мне, но и ко всем другим в цирке, - заметил Ринфилд. - С других нельзя требовать выкуп. Это, правда, мое предположение. Если такое случится, вам придется выложить кучу денег для возврата братьев, не так ли? - О чем вы говорите? - Увы, даже в нашей стране есть преступники. У нас случаются такие невероятные вещи, как похищения людей, и их излюбленный метод - похищение людей с поезда. И занимаются этим очень отчаянные люди - похищение людей считается самым тяжким преступлением и сурово карается. Это хотя и предположение, но весьма реальное. - Он вновь взглянул на Бруно и уголки его рта слегка раздвинулись, он почти улыбался. - Повторяю, что мы очень сочувствуем вам. Похоже, Крау не удастся полюбоваться на "Слепых орлов". - Вы увидите одного из них. Сергиус удивленно посмотрел на него. Остальные также бросили на него свои взоры. Мария медленно провела языком по пересохшим губкам. - Как я понимаю... - начал Сергиус. - До того, как подросли мои братья, я выступал один. Несколько тренировок - и я снова смогу вернуться к старому номеру. Полковник уважительно посмотрел на него. - Все знают, что вы человек без нервов. Неужели вы к тому же и без чувств... Бруно, не отвечая, отвернулся. Сергиус задумчиво посмотрел ему в спину и тоже отвернулся. - Все обитатели этого вагона здесь? - спросил он. - Все, полковник, - ответил Ринфилд. - Но вы выразили предположение о возможности похищения. - Все возможно. И работа полицейского заключается в том, чтобы учитывать все до мелочей. Кто-нибудь слышал ночью шум или иные звуки? - по гробовому молчанию стало ясно, что никто ничего не слышал. - Ладно. Братья спали в самом последнем купе, а кто спал рядом? - Я, - Кан Дах продвинул вперед свое могучее тело. - Вы уверены, что ничего не слышали? - Я уже дал отрицательный ответ на этот вопрос. Нет. Я очень крепко сплю. Сергиус задумчиво уставился на гиганта. - Вы такой огромный, что справились бы с этим и один. - Вы позволяете себе подозревать меня? - мягко произнес Кан. - Я просто высказал предположение. - Владимир и Иоффе были моими хорошими друзьями. Мы хорошо знали друг друга много лет. Зачем мне нужно было так долго ждать и только сейчас совершать это безумие? Кроме того, если бы это сделал я, то вряд ли бы тут были следы борьбы. Я бы просто сгреб их в охапку и утащил с собой. - В самом деле? - усомнился Сергиус? - Может быть вам это продемонстрировать, полковник? - Это должно быть интересное зрелище. Кан Дах предложил двум дородным полицейским в форме стать рядом. - Как вы думаете, они ведь крупнее и сильнее братьев? - Думаю, что да. Хотя Кан Дах и был гигантом, но двигался он так грациозно и стремительно, как пантера. Прежде чем полисмены успели принять оборонительную позицию, он был уже возле них. Его обезьяньи руки обвили их, прижав их руки к телам. Мгновение и оба полицейских барахтались в воздухе. Они делали отчаянные попытки вырваться. Выражение их лиц показывало, что объятия были далеко не дружескими и не доставляли удовольствия. - Перестаньте дергаться, или я сдавлю вас, - еще более мягким голосом заявил он. Считая, что сильнее сдавить уже невозможно, полицейские удвоили свои усилия в попытке высвободиться. Тогда силач сжал их чуть крепче. Один полисмен закричал, а другой замычал от боли. Кан еще сильнее сдавил их, и они перестали сопротивляться. Осторожно и бережно он опустил их на пол, отступил и с сожалением смотрел, как они корчатся. Сергиус задумчиво наблюдал за этой сценой. - Утром здесь будет Анжело. Вы реабилитированы, Кан Дах, - тон у него был почти юмористический. Тут он повернулся на звук шагов капитана Модеса: - Ну? - Все, что мы имеем - это отпечатки пальцев, полковник. Отпечатки двух людей мы нашли в очень многих местах. Вероятно, они принадлежат братьям. Были также обнаружены и другие отпечатки в необычных местах: на стенах, на окне, на внутренней поверхности дверей, то есть там, где человек ищет опору во время яростной борьбы. - Так, - Сергиус на мгновение задумался, обводя отсутствующим взглядом полицейских, которые сразу же вскочили. Их страдания не заставили его сдвинуться с места. Он повернулся к Ринфилду. - Сегодня утром у всех ваших сотрудников должны быть сняты отпечатки пальцев в зале, где будет размещаться ваш цирк. - Если это действительно необходимо... Полковник устало подчеркнул: - Я вынужден пойти на это. И я в третий раз вынужден повторить, что работа полицейского заключается в том, чтобы ничего не упустить. Хотя Крау строго на севере от столицы, основная железнодорожная магистраль входила в город не с юга, как это можно было ожидать, а из-за неблагоприятного рельефа огибала город и подходила с севера. Поэтому, когда черный лимузин, не слишком старый и не слишком новый, помчался к дворцу, ему пришлось направиться на юг к основной артерии города. Эта улица, ведущая с севера на юг, называлась Западная. Бруно сидел сзади, а Харпер рядом с ним. Ринфилд, чей угрюмый вид показывал, что его мрачные предчувствия по поводу Крау сбываются, занял место рядом с водителем. Погода не способствовала бодрости духа - был ранний рассвет, хмурый, унылый, темные низкие тучи сыпали снегом. Отъехав несколько сот ярдов от запасных путей, Харпер, сидевший справа, протер запотевшее стекло и всмотрелся сквозь него, после чего тронул Бруно за руку. - Никогда не видел ничего подобного. Что бы это могло быть? - Я отсюда не вижу. - На крышах тех домов. Кустики, кусты... О, боже, они даже деревья там посадили! - Сады на крыше. Очень распространено в Центральной Европе. Если ты живешь в городской квартире, это не значит, что ты не можешь иметь клочка земли. Многие имеют даже даже газоны. Бруно протер стекло со своей стороны. Здание слева от него было самым зловещим, мрачным и неприступным из всех, что он когда-нибудь видел. Он сосчитал этажи - девять, увидел окна - все зарешечены. Он осмотрел угрожающие обводы колючей проволоки на крыше, сторожевые вышки на северном и южном углах. Снизу нельзя было рассмотреть, что находится на вышках, но он и так знал, что там прожектора и сирены. Он взглянул на Харпера и приподнял брови: шофер, когда к нему обратились по-английски, улыбнулся и пожал плечами, но вероятность того, что тот работал на Сергиуса, была очень велика, а полковник не привлекал к работе тех, кто не говорил по-английски. Харпер перехватил взгляд и кивнул, хотя подтверждение это было лишним: он сам слишком красочно расписал Лабиан. Его вид убеждал в бесперспективности всяких попыток проникновения туда. Через четверть мили они проехали мимо вереницы черных автомобилей, стоявших у правого тротуара. Впереди располагался катафалк - был ранний час, но день уже начался, и кортеж, подумал Бруно, должен был куда-то тронуться. На противоположной стороне тротуара размещалось строение с черными занавесками на окнах. Дверь была также задрапирована черным материалом, и на нем был изображен белый крест. Бруно увидел, что дверь открылась и показался гроб, покоящийся на плечах двух передних носильщиков. - Как по заказу, - прошептал Бруно. Затем показался и весь гроб, но Харпер сделал вид, что не видит этой картины. Зимний дворец был гордостью Крау, и вполне заслуженно. Построенный в стиле пышного барокко, как внутри, так и снаружи, он выглядел весьма внушительно, и было ему от роду всего три года. Возведен он был из нержавеющей стали и бетона, облицован внутри и снаружи белой мраморной плиткой, благодаря которой здание и получило свое название. Он представлял собой эллиптической формы строение колоссальных размеров. Интерьер сочетался со шпилями, минаретами и фантастическими фигурами, которыми в изобилии были украшены внешние стены. В этом здании нашли воплощение самые современные представления об архитектуре. Возможности перестановок на аренах и в зале как для артистов, так и для зрителей, были практически не ограничены. Здесь можно было ставить оперные и театральные спектакли, использовать для кино и мюзик-холла, проводить различные спортивные соревнования - от хоккея до большого тенниса, ну а для цирка это было просто незаменимое место. По самым скромным подсчетам удобные кресла могли принять не менее восемнадцати тысяч зрителей. Это был, как объявил Ринфилд, самый прекрасный зал из тех, что он когда-либо видел. А это было самым блестящим комплиментом из уст человека, видевшего лучшие залы мира. При этом следовало учесть, что население Крау составляло всего лишь четверть миллиона человек. Поголовное снятие отпечатков пальцев у персонала прошло до полудня. Вполне объяснимое возмущение и негодование, охватившее людей, потребовало от Ринфилда такта и усилий. На толстокожего Сергиуса, удобно расположившегося в кресле и наблюдавшего за процедурой, угрюмый вид и мрачные взгляды циркового люда мало действовали. Когда дело уже шло к концу, его позвали к телефону, но так как разговор шел на его родном языке, то ни Ринфилд, ни Мария содержание разговора не поняли. Сергиус осушил рюмку и осведомился: - А где Бруно Вилдермен? - На арене. Но... вы что, всерьез собираетесь взять отпечатки и у него? Его родные братья... - Я настолько глупо выгляжу? Идемте. Вы тоже... Когда появились Сергиус и Ринфилд, Бруно отошел от натянутой низко над ареной проволоки. Без всякого выражения, взглянув на Сергиуса, он поинтересовался, приблизившись к ним: - Какие новости, полковник? - Поступили сообщения и от железнодорожников и от авиаторов. Но, к сожалению, результаты отрицательные. Ничьих следов вдоль дороги не обнаружено. - Выходит, это похищение? - Других объяснений я не нахожу. В полдень, когда Бруно репетировал свой номер на трапеции, его вызвали в кабинет Ринфилда. Он соскользнул на арену, накинул халат и направился в кабинет, который располагался всего в нескольких футах от пока еще пустых тигриных клеток. Ринфилд сидел за столом. Мария занимала свое место секретарши. Сергиус и Модес стояли. Атмосфера была нечто среднее между спокойной и натянутой. Сергиус взял у Ринфилда листок бумаги, который тот внимательно изучал, и протянул его Бруно. Там был напечатанный по-английски текст, которые гласил: "Братьев Вилдермен вернут живыми за выкуп в 50 тысяч долларов. Банкноты бывшие в употреблении и различных достоинств. Инструкция по обмену в воскресенье, освобождение в понедельник. В случае отказа - в понедельник получаете два мизинца. Установить их принадлежность можете как угодно. Еще два пальца - во вторник. В среду - двух одноруких цирковых гимнастов". Бруно вернул листок Сергиусу. - Ваши подозрения подтвердились. - Да, я оказался прав. У вас нет нервов и чувств. Да, это так похоже. - Похоже, что они не знают жалости. - Это так. - И они профессионалы? - Да. - Они сдерживают свои обещания? - Неужели вы так наивны, что пытаетесь таким образом заманить меня в ловушку? Вы задаете такие вопросы, как будто я лично знаком с этими людьми. Если это те, о ком я думаю, а почерк весьма похож, значит это достаточно опытная и умелая шайка похитителей, осуществившая похищения многих людей за последние годы, - вздохнул полковник. - Вы знаете членов этой шайки? - Мы думаем, что знаем одного-двух. - Тогда почему они на свободе? - Подозрения, мой дорогой Вилдермен, еще не доказательства. Нельзя вынести смертный приговор, основываясь на одних подозрениях. - Вернемся к предыдущему вопросу. Об их обещаниях. Они осуществляют свои угрозы? И если выкуп будет заплачен, вернут ли они моих братьев живыми? - Гарантировать не могу. Но по прошлым случаям можно сказать, что шансы достаточно высоки. Для них, как специалистов по похищению людей, это очень выгодное дело. В данном контексте это звучит нелепо, но в послании чувствуется глубокое доверие и добрая воля. Если похищенных людей вернут целыми и невредимыми после выплаты выкупа, то родственники будущей жертвы сразу откликнутся на требования, понимая, что только так можно вернуть жертву похищения. Но если похищение совершено с целью сначала получить выкуп, а жертву потом прикончить, то родственники следующего похищенного могут посчитать, что выкуп напрасная трата времени и средств. - Есть ли шанс выследить их до понедельника? - Четыре дня? Боюсь, что этого