нят, сэр. - Не занят? Необычно для этого времени года, не так ли? - Я бы сказал: не вполне занят, сэр. Этот номер забронирован для деловых коммерческих совещаний. - Вы хотите сказать, что там никто не ночует? - О, они, конечно, вправе... Но по ночам, тем не менее, номер пустует. - Кто же арендует помещение? - Фирма "Бертольд и сыновья". Глава 29 Джеймс Дерек проснулся от телефонного звонка. - Это Кэнфилд. Мне нужна помощь. Безотлагательно. - А вы не преувеличиваете? В чем собственно проблема? - В номер Скарлатти кто-то приходил. - Вот это да! Что говорит портье? - Он ничего об этом не знает. - Надо обязательно поставить его в известность. - Не имеет смысла. Мадам Скарлатти не подтвердит факта вторжения. - Это уж ваша забота. Зачем тогда звонить мне? - Я думаю, она очень испугана... Но это уже другой вопрос. - Мой дорогой друг, ее комнаты расположены на седьмом этаже! У вас слишком развито воображение! Или ее посетители умеют летать? Американец молчал ровно столько, сколько было необходимо, чтобы Дерек понял: шутка его неуместна. - Они знали, что старая леди не станет открывать дверь, а это уже само по себе интересно. Неизвестный спустился из одной из вышерасположенных комнат по веревочной лестнице. Вы что-нибудь выяснили о Бертольде? - Всему свое время, - Дерек понял, что дело серьезное. - Похоже, мы могли бы дополнить ваше досье. Дело в том, что компания Бертольда арендует комнаты двумя этажами выше номера Скарлатти. - Извините, я не ослышался? - Не ослышались. Уже месяц. Ежедневно коммерческие совещания. - Я думаю, нам лучше побеседовать с глазу на глаз. - Джанет тоже знает о ночном госте и очень боится. Вы не могли бы прислать сюда парочку ваших людей? - Думаете, это необходимо? - Не знаю, но мне очень не хотелось бы ошибиться. - Ладно, уговорил. Им я скажу, что произошла кража драгоценностей. Будут в гражданском, конечно. Один в коридоре, один на улице. - Годится. Вы уже окончательно проснулись? - Окончательно... Буду у вас через полчаса. Захвачу с собой все, что успел собрать на Бертольда. И, мне кажется, стоит осмотреть его номер. Кэнфилд вышел из телефонной будки и направился обратно к гостинице. Хотелось спать, и он подумал: вот бы очутиться в каком-нибудь американском городке, в круглосуточном кафе, где в любое время ночи можно выпить кофе. Англичане напрасно считают свою страну цивилизованной. Что же это за цивилизованная страна, если в ней нет круглосуточных кафе? Он вошел в роскошно меблированный холл гостиницы. Часы над конторкой показывали четверть четвертого. Он направился к старинным лифтам. - О, мистер Кэнфилд! - подскочил к нему портье. - Что такое? - У Кэнфилда сразу мелькнула мысль о Джанет, и сердце учащенно забилось. - Как только вы ушли, сэр, буквально спустя две минуты!.. Крайне необычно для такого позднего часа... - О чем, черт возьми, вы говорите? - На ваше имя поступила вот эта телеграмма, - и портье протянул Кэнфилду конверт. - Благодарю вас, - облегченно воскликнул Кэнфилд и вошел в лифт. Поднимаясь наверх, он ощупал конверт - текст, похоже, составлял не одну страницу. Одно из двух: либо придется переварить очередное предлинное и крайне абстрактное наставление Бенжамина Рейнольдса, либо потратить уйму времени на расшифровку. Оставалось только надеяться, что он успеет расшифровать все до прибытия Дерека. Кэнфилд вошел в свою комнату, сел в кресло - поближе к лампе - и вскрыл конверт. В расшифровке не было необходимости. Все послание было составлено простым деловым языком и легко понималось применительно к настоящей ситуации. Всего страниц было три. ПРИСКОРБИЕМ СООБЩАЕМ ВАМ РОУЛИНС ТОМАС И ЛИЛИАН ПОГИБЛИ АВТОМОБИЛЬНОЙ КАТАСТРОФЕ ПОВТОРЯЕМ КАТАСТРОФЕ ГОРАХ ТЧК ЗНАЕМ ЭТО ОГОРЧИТ ВАШЕГО ДОРОГОГО ДРУГА ТЧК СОВЕТУЕМ ПОЗАБОТИТЬСЯ НЕЙ ЕЕ ГОРЕ ТЧК ДАЙТЕ ОТБОЙ УИМБЛДОНСКОЙ ОПЕРАЦИИ ТЧК МЫ НЕ ПОНЕСЛИ РАСХОДОВ С НАШИМИ АНГЛИЙСКИМИ ПОСТАВКАМИ ДЛЯ ПОЛУЧЕНИЯ МАКСИМАЛЬНЫХ КВОТ НА ТОВАР ТЧК ОНИ ГОТОВЫ ОБЛЕГЧИТЬ НАМ СКАНДИНАВСКИЙ ЭКСПОРТ ТЧК ОНИ СОГЛАСНЫ ПОМОЧЬ ВАМ ВАШИХ ПЕРЕГОВОРАХ ПО ЗНАЧИТЕЛЬНОМУ СОКРАЩЕНИЮ ПРЕДЕЛЬНОГО ОБЪЕМА ЗАКУПОК ТЧК ОНИ ИНФОРМИРОВАНЫ НАШИХ КОНКУРЕНТАХ ШВЕЙЦАРИИ СНОВА ШВЕЙЦАРИИ И ЗАИНТЕРЕСОВАННЫХ КОМПАНИЯХ ПОВТОРЯЕМ КОМПАНИЯХ ТЧК ОНИ ЗНАЮТ ТРЕХ БРИТАНСКИХ ФИРМАХ-КОНКУРЕНТАХ ТЧК ОНИ ОКАЖУТ ВАМ ВСЕМЕРНУЮ ПОДДЕРЖКУ МЫ НАДЕЕМСЯ ВЫ СОСРЕДОТОЧИТЕСЬ СНОВА СОСРЕДОТОЧИТЕСЬ НА НАШИХ ИНТЕРЕСАХ АНГЛИИ ТЧК НЕ ПЫТАЙТЕСЬ СНОВА НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ТРЕВОЖИТЬ НАШИХ КОНКУРЕНТОВ ШВЕЙЦАРИИ ТЧК ОСТАВАЙТЕСЬ ВНЕ ЕЕ ПРЕДЕЛОВ ТЧК НИЧЕГО НЕЛЬЗЯ ПРЕДПРИНИМАТЬ ТЧК Д. ХАММЕР НЬЮ ЙОРК Кэнфилд прикурил тонкую сигару и положил все три страницы на пол. Фамилией Хаммер Рейнольдс подписывался только в тех случаях, когда считал, что содержание исключительно важное. Словом "снова" выделялись особо серьезные моменты. Слово "повторяем" отрицало фразу, в конце которой ставилось. Итак, Роулинсы - Кэнфилд потратил целую минуту на то, чтобы вспомнить, что Роулинсы доводятся родственниками Батройду, - убиты. Это не автомобильная катастрофа. А Роулинсы опасны для Элизабет Скарлатти. Вашингтон заключил соглашение с британским правительством, согласно которому в пределах Англии ему будет обеспечена всемерная поддержка, а в порядке компенсации сообщил англичанам о шведских акциях и земельных приобретениях в Швейцарии. Однако Рейнольдсу не удалось установить состав цюрихской группы. Ему известно только, что такая группа существует и что в нее входят три авторитетных англичанина. Кэнфилд припомнил их имена - Мастерсон, чье могущество связано с Индией; Ликок, кит Британской биржи; и Иннес-Боуэн, текстильный магнат. Главное, на что обращал его внимание Хаммер, - защита Элизабет. И ни в коем случае не показываться в Швейцарии! - Послышался легкий стук в дверь. Кэнфилд собрал страницы и положил в карман. - Кто там? - Бедный странник. Ищу место, где бы приютили на ночлег. Голос принадлежал Джеймсу Дереку. Кэнфилд открыл дверь, англичанин вошел в комнату. Он кинул на кровать большой конверт, аккуратно положил на бюро свой плащ и опустился в ближайшее кресло. - Мне прямо-таки завидно, Дерек. Какая шикарная на вас шляпа! - Да я сам только что не молюсь на нее, только она и может спасти меня от ареста. Лондонцу, крутящемуся вокруг "Савойя" в такой час, надлежит выглядеть респектабельно. - Поверьте на слово, у вас вполне респектабельный вид. - Не стоит бросаться словами, мой дорогой лунатик. - Может, выпьете виски? - Избавь боже!.. Значит, мадам Скарлатти ни словом не обмолвилась с вами о ночном происшествии? - Ни словом. Напротив, пыталась отвлечь мое внимание. А потом просто закрылась у себя в спальне. - Неужели? Неожиданный поворот, я считал, что вы действуете сообща, - Дерек извлек из кармана ключ с деревянным номерком. - Я успел переговорить с гостиничным полицейским. - Ему можно доверять? - Это не важно. Ключ подходит ко всем дверям, а полицейскому я сказал, что собираюсь накрыть одну подозрительную компанию на втором этаже. - Тогда я пошел. Ждите меня здесь, пожалуйста. Можете вздремнуть малость. - Постойте. Всем же известно, что вы связаны с мадам Скарлатти. Так что на разведку отправлюсь я. Кэнфилд задумался. В том, что сказал Дерек, было разумное начало: он более сведущ в такого рода розыске. С другой стороны, Кэнфилд не мог ему полностью доверять: не имел права рассказывать обо всем - это вынуждало бы британское правительство принимать ненужные пока решения. - Это, конечно, очень благородно с вашей стороны, но, поверьте, я справлюсь и сам. - Не стоит благодарности. Для меня это пустяк. - И все-таки я предпочел бы отправиться туда сам. Честное слово, вам пока нет смысла вмешиваться. Я попросил вас о помощи, а вовсе не о том, чтобы вы делали за меня всю работу. - Давайте пойдем на компромисс. - Какой же? - Я зайду первым, а вы пока подождете в коридоре у лифта. Быстренько осмотрю комнаты и дам вам знак присоединиться. - Давайте условимся о знаке. - Ну, например, я тихонько свистну. Кэнфилд услышал короткий свист и быстро зашагал к номеру девять западного крыла. - Все в порядке? - Прекрасный номер. Быть может, не такой роскошный, как у мадам, но зато более уютный. - Это утешает. - Я действительно не люблю такого рода работу. - Я считал, ею-то вы и знамениты. Так, перекидываясь фразами, они начали быстро, но тщательно осматривать помещения. Комнаты здесь располагались точно так же, как и в номере Скарлатти. Правда, здесь в центре главной комнаты стоял длинный стол, со всех сторон обставленный стульями. - Конференц-зал, надо полагать, - сказал Дерек. - Давайте осмотрим окно. - Какое? Кэнфилд задумался. - Вот это, - он подошел к окну, расположенному непосредственно над окном Элизабет Скарлатти. Светя фонариком, англичанин шагнул вперед. - Хорошая мысль. Идемте. На деревянном подоконнике виднелась толстая свежая царапина, а с внешней стороны Дерек и Кэнфилд разглядели след, оставленный толстой крепкой веревкой. - Этот тип, похоже, ловок как кошка, - сказал Кэнфилд. - Осмотрим комнаты. Они сначала прошли в левую спальню. Там стояла обычная двуспальная кровать. Кровать была без единой морщинки. На письменном столе, все отделения которого оказались совершенно пусты, лежали только обычные канцелярские принадлежности да закрытые колпачками ручки. В шкафах обнаружились только вешалки, а также щетки и бархотка для чистки обуви. Ванная комната блистала чистотой, медные краны сияли. Вторая спальня, с правой стороны, ничем не отличалась от первой, разве что постель была чуть измята. Вероятно, кто-то спал или лежал на ней. - Крупный детина. Футов шесть, а то и больше, - сказал англичанин. - Как вы определили? - По следу от ягодиц. Взгляните сюда, чуть ниже середины кровати. - Я бы ни за что не догадался. Майор открыл дверцу шкафа. - Ну-ка посветите. - Пожалуйста. - Эврика! На дне шкафа лежала небрежно сложенная веревка, в трех местах перехваченная широкими кожаными кольцами, которые крепились к ней металлическими зажимами. - Это альпинистская веревка, - сказал англичанин. - Очень надежная вещь. В основном применяется для страховки. - А с ее помощью можно подняться или спуститься по стене "Савойя"? - Запросто. Быстро, и без всякого риска свернуть себе шею. - Идемте отсюда, - сказал Кэнфилд. - А теперь я с удовольствием выпил бы чего-нибудь крепкого. - Это можно. - Кэнфилд тяжело поднялся с кровати. - Виски с содовой, дружище? - Благодарю. Американец подошел к стоявшему у окна столику и налил две солидные порции. Один бокал он подал Джеймсу Дереку, свой приподнял. - Хорошо сработано, Джеймс Дерек. - Вы тоже парень не промах. И потом, похоже, вы правильно сделали, что прихватили эту веревку. - Сгодиться она может только на то, чтобы вызвать в наших умах сумятицу. - Э, нет... Ведь это истинно американское устройство. - Не понимаю. - Просто дело в том, что вы, американцы, ужасно здравомыслящие люди и любите комфорт. Скажем, если вы охотитесь на дичь где-нибудь в Шотландии, значит, привозите с собой тяжелую пушку... Если собрались удить рыбу где-нибудь на юге, в вашем рыбачьем подсумке наверняка припасено не менее шестисот самых разных рыбацких спецштуковин. Для американца смысл занятия спортом равнозначен его способности добиться успеха чисто техническими средствами, а не умением. - Если это час неприязни ко всему американскому, включите радио. - Бросьте, Мэтью. Я всего лишь пытаюсь объяснить, что вы, вероятно, правы. Человек, проникший в номер мадам Скарлатти, наверняка был американцем. А благодаря этой веревке мы можем выйти на человека в вашем посольстве. Такая мысль не приходила вам в голову? - Выйти на кого? - На кого-нибудь из вашего посольства. Того, кто знает Бертольда, и кого вы подозреваете в афере с акциями.. Ведь такой веревкой способен воспользоваться только тренированный альпинист, а так ли уж много альпинистов в посольстве? Скотленд-Ярд проверит это в один день. - Нет... Мы проверим сами. - И только потеряете время... В конце концов, на всех сотрудников посольства заведены точно такие же досье, что и на Бертольда. Майор