к демократии  будут
сведены к нулю, мой друг готов прийти к нам на помощь со своими миллионами".
     - Ну и как он это воспринял?
     -  "Гарри,  мальчик мой, - сказал он мне, -  буду с  тобой  откровенен.
Больше всего мне  в данном  случае импонируют деньги, поскольку  я на  мели.
Нет, не казино разорили  меня  и не люди, живущие по ту сторону моста. А мои
доверенные, так  сказать, источники,  взятки, которые я им  раздаю,  причем,
заметь, все из своего кармана.
     И это не  только  в Панаме, но и в Куала-Лумпуре, в Тайбее,  Токио, еще
бог знает где. Меня ободрали как липку, и это голая правда".
     - А кому именно он дает взятки? Что, черт возьми, покупает? Что-то я не
совсем понимаю.
     - Этого он не сказал, Энди, а я не спрашивал. Он резко сменил тему, что
очень  для  него  характерно.   Наговорил  кучу  всякой  ерунды  о  каких-то
политических авантюристах,  о  политиках,  набивающих  себе карманы  за счет
панамского народа.
     -   Ну  а  насчет  Рафи  Доминго?   -   спросил  Оснард   с  запоздалой
раздражительностью, свойственной людям, которые предлагают  кому-либо деньги
и вдруг  обнаруживают,  что их  предложение принято. -  Я думал, что Доминго
как-то с ним связан.
     - Уже нет, Энди.
     - Нет? Это еще  почему, черт возьми? И  тут на помощь Пенделю подоспела
спасительная правда.
     -  Просто  несколько  дней  тому назад  сеньор  Доминго  перестал  быть
желанным гостем,  если так  можно выразиться, за столом Мики.  То, что  было
очевидно всем, стало очевидным и для Мики.
     - Хочешь тем самым сказать, он застукал свою старушку с Рафи?
     - Именно так, Энди.
     Оснард пытался переварить услышанное.
     - Эти педерасты  меня утомляют, - жалобно выдавил он наконец. - Куда ни
плюнь, сплошные заговоры, предательства, за каждым углом подстерегают путчи,
молчаливые оппозиции,  студенты, марширующие  по  улицам.  Против  чего  они
протестуют, черт бы их всех  побрал? Чему и кому противостоят? Зачем? Почему
этим придуркам вечно сопутствует какая-то грязь?
     - Именно так  я ему и  сказал, Энди.  "Мики, - сказал я ему, - мой друг
вовсе не собирается вкладывать деньги в непонятно что.  Во всяком случае, до
тех пор, пока все эти дела будут известны лишь тебе, а не нашему другу, -
     сказал  я. - И до тех пор деньги останутся у  него в бумажнике". Так  и
сказал, Энди,  прямо и четко. С Мики можно только так. Потому что он упрям и
тверд как сталь. "Ты предоставляешь свой замысел, Мики, - сказал я ему, - мы
предоставляем  филантропию".  Именно  такими  словами, - добавил Пендель,  а
Оснард между тем, пыхтя и потея, строчил в блокноте.
     - И как он это воспринял?
     - Он тут же скурвился, Энди.
     - Что сие означает?
     -  Весь прямо почернел  и смолк.  Пришлось  выдавливать  из него слова,
прямо как на допросе. "Гарри, мальчик, - сказал он  мне,  - мы с  тобой люди
чести, ты и я, а потому скажу тебе прямо и без обиняков. - Весь так завелся,
просто  ужас какой-то! - Так вот,  - говорит он дальше, - если спросишь меня
<I>когда,</I> ответ мой будет  <I>никогда.</I> Никогда и <I>ни за что!"  -</I>  в голосе  Пенделя
звучала  самая  неподдельная страсть.  Было  просто видно, с каким  пылом он
убеждал Абраксаса. - "Потому что ни за что и ни при каких обстоятельствах не
стану  разглашать  ни   единой   детали,   поступившей  из  самых  секретных
источников, пока не проверю все до мельчайших  подробностей  и не приведу  в
соответствие,  -  Пендель  понизил  голос,  теперь  в нем слышалось  мрачное
обещание.  -  И  лишь после  этого могу снабдить  твоего друга сведениями  о
структуре моего  движения,  плюс декларацией о его целях и  намерениях, плюс
манифестом, который является  для нас самой высокой ставкой  в этой игре под
названием  "жизнь",  плюс  всеми сопутствующими фактами  и цифрами о  тайных
махинациях   правительства.   Кои,   на  мой   взгляд,  являются  совершенно
дьявольскими по  своему замыслу. Но все  это лишь  после получения  железных
гарантий".
     - Каких именно?
     -  Ну, среди прочего, "крайне бережное и уважительное отношение к  моей
организации". К примеру, передача  всех сведений исключительно  через  Гарри
Пенделя. "В противном случае пострадает безопасность, как моя лично,
     так и всех тех, без исключения, за кого я несу ответственность". Точка.
     Настало   молчание.   Взгляд   темных  глазок   Оснарда,  застывший   и
пронзительный. И хмурый взгляд Пенделя,  изо  всех сил  пытающегося оградить
Мики от последствий столь нерасчетливого дара любви.
     Оснард заговорил первым:
     - Гарри, старина...
     - Что, Энди?
     - Ты случайно не морочишь мне голову?
     - Просто передаю то, что сказал Мики. Его собственные слова.
     - В таком случае поздравляю с уловом. Он хорош.
     - Спасибо, Энди. Я это понимаю.
     - Это грандиозно!  Ради этого мы с тобой родились на  свет. Это как раз
то,  о  чем  мечтал Лондон:  неистовое  радикальное движение  представителей
среднего  класса  за свободу.  Страна беременна  демократией,  и как  только
настанет нужный момент, шар взлетит в воздух.
     - Не знаю, куда все это нас заведет, Энди.
     - У тебя нет времени плескаться в собственном канале. Понял, о чем я?
     - Не уверен, Энди.
     - Вместе мы устоим. Если разделимся, каждому свернут шею. Ты  даешь мне
Мики, я тебе - Лондон, все очень просто.
     Тут Пенделя, что называется, осенило. Прекрасная идея!
     - Он выдвинул еще одно условие, Энди. Совсем забыл упомянуть.
     - Что еще?
     -  Честно  говоря,  оно  показалось  мне  странным.   Возможно,   вовсе
недостойным  твоего внимания. "Мики, - сказал я ему, - так дела не делаются.
Смотри, как бы  ты сам себя не  перехитрил.  Боюсь, что  теперь ты долго  не
услышишь о моем друге".
     - Дальше!
     Пендель смеялся, но  про себя. Он  уже  видел  выход, дорогу  к свободе
шириной  в шесть футов. Кровь закипела в жилах, покалывала в плечах, стучала
в висках и пела  в ушах. Он набрал побольше воздуха и разразился  длиннейшей
сентенцией:
     -  Это  касается  способа  оплаты  наличными,  дождь  из  которых  твой
полоумный миллионер  собирается пролить на членов молчаливой оппозиции, чтоб
довести  их  до  нормальной  кондиции  и  сделать  действенным  инструментом
демократии в этой маленькой стране. Которая стоит на грани самоопределения и
всех тех прелестей, что с ним связаны.
     - Ну и что с того?
     - Деньги следует заплатить  вперед,  Энди. Наличными  или  золотом, всю
сумму,  - извиняющимся  тоном добавил Пендель. -  Ни о каких кредитах, чеках
или  банках  в данных  обстоятельствах  не может быть  и  речи, так  диктуют
правила  конспирации.  И  все они пойдут  исключительно на благо движения, в
которое входят и студенты,  и рыбаки, и  средний класс, и кошерный, со всеми
вытекающими отсюда выводами и тонкими моментами, - закончил  он и  в глубине
души воздал хвалу незабвенному и мудрому дяде Бенни.
     Но реакция Оснарда оказалась для Пенделя неожиданной. Мясистое его лицо
просветлело.
     - Это можно устроить, - сказал он, выдержав приличную  паузу и  обдумав
столь занимательное  предложение.  -  Полагаю, что и Лондон  тоже  будет  не
против.  Переговорю с ними, прикину  размер суммы, посмотрим,  каким образом
они будут решать эту проблему. Должен сказать тебе, Гарри, люди там работают
по  большей части  разумные.  Весьма  сообразительные.  Гибкие там,  где это
необходимо. И раздавать чеки рыбакам они не будут. Это не имеет смысла. Есть
еще проблемы?
     - Да нет,  думаю, нет,  спасибо,  Энди, -  ханжеским  голоском  ответил
Пендель, стараясь замаскировать свое удивление.
     Марта  стояла у плиты и  варила кофе по-гречески - она  знала, он любит
только такой. Пендель лежал на ее постели и изучал сложную схему, состоявшую
из переплетения линий, кружочков и заглавных букв, рядом  с  которыми стояли
какие-то цифирки.
     -  Это структура боевой организации, - объяснила она. - Мы использовали
ее еще студентами. Кодовые клички, пароли, ячейки, линии связи и специальная
группа связи, в обязанности которой входят переговоры с профсоюзами.
     - И как же вписывается в нее Мики?
     - Никак.  Мики просто наш друг. Кофе поднялся в кофейнике и снова осел.
Она разлила его по чашкам.
     - Медведь звонил.
     - Что ему надо?
     - Сказал, что подумывает написать о тебе статью.
     - Очень мило с его стороны.
     - Хочет знать, во сколько обошелся тебе этот клуб на дому.
     - А ему-то, собственно, что за дело?
     - Просто он тоже зло.
     Она забрала  у  него  схему, протянула кофе,  присела рядом на  краешек
кровати.
     -  И  еще  Мики хочет новый костюм.  Из гладкой альпаки, как  у Рафи. Я
сказала, что он еще за последний не заплатил. Правильно?
     Пендель глотал  кофе.  Ему  вдруг стало страшно  - он  сам не  понимал,
почему.
     - Да пусть  заказывает, что тебе, жалко? - сказал  он, избегая смотреть
ей в глаза. - Неужели он не заслужил?
     <B>Глава 11</B>

     В  посольстве  не  переставали  восхищаться  молодым Энди.  Даже  посол
Молтби, обычно не склонный к восторгам, как-то заметил, что молодой человек,
набравший  подряд  восемь  очков  и  способный между ударами держать рот  на
замке, не так уж и плох. Через несколько дней Найджел Стормонт напрочь забыл
о  своих подозрениях и опасениях. Оснард не выказывал ни малейшего намерения
выжить его  с  должности главы консульского отдела,  щадил чувства  коллег и
блистал <I>-</I> впрочем, не слишком ярко - на коктейлях и обедах.
     - Имеются ли  у  вас предложения на тему того,  как я должен  объяснять
ваше присутствие  в  этом городе?  -  довольно  холодно осведомился  у  него
Стормонт при первой же встрече. - Я не имею в виду здесь, в посольстве.
     - Что, если  "наблюдатель по каналу"?  -  предложил  Оснард.  - Прислан
контролировать  британские  торговые перевозки в постколониальную  эпоху.  А
что,   очень  правдоподобно.   Просто  весь  вопрос   в  том,   как   именно
контролировать.
     - Ну а какова подводная часть айсберга в том, что касается американских
баз?  -  осведомился  Стормонт,   решив  проверить  осведомленность   нового
сотрудника.
     - Простите, не понял?..
     - Останутся здесь военные базы или нет?
     - Это вопрос. Многие панамцы заинтересованы в том, чтоб базы  остались,
это  гарант  для  иностранных инвесторов.  Хотя  бы  на  короткий  срок.  На
переходный период.
     - Но ведь есть и другие панамцы?
     - Сегодня уже нет.  Раньше, конечно, другое дело. На янки смотрели  как
на  колонизаторов, захвативших  страну в 1904-м, как  на позор нации. Именно
отсюда в двадцатые годы  американские морские пехотинцы атаковали  Мексику и
Никарагуа, плюс  еще  участие в  разгроме  панамских забастовок  в  двадцать
пятом. Американские  военные  были здесь с  начала  создания  канала. Прежде
никто не  хотел мириться  с этим, кроме  банкиров. А  сейчас  США используют
Панаму как базу для нанесения ударов по  наркобаронам в Андах и  Центральной
Америке, как площадку для обучения  и подготовки  латиноамериканских  солдат
для последующего участия в  боевых  действиях  против  врага, который еще не
определен. Американские базы обслуживаются четырьмя  тысячами  панамцев, еще
для  одиннадцати  тысяч  всегда  есть работа. Согласно  официальным  данным,
численность  американских  войск  составляет здесь семь тысяч. Но они многое
утаивают, думаю,  что на самом деле солдат  гораздо больше.  Согласно другим
официальным  данным,  американское  военное  присутствие  здесь обеспечивает
четыре и  пять десятых процента валового национального продукта, но  все это
сущие пустяки по сравнению с неучтенными доходами.
     - Ну а договоры? - спросил Стормонт, стараясь не показывать,  насколько
впечатлен услышанным.
     - Договор 1904 года  отдал зону  канала янки  в вечное  пользование. По
договору же, подписанному Картером в 1977,  канал и все, что  связано  с его
эксплуатацией,  должно  быть возвращено панамцам  в начале  нового столетия,
бесплатно и без всяких ограничений. Правые в Америке до сих пор считают этот
договор грабительским. Протокол допускает военное американское  присутствие,
если  обе стороны не  возражают  против него. Вопрос только в  том, кто кому
платит и сколько. Ну как, я выдержал экзамен?
     Он выдержал. Оснард, "наблюдатель по каналу", вскоре поселился у себя в
квартире, устроил, как положено,  череду вечеринок в честь новоселья и через
несколько  недель  стал  приятной,  хоть и  не  очень  заметной  фигурой  на
дипломатическом пейзаже.  А еще  через несколько  стал  просто незаменим.  С
послом он играл в гольф,  с  Саймоном Питтом  - в  теннис,  исправно посещал
шумные пляжные сборища  с сотрудниками помоложе.  И добровольно взял на себя
обязанность  собирать  среди  посольских  деньги для  бедняков Панамы,  хоть
пожертвования  были  довольно  скудны.  Чего  никак нельзя  было  сказать  о
бедняках -  здесь  их  хватало с  избытком.  Участвовал также  в  репетициях
посольского театра пантомимы. Оснарда единогласно выбрали на роль Дамы.
