---------------------------------------------------------------
     © Copyright Урсула Познански, Арно Штробель
     © Copyright Владимир Дамбаев, перевод с немецкого
     Email: vova1201[@]rambler.ru
     Date: 08 Feb 2025
---------------------------------------------------------------


     Stell  dir vor, du bist allein zu Haus.  Pl"tzlich  steht ein  Mann vor
dir. Er  behauptet, dein Lebensgef"hrte zu sein. Aber du hast keine  Ahnung,
wer er ist. Und nichts in deinem Zuhause deutet darauf hin, dass  jemand bei
dir wohnt.  Er redet auf  dich  ein, dass  du doch bitte  zur  Vernunft
kommen  sollst. Du  hast Angst.  Und du  versp"rst diesen  unwiderstehlichen
Drang, dich zu wehren. Ein Messer zu nehmen. Bist du verr"ckt geworden?
     Stell dir vor, du kommst nach Hause, und deine Frau erkennt dich nicht.
Sie h"lt dich f"r einen Einbrecher. Schlimmer noch, f"r einen Vergewaltiger.
Dabei  willst  du  sie  doch  nur  besch"tzen.  Aber  sie  wehrt  sich,  sie
verbarrikadiert sich.  Behauptet,  dich niemals zuvor gesehen zu  haben. Sie
h"lt dich offensichtlich f"r verr"ckt. Bist du es wom"glich?
     Eine Frau. Ein Mann. Je mehr  sie die Situation zu verstehen versuchen,
desto verwirrender  wird sie. Bald m"ssen  sie erkennen,  dass sie in Gefahr
sind. In t"dlicher Gefahr. Und es gibt nur eine Rettung: Sie m"ssen einander
vertrauen ...

     Представь,  что ты дома одна.  И вдруг перед тобой возникает незнакомый
мужчина,  который утверждает, что он твоя вторая половинка. Но ты и  понятия
не имеешь, кто он. А между тем, ничто в твоем
 доме не указывает на то, что здесь еще кто-то живет. Он говорит тебе:
"Опомнись, пожалуйста. Ты испугалась". А ты чувствуешь непреодолимое желание
защититься, схватить кухонный нож. Неужели сошла с ума?
     Представь, что ты пришел домой, а твоя жена не узнаёт тебя. Она приняла
тебя за грабителя. Хуже того, за насильника. А ты просто  хотел защитить её.
А она  защищается,  она  соорудила  баррикаду  между вами и утверждает,  что
никогда не видела тебя раньше. Она  думает, что ты определенно  сумасшедший.
Быть может это ты?
     Женщина.  Мужчина.  Чем больше они  пытаются понять эту  ситуацию,  тем
запутаннее она становится. Вскоре они осознают, что им
 грозит опасность. Смертельная опасность. И спасение только одно: они
должны доверять друг другу ...


     "ber Ursula Poznanski • Arno Strobel

     Ursula Poznanski wurde 1968  in Wien geboren. Sie  war als Journalistin
f"r  medizinische  Zeitschriften t"tig. Nach dem  fulminanten  Erfolg  ihrer
Jugendb"cher "Erebos", "Saeculum" und der  Eleria-Trilogie "Die Verratenen",
"Die Verschworenen"  und "Die  Vernichteten" landete sie  bereits mit  ihrem
ersten Thriller "F"nf" auf den Bestsellerlisten. Bei Wunderlich folgten
"Blinde V"gel"  und  "Stimmen". Inzwischen widmet sich Ursula Poznanski ganz
dem Schreiben. Sie lebt mit ihrer Familie im S"den von Wien. 
     Arno Strobel, 1962 in Saarlouis geboren, studierte
 Informationstechnologie und arbeitete lange bei einer großen deutschen
Bank in  Luxemburg. Im  Alter  von  fast vierzig Jahren begann  er  mit  dem
Schreiben  von  Kurzgeschichten,  die er  in  Internetforen ver"ffentlichte,
bevor er sich an seinen ersten Roman heranwagte.
     Mit seinen Psychothrillern "Der Trakt", "Das Wesen", "Das Skript", "Der
Sarg" und  "Das Dorf" erklomm Strobel die Bestsellerlisten. Auch er schreibt
Jugendromane ("Abgr"ndig",  "Schlusstakt").  Arno  Strobel  lebt mit  seiner
Familie in der N"he von Trier.

     Об Урсуле Познански и Арно Штробель

     Урсула  Познански родилась в 1968 году  в Вене. Работала журналисткой в
медицинских  журналах.  После блестящего успеха ее молодежных книг  "Erebos"
(Преисподняя),  "Saeculum"  (Естественный   век)   и   трилогии   об  Элерии
"Преданные",  "Заговорщики" и  "Уничтоженные", её  первый триллер  "Пятерка"
вошел в список бестселлеров.  Далее в издательстве "Вундерлих" вышли "Слепые
птицы"  и  "Голоса".  Теперь   Урсула   Познански  целиком   посвятила  себя
писательству. Вместе со своей семьей она проживает на юге Вены.
     Арно Штробель родился  в 1962 году в Саарлуис. Он изучал информационные
технологии и долгое время работал  в крупном немецком банке в Люксембурге. В
возрасте  почти  сорока  лет  он  начал  писать  короткие рассказы,  которые
публиковал на интернет форумах, прежде
 чем рискнул  приступить к своему первому роману.
     Его   психологические  триллеры   "Der  Trakt"   (Тракт),  "Das  Wesen"
(Естество), "Das Script" (Скрипт), "Der Sarg" (Гроб) и "Das Dorf" (Деревня),
по праву  вошли  в списки  бестселлеров.  Также он пишет романы для молодежи
("Abgr"ndig"  "Беспредел",  "Schlusstakt"   "Заключительный   такт").   Арно
Штробель живет со своей семьей недалеко от Трира.




     Совершенно случайно  я замечаю,  что  световая сигнализация на входе  в
здание  тревожно  мигает. Все из-за того, что мой  взгляд  падает на окно  в
ванной, во  время  сушки  волос  феном. На улице  необычно светло для  этого
времени суток.
     Вероятно, кто-то активировал датчик движения. Но я
 никого не жду, и ни за что не открою дверь, если раздастся дверной
звонок. Ничего  не  имею  против  неожиданного визита, но меньше  всего  мне
хотелось бы сейчас видеть Элу, которая, наверняка, заявится сюда с двумя
 бутылками красного вина и час напролет начнет объяснять мне,  что на
этот раз она расстается с Ричардом окончательно.
     Нет. Со  своими пошлыми свободными  отношениями  она должна разбираться
сама.
     Не исключаю даже и того, что здесь на улице могут оказаться и Свидетели
Иеговы.
     Я переключаю фен на большую мощность, чтобы
 мне, не дай бог, еще и пришлось бы врать, что не слышала дверной звонок
 и стараюсь унять неясную тревогу, которая постепенно наполняет меня.
Да, иногда грабители звонят в дверь, чтобы убедиться, что в доме никого нет,
прежде  чем  вломиться. Мне сказали, что  я  пробыла в Германии недостаточно
долго,  чтобы знать, насколько  это в порядке вещей. Я могу говорить на этом
языке, но многие вещи в повседневной жизни кажутся мне чуждыми.
     В любом случае, думать о чем-то плохом сразу после безобидного звонка -
глупо.
     Боже, ведь я обычно не такая.
     Вскоре после этого входное освещение снова гаснет.
     Я  выключаю  фен,   немного  раздвигаю   занавеску  на  окне  ванной  и
выглядываю.
     Никого.  Ни  одного  посетителя,  как  и  потенциального  взломщика  не
наблюдается.
     Уверена, что отец собственноручно задушил бы меня,
 если бы знал, что я живу одна в доме, не оснащенном охранной
сигнализацией. Вспомнилось, что в  нашем семейном особняке в Мельбурне камер
наблюдения больше, чем в Пентагоне. Это еще одна причина, по которой я  была
рада уехать оттуда.
     В  течение  последующих  нескольких  минут  я  успокаиваюсь, внутреннее
напряжение  постепенно  спадает.  На  смену приходит  предвкушение  приятных
событий. Ничто не помешает спокойному  вечеру на диване, и это замечательно.
Чашка чая, теплое одеяло и хорошая
 книга, это все, что мне хочется пережить сегодня до конца дня. Однако я
 не прочь, чтобы кто-нибудь помассировал мне спину - не имею понятия -
откуда возникает эта тянущая боль между лопатками.
     Ванильный  чай.  Сама мысль о нем согревает  меня. Я  накидываю  халат,
открываю дверь в коридор и спускаюсь по лестнице. Внезапно какой-то  неясный
звук, скорее  лязг,  останавливает меня  на  полпути, причем, в  доме, а  не
снаружи. Кто-то разбивает оконное  стекло? Пожалуй, недостаточно  громко для
этого.
     Внутреннее  беспокойство  и  напряженность  мгновенно   возвращаются  с
удвоенной  силой.  Я судорожно хватаюсь за  перила, глубоко вздыхаю, пытаюсь
взять  себя в руки  и  спускаюсь еще на одну ступеньку. Это смешно, говорю я
себе, грабители подняли бы гораздо  больше шума. Сейчас они собирали бы вещи
и пытались выбраться отсюда как можно скорее.
     Новый звук. На этот раз не лязг, а скрип.  Как будто открывают  и снова
закрывают выдвижной ящик.
     Первое,  что пришло в  голову - повернуть  назад.  Бежать  в спальню  и
вызвать полицию, спрятаться. Вместо этого я борюсь со
 всеми моими инстинктами и в смятении стою на месте, понимая, что этот
единственно разумный вариант неосуществим. Мой мобильник лежит на кухне с
 почти разряженной батарейкой. Я специально положила его на кофемашину,
чтобы  не забыть  поставить на  зарядку. Но шумы исходят именно  из  кухни и
гостиной. Спускаюсь еще на  две ступеньки. Так  и есть,  сквозь щель в двери
гостиной пробивается полоска света.
     Я  судорожно  глотаю  воздух от страха,  повод для  которого  вроде  бы
излишне велик. В том, что этот чертов свет  горит, ничего особенного нет,  я
все время забываю его выключать. Таким образом,
 нет причин для паники. Вдобавок, передо мной входная дверь; при
желании,  я смогу выскочить  на улицу за пять секунд  и получить помощь, вне
зависимости от того, в халате я, или без.
     Я задерживаю дыхание и настороженно прислушиваюсь.
 Всё опять полностью спокойно. Очевидно, ошиблась, и просто вообразила
себе эти шумы? Во всяком случае, моя  голова допускает такую возможность, но
сердце бешено колотится не соглашаясь. Труднее всего мне
 вынести неопределенность этой ситуации.
     На  комоде в  холле  висит  пресс-папье,  которое  презентовала мне Эла
несколько   недель  назад.  Куб  из  синего  стекла   весом  не  менее  двух
килограммов.  Я  беру  его  в руки, не  обращая  внимания на летящие на  пол
рекламные проспекты, и очень медленно открываю дверь в гостиную.
     Ничего  и никого. Во всяком случае,  здесь.  В  гостиной всё на  месте,
дверь на террасу не повреждена, все так, как я оставила.
     Единственное, в чем я не  уверена, это кухня, отсюда ее почти не видно,
а свет там выключен.
     Пресс-папье почти  выскальзывает  из  моей  потной  руки;  я сжимаю его
крепче и делаю шаг в гостиную.
     Ни звука. Еще шаг. Пока я, наконец, не оказываюсь в центре комнаты.
     Как только я начинаю чувствовать всю  смехотворность этой  ситуации, из
темноты  кухни  возникает тень.  Крик,  который  готов  вырваться  из  меня,
останавливается на полпути, как будто в
 моих легких внезапно кончился воздух. Все во мне замирает.
     Убежать - единственная мысль, которая приходит мне
 на ум, но реализовать ее на практике не получается, потому что ноги
отказываются двигаться.
     В свете потолочного светильника стоит темноволосый
 широкоплечий мужчина. Он что-то говорит, видно движение его губ, но я
не слышу ни слова, все звуки  доносятся из какого-то далека, лишь стук моего
сердца пугающе близок и громок. Шок? Это шок?
     Мужчина снова обращается ко  мне, но я, как будто, вдруг напрочь забыла
весь  свой немецкий. На мгновение комната начинает  вращаться  вокруг  меня.
Только бы не упасть сейчас.
     Он наклоняет голову, медлит, потом  подходит ко мне. Новая глупая мысль
крутится в моей голове, неужели ты настолько глупа, что не осталась наверху?
     Только  когда он  приблизился  так близко, что  я смогла  почувствовать
запах лосьона после бритья, мой паралич,  наконец, проходит. Я  отступаю, но
не  к двери, а к стене. Изменить ситуацию слишком поздно, он почти  рядом со
мной.
     - Убирайтесь отсюда, - кричу я, надеясь остановить
 его хотя бы на мгновение. К моему удивлению, он остаётся на месте.
     -  Немедленно  исчезните,  или я вызову полицию!-  Если я  закричу чуть
громче, соседи тоже могут меня услышать.
     Грабитель  давно  убежал бы, а незнакомец этого не  сделал, и  где-то в
глубине души я давно поняла, что этот человек проник сюда не для того, чтобы
обокрасть меня. Ни один вор не наденет рубашку и
 куртку, если он собирается проникнуть в чужой дом. Но это означает, что
 у него есть еще одна причина, что-то еще, что он собрался
предпринять...
     Эта мысль пробуждает во  мне страх  совершенно другого толка. Я немного
отступаю, натыкаюсь на торшер у себя за спиной,
 который внезапно опрокидывается, и почти теряю равновесие.
     - Пожалуйста,- шепчу я. - Пожалуйста, не делайте мне ничего плохого.
     Он, по крайней мере, в пяти шагах от меня. Ни на  секунду не спускает с
меня глаз.
     - Ради бога, - говорит он. - Что происходит?
     Еще один шаг ко мне. Я втягиваю голову  в плечи,  как будто это поможет
мне спрятаться внутри себя.
     - У меня  в доме не так много  денег, но я отдам их Вам, хорошо? Берите
всё, что хотите. Только, пожалуйста, ... не делайте мне больно.
     - Это должно быть шутка?- Он поднимает руки, показывает пустые ладони.
     - Тебе плохо? Вызвать врача?
     Он продолжает стоять. Это главное.
     Я  медленно прихожу  в  себя.  Пресс-папье.  Может быть,  сейчас  самый
подходящий момент, чтобы бросить эту штуку в него.
     - Уходите, пожалуйста. Обещаю, что не буду звонить в полицию.
     Он моргает, делает несколько глубоких вдохов и выдохов.
     - Что всё это значит? Почему ты так со мной разговариваешь?
     Если это признак неуверенности, у меня есть шанс. Я
 вовлеку его в разговор. Да. И при первой возможности воспользуюсь
случаем, чтобы сбежать.
     - Потому что ... я боюсь, понимаете?
     - Меня?
     - Да. Вы меня очень напугали.
     Он разводит руки и опять подходит ко мне.
     - Джоанна ...
     Мое имя. Я продолжаю  отступать.  Он знает  мое  имя,  может  быть,  он
бродяга, а может, он просто прочитал адресные наклейки на
 конвертах, которые лежат в холле.
     Я  изучаю  его  внимательней.  Голубые  глаза   под   густыми  бровями.
Характерные  черты, которые я запомнила бы, если бы встречала их раньше.  Он
не  выглядит агрессивным или  опасным,  но его  вид наполняет  меня  ужасом,
который не поддаётся разумному объяснению.
     Теперь  у меня за  спиной  стена.  Конечная станция, ловушка. Мой пульс
учащается, я замахиваюсь пресс-папье.
     - Немедленно уходите..
     Его взгляд перемещается между моим лицом и стеклянным кубом. Я осознаю,
что этот взгляд  проникает  немного глубже, поскольку  мой  халат  распахнут
шире, чем мне хотелось бы.
     - Джоанна, я не знаю, что ты здесь делаешь, но, пожалуйста, перестань.
     - Прекратите, наконец! - Это должно было прозвучать уверенно, но звучит
жалко.
     - Перестаньте притворяться, что мы знакомы, и уходите, пожалуйста.
     Вероятно, ему нравится мой страх, поскольку он приближается еще на один
шаг. Я скольжу влево по стене, к двери.
     - Да прекрати ты, наконец, разумеется, мы знакомы.
 - В его голосе звучит нетерпение. Еще не гнев, но всё может измениться.
 Еще два метра до двери. Я сделаю это, мне просто нужно сделать это.
     - Вы заблуждаетесь, поверьте.
     С каждым последующим предложением я выигрываю время.
     - Откуда, по вашему мнению, мы должны знать друг друга?
     Он медленно качает головой.
     - Либо ты  играешь со мной в какую-то странную игру,  либо я должен как
можно скорее доставить тебя в больницу.
     Он проводит рукой по волосам.
     - Мы помолвлены, Джо. Мы живем вместе.
     Я  тупо  смотрю  на  него.  То,  что  он  сказал,  настолько далеко  от
действительности,  что  мне  требуется  несколько секунд,  чтобы  переварить
услышанное
     Мы помолвлены.
     Значит  он  не просто  бродяга. Нет, гораздо хуже, сумасшедший. Один из
тех,  кто  живет в собственном  иллюзорном мире. Тот, кто одержим  бредовыми
идеями.
     Но как, же он, черт возьми, как назло, пришел именно ко мне?
     Неважно.  С  психически  больными нельзя  нормально  разговаривать, тем
более, убеждать их разумными аргументами. Его  настроение может измениться в
любой  момент.  Вот  только что  он  выглядел  вполне  дружелюбно,  но  одно
неправильно  подобранное  слово  может  сделать  его  агрессивным.  Ведь  он
все-таки забрался в чужой дом  с применением силы. Мне приходит на ум только
один выход, и я надеюсь быстро принять решение. Решившись, наконец, я швыряю
пресс-папье в  незнакомца и, как в замедленной съемке,  наблюдаю сверкнувшую
синюю параболу полета. Несмотря
 на то, что я хорошо прицелилась, незнакомец успел увернуться, поэтому я
 попала не в голову, а в плечо. Неважно. Через холл я успеваю выбежать
из  гостиной,  вверх  по  лестнице  в спальню. Захлопываю за  собой дверь  и
закрываю её ключом на два оборота. Затем я  опускаюсь на пол, спиной к двери
лицом к кровати. Подушка, одеяло. И  больше ничего.  Кровать одиноко живущей
женщины. Но  если  он  действительно  болен,  его  мозг  тоже должен  как-то
объяснить причину произошедшего. Например, что он все еще спит на диване.
     С  улицы  -  ни  звука.  На мгновение я закрываю  глаза.  Неужели  я  в
безопасности. Надеюсь.
     Разумеется, мы знакомы, - произнес незнакомец чересчур уверенным тоном.
Я копаюсь в памяти, но безуспешно. Был ли он когда-нибудь в студии? Может он
клиент? Нет, это невозможно. Я
 никогда не забываю лица тех, кого фотографирую. Шум заставляет меня
вздрогнуть от страха.  Глухой  стук, как будто  захлопнули дверь. Я прижимаю
ухо  к  деревянной  двери  спальни.   Пока   всё  спокойно.  Возможно,  удар
пресс-папье  был достаточно сильным, чтобы  обратить его в бегство.  Прикрыв
глаза и затаив дыхание, я присушиваюсь. Моя надежда, увы, длится
 всего минуту, затем я слышу шаги по лестнице, медленные и тяжелые. Он
идет за мной. Теперь мне больше не стоит рассчитывать на его дружелюбие.
 И у меня до сих пор нет телефона, чтобы позвать на помощь.




     Какаду исчез.
     Это сразу бросается мне в глаза, когда я выхожу из
 машины рядом с домом и световая сигнализация на входе в здание начинает
 мигать. Он был подарком ко дню рождения Джоанны, отлитая из металла
скульптура  высотой восемьдесят  сантиметров.  Символ  родины.  Она  однажды
рассказала мне, что в Мельбурне полно какаду.
     Проходя  мимо  уже  пустого  места  рядом  с рододендроном,  я  задаюсь
вопросом, куда он делся. Открываю  дверь и  захожу в дом. В холле темно,  но
сверху слышен приглушенный шорох.
     Джоанна  сушит  волосы  феном.  Теплое чувство вытесняет  удивление  по
поводу пропавшего какаду.
     Я  прохожу  через  холл.  Свет  уличных  фонарей  рассеянным  мерцанием
проникает  сквозь  узкую  стеклянную  часть  входной  двери.  Этого   вполне
достаточно, чтобы интуитивно вспомнить, куда я иду. Я
 открываю дверь в гостиную. Как и кухня, она ярко освещена. Я должен
улыбаться.  Моя Джоанна.  Когда  она одна,  в доме обычно царит  праздничное
освещение. На  радость поставщикам  электроэнергии. Я небрежно бросаю связку
ключей на край столешницы, промахиваюсь, и она с громким лязгом приземляется
на плиточный пол.  Усталость не  дает мне сосредоточиться.  Вероятно, еще  и
последствия того странного, дерьмового дня. Как будто все в компании  хотели
задеть меня.
     Я  вздыхаю,  поднимаю ключи  и  кладу  их  на  место.  Открытая бутылка
Вайсбургундер со вчерашнего вечера все еще  стоит в холодильнике. Сейчас мне
не до вина, пока не до вина. Может быть, позже,
 вместе с Джоанной, когда мы удобно устроимся на диване.
     Я тянусь за пакетом апельсинового сока рядом с вином. Он почти пустой и
я  переливаю жалкий остаток в стакан с водой. Дверца шкафчика под раковиной,
где находится  мешок для мусора, куда  я выбрасываю использованную упаковку,
открывается с трудом из-за разболтанного винта, и  при этом  издает скрежет.
Возможно, ослабился один
 из винтов, удерживающих направляющие на месте. Я займусь этой проблемой
 в выходные.
     Выключив  свет  в  коридоре,  ведущем  в  гостиную,  я  вспоминаю,  что
аккумулятор моего смартфона почти разряжен. Возвращаюсь и
 подключаю его к проводу зарядного устройства, лежащему на низком комоде
 в коридоре. Я оборачиваюсь и застываю от удивления. В центре гостиной
стоит Джоанна. Я не  слышал,  как  она вошла. Но  увидев её взгляд,  я снова
чувствую это уютное теплое чувство, и через пару секунд усталость и гнев
 забываются.
     Очевидно, что она меня еще не увидела. Я использую
 этот краткий момент и смотрю на нее из темноты кухни. На ней только
купальный  халат. Поясок халата завязан  настолько  свободно,  что полы  его
немного разошлись,  что  позволяет увидеть  основания  ее маленькой  упругой
груди. Это добавляет мне еще одно приятное ощущение, и я сразу чувствую себя
вуайеристом, пойманным на месте преступления.
     Я  выхожу  из  темноты  и  приближаюсь  к  ней. Она  слышит  мои  шаги,
оборачивается ко мне и... цепенеет. Веселое приветствие
 застревает у меня в горле.
     Я ищу возможные объяснения тому ужасу, который вижу на ее лице.
     - Привет, дорогая, - осторожно говорю я.
     - Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь? Что-то произошло?
     Никакой реакции, Джоанна просто стоит и смотрит на
 меня так, как будто я говорю на иностранном языке. Никогда раньше я не
видел ее такой. Боже мой, похоже, она в ужасе. Осознание этого меня тоже
 пугает. Должно быть, произошло что-то скверное.
     - Дорогая, - пробую я снова, стараясь придать голосу, как можно большее
участие. Я  делаю  осторожный шаг к ней, теперь  мы  на расстоянии вытянутой
руки. Внезапно её оцепенение проходит, ее глаза расширяются, и она отступает
от меня. Один шаг, второй.
     - Дорогая, пожалуйста...,- невольно шепчу я. Очень
 осторожно я пытаюсь приблизиться к ней. Внезапно выражение ее лица
меняется, черты искажаются.
     -  Убирайтесь,  -  кричит  она  мне  с  такой  яростью,  что   я  резко
останавливаюсь.
     - Проваливайте, или я вызову полицию.
     Убирайтесь?  Что,  черт возьми, с ней не  так?  Мне кажется, что она  в
полном  смятении. Множество  мыслей одновременно  проносятся в моей голове и
мне очень трудно привести их в порядок.
     Наркотики, алкоголь, последствия нападения, шок...
 угроза смерти? Джоанна делает еще один шаг назад и натыкается спиной на
 торшер. Он падает. Стеклянный плафон с грохотом падает на пол и
разбивается.
     -  Пожалуйста,  - шепчет она.  -  Пожалуйста,  не  делайте  мне  ничего
плохого.
     Я стараюсь говорить спокойно.
     - Боже мой. Что происходит?
     Она втягивает голову в плечи.
     -  У  меня... в  доме  не так много  денег. -  Её  голос звучит  тихо и
тревожно. По детски.
     - Но я их отдам Вам. Хорошо? Возьмите все что хотите. Но, пожалуйста...
не делайте мне ничего плохого.
     Я чувствую, что, несмотря на полную растерянность, во  мне на мгновение
вспыхивает раздражение.
     - Ты что шутишь? -  Мой голос звучит резче, чем хотелось бы, я поднимаю
руки, показывая, что ей нечего бояться меня.
     - Ты больна? Мне вызвать врача?
     Она качает головой.
     - Уходите, пожалуйста. Я обещаю вам, что не буду звонить в полицию.
     Я  пытаюсь  воспротивиться нарастающему желанию схватить  ее за  плечи,
встряхнуть и закричать, чтобы  она тотчас  прекратила эту идиотскую комедию.
Она должна снова быть собой. Но я должен сохранять спокойствие, важно, чтобы
хотя бы моя голова оставалась
 ясной. Я делаю несколько глубоких вдохов и смотрю ей в глаза.
     - Что это значит? Почему ты так со мной разговариваешь?
     - Потому что я боюсь, - говорит она нерешительно.
     - Понимаете меня?
     -Меня?
     - Да. Вы меня очень напугали.
     - Джоанна...
     Ее взгляд странным образом меняется, когда я произношу ее имя. Она  как
будто пытается прочитать мои мысли по моему лицу.
     - Уходите.  Немедленно. - Я чувствую, как она  пытается  придать голосу
уверенность. Но ей это  не удается.  Ее рука немного  приподнимается, только
теперь я вижу, что она что-то сжимает.  Я пытаюсь разглядеть, что это такое.
Пресс-папье из коридора. Ситуация  становится  все нелепее.  - Джоанна...  Я
пытливо смотрю ей в глаза, пытаясь донести до  нее свою мысль, что  ее страх
передо мной не на чем не
 основан.
     - Я не знаю, что ты делаешь, но, пожалуйста, прекрати.
     - Перестаньте", - отвечает она, как маленький непослушный ребенок.
     -  Перестаньте притворяться, что мы знаем  друг друга,  и,  пожалуйста,
уходите.
     Нереальность ситуации  зашкаливает. Мне все больше  начинает  казаться,
что Джоанна совсем лишилась рассудка.
     Я делаю еще один осторожный шаг к  ней, не зная, как реагировать на эту
странную ситуацию. Я должен быть осторожен, чтобы
 не потерять самообладание.
     - Прекрати наконец эту комедию, конечно, мы знаем друг друга.
     Джоанна качает головой.
     - Вы ошибаетесь, правда. Откуда, по-вашему, мы должны знать друг друга?
     Черт  возьми, с  меня хватит. -  Либо  ты играешь  со мной  в  какую-то
странную  игру,  либо  я  должен  срочно  отправить  тебя   в  больницу.  Мы
помолвлены, Джо. Мы живем вместе.
     Ее выражение лица  сбивают с толку. Это  не игра. Она на  самом деле не
узнает меня.
     Вдруг, она без предупреждения, замахивается  и чем-то  бросает в  меня.
Инстинктивно я  уклоняюсь, но  с опозданием. Стеклянный  куб  попадает мне в
плечо и всю верхнюю часть моего тела пронзает острая боль. Я слышу свой стон
и чувствую быстро подступающую дурноту. Одновременно мне кажется, что кто-то
бьет меня ногой по коленке. Мои ноги подгибаются, я тяжело падаю на колени и
опять слышу свой  стон. Тень  Джоанны проносится  мимо  меня, и в  следующее
мгновение исчезает из моего поля зрения.
     Я осторожно  ощупываю свое  плечо. Я думал,  что уже  достаточно хорошо
знаю  Джоанну,  однако  теперь она кажется мне такой чужой, словно  какая-то
другая женщина вселилась в ее тело.
     Боль в плече постепенно утихает. Я опираюсь на пол
 и поднимаюсь. Гостиная качается, я делаю два-три осторожных шага, и,
наконец,  опираюсь на спинку кресла. Мой взгляд останавливается  на открытой
двери гостиной. Выбежала ли Джоанна на улицу? Она  ведь может даже позвонить
в полицию.
     Я больше не сомневаюсь в том, что она больна. Возможно, она всегда была
такой. Возможно, она знает о своей болезни, и просто не сказала мне об этом.
Возможно ... да, возможно я до сих пор не
 знал настоящую Джоанну. Нет, этого не может быть, я даже не могу
допустить такой мысли. Я поднимаюсь и осматриваюсь. Меня уже не шатает, я
 снова стою уверенно.
     Может мне самому вызвать полицию? Ерунда, при чем здесь полиция? Взлома
не  было.   Моя  невеста  потеряла  рассудок,  но  это  больше  относится  к
компетенции врача. Психиатра. Я мог бы вызвать скорую
 помощь. Он, вероятно, немедленно отправит ее в психиатрическую клинику,
 если увидит ее в таком состоянии. И для начала она попадет в эти
мельничные жернова... тем более, будучи иностранкой с временным видом на
 жительство. Нет, сначала мне нужно поговорить с ней еще раз. Кто знает,
 что произошло, может, она просто совсем запуталась. Сам не знаю,
почему.
     Я  включаю свет в коридоре, и мое раненое плечо пронзает острая боль. Я
делаю глубокий вдох и оглядываюсь. Входная дверь
 закрыта. Если бы Джоанна выбежала, она оставила бы её открытой, или
поспешно захлопнула бы её, будучи вне себя. Я бы это услышал.
     Так  что она, вероятно, все еще в доме. Я иду к лестнице, смотрю вверх,
но  потом  останавливаюсь. Что-то  здесь не  так.  Я  чувствую это. Медленно
поворачиваясь, я снова оглядываю прихожую. Входная дверь, комод рядом с ней,
записки на полу, гардероб...
     Гардероб.  Невероятность увиденного  поражает  меня, как удар  кулака в
живот. Мои вещи. Их нет. Там, где обычно висят две мои
 куртки, крючки пусты. Внизу, на полке... Её кроссовки, три пары
повседневной  обуви  разных цветов, и больше ничего. Все это принадлежит ей.
Что, черт возьми, здесь происходит?
     Я стараюсь взять себя в руки, я  должен, наконец, докопаться до истины.
Не мешкая, я подхожу к входной двери, открываю ее и
 выглядываю наружу. На улице все спокойно. Дверь с шумом захлопывается. Я
 бы предпочел запереть её на замок для надежности. Затем твердыми шагами
 я поднимаюсь по лестнице. Джоанна должна это слышать, она должна знать,
 что я иду к ней. Я хочу, наконец, понять, что здесь происходит.
     Заглянув в ванную убеждаюсь, что она пуста. С мрачной решимостью я  иду
к двери спальни, берусь за дверную ручку и поворачиваю ее. Ага, закрыта.
     - Джоанна.  - Голос звучит энергично. Не зло, но достаточно, чтобы дать
ей понять мою  серьезность. -  Джоанна, хватит этого  абсурда. Открой дверь,
чтобы мы могли  поговорить друг с  другом. Я не сделаю тебе  ничего плохого,
черт возьми.
     Тишина. Я жду. Десять секунд, пятнадцать... ничего.
     - Джоанна, подумай, пожалуйста. Если бы я  действительно  хотел сделать
тебе  что-то  плохое, то  этот  нелепый дверной  замок  не  мог бы,  как  ты
понимаешь, помешать мне  войти в  спальню?  Один  удар  и  он  разлетится  к
чертовой  матери.  Но я не хочу  ломать дверь,  потому что это и  моя дверь,
понимаешь? Мы живем здесь вместе. И если тебе кажется, что это не так, то мы
будем... Джоанна, ты меня слышишь?
     Я  ловлю себя на мысли, что говорю  очень  быстро. Я  всегда так делал,
когда у меня появлялась идея, которую я хотел немедленно изложить.
     - У меня есть  идея, Джо. Ты  слышишь? Спроси меня о чем-нибудь  таком,
что могу знать  только я.  Что-то, что  я  должен знать, поскольку мы вместе
живем в этом доме. ОК? Тогда ты убедишься в  моей правоте. Давай, задай  мне
вопрос, о чем угодно.
     Некоторое время царит тишина, но потом мне кажется, что я слышу  шум за
дверью.  Замок  двери щелкает.  Дверную  ручку  нажимают  и  дверь  медленно
распахивается внутрь. Слава Богу.
     Джоанна стоит боком передо мной и  с тревогой смотрит на меня,  все еще
держась за ручку. Я смотрю мимо нее в спальню. И
 тут, панический страх охватывает меня.
     В первый раз  мне приходит в голову  мысль, что,  может  быть,  это  не
Джоанна  сошла с ума,  а я.  Мое  одеяло,  моя  подушка...  Мой шкаф...  Все
пропало.




     Я  все,  все делала неправильно, одну ошибку  за  другой,  теперь я это
понимаю. Теперь, когда незнакомец дергает дверную ручку.
     Тупик. Выхода нет.  Почему я не  выбежала на улицу, вместо  того, чтобы
запереться внутри? Потому что  я чувствую  себя  в  большей  безопасности  в
собственной  спальне?  Какое  заблуждение.  Я  здесь в  ловушке,  здесь  нет
запасного выхода, только окно.
     - Джоанна.
     Я  закрываю  глаза,  прижимая  их  кончиками  больших  пальцев.  Уходи,
мысленно повторяю я, просто уходи.
     -  Джоанна,  хватит уже  нести  чепуху.  Открой  дверь,  чтобы мы могли
поговорить друг с другом. Я не причиню тебе вреда, черт возьми.
     Обещаю. Ведь мы помолвлены.
     У меня вот-вот начнется приступ истерического смеха, и тогда я не смогу
остановиться. Я делаю глубокий вдох и впиваюсь
 ногтями в ладони, чтобы подавить этот приступ.
     Что я  знаю о  людях, которые одержимы бредовыми идеями? На самом  деле
ничего.   Кажется,  я  помню,  что   с  ними   надо  соглашаться,  чтобы  не
провоцировать их.
     - Джоанна, подумай, пожалуйста, о том, что если бы
 я действительно хотел сделать тебе что-то плохое, то этот нелепый
дверной замок не мог бы, как ты понимаешь, помешать мне войти в спальню.
 Один удар, и он разлетится к черту.
     Я сразу же  отхожу  от двери. Он  продолжает что-то говорить о том, что
это и его дверь,  и он не хочет ее  ломать, но я прекрасно понимаю, что рано
или поздно он это сделает, если я её не открою.
     Я  лихорадочно оглядываюсь.  В  качестве  оружия, требуется  что-нибудь
тяжелое. На этот  раз я поступлю  правильно и обезврежу его. Но у меня здесь
нет ничего  подходящего для этого. Пришлось  бы снять карниз  для  штор,  но
времени на это точно не хватает.
     - У меня есть идея, Джо. Ты слышишь? Спроси меня о
 чем-нибудь таком, что могу знать только я, поскольку я живу здесь с
тобой.
     Я должна  добраться к своему мобильнику. Или попасть на улицу, но и то,
и другое возможно, только если я открою эту дверь. И принять все связанные с
этим риски.
     Мне нехорошо.
     - Давай, задай мне вопрос, о чем угодно. Голос мужчины  снаружи  звучит
теперь с надеждой.
     Он должно быть травмирован. Пресс-папье попало в него, а я швырнула его
изо всех сил. У меня должен быть шанс против него.
     Хорошо, если действуешь быстро. Так, например, как
 сдираешь пластырь. Я поворачиваю ключ и открываю дверь, сознавая
одновременно, что я все еще стою тут в своем халате, глупая, глупая корова.
     Мужчина на мгновение улыбается мне, затем его взгляд скользит мимо меня
по  спальне.  Улыбка  мгновенно  исчезает,  сменяясь...  недоумением,  затем
недоверием.
     Кто его  знает,  что он видит,  и  что представляется его  болезненному
взору. Может, он тоже под действием наркотиков.
     Возможность  слишком  хороша,  чтобы  упускать   ее  из-за   страха.  Я
проскальзываю в  дверь,  протискиваюсь  мимо него,  через мгновение буду  на
лестнице, ну а потом...
     Я успеваю сделать только два шага, затем он оказывается рядом со мной и
хватает меня за плечо.
     - Останься  здесь.  - Это  звучит скорее умоляюще,  чем  угрожающе,  но
хватка на моей руке не ослабевает.
     - Давай сейчас поговорим, ладно? Джо? Давай поговорим, пожалуйста.
     Я снова пытаюсь вырваться. Если я смогу добраться  до своего телефона и
запереться в туалете внизу...
     Но даже  несмотря на  то, что  его плечо явно беспокоит его, у меня нет
шансов против него.  Он  тянет  меня  обратно в  спальню,  закрывает дверь и
прислоняется к ней.
     Мой  страх возвращается  с новой  силой. Я все еще  могла бы попытаться
открыть окно  и закричать. Да, мне следовало бы  сделать  это сразу.  Вместо
того, чтобы открывать дверь.
     Незнакомец  ни  на секунду  не сводит  с  меня  глаз.  Медленно  качает
головой. Дышите прерывисто.
     - Ты действительно не узнаешь меня, да?
     - Нет. В самом деле, нет.
     Он слегка усмехается, и это звучит совсем не весело.
     - Тогда ты, вероятно, не знаешь также, что случилось с моими вещами.
     Что, простите? Его вещами?
     Вероятно, беспомощность столь отчетливо проявилась
 на моем лице, что незнакомец  указал на кровать вытянутым пальцем.
     - Мое одеяло. моя подушка.  Еще сегодня утром,  когда  я встал они были
здесь. Не говоря уже  о моем шкафу. Или туфли  и куртки в гардеробе внизу. -
Он делает шаг ко мне, но останавливается, когда я отступаю.
     - Когда я заходил в ванную, я тоже не смог найти там свою зубную щетку,
верно? Мой лосьон после бритья? Мой гель для душа?
     Должно  быть,  он создал целый  воображаемый  мир, вплоть до мельчайших
деталей.  Жизнь, которой нет. Что, если  я  ему подыграю? Просто притворюсь,
что постепенно память возвращается ко мне? Поверит ли он мне тогда? Я смотрю
ему прямо  в глаза, хотя  мне  трудно не отвести взгляд.  В нем есть  что-то
такое, что заставляет меня желать, чтобы у меня был нож, которым я могла  бы
снова и снова втыкать в него. Боже мой, о чем я думаю?
     Я прижимаю руки ко лбу, и желание заставить себя выйти из этой ситуации
таким образом исчезает.
     - Вы заблуждаетесь. Я живу здесь одна, с  тех пор как  сняла  этот дом.
Здесь нет  второй подушки  и второго  одеяла и уж  тем более  лосьона  после
бритья в ванне.
     - Черт  возьми, Джоанна.  - Он пытается изобразить на лице что-то вроде
улыбки. - Что мне с тобой делать?
     Вопрос  снова  заставляет  меня вздрогнуть. Он  ничего  не  должен  мне
делать, вообще ничего. Он должен просто уйти.
     - Мне понравилось ваше недавнее предложение. - Мой
 голос немного дрожит. - Мы поступим так, как Вы хотите. Я задаю Вам
вопросы, на которые Вы можете ответить, только действительно живя здесь и
 зная меня так хорошо, как говорите.
     Он кивает, его недоуменный взгляд  скользит по кровати, стенам, полу. В
конце концов, снова останавливается на мне.
     -  Хорошо. - Я копаюсь в своих  воспоминаниях, ищу  то,  чего  не может
выискать даже самый искушенный бродяга. Факты, которых
 нет ни на фейсбуке, ни на моей домашней странице. Но стресс берет свое,
 на ум приходят только банальные вещи, ничего определенного. Ничего, чем
 он мог бы убедить меня, если бы знал. Так что начну с чего угодно.
Старая привычка.
     - Конечно, вы узнали, чем я зарабатываю на жизнь.
     -  Ты фотограф.  - Он говорит  это  медленно,  но  без колебаний. -  Ты
проходишь  стажировку у  Мануэля Хелфриха,  потому что так  восхищаешься его
работой, что это одна из причин, по которой ты приехали
 в Германию. Твои картины прекрасны, я люблю твои портреты. Ты
фотографировала меня так часто...
     Я хочу  возразить, но  он не позволяет мне вставить ни слова. -  У тебя
была моя любимая фотография, - говорит он, - ты поставила ее  в рамку, и она
висела там  до  сегодняшнего  утра.  - Он указывает на  стену, на место  над
комодом.
     - Во-первых, это чепуха, а во-вторых, я  не спрашивала об  этом! - Даже
говоря это, я осознаю, насколько это неосторожно. То, что он ничего мне пока
не сделал, не означает, что так и
 будет. Раздражать его - плохая идея.
     - Извините, - бормочу я. - Но сейчас я хотела бы задать вопрос.
     Он кивает и вялым жестом предлагает мне продолжить.
     - Когда я фотографирую людей, которые нервничают и
 чувствуют себя неловко перед камерой, я всегда включаю им песню в
начале сеанса. Определенную песню. Какую?
     Он открывает  рот, опять закрывает.  - Я не знаю. Я был  в твоей студии
несколько  раз,  но  как  только  приходили  клиенты,  ты  меня  каждый  раз
выпроваживала. -  Третий  на фотосессии, как и на свидании, всегда  лишний -
сказала ты тогда.
     Я чувствую, как сжимается мой желудок. Он ожидаемо
 не знает эту песню, но остальное звучит очень правдоподобно. На самом
деле даже дословно.
     Но это еще не о чем не говорит. Быстро задаю новый вопрос.
     - Какое у меня второе имя?
     Если он знает  меня, то знает  и  его. Затем  я дам ему  угадать, как я
проделываю  это  со  всеми  новыми  знакомыми,  обычно  после  третьего  или
четвертого стакана вина. У него не получится, как и у
 всех остальных до него. Но, в конце концов я расслабляюсь. Всегда.
     Незнакомец смотрит в сторону,  как будто не  может поверить в то, что я
только что спросила. На мгновение  мне кажется, что он вот-вот расхохочется.
Когда он продолжает говорить, голос его низок.
     - Ты мне не сказала. Еще не  сказала. Ты хотела, чтобы я сам догадался,
но я не смог.
     Во рту пересохло  и за глоток воды я отдала бы многое. Опять мужчина не
ответил на мой вопрос, опять то, что он говорит, близко к истине.

     Ты хотела, чтобы я сам догадался, но я не смог.
     Он не мог получить информацию только из Интернета.
 И, следовательно, он тайно шпионил за мной. Должно быть, он
разговаривал с людьми, которые меня знают, и они рассказали ему, как я живу,
что мне нравится, что я ненавижу...
     Он  все еще блокирует  дверь. Его  взгляд  скользит по моему  лицу, как
будто ищет там что-то потерянное.
     - Еще один вопрос, - просит он. - Что-нибудь другое, что больше связано
именно с тобой, с твоей историей, с этим домом, с нашей жизнью.
     - Я задала тебе два вопроса, и ты не смог ответить ни на один из них.
     Он в изнеможении закрывает глаза.
     -  Пожалуйста,  - говорит он.  - Перестань  так  разговаривать со мной.
Говорить Вы. Ты не можешь себе представить, как ...- Он прерывает себя. - Ты
не помнишь уже, как меня зовут, или?
     Я скрещиваю руки на груди.
     - Я никогда этого не знала.
     Он в отчаянии вертит головой.
     - Это так... невероятно.
     - Мне жаль. Но я могла бы сделать попытку догадаться, чтобы хоть как-то
изменить ситуацию. Теперь этот человек кажется мне уязвимым,  и, постепенно,
я начинаю надеяться, что, возможно,
 мне все-таки удастся взять ситуацию под контроль, чтобы просто убежать
из этой комнаты.
     Да, изменить ситуацию. Я выполняю его просьбу и  результат на удивление
однозначный:
     - Бен.
     Не угадала. Я ясно вижу  это на его  лице.  В любой другой ситуации его
разочарование вызвало бы у меня сочувствие. Но теперь  это дает мне еще одно
преимущество, которое я должна использовать.
     - Хорошо,  не Бен.  Я спрошу  вас...  извините,  я задам вам  еще  один
вопрос. Последний, ладно?
     Он  смиренно  кивает  головой,  показывая,  что больше  ему  не  на что
надеяться.
     - Вон там, в стене, над шкафом - видишь? Маленькая круглая дырочка?
     Нет, он не сможет, у него не  получится с этого места. Я делаю ему знак
подойти поближе, хотя мне неудобно это делать. -
 Вот, видишь? Откуда это?
     Я подаюсь назад, чтобы дать  ему  место.  Один шаг,  другой, к двери. К
тому времени, когда он увидит, что там ничего нет, я хочу быть уже снаружи и
расстояние между  нами станет достаточным  для того, чтобы он  не  смог меня
поймать.
     -  Такого еще  никогда не было...- слышу я за спиной. Распахиваю дверь,
выбегаю  в  коридор,  и  поспешно, через  две ступеньки  устремляюсь вниз по
лестнице, только бы, ради бога,
     - Джоанна!.
     Конечно, он за мной, но я уже почти внизу, почти у двери...
     Которая заперта.
     Моя связка ключей висит на крючке, где ей  и  положено быть. Я тянусь к
ней, но она предательски выскальзывает из моих
 пальцев и с грохотом падает на пол.
     - Ну! Пожалуйста, нельзя так убегать!
     Ключ  снова у  меня, и еще есть время. Я с первого раза вставляю ключ в
замочную  скважину,  поворачиваю  его  раз,  два,  до  отказа.  И,  наконец,
прохладный вечерний воздух ударяет мне в лицо. Потом
 толчок. Меня тянут назад с такой силой, что я падаю на землю. В
следующий момент дверь снова с грохотом захлопывается.  Я вскакиваю, пытаясь
проскользнуть мимо него, прежде чем он снова закроет дверь, но он так крепко
сжимает мои руки, что я вскрикиваю от боли.
     - Ты действительно хочешь, чтобы все увидели тебя такой? - кричит он.
     - Ты хочешь, чтобы тебя доставили в больницу в таком виде?
     Изо всех сил я пытаюсь вырваться из его крепких рук, но понимаю,  что у
меня  нет ни  единого шанса. Так что я просто падаю.  Поскольку  он этого не
ожидал, то слегка теряет  равновесие и  чуть не падает на меня.  В последний
момент  он уклоняется в сторону, не  отпуская моих запястий. Только сейчас я
понимаю, что плачу. Он тоже это видит. Прислоняется  своим лбом к моему, его
дыхание прерывистое.
     - Тебе нужна помощь, Джо.
     Он чертовски прав в этом. И как только он отпустит меня...
     - Посмотри на меня, - требует он. Его голос звучит
 так, будто он сам вот-вот расплачется. Я делаю то, что он говорит. Наши
 лица так близко друг к другу, что на мгновение я боюсь, что он захочет
меня поцеловать.
     - Отпустите меня... отпусти меня.
     Он качает  головой. -  Эрик, -  выпаливает  он.  - Я Эрик. Он ждет, как
будто действительно думает, что это имя о чем-то говорит мне.
     - Эрик,  - послушно повторяю  я, чувствуя, как в  следующий  момент его
хватка ослабевает,  словно это  имя  было паролем. Рывком  высвобождаю руки,
встаю,  пытаюсь  оттолкнуть его от  себя, но  в  следующий момент  благодаря
своему  весу он  отправляет меня  обратно  на  пол. Его дыхание обжигает мое
лицо.
     - Не делай этого, Джо. Я хочу помочь тебе. И помогу.
     Его последнее слово сопровождается громким гонгом. Звонок. Кто-то стоит
за дверью.




     Я вздрагиваю от испуга. Звонок в дверь никогда еще
 не казался мне таким громким, как в этот момент. Сопротивление Джоанны
сразу  стихает,  я  чувствую,  как  она  замирает  подо мной.  В  ее  глазах
вспыхивает надежда, на то, что тот, кто за дверью, поможет ей. Я лихорадочно
пытаюсь  сообразить, кто это.  Мы никого  не  ждем. В  моем положении нелепо
чувствовать угрызения совести и даже лёгкую панику. Как
 будто я действительно грабитель или сумасшедший. Я отбрасываю эту
мысль,  это смешно.  Но  я не хочу,  чтобы  кто-нибудь видел Джоанну в таком
состоянии. Может быть, она успела вызвать полицию?
     -  Помогите!  Пожалуйста, помогите  мне!  - Рот  Джоанны  в  нескольких
сантиметрах от моего уха. Ее крики оставляют высокий болезненный звук в моей
голове.
     -  Заткнись,  черт возьми" зло шепчу я, сопротивляясь невольному порыву
зажать ей рот рукой. В то же время я осознаю, что должен быстро реагировать,
чтобы ситуация не вышла  из-под контроля. Я  поворачиваюсь боком и  отпускаю
Джоанну. Еще до  того, как я полностью встал,  она уже  подскочила к  двери,
распахнула ее и выпрыгнула наружу.
     - Слава богу, - выкрикивает она.
     - Я подверглась нападению, этот человек ворвался в мой дом.
     Мое  сердце готово выскочить из груди. Открытая  дверь загораживает мне
обзор. Мне нужно сделать два шага в сторону,  и я оказываюсь лицом к  лицу с
Бернхардом Морбахом. Он  удивленно смотрит  на  меня,  Джоанна, скорчившись,
приседает за его спиной.
     Бернхард - глава отдела Габор Энерджи Инжениринг. Он еще ни разу не был
у меня дома, но сумка для ноутбука, висящая у него
 на плече, сразу проясняет мне причины этой премьеры. Как назло именно в
 этот момент. Сегодняшний день в компании уже был достаточно странным, и
 я не мог точно понять, почему. Если Бернхард завтра всем расскажет,
какую сцену он здесь наблюдал...
     -Эрик...-  Бернхард поворачивается к Джоанне, которая придерживает полы
купального халата на шее. Его взгляд скользит по ней сверху вниз, а затем он
смотрит на меня.
     - Я не понимаю. Что здесь происходит?
     Когда  Джоанна  слышит  мое имя, ее  глаза расширяются. Я смотрю на  ее
замешательство,  вижу, как она делает шаг  назад, и понимаю,  что произойдет
дальше. У  меня  нет выбора.  когда  она  поворачивается,  чтобы убежать,  я
опережая её обхожу Бернхарда несколькими  большими шагами и обхватываю рукой
Джоанну за грудь и плечи сзади.
     - Джо, пожалуйста, -  шепчу  я ей, пока она  пытается высвободиться  из
моих объятий.
     - Ты должна вернуться в дом.
     - Ни в коем случае! Вы оба  в  сговоре. Оставьте  меня.  Грудь  Джоанны
расширяется  от глубокого  вдоха, но прежде чем  она успевает  закричать,  я
зажимаю ей рот  рукой. Я торопливо оглядываюсь и замечаю недоверчивый взгляд
Бернхарда, но сейчас не время для долгих объяснений.
     "Пойдем  со  мной",  выдыхаю  я  и  изо всех сил  тащу  извивающуюся  и
брыкающуюся Джоанну обратно в дом. Она пытается укусить меня за ладонь, но я
не поддаюсь.
     Наконец я добрался  до  прихожей. Бернхард фактически следует за нами в
дом. Я отпускаю Джоанну, бросаюсь к двери и
 захлопываю ее. Быстрым движением поворачиваю ключ в замке и вынимаю
его, а где-то позади меня раздается глухой  хлопок. Это захлопывается другая
дверь. Я медленно поворачиваюсь и делаю глубокий вдох.
     - Она... там, - выговаривает Бернхард и указывает на кухню.
     - Не мог ли ты мне объяснить, что все это значит? Я
 имею в виду... это та самая Джоанна, о которой ты так часто
рассказывал?
     Я, красноречивым жестом, попросил его набраться терпения.
     Кухня  пуста.  Джоанна  либо  скрылась  в  гостиной,  либо  укрылась  в
кладовке. Сделав  несколько шагов, я дохожу до двери, кладу руку на  дверную
ручку.  Закрыто.  Итак, в  замешательстве Джоанна спряталась  в единственной
комнате без окон на первом этаже.
     Я  поворачиваюсь  и  возвращаюсь  к  Бернхарду,  который  нервно  ходит
взад-вперед по прихожей.
     -  Она  заперлась  в   кладовой,   -  начинаю  я   свое   объяснение  и
останавливаюсь.
     - Я не знаю, что происходит, но Джо совершенно не в
 себе. Она не узнает меня с тех пор, как я пришел домой сегодня вечером.
 Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел ее такой, так что...
     Я колеблюсь и  соображаю, что  эта попытка объяснения должна показаться
Бернхарду  странной. Он стоит и беспомощно смотрит на меня. Я качаю головой.
"Мне жаль, что ты так  встречаешься  с Джо. Обычно она очень разная.  Я тоже
этого  не  понимаю.  Ты  знаешь,  что  она  австралийка,  она  должна  скоро
вернуться, но она не хочет, потому что
 мы... И я тоже очень хочу, чтобы она осталась здесь. Но если кто-то
увидит  ее в  таком  состоянии, то  решит,  что она  сумасшедшая.  Тогда все
становится намного сложнее, понимаешь?  Поэтому я ее ... Поэтому я не  хочу,
чтобы она бегала и кричала снаружи.
     Наконец  Бернхард  снимает сумку  с плеча и  ставит её к стене  рядом с
собой.
     - Понятно...- Однако, выражение его лица говорит об обратном.
     - Случалось ли с ней что-нибудь подобное раньше?
     - Нет. Я никогда  раньше не видел ее такой. - Я смотрю на кухню. С того
места, где  я стою, я вижу узкую часть двери кладовой. Что там сейчас делает
Джоанна? Что у нее на уме? Она сидит на полу, трясется от страха и думает  о
том, как спастись от  сумасшедшего, который ворвался в  ее дом и утверждает,
что  живет здесь с ней?  Я  отворачиваюсь и быстрым движением вытираю глаза,
прежде чем снова посмотреть на Бернхарда.
     - Утром все было хорошо. Она была в хорошем настроении, когда я уходил.
В  какой-то момент  в течение дня должно было произойти что-то,  что вызвало
эти...  непонятки. Я  надеюсь, что это пройдет само  собой, иначе я не знаю,
что делать.  - Я беру себя  в руки, теперь эти мысли никому не помогут.  Мой
взгляд  останавливается на  сумке для  ноутбука на полу. Я указываю на  него
подбородком.
     - Это причина твоего визита?
     - Что?  Ах, это, да. Утром я лечу в Лондон и не могу найти презентацию,
которую один из твоих парней скопировал из моего
 компьютера в ноутбук сегодня днем. - Он делает паузу и мельком смотрит
на кухню.
     - Но  я вижу, что сейчас неподходящий момент, я попробую  это сделать у
Алекса.
     Он прав, сейчас  крайне неподходящий момент, но я, ни в коем случае, не
позволю Алексу узнать, что  здесь происходит. Поэтому я говорю: - Да, ерунда
всё это, - указывая в сторону гостиной.
     - Ну, пойдем, посмотрим, что там.
     Мы оба сидим на диване, когда я включаю компьютер.
 Бернхард с интересом смотрит на дисплей и делает вид, что мог бы начать
 знакомиться с системными сообщениями при загрузке.
     - А что ты, собственно говоря, собираешься делать в
 Лондоне? - спрашиваю я, чтобы потянуть время. Бернхард колеблется.
     -  А,  да это  связано с этим новым  проектом.  Ты слышал  об этом.  Он
опускает глаза.
     - Ах, это. Да, я понял, что скоро дойдет до этого.
 Но только случайно. Как ты конечно знаешь. Старая злость снова
закипает. Тема явно неудобная для Бернхарда. В то время, как я снова пытаюсь
сосредоточиться на  ноутбуке,  его  взгляд перемещается в сторону  кухни. Он
явно ищет что-то, что позволит сменить тему.
     - Это  не  мое  дело,  но я как-то  раз  присутствовал  при подобной...
ситуации  и мне вспомнился один мой знакомый. Это был очень похожий  случай.
Вскоре все это прошло, но он  тогда  вообще никого не узнавал.  Но  он также
стал агрессивным по  отношению к  себе  и другим. Скверно. С Джоанной,  тоже
обстоит  так?  Я имею в  виду... Ты  сказал, что  она вдруг  перестала  тебя
узнавать. Но она тоже напала на тебя?
     Вопрос мне кажется странным, но странные ситуации приводят зачастую и к
странным вопросам. И то, что  Бернхард испытал  с  тех пор, как он подошел к
нашей  двери, вероятно, наводит  как раз на такие вопросы.  Кроме  того, ему
явно неприятна  эта тема, связанная с новым проектом. В конце концов, я рад,
что он так отреагировал и не ушел
 до того, как я успел что-то объяснить.
     - Она чем-то кинула в меня, но это была нормальная
 реакция, от страха. В конце концов, она исходила из того, что я
незнакомец, который проник в ее дом. Больше ничего не было, но мне этого
 достаточно. Бернхард кивает.
     -  Ну,  тогда  этот  случай,  по крайней мере,  отличается от того, что
произошло с моим другом. Кто знает, может, утром
 ей станет лучше?
     -  Да, я очень на  это надеюсь. - Я ловлю себя  на  том,  что смотрю на
дисплей ноутбука и ничего не вижу.
     Несмотря  на то,  что  мне не  нужно много  времени, чтобы найти нужную
презентацию  в корзине. Их кто-то удалил. Это определенно был  сам Бернхард,
но если я  скажу ему об этом, он  заявит,  что не  имеет  к  этому  никакого
отношения.  Так  делают  почти  все  пользователи компьютеров, когда  что-то
портят.  Кроме того,  я  буду рад,  если  он  уйдет,  и  я,  наконец,  смогу
позаботиться о Джоанне.
     Я восстанавливаю файл и открываю его.
     - Это презентация?
     Бернхард несколько раз щелкает туда-сюда, затем с облегчением кивает.
     - Да это она. Слава Богу. Где она была?
     - Ты  не мог ее найти,  - уклоняюсь я от ответа. Я  закрываю  ноутбук и
встаю. Бернхард все еще колеблется.
     - Скажи,  я могу тебе  чем-нибудь помочь? Я имею в виду, могу ли что-то
сделать для вас с Джоанной...
     - Нет, спасибо. Я сейчас спокойно с ней поговорю. Я
 уверен, что ей скоро станет лучше. У нее было много канцелярщины и
бумажной волокиты, может быть, она просто испытывает стресс.
     Надеюсь, что Бернхард не уловил те сомнения, которые  прозвучали в моем
голосе. Он укладывает компьютер в сумку и тоже
 встает.
     - Ну ладно. На  твоем месте я бы подумал о  том, чтобы  пойти на работу
завтра утром.
     Настолько  далеко  вперёд  я еще  не  заглядывал.  Что,  если состояние
Джоанны не улучшится к завтрашнему утру? Если она все еще
 думает, что я какой-то полоумный незнакомец, вломившийся в ее дом?
     - Посмотрим. Но я думаю, что это уже пройдет.
     Я провожаю его до двери. Он останавливается в прихожей, не сводя глаз с
двери на кухню.
     - Может быть, мне попробовать поговорить с ней? Если я сумею убедить ее
в том, что она живет здесь с тобой, тогда она, возможно, поверит тебе?
     Я  уверен,  что  он хочет это сделать из лучших побуждений, но не хотел
бы,  чтобы  в  этой ситуации с ней разговаривал кто-то, кто на самом деле ей
незнаком. Кроме  того,  она только что дала понять,  что думает,  что  мы  в
сговоре. Нет,  если кто и сможет  вернуть воспоминания Джоанны обо  мне, так
это я сам.
     - Спасибо, это мило с твоей стороны, но я  думаю, будет лучше,  если  я
поговорю с ней сам.
     Он пожимает плечами и поворачивается к двери.
     - Ну ладно. Желаю тебе удачи и... Да... всего наилучшего.
     - Спасибо.
     Я жду, пока он не удалится на несколько шагов, затем возвращаюсь в дом.
На мгновение я останавливаюсь у входа на кухню,
 глядя на дверь в кладовую. Ни звука. Джоанна, вероятно, сидит на
корточках на  полу и так  же  напряженно  слушает. Моя Джоанна.  Я подхожу к
двери и поднимаю руку. Колеблюсь. И, наконец, осторожно стучу.
     -  Джо?  - говорю я так тихо, что она, наверное, даже не слышит меня. Я
откашливаюсь  и  повторяю  громче: -  Джо?  Пожалуйста,  мне нужно  с  тобой
поговорить.




     Темно  и  выключатель  снаружи.  Перед  запертой  дверью.  Голоса  тоже
снаружи. Один принадлежит человеку, который называет
 себя Эриком, и второй парню, который просто стоял и смотрел, как его
приятель насильно  втаскивает меня  обратно в дом. Они  разговаривают, но не
очень  громко.  Я  жду,  когда,  в конце концов,  раздастся  смех  этих двух
подельников, но этого не происходит. Их приглушенные голоса звучат серьезно.
Здесь тесно. Правой рукой я нащупываю знакомую форму, твердую и
 круглую. Это предположительно консервная банка с помидорами. Хорошо.
Это оружие, с которым я могу жить, оно удобно расположилось в моих руках.
     Некоторое  время я пытаюсь понять хотя бы отрывки  из того, что говорят
двое мужчин, потом сдаюсь.
     Эрик. Человек с сумкой на плече употреблял это имя
 как нечто само собой разумеющееся. Он ни на секунду не удивился, увидев
 незнакомца в моем доме, если что и удивило его, так это я. Я и мое
поведение.  Это  значит,  что...  Эрик,  должно  быть,  внушил   ему  ту  же
сумасшедшую сказку, что и мне. Что он живет здесь и имеет отношения со мной.
Так может, он все-таки не сообщник? Я не знаю. Ни одна из моих мыслей больше
не  кажется мне  логичной.  Моя  голова раскалывается, я  смутно помню,  как
ударилась ею о землю во время неудачной попытки убежать. Но я хотя бы помню,
где оставила бутылки  с  минеральной  водой. Вода  помогает,  головные  боли
утихают.
     Чуть позже я слышу, как хлопает входная дверь. Человек с сумкой ушел, и
я полагаю, что он и пальцем не пошевелит ради меня.
     Я сажусь на корточки в своем углу. Эта пауза скоро
 закончится, и игра продолжится. Я жду следующего хода Эрика, но
внезапный стук в дверь заставляет мое сердце учащенно забиться.
     - Джо?  Его голос низкий и  настойчивый. - Джо? Пожалуйста, мне нужно с
тобой поговорить. Итак, опять. На этот раз он не
 получил от меня ответа. Молчать. Притвориться мертвой.
     - Джо?  Ты меня не слышишь? - Снова стук.  -  У тебя  все хорошо? Все в
порядке? А если нет? Тогда что тогда ты сделаешь, козёл?
     Ответ не заставил себя ждать. Я слышу звон,  очевидно, парень роется  в
кухонных ящиках. Короткая тишина, затем звук металла о металл, очень близко.
     Он что-то нашел, чем можно взломать дверь.
     - Я в порядке. - Мой голос  хрипит от отвращения, но,  по крайней мере,
Эрик перестает возиться с замком.
     -  Слава Богу, -  говорит он. -  Прости,  что так сильно  схватил  тебя
недавно, но..., - он запинается.
     Во мне вдруг закипает злоба, настолько сильная, что полностью подавляет
мой страх. Внезапно я почти мечтаю о том, чтобы сумасшедший выломал дверь, и
я  могла  бы яростно  наброситься на него.  Бить его,  пока он не перестанет
двигаться. Или заколоть его, если доберусь до большого кухонного ножа...
     Очень яркая картина в моей  голове,  живет своей  собственной жизнью, и
это мне ужасным образом  нравится. Я не знала, что  беспомощность и жестокие
фантазии  могут  так  тесно  сосуществовать.  Но  до  сих   пор   физическое
сопротивление не принесло никакой пользы. Напротив. Пора менять стратегию.
     - Эрик? - Я произношу это так, будто я вот-вот расплачусь.
     - Да?
     - Можешь включить мне свет? Пожалуйста?
     - Что? Да, конечно. Я не знал, что ты сидишь в темноте.
     Энергосберегающая  лампа  под дешевым  плафоном из  матового  стекла на
потолке мерцает, заливая заставленные полки тусклым светом. В банке, которую
я держу руке действительно очищенные помидоры.
     - Так лучше?
     - Намного лучше. Спасибо.
     После возникшей  короткой  паузы мужчина за дверью снова заговорил. Его
голос звучал на уровне  моей  головы. Судя по всему, он сидит на  полу.  Или
стоит на коленях.
     -  Послушай меня, Джо.  Мы не можем прояснить эту  ситуацию в одиночку,
нам нужна помощь.  Он кажется измученным. Это хорошо.  В какой-то момент ему
придется поспать.
     - Я  хочу отвести  тебя завтра  к врачу,  чтобы мы  могли выяснить, что
случилось. Может быть, стресс последних нескольких недель был слишком велик,
или...
     Он не заканчивает предложение.
     - К врачу? - тихо спрашиваю я.
     \- Да, Джо.  Пока не стало хуже. Если  бы я  не помешал, ты  бы сегодня
дважды выбежала на улицу, полуголая и кричащая. Я
 не хочу, чтобы тебя поместили в психиатрическую лечебницу, наша
ситуация и  так достаточно сложна. Его голос звучит умоляюще и в то же время
нежно, но мне совершенно ясно, что стоит за его словами. Он хочет,
 чтобы я усомнилась в своем здравом уме, а не в его.
     -  Ты  не  представляешь,  как  мне   больно  из-за  того,  что  сейчас
происходит, - продолжает он.
     - Вчера ты сказала мне, что любишь меня, сегодня ты даже не знаешь, кто
я.
     Его слова звучат все тише и тише. Либо он верит в то, что говорит, либо
он действительно хороший актер.
     - Джо?
     - Да?
     - Я люблю тебя, и мне ужасно, что мне приходится так поступать с тобой.
Но я не могу оставить тебя здесь этой ночью. Я не
 могу рисковать, поскольку ты начнёшь звать на помощь из окна или еще
раз попытаешься убежать.
     Если  бы  это  не было так  грустно,  я бы посмеялась над  этим. Я сама
выбрала себе камеру, запершись в самом неприметном месте, где  только можно.
Я действительно сговорчивая жертва.
     - Но я остаюсь здесь, - добавляет он. - Я лягу прямо перед дверью, я не
оставлю тебя одну. Если тебе что-то нужно...
     Я не отвечаю ему. Было ясно, что он отрезает мне любой путь на улицу.
     На полках у меня хранится запас чистых тряпок. Я кладу их под  голову и
закрываю  глаза. Она заперта изнутри, так что Эрик не может войти ко  мне. Я
могу рискнуть заснуть, но мой  разум не успокоится. Снова и снова  мои мысли
вращаются вокруг событий  того ужасного  вечера, мгновение за мгновением. От
них не так просто избавиться...
     И вот, после того, как прошло, вероятно, не менее двух  часов,  картина
внезапно сложилась, ясная и логичная до мельчайших деталей
     В первую  очередь, Эрик хочет,  чтобы я ему поверила. Чтобы я подумала,
что  со мной что-то не так. Поэтому  он  устраивает  здесь  появление  этого
друга,  внушая  мне,  что  присутствие  Эрика  в  доме  -  это  само   собой
разумеющееся.  Вероятно,  в ближайшие  дни мне  следует ждать  еще несколько
подобных встреч. А затем визит к врачу. В
 следующем акте этого спектакля я узнаю из уст профессионала, что у меня
 не все дома. Держу пари. Но, по крайней мере, об одной вещи, мне больше
 не надо ломать голову: мотив моего обожающего жениха по ту сторону
двери. Если известно мое  имя,  то  невелика  премудрость,  выяснить,  кто я
такая. А самое главное, кто мой отец. Тогда ему определенно может прийти
 в голову творческая идея попытаться убедить меня в том, что я
помолвлена с ним. Может быть, однажды я в это поверю, и раз - ты уже женился
на  представительнице  третьей  богатейшей  семьи  Австралии.  Н-да.  Но,  к
сожалению, Эрик наткнулся не на того человека.
     Я ворочаюсь, пытаясь найти удобную позу для сна, и
 закрываю глаза. По крайней мере, не нужно опасаться того, что он
собирается  перерезать мне горло во сне. Умершую дочь миллиардера уже нельзя
обобрать.
     - Джо? - Стук  в дверь. - Уже почти восемь,  через час у  нас назначена
встреча с доктором. Дюссман. Я только что разговаривал с ним по телефону, он
записал нас на прием в качестве экстренного случая.
     Полки, консервы, моющие средства. Несколько ударов
 сердца я не знаю, где нахожусь, а потом на меня вдруг обрушиваются
вчерашние события.
     - Ты проснулась, Джо?
     -Да. - Всё тело болит из-за того, что я провела ночь на твердом полу. Я
с трудом поднимаюсь.
     -Я принес тебе кое-какую одежду. Если  ты откроешь дверь,  я передам ее
тебе.
     -  Я хочу принять  душ.  - Это  не притворство, а чистая правда.  После
прошлой ночи все во мне требует горячей воды и мыла.
     Эрик ничего не говорит. В ответ на его колебания я
 отпираю дверь. Он стоит прямо напротив меня, держа в руках мои черные
джинсы,  зеленую рубашку и чистое белье. Вид  у него, безусловно усталый, но
его глаза насторожены. Как только я сделаю быстрое движение, он снова
 бросится на меня, как вчера.
     - Я не убегу, - говорю я.  - Я поеду с тобой к этому доктору... как его
фамилия?
     - Дюссман. Эрик не доверяет моему мирному поведению, это очевидно.
     -  Да,  Дюссман. Но  я  хочу  в  туалет  и хочу  принять  душ.  Оба  по
отдельности,  я надеюсь, ты это понимаешь. Обещаю, что не убегу и не  позову
на помощь.
     По  выражению его лица нетрудно понять, что происходит в  голове Эрика.
Он взвешивает,  может ли он пойти  на  риск.  У меня была целая  ночь, чтобы
придумать план, и  мое миролюбивое  поведение вполне может быть его  частью.
Поэтому я заставляю себя улыбаться.
     - Я  думаю, что обратиться к  врачу  - это  хорошая  идея.  Почему-то я
чувствую себя... странно. И кроме  того... Я веду  себя так, будто не совсем
уверена, что должна доверить  ему  то, что у меня на  кончике языка. - Кроме
того, у меня было что-то вроде воспоминаний о тебе в ту ночь. Очень кратко и
очень невнятно. Но если это не мое воображение, - я задумчиво хмурюсь, - то,
может быть, со мной все-таки что-то не так. Если да, то я хочу знать.
     - Хорошо. - Внезапно он перестает выглядеть усталым.
     - Это правда, Джо? Ты вспомнила меня? Это прекрасно. - Он делает шаг ко
мне, и я заставляю себя не отступать.
     - Послушай, мы поступим так: Ты примешь душ, а я закрою дверь на ключ и
подожду снаружи. Пожалуйста, не пытайся  меня обмануть,  потому что  тогда я
вынужден буду зайти. Ради тебя. Ты это понимаешь, или?..
     Я киваю, улыбаюсь, со всем соглашаюсь. Он дает мне
 двадцать минут, и мы оба выполняем то, что обещали друг другу. Только
когда мы стоим у входной двери, и он правой рукой поворачивает ключ в замке,
он берет меня за руку левой.
     - Это необязательно. Мой голос звучит почти нежно.
     - В  самом деле,  необязательно, Эрик.  Но  я хотела  бы взять с  собой
мобильный телефон. Если  мне действительно чего-то  не хватает, то это иметь
возможность позвонить своей семье.
     Он пытливо смотрит на меня, поднимает руку, словно
 хочет погладить меня по лицу, но останавливается на полпути и снова
берет меня за руку.
     - Как только мы узнаем, что с тобой случилось, ты получишь свой телефон
и все остальное, что пожелаешь. Я обещаю тебе.
     Итак,  доктор  Дюссман  сыграл  отведенную  ему роль, что  и  следовало
ожидать.
     - Наверное, ты прав, - говорю я. "ХОРОШО".
     Он ведет меня на улицу, как будто боится, что я могу упасть. У подъезда
рядом с  моим подержанным "Гольфом" припаркована серебристая "Ауди", один из
представительских лимузинов. Сверкающий чистотой без единого  пятнышка грязи
на крыльях.
     Я не могу не усмехнуться. Кто  не знает, мог бы подумать, что  Эрик был
богаче из нас двоих.
     Он открывает передо  мной  дверь  со стороны пассажира и  ждет,  пока я
пристегнусь, прежде чем закрыть ее снова. Через
 пять секунд он уже сидит рядом со мной и запускает двигатель.
     - Мы справимся с этим, - говорит он. - Ты увидишь.