слишком мало. - Тогда нам необходимо держать деньги наготове, не так ли? Сергиус кивнул, а Бруно повернулся к Ринфилду. - Мне потребуется год, чтобы расплатиться с вами, сэр. Ринфилд улыбнулся, но не очень весело. - Я сделаю это для ребят сам, не нужно никаких возвратов. Я совершенно эгоистичен, потому что нигде и никогда не будет группы, подобной "Слепым орлам". Прогуливаясь, они свернули в переулок напротив похоронного бюро на Западной улице. - Как вы думаете, за нами следят? - осведомился Харпер. - Не знаю. Может быть наблюдают, но по пятам не идут. Через двести или триста ярдов переулок переходил в извилистую загородную тропку. Очень скоро она привела к прочному деревянному мосту, переброшенному через спокойную и, вероятно, очень глубокую речку шириной футов в тридцать, уже покрытую льдом вдоль обоих берегов. Бруно быстро обследовал мост и поспешил присоединиться к Харперу, чье хождение по кругу явно выдавало, что он не в ладах с низкими температурами. Сразу же за мостом дорожка скрывалась в густом сосновом лесу. Менее чем через четверть мили мужчины вышли на большую полукруглую поляну, лежащую справа от дороги. - Вертолет приземлится здесь, - сообщил Харпер. Уже смеркалось, когда Бруно приодевшись понаряднее, снова зашел в кабинет Ринфилда. Там были только он и Мария. - Ничего, если я заберу невесту на чашку кофе? - осведомился Бруно. Ринфилд улыбнулся, кивнул, и снова принял озабоченный вид. Бруно помог девушке надеть меховое манто и они вышли на улицу под мелкий снег. - Кофе мы могли бы попить в буфете или у тебя. Сейчас холодно и сыро, - сердито сказала Мария. - Уже ворчишь, а мы ведь еще не женаты. Тут всего пара сотен ярдов. И ты увидишь, что у Бруно Вилдермена всегда имеются веские причины. - И какие же? - Помнишь трех приятелей, что прошлой ночью столь преданно следовали за нами? - Да, - она испуганно взглянула на него. - Ты имеешь в виду... - Нет, они отдыхают - снег неприятен как для завитой, так и для лысой головки. Сейчас за нами следит коротышка на три дюйма ниже тебя, в зимней шапке, поношенном пальто, мешковатых брюках и стоптанных башмаках. Они зашли в кафе. В этой стране, похоже, во всех кафе было максимально дымно и минимально освещено. У вошедшего сюда сразу же начинали болеть глаза. Пара канделябров едва освещала помещение. Бруно провел Марию, успешно ориентируясь, к угловому столику. Она с отвращением осмотрелась. - Семейная жизнь похожа на это кафе? - Может случиться так, что об этом ты будешь вспоминать, как о самых счастливых днях. Коротышка опустился на ближайший к двери стул, вытащил откуда-то рваную газету и, положив локти на стол, подпер голову руками. Бруно повернулся к Марии. - Кроме шуток, тут есть какой-то багажный шарм, - он приложил палец к губам, наклонился вперед и поднял воротник ее пальто. В изгибе воротника удобно расположилось маленькое блестящее устройство, не более горошины. Он показал его ей. Глаза девушки широко раскрылись. - Наведи порядок, ладно? Бруно поднялся, приблизился к изогнувшейся за столом их тени, бесцеремонно схватил его за правую кисть и резко крутанул. У мужчины вырвался крик боли, но остальные посетители никак на это не отреагировали. Это послужило для них хоть каким-то развлечением. В руке мужчины были зажаты наушники. От них шел провод к маленькой, не больше пачки сигарет, металлической коробочке, которая находилась во внутреннем кармане его пиджака. Бруно опустил эти игрушки в свой карман и ласково сказал: - Передай своему шефу, что следующему, кто будет следить за мной, уже не удастся вернуться назад для доклада. Убирайся! Мужчина торопливо ушел, держась за руку, и постанывая. Бруно вернулся на свое место и показал девушке трофеи. - Давай-ка их испытаем, - он пристроил крохотный наушник себе в ухо. Мария приблизила губы к воротнику. - Я люблю тебя. Правда. Навсегда, - прошептала она. Бруно вытащил наушник. - Работает прекрасно, хотя и не понимает, что вещает, - он убрал приборчик в карман. - Они очень настойчивы, но уж слишком явно. - Не для меня. Думаю, что ты делаешь мою работу. Но зачем ты раскрылся, что мы знаем о слежке? - Они и так все знают. Вероятно, теперь они уберут от меня хвост и я смогу спокойно передвигаться. Да и как бы я смог рассказать тебе о своей тайне? - О чем ты собираешься рассказывать? - О братьях. - Прости, но я никак не могу понять, зачем их похитили? - Ну, с одной стороны это сделал изворотливый лгун и садист... - Сергиус? - А что, разве можно еще найти подобного лицемерного, изворотливого, лживого садиста? Ему всего-навсего необходимо было получить отпечатки пальцев всего штата цирка. - Что это ему даст? - Кроме того, что они помогут ему почувствовать, что он всемогущ и умен, ничего придумать не могу. Но это и не имеет значения. Братья будут его заложниками. Если я зайду слишком далеко, с ними случится непоправимое. - Ты говорил об этом доктору Харперу? Ты не можешь рисковать их жизнями, Бруно, не можешь! Ох, если я потеряю тебя, и исчезнут они, то с кем останусь я... - Ну, ладно, похоже ты самая большая плакса из всех, кого я встречал. И как тебя держат в ЦРУ? - Итак, ты не веришь в историю с похищением? - Любишь меня? - она кивнула. - Веришь мне? - Мария снова кивнула. - Тогда не обсуждай ни с кем то, о чем я буду с тобой говорить. Мария кивнула в третий раз и поинтересовалась: - Включая и Харпера? - Включая и Харпера. У него светлый ум, но он ортодокс и у него нет европейского склада ума. А у меня обыкновенный ум, но я родился здесь. Он может не заинтересоваться теми импровизациями, которые могут заинтересовать меня. - Какие импровизации? - Ну, вот, идеальная жена. "Как могло попасть то красное пятнышко на твой носовой платок"? Откуда я могу знать, какие будут импровизации? Я даже не знаю, что буду делать сам. - Похищение? - Чепуха! Он должен был придумать историю, чтобы оправдать их исчезновение. Ты же слышала, как он заявил, что знает парочку человек из шайки, но доказать ничего не может? Если бы Сергиус действительно их знал, то быстренько отправил бы их в Лабиан и вытряхнул бы из них правду за пять минут до того, как они сдохнут в агонии с выпущенными кишками, обмотанными вокруг их шей. Ты что, считаешь, что мы еще в Новом Свете? Девушка печально вздохнула. - Но почему угрозы? Почему обещание отрубить твоим братьям пальцы? Зачем требовать выкуп? - Для правдоподобности. Кроме того, легко можно предположить, что бесчестный Сергиус будет чувствовать себя уверенней, имея в кармане 50 тысяч долларов, - Бруно с отвращением посмотрел на нетронутый кофе, положил деньги на стол и поднялся. - Хочешь настоящего кофе? Когда они снова нырнули в уличную темноту, то столкнулись с входящим Росбаком. У него был жалкий вид, он посинел и дрожал. Остановившись, он проговорил: - Привет! Возвращаетесь на поезд? - Бруно кивнул. - Подвезите своего усталого и страдающего друга. - Чем ты страдаешь? - Наступила зима, и все таксисты этого города впали в спячку и сосут лапу. Пока они ехали на станцию, Бруно молча восседал на переднем сидении. Когда они высадились возле вагона, Бруно скорее угадал, чем ощутил, как что-то скользнуло в карман его куртки. После кофе, приятной музыки и сладкого безделья в гостиной Бруно, Мария ушла. Он вытащил из куртки клочок бумаги. На нем почерком Росбака было написано: "4.30 Западный вход. Никаких вопросов". Бруно сжег записку и смыл пепел в умывальник. 8 Это случилось во время последнего представления следующим вечером - официально это было открытием программы, хотя фактически они уже дали два представления - детский утренник и некий упрощенный вариант шоу днем. Среди огромной аудитории царил тот восторженный энтузиазм, что когда это произошло, потрясение было сильнейшим. В зале не было ни одного свободного места, было продано более 10 тысяч билетов. Атмосфера перед началом выступления была веселой, праздничной, наэлектризованной ожиданием. Женщины были одеты изящно и роскошно, как будто в город приехал Большой театр, а мужчины блистали в своих лучших костюмах или в усыпанных наградами мундирах. Сергиус, сидевший за Ринфилдом, выглядел ослепительно. За ними располагались Модес и Анжело. Последний пытался пренебрежительно не замечать общей атмосферы восхищения. Доктор Харпер, как обычно, сидел в переднем ряду со своим неизменным черным саквояжем под креслом. Зрители, подогретые полными восторга репортажами, приготовились к чуду, в которое они должны были попасть этим вечером. Как бы в компенсацию за отсутствие "Слепых орлов", по радио перед началом представления было с сожалением объявлено о нездоровье двух воздушных гимнастов, остальные артисты, удивив даже Ринфилда, выступали триумфально. Зрители - более 10 тысяч - были очарованы. Номера сменяли друг друга гладко и без задержек, этим особенно славился цирк, и каждый последующий номер был лучше предыдущего. Но всех в этот вечер превзошел Бруно. Он выступал с повязкой на глазах и в натянутом на голову капюшоне, и его программа, в которой ему помогали лишь две девушки, поддерживающие две свободные трапеции, идущая под мерную дробь барабанов, приковала взоры даже искушенных цирковых артистов. Апофеозом этого выступления было двойное сальто между двумя трапециями, когда его протянутые руки пропустили приближающуюся трапецию. Ощущалось физически, как замерли сердца зрителей - в отличие от болельщиков, любители цирка всегда желают благополучного исхода для артистов - и так же ощутимо было их облегчение, когда Бруно поймал трапецию согнутыми ногами. Чтобы показать, что это не случайность, Бруно продемонстрировал этот трюк еще дважды. Зрители были в истерике. Дети и подростки визжали, мужчины кричали, женщины рыдали в облегчении - в зале царила такая какофония звуков, какой даже Ринфилд не слышал. Ведущему манежа понадобилось целых три минуты, чтобы успокоить публику. Сергиус осторожно потер бровь шелковым платком. - Сколько бы вы не платили нашему другу, все равно он стоит большего. - Я плачу ему целое состояние, но я с вами согласен. Вы когда-нибудь видели нечто подобное? - Никогда. И знаю, что такого больше не увижу. - Почему? Сергиус помедлил с ответом, и наконец сказал: - В нашей стране есть старинная пословица: "Только раз в жизни человеку позволено играть с богами". А сегодняшний вечер и есть такой. - Может быть, вы и правы, может быть. Ринфилд с трудом расслышал его, он пытался что-то сказать своему соседу. Между верхней и нижней частью рта Сергиуса образовалась щель толщиной в миллиметр. Он позволил себе еще раз улыбнуться. Вновь вспыхнул свет. Как обычно, во второй части своего номера Бруно выступал на низкой, если 20 футов можно было назвать невысокой проволоке, проходящей над ареной, где располагался Бейбацер со своими львами. Эта дюжина зверей не подпускала к себе никого, кроме хозяина. Для первого путешествия над ареной и обратно на велосипеде и с балансирующим шестом Бруно - без обычной ноши, какой были его братья - посчитал смехотворным демонстрировать акробатический баланс, который могли исполнить и другие цирковые артисты. Публика, казалось, чувствовала легкость выполнения этого номера и, ценя искусство, бесстрашие и мастерство, ждала чего-то необычного. И она его получила. Следующий рейс над ареной он продолжал на машине с седлом, поднятым на четыре фута, с педалями под сиденьем и приводной цепью в четыре фута. Он снова проехал взад и вперед над ареной, снова выполнил акробатические трюки, но на этот раз с большими усилиями, когда же он пересекал арену в третий раз, зрители явно забеспокоились: на этот раз седло было поднято на восемь футов и настолько же удлинилась цепь. Губы зрителей сжались в мрачном предчувствии, и беспокойство еще более возросло, когда достигнув середины троса, велосипед, если так можно было назвать это странное сооружение, начал угрожающе раскачиваться, а Бруно фактически отказался от самых элементарных попыток сохранить равновесие. Он начал балансировать лишь тогда, когда дыхание, пульс и адреналин в крови большинства зрителей подскочил до предела. В четвертый и последний заезд и сиденье и цепь достигли 12 футов. Теперь его голова была на