. Эти люди, как и сам Вукалович, безумны. У них нет путей к отступлению. Не хватает оружия, боеприпасов. Почти не осталось продовольствия. Они одеты в лохмотья. У них нет никаких шансов. -- Что мешает им уйти? -- поинтересовался Мел-лори. -- Это невозможно. С востока -- ущелье Неретвы, с севера и запада -- непроходимые горы. Единственный путь к отступлению -- на юг, по мосту через Неретву. Но здесь их поджидают две наши бронетанковые дивизии. -- А через горы? -- спросил Меллори.-- Должны же быть перевалы. -- Их два. Оба блокированы нашими подразделениями. -- Тогда почему они не сдаются? -- резонно заметил Миллер.-- Неужели им не известны правила ведения войны? -- Они безумны, я же вам говорил,-- сказал Нойфельд.-- Совершенно безумны. В это самое время Вукалович со своими партизанами демонстрировали немцам степень своего безумия. Вот уже три долгих месяца отборные немецкие части, к которым недавно присоединились подразделения альпийских стрелков, безуспешно пытались форсировать западный перевал -- узкий каменистый проход в горах, открывающий путь к Клети Зеницы. Несмотря на значительные потери и отчаянное сопротивление партизан, немцы с завидным упорством предпринимали попытки прорвать оборону. Этой холодной лунной ночью их наступление было продумано профессионально, с типично немецкой скрупулезностью. Они поднимались по ущелью тремя колоннами, на равном расстоянии друг от друга. Белые маскхалаты делали их незаметными на фоне снега. Они продвигались перебежками в те редкие минуты, когда луна пряталась за облаками. Однако обнаружить их не представляло труда: судя по непрекращающемуся огню из винтовок и автоматов, они не испытывали недостатка боеприпасов. Чуть подальше от переднего фланга атаки, из-за каменной гряды, раздавался треск тяжелых пулеметов, ведущих заградительный огонь. Партизаны обосновались на перевале, укрывшись за грудами камней и поваленными деревьями. Несмотря на глубокий снег и пронизывающий восточный ветер, шинели на партизанах были редкостью. Вместо них -- пестрая смесь английской, немецкой, итальянской, болгарской и югославской военной формы. Единственное, что их объединяло,-- неизменная красная звезда с правой стороны пилоток, ушанок, папах. Видавшая виды форма не спасала от холода, людям приходилось двигаться, чтобы не замерзнуть. Среди партизан оказалось множество раненых. Почти у каждого были перебинтованы рука, нога или голова. Но удивительней всего были их лица. Усталые, голодные и изможденные до крайности, они светились спокойствием и уверенностью. Этим людям терять было нечего. В центре группы партизан, под прикрытием двух чудом уцелевших под вражеским огнем сосен, стояли двое. Густая с проседью шевелюра и глубокие морщины на усталом лице одного из них выдавали генерала Вукаловича. Его темные глаза блестели, как всегда, ярко, когда он наклонился, чтобы прикурить сигарету у своего спутника -- смуглого, с крючковатым носом и вьющимися черными волосами, выбивающимися из-под потемневшей от крови повязки на голове. Вукалович улыбнулся. -- Конечно, я спятил, мой дорогой Стефан. И ты тоже, иначе бы уже давно отошел с этой позиции. Мы все сумасшедшие. Разве не знал? -- Как же не знать,-- майор Стефан провел рукой по подбородку, поросшему недельной щетиной.-- Но то, что вы решили прыгать с парашютом в расположение нашей части, настоящее безумие. Вы же могли...-- он внезапно осекся и посмотрел туда, где только что раздался щелчок ружейного выстрела. Паренек лет семнадцати, отведя винтовку в сторону и приставив к глазам бинокль, вглядывался в белесую мглу ущелья.-- Попал? Парень вздрогнул и отвел бинокль. "Мальчишка,-- с отчаянием подумал Вукалович.-- Совсем еще ребенок. Ему бы в школу ходить". Паренек произнес: -- Не знаю, не уверен. -- Сколько патронов осталось? Пересчитай. -- Я и так знаю -- семь. -- Стреляй только наверняка. -- Стефан снова повернулся к Вукаловичу. -- Боже мой, генерал, вы же могли приземлиться прямо к немцам в лапы. -- Боюсь, что у меня не было выбора,-- спокойно заметил Вукалович. -- Времени мало! -- Стефан в сердцах сжал кулаки.-- Так мало времени осталось. Вам не надо было возвращаться. Это безумие. Там вы больше нужны...-- он вдруг замолчал, прислушался на секунду и, обхватив Вукаловича руками, тяжело повалился в снег, увлекая его за собой. В это же время раздался пронзительный свист снаряда и послышался мощный взрыв. На них посыпались ветки и мелкие камни. Слышны были стоны раненых. Вскоре взорвался еще один снаряд, затем еще один метрах в десяти друг от друга. -- Пристрелялись, черт бы их побрал! -- Стефан приподнялся и посмотрел в сторону ущелья. Несколько долгих секунд он ничего не мог разглядеть -- луна скрылась за облаком, но когда она вышла, ему не пришлось напрягать зрение, чтобы увидеть немцев. Видимо, по команде они, не маскируясь, поднялись на ноги и стали быстро карабкаться вверх по склону с автоматами наизготовку. Как только вышла луна, они открыли огонь, Стефан пригнулся, укрывшись за большим камнем. -- Огонь! -- закричал он.-- Огонь! Не успел прозвучать первый ответный залп партизан, как долина погрузилась в темноту. Выстрелы смолкли. -- Стрелять! Продолжайте стрелять! -- закричал Вукалович.-- Они приближаются.-- Генерал выпустил длинную очередь из своего автомата и обернулся к Стефану: -- Эти ребята там, внизу, неплохо знают свое дело. -- Неудивительно,-- Стефан выдернул чеку и, размахнувшись, швырнул гранату.-- Мы их давно тренируем. Снова появилась луна. Первая цепочка немцев была уже ярдах в двадцати пяти. В дело пошли гранаты, стрельба велась в упор. Немцы падали, но на их место подходили новые, неминуемо приближаясь к линии обороны. Все смешалось в рукопашной схватке. Люди кричали и убивали друг друга. Но прорвать оборону немцам не удавалось. Вдруг густые, темные облака закрыли луну, и ущелье погрузилось в кромешную тьму. Шум боя постепенно стихал, пока не наступила неожиданная тишина. -- Тактический ход? -- вполголоса спросил Вукалович.-- Как ты думаешь, они вернутся? -- Только не сегодня,-- уверенным тоном сказал Стефан.-- Они ребята смелые, но... -- Не безумцы? -- Именно. Из-под повязки по лицу Стефана текла струйка крови, но он улыбался. Подошел грузный человек с нашивками сержанта и небрежно отдал честь. Стефан поднялся. -- Они ушли, майор. Наши потери -- семь убитых, четырнадцать раненых. -- Установите посты в двухстах метрах вниз по склону,-- приказал Стефан и повернулся к Вукаловичу: -- Вы слышали? Семь человек убито. Четырнадцать ранено. -- Сколько остается? -- Двести человек. Может быть, двести пять. -- Из четырехсот,-- с горечью произнес Вукалович.-- Боже мой, из четырехсот! -- У нас шестьдесят раненых. -- Ну, уж их-то теперь можете отправить в госпиталь. -- Госпиталя больше нет.-- Стефан тяжело вздохнул.-- Я не успел вам рассказать. Сегодня утром разбомбили. Оба врача погибли. Все оборудование и лекарства уничтожены. Вот так. Вукалович задумался. -- Я прикажу, чтобы прислали медикаменты из лагеря. Ходячие раненые могут самостоятельно добраться до лагеря. -- Раненые не уйдут, генерал. Вукалович понимающе кивнул: -- Как с боеприпасами? -- На два дня хватит. Может быть, и на три, если экономить. -- Шестьдесят раненых! -- Вукалович скептически покачал головой.-- Медицинской помощи ждать неоткуда. Патроны на исходе. Есть нечего. Укрываться негде. И они не хотят уходить. Они тоже безумны? -- Да, генерал. -- Я собираюсь наведаться в лагерь,-- сказал Вукалович.-- Хочу поговорить с полковником Ласло. -- Конечно,-- Стефан слегка улыбнулся.-- Но не думаю, чтобы он произвел на вас впечатление человека более здравомыслящего, чем я. -- Я на это и не надеюсь,-- согласился Вукалович. Стефан отдал честь и удалился, на ходу вытирая кровь с лица. Пройдя несколько шагов, он нагнулся, чтобы помочь подняться раненому. Вукалович молча наблюдал за ним, покачивая головой. Меллори отодвинул пустую тарелку и закурил сигарету. Вопросительно посмотрел на Нойфельда: -- Что предпринимают партизаны в Клети Зеницы, как вы ее называете? -- Пытаются вырваться из окружения,-- ответил Нойфельд.-- Во всяком случае, не теряют надежды. -- Но вы сами сказали, что это невозможно. -- Для этих безумных партизан нет ничего невозможного. Как бы мне хотелось,-- Нойфельд с горечью взглянул на Меллори,-- воевать с нормальными людьми вроде англичан или американцев. Во всяком случае, мы располагаем надежной информацией, что попытка прорыва из окружения готовится в ближайшее время. Беда в том, что есть два пути. Они могут попробовать перейти мост через Неретву, и мы не знаем, где готовится прорыв. -- Все это очень интересно,-- Андреа с раздражением обернулся на слепого певца, который продолжал вариации на темы все того же романса.-- Нельзя ли нам соснуть немного? -- Боюсь, что сегодня не получится.-- Нойфельд переглянулся с Дрошным и улыбнулся.-- Вам придется разузнать сначала, где партизаны готовят прорыв. -- Нам? -- Миллер опорожнил стакан и потянулся за бутылкой.-- Сумасшествие -- заразная болезнь! Нойфельд его не слышал. -- Партизанский лагерь в десяти километрах отсюда. Вы изобразите из себя настоящих английских десантников, заблудившихся в лесу. После того, как вы узнаете их планы, скажете, что вам необходимо попасть в главный штаб партизан в Дрваре. Вместо этого вернетесь сюда. Нет ничего проще! -- Миллер прав,-- убежденно произнес Меллори.-- Вы действительно сумасшедший. -- Я начинаю думать, что мы слишком часто обсуждаем проблему психических заболеваний,-- Нойфельд улыбнулся.-- Вы предпочитаете, чтобы капитан Дрошный предоставил вас своим людям? Уверяю вас, они очень расстроены потерей своего товарища. -- Как вы можете просить нас об этом? -- Меллори был возмущен.-- Партизаны наверняка получат информацию о нас. Рано или поздно. А тогда... Вы хорошо знаете, что потом произойдет. Нас нельзя туда посылать. Вы не можете это сделать. -- Могу и обязательно сделаю.-- Нойфельд недовольно оглядел Меллори и пятерых его друзей.-- Так получилось, что я не питаю добрых чувств к спекулянтам наркотиками. -- Не думаю, чтобы с вашим мнением согласились в определенных кругах,-- сказал Меллори. -- Что вы имеете в виду? -- Начальнику военной разведки маршалу Кессельрингу это не понравится. -- Если вы не вернетесь, об этом никто не узнает. А если вернетесь...-- Нойфельд улыбнулся и прикоснулся к Железному Кресту, висящему на шее. Наверное, его украсят дубовым листком. -- Какой симпатичный человек, верно? -- произнес Меллори, ни к кому не обращаясь. -- Пора идти.-- Нойфельд встал из-за стола.-- Петар, готов? Слепой утвердительно кивнул, перебросил гитару за спину и поднялся, опираясь на руку сестры. -- А они здесь при чем? -- спросил Меллори. -- Это ваши проводники. -- Эти двое? -- Видите ли,-- резонно заметил Нойфельд,-- вам незнакомы здешние места. А Петар и его сестра ориентируются в этих лесах как дома. -- Но разве партизаны...-- начал Меллори, но Нойфельд его прервал. -- Вы не знаете местных обычаев. Эти двое могут беспрепятственно войти в любой дом, и их примут наилучшим образом. Местные жители суеверны и считают, впрочем, не без оснований, что на Петаре и Марии лежит проклятье, что у них дурной глаз. Поэтому люди боятся их рассердить. -- Но откуда они знают, куда нас нужно отвести? -- Не беспокойтесь, знают.-- Нойфельд кивнул Дрошному, который сказал что-то Марии на сербскохорватском. Та, в свою очередь, прошептала несколько слов Петару на ухо. Он издал в ответ какие-то гортанные звуки. -- Странный язык,-- отметил Миллер. -- У него дефект речи,-- объяснил Нойфельд.-- С рождения. Петь может, а говорить нет. Какая-то неизвестная болезнь. Теперь вам понятно, почему их считают проклятыми? -- Он повернулся к Меллори.