следовали за ним,  не
отставая ни  на шаг. Гангстер спустился вниз  и завернул под лестницу.  Вниз
вели  ступеньки. По мере спуска шум работающей  машины стал громче, вибрация
ощутимее.
     Ступеньки кончились. Узкий  коридор. На полу  -  толстый  слой  пыли, с
потолка  свисает паутина. В  конце коридора  гангстер остановился у какой-то
двери.
     -  Здесь. Она  здесь, но живой  вы ее никогда не получите.  Никогда,  -
повторил  он и тут же рухнул на руки Дзедзи: Митико  ударила его  по затылку
рукояткой меча. Дзедзи осторожно уложил бандита на пол и выпрямился.
     - Почему ты медлишь? - властно спросила Митико.
     Дзедзи посмотрел на Митико и перевел взгляд на дверь.
     - Возможно, он прав. Они могут убить ее.
     - Нет, если ты сделаешь все правильно. Ужин - наш пропуск внутрь.
     Она оттащила гангстера в сторону и,  взявшись  двумя руками за  рукоять
меча, кивнула:
     - Начинай. Помни, их нужно отвлечь разговором.
     Дзедзи набрал полную грудь воздуха и постучал в дверь.
     - Пора ужинать, - ответил он на вопрос из-за двери.
     Дверь отворилась, и в грудь Дзедзи уперся ствол пистолета.
     - Кто ты? - подозрительно спросил охранник.
     Дзедзи узнал в нем одного из похитителей Тори. Справившись с волнением,
он назвал первое пришедшее на ум имя.
     - Я тебя не знаю, - подозрения в голосе прибавилось.
     - Я вас тоже вижу впервые. Я лишь выполняю свою работу, и все.
     - Похоже, ты человек маленький, - рассмеялся охранник и распахнул дверь
пошире.
     Дзедзи посторонился, и  из  темноты выступила  Митико. Ее  меч  молнией
сверкнул в  воздухе. Охранник еще  улыбался, когда лезвие катаны вонзилось в
его грудь.
     Дзедзи, отшвырнув в сторону ненужный теперь поднос с едой, стремительно
метнул танто в привставшего со  стула второго охранника. Тот рухнул  на пол.
Шум упавшего тела разбудил Тори, она лежала на футоне у стены.
     - Бабушка! - закричала Тори, вскакивая с постели и бросаясь к Митико.
     Митико, споткнувшись о тело убитого охранника, метнулась навстречу. Она
подхватила Тори на руки.
     - Бабушка, ты здесь! Ты пришла за мной! Правда, пришла? Это не сон?
     - Это не сон, малышка. Я здесь. - Слезы катились по лицу Митико.
     -  Бабушка, я знала, что ты  придешь  за мной. Я  ждала тебя. Почему ты
плачешь?
     Митико сказала подошедшему Дзедзи:
     - Я не хочу, чтобы она видела все это.
     - Бабушка, эти люди спят?
     - Да, милая. Они устали, охраняя тебя, и прилегли отдохнуть.
     Митико на мгновение запнулась. Но горячая волна радости уже окатила ее,
отбросив  ненужные сомнения. Боже, подумала Митико, она жива и  здорова. Она
крепко обняла Тори.
     Дзедзи, убедившись,  что  оба гангстера мертвы, вытащил  свой  танто из
груди охранника. Он вывел из комнаты Митико, прижимающую к груди Тори.
     -  Как ты себя  чувствуешь,  малышка? -  спросила  Митико.  У нее самой
кружилась голова от радости  и облегчения. Она пошатнулась, Дзедзи осторожно
поддержал ее.
     -  Я так  скучала  по тебе, бабушка. -  Тори уткнулась  лицом в  волосы
Митико.
     Темный коридор был пуст. Лишь работающая машина нарушала тишину.
     - Мама  тоже пришла за мной? -  спросила  Тори сонным голосом. Она  уже
снова клевала носом.
     -  Ты ее скоро  увидишь,  совсем  скоро,  моя храбрая  малышка, -  тихо
ответила Митико.


     Лилиан  с отрешенным выражением лица  сидела на террасе  перед входом в
ресторан. Не чувствуя вкуса, она отпила чаю.
     Лилиан   наблюдала,  как  желто-бурая   бабочка  порхает  над  листьями
папоротника. Она садилась, снова взлетала, не  задерживаясь на  месте дольше
мгновения. Неподалеку по вьющейся лиане медленно и осторожно ползла мохнатая
гусеница.
     Лилиан налила себе еще чаю.  Два таких разных создания, так  не похожих
друг  на друга и так  связанных  друг с другом.  Пройдет несколько  дней,  и
мохнатая  гусеница исчезнет, превратившись  в легкие,  порхающие буро-желтые
крылья.
     Гусеница  и бабочка. Два существа в одном.  Как и во мне.  Вчера еще  я
была  гусеницей, я родилась ею и прожила в  ее облике много лет. Но сегодня,
сегодня я бабочка. Наконец-то  со  мной  произошло  чудесное  превращение. Я
освободилась от своего прежнего мира,  этой уродливой тюрьмы - моей жизни. Я
свободна, я совершенно свободна. Лилиан счастливо улыбнулась.
     Она увидела его, когда он входил в ресторан. Высокий, худощавый человек
с моложавым лицом. Лилиан улыбнулась. Ему так идет легкая седина.
     Его серые глаза внимательно  оглядели зал. Он искал ее. На Лилиан  было
новое платье  от  Диора,  так шедшее ей.  На  нее  вновь нахлынуло  ощущение
свободы.
     Человек  был  одет   в  жемчужно-серый   костюм  в  полоску.  Лилиан  с
удовольствием отметила, что  костюм  тот самый,  который она сама выбрала  -
великолепный, элегантный,  не  чета тем  мешковатым  уродцам неопределенного
цвета, которые он носил прежде. Лилиан  снова улыбнулась.  Она-таки  привила
ему вкус.
     Он прошел  в  зал  ресторана.  Лилиан,  посидев несколько минут,  вошла
следом.  Ей не пришлось искать его,  он, как обычно,  сидел в  дальнем углу,
напротив  двери. Раньше Лилиан забавляла эта  привычка садиться на одно и то
же место  во  всех ресторанах, где они  бывали. Но,  когда  он  объяснил ей,
почему так поступает, она прониклась уважением к его дисциплинированности.
     Метрдотель подвел Лилиан к столику и ушел. Она улыбнулась, он улыбнулся
в ответ, встал и нежно  поцеловал в щеку. Заказал  ей  аперитив. Сам он  пил
кампари.
     - Как ты?
     Он  никогда  не называл  ее по имени. Лишь в постели, в минуту экстаза,
захлебываясь, словно стараясь наверстать упущенное.
     - Какие приключения испытала по дороге?
     Как  это  похоже  на него.  Не  спросит  просто:  "Поездка  прошла  без
приключений?". Так уж  он воспитан - извлекать  полезные сведения из всего -
даже из обыденных, ничего не значащих разговоров.
     -  Поездка   оказалась  очень  приятной,  -   сказала  Лилиан,   кивком
поблагодарив метрдотеля, который лично  принес  ей коктейль - они  были  тут
завсегдатаями.
     -  Я  рад. Выпьем  за  удачное  путешествие.  - Он  поднял  бокал.  Они
обменялись улыбками и выпили.
     - Очень рад тебя видеть.
     -  Ты говоришь  так, словно не был  уверен, что увидишь меня в этот мой
приезд.
     Она следила за выражением его глаз. Он научил ее этому, а также многому
другому, например, определять национальность по чертам  лица. Он всегда учил
ее чему-то полезному.
     - Честно говоря, я сомневался.
     - Почему? Я ведь всегда была пунктуальна.
     Он согласно кивнул:
     - Но  этот  приезд не  похож  на все  предыдущие. -  Он  говорил  очень
серьезно. - Сейчас  все по-другому. - Лилиан внимательно посмотрела на него.
- Это ведь последний раз.
     - Ты считал, что я могу сдрейфить?
     - Прошу прощения?
     Ей нравилась его растерянность. Это была такая редкость, что Лилиан при
виде его недоуменного лица  охватило какое-то  странное  возбуждение. Лилиан
ласково улыбнулась.
     - Неужели ты думал, что я отступлю в последнюю минуту?
     -  Такое случается. Что-то подобное происходило и  со мной перед  самой
женитьбой.
     Он редко заговаривал о  своей жене. Ее мать - еврейка, это пятно лежало
и  на дочери.  Он знал об этом, когда женился, и понимал, на  что идет. Если
этот факт выплывет  наружу, придется туго. Так и случилось. Кто-то из врагов
раскопал компромат, стараясь сгубить  его карьеру,  а  может,  и его самого.
Вышло-то наоборот, но  прежде  его  жену  арестовали, подвергли  бесконечным
допросам  и даже пыткам. Она  вышла из тюрьмы, но не из  ступора,  в который
впала на одном из допросов. С тех пор она в санатории. Он  навещал ее каждую
неделю.
     -  Я сдрейфил? Так ты это называешь?  - Он  грустно улыбнулся. -  Да, я
сдрейфил. Нельзя сказать, что я  не любил ее, это не так. Я ее любил. Но все
же...
     Лилиан наблюдала за его глазами.
     -  Это  был очень серьезный шаг.  Ко всему надо было привыкать  заново.
Жизнь не так-то просто изменить. Наше тело привыкает к определенному  образу
жизни, наш ум - к определенному образу мыслей. И они противятся переменам.
     Разве не так?
     - Иногда так, иногда нет. По всякому случается.
     - Но отчего это зависит?
     В  его глазах светился неподдельный  интерес, и Лилиан  с удовольствием
отметила это.
     - От человека. От обстоятельств.
     Она сделала глоток из запотевшего стакана.
     - Человеку  очень  трудно меняться,  если  он  счастлив. Или, наоборот,
несчастлив.  Но   я  обычно  не  бываю  ни  по-настоящему   счастливой,   ни
по-настоящему  несчастной.  Люблю  перемены.  Я  рада  им,  стремлюсь к ним.
Перемены  позволяют  чувствовать  себя...  -  Она на  секунду  запнулась.  -
Свободной. Да, свободной.
     - И тебе никогда не хотелось ничего устойчивого, постоянного?
     Насколько же эта пытливость не в его духе!
     - Я ненавижу покой.
     Он серьезно кивнул.
     - Понимаю тебя.  Думаю, что очень хорошо  понимаю. - Он улыбнулся своей
мимолетной озорной улыбкой, которую Лилиан так любила. Улыбка  придавала его
серьезному и даже сумрачному лицу мальчишеское  выражение. Лилиан вспомнила,
как они  познакомились. Это произошло  много лет назад;  в ту пору она  была
очень дружна с его сестрой.
     Как раз сестра и познакомила их. Случилось это  здесь, в Париже. Лилиан
часто бывала в  бистро  на бульваре Сен-Жермен.  Она любила сидеть  в уютном
кафе, потягивая коктейль и наблюдая за студентами, составлявшими большинство
посетителей. Ей нравилась их юная жизнерадостность, они частенько  распевали
песни Пита  Сигера.  Случалось, на нее накатывала ностальгия  по собственной
юности. Но тоска быстро уступала место чувству освобождения от вашингтонской
жизни, от измен Филиппа, от одиночества.
     Его сестра была довольно  миловидной,  хотя  с  точки  зрения  Лилиан и
несколько простоватой. Она была на несколько лет старше Лилиан, но ее мучили
те же проблемы. Муж постоянно изменял ей, но внешне их брак оставался вполне
счастливым.  Она подумывала  о  разводе, но,  как однажды призналась,  ей не
хватало решимости.
     Лилиан затратила  немало  сил, пытаясь уговорить ее  порвать с прошлым,
уйти  от мужа и  начать новую жизнь. Бедняжка  никак не могла  решиться: это
сулило слишком большие перемены. Жизнь, жаловалась она, слишком безрадостна,
слишком  отупляюща.  Как-то  раз  она  поймала  себя  на  том, что мечтает о
служащем из конторы мужа. Ее часто тревожили грешные сны. Это смущало, и она
спрашивала Лилиан,  не  слишком  ли безнравственны ее  фантазии. Лилиан лишь
улыбалась и продолжала уговаривать ее уйти от мужа.
     Постепенно Лилиан оказалась втянутой в самый центр чужой жизни. Ей было
приятно  никать  в проблемы другого человека,  находить  пути их разрешения.
Впервые  в жизни  Лилиан чувствовала  себя  нужной,  она приносила пользу  и
получала  от  этого огромное  удовлетворение.  Все  эти  фантазии,  убеждала
Лилиан, вполне нормальны и естественны, поэтому их стоит осуществить. Думала
Лилиан  при  этом не столько об  этой  милой  женщине, сколько  о  себе.  Та
пугалась  и  отрицательно качала головой. Нет, это невозможно.  Никогда. Это
значит  сознательно  совершить  зло.  Лилиан  возмущалась.  Если  невозможно
порвать  с  ненавистной  жизнью,  то не  стоит ли сделать ее хотя  бы  более
приятной?  - спрашивала  она. Лилиан  убеждала  настойчиво и  методично, она
рисовала   заманчивые  перспективы   любовной   связи,  ей  самой  нравились
собственные  слова.  Кончилось  все тем,  что Лилиан в один прекрасный  день
решила,  что все  ее рецепты очень  хорошо подойдут  и  ей  самой. Эта мысль
словно распахнула настежь чуть приоткрытую дверь.
     Примерно в то же время Лилиан познакомилась с ее братом. Как-то раз они
вдвоем  зашли  к  ней  в  отель. Сестра представила Лилиан брата, дипломата,
только что прибывшего  в  Париж.  "Мой отпуск заканчивается,  с  застенчивой
улыбкой  сказала она,  - а  брат совершенно не  знает  города".  Не могла бы
Лилиан познакомить его с Парижем?
     Лилиан,  конечно,  согласилась. Она  вполне созрела  для  этой встречи,
потому что  чувствовала себя бесконечно  одинокой в самом романтичном городе
мира.
     Удивилась  ли она, увидев его  в  первый раз  и признав  в брате  своей
подруги Дэвида  Тернера? Или, точнее сказать, человека, которого она некогда
знала под именем Дэвида Тернера. Человека, к которому привязалась, человека,
которого спасла много лет назад и которого так внезапно потеряла.  Человека,
ставшего в  те далекие  теперь  годы  ее  наставником и  учителем  и  сейчас
готового вновь взять на  себя эту роль,  открыть  для нее  таинственный мир,
который Лилиан так страстно мечтала познать.
     Он  все еще был очень  красив и  энергичен. Может  быть, даже  слишком.
Конечно же, он не походил на  верх совершенства и кое-что в нем неплохо было
бы   изменить,  чем  и  попыталась  заняться  Лилиан.  Но  в  нем  ощущались
постоянство и надежность. Его мир был столь ясен и понятен,  что в сравнении
с  ним  ее собственный мир и мир Филиппа  выглядели особенно беспорядочными.
Этот хаос, в  котором она  жила  долгие годы,  исчезал,  как  только  Лилиан
встречалась со своим новым другом. Но больше всего Лилиан подкупало  то, что
он никогда не стремился уйти от нее в какую-то другую жизнь, где ей, Лилиан,
не  было  места.  Он  никогда  внезапно не  исчезал. Он  всегда  был  рядом.
Наоборот,  ей  время  от  времени  приходилось  оставлять   его.  У   Лилиан
захватывало дух от новых ощущений. Их связь была сном,  сказкой, мечтой. Кто
мог сказать, что их отношения приведут к тому, к чему привели?
     - Как Мими? - спросила Лилиан.
     - Прекрасно, - ответил он. - Часто спрашивает о тебе, скучает.
     - Мне ее очень не хватает.
     - Да? - Он улыбнулся и взял ее руки в свои.
     -  Я  хотела  тебя  спросить...  - Она в  нерешительности  умолкла,  но
продолжила: - Почему ты послал ко мне Мими? Почему не пришел сам?
     - Ты хочешь  правды? Я не знал, как ты встретишь  меня. Я  так внезапно
покинул Токио. Это было необходимо, но я боялся, что ты можешь не понять.
     Лилиан слабо улыбнулась.
     - Я так хорошо помню  день, когда Мими привела тебя ко мне. Я ведь была
совершенно уверена, что мы  уже  никогда не  увидимся. Во  всяком  случае, я
постоянно  твердила  себе  это.  Но в глубине души всегда  жила  надежда.  В
сущности, все  эти  годы я только  и делала, что ждала тебя. Ты многому меня
научил. В том числе и терпению.
     -  А  я  так и не  поблагодарил тебя за то, что  ты сделала  для меня в
Токио.
     - Ты сделал больше. - Она сжала его пальцы. - Ты возродил меня.
     Их глаза  встретились. Лилиан поняла,  что настал момент, когда следует
перейти Рубикон. Она высвободила руку и  достала  из своей сумочки крошечный
пакет.
     - Я принесла, - просто сказала она и  положила пакет ему на ладонь. Вот
и все, подумала она, вот и все. Легко и просто. Душа ее пела.
     - Вот, - сказал Евгений Карский, - мы с тобой и подошли, но не к концу,
а  к началу. - Он поднял бокал и улыбнулся. - У нас впереди целый мир, новый
мир.


