упал именно в тот момент, когда решил испробовать ее. Умер от истощения вследствие продолжительного воздержания, которому себя подвергал. Однако публика отказывалась принять эту версию, слишком простую, как им казалось, для того чтобы быть правдивой, и газеты потребовали от полиции начать розыски шарманщика. К сожалению, тот оказался столь же неуловим, как и сам Элифас. Отсюда, как и следовало ожидать, некоторые репортеры сделали вывод, что Элифас и шарманщик - одно и то же лицо, один и тот же убийца. И никто не осмелился выступить открыто против этого мнения, ведь в конце концов происходили довольно странные совпадения: один за другим умерли три человека. И если каждая из этих смертей в отдельности воспринималась вполне естественной, то совершенно очевидно, что, взятые вместе, они казались зловещими. В конце концов потребовали вскрытия тел. Это была крайняя мера, на которую следовало решиться. Вопреки всем протестам и влиянию самых важных персон Института пришлось вскрыть еще совсем свежие могилы Жеана Мортимара и Максима д'Ольнэ. Судебно-медицинские эксперты не обнаружили ни малейших следов яда в их организме. На теле Жеана Мортимара также не было ничего подозрительного. Однако на лице Максима д'Ольнэ виднелись какие-то пятна, которые в обычных условиях остались бы незамеченными. К тому же их появление можно было отнести за счет естественного разложения тканей. Пятна походили на следы от ожога, оставшиеся на лице в форме звезды. Если приглядеться к этим пятнам, утверждали двое из врачей (так как третий вообще ничего не увидел), то на лице Максима д'Ольнэ можно различить нечто вроде веснушек. Судебные медики обследовали также тело Мартена Латуша и обнаружили лишь слабое кровотечение из носа и изо рта. Вообще-то на самом деле видно было лишь несколько капель крови у кончика носа, а в углу губ на стороне, которой труп навалился на шарманку, была обнаружена струйка запекшейся крови. В действительности это кровотечение могло произойти от падения тела, но под влиянием разговоров в обществе пресса не преминула придать этим незначительным следам некий таинственный смысл, создавая вокруг трех смертей атмосферу преступления, окончательно окутавшую безумствующую толпу. Эксперты со всей тщательностью изучили оба письма с угрозами, которые были вручены двум первым претендентам при полном сборе Академии. Они заявили, что эти письма были написаны не Элифасом де ля Ноксом, почерк которого они перед этим также тщательно изучили. Однако нашлись люди, утверждающие, что эксперты слишком часто ошибаются, подтверждая подлинность почерка, и в этом случае прекрасно могли ошибиться, заявляя, что почерк не его. Оставалась еще шарманка. Нашелся эксперт-антиквар, занимавшийся иногда продажей более или менее подлинных скрипок Страдивари, который попросил разрешения взглянуть на этот инструмент. Ему разрешили в надежде успокоить наиболее горячие головы, вообразившие, что этот старый ящик, игравший музыку в тот момент, когда Мартен Латуш испустил дух, не мог быть обычной шарманкой и, возможно, такой человек, как Элифас, способен запрятать в инструмент таинственное средство преступления. Антиквар осмотрел шарманку со всех сторон, прошелся по каждому шву и даже сыграл "мелодию преступления", как выражалась Бабетта. - Ну и как? - спросили у него. - Это обычная шарманка? - Нет, - ответил антиквар, - совсем не обычная... Это одна из самых старинных и любопытнейших вещиц, которые попали к нам из Италии. - Но вы нашли в ней что-нибудь особенное? - Ничего особенного я в ней не нашел. - Считаете ли вы эту шарманку орудием преступления? - Об этом ничего сказать не могу, - весьма двусмысленно ответил антиквар. - Я не был там в тот момент, когда в ней что-то скрипнуло и оглушительно заиграла "мелодия преступления". - Так вы полагаете, что было совершено преступление? - Гм! Гм! Напрасно пытались выяснить у антиквара, что сие означает. Он ограничивался только "Гм! Гм!". И это последнее "Гм! Гм!" лишь окончательно смутило взбудораженные умы. Эксперт, кроме всего прочего, занимался также продажей картин. А жил он на улице Лаффит, и звали его мсье Гаспар Лалует. Глава 7. Секрет Тота Через несколько дней после описываемых событий в четверть четвертого пополудни из вагона второго класса поезда Варенна - Сент-Илэр вышел пассажир лет сорока пяти, округлый живот которого украшала красивая толстая золотая цепь. Тщательно укутавшись в свое пальто с пелериной, поскольку время еще было холодное, и перебросившись несколькими словами со служащим вокзала, проверяющим билеты, он вышел на центральную улицу, ведущую к Марне, пересек мост на Шенвьер и справа от него спустился к реке. Около четверти часа он шел пешком, потом остановился, как бы ориентируясь, куда идти дальше. Вот он оставил позади последние, с лета пустующие виллы и теперь находился на абсолютно ровном и пустынном пространстве. Огромная снежная скатерть после недавних снегопадов простиралась перед ним, и человек этот в своем пальто с полами, взлетавшими от ветра при ходьбе, казался большой черной птицей. Вот вдалеке, у самого горизонта, показалась остроконечная крыша, окруженная деревьями, почти невидимыми из-за мелкой крупы падающего снега. Заметив крышу, человек громко выругался. По его мнению, только чокнутый способен жить зимой в этих краях. Тем не менее он пошел быстрее, хоть и не слышал звука своих шагов, так как был обут в резиновые галоши. Путешественника окружала безбрежная белая тишина. Было около четырех часов дня, когда человек достиг наконец деревьев. Усадьба, на которой они находились, была окружена высокими стенами. Вход в парк преграждала тяжелая железная решетка. С решетки свисала железная проволочка звонка. Путешественник позвонил. Тотчас же появились два огромных пса, которые брызгая слюной, с лаем ринулись на посетителя. И если бы не решетка, они бы его просто загрызли. Человек отступил, хотя ему нечего было опасаться ярости этих хищников. Чей-то странный гортанный голос скомандовал: "Аякс! Ахилл! Домой! Чертовы собаки!" И тут же появился великан. О! Это был самый настоящий великан! Что-то чудовищное! Более двух метров ростом, может быть, двух с половиной, когда он выпрямился во весь рост, так как в данный момент он шел, чуть наклонившись вперед. Его тяжелые плечи были слегка опущены, так, вероятно, ему было привычнее. Круглая голова в ежике коротких волос, свисающие усы, страшная челюсть, похожая на пасти животных, вгрызающихся сейчас в решетку. Схватив псов за загривки своими огромными ручищами, он оторвал их от решетки и отбросил назад. Посетитель слегка вздрогнул. О! Ничего особенного! Это так, просто плечи вздрогнули! Очевидно, весьма прохладно! Он пробормотал сквозь зубы: - Меня предупреждали: остерегайся собак, но о великане ничего не сказали. Чудовище - речь идет о великане - приблизило к решетке свою страшную рожу дикаря: - Вчмдло? Посетитель догадался, что это должно означать: "В чем дело?" - и ответил, отойдя на почтительное расстояние: - Я хотел бы поговорить с мсье Лустало. - Чтвтнгте? Совершенно очевидно, что у посетителя был средний уровень образованности, так как ему снова удалось понять великана. Тот, вероятно, спрашивал: "Что вы хотите ему сказать?" - Передайте ему, что дело срочное и касается Академии. И человек протянул великану свою визитную карточку, которую держал наготове в кармане пальто. Великан забрал карточку и удалился в направлении крыльца, ведущего, по всей вероятности, к главному входу в дом. Аякс и Ахилл тотчас же возвратились и просунули сквозь решетку свои грозные пасти. Но на этот раз они не лаяли, а лишь молча разглядывали пришельца, однако по налитым кровью глазам можно было предположить, что они по кусочкам оценивали свой обед, от которого их отделяла эта решетка. Посетитель, неприятно пораженный, отвернулся и заходил взад и вперед. - Я знал, - сказал он громко, - что нужно проявить терпение, но не подозревал, что и смелости не мешает набраться. Он взглянул на часы и продолжил свой монолог, как бы надеясь, что звуки слов помешают ему думать о трех чудовищах, охраняющих этот одинокий дом. - Еще не поздно! - сказал он. - Тем лучше... Похоже, я могу прождать час, два, три часа, прежде чем он меня примет... Не любит он отвлекаться от своих опытов.., и порой он о вас забывает.. Все дозволено великому Лустало... Эти несколько слов позволят нам оценить радостное удивление путешественника, когда он вдруг увидел, что к нему идет не исчезнувший великан, а сам великий Лустало.. Великий Лустало, честь и слава мировой науки, был невелик ростом - так, ниже среднего. Известно было, что он, кроме своих трудов, был равнодушен ко всему и крайне рассеян; что он был среди людей как легкая, отдаленная тень, не ведающая никаких обстоятельств. Эти детали его портрета были известны всем, и уж по крайней мере о них должен был знать посетитель, поскольку он, уже будучи очень удивлен столь быстрым появлением мсье Лустало, всем своим видом показал настоящее изумление при виде коротышки великого ученого, устремившегося к решетке со всей скоростью своих ножек и приветствовавшего его словами: - Это вы, мсье Гаспар Лалует? - Да, мэтр.., это ., к вашим услугам... - пролепетал Гаспар Лалует, взмахнув широким жестом своей мягкой фетровой шляпой (наш эксперт-антиквар, он же торговец картинами, носил в особых случаях пальто с пелериной и мягкие фетровые шляпы, чтобы как можно больше походить на очень известных писателей, например лорда Байрона или Альфреда де Виньи и его сына Чаттертона, ибо любовь к литературе была для него превыше всего и к тому же - не следует об этом забывать - он был удостоен знака отличия самой Академией). Маленькое розовое и улыбающееся личико великого Лустало появилось у решетки приблизительно на уровне устрашающих собачьих морд, как раз между ними. Вот это была картина! - Значит, это вы проводили экспертизу шарманки? - спросил великий Лустало. Его маленькие глазки, обычно прикрытые, когда он окунался в какое-нибудь научное невообразимое мечтание, вдруг стали живыми и пронзительными. Он часто заморгал, - Да, мэтр, это был я! - Новый взмах фетровой шляпой в холодном воздухе. - Так входите... На улице холодно... И великий Лустало, избавившись от всякой рассеянности, ловко отодвинул внутренние засовы на решетке. "Входите!" Легко сказать... Для этого нужно дружить с Аяксом и Ахиллом. Как только решетка открылась, собаки тут же бросились вперед, и бедный Гаспар Лалует подумал, что пришел его конец, но мсье Лусало цокнул языком, и оба цербера замерли на месте. - Не бойтесь моих собачек, они безобидны, как ягнята. Действительно, Аякс и Ахилл уже валялись в снегу и лизали руки своему хозяину. Мсье Гаспар Лалует героически вошел за решетку. Лустало, закрыв вход, пошел впереди. Собаки следовали за ними, и Лалует даже не осмеливался оглянуться из страха вызвать собак каким-нибудь неосторожным движением на непоправимую игру. Лустало жил в большом красивом загородном доме, прочном и удобном, построенном из кирпича и камня. Вокруг дома во дворе и в саду виднелись небольшие строения, наверняка связанные с огромными трудами великого Лустало. Эти труды совершали переворот в химии, физике, медицине и вообще во всех ложных теориях, включенных вследствие рутинного невежества людей в основу того, что мы в своей гордости называем наукой. Особенность великого Лустало заключалась в том, что он работал в одиночку. Очень недоверчивый по характеру, он не выносил никакого сотрудничества. И жил в этом доме круглый год со своим слугой, единственным слугой - великаном Тоби. Это всем было известно. И никто не удивлялся. Гению требуется уединение. Вслед за Лустало Гаспар Лалует прошел в узкий вестибюль с лестницей, ведущей на верхние этажи. - Я проведу вас в салон, - сказал великий Лустало. - Там нам будет удобнее беседовать. Он стал подниматься на второй этаж. Лалует последовал за ним, за Далуетом бежали собаки. Дойдя до второго этажа, они стали подниматься на третий. И тут остановились, так как дальше пути не было. Салон великого Лустало находился под самой крышей. Он открыл дверь. Это оказалась совершенно пустая