     - Не возражаете, если я задам вам один вопрос?  - спросил его Стормонт,
когда они узнали друг друга получше. - Что это за контора  такая, Комитет по
планированию и эксплуатации? Там, у нас на родине?
     Оснард  смотрел  рассеянно.  Стормонту  показалось, что  делал  он  это
нарочно.
     -  Ну, я  не  слишком уверен. Но,  кажется, этот  комитет возглавляется
казначейством.  Состоит из самых  разношерстных людей со  всех  концов мира.
Работают они по самым разным  направлениям. Дуновение свежего ветерка, чтобы
смести накопившуюся паутину.
     - Ну а их общественное положение?
     -  Члены парламента. Пресса.  Мой босс считает  их  деятельность  очень
важной, но  не любит распространяться  на эту  тему.  Председателем является
некий парень по фамилии Кавендиш.
     - Кавендиш?
     - Звать Джефф.
     - Джеффри Кавендиш?
     - Где-нибудь еще - не работает. Взгляды самые независимые. Предпочитает
закулисные игры. Имеет офис в Саудовской Аравии, дома в  Париже и Вест-Энде,
домик в Шотландии. Член Союза взяточников.
     Стормонт недоверчиво  взирал на Оснарда. "Этот Кавендиш  и  есть тайная
пружина  организации, - думал он  -  В его руках влияние и власть. Наверняка
лоббирует интересы Минобороны.  Кавендиш  - друг и  товарищ  государственных
деятелей".  Стормонт  и сам  был на  десять процентов таким вот  Кавендишем,
когда пахал, не жалея сил, на Министерство иностранных дел в Лондоне. Салют,
Кавендиш,  умелец  по части выламывания  рук! Джеффри-Нефть.  Любой человек,
вступивший  в контакт с  вышеупомянутым персонажем, тут  же попадает в  поле
зрения спецслужб.
     - Кто еще? - спросил Стормонт.
     - Еще один парень по фамилии Таг. Имя неизвестно.
     - Не Кирби случайно?
     -  Просто  Таг,  -  ответил  Оснард  с  безразличием в  голосе,  и  это
понравилось Стормонту. -  Случайно подслушал по  телефону. Перед заседаниями
мой босс  обычно обедает  с Тагом. И  платит  всегда  босс. Такие  уж у  них
установились отношения.
     Стормонт прикусил  нижнюю губу  и  прекратил расспросы. Он  и так узнал
больше, чем  хотел и чем  ему  полагалось знать.  Он вернулся  к деликатному
вопросу о предмете труда  Оснарда, который они  обсуждали за  ленчем в новом
швейцарском ресторане, где с  кофе подавали вишневую водку. Оснард нашел это
место,  Оснард настоял  на том, что оплатит  счет,  как  он выразился  -  из
подкожного фонда. Оснард предложил  заказать cordon  bleu  и гноччи и запить
эти блюда красным вином, прежде чем перейти к вишневке.
     В какой момент  посольству  будет  удобнее ознакомиться с  результатами
трудов  Оснарда,  спросил Стормонт.  До того, как  он  отправится  в Лондон?
После? Никогда?
     - Мой босс сказал, никаких откровений с местными. До  тех пор,  пока он
не  даст  согласия,  -  ответил  Оснард  с  набитым  ртом.  -  Жутко  боится
Вашингтона. Лично решает, кому и когда что говорить.
     - И вы с этим миритесь?
     Оснард отпил глоток красного и помотал головой.
     - Сражаться и еще раз сражаться, вот мой совет. Образовать в посольстве
свою  рабочую партию. Вы, посол, Фрэн,  я. Галли, тот от обороны, так что  в
семью не  входит. Питт под наблюдением после досрочного освобождения. Вместе
сочиним доктрину,  каждый  под  нею подпишется.  А потом будем встречаться в
свободные часы, после работы.
     - И как понравится все это вашему боссу, как бы его там ни звали?
     -  Спрашиваем  - отвечаем.  Фамилия Лаксмор вам ничего не говорит? Нет,
конечно, это  жуткий  секрет,  но  все, похоже, его  знают. Передайте послу,
пусть постучит кулаком  по столу.  "Канал -  это мина замедленного действия.
Насущно  важной в таких обстоятельствах становится местная реакция". Словом,
вся эта муть. Он поймет.
     - Послы не стучат кулаками по столу, - заметил Стормонт.
     Но Молтби, должно  быть,  все  же  постучал,  потому  что  после потока
возмущенных  и  запретительных телеграмм от  уважаемого  начальства, которые
почему-то   подлежали  расшифровке   глубокой  ночью,  от  руки  и  в  одном
экземпляре,  Оснарду  и  Стормонту   пусть  и  нехотя,  но   было  разрешено
объединиться ради общего дела.  И при посольстве  была  организована рабочая
партия,  получившая довольно невинное  название  - "Исследовательская группа
Исмус". Из Вашингтона прилетели три  угрюмых технических сотрудника, и после
трехдневного прослушивания стен объявили, что в посольстве все чисто.  И вот
в пятницу, в семь часов вечера, четверо заговорщиков уселись вокруг круглого
стола тикового дерева, и в приглушенном свете настольной лампы расписались в
том,  что каждый из  них  получает доступ к секретным материалам под кодовым
названием БУЧАН, поставляемым источником под кодовой кличкой  БУЧАН. Мрачная
значительность момента  была несколько подпорчена  неожиданным взрывом весет
лости  со стороны Мостби, что  впоследствии приписали отъезду  его супруги в
Англию.
     -  Отныне  проект  БУЧАН  становится  весьма  перспективной  штукой,  -
небрежно  заметил   Оснард,  собирая  подписанные  бумаги  с  видом  крупье,
сгребающего со стола  игорные фишки. -  Материалов  будет поступать огромное
количество. Возможно даже, одной встречи в неделю будет недостаточно.
     - Какой штукой, Эндрю? - осведомился посол, откладывая авторучку.
     - Перспективной.
     - Перспективной?
     - Именно, посол. Перспективной.
     - Да. Понял. Благодарю вас. Что ж, отныне, Эндрю,  если я вас правильно
понял, эта  штука  -  используя  опять  же  вашу терминологию  -  становится
<I>перспективной.</I> БУЧАН будет превалировать. Возможно даже - выдержит испытание
временем. Возможно,  будет  приостановлен,  а  затем вновь возобновится.  Но
никогда, слышите, никогда, во всяком случае, пока я здесь являюсь послом, не
станет перспективной штуковиной. Это было бы слишком огорчительно.
     После чего  случилось чудо из  чудес - Молтби  пригласил всю компанию к
себе в резиденцию отведать яичницу с беконом  и поплавать в бассейне. Там он
провозгласил тост за "бучанцев", после чего  предложил гостям пройти в  сад,
полюбоваться  на жаб,  чьи имена выкрикивал во  весь  голос,  перекрывая шум
движения:  "Давай,  Геркулес,  прыгай,  хоп-хоп!  А ты,  Галилей,  перестань
пялиться на нее, неужели никогда не видел хорошеньких девочек?"
     А чуть позже, плавая в бассейне в таинственной  полутьме, Молтби удивил
всех, издав громкий вопль: "Господи,  до чего же  она хороша!" в адрес Фрэн.
И, наконец,
     чтобы  достойно завершить вечер,  включил танцевальную музыку,  и слуги
свернули ковры, и Стормонт не  мог не  отметить,  что  Фрэн перетанцевала со
всеми, кроме Оснарда, который предпочел танцам рассматривание книг посла. Он
подошел к  шкафам и, заложив руки за спину, прохаживался  вдоль  них с видом
английской королевской особы, инспектирующей почетный караул.
     -  Тебе не кажется, что наш Энди "голубой"? - спросил Стормонт Пэдди за
рюмочкой бренди  на ночь. - Никто никогда не  слышал, чтоб он  встречался  с
девушками. А от Фрэн шарахается, точно она чумная.
     Он подумал, что  жена  снова закашляется,  но ошибся. На этот раз Пэдди
смеялась.
     - Дорогой, - пробормотала она, возведя взор к небу. - <I>Энди Оснард?</I>
До нее, оказывается, успели дойти слухи, и, как выяснилось, не беспочвенные,
что Франческа Дин частенько проводит  время в постели Оснарда в его квартире
в Пайтилла.
     Как  Фрэн туда попала, до сих пор  оставалось  загадкой  даже  для  нее
самой, хотя загадке этой было вот уже недель десять от роду.
     - Есть  всего лишь  два  способа разрешить эту ситуацию, девочка моя, -
объяснял  ей Оснард с  присущей ему  самоуверенностью,  не забывая  при этом
откусывать  большие  куски  от  жареного  цыпленка  и  запивать их  большими
глотками  холодного пива. Трапеза  имела  место возле  бассейна  отеля  "Эль
Панама". - Способ  "А":  потеть  от напряжения  и  вожделения  на протяжении
полугода,  а потом  рухнуть друг другу в  липкие объятия. "Дорогая, дорогой,
зачем  мы  ждали  все  это  время,  уф-уф!".  Способ  "Б",   предпочитаемый:
трахнуться прямо  сейчас, попробовать, что и  как, а  потом соблюдать полную
омерта.(19) И посмотреть,
     как нам это понравится. Если да,  устроить праздник, если нет,  забыть,
как забывают о страшном сне,  и никаких претензий. "Да, было дело, но ничего
такого особенного, так что спасибо  вам  и до свидания. Жизнь  продолжается.
<I>Баста".</I>
- Есть еще и третий способ. "С".
     - Это какой же?
     - Воздержание во всем.
     - Ага. Ты хочешь сказать, что я должен завязать свою штуковину узелком,
а  ты  надеть  паранджу? - Он  махнул полной  рукой  в сторону бассейна, где
роскошные  девушки всех  сортов  флиртовали со своими пастушками  под музыку
джаз-оркестра. -  Здесь необитаемый остров, девочка. Ближайший белый мужчина
находится в тысячах миль  отсюда. А  здесь только ты  и я, да наш долг перед
родной Англией, и еще моя жена должна приехать в следующем месяце.
     Франческа вскочила и изумленно выкрикнула:
     - Твоя жена?
     - Да нет у меня никакой жены, успокойся. Никогда не было и  не будет, -
сказал Оснард и тоже  поднялся. - Так что эта преграда нашему счастью, можно
сказать, устранена, верно?
     Потом они танцевали  - очень изящно  и слаженно, и она раздумывала  над
тем,  что же ответить. Вот  уж  никогда  не предполагала, что  мужчина столь
плотного  телосложения  может двигаться  так  легко. Или что такие маленькие
глазки могут казаться просто неотразимыми. Она также никак не  ожидала,  что
ей может понравиться мужчина, которого, учитывая его рост и фигуру, уж никак
нельзя было назвать греческим богом.
     - Полагаю, тебе и в голову не приходило, что мне может нравиться кто-то
другой? - спросила она.
     - Здесь, в  Панаме? Да ни  в  коем  случае,  девочка. Я  навел справки.
Местные парни прозвали тебя Английским Айсбергом.
     Они  танцевали,  тесно прильнув друг к другу. И это казалось само собой
разумеющимся.
     - Ничего подобного! Никогда они меня так не называли!
     - Хочешь пари?
     Они прижались друг другу еще тесней.
     - Ну  а  дома? -  не унималась она. - Откуда ты  знаешь, что у меня нет
дружка в Шропшире? Или в Лондоне, к примеру?
     Он целовал ее в висок, но с  тем же успехом это могла быть любая другая
часть  тела. Рука плотно  и  неподвижно лежала у нее на спине, а спина  была
обнажена.
     - Здесь  тебе несладко  приходится,  девочка моя.  Нет никакого способа
получить удовлетворение в радиусе по крайней мере  пяти тысяч  миль, по моим
скромным подсчетам. Ты согласна?
     Позже,  рассматривая  мирно  посапывающую  рядом в постели  фигуру, она
пыталась  понять,  чем  он  ее взял.  Нет,  не убеждениями.  И не  тем, что,
несомненно,  являлся лучшим  в мире  танцором.  И не  тем, что  заставил  ее
смеяться - так громко, как она  никогда еще в жизни не  смеялась. Просто она
не смогла больше перед ним устоять даже дня, не говоря уже о трех годах.
     Она приехала  в Панаму шесть месяцев  тому  назад. В Лондоне  проводила
уик-энды  с невероятно  красивым  и  напористым биржевым  маклером по  имени
Эдгар.  По взаимной договоренности роман их продолжался  вплоть до получения
Фрэн назначения в посольство. С Эдгаром всегда было просто договориться.
     Но кто такой этот Энди?
     Веря  лишь в надежные  и  проверенные факты, Фрэн  до  того ни  разу не
переспала с мужчиной, всю подноготную которого не проверила бы лично.
     Да, она знала, он учился в Итоне, но лишь потому, что так сказал Майлз.
Похоже, Оснард ненавидел это заведение всеми фибрами души и называл не иначе
как "каталажкой" или "грамматическим болотом", и не слишком охотно вступал в
разговоры об образовании.  Знаниями он обладал обширными, но  спорными - так
бывает  с  людьми, чье обучение вдруг резко прервалось.  А когда  напивался,
любил   цитировать  Пастера:   "Счастливый  случай  идет   на  пользу   лишь
подготовленной мысли".
     Он был богат. А если и нет, то никак  не показывал этого,  любил сорить
деньгами, был страшно  щедр. Почти все карманы его дорогих, пошитых на заказ
в местном ателье костюмов - поговаривали, что сразу же по приезде Энди нашел
себе   лучшего   портного   в   городе,    -   были   набиты   двадцати-   и
пятидесятидолларовыми купюрами. Но когда  она  сказала  ему об этом, он лишь
пожал  плечами  и  заявил,  что работа  это  подразумевает.  Если он  вел ее
куда-нибудь пообедать или  они тайком ускользали на уик-энд за город, деньги
текли рекой.
     В  Англии у  него была борзая,  и он выставлял  ее на собачьих  бегах в
Уайт-Сити - до тех пор, пока, по его словам, не явилась банда и не попросила
убрать  собачку. Шикарный  проект  открыть  площадку для  картинга  в  Омане
примерно  по  той  же  причине  кончился  провалом.  Некогда  он  держал  на
Шепард-Маркет  маленький  магазинчик, где торговали  серебром. Но ни одно из
этих  начинаний  не выдержало  испытания временем, впрочем, ему  самому было
немного - всего двадцать семь.