-- Подождите со своими людьми на улице. Меллори кивнул, жестом предложил остальным пройти вперед. Задержавшись в дверях, он заметил, что Нойфельд быстро обменялся несколькими фразами с Дрошным, который отдал короткий приказ одному из своих четников. Оказавшись на улице, Меллори поравнялся с Андреа и незаметно для других прошептал что-то ему на ухо. Андреа едва уловимо кивнул и присоединился к остальным. Нойфельд и Дрошный появились в дверях барака вместе с Петаром и Марией, затем направились к Меллори и его друзьям. Андреа небрежной походкой двинулся к ним навстречу, попыхивая неизменной сигарой. Остановившись перед растерявшимся Нойфельдом, он с важным видом затянулся и выпустил облако вонючего дыма прямо ему в лицо. -- Вы мне не нравитесь, гауптман Нойфельд,-- объявил Андреа. Он перевел взгляд на Дрошного.-- И этот торговец ножами тоже. Лицо Нойфельда потемнело от негодования, но он быстро взял себя в руки и стальным голосом произнес: -- Меня не волнует, что вы обо мне думаете.-- Он кивнул в сторону Дрошного.-- Но советую вам не попадаться на пути капитана. Он -- босниец, а боснийцы -- народ гордый. Кроме того, в искусстве владения ножом ему нет равных на Балканах. -- Нет равных? -- Андреа громоподобно захохотал и выпустил струю дыма в лицо Дрошного.-- Точильщик кухонных ножей из оперетки. Дрошный застыл, не веря своим ушам. Но его замешательство было недолгим. Обнажив зубы в оскале, которому бы позавидовал любой волк из местного леса, он выхватил из-за пояса кривой кинжал и бросился на Андреа. Словно молния, блеснул зловещий клинок, прежде чем вонзиться в горло Андреа. Этим бы дело и кончилось, если бы не удивительная способность Андреа мгновенно реагировать на опасность. В те доли секунды, пока нож Дрошного со свистом рассекал воздух, Андреа успел не только уклониться, но и перехватить руку, держащую нож. Два гиганта повалились на снег, отчаянно пытаясь не дать друг другу завладеть ножом, выпавшим из рук Дрошного. Все произошло так быстро и неожиданно, что никто даже не сдвинулся с места. Трое сержантов, Нойфельд и четники оцепенели от удивления. Меллори, стоящий рядом с Марией, задумчиво потирал подбородок. Миллер, деликатно стряхивая пепел с сигареты, наблюдал за происходящим с выражением усталого недоумения. Мгновенье спустя Рейнольдс, Гроувс и двое четников бросились на катающихся по земле Андреа и Дрошного, пытаясь разнять их. Но это удалось только после того, как на помощь пришли Нойфельд и Саундерс. Дрошный и Андреа поднялись. Первый с перекошенным от злобы лицом и горящими от ненависти глазами, второй -- с сигарой в зубах, которую умудрился подобрать, пока их растаскивали. -- Сумасшедший! -- в ярости бросил в лицо Андреа Рейнольдс.-- Маньяк! Психопат проклятый! Изза тебя нас всех убьют. -- Меня бы это не удивило,-- задумчиво произнес Нойфельд.-- Пойдемте. Хватит глупостей. Он шел впереди. Когда они выходили за пределы лагеря, к ним присоединилось полдюжины четников, которыми командовал тот самый рыжебородый и косоглазый, который встретил их при приземлении. -- Кто эти люди и зачем они здесь? -- спросил Меллори у Нойфельда.-- Они не пойдут с нами. -- Сопровождение,-- пояснил Нойфельд.-- Только на первые семь километров пути. -- Зачем? Ведь нам не грозит опасность от вас и от партизан тоже, как вы утверждали? -- Вы здесь ни при чем,-- сухо сказал Нойфельд.-- Нас волнует грузовик, на котором вас довезут почти до места. Грузовики здесь на вес золота. Охрана нужна на случай партизанской засады. Через двадцать минут они вышли на дорогу. Луна скрылась, шел снег. Дорога представляла собой едва накатанную колею, петляющую между деревьями. Их ожидала невиданная ими конструкция на четырех колесах. Древний, обшарпанный грузовик, объятый клубами густого дыма, казалось, горел. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что дым выходит из выхлопной трубы пыхтящего, словно паровоз, механизма. Вероятно, тот допотопный экипаж работает на дровах, которых в лесах Боснии в избытке, подумал Меллори. Миллер в изумлении осмотрел окутанную дымом машину и повернулся к Нойфельду: -- Вы называете это грузовиком? -- Называйте, как хотите. Можете идти пешком. -- Десять километров? Лучше умру от удушья.-- С этими словами Миллер забрался в кузов, крытый брезентом. Остальные последовали его примеру. На дороге остались только Дрошный и Нойфельд. Нойфельд сказал: -- Жду вас завтра к обеду. -- Вашими бы устами...-- заметил Меллори.-- Если они уже получили радиограмму, то... -- Не разбив яйца, омлет не приготовишь,-- невозмутимо перебил его Нойфельд. Выпустив очередную струю дыма, изрядная доля которого, судя по дружному кашлю, донесшемуся из-под брезента, досталась сидящим в кузове, грузовик зарычал, затрясся и медленно покатился по дороге. Нойфельд и Дрошный смотрели ему вслед, пока он не скрылся за поворотом. Нойфельд покачал головой. -- Мелкие жулики,-- произнес он неодобрительно. -- Очень мелкие,-- согласился Дрошный.-- Но мне нужен самый крупный из них. У меня по нему руки чешутся, капитан! Нойфельд похлопал его по плечу. -- Он от вас не уйдет, друг мой. Они уже достаточно далеко. Вам пора. Дрошный кивнул и пронзительно свистнул. Невдалеке послышался звук мотора, и вскоре из-за сосен на дороге появился старенький "фиат". Он подъехал, гремя намотанными на колеса цепями. Дрошный сел рядом с водителем, и машина покатила за скрывшимся за поворотом грузовиком. ГЛАВА 5. ПЯТНИЦА. 03.30--05.00 Четырнадцать пассажиров, примостившихся на узких деревянных скамьях в кузове грузовика, едва ли могли назвать поездку приятной. Отсутствие подушек на сиденьях дополнялось отсутствием рессор у грузовика. Рваный брезентовый полог свободно пропускал снаружи холодный воздух и ядовитый дым приблизительно в равных количествах. По крайней мере, подумал Меллори, все эти неудобства отгоняют сон. Андреа сидел напротив Меллори и, казалось, никак не реагировал на удушливую атмосферу. Впрочем, удивляться этому не приходилось, ибо по своей едкости дым грузовика ни в какое сравнение не шел с дымом от сигары, которую Андреа не вынимал изо рта. Он лениво оглядывал кабину, пока не встретился взглядом с Меллори. Тот едва заметно кивнул. Такой жест не мог вызвать подозрения даже у самого бдительного наблюдателя. Андреа медленно опустил взгляд на правую руку Меллори, которая свободно лежала на колене. Меллори отклонился назад и глубоко вздохнул. В это же время рука как бы непроизвольно соскользнула с колена. Вытянутый большой палец указывал прямо в пол кузова. Андреа, словно Везувий, выпустил облако ядовитого дыма и отвернулся с безразличным видом. Несколько километров дымящий грузовик трясся по сравнительно гладкой дороге, затем свернул налево на узкую просеку и, натужно взревев, пополз в гору. Две минуты спустя тот же маневр проделал "фиат" с сидящим на переднем сиденье Дрошным. Подъем был таким крутым и скользким, что старенький грузовик, пыхтя из последних сил, полз вверх с черепашьей скоростью. Меллори и Андреа бодрствовали, в то время как Миллер и сержанты дремали то ли от усталости, то ли надышавшись удушливого газа. Мария и Петар спали" держась за руки и прислонившись друг к другу. Четники же и не помышляли об отдыхе. Наконец стало ясно, что дыры в брезенте проделаны не зря. Напряженно вглядываясь в темноту окружающего леса" люди Дрошного использовали их как бойницы. Очевидно, грузовик вторгся на территорию, контролируемую партизанами. Возможно, это была в своем роде "ничья земля". Вперед смотрящий четник постучал дулом автомата по крыше кабины грузовика. Машина остановилась. Рыжебородый четник спрыгнул на землю, быстро осмотрелся, нет ли поблизости засады, и пригласил остальных последовать его примеру. Он так энергично махал рукой, что было ясно -- оставаться здесь дольше положенного ему совсем не хотелось. Друг за другом Меллори и его товарищи спрыгнули на землю. Рейнольдс помог слепому певцу вылезти из машины и протянул руку Марии. Не говоря ни слова, она оттолкнула руку Рейнольдса и, перемахнув через борт, спрыгнула вниз. Рейнольдс посмотрел на нее с недоумением и отошел в сторону с обиженным видом. Грузовик стоял на краю небольшой поляны. Пыхтя, урча и выпуская неимоверное количество дыма, машина развернулась на этом маленьком пятачке и, не останавливаясь, покатила вниз по дороге. Четники, сидевшие в кузове, сохраняли молчаливое безразличие, не пытаясь даже помахать рукой на прощание. Мария подхватила Петара под руку, смерила Меллори холодным взглядом и, кивнув головой, быстро пошла по узкой тропинке, ведущей в лес. Меллори пожал плечами и покорно двинулся следом. Трое сержантов тоже не заставили себя ждать. Андреа и Миллер задержались на несколько мгновений на дороге, пристально глядя вслед грузовику, скрывшемуся за поворотом. Затем и они углубились в лес, тихо переговариваясь. Старый грузовик, весело покативший вниз, не успел как следует разогнаться. Проехав метров триста после поворота, за которым скрылись Меллори с товарищами, он остановился. Двое, рыжебородый командир отряда и еще один, с черной бородой, перепрыгнули через борт и скрылись в лесу. Грузовик снова затарахтел и тронулся. Густые клубы дыма еще долго висели над дорогой, как бы застыв в морозном воздухе. В это же время из "фиата", остановившегося в километре от грузовика, вылез Дрошный и углубился в лес. Машина быстро развернулась и покатила вниз по дороге. Узкая тропа, петляя между деревьями, взбиралась все круче в гору. Рыхлый, глубокий снег сильно затруднял движение. Луна спряталась окончательно, в вершинах сосен завывал ветер, мороз крепчал. Казалось, что тропу временами невозможно было различить, но Мария уверенно шла вперед, безошибочно ориентируясь в густом сумраке леса. Несколько раз она оступалась, проваливаясь в глубокий снег, но ни разу не выпустила руку Петара из своей. После того, как в очередной раз она упала, увлекая за собой слепого брата, Рейнольдс не выдержал и поспешил на помощь. Но не успел он взять ее за руку, как она вырвалась и с силой оттолкнула его. Рейнольдс изумленно посмотрел на девушку и повернулся к Меллори. -- Какого черта! Я ведь просто хотел помочь... -- Оставьте ее в покое,-- сказал Меллори.-- Вы для нее всего лишь "один из них". -- Что это значит? -- На вас форма английского солдата. Бедняжке этого достаточно. Не надо ее трогать. Рейнольдс недоуменно покачал головой. Он поправил лямки рюкзака, подтянул его повыше, оглянулся через плечо, сделал шаг вперед и вдруг, остановившись, снова обернулся. Он взял Меллори за рукав и показал рукой в направлении тропы вниз по склону. Ярдах в тридцати от них Андреа тяжело рухнул в снег. С трудом поднялся, сделал несколько шагов и снова упал. Как видно, крутой подъем, тяжелый рюкзак и солидная комплекция, помноженные на прожитые годы, доконали его окончательно. По знаку Меллори все остановились и уселись в снег, поджидая Андреа, который, покачиваясь, как пьяный, и держась за правый бок, медленно приближался. Рейнольдс взглянул на Гроувса. Вместе они посмотрели на Саундерса и понимающе покачали головами. Андреа поравнялся с ними. Его лицо вдруг перекосило от боли. -- Ничего,-- произнес он, тяжело дыша.-- Сейчас пройдет. Саундерс помедлил, потом подошел к Андреа. Неловко протянул руки, предлагая взять рюкзак и "шмайссер". -- Давай помогу, папаша. На мгновенье Андреа грозно нахмурился, но потом взгляд его потух. Он покорно снял рюкзак и протянул его Саундерсу. Тот указал жестом на автомат. Андреа виновато улыбнулся. -- Благодарю. Без него мне будет не по себе. Они снова тронулись в путь, поминутно оглядываясь на Андреа. Опасения были не напрасны. Скоро Андреа остановился, буквально скорчившись от боли. Сказал, с трудом выговаривая слова: -- Мне надо передохнуть... Ступайте, я вас догоню. -- Я останусь с тобой,-- с готовностью вызвался Миллер. -- Не надо никому оставаться,-- обиженно произнес Андреа.