     Выруливаю машину от подъезда и поворачиваю направо. Я бросаю  взгляд на
Джоанну,  которая  слегка улыбается  мне.  Она  держит  обе  руки  на  ремне
безопасности перед грудью, как будто боится, что он может выдавить воздух из
ее легких.
     Прежде чем мы сворачиваем на  следующую улицу, я вижу в зеркало заднего
вида  мужчину, стоящего  возле нашего  подъезда. Он  смотрит в нашу сторону.
Неужели  он  следит  за нами? Бред. Мне надо  сохранять  хладнокровие, а  то
начнут мерещиться призраки.
     По обеим сторонам тянутся фасады домов, перед ними
 припаркованы автомобили. То здесь, то там рекламный плакат какой-то
партии  к предстоящим выборам. Мусорные баки, поспешно выставлены  на улицу,
хотя  их  уберут  только завтра. Будничная жизнь нашей улицы. Повседневщина.
Обманчивая.
     Я в раздумье. Позвонил в компанию, взял выходной. Это не проблема, если
ИТ-проект не находится в авральной стадии.
     Слава богу, что Бернхард в Лондоне. Я надеюсь, что
 он не позвонит никому из компании и не расскажет, свидетелем чего он
стал во время визита к нам в тот вечер.
     Если все же  рассказал, то  я уже  ничего  не  смогу  изменить. Джоанна
сказала,  что помнит меня,  и  сначала я испытал такое  облегчение,  что без
колебаний поверил ей. Я цеплялся  за это охотно, потому, что просто не хотел
мириться с тем, что у Джоанны, моей Джоанны,
 могут внезапно возникнуть психические проблемы.
     Между тем я уже не уверен в этом. У нее было много
 часов в кладовой, чтобы подумать. Может быть, она просто создала это
мнимое воспоминание обо мне, чтобы успокоить меня.
     Но, по крайней мере, она готова поехать со мной к доктору Дюссману. Сам
я  никогда не был у него, но он был знакомым моих родителей. В последний раз
я видел его на похоронах отца два с половиной
 года назад. Это незакрепленное знакомство с ним, по крайней мере,
вселяет в меня  надежду, что он серьезно отнесется к проблеме Джоанны,  а не
просто отправит ее в клинику.
     -  Насколько хорошо ты знаешь  этого...  доктора? -  Джоанна прониклась
моими мыслями так легко, как будто я произнес их вслух. Я пожимаю плечами.
     - Только мимолетно. Он знал моих родителей.
     Я смотрю на нее и вижу, что она подняла бровь.
     - Знал?
     - Да,  знал. Мои  родители  умерли. -  Мне едва  удается подавить порыв
подойти к Джоанне, и  бросить ей  с упреком: -Ты же  это точно знаешь,  черт
возьми. рак. Сначала моя мать, а  через три  года мой отец. Я рассказал тебе
все до мельчайших подробностей.-
     Она просто не могла забыть об этом.
     Выражение ее лица говорит об обратном.
     Светофор,  к  которому  мы  подъезжаем,  переключается  на  красный.  Я
останавливаюсь и чувствую на себе взгляд Джоанны. Посмотри
 на нее. Почему-то именно в этой странной ситуации я замечаю, как она
невероятно красива?
     - Эрик... Если ты действительно веришь в то, что рассказал мне...
     Она колеблется,  как  будто не  уверена, что  осмелится сказать то, что
хотела бы сказать. Наконец она берет себя в руки.
     - Тебе никогда не приходило в голову, что ты можешь ошибаться?
     Я не понимаю, что она имеет в виду под этим - Ошибаться? -
     Она робко кивает - Да. Ты утверждаешь, что со мной что-то не так. Якобы
я забыла о тебе. -
     - С тобой,  возможно, тоже не все в  порядке. Но, может быть, ты просто
воображаешь, что знаешь меня и живешь со мной?
     -  Что? Ты  думаешь  ... Я  думаю,  я  понимаю,  что сейчас происходит.
Естественно, ее  разум судорожно ищет объяснение, подтверждающее, что с  ней
все в порядке. Разве я не поступил бы так же? И
 все же ...
     - Я вошел в дом со своим ключом. Ты же должна понимать...
     - Это может быть подделкой.
     - Но как ты  объяснишь себе,  что я так  хорошо ориентируюсь в доме?  И
Бернард. Как вышло, что  он стоит на пороге твоего дома, если пришёл ко мне?
Я точно знаю, что мы живем вместе, Джо.
     - Но это не доказательство того, что это тоже, правда. Подумай, разве в
доме не должны быть какие-нибудь твои вещи? Одежда? Мебель?  Твои постельные
принадлежности? Хоть что-нибудь?
     Да, я тоже еще не нашел этому объяснения. - Я ведь
 тоже знаю... - Меня прерывает сердитый клаксон. Светофор. Я переключаю
рычаг автоматической коробки передач и начинаю движение.
     - Ты говоришь, что знаешь,  что мы живем вместе. - Голос Джоанны  такой
тихий, что я едва ее понимаю.
     - Но я знаю, что мы не помолвлены и  не влюблены. И я знаю, что впервые
увидела тебя вчера вечером.
     - Я думал, ты помнишь меня? Я сама слышу,  что мой голос звучит,  как у
обиженного ребенка, и из-за этого злюсь на себя.
     - У каждого из нас есть своя версия, Эрик, - уклоняется она.
     - И моя версия может быть такой же правдивой, как и
 твоя. Как ты можешь быть так уверен, что именно со мной что-то не так?
     Несмотря на то,  что мы едем по улице с  очень интенсивным движением, я
успеваю бросить на нее быстрый взгляд.
     -  Потому что я  знаю,  черт возьми. - Это звучит громче  и резче,  чем
предполагалось.
     Интересно,  мой гнев вызван  неуступчивостью  Джоанны  или то, что  она
говорит, может быть правдой?
     Мы оба уверены,  что правы, но один из  нас сейчас живет  в  выдуманном
мире.
     Постепенно мы приближаемся к центру города. Следующий светофор. Джоанна
выпрямилась в кресле, ее тело кажется напряженным до предела. Неудивительно.
     - Я не хотел на тебя кричать. Мне жаль.
     Мы стоим. - Мне тоже все это не...- Щелкающий звук
 кажется мне неестественно громким. Я поворачиваюсь. Мгновения,
необходимого моему мозгу для оценки ситуации по  движениям сидящей рядом  со
мной Джоанны, хватило ей для того, чтобы откинуть ремень безопасности
 и толкнуть дверь. Мои пальцы все еще касаются ее руки, но уже лишь
скользнули по ней.
     - Джо, нет! - кричу я ей вдогонку.
     - Остановись, черт возьми, Джо!
     Она игнорирует мои крики и убегает прочь. Несколько метров по тротуару,
потом направо, по переулку, пока не скрылась из виду.
     Я должен последовать за ней. Она не должна гулять по городу  одна. Не в
таком состоянии.  Но  машина,  блокировка  движения... Черт  с  ними.  Пусть
сигналят.
     Я пытаюсь отстегнуть  ремень безопасности,  но не  могу. Я  остервенело
дергаю замок, ругаясь, крича, вымещая свою отчаянную
 ярость на этой чертовой штуковине, в то время как позади меня
начинается какофония сигналов. Наконец  замок открывается. Я толкаю дверь...
и замираю. Какого черта я  делаю? Если я сейчас бездумно побегу за Джоанной,
то,  наверняка,  ее больше  не  найду.  Но  моя машина блокирует  оживленный
перекресток.  Полиция  будет  здесь  через  две  минуты.  Они будут задавать
вопросы.  Это  не  годится.  Не сейчас. Я снова закрываю  дверь и  смотрю  в
зеркало заднего вида.  Парень из  авто сзади в ярости показывает мне средний
палец.  И ты туда  же, козёл. Я нажимаю на газ. Я слышу раздражающий сигнал,
предлагающий мне пристегнуться. Мне нужен способ остановиться таким образом,
чтобы какой-нибудь идиот  снова  не начал сигналить.  Метров  через  пятьсот
нахожу свободное парковочное место перед
 аптекой. Наконец-то.
     Я выключаю двигатель  и  выхожу  из  машины. Хотя  это  бессмысленно, я
оглядываюсь в поисках Джоанны.  Разумеется без успеха.  Прислоняюсь спиной к
закрытой двери, тру лицо ладонями и пытаюсь хоть немного привести свои мысли
в порядок. Как специалист по информатике, я привык мыслить структурированно.
Итак: Джоанна гуляет одна  по городу. Что она будет делать? Ей нужен кто-то,
с кем можно поговорить.
     Куда она обратится? В полицию? Возможно. Но Джоанна не так безрассудна,
как была вчера  вечером. Даже активно сопротивляясь правоте моей версии, она
должна, по крайней мере, рассмотреть  возможность того, что, с ней что-то не
так. И какие бы мысли
 не роились в ее голове, она достаточно благоразумна, чтобы представить,
 как может отреагировать полиция.
     Нет, сначала она пойдет  к тому, кого знает и кому  она доверяет, чтобы
убедиться, что она на самом деле не сошла с ума.
     Эла. Естественно. Эла ее лучшая, ее единственная настоящая подруга. Она
работает  фельдшером в  городской больнице,  менее чем в  пяти минутах  езды
отсюда. Для Джоанны, это вероятно, четверть часа
 пешком. Она может держать путь только туда. Если я потороплюсь, мы даже
 можем добраться туда одновременно. Я сажусь в машину и задаю себе
вопрос, почему я не додумался отвезти Джоанну к Эле, а уж потом к психиатру.
Но я и  сам  сейчас  оказался  в экстремальной ситуации,  когда рациональное
мышление иногда дает сбои.
     Стоит ли позвонить Эле и предупредить ее?
     Нет, это бессмысленно. До того, как меня соединят с
 больницей, я уже наверняка буду на стоянке. Проклятье, неужели эти
идиоты  не  могут  ехать  немного быстрее? Кажется, что  им всем  доставляет
удовольствие блокировать меня.
     Еще один красный свет. Я нервно барабаню пальцами по  баранке.  Картины
недавнего  прошлого  смешиваются  в  моей  голове с  нереальным  подавленным
настроением сегодняшнего утра.
     Блошиный  рынок. Блошиный  рынок...  До  нынешнего  момента,  я  всегда
отвергал истории о любви с первого взгляда, как неотъемлемый атрибут дрянных
женских романов.
     Я даже не знаю, действительно ли это была любовь, которую я чувствовал,
просто глядя на Джоанну. В любом случае,  это было то,  что тронуло меня  до
глубины души и полностью перевернуло мою эмоциональную  жизнь. Я  не мог  не
оказаться в ее непосредственной близости. Она не увидела меня, потому что ее
заинтересовала маленькая  вычурная шкатулка, настолько безвкусная, что снова
стала  красивой.  Продавец хотел  на два евро  больше, чем  она была  готова
заплатить. Некоторое время я  слушал их бесхитростные торги, а затем выложил
на стол
 всю сумму, требуемую продавцом.
     Я  до сих  пор вижу ее перед собой, недоверчиво  смотрящую  на  меня. Я
думаю, что, именно в этот момент я влюбился в нее окончательно.
     После того, как она сердито отвернулась от меня, я
 последовал за ней и преградил ей дорогу. Признаюсь, я боялcя, что она
ударит  меня по  лицу,  настолько  она  была  зла. Но  потом я  протянул  ей
шкатулку. Она недоверчиво посмотрела  на меня. Я сказал, что купил  эту вещь
для нее. Сначала она хотела...
     Кто-то  снова  сигналит  позади меня. Я  не  могу  больше слышать  этот
проклятый гудок и нажимаю на педаль газа так сильно,
 что машина прыгает вперед.
     Через несколько  минут  я добираюсь  до больницы,  паркуюсь  на стоянке
возле входа и быстро иду к вращающейся двери, одновременно взглянув на часы.
Чуть более двадцати минут назад Джоанна выпрыгнула из машины. Она может быть
уже здесь.
     Я знаю дорогу в лабораторию. Сначала немного по коридору,  мимо лифтов,
потом  налево  через  дверь. Поднялся на  один лестничный пролет,  следующая
дверь, еще поворот, и наконец, я на месте. На последних метрах сердце готово
выпрыгнуть из груди от волнения. Что ожидает меня впереди?
     Я  стучу,  открываю  дверь.  Молодая темноволосая  женщина  в  прихожей
дружелюбно смотрит на меня поверх монитора.
     - Доброе утро.
     - Доброе утро. Мой голос звучит хрипло.
     - Я хотел бы увидеть Элу Вайсфелс.
     Оттенок жалости скрывается за дружелюбной улыбкой.
     - Извините, Эла уже ушла, она была на ночном дежурстве.
     - Хорошо,  спасибо, - говорю я  и уже собираюсь развернуться, когда мне
приходит в голову еще кое-что.
     -  Да,  я хотел, кстати, встретиться со  своей  девушкой  здесь,  чтобы
сделать Эле сюрприз. Возможно, она уже была здесь?
     Улыбка сразу исчезла.
     - Да, пять минут назад здесь была молодая женщина,
 которая тоже хотела увидеть Элу. Она нервно теребит какие-то вещи на
своем столе, затем бросает на меня странный взгляд и добавляет:
     - Это не мое дело, но с  вашей девушкой все в порядке? Она казалась мне
какой-то... взволнованной.




     Я бегу так, как никогда раньше не бегала, но не из-за паники, а потому,
что  ощущение  вновь  обретенной  свободы  вдохновляет  меня с каждым шагом.
Первая улица направо, затем сразу следующая  налево. Оглядываюсь через плечо
-  нет, он не преследует  меня,  но  я продолжаю  бежать, такой  шанс нельзя
упустить никак нельзя.
     Лишь когда мои силы иссякли, я  останавливаюсь у  двери какого-то дома.
Не реагирую  на странные  взгляды  двух матерей с колясками, проходящих мимо
меня. Я недалеко от пешеходной зоны, а там, на углу, полицейский участок.
     Я уже  взялась  за ручку двери, когда до меня доходит, что со мной  нет
даже удостоверения личности. Мои документы, вид
 на жительство - все это в доме, но ключа у меня больше нет. Это первое.
     Второе - обиженное выражение лица Эрика, когда он только  что говорил о
своих умерших родителях. Он прикоснулся ко мне против моей воли, этот полный
разочарования взгляд.
     Да,  конечно, я все  равно сообщу об  Эрике, у меня нет другого выбора.
Если я хочу вернуть свою жизнь, он должен из нее исчезнуть. Но я хочу, чтобы
со мной был кто-то, кто подтвердил  бы мою историю. Убежденность  в том, что
все было бы так просто, если бы в моем  распоряжении был мобильный  телефон,
заставляет меня в  остервенении  чуть не  ворваться  в полицейский  участок.
Сразу  же  успокаиваю  себя:  несколько  минут  не  имеют значения, ведь  до
больницы, где работает Эла, не более двух километров.
     Я избегаю оживленных дорог, но все равно каждый раз вздрагиваю, когда в
поле зрения появляется серебристая машина. Эрик может поймать меня на  улице
и затащить в свою машину? Мыслимо ли это? Но
 тогда ему нужно быть очень уверенным в себе, потому что я, конечно же,
буду звать на помощь. И сопротивляться изо всех сил.
     Есть ли у него козырь  в рукаве, который позволил бы ему пойти на такой
риск?
     В  конце  улицы  я  замечаю  больницу, которая  возвышается  над  всеми
близлежащими зданиями.
     Через пять минут я узнаю, что прошлась напрасно. Эла работала в  ночную
смену и ушла домой в семь  часов, как мне сообщила секретарь лаборатории. От
разочарования вкупе со  стрессом от пережитого за последние 12 часов, у меня
на глазах выступили слезы.
     - Что-то случилось? Могу я вам помочь?
     Сочувствие секретарши только усугубило ситуацию. Я
 молча качаю головой, отказываюсь от предложенного стакана воды и
оборачиваюсь.
     Только  когда  я  вновь  оказываюсь на улице, осознаю, свою глупость. У
меня вряд ли появится другая возможность  позвонить Эле, тем  более что я не
помню  ее номер  телефона. В  секретариате  он,  конечно,  есть и мне бы его
вероятно  дали,  если бы я вела себя немного поумнее.  А может быть, Эла уже
легла спать и отключила
 телефон. Вряд ли это относится к дверному звонку, который она
обязательно услышит.
     Обычно  я  бы  никогда  этого  не  сделала,  но  сегодня  необходимость
заставляет меня позвонить и разбудить её.
     Чтобы добраться до ее квартиры, мне нужно пересечь
 весь город, У меня нет ни цента наличных, ни кредитки, ничего. Я даже
не могу позволить  себе  автобус, не говоря  уже о  такси.  Ирония  ситуации
усугубляется еще и тем, что я легко могла бы купить всю автобусную компанию,
если бы у меня был доступ к моим активам.
     Так повезти могло  как  раз  тогда, когда у  тебя нет  денег на  билет.
Автобус, который идет в  район Элы, подъезжает  именно в тот момент, когда я
подхожу к  остановке перед больницей. Просто  совпадение, конечно, но тем не
менее, настроение поднимается. Может быть, все, наконец, оборачивается в мою
пользу.
     Время в пути  двадцать пять минут. Я прислоняюсь лбом к окну автобуса и
смотрю наружу. Что, если Эла вообще не поехала домой?  Что, если она захочет
переспать с Ричардом, несмотря на постоянные ссоры? Маловероятно. Он  должен
быть в офисе, у них почти нет времени друг на друга. Тем  не менее, я ужасно
нервничаю, выходя из  автобуса, а тем более, когда стою перед входной дверью
Элы. Что мне делать, если она не откроет? Какие  варианты у меня  остаются в
этом случае? Хорошо, полиция. Это мой последний джокер. Но тот, на поддержку
которого, как я чувствую, сейчас не так много надежды.
     Откладывать бесполезно. Я нажимаю на  звонок домофона. Проходит десять,
пятнадцать секунд. Когда она отзывается, ее голос звучит бодро. К счастью.
     - Да? Кто там?
     - Это я, Джоанна.
     Мой голос дрожит от облегчения.
     - Могу я войти, пожалуйста?
     Механизм домофона открывает дверь подъезда и закрывает  ее за  мной.  Я
преодолеваю три лестничных пролета до квартиры Эллы бегом, потому что у меня
нет терпения ждать лифт.
     Эла стоит в дверях в тренировочных  брюках и джемпере. Её темные локоны
завязаны в хвост, а во взгляде - единственный
 вопрос.
     -  Извини,  что  я нагрянула  вот так. Я коротко обнимаю  ее и чувствую
запах мыла. Должно быть, она только что приняла душ.
     - Я бы позвонила тебе, но... не могла.
     - Проходи. - Она тянет меня в квартиру.
     - Что скажешь о кофе? По-моему он сейчас необходим тебе.
     - Нет, спасибо. Я так рада тебя видеть.
     Даже один невозмутимый деловой вид успокаивает меня.
     В гостиной она  толкает меня  на диван, садится  рядом и берет  меня за
руку.
     - А теперь расскажи мне, что произошло.
     Я начинаю нерешительно, но вскоре слова приходят сами  собой.  Странный
мужчина в моем доме, которого якобы зовут Эрик, его
 заявление о том, что он помолвлен со мной, ночь в качестве пленницы в
моих собственных четырех стенах, мой побег.
     Эла ни  разу  меня  не перебивает, только время  от  времени  ее  глаза
недоверчиво расширяются; над носом появилась глубокая складка.
     - Это... невероятно, - бормочет она, когда я заканчиваю.
     - Дай мне две минуты, чтобы переварить это, хорошо? Она качает головой,
затем внезапно останавливается.
     - О, черт,  я чуть не забыла.  Она хватает  свой  мобильный  телефон  и
набирает номер.
     - Коллега - извиняющимся тоном бормочет она.
     - Я была рассеяна с... Привет, Сандра?
     Я знаю, что Эла уравновешенная, по крайней мере, когда речь  не идет  о
Ричарде, но я все  равно поражена тем, как она восприняла мою историю. Как и
то, что она вспоминает свою коллегу именно
 сейчас.
     -  Сандра,  прости,  я  совсем забыла сказать  тебе  перед  уходом, что
сегодня  утром придет техник по  поводу центрифуги. Ничего?  Да это  было бы
хорошо. Хорошо. Да. Я сделаю. До скорого. Эла убирает мобильник.
     - С этим все.
     Она трет лицо обеими руками.
     - Ты уверена, что не хочешь кофе?
     Постепенно мне становится трудно скрывать свое нетерпение.
     - Нет, я хочу пойти в полицию, и я надеялась, что ты пойдешь со мной.
     Эла поправляет ковер под ногами.
     - Я не думаю, что это хорошая идея, Джо.
     От сказанного ею чувствую холодок в затылке
     - Почему это?
     Теперь она все-таки смотрит на меня.
     -  Потому  что  то, что  ты только  что рассказала  мне, лишено всякого
смысла. Вы с Эриком пара. И что это за ерунда.
     Холод  уже  охватил все мое тело.  Пожалуйста, не надо, я хочу сказать,
пожалуйста, не делай этого со мной.
     - Клянусь тебе, я впервые увидела этого человека вчера вечером, - шепчу
я и по глазам Эллы вижу, насколько ей неприятна эта ситуация.
     - Я живу одна, ты же должна это знать - ты была со
 мной столько раз! В моей жизни нет никого, кроме Мэтью, и, на самом
деле, он тоже давно в прошлом.
     Эла смущенно поправляет свою косу.
     - Ты уже несколько месяцев не говорила о Мэтью.
     - Ну  а  для  чего  это нужно?  Мне  хорошо одной.  Я  думаю,  что  это
замечательно - быть самостоятельной, я люблю свою работу,
 все у меня в наилучшем виде. Во всяком случае, было до вчерашнего дня.
     Что-то дрогнуло в лице Элы. Она берет мою руку, которая кажется ледяной
в ее руке.
     - Послушай. Я предлагаю тебе пойти не в полицию, а
 к врачу. Здесь нет ничего плохого. Я знаю очень хорошего невропатолога в
 нашей клинике ...
     Мои  глаза вспыхивают. Я выдергиваю ладонь из рук  Элы,  чтобы вытереть
слезы, пока они не скатились по моему лицу.
     - Ты тоже думаешь, что я сумасшедшая, не так ли?
     Одно лишь это  произнесенное слово даётся мне  нелегко. Это  становится
реальной  возможностью.  Сумасшедшая.  Или,  возможно,  тяжело больная,  кто
знает, что может сделать  с  тобой опухоль головного мозга. Непроизвольно  я
обхватываю голову, о боже, только не это. Нет. Разумеется, нет, это  ерунда.
Я в порядке, у меня нет нарушений
 зрения, нет головных болей и головокружений. Для одного человека было
бы слишком. Эла нежно гладит меня по руке.
     - Постарайся вспомнить. Ты ведь помнишь, когда и где мы познакомились?
     Тут и думать нечего,
     -  В "Лоренцо", в  баре, ты стояла рядом со мной, и мы обе ждали, когда
нам подадут  нашу выпивку. Я заказала кайпиринью, а ты мохито и сказала, что
тебе понравился бармен.
     Эла прикусывает нижнюю губу, кивает почти после каждого моего слова.
     - Все правильно. Только это  была наша вторая встреча. Первый раз был в
сквош-клубе.
     - Мы с Эриком играли, ты за ним заехала, он меня с тобой познакомил.
     Она улыбается, ободряюще и напряженно одновременно.
     -Ты помнишь?
     Вы были знакомы всего три недели и так сходили с ума друг от друга, что
невозможно было смотреть на это.
     - Она смотрит на свои сложенные руки.
     - Строго говоря, вы все еще остаетесь такими. Ты  любишь его, Джо. Даже
очень.
     Наши взгляды встречаются.
     - Ты же не можешь этого забыть.
     У  меня  перехватывает дыхание. Представляю лицо незнакомца,  человека,
которого я якобы люблю. При  этом я ничего не чувствую, кроме тупого страха,
который вызывает у меня его присутствие.
     Эла все еще смотрит на меня, полная сострадания. Боже мой, что  же  она
должна получить за эту ложь? Я прижимаю костяшки пальцев  к закрытым глазам,
пока не становится больно. Думай. Если всё это так, как она говорит...
     - Докажи это, - шепчу я, борясь с  растущей во мне  паникой. Что,  если
она сможет доказать и мне придется признать, что  со мной что-то серьезно не
так?
     Она  на  мгновение задумывается,  затем кивает.  Встает  и  подходит  к
маленькому столику, на котором лежит ноутбук.
     - Здесь есть фотографии, которые я сохранила и мы можем их вместе...
     Пронзительный   дверной   звонок  прерывает  ее  на  полуслове,  и  она
оборачивается. Теперь на ее лице смешались облегчение и
 осознание вины. Я сначала не поняла. Но потом.
     - Значит, ты звонила ему.
     Во рту у меня так пересохло, что мне трудно было говорить.
     - Я рассказала тебе, как я радовалась, что ушла от него, и  после этого
ты его вызвала?
     Она выглядит виноватой, но мне похоже, не следует вестись на это, как и
на якобы телефонный звонок ее коллеге.
     - Он так беспокоится о тебе, - мягко говорит она.
     - Послушай, может быть, мы втроем сможем все исправить.
     Она уже на полпути к двери, но оборачивается.
     - Я хочу помочь тебе, Джо, ты должна мне поверить.
     Не надо, хочу я сказать, пожалуйста, не впускай его, пожалуйста, спрячь
меня от него. Но она уже нажала на кнопку домофона.




     Дверь  открывается  с  громким  щелчком.  Элла  открыла  мне дверь,  не
спрашивая. Я поднимаюсь  на лифте,  хотя ненавижу узкие лифты. Мысли  в моей
голове идут кувырком.  Надеюсь, Джоанна все еще там. Знает ли она, что это я
звонил  Эле и только  что позвонил в домофон? Что  меня ждет, при встрече  с
ней?
     Я сказал Эле, что ни при каких обстоятельствах она
 не должна ее снова отпускать. Сможет ли она убедить Джоанну, что для
нее будет лучше, если она не убежит от меня? Что ей срочно нужна помощь?
     Что, черт возьми, с ней случилось? Она ведь помнит
 все другое из своей жизни. Об Эле, с которой она познакомилась через
меня.  И  каким образом дружба  с Эллой  могла стать реальностью  без  моего
участия? Или, может  быть,  у  нее все  в порядке  с  головой,  и она просто
разыгрывает из себя дурочку? Но зачем ей это  делать? В конце концов, в этом
нет никакого смысла.
     Лифт  останавливается,  его   вертикальная  створка  открывается  почти
бесшумно на третьем этаже. Мое сердце бьется быстрее с
 каждым шагом и начинает бешено колотиться, когда дверь квартиры Элы
распахивается внутрь. Элла выглядит обеспокоенной.
     - Она все еще тут?
     Стук моего сердца теперь оглушает. Эла кивает и на
 мгновение закрывает глаза, прежде чем отойти в сторону и впустить меня.
     Когда я вхожу в маленькую гостиную, Джоанна вскакивает и потирает бедра
ладонями. Она  всегда так делает, когда нервничает или  очень  злится. Какая
она красивая. Даже в этой странной ситуации.
     - Джо, я... - начинаю я, но  она отстраненно поднимает руки и энергично
качает головой.
     - Постойте, не надо. Я не хочу снова слышать ту же
 историю: что мы знаем друг друга и даже живем вместе. Неважно, сколько
раз Вы её повторите, это ничего не изменит. Я Вас не знаю.
     И опять этот спазм, который безжалостно сжимает мой желудок.
     Ночью мне снились обрывки воспоминаний о тебе. Это
 были короткие и невнятные слова. И я, осёл, радостно цеплялся за них,
как  ребенок,  которому  говорят что Санта-Клаус существует. А она лгала мне
только для того, чтобы убежать от меня.
     - Значит, ты в действительности не помнила меня прошлой ночью?
     Лишний, наивный вопрос. Джоанна коротко усмехается.
     - Конечно нет. Я не могу вспомнить Вас, потому что
 я Вас не знаю. Что бы вы ни запланировали - это не сработает. Так что
Вы можешь это прекратить.
     Она смотрит мимо меня, и выражение ее лица меняется. Кем бы ни был этот
человек, у  него будут  свои  корыстные  причины  для  этого. Но то, что  ты
помогаешь  ему,  Эла...  Сколько он тебе пообещал,  если  ты подыграешь  его
психологической игре? Сколько стоит предать свою лучшую подругу?
     Внезапно глаза Джоанны расширились.
     - Погодите...  Или этой дружбы  не было с самого начала? Она  тоже была
частью  плана? Для  того,  чтобы кто-нибудь, смог  подтвердить эту  безумную
историю? Так ли это, Эла?
     - Джо... Ты же не можешь ...
     Эла делает несколько шагов мимо меня  и падает в одно  из синих кресел.
Она открывает свой ноутбук и начинает печатать в нем.
     - Я не знаю, что с тобой  не  так, но я могу доказать  тебе, что  ты  с
Эриком. Вот здесь у меня есть фотографии, на которых вы вместе. Подожди ...
     Фотографии,  конечно.  И  снова во  мне зарождается надежда,  что  есть
что-то вроде пускового механизма, который вернет Джоанне память обо мне.
     - Только с  вашего отпуска на Антигуа  вы  прислали мне по  электронной
почте около сотни фотографий, - объясняет Эла, морща лоб.
     - Фотографии можно подделать, - пренебрежительно замечает Джоанна.
     Эла прерывает свое занятие и смотрит на Джоанну.
     -  В  конце  концов,  ты  фотограф  и можешь  определить  подлинные  ли
фотографии?
     Уже не в первый раз я восхищаюсь Элой за ее спокойствие и  мудрость при
выходе  из сложных ситуаций.  Хотя у ее  лучшей подруги,  похоже,  серьезные
проблемы с психическим здоровьем.
     После последнего щелчка она переворачивает ноутбук.
     - Посмотри на это, Джо. Это похоже на фотомонтаж?
     Джоанна смотрит на экран. Она подходит ближе, чуть
 наклоняется вперед, морщит лоб. Молчит. Три секунды, пять, десять ...?
     Я  больше не  могу  терпеть, я в трех шагах  рядом  с  ней  и смотрю на
фотографию.  Это не одна из наших отпускных фотографий, но я узнаю ее сразу.
Эла сделала это фото недавно. Мы отпраздновали ее день рождения здесь, в  ее
гостиной.  Там были  два коллеги из больницы и  еще одна пара,  которую я не
знаю.  Эле  удалось сгруппировать  нас  всех  вместе. Мы с Джоанной сидим  в
центре. Я не очень разбираюсь в этом, но я
 думаю, что фотомонтаж в данном случае был бы очень трудным, даже
невозможным.  Одна из  коллег Элы частично  загораживает Джоанну,  с  другой
стороны сижу  я. Моя  рука лежит на её  плече. Мы весело смеемся  в  камеру.
Условия  освещения,  тени  ...  все подходит. Я смотрю на  Джоанну.  Жду  её
реакции.  В какой-то момент  она  выпрямляется.  Она  должна заметить, что я
смотрю на нее, но она игнорирует меня и смотрит на Элу.
     - Очень хорошо сделано.
     - Что? Эла смотрит на меня непонимающим взглядом.
     - Фотомонтаж. Это сделал профессионал. Я не вижу никаких вставок.
     - Господи, Джо!, - говорю я громче, чем хотел.
     Она вздрагивает и отступает от меня.
     - Извините. Но это действительно безумие.
     В какой-то момент ты должна, по крайней  мере, принять во внимание, что
мы  говорим тебе  правду.  Ты не можешь  просто отвергать все, как ложь  или
фальшивку только потому, что это не соответствует твоей версии правды.
     Я снова смотрю на фото, две  молодые женщины, которые работают с Элой в
больнице. У  меня  есть  идея предложить  Джоанне  навестить  этих женщин  и
получить подтверждение того, что фото настоящее,
 что мы вместе ходили на день рождения.
     Но я  предпочитаю этого  не  делать. Она  также отмахнулась бы от этого
аргумента, мотивируя это тем, что эти двое в сговоре со мной. Проклятье.
     Но наш совместный отпуск, Джоанна не могла его забыть.
     - Ты действительно не помнишь Антигуа? В твоей камере должны быть полно
фотографий оттуда.
     Рот Джоанны насмешливо скривился.
     - Да точно.
     - Джо.
     Эла отложила ноутбук и встала с кресла.
     - Подумай  обо  всем,  через что  мы пережили  вместе.  Какие  чудесные
разговоры мы вели. Ты так много знаешь обо мне, а я знаю о
 тебе. Ты действительно думаешь, что все это одна большая ложь? Ты так
думаешь?
     Я вижу тень неуверенности на лице Джоанны. Она опускает взгляд.
     - Я не знаю.
     Вся агрессия вдруг исчезла из ее голоса, теперь он
 звучит тихо и тонко. Когда она смотрит на Элу, я вижу, что ее глаза
блестят от влаги.
     -  Я хочу тебе верить. Но это значит, что  я также должна  верить тому,
что говорит этот человек, а я не могу. Разве ты не понимаешь?
     Желание  немедленно  обнять Джоанну,  прижать ее  к себе, погладить  по
волосам и сказать, что все будет хорошо, меня почти переполняет.
     - Если бы я действительно вдруг забыла человека, с
 которым живу и люблю... Это значило бы, что у меня что-то не так с
головой.
     - Да, дорогая...
     Эла подходит  к  Джоанне  вплотную. Две женщины  смотрят  друг  другу в
глаза. Руки Элы находят руки подруги, сжимают их, держат.
     - Может быть, у тебя действительно что-то не так с
 головой. Что-то, что пока еще легко исправить. И сейчас может быть
важно, чтобы  ты получила медицинскую помощь прямо сейчас. Ты понимаешь, что
я беспокоюсь о тебе? Я очень сильно обеспокоена твоим здоровьем?
     В этот момент  я  безумно завидую Эле.  Она  так близка к Джоанне,  как
отчаянно хотел  бы  быть  я. Я называю себя  дураком. Как  у меня могут быть
такие мысли в этой ситуации? Сейчас самое главное,
 чтобы Джоанна согласилась получить помощь. И Эла, похоже, на правильном
 пути...
     - Я...
     Джоанна борется с собой.
     Я хочу сказать ей, что люблю ее и всегда буду поддерживать, несмотря ни
на что.  Но  мой  инстинкт  подсказывает мне не вмешиваться  сейчас. Похоже,
Джоанна  действительно  рассматривает  возможность  согласиться  с  тем, что
предлагает Эла.
     - Пожалуйста, Джо.
     Голос Элы звучит мягко и все же настойчиво.
     -  Позволь обследовать  себя. После этого можешь делать что  хочешь,  я
больше  не буду вмешиваться, это я тебе  обещаю. Но,  пожалуйста, обратись к
врачу.
     Они  смотрят  друг  на   друга  еще  несколько  секунд,  затем  Джоанна
поворачивается ко мне и смотрит мне в глаза. Её взгляд причиняет  мне  боль.
Вот  так смотрят на  незнакомца, который просит вас сделать  что-то, чего вы
делать не хотите.
     - А что насчет Вас? Вы оставите меня в покое, если
 с моей головой все окажется в порядке? Уже одно это было бы для меня
ценным.
     Я колеблюсь, всего мгновение, затем киваю.
     - Да, я сделаю это.
     Надеюсь, она не замечает моей лжи.




     Я  не  знала,  что существует так много  разновидностей  страха. Дикий,
спонтанный, безудержный страх смерти, как  прошлой ночью,  когда я подумала,
что незнакомец собирается  изнасиловать или убить меня.  Это было плохо,  но
более терпимо, чем то, что я чувствую
 сейчас - медленный, ползучий страх, который заполняет каждую клеточку
моего тела.
     Потому что, что бы ни стояло за той  невероятной ситуацией, в которой я
оказалась,  она  уж  точно  не  безобидна.  Никаких  надежд  на  то,  что  с
исчезновением этого человека все образуется, больше нет.
     Реакция Элы изменила все, она сократила количество
 вариантов до двух, и я нахожу оба эти варианта ужасными. Либо я больше
не могу доверять своему восприятию, либо моя лучшая подруга лжет мне.
     Её ноутбук все еще открыт, фотография  занимает весь экран. Эла сделала
разумный выбор. Незнакомец обнимает женщину, похожую на меня, и, несомненно,
сидевшую рядом с ним на диване,  а моя голова могла быть искусно вставлена в
фотографию. Телосложение женщины примерно соответствует моему, но она сидит,
поэтому пропорции распознать
 труднее. Почти у каждой женщины есть в шкафу короткое черное платье,
похожее на то, в которое она одета на снимке. У меня их два, и они почти
 одинаковые. Да. Умело выбрано.
     - Итак? Голос Элы необычно тихий. Как будто она не хочет меня испугать.
     - Поехали?
     Я поворачиваюсь к ней.  Нет, к ним. Эла и Эрик стоят рядом, так близко,
что их плечи почти соприкасаются. Союзники. Команда.
     - К доктору Дюссманну, да? Мой вопрос адресован Эрику, который кивает и
начинает отвечать, но я не даю ему возможности заговорить.
     - Ни в коем случае. И твой милый невролог тоже отпадает, Эла. Я поеду с
вами к врачу, но я выберу его сама.
     Они обмениваются озадаченными и отчасти встревоженными взглядами. Н-да,
скверно, если вся подготовительная работа была проделана напрасно.
     - Ты знаешь кого-нибудь, кому доверяешь? - робко спрашивает Эла.
     Я беру ноутбук и сажусь с ним на диван. Устройство
 подключено к Интернету, браузер открыт. отлично. Поиск комбинации
психиатр/невролог  дает шесть  результатов для ближайшего  района. Мой выбор
пал на д-ра Верену Шаттауэр, не только потому, что мне нравится её
 фотография на домашней странице, но и потому что ее приемные часы
сегодня  утром. Но прежде всего, потому, что, по ее собственным  заявлениям,
она не работает в больнице Элы.
     - Кто из вас одолжит мне свой мобильный телефон?
     Эрик,  который  не  сказал  ни  слова  за  последние  несколько  минут,
удерживает Элу за руку, когда она хочет протянуть его мне.
     - Может  быть это  лучше  сделать  мне -  говорит  он.  О, держу  пари.
Боитесь, что я вызову полицию? - спрашиваю я, улыбаясь.
     - Нет,  Джо. Боюсь, что ты наделаешь глупостей. Он сидит рядом со мной,
слишком  близко, по-моему,  но мне надоело постоянно уворачиваться. Это было
ошибкой,  потому  что, он,  очевидно, воспринимает это как поощрение и берет
меня за руку. Я рывком тяну ее назад. Снова эта обида в его взгляде.
     - Извини, - шепчет он, а затем, наконец, достает свой мобильный телефон
из кармана  куртки. Набирает  номер, указанный на домашней странице врача, и
дает мне телефон, только после того, как было
 установлено соединение.
     - Практика д-ра Шаттауэр, добрый день.
     - Привет. - Говорю я охрипшим от волнения голосом.
 - Меня зовут Джоанна Берриган. Я никогда раньше не лечилась у вас, но
мне нужно  записаться на прием. Быстро насколько это возможно. Пожалуйста. Я
не понимаю, почему слёзы полились у меня именно сейчас, но
 я ничего не могу с этим поделать.
     -  Собственно  говоря, мы ...  -  начинает  помощница врача  о приёмных
часах, но затем останавливается.
     - Вы можете быть здесь через час? Тогда я назначу вам встречу в связи с
экстренной ситуацией.
     Мое дыхание судорожно и прерывисто.
     - Да. Через... час. Хорошо.
     - Не могли бы Вы описать ваши симптомы.
     Её голос звучит не обеспокоенным, а скорее деловым. Она также терпеливо
ждет примерно полминуты, пока я пытаюсь сдержать рыдания.
     - С Вами есть кто-нибудь? - спрашивает она.
     - Не могли бы Вы дать ему или ей телефон?
     Ему или ей. Решение для меня  легкое, я отдаю его Эле. Не то чтобы я ей
больше доверяю, но, по крайней мере, я ее знаю.
     - Да, - слышу я ее голос.
     - Хм. Мое впечатление? Джоанна очень расстроена, у
 нее внезапные... провалы в памяти. Дезориентирована? Нет, на самом деле
 не то. Как? Да. ХОРОШО. Конечно, я буду сопровождать её.
     Эла заканчивает разговор и возвращает Эрику трубку.
     - Мы оба берем машины, - говорит она, - и Джоанна может выбирать, с кем
ей  ехать. Если это... займет больше времени. В конце  концов,  мне придется
пойти поспать, прости.
     Она зевает, словно подчеркивая свои слова. Она собирается оставить меня
наедине с ним. Из-за усталости!
     На пути вниз нет ни единой возможности для побега.
 Ни при выходе из лифта, ни на улице. Они следуют по бокам от меня и
достаточно близко, чтобы быстро схватить, если я попытаюсь убежать.
     - Я еду с Элой.
     Ее маленькая  синяя  Хонда припаркована за  углом, и вмятина  на правом
крыле еще  не выправлена. Я помню  эту  вмятину,  так же  как и  историю  ее
образования, я все помню, черт возьми. Я в полном порядке. Эта фраза внушает
мне оптимизм, я повторяю ее про себя снова и снова. Я в порядке. При посадке
я  вижу,  как  Эрик  делает  знак  в  сторону  Элы.  Закручивающее  движение
запястьем. Запри.  Ясно. Он  больше не доверяет  мне настолько. Эла изо всех
сил  пытается   нажать  на  переключатель   центрального   замка  как  можно
незаметнее,  но,  конечно, она замечает,  что  это  не  осталось  без  моего
внимания.
     Во время поездки мы молчим. Ауди постоянно находится в поле  зрения. Её
серебристо блестящая тень все время следует рядом с нами или впереди. Затем,
незадолго до того, как  мы достигаем нашей цели, мне в голову приходит новая
мысль, более ужасная,  чем предыдущие. Что, если вовсе не этот Эрик является
движущей силой всех событий последнего дня? А Эла?
     Она знает меня больше  полугода, она точно знает, каково  наше семейное
состояние. Время от времени мы говорили о деньгах, и
 я знаю, что у нее их немного, также я помню, как Ричард какое-то время
отчаянно   пытался   найти   начальный   капитал   для   своего   скачка   в
самостоятельность. Без успеха.
     Я тогда предложилf помощь, которую ни один из них не хотел принять, но,
может быть, только потому, что они хотели большего?
     Эрик  мог быть актером, которого  наняла и  проинструктировала Эла. Это
также объясняет, почему у него всегда слезы на глазах, когда я отвергаю его.
Актёрская техника.
     К  сожалению,   такая  история  звучит   на  100%   безумно,  когда  ее
рассказывают врачу.
     Эла припарковала Хонду.
     - Ты в порядке, Джо?
     Я киваю и пытаюсь выйти, но дверь все еще заперта;
 Я ударила в неё с яростью, которая удивляет даже меня. Когда костяшки
моей руки снова и снова ударяются в обшитую металлом дверь, мне больно, но я
не могу остановиться.
     - Что ты делаешь? Эла хватает меня за руки, крепко сжимает.
     - Джо! Пожалуйста!
     Тыльная сторона кисти моей правой руки пульсирует и
 горит. У меня почти непреодолимое желание биться головой о дверцу
машины. Затем, после нескольких глубоких вдохов, это проходит. Выражение
 глаз Элы не оставляет вопросов Все понятно.
     - Отведи меня к этому доктору, - говорю я.
     - Быстро.
     В приемной  спокойная  обстановка  и  мало пациентов: пожилая  женщина,
молодой мужчина и нас трое. Эрик решает вопрос с оплатой с помощницей врача,
у него с собой мой паспорт, моя страховая карточка. Все документы, в которых
я так отчаянно нуждаюсь. Вскоре вызывают пожилую  женщину. Мы пришли слишком
рано,  но я готова долго ждать своей очереди  здесь,  чем сидеть  в квартире
Элы.
     На блестящей мраморной  плитке  на полу замечаю темную точку и фиксирую
на ней свой взгляд.  Считаю количество вдохов. Мое запястье с каждой минутой
болит все больше. Вероятно, оно опухло, но
 странное дело: что на ощупь боли не ощущается. На ощупь все в порядке. Я
 сжимаю правую руку в кулак и чувствую, как боль выпускает новые шипы.
Если я не буду осторожна, то начну смеяться.
     Я  действительно надеюсь, что эта женщина-врач знает свое дело. По моим
оценкам, доктору  Верене  Шаттауэр чуть  за пятьдесят, и в самом начале  она
очень просит Эрика  или Элу сопровождать меня в комнату для осмотра. Она мне
чрезвычайно симпатична. Соответственно, мне легко резюмировать для  нее  то,
что произошло со вчерашнего вечера. О боже, моя жизнь еще никогда не трещала
по  швам  в  течение  целого  дня.   Я  настолько  честна,  насколько  могу.
Единственное, чего я не упомянула, так это эпизода в  машине.  Что  у  меня,
кажется, есть
 подсознательная потребность причинить себе боль. Его не переубедить, и
теперь моя лучшая подруга на его стороне. Кроме того, в моем доме нет ни
 одной вещи, которая принадлежала бы ему. Ни книги, ни предмета одежды,
ни даже зубной щетки. Но он игнорирует это, они оба игнорируют это.
     Докторша серьезно смотрит  на меня. Она сделала несколько заметок, но в
основном слушает меня с почти ощутимым вниманием.
     - Это... как стоять  перед красной стеной, в то время  как все  говорят
вам, что она синяя. Я могу сколько угодно  стараться - для меня она остается
красной. другого цвета  не вижу. Я знаю, что она красная, но не могу  никому
этого доказать. Как такое возможно?
     Докторша понимающе кивает.
     - Да,  я  понимаю, что вы имеете в виду.  Подытожим:  Вы говорите,  что
помните все недавнее и отдаленное, кроме этого человека
 по имени Эрик.
     - Точно.
     Внезапно я понимаю, как это должно звучать. Я знаю, если выяснится, что
Эрик  говорит  правду,  то  я, должно  быть, действительно  больна,  другого
объяснения нет... Мои слова слишком торопливы, неуверенны, хаотичны.
     Это не было высказано. Доктор сложила кончики пальцев и улыбнулась мне.
     -  Конечно, мы должны изучить вас более внимательно, но  поверьте  мне,
есть и другие объяснения феномена, который
 вы описываете. Она задумчиво смотрит на меня.
     -  Систематизированная  амнезия, например. Это  потеря  памяти, которая
ограничена определенными областями. Возможно, и некоторыми людьми.
     Она видит, что я  хочу задать еще вопросы, и останавливает меня взмахом
руки.
     - Это не  значит, что этот диагноз применим  к Вам. Это просто еще одна
вероятность. Для начала мы должны исключить все физические причины.
     Она вытаскивает свой календарь и листает его.
     - Я  могу  предложить  вам  записаться на ЭЭГ здесь у  нас, в следующий
четверг, а также направлю вас в клинику на компьютерную
 томографию черепа.
     Она, должно быть, заметила мое вздрагивание.
     -  Даже  если я  действительно  не  думаю, что  у  вашей  проблемы есть
физическая причина, - быстро добавляет она.
     - Систематизированная амнезия. Потеря памяти, просто  так? -  спрашиваю
я, и Шаттауэр отрицательно качает головой.
     -  Должен быть  пусковой механизм. В  виде  очень  неприятного события,
травмы, связанных с определенной вещью или человеком.
     У меня во рту так пересохло, что мне приходится  начинать дважды, чтобы
задать следующий вопрос.
     - Значит, я скрывала тот  факт,  что  Эрик  существует... потому что он
травмировал меня? Оскорбил меня?
     Доктор Шаттауэр энергично качает головой.
     - Это не значит. Это всего лишь одна из многих вероятностей, которые мы
должны исследовать. Я буду очень рада помочь Вам, если вы пожелаете.
     Мысль о том, что мой разум стер Эрика из памяти, чтобы защитить себя от
воспоминаний о чем-то  ужасном, внезапно кажется правдоподобнее,  чем  любое
другое объяснение. Тогда  поведение Элы имело бы смысл. Как и Эрика, когда я
думаю об этом. То, как он смотрит на меня, потом отводит взгляд, то, как  он
заботится обо мне... это, безусловно, может быть угрызением совести. А потом
всегда бывают эти короткие вспышки несдержанности...
     - Вы согласны на ЭЭГ в четверг? - прерывает мои размышления Шаттауэр.
     - Да. Да, конечно.
     Я  пожимаю  ей  руку,  выхожу  на  улицу.  Там  ждет  только  Эрик,  он
вскакивает, когда видит меня.
     - Эля ушла. Она смертельно устала,  и  я сказал  ей, что она может идти
домой. Она свяжется с тобой сегодня днем.
     И  снова  этот  испытующий,  изучающий взгляд.  Осознание  вины? Вполне
возможно.
     - Удовлетворена ли беседой с доктором?
     Я усмехаюсь  или,  по  крайней  мере, делаю  что-то подобное.  В  любом
случае, я показываю свои зубы.
     - О, да, вполне.
     Доктор Шаттауэр последовала за мной и встала между
 ним и мной. Она испытующе смотрит на него, прежде чем повернуться ко
мне.
     -  Если хотите,  я могу  поместить  Вас в частную клинику на  ближайшие
несколько дней. Там у Вас будет покой, о Вас позаботятся. Иногда это само по
себе помогает.
     Полчаса  назад  я  бы серьезно подумала над этим предложением. Теперь я
качаю головой.
     - Нет, я хочу домой. Вы взяли мои данные, адрес и тому подобное?
     - Да, конечно.
     Вопросительный взгляд доктора показывает мне, что она еще не  понимает,
к чему я клоню.
     - Его тоже? Я указываю на Эрика, чье удивление по поводу моего  решения
явно написано на его лице.
     - Да. Он даже идентифицировал себя.
     Ах, как все  серьёзно.  Таким образом, доктор  Шаттауэр  и ее помощница
знают о нем больше, чем я. Его фамилию, например. И его адрес?
     Я  уже  сделала первый  шаг к зоне  регистрации, собираясь  просмотреть
записи, но Эрик встает у меня на пути. У него в руке бумажник из которого он
достает водительские права и молча протягивает их мне. Эрик Фабиан Тибен. На
фотографии безусловно представлена  более  молодая копия  мужчины,  стоящего
передо  мной.  Его  волосы доходят  почти до  плеч,  его  улыбка  открыта  и
обрамлена трехдневной
 бородкой. Адреса в водительских правах, конечно, нет. Может быть, мне
стоит прямо сейчас спросить его о регистрации его автомобиля.
     Я возвращаю ему документ.
     - Благодарю.
     - Ты  действительно  вернешься  со мной домой?  - тихо  спрашивает  он,
открывая мне дверь на улицу.
     - Добровольно?
     - Да.
     Я  сама слышу враждебный оттенок в своем голосе.  Если  в  теории  есть
что-то  связанное с  амнезией  в результате травмы, я,  скорее  всего, узнаю
факты  в присутствии Эрика. Я сомневаюсь, что он посмеет что-либо сделать со
мной, учитывая то, как обстоят дела сейчас. Если  эта травма существует,  то
рано или поздно мне  нужно  будет ее вспомнить. И если я узнаю,  что обязана
этим Эрику, то помилуй его Бог.




     Например, что именно она рассказала доктору Шаттауэру и как  она на это
отреагировала. Я  не  смею  этого делать в данный момент. Готовность Джоанны
поехать со  мной  домой  кажется  мне новой,  тончайшей, связью между  нами,
настолько  хрупкой,  что  одно  неверное  слово  может  разорвать ее.  Я  не
собираюсь рисковать этим.
     Мы почти добрались до машины. Я нажимаю на брелок,
 открываю дверь и останавливаюсь рядом с ней. Взгляд Джоанны
перемещается от двери  к моему лицу, фокусируется на моих глазах. -  Все еще
боишься, что я убегу?
     Я пожимаю плечами, чувствуя себя безумно виноватым за  то, что не сразу
сказал - нет -.
     Джоанна скрещивает руки на груди.
     - Я  пошла с вами к  этому врачу, потому что  сама хочу знать, если  со
мной что-то не так. Я возвращаюсь домой добровольно.
 Но позвольте ... давайте проясним одну вещь: Вы больше не запираете
меня. Обещайте мне это, иначе я не сяду в вашу машину.
     - Обещаю, - говорю я без колебаний. Не потому, что
 я убежден, что Джоанна больше не будет пытаться сбежать, а потому, что я
 знаю, что не смогу охранять ее вечно. И даже не хочу этого делать. Если
 после посещения этого врача она все еще захочет обратиться в полицию, я
 больше не смогу этому помешать. Я могу только надеяться, что она этого
не сделает.
     - Ты входишь? - осторожно спрашиваю я.
     - Нет, пока ты не окажешься на другой стороне.
     Я понимаю. Она хочет проверить, действительно ли я
 оставляю ее в покое. Доверяю ли я ей? Она ждет, пока я сяду в машину,
чтобы потом сбежать? Нет. Она действительно входит. С облегчением сажусь
 за руль. Она пристегивает ремень безопасности и кивает вперед
подбородком.
     - Поехали. Ее голос звучит настолько безразлично, что в этот момент  он
действительно кажется мне чужим. Больно.
     Я трогаюсь, поглядывая на дорогу, но мои мысли о нас. О нас с Джоанной.
Вернется ли когда-нибудь  наша прошлая совместная  жизнь?  Может ли все, что
случилось  с  ней  вчера,  вернуться?  Что,  если  все, что  нас  связывало,
безвозвратно потеряно?
     - Расскажи мне, о чем ты говорил с доктором?
     - Я рассказал ей  все, что произошло со вчерашнего вечера. С моей точки
зрения.
     - И? Что она говорит?
     - Что есть различные варианты.
     - А какие?
     Кажется, она размышляет.
     - Я пока не могу этого сказать. Может быть, позже. Когда я узнаю о тебе
больше.
     Когда она узнает обо мне больше? Несмотря на то, что мы вместе уже год,
вряд  ли найдется человек, который знает обо мне  так  много, как Джоанна. Я
чувствую, как пустота  внутри меня сменяется другим, новым чувством. Сначала
робко, но когда я бросаю быстрый взгляд в
 сторону Джоанны и вижу знакомые тонкие черты её лица, которые мне
больше не позволено будет гладить  и целовать, это  чувство распространяется
во мне как горячая волна. Даже несмотря на возмущение и
 гнев, на судьбу которая может обрушить всю нашу жизнь.
     Я, черт  возьми, не собираюсь мириться  с  этой ситуацией,  что  бы  ни
случилось.  Я люблю  эту  женщину,  и  она любит меня.  Даже если она просто
забыла об этом.
     Я расскажу ей все. Опишу каждый день, который мы провели вместе. Каждый
час, если это будет необходимо. Я буду ...
     - О чем ты сейчас думаешь? - прямо спрашивает Джоанна.
     Она часто так делает. В большинстве случаев мне трудно ответить на этот
вопрос. Теперь все стало совсем просто. Я снова  смотрю на нее, наши взгляды
встречаются.
     - Я думал о том, что хочу рассказать тебе о нас. Все, начиная с первого
дня. Возможно, это поможет тебе снова вспомнить.
     - Действительно все? - спрашивает она со странным оттенком.
     - Да, все, что я могу вспомнить сам.
     - Хорошо. Мне любопытно.
     Я бы многое отдал за то чтобы знать,  что происходит в ее  голове в тот
момент. Может быть, наоборот, она чувствует
 то же самое. В какой-то момент я сворачиваю на подъездную дорожку к
нашему  дому и  припарковываю машину.  Мы выходим,  направляемся  к  входной
двери. Почти так же,  как было всегда, когда  мы вместе  возвращались домой.
Если бы не это всепроникающее, пронзительное  чувство страха во мне, которое
невозможно подавить даже активным сопротивлением.
     Подходя к двери  я бросаю  взгляд на  то место,  где стояла миниатюра с
какаду. Я сопротивляюсь искушению посмотреть, остались ли еще на земле следы
постамента.
     Мы входим в дом. Я стараюсь выполнять все действия
 точно так же, как всегда. Кладу ключ на полку, на то же место, что и
всегда. Туфли слева от комода, туда, где до вчерашнего утра стояли и мои
 черные кроссовки. Привычные ритуальные действия. Может быть, они
действительно помогут.
     Джоанна идет  на кухню. Это почти всегда первое, что она  делает, когда
возвращается домой. Я жду гудящего звука включения
 кофеварки. Через несколько секунд он действительно раздается.
     Я  подхожу к ней, присаживаюсь на  корточки  возле узкой стойки, где мы
всегда вместе завтракаем по утрам. Я смотрю на нее и
 чувствую себя зрителем фильма, в котором я больше не играю роль. Эта
тишина, нашего совместного нахождения на кухне... такая чужая. Обычно не
 проходит и минуты, чтобы Джоанна ничего не сказала или не спросила.
     - Мы познакомились  на блошином рынке. Я действительно разговаривал так
громко? Джоанна берет наполненную чашку и
 садится по диагонали от меня. Не сразу.
     - Ах, - говорит она, делая осторожный глоток дымящегося кофе.
     Это звучит  настолько  равнодушно, что мне  приходится заставлять  себя
продолжать говорить.
     - Да.  Я увёл у тебя из под носа маленькую шкатулочку. Ты  очень сильно
разозлилась на меня.
     - По крайней мере, я могу себе это хорошо представить.
     - Я подарил его тебе  потом. Сначала ты не хотела  её принимать. Пока я
не сказал тебе, что купил это для тебя.
     Еще  один глоток из  чашки,  которую Джоанна теперь обхватывает  обеими
руками, как будто хочет согреть озябшие пальцы.
     - Когда это было?
     - Девять месяцев назад.
     - И с каких пор мы якобы живем вместе?
     Якобы ...
     - Уже полгода.  У  тебя  была  только  однокомнатная  квартира,  а  моя
квартира была слишком маленькой для нас обоих. Мы искали
 что-то новое и, в конце концов, нашли этот дом. Пока я произношу
последнее предложение, что-то приходит мне в голову.
     - Договор  аренды!  Джоанна.  Мы оба  подписали договор  аренды.  Он  в
зеленой папке, вместе с другими бумагами в шкафу в гостиной.
     Не дожидаясь от нее никакой реакции, я соскальзываю с  табурета и почти
бегу  в гостиную. Мое сердцебиение учащается.  Когда Джоанна увидит наши две
подписи на договоре аренды ...
     Только - что, если он тоже исчез?
     Я открываю верхнюю правую дверцу шкафа и сразу же нахожу зеленую папку.
Джоанна написала  ВАЖНО  на белом щитке на обратной стороне папки.  Моя рука
дрожит, когда я тянусь к ней и вытаскиваю ее.
     Договор  должен быть где-то посередине между остальными документами.  Я
перелистываю страницы беспорядочными движениями, опасаясь, что документ тоже
исчезнет,  когда  он, наконец,  окажется передо мной.  Я вытаскиваю  его  из
полиэтиленового  файла и торопливо переворачиваю, вздохнув с  облегчением. В
нижней трети последней страницы две наши подписи рядом с датой.
     Джоанна скептически смотрит на меня, когда я протягиваю ей договор.
     - Вот,  посмотри,  - призываю я  ее, не в  силах  подавить торжество  в
голосе. Я кладу документ перед ней и указываю на это место.
     - Вот, видишь?
     Джоанна мельком взглянула на договор и снова посмотрела на меня.
     - Подписи сделаны двумя разными ручками.
     Это не должно быть правдой.
     -  Боже, Джо, у каждого из  нас  была  своя  ручка.  В этом нет  ничего
необычного.
     -  Должна ли я говорить тебе, что ты в любое время мог добавить подписи
позже?
     Это безумие. Моя рука с шумом опускается на стойку.
     - Да, черт  возьми. В  конце концов, можно сомневаться во всем, даже не
верить собственным глазам. Подумай об этом.
 Если все было фальшью и ложью, фотографии, договоры, вечерние
посетители, даже ваша дружба с Элой... Ты хоть представляешь, сколько усилий
мне пришлось бы приложить, чтобы все выглядело так? И что могло бы оправдать
такие усилия? Джо? Зачем мне все это делать?
     Она снова устремляет на меня этот странный взгляд.
 Полный недоверия в сочетании с гневом. Кажется, добавляется какой-то
новый компонент, который не поддается  моему  пониманию. Как будто она знает
больше меня. Это кажется почти высокомерным.
     Она, должно быть, унаследовала это от своего отца.
 По её рассказам, он... И тут мне приходит в голову неожиданная мысль.
Почему она приходит мне в голову только сейчас?
     - Твой отец! - Что? Что насчет моего отца? Она заметно раздражена.
     - Ты рассказала ему обо мне, Джо. Ты  долго отказывалась, но... позвони
ему. Пожалуйста. Он подтвердит тебе это.
     Меня до сих пор раздражает этот взгляд. Она что-то
 скрывает от меня, я это чувствую. Но сейчас важнее, чтобы она
поговорила со своим отцом. Она поверит ему.
     - Хорошо. Она встает.
     - Я звоню ему.
     Я хочу поцеловать ее за это.
     - Спасибо.
     Когда  Джоанна,  естественно,  подходит к своему  мобильному  телефону,
который  стоит  на  полке  позади нее, мне  хочется вскочить,  но я не делаю
этого. Она поднимает его и через несколько секунд бросает обратно.
     - Разряжен. Могу я взять твой?
     - Да конечно. Я достаю из кармана смартфон и протягиваю его Джоанне.
     Когда она набирает номер, к моему удивлению, она снова садится на стул.
Я ожидал, что она выйдет из комнаты для телефонного разговора с отцом.  Так,
как обычно.
     Я нервно жду, пока  кто-нибудь ответит. Это будет прорыв. Когда сам  ее
отец подтвердит, что мы живем вместе, Джоанна больше не сможет сомневаться.
     Пока ей кажется,  что  она  меня не помнит, но как  только  ее  ужасное
недоверие  ко  мне  исчезнет,  мир  будет  выглядеть  совсем  по-другому.  Я
чувствую, что мы можем это сделать.
     -  Привет,  папа, это Джо.  Ее голос  звучит  жестче,  чем  обычно. Это
потому, что она говорит по-английски или потому, что она
 разговаривает по телефону со своим отцом?
     - Хорошо, спасибо, а ты? Она коротко смеется.
     -  Ну,  как всегда...  Ах, спасибо. Передайте ему привет... Нет, он  не
выходил на связь со мной. Тоже нормально.
     Наступает более длительная пауза, во время которой она просто слушает.
     - Я еще не знаю.
     Она смотрит на меня.
     - Я поговорю об этом с Эриком.
     Мое  сердце учащенно бьется. Я внимательно смотрю  на ее лицо. Еще один
странный взгляд,  затем Джоанна встает и  выходит из кухни.  Я с недоумением
смотрю  ей вслед. Почему она  уходит именно сейчас? Она  закрывает  за собой
дверь в коридор. Если она сейчас  выйдет из дома... Я  отбрасываю эту мысль,
пытаясь успокоиться и сказать себе, что ее отец, должно быть, сказал  что-то
обо мне,  что она  хотела  бы  обсудить с  ним  наедине. Может,  он пытается
уговорить ее вернуться в Австралию. Ведь этот Мэтью ждет ее там.
     Только сколько времени это займет? Я думаю пойти  за ней, но отбрасываю
эту мысль. Я хочу, чтобы она чувствовала, что я ей
 доверяю. Наконец дверь открывается. То, как Джоанна смотрит на меня,
заставляет меня потерять призрачную надежду ещё  до того, как она  открывает
рот.
     - Мой  отец не знал, о ком  я  говорю, когда упомянула твое  имя. Он не
знает Эрика.