     О своих родителях он отказывался говорить вовсе,  лишь шутливо намекал,
что   обязан  своим  потрясающим   обаянием  и   состоянием  одной   дальней
родственнице, тете по чьей-то  там линии. Никогда не говорил также и о своих
победах на личном  фронте, хотя у Фрэн  были все основания полагать,  что их
было  множество  и  отличались  они  большим  разнообразием.  Верный  своему
обещанию держать рот  на  замке,  он  ни разу,  даже намеком,  не показал на
людях, что они как-то связаны. Последнее она находила особенно возбуждающим.
То она извивается в  экстазе  в его сильных и умелых руках, то скромно сидит
напротив  него на совещании  в  консульстве, и оба они делают вид, что  едва
знакомы.
     И еще он  был шпионом. И работа его заключалась в том,  чтоб курировать
другого шпиона по кличке БУЧАН.
     Или  же сразу  нескольких  шпионов,  поскольку информация, поставляемая
этим  БУЧАНОМ, была захватывающе разнообразна, одному  человеку  тут явно не
справиться.
     Этот самый БУЧАН был ухом президента и генерала США, командующего Южной
группировкой войск. БУЧАН был знаком с разного рода жуликами и дельцами. Как
в  свое время и Энди был  знаком  с подобными  типами, когда держал  борзую,
звали  которую, как Фрэн совсем недавно узнала,  Кара. Ей много говорила эта
кличка.
     И  еще   этот   БУЧАН  был  как-то  связан  с  подпольной  организацией
демократического толка, которая пока что оставалась в тени и выжидала, когда
старые фашисты и местные радикалы покажут наконец свое истинное лицо. Он был
своего рода переговорщиком между студентами, рыбаками и тайными  активистами
в  профсоюзах. Он  состоял с ними в  заговоре и ждал нужного часа и дня.  Он
называл их  - на ее взгляд, слишком  претенциозно  -  людьми  с той  стороны
моста. БУЧАН поддерживал  личные отношения и с  Эрни Дельгадо,  этим  "серым
кардиналом" канала. И с Рафи Доминго, который отмывал деньги картелей. БУЧАН
был знаком с членами  Законодательной  Ассамблеи,  со многими  из  них. Знал
видных адвокатов и банкиров.  Казалось, не было в Панаме хоть сколько-нибудь
значимого человека,  с  которым бы не был знаком БУЧАН.  И,  на взгляд Фрэн,
было  удивительно  и  странно,  что  Энди  за  столь  короткое  время  сумел
внедриться в самое сердце Панамы, о существовании коего она до знакомства  с
ним и понятия не имела. Но он и ее сердце тоже сумел завоевать очень быстро.
     И еще  этот  БУЧАН  разнюхал о существовании какого-то  заговора,  хотя
никто так  до сих пор  и не  мог толком понять, в  чем он заключается,  этот
заговор.  За тем разве  что исключением, что к  нему,  по всей  вероятности,
имеют  некое отношение  японцы и китайцы, а  также "Тигры" из  Юго-Восточной
Азии, и еще, возможно, главы  нарко-картелей из Центральной и Южной Америки.
А цель заговора заключалась в том, чтобы распродать канал через заднюю дверь
- именно так  выражался  ее  Энди.  Но как? И как  это можно  сделать, чтобы
американцы ничего  не узнали? Ведь  как бы там ни было, но именно американцы
эффективно управляли страной вот уже почти на протяжении целого века, и кто,
как  не  они, обладали  самыми мудреными  подслушивающими  и мониторинговыми
системами по всем регионам Центральной Америки.
     Однако же каким-то таинственным образом  все это  прошло  мимо внимания
американцев, и  они, похоже, действительно ничего не  знали,  что еще больше
возбуждало ее. А если и знали, то  нам не говорили. Или же знали, но молчали
об этом  даже в своем кругу. Потому как  сегодня, стоит только заговорить об
американской политике, следует тут же уточнить, какой именно и о каком после
идет речь - том, что  сидит в  официальной резиденции посольства США  или же
том, что на  холме Анкон. Поскольку американские военные до сих пор так и не
смирились с мыслью, что расстреливать горячие головы в Панаме больше нельзя.
     И Лондон страшно завелся, и все раскапывал разные дополнительные факты,
порой многолетней  давности, из самых  странных  мест  и источников, и делал
поразительные умозаключения, в соответствии со своими претензиями на мировое
господство,  и  очень  укрепился  в  этой  последней  мысли.  Поскольку,  по
выражению все того же БУЧАНА,  стервятники со всего  мира слетаются  и парят
над  несчастной маленькой  Панамой.  И вся игра Лондона  сейчас  сводилась к
догадкам, кто  же сорвет куш.  И Лондон  настоятельно требовал все  больше и
больше   информации,  что   приводило  Энди   просто   в  ярость,  поскольку
перенапрягать  шпионскую  сеть  - это все равно что загнать  борзую во время
скачек. Так он говорил, а затем добавлял: в конце  будете оба расплачиваться
за  это  - и ваша собака, и  вы.  Но это было  все,  больше он  ей ничего не
говорил.  Во всех  остальных отношениях  он  был  сама  секретность,  и  это
восхищало ее еще больше.
     И все это произошло за  короткие десять  недель, на протяжении  которых
бурно  развивался их  роман.  Энди был  магом  и волшебником  -  стоило  ему
прикоснуться  к  любому  заезженному и  надоевшему предмету, и  тот  тут  же
оживал, начинал волновать, обретал невиданную прежде притягательную силу. То
же относилось и  к  прикосновениям к Фрэн. Но кто такой был этот БУЧАН? Если
БУЧАН определил судьбу Энди, то кто же определял судьбу БУЧАНА?
     Почему  друзья  БУЧАНА говорили  с  ним  (или  с  ней?) столь  охотно и
откровенно?  Он  что, этот БУЧАН,  врач-психоаналитик? Или  же  какая-нибудь
сучка-интриганка, вытягивающая из любовников тайны во время постельных утех?
Кто бесконечно названивает Энди, а тот  берет трубку  только  на пятнадцатом
гудке и  говорит  только:  "Буду там". Сам ли  БУЧАН это звонит или какое-то
передаточное звено,  студент, рыбак, специальный человек, работающий в  этой
системе связным? Куда отправляется Энди,  когда, точно человек,  разбуженный
некой  сверхъестественной  силой,  поднимается  вдруг среди  ночи,  поспешно
одевается,  вынимает из сейфа  над  кроватью  пачку  долларов и оставляет ее
одну, даже не сказав "До свидания"? И  возвращается на рассвете,  задумчивый
или,  напротив, донельзя  возбужденный,  воняющий сигарным дымом  и женскими
духами.  И овладевает ею  молча,  не сказав ни  слова, и  занимается любовью
бесконечно, неустанно,  целыми часами напролет, а ей кажется, что  пролетают
годы. И его плотное тело едва  касается ее, парит невесомо над ней или рядом
с ней, и они достигают одного оргазма за другим, что случалось прежде лишь в
воображении Фрэн, когда она была еще школьницей.
     И какими такими таинственными манипуляциями занимался  Энди,  когда под
дверь ему подсовывали  самый обычный  с  виду конверт  из плотной коричневой
бумаги, и  он  исчезал  с  ним  в  ванной,  запирался  и сидел  там не менее
получаса,  а  потом   в   ванной  сильно   пахло  то  ли  камфорой,   то  ли
формальдегидом? Что  <I>видел</I> ее Энди, когда выходил из кладовой с полоской еще
влажной, только что проявленной узенькой пленки, а потом сидел за письменным
столом и разглядывал эту пленку через миниатюрное увеличительное стекло?
     - Почему бы тебе не делать это в посольстве? - как-то спросила она.
     - Там нет темной комнаты, так что не получится, -  ответил он глухим  и
категоричным  тоном,  который она находила просто  обворожительным. Господи,
какое же ничтожество  по сравнению с ним Эдгар!  Ее  Энди  так неутомим, так
раскован и <I>храбр!</I>
И еще ей нравилось наблюдать за ним во время собраний бучанцев в посольстве.
Он так  важно  сидит за длинным  столом  (прядь  каштановых  волос  небрежно
спадает на правый глаз)  и с  загадочным видом  передает папку  в  полосатом
переплете. И смотрит  в  никуда,  пока все  знакомятся  с  ее содержимым.  С
Панамой БУЧАНА, позорно застигнутой врасплох:
     <I>Антонио такой-то и  такой-то  из  Министерства иностранных дел  недавно
объявил,  что  настолько  очарован  своей  любовницей-кубинкой, что  всерьез
вознамерился  приложить  все силы  к  улучшению  панамо-кубинских отношений,
вопреки недовольству и возражениям со стороны США...</I>
Объявил кому, интересно? Кубинской любовнице? А та, в свою очередь, объявила
БУЧАНУ?  Или  же  рассказала  Энди,  возможно  даже,  в  постели?  Ей  снова
вспомнился запах чужих духов, и она представила, как этот запах попал на его
кожу: два голых тела трутся друг о друга. А может, Энди и есть БУЧАН? А что,
вполне вероятно.
     <I>Такой-то и такой-то  чиновник  подозревается в  чрезмерной лояльности к
ливанской мафии  в Колони; есть сведения,  что мафия  перевела на  его счета
около  двадцати миллионов долларов,  чтобы  этот персонаж помог  укрепить ее
авторитет в криминальных структурах Колони...</I>
После кубинских любовниц и мафиози из Колона БУЧАН переходит к каналу:
     <I>Хаос,   царящий   в  среде  недавно   организованной  администрации  по
управлению  каналом, не поддается никакому описанию и  лишь усиливается день
ото дня, по мере того, как старых опытных сотрудников сменяют новые, нанятые
лишь благодаря родственным  связям. И все это</I> - <I>к отчаянию Эрнесто Дельгадо.
Наиболее   вопиющим  примером  является   назначение  Хозе-Мария  Фернандеса
директором отдела эксплуатации, и это после того, как  он  приобрел тридцать
процентов акций сети китайских ресторанов фаст-фуд под названием "Лотос Ли",
в  то  время  как всем  известно,  что  сорок  процентов  акций  "Лотос  Ли"
принадлежат компаниям, входящим в кокаиновый картель Родригеса в Бразилии...</I>
-  Это вроде бы Фернандес всячески заигрывал со мной на той  пирушке в честь
Дня независимости? - спросила Фрэн Энди во время вечернего собрания бучанцев
в кабинете Молтби.
     В тот день они обедали  вдвоем  у него на  квартире, а  потом до вечера
занимались любовью. Вопрос был продиктован чисто женским любопытством.
     - Такой кривоногий лысый чурбан,  - равнодушным  тоном  заметил Энди. -
Веснушки, прыщи, вонючие подмышки и запах изо рта.
     - Да, точно он. Уговаривал меня полететь с ним на фестиваль в Дэвиде.
     - Когда улетаете?
     - Ты  забываешься,  Энди,  -  заметил  Стормонт,  не  отрывая  глаз  от
содержимого полосатой папки,  а  Фрэн  уткнулась носом в  свою, изо всех сил
сдерживая смех.
     После собрания она уголком глаза наблюдала, как Энди аккуратной стопкой
складывает все папки, а затем убирает  их в свое новое хранилище  - стальной
сейф  в   восточном   коридоре.  И  все  это   под   наблюдением  специально
приставленного к нему чиновника, донельзя противного типа в вязаном жилете и
с прилизанными волосами по фамилии Шепард. И еще он постоянно держал в руках
какой-нибудь предмет - гаечный ключ, отвертку или кусок гибкого шнура.
     - Скажи, ради бога, зачем тебе этот Шепард?
     - Моет окна.
     - Он недостаточно высок для этого.
     - Я его поднимаю.
     Аналогичные объяснения  поступали  от  Оснарда  всякий  раз,  когда она
спрашивала, зачем  это  вдруг ему понадобилось одеваться и  выходить в столь
поздний час, когда все остальные нормальные люди давно спят.
     -  Виделся с одним человеком  по поводу собаки, - грубовато ответил он.
Весь вечер он пребывал в скверном расположении духа.
     - Борзой? Молчание.
     <I>-</I> Какая-то очень уж <I>поздняя</I> собака, - заметила она, надеясь развеселить
его. Молчание.
     - Думаю, это  та  же  собака,  что фигурировала в срочном зашифрованном
сообщении, которое ты получил сегодня днем.
     Оснард в это время снимал рубашку, да так и застыл  с  поднятыми  вверх
руками.
     - Откуда, черт возьми,  ты это  узнала? - спросил  он,  и тон был не из
приятных.
     - Просто наткнулась в коридоре на Шепарда.  У лифтов, когда уже уходила
домой. И он спросил, на месте  ли ты. Ну и я, естественно, поинтересовалась,
зачем это ты ему понадобился.  Он  сказал, что у него  для тебя  одна  очень
горячая штучка,  но пуговки на ней ты должен расстегнуть  сам. Я покраснела,
только  потом до меня дошло, что он говорил о каком-то срочном сообщении. Не
собираешься захватить с собой "беретту" с перламутровой рукояткой?
     Молчание.
     - И где ты с ней встречаешься?
     - В публичном доме! - рявкнул он, направляясь к двери.
     - Разве я тебя чем-то обидела?
     - Пока нет. Но уже близка к этому.
     -  Может, это ты  меня обидел. Могу  уйти к  себе. Мне  надо хорошенько
выспаться.
     Но она осталась и,  лежа в постели, все еще ощущала запах его округлого
и умелого тела, видела оставшуюся от  него вмятину в матрасе  рядом с собой,
вспоминала взгляд его  внимательных глаз, осматривающих ее в полумраке. Даже
эти приступы вспыльчивости возбуждали ее. Даже  его зад в те редкие моменты,
когда  он открывался ее взгляду; даже  его манера заниматься  любовью, когда
они  играли  в  разные  игры  и она  подводила  его к той грани,  за которой
начинается насилие. В  такие моменты он  приподнимал  влажную  от пота руку,
точно  готовясь ударить ее, но затем передумывал и опускал. Или эти собрания
бучанцев, когда Молтби  с присущим ему ехидством начинал подкалывать Энди по
поводу очередного доклада: "Этот ваш источник, он что,  столь же неграмотен,
как  всеведущ,  или  же  мы  должны  говорить  ему   спасибо  за  искаженное
использование инфинитивов?"  И мало-помалу морщины  на  подвижном  лице Энди
прорисовывались все  четче,  а  в  глубине  темных глаз загорался  нехороший
огонек, и тогда она понимала, почему он окрестил свою борзую Карой.
