она,
как  только  завладела  его  вниманием. - Дело  не  в  самом  рентгеновском
аппарате, а в устройстве перемещения пленки.
          Филипс кивнул  и повесил  свой освинцованный  фартук. Он  знал  о
неполадке и  рассчитывал, что Хелен уже позвонила в компанию, с которой был
договор на обслуживание. Взглянув на печатающее устройство, он увидел целую
страницу компьютерного сообщения.
          - Кроме того,  возникла  проблема  с  Клер  О'Брайен  и  Джозефом
Аббоданца, - сообщила Хелен.  Клер и  Джозефа, лаборантов  Нейрорадиологии,
они тренировали уже несколько лет.
          - Что за проблема?
          - Они решили пожениться.
          - Вот   как, - засмеялся    Филипс. - И   что,    они   совершали
недопустимые действия в темной комнате?
          Нет! - отрезала Хелен. - Они  решили пожениться  в июне  и  потом
уехать на все лето в путешествие по Европе.
          - На все  лето! - воскликнул Филипс. - Это  невозможно!  Дать  им
обоим двухнедельный  отпуск одновременно  и то будет трудно. Надеюсь, вы им
это сказали.
          - Конечно, сказала.  А  они  отвечают,  что  им  все  равно.  Они
собираются это сделать, даже если их за это уволят.
          - Боже, - простонал Филипс,  хватаясь за  голову. Он-то знал, что
со своей  квалификацией Клер и Джозеф могут получить работу в любом крупном
медицинском центре.
          - И   еще, - продолжала    Хелен. - Звонил   декан   медицинского
факультета. На  прошлой неделе  они проголосовали  за  удвоение  количества
групп студентов,  которые стажируются  в Нейрорадиологии.  По  его  словам,
прошлогодние студенты  при опросе  назвали наше  отделение в числе наиболее
предпочтительных.
          Филипс закрыл  глаза и  стал тереть  виски. Еще больше студентов!
Только этого не хватало! Боже!
          - И последнее, - сказала  Хелен,  направляясь  к  двери. - Мистер
Майкл Фергюсон  из Администрации сказал, что комнату, которую мы используем
для расходуемых материалов, нужно освободить. Она нужна им для общественных
служб.
          - А что, позвольте узнать, мы будем делать с материалами?
          - Я задала  именно этот  вопрос. Он мне ответил, что вам с самого
начала было известно, что эта площадь Нейрорадиологии не принадлежит, и что
вы что-нибудь  придумаете. Ну,  а у  меня короткий перерыв на ленч. Я скоро
вернусь.
          - Хорошо. Приятного аппетита.
          Филипс немного  подождал, пока  кровяное давление  не вернулось к
норме. Административные  проблемы становятся  все невыносимее. Он подошел к
печатающему устройству и вынул сообщение.
     РАДИОЛОГ, ЧЕРЕП 1
     Марино Лиза
     Клинические данные:  Женщина 21  года в  течение одного  года страдает
эпилепсией лобной  доли. Единственная  левая боковая  проекция выполнена  с
помощью портативного рентгеновского аппарата. Проекция, видимо, примерно на
восемь градусов  отличается от строго боковой. В правой лобной зоне имеется
большая светлая область, в которой кости отсутствуют. Края зоны острые, что
свидетельствует о  ятрогенном происхождении. Это впечатление подтверждается
наличием области  плотной мягкой ткани ниже костного дефекта, что говорит о
наличии черепной  створки. Вероятнее  всего, снимок  оперативный.  Отмечены
многочисленные металлические  тела, являющиеся  поверхностными электродами.
Два  тонких  цилиндрических  металлических  электрода  являются  глубинными
электродами в лобной доле, расположенными, вероятнее всего, в миндалевидном
теле и  гиппокампе. Плотность  мозга слабо  линейно меняется  в затылочной,
средней теменной и боковой височной долях.
     Заключение: Оперативный  снимок с  обширным костным  дефектом в правой
лобной  зоне.   Множественные  поверхностные   электроды  и  два  глубинных
электрода.      Широко       распространенные      изменения      плотности
незапрограммированного характера.
     Рекомендации: Для  более точного  определения  характеристик  линейных
изменений плотности  и для  локализации глубинных  электродов рекомендуются
фронтальная и косая проекции, а также компьютерная томограмма.
     Рекомендуется  получение   ангиографических  данных  для  установления
относительного  положения   глубинных  электродов  и  крупных  сосудов.****
Программа  просит  указать  центральному  блоку  памяти  значение  линейных
изменений плотности.
     Спасибо, просьба  выслать чек  д-ру фил.  Вильяму Майклзу  и д-ру мед.
Мартину Филипсу.
          Филипс не  мог поверить  прочитанному. Это хорошо, это больше чем
хорошо - это потрясающе!  А эта  юмористическая нотка  в конце  совсем  его
поразила. Филипс  еще раз  просмотрел разделы  сообщения. Было  чрезвычайно
трудно поверить,  что это  заключение их  машины, а  не  какого-то  другого
нейрорадиолога. Хотя  машина  не  запрограммирована  на  краниотомию,  она,
видимо, способна  рассуждать на  базе полученной  информации и  приходить к
правильным выводам.  А потом  эта часть,  касающаяся  изменения  плотности.
Филипс понятия не имел, что это такое.
          Вынув снимок Лизы Марино из лазерного сканера, Филипс вставил его
в  статоскоп.   Он  стал  ощущать  беспокойство,  не  увидев  упомянутых  в
распечатке изменений  плотности. Возможно,  их новая  трактовка плотностей,
которые с  самого начала  вызывали затруднения,  совершенно неверна. Филипс
включил проектор  и на  экране  замелькали  снимки;  вот  ангиограмма  Лизы
Марино. Он  остановил проектор  и взял  один  из  прежних  боковых  снимков
черепа. Поместив  его рядом  с оперативным  снимком, он  вновь стал  искать
указанные в  распечатке изменения  плотности. К  его разочарованию,  снимок
выглядел нормальным.
          Дверь кабинета открылась, и вошла Дениз Зенгер. Филипс улыбнулся,
но потом  опять вернулся  к своему  занятию. Сложив  вдвое лист  бумаги, он
вырезал  небольшой   кусочек.  В  развернутом  листе  получилось  маленькое
отверстие.
          Ну вот, - произнесла  Дениз, обхватив  его руками, - я  вижу,  ты
занят вырезанием.
          - Наука движется  странными и  необычными путями. С тех пор как я
видел тебя  утром, произошло  много  всего.  Майклз  доставил  наше  первое
устройство для чтения снимков черепа. Вот первая распечатка.
          Пока Дениз читала распечатку, Филипс приложил лист с отверстием к
снимку Лизы  Марино в  статоскопе. Лист нужен был для того, чтобы устранить
все сложные  элементы снимка,  кроме видимого  через  отверстие  небольшого
участка. Мартин  старательно всмотрелся  в этот  небольшой  участок.  Убрав
бумагу, он  спросил Дениз,  не видит  ли она  чего-либо необычного.  Она не
видела. Не  видела и тогда, когда он приложил бумагу к снимку, не видела до
тех пор,  пока он  не указал  на вытянутые в линию мелкие белые крапинки. И
убрав бумагу, они оба видели их, так как теперь знали, что ищут.
          - Что ты  думаешь это  такое? - спросила Дениз,  очень  тщательно
всматриваясь в снимок.
          - Не имею  ни малейшего  представления. - Филипс подошел к пульту
ввода-вывода и  подготовил компьютер  ко вводу прежнего снимка Лизы Марино.
Он рассчитывал, что программа обнаружит то же изменение плотности. Лазерный
сканер схватил  снимок с  той же  жадностью, что  и прежде. - Но  это  меня
беспокоит, - сказал  Филипс. - Он   отступил  от  устройства  ввода-вывода,
которое деловито затарахтело.
          - Неужели! - воскликнула Дениз,  на лицо  которой  падал  бледные
свет от статоскопа. - Я считаю, это потрясающе!
          - Вот именно, - согласился Филипс. - В том-то и дело. Получается,
что программа  может читать  снимки лучше,  чем ее  создатель. Я  совсем не
замечал  этих   изменений  плотности.   Это  напоминает   мне  рассказы   о
Франкенштейне. - Мартин вдруг рассмеялся.
          - Что такого смешного?
          - Майклз. Похоже,  эта штука  запрограммирована так,  что  всякий
раз, когда  я ей  даю  для  прочтения  снимок,  она  будет  мне  советовать
расслабиться, пока  она работает.  Первый раз она предложила выпить чашечку
кофе. Сейчас она предлагает перекусить.
          - Меня это  предложение устраивает.  Как насчет  обещанного тобой
романтического свидания  в  кафетерии?  У  меня  мало  времени,  мне  нужно
возвращаться к томографу.
          - Сию минуту  я  не  могу  уйти, - произнес  Филипс  извиняющимся
тоном. - Он помнил,  что звал  на ленч, и не хотел разочаровывать ее. - Эта
вещь меня совершенно взволновала.
          - О'кей. А я пойду проглочу сэндвич. Тебе захватить что-нибудь?
          - Нет, спасибо. Он увидел, что выходной принтер ожил.
          - Я так  рада, что  твое исследование идет успешно, - сказала она
уже у двери. - Я ведь знаю, как это для тебя важно. И она ушла.
          Как только  принтер замолчал,  Филипс вынул  лист. Как и в первый
раз, сообщение  было очень  полным, и,  к радости  Филипса, компьютер вновь
отметил изменение  плотности и  рекомендовал сделать  дополнительные снимки
под разными углами, а также еще одну томограмму.
          Откинув голову назад, Филипс от возбуждения завопил и забарабанил
по столу.  Несколько снимков Лизы Марино выпали из зажимов и соскользнули с
экрана. Филипс  обернулся и,  наклонившись, чтобы их поднять, заметил Хелен
Уокер. Она стояла у двери и смотрела на него, как на сумасшедшего.
          - У вас все в порядке, доктор Филипс?
          - Безусловно, - ответил Мартин,  поднимая снимки  и чувствуя, что
лицо его  краснеет. - Я в  полном порядке.  Только немного  возбужден. А вы
разве не пошли завтракать?
          - Я сходила. И принесла сэндвич, - съем у себя за столом.
          - А как насчет того, чтобы соединить меня с Вильямом Майклзом?
          Хелен кивнула  и исчезла.  Филипс вновь закрепил снимки. Глядя на
мелкие белые  крапинки, он  раздумывал, что  это может означать. На кальций
они не  похожи и  не имеют  ориентации,  напоминающей  кровеносные  сосуды.
Неизвестно, как  определить, располагаются  ли они  в сером  веществе или в
клеточной зоне - коре,  или же находятся в белом веществе волокнистого слоя
мозга.
          Зазвонил телефон, Филипс дотянулся и взял трубку. Это был Майклз.
Филипс не  скрывал своего  восхищения, описывая чрезвычайно успешную работу
программы. Он  сообщил, что  программа смогла  уловить изменение плотности,
которого раньше  не замечали.  Он говорил  настолько  быстро,  что  Майклзу
пришлось просить его немного притормозить.