     Когда Элиан проснулась, Майкла  уже не было. Она заворочалась на футоне
в крошечной комнате для гостей в квартире Стика Харумы. Простыни еще хранили
тепло Майкла. Она нежно погладила вмятины, оставленные его  телом,  положила
голову на его подушку и закрыла глаза. Она не спала, она мечтала о Майкле.
     Когда  Элиан  снова  разомкнула  веки,  она была  готова  к новому дню.
Завернувшись  в  старое  кимоно  Стика,  отправилась  в  ванную. Надо  будет
приобрести что-нибудь  из домашней одежды, подумала Элиан, рассматривая себя
в зеркале. Выйдя из  ванной, услышала  шум  на  кухне,  заглянула туда. Стик
возился с завтраком.
     - Вы видели Майкла? - спросила Элиан.
     - Он  ушел, когда  я еще спал, - ответил Стик, скатывая рисовые шарики.
Вдруг он взглянул на нее и спросил: - Вы любите такую пищу на завтрак?
     - Не очень.
     Стик усмехнулся.
     - Я тоже. Тогда, может, заглянем в кафе на Синдзуку?
     Элиан весело рассмеялась:
     - Позвольте, я угадаю. Уж не то ли, что облюбовали американцы?
     - Именно. Там лучшие оладьи по эту сторону линии смены дат.
     - Никогда в жизни не ела оладий, - сказала Элиан.
     - Ну, в таком случае вы никогда и не жили. Спустя полчаса они сидели за
столиком в уютном кафе.
     Элиан взглянула  на Стика  и  спросила, указав на стеклянную  бутылку с
бурой жидкостью:
     - А это что такое?
     -  Кленовый  сироп,  -  весело ответил  Стик. - Им  поливают  блины или
оладьи.
     Элиан с сомнением поболтала вязкую коричневую бурду.
     -  Попробуйте,  - настаивал Стик. - Вы просто обязаны это  сделать. Без
кленового сиропа у оладий совсем не тот вкус.
     Элиан  осторожно  капнула  на  оладьи, подцепила на  вилку и с  опаской
откусила кусочек.
     - О, да это и впрямь вкусно, - заметила она.
     Кафе  называлось  "Пэнкейк  Хэвен"  и  располагалось  на  втором  этаже
какого-то  учреждения. С застекленного балкона открывался прекрасный  вид на
Кобуки-те, восточную часть  Синдзуку. Отсюда были  хорошо  видны запруженные
людьми  тротуары. Люди в ярких одеждах спешили по своим делам, не оставляя и
квадратного дюйма свободного пространства. Кафе  было оформлено в  несколько
старомодном стиле. Пластиковые столы и стулья, яркие краски. Широкие окна  и
море солнечного света. Элиан огляделась. Подростки в кожаных куртках, словно
сошедшие с фотографий пятидесятых годов, смеялись и болтали, поглощая оладьи
и отбивные с картофельным пюре. Они весело пикировались с официантами. Здесь
царил дух счастливой юности.
     - Мне нравится это место, - искренне сказала Элиан. - Оно так не похоже
на те, где я бывала.
     -  Да,  -  кивнул  Стик,  заказывая  еще по  порции  оладий.  -  Трудно
представить, чтобы вы посещали подобные заведения.
     Она пристально посмотрела на него.
     - Что вы имеете в виду?
     Стик пожал плечами.
     - У вашей семьи  столько денег, что  вы, вероятно, попросту не  знаете,
что с ними делать.  Зачем вам ходить в такие кафе?  Да вы,  скорее всего,  и
понятия не имеете о существовании подобных заведений.
     -  Я  вас  не  понимаю,  - ровным голосом ответила  Элиан.  В  грудь ее
прокрался холодок.
     - Я помогу вам понять. - Стик сделал паузу, дожидаясь, пока  официантка
поставит новую порцию  дымящихся оладий.  -  Ваш  отец  -  Нобуо  Ямамото. А
Ямамото не  появляются в районах вроде Кобуки-те. Вряд  ли ваш отец повел бы
свою дочь в такое кафе, не так ли?
     -  Вы  ошибаетесь,  -  тихо сказала  Элиан,  - меня зовут Синдзе, Элиан
Синдзе.
     - Извините, мисс Ямамото,  но вам нет никакого смысла  упорствовать. Вы
избегали фотографов,  старались  не появляться вместе с членами вашей семьи,
но  это  не всегда было возможно.  Правда ведь? Я  видел вас с вашим  отцом,
Ямамото-саном,  на заводе в Кобе. -  Он  отправил в рот оладью и продолжал с
набитым ртом: - Это было в тот день, когда "Ямамото Хэви Индастриз" объявила
о получении правительственных субсидий на разработку реактивного истребителя
"ФАКС". Вы помните? Уверен,  что помните. Вы стояли рядом с отцом,  когда он
делал  заявление  для  прессы.  Американскому посольству  потребовались  мои
услуги. Я переводил речь вашего отца для многочисленных иностранных гостей.
     Элиан положила вилку.
     - Хорошо, - сказала она. - Чего вы хотите?
     Он пожал плечами.
     - Это зависит от обстоятельств.
     - От каких? - резко спросила она.
     - Например, от степени моей полезности.
     Она посмотрела на него, как мангуст на змею.
     - Я не вижу, чем вы можете быть мне полезным.
     - В самом  деле? - Стик продолжал  уплетать, как ни в чем не бывало.  -
Что ж, жаль. Ведь Майк в конце концов найдет документ Катей, который ищете и
вы.  Я  знаю  все,  мисс Ямамото,  все  и обо  всем. Майк  мне  вчера многое
рассказал. Как видите, он мне доверяет.
     Он подцепил последний кусок.
     - Я даже знаю, что  он думает о вас.  Он собирается взять меня с собой,
когда  отправится за  документом.  Меня,  а  не  вас,  поскольку  вам он  не
доверяет.
     - И, как я полагаю, вы можете это исправить? - прямо спросила Элиан.
     - Вполне вероятно.
     - Ведь Майкл ваш друг, Стик. А вы собираетесь его предать. Почему?
     - Я собираюсь предать Майка?  Разве я говорил о предательстве?  -  Стик
напрягся, произнося эти слова.
     - Мне так показалось.
     - Все имеет цену, мисс Ямамото. По крайней  мере, все ловкие люди имеют
цену. Какова ваша?
     - Я не стану отвечать на подобные вопросы.
     - Я хочу  знать, на кого вы работаете?  На вашего отца? На Масаси Таки?
На  вашу  мать  Митико? Я никогда не поверю, что Нобуо  Ямамото  связался  с
кланом Таки-гуми. Ведь вы не из якудзы, не так ли?
     - Нет, - ответила Элиан, - не из якудзы.
     Внезапно она  почувствовала  смертельную усталость. Довольно  лжи.  Она
измучена  бесконечным нагромождением вранья,  она устала жить  в зыбком мире
неправды, где каждое слово, каждый шаг может выдать ее с головой. Она устала
от этого вечного  страха разоблачения. Она устала нести бремя многочисленных
масок. Элиан беспомощно посмотрела на Стика. Она хотела сейчас только одного
- освободиться от лжи. Стик, заметив ее замешательство, мягко спросил:
     - Кто вы? Скажите мне.
     Элиан посмотрела в широкое окно кафе. Толпы пешеходов внизу  заполонили
теперь  не только тротуары, но и  проезжую часть  улицы. О,  как ей хотелось
превратиться в одну из  безликих покупательниц, снующих по лавкам.  На улице
начинался дождь. Элиан  захотелось ощутить лицом  прикосновение  его капель,
захотелось почувствовать,  что она еще жива. Но  это было невозможно. У меня
нет выхода,  в  тоске подумала Элиан. Она  не  могла  больше лгать человеку,
которому желала лишь добра и которого,  возможно, успела полюбить. Но она не
могла  и  сказать  правду. Маска  приросла  к  ее  лицу.  Элиан  в  отчаянии
повернулась к Харуме.
     - Я уже давно не думаю о  себе как об Элиан Ямамото, - сказала она. - Я
не  знаю, что значит быть  Элиан Ямамото. Я тоскую по  самой себе, по своему
истинному лицу.
     - Так что же мешает вам открыть его? - спросил Стик.
     - Обязательства, - коротко ответила она.
     Элиан повернулась так, чтобы не видеть  окна. Там, снаружи, недоступная
ей  жизнь,  сейчас  лишь усугубляющая  отчаяние,  которое  охватило  все  ее
существо.
     Глядя куда-то мимо Стика, она вяло произнесла:
     - Семья. Моя семья.
     Стик молчал, ожидая продолжения.
     - Может быть, мне все-таки понадобится ваша помощь.
     - Я помогу вам. Но это будет кое-чего стоить.
     Элиан  молчала,   подыскивая   слова,  способные   выразить  ее   самые
сокровенные желания. Наконец она сказала, буднично и просто:
     - Я хочу, чтобы вы убедили Майкла в том, что мне  можно доверять. - Она
хотела  продолжить, но слова замерли  на губах.  Нет, она не может рисковать
жизнью Тори. Она и так сказала слишком много.
     -  Хорошо. - Стик кивнул. - Положим, мне это удастся. Что в этом случае
получу я?
     Элиан отодвинула кресло и встала.
     - Похоже, я все-таки ошиблась.  Будь вы другом Майкла, вы не произнесли
бы этих слов.  Я здесь для того, чтобы защитить его и помочь, как могу, даже
ценой собственной жизни. Я ошиблась. Но  и Майкл  ошибся, решив, что вы  его
друг. Это не так.
     - Элиан, успокойся,  - раздался голос у  нее  за  спиной. Девушка резко
обернулась. На нее смотрел улыбающийся Майкл.
     - Мы со Стиком знаем друг друга настолько хорошо, насколько это  вообще
возможно. Все это он сделал по моей просьбе.
     - Вот как?
     -  Именно так,  - с улыбкой  ответил Майкл.  - Теперь, когда я знаю, на
чьей ты стороне, можно считать, что мы наконец-то познакомились.