высоте 16 футов от проволоки и в 30 от арены. Сергиус посмотрел на Ринфилда, который нервно прижав руки ко рту, внимательно наблюдал номер. - Этот ваш Бруно... он что, в доле с аптекарями, продающими успокоительное, или с врачами-кардиологами? - спросил он. - Такого раньше не исполняли, полковник. Никто и не пытался. Бруно начал раскачиваться сразу же после того, как съехал с платформы, но его сверхъестественное чувство баланса и невероятная реакция сводили колебания до минимума. На этот раз никакой акробатики и даже попыток ее. Глаза, сухожилия, мускулы, нервы сосредоточились на одном - на сохранении равновесия. Неожиданно на полпути Бруно перестал крутить педали. Даже самые неискушенные зрители понимали, что это невероятно, что это самоубийство, когда фактор баланса достигнет критической величины, а он, похоже, уже прошел этот критический момент - только движение может восстановить равновесие. - Это в последний раз, - сдавленным голосом прохрипел Ринфилд. - Посмотрите на них! Только посмотрите на них! Сергиус мельком взглянул на зрителей. Нетрудно было понять восклицание Ринфилда. Зритель может соучаствовать в опасности, когда она вполне приемлема, и это может доставлять ему удовольствие, но всегда опасность становится непереносимой и длительной, как в данном случае, удовольствие превращается в страх, в тревогу. Сжатые руки, стиснутые зубы, у многих отведенные взгляды, полные испуга - все это вряд ли снова привлечет толпу зрителей в цирк. В течение десяти бесконечных секунд длилось это невыносимое напряжение, за это время колеса велосипеда не сдвинулись ни на дюйм, а угол раскачивания заметно увеличился. Тогда Бруно с силой нажал на педали. Щелкнула цепь. Не нашлось бы двух человек, сумевших одинаково объяснить то, что после этого произошло. Велосипед сразу же наклонился вправо - Бруно надавил на правую педаль, и бросил себя вперед. Руля, препятствовавшего его движению вперед, не было. С вытянутыми для амортизации руками он боком упал на проволоку, которая, казалось, обхватила его за внутренние части бедер и за горло, отчего голова его откинулась под непонятным углом. Затем тело соскользнуло с проволоки. Казалось, он повис на правой руке и подбородке, потом с проволоки соскользнула голова и он упал вниз на арену, приземлившись ногами на опилки, но тут же осел, словно сломанная кукла. Бейбацер, у которого в этот момент сидели на овальных тумбах двенадцать львов, среагировал мгновенно. И Бруно и велосипед упали в центре арены и хорошо были видны львам, но они плохо реагируют на внезапное нарушение порядка, к которому привыкли. А это вторжение было для них действительно внезапным. Трое львов в центре полукруга уже поднимались на все четыре лапы. Бейбацер наклонился и бросил им в глаза пригоршни песка. Они не сели, но временно ослепли и потеряли ориентировку. Двое из них принялись тереть лапами глаза. Открылась дверь клетки и ассистент укротителя с клоуном вошли в клетку, подошли к Бруно, подняли его, вынесли из клетки и закрыли дверь. Доктор Харпер тут же присоединился к ним. Он наклонился, быстро осмотрел Бруно, выпрямился и подал знак рукой, но в этом не было необходимости. Кан Дах с носилками был уже рядом. Через три минуты последовало объявление, что у знаменитого "Слепого орла" лишь легкое сотрясение мозга, и что, вероятно, он повторит свое выступление на следующий день. Публика, непредсказуемая как и любая толпа, дружно поднялась на ноги и аплодировала целую минуту: лучше "Слепой орел" с сотрясением мозга, чем мертвый. Представление продолжалось. За кулисами же атмосфера была отнюдь не веселая, а скорее похоронная. В комнате находились Харпер, Ринфилд, двое директоров из ассоциации цирков, Сергиус и седоусый джентльмен лет семидесяти. Он и Харпер находились в том конце комнаты, где все еще на носилках, поставленных на стол, лежал Бруно. - Доктор Хасид, если бы вы могли лично осмотреть его, - предложил Харпер. - Вряд ли есть в этом необходимость, - печально улыбнулся тот. Он посмотрел на одного из директоров по имени Армстронг. - Вы когда-нибудь видели мертвых? - Армстронг кивнул. - Потрогайте его лоб. Что скажете? Армстронг, поколебавшись, положил ладонь на лоб Бруно, и тут же отдернул ее. - Холодный... - он вздрогнул. - Он уже остыл. Доктор Харпер обвязал голову Бруно белым полотенцем и накинул на него покрывало, которым были покрыты носилки, после чего отступил назад. - Как говорят в Америке, - вздохнул Хасид, - врач есть врач и я не оскорблю коллегу. Но по законам нашей страны... - По законам любой страны, - заявил Харпер, - иностранный врач не может констатировать смерть. Взяв ручку, Хасид принялся заполнять бланк. - Перелом позвоночника, второй и третий позвонок, вы сказали? Отрыв позвоночной ткани, - он выпрямился. - Если вы хотите, чтобы я договорился... - Я уже договорился с санитарами. Морг госпиталя... - В этом нет необходимости. Не более чем в ста метрах отсюда имеется похоронное бюро, - сообщил Сергиус. - Да? Тогда все проще. Но в такое позднее время... - Доктор Харпер... - Мои извинения, полковник. Мистер Ринфилд, вы можете выделить мне двух человек, надежных и не болтливых? - Джонни, ночной сторож. - Пусть он отправится к поезду. У меня под кроватью черный чемодан. Пусть он принесет его сюда. Задняя комната похоронного бюро была ярко освещена неоновой лампой, подчеркивающей антисептическую гигиену обстановки - изразцовых стен, мраморного пола, раковины из нержавеющей стали. Вдоль одной из стен стояли гробы. В центре зала на мраморных столиках с металлическими ножками стояли еще три гроба. Рядом с ним переминался с ноги на ногу пухлый гробовщик, мужчина в глянцевых башмаках и с глянцевой макушкой. Его профессиональные чувства были глубоко попраны. - Но нельзя так, прямо в гроб, я имею в виду, - возмутился он. - Есть вещи, которые необходимо соблюдать. - Я сделаю все, что нужно. За всем необходимым уже послано. - Но его понадобится вытащить. - Он был моим другом. Я сделаю это. - Но саван... - Вам простительно не знать, что артистов цирка хоронят в их цирковой одежде. - Все это неправильно. У нас своя этика. В нашей профессии... - Полковник Сергиус... - утомленно произнес Харпер. Сергиус кивнул, взял гробовщика за руку, отвел в сторону и что-то спокойно ему сказал. Через двадцать секунд он возвратился с гробовщиком, бледным как тень, и с ключом, который тот протянул Харперу. - Бруно в вашем распоряжении, доктор Харпер, - он повернулся к Гробовщику. - Вы свободны. Тот ушел. - Я думаю, мы тоже пойдем, - сказал Ринфилд. - У меня в кабинете есть превосходная выпивка. В кабинете сидела Мария с головой на сложенных руках. Когда они вошли, она подняла голову и взглянула на них невидящим взглядом. Обеспокоенный Харпер подошел к ней, а Сергиус стал рядом: выражение симпатии на его физиономии атрофировалось уже много лет назад. Глаза Марии были влажными и припухшими, щеки ее горели. Ринфилд печально посмотрел на нее и неловко взял за руку. - Извините меня, Мария. Я забыл... я не знал... через пару минут мы уйдем. - Пожалуйста, все в порядке, - она вытерла лицо платком. - Пожалуйста, не уходите. Мужчины с явной неохотой остались. Ринфилд вытащил бутылку водки, а Харпер обратился к Марии со словами: - Откуда ты узнала? Мне очень жаль, Мария, - он посмотрел на ее обручальное кольцо и отвел взгляд в сторону. - Откуда ты об этом узнала? - Не знаю, я просто знала, - она опять вытерла слезы. - Да, я знала. Я слышала объявление о его падении, но не вышла посмотреть, потому что боялась выходить. Я была уверена, что если бы он не разбился, то послал бы за мной, или вы послали бы за мной. Но никто не пришел. Мужчины в молчании вышли. Харпер, выходивший последним, сказал ей: - Я захвачу все необходимое. Через пару минут вернусь. Он закрыл за собой дверь. Мария выждала некоторое время, поднялась, бросила взгляд в окно, открыла дверь и осторожно выскользнула наружу. Вблизи никого не было. Она вернулась, закрыла дверь, заперла ее, выдвинула ящик стола, достала оттуда чашку и втерла еще немного глицерина себе в глаза и щеки. После этого она открыла дверь. Вскоре вернулся Харпер с пальто. Он плеснул себе немного выпивки, посмотрел по сторонам, избегая взгляда девушки, точно не зная с чего начать. Затем он откашлялся и примирительно произнес: - Я понимаю, что ты никогда не простишь мне этого, но я обязан тебе сказать. Понимаешь, я не знал, какой хорошей артисткой ты можешь быть. Я боялся, что не слишком хорошей, боялся, что чувства выдадут тебя. - Мои чувства выдадут... Вы знаете, что Бруно и я... - она умолкла и затем поинтересовалась: - Ради бога, что это значит? Он широко улыбнулся. - Вытри слезы, пойдем и ты все увидишь. Первые проблески понимания появились на ее личике. - Вы имеете в виду... - Я имею в виду, что нужно пойти и посмотреть. Бруно откинул покрывало и уселся в гробу. Без всякого энтузиазма он взглянул на Харпера и укоризненно произнес: - Что-то вы не очень спешили. Как вам понравится лежать в гробу в ожидании, что какому-то помощнику гробовщика придет в голову придти сюда и заколотить крышку? Мария спасла Харпера от необходимости отвечать. Когда Бруно, наконец, выпутался из покрывала, он мягко соскочил на пол, пошарил внутри гроба и вытащил мягкий полотняный мешок, из которого что-то капало. - Кроме того, я насквозь промок, - вздохнул он. - Что-о? - удивилась Мария. - Небольшая уловка, моя дорогая, - Харпер взбадривающе улыбнулся. - Мешок со льдом. Ведь было необходимо, чтобы у Бруно был холодный лоб. Но лед, к несчастью, тает. - Он поставил саквояж на гроб и открыл крышку. И увы, Бруно должен был еще немного пострадать: мы должны превратить его в нечто веселое и красивое. Превращение заняло целых двадцать минут. Харпер ошибся в выборе профессии, он вполне подошел бы любой киностудии в качестве гримера. Работал он споро, умело и явно получал от этого удовольствие. Когда он закончил, Бруно взглянул на себя в большое зеркало и содрогнулся. Волосы светло-коричневого цвета были слишком длинными и лохматыми, светлые усы - роскошными, яркий полукруглый шрам, шедший ото лба к самому носу был, несомненно, результатом разбитой бутылки. Из одежды на нем была рубашка в белую и голубую полоску, горчичного цвета носки и ботинки такого отвратительного цвета. Кольца на его пальцах были обязаны своему происхождению ярмарке или рождественскому карнавалу. - Можно сказать, красавец, - скривился Бруно. - Меня запросто можно сдать напрокат в качестве пугала. - Он бросил обескураживающий взгляд на Марию, чьи руки сдерживающе прикрыли рот, но не закрывали веселых морщинок вокруг глаз. Затем он взглянул на Харпера. - Это делает меня неузнаваемым? - Совершенно верно. Это делает вас настолько приметным, что никому не захочется посмотреть на вас во второй раз, за исключением тех, кто захочет проверить, не обманулись ли его глаза в первый раз. Пусть незаметные серые люди крадутся по переулкам и привлекают любопытных. Вы - Джон Пейхас, торговец машинами из Восточной Германии. Паспорт и другие документы в вашем внутреннем кармане. Бруно вытащил паспорт, весьма почтенного возраста документ, который подтверждал тот факт, что его владельцу по торговым делам пришлось побывать фактически во всех странах, лежащих за Железным Занавесом, и в некоторых из них по нескольку раз. Он взглянул на фотографию, а затем в зеркало. Сходство было поразительным. - Чтобы все это подготовить нужно было время. Где это делали, Харпер? - В Штатах. - И весь реквизит был у вас собой все это время? - Харпер кивнул. - Вы должны были показать мне это пораньше, чтобы дать время привыкнуть к этому ужасному виду. - Тогда бы вы отказались ехать, - Харпер взглянул на часы. - Последний поезд прибывает через 15 минут. Машина вас ждет прямо на улице в сотне ярдов отсюда. Она доставит вас на станцию, где можете быть уверенными, вас заметят. Там сразу сядете в поезд. В этом чемодане необходимая одежда и туалетные принадлежности. На этой же машине доберетесь до отеля, где две недели назад для вас забронировали место. - Вы все уже подготовили? - Да. Точнее, это сделал один из наших агентов. Как