          - Ну что,  я рад, что она работает так, как мы ожидали, - вставил
Майклз, когда Мартин, наконец, умолк.
          - Как ожидали? Это больше, чем я когда-либо надеялся!
          - Отлично, - сказал  Майклз, - а   сколько  ты   прогнал   старых
снимков?
          - Практически только  один, - признался Мартин. - Я  прогнал два,
но оба принадлежали одному пациенту.
          - Ты     прогнал      только     два      снимка? - разочаровался
Майклз. - Надеюсь, ты не перетрудился.
          - Ну ладно,  ладно. К  сожалению, у  меня днем выкраивается очень
мало времени на нашу работу.
          Майклз  сказал,   что  понимает,   но  умолял  Филипса  пробовать
программу  на  всех  снимках  черепа,  проработанных  в  течение  последних
нескольких лет,  а не  увлекаться одним  положительным результатом.  Майклз
снова нажимал  на то,  что на  этом этапе их работы самым важным делом было
устранение ошибочных отрицательных результатов.
          Мартин продолжал  слушать, но  не мог  при этом  не рассматривать
тончайшие  изменения  плотности  на  снимке  Лизы  Марино.  Он  знал  о  ее
припадках, и  в его  мозгу исследователя  почти сразу возник вопрос, нет ли
связи между  припадками и  этими еле заметными особенностями. Возможно, это
отражение некоторого диффузного неврологического заболевания.
          После разговора  с Майклзом  на  Филипса  нахлынула  новая  волна
возбуждения. Он  вспомнил,  что  в  предварительном  диагнозе  Лизы  Марино
числился множественный  склероз. Что если он натолкнулся на радиологический
диагноз этой  болезни? Это  была бы фантастическая находка. Врачи много лет
ищут лабораторный диагноз множественного склероза. Нужны еще снимки и новая
томограмма Лизы  Марино. Получить их нелегко - ее только что оперировали, и
требуется разрешение  Маннергейма. Но Маннергейм сам исследователь, и нужно
обратиться к нему напрямую.
          Через  дверь   он  крикнул  Хелен,  чтобы  она  соединила  его  с
нейрохирургом, и  вновь обратился  к снимку  Лизы Марино.  В радиологии эти
изменения плотности  называются сетчатыми,  хотя линии располагаются скорее
параллельно одна  другой, чем сеткой. Мартин посмотрел через лупу и задался
вопросом, не  связана ли  наблюдаемая  структура  с  расположением  нервных
волокон. Этого  не может  быть - для получения  снимков черепа используются
относительно жесткие  рентгеновские лучи.  Течение мыслей  нарушил телефон.
Звонил Маннергейм.
          Мартин начал  разговор с  обычных  любезностей,  обходя  недавний
эпизод со  снимками в  операционной. В  общении с Маннергеймом всегда лучше
забывать о  таких столкновениях.  Хирург был  странно  молчалив,  и  Мартин
продолжил, пояснив,  что звонит  в  связи  с  тем,  что  отметил  необычные
изменения плотности на снимках Лизы Марино.
          - Мне кажется,  эти изменения  неплохо бы  исследовать, поэтому я
хочу сделать  дополнительные снимки  и  еще  одну  томограмму,  как  только
позволит состояние пациентки. Естественно, если вы согласны.
          Последовало  неловкое   молчание.   Только   Филипс   был   готов
заговорить, как  Маннергейм злобно  прорычал: - Это что,  такая шутка? Если
так, то очень неудачная.
          - Я не шучу, - опешил Мартин.
          - Послушайте! - еще громче  заорал Маннергейм. Радиология немного
запоздала со своими снимками. Господи!
          Раздался щелчок,  а затем  гудки. Похоже, эгоцентрические выходки
Маннергейма достигли  новых высот. Мартин в задумчивости повесил трубку. Не
стоит давать  волю чувствам;  кроме того,  можно зайти  с  другой  стороны.
Известно, что  Маннергейм не  очень  следит  за  своими  послеоперационными
больными, и  за повседневную  заботу о них отвечает Ньюмен, старший стажер.
Мартин решил  связаться с  Ньюменом и  выяснить, лежит  ли  девушка  еще  в
послеоперационной палате.
          - Ньюмен? - переспросила дежурная  операционного  отделения. - Он
недавно ушел.
          - Надо же! - расстроился  Филипс. Он  переложил трубку  к другому
уху. - А скажите, Лиза Марина еще в послеоперационной палате?
          - Нет, - ответила дежурная. - К несчастью, она не выжила.
          - Не выжила? - Филипсу вдруг стало понятно поведение Маннергейма.
          - Скончалась на  столе, - сообщила  сестра. - Трагедия,  особенно
если учесть, что у Маннергейма она шла первой.
          Мартин вновь обратился к статоскопу. На месте снимков Лизы Марино
ему виделось  ее лицо,  как оно  выглядело этим  утром  в  предоперационном
помещении. Вспомнилась  птичка без  перьев. Он  начал  расстраиваться  и  с
усилием переключил  внимание на  снимки. Что  еще можно  выяснить? Внезапно
Мартин  слез  с  табурета.  Нужно  просмотреть  карту  Лизы  Марино,  нужно
попробовать установить  связь между  картиной  на  снимке  и  какими-нибудь
признаками   и    симптомами   множественного    склероза   в   результатах
неврологического обследования Лизы Марино. Это не заменит новых снимков, но
хоть что-то будет.
          Проходя мимо  Хелен,  жевавшей  сэндвич  у  себя  за  столом,  он
попросил ее  связаться с  кабинетом ангиографии  и сказать  стажерам, чтобы
начинали без него, а он скоро подойдет. Хелен быстро проглотила и спросила,
что сказать  мистеру Майклу  Фергюсону по  поводу помещения  с материалами,
когда он  позвонит. Филипс  не  ответил.  Он  сделал  вид,  что  не  слышал
ее. - Плевать на  Фергюсона, - решил он  про  себя,  сворачивая  в  главный
коридор  в   направлении  хирургии.   Он  терпеть   не   мог   госпитальных
администраторов.
          Когда Филипс  вошел в хирургию, несколько пациентов еще ожидали в
предоперационной, но до утреннего хаоса уже было далеко. Филипс узнал Нэнси
Донован, только  что вышедшую  из операционных.  Он направился к ней, и она
заулыбалась.
          - Были   какие-то    сложности   с    Марино? - спросил    Филипс
сочувственно.
          Улыбка исчезла  с лица  Нэнси Донован. - Ужасно.  Просто  ужасно.
Такая молоденькая. Мне так жалко доктора Маннергейма.
          Филипс кивнул,  хотя был  ошарашен тем,  что Нэнси  Донован может
испытывать сочувствие к такому ублюдку, как Маннергейм.
          - А что случилось?
          - Кровотечение из крупной артерии в самом конце операции.
          Филипс покачал  головой в знак понимания и огорчения. Он вспомнил
о близости электрода к задней артерии мозга.
          - А где может быть ее карта?
          - Не знаю. Сейчас спрошу.
          Филипс наблюдал,  как Нэнси  разговаривает с  тремя  сестрами  за
столом.  Вернувшись,   она  сообщила: - Они  думают,  что  она  все  еще  в
анестезии, рядом с двадцать первой операционной.
          Возвратившись в хирургическую комнату отдыха, которая теперь была
полна людей,  Филипс переоделся в хирургическую одежду. Потом пошел опять в
операционную зону. В главном коридоре, соединяющем операционные, были видны
следы утренних  сражений. Вокруг  каждой  раковины  стояла  лужами  вода  с
переливающейся  мыльной   пленкой  на   поверхности.   На   краях   раковин
громоздились губки  и щетки, некоторые были разбросаны по полу. На каталке,
придвинутой  к   стене  коридора,   спал  какой-то  хирург.  Он,  вероятно,
оперировал всю  ночь и по окончании операции решил воспользоваться каталкой
для минутного  отдыха. В  результате он  крепко уснул,  и его никто не стал
беспокоить.
          Филипс подошел  к комнате  анестезиологов рядом с двадцать первой
операционной  и  попробовал  дверь.  Заперто.  Через  маленькое  окошко  он
заглянул в  операционную. Там  было темно, но дверь при нажатии отворилась.
Он  щелкнул   выключателем,  и   с  гудением  вспыхнул  один  из  громадных
операционных светильников.  Плотный  луч  света  от  него  падал  прямо  на
операционный стол,  оставляя всю  комнату в  относительной темноте.  Мартин
вздрогнул, обнаружив, что после несчастья с Марино операционную не убирали.
Пустой операционный  стол  с  его  механической  конструкцией  имел  крайне
зловещий вид. На полу в районе изголовья стояли лужи сгустившейся крови. Во
всех направлениях расходились кровавые отпечатки ног.
          Эта сцена  вызвала у  Мартина болезненное  ощущение,  напомнив  о
неприятных эпизодах  из времен учебы в институте. Он встряхнулся и ощущение
исчезло. Старательно  обходя  кровь,  он  обогнул  стол  и  вошел  в  дверь
анестезионной.  Он   придержал  ногой   дверь,  чтобы   можно  было   найти
выключатель. Но,  против ожидания,  в комнате  было не  очень  темно.  Свет
проникал через  приоткрытую сантиметров  на пятнадцать  дверь из  коридора.
Удивленный, Филипс включил верхние флуоресцентные лампы.
          Посреди  комнаты,  по  размерам  вдвое  меньше  операционной,  на
каталке лежало  тело. Труп был прикрыт белой простыней, и только пальцы ног
были непристойно  обнажены. Их вид привел Филипса в некоторое смущение. Они
как бы  сообщали, что  возвышение под  простыней в  действительности не что
иное как  человеческое тело.  Наверху была  небрежно  брошена  госпитальная
карта.
          Дыша осторожно, как будто смертью можно заразиться, Филипс обошел
каталку и настежь открыл дверь в коридор. Снаружи можно было видеть спящего
хирурга и несколких санитаров. Посмотрев в обе стороны, он предположил, что
до этого  пробовал открыть  не ту  дверь. Не в состоянии разобраться в этом
протворечии, он решил не обращать больше на него внимания, и вновь вернулся
к карте.
          Он уже  собирался раскрыть  ее, но тут его охватило непреодолимое
желание приподнять  простыню. Он  знал, что  не хочет  смотреть на тело, но
рука его  протянулась и медленно отодвинула простыню. Еще не открыв голову,
Филипс закрыл  глаза. Когда  он их  вновь  открыл,  прямо  перед  ним  было
безжизненное, мраморное  лицо Лизы  Марино.  Один  глаз  был  приоткрыт,  и
виднелся остекленевший  неподвижный зрачок.  Другой был  закрыт.  С  правой
стороны бритой  головы виднелся  тщательно зашитый  подковообразный разрез.
Последствия операции  были смыты,  крови не  видно. Может быть, Маннергейму
это понадобилось  для того,  чтобы можно было сказать, что смерть наступила
после, а не во время операции.