     В Мельбурне около девяти  вечера,  и папа поднимает трубку только после
седьмого или восьмого  звонка. Это означает, что у нас, вероятно, дома будут
гости, так как мой отец всегда очень неохотно отвечает на звонки.
     - Привет, пап, это я, Джо.
     Я пытаюсь снять напряжение.
     - Джо, дорогая.
     - Да,
     я слышу голоса на заднем плане. Смех.
     - Как у тебя дела?
     - Хорошо, спасибо, а у тебя?
     Он прочищает горло.
     -  Все в порядке.  Макаллистеры  только что приехали, и  Макс Кэхилл со
своей новой женой - помнишь Макса?
     Да.  Лысый  адвокат  с  заячьими  зубами  и  смехом,  от которого может
свернуться молоко.
     - Мама уезжает на два дня, - продолжает папа.
     - Её обычные благотворительные дела. Ей будет  жаль, что она пропустила
твой звонок, ты же  знаешь,  как  ей  нравится, когда  ты рассказываешь ей о
своём житье в ее родной стране.  Пол поссорился с Лизой и снова помирился, в
противном случае ...
     - Так что все как всегда, - бросаю я ему в ответ.
     - Да. А Мэтью передает тебе привет.
     - Ах, спасибо. Передай ему тоже привет.
     Мэтью. Жених, которого я определенно помню, может быть, слишком хорошо.
Для  которого  жизнь  - это  непрерывная  череда  исполнения желаний  и  для
которого я, с чем все  согласны, являюсь идеальной партией. Империя, которая
выходит замуж за другую,  как и  двести лет назад. То, что  между  нами было
несколько  континентов, не  вызвало  у Мэтью  особого  раздражения - в конце
концов, у него есть я на всю жизнь, сказал он на прощание. К сожалению, папа
тоже очень переживает за эту связь.
     - Ты что-нибудь слышала о нем? - интересуется он.
     - Нет, он не связывался со мной. Здесь тоже всё в порядке.
     Эрик  ни  на секунду  не  выпускает  меня  из виду.  Он следит за нашим
разговором,  в  этом  нет  никаких  сомнений.  Он  работает специалистом  по
информатике, и его английский должен быть лучше среднего
 уровня.
     - Ты вполне могла бы сама позвонить Мэтью.
     Папин голос звучит укоризненно.
     - Или ты хочешь устроить сюрприз, приехав сюда неожиданно! Да это  было
бы еще лучше, ты вернешься  насовсем. Серьезно,  Джо, эта  блажь с Европой -
чушь,  которая длится уже  достаточно долго. Пойми меня правильно,  я думаю,
это нормально, что ты хочешь получить собственный опыт - во всех  отношениях
- но, пожалуйста, не забывай из-за
 этого о своей настоящей жизни.
     Теперь у  него  такой голос,  каким он  ведет деловые переговоры. Голос
Джорджа Артура Берригана, которому лучше не возражать.

     - Проще говоря, я пришлю тебе летчика. Когда?
     У меня есть шанс не воспринимать все это безумие. Если я передам бразды
правления папе, то выйду из этой ситуации через несколько часов.  Но тогда я
никогда не смогу осмыслить ее. Я снова стану
 его Джо, безвозвратно. Дочь, достигшая брачного возраста, наследница
оборотного капитала.
     - Я пока не знаю.
     Я фиксирую свой взгляд на незнакомце, сидящем напротив меня за кухонной
стойкой. Собери все свое мужество.
     - Я как-нибудь поговорю об этом с Эриком.
     Молчание, на одну или две бесконечно длинные секунды. Затем снова голос
моего отца, опасно тихий.
     - С кем?
     Мне удается сохранить  улыбку  на лице,  когда я соскальзываю с барного
стула  и  выхожу  из кухни.  Я  закрываю  за собой дверь, остаюсь  стоять  в
прихожей. Пресс-папье снова лежит на своем месте.
     - Эрик. Я же рассказывала тебе о нем.
     Мой отец - последний человек,  который стал бы морочить  голову мне или
кому-либо другому. Он посчитал бы это ниже своего достоинства. Так что я жду
его ответа, как Божьего приговора.
     - Ты не говорила. Никогда. Я бы это знал. Так кто же, черт возьми, этот
Эрик?
     Если  бы я знала это, я бы  с большим  удовольствием  заорала в трубку.
Понятия не  имею,  но он сидит  на моей кухне и у нас совместно  подписанный
договор аренды, и моя  лучшая подруга утверждает,  что мы любим  друг друга.
Теперь уже слишком поздно отступать. Человек, с
 которым я познакомилась некоторое время назад.
     - О черт, Джо.
     Папа не кричит, но понижает голос так низко, что это напоминает далекий
раскат грома.
     - Ты точно помнишь, о чем мы договаривались, не  так ли? Тебе разрешено
получать удовольствие, но только до тех пор, пока
 это не поставит под угрозу твою связь с Мэтью. О да, я помню этот
разговор. Об этом невыразимо неприятном разговоре.
     - Значит, я действительно ничего не говорила тебе об Эрике?
     Теперь голос папы звучит громче.
     - Нет,  и я больше никогда не хочу слышать о нем!  Покончи с прошлым, а
затем возвращайся домой! И без какого-то приблудного немца, который охотится
за нашими деньгами!
     Он вешает трубку раньше, чем я успеваю ответить. Еще мгновение  я держу
телефон  незнакомца  в руке, затем  открываю список контактов. Да,  есть мой
номер, как и Элы. Те, из фотостудии. В остальном, только имена, которые  мне
незнакомы, за  исключением, тех, которые на китайском в  пешеходной зоне и в
моей любимой пиццерии.
     Я  возвращаюсь на  кухню.  Только когда я  уже открываю  дверь  и  вижу
выжидающее лицо Эрика, то понимаю, что  мне следовало проверить не контакты,
а  текстовые  сообщения, это  могло бы  прояснить  гораздо больше  вопросов.
Безразлично.  Я  останавливаюсь  на  безопасном  расстоянии и смотрю мужчине
прямо в глаза.
     - Мой отец  не понял, о ком я говорю, когда я упомянула твое имя. Он не
знает никакого Эрика.
     Это  не застает его врасплох, он, должно быть, знал, конечно, он должен
был  знать.  На  мгновение он просто закрывает  глаза, как  будто  предельно
истощен.  Но когда  он снова открывает  их,  в них нет  чувства вины. Только
гнев.
     - Ты обещала мне это. Я знаю, как сильно ты боялась этого разговора, но
я думал, ты уже покончила с этим.
     Он поворачивает голову в сторону и ударяет ладонью
 по стойке бара с такой силой, что ложки в кофейных чашках зазвенели.
     -  По крайней  мере,  ты так утверждала.  Ты  сказала, что это было  бы
скверно,  но, в конце концов, твой отец согласился бы с  этим.  Неохотно, но
все же.
     Он смеется.
     - Кроме того, ты сказала, что нам предстоит еще много работы.
     Может  быть,  мне следовало  спросить Джо,  что  она  имела в  виду.  Я
открываю рот, чтобы возразить, но она не дает мне вымолвить ни слова.
     - Ты лгала мне уже тогда, когда твоя память была еще в порядке. В таком
важном деле. Но кто знает - может быть, ты просто
 разыгрываешь все это для меня? Тебе не нужно прилагать к этому никаких
усилий. Если ты так сильно хочешь  от меня избавиться, можешь просто сказать
мне об этом.
     Эрик соскальзывает с барного стула и требовательно
 протягивает мне руку. Он хочет вернуть свой телефон, я отдаю его. И на
мгновение в  моей голове  снова  возникает  этот нож,  длинный,  блестящий и
острый.  И не только в моих  мыслях, а, как будто, в реальности. Нужно всего
лишь сделать пять шагов на кухню, вытащить из деревянного бруска,
 тридцатисантиметровый нож из японской стали, а затем вонзить его в тело
 незнакомца. Я непроизвольно отступаю к двери, что заставляет Эрика
смиренно покачать головой.
     - Нет, я ничего  тебе не сделаю. Ничего,  как и прежде, может быть, ты,
наконец, поймешь  это. Он засовывает  смартфон  в карман пиджака и удрученно
поднимает  руки.  Если хочешь убежать,  беги. Если  хочешь вызвать  полицию,
вызывай. А мне сейчас надо заскочить в офис, где у меня есть одежда, которую
нужно сменить.
     Он имеет в виду ситуацию в которой оказался.
     - Мне  больше нечего надеть,  понимаешь? Даже нижнего белья больше нет.
Так что я собираюсь купить что-нибудь из  одежды, это может занять несколько
часов. Тогда, если ты все еще будешь здесь, я буду очень рад. Если нет ...
     Он подходит ко мне на шаг, осторожно, проводит рукой по моей щеке.
     - Если нет, то прощай, Джоанна.
     Он уходит, не  заперев  дверь.  Мой телефон  он  тоже  оставил здесь, я
подключаю  его к зарядному  устройству  и включаю. Семь пропущенных звонков.
Как только аккумулятор снова зарядился, я прослушиваю свою голосовую  почту.
Пять  сообщений от  Мануэля, одно яростнее другого. Почему я не  появляюсь в
фотостудии,  если  на прием ко мне записаны  клиенты? Разве  я  не знаю, что
потеря потенциальных клиентов наносит ущерб его бизнесу и, прежде всего, его
репутации? Последние два сообщения исходят от Дарьи,  которая также работает
помощницей  Мануэля, и звучат они гораздо более обеспокоенно. Все ли со мной
в порядке, учитывая мою надежность в этом отношении.
     Я  решаю  не перезванивать Мануэлю,  а  позвонить  ей.  Объясню, что  я
проснулась с ужасной головной болью, такой сильной, что была не  в состоянии
встать и позвонить.
     - Теперь тебе лучше? - спрашивает она.
     -  Да. Пожалуйста, скажи  Мануэлю, что мне  очень жаль.  И что завтра я
буду в студии вовремя.
     Следующие два часа я провожу,  переворачивая дом вверх дном, в  поисках
хоть какого-то намека на  то, что  я живу  здесь не одна. На  моем мобильном
телефоне нет ни одного смс от Эрика, на  моем компьютере нет почты. Ни одной
его фотографии на обоих устройствах, ни на одной из моих SD-карт, и, конечно
же, никаких следов Антигуа. Зато, как минимум,  пятьдесят фотографий  Мэтью.
За игрой в  поло, у штурвала  своей чертовой яхты, на фоне огромного водного
ландшафта, который  он называет бассейном. Всегда улыбающийся и загорелый. У
меня  сильно  чешутся  руки,  чтобы  стереть  эти  фото,  но я  сдерживаюсь.
Возможно,  моя  память находится сейчас в  неустойчивом  состоянии,  и  я не
должна  уничтожать ничего,  что впоследствии я могла бы забыть. После  того,
как я
 обыскала все комнаты, я вся в поту. В результате удалось обнаружить
всего три вещи, о происхождении которых я не знаю: Под кроватью, зеленый
 USB-кабель для зарядки, которым я, определенно, никогда раньше не
пользовалась  и, конечно  же,  не  покупала. В ящике комода расческа,  какой
обычно не пользуются  женщины -  черная,  узкая и  с  длинными, как  у меня,
застрявшими волосами. И, наконец, в  углу подвала, скомканная серая футболка
с пятнами от смазочного масла,  определенно  не  моего размера  и  не  моего
фасона. Ничего конкретного. Теоретически все это могло остаться
 от предыдущих арендаторов. Однако я сняла дом без мебели, и кабель с
расческой не вписываются в эту теорию. Я бросаю взгляд на кухонные часы.
 Как бы Эрик не спешил, у меня не займет много времени, чтобы до его
прихода принять душ и переодеться. Я снова смотрю на блок для хранения ножей
и вытаскиваю нож, это единственное, о чем я все время думаю.  Лезвие мерцает
тускло, соблазнительно...
     И тут у меня возникает внезапная идея, которая имеет смысл, но, в то же
время,   она  настолько  ужасна,  что  я  едва  осмеливаюсь  подумать  о  её
воплощении.
     Систематизированная    амнезия,    описанная    доктором    Шаттауэром,
предполагает травму. Которая, вероятно, имеет  отношение к тому  событию или
человеку,  которого мое  сознание сейчас  блокирует.  Почему  этот  нож,  не
выходит у меня  из  головы -  может быть,  Эрик  угрожал  мне  им? Или  даже
причинил мне вред с его помощью? Или держал его у моего
 горла, пока мы занимались сексом, потому что страх заводит его? Мыслимо
 ли это?
     Я пытаюсь вызвать или инициировать соответствующее
 воспоминание, но ничего не получается, поэтому я вставляю нож обратно в
 блок, бегу вверх по лестнице, в спальню. Раздеваюсь до нижнего белья и
исследую свое тело на наличие повреждений, порезов или шрамов.
     Ничего. Только синяки, один на плече, два на левом
 бедре. Кроме того, ссадина на правом колене. Понятия не имею, откуда
они  взялись.  Вероятно,  из-за  вчерашней  стычки  во  время моих неудачных
попыток побега. Быстрый  взгляд через  окно  на  улицу. Серебристой ауди  не
видно. Я просто собираюсь побыстрее принять душ.
     Обычно  падающая  с  шумом  вода  надежно  очищает  мои  мысли,  но  со
вчерашнего  дня понятие "обычно"  кажется, следует  отменить.  Как  только я
простояла в  душе около двух минут, у меня начинается головная боль, как при
начале  гриппа.  Этого  мне только и  не  хватало. Одна  ложь,  связанная  с
пропущенными  встречами с  клиентами, и мое тело побуждает  меня к тому, что
необходимо привести  в соответствие правду и ложь. Я делаю глубокий  вдох, и
единственным результатом является тошнота. Очень быстро. Очень интенсивно. И
затем в глазах темнеет.




     Штаб-квартира компании  Габор  Энерджи Инжениринг (G.E.E.) находится  в
нескольких километрах от города. Мне требуется чуть
 меньше получаса, чтобы увидеть современное восьмиэтажное здание,
возникающее передо мной. Напрасно я пытаюсь вспомнить  подробности  поездки.
Все это время мои мысли заняты только Джоанной.
     Мой  пропуск  открывает шлагбаум  на подземную парковку. Ставлю машину,
подхожу к  лифту,  прикладываю пропуск к считывающему устройству, поднимаюсь
на  четвертый  этаж. Все,  как обычно. Если  бы  не этот хаос в моей голове.
Когда я выхожу из лифта,  мне навстречу идет Надин. Как назло, именно Надин.
Она останавливается, приподнимает бровь.
     - Привет, Эрик. Все в порядке?-
     - Да, все хорошо, - говорю я как можно беззаботнее.
     - Мне надо было уладить кое-какие срочные дела.
     - Проблемы?
     - Нет.
     По крайней мере, не такие, о которых я хотел бы рассказать своей бывшей
девушке. Взглянув на нее, понимаю, что она мне не верит, но надеюсь, что она
будет удовлетворена этим.
     - Тебе надо явиться к шефу, и доложить что ты в офисе.
     Ханс-Петер  Гайгер  -  ответственный  директор  по  ИТ,  организации  и
бухучету, вполне нормальный человек. Однако после вчерашнего дерьмового  дня
мне интересно, что он думает обо мне ...
     - Крестный отец, - прерывает мои мысли Надин.
     Крестным отцом. мы  называем между  собой владельца и верховного  босса
G.E.E.
     - Габор?, - недоверчиво спрашиваю я и чувствую спазм в области  живота.
Разговоры с Габором часто протекают в русле таких  направлений,  которые мне
не нравятся. Он сложный человек со странными взглядами.
     - Ты не знаешь, чего он хочет от меня?
     Она пожимает плечами.
     - Нет. Шультхайс  позвонила  тебе около  десяти.  Когда  она не  смогла
связаться с тобой,  то  позвонила мне. Я сказала, что тебя еще  нет  дома и,
возможно, ты придешь немного позже.
     Я  стараюсь  не показывать  виду, насколько  мне  не  нравится, что все
по-прежнему обращаются к Надин, когда не могут со мной
 связаться. Вопрос в том, делают ли они это только потому, что она
секретарь отдела, или потому, что мы были вместе так долго?
     -  Через пять  минут  после  этого, - продолжает  Надин,  -  она  снова
позвонила и сказала,  чтобы  ты немедленно явился к Габору,  когда появишься
тут.
     Немедленно явился ... Спазм в моем животе усиливается.
     Может  ли  это  быть связано с тем, что я только  что пришел на работу?
Нет, я так не думаю. У Габора более сотни сотрудников,
 и его не волнуют такие мелочи. Это должно быть что-то другое. Но я
обязательно узнаю об этом прямо сейчас.
     В  своем  кабинете  я  достаю из  гардероба  маленький  чемоданчик. Мой
аварийный  багаж. Он всегда упакован и в нем есть все необходимое на случай,
если мне понадобится срочно уехать на два-три дня
 в командировку. Туалетные принадлежности, свежее нижнее белье, носки. В
 шкафу также висит запасная рубашка.
     В туалетной комнате по соседству я немного освежаюсь и надеваю рубашку.
Через двадцать минут после прибытия в офис я
 направляюсь на восьмой этаж к Габору.
     Когда я вхожу в прихожую, Ева Шультхайс смотрит на
 меня с таким видом, как будто я лично оскорбил ее своим появлением.
Знает ли она причину, по которой я должен немедленно явиться к Габору?
     - Наконец-то Вы здесь, - возмущается она.
     - Вам придется подождать, у шефа посетитель.
     - Нет проблем, - отвечаю  я и пытаюсь улыбнуться.  Я знаю, что шутить с
секретаршей Габора неразумно.
     Она берет трубку, сообщает о моем  прибытии и  указывает на два кожаных
кресла у противоположной стены.
     - Присядьте на минутку. Я киваю и опускаюсь в одно
 из кресел. При этом наблюдаю, как Шультхайс набивает текст на
клавиатуре с важным выражением лица.
     Что, черт возьми, стало вдруг происходить в моей  жизни? В течение двух
месяцев я  не  могу избавиться от  подозрения, что Габор  препятствует моему
карьерному  росту.  И  только  по чистой  случайности, я узнал  о  том, что,
видимо, я не должен играть никакой роли в заключении важного контракта.
     У Габора были проблемы с личным ноутбуком. Он завис. Вместо того, чтобы
сообщить кому-то  из службы поддержки первого уровня, он срочно вызвал меня,
начальника ИТ-отдела.
     Это  был пустяк, неисправность в режиме энергосбережения, из-за которой
отключился дисплей.
     Я мог видеть открытое письмо всего  несколько секунд, прежде  чем Габор
поспешно  закрыл  его.   Достаточно  долго,  чтобы   догадаться,  что  здесь
происходит  что-то,  о  чем  я  не  должен  знать.  Отправитель  письма  был
загадочным, HvR, в теме письма было указано Феникс завершение.
     Содержание было коротким:
     Центральный вокзал Мюнхена, 18 октября. 13:10. Подробности следуют.
     Заключение  контракта:  минимум  на  100. Ожидайте подтверждения  до 15
сентября.
     18 октября. Мой день рождения.
     Сначала  я  в шутку спросил  Габора,  не  является  ли  Феникс  кодовым
названием  моего подарка  на  день  рождения. Однако  по его  реакции я ясно
почувствовал,  как  ему  неловко  из-за  того,  что  я  увидел это  странное
электронное  письмо. Для этого  могла  быть  только  одна причина: Габор  не
хочет,  чтобы я участвовал  в этой сделке, потому что,  несомненно, что речь
шла о сделке на сто установок, т.е. о самой крупной
 из тех, что G.E.E. когда-либо заключала.
     Обычно  я  всегда участвую в таких сделках,  потому, что каждый крупный
проект также предъявляет новые требования к ИТ. Но на
 этот раз мне не сообщили.
     Раздается  телефонный звонок и  почти одновременно открывается дверь, и
из  кабинета  Габора  выходит  мужчина.   Он  стар,  ему,  наверняка  больше
восьмидесяти. Еще довольно густые седые волосы аккуратно разделены пробором,
темный костюм сидит идеально. Работа на заказ. На согнутой правой руке висит
трость из темного дерева. Равнодушный. взгляд  мужчины  скользит по  мне без
всякого интереса.
     Он слегка кивает секретарше Габора, затем проходит мимо меня и  выходит
из приёмной.
     Я  смотрю  на Шультхайс,  которая  как раз кладет телефонную  трубку на
рычаг.
     - Теперь Вы можете войти.
     Через несколько секунд я вхожу в огромный кабинет.
 Внешняя стена целиком выполнена из стекла. Отсюда открывается
прекрасный вид на ближний край леса.
     В  центре кабинета сразу бросаются в глаза шесть  оббитых черной  кожей
стульев, сгруппированных вокруг стола из темного дерева.
     Габор сидит  за  своим большим современным столом  и  открыто улыбается
мне, когда я подхожу к нему. Перед ним лежит его раскрытая записная книжка.
     - Эрик, рад тебя видеть.
     Он  встает  из-за  стола  и  подходит  ко  мне.  Это необычно.  Чувство
опасности во мне усиливается.
     - Садитесь, пожалуйста.
     Приглашающим жестом он указывает  на  зону отдыха  посреди  комнаты.  Я
выбираю ближайший ко мне стул.
     Габор  забрасывает ногу  на  ногу и  смотрит на меня.  Дружелюбным,  но
задумчивым взглядом. Кажется, он обдумывает, как лучше начать разговор.
     Как только тишина становится  неловкой, он садится прямо  и кладет руки
на стол.
     -  Эрик, как  Вы  знаете,  одной из  составных  частей  моей  философии
является  то, что мои сотрудники больше,  чем просто наемные  работники. Мне
очень  важно,  чтобы  у  всех  все  было  хорошо.  Конечно,  это  не  совсем
бескорыстно, поскольку я знаю, что довольные люди
 более работоспособны и, прежде всего, более мотивированы в работе, чем
те, у кого есть проблемы.
     Снова этот задумчивый взгляд. Четыре секунды, пять
 ... Я не знаю, как реагировать, поэтому просто киваю. Неужели всё
кончится так плохо?
     - Скажу откровенно, Эрик, сегодня утром из лондонского аэропорта звонил
коллега  Морбах.  Он был очень  обеспокоен  тем, что произошло в  вашем доме
прошлой ночью.
     Итак,  это все. Бернард.  Что за  идея  обсуждать  мои  личные  дела  с
Габором?  Это не имеет никакого отношения к компании. Я должен  взять себя в
руки, чтобы сдержать свой гнев.
     - Ах это.
     Я  стараюсь вести себя подчеркнуто  непринужденно,  но  больше всего на
свете мне хочется вскочить.
     - Моя  гражданская жена,  Джо  была вчера  вечером  немного не  в себе.
Ничего страшного. Ей уже снова лучше.
     Помолчав Габор говорит:
     -  Я рад  это  слышать, и это  немного успокаивает  меня.  По  телефону
сегодня утром это звучало совсем по-другому. Морбах сказал, что ваша подруга
просто хотела сбежать от Вас. При этом она была
 в одном халате. Он сказал также, что даже не узнал ее.
     Бернхард, ты чертов засранец.
     - Как я уже сказал, Джо вчера вечером была немного
 не в себе. Но сейчас все уже уладилось. Она дома и выздоравливает.
     - Хорошо. Но тем не менее.
     Габор  склоняется еще ближе ко мне, как будто хочет поделиться секретом
со мной.
     - Вы являетесь руководителем в моей компании. Для меня  важно,  чтобы у
Вас все было хорошо и в личной жизни. Если я могу чем-то помочь, пожалуйста,
дайте мне знать. Неважно, о каких проблемах идет речь.
     - Да, я так и сделаю, большое спасибо. Но я думаю, мы сами всё уладим.
     Снова этот взгляд.
     - Что Вы думаете  о  том,  чтобы  просто взять несколько  дней  в  счет
отпуска? Уладите  все  домашние дела и отдохнете. У Вас скоро день рождения,
не  так ли? Так что было бы хорошо, если бы Вы были свободны.  Как Вы на это
смотрите?
     - Ах да, мой день рождения.
     Я не могу удержаться от замечания.
     - На этот раз есть несколько причин для празднования, верно? Пусть даже
не обязательно для меня...
     Так  и должно было быть. Потому что я начинаю подозревать, что он хочет
полностью  избавиться  от  меня,  чтобы  я  ничего  не  узнал  о  заключении
контракта,  и теперь  он использует  самый лучший  повод. Вероятно, он хочет
потянуть время, чтобы подготовить мое выходное
 пособие и назвать моего преемника.
     - Господин Тибен.
     Габор переходит на отеческий тон.
     -  Я заметил,  что Вы действительно находитесь в  стрессовом состоянии.
Иначе Вы бы так не реагировали. Знаете что? Я просто отпускаю Вас на неделю.
С полным сохранением зарплаты.
     -  Спасибо,  это  очень великодушно.  Но я не  думаю,  что  в этом есть
необходимость. Моя работа мне на пользу и доставляет мне
 удовольствие.  Если я буду сидеть дома без дела, это не принесет мне
удовольствия.
     - Хорошо, Эрик.
     Габор встает и поправляет галстук. Я тоже встаю.
     - Передайте привет  вашей незнакомой мне второй  половинке.  И если вам
понадобится помощь - моя дверь всегда открыта для вас.
     -  Спасибо,  -  говорю  я, пожимая его  руку.  Затем я  спускаюсь вниз.
Отпуск. Если  Габор думает, что я так легко позволю отстранить себя  от дел,
он ошибается.
     В своем отделе я включаю компьютер и проверяю свою
 почту. Несколько запросов на встречу, сообщения от сторонних
сотрудников проекта, предложения от различных фирм. Все, как обычно. Все
 мои сотрудники в соседнем отделе заняты, никаких проблем. К счастью,
Надин  воздерживается  от  того,  чтобы  расспрашивать  меня  в  присутствии
остальных сотрудников, чего от меня хотел Габор.
     Я отвечаю на самые важные письма, но мне трудно  сосредоточиться. Снова
и  снова мои  мысли  перескакивают с Габора  на  Джоанну.  Больше всего  мне
хотелось бы позвонить ей и спросить, как у нее
 дела, но пусть всё остается так, как есть. Я не хочу, чтобы она думала,
 будто я контролирую ее.
     Мне  еще   нужно   раздобыть  кое-какие  вещи.   Чемодан  с  туалетными
принадлежностями и повседневной одеждой я беру с собой. Через
 час с небольшим, я приобретаю пару новых джинсов, три футболки-поло и
две  рубашки.  В другом  магазине я покупаю еще две упаковки трусов  по  три
штуки и пять пар черных носков. Таким образом, я экипирован на несколько
 ближайших дней. Дорога домой, как мне кажется, занимает слишком много
времени. Чем ближе к дому, тем больше я нервничаю. Как там Джоанна? Дома
 ли она вообще? И если да, то будет ли она одна? Или вместе с ней меня
уже  ждут  двое  полицейских, чтобы выяснить,  что не так  в  этой  странной
истории, которую рассказала им Джоанна?
     На часах уже половина шестого, когда  я  припарковываю машину  рядом  с
гольф-клубом. С дрожью в коленках, я направляюсь к входной двери. В прихожей
я останавливаюсь и прислушиваюсь. Ничего, кроме своего пульса, не слышу.
     - Джо?
     Не знаю, почему я так нерешительно зову ее по имени, поэтому пробую еще
раз, громче.
     - Джо? Ты здесь?-
     Ничего.
     Она на самом деле ушла. Несмотря на все, что произошло, я действительно
не ожидал,  что она действительно сбежит.  Причем,  пешком.  Потому  что  её
машина стоит перед входной дверью. Чувство
 огромной утраты заполняет меня. Как будто это высасывает из меня всю
энергию. Мне становится трудно стоять. Очень хочется просто лечь на пол и
 больше не двигаться.
     Однако,  стоп - я еще не заглядывал наверх. Может  быть, Джоанна легла?
Она, должно быть, ужасно  измучена всем тем, что ей пришлось пережить за это
время.
     Не мешкая, я устремляюсь к лестнице и поднимаюсь вверх переступая через
две ступеньки. Наверху я  ненадолго останавливаюсь, замираю на  мгновение, а
затем продолжаю идти как можно тише. Я не хочу её  испугать. Дверь в спальню
слегка приоткрыта.  Я  осторожно открываю  её. В  тот  момент, когда я  вижу
пустую  кровать, я слышу шум. Должно быть, он  раздаётся  из  ванной. Только
теперь  я отчетливо слышу оттуда шум  воды. Душ. Пять быстрых  шагов, шесть.
Дверь в
 ванную комнату не заперта. Облако теплого водяного пара вырывается мне
навстречу. Большое зеркало запотело, стена из оргстекла в душе запотела лишь
частично. Джоанна лежит, свернувшись калачиком, в душевой кабине.
     - Джо, - кричу я.
     Рывком  я распахиваю дверь кабинки. Вода  выплескивается мне навстречу,
пропитывая меня за считанные секунды.
     - Боже мой, Джо.
     Я суетливо выключаю воду и наклоняюсь. Мои руки соскальзывают с мокрого
тела Джоанны, я упираюсь локтем в край душа.
     Наконец  мне удается немного приподнять ее. Мой взгляд  скользит по  ее
телу. Видимых повреждений нет. Ее глаза закрыты. Я
 осторожно вынимаю ее из душа, понимая при этом, что мне становится
дурно. У меня болит голова. Что это?
     Мой взгляд блуждает  по  ванной.  Умывальник, шкаф, газовая колонка ...
газовая колонка? Я пытаюсь встать и поскальзываюсь на мокром полу.
     Мне  удается приподняться. Я  добираюсь  до окна  и распахиваю его.  Не
сдаваться. Не сейчас.
     На мгновение я наклоняю туловище наружу, делаю глубокий вдох, еще один,
второй раз, затем поворачиваюсь. Я должен вытащить  Джоанну.  Хватаю  ее  за
руки и тяну  наружу  по кафельному полу  через коридор  в спальню. Сначала я
открываю  там окно,  затем  затаскиваю  Джоанну  на  кровать.  Задыхаясь,  я
прикладываю ухо к ее груди. Она дышит. Не глубоко, но дышит. Слава Богу.
     Я хочу упасть на  кровать рядом с ней, но сначала мне нужно вернуться в
ванную. Я задерживаю дыхание, закрывая вентиль газовой колонки.
     Покачиваясь, я возвращаюсь в спальню, при этом мне
 приходится опираться на стену коридора. Затем я падаю на кровать рядом с
 Джоанной. Что мне теперь делать? Мне нужно вызвать скорую помощь. Я с
трудом поднимаюсь, чтобы найти телефон. В то же  время в мое сознание входит
еще одна мысль. Газовая колонка в ванной. Ее обслуживали три недели назад. А
теперь она чуть не погубила Джоанну. Как такое могло произойти?




     Свет.  Cтена.  Окно.  Всё  размыто.  Трудно  держать  глаза  открытыми.
Неимоверная тяжесть.
     Кто-то прикасается к плечу и трясет.
     - Джо! Не засыпай снова! Не спи, хорошо? Посмотри на меня!
     Темный  контур надо мной.  Это  лицо.  Чужого.  Или нет...  все-таки не
чужой. Хуже, чем чужой.
     Чья-то рука гладит меня по голове, по щеке.
     - Скорая помощь уже здесь. Они торопятся. Тебе плохо? Ты можешь дышать?
     На оба вопроса я мысленно даю положительный ответ.
     Силуэт надо мной расплывается, комната кружится. Дышится с трудом.  Как
будто в моих легких слишком мало воздуха ...
     - Джо! -
     Меня снова трясут. Затем шлепок по щеке.
     - Пожалуйста! Ты видишь меня?
     Постепенно резкость взгляда возвращается. Эрик, склонившийся надо мной.
     -  Всё  правильно.  Просто смотри  мне  в  глаза. Я с  тобой, все будет
хорошо.
     Он  двигается  тяжело дыша. В правой руке он держит сверток  ... ткани,
который он сейчас запихивает в ящик моей тумбочки.
     - Это была ты сама, Джо? -
     Он  берет меня на  руки,  прижимает к себе. Рубашка, которую  он носит,
промокла  насквозь,  я  тоже  мокрая,  и постепенно воспоминания о  том, что
произошло, возвращаются. Душ. головокружение. Тошнота.
     Эрик все еще держит меня. Мысль о том, что мне придется сопротивляться,
приходит и  снова  исчезает.  Слишком  мало  сил.  Слишком  мало  воздуха. Я
чувствую, как его  грудная клетка напряженно поднимается и  опускается,  как
его рука зарывается в мои влажные волосы. Его дыхание на  моей шее. Затем он
отпускает меня. Тяжело опирается на кровать, когда встает. Идет неуверенными
шагами к моему шкафу.
     - Они скоро будут здесь. Будет лучше, если я тебе что-нибудь надену.
     Трусы,  футболка. Я  хотела бы сделать это сама, но  усилие  усугубляет
головокружение и одышку, поэтому я позволяю ему одевать меня, как куклу.
     Затем   приближающиеся  сирены  замолкают  перед   домом.  Эрик  ощупью
пробирается к окну.
     - Дверь не заперта, - кричит он, затем садится на  край кровати и берет
меня за руку.
     Внезапно комната наполняется  людьми, все  в респираторах. Шум голосов.
Суматоха.  Кто-то оттаскивает Эрика, заглядывает мне  в глаза, щупает пульс.
Угарный газ,  это слово повторяется снова  и снова. Мне надевают кислородную
маску на рот и нос, и
 внезапно дышать становится намного легче.
     Я  поворачиваю голову и  вижу Эрика, сидящего на полу, тоже с маской на
лице. Он ищет мой взгляд, кивает мне.
     Они поднимают меня на носилки, накрывают одеялом, я закрываю глаза.
     - Это ваш дом -  слышу я чей-то голос, -  газовый бойлер  действительно
старый, когда его обслуживали в последний  раз,  кстати, вам  тоже  нужно  в
больницу.
     Когда  мы спускаемся по лестнице,  носилки слегка  наклоняются, потом я
чувствую приток свежего воздуха,  когда  мы выходим  на  улицу.  Я  открываю
глаза,  надо мной  темное вечернее  небо.  Звезды. Я  верю, что  теперь  мне
наконец-то  можно снова  заснуть.  Огромная  установка  из  множества  труб.
Терапия барокамерой, объясняет мне врач.
     - Вы же не хотите негативных последствий?
     Я вяло качаю головой. Нет. Я хочу вернуть время вспять, к тому моменту,
когда моя жизнь была мне еще знакома, и  мне не нужно было постоянно бояться
за нее. Внутри камеры  из стен торчат трубки,  которые соединяются с масками
синего цвета. Одну из них протягивают мне.
     - Просто дыши, - говорит доктор.
     Потом он уходит  оставляя  меня одну. Я пытаюсь  вспомнить. Я  обыскала
дом, потом пошла в душ - и потеряв равновесие упала. Должно быть, Эрик нашел
меня и вытащил на улицу, отсюда и мокрая рубашка.
     Это ты  сама? -  спросил он меня.  Что  он имел  в виду,  задавая  этот
вопрос.
     Через час медики снова вытаскивают меня из барокамеры.  Мне значительно
лучше, но они все равно не хотят отпускать меня домой.
     -  Во-первых,  там  все еще  находятся  пожарные, во-вторых,  Вы должны
оставаться под наблюдением.
     Итак,  в больницу, где  моя  дополнительная  страховка, в конце концов,
обеспечит мне отдельную палату. Кислородная маска  по-прежнему остается моим
спутником, и это хороший предлог для молчания. Я смотрю на стену, пытаясь не
замечать веселую врачиху, которая  присоединяет  контактные  присоски  ЭКГ к
моей груди.
     - Газовые колонки - это такой риск, - говорит она мне.
     - Вам повезло, что ваш муж так быстро отреагировал. Чуть позже, и...
     Она не заканчивает фразу, но в любом случае ясно, что она имеет в виду.
     Мой муж. Без сомнения, Эрик вытащил  меня  из  душа, спас меня - но что
случилось  бы, если  бы я приняла душ  на полчаса раньше? Был бы он тогда на
месте  немедленно?  Неужели  он   только  и  ждал  возможности   стать  моим
спасителем? Или тогда я была бы мертва?
     Я лежу  и наблюдаю  за диаграммой,  которую выдаёт моё  сердцебиение на
экране осциллографа.
     Неужели это была ты сама, Джо?
     Боль в моем запястье уже не такая острая, как сегодня утром, но  теперь
она распространилась на большую
 площадь. Она простирается от костяшек до кончиков пальцев. Я хорошо
помню  чувство  эйфории,  которое охватило меня, когда  я  ударила  рукой по
каркасу двери машины Элы. Было ужасно больно, но все равно ... хорошо.
     Со мной  что-то не  так,  возможно,  мне  следует  постепенно  обратить
внимание на  этот  факт.  Если  я  в  последнее время  чувствую  потребность
причинить себе вред,  то  вполне могла напортачить с газовым бойлером, чтобы
сделать себе еще хуже. Вот  только  я понятия не имею, как это сделать. И не
могу вспомнить о том, что я даже приближалась к этому бойлеру. Но сейчас мне
лучше перестать удивляться  провалам  в памяти. Или, может быть, все-таки. А
что  если  все это  подстроено,  чтобы подвести меня именно  к тем  выводам,
которые я сейчас делаю.
     Но  как  кто-то  может  инсценировать  появившееся  у  меня  стремление
навредить  себе?  Возможно,  это  был   просто  несчастный  случай.   Ошибка
технического обслуживания. Что-то, что могло случиться где угодно. Плохо то,
что эта возможность кажется мне самой невероятной.
     Я закрываю глаза. Заблокируй сознание. Сконцентрируй внимание только на
кислороде, поступающем в мои легкие.
     На  следующее  утро,  еще  до  того, как мне  подали скудный больничный
завтрак, раздается  стук  в дверь, и в комнате появляется  Эла.  Она бледна.
Покачивая головой, садится на край моей кровати.
     - Что с вами происходит", - говорит она и берёт меня за руку.
     -  Ты на самом деле представляешь, насколько это было близко,  Джо? При
отравлении угарным газом разница между жизнью и смертью часто составляет две
минуты. Иногда меньше.
     На мне все еще  кислородная маска. Мне  не нужно ничего  говорить, но я
отвечаю на пожатие руки Элы.
     - Я так рада, что Эрик был достаточно быстр, - бормочет она.
     - Он отреагировал совершенно правильно. Она правильно истолковывает мой
вопросительный взгляд.
     - Да,  я поговорила с ним, он тоже здесь, в больнице. В конце концов, у
него не было респиратора, так что ему тоже досталось.
     Есть ли упрек в ее голосе?
     - Хотя ему не так плохо, как тебе. Его выпишут уже сегодня.
     Она улыбается, это должно выглядеть ободряюще.
     - Могу ли я чем-нибудь тебе помочь?
     Да, она может помочь. Я слегка приподнимаю кислородную маску.
     - Позвони в фотостудию. Пожалуйста. Скажи им, что...
     - Что ты пока что выбыла из строя. Да ясно.
     Она гладит мою руку,  покусывает нижнюю губу. Совершенно очевидно,  что
её мучает какой-то вопрос, но она не знает, как
 лучше его сформулировать. Наконец, она решается.
     -  Ты не  хотела бы, чтобы  тебя поместили  в стационар, когда все  это
закончится?
     Она ищет мой взгляд.
     -  Разумеется  не  по  этому  ведомству.  В  отделении психиатрии.  Для
обеспечения безопасности, ты понимаешь?
     Я рывком я высвобождаю руку и поворачиваю голову в
 сторону. Не потому, что идея такая уж абсурдная, наоборот. Я сама
обдумывала ее в течение  этой ночи. Но предложение Элы делает ее реальностью
и заставляет меня понять,  что  этого  я  хочу  меньше всего. Быть запертым,
помещенным под действие лекарств, с соответствующим диагнозом.
     - Извини, - говорит Эла.
     - Я не хочу ни в чем тебя  убеждать. На самом деле. Но ты помнишь  свой
вчерашний приступ в машине? Это ведь не ты.
     Она вздыхает, и я закрываю глаза. Пусть лучше уйдет, думаю я.
     Эла встает, как будто услышала мою безмолвную просьбу.
     - Я просто боюсь, что  ты  можешь подвергнуть  себя  опасности. Или уже
подвергла. Себя и Эрика.
     Она  поглаживает мою голову рукой. Я  позволяю ей это,  лежу спокойно и
делаю вид что, что задремала.
     - Ты все же  моя  подруга и важна для меня. Вы оба важны для меня. Я не
хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось.
     Эрик  приходит через четверть  часа после визита  Элы. Он  придвигает к
себе стул и долго ничего не говорит, даже не прикасается ко мне. Он поставил
локти на  колени  и сложил руки у рта. Сидит  в  позиции ожидания.  Если  он
надеется, что я не выдержу  молчания  и поэтому начну  разговор, то  у  него
впереди долгий и неприятный период. Моя кислородная маска - это мой щит.
     -  Я так боялся за  тебя,  Джо.- Его  голос  тихий,  когда он, наконец,
все-таки заговорил.
     - И я так рад, что ты снова поправляешься.
     Я заставляю себя смотреть ему в глаза. Еще никогда
 в жизни я не чувствовала такую раздвоенность. По справедливости, мне бы
 следовало стать на колени и поблагодарить этого человека за то, что он
рискнул своим здоровьем,  чтобы спасти меня. И я бы сделала это, немедленно.
Но я не исключаю другой вероятности. Что на самом деле я, может быть, вообще
не  нуждалась в спасении, если бы его  не  было. Что  он сознательно подверг
меня опасности, чтобы вызвать у меня именно эту благодарность. Я решаю снять
дыхательную маску.
     - Вы говорите, что это был бойлер?
     Немного помедлив Эрик кивает.
     - Они говорят  это не  просто так.  Это было  так на самом  деле.  И...
Джо... - Он закрывает лицо ладонями, трет его, снова поднимает глаза.
     - Я нашел салфетки. Понятия не имею, что он имеет в виду.
     -  Салфетки? - Да. Вытяжная труба бойлера была забита тремя скомканными
салфетками. Большие салфетки, которые тебе так нравятся. Поэтому ...
     Поэтому.
     Нет  никакого  технического  дефекта. Нет  никакой ошибки обслуживания.
Кто-то достал из комода мои косынки и устроил из них смертельную ловушку.
     - Я вытащил косынки до того, как приехала пожарная
 команда. Они сейчас в большой растерянности, потому что газ должен был
отсасываться нормально. Они сказали, что подобные аварии случаются и без
 засорения дымохода, но только в душную погоду с низким давлением, когда
 угарный газ втягивается обратно в вытяжную трубу.
     Эрик больше ничего не говорит, но мне совершенно ясно, о чем он думает.
Вчера не было душно, и я долгое время сидела дома
 одна. Я могла бы сделать, бог знает что.
     Предположительно,  он   уже  разговаривал  с   Элой  ранее.  Отсюда  её
предложение.
     - Это была не я, - говорю я, и сама слышу, как тускло звучит мой голос.
Изнуренно. Неуверенно.
     Поэтому я прочищаю горло и пробую еще раз, изо всех сил стараясь, чтобы
мой голос звучал более энергично.
     - Поверь мне, Эрик. Я этого не делала. Я вообще не
 знаю, как это делается, я понятия не имею о газовых колонках и вытяжных
 трубах и...
     Мне не хватает воздуха и я снова прижимаю кислородную  маску к лицу, на
три-четыре вдоха.
     - Я не хочу убивать себя, - говорю я затем.
     - Ни себя, ни тебя.
     Он не улыбается. Смотрит в пол.
     - Я спрятал салфетки, может быть, это было глупо с
 моей стороны. Но я не хотел, чтобы у тебя возникли проблемы с полицией
или чтобы они направили тебя к врачу.
     Теперь он смотрит вверх, и впервые с тех пор, как я
 его узнала, я чувствую потребность взять его за руку. Держать ее и
сжимать. Но я не делаю этого, а когда он тянется к моей, как будто чувствуя,
что происходит внутри меня, я позволяю этому случиться.
     - Я по-прежнему  верю, что мы можем справиться  с нашими  проблемами, -
говорит он. - Но ты должна этого хотеть, Джо. Из-за
 тебя мне сейчас так невыразимо тяжело. Я делаю все, что в моих силах,
но ты должна мне помочь. Пожалуйста.
     Я не знаю, почему я киваю. Возможно, потому, что мне хотелось бы верить
в то, что он говорит. Потому что мне самой сейчас
 нужно что-то, за что можно было бы держаться. Или за кого-то. Возможно,
 это именно то, к чему он стремился все это время. Значит, теперь он
достиг своей цели.




     - Вам повезло.
     Врач  отделения поднимает взгляд от папки  с моей  карточкой пациента и
кладет ее на кровати, где я сижу, полностью одетый.
 Повезло? Мне это кажется пустой насмешкой, учитывая хаос последних
дней.
     - Показатели крови пока в порядке. Ваши документы только что оформлены,
после  чего вы можете  идти. Я  выпишу вам бюллетень на  ближайшие  два дня.
Отдохните еще столько же.
     Он пожимает  мне руку, после чего я снова  остаюсь  один. Я  могу идти.
Прочь из этой комнаты с побеленными стенами, которые отражали мои мысли, как
эхо,  когда  я часами  смотрел на них в поисках  ответов. Наконец.  И все же
что-то  во  мне  не  хочет  покидать  больницу.  Покидать  Джоанну,  которая
находится всего в нескольких комнатах отсюда. Если я уйду сейчас, я не смогу
защитить ее.  От  ... кого? От самой  себя? От  меня? Что, если не у Джоанны
проблемы с психикой, а  у меня? Как я могу быть  так уверен,  что это  у нее
произошел "сдвиг по  фазе"?  Она так же отчаянно сопротивляется мысли о том,
что с ней может быть что-то не так, как и я. Как мне быть. Но, может быть, я
действительно  заткнул  вентиляционное отверстие в бойлере  и все  забыл? По
крайней мере, я знаю,
 куда кладут салфетки.
     -  Итак,  мистер  Тибен,  вот справка  о болезни  и письмо  для  вашего
лечащего врача.
     Пухленькая  медсестра  протягивает мне конверт с письмом. Я встаю, беру
его и говорю.
     - Спасибо, - испытывая искреннее чувство  благодарности. За то, что она
пришла в нужный момент и отвлекла меня от этих пугающих мыслей.
     - Это все. Вы можете идти прямо сейчас. Скорейшего выздоровления.
     Она ободряюще улыбается мне и в следующий момент уже снова идет дальше.
К следующему пациенту,  с такой же улыбкой.  Я выхожу из палаты, поворачиваю
налево и минуя пять палат останавливаюсь. Открываю дверь без стука.  Похоже,
что Джоанна спит, когда я осторожно  закрываю за собой дверь и направляюсь к
ее кровати. Я просто  стою  и смотрю на нее. Кислородная маска на ее бледном
лице, кабели,  экран осцилографа рядом с ее  кроватью. Три кривые линии одна
под  другой.  Зеленая,  синяя,  белая.  Вот  некоторые  цифры.  Артериальное
давление,  насыщение  кислородом, ЭКГ,  частота  сердечных  сокращений.  Она
выглядит такой невероятно беспомощной, такой хрупкой. Я едва сдерживаю крик.
Я хочу ее сразу  обнять, прижать  к себе.  Шепнуть ей  на ухо, что все будет
хорошо.  Что  я люблю ее  больше, чем могу выразить словами,  что  вместе мы
можем все. Все. Если бы я мог просто держать ее за  руку. Но я подавляю этот
порыв.  Ей  нужен  покой.  Если я  быстро  поправлюсь, то  вернусь позже. На
цыпочках я  выхожу  из  палаты. Коридор,  лифт, вестибюль  с  информационным
табло. Все это  я воспринимаю  как реквизит  из фильма ужасов,  в котором  я
снимаюсь в отрицательной главной роли.
     Я  сажусь  в такси  и  называю свой адрес. Мы молча покидаем территорию
больницы.
     На  улице, на  меня с  холодным  равнодушием.  смотрят бетонные  фасады
пригородных домов.
     У меня  больничный  лист на два дня, но я не  хочу сидеть дома два  дня
подряд, особенно сейчас, когда в фирме, похоже, происходят какие-то события,
которые находятся вне моего контроля.
     С  другой  стороны, это  дает  мне  возможность  навещать  Джоанну,  не
придумывая никаких историй. Истории, которые  снова дали бы Габору повод для
спекуляций. Или Бернарду.
     -  Подъехать  к  подъезду?  -  спрашивает водитель,  указывая  на  нашу
придомовую территорию.
     - Да, пожалуйста.
     Я расплачиваюсь, выхожу и останавливаюсь перед тем
 местом, где еще два дня назад стоял какаду. Кажется, прошло так
бесконечно много времени с тех  пор, как наш  мир все еще был в порядке. Как
бы естественно мы ни воспринимали это состояние, даже не задумываясь
 об этом, все могло бы быть по-другому.
     Я  закрываю за собой дверь и прислоняюсь к ней спиной.  Дом кажется мне
пустым, почти чужим. Очень редко Джоанны не было
 дома, когда я возвращался домой. И даже тогда я знал, что пройдет
совсем немного времени, прежде чем дверь захлопнется и я услышу ее радостное
     " Привет, дорогой, я здесь".
     Доведется ли мне услышать это снова?
     Госпожа Швикерат из отдела кадров объясняет мне по
 телефону, что при возвращении на работу мне достаточно будет принести
больничный лист. Ведь прошло всего  два дня. Она прощается и  желает мне еще
скорейшего выздоровления.
     Я  делаю  себе  кофе  и сажусь  за  кухонный стол,  передо  мной  стоит
дымящаяся чашка. Снова и  снова  я  перебираю события  последних двух  дней,
отчаянно пытаясь найти объяснение. Все, что мне  приходит на ум - нелогичная
чушь.
     В какой-то момент мои мысли отвлекаются на G.E.E. и
 Габора. Тоже не самая приятная тема на данный момент, и все же я
переключаюсь  на эту мысль и продолжаю ее раскручивать.  Потому  что  она  о
другом.
     Что заставило Габора  отстранить меня от участия в этой крупной сделке?
Ведь,  все проекты,  которыми я  руководил  за последние  несколько лет, шли
хорошо.  Разумеется, то  тут,  то там  возникали  задержки, которые  заранее
просто  нельзя было предвидеть. Это нормально и случается со  всеми крупными
заказами.  Нет  причин внезапно  поворачиваться  ко  мне спиной, когда  дело
доходит до крупной сделки. Может быть, Бернард как-то связан с этим? В конце
концов, он позвонил Габору еще из аэропорта и немедленно поведал ему, о том,
что у нас произошло. "Я бы на твоем месте подумал, идти ли тебе завтра утром
на работу", - сказал он мне с лицемерным беспокойством. Ублюдок.
     Кофе уже  превратился в  теплый бульон. Видимо, я  тоже потерял чувство
времени.
     Я захожу в гостиную  и  в тот же  момент задаюсь вопросом, что  мне там
делать. Возвращаюсь на кухню, затем в прихожую. На
 ум приходит газовая колонка. С учащенным сердцебиением я поднимаюсь по
лестнице.   Ванная   комната  выглядит   так,  как   будто  она  подверглась
бомбардировке.  На  полу  валяются  полотенца,  а  между  ними  -  несколько
косметических принадлежностей Джоанны. На полке рядом  с  раковиной валялись
бутылки и баночки. Что здесь только что устроили пожарные?
     Нижняя часть  газовой колонки  без кожуха.  Он лежит  на  плитке  перед
колонкой. Переплетение из  медных трубок,  фитингов и проводов выглядит  как
изуродованное тело, готовое к вскрытию.
     Кто-нибудь был здесь, или  есть какое-то другое  объяснение салфеткам в
вытяжном отверстии? И для кого всё это было приготовлено? Для Джоанны? Может
быть, для меня? Или это не имело значения?
     И снова возникает главный вопрос: зачем все это? Я
 спускаюсь по лестнице и останавливаюсь в холле. Смотрю на дверь.
Возможно, в  нашем доме побывал незнакомец. Вторгся  в наше самое  интимное.
Это похоже на осквернение. Возможно, он  также был в нашей спальне,  касался
одеял, которыми мы укрывали нашу обнаженную кожу после того, как мы ... Нет,
он этого  не сделал. Если это так,  то  самое большее,  что  он сделал,  это
прикоснулся к одеялу  Джоанны, потому что моего там больше нет. Это сводит с
ума.
     Я снова иду на кухню. Это внутреннее беспокойство сводит  меня с ума. Я
смотрю  на часы и  думаю, сколько  времени прошло с  тех пор, как я вышел из
такси.  Но  мне  нужно  было  бы знать, сколько  было времени здесь. Не имею
представления.
     - Да наплевать.
     Я сказал это вслух? Да, я думаю, что действительно
 сказал. Это уже идет под рубрикой "Разговор с самим собой"? Признак
того, что мой разум капитулирует перед этой ситуацией?
     Я  больше  не  могу оставаться  в  этом  доме. Мне кажется неправильным
находиться  здесь,  в то  время  как Джоанна лежит в  больнице, отравленная.
Оставшись наедине с безумным страхом, который она, должно быть,  испытывает.
Ей понадобятся свежие вещи. Нижнее белье, полотенца. Спустя полчаса я сажусь
за руль и направляюсь к ней.
     Вторую  половину дня  и два последующих  дня  я провожу  в  основном  с
Джоанной. Я выхожу из больницы только вечером, чтобы поспать,  и днем, чтобы
пойти перекусить.
     Я много рассказываю ей о нас. Сначала я начинаю  предложения со слов: -
Ты помнишь ...?
     Каждый раз она молча  качает головой. В  какой-то  момент  я  ухожу  от
вводного,  наболевшего вопроса. Иногда я  просто молча сижу  у  ее кровати и
смотрю,  как она  спит.  Или  делает  вид,  что  спит. Я замечаю  это по  ее
морганию, но оставляю ей эту возможность для отступления.
     Сама она  мало разговаривает,  за  исключением того единственного раза,
когда она рассказывала об Австралии. О своем детстве
 и своих друзьях. При этом она почти не упоминает своего отца. Я не
перебиваю ее, а просто слушаю.
     Когда я возвращаюсь после полудня второго  дня с  прогулки в  маленьком
парке рядом с  больницей, Джоанна сидит одетая на стуле, на котором я провел
большую часть времени за последние два дня.
     - Мне разрешено уйти, - говорит  она.  Она не  говорит:  мне  разрешено
вернуться домой.
     Я ничего не могу с собой поделать, я делаю большой
 шаг к ней и беру ее за руку. Я ожидаю, что меня оттолкнут, но этого не
происходит.  Она  не  обнимает  меня,  но  и  не  сопротивляется  физической
близости. Я закрываю глаза. Как  мало, однако, нужно для мгновения  счастья,
когда больше нет ничего само собой разумеющегося.
     Мы  мало  разговариваем  за  рулем.  Джоанна смотрит  в  окно со  своей
стороны,  и  я боюсь,  что  одно  необдуманное  слово  может  разрушить  это
маленькое счастье, которое я испытываю.
     Наконец мы дома. Я несу сумку с ее вещами и, как бы невзначай, кладу ей
свободную руку на спину, когда иду. Опять же, на этот раз она не отталкивает
меня, но я чувствую, как ее тело напрягается, и быстро опускаю руку обратно.
     Джоанна  объясняет, что она очень  устала и хотела бы немного  прилечь.
Полчаса  спустя  она стоит  передо  мной  на кухне. Она  не  смогла  уснуть,
несмотря  на то, что так устала. Я предлагаю  ей приготовить  нам что-нибудь
вкусненькое.
     - Ты хорошо готовишь? - спрашивает она.
     - С тобой было бы лучше, - говорю я, но она качает головой и садится.
     - Нет, пожалуйста, я была бы признательна, если бы
 ты приготовил что-нибудь для нас. Я буду смотреть, как ты это делаешь.
     Я согласен с этим. Я воспринимаю идею  приготовить  что-нибудь  для нее
как еще один  шаг к  сближению.  В кладовой стоит наш морозильник. Я как раз
взял оттуда  большую  упаковку с  замороженными  креветками, когда раздается
звонок в дверь.
     Джоанна встала со  стула, когда  я выходил из кладовки. Я вижу страх на
ее лице.
     - Кто бы это мог быть?
     - Я не знаю. Возможно, опять кто-то из сотрудников фирмы удалил файл на
своем ноутбуке.
     Джоанна следует за мной, когда я выхожу  из кухни, но останавливается в
проходе в холл, держась за дверной косяк, как будто
 боится упасть.
     Я  открываю  дверь  и  некоторое  время  удивленно   смотрю  на  своего
собеседника, прежде чем снова обретаю дар речи. Передо мной, улыбаясь, стоит
доктор Барч, производственный психолог компании Gabor Energy Engineering.  Я
нерешительно приветствую  его,  чувствуя,  что  начинаю  злиться.  Теперь вы
пытаетесь таким образом сместить меня с должности?
     -  Добрый  вечер, мистер  Тибен,  - говорит он, и его  улыбка при  этом
становится еще шире.
     - Я  просто хотел на минутку проверить, все ли с вами в порядке. Могу я
войти?




     Мужчина среднего роста и жилистый, и  я сразу понимаю, что Эрик терпеть
его не  может.  Он дважды  глубоко вздыхает,  прежде  чем жестом  пригласить
посетителя в дом.
     -  Доктор. Барч. Что же  привело  вас сюда?  Еще один врач?  Я невольно
отступаю на два шага назад на кухню.
     Мужчина поглаживает свою ухоженную густую бороду.
     -  Господин  Габор послал меня,  чтобы я осмотрел Вас. Ему, разумеется,
стало известно, как Вы едва избежали катастрофы ...
     Теперь он следит за мной. Рассматривает меня с нескрываемым интересом.
     - Вы, должно быть, Джоанна, я прав?
     Я очень устала и не  хочу вести светскую беседу с этим доктором. Если у
него  есть хоть капля сочувствия, то он  это  заметит. Прежде  чем я успеваю
ответить, Эрик оказывается рядом со мной.
     - Джо, это доктор Барч, наш офисный психолог. Я не
 приглашал его сюда, если ты так думаешь; я знаю, что сегодня ты хочешь
отдохнуть.
     Возможно, это просто усталость, во всяком случае, я
 не могу понять взаимосвязи. Какое отношение этот визит имеет ко мне? И
какое  отношение  я  имею  к деятельности Эрика? Он многое  рассказал мне за
последние  несколько  дней,  в том числе  и  о том, чем он  занимается.  Это
связано с  возобновляемыми источниками энергии - рынком будущего, как сказал
бы мой отец.
     - Нет. - Теперь Барч выгладит серьезно.
     -  Эрик  не приглашал меня сюда, это правда. Но наш  босс подумал,  что
было бы  неплохо, если бы  я ненадолго зашел  к вам. Возможно,  я смогу  вам
чем-то помочь, я бы очень хотел это сделать.
     Очевидно, что Эрик изо всех сил пытается контролировать себя.
     - Мы ведь оба знаем, почему Вы на самом деле здесь, - тихо говорит он.
     - Ищешь причину, которая позволит Габору устранить меня от дел.
     Я наблюдаю за Эриком со стороны. Он не говорил мне, что у него проблемы
на работе.
     Психолог, улыбаясь, качает головой.
     - Но с какой стати, черт возьми,  Габору  этого  хотеть?  Вы выдающийся
человек, мистер Тибен, и поверьте мне, он тоже хорошо это знает.
     Движением головы он указывает в сторону гостиной.
     -  Я был бы  рад, если бы мы  могли присесть.  Обещаю, что не собираюсь
задерживать Вас надолго.
     Несмотря на  то,  что  мне это очень не  нравится,  я  киваю.  Еще один
незнакомец в моей гостиной. Барч садится на диван и скрещивает ноги. Смотрит
на нас выжидающе.
     Я делаю над собой усилие.
     - Может быть, вы хотите чего-нибудь выпить?
     Выражение его лица смягчается.
     - О, это было бы замечательно. Одного стакана воды вполне достаточно.
     Я иду на  кухню, где  упаковка  с  креветками лежит  рядом  с  плитой и
медленно  оттаивает. То, что Эрик хочет, чтобы этот человек ушел из дома,  я
полностью понимаю и чувствую то же самое. У него
 такой пронзительный взгляд психолога, что мне кажется, будто он видит
меня насквозь, будто хочет узнать обо мне больше, чем я сама знаю.
     Ну,  на  данный  момент  невелика  премудрость.  Я  чувствую,  что  еще
мгновенье, и  я захихикаю, поэтому быстро достаю  из шкафа стакан и наполняю
его водой.
     - Спасибо", -  говорит  он, когда я ставлю его на кофейный столик перед
ним. Он делает глоток, не сводя с меня глаз, затем
 откидывается назад.
     - Джоанна. Я очень рад, что вы так хорошо  преодолели последствия этого
несчастного случая. Как Вы чувствуете себя сейчас?
     Не скажу, что его  взгляд и  голос  такие уж неприятные. Но  в них есть
нечто такое, что мне хочется выйти из комнаты и
 спрятаться.
     -  Оставьте ее  в покое, - отвечает за меня Эрик. Он берет  мою руку  и
переплетает свои пальцы с моими.
     -  Если Вы хотите ко мне придраться,  придирайтесь, но не  вмешивайте в
это Джоанну.
     Барч снова качает головой.
     - Я действительно не знаю, как вам пришла  в голову эта идея,  господин
Тибен.-
     Не дожидаясь ответа, он поворачивается ко мне.
     - Как долго вы живете в этом доме?
     Уже... мне нужно сконцентрироваться.
     - Примерно полгода.
     Барч оценивающе осматривает картины на стене.
     - Вы вместе выбирали обстановку?
     Нет, это была я одна. Невольно хочется высвободить руку из ладони Эрика
- что мне на это сказать?
     Взгляд Барча  возвращается ко мне, конечно же, он недоумевает, почему я
так долго не могу ответить на такой простой вопрос.
     - Да, - шепчу я.
     - С большим вкусом.
     Он тянется к стакану, вертя его в руках.
     - Я  выражаю большое сожаление,  что  мы  знакомимся  друг с другом при
таких  прискорбных обстоятельствах. Почему Вы никогда не сопровождали  Эрика
на  праздниках нашей компании? Они  менее скучны, чем вы  думаете, почти все
сотрудники берут с собой своих партнеров.
     Я никогда не сопровождала его, потому что знакома с
 ним всего пять дней. Эта фраза вертится у меня на языке, но я
постараюсь не произнести её. Пальцы Эрика крепче сжимают мою руку.
     - Я всегда была занята, - говорю я, ненавидя себя за то, что  мой голос
звучит так тихо.
     - Я часто работаю до позднего вечера,- добавляю я чуть громче.
     - Вот как. Да, это, конечно, понятно.
     Барч делает большой глоток воды.
     Мое сердце  колотится в груди  слишком сильно, и я не знаю,  связано ли
это с голосом психолога или с тем, что он только что
 дал мне понять, что я все-таки права в своем первоначальном
предположении. Если  бы я была в отношениях с Эриком, я бы сопровождала его.
Я от природы любопытна и мне бы хотелось посмотреть, с кем он работает.
     - Как я уже сказал, я не хотел бы беспокоить вас слишком долго, - снова
берет слово Барч.
     - И  вам, конечно,  понятна,  основная  причина  моего  визита  к  вам.
Бернхард Морбах был у вас недавно и впоследствии рассказал
 нам, что Вы, Джоанна, пытались сбежать от Эрика.
     Мужчина с сумкой  для ноутбука. Эрик сжимает  мою руку  так сильно, что
мне становится больно.
     - Это было... недоразумение, - заикаюсь я.
     Психолог смотрит на меня пронзительным взглядом.
     - Он сказал, что Вы выглядели так, как будто были напуганы до смерти.
     Эрик отпускает мою руку и вскакивает.
     -  Ах,  так  это Бернард  сказал?  Это интересно.  Если он  так  сильно
беспокоился  о  ней, то  почему  он просто ушел и оставил Джоанну наедине со
мной?
     Барч совершенно невозмутимо смотрит на расстроенного Эрика.
     - Никто Вас ни  в  чем не обвиняет, господин Тибен. Но, судя  по всему,
что  рассказал  нам  господин  Морбах,   ситуация  была,  по  крайней  мере,
чрезвычайной и, безусловно, обременительной для вас обоих.
 И теперь, в свете последних событий...
     Эрик побледнел.  Он стоит менее чем в двух шагах от Барча, сжав  руки в
кулаки.
     - Я  предлагаю  вам говорить  прямо.  Что  вы  видите в свете последних
событий?
     Психолог смотрит не на Эрика, а на меня.
     - Необычное скопление проблем. Я думаю, что в этом Вы со мной согласны.
     Подчеркнуто непринужденно он наклоняется ко мне.
     - Джоанна, не могли бы Вы ответить мне на несколько вопросов?  Конечно,
только если вы хотите, но, может  быть, мы все-таки  выясним,  почему вы так
испугались?
     Я ищу зрительный контакт с Эриком, но он совершенно не обращает на меня
внимания. Он стоит перед  Барчем  и выглядит  так, как будто больше всего на
свете хочет вцепиться ему в горло.
     - Вы вмешиваетесь в мою личную жизнь.
     - Это знак уважения, господин Тибен.
     В голосе Барча по-прежнему не было ни грамма нетерпения.
     - Мы предлагаем Вам помощь, и я  обещаю, что сохраню конфиденциальность
каждого слова, которое здесь прозвучит.
     Эрик презрительно усмехается.
     - Вы сами в это не верите.
     Это стресс последних нескольких дней, или  он всегда так недипломатичен
в профессиональном плане? Я как можно незаметнее вытираю мокрые от пота руки
о брюки. Я не знаю, почему ситуация заставляет меня так нервничать - будь то
Барч или очевидный гнев Эрика, - я просто знаю, что хотела бы положить этому
конец. Вероятно,  скорее всего, это удастся  сделать, если  я  сделаю  Барчу
одолжение  и  поговорю  с ним;  возможно, я  смогу сказать  несколько вещей,
которые покажут Эрика  в лучшем свете, чем он  сейчас выглядит. Кем бы он ни
был, как бы мы ни относились друг к другу - он был так заботлив по отношению
ко мне, когда я была в больнице. Так старался. В конце концов,
 я могу попытаться ответить взаимностью прямо сейчас.
     - Задавайте мне свои вопросы, доктор Барч.
     Эрик поворачивается.
     - Это не серьёзно!
     Он опускается на диван рядом со мной.
     -  Тебе ведь  уже лучше, Джо. Тебе не нужна его помощь, мы уже получили
её...
     Я улыбаюсь ему. Боже мой, до чего я устала.
     -  В  конце концов, это  всего  лишь несколько  вопросов,  а  не  сеанс
терапии.
     - Именно, - подтверждает Барч. Он  достает из кармана пиджака маленький
блокнот и шариковую ручку.
     - Бернхард Морбах рассказал, что в прошлый  раз Вы не узнали Эрика. Это
правда?
     Получается  иначе,  чем  я себе  представляла. Несколько  прямолинейно,
по-моему. Тем не менее, я киваю.
     - Да.
     Барч что-то записывает.
     - Но теперь Вы знаете, кто он?
     Нет. Ничего из  того, что  Эрик  рассказал мне за  последние  несколько
дней, я не нашла в своих  собственных воспоминаниях.  Здесь не было внезапно
вспыхнувшей картины общих переживаний. Но не важно, сейчас дело не в этом.
     - Да, - вру я. - Все снова в порядке.
     Он смотрит на меня  слишком долго,  прежде чем записать  мой ответ. Как
будто он не до конца мне верит.
     - Можете ли вы рассказать мне, что произошло до этого вечера?  До того,
как Вы были так расстроены присутствием Эрика?
     Я неопределенно пожимаю  плечами. Все, что было до  этого, мне кажется,
произошло несколько месяцев назад
     -  Я  думаю,  что  работала.  Немного  прибралась  и  приняла   душ.  Я
планировала заварить себе чай и почитать.
     На диване. Где сейчас сидит Барч.
     - Это все?
     - Я думаю, да.
     Он опять что-то пишет.
     - Какие события произошли за последнее  время, до несчастного случая  с
газовой колонкой? Помните, что вы делали до этого?
     Прежде чем я успеваю ответить, Эрик кладет руку мне на плечо.
     - К чему вы клоните, задавая этот вопрос? Обвиняете её в ...
     - Я ни в чем её не обвиняю, - прерывает его Барч.
     -  Это  совершенно  безобидный  вопрос.  Я  не понимаю,  почему вы  так
противитесь этому разговору, господин Тибен. Почему Вы так
 категорично отвергаете предлагаемую помощь. Вы сами сказали, что ваша
подруга в невменяемом состоянии. В противовес господину Морбаху, и господину
Габору.
     Я не  знаю, почему,  но последние два предложения задели меня за живое.
До  сих пор я думала, что психолог здесь,  потому  что этот  Бернхард Морбах
видел, как я  выбежала  из  дома в  халате, но теперь  выясняется, что  Эрик
обсуждает нашу ситуацию со своими коллегами.
 Так что я озадачена. Кто знает, с кем еще он говорил обо мне. Если мы
действительно  пара,  это  непростительное  нарушение  доверия,  и,  как  ни
странно, это  действительно  так. Я прижимаю руки  к  глазам. Если я  сейчас
начну плакать, могу ли я винить в этом усталость?
     Рука обнимает мои плечи.
     - Уйдите, пожалуйста, доктор Барч - слышу я голос Эрика.
     - Вы же видите, что она еще не совсем здорова.
     Я выпрямляюсь и поворачиваюсь к Эрику.
     - С кем еще ты говорил обо мне?
     - Что ты имеешь в виду?- озадаченно спрашивает он.
     - Я хочу знать: кому еще ты рассказал, что я якобы не в себе?
     Это звучит  уже не укоризненно,  а  просто  устало. И теперь у  меня на
глаза  действительно наворачиваются слезы, как будто  картина,  которую я из
себя представляю,  была  и без  того недостаточно  жалкой.  Я отворачиваюсь,
освобождаюсь из рук Эрика и вытираю лицо тыльной стороной ладони.
     - Джо ... я не сказал ничего такого, о чем Бернхард уже не растрезвонил
бы. Поверь мне, если бы он не появился  здесь, никто ничего  не узнал бы  об
этом.
     Покашливание с противоположной стороны журнального столика.
     - На  самом деле  нет  никаких оснований  обвинять Эрика. Он никогда не
высказывался о Вас неблагоприятно, просто беспокоился ...
     Эрик  вскакивает,   на  этот   раз,  похоже,   он  действительно  хочет
наброситься на Барча.
     - Не  вмешивайтесь, хорошо? Я не нуждаюсь ни в вашем посредничестве, ни
в вашей профессиональной помощи. В отличие  от Джоанны, я точно знаю, почему
Вы на самом деле здесь, но я не собираюсь подыгрывать Вам.
     Барч  ждет,  пока Эрик  закончит, со спокойствием, которому он,  должно
быть, долго обучался. Затем он поворачивается ко мне.
     -  Джоанна. Я забочусь  прежде всего  о  Вас и вашей  безопасности. Вам
нужна моя помощь?
     Если я сейчас скажу "да", это будет  открытое объявление  войны  Эрику.
Тем не менее, я бы  сделала это, если бы мне что-нибудь пообещали за  это. И
если  бы  мой  желудок  не  сжимался  все  сильнее  и  сильнее.  Это все еще
недостаток  кислорода? Но мои медицинские показатели все  же были в порядке.
Что же происходит?
     - Джоанна? Не торопитесь.
     Я чувствую, как они оба ждут. Барч спокоен, Эрик -
 само нетерпение. Я делаю глубокий вдох и выдох, при этом фокусирую
взгляд на кухонной двери  и не могу его отвести. Как  будто там было что-то,
что я должна была сделать. Немедленно.
     В то же время я осознаю, как я должна выглядеть. Растерянно. Собрав все
силы, отвечаю:
     -  Нет. Большое спасибо, доктор Барч, но я думаю, что  мне нужен другой
специалист. Если мне понадобится помощь, я сама найду кого-нибудь.
     Я   слышу,  как  Эрик   облегченно   вздыхает.  Барч  выглядит  немного
озабоченным, но пока не делает попыток встать.
     - Могу ли я в свою очередь спросить Вас?
     Слова  вырываются у меня  до  того,  как  я сформулировала  их  в своей
голове. Барч слегка кивает головой.
     - Пожалуйста, - вежливо говорит он.
     На этот раз  я  знаю,  что хочу  сказать, но  не понимаю, почему. Держу
пари, что двое мужчин в моей гостиной будут чувствовать то же самое.
     - Ваше имя Бен?
     Барч  коротко  моргает, но на  этом все.  Он уверенно переигрывает свое
удивление.
     - Нет. Меня зовут Кристоф.
     - А. Понятно.
     Жаль, что я не выпила стакан воды перед  этим. У меня пересохло во рту,
а пульсация в висках предвещает головную боль.
     - Скажите, Джоанна ... - начинает Барч, но на этот раз Эрик не дает ему
договорить.
     - Нет. На этом всё.  Пожалуйста, уходите. Рассказывайте Габору все, что
хотите, но сейчас оставьте нас в покое.
     - Господин Тибен...
     -  Я  сказал, Вы должны уйти! - Эрик поднимает Барча с дивана за руку и
грубо выталкивает его из гостиной.
     - Хватит, черт  возьми. Я вежливо просил Вас уйти как минимум три раза,
но  Вы  каждый  раз игнорировали это.  Если  вы не сделаете  этого сейчас, я
собственноручно вышвырну Вас. Убирайтесь, Вы, бесцеремонный подонок!
     Голос звучит громко,  слишком громко. Я подавляю желание  заткнуть уши,
но не могу сдержать дрожь в руках.
     - До свидания, Джоанна, - слышу я, голос Барча из прихожей. Затем дверь
открывается и через несколько мгновений с треском захлопывается.
     Мы снова одни.