     Тори дремала на руках у Митико.  В полусне она понимала, что происходит
нечто тревожное и опасное. Но девочка очень устала.  Страх  вымотал ее. Тори
провела  в непрерывном напряжении много дней подряд. Она  не поддалась ужасу
лишь  благодаря ежедневным звонкам Митико. Теперь, на руках у  бабушки. Тори
чувствовала  себя  в  полной  безопасности.  Ей  было  тепло  и уютно.  Тори
постепенно погружалась в грезы. Она видела свет, пронизывающий листву, нежно
поющих птиц, ощущала головокружительный аромат весны. Тори улыбалась,  снова
счастливая. Она чувствовала мерное покачивание  и понимала, что  они куда-то
идут.  Слышала  чье-то  тяжелое  дыхание; какое-то  крупное животное  дышало
совсем рядом  с ней.  Наверное,  это  динозавр, подумала  Тори. Но ведь мама
говорила, что  динозавры давным-давно вымерли. Тори открыла глаза и поискала
динозавра. Может быть, хоть один остался? Она увидела тень, скользящую рядом
с ней. Но тень была слишком маленькой, чтобы принадлежать динозавру.
     - Бабушка... - тихо прошептала Тори.
     Митико  и  Дзедзи осторожно продвигались  по коридору, прислушиваясь  к
каждому звуку. Но тишину нарушал лишь ровный гул машины.
     - Дзедзи, остановись, - тихо прошептала Митико.  - Мы только что прошли
мимо двери?
     Дзедзи обернулся.
     - Да.
     - Я хочу, чтобы ты заглянул туда, - сказала Митико. - Я хочу знать, что
прячет здесь Масаси.
     -  Митико-тян,  - нервно  сказал Дзедзи, -  благоразумно ли это? Ведь с
нами  Тори. Мы  должны  выбраться  отсюда  как можно быстрее.  Чем дольше мы
остаемся здесь, тем больше рискуем.
     -  Все это  так, -  твердо ответила Митико. - Но Нобуо боится уже много
недель. Он  скрывает свой  страх, но я чувствую,  как  сильно он напуган.  Я
слышу страх в его  словах, в его движениях, в его походке. Я спрашиваю себя,
в чем дело,  и  не могу ответить.  А ответ,  скорее всего, находится  здесь,
Дзедзи-тян.  У нас единственная возможность узнать,  что  тут творится,  что
задумал Масаси. Мы должны рискнуть. - Она подтолкнула его. - Иди.
     Дзедзи неслышно  скользнул в дверной  проем. Он  ощутил струю холодного
воздуха. Идя навстречу дуновению, он  оказался перед второй дверью, повернул
ручку и  вошел. Здесь было светлее.  Дзедзи осмотрелся.  Он стоял на длинной
галерее  над огромным  подвалом,  почти точно на том месте, откуда несколько
часов назад Масаси и Сийна, наблюдали за разгрузкой ядерного устройства.
     Дзедзи сделал  шаг к деревянным перилам  и, заглянув  вниз, в изумлении
замер. Внизу  неслышно  сновали люди  в защитных  костюмах. Он хорошо  видел
эмблемы на спинах людей. Дзедзи узнал эмблему "Ямамото Хэви Индастриз"
     Он внимательно смотрел на устройство, вокруг которого суетились люди  в
спецодежде. По спине  пробежал  холодок. Дзедзи понял,  что находится внизу.
Техники извлекали из свинцового  контейнера что-то очень  похожее на  бомбу.
Дзедзи отер выступивший на лбу пот Так вот в чем дело.
     Он отступил  к двери и вышел так  же неслышно, как и вошел. Он подумал,
что  Митико  нужно  прежде подготовить,  а уж  потом  рассказывать  об  этом
удивительном  и чудовищном зрелище. Дзедзи  осторожно продвигался к двери  в
коридор,  когда услышал голоса.  Он  замер, затем медленно, словно  ящерица,
подобрался  к  двери  и вжался  в стену.  Рядом,  крепко  обняв Тори, стояла
Митико, а напротив - Масаси с катаной Митико в руках.  У Дзедзи  перехватило
дыхание. Он напряг слух.
     - Вы уже причинили мне немало беспокойств. - Дзедзи узнал голос Масаси.
- Ваше присутствие здесь  для меня большая неожиданность.  Интересно, как вы
узнали, где я прячу вашу внучку? Впрочем, сейчас это уже совершенно неважно.
Я  вас недооценил. Но  теперь я сделаю то, что давно надо было  сделать.  Вы
больше  не  сможете мне  помешать.  У  меня  нет  времени  возиться с  вами.
Наступает  самый  важный  момент в деле, которое я  начал,  и я  не потерплю
помех.


     Шум барабанящего по тростниковой крыше дождя  перерос  в  оглушительный
рев.  Элиан  и Майкл  находились в  северном предместье Токио. Асфальт здесь
уступил место траве и деревьям.
     Майкл  остановил машину  у синтоистского храма. Он  смотрел  на древние
постройки, погруженные в пелену дождя, и чувствовал себя так, будто вернулся
домой после долгих и нелегких странствий. Он ощущал, как к нему возвращаются
силы, как утихает боль. Дух Цуйо был рядом,  Майкл чувствовал его поддержку.
Майкл повернулся к Элиан.
     - Ты  должна мне  все рассказать.  Почему  ты  скрывала  от  меня  свое
настоящее имя?
     Элиан на мгновение закрыла глаза. Потом посмотрела на Майкла.
     - Ты хочешь знать правду?
     - Только правду,  Элиан.  Я всегда ждал от  тебя одной  лишь правды. Но
именно этого ты никогда не могла мне дать
     В ее душе любовь к человеку, стоящему перед ней, боролась со страхом за
жизнь дочери. Элиан казалось: еще мгновение, и она сойдет с ума.
     - Ты всегда ждал какого-нибудь простого ответа, - медленно сказала она,
пытаясь справиться со смятением. - Ты ждешь  слов, которые  чудесным образом
расставят все по  местам, сделают все  понятным и  ясным,  как это  бывает в
голливудских фильмах. Но жизнь гораздо сложнее. - Она посмотрела на храм.
     Майкл  чувствовал,  что  ее голова  занята  какой-то  одной  неотвязной
мыслью, что она мучительно пытается сделать выбор. Он хотел бы ей помочь, но
не представлял себе, как это сделать. Они долго молчали. Наконец Элиан снова
заговорила:
     - Я скрыла от тебя свое настоящее имя потому, что не доверяла тебе.
     Майкл недоуменно посмотрел на нее.
     - Мне говорили, что я должна доверять тебе. Но я никогда не была в этом
уверена. С кем  ты? Я не знала  этого. С Джоунасом? Со своим отцом? С кем-то
еще, кого  я не знаю? Я без конца задавала себе  этот вопрос, но не находила
ответа. Я хотела довериться тебе, Майкл, но боялась ошибиться.
     Майкла словно  озарило  - они оба были  в  одинаковом положении. Словно
слепые котята, тыкались носами по углам, ничего не видя и ничего не понимая.
Элиан, как и он, жила в полной неопределенности. Господи, как же нам удалось
дожить до этого разговора, подумал он,  как  нам удалось  не уничтожить друг
друга?
     - Тебе что-то сказали обо мне? Что-то определенное? - спросил он  и, не
дожидаясь ответа, продолжал: - Ты, похоже, знала дядю Сэмми. Лучше бы ты все
мне объяснила.
     Элиан протерла запотевшее стекло.
     -  Все так запутанно, Майкл.  Я постараюсь.  - Она нерешительно тронула
его  руку.  -  Сыну будет  трудно  услышать  такое  о своих  родителях.  Но,
по-видимому, действительно настало время сказать все.
     Майкл смотрел в  бездонные черные  глаза.  Они  молили  его,  буквально
кричали о том,  что  переполняло  ее душу. И  он вдруг понял, о  чем  именно
говорят  ее глаза, и откликнулся  на  этот страстный зов. Плотина  недоверия
рухнула.
     Не отводя глаз, Элиан сказала:
     - Наши родители, моя мать и твой отец, были любовниками.
     Майкл вздрогнул.  Хотя он  и не  знал,  что услышит в эту минуту, но уж
такого совсем не ожидал.
     - Что ты имеешь в виду?  - растерянно  спросил он.  Элиан погладила его
ладонь.
     -  Они  встретились  в сорок шестом,  когда вместе  работали в  ЦРГ,  и
полюбили друг друга. Их отношения длились, пока Ватаро Таки не узнал о связи
своей приемной дочери с Филиппом Доссом.
     - И  на этом  все кончилось, - с облегчением продолжил  за нее Майкл. -
Это было давным-давно.
     Элиан сжала  его руку, словно он был ребенком, которого надо уберечь от
опасностей взрослого мира.
     - Нет, не кончилось, - мягко сказала она.
     Дождь не ослабевал, его шум действовал успокаивающе.
     -  Мать  не послушалась Ватаро Таки.  Впервые  в  жизни  она осмелилась
ослушаться  своего отца.  Она  считала это своим  долгом, потому  что любила
Филиппа Досса.
     Майкл смотрел на потоки воды, заливающие ветровое стекло.
     - Ты хочешь сказать, что  вплоть до  самой смерти  мой отец... -  Он не
договорил.
     - Майкл, - ласково произнесла Элиан, - я  рассказывала тебе о  молитве,
которой меня научили, когда я была совсем маленькой? - Она помолчала. - Да -
это желание, нет - это мечта. Боже, дай мне силы отказаться от "нет" и "да",
а когда-нибудь стать сильной-сильной и вообще обойтись без них.
     - Я помню.
     - Ей  научил меня твой отец. - Он повернулся к ней. - Твой отец, Майкл.
Это  была странная  молитва, я не поняла ее тогда, но она мне понравилась. И
лишь много лет спустя до меня дошел ее смысл. Это мы - желание и мечта. Наши
родители  отказались от  собственных,  чтобы  воплотить их в нас.  Твой отец
сделал  из тебя солдата, воина. Моя мать поступила со мной так  же.  Долго я
думала, что это просто совпадение. Но  как-то раз мать отвела меня к деду. Я
видела  его,  когда была совсем ребенком. И вот, когда  я прошла полный курс
обучения,  он  снова  со  мной встретился.  Его  слова  потрясли  меня,  они
перевернули весь мой мир. Может быть, с тобой произойдет то же самое. Сейчас
я передам  тебе его  слова. Ватаро Таки сказал,  что долгие годы Митико была
его правой  рукой, а Филипп Досс - левой. Но времена  изменились, необходимо
прокладывать путь в  будущее. Он внимательно  посмотрел на меня  и  добавил:
"Наш путь  в будущее - это ты". Он  рассказал, почему у меня не  японское, а
европейское имя.  Это  он дал мне его.  Для Таки-гуми и  для  всей Японии  я
должна стать дорогой в будущее,  и европейское имя - символ  перемен. Так он
считал.  Он хотел, чтобы  Япония вырвалась  из пут традиций и старого образа
мышления, из  плена косных представлений.  Он  хотел, чтобы Япония встретила
следующее столетие обновленной и молодой.  Она должна  прекратить замыкаться
на  саму  себя  и  обрести  связь с  остальным  миром.  Я  уж  не  говорю  о
процветании:  это необходимо  стране хотя бы для  того, чтобы просто выжить.
Так думал Ватаро Таки, и в нас он видел будущее Японии, Майкл.
     Элиан взяла руки Майкла и положила их себе на грудь.
     - Я передаю тебе слова моего деда. Это должен был бы сделать твой отец,
но его  уже нет в живых.  Я всего  лишь  жалкая замена, но кроме меня сейчас
некому сказать тебе эти слова. Мы будущее, Майкл. Нас научили подниматься по
боевой  тревоге, которую наши семьи привыкли ждать с  минуты  на минуту.  Мы
желание и мечта.
     Она умолкла.
     - И вот мы вовлечены в  эту войну, - задумчиво сказал Майкл, - в войну,
которая убила моего отца. А я даже не знаю, хочу ли в ней участвовать.
     Элиан улыбнулась.
     - Я  сказала Ватаро то же самое,  когда он уговаривал меня, скорее даже
вербовал.
     - Но ведь ты говорила, что не состоишь в якудзе.
     - Да, я никогда не была в ней. Но и твой отец тоже, что не помешало ему
поступить так, как он поступил.
     - И чего же Ватаро хотел от тебя? - спросил Майкл.
     - Чтобы я стала его правой рукой, - ответила Элиан. - Он хотел, чтобы я
сохраняла  мир  между семьями  якудзы,  не  привлекая  внимания  полиции.  Я
понимала,  что, сохраняя  мир,  он  стремился  удержать  за кланом Таки-гуми
лидирующее  положение   среди  семейств  якудзы.   Мне  казалось,  что   это
невыполнимая   задача,  особенно  для   женщины.  Но   Ватаро  был   гораздо
дальновиднее. Он обдумал все, и мы вместе создали миф:  я  воплотила замысел
Ватаро Таки. Я стала Зеро.