     "Я  теряю контроль, -  думала  она.  - Не  над ним, над ним у меня  его
никогда  и  не  было. Над  собой". Тем более тревожный  факт,  поскольку она
как-никак  была  дочерью  весьма  важного  законодателя  и бывшей любовницей
безупречного во  всех  отношениях  Эдгара.  И  тут  вдруг  проснулась  такая
неодолимая тяга к человеку, который мог испортить ей репутацию.
     <B>Глава 12</B>

     Оснард  припарковал  машину  с дипломатическими  номерами  на  площадке
торгового комплекса, у самого подножия высокого здания. Вошел в него, кивнул
охраннику, поднялся на четвертый этаж.  В  болезненном свете  неоновой лампы
лев и  единорог пребывали в вечной схватке. Он набрал комбинацию цифр, вошел
в приемную посольства, отпер дверь из пуленепробиваемого стекла, поднялся по
лестнице,  вошел в  коридор,  отпер зарешеченную  дверь и  оказался  в своих
владениях. Последняя дверь  оставалась для него  закрытой  и была сделана из
стали. Выбрав продолговатый медный ключ из связки на  кольце, которую извлек
из  кармана,  он   вставил  его  в  замочную  скважину,  но  вверх   ногами,
чертыхнулся,  вынул,  перевернул  и  вставил правильно.  Оставаясь один,  он
двигался и  держался  несколько  иначе,  чем  когда бывал  на  людях. В  нем
обнаруживались большая торопливость и суетливость. Челюсть слека отвисала, и
еще  он сутулил плечи,  а глаза из-под строго сведенных бровей смотрели так,
точно он  был готов наброситься  на невидимого врага.  Комната-сейф занимала
последние два ярда  коридора  и  была превращена  в некое подобие  кладовой.
Справа от Оснарда находились отделения для бумаг. По левую руку, среди самых
несовместимых предметов, вроде  спрея  от мух  и  рулонов  туалетной бумаги,
виднелась зеленая дверца настенного сейфа.  Впереди, на груде коробок из-под
электрического оборудования, стоял большой красный телефон. Среди посольских
ходила шутка, что это его прямая связь с самим господом богом. Приклеенная у
основания памятка гласила: "Разговор по этому аппарату стоит 50 000 фунтов в
минуту". Оснард приписал внизу:  "Милости просим". И вот он поднял трубку и,
игнорируя призывы  автоматического голоса нажимать на какие-то  определенные
кнопки  и соблюдать  положенные инструкции, набрал номер своего букмекера  в
Лондоне  и  с  его помощью сделал  две  ставки по пятьсот  фунтов  каждая на
борзых,  чьи клички и прочие  параметры он,  похоже,  знал  не  хуже  своего
букмекера.
     - Теперь только попробуй не  выиграть, глупая шлюха! - сказал он. Когда
это прежде было с Оснардом, чтоб он ругал собаку?
     После  чего он занялся своим суровым ремеслом. Достал из  отделения для
бумаг чистую папку  с надписью на обложке "СТРОГО СЕКРЕТНО. БУЧАН", отнес ее
в кабинет, включил свет, уселся за стол, рыгнул и,  обхватив голову  руками,
принялся  перечитывать  инструкции  на  четырех  страницах,  которые получил
сегодня днем от директора Лаксмора из Лондона  и которые столь старательно и
терпеливо расшифровал собственноручно. А  потом принялся читать текст вслух,
очень смешно и похоже имитируя провинциальный шотландский акцент Лаксмора.
     -  Следующие  положения  необходимо  заучить наизусть.  -  Он  пощелкал
языком. -  Этот сигнал  не подлежит вторичному использованию, все полученные
материалы следует  уничтожить  через семьдесят два  часа после их получения,
молодой   мистер   Оснард...  Вы   должны  рекомендовать  БУЧАНУ   соблюдать
следующие...  -  Снова  пощелкивание  языком.  - Вы  можете  обещать  БУЧАНУ
следующие   гарантии,  но  лишь   в  случае...   Передавать   вознаграждение
разрешается вам  лично, но лишь с учетом крайней нужды  и  соблюдением  всех
необходимых мер... о, да!
     Испустив стон отчаяния, он сложил  телеграмму пополам, достал из  ящика
стола чистый  белый конверт, вложил  в него  телеграмму и запихнул конверт в
левый карман  брюк  от "Пенделя  и Брейтвейта",  счет за  которые  послал  в
Лондон,  мотивируя  вынужденными   оперативными  расходами.   Вернувшись   в
комнату-сейф, он взял потрепанный кожаный портфель,  специально непохожий на
представительский, поставил  его  на  полку и  уже  другим ключом с того  же
кольца отпер  стенной сейф с зеленой дверцей,  где лежали гроссбух в твердом
переплете, а также  толстые  пачки пятидесятидолларовых  банкнот - сотенные,
как он сам объяснил в Лондоне, всегда вызывают подозрение.
     При  свете голой лампочки  под  потолком  он открыл гроссбух  на нужной
странице. Лист  бумаги  был  разделен на  три колонки, в  каждой красовались
выведенные от руки столбики цифр. Колонка слева была озаглавлена буквой "Г",
что означало  Гарри, правая  -  "Э",  то есть Энди.  Центральная  колонка со
столбиком  внушительных  сумм  была  озаглавлена  "Приход".  Столь   любимые
сексологами аккуратные кружочки и стрелочки указывали в разных направлениях.
Изучив в скорбном молчании  все три колонки, Оснард достал карандаш и нехотя
вписал  цифру  "7"  в  центральную  колонку,  затем  обвел  ее  кружочком  и
пририсовал стрелку, указывающую влево, к  колонке "Г". Затем вывел цифру "3"
и уже более веселым, даже залихватским росчерком  направил ее к колонке "Э",
для Энди. Мурлыкая под нос какую-то мелодию, он отсчитал из сейфа семь тысяч
долларов и уложил в потрепанный портфель.  Смел туда  же спрей  против мух и
прочие ненужные мелочи. С самым  пренебрежительным  видом.  Словно  презирал
себя,  что было  недалеко от истины.  Закрыл портфель. Запер  сейф, затем  -
комнату-сейф и наконец входную дверь.
     Он вышел на  улицу <I>-</I>  ему  улыбалась полная луна.  Звездное  небо дугой
повисло  над  бухтой,  зеркальным  его  отражением  были  огоньки  кораблей,
застывших в ожидании  на темном  горизонте.  Он  поймал такси, это  был  кэб
"Понтиак",  назвал адрес. И вскоре они уже тряслись по дороге к аэропорту, и
Оснард с  любопытством  разглядывал сиренево-розового Купидона  из  неоновых
лампочек,  игриво  нацелившего  свою стрелу в сторону бунгало  "для  любви",
которые тот рекламировал. Черты лица его словно затвердели, это было заметно
лишь  при  свете  фар  пролетающих  мимо   машин.  Маленькие  темные  глазки
продолжали  неустанно  следить за дорогой  в  зеркальцах заднего  и бокового
вида, и в них в свете  тех  же фар  вспыхивал огонек.  <I>Благоприятным случаем
может воспользоваться лишь подготовленный ум,</I> произнес он про себя. То  было
любимое изречение его  учителя  из начальной школы, который как-то, отстегав
его до синяков, предложил сгладить разницу между ними, раздевшись догола.
     Неподалеку от Уэтфорда, что к северу от Лондона, находится Оснард-Холл.
Чтобы  попасть  туда, надо совершить сложный и  путаный объезд,  затем резко
свернуть,  проехать через захудалое имение  под названием "Поляна с вязами",
потому  что именно вокруг этого места  некогда росли большие вязы. Последние
пятьдесят лет Оснард-Холл был более  обитаем, нежели  на протяжении  четырех
предшествующих   столетий.  То   в   нем   устраивали  дом  престарелых,  то
исправительное  учреждение для малолетних правонарушителей, то питомник  для
разведения гончих.  Затем  здесь  под  руководством старшего  брата Оснарда,
мрачноватого джентльмена  по  имени Линдсей,  было организовано нечто  вроде
храма медитаций для последователей какой-то восточной секты.
     Во время всех этих трансформаций сам Оснард  находился то в Индии, то в
Аргентине,  однако  принимал  участие  в  дележе  ренты,  спорил о ремонте и
стоимости  содержания дома и  выражал сомнение в том, что состарившейся няне
следует  выплачивать  пенсию. Но постепенно,  по мере того как вместе с ними
старел и  приходил в упадок родной  дом,  братья махнули  на  него рукой, им
просто не хотелось возиться. Дядя Оснарда забрал свою долю в Кению и все там
растратил.  Кузен Оснарда счел,  что разбогатеть можно только  в  Австралии,
купил там  устричную  ферму и остался в выигрыше. Адвокат  Оснардов, изрядно
пощипав семейную собственность, которой управлял по доверенности, украл все,
что осталось после удручающе неумелого управления, и пустил себе пулю в лоб.
Оснарды, не оказавшиеся среди пассажиров "Титаника", пошли ко  дну вместе со
страховой  компанией  "Ллойд".  Мрачный  Линдсей,  никогда  не  признававший
полумер,  обрядился в  шафрановую  робу буддистского монаха  и  повесился на
единственной уцелевшей в саду вишне.
     Лишь  родители Оснарда,  хоть  и  обнищавшие,  сохраняли  порой  просто
удручающую  живость  и  энергию. Отец  заложил семейное  имение  в  Испании,
умудрялся  жить на  жалкие  крохи,  оставшиеся от  его  состояния,  и  доить
испанских родственников.  Мать поселилась в  Брайтоне, где  делила крохотную
холостяцкую квартирку с чихуахуа и бутылкой джина.
     Другие  на  месте   Оснарда   при   виде  столь  удручающих  перспектив
отправились бы в  дальние края искать счастья. На худой конец  - в  Испанию,
где  можно  было греться на солнышке  и ничего не делать.  Но  Оснард  еще с
младых  ногтей почему-то  вбил себе в голову, что создан  для  Англии,  мало
того, что Англия  создана для  него. Полное  лишений детство,  самые  бедные
школы-пансионы оставили в его душе неизгладимый отпечаток. И  вот в возрасте
двадцати  лет  он  счел, что уже отдал  родной  Англии  больше, чем могла бы
рассчитывать любая порядочная страна, и решил, что настала пора не отдавать,
а получать.
     Весь вопрос, как? Он не сумел овладеть ни специальностью, ни каким-либо
прибыльным ремеслом, не  проявил особых талантов ни на поле для гольфа, ни в
постели.  Зато  с необыкновенной ясностью  понимал, что Англия разлагается и
что он способен применить свои силы и способности в каком-нибудь загнивающем
английском учреждении, которое возместит ему  то, чего в свое время недодали
другие  подобные  учреждения.  Первой на ум пришла  Флит-стрит.  Но  он  был
полуграмотен  и  абсолютно  беспринципен. Он хотел лишь рассчитаться.  И эти
качества   как   нельзя  лучше   соответствовали  тем  требованиям,  которые
предъявлялись  к  новому   нарождающемуся  классу   газетчиков.  После  двух
многообещающих лет работы в качестве репортера в "Лоуборо Ивнинг Мессенджер"
карьера  его с треском провалилась. Причиной тому стала жареная статейка под
названием  "Сексуальные шалости старейшин города", материалы к  которой были
почерпнуты из постельных бесед с супругой главного редактора.
     И  тогда  Оснард  занялся  благотворительностью в пользу братьев  наших
меньших,  и  какое-то  время  ему  казалось,  что  он  нашел  истинное  свое
призвание.  В  роскошных  помещениях  и  зданиях,  пригодных  для устройства
дорогих  ресторанов  и   театров,  с  болью  и  страстью  обсуждались  нужды
несчастных британских  животных. Для высокооплачиваемых  работников фонда не
было  преград, они посещали все самые престижные гала-концерты  и  премьеры,
банкеты, на которые было принято являться в белых галстуках, ездили по всему
миру знакомиться  с животными других стран. И все это могло принести  вполне
ощутимые плоды. "Фонду немедленной помощи ослам" (Организатор: Э. Оснард), а
также "Организации досуга для ветеранов  собачьих  бегов" (Ответственный  за
финансирование: Э. Оснард) долго и громко аплодировали,  но все это  длилось
до  тех пор,  пока  оба  руководителя  этих  достойных  организаций  не были
приглашены в соответствующие инстанции для финансового отчета.
     После  этого он на протяжении  тягостной и хлопотливой недели обхаживал
англиканскую церковь, которая традиционно  способствовала продвижению бойких
молодых талантов  и даже  могла  представить  особо  одаренным  нечто  вроде
стипендии или гранта. Но вся его набожность испарилась, как только он узнал,
что  церковь катастрофически  сократила все  подобные  инвестиции в  связи с
общим  обнищанием  христианского  мира. В отчаянии  он пустился в  целый ряд
плохо  спланированных финансовых  авантюр.  Каждая  длилась  недолго, каждая
закончилась полным провалом. И  он  почувствовал:  ему, как никогда  прежде,
нужна настоящая профессия.
     -  А как  насчет  Би-би-си?  - спросил  он секретаря, раз  в пятый  или
пятнадцатый, наверное, вернувшись в отдел вакансий при университете.
     Секретарь,  преждевременно  состарившийся  и поседевший  мужчина,  вяло
поморщился.
     -  Там  уже  набрали,  -   сказал  он.  Тогда  Оснард   поинтересовался
Национальным трестом (20).
     -  Тебе нравятся старые здания? - осторожно  спросил  секретарь,  точно
опасался, что Оснард может их взорвать.
     - Да я их просто обожаю. Жить без них не могу.
     - Да уж...
     Слегка дрожащими пальцами секретарь приподнял  уголок  какой-то папки и
заглянул внутрь.
     - Думаю, здесь тебя могут взять.  Ты человек со  скверной репутацией. В
своем роде  очаровашка. Два  языка, если им, конечно,  нужен  испанский.  Во
всяком случае, попытка не пытка.
     - Так, значит, Национальный трест?
     -  Нет, нет. Шпионы. Вот, держи. Отнесешь в укромный уголок и заполнишь
невидимыми чернилами.