говорят, наш человек в Крау, бесценный человек. В этом городе он может уладить все - он не последний винтик в муниципалитете. Один из его людей поведет машину. Бруно задумчиво посмотрел на него. - Вы все еще верите в жесткую игру, доктор Харпер. - И поэтому жив, - он позволил себе терпеливый вздох. - Когда вы проведете большую часть своей сознательной жизни в приключениях, подобных этим, то обнаружите, что чем меньше люди знают, тем это для них безопаснее. Завтра утром Мария возьмет напрокат машину. В двух кварталах отсюда есть отель под названием "Охотничий рожок". Как только начнет смеркаться, будьте там. Она подъедет туда сразу после вас. Посмотрит на дверь и отойдет. Вы пойдете за ней. У вас необычайный дар чувствовать слежку, поэтому на этот счет я не беспокоюсь. Любые изменения плана и дальнейшие инструкции вам передаст Мария. - Вы сказали, что ваш человек здесь может уладить все? - Да, я это говорил. - Пусть он достанет несколько шашек динамита и запалы, рассчитанные на десять секунд. Это можно устроить? Харпер заколебался. - Надеюсь. А зачем вам это? - Об этом я скажу вам через пару дней. И это не потому, что я поступаю, как доктор Харпер, и не потому, что я играю в тайны. Я еще не уверен, но у меня выклевывается идея, как выбраться из Лабиана. Тень беспокойства вновь омрачила чело девушки, но Бруно даже не взглянул в ее сторону. - Полагаю, что есть шанс попасть туда незамеченным. Но не думаю, что мне удастся незамеченным выбраться оттуда. Ведь мне придется удирать оттуда весьма поспешно, и как только поднимется тревога, как все выходы автоматически перекроются. Поэтому, возможно, лучшим выходом для меня будет идти напролом. - Кажется, вы говорили, что не хотите никого убивать? При взрыве могут погибнуть люди. - Я буду осторожен, если получится, и употреблю динамит лишь в крайнем случае. Будем надеяться на лучшее. Так я получу динамит или нет? - Вы должны дать мне время на раздумья. - Послушайте, Харпер, я понимаю, что вы отвечаете за конечный результат, но здесь не вы главная фигура. Главная фигура - Я. Ведь я буду рисковать жизнью, чтобы проникнуть туда и выбраться живым и с положительным результатом. Не вы... Вы будете сидеть в безопасности и отречетесь от меня, если я провалюсь. - Он с отвращением поглядел на свою одежду. - Если я его не получу, можете примерить эти лохмотья сами. - Повторяю, мне нужно время. - Я не могу ждать! - Бруно положил локти на гроб. - Я жду всего пять секунд. Начинаю отсчитывать. Затем я сбрасываю эту чертову одежду и возвращаюсь в цирк. И желаю вам благополучно выбраться из этого положения. Желаю вам также удачно объяснить полиции по поводу вашего заключения о моей смерти. Раз... два... три... - Это шантаж! - Что еще? Четыре... - Хорошо, хорошо, вы получите ваши чертовы хлопушки, - Харпер на время замолк и недовольно добавил: - Должен сказать, что с такой стороной вашей натуры я раньше не сталкивался. - И я раньше не занимался этим дьявольским Лабианом. Теперь я его увидел. Пусть Мария завтра захватит с собой в машину динамит. Ринфилд о сегодняшней комедии знает? - Конечно. - Но существовал шанс, что Сергиус увяжется за вами сюда. - Ну, последнее, что могло прийти ему в голову, что кто-то мог выбрать его округ в качестве места для самоубийства. - Где деньги? - У вас в другом кармане. - На улице холодно. - В машине лежит чудесное теплое пальто, - Харпер ухмыльнулся. Вы будете от него в восторге. Бруно кивнул в сторону открытого гроба. - А что с этим? - Положим туда груз и закрепим крышку. Ваши похороны в понедельник утром. - Я могу послать себе венок? - Нежелательно, - Харпер тяжело вздохнул. - Вы всегда можете, конечно, смешаться с толпой, оплакивающей вас. Через 40 минут Бруно уже находился в забронированном для него номере и разбирал свой багаж, время от времени бросая взор в сторону прекрасного теплого пальто, которым предусмотрительно снабдил его Харпер. Оно было из толстого нейлона в черно-белую полоску, и выглядело как меховое. Несомненно, другого такого пальто не сыскать не только в Крау, но и в сотнях миль вокруг, и суматоху, которую он вызывал, двигаясь через вестибюль к администратору, не особенно усилила демонстрация всех цветов радуги, что была под этим пальто. Бруно выключил свет, раздвинул шторы и выглянул наружу. Его комната выходила на заднюю сторону отеля, возвышаясь над узким проходом вдоль складов. Темнота еще не наступила, но сумерки уже сгущались. Менее чем в четырех футах проходила пожарная лестница - в сочетании с темным переулком это отличная комбинация для незаметного исчезновения из отеля. Все просто и безупречно. В соответствии с указаниями Харпера Бруно спустился в ресторан пообедать. В его руках была восточно-берлинская газета, которую он обнаружил в своем чемодане. Харпер был такой человек, который придает большое значение самым незначительным деталям. Где ее добыл Харпер, Бруно не интересовало. Его появление не вызвало заметной сенсации - граждане города и приезжие были достаточно хорошо воспитаны. Но поднятые брови, улыбки и шепот вполне отчетливо показали, что его появление не осталось незамеченным. Он небрежно кинул взгляд по сторонам. Никого похожего на агента полиции, хотя ничего удивительно в этом не было: квалифицированных агентов обнаружить сложно. Бруно сделал заказ и погрузился в чтение газеты. На следующий день в 8 утра он опять был в ресторане и снова читал газету, но на этот раз местную. Первое, на чем он споткнулся, был черная траурная рамка толщиной в полдюйма по центру первой страницы. Здесь он узнал, что этой ночью он скончался. Все любители циркового искусства глубоко скорбят, но больше всех, конечно, жители Крау. Там было много сентиментальных и философских сожалений о превратностях судьбы, приведших Бруно Вилдермена на родину для того, чтобы умереть. Похороны должны состояться в понедельник утром. Выражалась надежда, что сотни граждан Крау придут, чтобы отдать последний долг одному из наиболее известных сыновей города, величайшего воздушного гимнаста и канатоходца. Позавтракав, Бруно забрал газету с собой в номер, нашел ножницы, вырезал некролог и, аккуратно сложил, спрятал в карман. Днем он отправился по магазинам. Был холодный, но солнечный день, поэтому экстравагантное пальто осталось в номере. Это он сделал не из-за погоды и не из врожденной застенчивости. Оно было просто слишком громоздким, чтобы не привлекать внимания, даже если его свернуть. Это был город, который он знал лучше всех городов на свете, и в нем он мог, не прилагая усилий, оторваться от любого хвоста. Через пять минут он уже знал, что за ним никто не следит. Он свернул в боковую улочку и вошел в галантерейный магазин. Хозяин, пожилой сутулый человек, чьи водянистые глаза прыгали за толстыми линзами очков - впрочем, если его и попросят когда-либо опознать Бруно, то встанет вопрос, в состоянии ли такой человек опознать даже членов своей семью - просто это была уникальная возможность продемонстрировать свои товары, которые валялись во всех углах. Бросалось в глаза отсутствие галстуков. Бруно вышел из магазина с объемистым пакетом, завернутым в коричневую бумагу и обвязанную потертой бечевкой. Затем он зашел в общественную уборную и вышел оттуда совершенно преображенным. На нем была ветхая одежда в прорехах и заплатах, совсем не респектабельная, но мало отличавшаяся от одеяния большинства граждан, находившихся поблизости: засаленный берет на два размера больше, чем требовалось, закрывающий глаза, темный непромокаемый плащ в пятнах, невероятно мешковатые брюки, мятая рубашка без галстука, а каблуки стоптанных башмаков так износились, что пришлось косолапить. В довершение всего от него исходил такой дух, что прохожим приходилось держаться от него подальше, чтобы избавиться от блох, вшей и прочих паразитов. Торговец не пожалел на свои лохмотья дезинфицирующих средств. Сжимая под мышкой коричневый пакет с прежней одеждой, Бруно не спеша брел по городу. Наступали сумерки. Он немного срезал путь, пересекая огромный парк, часть которого использовалась как городское кладбище. Миновав железные ворота в высокой стене, он заинтересовался тем, как два человека при свете фонаря деловито копали. Заинтригованный, он подошел к ним, и мужчины выпрямились в неглубокой могиле, потирая затекшие спины. - Поздновато работаете, друзья, - дружелюбно произнес он. - Любого человека ожидает смерть, - сказал старший скучным голосом, затем добавил, получше всмотревшись: - Как-то надо зарабатывать на жизнь. Не желаешь ли нам помочь? Бруно ощутил легкое дуновение ветерка, обошел могилу вокруг и поинтересовался: - Для кого копаете? - Для знаменитого американца, хотя родился он и вырос здесь. Я отлично знал его бабушку. Это некий Вилдермен. Он приехал с цирком и погиб из-за несчастного случая. В понедельник здесь соберется куча народу. Мы с Иоганном приоденемся по такому случаю. - Несчастный случай? - Бруно покачал головой. - Ох уж эти чертовы автобусы. Сколько раз... Его прервал более молодой мужчина: - Нет, старик. Он сорвался с каната и сломал шею, - мужчина воткнул лопату в землю. - Ну, так ты надумал? Нам надо работать. Бруно пробормотал извинения и потащился прочь. Через пять минут он был в "Охотничьем рожке", где прежде чем получить кофе, ему пришлось показать деньги официанту со сморщенным носом. Минут через 15 в дверях показалась Мария. Она лениво оглядела зал, никого не узнала, немного помешкала и вышла. Бруно не спеша поднялся и направился к выходу. Очутившись на улице, он убыстрил шаг и через минуту был от нее уже в нескольких шагах. - Где машина? - буркнул он. - Боже, так это ты? - обернулась она. - Умерь свои эмоции. Где машина? - За углом. - За тобой следовала какая-нибудь машина? - Нет. Машина оказалась изрядно поношенным фольксвагеном, который был довольно распространенной машиной в Крау. Машина стояла под уличным фонарем. Бруно сел за руль, а Мария расположилась рядом с ним. Ее передернуло от отвращения от вони одежды. - Боже, откуда этот отвратительный запах? - От меня? Ты думаешь от меня? Да, ты права, от меня. - Я так и подумала, но... - Это дезинфекция. Очень сильная, но дезинфекция. Можешь использовать ее при случае. Страшно бодрит. - Это удивительно противная дезинфекция. Боже... - Маскировка, - спокойно произнес он. - Надеюсь, ты не думаешь, что это мой любимый стиль одежды? Мне кажется, доктор Харпер недооценивает полковника Сергиуса. Я могу быть Джоном Пейхасом, гражданином с высоким положением из дружественной страны, но я все же из Восточной Германии. Я иностранец, и можно быть уверенным в том, что у Сергиуса на учете любой подобный тип в радиусе 20 миль от Крау. Если ему потребуется, он в течение десяти минут будет знать все о любом иностранце, появившемся в любом отеле города. И у него будет полное мое описание. Документы в порядке, и вторично он обо мне не вспомнит. Но он сможет вновь вспомнить обо мне, если ему станет известно, что респектабельный представитель крупной фирмы оказался в такой дыре, как "Охотничий рожок", или припарковался в тени Лабиана. Как ты думаешь? - Согласна. В таком случае остается только одно, - Мария открыла сумочку, вытащила оттуда аэрозольную упаковку одеколона и щедро побрызгала вокруг себя, затем на Бруно. Когда она закончила с этим, Бруно фыркнул. - Дезинфекция победила, - объявил он, и действительно, вместо того, чтобы нейтрализовать запах, одеколон просто с ним смешался. Бруно опустил стекло и быстро глянул в зеркало заднего обзора. Он петлял по темным улицам и переулкам до тех пор, пока не посчитал, что любой хвост, даже если он и был, давно потерял его след. По пути они еще раз обсудили план проникновения в Лабиан во вторник ночью. - То, что я просил, достали? - осведомился он. - В багажнике. Правда, не совсем то, что ты просил. Человек Харпера не смог достать динамит. И он сказал, что с этом пакостью необходимо быть очень осторожным - кажется, она взрывается даже от взгляда. - Боже милостивый! Не хочешь ли ты сказать, что это нитроглицерин? - Нет, это аматол. - Тогда сойдет. Это он опасался за детонаторы. Гремучая ртуть, не так ли? - Да, так