     Лилиан делала покупки для Евгения Карского. Это доставляло ей громадное
удовольствие.  В  эти  дни,  наполненные  страхом  за детей, Лилиан особенно
хотелось отвлечься от тревожных мыслей.
     Карский был высок и  худощав, как  пловец, и начисто лишен вкуса. Может
быть, Россия и дала миру  много  полезного, но только не умение одеваться  с
лоском.
     Они пробежались  по  Рив  Друа.  Лилиан  отвела  Карского к Живанши  за
костюмами,  у  Пьера  Бальмена  они купили  рубашки и  куртки,  у  Эштера  -
спортивные костюмы (у Карского, к изумлению Лилиан,  их  не было). За обувью
заглянули к Роберу Клержери. ("Не будь  занудой, дорогой, - сказала Карскому
Лилиан. - Все носят эти туфли, почему бы и тебе не  приобщиться?") Галстуки,
носки, платки и  прочую  мелочь они  нашли у  Миссони. Когда они  закончили,
настала пора обедать. Карский уже совсем изнемогал.
     - Господи, - простонал он, - до сих пор я и ведать не ведал, что  такое
тяжкий труд.
     -  Тяжкий труд? -  изумилась Лилиан. - Да ведь  мы ходили по  магазинам
всего пару часов. Мы же встретились после ленча.
     - Лучше бы мы отправились с  тобой на ленч. Думаю, я чувствовал бы себя
куда  спокойнее,  не  предаваясь  этому  безумию,  именуемому  хождением  по
магазинам.
     - Не валяй дурака, теперь ты самый импозантный шпион во всей Европе.
     Он вздрогнул.
     - Господи, что ты такое говоришь!
     Лилиан рассмеялась.
     -  Видел бы ты сейчас свое лицо.  - Он повернулся к зеркальной  витрине
магазина. - Нет, нет. Уже поздно. То выражение уже исчезло.
     Карский вздохнул.
     -  Я представления  не  имею,  куда  девать  половину всех  этих вещей,
которые ты заставила меня купить.
     -  Я вовсе не заставляла тебя покупать. Ты делал покупки сам  и был при
этом на верху блаженства.
     Карский опять глубоко вздохнул. Он знал, что Лилиан  права. Он и впрямь
не  был свободен от частнособственнической психологии, и это его  тревожило.
Он вспомнил, как жена постоянно твердила, будто Европа - его любовница. Этим
она хотела сказать, что в Европе он бывает чаще, чем в России. Но  разве это
свидетельствует о нелюбви к своей стране?
     - Давай где-нибудь пообедаем, - предложил он  Лилиан. - Или, по крайней
мере,  выпьем.  Именно  это  я собирался  предложить  тебе  сегодня утром по
телефону, а вовсе не беготню по магазинам.
     - Отлично. Сам решай где, - ответила Лилиан.
     Поймать  такси в это  время было  невозможно, и они  поехали  на метро.
Карский выбрал марокканский ресторан, который он хорошо знал. Ресторан стоял
в тупике длинной мрачноватой улицы,  куда  не  долетал городской  шум. Здесь
собирались большей частью студенты. Карский частенько назначал  тут встречи:
в  этом ресторане он  чувствовал себя  свободно  и уютно. Его мало  заботило
качество подаваемых блюд.
     Владельцем  ресторана был  толстый  марокканец  с  лоснящимся  лицом. В
остальном он, впрочем, выглядел вполне чистоплотным. Он встретил их и провел
в дальний  угол  ресторана. Встречать своих  постоянных  клиентов, казалось,
являлось  смыслом  его   жизни.  Он  поразил  Лилиан  своей   необыкновенной
учтивостью и предупредительностью.
     Карский, как обычно, сел лицом ко входу. Лилиан расположилась напротив,
с  любопытством оглядываясь  по сторонам.  Она была  здесь впервые.  Карский
заказал два аперитива.
     Лилиан мягко тронула его худую руку.
     - Я рада,  что  мы вместе. В новой одежде  ты выглядишь великолепно, ни
дать ни взять истинный европеец. Tu es tres chic, mon coeur.
     - Merci, madame.
     Официант принес аперитивы. Потягивая их, они наслаждались покоем.
     - Мои люди проявили пленки, которые ты мне передала.
     - Да?  - Лилиан  сохранила невозмутимое выражение лица. - Это все, чего
ты хотел?
     - И да, и нет.
     - Вот как? - Лилиан прищурилась.
     - Твои  сведения  - точное попадание  в  цель. Основные данные  МЭТБ по
тайным операциям на  территории СССР. Потенциально это  самая разрушительная
информация,  которую  мы когда-либо  получали об американской конспиративной
сети  в России. И  с  этой точки зрения твои сведения бесценны. Но все же мы
ожидали  гораздо  большего. Те  данные,  что  ты нам передала, -  всего лишь
дразнящий намек на куда более радостные открытия.
     - Я знаю.
     Карский молчал, собираясь с мыслями. Начал болеть правый висок - верный
признак  повышенного  давления. Стараясь  выглядеть  спокойным,  он  наконец
спросил:
     - Что ты этим хочешь сказать?
     Лилиан улыбнулась.
     - Все очень просто. Я дала  тебе только то, что сочла нужным  дать.  Не
больше. - Карский вскинул брови. Глядя ему в глаза,  она продолжала: - Уж не
думал  ли ты, что я передам тебе все сведения, которые у меня есть и которые
вам так нужны? Это был бы слишком большой риск.  К тому же, это означало бы,
что в моей жизни наступают крутые перемены.  Я не вернусь в  Америку.  Я это
уже  знала, когда  решила  добыть необходимые  тебе  сведения. Ты  тоже  это
понимал. Но неужели ты все-таки рассчитывал на какой-нибудь иной расклад?
     Карский  молчал,  забыв  о  стоящем  перед  ним  аперитиве.  Наконец он
медленно заговорил:
     - Я ожидал... - Он запнулся, едва сдерживая гнев.  - Я полагал, что  ты
действуешь из соображений более высоких, например, из чувства долга.
     - Долга? - Лилиан рассмеялась ему в лицо.
     - Да,  - упрямо  повторил  Карский,  -  долга.  -  Он старался говорить
холодно  и отрешенно. -  Я всегда  понимал,  что  есть высокие идеи, которым
стоит служить. Мне показалось, что и ты понимаешь это. Мы ведем войну, войну
без оружия и войск. Мы ведем войну идей, мы боремся за свободу...
     - Прекрати, - Лилиан  произнесла эти слова так резко, что он  осекся. -
Ты бы еще упомянул о призраках Маркса и Ленина. Ты ошибся, если полагал, что
я работаю на тебя из идейных соображений.
     Карский краем глаза увидел подходившего официанта и жестом отослал его.
     - Какие же у тебя были причины?
     -  Личные, дорогой. Работая на  тебя все  эти годы, я  получала  редкое
наслаждение, потому  что  ненавидела людей, с которыми  жила, - отца,  мужа,
Джоунаса. Да,  я ненавидела их и ненавидела  очень  давно. Ты спросишь меня,
почему я не ушла от  Филиппа.  Радость мщения была сильнее. Мой  брак служил
прекрасным  прикрытием для шпионажа. И для тебя, дорогой. Ну, а поскольку за
любое  удовольствие приходится платить, то я  и рассматривала  свой брак как
такую вот  плату, состоявшую в том, что в  течение  десятилетий я  вынуждена
была смотреть, как муж изменяет мне. Он так и не перестал встречаться с этой
японской сукой Митико Ямамото.
     -  Если ты так ненавидела своего мужа, -  раздраженно сказал Карский, -
то его увлечения не должны были тебя волновать.
     Лилиан, увидев, что сумела перевести  разговор  на себя, на собственную
личность, сказала более доверительным тоном:
     - Они волновали меня, Евгений. Еще как. Я горда, я очень горда. Я хочу,
чтобы меня любили,  чтобы обо  мне заботились, чтобы  наконец я чувствовала,
что нужна. Этого хочет каждая женщина. Тебе не понять, какая это мука - быть
женой человека, которому ты до лампочки.
     Карский  через силу улыбнулся. Казалось, его  лицо  пошло  трещинами от
сделанного усилия.
     - У тебя был я. Со мной ты имела все, что тебе требовалось.
     - Да. - Она коснулась его руки.  - В тебе я нашла то,  чего была лишена
долгие годы. После нескольких часов, проведенных с  тобой, возвращение домой
к Филиппу было особенно мучительным.
     Польщенный, он улыбнулся и  нежно погладил ее руку - так, как делал это
в постели.
     -  Прекрасно,  когда  мужчина   нуждается  в  тебе,  -  сказала  Лилиан
задумчиво. - Это подобно оазису посреди пустыни. Ты спас мою жизнь, Евгений,
в буквальном смысле спас.
     Карский прижал ее руку к губам.
     - Чем  был бы  без тебя Париж? - Он  улыбнулся. -  Но вернемся к началу
нашего разговора. Где остальные сведения?
     - Все спрятано в очень  надежном месте. Тебе не  стоит  беспокоиться. Я
собираюсь передать тебе все, что у меня есть. В конце концов, я обещала. А я
человек слова. - Лилиан нахмурилась. - Однако мне необходимо вознаграждение.
Это ведь долгое и трудное дело, риск велик. Но я с охотой пошла на него.
     - Но почему? - спросил Карский. Он выглядел вконец сбитым с толку. - Ты
хочешь  сказать, что предала свою страну только  из  ненависти  к нескольким
людям?
     - Только? Ты считаешь, это недостаточно веская причина? По-твоему, люди
идут на предательство лишь во имя идеалов марксизма-ленинизма?
     -  Да, я  так  считаю. Ведь именно эти  идеалы привели к  самым славным
революциям в мире. Вспомни те книги, которые я тебе давал. Вспомни.
     -  Я  их прекрасно  помню.  Ты  недооцениваешь меня,  я провела  немало
бессонных ночей над  этими  книгами. Я много размышляла, пытаясь понять, что
значат для меня эти идеалы. Но я пришла к выводу, что по  большому счету нет
разницы  между Вашингтоном  и  Кремлем.  Власть  развращает - любая  власть,
Евгений.   В  истории  человечества   это,  возможно,  единственная  истина.
Стремление к абсолютной власти и развращает абсолютно. Это утверждение верно
как в Вашингтоне, так и в Москве.
     - Ты не права, - возразил Карский, - совершенно не права.
     -  Вот  как? Посмотри  на  себя,  Евгений.  Ты утверждаешь, что  предан
марксизму. Я верю  тебе. Но при всей твоей преданности идеалам, ты привержен
Западу,  его  образу  жизни.  Взгляни, что на тебе надето. Лучшие  парижские
модели.
     - Это ты потащила меня по магазинам.
     - Но я  вовсе не заставляла тебя  покупать  все эти прекрасные костюмы,
рубашки и  галстуки. Это ты покупал, ты  платил за  них.  -  Лилиан покачала
головой, - И ты  получал от этого удовольствие. Ты просто обожаешь бывать  в
Париже. Ты предпочитаешь жить здесь, а не в России.
     - Я люблю Россию. - Разговор принял  неприятный  оборот, Карский не мог
понять,  почему он вынужден защищаться. - Я люблю Россию. Я люблю  Москву. Я
люблю Одессу, особенно весной.
     - Ты знаешь, что писал Генри Джеймс  о Париже? -  спросила  Лилиан,  не
слушая   его   возражений.  -  "Париж  -  это  величайший  храм,  когда-либо
построенный для плотских наслаждений". И  именно в этом храме ты преклоняешь
колени. Именно Парижу ты поклоняешься, Евгений.
     - Я никогда не отрицал, что люблю Париж.
     - Ну, а твой дом? Ты ведь живешь не в тесной однокомнатной квартире,  а
твои соседи - вовсе не любимые тобой пролетарии, не так ли? - Она посмотрела
ему в глаза.
     - Нет, - ответил Карский.
     -  Разумеется,  нет. Наверняка ты живешь  в прекрасном доме, населенном
руководящими партийными работниками. У тебя вполне респектабельные соседи. В
твоей квартире хватает места. Возможно даже, что из окон открывается хороший
вид. В квартире светло и просторно. Разве не так?
     - Описание довольно точное.
     -  Образец  социализма,  - саркастически заметила  Лилиан. -  Праведный
последователь Ленина.
     Она  открыла свою  сумочку  и швырнула через  стол  несколько сложенных
листов.
     -  Что  это?  -  Он  посмотрел  на  них,  как  на разворошенное  гнездо
скорпионов.
     -  Это то,  что мне причитается, -  спокойно сказала  Лилиан. - То, что
твоя страна должна мне. То, что <i>ты</i> должен мне.
     - Чушь, - резко ответил Карский. - Перестань упрямиться и играть. Отдай
всю остальную информацию, и закончим на этом.
     -  Я говорю вполне серьезно.  Может  быть, ты хочешь  получить  то, что
требуешь, силой?
     Он погладил  ее так,  как она больше  всего любила. Лилиан вздохнула  и
цинично спросила:
     - Ты полагаешь,  я люблю тебя настолько сильно, что исполню  любую твою
просьбу?
     Когда Карский заговорил, он не смог совладать со своим голосом:
     -  Думаю,  ты все-таки не отдаешь себе отчета в том, насколько серьезно
то, что ты делаешь.
     - Не стоит мне  угрожать,  Евгений.  Я  сделана из  достаточно прочного
материала. Если ты попробуешь нанести мне хоть какой-нибудь вред, то никогда
не получишь этих бесценных сведений.
     На  мгновение  их взгляды  встретились,  потом Карский  нацепил очки  и
развернул  сложенные  листы.  Это  были  два  документа, в  трех экземплярах
каждый.  Прочитав  первый,  Карск поднял  глаза и  внимательно  посмотрел на
Лилиан. Он начал понимать, что серьезно недооценивал ее.
     - То, что здесь написано, - сказал он, -  не имеет никакого отношения к
твоей мести.
     -  Месть  -  мое личное дело, - ответила  Лилиан. - Здесь же речь  идет
только о деловой стороне.
     -  Понятно. - Он еще раз пробежал глазами листок. - Таких требований  в
нашей стране не услышишь даже в сумасшедшем доме.
     - Я же сказала, что не вернусь в Америку. Даже при всем  желании  я уже
просто никогда не смогу этого сделать. Но  моя жизнь не кончена, кое-что еще
осталось. Я хочу быть счастливой.
     Карский медленно снял очки.
     - Ты  хочешь... - он помолчал. - Ты хочешь иметь свой собственный отдел
в КГБ.  Ты  хочешь в  течение  года  после приезда  в  Москву  стать  членом
Политбюро. Это же невозможно.
     - В этом мире нет ничего невозможного, - улыбнулась Лилиан. - Вспомни о
тех сведениях, которые у меня есть. Их цена очень высока.
     - Я  понимаю, но Политбюро...  Господи, да ведь существует определенный
порядок. Вся процедура выборов занимает долгие  годы. Пойми, это невозможно.
К тебе будут присматриваться, тебя будут проверять.
     -  Меня могут  счесть  троянским  конем, засланным американцами? -  Она
рассмеялась. -  И это  после того, как в Кремле  прочтут мои данные, точнее,
твои данные? Это  ведь твоя операция. Ты полагаешь, у кого-то могут остаться
сомнения на  мой  счет?  Подумай о  важности  этой  информации.  Каждый  час
промедления на руку американцам.
     Карский нахмурился и резко спросил:
     - Что  ты имеешь в виду? Ты  что, все испортила? Американцам известно о
том, что ты сделала? Ты  ведь  уверяла меня, будто никто не узнает об утечке
информации по крайней мере неделю.
     -  Все  так и  есть. Но я оставила электронную карточку вызова. Люди из
МЭТБ еще  не выяснили, кто  выдал информацию о разведсети  в  России, но они
наверняка знают, что она исчезла.
     - О Боже.
     Карский сжал ладонями виски. Боль запульсировала и стала сильней.
     - Подпиши соглашение, - дружелюбно  посоветовала Лилиан. - У тебя  есть
на это все полномочия. Я знаю, что есть.
     Он взглянул на нее.
     -  Да, знаю.  Я  все о тебе знаю, Евгений.  Даже  о том, что у тебя нет
сестры  по имени  Мими. У тебя вообще  нет сестры. Ты ведь не был уверен  во
мне, когда бежал  из Токио много лет назад. Да,  это мой звонок спас тебя от
Филиппа  и  Джоунаса.  Ты  потерял  связь  со мной. Прошли  годы,  мы  опять
встретились. Но ты не знал, что у меня на уме  сейчас,  и поэтому  заслал ко
мне под видом своей сестры агента КГБ.
     Карскому казалось, что она видит его насквозь.
     - Как давно ты знаешь, что я тебя использую?
     - С момента моего возвращения в Вашингтон после первой  встречи с Мими.
Именно тогда я проникла в компьютер МЭТБ и обнаружила твое досье.
     Карский подумал, что, возможно, цена, которую она просит, и не столь уж
неприемлема. У Лилиан блестящий ум. Она  на  деле доказала, что  великолепно
приспособлена к подпольной работе.
     - Хорошо, - сказал он, достал ручку и подписал все три экземпляра.
     Лилиан протянула руку.
     - Себе я оставлю два.
     Карск передал листы.
     - Для чего третий?
     - Я  отправлю его  в  один из банков Лихтенштейна. В Швейцарии банки  с
недавних пор перестали оберегать свои секреты так же ревностно,  как встарь.
Если  ты  поведешь  двойную игру, это  соглашение  будет отправлено  во  все
крупнейшие газеты мира.
     Карский рассмеялся.
     - Это ничего не даст.
     Лилиан кивнула.
     -  Соглашение  само  по себе  ничего не  будет  значить.  Но  вместе  с
доказательствами  того,  что  именно  ты  убил  Гарольда  Мортена  Силверса,
полковника армии США, руководителя дальневосточного отдела ЦРУ, оно наделает
немало шуму. - Ей показалось, что Карский сейчас потеряет сознание.
     - Да,  -  спокойно подтвердила Лилиан, - я  знаю  и это. Но больше ни у
кого нет  даже  подозрений  на твой  счет. Я знала гораздо больше Филиппа  и
Джоунаса.  Я знала, где тебя не было в  ночь убийства Силверса. И знала, где
ты  находился. Если со мной в Москве что-нибудь  случится,  об этом  эпизоде
твоей карьеры  узнают все. И вот тогда твои дни будут сочтены. Американцы не
успокоятся, пока  не уничтожат  тебя. Но стоит ли нам думать о такой мрачной
перспективе? - Лилиан слабо  улыбнулась и кивнула на второй документ. - Есть
кое-что еще. Взгляни.
     Карский снова  надел  очки. Казалось,  его уже ничем не удивишь,  но от
прочитанного у него вновь перехватило дыхание. Он поднял голову.
     - Это чудовищно! Ты не можешь этого требовать!
     - И тем не менее.
     - Но зачем?
     - Ты любишь свою жену, Евгений? - Лилиан прищурилась.
     - Конечно. Я привязан к ней.
     - Не  ожидала подобного ответа от несгибаемого рыцаря  плаща и кинжала.
Это скорее ответ бухгалтера.
     - Это всего лишь правда.
     - Пожалуй, я должна привить тебе не только чувство стиля, - усмехнулась
она.  - Подпиши этот документ, Евгений,  и  ты  получишь нечто  большее, чем
слава  самого  выдающегося русского шпиона. - Она  нежно  улыбнулась.  -  Ты
получишь меня.
     - Но  развод... - Карск  никогда не думал  о таком повороте.  Он всегда
считал, что  ложь о жене надежно  предохранит его от  всяких  передряг вроде
этой. До него вдруг дошло, какие серьезные перемены должны произойти в жизни
Лилиан.
     Словно читая его мысли, она сказала:
     -  Нам  будет,  что вспомнить, Евгений.  Наша  страсть  была прекрасна.
Исступленная  и  нежная  одновременно.  Я  люблю  Париж так же, как и  ты. Я
поняла,  что люблю этот город гораздо  больше, когда нахожусь здесь вместе с
тобой.  И неважно, что мы вели друг с другом игру. Она лишь  придавала нашим
встречам остроту, а любви - пикантность. - Она взяла его руки  в свои. - Моя
правда состоит в том, что я устала быть одна, Евгений. Я стремлюсь к власти,
и ты дашь  мне ее. Но власти недостаточно.  Ведь я все-таки женщина и всегда
ею  останусь.  Я хочу быть с тобой, Евгений. Я хочу тебя. Ты - часть сделки,
которую я предлагаю заключить.
     - Лилиан. - Карский откинулся на стуле.  Он впервые  с начала разговора
назвал ее по имени.
     -  Подпиши, -  мягко  сказала она, - и  я  передам все имеющиеся у меня
сведения.  Поверь,  это  стоит  того,  что  я  прошу.  Эти  данные  разрушат
американскую  разведывательную сеть  по  всему миру.  Подпиши, и  мы покинем
Париж, как  только  я  возьму  их  оттуда, где они  хранятся.  Мы  ненадолго
исчезнем. На расшифровку материалов тебе понадобится время. Сведения полные;
я сомневаюсь,  что ты доверишь их кому-либо. Я знаю место,  где нас никто не
найдет. Будем  работать, а  в  перерывах посвящать  себя друг другу. А когда
закончим, ты  отвезешь меня, куда захочешь. - Она рассмеялась. - Может быть,
в Одессу? Я всегда мечтала взглянуть на Одессу весной.