     Оснард нашел свою  чашу Грааля.  Здесь  наконец он  обрел свой истинный
английский храм,  гнилое  местечко с более чем приличным  финансированием. В
тиши именно  этого учреждения возносились  самые сокровенные молитвы.  Здесь
работали самые отъявленные скептики, мечтатели, фанатики и  безумные аббаты.
И водились наличные...
     Нельзя  сказать,  чтобы  при  поступлении  он  столкнулся  с  какими-то
непреодолимыми  препятствиями.  Служба  обновилась,  освободилась  от   оков
прошлого,  стала  по-настоящему  бесклассовой в  лучших  традициях  тори.  И
женщин,  и  мужчин здесь  демократично набирали буквально отовсюду,  из всех
классов общества. И Оснарда отобрали вместе с другими.
     - Самое печальное в этой истории с вашим братом Линдсеем, покончившим с
собой, даже не сам этот факт. Главное, как, по вашему мнению, это отразилось
на вас? - спросил  сидевший по  ту сторону полированного  стола шпионократ с
пустыми глазами и пугающей кривой ухмылкой.
     Оснард всегда презирал Линдси. И он скроил храбрую гримасу.
     - Мне было больно, очень больно, - ответил он.
     - Как именно больно? - еще одна ухмылка.
     - Ну, такие вещи, они  заставляют тебя  задаться вопросом: что есть для
тебя истинная  ценность? Что  тебе по-настоящему дорого? Для чего ты родился
на этой грешной земле?
     - Ну и как бы вы ответили на них? Фигурировала бы здесь Служба?
     - Безусловно.
     -  А вам никогда не казалось... ведь вы  так  много  путешествовали  по
свету, семья  здесь, семья  там,  двойные паспорта...  что  вы уже  стали не
"слишком англичанином" для этого  рода службы? Скорее гражданином  мира, чем
одним из <I>нас?</I>
Патриотизм был весьма  скользким  предметом. Интересно, как справится с этим
вопросом Оснард?  Начнет оправдываться,  защищаться?  Будет груб? Или  - что
хуже всего  - чрезмерно эмоционален? Им нечего было опасаться. Ведь он хотел
от них только одного - места, где можно было проявить свою аморальность.
     - Англия -  это то место, где я держу свою зубную щетку, - ответил он и
был вознагражден одобрительным смехом.
     Он  уже  начал  понимать, в  чем  заключается их  игра. Неважно, что ты
говоришь, самое  главное - как ты это сделал. Находчив ли этот парень? Легко
ли его вывести из себя? Достаточно ли он хитер? Легко ли его напугать, сбить
с  толку? Обладает ли  он  даром убеждения? Может ли думать одно, а говорить
другое?
     - Мы изучили список ваших побед на личном фронте за последние пять лет,
юный  мистер  Оснард,  -  сказал бородатый шотландец и  сощурил глаза,  чтоб
придать проницательности взгляду. - Должен сказать,  он весьма внушителен, -
легкое пощелкивание языком, - для такой не слишком продолжительной жизни.
     За столом смех, к которому присоединился и Оснард, но не слишком громко
и от души.
     -  Думаю,  что  наилучший  способ  оценить   любовную   интрижку,   это
посмотреть,  чем  она  кончается, -  скромно ответил  он. - Большинство моих
заканчивались вполне пристойно.
     - Ну а остальные?
     - Черт, то  есть я имел  в виду,  господи,  кому  из нас не  доводилось
просыпаться в чужих постелях?
     И, что было ничуть не  характерно  для подобных собраний,  все  шестеро
сидевших  за  столом  напротив   него,   в  том  числе  и  бородатый,  снова
вознаградили Оснарда осторожным смехом.
     - Вы член семьи.  Надеюсь, вы понимаете это?  - сказал начальник отдела
кадров, в качестве поздравления обменявшись с новичком рукопожатием.
     - Что ж, от души надеюсь, так оно и есть, - сказал Оснард.
     -  Нет, нет. Вы меня не поняли. Я имел в виду  <I>старую</I> семью. Одна тетя.
Один кузен. Или вам о них действительно ничего не известно?
     К великому удовлетворению кадровика, он действительно ничего не знал. И
когда услышал, кто они такие, его  родственники, из  груди Оснарда  едва  не
вырвался грубый животный смех. Впрочем, он в последний момент спохватился  и
выдавил недоверчиво изумленный смешок.
     - Я Лаксмор, - представился бородатый шотландец  и тоже пожал ему руку.
Рукопожатие  оказалось  на удивление схожим с первым, те же  крупные, сильно
выступающие костяшки пальцев. - Я курирую Иберию, Латинскую Америку, а также
пару-тройку  других мест в  том  же регионе. Возможно, вы  слышали обо мне в
связи с той небольшой  заварушкой на Фолклендах. Милости прошу ко мне, после
того  как  вы пройдете столь необходимые вам  подготовительные  курсы,  юный
мистер Оснард.
     - Жду не дождусь, - не растерялся Оснард.
     И ничуть не покривил при этом душой. По его наблюдениям, шпионы  эпохи,
наступившей после  "холодной  войны", знавали  и  лучшие, и  худшие времена.
Служба  была готова пустить  деньги  на  ветер, но где, скажите,  разразится
буря? Застрявший в так  называемом Испанском Погребе, служившем одновременно
редакторским  отделом мадридского телефонного справочника, среди осатаневших
от непрерывного курения уже  немолодых дебютантов оркестра  под  управлением
Алисы,  молодой  стажер  делал  беглые   наброски  для   своих  малоприятных
нанимателей, окопавшихся на торжище в Уайтхолле:
     <I>"Предпочтительнее   всего   Ирландия:</I>   регулярные   доходы,   отличные
долгосрочные  перспективы,  но   сборы   скудны,   если  распределить  между
соперничающими агентствами.
     <I>Исламисты  воинствующего  толка:</I>  спорадические  взрывы  активности,  в
основном  неуправляемые.   В  качестве  замены  красного  террора  никак  не
пригодны.
     <I>Оружие за наркотики, компании с ограниченной ответственностью:</I> никакого
смысла.  Службе ни за что не разобраться, кому платить: то  ли егерю, то  ли
браконьеру".
     Что же касается  самого ходового товара  нынешнего века - промышленного
шпионажа, то лично он считал, что достаточно взломать нескольких тайваньских
кодов или переманить на свою сторону несколько корейских  шифровальщиков - и
большего для  процветания  английской промышленности сделать  просто нельзя.
Был просто убежден в этом, пока его не призвал к себе Скотти Лаксмор.
     -  Панама,  мой юный друг  мистер  Оснард,  - говорил он, расхаживая по
синему  ковру  своего  кабинета, потрескивая  суставами, пощелкивая  языком,
работая локтями, словом, весь  в движении,  - вот самое подходящее место для
молодого офицера, где  он может проявить все свои таланты!  Да это место для
всех  нас, если б идиоты, засевшие в казначействе, видели чуть дальше своего
носа.  Не премину  отметить, специально для вас, здесь просматривается та же
проблема, что и с Фолклендами. Но, как говорится,  гром  не грянет, мужик не
перекрестится.
     Кабинет у Лаксмора был просторный и  близок к самому Олимпу.  Через его
тонированные   и  бронированные  окна   был  виден  по   ту   сторону  Темзы
Вестминстерский  дворец.  Сам  Лаксмор  был  маленький.  Острая  бородка   и
энергичная походка никак не помогали  ему казаться больше и значительней. Он
был  стариком  в этом  мире молодых  людей и знал,  что  если  сбавит прыть,
упадет.  Во  всяком случае,  так  казалось Оснарду. И  еще  у Лаксмора  была
привычка прищелкивать языком и  с шумом втягивать воздух сквозь зубы - точно
он постоянно сосал леденец.
     -  Но  мы  делаем  успехи. Нас донимают Министерство  торговли  и  Банк
Англии.  Министерство  иностранных  дел  пока  что  не впало  в истерику, но
выражает  сдержанную  озабоченность.  Помню,  они выражали  примерно  те  же
эмоции, когда  я имел  удовольствие ознакомить  их  с  намерениями  генерала
Гальтиери относительно пресловутых Мальвинских островов.
     Сердце у Оснарда тоскливо заныло.
     - Но, сэр... - возразил он робким тоном, как и подобает неофиту.
     - Да, Эндрю?
     - Какие у Британии могут быть интересы в  Панаме? Или я слишком  глуп и
чего-то недопонимаю?
     Лаксмору польстили наивность и простодушие этого мальчика. Самое острое
наслаждение он  испытывал, формируя и оттачивая для Службы такой благодатный
материал, как молодежь.
     -  Ровным  счетом никаких,  Эндрю.  Страна,  подобная  Панаме,  никаких
интересов ни в какой области или форме представлять для Британии не может, -
ответил он, кривя в усмешке рот. - Несколько оставшихся  на берегу  моряков,
несколько сот миллионов британских капиталовложений. Довольно подозрительная
кучка  ассимилировавшихся  в свое  время  британцев,  пара дышащих на  ладан
консультативных комитетов - вот,  собственно, и все, чем ограничиваются наши
интересы в Панаме.
     - Но в таком случае...
     Взмахом  руки Лаксмор призвал  Оснарда  к  молчанию. А потом заговорил,
адресуясь к своему отражению в бронированном стекле:
     -  Просто  иногда надо поставить вопрос несколько  иначе, мой юный друг
мистер Оснард, и можно получить совсем другие ответы. О да!
     - Но как, сэр?
     - Что такое наши  <I>геополитические</I> интересы  в Панаме? Попробуйте задать
себе  этот вопрос.  - Он увлекся. - Что  такое наши <I>жизненные</I>  интересы? Что
диктует  нам кровь завоевателей  мира, доставшаяся в  наследство  от великих
предков, от традиций нашей великой нации, привыкшей рисковать? Что  видим мы
в бинокле, наводя его на эти далекие острова, какое будущее для этой страны?
Неужели не  замечаем сгустившихся над ней  черных  туч,  а,  юный  мой  друг
Оснард? - он окончательно воспарил. -
     Где еще на  всем земном шаре отыщется второй Гонконг, живущий взаймы  у
времени, где вот-вот разразится очередная катастрофа? - Теперь он смотрел на
тот берег реки,  и взгляд его  был мрачно  сосредоточенным.  - Варвары уже у
ворот, мистер Оснард.  Хищники со  всех концов  света слетаются к  маленькой
беззащитной Панаме. Вон те огромные  часы отсчитывают минуты, оставшиеся  до
Армагеддона. Неужели нашему  казначейству это нужно? Нет. Но они трусы, они,
как всегда, уже зажали уши ладонями. Кто выиграет  этот самый большой приз в
истории  наступающего тысячелетия? Арабы? Японцы, оттачивающие  свои катанас
(21)?  Ну, конечно,  они! А  может, китайцы  или  какой-нибудь  объединенный
латиноамериканский  консорциум, подкрепленный кокаиновыми миллиардами? И что
это за Европа без нас? Снова вылезут эти  немцы, эти хитрюги французы.  Нет,
Британия уже никогда не  будет прежней, Эндрю. Это определенно.  И нет, нет,
это ни в коем случае не наша сфера влияния. Не наш канал. У нас нет <I>интереса</I>
в  Панаме. Панама  - это болото,  мой юный мистер Оснард. Панама -  это двое
мужчин и одна собака, и давайте все выйдем и устроим праздничный ленч!
     - Они сошли с ума, - прошептал Оснард.
     - Ничего подобного. Они абсолютно правы. Не  наша юрисдикция. А Заднего
Двора.
     Оснарду  показалось,  что  он вовсе перестал  что-либо  понимать, затем
мысль заработала  снова. Задний Двор!  Сколько раз за время его обучения  на
курсах упоминалось это название. Задний Двор!  Эльдорадо каждого британского
шпионократа!  Вся  власть  и  влияние сосредоточены  на  американском Заднем
Дворе! Особые отношения  возобновляются! Началось столь желанное возвращение
к  золотому веку, когда  сыны  Йеля и  Оксфорда  в твидовых  пиджаках  снова
усядутся бок о бок в тех же отделанных деревянными панелями комнатах и будут
делиться своими имперскими  фантазиями! Лаксмор  между  тем  вновь  забыл  о
присутствии Оснарда и продолжал рассуждать вслух:
     -  Американцы снова пошли  на  это.  О да!  Потрясающая демонстрация их
политической   незрелости.    Столь    характерного   для   них   ухода   от
интернациональной   ответственности.    Столь    распространенного    в   их
международной  политике  искажения либеральных  ценностей.  По секрету  могу
сказать:  мы  столкнулись  примерно с  той же проблемой  в  этой  запутанной
истории с Фолклендами.  О  да! - Странная  гримаса  исказила  его  губы,  он
заложил руки за спину и приподнялся на  цыпочки. - И дело не  только  в том,
что  американцы  подписали  этот  никудышный договор  с  панамцами,  большое
спасибо вам за  это,  мистер Джимми Картер! Они превозносят  его до небес! А
результат один - они собираются оттуда уйти и, что еще хуже, оставить, таким
образом, своих  союзников в  полном  <I>вакууме.</I>  И  наша задача его заполнить.
Вернее, убедить <I>их</I> заполнить его. Показать им ошибочность их пути. Занять по
праву  принадлежащее  нам  место  в  международной политике.  Вообще-то  это
древнейшая  из сказок, Эндрю.  Мы последние  представители  римлян  на  этой
земле. У  нас  есть знания,  зато  у них  - сила  и власть. - Он покосился в
сторону  Оснарда,  затем  с удвоенной  подозрительностью принялся оглядывать
углы комнаты, словно  проверяя, не пробрались ли туда незамеченными коварные
варвары. - Наша задача... ваша задача, мой юный друг, подготовить там почву.
Собрать  <I>доказательства, свидетельства,</I>  чтобы  привести  наших американских
союзников в чувство. Вы меня понимаете?
     - Не совсем, сэр.
     - Это потому, что вам пока что еще не хватает умения масштабно мыслить.
Но ничего, вы его приобретете со временем. Поверьте мне, приобретете.
     - Да, сэр.
     - Умение масштабно мыслить состоит  из определенных компонентов, Эндрю.
Один из них -  хорошее  знание своего дела.  Прирожденным  разведчиком можно
назвать  того человека, который знает, что ищет,  еще до того,  как  найдет.
