Элистер Маклин. Ущелье разбитых надежд -------------------- Элистер Маклин. Ущелье разбитых надежд. Alistair McLean. ======================================== HarryFan SF&F Laboratory: FIDO 2:463/2.5 -------------------- 1 В баре отеля Риз-Сити, носившего громкое название "Имперский", витал дух заброшенности, безнадежного упадка, щемящей тоски по полузабытому великолепию давно минувших дней - дней, которым нет возврата. Стены, время от времени покрывавшиеся штукатуркой, пестрели трещинами и грязными пятнами и были щедро увешаны выцветшими фотографиями усатых головорезов. Отсутствие под ними надписей: _"Р_а_з_ы_с_к_и_в_а_е_т_с_я..." как-то бросалось в глаза и казалось почти неестественным упущением. Выщербленные доски - с позволения сказать, пол - невероятно покоробились и приняли такой оттенок, по сравнению с которым стены имели почти свежий вид. Вокруг плевательниц, как будто нарочно поставленных для того, чтобы целить мимо, не было ни одного квадратного дюйма, свободного от окурков - они валялись тысячами, и черные пятна обуглившегося под ними пола свидетельствовали, что курильщики не давали себе труда гасить их не до того, ни после того, как их бросили на пол. Абажуры на масляных лампах, как и потолок над ними, почернели от копоти. Высокое зеркало позади стойки было загажено мухами и в грязи. Усталому путнику, который нуждался в тихой гавани, этот бар-салун не обещал ничего, кроме полного отсутствия гигиены, полной запущенности и почти отупляющего чувства подавленности и отчаяния. Не лучше выглядело и большинство посетителей. Они удивительно подходили к общему заразному характеру салуна. Большей частью это были люди довольно пожилые, заметно павшие духом, небритые и потрепанные жизнью, и почти все, за редким исключением, созерцали свое будущее сквозь дно своих бокалов с виски. Одинокий бармен в фартуке с нагрудником, который он в далеком прошлом выкрасил в черный цвет, решив таким образом проблему стирки, казалось, разделял общую болезнь. Орудуя полотенцем почтенного возраста, на котором лишь с трудом можно было различить слабые следы беловатого цвета, он с мрачным видом пытался выполнить невыполнимую задачу - натереть до блеска надтреснутый и выщербленный по краям стакан. Его ультра-медленные движения напоминали движения кретина, страдающего артритом. Во всем салуне был лишь один изолированный оазис, где журчал живой ручеек человеческих голосов. Вокруг стола, расположенного у самой двери, сидело шесть человек, трое из них - у стены, на скамье с высокой спинкой. Человек, сидящий посередине, несомненно доминировал в этой тройке. Высокий и худощавый, с загорелой кожей и множеством морщинок вокруг глаз, он был одет в форму полковника кавалерии Соединенных Штатов, выглядел лет на пятьдесят, был чисто выбрит и обладал умным лицом, увенчанным серебристыми волосами, зачесанными назад. В данный момент выражение его лица едва ли можно было назвать ободряющим. Выражение это относилось к человеку, стоявшему напротив него по другую сторону стола - высокому человеку мощного сложения с угрюмым и замкнутым лицом и с черной полоской усиков. Он был одет во все черное, а на груди его сверкала звезда шерифа. Он говорил: - Право же, полковник Клэрмонт, при данных обстоятельствах... - Закон есть закон! - тон Клэрмонта, хотя и достаточно вежливый, звучал резко и категорично и был точным отражением его внешнего облика. Дело армии есть дело армии, а гражданское дело - это гражданское дело. Мне очень жаль, шериф, но, как говорится... э... э... - Пирс... Меня зовут Натан Пирс. - Да, да, конечно! Прошу прощения. Мне следовало это знать, - Клэрмонт с сожалением покачал головой, но в голосе его не слышалось и нотки сожаления. - Наш поезд - это воинский эшелон. И никаких штатских! Разве что по разрешению из Вашингтона. - Но разве все мы не находимся на службе у Федерального правительства? - кротко заметил Пирс. - По армейским понятиям - нет! - Понятно... - Пирсу явно ничего не было понятно. Медленным и задумчивым взглядом он обвел остальным пятерых. Все они были в штатском, и среди них находилась женщина. Пирс сосредоточил свое внимание на маленьком тощем человечке с воротником проповедника, с высоким выпуклым лбом, как будто догонявшем отступающие назад волосы и с выражением постоянной тревоги и настороженности на лице. Ему стало явно не по себе под проницательным взглядом шерифа, и кадык его судорожно запрыгал, словно он начал делать частые и мелкие глотки. Клэрмонт перехватил этот взгляд и сухо проговорил: - Преподобный отец Теодор Пибоди имеет, как особое разрешение, так и права, - по его тону было ясно, что его уважение к проповеднику имеет свои границы. - Его кузен - личный секретарь президента. Преподобный отец Пибоди собирается стать священником в Вирджиния-Сити... - Собирается стать - чем? - Пирс взглянул на уже совсем съежившегося проповедника, а потом недоверчиво посмотрел на Клэрмонта. - Он, наверное, с ума сошел! Среди индейцев-пайутов он и то продержался бы дольше! Пибоди облизнул губы, словно сделал последний судорожный глоток. - Но... но говорят, что пайуты убивают всякого белого, который попадается им на глаза? - Ну, не сразу же... Они обычно не спешат, - Пирс снова оглядел сидящих за столом. Рядом с совершенно уже перепуганным пастором мило улыбался массивный полный человек в пестром клетчатом костюме. У него были тяжелые челюсти, под стать его фигуре, широкая улыбка и зычный голос. - Разрешите представиться, шериф, доктор Эдвард Молине. - Полагаю, вы тоже направляетесь в Вирджиния-Сити? Там для вас масса работы, док... Заполнять свидетельства о смерти. Но опасаюсь, что лишь в немногих случаях смерть там наступает от естественных причин. - Ну, что вы! - спокойно ответил Молине. - Такое скопище греха, каким является Вирджиния-Сити, не для меня. Перед вами, шериф, новый военный врач форта Гумбольдт. Мне просто еще не подобрали мундир по мерке. С ноткой раздражения в голосе Клэрмонт заявил: - Я могу сэкономить ваше время, шериф, избавив вас от индивидуального допроса... и не потому, что вы имеете на это право, а так, из вежливости. Трудно сказать, был ли это упрек, и так же трудно было сказать, как были восприняты эти слова Пирсом. А Клэрмонт уже показал на человека, сидевшего справа от него. Вид у этого человека был по-патриархальному великолепен: белые волнистые волосы, усы и борода. Такой человек мог спокойно занять место в сенате Соединенных Штатов и никому не пришло бы в голову спросить, а почему он здесь. Если не считать бороды, то всем своим обликом он поразительно походил на Марка Твена. - Губернатор Невады - Фэрчайлд, - представил его Клэрмонт. Пирс кивнул, а затем с некоторым интересом посмотрел на молодую женщину, сидевшую слева от Клэрмонта. Ей было лет 25, у нее было бледное лицо и таинственно-темные с дымным оттенком глаза. Волосы - по крайней мере, насколько их было видно из-под широкополой шляпы - были черными, как смоль. Она сидела в пальто серого цвета и слегка поеживалась. Владелец "Имперского отеля" считал, что его доходы не позволяют ему слишком расточительно расходовать топливо. Клэрмонт представил и ее: - Мисс Марика Фэрчайлд, племянница губернатора. Она едет к своему отцу, коменданту форта Гумбольдт. Затем он качнул головой, указывая на того, что сидел левее. - Адъютант губернатора и офицер связи майор Бернард О'Брайен... Он внезапно замолчал и с любопытством посмотрел на Пирса. Тот в свою очередь впился глазами в О'Брайена, грубоватого, загорелого человека с пухлым и веселым лицом. О'Брайен ответил ему взглядом, в котором неожиданно проснулся интерес, а потом, точно узнав знакомого, вскочил на ноги. В следующее мгновение они бросились друг к другу, схватились за руки, как потерявшие и неожиданно нашедшие друг друга братья и крепко обнялись, похлопывая взаимно по спине. Завсегдатаи "Имперского отеля" с изумлением взирали на эту сцену, никто из присутствующих не помнил, чтобы шериф Натан Пирс хоть в малейшей степени давал выход чувствам. Лицо О'Брайена излучало светлую улыбку. - Сержант Пирс! Тот самый Натан Пирс! Ни за что бы вас не узнал! Ведь там, в Чаттануга у вас была борода... - Почти такой же длины, как ваша лейтенант. - Майор, - О'Брайен произнес это с шутливой строгостью, а потом печально добавил: - Повышение приходит не скоро, но приходит... Натан Пирс! Отважный разведчик, знаменитый на всю армию! Смелый борец против индейцев, лучший стрелок... Голос Пирса звучал сухо: - За исключением вас, майор! За исключением вас. Вспомните тот день... Обняв друг друга за плечи и, видимо, совершенно забыв об остальных присутствующих, оба направились к стойке, столь нелепой по конструкции, что она против вашей воли вызывала у вас восхищение своим дешевым величием. Несмотря на ненадежность этой конструкции, Пирс не побоялся облокотиться на эту стойку и послать соответствующие сигналы поглощенному стаканами бармену, после чего друзья углубились в тихую, захватившую их беседу. Пятеро за столом некоторое время молчали. Потом Марика Фэрчайлд озабоченно промолвила: - Что имел в виду шериф, говоря "за исключением вас?" Ведь они говорили о разведке, о борьбе с индейцами и о стрельбе, а все что умеет майор - это заполнять бланки, петь ирландские песни, рассказывать страшные истории и... и... - ...и убивать людей лучше, чем кто-либо из тех, того я знаю. Вы согласны со мной губернатор? - Согласен, - губернатор положил руку на плечо племянницы. - О'Брайен, дорогая, был один из самых заслуженных офицеров во время войны между штатами. Нужно было видеть его сноровку в стрельбе из ружья или ручной пушки, чтобы поверить чудесам, на которые он был способен. О'Брайен - мой адъютант, это правда, но адъютант особого рода. В этих горных штатах политика, а я в конце концов политик, имеет тенденцию - как бы сказать? - принимать физический характер. Но пока рядом со мной О'Брайен, перспектива насилия меня мало интересует. - Вы хотите сказать, что у вас есть враги? - Враги? - губернатор переспросил это таким тоном, который был весьма похож на рычание. - Покажите мне губернатора западнее Миссисипи, который бы утверждал, что у него нет врагов, и тогда я покажу вам отъявленного лжеца! Марика нерешительно посмотрела на него и перевела взгляд на широкую спину О'Брайена. На ее личике появилось выражение недоверия. Она хотела что-то сказать, но передумала, так как в этот момент майор и шериф, держа стаканы в руке, направились обратно к столу. Теперь они говорили серьезно, а Пирс даже раздраженно. О'Брайен старался сохранить примирительный тон. - Но вы же знаете, О'Брайен, что за человек этот Сепп Кэлхаун, черт возьми! - возмутился Пирс. - Если кто и заслуживает виселицы, так это он. Он убивал, грабил почтовые кареты и поезда, подстрекал к вооруженным распрям, продавая оружие и виски индейцам! - Мы все знаем, что это за тип! - примирительно произнес майор. - Да, Кэлхаун заслуживает виселицы в первую очередь. И он все-таки попадет на виселицу! - Сперва он должен попасть в руки закона. А закон - это я, а отнюдь не вы и не ваша компания. И он уже там под стражей! В форте Гумбольдт... Все, чего я хочу, это забрать его. Добраться туда вашим поездом, а обратно - на ближайшем. - Вы же слышали, Натан, что сказал полковник, - О'Брайен смущенно повернулся к полковнику. - Как вы думаете, сэр, мы не могли бы отослать этого преступника из форта Гумбольдт в Риз-Сити под вооруженной охраной? - Это можно, - без колебаний ответил Клэрмонт. Пирс холодно взглянул на него и процедил сквозь зубы: - Вы, кажется, говорили, что это не армейское дело? - Конечно? Но вам я пойду навстречу. Либо так, либо вообще никак, шериф, - он вынул из кармана часы и с раздражением уставился на них. - А что с этими проклятыми лошадьми? Их уже накормили и напоили? О, боже ты мой, если в сегодняшней армии что-то нужно сделать, то это приходится делать самому. - Он оттолкнул стул и поднялся. - Извините, губернатор, но через полчаса мы отправляемся. Я скоро вернусь. Полковник вышел. - Что ж, хоть он и не платит - это делает американский налогоплательщик! А распоряжается всем все равно он. Через