          Холодная окончательность  смерти  ворвалась  в  сознание  Мартина
подобно арктическому  ветру. Он  быстро прикрыл  бритую голову  и  пошел  с
картой   к    табурету   анестезиолога.   Подобно   большинству   пациентов
университетского госпиталя,  у Лизы Марино была уже толстая карта, хотя она
находилась в  госпитале всего  два дня.  Имелись  длинные  записи  стажеров
разного уровня  и студентов.  Филипс быстро  пролистал многословные  записи
Неврологии и  Офтальмологии. Он  нашел даже  заметки Маннергейма, но почерк
был совершенно неразборчив. Мартину нужны были только заключительные выводы
старшего стажера Нейрохирургии доктора Ньюмена.
          Анамнез: пациент - женщина  21 года  кавказского происхождения, в
течение года страдает прогрессирующей эпилепсией височной доли, поступила в
госпиталь  для  удаления  правой  височной  доли  под  местной  анестезией.
Усиленная  лекарственная   терапия  на   припадки  пациента  совершенно  не
действовала.  Припадки  участились,  зачастую  им  предшествовало  ощущение
отвратительного запаха,  они характеризовались  растущей  агрессивностью  и
сексуальными    проявлениями.    По    результатам    электроэнцефалографии
установлено, что  припадки идут  от обеих  височных долей, но в значительно
большей степени от правой.
          Сведения о  прежних травмах  и поражениях  мозга отсутствуют.  До
наступления настоящего  заболевания пациентка  имела хорошее здоровье, хотя
есть несколько  записей об  атипическом мазке.  За исключением отклонений в
ЭЭГ,  неврологическое   обследование  дало   нормальные   результаты.   Все
лабораторные исследования,  включая церебральную ангиографию и компьютерную
томографию, показали норму.
          Субъективно:  пациентка   сообщила  о   проблемах,  связанных   с
визуальным  восприятием,   но  со   стороны  неврологии   и   офтальмологии
подтверждений нет.  Пациентка  сообщала  также  о  неоднократных  ощущениях
онемения  мышц   и  мышечной   слабости,  но  документальные  подтверждения
отсутствуют. Предлагался,  но не нашел подтверждения диагноз множественного
склероза с  припадками. Пациентка  была направлена на консилиум Неврологии-
Нейрохирургии, и,  по общему  заключению, ей  полностью  показано  удаление
правой височной доли.
          (Подпись)   Джордж Ньюмен
          Филипс осторожно  положил карту поверх Лизы Марино, как будто она
еще могла  чувствовать. Сделав  это, он поспешно удалился и пошел в комнату
отдыха переодеться  в свою одежду.Надо признать, карта не дала того, на что
он рассчитывал.  В ней  действительно упоминается множественный склероз, но
нет никакой информации, которая могла бы заменить дополнительные снимки или
еще одну  томограмму. Уже  заканчивая переодеваться, он все еще видел перед
глазами бледную  лизину маску  смерти.Тут он  вспомнил, что вероятно, будет
проводиться вскрытие, поскольку смерть произошла при операции. С настенного
телефона он  позвонил в  Патологию доктору  Джеффри Рейнолдсу,  приятелю  и
однокашнику, и сказал ему о Марино.
          - Пока не слышал о ней.
          - Она  скончалась   в  операционной  около  полудня.  Но  они  не
поленились ее зашить.
          - Такое  бывает.   Иногда   пациентов   срочно   переправляют   в
послеоперационную палату,  чтобы их  смерть была  зафиксирована  там  и  не
портила им статистики операций.
          - Ты будешь производить вскрытие?
          - Не могу сказать. Это будет зависеть от следователя.
          - Если ты будешь проводить вскрытие, то когда это будет?
          - Сейчас мы очень заняты. Наверное, ближе к вечеру.
          - Меня этот случай очень интересует. Слушай, я побуду в госпитале
до окончания вскрытия. Ты не мог бы замолвить словечко, чтобы меня позвали,
когда дойдут до мозга?
          - Конечно. Мы попросим принести чего-нибудь и проведем вечерок. А
если вскрытия не будет, я дам тебе знать.
          Втиснув все  в свой  ящик, Филипс  выбежал  из  комнаты.  Еще  со
времени учебы  на последних  курсах он  испытывал чрезмерное  беспокойство,
если отставал  в работе по срокам. Пробегая по деловито гудящему госпиталю,
он  ощущал   прежнее  неприятное   волнение.  Он  знал,  что  опаздывает  в
ангиографию, где  его ожидают стажеры; знал, что нужно позвонить Фергюсону,
как ни  хотелось ему  проигнорировать этого  сукиного сына; знал, что нужно
поговорить с  Роббинсом о  лаборантах, которые хотят сбежать на целое лето;
знал также, что Хелен припасла ему дюжину других срочных дел.
          Пробегая мимо  томографа, Филипс  решил сделать небольшой крюк. В
конце концов,  он пока  опаздывал всего на две минуты. Войдя в компьютерный
зал, Филипс  с удовольствием  вдохнул прохладный воздух, кондиционированный
для обеспечения  работы компьютеров.  Дениз и  четверо  студентов  окружили
похожий на  телевизор экран  и были  полностью  поглощены  своим  занятием.
Позади них  стоял доктор Джордж Ньюмен. Никем не замеченный, Филипс подошел
к группе, и посмотрел на экран. Зенгер описывала большую левую субдуральную
гематому и  показывала студентам,  как сгусток  крови сдвинул  мозг вправо.
Доктор Ньюмен  вмешался и  высказал предположение,  что сгусток  может быть
интрацеребральным. Он считал, что кровь находится внутри мозга, а не на его
поверхности.
          - Нет! Доктор  Зенгер права, - вступил  в  разговор  Мартин.  Все
обернулись и  с удивлением  посмотрели на  Филипса. Он перегнулся и пальцем
обрисовал классические  радиологические признаки  субдуральной гематомы. Не
было никаких сомнений в правоте Дениз.
          - Что    ж,     тогда     все     ясно, - отреагировал     Ньюмен
добродушно. - Пожалуй, лучше взять этого парня в хирургию.
          - И чем  раньше, тем  лучше, - согласился  Филипс.  Он  предложил
также, в  каком месте  лучше сделать  отверстие  в  черепе,  чтобы  удалить
сгусток. Собирался  он также  задать старшему  стажеру несколько вопросов в
связи с Лизой Марино, но передумал и дал хирургу уйти.
          Прежде   чем    бежать   дальше,    Мартин   отозвал    Дениз   в
сторону. - Послушай. В  обмен на обещанный ленч - как насчет романтического
ужина?
          Зенгер покачала  головой и улыбнулась. - Что-то ты задумал. Ты же
знаешь, что вечером я дежурю здесь, в госпитале.
          - Знаю, - согласился   Мартин. - Я    подумал   о    госпитальном
кафетерии.
          - Чудесно, - произнесла  Дениз   с  сарказмом. - А  как  же  твой
рэкетболл?
          - Я его отменяю.
          - Тогда ты действительно что-то задумал.
          Мартин рассмеялся.  Действительно, он  отменял  игру  только  при
объявлении в  стране чрезвычайного  положения. Филипс  попросил Дениз после
окончания работы  на томографе  встретиться в  его кабинете  и  просмотреть
рентгеновские снимки за день. Можно привести и студентов, если они захотят.
Они быстро распрощались в коридоре, и Филипс ушел. Он вновь перешел на бег.
Ему хотелось  набрать достаточную  скорость, чтобы  пронестись  мимо  Хелен
неудержимым метеором.

        7

          Ожидая  в   длинной  очереди   на  регистрацию,  Линн  Энн  Лукас
раздумывала, следовало  ли идти  в кабинет  неотложной помощи.  Сначала она
обратилась  в   студенческую   поликлинику,   надеясь   быть   принятой   в
университете, но  доктор ушел в три, и единственным местом, куда можно было
пойти, оставалось отделение неотложной помощи в госпитале. Линн Энн спорила
сама с  собой относительно  того, чтобы  подождать до  завтра. Но стоило ей
только взять  книгу и  попытаться ее  читать, как  она убедилась,  что идти
нужно сразу. Она была напугана.
          В конце  дня отделение  неотложной помощи было так загружено, что
очередь на  регистрацию двигалась  черепашьим шагом.  Казалось, будто здесь
собрался весь  Нью-Йорк. Мужчина,  стоявший за  Линн Энн,  был пьян, одет в
лохмотья и  пропах застарелой  мочой и  вином. Каждый  раз,  когда  очередь
смещалась вперед,  он натыкался  на Линн  Энн и  хватался за  нее, чтобы не
упасть. Впереди  Линн Энн  стояла громадная  женщина с  ребенком, полностью
закутанным в грязное одеяло. Женщина и ребенок молча ждали своей очереди.
          Слева от  Линн Энн  рывком раскрылись  большие двери,  и  очереди
пришлось  посторониться,   чтобы  пропустить   целую   группу   каталок   с
пострадавшими  в   автомобильной  аварии   всего  несколько   минут  назад.
Покалеченных и мертвых быстро провезли через зал ожидания и вкатили прямо в
кабинет  неотложной   помощи.  Тем,  кто  ожидал  приема,  было  ясно,  что
соответственно увеличится время ожидания. В одном углу семья пуэрториканцев
ужинала, усевшись  вокруг ведра  с  надписью  "Кентаки  Фрайд  Чикен".  Они
казались отрешенными  от всего  происходящего и  даже не  заметили прибытия
жертв аварии.
          Наконец, перед  Линн Энн  осталась  только  громадная  женщина  с
ребенком. Когда  женщина заговорила,  стало ясно,  что она  иностранка. Она
сообщила регистратору,  что "бэби  она не  кричать больше нет". Регистратор
сказала ей,  что обычно  жалуются на обратное, но женщина ничего не поняла.
Регистратор предложила  показать ребенка.  Женщина отвернула  края одеяла и
показала младенца  цвета неба  перед летним  штормом,  темно-серо-голубого.
Ребенок был мертв так давно, что уже закостенел.
          Линн Энн была так потрясена, что утратила дар речи, когда подошла
ее очередь. Регистратор поняла ее чувства и сказала, что им приходится быть
готовыми видеть  все что  угодно. Откинув  со лба свои золотисто-каштановые
волосы,  Линн   Энн   обрела   способность   говорить   и   сообщила   имя,
университетский  регистрационный  номер  и  на  что  жалуется.  Регистратор
предложила ей присесть, потому что придется подождать. Она заверила, что ее
примут, как только будет возможно.
          Линн Энн  пришлось прождать  еще около  двух часов, прежде чем ее
проводили по  оживленному холлу  и ввели  в каморку,  выгороженную в  более
обширной  комнате   с  помощью   усеянных  пятнами   нейлоновых  занавесок.
