я от удовольствия. Он привел его в комнату и сказал Евгению: "Видишь. Сосед всетаки зашел. Мистер Тайгер Сингл хочет засвидетельствовать свое почтение человеку, которого он убил". Голова у Евгения такая тяжелая, что у него нет сил ее поднять. Хобэну пришлось поставить твоего отца перед ним, чтобы он поверил. - Как... как поставить? Она завернула руку себе за спину, как смогла высоко. Потом вскинула подбородок и скорчила гримасу боли. - Вот так. - А потом? - Потом Хобэн спросил: "Могу я отвести его в сад и пристрелить?" - А где был Павел? - спросил Оливер, встревожившись из-за того, что все это происходило на глазах ребенка. - Слава богу, у Мирски. Когда привезли тело Михаила, я отправила его к Мирски. - Значит, они отвели отца в сад. - Нет. Евгений сказал: "Нет, не убивайте его. Раз с нами мертвец, значит, на нас смотрит господь". Поэтому его связали. - Кто? - Люди Хобэна. Русские из России. Русские из Турции. Плохие люди. Я не знаю их имен. Иногда Евгений гнал их, потом забывал и жалел об этом. - А после того как его связали? Что они с ним сделали? - Заставили смотреть на лежащего на столе Михаила. Показали ему пулевые ранения. Он не хотел смотреть. Но его заставили. Потом дали ему охранника и посадили под замок. - На чердаке кровать, - вставила Агги. - Грязная. - В крови? Она покачала головой и сморщила носик. - Долго они его там держали? - спросил Оливер Зою. - Может, ночь, может, дольше. Может, шесть дней, я не знаю. Хобэн - тот же Макбет. Убивает спящих. - Где он сейчас? - спрашивал Оливер про отца. - Хобэн все время твердил: "Я его убью, позволь мне убить его, он предатель". Но Евгений не позволил. Он не находил себе места от горя. "Лучше мы возьмем его с собой. Я хочу с ним поговорить". Они привели его вниз. Кто-то его избил, наверное, Хобэн. Я его перевязала. Он такой маленький. Евгений с ним поговорил. "Мы возьмем тебя с собой, мы зафрахтовали самолет, мы должны похоронить Михаила, его тело нельзя больше держать в доме, ты не должен сопротивляться, ты - наш пленник, ты должен вести себя как мужчина, иначе Хобэн пристрелит тебя и выбросит из самолета". Я ничего этого не слышала. Мне рассказывал Хобэн. Может, соврал. - Куда улетел самолет? - В Сенаки, в Грузию. Это секрет. Они решили похоронить его в Вифлееме. Тимур из Тбилиси все устроил. Это были двойные похороны. Убив Михаила, Хобэн убил и Евгения. Это нормально. - Я думал, Евгения в Грузии не жаловали. - Там опасно. Если он сидит тихо, если не конкурирует с местной мафией, его терпят. Если он посылает много денег, его терпят. В последнее время он не посылал много денег. Там опасно. - Она тяжело вздохнула, закрыла глаза, с трудом их открыла. - Скоро Евгений умрет, и Хобэн унаследует все. Он живет, только когда обманывает. Пока на земле есть хоть один невинный человек, ему не будет покоя, - она ослепительно улыбнулась. - Так что будь осторожнее, Оливер. Ты - последний невинный. Откликаясь на потепление атмосферы, Оливер поднялся, улыбнулся, потянулся, почесал затылок, развел руки, прогнул спину, в общем, проделал все то, что проделывал, когда слишком долго сидел в одной позе или сразу думал о многом, отчего моторчики в его голове перегревались и требовали передышки. Он задал несколько вопросов, как бы между прочим, насчет фамилии Тимура, дня отлета. Походил по дому, обдумывая ее ответы, не мог не подойти к мотоциклу, стоявшему в соседней комнате, поднял тент, улыбнулся сверкающим обводам "БМВ". Заглянув в приоткрытую дверь, убедился, что Агги воспользовалась его отсутствием, чтобы еще раз покормить пациентку супом. На цыпочках двинулся к французскому окну, осторожно, очень осторожно повернул медное колесико, отпирая замок. Потом распахнул на дюйм, чтобы убедиться, что открываются его половинки наружу, как в комнате Зои. И вот тут его охватило острое чувство вины, едва не заставившее вернуться в гостиную, то ли с тем, чтобы признаться в своем намерении, то ли для того, чтобы предложить Агги поехать с ним. Но он не мог позволить себе ни первого, ни второго, потому что, если бы позволил, уже не сумел бы защитить Агги, учитывая опасность задуманного им предприятия. А потому еще раз подкрался в двери, убедился, что Агги и Зоя увлечены разговором, распахнул французское окно, стер пыль с сиденья мотоцикла, скатил его с подставки, оседлал, включил зажигание, нажал на кнопку стартера и с ревом, от которого, казалось, содрогнулся весь дом, вылетел в звездную ночь, взяв курс на Вифлеем. Глава 19 Оливеру нравились мотоциклы с тех самых пор, как Тайгер определил их в низший класс по сравнению с автомобилями. Они часто снились ему, наделенные крыльями и другими волшебными свойствами. В деревне, расположенной по соседству с "Соловьями", он ездил на мотоциклах, сидя за спиной фермерских сыновей, упиваясь эликсиром скорости. В юности грезил босоногими девушками, которые мчались с ним на мотоцикле, крепко ухватившись за его талию. И хотя поездка в Анкару во многом оправдала его ожидания: роскошная луна, напоенная экзотическими ароматами ночь, пустынная извилистая дорога, уходящая в никуда, он не забывал об опасностях, ждущих его впереди, которые, собственно, и не позволяли ему отвлечься от реальности и укрыться в мире грез. У "Форда" он задержался лишь на несколько мгновений, чтобы взять деньги из чемодана и черкануть короткую записку, которую сунул под "дворник": "Извини, не могу втягивать тебя в эту историю, Оливер". Содержание ему не понравилось, и ему очень хотелось найти способ более полно изложить Агги свои резоны, то ли по телефону, то ли вернувшись. Одежду, сотовый телефон, паспорта Синглов он не тронул. А дорогу на Анкару выбрал, потому что видел указатель и понимал, что Брок, узнав новости, прежде всего возьмет под контроль рейсы из Стамбула. Но это не означало, что в Анкаре он будет в полной безопасности или сможет без проблем добраться из Анкары в Тбилиси. Опять же, в паспорте мистера Уэста не стояло грузинской визы, а Оливер резонно предполагал, что без нее не обойтись. Но все эти соображения ровным счетом ничего не значили, по сравнению с видениями, мелькающими в голове Оливера: Тайгер, с заломленной за спину рукой, Тайгер, избиваемый Аликсом Хобэном, Тайгер окровавленный, Тайгер в синяках, Тайгер, вынужденный смотреть на изрешеченное пулями тело Михаила, Тайгер, обмочившийся от ужаса в ожидании, пока его привезут в Вифлеем и расстреляют. "Он такой маленький", - сказала Зоя. Дорога освобождала его от необходимости принимать решения. Ехал он быстро, постоянно помня о выбоинах, каждая из которых могла положить конец его путешествию. По обе стороны шоссе чернели холмы, изредка темноту разрывали огни маленьких городков. Он нырнул в тоннель, выскочил из него, чтобы увидеть перед собой ярко освещенный синий шлагбаум и какие-то цифры, горящие на табло. Сообразил, что дорога платная. Каким-то образом успел затормозить вовремя. Сунул изумленному кассиру купюру в пятьдесят миллионов лир и помчался дальше. Дважды, может, чаще, его останавливали на полицейских блокпостах люди в желтых накидках с белыми, сверкающими в свете фар полосами. Вооруженные ручными фонарями, они изучали его лицо и паспорт и пропускали, убедившись, что он совершенно не похож на курда. Однажды он угодил в большую рытвину, и мотоцикл едва не выскочил из-под него. Другой раз его потащило вбок, и он сумел затормозить на самом краю обрыва. У него закончилось горючее, ему пришлось останавливать грузовик, чтобы его подвезли, а