комната с голыми стенами. Из мебели там стояли лишь круглый столик на одной ножке и три плетеных стула. Лустало и Лалует вошли в салон, за ними последовали собаки. - Немного высоко, - заметил великий Лустало, - но по крайней мере посетители, а, знаете, есть среди них и такие, что очень шумят и везде держатся как у себя дома, ходят туда-сюда, так вот, я прошу их подождать здесь на чердаке, пока сам работаю у себя в подвале. Садитесь же, дорогой мсье Лалует. Я не знаю, что вас привело, но был бы весьма рад доставить вам удовольствие. Из газет мне стало известно". - Я, дорогой мэтр, никогда их не читаю, но мадам Лалует иногда читает их мне. Таким образом, я не теряю времени и в то же время пребываю в курсе всего. больше он не успел ничего сказать. Столь приятное до этого момента поведение великого Лустало вдруг стало тревожным. Его живая фигурка вдруг застыла на стуле, как восковая кукла, а бегавшие глазки внезапно уставились в одну точку, словно он вслушивался, не донесется ли какой-нибудь звук. В это же время оба пса, находившиеся по обе стороны от мсье Гаспара Лалуета, медленно разевая свои огромные пасти, начали печально завывать. Так воют собаки по покойнику. Пораженный мсье Лалует, хоть и был не робкого десятка, в испуге встал. Лустало, по-прежнему неподвижно сидевший на стуле, все прислушивался. Наконец он словно вернулся издалека и с проворностью заведенной механической игрушки бросился к собакам, принявшись молотить по ним своими маленькими кулачками, пока они не замолчали. Затем, повернувшись к Лалуету, он снова усадил его и довольно резким тоном сказал: - Давайте! Выкладывайте! У меня нет времени на вас! Говорите! История с Академией очень печальна... эти три смерти... такие странные смерти... Но я-то здесь при чем? Остается надеяться, что эта больше не повторится! А то к чему мы придем, к чему же мы придем, как выражается милейший мсье Патар! Никакой теорией вероятности не объяснить четвертую естественную смерть... Конечно, если бы Французская академия, членом которой мне выпала честь быть.., если бы она существовала уже десять тысяч лет и еще.., подобная вещь за десять тысяч лет! Нет! Кончено... Три - этого уже более чем достаточно! Можно быть уверенным, что больше ничего не случится! Но говорите же, мсье Лалует. Я вас слушаю! Итак, вы провели экспертизу той шарманки? И вы сказали я в газетах читал.., вы сказали: "Гм! Гм!" В сущности, что вы об этом думаете? - И добавил смягчившимся, почти ребяческим тоном: - Любопытная эта история о музыке-убийце. Не правда ли? - осмелился наконец вставить мсье Гаспар Лалует, который, всецело отдавшись занимавшей его теме, уже не думал больше о псах, не спускавших, однако, с него глаз. - Не правда ли? Так вот, дорогой мэтр, именно по этому поводу я и пришел к вам.., по этому поводу", и в связи с секретом Тота, раз уж вы читаете газеты. - О! Я лишь иногда просматриваю их, мсье Лалует. У меня нет мадам Лалует, которая читала бы мне газеты, и время очень ограниченно поэтому я совершенно ничего не знаю о вашем секрете Тота! - О! Это, увы, не мой секрет! Иначе я, пожалуй, был бы властелином мира... Но в чем он состоит, я могу вам рассказать в самых общих чертах. - Извините, мсье, извините, не будем отвлекаться! Есть ли какая-то связь между музыкой-убийцей и секретом Тота? - Несомненно, дорогой мэтр, иначе я бы и не заикнулся об этом... - Так что же вам в конце концов надо? С какой целью вы сюда пришли? - Чтобы спросить у вас как у величайшего из ученых, может ли один человек, знающий секрет Тота, убить другого средствами либо способами, не известными остальным людям? Я, Гаспар Лалует, хочу знать, поскольку волею обстоятельств мне пришлось в качестве эксперта высказать свое мнение по поводу всей этой мрачной истории, и, повторяю, хочу знать (и это единственное, что меня привело к вам), могло ли так случиться, что Мартен Латуш был убит? Могли ли убить Максима д'Ольнэ? Могли бы убить Жеана Мортимара? Лалует не успел еще до конца сформулировать свои три вопроса, как Аякс и Ахилл вновь раскрыли свои страшные пасти, исторгнув еще более жалобный вой. А перед ним снова сидел коротышка великий Лустало с застывшими глазами, будто ждал, не донесется ли до них какой-нибудь звук. Коротышка великий Лустало был абсолютно бледен. Однако на этот раз он не пытался заставить молчать своих псов, и вдруг Гаспару Лалуету показалось, что до них донеслось и другое завывание, еще страшнее, еще жалобнее, как будто кричал человек. Но это, по всей вероятности, ему только показалось, так как собаки наконец замолчали, а вместе с их воем прекратились и те почудившиеся ему крики. Тут Лустало, глаза которого вновь заморгали и ожили, чуть откашлявшись, сказал: - Разумеется, их никто не убивал. Это просто невозможно. - Правда? Это невозможно! - воскликнул Лалует. - И тут нет никакого секрета Тота?! Лустало почесал кончик носа. - Гм! Гм! - произнес он. У него опять появился рассеянный, отсутствующий взгляд. Мсье Лалует продолжал говорить, но было совершенно очевидно, что Лустало его больше не слушал.., даже не видел.., забыл о его присутствии;.. Лустало настолько забыл о том, что Лалует все еще находился здесь, что спокойно ушел, не сказав на прощание своему гостю ни слова. Он запер Гаспара Лалуета, оставив его в компании своих псов. Мсье Лалует двинулся было к выходу, но между ним и дверью оказались Аякс и Ахилл, бесцеремонно воспротивившиеся его уходу. Ничего не понимая, в ужасе бедняга попытался позвать на помощь хоть кого-нибудь. Но тут же осекся, так как при звуках его голоса псы продемонстрировали свои ужасные клыки. Он отступил и, подойдя к окну, открыл его, рассуждая так: "Если я увижу внизу великана, подам ему знак, ведь наверняка великий Лустало позабыл о том, что я здесь с его псами". Но он никого не увидел. Внизу расстилалась снежная пустыня, ни души не было во дворе, пустая деревня... Темнота же наступала очень быстро, как обычно зимой. Он обернулся. По нему, несмотря на холод, струился пот. Тысяча мрачных предчувствий охватила его. У него мелькнула смелая мысль подойти и приласкать собак. Но они вновь раскрыли пасти... И вдруг, до того еще как они начали выть, Гаспар Лалует услышал иной вой, человеческий. О! Конечно же, человеческий, до безумия человеческий, леденящий душу вой заполнил все вокруг. Мсье Лалует бросился к окну, глянул вниз.., и увидел простирающееся белоснежное пространство, где эхом отдавался страшный крик, к которому прибавился возобновившийся собачий вой. Гаспар Лалует в изнеможении рухнул на стул, заткнув уши руками. Он не хотел ничего слышать и вдобавок, чтобы не видеть эти разинутые пасти, закрыл глаза. Он открыл их лишь при звуках отворяемой двери. Это был мсье Лустало. Собаки смолкли... Наступила тишина. Теперь это был самый молчаливый дом в мире. Великий Лустало любезно извинился: - Прошу прощения за то, что покинул вас на минуту... Знаете, когда проводишь опыты... Но вы ведь были не одни, - добавил он, странно ухмыляясь. - Аякс и Ахилл, как вижу, составили вам компанию... О, это настоящие комнатные собачки. - Дорогой мэтр, - ответил слегка прерывающимся голосом Лалует, который при виде столь любезно, столь непринужденно державшегося Лустало, немного пришел в - себя, - дорогой мэтр.., только что я слышал ужасный крик. - Не может быть! - удивился Лустало. - Здесь? - Здесь. - Но здесь никого, кроме старины Тоби и меня, нет. А Тоби я только что видел. - Тогда это, наверное, там, в окрестностях. - Наверное... Наверное, это какой-нибудь браконьер с Марны.., какая-нибудь ссора с егерем... Но вы, кажется, очень взволнованны... Полноте, мсье Лалует, это какие-нибудь пустяки.., успокойтесь-, подождите, я сейчас закрою окно.., вот так... Мы у себя дома.., давайте поговорим как разумные люди... Ну не странно ли с вашей стороны приехать сюда, чтобы спросить именно меня, что я думаю о секрете Тота и о музыке-убийце? То, что произошло в Академии, дело необычное, но следует ли его преувеличивать всеми этими глупостями об их Элифасе, об их Тайбуре, не знаю о ком еще, как говорит милейший мсье Патар. Да, кстати, он, говорят, болен, бедняга Патар? - Мсье, это Рэймон де ля Бэйссьер посоветовал мне обратиться к вам. - Рэймон де ля Бэйссьер! Этот безумец! Друг этой Битини! Пневматик! Он вертит там столы! И его называют ученым! Он сам должен знать, что такое секрет Тота. А не посылать вас ко мне! - Вот именно! Я и отправился к нему, потому что в течение нескольких дней все только и говорят о секрете Тота, а в чем он - не знают. Надо вам сказать, что Эли-фас, над которым сначала потешались, воспринимается теперь как что-то ужасное: у него дома, в лаборатории, на улице Юшет, устроили обыск и нашли какие-то тайны, угрожающие человечеству. Там что-то говорится о физических и химических свойствах, способных на расстоянии отправить человека в иной мир. - Для этого, - ухмыльнулся великий Лустало, - имеется просто-напросто формула пороха. - Да, она-то известна. Но существует другая формула, о которой, похоже, известно далеко не всем, как раз она и представляет наибольшую опасность. Это то, что называют секретом Тота. Похоже, эта таинственная формула Тота воспроизведена на всех стенах лаборатории на улице Юшет... Под давлением общественного мнений полиция, журналисты, да и я сам - нам пришлось обратиться с вопросом к мсье Рэймону де ля Бэйссьеру, одному из наиболее, блестящих наших египтологов: что представляет собой секрет Тота? Он ответил так: "Секрет Тота заключается в следующей фразе: "Если я пожелаю, ты умрешь через нос, глаза, рот и уши, ибо я властелин воздуха, света и звука"". - Занятный тип - этот старик Тот, великолепный тип! - то ли шутя, то ли всерьез заметил великий Лустало. - Если верить мсье Рэймону де ля Бэйссьеру, - продолжал Лалует, - в Тоте надо видеть создателя магии. Он был как греческий Гермес, только намного могущественнее. Формулу впервые обнаружили в Саккаре. Она была нанесена на стены усыпальницы пирамид фараонов V и VI династий - это самые древние из известных нам текстов, - и эта великолепная формула была окружена другими, уберегающими от укусов змей, жала скорпионов и вообще от нападения всех завораживающих животных. - Дорогой Лалует, - вставил великий Лустало, - вы говорите как по писаному. Слушать вас - одно удовольствие. - Дорогой мэтр, природа наделила меня великолепной памятью, но я вовсе этим не кичусь. Я, самый невежественный из людей, приехал покорнейше просить вас сказать, что вы думаете о секрете Тота. Мсье Рэймон де ля Бэйссьер не скрывал, что текст знаменитого секрета, написанный в усыпальницах, сопровождается таинственными знаками типа алгебраических или химических формул, над которыми тщетно бились целые поколения египтян. И еще он сказал, что знаки эти, дающие могущество, о котором говорил Тот, расшифрованы Элифасом де ля Ноксом. Элифас сам неоднократно говорил об этом, и в его бумагах во время обыска на улице Юшет была обнаружена рукопись, озаглавленная "Силы прошлого - силам будущего". Эта рукопись заставляет поверить в то, что Элифас действительно проник в опасную мысль ученых того времени. Вы, конечно, знаете, дорогой мэтр, что именно жрецы древнего Египта впервые открыли электричество? - Отлично, Лалует, - ухмыльнулся Лустало, скрючившись наподобие обезьяны и обхватив своими ручками ступни ног. Ну продолжай же... Это забавно. Ты меня веселишь. У мсье Гаспара Лалуета от такой вульгарной фамильярности перехватило дыхание, но, подумав, он решил, что гении не умеют действовать в рамках приличий, рассчитанных на обычных людей, и продолжил, как бы ничего не заметив: - Этот мсье Рэймон де ля Бэйссьер весьма категоричен в своих суждениях. Он даже добавил: "Они вполне могли знать и о неизмеримых силах, способных дематериализовать материю, которые мы только открываем для себя, и, может быть, они даже измерили эти силы, что позволило им делать много вещей". Великий Лустало опустил свои ножки, распрямился, как струна, почесал кончик носа и произнес пророческим тоном странные слова: - Тоже мне шут гороховый! Не моргнув глазом мсье Лалует поинтересовался: - Все это кажется вам достаточно