полчаса? - Пирс взял О'Брайена под руку и они вновь направились к стойке. - У нас слишком мало времени, чтобы восполнить десятилетнюю разлуку. - Минутку, джентльмены! - бросил им вдогонку губернатор Фэрчайлд. Он вытащил из портфеля запечатанный пакет. - Вы кое-что забыли, майор! - Ах да, конечно! - О'Брайен взял конверт и протянул его Пирсу. Шериф из Огдена просил передать это вам. Пирс кивнул в знак благодарности и оба пошли к стойке. По пути О'Брайен небрежно окинул взглядом зал и его веселые ирландские глазки ни упустили ни одной детали. За последние пять минут ничего не изменилось, никто не шевельнулся. Казалось, завсегдатаи у стойки и за столом замерли навечно, превратившись в восковые фигуры. Именно в этот момент входная дверь открылась и впустила пять человек, направившихся к отдаленному столику. Они уселись и кто-то сразу вытащил колоду карт. Никто из них не проронил ни слова. - Ну и шустрые граждане водятся у вас в Риз-Сити! - заметил О'Брайен. - Все шустрые граждане, а в их число я включаю и несколько человек, которым пришлось помогать сесть в седло, отбыли несколько месяцев назад, когда в Комсток Лоуд открыли ту богатую золотоносную жилу. Здесь остались старики и, видит бог - их тоже мало. Здесь мало кто доживает до старости, поскольку люди эти неустойчивые - бродяги да пьяницы. Не подумайте, что я жалуюсь, но в Риз-Сити шериф, обеспечивающий спокойствие, нужен так же, как на кладбище. - Он вздохнул, взял у бармена нож, вскрыл пакет и вынул из него пачку плохо иллюстрированных объявлений "Разыскивается..." и разгладил их на потрескавшемся зеленом линолеуме, покрывавшем стойку. - Кажется, особого энтузиазма вы не испытываете, - сказал шерифу О'Брайен. - Вообще никакого. Большинство преступников успевает прожить в Мексике уже полгода, пока эти фотографии появятся. Кроме того, их очень часто путают и печатают совсем не тех людей. Здание железнодорожной станции в Риз-Сити находилось в таком же плачевном состоянии, как и салун "Имперского отеля". Позолоченные буквы названия станции "Р_И_З_-_С_И_Т_И" так облупились и облиняли от непогоды, что стали почти неразличимы. Начальник станции, единственный в Риз-Сити служащий железнодорожной компании Юнион Пасифик, неизменно находился в задней комнате "Имперского отеля" и упорно поглощал виски, словно оно ему не стоило ни цента. Фактически так оно и было: между владельцем отеля и начальником станции существовало молчаливое дружеское согласие. Хотя все поставки спиртного осуществлялись по железной дороге из Огдена, отель уже три года не получал ни одного счета за оплату этих перевозок. Клэрмонт отдернул занавеску и вышел на платформу, пробежав взглядом по всей длине его воинского эшелона. К локомотиву с высокой трубой и тендеру, загруженному древесным топливом, было прицеплено семь вагонов и один тормозной. Четвертый и пятый вагоны не были пассажирскими. Это явствовало из того, что вместо подножек к центральному входу каждого были приставлены мостики. У одного из них стоял крепкий и смуглый человек с великолепными усами. Он усердно отмечал что-то в списке, который держал в руке. Клэрмонт бодрыми шагами направился к нему. Он считал Белью лучшим сержантом в кавалерии Соединенных Штатов, а Белью, в свою очередь, считал Клэрмонта лучшим из всех офицеров, под чьим началом он когда-то служил. Правда, оба старались скрыть свое мнение друг от друга. Клэрмонт кивнул Белью, взобрался на мостики и заглянул внутрь вагона. Почти четыре пятых его длины занимали лошадиные стойла. Оставшееся место было отведено для запасов воды и корма. Все стойла пустовали. Клэрмонт спустился вниз. - Белью, а где лошади? Не говоря уже о ваших солдатах. Куда они, черт возьми, подевались? Белью застегнул мундир. Он ничуть не смутился. - Накормлены и напоены, полковник. Люди вывели их на маленькую прогулку. После двух дней пребывания в вагоне, им необходим моцион, сэр. - Мне тоже. Но у меня нет на это времени. Ну, ладно, ладно, наши четвероногие друзья на вашей ответственности. Но все-таки гоните их в вагоны. Мы отправляемся через полчаса. Фуража и воды для них достаточно? До форта дотянем? - Так точно, сэр! - А топлива для печей, включая вагоны с лошадьми? В горах будет чертовски холодно. - Топлива более, чем достаточно, сэр! - То-то же! Это для вашего же блага и для нашего общего. Но где капитан Оукленд? И лейтенант Ньювелл? - Были здесь перед тем, как я вывел солдат и лошадей из вагонов. Я видел, как они шли вдоль состава в сторону города. Разве они не в городе, сэр? - Откуда мне знать, черт возьми? Если бы я знал, то не спрашивал бы... - раздражение Клэрмонта явно нарастало, готовое выплеснуться наружу. - Отправьте в город наряд на их поиски. И велите им явиться с объяснениями ко мне в "Имперский"... Бог ты мой, "Имперский"! Ну и название! Когда он повернулся и зашагал к локомотиву, Белью облегченно вздохнул. Между тем Клэрмонт поднялся по металлическим ступеням в кабину машиниста. Крис Банлон - машинист, был низеньким и тощим человеком, почти кожа да кости. У него было неестественно морщинистое и бурое, как орех, лицо, которое совершенно не гармонировало с голубыми, как цвет барвинка, глазами. Он был чем-то занят, орудуя тяжелым гаечным ключом. Ощутив присутствие постороннего человека, он последний раз повернул ключ, положил его в ящик с инструментами и улыбнулся полковнику. - Добрый день, сэр! Вы оказали мне честь! - Что-нибудь не в порядке? - Нет, все в порядке. Обыкновенная проверка, сэр. - Пар разведен? Банлон распахнул дверцу топки. Раскаленное дыхание пода, на котором пылали дрова, заставило Клэрмонта нервно отступить в сторону. Крис закрыл дверцу. - Можем трогаться в путь. Клэрмонт взглянул назад, на загруженный дровами тендер. - А как насчет топлива? - До первого депо более, чем достаточно, - Банлон с гордостью посмотрел на тендер. - Мы с Генри набили его до отказа. Этот Генри прекрасный работник! - Генри? - в голосе Клэрмонта прозвучала нотка хмурого удивления, хотя лицо оставалось таким же приветливым. - Но ведь вашего помощника, кажется, зовут Джексон? Так зовут кочегара? - Ох, уж этот мой язык! - сокрушенно сказал Банлон. - Никак не научусь держать его на привязи. Мне помогал Генри... Джексон... э-э-э... помог нам позднее, после того... - После чего? - После того, как вернулся из города с пивом, - блестящие голубые глаза машиниста встревоженно смотрели на Клэрмонта. - Надеюсь, полковник, вы ничего не имеете против? Клэрмонт не стал вникать в детали. - Вы - служащие железнодорожной компании, а не мои солдаты. Мне безразлично, что вы делаете, лишь бы не пили слишком много и не бросили бы нас с одного из тех хлипких мостов в этих проклятых горах! - он собрался было спуститься вниз, но потом снова повернулся к машинисту. - Вы не видели капитана Оукленда или лейтенанта Ньювелла? - Откровенно говоря, видел и того и другого. Они останавливались тут, чтобы поболтать со мной и Генри, а потом направились в город. - Не сказали, куда именно? - К сожалению, нет, сэр. - Ну, все равно спасибо! - Клэрмонт слез с локомотива и глянул вдоль состава туда, где Белью седлал коня и окликнул его. - Скажите наряду, что они в городе! Белью отдал честь. В салуне О'Брайен и Пирс уже отошли от стойки. Пирс сунул свои объявления со словами "Разыскивается..." обратно в конверт. Внезапно оба резко остановились: из дальнего конца салуна раздался гневный окрик. Из-за стола, за которым играли в карты, поднялся человек, одетый в молескиновые брюки и куртку, выглядевшие так, словно он получил их в наследство от деда. В правой руке он держал нечто похожее на маленькую пушку - так вполне справедливо можно было назвать его кольт - в то время, как левая рука пригвоздила к столу левую кисть человека, сидевшего за столом против него. Лицо сидевшего было в тени и к тому же полузакрыто высоко поднятым воротником из овчины и низкой надвинутой на лоб шапкой. Пирс приблизился к столу и мягко осведомился: - Что случилось, Гэрритти? Вместо ответа тот придвинул пистолет к лицу сидящего. - Скользкие пальчики у этого типа, шериф! Обманом вытянул из меня сто двадцать долларов, и всего за пятнадцать минут! Дверь салуна открылась и вошел Клэрмонт. Пирс быстро обернулся, скорее инстинктивно, чем из любопытства. Полковник на миг задержался, оценил происходящее и не колеблясь направился к нему. Пирс снова обратился к Гэрритти: - Может быть, он просто хороший игрок? - Хороший? - Гэрритти улыбнулся. - Можно даже сказать блестящий! Но меня не проведешь, шериф! Ведь я играю в карты уже пятьдесят лет! Пирс кивнул. - Я сам стал беднее после встречи с вами за карточным столом. Пленник Гэрритти тщетно пытался высвободиться, но где ему было с ним тягаться. Тот вывернул его руку ладонью вверх, так что все его карты оказались на виду. Среди них красовался червонный туз. - На мой взгляд, вполне честные карты, - заметил Пирс. - Я бы не употреблял слово "честные", - проворчал Гэрритти и кивком указал на карты оставшиеся в колоде. - Где-то в середине, шериф. Тот взял остаток колоды и стал перебирать карты, всматриваясь в них. Внезапно он остановился и поднял правую руку, в колоде был еще один червонный туз. Пирс положил карту на стол рубашкой вверх, взял из рук человека еще одного туза и положил рядом, также лицевой стороной вниз. Обе "рубашки" были одинаковыми. - Две одинаковые колоды... Откуда они взялись? - поинтересовался Пирс. - Я вам подскажу, - голос Гэрритти и так был достаточно мрачен, но звучавшие в нем нотки были и того хуже. - Старый трюк... - пробормотал уличенный игрок. Он говорил тихо, но учитывая компрометирующие обстоятельства, удивительно спокойно. - Кто-то его подсунул... Кто-то, кто знал, что у меня туз. - Ваше имя? - Дикин. Джон Дикин. - Встаньте, Дикин! Человек поднялся. Пирс неторопливо обошел стол и оказался лицом к лицу с Дикином. Глаза их оказались на одном уровне. - Оружие? - буркнул Пирс. - Не ношу. - Вы меня удивляете. Я полагал. что для такого человека, как вы, оружие просто необходимо - хотя бы для самозащиты. - Я противник насилия. - И, тем не менее, у меня такое чувство, что вам придется узнать, что это такое, нравится вам это или нет. Правая рука Пирса приподняла полу овчиной куртки Дикина, а свободная рука скользнула во внутренний карман. Пошарив в нем, Пирс извлек оттуда интересный набор тузов и фигурных карт. - Ну и ну! - пробормотал О'Брайен. - Настоящая-то игра идет, оказывается, не от головы, а от сердца! Пирс подтолкнул лежавшие перед Дикином деньги в сторону Гэрритти, который, однако, не проявил никакого желания взять их и лишь резко сказал: - Одних моих денег недостаточно! - Знаю! - Пирс был само терпение. - Но и вы должны были это понять из моих слов. Вы же знаете мою позицию в этом вопросе, Гэрритти. Жульничество в картах не подлежит рассмотрению в федеральном суде, так что тут я не могу вмешиваться. Но если в моем присутствии совершается насилие, то тогда я, как местный блюститель мира и спокойствия, обязан вмешаться. Отдайте-ка мне ваш револьвер! - С удовольствием! - в голосе Гэрритти прозвучало зловещее удовлетворение, которое он и не пытался скрыть. Он вручил Пирсу гигантский револьвер, злобно взглянул на Дикина и указал большим пальцем на дверь. Дикин не шевельнулся. Гэрритти обошел стол и подойдя ближе повторил жест. Дикин сделал едва заметное движение головой, которое недвусмысленно означало отрицательный ответ. Тогда Гэрритти ударил его тыльной стороной ладони по лицу. Никакой реакции в ответ. - Выйдем! - настаивал Гэрритти. - Я же сказал вам, что я противник насилия, - ответил Дикин. Гэрритти злобно размахнулся и ударил его. Дикин отпрянул, наткнулся на стол и тяжело рухнул на пол. Шапка слетела с его головы. Он остался лежать, как упал - в полном сознании, но не делая никаких попыток подняться. Из уголка его рта сочилась алая кровь. С невероятным проворством все присутствующие до единого покинули насиженные места и столпились вокруг, чтобы лучше видеть происходящее. Выражение недоверчивого удивления на их лицах сменялось постепенно другим - их взгляды выражали полнейшее презрение. Насилие органически вплеталось в