     Грохот  входной двери эхом отдается в моей голове, смешиваясь с гулкими
ударами  моего   пульса.  Мне  трудно  сформулировать   четкую  мысль.  Гнев
пронизывает меня изнутри, как пожар. И осознание того, что этот ухмыляющийся
козёл сумел так вывести меня из себя, действует как зажигательная смесь.
     - Почему ты сделал это?
     Голос  Джоанны  доносится до  меня словно издалека, несмотря на то, что
она стоит всего в нескольких футах от меня.
     - Что? - громко говорю я, поворачиваясь к ней. Это
 прозвучало грубо, но я не сожалею об этом. Я смотрю на нее и вижу в ее
глазах страх, отчаяние, беспомощность. Я должен  был бы испытывать угрызения
совести. Но  не  испытываю. Я люблю эту женщину больше, чем когда-либо любил
раньше, но, черт  возьми. Я даже  не могу  найти слов, чтобы объяснить себе,
что происходит в моей голове прямо сейчас. Взрывы.
 Это похоже на череду мысленных взрывов. Они не дают мне успокоиться, я
просто невероятно зол. И в этот момент взгляд Джоанны усугубляет ситуацию.
     - Почему ты рассказал на работе, что я невменяема?
 Если мы действительно пара, как ты утверждаешь, то этим ты серьёзно
подорвал мое доверие к тебе.
     -  Что значит,  рассказал на работе? - вскипаю я  и  вижу,  как Джоанна
вздрагивает.
     - Мне не нужно было ничего рассказывать, Джо. Потому что мой босс прямо
спросил меня, что происходит у нас дома. Сразу
 после того, как Бернхард насплетничал о том, что произошло, когда он
был здесь.
     - Но это не повод...
     -  Отнюдь  -  перебиваю её снова, и  не сожалею  об  этом. Наоборот,  я
чувствую  что-то  вроде  удовлетворения  после каждого  слова.  Это  чувство
освобождения от накопившегося негатива. Как будто я открыл клапан.
     - Причина в этом. Это даже причина всего, ты  помнишь, Джо? Нет? Это не
удивительно.  Я напомню тебе: мой коллега по  работе Бернхард стоял здесь, у
двери, когда ты с криком выбежала на улицу, полуобнаженная,  в одном халате.
Ты пряталась  за  его спиной и  умоляла  его защитить тебя.  От  меня,  Джо.
Незнакомца, который проник в твой дом. Неужели ты действительно думаешь, что
после  этого  циркового   представления  мне   все  еще  нужно  было  что-то
рассказывать в офисе? Ты действительно в  это веришь? То,  что я сказал, что
ты  была  не в себе, было не нарушением  доверия,  а нанесением ущерба, черт
возьми. Твое безумное  поведение  - причина всего, что произошло в последние
дни. Становится все хуже  и хуже.  Где-то в моей голове голос  шепчет, что я
должен  остановиться.  Что  я   доведу  себя  до  безумия,   если  не  смогу
противостоять этой волне гнева.
     - Мое... безумное поведение?
     Ее  произнесенные шепотом слова  так резко контрастируют с моим криком,
что  я  замер от  неожиданности. Она делает это специально.  Чувствует,  что
несправедливо  обращалась со  мной,  после всего, что я  пережил  с  ней  за
последние несколько дней. Ведь все это не может быть правдой. Мобилизуя  всю
свою  внутреннюю силу,  я  приглушаю  голос.  Дыхание  прерывистое.  Я  едва
контролирую себя.
     - Джо, разве ты не видишь, что это именно то, чего
 хотел Барч? Этот подонок был послан Габором, чтобы посеять здесь еще
большую сумятицу. Чтобы  таким образом создать повод для того,  чтобы убрать
меня из компании. Разве ты не чувствуешь, что он использует тебя и
 сознательно настроил тебя против меня? В конце концов, ты должна это
увидеть. Я чувствую, что сойду с ума, если ты не поймешь это сейчас.
     -  Мое безумное поведение, Эрик? - стоически  повторяет она,  заставляя
что-то  внутри  меня   взорваться.  Хватит!  Я  слышу  голос   внутри  себя,
призывающий меня к этому слову,  я  вижу  его  перед  собой, как на плакате.
Хватит. И я подчиняюсь тому, что способствовало этому.
     - Да,  совершенно верно.  Твое совершенно безумное поведение, - кричу я
ей.
     -  Как, черт возьми, еще можно назвать то, что ты вытворяешь  здесь уже
несколько дней?
     - Это  ...  Ты  на самом деле  понимаешь, насколько это  несправедливо,
Эрик?
     Неужели это действительно делает  сейчас она? Неужели  она  делает себя
жертвой  этой скверной  ситуации? Моя голова вот-вот расколется. Мне хочется
закричать. Мои легкие просто разрываются
 от сдерживаемого крика отчаянной ярости. Рядом со мной на полу,
подставка для зонтов ... Двумя большими шагами я достигаю  его и пинаю его с
такой силой, что он с грохотом пролетает несколько метров по плитке, пока не
остается лежать перед дверью. Джоанна тихо вскрикивает, я
 поворачиваюсь к ней, хватаю ее за плечи и крепко держу. Ее глаза
расширяются. - Ты  ... ты делаешь мне больно. Я  не позволяю ей отскочить от
меня. Наоборот, сжимаю её еще плотнее. Мне хочется кричать ей в лицо.
 Но поступаю с точностью до наоборот. Мой голос становится очень
спокойным.
     - Я пришел домой, ничего  не подозревая, Джоанна. После ужасного дня на
работе,  я  чувствовал себя не  очень  хорошо,  и  единственное,  чего  я  с
нетерпением ждал, в чем я отчаянно нуждался, - это в твоих объятиях. В твоей
близости. В  словах утешения. Вместо этого  ты устроила  мне сцену,  которая
была  настолько  странной,  что  ее  можно  было  назвать  только совершенно
безумной. Ты утверждала, что не знаешь меня. Ты швырнула в  меня пресс-папье
и хотела  вышвырнуть  меня  из нашего  общего дома.  Ты  убежала от  меня  и
заперлась  в  спальне.  Затем,  ты  выставила  меня  полным  идиотом   перед
Бернардом,  а  значит,  и  перед всей фирмой. Своим  безумным поведением  ты
разрушаешь все, что составляло нашу
 совместную жизнь. Возможно, ты даже пыталсь покончить с собой. И заодно
 со мной, потому, что я снова хотел спасти тебя. Пять дней, Джо.
Последние пять  дней  я  переживаю настоящий ад.  Я чувствую, что  больше не
узнаю  самого  себя.  Живу  чужой  жизнью.  Несмотря  на  это,  я  все время
поддерживал тебя,  защищал  тебя от  всего и  вся,  невзирая на то,  что  ты
причинила мне боль своим поведением.
     Внезапно мне снова приходится кричать. Я не хочу этого. Но должен.
     -  И теперь  ты  стоишь  передо мной и жалуешься на то, что  я  нарушил
доверие?
     Я ору  так  громко, что  мой голос срывается; сам того не  осознавая, я
начал трясти Джоанну, сильно, слишком сильно. В тот
 момент, когда я это осознаю, все кончено. Ярость, крики, дрожь. Мои
руки  опускаются  вниз.  Сил  больше  нет.   Никаких.  Джоанна  плачет.  Она
скрещивает руки на груди, потирая те места на плечах, где я ее схватил. Я
 вижу покраснение. Она не смотрит на меня и отступает назад, пока не
упирается спиной в стену. Как в замедленной съемке, она сползает по ней и
 садится на пол, поджав ноги. Смотрит мимо меня. И это сделал я. Там
передо  мной   на  полу  сидит  моя   большая  любовь.  Несчастный  комочек,
раздавленный мной. Лишенный воли.  Уязвленный  во всех отношениях.  Мой гнев
все еще не утих,  но я осознаю, что зашел слишком далеко. Я сажусь перед ней
на корточки, кладу одну руку ей на плечо.
     - Джо, пожалуйста ... я хотел ...
     Яростным рывком она стряхивает мою руку.
     - Я не хотел быть таким несдержанным, - пытаюсь я снова.
     - Прости, Джо, пожалуйста...
     -  Нет!  -  Она  скользит  немного  в  сторону,  поднимается,  а  также
обеспечивает дистанцию в несколько шагов.
     - Уйди прочь.
     Одним яростным движением я поднимаюсь.
     - Ты хочешь, чтобы я ушел? Хорошо, если это то, чего ты хочешь.
     Я поворачиваюсь, открываю дверь и на меня накатывает волна  прохладного
воздуха. За моей спиной дверь закрывается на замок. Негромко. Я отмечаю, что
не захлопнул ее. Просто позволил ей закрыться. Больше нет сил.
     Подъездная дорожка,  улица.  Я  просто  иду. Механически, бессмысленно,
бесцельно, только ради  прогулки. Носки  моих ботинок поочередно  появляются
подо  мной, как  большие  коричневые жуки. Я  наблюдаю за их  гонкой.  Лидер
меняется каждую секунду. Через два квартала
 я сажусь на невысокую садовую ограду. Вслушиваюсь в себя. Что я сделал?
 Я кричал на женщину, которую люблю. Я говорил ей ужасные вещи, даже
причинил ей боль. Полная потеря контроля.  Вероятно, она больна  и ничего не
может поделать с  тем, что произошло. Как я  мог так потерять самообладание?
И, как назло, именно с ней? Со  мной когда-нибудь случалось что-то подобное?
Нет, я так не думаю. Вместо того, чтобы поддержать  Джоанну  в  этой сложной
ситуации, я повел себя  как безответственный холерик. Мне стыдно. Я извинюсь
перед ней. Но сначала я
 должен полностью восстановить силы. Понять вещи, которые происходят
вокруг  нас  и  осмыслить  ситуацию  в  целом. Выяснить роль  Габора, Барча,
Бернхарда.
     Мне  кажется,  что я наткнулся  на  поле, полное  тлеющих костров. Я не
знаю, какой из них  потушить в первую очередь. Какой  из них я вообще  смогу
потушить.
     Мне холодно.  Я  встаю, иду  дальше и потираю руки. Нужно  было  надеть
куртку.  Пройдя несколько  ярдов, я сворачиваю на  узкую боковую  улочку. Мы
живем здесь уже несколько месяцев,  но  я никогда не был на этой улице, хотя
она находится всего в нескольких сотнях метров от нашего дома. До сих пор мы
мало  интересовались  жилым районом, в  который  переехали.  Мы просто  были
заняты собой,  так  сильно  привязаны друг к другу,  что нам было достаточно
друг друга. Нам не нужен был никто, кто только нарушил бы наше единение.
     Только сейчас я замечаю, что плачу,  и мне все равно. Я даже не пытаюсь
вытереть слезы. Скрыть. Пусть все  это видят, все равно они меня не знают. Я
ведь никогда здесь не был. И даже если кто-то узнает меня, это тоже не имеет
значения.  Возможно, мы все равно  не  проживем здесь долго в  любом случае.
Возможно ...
     Я  остаюсь  стоять на  месте. Смотрит  ли  она по-прежнему  на стену  в
прихожей?
     Или ее вообще больше нет в доме? Подтвердило ли мое поведение её веру в
то, что я не тот, за кого себя выдаю? Я не мог ее винить. Нет, я даже мог бы
её  понять. Стал бы подобным образом поступать тот, кто  любит другого  так,
как я, вести себя подобным образом? Кричать, хватать, буйствовать и убегать,
когда ваш любимый человек в таком беспомощном состоянии?
     Я  должен вернуться. Немедленно. Может быть,  она все еще там,  в конце
концов. Может быть, несмотря ни на что, она поверит
 мне, что я действительно тот, за кого себя выдаю.
     Мои шаги становятся все быстрее и  быстрее, в какой-то момент я начинаю
бежать. Я сворачиваю  за угол  на нашу улицу и  бегу так быстро, как  только
могу. Теперь каждая секунда на счету.
     Еще  несколько  метров,   и  я   сбавлю  скорость.   В  конце   концов,
останавливаюсь.
     Иди прочь. Джоанна хотела, чтобы я исчез.  Она оттолкнула меня от себя,
когда  я попытался извиниться  перед ней.  Я вслушиваюсь  в себя,  чувствуя,
насколько я все еще  взволнован. Что, если  она снова оттолкнет меня?  Как я
тогда отреагирую? После того, что только
 что произошло, я не могу знать этого наверняка. Смогу ли я причинить ей
 серьезную боль, если то, что она говорит и делает, снова разозлит меня?
 Или даже разъярит меня? Нет, я не могу вернуться к ней. Не сейчас.




     Дверь снова запирается на автоматический замок, но
 на этот раз мягко. Как бы в качестве контрапункта к сцене, которая
находится позади меня. Эрик ушел,  а  я  медленно, очень медленно сползаю по
стене  обратно  на  пол. Я должна быть  счастлива сейчас. Он кричал на меня,
тряс  меня,  называл  сумасшедшей. С  тех пор  как  я впервые встретила его,
больше всего на свете я хотела избавиться от него. Теперь он ушел, и
 что-то во мне восстает против этого. Лучшее доказательство того, что я
сейчас  не я  сама. Я вытираю слезы  с лица, затем осторожно  ощупываю  свои
плечи. Это  причиняет боль.  Завтра  можно  будет увидеть  синяки,  и любому
полицейскому пришлось бы серьезно отнестись к моему заявлению. Но больше
 всего болят не мои руки. Это ... я тоже не знаю. Где находятся органы
чувств?
     То, как он смотрел на меня. Его истощение,  его уязвимость, все то, что
только что сломало ему  хребет, было более убедительным, чем его повторенная
в десятый или двадцатый раз фраза:
     "Я все равно тебя люблю". Некоторые вещи невозможно подделать.  Лжет он
мне или нет, действительно ли мы помолвлены или нет - он что-то чувствует ко
мне, и это сильное чувство.
     С другой  стороны,  мои  собственные чувства...  Я  больше  не  могу их
классифицировать. Его вспышка агрессии была на самом  деле непростительна и,
без сомнения, создала новый разрыв между нами, но
 в тот сбивающий с толку момент, когда он обнял меня, чтобы защитить от
этого  Барча, мне  пришлось  бороться  с потребностью  прижаться  к нему или
просто упасть в его объятия. Это было бы так просто. Это было бы так хорошо.
     Но та часть меня самой, которая удерживала меня от
 этого, по-видимому, все-таки была права. Потому что через несколько
минут  Эрик показал,  что  в  нем  все  еще  затаился  гнев, несдержанность,
агрессия. То, что он испугался этого на  несколько  секунд позже  меня, я не
могу   рассматривать  как  оправдание.  Равно  как  и   его  жалкая  попытка
извиниться.
     Мне лучше воспринять это как косвенную улику. Вполне возможно,  что  он
не впервые  грубо обращался со  мной. Подход  доктора Шаттауэр к  объяснению
становится для меня все более правдоподобным - я знаю Эрика, но отгородилась
от  этого,  потому  что он  травмировал меня.  Систематизированная  амнезия.
Насколько  плохим,  должно  быть,  было  то, что  он  сделал  со  мной?  И -
подозревает ли об этом доктор Барч? - Я забочусь  здесь прежде всего о Вас и
вашей безопасности,  -  сказал  он,  прежде  чем  прямо  предложить мне свою
помощь. Может быть, проблемы  Эрика  в его фирме также связаны с тем, что он
не  может  справиться  со своим  гневом? Если  это  правда,  то  нет  ничего
удивительного
 в том, что он не смог достаточно быстро избавиться от офисного
психолога, постоянно его перебивая.
     Да,   все  это  создает  логичную  картину  -  хотя  и   с   некоторыми
недостатками.  Я медленно встаю и подхожу к  окну.  Серебристый ауди все еще
припаркован перед домом,  значит  Эрик  идет  пешком. Это означает,  что  он
вернется сегодня вечером. Его машина здесь, но это все.
 Вещи Эрика - его обувь, его книги, его фотографии, все мелочи
повседневной  жизни  -  я их  не убирала, их  просто нет.  Так  как  же  мне
поверить,  что  мы  живем  вместе? Как  он  или  кто-то  другой  может в это
поверить? С  другой  стороны, во мне  есть  какие-то  ощущения, которые я не
понимаю. Разочарование от того, что он рассказал в своей компании о моем
 якобы невменяемом состоянии. Я думаю, мне было бы все равно с
совершенно незнакомым человеком. А недавно, когда он кричал на меня и тряс -
я была напугана, да. Но, вслушиваясь в себя, я на самом деле не боялась, что
он  может  со  мной  что-то сделать.  В отличие  от  того,  когда он впервые
появился  здесь,  в доме,  страх  был во  всем,  что  я могла почувствовать.
Холодный, уничтожающий все остальное страх.
     Прошло пять дней, и эти дни  можно считать одними  из худших, которые я
когда-либо пережила.  Как  могло случиться, что  именно в  это время у  меня
возникло что-то вроде  доверия к человеку, который стал  причиной  всех этих
событий?  Достаточно  ли  для  этого  тех двух дней, что он просидел  у моей
постели в больнице? Я не знаю. Я этого
 действительно не знаю. Я также не имею понятия, что делать, когда он
вернется. Выкинуть его  сразу?  Поговорить  с  ним? Запереться  в  спальне и
отложить решение проблемы на завтра? Или оставить поле боя и искать  номер в
гостинице?
     Я  снова  бросаю взгляд в  окно. По-прежнему  никаких следов Эрика. Это
дает мне время подумать, составить план.
     На столе  в гостиной все еще  стоит  наполовину  полный стакан  доктора
Барча, а  в воздухе все  еще висит аромат его лосьона для бритья. Мне знаком
этот запах, но не могу вспомнить название. Слишком сладкий, на мой вкус, и с
табачной примесью, которую я
 нахожу отталкивающей.
     Я отношу  стакан на кухню и промываю его.  Эти  автоматические действия
позволяют мне сосредоточиться и успокоиться.
     Доктор Шаттауэр. Может быть, я смогу позвонить ей завтра - нет, сегодня
суббота.  В любом  случае,  выходные  я  переживу, и  тогда  я  буду активно
участвовать в решении этой запутанной игры. Ждать и
 позволять событиям идти своим чередом - это на самом деле, не мой
стиль, и я собираюсь, черт возьми, прекратить это прямо сейчас.
     Рядом  с плитой  все  еще  лежат креветки,  а под упаковкой на  рабочей
поверхности  образовалось  мокрое пятно.  Скорее  всего,  они уже наполовину
оттаяли.
     Совсем недавно, когда Эрик предложил мне готовить,
 я впервые за пять дней расслабилась. Я с нетерпением ждала еды и
разговора с ним? Его общество?
     Возможно. Я не знаю. Во всяком  случае, вид упаковки пробуждает во  мне
что-то  вроде  легкой  грусти.  Наверное, это  следствие  моей усталости.  И
истощения,  потому  что  я  истощена,  хотя  в действительности  я  не  хочу
признаваться  в  этом, даже самой  себе.  Может быть, мне полежать на диване
несколько  минут.  С  журналом. С  книгой  -  не  получится  из-за  нехватки
концентрации. Но если я засну? А Эрик вернется?
 Эта мысль беспокоит меня, но она меня не пугает. Этот человек вытащил
меня из  душа,  когда  я  была  без  сознания, рискуя при  этом  собственным
здоровьем. Он ...
     Внезапно  я  утверждаюсь  в  своем  решении.   Когда  он  вернется,  мы
поговорим. Я расскажу ему, что происходит внутри меня, во всех подробностях.
     Я  выключаю  свет  на   кухне.  Стало  прохладно,  я  потираю  плечи  и
вздрагиваю. Да. Мы тоже поговорим об этом. Боль приходит
 так быстро, так неожиданно, что я понимаю, что происходит, только когда
 уже падаю на пол. Моя голова гудит, на глаза наворачиваются слезы, но
мне не нужно оглядываться в поисках того, кто напал на меня. Я знаю, что
 это я сама ударилась головой о дверной косяк. Со всей силы, потому что,
 когда я осознала, что делаю, было уже слишком поздно, чтобы замедлить
движение.  Опираясь на  локти,  я немного  приподнимаю туловище  и сразу  же
опускаюсь  обратно  на  пол.  Гостиная  плывет у  меня  перед  глазами,  все
кружится. Я дотрагиваюсь рукой до своего правого виска, чувствую возникающую
припухлость. Слез все больше. Не только от боли, но и от отчаяния. Что я тут
делаю?  Почему  я это делаю?  Почему я не могу  это  контролировать? Я снова
пытаюсь приподняться. Мне  нужно в  гостиную, там мне безопаснее. Я не знаю,
почему это так, но я знаю, что это правда. Но
 мои руки дрожат, комната снова вращается вокруг меня, я теряю
равновесие. То, что я падаю, происходит  вопреки  моему намерению. Тот факт,
что я поворачиваю голову так, что снова мой правый висок ударяется
 об пол, контролируется маленькой, сумасшедшей хихикающей частью меня
самой. Боль  взрывается  белой вспышкой. Она усиливается, умножается на  уже
имеющуюся. Крик, который доносится  до меня,  как будто  приглушенный ватой,
должно быть, мой собственный.
     Лежать спокойно. Не двигаться. Это все, о чем я могу думать, как только
боль снова позволяет думать. Лежать. Спокойно. Я
 фокусируюсь на этом. Я не должна допустить, чтобы это повторилось. В
следующий раз я могу получить сотрясение мозга, если  уже  не  получила. Или
проломленный череп. Опять же, что-то во мне сообщает, что эта идея хороша. Я
обхватываю голову обеими руками не только из-за резкой боли, но  также и для
того, чтобы защитить ее. Жду. Не могу перестать плакать. Эрик прав. Он  даже
назвал это очень деликатным определением: "твое безумное поведение".
     Однако он до  сих пор не  знает, насколько я на самом деле заблуждаюсь.
Опасность  для  самой себя, без сомнения. Может быть, и для других тоже. Или
для него.
     Внезапно мысль о том, что я могла испортить газовую колонку,  перестала
казаться такой  надуманной.  Это  мои  салфетки  забили  вентиляцию.  Хотя я
понятия не имею о технологии или о том, как ее
 отключить, возможно, мое подсознание этого не знает.
     Я  стискиваю зубы.  Это  больше  не повторится,  не  повторится  снова.
Медленно, напрягая все свое внимание, я на четвереньках выползаю из кухни. Я
едва  могу  оторвать  взгляд  от  дверного   косяка,  который   одновременно
притягивает  меня и  вызывает панику.  На  самом деле, меня  начинает сильно
раскачивать сразу же,  как только я отвожу глаза, но на этот раз мне удается
повернуть  голову в сторону,  и  только плечо ударяется  о  край.  Это  тоже
больно,  но, несмотря  на  это,  я  достигаю  частичного  успеха,  поскольку
боролась с желанием причинить себе
 боль. Ущерб ограничен. В гостиной мне становится лучше. Тем не менее, я
 не решаюсь встать. Я не доверяю себе, ни на йоту больше. Только один
раз  я ненадолго  выпрямляюсь, чтобы  стащить  с  дивана  одну  из  диванных
подушек.  При этом  я  внимательно слежу  за  углами  и  краями  журнального
столика, даже если они вызывают у меня меньше беспокойства, чем дверная рама
на входе в кухню. Положив голову на подушку,  я чувствую себя расслабленной.
Даже если мне  снова придет в голову идея удариться  ею об пол - теперь я не
смогу причинить себе слишком много боли, делая это.
     Когда  я  снова поправляю  подушку, я вижу  красный след на  её  желтой
ткани. Крови не так много, но все же. Это зрелище  снова вызывает во мне эту
пугающую радость. Я вцепляюсь руками в подушку
 и сжимаю веки. Считаю свои вдохи и надеюсь, что Эрик поторопится. Что
он скоро вернется сюда. Из нас  двоих  он, безусловно, представляет для меня
меньшую опасность.




     Я  могу не  вспомнить, как добрался до маленького парка. Мои мысли были
сосредоточены на  Джоанне и последних днях. Мое подсознание, очевидно, взяло
на себя не только управление моими ногами, но и навигацию.
     И  вот  я сижу  на  этой деревянной скамейке  с  закрытыми глазами. Мир
где-то снаружи. Однако мне от этого не становится
 лучше.
     Надин! Внезапно ее имя всплыло у меня в голове. Почему я думаю именно о
ней и именно сейчас? Потому что мне  не дают покоя мысли о событиях, которые
произошли?  О  которых  столько  сказано?  Потому  что  я  испытываю  острую
потребность поговорить  с кем-то,  кто  действительно хорошо  меня знает? Не
идиотство ли, что при этом я думаю о
 своей бывшей девушке? Нет, я думаю, это потому, что, несмотря на все
свои  недостатки,  Надин  всегда умела  хорошо  слушать.  И  обычно  находит
правильные слова, чтобы приободрить меня, когда это необходимо. В  офисе она
спросила  меня, есть ли у меня проблемы. Она видела  это. Немудрено, ведь мы
были вместе почти пять  лет. С тех  пор мы  научились читать  выражение лица
друг друга.
     - С Вами все в порядке?
     Я  вздрагиваю  и  смотрю в  глаза  седовласой  женщины.  Годы  наложили
отпечаток на ее лицо в виде причудливых глубоких бороздок на лбу и в уголках
рта и более изящных вокруг глаз. Ее взгляд обеспокоен.
     - Да, спасибо, я ...
     Я не хочу с ней разговаривать. Даже если у неё благие намерения.
     - Я просто очень устал. Все в порядке.
     Она  колеблется.  Наконец  она  кивает   и  уходит.   Мои  мысли  снова
возвращаются к Надин. Тогда я разорвал наши отношения, потому что  больше не
мог выносить  ее  ревности.  Быть  под  контролем,  отчитываться  за  каждый
разговор, за каждый бокал вина  без нее. Мы почти всегда были вместе. Днем в
компании,  вечером и ночью  дома. Я задыхался. Надин не  хотела соглашаться,
чтобы я уходил. Снова и снова умоляла о том, как сильно она меня любит и что
она  изменится.  Но было  уже  слишком  поздно. Когда  она  поняла это,  она
поначалу дистанцировалась от меня. Два
 месяца спустя она внезапно возникла передо мной, когда я шел к своей
машине на стоянке компании.  Она попросила уделить ей полчаса моего времени.
Только на рюмочку в  пабе за углом. Я не хотел,  но когда она заверила меня,
что больше не будет уговаривать меня, я согласился. Она знает, что совершила
много  ошибок  и  что  мы  больше не  можем  быть  вместе. Тем не менее, она
предложила остаться  друзьями. Ведь совместно  прожитые пять лет  нельзя так
просто стереть из памяти. Настоящей дружбы я ей обещать не мог, но дружеское
общение  друг с другом  - да.  Может  быть,  бокал  вина и  беседа здесь или
где-нибудь еще.  Да, почему бы и нет? Пять  лет  - это  действительно долгий
срок.
     Картина передо мной расплывается, различные оттенки зеленого перетекают
друг в друга.  Слеза вырывается  из уголка моего  глаза, медленно  ползет по
щеке к подбородку. Мой телефон лежит в кармане брюк, номер Надин сохранен. Я
звоню всего два раза, потом ее очередь.
     - Эрик! слава  Богу. Как дела?  Хорошо, что ты  позвонил.  Я слышала об
этом ужасном случае с газовой колонкой. Что все-таки случилось?
     Проклятие. Я этого не ожидал. Я  идиот. Конечно, она спрашивает меня об
этом. Все на фирме,  должно быть, уже слышали  об этом. Что  же я ей  сейчас
скажу?
     - Я ... не знаю точно. Пожарные  пока не  уверены. Они сказали мне, что
погодные условия, вероятно, привели к  поступлению  угарного газа обратно  в
ванную. Несчастный случай.
     Мой голос звучит неуверенно и хрипло.
     - Как поживает твоя подруга? Она дома?
     - Да, она поправляется. Ей ... Нам повезло.
     Пауза возникает без предупреждения, я почти физически ощущаю, что Надин
ждет. Ждет того, что я назову ей причину  своего звонка. Я  не общаюсь с ней
просто  так, я не общался с ней уже  больше года. В конце концов, она больше
не может этого выносить.
     - Почему ты звонишь?
     - Потому что я хотел с кем-нибудь поговорить.
     - Мне очень приятно, что ты подумал обо мне. Где ты? Дома?
     - Нет, в парке.
     - Хочешь, чтобы я подъехала?
     - Нет. Поговорим по телефону.
     Как мне начать? С чего мне начать?
     - Ты уже, наверное, слышала на фирме, что у нас дома возникли некоторые
проблемы.
     - Ты имеешь в виду, то, что произошло помимо газовой колонки?
     - Да. Бернхард наверняка всем рассказал об этом.
     - Нет. По крайней мере, не мне. Что именно ты имеешь в виду?
     Говорит ли она правду?
     - Это из-за Джо. Я ... Господи, это же полный абсурд - говорить с тобой
о проблемах, которые у меня есть с Джо.
     - Нет,  это  не  так. Как я уже сказала, я рада, что  ты звонишь. Это о
многом говорит, не так ли? Я всегда знала, что  совместно  проведенное время
многого стоит. Больше, чем просто проявление
 внешнего дружелюбия.
     Разговор развивается не лучшим образом.
     - Сейчас речь  идет  не об этом, Надин.  У Джо... провалы в памяти. Она
больше не может вспомнить разные вещи. Вещи, касающиеся нас. Её и меня.
     Эта явная недосказанность, но  что-то во мне сопротивляется тому, чтобы
говорить Надин всю правду. Такое  ощущение, что я тем  самым собираюсь слить
Джоанну. Предать  её именно Надин,  от  чьей жгучей ревности я  всегда хотел
защитить  её. Даже  на  корпоративные вечеринки  я ходил  один, чтобы они не
встретились.   Я  достаточно  хорошо   знаю  Надин,  чтобы   понимать,   что
столкновение между ней и Джоанной неизбежно привело бы к неприятностям.
     - Со мной бы этого никогда не случилось. Я не забыла ни секунды.
     - Надин... - Черт возьми, это была ошибка позвонить ей.
     - Хорошо. И? Она  уже была у психиатра? Видимо, в ее  голове что-то  не
так.
     Я  рефлекторно хочу огрызнуться Надин за эту наглость. Плохо только то,
что она, вероятно, права.
     - Врач успокоила нас и объяснила, что на это может
 быть несколько причин. Но ситуация сложная, потому что Джо забыла такие
 элементарные вещи, о которых должна помнить. Она ... эх, я просто
сейчас в отчаянии. Мы только что поссорились, и я ушел.
     - Ты ушел? Ты бросил ее?
     - Бросил?  Нет. Я ... Я ушел из  дома,  потому что  чувствовал, что мне
нужно побыть одному.
     - Да...Это действительно  звучит  нехорошо. Я предвидела это,  помнишь?
Должна признаться, я с самого начала боялась, что у вас ничего не получится.
Хотя бы  потому, что у тебя  все еще остались чувства ко мне, Эрик. Но ты бы
никогда не признался себе в  этом, потому что тогда  тебе также  пришлось бы
признать, что связь с Джо было ошибкой.
     - Нет, черт возьми. Мне просто нужно с кем-то поговорить прямо сейчас.
     Короткая пауза.
     - Эрик?
     - Да?
     - Моя дверь всегда открыта для тебя. Я просто хочу, чтобы ты это знал.
     - Ты опять за старое? Я люблю Джо. Здесь ничего не изменилось.
     Ее голос становится резче.
     -  Ты веришь, что любишь ее. Но на самом деле это  не  так.  Это просто
отговорка, потому, что ты надеешься таким образом забыть о наших отношениях,
но это не сработает. Кроме того, она не любит
 тебя, Эрик. Не то, что я. Я бы никогда тебя не забыла. Ничего, что
связано с тобой. Ни на секунду.
     - Ладно. Давай оставим это. А сейчас я вернусь.
     - Подожди, - поспешно говорит она.
     - Не вешай трубку. В конце концов, есть причина, по которой ты позвонил
мне. Ты вспомнил то время,  когда мы были  вместе, разве  не так? О том, как
это было прекрасно и как сильно мы любили друг друга.
     - Надин, однако сейчас...
     - Нет, послушай, что я хочу тебе сказать. Больше года я сдерживалась. Я
вижу тебя  на фирме  каждый день, и это каждый  раз  доставляет  мне боль. И
единственное, что заставляет меня это терпеть, - это уверенность в том,  что
в какой-то момент ты поймешь, как много нас еще связывает. Теперь ты звонишь
мне, потому что твоя Джоанна забыла о вещах, которые касаются вас. Что может
быть хуже для партнера, чем забыть ваше общее?
     Звонок определенно не был хорошей идеей.
     -  Подумай  об  этом, Эрик.  Ты  действительно  веришь,  что  она  тебе
подходит? Я в это не верю.
     - Я уже подумал, - говорю я и вешаю трубку.
     Надеюсь, что это так.
     На обратную дорогу мне понадобится добрых четверть
 часа. Перед дверью я делаю глубокий вдох, затем вхожу в дом. Я иду
через прихожую на кухню. Еще до того, как я добираюсь до прохода в гостиную,
я вижу  Джоанну,  лежащую  на  полу.  Я останавливаюсь, всего  на секунду, а
затем, сделав несколько  шагов,  оказываюсь рядом  с ней. Ее голова лежит на
подушке, глаза закрыты.
     - Джо! Что с тобой?
     Я опускаюсь рядом с ней  на колени,  вижу,  как  она открывает глаза  и
прищурясь смотрит на меня.
     - Боже мой, я думал, что что-то случилось. Я кладу
 руку ей на голову, хочу погладить ее по волосам, но Джоанна стонет и
отталкивает мою руку.
     - Нет, пожалуйста ...
     Она немного выпрямляется и поворачивается ко мне лицом. Только теперь я
вижу  опухоль. Она тянется от правого виска к глазу, из-за чего все ее  лицо
выглядит деформированным.
     - Боже мой! Что случилось?
     - Я споткнулась, - объясняет она, садясь с искаженным от боли лицом.
     - Дверная рама. Я ударилась об неё виском.
     - Ты уже охладила его? Хочешь, я принесу тебе лёд из кухни?
     - Нет, не надо. Я пока даже не хочу прикасаться к этому месту.
     Джоанна опускает взгляд.
     - Мне кажется, я сделала это намеренно.
     Я не понимаю.
     - Как? Что ты имеешь в виду? Намеренно?
     Её взгляд опять устремляется на меня. Она выглядит ужасно.
     - Может быть, я хотела навредить себе.
     Теперь я понял. О, нет. только не это.
     - Но ... Если ты все же ...- я качаю головой.
     - Как такое может быть?
     - Я этого не знаю.
     Одна мысль все же приходит на ум. Я смотрю на нее.
     - Джо, ты  сделала это потому, что мы поссорились? Чтобы  наказать себя
или меня? Что-то в этом роде?
     - Я не знаю, - повторяет она так  тихо, что я скорее  догадываюсь,  чем
слышу.
     Желание  обнять ее борется  во мне  с  голосом,  который  советует  мне
немедленно вызвать скорую помощь и отправить ее в психиатрическую больницу.
     - Все это очень... тяжело, - говорю я и сам слышу,
 как слабо звучит мой голос. Мне надо бы сказать ей сейчас, что все
обязательно  образуется, и что я буду рядом с ней. Что вместе мы  сможем все
преодолеть. Но я уже не уверен. Не только в голове, но и в сердце царит пока
что ужасная неразбериха. Все уже не так,  как было шесть дней  назад. Да,  я
люблю ее. Я хочу любить ее. Несмотря ни на что.  Я не знаю, хватит ли у меня
еще сил делать это и дальше. И если это мое присутствие
 заставляет её делать такие вещи...
     -  Что ты думаешь о том, если я сниму номер в отеле? Всего на несколько
дней? Чтобы у тебя был шанс разобраться в себе
 самой? Может быть, ты снова вспомнишь меня, если не будешь видеть меня
перед собой каждый день?
     Я прекрасно понимаю, насколько это  глупо, но сейчас мне не приходит на
ум ничего другого. Взгляд Джоанны меняется, но
 из-за припухлости трудно разобрать выражение ее лица.
     - Не делай этого, пожалуйста. Не сейчас.
     -  Но мне кажется, что  бы я  не делал, от этого тебе становится только
хуже.
     - Нет. Когда ты появился здесь пять дней назад, я была просто напугана.
Но теперь я чувствую себя в большей безопасности, когда ты со мной.
     - Я появился здесь не пять дней назад. Я живу здесь уже более полугода.
Вместе с тобой.
     - Да, хорошо. Тем не менее, для меня ты здесь всего пять дней. Я ничего
не могу с этим поделать, в конце концов. Эрик ...
     - Чего ты ждешь от меня, Джо? С одной стороны, ты продолжаешь требовать
от  меня, чтобы я ушел. И когда после пяти ужасных дней я, наконец, понимаю,
что, наверное, действительно лучше всего уехать, ты сразу же хочешь, чтобы я
остался. Я больше не могу мириться с
 твоими постоянными перепадами настроения.
     Она хватает меня за руку. Я  понимаю, что она делает  это впервые с тех
пор, как начались все эти непонятки. Это потому, что она действительно хочет
моей близости? Или у нее есть какая-то другая причина?
     - Останься. Пожалуйста. Давай поговорим друг с другом. Хорошо?
     -  Надолго? Пока ты снова не скажешь  мне  уйти? Я  обещаю тебе одно: в
следующий раз я это сделаю. Окончательно.




     Он  остается. И если я хочу быть честной с самой собой - я бы не знала,
что делать, если  бы  он ушел.  За  исключением,  может быть,  вызова скорой
помощи. Я  не хочу, чтобы меня доставили в больницу и все еще боюсь этого. Я
не хочу, чтобы меня заставили согласиться, я хочу знать, что со мной не так.
     Головная боль усиливается. Эрик считает, что если  мне не станет лучше,
то, возможно, это сотрясение мозга и нам надо ехать
 в больницу. При одной только мысли о том, что я снова окажусь там, у
меня чуть не начались спазмы в желудке.
     Эрик  уговаривает  меня принять  две таблетки аспирина и  разрешить ему
приложить к моему виску пакет со льдом. Если бы
 я была хоть немного настроена пошутить, я бы посоветовала ему вместо
этого взять упаковку креветок с чесночным соусом, чтобы она была хоть чем-то
полезна. Но  я едва могу  выдавить  из себя хоть слово. Снова и снова  ловлю
себя на том, что беру его за руку и крепко держу. Потому что сейчас я ничего
так не боюсь, как остаться наедине с самой собой.  Возможно, Эрик чувствует,
что именно этот страх, прежде всего, заставляет меня приблизиться к нему, во
всяком случае,  он  не выглядит так, будто моё внезапное доверие радует его.
Он заботится обо мне, периодически  меняет пакеты со льдом, покорно отвечает
на  пожатие моей руки, но в мыслях он находится где-то далеко. Через час мне
становится  лучше,  по крайней  мере, настолько, что я могу  встать  и пойти
наверх  в  спальню.  Он  помогает  мне  раздеться, накрывает  меня  одеялом,
придвигает  стул к кровати  и  садится рядом  со  мной. Как отец  к  кровати
ребенка.
     -  Я  хотел еще раз сказать тебе, что  сожалею  о том,  как  я вел себя
раньше, - говорит он.
     - Я не должен был кричать на тебя и, конечно, не  должен был так  грубо
обращаться с  тобой.  Просто все это  произошло внезапно ...  слишком  много
негатива навалилось на меня. Я знаю, что это меня не оправдывает, но ...- Он
не заканчивает предложение. Взгляд устремлен в пол.
     Я бы кивнула, если бы это не было так больно.
     - Хорошо, - говорю я вместо этого.
     - Тогда спокойной ночи. -  Он хочет встать, но я снова  схватила его за
руку.
     - Нет. Пожалуйста.
     Теперь на его лице появилось недоверчивое выражение.
     - Ты хочешь, чтобы я спал здесь?
     Да.  Нет. Прежде  всего, я не хочу  спать одна, я  не  хочу,  чтобы мое
подсознание  полностью  меня  контролировало и  заставило меня выпрыгнуть из
окна или совершить какой-нибудь другой безумный поступок.
     -  Я  хочу,  чтобы  ты остался со мной, - шепчу я. Он долго смотрит  на
меня. Осторожно проводит по припухлости на моем правом виске.
     - Ты знаешь, как бы мне этого хотелось. Но, в конце концов, мне надоели
все эти метания, Джо, это слишком больно. Скажу тебе откровенно, мои силы на
пределе.
     - Хорошо. - Я пытаюсь улыбнуться ему.
     - Там, в ящике, есть одеяло и ...
     - Я знаю, где наши вещи, - прерывает он меня.
     - Но спасибо.
     Через  пять минут он лежит  рядом со  мной.  На достаточном расстоянии,
чтобы  даже  случайно  не   прикоснуться  ко   мне.  Но  однажды,  ненадолго
проснувшись  ночью, я чувствую его  руку  на своей  талии, слышу  его  тихое
дыхание у себя за спиной, и на несколько секунд в
 голове появляется надежда на то, что я вспомню его. Но там полная
пустота. Ни малейшего намека на воспоминание.
     На следующий день мне становится лучше во всех отношениях. Боли утихли,
как и страх снова потерять контроль над своими действиями.
     Как только он замечает, что я не сплю, Эрик встает.
     -  Я приготовлю нам  завтрак.  Он идет  в ванную, вскоре после  этого я
слышу шум душа. Я напрягаюсь внутри, но полотенец нет, вытяжка свободна.
     Десять минут  спустя я слышу, как Эрик спускается по лестнице и встаю с
постели.
     Вид моего лица в зеркале  шокирует. С правой стороны лица опухоль почти
пропала, но остается багрово-красной  ото  лба  до основания  скулы.  Каждое
прикосновение  заставляет  меня  съеживаться.  Тонкие  струи  воды  из  душа
ощущаются как булавочные  уколы. Нужно ли прибегать  к гриму?  Я решаю,  что
нет. Нет, пока мне  не надо выходить из дома и находиться среди людей, чтобы
не  отвечать  на  нежелательные  вопросы,  связанные  со   следами  недавних
экстремальных событий.  Но я  расчешу волосы  таким образом,  чтобы прикрыть
поврежденную  часть  лица,  и  чтобы  Эрик  не  наблюдал  последствий  моего
безумного поведения.
     Снизу до меня уже доносится аромат кофе, и я понимаю, что на самом деле
проголодалась. Хорошее чувство. Естественное чувство.
     - Садись - говорит Эрик, указывая кухонной лопаткой на накрытый стол.
     - Я приготовлю нам яичницу с ветчиной. Хочешь апельсинового сока?
     Моя  любимая  чашка,  молочная  пенка почти  переливается  через  край.
Ветчина, небольшой ломтик  сыра - все, как  я люблю. Он  же  меня  знает? Он
действительно знает меня?
     Едва тарелки  появляются на столе, как  раздается  звонок  в дверь. Мое
сердцебиение мгновенно  учащается.  Черт  возьми, неужели теперь каждый звук
выбивает меня из колеи?
     - Может быть, почта, - вздыхая говорит Эрик.
     - Но не обращай внимания на это и начинай есть, а то, остынет.
     Я киваю, подношу первую вилку ко рту,  но опускаю ее обратно, едва Эрик
выходит из кухни. Что, если это снова тот психиатр?
     - Доброе утро! Женский голос.
     - Да, я знаю, конечно, это удивит вас, но я подумала, что проведаю вас.
Я принесла булочки. И круассаны!
     Эрику требуется несколько секунд, чтобы что-то сказать.
     - Послушай, я думал, что высказался ясно.
     -  Да,  и  ты  тоже.  Вы,  ребята,  не  такие уж  и особенные, это было
невозможно не заметить. И поэтому...
     Стук каблучков по плитке в прихожей.
     - Эй, это вкусно пахнет.
     Она уже стоит в дверях  кухни. Темные локоны,  короткая юбка,  туфли на
высоких каблуках и почти агрессивная весёлость. Она смотрит на меня сияющими
глазами, наклоняется ко мне и протягивает мне руку.
     - Вы,  должно быть, Джоанна, не  так ли? Я за  то, чтобы мы были на ты,
согласна? В Австралии  тоже  нет  разницы  между Вы  и  ты. Рада  наконец-то
познакомиться с тобой!
     Я   позволяю  ей  пожать  мне   руку,   совершенно  ошеломленная  таким
количеством  энергии. Замечаю,  что ее  взгляд задерживается на  моей правой
половине лица, а затем, словно пойманный с поличным, скользит дальше.
     Позади нее появляется Эрик с принесенными булочками в руке.
     - Джо, это Надин.
     Он  говорит это так, как будто мне нужно что-то с этим делать, пока мой
взгляд, очевидно, не дает ему понять, что это не так.
     - Она коллега, и ...
     - И мы когда-то были вместе, - бросает ему Надин.
     - Но ты наверняка это знаешь. Она оборачивается к Эрику через плечо.
     - Ты бы тоже приготовил мне кофе? Это было бы здорово, спасибо.
     По лицу Эрика можно прочитать, что он предпочел бы
 немедленно прекратить этот визит, но не хочет прибегать к тем же
средствам, что и вчера в случае с Барчем.
     - Молоко? - спрашивает он. Сахар?
     Ее улыбка становится еще шире.
     - Ты же прекрасно знаешь, как я предпочитаю.
     Это звучит так, как будто она имела в виду что-то совершенно другое.
     Если  бы мои проблемы не  затмевали сейчас  все  остальное, включая мое
самолюбие, я бы задумалась  о различии между  внешностью Надин  и моей.  Она
явно приложила  немало усилий, ее  макияж идеален,  блузка и юбка сидят, как
влитые. Слишком много затрачено усилий
 для того, чтобы случайно заскочить в гости к хорошему другу к завтраку в
 субботу утром.
     Очевидно, что подобных усилий мною не затрачено. Застиранная футболка и
старые тренировочные штаны, плюс синяки на лице -
 я выгляжу так, как будто Эрик подобрал меня на улице. Но, тем не менее,
 я с некоторым удовольствием констатирую, что мне все равно.
Единственное,  что  сейчас имеет значение, - это то, что я  могу смотреть на
дверной косяк, не чувствуя необходимости сталкиваться с ним головой.
     Эрик ставит перед Надин полную чашку кофе, немного
 взбалтывая, несколько капель выплескиваются через край. Мы все делаем
вид, что не заметили.
     - Замечательно, что вы снова помирились, - говорит Надин, сияя мне.
     - Эрик ненавидит ссоры.
     Она потягивает свой кофе, такой же темный, как и ее волосы.
     - Я действительно волновалась, потому что вчера вечером он был в полном
отчаянии.
     -  Надин! - Всего одно слово, но в нем звучит  предупреждение и в то же
время много неприязни.
     - А что такого? - Она поворачивается к нему и закидывает ногу на ногу.
     - Ведь это правда. Ты ведь не просто так позвонил мне.
     Он звонил  ей? Говорил обо  мне с совершенно  незнакомой  мне женщиной,
изливал ей свое сердце? Возможно, это объясняло
 мое безумное поведение? Я стискиваю зубы, избегая взгляда Эрика, и в то
 же время говорю себе, что глупо быть такой чувствительной. В конце
концов, мне  совсем не  нужно беспокоиться о том,  что думает  обо  мне  его
намакияженная бывшая.  Ему нужно было с кем-то поговорить вчера. Как я могла
не понять эту потребность.
     Когда я поднимаю глаза, Эрик молча качает головой. Извинительно.
     - Мне больше всего  хотелось бы, чтобы ты сейчас просто ушла, - говорит
он, обращаясь к Надин.
     -  Спасибо  за  булочки.  Но  мы  действительно  предпочли бы  остаться
наедине.
     Она кивает, ухмыляясь. Пытается казаться понимающей.
     - Я могу допить свой кофе?
     - Если это тебе нужно.
     Когда   она  сейчас  смотрит  на   Эрика,  она  действительно  выглядит
обиженной.
     -  Вчера твой  тон  был совсем  другим. Но  я могу понять, почему  тебе
некомфортно в моем присутствии.
     Теперь она открыто изучает правую сторону моего лица.
     Я через силу улыбаюсь.
     - Это ошибка.
     Она точно поняла, что я имею в виду, но притворяется наивной.
     - В чем ошибка?
     -  В том, что  Эрик имеет отношение к моим  травмам. В том,  что ты так
считаешь?
     Она колеблется одно мгновение.
     - Это очевидно, не  так ли? Он звонит мне, совершенно сбитый с толку, и
когда я хочу проведать вас на следующий день ...
     Она делает неопределенный жест рукой в мою сторону.
     - Со мной Эрик никогда не был жестоким, - добавляет она тише.
     Становится  ясно,  что  тем самым она,  по-видимому, перешла черту.  Он
подходит ко мне, встает позади меня и кладет руки мне на плечи.
     - Ты совершенно права в этом, Надин, - говорит он опасно тихим голосом.
     - Я никогда не был таким.  И я бы никогда не  поступил так, особенно  с
Джо, к которой я испытываю гораздо больше чувств, чем когда-либо испытывал к
тебе. Она вздрагивает, как под ударом
 кнута. Проходит несколько секунд, прежде чем она отвечает.
     -Ах,  так?  Тогда - без обид - твои  вкусы в  последнее время,  однако,
довольно сильно ухудшились. Я и не знала, что в
 последнее время тебе нравятся скучные, бледные и дряблые лица.
     Она понимает,  уже  тогда, когда  говорит,  что  только  что  совершила
ошибку, я могу прочитать это в ее глазах.
     - Хорошо, это было глупо с  моей стороны, - произносит она извиняющимся
тоном, примирительно улыбаясь мне.
     - Я точно знаю, что ты только что была в больнице.
 Но это действительно необычно - обычно Эрик предпочитает совершенно
другой тип женщин.
     Я чувствую, что он сжимает пальцы на моих плечах все сильнее.
     -  Хочешь услышать  это снова,  да?  Я  люблю  Джо  и  считаю её  очень
красивой. Я говорил тебе это вчера, и ты можешь услышать
 это от меня столько раз, сколько захочешь.
     Впервые Надин напрямую переходит в атаку
     - Я  сказала  тебе, что вы, ребята, совсем не подходите друг другу.  Ты
сам говоришь, что она забывает о вещах, которые
 касаются тебя. Что же это в таком случае за отношения?
     Она окидывает меня быстрым взглядом, в котором на этот раз нет ни капли
сожаления.
     -  И ты, очевидно,  избиваешь ее. Даже  если  она это отрицает, но  это
должно  быть обычным явлением в условиях зависимости. И просто посмотри, как
ты держишь ее сейчас. Насильно прижимаешь, если быть точным.
     Эрик смеется, но Надин это не останавливает.
     - Между нами такого никогда не было. Ты больше ничего не помнишь? У нас
были  разногласия,  но, прежде всего, нам было весело. У нас были прекрасные
доверительные отношения, и ...
     - Я просто не верю в это, - прерывает ее Эрик.
     - Ты пришла сюда, чтобы сначала заявить, что я плохо обращаюсь с Джо, а
затем объясняешь мне, что ты была бы лучшим выбором  для меня? Ты что, с ума
сошла? Как ты себе это представляла? Что
 я сначала призадумаюсь, а потом расстанусь с Джо и снова вернусь к
тебе? На самом деле?
     Она не может сказать "да" на это, и она этого не делает.
     - Я пришла сюда, чтобы напомнить тебе, что отношения могут быть другими
в отличие  от того хаоса,  который ты сейчас переживаешь.  Не важно, с  кем.
Если тебе не нужна моя помощь, то почему ты позвонил мне?
     - Если честно, мне тоже это интересно, - возражает Эрик.
     - Теперь мне ясно, что это было ошибкой. По сути, я
 понял это еще вчера, когда мы разговаривали. Сейчас уходи, пожалуйста,
Надин.
     Она  делает вид,  что не слышала  его, потягивает  свой кофе, вероятно,
обдумывая новую  стратегию. Я  тупо  и  немного озадаченно наблюдаю  за ней.
Внезапно она смотрит на меня сузившимися глазами.
     - Эрик говорит, что у тебя провалы в памяти, и они
 касаются именно его. Знаешь, я думаю, это говорит о многом. Может быть,
 он и любит тебя, но разве бывает наоборот?
     Своим  вопросом  она  на самом деле ставит меня в  неловкое  положение.
Ответ, который вертится  у меня на языке - я ведь едва его знаю, - я не могу
ей дать. Моё "нет" в этой ситуации было  бы совершенно черствым и нелояльным
по  отношению к  Эрику.  И...  он начинает мне  нравиться.  Может  быть, это
неразумно,  рискованно или  даже безумно, особенно  учитывая  его  вчерашнюю
истерику, но это правда. Он все еще стоит позади меня, тепло его рук на моих
плечах распространяется по всему моему телу. Как и Надин, он ждет ответа.
     - Я не думаю, что мне нужно отчитываться перед тобой за свои чувства, -
говорю я, вкладывая в свой тон изрядную долю резкости.
     - Мы  не знаем друг  друга.  То,  что  я  чувствую  к Эрику, тебя ни  в
малейшей степени не касается.
     Она неестественно смеется.
     -  Что ж, если  это так ... тогда продолжайте веселиться и дальше. Но я
знаю Эрика, и знаю намного дольше, чем ты. Он  плохо себя чувствует,  и если
ты причина  этого, то, вероятно, тебя не будет в его  жизни еще очень долго.
Эрик отпускает мои плечи и делает шаг
 к Надин.
     - Ты знаешь меня гораздо хуже, чем  думаешь.  В противном  случае ты бы
знала, насколько нелепым я нахожу  все сказанное тобой.  Ты хотела, чтобы мы
продолжали  дружить, не так  ли?  - Он наклоняется  к  ней,  опираясь обеими
руками на столешницу.
     - Теперь  это невозможно.  И я  хотел бы повторить тебе это еще  раз: я
люблю Джоанну,  и  ты, безусловно, последний человек, который может что-либо
изменить в этом.
     Теперь  в   ее   взгляде  было   столько  откровенной  обиды,  что  мне
действительно стало жаль ее.
     - Хорошо, - бормочет она.
     - Я действительно имела в виду только хорошее, я хотела ... Она встает,
хватает свою сумочку.
     - Неважно. Я просто была неправа.
     В  дверях она снова оборачивается, смотрит на  Эрика, затем выходит, не
сказав больше ни слова.




     Я чувствую,  что появление  Надин  как-то  подействовало на меня. Может
быть,  и  на Джоанну тоже,  но в любом случае на меня.  Что-то изменилось во
мне. Эта особая теплота, когда Джоанна была рядом со мной, когда мы смотрели
друг  на друга, разговаривали ...  Вчера я больше не мог ее  чувствовать.  Я
искал  ее,  надеялся,  что она  все  еще  существует. Страх, что  она  может
исчезнуть навсегда, - вот, пожалуй,
 что привело меня в наибольшее отчаяние.
     Теперь теплота вернулось. Я чувствую её совершенно отчетливо.
     - Мне очень жаль, - говорю я, и это не пустая фраза.
     - Было глупой ошибкой звонить Надин. Я просто был в таком ...
     - Все нормально - Её голос, её взгляд.
     Как я мог хотя бы на секунду подумать о том, чтобы
 бросить эту женщину? Что бы с ней ни случилось, она ничего не может с
этим поделать. В это трудное время я нужен ей больше, чем когда-либо прежде.
Неужели я действительно хотел оставить ее в покое?
     - Она все еще любит тебя.
     В ее  голосе нет упрека, нет  гнева. констатация. Нет. Я не хочу сейчас
говорить  о  Надин. Она  является  разрушительным фактором, особенно  в  тот
момент, когда все возвращается на круги своя.
     - Сейчас это не важно. Она не важна. Давно уже не важна. Она никогда не
была для меня тем, кем  являешься ты, Джо.  Ни одна женщина  никогда не была
такой. И ни одна из них никогда не сможет быть таковой. Я бы хотел, чтобы ты
не только поверила в это, но и снова узнала. Так, как ты наверняка знала еще
несколько дней назад.
     - Да. Я тоже этого хочу.
     Она делает два шага ко мне. Она не делала этого ни
 разу за последние несколько дней. Каждое ее движение всегда было
направлено только в сторону от меня. Наши взгляды словно соединены невидимым
мостом, по которому это чудесное тепло, кажется, перетекает из
 ее тела в мое.
     - Я верю тебе, Эрик. Я до сих пор не могу вспомнить ничего из того, что
ты мне рассказывал о нас. Но я верю тебе. В
 этом есть что-то вроде доверительности. Возможно, это начало
воспоминаний.
     - Это было бы неплохо.
     Еще один шаг. Расстояние между нами уже меньше метра.
     - Я боюсь, ты можешь это понять?
     Я думаю о ситуации, в которой она оказалась. Она не знает, находится ли
она  в  процессе масштабного  мошенничества или просто  теряет рассудок. Уже
потеряла.
     - Да, я очень хорошо это понимаю, Джо.
     - Я  верю тебе,  и все же я ужасно боюсь вступать с тобой в  отношения.
Если я это сделаю, а потом окажется, что ты ...
     Я чувствую, что  она  подбирает слова, которые она хочет сказать и, при
этом, не обидеть меня.
     - Что я тебе лгу?
     -  Что  ты  - по  какой-то  причине - притворяешься. Я  бы  с  этим  не
справилась.   Слишком    много   сложностей   на    меня   навалилось.   Эта
неопределенность, сомнения. Страх сойти с ума.
     Последний шаг, который еще разделяет нас, я делаю.
 В поисках ее рук я касаюсь ее бедра. Она не отстраняется. Наши пальцы
сплетаются.  Сердце  готово  выпрыгнуть из груди. Джоанне должно быть видно,
как  пульсирует моя артерия. Сколько раз  мы уже стояли  вот так  друг перед
другом, смотрели друг на друга, касались друг друга? И все же
 на этот раз все совершенно по-другому. В этом есть что-то от волнения
первых прикосновений, беспокойства  по  поводу того, ответит  ли взаимностью
робкая попытка физического сближения. Но также и уверенность
 в том, что вам знакомо это чувство, когда руки, которые вы сейчас
осторожно  держите,  ласкают  ваше  тело.   Это  парадокс,  гремучая  смесь.
Состояние, которого я никогда раньше не испытывал.
     Мое  сердце  готово  выпрыгнуть  из  груди,  когда  ее   лицо  внезапно
оказывается всего в нескольких сантиметрах от моего. Я не просто чувствую ее
дыхание, я впускаю его в себя, едва оно покидает ее слегка приоткрытые губы.
Оно,  как умиротворяющая пелена  обволакивает все, что  только что причиняло
мучительную душевную боль.
     Что-то притягивает меня к ней еще ближе, притяжение, которому я не могу
сопротивляться. Не  хочу сопротивляться.  Её  глаза превращаются  в огромное
призрачное голубое море, в  которое  я погружаюсь. Наши губы  соприкасаются,
все еще робко, почти застенчиво. Мы
 ловим прерывистое дыхание друг друга, и время разделилось на "до" и
"после". Это уже не секунды,  скачущие зигзагообразно, а ритм, в  котором мы
дышим  друг  в друга.  Она освобождает свою руку и через два удара  сердца я
чувствую,  как она обвивает мою шею. Кончик ее  языка игриво обводит контуры
моего рта, но,  тотчас, как пугливое  животное, втягивается назад,  когда  я
хочу  ответить.  В  следующий  момент это повторяется,  как  будто она хочет
подразнить меня.
     С невиданной ранее силой все во мне стремится к Джоанне, желая быть как
можно ближе к ней. И все же  мне не  трудно подержать нежную игру ее языка и
губ. Осторожное прикосновение друг  к другу, какое обычно бывает только  при
первом поцелуе.
     Переживания последних нескольких дней, боль, отчаяние, гнев, всё теряет
свою  значимость в этот момент. Я не знаю, сколько секунд или минут мы стоим
так,  пока она, наконец,  не позволяет соприкоснуться кончикам наших языков.
Время  не имеет значения. Все  вокруг нас  стало неважным и, в конце концов,
совершенно  потеряло  значение, когда  робкая игра  превратилась в  интимный
поцелуй,  и мы  погрузились друг в друга.  Мои  руки обнимают ее  за  талию,
поднимаются к ее спине и притягивают ее к себе. Я чувствую ее тело на своем,
слышу ее учащенное дыхание. Наш поцелуй становится все более страстным, наши
руки
 ласкающе скользят по телу друг друга, они исследуют и возбуждают. Мой
низ живота  прижимается  к  ее, я  ничего не  могу поделать  с притягивающим
движением бедер, да и  не хочу этого. Я чувствую,  как она подчиняется моему
ритму, позволяя  мне вести себя, как  в танце.  Я не просто слышу ее стон, я
чувствую его на своих губах. Это возбуждает меня, наш поцелуй становится все
более интенсивным, требовательным.
     Затем все заканчивается. Губы Джоанны внезапно отрываются  от моих.  Ее
руки упираются в мою грудь и отталкивают меня.
     -  Джо,  - хрипло  восклицаю я, сопротивляясь тому, чтобы разжать руки,
которые все еще обнимают ее за талию.
     Она качает головой и тяжело дышит.
     - Это было прекрасно. Но...
     На этот раз я не заканчиваю ее предложение, а жду,
 пока она найдет слова, которые ищет. Я все еще так взволнован, что даже
 не представляю, что может происходить внутри нее прямо сейчас.
     Может быть, поцелуй пробудил в  ней какое-то  воспоминание? Может быть,
она думает, что этот поцелуй - ошибка? Я не знаю.
     - Я так запутался. И я боюсь.
     - Меня? По-прежнему?
     - Нет, Эрик, не тебя, а себя.
     - Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
     Она смотрит в пол и слегка дотрагивается до посиневшего виска.
     -  Я  тоже не понимаю.  В некоторые моменты я  чувствую  себя  такой же
чужой, как и тебя.
     - Все еще никаких воспоминаний? Совсем ничего? - Она качает головой.
     - Но теперь я могу представить, что влюбилась в тебя.
     По крайней мере, она больше не отвергает меня. Возможно, она чувствует,
что есть что-то, что связывает нас, что ... Внезапно она снова приблизилась,
я  снова  чувствую ее губы.  На этот  раз не робко и игриво, а  так,  как мы
всегда целовались. С нежной страстью. Когда она откидывает голову назад, она
улыбается.
     - Все равно это было прекрасно.
     Как мало иногда нужно, чтобы превратить чувство тревоги в облегчение. Я
не чувствую себя свободным  от переживаний, которые  я испытываю, но однажды
во мне появилось  что-то вроде  оптимистического настроения. Надежда  на то,
что все-таки все прояснится и
 изменится к лучшему.
     - Да, - говорю я, отвечая на ее улыбку.
     - Это было прекрасно.
     -  Может  быть,  выйдем  на улицу,  на  свежий воздух.  Хочешь  немного
прогуляться?
     В моей  памяти всплывает картина:  мы с  Джоанной,  плотно  закутанные,
прогуливаемся по маленькому парку, тесно прижавшись друг к другу ...
     - С удовольствием.
     Прогулка  не была продолжительной.  Мы  мало разговариваем и  шагаем не
тесно обнявшись, а взявшись за руки. При этом,
 наши руки как бы случайно касаются друг друга, и каждый раз по моему
телу пробегает легкая дрожь.
     Когда  мы почти  добрались  до дома, Джоанна внезапно останавливается и
смотрит на меня.
     - Дай мне, пожалуйста, номер своего мобильного телефона.
     На мгновение я сбит с толку.
     - Да, конечно, я ... Я думал, что он у тебя есть, но ... да.
     - Нет, пока нет. Но он должен быть у меня, верно?
     Чуть  позже мы  вместе  сидим  в гостиной,  на  диване. Взгляд, которым
Джоанна одаривает меня, больше  не имеет ничего общего  с тем подозрительным
прищуром, с которым она смотрела на меня в последние дни.
     - Ты расскажешь мне о нас еще раз, пожалуйста?
     - Да, с удовольствием, - говорю я, беря ее за руку.
     - Что ты хочешь знать?
     - Все - отвечает она. - Я хочу знать все.