смешным, дорогой мэтр? - Да, конечно, дурак! - Я вовсе не сержусь на вас, - сказал мсье Лалует, любезно улыбнувшись дорогому мэтру, - за то, что вы говорите в таком тоне. Представьте себе, что и я, подобно другим, позволил увлечь себя. Поскольку вы ведь знаете, что произошло. Как только стал известен текст секрета Тота: "Если я пожелаю, ты умрешь через нос, глаза, рот и уши, ибо я властелин воздуха, света и звука", тут же объявились люди, готовые все объяснить. - Да?! - Исходя из того что благодаря секрету Тота Элифас стал властелином звука, они тут же вспомнили слова Бабетты о мелодии-убийце. Они стали утверждать, что Элифас (или шарманщик вставил в механизм шарманки что-то такое, что убивает при звуках песни и что, возможно, было запрятано в какую-нибудь коробочку, которую потом из шарманки вытащили. Вот поэтому я и попросил разрешения осмотреть шарманку. - Значит, эта история вас здорово заинтересовала, мсье Лалует? - спросил ученый таким свирепым тоном, что бедняга Лалует, хоть и был не из пугливых, пришел в смущение. - Она заинтересовала меня не более других, - ответил он в замешательстве, - просто, знаете, я тоже когда-то продавал шарманки.., старые шарманки.., и захотелось посмотреть... - И что же вы увидели? - Послушайте, мэтр.., я ничего не нашел внутри шарманки, но обнаружил сбоку на ней какую-то штуку... Вот она... Мсье Лалует вытащил из кармана своего жилета длинную трубку с конусом на конце, немного напоминавшую мундштук духового инструмента. Великий Лустало взял трубку, осмотрел ее и вернул мсье Лалуету. - Это мундштук от какой-нибудь трубы... - Я тоже так думаю. Однако представьте себе, дорогой мэтр, что этот мундштук входит в отверстие, которое я обнаружил в шарманке, но я никогда не видел подобных мундштуков в шарманках." Извините, но, преследуемый всякими глупостями, которые отовсюду слышал, я сказал себе: "Может быть, это тот самый мундштук, который должен был направлять в нужном направлении убивающий звук". - Да! Так вот, дорогой антиквар Лалует, с меня хватит! Вы так же глупы, как и остальные! И что же вы собираетесь делать с этим мундштуком? - Дорогой мэтр, - пролепетал Лалует, утирая пот с лица, - я ничего больше не стану делать и не буду больше заниматься этой шарманкой, если такой человек, как вы, скажет мне, что секрет Тота... - .. Это секрет дураков! Прощайте, мсье Лалует, прощайте! Аякс! Ахилл! Дайте пройти мсье. Однако Лалует, получивший наконец свободу и возможность выйти, не воспользовался этим. - Еще одно слово, дорогой мэтр, и вы даже не подозреваете, как облегчите мою душу, но я позволю себе сказать вам об этом позже. - Что? - встрепенулся Лустало, остановившись на лестнице. - Дело вот в чем. Те, кто говорит, что Элифас смог убить Мартена Латуша своей мелодией-убийцей, утверждают также, ссылаясь все на тот же секрет Тота, по которому существует смертоносная сила света, что Максим д'Ольнэ был убит лучами. - Лучами? Нет, вас решительно надо запереть от людей. Почему лучами? - Говорят, ему как будто бы направили в глаза с помощью специального приспособления предварительно отравленные лучи и он будто бы от них умер. Утверждают также, что какой-то луч поразил Максима д'Ольнэ в тот момент, когда он читал свою речь, и что мсье д'Ольнэ перед тем, как рухнуть наземь, сделал рукой движение, как бы отгоняя от лица муху или пытаясь защитить глаза от какой-то неожиданно ослепившей его вспышки. - Ах! Это.., это направили!.. Оп! Прямо в глаз! - И наконец, секрет Тота позволяет убить через рот или через нос. Эти безумцы, так как трудно подобрать им другое имя, так вот, эти безумцы, дорогой мэтр, избрали для Жеана Мортимара смерть через нос! - Они не могли сделать лучше, мсье, - заявил великий Лустало, - для поэта трагических ароматов. - Да, "иногда ароматы бывают более трагическими, чем это кажется". - Гортензия! - Смейтесь, смейтесь, дорогой мэтр. Но я хочу, чтобы вы посмеялись до конца. Эти господа утверждают, что то первое письмо, принесенное Жеану Мортимару, с жуткой строкой насчет ароматов, было написано рукой самого Элифаса, в то время как второе - это всего лишь злая шутка какого-то весельчака. В своем письме Элифас спрятал некий сильный яд, что-то вроде яда Борджиа, о котором вы наверняка слышали. - Как же, как же! Можно было предположить, что столь пренебрежительная форма, в которой великий Лустало считал нужным отвечать на столь серьезные вопросы мсье Гаспара Лалуета, приведет к тому, что у эксперта-антиквара и торговца картинами лопнет терпение и иссякнет вежливость. Однако, наоборот, получилось так, что, не сдерживая себя больше от радости, мсье Лалует кинулся обнимать великого Лустало. Он осыпал его поцелуями, в то время как великий человечек, пытаясь освободиться, в бешенстве сучил своими маленькими ножками. - Отпустите меня! - кричал он. - Отпустите меня, или я прикажу собакам разорвать вас. Но, по счастливой случайности, собак здесь больше не было, и мсье Лалует, похоже, пребывал на вершине блаженства. - Ах! Какое облегчение! - воскликнул он. - Как хорошо! Как вы добры! Какой вы великий! Какой гений! - Вы сумасшедший! - сказал, высвобождаясь наконец, разгневанный Лустало, не понимая, что с ним происходит. - Нет! Это они сумасшедшие! Повторите мне это, дорогой мэтр, и я уйду. - Конечно! Они все сумасшедшие! - Я запомню это: все сумасшедшие. Все сумасшедшие! И оба принялись повторять: "Все сумасшедшие! Все сумасшедшие!" Теперь они смеялись как лучшие друзья. Наконец мсье Лалует откланялся. Лустало любезно проводил его вплоть до решетки входной двери и там, заметив, что на улице совсем темно, сказал: - Подождите! Я немного провожу вас с фонарем до дороги, а то еще свалитесь в Марну. Он ушел, но тут же вернулся с фонариком, болтавшимся где-то на уровне его коленей. - Идемте! - позвал он. И сам открыл, а потом тщательно закрыл решетку. Великана Тоби не было видно. Мсье Лалует подумал: "И что это мне рассказывали, будто он очень рассеянный человек. Напротив, он все предусмотрел". Так они шли около десяти минут и наконец добрались до Марны, где мсье Лалует отыскал нужную тропинку. Здесь мсье Лалует, которому не была чужда некоторая напыщенность в разговоре, расставаясь с великим Лустало и еще раз извинившись за беспокойство, причиненное ему, счел нужным сказать: - Решительно, дорогой мэтр, наш великий Париж пал очень низко. Вот случились три смерти, самые естественные из всех смертей. Вместо того чтобы объяснить их, как это сделали мы с вами, только с помощью просвещенного разума, Париж предпочитает верить шарлатанам, которые приписывают себе могущество столь бессовестно, что заставляют краснеть богов. - Как же! Как же! - заключил великий Лустало и тут же зашагал назад, оставив в полной растерянности мсье Лалуета на берегу реки, в кромешной темноте. Вдалеке плясал огонек фонаря, затем исчез и он. И вдруг откуда-то издалека раздался дикий вопль, смертельный крик, человеческий вой, к которому тут же присоединился отчаянный, протяжный вой псов. Мсье Лалуету, который вначале задыхался от страха, при звуках этого страшного крика остановился, рычание собак послышалось где-то совсем рядом, и он в ужасе побежал дальше. Глава 8. Во Франции число Бессмертных сокращается Тридцать девять! Жребий брошен. Теперь все говорили: "Тридцать девять". Осталось только тридцать девять академиков! Никто не выставлял своей кандидатуры на сороковое место. После недавних событий прошло уже несколько месяцев, однако ни один претендент на роковое кресло не появился. Академия была опозорена. Когда порой знаменитой Академии случалось выделять нескольких своих коллег, которые своим присутствием в традиционном облачении должны были придавать блеск какой-нибудь, как правило траурной, публичной церемонии, получалась настоящая трагедия. Академики придумывали себе какую-нибудь болезнь, то вдруг в глуши дальней провинции обнаруживался родственник при смерти - словом, делали все, только чтобы не представать на людях в одежде с дубовыми листьями и не вешать на пояс шпагу с перламутровой рукоятью. Да, это были печальные времена! Академия перебаливала. О ней говорили теперь лишь с улыбкой на устах. Потому что во Франции все так кончается, с улыбкой, даже когда речь идет о мелодии-убийце. Расследование было быстро закрыто, и дело сдано. Казалось, что от этого ужасного приключения, в котором обезумевшее общественное мнение видело лишь преступления, осталось только воспоминание о кресле, приносящем несчастье. И даже весьма храбрый человек теперь не решался усесться в это кресло. Что было на самом деле смехотворно. Итак, весь ужас этой тройной и необъяснимой трагедии бледнел перед иронической улыбкой: "Тридцать девять!" Бессмертных стало на одного меньше. Этого было достаточно, чтобы навсегда превратить Академию в посмешище. В такое посмешище, что некогда страстное желание стать частью Академии, которое объединяло, бесспорно, наиболее достойные умы эпохи, сегодня заметно поубавилось. Да-да. Даже когда речь шла о других креслах, а к этому времени появились еще два-три вакантных места, претенденты заставляли себя упрашивать. Еще бы! Ведь публика не отказывала себе в удовольствии подтрунивать над ними по поводу того, что они претендуют на другие кресла, а не на кресло магистра д'Аббвиля. Претенденты стыдливо наносили прочим академикам свои визиты. О том, что они выдвигают свои кандидатуры, становилось известно в последнюю минуту, и было чрезвычайно тягостно слушать их прославляющие выступления в адрес кого-то иного, в то время как прославление магистра д'Аббвиля, Жеана Мортимара, Максима д'Ольнэ и Мартена Латуша все еще ожидало своего часа. Претендентов считали трусами. Ни больше ни меньше. Академикам уже виделось время, когда новый набор в число Бессмертных будет почти невозможным. А пока их было лишь тридцать девять! Тридцать девять! Если бы у Бессмертных были волосы (но они в основном все лысы), они бы вырывали их клочьями... У мсье Ипполита Патара еще оставалась то тут, то там прядь волос, но это была такая жалкая прядь, что даже отчаяние пожалело бы ее. Это была прямо-таки плачущая прядь, можно сказать, спадающая на лоб волосяная слеза. Мсье Ипполит Патар сильно изменился. До этого у него было только два цвета: розовый и лимонный. В последнее время он приобрел еще и третий, определить который не представлялось возможным, поскольку он и цветом-то вовсе не являлся. Некий отрицательный цвет, который в древности накладывали на щеки мертвенно-бледным паркам, богиням ада. Да и сам мсье постоянный секретарь, казалось, поднялся из ада, куда, по его убеждению, ему предстояло попасть. Жестокие угрызения совести после смерти Мартена Латуша приковали его к постели, и можно было слышать, как он в беспамятстве обвинял себя в трагической смерти несчастного меломана. Он то и дело просил прощения у Бабетты. Но как только узнал от навещавших его коллег о прекращении следствия и о заключении врача, к нему вновь вернулся разум. Обретя все свое былое благоразумие, он понял, что Академия никогда еще так не нуждалась в его услугах, как сейчас. Мсье Патар встал с постели и вновь героически приступил к своим обязанностям. Однако вскоре он заметил, что Академия перестала быть для него единственным смыслом жизни. Отправляясь в Институт, он вынужден был идти окольными путями, чтобы только не быть узнанным и не стать объектом насмешек. Заседания в зале Словаря проходили под аккомпанемент пустых жалоб, вздохов, бесполезных стенаний. Но вдруг в один прекрасный день, когда несколько членов этой компании сидели молча развалившись в своих креслах в зале Словаря, в соседней комнате раздались громкий шум открываемых и закрываемых дверей, торопливые шаги, за которыми последовало стремительное вторжение мсье Ипполита Патара, полностью восстановившего свой розовый цвет. Все, зашумев, повскакали с мест. Что случилось? Мсье постоянный секретарь был так взволнован, что даже не мог говорить. Он размахивал какой-то бумажкой, но ни один звук не выходил из задыхающегося горла. Наверняка гонец из Марафона, принесший в Афины весть о новом поражении персов и о спасении города, не был так изможден, как мсье