беспокойную жизнь этого горного края. А насилие, не получившее отпора, покорно принятое оскорбление рассматривалось как крайняя степень деградация и утрата мужского достоинства. Гэрритти смотрел на пораженного и неподвижного Дикина и не верил своим глазам. В нем начинал закипать гнев, грозя прорвать последнюю плотину его самообладания. Пирс подался вперед, чтобы предупредить его следующее движение. Как только Гэрритти шагнул к Дикину и отвел назад правую ногу с явной целью нанести опасный удар в пах, Пирс также шагнул вперед и подставил Гэрритти отнюдь не мягкий локоть, угодив тому прямо в диафрагму. Гэрритти вскрикнул от боли и согнулся, схватившись за живот руками. Его дыхание сбилось. - Я же предупреждал вас, Гэрритти, никакого насилия в присутствии шерифа Соединенных Штатов! Еще одно движение - и вы мой гость на всю ночь... Правда, теперь это неважно. Это не имеет к вам никакого отношения. Гэрритти выпрямился, что явно не доставило ему никакого удовольствия. И когда он, наконец, заговорил, голос его напоминал кваканье лягушки, страдающей ларингитом: - Что за чепуху вы несете, черт вас побери! Как это не имеет отношения? - Это дело федерального суда. Пирс вынул из кармана объявления "Разыскивается..." и быстро перебрав всю пачку выбросил одно на стол, убрав остальные в конверт. Он взял со стола объявление, внимательно всмотрелся в него, еще раз взглянул на Дикина, а затем повернулся и поманил жестом полковника Клэрмонта, который подошел к нему ближе. Пирс показал полковнику объявление. Фотография человека, которого разыскивали, была мутно-серого цвета с неясными и смазанными очертаниями, но это несомненно был человек, называющий себя Джоном Дикином. - Ну что ж, полковник, я думаю, что это дает мне право на билет на ваш поезд. Клэрмонт взглянул на Пирса и ничего не ответил. Он просто вежливо ожидал, что будет дальше. Пирс стал читать: - Разыскивается за карточные долги, кражу, поджог и убийство... - Как точно соблюдается очередность тяжести преступлений! - буркнул О'Брайен. - Джон Хаустон, он же Джон Мэррей, он же Джон Дикин, он же... Ну, это неважно. У него предостаточно и других имен. Бывший преподаватель медицины в университете штата Невада! - В университете? - удивленный тон Клэрмонта соответствовал выражению его лица. - В этих забытых богом горах? - Прогресс остановить невозможно, полковник. Университет открыт в этом году, - он продолжал чтение: - Уволен со службы за карточные долги и запрещенные азартные игры в карты. Установлено также, что именно он заменил купюры в университете на фальшивые, а потом был обнаружен в Лейк-Кроссинге при попытке ограбления промтоварного магазина. Пытаясь замаскировать следы преступления при побеге, облил помещение магазина керосином и поджег его. В результате возникшего пожара пострадала центральная часть Лейк-Кроссинга и семь человек погибли. Чтение этого документа взволновало присутствующих, вызвав целую гамму реакций от недоверия и презрения до гнева и ужаса. Только Пирс, О'Брайен и, как ни странно, сам Дикин, не выразили никаких эмоций. Пирс снова обратился к бумаге: _ Позднее был обнаружен в вагоноремонтных мастерских в Шарже. Поджег вагон со взрывчаткой, разрушив при этом три цеха и весь подвижной состав. Местопребывание в настоящее время неизвестно. Гэрритти вновь прохрипел: - И все это сделал он? Вот _э_т_о_т? Сжег Лейк-Кроссинг и подорвал Шарже? - Если верить объявлению, а я ему верю, то все сделал именно он. Мы все знаем, какие бывают совпадения, но в данном случае говорить о совпадениях было бы уже слишком. Теперь понятна история с вашими 120 долларами, не правда ли, Гэрритти? Кстати, я бы на вашем месте немедленно забрал эти деньги у Дикина - ведь мы теперь очень долго его не увидим! - Пирс сложил бумагу и взглянул на Клэрмонта. - Итак? - Здесь даже не нужны и присяжные - и так все ясно! Но, тем не менее, это не имеет к армии никакого отношения. Пирс снова развернул бумагу и протянул ее Клэрмонту. - Кое-какие детали я выпустил - тут слишком много всего написано, - он указал на один из абзацев. - Прочтите хотя бы вот это... Клэрмонт прочитал вслух следующее: - Вагон с взрывчаткой направлялся в Сакраменто, штат Калифорния, на склады артиллерийских боеприпасов армии, - сложив бумагу, он возвратил ее Пирсу. - Это меняет дело. Теперь я понимаю, почему это все-таки касается армии... 2 Полковник Клэрмонт, чей бурный темперамент постоянно готов был вырваться наружу, в данный момент прилагал геркулесовы усилия, чтобы держать его в узде. Придирчиво-строгий и исключительно добросовестный человек, приверженец предписанных правил, он не умел потихоньку выпускать вспыхивающий при каждой неприятности и быстро разгорающийся гнев, который бурлил в нем и всячески вредил его здоровью. В настоящий момент аудиторию полковника составляли восемь человек, весьма встревоженный губернатор, Марика, священник и врач, который чему-то усмехался, стоя у главного входа в "Имперский отель", а также Пирс, О'Брайен и Дикин, находившиеся немного поодаль и внимательно наблюдавшие за полковником. Восьмым был злополучный сержант Белью. Он стоял в положении "смирно", насколько это было вообще возможно сделать, сидя верхом на норовистой лошади. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль, через левое плечо полковника. К вечеру похолодало, но Белью был мокрым от пота. - Всюду? - Клэрмонт ни на йоту не поверил тому, что только что сообщил ему сержант Белью. - Вы действительно искали _в_с_ю_д_у? - Да, сэр. - В этих краях офицеры Соединенных Штатов едва ли привычное зрелище. Их просто не могли не заметить. - И тем не менее, никто из тех людей, с кем мы разговаривали, их не видел. А мы спрашивали всех, кого встречали. - Это просто невозможно, сержант! Невозможно! - Да, сэр... то есть нет, сэр... - Белью теперь смотрел прямо в лицо полковнику. Потом сказал спокойно и удрученно: - Мы не нашли их, сэр. Физиономия полковника приняла угрожающее выражение. Не нужно было иметь богатое воображение, чтобы понять, что лава его ярости вот-вот выплеснется наружу. Пирс поспешно вышел вперед и предложил: - Может быть, это удастся сделать мне, полковник? Я смогу собрать двадцать-тридцать человек, знающих все ходы и выходы, а видит бог, их в этом городишке великое множество! За какие-нибудь двадцать минут мы найдем ваших офицеров, если они действительно в городе. - Отлично, шериф! Сделайте это, пожалуйста! И спасибо вам! Мы отбываем через двадцать минут. Будем ждать вас в депо. - Хорошо. Услуга за услугу, полковник. Вы не могли бы отрядить двух-трех человек, чтобы доставить арестованного в поезд? - Арестованного? - Клэрмонт не скрывал своего презрения. - Насколько я понял, он едва ли человек насилия. Пирс кротко заметил: - Это зависит от того, что вы понимаете под насилием, полковник. Там, где насилие относится к нему самому... Ну, вы поняли, что он не любитель драк в кабаке. Но если судить по его прошлому, он вполне в состоянии сжечь "Имперский отель" или подорвать ваш любимый эшелон - стоит мне только отвернуться. Оставив Клэрмонта с этой веселой альтернативой, Пирс поспешил в отель. - Кстати, отзовите своих людей, Белью! Сопроводите арестованного в эшелон, - приказал Клэрмонт. - Свяжите ему руки за спиной и наложите на него путы - восемнадцатидюймовые, конские. А то наш новый друг того гляди улетучится без следа! - О, боже ты мой! Да кто вы такой!? - в тоне Дикина, слегка вызывающем, звучал гнев. - Вы не имеете на это право! Вы не блюститель закона! Вы всего лишь военный. - Всего лишь военный!? Вы понимаете... - Клэрмонт сдержался и произнес с некоторым удовлетворением: - Сержант Белью, давайте двенадцатидюймовые. - С удовольствием, сэр! - сержант был явно доволен, что гнев полковника обратился на их общего антагониста. Будучи исполнительным, Белью вытащил свисток, набрал в легкие воздух и три раза пронзительно свистнул. Клэрмонт передернул плечами, жестом приказал остальным следовать за ним и направился в сторону депо. Из дверей отеля уже выползла толпа, которую едва ли можно было охарактеризовать, как сборище убогих, хромых и слепых, но эта процессия довольно близко подходила к этой категории. Пирс присоединился к ним, и, по-видимому, уже дал какие-то указания. О'Брайен видел, как эта седобородая толпа рассыпается в разных направлениях, и неодобрительно качнул головой. - Если бы они искали клад, состоящий из виски, я бы поставил на них все деньги, но... - Знаю, знаю, - бросил Клэрмонт, подавленный этим зрелищем и зашагал к депо еще быстрее. Там уже клубились облака пара и дыма. Банлон выглянул из кабины локомотива и поинтересовался: - Ну как, нашли их, сэр? - Боюсь, что их не найдут, Банлон. Машинист помолчал и нерешительно осведомился: - Может спустить пары, полковник. - Нет, зачем? - Вы считаете, что мы отправимся независимо от того, объявятся ли капитан с лейтенантом или нет? - Именно так я считаю. Через пятнадцать минут, Банлон, ровно через пятнадцать минут! - Но капитан Оукленд и лейтенант Ньювелл... - Им придется догонять нас на следующем поезде. - Но ведь он может пойти весьма не скоро, сэр... - В данный момент я не могу позволить себе проявлять заботу о капитане и лейтенанте! - он повернулся к остальным и указал им на первый вагон. Полковник Клэрмонт почти ничего не смыслил о железнодорожном транспорте, но у него был прирожденный инспекторский глаз, к тому же он был комендантом этого эшелона и считал своим долгом внимательно и ревниво следить за любой своей собственностью, даже если эта собственность принадлежала ему временно. Первый вагон состоял из своего рода салона, где офицеры проводили дневные часы и куда только что с благодарностью скрылся губернатор. В нем находились спальные купе офицеров, губернатора, его племянницы и столовая для офицеров. Второй вагон вмещал походную кухню, купе, где спали буфетчик Генри и повар Карлос, и спальные купе офицеров, не попавших в первый вагон. Третий вагон был багажным. В четвертом и пятом везли лошадей. Передняя часть шестого вагона была отведена под кухню для солдат, а остальная его часть и весь седьмой вагон были предоставлены солдатам. Клэрмонт дошел уже до восьмого вагона, когда услышал стук копыт. Он повернулся и увидел, как сержант Белью вел Дикина. В левой руке он держал веревку, другой конец был затянут петлей на шее Дикина, который не испытывал от этого наслаждения. Связанный двенадцатидюймовыми путами, он был вынужден передвигаться маленькими прерывистыми шажками и больше походил на марионетку, чем на человеческое существо. Как только полковник заметил, что Белью передал Дикина О'Брайену, он толкнул дверь и вошел вовнутрь тормозного вагона. По сравнению с холодным воздухом снаружи, в тормозном вагоне было жарко и даже угнетающе душно. Причина была налицо: печурка, стоящая в углу, была так усердно набита дровами, что ее верхняя чугунная часть раскалилась до малинового свечения. По одну сторону от печки, в ящике, лежали дрова, дальше шкафчик с провизией и еще дальше большое тормозное колесо. По другую сторону печки стояло массивное кресло, а рядом на полу лежал матрац, на котором возвышалась груда полинявших солдатских одеял и нечто похожее на пару медвежьих шкур. Почти утонув в глубоком кресле, читая книгу через очки в стальной оправе, в кресле сидел человек, которого можно было назвать не иначе, как седовласым ветераном. Для защиты от сквозняка он был укутан от пояса до щиколоток толстым индейским одеялом. При появлении Клэрмонта тормозной шевельнулся, учтиво снял очки и уставился на полковника бледно-голубыми водянистыми глазами. - Вы оказала мне большую честь, полковник Клэрмонт, удостоив меня своим посещением, - удивленно промолвил тормозной. Клэрмонт поспешил закрыть дверь и спросил: - Дэвлин, не так ли? - Так точно, Симус Дэвлин к вашим услугам, сэр! - Довольно одинокая у вас жизнь, не правда ли? - Все зависит от того, что под этим понимать. Разумеется, я тут один, но тем не менее, я никогда не ощущаю себя одиноким, - он закрыл книгу, которую читал, и бережно прижал ее к груди обеими руками. - Если уж говорить об одиночестве, полковник, то вы скорее найдете