 
  
 




     Уже стемнело, когда мы заканчиваем  наш  разговор. То,  что я ничего не
ела с завтрака, я замечаю только сейчас, мой желудок
 мягко, но настойчиво подает сигнал.
     - Как насчет того, чтобы мы приготовили что-нибудь вместе прямо сейчас?
     Я поворачиваюсь  к  Эрику  и  провожу  пальцем  по контурам  его  лица.
Знакомый незнакомец, который постепенно становится все более знакомым.
     - Ты же хотел этого вчера.
     Он улыбается.
     - Я все еще хочу этого.
     То, как он смотрит на меня, когда я прикасаюсь к нему. В этом так много
чувства, и оно распространяется на меня, все больше и больше. Хорошо ли это?
Не безрассудно ли это?
     Дело в том, что  мне больше не хочется задавать себе эти вопросы. С тех
пор  как  я  перестала  воспринимать  Эрика  как  острую  угрозу,  я  начала
осознавать,  каким привлекательным  мужчиной  на  самом деле  является  этот
человек, с которым я постепенно  знакомлюсь. Который рядом  со мной  день  и
ночь. Меня не пугает потеря памяти. И который целуется, как ...
     - Почему ты смеешься? - Он  берет мое  лицо в  свои руки, осторожно, не
касаясь ушибленных мест.
     - Я не скажу.
     Снова его губы прикасаются к моим,  его  язык,  сначала  нежный,  потом
манящий, потом требовательный. Я игриво прикусываю
 его нижнюю губу.
     - Голод.
     - Ой. Я уже вижу.- Он улыбается, берет меня за руку и тянет на кухню.
     - Давай посмотрим. Нам лучше воздержаться от креветок, а что ты думаешь
о шашлыках из индейки? С твоим особым томатным салатом? У нас здесь  нашлось
бы всё для этого.
     Одна только эта мысль удваивает мое чувство голода.
     - Звучит замечательно.
     Он достает из холодильника все необходимое.
     - Я - мясо, ты - овощи. Именно так мы обычно делали, помнишь?
     Он явно сожалеет, что произнес последнее слово. Я качаю головой.
     - Нет. К сожалению. Что же касается  разделения обязанностей,  то здесь
всё в порядке.
     Его взгляд  устремлен  на  разделочную  доску,  за  его спиной, все еще
открыт холодильник.
     - Как обычно, - повторяет он.
     - За исключением стейков, у тебя гораздо лучше получается их есть.
     Я вижу, как отчаянно он хочет поделиться  со мной этими воспоминаниями,
но как бы я ни старалась, картина в моей голове не
 восстанавливается.
     - Наверное,  потому,  что я с  детства готовила их  на гриле  вместе со
своим отцом, - говорю я. Это воспоминание всегда со мной. Папа и его  горячо
любимые огромные стейки.
     - Так чего же мы ждем.
     Эрик достает из ящика деревянные шпажки и начинает
 нарезать филе индейки на кусочки подходящего размера.  Я мою помидоры
под  горячей водой.  Нет ничего  более  скучного, чем салат  из замороженных
помидоров.
     Эрик  напевает  себе  под нос мелодию, которую я не сразу узнаю. Звучит
как    "Странники    в
ночи", если у вас очень богатое воображение.
     Я очень  тихо  подпеваю и вытаскиваю  нож  из деревянного  бруска.  Нож
настолько острый,  что без  малейшего  усилия  проходит  через помидор,  как
сквозь масло. Идеальные ломтики, каждый  толщиной в полсантиметра. Красные и
сочные.
     Голос глаз твоих будил желанье
     Голос губ твоих рождал признанья,
     Голос сердца мне
     Сказал: она - твоя.
     Все идет  как  бы  само  собой,  это доставляет удовольствие. За  очень
короткое время  я  нарезала  пять помидоров и  положила их  в салатницу,  не
позволяя мягкой мякоти с косточками оторваться от края.
Оливковое масло и
белый бальзамический уксус уже готовы, но  ... лука  не хватает. Я  надеюсь,
что у меня  в холодильнике осталась, по крайней мере, одна головка, её будет
достаточно. Мне просто
 нужно было её достать, но я не могу оторвать взгляд от помидоров в
миске. От этого красного. Мне так легко внутри. После жужжания и пения и
 почти после танцев. Вся тяжесть прошедших дней ушла, улетучилась.
Больше никаких забот. Никаких мыслей.
     И   затем  внезапно   появляется  серебристая  дуга,  прекрасная,   как
изогнутая,  дергающаяся  вверх  молния,  которую  я  создала  одним  плавным
движением.
     Пауза, на пол-вдоха. А потом ... падение, обрушение, бросок. Как  будто
я ястреб в стремительном полете, в охоте за
 конкретной целью, которую я ни за что, не упущу. Эта цель на спине,
недалеко  от позвоночника, ниже лопатки.  Наконец. Время  замедляется, почти
останавливается.  Я  смотрю,  как  нож  устремляется  вниз,  смотрю  на  это
одновременно  с радостью, которую  я  редко  испытывала,  и страхом, который
почти сводит меня с ума. Часть меня хочет остановить это движение, но другая
часть сильнее. Она хочет видеть, как нож вонзается в
 спину Эрика, и не только один раз, а снова, снова и снова.
     В этот момент Эрик поворачивает голову, его глаза расширяются, его тело
отклоняется в сторону, а его рука, поднятая вверх для защиты,  перехватывает
нож.
     Красное.  Блестящий,  струящийся  красный  цвет.   Несколько  секунд  я
завороженно смотрю на пятно, расползающееся по рукаву
 рубашки Эрика, и только потом начинаю понимать, что только что
произошло. Что я сделала.
     Нет, пожалуйста, только не это ...
     Это я  кричу, а не он. Я роняю нож на разделочную доску, тот самый нож,
который  преследовал  меня  в течение нескольких дней,  и  которым  я теперь
действительно наносила удар Эрику. Так просто.
     - Боже мой ... мне жаль - мне очень жаль!
     Я делаю шаг к нему, но он отступает. С выражением в
 глазах, которого я никогда раньше у него не видела. Полный
недоверчивого ужаса и разочарования, и причиняющий мне душевную боль.
     Затем,  в течение нескольких секунд, все это исчезает.  Превращается  в
противоположность. Я снова пытаюсь подойти к нему.
     - Стой, где стоишь.
     Его  голос,   прежде   полный   эмоций,   теперь   просто   ледяной.  И
неудивительно, я понимаю, понимаю, но...
     Первое,  что я  беру в руки, и что мне кажется разумным, -  это рулон с
бумажными полотенцами, еще неиспользованный. Я хочу прижать ее к его плечу в
качестве компресса, но на этот раз он громко кричит на меня.
     -  Я  сказал  тебе, стой, где  стоишь! Подойдешь еще  на шаг ближе, и я
больше ничего не могу гарантировать!
     Кровь  уже пропитала  его рукав  и теперь капает на пол, Эрик прижимает
руку к ране, которую, кажется, только сейчас по-настоящему почувствовал.
     - Мне очень жаль, - повторяю я, ненавидя себя за  то,  что  сейчас тоже
начинаю  кричать. За  то,  что  я не придумала ничего лучше этого  нелепого,
совершенно бесполезного извинения.  Как будто  то, что я только что сделала,
можно исправить  словами. Как  будто это  вообще можно  исправить.  И  я  не
понимаю этого. Я не  понимаю себя. В  конце концов, не было никакой причины,
все было прекрасно ...
     -   Ты   совершенно   спятила.  Эрик  качает   головой  после   каждого
произнесенного им слова.
     - Безумная и опасная. Нет, не приближайся.
     К его холодности примешивалось что-то новое. Отвращение? Я могла бы это
понять, еще как. Если я сейчас скажу то, что у
 меня на языке, а именно, что я изначально даже  не понимаю, почему я
это  сделала, потому что на  самом  деле  я  почти созрела  для  того, чтобы
влюбиться в него, это только усугубит ситуацию.
     Безумная. И  опасная.  Он  прав. По крайней мере,  теперь ясно, что мне
нужно  лечь в клинику. Как  можно  скорее.  Но сначала  надо  оказать помощь
Эрику.
     -  Я  пойду  за  аптечкой.  Нам  нужно  убедиться,  что  мы  остановили
кровотечение и ...
     - Нам больше ничего не нужно.
     Он ни на секунду не отводит от меня взгляда.
     -  Ты  хотела  вонзить  нож  мне  между  ребер,  я  прав? Если бы я  не
обернулся, я бы сейчас был мертв. Ты бы ... хладнокровно ударила меня ножом.
     Все, что он говорит, - правда, правда  до отчаяния. И, по крайней мере,
он имеет право это знать. Я киваю.
     - Почему, Джо?- Теперь я впервые вижу в его глазах
 что-то похожее на печаль. Скорбь по тому, что, возможно, когда-то было,
 даже если я этого не помню. Скорбь о том, что еще могло быть.
     - Я не знаю.
     Мои рыдания заглушают мои слова.
     - Я действительно не знаю, - повторяю я.
     - Это просто случилось. Я сама едва осознала это, и
 я понимаю, на что это похоже.  Но так оно и было. Как будто я сама
наблюдала,  как  это происходит.  Я не хотела причинить тебе зла и все равно
чуть не убила тебя. Ты прав. Я схожу с ума.
     Он не возражает, но воздерживается от того,  чтобы еще раз  подтвердить
мое самообвинение. Его внимание теперь приковано к  своей руке; кровотечение
ослабло, но не прекратилось.
     Я робко указываю на рулон с бумажными полотенцами,
 затем прохожу мимо Эрика, выхожу в холл и поднимаюсь по лестнице. Мои
ноги  дрожат  так  сильно, что я  с трудом одолеваю ступеньки.  В ванной мой
первый взгляд падает на газовую колонку, облицовка которой до сих пор не
 восстановлена. Да, тогда, наверное, тоже не обошлось без меня. Если в
произошедшем за последние дни есть какая-то логика, то это сделала я.
     Если бы он не обернулся, то ...
     Тогда  я сидела бы  сейчас  у его  истекающего кровью трупа,  с ножом в
липкой  от  крови руке. Без малейшего представления  о том, как  такое могло
произойти. От  этой  мысли  у  меня  перехватывает  дыхание, я  приседаю  на
корточки  на  полу,  пока черные  точки  перед  моими  глазами  медленно  не
растворяются.
     Я в цейтноте. Надо спешить..
     Цепкими пальцами я достаю из шкафа аптечку, нахожу
 спрей для дезинфекции ран и стерильные тампоны. Несу все это вниз.
     Эрик сел на один из барных стульев и снял рубашку,
 которую прижимал к руке. Его лицо побледнело. Я кладу аптечку на стойку
 бара и собираюсь заняться раной, но он качает головой.
     - Оставь эту идею, прикасаться ко мне.
     - Но ты не сможешь это сделать один.
     - Смогу.
     Он кивает подбородком, чтобы я  отступила, затем начинает очищать место
пореза. Глубокая,  зияющая рана,  из  которой  все  еще  сочится  кровь.  Её
необходимо  зашить. С некоторым усилием Эрик  накладывает на рану компресс и
пытается обмотать эластичным бинтом, но одной рукой  это сделать практически
невозможно.
     - Позволь мне помочь. Пожалуйста.
     Он не отвечает и удваивает свои усилия.
     Когда я подхожу к нему  и беру бинт из его руки, он, наконец, разрешает
это. Придерживает компресс, пока я его затягиваю.
     - Пожалуйста, позволь мне отвезти тебя в больницу.
     Он смеется, вставая.
     - Конечно, нет.
     - Но тебе надо зашить рану.
     Эрик осторожно проводит рукой по  повязке.  На данный момент  ткань все
еще держится плотно.
     -  Да,  наверное.  Но последнее, что я собираюсь  сделать, это  сесть в
машину, управлять которой будешь ты.
     Он бросает взгляд на разорванную, пропитанную кровью рубашку на полу.
     - Я оденусь во что-нибудь свежее, а потом поеду. Один.
     Когда он встает, он колеблется, но тут же снова берет себя в руки.
     Я встаю на его пути.
     - Позволь мне поехать с тобой.
     - Нет.
     -  На пассажирском  сиденье.  Пожалуйста.  В конце  концов, я  не  могу
позволить тебе вести машину в таком состоянии.
     Я осознаю, насколько парадоксальной должна казаться моя забота о нем  в
свете сложившейся ситуации. Но я хочу что-то
 сделать; я бы предпочла, чтобы все, что произошло, было отменено, но
если это уже невозможно, я хотела бы, по крайней мере, ... быть полезной.
     - Я  еду  один.  Я не хочу,  чтобы ты  была рядом  со мной и  постоянно
бояться  того,  что  ты вывернешь  руль и врежешься  в стену.  Или вынешь из
рукава новый нож. Или сделаешь что-нибудь у меня на
 глазах, например, выпрыгнешь из машины на скорости сто пятьдесят
км/час.
     Он смотрит на меня.
     -  Все кончено,  Джоанна. Я надеюсь,  что ты позволишь мне  помочь тебе
ради тебя.  Но я,  ни в коем случае, не  буду с  кем-то,  к кому я  не  могу
повернуться спиной, не опасаясь, что он вонзит в
 меня нож.
     Он медленно идет к лестнице.
     -  Завтра я заеду еще раз  и заберу свои  вещи. То  немногое,  что  еще
осталось здесь.
     Я подхожу к нему, пытаюсь взять его за руку, но он ее отдергивает.
     - Я говорю это совершенно серьезно, - резко говорит он.
     - Не трогай меня. Держись на расстоянии.
     Итак, я расстаюсь с ним. Я отступаю в угол коридора и удивляюсь, почему
это  прощание причиняет мне  такую боль.  Шансов на благоприятный  результат
нет.  Наверное, с этого момента  мне действительно  следует доверить  задачу
изучения моей внутренней жизни экспертам.
     Через пять минут Эрик снова спускается вниз. Новая
 рубашка, которую он надел, уже снова начинает окрашиваться в красный
цвет поверх наложенного бинта. Я больше ничего не говорю. Он тоже молчит. Он
даже не оборачивается, когда выходит из дома.
     


     
     Я осторожно сажусь в машину. Рана на плече гонит раскаленные волны боли
по  всему  моему телу. Не менее болезненным является  горькое разочарование,
это  убийственное  осознание того,  что Джоанна окончательно  и  определенно
сошла с ума. Что она потеряна. Для себя. Для меня. Она хотела убить меня.
     Смесь  физических  и  душевных  страданий  начинает   затуманивать  мое
сознание. Я моргаю несколько раз, качаю головой и  открываю глаза. Только не
теряй  сознание.  Нет,  я  не  могу  позволить  себе  сейчас сбежать  в  эту
благодатную темноту. Я должен позаботиться о ране.
     Я завожу машину и в последний раз бросаю взгляд на
 входную дверь. Она закрыта. Кто знает, что Джоанна сейчас там делает.
Возможно, для разнообразия она просто снова пытается покончить с собой.
     Как ни странно, при этой мысли я испытываю желание
 выйти и убедиться, что все с ней в порядке, но, осознав это, качаю
головой. Ты не можешь, в конце концов, быть таким глупым.
     Дом   отдаляется  от  меня  странным  зыбким  образом.  Этот  кажущийся
нереальным  взгляд  на вещи я до сих пор  знаю только  из  ночных  кошмаров.
Однако это не сон. Во сне вы не испытываете адской боли.
     Скребущие  звуки. Голос из  дальнего уголка моего  разума  говорит мне,
что, когда я возвращался, я задел живую  изгородь, отделяющую наш участок от
дороги. Не имеет значения. Все равно. Неважно.
     Повернуть руль, включить  переднюю передачу,  тронуться с места.  Что я
скажу врачам  в  больнице?  Правду?  Пронзительный  гудок возвращает  меня к
действительности. Я уступил кому-то дорогу. Я верю.
     Сосредоточься, Эрик. Черт возьми.
     Мне нужно повернуть налево. Где  я только что был? Ах да, больница. Что
же я им теперь скажу? Правду? А в чем, правда?
     Джоанна пыталась убить меня. Серьезно. Вполне намеренно.  Она не просто
хотела причинить мне боль. Но фактически уничтожить мою  жизнь. Черт возьми,
я  больше  ничего  не вижу.  Все размывается. Я  давлю на тормоз,  с  трудом
поворачиваю  руль  вправо. Раздается грохот,  затем  машина останавливается.
Снова автомобильные гудки, несколько раз подряд.
     Я вытираю слезы с глаз, стону, потому что во время
 этого я двигался рывками. Эта мерзкая боль почти лишает меня чувств.
Рукав рубашки теперь почти весь окрашен в красный цвет. Больница. Зашить
 рану. Мне нужно двигаться дальше. У меня даже появилась мысль
посмотреть в зеркало заднего вида, прежде чем съехать с тротуара обратно
 на дорогу. Так и быть. Соберись. Не устраивать же теперь еще одну
аварию.
     Джоанна. Я ненавижу тебя. Я люблю тебя. Я ... Где я
 вообще нахожусь? Какая дорога ведет в больницу? Я думаю, мне нужно
повернуть налево отсюда, из  нашего района. Да, все же, это должен быть путь
туда.
     Это  чувство головокружения никуда  не  годится.  Совсем нехорошо.  Мне
нужно  собраться с мыслями, подумать. Когда голова  занята, она  бодрствует.
Только почему? Что может быть настолько ужасным,
 что Джоанна хочет убить меня за это? Что она испытала? И с кем? Со
мной?
     Мимо проносятся последние дома  нашего района. В конце  концов,  я  это
фиксирую, это  хороший  знак.  Проселочная дорога. Никаких  уличных фонарей.
Никаких ярких  витрин. Только  участок  дороги,  который  фары  вырывают  из
темноты передо мной. Короткая серая проселочная
 дорога, по которой я проезжаю, так и не достигнув ее конца. И коридор в
 несколько метров в обе стороны. Это благоприятно для моих глаз.
     И все же что-то  мешает.  Сзади подъезжает  машина. Дальний свет ее фар
настолько силен, что раздражает меня даже в зеркале заднего вида.  Поспешным
движением я хочу поправить зеркало и вскрикиваю.
 Я пытался это сделать травмированной рукой.
     В долю секунды  мне становится плохо.  Машина  накренилась,  я вывернул
руль. Я убираю ногу с педали газа, пытаюсь выравнить машину и  притормозить.
Чертовски трудно это сделать одной рукой. Мне  нужно  сосредоточиться, чтобы
не сдаться.
     Наконец,   я  восстанавливаю  управляемость  автомобилем  и  увеличиваю
скорость. Покалывание в моей руке  перешло  в тупую горячую пульсацию.  Я не
знаю, что хуже.
     Этот дальний свет позади меня ... он очень  быстро приближается. Должно
быть, он передвигается безумно быстро. Что за идиот.
     Джоанна. Снова и снова возникает Джоанна. Она вклинивается в мои мысли,
как лезвие ножа. Удачное сравнение. Но что мне
 делать... Черт возьми, парень позади меня сумасшедший? Что он задумал?
Фары его машины мелькают в зеркале заднего вида с бешеной скоростью. Ну,
 перестань, придурок. Это уже слишком!
     Затем  машина  врезается  в  заднюю  часть   моего  автомобиля.  Толчок
отбрасывает меня на спинку сиденья, мой затылок ударяется о подголовник, и я
теряю дорогу из виду.
     Только ненадолго,  а потом  мне  снова  удается сосредоточиться.  Слава
Богу,  что  Audi  остается  на  трассе. В  зеркале  заднего  вида  две  фары
превратились в одну. Автомобиль немного отстает, но остается позади меня.
     Нужно ли мне остановиться? Остановится ли он тоже?
 Возможно, чтобы извиниться? Нет. Скорее всего, он мертвецки пьян.  Если
 я сейчас остановлюсь, он, вероятно, снова врежет мне сзади. Я должен
продолжать движение, пока не доберусь до населенного пункта. Место с уличным
освещением.  Тогда,  может быть,  я  смогу  узнать  марку  машины и цвет.  И
номерной знак.
     Это уже недалеко. Может быть, еще километр, максимум два.
     Краем  глаза я  замечаю  какое-то изменение и  снова  смотрю в  зеркало
заднего вида. Машина с  одной включенной фарой позади меня  начинает  обгон.
Хорошо. Тогда  я сразу увижу  все, что  мне нужно увидеть. Смотрю в  боковое
зеркало. Теперь он наискосок от меня, так что,
 возможно, я сразу узнаю водителя. Внезапно свет фары резко уходит в
сторону, и снова раздается сильный треск. В то время как я чувствую, как
 Ауди разворачивается задом наперед, в моем плече взрывается безумная
боль. Руль вырывается у меня из рук, он бешено крутится, меня прижимает к
 двери, а затем наступает хаос. Лево - право, верх - низ, всё смешалось в
 оглушительном грохоте, шуме, ударах.
     Я все еще думаю, что мое сознание не выдержит этой
 массированной атаки, а затем огромная черная когтистая лапа хватает
меня.
     Я выныриваю из ниоткуда в расплывчатом чередовании
 темного и черного. Заставляю себя двигаться. Боль, повсюду. Но прежде
всего в  руке. Всплывают первые  обрывки  воспоминаний. Авария. Хаос. Позади
меня был этот прожектор. Звук взрыва. Все перевернулось ...
     Мой взгляд  проясняется, глаза приспосабливаются к  окружающему.  Прямо
перед собой я  замечаю  деформированную, более  светлую поверхность  подушки
безопасности. Она сработала и теперь безвольно повисла над рулевым колесом и
приборной панелью.  Лобового стекла больше нет, ледяной ветер сдувает с меня
последние остатки  оцепенения. Я поворачиваю  голову. Все погнуто, вдавлено.
Как на  картине  Дали. Я  осторожно шевелю  правой рукой.  Это  удается,  но
сопровождается адской болью. Мне требуется некоторое  время, чтобы осмотреть
все  конечности  и  определить,  что  я,  по-видимому,  ранен  не  серьезно.
Водительская дверь не
 открывается, мне приходится переместиться на пассажирское сиденье.
     Это  стоило  мне  некоторых  усилий  и  дополнительной  боли.  Затем  я
вываливаюсь из машины и скользю по мокрой песчаной поверхности. Повезло. Как
только  я осмыслил последнее слово, я слышу  собственное хихиканье,  которое
сам же расцениваю, как реакцию сумасшедшего. Но разве это чудо? При всей той
бессмыслице, которая вбивается в мой разум? Моя невеста пытается убить меня,
я  выжил  только благодаря  случайности. По дороге в  больницу я  был сбит с
дороги пьяным придурком и попал в серьезную аварию. И мой проклятый разум не
находит ничего лучшего, чем подсказать мне, насколько мне повезло?
     Я  пытаюсь  сесть  и подождать.  На  той  стороне  улицы  что-то  есть.
Припаркованная машина, из которой в этот момент кто-то выходит. Между мной и
машиной около десяти метров, двигатель еще работает, фары включены. Их двое,
спокойно констатирую я.
     Мой взгляд обшаривает окрестности в поисках другой машины. Той, которая
сбила меня с дороги. Ничего. Она исчезла.
     Кто-то  подходит  ко  мне,  свет  позади  него   делает  его  черным  и
двухмерным, как будто его разрезали ножницами.
     Прямо передо  мной  фигура  останавливается. Я до  сих пор не узнаю его
лица.
     - Что случилось?
     Мужской голос еще молод, в нем звучит паника.
     - Вы ранены?
     - Да, - отвечаю я.
     - Но я считаю, что все не так плохо.
     -  Да, здесь все  выглядит ужасно. Я вызову скорую, хорошо? И  полицию.
Подождите здесь. Не двигайтесь.
     Он поднимает руку, как будто ему нужно успокоить меня.
     - Я ... я  только сбегаю к своей  машине, там лежит мой телефон. Только
на минутку ... Он поспешно поворачивается и бежит обратно.
     Мое плечо пульсирует. Мое плечо. Скорая помощь. И полиция.  Что я скажу
насчет раны? И даже когда я мысленно произношу  эти  слова,  я знаю ответ на
этот вопрос. Он очень простой. Я только что попал
 в аварию.
     Я нащупываю свою руку. Ткань рубашки кажется влажной на  ощупь. Быстрым
движением я  хватаю  ткань  на плече, впиваюсь в неё ногтями и резким рывком
разрываю на  части. Еще  одно усилие и ткань  наполовину  оторвана,  верхняя
часть руки обнажена. Но есть еще и повязка.
 Я развязываю конец и начинаю его разматывать. И снова обжигающая боль
резаной раны на  моей руке.  Это  требует  всех  моих  сил,  и,  наконец,  я
справился с  этим. Я бросаю торопливый  взгляд  на машину на обочине дороги.
Молодой человек стоит рядом и все еще разговаривает по телефону.
     Я понимаю, что нахожусь в процессе  сокрытия покушения  Джоанны на  мое
убийство.  Причем вопрос о  покушении только что получил определенный ответ.
Но что мне делать с дурацкой повязкой? Если я
 оставлю её где-нибудь здесь, её найдут. Так что положу её в карман
брюк, а потом я посмотрю, где от неё можно избавиться. Мне нужно немного
 размяться, однако после этого ткань из моего кармана исчезла.
     Почему я покрываю Джоанну после того, как она пыталась убить меня, я  и
сам не понимаю. Возможно, это рефлекс. Все еще есть желание защитить ее.
     - Полиция и скорая помощь скоро будут здесь.
     Я даже не заметил, как молодой человек вернулся.
     -  Спасибо, - говорю  я  сдавленно, надеясь, что  он  прав.  Мне  нужен
обезболивающий укол. таблетка. Хоть что-нибудь.
     Не прошло и десяти минут, как одновременно прибыли
 полиция и карета скорой помощи. Когда меня укладывают на носилки, один
из двух людей в форме спрашивает, как это произошло. Я рассказываю ему о
 прожекторе позади меня, о первом наезде, после которого мне удалось
выравнить машину, и о втором, который вытолкнул меня с дороги. Нет, я не
 смог запомнить ни марки автомобиля, ни его цвета. Нет, номерной знак я
тоже не запомнил.
     - Возможно, водитель был пьян, - сказал я полицейскому.
     -  Да,  может быть. Не было ли  у Вас проблем с кем-нибудь  в последнее
время? Может быть ссора?
     - Как? Я не понимаю.
     Я и на самом деле ни с кем не конфликтую. Мужчина наклоняет голову.
     - Может быть, кто-то сознательно пытался вытолкнуть Вас с дороги?
     Я чувствую боль в плече. Думаю о Джоанне. Джоанна?
     Мне  все  же удается сдержать "Да",  прежде  чем я снова проваливаюсь в
темноту.
     


     
     Я  с трудом  решаюсь вернуться на  кухню, но знаю,  что это необходимо.
Эрика не было уже добрых десять минут, и с тех пор я
 сидела съёжившись в прихожей на корточках, прижав руки к глазам.
Плачущая и размышляющая. Всё было бесполезно. Ничего мне не помогло.
     Я бы  убила  его.  Этим ножом, который преследует меня  в мыслях с того
самого вечера,  когда Эрик вошел в мою жизнь. И  сегодня этот позыв стал как
будто самостоятельным, развил собственную волю,  стремился  к своей цели без
какого-либо участия с моей стороны. Нет. Не будь сейчас малодушной. Не строй
нелепых эзотерических теорий. Это была я, совершенно одна. Наметила точку на
спине Эрика, которая выглядела  наиболее подходящей, где нож  мог проникнуть
глубже всего. И  я возьму на себя  ответственность  за это. Я  встаю, у меня
сразу появляется черное мерцание перед глазами, и я радуюсь  этому несколько
секунд. Упасть в обморок прямо сейчас. Больше не нужно думать, лучше никогда
больше не думать ...
     Но я остаюсь в сознании. Я не из тех, кто легко опрокидывается.  Затаив
дыхание, я вхожу на кухню.
     Поле сражения.  Кровь забрызгала столешницу  и  стены, след тянется  по
передней части холодильника, к которому прислонился Эрик. Но большая часть -
на  полу. Нож лежит там, где  я его уронила,  на  разделочной доске  рядом с
помидорами.
     Я  все  это  вижу и  не  понимаю, я просто знаю, что мне  больше нельзя
доверять себе, потому что в следующий раз, возможно, я
 вытолкну ребенка на улицу, совершенно неожиданно, без всякой причины.
Или въеду на машине в толпу пешеходов. Понятно, что Эрик не хотел, чтобы
 я отвезла его в больницу. Лучше так.
     Из  шкафа  с  принадлежностями  для  уборки  я достаю тряпки  и  ведро,
наполняю его горячей водой и начинаю смывать кровь. Тру пол щеткой, мою  его
тщательнее, чем кто-либо когда-либо.
     Не потому, что я надеюсь что-то скрыть  этим, наоборот,  я рассчитываю,
что Эрик сообщит мне, как только его рана будет
 обработана. В некотором смысле, я рада этому. Если меня арестуют, я
больше  не  буду  нести  единоличную  ответственность за себя. Тогда  я буду
сидеть в камере, смогу перевести дух и мне больше не придется бояться, что я
с кем-то что-то сделаю. Даже самой себе.
     Я мою кухонные стены до тех пор, пока  у меня не начинают болеть руки и
по всей комнате не остается ни следа крови. После
 этого я бы предпочла продолжать уборку, поскольку занятость отвлекает
меня  от размышлений, спасает  от картин произошедшего,  от чувства вины, от
невыразимого страха  перед этим ... Это что-то  во мне, подтолкнуло  меня  к
Эрику.
     Нож. Нож я еще не промыла.  Он лежит в тазу и оставил красную полосу на
серебристом  дне, по  лезвию  можно точно определить, насколько  глубоко оно
проникло в рану ...
     Я с трудом добираюсь до туалета. Меня тошнит до  тех пор,  пока все  не
заканчивается и  усталость не притупляет мои чувства. Теперь я могу  промыть
нож, и смириться с ощущением того, что он
 у меня в руке. И даже страх, что я могу внезапно использовать нож
против  себя  и нанести им удар в живот или  горло, сжимает мои внутренности
только на мгновение, а затем снова исчезает.
     Я полирую нож, до блеска и вставляю его обратно в блок.
     Эрик давно должен был добраться до больницы. Возможно, ему уже наложили
швы на рану и оставят там на ночь, на капельнице с антибиотиком.
     Мой мобильник все еще лежит на журнальном столике, рядом с диваном,  на
котором мы провели день. Смеясь и целуясь.
     Я набираю сохраненный ранее номер. Эрик, вероятно,
 не ответит, но я, по крайней мере, оставлю ему сообщение. Что если ему
что-нибудь понадобится,  я  отнесу его вещи  в больницу. Что  мне жаль.  Так
бесконечно жаль.
     Желаемый номер телефона в настоящее  время  недоступен.  The number you
dialed is not available.
     Это  необычно. Если бы я знала Эрика лучше ... или помнила его, то была
бы в курсе, если бы он принципиально не включал голосовую почту, или если бы
это было исключением сейчас. Может быть, он
 тоже сейчас звонит по телефону? Или в больнице нет приема?
     Я пытаюсь дозвониться в течение  пяти минут, а затем снова через десять
минут. Снова с тем же результатом.
     Что, если кровотечение снова усилилось?  Если  Эрик потерял сознание за
рулем? Если он ...
     Я  бегу вверх  по лестнице, в кабинет,  открываю свой  ноутбук. В какую
больницу, скорее всего, попал Эрик?
     Я пробую начать  с той, которая  находится ближе всего,  хотя в ней нет
отделения неотложной помощи.
     - Добрый вечер, меня зовут Джоанна Берриган, я ищу Бена ...
     -  С кем же вы хотите поговорить сейчас? Голос  женщина на другом конце
провода звучит раздраженно, и хотя меня это совершенно  не волнует, это  как
раз то, что значительно ухудшает мою позицию.
     - Я ищу Эрика ... Тибена. Эрика Тибена! У него рана на руке, и он хотел
поехать  в  больницу. Он у вас?  Я не могу дозвониться до него по мобильному
телефону и - пожалуйста, скажите мне, если он у вас.
     Покашливание на другом конце провода.
     -  Я не  могу  предоставить  вам никакой информации по этому  поводу по
телефону.
     - Почему?
     Теперь я почти кричу.
     - Пожалуйста! Он мой жених.
     Это ложь. Но это его ложь.
     - Если Вы хотите  получить  информацию,  Вам  следует  прийти  лично  и
представиться.
     Я вешаю трубку. Нахожу  номер следующей  больницы и прилагаю усилия для
того, чтобы на  этот  раз  мой  голос звучал  спокойнее. Результат  остается
прежним.
     Под номером три в списке идет больница, в которой работает Эла.  Эла. Я
уверена,  что она бы не отказала в помощи. Но тогда мне придется  признаться
ей и  рассказать о том, что я сделала. А  мне  так стыдно перед ней. В конце
концов, именно она предложила мне пройти  обследование в больнице. Если бы я
послушалась её, всего этого не произошло бы.
     Я  беру себя в руки. Эла  все  равно узнает,  и если  узнает, то  лучше
будет, если от меня. Без всяких прикрас, без ненужных недомолвок.
     Она  отвечает после  третьего гудка. Хотя я пытаюсь  говорить просто  и
по-деловому, она сразу прерывает меня на половине фразы.
     - Ради бога,  Джо, в  чем дело?  Твой  голос меня пугает! Снова  что-то
случилось?
     Мои пальцы сжимают телефон так крепко, что края болезненно  впиваются в
ладонь.
     - Да. Эрик ранен. Он попал в больницу, и я не могу с ним связаться.
     - В какой больнице?
     - Я не знаю.
     Я слышу, как Элла глубоко вздыхает.
     - Ты не знаешь? Хорошо. Тогда расскажи мне подробно, что случилось.
     Всё  происходит так,  как  будто  я  собираюсь выпрыгнуть из  окна  или
прыгнуть со  скалы. С того момента, как земля начала уходить у  меня  из под
ног, все происходит само собой, все быстрее
 и быстрее.
     Я признаюсь Эле во всем, начиная с того момента, как мы вошли на кухню,
и  заканчивая  тем,  как  Эрик  уехал.  Когда  я заканчиваю, на другом конце
провода на несколько секунд воцаряется тишина.
     - Ты набросилась на него с ножом, - шепчет Эла так  тихо, что я едва ее
понимаю.
     -  Да. Хотя  мы  так хорошо ладили. Хотя он  мне начинает по-настоящему
нравиться ... что это, Эла? Что со мной не так?
     Она не отвечает, и когда она снова говорит, ее голос холоден.
     - О  тебе мы  позаботимся  позже.  Сейчас  я  попытаюсь  выяснить,  где
находится Эрик,  а  потом  свяжусь  снова.  Пожалуйста, постарайся  пока  не
причинять больше вреда, хорошо?
     От ее слов я испытываю презрение, к себе. Я что-то
 бормочу на прощание, затем сворачиваюсь калачиком на диване и закрываю
глаза.  Ничего  больше  не видеть,  не слышать, не чувствовать. Мне  удается
погрузиться  в  благодатное сумеречное  состояние,  из которого  меня  снова
вырывает только телефонный звонок. Эла.
     - Я  нашла его. Он  попал  в автомобильную аварию по дороге в больницу.
Тяжелая травма, говорит он.
     - О, мой бог.
     А  я  позволила ему поехать одному, в его  состоянии. Вместо того чтобы
вызвать скорую.
     - Он серьезно ранен?
     Снова этот холод в голосе Элы, когда она отвечает.
     - Нанесенная  тобой рана, это самое серьёзное  повреждение, которое  он
получил. Разумеется, есть еще несколько ссадин и
 синяков в дополнение к этому. К счастью, ничего серьёзного. Но он
должен остаться на ночь.
     Она колеблется, прежде чем произнести следующее предложение.
     - И  он  не хочет  тебя видеть. Он  запретил  мне говорить тебе, где он
находится.
     Я понимаю  это, даже хорошо, но все равно это доставляет мне боль. Хотя
это и  нелогично. Сегодняшний день внезапно снова  стал таким  реальным. Его
губы, его руки. Его манера смотреть на меня.
     - Зато он хочет, чтобы  я позаботилась  о  тебе, - продолжает Эла.  Это
звучит без энтузиазма.
     - Тебе не нужно этого делать, я ...
     - Я делаю это ради него, - прерывает она меня.
     - А ты знаешь, что он  тебя  покрывает? И  утверждает, что рана на руке
была получена в результате несчастного случая?
     - Нет, - шепчу я.
     - Откуда мне это знать?
     Эла вздыхает.
     - Я сейчас приду и заберу тебя. Эрик беспокоится о
 тебе, он не хочет, чтобы ты оставалась одна в доме на ночь. Он,
конечно, идиот, как видишь, но он один из моих  лучших друзей. Может быть, я
дам тебе еще одну пощечину сегодня за то, что ты чуть не убила его.
     - Сделай это, - говорю я.
     - Можешь даже две.
     Она коротко смеется, в конце концов.
     - Ладно, Джо, собирай вещи, которые  тебе понадобятся на ночь. И  когда
ты будешь со мной, мы поговорим еще раз, хорошо? Тебе нужно лечиться, теперь
ты это понимаешь, верно?
     - Да. До скорого.
     Я провожу  вечер, сидя в одном из кресел Элы,  поджав  ноги  и обхватив
себя руками. Как будто достаточно было обхватить себя руками, чтобы снова не
позволить себе совершить что-то неконтролируемое.  Эла показывает мне список
экспертов,  который  она распечатала. Кроме того,  несколько историй болезни
людей  с систематизированной амнезией. Некоторые из них частично совпадают с
моей,  другие  полностью отличаются.  Но, ни  один из больных не  прибегал к
насилию.
     Я слушаю вполуха, потому что мои мысли заняты Эриком, который не указал
на меня.  Я задаю себе вопрос, будет ли у меня еще возможность отблагодарить
его за это.




     Поздним утром меня отпускают  из больницы. Ни рентген, ни ультразвук не
дали никаких результатов.
     -  Вам повезло, -  говорит доктор, указывая на свежую  повязку  на моем
плече.
     - Это было  что-то  острое с очень острыми  краями.  Если бы  в  момент
аварии Вы ударились в это что-то грудью или шеей, а не рукой ...
     Он  не  заканчивает фразу.  Я понимаю, что  было  бы,  если  бы Джоанна
ударила меня острым ножом в грудь или шею. Но он, слава Богу, ничего об этом
не знает. Да, мне повезло, если учесть, что могло быть и хуже. Как известно,
всегда возможно худшее.
     Когда  я собираюсь  выйти  из  комнаты,  появляются  двое  мужчин.  Они
представляются сотрудниками уголовного розыска и задают
 свои вопросы. Я не могу сказать им больше, чем их коллегам в форме
сразу после  аварии.  Мы сходимся на  том, что,  вероятно,  это был  пьяный,
который  вытолкнул меня  с  дороги.  Они  объяснили  мне, что  будут  искать
свидетелей.  С  помощью  заметки  в  разделе происшествий  нашей  ежедневной
газеты. Тогда  они записывают мои личные данные и прощаются. Перед больницей
я сажусь в такси, и меня отвозят домой.
     Домой. Расплатившись с водителем и выйдя из машины, я останавливаюсь на
подъездной дорожке и смотрю на белый фасад.
     Все это  время я  рассматривал  этот  дом как временное  решение  наших
жилищных проблем, до тех пор, пока мы с Джоанной
 не купим, или не построим что-нибудь вместе. Но, тем не менее, это был
наш дом, и  я был  рад возвращаться сюда. Или  из  офиса вечером,  или после
нескольких дней командировки. Потому что я жил с ней в этом доме. Потому
 что она почти всегда ждала меня.
     Теперь я стою здесь, и это кажется мне непривычным. Не только этот дом,
но и тот факт, что я вообще здесь стою.
 Мысли о том, что произошло здесь несколькими часами ранее,
накладываются на все, что составляло  мое существование  в последние месяцы.
То, чем была моя жизнь с Джоанной до сих пор, кажется таким далеким.
     Прежде  чем вставить ключ  в замок,  я  ненадолго  колеблюсь.  Здесь ли
Джоанна? Возможно, она даже подстерегает меня, чтобы
 завершить то, что ей не удалось сделать вчера? Глупости. Я попросил Элу
 позаботиться о ней. Взяла ли она Джоанну с собой? Или, может быть, они
обе здесь?
     Щелчок, от пружины замка, на который я раньше не обращал внимания... он
кажется  сейчас  мне чрезмерно  громким.  Я вхожу в  прихожую,  вслушиваюсь,
затаив дыхание. Ничего.
     Через несколько минут я уверен: Джоанны здесь нет.
 Я иду в гостиную, открываю дверцу в правом нижнем углу шкафа. Там стоят
 наши спиртные напитки. Я не помню, когда в последний раз эту дверцу
открывали при дневном свете. Выбираю водку. С верхней полки беру тяжелый
 стакан для виски и наполняю его наполовину. Алкоголь обжигает пищевод.
 У водки отвратительный вкус, да еще в такую рань, но, тем не менее,
пошла  хорошо.  Мой  взгляд  скользит  по  проходу,  ведущему  на  кухню,  и
задерживается на нем. Не задумываясь больше об  этом, я подхожу к  нему, все
еще  держа  стакан  в  руке.  Когда  я  вижу  безупречно чистую  поверхность
разделочной доски,  я  на мгновение останавливаюсь  в изумлении.  Я  подхожу
ближе, внимательно осматриваю то место, где Джоанна набросилась на меня.
     Я не знаю, ожидал ли я, что все будет здесь залито
 кровью. Я не знаю, ожидал ли я чего-нибудь вообще, но смущающая
чистота, которая царит здесь, все же, поражает меня.
     Джоанна пыталась меня убить, а потом встает и спокойно убирается...
     - Стоп!,- говорю  я  себе. Джоанна находится в исключительной ситуации,
поэтому  логикой ее поступки  не объяснишь.  И, даже,  может быть, Эла здесь
сделала уборку, а Джоанна просто помогла Эле
 навести здесь чистоту.
     Я  отметаю зарождающуюся мысль о том, что Джоанна  могла очистить место
преступления, чтобы замести какие-либо следы.
     Я  возвращаюсь в гостиную, падаю в кресло  и  делаю еще  один глоток из
стакана.  Когда  я наклоняюсь  вперед, чтобы поставить его обратно на  стол,
меня пронзает острая  боль в  спине. Последствия аварии.  Если, конечно, это
была авария. Действительно ли пьяный человек больше не  смог управлять своей
машиной? И сначала шарахнул меня в заднюю
 часть кузова, а потом со второго захода в бок? Насколько это вероятно?
Или кто-то намеренно протаранил меня, чтобы вытолкнуть с дороги?
     И  это после того, как незадолго до этого Джоанна уже  ... Момент. Есть
ли какая-то связь между тем, что произошло на кухне, и аварией? Был  ли  это
план Б, на случай, если ей не удастся убить
 меня?
     Но это также означало бы, что ее нападение на меня
 было совершено не в состоянии аффекта, вызванным помутнением рассудка,
не бессознательным действием, а хорошо продуманным планом. В том числе, и
 вынужденным решением.
     Я сопротивляюсь этим мыслям, ищу аргумент, который
 мог бы опровергнуть эти мысли, но мой разум убедительно показывает мне
логику этих рассуждений.
     Я хочу кричать. Просто сидеть и выплескивать из себя все отчаяние, гнев
и разочарование.
     Я  хочу вернуть свою жизнь. Мне  нужен якорь. Компания. Габор. В  любом
случае,  в  какой-то  момент  мне  придется  с ними  связаться. Я  собираюсь
наклониться в сторону, чтобы взять телефон, но внезапно что-то останавливает
меня.
     Правильно  ли  это сейчас?  В G.E.E.  для меня тоже кое-что изменилось.
Этот проект,  в котором я впервые  оказался  не у дел, от  участия в котором
Габор фактически отстраняет меня. И, по-видимому, при поддержке некоторых из
моих так называемых хороших коллег. Может ли это помочь  мне сейчас?  К тому
же сегодня воскресенье. Так  что мне придется позвонить  Габору домой. Не то
чтобы это было проблемой; как и у
 всех руководителей отделов, у меня есть номер его мобильного телефона.
Для экстренных случаев.
     Я заставляю себя  сделать это.  Черт  возьми,  почему  бы  и нет? Прямо
сейчас. Если все  это дерьмо  не  является чрезвычайной ситуацией,  то тогда
чем. И если кто-то  владеет ситуацией, которая требует объяснений,  так это,
пожалуй, Габор. Я  прямо и ясно скажу ему, что я думаю о тайной суете вокруг
этого крупного заказа.  Сейчас или никогда. Габор отвечает после первого  же
звонка. Я изо всех сил стараюсь, чтобы приветствие звучало нормально.
     - Господин Тибен! - говорит он в трубку.
     - Как я рад слышать Вас.
     Я не верю его веселости. Эта чрезмерная суета ...
     - Как ваши дела? Вы немного оправились после этого
 несчастного случая? Боже мой, это была действительно ужасная история.
Газовая колонка ... Так просто. Как поживает ваша вторая половинка? Как я
 слышал от Барча, что Вы были несколько ... недовольны тем, что я
отправил его к вам домой.
     Я   настолько  зациклен  на  проекте,  что   мне   нужно  время,  чтобы
переключиться  на эту  тему. Затем  снова возвращаюсь  в разговор.  Психолог
компании, у нас дома. Странно, меня это совершенно выбило из колеи.
     - Он тоже вел себя соответствующим образом, - кратко объясняю я.
     У меня нет желания разговаривать с ним сейчас о Барче.
     - Я звоню по другой причине.
     - Но вы еще не ответили на мой вопрос. Как поживаете?
     Я делаю глубокий вдох.
     -  Не  так  уж и  хорошо.  Вчера я попал в автомобильную аварию. Кто-то
вытолкнул меня с дороги.
     - Боже мой. На Вас навалилось столько неприятностей. Мне очень жаль. Вы
пострадали? Вы были один в машине?
     - Да, я был один, - объясняю я, раздраженно.
     - Я думаю, это был пьяный. Его разыскивает полиция. Сейчас у меня все в
порядке.
     - На данный момент, однако, дела у вас идут неважно.
     - Да, похоже на то. Это также причина, по которой я звоню.
     -  Если Вам нужно дополнительное время для улаживания свих дел, то  это
не проблема. Можете отсутствовать столько, необходимо...
     - Речь идет об этом крупном заказе, - перебиваю я его.
     - Я хотел бы знать, почему меня игнорируют.
     Габор колеблется всего секунду или две.
     - Но что значит  игнорируют?  В конце концов, это совершенно нормально,
что Вы не участвуете в каждой новой сделке ...
     -  Нет,  это  ненормально.  До  сих  пор  я,  как  руководитель  отдела
информационных технологий, участвовал в каждом новом
 проекте с самого начала.
     - Не в каждом. Только там, где была необходима поддержка со стороны ИТ.
     Это звучит нерешительно.
     - А в этой  сделке она не нужна? Насколько я понимаю, это самая крупная
рыба, попавшая в сети G.E.E. на сегодняшний день. В конце концов, кому-то из
моего отдела, возможно, придется иметь с
 этим дело.
     Он колеблется.
     - Я думаю, Вам  следует сначала отдохнуть, это самое главное.  А затем,
через две-три недели, когда  Вы полностью восстановитесь, мы  посмотрим.  На
это время у вас будет оплачиваемый отпуск. Что вы думаете об этом?
     Возможно, это то, чего мне хотелось бы.
     - Я  чувствую себя достаточно хорошо, чтобы иметь возможность работать.
Сидя дома, я только нервничаю.
     Габор, кажется, задумался, и я даю ему такую возможность. Он на взводе.
Это длится довольно долго, но затем я слышу пыхтение.
     - Хорошо,  мистер Тибен.  Если  Вы действительно хотите работать,  а не
отдыхать, пусть будет так. На самом деле, это было
 продиктовано только заботой о Вас.
     Он делает паузу.  Я не знаю, ждет ли он, чтобы я что-нибудь сказал, мне
все равно. Я напряженно молчу.
     - Итак,  вы в деле.  Для  начала завтра вы можете встретиться  с  двумя
нашими деловыми партнерами на центральном вокзале Мюнхена. На самом  деле, я
хотел  сделать  это   сам,   потому   что   эти  двое   являются   основными
переговорщиками.  Но,  с  таким же успехом  вы  можете взять это  на себя. В
качестве моего заместителя.
     Завтра у меня день рождения. Дата из письма. Ну что ж.
     - Откуда эти двое взялись, если прибывают на поезде?
     Габор откашливается.
     -  До этого Вы были в Штутгарте по другому делу и решили проделать этот
путь на электропоезде, а не в комфортабельном лимузине.
     Он усмехается.
     - Не забывайте, эти люди вкладывают средства в охрану окружающей среды.
     - В чем суть проекта?
     - Это большая сделка.
     - Ну, это понятно, но когда я узнаю подробности?
     - Завтра утром, до отъезда в Мюнхен. Постарайтесь,
 быть на фирме в девять. Они прибывают в Мюнхен сразу после тринадцати
часов. Вы ни в коем случае не должны опоздать.
     Я не могу утверждать, что внезапно снова чувствую себя хорошо, но... По
крайней  мере,  я  участвую  в  этом  проекте.  И все  прошло  проще,  чем я
предполагал.  Возможно, Габор говорит правду, и  он  действительно ничего не
замышлял, временно оставляя меня не у дел. По крайней мере, профессиональная
часть моей жизни, похоже, постепенно нормализуется.
     - Я буду там. И ... спасибо, что Вы, в конце концов, передумали.
     - Ну, хватит уже, Тибен. Передумал ... У меня никогда не было намерения
оставлять Вас  не у дел. Я не понимал, что для тебя так  важно участвовать в
каждом проекте.  Особенно сейчас, когда  у тебя некоторые проблемы  в личной
жизни...
     - Прямо сейчас, всё нормально, - отвечаю я.
     - Что ж, увидимся завтра утром. И будьте пунктуальны.
     На этом разговор закончен.
     Я  небрежно кладу  трубку рядом с собой на диван, беру стакан и допиваю
остаток одним  глотком.  Сразу же  мои мысли снова  возвращаются  к Джоанне.
Вопреки моей воле и моему разуму, но ничего с собой поделать я не могу.
     Связано ли это  с разговором с Габором или с выпитой водкой? Понятия не
имею, но я хочу знать, как у нее дела. Прямо сейчас, немедленно.
     В  отличие  от Габора,  Эле  требуется  довольно  много времени, чтобы,
наконец, взять трубку.
     - Это я, - говорю я.
     - Я дома. Как дела у Джо?
     Эла медлит с ответом и моя рука судорожно сжимает трубку телефона.
     - Эла? С ней все нормально?
     - Ну, это не совсем то, что  я бы назвала нормой, после всего того, что
произошло.  Но она полна  решимости, пройти обследование в клинике. Я думаю,
что она очень боится себя.




     Ночь на диване Элы - худшее, что я могу вспомнить.
 Хуже, чем в кладовке, хуже, чем в больнице у кислородного баллона.
Такое  ощущение, что  я спала  всего несколько секунд. Каждый раз, когда мое
сознание отключается,  передо мной появляется Эрик  с  поднятой  для  защиты
рукой и  недоверчивым  взглядом;  каждый раз нож  снова описывает  в воздухе
серебристую дугу.  Только иногда я попадаю ему не в руку, а  в грудь, живот.
Один раз даже в лицо. Каждый раз, когда я просыпаюсь, у меня учащенно бьется
сердце, и я чувствую, что теряю рассудок.
     В конце концов, я не просыпаюсь от крика, иначе Эла давно бы проснулась
в соседней комнате. Мой ужас беззвучен.
     Синий индикатор на плеере Blu-Ray показывает время
 03:16, когда я, наконец, выключаю его. Я сажусь прямо, плотно натягиваю
 одеяло на плечи и пытаюсь составить план на день.
     Из-за  того,  что сегодня  воскресенье, я не смогу связаться с доктором
Шаттауэром,  и,  вероятно, ни с одним другим ведущим врачом. Заверения Элы о
том,  что психиатрия в ее больнице особенно хороша, меня не убеждают. Если я
и лягу  в клинику, то в клинику с лучшими  специалистами по амнезии, которых
только можно найти в этой стране. А перед этим я хочу еще раз увидеть Эрика.
Извиниться перед ним и
 удостовериться, что с ним все в порядке. Правда, я не знаю, где он.
     Должно быть,  я  снова  заснула, потому  что в следующий  раз,  когда я
открываю глаза, на улице уже светло, и я больше не сижу, а лежу, свернувшись
калачиком,  на диване, прижав подушку к себе,  как  талисман. От  нее пахнет
кофе.
     Вскоре после  этого входит  Эла и  ставит на  стол поднос. Корзинка для
хлеба, джем, масло и немного сыра. Сама того не желая, я сразу  же вспоминаю
вчерашний завтрак. О неожиданном визите Надин и о том, как Эрик встал у меня
за  спиной. Без  колебаний.  О последующем поцелуе. О  чудесном дне, который
последовал за этим.
     А потом ...
     Каждый  шаг к  столу  Элы невероятно  утомителен.  Мысль  о  еде  почти
невыносима, но кофе идет мне на пользу. Черный, горячий, крепкий.
     - Ты, наверное, отвезешь меня домой?
     Она смотрит на меня удивленным взглядом.
     -  Я думала,  мы поедем в клинику. Ты  же сама  вчера сказала,  что это
единственно правильное решение!
     Её твердость пробуждает во мне дух противоречия.
     - Да,  сказала. Все  остается по-прежнему,  только я  хотела бы сегодня
спокойно собрать свои вещи и сделать несколько звонков. Завтра мне ложится в
психиатрическую клинику, и к тому времени,
 надеюсь, я буду знать, в какую.
     Элла слегка помешивает кофе в своей чашечке.
     -  Я не думаю,  что это  хорошая  идея.  В  данный момент  ты  все-таки
чувствуешь  себя  в  своей  тарелке,  не  так  ли?  Все   это  может  быстро
закончиться, если ты еще раз окажешься на месте происшествия ...
     Это звучит  как отговорка.  Ее уклончивый  взгляд подтверждает мне  это
впечатление, и через мгновение я понимаю, что за этим стоит.
     - Это из-за Эрика, не так ли? Он не хочет, чтобы  я возвращалась домой,
он не хочет со мной встретиться.
     Сначала Эла  это  отрицает,  но  когда  я продолжаю  допытываться,  она
наконец пожимает плечами.
     - Можешь  ли  ты  винить его?  Ты знаешь, что он пережил  за  последнюю
неделю? Ему действительно очень хреново, Джо, и ему
 нужно снова встать на ноги. Она предостерегающе смотрит на меня.
     - Не стоит мешать ему. С ножом ли или без.
     Подпрыгивающие  желтые смайлики ухмыляются мне из кофейной чашки.  Если
бы он не принадлежал Эле, я  бы расколошматила эту  штуковину,  на несколько
осколков, не имеет значения на сколько.
     - Он звонил тебе?
     - Нет. Но я знаю его дольше, чем ты.
     Она делает глоток кофе и тянется к сахарнице.
     - Разве ты не можешь представить,  что он захочет  отдохнуть, если  его
уволят сегодня?  И вовсе не после  конфронтации с женщиной, которая  сначала
любит его, потом перестает узнавать, потом снова сближается с ним, но только
для того, чтобы чуть не заколоть его ножом.
     Я опускаю взгляд на глупые смайлики.
     -  Если тебе понадобятся  вещи из дома, я  могу забрать их для тебя. Ты
также можешь звонить сюда, я обеспечу тебе любую
 конфиденциальность, в которой ты нуждаешься.
     Я соглашаюсь со  всем, уступаю по каждому пункту,  выпиваю  свой кофе и
снова  сворачиваюсь  калачиком  на  диване. Притворяюсь  спящей. В  то  утро
мобильник  Элы  звонил три или  четыре раза,  каждый  раз  она  выходила  из
комнаты, чтобы  поговорить. Она разговаривает с Эриком?  Мне так хотелось бы
спросить об этом, но я не решаюсь. Ровно до двух часов я  выдерживаю  это на
диване, а затем моё самообладание закончилось.
     Я принимаю  душ, переодеваюсь,  складываю  все  свои  вещи в  маленькую
дорожную сумку. Такси я вызвала себе еще из ванной.
     - Прости, Эла. Я скажу Эрику, что ты сделала все возможное. Но я должна
увидеть его и извиниться, перед отъездом в клинику.
     Она  качает  головой,  но  не останавливает  меня.  Скорее  всего,  она
позвонит Эрику, как только я закрою за собой дверь.
     Чем ближе добродушный таксист  подвозит меня  к месту  назначения,  тем
больше я  нервничаю. Хочу ли  я действительно увидеть Эрика? Какой  смысл  в
моем  желании извиниться за что-то непростительное? Что  бы я ни делала, это
ничего не изменит.
     Этот страх  быть отвергнутым,  отвращение в его глазах, я осознаю это в
какой-то момент, прямо перед  тем, как мы  сворачиваем на мою улицу. Я боюсь
увидеть на его лице то, что чувствую к
 самой себе. Я даю таксисту слишком большие чаевые в качестве
компенсации  за мое плохое  настроение  и  из  чувства того,  что  могу хоть
немного скрасить кому-нибудь день с их помощью.
     Перед  домом стоит только моя  машина. Конечно, Эрик попал  в аварию на
Ауди. Общий ущерб.
     Моя рука дрожит, когда я достаю ключ из кармана, я
 едва касаюсь замка. Может быть, Эрика там вообще нет. Может быть, они
не выпустят  его до завтра.  Но когда я вхожу  в прихожую, я  вижу,  что его
ботинки  стоят  на  месте,  а  куртка  висит  на крючке.  Дверь  в  гостиную
наполовину  открыта,  и не  дожидаясь момента,  когда  мужество покинет меня
окончательно и я просто поверну обратно, я толкаю ее до упора.
     Эрик сидит  на  диване, глядя прямо  перед собой,  в сторону  двери  на
террасу. Он не  поворачивает ко мне  голову, когда  я  вхожу,  как  будто он
вообще не слышит, моих шагов. Перед ним на  журнальном  столике стоит пустой
бокал из-под виски.
     -  Привет.  Два  слога,  и  звучат  они  жалко.  Как  будто  я  вот-вот
расплачусь.
     Он  не отвечает. Он  тоже  не  сдвинулся с места,  а  просто продолжает
смотреть, туда, где только что начался мелкий дождь.
     Ну ладно. Тогда я скажу то, что должна сказать, а потом исчезну наверх,
в спальню. Держаться подальше от него и с глаз долой.
     - Я знаю, ты не хочешь меня видеть, и я понимаю это, но я действительно
хотела еще раз сказать тебе, как мне жаль того, что случилось.
     Нет, не того, что случилось.
     - Того, что я сделала, - поправляю я себя.
     - Я пыталась понять, что происходило внутри меня, но я просто  не знаю.
Мне ясно, что я нуждаюсь в помощи. Завтра я ложусь в
 психиатрическую больницу и не выйду оттуда до тех пор, пока врачи не
сочтут это верным решением.
     Мой голос становился тверже с  каждым предложением,  но  теперь  спазмы
снова сжимают мое горло.
     - Мне жаль, - беспомощно повторяю я.
     - Все.
     В тот момент, когда я собираюсь отступить,  Эрик  поворачивается ко мне
лицом.
     - Все?
     Это не безобидный вопрос и не мирное предложение. То, как он смотрит на
меня исподлобья, говорит о том, что он хочет чего-то очень конкретного.
     - Да. Я судорожно сглатываю слюну.
     - Конечно.
     - Если это так, то будь так добра, скажи мне, кто это был вчера вечером
в машине позади меня.
     Я не понимаю, что он имеет в виду.
     - В какой машине?
     - В машине, которая вытолкнула меня с дороги.
     Он выпрямляется, поворачивается ко мне всем телом.
 Под правым рукавом его рубашки вырисовываются очертания повязки.
     -  Это был  не простой несчастный случай, Джоанна.  Это  была еще  одна
попытка убить меня. Машина протаранила  меня сначала  сзади, а  затем слева,
пока я не съехал с дороги.
     Он сужает глаза.
     -  Слишком  много совпадений, не так  ли? Сначала ты пытаешься зарезать
меня,  а когда тебе это не удается, кто-то другой  провоцирует автомобильную
аварию. Не прошло и получаса.
     Я  хочу что-то ответить, но не знаю что, я думала, что авария произошла
из-за плохого состояния Эрика.
     - Тебя вытолкнули с дороги? Эла мне этого не сказала...
     - Не прилагай никаких усилий, - прерывает он меня, улыбаясь.
     - Любому идиоту  должно быть ясно, что здесь есть какая-то связь.  И я,
возможно, долгое время был наивен, но теперь мне все ясно.
     У  меня  есть  веская  причина  испытывать угрызения  совести,  но  это
несправедливо.
     - Я не имею к этому никакого отношения, клянусь! Я
 не имею понятия о тех типах, которые хотели вытолкнуть тебя с дороги.
     Эрик смеется.
     -  Даже  если  это  так,  то  что все это  значит? Что  еще  ты  знаешь
наверняка?
     То, что он  прав в  этом,  усугубляет  ситуацию.  То, что  он  говорит,
кажется таким  несправедливым,  но, тем  не менее, это правда. Я не могу его
вспомнить, я  потеряла контроль над  своими  собственными действиями  -  кто
знает, что там еще.
     Внезапно  мне захотелось, чтобы было уже завтра,  и все, что  мне нужно
было  сделать, это лечь на свежезаправленную больничную койку, закрыть глаза
и позволить врачам сделать все, что нужно.
     Я так устала.
     - Если ты действительно веришь в то, что тут сказал, то почему  не  дал
на меня показания? Еще вчера?
     Теперь он опускает глаза и на  мгновение  выглядит таким  уязвимым, что
мне больше всего хотелось  бы подойти к нему и прижаться к нему. Мы были так
близки, на короткое время.
     Но разделительный ров, который  я  прорыла между нами  своим ножом, уже
невозможно  преодолеть.  Если бы  я поддалась  порыву  обнять  Эрика, он  бы
оттолкнул  меня. И  он имел бы  на это полное право.  А пока  он делает это,
используя слова.
     - Я не  дал  на  тебя  показания,  потому  что  у  меня  есть  безумная
потребность защитить тебя. И поверь мне  с каждым днем, я сам нахожу это все
более нелепым.
     Он  смотрит мне  в  глаза, и  в  его  взгляде сквозит холод, которого я
никогда раньше у него не наблюдала.
     - Но, может быть, я все еще делаю это. Чем дольше я
 задумываюсь о том, что произошло, тем яснее мне становится, что, я
прежде всего, должен защитить самого себя.