вновь наполнил свой бокал. - Тогда дело становится уголовным. Нам это никак не подходит. Нет, дознание мы проведем сами. - Вам решать. Вообще-то задача простая. Всего-то двадцать, максимум тридцать человек. Только вы все же поторопитесь. - Само собой, - Кэнфилд подошел к кровати и сел. - Скажите, - спросил англичанин, допивая свое виски, - у вас есть список персонала вашего посольства? В нынешнем его составе. - Конечно. - И вы абсолютно уверены, что члены посольства, работающие здесь сейчас, участвовали в афере с акциями в прошлом году? - Да. Я говорил вам об этом. По крайней мере госдепартамент так считает. Мне бы не хотелось, чтобы вы продолжали давить на эту педаль. - Больше не буду. Уже поздно, а у меня стол завален документами, которые обязательно нужно просмотреть до утра, - англичанин подошел к комоду, куда час назад положил свою шляпу. - Спокойной ночи, Кэнфилд. - О, вы уже уходите?.. Есть что-нибудь интересное в досье Бертольда? Я прочту его незамедлительно, хотя, если честно, несколько подустал. Джеймс Дерек стоял у двери и смотрел на майора. - Один момент наверняка вас заинтересует... А может и несколько, но один меня прямо-таки заинтересовал. - Что же? - Маркиз - большой любитель спорта. Увлекается многими видами. В частности, скалолазанием. Точно известно, что он является членом клуба покорителей пика Маттерхорн. Кроме того, он входит в число тех нескольких сотен, кому удалось взойти на Юнгфрау по северной стене. Изрядное достижение, на мой взгляд. Кэнфилд вскочил и чуть ли не прокричал: - Что ж вы раньше-то об этом молчали! - Я искренне полагал, что вас больше интересуют его связи с посольством. Вы же их искали. Майор пристально смотрел на Дерека. - Итак, это был Бертольд. Но почему?.. - Я действительно не догадываюсь. Полистайте как следует досье, Кэнфилд. Интересное чтение... И все-таки я не думаю, что вы найдете что-то существенное в отношении американского посольства... Но вам ведь оно не для того, собственно, и требовалось, верно? Англичанин стремительно распахнул дверь и вышел. Кэнфилд смотрел ему вслед. Он был смущен, но слишком устал, чтобы о чем-то беспокоиться. Глава 30 Его разбудил телефонный звонок. - Мэтью? - Да, Джэн? - он обхватил трубку так, что стало больно. - Я внизу, в холле. Элизабет я сказала, что иду за покупками. Майор глянул на свои часы: одиннадцать тридцать. Сильно болела голова и очень хотелось спать. - Что случилось? - С ней что-то происходит, Мэтью. Она вся дрожит от страха. - Странно... А она не упоминала о шеффилдской сделке? - Нет. Я сама напомнила. Но она отмахнулась и сказала, что изменилась ситуация. - И больше ничего? - Хотя нет, было кое-что еще... Она сказала, что после обеда намерена побеседовать с тобой. Говорит, что в Нью-Йорке возникли проблемы, требующие ее присутствия. Похоже, она хочет сообщить тебе, что решила вернуться домой. - Но это невозможно! Вспомни точно, что именно она сказала! - Она не вдавалась в подробности. Просто заявила, что Чэнселлор - осел и что ей надоело бессмысленно тратить время. - Она лжет! - Я тоже так думаю. К тому же ее объяснения звучали очень неубедительно. Но решение она приняла. Как ты намерен поступить? - Еще не знаю. Подумаю. Возвращайся никак не раньше, чем через два часа, хорошо? Они условились, что вместе пообедают, и распрощались. Спустя полчаса майор спустился в бар позавтракать. Нужно было подкрепиться. Запастись энергией. Он захватил с собой досье Бертольда, решив прочитать его полностью или хотя бы большую часть за столом. Он положил досье слева от тарелки, открыл. Это было обычное досье, их тех, что составляются на весьма состоятельных людей. Исчерпывающие подробности о генеалогическом древе. Должности и титулы каждого из членов семьи на протяжении нескольких поколений - в бизнесе, правительстве, обществе - все внушительно и вместе с тем совершенно непонятно для непосвященного. Компании Бертольда мощные и почти все, как говорила мадам Скарлатти, в пределах британских территорий. Школа, воспитание, путь в мире бизнеса. Его клубы - все очень благопристойно. Увлеченность спортом - поло, яхты, альпинизм, восхождение на Маттерхорн и Юнгфрау, впечатляющие, престижные достижения. И наконец, характеристика личности, составленная по сведениям знакомых и друзей. Самая интересная часть, но именно на нее профессионалы обращают меньше всего внимания: льстивые отзывы близких друзей или коллег по бизнесу в надежде на будущее воздаяние. Откровенные - врагов или соперников по конкурентной борьбе, стремящихся хоть чем-то досадить. Кэнфилд достал карандаш и поставил на полях две галочки. Первую на странице 18 против пункта 5. Собственно, особых причин не было, просто содержание этого пункта как-то выбивалось из общего ряда, кроме того, там упоминался город, где, как вспомнил Кэнфилд, побывал во время своего вояжа по Европе Алстер Скарлетт. Семья Бертольда владела заводами в Рурской области, за несколько недель до покушения в Сараеве они были проданы министерству финансов Германии, а управленческие конторы Бертольда в Штутгарте и Тассинге закрыты. Продажа вызвала бурное обсуждение во французских деловых кругах, и семью Бертольда резко критиковали в газетах. Никаких обвинений в сговоре, однако, не выдвигалось, все выглядело пристойно: германское министерство финансов за ценой не постояло. По окончании войны заводы в Рурской области были откуплены у Веймарского правительства, и конторы в Штутгарте и Тассинге открыты вновь. Вторую галочку он поставил на странице 23 против пункта 2, касавшегося одной из недавно созданных корпораций: "Партнерами маркиза де Бертольда в фирме по сбыту импорта являются мистер Сидней Мастерсон и мистер Гарольд Ликок..." Маетерсон и Ликок. Оба значились в цюрихском списке. Владельцы двух из четырнадцати поместий в Швейцарии. Следовательно, они связывали Бертольда с цюрихской группой. Удивляться нечему. Но для профессионала приятно получить подтверждение, что ты на правильном пути. Когда майор допил кофе, к нему подошел молодой человек в форме служащего "Савойя". - Приятного аппетита, сэр. Вам две записки. Кэнфилд встревожился. Он взял записки и заявил служащему: - Вы могли послать за мной. - Оба отправителя просили не беспокоить вас, сэр. - Хорошо. Благодарю вас. Первая записка была от Дерека: "Срочно свяжитесь со мной". Вторая - от Элизабет Скарлатти: "Прошу зайти ко мне в номер в два тридцать. Крайне важно. Раньше принять не могу". Кэнфилд закурил привычную тонкую сигару и откинулся в кресле. Дерек может подождать. Он, вероятно, получил известие о новом соглашении Бенджамина Рейнольдса с британским правительством и не знает, что делать. Решено: Кэнфилд отложит встречу с Дереком на более поздний срок. Скарлатти же, похоже, приняла решение. Если Джанет не ошиблась, то Элизабет собирает сейчас вещи. Он, как ни силился, не мог объяснить себе, почему она вдруг столь кардинально изменила свое отношение к Рейнольдсу, или к Гловеру, или вообще к "Группе 20". Значит, "Группа 20" зря истратила тысячи долларов, надеясь на сотрудничество Элизабет. Майор думал о ночном посетителе старой дамы, о четвертом маркизе Шателеро, покорителе Маттерхорна и Юнгфрау. Почему Жак Луи Бертольд проник в номер Скарлатти таким способом? Потому ли, что дверь была заперта на ключ, или он был уверен, что мадам Скарлатти ему не откроет? Или просто-напросто поставил себе целью запугать Элизабет? Или, может, искал что-то? Что же он мог сказать такого, что полностью парализовало ее волю? Что могло до такой степени напугать Элизабет? Может, он пригрозил убить ее сына, если тот, конечно еще жив? Это могло подействовать... Впрочем, так ли? Ведь сын обманул ее. Обманул всю "империю Скарлатти". Кэнфилд понимал: Элизабет - человек сильный и жестокий, она скорее согласится на смерть сына, чем позволит себя обманывать. Но она отступила! И вновь Кэнфилда охватила тревога, некогда уже пережитая на борту "Кальпурнии". Дело, вначале казавшееся ему легко разрешимым, все больше осложнялось. В нем возникло ощущение бессилия перед новой задачей. Он почувствовал себя неопытным мальчишкой. Элизабет Скарлатти... Он был уверен, что она "не может его принять" раньше двух тридцати как раз потому, что занята теперь подготовкой к отъезду. Что ж, у него тоже кое-что припасено. Он знает, что ночью ее посетил незваный гость. К тому же у него в руках досье Бертольда. От досье, конечно, она может и отмахнуться. Зато альпинистская веревка станет неопровержимой уликой. - Я написала вам, что не могу принять раньше двух тридцати! С каких это пор вы позволяете себе не считаться с моими желаниями? - Дело не терпит отлагательства. Сейчас же впустите меня! Она с негодованием открыла дверь и прошла на середину комнаты. Кэнфилд громко хлопнул задвижкой. И заговорил прежде, чем она успела повернуться к нему. - У меня с собой досье. Я знаю теперь, почему вашему гостю не пришлось открывать двери. Его слова возымели такое действие, как если бы у нее под носом выпалили из пистолета. Старая дама развернулась, вскинула руки на затылок и так, локтями вперед, пошла на него. Будь она лет на тридцать моложе, она бы набросилась на него с кулаками - так была взбешена. - Вы бесчестный, бессовестный мерзавец! Наглый лжец! Подлец! Вы лжец! Лжец! Я засажу вас на всю оставшуюся жизнь! - Что же, хорошо. Ночью вы обманули меня, но сейчас этот номер не пройдет. Со мной был Дерек. Мы нашли веревку - альпинистскую по его определению, - на ней ваш ночной гость спускался по стене гостиницы. Старая дама накренилась вперед, ноги у нее подкосились, и она стала валиться на него. - Бога ради, успокойтесь! Я хочу вам помочь! - он держал ее за плечи. - Вы должны его купить! О Боже! Вы должны его купить! Приведите его сюда! - Зачем купить? Кого? - Дерека! Он давно знает? Мистер Кэнфилд, умоляю вас, скажите, как давно он знает? - Примерно с пяти часов утра. - Он успел, успел! Он рассказал! О Боже праведный, он рассказал другим! - она была в отчаянии, и Кэнфилду стало страшно. - Да, он успел! Теперь об этом знают его начальники, значит, это станет известно... Что делать, что делать! Элизабет попыталась овладеть собой: - Похоже, вы подписали смертный приговор всей моей семье, но если это случится, то и вас, Кэнфилд, ждет смерть! - О чем вы говорите? Смерть? Но за что?! - Я ничего вам не скажу, пока вы не соедините меня с Дереком. Майор прошел в другой конец комнаты, поднял телефонную трубку и назвал номер Дерека. Спокойно поговорил с ним, потом повернулся к мадам Скарлатти: - У него через двадцать минут совещание. Он подготовил подробный отчет, и начальство намерено его выслушать. Старая дама стремительно подскочила к Кэнфилду: - Дайте мне трубку! Мистер Дерек? Говорит Элизабет Скарлатти. Я не знаю, что у вас там за совещание, но ни в коем случае не ходите на него! Я не имею привычки умолять кого бы то ни было, сэр, но сейчас я заклинаю вас, - не ходите! Пожалуйста, умоляю вас, никому, ни одной живой душе не говорите ни слова о сегодняшней ночи! Если вы оброните хоть намек, на вас ляжет ответственность за гибель безвинных людей! Пока я не могу сказать вам больше... Да, Да, как вам угодно... Я приму вас, конечно. Через час. Благодарю вас. Благодарю вас! Она медленно опустила трубку на рычаг. Взглянула на майора. - Слава богу! Майор пристально смотрел на нее. - Боже мой! Я начинаю догадываться. Эта дурацкая веревка, акробатические трюки посреди ночи... Да, это должно было напугать вас до смерти! Так и было задумано! - О чем вы говорите? - Я думал, что это был Бертольд! Что это он проник к вам в номер таким странным образом, чтобы, черт возьми, напугать вас! Но какой в этом смысл? С таким же успехом он мог бы остановить вас в холле, в ресторане... Значит, это был некто, кто не мог себе позволить подобного. Некто, кто не мог встретиться с вами при свидетелях... - Вы заговариваетесь! Вы сошли с ума! - Разумеется, вы хотите похоронить эту историю. Вы добились того, ради чего отправились в столь дальний путь! Вы нашли его! Вы нашли своего пропавшего