потом выяснилось, что бензоколонка в каких-то пятистах ярдах, за углом. Но все это происходило скорее во сне, чем наяву, а проснулся он у информационной стойки аэропорта Анкары, где ему сказали, что улететь в Тбилиси можно только из Стамбула, единственным рейсом в восемь вечера, то есть через четырнадцать часов. Но именно в Стамбуле он оставил Агги, а за четырнадцать часов Хобэн вполне мог оборвать страдания Тайгера. Вот тут Оливер вспомнил, что он богат, более того, часть своего богатства захватил с собой, а деньги, как любил говорить Тайгер, лучшее средство для решения самых разных проблем. Он отправился в административное крыло аэропорта и в итоге оказался за столом полного джентльмена, на который выложил пять стодолларовых купюр, после чего на медленном английском объяснил, что ему нужно. Толстяк долго хмурил брови, потом открыл дверь и что-то крикнул кому-то из своих подчиненных, тот привел худого мужчину в замасленном зеленом комбинезоне с крылышками на нагрудном кармане. Мужчину звали Фарук, и Фарук был владельцем и пилотом маленького транспортного самолета. Самолет на тот момент ремонтировался в ангаре, но Фарук обещал, что они вылетят через час, может, через три. И за каких-то десять тысяч долларов Фарук согласился выполнить просьбу Оливера, при условии, что тот не заблюет самолет и никому не скажет, что Фарук доставил его в Тбилиси. Оливер заикнулся о Сенаки, но Фарука эта идея не вдохновила, хотя Оливер и предложил еще пять тысяч долларов. - Сенаки - слишком опасно. Очень много русских. Большая заваруха в Абхазии. Они ударили по рукам, и толстяк как-то сразу опечалился. Врожденный бюрократический инстинкт подсказывал ему, что все прошло очень уж гладко и быстро, а его услуги остались невостребованными. "Вы должны подписать бумагу", - он сунул Оливеру под нос какой-то старый бланк на турецком языке. Оливер отказался, толстяк пытался найти новый повод, чтобы задержать его, но в конце концов отпустил. Они взлетели. Над горными вершинами их немилосердно болтало, но, к счастью для Оливера, вторую часть пути он проспал. Должно быть, заснул и Фарук, потому что приземлились они очень уж жестко, словно пилот пробудился перед самым касанием земли. В аэропорту Тбилиси требовалась виза, и слуги закона никому не давали поблажки. Ни фельдмаршал иммиграционной службы, ни адмирал министерства государственной безопасности, ни их многочисленные адъютанты и помощники и слышать не хотели о том, чтобы пропустить Оливера в страну меньше чем за пятьсот долларов, причем мелкими купюрами. К вечеру все-таки взяли и сотенные. На такси Оливер приехал к дому Тимура, чтобы найти запертый подъезд и десять кнопок домофона без единой фамилии. Нажал одну, другую, потом все десять. Кое-где в окнах горел свет, но никто не спустился к нему, никто не спросил, что ему нужно. А когда он громко позвал Тимура, некоторые из окон погасли. Он позвонил по телефону из кафе, но трубку не сняли. Оливер зашагал по улице. Ледяной арктический ветер с Кавказских гор продувал город насквозь. Деревянные дома скрипели и трещали, как старые корабли. На боковых улицах мужчины и женщины в пальто и вязаных шлемах грелись у горящих автомобильных шин. Он вернулся к дому Тимура и вновь нажал на кнопки. С тем же результатом. Опять зашагал, держась середины улицы, потому что кромешная тьма города внезапно нагнала на него страху. Он спустился с холма и внезапно увидел перед собой знакомую, в золотой мозаике, ярко освещенную дверь в древние бани, которые построили на горячем минеральном источнике. Старуха взяла у него деньги и отвела в пустую, выложенную белым кафелем комнату. Худой мужчина в шортах окунул его в пахнущую тухлыми яйцами воду, потом голым уложил на мясной прилавок и лупцевал люфой, пока кожа не начала гореть от шеи до пальцев на ногах. Словно родившись заново, он пошел на дискотеку, вновь не дозвонился до Тимура. Его направили в гостиницу без названия, расположенную лишь в двух кварталах, но в темноте он едва не заблудился. Проходя мимо череды замерших троллейбусов, вспомнил, что в Тбилиси троллейбусы останавливались, как только прекращалась подача электричества, а подавалось оно лишь несколько часов в сутки. Он постучал в дверь, подождал, прислушиваясь к скрежету открываемых замков. Старик в халате и сеточке на волосах обратился к нему на грузинском, но уроки Нины остались в далеком прошлом. Старик переключился на русский, китайскую грамоту для Оливера, поэтому он просто сложил две руки и склонил на них голову, показывая, что хочет спать. Старик отвел его в комнатушку под самой крышей, обстановку которой составляли армейская койка, лампа с танцующими нимфами на абажуре и раковина с умывальником. На раковине лежал кусок хозяйственного мыла. Рядом с умывальником висел то ли большой носовой платок, то ли очень маленькое полотенце. Всю ночь выли и затихали сирены. Пожар? Переворот? Убийство? Или маленькая девочка по имени Кармен погибла под колесами автомобиля? Каким-то образом он заснул, в рубашке, брюках и носках, накрывшись для тепла всем остальным. Кожа горела и чесалась, завывал ветер, ему хотелось сжимать в объятьях Агги, он ужасно боялся за Тайгера и видел во сне, как его отца водили из одного конца Вифлеема в другой, а Хобэн и Евгений спорили, выбирая место, где ему следовало вышибить мозги. Он проснулся и понял, что жутко замерз. Проснулся во второй раз, мокрый от пота. Проснулся в третий и набрал номер Тимура. Трубку сняли тотчас же. Такси и вертолет? Нет проблем, Оливер. Три тысячи наличными, подходи к десяти. - Они ждут тебя? - осведомился Тимур. -Нет. - В таком случае я им лучше скажу. Тогда они не будут нервничать. * * * Из всех приказов, которые Брок мог отдать Агги в тот момент, он выбрал, по ее разумению, самый наихудший: ничего не предпринимать и ждать дальнейших распоряжений. Если бы он приказал ей прыгнуть в Босфор, если бы произнес хоть одно слово упрека, если бы велел явиться, сбрив волосы с головы, к задней двери консульства для последующей немедленной отправки в Англию, она бы обрела в унижении хоть толику покоя. Но услышала лишь ровное, лишенное эмоций: "Где ты, Шармейн? Ты можешь говорить с нами? В котором часу это произошло, ты помнишь? Хорошо, оставайся на месте, Шармейн, пожалуйста, и ничего не предпринимай, слышишь, пока твоя мать или я не свяжемся с тобой..." Вот почему уже два часа она, как в клетке, сидела в кафе под жестяной крышей с пустыми скамьями, курицами с общипанными шеями и дворнягой Аполлоном, который клал морду ей на колено и строил глазки, пока она не купила ему гамбургер. "Вина только моя, и никого больше", - говорила она себе. Потому что она могла предусмотреть такое развитие событий. Она же заметила мотоцикл, почувствовала, что Оливер ушел в себя. Да, он ухаживал за Зоей, но она видела, что мысли его заняты другим. А когда он метнулся от нее, как большой серый заяц, через лужайку, на дорожку и за дом, поначалу она подумала: "Какой же ты нетерпеливый. Подождал бы секунду, и я умчалась бы вместе с тобой". Но это был кризис, а потому Агги отреагировала, как должно. Сделала все, что полагалось в такой ситуации, методично и целенаправленно. Прибежала к автомобилю, прочитала записку Оливера, которая разъярила ее до безумия, но тут же вспомнила его слова, обращенные к Зое: "Я в нее влюблен", - и разом успокоилась. Набрала прямой номер Брока, услышала голос Тэнби, предельно сухо, бесстрастным тоном доложила обстановку: "Первый украл