Ипполит Патар. И если гонец и умер тут же, то лишь потому, что не был, подобно Ипполиту Патару, Бессмертным. Мсье Ипполита Патара усадили, вырвали из его рук листок и прочитали: "Имею честь предложить свою кандидатуру на кресло, остающееся свободным после смерти магистра д'Аббвиля, Жеана Мортимара, Максима д'Ольнэ и Мартена Латуша". И подпись: "Жюль Луи Гаспар Лалует, писатель, лауреат Академии, проживающий по адресу: Париж, улица Лаффит, дом 32-бис". Глава 9. Во Франции всегда найдется смелый и благоразумный гражданин, способный своим Примером устыдить глупую толпу Все бросились обниматься. Память об этом счастливом моменте сохранилась в анналах Академии под названием "поцелуй Лалуета". Те, кто в этот момент оказался в зале, высказали сожаление о своей малочисленности, а то радость была бы полнее. Они смеялись. Все семеро смеялись и обнимались. Их ведь было только семеро. Теперь академики приходили на заседания как можно реже, слишком уж невесело было на них. Но это-то заседание стало по-настоящему памятным. Все семеро тут же решили нанести визит этому мсье Жюлю Луи Гаспару Лалуету. Они хотели побыстрее познакомиться с ним и, отказавшись от всех традиций,, окончательно связать его с академической судьбой. Они хотели его "зачислить". Подождав, пока мсье Ипполит Патар немного оправится от волнения, все спустились к консьержу и послали его за двумя экипажами. Они даже подумали отправиться на улицу Лаффит пешком - это было бы полезно, они бы подышали свежим воздухом, ведь уже столько времени им не дышалось так легко. Но тут было высказано опасение, как бы мсье директор и мсье хранитель печати (это уже были не те, с кем мы познакомились в начале истории, потому что президиум обновляется каждые три месяца), а также мсье постоянный секретарь не были узнаны людьми на улице и как бы не произошло что-нибудь такое, что затронуло бы честь Академии. Да и потом, откровенно говоря, они спешили познакомиться со своим новым коллегой. Вы, конечно, понимаете, что в обоих экипажах речь шла только о нем. В первом вопрошали: "Кто же это? Лалует, писатель? Это имя нам незнакомо. Кажется, он что-то недавно опубликовал. Его фамилия мелькала в газетах". Во втором говорили: "Вы обратили внимание, что он сопроводил свою подпись любопытной формулировкой - "лауреат Академии"? Неглупый человек; сразу дал нам понять, что является одним из наших". Так по пути каждый что-то говорил, как это бывает, когда жизнь кажется прекрасной. И только один мсье Ипполит Патар молчал. Его радость была настолько велика, что побоялся растратить ее в пустой болтовне. Он вовсе не задавался вопросами: "Кто такой этот мсье Лалует? Что он опубликовал?" Все это ему было безразлично. Мсье Лалует был мсье Лалуетом, то есть сороковым. И постоянный секретарь без всяких обсуждений признавал его гениальность. Итак, все прибыли на улицу Лаффит. Экипажи отъехали. Мсье Ипполит Патар отметил про себя, что они находились прямо перед домом 32-бис, и, сопровождаемый коллегами, решительно вошел под арку. Они оказались во вполне приличном доме. Консьержка, вышедшая из своей комнатки, спросила их, куда они идут. Мсье постоянный секретарь ответил вопросом: - Как пройти к мсье Лалуету? - Он, должно быть, у себя в лавке, мсье. Все семеро Бессмертных переглянулись: "У себя в лавке? Мсье Лалует, писатель, в лавке?" Милая дама, видимо, ошиблась. Мсье постоянный секретарь уточнил: - Мы хотели бы видеть мсье Лалуета, лауреата Академии. - Правильно, мсье, я и говорю, что он у себя в лавке. Вход с улицы. Все семеро, весьма удивленные и глубоко разочарованные, откланялись. Они вновь вышли на улицу и стали рассматривать антикварную лавку, над дверью которой стояло имя: "Гаспар Лалует". - Это здесь, - сказал мсье Патар. Они взглянули на витрины, заваленные всяким хламом, и на картины, на которых уже невозможно было различить цвета. - Здесь торгуют Бог знает чем, - поджав губы, заметил директор. А хранитель печати добавил: - Но это невозможно! Этот мсье написал на своей карточке: "писатель". На что мсье постоянный секретарь сердито сказал: - Прошу вас, господа, не привередничайте. С этими словами он мужественно открыл дверь лавки. Остальные сконфуженно, не осмеливаясь более на какие-либо замечания, последовали за ним. Мсье постоянный секретарь бросал на них красноречивые взгляды. Из полумрака лавки появилась дама с красивой толстой золотой цепочкой на шее. Дама была уже в возрасте и, видимо, когда-то слыла красавицей. Чудесные белые волосы придавали ей величественный вид. Дама спросила у вошедших, чего они желают. Мсье Патар, низко поклонившись, ответил, что они хотели бы видеть мсье Лалуета, писателя, лауреата Академии и, тут же тоном капрала на учениях приказал: - Сообщите: мы из Академии! Он посмотрел на своих спутников с явным намерением отправить их всех в полицейский участок, если они сделают какое-либо неосторожное движение. Дама слегка вскрикнула, поднесла руку к своей пышной груди, как бы раздумывая, стоит ли падать обморок, и затем исчезла в полумраке лавки. - Это, несомненно, мадам Лалует, - сказал мсье Патар. - Очень симпатичная женщина. Вернулась дама почти тотчас же в сопровождении приятного пузатенького мсье, на округлом брюшке которого висела красивая толстая золотая цепь. Лицо мсье покрывала мраморная бледность. Он вышел навстречу посетителям не в силах произнести ни слова. Мсье Ипполит Патар наблюдал за ним, и он тут же поспешил на помощь: - Скажите, мсье, вы и есть тот самый Гаспар Лалует, лауреат Академии, писатель, который выдвинул свою кандидатуру на кресло магистра д'Аббвиля? Если это так (Гаспар Лалует, не преодолев волнения, кивнул головой), если это так, мсье, позвольте мсье директору Академии, мсье хранителю печати, моим коллегам и мне лично от всей души поздравить вас. Благодаря вам все запомнят теперь раз и навсегда, что во Франции всегда найдется смелый и благоразумный гражданин, способный своим примером устыдить глупую толпу. С этими словами постоянный секретарь торжественно и крепко пожал руку Гаспару Лалуету. - Ну, отвечай, Гаспар! - произнесла седовласая дама. Мсье Лалует посмотрел на жену, потом на пришедших, затем снова на жену, перевел взгляд на мсье Ипполита Патара и прочел на его добром и открытом лице такую поддержку, что тут же приободрился. - Мсье! - воскликнул он. - Это для меня слишком большая честь! Позвольте представить вам мою супругу. При словах "моя супруга" директор и хранитель печати начали было улыбаться, но пронзительный взгляд мсье Патара тут же призвал их к порядку, и оба снова осознали всю важность момента. Мадам Лалует поклонилась. - Мсье, несомненно, хотят поговорить, - сказала она. - Там, в задней комнате, вам будет удобнее. - И она провела их в дальнее помещение. Выражение "задняя комната" покоробило Ипполита Патара, но когда академики наконец в ней оказались, они были рады увидеть, что попали в настоящий музей, обставленный с великолепным вкусом. Здесь можно было полюбоваться прелестными вещами, расставленными вдоль стен и в специальных столах-витринах: картинами, статуэтками, украшениями, кружевами, вышивками самого высокого качества. - О мадам! И это "задняя комната"! - воскликнул мсье Ипполит Патар. - Какая скромность! Такие высокохудожественные и ценные вещи не встретишь ни в одном художественном салоне Парижа. - Можно подумать, что мы попали в Лувр! - заявил мсье директор. - О! Вы нам льстите, - смутившись, ответила мадам Лалует. Все академики начали наперебой восхищаться великолепием "задней комнаты". - Жаль, наверное, продавать такие прекрасные вещи, - сказал мсье хранитель печати. " - Надо же на что-то жить, - нарочито униженно ответил мсье Гаспар Лалует. - Конечно! - сразу же согласился мсье постоянный секретарь. - Я не знаю более благородной профессии, чем та, которая состоит в распространении прекрасного - Верно! Верно! - подтвердила компания. - Когда я говорил о профессии, - продолжал мсье Патар, - я неудачно выразил свою мысль. Даже благородные принцы распродают свои коллекции. Но это не значит, что они являются торговцами. Вы просто продаете свои коллекции, дорогой мсье Лалует, и это ваше право. - Именно это я все время говорю моему мужу, мсье, - вступила в разговор мадам Лалует, - мы всегда спорили на эту тему. Наконец он все-таки понял меня, и в Боттэне <Справочник телефонов и адресов.> будущего года вы уже прочтете не "М. Гаспар Лалует, торговец картинами, эксперт-антиквар", а "М.Гаспар Лалует, коллекционер". - Мадам! - воскликнул восхищенный мсье Ипполит Патар. - Мадам, вы превосходная жена! Это надо также написать во "Всем Париже"! И он поцеловал ей руку. - О, несомненно, - ответила она, - мы так и сделаем, когда он станет академиком. Наступило короткое неловкое молчание, сопровождаемое легким покашливанием. Мсье Ипполит Патар строго посмотрел на всех и, не спрашивая разрешения, взял стул. - Прошу садиться, - приказал он. - Поговорим серьезно. Они расселись. Мадам Лалует теребила пальцами свою толстую золотую цепочку. Рядом с ней мсье Гаспар Лалует следил за мсье постоянным секретарем взглядом, таящим страх, который можно увидеть в глазах нерадивых учеников в день выпускных экзаменов. - Мсье Лалует, - начал мсье Патар, - вы писатель. Означает ли это, что вы любите писать вообще или вы уже что-то опубликовали? Было очевидно, что мсье постоянный секретарь уже принимал меры предосторожности на случай, если мсье Лалует вовсе ничего не опубликовал. - Я, мсье постоянный секретарь, - уверенно ответил торговец картинами, - опубликовал уже две работы, которые, осмелюсь утверждать, были высоко оценены знатоками. - Это прекрасно! Скажите, пожалуйста, о чем они? - Об искусстве обрамления. - Превосходно! - И еще о подлинности подписей знаменитых художников. - Браво! - Конечно, мои работы неизвестны широкой публике, но все, кто посещает Зал аукционов, с ними знакомы. - Мсье Лалует слишком скромен, - сказала мадам Лалует, позвякивая своей золотой цепочкой. - У нас здесь есть письмо с похвалами одного лица, которое сумело оценить способности моего мужа по достоинству. Я говорю о его высочестве принце де Конде. - Его высочество принц де Конде! - разом воскликнули все семь академиков, повскакав с мест. - Вот это письмо. Мадам Лалует действительно вытянула из своего пышного корсажа конверт. - Оно всегда со мной, - сказала она. - После мсье Лалуета это самое дорогое, что у меня есть в жизни. Все академики бросились читать письмо. Оно на самом деле было от принца и к тому же содержало множество похвал. Радость была всеобщей. Мсье Ипполит Патар повернулся к мсье Лалуету и так расчувствовался, что до боли сжал ему руку. - Дорогой коллега! - сказал он. - Вы достойный человек! Мсье Лалует зарделся. Приободрился. Теперь он был на коне. Жена смотрела на него с нескрываемой гордостью. Все вокруг повторяли: - Да-да, вы достойный человек! Мсье Патар продолжал: - Академия будет гордиться таким достойным членом. - Я не знаю, господа, - ответил мсье Лалует с наигранной смиренностью, так как теперь понимал, что дело, что называется, уже в шляпе, - не слишком ли много наглости для такого писаки, как я, просить о подобной чести? - Что вы?! - воскликнул директор, глядевший с любовью на мсье Лалуета с того момента, как узнал о письме принца де Конде. - Теперь этим глупцам придется задуматься всерьез! Мсье Лалует вначале не понял, как ему надо реагировать на это замечание, но лицо директора было таким радостным, что он подумал: мсье директор сказал это не со зла (это, впрочем, было правдой). - Действительно, глупцов в этой истории много, - согласился он. Все насторожились. Им очень хотелось узнать, как мсье Лалует воспринимает беды Академии. Теперь они опасались только одного: как бы он не передумал. Но мсье Лалует сказал: - О! Для меня все очень просто! Мне жаль тех бедняг, которые ничуть не удивляются, когда двадцать один раз выпадает черное, но в то же время не допускают возможности трех естественных смертей академиков подряд. Ему зааплодировали, однако мсье директор, не знакомый с правилами игры в рулетку, попросил разъяснений. Мсье Лалуету дали возможность объяснить. Они