сына, признайтесь. - Это ложь! - О нет, это так очевидно, что мне следовало догадаться еще ночью. Вся эта история выглядела столь необычно, что я пытался и объяснение найти необычное, решив, что вас хотели просто запугать. Но я ошибся! Это был наш прославленный герой войны, он вернулся из заоблачных высей на грешную землю! Да, он единственный не смел подойти к вам вне стен этой комнаты. И единственный, кто не мог надеяться, что вы откроете ему дверь. - Дикий вымысел! Я отрицаю это! - Отрицать вы можете все что угодно. Теперь я предлагаю вам сделать выбор. Дерек будет здесь через час. Либо мы с вами разберемся до его прихода, либо я сейчас телеграфирую в свой офис, что как профессионал я ответственно заявляю: Алстер Скарлетт найден. Я вернусь в Нью-Йорк и, между прочим, с Джанет! Спотыкаясь на каждом шагу, Элизабет двинулась к нему: - Если в вас есть хоть капля чувства к Джанет, вы сделаете так, как я попрошу. Если же нет - она будет убита. - Да плевать я хотел на ваши приговоры! Ни ваш сын, ни вы меня не запугаете! И не купите! Передайте ему: если он тронет Джанет, я убью его. Элизабет Скарлатти коснулась его руки. Он отстранился. - Я не угрожаю, поймите. Пожалуйста, выслушайте меня. Постарайтесь понять... Я беспомощна. И мне нельзя помочь! Майор увидел, как по ее впалым старческим щекам потекли слезы. Лицо ее было мертвенно-бледным, под глазами чернели круги - следы этой страшной ночи. Господи, подумал он, Элизабет Скарлатти похожа на живой труп. Ярость отступила. - Не бывает, чтобы совсем нельзя было помочь. Так не бывает. - Вы любите ее? - Да. И поскольку я ее люблю, вам нечего бояться. Я преданно служу обществу. Но куда более преданно служу нашим с вами интересам. - Но ситуации это не меняет. - Вы не вправе так говорить, пока я не узнаю, что произошло. - Вы не оставляете мне иного выбора? - Да. - Тогда пусть простит вас Бог. Вы возлагаете на себя огромную ответственность. Теперь вы ответственны за наши жизни. И она рассказала ему все. Мэтью Кэнфилд понял, что надо делать: настала пора встретиться с маркизом де Бертольдом. Глава 31 В пятидесяти семи милях к юго-востоку от Лондона, на берегу моря находится курортное местечко Рамсгейт. Неподалеку от городка, у шоссе, стоял деревянный домик примерно двадцать на двадцать футов. Через два маленьких окошка этого домика пробивался наружу, в предутренний туман, тусклый свет. Приблизительно ярдах в ста к северу располагалось более солидное строение - некогда это был амбар. Теперь он служил ангаром для двух монопланов. Один из них как раз и выкатывали на улицу трое мужчин в серых комбинезонах. В домике, попивая черный кофе, сидел за дощатым столом мужчина с наголо бритой головой. Красноватый рубец над правым глазом зудел, и мужчина то и дело почесывал его. Закончив читать лежавшее перед ним письмо, он поднял глаза на курьера в шоферском комбинезоне. Содержание письма явно взбесило бритоголового. - Маркиз зарвался! Мюнхен дал предельно ясные инструкции: Роулинсов нельзя было убивать в Штатах! Их следовало доставить в Цюрих и убить в Цюрихе! - Для беспокойства нет причин. Ликвидация была организована чисто, подозрения исключены. Маркиз хотел, чтобы вы знали это. Оба погибли в автомобильной катастрофе. - Кто же в это поверит? Черт вас подери, кто?! Ублюдки! Мюнхен не намерен рисковать, и в Цюрихе риск был бы исключен! - Алстер Скарлетт поднялся с кресла, подошел к маленькому окошку, из которого открывался вид на поле. Самолет был почти готов к полету. Нет, так дело не пойдет. Надо успокоиться. А то еще наделает ошибок в воздухе. Черт возьми этого Бертольда! Конечно, Роулинсов нужно было убрать. После того как Картрайт все узнал, Роулинсы запаниковали и приказали своему зятю убить Элизабет Скарлатти. Чудовищная ошибка! Забавно, поймал он себя на мысли, он уже не думает о старой даме как о своей матери. Просто Элизабет Скарлатти... Но убирать Роулинсов там, в Штатах, - это безумие! Как теперь узнать, какие и кто задавал им вопросы? И разве трудно теперь выйти на Бертольда? - Вопреки тому, что случилось... начал было Лэбиш. - Что? - Скарлетт повернулся к нему. Он принял решение. - Маркиз хотел бы сообщить вам, что несмотря на то, что произошло с Батройдом, все ведущие к нему нити похоронены вместе с Роулинсами. - Не совсем, Лэбиш. Не совсем, - голос Скарлетта звучал жестко. - Маркиз де Бертольд получил приказ доставить Роулинсов в Швейцарию. Он не повиновался. Крайне прискорбный факт. - Извините, сэр? Скарлетт протянул руку к летной куртке, висевшей на спинке стула. И сказал спокойно и деловито: - Убейте его. - Сэр! - Убейте его! Убейте маркиза де Бертольда. Сегодня же! - Но послушайте! Я не верю своим ушам! - Ну уже нет - это вы меня слушайте! В Мюнхене меня уже должна ждать телеграмма, в которой вы сообщите, что этот идиот мертв!.. И, Лэбиш, сделайте так, чтобы не было сомнений, кто именно убил его. Его убили вы! Нам не нужны сейчас никакие вопросы и расследования!.. - Сэр! Я работаю у маркиза больше пятнадцати лет! Он был добр ко мне!.. Я не могу... - Что вы не можете? - Сэр!.. - француз опустился на колени. - Не просите меня.. - Я не прошу. Я приказываю. Мюнхен приказывает! Холл на четвертом этаже фирмы "Бертольд и сыновья" был исключительно просторным. В стене напротив входа были огромные белые двери эпохи Людовика XIV - они вели в святая святых маркиза де Бертольда. С правой стороны стояли полукругом шесть обитых коричневой кожей кресел - словно в кабинете какого-нибудь состоятельного сельского эсквайра - с приземистым, прямоугольной формы кофейным столиком перед ними, На столике лежали иллюстрированные журналы. С левой стороны располагался огромных размеров белый письменный стол с позолоченным бордюром. За столом сидела очень миловидная брюнетка, волнистые волосы красиво ниспадали на благородное чело. Но Кэнфилд поначалу не обратил особого внимания на красоту и благородство, черт секретарши - он никак не мог оправиться от первого впечатления, точнее, шока, произведенного общей цветовой гаммой холла. Стены окрашены красной краской, а с потолка до самого пола свисали портьеры черного бархата. Боже праведный, подумал Кэнфилд. Ведь это точная копия холла в доме Алстера Скарлеттта! В креслах сидели два джентльмена средних лет в костюмах от "Сэвил Роу". Они были погружены в чтение журналов. Чуть поодаль стоял мужчина в шоферском комбинезоне, в руках он держал шляпу. Кэнфилд подошел к письменному столу. Пышноволосая секретарша обратилась к нему первой: - Мистер Кэнфилд? - Да. - Маркиз ждет вас, сэр, - секретарша направилась к громадным белым дверям. Кэнфилд заметил, что один из джентльменов явно огорчился. Он тихо чертыхнулся и вновь погрузился в журнал. - Добрый день, мистер Кэнфилд, - четвертый маркиз Шателеро стоял за огромным столом и протягивал ему руку. - Мы не встречались прежде, но посланник от Элизабет Скарлатти всегда желанный гость. Прошу вас, садитесь! Таким Кэнфилд его и представлял - разве только чуть повыше ростом. Маркиз был прекрасно сложен, довольно приятной наружности, подтянутый, с приятным звучным голосом. Однако, несмотря на его мужественность, мужественность покорителя Маттерхорна и Юнгфрау, было в нем что-то искусственное, какая-то изнеженность. Быть может, все дело в костюме? Он был слишком модным. - Рад нашей встрече, - улыбнулся Кэнфилд, пожимая руку французу. - Однако я в затруднении. Как мне вас величать - месье Бертольд или монсеньор маркиз? - Я бы мог добавить к этому ряду несколько неблагозвучных имен, данных мне вашими соотечественниками, - маркиз рассмеялся. - А вы, пожалуйста, действуйте в русле французской традиции, столь презираемой чопорными британцами. Меня устраивает обыкновенное "Бертольд". Сегодня обращение "маркиз" не более чем дань давно минувшему прошлому, романтическая красивость, - француз улыбнулся и предложил Кэнфилду сесть в кресло напротив письменного стола. Жак Луи Омон де Бертольд, четвертый маркиз Шателеро, был чрезвычайно любезен, признал Кэнфилд. - Приношу свои искренние извинения, что невольно нарушил ваш распорядок дня. - Распорядки для того и составляются, чтобы их нарушать. В противном случае жизнь, согласитесь, превращается в рутину. - Не стану попусту тратить ваше время, сэр. Элизабет Скарлатти желает вступить с вами в переговоры. Жак Луи Бертольд откинулся в кресле и изобразил на своем лице изумление: - Переговоры?.. Боюсь, я не вполне понимаю... Переговоры о чем? - Это сообщит вам сама мадам Скарлатти при личной встрече. - Мне доставит удовольствие встретиться с мадам Скарлатти в любое удобное для нее время, но я не могу себе представить, какова тема обсуждения. Разве что какие-то деловые вопросы? Но это мы могли бы обсудить и с вами. - Возможно, речь пойдет о ее сыне, Алстере Скарлетте. Бертольд пристально посмотрел на майора. - Увы, я не имел удовольствия знать его. Как всякий человек, регулярно читающий газеты, я знаю, что он исчез несколько месяцев тому назад. Но не больше того. - И вы ничего не знаете о Цюрихе? Жак Бертольд резко встал. - О каком Цюрихе? - Мы все об этом знаем. - Я плохо вас понимаю. - Странно... Мы знаем о группе из четырнадцати человек. Может быть и пятнадцатый... Элизабет Скарлатти. Кэнфилд слышал, как прерывисто дышит Бертольд. - Из каких источников вы почерпнули эту информацию? И какое вы имеете к этому отношение? - Я знаю об этом от Алстера Скарлетта. - Я вам не верю. И не понимаю, о чем вы говорите! - О боже! У мадам Скарлатти есть свои предложения, будь я на вашем месте, я бы их выслушал! - Но вы не на моем месте, сэр! Боюсь, вынужден просить вас покинуть кабинет. Между мадам Скарлатти и компаниями Бертольда нет деловых отношений. Кэнфилд не шелохнулся. - Тогда, пожалуй, стоит подойти к проблеме иначе. Я считаю, вам следует с ней увидеться. Побеседовать... Для вашего же блага. Для блага Цюриха. - Вы мне угрожаете? - Если вы не сделаете этого, она, мне кажется, сотворит нечто ужасное. Не мне вам объяснять, какая власть сосредоточена в руках этой женщины... Вы связаны с ее сыном... А она встречалась с ним сегодня ночью! Бертольд стоял неподвижно. Кэнфилд не мог понять, чем объясняется растерянность француза, - фактом ли встречи Скарлетта с матерью или тем, что о нем знает майор? Наконец Бертольд ответил: - Все, о чем вы говорите, не имеет ко мне никакого отношения. - Я нашел альпинистскую веревку! Альпинистскую! Я обнаружил ее на полу платяного шкафа в вашем конференц-зале в гостинице "Савой"! - Что-что? - Прекратим дурачить друг друга! - Вы проникли в мои личные покои? - Да, проник! И это только первый шаг. Мы располагаем полным списком. Вам, вероятно, известны эти имена? Додэ и д'Альмейда, ваши земляки, если не ошибаюсь... Олаффсен, Лэндор, Тиссен, фон Шнитцлер, Киндорф... Ваши нынешние партнеры - мистер Мастерсон и мистер Ликок! Еще несколько человек, но, я уверен, их имена вам известны куда лучше, чем мне! - Довольно! Довольно! - маркиз де Бертольд медленно, как бы с опаской сел в кресло. - Мы продолжим разговор. Но люди ждут приема. Было бы крайне неловко отказать им. Я постараюсь быстро освободиться. Подождите меня пока в холле. Бертольд поднял телефонную трубку и обратился к секретарше: - Месье Кэнфилд подождет, пока я закончу послеобеденный прием. Каждую встречу прерывайте по истечении пяти минут, если я сам к тому моменту не провожу посетителя. Что? Лэбиш? Очень хорошо, пусть зайдет, - француз опустил руку в карман пиджака и достал связку ключей. Кэнфилд направился к огромной белой двустворчатой двери. В этот момент другая дверь, слева от него, распахнулась. - Простите, месье, - произнес возникший на пороге мужчина в шоферском комбинезоне. Кэнфилд вышел и улыбнулся секретарше. Прошел к полукружью кресел, к ожидавшим приема джентльменам, сел поближе ко входу в кабинет Бертольда и взял с журнального столика "Лондон иллюстрейтед ньюс". Он заметил, что один из джентльменов ужасно нервничает, донельзя раздражен. Он совершенно машинально перелистывал страницы "Панча". Другой господин, напротив, был