 
  
 




     Я вижу, как глаза Джоанны увлажняются, хотя  она изо всех  сил пытается
сохранить самообладание. Её оцепенение и безмолвие
 заставляют меня замолчать.
     Почему  я так сказал? Я не собираюсь давать на нее показания. Наверное,
я просто  хотел причинить ей боль, посмотреть  на ее лицо, Убедиться, что ей
больно от того, что я говорю. Потому что я прав,
 и мне тошно от этой правды. . Я... хотел отомстить ей за то, что она
сделала.
     Но, несмотря ни на  что, это было неправильно, я это знаю. И все же мне
было приятно видеть боль в ее глазах. По крайней мере, пока. Теперь уже нет.
Теперь мне кажется, что я подонок.
     Внутренний  голос  побуждает  меня вскочить  и взять Джоанну  на  руки.
Сказать ей, что... что... , ну хоть что-то утешительное. Несмотря ни на что,
передо мной стоит Джоанна, и у нее дела идут хуже, чем когда-либо.
     Другой голос  шепчет мне, что  я  должен убедиться, что она не спрятала
нож за спиной, который она вонзит в меня, как только
 я подойду достаточно близко. Я должен перестать смотреть на неё теми же
 глазами, что и раньше. Она теперь не та, что была неделю назад. Мне
нужно это наконец-то понять.
     - Я понимаю,  -  говорит  она  странно  звучащим  чужим голосом  и тихо
повторяет:
     - Да, я понимаю. В самом деле.
     Я  не отвечаю, я  не могу придумать ничего, что мог бы  сказать.  Может
быть, я тоже боюсь снова выдать  свои  дурацкие  фразы. Кажется,  что  время
застыло в повисшей между нами тишине. Наконец Джоанна
 прервала молчание.
     - Я пойду наверх и лягу.
     Она поворачивается  и  бесшумно  выходит  из  комнаты,  как  призрак. Я
некоторое  время  смотрю на  то  место,  где  она  исчезла  за  углом, затем
откидываю голову и устремляю взгляд в потолок, где нечего рассматривать.
     Пульсация  в плече не причиняет  такой  боли,  как осознание  того, что
между мной и Джоанной  все кончено. Расставание. Оно ощущается как инородное
тело в моей душе, и все же ... оно реально. Уже несколько дней я веду жизнь,
которая мне самому кажется чужой. Теперь эта жизнь ощущается как моя смерть.
Я не знаю, как жить дальше без Джоанны.
     В какой-то  момент я чувствую щекотку в ухе.  Сколько  времени прошло с
тех пор, как слезы навернулись на мои глаза? День назад, или  два? Во всяком
случае, это было по той же причине.
     А до этого? Уже много лет такого не было.
     Мои   глаза  закрываются.   Неудивительно,  учитывая   произошедшее  за
последние несколько дней. Я чувствую, как  медленно погружаюсь в сон. Затем,
внезапно,  появляется  мысль, которая заставляет  меня подскочить. Что, если
Джоанну снова  охватит жажда убийства, пока я  сплю?  Тогда я  окажусь  в ее
власти, буду полностью  беззащитен.  Я  оглядываюсь, дверь  в гостиную можно
запереть,  но  проход  на кухню - нет. Для этого нужна  дверь между кухней и
прихожей.
     По пути я подумал о том,  что у Джоанны не будет возможности что-нибудь
поесть или попить, если я  запрусь.  Я отбрасываю сомнения  в  сторону. Ведь
речь  идет  о  моей  жизни.  Она  может  пить  воду,  которая   должна  быть
предназначена ей.
     Опять эта дурацкая фраза.
     Забаррикадировавшись в своей гостиной-кухне-крепости, я ложусь на диван
и  натягиваю на  себя одеяло, свисающее с мягкой спинки. Пережиток обыденной
жизни.
     Мгновенно сон снова подкрадывается, как вор, который всего на мгновение
спрятался  за стеной моего сознания.  Когда он  почти добрался  до меня,  он
больше не прячется, а обрушивается на меня сверху.
     Сейчас ночь,  и мне требуется некоторое  время, для приведения мыслей в
порядок, чтобы понять, где я нахожусь. Я  лежу  в гостиной. Я с трудом узнаю
предметы вокруг  меня, словно  сквозь  темную вуаль,  бархатисто размывающую
контуры. Стол, шкаф, кресло ... Лучи света
 проникают с террасы через широкие окна.
     Хорошо, я  знаю, где  я,  теперь мне  еще  предстоит  выяснить, сколько
сейчас времени. В любом случае,  я проспал  несколько  часов. Я  слышу  свой
собственный  стон, когда выпрямляюсь  и  смотрю  на  дисплей  приемника.  Он
показывает 6:13.
     Когда  я  заснул?  Должно  быть,  это было  около  четырех  часов  дня.
Четырнадцать часов. Безумие. И все же, не совсем, если учесть, что я всё ...
     Джоанна.
     Была  ли  она в это время внизу? Может быть, меня даже  разбудил стук в
дверь?  Я  включаю  торшер  и направляюсь  к двери  в  гостиную.  Прежде чем
повернуть ключ, я задерживаю дыхание и прижимаю ухо
 к двери. Пытаюсь разобрать звуки с другой стороны. Когда я открываю
дверь, мое сердцебиение учащается.  Все еще держа руку на  защелке, я смотрю
на  пустую прихожую перед собой и вздыхаю с  облегчением. Чего я ожидал? Что
Джоанна набросится на меня, как только я открою дверь? Сумасшедший. Или?
     На мгновение я подумываю о том, чтобы пойти наверх
 и посмотреть, спит ли она, но снова отбрасываю эту мысль. Мне не нужна
новая конфронтация  с ней сейчас.  В девять  я должен  быть в  офисе,  Габор
полагается на меня. По крайней мере, эта часть моей жизни должна вернуться в
нормальное русло.
     В половине восьмого я  сажусь в такси  в  костюме  и новой  рубашке.  К
счастью, я повесил вещи в гардеробе. Я так и не увидел и
 не услышал Джоанну. Хорошо, говорю я себе. Я должен научиться
сопротивляться желанию заботиться о ней.
     Когда  я  вошел в  офис,  мне  встретилось  только  несколько  человек.
Большинство моих коллег приходят на работу только между восемью и  половиной
девятого. Гибкий рабочий график.
     У входа в свой  рабочий  кабинет  я останавливаюсь и осматриваюсь.  Мой
стол  с двумя мониторами  и  стопкой документов  на нем, шкаф  ...  Частичка
нормальной рабочей атмосферы, как если бы моя жизнь не
 была полностью разрушена. Ну, хорошо, теперь профессионализм
востребован.
     Я сажусь за письменный стол и запускаю компьютер. Посмотрим, найду ли я
что-нибудь в локальной сети компании об этом новом
 проекте. Обычно для такого рода вещей создается отдельный каталог, к
которому имеют доступ все заинтересованные отделы и в  котором хранится все,
что связано с этим делом. Я  ничего не могу найти. Либо на самом деле ничего
об этом еще не существует, либо у меня нет  разрешения на этот каталог. Что,
однако, маловероятно,  поскольку  я,  как  руководитель  ИТ-отдела,  наделен
правами администратора ...
     - Тук, тук.
     Я вскидываю  голову  и вижу лицо Надин, которая  лицемерно  улыбается и
пытается скрыть смущение.
     - Доброе утро, - шепчет она, как будто мы только что влюбились.
     - До сих пор оно было таким.
     Я демонстративно отворачиваюсь к монитору.
     - Чего ты хочешь? Нам больше не о чем говорить.
     - Я просто хотела сказать тебе,  что мне жаль того, что произошло у вас
дома. Я ...
     -  Этим  выступлением  ты   окончательно  скомпроментировала   себя,  -
подначиваю я ее, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.
     Она делает два осторожных шага ко мне, разминая при этом пальцы.
     - Я же сказала, что мне очень жаль. Разве  мы не можем просто забыть об
этом? Если хочешь, я также позвоню Джоанне и извинюсь перед ней.
     Я опираюсь  на  столешницу и наполовину выпрямляюсь,  после чего  Надин
немного отступает.
     - Не смей больше звонить и появляться в нашем доме.
     - Хорошо, хорошо ...
     Она делает небольшую паузу.
     - Тогда могли бы мы хотя бы здесь нормально общаться друг с  другом?  В
конце концов, мы работаем вместе.
     В этом она  права, даже если  все  во  мне  сопротивляется  этому.  Она
ассистентка Гейгера, мы часто общаемся. Кроме того ...
     Я неохотно киваю и снова сажусь.
     -  Хорошо, если это  касается работы. И поскольку  мы уже приступили  к
работе, что ты знаешь о новом крупном проекте?
     Надин приподнимает брови.
     - О каком крупном проекте?
     - Феникс или что-то в этом роде. Габор говорит, что это большое дело. Я
прямо сейчас  еду в Мюнхен, чтобы встретиться с  участниками переговоров. Ты
же должна что-то знать об этом.
     -  Нет, понятия  не  имею. Я ничего  не  знаю  о новом крупном проекте.
Правда, Феникс?
     Я  смотрю  на лицо Надин  и решаю поверить ей.  Эта вещь становится все
более туманной. Подготовка переговоров по контракту и
 обеспечение всего необходимого является частью работы Надин. От
бронирования конференц-зала до организации питания и бронирования отелей
 для потенциальных деловых партнеров. Если даже она не в курсе этого
дела ...
     - Это очень  странно, - говорю я больше самому себе. Надин приподнимает
плечи.
     - Это дело не может быть таким важным, иначе я бы что-то знала о нем.
     Я смотрю на это по-другому. Если  сто объектов - это не крупный проект,
то что это такое? Но, может быть, все еще так расплывчато, что Габор пока не
хочет разглашать его? Это имело бы смысл.
 И меня успокаивает то, что я наконец-то нашел правдоподобное
объяснение. Однако в данном случае с моей стороны было глупо рассказывать об
этом Надин.
     - Ну,  это не  имеет теперь значения, - я преуменьшаю значение темы  и,
убедившись, что она больше не придирается, добавляю:
     -  В любом  случае, я  согласен  с  тем,  что  у  нас здесь  нормальные
отношения друг с другом, даже если это личное ...
     Остальное я оставляю недоговоренным.
     - Хорошо, тогда ... я зайду еще раз.
     Она все еще колеблется,  как  будто ждет, что я еще что-нибудь скажу. Я
напряженно смотрю  на монитор. Наконец она отворачивается и выходит из моего
кабинета.
     Без  пяти  девять я сижу в  передней Габора и  наблюдаю, как  Шультхайс
перекладывает  какие-то  бумаги  с одной стороны  стола  на другую.  Ровно в
девять я могу зайти к Габору.
     Он стоит у окна и поворачивается ко мне. В отличие
 от прошлого раза, он не улыбается, а выглядит напряженным. Я пытаюсь
игнорировать нарастающее чувство тревоги.
     - Доброе утро,  Эрик.  Садитесь -  Габор  кивает  в сторону  кресел.  Я
выбираю то же место, что и во время нашего последнего разговора.
     -  Я  попросил  у  компании   по   прокату  автомобилей,  расположенной
неподалеку, предоставить вам автомобиль. Класс Е. Эти люди
 не садятся ни в один из наших маленьких служебных автомобилей. Вы
можете пользоваться своим Audi до тех пор, пока  не найдете ему замену. Счет
за аренду и все квитанции о заправке вы представите позже, мы это возьмем на
себя.
     Он садится  напротив меня и закидывает ногу на ногу.  Габор предоставит
мне роскошный автомобиль до тех пор, пока у меня
 снова не будет собственной машины? И оплатит счета за топливо? В конце
концов, он испытывает угрызения совести и теперь хочет что-то исправить?
 Внезапно мне что-то приходит в голову, и я удивляюсь, что только сейчас
 об этом подумал.
     - Могу я спросить, почему бы вам не отправить своего водителя в Мюнхен?
     Габор непонимающе смотрит на меня.
     - Моего водителя? Как Вы себе это представляете? Я
 бы сам встретил этих людей, если бы Вы не взяли на себя это, как
представитель высшего руководства.  Все остальное  было бы оскорблением  для
этих господ.
     - Странные люди - заметил я.
     -  Однако.  Как  я  уже говорил,  поэтому  чрезвычайно важно,  чтобы вы
прибыли на вокзал вовремя. Эти люди воспримут опоздание,
 как акт неуважения, даже если вы опоздаете даже на минуту. Вам
понадобится около часа, чтобы добраться до Мюнхена, а затем еще  как минимум
тридцать минут, чтобы добраться до центрального железнодорожного
 вокзала. Чтобы иметь резерв, лучше всего отправиться в путь в половине
одиннадцатого.
     - Как я узнаю гостей?
     - Они узнают Вас. На машине есть табличка с именами этих двоих.  Там же
вы найдете информацию о маршруте и точное время прибытия.
     Габор встает  и начинает ходить взад и вперед по  комнате. Он  выглядит
очень нервным, что говорит о  том, что происходящее действительно важно  для
него.
     - Пока вас не будет, госпожа Шультхайс подготовит для  вас документы со
всей информацией о проекте.
     Переговоры начнутся только завтра утром, так что у
 вас есть остаток дня, чтобы ознакомиться с проектом. Первая встреча
состоится завтра после обеда.
     Габор заканчивает своё хождение и садится за стол.
     - Я думаю, это все.
     Это сигнал мне покинуть сцену.
     У двери я снова поворачиваюсь к нему.
     - Большое спасибо, господин Габор.
     - За что?
     - За то, что Вы включили меня в команду, и я приму участие в работе над
проектом. Я уже начал беспокоиться.
     - Приступайте сейчас же. Я рассчитываю на Вас.
     -  Должен  ли  я  взять  такси,  чтобы доехать  до компании  по  аренде
автомобилей?
     - Нет, фрау Балке отвезет вас.
     Как нарочно, Надин. Но на самом деле все ясно. Она
 занимается командировками, вопросами оплаты дорожных расходов и проката
 автомобилей. По дороге мы мало разговариваем, и только по служебным
делам. Слава Богу. В половине одиннадцатого я сажусь в черный лимузин.
     Надин дала мне бейджик с именем и записку с  указанием времени прибытия
и платформы.
     Тринадцать часов одиннадцать минут, 16-й путь. Я с
 трудом произношу два имени на табличке формата А4, они звучат
по-арабски - это  многое объясняет. Прежде всего, те, у кого  есть в наличии
деньги на сотню наших  солнечных электростанций,  стоимость одной из которых
составляет несколько миллионов. И неудивительно, что Габор не
 хочет раньше времени афишировать такую сделку.  При мысли о том, как
трудно ему, должно быть, вести переговоры с этими людьми на равных, я не
 могу удержаться от улыбки. В G.E.E. даже уборщицы являются
исключительно немками. Едва скрываемый  расизм Габора всегда вызывал у  меня
отвращение, иногда настолько сильное, что я с трудом удерживался от
 того чтобы не сказать ему что-нибудь по этому поводу, даже рискуя, что
это  может  стоить  мне  работы.  Интересно,  что при сделках  определенного
масштаба он все же отказывается от своих убеждений.
     Примерно в двадцати  километрах от Мюнхена остановлено движение. Авария
с грузовиком, как я слышу по радио. Полная блокировка. Как нарочно. Я смотрю
на часы. Без четверти одиннадцать. Мой
 телефон лежит на центральной консоли. Если ничего не поможет, я смогу
позвонить Габору. Но я сделаю это только в случае крайней необходимости.
 Еще есть время. В двенадцать я начинаю нервничать. Я не продвинулся ни
на метр. Снова и снова я беру телефон и убеждаюсь, что он по-прежнему хорошо
принимает, и я могу позвонить,  если  возникнет необходимость.  Когда  я уже
собираюсь положить устройство обратно, раздается  звонок. Я вижу имя Джоанны
на  дисплее  и не  знаю,  что делать. После  четвертого  звонка я,  наконец,
отвечаю.
     - Да?
     Проходит три-четыре секунды, сопровождаемые тихим фоновым шумом.
     - Ты просто ушел. -
     Ее  голос  тихий  и  беззащитный.  Я  борюсь с  тем,  что  хочет  снова
проявиться во мне.
     - Да, - отвечаю я.
     Ничего другого на ум не приходит.
     - Как ... с тобой все в порядке? Как рука?
     - В соответствии с обстоятельствами.
     Я хочу  закончить  разговор как можно скорее,  ситуация заставляет меня
достаточно нервничать, я не могу и не  хочу сейчас  вдаваться  в подробности
Джоанны.
     - Ты скажешь мне, где ты?
     Мой вздох звучит более раздраженно, чем я хотел.
     -  Еду в  машине  по  делам  фирмы в Мюнхен на  вокзал,  чтобы  забрать
нескольких  важных людей.  Но  это если мне  повезет и  эта дерьмовая пробка
рассосется вовремя.
     - Хорошо.
     Теперь её  голос  звучит деловито,  без  следа испуга. Она  никогда  не
реагировала уступчиво на мое плохое настроение.
     - Тогда я больше не хочу тебя задерживать. Удачной поездки.
     Вот так поездочка.  Повсюду на шоссе между неподвижными  машинами снуют
люди.  Я тоже  выхожу и  беру  с  собой  телефон.  Двадцать  минут  первого.
Проклятье.  Мне  нужно  позвонить Габору и  сказать  ему, что я  не  успеваю
приехать  вовремя. Он взбесится и, вероятно, снова выгонит  меня из проекта.
Вот и все, тогда. Ладно,  еще несколько минут.  Меня прошибает пот, несмотря
на  то,  что на  улице далеко  не  тепло. Если арабы действительно воспримут
опоздание как  оскорбление,  возможно, весь  проект  провалится  из-за меня.
Габор неоднократно указывал мне, как важно
 быть там вовремя.
     Я снова забираюсь в машину, скольжу по сиденью. Черт возьми,  я  должен
позвонить прямо сейчас. Я выбираю его имя из адресной книги, уже держу палец
над кнопкой вызова ... и снова отдергиваю его.
     Четыре  минуты  до  половины  первого,  и  движение  восстанавливается.
Аллилуйя.  Я  все  еще  могу это  сделать,  если сейчас  не возникнет  новое
препятствие. Ничто  не  может  помешать, я действительно  пережил достаточно
дерьма за последние несколько дней.
     Но на окраине Мюнхена дела снова идут под откос. Осталась двадцать одна
минута. Я плетусь от светофора к светофору, ругаюсь,  бью  по рулю.  Почему,
черт возьми, эти идиоты не едут на автомобилях? Неужели сегодня ходят только
пациенты с ампутированными конечностями? Наконец, все немного ускоряется. До
следующего красного света. Одна минута первого. Я в цейтноте. Но, Боже  мой,
не станут же они
 стоять в очереди, если я опоздаю на три-четыре минуты. Если поезд
вообще придет  вовремя. Точно, когда поезд немецких железных дорог прибывает
вовремя с точностью до минуты?
     Десять  минут  второго.  Я  сворачиваю на  дорогу,  ведущую к  вокзалу.
Последний поворот, я уже вижу впереди большое здание.
 Осталось всего две-три сотни метров, затем я добираюсь до парковки и
действительно нахожу  местечко  возле  входа.  Я хватаю таблички  с именами,
выпрыгиваю из машины - двенадцать минут второго - и бегу в здание. Почти
 вовремя. Я чувствую, как во мне зарождается чувство счастья ...
     Затем мир рушится.




     Снова ночь и я ужасно плохо сплю.  Вздрагиваю каждые  полчаса, и каждый
раз проходит целая вечность, прежде чем бешеный
 стук моего сердца успокаивается. Спит ли Эрик? Здесь ли он вообще?
Может быть он позвонил Надин, чтобы она забрала его Серебристого Ауди больше
не  существует. В ее лице у  него  был бы  всегда готовый  союзник,  который
охотно подтвердил бы ему, что он поступил  бы правильно, если  бы как  можно
скорее вытолкнул меня из своей жизни.
     Я могла бы спуститься вниз и посмотреть, здесь ли он до сих пор.
     Встать  и  двигаться  -  это  хорошо. Сначала  я пробираюсь в  кабинет,
который иногда приходится использовать как гостевую  спальню, и проверяю, не
улёгся ли Эрик на диване. Но комната пуста. Значит, он в гостиной. Или ушел.
Тошнотворное чувство, с которым я
 спускаюсь по лестнице, воскрешает во мне тот вечер неделю назад, не
больше недели назад, когда я  впервые увидела Эрика.  Во всяком случае,  как
мне помнится.
     Я пробираюсь к двери в гостиную. Закрыта. Как и дверь на кухню. Так что
он все еще здесь, и он достаточно умен, чтобы обезопасить  себя от маньячки,
размахивающей ножом.
     Может быть, по  крайней мере,  он сможет поспать. Я ловлю  себя на том,
что поглаживаю дерево двери гостиной. Мне бы хотелось
 на другую сторону. В объятиях Эрика, или в объятиях кого-нибудь, кому я
 небезразлична и кто может убедить меня, что все будет хорошо.
     Возможно, завтра.  По  крайней мере,  Эрик все  еще  там и  у нас  есть
возможность  вместе позавтракать,  поговорить.  Если я даже смогу посмотреть
ему в глаза, мне никогда не было так стыдно.
     В прошлый понедельник я бы все отдала за то, чтобы
 выгнать этого незнакомого мужчину из своего дома. Теперь мысль о том,
что он действительно может уйти, причиняет боль.
     В конце концов, если кто-то и манипулировал мной в этой ситуации, то он
совершил выдающееся достижение.
     Я обдумываю разумные слова, с  которыми я  могла  бы  начать завтрашний
разговор с Эриком. Должно быть, я заснула из-за этого,
 потому что в следующий раз, когда я просыпаюсь, уже светло. На
будильнике уже восемь часов.
     Снова спускаюсь по лестнице. Я  надеюсь, что Эрик уже проснулся и двери
открыты ...
     Да, все двери широко открыты, но Эрик не просто проснулся, он ушел.
     Я не знаю, почему я не ожидала этого. Для меня не было никаких сомнений
в том, что сегодня он пощадит себя и отдохнёт. Но,
 судя по всему, для него было важнее уехать отсюда.
     Может быть, он в полиции и даёт на меня показания.
     Я  включила  кофе-машину, даже не заметив  этого, долила свежей  воды и
достала из шкафа кофейную чашку. Мое тело делает всё это автоматически, в то
время как мои мысли находятся в другом месте. Было  ли то же самое с ножом в
прошлый раз?
     Нет. Одна часть меня  впала  в столбняк и  была способна выполнять лишь
функции  пассивного  наблюдателя,  а другая - чрезвычайно активна для этого.
Это было не то же самое чувство. Не это ... Я чувствовала отстраненность.
     Искать  клиники.  Сегодня  это  самое  главное.  Я  беру  свой  кофе  и
поднимаюсь в рабочий  кабинет, включаю компьютер и ищу в  Google специалиста
по амнезии в Германии.
     Большинство   результатов  выпадает  на  профессора,  доктора  Хендрика
Луттгеса из Гамбурга, который на протяжении десятилетий
 занимается исследованиями памяти.
     Гамбург. Там ни Эла не сможет  навестить меня, ни Дарья, моя коллега из
фотостудии,  ни...  Эрик.  Все остальные люди, с которыми я познакомилась  в
Германии,  в  любом  случае  не принадлежат к  числу  тех, кому  я  могла бы
признаться даже в половине своих проблем.
     Но - я могла бы  попросить профессора  Луттгеса приехать в  Мюнхен.  За
деньги, конечно.  Я  профинансирую его  следующий исследовательский  проект,
если он выяснит, что со мной не так.
     Момент. Стоп. Такое впечатление, что  я мыслю, как  мой  отец. Проблемы
решаются с помощью денег,  всегда.  В конце концов, у нас этого больше,  чем
чего-либо еще. Одна из причин, по которой я приехала в Германию, заключалась
именно в том, что меня постоянно тошнило от этой философии.
     Но сейчас было бы глупо не воспользоваться всеми возможностями, которые
у меня есть. Или?  Я ищу в Интернете  других  экспертов - в Билефельде  тоже
есть кто-то, но и это не близко.
     Должна ли я просто довериться какому-нибудь  неврологу? Или  психиатру?
Должна ли я все-таки принять предложение Элы и
 пройти курс лечения в ее клинике?
     Я  кладу  руки  на лоб  и закрываю глаза. Я  все еще слишком привыкла к
тому, что другие люди пытаются вытащить меня из беды,
 теперь это мстит мне. Но я могу это сделать и сама. Мне просто не
следует торопиться.  В конце концов, если Эрик действительно ушел, я не буду
так спешить.
     На мои  поиски и  чтение нескольких  сложных специализированных  статей
ушло более часа; кофе, к которому я едва притронулась, уже остыл.
     Итак, снова вниз,  сделать что-то новое. При  этом мне с трудом удается
оторвать взгляд от своего телефона.
     Я  хотела  бы поговорить  с  кем-нибудь,  сейчас,  немедленно. Есть  ли
горячая линия для пациентов с амнезией?
     С телефоном и кофе я  опускаюсь на диван в гостиной,  и это оказывается
ошибкой. Одного этого места достаточно,  чтобы  снова  представить вчерашнюю
сцену.  Эрика,  который  высказывает  мне все свое  обоснованное  недоверие.
Обвиняет меня в том, что я наняла киллеров. Что я и могла бы себе позволить.
Фраза повисла в воздухе невысказанной.
     Играли  ли  деньги  какую-то  роль  в  наших  взаимоотношениях  раньше?
Подчеркивала ли я,  что обладаю очень  большим состоянием,  которое  слишком
велико  для  одного  человека?  Я ли  оплачивала счета в  ресторане или  он?
Расплачивались  ли  мы   отдельно?   Всегда  предполагая,  что  это  прошлое
действительно существовало. Я включаю  телевизор, я сыта по горло от тупиков
в моей голове. Первый канал  показывает  мультфильмы, второй  - одно из  тех
неизбежных  интервью политиков, от которых перед выборами никуда не деться в
Германии, как и в
 Австралии. Я дергаюсь, пока не нахожу документальный фильм о животных -
 о воспитании осиротевших детенышей выдры. Просто смотреть и не думать
при этом - это хорошо.  За выдрами следует передача  о пингвинах.  Мои мысли
начинают  блуждать. Ровно половин  первого. - Может, Эрик еще  раз  поехал в
больницу  на  перевязку? Мобильный телефон  лежит передо мной  на журнальном
столике,  и  я,  не  долго думая, набираю имя Эрика в контактах.  Если он не
захочет со мной разговаривать, ему не надо отвечать на  звонок. Гудок. Один,
второй, после третьего гудка шум. Соединение.
     - Да?
     - Ты просто ушел.
     Я стараюсь, чтобы это не звучало как упрек, но сейчас мне кажется,  что
я боюсь оставаться дома одна. О, боже
     - Да.
     - Как ... с тобой все в порядке? Как твоя рука?
     - В зависимости от обстоятельств.
     Кажется, звонок был плохой идеей. Я просто пытаюсь
 подобрать слова, и Эрику явно не хочется со мной разговаривать.
Возможно, он уже на обратном пути и скоро вернется сюда.
     - Скажешь мне, где ты?
     Он вздыхает, как  будто ему только что задали вопрос,  которого ему все
еще не хватало.
     - В машине. Я еду  в  Мюнхен на вокзал, чтобы забрать нескольких важных
людей. Это в том случае, если эта дерьмовая пробка рассосется вовремя.
     По интонации, это звучало примерно  так:  "Не хватало еще  и  тебе меня
раздражать". Но вслух, это высказано не было.
     - Хорошо.
     В конце концов, моя совесть теперь чиста.
     - Тогда я больше не хочу тебя задерживать. Удачной поездки.
     Разговор не принес  ничего хорошего,  скорее наоборот, но  я приписываю
это себе. Чего же еще я ожидала?
     Я откидываюсь  на спинку дивана и готова провести весь  день в компании
документального  канала. Не надо думать.  Не надо принимать никаких решений.
Только   что  началась  новая  передача,  и  она  неожиданно  тронула  меня.
Документальный фильм о динго в Новом Южном Уэльсе.
     На  родине.  Картины  австралийских  гор  и  национального парка  Стерт
пробуждают во мне жгучую тоску по дому впервые
 за несколько месяцев. Прав ли мой отец? Действительно ли я привязана к
этому месту? Я едва знакома с пейзажами, проносящимися мимо меня  на экране,
но, тем не менее, они кажутся такими знакомыми. Здесь, напротив,
 я все еще чувствую себя чужой, если быть полностью честной с самой
собой.  Особенно  в  моей  нынешней  ситуации.  Внезапно  я  понимаю, с  кем
действительно хочу поговорить.
     В Мельбурне сейчас половина одиннадцатого вечера.  Уже поздно, но я все
равно хочу попытать счастья. Если есть  один человек, который будет рядом со
мной, то это будет он. После четвертого гудка, соединение устанавливается.
     - Алло?
     - Мама. Я чувствую  такое облегчение, что едва не начинаю плакать. Нет.
Плохая идея. Она не должна волноваться.
     -  Привет, золотце! Как я рада тебя слышать. Она  больше не переходит с
английского  на  немецкий без особых  усилий,  появляются  короткие  паузы и
легкий мягкий акцент. Может быть, это из-за позднего часа, может быть, из-за
того, что она так редко говорит на своем родном языке.
     - Как у тебя дела? - Я стараюсь, чтобы это звучало весело.
     - Все ли у вас в порядке?
     -  О  да.  Мы,  конечно,  скучаем  по  тебе, очень даже  скучаем, но  в
остальном у  нас все  в  порядке.  Показатели  артериального давления у папы
наконец-то вернулись в норму, и я скоро выступлю с докладом о своих проектах
на конгрессе по вопросам питания в Сиднее. Разве это не ... потрясающе?
     - Это замечательно, мама.
     - Но теперь расскажи, как дела у тебя? Что нового?
     Позавчера я чуть не зарезала кого-то. Мысль о том,
 как отреагировала бы моя мама на такое открытие, вызывает во мне почти
истерический смех.
     - Нормально. Действительно. В настоящее время я  не  совсем здорова, но
...
     - О горе, да, немецкая осень.
     Она вздыхает, это звучит тоскливо.
     -  Тебе просто  нужно утеплиться,  золотце, в конце концов,  купи  себе
несколько шикарных курток.
     - Я так и сделаю.
     Если я  сейчас  же не  расскажу,  в чем дело, мы  углубимся  в светскую
беседу.
     - Скажи, мама, могу я тебя кое о чем спросить?
     - Конечно.
     -  Были ли  у меня  когда-нибудь проблемы с памятью  раньше?  Провалы в
памяти?
     Между нами тысячи километров, но я точно знаю, как
 выглядит ее лицо сейчас, в те три-четыре секунды, что она молчит.
     На лбу образовались задумчивые складки, губы чуть поджаты. Она в равной
степени пытается найти ответ на мой вопрос и объяснить себе, почему я вообще
его задаю.
     - Нет,  Джоанна. Напротив, у тебя всегда память  была лучше, чем у всех
нас. Помнишь, в тот день, когда папа забыл код для нового домика у бассейна?
Ты  была единственной, кто мог это запомнить, хотя набирала  его всего  один
или два раза, и, в конце концов,
 он состоял из шести цифр. Или тогда, в отеле в Сиднее...
     Я позволяю ей говорить, пусть она выуживает из памяти  один  анекдот за
другим. Скоро речь пойдет уже не о моей памяти, а
 просто об общих воспоминаниях. Красивые, знакомые образы из мира, где я
 считала себя неуязвимой.
     Маме нравится этот разговор,  я это  знаю. С папой  она не  говорит так
подробно, для этого ему слишком нравится слушать, как
 она говорит сама.
     В конце концов, в какой-то момент я все-таки прерываю ее.
     -  Я рассказывала тебе когда-нибудь за  последние несколько месяцев  об
Эрике?
     - Нет.
     Она не задумывалась над этим ответом ни на секунду.
     - Почему? Кто это?
     - Не важно. Больше не важно.
     - Ага.
     Редко кто вкладывает  столько любопытства всего в три буквы.  Возникает
короткая пауза.
     - Было бы хорошо, если бы ты вернулась домой, Джо,
 - нерешительно говорит мама. Она знает, что я не хочу, чтобы меня
уговаривали сделать это.
     -  Германия все еще может оставаться для тебя второй родиной, ты можешь
проводить там  несколько  месяцев каждый  год, может быть,  я даже  приеду с
тобой один раз.
     Я ничего не говорю, поэтому она поспешно повторяет то, чего я боялась.
     - Без тебя мы не чувствуем нашу семью  полной, особенно папа.  Он очень
страдает от того, что не видит тебя.
     Я не могу удержаться  от фырканья.  В  лучшем случае он страдает  из-за
того, что  я не нахожусь в  его  непосредственной сфере влияния  и  могла бы
принимать собственные решения, противоречащие его интересам.
     - Я не хочу тебя ни в чем убеждать.
     Теперь её голос звучит негромко, и мне очень жаль её.
     - Но ты  же знаешь, как бы мы были рады,  если бы ты снова была  с нами
...
     Я слушаю теперь вполуха, потому, что мой взгляд  случайно упал на экран
телевизора. Бегущая новостная лента  объявляла  о  специальном выпуске через
пять минут.
     -... только что поговорила с Джаспером и Эшли, которые сердечно...
     - Прости, мама.
     Я  читаю  то,  что  написано  на   вкладках,  которые  скользят   мимо,
перечитываю это снова и снова. Не могу и не хочу в это поверить.
     - Я должна остановиться. Мне очень жаль.
     Я прерываю связь, не говоря больше ни слова,  и  в этот момент смартфон
выскальзывает у  меня из  рук. Я оставлю его лежать. Подхожу  к телевизору и
встаю перед ним на колени.
     Новостная лента все еще работает. И вот появляются первые фотографии.




     Оглушительный взрыв, что-то бросает меня на землю,
 сжимает мои легкие, затрудняет дыхание. Воздух ... Мне нужен воздух.
Чувствую  колющую   боль.  На   спине,  на  плече,   везде.  Дождь  осколков
захлестывает меня,  причудливый дождь разрушения. Я  сворачиваюсь калачиком,
прикрываю голову  руками.  Внезапно  это  прекращается.  Короткое  мгновение
глухой тишины, затем хаос. Крики, вопли, хруст и грохот. Облака черного дыма
вокруг меня, осколки стекла и  обломки предметов. И везде пыль. Она забивает
мне нос и горло, позывы к кашлю невыносимы, и я
 поддаюсь ему. Лежу, кашляя, задыхаясь, стараясь дышать и пытаясь
понять, что произошло. Взрыв, может газ... может бомба?
     Я должен уйти отсюда. Покинуть здание. Может быть,
 последуют еще взрывы? Осторожно поднимаю голову. Мир теперь состоит
только из пыли, серой и мрачной. Между ними кошмарные сцены.
     Причудливые фигуры появляются словно из ниоткуда, изгибаясь, пробираясь
по обломкам несуразными движениями.  Некоторые спотыкаются, другие пробегают
мимо, некоторые снова падают, плача ... И эти крики. Отовсюду. Некоторые,  в
непосредственной близости от меня.
     Кто-то спотыкается о мою ногу и падает на землю рядом со мной. Мужчина.
Покрытый пылью. Он стонет, с трудом поднимается и
 продолжает идти дальше сильно хромая.
     Я подтягиваю ноги, двигаю руками. В моей голове  одна  мысль, большая и
важная: я  должен выбраться  отсюда. Медленно  выпрямляюсь, наконец,  встаю,
пошатываясь,  среди  осколков  битого стекла, бетонных и деревянных обломков
...
     Рядом  со мной мужчина.  Серая  пыль на пальто и волосах,  лицо  усеяно
мелкими  темными  пятнами. Он  смотрит на обломки широко раскрытыми от ужаса
глазами. Неподвижный. Растерянный. И отовсюду
 эти ужасные крики. Совсем рядом со мной раздается женский крик.
     - О Боже! О Боже мой!
     Все больше и больше людей выползают из-под обломков. Я вижу кровь на их
руках и ногах. Другая женщина натыкается на
 меня, ее лицо представляет собой сплошную серую поверхность. Ее платье
разорвано,  на предплечье зияет длинная темная рана. Черная кровь. Все здесь
черно-серое. Взрыв обесцветил все краски мира.
     Ноги женщины  подгибаются. Я  делаю  шаг  к ней  и пытаюсь ее  поймать,
цепляюсь за  что-то и  падаю вместе с ней  на землю.  Боль почти лишает меня
чувств. Рана на плече ...
     Женщина приземляется на меня.
     - Всё в порядке? - бессмысленно спрашиваю я, выбираясь из-под нее.
     - Герхард. Мой... мой муж - Её голос звучит хрипло.
     - Я проводила его до поезда.
     Мне удается прийти в себя. Мой  взгляд падает на ее окровавленную руку.
Она смотрит мимо меня туда, где выход.
     Единственное яркое пятно в этом сером аду пыли.
     - Я хочу уйти, пожалуйста.
     Я помогаю ей встать. Когда мы это сделали, она уходит, не сказав больше
ни слова, и через несколько секунд исчезает из виду.
     Я  должен  пойти  за ней.  Прочь  отсюда.  Зал  наполняется  отчаянными
криками, стонами и снова  и снова  ужасающими  криками боли - в том числе  и
совсем рядом со мной.
     Мужчина корчится на земле примерно в десяти метрах
 от меня. Он обхватывает свое бедро, остальная часть его ноги не видна в
 этом хаосе. Какая-то фигура, наклонившись, протискивается мимо него, не
 обращая на него никакого внимания. Никто не заботится о нем. Рядом с
ним валяются обломки  больших  информационных табло. Позади, среди  обломков
рухнувших  стен,   пылает  огонь.  Где-то  там  начинаются   железнодорожные
платформы. Там,  кажется,  произошел взрыв.  Я подхожу к кричащему  мужчине,
перелезаю через массивную деревянную балку, соскальзываю  и чувствую сильный
удар, разумеется снова, по поврежденной руке.
     Какого черта я, собственно говоря, здесь делаю? Там, впереди, произошел
взрыв, все люди выбегают оттуда. Возможна утечка
 газа, который мгновенно снова загорится? Мне также следует позаботиться
 о том, чтобы я как можно скорее выбрался из здания.
     Но ... мужчина. Его крик выворачивает душу. Кажется, его нога зажата, я
должен  хотя  бы  попытаться  ему  помочь. Через несколько метров мне  снова
приходится перелезать через камни и сломанные
 деревянные балки. Приступ кашля скручивает мое тело, выводя меня из
строя на несколько минут. Только когда я добираюсь до мужчины, я обнаруживаю
нижнюю часть его ноги. Она лежит в двух метрах от него, нога
 обута в коричневый ботинок.
     Я никогда раньше не видел отрубленных конечностей,
 но сейчас меня ни в коем случае не должно тошнить. Этот человек,
кажется, вообще меня не замечает. Его руки сжимают обрубок ноги, осколки
 костей в ужасной ране мрачно блестят. Жизнь медленно уходит из него
вместе  с вытекающей  кровью. Ногу надо перевязать, я видел  такое в фильмах
десятки  раз.  Я вытаскиваю  ремень из брюк и становлюсь на  колени рядом  с
хнычущим мужчиной. Кажется, он понимает, что я хочу ему помочь. Я
 поднимаю руку с ремнем и не знаю, в каком месте его надо затянуть. Это
уже не дурацкий фильм, а реальность.
     - Я помогу Вам, - бормочу я.
     - Вы должны отпустить вашу ногу, чтобы я мог ее перевязать.
     Никаких  признаков  того, что  он  меня  понял.  Его  руки  по-прежнему
судорожно сжимают бедро. Что мне теперь делать? Как мне
 следует ...
     Кто-то кладет мне руку на плечо и сжимает.
     - Вы врач?
     -  Нет, - отвечаю  я,  еще до того,  как вижу, кто стоит позади меня. Я
оборачиваюсь  и  с  облегчением  обнаруживаю   оранжево-серебристую   куртку
фельдшера.
     - Тогда отойдите, я позабочусь о нем.
     Мужчина еще молод, я  вижу ужас на его лице и ощущаю в голосе.  Хотя он
пытается казаться опытным.
     - Вы сами ранены?
     Я то?
     - Нет, ничего серьёзного, я...
     -  Тогда покиньте здание.  Мои коллеги скоро прибудут к зданию вокзала,
чтобы позаботиться о Вас. А сейчас, пожалуйста, уходите.
     - А что все-таки  случилось? -  спрашиваю я,  не  рассчитывая, что этот
молодой парень знает.
     - Понятия не имею. Взрыв, больше я ничего не знаю. Пожалуйста, уходите.
     Я пытаюсь встать,  но мне это не  сразу удается. Мужчина крепко сжимает
мое плечо, прямо на ране. Я издаю крик, после чего он убирает руку.
     - Вы все-таки ранены?
     - Нет ... вообще-то да, но не здесь.
     Пока я с трудом выпрямляюсь, фельдшер уже стоит на
 коленях рядом с мужчиной, мельком глядя на окровавленный обрубок, а
затем роется в своей сумке.
     Я  смотрю  на железнодорожные  пути. Пыль продолжает оседать, видимость
становится  все лучше и лучше. Поблизости, разбитый продуктовый киоск, рядом
с  ним, на полу,  несколько  неподвижных  тел,  некоторые  в  неестественных
скрюченных позах.
     Еще  дальше начинаются платформы. Или  то, что от  них осталось. Я вижу
только  их часть, но  картина, которую  я вижу  там, ужасна.  Почерневший от
копоти, помятый  локомотив компании  ICE лежит  наискось над платформой,  из
кабины машиниста вырывается пламя.
     Огромная стальная балка  упала на локомотив,  заставив  его прогнуться,
как консервную банку. В некоторых местах  обшивка разорвана. Отовсюду торчат
изоляционные  материалы  и  кабели,  напоминающие  разорванные  человеческие
органы и жилы. Повсюду разбросаны части багажа и предметы, которые я не могу
идентифицировать.   И   человеческие  тела.  Некоторые   из   них  движутся,
большинство из них лежат неподвижно. Как мертвые. Я хочу отвернуться и выйти
из здания, как мне сказал фельдшер, но что-то мешает мне это сделать. Только
когда кто-то появляется рядом со мной и торопливо кричит мне, чтобы я быстро
вышел на
 улицу, я могу оторвать взгляд от этой ужасной сцены. Тем временем, мимо
 меня пробежал человек в форме железнодорожной полиции.
     Когда  я  оглядываюсь  в  последний  раз, я вижу,  как молодой фельдшер
поспешно  бросает  свои вещи в сумку скорой  помощи.  Человек рядом с ним на
земле больше не двигается. Его глаза закрыты. Мне
 не нужно спрашивать. Я знаю, что он мертв.
     С  осознанием  этого поле обломков  вокруг меня начинает раскачиваться.
Тело фельдшера также теряет свои четкие контуры,
 все звуки становятся приглушенными. Дальше только темнота.
     - Очнулись? Вы меня слышите?
     - Да,  - хочу сказать  я,  но  думаю,  что  я  просто думаю об этом.  Я
открываю глаза. Картина, которая предстает передо мной,
 размыта. После того, как я несколько раз моргаю, картина вроде бы
проясняется, но  становится более запутанной. Лицо прямо передо мной кажется
огромным.  Перспектива   странная.  Взволнованно  смотрящие  на  меня  глаза
принадлежат фельдшеру, его голова нависает надо мной.
     Как только  я  пытаюсь  приподняться,  окружающая среда  тут  же  снова
начинает   раскачиваться.   Я  быстро  закрываю   глаза,  выжидаю  несколько
мгновений, открываю их снова. Лучше.
     - Вы потеряли сознание, - объясняет мне мужчина.
     - Теперь Вам лучше?
     Он помогает мне подняться. Я ищу раненого человека.  Мертвого человека.
Он лежит в двух метрах от меня. Фельдшер замечает мой взгляд.
     - Больше я ничего не мог сделать, - объясняет он и выпрямляется.
     - Он потерял слишком много крови. Я... я должен идти дальше.
     - Да, - соглашаюсь я.
     Он взваливает на плечо свою сумку и идет к платформам.
     В зал прибывает все больше медицинских работников,
 пожарных и полицейских. Замедленная съемка, в которой все происходило
сразу  после  взрыва,  уступает  место посткатастрофической,  организованной
деятельности спасателей и бригад скорой  помощи.  Многие другие люди  вокруг
меня тоже направляются к выходу. Грязные,  залитые кровью, искаженные ужасом
лица. Мимо нас пробегает плачущий подросток. Пожарный с
 безумными красными пятнами на лице бросается ко мне, говоря, чтобы я
шел  быстрее.  Вскоре мне  приходится ждать  у  входа, потому, что несколько
человек в форме втаскивают большой ящик. Наконец я делаю глубокий вдох, и
 хотя мои легкие горят, я уверен, что, никогда не вдыхал ничего более
приятного.  Кто-то  накидывает мне  на плечи  одеяло и  тянет меня за собой,
разговаривая  со  мной. Я  не понимаю,  что  он  говорит, мой разум не может
настроиться на его слова. Затем меня мягко толкают вниз, я сижу на маленькой
оградке.  Ко  мне  протягивается  рука.  Она  держит  в  руках   пластиковый
стаканчик.
     Я принимаю его и поднимаю голову, передо мной стоит женщина.
     - Как у вас дела? Вам больно? Вы ранены?
     Она хорошенькая.  В своей чистой  белой одежде она  представляет  собой
абсурдный контраст с интерьером вокзала. Ангел в аду.
     - Всё нормально. Вы знаете, что произошло внутри?
     -  Никто пока не  знает наверняка. Могу  я оставить Вас на минутку? Нас
здесь по-прежнему слишком мало.
     - Да, спасибо. Я справлюсь.
     Она кивает мне и отворачивается. Я пытаюсь понять,
 что произошло там, внутри. Этот мужчина не выходит у меня из головы. Я
вижу его перед собой,  кричащего от боли, вцепившегося руками в культю ноги.
Я бы не поверил, что  человек может  так  кричать.  Внезапно  в моей  голове
возникает Габор. И причина, по которой я здесь, два араба. А что с
 ними? Я опоздал на несколько минут ...
     Я опоздал на несколько минут.
     Если бы я был вовремя, я бы стоял прямо там, где произошел взрыв.  Если
бы я был так пунктуален, как настойчиво внушал мне
 Габор. Мне становится плохо. Еще я больше догадываюсь, чем могу
выразить словами,  откуда  взялась внезапная  тошнота.  Я был на волосок  от
верной смерти  и чудом избежал  ее, потому что не  был там, где Габор хотел,
чтобы я был, во время взрыва.
     Я  встаю, чувствую,  как одеяло  сползает с моих  плеч.  Меня  это мало
волнует. Что-то  смутное,  неясное  поселилось  в моих  мыслях.  Что-то, что
делает их замедленными. Я повинуюсь  внутреннему голосу, который приказывает
мне покинуть это место.  И я должен оставить машину, которую предоставил мне
Габор.  Этот голос кажется чужим, но он кристально чистый и авторитетный.  Я
оставляю позади  автостоянку, на которую  теперь  постоянно  прибывают новые
машины скорой помощи  и  люди. Никто  не  обращает  на меня внимания. В этот
момент  никому не  приходит в голову  беспокоиться  о тех, кто может  ходить
самостоятельно.
     Голос  в моей  голове  вещает  мне  о  неисправной газовой колонке и  о
попытке  вытолкнуть меня с дороги.  А затем он повторяет содержание  письма,
которое я случайно увидел в записной книжке
 Габора:
     Центральный  вокзал  Мюнхена,  18  октября. 13:10  ч.  Более  подробная
информация будет позже.
     Ни  о  каких  переговорщиках,  прибывающих  туда, речи  не идет. Просто
указание времени. Точное время, когда произошел взрыв.




     Это  Мюнхен.  Это железнодорожный  вокзал.  Я  стою  на  коленях  перед
телевизором,  как  перед  алтарем, и  смотрю  на  изображения,  не  в  силах
осмыслить происходящее.
     Камера фиксирует шатающихся, покрытых пылью людей,
 работников экстренных служб и полуразрушенное здание. Все это в
мерцающем  синем свете. Журналист,  стоящий  перед  станцией, изо  всех  сил
пытается перекричать сирену, воющую на заднем плане.
     - Пока ничего не известно, только то, что было, по
 крайней мере, два взрыва, которые потрясли и частично разрушили главный
 железнодорожный вокзал Мюнхена. Есть много раненых, и, судя по всему,
что мы узнали до сих пор, есть и погибшие.
     Мужчина уворачивается от  двух санитаров с носилками, которые  проходят
позади  него. Очевидно, что ему требуется приложить немало усилий для  того,
чтобы продолжать смотреть в камеру.
     Погибшие. Я изо всех сил пытаюсь дышать. Эрик  ехал на  вокзал Мюнхена,
он чертовски спешил...
     Мой телефон до  сих пор лежит на полу, я с трудом могу его поднять, так
сильно  трясутся руки. Лишь со второго раза, мне удается позвонить  Эрику по
последнему телефонному вызову.
     Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста, ответь. Для установления соединения
требуется время. Только это не соединение с ним.
     Нужный  номер телефона  в  настоящее время  недоступен. Этого не  может
быть, этого не должно быть. Но, вероятно, это
 просто из-за того, что сеть перегружена, потому, что все пытаются
связаться  с семьей  и  друзьями.  Успокоить.  И наоборот, все  родственники
стараются дозвониться  тому, кто  предположительно оказался  на вокзале. Так
же, как и я.
     Ещё раз. Ожидание. Никаких негативных мыслей, никаких страшных картин в
голове.
     Нужный номер телефона в настоящее время недоступен ...
     Если  это  не связано с сетью,  то  это связано  с  самим  мобильником.
Разбитый, он лежит под обломками камней вместе со своим владельцем.
     Нет. Я не должна так думать. Потому что это не так. Потому что так быть
не может.
     Еще одна попытка. Тот же  результат. Пока я набираю номер Эрика снова и
снова, прямая
     трансляция продолжается, красная новостная лента объявляет: Специальная
передача: Взрыв на вокзале Мюнхена +++ Число жертв пока не определено +++ Не
исключен террористический акт.
     После десятого или пятнадцатого звонка я сдаюсь.  Подползаю еще ближе к
телевизору  и пытаюсь найти Эрика  среди бегающих и суетящихся людей. Многие
поддерживают  друг друга, почти все  плачут, но  они  слишком  далеко, чтобы
можно было различить лица. Где-то на заднем плане душераздирающие крики.
     - Мама! Я хочу к своей маме!
     Затем снова репортер, который держит свое бледное лицо перед камерой.
     - Мы только что получили новую информацию. По всей
 видимости, один из взрывов произошел прямо на железнодорожном полотне, в
 непосредственной близости от ICE 701009, который прибыл из Гамбурга
несколькими секундами ранее. По сообщениям  очевидцев,  взрыв, должно  быть,
был мощным и разрушил не только поезд, но и большую часть здания вокзала.
     На  заднем плане проходит мужчина,  который мог бы быть Эриком,  но его
невозможно  узнать,  его  лицо  бело-серое  от пыли, только на  лбу проходит
резкая кроваво-красная линия.
     Нет.  Теперь, когда он подходит  ближе, становится ясно, что это кто-то
другой.
     - У нас есть  очевидец,  который находился  на вокзале, когда произошли
взрывы, - прямо заявляет репортер.
     На снимке появляется пожилой мужчина, видно, что ему трудно дышать.
     - Можете ли вы описать нам, что вы испытали?
     Мужчина кашляет.
     - Это невозможно описать, - хрипит он.
     - Я был как раз у главного входа, и вдруг раздался
 взрыв, безумно громкий взрыв - а потом огонь, и дым. Я тут же
отвернулся, но все  равно увидел, как  часть потолка упала  вниз. На... люди
под ним.
     Он поворачивается на бок, вытирает лицо.
     - Еще три минуты, и я бы стоял прямо там. Боже мой. Бедные люди.
     - Большое  спасибо, - говорит репортер, камера поворачивается в сторону
врача скорой помощи, который в этот  момент  садится в машину скорой помощи.
Затем снова на здание, из которого все еще вырывается смесь дыма и пыли.
     Я  знаю,  что  им  нельзя  снимать внутри.  Или, во всяком  случае,  не
транслировать то, что они снимают. К счастью. Они возвращаются в студию, где
диктор передает номер службы экстренной помощи близким, который я записываю.
Но рука дрожит так  сильно, что я едва могу  его прочитать. Но сначала я еще
раз попытаюсь  связаться  с Эриком напрямую,  не  желая  ничего,  кроме  как
слышать его голос, чтобы мне
 больше не приходилось представлять его мертвое тело под обломками.
     Ничего.  Механический  голос  оператора снова объявляет, что нужный Вам
номер телефона в настоящее время недоступен.
     Итак, горячая линия. В первый раз она занята, во второй раз меня ставят
на  очередь. Ждать, в такой ситуации. Я знаю, что не смогу долго терпеть эту
проклятую неизвестность и бездействие, и в то
 же время мне интересно, откуда у меня берется такая сильная реакция.
Человек,  о котором идет речь, мне ... нет, уже не чужой, но и не  настолько
близкий, чтобы я испытывала такой страх при мысли о том, что с
 ним могло что-то случиться.
     Было бы мне так  же плохо,  если бы  речь шла  о  Дарье? Или  об Эле? С
обеими я знакома  дольше, чем с Эриком, с обеими меня связывает что-то вроде
дружбы. Тем не менее - моя паника не была бы
 такой сильной, как сейчас. Я была бы ужасно обеспокоена, попыталась бы
выяснить, все ли с ними в порядке, но не с такой отчаянной срочностью.
     Эла.  Мысль о  ней  заставляет  меня внутренне  встрепенуться.  Если  я
свяжусь с ней, это будет  лучше, чем  любая горячая линия для родственников.
Она может  навести  справки  через своих  подруг  в  больницах - и  она  это
сделает. Эрик дорог ее сердцу, она сделает все возможное, чтобы  узнать, как
у него дела.
     Но и она не отвечает. Мне следовало бы догадаться,
 что во всех больницах в непосредственной близости и далее, должно быть,
 уже введен в действие план принятия чрезвычайных мер, даже в
лаборатории, безусловно, творится настоящий ад.
     После четвертого звонка Эла, наконец отвечает.
     - Эрик, - бормочу я в трубку.
     - Он был на центральном  вокзале Мюнхена, и я не могу с  ним связаться.
Он не связывался с тобой?
     Это проблеск надежды. Возможно, в данный момент его первым звонком была
бы не я, а Эла.
     - Пожалуйста,  попытайся что-нибудь выяснить.  А потом позвони мне,  и,
побыстрее, хорошо?
     Проходит полчаса, час. В специальной передаче всегда повторяются одни и
те же кадры, есть сводки для людей,  которые выходят на связь, в студии дают
интервью эксперты. Эксперты по взрывчатым веществам. Эксперты по терроризму.
Все  они  отмалчиваются,  умоляя подождать, пока  какая-либо группировка  не
заявит о  совершении теракта. Ни у кого нет сомнения в том, что  это теракт.
Эла не отвечает. Мой мобильный показывает, что я уже сорок семь раз пыталась
дозвониться Эрику. Каждый раз  с одним  и тем же результатом. Он бы ответил,
если бы мог,  я это знаю. Несмотря на мой удар ножом. Несмотря на все. Он бы
так со мной не поступил.
     Между тем,  по  сообщениям,  по  меньшей мере,  тридцать  два  человека
погибли. Акцент делается на  то, что, такое количество  тел, пока, что  было
обнаружено.
     Я  просто   слежу  за   репортажами,  все   еще  находясь  в   каком-то
полуобморочном состоянии. Какой-то  механизм  психологической защиты снимает
остроту паники, не дает  мне сломаться. На вопрос, откуда  вдруг взялась эта
огромная привязанность  к  Эрику, у меня нет  ответа, я просто знаю, что она
есть. Несомненно.
     Когда позже днем зазвонил мой мобильный телефон, я
 чуть не расплакалась. На дисплее видно, что звонит Эла. В течение
одного удара сердца я  думаю о том, чтобы не  отвечать на звонок.  Что, если
она узнала, что Эрик мертв? Что если неизвестность сменится правдой, которую
мне не пережить? Тем не менее, я отвечаю, чувствуя, как
 слезы подступают к моим глазам, хотя Элла еще не произнесла ни слова.
     Как  выясняется, по  прошествии  первых нескольких  секунд,  ей  ничего
неизвестно. Она только что прослушала свой автоответчик.
     - Как Эрик оказался на вокзале? Ее голос пронзительно звучит в трубке.
     - Он тем временем объявился? Ты что-нибудь знаешь?
     - Нет.
     Это слово - всего лишь вздох, мой голос такой  же  бессильный, как  и я
сама.
     - Я пыталась связаться с ним в течение нескольких часов, но ...
     - Проклятье.
     Слышно, что Элла готова заплакать.
     - Я немедленно начинаю широковещание. Я найду его. Я свяжусь с тобой.
     Она  отключается,  прежде  чем я успеваю  что-либо  ответить.  Я  снова
сжимаюсь в комок на полу перед телевизором, обхватываю
 колени руками и упираюсь в них лбом. На экран гляжу реже, так как знаю
все кадры, которые показывают, они повторяются  каждые полчаса, лишь изредка
добавляется  что-то новое.  Мигающие огни  в  сгущающейся  темноте. Интервью
очевидцев, видевших произошедшее с парковки, из одного из домов
 через улицу, из своей машины. Потом показывают видео с мобильного
телефона, кто-то случайно заснял момент взрыва снаружи. Оранжевые вспышки, в
следующий момент лопаются окна, летят обломки, рушатся стены.
     Они  повторяют  это в  замедленной  съемке,  и я представляю, как  Эрик
дергается в зале,  закрыв лицо руками, и его швыряет, пока он не врезается в
стену или в  поезд.  Как, после этого, часть потолка  падает и погребает его
под собой.
     Картины  ненастоящие,  но  они  пронзают  меня,   как  кинжалы,  сквозь
воображаемые доспехи, которыми я пытаюсь защитить себя.
 Боль заставляет меня скрючиться пополам, я слышу свои всхлипывания,
хочу взять себя в руки, но ничего не получается.
     Нет смысла больше обманывать себя. Если бы с Эриком все было в порядке,
если  бы его не было  на  вокзале, я  бы  давно  что-нибудь  о нем услышала.
Катастрофа произошла более шести часов назад.
 Шесть самых мучительных часов, которые я могу вспомнить.
     Но  он не подавал никаких признаков  жизни.  Потому что он не мог этого
сделать. Потому  что он  ... И все  же я запрещаю  себе даже  думать об этом
слове. Как будто я только этим и занимаюсь, чтобы все стало реальностью. Как
будто это давно не решено.
     В   восемь  часов  я  снова  звоню  Эле,  снова  добираюсь  только   до
автоответчика. Оставляю только невнятный лепет. Как мне пережить эту ночь, я
не знаю.  Позвонить моей маме еще  раз? Нет, плохая идея. В  конце концов, я
должна утешить ее, успокоить, заверить, что со мной ничего не случится.
     А потом она выходит на связь, слышала о нападении  в утренних новостях,
это ведь было рядом со мной?
     Да, было. Но со мной  все  в порядке. Со  мной все  в  порядке, да,  не
волнуйся.
     В девять часов по-прежнему нет ни письма, ни  видеозаписи с признаниями
террористов. Нетипично, с этим согласны эксперты. Особенно в условиях такого
масштабного террористического акта.
 Число жертв постоянно пересматривается в сторону увеличения, в
настоящее время  оно составляет семьдесят один человек. Политики объявляют о
мерах, еще не зная, против кого. Объявляется государственный
 траур. В половине десятого я, наконец, с трудом встаю на ноги. Мне
нужно что-нибудь  выпить, но я не могу сделать  даже двух  глотков воды, мой
желудок  сопротивляется. Удается только  со второго раза. Я  опираюсь обеими
руками на  раковину. Если повезет, я оставлю водку при себе.  Одного стакана
должно  хватить,  чтобы   дать  мне  четыре  или   пять  часов  милосердного
беспамятства.
     Я только что открыла  холодильник, когда  во  входной двери  повернулся
ключ.
     Мое тело движется совершенно без моего участия. Из
 кухни, в прихожую. Там стоит он. Неподвижно, в то время как за его
спиной захлопывается  дверь. Его костюм  изорван, царапина проходит по левой
скуле, пыль и грязь на лице еде-еле стерты.
     Я не издаю  ни звука.  Мои ноги с трудом слушаются меня, медленно несут
меня к нему, слишком  медленно, но затем я встаю  перед ним, обнимаю  его за
шею  и крепко  прижимаю  к  себе.  Хочу  чувствовать,  хочу знать,  что  это
действительно  он, что он  жив. Хочу  слышать биение его  сердца, но  вместо
этого слышу только свои собственные
 рыдания, вырывающиеся из меня, с которыми я не могу бороться. Вместо
того  чтобы обнять Эрика, я  прижимаюсь к  нему, прячу лицо  на  его  груди,
пахнущей дымом и металлом. Только через некоторое время я понимаю, что он не
отвечает  на мои объятия  взаимностью.  Я пытаюсь взять себя  в  руки. Делаю
несколько глубоких вдохов, пока  рыдания  не  прекращаются.  Затем я немного
отстраняюсь от Эрика, немного, ровно настолько, чтобы посмотреть
 ему в лицо. Его взгляд жесткий, и в то же время такой ранящий, что у
меня чуть не разрывается сердце. Когда  он говорит, он произносит  всего два
слова.
     - Иди прочь.




     Руки Джоанны медленно отрываются от меня. Наконец,
 она делает медленный шаг назад, устанавливая между нами успокаивающее и
 в то же время болезненное расстояние. Потом она просто стоит и смотрит
на меня. Серые полосы тянутся по лбу  и  носу. Пыль, которую ее кожа впитала
от моей куртки.
     - Я так рада, что ты жив, - произносит она  первые слова с тех пор, как
я  вошел  в  дом. Я внимательно наблюдаю  за  ней,  тщетно  ища  в  ее  лице
какую-нибудь предательскую черточку.
     - Даже так? Мой голос звучит холодно и резко даже для меня.
     - Ты уверена в этом?
     - Эрик ... Она запинается, продолжает снова, теперь  уже  более твердым
голосом.
     -  Ты думаешь, я не знаю,  что произошло в Мюнхене?  Сообщения об  этом
идут постоянно. Я ожидала худшего, придумывала всевозможные сценарии ужасов.
И вдруг  ты стоишь здесь передо мной, живой. Да, черт возьми, я уверена, что
рада этому.
     На  какое-то  мгновение все во мне устремляется  к ней в жгучем желании
прижать ее к себе и просто  забыть обо всем, что меня окружает. Затем  снова
появляются ужасные картины. Нож,  который вонзается в меня. Вокзал. Кричащие
и мертвые люди.
     - Я хотел бы верить тебе, Джо, но я не могу. Больше не могу.
     Ее взгляд опускается, фиксируется  на  одной  точке  на плитках  пола и
задерживается  на  ней.  Всего  на  секунду.  Затем  она  качает  головой  и
отворачивается. Я  жду, пока она доберется до верха лестницы, а затем просто
опускаюсь  на пол,  прямо там,  где стою.  Я не хочу в гостиную и не хочу на
кухню, не хочу быть ни здесь, ни где-либо еще. Я просто ... просто ничего не
хочу.  Возможно ли  такое?  Ничего  не хотеть?  Неужели нельзя  ни  о чем не
думать? Просто быть ... быть?
     Что  за бред  сивой кобылы?  Неужели я окончательно  сошел с ума? Но...
когда это на самом деле происходит с кем-то, то думает ли он в этот момент о
том, что теряет рассудок?
     Я чувствую,  как  уходят из меня остатки энергии, прислоняюсь  спиной к
комоду, съеживаюсь,  как бездушный манекен. Мой взгляд блуждает по прихожей.
Я  осознаю  всё увиденное,  но, тем не  менее, все  это кажется  мне странно
чужым. Маленькая акварель на стене у входа в
 кухню, высокая напольная ваза из голубого стекла с веточками пампасной
травы внутри, подставка для зонта, сваренная из гнутых листов металла, с
 другой стороны ... Вещи, которые мне знакомы, но которые внезапно
перестают быть моими. Но что вообще осталось от того, что составляло мою
 жизнь всего несколько дней назад, чем была моя жизнь? Что общего у
женщины, которая только что поднялась наверх, с моей Джоанной? Какое еще
 отношение этот дом имеет ко мне? И даже мой работодатель ...
     Я закрываю глаза, но в следующее мгновение снова открываю их,  и передо
мной,  тут  же  снова возникает образ кричащего мужчины, чья  голень лежит в
грязи в метре от него. Я трясу головой, чтобы убедиться, что сцена исчезнет,
и все  же знаю,  что  она вернется. Она  не отпускает меня  с тех пор, как я
покинул вокзал. Из-за этого мне трудно вспомнить, как я возвращался домой. Я
знаю,  что  я  просто  пошел,  куда глаза  глядят, просто подальше от  этого
жуткого хаоса.
     Я оставил  машину  на стоянке, потому что  ...  да, собственно, почему?
Потому что я все  равно не  смог бы  выбраться с парковки  и проехать  между
многочисленными машинами скорой помощи  и пожарной  охраны? Да, наверное.  И
еще потому, что что-то подсказывало мне, что так будет лучше.
     Навстречу мне шли люди. Много людей. Все они направлялись  на вокзал. У
меня же  было желание как можно  быстрее уехать  оттуда.  Как  можно дальше.
Снова и снова мне приходилось останавливаться и
 за что-то держаться, когда все вокруг начинало раскачиваться. Или когда
 громкий звук оглушил меня и заставил съежиться от испуга. Снова и снова
 я видел эти картины перед собой. Эти ужасные сцены на вокзале.
     Я пытался найти такси, но безрезультатно.
     Именно  тогда мне  впервые пришла  в голову идея воспользоваться  своим
мобильным телефоном. Идиотство. Вы настолько привыкаете к этому гаджету, что
не можете  сделать ни шага без него. А если бы его  можно было действительно
использовать разумно, то вы бы забыли о его существовании. Он все еще был во
внутреннем кармане, но дисплей был полностью разбит. Я положил его обратно в
карман. А что еще оставалось делать. В какой-то момент я  оказался на заднем
дворе случайного дома. Старая, неказистая деревянная скамейка  в  углу, едва
видная в темноте. Я просто упал на неё и закрыл глаза. Взрыв, крики... Я
 переживал их снова и снова.
     Когда пожилой мужчина спросил меня, может  ли он мне чем-нибудь помочь,
был уже поздний вечер. Он вызвал мне такси.
     Я  закрываю  глаза. Чувствую, что есть  что-то,  сидящее в темном  углу
моего сознания и не дающее мне покоя. Это что-то  ожидает, чтобы его облекли
в слова.
     Габор. Неужели он  отправил меня в  Мюнхен умереть при  взрыве? Теперь,
здесь, на полу, эта мысль кажется мне  совершенно абсурдной. Я вновь и вновь
пытаюсь прокрутить  в памяти  весь прошедший  день, и  каждый раз  удивляюсь
тому, насколько он был нереальным. Взрыв  и обломки,  огонь, крики  людей  и
кровь повсюду... и  все же мне достаточно взглянуть на  свои руки и  одежду,
чтобы осознать, что я действительно был
 там.
     Но Габор? Он отправил меня в Мюнхен только потому,
 что я не оставлял его в покое и продолжал настаивать на своем участии в
 проекте. Он даже предоставил мне лимузин, за который платит компания.
Хотя мне  интересно, почему машина  была  арендована  на  мою  фамилию, если
G.E.E. всё равно несет все расходы. Это необычно. Кроме того,  были и другие
странные события, которые произошли в течение последних нескольких дней. Это
уже не может быть  совпадением.  Таких совпадений не бывает. Я не понимаю, в
чем  суть,  но  какой бы  ни была  подоплека всего этого  - Джоанна к  этому
причастна.  А  если   и  Джоанна,   и   Габор  имеют  какое-то  отношение  к
произошедшему, то они в сговоре.
     Мой желудок взбунтовался, но  у  меня  все-же  еще  достаточно энергии,
чтобы  подняться  и  несколькими  быстрыми  шагами  добраться  до  гостевого
туалета.
     Когда  рвота,  наконец, заканчивается,  я  умываюсь  холодной водой.  В
гостиной я падаю на диван.  Я больше не могу  и  не хочу  думать. Я бы хотел
убежать от всего этого и, вероятно, все же не стал бы
 этого делать, даже если бы это было возможно. Я так ужасно устал,
закрываю глаза и  готов  снова открыть их, как  только  эти ужасные  картины
появятся  опять. Но все, что я вижу, кроме  милосердной темноты, - это намек
на мерцание света, который проникает сквозь мои закрытые веки.  Мысль о том,
что все двери открыты и что Джоанна может войти в гостиную с
 ножом в руке, я отбрасываю в сторону.
     Внезапно пришло  воспоминание о моей матери. Как будто она стоит передо
мной и смотрит на меня со своей нежной улыбкой. Я
 не помню, чтобы она злилась когда-либо. Даже тогда, когда у нее были
для этого все основания, она никогда не теряла своей  улыбки. Этот образ так
сильно  трогает меня, что даже  странный холод  внутри меня отступает  перед
ним. Приятно видеть мою маму так близко от себя. В последнее время
 мне все труднее и труднее было представить ее лицо. Ее образ с годами
стал  более   размытым,  более  абстрактным.  Как  будто   она   каждый  раз
отодвигается  от  меня  немного  дальше. Теперь все  по-другому.  Совершенно
отчетливо я  вижу веерообразные  морщинки  от смеха, зелень ее  глаз  и даже
маленький  шрам на  лбу, оставшийся у нее  с детства. Я чувствую потребность
заключить ее  в объятия, нет, позволить ей заключить меня в объятия. Утешать
так, как она утешала меня в детстве, когда мне это было
 нужно.
     Появляется все больше образов, и  я  с  готовностью  погружаюсь  в них.
Сцены из  моего  детства, прекрасные  события,  которые я пережил  со своими
родителями. Совместные экскурсии по  выходным, катание  на лыжах зимой, даже
походы с ночевкой  в палатке со мной, потому что я  очень  этого хотел. Хотя
оба вовсе не испытывали удовольствия  от  того, что провели ночь в неудобной
палатке. Конечно,  не  всегда  все было радужно.  То  тут,  то там случались
неприятности, но даже в сложных ситуациях мы никогда  долго  не злились друг
на друга. Я открываю глаза и смотрю в потолок.
     Мои  родители  ушли.  Джоанна -  моя семья.  Была моя семья.  А сейчас?
Чужая.
     Компания, Габор, Бернхард... Мое окружение. Чужие.
     Я выпрямляюсь и  понимаю, что  на  моем  теле вряд  ли найдется  место,
которое не причиняет мне боль. Я упираюсь локтями в колени, опускаю голову и
зарываюсь пальцами в волосы. Что мне делать?
     - Мне нужно с тобой поговорить.
     Я  поднимаюсь и смотрю на Джоанну,  которая стоит посреди комнаты. Я не
слышал, как она вошла.
     - Чего ты хочешь?
     - Это то, что я только что сказала: поговорить с тобой.
     Что-то в ней изменилось. Ее голос звучит иначе, чем  раньше.  Уверенно.
Из него исчезли осторожность и угрызения совести.
     - Я не знаю, о чем мне с тобой говорить, - говорю я подчеркнуто резко.
     Она подходит ближе.
     - Неужели нет? На нас обрушивается одна катастрофа за другой,  и ты  не
знаешь, о чем нам говорить?
     - Неправильно. Я не знаю, о чем с тобой говорить.
     Джоанна опускается в кресло рядом со мной, не отводя от меня взгляда.
     - Я просто сидела там и ломала голову над всем этим. Пожалуйста, включи
свой разум, он обычно работает довольно хорошо.
 В таком случае ты давно должен был понять, что кто-то хочет убить не
только тебя, но и нас обоих.
     Я выдавливаю из себя короткий смешок.
     -  Единственное,  что  можно сказать  наверняка, это  то, что ты хотела
убить меня.
     Джоанна наклоняется вперед и опирается руками на стол. Ее взгляд теперь
стал совсем  напряженным, из него исчезли вся  неуверенность,  весь  страх и
отчаяние.
     -  Это  то,  что  я имела в виду, говоря,  что ты должен  включить свой
разум.  Если  бы я действительно хотел убить  тебя,  Эрик, ты  бы  давно был
мертв.