его в кабине у машиниста. Конечно, там можно перекинуться парой слов с кочегаром, но разве что услышишь в таком шуме! А если дождь, снег или туман? Ведь приходится все время выглядывать и смотреть на линию, все ли в порядке. Так что там вы то паритесь у топки, то коченеете от холода. - Мысль тормозного уже бежала дальше. - Мне ли не знать этого - я провел свои 45 лет подобным образом, но несколько лет назад - слава богу! - разделался с этим. - Он с известной долей гордости огляделся по сторонам. - Здесь у меня самая лучшая работа на всей железной дороге. Собственная печурка, собственная еда, постель, кресло, книги... - Еще много лет до пенсии? Дэвлин довольно улыбнулся. - Полковник, очень... как бы это сказать дипломатичнее, что ли. Разумеется, вы правы, сэр, я уже староват для работы, но я куда-то затерял свое свидетельство о рождении, и это обстоятельство поставило компанию Юнион Пасифик в несколько затруднительное положение. Тем не менее, это мой последний рейс, полковник. Когда я вернусь на восток, мне останется только сидеть у очага в доме внучки. - Скажите, Дэвлин, как вы тут проводите время? - Ну, я стряпаю, ем, сплю... - Да, кстати, насчет сна. Если вы спите, а на линии крутой поворот или спуск, что тогда? - Не волнуйтесь, сэр! Крис Банлон и я наладили, как теперь говорят коммуникацию: простая проволока в трубке, но действует отлично. Крис дергает за веревку несколько раз и тут звенит. Тогда я в ответ дергаю один раз: дескать жив и не сплю. Тогда он дергает один раз, два, три или четыре, в зависимости от того, с какой силой я должен повернуть тормозное колесо. Работает безотказно, полковник! - Но вы ведь не можете все время только есть и спать? - Я читаю, сэр, много читаю. По нескольку часов в день. Клэрмонт недоуменно огляделся. - А вы, вероятно хорошо спрятали библиотеку? - У меня нет библиотеки, сэр. Только вот эта книга. Это все, что я читаю, - он протянул книгу Клэрмонту. Это была старая и потрепанная Библия. - Понятно! - полковнику, Клэрмонту который принципиально не ходил в церковь и соприкасался с религией только во время похоронной службы, стало как-то неловко. - Ну что ж, Дэвлин, будем надеяться на благополучное прибытие в форт Гумбольдт, а для вас и на обратное путешествие на восток. - Благодарю вас, сэр! - Дэвлин снова надел очки и не успел полковник выйти из тормозного вагона, как вновь принялся за свою любимую библию. Полковник бодро зашагал к голове эшелона. У вагонов с лошадьми хлопотал Белью с подчиненными. - Животные и люди - все на месте? - спросил Клэрмонт. - Да, сэр. - Пяти минут хватит? - Вполне, сэр. Полковник кивнул и двинулся дальше. Из-за угла депо возник Пирс и поспешно направился к Клэрмонту. - Я знаю, вы никогда этого не сделаете, полковник, - проронил Пирс, - но по-настоящему вам следовало бы извиниться перед Белью и его людьми. - Не нашли? И никаких следов? - Я не знаю, куда они исчезли, но одно могу сказать наверняка: в Риз-Сити их нет! И могу дать голову на отсечение, что это так! Как ни странно, первой реакцией полковника было чувство облегчения. Оно было вызвано тем, что сброд Пирса потерпел неудачу там, где потеряли надежду и его кавалеристы. Но в следующее мгновение он уже осознал, что это дезертирство или непростительная безответственность и процедил сквозь зубы: - Я предам их военно-полевому суду и добьюсь, чтобы их вышвырнули вон из армии! Пирс задумчиво посмотрел на полковника и осведомился: - И часто они позволяют себе такое? - Нет, черт побери! Конечно, нет! - Клэрмонт злобно хлопнул себя по голени тростью. - Оукленд и Ньювелл - лучшие из моих офицеров! Ну хорошо, шериф, пошли! Пора ехать! Пирс пошел в вагон. Клэрмонт оглянулся, чтобы удостовериться, что вагоны с лошадьми надежно закрыты, а потом повернулся и поднял руку. Колеса дрогнули, заскользили и состав тронулся... 3 К наступлению сумерек поезд был уже довольно далеко от Риз-Сити. И город, и равнина, на которой он раскинулся, скрылись из виду. Поезд медленно карабкался выше и выше по холмам, предвестникам настоящих гор. Небо потемнело, сгустившиеся тучи погасили последние отблески заката. Было похоже, что это ночью не будет ни звезд, ни луны - свинцовое небо обещало снегопад. Однако, собравшиеся в офицерском купе почти не обращали внимание на холодный мрак и грозящее ненастье. В купе находилось восемь человек, у семи из них в руках находились стаканы. Натан Пирс, сидя на кушетке рядом с Марикой, держал в руке стакан виски, а девушка - стакан портвейна. Стаканы с виски были также в руках губернатора и полковника Клэрмонта, сидевших на другой кушетке, и у доктора Молине и майора О'Брайена, расположившихся в креслах. В третьем кресле преподобный отец Теодор Пибоди прихлебывал из стакана минеральную воду и поглядывал по сторонам с видом праведного превосходства. Единственным человеком, которому не предложили подкрепляющего, был Джон Дикин. Не говоря уж о том, что никому не пришло в голову оказывать гостеприимство преступнику, настолько себя запятнавшему. Он просто не мог бы поднести стакан к губам, так как руки его были связаны за спиной. Ноги его также были связаны. Он сидел на полу сгорбившись самым неудобным образом у прохода, который вел в спальное купе. Не считая Марики, которая иногда бросала на него тревожные и сочувствующие взгляды, никто, казалось, не чувствовал, что присутствие здесь Дикина вносило какой-то диссонанс - на границе востока с западом жизнь ценилась дешево, а страдания казались таким обычным явлением, что не стоили внимания и тем более - сочувствия. Натан Пирс поднял стакан и произнес: - За ваше здоровье, джентльмены! Честное слово, полковник, я и не подозревал, что армия путешествует с таким комфортом. Неудивительно, что наши налоги... Клэрмонт жестко оборвал его: - Армия, шериф, не путешествует с таким комфортом! Просто это личный вагон губернатора Фэрчайлда. За вашей спиной два спальных купе, зарезервированных для губернатора и его супруги - в данном случае, для губернатора и его племянницы, а дальше опять-таки, их персональная столовая. Губернатор был столь любезен, что пригласил нас ехать и питаться в его вагоне. Пирс снова поднял стакан. - В таком случае за ваше здоровье, губернатор! - он замолчал и с любопытством посмотрел на Фэрчайлда. - В чем дело губернатор, мне кажется вас что-то беспокоит. Губернатор и в самом деле был чем-то обеспокоен. Он принужденно улыбнулся и попытался придать голосу легкий, почти шутливый тон: - Государственные дела, мой дорогой шериф. Жизнь у кормила власти - это, знаете ли, не только приемы и балы. - Не сомневаюсь, губернатор, - в миролюбивом голосе Пирса появились нотки любопытства. - А затем вы совершаете эту поездку, сэр? Я хочу сказать, что будучи человеком штатским... - Губернатор осуществляет в своем штате и военную власть, Натан! - прервал его О'Брайен. - Разве вы этого не знаете? Фэрчайлд величественно произнес: - Некоторые дела требуют моего личного присутствия в форте Гумбольдт, - он взглянул на Клэрмонта, который едва заметно покачал головой. - Большего я не могу сказать... во всяком случае, в настоящий момент. Пирс кивнул, точно был удовлетворен таким ответом, и больше не пытался разговаривать на эту тему. В купе воцарилось вынужденное молчание, которое было дважды прервано появлением Генри, высокого, неимоверно тощего, чахоточного вида буфетчика. Первый раз он вошел, чтобы убрать стаканы, второй - чтобы подкинуть в печь дровишек. Через некоторое время он вошел снова и провозгласил: - Обед подан! Часть вагона, отведенная под столовую для офицеров, вмещала только два столика на четыре человека каждый, но была обставлена так роскошно, что не верилось. Губернатор, его племянница, Клэрмонт и О'Брайен сели за один столик; Пирс, доктор Молине и преподобный отец Пибоди - за другой. Пибоди сурово поднял руку, когда Генри предложил ему вино, и демонстративным жестом перевернул стакан вверх дном, после чего вновь уставился на Пирса со смешанным выражением благоговения и страха. - Вышло так, шериф, - начал Пибоди, - что и доктор, и я происходим из Огайо, но даже и в тех отдаленных краях все о вас наслышаны. Я испытываю весьма странное чувство. Я имею ввиду - сидеть здесь за одним столом с вами э-э-э... прославленным законником Запада! - Вы имеете дурную славу, пастор? - улыбнулся Пирс. - Нет, нет, нет! Уверяю вас, прославленным в самом хорошем смысле этого слова. Я человек мирный, служитель бога, но я совершенно уверен, что по долгу службы, только по долгу службы, вы убили десятки индейцев... - Полегче, пастор, полегче! - запротестовал Пирс. - Не десятки, а только горсточку, да и то по необходимости. И среди них почти не было индейцев, в основном, белые ренегаты и преступники. К тому же это было много лет назад. Сегодня я тоже мирный человек. Пибоди собрался с духом и спросил, - В таком случае, почему вы носите два револьвера, шериф? - Потому что в противном случае мне конец! Есть, по меньшей мере дюжина людей, которые спят и видят мою голову на блюдечке. Это бывшие заключенные, которые теперь на свободе. Ни один из них не осмелится в меня стрелять, потому что у меня репутация хорошего стрелка, но эта репутация защитила бы меня не лучше, чем лист бумаги, если бы хоть один из них застал меня невооруженным. - Пирс похлопал по револьверам. - Это оружие не для нападения, пастор! Это мой страховой полис! На лице пастора по-прежнему было написано недоверие. - Есть много способов умиротворения индейцев гораздо лучших, чем проделывать в них дырки. Я попросил губернатора назначить меня агентом по общению с индейцами на здешней территории. Кое-каких успехов я уже добился. Думаю, что пайуты мне сейчас почти доверяют. Кстати, мне это кое-что напомнило... - он взглянул на соседний столик. - Полковник! Клэрмонт вопросительно поднял бровь. - Было бы неплохо задернуть занавески. Мы въезжаем на вражескую территорию и нет смысла привлекать к себе внимание. - Уже? Так скоро? Хотя вам лучше знать... Генри, вы слышали? Пойдите и передайте сержанту Белью, пусть сделает то же самое. Пибоди потянул Пирса за рукав. Лицо его застыло от ужаса. - Вы сказали "враждебная территория"? Враждебные индейцы? - Часто мы просто называем их враждебными. Безразличный тон Пирса лишь усилил опасения Пибоди. - Но... но вы сказали, что они вам доверяют? - Верно! Они доверяют, но только _м_н_е. - А-а-а! - что это означало было непонятно, но Пибоди не собирался этого уточнять. Несколько раз он судорожно сглотнул и погрузился в молчание. Генри подал кофе в офицерском купе, а О'Брайен весьма эффектно разлил бренди и ликеры. Зеленые плюшевые занавески в купе были плотно задернуты. Посидев немного вместе со всеми, доктор Молине поставил свой стакан на стол, поднялся, потянулся и прикрыл рукой нескромный зевок. - Прошу извинить меня, но завтра трудный день, а в моем возрасте человек должен как следует выспаться. - Трудный день, доктор Молине? - переспросила Марика. - Боюсь, что да. Почти вся наша аптечка была погружена в Огдене лишь вчера. Придется все тщательно проверить до прибытия в форт Гумбольдт. Марика посмотрела на него с лукавым любопытством. - Зачем же так спешить, доктор Малине? Разве вы не успеете сделать это уже на месте? - поскольку он медлил с ответом, она улыбнулась и добавила: - Или та эпидемия в форте Гумбольдт, о которой вы нам говорили - инфлюенца или гастро-инфлюенца, приняла уже катастрофический характер? Молине не ответил на улыбку девушки. - Эпидемия в форте Гумбольдт... - он внезапно умолк, внимательно посмотрел на Марику, а потом повернулся к полковнику Клэрмонту. - Полагаю, что скрывать дальше истину не только бессмысленно, но и оскорбительно для людей взрослых и умных. Я допускаю, что секретность была необходима, чтобы не вызвать ненужного страха, но сейчас все те, кто находится в этом поезде, отрезаны от остального мира и останутся в таком положении, пока мы не прибудем в форт, где истина все равно обнаружится... Клэрмонт устало поднял руку, чтобы остановить этот поток многословия. - Понимаю вас, доктор, понимаю! Пожалуй, тайну можно раскрыть. Доктор Молине, который вот здесь перед