погружен в чтение какой-то статьи в "Куотерли ревью". Вдруг внимание Кэнфилда привлек непримечательный вроде бы жест крайне раздраженного господина: он резко выбросил левую руку, нагнулся и посмотрел на часы. Совершенно обычное поведение при таких обстоятельствах. Поразило же майора другое: запонки этого господина. Квадратные, с двумя диагональными полосками, красной и черной. Это была точная копия запонки, по которой он опознал Чарльза Батройда в каюте Элизабет Скарлатти. Цвета те же самые, что обои и драпировки в приемных и маркиза, и Алстера Скарлетта. Нервный господин заметил на себе взгляд Кэнфилда и быстро опустил руку в карман пиджака. - Извините, не подскажете, который час? Мои часы спешат. - Двадцать минут пятого. - Благодарю. Нервничающий господин сложил руки на груди и отклонился к стене. Второй господин, обращаясь к нему, сказал: - Бэзил, если ты не успокоишься, тебя удар хватит! - Тебе хорошо говорить, Артур! А я опаздываю на встречу! Я объяснял Жаку, что сегодня тяжелый день, что у меня дел по горло, но он настоял, чтобы я зашел. - Кто-кто, а он умеет настоять на своем. - Да, и нагрубить при этом. Последующие пять минут прошли в полной тишине, если не считать шелеста бумаг за столом секретарши. Огромная левая половина белых дверей раскрылась, и показался шофер. Он аккуратно прикрыл за собой дверь, и Кэнфилд заметил, что шофер подергал ручку, точно хотел убедиться, прочно ли она держится. Это было странно. Мужчина в комбинезоне подошел к секретарше, наклонился и что-то доверительно пошептал ей на ухо. Это сообщение явно раздосадовало ее. Шофер передернул плечами и быстро двинулся к двери справа - она вела на лестничную клетку. Секретарша с сердитым видом швырнула несколько листов бумаги в плетеную корзину и подняла глаза. - Извините, господа, сегодня маркиз де Бертольд никого принять не сможет. Мы приносим свои извинения за доставленное вам беспокойство. - Но послушайте, ради Бога, мисс! - нервный господин вскочил с кресла. - Это не укладывается ни в какие рамки! Я сижу здесь уже три четверти часа, а маркиз сам настоятельно просил меня зайти! - Еще раз извините, сэр, я передам ваше неудовольствие. - Этого мало! Передайте маркизу де Бертольду, что я буду ждать до тех пор, пока он меня не примет! И он с торжественным видом сел. Тот, кого называли Артуром, встал и направился к лифту. - Господи, разве тебе дано исправить французские манеры? Люди истратили на это века. Идем, Бэзил. Заглянем в "Дочестер" и посидим там часок-другой. - Не могу, Артур. Не сойду с этого места, пока не добьюсь своего. - Как знаешь. Звони мне, не пропадай. Кэнфилд остался сидеть вместе с нервным Бэзилом. Он тоже твердо решил ждать Бертольда. - Позвоните маркизу снова, прошу вас, мисс, - сказал Бэзил. Она позвонила даже несколько раз, но ответа не последовало. Майор встревожился. Он подошел к огромным двойным дверям и постучал. Тишина. Он попытался открыть одну створку, потом другую - они были заперты. Бэзил вскочил с кресла. Растерянная секретарша осторожно подняла телефонную трубку и начала часто-часто нажимать на кнопку вызова, потом стала давить беспрерывно. - Отоприте дверь, - приказал майор. - О, я не знаю... - Я знаю! Дайте ключ! Девушка приоткрыла верхний ящик стола, потом подняла глаза на американца: - Может, все-таки подождать? - Черт побери! Дайте ключ! - Да, сэр! - Она выбрал а из связки ключей один и протянула Кэнфилду. Он распахнул двери настежь. Их взорам предстало ужасное зрелище: маркиз лежал на своем роскошном письменном столе, изо рта у него тонкой струйкой стекала кровь, высунутый наружу язык распух, глаза, казалось, вылезли из орбит - он был удушен гарротой. Секретарша завопила, но в обморок не упала. Бэзила колотило, будто его подключили к электросети, он беспрерывно повторял: "О Боже! О Боже! О Боже!". Майор подошел к столу и приподнял руку Бертольда. Потом отпустил, и рука тяжело упала. Девушка вопила все громче, на ее крик прибежали двое служащих. Они глянули в кабинет, и один из них рванулся назад, к лестнице, крича во всю мощь легких, другой медленно, с опаской, подошел к Бертольду. Сбежались остальные сотрудники фирмы, раздались охи, ахи, взвизги. Кэнфилд тряс за плечи кудрявую секретаршу, пытаясь заставить ее замолчать. "Позвоните в полицию", - скомандовал он, но девица не слушала. Кэнфилд не хотел звонить сам: сейчас важно было не отвлекаться, никого не выпускать из виду, особенно Бэзила. Сквозь толпу к ним пробился высокого роста седоватый мужчина с хорошо ухоженными усами. - Мисс Ричардс! Мисс Ричардс! Бога ради, что случилось? - Вот что случилось! - воскликнул майор, стараясь перекричать гомон возбужденных голосов и указывая на труп. Кэнфилд пристальнее вгляделся в мужчину, задавшего вопрос. Вроде бы что-то знакомое просматривалось в его облике, хотя людей такого типа в мире Скарлатти множество. - Вы позвонили в полицию? - спросил джентльмен. Кэнфилд заметил, что Бэзил продирается сквозь толпу к лифту. - Нет, полиция не извещена, - прокричал он. - Позвоните туда!.. И хорошо бы закрыть эти двери, - он двинулся вслед за Бэзилом. Аристократического вида усатый господин крепко держал его за рукав. - Значит, это вы его обнаружили? - Да. Отпустите меня! - Как вас зовут, молодой человек? - Дерек. Джеймс Дерек! А теперь поторопитесь вызвать полицию! Кэнфилд взял усача за запястье и сильно повернул. Кулак разжался, и Кэнфилд ринулся вдогонку за Бэзилом. Господин с пышными усами поморщился и повернулся к секретарше. Девушка дрожала. - Мисс Ричардс, звоните в полицию! Срочно! - Хорошо, мистер Пул. Мистер Пул поспешил вернуться к себе в кабинет, он хотел побыть один. Значит, они это сделали! Цюрих вынес Жаку смертный приговор! Они убили его самого близкого друга, покровителя, человека, дороже которого у него не было на свете никого. Человека, который дал ему, Пулу, все. Человека, ради которого он сам пойдет на все. Они поплатятся! Они жестоко поплатятся! Он, Пул, никогда не подводил Бертольда. Он не подведет его и после смерти. Но слишком много неясного. Очень много. Этот Кэнфилд, который почему-то назвался чужим именем, старая леди - Элизабет Скарлатти... А главное, Генрих Крегер, этот урод. Пул не сомневался, что он - сын Элизабет Скарлатти. В конце концов, сам Бертольд сказал ему об этом. Интересно, знает ли это еще кто-нибудь? С площадки третьего этажа, забитой сотрудниками Бертольда, Кэнфилд разглядел Бэзила, который, изо всех сил орудуя локтями, пробивался по лестнице вниз. Кэнфилд закричал: - Очистите дорогу! Дорогу для врача! Пропустите врача! Дорогу! Дорогу! Уловка сработала, толпа расступилась. Когда Кэнфилд добежал до первого этажа, Бэзил уже пропал из виду. Кэнфилд выскочил на улицу и увидел, что тот стоял посередине Воксхоллроуд и, размахивая руками, пытался поймать такси. Брюки у него были забрызганы грязью - он видно, поскользнулся и упал в лужу. Из окон фирмы "Бертольд и сыновья" раздавались вопли, у входа собралась изрядная толпа зевак. Кэнфилд рванулся вперед. Бэзил судорожно схватился за дверцу подъехавшего такси и влез в салон. Кэнфилд успел помешать тому захлопнуть дверцу, втиснулся внутрь, оттолкнув Бэзила в глубь сиденья. - Что вы себе позволяете! Что вы делаете! - Бэзил был испуган, но голоса, однако, не повышал: он не хотел привлекать к себе дополнительного внимания. Американец крепко ухватил Бэзила за руку и отдернул рукав. Показалась красно-черная запонка. - Цюрих, Бэзил, Цюрих! - прошептал майор. - О чем вы говорите? - Чертов идиот, я на твоей стороне! Или буду на твоей, если они оставят тебя в живых! - О Боже! О Боже! - пролепетал Бэзил. Кэнфилд отпустил руку Бэзила, и тот безвольно уронил ее на колени. Кэнфилд сидел прямо и говорил, словно самому себе: - Ведь и так все ясно. Отпираться бессмысленно. - Я не знаю вас, сэр! Я не знаю вас! - Бэзил был близок к обмороку. - Вы забываете, что я все видел. - Но выслушайте меня! Я не имею к этому никакого отношения! Я был в приемной вместе с вами! - Конечно, ясно, что это дело рук шофера. Но многие захотят узнать, почему вы сбежали. Быть может, ваша задача состояла в том, чтобы удостовериться, что работенка сделана как надо? - Это абсурд. - Тогда зачем же вы сбежали? - Я... Я... - Где мы с вами можем спокойно посидеть минут десять-пятнадцать? Я бы не хотел создавать впечатление, будто мы сбежали с места происшествия. - Наверное, в моем клубе... - Прекрасно! Назовите адрес. Глава 32 - С чего это, черт возьми, вы взяли, что я был там? - кричал в телефонную трубку Джеймс Дерек. - Я с двенадцати дня здесь, в "Савойе"!.. Нет, она здесь со мной - англичанин вдруг почувствовал, что у него перехватило дыхание. Когда он заговорил вновь, в речи его уже не было уверенности. - Боже праведный!.. Как ужасно... Да. Да, я понял. Элизабет Скарлатти сидела напротив него и читала досье Бертольда. Услышав изменившийся тон, она подняла на Дерека глаза. Сейчас он тоже смотрел на нее. - Да. Он ушел отсюда ровно в три тридцать. Вместе с Фергюсоном, нашим сотрудником. Они должны были встретиться с миссис Скарлетт у "Типпина", а оттуда он собирался направиться к Бертольду... Я не знаю. Он просил ее оставаться с Фергюсоном, пока не вернется от Бертольда. Фергюсон должен позвонить через... Я понимаю. Ради бога, держите меня в курсе. Я вам позвоню, если что-то узнаю. Он положил трубку на рычаг. - Бертольд убит. - Господи милостивый! Где Джанет? - За ней присматривает наш сотрудник. Он докладывал час назад. - А Кэнфилд? Где Кэнфилд? - Я и сам бы хотел это знать. - С ним все в порядке? - Откуда же я знаю? Там, у Бертольда, он назвался моим именем, а потом исчез! - Что случилось с маркизом? - Его удавили. - О! - Элизабет вдруг живо вспомнила, как на борту "Кальпурнии" Мэтью Кэнфилд показал ей, каким именно способом хотел убить ее Батройд. - Если он его убил, то наверняка имел на то веские основания! - Основания? Крайне интересно! - Что именно? - То, что вы думаете, будто Кэнфилд убил его. - Значит, он защищался! Кэнфилд не убийца! - Да не убивал он Бертольда, если это вас может успокоить. - Она с облегчением вздохнула. - А известно, кто это сделал? - Вероятно, шофер Бертольда. - Странно. - Очень. Он служил у него много лет. - Наверно, Кэнфилд его и ищет. - Вряд ли. Тот ушел минут за десять-двенадцать до того, как они обнаружили труп. Джеймс Дерек был явно расстроен. Он подошел к Элизабет. - В свете того, что произошло, мне бы хотелось задать вам вопрос. Но, разумеется, вы вправе не отвечать... - Что за вопрос? - Я бы хотел знать, как - или, может, почему - британское Министерство иностранных дел предоставило мистеру Кэнфйлду полную свободу действий. - Мне не понятно, что вы имеете в виду. - Что ж, мадам. Если вы не желаете отвечать, я уважаю ваше молчание. Но поскольку в истории с убийством было использовано мое имя, я полагаю, что имею право на большее, чем... очередная ложь. - Очередная... ложь? Вы оскорбляете меня, мистер Дерек. - Неужели? Значит, вы вместе с мистером Кэнфилдом прибыли сюда, чтобы поймать с поличным сотрудников вашего посольства, которые вернулись в Соединенные Штаты более четырех месяцев назад? - О! - Элизабет опустилась на кушетку. Ее не волновало неудовольствие англичанина; ей лишь хотелось, чтобы на этот вопрос ответил сам Кэнфилд. Зато ее весьма обеспокоило то, что Кэнфилд, видимо, как-то связан с госдепартаментом США. - Увы, это было необходимо. - Ах, "увы"... Значит, вы не желаете отвечать. - Напротив, таков мой точный ответ. Но мне бы хотелось, чтобы вы поточнее объяснили, что значит "полная свобода". - Мистера Кэнфилда поддерживает самый верхний эшелон нашего правительства, а такие услуги британское Министерство иностранных дел, как правило, оказывает только ведущим политическим кругам! А не миллионерам, поссорившимся с другими миллионерами из-за акций и вкладов... И уж, извините, не частным гражданам, пусть и пережившим большую трагедию. Слова Джеймса Дерека подействовали на главу дома Скарлатти как ушат холодной воды, менее всего на свете ей хотелось бы, чтобы ее действия контролировались "высшими эшелонами". Небольшое агентство Кэнфилда, казалось, было послано ей самим Господом Богом: соглашение с ним давало ей некоторый официальный статус и вместе с тем избавляло от ответственности за возможные последствия. Если бы она решила повести дело иначе, она могла бы подключить любое нужное количество людей как в законодательных, так и в исполнительных сферах США. Это не составило бы ей труда... Значит, отдел, в котором работал Кэнфилд, отнюдь не так прост. Значит, сын ее совершил что-то более зловещее, чем даже изъятие акций... Нет ли ответа в досье Бертольда? Элизабет задумалась. - Судя по всему, вы узнали об этой "полной свободе" лишь недавно? - Мне сообщили сегодня утром. Похоже, объяснение все же содержится в досье Бертольда. Мэтью Кэнфилд прочел его и попросил больших полномочий. Может, он делал пометки на полях? Элизабет снова взяла досье. "После окончания войны заводы в Рурской области откуплены. .. Офисы в Штутгарте и Тассинге... Тассинг. Германия. Экономический кризис. Веймарская республика. Целая череда экономических кризисов! Мощный и непрерывно длящийся политический кризис! "...