     Мертв. Это слово повисает в  воздухе между нами,  глаза Эрика сужаются,
как будто это причиняет ему боль, и я догадываюсь,
 почему. Сегодня вокруг него было много смертей, и он, должно быть,
близок к  нервному истощению. Его взгляд  на  мир уже  не может быть  таким,
каким он был утром. Строго говоря, для него уже ничего не может быть таким.
     - Если бы я действительно хотела убить тебя, то  возможностей для этого
у меня было предостаточно, Эрик.
     Я бы с удовольствием  погладила его по руке, но, наверное, это не очень
хорошая идея.
     - Ты спал рядом со мной целую ночь, мы были ...
     - То,  что ты не  сделала  этого, еще не означает, что ты все  равно не
попыталась бы сделать это всерьез, - прерывает он меня.
     - И ты почти добилась успеха, мы оба это знаем.
     Я сажусь рядом с ним на диван, на другой конец.
     - Значит, ты думаешь, что я настолько одержима желанием убить тебя, что
готова  сама загнать себя в угол, делая это?  Потому  что, если твоя  теория
верна, то, за тем, что произошло в душевой тоже стою я. Не так ли?
     Он на мгновение закрывает глаза.
     -  Я  не  утверждал,  что сделанное  тобой, было  разумным, поэтому  не
пытайся сейчас спорить  с  разумными аргументами. В  конце  концов, ты  тоже
причинила себе вред сама, забыла?
     Пальцы  его правой руки  вцепились  в  одну из  диванных подушек. Я  не
думаю, что он это осознает.
     - Самое ужасное для меня - говорит он так тихо, что я едва его слышу, -
это мысль  о  том,  что ты,  вероятно,  причастна к  тому, что произошло там
сегодня. Мой  босс отправил меня в то  самое место,  где  взорвалась бомба и
именно к моменту взрыва. Но я опоздал, такая неудача.  Для него. Для вас. До
этого автокатастрофа, твое нападение с ножом, закупоренная труба в колонке.
     Он судорожно сглатывает слюну, качает головой.
     - Я не  понимаю,  как он мог уговорить тебя на этот  безумный поступок.
Думаю, что  дело не  в  деньгах, поскольку у  тебя их намного больше,  чем у
него.
     Я решила не перебивать его, но теперь не могу удержаться.
     - Я совсем не знаю твоего босса. Боже милостивый, я
 даже толком не знаю тебя, но ты можешь быть уверен, что я никогда бы не
 могла...
     Я никогда не могла бы участвовать  в таком ужасном преступлении, хотела
сказать я.
     Однако факт в  том, что я могу только надеяться быть правой. Невольно я
дотягиваюсь рукой до правого виска - уже не так больно, когда прикасаешься к
нему, но достаточно,  чтобы  напомнить мне, как  мало я могу  доверять тому,
что, как мне кажется, я  знаю о самой  себе. Несмотря на это. Некоторые вещи
немыслимы при любых обстоятельствах. Я твердо смотрю Эрику в глаза.
     - Я не имею никакого отношения к теракту в  Мюнхене.  Я могу поклясться
тебе в этом, чем хочешь.
     Он  выдерживает  мой   взгляд.  Молча.  Пытливо.   Пока  его  глаза  не
увлажняются. Затем отворачивается.
     - Если бы ты знала ... как это было. То, что я  видел. У меня на глазах
истек кровью мужчина, а чуть дальше, у железнодорожных путей ...
     Он запинается, судорожно вдыхает.
     -  Я  не мог  разглядеть  это точно,  воздух  был полон пыли,  но среди
обломков не было тел, которые можно было  бы  опознать.  Просто ... комочки.
Некоторые,  еще  минуту назад дышали  и  жили,  другие,  возможно, встречали
друзей из поезда или своих родителей.
     Слезы текут по его лицу, оставляя четкие следы на тонком слое пыли, все
еще  покрывающем его кожу. Но он, как будто не замечает этого, его невидящий
взгляд прикован к стене. Мысленно он все  еще  там на вокзале, посреди этого
ада разрушений, криков и смерти. В месте, где он проведет еще много времени.
Дрожащей рукой он все еще  сжимает подушку. Затем начинает дрожать все тело.
Он пытается что-то сказать, но ему  это не удается. Он пытается встать, но я
не позволяю ему, обхватывая его руками, ожидая, что он будет сопротивляться.
Что он и
 делает, но только нерешительно. Он пытается вырваться из моих объятий,
качает головой, но я крепко держу его. Через несколько секунд он сдается
 и прижимается лбом к моему плечу. Я держу его, чувствуя, как дрожь
сначала  усиливается,  потом  медленно  стихает,  пока  не  становится  едва
ощутимой.
     Я глажу его волосы, его  мокрое лицо, хочу что-то сказать, но не нахожу
слов. Он  тоже  молчит некоторое время,  а затем выдавливает из себя  только
одно слово.
     "Нет."
     На этот раз, когда он отталкивает меня  от себя, я позволяю ему сделать
это.
     - Больше не приближайся ко мне так близко, Джо. Я не могу вынести мысли
о  том,  что кто-то, кто помогал этим убийцам, прикасается ко мне. Даже если
это ты.
     - Но я не делала этого.
     - Я понимаю, что ты веришь в это. Но мы оба знаем,
 как обстоят дела с твоей головой, и кто знает - может быть, ты забыла о
 своем пособничестве, точно так же, как и о моей роли в твоей жизни.
     Во мне все восстает  против  этой теории. Она  неправильная, она просто
должна быть неправильной. Телевизионные кадры глубоко потрясли меня, но  это
было бы не так, если бы я хоть как-то была
 причастна к теракту. Или знала бы об этом.
     Только ... что еще я знаю наверняка?
     - Если ты думаешь, что я одна из этих сумасшедших, то заяви на меня.
     Несмотря на сильное волнение, мой голос звучит совершенно спокойно.
     - Я говорю  совершенно  серьёзно.  Сделай это. Может быть, это прояснит
для нас ситуацию.  Расскажи им о моем нападении с  ножом, о машине,  которая
вытолкнула тебя с дороги, и о том, как твой босс хотел, чтобы ты оказался на
вокзале в  назначенное им  время, расскажи им все, что ты считаешь важным. Я
признаю все, что помню.
     Он наклоняется вперед, положив голову на руки. Когда он снова поднимает
глаза, он кажется еще более потерянным, чем когда-либо.
     - Я не могу.
     Судя по его голосу, у него не осталось сил.
     - Ты знаешь, что они сделают с  тобой, Джо? Не только полиция, но и СМИ
- как ты думаешь, как быстро они сообразят, что
 ты поддерживаешь террористические организации всеми своими деньгами и,
черт знает чем еще.
     Он прочищает горло, кашляет, снова качает головой.
     - Ты  немедленно станешь лицом  этого теракта. Террористка миллиардерша
из Австралии.
     Теперь, когда он смотрит на меня, его взгляд мягче, чем раньше.
     -  Если  бы я знал  наверняка, что ты замешана, я  бы  не  колебался ни
секунды. Но вот так... Я не могу так поступить с тобой.
     Мой мобильник звонит посреди его фразы. Ни одна из
 мелодий вызова, которую я установила для близких мне людей. Я смотрю на
 дисплей. Аноним.
     - Ты не хочешь ответить?
     Я качаю головой.
     - Этот звонок - не так важен, как наш разговор.
     - Понятно.
     Намек на улыбку мелькает на лице Эрика.
     - Если  хочешь,  я  с  удовольствием выйду  из комнаты, пока  ты будешь
разговаривать.
     В тот же момент, когда я понимаю, что он хочет мне этим сказать, звонки
прекращаются.
     - Ты думаешь, это мои сообщники, да? Те, кто хочет чокнуться со мной за
удачный фейерверк?
     - Я этого не говорил. Мне просто интересно, что ты...
     Мобильник  снова  звонит.  Опять аноним. На этот раз я, не колеблясь ни
секунды, беру трубку и включаю громкую связь.
     - Да ?
     Я тороплюсь, нервничаю.
     На  другом  конце слышно только беспокойное дыхание. Потом  напряженный
мужской голос.
     - Джоанна? Вы Джоанна?
     Глаза Эрика расширились,  он беззвучно произносит одними губами  слово,
которое я не могу разобрать.
     - Да. С кем я разговариваю?
     - Вы одна?
     Мне  следовало бы сейчас сказать  "нет", и что  вокруг меня целая  орда
друзей,  но  мое чувство  подсказывает мне, что тогда  этот  человек повесит
трубку.
     - Да. Вы, наконец, скажете мне, с кем я разговариваю?
     -  Здесь...  Бернхард. Я  коллега  Эрика, мы познакомились около недели
назад.
     Посетитель с компьютерной сумкой.
     - Да, я помню. Откуда у Вас мой номер?
     - Неважно.  Просто скажите мне  ... вы  слышали об Эрике? Вы  знаете, в
порядке ли он?
     Я поднимаю глаза, вижу, как  Эрик решительно качает головой, и понимаю,
какой шанс открывается сейчас перед ним.
     - Нет.
     Я  стараюсь  вложить в  свой голос как  можно  больше отчаяния. Мне это
удается пугающе легко.
     - Я не могу дозвониться до него, хотя пытаюсь это сделать уже несколько
часов, снова и снова.
     -  Ах  так.  Голос  Бернхарда  тоже звучит так, как будто  он с  трудом
сдерживает слезы.
     -  Я  этого  не  хотел,  пожалуйста,  поверьте  мне!  Я  не  знал,  что
произойдет. Они солгали мне.
     - Кто? Кто Вам солгал?
     Ни при каких обстоятельствах Бернхард не должен прерывать этот разговор
сейчас. Молчание.
     Неужели все еще  его очередь? Если я сейчас спугнула его, своим глупым,
слишком прямым вопросом,  то тем самым, я  уничтожила первый  реальный  шанс
прояснить ситуацию,  которая нас окружает. Но он все еще на проводе. Немного
более собранный, чем раньше.

     - Это уже не имеет значения. Для Эрика уже слишком
 поздно, но еще не для Вас, Джоанна. Вы должны исчезнуть, как можно
быстрее.  Пожалуйста,  поверьте  мне.  Это  не  шутка,  вам  нужно уехать  в
безопасное место.
     Страх проникает внутрь меня со всей своей холодностью, быстрее, чем моя
голова успевает осмыслить сказанное.
     - Но кто хочет что-то со мной сделать? И почему?
     Снова молчание, я бросаю  быстрый взгляд  на Эрика, который явно должен
держать себя в руках, чтобы оставаться спокойным и не выдать себя.
     - Объясните мне это!
     Я не могу сдержать дрожь в голосе.
     - Пожалуйста.
     Бернхард больше  не отвечает,  но я слышу, что ситуация,  в том  месте,
откуда он говорит, изменилось. Шум  с улицы,  автомобильные сигналы, вдалеке
проезжает машина скорой помощи с сиреной.
     - Это слишком сложно, у меня не так много времени.
 Вы играете слишком большую роль во всем том, что произошло, чтобы
просто оставить Вас в покое.
     Глухой звук, похожий на звук захлопнувшейся автомобильной двери.
     - Есть вся информация, которую Вы хотите знать, и если Вы  останетесь в
живых достаточно долго, Вы ее получите, но пока Вам
 просто нужно поверить мне.
     Уезжайте в безопасное место, иначе скоро Вы будете так же мертвы, как и
Эрик.




     Я вижу, что Джоанна изо всех сил пытается сохранить самообладание, пока
дрожащей  рукой  откладывает  телефон в  сторону.  В  то же  время я пытаюсь
осмыслить то, что только что услышал от
 Бернхарда.
     - Что ... он хотел этим сказать?
     Откуда, черт возьми, мне это знать, удивляюсь я.
     - Ты, меня об этом спрашиваешь?
     - Он сказал, что я играю большую роль. Я знаю, как
 это, должно быть, звучит для тебя сейчас. Но я понятия не имею, о чем
он говорил, ты должен мне поверить.
     Рука Джоанны нервным жестом проводит по лицу.
     - Я действительно не знаю.
     Я  вслушиваюсь в  себя и понимаю,  что, несмотря на  то,  что  ситуация
становится все более и более абсурдной, мой разум снова
 работает. Может из-за этого, а может Бернхард и Джоанна в сговоре с
Габором, и  это была просто дурацкая попытка убедить меня в ее невиновности,
либо Джоанна действительно в серьезной опасности. Я сверлю
 взглядом ее глаза.
     - Откуда у Бернхарда номер твоего мобильного телефона?
     Она поднимает плечи и в отчаянии качает головой.
     - Я понятия не имею.
     После нескольких секунд  размышлений о произошедшем в последние  минуты
я, наконец, киваю ей.
     - Хорошо. Я верю тебе.
     Она, кажется, удивлена.
     - Ты веришь мне? Почему именно сейчас, после этого звонка?  Я подумала,
что теперь твое доверие уменьшится...
     - Если  бы вы  заранее договорились, у  тебя было бы объяснение, откуда
Бернхард знает твой номер.
     Она приподнимает брови, так что на ее лбу появляются морщины.
     - И из-за этого ты вдруг мне поверил?
     Думаю, да. Возможно, еще и потому, что я хочу тебе верить.  Несмотря ни
на что.
     - Бернхард сказал, что ты в опасности, - перехожу я к вопросу.
     - Значит, он знает, какой ужас здесь творится.
     -  Но  он также сказал, что точно не знал, что должно было произойти, и
что кто-то солгал ему.
     -  Да, и он  думает, что  я  мертв. Он  что-то  знает, может  быть,  он
сознательно смирился с тем, что я пойду на это. Но я  собираюсь выяснить это
прямо  сейчас.  Я порывисто встаю  и тянусь  к  телефону  Джоанны. Внезапное
движение отдается болью во  всем  теле.  Я игнорирую её.  Наконец, появилась
зацепка,  позволяющая  узнать, что так  выбило нашу  жизнь  из  колеи.  Я не
собираюсь упускать этот шанс. И этот лживый пес Бернхард может к чему-нибудь
подготовиться.
     -  Я сейчас позвоню Бернарду. И  тогда он расскажет мне все, что знает,
независимо от того, сколько времени это займет. Он не  станет  терять время,
если узнает, что в противном случае я немедленно
 вызову полицию.
     -  Не  делай  этого,  -  поспешно  выпаливает  Джоанна,  заставляя меня
остановиться.
     - Он же думает, что ты мертв.
     Я мрачно киваю.
     -  Прекрасно.  Тогда он  будет еще больше  удивлен, когда  услышит  мой
голос.
     - Нет, Эрик, ты что, не понимаешь? Что бы все это ни  значило, если они
будут думать, что ты мертв, они больше не будут тебя искать.
     - А тебя. Ведь Бернард только что ясно сказал это.
 Что ты в большой опасности. Какая разница, ищут ли они только тебя или
нас двоих?
     - Я... Ах, я  не знаю. Просто такое ощущение, что  было бы хорошо, если
бы он  подумал,  что  ты мертв. Мы не  знаем,  можем ли мы действительно ему
верить.
     Джоанна права. На самом деле, думать, что я мертв, может быть полезно.
     - Хорошо. Но Бернард сказал, что ты должна немедленно  исчезнуть.  Если
он  сказал  правду,  это  значит,  что  они могут оказаться  здесь  в  любой
момент...
     Телефон в моей руке начинает вибрировать. Джоанна,
 конечно, не сохранила вызывающего абонента в своих контактах, но я знаю
 номер, который высветился на дисплее.
     - Это Надин", - говорю я, глядя на ряд цифр.
     - Чего же она хочет сейчас? В это время?
     - Не отвечай, - умоляюще говорит Джоанна.
     Я киваю и опускаю смартфон на стол так осторожно, как будто Надин может
заметить  слишком поспешное  движение в своем  телефоне. Я догадываюсь,  что
сейчас происходит в Джоанне.
     - Как ты думаешь, Надин в этом замешана?
     Джоанна поджимает губы.
     -  Мне кажется,  по меньшей мере, странным, что она звонит  сюда именно
сейчас. И откуда она вообще взяла мой номер?
     Я смиренно пожимаю плечами.
     - Если Надин захочет получить твой номер, она его получит. Вероятно, он
был у нее уже несколько месяцев. Мобильный телефон
 перестал звонить. Сначала Бернхард, теперь Надин - как будто они
сговорились. В любом случае, я отнесусь к предупреждению Бернхарда серьезно.
     - Нам нужно убираться отсюда.
     Джоанна без колебаний  кивает и  окидывает  взглядом  гостиную,  словно
прощаясь с этим местом, где мы с ней прекрасно провели время, в то время как
в памяти Джоанны оно, возможно, было просто ее домом.  Мысль об этом все еще
тревожит меня. Возможно,  даже  больше,  чем  все остальное,  что происходит
сейчас  вокруг нас. Мне нужно  знать,  что стоит за всем этим. Почему  Габор
отправил меня в Мюнхен и какое отношение он и Бернхард имеют к этому взрыву.
И, возможно, Надин тоже. В
 каком-то уголке моего разума звучит голос, что я все еще не могу быть
уверен, не находится  ли Джоанна  в сговоре с Габором. Он тихий, этот голос,
но настойчивый. Я его не слушаю.
     - Тебе следует позвонить Габору.
     - Что? Почему я должна это сделать?
     - Он должен исходить, из того, что ты знаешь о моей поездке в Мюнхен, а
также о том, что я должен был кого-то забрать с
 вокзала. Между тем почти все должны были быть в курсе того, что там
произошло. Итак, ты знаешь, что я был на вокзале, когда там произошел взрыв.
А  меня в это время нет  дома  и я не  отвечаю  на звонок. Ведь  это  вполне
нормально, что ты, моя невеста, проявила беспокойство и позвонила
 шефу, поскольку не можешь дозвониться до меня на работе? Но в это время
 там никого нет. Так что ничего другого тебе в голову не пришло.
     - Да,  я бы, наверное,  так и  сделала.  Я действительно была  в  такой
ситуации, когда включила телевизор. Я чуть с ума не сошла от беспокойства.
     Когда  я думаю о том моменте, когда я  вернулся домой, о ее реакции, ее
облегчении - мне действительно хочется ей верить.
     - Что  за тип  этот  Габор? - спрашивает она,  беря со стола  мобильный
телефон.
     - Чем  беспомощнее ты  себя  поведешь,  тем  тебе  будет  легче  с  ним
разговаривать.
     - Да, я знаю этот сорт людей.
     Номер Габора я знаю наизусть. Я набираю их в телефоне для Джоанны.
     -  И еще кое-что: когда ты будешь говорить с ним, просто представь, что
мы помолвлены, и ты любишь меня.
     Она бросает на меня загадочный взгляд.
     - Я снова включу громкую связь, хорошо?
     - Да, но все равно подноси телефон к уху,  когда разговариваешь,  тогда
он  не почувствует  ничего подозрительного. Раздаются два звонка,  затем  он
берет трубку.
     - Алло, это Джоанна Берриган.
     Джоанна  говорит очень  быстро.  Это звучит по-настоящему обеспокоенно,
почти истерично.
     - Вы,  вероятно, не  знаете меня. Я  невеста  Эрика.  Эрика Тибена.  Он
должен был сегодня встретить кого-то для вас с центрального вокзала Мюнхена.
Там,  ведь  произошел этот  взрыв. Я целую  вечность  пытаюсь дозвониться до
него, но он  не отвечает.  Я ...  я очень волнуюсь. Вы что-нибудь слышали  о
нем?
     На несколько секунд воцаряется молчание, затем Габор спокойно говорит:
     - Добрый вечер, миссис Берриган. Он действительно должен был  забрать с
вокзала  двух деловых  партнеров.  Он еще не объявился.  Мы  уже  звонили  в
полицию, но там нам пока ничего не смогли сказать. Госпожа Берриган ...
     Возникает  пауза в  несколько  секунд, затем  Габор продолжает говорить
хорошо слышным голосом.
     - Это еще не значит, что с ним что-то случилось.
     Ах ты,  жалкий лицемер,  думаю я, чувствуя острую  необходимость выбить
жакетные коронки из его рта. Он сказал мне, чтобы я
 был на вокзале сразу после часа. Ведь это точное время взрыва. Джоанна,
 тем временем, ведет разговор очень хорошо. Ее отчаяние звучит
правдоподобно.
     -  Да, это правда,  но это еще ничего не значит. В полиции заявили, что
еще не все пострадавшие зарегистрированы. Также как
 и легкораненые, которые попали в больницу только для наблюдения. Это
может  продолжаться до завтра. Кроме того, у него, возможно, был шок, потому
что на  самом деле он был  рядом, когда произошел  взрыв. Я знаю, Вам сейчас
тяжело, но нам просто нужно немного подождать.
     - Подождать? Я не могу сидеть здесь и ничего не делать, я...
     - Вы дома, миссис Берриган?
     Я яростно качаю головой и отрицательно машу рукой.
     - Нет, я ... я больше не могла этого выносить дома и поехала к подруге.
     Очень хорошо. Это даст нам немного времени.
     - Это, безусловно, была хорошая идея. Где это? Поблизости?
     Джоанна  вопросительно  смотрит  на  меня,  но  прежде  чем  я  успеваю
ответить, она говорит:
     -  Вы же видите мой номер.  Пожалуйста,  позвоните мне, если что-нибудь
услышите. Я перезвоню завтра утром.
     На этом она отключается, делает  глубокий вдох и  откладывает телефон в
сторону.
     - Ты сделала это очень хорошо, - подтверждаю я ей.
     - Это звучало по-настоящему.
     Она бросает на меня вызывающий взгляд.
     - Все, что мне нужно было сделать, это всего лишь вспомнить сегодняшний
день. Это было по-настоящему.




     Опустить жалюзи,  задернуть шторы,  выключить  все  основные  источники
света. Снаружи  все должно выглядеть так, как будто  никого нет дома.  Лучше
всего  было  бы  поскорее  постучать  в двери  всех домов  в  округе,  чтобы
убедиться, что Эрика никто не видел, но, это уже был бы перебор.
     Для  этого  я  могу сделать  и  другие вещи: позвонить на горячую линию
родственников,  например,  и  попросить  женщину  на  другом  конце  провода
сообщить мне,  не  появлялся  ли  мой  жених. Да, я уверена,  что он был  на
вокзале в  момент  нападения. Нет,  я ничего  о нем не  слышала,  совершенно
никакой информации. Да, конечно, я оставлю имя, адрес и номер телефона.
     - Пожалуйста, позвоните мне, как только что-нибудь
 будет известно, независимо от того, какой сейчас час, - задыхаясь,
шепчу я в трубку, прежде чем отключиться.
     Взгляд Эрика задумчиво останавливается на мне.
     -  Я  и  не   подозревал,  насколько  убедительно  ты   можешь   лгать.
Удивительно. И, честно говоря, ужасно.
     Я уже открыла рот, чтобы ответить, но потом все же
 решаю промолчать. Мой день был не таким ужасным, как его, но он был
достаточно ужасным. В данный момент мои нервы настолько напряжены, что, я
 с ходу могла производить все мыслимые формы эмоциональных всплесков:
истерический смех, а также приступы рыданий. Или устроить истерику. Я не
 осмеливаюсь это объяснять. Так что лучше помолчать.
     Мой  следующий звонок  -  в одну из крупнейших  больниц Мюнхена, где  с
третьей попытки я ловлю кого-то из центра управления и, в который раз, связь
прерывается. Эта женщина успела записать мои данные.
     Чем больше наших фамилий появится в списках разыскиваемых  и  найденных
людей, тем лучше. Если Габор также сообщит о пропаже Эрика, он может узнать,
что   его   невеста   уже   звонила.  Несколько   раз.   Повсюду.   Открытая
обеспокоенность - лучшее прикрытие сейчас.
     Следующая больница. И следующая. В какой-то момент
 Эрик встал, достал из кухни бутылку вина и открыл ее. Он протягивает
мне наполовину наполненный стакан, но я отмахиваюсь от него. Мне нужна ясная
голова, уже за полночь. Игнорирование моего утомления не означает,
 что его нет.
     Итак, Эрик пьет один. Размышляет, пока я звоню  в больницу номер четыре
и опять зависаю в ожидании. Когда кто-то, наконец,
 отвечает, мне нужно собраться с силами, чтобы казаться отчаявшейся, а
не раздраженной.
     Когда я заканчиваю разговор, глаза Эрика закрыты, а
 голова откинуты назад, стакан в его руке пуст, второй, который
предназначался для меня, тоже.
     - Знаешь, что мне кажется интересным? - говорит он, не поднимая глаз.
     - Что же?
     - Твою внезапную оперативность можно было бы истолковать двояко. Что ты
хочешь инсценировать мою смерть, чтобы защитить меня. Или.
     - Или?
     Это  звучит  раздраженно. Возьми  себя в  руки, беззвучно приказываю  я
себе.
     - Или  ты готовишь  все для  моей настоящей  смерти. Если  бы ты хотела
убить меня, такой прекрасный шанс больше никогда бы не
 представился. Официально никто не знает, жив ли я, так что, если я
больше никогда не появлюсь, полиция не начнет большого расследования.
     Он открывает глаза и наклоняется,  чтобы достать  бутылку вина и налить
себе в бокал остатки.
     - На вокзале мое тело не найдут, это единственный
 недостаток. Но, возможно, я стоял рядом с бомбой и был разорван. Не так
 ли?
     Я просто  смотрю на него несколько  секунд, не говоря ни слова. Если бы
не случай с ножом, у меня сейчас были бы все  основания  для возмущения. Так
что, однако ... ход его мыслей не является
 нелогичным. В том, что Эрик, в конечном счете, неправ, я все равно не
смогу его убедить.
     Я встаю  с  дивана,  иду на кухню  и  достаю с полки кулинарную книгу о
легких закусках.  В задней трети между страницами зажат конверт для писем, я
вытаскиваю его  и  возвращаюсь с  ним в гостиную. Бросаю  его  на журнальный
столик.
     -  Итак. Здесь двадцать  тысяч  евро, и  тебе  следует  потратить их на
какое-то время, не откладывая  на свои счета. Если ты действительно думаешь,
что я хочу тебя убить, то возьми их, поезжай в аэропорт, садись на первый же
самолет, вылетающий из Германии, и спрячься.
     Эрик едва взглянул на конверт, его глаза сузились.
     - Ты думаешь, я возьму твои деньги?
     -  Дело  не  в деньгах, а  в  том,  чтобы  ты  мог чувствовать  себя  в
безопасности. Деньги  здесь  не являются  решением,  и,  что интересно,  они
никогда не бывают таковыми, но они могут помочь.
     На его лице  отражается напряженная работа мысли. Он  размышляет о том,
как согласуется мое предложение  с теорией о том, что я нахожусь в сговоре с
Габором.
     - Я ни за что не уйду, - наконец говорит он.
     - Бернхард сказал, что ты в опасности;  ты действительно думаешь, что я
мог бы просто сбежать?
     Я возвращаю конверт обратно в книгу.
     -  Зависит от  того, доверяешь ли ты мне. Несмотря на случай  с  ножом,
который я все еще не могу тебе объяснить.  Действительно не могу. Поэтому  я
также  не могу тебе обещать,  что это не случится снова. Но я  клянусь тебе,
что не хочу причинить тебе зла.
     Эрик трет лицо  обеими руками.  Он  бледен, ничего не  говорит,  только
кивает.
     Я не должна забывать о том, что он пережил. Не только  сегодня, но  и в
последние дни, когда он заботился обо мне почти круглосуточно. Так что будет
справедливо, если сейчас я возьму дело в свои руки.
     Не  могу  не  признать, что мне приятно.  Поскольку  это  соответствует
версии Джоанны, то есть, моей.
     - Ты спишь наверху,  в  спальне, там ты можешь запереть  дверь.  Я беру
свои вещи и ложусь на диван.
     Он хочет возразить, нерешительно, но я отмахиваюсь.
     - Это единственное  разумное решение.  Таким  образом, ничего  не может
случиться.
     Он не убежден, но его усталость побеждает.
     - Никому не открывай,  Джо,  хорошо? И  если  ты  услышишь шум снаружи,
немедленно поднимись наверх.
     Я  обещаю  это. Стелю  себе на диване,  стараясь подавить  тошнотворное
чувство, которое хочет подняться во мне.
     Что, если Габор не поверит, что я останусь  ночевать у подруги? Если он
пошлет кого-нибудь проверить?
     Сон не приходит. Любой шум  за  стенами  заставляет  меня нервничать. Я
прислушиваюсь  к  шагам  возле  дома,  к  проезжающим  мимо  машинам  -  они
замедляются? - до частоты моего собственного пульса.
     Уже после двух часов ночи я сдаюсь и включаю телевизор. При этом, делаю
звук  настолько тихим, что сама почти ничего не слышу.  Специальные передачи
по  поводу теракта  на  Мюнхенском вокзале все  еще  продолжаются, и  теперь
произошедшее  комментирует  правительство.  Аппарат безопасности работает  в
полную силу, общий смысл  заключается в том, что население не должно бояться
последующих  терактов.  Иного  мнения  придерживается  только  лидер  правой
популистской партии, который давно хотел, чтобы что-то подобное произошло, и
утверждает, что Германия  уже  находится  в состоянии  войны.  Тем временем,
постоянно идут прямые трансляции с вокзала  и  кадры  о сегодняшнем теракте.
Наверное,  это  будет  продолжаться  всю  ночь.  Между  тем,  я  видела  эти
фотографии так много раз,
 что они стали для меня почти знакомыми. Настолько знакомыми, что я
отключаюсь от всего этого ужаса. Такое ощущение, что  я спала  не более трех
или  четырех  часов, но  когда я  открываю  глаза, уже  почти десять  часов.
Телевизор все еще работает, показывая новые кадры с обломками, на
 этот раз большой вестибюль вокзала виден изнутри. В течение нескольких
минут я смотрю на кадры, которые заставляют меня по-настоящему осознать,
 через что, должно быть, прошел Эрик. И с этого момента мне становится
ясно,  что делать дальше. Мы  не  можем просто спрятать голову в песок. Эрик
убежден, что Габор, по крайней мере, знал о нападении, если даже не
 был в нем замешан. Звонок Бернхарда был практически признанием
соучастия. Мы не должны  скрывать все  это от полиции.  Вернее, я, если быть
точной.  Потому что Эрик по-прежнему должен оставаться  мертвым. До тех пор,
пока мы не будем в безопасности.
     Несколько минут спустя я стучу в его дверь. Чувствую, как учащается мое
сердцебиение, когда за дверью по-прежнему  царит тишина. Может  быть, что-то
серьезное произошло здесь наверху, пока
 я спала внизу? Стучу еще раз. Сильнее.
     - Я проснулся.
     Его напряженный голос обличает его во лжи.
     - Извини, что разбудила тебя, но  нам нужно  обсудить, как  действовать
дальше. Я приготовлю нам кофе, хорошо.
     Четверть часа спустя мы сидим на кухне, каждый с дымящейся чашкой кофе.
Телевизор я выключила. Неизвестно, как могли  подействовать на Эрика кадры с
вокзала. Мне сейчас нужно все его внимание и сосредоточенность.
     - Мы должны обратиться в полицию.
     Он хочет прервать меня, но останавливается, когда я качаю головой.
     -  В  одиночку мы ничего не  добьемся, и  если  мы сейчас просто  будем
сидеть  и  ждать,  это  будет стоить  нам  жизни. Я  не  думаю,  что  Габору
потребуется много времени, чтобы предпринять следующую
 попытку избавиться от нас. От меня.
     Эрик помешивает свой кофе, звон ложки о внутренние
 стенки чашки - единственный звук, который он издает в течение
нескольких секунд. За исключением двигателя машины, который я слышу снаружи.
Работа дизельного двигателя на холостом ходу.  Я вижу, как мужчины  в черных
солнцезащитных  очках фотографируют  дом, возможно,  один из  них выходит  и
пытается заглянуть внутрь через жалюзи ...
     Все во мне кричит о том, чтобы встать и быстро выглянуть наружу, но это
было  бы  самым глупым,  самым  неправильным  поступком,  который я могла бы
совершить.
     Я едва успела додумать эту мысль до конца, как водитель машины нажал на
газ. Шум двигателя становится тише, и наконец, полностью стихает.
     Эрик по-прежнему молчит.
     -  Я  в  любом  случае  обращусь в полицию.  Уверенность в моем  голосе
удивляет меня саму.
     -  Но  ты  бы  мне  очень помог,  если  бы еще раз  рассказал  мне  все
подробности. Все твои подозрения против Габора и его людей.
     Для  звонка  в  полицию  я сделала пометки, чтобы ничего  не  забыть. Я
исходила  из  того,  что  разговор  будет  записан,  поэтому я  должна  быть
убедительной, особенно в том, что касается Эрика.
     - Мой жених был вчера в полдень на центральном вокзале Мюнхена, - рыдаю
я, когда к телефону, наконец, подошел ответственный сотрудник.
     - С тех пор он  не выходил на связь, я не могу с ним связаться, и никто
не знает, что с ним случилось ...
     Офицер пытается меня успокоить,  и  я позволяю ему.  Продолжаю говорить
тихим, собранным голосом.
     - Вчера все  было так  странно.  Знаете - я думаю, Эрик понял,  что там
что-то  не  так. За  последние  несколько  дней было  предпринято  несколько
попыток устранить его.  И, оглядываясь назад, мне кажется,  что его компания
могла быть причастна к  нападению. Вчера я получила еще один  очень странный
телефонный звонок от одного из его коллег. Вы знаете, он предупреждал меня.
     - На самом деле?
     Офицер насторожился. Вероятно, каждый час ему звонят по десять человек,
каждый со своей теорией заговора.
     - Не  могли  бы  вы  зайти  к  нам  и  под  протокол сообщить  о  своих
подозрениях?
     Этого я и опасаюсь.
     - Нет. Извините, но в данный момент я не хочу  выходить из  дома.  Я не
знаю, доберусь ли я до Вас живой.
     - Ну  что ж. Тогда мы  пошлем  кого-нибудь к  Вам. Сегодня днем,  около
двух, пожалуйста, будьте на связи, в том числе по телефону.
     Я даю ему адрес и отключаюсь.
     Три  часа,  оставшиеся  до  объявленного прибытия  полицейских, кажутся
тремя  днями.  Незадолго  до  двенадцати  звонит  Эла,  взволнованная, хочет
узнать, не появился ли Эрик. Она не находит его ни в
 одном из списков - ни в том, в котором указаны выжившие, ни в том, в
котором  указаны погибшие. Мне больно лгать ей, но ничего не поделаешь, если
я хочу сохранить скрытность Эрика.
     - Нет. Никаких признаков жизни, - шепчу я в трубку.
     - Я больше не знаю, что мне делать.
     - Я заеду к тебе.
     - Ни в коем случае.
     Сейчас это было бы не ко времени.
     -  Пожалуйста,  не  сейчас.  Я  всю  ночь  не  сомкнула  глаз и  сейчас
проглотила снотворное. Может быть, завтра. Надеюсь, к тому
 времени...
     Я не заканчиваю фразу, Эла и так понимает.
     - О Боже, да. Надеюсь.
     Я чувствую,  как она колеблется, хочет сказать что-то еще, но на  самом
деле не знает как.
     - Ты снова говоришь почти так же,  как раньше. Как будто ты  заботишься
об Эрике. Это так? К тебе вернулась память?
     Он сидит напротив меня, смотрит вверх, когда понимает, что я  смотрю на
него. Пытается улыбнуться.
     - Нет, - говорю я. - Не вернулась. Но я до сих пор
 чуть не схожу с ума от страха за него. И я тоже этого не понимаю.
     Мы  обещаем  друг  другу  немедленно  связаться  друг  с  другом,  если
что-нибудь узнаем  об  Эрике,  и  Эла  вешает  трубку.  Когда  вскоре  после
четырнадцати   часов    в   дверь   позвонили,   мне   потребовалось   почти
сверхчеловеческое усилие, чтобы открыть ее. Двое мужчин, которых я
 вижу в глазок, с таким же успехом могли быть людьми Габора. Темные
брюки, темные куртки. Только когда один из них поднимает удостоверение, я
 открываю. Мы садимся в гостиной. На самом деле я хотела, чтобы Эрик
подождал наверху, пока полицейские снова  уйдут, но он настоял на том, чтобы
услышать все. Так что сейчас он сидит в кладовой, и я надеюсь, что
 там его ничто не заставит чихнуть. Я подготовилась. Даже замазала
остатки синяка на лбу консилером. Я не хочу, чтобы полиция задавала себе
 ненужные вопросы. Но они все равно почти не спрашивают, вместо этого
они  дают высказаться  мне. И я рассказываю им всё.  О  неисправной  газовой
камере, которая чуть не унесла жизни нас обоих, об автокатастрофе, в которой
Эрика вытолкнули с дороги.
     - По обоим инцидентам  есть полицейские отчеты и больничные записи, и я
уверена, что вы сможете ознакомиться с ними. Эрик
 еще позавчера сказал, что он подозревает, что за всем этим стоит
компания Gabor Energy Engineering. Тем не менее, он даже не думал о том,
 чтобы в понедельник отправиться на вокзал Мюнхена, чтобы забрать
деловых партнеров. Его  шеф внушил ему,  что  он обязательно должен быть там
ровно в тринадцать десять.
     Я смотрю сначала на одного, потом на другого полицейского, замечаю, как
их лица расплываются у меня перед глазами. Слезы как раз в нужное время.
     - И он, вероятно, тоже был там.
     Офицер, сидящий  напротив  меня слева,  все  это время  делал  заметки.
Теперь он откладывает ручку в сторону.
     - Если все это правда, госпожа.... Он бросает взгляд на свой блокнот.
     -  Госпожа  Берриган, тогда почему  Вы не сообщили об  этом  подозрении
раньше? Почему этого не сделал господин Тибен?
     - У  нас ведь не  было никаких доказательств.  Я  вытираю  лицо тыльной
стороной ладони, стараясь не прикасаться к консилеру.
     - Как вы думаете, надолго ли Эрик остался бы после
 этого на своей работе? И мы не знали, не ошиблись ли мы, ведь
вообразить такое было трудно. И у Габора  не было никаких причин избавляться
от Эрика.
     Двое полицейских быстро переглядываются.
     - Вы сказали по телефону, что вчера вам позвонил один из коллег Эрика и
предупредил вас?
     -  Да. Я  беру  свой  телефон с журнального столика  и  открываю журнал
вызовов.  При этом  офицеры  видят  сорок  семь  тщетных попыток связаться с
Эриком, это не повредит.
     - Звонок сюда в час двенадцать, это был Бернхард Морбах, с которым Эрик
тесно сотрудничает. Он никогда не звонил мне раньше, понятия не имею, откуда
у него мой номер. Прежде всего ему хотелось извиниться. Сказал, что он точно
не знал, что  должно было произойти, он должен был предупредить Эрика, и ему
было жаль. А потом он
 сказал, чтобы я исчезла, спряталась, и как можно скорее. В противном
случае я тоже скоро буду мертва.
     Снова быстрый обмен взглядами офицеров. Сидящий справа кивнул.
     - Большое спасибо, миссис  Берриган, ваша информация  при  определенных
обстоятельствах может оказаться  очень полезной. Вероятно,  было  бы хорошо,
если бы  мы поместили  вас  в  безопасное  место, пока  мы не проверим  вашу
информацию.  Ни  в  коем  случае не хочу, чтобы  с вами что-то случилось. Вы
согласны?
     Я колеблюсь, затем качаю головой.
     - На данный момент я бы предпочла остаться здесь.  На случай, если Эрик
все-таки появится.
     Мужчина с сожалением пожимает плечами.
     - Мы хотели  бы  приставить к Вам  кого-нибудь  для  защиты, но  сейчас
каждый сотрудник на счету. Лучше всего никому  не открывайте дверь и звоните
в полицию, как только вам что-то покажется  странным. Может быть, у вас есть
друзья, которые могли бы переехать к вам на несколько дней?
     Я не отвечаю, только пожимаю плечами.
     - Ну что ж. На случай, если вы все же передумаете ...
     Он сует мне в руку карточку, я беру ее, благодарно улыбаюсь.
     Ни  одно место, которое полиция  могла бы  мне предложить,  не является
таким безопасным, как то, куда я собираюсь нас отвезти.
     Еще один день, и все будет кончено.




     Я выхожу  из кладовой. Наконец.  В нем я вел себя как  преступник.  Тот
факт, что Джоанна  сознательно солгала  официальным  лицам, вызывает у  меня
неприятное чувство. В конце концов, эти люди - одни из тех, на чью помощь мы
надеемся. Но она права, так и должно было быть.
     Проходит еще около минуты, прежде чем она кричит из коридора:
     - Теперь ты можешь выходить, они уехали. Она останавливается  в проходе
на кухню, когда видит, что я сижу за столом.
     - У тебя это очень хорошо получилось, - говорю я.
     Она садится напротив меня.
     - Что оставалось...
     Звонок в дверь. Опять.  Мы смотрим  друг на  друга. Вопросительно,  как
будто друг другу нужно знать, кто звонил.
     - Полицейские, - предполагает Джоанна и поднимается. Я тоже.
     - Да,  возможно,  они  забыли  еще  что-то. Тихонько подойди  к двери и
посмотри. Но не открывай, если это кто-то другой.
     Она согласно  кивает. Я вижу страх  на ее лице. Смотрит ли она на меня?
Она крадется по коридору, я стою у двери в кладовку, готовый снова исчезнуть
в ней.
     Некоторое  время ничего не  происходит,  потом  Джоанна что-то говорит.
Значит,  полицейские  действительно вернулись.  Я  закрываю  за  собой дверь
кладовой, пока сквозь нее не  пробивается только  узкая полоска света. Снова
голос Джоанны, я не могу понять, что  она  говорит. Потом  снова,  еще более
приглушенно...  нет, это не Джоанна. Это голос с улицы.  Другая женщина. Она
продолжает говорить, быстро  и взволнованно.  Мне кажется, что, услышав свое
имя, я внезапно пойму все, что говорится.
     Джоанна  впустила  женщину в дом.  Затем  я узнаю  голос. Надин. Я  так
сильно стискиваю зубы,  что становится больно. В конце концов, это  не может
быть правдой. Как нарочно, Надин. Что, если ее  послал Габор? С тех пор, как
она  устроила  здесь  шоу, я  считаю  её  способной на  всё.  Входная  дверь
закрывается.
     - Спасибо, что впустила меня, - слышу я голос Надин.
     - Несмотря на мое глупое поведение несколько дней назад.
     - Если бы ты  хотела  поговорить со мной, то могла бы просто позвонить.
Ты ведь недавно так и поступила.
     То, как Джоанна разговаривает с Надин, не оставляет сомнений в том, что
она не в восторге от ее появления.
     - Да, но ты перестала отвечать. Поэтому ... мне просто нужно знать, что
с Эриком. Кроме того - Она прерывает себя. Затем
 продолжает.
     -  Я  была  здесь  некоторое  время.   Те  двое  мужчин  прибыли  почти
одновременно со мной. Я спряталась и ждала, пока они уйдут. По крайней мере,
я узнала, что ты дома. Кто это был?
     В голосе Надин сквозит любопытство.
     - Для чего тебе это знать?
     - Потому что... это был кто-то из фирмы?
     Наступает короткая пауза. Мысли Джоанны, вероятно,
 так же возбуждены в этот момент, как и мои. Что задумала Надин? И если
она теперь знает, где находится Джоанна, то знает ли об этом и Габор?
     - Нет, они не из фирмы. Ну, продолжай.
     Шаги, сначала  удаляются  и тут же снова приближаются с другой стороны.
Они находятся в гостиной комнате.
     - Садись.
     - Спасибо. Так кто же были эти люди?
     Пауза. Затем голос Джоанны:
     - Это не твоё дело. У меня  полно  других забот и нет сил для  подобных
игр. Так что перестань задавать вопросы и скажи, наконец, почему ты здесь.
     - Осторожно Джоанна. Не так  энергично. Не переживай за меня. Надин  не
так глупа.
     Через некоторое время нос шумно прочищается. Затем
 снова голос Надин. Теперь заплаканный, периодически прерываемый
всхлипываниями.
     - Я думаю, это ужасно, что мы до сих пор не знаем,
 что с Эриком. Ведь я взяла для него напрокат машину, на которой он
поехал в Мюнхен.
     Всхлипывания продолжаются до тех пор, пока их не прерывает Джоанна.
     - Ты уже знаешь,  что  случилось  с  людьми, которых  Эрик  должен  был
забрать?
     -  Я  вообще  ничего  не знаю.  На фирме в последнее  время  все  стало
по-другому.
     Кажется, Надин постепенно приходит в себя.
     - Эрик рассказал  мне о  новом проекте,  о котором  я ничего  не знала.
Такого еще никогда не было. Я ... всегда руководила секретариатом проекта, и
вдруг  появился проект,  о котором я вообще ничего  не  знаю? Я обратилась к
Гейгеру по этому поводу. Это мой шеф. Тот
 отреагировал довольно странно. Он сказал, что ничего не знает о
проекте, но он солгал, я сразу это поняла.
     - В чем же причина?
     - Как только я вышла из его кабинета, он сразу же позвонил по телефону.
Я вижу это на своем параллельном телефоне. Тогда я
 встала рядом с дверью и прислушалась. Я многого не могла расслышать, он
 говорил довольно тихо. Но всплыло мое имя и слово "Феникс" дважды.
Феникс. Вот  оно название этого зловещего  проекта. Я должен  заставить себя
сохранять спокойствие, не хлопать дверью и не бежать в гостиную. Я ...
     - Феникс, - говорит Джоанна после паузы, которую делает Надин.
     - Я никогда раньше не слышал этого имени. Что это должно быть?
     Очень хорошо, Джоанна.
     - Я  не знаю.  Эрик говорил мне об этом  проекте. А  сегодня  утром мне
позвонил Бернхард Морбах. Ты ведь его знаешь. Он был  крайне взволнован, как
будто ужасно спешил и хотел, чтобы я встретилась с
 ним на улице, а не на фирме, и чтобы я принесла ему флешку, которая
торчала  из-под  ящика его  стола.  Сначала  я не  хотела,  потому  что  это
показалось мне смешным, но он сказал, что это вопрос жизни и смерти, и я
 уступила.
     Она делает паузу.
     - И потом? Тон Джоанны теперь мягче, чем раньше.
     -  Мы  встретились на краю  парковки. Бернард выглядел ужасно. Бледный,
неопрятный, совсем не похожий на себя... И то,
 как он на меня посмотрел. Немного сумасшедший. Он сказал, что Эрик...
     Снова всхлипывания.
     - Он сказал, что вероятно, Эрик мертв. И что они идут за ним.
     - Они? - спрашивает Джоанна, когда Надин замолкает.
     - Я ведь тоже не знаю. Скорее всего, это исламисты.
     - Исламисты? - громко повторяет Джоанна.
     - Да, те, кто взорвал вокзал. Есть даже видео с их
 признанием. Разве ты этого не знала? Сегодня утром об этом было по
радио и в газетах. На телевидении, наверное, тоже.
     Видео-исповедь. Это  становится  все более  и  более запутанным.  Какое
отношение Габор имеет к исламистам?  Именно он,  у кого  уже есть  проблемы,
связанные с  неприязнью к иностранным  мигрантам. Как,  черт возьми, все это
сочетается одно с другим? Я должен посмотреть это видео.
     - Нет, я... У меня еще не был включен телевизор, - объясняет Джоанна.
     - Судя по всему, Бернхард имеет к этому какое-то отношение. Он  сказал,
что не  знал, как  далеко  они зайдут. И я тоже в  опасности,  потому  что я
спросила о проекте, и они думают, что Эрик мне что-то рассказал.
     - Но, что же он мог тебе рассказать?
     - Я не знаю.
     Голос Надин внезапно звучит взволнованно.
     - Я подумала, может быть, он говорил с тобой об этом.
     - Нет. Я боюсь, что действительно ничем не смогу тебе помочь, Надин.
     - Ты уверена?
     Мне знакомы  такого рода  вопросы от Надин.  Теперь она так  быстро  не
отпустит.
     - Нападение было совершено исламистами. Наша жизнь
 для них ничего не значит. Поэтому, пожалуйста, расскажи мне, что ты
знаешь. Всё.
     Джоанна вздыхает.
     - Нечего и говорить. Все, что я могу тебе сказать,
 это то, что Бернхард тоже звонил мне вчера вечером. И он сказал мне
что-то похожее.- Пауза.
     -  В последнее  время  Эрику  и  мне  было  нелегко.  Какое-то  время я
чувствовала себя неважно, но ты же это знаешь. А  его работу мы не обсуждали
уже  несколько  недель. Было  много вещей,  которые нам  пришлось обсуждать.
Весьма важных. На  кону стояли наши отношения  и на  разговоры  о каких-либо
проектах на фирме не было времени.
     Джоанна делает это очень хорошо. Может быть, Надин
 говорит правду и на самом деле боится, но с таким же успехом может быть
 и то, что она в сговоре с ними и что Габор послал ее узнать, знает ли
что-нибудь  Джоанна. На  самом деле,  я склоняюсь  ко  второму,  и  Джоанна,
очевидно, тоже так считает.
     - Не могли бы вы уйти?  Я думаю, что мы все обсудили, и теперь я хотела
бы побыть одна.
     - Но... Я буквально вижу, как Надин ищет причину, чтобы остаться.
     - Мы в одной лодке. Мы оба беспокоимся об Эрике.
     - Вот тут ты ошибаешься, - хладнокровно говорит Джоанна.
     - Мы совсем не в одной лодке.
     - Я надеялась, что смогу остаться здесь...
     - Нет. Уходите прямо сейчас. Пожалуйста.
     Когда  входная дверь  захлопывается, я  сразу же  выхожу  из  комнаты и
несколькими  быстрыми  шагами  оказываюсь  в  гостиной.  Включаю  телевизор,
переключаю каналы.  Сериалы, мыльные оперы, но и  специальные программы  про
теракт. Видео с признанием упоминается, но нигде не показано.
     -  Ты думаешь, она говорит правду? - спрашивает Джоанна  позади меня. Я
поворачиваюсь к ней.
     - Не знаю. Я просто  пытаюсь найти  это видео. Исламисты и Габор. Я уже
ничего  не  понимаю.  Он глубоко  презирает их.  Он их  ненавидит.  Если  он
действительно провернул с ними какое-то дельце, то
 должно быть это принесло ему огромную прибыль.
     Джоанна кивает.
     -  Купить  можно  любого.  Это  просто  вопрос  цены.  Если я чему-то и
научилась у своего отца, то несомненно этому.
     Она указывает подбородком на дверь.
     - Подожди, я возьму свой ноутбук, мы непременно найдем это видео там.
     Когда она возвращается, мы садимся  рядом  друг  с  другом на  диван. Я
наблюдаю за тем, как Джоанна перемещается по веб-сайтам.
     - Я не доверяю Надин. Возможно, её прислал Габор.
     Наконец  Джоанна  нашла видео на новостной платформе. Она  на мгновение
смотрит на меня и нажимает кнопку "Пуск". Появляются арабские буквы, красные
на  черном  фоне.  Языки  пламени  по  краям.  Картинка  размывается,  затем
появляется фигура в черном капюшоне, с
 узкой щелью для глаз.
     На заднем плане  развевается черное знамя. Мужчина начинает говорить, и
я не могу  поверить своим ушам: он говорит  на чистейшем  немецком языке без
акцента.  Он  говорит  о великом  подвиге  во  имя защиты арабских братьев и
освобождения святых мест. И акта мести.
     -  Вы поддержали американских мясников,  когда они напали  на нас.  Тем
самым вы также  убили наши  семьи. Вы разбомбили наши города и  принесли нам
страх и страдания. Вы чувствовали  себя в безопасности, вдали от страданий и
смерти. Но теперь с  этим покончено. Теперь и  вы  будете  бояться.  Вы тоже
увидите, как умирают ваши жены  и дети. Страх будет вашим  спутником, где бы
вы ни находились. Потому что сейчас ваши  города  будут гореть, а  вокзалы и
аэропорты взрываться. И  вы  ничего не  сможете с этим  поделать, потому что
братья  мои заполнят землю твою. Мы принесем вам  единственно истинную веру.
Верьте, или умрите.
     Далее следуют другие фразы, но  я слышу  их только  мимоходом. Ход моих
мыслей ускоряется,  и я  пытаюсь  понять,  как  могло случиться,  что  Габор
поддерживает то, что я только что услышал. С тех пор, как мне впервые пришло
в голову, что он может быть замешан в этом, мой гнев на него усилился. Когда
я  думаю о том, что он сделал  со мной, что он  сделал с нами  за  последние
несколько  дней, что он несколько раз пытался убить нас обоих... Но  если он
действительно совершил преступление вместе с этими парнями, то причина может
быть  только  одна:  деньги  и  власть,  и  в  большом количестве.  Не знаю,
испытывал ли я когда-нибудь  в  жизни такое презрение, как  к Габору в  этот
момент.
     Видео закончилось. Джоанна ошеломленно падает на спинку кресла.
     - Неужели всё это правда?
     - Но это  так. И Габор  является частью этого. Но я все меньше понимаю:
почему он хочет нас убить? При чем тут все это дерьмо? Это не имеет смысла.
     Какое-то время  мы  молчим, каждый погружен в свои мысли. Потом Джоанна
наклоняется вперед, закрывает ноутбук и поворачивается ко мне.
     - Есть кое-что, что  я  понимаю еще меньше. Почему я  не могу вспомнить
тебя?




     В Мельбурне сейчас почти два часа ночи, но сейчас я
 не могу обращать на это внимания. Я заставляю телефон звонить снова и
снова, безжалостно. Пока, наконец, он не треснет, не зашуршит и не донесется
сонный голос моего отца.
     - Джо? Это ... это ты?
     Я  могла  бы зареветь  от  облегчения  и одновременно стыдиться  этого.
Сейчас   я  собираюсь  вернуться   к  старым   моделям  поведения,   которые
сформировали всю  мою предыдущую  жизнь. Если будет трудно  - просто позвони
папе. Мне очень хотелось  это  преодолеть. Но теперь мне еще  острее хочется
выжить.
     - Я возвращаюсь домой, папа. Забери меня, пожалуйста, как можно скорее.
     - Что? Я слышу, что он уже не спит.
     -  Джо,  моя милая, наконец-то.  Это здорово, конечно, мы заберем тебя.
Завтра утром я отправлю Гэвина...
     - Нет, не завтра. Немедленно.
     Я говорю как  он,  я  осознаю это.  Тот же командный тон. Чуть  позже я
добавляю "пожалуйста", которое звучит нетерпеливо.
     - Что случилось?
     Отец  не  глуп,  было  ясно,  что он задаст этот  вопрос.  Я  ненадолго
задумываюсь, а  затем  решаю  сказать  ему  половину правды. Я знаю его, как
только он  решит, что  у его  драгоценной дочери может выпасть  волосок,  он
больше не будет колебаться ни секунды.
     - Ты слышал о  теракте на Мюнхенском вокзале? Здесь творится черт знает
что, все боятся, что это было только начало.
     Этого  еще недостаточно, чтобы объяснить, почему я так тороплюсь, но я,
ни в коем случае не буду  раскрывать истинные, связанные  с этим причины, по
телефону прямо сейчас.
     - Сегодня утром у моего дома были странные фигуры.
 Может быть, просто совпадение, но... увы, не важно. Я хочу уехать из
этой страны как можно скорее. Желательно немедленно.
     Несколько секунд папа молчит, но я слышу, как что-то скрипит, потом его
шаги и лязг закрывающейся на замок двери.
     - Да, конечно. Мюнхен. Мы все слышали  об этом. Хорошо,  слушай.  Гэвин
улетает самое позднее через два часа, и он берет с
 собой охрану. Будь готова, я дам тебе знать, когда тебя заберут.
     - Ладно.
     Я знаю, что быстрее не бывает, но все равно во мне
 пульсирует страх, что к тому времени, когда машина прибудет, может быть
 уже слишком поздно. Полет длится не менее двадцати двух часов, и один
раз  самолет должен сделать остановку, предположительно в Дубае. И вдруг мне
подумалось, что  это  долго. А если  нам не удастся,  прожить еще один  день
невредимыми. Нам.
     - Папа? Я беру кое-кого с собой, ты должен это знать.
     Он делает глубокий вдох.
     - Тот парень, о котором ты говорила на днях?
     - Да. Эрик.
     Короткая пауза.
     - Я против этого.
     Теперь,  если я проявлю хоть  малейший  признак слабости, я проиграю. Я
знаю своего отца - он серьезно относится к людям
 только тогда, когда они бросают ему вызов. Поэтому я вкладываю в свой
голос всю решимость, на которую способна.
     - Он летит со мной.  Если ты не согласен на это, то тогда тебе не нужно
посылать самолет.
     Папа прочищает горло.
     - А как насчет Мэтью?
     - Да, никак.
     Кажется, я нашла правильный тон, который не допускает больше дискуссий.
     - Мэтью - в прошлом, и я уверена, что это не разобьет ему сердце.
     Как будто это было самой насущной заботой  отца в этой связи. Несколько
секунд он молчит. Я готовлюсь к контратаке, но папа удивляет меня.
     - Этот Эрик много для тебя значит?
     -  Да. Я чувствую  внутреннюю убежденность  в этом "Да" и  понимаю, что
сказала правду. Я закрываю глаза, прежде чем продолжить  говорить,  не зная,
правда ли то, что я сказала.
     - Мы помолвлены.
     Я слышу, как папа резко выдыхает воздух. Между ним
 и мной добрых шестнадцать тысяч километров, но, тем не менее, я
буквально  вижу перед собой его  реакцию. Брови, которые  резко сходятся над
переносицей. То, как его нижняя губа напрягается над зубами.
     - Ты принимаешь такое решение, не обсудив его сначала со мной?
     Меня не испугает этот опасно тихий тон, который он использовал.
     - Да. Потому что это личное решение.
     - Личное, понятно.
     - Совершенно верно.
     Мне   абсолютно  ясно,  что  этот   разговор  будет   иметь  неприятное
продолжение, как только мы окажемся в Австралии. Что  отец пустит  в ход все
свое оружие,  чтобы  отговорить меня от моего решения выйти замуж неизвестно
за кого. Но тогда это не будет иметь значения, мы
 будем в безопасности, вдали от Габора и его сообщников.
     - Ну ладно.
     Заметно, как трудно ему контролировать себя.
     - Меня очень волнует этот Эрик. Хорошо, завтра вам
 сообщат, когда самолет приземлится, и Гэвин заберет вас из дома на
лимузине. Все ли пока ясно?
     - Да, спасибо, папа.
     Я  кладу трубку  и  возвращаюсь в  гостиную,  где Эрик сидит на диване,
вертя в руках чашку с кофе. Я не знаю, слышал ли он наш
 телефонный разговор и насколько он его понял.
     Я сажусь рядом с ним. Жду, что он посмотрит на меня, но он поворачивает
голову только тогда, когда я начинаю говорить.
     - Завтра, - говорю я.
     -  Отец посылает самолет, если повезет,  он будет здесь через  двадцать
четыре часа. Тогда мы сделаем  это. Ты можешь спокойно  связаться с полицией
из Австралии, руки Габора туда точно не дотянутся.
     Я улыбаюсь Эрику, но его лицо остается бесстрастным.
     - А если бы и дотянулись,  - продолжаю я, - то, его контакты не идут ни
в какое сравнение с контактами моей семьи.
     - Как мило.
     Он покачал головой.
     - Я никогда не хотел ехать в Австралию, конечно, ты об этом не помнишь,
но у нас был такой разговор несколько раз. Ты  тогда согласилась со мной. Ты
не раз говорила, что твоя семья разрушит наши отношения в течение нескольких
недель. А сейчас у нас нет даже нормальных отношений. Как ты думаешь, каковы
наши шансы восстановить их там?
     Я  хочу  возразить,  но он  останавливает  меня еще одним  покачиванием
головы.
     - Я знаю, что в нашей ситуации это  к лучшему. Я не дурак. Но я потеряю
тебя там навсегда.
     Я невольно хочу возразить, но не могу найти нужных
 слов. Моим чувствам к нему меньше половины недели, а его ко мне - почти
 год. Если все, что он говорит, правда. Бывают моменты, когда я
сомневаюсь в этом, но сейчас не тот случай.
     Мое молчание как  будто доказывало, что его опасения  верны, Эрик снова
отвернулся.
     - Ты пару минут назад упоминала Мэтью.
     - Да. Потому что я сказала папе, что между нами все кончено.
     - Ты помнишь его?
     Вот в чем дело. То, что по какой-то непонятной причине он единственный,
кого я изгнала из своей памяти, огорчает Эрика.
 И то, что всем остальным было позволено сохранить свое место.
     Я  бы все  отдала,  чтобы  узнать причину этого.  Запускающий механизм.
Очень  стрессовое  событие,  травма,   связанная  с  данным  предметом   или
человеком.
     Я до  сих пор дословно помню объяснение доктора Шаттауэр. Единственное,
что я сейчас не могу представить себе жестокого  Эрика. К сожалению, я знаю,
что существует жестокая Джоанна, о которой я
 не знала до недавнего времени.
     - Да, я вспоминаю Мэтью, - тихо говорю я.
     - Но без удовольствия.
     Настроение остается подавленным до конца дня. Эрик
 задумчиво смотрит видеозапись заявления о теракте на своем ноутбуке.
     На мое замечание, что завтра мы, скорее всего, в это же время уже будем
в самолете и оставим все это безумие позади, он лишь устало улыбнулся.
     Может быть, это потому,  что  мои  слова звучат  вполголоса, потому что
большая часть  моего внимания сосредоточена на  звуках, доносящихся с улицы.
Каждая машина, которая притормаживает возле
 дома, ускоряет мое сердцебиение. В какой-то момент я слышу снаружи
мужские  голоса  и понимаю,  что  задерживаю  дыхание,  только когда у  меня
начинает кружится голова. Мужчины уже давно ушли, и их больше не слышно.
     Чем ближе  вечер, тем больше  Эрик  отдаляется. Постепенно я понимаю, в
чем может  быть причина: его жизнь рушится. Мало того, что я  перестаю  быть
точкой опоры в его  мире, он  теряет  работу и дом, а картины вчерашнего дня
должны преследовать его.
     В  гостиной темно, я не включила свет,  хотя уже наступили  сумерки.  В
какой-то момент я снова сажусь на диван к Эрику  и обхватываю его  руками. Я
чувствую, как напрягаются его мышцы. Он качает головой, отталкивает  меня от
себя.
     - Не надо.
     Я стараюсь не подавать  виду, что его отказ ранит  меня, вопреки всякой
логике.
     - В Мельбурне будет лучше, чем ты думаешь, - шепчу я.
     - Нам не обязательно жить в  родовом  поместье, есть и другие варианты.
Кроме того...
     Звонок мобильного  телефона  прерывает меня.  Смутно знакомый номер, но
это не Надин, а...
     - Габор.
     Эрик потянулся к телефону, свет  от дисплея падает на его лицо и делает
его бледнее, чем он есть на самом деле.
     Я  протягиваю  руку.  После  секундного колебания  Эрик  кладет  в  нее
телефон. Он кивает мне.
     - Госпожа Берриган!
     Габор говорит так, словно испытывает огромное облегчение, услышав меня.
     - Как ваши дела?
     -  Я... я не  очень хорошо себя  чувствую, - заикаюсь  я,  одновременно
включая громкую связь мобильного телефона.
     - Мне  очень  жаль  это  слышать. Значит,  Вы еще  не  получали никаких
известий о том, что с Эриком?
     - Нет.
     Наверное,  о моем  состоянии говорит  то,  что я  начинаю плакать,  как
только не могу больше сдерживать слезы.
     - Вы знаете больше? - всхлипываю я.
     - Вы еще что-нибудь знаете?
     - К сожалению, тоже ничего. Но мы всё равно не должны терять надежду.
     Он прочистил горло.
     - Скажите, миссис Берриган, к вам тоже приходила полиция?
     Я обмениваюсь быстрым взглядом с Эриком. Должна ли
 я лгать? Или сказать правду? Если Габор следит за домом, он узнает, что
 я здесь и что сегодня у меня было два посетителя.
     Эрик слегка качает головой.
     - Нет, - шепчу я.
     -  Меня  самой нет  дома. Но я разговаривала по телефону с полицейским,
потому что хотела узнать, есть ли какие-нибудь новости.
     - Я понимаю.
     Голос Габора звучит задумчиво.
     - Где Вы, госпожа Берриган? О Вас кто-нибудь заботится?
     - Я у  друзей, - говорю  я, возможно, слишком быстро.  Но множественное
число - это хорошо.
     - Они прекрасно обо мне заботятся, у меня есть все, что мне нужно.
     - Это обнадеживает. Голос Габора понизился на тон.
     - Но вы  должны быть  готовы к тому, что полиция снова обратится к вам.
Сегодня  днем  ко  мне  приходили полицейские,  которые выдвинули  абсурдную
версию о том, что моя компания может быть причастна к теракту.
     Он коротко усмехается.
     - Хотел бы я знать, как им пришла в голову эта идея. Думаю, мне удалось
убедить их в том, что это полная чушь. Страшно представить, как далеко могут
зайти некоторые люди, чтобы причинить вред
 другим.
     Я молчу, не доверяя своему голосу. А он знает? Или
 хотя бы подозревает? Может быть, он косвенно спрашивает, не я ли это
навела полицию на след?
     -  В любом случае, Вы должны быть готовы к тому, что к вам обратятся по
этому  вопросу. В конце  концов, Эрик  работал  на  меня...  в  смысле, Эрик
работает на меня.
     Он  поспешно  исправился,  но  я  не  упустила  его  промашку,  и  это,
безусловно,  лучшее, что было  в  этом разговоре. Для Габора Эрик остался  в
прошлом, он считает его мертвым.
     - Да, - говорю я. - Спасибо.
     - Если Вам что-то понадобится, обращайтесь в любое
 время. Вы можете мне это пообещать? Я всегда готов помочь Вам, ведь, в
конце концов, Эрик был в Мюнхене по моему поручению...
     Он вздыхает:
     - Поверьте, это меня очень беспокоит.
     Я вижу, как заходили желваки на скулах Эрика.
     - Могу себе представить, - отвечаю я.
     - Еще раз спасибо, я ценю ваше предложение.
     Эрик вскакивает, как только я заканчиваю разговор.
     - Вот негодяй! Как он все время пытается выяснить, где ты!
     Он поворачивается ко мне.
     - Мы должны  быть осторожны, Джо. Он не  исключает того,  что полицию к
нему послала ты, и тогда он должен предположить, что
 ты знаешь больше, чем ему выгодно. Возможно, он не верит, что ты
остановилась у друзей и пошлет кого-нибудь проверить это.
     Я  снова  непроизвольно  задерживаю  дыхание  и прислушиваюсь к  звукам
снаружи, но все тихо.
     - Что же мне делать?