мотоцикл и, судя по всему, направился в Грузию. Дальнейшая информация через два часа. Конец связи". Бегом она вернулась к Зое, настроение которой с отъездом Оливера заметно улучшилось, поскольку она удовлетворенно улыбалась, что в другой ситуации разозлило бы Агги. Но Агги было чем заняться, чтобы выполнить обещания, пусть и давала она их себе. Она отвела Зою наверх, где та помылась. Потом они нашли Зое ночную рубашку и одежду на утро. Помогая Зое, Агги пришлось выслушивать сомнительные советы, касающиеся ее отношений с Оливером. В этом Зоя полагала себя непревзойденным экспертом. Пообещав, что всенепременно воспользуется ее рекомендациями, Агги задумалась над тем, чем еще можно помочь Зое. Ответ дал листок с домашним телефоном Мирски, пришпиленный к стене. Она набрала номер и услышала голос Мирски, записанный на автоответчик. После звукового сигнала сказала, что она - подруга Зои, приехавшая из Новой Зеландии и заглянувшая к ней, и, хотя ей не хотелось бы вмешиваться, не смогут ли Мирски приглядеть за Зоей... отвести к врачу, забрать на несколько дней из дома? Положив в наплечную сумку затвор "Калашникова" и рожок, она поднялась наверх, чтобы убедиться, что Зоя легла в постель, увидела, что та уже сладко спит, и бегом вернулась к "Форду". По пути в стамбульский аэропорт ее поразила новая ужасная мысль. Неужели Оливер направился на восток через горы? Зная Оливера, она не могла исключить такой вариант. Сдав взятый напрокат "Форд", она устроила целое представление в терминале регистрации отбывающих пассажиров. Спектакль этот ей удался, потому что ее переполняли тревога и чувство вины. Она - Шармейн Уэст, и она просто места себе не находит, объясняла Агги молодому клерку, стоявшему за стойкой "Турецких авиалиний". Она показала ему паспорт, одарила ослепительной улыбкой. Она и Марк поженились шесть дней тому назад, а вчера вечером у них случилась ужасная ссора из-за сущего пустяка, первая после свадьбы, и утром, проснувшись, она нашла эту записку, в которой говорилось, что он уходит из ее жизни... Нежно пробежавшись пальчиками по клавиатуре компьютера, клерк подтвердил ее самые худшие предчувствия: в это утро ни один человек с фамилией Уэст не вылетал из Стамбула. И не бронировал билеты на рейсы этого дня. - Хорошо, - по голосу Агги чувствовалось, что ничего хорошего в этом нет. - А если он автобусом уехал в Анкару и улетел оттуда? На что клерк с сожалением ответил, что о вылетах из Анкары у него никакой информации нет. Из аэропорта Агги ретировалась в маленькое кафе, из которого в присутствии Аполлона и позвонила Броку. После этого ей не осталось ничего другого, как ждать, ждать звонка от "твоей матери или меня", чем она, собственно, и занималась. "А что сказала бы моя настоящая мать... та, которая была счастлива, лишь когда все было, как ей хотелось? "Делай с ним что хочешь, Мэри Агнес, если только ты не причинишь ему вреда..." И мой отец, образцовый шотландский учитель? "У тебя сильный характер, Мэри Агнес. Тебе не пристало скулить из-за..." Зазвонил телефон. Желание поговорить с ней возникло не у матери, не у отца, а у телефонистки информационной службы. - Сообщение для Архангела. "Это я". - Вам забронирован билет на рейс до Игрушечного города. Это Тбилиси. - По прибытии вас встретят. Фоллбэк, ваш тамошний дядя. Аллилуйя! Это подарок! Вскочив на ноги, Агги бросила на столик деньги, в последний раз потрепала Аполлона по голове и, трепеща от радости, помчалась к терминалу регистрации пассажиров, вылетающих из Стамбула. По пути вспомнила про затвор и рожок от "Калашникова", и ей хватило ума выбросить их в урну до того, как отдать сумку на рентгеновский контроль. "Полиция раскроет еще один террористический акт", - подумала она, представив себе, какой поднимется шум, когда будет обнаружен этот "мусор". * * * Брок поднялся на борт военно-транспортного самолета в аэропорту Нортолт с твердым убеждением, что всю мелочовку он делал хорошо, а вот все действительно важные дела провалил. Он арестовал Массингхэма, но Массингхэм никогда не был для него главной целью. Он распознал в Порлоке самое червивое яблоко, но ему недоставало улик, которые, представленные в суде, надолго упекли бы продажного полицейского за решетку. Для этого ему требовался Сингл, но шансы заполучить его живым Брок расценивал как нулевые. Утром он договорился с русскими: ему отдадут Сингла, если им достанутся Хобэн и Евгений. Однако Брок практически не сомневался, что Тайгера пристрелят до того, как он, Брок, попадет в Грузию, и на душе у него скребли кошки, потому что в решимости добраться до отца он послал на смерть сына. "Напрасно я отпускал его гак далеко, - говорил себе Брок. - Мне следовало ехать с ним, все время быть рядом". Понятное дело, вина лежала исключительно на нем. Как и Агги, он убеждал себя, что мог предусмотреть подобное развитие событий (Оливер открыто декларировал свои намерения), но проявил недопустимую медлительность и не принял необходимых мер предосторожности. "Я толкал, а Тайгер притягивал, и притяжение Тайгера оказалось сильнее моих толчков". Только неизбежность грядущего сражения успокаивала его, перспектива сойтись с противником лицом к лицу, благо место и время уже определились. Да, он шел на риск, для него лично операция могла закончиться трагически, но этот момент они с Лайлой подробно обговорили в присущей им иносказательной манере и пришли к выводу, что выбора у него просто нет. - Там будет один молодой человек, - часом раньше рассказывал он Лайле по телефону. - По моей вине он попал в передрягу, и я не уверен, что поступил правильно, подвергнув опасности его жизнь. - Да? А что с ним случилось, Нэт? - Видишь ли, он отправился на прогулку и не без моего содействия попал в дурную компанию. - Тогда ты должен пойти и вызволить его, не так ли, Нэт? Нельзя оставлять этого молодого человека одного. - Да, я знал, что ты дашь мне такой совет, Лайла, и я тебе благодарен. Потому что это не пустяковое дело. - Разумеется, нет. За пустяковые дела нет смысла и браться. Ты всегда все делал правильно, Нэт, с той поры, как я тебя знаю. Вот и сейчас не останавливайся, если тебе это не по душе. Иди и делай то, что считаешь нужным. Но ей хотелось обсудить с ним более важные проблемы, за что он и любил ее всем сердцем. Ветреная дочь начальницы почтового отделения сошлась с владельцем строительной фирмы Палмером, который бросил жену и детей. Лайла намеревалась при следующей встрече высказать молодому Палмеру пару теплых слов. Решила, что ради этого она готова съездить на строительную площадку. Что же касается почтмейстерши, так та подложила свою дочь под самого богатого мужчину в городке, а теперь сидит за пуленепробиваемым стеклом и делает вид, что ее это не касается... - Только будь осторожна, Лайла, - предупредил ее Брок. - Нынче молодые люди не столь уважительны к старшим, как в наше время. Группа захвата состояла из восьми человек. Иначе, как заявил Айден Белл, это не группа, а неуправляемая толпа, что создаст проблемы, когда они попадут в район боевых действий. Они сидели в салоне, трое напротив четверых, вооруженные, в боевой раскраске, в черной униформе командос, черных ботинках и вязаных шлемах. "Последний человек присоединится к нам в Тбилиси, когда будем менять борт", - сообщил им Белл, не упомянув, что этот человек - женщина. Брок и Белл устроились отдельно, как и положено командованию. На Броке были черные джинсы и летная куртка с нашивкой "Таможня Ее