-- Как-нибудь сам управлюсь. Миллер промолчал. Он взглянул на Меллори и кивнул головой в сторону холма. Меллори наклонил голову в знак согласия и махнул рукой Марии. Они медленно тронулись, оставив Андреа и Миллера позади. Дважды Рейнольдс оборачивался с выражением беспокойства и раздражения одновременно. Потом пожал плечами и решительно пошел вперед. Андреа продолжал сидеть на корточках, напряженно хмурясь и держась за правый бок, пока идущий последним Рейнольдс не скрылся из виду. Разогнувшись без видимых усилий, Андреа послюнявил палец и поднял его вверх. Убедившись, что ветер дует вдоль тропы, достал сигару, прикурил и с наслаждением глубоко затянулся. Чудесное выздоровление могло бы удивить кого угодно, но только не Миллера, который усмехнулся и кивнул в сторону долины. Андреа ухмыльнулся в ответ и вежливым жестом предложил Миллеру пройти вперед. Спустившись ярдов на тридцать, они дошли до поворота. Отсюда хорошо просматривался пройденный прямой участок тропинки. Могучий ствол огромной сосны надежно прикрывал их со стороны дороги. Минуты две они стояли за деревом, напряженно глядя вниз и вслушиваясь в ночную тишину. Вдруг Андреа кивнул, наклонился и бережно положил сигару в маленькую сухую лунку у самого корня сосны. Они не произнесли ни слова, все было понятно и так. Миллер, пригнувшись, выбрался из-за дерева и улегся в глубокий снег на спину, ногами к тропинке, широко раскинув руки и обратив к небу безжизненное лицо. Стоя за деревом, Андреа переложил "шмайссер" в другую руку, взяв автомат за ствол, достал из бездонного кармана нож и прикрепил его на поясе. Оба застыли без движения. Возможно, благодаря тому, что тело Миллера глубоко погрузилось в рыхлый снег, он увидел поднимающихся по тропе людей задолго до того, как они заметили его. Вначале он различил лишь два темных силуэта, которые, словно привидения, постепенно материализовались на фоне падающего снега. Когда они подошли поближе, он узнал в одном из них рыжебородого командира четников. Заметив лежащего под деревом Миллера, они резко остановились и несколько секунд не двигались, напряженно озираясь. Затем переглянулись и с автоматами наперевес заспешили вверх по склону. Миллер закрыл глаза. Они ему больше не были нужны, уши поставляли всю необходимую информацию. Звук приближающихся шагов вдруг прекратился и сменился тяжелым дыханием наклонившегося над ним человека. Миллер дождался, пока четник дыхнул ему прямо в лицо, и только тогда открыл глаза. Рыжая борода почти касалась его носа. В одно мгновенье раскинутые руки Миллера взметнулись и крепко сомкнулись на горле застигнутого врасплох четника. Андреа бесшумно появился из-за дерева, уже замахнувшись "шмайссером". Второй четник, рванувшийся на помощь товарищу, краем глаза заметил Андреа и инстинктивно вскинул руки, защищаясь от удара. С таким же успехом он мог подставить под опускающийся автомат пару соломинок. Андреа скривился от силы удара, отбросил автомат в сторону и, выхватив из-за пояса нож, навалился на того, который все еще трепыхался в железных объятиях Миллера. Наконец, Миллер отряхнул снег и оглядел трупы. Неожиданно его чем-то привлек рыжебородый. Подошел ближе и потянул за бороду. Она осталась у него в руках, оголив чисто выбритое лицо с безобразным шрамом от угла рта до самого уха. Андреа и Миллер молча переглянулись. Затем оттащили трупы подальше от тропинки и забросали сосновыми ветками. Андреа аккуратно замел все следы. Он знал, что через какой-нибудь час снег надежно укроет все плотным ковром. Он подобрал сигару, и они, не оглядываясь, зашагали вверх по тропе. Если бы они и оглянулись, то все равно не заметили бы прятавшегося за стоящим в отдалении деревом человека. Дрошный появился на дороге как раз в тот момент, когда Андреа кончал заметать следы. Смысл происходящего был вполне ясен. Он подождал, пока Андреа и Миллер скроются из виду, постоял еще пару минут для верности и заспешил вслед. На его смуглой бандитской физиономии застыло выражение удивления и беспокойства. Он дошел до сосны, где четников ждала засада, быстро осмотрелся и углубился в лес по дорожке, заметенной Андреа. Удивление на его лице уступило место беспокойству, которое, в свою очередь, перешло в мрачную уверенность. Он откинул в сторону ветки и, скорбно опустив плечи, долго смотрел на застывшие в неестественных позах тела своих товарищей. Потом выпрямился и повернул голову в сторону дороги, по которой ушли Андреа и Миллер. Его тяжелый взгляд не сулил ничего хорошего. Андреа и Миллер долго взбирались вверх, пока на очередном повороте тропинки не услышали доносящиеся сверху приглушенные звуки расстроенной гитары. Андреа замедлил шаг, с сожалением выбросил в снег сигару, наклонился и схватился за правый бок. Миллер бережно взял его за локоть, Вскоре они увидели своих. Те продвигались медленно. Глубокий снег и все круче взбирающаяся вверх тропа делали свое дело. Рейнольдс оглянулся в который уже раз и заметил Андреа с Миллером. Он крикнул Меллори, тот приказал всем остановиться и подождать отставших. Когда они поравнялись с остальными, Меллори участливо спросил у Андреа: -- Лучше не стало? -- Долго еще идти? -- хрипло осведомился тот. -- Не больше мили. Андреа ничего не ответил. Он опустил голову и тяжело дышал с несчастным видом больного человека, которому предстоит еще полтора километра карабкаться в гору по глубокому снегу. Саундерс, с двумя рюкзаками за спиной, подошел к Андреа и деликатно произнес: -- Вам будет легче, если... -- Я знаю.-- Андреа горько улыбнулся, снял с плеча автомат и протянул его Саундерсу.-- Спасибо, сынок. Петар продолжал тихо перебирать струны своей гитары, наполняя мрачный лес потусторонними звуками. Миллер перевел взгляд с него на Меллори: -- Зачем здесь музыка? -- Вероятно, это пароль Петара. -- Как говорил Нойфельд? Никто пальцем не тронет нашего певца? -- Что-то вроде этого. Они тронулись в путь. Меллори пропустил остальных вперед и, оставшись рядом с Андреа, посмотрел на него, как бы оценивая его физическое состояние. Андреа поймал его взгляд и едва заметно кивнул. Меллори отвел глаза. Через пятнадцать минут их остановили трое как из-под земли появившихся часовых. Они возникли так неожиданно, что даже Андреа, будь у него автомат, ничего бы не смог поделать. Рейнольдс тревожно обернулся к Меллори. Тот улыбнулся и покачал головой. -- Все в порядке. Это партизаны -- видите у них звезды на фуражках. Просто сторожевой пост на одной из главных дорог. Так и оказалось. Мария быстро сказала чтото одному из солдат, тот кивнул и пошел вперед по тропинке, жестом приглашая следовать за ним. Остальные двое остались на месте. Они не сводили глаз с Петара и крестились каждый раз, когда он прикасался к своей дребезжащей гитаре. "Нойфельд был прав, когда говорил о суеверном страхе, с которым относятся местные жители к слепому певцу и его сестре",-- подумал Меллори. Они были в партизанском лагере через десять минут. Удивительно, насколько этот лагерь походил на лагерь гауптмана Нойфельда. Те же деревянные бараки, сгрудившиеся посреди поляны в окружении высоких сосен. Партизан сказал Марии несколько слов, и она обратилась к Меллори, всем своим видом показывая, насколько ей противно с ним общаться: -- Мы будем в доме для гостей. Вас ждет командир для доклада. Солдат покажет вам дорогу. Партизан кивнул в подтверждение. Меллори последовал за ним к большому, ярко освещенному бараку. Солдат постучал, открыл дверь и пригласил войти. Командир был высокий, худой, темноволосый, с аристократически тонким лицом, характерным для боснийских горцев. Он протянул Меллори руку и улыбнулся. -- Майор Брозник, к вашим услугам. Сейчас уже очень поздно, но, как видите, мы на ногах. Хотя, честно признаться, я ожидал вас раньше. -- Не пойму, о чем вы говорите. -- Что такое? Вы -- капитан Меллори, верно? -- Даже не слыхал о таком.-- Меллори пристально смотрел в глаза Брознику, затем мельком взглянул на конвоира и опять перевел взгляд на Брозника. Брозник на мгновенье нахмурился, но потом лицо его прояснилось. Он сказал что-то солдату, тот повернулся и вышел. Меллори протянул руку. -- Капитан Меллори. Прошу простить меня, майор Брозник, но я настаиваю на конфиденциальности нашей беседы. -- Вы никому не доверяете? Даже здесь, в моем лагере? -- Никому. -- Даже своим людям? -- Я не доверяю им, чтобы не ошибиться. Я не доверяю себе, чтобы не ошибиться. Наконец, я не доверяю вам, чтобы не ошибиться. -- Объяснитесь,-- в голосе Брозника, как и во взгляде, почувствовался холодок. -- У вас не пропадали двое партизан, один с рыжей бородой, другой с черной? У рыжебородого глаз косит и на лице шрам ото рта до уха? Брозник подошел к нему вплотную. -- Что вам о них известно? -- Так вы их знаете? Брозник кивнул и тихо произнес: -- Они погибли в бою. Месяц назад. -- Вы нашли их тела? -- Нет. -- Вам бы это не удалось. Они перешли к четникам. -- Но они и так были четниками, порвавшими с прошлым. -- Значит, они порвали с ним еще раз. Они следили за нами сегодня. По приказу капитана Дрошного. Я приказал убить их. -- Вы... приказали... их убить? -- Послушайте,-- устало сказал Меллори.-- Если бы они оказались здесь, а они, без сомнения, собирались здесь появиться вскоре после нашего прихода, мы бы их не узнали, а вы -- встретили бы с распростертыми объятиями, как героев, которым удалось бежать из плена. Они бы доносили о каждом нашем шаге. Даже если бы мы их узнали и предприняли соответствующие меры, здесь наверняка нашлись бы другие четники, которые незамедлительно поставили бы в известность своих хозяев. Поэтому мы предпочли избавиться от них без лишнего шума, в укромном месте, хорошенько припрятав трупы. -- Среди моих людей четников нет. Меллори сухо заметил: -- Редкий фермер, открыв мешок и увидев два гнилых яблока сверху, поручится, что больше ни одного в мешке нет.-- Меллори улыбнулся, чтобы смягчить впечатление от своих слов, и продолжил как ни в чем не бывало: -- Итак, майор, гауптману Нойфельду потребовалась кой-какая информация. Сказать, что гостиница по праву носила столь громкий титул, было бы, мягко говоря, преувеличением. Под хлев для особо малоценных домашних животных эта хижина еще с грехом пополам сгодилась бы, однако для ночлега людей ей явно недоставало того, что в современном цивилизованном мире именуется элементарными удобствами. Даже древним спартанцам здешняя обстановка не показалась бы слишком шикарной. Один дощатый стол, одна скамья, догорающий камин и земляной пол. В комнате было шесть человек -- трое стояли, один сидел, двое растянулись на бугристом полу. Петар, на этот раз один, без сестры, сидел на полу, обхватив руками гитару, и глядел невидящим взором в сторону догорающего очага. Андреа с явным удовольствием устроился на полу в спальном мешке, подложив руку под голову, и пыхтел особенно зловонной сигарой. Миллер, полулежа, углубился в потрепанный томик стихов. Рейнольдсу и Гроувсу тоже не спалось. Они стояли у окна и бесцельно рассматривали тускло освещенную территорию лагеря. Когда Саундерс распаковал свой передатчик и двинулся к двери, они обернулись в его сторону. С тоской в голосе Саундерс произнес: -- Спокойной ночи. -- Спокойной ночи? -- Рейнольдс вопросительно вскинул брови.-- Куда это ты собрался? -- В соседний барак. Там у них радисты. Надо отстучать радиограмму в Термоли. Не хочу своим треском мешать вам спать. Саундерс вышел. Гроувс подошел к столу, сел и задремал, подперев голову рукой. Рейнольдс остался стоять у окна. Он видел, как Саундерс подошел к двери соседнего темного барака и открыл ее. В окне вспыхнул свет. Одновременно на снегу появилась длинная узкая полоска света от приоткрывшейся двери майора Брозника. В проеме появился силуэт Меллори. В руках он держал что-то похожее на листок бумаги. Затем дверь закрылась, и Меллори направился к радиобараку. Внезапно Рейнольдс застыл и напряг зрение до предела. Не успел Меллори сделать несколько шагов, как на его пути, появившись из-за угла барака, возникла темная фигура. Инстинктивно Рейнольдс потянулся к кобуре, но сразу опустил руку. Что бы ни сулила эта неожиданная встреча, опасности для жизни Меллори она не представляла. У Марии не было оружия, в этом Рейнольдс был твердо уверен. В том, что именно Мария неожиданно возникла на пути Меллори, не было сомнений. Не веря своим глазам, Рейнольдс прижался лицом к оконному стеклу. Не менее двух минут он наблюдал, как девушка, столь откровенно выражавшая свою ненависть к Меллори все это время, влепившая ему такую смачную пощечину при первой же встрече, теперь оживленно и дружески с ним беседовала. Это было такой неожиданностью для Рейнольдса, что он впал в состояние транса. Однако это состояние покинуло его окончательно, когда он увидел, как Меллори дружеским жестом обнял девушку за плечо и она не предприняла попытки сбросить его руку. Объяснить это было просто невозможно. Ничего хорошего подобная ситуация не сулила. Рейнольдс обернулся и жестом подозвал Гроувса к окну. Гроувс не заставил себя ждать, но к этому времени Марии уже и след простыл. Меллори в одиночестве направлялся в сторону барака радистов все с тем же листом бумаги в руке. Гроувс вопросительно взглянул на Рейнольдса. -- Они стояли рядом,-- зашептал Рейнольдс.