вами, вовсе не военный врач и никогда им не был. И если уж на то пошло, он не какой-нибудь заурядный практикующий врач, а ведущий специалист по тропическим заболеваниям. Солдаты в этом поезде - вовсе не новая смена. Просто они должны заменить тех людей, которые погибли в форте Гумбольдт. Недоумение на лице девушки постепенно сменилось страхом. Голос ее упал почти до шепота: - Тех людей, которые погибли в форте Гумбольдт? - Как бы я хотел, мисс Фэрчайлд, чтобы нам не нужно было отвечать на ваши вопросы: почему поезд идет так быстро? Почему доктор Молине так спешит? - полковник немного помолчал и продолжил: - Весь форт Гумбольдт охвачен эпидемией смертоносной холеры. Из присутствующих лишь двое остро отреагировали на эти слова - губернатор, Молине и О'Брайен уже были в курсе дела, Пирс лишь слегка приподнял левую бровь, а Дикин просто впал в задумчивость. Вероятно, он еще меньше, чем Пирс, привык выказывать свои чувства. Сторонний наблюдатель был бы разочарован равнодушием этих пяти человек, но зато эмоции отца Пибоди и Марики вознаградили бы его с лихвой. И тот, и другая были неподдельно испуганы. Первой заговорила Марика: - Холера! О, мой отец! Мой отец! - Понимаю, дитя мое, понимаю! - губернатор поднялся с места, подсел к ней и обнял ее за плечи. - Я бы избавил вас от всего этого, Марика, но подумал, что если бы... ну, если бы ваш отец заболел, вы бы захотели... Реакция преподобного Пибоди была неожиданной по быстроте и пафосу. Он вырвался из глубины кресла и закричал с изумлением и яростью. - Да как вы смеете! Губернатор Фэрчайлд, как вы смеете подвергать это бедное дитя такому риску? Такой ужасной болезни! Я не нахожу слов и настаиваю на немедленном возвращении в Риз-Сити и... и если... - Возвратиться в Риз-Сити? Сейчас? - О'Брайен спросил это почти безразличным тоном. - Повернуть состав на одноколейной дороге, пастор - это весьма мудреное дело. - О, боже мой, пастор! За кого вы нас принимаете? За убийц? Или за потенциальных самоубийц. Или просто за дураков? Ведь поезд везет продукты и медикаменты, которых хватит на месяц. И в этом поезде все мы и останемся, пока доктор Молине не объявит, что с эпидемией все покончено... - возмутился губернатор. - Но это невозможно, невозможно! - Марика схватила за руку доктора и выпалила почти в отчаянии: - Я знаю, вы - врач, но ведь и у врачей столько же шансов, и даже больше, заразиться холерой, как и у любого другого! Молине нежно похлопал ее по руке, - Только не у меня. Я уже перенес холеру и выжил. У меня к ней иммунитет. Спокойной ночи! С пола послышался голос Дикина: - А где вы ее подцепили, доктор? Все удивленно уставились на него. Предполагалось, что преступникам, как и детям, разрешалось присутствовать, но не разговаривать. Пирс хотел было встать, но Молине жестом попросил его не беспокоиться. - В Индии, - ответил он на вопрос Дикина. - Там, где я изучал эту болезнь. - Он невесело ухмыльнулся. - Соприкасался с ней вплотную. А почему вы спросили? - Так... Обыкновенное любопытство. И когда это было? - Восемь-десять лет назад... И все же почему это вас так интересует? - Вы же слышали, что сообщил обо мне шериф. Я кое-что смыслю в медицине. Вот меня это и заинтересовало. - Неприятное известие, - задумчиво произнес Пирс. - И сколько там уже умерло? Я имею в виду гарнизон форта Гумбольдт. Клэрмонт вопросительно посмотрел на О'Брайена, который, как всегда, ответил четко и авторитетно: - По последним данным, а это было шесть часов назад, из гарнизона в семьдесят шесть человек умерло пятнадцать. Мы не имеем данных о тех, кто уже заболел, но еще жив, но Молине, у которого огромный опыт в этих делах, считает, что число заболевших должно достигать двух третей или трех четвертей от всех оставшихся. - Выходит, защищать форт могут приблизительно пятнадцать человек? - осведомился Пирс. - Что-то в этом духе. - Какой удобный случай для Белой Руки! Если бы он об этом знал! - Белой Руки? Вашего кровожадного вождя пайутов? Пирс утвердительно кивнул, а О'Брайен отрицательно покачал головой. - Мы подумали о такой возможности, но решили, что это маловероятно. Все мы знаем о фантастической ненависти Белой Руки к белому человеку вообще и к американской кавалерии в частности, но он далеко не дурак, иначе армия уже давно бы разделалась с ним. Если Белая Рука узнает, что форт Гумбольдт находится в таком отчаянном положении, он узнает и то, п_о_ч_е_м_у_ он оказался в таком положении, и будет обходить его за тысячу миль, - на лице О'Брайена появилась холодная улыбка. - Извините, я не пытался быть остроумным. - Мой отец!? - выкрикнула Марика сорвавшимся голосом. - О нем пока ничего не известно. - Вы хотите сказать... - Простите, - О'Брайен слегка коснулся ее руки. - Я только хотел сказать, что знаю не больше вас. - Значит пятнадцать детей господних уже обрели вечный покой? - голос Пибоди прозвучал словно из гробницы. - Хотелось бы мне знать, сколько еще несчастных уйдет от нас до рассвета. - На рассвете мы это узнаем, - сухо проронил Клэрмонт. - Узнаем? - правая бровь Пибоди слегка приподнялась. - Каким образом? - Самым обычным. У нас есть с собой портативный телеграфный аппарат. Мы подключимся к телеграфным проводам, которые тянутся вдоль железной дороги и связывают форт с Риз-Сити и даже с Огденом, - он взглянул на девушку. - Вы нас покидаете, мисс Фэрчайлд? - Я... я просто устала. Не по вашей вине, полковник, но вы недобрый вестник, - она направилась было к двери, какое-то время смотрела на Дикина, а затем резко повернулась к Пирсу. - И этому бедняжке так и не дадут ни есть, ни пить? - Бедняжке? - в тоне Пирса прозвучало неприкрытое презрение, которое относилось к Дикину. - Вы бы повторили эти слова, мэм, родственникам тех несчастных, которые погибли во время пожара в Лейк-Кроссинге! На костях этого злодея еще много мяса. С голоду он не сдохнет! - Но, надеюсь, вы не оставите его связанным на ночь? - Именно это я и собираюсь сделать! - решительно заявил Пирс. - А утром развяжу. - Утром? - Так точно. И поверьте не от нежных чувств к нему. К тому времени мы уже достаточно углубимся во враждебную нам территорию и он не отважится бежать. Белый человек, один, без оружия и коня не проживет среди пайутов и двух часов. Даже двухлетний ребенок найдет его по следам на снегу, не говоря уже о том, что ему грозит смерть от холода и голода... - Выходит, он будет лежать так и мучиться всю ночь? Пирс терпеливо пояснил: - Он убийца, поджигатель, вор, мошенник и трус. Вы избрали для сочувствия слишком неудачный объект. - Но закон Соединенных Штатов гласит ясно: человек невиновен, пока его вина не доказана. А мистер Пирс уже осудил этого человека, вынес ему приговор и повесит на первом удобном дереве. Покажите мне хотя бы одну статью закона, которая разрешала бы обращаться с человеком, как с дикой собакой! Марика резко повернулась, взмахнув подолом длинного платья, и в гневе удалилась. О'Брайен произнес с притворной тревогой на лице: - Я полагал, что вы знаете законы, Натан! Пирс злобно взглянул на него, потом усмехнулся и потянулся к стакану с виски. Темные тучи на западе приняли угрожающий иссиня-черный оттенок. Поезд, который скорее полз, чем ехал по крутому склону, все ближе продвигался к зоне жестокого холода и ледяной тьмы горного района. По сравнению с наружной температурой, в купе было тепло и светло, однако Дикин, оставшийся теперь один в офицерском купе, вряд ли был в настроении наслаждаться этим сравнением. Положение его не изменилось, если не считать того, что теперь он окончательно сник и лежал, завалившись набок. Гримаса боли исказила его лицо, когда он предпринял еще одну отчаянную, но тщетную, попытку ослабить веревки, которыми были связаны его руки за спиной. Но Дикин был не единственным человеком, который не мог заснуть. На узкой койке, занимавшей больше половины крохотного купе, задумчиво покусывая нижнюю губу и временами нерешительно поглядывая на дверь, сидела Марика. Она думала о мучительном положении, в котором оказался Дикин. Наконец решившись, она поднялась, плотнее затянула на себе халат и бесшумно вышла в коридор. У соседнего купе она нерешительно остановилась и приложила ухо к двери. Удостоверившись, что дядюшка спит, Марика двинулась дальше, вошла в офицерское купе и устремила взор на лежавшего на полу Дикина. Он тоже взглянул на нее, но безучастным взглядом. Марика заставила себя говорить спокойным, бесстрастным тоном: - Как вы себя чувствуете? - Ну и ну! - промолвил пленник, глядя на нее с некоторым интересом. Пожалуй, племянница губернатора не такая уж улитка, какой она кажется на первый взгляд. Вы знаете, что сделали бы с вами губернатор и полковник или даже Пирс, если бы застали вас тут? - Интересно, что бы они со мной сделали? - в голосе Марики прозвучала нотка суровости. - Я думаю, мистер Дикин, в вашем положении вряд ли уместно предостерегать кого-либо или читать нотации. Я спросила, как вы себя чувствуете? Дикин вздохнул. - Вот-вот! Это все равно, что лягнуть лежачего. Разумеется, я чувствую себя прекрасно! Разве вы не видите? Я привык спать в таком положении... - Если вы хотите излить свой сарказм, то вряд ли это уместно делать сейчас и тем более по отношению ко мне. Вероятно, я просто напрасно трачу время. А я пришла спросить, не могу ли я для вас что-нибудь сделать? - Простите... Я не хотел вас обидеть. Вы же слышали, что сказал шериф. Не проявляйте ко мне сочувствия. - То, что говорит шериф, входит в мое левое ухо и выходит из правого. В походной кухне осталось кое-чего из еды... - У меня нет аппетита, но все равно спасибо. - Может вы хотите пить? - Вот это уже другое дело! Эти слова звучат для меня сладкой музыкой. Весь вечер я следил, как они пили, и это было не очень приятно. Но я не люблю, когда меня кормят из ложечки... Вы не могли бы развязать мне руки? - Развязать вам... Я еще не сошла с ума! Если вам хоть на минутку развязать руки, то вы... - ...то я обвил бы ими вашу прелестную шейку, - он пристально поглядел на девушку, - а шейка действительно прелестная. Однако дело обстоит совсем не так, как я бы хотел. В данный момент я вряд ли смог обнять даже стакан виски. Вы видели мои руки? Он, как мог, повернулся и она увидела его руки. Они были синими и уродливо распухшими, особенно у запястий, где веревка глубоко врезалась в тело. - Что ни говори, а шериф вкладывает в дело весь свой пыл! - заметил Дикин. Марика сжала губки. В ее глазах были гнев и сострадание. - Обещаете ли вы... - О-о! Теперь уже мой черед сказать: я еще не сошел с ума! Вы хотите сказать - бежать? И попасть в руки этих отвратительных пайутов, которыми кишат здешние места? Нет... Мне бы только глоток этой отравы... губернаторского виски. Прошло минут пять, прежде чем Дикин смог вкусить этот глоток. Марика развязала его в одну минуту, но еще четыре ушли на то, чтобы Дикин кое-как смог добраться до ближайшего кресла и восстановить кровообращение в онемевших руках. Вероятно, он испытывал ужасную боль, однако виду не показал. Пристально наблюдая за ним, Марика сказала: - Пожалуй, Джон Дикин намного выносливее, чем о нем думают другие личности. - Мужчине не пристало скулить в присутствии женщины, - он сгибал и разгибал себе пальцы. - Кажется, вы спрашивали, хочу ли я пить, мисс Фэрчайлд? Она поднесла ему стакан с виски. Одним глотком Дикин отпил половину, удовлетворенно вздохнул, поставил стакан рядом с собой на стол, нагнулся и начал развязывать веревки на ногах. Марика вскочила, сжав кулачки. Глаза ее сверкали от гнева. Она выбежала из купе. Когда через несколько секунд она вернулась, Дикин все еще возился с путами. Он с неудовольствием взглянул на маленький, но всерьез направленный на него револьвер с перламутровой рукояткой, который она держала в руках. - Зачем вы его с собой возите? - поинтересовался он. - Дядя Чарльз сказал, что если меня когда-нибудь сзади схватят индейцы... - она запнулась и лицо ее вспыхнуло от гнева. - Будьте вы прокляты! Вы же обещали мне! - Если человек может быть убийцей, вором, поджигателем, мошенником и трусом, то можно ли удивляться, что он ко всему прочему окажется и обманщиком? Нужно быть