Запомните это, юный мистер Оснард.
     - Обязательно, сэр.
     -  Он подключает интуицию. Он  проводит отбор. Он пробует  на вкус.  Он
говорит "да" или  "нет", но это вовсе не означает, что он всеяден. Он, можно
сказать, даже привередлив. Вы меня понимаете?
     - Боюсь, что нет, сэр.
     - Хорошо. Потому что  когда придет время, вам  откроется  все. Нет,  не
все, но хотя бы часть. Маленький такой уголок.
     - Жду не дождусь, сэр.
     -  А  что  вам  еще  остается.  Терпение  -  вот еще  одна  добродетель
прирожденного разведчика.  Вы  должны обладать  терпением и  невозмутимостью
индейца. И его шестым чувством. Вы должны научиться видеть то, что скрыто за
горизонтом.
     И словно чтоб продемонстрировать ему, как именно  это делается, Лаксмор
снова устремил взгляд в окно, на неприступные стены Уайтхолла. И нахмурился.
Но хмурость эта адресовывалась Америке.
     - <I>Опасная  неуверенность в себе,</I>  вот как я  это называю, юный  Оснард.
Крупнейшая мировая  держава попала в путы собственных пуританских принципов.
Да поможет нам бог. Неужели они не слышали о Суэце? Да несколько покойников,
должно  быть, перевернулись в гробу! Нет  большего преступления  в политике,
мой  юный  мистер Оснард, чем избегать  использовать принадлежащую  по праву
власть! Америка должна обнажить свой меч, иначе она погибнет и утянет нас за
собой. Неужели  мы должны  спокойно  смотреть  на  то,  как  наше  бесценное
западное   наследие  преподносится   варварам  на   блюдечке?  Видеть,   как
обескровливается наша торговля,  как  буквально  сквозь  пальцы уходит  наша
власть, в то время как японская экономика уже затмевает нам солнце и "тигры"
Юго-Восточной Азии отрывают от нас  по куску? Неужели мы заслуживаем  этого?
Да мы  ли  это вообще?  Неужели таков дух  нынешнего молодого  поколения, а,
мистер Оснард?
     Возможно...  Возможно,  мы  просто напрасно  теряем  время.  Попробуйте
разубедить меня, Эндрю. Наверное, я просто посмешище в ваших глазах.
     - Это не мой  дух. Я точно знаю это, сэр, - преданно глядя ему в глаза,
откликнулся Оснард.
     - Умница, хороший мальчик. И не мой, не мой. - Лаксмор умолк  и  смерил
Оснарда  взглядом,  словно   прикидывая,  стоит  ли  открыть  ему  еще  одну
сокровенную тайну. - Эндрю...
     -Сэр?
     - Мы, слава богу, не одни.
     - Это очень хорошо, сэр.
     - Вот ты сказал "хорошо". Но что ты знаешь об этом?
     - Только  то, что вы говорите мне. И еще... то, что я чувствовал долгие
годы.
     -  Так вам на  этих курсах  ничего такого  не говорили?  Что  "ничего"?
Оснард растерялся.
     - Ничего, сэр.
     - Ни разу не упоминали о Комитете по планированию и эксплуатации?
     - Нет, сэр.
     -  Под председательством Джеффри Кавендиша, человека во всех отношениях
замечательного,  широко мыслящего, обладающего незаурядным даром убеждать  и
оказывать необходимое влияние?
     - Нет, сэр.
     - О человеке, который знает свою Америку как никто другой?
     - Нет, сэр.
     - И не было никаких разговоров о новых реалистичных подходах, ведущихся
в тайных кулуарах власти? О расширении  базы  по конверсии политики? О  том,
что  надо  отовсюду,  из всех слоев  общества, собирать  достойных мужчин  и
женщин под наш тайный флаг?
     -Нет.
     - О  поощрении тех, кто ради спасения и сохранения величия страны готов
отдать всего себя  без  остатка? Причем совершенно  неважно, кто  эти  люди,
члены  королевской   семьи,  промышленные  или  газетные  магнаты,  банкиры,
судовладельцы, просто мужчины и женщины со всех концов мира?
     -Нет.
     -  Что все мы  вместе будем  <I>планировать,</I> а  спланировав, претворять  в
жизнь наши планы? Что будем соблюдать  крайнюю осторожность и бдительность в
привлечении талантливых умов извне,  чтоб, не дай бог, не повредить росток в
зародыше? Ничего такого?
     - Ничего.
     - Тогда я должен держать язык за зубами, мой юный друг мистер Оснард. И
вы тоже. Чтоб не давать повода Службе подумать о длине и толщине веревки, на
которой они нас повесят. Но  ничего. Мы, с божьей помощью, тоже достанем меч
из ножен,  и он  перерубит эту веревку. Забудьте все, что я  только  что вам
говорил.
     - Хорошо, сэр.
     Закончив  эту  необычную  проповедь,  Лаксмор  с  чувством  собственной
правоты вернулся к прежней теме:
     -  Неужели  ни  наше   галантное  Министерство   иностранных  дел,   ни
высоколобых  либералов с  Капитолийского холма ни  чуточки  не беспокоит тот
факт, что панамцы органически не способны управлять даже киоском по  продаже
кофе, не говоря уже о величайших в мире торговых  воротах? Что  они насквозь
коррумпированы,   ленивы,   думают  лишь   об   удовольствиях,   продажны  и
бездеятельны? - Он резко развернулся. - Кому они собираются продавать  себя,
Эндрю? Кто  их купит? За  сколько?  И  как  это отразится на наших  жизненно
важных  интересах?   Катастрофа...  это  не  то  слово,  которое  я  склонен
употреблять бездумно, Эндрю.
     -  Тогда почему бы не  сказать "преступление"? -  горя желанием помочь,
воскликнул Оснард.
     Лаксмор покачал головой.  Еще не родился на свет человек, имевший право
столь самонадеянно поправлять его определения. У этого ментора  и проводника
по жизни, в которые он сам себя назначил Оснарду,  имелась в колоде еще одна
карта,  и юный  Эндрю  должен был увидеть,  как он  ее  разыграет. Поскольку
незаметные  манипуляции Лаксмора  могли воплотиться в  реальность только при
свидетелях. И  вот  он взялся за зеленый  телефон, соединяющий  его с другим
бессмертным  на  Олимпе  в  Уайтхолле,  и на  лице его  возникло  игривое  и
одновременно многозначительное выражение.
     -  Таг! - восторженно воскликнул  он,  и на секунду Оснарду показалось,
что это не имя, а кодовое название  некой тайной инструкции. - Скажи-ка мне,
Таг, прав  я или что-то перепутал? Ну, на тему того, что члены "Планирования
и эксплуатации" устраивают в следующий четверг  маленькие такие посиделки  в
доме  некой  персоны?..  Ага,  значит, все-таки прав. Так, так,  так...  Мои
шпионы, они далеко не всегда пунктуальны. Гм, гм... Таг, а ты не окажешь мне
честь  отобедать накануне,  чтоб  мы могли основательно подготовиться к этой
встрече?.. Ха,  ха, ха!.. И  если к нам присоединится дружище Джефф, ты ведь
не  будешь  против? Только, чур, я плачу! Я  настаиваю!  Послушай-ка,  а где
будет  удобней для  нас  обоих? Лучше всего, я  думаю,  в каком-нибудь тихом
местечке, подальше от  основного потока. А то и в омут недолго угодить. Есть
у  меня на уме один  миленький итальянский ресторанчик, недалеко  отсюда, на
набережной. Карандаш у тебя под рукой, Таг?..
     И  все это  время  он вертелся на  каблуках, привставал  на  цыпочки  и
медленно сгибал и разгибал колени, но делал все  это осмотрительно, стараясь
не наступить на телефонный провод под ногами.
     -  <I>Панама? -</I> радостно  воскликнул кадровик. - В качестве <I>первого</I> поста?
Для <I>вас?</I> Еще не оперившегося, в столь нежном возрасте? Где все эти роскошные
панамские  <I>девочки</I> будут вас искушать?  Наркотики, первородный грех, шпионы,
жулики всех мастей? Да Скотти, должно быть, тронулся умом!
     И, вдоволь нахохотавшись, кадровик сделал то,  что и положено было  ему
сделать.  А  именно -  отправил его  в  Панаму.  Отсутствие  опыта у Оснарда
препятствием   не   было.   Он   получил  самые   высокие  отзывы  от  своих
преподавателей. К тому  же  он знал язык и  обладал  незапятнанной в  глазах
Службы репутацией.
     - Главного осведомителя придется подбирать самому, - заметил кадровик с
сочувственным  вздохом.  -  В  наших  списках,  к  сожалению,  там никто  не
значится. Полностью  отдали это местечко  на откуп американцам. А те  только
морочат   нам  голову.  Докладывать  будете   напрямую  Лаксмору,   ясно?  И
постарайтесь без аналитических выводов, по  крайней мере, на первых порах. И
пока не получите специальной инструкции.
     <I>Найдите нам  какого-нибудь  банкира, юный  мистер  Оснард.  -</I>  Знакомый
свистящий  звук,  это  Скотти  втянул  сквозь зубы  воздух. - <I>Но  толкового,
который бы знал,  что почем  в этом  мире.  Эти  современные банкиры  только
выставляются  напоказ, больше ничего  не умеют. Совсем  не  то,  что  старое
поколение. Помню, была у нас парочка в Буэнос-Айресе, еще во время заварушки
на Фолклендах...</I>
С   помощью  компьютерной   базы   данных,   чье  существование   так  грубо
игнорировалось  и Вестминстером, и  Уайтхоллом,  Оснард прошерстил  досье на
всех британских банкиров в Панаме, но  их можно было пересчитать по пальцам,
к  тому же ни один, при ближайшем  рассмотрении, не подходил под определение
Лаксмора.
     <I>Тогда  найдите   нам   подобающего  магната,  юный   мистер  Оснард,  -</I>
многозначительное подмигивание проницательным глазом. - <I>У которого  рыльце в
пушку!</I>
Оснард затребовал данные на всех британских бизнесменов в  Панаме,  и,  хотя
некоторые из них были довольно  молоды, рыльца  в пушку он, как ни старался,
не обнаружил.
     <I>Тогда найдите  нам  какого-нибудь писаку, юный  мистер  Оснард.  Писаки
вечно задают вопросы, и  это  не вызывает подозрения. Везде  суют свой  нос,
рискуют!Должен же среди них  отыскаться хоть один приличный человек. Найдите
его. Можете даже привезти ко мне, хочу на него взглянуть!</I>
Оснард  запросил  материалы   на  всех  британских  журналистов,  когда-либо
бывавших в Панаме  и владевших  испанским языком. Ему  приглянулся упитанный
усатый мужчина в галстуке бабочкой. Звали его Гектор  Прайд,  и писал он для
какого-то   неизвестного  Оснарду  англоязычного  ежемесячного  издания  под
названием "Эль Латино", выходившего в Коста-Рике. Отец его был виноторговцем
из Толедо.
     <I>Как раз тот  парень, что нам нужен, мой юный  мистер  Оснард!</I> - Бешеное
топтание  ковра.  -  <I>Завербуйте  его,  купите  его.  Деньги  не проблема.  Я
позабочусь  об этом. И  скряги  из  казначейства  отопрут  свои  сундуки.  Я
заручился поддержкой на самом верху.  Все же это очень странная страна, юный
мистер  Оснард,  обязует  промышленников и предпринимателей платить за  свою
разведку. Но такова уж грубая природа нынешнего мира...</I>
Оснард использует прикрытие, представляется научным сотрудником Министерства
иностранных  дел и  через посредника приглашает  Гектора  Прайда  на ленч  в
"Симпсонс". И тратит там  вдвое больше выданной Лаксмором  суммы. Прайд, что
свойственно людям его профессии, много говорит, ест и пьет тоже очень много,
но  ничего не слушает.  Оснард  ждет,  пока  не подадут пудинг, чтоб поднять
нужную тему, затем сыр на десерт. Очевидно, к этому времени терпение  Прайда
тоже истощилось, и он, к смущению Оснарда, вдруг обрывает свои рассуждения о
влиянии культуры инков на современную перуанскую мысль и  разражается грубым
смехом.
     - Ну, что же вы ко мне не пристаете? - гудит он на весь зал, к испугу и
смятению обедающих  за  соседними столиками. - Или со мной что не так? Или у
вас в такси сидит какая-нибудь гребаная девчонка?
     Как выяснилось, Прайд был уже  завербован  соперничающим  и ненавистным
подразделением британской разведки, которое также владело его газетой.
     -  Помните,  я  говорил  вам об  одном  человеке  по имени  Пендель,  -
напоминает Оснард  Лаксмору,  воспользовавшись  тем,  что у  того  наступило
временное  затишье. - Ну, у  которого жена в  Комиссии по  каналу. По-моему,
просто идеальная пара.
     Он думал об этом дни и ночи  напролет, ни о чем больше думать просто не
мог. <I>Благоприятным случаем может воспользоваться  лишь подготовленный ум.</I> Он
выучил  уголовное  дело  на  Пенделя  наизусть,  он часами  разглядывал  его
тюремные  фотографии - анфас и в  профиль.  Он  изучал его ответы на вопросы
полиции,  хотя  большая  их  часть  была  умело  сфабрикована   в  интересах
следствия; он читал отчеты психиатров и работников соцобеспечения; материалы
наблюдения за его поведением в  тюрьме;  раскопал все, что мог, о Луизе и ее
крохотном мирке под  названием Зона. Подобно служителю  оккультных наук,  он
открывал для себя тончайшие нюансы в психике и поведении Пенделя; изучал его
пристально, как разглядывает ясновидец карту, где вместо исчезнувшей равнины
красуются непроходимые джунгли.  Я найду тебя, я  понял, кто ты  такой,  жди
меня, жди, <I>случаем может воспользоваться лишь подготовленный ум.</I>
Лаксмор  сомневается.  Всего  неделю  тому назад  он счел Пенделя совершенно
непригодным для той высокой миссии, которая ему предназначалась.
     <I>В  качестве  моего главного информатора ? Твоего информатора,  Эндрю? С
таким сомнительным прошлым? Портной? Да наверху над нами будут смеяться!</I>
Но когда Оснард снова поднажал  на него, на этот раз  после  ленча, Лаксмор,
похоже, немного смягчился.