Партнерами по фирме являются мистер Сидней Мастерсон и мистер Гарольд Ликок..." Мастерсон и Ликок. Цюрих! Тассинг! - Город Тассинг вам что-нибудь говорит? - Это не город. Это район в Мюнхене. В Баварии. А почему вы спрашиваете? - Мой сын провел там много времени и растратил уйму денег... Впрочем, как и в других местах. Это не наводит вас на какую-нибудь конкретную мысль? - Мюнхен? Это логово нового германского радикализма. - Радикализм? Это что - коммунисты? - Нет. Красные, а равно и евреи для них первые враги. Эта публика имеет свои клубы, организацию. Они считают себя "высшей расой". А свою организацию называют СС. - "Высшей расой"? О Боже! Элизабет медленно вложила досье в огромный конверт, встала. Молча и так же медленно направилась в спальню и плотно закрыла за собой дверь. Джеймс Дерек остался в гостиной. Он ничего не понял. В спальне Элизабет подошла к письменному столику, где стопкой лежали документы, стала перебирать их, пока наконец не отыскала цюрихский список. Без суеты и спешки она начала вчитываться в имена. Эвери Лэндор, США, - нефть Луи Гибсон, США, - нефть Томас Роулинс, США, - акции Говард Торнтон, США, - промышленное строительство Сидней Мастерсон, Великобритания, - импорт Дэвид Иннес-Боуэн, Великобритания, - текстильная промышленность Гарольд Ликок, Великобритания, - акции Луи Франсуа д'Альмейда, Франция, - железные дороги Пьер Додэ, Франция, - пароходные линии Ингмар Мюрдаль, Швеция, - акции Кристиан Олаффсен, Швеция, - сталь Отто фон Шнитцлер, Германия, - ИГ Фарбениндустри Фриц Тиссен, Германия, - сталь Эрих Киндорф, Германия, - уголь В этом цюрихском списке значились наиболее могущественные люди западного полушария. Элизабет положила список на стол, взяла записную книжечку в кожаном переплете, открыла ее на букве "О". "Огилви и Сторм - издатели, Бэйсуотер-роуд, Лондон". Она позвонит Томасу Огилви и попросит собрать всю информацию об СС. Она уже кое-что слышала об этом. Она вспомнила, как читала где-то, что эта организация именует себя национал-социалистской и что возглавляет их некто Адольф Гитлер. Глава 33 Полное имя Бэзила было Бэзил Хоуквуд, и Кэнфилд мгновенно представил себе торговую марку "Хоуквуд", как она обозначается на разнообразных кожаных товарах. "Хоуквуд лезер" была одной из крупнейших фирм в Англии. Испуганный Бэзил провел Кэнфилда в просторный читальный зал своего клуба "Рыцари". Они развернули два глубоких кресла к окну, и теперь остальные члены клуба вряд ли могли услышать их беседу. От страха Бэзил говорил быстро и невнятно, и Кэнфилд с трудом продирался сквозь его рассказ. Оказалось, что владелец фирмы "Хоуквуд лезер" уже давно ведет дела с одной малоизвестной мюнхенской фирмой. Чтобы директора фирмы ничего не узнали, он отсылал туда товар под видом "бракованного". В последнее время директора заинтересовались, почему за этот год так возрос процент брака, и потребовали подразделения "Хоуквуда" представить полный отчет. Наследник Хоуквуда-старшего оказался в весьма затруднительной ситуации, и попросил приема у Бертольда, чтобы объявить, что на некоторое время поставки прекращаются. Он слезно молил Мэтью Кэнфилда войти в его положение: - Прошу вас, сообщите в Мюнхен о полнейшей лояльности, но башмаки, ремни и портупеи пока придется получать от кого-то другого. - Почему вы носите запонки? - строго спросил Кэнфилд. - Я надел их только сегодня, чтобы напомнить Бертольду о своем вкладе. Он подарил мне их сам... А вы свои не носите? - Мой вклад мало что значит. - Ну а мой, черт возьми, значит кое-что. Я не скупился в прошлом, не поскуплюсь и в будущем! - Хоуквуд наклонился вперед. - Нынешние обстоятельства не меняют моих симпатий! Вы можете сообщить об этом. Проклятые жиды! Социалисты! Большевики! Заполонили всю Европу! Они все в тайном сговоре, чтобы уничтожить все христианские принципы! Они зарежут нас в наших постелях! Я никогда не сомневался в этом! Я буду помогать! Изнасилуют наших дочерей! Поверьте моему слову! Скоро на вашем счету будут миллионы! Мэтью Кэнфилд вдруг почувствовал себя совершенно больным. Боже, во что он влез? Он встал, ноги у него дрожали. - Я доложу обо всем, мистер Хоуквуд. - Вы добрая душа. Я знал, что вы поймете. - Начинаю понимать, - и Кэнфилд быстро зашагал прочь - скорее, скорее из этого клуба, от этого безумца! Стоя у парадного входа в клуб "Рыцари", Кэнфилд пытался поймать такси. Все внутри у него закаменело от ужаса - он попал в мир, не подвластный его пониманию. В мир, которым заправляют чудовища, преступники, чьи планы и идеи просто не укладываются в его сознании. Глава 34 Элизабет разложила на кушетке вырезки из газет и журналов. Издатели Огилви и Сторм потрудились на славу. Столько материала она сама не раздобыла бы и за неделю. Национал-социалистическая рабочая партия Германии явилась на свет как партия махровых шовинистов. Члены СС отличались суровостью, но никто не воспринимал их всерьез. Статьи, фотографии, даже короткие заголовки были подобраны таким образом, что при взгляде на них создавалось впечатление, будто речь идет об оперетке: "Зачем работать, раз можно напялить на себя маскарадный костюм и прикинуться Вагнером?" Кэнфилд взял одну из вырезок и прочел имена вождей: Адольф Гитлер, Эрих Людендорф, Рудольф Гесс, Грегор Штрассер. Словно имена водевильных персонажей - Адольф, Эрих, Рудольф и Грегор, - они невольно вызывали улыбку. Однако дальнейшее содержание напрочь отбило у него охоту улыбаться. Уж больно страшно звучали иные фразы: ".. .тайный сговор жидов и коммунистов!.." "...дочери, изнасилованные большевистскими террористами!" "...арийская кровь, загаженная заговорщиками-семитами!.." "...план на тысячу лет вперед!.." Кэнфилд видел перед собой лицо Бэзила Хоуквуда, владельца одной из крупнейших компаний Англии, в экстазе бормочущего те же самые слова. Вспомнил о поставках кожаных изделий в Мюнхен: изделия эти оказались атрибутом военной формы господ на фотографиях. Вспомнил манипуляции Бертольда, дорогу в Уэллсе, гибель монахинь в Йорке. Элизабет сидела за письменным столом и делала краткие выписки из статей. Общая картина становилась для нее понятной. Однако картина эта была как бы незавершенной, ей будто недоставало фона. Это беспокоило Элизабет. - Ваше воображение потрясено, не так ли? - сказала Элизабет, поднимаясь с кресла. - А что вы обо всем этом думаете? - Есть от чего испугаться. Зловещая политическая организация нацеленно, упорно финансируется рядом богатейших магнатов планеты. Объединенных в цюрихскую группу. И мой сын входит в эту группу. - Но почему? - Я пока не вполне разобралась, - Элизабет прошла к окну. - Надо кое-что довыяснить. Одно, тем не менее, очевидно. Если эта банда фанатиков добьется серьезного политического успеха в Германии, то цюрихская группа обретет неслыханную доселе экономическую власть. Скорей всего, ими разработана какая-то долгосрочная программа. Быть может, глубоко продуманный, стратегический план. - Похоже, мне необходимо вернуться в Вашингтон... - Правительство, наверное, уже знает или подозревает. - Тогда мы должны отправиться прямо в логово! - Вам туда нельзя! - Элизабет повернулась спиной к Кэнфилду и повысила голос: - Ни одно правительство - а вы правительственный служащий - не имеет права вмешиваться во внутреннюю политику другого государства. Есть иной путь. Куда более эффективный. Но он сопряжен с огромным риском, и мне необходимо как следует все взвесить. Старая дама поднесла молитвенно сложенные ладони к губам и принялась ходить по комнате. - Что это за путь? И в чем риск? Но Элизабет не слышала его: она была глубоко погружена в свои мысли. Спустя несколько минут она сказала: - В Канаде, в настоящем медвежьем углу, есть небольшое озеро, а на нем островок. Много, очень много лет назад его сгоряча купил мой муж. На островке имеются кое-какие постройки, примитивные, но жить в них можно... Если бы я положила на ваш счет столько сколько вы сочтете необходимым, вы смогли бы так обезопасить остров, чтобы он стал неприступным? - Думаю, что смог бы. - Такой ответ меня не устраивает: сомнений быть не должно. Жизнь всех членов моей семьи будет зависеть от того, насколько полна изоляция. А средства, о которых я упомянула, поверьте, безграничны. - Тогда смогу. - И смогли бы переправить их туда в полной секретности? - Да. - И устроить все за одну неделю? - Да. - Очень хорошо. Я вкратце обрисую вам, что я собираюсь сделать. Но, поверьте, если я говорю, что это единственный путь, - это правда. - Каковы ваши намерения? - Излагая упрощенно, "империя Скарлатти" уничтожит каждого цюрихского инвеститора. Приведет их всех к финансовому краху. Кэнфилд смотрел на уверенную в себе, решительно настроенную старую леди. Он раздумывал, как бы поточнее сформулировать свой ответ. - Вы с ума сошли, - наконец спокойно произнес он. - Вы одна. Их четырнадцать... хотя нет, теперь тринадцать вонючих богатых жирных котов. Вам с ними не совладать. - Я за ценой не постою, мистер Кэнфилд. Во всяком случае, тут иной счет. Важно, как быстро человек может оперировать своими средствами. В экономике фактор времени - основное оружие, и не слушайте, если вам скажут иное. В моем случае одно обстоятельство перевешивает все остальные. - Какое же? Элизабет неподвижно стояла перед Кэнфилдом. Голос ее звучал трезво и размеренно: - Если бы мне потребовалось ликвидировать весь промышленный трест Скарлатти, меня не смог бы остановить никто на свете. Майор не был уверен, что понимает смысл сказанного. - Да вы дурак!.. Кроме Ротшильдов и, возможно, нескольких индийских махарадж, вряд ли кто еще на всей нашей планете может так сказать! - Но почему? Почему никто из цюрихской группы не может сделать то же самое? Старая дама в негодовании всплеснула руками. - Вы меня удивляете! Или только страх может заставить вас мыслить более масштабно? - Пожалуйста, без оскорблений, мадам! - Все взаимосвязано, уверяю вас. Основная причина, почему такая операция никем в Цюрихе не может быть и не будет проведена, - это их собственный страх. Страх перед законом, поскольку они связаны совместными преступлениями, страх перед вкладчиками, страх перед необходимостью срочных решений. Но прежде всего страх перед финансовым крахом. - А вас ничто из вышеперечисленного не останавливает... Правильно я вас понимаю? - Да. Пока я жива, решаю я. Я есть Скарлатти. Вам опять недостает масштабности мышления: я загодя мирюсь с крахом дома Скарлатти. Борьба будет вестись не на жизнь, а на смерть, так что пощады ждать не приходится. Мэтью Кэнфилд наконец понял главное. - Черт побери! - воскликнул он. - Мне необходимо располагать огромными суммами. Столь значительной денежной массой, которую вам не под силу и представить и которую можно распределять по моему приказу. Это такие деньги, за которые можно покупать огромные предприятия, опустошать или перенасыщать целые рынки. Когда