Расторопная медсестра  измерила температуру  и давление  и ушла.  Линн  Энн
сидела на  краю старого  смотрового стола  и вслушивалась  в окружающее  ее
множество звуков.  Руки ее вспотели от возбуждения. Двадцатилетняя Линн Энн
училась на  предпоследнем курсе  и подумывала  о поступлении  в медицинский
институт   после   прослушивания   соответствующих   курсов.   Но   сейчас,
осмотревшись, она засомневалась. Это не то, чего она ожидала.
          Молодая  женщина  отличалась  хорошим  здоровьем,  и  ее  прежнее
знакомство  с   госпитальным  кабинетом  неотложной  помощи  ограничивалось
случаем  неудачного   катания  на  роликовых  коньках  в  одиннадцатилетнем
возрасте. Как  странно, в  тот раз  ее доставили  именно сюда, поскольку до
переезда во  Флориду их семья жила поблизости. Линн Энн неплохо помнила это
событие.  Она   думала,  что   со  времени  прошлого  посещения  в  детстве
Медицинский центр изменился не меньше, чем окружающий его район.
          Получасом позже  появился молодой  врач-интерн Хаггенс. Он был из
Уэст Палм  Бич и обрадовался, узнав, что Линн Энн приехала из Корал Гейблз;
просматривая ее  карту, он  поболтал о  Флориде. Ему явно было приятно, что
Линн Энн - хорошенькая  чистокровная американка,  каких ему среди последней
тысячи пациентов  встречать не  доводилось. Потом  он даже  попросил у  нее
номер телефона.
          - Что   вас   привело   в   неотложную? - спросил   он,   начиная
обследование.
          - Это трудно  описать. Иногда я плохо вижу. Это началось с неделю
назад, когда  я читала.  Вдруг возникли затруднения с некоторыми словами. Я
их видела, но не совсем понимала их значение. В то же время у меня возникла
ужасная головная  боль. Вот  здесь. - Линн Энн  приложила руку  к затылку и
провела ею  по боковой  части головы  до точки  над ухом. - Эта  тупая боль
появляется и вновь исчезает.
          Доктор Хаггенс кивнул.
          - И я ощущаю какой-то запах.
          - Что за запах?
          Линн Энн  немного смутилась. - Я  не знаю.  Такой неприятный;  не
могу сказать, что за запах, но он кажется знакомым.
          Доктор Хаггенс  кивнул, но  видно было,  что симптомы Линн Энн не
укладываются в рамки какой-либо одной категории. - Что еще?
          - Немного кружится  голова, в  ногах появляется  тяжесть,  и  это
происходит все чаще, почти каждый раз, когда я пробую читать.
          Доктор Хаггенс  положил карту  и приступил к осмотру Линн Энн. Он
проверил глаза  и уши, заглянул в рот и прослушал сердце и легкие. Затем он
проверил ее  рефлексы, просил  ее дотрагиваться  до  предметов,  пройти  по
прямой линии и запоминать последовательности чисел.
          - У вас все достаточно близко к норме, - сказал доктор Хаггенс. Я
думаю, вам  следует принять двух докторов, вернуться и встретиться с нами в
аспирине. - Он рассмеялся над собственной шуткой. Линн Энн не смеялась. Она
решила, что  так легко  им от  нее не  избавиться, тем  более после  такого
долгого ожидания.  Доктор Хаггенс  заметил, что  она не  реагирует  на  его
юмор. - Серьезно.  Думаю,  вам  следует  принять  аспирин  для  сглаживания
симптомов и  завтра опять  прийти в Неврологию. Возможно, они смогут что-то
обнаружить.
          - Я хочу попасть в Неврологию сейчас, - сказала Линн Энн.
          - Но это же отделение неотложной помощи, а не клиника.
          - Меня это  не касается, - заявила  Линн Энн, скрывая свои эмоции
под маской агрессивности.
          - Ну  хорошо,   хорошо.  Я  свяжусь  с  Неврологией.  Я  найду  и
офтальмологов, но на это может потребоваться время.
          Линн Энн  кивнула. Какое-то  время она не говорила, опасаясь, как
бы ее оборона не растворилась в слезах.
          И время действительно потребовалось. Было уже больше шести, когда
занавеску вновь  раздвинули. Линн  Энн  подняла  глаза  на  бородатое  лицо
доктора Уэйна  Томаса. Доктор  Томас, чернокожий  из Балтимора, удивил Линн
Энн: она  никогда не лечилась у чернокожего доктора. Но она быстро забыла о
своей первоначальной реакции и стала отвечать на его конкретные вопросы.
          Доктору Томасу  удалось выявить  еще несколько фактов, которые он
счел существенными.  Примерно за три дня до этого у Линн Энн был один из ее
"эпизодов", как она их называла, и она вскочила с постели, где лежа читала.
Дальше она  помнит только,  что "пришла  в  себя"  на  полу,  после  потери
сознания. Очевидно,  она  ударилась  головой,  так  как  справа  на  голове
появилась большая  шишка. Доктор Томас узнал также, что у Линн Энн было два
атипичных мазка  и она  должна была  через неделю  вновь прийти  в  клинику
гинекологии. Кроме того, недавно у нее была инфекция мочевых путей, которую
успешно лечили сульфуром.
          Покончив с  анамнезом, доктор  Томас вызвал  медсестру  и  провел
самое тщательное  за  всю  жизнь  Линн  Энн  объективное  обследование.  Он
проделал все, что делал доктор Хаггенс, и многое другое. Большинство тестов
были для  Линн Энн  полной тайной,  но дотошность доктора ее обнадежила. Ей
только не  понравилась  поясничная  пункция.  Лежа  на  боку  и  уткнувшись
подбородком в  колени, она  ощущала, как игла проходит сквозь кожу в нижней
части спины, но боль была кратковременной.
          Закончив,  доктор  Томас  сказал  Линн  Энн,  что  хочет  сделать
несколько рентгеновских  снимков и  удостовериться, что  она  не  повредила
черепа при  падении. Уже уходя, он сообщил, что обследование выявило только
наличие некоторых  зон тела,  видимо  утративших  чувствительность.  Доктор
признал, что не знает, имеет ли это значение.
          Линн Энн вновь ждала.
          - Можешь поверить? - спросил  Филипс, отправляя  в рот  очередную
порцию салата. Он быстро прожевал и проглотил. - Первый смертельный исход в
операционной Маннергейма, и как раз пациент, снимок которого мне нужен.
          - Сколько ей было - двадцать один? - поинтересовалась Дениз.
          - Вот именно. - Мартин  добавил в еду соли и перца, чтобы придать
ей какой-то  вкус. - Трагедия, даже  двойная, поскольку  я не могу получить
этих снимков.
          Нагрузив в  госпитальном кафетерии подносы, они забрались в самый
дальний от раздачи угол, стараясь получше изолироваться от окружения. Стены
грязно-горчичного  цвета,   пол  покрыт   серым   линолеумом,   формованные
пластиковые стулья  ужасного желто-зеленого  оттенка. Слышно  постоянное  и
монотонное бормотание  госпитальной системы  оповещения, произносящей имена
врачей и номера, по которым им надлежит позвонить.
          - По какому  поводу ее оперировали? - спросила Дениз, взяв у шефа
немного салата.
          - Припадки. Но  интересно, что у нее, возможно, был множественный
склероз. Когда ты утром ушла, мне пришло в голову, что изменения плотности,
которые мы  видели на  ее снимке,  могут представлять  какое-то развившееся
неврологическое  заболевание.  Проверил  ее  карту.  Множественный  склероз
предполагался.
          - А ты  не отобрал  снимков пациентов  с известным  множественным
склерозом?
          - Вечером  начну.   Для  проверки  программы  Майклза  мне  нужно
проработать как  можно больше черепных снимков. Будет очень интересно, если
удастся  найти  какие-нибуль  другие  случаи  с  такой  же  радиологической
картиной.
          - Похоже, что твой исследовательский проект действительно пошел.
          - Надеюсь. - Мартин положил  в рот  кусочек спаржи и решил больше
не есть. - Я  стараюсь не  дать себе  радоваться так рано, но, ей Богу, это
выглядит так  здорово. Потому-то  я  и  загорелся  так  по  поводу  Марино.
Появлялась возможность  получить что-то конкретное. Фактически, возможность
еще есть.  Вечером будет  вскрытие, и  я попытаюсь  установить связь  между
радиологической картиной  и результатами  патологов. Если это множественный
склероз, то  мы опять  возвращаемся к  началу. Но, знаешь, мне нужно что-то
такое, чтобы  вырваться из  этой клинической  гонки, пусть  хотя бы на пару
дней в неделю.
          Дениз положила  вилку и  посмотрела в  беспокойные голубые  глаза
Мартина. - Вырваться из  клиники? Не  делай этого.  Ты же  один  из  лучших
нейрорадиологов. Подумай, скольким пациентам нужны твои знания и опыт. Если
ты оставишь клиническую нейрорадиологию, это будет настоящая трагедия.
          Положив  вилку,   он  взял   Дениз  за  руку.  Впервые  ему  было
безразлично, кто  в  госпитале  может  их  увидеть. - Дениз, - произнес  он
мягко. - Сейчас  в   моей  жизни   есть  только   две  вещи,  которые  меня
действительно волнуют:  ты и мои исследования. Но, если бы каким-то образом
жизнь с  тобой давала мне средства к существованию, я мог бы забыть даже об
исследованиях.
          Дениз смотрела на Мартина, не зная, радоваться ей или огорчаться.
Она все  более  и  более  убеждалась  в  его  чувствах,  но  совершенно  не
представляла, чтобы он мог связать себя какими-то обязательствами. С самого
начала она  благоговела перед  его  репутацией  и  знаниями  в  радиологии,
которые  казались   энциклопедическими.  Он  был  для  нее  одновременно  и
любовником, и идеалом в профессии, и она не допускала даже мысли о том, что
у их связи есть какое-то будущее. Похоже, она не была к этому готова.
          - Послушай, - продолжал Мартин. - Сейчас  не время и не место для
такого разговора.  Он отодвинул  в сторону  спаржу, как  бы в подтверждение
этого. - Но важно,  чтобы ты  знала, из  чего я  исхожу. Ты  находишься  на
ранней  стадии   своего  клинического  обучения,  и  это  приносит  большое
удовлетворение. Ты  тратишь все  свое время  на обучение  и  на  общение  с
пациентами. Я,  к сожалению,  трачу на  это лишь  самую малую  часть  моего
времени.  Основная   же   часть   тратится   на   попытки   разобраться   в
административных проблемах и бюрократическом дерьме. Я вот так этим сыт!
          Дениз приподняла  левую руку, которую он все еще крепко держал, и
легко скользнула  губами по  его пальцам.  Это произошло  быстро, потом она
бросила на  него взгляд  из-под своих  темных бровей. Она намеренно приняла
кокетливый вид,  зная, что  это поможет  предотвратить его  внезапный гнев.
Это, как  обычно, сработало,  и Мартин  рассмеялся. Он  сжал ее руку, затем
отпустил и посмотрел вокруг, видел ли кто-нибудь.