величества" на груди. От оружия он отказался. Лучше смерть, чем неизбежное служебное расследование, если бы он подстрелил кого-то из своих. Маркеры, нанесенные флуоресцентной краской на куртку Белла, показывали, что командир - он, но для того, чтобы их увидеть, требовались специальные очки. Ревя двигателями, самолет начал разбег, легко оторвался от земли, взмыл в облака. - Грязную работу делаем мы, - напомнил Белл Броку. - А вот светские беседы - по твоей части. Глава 20 Первым, что бросилось в глаза Оливеру, оказавшемуся в компании двух молодых парней, которые встретили его у вертолета, были тракторы. Желтые сельскохозяйственные тракторы. "Если мне понадобится трактор-другой, - игриво подумал он, - я всегда смогу позаимствовать их в Вифлееме, никто и не заметит". Мыслями он старался сосредоточиться на внешнем мире, отрезав внутренний. Поклялся, что не заглянет в последний. Пока они летели, он восхищался горными красотами. Когда приземлялись - деревнями, долиной-крестом, золотым отсветом на снежных вершинах. На земле - тракторами. "Смотри на все, что тебе нравится, - говорил он себе, - как можно дольше. Смотри наружу - не внутрь". Брошенные тракторы. Тракторы для строительства новых дорог, которые вдруг перестали быть дорогами и вновь превратились в поля. Тракторы для выравнивания земли под строительство домов, для рытья дренажных канав и создания ирригационных систем, тракторы для вывозки спиленного леса. Только новые дома не построили, трубы завезли, но не уложили в канавы, лес бросили там, где спилили. Тракторы, прилипшие к земле, словно мухи к ленте-липучке. Тракторы, задумчиво взирающие на поблескивающие снегом горные вершины. Стоящие без дела. Ни один не двигался, ни у одного даже не работал мотор. Брошенные у полей, на которых так и не посадили виноградную лозу, у недостроенных ирригационных систем. Наткнувшиеся на невидимые преграды. Оставшиеся без трактористов. Они пересекли железную дорогу. Сорняки обвили колесные пары товарняка. Козы бродили между спальными вагонами. "Там опасно, - говорила Зоя. - Если он посылает много денег, его терпят. В последнее время он не посылал много денег". Следовательно, там опасно. Из дверных проемов каменных домов местные жители со злобой смотрели на него. Его сопровождающие также не проявляли дружелюбия. Парень слева - возрастом постарше, со шрамом на лице. Справа - прихрамывал. У обоих - винтовки. Оба держались с таким видом, будто принадлежали к тайному обществу. Они вели его к дому Евгения, но незнакомым путем. Канавы, залитые водой, котлованы, обрушившиеся мостки блокировали прежнюю тропу. Коровы и овцы паслись между затихшими бетономешалками. Но крестьянский дом остался таким же, как он его и запомнил: вытертые ступени, дубовая веранда, широко открытые двери и знакомая темнота внутри. Хромоногий махнул рукой в сторону ступеней. Оливер поднялся на крыльцо, прислушиваясь к эху своих шагов, разносящемуся в вечернем воздухе. Постучал в открытую дверь, но ему никто не ответил. Вошел в темноту и замер. Ни голосов, ни запахов готовящейся Тинатин еды. Только отдающая плесенью сладость, свидетельствующая о недавнем присутствии мертвых. Он различил кресло-качалку Тинатин, рога, из которых пьют вино, железную плиту. Каменный камин, над ним - портрет грустной старухи в гипсовой, с отколовшимися кусочками, раме. Он обернулся. Кошка спрыгнула с кресла-качалки и теперь выгибала спину, напоминая ему Джако. Сиамского кота Нади. Он позвал: - Тинатин? - Подождав: - Евгений? Медленно открылась дверь в дальней стене, и на пол легла полоса света заходящего солнца. По центру полосы он различил сгорбленную тень гоблина. За ней появился и сам Евгений, прозрачный, бестелесный, такого Оливер не мог себе и представить, в домашних шлепанцах, в вязаной мешковатой кофте, опирающийся на палку. Каштановые волосы уступили место седой щетине, серебристой пылью спускающейся на щеки и подбородок. Глаза, которые четыре года назад весело поблескивали из-под пушистых ресниц, превратились в черные дыры. А за спиной Евгения, то ли слуга, то ли дьявол, возник ничуть не изменившийся Аликс Хобэн в белом пиджаке, темно-синих брюках, с сотовым телефоном, болтающимся на руке, словно барсетка. И возможно, как и утверждала Зоя, он действительно был дьяволом, потому что, как дьявол, не отбрасывал тени, если, конечно, его тень не поглощалась полностью тенью гоблина-Евгения. Евгений заговорил первым, и вот голос его остался таким же твердым и сильным, как прежде. - Что ты здесь делаешь, Почтальон? Зря ты пришел сюда. Ты ошибся адресом. Отправляйся домой. - И уже начал поворачиваться к Хобэну, чтобы отдать приказ, но не успел, потому что Оливер заговорил: - Я пришел, чтобы найти моего отца, Евгений. Моего другого отца. Он здесь? - Здесь. - Жив? - Жив. Его не застрелили. Еще не застрелили. - Тогда ты позволишь поздороваться с тобой? И Оливер смело шагнул к нему, простирая руки, чтобы обняться с хозяином. И Евгений уже собрался все простить, прошептал: "Добро пожаловать", - начал поднимать руки, но поймал взгляд Хобэна и опустил их. Шаркая ногами, подался назад, предлагая Оливеру войти. Оливер не стал просить себя дважды, безмерно радуясь тому, что Тайгер жив, переступил порог и, улыбаясь, оглядывал знакомую обстановку, пока его взгляд не упал на Тинатин, постаревшую на тридцать лет. Она сидела на стуле с высокой спинкой, руки ее сжимали на коленях крест, другой крест висел у нее на шее, вместе с иконкой, на которой младенец Христос сосал прикрытую грудь Его матери. Оливер опустился рядом с ней на колено, взял ее руку. Перед тем как наклониться, чтобы поцеловать ее, заметил, как высохло лицо Тинатин. Новые морщины, вертикальные и диагональные, пересекали лоб, спускались по щекам. - Где ты был, Оливер? - Прятался. - От кого? - От себя. Он услышал щелчок и обернулся. Стоя у приоткрытой двери черного хода, Хобэн мотнул головой, не отрывая взгляда от Оливера, приглашая его следовать за собой. - Ты пойдешь с ним, - приказал Евгений. Не отставая от Хобэна, Оливер пересек двор. Они подошли к каменной конюшне. Вход охраняли два вооруженных парня, такие же неулыбчивые, как те, что привели его в дом. Дверь удерживали на месте поперечные деревянные брусья, заложенные в металлические гнезда по бокам двери. - Жаль, что ты не успел к похоронам, - заметил Хобэн. - Как ты нашел это место? Тебя послала Зоя? - Никто меня не посылал. - Эта женщина не может и пяти минут удержать язык за зубами. Ты пригласил сюда кого-нибудь еще? -Нет. - Если пригласил, мы убьем твоего отца, а потом и тебя. Я лично приму в этом участие. - Я уверен, что примешь. - Ты ее трахнул? -Нет. - В этот раз, значит, нет? - Хобэн постучал в дверь. - Кто-нибудь дома? Мистер Тайгер, сэр, мы привели к вам гостя. К этому времени Оливер протиснулся мимо Хобэна и с помощью охранников вытащил из гнезд брусья-запоры. Толкнул дверь, с силой пнул ее, она подалась. Крикнул: "Отец!" - и вошел, вдыхая сладкий запах сена и лошадей. Услышал тихий вскрик, словно кто-то проснулся, потом шуршание соломы. Она лежала во всех трех стойлах. На гвозде у последнего висело коричневое пальто реглан Тайгера, а он сам лежал на боку, совсем как Оливер, когда грустил, в черных носках, белых трусах и грязной синей рубашке от "Терн-булла и Ассера" с когда-то белым воротником, прижав колени к груди, обхватив их руками. Лицо Тайгера почернело от синяков, в опухших глазах стоял страх перед миром, в который его недавно забросила