такого рода операция будет осуществлена, вряд ли можно будет воссоздать "империю Скарлатти". - Тогда вам конец. - Безвозвратный. Старая дама смотрела на Кэнфилда, но не так, как обычно: сейчас она была похожа на канзасскую бабусю, обеспокоенную засухой на полях и спрашивающую проповедника, когда же наконец господь соблаговолит ниспослать на землю дождь. - Я исчерпала свои доводы. Прошу вас, дайте мне возможность провести последний бой. - Вы слишком многого от меня хотите. - Не столь уж и многого, если над этим как следует поразмышлять. Если вы решитесь вернуться назад, то через неделю доберетесь до Вашингтона. Еще неделя вам потребуется на то, чтобы осуществить все, о чем мы говорили. И только потом вы явитесь к тем государственным мужам, что захотят выслушать вас, если, конечно, вы вообще обратитесь к ним. По моим расчетам на все потребуется три-четыре недели. Вы согласны? Кэнфилд чувствовал себя круглым идиотом. - Черт возьми, я не понимаю, на что, собственно, мне соглашаться! - Дайте мне четыре недели. Всего четыре недели, начиная с сегодняшнего дня... Если меня постигнет неудача, мы сделаем все так, как хотите вы... Более того, я отправлюсь в Вашингтон вместе с вами. Если понадобится, я дам показания одной из сенатских комиссий. Я сделаю то, что посчитаете необходимым вы и ваш отдел. Кроме того, я увеличиваю ваш личный счет втрое против ранее оговоренной суммы. - Полагаете, что возможен провал? - Да кому до этого, собственно, дело, кроме самой меня? В этом мире никто не сочувствует прогоревшим миллионерам! - А как же тогда ваша семья? Они же не могут весь остаток своей жизни провести на озерном островке в канадской глухомани? - В этом не будет необходимости. Несмотря на все сложности, я сумею победить моего сына. Я представлю Алстера Скарлетта в его истинном свете. В Цюрихе он найдет свою смерть. Майор помолчал мгновение. - Вы учли то обстоятельство, что вас могут убить? - Учла. - Вы готовы даже на то, чтобы разрушить все, что создано годами? Это так важно для вас? Вы так сильно его ненавидите? - Да. Как можно ненавидеть терзающую тебя болезнь. Во много раз сильней, потому что я несу ответственность за его поступки. Кэнфилд поставил свой бокал на столик, собрался налить себе еще. - По-моему, вы все-таки преувеличиваете. - Нет, я не выдумываю болезнь. Я сказала, что ответственна за ее рост и распространение. Не просто потому, что я давала ему деньги, но, скорее, потому - а это куда более важно, - что это я взрастила в нем идею. Идею, которая налилась соком и созрела. - Я не верю в это. Вы, конечно, не святая, но это не ваши мысли, - он показал на бумаги, разложенные на кушетке. Элизабет прикрыла усталые глаза: - Толика этого есть в каждом из нас... Мой муж и я потратили многие годы на то, чтобы создать индустриальную империю. После его смерти я сражалась на рыночном ристалище - удвоила состояние, повторно удвоила, наращивала и наращивала его неустанно, неизменно и постоянно накапливала. Это была захватывающая, всепоглощающая игра. Играла я умело. И за эти долгие годы мой сын порой подмечал и брал на заметку то, чего не удавалось подметить многим и многим, - и всякий раз предметом его внимания становились не доходы или материальные выгоды, отнюдь - ведь все это не более чем побочные продукты. Всякий раз речь шла о накоплении власти... Я желала этой власти, потому что искренно верила, что от природы наделена всеми качествами для обладания такой ответственностью. И чем больше я убеждалась в этом, тем очевиднее для меня был вывод, что другие этих качеств не имеют... Я думаю, погоня за властью стала делом всей моей жизни. Чем больших успехов человек достигает, тем дороже становится для него само дело. Трудно сказать, понимал ли мой сын это или нет, но именно этот процесс он видел... И все же огромная пропасть разделяет нас - моего сына и меня. - Я дам вам четыре недели. Один Господь Бог мог бы сказать почему. Но вы до сих пор не разъяснили мне, почему же все-таки хотите поставить все на карту. - Да, я попытаюсь... Иногда вы чересчур медленно Шевелите мозгами. Если я так говорю, то только потому, что считаю: вы действительно способны понять, - она сложила вырезки на столике. Включила настольную лампу - свет и тени заиграли на стене, и, казалось, она зачарована этой игрой. - Мне кажется, все мы - Библия называет нас нищими духом - хотим уйти из этого мира каким-то новым путем, отличным от того, каким уходили до нас. Когда подходит срок, это смутное, болезненное желание становится очень важным. Вы же знаете, что многие придумывают свои собственные некрологи- - это обычная игра, - она прямо смотрела теперь на майора. - Между прочим, с учетом вышеизложенного, может, возьмете на себя труд поразмышлять относительно моего не столь отдаленного некролога? - Совсем не смешно. - Извините, нелепая бравада... Господи, сколько же серьезных, значительных решений мне пришлось принимать. И каков результат? Я старалась быть одновременно и женщиной, и матерью, и бойцом, биржевым игроком. Непривлекательное сочетание... И вот результат. Один сын погиб на войне. Другой - безобидный глупец, ничтожество, безвольное существо. И третий - безумец, главарь или, по меньшей мере, соучастник набирающей силу банды психопатов. Вот моя жатва, жатва Скарлатти, мистер Кэнфилд... Не очень впечатляющий итог, не так ли? - Да, не очень. - А значит, я не остановлюсь ни перед чем, чтобы остановить это безумие... - она взяла со столика свои бумаги и пошла в спальню. Кэнфилд остался один - похоже, старая дама боялась при нем разрыдаться, подумал майор. Глава 35 Полет через канал из-за полного безветрия и отличной видимости завершился благополучно. Скарлетту повезло, что выдалась столь благоприятная погода, - постоянный зуд незалеченной кожи и крайняя раздраженность, граничащая с яростью, могли бы превратить трудный перелет в гибельный. Он прилагал максимум усилий, чтобы хоть как-то следить за показаниями компаса, а когда на горизонте стали вырисовываться очертания нормандского побережья, они показались совершенно незнакомыми, хотя этим маршрутом он летал много раз, а берег знал досконально. На маленьком аэродроме его встречали парижские связные - два немца и француз-гасконец, чей гортанный диалект был под стать выговору его коллег. Трое встречавших надеялись, что высокий залетный гость - имени его они не знали - прикажет им вернуться в Париж. Но у гостя были другие намерения: он настоял, чтобы они все трое разместились впереди, сам же с полным комфортом устроился в гордом одиночестве сзади, после чего приказал вести машину в Вернон, где двоих высадил, распорядившись самим добираться в Париж. Шоферу велел остаться. Когда Скарлетт приказал шоферу ехать на запад, к границе Швейцарии с Германией, тот вяло запротестовал: - Майн герр! Это же целых четыреста километров! По этим ужасным дорогам минимум десять часов езды, если не больше! - Надо добраться туда к ужину. И больше помалкивайте! - Майн герр, куда удобнее, да и проще было бы дозаправиться и лететь самолетом... - Я не летаю, если чувствую себя усталым. Не переживайте, в Монбелье я подыщу вам девочку: разнообразьте свою диету, Кирхер. Это возбуждает аппетит. - Яволь, майн герр! - с ухмылкой отчеканил Кирхер, а про себя подумал: такой бравый "оберфюрер" слов на ветер не бросает. Скарлетт мысленно подытожил: "Ничтожество! Когда-нибудь в один прекрасный день я отделаюсь от всех этих ничтожных людишек". Монбелье - это небольшая деревушка, жители которой сбывали свою продукцию в Швейцарию и Германию. В валютных операциях, как и во всех населенных пунктах близ границы, в равном ходу были и франки - французские и швейцарские, - и немецкие марки. Скарлетт и его шофер добрались до деревни чуть позже девяти вечера. Останавливались они всего несколько раз, только чтобы дозаправиться, и раз, чтобы позавтракать, все остальное время мчались вперед, не разговаривая друг с другом. Эта тишина убаюкивала Скарлетта, снимала тревогу и напряжение, и теперь он мог думать спокойно, хотя раздражение все еще накатывало волнами. Водитель был прав, когда говорил, что проще и менее утомительно было бы лететь самолетом, но Скарлетт опасался, что его может подвести характер, не исключены вспышки ярости - поэтому он решил избежать риска. Сегодня вечером - час еще не был твердо обозначен - ему предстояло встретиться с пруссаком, исключительно важной во всех отношениях персоной, наделенной широкими полномочиями. К моменту встречи необходимо быть в полной форме, - чтобы каждая клеточка головного мозга функционировала отменно. Он не мог допустить, чтобы недавние проблемы помешали ему сосредоточиться. Совещание с пруссаком представляло собой кульминационную точку важнейшего и многолетнего этапа его жизни, начавшегося странной встречей с Грегором Штрассером и завершившегося переводом его миллионов в швейцарскую столицу. Он, Генрих Крегер, обладает деньгами, в которых так сильно нуждаются национал-социалисты. Он сейчас значит для партии слишком много. Проблемы, проблемы... Но он разрешит их. Для начала он изолирует Говарда Торнтона, возможно, уберет. Этот американец из Сан-Франциско надул его. Если стокгольмская операция, не дай бог, раскроется, след непременно выведет на Торнтона. Воспользовавшись шведскими связями, Торнтон, по-видимому, прибрал к рукам значительное количество акций по сниженной цене. Значит, о Торнтоне надо позаботиться. Как позаботились о французишке, Жаке Бертольде. Торнтон и Бертольд! Оба неудачники! Жадные, глупые неудачники! Что произошло с Батройдом? Очевидно, убит на "Кальпурнии". Но как? Кем? Впрочем, он заслужил смерть! Как и его дурак-тесть. Приказ Роулинса убрать Элизабет Скарлатти был верхом глупости! Да и время этот идиот выбрал самое неподходящее: неужели Роулинс не понимал, что она оставит после себя письма, документы? Она куда более опасна мертвой, чем живой. По крайней мере была опасной - уж он добрался до нее, достаточно напугал свою драгоценную мамашу. Теперь она может умереть. И тогда - после ликвидации Бертольда, после ликвидации Роулинса, Торнтона и мадам - не останется никого, кто бы знал его настоящее имя. Никого! Он Генрих Крегер, вождь нового порядка! Они подъехали к маленькой гостинице с ресторанчиком и номерами для путешественников, нуждающихся в отдыхе, или для тех, кто стремится к уединению по другим причинам. Это было условленное место встречи. - Отгони машину, - сказал он Кирхеру. - Я буду ужинать в своей комете наверху. Позову тебя попозже... Я не забыл о своем обещании. Кирхер ухмыльнулся. Алстер Скарлетт вылез из машины и потянулся. Он чувствовал себя лучше, зуд поутих, предстоящее совещание наполняло его радостью. Именно такого рода деятельностью и надлежит ему заниматься! Решать вопросы, значимые по своим последствиям. Вопросы, связанные с властью. С неограниченной властью. Он подождал, пока машина отъехала достаточно далеко, чтобы шофер не мог наблюдать за ним в зеркало заднего вида, потом решительно зашагал в обратном направлении, к садовой дорожке, вымощенной булыжником. Ничтожествам не следует знать ничего сверх того, что необходимо для выполнения их конкретной служебной функции. Он приблизился к темной двери и постучал. Дверь раскрылась, и в центре проема, точно защищая вход, возник довольно высокий мужчина с густой, черной шевелюрой и рельефными темными бровями. На нем была серая, баварского кроя шляпа и коричневые панталоны. Лицо смуглое, с правильными чертами, глаза большие, взгляд пронзительный. Звали его Рудольф Гесс. - Где вы пропадали? - Гесс жестом пригласил Скарлетта войти и закрыл за ним дверь. Комната была маленькая, скудно обставленная: стол, вокруг стулья, буфет и две настольные лампы. У окна стоял еще один мужчина, он, вероятно, узнал гостя и кивнул Скарлетту. Это был щупленький, низенький человечек с птичьими чертами лица. - Йозеф? - сказал ему Скарлетт. - Не ожидал увидеть вас здесь. Йозеф Геббельс посмотрел на Гесса - он слабо знал английский. Гесс быстро перевел слова Скарлетта, и