он сказал. - 77 гран. Очень температурная дрянь. Ко всему этому должен быть бикфордов шнур и химический воспламенитель. - Да, и об этом он говорил, - она странно посмотрела на него. - Когда это ты стал экспертом по взрывчатке? - Я не стал им. Просто несколько лет назад я читал об этом, а теперь выдаю информацию. - У тебя, вероятно, целая картотека. Ведь такие вещи легко и быстро забываются. Как ты все помнишь? - Если бы я знал, что меня ожидает в будущем, кроме дурачества на трапеции? Ладно, мне еще кое-что понадобится. Прежде всего, большой кусок резины или кожи. Она взяла его за руку и поинтересовалась: - Зачем тебе это? - но ее глаза говорили ему, что она догадывается зачем. - А о чем ты подумала? Конечно, чтобы набросить это на проклятый электрический забор. Акробатического коврика будет достаточно. Затем мне понадобится веревка с металлическим крюком. Все это нужно добыть как можно скорее. Пусть этим займется Харпер и положит все необходимое в багажник машины. Позавтракаешь завтра со мной? - Что? - Я хочу видеть все это. - О, я бы хотела... - она глубоко вздохнула. - Нет, не могу, пока ты в этой ужасной одежде. Да и не в этом причина. Тебя не пустят ни в один приличный ресторан. - Я переоденусь. - Но если нас увидят вдвоем, да еще днем, я думаю... - В десяти милях отсюда в прелестной маленькой деревушке есть великолепный маленький отель. Там нас никто не знает и никто не станет искать - я умер. Чуть не забыл! Час назад я разговаривал с парой могильщиков. - Мы снова обрели чувство юмора? - Очень любопытный факт. - В "Охотничьем рожке"? - На кладбище. Я спросил их для кого они копают могилу, а они ответили, что для меня. То есть для американца, который сверзился с каната. Не каждый получает удовольствие, наблюдая, как для него копают могилу. Очень аккуратно работают. - Пожалуйста, - она задрожала, - как ты можешь? - Извини. Это и впрямь не смешно, мне только показалось. Так вот, ты отправишься в эту деревню - она называется Волчуки - на машине, а я поеду поездом. Встретимся мы на станции. Сейчас мы можем смотаться на вокзал и взглянуть на расписание. Конечно, ты должна спросить разрешение у доктора Харпера. На металлическом столике, находившемся в по-спартански обставленной, с преобладанием металлических предметов, комнате, вращались катушки магнитофона. За столом сидел полковник Сергиус и капитан Модес. Оба были в наушниках. В добавление к ним у полковника была сигара, рюмка водки и самая блаженная улыбка из тех, что могла появиться на его физиономии. Капитан Модес тоже позволил себе довольно широкую ухмылку. Анжело сидел отдельно в углу и, хотя у него не было ни наушников, ни водки, тоже улыбался. Если был счастлив полковник - он тоже был счастлив. Изучив расписание на вокзале в Крау, Бруно возвратился к машине. - Есть подходящий поезд. Встречай меня в полдень на станции Волчуки. Ты ее легко найдешь - в деревне не более полусотни домов. Знаешь, где она расположена? - В отделении для перчаток есть карта. Я посмотрела, сейчас найду. Бруно вывел машину на центральную улицу и остановил машину прямо напротив переулка, примыкающего к южной стороне Лабиана. Он не был пустынен - там стояли, очевидно припаркованные на ночь два грузовика и легковушка. По тому, как они совершенно беззаботно расположились в непосредственной близости от Лабиана, можно было считать, что против стоянки транспорта возражений не имелось. Бруно запомнил эту мелочь на будущее. - Теперь не забудь передать доктору Харперу все, о чем мы договорились. И еще не забудь для пользы дела, что для всех наивных прохожих мы парочка влюбленных. Дорогая Мария, это для практики, - сказал он и потянулся к девушке. - Да, Бруно, - натянуто промолвила она. - Мы скоро поженимся, Бруно. - Очень скоро, любовь моя. Они замолчали, их взгляды были устремлены в переулок, Мария безотрывно, Бруно - почти безотрывно. В своей штаб-квартире полковник Сергиус издавал кашляющие звуки. Нет, он не поперхнулся, просто он так смеялся. Он кивнул Анжело, чтобы тот плеснул ему в рюмку немного спиртного, и жестом дал понять, что сержант может налить и себе для бодрости духа. Анжело от удивления чуть не раздавил в руке бутылку водки, улыбнулся и быстро, пока полковник не передумал, выполнил указание. Это был беспрецедентный случай... Бруно внезапно развернулся, обнял Марию и страстно поцеловал. Она на мгновение уставилась на него, широко раскрыв глаза, затем высвободилась из его объятий и тут же напряглась, услышав повелительный стук в стекло. Она отпрянула от Бруно и быстро посмотрела наружу. Двое огромных полицейских, вооруженных обычным револьверами и дубинками, наклонились, чтобы заглянуть внутрь машины. Хотя они были в форме и вооружены, они не соответствовали тому типу полицейских из-за Железного Занавеса, которые распространены на Западе. У них были почти добродушные лица. Тот, что покрупнее, принюхался. - В этой машине весьма странный запах. - Боюсь, что я разлила флакон духов, - промолвила Мария. Бруно, слегка заикаясь, добавил: - В чем дело, офицер? Это моя невеста, - он продемонстрировал левую руку Марии с кольцом, чтобы не оставалось никаких сомнений. - Конечно, нет закона... - Конечно, нет, - полицейский доверительно положил локти на опущенное стекло. - Но есть закон, запрещающий стоянку на центральной улице. - Ох, извините! Я не думал... - Это все запах, добродушно улыбнулся полицейский. - У вас задурманенные мозги. - Да, офицер, - Бруно слабо улыбнулся. - Ничего, если мы встанем возле тех грузовиков? - Конечно, только не замерзните в машине. Слышишь, приятель? - Да. - Если ты так любишь невесту, почему бы тебе не купить ей флакончик приличных духов? Не обязательно дорогих... Полицейский выпрямился и отошел с напарником. Мария, вспомнив свою кратковременную уступку Бруно, произнесла прерывающимся голоском: - Что ж, спасибо. На мгновение я подумала, что ты нашел меня неотразимой. - Всегда посматривай в зеркало заднего вида. Это очень важно, понимаешь? Она скорчила ему потешную гримаску, а он направил машину в Южный переулок. Оба полицейских смотрели, как они припарковываются. Потом они вышли из пределов видимости машины. Старший из них вытащил рацию из нагрудного кармана, нажал кнопку и произнес: - Они припарковываются в Южном переулке возле Лабиана, полковник. - Отлично, - даже на фоне многочисленных помех и посмеивания, можно было безошибочно узнать голос Сергиуса. - Теперь можете оставить этих влюбленных пташек. Чтобы установить наличие внешней охраны, Бруно и Марии понадобилось несколько минут. Их было трое. Они составляли постоянный патруль, совершая обход вокруг здания вне зоны видимости друг друга. Энтузиазм бдительных часовых не был им присущ. Не смотря по сторонам, опустив взгляд в землю, с трудом волоча ноги, они производили впечатление жалких людей, дрожащих от холода и живущих мечтой об отдыхе. Они патрулировали по ночам вокруг Лабиана уже по десять лет, а кое-кто и по двадцать. И ничего необычного не случалось, да и не могло случиться. Бруно и Мария видели, как с двух вышек время от времени пробегал луч прожектора по стенам. Никакой закономерности в их включении не было: похоже, все зависело от каприза часового. Через двадцать минут Бруно подъехал к общественному туалету, постоянным посетителем которого он стал этим вечером. Он вышел из машины, раскованно поцеловал Марию на прощание, когда она заняла место водителя, и скрылся в туалете. Когда он вышел оттуда с коричневым пакетом под мышкой, который содержал ветхую одежду и аматол, на нем красовался оригинальный предмет славы. 9 На следующий день ровно в полдень Бруно поджидал Марию на станции Волчуки. Стоял чудесный безоблачный день, но легкий ветерок с востока был порывистым и холодным. Во время поездки Бруно изучал красочный некролог в воскресной газете Крау. Он был удивлен богатством и разнообразием своей карьеры, своим международным успехом везде, где он появлялся, своим непостижимым искусством, которое он демонстрировал везде и всюду. Особенно его тронул тот факт, что он всегда был очень добр с детьми. В некрологе было достаточно деталей, чтобы понять, что репортер действительно брал интервью у кого-то из артистов цирка, человека, обладающего непоколебимым чувством юмора. Он был уверен, что это дело рук не Ринфилда. Виновником, скорее всего, был Кан Дах. Некролог, как понял Бруно, был вступлением к завтрашней церемонии - похороны в 11 утра обещали быть блистательным и выдающимся событием. Бруно аккуратно вырезал некролог и присоединил его к вырезкам из вчерашних газет. Отель, как помнил он, находился в двух милях отсюда. Проехав мимо, он съехал с дороги, вылез, открыл багажник, бегло осмотрел коврик и металлический крюк, привязанный к веревке, закрыл багажник и вернулся на прежнее место. - И коврик, и веревка в самый раз. Пусть они останутся там до вторника. До какого числа ты взяла машину? - До среды. Они свернули с шоссе и немного проехали по узкой тропке, затем въехали на к нему со словами: - Как вы посмотрите, если мы пересядем к окну? - Мария удивленно уставилась на него. - Сегодня такой чудесный день. - Конечно, сэр. Когда они пересели, Мария заметила: - Прелестей сегодняшнего дня я отсюда не вижу. Единственное, что я вижу, это заднюю стенку развалившегося сарая. Зачем мы пересели? - Я хочу сидеть спиной к залу, чтобы никто не видел наших физиономий. - Ты тут кого-нибудь знаешь? - Нет, но от станции нас вел серый "фольксваген". Когда мы съехали с дороги и остановились, он проехал дальше и подождал, пока мы проедем мимо него, а затем вновь устроился сзади. Сейчас его водитель сидит лицом к тому столику, где мы сидели раньше. Вполне может быть, что он умеет читать по губам. Она была раздосадована. - Это же моя работа - замечать подобные вещи. - Давай поменяемся работами. - Совсем не смешно, - проронила она и улыбнулась назло себе. - Я как-то не представляю себя отчаянной девчонкой, раскачивающейся на трапеции. Я не могу даже стоять на балконе первого этажа, и даже на стуле, без головокружения. Видишь, с кем ты связался? - ее улыбка увяла. - Я, может быть, улыбаюсь, Бруно, но на душе кошки скребут. Я боюсь. Вот видишь, с кем ты связался? Ладно, спасибо хотя бы за то, что ты не смеешься надо мной. А почему за нами хвост, Бруно? Кто мог узнать, что мы здесь? И за кем они следят - за тобой или за мной? - За мной. - Откуда такая уверенность? - За тобой был хвост? - Нет. Я запомнила твою лекцию об использовании зеркала заднего обзора. Когда я вела машину, то много раз смотрела в него. За мной никто не ехал. Я дважды останавливалась. - Вот поэтому хвост за мной. Но нечего беспокоиться. В этом я вижу жесткую руку Харпера. Таков склад ума старого агента ЦРУ, никогда и никому не верить. Я убежден, что половина разведчиков и контрразведчиков проводит львиную часть своего времени, следя за другой половиной. И действительно, откуда он может знать, что я не собираюсь остаться на родине, в своем родном Крау? Я не упрекаю его за это. Для нашего доброго доктора это, конечно, весьма трудная задача. Сто против одного, что за нами следит тот человек, которого он назвал "свой человек в Крау". Сделай мне одолжение, когда вернешься в цирковой поезд, подойди к Харперу и спроси его об этом прямо. - Ты действительно так считаешь? - засомневалась Мария. - Я уверен. После завтрака они снова поехали на станцию, преследуемые серым "фольксвагеном". Бруно остановил машину у платформы и спросил: - Вечером увидимся? - Да, конечно, - но девушка тут же заколебалась. - А это не опасно? - Нисколько. Пройди пару сотен ярдов на юг от отеля. Там имеется кафе. Буду там в девять часов. - Он обнял ее. - Не смотри так печально, Мария. - Я не печальна. - Ты не хочешь приходить? - Нет, хочу. Я хочу быть с тобой каждую минуту. - Доктор Харпер этого не одобрит. - Думаю, что да, - она взяла его лицо в свои руки и долго смотрела ему в глаза. - Ты когда-нибудь думал, что скоро окончится отпущенное нам время? - она вздрогнула. - Я чувствую топот ног по моей могиле. - Скажи ему, чтобы убирался, - улыбнулся Бруно. Не взглянув на него, она завела машину и уехала. Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась. Бруно лежал на кровати в своем номере, когда зазвонил телефон. Дежурная телефонистка спросила, он ли мистер Пейхас, и когда он это подтвердил, она соединила его с абонентом. Это была Мария. - Таня, - сказал он, - какой приятный сюрприз! Последовала короткая пауза, пока она осваивалась со своим новым именем, - затем сообщила: - Ты оказался прав. Над нами наблюдал наш общий друг, который взял на себя ответственность за все происходящее за завтраком. - Джон Пейхас, как всегда, прав. Увидимся в условленное время. В шесть вечера уже полностью стемнело. Температура упала значительно ниже нуля. Дул слабый ветерок и клочья медленно двигающихся облаков время от времени закрывали светившую в три четверти луну. Большая часть небосвода была чистой и сверкала звездами. Стоянка грузовых машин возле отеля для водителей, в трех милях к югу от города, была заполнена почти до отказа. Из сияющего желтым цветом длинного одноэтажного кафе раздавались звуки музыкального автомата. Кафе не знало отбоя от посетителей: в него постоянно то входили, то выходили. Один из водителей, мужчина средних лет в поношенной одежде, вышел из кафе и сел в свою машину - огромный пустой фургон. Между кабиной и кузовом перегородки не было. Водитель включил зажигание, но, прежде чем успел коснуться педали газа, потерял сознание и свалился на руль. Пара гигантских рук взяла его под мышки, оторвала от сидения, словно куклу, и уложила на пол в кузов. Макуэло залепил рот пластырем несчастному водителю, и завязал ему глаза. - Я огорчен, что мы обошлись таким образом с невинным водителем, - вздохнул он. - Согласен, согласен, - Кан Дах печально покачал головой и завязал последний узел на груди их жертвы. - Но так надежней. Кроме того, - радостно добавил он, - он может оказаться не совсем уж невинным человеком. Рон Росбак, привязывающий лодыжки водителя к борту не считал, что ситуация нуждается в комментариях. В кузове находились лассо, шпагат, прочный шнур и большие бухты нейлонового каната - больше всего поражала его прочность и толщина, и то, что на нем были узлы, завязанные с интервалом в восемнадцать дюймов. В 18.15 вечера Бруно, одетый в свой экстравагантный костюм, покинул отель. Он шагал неторопливой походкой человека, которому некуда спешить, а на самом деле он страшно опасался за шесть ртутных взрывателей, привязанных к его подолу. Широкое пальто скрывало их. Как и подобает человеку, не стесненному временем, он брел, как бы наобум, не придерживаясь определенного маршрута. Большую часть времени он потратил, останавливаясь и глазея на витрины попадающихся магазинов. Наконец, свернув за угол, он ускорил шаг и нырнул в густую тень подъезда. Темная фигура человека в дождевике свернула вслед за ним, замешкалась, дернулась вперед, проскочила мимо того мета, где затаившись стоял Бруно, затем присела на колени и тут же была застигнута врасплох, когда правая рука Бруно схватила человека за правое ухо. Он поднял его одной рукой, а другой быстро прошелся по его карманам и выудил оттуда автоматический пистолет с глушителем. Предохранитель был снят. - Шагай! - приказал Бруно. Фургон со всем необходимым для проникновения в Лабиан стоял среди пяти грузовиков в Южном переулке. Бруно заметил его сразу же, как остановился, приятельски поддерживая под руку свою недавнюю тень. Он сделал эту благоразумную остановку, потому что с другой стороны переулка шел охранник с автоматом наперевес. Судя по тому, как он шел, его мысли витали где-то далеко-далеко. Как и те стражники, что патрулировали прошлым вечером, он вяло тащился вперед, удрученный холодом и погруженный в свои заботы. Бруно посильнее толкнул своего спутника пистолетом. - Только пикни, и ты покойник. Было очевидно, что тот все уловил. Сочетание страха и холода превратили его в столб. Как только охранник свернул на Центральную улицу, а по его виду нельзя было сказать, что он из тех, кто способен оглянуться через плечо, Бруно повел своего пленника к группе грузовиков, тем более, что с другого конца переулка никто не мог это увидеть. Подталкивая его впереди себя, Бруно осторожно провел его между третьим и четвертым грузовиками и посмотрел направо. Из-за юго-восточного угла появился второй охранник и направился к Южному переулку. Бруно отошел к тротуару. Не было никаких гарантий того, что пленник будет вести себя спокойно. Человек без сознания надежней, поэтому Бруно крепко ударил его так, что тот свалился без сознания на землю. Патрульный прошел по другой стороне переулка. Бруно взвалил пленника на плечо и отволок к предусмотрительно открытой двери фургона: кто-то внимательно следил за всем через ветровое стекло. Кан Дах в один миг втащил потерявшего сознание человека внутрь. Следом влез Бруно. - Росбак в пути? Он должен мне притащить небольшую игрушку из поезда. - Да. Кан Дах, за которым последовал и Макуэло, спрыгнул на землю, лег посреди переулка, вытащил из кармана бутылку виски, щедро плеснул себе на лицо и на плечи, после чего вытянулся, сжимая бутылку в руке. Другой рукой он прикрыл лицо. Из-за юго-восточного угла появился охранник и сразу заметил Кан Даха. На мгновение он замер, как вкопанный и, не заметив опасности, устремился к распростертому телу мужчины. Подойдя немного ближе, он взял автомат наизготовку и стал медленно и осторожно приближаться. С пятнадцати футов он, несомненно не промахнется, но также несомненно не промахнется и Макуэло с двадцати футов. Рукоятка ножа угодила охраннику точно между глаз, и Кан Дах, подхватив падающего, немедленно втащил его в фургон. За последующие десять секунд, Макуэло поднял нож и вернулся в укрытие, а Дах вновь улегся на мостовой. Бруно нисколько не сомневался в своих помощниках. Он даже не удосужился поглядеть, как проходит операция по удалению охраны, а ограничился тем, что стал укладывать тела, затыкать рты и завязывать глаза. Через шесть минут в фургоне лежало уже пять человек, совершенно беспомощных и молчаливых. Трое из них уже пришли в сознание, но ничего не могли сделать. Артисты цирка мастера вязать узлы, ведь от этого искусства зачастую зависят их собственные жизни. Из фургона вышли трое. Кан Дах держал в кармане пару парусиновых туфель, а в руках нес небольшой, но массивный ломик. У Бруно был фонарик, с плеча свисал полиэтиленовый сверток с кусками разборного щита, а в кармане находился пакет со всем необходимым. Макуэло, помимо набора метательных ножей, нес с собой кусачки с надежно заизолированными ручками. Взрыватели для аматола Бруно оставил в фургоне. Они прошли по переулку на восток. Неожиданно появилась предательская луна и их стало видно, как на ладони, но несмотря на это, они продолжали движение вперед, ведь у них не было другого выбора, хотя их груз мог показаться постороннему наблюдателю не совсем обычным. К тому времени, когда они достигли энергостанции, находящейся в трехстах футах от тюремной стороны Лабиана, луна снова скрылась за облаками. Охранниками и не пахло, единственной защитой здания служила массивная стальная сеть, закрепленная на стальных столбах. Сеть поднималась на шесть футов, а поверху ее шла колючая проволока. Бруно взял у Кан Даха ломик, воткнул его конец в землю, а другому, быстро отступив на два шага, позволил опуститься на сетку ограждения. Не последовало ни взрыва, ни электрической дуги, ни вспышки, ни искр. Сеть, как и думал Бруно, не была под напряжением. Только псих мог пропустить две тысячи вольт там, где часто ходят люди, но у него не было гарантии, что он не имеет дела со психами. Макуэло принялся кусачками проделывать проход в сетке. Бруно вытащил красную авторучку и задумчиво нажал на кнопку. Как Дах с любопытством уставился на него. - Не поздновато ли ты собрался писать завещание? - Эту игрушку дал мне доктор Харпер. Стреляет анестезирующими ампулами. Один за другим они проскользнули в дыру, проделанную Макуэло. Они прошли несколько шагов и обнаружили, что отсутствие патрулей компенсируется собаками в лице трех доберманов, выскочивших на них. Первый пес сдох прямо в прыжке - нож, брошенный Макуэло застрял в его глотке. Кан Дах просто сломал своему псу позвоночник. Третий пес пытался сбить с ног Бруно, но раньше, чем он успел приблизиться, в его грудь вонзилась ампула. Собака дважды крутанулась, свалилась на землю и замерла. Путь к энергостанции был свободен, но металлическая дверь была заперта. Бруно приложил к ней ухо и тут же отпрянул в сторону. Даже снаружи вой вращающихся турбин и генераторов болезненно отражался на барабанных перепонках. Слева от двери на высоте десяти футов находилось раскрытое окно. Бруно взглянул на Даха. Тот приблизился, обхватил его за лодыжки и без усилий поднял наверх, точно на лифте. В помещении никого не оказалось, не считая человека, сидящего за огороженным стеклом контрольным пунктом. На голове у него была пара антифонов, которые Бруно сперва принял за наушники. Он вернулся на землю. - Пожалуйста дверь, Кан Дах. Нет, не здесь, в районе ручки. - Конструкторы всякий раз допускают одну и ту же ошибку. Петли у них всегда слабее запоров. Он вставил конец ломика между стеной и дверью и снял ее с петель. С досадой взглянул на согнувшийся ломик, и разжал его руками, словно он был сделан из пластилина. За 20 секунд, не укрываясь, они добрались до стеклянной перегородки контрольного пункта. Дежурный инженер, уставившийся на приборы, был от них не более чем в восьми футах, но не замечал присутствия посторонних. Бруно потрогал дверь. Она была заперта. Он взглянул на друзей, те кивнули. Один взмах ломика и стекло посыпалось из оконного проема. Даже в антифонах инженер услышал звон разбитого стекла. Он крутанулся на вращающемся кресле и успел на долю секунды заметить три смутных силуэта в своей комнате, прежде чем рукоятка ножа Макуэло ударила его в лоб. Бруно пролез через выбитое стекло и повернул изнутри ключ. Все вошли внутрь, и пока Кан Дах и Макуэло пеленали отключившегося инженера, Бруно внимательно изучал металлическую панель с набором переключателей. Он выбрал один из них и повернул на 90 градусов. - Уверен? - спросил Кан Дах. - Да, он маркирован. - А если ошибка? - Поджарюсь. Бруно сел в освободившееся кресло, снял ботинки и заменил их парусиновыми туфлями, в которых он обычно работал на высоте. Свои ботинки он протянул Даху, который осведомился: - Ты будешь в маске с капюшоном? - Бруно поглядел на свой костюм. - А если на мне будет маска, то они меня не узнают? - Ты прав. - Мне все равно, узнают меня или нет, я ведь не собираюсь раскланиваться по окончании представления. Важно, чтобы не узнали тебя, Макуэло и Росбака. - Представление продолжается? Бруно кивнул и вышел. Желая узнать продолжительность действия анестезирующего заряда, он остановился, потрогал собаку и выпрямился. Тело собаки было холодным. Перед ним было несколько опор высоковольтного кабеля, каждая приблизительно 80 футов высотой. Он выбрал самую западную и начал на нее подниматься. Кан Дах и Макуэло вышли в проделанное в сетке отверстие. Подъем не составил никаких трудностей. Хотя стояла ночь и луна спряталась в облаках, Бруно двигался вверх, как обыкновенный человек взбирается по обычной лестнице при дневном свете. Забравшись на верхнюю поперечину, он освободил шесты, снял обертку, которую засунул в карман, и аккуратно сложил три части шеста вместе: получился шест для балансировки. Он сделал первый шаг, наступив для пробы на опорный изолятор стального кабеля, ведущего в сторону Лабиана. На мгновение он заколебался, но затем решил, что колебания к успеху не приведут. Если он выключил не тот предохранитель, то об этом он все равно не сможет узнать. Он коснулся кабеля. Да, он выбрал правильный переключатель. Наощупь кабель был холодным, как лед, но что очень важно - не обледенелым. Дул ветер, но не сильный и не порывистый. Было холодно, но это обстоятельство не стоило принимать во внимание. К тому времени, когда он покроет расстояние в триста ярдов, он будет мокрым от пота. Больше он не стал выжидать. Балансируя шестом, он осторожно прошел дальше и ступил на кабель. Росбак ступил на ступеньку