полным идиотом, чтобы ожидать чего-либо другого... Он снял веревки, с трудом поднялся на ноги, довольно нетвердо шагнул к девушке и небрежным движением взял из ее руки револьвер, затем очень мягко втолкнул ее в кресло и бросил револьвер на ее колени, а сам, ковыляя, вернулся на место. - Не бойтесь, леди! - сказал он передернувшись от боли. - В данных обстоятельствах я никуда не двинусь. Кровообращение полностью нарушено. Не хотите ли взглянуть на мои ноги? - Нет! - она кипела от гнева, виня себя за нерешительность. - Сказать по правде, мне тоже не хочется этого делать... Ваша матушка еще жива? - Моя матушка? - неожиданный вопрос выбил ее из колеи. - А почему это вас интересует? - Я спросил об этом просто для поддержания разговора. Вы же знаете, как бывает трудно вести беседу, когда двое незнакомых людей впервые встречаются друг с другом. Ну, так как, жива ваша матушка или нет? Марика коротко ответила: - Да, но она не очень здорова... - Догадываюсь... - Почему вы так решили? И вообще, какое вам дело? - Никакого. Я просто любопытен от природы. - На какие красивые слова вы способны! - издевательский тон был вообще чужд ее натуре, но сейчас она превзошла себя. - Вот уж никак не ожидала этого от вас, мистер Дикин! - Когда-то я преподавал в университете. А там было очень важно внушить студентам, что вы намного умнее их. Вот и пришлось научиться говорить красивые слова. Итак: матушка ваша нездорова. Иначе почему к коменданту форта решилась поехать его дочь, а не жена? Ведь последнее гораздо естественнее. Лично я подумал, что ваше место у постели больной матери и, мне кажется, очень странным, что вам разрешили отправиться в форт зная, что там холера и что индейцы настроены враждебно. А вам это не кажется странным, мисс Фэрчайлд? По всей вероятности, ваш отец очень настойчиво просил вас приехать к нему, хотя один бог знает по какой причине. Он просил вас об этом в письме. - Не буду отвечать на ваши вопросы! - ответила она, хотя было видно, что они заставили ее задуматься. - Помимо всех тех недостатков, о которых упоминал шериф, у меня имеется еще один: нахальная настойчивость. Итак, в письме или нет? Конечно, нет! Он послал вам телеграмму, - внезапно он переменил тему разговора. - Вы, видимо, хорошо знакомы с полковником Клэрмонтом, с О'Брайеном, не говоря уже о вашем дядюшке... - Ну, знаете! - Марика снова сжала губы. - Это уж слишком! - Спасибо! - Дикин допил виски, сел и принялся связывать себе ноги. Это все, что я хотел знать. - Он поднялся, протянул ей вторую веревку и повернулся, скрестив руки за спиной. - Будьте столь любезны... Только не так туго, как было. - Почему это у вас ко мне такой интерес и все эти вопросы? Я полагала, вам хватает и собственных неприятностей... - Хватает, крошка, хватает! Я просто стараюсь отвлечься, - он скосил глаза на веревку, обхватившую его воспаленные запястья, и протестующе заметил: - Полегче, пожалуйста, полегче! Марика ничего не ответила, затянула последний узел, помогла Дикину сначала сесть, а потом и лечь на пол и удалилась, не проронив ни словечка. Вернувшись в свое пустое купе, она тихо закрыла дверь и долго еще в задумчивости сидела на койке. Лицо машиниста Банлона, освещенное отблесками яркого красного пламени, тоже было задумчиво. Он вел состав и часто выглядывал из бокового окна, проверяя состояние пути и неба над головой. Кочегар Джексон был весь в поту: на таких крутых подъемах необходимо было поддерживать полный пар, и он обязан был непрерывно подбрасывать в топку дрова. Джексон захлопнул дверь топки и отер лоб грязным полотенцем. В этот момент послышался зловещий металлический скрежет. - Что случилось? - уставился он на Банлона. Тот ничего не ответил и быстро схватился за тормоз. На мгновение воцарилась тишина, потом скрежещущее громкое лязганье и поезд начал замедлять ход. Многие пассажиры были разбужены столь резким и неожиданным торможением. - Опять этот проклятый парорегулятор! - бросил Банлон. - Наверное соскочила стопорная гайка. Звякните Дэвлину, пусть нажмет на тормоза! Он снял с крючка тускло горевший фонарь и попытался рассмотреть провинившийся регулятор, затем выглянул в окно и посмотрел назад вдоль состава. - А вот и наши пассажиры! Идут сюда. Но один из спутников направился не в сторону локомотива. Он соскочил с подножки, быстро огляделся, соскользнул на обочину, спустился с насыпи и низко надвинув на лоб странного фасона шапку, бросился бежать сломя голову к концу состава. А до локомотива первым добежал полковник Клэрмонт, несмотря на то, что сильно ушиб бедро при торможении поезда. С большим трудом он сумел забраться в кабину машиниста. - Черт бы вас подрал, Банлон! Зачем надо было пугать нас таким образом? - Прошу прощения, сэр! - Банлон держался подтянуто и корректно. Все сделано согласно правилам безопасности. Стопорная гайка в пароре... - Можете не объяснять! - Клэрмонт потер ушибленное бедро. - Сколько времени вам понадобится, чтобы привести все в порядок? Ночи вам хватит? Банлон позволил себе снисходительно усмехнуться, - Пять минут, не больше... Пока он ликвидировал неисправность, человек в странной шапке достиг ближайшего телеграфного столба. Он осмотрелся по сторонам, выхватил из-за полы длинный пояс, обхватил им столб и себя самого и быстро полез наверх. Добравшись до верхушки, он извлек из кармана кусачки и перерезал телеграфные провода, затем также быстро соскользнул на землю. Между тем Банлон выпрямился, все еще держа в руке инструменты для ремонта. - Готово? - буркнул Клэрмонт. - Готово, - Банлон прикрыл рот рукой, чтобы скрыть зевок. - Вы уверены, что продержитесь до утра? - Сейчас все, что нам нужно - это горячее кофе. Но если бы вы могли дать нам завтра с Джексоном отгул... - Там видно будет! - отрывисто ответил Клэрмонт не потому, что сердился на машиниста, а потому, что боль в бедре все еще давала о себе знать. Он не без труда слез вниз, хромая дошел до первого вагона и с усилием забрался на подножку. Поезд медленно тронулся. В это время человек в странной шапке появился справа от набирающего скорость поезда, огляделся, сделал рывок вперед и вскочил на заднюю площадку третьего вагона. 4 Начало рассветать. Буфетчик Генри подбрасывал дрова в уже пылавшую печь в офицерском купе, когда туда вошел полковник Клэрмонт. Не удостоив даже взглядом распростертого на полу Дикина, он приблизился к печке и потер руки. Походка его приобрела обычную уверенность - от ушиба, очевидно, осталось одно воспоминание. - Холодное утро, Генри... - И даже очень, сэр! Будете завтракать? - Чуть позже. Похоже, что погода изменится, а до этого я хотел бы связаться с Риз-Сити. Но в первую очередь с фортом Гумбольдт. Пожалуйста, пришлите сюда телеграфиста Фергюсона и пусть он захватит всю аппаратуру. Генри направился к выходу, но по пути посторонился, давая пройти губернатору, О'Брайену и Пирсу. Последний направился к Дикину, резко тряхнул его и принялся развязывать на нем веревки. - С добрым утром! - Клэрмонт буквально светился свойственной ему энергией. - Собираюсь связаться с фортом и с Риз-Сити. Сейчас явится телеграфист. - Остановить поезд, сэр? - осведомился О'Брайен. - Если это вас не затруднит. Майор открыл дверь, вышел на переднюю площадку и, закрыв за собой дверь, дернул за проволоку над головой. Через пару секунд из кабины выглянул Банлон. Он заметил, что О'Брайен подает ему знаки, ответил условленным жестом и скрылся. Поезд стал замедлять ход. О'Брайен вернулся в купе, потирая руки. - Ну и морозец, черт возьми! - Это всего лишь заморозки, дорогой майор, только и всего! - заметил Клэрмонт с ноткой превосходства в голосе и перевел взгляд на Пирса. - Где вы собираетесь держать этого молодчика, шериф? Я могу Белью приказать взять Дикина под стражу. - При всем моем уважении к сержанту, сэр, я бы предпочел держать его под личным наблюдением. Уж слишком он ловко орудует керосином и взрывчаткой, а какой военный эшелон не имеет подобного груза? Клэрмонт коротко кивнул и повернулся к двум солдатам, которые в этот момент вошли в купе. Телеграфист Фергюсон нес складной столик, моток кабеля и небольшой чемоданчик с письменными принадлежностями. За ним шел его молодой помощник по имени Браун, неся увесистый передатчик. - Приготовьте все и доложите, как будете готовы! - приказал Клэрмонт. Через две минуты провод уже был закреплен на верхушке телеграфного столба, на котором полусидел-полувисел Браун. Он закончил подготовку и махнул рукой. - Отлично! Сперва соединитесь с фортом. Телеграфист принялся выстукивать позывные сигналы три раза подряд. Почти сразу же в его наушниках послышался слабый звук морзянки. Фергюсон сдвинул наушники и сообщи: - Минутку, сэр! Они связываются с Фэрчайлдом. Пока все они ждали, вошла Марика, за ней плелся преподобный отец Пибоди. Вид у него был мрачный - было похоже, что он провел скверную ночь. Марика бесстрастно взглянула на Дикина, потом перевела свой взгляд на дядюшку. - Мы соединяемся с фортом Гумбольдт, дорогая, - сообщил ей губернатор. - Через минуту мы получим свежайшие сведения. В наушниках снова послышалась морзянка. Фергюсон что-то быстро записал, вырвал из блокнота листок и протянул его Клэрмонту. На расстоянии более чем дня пути, за горным перевалом, в телеграфной форта Гумбольдт, сидели или стояли восемь человек. Тот, кто был несомненно главным, развалился во вращающемся кресле за весьма дорогим столом красного дерева, положив ноги в грязных сапогах прямо на стол. Шпоры, которыми он явно и преувеличенно козырял, повредили кожаный верх стола, что однако нисколько не смутило их обладателя. Даже сидя он казался высоким и широкоплечим. Под распахнутой курткой виднелся пояс, отвисший под тяжестью двух огромных кольтов. И лицо, и поза оставляли впечатление, будто вы находитесь в компании жестокого бандита, что и было фактически точной характеристикой Сеппа Кэлхауна. За столом, сбоку от Кэлхауна, сидел человек, одетый в форму кавалериста Соединенных Штатов. В нескольких футах дальше за телеграфным аппаратом сидел другой солдат. Кэлхаун взглянул на того, кто сидел за столом. - Ну-ка, Картер, взглянем, действительно ли Симпсон передал текст телеграммы, который я ему дал? Картер со злобной гримасой передал ему текст телеграммы. Кэлхаун взял ее и вслух прочитал: "Еще три случая. Смертельных исходов нет. Надеемся, что эпидемия пошла на убыль. Сообщите время прибытия". Он посмотрел на телеграфиста и заметил: - Чтобы не быть слишком умным, тоже нужен ум, не так ли Симпсон? Мы не из тех, кто может позволит себе ошибаться! Верно я говорю? В офицерском купе полковник Клэрмонт внимательно прочитал телеграмму. Положив сообщение на стол, он сказал, уставившись на О'Брайена: - Ну что ж, новости неплохие! Время нашего прибытия? Хотя бы приблизительно, майор? - Учитывая, что весь состав тянет один локомотив... - О'Брайен быстро прикинул в уме. - Пожалуй, часов тридцать, сэр. Могу поинтересоваться мнением Банлона. - Нет необходимости. Я тоже так думаю, - он повернулся к Фергюсону. Слышали? Сообщите им... - Мой отец? - вырвалось у Марики. Фергюсон утвердительно кивнул и отстукал сообщение. Выслушав ответ, он ослабил наушники и сообщил: "Жду _в_а_с_ завтра днем. Полковник Фэрчайлд здоров". Марика облегченно вздохнула и улыбнулась, а Пирс попросил: - Нельзя ли передать полковнику, что я еду с этим поездом, чтобы арестовать Кэлхауна? В аппаратной форта Гумбольдт Сепп Кэлхаун тоже улыбнулся, но не потому, что почувствовал облегчение. Он и не пытался скрыть злобную радость, с какой он передал телеграфный бланк седовласому полковнику кавалерии Соединенных Штатов. - Честное слово, полковник Фэрчайлд, лучше и не придумаешь! Они едут, чтобы арестовать бедняжку Сеппа Кэлхауна! Что мне теперь несчастному делать? Фэрчайлд прочел сообщение, но не проронил ни слова. Он с презрением разжал пальцы и листок упал на пол. На мгновение Кэлхаун замер, но в следующий момент уже вновь заулыбался. Сейчас он мог позволить себе улыбаться. Он посмотрел на четверых окружавших его бандитов и сказал: - Полковник Фэрчайлд вероятно голоден. Уведите его! Пусть доедает завтрак! - А теперь постарайтесь