изучали его. Им и так были довольны, но подлинное восхищение вызвал чисто литературный спор между мсье хранителем печати и мсье постоянным секретарем, в котором мсье Лалует весьма авторитетно высказал свое мнение. Вот как это произошло. - Наконец-то я обрету снова вкус к жизни благодаря этому благородному человеку! - воскликнул с жаром мсье Патар. - Честное слово, я уже превратился в собственную тень. У меня даже появились настоящие подщечки! - О, мсье постоянный секретарь! - возразил мсье хранитель печати. - Надо говорить "настоящие щечки"! "Подщечки" - это не по-французски. Тут-то мсье Лалует, не дав ничего сказать мсье Патару, вмешался и почти на одном дыхании, не прерываясь, выпалил следующее: - "Подщечка" - искажение слова "щечка", существительное женского рода. Карманы, которые у некоторых рукокрылых обезьян и грызунов формируются внутри щек, по обе стороны рта. Подщечки - это хранилища для продуктов, которые не поедаются сразу. Некоторым видам летучих мышей они облегчают полет, позволяя воздуху проникать в подкожные ткани. Боковая часть рыла свиньи и головы теленка! Что можно было ответить! Все присутствующие академики застыли раскрыв рты. Однако всеобщее восхищение перешло в унижение, а унижение - в подавленность, когда, проходя мимо столика, разделенного на некоторое количество параллельных бороздок, по которым скользили подвижные пуговки, мсье директор спросил, что это такое, и от мсье Лалуета получил ответ - "абака". Тогда мсье директору пришлось попросить объяснить, что такое "абака". Казалось, мсье Лалует стал выше ростом. Он бросил торжествующий взгляд на мадам Лалует и заговорил: - Мсье директор, слово "абака" - существительное мужского рода, происходит от греческого "авах", обозначающего стойку, буфет, шахматный столик. У греков - стол, помещенный в алтарь для пожертвований. У римлян - шкаф, в котором выставлялись победные кубки. В математике - счетная машина греческого происхождения, используемая римлянами в арифметических операциях. Ею пользовались китайцы, татары и монголы. В России она также была известна. В архитектуре - плита, укладываемая между капителью колонны и архитравом. Витрувий <Витрувий - римский архитектор и инженер второй половины I века до н.э.>, мсье директор, Витрувий пользуется для обозначения абаки словом "плинтус". Услышав, как торговец картинами рассуждает о Витрувий, все, за исключением мсье Патара, глаза которого сияли, опустили головы. Этот Витрувий вконец покорил постоянного секретаря. - Кресло магистра д'Аббвиля займет достойный приемник, - сказал он. После этого с мсье Лалуетом начали разговаривать очень уважительно. Наконец визитеры, несколько смущенные, опасаясь сделать еще какие-нибудь ошибки во французском, откланялись. Они рассыпались в похвалах мсье Лалуету и по очереди целовали ручку его супруге, которая показалась им весьма импозантной. Однако мсье Патар задержался, так как мсье Гаспар Лалует намекнул, что хотел бы с ним побеседовать. Мсье Лалует отослал и супругу, когда они остались втроем. - Иди, иди, девочка, - приказал он. Мадам Лалует, вздохнув и умоляюще посмотрев на мсье Патара, удалилась. - Чем могу быть вам полезен, дорогой коллега? - спросил немного встревоженный мсье Патар. - Я должен сделать вам одно признание, мсье постоянный секретарь, это останется между нами, но я подумал, что лучше от вас ничего не скрывать... Вдвоем мы сможем, конечно, избежать некоторых трудностей.. Так как речь, - Что такое? При чем тут речь? Объяснитесь, дорогой мсье Лалует, я не понимаю вас... Вы не можете составить речь? - О! Меня смущает не это! - А что тогда? - Так ведь., это.., ее же надо будет читать... - Естественно, она слишком длинна для того, чтобы выучить ее наизусть. - Вот как раз это меня и беспокоит, мсье постоянный секретарь... Я ведь не умею читать. Глава 10. Голгофа При этих словах мсье постоянный секретарь подскочил, словно его огрели кнутом. - Это невозможно! - воскликнул он. E посмотрел на Гаспара Лалуета, проверяя, не потешается ли тот над ним. Но мсье Лалует стоял молча, опустив глаза, с печальной миной на лице. - А! Вы хотите посмеяться? - допытывался мсье Патар, теребя мсье Лалуета за рукав. - Нет, нет, - наконец ответил тот, тряся головой, как нашкодивший ребенок, - я не смеюсь! Однако мсье постоянный секретарь, словно в бреду, все повторял: - Что это еще за новости! Что такое! Отвечайте! Посмотрите мне в глаза! Мсье Лалует взглянул на мсье Патара униженно, с болью в глазах. Такой взгляд не мог лгать. На этот раз мсье постоянный секретарь почувствовал, как по всему его телу, с головы до ног, пробежала дрожь. Кандидат в Академию не умел читать! Мсье Патар испустил возглас, который многое говорил о состоянии его души, затем с тяжелым вздохом опустился на стул. - Досадно! - сказал он. Наступила печальная тишина. Первым решился заговорить мсье Гаспар Лалует: - Я бы, конечно, скрыл это от вас, как и от других, но вы, мсье постоянный секретарь, вы будете получать мою корреспонденцию, и не раз у вас будет случай представить мне свои записки (мсье Ипполит Патар поднял к небу глаза), вот я и подумал, что вы сразу заметите, и решил, что лучше самому договориться с вами, чтобы другие никогда ни о чем не узнали... Никогда! Вы не отвечаете? Вас беспокоит, что будет с речью? Так вот не делайте ее слишком длинной и дайте мне ее выучить наизусть! Я сделаю все, что вы захотите... Ну скажите же что-нибудь! Мсье Ипполит Патар никак не мог опомниться. Он сидел словно оглушенный. За последние месяцы постоянный секретарь многое видел, но это потрясение оказалось сильнее всего. Кандидат в Академию не умел читать! Наконец он решился проявить охватившие его противоречивые чувства. - Господи, до чего же досадно! До чего досадно! Вот наконец появился кандидат, так на тебе - не умеет читать! А вообще подходит, по всем статьям подходит, но не умеет читать!.. Господи, до чего же досадно, досадно, досадно! Разгневанный, он направился к мсье Лалуету. - Как могло получиться, что вы не умеете читать? Это даже вообразить невозможно! Мсье Гаспар Лалует серьезно ответил: - Дело в том, что я никогда не ходил в школу.., отец заставлял меня работать как батрака в своем магазине с шести лет. Он считал бесполезным обучать меня науке, которой сам не знал и которая была ему совершенно не нужна для успешного ведения дел. Он ограничился тем, что обучил меня своему ремеслу, ведь он был, как и я, антикваром. Так что я совсем не знал, что такое буквы, но уже в десять лет безошибочно определял подписи художников, а в семь лет мог отличить кисть Клюни от кисти Алансона. И все так же, не умея читать, надиктовал труды, которыми восхищался его высочество принц де Конде! Последнюю фразу он вставил очень кстати, и она весьма впечатлила мсье постоянного секретаря. Он встал с места, забегал взад и вперед... Мсье Лалует, следивший за ним краешком глаза, услышал или, скорее, догадался, что он продолжает бормотать: - Не умеет читать! Не умеет читать! Он не умеет читать! Наконец в гневе он подошел к мсье Гаспару Лалуету. - Почему вы мне это сказали? Не надо было говорить! - Я считал, так будет честнее и лучше... - Та-та-та! Я бы и сам заметил, но только потом, когда это уже не имело бы такого значения! Послушайте! Представьте, что вы ничего мне не говорили, хорошо? А я ни о чем не знаю! Туговат на ухо, вот ничего и не слышал! - Как вы хотите! Я вам ничего не говорил, мсье постоянный секретарь, а вы ничего не слышали. Мсье Патар вздохнул. - Невероятно! - сказал он. - Никогда бы не подумал.., глядя на вас.., слушая вас... Мсье постоянный секретарь снова вздохнул. - И что уж вовсе удивительно, вы ведь говорили как настоящий ученый! Теперь-то я могу вам сказать, мсье Лалует... Нам было немного не по себе, когда мы вошли в эту лавку, но вы нас покорили, буквально покорили своей эрудицией! И вот оказывается, вы не умеете читать! - Я полагал, мсье постоянный секретарь, что вы об этом ничего не знаете! - Ах да, извините! Но я просто не в силах.., теперь я всю жизнь буду думать только об этом... Академик, который не умеет читать! - Ну вот опять, - улыбнулся мсье Лалует. И мсье Патар тоже улыбнулся, но улыбка у него вышла весьма жалкая. - Все же это поразительно... - сказал он вполголоса. Мсье Лалует робко заметил, что в жизни следует привыкать ко всему, и добавил: - А все-таки, если для того, чтобы стать академиком, надо быть ученым, я доказал некоторым из этих господ, что знаю гораздо больше их. - Ну да! Вы нам говорили о греках, римлянах, подщечках, абаке и даже о Витрувии. Где же вы узнали все, о чем нам рассказали? - В толковом словаре "Лярус", мсье постоянный секретарь. - В иллюстрированном? - воскликнул бедный мсье Патар, удивление которого перешло в крайнее изумление. - Потому что в нем есть картинки. Они мне очень помогают, так как из-за своего невежества я не разбираюсь в этих странных маленьких закорючках, называемых буквами. - А кто же помогает вам учить наизусть словарь "Лярус"? - Сама мадам Лалует. Такое решение мы приняли вместе в тот день, когда я надумал выставить свою кандидатуру в Академию, - Но тогда, мсье Лалует, вы поступили бы лучше, выучив наизусть весь академический словарь. - Я думал об этом, - усмехнулся мсье Лалует, - но вы бы сразу узнали текст. - Да-да, верно, - согласился мсье Ипполит Патар. На мгновение он задумался. Столько ума, прозорливости и смелости действительно заставляли задуматься. Постоянный секретарь знал людей из Академии, которые умели читать, однако они и в подметки не годились мсье Гаспару Лалуету. Мсье Гаспар прервал его размышления. - Я пока еще сижу на букве "А", - сказал он, - но скоро с ней покончу. - Ах так? Вы еще на букве "А"! - Ведь это же к букве "А" относятся слова "абажу" ("подщечка") и "абака", мсье постоянный секретарь... Благодаря им я имел честь покорить вас. - Да! Да! Да! Да! Мсье Ипполит Патар встал и открыл дверь на улицу. Грудь его вздымалась, будто он пытался вобрать в себя сразу весь воздух столицы. Он посмотрел на улицу, на прохожих, на дома, на небо, на церковь Сакре-Кер, воздавшую к небу крест, и по вполне понятной ассоциации подумал обо всех тех, кто тайно нес свой крест здесь, на земле. Ситуация никогда еще не была столь ужасной для мсье постоянного секретаря. - До скорого, дорогой коллега, - сказал он. И ступил на тротуар, открывая свой зонтик, хотя дождя не было и в помине. Сделав над собой героическое усилие, он принял решение и обернулся к человеку, не умевшему читать. Мсье Патар был уже не в состоянии о чем-либо думать. Не решаясь идти открыто, он прятался как мог, Глава 11. Жуткое явление Не успела за мсье постоянным секретарем закрыться дверь, как мадам Лалует бросилась к мужу. - Ну что, Гаспар? - буквально простонала она. - Все в порядке. Он сказал: "До скорого, дорогой коллега". - Значит, он все знает? - Теперь он все знает. - Тем лучше! Тогда, если вдруг однажды что-то и станет известно.., он не удивится... Ты свой долг выполнил, так что теперь дело за ним. Они расцеловались. Они были счастливы. - Добрый день, мсье академик! - сказала мадам Лалует. - Все это ради тебя, - ответил мсье Лалует. В самом деле, ведь это ради нее решился он на этот шаг. Мадам Лалует вышла замуж за мсье Лалуета только потому, что он написал книги, и она так ему и не простила, что он скрыл от нее свое неумение читать. Когда же наконец он в этом признался, в семье начались душераздирающие ссоры. Затем мадам Лалует попыталась научить мужа читать. Это оказалось пустой затеей. Он был словно заколдован. С алфавитом дело еще как-то шло (буквы были большими), но мсье Лалует совершенно не мог одолеть слоги: б-а - ба, б-и - би, б-о - бо, б-ю - бю Слишком поздно, видно, он взялся за дело, и слоги совсем не оставались в его голове. А жаль, потому что в душе мсье Лалует был художником и любил все прекрасное. От огорчения мадам Лалует даже заболела и согласилась выздороветь лишь в тот день, когда мсье Лалует получил звание лауреата Академии. Тогда она вернула ему свою любовь. И хотя с того дня прошли годы и мсье Лалует под нажимом жены демонстрировал свою любовь к литературе, между супругами продолжала