-- Меллори и Мария. Я сам видел. Они разговаривали. -- Ты в этом уверен? -- Бог свидетель. Я видел их вместе, приятель. Он даже положил ей руку на плечо. Отойди скорее от окна. Мария идет. Не торопясь, но и не теряя времени, чтобы не возбудить подозрения Андреа и Миллера, они вернулись к столу. Скоро вошла Мария и, не говоря ни слова, прошла к огню, села рядом с Петаром и взяла его за руку. Через минуту-другую вернулся Меллори и уселся на матрас рядом с Андреа, который вынул изо рта сигару .и выжидательно посмотрел на Меллори. Тот, убедившись, что за ним не наблюдают, кивнул. Андреа снова сосредоточился на сигаре. Рейнольдс нерешительно посмотрел на Гроувса и сказал, обращаясь к Меллори: -- Может быть, организуем ночное дежурство, сэр? -- Дежурство? -- Меллори искренне удивился.-- Это еще зачем? Мы ведь в партизанском лагере, сержант, у наших друзей. Кроме того, вы имели возможность сами убедиться, что система охраны у них на высоте. -- Кто знает... -- Я знаю. Ложитесь спать. Рейнольдс упорствовал: -- Саундерс там один. Мне это не нравится... -- Он передает шифровку по моей просьбе. Это займет несколько минут, не больше. -- Но как же... -- Отставить разговоры! -- вмешался Андреа.-- Вы слышали, что сказал капитан? Но Рейнольдс уже распалился. Остановить его было просто невозможно. Раздражение и недовольство взяли верх над остальными чувствами. -- С какой стати я должен замолчать? Кто он такой, чтобы мне приказывать? Вместо того, чтобы указывать другим, посмотрел бы на себя сначала. Эта проклятая вонючая сигара никому не дает вздохнуть спокойно. Миллер неторопливо опустил томик стихов. -- По поводу сигары я с вами абсолютно согласен, молодой человек. Но прошу вас не забывать, что вы обращаетесь к человеку в звании полковника. Миллер снова погрузился в чтение. Несколько мгновений Рейнольдс и Гроувс изумленно смотрели друг на друга, затем Рейнольдс поднялся и обратился к Андреа. -- Сэр, я очень сожалею. Я действительно не представлял себе... Андреа примирительно махнул рукой и взялся за сигару. Несколько минут все молчали. Мария склонила голову на плечо Петару и, судя по всему, спала. Миллер прикрыл глаза и покачал головой, выражая таким образом наслаждение поэтическим изыском прочитанного. Затем он отложил книгу в сторону и поглубже забрался в спальный мешок. Андреа погасил сигару и последовал его примеру. Меллори уже спал. Гроувс улегся, и Рейнольдс остался сидеть за столом в одиночестве, устало подперев голову руками. Минут пять он полудремал в этой позе, потом рывком поднялся и взглянул на часы. Подошел к Меллори и растолкал его. Меллори недовольно открыл глаза. -- Двадцать минут прошло,-- в голосе Рейнольдса звучала тревога.-- Уже двадцать минут, как Саундерс ушел. -- Ну и что? -- терпеливо разъяснял Меллори.-- За двадцать минут он мог только связаться с центром, а ему еще надо передать радиограмму. -- Конечно, сэр. Разрешите проверить обстановку? Меллори устало кивнул и закрыл глаза. Рейнольдс прихватил автомат и вышел из барака, тихо прикрыв за собой дверь. Сняв затвор с предохранителя, он быстрым шагом направился к радиобараку. Окно Саундерса все еще светилось. Рейнольдс попытался заглянуть внутрь, но не смог ничего разглядеть за замерзшим стеклом. Он подошел к двери. Она была слегка приоткрыта. Он приподнял автомат, опустил палец на спусковой крючок и раскрыл дверь настежь так, как это обычно делают морские пехотинцы, врываясь в помещение,-- резким ударом правой ноги. В комнате не было никого. Никого, кто мог бы представлять опасность для Рейнольдса. Медленно опустив автомат, он вошел внутрь. То, что он увидел, привело его в шоковое состояние. Сидящий за передатчиком Саундерс завалился на стол, неестественно повернув голову вбок. Руки его безжизненно повисли. На спине, между лопаток, торчала рукоятка ножа. Рейнольдс инстинктивно отметил, что крови не было. Смерть наступила мгновенно. Сам передатчик представлял собой бесформенную груду искореженного металла. Восстановить его было, очевидно, невозможно. Рейнольдс осторожно приблизился к Саундерсу и тронул его за плечо. Тело как будто дернулось и, потеряв равновесие, медленно сползло со стола и с глухим стуком упало на пол, перекатилось на спину и застыло. Рейнольдс склонился над ним, глядя на посеревшее лицо, еще недавно покрытое загаром, на безжизненные мутные глаза, устремившиеся в пустоту. Он резко поднялся и выбежал на улицу. В гостинице все спали. Рейнольдс подошел к лежащему Меллори и с силой потряс его за плечо. Меллори дернулся, недовольно открыл глаза и приподнялся на локте. -- Вы говорили, что мы среди друзей! -- в хриплом голосе Рейнольдса от негодования проскальзывали звуки, подобные шипенью змеи.-- Мы здесь в безопасности, так вы сказали. О Саундерсе незачем беспокоиться, верно? Вы знаете, что говорите, так вы сказали? Черта с два вы знаете! Меллори промолчал. Он резко поднялся. На лице его не было и тени сонливости. -- Саундерс? -- быстро спросил он. Рейнольдс кивнул. -- Я думаю, вам лучше пойти со мной. Не говоря ни слова, они вышли из барака, пересекли территорию лагеря и вошли в радиорубку. Меллори дошел только до двери и остановился. Секунд десять, которые показались Рейнольдсу вечностью, он молча смотрел на Саундерса и разбитый вдребезги передатчик. Лицо его сохраняло непроницаемое выражение. Это показалось Рейнольдсу обидным, и он взорвался: -- Вы что, так и собираетесь всю ночь здесь стоять? Вы намерены что-нибудь предпринять или нет, черт возьми? -- Любая пчела может ужалить один раз в жизни,-- задумчиво произнес Меллори.-- Прошу вас впредь не говорить со мной таким тоном. Что я должен делать, по-вашему? -- Как это, что? -- Рейнольдс пытался взять себя в руки.-- Найти сукина сына, который это сделал. -- Найти его будет нелегко,-- заключил Меллори.-- Я бы даже сказал, невозможно. Если убийца из лагеря, то он благополучно вернулся на свое место. Если он пришел из леса, то сейчас он уже далеко и с каждой секундой удаляется от нас все дальше. Пойдите разбудите Андреа, Миллера и Гроувса. Пусть придут сюда. Затем оповестите о случившемся майора Брозника. -- Я расскажу им, что случилось,-- с горечью сказал Рейнольдс.-- И еще я скажу, что этого бы не произошло, если бы вы меня послушались. Но ведь вы этого не сделали, верно? -- Я был не прав в отличие от вас. А теперь выполняйте приказ. Рейнольдс помедлил. Он был явно на грани срыва. Негодование и недоверие сменяли друг друга на его возбужденном лице. Однако что-то во взгляде Меллори заставило его взять себя в руки. Он недовольно кивнул, повернулся кругом и вышел. Меллори подождал, пока он скроется за углом, достал фонарик и начал внимательно изучать покрытую ледяной коркой поверхность снега у входа в барак. Внезапно что-то привлекло его внимание. Он присел на корточки и наклонился, поднеся фонарик вплотную к земле. След был едва заметным. Отпечаталась только передняя часть подошвы правого ботинка. Но рисунок был отчетливо виден: три расположенных друг под другом уголка. Верхний уголок был наполовину стерт. Меллори быстро пошел в сторону леса и обнаружил еще два таких же отпечатка на снегу, пока ледяной наст не уступил место мерзлой земле, такой твердой, что даже колеса автомобиля не оставили бы на ней следов. Меллори вернулся назад, аккуратно затерев носком ботинка все три обнаруженных им отпечатка. Скоро появились Рейнольдс, Андреа, Миллер и Гроувс. Майор Брозник со своими людьми подошел чуть позже. Они внимательно обследовали радиорубку в надежде обнаружить улики, но их не было. Скрупулезно, стараясь ничего не упустить, они осмотрели снег вокруг барака, но никаких подозрительных следов не обнаружили. Получив мощное подкрепление из нескольких десятков заспанных партизан, они немедля приступили к осмотру всех строений лагеря и окрестностей. Ничего обнаружить так и не удалось. -- Надо объявить отбой,-- произнес наконец Меллори.-- Похоже, ему удалось уйти. -- Вероятно,-- согласился майор Брозник. Он был очень расстроен и сердит. Ему казалось невероятным, чтобы такое случилось в его лагере.-- Надо будет удвоить число дозорных на оставшуюся ночь. -- Не имеет смысла,--сказал Меллори.--Наш приятель не вернется. -- "Не имеет смысла",-- передразнил его Рейнольдс.-- То же самое вы говорили по поводу бедняги Саундерса. А где он теперь? Мирно спит в своей постели? Черта с два! Он на том свете! И незачем говорить, будто... Андреа угрожающе заворчал и двинулся навстречу Рейнольдсу. Но Меллори жестом остановил его: -- Конечно, вы здесь командир и вам решать, майор,-- произнес Меллори.-- Простите, что не дали вам и вашим людям спать. Увидимся утром,-- он невесело улыбнулся. -- Благо, ждать осталось недолго.-- Он повернулся, чтобы уйти, но вдруг на его пути возник Гроувс. Тот самый Гроувс, чье благодушие обычно так выгодно отличало его от Рейнольдса, теперь был вне себя от ярости. -- Выходит, он просто так ушел в дело с концом? Смылся, исчез навеки и все? Меллори задумчиво посмотрел на него и сказал: -- Не думаю. Я бы так не сказал. Скоро мы его найдем. -- Скоро? Еще до того, как он умрет от старости? Андреа посмотрел на Меллори. -- Через двадцать четыре часа? -- Скорее. Андреа кивнул, и они с Меллори зашагали к гостинице. Рейнольдс и Гроувс проводили их взглядом и, тяжело вздохнув, мрачно переглянулись. -- Вы только посмотрите на них! Идут и мирно беседуют, словно ничего не случилось с беднягой Саундерсом.-- Гроувс покачал головой,-- Им наплевать. Им абсолютно все равно! -- Я бы так не сказал,--вмешался стоящий рядом Миллер.-- Они делают вид, будто им все равно, а это не одно и то же. -- Лица, словно деревянные маски,-- в сердцах добавил Рейнольдс.-- Они даже не сказали, что им жаль Саундерса! -- Видите ли, -- терпеливо произнес Миллер, -- разные люди по-разному реагируют на одинаковые обстоятельства. Я согласен, что в подобной ситуации скорбь и негодование естественны, но если бы Меллори и Андреа тратили время и силы на подобную реакцию по каждому такому поводу, от них давно бы ничего не осталось. Поэтому они предпочитают действовать. И убийца вашего друга неминуемо получит свое. Возможно, вы не обратили внимания, но смертный приговор ему только что прозвучал. -- Откуда вы знаете? -- недоверчиво спросил Рейнольдс. Он кивнул в сторону Меллори и Андреа, которые как раз входили в барак.-- Они об этом и еловом не обмолвились. -- Телепатия. -- Что это значит? -- Долго рассказывать,-- устало заметил Миллер. -- Напомните мне утром. ГЛАВА 6. ПЯТНИЦА. 