     Майкл  выскочил из машины. Не обращая  внимания на дождь, он смотрел на
гигантскую криптомерию, высившуюся над крышей синтоистского храма.
     Элиан наблюдала из  "ниссана". Она понимала,  что сейчас Майкла трогать
не стоит. Он вынудил ее выложить слишком много, и единым духом.
     Черное небо  словно  распахнулось. В  угольных грозовых тучах  блеснула
синева. Майкл, больше  не сдерживаясь, дал  волю слезам.  Призрачная красота
этого места, странное сочетание мягкого  ландшафта и сурового неба  отвечали
его  внутреннему состоянию. В  душе  Майкла гнев и  отчаяние  переплелись  с
любовью и стремлением идти до конца. Никогда еще ему не хотелось так сильно,
чтобы  отец был рядом. Вопросы, ответить на которые мог только Филипп  Досс,
теснились в  голове. Ярость,  пробужденная  известием  о  супружеской измене
отца, утихала. Ей на смену пришла печаль, тоска  по утерянному, свойственная
детям, пережившим драму своих родителей. Если  бы можно было повернуть время
вспять. Если бы...
     Майкл обернулся и  взглянул на Элиан. Он видел лишь очертания ее фигуры
за  струями  воды.  Дверца  открылась, и Элиан  выбралась  из машины.  Майкл
смотрел, как она подходит,  и понимал,  что никогда у  него не будет  никого
ближе  этой женщины.  Он все  еще  слышал ее слова: "Мы - желание  и  мечта,
Майкл. Мы - будущее".
     - Ты хочешь поговорить? - спросила она.
     - Не сейчас, - ответил он и повторил: - Не сейчас.
     Он  чувствовал,  как  возвращаются  силы.  Место,  куда  они  приехали,
действовало на него  так же,  как тропа  богов  в долине  Яо действовала  на
Элиан. Он чувствовал, как духи, обитающие на горе, взывают к нему.
     - Идем, - сказал он.
     Они   начали  подниматься  по  широким   каменным  ступеням.  Над  ними
возвышался огромный, покрытый красным лаком тори, неподвижный  часовой горы.
По обе стороны шелестели мягкими  ветвями гигантские криптомерии.  Казалось,
что мир  вокруг ожил  с приходом Майкла  и Элиан.  Майкл улыбнулся, вспомнив
синтай, упоминаемый в стихотворении отца.
     Лестница  заканчивалась  крошечной  крытой  площадкой.  Майкл  и  Элиан
прижались друг к другу, чтобы уместиться под навесом. Дождь усилился, словно
природа  решила наказать  людей  за  грехи. Посреди  площадки  на  натянутой
веревке висели колокольчики. Майкл  поднял руки и тронул  веревку.  Раздался
переливчатый дрожащий звон.
     - Нужно разбудить  духов,  - тихо сказала Элиан,  - чтобы они  услышали
наши молитвы.
     - Здесь в храме Синто похоронен  мой учитель Цуйо.  Именно  к Цуйо отец
послал меня много лет назад.
     Майкл достал из кармана плетеный шнурок.
     - Узнаешь?
     Лилиан внимательно  посмотрела на  шнурок, потом медленно  взяла его  и
поднесла к веревке с колокольчиками.
     - Они одинаковые.
     - Монахи плетут их сами, такой способ плетения известен только здесь.
     Гулко ударил колокол.
     - Когда я был учеником Цуйо, он обучил меня искусству плетения. Об этом
знал  мой отец. Шнурок, который ты  держишь в руках, я подарил ему, когда он
навещал меня  здесь. Отец  умер, оставив мне его. Он понимал,  что только  я
узнаю этот шнурок  и догадаюсь,  в  чем  дело. Для других  это -  всего лишь
ничего не говорящий кусок веревки.
     Его  голос  эхом  отозвался  внутри  храма и повис  в воздухе, медленно
затихая.
     - То, за чем охотился мой отец, и что ему удалось заполучить, находится
именно здесь, в храме Синто.
     Эхо вновь подхватило его слова.
     - Там, где похоронен Цуйо.
     Эхо словно перекликалось  с  колокольным звоном, придавая словам Майкла
торжественность. Элиан выдохнула:
     - Документ Катей.
     Да, документ  Катей,  конец одной из загадок, подумал Майкл.  "Спросите
моего сына, помнит ли он синтай?" Майкл закрыл глаза. Дух-проводник храма. У
этого храма им был дух Цуйо.
     Волной нахлынул  густой  аромат  кедрового масла. Майкл  и  Элиан ждали
прихода монаха.
     - Здесь цель борьбы  моего отца. Борьбы, ради которой он  послал меня в
Японию.
     Майкла  вдруг  озарило,  что  ученичество  у  Цуйо  тоже   было  этапом
подготовки к этой борьбе.
     По  спине  пробежал  холодок.  Предчувствие.  Чем занимался  мой  отец,
подумал он, если так рано начал готовиться к смерти? Впервые к Майклу пришло
понимание того, что его собственные поиски - это продолжение дела отца.  Что
же это за дело, если человек посвятил ему  не только свою жизнь, но  и жизнь
сына?  В чем  бы ни состояла  тайна,  Майкл как никогда был  полон решимости
разгадать ее.
     Внутри  храма  раздались  шаги.  Их звук, эхом  отдаваясь от  стен, все
нарастал, пока не превратился в оглушительный грохот, перекрывший все прочие
звуки. Но вот  шаги смолкли.  Перед Майклом  и  Элиан стоял монах  с  наголо
обритой головой, худой, почти изможденный  человек  с суровым  лицом аскета.
Невозможно было определить его возраст, он не был ни молод, ни стар.
     Он пристально посмотрел на Майкла.
     - Ты ученик, - сказал он, - последний ученик сенсея.
     Майкл понял,  что  он имеет в  виду. Майкл был  единственным европейцем
среди учеников  Цуйо. И потому служил объектом пристального внимания монахов
храма Синто.
     Майкл  поклонился. Монах  поклонился в ответ. Майкл передал ему обрывок
красного шнура.
     - Это принадлежит храму. Монах, не удивившись, кивнул:
     - Следуйте за мной.
     Он провел их через  основную  часть храма.  Это  было  священное место.
Отличие синтоизма от других религий мира  состоит в том, что его храмы - это
место обитания духов и поклонения им, но никак не обращения в веру.
     На каждом  шагу  в  храме  обитали духи синтоизма.  Стены  занавешивали
белые,  свободно  ниспадающие полотнища,  всюду были  расставлены зеркала, в
которых отражался лишь чистый свет,  на полу в плошках  курились благовония,
повсюду лежали свитки с заклинаниями.
     Монах провел их через небольшое внутреннее помещение, населенное духами
ками этого храма. В боковой комнате монах на несколько минут оставил молодых
людей. Уходя, он указал на окно.
     - Отсюда, - сказал он мягко, - видно место, где похоронен сенсей.
     Майклу было хорошо известно это место в  тени  священных деревьев. Одно
из  деревьев много  лет назад расщепила молния, из обгоревшего ствола  и был
извлечен синтай, божественное тело  духа ками. Духа Цуйо. Майкл смотрел, как
дождевые струи омывают  белоснежную  каменную  плиту,  отмечающую место, где
покоится тело Цуйо.
     Рак, поразивший сначала гортань Цуйо,  постепенно  завладел всем  телом
учителя. Но  Цуйо  ни дня не провел  в  постели. Он  продолжал  жить обычной
жизнью, наполненной молитвами  и повседневными делами. В  одну из ночей Цуйо
не проснулся, его земная жизнь закончилась.
     - Грустно возвращаться сюда? - тихо спросила Элиан.
     -  Грустно?  Нет,  -  Майкл  покачал головой. - Это  священное место. Я
ощущаю здесь присутствие  Цуйо. Может быть, это всего лишь воображение, но я
чувствую какую-то  энергию,  исходящую от духа ками, обитающего  тут.  Здесь
слишком много любви, здесь нет грусти.
     Монах вернулся.  В руках он нес предмет, завернутый  в  белую ткань. Он
молча поставил его на резной деревянный стол.
     Майкл и Элиан переглянулись.
     -  Возможно  ли  это?  -  прошептала  она.  Майкл,  не отвечая, откинул
материю.
     - Боже, - выдохнула Элиан.
     На столе стояла шкатулка из древесины кеки. Искусная и очень старая. Но
на верхней  крышке шкатулки  была  совсем  недавно вырезана двуглавая  птица
камон, отличительный знак клана Таки-гуми.
     Пристально глядя на Майкла, монах сказал:
     -  Твой отец похитил это. Не мне  судить о праведности его поступка. Он
прислал это сюда на хранение. Я исполнил его волю.
     Он повернулся  и  вышел  из комнаты,  оставив  их наедине со шкатулкой.
Майкл неподвижно  стоял, не смея открыть крышку из дерева  кеки. Элиан,  как
зачарованная, не  отрывала взгляда от шкатулки. Старинный ящичек  хранил то,
что привело к гибели многих людей. Клочок бумаги, способный изменить мир.
     -  Открой,  -  наконец  прошептала Элиан,  -  открой,  Майкл. Ты должен
открыть ее.
     Он  здесь,  думал  Майкл. Документ  Катей здесь, под  этой крышкой. Еще
мгновение, и все станет на свои места, он наконец-то поймет, кто враг, а кто
друг, что такое Дзибан  и почему  все так стремятся  завладеть  этим клочком
бумаги. Может быть, он даже  поймет,  кем  был его  отец, чем он жил. Сердце
учащенно билось. Справившись с дрожью в руках
     Майкл судорожным движением открыл шкатулку. На  дне  белел перевязанный
шнуром свиток.