существовать страшная тайна, отравлявшая все их существование: мсье Лалует не умел читать! Как раз в это время и случилась эта история в Академии. По самому необычному стечению обстоятельств мсье Лалует стал свидетелем смерти Максима д'Ольнэ. Мсье Гаспар Лалует не был ни суеверным, ни дураком. Он счел естественной смерть страдающего болезнью сердца человека, который был очень взволновал трагической кончиной своего предшественника. Его удивило всеобщее смятение, и у него вызвали лишь улыбку все эти глупости о мести какого-то исчезнувшего колдуна. Он опять удивился, узнав, что смерть двоих кандидатов так потрясла умы, что более никто не осмеливался претендовать на кресло магистра д'Аббвиля. Лишь Мартен Латуш еще не отозвал свое прошение. И вот однажды мсье Лалует сказал себе: "Это, пожалуй, забавно! Однако если они отказываются от кресла, то меня оно не страшит! Вот Элали удивится!" Элали было уменьшительным именем мадам Гаспар Лалует. Однако он был разочарован тем, что Мартен Латуш абсолютно спокойно принял известие о своем избрании на роковое кресло. И все же мсье Лалует пожелал присутствовать на заседании, посвященном принятию Мартена Латуша в Академию. В тот момент трудно было сказать точно, о чем он думал. Может быть, в глубине души мсье Лалует питал надежду (в которой он как человек благовоспитанный не мог признаться даже самому себе), что судьба, порою такая причудливая, преподнесет еще что-нибудь? Конечно, без доказательств трудно утверждать что-либо. Во всяком случае, мсье Лалует присутствовал при том, когда растрепанная Бабетта прибежала с известием о смерти своего хозяина. Как бы человек ни был силен и крепок духом, существуют вещи, которые не могут не оказать на него влияния. Вот и мсье Лалует выбрался в тот день из толпы в смятении. Именно с этого момента он всерьез заинтересовался загадочной и таинственной личностью Элифаса. Что это за человек? Он расспрашивал людей, сведущих в колдовстве. Побеседовал с несколькими членами клуба пневматиков. Посетил мсье Рэймона де ля Бэйссьера. Узнал о секрете Тота. Попросил осмотреть ту самую шарманку. Затем совершил путешествие на поезде Варенна - Сент-Илэр и, хотя вернулся оттуда несколько ошарашенный странным приемом, оказанным ему, зато теперь не сомневался в бессмысленности египетских формул. Он еще ничего не сказал об этом мадам Лалует, теперь же счел момент подходящим, чтобы раскрыть ей свои планы. Узнав о них, Элали была поражена, но, будучи женщиной решительной, с радостью их одобрила. Только посоветовала мужу действовать наверняка. Мадам Лалует была сама осторожность. Этот самый мсье Элифас де Сент-Эльм де Тайбур де ля Нокс мог быть где-нибудь поблизости. Так что следовало бы его разыскать или по крайней мере получить о нем какие-нибудь сведения. В поисках прошло еще несколько месяцев. Мсье Лалует уже терял терпение. Узнав, что Элифаса звали также Бориго дю Карей, поскольку он был родом из долины Карей, антиквар отправился в Прованс и там, в самой глубине долины, за стеной оливковых деревьев, скрывавших скромный домик, обнаружил старуху, оказавшуюся ни больше ни меньше как почтенной матушкой знаменитого мага. Это она, не ведая ни о каких событиях в этой жизни, рассказала мсье Лалуету, что несколько месяцев тому назад ее сын, устав от Парижа и парижанок, провел рядом с ней несколько спокойных недель и затем отправился в Канаду. Оттуда он ей уже писал. Она даже показала письма. Мсье Лалует сравнил даты. Сомнений быть не могло. Ему стало ясно, что теперь Элифасу кресло магистра д'Аббвиля нужно было как рыбе зонтик. Обрадованный, мсье Лалует вернулся в Париж и тут же отправил письмо, предлагая свою кандидатуру. Единственным неприятным моментом в этой истории было то, что мсье Гаспар Лалует, кандидат во Французскую академию, совсем не умел читать. Дело в том, что супруги Лалует рискнули использовать ситуацию, которая возникла благодаря тем, кто читать умел, но свою кандидатуру не выставлял. Однако они как люди честные решили открыться и рассказать все как есть мсье постоянному секретарю. Мы уже знаем, что мсье постоянный секретарь легко перешагнул через эту досадную помеху. Так что семейство испытало огромную радость. Радостью светилось и все вокруг них. Супруги расцеловались. - Завтра, - сказала мадам Лалует, сияя от удовольствия, - твое имя, имя кандидата, появится во всех газетах, вот шуму-то будет! Мсье Лалует, вы - знаменитость! - А благодаря кому, девочка? Благодаря тебе, умнице и смелой женщине! Другая на твоем месте испугалась бы! А ты меня поддержала, приободрила, ты мне сказала: "Давай, Гаспар!" - И потом, - отметила осторожная мадам Лалует, - с тех пор как нам стало известно, что Элифас, которого Париж обвиняет во всех этих преступлениях, спокойненько гуляет себе в Канаде, мы можем совершенно не волноваться. - Мадам Лалует, признаюсь вам: после третьей смерти я, несмотря на все, что сказал мне этот оригинал великий Лустало, испытал потребность получить подтверждение от самого Элифаса. Если бы я знал, что он где-то поблизости, то дважды бы подумал, прежде чем выдвигать свою кандидатуру. Колдун ведь тоже человек. И он может убить, как и все люди. - Даже лучше, чем кто-либо другой, - со спокойной, но в то же время скептической улыбкой заявила прекрасная мадам Лалует, - особенно если он, как говорят, властвует над прошлым, настоящим и будущим и командует всеми четырьмя сторонами света! - И если он к тому же владеет секретом Тота! - добавил со смехом мсье Лалует, радостно хлопнув себя ладонями по ляжкам. - Однако, мадам Лалует, сколько же дураков на свете! - Тем лучше для других, мсье Лалует. - Когда я увидел его физиономию в иллюстрированных журналах и фотографию в витринах, то сразу же сказал себе: "Этот человек никогда никого не убивал!" - И я тоже! Такое спокойное лицо, красивое, благородное, добрый взгляд - Но с хитринкой, мадам Лалует, с хитринкой... - Я и не возражаю. - Когда узнает, что он убил трех человек, вот уж посмеется! - Только кто ему об этом скажет, мадам Лалует? Он переписывается лишь со своей матерью, а она единственная, кто знает его адрес, так она мне сказала. Мать, о существовании которой не подозревает даже полиция, не в курсе того, что происходит в Париже, а я не собирался ей что-либо рассказывать В конце концов Элифас удалился от общества, отправился далеко в Канаду. Переполненные счастьем, они взялись за руки. Ладони их были теплыми от предвкушения успеха. И так они повторяли, улыбаясь друг другу: "Далеко, далеко в Канаду!" - как вдруг их руки конвульсивно сжались и вмиг стали холодными как лед. Мсье и мадам Лалует увидели у витрины лицо стоявшего на тротуаре человека, заглядывавшего в лавку... Лицо было красивым и благородным, с умными и добрыми глазами. Мсье и мадам Лалует одновременно вскрикнули от ужаса. Ошибки быть не могло. Они узнали это лицо, смотревшее на них сквозь стекла витрины, буквально гипнотизируя обоих. Это был Элифас! Сам Элифас! Элифас де Сент-Эльм де Тайбур де ля Нокс! Человек на тротуаре застыл как статуя. Одет он был в темный элегантный костюм, в руках держал трость, бежевое пальто, небрежно сложенное, было перекинуто через плечо. Галстук, завязанный бантом, украшал воротничок его рубашки, на светлых, слегка вьющихся волосах красовалась круглая шляпа из мягкого фетра, отбрасывавшая легкую тень на его профиль, достойный сынов Афины Паллады. Мсье и мадам Лалует чувствовали, как дрожат их колени. Они едва держались на ногах. Вдруг человек на улице двинулся с места. Неторопливо и спокойно он подошел к дверям лавки и нажал на дверную ручку. Дверь отворилась, и он вошел внутрь. Мадам Лалует мешком рухнула в стоявшее рядом кресло. Что же касается мсье Гаспара Лалуета, то он просто бросился на колени и закричал: - Помилуйте! Помилуйте! Это все, что он мог произнести. - Здесь живет мсье Гаспар Лалует? - спросил человек, нисколько, казалось, не удивившись эффекту, произведенному его появлением. - Нет, нет! Это не здесь! - в какой-то прострации ответил мсье Лалует, продолжая стоять на коленях. Он вложил в эту ложь столько искренней уверенности, что и сам подумал: это правда! Человек спокойно улыбнулся и все так же невозмутимо закрыл за собой дверь. Затем прошел на середину комнаты. - Полноте, мсье Лалует, встаньте! Возьмите себя в руки! И представьте меня мадам Лалует. Какого черта? Не съем же я вас! Мадам Лалует украдкой кинула быстрый отчаянный взгляд на посетителя. На секунду ее посетила надежда, что они с мужем ошиблись из-за ужасного сходства. Подавляя страх, она пролепетала: - Мсье! Извините нас... Вы как две капли воды похожи.., на одного нашего родственника, который умер в прошлом году... Она даже застонала от напряжения. - Я забыл представиться, - сказал посетитель четким, хорошо поставленным голосом, - меня зовут Элифас де Сент-Эльм де Тайбур де ля Нокс. - О Боже! - воскликнули оба супруга, закрыв глаза. - Я узнал, что мсье Лалует претендует на кресло магистра д'Аббвиля... Супруги вздрогнули. - Неправда! - захныкал мсье Лалует. - Кто вам это сказал? - А про себя в ужасе подумал: "Это настоящий колдун. Он знает все!" Человек, не обращая внимания на все его отпирательства, продолжал: - Я захотел прийти и сам поздравить вас. - Не стоило беспокоиться, мсье, вас обманули! - вновь начал мсье Лалует. Но Элифас окинул царственным взором комнату. - К тому же я был бы не прочь сказать кое-что мсье Ипполиту Патару. Где он, мсье Ипполит Патар? Мсье Гаспар Лалует поднялся без единой кровинки в лице: в новой ситуации он принял решение. Решение жить, потому что он еще не умер. , - Перестаньте дрожать, Элали, жена моя. Мы сейчас объяснимся с мсье, - пробормотал он, утирая пот со лба дрожащей рукой. - Мсье Ипполит Патар? Такого не знаю! - Значит, в Академии меня ввели в заблуждение? - Да, да, вас ввели в заблуждение в Академии, - заявил мсье Лалует решительно. - Ничего и не было! Да, они были бы рады, если бы я выставил свою кандидатуру! Чтобы уселся в это их кресло! Чтобы произнес их речь! И что там еще? Но меня все это не касается! Я торговец картинами! Такой, каким вы меня видите, мсье Элифас, я никогда ничего ни у кого не взял... - Ни у кого! - подтвердила мадам Лалует. - И никогда этого не сделаю! Это кресло принадлежит вам, мсье Элифас.., вы один достойны его... Берите его себе, мне оно не нужно! - Но и мне тоже оно не нужно! - бросил Элифас все также небрежно. - Можете его забрать себе, если это вам доставляет удовольствие! Мсье и мадам Лалует переглянулись. Затем испытующе посмотрели на посетителя. Он казался искренним. Улыбался. Однако, может быть, он просто смеялся над ними? - Вы говорите серьезно, мсье? - спросила мадам Лалует. - Я всегда говорю серьезно - ответил Элифас. Мсье Лалует вздрогнул. - Мы думали, что вы в Канаде, мсье! - сказал он, немного придя в себя. - Ваша матушка... - Вы знаете мою мать? - Видите ли, мсье, перед тем как выставить свою кандидатуру в Академию.. - Значит, вы все-таки выдвигаетесь? - То есть, намереваясь выставить, я хотел быть уверен, что это не доставит беспокойства вам. Я искал вас повсюду и в один прекрасный день повстречался с вашей матушкой, которая и сообщила мне, что вы в Канаде. - Это точно! Я как раз оттуда. - Ах так? И когда же, мсье Элифас, вы приехали из Канады? - осведомилась мадам Лалует, вновь обретая вкус к жизни. - Сегодня утром, мадам, только сегодня утром я сошел с парохода в Гавре. Надо вам сказать, что жил я там как дикарь, абсолютно ничего не подозревая обо всей этой ахинее в мой адрес по поводу кресла магистра д'Аббвиля. Румянец снова возвратился на лица супругов. Мсье и мадам Лалует в один голос сказали: - Ах так! - Я узнал о печальных событиях, сопутствовавших последним выборам, от своего друга, пригласившего меня сегодня на завтрак... Узнал, что меня повсюду искали, и решил немедленно успокоить всех, побеседовав с нашим славным мсье Ипполитом Патаром. - Да! Да! - Так вот в середине дня я отправился в Академию и, постаравшись остаться незамеченным, спросил у консьержа, нет ли ч Академии мсье Патара. Консьерж ответил мне, что он только что с другими мсье уехал... Я сказал, что дело не терпит... И тогда он сообщил, что я наверняка найду мсье постоянного секретаря у мсье Гаспара Лалуета, проживающего на улице Лаффит, дом 32-бис, который только что выставил свою кандидатуру на место магистра д'Аббвиля. Вот они и отправились в экипаже, чтобы, не откладывая, принести поздравления. Но, похоже, я ошибся, поскольку вы не знаете мсье Патара, - добавил с тонкой иронией Элифас де ля Нокс. - Мсье! Он только что отсюда ушел! - заявил мсье Лалует. - Я не хочу более вас обманывать! Все, что вы нам рассказали, настолько естественно, что нет никакого смысла хитрить. Да! Я выставил свою кандидатуру на это кресло, поскольку был убежден: такой человек, как вы, не способен на убийство, к тому же я был уверен в том, что все остальные просто глупцы. - Браво, Лалует! - поддержала его супруга. - Теперь я тебя узнаю. Ты говоришь как настоящий мужчина! Впрочем, если мсье сожалеет об этом кресле, еще не поздно его уступить. Одно лишь слово - и кресло ваше! Мсье Элифас подошел к мсье Лалуету и взял его за РУКУ: - Становитесь академиком, мсье Лалует! Становитесь и чувствуйте себя им абсолютно спокойно и уверенно! Что же касается меня, поверьте, я всего лишь обыкновенный человек. В какой-то момент мне показалось, что я возвысился над человечеством, потому что я учился.., и многое узнал... Но унижение, испытанное мною после провала в Академию, открыло мне глаза. Я решил себя обуздать.., приговорить к отказу от всего. Я последовал примеру мудрейших монахов, принуждающих самых умных из своих собратьев к тяжелому физическому труду... В глубине канадских лесов я работал как самый обычный траппер <Североамериканский охотник.