жизнь. Одна цепь сковывала ему ноги и руки, затем тянулась к железному кольцу, вбитому в столб. Он попытался встать, увидев приближающегося Оливера, ему это не удалось, но, падая на солому, он уже изготавливался ко второй попытке. Поэтому Оливер, вместо того чтобы сохранять дистанцию и не подавлять отца своими габаритами, сунул руки ему под мышки и поставил на ноги, отметив, как и Зоя, что он действительно очень маленький, а теперь еще и худой: под рубашкой от "Тернбулла и Ассера" остались только кожа да кости. Он смотрел на синюшное лицо отца, и чем-то оно напомнило ему лицо Джека, утонувшего мужа миссис Уотмор, хотя он видел его только на фотографиях. "Десять дней в воде, - как-то призналась она, - а потом меня вызвали в Плимут на опознание". Он подумал об искусственном дыхании рот в рот, которое приходилось делать людям, с которыми совсем не хотелось целоваться. Подумал об умершем брате Джеффри. Задался вопросом, а каково человеку, которому принадлежали "Соловьи", пентхауз и "Роллс-Ройс", сидеть в стойле со скованными руками и ногами, без красивого вида из окна и секретаря. - Я видел Надю, - он чувствовал, что должен сообщить отцу хоть какие-то новости. - Она просит передать, что по-прежнему любит тебя. Он понятия не имел, почему решил начать именно с этого, но Тайгер, вот чего он не ожидал, прижался к нему, и вроде бы они даже поцеловались, после чего сразу отстранился и торопливо проговорил, конечно же, для Хобэна: - Они тебя быстро нашли, не так ли? В Гонконге или где? - Да. Нашли. В Гонконге. - Я не знал, где ты будешь. Тебе не сидится на месте. Я даже не знаю, когда ты учишься, а когда занимаешься бизнесом. Полагаю, такая жизненная активность - это прерогатива молодых. - Мне следовало чаще давать о себе знать, - ответил Оливер. И добавил, повернувшись к Хобэну: - Сними цепь. Мой отец идет с нами в дом. - Заметив самодовольную ухмылку Хобэна, взял за плечо и под настороженными взглядами охранников отвел в сторону, чтобы никто не мог слышать его слов. - Ты по уши в дерьме, Аликс. - Убедительность его тона базировалась исключительно на блефе и ни на чем не основанных предположениях. - Конрад собирается во всем признаться швейцарской полиции, Мирски заключает сделку с турками, Массингхэм ушел в глубокое подполье, а вот ты фигурируешь в списках разыскиваемых преступников как человек, застреливший Альфреда Уинзера. Не думаю, что тебе есть смысл проливать еще чью-то кровь. Возможно, мой отец и я - единственные фишки, на которые ты можешь сыграть. - А какова твоя роль в этой комедии, Почтальон? - Я - паршивый осведомитель. Я выдал вас британским властям четыре года тому назад. Я предал моего отца, Евгения и всю компанию. Просто мои хозяева очень уж долго затачивали нож. Но до тебя они доберутся очень даже скоро, это я могу обещать. Возникла пауза: Хобэн консультировался с Евгением, потом он дал приказ охраннику отомкнуть цепь и наблюдал, как Оливер помогает отцу сполоснуться водой из ведра. Оливер пытался при этом вспомнить, помогал ли Тайгер умываться ему, когда он был маленьким, и решил, что такого просто не могло быть. Оливер принес костюм Тайгера, небрежно брошенный на сено, попытался хоть как-то привести его в порядок, прежде чем надеть на отца. За костюмом последовали туфли. В доме люди то ли пробуждались, то ли готовились отойти ко сну, во всяком случае, затеплилась хоть какая-то, но жизнь. Под скептическим взглядом Хобэна Оливер усадил отца в кресло у камина, Евгений сидел в таком же, камин их разделял, налил обоим по стакану вифлеемского вина из стоящего на столе кувшина. И хотя Евгений не желал признавать, что знает о присутствии Тайгера, предпочитая смотреть на языки пламени, по молчаливому согласию они синхронно поднесли стаканы к губам и сделали по глотку. Подчеркнуто игнорируя друг друга, они лишь явственнее показывали, что оба в курсе событий. Оливер же, наблюдая за ними, всеми силами старался поддержать это стремление к общению, каким бы искусственным оно ни было. И роль возвратившегося блудного сына он играл легко и непринужденно. Помогал Тинатин резать овощи, по ее указанию ставил и снимал с огня кастрюли и сковородки, приносил свечи, находил спички, расставлял на столе тарелки, раскладывал ножи, ложки, вилки. Спросил Евгения: "Евгений, я ставлю тарелку во главе стола? Так?" - и удостоился похвалы за свои хлопоты: "Спасибо, Почтальон". "Отец, осталось недолго, отведай колбасы, чтобы не умереть от голода". И Тайгер, пусть он и стыдился грязных ногтей, проснулся от его взгляда, взял кусочек, пожевал, заявил, что никогда в жизни не ел более вкусной колбасы. Попытался улыбнуться и, радуясь хоть частичному, но освобождению, начал приходить в себя, следя подбитым глазом за курсирующим по комнате Оливером. - Это место, как я понимаю, "Соловьи" Евгения, - обратился он к сыну. Из-за отсутствия переднего зуба он немного шепелявил. - Да, конечно, - согласился Оливер, раскладывая ножи. - Ты мог бы мне рассказать. Я понятия об этом не имел. Тебе следовало меня предупредить. - Я думал, что предупреждал. - Я не люблю, когда меня держат в неведении. Тут самое место паре пансионатов. Из отдельных бунгало. Пожалуй, даже четырем. В каждой долине. - Пожалуй. Четыре - хорошая идея. - И большой отель посередине с дискотекой и ночным клубом. И с олимпийским бассейном. - Для него там самое место. - Как я понимаю, вино ты пробовал, - сурово, несмотря на нехватку зуба. - Да, и не раз. - Хорошо. Что ты можешь о нем сказать? - Отличное вино. Я от него в восторге. - Естественно. Божественное вино. Я вижу здесь большой потенциал, Оливер. Я удивлен, что ты этого не заметил. Ты знаешь, я неравнодушен к продуктам питания и напиткам. Они идеально совмещаются с нашими интересами в индустрии отдыха. Ты видел все эти бездействующие тракторы? - Разумеется. - Оливер нарезал хлеб. - И что ты подумал, когда увидел их? - Мне стало грустно. - Тебе следовало подумать о твоем отце. Это та самая ситуация, в которой я чувствую себя как рыба в воде. Обесценившиеся акции, умирающие предприятия. Все, что ждет творческого подхода. Купить завод за бесценок, использовать для его возрождения современные методы управления, рационализировать инфраструктуру, оптимизировать число работающих, за три года поставить на ноги. Надо привлечь Рэнди, это его епархия. - Прекрасно. - Банкам это понравится. - Безусловно. - Хорошая еда, хорошее вино, хорошее обслуживание. Простые радости жизни. Именно к этому будет стремиться человечество в следующем тысячелетии. Или не так, Евгений? - Ответа не последовало, поэтому Тайгер вновь глотнул вина. - Я скажу Кэт, чтобы она включила его в винную карту. - Он вновь обращался к Оливеру. - Первоклассное каберне. Может, чуть больше терпкости, чем хотелось бы. - Маленький глоток. - Несколько лет в бутылке пойдут только на пользу. Но в одном ряду с лучшими винами, в этом нет ни малейших сомнений. - Еще глоток, короткое раздумье. - Одновременная дегустация нескольких марок. Вслепую. Кэт проделывает это превосходно. С этим могут сравниться лишь несколько сортов красных вин. Я прямо сейчас могу назвать двух-трех людей, которые полагают себя тонкими ценителями. Им оно наверняка понравится. - Еще глоток. Чмоканье губами. - Нам нужен дизайнер. У Кэт он есть. Нарисует превосходную этикетку, стилизует бутылку. Высокие горлышки всегда хорошо смотрятся. "Шате Аргонавт", как тебе такое название? Испанцам не понравится, это я могу сказать тебе сразу. - Он