площадки вагона, вытянул шею и внимательно всмотрелся от начала до конца состава. Никого не заметив, он проскочил оставшиеся ступеньки и быстрым шагом направился прочь от поезда. Это он проделал потому, что не имел права покидать поезда, когда ему захочется, и даже не потому, что могли увидеть его ношу: два мешка, в которых он обычно переносил лассо и металлические штыри, используемые им вместо мишеней во время представления, просто определенное любопытство могло вызвать то, что он сошел с циркового поезда за четыре вагона от собственного. Он забрался в маленькую "шкоду", на которой сюда прибыл, перегнал ее на сотню ярдов поближе к Лабиану и быстрым шагом пошел пешком, пока не вышел к маленькому переулку. Свернув в него, он прошел через калитку в заборе, подпрыгнул и, уцепившись за нижнюю перекладину пожарной лестницы принялся быстро взбираться по ней, пока не очутился на крыше. Перебраться на противоположную сторону крыши было все равно, что продираться сквозь джунгли Амазонки. Растительность, на которую он наткнулся, представляла собой кусты и растения, посаженные в кадушки и корыта, образующие над Центральной улицей живую изгородь. Но это была та самая крыша, на которую указал ему доктор Харпер во время их первой поездки по городу со станции к Зимнему Дворцу. Росбак раздвинул живую изгородь и внимательно посмотрел вперед и вверх. Сразу все стало ясно. Через крышу он все же прошел, но через улицу и на 15 футов выше другой крыши находилась наблюдательная вышка. Она явно предназначалась для одного человека, и Росбак ясно видел единственного ее обитателя. Внезапно ожил установленный на два фута над вышкой прожектор с дистанционным управлением. Световая дорожка пробежала по западному периметру и погасла, чтобы не ослепить часового на северо-западной вышке. Луч погас, но тут же ожил вновь, чтобы пройтись на этот раз по южному периметру, и опять погас. Похоже, что часовой не очень спешил зажечь его снова, он закурил сигарету и поднес ко рту что-то похожее на фляжку. Росбак надеялся, что положение с освещением так и останется. Изогнутые шипы электрического забора были на одном уровне с основанием вышки. Это расстояние составляло около сорока футов. Росбак отступил на шаг от живой изгороди, мысленно благодаря того садовода, чья тяга к уединению позволила ему встать во весь рост, сбросил с плеча бухту веревки и взял в правую руку около восьми петель. Свободный конец веревки уже был завязан подвижной петлей. Сама по себе веревка вряд ли была толще обычной бельевой и годилась разве что для перевязывания пакетов. Но на самом деле она была сделана из армированного сталью нейлона и выдерживала на разрыв тысячу четыреста фунтов. Он снова раздвинул изгородь и посмотрел вниз. Кан Дах и Макуэло стояли, беспечно болтая, на углу Центральной улицы и Южного переулка. На Центральной улице не было никаких признаков жизни, кроме изредка мчавшихся по ней автомобилей, которые не вызывали беспокойства: ни один водитель не будет ночью глазеть наверх. Росбак встал на парапет, крутанул веревкой над головой и на втором обороте отпустил ее. Как показалось, веревка с небрежной легкостью взвилась вперед и точно легла на два выбранных им шипа забора. Росбак не собирался туго затягивать петлю. Потом он смотал оставшуюся часть веревки и перебросил ее через улицу, так что она легла прямо к ногам Кана Даха и Макуэло. Они подобрали веревку и скрылись вдоль Южного переулка - веревка натянулась и улеглась у основания шипов. Первую половину пути по кабелю Бруно прошел, не испытывая особых затруднений. Вторая половина пути стала настоящим испытанием его силы, реакции и чувства равновесия. Он не обращал внимания на провисание кабеля и на крутизну его подъема, ни даже на частые и резкие порывы ветра. Они стали сильными и раскачивали кабель. Если бы на нем был хотя бы тончайший слой льда, Бруно не смог бы идти, но даже если бы лед и был, то он все равно пошел вперед. Кабель соединялся с гигантским изолятором, который удерживался двумя растяжками, прикрепленными к стене. За этим изолятором кабель проходил сквозь другой изолятор на цоколе высоковольтного переключателя, закрытого пластиковым колпаком. Если выключить этот переключатель, то это исключит опасность того, что кто-то обнаружит обесточенную Бруно цепь. Но этот выключатель, хотя и погруженный в масло, мог создать достаточно шума, чтобы привлечь внимание часового на юго-восточной вышке, которая находилась не далее десяти футов. Бруно решил отказаться от этой опасной затеи. Он разорвал свой шест, сложил его части вместе и повесил их на растяжки, хотя вряд ли ему придется еще раз им воспользоваться. Перебраться через ограждение с изогнутыми наружу шипами труда не составит. Оно всего на три фута выше его головы и ему придется только надеяться на верхушку переключателя и просто нагнуться. Но здесь таилась большая опасность - в первый раз он попадал в зону видимости. Он набросил веревочную петлю на шип, подтянулся и взобрался на переключатель, и теперь его голова была на четыре фута выше заграждения. Массивная стена была толщиной в 30 дюймов. Даже пятилетний ребенок, не страдающий головокружением, мог запросто пройти по ней по всему периметру, но этот же самый пятилетний ребенок будет виден как на ладони под лучами прожектора с вышки. И как раз в этот момент, когда он собрался перешагнуть через шипы стального забора, прожектор ожил. Он светил с северо-восточной вышки, и его луч прошелся по всей длине восточной стены, куда пробирался Бруно. Реакция его была мгновенной. Он припал к стене снаружи, держась за веревку, чтобы не свалиться вниз. Навряд ли часовой разглядит такой ничтожный объект, как веревка, затянутая на шипе. Так оно и случилось. Луч прожектора развернулся на 90 градусов, быстро промчался по северной стене и погас. Через пять секунд Бруно стоял на стене. В пяти футах ниже находилась крыша здания тюрьмы. Оттуда начинались восемь ступенек, ведущих к вышке. Он спустился на крышу и, согнувшись, пробрался к основанию вышки. Когда он взглянул внутрь, внутри будки зажгли спичку и в ее свете он заметил человека в меховой шапке и в шинели с поднятым воротником, прикуривавшего сигарету. Бруно снял предохранительный колпачок с газового пистолета, бесшумно поднялся по ступенькам и левой рукой взялся за ручку двери. Он подождал, пока часовой раскурит сигарету, не спеша открыл дверь, направил авторучку прямо на красный огонек и нажал спуск. Через пять минут по крыше тюремного здания он подобрался к северо-восточной вышке. Так он задержался не дольше, чем на первой. Оставив часового в таком же положении, как и первого, он вернулся назад вдоль восточной стены и спокойно надавил на переключатель. Приглушенный звук вряд ли можно было услышать дальше чем на несколько футов. Он вернулся к юго-восточной вышке и трижды коротко мигнул фонариком вдоль южной стены, затем включил его и поднял вверх. С Южного переулка сверкнула ответная вспышка. Бруно погасил фонарик, размотал на всю длину легкий шнур, который достал из ящика, и опустил его вниз. Ощутив легкий рывок на другом конце, он сразу же поднял его. У него в руках оказался второй конец веревки, которую Росбак забросил на шипы забора из-за западного угла Лабиана. Он потянул ее, но не очень сильно - стальная сердцевина нейлонового троса делала провисание незначительным. Теперь у него была веревка, проходившая по всей длине южной стены на три-четыре фута ниже основания шипов забора. Для канатоходца такого класса это было все равно, что идти по шоссе. Весь пятисотярдовый путь занял у него не более трех минут. Это была просто увеселительная прогулка. Правда, один раз, когда луч прожектора прошелся по южной стене, ему пришлось присесть, и этого оказалось достаточным, чтобы остаться незамеченным. Через минуту после того, как он добрался до цели, и третий часовой лишился на ближайшее время всяких ощущений. Бруно направил фонарик вниз и просигналил три раза. Это означало, что он на месте, но ожидает. Требовалось еще снять четвертого часового на северо-западной вышке. Хорошо, что часовые редко пользовались прожекторами - только по собственному капризу, а не по четкому графику. Длительное отсутствие прожекторного света подозрений не вызывало. Он подождал, пока последний часовой еще дважды провел своим прожектором, спрыгнул на крышу исследовательского корпуса, которая, как и у его восточного двойника, была на пять футов ниже уровня стены, и тихо пересек ее. Конечно, часовой ничего не подозревал. Бруно вернулся к юго-западной вышке, дважды мигнул фонариком и вновь опустил шнур. Через минуту он обвязывал основания шипов узловатой веревкой. Снова посигналив, он немножко выждал и потянул веревку. Она туго натянулась - по ней взбирался его первый помощник. Он перегнулся, чтобы разглядеть карабкающегося, но тьма была слишком густой, чтобы распознать человека. Громоздкая тень позволяла предположить, что это был Кан Дах. Бруно приступил к более тщательному обследованию крыши. Там должен быть ход для часовых, дежуривших на вышках, так как возле вышек и внутри них никаких путей не было. Почти сразу он обнаружил то, что искал, по сильному свету, льющему из приоткрытого люка, находившегося ближе к той части крыши, которая примыкала к внутреннему двору и располагающейся между северной и южной стенами. Крышка люка была поднята вертикально, то ли для того, чтобы пропускать сверху свет, что было маловероятно, то ли для защиты от непогоды, что больше походило на правду. Бруно осторожно заглянул внутрь. Свет исходил от зарешеченного фонаря, висевшего на крыше. Заглянув вниз, он смог увидеть лишь часть мрачной комнаты, но и этого было достаточно. Там находились четыре полностью одетых охранника, трое из них лежали, вероятно, спали на подвесных койках. Четвертый, сидевший спиной к Бруно, лицом к открытой двери, играл сам с собой в карты. От пола комнаты к крышке люка вела вертикальная стальная лесенка. Бруно осторожно потрогал крышку люка, но полностью она не открывалась, закрепленная каким-то образом внизу. Может быть, железная лесенка и это место не охранялись, как Форт-Нокс, как об этом говорил Харпер, но от проникновения нежелательных элементов было защищено надежно. Бруно отошел и, перегнувшись через низенький парапет, заглянул во внутренний двор. Никаких признаков собак, о которых упоминал Харпер, но не исключалась возможность того, что они укрывались в многочисленных арках, которые заметил Бруно, хотя это и было маловероятным. И еще он заметил, что в соединяющем на уровне пятого этажа оба здания стеклянном коридоре не было никакого движения, ни каких-либо других признаков разумной жизни. Когда Бруно вернулся на юго-западную вышку, Кан Дах находился уже там. Подъем не сбил ему дыхания. - Как путешествие? - спросил он. - Нормально. - И ни одна душа тебя не видела. Гримаса судьбы! Я имею в виду, что будь здесь зрители, мы собрали бы не менее 20 тысяч долларов за ночь, - казалось его не удивило успешное путешествие Бруно. - Как охрана на вышках? - Спят. - Все? - Бруно кивнул. - Выходит, без проблем? - Сейчас не время задерживаться тут. Я не знаю, когда заступает смена. - Сейчас семь вечера, вроде как маловероятно. - Да, но мы проделали этот путь, что тоже казалось невероятным, так? Он повернулся, чтобы встретить быстро поднимающегося Росбака, а за ним и Макуэло. По сравнению с Каном Дахом, дышали они тяжело. - Слава богу, - произнес Росбак, что мы будет потом спускаться, а не подниматься по этой веревке, точно? - Мы будем уходить отсюда другим путем. - Другим? - побледнел Росбак. - Ты считаешь, что есть иной путь? Я не уверен, что смогу его осилить. Бруно успокаивающе произнес: - Воскресная прогулка, да и только. Теперь необходимо проникнуть внутрь здания. С крыши один путь, но он заперт. - Дверь? - деловито осведомился Кан Дах. - Люк. - Бай-бай, и нет люка, - поднял он свой ломик. - Внизу стража. Один, по крайней мере, не спит, - он направился вдоль периметра западной стены, присел на колени, ухватился за шип и склонился над Центральной улицей. Остальные последовали его примеру. - Я знаю расположение этого