>. И теперь вернулся в Европу, чтобы пристроить свой товар. - Так чем же вы все-таки занимаетесь? - спросил мсье Лалует, испытывавший в этот момент самые приятные в своей жизни чувства, так как речь того, кто в его представлении именовался "просвещенный человек", была пленительна и текла как мед, доставляя своим звучанием удовольствие его слуху. - Да, чем же вы занимаетесь, дорогой мсье? - вопросила и мадам Лалует, глядя на него круглыми глазами. И "просвещенный человек" ответил просто, без ложного стыда: - Торговую кроличьими шкурками! - Торгует кроличьими шкурками! - воскликнул мсье Лалует. - Торгует кроличьими шкурками! - вздохнула мадам Лалует. - Торгую кроличьими шкурами! - повторил "просвещенный человек", с достоинством поклонившись и собираясь уходить. Но мсье Лалует остановил его. Куда же вы, дорогой мсье Элифас? - забеспокоился он. - Вы не должны покинуть нас вот так! Разрешите хоть чем-нибудь вас угостить. - Благодарю мсье, но я никогда не ем и не пью между обедом и ужином, - ответил Элифас. - И все-таки нельзя же уйти просто так, - взмолилась мадам Лалует. И прощебетала: - - После всего, что произошло, мы многое должны сказать друг другу... - Я вовсе не любопытен, - ответил Элифас. - И пробыл здесь достаточно для того, чтобы узнать все, что хотел. Как только я повидаюсь с мсье постоянным секретарем, то сразу уеду поездом в Лейпциг, где меня ждут с шубами для продажи. Мадам Лалует направилась к двери и решительно загородила проход. - Извините, мсье Элифас, - проговорила она дрожащим голосом, - но что вы собираетесь сказать мсье постоянному секретарю? - Да, правда! - воскликнул мсье Лалует, сразу понявший причину нового волнения жены. - Что вы собираетесь ему сказать? - Бог мой! Ну разумеется, скажу, что никого не убивал! - заявил "просвещенный человек". Мсье Лалует побледнел. - Не стоит... Он никогда и не верил в это! Уверяю вас, это совершенно напрасная затея! - взмолился он. - Во всяком случае, мой долг - успокоить его, как я успокоил вас, а также раз и навсегда рассеять все глупые подозрения, нависшие надо мной... Гаспар Лалует, лицо которого вмиг изменилось, посмотрел на мадам Лалует. - Ох, девочка, - простонал он. - Это была лишь прекрасная мечта! Он бросился в объятия супруги и, не таясь, заплакал у нее на плече. Элифас обратился к мадам Лалует: - Похоже, мсье Лалует чем-то очень опечален... Я не понимаю, что все это значит... - Это значит, - заплакала в свою очередь мадам Лалует, - что если станет доподлинно известно, что вы в Париже, вернулись из Канады и не имеете никакого отношения к этим смертям в Академии, то мсье Лалует уже никогда не станет академиком! - Но почему? - Ему отдают это кресло, - сквозь слезы воскликнула она, - потому что.., страшно сказать-, потому что никто другой не хочет садиться в него! Подождите немного, дорогой мсье Элифас, не рассказывайте пока правды о своей невиновности, в которой ни один здравомыслящий человек, вы понимаете, и так не сомневается. Прошу вас, подождите, пока моего мужа не изберут! - Мадам! - ответил Элифас. - Успокойтесь! Не станет же Академия совершать такую несправедливость, отказав вашему мужу, единственному, кто пришел им на выручку в столь тяжелые времена - Говорю вам, они не захотят! - Захотят! - Нет! - Захотят! - Гаспар! Я доверяю мсье Элифасу. Расскажи ему, почему академики никогда не захотят тебя избрать. Это наш секрет, мсье Элифас! Ужасный секрет, который пришлось раскрыть мсье постоянному секретарю. Но, прошу, это должно остаться одежду нами! Давай, Гаспар, говори! Мсье Гаспар Лалует, высвободившись из объятий мадам Лалует, склонился к уху мсье Элифаса и, прикрыв ладонью рот, что-то тихо прошептал, так тихо, чтобы это дошло только до ушей мсье "просвещенного человека". И тогда мсье Элифас де Сент-Эльм де Тайбур де ля Нокс, человек, который никогда не смеялся, принялся громко хохотать. - Это очень смешно! - наконец выдохнул он. - Ладно, друзья мои, я ничего не скажу. Будьте спокойны. С этими словами он торжественно пожал руки мсье и мадам Лалует, сказав, что счастлив познакомиться с такими благородными людьми, и заверив, что для него не будет большей радости в жизни, чем весть об избрании мсье Лалуета в академики. После чего Элифас с достоинством направился к двери и вскоре, уверенно шагая, исчез на улице. Глава 12. Вежливым следует быть со всеми, особенно с Французской академией Мадам Гаспар Лалует вовсе не преувеличила, предсказывая своему супругу, что на следующий день он станет знаменитым. И действительно, в течение двух месяцев в Париже не было человека более знаменитого, чем он. В доме не переводились журналисты, а его фотографии украшали страницы журналов всего мира. Надо сказать, что мсье Лалует принимал все эти почести как должное. Смелость, якобы проявленная им в подобных обстоятельствах, словно освобождала его от всякой скромности. Мы здесь не случайно говорили, якобы проявленная смелость", так как на самом деле мсье и мадам Лалует совершенно успокоились и перестали бояться возможной мести мага. А его визит в лавку, который вначале поверг их в неописуемый ужас, вселил в обоих ощущение безопасности и уверенности в будущем. И вот это будущее не заставило себя ждать. Гаспар Лалует был единогласно избран в прославленную Академию, и ни один соперник не явился оспаривать у него лавры мученика. В течение следующих нескольких недель и дня не проходило, чтобы в комнате за лавкой торговца картинами не появлялся мсье Ипполит Патар. Он приходил обычно к вечеру, стараясь быть не узнанным на улице, крался через маленькую низкую дверцу со двора, торопливо пересекал помещение и запирался с мсье Лалуетом в небольшом кабинете, где никто не мог их потревожить. Здесь они готовили речь. Надо признать, что мсье Лалует вовсе не хвастался, утверждая, что у него отменная память. Она и вправду была замечательной. Будущий академик, без сомнения, будет знать свою речь наизусть. Мадам Лалует сама взялась за дело и велела супругу пересказывать этот шедевр ораторского искусства постоянно, вплоть до отхода ко сну и с утра пораньше. Она же научила его располагать листки речи на столе так, чтобы создалось полное впечатление, будто он их читает, по мере прочтения откладывая в сторону. Наконец, она пометила верх этих страниц красным значком, чтобы мсье Лалует случайно не перевернул на виду у всех эти листки сверху вниз. И вот наступил канун того знаменательного дня, который будоражил все парижское общество. Газеты сутками держали своих корреспондентов на улице Лаффит. После предшествующего тройного эксперимента не оставалось никакого сомнения в том, что мсье Гаспар Лалует обречен на скорую смерть. Люди желали получать информацию о последних часах жизни великого человека каждые пять минут. И поскольку мсье Лалует, видимо устав, решил отдохнуть и никого не принимал в течение дня, мадам Лалует сама отвечала на вопросы газетчиков. Бедная женщина просто сбилась с ног, но лицо ее сияло. Потому что на самом деле мсье Лалует держался молодцом. - Молодцом, мсье редактор так и напишите в своих газетах... Он держится молодцом! На самом же деле в тот день мсье Лалует покинул с предосторожностями свое жилище. Слава только мешала ему, когда необходимо было остаться одному для того, чтобы напоследок еще несколько раз повторить свою речь. Уже с рассвета он, не будучи никем узнанным, отправился к дальнему родственнику жены, державшему лавку на площади Бастилии. На втором этаже был телефон, и только мсье Лалует мог им пользоваться, что позволило ему пересказывать мадам Лалует, несмотря на разделявшее их расстояние, наитруднейшие пассажи блистательной речи, автором которой, заметим по секрету, являлся мсье Ипполит Патар. Он, как было условленно, пришел к мсье Лалуету в лавочку на площади Бастилии около шести вечера. Все, казалось, складывалось наилучшим образом, как вдруг в беседе между двумя коллегами произошел следующий небольшой инцидент. - Дорогой друг, - говорил мсье Ипполит Патар, - вы можете радоваться. Никогда еще под нашим куполом не собиралось столь блистательное общество! Там будут все академики. Слышите? Все! Все хотят своим присутствием подчеркнуть особое уважение, которое они питают к вам. Вплоть до мсье Лустало, который предупредил, что придет, хотя его редко видят на такого рода церемониях, так как великий ученый очень занят. Он не соизволил приехать ни ради Мартимера, ни ради д'Ольнэ, ни даже ради Мартена Латуша, прием которого вызвал самое крайнее любопытство. - Ах так? - произнес мсье Лалует, который вдруг помрачнел. - Мсье Лустало будет на заседании? - Он взял на себя труд написать мне по этому поводу целое письмо. - Это очень любезно с его стороны.. - Да что с вами, дорогой Лалует? Вы, похоже, чем-то огорчены... - Да-да, вы правы! - признал мсье Лалует. - О, это не так важно, конечно.., но я не очень хорошо повел себя в отношении великого Лустало... - Как это? - Еще задолго до того, как выставить свою кандидатуру, я поехал к нему в надежде узнать его мнение по поводу секретов Тота и других глупостей по поводу смерти Мартена Латуша. Он был очень категоричен и посмеялся надо мной. Мнение этого великого ученого, хотя и высказанное в шокировавших меня вульгарных выражениях, во многом способствовало принятию мною решения представить свою кандидатуру в Академию. - Ну и что! Я не вижу, из-за чего вам тревожиться... - Подождите, дорогой мсье постоянный секретарь, подождите... Официально представив свою кандидатуру, я стал наносить необходимые визиты, не так ли? - Конечно! Эта традиция, которой нельзя пренебрегать, иначе будет очень невежливо... тем более что сама Академия не колебалась ни минуты, чтобы сделать шаг первой, смею вам напомнить, дорогой мсье Лалует... - Так вот, ну а я как раз и проявил невежливость в отношении человека, который в общем-то имел право в первую очередь рассчитывать на мою признательность... Я не наносил визита великому Лустало! Мсье Ипполит Патар так и подскочил: - Как?! Вы не нанесли визита великому Лустало? - Честное слово, нет! - Но, мсье Лалует, вы поступили вопреки всем нашим правилам! - Я это знаю! - Удивительно слышать такое от вас! Вы оскорбили Академию! - О мсье постоянный секретарь, я не собирался этого делать... - Но почему же, мсье Лалует, вы не нанесли полагающегося визита великому Лустало? - Я скажу вам, мсье постоянный секретарь... Из-за Аякса и Ахилла, двух огромных псов, напутавших меня. И еще из-за Тоби. Вид у него тоже довольно устрашающий. Мсье