     <I>Я человек  без предрассудков, мой юный друг, и  я уважаю твои суждения.
Но дело кончится тем, что этот прохвост из Ист-Энда вонзит тебе в спину нож.
Это у них  в крови.  Милостивый боже,  до  чего же  мы опустились!  Нанимаем
тюремных пташек!</I>
Но это было неделю назад, а панамские часы тикали все громче.
     - А знаешь, кажется, мы действительно нашли нашего  человека,  - сказал
Лаксмор,  со свистом втянул воздух сквозь зубы  и во  второй раз  перелистал
краткое досье на Пенделя. -  И тем  не менее  поступили вполне благоразумно,
прощупав сперва почву в других местах,  да... Наверху это непременно отметят
как  наш  плюс, -  Пенделя  допрашивали  в  полиции еще  мальчишкой,  и  он,
полностью  признав  свою  вину,  сумел  утаить  массу  фактов,  окончательно
запудрил им мозги и никого не заложил.  - Этот  человек просто первоклассный
материал, если смотреть не поверхностно, а  в самую его  суть, как раз такой
тип нам и нужен в этой маленькой криминальной стране. - Пощелкивание языком.
- Знаешь, у нас есть похожий на него парень, работал в доках в Буэнос-Айресе
во  время фолклендского инцидента.  -  На  секунду  он  остановил взгляд  на
Оснарде, но  в этом взгляде  не было  и намека на  то, что он считает своего
подчиненного человеком с  криминальными наклонностями. - Что  ж, займись им,
Эндрю. Но  они  крепкие орешки,  эти галантерейщики из  Ист-Энда. Ты к этому
готов?
     - Думаю, да,  сэр. Если вы  немного намекнете, как лучше подступиться к
этому делу.
     -  Нет ничего лучше злодея  и преступника  в такой игре, как  наша, при
условии, конечно, что  это  <I>наш</I>  злодей,  -  об иммиграционных  бумагах отца
Пендель никогда не знал. - А его жена  так просто находка, - цоканье языком,
- считай, одной  ногой мы уже в этой самой Комиссии по каналу, о, мой бог...
К  тому же - дочь американского инженера. Лично я  усматриваю  в этом важный
сдерживающий  фактор,  Эндрю.  И  христианка к тому  же.  Наш джентльмен  из
Ист-Энда сделал неплохой выбор. Никаких религиозных барьеров, ничего  такого
не   просматривается.   Личные  интересы  всегда   на   первом   месте,  что
неудивительно. -  Свист воздуха в зубах. - Вот что, Эндрю, я уже вижу, какие
тут прорисовываются для нас перспективы. Но только ты должен по три раза как
минимум проверять все  его отчеты, это я тебе говорю.  Он еще тот мошенник и
взяточник, держит нос  по ветру,  и нюх у него, несомненно,  есть. Но только
как ты со всем этим справишься? Кто кого будет  вести? Вот в чем проблема. -
Взгляд искоса на свидетельство о рождении с именем матери, которая  убежала.
-  Эти  ребята  определенно знают, как  проникнуть  в кабинет  человека, это
несомненно, о да. И урвать свой кусок. Боюсь, мы бросаем тебя в темный омут.
Так справишься или нет?
     - Вообще-то думаю, что справлюсь.
     - Да, Эндрю. Я тоже так думаю. Наш клиент крепкий орешек, но <I>наш.</I> И это
самое главное.  Хорошо ассимилировался, имеет опыт  заключения, знает темные
стороны   жизни,   -  пощелкивание  языком.  -  И  грязную  подоплеку   всех
человеческих побуждений. Тут есть определенная опасность, но как раз это мне
и нравится.  И наверху  тоже одобрят, - Лаксмор захлопнул  папку с  досье  и
снова  принялся  ходить  по  кабинету,  на этот  раз  -  кругами.  - Если  к
патриотизму апеллировать невозможно, можно его и припугнуть. И  одновременно
-  сыграть  на  жадности,   стремлении   разбогатеть.  Теперь  позволь   мне
рассказать, что такое главный осведомитель, Эндрю.
     - Пожалуйста, сэр.
     Со словом "сэр" по традиции  было принято обращаться к директору Службы
- таким образом Оснард хотел подчеркнуть свое особое уважение к Лаксмору.
     - Ты можешь выбрать себе <I>плохого</I> солдата, юный мистер Оснард. Поставить
его  перед сейфом под названием  "оппозиция", и комбинация нужных цифр будет
звенеть у него в  ушах, но он  все  равно  придет к тебе с пустыми руками. Я
знаю, я  там  был. Наплакались с одним таким во время  той  неприятности  на
Фолклендах.  Но  <I>хороший...</I>   ты  можешь   бросить  его  посреди  пустыни  с
завязанными глазами, и через неделю он  унюхает цель. Почему? Да потому, что
у него есть воровское чутье, -  пощелкивание языком. -  Сам видел это  много
раз. Запомни это, Энди. Если у человека нет такого чутья, он ничто.
     - Запомню, сэр, - обещал  Оснард.  Резкий  разворот на каблуках.  И вот
Лаксмор усаживается за стол. Тянется к телефону. Кладет руку на трубку.
     -  Позвони  в  Бюро  регистрации, -  приказывает  он Оснарду.  -  Пусть
подберут  ему  псевдоним, любой,  наобум.  В псевдониме всегда прочитывается
намерение. Составь на мое имя представление, не больше чем на одну страницу.
Они  там люди  занятые. <I>-</I> Тут  он наконец стал  набирать  номер.  - А я  тем
временем  сделаю  пару  телефонных  звонков   кое-каким  влиятельным  членам
общества,  которые  дали  обет  хранить  тайну,  а  потому  навеки  остались
безымянными. - Щелканье языком. - Эти жалкие любители из казначейства должны
к  ним  прислушаться.  Только вдумайся,  Эндрю,  канал! -  тут  он  внезапно
перестает набирать номер, кладет трубку на рычаг.  Оборачивается  и  смотрит
сквозь  тонированные стекла  на здание  парламента,  над  которым  угрожающе
сгустились черные  тучи. - Прямо  так и скажу им,  Энди. <I>На карту поставлена
судьба канала.</I> Это  будет наш  девиз. Под знамена которого мы должны собрать
людей  из  разных  слоев  общества.  Но мысли Оснарда оставались на  грешной
земле.
     - Наверное,  мы  должны разработать какую-то хитрую систему  оплаты для
него, да, сэр?
     - Это  еще  зачем?  Ерунда.  Правила  для  того и  существуют, чтоб  их
нарушать. Неужели вас этому не учили? Ну, разумеется, нет!  Эти инструкторы,
они  все  из   бывших.  Вижу,  у  тебя  есть  какие-то  соображения.  Валяй,
выкладывай.
     - Дело в том, сэр...
     - Да, Эндрю?
     -  Мне бы хотелось  узнать о его  нынешнем  материальном  положении.  В
Панаме. Если он зарабатывает кучу денег...
     -Ну и?..
     -  Мы ведь должны предложить ему приличное вознаграждение,  верно, сэр?
Допустим, парень зашибает четверть миллиона баксов в год, а мы предложим ему
двадцать пять тысяч. Вряд ли он клюнет. Если вы,  конечно, понимаете, о  чем
это я.
     -  Ну и?..  - игриво, раскручивая  на дальнейшие рассуждения,  протянул
Лаксмор.
     - Ну и вот, сэр. Просто  я  подумал, может,  кто из ваших друзей в Сити
заглянет в банк Пенделя под каким-то приличным предлогом  и выяснит, сколько
у него на счету.
     Лаксмор уже вовсю накручивал диск телефона,  а свободной рукой ощупывал
складку на брюках.
     - Мириам,  дорогая.  Найди-ка  мне Джеффа Кавендиша. Если не получится,
тогда Тага. И еще, Мириам, это очень срочно.
     Прошло четыре дня, прежде чем  Оснард вновь был вызван  в этот кабинет.
На  столе  у  Лаксмора   лежали  банковские  отчеты,  свидетельствовавшие  о
плачевном  состоянии дел Пенделя, -  маленькая любезность со  стороны Рамона
Радда.  Сам Лаксмор  неподвижно  стоял  у  окна,  предвкушая  сладострастный
момент.
     - Он растратил  сбережения  своей жены, Эндрю.  До последнего пенни. Не
устоял  перед искушением. Они никогда  не могут.  Так  что можно  брать  его
голыми руками.
     Он выждал, пока Оснард не ознакомится со всеми цифрами.
     -  Тогда какую зарплату  ему  ни  дай, все  равно не поможет, - заметил
Оснард, куда лучше разбиравшийся в финансовых вопросах, чем его босс.
     - Это еще почему?
     - Прямиком  отправится в  карман менеджеру  банка. Следует  подумать  о
более существенном финансировании.
     - Сколько?
     У  Оснарда уже была  на уме  сумма. И  он ее  удвоил,  чтобы можно было
торговаться дальше.
     - О, господи, Эндрю! Не слишком ли жирно?
     - Могло быть и больше, сэр, - мрачно заметил Оснард. - Он увяз по самое
горло.
     Лаксмор в поисках утешения перевел взгляд на небо над Сити.
     - Эндрю...
     - Да, сэр?
     -  Я  ведь, кажется, говорил тебе, что  масштабное  видение состоит  из
определенных компонентов?
     - Да, сэр.
     - Так вот, один из них - это высокий уровень. Не посылай  мне отбросов,
Энди. Всякую  там мелкую картечь.  Нет,  чтобы этого не  было. "Вот, Скотти,
бери этот  мешок с  костями, а  там посмотрим, что твои аналитики  смогут из
него вытрясти". Ты меня понимаешь?
     - Не совсем, сэр.
     -  Здешние  аналитики,  они все поголовно  идиоты.  Не умеют  проводить
связи. Не видят дальше своего носа. Человек пожинает то, что посеет. Ты меня
понимаешь? Великий разведчик улавливает историю  в действии. А  эти парни "с
девяти до пяти",  что засели на третьем этаже и думают исключительно о своих
закладных,  органически не способны поймать  историю в действии.  Ну а мы  с
тобой? Человеку необходимо особое  видение, чтоб поймать историю в действии.
Ты согласен?
     - Буду стараться, сэр.
     - Смотри, не подведи меня, Эндрю.
     - Постараюсь не подвести, сэр.
     Но если  б  Лаксмор в тот  момент  обернулся,  он бы к своему изумлению
увидел,  что  выражение лица  Оснарда  ничуть  не соответствует покорному  и
робкому тону.  На простодушном  лице играла торжествующая улыбка, а в глазах
сверкал  жадный  огонек.  Упаковав  вещи,  продав машину, заверив  каждую из
полудюжины подружек в вечной  верности - словом,  проделав  все  эти  обычно
связанные  с отъездом  операции,  Эндрю  Оснард  предпринял  шаг,  несколько
неожиданный  и  не характерный для  молодого  англичанина, отправляющегося в
дальние  края  верой  и  правдой  служить  своей  королеве.  Через  дальнего
родственника в Вест-Индии он открыл себе счет на Каймановых островах, прежде
удостоверившись, что этот банк имеет свое подразделение в Панама-Сити.
     <B>Глава 13</B>

     Оснард расплатился с таксистом  и вышел из  "Понтиака" в ночь. Царившая
вокруг тишина,  скудное освещение напомнили ему о  тренировочном лагере.  Он
весь вспотел.  В  этом чертовом  климате вечно ходишь  потным. Трусы липли к
заднице. Рубашка - как мокрое кухонное полотенце. Ненавижу все это!  Недавно
пошел дождь. Мимо него по мокрой мостовой воровски проскальзывали автомобили
с  выключенными  фарами.  Высокая живая  изгородь придавала этому месту  еще
большую таинственность. С портфелем в руке он пересек асфальтированный двор.
Шестифутовая  пластиковая статуя  голой Венеры, освещенная изнутри в области
причинного  места,  отбрасывала  слабое свечение. Он  споткнулся о шланг для
поливки, чертыхнулся, на  сей  раз  по-испански, и вышел  к  ряду  гаражей с
болтающимися  над  дверями  пластиковыми  ленточками  и  слабой   лампочкой,
освещающей номер на каждом. Дойдя до гаража под номером восемь, он отодвинул
рукой ленточку, нащупал на  стене красную кнопку  и надавил на нее. Бесполый
голос из ниоткуда поблагодарил его за визит.
     - Я Коломбо. Я заказывал номер.
     - Предпочитаете особую комнату, сеньор Коломбо?
     - Предпочитаю ту, которую заказал. На три часа. Сколько?
     - Может,  все-таки хотите  поменять его на особый сеньор Коломбо? Дикий
Запад? Арабские ночи? Таити? Всего-то на пятьдесят долларов больше.
     - Нет.
     - Тогда сто пять долларов, будьте добры. Желаю приятно провести время.
     - Выпишите мне  чек  на  триста, - сказал  Оснард  Запищал звонок, и на
уровне его локтя открылся освещенный ящик для писем. Он вложил в его красную
пасть  две купюры  - сто  и  двадцать  долларов,  пасть тотчас захлопнулась.
Пришлось  подождать,  пока  деньги  проверяли  на  специальном  детекторе  и
выписывали требуемый чек.
     - Приходите еще, сеньор Коломбо.
     Его  ослепил луч  белого  света, под  ногами возник  красный  коврик  с
надписью "Добро пожаловать", электронная дверь издала щелчок и отворилась. В
лицо, точно из разогретой печи, ударила отвратительная  вонь дезинфектантов.
Невидимый оркестр наигрывал "О Sole Mio". Пот лил с него градом,  он поискал
глазами  кондиционеры,  и они  тут  же,  словно  по волшебству,  включились.
Розовые зеркала на стенах и потолке. В них целая процессия Оснардов. Зеркала
в  изголовье  кровати,  застланной  малиновым покрывалом в цветочек. Дешевая
пластиковая  сумочка  с  расческой,   зубной   щеткой,  тремя   французскими
презервативами,  двумя плитками  американского молочного шоколада. На экране
телевизора   в  чьем-то   кабинете   кувыркались   две   голые   матроны   и
сорокапятилетний мужчина латиноамериканской  наружности  с поросшей  черными
волосами  задницей.  Оснард  поискал  глазами  кнопку,  чтоб  выключить  это
безобразие, но провод был вмонтирован прямо в стену.
     Господи. Как это типично для них.