хохотнул. - Определенно не понравится. - Испанцев и спрашивать никто не будет. - Оливер оглянулся, продолжая накрывать на стол, Тайгера же словно прорвало. - Ответ истинного англичанина, сэр! На днях я как раз говорил об этом Гупте. Нет более наглого человека на земле, чем испанец, когда он на чем-то настаивает. Немцы, французы, итальянцы, с ними как-то проще. Не так ли, Евгений? - Нет ответа. - Они доставили нам много горя, эти испанцы. Не одно столетие портили кровь, доложу я вам. - Он вновь выпил, гордо выставил подбородок, вновь попытался поймать взгляд Евгения, но безуспешно. Нисколько не смутившись, хлопнул рукой по колену. - Господи, Евгений, я чуть не забыл! Тинатин, дорогая, тебя это очень порадует! За плохими новостями иной раз забываешь хорошие. Оливер стал отцом. У него очаровательная дочка, которую зовут Кармен... Подними с нами стакан, Евгений... Аликс, что-то ты весь вечер мрачен... Тинатин, дорогая... За Кармен Сингл... долгой ей жизни, здоровья и счастья... и процветания... Оливер, я поздравляю тебя. Отцовство тебе к лицу. Ты стал больше и лучше. "А вот ты ссохся, - подумал Оливер, вдруг разозлившись на отца за то, что он заговорил о его дочери. - Ты показал всем, что за душой у тебя ничего нет. Кроме зияющей пустоты. На пороге смерти тебе нечего продемонстрировать, кроме отупляющей тривиальности". Но в поведении Оливера эти мысли никак не проявляются. Он кивает, улыбается, чокается стаканом с Тинатин, но не с Хобэном или Евгением, курсирует между плитой, столом и двумя стариками у камина, сосредоточившись на поддержании атмосферы добрососедства. Только Хобэн, сидящий на скамье между двумя нахохлившимися охранниками, не выказывает желания поучаствовать в празднике. Но его мрачность не может обескуражить Оливера. Ничто не может. Фокусник ожил. Иллюзионист, танцор на яйцах, творец веселья откликнулся на зов зрителей. Оливер, звезда поливаемых дождем автобусных остановок, детских больниц, хостелов Армии спасения, распаковал свои черные чемоданы и давал представление, плата за которое - его жизнь и жизнь Тайгера. Пока Тинатин готовила, Евгений слушал вполуха и считал свои неудачи в языках пламени, а Хобэн и его дьяволы обдумывали сложившуюся ситуацию и гадали, что же делать дальше. Оливер знал своих зрителей. Сопереживал им, понимал их замешательство, их страх перед будущим. Он по себе знал, что в минуты отчаяния отдал бы все, что имел, за выступление паршивого фокусника с набивным енотом. Даже Евгений начал понемногу поддаваться его магии. - Почему ты не писал нам, Почтальон? - спросил он, по-прежнему сидя у камина, когда Оливер вновь наполнил его стакан. - Почему перестал учить наш любимый грузинский? На оба эти вопроса Оливер смиренно ответил, что он всего лишь человек, что не хранил верность, но теперь блудный сын осознал свои ошибки. И с обменом этими вроде бы невинными фразами нарастала иррациональность происходящего, все более напоминая иллюзию обыденной жизни. Тинатин приготовила еду, Оливер пригласил всех к столу, усадил Евгения, тот не протестовал, во главе. Какое-то время старик сидел, низко наклонив голову, уставившись в тарелку. Потом, словно вид пищи вдохнул в него силы, выпрямился, сжал кулаки, расправил широкую грудь, потребовал вина. И за вином Тинатин отправила Хобэна, не Оливера. - Что мне делать с тобой, Почтальон? - спросил Евгений, и в уголках его завалившихся глаз появились слезы. - Твой отец убил моего брата. Скажи мне! Но Оливер с подкупающей искренностью возразил ему: - Евгений, мне искренне жаль Михаила. Но мой отец его не убивал. Мой отец - не предатель, и я - не сын предателя. Я не понимаю, почему ты обращаешься с ним, как с животным. - Он бросил короткий взгляд на Хобэна, который бесстрастно сидел между своими телохранителями. И Оливер обратил внимание, что он более не говорит по сотовому телефону, и радостно подумал, что Хобэн лишился всех своих друзей. - Евгений, я думаю, мы должны насладиться твоим гостеприимством и уехать с твоим благословением, как только рассветет. И Евгений вроде бы расположен с пониманием отнестись к этому предложению Оливера, да только Тайгер, непривычный к тому, чтобы разговор шел без его участия, все портит. - Позвольте мне все прояснить, если ты не возражаешь Оливер. Наши хозяева, как я подозреваю, под влиянием нашего друга Аликса Хобэна придерживаются иного взгляда... Пожалуйста, не перебивай меня... С того момента, когда я добровольно отдал себя в их руки, они пытаются этим воспользоваться, чтобы решить два вопроса. Во-первых... пока я говорю, ничего не надо класть мне в тарелку, Оливер, спасибо тебе... Во-первых, хотят убедить меня переписать на них все мои активы, чего, собственно, они добиваются уже не один месяц. Во-вторых, хотят отомстить мне за смерть Михаила, придерживаясь абсолютно ошибочного мнения, будто я в паре с Массингхэмом все это устроил. Ни на ком... ни на сотрудниках моей фирмы, ни на членах моей семьи нет и малой толики вины за случившееся. Однако, как ты видишь сам, Оливер, моих слов никто не слышит. Я словно разговариваю с глухими. Эта тирада побуждает Хобэна повторить выдвинутые против Тайгера обвинения своим ужасным голосом, которому, однако, недостает привычной наглости. - Твой отец всех нас кинул, - заявляет Аликс. - Он сговорился с Массингхэмом. Он пошел на сделку с английскими секретными службами. Убийство Михаила - часть этой сделки. Евгений Иванович хочет отомстить и хочет вернуть свои деньги. И снова Тайгер бросается в бой, выдвигая Оливера на роль третейского судьи. - Это абсолютная чушь, Оливер. Ты не хуже моего знаешь, что я всегда считал Рэнди Массингхэма червивым яблоком, и если я виноват, то лишь в одном: я слишком долго терпел его. И ядро заговора не я и Массингхэм, а Массингхэм и Хобэн. Евгений, умоляю тебя, употреби свою власть... Но Оливер - уже не мальчик, взрослый мужчина - обрывает отца. - Скажи нам, Аликс, - вкрадчиво говорит он, не повышая голоса, - когда ты в последний раз ходил на футбол? Задавая этот вопрос, Оливер не чувствовал неприязни к Хобэну. Потому что не видел себя ни рыцарем на белом коне, ни великим детективом, срывающим маску с преступника. Он был артистом, а единственный враг артиста - зритель, который не аплодирует. Его главная цель состояла в том, чтобы своими фокусами вызволить отца из беды и сказать, что он сожалеет о случившемся, хотя особой жалости он не испытывал. Потом предстояло запудрить синяки на лице отца, вставить ему зуб, купить новый костюм, побрить и доставить к Броку, а после Брока усадить за огромный, в пол-акра, стол на Керзон-стрит. Поставить его на ноги и твердо заявить: "Ты здесь, теперь делай, что считаешь нужным, мы расстаемся". В сравнении с этими задачами Хобэн был всего лишь мелкой, случайной помехой, следствием, но не причиной неприятностей отца. Поэтому без эмоций, ровным голосом он пересказал все, что узнал от Зои, упомянув и про водку и колбасу в перерыве матча, и про радость Павла, вызванную присутствием обоих родителей, и про недоверие Михаила к Аликсу, которое перевесило согласие Зои пойти на футбол. Он ни разу не повысил голос, не поднял палец, чтобы подчеркнуть значимость той или иной фразы, использовал лишь интонации для того, чтобы речь его произвела должный эффект. И, продолжая говорить, он видел, как его слушателям открывается истина: и Хобэну, застывшему с побледневшим лицом, лихорадочно просчитывающему варианты, и охранникам Хобэна, заерзавшим на скамье, и