Ипполит Патар ахнул с выражением непередаваемого изумления: - Вы?! Такой смелый человек! - Дело в том, - отвечал несчастный, горестно опустив голову, - дело в том, что меня трудно запугать химерами, но.., я весьма опасаюсь реальной действительности. Я видел здоровенные клыки и слышал крики... - Какие крики? - Сначала собачий вой, а затем несколько раз что-то похожее на душераздирающий человеческий вопль! - Душераздирающий человеческий вопль? - Ученый сказал мне, что это, должно быть, дерутся грабители на берегу Марны. Но, честное слово, мне показалось, что так кричат только люди, когда их убивают... Место там пустынное... Дом на отшибе... Это было так страшно, что я туда больше не вернулся... Пока произносились эти последние слова, мсье Ипполит Патар, сев за стол, начал просматривать железнодорожное расписание. - Едем! - сказал он. - Куда? - К великому Лустало! Наш поезд отправляется через пятнадцать минут... Так будет еще полбеды, поскольку официально вас изберут только завтра! - Если так, - ответил Лалует, - не стану отказываться! С вами - пожалуйста! Вы видели этих собак? - Да, да- И великана Тоби тоже. - Отлично! А потом поужинаем в ресторанчике в Варенне, рядом с вокзалом, в ожидании обратного поезда. - Если только Лустало не пригласит нас на ужин, - ответил мсье Патар. - А это весьма возможно, если, правда, он не забудет. Они уже собрались выйти, торопясь к Венсеннскому вокзалу, который находился совсем рядом. Но в этот момент раздался телефонный звонок. - Это, видимо, мадам Лалует, - заметил будущий академик. - Я скажу ей, что мы поужинаем за городом. Он подошел к аппарату и, сняв трубку, стал слушать. Аппарат находился в самой глубине комнаты, которая освещалась тусклой электрической лампочкой. То ли от этой лампочки, дававшей слабое освещение, то ли от волнения, вдруг охватившего его, мсье Лалует казался совсем зеленым. Обеспокоенный мсье Патар спросил: - Что случилось? Мсье Лалует склонился к аппарату: - Не клади трубку, Элали. Надо, чтобы ты повторила это мсье постоянному секретарю. - Что случилось? - возбужденно повторил мсье Патар. - Письмо от Элифаса де ля Нокса! - ответил Лалует, зеленея все больше. Мсье Патар вмиг пожелтел и, издав удивленный возглас, торопливо приложил к уху отводную трубку. Они стали слушать вдвоем. Они слушали голос мадам Лалует, читавшей текст письма, только что пришедшего на имя ее супруга. "Дорогой мсье Лалует! Я рад вашему успеху и уверен, что с таким человеком, как вы, можно не опасаться некоего неприятного переживания, способного прервать нить вашего выступления. Как вы можете судить по марке на конверте, я по-прежнему нахожусь в Лейпциге, но после той встречи с вами я, испытав любопытство, ознакомился с материалами по этому странному делу, связанному с Академией. И теперь, поразмыслив, могу задать себе такой вопрос: так ли это естественно, что три академика умирают один за другим, прежде чем занять кресло магистра д'Аббевиля? Может быть, кому-то было нужно, чтобы они умерли? И вот что я себе сказал: если я сам не убийца, то это не значит в конце концов, что на земле вообще нет убийц! Во всяком случае, надеюсь, эти размышления не остановят вас. Даже если у кого-то и были причины убрать с дороги мсье Мортимара, д'Ольнэ и Латуша, то вполне вероятно, что нет никакой причины для убийства мсье Гаспара Лалуета. Мой привет и наилучшие пожелания мадам Лалует. Элифас де Сент-Эльм де Тайбур де ля Нокс". Глава 13. В поезде Трясясь в поезде Варенна - Сент-Илэр, мсье Ипполит Патар и мсье Гаспар Лалует размышляли. Их размышления, по-видимому, были невеселыми, поскольку ни тот ни другой не проявляли никакого желания ими поделиться. Письмо Элифаса было полно жуткого здравого смысла: "Если я сам не убийца, то это не значит, что на земле вообще нет убийц!" Фраза эта как заноза сидела в их мозгу. Конечно, больше всех страдал мсье Лалует, но и мсье Патар чувствовал себя не намного лучше. Он, естественно, попросил у мсье Лалуета объяснений, и тот в подробностях рассказал о вполне безобидном визите этого самого Элифаса. Впрочем, эта откровенность была теперь уже совсем не опасна. В конце концов ведь мсье Лалуета уже избрали. Но даже если бы его не успели избрать, очень может быть, что после этого письма Элифаса мсье Лалует все равно рассказал бы о визите, так как сам начал сомневаться, есть ли у него основания так уж радоваться своему избранию. Что же касается мсье Ипполита Патара, то зародившаяся в нем на мгновение мысль о том, что он был старательно устранен осторожным Лалуетом от столь значительного инцидента, каковым стало возвращение Элифаса, быстро исчезла под напором весьма мрачных мыслей, навеянных таким разумным предположением самого Элифаса де ля Нокса: "Если это не я, то может быть другой!" "Так ли это естественно, что три академика умирают один за другим, прежде чем занять кресло магистра д'Аббвиля?" Это была еще одна фраза, которая так и мелькала перед глазами мсье Патара. А душу несчастного мсье Лалуета особенно терзало последнее предположение: "Даже если у кого-то и были причины убрать с дороги мсье Мортимара, д'Ольнэ и Латуша, то вполне вероятно, что нет никакой причины для убийства мсье Гаспара Лалуета". Вполне вероятно. Мсье Лалует никак не мог проглотить это "вполне вероятно! Он взглянул на мсье Патара. Выражение лица постоянного секретаря становилось все менее и менее уверенным. - Послушайте, Лалует, - сказал он вдруг, - письмо этого Элифаса наводит на мрачные мысли.., но, положа руку на сердце, я думаю, что здесь нет причин для тревоги.. - Да? - ответил мсье Лалует слегка изменившимся голосом. - Однако вы ведь в этом не уверены? - О! Теперь, после смерти Мартена Латуша, я более ни в чем на свете не уверен... Из-за него меня так мучили угрызения совести... Не хотел бы, чтобы это повторилось и с вами.. - Что? - глухо проговорил мсье Лалует, вытянувшись во весь рост перед мсье Патаром. - Вы что, уже записали меня в покойники? Толчок вагона отбросил торговца картинами на сиденье, и он со стоном рухнул на скамью. - Нет, я не записывал вас в покойники, друг мой, - мягко ответил мсье Патар, кладя руку на ладонь своего спутника, - но это не мешает мне думать о том, что кончина тех троих, возможно, не была так уж естественна. - Тех троих! - вздрогнул Лалует. - Этот Элифас хорошо сказал." Его выводы наводят на размышления... Вот мне и пришло на ум кое-что из того, о чем я узнал, проведя собственное расследование. Однако скажите мне, мсье Лалует, вы не знали ни мсье Мортимара, ни мсье д'Ольнэ, ни мсье Латуша? - В жизни в ними не разговаривал. - Тем лучше! - вздохнул постоянный секретарь. - Вы мне в этом клянетесь? - вдруг спросил он. - Клянусь головой Элали, моей супруги. - Это хорошо! - сказал мсье Патар. - Следовательно, вас ничто не связывает с их судьбой... - Вы меня немного приободрили, мсье постоянный секретарь. Значит, вы все же полагаете, что их судьбы как-то связаны? - Да, теперь уже я так думаю., после письма Элифаса... Честное слово! Мысль об этом колдуне всех нас загипнотизировала, и, поверив в его невероятное колдовство, никто даже не пытался искать в чем-то другом естественный и, быть может, преступный секрет этой страшной загадки. "Может быть, кому-то было нужно, чтобы они умерли?" - повторял мсье Патар возбужденно, как бы разговаривая сам с собой. И как бы сам у себя спрашивал: "Может, так?.. Может, так?" - Ну и что? Пусть так! Что вы хотите сказать? Что с вами? Только что меня немного успокоили, а теперь снова начинаете! Вы что-то знаете? - всхлипнул мсье Лалует, вид которого вызывал жалость. Постоянный секретарь крепко сжал его руку. - Да ничего мне неизвестно! - проворчал он. - Однако, если поразмыслить, можно что-нибудь узнать! Эти три человека раньше друг друга не знали, вы понимаете, мсье Лалует, они познакомились во время выборов на место магистра д'Аббвиля... И никогда до этого не виделись! Никогда! У меня есть тому подтверждение, хотя мсье Латуш и солгал мне, утверждая, что они давние друзья. Вот так! Тотчас после выборов они собрались.., тайно встречались, то у одного дома, то у другого... Все считали, что они хотели обсудить угрозы колдуна, придумать, как помешать его планам. И все этому поверили, я тоже... Какая наивность! Они говорили о чем-то другом. Все трое чего-то опасались.., прятались от людей! А их не понимали! - Вы уверены? - спросил чуть дыша Лалует. - Уверен, раз говорю! О, я тоже кое-что узнал... Знаете ли вы, где они встретились впервые? - Конечно, нет! - Догадайтесь! - Но как? - Да здесь! Здесь! В этом поезде-, совершенно случайно" Они встретились, когда отправились с визитом перед выборами к мсье Лустало! И возвращались они, конечно, тоже вместе. С тех пор с ними, видимо, произошло что-то ужасное, что предшествовало их таинственной смерти, поскольку они продолжали тайно встречаться.. Вот о чем я думаю - Возможно, так и есть.. С ними случилось что-то неизвестное... Но со мной-то, мсье постоянный секретарь, со мной-то ничего не случилось! - Нет! Нет! С вами ничего не случилось... Вот почему я и думаю, что если речь идет о вас, то вы можете быть спокойны, дорогой мсье Лалует! Да-, похоже, что так.., более или менее спокойны. Я говорю "более или менее", поймите, потому что теперь.., я не могу более брать на себя никакой ответственности-, никакой. В этот момент поезд остановился. Служащий на платформе выкрикнул: "Варенна - Сент-Илэр!" Мсье Патар и мсье Лалует так и подскочили. О! Мыслями они были сейчас очень далеко от Варенны, настолько далеко, что даже забыли, зачем сюда приехали... Тем не менее они вышли из вагона, и мсье Лалует сказал мсье Патару: - Мсье Патар, вы должны были бы рассказать мне все, что я только что услышал от вас, еще тогда, когда впервые пришли в мой магазин. Глава 14. Душераздирающий человеческий вопль На вокзале не оказалось экипажа, E EI пришлось отправиться в Шенвьер пешком в наступающей темноте. На Шенвьерском мосту, перед тем как спуститься к берегу Марны, к самой короткой тропе, ведущей к одинокому дому великого Лустало, мсье Лалует остановил своего спутника. - И все же, дорогой мсье Патар, - спросил он глухо, - вы-то сами не верите в то, что они собираются меня убить? - Кто это они? - нервно воскликнул постоянный секретарь. - Откуда мне знать? Те, кто убил тех троих... - Прежде всего кто вам сказал, что они были убиты? - почти пролаял Патар, ответив вопросом на вопрос. - Вы сами! - Я ничего не говорил, понятно?! Потому что мне лично ничего не известно! - Скажу вам честно, мсье постоянный секретарь: дело в том, что я очень хочу стать академиком и быть в Академии... - Вы уже в ней состоите! - Да, это так! - вздохнул мсье Лалует. Они спускались к берегу... Чувствовалось, что мсье Лалуета все еще обеспокоен. - Но все-таки не хотелось бы быть убитым, - сказал он. Мсье Ипполит Патар пожал плечами. Этот человек, который не умел читать, прекрасно знал, что, выставляя свою кандидатуру в Академию, он мог вовсе не опасаться всего того, чего опасались другие, не выставившие своих кандидатур. Он считал этого человека героем, а тот оказался всего лишь пройдохой и от этого сильно упал в глазах постоянного секретаря. Патар решил весьма жестко напомнить Лалуету о самоуважении: - Дорогой мсье, в жизни бывают моменты, ради которых стоит рисковать! "Вот так! Получай!", - подумал он про себя. Дело в том, что в действительности этот Лалует со своими жалобами был ему просто отвратителен. Конечно, положение представлялось трудным, таинственным и в конечном счете угрожающим. Но, как считал мсье Ипполит Патар, Лалует все равно в выигрыше, ведь он стал академиком. Мсье Лалует опустил голову. Чуть погодя он поднял ее лишь для того, чтобы обронить в вечерней прохладе поистине мерзкие слова: - А мне обязательно читать эту речь? В этот момент они шли берегом Марны. Ночной туман уже окутал фигуры обоих путников. Мсье постоянный секретарь посмотрел на темную воду глубокой реки, а потом на поникшего мсье Лалуета. Он почувствовал желание просто утопить его. Бух! Толчок в плечо и... Однако, вместо того чтобы пихнуть это рыхлое тело в пучину, мсье постоянный секретарь дружески