     Он  сел на постель, открыл потрепанный  портфель, выложил на  покрывало
свои принадлежности. В бумагу местного производства был завернут лист свежей
копирки. В баллоне  для спрея  против насекомых  лежали  шесть  коробочек  с
микропленкой.   Почему  все  эти  шпионские   принадлежности,  выданные  ему
начальством,    выглядят    так,    словно   их   приобрели   где-нибудь   в
спецраспределителе  для  русских  властей? Один  миниатюрный  магнитофончик,
никак  не  замаскированный. Одна бутылка  шотландского  виски,  для главного
информатора.  Семь тысяч долларов  купюрами по двадцать и  пятьдесят. Жалкое
зрелище, но будем считать, что для начала хватит.
     Затем  он  извлек  из  своего  кармана четырехстраничную телеграмму  от
Лаксмора  во  всем ее нетронутом великолепии  и  разложил  ее по страничкам,
чтобы  было удобней читать. И сидел,  сосредоточенно  хмурясь, с приоткрытым
ртом,  вновь  и вновь пробегая  ее глазами, выбирая  самое  важное, стараясь
запомнить  -  так  актер,   обученный  по  методу  Станиславского,  пытается
вызубрить свои реплики. Вот <I>это</I> я скажу, но только  иначе, а вот <I>этого</I> вовсе
говорить не буду, а вот  <I>здесь</I> я бы сделал вот так,  но  только  у нас с ним
разные  подходы. И вдруг Оснард  услышал шум машины,  въезжающей в гараж под
номером восемь.  Поднялся,  снова  убрал все четыре странички  телеграммы  в
карман и  вышел в центр комнаты.  Услышал  стук металлической двери. Затем -
приближающиеся шаги и  подумал:  "Ходит,  как  какой-то  чертов официант". И
одновременно продолжал прислушиваться: не раздадутся ли какие-нибудь другие,
могущие  означать  опасность звуки? Может, Гарри  продался  и  проговорился?
Может, привез с  собой шайку злодеев, и они собираются  меня арестовать?  Да
нет, конечно,  нет,  этого  просто быть не может. Но инструкторы  советовали
всегда задавать себе такой вопрос, вот я и задаю.
     Стук  в  дверь,  три коротких,  один долгий.  Оснард  щелкнул замком  и
приоткрыл дверь  - на щелочку. На пороге стоял Пендель с шикарным портпледом
в руках.
     - Господи боже, Энди! Что ж это такое <I>они</I> тут учудили? Знаешь, все  это
очень напоминает мне  цирк в  Бертрам Миллз, куда дядя Бенни водил  меня еще
маленьким.
     - Ради бога! - злобно прошипел в ответ Оснард и рывком втащил Пенделя в
комнату. - Твоя кретинская сумка сплошь в монограммах "П и Б"!..
     Стула  в  комнате  не  было, а потому  они разместились на  постели. На
Пенделе  была  панабриза. Примерно неделю тому  назад он уговаривал  Оснарда
приобрести такую же:  прохладная, нарядная,  а до  чего ж удобная, Энди,  ты
просто представить себе не можешь. И стоит-то всего пятьдесят долларов.  Еще
пожалеешь, что отказался.  Но сегодня Оснард  решил  перейти  прямо  к делу.
Никакой болтовни между портным и его клиентом. Полномасштабное общение между
осведомителем   и   шпионом,  проводимое  по  всем  правилам,  описанным   в
классическом учебнике шпионажа.
     - Добрался без проблем?
     - Спасибо, Энди, все хокей! А как ты?
     - Есть при себе какие-то материалы, хранить которые лучше у меня?
     Пошарив в  кармане  панабризы,  Пендель  извлек  пресловутую зажигалку,
снова полез в карман, на сей  раз за монеткой,  с ее помощью отвинтил нижнюю
часть  зажигалки и  вытряхнул из нее крохотный черный  цилиндрик.  И положил
перед Оснардом на постель.
     - Боюсь, тут только двенадцать, Энди. Но потом подумал, все равно лучше
передать тебе. В мои дни мы всегда ждали, пока не изведем всю пленку, только
потом отдавали ее в проявку.
     - Никто за тобой не следил? Никто не узнал? Может, мотоцикл какой ехал?
Или машина? Ничего подозрительного не заметил?
     Пендель покачал головой.
     - Ну а что будешь делать, если они вдруг к нам ворвутся?
     -  Тебе  видней,  Энди.  Я  постарался  выехать  как  можно  раньше.  И
посоветовал  моим  источникам  информации  не  высовываться  или  же поехать
отдохнуть куда-нибудь  за границу. Ну  и не возобновлять свою  деятельность,
пока не состоится контакт между мной и тобой.
     -Как?
     - При возникновении срочной необходимости звонить только из автомата на
автомат, в условленное время.
     Оснард велел Пенделю перечислить все эти условленные часы.
     - Ну а если не сработает?
     -  На  этот случай всегда есть ателье, верно,  Энди? И мы  всегда можем
условиться о дополнительной  примерке  твидового пиджака, тут  уж никому  не
подкопаться. Не  пиджак,  а просто сказка, -  добавил  он. - При  раскрое  я
всегда чувствую, хороший получится пиджак или нет.
     - Сколько писем ты послал мне со дня нашей последней встречи?
     - Всего  три, Энди. Все,  что успел за  это время.  Столько  дел  сразу
навалилось, ты просто не поверишь. Но думаю, что все расходы по обустройству
клубной комнаты скоро окупятся.
     - Что за письма?
     -  Два  счета  и  одно  приглашение  посетить  открытие нового отдела в
бутике. Нормально получились? Потому что я иногда беспокоюсь.
     - Ты слишком слабо нажимаешь на ручку. И написанное теряется, почти  не
видно. Ты чем пользуешься, шариковой ручкой или карандашом?
     - Карандашом, Энди, как ты мне  и велел. Оснард порылся на дне портфеля
и достал простой деревянный карандаш.
     -  В  следующий  раз пиши вот  этим.  Видишь  две  буквы  "Н"?  Двойная
жесткость.
     Две дамочки  на экране бросили своего кавалера  и  начали ублажать друг
друга.
     Так, сначала  снабжение.  Оснард протянул  Пенделю баллончик со  спреем
против  мух, в  котором находились  кассеты с чистой пленкой. Пендель потряс
его, надавил на колпачок и довольно усмехнулся, увидев, что работает. Особое
беспокойство  он  почему-то  проявлял по поводу копирки: не потеряла ли  эта
бумага за время хранения яркость, не  высохла ли, Энди? Оснард протянул  ему
свежую пачку и напомнил,  что после использования от копирки надо немедленно
избавляться.
     Теперь  об агентурной  сети.  Оснарду хотелось услышать  о  прогрессе в
работе вспомогательных источников и все  записать себе  в блокнот. Источнику
под   кличкой   Сабина   (второе   "я"   и   звездное   воплощение   Марты),
диссидентствующей  студентке,  отвечающей  за  кадры тайных  маоистов в  Зль
Чорилло,  требовался  новый  печатный  станок,   чтоб  заменить  им  старый,
сломанный. Стоимость - пять  тысяч  долларов  или около того. Но,  возможно,
Энди знает, где раздобыть подешевле, старый, но действующий?
     -  Пусть покупает сама, -  коротко  буркнул Оснард, записывая в блокнот
"печатный  станок" и  "десять тысяч долларов".  - Она  что, до  сих пор  еще
думает, что продает информацию янки?
     -  Да, Энди. И будет думать так до тех пор, пока Себастьян не убедит ее
в обратном.
     "Себастьян"  был  еще одним  изобретением  Марты и  являлся  любовником
Сабины. А  заодно - адвокатом бедняков и удалившимся на  покой борцом против
режима  Норьеги.  Благодаря близости  к беднякам он мог черпать  сведения из
самой  "глубинки", в том  числе и  о подпольной жизни  арабско-мусульманской
общины в Панаме.
     - Что слышно от Альфа-Беты? - спросил Оснард.
     Вспомогательный  источник под кодовым именем Бета был не кто  иной, как
сам  Пендель,  член  Национальной  Ассамблеи  консультативного  комитета  по
каналу,  в   свободное  время  занимавшийся  банковским  дилерством.  Причем
клиентами его были  самые  респектабельные  семьи. Альфа,  доводившаяся Бете
тетей,  служила  секретаршей  в Министерстве  торговли  Панамы.  В Панаме  у
каждого имелась тетушка, работавшая в каком-нибудь полезном месте.
     - Бета в  данное время  находится  за  городом, Энди,  умасливает своих
избирателей, вот почему от него  пока ничего не слышно. Но в четверг у  него
состоится весьма интересная встреча в Министерстве торговли и промышленности
Панамы.  А в  пятницу -  обед с самим вице-президентом, так что виден свет в
конце туннеля. А как Лондону понравилось  его последнее сообщение? Наверняка
оценили, да?  Потому что порой  у него складывается впечатление,  что его не
слишком ценят.
     - С этим все о'кей. Пока что.
     - И еще Бета интересуется, скоро ли поступит обещанное вознаграждение.
     Оснарду, похоже, тоже  было  это  интересно,  поскольку  он  черкнул  в
блокнот несколько слов и даже вывел какую-то цифру и обвел кружочком.
     - Дам тебе знать в следующий раз, - сказал он. - Что с Марко?
     -  Наш  Марко,  что  называется, очень даже  неплохо  устроился. Как-то
провели вместе  вечер в городе.  Встречался  с его женой, вместе  выгуливали
собаку, а потом сходили в кино.
     - Ну и когда ты поставишь вопрос ребром?
     - На следующей неделе, Энди, если, конечно, буду в настроении.
     - Что ж, так будь в настроении.  Очень тебе советую. Начальная зарплата
пятьсот в неделю, через каждые три месяца прибавка, причем деньги вперед. Ну
и премиальные, пять тысяч, как только он распишется там, где галочка.
     - Премиальные для Марко?
     -  Для  тебя, задница,  -  сказал  Оснард и протянул Пенделю  стаканчик
виски. И для того все вновь предстало в самом розовом свете.
     Оснард  явно собирался сказать нечто малоприятное и давал это понять по
ряду  косвенных признаков,  как  делают  люди, облеченные властью. Подвижные
черты  лица  исказила гримаска недовольства,  он  неодобрительно  следил  за
кувыркающимися на экране акробатками.
     - А ты, похоже, сегодня радостно настроен, - с упреком произнес он.
     - Благодаря тебе, Энди. Ну и тому, что в Лондоне нами довольны.
     -  Знаешь,  тебе здорово повезло,  что  ты  в свое время получил ссуду.
Верно? Я спрашиваю, <I>верно?
     -</I> Энди, я каждый день благодарю  за это создателя. И при мысли, что эта
работа поможет вернуть долги, готов запрыгать от радости. Что-то не так, да?
     Оснард  вернулся к прежнему,  спокойному  и покровительственному  тону,
хотя выражение его лица подсказывало, что вот-вот разразится буря.
     - Да, Гарри. Ты прав. Именно, что не так. Очень даже <I>не так.
     -</I> О господи!..
     - Боюсь, что Лондон не слишком доволен  тобой. Во всяком  случае,  куда
меньше, чем ты собой.
     - Что случилось, Энди?
     - Да  ничего такого  особенного.  Просто они пришли  к  выводу, что  Г.
Пендель,  супершпион, есть не  кто  иной, как  алчный, нелояльный,  двуликий
взяточник и обманщик.
     Улыбка  медленно  сползала  с  лица Пенделя. Плечи  ссутулились,  руки,
которыми  он опирался  о  край  кровати, перешли  на колени. И он сложил  их
ладонями вверх, словно демонстрируя тем самым, что  никаких дурных намерений
у него не было и нет.
     - Есть  какая-то  конкретная причина,  Энди? Или же они  имеют  в  виду
общее, так сказать, впечатление?
     -  Прежде  всего,  они <I>совсем</I>  недовольны этим мистером  Мики  чертовым
Абраксасом. Пендель резко вскинул голову.
     - Почему?  Что плохого им сделал  Мики? - неожидан но возмутился  он  -
неожиданно в основном для себя.  - Мики в  этом  не  участвует! - агрессивно
добавил он.
     - Не участвует в чем?
     - Мики пока что ничего не сделал.
     -  Да.  Не сделал. В  том-то и  штука.  Он, черт возьми,  слишком долго
ничего не  делает.  Не  считая  того, что  и глазом не моргнув принял десять
тысяч  долларов наличными,  под честное, так сказать,  слово. Ты  мне  лучше
скажи, что сделал <I>ты</I>  ? Тоже ничего.  Ублажал  Мики!  - В  голосе его звенел
мальчишеский сарказм.  - А что, спрашивается,  сделал <I>я?</I> Выдал  тебе  весьма
приличное вознаграждение за <I>производительность -</I>  шутка! Что, если перевести
это на  простой и понятный язык, означает: дал денег для вербовки совершенно
<I>непроизводительного</I>  информатора, каким является  некий М.  Абраксас,  гроза
тиранов и  предводитель простого  народа. Да  в Лондоне,  должно  быть,  все
просто животики надорвали  от смеха! Сидят и думают, не слишком ли он <I>зелен,</I>
этот  их  действующий  <I>агент,</I>  сиречь  я. И не  слишком  ли  <I>легковерен,</I> раз
связался с такими алчными акулами, как мистер Абраксас и ты.
     Но тирада Оснарда не произвела должного впечатления. И Пендель,  вместо
того  чтоб помрачнеть и  испугаться, напротив,  весь словно  ожил.  Об  этом
говорила сама  его  поза. Худшее, чего  он опасался, миновало, и то, что они
обсуждали сейчас, было  сущим пустяком в сравнении с его ночными  кошмарами.
Руки  вернулись на  прежнее место, он закинул  ногу на ногу  и привалился  к
изголовью кровати.
     -  Ну и  как  же  Лондон предполагает  с  ним  поступить,  а,  Энди?  -
сочувственно осведомился он.
     Оснард отбросил менторский тон и дал выход накопившемуся раздражению.
     - Воззвать к его долгу чести, что ж еще!  А как  насчет его долга чести
<I>нам ?</I>  Держит  нас в  подвешенном состоянии - "Ах,  сегодня  ничего  не могу
сказать, скажу в следующем месяце". Пудрит мозги всякой там конспирацией,
     которой не  существует  в  природе.  Что  якобы  мож