связаться с Риз-Сити, - приказал Клэрмонт. Выясните, нет ли у них каких-нибудь сведений относительно пропавших капитана Оукленда и лейтенанта Ньювелла. Фергюсон попробовал связаться, но передав сообщение раз двенадцать, доложил: - Кажется, мне с ними не связаться. - Никого нет на приеме, не так ли? - Похоже, что никого, сэр, - Фергюсон озадаченно почесал затылок. - И я скажу больше: мне кажется, что линия вообще мертва. Видимо где-то обрыв линии, сэр. - Непонятно, как это могло случиться. Ведь не было ни снегопада, ни сильного ветра. К тому же вчера вечером мы разговаривали из Риз-Сити с фортом Гумбольдт и все было в порядке. Попытайтесь еще раз, а мы пока позавтракаем. Все семеро заняли те же места, что и накануне, только на место доктора Молине, который еще не появлялся, за стол уселся Дикин. Преподобному отцу Пибоди, который должен был сидеть рядом с доктором, было явно не по себе. Он то и дело украдкой поглядывал на Дикина, а тот не обращал на присутствующих никакого внимания, весь сосредоточившись на еде. Клэрмонт покончил с едой, откинулся на спинку кресла, кивнул Генри, чтобы тот налил ему кофе, закурил сигарету и, взглянул на столик Пирса, холодно заметил: - Боюсь, что доктору Молине будет трудновато привыкнуть к нашему армейскому распорядку. Генри, ступайте и разбудите его! - он повернулся в кресле и позвал: - Фергюсон! - Ничего нового, сэр. Все словно вымерло. С минуту Клэрмонт сидел молча, нерешительно постукивая пальцами по столу, потом принял решение. - Убирайте аппаратуру! Мы трогаемся. Майор О'Брайен, будьте так добры... - он неожиданно оборвал свою реплику, так как в этот момент в помещение опрометью ворвался Генри, глаза которого были широко раскрыты от ужаса. - Черт возьми, Генри! В чем дело? - Он умер, полковник... Он лежит там мертвый... я имею ввиду доктора Молине. - Умер!? Доктор Молине умер? Вы уверены в этом, Генри? Может, он крепко спит? Вы пробовали его разбудить? Генри кивнул, его всего трясло. Он жестом показал на окно. - Он холоден, как лед на этой реке... Он посторонился, так как О'Брайен стремительно бросился к выходу. - Наверное, сердце, сэр, - добавил Генри. - Похоже, что он умер тихо, во сне. Клэрмонт поднялся и зашагал взад-вперед по узкому пространству купе. - О боже ты мой! Какой ужас! - В самом расцвете сил... - скривился отец Пибоди и погрузился в безмолвную молитву. Вошел О'Брайен: лицо его было серьезным и озабоченным. Перехватив вопросительный взгляд Клэрмонта, он утвердительно кивнул. - Мне тоже кажется, что он умер, сэр! Похоже на сердечный приступ. Судя по его лицу, он даже не успел понять, что умирает. - Можно мне взглянуть? - внезапно спросил Дикин. Все взоры мгновенно устремились на него. Взгляд полковника Клэрмонта был полон холодной враждебности. - На кой черт вам это понадобилось? - Чтобы установить точную причину смерти, - безразлично проговорил Дикин. - Вы же знаете, что я был врачом. - Вы получили квалификацию врача? - Да, но меня лишили этого звания. - Иначе и быть не могло... - Но не из-за моей некомпетентности, а скажем, за другие провинности. Но ведь врач - всегда врач. - Возможно... - Клэрмонт привык смотреть на вещи реально, чтобы не признать справедливости последнего замечания, каковы бы ни были его личные чувства по отношению к этому человеку. - В конце концов, почему бы и не разрешить. Проводите его, Генри! Когда Дикин и Генри покинули купе, там воцарилось молчание и даже появление Генри с порцией свежего кофе, не нарушило его. - Ну что? Сердце? - осведомился Клэрмонт, когда Дикин вернулся. - Пожалуй, это можно назвать сердечным приступом или чем-то вроде этого, - он взглянул на Пирса. - Нам повезло, что с нами едет представитель закона... - Что вы хотите этим сказать? - губернатор Фэрчайлд был гораздо более обеспокоенным, чем накануне вечером. - Кто-то оглушил Молине, вынул из его ящичка с хирургическими инструментами зонд, ввел его в грудную клетку и пронзил сердце. Смерть наступила мгновенно, - Дикин обвел присутствующих небрежным взглядом. - Я бы сказал, что это мог сделать человек знакомый с медициной или, по крайней мере, с анатомией. Кто-нибудь из вас знает анатомию? Резкость, с которой ему ответил Клэрмонт, была вполне объяснима: - Что за чушь вы тут несете, Дикин? - Я утверждаю, что его ударили по голове чем-то тяжелым, скажем, рукояткой пистолета. У него рассечена кожа над левым ухом. Но смерть наступила прежде, чем образовался синяк. Под самыми ребрами крошечный багровый укол. Сходите и убедитесь сами! - Но ведь это нелепо! Кому это могло понадобиться? - тем не менее в голосе полковника прозвучали тревожные нотки. - Действительно, кому? Вероятно, он сам себя проткнул насквозь, потом вытер зонд и вложил его обратно в ящичек... Так что никто здесь не виноват. Просто глупая шутка со стороны доктора Молине... - Едва ли уместно... - В вашем поезде совершенно убийство, полковник! Почему бы вам не сходить и не проверить все на месте? После минутного колебания Клэрмонт решительно направился во второй вагон и все двинулись за ним. Дикин остался наедине с Марикой, которая смотрела на него с каким-то странным выражением лица. - Это вы его и убили! Вы ведь убийца! Вот почему вы заставили меня развязать и снова завязать веревки... Для того, чтобы позднее изловчиться и... - О, боже ты мой! - Дикин усталым движением налил себе кофе. Разумеется, мотив налицо: я хотел занять его место! Поэтому я пробрался к нему, расправился на свой манер: сделав все так, чтобы смерть выглядела естественной, а потом объявил всем, что его убили. А после убийства я, конечно, снова связал себе руки, по всей вероятности ногами. - Он поднялся, подошел к запотевшему окну и стал его протирать. - Неудачный день для похоронного обряда. - Обряда не будет. Доктора Молине отвезут обратно в Солт Лейк. - Но на это потребуется много времени. Не глядя на него, она сообщила: - В багажном отделении около тридцати гробов и они пустые. - Вот как? Черт возьми, это не воинский состав, а прямо-таки железнодорожный катафалк! - Что-то в этом роде. Нам сказали, что гробы везут в Элко, но теперь-то мы знаем, что их везут в форт Гумбольдт. Скажите, кто по-вашему это сделал? - Это не сделали ни вы, ни я. Значит, остаются только шериф да семь десятков других... Не знаю, сколько тут везут солдат... Ага, вот они и возвращаются. Вошел Клэрмонт, а за ним Пирс и О'Брайен. Полковник угрюмо кивнул Дикину и тяжело опустился в кресло. Через мгновение он протянул руку к кофейнику. Как и предсказывал Дикин, снег с каждым часом становился все гуще. Поезд шел теперь по живописным местам, прокладывая себе путь через решетчатый мост, перекинутый через бездонную с виду пропасть. Подпорки моста терялись в мрачной, наполненной снежными хлопьями глубине. Тормозной вагон только что миновал мост, как вдруг весь эшелон сильно тряхнуло и состав резко остановился. Взрыв крепких словечек со стороны Клэрмонта выразил чувства всех присутствующих. Через несколько секунд Клэрмонт, О'Брайен, Пирс, а за ними и Дикин были уже на ногах и, соскочив с подножки, стали по колено в снегу передвигаться к локомотиву. Банлон, морщинистое лицо которого было искажено тревогой, уже бежал вдоль состава им навстречу. - Он сорвался вниз! - Кто?... Куда сорвался? - Мой кочегар, Джексон! - Банлон подбежал к мосту и устремил взгляд в белесую бездну. К нему подошли остальные, включая сержанта Белью и нескольких солдат. Все осторожно и со страхом посмотрели вниз через край моста. На глубине шестидесяти-семидесяти футов, на выступе скалы, в неестественной позе виднелась человеческая фигурка. А футами ста ниже смутно белела на дне пропасти пенящаяся вода реки. - Что скажете, доктор Дикин? - спросил Пирс, сделав легкий акцент на слове "доктор". Тот коротко бросил: - Он мертв! Это и дураку ясно! - Я не считаю себя дураком, но мне это не ясно, - мягко возразил Пирс. - А что если он нуждается в медицинской помощи? Вы согласны со мной, полковник? - Моя власть не распространяется на Дикина, - заметил полковник Клэрмонт. - И власть Пирса тоже, - добавил Дикин, - если я спущусь вниз, где гарантия того, что он не подстроит мне "несчастного случая"? Вроде обрыва веревки... Ведь вы все знаете, какого мнения обо мне шериф. И все знают, что после суда мне крышка. Шериф сэкономил бы массу времени, если бы просто отправил меня сейчас на дно этой пропасти. - Веревку будут держать шесть моих солдат, Дикин, - проронил Клэрмонт с каменным выражением лица. - И не надо меня оскорблять! - Прошу прощения! - Дикин поймал конец веревки, сделал двойную петлю, просунул в нее ноги и обернул веревку вокруг пояса. - Мне необходима вторая веревка! Я подумал, что кочегару все-таки неприлично лежать вот так на скале, пока вороны не очистят его кости. Через минуту один из солдат вернулся неся веревку, а еще через две минуты после головокружительного и опасного спуска Дикин очутился на выступе скалы, где лежало искореженное тело Джексона. Не обращая внимания на порывы ледяного ветра, Дикин обвязал вторую веревку вокруг тела кочегара, выпрямился и подал знак, чтобы поднимали. Вскоре они были подняты на мост. - Ну, что? - нетерпеливо осведомился Клэрмонт. Дикин освободился от веревок и потер исцарапанные колени. - Перелом основания черепа, а также всех ребер, - затем он вопросительно взглянул на Банлона. - У него была привязана тряпка на правом запястье? - Точно, была. Привязывать себя за руку тряпкой - привычка многих старых кочегаров. - На этот раз уловка не помогла и, кажется, я догадываюсь, почему. Шериф, вы подошли бы сюда, ведь вас, как представителя закона, попросят подписать свидетельство о смерти. Дисквалифицированным врачам в этой привилегии отказано. Пирс какое-то время находился в нерешительности, затем кивнул и пошел за Дикином. О'Брайен последовал за ними. Они добрались до локомотива. Дикин обошел кабину машиниста и взглянул наверх. Окно машиниста было очищено от снега. Затем Дикин внимательно обследовал кабину машиниста. Теперь тендер был на две трети пуст, а остаток дров был сложен у задней стенки. Справа дрова валялись в беспорядке, точно часть их упала и рассыпалась. Дикин сунул руку за рассыпавшиеся дрова и выпрямился, держа в руке бутылку. - Мексиканская водка! - бросил он и недовольно посмотрел на Банлона. - И вы ничего об этом не знали? - Бог мне свидетель, шериф! Я не знал Джексона до того, как он поступил к нам на работу в Огдене, и я никогда не видел, чтобы он пил эту водку. - Зато теперь вы об этом знаете, - заявил Клэрмонт, который тоже поднялся на тендер. - А что касается вас, Банлон, то я беру вас под наблюдение. Если вы выпьете хоть каплю, то кончите тюрьмой в форте Гумбольдт. - Я никогда не пью на службе, сэр. - Вы пили вчера днем в депо Риз-Сити. - Я хотел сказать, когда веду состав. - Довольно! Придется приказать Белью отрядить на место кочегара солдата! - он дал знаком понять, что вопрос исчерпан и повернулся, собираясь уходить. Банлон поспешно сказал: - Еще два вопроса, полковник. Как вы видите, топлива осталось мало, а в полутора милях вверх по долине есть депо... - Да, я отряжу солдат для погрузки. Что еще? - Я немного не в себе, сэр... Эта история с Джексоном... Если бы Дэвлин, тормозной кондуктор, мог сменить меня через пару часов... - Это мы сделаем... Солдат в островерхой шапке кавалериста выглянул из окна кабины, всматриваясь в густо падающий снег. - Кажется, сейчас будет топливный склад, - сообщил он Банлону. Тот кивнул, вернулся к рычагам управления и плавно остановил поезд, так что локомотив оказался прямо против склада с топливом. - Созывай своих грузчиков, - буркнул Банлон. Наряд из двенадцати солдат появился в один миг, но за дело они взялись не очень-то ретиво. Дрожа от холода и притоптывая, они выстроились в цепочку, спиной к усилившемуся ветру, и стали передавать из рук в руки поленья дров со склада. А в этот момент с противоположной стороны состава быстро двигалась какая-то фигура. Поравнявшись с передней площадкой багажного вагона, человек поднялся на площадку и подергал дверь: она была заперта. Человек вытащил связку ключей, выбрал один из них и