08.00--10.00 Раскидистые заснеженные кроны высоких сосен, окружавших лагерь майора Брозника, переплетаясь, накрывали поляну почти непроницаемым покровом, сквозь который лишь коегде кусочками проглядывало небо. Даже в солнечный летний полдень внизу был полумрак, а пасмурным ранним утром, спустя лишь час после восхода солнца, в лагере было почти невозможно отличить день от ночи. В столовой, где команда Меллори и майор Брозник завтракали, было настолько темно, что две коптящие керосиновые лампы не рассеивали мрак, а, скорее, сгущали его. Сумрак комнаты как нельзя лучше соответствовал настроению сидящих за столом. Они ели молча, низко опустив головы, не глядя друг на друга. То, что произошло предыдущей ночью, растревожило всех,, но особенно Рейнольдса и Гроувса, на лицах которых застыло выражение негодования и скорби по убитому Саундерсу. Они так и не притронулись к еде. Довершал невеселую картину более чем скудный утренний рацион партизанской столовой. Две симпатичные партизанки, призванные под знамена маршала Тито прямо со школьной скамьи, поставили перед каждым по тарелке "поленты", весьма неаппетитного блюда из овсянки, и по стакану ракии, местной водки, отличающейся резким запахом и необычайной крепостью. Миллер поковырял ложкой в тарелке без всякого энтузиазма. -- Ну, ну,--пробурчал он себе под нос.-- Это что-то новенькое. -- Больше ничего нет,-- извиняющимся тоном сказал Брозник. Он опустил ложку и отодвинул от себя тарелку.-- Кусок в горло не лезет. Подумать только! Все подходы к лагерю охраняются, и тем не менее убийца оказался здесь. Может быть, ему и не пришлось обходить посты, может быть, он уже находился в лагере? Предатель среди нас, и я бессилен его обнаружить! Просто в голове не укладывается. Все молчали и избегали смотреть на Брозника, по тону которого легко угадывалось его подавленное состояние. Андреа, с аппетитом опустошивший свою тарелку, с сожалением смотрел на нетронутые тарелки Рейнольдса и Гроувса. Перевел вопросительный взгляд на сержантов. Они кивнули, Андреа протянул руку и передвинул тарелки к себе. В мгновенье ока они остались пустыми. Рейнольдс и Гроувс смотрели на Андреа, широко раскрыв глаза, не столько потрясенные непритязательностью его вкуса, сколько неспособные понять, как может человек с таким аппетитом поглощать пищу всего несколько часов спустя после убийства одного из своих товарищей. Миллер тоже посмотрел на Андреа с нескрываемым ужасом и, попробовав еще немного своей "поленты", отложил ложку, брезгливо сморщив нос. Он с удивлением отметил, как Петар неловко орудовал ложкой, не снимая с плеча гитары. -- Он что -- никогда не расстается с этой проклятой гитарой? -- с раздражением спросил Миллер. -- Бедняжка,-- тихо сказал Брозник.-- Так мы его зовем. Слепой бедняжка. Он с гитарой не расстается, всегда ее с собой носит. Даже спит с ней, разве вы не обратили внимания этой ночью? Ему эта гитара дороже жизни. Несколько недель тому назад один из наших парней, шутки ради, попробовал отнять ее у него. Так Петар, не смотрите, что слепой, чуть его не убил! -- Ему, должно быть, медведь на ухо наступил,-- заметил Миллер.-- Более расстроенной гитары я в жизни не слышал. Брозник слегка улыбнулся. -- Согласен. Но неужели вы не понимаете? Он ощущает ее близость. Она принадлежит только ему. Это все, что у него осталось в мире кроме мрака и пустоты. Наш бедняжка. -- По крайней мере, мог бы ее настроить,-- пробурчал Миллер. -- Я понимаю ваши благие намерения, мой друг. Вы хотите отвлечь нас от тяжелых мыслей, но, к сожалению, это невозможно. -- Брозник повернулся к Меллори. -- Как невозможно и то, что вы задумали, -- освободить захваченных связных и нейтрализовать немецкую контрразведку. Это безумие, чистой воды безумие! Меллори махнул рукой. -- Взгляните на себя. Провианта нет. Пушек нет. Транспорта нет. Есть винтовки, но к ним нет патронов. Нет лекарств. Танков нет, самолетов. Надежды нет, а вы продолжаете борьбу. Разве это не безумие? -- Ну что ж.-- Брозник улыбнулся, подвинул к Меллори бутылку ракии. Подождал, пока он нальет себе стакан.-- Выпьем за безумцев! -- Я только что беседовал с майором Стефаном на западном перевале,-- сказал генерал Вукалович,-- Он считает, что мы все сошли с ума. Что вы на это скажете, полковник Ласло? Человек, лежащий в укрытии рядом с Вукаловичем, опустил бинокль. Это был загорелый здоровяк средних лет с потрясающими иссиня-черными усами, как будто намазанными гуталином. Задумавшись на мгновение, он сказал: -- Он, без сомнения, прав, генерал. -- Ваш отец -- чех,-- возразил Вукалович.-- А ведь чехи всегда отличались благоразумием. -- Он родом с Высоких Татр,-- объяснил Ласло.-- А там все сумасшедшие. Вукалович улыбнулся, поудобней устроился и, подняв к глазам бинокль, начал внимательно осматривать местность сквозь расщелину в камнях. Метрах в пятидесяти от них каменистый горный склон переходил в узкое, не более ста метров в ширину, покрытое травой плато. Эта зеленая полоска протянулась с запада на восток, насколько хватало глаз. С юга плато крутым обрывом спускалось к широкой и быстрой реке. Вода в реке была специфического бело-зеленого цвета, столь характерного для альпийских рек. Зеленоватая ледяная вода здесь и там вскипала белыми бурунами. Прямо напротив того места, где лежали Вукалович и Ласло, река была перегорожена мостом -- внушительной стальной конструкцией, покрашенной в те же бело-зеленые цвета. На той стороне реки, к югу от берега, полого поднимался поросший травой склон, дальше, метров через пятьдесят, вставал густой сосновый лес. На опушке леса, под кронами сосен, можно было различить тускло поблескивающие силуэты танков. Дальше за лесом возвышались величественные горные вершины, покрытые ослепительно сверкающим под ярким солнцам снегом. Вукалович опустил бинокль и тяжело вздохнул. -- Как вы думаете, сколько там может быть танков? -- Сам бы хотел знать.-- Ласло виновато развел руками.-- Может, десять, а может, и двести. Представления не имеем. Мы посылали разведчиков. И не раз. Но они не вернулись. Возможно, их снесло течением, когда они пытались перебраться через Неретву.-- Он взглянул на Вукаловича и задумался.-- Вы не знаете, откуда немцы готовят атаку: со стороны западного перевала, через ущелье Зеницы или здесь, через мост? Вукалович отрицательно покачал головой. -- Но вы полагаете, что ждать осталось недолго? -- Совсем недолго.-- Вукалович в сердцах стукнул кулаком по земле.-- Неужели невозможно уничтожить этот чертов мост? -- Пять раз его бомбили,-- мрачно сказал Ласло.-- На сегодняшний день сбито двадцать семь самолетов. Вдоль Неретвы установлено две сотни зениток, а ближайшая база "мессершмиттов" всего в десяти минутах лету. Радары немецкой береговой охраны ловят английских бомбардировщиков, как только они появляются над побережьем. А когда они долетают сюда, "мессершмитты" уже тут как тут. Кроме того, не забывайте, что мост с двух сторон упирается в скалы. -- То есть годится только прямое попадание? -- Прямое попадание в цель семи метров шириной с высоты в три тысячи метров практически невозможно. К тому же цель так умело замаскирована, что вы и с земли не обнаружите ее уже с пятисот метров. Дважды невыполнимая задача. -- Мы тоже не сможем его взорвать,-- уныло сказал Вукалович. -- Не сможем. Последнюю попытку мы предприняли позапрошлой ночью. -- Вы пытались взорвать мост? Но ведь я приказал вам не рисковать попусту. -- Вы посоветовали не рисковать, но я все думаю, что мне виднее. Они начали стрелять осветительными ракетами, когда наши отряды были еще на середине плато. Ну и началось... -- Можете не продолжать,-- перебил его Вукалович.-- Какие потери? -- Мы положили полбатальона. -- Полбатальона! А скажите мне, дорогой Ласло, что вышло бы в самом невероятном случае, доберись ваши люди до моста? -- У них были толовые шашки и ручные гранаты... -- А петард не было случайно? -- горько съязвил Вукалович.-- Пригодились бы для фейерверка. Этот мост сделан из стали и покоится на железобетонных опорах, приятель! Вам нечего было и пытаться! -- Так точно, генерал,-- Ласло отвел глаза.-- Наверное, вам придется отстранить меня от командования отрядом. -- Думаю, да.-- Вукалович внимательно посмотрел на усталое лицо полковника.-- И я наверняка бы сделал это, если бы не одно обстоятельство. -- Какое именно? -- Все имеющиеся в моем распоряжении командиры такие же сумасшедшие, как вы. А если немцы начнут атаку, скажем, этой ночью? -- Будем стоять до последнего. Мы -- югославы, и нам отступать некуда. Другого выхода нет. -- Нет другого выхода? Две тысячи человек с допотопными винтовками, изможденные и голодные, почти без боеприпасов против, может быть, двух образцовых немецких бронетанковых дивизий. И вы собираетесь драться. Никогда не поздно сдаться, вы меня понимаете... Ласло улыбнулся. -- При всем моем уважении к вам, генерал, должен заметить, что сейчас не время для шуток. Вукалович похлопал его по плечу. -- Мне тоже не смешно. Собираюсь посетить северо-восточные укрепления, в районе плотины. Посмотрим, насколько безумен полковник Янци. Кстати, полковник! -- Слушаю вас. -- Если начнется атака, я могу отдать приказ об отступлении. -- Отступление? -- Не сдача, а отступление. За которым, будем надеяться, лежит путь к победе. -- Я уверен: генерал знает, что говорит. -- Генерал не знает.-- Не обращая внимания на немецких снайперов на том берегу Неретвы, Вукалович поднялся во весь рост. -- Когда-нибудь слышали о некоем капитане Мел-лори? Кейт Меллори -- новозеландец, это имя вам ни о чем не говорит? -- Нет,-- быстро сказал Ласло. Помедлил, потом добавил: -- Хотя постойте... Не тот ли это парень, который лазил по горам? -- Тот самый. Хотя, как мне дали понять, это не единственное его занятие.-- Вукалович почесал подбородок.-- Если то, что я слышал о нем, правда, то его без сомнения можно назвать весьма одаренным человеком. -- А причем здесь этот вундеркинд? -- с любопытством спросил Ласло. -- Дело вот в чем,-- Вукалович вдруг посерьезнел, даже погрустнел.-- Когда все идет прахом и не остается последней надежды, всегда есть единственный в мире человек, который может тебе помочь. Ты можешь не знать, кто он, где он, но он обязательно существует. Во всяком случае, так говорят. -- Совершенно верно,-- вежливо согласился Ласло.-- Но Кейт Меллори причем? -- Перед сном буду молиться за него. Вам тоже советую. -- Слушаюсь. А за нас можно помолиться? -- Тоже неплохая мысль,-- сказал Вукалович. Поросшие лесом склоны холма, подступающего к лагерю майора Брозника, крутые и скользкие. Подъем был нелегким, копыта лошадей скользили, приходилось напрягать все силы, чтобы удержаться в седле. Однако неудобства ощущали далеко не все всадники. Партизанам, сопровождавшим группу Меллори, подобный подъем был не в новинку, они чувствовали себя в седле, как дома. Мерно попыхивающий своей мерзкой сигарой, Андреа тоже, по-видимому, не испытывал затруднений в отличие от своих товарищей. Эта деталь, подмеченная Рейнольдсом, лишний раз подкрепила зреющие в его душе мрачные подозрения. Он не сдержался: -- Ваше недомогание за ночь как рукой сняло, полковник Ставрос, сэр! -- Зовите меня Андреа.-- Он вынул сигару изо рта.-- У меня бывают сердечные приступы. Как приходят, так и уходят.-- Сигара водрузилась на прежнее место. -- Это уж точно,-- тихо пробурчал Рейнольдс и в очередной раз подозрительно обернулся назад.-- Где же, черт возьми, Меллори? -- Где же, черт возьми, капитан Меллори,-- поправил Андреа. -- Пусть так, но где он? -- У руководителя экспедиции множество обязанностей,-- сказал Андреа.-- За многим надо присмотреть. Вероятно, этим он и занимается в данное время. -- Лучше бы помолчал,-- буркнул Рейнольдс. -- Что вы сказали? -- Ничего. Капитан Меллори, как правильно догадался Андреа, в этот момент был занят делом. Вместе с Брозником в его комнате они склонились над расстеленной на столе картой. Брозник ткнул пальцем в северную часть карты. -- Согласен. Это ближайшая из возможных посадочных площадок. Но она расположена очень высоко. В это время года снежный покров там не меньше метра. Есть и другие места, получше. -- Ни минуты не сомневаюсь,-- сказал Меллори.-- Чем дальше поле, тем оно зеленее, как говорится. Возможно, это относится и к летным полям. Но у меня нет времени их выбирать.-- Он решительно опустил палец на место, указанное до этого Брозником на карте.