места. Вон через то, ближайшее к нам окно, я хочу попасть внутрь. - Там металлическая решетка, - заметил росбак. - Это не помеха, - Бруно встал с колен и вытащил из кармана пластиковый мешок. Размотав его, он извлек два маленьких полиэтиленовых пакета. - Лучший ключ к железным решеткам. Превращает их в пластилин. - Что за фокус? - поинтересовался Росбак. - Не фокус. Как-нибудь на досуге ты можешь попросить прощения. Каждый профессиональный фокусник знает об этом. Ты можешь размягчить и согнуть практически любой металл, смазав его этим веществом и если принять определенные предосторожности, то кожа рук при этом не пострадает. В полиэтилене кислота, которая разрушает металл и размягчает его. Один иллюзионист из Израиля утверждает, что если ему дать время и достаточное количество этой гадости, он расплавит танк, а перед нами какая-то чепуха. - И сколько это займет времени? - Достаточно пяти минут. Точно не знаю. - А сигнализация? - спросил Макуэло. - С этим я справлюсь. Бруно связал двойную петлю, просунул туда ноги, обвязал другой конец веревки вокруг талии и спустился за шипы. Пока Кан Дах обвязывал концы вокруг шипов, он висел на вытянутых руках. После чего он перехватился за одну из веревок, и Кан Дах начал опускать его вниз. Обвязанный двумя веревками, да еще стоя ногами на подоконнике и держась одной рукой за решетку, Бруно был в такой же безопасности, как и богомолец в церкви. Решетка состояла из четырех прутьев, разделенных друг от друга промежутками в восемь дюймов. Он вытащил из кармана два пакета со смесью, открыл их и аккуратно, чтобы не нарушить покрытие, обмотал их вокруг средних частей двух прутьев, затем протер полиэтиленом так, чтобы смесь вошла в контакт с металлом. После этого Бруно вскарабкался по веревке на несколько футов вверх по металлическому забору, где Кан Дах перехватил его под мышки и без всяких усилий перенес через шипы. - Перекур пять минут, - произнес Бруно. - Макуэло, Кан Дах и я спустимся вниз. Росбак останется здесь и будет наблюдать за своими мешками. На данной стадии операции мы не можем себе позволить лишиться их. Дай мне, пожалуйста, кусачки, Макуэло. Кан Дах скользнул в двойную петлю и обвязался веревкой вокруг пояса, закрепив ее за три штыря - для человека такой массы это было весьма предусмотрительно - и спустился на подоконник. Взявшись руками за прутья, он принялся их раздвигать. Сопротивление металла оказалось очень слабым. Прутья были словно из пластилина, но Кан Дах не ограничился простой брешью - поднатужившись, он вырвал оба прута из гнезд и протянул их на крышу. Бруно спустился к Кан Даху на отдельной веревке. Встав на подоконник, он включил фонарик и всмотрелся через стекло. Вроде это был вполне безобидный кабинет, скупо меблированный металлическими ящиками, металлическими столами и стульями. Признаков опасности не наблюдалось. Кан Дах держал фонарик Бруно, а тот вытащил рулон коричневой бумаги, развернул и положил на стекло. Бумага была липкая. Выждав несколько секунд, он крепко стукнул костяшками пальцев в середину стекла. Оно почти без шума упало в комнату. Бруно взял фонарик и, держа его в одной руке вместе с кусачками, просунул голову и другую руку в образовавшееся отверстие. Нащупав провода сигнализации, он перекусил их, открыл шпингалеты и распахнул створки. Через десять секунд они были в комнате. Еще через десять секунд к ним присоединился Макуэло. Он захватил с собой ломик Кан Даха. Дверь кабинета не была заперта, коридор был пуст. Они прошли по коридору, пока не дошли до открытой двери слева. Бруно дал знак Макуэло продвигаться вперед. Держа нож за лезвие, тот осторожно высунул рукоятку на дюйм за косяк. Почти одновременно с этим раздался в крышке люка тихий стук, Вполне достаточный, чтобы встревожить не спавшего охранника, но недостаточно громкий, чтобы разбудить спящих. Охранник за столом поднял голову и этого оказалось достаточно. Рукоять ножа ударила его чуть выше уха, но прежде чем он с грохотом свалился на пол, Кан Дах подхватил его. Бруно поднял один из четырех стоящих в углу на стойке автоматов и направил его на спящих. Применять его он собирался только в крайнем случае, но им так и не пришлось узнать этого, а тот, кто просыпался, не выказывал намерений спорить со снайпером. Они продолжали спать, когда Кан Дах сдвинул до конца крышку люка и впустил в комнату охраны Росбака со своими мешками. Бруно вытащил газовую ручку и направился к спящим. Росбак с мотком веревки последовал за ним. Оставив четырех охранников тщательно связанными, причем троих из них спящими крепче чем за несколько минут до этого, они закрыли крышку люка, что, пожалуй, было не слишком необходимо, заперли за собой дверь в комнату охраны и выбросили ключ. - Чем дальше - тем лучше, - заявил Бруно. Он подкинул взятый им из комнаты охраны автомат. - Пошли знакомиться с Ван Дименом. Кан Дах задержался в проходе и изумленно взглянул на него. - Ван Дименом? А почему мы с ним должны знакомиться? Ты знаешь, где его кабинет и лаборатория. Почему бы нам не направиться прямо туда, найти нужные бумаги - ты ведь уверен, что сможешь их узнать... - Их я узнаю. - Затем вставляем ваши заряды и исчезаем как арабы. Классическая работа, гладкая, приятная и бесшумная. Это мне по душе. - Твое предложение - прямой путь к тому, чтобы сложить тут головы. Я могу привести тебе четыре довода не делать этого, и один из них бесспорный - смена охраны может произойти в любой момент. Время работает против нас. - Сейчас смена чудесно спит в комнате охраны. - Это может быть и не смена. Может, они должны докладывать дежурному. Может быть, должен появляться дежурный офицер. Не знаю. Довод номер один: то что нам нужно, может находиться в жилище Ван Димена. Довод два: если мы сможем заставить его сказать, где находятся бумаги. Довод три: если его рабочие кабинеты заперты, а это было бы не удивительно, если это не так, то мы наделаем шуму, открывая их, а его жилые комнаты рядом. Но четвертый довод самый главный. Вы догадались? - по их лицам было видно, что не догадались. - Я собираюсь забрать его с собой в Штаты. - Забрать с собой? - изумился Росбак. - Ну, это слишком. Похоже, ты спятил. - Да? Какого черта брать бумаги, а его оставлять здесь? Он единственный в мире знает эту формулу, и ему останется только сесть за стол и восстановить ее заново. - Понимаешь, мне никогда это не приходило на ум, - заявил медленно соображающий Росбак. - Похоже, это не приходило на ум и множеству тех людей. Думаю, что дядюшка Сэм найдет ему подходящую работу. - Вроде наблюдения за развитием этой ужасной антиматерии? - Из того, что я слышал о Ван Димене, он скорее умрет. У него, вероятно, были весьма веские причины, заставившие его уехать сюда из Западной Германии. Он никогда не согласится на сотрудничество. - Но ты не сможешь сделать этого с человеком, - вмешался в разговор Кан Дах. - Похищение людей - преступление в любой стране. - Да. Но это, я полагаю, лучше, чем убийство. Что вы хотите, чтобы я сделал? Заставить его поклясться на библии или на каком-нибудь томике Маркса, что он никогда больше не воспроизведет ни одну из этих проклятых формул? Вы же, черт побери, прекрасно понимаете, что он не пойдет на это. Если оставить его в покое, то он напишет все, что знает об этом дьявольском оружии. Молчание было весьма красноречивым. - У меня нет выбора, ведь так? - продолжал Бруно. - Так что вы хотите от меня? Казнить его во имя священного патриотизма? Отвечать им было нечего. Наконец Кан Дах вздохнул и сказал: - Да, тебе лучше взять его с собой. 10 Дверь к Ван Димену была закрыта, но Кан Дах лишь прислонился к ней и она выпала. Первым вошел Бруно с поднятым автоматом. Сейчас ему пришло на ум, что без внушительного оружия они могут оказаться в невыгодном положении: предполагаемый охранник, увидев их безоружными, может впасть в крайнее искушение и разделаться с ними. У изумленного человека, сидевшего на кровати, опершись на один локоть и протирающего ото сна глаза, было худое аристократическое лицо, седые волосы, седые усы и борода. Его непонимающие глаза метнулись к кнопке звонка на столе. - Если дотронетесь - смерть, - голос Бруно не допускал никаких сомнений и до Ван Димена это дошло. Росбак подошел к звонку и перекусил провод. - Кто вы? Что вам угодно? - говорил он спокойно, и вообще у него был вид человека, который так много страдал, что его нечем было запугать. - Нам необходимы вы. И нужна документация относительно антивещества. - Понятно. Ну, меня вы можете получить в любой момент живого или мертвого. А чтобы добыть документацию, вам вначале придется прикончить меня. Здесь ее нет. - Звучит не убедительно, - заявил Бруно и обратился к друзьям: - Заклейте ему рот и свяжите руки за спиной, а потом поищем бумаги, которых тут нет. Поиски, длившиеся около десяти минут и приведшие комнату Ван Димена в неописуемый беспорядок, практически ничего не дали. Бруно в замешательстве остановился. Все, что он знал - это то, что время бежит очень быстро. - Обыщите его одежду. Они перерыли всю одежду и опять ничего не нашли. Бруно приблизился к связанной фигуре, сидевшей на кровати, внимательно посмотрел на него и взялся за золотую цепочку, висевшую у него на шее. На ней было не распятие и не Звезда Давида, а нечто другое: с конца цепочки свисал причудливо вырезанный бронзовый ключик. Две стены кабинета Ван Димена были заставлены рядами металлических шкафов с выдвижными ящиками. Всего их было четырнадцать и 56 замочных скважин. Росбак безуспешно боролся с тридцатой. Все остальные неотрывно смотрели на него, кроме Бруно. Тот внимательно наблюдал за лицом Ван Димена, которое сохраняло безучастное выражение. Неожиданно в уголке его рта забился нервный тик. - В этом! - сказал Бруно. Ключ легко повернулся и Росбак выдвинул ящик. Ван Димен сделал безуспешную попытку рвануться вперед, но могучая рука Кан Даха удержала его на месте. Бруно подошел к ящику и начал быстро перебирать папки. Наконец, он отложил одну из них, перебрал остальные, еще раз взглянул на них и задвинул ящик. - Да? - шепнул Росбак. - Да, - буркнул Бруно и глубоко засунул папку во внутренний карман своего роскошного пальто. - Похоже, напряжение спало, - облегченно вздохнул Росбак. - Об этом нечего волноваться, - обнадеживающе произнес Бруно. - Напряжение еще впереди. Они спустились на восьмой этаж. У Ван Димена рот был заклеен пластырем, а руки связаны сзади, чтобы он не мог привлечь внимания тюремного персонала. Охраны - ни спящей, ни бодрствующей, не было, да и причин для ее появления не было, ведь даже там, где хранились бумаги Ван Димена, она отсутствовала. Бруно направился к двери, расположенной в футе от лестницы. Она также не была заперта. Он принялся быстро выдвигать ящики, просматривая их содержимое и сваливая все в кучу на пол. Росбак с некоторым удивлением посмотрел на него и спросил: - Куда мы пришли? Совсем недавно ты просил божьей милости, чтобы поскорее смотаться отсюда. Бруно бросил на него испытующий взгляд: - Ты забыл о записке, которую мне передал? - А-а-а... - Да. "4.30. Западный вход. Никаких вопросов". Здесь хранятся тюремные отчеты. Больше он ничего не собирался объяснять. В конце концов, он обнаружил требуемое: очень подробный список с рядами имен, выписанных на одной строчке. Он быстро взглянул на него, кивнул с явным удовлетворением, бросил на пол и отошел. - Снова проделываем телепатический трюк? - спросил Росбак. - Нечто в этом роде. Воздержавшись от использования лифта, они спустились на пятый этаж и по стеклянному коридору прошли в тюремный блок. Элемент риска при этом, конечно, присутствовал, но он не был велик: единственно, кто мог бросить любопытный взгляд на аквариум в коридоре - часовые с вышек, находились в таком состоянии, что их глаза были неспособны что-либо видеть. Когда они подошли к закрытой двери в конце коридора, Бруно остановил остальных. - Постойте. Я знаю, где расположена комната охранников. Единственное, чего я не знаю, патрулируют ли они. - Ну и? - осведомился Росбак. - Есть лишь один способ выяснить это. - Я иду с тобой. - Нет. Вас еще никто не узнал, и надеюсь, ч