          Оба они  вздрогнули  от  сигнала  вызова.  Он  сразу  поднялся  и
поспешил к  телефонам. Дениз  наблюдала за  ним. Он  привлекал ее  с  самой
первой встречи,  но сейчас  она чувствовала, как все более притягательно на
нее действуют  его юмор  и удивительная  чувствительность, и  сейчас  новое
свидетельство его  неудовлетворенности и уязвимости, кажется, еще усиливало
ее чувства.
          Но действительно  ли это уязвимость? Не была ли жалоба Филипса на
бремя  административных   обязанностей  только  попыткой  как-то  объяснить
нежелание становиться  старше и  смириться с  тем, что  в  профессиональном
плане его  жизнь стала  полностью  предсказуема?  Дениз  не  могла  в  этом
разобраться. Сколько  она была знакома с Мартином, он всегда проявлял такую
обязательность   в   работе,   что   она   не   допускала   мысли   о   его
неудовлетворенности,  но   ее  тронуло,  что  он  поделился  с  ней  своими
чувствами. Значит,  он придает  их отношениям  большее  значение,  чем  она
предполагала.
          Наблюдая за говорящим по телефону Мартином, она отметила еще одну
сторону их  связи. Он  придал ей  силы окончательно разорвать другую связь,
носившую совершенно  деструктивный характер.  Еще будучи  студенткой, Дениз
встретила стажера-невролога, который ее очаровал и искусно манипулировал ее
чувствами. В силу безликой изолированности института, Дениз была привержена
идее прочного  союза. У  нее никогда не было сомнений в том, что ей удастся
построить семью  и карьеру  с человеком,  хорошо понимающим  все  трудности
медицины. Ричард  Друкер, ее  любовник, был  достаточно проницателен, чтобы
понять ее  чувства и  убедить ее,  что он  их разделяет. Но он был иной. Он
удерживал ее в течение нескольких лет, оттягивая принятие решения, но умело
поддерживая ее зависимость. В результате она не в силах была с ним порвать,
хотя и  понимала, что он собой представляет, и испытывала унижение, узнавая
о его  связях.  Как  старая  собака,  она  вновь  и  вновь  возвращалась  и
испытывала новые  страдания, тщетно  надеясь, что  он  изменится  и  станет
таким, каким  себя изображал.  Надежда перешла  в  отчаяние,  и  она  стала
сомневаться не  в нем,  а в своих женских достоинствах. Она не в силах была
прекратить это, пока не встретила Мартина Филипса.
          При виде Мартина, возвращаюшегося к столику, Дениз ощутила прилив
любви и  благодарности. Но  он - мужчина, и  она боялась, что он не готов к
тому союзу, на который она рассчитывала.
          - Неудачный день, - пожаловался  Мартин,  садясь  напротив. - Это
доктор Рейнолдс. Марино не будут делать вскрытие.
          - Я считала,  что должны, - ответила  удивленная  Дениз,  пытаясь
переключиться на медицину.
          - Ну да.  Это дело судебно-медицинского эксперта, но, из уважения
к Маннергейму,  эксперт передал  тело патологоанатомам.  Те  обратились  за
разрешением к семье, а семья отказала. Очевидно, они сильно потрясены.
          - Это вполне понятно.
          - Я думаю, - пробормотал Филипс подавленно. - ...Черт побери!
          - А  почему  бы  не  сделать  снимки  пациентов  с  установленным
множественным склерозом и не попытаться отыскать аналогичные изменения?
          - Ага, - выдохнул Филипс.
          - Ты бы мог немного подумать о пациенте, а не о своем собственном
разочаровании.
          Мартин в течение нескольких минут пристально глядел на Дениз, так
что она  подумала, что  преступила некую невидимую черту. Она не собиралась
морализировать. Вдруг лицо его изменилось и он широко улыбнулся.
          - Ты права!  По существу,  ты только  что подала  мне потрясающую
мысль.
          Как раз  напротив  регистрационного  стола  отделения  неотложной
помощи находилась  серая дверь  с табличкой  "Персонал отделения неотложной
помощи". Это  была комната  отдыха для интернов и стажеров, хотя для отдыха
она использовалась  редко. В  дальней части  располагался туалет  и душевые
кабины для  мужчин: врачам-женщинам нужно было подниматься в комнату отдыха
медсестер. Три двери в боковой стене вели в комнатушки на две койки каждая,
но ими  мало пользовались,  разве только чтобы задремать на короткое время.
Времени всегда не хватало.
          Доктор Уэйн  Томас  занял  единственное  удобное  кресло,  старое
кожаное страшилище с внутренностями, вываливающимися из лопнувшего шва, как
из раскрытой раны.
          - Я думаю, что Линн Энн Лукас больна, - произнес он убежденно.
          Вокруг него,  опершись на  стол или  сидя на  деревянных стульях,
расположились доктора:  Хаггенс,  стажер  Терапии  Кароло  Лангоун,  стажер
Гинекологии Дэвид Харпер и стажер Офтальмологии Син Фарнсворт. В стороне от
них еще два доктора изучали за столом электрокардиограмму.
          По-моему, ты - сексуальный  маньяк, - парировал  доктор  Лоури  с
циничной усмешкой. - Это  самая симпатичная  цыпочка за  весь  день,  и  ты
просто ищешь повод, чтобы ею заняться.
          Засмеялись все,  кроме доктора  Томаса. Он  не двигался, а только
обратил взгляд на доктора Лангоуна.
          - Ральф  говорит   дело, - признал  Лангоун. - Ее  не  лихорадит,
показатели жизненных  функций нормальны,  в норме  кровоснабжение,  моча  и
цереброспинальная жидкость.
          - И снимок черепа нормальный, - добавил доктор Лоури.
          - Так, - произнес доктор  Харпер, вставая. - Что  бы это ни было,
это не  гинекология. У  нее была  пара атипичных  мазков, но за этим следит
клиника. Предоставляю  вам решать  эту проблему без меня. По правде говоря,
она истерична.
          - Согласен, - присоединился доктор  Фарнсворт. - Она жалуется  на
трудности  со   зрением,  но  результаты  офтальмологического  обследования
нормальны, и в таблице она легко читает самые мелкие цифры.
          - А что с полем зрения? - спросил доктор Томас.
          Фарнсворт  поднялся,  собираясь  уходить. - По  моему,  в  норме.
Завтра можно  проверить поле Голдманна, но в экстренном порядке мы этого не
делаем.
          - А сетчатки?
          - В норме.  Спасибо за  приглашение.  Было  очень  приятно.  Взяв
чемоданчик с инструментами, офтальмолог вышел.
          - Приятно! Чушь! - фыркнул  доктор Лоури. - Если еще какой-нибудь
идиотский глазной  стажер скажет  мне, что  они не проверяют поле Голдманна
ночью, я его выкину за дверь.
          - Заткнись, Ральф, - остановил  его доктор  Томас. - Ты начинаешь
выступать, как хирург.
          - Доктор Лангоун  встал  и  потянулся. - Мне  тоже  пора.  Скажи,
Томас, почему  ты считаешь, что девушка больна - просто из-за ее пониженной
чувствительности? Я хочу сказать, что это довольно субъективно.
          - Я  это   чувствую  нутром.  Она  напугана,  но,  я  уверен,  не
истерична. Потом,  ее сенсорные  отклонения хорошо  воспроизводимы. Она  не
симулирует. В ее мозге происходит что-то непонятное.
          Доктор Лоури  рассмеялся. - Единственное,  что  здесь  непонятно,
это - как бы  ты вел  себя, повстречайся  она  тебе  в  более  неформальной
обстановке. Да будь она уродиной, ты велел бы прийти в клинику с утра.
          Все в  комнате  рассмеялись.  Доктор  Томас  отмахнулся  от  них,
поднимаясь из кресла. - Клоуны, от вас никакого проку. Сам справлюсь.
          - Не забудь  взять  ее  телефон, - крикнул  Лоури  вслед.  Доктор
Хаггенс засмеялся, он уже успел подумать, что неплохо бы это сделать.
          Возвратясь в  Неотложную, Томас  осмотрелся.  С  семи  до  девяти
бывало относительное  затишье, как  будто на  время  еды  люди  переставали
испытывать страдания,  боль, нездоровье.  К десяти начнут прибывать пьяные,
жертвы  автомобильных  аварий  и  пострадавшие  от  воров  и  психов,  а  к
одиннадцати - жертвы страсти.  Значит, есть  еще немного времени подумать о
Линн Энн  Лукас. Что-то  в этом  деле его  беспокоило; ему казалось, что он
упускает какую-то важную деталь.
          Остановившись у  регистрационного стола,  он спросил  у одной  из
регистраторов, пришла  ли из  главной регистратуры  карта Линн  Энн  Лукас.
Регистратор проверила  и ответила  отрицательно, но потом заверила его, что
карта будет. Доктор Томас рассеянно кивнул, размышляя, не принимала ли Линн
Энн каких-нибудь  экзотических лекарств.  Свернув  в  главный  коридор,  он
направился обратно в приемную, где ждала девушка.
                                *
          Дениз не  имела представления,  что это  за "потрясающая  мысль".
Филипс просил  ее вновь  прийти в  кабинет около  девяти вечера.  Было  уже
четверть десятого,  когда она  смогла оторваться  от чтения  травматических
снимков  в   Неотложной.  Поднявшись   по  лестнице,  она  прошла  на  этаж
Радиологии. После  толкотни  и  хаоса  этого  дня,  коридор  здесь  казался
принадлежащим иному миру. В самом конце уборщик полировал виниловый пол.
          Дверь в кабинет Филипса была распахнута; слышен был его монотонно
диктующий голос.  Войдя,  она  увидела,  что  он  заканчивает  церебральные
ангиограммы за  этот  день.  На  экране  перед  ним  был  спроецирован  ряд
ангиограмм. На  каждом снимке  черепа тысячи  кровеносных сосудов виднелись
белыми нитями  и вместе  напоминали перевернутую  корневую систему  дерева.
Продолжая говорить,  он пальцем  показывал Дениз  патологию. Она смотрела и
кивала, хотя  непонятно было,  как он  мог знать  все названия,  нормальные
размеры и положение каждого сосуда.
          - Заключение: - диктовал    Филипс, - Церебральная    ангиография
показывает наличие  обширного артериовенозного  порока в  правом  базальном
ядре этого  девятнадцатилетнего пациента.  Точка. Этот  циркуляторный порок
снабжается  правой   средней  церебральной   артерией   и   правой   задней
церебральной артерией.  Точка. Конец  диктовки. Просьба послать копию этого
сообщения докторам Маннергейму, Принсу и Клаузону. Спасибо.
          Диктофон со щелчком остановился, и Мартин повернулся на стуле. Он
хитро улыбался и потирал руки, как шекспировский мошенник.
          - В самое время, - сказал он.
          - Какая   муха    тебя   укусила? - спросила   она,   притворяясь
испуганной.