-- Мне необходима посадочная площадка здесь и только здесь. Она должна быть готова сегодня к ночи. Я был бы вам весьма признателен, если бы вы послали нарочного к Конжичу через час и позаботились о передаче моего запроса в штаб партизанских формирований в Дрваре. Брозник сухо заметил: -- Вы привыкли требовать невозможное, капитан Меллори. -- Ничего невозможного здесь нет. Потребуется всего лишь тысяча человек. Вернее, их ноги. Небольшая цена за семь тысяч человеческих жизней, не правда ли? -- Он вручил Брознику листок бумаги. -- Наша частота и код. Попросите, чтобы Конжич радировал как можно скорее. -- Меллори взглянул на часы. -- Я отстал от своих уже на двадцать минут. Надо спешить. -- Вы правы,-- согласился Брозник. Он помедлил, подыскивая подходящие слова, и неловко произнес: -- Капитан Меллори, я... я... -- Знаю. Не беспокойтесь. Правда, такие, как я, никогда не доживают до старости. Ума не хватает. -- Нам всем тоже.-- Брозник сжал руку Меллори.-- Сегодня я буду молиться за вас. Меллори помолчал, потом кивнул. -- Только молитесь подольше. Проводники-партизаны ехали впереди остальных, петляя между деревьями, вдоль пологого склона. Следом за ними, плечом к плечу, тряслись на низкорослых горных лошадках Андреа и Миллер, затем Петар, чью лошадь держала под уздцы Мария. Рейнольдс и Гроувс случайно или по какой-то другой причине отстали и тихо переговаривались. Гроувс задумчиво произнес: -- Интересно, о чем сейчас говорят Меллори с майором? Рейнольдс горько скривил губы: -- Лучше бы нам этого не знать. -- Может быть, ты и прав, хотя это ничего не меняет.-- Гроувс помолчал, потом продолжил: -- Брозник -- мужик что надо. Это сразу видно. -- Возможно. А Меллори? -- Да и Меллори не хуже. -- Не хуже? -- Рейнольдс был вне себя.-- Боже правый, я же тебе говорил! Я его собственными глазами видел с этой...-- Он презрительно кивнул в сторону Марии, ехавшей метрах в двадцати от них.-- Эта девчонка влепила ему -- и еще как влепила -- в лагере Нойфельда, и вдруг после этого я вижу, как они воркуют, словно голубки, рядом с домом Брозника. Тебе не кажется это странным? Сразу после этого Саундерса зарезали. Совпадение? Знаешь, Гроувс, Меллори запросто сам мог это сделать. У девчонки тоже было достаточно времени для этого, прежде чем она встретилась с Меллори. Разве что у нее не хватило бы сил всадить человеку нож в спину по самую рукоять. Но у Меллори было достаточно и сил, и времени, да и ситуация была подходящая, когда он относил эту чертову радиограмму Саундерсу. Гроувс возразил: -- Но зачем, скажи на милость, ему это надо? -- Брозник передал ему какую-то срочную информацию. Меллори необходимо было сделать вид, будто информация передана в Италию. Но, может быть, именно этого он меньше всего хотел. И нашел единственный доступный для себя выход, а потом разбил передатчик, чтобы никто не смог им воспользоваться в дальнейшем. Видимо, поэтому он и отговаривал меня установить дежурство и пойти проведать Саундерса -- чтобы я не обнаружил его труп. В этом случае, с учетом фактора времени, подозрение автоматически падало на него. -- У тебя воображение разыгралось. Но логика рассуждений Рейнольдса явно произвела на Гроувса впечатление. -- А нож в спине Саундерса -- тоже плод моего воображения? Через полчаса Меллори догнал остальных. Он объехал Рейнольдса и Гроувса, которые не повернули головы, сосредоточенно глядя на дорогу, затем Марию и Петара, занятых тем же, и пристроился вслед Андреа и Миллеру. В таком порядке они еще около часа продирались сквозь чащу боснийского леса. Изредка на их пути попадались поляны, хранившие остатки человеческого обитания. Крошечные деревеньки, хутора. Но жизнь их покинула, они были пусты. Все так же зеленела трава, шумели величественные деревья, пели птицы, но на месте непритязательных жилищ трудолюбивых горцев мрачно дымились почерневшие груды обгорелых бревен. В воздухе стоял терпкий запах дыма, запах горя, смерти и разрушения, которые принесла на эту землю жестокая война. Кое-где попадались маленькие, сложенные из камней хижины, на которые, видимо, пожалели взрывчатки и бензина, но все остальное было безжалостно уничтожено. В первую очередь уничтожили, вероятно, церкви и школы. От деревенской больницы не осталось буквально ничего, кроме нескольких покореженных скальпелей и пинцетов. Остальное гитлеровцы сровняли с землей. Меллори ужаснулся, представив, что произошло с больными. Однако его больше не удивляла цифра в 350 000 человек, названная капитаном Дженсеном. Если принять в расчет женщин и детей, то получится, что под знамена маршала Тито встало не меньше миллиона добровольцев. Даже тем, кто не горел жаждой мести и патриотическими чувствами, просто некуда было больше идти. У этих людей буквально ничего не осталось. Им нечего было терять, кроме собственной жизни, которую они, кажется, не очень высоко ценили. Зато, уничтожив врага, они приобретали все. "Будь я на месте немецкого солдата, назначение в Югославию меня не очень обрадовало бы,-- подумал Меллори.-- Эту войну вермахту никогда не выиграть. Солдатам из Западной Европы бессмысленно бороться со свободолюбивыми горцами". Едущие впереди партизаны не смотрели по сторонам, проезжая останки деревень своих почти наверняка погибших соплеменников. Им незачем смотреть, понял вдруг Меллори. Каждому сполна хватало собственных воспоминаний. Если бы чувство жалости к врагу было ему знакомо, в эти минуты Меллори пожалел бы немцев. Постепенно извилистая лесная тропинка уступила место неширокой, но плотно укатанной дороге. Один из партизан вскинул руку, предлагая остальным остановиться. -- Судя по всему, нейтральная полоса,-- заключил Меллори.-- По-моему, именно здесь нас высадили из грузовика утром. Догадка Меллори оказалась верной. Партизаны заулыбались, помахали руками, прокричали какую-то тарабарщину на прощание и, пришпорив лошадей, двинулись в обратном направлении. Семеро оставшихся, с Меллори и Андреа впереди и двумя сержантами в конце колонны, двинулись вниз по дороге. Снегопад прекратился, и сквозь редкие облака засветило солнце. Внезапно Андреа, поглядывающий по сторонам, тронул Меллори за рукав. Меллори посмотрел туда, куда указывал Андреа. За редеющими соснами, сбегающими вниз по склону, вдалеке виднелась ярко-зеленая полоска. Меллори повернулся в седле. -- Спускаемся вниз. Надо взглянуть, что там такое. Из леса не выходить! Лошади медленно двинулись вниз по скользкому склону. Не доезжая десяти ярдов до края леса, всадники по знаку Меллори спешились и, прячась за стволами деревьев, а в конце ползком, добрались до опушки. Там они залегли, прячась между корней огромных сосен. Меллори достал бинокль и протер запотевшие стекла. Ярдах в трехстах ниже проходила граница снежного покрова. За полосой бурой, беспорядочно покрытой валунами земли зеленела чахлая травка. Еще ниже видна была покрытая гравием дорога. В удивительно хорошем для этих мест состоянии, заметил Меллори. Ярдах в ста от дороги, параллельно ей, была проложена узкоколейка. Ржавая, заросшая травой. Ею, видимо, давно не пользовались. Сразу за узкоколейкой земля обрывалась к узкому извилистому озеру, противоположный берег которого отвесной, каменной стеной поднимался к заснеженным вершинам. Со своего наблюдательного поста Меллори отчетливо видел крутой поворот озера. Оно было неправдоподобно красиво: под ярким весенним солнцем блестело и искрилось, как изумруд. На гладкой поверхности под порывами ветра возникала рябь, и тогда изумрудный цвет сменялся лазурным. В ширину озеро было не более четверти мили, но длина его исчислялась многими милями. Длинный правый рукав, причудливо извиваясь между гор, уходил к востоку. Левый рукав, начинающийся от поворота к югу, упирался в бетонное тело плотины, перегородившей узкое ущелье с отвесными каменными стенами, почти смыкающимися наверху. Невозможно было отвести взор от зеркальной изумрудной поверхности, на которой отражались заснеженные горы. -- Да...-- тихо сказал Миллер,-- красота! Андреа смерил его невыразительным взглядом и снова принялся осматривать озеро. У Гроувса любопытство возобладало над неприязнью. -- Что это за озеро, сэр? Меллори опустил бинокль. -- Представления не имею. Мария! -- Она не ответила.-- Мария! Что это за озеро? -- Неретвинское водохранилище,-- нехотя сказала она.-- Самое большое в Югославии. -- Стратегически важный объект? -- Очень важный. Тот, в чьих руках водохранилище, контролирует всю Центральную Югославию. -- Насколько я понимаю, оно в руках немцев? -- Да. Оно в наших руках.-- Она не сдержала довольной улыбки.-- Мы, то есть немцы, полностью контролируем все подходы к озеру. С двух сторон оно зажато скалами. На дальнем восточном конце есть только один мост через ущелье, и он охраняется круглые сутки. Так же, как и сама плотина. К ней можно добраться только одним путем -- по стальной лестнице, закрепленной на скале под плотиной; Меллори сухо заметил: -- Ценная информация. Особенно для команды диверсантов. Но у нас есть более срочные дела: Пошли! -- Он посмотрел на Миллера, который понимающе кивнул и двинулся вверх по склону. Двое сержантов и Мария с братом последовали за ним. Меллори и Андреа на минуту задержались. -- Интересно, как она выглядит,-- пробормотал Меллори. -- Что именно? -- спросил Андреа. -- Другая сторона плотины. -- А лестница в скале? -- И лестница в скале тоже. С того места, где лежал генерал Вукалович,-- на вершине западной стороны ущелья Неретвы -- ему открывался прекрасный вид на закрепленную в скале лестницу. Хорошо была видна и вся внешняя стена плотины, спускавшаяся глубоко вниз, ко дну ущелья, по которому спешила река, вырвавшись из выходных отверстий в теле дамбы. Несмотря на впечатляющую высоту, плотина была неширокой -- не более тридцати ярдов в самой верхней своей части. На самой плотине, со стороны восточного берега, на небольшом возвышении стояло здание управления станции и два небольших строения, в которых, судя по количеству солдат, патрулирующих дамбу, располагалась охрана. Стены ущелья поднимались вертикально футов на тридцать выше домов, а затем зловеще зависали над плотиной. От здания управления ко дну ущелья вела зигзагообразная стальная лестница, закрепленная в теле скалы металлическими скобами. Она была выкрашена в ярко-зеленый цвет. От основания лестницы, вдоль берега реки, по дну ущелья вилась узкая тропинка. Ярдов через сто она обрывалась -- там стена ущелья была рассечена глубокой ложбиной -- следом от оползня, сошедшего здесь в незапамятные времена. Через реку был перекинут подвесной мост, от которого тропинка шла дальше вниз по течению, но уже по правому берегу. Мост был далеко не новым и грозил рухнуть под собственной тяжестью в бурные воды Неретвы. Но поражало совсем не это. Казалось, что место для него было подобрано человеком, находившимся не в ладах со здравым смыслом. Прямо над мостом на краю ложбины завис огромный валун. Его угрожающий вид не позволил бы замешкаться даже самому хладнокровному смельчаку, решившему перебраться через реку. На самом же деле другого места для моста просто не было. Каменистая тропа, вьющаяся от моста по западному берегу, доходила до массивного мыса и там обрывалась, чтобы появиться снова на восточном берегу. По-видимому, в этом месте предполагалось пересекать реку вброд. Но быстрое течение и скользкие камни вызывали законное сомнение в удачном исходе столь рискованной процедуры. Генерал Вукалович опустил бинокль и повернулся к человеку, расположившемуся рядом. -- На восточном фронте все спокойно, не так ли, полковник Янци? -- спросил он с улыбкой. -- На восточном фронте тишина,-- согласился Янци. Это был небольшого роста человек с круглой смешливой физиономией, плутовским блеском в глазах и совершенно не вяжущейся с его обликом седой шевелюрой.