     - Теперь, - осторожно подбирая слова, начал Масаси, -  я хочу услышать,
что ваш отец написал вам перед смертью.
     Одри быстро взглянула на него.
     - Вы хотите сказать: перед тем, как его убили?  Его ведь  убили.  Может
быть, это сделали вы?
     -  Нет,  -  Масаси  постарался  улыбнуться  как  можно  обаятельнее.  -
Напротив,  я  ищу человека,  виновного  в  смерти  вашего  отца.  Он  должен
предстать перед лицом правосудия.
     Как же трудно  быть  умным и обаятельным, говоря на английском, подумал
он про себя. Так много слов, которых я не знаю, но которые так необходимы.
     Одри  пыталась понять,  что  за человек перед  ней.  В этом  просторном
здании она находилась уже несколько часов, возможно даже сутки, поскольку не
знала, долго ли проспала.
     Проснувшись, Одри увидела, что находится в небольшой комнате, где кроме
нее  присутствовали  две  японки.  Шуршание шелковых кимоно подействовало на
Одри успокаивающе.
     - Где я? - громко спросила она, справившись со страхом. Но  японки лишь
шушукались и склоняли голову то к одному плечу, то к другому. Они помогли ей
снять грязную одежду. Одри зябко поежилась - вряд ли это Гавайи.
     Завернув девушку в мягкий халат, женщины повели  ее по длинному пустому
коридору. Одри слышала ровный  машинный гул. Она  поняла, что это не частный
дом или гостиница. Скорее всего, какой-нибудь склад или учреждение.
     Женщины  открыли  дверь  и  подтолкнули Одри  вперед.  Она  ступила  на
деревянные  решетки, тело окутал  горячий пар. Под  ногами  струилась  вода.
Японки  помогли ей снять халат и  сесть в горячую ванну. Одри, на  несколько
минут  забыв обо всем, наслаждалась. Японки помогли ей выбраться из ванны  и
подвели к другой. Здесь  вода  была еще горячее.  Одри  вытянулась в  воде и
расслабилась.  Женщины,  переговариваясь  и хихикая, отошли в сторону.  Одри
закрыла глаза и  глубоко вздохнула. Горячий пар был  насыщен пряным ароматом
какой-то травы.
     Одри   вспомнила   комнату,  в  которой  проснулась.  Она  была  совсем
крошечной,  с  голыми стенами. Кроме обшарпанного деревянного стола и футона
там  ничего не  было. Когда она открыла глаза, японки сидели на пятках возле
футона и тихо переговаривались. Заметив, что Одри проснулась, они предложили
ей чаю. Одри жадно выпила ароматный  чай. Больше всего  на свете ей хотелось
вымыться.  И  вот ее желание исполнилось. У нее есть несколько  минут, чтобы
подумать.
     По всей  видимости,  это  все-таки  склад.  Комнаты без  окон,  длинный
коридор. Безлюдье. На учреждение не похоже.
     Японки  подошли ближе.  Одри поняла, что пора  заканчивать.  Ее вытерли
насухо, расчесали, облачили  в  темно-синее  шелковое нижнее кимоно, затем в
верхнее, переливчато-голубое с изысканным рисунком.
     Ее отвели  обратно  в комнату без  окон. На столе стоял  поднос. Одри с
жадностью набросилась  на  еду, не  разбирая, что ест, и  почти не  чувствуя
вкуса. Что произошло дальше,  она не помнила. Когда Одри очнулась, в комнате
было пусто, тарелки  со  стола исчезли.  Тело затекло,  словно  после долгой
неподвижности.
     Через  несколько минут в  комнату вошел  человек и отвел  ее к  Масаси.
Японец   сидел  за  огромным  столом  красного  дерева  в  просторной,  ярко
освещенной комнате. На стенах висели свитки. Седзи, полупрозрачные ширмы  из
рисовой бумаги, пропускали свет из  окон. Масаси представился, сообщил Одри,
где она  и как  долго здесь находится.  Одри знала,  что такое якудза,  хотя
никогда не сталкивалась с представителями этого племени.
     - Я понимаю,  вы  напуганы, - начал Масаси. - Напуганы  и растеряны. И,
возможно, сейчас не захотите ответить на  мои вопросы.  Разрешите, я вам все
объясню. - Не дожидаясь ответа, Масаси продолжал: - Вы были похищены врагами
вашего  отца,  вероятно,  теми же людьми, которые  убили его. -  Он печально
улыбнулся,  но  тут  же   лицо  его   прояснилось.  -  Но  судьба  оказалась
благосклонной  к вам: вы попали ко  мне. Здесь вы в  полной безопасности.  Я
принял все меры предосторожности. Люди, что охотятся за вами, не смогут сюда
добраться.
     Одри поежилась.
     - Этот человек  на Гавайях, -  сказала  она, - тот, что привязал меня к
стулу...
     -  Как  он выглядел? - спросил  Масаси. Одри, как могла, описала  его и
спросила:
     - Он работал на вас?
     - Нет, - возмутился Масаси, - это один  из ваших похитителей. Мои  люди
вынуждены были убить его  в  аэропорту  Мауи. У них  не было другого способа
привезти вас сюда.
     -  В таком  случае  я, наверное, должна  поблагодарить вас, - с улыбкой
сказала Одри, хотя недоверие в ней  осталось. - Я многим вам обязана. Отсюда
можно позвонить? Я хотела  бы поговорить с кем-нибудь из своих близких. Они,
должно быть, с ума сходят от тревоги.
     - Мои люди уже позвонили вашей матери, - Масаси импровизировал на ходу.
- Она была очень рада узнать, что с вами все в порядке.
     - Я вам очень  благодарна, но все-таки мне хотелось бы самой поговорить
с мамой.
     Масаси быстро закивал.
     - Конечно, конечно. Но  сначала я прошу вас уделить мне несколько минут
и ответить на два-три вопроса. Что написал вам отец? Это очень, очень важно.
     Одри нахмурилась:
     - Я не понимаю. Какое отношение к вам имеет письмо моего отца?
     - Оно может вывести нас на его убийцу.
     - Сомневаюсь, будет ли вам от  него хоть какая-нибудь  польза. Для меня
то, что он написал, не имело никакого смысла. Я ничего не поняла.
     Масаси едва сдерживал нетерпение.
     - Может быть, я пойму больше.
     - Хорошо, - помолчав, согласилась Одри, - я расскажу вам.


     - Документ Катей! - воскликнула Элиан за спиной Майкла.
     Майкл  осторожно достал  свиток  и развернул его. Рукописный текст  был
составлен на кандзи. Майкл быстро пробежал его глазами. Он почувствовал, как
кровь  застыла в  жилах. Этого  не  может быть, подумал Майкл, это  манифест
сумасшедших.  Он не верил  своим глазам,  вчитываясь в строки документа. Это
безумие,  но  безумие  опасное,  в  любую  минуту способное  разрушить  мир.
Реальность превзошла все ожидания Майкла. Он нашел документ Катей и понял, в
чем дело, почему за этой бумагой шла такая напряженная охота. В этом  листке
была  вся суть  Дзибана,  план  полного  переустройства  мира,  вызов  всему
человечеству.  Люди, написавшие  его,  настоящие безумцы,  убеждался  Майкл,
читая план возрождения Японии, той Японии, которая должна завоевать мир.
     Майкл  читал  манифест, вышедший  из-под  пера Кодзо  Сийны.  Манифест,
направленный против  наступления западной  цивилизации, угрожающей разрушить
традиции древней  Японии. Традиции,  которые давно уже стали душой и сердцем
страны. Он  вспомнил слова  Элиан:  "Дзибан добивается полной  независимости
Япони и, независимости от нефтепроизводителей, но прежде всего независимости
от Америки". В голове словно раздался предупреждающий звонок. Все эти слова,
слова страшные  и опасные,  но реальные ли? Не пропустил ли  он чего-нибудь,
что  может превратить этот манифест в  реальность? Майкл  еще  раз  прочитал
документ. И вдруг он понял, понял и ужаснулся.
     - Боже мой! - Голос его сорвался.
     - Майкл?! Что там, Майкл?
     Он быстро свернул свиток.
     -  Документ Катей - это  не абстракция, не  просто манифест  Дзибана, -
хрипло произнес Майкл. - Это очень гибкий документ, он  может дополняться. -
Он взглянул на нее.  - Они хотят заполучить  ядерное оружие. Конкретно здесь
не говорится, но я понял. Они заключили сделку с русскими.
     - Этого не может быть, Майкл, - сказала Элиан. Он кивнул.
     - Может.  Они безумны -  Сийна и все остальные из Дзибана. Они способны
на все.
     - Там говорится, когда они надеются получить оружие?
     - Нет. Но, насколько я понимаю,  это может произойти со дня на день или
уже произошло.
     Она в отчаянии посмотрела на Майкла. В  этот миг в комнату вошел монах.
Он выглядел встревоженным.
     - Простите за вторжение,  но в  храме находятся люди, не  позвонившие в
колокольчик.
     Его слова означали, что посторонние опасны.
     - Вы знаете их? - спросил Майкл.
     - Нет. Их четверо, - коротко ответил монах.
     Майкл уже спрятал свиток в  шкатулку, закрыл  крышку и обернул шкатулку
белой тканью.
     - Это люди якудзы? - спросила Элиан.
     -  Якудза  здесь не  имеет  власти. Но поторопитесь.  Вам лучше уйти. В
священном месте не должно вершиться насилие.
     Майкл подхватил шкатулку,  и они  быстро вышли  из  комнаты. В  главном
святилище  храма,  где  обычно  царила тишина,  сейчас  раздавались резкие и
настойчивые голоса. Они доносились с площадки у входа в храм.
     - Братья  попытаются  убедить этих людей  не врываться сюда, -  сказал,
обернувшись к Майклу, их проводник, - но боюсь, они потерпят неудачу. У этих
людей нет сердца.
     Он  провел  их  через  главную  молельню. Здесь, в  местах,  обнесенных
священным  шнуром,  обитал  дух ками.  Легкий  ветерок  шевелил  бумажные  и
матерчатые  полоски, привязанные к шнуру. За шнуром находился павильон, вход
в который закрывали легкие, но плотные шторы. Монах свернул в узкий коридор,
в  конце которого открыл  дверь.  Он уже собирался  показать  Майклу дорогу,
когда заметил  двух человек. Пригнувшись,  они бежали под  дождем. Он быстро
захлопнул дверь и повернулся к Майклу.
     - Этот путь уже небезопасен. Следуйте за мной.
     Они вернулись в  главную молельню.  Голоса  у  входа стали  резче и еще
настырнее.  Монах с беспокойством посмотрел в ту сторону.  Затем,  мгновение
помедлив, он повернулся к шелковым шнурам.
     - Сюда, - он указал на вход в павильон, задернутый белой тканью.
     - Но это священное место, - возразил Майкл. - Там обитает дух ками.
     Священник мягко улыбнулся.
     - Жизнь тоже священна. Идите и спрячьтесь.  Я  попытаюсь помочь  своему
брату.
     За занавеской в  павильоне было прохладно  и темно. Они вошли  внутрь и
остановились.
     - Может  быть, одному  из  нас стоит пробраться к  машине, - прошептала
Элиан. - Твой меч...
     Майкл  молча приложил палец к губам. Их окутала тишина. Они чувствовали
себя как актеры  перед  поднятием  занавеса  в  день  премьеры. Молодые люди
стояли в полумраке священного павильона и ощущали  энергию  обитающего здесь
духа.
     - Майкл, - снова шепнула Элиан, - позволь мне пойти.
     Он отрицательно  покачал головой, но она уже скользнула к выходу. Майкл
попытался удержать ее, но Элиан увернулась, и он остался  один. Его охватило
острое чувство  одиночества,  но уже  мгновение  спустя  оно  исчезло: Майкл
ощутил присутствие ками. Духа Цуйо.


     -  "...Скажи  Майклу,  когда увидишь его,  пусть  вспоминает  обо  мне,
особенно во время чаепития по-японски. И пусть пьет свой зеленый чай из моей
фарфоровой  чашки - она так ему  нравилась. Это и правда  необычайно  ценная
вещица. Еще  у меня  перед глазами отчего-то так  и стоит то место, где вы с
ним чуть не погибли. Увы, даже летом там не бывает ни одной цапли".
     Одри замолчала. Она дословно процитировала загадочное письмо отца.
     Масаси раздумывал над услышанным.
     - Фарфоровая чашка. Вы помните ее?
     - Конечно, - подтвердила Одри. - Отец привез ее из Японии.
     Масаси быстро спросил:
     - Недавно?
     - Нет, много лет назад. Наверное, сразу после войны.
     Тогда это скорее всего не то, подумал Масаси.
     - А  то место, о котором он упоминает. Там,  где  вы с  Майклом чуть не
погибли. Это здесь, в Японии?
     - Нет. Я здесь впервые. Это место в Штатах.
     - Простите?
     - В Америке.
     - Чем оно примечательно для вашего отца?
     - Полагаю, тем,  что он сказал. - Она на  мгновение задумалась.  - Отец
тогда страшно испугался. Был снегопад, и...
     В  этот миг  дверь резко распахнулась, и в комнату влетел Каэру. Он был
очень возбужден.
     - В чем дело? - гневно спросил Масаси.
     Тон оябуна мгновенно  отрезвил Каэру.  Он  поклонился  и,  отдышавшись,
сказал:
     - Прошу прощения, Масаси-сан, но прибыл посыльный с пакетом.
     - Оставь меня, - все так же гневно  произнес Масаси, - не видишь разве,
что я занят?
     -  Простите, оябун, - испуганно сказал  Каэру.  - Я не  посмел  бы  вам
мешать, но дело крайне срочное. Посыльный настаивает на  том, чтобы передать
пакет лично вам в руки. Похоже, это действительно очень важно.
     -  Хорошо, - недовольно сказал Масаси.  Он повернулся к Одри  с улыбкой
извинения. - Я совсем ненадолго. Отдохните, а когда я вернусь, продолжим наш
разговор.
     - Хорошо. А как насчет телефона? Я хотела бы позвонить матери.
     -  Всему свое  время,  - весело ответил Масаси. - Я  оставлю  за дверью
своего человека, чтобы вас никто не беспокоил.
     -  Но... - Одри замолчала, так и не успев ничего сказать. Масаси быстро
вышел за дверь.
     Она  почувствовала,  как  слезы подступают  к глазам. Ей  не  терпелось
вырваться отсюда,  вернуться домой, к маме, к Майклу. Майкл! Ты жив, Майкл?!
Одри хотелось кричать.
     Она постаралась взять себя  в  руки. Хватит  себя жалеть,  разнюнилась,
немедленно прекрати. Одри подошла к двери  и попыталась ее открыть. Дверь не
подалась.   Странно,  подумала  она  и  пожала   плечами.   Еще   одна  мера
предосторожности? Странно, очень странно.
     Одри  принялась мерить шагами комнату. "Я здесь в полной безопасности",
- убеждала  она себя.  Подошла к седзи  и отдернула  их.  За грязным, мутным
стеклом темнел причал. Река, решила  Одри, разглядев за полосой темной  воды
здания и  людскую суету. Склад у  речного причала.  Ей стало  немного  легче
оттого, что догадка оказалась верна.
     Одри  отвернулась от окна.  Ее взгляд  рассеянно скользнул по комнате и
остановился на двери. Ручка медленно  поворачивалась, кто-то пытался открыть
дверь.  Странно, подумала Одри,  у них же есть ключ. Она  подошла поближе  и
прислушалась. Между дверью и косяком что-то  просунули, послышался негромкий
щелчок, и дверь распахнулась.
     В  комнату  ворвался  незнакомец. Одри  испуганно отступила.  За спиной
человека она увидела распластавшегося на полу охранника, которому поручил ее
Масаси. Господи, подумала Одри, они нашли меня.
     Девушка  попыталась  выскочить  вон, но человек схватил ее. Попробовала
крикнуть, но его рука крепко зажала ей рот. Ужас волной подкатил к горлу.