Геббельс пожал плечами. - Где вы пропадали? - У меня была посадка в Лизье. Не удалось достать другой самолет, поэтому пришлось ехать на машине. День выдался тяжкий, так что уж не усугубляйте его, пожалуйста. - Ах вон оно что, от Лизье! Неблизкий путь. Я велю принести вам что-нибудь перекусить, но постарайтесь не задерживаться. Рейнгардт давно ждет. Скарлетт сбросил с себя летную куртку. - Как он? Геббельс понял вопрос. - Рейнгардт?.. В нетерпении! - он неправильно произнес английское слово, и Скарлетт улыбнулся. Совершенно омерзительное создание, - подумал Геббельс. Впрочем, неприязнь была взаимной. - Обойдусь без еды. Где Рейнгардт? - В своей комнате. Номер два, в конце коридора. Днем выходил на прогулку, но по-прежнему боится, что кто-нибудь может опознать его, так что через десять минут вернулся обратно. Похоже, он расстроен. - Ведите его сюда... И прихватите с собой виски, - Скарлетт взглянул на Геббельса, ему было крайне неприятно присутствие этого низенького уродца, похожего на мелкого еврея-адвоката. Совсем некстати, что он будет находиться здесь при их - его и Гесса - беседе с прусским аристократом. Но Скарлетт знал, что ничего изменить нельзя: Гитлер и Геббельс связаны неразрывно. Йозеф Геббельс, похоже, читал его мысли. - Я посижу здесь, пока вы будете беседовать, - сказал он по-немецки, подвинул стул к стене и сел. Спустя четыре минуты вернулся Гесс. За ним шел пожилой, обремененный избыточным весом немец, ростом чуть ниже Гесса, одетый в черный двубортный костюм. Его лицо лоснилось от жира, белокурые волосы были коротко пострижены. Он стоял, расправив плечи и выпятив грудь, точно цирковой борец, и Скарлетту невольно подумалось: а сердцевина-то у него мягкая, не соответствует внушительному виду. Гесс плотно притворил дверь и запер ее на ключ. - Господа, генерал Рейнгардт! Геббельс поднялся со стула, кивнул и щелкнул каблуками. Рейнгардт посмотрел на него безо всякого выражения. Скарлетт заметил этот взгляд. Он приблизился к пожилому генералу и протянул руку. - Господин генерал! Рейнгардт перевел взгляд на Скарлетта и, несмотря на выдержку, дрогнул - внешность Скарлетта явно его смутила. Они пожали друг другу руки. - Пожалуйста, присаживайтесь, герр генерал! - Гесс не скрывал восторга перед столь высокопоставленными гостями. Рейнгардт сел во главе стола. Скарлетт огорчился: ему хотелось самому занять то место, командную позицию. Гесс спросил Рейнгардта, что он предпочитает, - виски, джин или вино? Генерал отрицательно махнул ладонью. - Мне тоже ничего, - заявил Алстер Скарлетт, заняв место слева от Рейнгардта. Гесс даже не взглянул на поднос и тоже сел на свое место. Геббельс вернулся, прихрамывая, к стулу у стены. Скарлетт заговорил: - Я приношу свои извинения за опоздание. Непростительный факт, но, к сожалению, возникло безотлагательное дело с нашими союзниками в Лондоне. - Простите, как вас зовут? - перебил его Рейнгардт, говоря по-английски с сильным акцентом. Скарлетт быстро глянул на Гесса. - Крегер, герр генерал. Генрих Крегер. Рейнгардт не отводил взгляда от Скарлетта: - Не думаю, что это ваше настоящее имя, сэр. Вы ведь не немец. - У меня немецкая душа. Поэтому я выбрал себе немецкое имя. Гесс вмешался: - Герр Крегер бесценен для всех нас. Без него мы никогда не добились бы таких успехов. - Мне кажется, вы американец... Вы не говорите по-немецки? - Вскорости мы исправим это положение, - сказал Скарлетт. В действительности он говорил по-немецки почти бегло, но пока еще не чувствовал себя в языке удобно. - Я не американец, генерал... - Скарлетт также пристально посмотрел на Рейнгардта и резко отчеканил: - Я - гражданин нового мира!.. И я как никто другой вправе стать свидетелем его окончательного пришествия... Прошу вас помнить об этом! Рейнгардт вздрогнул. - Разумеется, у меня нет никаких сомнений, что вы, как и я, имеете право присутствовать за этим столом. Скарлетт успокоился и чуть пододвинул стул. - Итак, господа, к делу. Я бы хотел покинуть Монбелье сегодня же ночью. - Рейнгардт опустил руку в карман пиджака и достал оттуда сложенный вдвое лист почтовой бумаги. - Ваша партия, конечно, добилась вполне определенных успехов в рейхстаге. С учетом мюнхенского фиаско можно даже сказать - весьма значительных успехов... Гесс с энтузиазмом воскликнул: - Это только начало! Германия очистится от позора бесславного поражения и поднимет голову! Мы будем хозяевами Европы! Рейнгардт внимательно наблюдал за Гессом. Затем спокойно произнес: - Нам было бы достаточно стать хозяевами хотя бы самой Германии. Иметь возможность защищать свою страну - это все, чего мы требуем. - Это наши минимальные гарантии, генерал, - Скарлетт также говорил спокойно и сдержанно. - Это единственная гарантия, которую мы желали бы получить. Мы не заинтересованы в крайностях, проповедуемых Адольфом Гитлером. При упоминании имени Гитлера Геббельс всем своим тщедушным телом подался вперед: его раздражало, что он не может участвовать в беседе. - Что такое с Гитлером? Что вы о нем говорите? - спросил он по-немецки. - Гитлер - это путеводная звезда! Гитлер - надежда Германии! - Для вас, может быть, - по-немецки сказал Рейнгардт. Алстер Скарлетт заметил, что глазки Геббельса светились ненавистью. Да, когда-нибудь Рейнгардт поплатится за свои слова. Генерал продолжал, разворачивая бумагу: - Времена, переживаемые нашей нацией, требуют необычных союзников... Я беседовал с фон Шнитцлером и Киндорфом. Крупп не намерен вступать в переговоры, как, вероятно, вы уже знаете... Германская промышленность не в лучшем состоянии, чем армия: и та и другая - заложницы Союзной Контрольной Комиссии. Версальский договор сковывает нас железными путами. Мы живем как на качелях, никакой стабильности. Нет ничего, на что можно было бы положиться. У нас общее препятствие, господа, - Версальский договор. - Это лишь одно из препятствий. Есть и другие, - самодовольно заметил Скарлетт. - Меня привело в Монбелье только это единственное препятствие! Германской промышленности необходимо обеспечить возрождение, и армии также необходимо обеспечить подъем. Ограничение численности войск до ста тысяч человек - при необходимости охраны границы общей протяженностью более чем в тысячу шестьсот миль! Да это просто издевательство!.. Нам только обещают и обещают. Никакого понимания. Никаких послаблений для необходимого роста. - Нас обманули! Нас самым бесстыдным образом обманули в девятьсот восемнадцатом, и обман этот продолжается! И в самой Германии изменников по-прежнему полно! - воскликнул Гесс. Рейнгардт оглядел Гесса, Скарлетта, притаившегося в тени Геббельса. - Буду откровенен, господа, хотя секрета для вас, вероятно, никакого и не открою... На землях большевиков находятся сейчас тысячи неустроенных германских офицеров. На них нет спроса в своей собственной стране. Они обучают русских полевых командиров! Они внедряют дисциплину в крестьянской Красной армии... Почему? Иные - чтобы просто прокормиться. Другие оправдываются тем, что русские заводы поставляют нам артиллерийские орудия и некоторые виды вооружения, запрещенные Союзной Комиссией... Мне не по душе такое положение дел, господа. Я не доверяю русским... Но и нашим сегодняшним лидерам доверять нельзя. Нам необходимы новые политики. Рудольф Гесс решительно положил руки на стол. - Мы заверяем вас словом Адольфа Гитлера и тех, кто находится сейчас в этой комнате, что во главу угла своей политической платформы Национал-социалистическая рабочая партия Германии ставит безусловную отмену Версальского договора и его ограничений! - Я учту это. Мне важно знать, способны ли вы действенно объединить различные политические группы рейхстага. Я не стану отрицать, что вы притягательны. Куда более притягательны, чем другие.:. Но вот вопрос, Который волнует нас и наших соратников в деловом мире: стабильная ли вы сила? Способны ли вы продержаться? Мы не можем делать ставку на политическую комету, которая сгорит без следа. Алстер Скарлетт поднялся и с высоты своего роста посмотрел на пожилого немецкого генерала: - Что бы вы сказали, если бы я сообщил вам, что мы располагаем такими финансовыми источниками, которые превосходят источники любой политической организации в Европе? А может, и всего западного полушария? - Я бы сказал, что вы преувеличиваете. - А если бы я сообщил, что мы обладаем территорией достаточно обширной, чтобы обучать тысячи и тысячи отборных войск вне бдительного ока версальских инспекционных групп? - Я бы попросил вас привести соответствующие доказательства. - Я могу сделать это без промедления. Рейнгардт также встал и, неотрывно глядя на Генриха Крегера, произнес: - Если вы говорите правду... вам обеспечена поддержка высшего генералитета германской армии. Глава 36 Джанет Саксон Скарлетт, еще не вполне проснувшись, потянулась к Кэнфилду, но его не оказалось рядом. С трудом открыв глаза, она окинула взглядом комнату. Джанет подташнивало, сильно ломило в висках, веки словно налились свинцом - все признаки тяжелого похмелья. Мэтью Кэнфилд сидел за письменным столом, и, подперев рукой подбородок, изучал лежавшие перед ним бумаги. Джанет устроилась на постели так, чтобы удобнее было наблюдать за ним. Да, он явно необычный человек, подумала она, хотя, с другой стороны, ничем, вроде бы, и не выдающийся. Интересно, и что это такого она в нем нашла? Он не похож на мужчин ее круга. Они энергичны, изысканны, выхолены и обеспокоены исключительно самими собой. Мэтью Кэнфилд выбивался из этого привычного для нее ряда. Он не просто полон энергии - он постоянно готов к действию, присущая же ему уверенность была дарована не богатством, а давно натренированным умением просчитывать все свои шаги и действия до мелочей. Те, остальные, были и внешне куда более привлекательны - он скорее относился к категории мужчин "с приятной, но грубоватой наружностью". Именно это ее забавляло: и внешне, и в своих поступках он выглядел человеком крайне независимым, но наедине с ней менялся, становился мягким, нежным и очень уязвимым. Вдруг открывался глубоко запрятанный робкий и достаточно слабый человек... Она видела, что он чем-то озабочен. Она подозревала, что Элизабет Скарлатти давала ему деньги. А он явно не привык к большим деньгам - она поняла это еще в те две недели, что они провели в Нью-Йорке. Ему явно намекнули не скупиться, дабы увлечь, завлечь ее - и им было оттого ужасно смешно, потому что, если на то пошло, правительственные деньги позволили им прежде всего лучше узнать друг друга, показать свое истинное лицо - опять же друг другу... Да за такое и она сама с радостью бы заплатила - ведь ей уже приходилось платить. Но никто в жизни не был еще для нее дороже Мэтью Кэнфилда, естественно, "дороже" - не в смысле денег. Да, он не принадлежал к ее миру. Он предпочел бы мир иной, попроще, менее аристократичный, космополитичный - это она понимала. Но она, Джанет Саксон Скарлетт, сделает все, чтобы удержать его, она приспособится к его взглядам и вкусам. Когда все это кончится - если это когда-либо кончится - они найдут возможность быть вместе. Должен быть какой-то выход! Она любит его, тревожится за него. "Как же замечательно!" - подумала Джанет Саксон Скарлетт. Накануне, вернувшись в гостиницу в сопровождении сотрудника Дерека Фергюсона, она застала Кэнфилда в гостиной Элизабет. Казалось, он был в ярости, лицо у него осунулось, постарело, и она никак не могла взять в толк почему. Он извинился за свое настроение, а потом без всяких объяснений, чуть ли не силком, выволок ее из гостиницы. Они поужинали в маленьком ресторанчике в Сохо. Оба изрядно выпили - его страх заразил и ее. Но он так и не сказал, что его беспокоит. Они вернулись в его комнату, прихватив с собой бутылку виски. Они занимались любовью, и Джанет знала, что он чего-то боится и изо всех сил старается скрыть свой страх. И сейчас, наблюдая за ним, сидящим за письменным столом, она вдруг каким-то шестым чувством узнала правду... Правду о том, кто приходил к Элизабет Скарлатти. Этим гостем был ее муж! Она чуть