-- Вот на северном фронте ситуация совсем не такая благополучная. Улыбка исчезла с лица Вукаловича, когда он направил бинокль на север. Километрах в пяти в ярких лучах утреннего солнца отчетливо виднелась густо поросшая лесом Клеть Зеницы. За эту долину уже несколько недель шли ожесточенные бои между обороняющимися партизанами под командованием полковника Янци и наступающими частями 11-го армейского корпуса германской армии. Время от времени над лесом поднимались столбы дыма, собираясь в темные тучи на безоблачном голубом небе. Непрерывный треск винтовочных выстрелов сопровождался тяжело ухающими артиллерийскими залпами. Вукалович опустил бинокль и задумчиво посмотрел на Янци. -- Небольшое послабление перед атакой? -- А что же еще? Готовят последний удар. -- Сколько у них танков? -- Трудно сказать наверняка. Мы считаем, что около ста пятидесяти. -- Значит, сто пятьдесят! -- Это сведения моих штабистов. Кроме того, они считают, что среди них не меньше пятидесяти "тигров". -- Дай Бог, чтобы ваши штабисты ошиблись.-- Вукалович устало потер покрасневшие от бессонницы глаза. За последние две ночи ему так и не удалось прилечь.-- Пойдемте посмотрим, сколько нам удастся насчитать. Мария и Петар ехали впереди, а Рейнольдс и Гроувс подчеркнуто держались особняком и отстали от остальных ярдов на пятьдесят. Меллори, Андреа и Миллер ехали рядом по узкой дороге, почти касаясь друг друга. Андреа задумчиво посмотрел на Меллори. -- Есть какие-нибудь идеи по поводу смерти Саундерса? Меллори покачал головой. -- Спроси о чем-нибудь попроще. -- Что было в радиограмме, которую он должен был отправить? -- Отчет о нашем успешном прибытии в лагерь Брозника. Больше ничего. -- Психопат,-- заключил Миллер.-- Я имею в виду того парня с ножом. Только психопат может зарезать из-за такой мелочи. -- Возможно, он ошибался и совсем по другой причине пошел на убийство,-- задумчиво сказал Меллори.-- Он мог считать, что это послание другого рода. -- Другого рода послание? -- Миллер вскинул брови одному ему известным способом.-- А что же там могло...-- Тут он поймал взгляд Андреа и запнулся, видимо, раздумав продолжать. Вместе с Андреа они с любопытством наблюдали за Меллори, который был погружен в тяжелые раздумья. Это длилось недолго. С видом человека, который пришел, наконец, к важному решению, Меллори встрепенулся, поднял голову и крикнул Марии, веля остановиться. Вместе они подождали Рейнольдса с Гроувсом. -- У нас есть несколько вариантов дальнейших действий,-- сказал Меллори,-- не знаю, лучший или худший из них я выбрал, но у меня созрело решение.-- Он улыбнулся.-- Надеюсь, что лучший, ибо только так мы можем самым быстрым образом выбраться отсюда. Я переговорил с майором Брозником и выяснил необходимое. Он сказал мне... -- Добыли информацию для Нойфельда, выходит? -- Если Рейнольдс и пытался скрыть презрительные нотки, то у него это плохо получалось. -- К чертям Нойфельда,-- спокойно сказал Меллори.-- Партизанским разведчикам удалось обнаружить, где содержатся четверо связных, захваченных гитлеровцами. -- Они это узнали? -- спросил Рейнольдс.-- Почему же они сами ничего не предпринимают? -- По вполне понятной причине. Пленники находятся на немецкой территории, высоко в горах. Их держат в охраняемом, неприступном блокгаузе. -- А что же мы можем сделать с этими пленниками в неприступном блокгаузе? -- Все просто,-- сказал Меллори и уточнил: -- Теоретически все просто. Мы их освобождаем и этой ночью отбываем отсюда к своим. Рейнольдс и Гроувс уставились сначала на Меллори, потом друг на друга с откровенным недоумением. Андреа и Миллер предпочитали ни на кого не смотреть. -- Вы спятили! -- с уверенностью сказал Рейнольдс. -- Вы спятили, сэр,-- неодобрительно поправил его Андреа. Рейнольдс непонимающе посмотрел на Андреа, потом вновь обратился к Меллори. -- Вы действительно сошли с ума! -- настаивал он.-- Куда мы можем отсюда деться? -- Домой. В Италию. -- В Италию! -- Рейнольдсу потребовалось не менее десяти секунд, чтобы переварить информацию. Он продолжал с издевкой: -- Я полагаю, мы отправимся туда на самолете? -- Плыть далековато, даже для такого спортивного молодого человека, как вы. Конечно, самолетом, как же еще? -- Полетим? -- Гроувс был, похоже, слегка ошарашен. -- Полетим. В десяти километрах отсюда, высоко в горах, есть плато. Эта местность контролируется партизанами. Сегодня, в девять вечера, туда прилетит самолет. Как часто поступают люди, не уловившие смысла сказанного, Гроувс повторил услышанное в виде вопроса: -- Сегодня, в девять вечера, туда прилетит самолет? Вы только что об этом договорились? -- Каким образом? У нас нет передатчика. Недоверчивая мина Рейнольдса полностью соответствовала его тону: -- Но как вы можете быть уверены, что он будет там именно в девять вечера? -- Потому что, начиная с шести часов вечера сегодняшнего дня и в течение всей следующей недели, если понадобится, каждые три часа над плато будет появляться английский бомбардировщик. Меллори пришпорил коня, и они тронулись в путь. Рейнольдс и Гроувс, как обычно, пристроились в хвосте отряда. Некоторое время Рейнольдс буравил спину Меллори сердитым взглядом, затем повернулся к Гроувсу. -- Ну-ну. Интересно получается. Мы случайно оказываемся в лагере Брозника, он случайно узнает о том, где содержатся связные. Над неким аэродромом, в некое время оказывается самолет, о чем нам тоже случайно становится известно. А я наверняка знаю, что никаких высокогорных аэродромов здесь нет и не было. Тебе это не кажется странным? Или ты предпочитаешь продолжать слепо верить тому, что он нам говорит? По несчастному лицу Гроувса было видно, что у него и в мыслях такого не было. -- Что же нам делать? -- Быть бдительными. Ярдах в пятидесяти впереди них Миллер прокашлялся и тихо сказал, обращаясь к Меллори: -- Похоже, что Рейнольдс не доверяет вам, как прежде, сэр. Меллори сухо ответил: -- Ничего удивительного. Ведь он считает, что я убил Саундерса. На этот раз переглянулись Миллер и Андреа. Их обычно непроницаемые лица выражали крайнюю степень недоумения. ГЛАВА 7. ПЯТНИЦА. 10.00--12.00 В полумиле от лагеря Нойфельда их встретили четники с капитаном Дрошным во главе. Нельзя сказать, чтобы Дрошный был рад их видеть, но поддерживать холодный нейтралитет ему удавалось, хотя, наверное, не без усилий. -- Значит, все-таки вернулись? -- Как видите,-- ответил Меллори. Дрошный перевел взгляд на лошадей. -- Путешествуем с комфортом. -- Подарок нашего приятеля -- майора Брозника.-- Меллори усмехнулся.-- Он считает, что мы так быстрее доберемся до Конжича. Похоже, что Дрошному было наплевать на то, что считает майор Брозник. Он кивнул головой, пришпорил коня и рысцой двинулся к лагерю. Не успели они спешиться, как Дрошный повел Меллори в резиденцию Нойфельда. Прием Нойфельда тоже нельзя было назвать радушным. Правда, в отличие от Дрошного, ему удалось изобразить на лице подобие улыбки. Он не скрывал своего удивления. -- Откровенно говоря, капитан, я не надеялся больше вас увидеть. Слишком уж много было, скажем так... отягчающих обстоятельств. Тем не менее я рад нашей встрече. Ведь вы без информации не вернулись бы, верно? А теперь перейдем к делу, капитан Меллори. Меллори неодобрительно посмотрел на Нойфельда. -- Вы не производите на меня впечатление надежного делового партнера, к сожалению. -- Вот как? -- вежливо переспросил Нойфельд.-- В каком смысле? -- Деловые партнеры друг друга не обманывают. Вы сказали, что войска Вукаловича приведены в боевую готовность. Так оно и есть. Но не для того, чтобы прорвать окружение, как вы утверждали, а для того, чтобы отразить решающее наступление немцев. Наступление, цель которого -- стереть их с лица земли раз и навсегда. Партизаны уверены, что оно начнется в самое ближайшее время. -- Видите ли, не мог же я выдавать вам наши военные секреты, которые вы могли бы, я повторяю, могли бы передать врагу. В то время у меня не было оснований безоговорочно доверять вам,-- резонно заметил Нойфельд.-- Вы же не настолько наивны, чтобы не понять этого. Откуда вы узнали о готовящемся наступлении? Кто снабдил вас информацией? -- Майор Брозник.-- Меллори улыбнулся.-- Он был очень откровенен со мной. Нойфельд подался вперед, лицо его застыло от напряжения. Пристально глядя в глаза Меллори, он произнес: -- Они не говорили вам, откуда ожидается наступление? -- Я запомнил только одно: мост через Неретву. Нойфельд с облегчением опустился на стул, глубоко вздохнул и, чтобы смягчить впечатление от дальнейшего, широко улыбнулся: -- Друг мой, не будь вы англичанином, дезертиром, изменником и спекулянтом наркотиками, то могли бы претендовать на Железный Крест. Кстати,-- заметил он вскользь,-- по сообщениям из Падуи, ваша версия о побеге из-под стражи подтвердилась. Значит, говорите, мост через Неретву? Вы уверены? Меллори был заметно раздражен: -- Если вы мне не доверяете... -- Ну что вы, что вы. Так просто, к слову пришлось.-- Нойфельд сделал паузу, затем тихо произнес: -- Мост через Неретву.-- В его устах это прозвучало словно заклинание. Дрошный тихо добавил: -- Мы так и подозревали. -- Ваши подозрения меня не интересуют,-- грубо перебил его Меллори.-- Поговорим о нас, если вы не против. Мы неплохо поработали, так вы сказали? Мы выполнили вашу просьбу и добыли необходимую информацию, верно? -- Нойфельд кивнул.-- Тогда помогите нам отсюда выбраться. И поскорее. Отправьте нас подальше за линию фронта. В Австрию или Германию, если угодно. Чем дальше отсюда, тем лучше. Вы понимаете, что будет с нами, если мы опять попадем к англичанам или югославам? -- Нетрудно догадаться,-- почти весело заметил Нойфельд.-- Но вы нас недооцениваете, мой друг. Безопасное место для вас уже готово. Шеф военной разведки в Северной Италии жаждет с вами познакомиться. Он считает, что вы могли бы оказаться ему весьма полезны. Меллори понимающе кивнул. Генерал Вукалович рассматривал в бинокль ущелье Зеницы -- узкую, густо поросшую лесом полоску земли, с двух сторон зажатую крутыми скалистыми склонами высоких гор. Между сосен легко угадывались силуэты танков 11-го армейского корпуса вермахта. Немцы даже не попытались замаскировать или спрятать их поглубже в лесу. Типично немецкая самоуверенность, горько усмехнулся Вукалович. Они не сомневаются в исходе готовящегося наступления. Он ясно видел фигурки солдат, суетящихся вокруг танков. Судя по непрекращающемуся гулу моторов, доносящемуся из леса, остальные танки маневрировали, выходя на вторые позиции для грядущей атаки. Мощные моторы "тигров" натужно ревели. Вукалович опустил бинокль, сделал несколько пометок карандашом на листке бумаги и углубился в арифметические подсчеты. Со вздохом отложил листок и повернулся к полковнику Янци, погруженному в аналогичные вычисления. Устало произнес: -- Принесите мои извинения своим штабистам, полковник. Они умеют считать ничуть не хуже меня. Обычные пиратская удаль и самонадеянная ухмылка капитана Дженсена куда-то исчезли. Невозможно было предположить, что столь благородные черты лица способна так исказить усталость. Нахмуренные брови и сосредоточенный взгляд покрасневших от бессонницы глаз выдавали напряженную работу мысли. Заложив руки за спину, он размеренно ходил из угла в угол комнаты оперативного штаба армии в Термоли. Он вышагивал не в одиночестве. Рядом с ним, бок о бок, прохаживался крепко сбитый, седой человек в форме генерал-лейтенанта британских вооруженных сил. Так же, как и Дженсен, генерал был погружен в размышления. Когда они в очередной раз дошли до дальнего угла комнаты, генерал остановился и вопросительно посмотрел на сержанта, склонившегося в наушниках над большим армейским передатчиком фирмы Ар-Си-Эй. Сержант медленно покачал головой из стороны в сторону. Хождение возобновилось. Генерал резко сказал: -- Время уходит. Надеюсь, вы понимаете, Дженсен, что, начав крупную военную акцию, пойти на попятную совершенно невозможно? -- Я это понимаю,-- тяжело произнес Дженсен.-- Что доносит разведка? -- В донесениях недостатка нет, но только Богу известно, что нам с ними делать,-- в голосе генерала звучала горечь.