          - Идем, позвал  Филипс, увлекая  ее  наружу.  Там  к  стене  была
придвинута  каталка   с  сосудами  для  внутривенного  вливания,  бельем  и
подушкой. Улыбаясь  в ответ  на ее  удивленный вид, Мартин повез каталку по
коридору. Дениз догнала его у лифта для пациентов.
          - Я подала  тебе эту  потрясающую мысль? - поинтересовалась  она,
помогая втолкнуть каталку в лифт.
          - Совершенно верно. - Филипс  нажал кнопку  подвального  этажа  и
двери закрылись.
          Они  очутились   в  недрах   госпиталя.  Путаница  труб,  подобно
кровеносным  сосудам,   тянулась  в   обоих   направлениях,   изгибаясь   и
скручиваясь, как  в агонии.  Все было  окрашено серой  или черной  краской,
исключающей  всякое   понятие  о   цвете.  Скудный   свет   от   защищенных
металлической сеткой  флуоресцентных ламп  на большом  расстоянии  друг  от
друга, создавал  контрастные  пятна  белого  сияния,  разделенные  длинными
участками плотной  тени. Напротив  лифта была табличка: "Морг: Следовать по
красной линии".
          Линия тянулась  по середине  коридора,  как  кровавый  след.  Она
проходила по  сложному маршруту  через темные  переходы, резко  изгибаясь в
местах разветвления.  Затем она пошла под уклон, и каталка почти вырывалась
из рук Мартина.
          - Ради всего  святого, что мы здесь делаем? - взмолилась Дениз, и
голос  ее   вместе  со   звуком  шагов   эхом  пронесся   по  безжизненному
пространству.
          - Увидишь. Улыбка  сошла с лица Филипса, голос звучал напряженно.
Его прежняя игривость уступила место нервному сомнению по поводу разумности
того, что он делал.
          Внезапно коридор  привел в  громадную подземную пещеру. Освещение
здесь было  столь же  тусклым, как  и в  коридоре, и потолок на высоте двух
этажей терялся  в темноте. В левой стене была видна закрытая дверь печи для
сжигания отходов, оттуда слышалось жадное шипение пламени.
          Впереди находились  двойные двери,  ведущие в  морг.  Перед  ними
красная линия на полу резко оборвалась. Филипс оставил каталку и подошел ко
входу.    Толкнув     правую    створку,    он    заглянул    внутрь. - Нам
повезло, - констатировал он, возвратившись к каталке. - Мы здесь одни.
          Дениз нерешительно следовала за ним.
          Морг был большим запущенным помещением, которому позволили прийти
в такой  упадок, что оно напоминало откопанные портики Помпей. С потолка на
проводах свисало  множество светильников, но только в некоторых из них были
лампы.  Грязный   каменный  пол,   стены,  выложенные   растрескавшейся   и
выщербленной  керамической   плиткой.  В   углублении  в  центре  помещения
старинный мраморный стол для вскрытия. Последний раз он использовался еще в
двадцатые годы;  в этих  развалинах он  напоминал древний языческий алтарь.
Сейчас вскрытие проводят в отделении Патологии на пятом этаже в современной
обстановке из нержавеющей стали.
          Массивная деревянная  дверь, видом  своим выделявшаяся среди всех
других, похожа  была на  двери холодильника  в мясном  магазине. В  дальней
стене виднелся вход в абсолютно темный поднимающийся вверх коридор, ведущий
к выходу  на задворки  госпитального  комплекса.  Кругом  гробовая  тишина.
Только редкое падение капель и приглушенные звуки их собственных шагов.
          Мартин остановил  каталку  и  подвесил  сосуд  для  внутривенного
вливания.
          - Держи, - произнес он, подав ей угол одной из свежих простыней и
показывая, что нужно покрыть поверхность каталки.
          Затем  Мартин  подошел  к  большой  деревянной  двери,  вынул  из
задвижки шпильку  и с  большим усилием  открыл дверь.  Оттуда,  стелясь  по
камменому полу, поплыл ледяной туман.
          Найдя выключатель,  Мартин включил  свет и  увидел, что  Дениз не
сдвинулась с места.
          - Идем! И давай каталку.
          - Я не пошевелюсь, пока ты не объяснишь, что происходит.
          - Мы играем в пятнадцатый век.
          - Что это значит?
          - Крадем тело ради науки.
          - Лизу Марино? - спросила Дениз скептически.
          - Совершенно верно.
          - Так  вот:   я  в   этом  никакого  участия  не  принимаю. - Она
отступила, как бы собираясь уходить.
          - Дениз,  не   валяй  дурака.  Я  всего  лишь  собираюсь  сделать
томограмму и рентгеновский снимок. Потом вернем тело. Не думаешь же ты, что
я оставлю его себе?
          - Не знаю, что и думать.
          - Ну и  воображение! - Филипс взялся за конец каталки и втянул ее
в старинный рефрижератор. Сосуд звякнул о металлическую стойку. Дениз вошла
и быстро  осмотрелась: все  выложено плиткой - пол,  стены, потолок. Плитка
когда-то была  белой, а  сейчас  приобрела  неопределенный  серый  оттенок.
Помещение длиной  девять метров  и шириной шесть. По бокам вдоль стен стоят
старые деревянные  тележки, колеса - размером  с  велосипедные.  По  центру
камеры свободный проход. На каждой тележке лежит завернутый труп.
          Филипс быстро  пошел  по  центральному  проходу,  посматривая  по
сторонам. Дойдя  до конца,  он повернул  обратно и  стал приподнимать  углы
простыней. Во  влажном холодном воздухе Дениз охватила дрожь. Она старалась
не смотреть на ближайшие к ней тела - скорбный результат одного из дорожных
происшествий в  часы пик.  Все еще  обутая  в  ботинок  ступня  торчит  под
неестественным углом - нога  сломана в  середине  голени.  Где-то  невидимо
запыхтел, оживая, старый компрессор.
          - А, вот  она, - узнал Филипс,  заглянув под одну из простыней. К
облегчению Дениз,  он не  стал  откидывать  простыню;  жестом  он  попросил
пододвинуть каталку. Дениз повиновалась, как автомат.
          - Помоги поднять ее.
          Дениз  через   простыню  ухватилась   за  лодыжки   Лизы  Марино,
избегая'прикоснования к  трупу. Филипс  поднял туловище.  Сосчитав до трех,
они переложили  тело, отметив,  что оно  уже успело  окоченеть.  С  помощью
тянувшей спереди  Дениз Мартин  вывез каталку  из рефрижератора, после чего
закрыл дверь и задвижку.
          - А зачем внутривенные принадлежности? - поинтересовалась Зенгер.
          - Не хочу,  чтобы узнали, что мы везем труп. Принадлежности - это
мазок, выполненный  рукой мастера.  Он стянул  простыню, обнажив бескровное
лицо Лизы Марино. Дениз отвела взгляд, когда Мартин стал поднимать голову и
подсовывать под  нее подушку.  Трубку от  сосуда он  положил под  простыню.
Отступив назад,  он оценил  результат. - Отлично. - Потом, похлопав труп по
руке, спросил: - Теперь удобно?
          - Мартин, ради Бога, это же ужасно!
          - Ну, по  правде говоря,  это защитная  реакция. Я не уверен, что
нам нужно это делать.
          - Он  мне  еще  говорит, - простонала  Дениз,  помогая  направить
каталку в двойную дверь.
          Тем же  путем они  прошли по  подземному лабиринту и вошли в лифт
для пациентов.  Они встревожились,  когда  кабина  остановилась  на  первом
этаже. На  площадке стояли  два санитара  с пациентом  в кресле на колесах.
Мартин и  Дениз в страхе посмотрели друг на друга. Дениз отвернулась, кляня
себя за то, что ввязалась в эту нелепую авантюру.
          Санитары,  против  ожидания,  вкатили  пациента  в  кабину  лицом
внутрь. Они  были увлечены  разговором о  предстоящем бейсбольном сезоне и,
если и  обратили внимание  на вид  Лизы Марино, то никак этого не показали.
Иное  дело   пациент.  Он   всмотрелся  и  увидел  большой  зашитый  разрез
подковообразной формы на голове Лизы Марино.
          - После операции? - спросил он.
          - Угу.
          - Поправится?
          - Немного устала, - ответил Филипс. - Ей нужно отдохнуть.
          Пациент с  пониманием кивнул.  Потом  двери  открылись  на  второ
этаже, и  Филипс и  Зенгер вышли.  Один из  санитаров даже  помог  вытащить
каталку.
          - Какая нелепость! - облегчила  душу Зенгер,  когда  они  шли  по
пустому коридору. - Я себя чувствую преступницей.
          Они вошли  в кабинет  томографии. Рыжеголовый  лаборант увидел их
сквозь полупрозрачное  стекло пультовой  и зашел помочь. Филипс сказал ему,
что требуется  экстренная томография. Лаборант отрегулировал стол, встал за
головой Лизы  Марино и  подсунул руки  под плечи,  готовясь поднять. Ощутив
ледяной холод безжизненного тела, он отскочил.
          - Она мертвая! - крикнул он, потрясенный.
          Дениз закрыла глаза.
          - Скажем так:  у нее  был трудный  день, - ответил Филипс.  И  вы
ничего никому не говорите об этом небольшом мероприятии.
          - Вы  все-же  хотите  сделать  томограмму? - недоверчиво  спросил
лаборант.
          - Обязательно.
          Собрав  силы,  лаборант  помог  Мартину  поднять  Лизу  на  стол.
Поскольку в  иммобилизационных креплениях  необходимости не  было, он сразу
включил томограф,  и голова  Лизы  была  вдвинута  в  машину.  Проверив  ее
положение, он позвал Филипса и Зенгер в пультовую.
          - Она,  конечно,   бледная, - заметил  он, - но   выглядит  лучше
некоторых пациентов  из Нейрохирургии.  Он  нажал  кнопку  сканирования,  и
громадная округлая машина ожила и начала вращение вокруг лизиной головы.
          Они ждали,  сгрудившись у  экрана. В  верхней его части появилась
горизонтальная линия,  потом она  стала смещаться вниз, видимо разворачивая
первое изображение.  Появились кости черепа, но внутри ничего определенного
не было видно. Внутренность черепа была темной и однородной.
          - Что за чертовщина? - удивился Мартин.
          Техник подошел  к пульту  и проверил регулировку. Он возвратился,
качая  головой.  Они  подождали  появления  следующего  изображения.  Опять
появились очертания черепа, но внутри него все выглядело ровно.
          - Вечером машина работала нормально? - спросил Филипс?
          - Отлично.
          Филипс  протянул   руку  и  покрутил  рукоятки  уровня  и  ширины
сканирования. - Господи! - вырвалось у  него. - Вы поняли,  что  мы  видим?
Воздух! Там нет мозга. Он исчез!