приподнялась на локте. - Мэтью? - О... доброе утро, милая. - Мэтью... ты боишься его? Кэнфилд весь напрягся. Она знает! Ну конечно же, она знает! - Когда я с ним встречусь, я не испугаюсь. - Всегда так бывает, верно? Мы боимся чего-то или кого-то неизвестного, того, что мы пока не можем увидеть, - Джанет вдруг ощутила сильную резь в глазах. - Почти то же сказала и Элизабет. Джанет села в постели, прикрыв одеялом плечи. Ей было холодно, боль в глазах усилилась. - Она тебе сказала? - В конце концов да... Она не хотела, но ей пришлось сказать. Джанет смотрела прямо перед собой. - Я знала это, - спокойно произнесла она. - И боюсь. - Конечно, ты напугана... Но бояться тебе нечего. Он тебя не тронет. - Почему ты так уверен? - руки у нее начали дрожать. - Вчера я еще не был в этом уверен... И дело не в его характере, в его влиянии на окружающих, в этом неожиданном воскрешении из мертвых. Но теперь я многое понял, просчитал, - он взял карандаш и сделал какую-то очередную запись. Вдруг Джанет Саксон Скарлетт сжалась в комок и покатилась по постели. - О Боже, Боже, Боже! - она вдавилась головой в подушку. Сначала Кэнфилд не понял, в чем дело, - он слышал ее, но был целиком сосредоточен на своих записях. - Джэн, - не отрываясь от работы, начал он. - Джанет! - майор повернулся, отбросил свой карандаш и поспешил к постели. - Джанет!... Родная моя, не надо, прошу тебя. Не надо, Джанет! - он взял ее на руки, повернул к себе - и тут только заметил ее глаза. По ее лицу градом катились слезы, но это были не обычные рыдания. Глаза были широко открыты, точно она находилась в трансе. В трансе, порожденном ужасом. Он снова и снова повторял: - Джанет, Джанет, Джанет. Джанет!.. Она не отвечала. Казалось, она все глубже и глубже погружается во что-то страшное, в какую-то бездну. Она начала стонать, сначала тихо, потом все громче и громче. - Джанет! Перестань! Перестань! Милая, перестань! Она не слушала его. Напротив, она пыталась оттолкнуть его от себя, ее нагое тело извивалось, она колотила его кулаками. Он чуть ослабил объятия, испугавшись, что может сделать ей больно. Вдруг она успокоилась. Она запрокинула голову назад и голосом, какого он у нее прежде никогда не слыхал, прокричала: - Черт бы тебя побрал!.. Черт бы тебя побрал!!! - она тянула слово "побрал!" так долго, пока крик не превратился в визг, и медленно, как бы кому-то сопротивляясь, развела ноги. Тем же захлебывающимся, гортанным голосом она шептала: - Ты свинья! Свинья! Свинья! Свинья! Кэнфилд в ужасе наблюдал за ней: она, изнемогая, как бы сопротивлялась насилию. - Джанет, ради бога, Джэн... Прекрати! Прекрати! Никто не собирается прикасаться к тебе! Пожалуйста, дорогая! Джанет жутко, истерично хохотала. - Ты подлец, Алстер! Ты дерьмо... дерьмо... - она согнула изо всех сил ноги и ладонями прикрыла грудь. - Оставь меня, Алстер! Христа ради, Алстер, оставь меня!... Да оставь же ты меня! - Она вновь сжалась в комочек, точно ребенок, и начала всхлипывать. Кэнфилд прикрыл Джанет одеялом. Теперь он понял, что сотворил с ней Скарлетт, во что он стремился превратить ее. Она нуждалась в помощи, куда большей, чем ему прежде казалось. Он ласково погладил ее по волосам и лег рядом. Она закрыла глаза, всхлипывания утихли, перешли в глубокое прерывистое дыхание. Он надеялся, что она заснула. Ей надо отдохнуть. А ему - обдумать, каким образом рассказать ей обо всем, что предстоит. Потому что следующие четыре месяца будут для нее кошмаром. И не только для нее - для них троих. Но теперь появился новый, доселе неизвестный ему фактор, и Кэнфилд был даже рад, что он узнал об этом. Он понимал, что радоваться тут нечему, что ему надлежит сохранять хладнокровие, ибо рожденное этой новой информацией чувство могло помешать работе. Он профессионал и должен им оставаться. И все же он был рад появившемуся в нем чувству ненависти. Алстер Стюарт Скарлетт перестал быть обыкновенной дичью в международной охоте. Теперь он был человеком, которого Мэтью Кэнфилд жаждал убить. Глава 37 Алстер Скарлетт смотрел в гневливое лицо Адольфа Гитлера. Он видел, что, несмотря на свой гнев, Гитлер способен контролировать себя, и это его умение граничит с чудом. Да и сам он был воплощенным чудом. Историческим чудо-человеком, который приведет их в прекраснейший мир. Гесс, Геббельс и Крегер всю ночь ехали от Монбелье до Мюнхена, где Гитлер и Людендорф ждали их отчета о встрече с Рейнгардтом. В случае успешного исхода совещания можно приступать к реализации плана Людендорфа. Все фракции рейхстага, обладающие сколь-нибудь значительным числом депутатов, всполошатся из-за возможности возникновения коалиции. Прозвучат обещания, угрозы. Как единственный представитель Национал-социалистической партии и ее кандидат на пост президента с речью выступит Людендорф. Его будут слушать. Он мыслит как солдат, он мало-помалу распрямляется, восстает после жестокого фиаско при Мез-Арагоне. Одновременно с этим в двенадцати городах будут проведены антиверсальские демонстрации - без помех со стороны полиции, загодя щедро обласканной. Гитлеру предстоит отправиться в Ольденбург, в самое сердце северо-западной Пруссии, где восходят семена былой воинской славы. Будет проведен огромный слет, на котором должен, согласно договоренности, выступить сам Рейнгардт. Рейнгардта достаточно, чтобы убедить всех, что партию поддерживают военные, более чем достаточно; Рейнгардт - это временная веха, обеспечивающая им успех на нынешнем этапе. Признание Гитлера Рейнгардтом сразу продемонстрирует, на чью сторону склоняются генералы. Людендорф видел во всем этом не более чем политическую уступку со стороны высшего армейского командования. Гитлер же расценивал как чуть ли не политический переворот: австрийский фельдфебель ужасно беспокоился по поводу отношения к себе генералов. Он понимал, что от этого зависит вся его судьба, и именно потому был теперь так упоен собой, так полон гордости. Но и отчаянно злился. Потому что маленький Геббельс уже доложил Людендорфу и Гитлеру все, что сказал по адресу последнего Рейнгардт. В просторной комнате, выходящей окнами на Зедлингерштрассе, повисла зловещая тишина. Гитлер сидел, судорожно впившись руками в подлокотники кресла, затем вскочил. Он уставился вытаращенными глазами на Геббельса, но тот понимал, что гнев направлен не на него. - Жирный боров! Пусть проваливает в свое поместье! Ему только коров пасти! Скарлетт сидел рядом с Гессом. Как обычно, когда разговор велся по-немецки, Гесс предупредительно переводил - в общих чертах. - Он очень огорчен. Рейнгардт может стать помехой. - Почему? - Геббельс не верит, что Рейнгардт в открытую поддержит движение. Он не захочет марать мундир, но жаждет получить все выгоды от движения. - Но в Монбелье Рейнгардт обещал свою поддержку! Что там говорит Геббельс? - Скарлетт считал, что ему надо контролировать разговор, - он терпеть не мог Геббельса и не доверял ему. - Геббельс наябедничал, как Рейнгардт отзывался о Гитлере, - прошептал Гесс. Скарлетт громко сказал: - Пусть тогда Рейнгардту скажут: если он не станет на сторону Гитлера, он ни гроша на свои игрушки не получит! И пусть катится ко всем чертям! - Что он говорит, Гесс? - Гитлер метнул взгляд на Гесса и Скарлетта. - Он сказал: пошлите Рейнгардта к черту! Людендорф слегка улыбнулся: - Бог мой, какая наивность! - Передайте Рейнгардту, что мы вполне можем обойтись и без него! А вот как он будет обходиться без войска, без оружия, без амуниции и без мундиров? Я просто не буду за все это платить - и точка! Передайте, он послушается! - Скарлетт говорил быстро, не обращая внимания, успевает ли Гесс переводить его слова. - Такому человеку, как Рейнгардт, нельзя угрожать. Он настоящий солдат. Гесс повернулся к Скарлетту: - Герр Людендорф говорит, что Рейнгардта такими угрозами не возьмешь - он солдат. - Он трусливый оловянный солдатик, вот он кто такой! Он трясется от страха. Он до смерти боится русских. Он нуждается в нас, и прекрасно это знает. Гесс перевел ответ Скарлетта. Людендорф прищелкнул пальцами, словно услышал отличную шутку. - Вы не имеете права смеяться! Я разговаривал с ним, не вы! И это мои деньги - не ваши! Гессу не было нужды переводить. Людендорф поднялся со своего кресла. Он был в такой же ярости, что и Скарлетт. - Скажи американцу, что его деньги не дают ему права командовать нами! Гесс помедлил. - Господин Людендорф не считает, что ваши финансовые вклады... так уж ценны... - Можете не продолжать! Скажите ему, пусть и он катится ко всем чертям! Именно этого ждут от него всякие Рейнгардты, - Скарлетт, до того недвижно сидевший, вдруг оттолкнулся спиной от стены и с завидной легкостью выпрямился во весь свой могучий рост. Старый вояка Людендорф испытал обыкновенный физический страх. Он не доверял этому заокеанскому неврастенику. Людендорф не раз говорил Гитлеру и другим, что этого человека, именующего себя Генрихом Крегером, опасно вводить в их тесный круг. Но его неизменно одергивали, потому что Крегер не только владел, казалось, неисчерпаемыми финансовыми источниками, но, судя по всему, мог заручиться поддержкой или, по меньшей мере, заинтересованностью весьма влиятельных людей. И все-таки Людендорф не доверял ему. Главным образом потому, что был уверен - этот Крегер глуп. - Позвольте напомнить вам, господин Крегер, что я владею... английским языком в достаточной мере, чтобы изъясняться и понимать. - Тогда что же вы им не пользуетесь? - Мне это не кажется необходимым. - Но я этого требую, черт побери! Адольф Гитлер внезапно хлопнул в ладоши, требуя тишины. Людендорфу этот жест показался оскорбительным, но из уважения перед способностями Гитлера он заставил себя смириться. - Замолчите! Оба! Гитлер отошел от стола и повернулся ко всем спиной. Завел руки за спину. Несколько секунд он стоял молча, и никто не осмеливался прервать тишину. Потому что это была его - Гитлера - тишина, и Геббельс, безумно любивший театральность, с удовлетворением наблюдал за эффектом, который производили на них действия Гитлера. Людендорф со своей стороны поддерживал игру, хотя все еще испытывал чувство досады. Он хорошо знал, что Гитлер не силен в логическом мышлении- Он воистину велик как провидец, но подчас немощен и слеп, когда требуется решать сугубо практические вопросы. Это осложняло его деятельность и деятельность Розенберга, а они считали себя истинными архитекторами нового порядка. Людендорф надеялся, что в данном случае Гитлер согласится с его доводами. Ведь Рейнгардт, как и сам Людендорф, - вояка, гордый и неподкупный. С таким нужно обращаться искусно. Кто же может понимать это лучше, как не бывший фельдмаршал императорской армии, сохранивший свое достоинство в этом трагическом разгроме? Адольф Гитлер спокойно произнес: - Мы поступим так, как говорит герр Крегер. - Герр Гитлер согласен с вами, Крегер! - Гесс коснулся руки Скарлетта. Гесс никогда не любил самонадеянного Людендорфа и теперь предвкушал свое торжество. Ставкой был Рейнгардт. Если Крегер одержит верх, Людендорф окажется в дураках. - Но почему? Это очень опасно! - Людендорф был вынужден спорить, хотя и знал, что это бесполезно. - Вы слишком осторожны, а время не ждет. Крегер прав. И мы сделаем этот шаг, - сказал Адольф Гитлер. Рудольф Гесс выпятил грудь. Он многозначительно смотрел на Людендорфа и Геббельса, локтем подталкивая Скарлетта. - Герр Гитлер говорит, что наш друг Людендорф грешит чрезмерной предусмотрительностью. Он прав. Людендорф всегда чересчур предусмотрителен... Но герр Гитлер хотел бы детально проанализировать ваше предложение... Адольф Гитлер говорил медленно, но твердо, подчеркивая окончание каждой фразы. Он с удовлетворением наблюдал за лицами своих слушателей. А в завершение монолога выкрикнул: - Вот что такое Монбелье! Для Гесса решение Гитлера было равнозначно яркой вспышке политического озарения. Для Геббельса - очередным подтверждением способности Гитлера нащупать основную слабость оппонента. Для Людендорфа - еще одним доказательством умения Гитлера взять заурядную идею, припр