     Один из гангстеров,  осмотрев все дворовые постройки, вернулся к храму,
где встретился  с другим  боевиком.  Оба промокли насквозь. Они  поняли друг
друга без слов  и  молча вошли в храм, не  обращая внимания  на протестующих
монахов.  Внутри  они  обнажили   свои   катаны.  Методично  и   неторопливо
обследовали  главную  молельню.  Казалось,   им  глубоко  плевать,  что  это
святилище.  Монахи с каменными  лицами наблюдали за их  действиями.  Боевики
были  совсем еще молодыми парнями,  души  которых  никогда  не знали  ничего
святого. Еще несколько месяцев назад, до тоге  как вступить  в  ряды якудзы,
они раскатывали по  Токио на мотоциклах без  глушителей,  проводили  большую
часть времени  в барах; их кожаные  куртки распугивали  по вечерам прохожих.
Что  они могли  знать о  Синто,  священных рощах, храмах,  о духах  ками? Их
интересовали  неоновые  огни  вечернего  города,  быстрая  езда,  девушки  и
выпивка. Их  сердца  были полны ненависти  и страха.  Любой желающий мог без
труда  подобрать  к  ним  ключик  и полностью подчинить  себе,  направив  их
ненависть  в  нужное  русло.  У  Масаси  хватало  таких  парней.  Они  слепо
повиновались ему, не раздумывая над тем, что творят.
     Один из боевиков с отталкивающей рябой физиономией подошел к священному
шнуру и уставился на занавеску. Так-так, подумал он, там что-то есть. Сейчас
проверим. Взмахом  меча он разрубил священный шнур и осторожно приблизился к
занавеске. Второй, постарше,  с  заметной лысиной,  все еще стоял  в  дверях
храма. Боковым зрением он уловил на улице движение. Бандит выскочил из храма
и  увидел,  как  из   боковой   двери  выскользнула  женская  фигура.  Лысый
удовлетворенно улыбнулся.
     Он  не  побежал за  девушкой, а,  пройдя через молельню храма,  вышел к
центральной  лестнице. Он  миновал  крытую  площадку, где под порывами ветра
жалобно  звенели  колокольчики,  быстро  сбежал по каменным  ступеням. Лысый
знал,  куда направляется женщина.  Он уже  подходил к  машине, оставленной у
подножия горы.  На  заднем сиденье он видел  катану.  Он  знал,  что следует
делать.
     Он  добрался  до  автомобиля  первым  и спрятался за  большой скрипучей
сосной.   Ждать  пришлось   недолго.  Между  деревьями   появилась   бегущая
человеческая фигура. Лысый ухмыльнулся. Попалась птичка.
     Когда Элиан подбежала к машине, он вышел из своего  укрытия.  Шум дождя
заглушил его шаги. Элиан  взяла катану, но, не успев вытащить меч из машины,
заметила   в  мокром  стекле  какое-то  неясное  движение.  Этого  оказалось
достаточно.
     Отпустив рукоятку меча, она резко обернулась. Лысый не успел сообразить
в чем дело, как получил удар ногой, в  который Элиан  вложила всю свою силу.
Лысый  начал падать,  но не успел коснуться  травы, когда Элиан, подпрыгнув,
нанесла еще один удар, пришедшийся ему  в подбородок. Лысый череп  дернулся,
раздался резкий хруст. Голова поникла на неестественно вывернутой шее. Лысый
был мертв.
     Подхватив меч, Элиан бросилась обратно к храму. На бегу ей послышалось,
будто зачихал  мотор, но шум ливня  заглушал все звуки, и Элиан не разобрала
наверняка.
     В храме рябой собрался проникнуть за занавес павильона, где  обитал дух
ками. Согнув колени и держа меч перед грудью двумя руками, он очень медленно
приближался  к занавесу. В полуметре  от цели рябой  замер и прислушался. Не
услышав ничего подозрительного, он сделал последний шаг и коснулся полотнища
кончиком  меча. Белая ткань  колыхнулась.  Он уже собирался  отодвинуть  ее,
когда занавес откинулся, и на рябого из темного проема выпрыгнул демон.
     Демон был  белый,  с огромными рогами на голове; на бледном  лице  ярко
выделялась кроваво-красная ухмыляющаяся пасть.
     Рябой в страхе отпрянул. Только когда демон ударил его, гангстер понял,
что  это  всего  лишь маска.  Но  тут он  получил еще  один  удар  и потерял
сознание.
     Майкл отбросил маску и выхватил меч из рук падающего боевика. Он быстро
освободился  от белоснежной ткани, в которую завернулся, и перепрыгнул через
тело. В следующее мгновение он увидел  тощего  боевика с  жидкими усиками на
морщинистом лице. Этот не походил  на остальных. Он был значительно старше и
явно никогда не гонял на мотоцикле. В его глазах горел огонь. Уж он-то точно
знал,  где  находится  и  сколь  священно  это  место,  знал, что  совершает
святотатство, и это явно доставляло ему удовольствие.
     Худой  с усмешкой следил  за Майклом, обхватив одной  рукой  маленького
лысого монаха,  который  принес шкатулку  с  документом Катей.  Лезвие танто
прочертило кровавую полоску на бритом черепе монаха. Когда худой увидел, что
Майкл заметил его, он прочертил еще одну кровавую полосу.
     - Отдай, - резко сказал он Майклу. - Не тяни время, отдай.
     - Я не...
     На черепе монаха появилась еще одна полоса.
     - Я буду делать  это  снова и снова,  пока ты не отдашь то, за чем сюда
пришел.
     Майкл  молча повернулся и скрылся в павильоне. В священной обители ками
он взял шкатулку и вернулся в молельню.
     -  Так-то  лучше.  -  Бандит,  по-прежнему  держа  монаха,  отступил на
несколько шагов. - Положи здесь. Ближе, чтобы монах мог взять.
     Майкл выполнил требование.
     - Отлично, - сказал худой и подтолкнул монаха. - Возьми.
     Он убрал танто, давая  монаху наклониться.  Майкл увидел, как за спиной
бандита мелькнула прядь мокрых волос.
     - Отпусти его, - сказал Майкл. Худой хрипло рассмеялся.
     - Заткнись!
     Он кивнул через плечо.
     -  И  скажи девушке, что у  меня за спиной, чтобы не  двигалась,  иначе
перемажется в крови этого.
     Шкатулка все еще лежала на полу.
     - Я не буду двигаться, - сказала Элиан.
     Бандит с шумом втянул в себя воздух.
     - Ты убил одного из моих людей. Где другой?
     - У машины, - сказала из-за его спины Элиан. - Я сломала ему шею.
     Майкл подумал, что бандит оказался  совсем не простаком: он не позволял
спровоцировать себя и заставить ошибиться.
     Майкл сказал:
     - Отпусти его. Ведь шкатулка уже у тебя.
     Худой оскалился.
     - Пускай девушка поднимет ее. А ты отойди подальше.
     Майкл остался стоять на месте.
     - Я даю тебе секунду, иначе старик умрет.
     Танто сверкнул в руке гангстера. Майкл сделал шаг назад.
     - Теперь шкатулку.
     Элиан,  обойдя бандита  и  монаха,  подошла к  шкатулке, подняла  ее  и
посмотрела на тощего. Тот кивком велел ей выйти из храма. Сам он, все так же
крепко держа монаха, стал отступать следом, не спуская глаз с Майкла. Лезвие
танто блестело возле горла монаха.
     - Выходи.
     Элиан вышла в  темноту.  Майкл  успел  заметить,  как  бандит оттолкнул
монаха и быстро метнулся к девушке.


     -  Спокойно, - прошептал  Дзедзи на ухо Одри.  - Спокойно, или  мы  оба
умрем.
     Он захлопнул ногой дверь.
     - Не бойтесь. Я знаю, кто вы. Я ваш друг.
     Когда  он  потерял  из виду Митико  и  Тори,  его  охватила  паника. Он
соблюдал слишком большую осторожность,  следуя за  ними по лабиринту  темных
коридоров. Дважды он чуть не наткнулся на  охранников Масаси, они лишь чудом
не заметили  его. В конце  концов  Дзедзи  обнаружил  охраняемую  дверь.  Он
обрадовался,  решив, что сама судьба привела его к  месту, где Масаси держит
Митико  и Тори. Он  убил охранника и сломал  замок. Открывая  дверь,  Дзедзи
полагал, что  увидит в  комнате  Митико и ее внучку, но  каково же было  его
удивление,  когда он обнаружил там дочь  Филиппа Досса. Он прежде никогда не
встречался с  Одри, но знал ее по рассказам Митико  и видел  на хранящихся у
Митико фотографиях.
     - Я не причиню вам  вреда, - сказал он Одри. - Сейчас я уберу  руку, но
вы не должны поднимать шума.
     Он перестал  зажимать  Одри рот. Девушка молча смотрела на него. Дзедзи
быстро  объяснил, кто он и что  здесь  делает. Одри  слушала. Чем  дольше он
говорил, тем больший ужас охватывал ее.
     - Масаси  -  враг моего  отца? -  Недоверчиво  спросила  она. -  Но мне
говорил прямо противоположное.
     - Он лгал. У моего брата к этому большая склонность.
     Одри отступила.
     - Пока мне ясно лишь одно: кто-то из рас действительно лжет. Но кто?
     Дзедзи задумчиво посмотрел на нее.
     -  Я  хорошо  понимаю  вас. У  меня есть  предложение:  давайте  вместе
отправимся на поиски моей сводной  сестры Митико. Масаси  держит ее и Тори в
плену.  Вы должны убедиться в этом сами, тогда у вас  не останется сомнений.
Масаси  захватил  Тори для того,  чтобы  Митико  и ее  семья  выполняли  его
требования,  работали на него,  на  Масаси.  Митико  сама  все объяснит,  ей
удастся убедить вас в том, что я сказал правду.
     Одри  не  стала раздумывать.  Дзедзи  предлагал ей сейчас  две вещи,  в
которых  она  больше  всего  нуждалась:  свободу и время, чтобы собраться  с
мыслями.
     -  Я согласна. Я  доверяюсь вам  в этом, -  сказала  она. - Но только в
этом. Дзедзи поклонился.
     - Это справедливо. Идем.


     Масаси  расписался  за посылку  и отпустил  курьера. На шершавой бумаге
крупными  красными  буквами  было  написано: "СРОЧНО.  ВСКРЫТЬ  НЕМЕДЛЕННО".
Масаси  надорвал  бумагу.  Внутри  лежала   магнитофонная  кассета.  Никакой
записки, ничего, что объяснило бы смысл этого послания.
     Сделав Каэру знак следовать за ним, Масаси направился в глубину склада,
поднялся по деревянной лестнице в свой кабинет на третьем этаже. Он  подошел
к столу и вставил кассету в магнитофон.
     Послышался голос  с  сильным акцентом, говоривший  по-русски. Голос был
очень  знакомый,  но из-за чужого  языка  Масаси  не  мог  понять,  кому  он
принадлежит.  Масаси выключил  магнитофон  и  жестом  подозвал к себе Каэру,
замершего в дверях.
     - Ты знаешь русский. Переводи.
     Снова  зазвучала русская  речь.  Каэру  напряженно  вслушивался. Масаси
остановил ленту и вопросительно посмотрел на него.
     - Это междугородный звонок.  Тот, кто звонит, просит соединить  с неким
Евгением Карским, генералом.
     - Армейским?
     - Нет. КГБ.
     - КГБ? - Масаси ничего не понимал.
     Каэру включил магнитофон.
     - Карский один из  руководителей КРО, отдела контрразведки  в КГБ. - Он
удивленно  посмотрел  на хозяина.  - Какое  отношение  имеет к  нам  русское
шпионское ведомство?
     - Никакого. Если  не считать, что я хотел бы их всех убить, - скривился
Масаси.  Он включил магнитофон.  Снова  зазвучала русская  речь,  но говорил
теперь другой голос.
     - Отвечают,  что уже  поздно, и Карский,  скорее всего, находится дома.
Обещают соединить с ним.
     Послышались щелчки, гудки, звонки,  затем шумы пропали,  и новый  голос
отчетливо ответил по-японски:
     "Моси-моси".
     "Я звонил вам на работу".
     Масаси замер.  Неудивительно, что голос ему  знаком. Это же голос Кодзо
Сийны! Он взглянул  на  Каэру, тот изумленно вытаращил  глаза.  Они  слушали
разговор между  Сийной  и  Карским,  двумя давними  приятелями.  Речь шла  о
сделке, которую  они собирались заключить.  Каждый  преследовал  свои  цели:
Карский хотел благодаря этой  сделке подорвать экономическую мощь Америки, а
Сийна -  разрушить, уничтожить клан  Таки-гуми,  завербовав  Дзедзи  Таки  и
стравив братьев Таки друг с другом.
     Наконец Масаси не выдержал.
     -  Сийна работает на КГБ, - прорычал он. - Чертов старый  хрыч!  Я убью
его!
     Он в ярости смахнул со стола все, что там лежало.
     - Вы имеете в виду, что он сотрудничает  с КГБ?  - как  можно спокойнее
спросил Каэру.
     Масаси бросил на него бешеный взгляд.
     - Кретин! С Советами нельзя сотрудничать, на них можно только работать.
- Масаси трясло,  он  с  трудом  сдерживался, чтобы  не  начать крушить  все
вокруг. -  КГБ манипулирует людьми.  Мой отец  боролся с Советами, ненавидел
их.  Ему  становилось плохо  при  одной лишь  мысли,  что  они могут  начать
хозяйничать  на земле Японии. - Он треснул кулаком по  столу, дерево жалобно
скрипнуло.  - И  вот  теперь выясняется, что  я,  его  сын,  благодаря этому
предателю Сийне, работаю на КГБ и Советы. Я убью его!
     - Именно Сийна  предложил  вам  убить вашего  брата  Хироси.  Именно он
настаивал и на устранении вашего второго  брата Дзедзи. - Каэру уже, похоже,
взял себя в руки. - Сийна использовал вас в собственных целях.
     Масаси в новом  приступе ярости  начал мерить шагами крошечную комнату.
Каэру продолжал:
     - Русские  убивают сразу двух зайцев. Они используют  нас для нанесения
первого удара по их врагам, китайским коммунистам, и впридачу получают то, к
чему стремились годами, - свободу действий в  Японии.  После нанесения удара
Сийне необходимы будут сторонники в Японии, а русские окажутся тут  как тут.
И  поскольку  им  известно  все  о  его  махинациях,  они   смогут   успешно
шантажировать Дзибан. А если учесть, что  Дзибан  станет руководящей силой в
новой Японии, то...
     - То Японией, в  сущности,  станет править КГБ, который будет стоять за
спиной Дзибана. Советы подчинят себе Японию.
     Масаси, как бешеный зверь, метался по кабинету.
     - Я не могу этого допустить. Первым делом я убью Сийну и сверну проект!
     -  Хорошо, что вы готовы на свертывание проекта. Это необходимо,  иначе
нам конец.
     -  Сийна уже мертв! Он сейчас здесь, на складе, болтает с инженерами. Я
не  смог отделаться от  него.  Он все  еще здесь, поджидает,  когда привезут
Элиан. Всюду сует свой нос. Но недолго ему осталось.
     Масаси немного успокоился. Он оглядел разбросанные по полу вещи. Взгляд
его упал на магнитофон. Масаси наклонился и поднял его.
     - Хотел бы я знать, кто  прислал мне эту кассету, - проговорил он почти
спокойно. Он взглянул на Каэру. - Мой дух-хранитель всегда  со  мной, не так
ли?