Евгению, у которого от слов Оливера словно прибавлялось сил, и Тинатин, которая поднялась и растворилась в темноте комнаты, по пути скользнув рукой по плечам мужа, и Тайгеру, который рассеянно ощупывал пальцами избитое лицо, убеждая себя, что по большей части все на месте. Когда же Оливер закончил рассказ о футбольном матче и выдержал паузу, достаточную для того, чтобы Евгений полностью осознал смысл сказанного, стремление говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, едва не заставило его отказаться от намеченной стратегии и признаться в своем предательстве не только Хобэну, но и всем. Но, к счастью, в этот самый момент на поле вышли новые игроки, что и удержало Оливера от поспешных действий. Первым признаком стало стрекотание лопастей вертолета, пролетевшего над домом. Оно стихло, вновь воцарилась тишина, которую разорвало появление второго вертолета. И хотя в мире уже не осталось мест, где не нарушалась тишина, а вертолеты и самолеты частенько появлялись в ночном небе загадочного Кавказа, в Оливере эти звуки разбудили надежду на спасение. Хобэн, конечно, протестовал, точнее, возмущенно протестовал, но протестовал на грузинском, и Евгений ему возражал. Тут Тинатин вернулась с большим пистолетом в руке, как показалось Оливеру, таким же, какой предлагал ему Мирски в Стамбуле. Но возвращение Тинатин прошло незамеченным, потому что у обоих охранников Хобэна вдруг возникло желание покинуть комнату. У одного - через дверь на веранду, у второго - через окно между камином и кухней. Но оба остановились, а потом распластались на полу, не добравшись до цели. Сразу стало понятно, почему они потерпели неудачу: люди в черном входили в комнату в тот самый момент, когда охранники хотели из нее выйти. Стычка привела к тому, что люди в черном, с черным оружием в руках взяли верх. Никто не произнес ни слова и не раздалось ни единого выстрела, пока комнату не озарила вспышка и от грохота чуть не лопнули барабанные перепонки. Но причиной стали не гром и молния, не разрыв шумовой гранаты, а пистолет Тинатин, который она, держа обеими руками, словно клюшку для гольфа, направила на Хобэна. В результате ее телодвижений во лбу Хобэна возник большой яркий рубин, а глаза его широко раскрылись от изумления. В это самое время Брок уже уводил Тайгера в угол и простыми и доходчивыми фразами объяснял ему, как неудачно сложится в дальнейшем его жизнь, если он откажется от сотрудничества с правоохранительными органами. И Тайгер слушал его, слушал уважительно, как положено пленнику, поставив ноги вместе, прижав руки к бокам, поникнув плечами, ловя каждое слово. "Что я вижу? - думал Оливер. - Что понимаю теперь, чего не понимал раньше?" Ответ нашелся сразу, понятный, как и вопрос. Того, что он искал, просто не существовало. Он прошел путь до конца, открыл дверцу в самую потаенную, запертую на семь замков комнату и обнаружил, что она пуста. Секрет Тайгера состоял в том, что никакого секрета не было вовсе. Другие люди врывались в окна и двери, уже не люди Брока, потому что это были русские, и кричали они на русском, и возглавлял их бородатый русский, и этот бородач, к недовольству Оливера, ударил Евгения по голове какой-то дубинкой, отчего лицо старика залила кровь. Впрочем, Евгений этого, похоже, и не заметил. Он стоял, заложив руки за спину, а закричала Тинатин, требуя, чтобы ее мужа оставили в покое. Впрочем, Тинатин ничем не могла помочь Евгению, потому что ее обезоружили и бросили на пол лицом вниз, и она наблюдала за происходящим с уровня пола. На этом же уровне, к своему удивлению, тут же оказался и Оливер. Он шагнул к бородачу, чтобы высказать ему пару слов, а в следующее мгновение потерял точку опоры. Ноги почему-то взлетели выше головы, он шмякнулся спиной об пол, и чей-то стальной каблук с такой силой опустился ему на живот, что свет померк, и он подумал, что умер. Но не умер, потому что свет появился вновь, а мужчина, который пнул его, лежал на полу и стонал, держась за промежность, после, как быстро догадался Оливер, удара Агги, вооруженной автоматом и одетой в черный костюм пантеры с боевой раскраской апачей на лице. Действительно, он бы никогда ее не узнал, если бы не ее шотландский выговор, когда она, со строгостью школьной мымры втолковывала ему: "Оливер, поднимайся, пожалуйста, вставай, Оливер, быстро!" А поскольку на слова он никак не реагировал, она отбросила автомат и отчасти подняла, а отчасти заставила его подняться. Он стоял, покачиваясь, и тревожился насчет Кармен, не разбудил ли ее весь этот шум и гам. ВЫРАЖЕНИЕ ПРИЗНАТЕЛЬНОСТИ Выражаю особую благодарность Алану Остину, фокуснику из Торки, Девон; Сюркю Яркану, менеджеру Программы организации туризма университета Богачи, Стамбул; Тимуру и Георгию Барклая из Мингрелии; достопочтенному Филу Коннелли, в прошлом сотруднику таможни Ее величества и охранной фирмы "Эксайз инвестигейшн сервис", и Питеру, швейцарскому банкиру, которого я могу упомянуть только по имени. ПРИМЕЧАНИЯ (1) Хампстед -- фешенебельный район на севере Лондона, частично сохраняет характер живописной деревни. (2) Хампстед-Хит -- лесопарк на северной возвышенной окраине Лондона. (3) Барбикан -- единый жилой микрорайон, в котором расположен новый культурный центр Лондона. (4) De facto и de jure -- фактически и юридически (лат.). (5) "Сеифуэй" -- сеть продовольственных магазинов и универсамов одноименной компании. (6) Илей -- административно-территориальная единица Турции. (7) Челтнем-Ледиз-Колледж -- известная женская привилегированная частная средняя школа в г. Челтнеме, графство Глостершир. Основана в 1853 г. (8) Хаммерсмит -- район в западной части Лондона, где находится выставочный зал "Олимпия". (9) Коппер -- полицейский (разг.). (10) Солиситор -- юрист, консультирующий клиентов, в т. ч. организации и фирмы, подготавливает дела для барристеров, имеет право выступать в низших судах. (11) Modus operandi -- способ действия (лат.). (12) Строительное общество -- финансово-кредитное учреждение, предоставляющее индивидуальные долгосрочные ссуды для строительства или покупки жилых домов или квартир за счет средств, привлекаемых в виде краткосрочных вкладов населения. (13) Домик Уэнди -- игрушечный домик, в котором могут играть дети. Назван по имени девочки Уэнди, персонажа пьесы Джеймса Барри "Питер Пэн". (14) Ирландский тотализатор -- система игры на деньги на скачках, в которой ставки объединяются в общую сумму, а лошади, на которых делают ставку, определяются жеребьевкой. (15) "Дейли экспресс" -- ежедневная газета правоконсерва-тивного направления, тираж около 1,5 млн. экземпляров. Основана в 1900 г. (16) Миллер Макс(1894-- 1963) -- ведущий комик Великобритании 30, 40 и 50-х годов. (17) "Развеселые ребята" -- группа артистов мюзик-холла, выступавшая в лондонских театрах "Палладиум" и "Виктория-палас" с 1932 по 1962 г. Их программы отличались жизнерадостностью и грубоватым юмором. (18) "Дейли телеграф" -- ежедневная газета правоконсерва-тивного направления, тираж порядка 1,1 млн. экз. Основана в 1855 г. В 1937 г. слилась с "Морнинг пост". Полное название "Дейли телеграф и морнинг пост". (19) Ивс Бурл (р. 1909) -- один из самых известных американских исполнителей народных баллад. (20) Камден-таун -- один из периферийных районов Лондона. (21) Бенджамин -- с древнеевр. -- сын десницы, то есть любимый сын. (22) Гатуик -- крупный международный аэропорт к югу от Лондона. (23) Странд -- одна из главных улиц в центральной части