          Они глядели  друг на  друга со  смешанным  чувством  изумления  и
недоверия. Мартин вдруг повернулся и побежал в аппаратную. Дениз и лаборант
пошли следом.  Мартин взял  голову Лизы обеими руками и приподнял. Вместе с
ней приподнялось над столом все негнущееся тело. Лаборант подставил руку, и
Филипс  смог   взглянуть  на   лизин  затылок.   Ему   пришлось   тщательно
всматриваться в  сине-лиловую кожу,  но он  нашел  то,  что  искал:  тонкий
подковообразный разрез у основания черепа, заделанный невидимым швом.
          - Пожалуй, нужно  возвратить тело  в морг, - смущенно подвел итог
Мартин.
          Второй раз  они шли  быстро и разговаривали мало. Дениз не хотела
идти, но  она зшала, что нужно помочь Мартину поднять Лизу с каталки. Когда
дошли до  мусоросжигателя, он  опять удостоверился, что в морге никого нет.
Придерживая отворенную дверь, он жестом позвал Дениз и подтолкнул каталку в
двери рефрижератора.  Затем он  быстро раскрыл  тяжелую  деревянную  дверь.
Дениз смотрела  на выдыхаемые  им облачка пара, пока он пятился по проходу,
двигая за собой каталку. Они поравнялись с той старой деревянной тележкой и
уже собирались  поднять тело,  как в  холодном воздухе  раздался  ужасающий
звук.
          У Дениз  и Мартина  замерли сердца, и лишь через несколько секунд
они поняли,  что звук  идет от  аппарата индивидуального  вызова Дениз. Она
поспешно его  отключила, смутившись,  как будто это произошло по ее вине, и
быстро схватилась  за лизины  лодыжки; на  три счета  они погрузили тело на
тележку.
          - Снаружи  в   морге  есть  на  стене  телефон, - сказал  Мартин,
откидывая  простыню. - Пойди  ответь,  а  я  пока  удостоверюсь,  что  тело
выглядит, как раньше.
          Дениз  без   дальнейших  уговоров   поспешила  наружу.  Она  была
совершенно не  подготовлена к  происшедшему. Направившись  к телефону,  она
натолкнулась на  человека, приближавшегося  к открытой двери рефрижератора.
Она невольно взвизгнула и подняла руки, чтобы смягчить удар.
          - Что  вы  здесь  делаете? - рявкнул  мужчина.  Это  был  Вернер,
госпитальный препаратор. Он схватил Зенгер за кисть поднятой руки.
          Услышав шум,  Мартин появился на пороге рефрижератора. - Я доктор
Мартин Филипс,  а это  доктор Дениз Зенгер. - Он хотел придать голосу силу,
но слова прозвучали глухо.
          Вернер  отпустил  кисть  Дениз.  Это  был  костлявый  человек  со
скуластым,  в   оспинах  лицом.   При  тусклом  освещении  невозможно  было
рассмотреть его  глубоко посаженные  глаза. Глазницы  казались пустыми, как
отверстия, прожженные  в маске.  Нос тонкий и острый. На Вернере был черный
свитер с воротником "хомут", закрытый спереди черным резиновым фартуком.
          - Что вы делаете с моими трупами? - спросил Вернер, протискиваясь
в дверь мимо докторов и каталки. Войдя в рефрижератор, он пересчитал трупы.
Указывая на труп Марино, он спросил: - Вот этот вы брали отсюда?
          Оправившись от первого потрясения, Филипс восхитился тем чувством
собственника, которое  препаратор проявлял в отношении мертвых. - Думаю, не
совсем правильно называть их "вашими трупами", мистер...?
          - Вернер, - сообщил препаратор, возвращаясь к Филипсу и направляя
ему в  лицо толстый  указательный палец. - Пока кто-нибудь не распишется за
эти трупы, они мои. Я за них отвечаю.
          Мартин счел  за лучшее  не спорить.  Рот Вернера с тонкими губами
был  вытянут  в  жесткую  бескомпромиссную  линию.  Тело  препаратора  было
напряжено, как  сжатая пружина. Филипс раскрыл рот, но голос его сорвался в
жалкий писк.  Откашлявшись, он начал снова: - Мы хотим поговорить с вами по
поводу одного из этих тел. Мы полагаем, что нарушена его целостность.
          Аппарат Зенгер  вторично стал  подавать сигналы. Извинившись, она
поспешила к настенному телефону и ответила на вызов.
          - О каком  теле вы  говорите? - резко проговорил  Вернер.  Он  не
отводил взгляда от лица Мартина.
          - Лизы Марино. - Мартин  указал на  частично покрытый труп. - Что
вы знаете об этой женщине?
          - Не очень много, - ответил Вернер, повернувшись в сторону Лизы и
немного расслабившись. - Взял  из хирургии.  Думаю, ее  заберут еще сегодня
или рано утром.
          - А как  само  тело? - Мартин  обратил  внимание,  что  волосы  у
препаратора коротко острижены и по бокам зачесаны вверх.
          - Отлично, - сообщил Вернер, продолжая смотреть на Лизу.
          - Что значит - отлично?
          - У меня  давно уже  не  было  такой  красивой  женщины. - Вернер
обратил лицо к Мартину, и рот его растянулся в циничной усмешке.
          Растерявшись на  мгновение, Мартин  сделал глотательное движение.
Во рту у него пересохло; к его облегчению, в этот момент возвратилась Дениз
со словами: - Мне  нужно идти.  Вызывают из  Неотложной, посмотреть  снимок
черепа.
          - Ну  давай, - ответил   Мартин,  пытаясь   привести  в   порядок
мысли. - Встретимся у меня в кабинете, когда освободишься.
          Дениз кивнула и с чувством облегчения удалилась.
          Мартин, чувствуя  себя не  в своей  тарелке наедине  с Вернером в
морге, заставил себя подойти к Лизе Марино. Он откинул простыню и, взявшись
за плечо,  повернул труп.  Затем спросил,  указывая  на  тщательно  зашитый
разрез:
          - Что вы знаете об этом?
          - Об этом я ничего не знаю, - быстро ответил Вернер.
          Мартин  даже  не  был  уверен,  что  препаратор  видит,  что  ему
показывают.  Отпустив  лизино  тело,  которое  сразу  вернулось  в  прежнее
положение на тележке, он изучающе посмотрел на Вернера. Своим жестким лицом
тот напомнил Мартину расхожее изображение нациста.
          - Скажите, кто-нибудь из ребят Маннергейма сегодня здесь был?
          - Не знаю. Мне сказали только, что вскрытия не будет.
          - Ну, это  разрез не  от вскрытия. - Взявшись  за край  простыни,
Филипс  накинул   ее  на  Лизу  Марино. - Происходит  что-то  странное.  Вы
действительно ничего об этом не знаете?
          Вернер покачал головой.
          - Ну что  ж, посмотрим, - закончил  разговор Филипс.  Он вышел из
рефрижератора,  предоставив  Вернеру  разбираться  с  каталкой.  Препаратор
подождал, пока не услышал, как закрылись наружные двери. Тогда он ухватился
за каталку  и сильно толкнул. Каталка вылетела из рефрижератора, пронеслась
до середины  морга и,  врезавшись в  угол мраморного  секционного стола, со
страшным  грохотом   перевернулась.  Сосуд   для   внутривенного   вливания
разлетелся на множество осколков.
          Доктор Уэйн  Томас прислонился  к стене и скрестил руки на груди.
Линн Энн  Лукас сидела на старом смотровом столе. Глаза их располагались на
одном уровне: его - живые и задумчивые, ее - отрешенные и измученные.
          - А вот  эта недавняя  инфекция мочевых  путей, - поинтересовался
доктор Томас. - Ее  лечили сернистыми  препаратами. Не  было  ли  при  этом
заболевании еще чего-нибудь, о чем вы не говорили?
          - Нет, - произнесла Линн Энн медленно, - разве что, меня посылали
к урологу.  Сказал, что  у меня  в мочевом пузыре после ванны слишком много
мочи. Велели посоветоваться с невропатологом.
          - Вы ходили?
          - Нет. Проблема  разрешилась сама  собой,  поэтому  я  сочла  это
излишним.
          Занавеска раздвинулась, и заглянула доктор Зенгер.
          Томас оттолкнулся от стены и сказал, что сейчас вернется. По пути
в комнату отдыха он кратко изложил историю болезни Линн Энн. По его мнению,
рентгеновский снимок  в норме,  но желательно  получить  подтверждение  для
области гипофиза.
          - А какой диагноз? - спросила Дениз.
          - В этом-то  вся  трудность, - сказал  Томас,  открывая  дверь  в
комнату отдыха. - Бедняга  здесь уже  пять часов,  а я  не могу  свести все
воедино. Думал, может она наркоманка, так нет. Она даже травку не курит.
          Томас щелчком  вставил  пленку  в  статоскоп.  Дениз  изучала  ее
последовательно, начиная с костей.
          - Остальные  в   Неотложной  несут   всякую   чушь, - пожаловался
Томас. - Они считают,  меня это  интересует только потому, что мне нравится
эта телка.
          Дениз оторвалась  от изучения  снимка и внимательно посмотрела на
Томаса.
          - Но я  же не  потому. У этой девушки что-то неладное с мозгом. И
это что-то широко распространено.
          Зенгер вновь  обратилась к  снимку. Костная структура нормальная,
включая и  область гипофиза.  Она всмотрелась в неясные тени внутри черепа.
Чтобы сориентироваться,  она проверила,  не кальцифицировано ли шишковидное
тело. Нет.  Она была  уже готова признать снимок нормальным, но тут уловила
очень слабое  изменение структуры.  Образовав ладонями небольшое отверстие,
она присмотрелась  к этому  участку. Этот  трюк на  ее  глазах  использовал
Филипс с  листом бумаги.  Убрав  руки,  она  была  полностью  убеждена.  Ей
встретился  еще   один  пример  изменения  плотности,  которое  Мартин  уже
показывал ей на снимке Лизы Марино!
          - Я хочу  показать снимок одному человеку, - сказала она, вынимая
пленку из статоскопа.
          - Вы что-нибудь нашли? - спросил с надеждой Томас.
          - Думаю, да.  Задержите пациентку  до  моего  возвращения.  Дениз
исчезла, прежде чем Томас успел ответить.
          Через две минуты она была в кабинете Мартина.
          - Ты уверена? - усомнился он.
          - Почти. - Она вручила ему пленку.
          Мартин взял снимок, но сразу вставлять не стал. Он повертел его в
руках, опасаясь еще одного разочарования.
          - Давай же, - Дениз  не терпелось  получить  подтверждение  своей
находки.
          Снимок вошел  в зажимы.  Свет  в  статоскопе  мигнул  и  зажегся.
Опытный глаз  Филипса уловил неясную линию в соответствующей зоне. - Думаю,
ты права. - Через  лист с  отверстием он более тщательно изучил снимок. Без
сомнения,  на   этой  пленке  присутствует  такое  же  необычное  изменение
плотности, какое  он видел на снимке Лизы Марино. Разница только в том, что
здесь оно менее ярко выражено и не столь обширно.
          Стараясь сдержать  возбуждение, Мартин включил компьютер Майклза.