     К храму вела единственная дорога,  вырубленная в огромной  скале. Майкл
мчался на  предельной скорости,  сквозь  стену дождя он едва различал задние
огни  машины  гангстера.  Он  не  включал  фары,  чтобы  бандит  не  заметил
преследования.   Майкл  всецело  доверился   Богу   и  своему  водительскому
искусству.
     Дорога  местами  была  завалена  камнями  после  небольших  оползней  и
обвалов. "Ниссан" время от времени заносило. Один раз Майкл едва справился с
управлением,  лишь чудом  избежав столкновения  с огромным деревом.  Наконец
опасный участок дороги остался позади. Гангстер вырулил на шоссе и  повернул
на юго-запад. Они проехали по мосту через Симуду  и свернули на 122-е шоссе.
Бандит  по-прежнему  ехал очень быстро,  но не  пытался оторваться,  из чего
Майкл заключил, что он не заметил преследования.
     С шоссе бандит свернул на  Такиногава, и Майкл едва  не  потерял его на
одном  из  оживленных  перекрестков.   Он  продолжал  ехать  в  юго-западном
направлении.  Миновали  Тосимаку,  залитый   неоновыми  огнями  Синдзуку   и
повернули к востоку, в сторону  Минотаку.  Здесь движение было уже не  таким
оживленным,  Майклу  пришлось  соблюдать  особую  осторожность:  бандит  мог
заметить преследователя. Они свернули на одну из боковых улиц  и, повиляв по
узким переулкам, выехали к парку  Сиба Онси. Майкл почувствовал запахи реки.
Еще несколько минут, и они оказались на пирсе Такасиба.
     Бандит завернул за угол  большого здания и  остановился перед вереницей
пакгаузов. Майкл медленно проехал мимо с  погашенными огнями. Он видел,  что
тощий выбрался  из  машины, держа  под  мышкой шкатулку  с документом Катей.
Элиан вышла сама, бандит не угрожал ей оружием. Они пересекли улицу, из тени
выступил какой-то человек, приветствуя их. Майкл узнал Масаси Таки.
     Майкл неподвижно  сидел в  машине. Неужели  Элиан его обманула? Неужели
она работает на Масаси? Мысли смешались. Неужели происшедшее в храме - всего
лишь спектакль, разыгранный специально для него? Он вспомнил ее слова:
     "Мы - желание и мечта. Мы - будущее".
     Майкл попытался  взять себя в руки, сделал несколько глубоких  вдохов и
вылез из машины.


     Дзедзи обернулся к Одри и прошептал:
     - Бесполезно. Это лабиринт из коридоров и комнат. Мы можем не успеть.
     - Успеть? Что вы имеете в виду?
     Одри  стало  легче, когда Дзедзи нарушил  молчание. Она  несколько  раз
пыталась  заговорить сама, но Дзедзи зажимал ей рот, хотя им попадалось  все
меньше и меньше охранников. Судя по наклону пола, они  двигались  в  сторону
нижних  этажей. Одри  понимала,  что тишина - их главное оружие, но вопросы,
теснившиеся в голове, не давали ей покоя. Ей казалось, что разговор с Дзедзи
поможет понять, кто он. Честно говоря, он вовсе не походил  на злодея. Да и,
кроме того, Дзедзи, в отличие от Масаси, не пытался запереть ее и ни разу не
угрожал,  хотя Одри углядела в  кармане  его  брюк  пистолет. Ей вдруг стало
весело:  интересно, что он станет делать, если она  попытается убежать?  Это
была бы самая лучшая проверка.
     -  Люди Масаси  должны  привезти какую-то  бомбу или ракету, точно  мне
ничего  не известно, - заговорил  Дзедзи.  - Там, - он  махнул рукой куда-то
вбок, - огромный подвал, под потолком  которого тянется вдоль стены галерея.
Совсем недавно я видел с нее, как люди в защитных костюмах возятся с чем-то,
очень напоминающим боеголовку.
     -  В защитных костюмах? - удивленно спросила Одри. - Вы хотите сказать,
в противорадиационных?
     Дзедзи кивнул.
     - Да, именно в них. Эх, если бы только знать, что замышляет мой брат. Я
и не  предполагал,  что его планы  так  опасны. Масаси связан с человеком по
имени Кодзо Сийна;  именно он помогает моему брату. Ваш  отец, скорее всего,
знал  этого человека. Организация,  которой  руководит Сийна, имеет огромные
связи в Японии и во всем мире. Они  называют себя  Дзибаном.  Цель Дзибана -
расширение жизненного пространства  Японии, в первую очередь проникновение в
Манчжурию и Китай.  Похоже, Сийне удалось где-то достать ядерное устройство.
Масаси же предоставляет своих боевиков.
     - Но что они хотят делать с атомной бомбой? - испуганно спросила Одри.
     Дзедзи потер пальцами глаза.
     - Я не знаю. Но скорее всего что-то кошмарное. - Он взглянул на Одри. -
Может быть, собираются сбросить ее на Китай.
     - Но это же глупо.  Ведь у них ничего  не выйдет. Существуют же станции
обнаружения,  международная   система  оповещения.  Они  не  смогут  нанести
внезапный удар.
     -  Это, конечно, верно, -  согласился Дзедзи. - Их остановят. И все  же
они надеются на свою силу.
     Дзедзи  сейчас  стоял  спиной  к  Одри,  из  кармана  торчала  рукоятка
пистолета. Она может вытащить его. Одри отвернулась - нет, она хочет узнать,
правдив ли он, не прибегая к принуждению.
     - Пойдемте, - она легонько подтолкнула его, - надо найти Митико.


     Дождь  стучал  по  крыше склада  в такт учащенному биению сердца. Майкл
стоял на втором этаже и вслушивался в тишину.
     Путь преграждала  старинная  ширма  из лакированной рисовой бумаги. Над
безмятежной,  окутанной  дымкой горой  Фудзи плыла  серебристая  луна. Гора,
словно зеркало, отражала лунный  свет. Изысканные черные, синие и золотистые
тона ласкали взгляд. Ширма делила комнату пополам, бросая на одну из половин
бледную тень. За ширмой стоял старинный простой буфет, какие обычно бывают в
крестьянских домах. Из  небольшого окна  открывался вид на бухту.  В  другой
половине комнаты находилась большая хибати, японская плита, рядом - стол  из
камня и дерева кеки, на котором стоял бронзовый чайник. Из носика поднимался
пар. На столе  уже была приготовлена пара изящных чашек цвета морской волны.
На татами валялись традиционные японские подушки, набитые гречневой шелухой.
     Войдя в здание,  в  котором скрылись Элиан,  ее спутник и Масаси, Майкл
быстро огляделся  и  поднялся вверх  по лестнице. В  руках  он держал цепь с
грузиками на концах, которую ему дал Стик Харума.
     Майкл поднялся по лестнице  и, увидев открытую дверь, скользнул внутрь.
Заметив приготовленную к чаепитию  посуду, он стал  ждать.  Он вслушивался в
шум дождя.  Сердце стучало.  Вдруг Майкл  увидел, как серебристой  луной  на
ширме  мелькнула тень.  Он  пригнулся и отклонился  вправо.  В  тот  же  миг
бумажную ширму рассек клинок. Майкл резко повернулся и, держа наготове цепь,
ринулся в образовавшуюся брешь. За ширмой  он увидел тень  человека, который
замер в ожидании. В ожидании его смерти.
     - Элиан! - Он сжал в руках цепь.
     -  Я  полагаю,  -  медленно  сказала  она, поднимая  меч,  -  это  было
неизбежно. Прости меня, Майкл.
     В голосе ее слышалась бесконечная печаль.
     - Ты сказала, что хочешь защитить меня. Но все это время ты работала на
Масаси. Ты лгала мне. Лгала вновь и вновь. Я не понимаю, как мог  довериться
тебе хотя бы на мгновение.
     - Я не могла ничего тебе сказать. У меня не  было  выбора. - Она начала
медленно обходить его. - Моя дочь в руках у Масаси.  Я люблю тебя, Майкл, но
мои чувства  к тебе  не имеют никакого значения, когда дочери грозит беда. Я
пойду на все, чтобы спасти ее.
     - В том числе и на то, чтобы убить меня?
     - Документ Катей в  руках Масаси. -  Она медленно  приближалась. -  Как
только он  передаст документ  Кодзо  Сийне,  все  будет  кончено.  Моя  дочь
вернется ко мне.
     -  И  ты в  это веришь?  -  Майкла  охватило отчаяние.  Он не знал, как
поколебать  ее  смертоносную решимость.  - Масаси  понимает,  что  ты  очень
опасна. Думаешь, он оставит тебя в живых?
     Его единственный шанс состоял в том, чтобы избежать поединка.
     -  Я вынуждена  ему  верить. Мне ничего не остается.  Только этим  я  и
держусь. Я не могу позволить ему убить мою девочку.
     - У тебя есть и другой выход. Мы можем объединиться против Масаси.  Это
уже шанс вызволить твою дочь.
     - Это невозможно, - сказал голос над левым ухом Майкла.
     Майкл  понял,  что  все это  время  Элиан  заманивала  его  в  ловушку.
Отвлекала внимание, ожидая выхода Масаси  на сцену. В мозгу вспыхнул красный
шар, и Майкл рухнул на пол.
     - Уходи,  - бросил Масаси Элиан. - Люди внизу уже собираются. Мы готовы
начать. Тебе тоже найдется  дело. - Он взглянул на Майкла, лежащего на полу.
- Он во многом прав.  Ты  слишком опасна. Мне следовало  понять  это раньше.
Ватаро создал тебя из мифа, и в конце  концов  ты сама стала мифом. То ли он
преувеличивал,  то  ли  у  тебя  действительно  редкие  способности, но  все
считали, что ты способна совершать чудеса.
     Он  поднял голову. Элиан стояла все в той же атакующей позиции.  Масаси
сделал резкое движение, и в его руке сверкнуло лезвие катаны.
     - Итак, ты решилась? Но сумеешь  ли ты одолеть меня? Давай посмотрим, у
кого из нас больше крови. Посмотрим, кто - кого. Но тебе никогда не победить
меня. Я гораздо выносливее, и у меня больше сил. Ну, а кроме того, вспомни о
Тори.  О своей крошке Тори. Я видел ее сегодня. Она,  как обычно,  плакала и
жалобно звала свою мамочку.
     - Ублюдок, - Элиан скрипнула зубами. - Когда-нибудь я убью тебя.
     Масаси взмахнул мечом и вкрадчиво улыбнулся.
     - Почему бы не сейчас? Начнем!
     Элиан,  не смея взглянуть  на Майкла,  презирая и ненавидя  себя, резко
повернулась и вышла из комнаты. Масаси громко захохотал ей вслед.
     Ничего не видя  перед собой, Элиан спустилась  по лестнице,  присела на
одной из нижних ступенек и сжалась в комок. На сердце было пусто. Что бы она
ни делала,  она  приносила лишь зло. Где  же  ты,  чистый, благородный  Путь
воина?  Элиан горько усмехнулась. Наверное, лишь в сказках. Реальный мир  не
создан для добра.  Он чересчур жесток,  в нем  слишком много ненависти и нет
места  любви.  Надежда  и  мечта.  Неужели  они существуют?  Как  она  могла
возомнить себя надеждой и мечтой?! Как могла возомнить себя будущим?! Нет, в
будущем, каким бы оно ни было, ей, Элиан, нет места!
     Она  подняла  лежащий  рядом  меч  и  повернула  его  острием  к  себе.
Схватившись  за  рукоять  обеими  руками,  Элиан принялась  давить, пока  не
почувствовала боль.  Еще усилие,  и  острие  меча  пронзит  ее.  Душа  Элиан
разрывалась от чувства  вины и  любви  к дочери. Если  она останется  здесь,
покорная  и  смирившаяся,  будет  убит  человек, которого  она полюбила всем
сердцем, а потом погибнет и ее родина, Япония. Если же она соберется с духом
и  вернется  в  комнату,  где Масаси сейчас склонился над  Майклом, если она
убьет Масаси, то  в ту же самую минуту она убьет и  свою дочь. Смерть легкой
тенью присела рядом с Элиан. Смерть. Это ее единственный выбор, только в ней
спасение.  "Я освобожу  тебя",  -  шепнула  смерть. Элиан почувствовала, как
ледяная  рука  сжала сердце. "Я освобожу тебя от боли, страданий,  от твоего
мучительного  выбора.  Я покой  и мир, я вечный сон. Я  твоя мечта.  Я  твое
будущее".  Смерть манила и обещала.  Элиан поняла, что побеждена. Она  сжала
рукоятку меча и приготовилась последовать ласковому зову.


     "Если попадешь в  руки врагов, постарайся говорить как можно меньше,  -
учил его дядя  Сэмми.  - Информация, сынок, это самое главное в нашем мире".
Красные круги плыли перед глазами, дядя Сэмми был похож на ньюфаундленда. "Я
хочу  сказать, в нашем деле", - поучительно вещала собака, напоминающая Нана
из "Питера Пэна".
     - В каком таком  деле? - Майклу было тепло и уютно, он нежился в мягкой
кровати.
     "Дядя  Сэмми"  поднял лапу. Это  были  вовсе  не  мягкие  мохнатые лапы
ньюфаундленда. Это были черные,  когтистые лапы  добермана.  Пес со  злобным
рыком ринулся на Майкла.
     Майкл застонал и открыл глаза. Над ним склонился Масаси. Майкл повернул
голову,  серебристая луна сияла  над  рассеченной пополам  Фудзиямой.  Майкл
смежил веки.  Он слышал хриплое дыхание Масаси. Снова  открыл  глаза. Масаси
стоял на коленях, склонившись над столиком, на котором лежала  шкатулка. Его
лицо приходилось вровень с лицом Майкла. Не глядя на Майкла, он заговорил:
     -  Жили-были  три брата.  Старший  отправился  на  войну,  чтобы  стать
оябуном,  и  был  убит.  Средний отправился  следом  и тоже был убит. Теперь
пришел черед третьего брата идти на войну, чтобы стать оябуном. Но прежде он
поклялся отомстить за гибель тех, кто ушел до него.
     Масаси  повернул  голову  и  в упор  посмотрел  на  Майкла.  Его  глаза
светились ненавистью, это были глаза волка, терзающего свою жертву.
     -  Твоя задача состояла  в том,  -  сказал он, глядя Майклу в  глаза, -
чтобы вывести нас вот к этому.
     Его пальцы нежно погладили шкатулку.
     - Ты свою задачу выполнил, и теперь тебе следует умереть.
     Мутные глаза Масаси  не оставляли никаких сомнений на этот  счет. Майкл
умел отличать пустое бахвальство от серьезных намерений.
     Масаси,  щелкнув замком,  откинул крышку шкатулки. Его лицо  оставалось
бесстрастным. Он долго молчал. Наконец протянул руку и вытащил свиток.
     - Документ Катей.
     Он тронул печать и п