Лондона, соединяет Уэст-Энд и Сити. На ней расположены театры, фешенебельные магазины и гостиницы. Буквальный перевод -- берег. Раньше улица шла вдоль берега Темзы. (24) Дорсет -- графство Дорсетшир, расположенное в Южной Англии. (25) "Желтые страницы" -- телефонный справочник, в котором абоненты сгруппированы по роду деятельности. Выпускается компанией "Бритиш телеком". Отпечатан на желтой бумаге. (26) Пимлико -- район в центральной части Лондона, облюбованный геями. (27) "Женский институт" -- организация, объединяющая женщин, живущих в сельской местности. В ее рамках действуют различные кружки, семинары и т. д. (28) Челси -- фешенебельный район в западной части Лондона. (29) "Семтекс" -- пластичная взрывчатка большой разрушительной силы. (30) Барристер -- адвокат, имеющий право выступать в высших судах. (31) "Файнэншл таймс" -- ежедневная финансово-экономическая газета консервативного направления, влиятельный орган финансовых и деловых кругов. Печатается на розовой бумаге. Тираж порядка 290 тыс. экз. Издается с 1888 г. (32) "Индепендент" -- ежедневная газета, определенного политического направления не имеет. Тираж около 390 тыс. экз. Основана в 1896г. (33) "Экономист" -- еженедельный политико-экономический журнал консервативного направления. Влиятельный орган промышленных и финансовых кругов. Тираж порядка 430 тыс. экз. Основан в 1843 г. (34) Джаггернаут -- одно из воплощений бога Вишну, в переносном смысле -- безжалостная, неумолимая сила. (35) "Ивнинг стандарт" -- ежедневная лондонская вечерняя газета консервативного направления. Тираж порядка 500 тыс. экз. Основана в 1827 г. (36) Парк-Лейн -- улица в лондонском Уэст-Энде, известна своими фешенебельными отелями и особняками. (37) Броуги -- уличные ботинки, мужские или женские, обычно украшены накладками с декоративными дырочками и насечками. (38) "Асприз" -- фешенебельный магазин галантерейных изделий и дорогих подарков в Уэст-Энде. (39) Итон -- одна из девяти старейших престижных мужских привилегированных средних школ. Учащиеся в основном выходцы из аристократических семей. Многие премьер-министры Великобритании -- бывшие воспитанники этой школы. Основана в 1440 г. (40) Metier -- ремесло (фр.). (41) Старый Свет -- Англия, соответственно Новый Свет -- Америка. (42) Чин-чин -- всего наилучшего (англ.). (43) "Джамбо" -- название "Боинга-747". Такую кличку имел гигантский слон весом в шесть с половиной тонн, купленный в 1881 г. в Лондонском зоопарке цирковым владельцем Финиасом Барнумом для "Величайшего шоу на Земле". В рекламе своего представления Барнум написал: "...Джамбо -- универсальный синоним всего исполинского" и тем самым ввел это слово в английский язык в значении "гигантский, огромный". (44) Еn bloc -- целиком, в целом (фр.). (45) Долина Напа -- плодородная долина на западе Калифорнии. Крупнейший район виноделия в США (производство столовых вин). Первыми вино начали производить монахи из окрестных испанских миссий. Ныне наиболее известные винодельческие фирмы расположены в городках Калистога, Оуквилл, Резерфорд и Йонтвилл. (46) Школа изучения стран Востока и Африки -- учебное заведение, входит на правах самостоятельного института в состав Лондонского университета. Основана в 1916г. (47) Уилтонский ковер -- шерстяной ковер с низким разрезным ворсом и восточным узором. Первоначально производился в г., графство Уилтшир. (48) Бароны-разбойники -- презрительное прозвище основателей крупных промышленно-финансовых корпораций США, сколотивших свои состояния в период первичного накопления капитала во второй половине 19-го и начале 20-го вв. зачастую при помощи обмана и грубой силы. (В средневековой Европе баронами-разбойниками называли мелких феодалов, взимавших подати за проезд через их земли.) (49) Берулава Хута Михайлович (р. 1924) -- современный грузинский поэт, в настоящее время возглавляет один из писательских союзов и является президентом Детского фонда Грузии. (50) Фатом -- морская сажень, равна 6 футам, используется преимущественно для измерения глубины воды. (51) S&S -- начальные буквы от "Single&Single" ("Сингл и Сингл"), названия финансового дома. (52) Поло -- игра в мяч верхом на лошади, популярна в аристократических кругах. (53) Бриерли Джеймс -- известный английский фокусник. (54) "Эскот" -- ипподром близ г. Виндзор, где в июне проходят ежегодные четырехдневные скачки, являющиеся важным событием в жизни английской аристократии. Впервые были проведены в 1711 г. (55) Маттерхорн -- вершина в Пеннинских Альпах, на границе Швейцарии и Италии. Имеет форму четырехгранной пирамиды, почти на 1000 м возвышается над окружающими хребтами. (56) День поминовения -- крупнейший в году праздник в Оксфордском университете, посвящается памяти основателей его колледжей, проводится в июне. Во время торжеств присуждаются почетные степени, читаются стихотворения, удостоенные премии, дается большой бал. (57) Патни -- южный пригород Лондона, известен многочисленными гребными клубами на Темзе. (58) Метка -- горка песка, конусообразная деревянная или пластмассовая площадка, на которую кладут мяч для первого удара при игре в гольф. (59) Игра "Ким"-- детская игра, когда, взглянув на ряд предметов, дети потом пытаются назвать их по памяти. Названа по имени героя романа Р. Киплинга. (60) Итонский пиджак -- черный, до пояса, напоминающий фрак без фалд. (61) Ламбрекен -- украшение из материи на дверных и оконных проемах. (62) "Mapкс энд Спенсер" -- сеть фирменных магазинов по торговле преимущественно одеждой и продовольствием одноименной компании. Ориентированы на средний класс. (63) "Спектейтор" -- еженедельный журнал консервативного направления. Освещает вопросы политики, экономики, литературы и искусства. Издается в Лондоне. Тираж порядка 50 тыс. экз. Основан в 1828г. (64) "Мейл он санди" -- воскресная малоформатная газета консервативного направления, рассчитанная на массового читателя. Тираж порядка 2 млн. экз. Основана в 1982 г. (65) Ребята в синем -- прозвище полицейских, по цвету формы. (66) Файлофакс -- одна из моделей электронной записной книжки. (67) "Мини" -- модель малолитражного легкового автомобиля, выпускаемая компанией "Роувер групп". (68) Чичестер -- город в графстве Суссекс, в котором с 1962 г. проводится ежегодный летний театральный фестиваль. (69) Эдуардианская пьеса -- пьеса времен короля Эдуарда VII. Его правление (1901 -- 1910) характеризовалось отходом от строгой викторианской морали. (70) "Соседи" -- популярная многосерийная телевизионная передача канала "Би-би-си-1" о повседневной жизни семьи в одном австралийском городе. (71) Anwa11e -- адвокаты (нем.). (72) Zucker nimmt er auch! -- Сахар положите в обе! (нем.). (73) Und kein Telefon, Frau Mагtу. -- К телефону меня не подзывать, фрау Марти (нем.). (74) Manifest -- декларация судового груза (75) А fait accompli -- совершившийся факт (фр.). (76) Genau -- точно (77) Оксюморон (от греческого охутороп, остроумно-глупое) -- стилистический оборот, в котором сочетаются семантически контрастные слова, создающие неожиданное смысловое единство, напр.: "живой труп", "убогая роскошь". (78) Verite -- правда, правдивость (фр.). (79) Dahin, dahin -- туда, туда (80) Поттер, Беатрис(1866-- 1943) -- известная детская писательница. "Питер-Кролик" -- одна из ее лучших сказок. (81) В Англии проездные билеты на общественный транспорт снабжены фотографией владельца. (82) Шетлендский пони -- одна из самых древних пород, выведена на Шетлендских островах.