Набрав имя,  он повернулся  к Дениз  и  спросил,  на  что  сейчас  жалуется
пациентка. Дениз  рассказала  о  затруднениях  при  чтении,  сопровождаемых
потерей  сознания.  Филипс  ввел  информацию  и  переместился  к  лазерному
принтеру. Когда  загорелся красный  глазок,  он  вставил  край  пленки.  Со
щелчком заработала машинка на выходе. "Спасибо. Можно вздремнуть."
          Пока они  ждали, Дениз рассказала Мартину все известное ей о Линн
Энн Лукас,  но больше  всего ему  было  важно  то,  что  пациентка  жива  и
находится в кабинете неотложной помощи.
          Как только  принтер оборвал  свое стремительное  стаккато, Филипс
оторвал бумагу. Он стал читать, а Дениз смотрела через его плечо.
          - Потрясающе! - закричал Филипс, окончив чтение. - Компьютер явно
согласен с  твоим мнением.  И он  помнит,  что  видел  такое  же  изменение
плотности на  снимке Лизы  Марино, а кроме того, он вросит сказать ему, что
собой представляет  это изменение  плотности. Чертовски  потрясающая штука.
Машина хочет  обучаться! Это  так по-человечески, что пугает меня. Остается
только, чтобы  она захотела пожениться с томографическим компьютером и уйти
в отпуск на все лето.
          - Пожениться? - рассмеялась Зенгер.
          Филипс отмахнулся. - Административные  болячки. Не  заводи  меня.
Зови эту  Линн Энн  Лукас сюда,  и давай сделаем томограммы и рентгеновские
снимки, которые не получились с Лизой Марино.
          - Понимаешь, уже  поздновато. Лаборант в томографическом в десять
выключает установку  и уходит.  Придется его вызывать. Так ли уж необходимо
сделать это все сегодня?
          Филипс посмотрел  на часы.  Десять тридцать. - Ты  права. Но  эту
пациентку нельзя терять. Я прослежу, чтобы ее оставили хотя бы на ночь.
          Дениз пошла с Мартином в Неотложную и привела его прямо в один из
больших лечебных  кабинетов.  Жестом  пригласив  его  в  правый  угол,  она
отодвинула занавеску,  отделяющую небольшой  уголок для  обследований. Линн
Энн Лукас подняла на них воспаленные глаза. Она сидела у стола, навалившись
на него и положив голову на руку.
          Прежде чем Дениз смогла представить Филипса, включился ее аппарат
индивидуального вызова,  и она  предоставила Мартину самому разговаривать с
Линн Энн.  Ему стало  совершенно ясно,  что женщина измучена. Он дружелюбно
улыбнулся ей  и спросил,  не согласится  ли она  переночевать здесь,  чтобы
утром можно  было сделать  некоторые специальные снимки. Линн Энн ответила,
что ей  все равно,  лишь бы ее забрали из кабинета неотложной помощи и дали
возможность поспать. Филипс ласково сжал ее руку и пообещал все устроить.
          У стола  регистраторов Филипсу пришлось действовать, как в отделе
уцененных товаров - толкаться,  кричать и  даже стучать  по столу  ладонью,
чтобы привлечь  внимание одной из замотанных регистраторов. Он спросил, кто
ведет пациентку  Линн Энн  Лукас. Сверившись  с журналом, она сообщила, что
это доктор  Уэйн Томас,  он сейчас  в комнате  7  занимается  пациентом,  у
которого произошел удар.
          Войдя, Филипс  оказался в центре суматохи, связанной с остановкой
сердца. Пациент  был тучным  мужчиной,  растекшимся  по  столу,  как  блин.
Бородатый чернокожий  мужчина, как  Филипс вскоре узнал, доктор Томас, стоя
на стуле,  делал пациенту  непрямой массаж  сердца. При каждом нажатии руки
доктора Томаса исчезали в складках жира. По другую сторону от пациента один
из стажеров  держал дефибриллятор,  наблюдая за  экраном кардиомонитора.  У
головы  пациента   женщина-анестезиолог  с   помощью   дыхательного   мешка
производила  вентиляцию   легких,  координируя  свои  действия  с  доктором
Томасом.
          - Стойте! - произнес стажер с дефибриллятором.
          Все  отошли,   и  он   поместил  лопатки  на  проводящую  смазку,
нанесенную в  зоне трудно различимой грудной клетки пациента. После нажатия
кнопки сверху  от переднего грудного отведения по груди пациента пошел ток,
вызвавший   беспорядочные    движения.   Пациент    бессильно    размахивал
конечностями, напоминая пытающегося взлететь толстого цыпленка.
          Анестезиолог сразу  же стала  опять помогать  дыханию. На  экране
монитора произошли изменения, появились слабые, но регулярные сокращения.
          - У меня  хорошие каротидные  пульсации, - сообщила анестезиолог,
нажимавшая рукой на шею пациента сбоку.
          - Хорошо, - откликнулся стажер  с дефибриллятором.  Он не отводил
глаз от  монитора и  с появлением  первого эктопического желудочкового пика
скомандовал: - Семьдесят пять миллиграммов лидокаина!
          Филипс подошел  к Томасу  и похлопал  его по ноге. Стажер слез со
стула и отступил назад, продолжая смотреть на стол.
          - Ваша  пациентка  Линн  Энн  Лукас, - произнес  Филипс. - На  ее
снимке есть интересные детали в затылочной области и немного впереди.
          - Я рад, что вы обнаружили что-то. Интуиция подсказывает мне, что
у нее что-то не так, но я не знаю, что.
          - Пока не могу предложить диагноз. Мне хотелось бы завтра сделать
дополнительные снимки. Нельзя ли оставить ее на ночь?
          - Конечно. Я  бы с удовольствием, но без хотя-бы предварительного
диагноза ребята меня заклюют.
          - Допустим, множественный склероз?
          Томас погладил  бороду. - Множественный  склероз.  Это  уж  через
край.
          - А  что,   есть  какие-либо   аргументы  против   множественного
склероза?
          - Нет. Но и в пользу него тоже не много.
          - Ну, может быть, очень ранняя стадия.
          - Возможно,  но   множественный  склероз  обычно  диагностируется
позже, когда становятся заметны его характерные особенности.
          - Так в  этом же  и суть. Мы предлагаем этот диагноз раньше, а не
позже.
          - Ну хорошо,  но в  приемной записке  я особо отмечу, что диагноз
предложен Радиологией.
          - Будьте любезны. Только обязательно в списке назначений запишите
на завтра  компьютерную аксиальную томографию и политомографию. Я это внесу
в план Радиологии.
          Возвратившись к  столу, чтобы  взять  на  Линн  Энн  Лукас  карту
Неотложной и  госпитальную карту,  Филипс попал в довольно длинную очередь.
Взяв обе карты, он сел в пустынной комнате отдыха.
          Вначале он  прочел записи  докторов  Хаггенса  и  Томаса.  Ничего
интересного. Он посмотрел на обложку. По цветовым кодам на краях страниц он
установил, что  имеется запись  радиологов. Филипс  открыл  карту  на  этой
странице и прочел описание снимка черепа в одиннадцатилетнем возрасте после
падения на  роликовых коньках. Описание составлял стажер, которого он знал.
Тот пришел  на несколько  лет позже  Филипса и  сечас находился в Хьюстоне.
Снимок был признан нормальным.
          Пролистав карту  в обратном  направлении, Филипс прочел сделанные
за последние  два года  записи об  амбулаторном  лечении  инфекции  верхних
дыхательных путей.  Он просмотрел  также  записи  о  нескольких  посещениях
клиники гинекологии, при которых отмечался немного атипичный мазок. Филипсу
пришлось признать,  что записи  эти не  так информативны,  как хотелось бы,
потому что  со времени работы в составе младшего врачебного персонала он на
удивление многое  забыл из  терапии. С  1969 по 1970 год записей в карте не
было.
          Прежде чем вернуться в кабинет, Филипс отдал карту в регистратуру
Неотложной. Азарт  исследователя пробудил  в нем  новую энергию,  он  шагал
через  две   ступеньки.  После   разочарования  с  Марино  появление  Лукас
представлялось тем  более ценным.  Войдя в кабинет, он снял с полки пыльный
учебник терапии и нашел множественный склероз.
          Как  он   помнил,   диагностика   заболевания   была   косвенной.
Лабораторные  исследования   четкого   подтверждения   не   давали - только
вскрытие. Филипсу  вновь представилась  очевидная и  колоссальная  ценность
радиологического диагностирования.  Он продолжил  чтение,  отметив,  что  в
число  классических   проявлений  болезни   входят  расстройства  зрения  и
дисфункция  мочевого  пузыря.  Прочтя  первые  два  предложения  следующего
параграфа, Филипс остановился. Он вернулся назад и прочел их вслух:
          "В  первые   годы  заболевания   диагноз  может  быть  ненадежен.
Окончательному диагнозу  могут помешать  длительные латентные периоды между
незначительным первым симптомом, который может даже ускользнуть от внимания
медиков, и последующим развитием более характерных проявлений."
          Филипс схватил  аппарат и  набрал  домашний  номер  Майклза.  При
наличии  чувствительного   радиологического  средства   диагностики   можно
избежать задержки с окончательным диагнозом.
          Лишь после  того, как  телефон начал звонить, Филипс посмотрел на
часы. Он  был потрясен,  узнав, что  уже больше  одиннадцати. В этот момент
трубку сняла  Элеонора, жена  Майклза; Филипс никогда ее не видел. Он сразу
же пустился в длительные извинения за поздний звонок, хотя по голосу нельзя
было сказать,  что она  спала. Элеонора  заверила его,  что они  никогда не
ложатся раньше полуночи, и передала трубку мужу.
          Узнав, что  Мартин все  еще находится  в своем  кабинете,  Майклз
посмеялся над, как он выразился, его мальчишеским энтузиазмом.
          - Я был  занят, - пояснил Филипс. - Выпил  чашечку кофе,  немного
поел и вздремнул.
          - Не позволяй  всем читать эти распечатки, - сказал Майклз, снова
рассмеявшись. - Я запрограммировал и похабные предложения.
          Дальше  Филипс   взволнованно  рассказал  Майклзу,  что  нашел  в
Неотложной  еще  одну  пациентку - Линн  Энн  Лукас - с  тем  же  необычным
изменением плотности, которую он наблюдал на снимке Марино. Он сообщил, что
не  смог   сделать  новых  снимков  Марино,  но  утром  собирается  сделать
определяющие снимки.  Мартин добавил,  что компьютер  просил  указать,  что
означают   необычные   изменения   плотности. - Чертова   штуковина   хочет
познавать!
          - Запомни, - вставил  Майклз, - у   программы  тот  же  подход  к
радиологии, что и у тебя. Она использует именно твои методы.
          - Да, но  она уже  меня  превзошла.  Она  уловила  это  изменение
плотности, когда я его не видел. Если она использует мои методы, то как это
объяснить?
          - Очень  просто.   Компьютер  накладывает  на  изображение  сетку
размером 256  на 256  ячеек, в  которых степень плотности может меня