вставил в замочную скважину. Дверь открылась и человек проник внутрь вагона. Чиркнула и загорелась спичка, и в темноте появился огонек маленькой масляной лампы. Дикин стряхнул снег с шинели, которой снабдил его О'Брайен для защиты от стихии, вышел на середину вагона и огляделся по сторонам. У задней стены вагона на самодельных полках было размещено 32 совершенно одинаковых по форме и по размеру гроба. Справа в вагоне находились пищевые продукты, слева - окованные металлом деревянные ящики и непонятные предметы, накрытые брезентом. На деревянных ящиках была надпись: "М_Е_Д_И_К_А_М_Е_Н_Т_Ы. _А_Р_М_И_Я _С_Ш_А". Дикин приподнял край брезента. На всех ящиках повторялась надпись: "О_п_а_с_н_о_! _О_п_а_с_н_о_!" Последним был высокий узкий серый ящик с кожаной ручкой. На нем была надпись: "Т_е_л_е_г_р_а_ф _а_р_м_и_я _С_Ш_А" Дикин снял покрывавший этот ящик кусок брезента, свернул и спрятал его под шинель, подхватил ящик и выбрался из вагона, закрыв за собой дверь. Почти не скрываясь, Дикин поспешно миновал вагон с провиантом и взобрался на переднюю площадку вагона с лошадьми. Дверь оказалась не запертой. Он вошел, прикрыл за собой дверь, опустил на пол передатчик и, отыскав фонарь зажег его. Почти все лошади стояли. Большинство из них меланхолично пережевывали сено из кормушек и не обращали внимание на Дикина, который осмотрелся, затем взобрался наверх большого ящика с сеном, вырыл в нем глубокую яму, потом спрыгнул на пол, забрал передатчик, снова забрался наверх опустил передатчик в приготовленное углубление, после чего забросал его сеном сверху. Даже при самом неблагоприятном стечении обстоятельств, по его подсчетам, ящик не был бы обнаружен по меньшей мере сутки, а больше ему и не требовалось. Погасив фонарь, он вышел и добрался до второго вагона, стряхнул с себя снег, вошел в вагон, повесив шинель на крючок в тамбуре, и направился по коридору к открытой двери, из которой доносился приятный манящий запах кофе, умело приготовленного низеньким и толстым негром по имени Карлос. Стоя рядом с Клэрмонтом, Банлон осматривал тендер. Наконец, он повернулся и удовлетворенно произнес: - Вот теперь отлично! Полный тендер топлива. Благодарю армию за помощь. Сержант Белью торжественно поднял руку в ответ, повернулся и что-то сказал солдатам. Они тотчас же с довольным видом зашагали к своим вагонам и почти сразу же исчезли, затерявшись в белесой мгле. - Значит, можно трогаться, Банлон? - Как только немного поутихнет этот снежный шквал, сэр. - Да, да, конечно! Вы просили, чтобы тормозной вас сменил? Сейчас самое время, так? Банлон твердо сказал: - Я действительно просил вас об этом, но сейчас как раз не время, сэр. На ближайшие три мили я хотел бы, чтобы Дэвлин оставался на своем посту. - На ближайшие три мили? - Да. До того, как мы войдем в ущелье Палача. Это самый крутой подъем в этих горах. Клэрмонт кивнул. - Да, пожалуй, в этом случае без тормозного не обойтись. 5 Форт Гумбольдт располагался в начале узкой каменистой долины, которая спускалась в западном направлении. Со стратегической точки зрения место для форта было выбрано идеально. С северной стороны поднималась сплошная отвесная стена из утесов, с востока и юга форт был защищен ущельем, узким, но глубоким. Восточный рукав этого ущелья имел железнодорожный мост. Лучшего места для обороны нельзя было и желать. Приблизиться к форту можно было только через мост или поднявшись по долине, и в обоих случаях кучка решительных и умело скрывающихся за частоколом людей могла бы с легкостью отразить нападение противника, превосходящего их раз в десять. Деревянное укрепление было воздвигнуто в обычной квадратной форме с настилом по внутреннему периметру в четырех футах от верхнего края. Большие тяжелые ворота находились на южной стороне, обращенные к железной дороге и к реке. Сразу же у ворот находилось караульное помещение, а слева - оружейный склад, в котором хранилась взрывчатка. В западной части располагались солдаты и кухня, в северной - офицеры, административные службы и телеграф. На много миль вокруг форт был единственным населенным пунктом. Закутавшись по самые уши, к форту приближалась группа всадников. Это были индейцы. Лошади их совсем выдохлись и буквально вязли в глубоком снегу. Вождь пайутов, индеец с необычайно светлой кожей и удивительно красивым лицом провел своих людей в открытые и никем не охраняемые ворота, дал жестом понять, что они свободны и спешился у здания, над входом которого красовалась надпись: "КОМЕНДАНТ". Поднявшись по ступенькам, он вошел в здание и быстро захлопнул за собой дверь, чтобы не впустить внутрь крутящиеся на ветру снежные хлопья. В кресле за столом полковника Фэрчайлда восседал Сепп Кэлхаун: ноги его были на столе, в одной руке он держал сигару, в другой - стакан виски из запасов полковника. Заметив вошедшего, он опустил ноги на пол и поднялся с кресла, проявив необычайную почтительность к вошедшему. - Добро пожаловать домой, Белая Рука! - приветствовал его Кэлхаун. А вы не теряли зря время! - В такую погоду мудрый человек не мешкает. - Все прошло благополучно? Линия на Сан-Франциско? - Перерезана... - величественным и почти презрительным жестом Белая Рука отклонил предложенную ему бутылку виски. - Мы разрушили мост через ущелье Анитоба. - Ты отлично потрудился, Белая Рука! Сколько у нас времени? - До того, как тут могут появиться солдаты с запада? - Да... Правда, нет оснований предполагать, что они что-то заподозрят и явятся в форт Гумбольдт настороженные, но... необходимо учитывать и случайности. - Риск велик, Сепп Кэлхаун... Три дня не меньше. - Этого более, чем достаточно. Поезд прибудет после полудня. - А что известно насчет солдат в этом поезде? - Пока ничего... - Кэлхаун нерешительно посмотрел на Белую Руку и смущенно кашлянул. - Было бы неплохо, Белая рука, если бы ты и твои храбрецы немного отдохнули. Может статься, что вам придется вновь забраться на коней. Наступило молчание. Белая рука бесстрастно разглядывал смущенного Кэлхауна. Наконец, он сказал: - Бывают моменты, Кэлхаун, когда Белая Рука ставит под сомнение твои слова. Как ты помнишь, мы договорились захватить этот форт. Ты и твои друзья должны были прибыть сюда с наступлением темноты и просить приюта на ночь. Вас оставили бы переночевать, а ночью вы должны были прикончить патруль, открыть ворота, впустить нас в форт и уничтожить спящих солдат. Кэлхаун потянулся за бутылкой бурбона. - Ночь была очень бурной, не было видно ни зги, ветер бушевал как сумасшедший. Мы думали... - Буран был у вас в голове, а снег шел из этой бутылки с огненной водой. В результате двое часовых остались живы и успели предупредить солдат, и 15 моих лучших людей встретили смерть, но я готов потерять еще часть, но не ради тебя, Кэлхаун, и не ради твоего злого бурбона. Я просто буду мстить за свой народ. Армия белых людей - мои враги и они будут врагами, пока живет Белая Рука. Если они узнают, что нападение совершили пайуты, они не успокоятся, пока не будет убит последний пайут. Я считаю, что это слишком большая цена, Кэлхаун! - А если не останется ни одного белого, который мог бы рассказать о случившемся? - Кэлхаун помолчал и многозначительно добавил: - Вознаграждение превысит цену риска! Уже пятнадцать минут поезд полз вверх к ущелью Палача. Марика стояла у окна в офицерском купе и смотрела в окно, не замечая присутствия за спиной шести человек. Она видела оставшийся позади изгиб железнодорожного полотна на протяжении двух миль спускающегося по окаймленной хвойными лесами белой долине до самого моста, который издали походил на паутину. Клэрмонту было не до природных красот. У него на уме вертелись более важные дела. - Ну как, шериф? - спросил он. - Что-нибудь прояснилось? - Нет, сэр. Никто ничего не знает, никто ничего не видел. Можно считать, что не прояснилось! - Я не согласен с вами! - резким тоном произнес Дикин. - Ведь даже самая малость может помочь следствию. Например, я был связан. Следовательно, убийца не я. Значит, под подозрением остаются лишь восемьдесят человек... Внезапно раздавшийся громкий лязг прервал его слова. - О, боже! Что это еще? - вскочил Клэрмонт с кресла. Марика с ужасом воскликнула: - О, мой бог! Только не это! Только не это! На лицах всех шестерых отразилось замешательство, потрясение и ужас, вызванные отчаянным воплем Марики. Последние три вагона - два с солдатами и тормозной оторвались от состава и стремительно катились в обратном направлении по длинному крутому склону ущелья Палача. Быстро увеличивающееся пространство между оторвавшимися вагонами и последним вагоном с лошадьми, показывало, с какой скоростью неслись вниз по склону оторвавшиеся вагоны. Солдат, находившихся в этих вагонах охватил переполох, выражавшийся в самой разнообразной реакции - от волнения до паники. Большинство из них металось без всякой цели. Они походили на безумцев. Но четверо солдат, подчиняясь приказу сержанта Белью старались изо всех сил открыть боковые двери, но те не открывались. Перекрывая шум голосов, один из солдат в панике закричал: - Какой ужас! Двери заперты снаружи! А в офицерском купе шестеро мужчин и девушка, будто завороженные, с ужасом смотрели вслед уносившимся вагонам, не в силах помочь погибающим людям. Наконец, вагоны достигли того места, где начинался изгиб. Их скорость неуклонно возрастала и вагоны раскачивались все больше и больше - еще мгновение и колеса оторвутся от рельсов. - Дэвлин! Тормозной! - закричал Клэрмонт. - Почему он бездействует? Спотыкаясь и падая, он побежал на заднюю площадку, в то время как солдаты почти все столпились у окон, охваченные ужасом и растущим предчувствием неизбежной гибели. Белью добрался до двери и дернул за ручку. Тщетно! Эта дверь тоже оказалась закрытой. Он выхватил кольт и выстрелил поверх замка с обеих сторон. Он сделал четыре выстрела, не замечая, что две пули рикошетом отскочили от двери и зловеще просвистели через весь вагон. Но то, что угрожало им сейчас, было намного страшнее пуль. После четвертого выстрела дверь наконец поддалась под его отчаянным натиском. Белью выскочил на заднюю площадку и обеими руками вцепился в поручни, отбросив револьвер. Он шел на смертельный риск, но выбора не было. Он сумел перепрыгнуть на переднюю площадку тормозного вагона, ухватился за поручни и поймал дверную ручку. Он дергал ее, нажимал и крутил со всей силой отчаяния и ужаса, но и эта дверь была заперта. Тогда он прижался лицом к стеклу боковой створки двери и заглянул внутрь. В тот же миг глаза его расширились от ужаса, а лицо превратилось в маску полного отчаяния, как бывает у людей, когда ужасная истина открывается слишком поздно. Большое тормозное колесо оставалось без присмотра. Рука Дэвлина сжимала Библию, которая валялась на полу. Сам Дэвлин тоже лежал на полу на животе рядом со своей самодельной постелью, а между лопатками у него торчала рукоятка ножа. Семеро людей в офицерском купе следили за происходящим не произнося ни слова. Подобно Белью они тоже поняли неизбежность гибели людей. Оторвавшиеся вагоны удалились уже на две мили, но все еще каким-то чудом держались на рельсах, приближаясь к последнему повороту, ведущему на мост. Марика непроизвольно отпрянула от окна и закрыла лицо руками, когда произошел последний акт драмы: вагоны не одолев этого поворота сорвались с рельс, накренились и взлетели над бездной. В воздухе они словно нехотя перевернулись, а потом все три, все еще сцепленные вместе, одновременно ударились о противоположную отвесную скалу. Раздался оглушительный шум. Без сомнения, для каждого, кто был в этих вагонах, смерть наступила мгновенно. Сплющенные и разорванные остатки вагонов медленно рухнули в невидимую бездну. Оставшиеся в живых одиннадцать человек из всех, кто ехал в этом поезде, собрались у второго вагона с лошадьми, который стоял теперь последним вагоном. Многие до сих пор не могли унять дрожь. Они внимательно осмотрели сцепление. Из четырех массивных болтов, три, хотя и расшатанные, были на месте. Клэрмонт невозмутимо посмотрел на них и недоверчиво спросил: - Но как, _к_а_к_ это могло случиться? Взгляните на размер этих болтов!