-- На всей линии Густава неспокойно. Туда подтянуты, насколько нам известно, две танковые дивизии, одна немецкая пехотная дивизия, дивизия австрийцев и два батальона знаменитых альпийских стрелков. Наступление они не готовят, это совершенно ясно, их дислокация делает наступление невозможным в данный момент. Кроме того, если бы они вдруг решились на наступление, то наверняка постарались бы проводить переброску сил тайно. -- Как объяснить, в таком случае, их активность? Генерал вздохнул. -- Наши "компетентные источники" утверждают, что гитлеровцы готовят неожиданный отход на новые позиции. Компетентные источники! Меня больше всего беспокоит, что эти проклятые дивизии в данный момент находятся на линии Густава. Дженсен, что случилось, в конце концов? Дженсен беспомощно пожал плечами. -- Мы договорились о выходе на связь каждые два часа после четырех часов утра... -- И до сих пор ничего? Дженсен промолчал. Генерал задумчиво посмотрел на него. -- Самые лучшие люди во всей Южной Европе, вы говорите? -- Да, именно так. Сомнения генерала в правильности подбора Дженсеном людей для операции "Десять баллов" существенно возросли бы, окажись он в этот момент среди них, в лагере гауптмана Нойфельда, в Боснии. Не было и речи о гармонии, взаимопонимании и безусловном доверии друг к другу, столь естественных для отряда специально отобранных диверсантов, считающихся лучшими в своем деле. Напротив, в их отношениях отчетливо ощущались напряженность, подозрительность и недоверие. Рейнольдс, обращаясь к Меллори, с большим трудом сдерживал распиравшее его негодование. -- Я хочу знать сейчас! -- Голос Рейнольдса срывался на крик. -- Говорите тише,-- резко прервал его Андреа. -- Я хочу знать сейчас,-- повторил Рейнольдс. На этот раз почти шепотом, но тем не менее настойчиво и требовательно. -- Вам скажут, когда придет время.-- Голос Меллори звучал, как всегда, спокойно и бесстрастно.-- Но не раньше. Чем меньше вы знаете, тем меньше можете разболтать. Рейнольдс угрожающе сжал кулаки и двинулся на Меллори. -- Не хотите ли вы сказать, что я, черт бы вас побрал, собираюсь... -- Я ничего не хочу сказать,-- сдержанно заметил Меллори.-- Я был прав тогда, в Термоли, сержант. Вы самая настоящая мина замедленного действия, с взведенным часовым механизмом. -- Может быть,-- ярость Рейнольдса уже перехлестнула через край.-- Во всяком случае, бомба -- штука честная. Мне нечего скрывать в отличие от некоторых! -- Повтори, что ты сказал,-- спокойно произнес Андреа. -- Что? -- Повтори. -- Послушай, Андреа... -- Не Андреа, а полковник Ставрос, сыпок. -- Да, сэр. -- Повтори свои слова, и я гарантирую тебе минимум пять лет тюрьмы за неуважение к командиру в боевых условиях. -- Так точно, сэр,-- попытка держать себя в руках стоила Рейнольдсу героических усилий. Это было очевидно.-- Но почему он ни слова не сказал нам о своих планах на сегодняшнее утро и в то же время сообщил, что вечером мы улетаем с какого-то непонятного аэродрома на плато Ивеничи? -- Потому что немцы могут вмешаться в наши планы,-- терпеливо пояснил Андреа.-- Если им удастся их узнать. Например, выпытав у кого-нибудь из нас. Информация об Ивеничи им ничего не даст. Эта местность контролируется партизанами. Миллер благоразумно переменил тему. Он обратился к Меллори: -- Две тысячи метров над уровнем моря, ты говоришь? Там же снега должно быть по пояс. Каким образом его можно расчистить, хотелось бы знать? -- Не знаю,-- пожал плечами Меллори.-- Ктонибудь об этом позаботится, я полагаю. Придумают способ. Плато Ивеничи, на высоте двух тысяч метров, действительно было покрыто толстым снежным ковром, но тот, кто должен был об этом позаботиться, уже кое-что придумал. Плато представляло собой мрачную, белую, холодную пустыню, совершенно несовместимую с присутствием человека. С запада его окаймляла двухсотметровая каменная гряда с почти отвесными стенами, испещренная многочисленными ледопадами, и кое-где островками чудом прилепившихся корнями к остаткам земли сосен, покрытыми заледеневшим слоем снега. С востока плато круто обрывалось вниз к долине. Ровная, как стол, поверхность плато, покрытая снежной скатертью, в лучах яркого горного солнца отливала неестественной белизной, от которой глазам становилось больно. В длину плато простиралось, вероятно, на полмили. В ширину нигде не превышало сотни ярдов. Южная оконечность плавно переходила в относительно пологий горный склон. Здесь, на окраине плато, стояли две белые палатки: одна -- маленькая, другая -- большая, шатровая. Рядом с маленькой разговаривали двое мужчин. Один из них, повыше и постарше, в серой шинели и темных очках, полковник Вис, командующий сараевской партизанской бригадой. Другой, помоложе и постройней, его адъютант, капитан Вланович. Оба внимательно осматривали плато. Капитан Вланович вздохнул: -- Должны же быть какие-то другие, более простые способы. -- Назови их, Борис, мой мальчик, и я тут же с тобой соглашусь.-- Полковник Вис производил впечатление спокойного, уверенного в себе человека.-- Я согласен, бульдозеры или снегоочистители пришлись бы как нельзя к месту. Но ты должен согласиться со мной, что преодолеть почти вертикальные каменистые склоны не под силу даже самому искусному водителю. Кроме того, зачем нужна армия, если не для того, чтобы маршировать, верно? -- Так точно,-- уверенности в голосе Влановича не чувствовалось. Оба взглянули на север, пытаясь охватить взглядом плато на всем его протяжении. Дальше открывалась величественная картина остроконечных горных вершин, покрытых снежными шапками. Они ярко искрились на солнце, оттеняя прозрачную голубизну безоблачного неба. Зрелище было необычным. Не менее впечатляющим было то, что происходило на самом плато. Солидная колонна из тысячи солдат, половина которых была одета в серую форму югославской армии, а остальные -- в пестрых одеждах непонятной принадлежности, медленно продвигалась по глубокому снегу. Колонна представляла собой двадцать шеренг по пятьдесят человек в каждой. Взявшись за руки и наклонившись, люди мелкими шажками продвигались вперед. Они шли очень медленно, что было неудивительно, ибо первая шеренга увязала в снегу по пояс. На лицах людей появились первые признаки усталости. Это была убийственно тяжелая работа, от которой на такой высоте бешено билось сердце и каждый вдох давался с трудом, а налитые свинцом ноги отказывались повиноваться и отзывались болью в суставах при попытке сдвинуть их с места. Не только на долю мужчин выпало это суровое испытание. Первые пять рядов состояли исключительно из солдат, в оставшейся же части колонны женщин было приблизительно столько же, сколько и мужчин. Но различить их было трудно, так как они с головы до ног закутались в самые немыслимые одежды, спасаясь от лютого холода и пронизывающего ветра. Две последних шеренги целиком состояли из партизанок, бредущих по колено в снегу. Зрелище было фантастическим, хотя и нередким для Югославии во время войны. Практически все аэродромы внизу контролировались подразделениями вермахта и были недоступны для югославов. Поэтому партизанам приходилось подобными методами создавать импровизированные взлетно-посадочные полосы высоко в горах. При такой глубине снежного покрова и в местах, совершенно недоступных для техники,-- у них не было другого выхода. Полковник Вис посмотрел на работающих и повернулся к капитану Влановичу. -- Борис, мой мальчик, надеюсь, вы понимаете, что мы здесь не на прогулке? Организуйте доставку продовольствия и позаботьтесь о том, чтобы приготовили горячий суп. За сегодняшний день придется израсходовать недельную норму продуктов. -- Слушаюсь,-- Вланович кивнул головой и сдвинул набок ушанку, чтобы лучше слышать зазвучавшую с севера канонаду.-- Это что еще за чертовщина? Вис сказал задумчиво: -- Звук далеко разносится в чистом горном воздухе. Не правда ли, капитан? -- Простите, полковник... -- Это значит, мой мальчик,-- проговорил Вис с явным удовлетворением,-- что базе "мессершмиттов" в Ново-Дервенте в данный момент хорошо достается. -- Я не совсем понимаю... Вис терпеливо вздохнул. -- Когда-нибудь я сделаю из тебя настоящего солдата, мой мальчик. "Мессершмитты", Борис,-- это истребители, вооруженные всевозможными мерзкими пушками и пулеметами. А что сейчас представляется идеальной мишенью для истребителей здесь, в Югославии? -- Идеальная мишень...-- Вланович осекся и посмотрел на колонну.-- Боже мой! -- Вот именно. Британские ВВС оттянули с итальянского фронта шесть эскадрилий своих лучших тяжелых бомбардировщиков -- "ланкастеров" только для того, чтобы уважить наших друзей в НовоДервенте.-- Он тоже сдвинул фуражку набок, чтобы лучше слышать.-- Прилежно работают, верно? После того, как закончат, ни один "мессер" не сможет взлететь оттуда как минимум неделю. Если, конечно, останется кому взлетать. -- Разрешите сказать, полковник? -- Разумеется, капитан. -- Есть и другие базы истребителей. -- Верно.-- Вис запрокинул голову.-- Видите что-нибудь? Вланович посмотрел вверх, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, и покачал головой. -- Я тоже не вижу,-- согласился Вис.-- Но на высоте семь тысяч метров до наступления темноты будут дежурить истребители-перехватчики. -- Кто же он такой, полковник? Кто этот человек, ради которого работают наши солдаты, взлетают эскадрильи бомбардировщиков и истребителей? -- Некий капитан Меллори, насколько мне известно. -- Капитан? Как и я? -- Капитан. Но думаю, не совсем, как вы, Борис,-- мягко заметил Вис.-- Дело не в звании, а в имени. Это Меллори. -- Никогда о нем не слышал. -- Все впереди, мой мальчик. -- Но зачем все это нужно этому самому Меллори? -- Спросишь у него сам сегодня вечером. -- Он будет вечером здесь? -- Будет. Если,-- добавил он мрачно,-- доживет. Нойфельд решительной походкой вошел в радиорубку, помещавшуюся в ветхом бараке. Дрошный следовал за ним. В комнате не было ничего, кроме стола, двух стульев и портативного передатчика. Сидящий за ним капрал вопросительно обернулся на вошедших. -- Соедините меня со штабом седьмого корпуса у Неретвинского моста,-- распорядился Нойфельд. Он был в прекрасном расположении духа.-- Я хочу говорить лично с генералом Циммерманом. Капрал кивнул и отстучал позывные. Ответ не заставил себя долго ждать. Капрал взглянул на Нойфельда.-- Генерал сейчас подойдет, герр гауптман. Нойфельд взял наушники и указал капралу на дверь. Тот поднялся и вышел из комнаты. Нойфельд занял его место и надел наушники. Через несколько секунд, услышав хриплый голос генерала, он машинально выпрямился. -- Говорит гауптман Нойфельд, герр генерал. Англичане вернулись. Согласно их информации, партизанская дивизия в Клети Зеницы ожидает наступления со стороны моста через Неретву, с юга. -- Вот как? -- генерал Циммерман, удобно устроившись в кресле передвижной радиостанции, дислоцированной на опушке леса к югу от моста через Неретву, не скрывал удовлетворения. Брезентовый полог кузова был поднят, и генерал снял фуражку, наслаждаясь лучами нежного весеннего солнца.-- Интересно, очень интересно. Что еще? Голос Нойфельда, искаженный помехами, приобрел металлический оттенок: -- Они попросили переправить их в надежное место. Подальше за линию фронта, даже в Германию. Им здесь несколько не по себе. -- Ну-ну. Чувствуют себя не в своей тарелке? -- Циммерман помолчал, задумался, потом продолжил:-- Вы полностью информированы о сложившейся ситуации, гауптман Нойфельд? Вы понимаете, насколько важны все мельчайшие детали в этой игре? -- Да, герр генерал. -- В таком случае мне надо немного подумать. Ждите. Циммерман обдумывал решение, поворачиваясь из стороны в сторону в своем кресле. Он задумчиво посмотрел на север и в который раз увидел луга, подходящие к южному берегу Неретвы, стальной мост, перекинутый через реку, северный берег, взбегающий к каменистой гряде -- линии обороны партизан под командованием полковника Ласло. На восток, к ущелью, уходила бело-зеленая лента реки. Он повернулся направо. К югу простирался глухой сосновый бор, который на первый взгляд казался безобидно пустынным, пока привыкшие к темноте глаза не различили угловатые силуэты, тщательно замаскированные от люб