     Сколько раз я задавал себе этот вопрос за последние несколько дней? Что
я должен делать? Что я могу сделать? Однако это было почти полностью связано
с  отсутствием  воспоминаний  Джоанны обо мне.  Теперь  речь  идет  о  нашем
выживании. Нашем.
     Никогда  раньше я по-настоящему не осознавал,  насколько  далеко идущие
последствия кроются за одним этим словом. Только
 теперь, когда самоочевидное "наше" вдруг разделилось на "Она" и "Я", я
узнаю его истинный смысл. Как элементарно ощущение того, что тебя любят.
     -  Может быть,  нам стоит  спрятаться где-нибудь  в  доме на  ночь. Кто
знает, какие идеи придут на ум Габору.
     Джоанна убирает прядь волос со лба.
     - Ты действительно думаешь, что он кого-то пошлет сюда?
     - Не знаю, Джо. Я даже не могу представить, что он
 может сделать и на что способен. Дело в том, что мы должны продержаться
 до завтрашнего вечера. А до этих пор мы должны избегать любых рисков.
     - Но если бы он зашел так далеко, разве он не ...
     Звонок в дверь мешает Джоанне закончить фразу. Мы смотрим друг на друга
с немым  вопросом: кто стоит  за дверью. Джоанна пытается повернуться, но  я
кладу руку ей на плечо.
     - Подожди,  -  тихо говорю я. -  Не подходи к двери. Я посмотрю сверху,
чтобы увидеть, кто это.
     Я пробираюсь по коридору к лестнице, осторожно, но
 быстро, переступая через две ступеньки. Когда я подхожу к окну в
ванной,  снова раздается  звонок  в  дверь. Я осторожно отодвигаю  занавеску
немного  в  сторону, ровно  настолько,  чтобы  я  мог  смотреть  вниз  через
свободный зазор. Перед входной дверью стоят двое мужчин в джинсах и коротких
куртках. Я уверен, что не знаю их.
     - Кто это? - тихо спрашивает Джоанна позади меня.
     - Не знаю. Может быть, это полицейские?
     - Взгляни, пожалуйста.
     Она подходит к окну, выглядывает наружу и качает головой.
     - Нет. Я никогда не видела их раньше.
     -  Это могут быть  люди  Габора. Надин проболталась, и теперь они хотят
проверить, дома ли ты всё ещё.
     - И что они будут делать, если я не открою?
     Я смотрю вниз и вижу, как эти двое исчезают за углом.
     - Они снова уходят.
     - Слава Богу.
     Джоанна опускается на закрытую крышку унитаза. Я поворачиваюсь к ней.
     - Но это не значит, что они действительно исчезли.
 Может быть, они вернутся позже и тогда не будут довольствоваться
звонками. Нам определенно следует спрятаться.
     Джоанна оглядывается в ванной, как будто ищет здесь подходящее укрытие.
     - Но где? Если кто-нибудь ворвется,  они обыщут весь дом  в поисках нас
... меня. И кроме того...
     Она смотрит на меня открыто. Я предвижу, что произойдет дальше.
     - Ты не боишься, что я снова попытаюсь что-нибудь с тобой сделать?
     Стоит ли  мне  бояться?  - хотел  бы я  спросить спонтанно, но ее ответ
остается прежним: она никогда сознательно не причинит мне вреда, но в данный
момент она не может это гарантировать.
     - Я только что сказал, что мы должны избегать риска там, где это только
возможно, - говорю я вместо этого.
     - Ведь это, главное.
     Джоанна  ничего не отвечает на  это. Что еще можно  было бы  сказать по
этому поводу? Она хотела убить меня, и ни она, ни я не знаем, не повторит ли
она свою попытку.
     Мне предстоит бессонная ночь.
     - Хорошо, тогда давай спустимся  и подумаем, где мы  проведем следующие
несколько часов.
     В отличие от подвала, кладовая теплая и сухая, и до сих пор  она хорошо
зарекомендовала себя как укрытие. Конечно, кто-то в
 поисках Джоанны заглянет и туда, но если кое-что немного
переоборудовать,  то  это  должно  сработать.  Я  открываю  дверь  в  узкую,
вытянутую  комнату и включаю  свет.  При  виде высокой  морозильной камеры в
задней части помещения, мне приходит в голову идея.
     - Будем прятаться здесь? - спрашивает Джоанна у меня за спиной.
     - В первую очередь, будут искать здесь.
     - Да, но  если мы повернем морозильник так,  чтобы  передняя часть была
обращена  ко  входу,  и  разместим  рядом  с  ним  одну из  полок,  то можно
использовать ее для отделения небольшой секции. Это конечно будет не удобно,
но  думаю, если кто-то  заглянет  через дверь, то не заметит,  что камера за
морозилкой и полкой выступает немного больше.
     Джоанна оглядывает заднюю часть комнаты.
     - Это может сработать.
     - Хорошо. Оборудуем.
     Нам потребовалось  около десяти  минут, чтобы  расположить  морозильную
камеру и полку с припасами так, чтобы  за ней была отдельная зона примерно в
полтора  метра  до  задней  стены. Камера  имеет  ширину  два метра, которая
перекрывается полкой и морозильной камерой за исключением зазора в несколько
сантиметров. Мы  складываем  припасы и  коробки на  полку так,  чтобы на ней
оставалось как можно меньше
 зазоров, и немного наклоняем ее. Через щель сбоку можно протиснуться
прямо. Я прошу Джоанну попробовать один раз. Вместе мы снова подтягиваем
 полку. Когда мы заканчиваем, я выключаю свет и встаю у входа в
кладовую.  Замечательно. Можно подумать,  что  морозильная  камера  и  полка
примыкают к  задней стене кладовой. То, что за  ними  есть что-то  еще -  не
заметно.
     -  Это  лучше,  чем я  думал. Если мы сейчас положим  на  пол несколько
одеял, нам будет даже почти комфортно.
     - Я  надеюсь,  что вся эта акция окажется ненужной, -  говорит  Джоанна
из-за полки.
     Вскоре  после  полуночи  мы  сидим  на  корточках в  нашем  укрытии  на
шерстяных  одеялах. Сначала я планировал взять с  собой какое-нибудь оружие,
но  потом отбросил эту  идею. В конце концов, я собираюсь делить  это тесное
пространство с Джоанной, и тебе не нужно искушать судьбу. Дверь в кладовую я
оставил открытой,  чтобы не создавалось впечатления, что  здесь может кто-то
прятаться. Вокруг нас  царит  абсолютная  тьма. Плотно  закрытые  жалюзи  не
пропускают ни малейшего
 проблеска света через окна кухни или гостиной, поэтому в кладовой
темнее.
     О  сне не  стоит думать,  по  крайней мере, в  первый  час, хотя мы оба
совершенно измотаны. Мы мало разговариваем. Время от  времени  кто-то из нас
начинает разговор, но  каждый раз он прекращается  после нескольких фраз.  В
течение долгого времени мы не обсуждаем причину, по которой мы сидим на полу
в самом дальнем углу нашей кладовой. В какой-то  момент Джоанна сжимает  мою
руку и  приближается ко  мне.  С  момента  ее нападения  на меня  каждое  ее
прикосновение пробуждает во  мне такие противоречивые чувства,  что я словно
отдаляюсь от нее.
     - Я больше не могу этого выносить, Эрик.
     Я  не спрашиваю, что именно она имеет  в виду, но  предпочитаю считать,
что это связано с данной ужасной ситуацией.
     - Конечно. Я тоже.
     - Еще эта ночь, а потом еще один короткий день. Мы
 ведь можем это сделать, не так ли? Тогда через несколько часов мы будем
 в безопасности. Люди, которые придут за нами, - профессионалы. Мой отец
 много раз доверял им мою жизнь. Даже когда я была еще ребенком.
     - Это приятно знать, - говорю я, чувствуя, как она
 меняет положение рядом со мной. Раздается шорох. Хотел бы я увидеть, не
 собирается ли она потянуться за чем-нибудь, например, за бутылкой или
консервной банкой. Полка перед нами забита  ими. Я внимательно прислушиваюсь
к звукам,  которые позволяют сделать вывод  о  действиях Джоанны, но  сейчас
снова воцаряется полная тишина. Через несколько минут
 её дыхание становится более ровным. Она заснула. Я прислоняюсь ноющей
спиной к стене. Через некоторое  время Джоанна немного отодвигается и кладет
голову  мне на  бедро. Я закрываю глаза, но ничего не меняется. Та же полная
темнота.
     Они появляются незадолго  до трёх  часов.  Я слышу,  как  они входят на
кухню,  разговаривая  шепотом.  Как  им удалось  так  тихо вскрыть дверь?  Я
чувствую, как  голова  Джоанны  приподнимается  с  моих  ног.  Она  тоже  их
услышала. Я осторожно нащупываю ее руку и слегка сжимаю
 в знак того, что я проснулся.
     Я слышу неопределимый  шорох, затем снова шепот.  Нервирующий луч света
проникает в кладовую, какое-то время лихорадочно перемещается взад и вперед,
а затем задерживается на  полке, где разделяется  на  тонкие полоски  света,
которые проникают сквозь щели между
 коробами, ящиками и упаковками в виде причудливых узоров в темноте.
     Мое сердце колотится  так сильно, что  я боюсь,  что это слышно даже на
кухне.  Рука  Джоанны  ловкими движениями нащупывает меня,  впиваясь в плоть
моего  предплечья  так сильно, что  я  с трудом  сдерживаю  стон. Невольно я
задерживаю  дыхание.  Две секунды,  три  ... затем  световой  конус  с полки
продолжает вращаться. Очень осторожно  я выпускаю воздух из легких, уже хочу
вздохнуть с  облегчением, как  вдруг снова становится светлее.  Хотя фонарик
больше не  направлен прямо на полку, луч света по-прежнему перемещается взад
и вперед по кладовой. Едва слышные шаги  приближаются к тому месту,  где  мы
сидим на корточках.  Меня  прошибает пот. Если  эти  парни заметили нас, нам
конец. Они пришли, чтобы убить Джоанну, если найдут ее, в  этом нет  никаких
сомнений. Они будет  удивлены, если я тоже  внезапно окажусь  на полу  перед
ними,  но для них это  возможность довести до конца то,  что им не удавалось
сделать несколько раз  до этого.  Преимуществом может быть  и то, что они не
ожидают увидеть меня  здесь. Я не собираюсь облегчать им задачу. Им придется
отодвинуть полку в сторону, и если они попытаются это сделать, я
 вскочу и изо всех сил опрокину её на них.
     Полка перевернется и, если  повезет,  похоронит парней под собой. Может
быть, я смогу воспользоваться моментом  неожиданности и  наброситься на них.
Возможно ... Я слышу приближающиеся шаги, изучающие, менее осторожные.
     Это  второй парень. Он быстро приближается, останавливается прямо перед
нами.
     Я  только что подумал  о том,  чтобы наброситься  на  парней,  но  весь
оцепенел от страха.
     - Здесь внизу ничего нет. Шипящий голос.
     - Что ты еще здесь делаешь? Давай, пошли наверх.
     - Успокойся. Я просто посмотрю, что ценного они здесь хранят.
     - Да пошли же.
     Становится  темнее, фонарик явно направлен  на  выход.  Шаги удаляются,
становятся тише, они исчезают совсем. С ними последние проблески света.
     Темнота. Тишина. Хватка  Джоанны успокаивающе ослабевает.  Я слышу, как
она делает глубокий вдох, а затем ее рука полностью отпускает мою.
     Они  нас  не заметили. Хотя они все  еще находятся в  доме,  они просто
стояли  перед нами и не  видели нас. Такого  облегчения,  как сейчас,  я еще
никогда не испытывал.
     Но  есть еще кое-что  другое.  И  на  это  я обязан  обратить  внимание
Джоанны, когда эти ребята уйдут. И если они нас не обнаружат.
     Я просто  посмотрю, что ценного  они здесь хранят, так,  сказал один из
этих типов. Он не сказал, что она здесь хранит, а именно они.
     Значит, они знают, что Джоанна живет здесь не  одна. Я  сам не понимаю,
почему для меня все еще так важно указать ей  на это.  Настолько  важно, что
это поражает меня даже  в  этой ситуации. Тем более,  что она, наверное, уже
знает, что мы, должно быть, давно знаем друг друга. Но есть еще  очень много
нестыковок. Например, что из дома исчезли все мои вещи.
     Мы оба не осмеливаемся разговаривать, пока мужчины
 все еще в доме. В какой-то момент я слышу глухой звук, с которым
тяжелая входная дверь закрывается на замок.
     Они ушли.
     - Пронесло, - выдыхаю я.
     Рука Джоанны  снова  находит  мое  предплечье,  но на этот  раз гораздо
нежнее.
     - Как ты думаешь, они окончательно ушли ?
     - Да. Они не нашли тебя, тогда что им еще здесь нужно?  Но, может быть,
они тоже сидят где-нибудь в машине и ждут, когда ты вернешься.
     Я заставляю себя помолчать несколько секунд.
     -  Ты  заметила, что сказал этот парень, когда стоял перед нами? Что он
просто хотел посмотреть, что они там хранят?
     - Нет.
     Ее рука гладит мою руку.
     - Но я понимаю, к чему ты клонишь.
     Она наклоняется ко  мне, робко, вероятно, ожидая, что я снова  оттолкну
ее в любой момент.
     - Мы останемся здесь до конца ночи?
     - Да. Я не думаю, что они вернутся сегодня, но кто знает...
     - Правильно. Кто знает. Она делает глубокий вдох.
     - Эрик? Я до сих пор не могу вспомнить  время, проведенное  с тобой. Но
мне всегда комфортнее рядом с тобой.
     - Попытайся сейчас уснуть, - говорю я и закрываю глаза.




     Кажется, я просыпаюсь от движения Эрика, но, возможно, меня разбудила и
боль в шее.
     Я не спала глубоким сном, и мне потребовалось меньше трех секунд, чтобы
вспомнить  нашу  ситуацию. Сегодня вечером в доме были  незнакомцы,  которые
почти обнаружили нас.
     Я с трудом  выпрямляюсь; болит не только шея, но  и все остальное тело.
Сказываются последствия ночи, проведенной на твердом
 полу, когда приходилось то и дело натягивать на себя шерстяные одеяла.
     Понятия не имею, сколько сейчас времени. С тех пор
 как все окна были плотно закрыты, мы потеряли всякое чувство времени.
Но,  судя  по  индикатору  на моем телефоне,  сейчас половина  седьмого.  До
спасительного звонка осталось  не больше двенадцати часов.  В  бледном свете
дисплея я вижу, что  Эрик уже тоже проснулся.  Спал ли он вообще? Неужели он
пошел  на  такой риск в моем присутствии?  Я вижу, как  он трет глаза, потом
свет гаснет. Я вслушиваюсь в темноту. Снаружи доносятся  звуки начинающегося
дня. Проезжающие машины, ветер. Обманчивая нормальность.
     - Сколько сейчас времени?
     Голос Эрика звучит обеспокоенно, должно быть, он действительно спал.
     - Сейчас половина седьмого. Мы должны ...
     Меня прерывает вибрация смартфона. Я все еще держу
 его в руках, и на какое-то мгновение я безосновательно надеюсь, что
отцу каким-то образом удалось  отменить  законы  природы и заставить самолет
проделать путь в Германию за половину времени. Но на дисплее отображается не
его имя, а имя Элы.  Я включаю соединение и стараюсь сбросить с себя остатки
сна, чтобы убедительно доказать ей, что я до сих
 пор ничего не слышала об Эрике. Я хочу убедиться, что в доме никого не
осталось. Если это не так, то посторонний сразу поймет, что он не один в
 доме, как только мы начнем отодвигать полку в сторону. Но все остается
по-прежнему спокойным. Ни шагов, ни криков.
     - Подожди на кухне, - кричит Эрик, впервые заглядывая в гостиную.
     - Я проверю как там наверху.
     Через пять минут он  возвращается и находит меня свернувшейся калачиком
на диване.
     - Здесь никого нет. Я все проверил. Он улыбается  мне, но я вижу, какой
глубокий след наложила печать усталости на его лице.
     - Хочешь, я приготовлю нам завтрак?
     Прежде чем я успеваю ответить, мой телефон снова вибрирует. Опять Элла.
На этот раз я отвечаю.
     - Доброе утро, - говорю я, - извини, я не слышала предыдущего звонка...
     - Джо!
     Всего один слог, но даже он едва ли понятен.  Эла не просто плачет, она
прерывисто рыдает в трубку, с  трудом переводя дыхание. Моя первая мысль - у
нее есть подтверждение того, что среди жертв  есть  Эрик, -  конечно, полная
чушь.  Ведь он  стоит передо мной, хмурится и вопросительно указывает на мой
телефон. Мне требуется немного
 времени, чтобы правильно включить громкую связь. Теперь отчаяние Элы
наполняет всю гостиную.
     - Что случилось?  - осторожно  спрашиваю я, а затем, хотя чувствую себя
неловко из-за этого:
     - Это из-за Эрика? У тебя есть какие-нибудь новости?
     Постепенно она берет себя в руки.
     - Нет. Нет, все еще ничего, но ...
     Она задыхается.
     - Надин мертва. Я только что узнала об этом. Мне позвонила ее мама.
     Я  вижу,  как Эрик ищет опоры, как  его левая рука хватается  за спинку
одного  из барных стульев,  как  он  прикрывает рот правой,  как будто хочет
убедиться, что из него не вырвется ни звука.
     - Боже мой.
     Мне  не  надо   изображать  потрясение.  Надин  не  была  мне  особенно
симпатична, но  я была  с ней едва знакома ... Возникает  вопрос, почему Эла
контактировала с  ней. Мгновение  спустя я сама даю себе  ответ: Эла  и Эрик
дружат уже много лет, он долгое время встречался с
 Надин - конечно, они знали друг друга.
     - Как это произошло? Газовая колонка, автокатастрофа?
     - Она покончила с собой.
     Рыдание Эллы снова усиливается.
     - Выбросилась из окна своей  спальни.  Девятый этаж. Врачи сказали, что
она умерла мгновенно.
     Я не могу  отвести взгляда от  Эрика, которому явно нужны все его силы,
чтобы сохранить самообладание. Он помнит, как выпроводил Надин из дома? Было
ли это её прощанием, её последней встречей? Надеюсь, что нет.
     - Это... невероятно, - заикаюсь я.
     - Еще вчера она была здесь. Хотела узнать, есть ли новости от Эрика.
     На другом конце провода Эла судорожно глотает воздух.
     - Ее мать думает, что именно поэтому она это сделала. Она подумала, что
Эрик мертв. Возможно, в последнее время она снова обрела надежду.
     Я бы предпочла снова выключить громкую связь, потому что невозможно  не
заметить, насколько каждое из слов Элы задевает
 Эрика.
     - Вчера я сама разговаривала с Надин по телефону, -
 продолжает она, - и она ... не находила себе места от беспокойства, как
 и я, но не была в отчаянии. Как ты думаешь, она узнала что-нибудь еще
об Эрике той ночью? Возможно ли, что она знала больше, чем мы?
     Да,  такое  может  быть, даже если это отличается от  того, что имеет в
виду Эла. Я бы даже поспорила на это.
     - Есть ли предсмертная записка?
     - Нет. Полиция ничего не нашла.
     Ну,  ясно. Как всегда.  Не посетили ли два этих ночных  злоумышленников
еще и Надин, после их визита к нам? А, может быть, они пришли именно от нее.
Я пытаюсь  вспомнить  наш вчерашний  разговор - Надин  боялась исламистов  и
рассказывала мне что-то про проект
 "Феникс"... Но я была слишком занята попытками быстро избавиться от
неё, чтобы внимательно слушать.
     -  Если  ты в  последнее  время  разговаривал  с  Надин по  телефону, -
прерывает мои мысли Эла,  -  возможно,  ее  мать тоже свяжется с тобой.  Она
обзванивает всех людей, с которыми Надин общалась в
 последние дни, она хочет понять, почему ...
     Голос Элы снова срывается.
     - Да, конечно.
     Девятый  этаж. Есть  достаточно времени, чтобы понять,  что происходит.
Знать, что все кончено.
     Мой желудок сжимается.
     - Я сейчас разъединюсь, ладно? Спасибо, что дала мне знать.
     После  того,  как  я убрала телефон, в комнате  наступила  тишина. Эрик
прислоняется к стене, обхватив руками свое тело, и
 смотрит в пустоту. Впервые в жизни кажется, что он даже не ощущает моё
присутствие. Я хотела бы его утешить, но не знаю, хочет ли он этого. А может
быть,  это худшее из того,  что я могу сделать. Потому что ты его  просто не
знаешь, - возвращается знакомая мысль. В отличие от Надин, которая не забыла
его, и была привязана к нему до своего последнего часа
 и которая теперь мертва. Приходят ли в голову Эрику похожие мысли? Я не
 собираюсь его ни о чем спрашивать. Просто беру себя в руки и встаю,
чтобы  запустить   кофе-машину  -  нам   нужно  сохранять  самообладание   и
сосредоточиться  на том, что нас ждет сегодня. Только  не  совершать никаких
серьезных ошибок перед отъездом.
     - Никаких.
     Я поворачиваюсь к Эрику, его голос звучит на удивление спокойно.
     - Мы больше не  делаем здесь  ничего,  что не  является необходимым. Мы
даже не рискуем, что запах кофе проникнет наружу.
     Эрик откидывает волосы со лба, его рука дрожит.
     - Надин не покончила с собой. Я в этом уверен. Мне бы хотелось...
     Он закрывает глаза.
     Все,  что  вертится у  меня  на  языке, звучит слишком банально,  чтобы
высказать вслух. Ты не мог этого знать. Ты не сделал ничего плохого.  У тебя
не было бы возможности изменить это.
     Рывком Эрик отталкивается от стены.
     - Оставайся здесь, я скоро вернусь.
     Он  бежит  вверх по лестнице, я слышу, как он открывает  дверь спальни.
Когда он возвращается, его лицо еще бледнее, чем раньше. Он садится рядом со
мной на диван, берет меня за плечи.
     -  Они здесь.  Я посмотрел вниз сквозь  занавески  - напротив наискосок
стоит машина с темными стеклами, которую я никогда не
 видел на нашей улице.
     - Но это не означает ...
     - Означает.
     Хватка Эрика крепнет.
     - В конце концов, это вполне логично: они не нашли
 тебя в доме, но в какой-то момент ты должна вернуться. Так что они
ждут.  Я  почти  уверен, что  Габор попытается  снова  связаться  с тобой  в
ближайшее  время  и  заманить  тебя  сюда.  И когда люди  твоего  отца будут
забирать нас отсюда, они  поймут это. Я уверен, что они не позволят  нам так
просто уйти.
     С другой стороны, это беспокоит меня меньше всего.
 Как только Гэвин и его команда окажутся здесь, мы победили. А пока...
     - Мы не будем ждать.
     Эрик заявляет об этом, как о деле решенном.
     -  Мы выходим сзади, через  террасу,  через сад,  а затем по  небольшой
дорожке. С улицы нас никто не увидит, и они на это не
 рассчитывают.
     Только теперь он отпускает мои плечи.
     - Если мне придется сидеть здесь, я просто сойду с ума.
     Я  нерешительно  киваю. Конечно, я могу сообщить папе по дороге, что мы
переносим место встречи -  но здесь я чувствую себя  в большей безопасности,
чем на улице, на  открытой дороге. Тем не менее, я соглашаюсь с Эриком, хотя
бы потому, что вижу,  сколько  усилий ему стоит  не выглядывать даже  сейчас
из-за жалюзи, чтобы проверить, стоит ли машина все еще здесь.
     - Хорошо. Я кладу руку ему на плечо.
     - Тогда  мы сразу же уходим. Нам не нужно  брать с  собой много  вещей.
Паспорта, мой телефон, немного денег. Все это поместится в моей сумочке.
     Насколько  прав был Эрик в  своих опасениях, становится ясно,  когда  я
заканчиваю  завязывать шнурки  на ботинках.  Он  уже  ждет у открытой  двери
террасы,  поэтому  не слышит,  скрежет и  царапанье,  которые  раздаются  от
входной двери. Там кто-то  есть, и этот  кто-то  хочет  войти. Я хватаю свою
сумку и врываюсь в гостиную, мимо Эрика. Наружу. Он понимает, и мне не нужно
терять ни слова. Закрывает за
 нами дверь, подталкивает меня к забору, помогает перелезть через него, а
 затем сам перелезает на другую сторону. Затем мы бежим. Не оглядываясь.
 По дорожке, сначала направо, потом сразу налево, дальше, мимо детской
площадки, в парк, который примыкает к ней. Там я останавливаюь, положив руки
на  колени, и судорожно  хватаю ртом  воздух.  Эрик отводит меня  немного  в
сторону, в тень  небольшой  группы деревьев, и  смотрит  в  том направлении,
откуда мы прибежали. Мы все время шли по пешеходным дорожкам, избегали дорог
- так что никто не мог преследовать нас  на  машине. Похоже,  что  и пешком,
никто этого не делал. Мы ждем  три минуты, четыре, но, похоже, никто  нас не
преследует.
     - Они не видели, как мы убегали, - говорит Эрик.
     -  И  они, наверное,  все  равно  не ожидали, что ты будешь  дома.  Но,
возможно, машина на дороге постепенно станет слишком заметной, и они оставят
кого-нибудь в доме. Кто примет тебя, как только ты вернешься домой.
     Да, это звучит убедительно. Интересно,  стали  бы они прилагать все эти
усилия, если бы знали, как мало я понимаю из того,
 что тут происходит. Как мало я знаю.
     Утреннее солнце пробивается между облаками, заставляя вспыхивать краски
осенних листьев. Сейчас должно быть  около восьми вечера.  Для аэропорта еще
слишком рано, но и оставаться здесь мы тоже не можем.
     Я смотрю на Эрика сбоку.
     - Что нам теперь делать?
     Он сосредоточенно смотрит вверх, после этого еще  раз  оглядывается  по
сторонам, а затем хватает меня за руку.
     - Я знаю, куда мы пойдем.




     Мы выходим  из  парка и  поворачиваем  направо.  Я  полагаю, что  пеший
переход займет около двадцати  минут. Джоанна молча  идет рядом  со  мной. Я
уверен, что  она так  же  напряжена, как  и я. Она потирает плечи.  На улице
довольно  прохладно,  хотя солнце постоянно  ненадолго показывается. Оно все
ниже и греет все слабее. Но скоро мы будем в тепле. Я беспокойно оглядываюсь
по сторонам, снова и снова. Мне кажется,  я вижу движение там, где его  нет.
Тень маленького дерева заставляет меня вздрогнуть, когда солнце на несколько
секунд выглядывает
 из-за облаков. Это паранойя, шепчет мой внутренний голос. К сожалению,
это   не  бред,  а  смертельно  серьезно,  возражает  другой.  Джоанна  тоже
оглядывается по сторонам.
     - Ты что-то увидел? - спрашивает она.
     - Нет, - коротко отвечаю я.
     - Далеко нам еще? И куда мы вообще идем?
     - Просто пойдем со мной. Через четверть часа мы будем на месте.
     К  счастью, мой ответ удовлетворил её. Если я сейчас скажу ей,  куда мы
идем,  она начнет  задавать мне  вопросы,  которые мне совершенно не  нужны.
Некоторое время назад мы много говорили на эту тему, но, она, конечно, этого
не помнит.
     Я отбрасываю  эту  мысль в  сторону и  снова  настороженно наблюдаю  за
улицей. Ищу людей, которые могут подстерегать нас за углом или стеной, чтобы
убить. Убить. Боже  мой, неужели  это правда. Взрыв  на  центральном вокзале
Мюнхена, я почти в гуще событий. Мужчины, которые вламываются в наш  дом  по
ночам, которые действительно хотят нас убить. Это совершенно невозможно, это
часть боевика, но не моя
 жизнь. И, наконец, Надин. Она мертва. Это кажется мне почти еще более
нереальным,  чем  все остальное.  Она, должно  быть, выпрыгнула из  окна,  -
сказала Эла. Потому что, возможно, она не перенесла известие о моей смерти.
     Нет.  Только  не  Надин.  Я  думаю,  нет,  я знаю, что она  любит  меня
по-своему. Любила. Но я абсолютно уверен, что нет ничего,
 что могло бы заставить Надин покончить с собой. В том числе и моя
смерть.
     Нет, если  она  действительно  выбросилась из  окна,  значит  ей кто-то
помог. При мысли о том,  насколько неразборчивы в средствах могут быть люди,
у меня по спине пробегает холодок. И в центре
 всего этого мой шеф, которого я считал воплощением повседневной жизни,
нормальности.  Как и моя жизнь с Джоанной. Все  это больше не  соответствует
действительности. Какая-то извращенная прихоть судьбы  вырвала меня из  моей
настоящей жизни и оставила в этом скверном её подобии. И, похоже, пути назад
нет. Мы сворачиваем за ближайший угол и останавливаемся там. Всего несколько
метров  отделяют нас  от  большого здания.  Я смотрю вверх на его обветшалый
фронтон.
     - Церковь? - говорит Джоанна рядом со мной, ожидаемо удивленная.
     - Да. Она всегда открыта. Там, внутри, теплее, и я думаю, что это не то
место, где они нас ищут.
     Она смотрит на меня со стороны.
     - Ты религиозен? Я имею в виду ... ты веришь в Бога?
     Я делаю глубокий вдох.
     - Нет, - говорю я, делая движение подбородком в сторону входа.
     - Давай войдем.
     Закрыв за нами тяжелую дверь,  я на мгновение останавливаюсь и позволяю
этой особенной атмосфере, которая царит почти во всех  христианских церквях,
проникнуть  в меня.  Дневной  свет,  падающий  сквозь  красочные витражи  из
свинцового  стекла  и погружающий  интерьер в совершенно особенный полумрак,
слабый  запах благовоний, возвышенная тишина как контраст с внешним миром со
всеми его шумами... духовность,  которая кажется  осязаемой.  Она  замедляет
течение времени. Она проникает в
 самое сердце. Даже без Бога.
     После  смерти  родителей я часто бывал здесь. Не потому, что я хотел бы
быть ближе к банальному богу с белой бородой, а именно из-за этой атмосферы.
Здесь я почувствовал себя рядом с ними.
     - Присядем?
     Я съеживаюсь, смотрю на Джоанну.
     - Да,  давай пойдем  в  боковой  проход спереди, - шепчу я, сам того не
желая.
     - Тут нас не сразу обнаружат, если преследователи сюда заглянут.
     Мы выбираем левую сторону и  садимся на одну из задних скамеек. Джоанна
оглядывается, смотрит  на каменную фигуру святого,  стоящую на постаменте  у
одной из огромных колонн.
     - Ты прав, здесь они нас точно искать не будут.
     Я ничего не говорю, жду вопроса, который наверняка скоро появится.
     - Почему ты не веришь в Бога?
     Как хорошо я все-таки ее знаю.
     -  Я во  что-то верю,  -  говорю  я,  глядя  на  изображенного почти  в
натуральную величину распятого Иисуса за алтарем.
     - Но не в такого Бога. И чтобы сократить паузу, добавляю:
     - Мне нравится  находиться в этой церкви,  потому  что  мне нравится её
атмосфера. И потому  что я нахожу здесь этот особенный покой.  Для этого мне
не нужен Бог. Я знаю,  ты не слишком религиозна, но  ты веришь  в  него. Это
тоже нормально.
     - Но если  в него  не  веришь, то церкви  -  это просто большие залы, с
особенным необычайным ароматом.
     Я вообще не  понимаю  смысла  этой дискуссии, хотя и было ясно, что она
возникнет.
     - Мы уже много  раз  говорили об этом, Джоанна. Я просто ничего не могу
поделать с представлением о персонифицированном Боге, даже если иногда бываю
в этой церкви.
     Она поворачивается ко мне, серьезно смотрит на меня.
     - Это потому, что твои родители умерли так рано?
     Точно такой  же вопрос она задавала мне раньше, когда мы  обсуждали эту
тему. И мой ответ тогда тоже был таким же.
     - Нет. Так было и раньше. Я просто не верю в его существование.
     Некоторое время мы сидим рядом молча, погруженные в
 свои мысли. Джоанна, кажется, удовлетворена моим ответом. Затем она
роется в сумке, достает телефон и разблокирует его.
     - Мне нужно позвонить отцу и сказать ему,  что нас больше нет дома. Они
должны забрать нас здесь.
     Я киваю.
     - Привет, пап, - говорит Джоанна.
     - Я просто хотела сказать тебе, что нас больше нет
 дома. Мы подумали, что будет лучше, если мы больше там не останемся...
     Нет, я в порядке ...
     В церкви...
     Да...
     В аэропорт? Примерно в течение часа...
     Да ...
     Такси? Но почему мы не должны...
     Потому что мы больше не чувствовали себя там в безопасности...
     Я не думаю, что нас здесь кто-то найдет...
     Да это верно ...
     То есть прямо в аэропорту? ...
     Хорошо...
     Да. Пока, папа.
     Джоанна опускает руку с телефоном.
     - Мой отец хочет, чтобы мы взяли такси в аэропорт.
 Он считает, что там, в зале ожидания центрального аэровокзала,
безопаснее, чем здесь. Это терминал для частных самолетов. Он позаботится  о
том, чтобы нас там приняли.
     -  Хм... -  произношу  я. Я уже поверил  было, что  в этой  церкви мы в
полной  безопасности.  С другой  стороны,  мысль  о зале  ожидания с едой  и
напитками также довольно  приятна. Кроме  того, если мы поедем в аэропорт на
такси, это сократит время.
     - Хорошо, я согласен. Когда мы должны отправляться?
     -  Прямо сейчас.  На  самом  деле я  буду очень рад, если мы  выберемся
отсюда раньше.
     - Ты вызовешь такси?
     Она вызывает, после чего кладет телефон обратно в сумочку и встает.
     - Ладно, пойдем. Машина будет здесь через две минуты.
     Мы ждем внутри  церкви. Я  приоткрыл дверь  и  каждые несколько  секунд
выглядываю  наружу  через  щель.  Такси,  после  звонка  Джоанны,  возможно,
проезжало совсем рядом от церкви, поскольку не прошло
 и двух минут, как оно подъехало.
     При упоминании пункта назначения водитель качает головой взад и вперед.
В данном случае я вынужден назначить специальную цену.
     Мне это не понятно.
     - Это почему? У вас что, есть таксометр.
     - Дело в том, что мне придется ехать обратно  пустым, потому что мне не
разрешено принимать гостей в аэропорту. За пределами моего  региона. Поэтому
мне  придется  взять  дополнительно  тридцать  евро,   чтобы  добраться   до
аэропорта.
     - Неважно. Поехали, - раздраженно говорит Джоанна.
     Когда через час и пять  минут мы подъезжаем к крытому стеклом вестибюлю
центрального аэровокзала, таксометр показывает
 184,60 евро.
     Джоанна сует водителю в руку двести двадцать евро и
 выходит. Она ждет, пока я тоже вылезу из машины, а затем кивает в
сторону здания.
     - Будет лучше, если ты позволишь мне поговорить с ними, хорошо?
     Мы идем бок о бок  ко входу, и я вдруг чувствую себя всего лишь обузой.
Как будто, прибыв в этот  шикарный терминал, мы,  наконец,  покинули  жалкие
остатки нашего  общего  мира  и  вступили в мир,  совершенно  нормальный для
Джоанны, но совершенно чуждый мне. Мир богатых.
     Зал залит светом, атмосфера уютная. Джоанна разговаривает с приветливой
молодой женщиной  у  информационной стойки, которая берет трубку и с  кем-то
разговаривает.  Я  думаю, что  в  какой-то  момент  мне, возможно,  придется
показать свое удостоверение личности.  Надеюсь, моя фамилия не фигурирует ни
в каких списках, касающихся происшествия на вокзале.
     Кто   знает,   к  каким   мыслям  придут  следователи,   когда  кто-то,
предположительно  находившийся там во время взрыва, исчезнет,  а его тело не
будет найдено.
     - Ты идешь?
     Джоанна прерывает ход моих размышлений и указывает
 на светлый проход с надписью "Паспортный контроль / Федеральная
пограничная служба".
     - Папа уже все урегулировал. Нас ждут наверху, в VIP-зале.
     Кажется, меня нет  ни в одном  списке, потому что через некоторое время
бесстрастный  кругленький  мужчина  без  комментариев  протягивает  мне  мое
удостоверение  личности и кивает мне. Я могу пройти. Джоанна целеустремленно
направляется  к лестнице с  белыми  перилами,  я шагаю следом. Две минуты  и
двадцать  шесть  ступенек  спустя,  мы,  наконец,  вступаем  в  другой  мир.
Современная и в то же время уютная атмосфера VIP-зала  окружает нас. Джоанна
показывает свое удостоверение молодому сотруднику,  после чего тот понимающе
кивает и ведет нас  мимо удобных  темных кожаных  сидений к накрытому  белой
скатертью столу. Папа, кажется,
 еще и организовал для нас поздний завтрак.
     При  виде  того, что было  подано  к столу  на двух тележках, я всерьез
задаюсь вопросом, на скольких  людей он, на самом деле, рассчитан. Я обращаю
её внимание на это и чувствую, что Джоанне это неприятно. Ей явно не по себе
в роли богатой дочери, в которую она теперь снова превратилась.
     - Тебе понравится в Австралии, - говорит она, пока я ем яичницу.
     - Да, может быть, - отвечаю я.
     - Но понравится  ли твоему отцу, да и  тебе самой, то, что ты появишься
на родине с совершенно незнакомым мужчиной? Твоей семье и тебе самой тоже?
     Джоанна  некоторое   время  задумчиво  рассматривает  свой  нож,  затем
откладывает его в сторону и откровенно смотрит на меня.
     - Я действительно не знаю, Эрик. На данный момент,
 прежде всего, важно то, чтобы мы были в безопасности. Ты не находишь?
     -  Да, - тихо говорю  я, внезапно чувствуя себя совершенно подавленным.
Возможно,  это  явное  истощение  после всего, что  произошло  за  последние
несколько  дней. Мне просто хочется выть, хочется  забиться в угол, натянуть
на голову одеяло и больше ничего не видеть и не слышать.
     - Когда вы  закончите завтракать, в  вашем  распоряжении  будет комната
отдыха  по  соседству,  -  говорит  молодой  человек, который, должно  быть,
заметил, как я себя чувствую.
     Мы сидим за столом около получаса. Джоанна использует это время,  чтобы
рассказать мне об Австралии. Большую часть я
 уже знаю, но не буду ее перебивать. Я счастлив быть в роли слушателя и
какое-то время не думать ни о чем.
     Комната  отдыха  оказывается  уютным  помещением с  огромными  кожаными
креслами, которые, если откинуться назад, превращаются в шезлонги.
     Едва мы устроились поудобнее, как молодой человек приносит нам одеяла и
подушки  и заверяет,  что  его  можно  вызвать в  любое время,  если  у  нас
возникнет еще какое-нибудь желание. Не прошло и десяти
 минут, как я уснул.
     Когда  Джоанна  будит  меня,  мне  требуется   некоторое  время,  чтобы
адаптироваться  в незнакомой  обстановке. По растрепанным волосам видно, что
Джоанна тоже только что проснулась.
     - Уже поздний вечер, почти шесть.
     - Что?
     Я рывком сажусь.
     - Значит мы проспали семь часов".
     -  Да. Наверное, нам это  было необходимо. И  я бы, наверное, еще долго
спала, если бы меня не разбудили. Самолет моего отца
 сейчас как раз идет на посадку.
     Я опять ощутил себя чужаком. А скоро я буду сидеть
 в частном самолете человека, которого совершенно не знаю. Миллиардера.
Отца Джоанны. Как он на меня среагирует?
     -  Вот они, - говорит  Джоанна.  Она  стоит  перед  стеклянным фасадом,
открывающим вид  на летное  поле. Я подхожу к ней и смотрю  на изящный белый
самолет, который только что добрался до своего места и останавливается.
     - Ну что ж... - говорю я.
     Это все, о чем я могу думать в данный момент.  Через десять минут к нам
подходит  сотрудник   аэропорта.  Его  сопровождают  двое   мужчин,  которые
выглядели бы как обычные, атлетически сложенные бизнесмены, если бы не очень
короткие волосы и серьезное выражение их лиц.
     - Гэвин", - произносит Джоанна с явным облегчением.
     - Если бы ты знал, как я рада, что ты здесь.
     Мужчина кивает ей, не удостоив меня даже взглядом.
     - У нас были оптимальные условия для полета. Через два часа мы вылетаем
снова.
     - Добро. Кстати, это мой жених. Эрик. Мой отец ведь сказал тебе, что он
летит с нами.
     Взгляд темных глаз устремлен на меня. На мгновение
 кажется, что он сверлит меня взглядом, а затем снова отворачивается.
     - Нет, Джоанна. Твой отец прямо сказал: Он, не летит.




     В первый момент  мне  кажется,  что  я ослышалась. Гэвин стоит  в своей
собственной непринужденной позе, его взгляд дружелюбен, но это не то, чем он
меня обманывает. Конечно, он позволил бы застрелить себя из-за меня, но я не
смогла бы убедить его, ни в чем, что противоречило бы приказам моего отца.
     Хорошо. Мы немедленно проясним это.
     - Я разговаривала с папой  вчера по телефону и еще раз  несколько часов
назад - договорились, что Эрик летит с нами. Ты что-то неправильно понял.
     На лице Гэвина не дрогнул ни один мускул, но  в его взгляде было что-то
похожее на сострадание.
     -  Я  совершенно уверен,  что понял правильно. Нам  приказано доставить
тебя домой одну. при любых обстоятельствах.
     Гэвин  работает  на  нашу   семью  с  тех   пор,  как  мне  исполнилось
четырнадцать лет. Он был с нами во всех наших поездках и на большинстве моих
свиданий.
     Одна из  двух молчаливых теней, которые сидели  за  соседним  столиком,
следя за входом в ресторан, в то время как я держалась за руку с кем-либо из
своих знакомых.
     Мне  никогда  не  удавалось  уговорить  Гэвина отлучиться  хотя  бы  на
полчаса. Однако это было давно.
     Я беру руку Эрика.
     - Он идет со мной. На мою ответственность.
     Легкое, едва заметное покачивание головой.
     -  Мне  очень  жаль, Джоанна. Это не  твоя ответственность. И  не  твое
решение.
     Несмотря на  австралийский  акцент в  английском  Гэвина, Эрик понимает
каждое слово, без вопросов. Мне достаточно взглянуть на него, чтобы увидеть,
что он точно понимает, что проис-
     ходит. Я крепче сжимаю его руку.
     -  Сейчас я позвоню папе, - объясняю я Гэвину, надеясь, что он  услышит
мой голос, говорящий о том, что на карту поставлена его работа.
     - Надеюсь, после этого все  прояснится. Если  я не  дозвонюсь до  него,
будет  действовать  мое распоряжение, а  не его. И уж  точно не то,  что  ты
думаешь.
     Я отпускаю руку Эрика, отхожу на несколько шагов в
 сторону. Для того, чтобы установить связь достаточно несколько секунд.
Прижимая телефон к уху и слушая  гудок,  я пытаюсь  справиться с неудержимым
гневом,  который помешал бы  мне  выбрать правильный тон.  В любом случае, я
почти  уверена,  что папа  не  будет брать трубку - он  уладил этот  вопрос,
теперь это  дело  его подчиненных,  и оно будет идти своим чередом. Как было
всегда. Но после третьего звонка он отвечает.
     - Привет, Джо. В его голосе нет  сонливости. Он не спал. Может быть, он
ждал, когда я позвоню. Я крепче сжимаю телефон.
     - Привет, папа. Я уже в аэропорту.
     - Да, я знаю. И самолет уже там, у меня есть сообщение от пилота.
     Стараюсь дышать глубоко.
     - Ладно. Послушай,  папа,  тут, видимо,  какое-то  недоразумение. Гэвин
отказывается  брать  Эрика на борт, хотя я несколько раз  объясняла ему, что
это было с тобой  согласовано.  Не  мог бы ты сказать ему, чтобы он следовал
моим указаниям? Краем глаза я вижу, как Эрик отворачивается. Если то, что он
говорит,  правда, и  он знает меня почти год - то,  видимо,  это не касается
данной  стороны моего характера. Очевидно, она нравится ему так же мало, как
и мне самой, но сейчас это не имеет значения.
     Мой отец пока не ответил, только откашлялся. Не очень хороший знак.
     - Это было бы правильным, - говорит он.
     - Что ты сказал, не поняла?
     - Ах, Джо, приезжай. Мы всегда можем забрать этого
 Эрика, если это так уж необходимо. Но сначала ты полетишь домой. Одна. Я
 хочу поговорить с тобой в спокойной обстановке.
     Не будь я осторожной, я бы закричала в трубку.
     - У нас есть договоренность. Я ожидаю, что ты будешь соблюдать ее.
     Нет, это было бы не изобретательно с моей стороны.
 Разумнее было бы разыграть перед ним дочь, которую он хотел бы иметь:
послушную, полную восхищения своим папой и, по возможности, недостаточно
 яркую для собственной воли.
     - Но у нас же была договоренность.
     Все отцовское понимание исчезло из его голоса.
     Да мы договорились, что ты развлечёшься в Европе в
 свое удовольствие и никто из нас не будет задавать тебе вопросов по
этому  поводу,  что  сразу после возвращения, ты выйдешь  замуж за Мэтью.  А
вчера ты вдруг рассказала мне что-то о женихе, которого ты хочешь взять с
 собой?
     Он смеется, но потом начинает кричать в трубку еще злее.
     - Забудь  об этом,  Джо.  Ты  нарушила свою часть соглашения,  и я и не
думаю соблюдать свою. Ты  сейчас летишь домой, и если Гэвину придет в голову
идея взять на борт твоего любовника, то помилуй его Бог.
     Я на мгновение  закрываю глаза  и больше ничего  не чувствую от  жгучей
ярости, один только холод. И полная ясность мысли.
     - Ты обманул меня. Сознательно обманул. Вчера и сегодня снова.
     Он опять рассмеялся.
     -  Не  пытайся  заставить  меня  чувствовать  себя  виноватым.  Это  не
сработает.  К  сожалению, ты  до  сих пор  не  знаешь, что  для тебя хорошо,
поэтому тебе нужны люди, которые могут понимать это лучше.
     Во мне все еще нет злости, несмотря  на такое вероломство. Вместо этого
возвращается осознание того, что не всё еще кончилось.
     - Прощай папа.
     Я слышу, как он задыхается. Он понимает, конечно, он знает меня.
     - Ты летишь  домой, просто чтобы это было ясно. Не вздумай противиться,
я  заблокирую все твои счета, а в случае  необходимости, Гэвин силой затащит
тебя в этот чертов самолет ...
     Я  отключаю  телефон.  Вижу,  как Гэвин с  легким  сожалением поднимает
плечи. Я же тебе говорил, не так ли?
     Сейчас  всё   могут  несколько  мгновений,  прежде  чем  его  мобильный
зазвонит, и папа даст ему новые инструкции. Теперь для нас
 важна каждая секунда преимущества, которую мы можем получить. Когда
Гэвин разговаривает по телефону, он отвлекается. Это единственный шанс, да и
тот ничтожно мал.
     Я киваю ему.
     - Ты был прав. Он обманул меня.
     Гэвин опускает голову.
     - Мне очень жаль.
     - Это не твоя  вина. Я смотрю  на  Эрика, который смотрит на аэродром с
окаменевшим выражением  лица. Он,  конечно, точно понимал, что  произошло, и
его разочарование, должно быть,  намного больше,  чем мое. Через два часа  я
буду в безопасности, а ему некуда идти.
     - Гэвин?
     - Да?
     -  Дай нам  пять минут, ладно? Я указываю на панорамное  окно  в другом
конце комнаты.
     - Мне будет нелегко.
     Он бегло оценивает обстановку, оценивает ситуацию, затем кивает.
     - Хорошо. Не торопись.
     Я подхожу к Эрику, хватаю его за плечо. Он просто медленно поворачивает
голову ко мне.
     - Пойдем, пожалуйста.
     Я тащу его за собой, и, как и ожидалось, он сопротивляется.
     - Для чего это?
     - Пожалуйста. Не смотри на меня так. Пойдем, у нас мало времени.
     Наконец он сдается. Неохотно.
     - Я знал это, - тихо говорит он.
     - Каким-то  образом я знал это со вчерашнего дня.  Но, по крайней мере,
ты выберешься отсюда, ведь они будут искать тебя.
     Я тяну его к стеклянной стене, под нами  зал терминала. Но  вот, звонит
мобильный телефон, я слышу,  как  Гэвин говорит "Сэр?",  и обнимаю  Эрика за
шею.  Мгновение  мы  стоим,  тесно  прижавшись  друг  к  другу,  потом  Эрик
отталкивает меня от себя.
     - Ты хочешь усложнить мне жизнь еще больше?
     - Нет.
     Я не отпущу его.
     - Прямо там, впереди, дверь. Я не полечу обратно без  тебя.  Однако они
попытаются заставить меня сделать это, поэтому  мы должны бежать так быстро,
как только сможем. Выходиv из  здания. Гэвин и  его люди  еще не оформились,
как прибывшие, им просто не дадут пройти через контроль, и это наш шанс.
     Эрик молчит. Снова обнимает меня.
     - Это безумие, ты не можешь остаться, это было бы ...
     Сейчас у нас нет  времени обсуждать  это. Я  рывком отрываюсь от него и
направляюсь к двери, подчеркнуто непринужденно. Как только я их распахну их,
я  побегу. Из зала  ожидания, вниз  по лестнице, через  две  ступеньки. Эрик
близко позади меня, я слышу его дыхание, а также проклятия Гэвина, но это не
имеет значения, потому,  что впереди находится паспортный  контроль, который
мы  только что  прошли в  другом  направлении несколько  часов  назад.  Двое
служащих пытаются нас  остановить. Один из  них  хватает Эрика за куртку, но
тот быстро вырывается на свободу. Крики Гэвина становятся все громче.
     - Перестань, Джоанна, в этом нет смысла!
     Двадцать метров  до  выхода,  десять.  Как  повезло, что мы находимся в
общеавиационном  терминале,  а  не  в   одном  из  общественных  терминалов.
Поравнявшись со мной, Эрик хватает меня за руку
 и тянет за собой. Двери открываются, нас встречает темнота и прохладный
 воздух; я все еще на пороге, когда встревоженные таможенники
останавливают Гэвина и его коллег, а мы выходим на  улицу.  Здесь нет такси,
это  ничейная земля,  тем не  менее,  мы продолжаем  бежать,  держась  левой
стороны. Только не в сторону аэропорта, где люди, которые ведут себя как мы,
будут выглядеть более чем подозрительно. Особенно через три
 дня после теракта. Поэтому мы просто остаемся на обочине федеральной
трассы, постепенно замедляем бег и наконец останавливаемся. Я боюсь, что
 каждая машина, чьи фары освещают нас сзади, затормозит рядом с нами, и
кто-нибудь затащит нас в нее. Эрик указывает направо.
     - Там впереди заправочная станция.
     Я  киваю, задыхаясь. Остальную  часть пути мы проделываем в замедленном
темпе,  по  пустынному  зеленому пространству  у  дороги.  Снова  и снова  я
чувствую на себе взгляд Эрика, но сейчас не время для объяснений. Интересно,
пошло бы все по-другому, если бы я действительно рассказала папе всю правду:
о Габоре, о том, что случилось
 с газовой колонкой, и о моем нападении с ножом на Эрика, о том, что он
был  на вокзале в  момент теракта,  о том,  что обе  наши  жизни находятся в
непосредственной опасности.
     Я пытаюсь это представить.
     Скорее всего, таким  образом, для Эрика выпал бы билет на  самолет -  в
совершенно другую страну. Парагвай или, может быть,
 Чили. Но если я хочу быть полностью честной с самой собой, я должна
признаться себе,  что,  возможно, это  ничего бы не изменило. В глубине души
Джордж Артур Берриган был бы в восторге от того, что кто-то другой,
 наконец, решит проблему Эрика.
     



     Что, черт возьми, происходит с Джоанной? Долгое время я думал, что знаю
эту  женщину, которая  с мрачным видом топает  рядом со мной к бензоколонке.
Было трудно  выдержать внезапную перемену, произошедшую с ней несколько дней
назад. Но я все еще хотел остаться с ней при любых обстоятельствах. Помогать
ей. Хотя она не  могла  вспомнить  меня, она все еще была моей Джоанной.  Но
потом нож, который должен был убить меня, оставил между нами  такую глубокую
трещину, что я почти бросил Джоанну. После этого я  доверял ей  во всем.  Не
смущало  даже  то,  что она, возможно, в сговоре  с теми, кто,  по-видимому,
хотел устранить меня. И теперь, даже  находясь в смертельной  опасности, она
упускает шанс
 спастись. Она даже убегает от своих людей, потому что мужчина, которого
 она больше не помнит, не может полететь с ней. В какой-то момент она
снова стала той женщиной, какой я видел ее все это время, которая готова
 преодолеть любое препятствие, стоящее у нас на пути, которая, возможно,
 даже снова знает, кто я такой?
     - Куда нам теперь идти? - прерывает она мои мысли.
     Мы   почти   добрались  до   заправочной  станции.  Я   останавливаюсь,
оглядываюсь в том направлении, откуда мы пришли. Освещенное здание терминала
находится в  нескольких  сотнях метров. В  темноте  между терминалом и  нами
почти ничего не видно.  Как  бы  то ни было,  но нас никто  не преследует. Я
поворачиваюсь к Джоанне, которая тоже обернулась.
     - Почему ты это сделала?
     Она смотрит  на меня  так,  как будто я  задал совершенно бессмысленный
вопрос.
     -  Потому  что  я  не  хотела  улетать без  тебя.  Ее дыхание  все  еще
прерывистое. Я не знаю, как описать хаос, царящий в моей
 голове.
     - Но почему?
     Я хочу хоть немного ясности.
     - Я этого не понимаю. Ты не  могла вспомнить меня снова, даже  пыталась
...  Неужели  что-то изменилось? Тебе снова  пришло в  голову что-нибудь  из
нашей совместной жизни?
     - Нет. К сожалению, нет.
     Она качает головой и делает защитный жест рукой.
     - Сейчас у нас нет времени на дискуссии. Мы оба не
 покинем Германию и должны как можно скорее убраться отсюда, потому что
очень скоро здесь появится Гэвин и найдет заправочную станцию. Здесь  больше
ничего  нет кроме нее. Я сейчас вызову нам  такси,  а  ты  подумай,  куда мы
поедем.
     Я  удивляюсь,  насколько  хладнокровно  Джоанна   справляется   с  этой
ситуацией. И она права. На данный момент важно, чтобы
 мы исчезли из окрестностей терминала. Этот Гэвин не произвёл на меня
впечатление человека, который быстро сдается.
     -  Хорошо, но  давай хотя бы  дойдем  до заправочной станции. Здесь  мы
стоим, как на презентации.
     Мы преодолеваем  последние сто метров и останавливаемся у  задней части
здания. Пока  Джоанна  вызывает  такси, я  размышляю  о  том, что нам теперь
делать.  Мы ни в  коем случае не можем вернуться  домой. До Мюнхена на такси
нам нужно около получаса. Там по-прежнему царит настоящий хаос, но ...
     -  Такси будет  здесь через  пять  минут, - заявляет  Джоанна и  кладет
телефон в карман брюк.
     - Наверное, лучше всего, если мы снимем номер в отеле в Мюнхене, как ты
думаешь?
     -  Конечно.  На  Изарторе есть  отель,  в  котором я  бывал  раньше. Он
нормальный и довольно большой.
     - Хорошо. Пусть будет Изартор.
     - Да вот еще что, Джо?
     Она скрестила руки на груди, видно, что ей холодно.
     - Да?
     - Вынь аккумулятор из телефона. Я не  думаю, что  твой  отец так быстро
найдет какого-нибудь умельца, который сможет локализировать твой телефон, но
давай не  будем рисковать. Она на мгновение колеблется, затем  снова достает
смартфон из кармана и вытаскивает из него аккумулятор.
     - Хорошая идея.
     Мы  обходим  заправочную  станцию  и ждем  сбоку от  него в тени  ниши.
Примерно  через  десять  минут такси  сворачивает  в  район  автозаправочной
станции. Мы  садимся, и я сообщаю водителю пункт назначения. Потом, мы молча
сидим на заднем сиденье. Потрясенные, и в то
 же время, полностью опустошенные событиями последнего часа. Прошедшие
дни  были  ужасными,  но  они,  ни в  малейшей степени, не идут  ни в  какое
сравнение с  безнадежностью, которая,  наполняет меня сейчас. Как раз  в тот
момент,  когда  мы  поверили,  что  наконец-то в безопасности, нас отбросило
назад, в опасность. Тусклая темнота проносится мимо окна, лишь
 кое-где прерываемая далеким светом фонаря или одинокого дома. Когда мы
выезжаем  на  автостраду,  ведущую  в  Мюнхен,  я  кладу руку  на предплечье
Джоанны.
     - Теперь ты скажешь мне, почему ты это сделала и осталась здесь?
     Я  говорю  так тихо,  что она  едва  может меня понять.  Она  указывает
подбородком на водителя и качает головой.
     - Не сейчас.
     Полчаса спустя Джоанна платит шестьдесят три евро за поездку.
     -  У меня заканчиваются наличные,  - говорит она, когда  мы вышли,  и я
захлопнул дверь автомобиля.
     - Я не взяла с собой много. Мой отец только что сказал мне по телефону,
что он заблокирует все мои карты. Хотя он всегда
 довольно быстро выполняет свои угрозы, если нам повезет, я еще смогу
оплатить отель своей картой Mastercard.
     - Я не думаю, что это хорошая идея. Я не знаю, какие возможности есть у
твоего  отца,  но, возможно, он  узнает, где мы  сейчас находимся, по  твоей
карте.
     -  Ты прав,  я  об  этом  даже  не  подумала.  У  моего  отца  есть все
возможности, которые только могут быть. И даже больше.
     Сложившийся у меня образ отца Джоанны  становится все  более  четким. И
каждая  дополнительная деталь заставляет меня все  сильнее подозревать,  что
мне не следует с ним встречаться.
     - Я тоже могу это взять на себя, - говорю я.
     - Я не думаю, что Габор сможет отслеживать мои платежи.
     Я нащупываю свой бумажник. Он не на месте.
     - Черт возьми, - вырывается у меня.
     Я прощупываю, все возможные  места на одежде,  где может быть бумажник.
Ничего. Ещё и это. Как тут не впасть в отчаяние.
     - Мой бумажник пропал. Либо я оставил его в такси, либо  я потерял  его
раньше.
     - Ты уверен?
     - Да, я уверен. Его там нет. Может быть, он выпал, когда мы убегали.
     - Ладно, подожди.
     Джоанна  одалживает  у  дружелюбно  выглядящего   прохожего,  мобильный
телефон и набирает номер. Через  две минуты становится ясно, что бумажника в
такси  нет.  Я  чувствую парализующую подавленность.  Она высасывает из меня
энергию, пытается вынудить меня просто опуститься на землю там, где я сейчас
стою. Просто больше нечего делать.
     - И я подумал, что хуже уже быть не может.
     Джоанна делает задумчивое лицо.
     -  Хорошо,  тогда  давай  зайдем  и  заплатим  за  комнату,  пока  папа
действительно  не заблокировал мои карты. Остается только надеяться,  что он
не узнает об оплате.
     Похоже, она справляется с нашей дерьмовой ситуацией лучше, чем я. И она
все еще здесь, хотя уже давно могла  бы сидеть в шикарном "Лирджете"  своего
отца и потягивать шампанское. Она осталась. Из-за меня. Поэтому я беру  себя
в руки и вместе с ней  вхожу в просторный, современно обставленный вестибюль
отеля. Молодой человек за  стойкой регистрации из светлого дерева приветливо
смотрит на нас  и улыбается. Есть еще свободные  номера разных категорий. Мы
выбираем  стандартный номер.  Беглый взгляд мимо нас,  вероятно, относится к
несуществующему багажу.  В  ответ  на  просьбу предоставить кредитную  карту
Джоанна вытаскивает свою карту Mastercard и кладет  ее на стойку. Мой  пульс
учащается.  Так  должен чувствовать себя  мошенник, пытающийся  расплатиться
украденной кредитной картой. Служащий  отеля  протягивает пластиковую  карту
через прорезь платежного устройства и нажимает кнопку.
 Мучительно медленно тянутся секунды, пока мужчина с каменной миной
смотрит  на маленький дисплей. Это длится целую вечность. Сейчас он покачает
головой и скажет нам, что возникла  проблема с картой. Это было бы в порядке
вещей.  Все  остальное  при  нашей  полосе неудач удивило  бы  меня  больше.
Интересно, объявит ли он, что карта заблокирована? И...
     -  Большое спасибо, -  говорит  мужчина в  этот  момент  и  протягивает
Mastercard обратно Джоанне.
     - Пока ничего не списано, это происходит только при  выезде. И вот ваша
карта номера.
     Мы улыбаемся друг  другу. Это  сработало.  Облегчение явно  написано на
лице Джоанны, и, вероятно, на моем тоже.
     - Завтрак подается  в ресторане с шести тридцати до десяти, - объясняют
нам.
     -  Ваша  комната на  четвёртом  этаже. Лифты можно найти  прямо  здесь,
слева. Я желаю вам приятного пребывания.
     Комната  просторная.   Джоанна  быстро  оглядывается  и  опускается  на
двуспальную кровать.
     - По крайней мере, сейчас мы находимся вне линии огня.
     Я  пододвигаю  кожаное  кресло, стоящее  под  углом  к ней.  Усаживаюсь
напротив  и смотрю  на нее. Я так  много хочу ей  сказать  и не знаю, с чего
начать.
     - Джо. Ты все еще можешь вернуться. Если ты сейчас ...
     - Ни за что.
     Я так и думал. И все же ... сейчас, когда я наконец-то снова  знаю, что
она мне дорога, я хотел бы быть,  уверен, что она  в безопасности. И в то же
время я более чем рад, что она со мной.
     -  Я даже не могу передать тебе, как я счастлив, что ты это сделала. Но
я все равно этого не понимаю.
     - Эрик ...
     -  Нет, подожди,  пожалуйста. Если ты все еще  не можешь вспомнить нас,
это значит, что ты знаешь меня всего несколько  дней. За это короткое  время
многое произошло. С тех пор мы многое пережили вместе. Но это не меняет того
факта, что я должен быть для тебя
 незнакомцем. И что в нашем доме ничто больше не напоминает обо мне. Так
 в чем же причина, что ты не только обижаешь отца из-за чужого человека,
 но и рискуешь своей жизнью?
     Джоанна все время смотрит мне прямо в глаза.
     - Я ненавижу, когда отец диктует мне мою жизнь. Он
 патриарх и привык, чтобы все плясало под его дудку. В какой-то степени я
 тоже принимаю в этом участие, в конце концов, он мой отец. Но я не
позволю ему распоряжаться жизнью людей, которые много для меня значат.
     Неужели сейчас наступит разочарование?
     -  Значит ли  это, что  ты  осталась  здесь  только потому,  что хотела
противостоять своему отцу?
     Джоанна никак не реагирует, и я задаюсь  вопросом, поняла ли она  меня,
когда схватила меня за руки.
     - Ты, кажется, не заметил кое-что из того, что я только что сказала.
     Ее голос звучит не укоризненно, а нежно.
     -  Главное  в  тебе,  это твоя недогадливость?  Если  ты не понял, я  с
радостью повторю. Я сказала:
     -  Я не позволю своему отцу распоряжаться жизнью  людей, которые  много
для меня значат.
     В  конце  концов, как хороши  могут  быть слова. Я думаю обо всем,  что
Джоанна сказала за последние несколько дней, о том, что она сделала. Сколько
раз она отталкивала меня, когда я пытался приблизиться к ней. И теперь ...
     - Я много значу для тебя? После столь  малого промежутка времени? После
всего, что произошло? Мои руки  все еще в ее руках. Внезапно  они становятся
очень теплыми.
     - Да, это твоя заслуга. Но в этом нет  ничего удивительного. Я не знаю,
что со мной случилось, но что бы это ни было,  я, кажется, в основном все та
же. И если то, что ты говоришь, правда, то
 я уже однажды влюбилась в тебя. Так почему бы мне не сделать это снова,
 если, с моей точки зрения, мы заново узнаем друг друга?
     


     
     Я жду, что Эрик что-нибудь скажет, но он этого не делает. Он заставляет
меня замолчать на полуслове с моим признанием и просто тупо смотрит на меня,
со смесью надежды и недоверия.
     Я не  могу винить его  за это. Под правым рукавом его рубашки отчетливо
видны контуры повязки;  я  подозреваю, что он все еще испытывает  боль, хотя
это не заметно по его состоянию, и он никогда не жалуется.
     Но впервые с того случая с ножом мы прикасаемся  друг к другу, и  он не
отстраняется и не застывает. Он отвечает на легкое
 давление моих рук, но тут же отпускает их, когда я встаю, чтобы
задернуть шторы. Мы на четвертом этаже, но,  все-таки мне комфортнее,  когда
окна закрыты и дверь заперта. Но Эрик уже позаботился об этом.
     На мгновение я останавливаюсь у окна, просто смотрю на него. Я не лгала
ему. Он  много значит для меня, даже больше,  чем я могу объяснить себе. Мое
решение,  принятое  ранее в  аэропорту, не было  ни  прихотью,  ни  реакцией
неповиновения. Без  него я  бы не смогла сесть в самолет. Не  только потому,
что я бы его подвела. Но также и потому, что мысль о разлуке  с ним внезапно
стала невыносимо болезненной.
     Я  возвращаюсь  к нему и сажусь на  широкий подлокотник его  кресла.  В
данный момент никто не  должен даже подозревать, где мы находимся. Даже если
мой  отец отследит операции по кредитной карте, он сможет это сделать только
в момент, нашей выписки из
 отеля. До этого момента мы будем в безопасности. Я совершенно забыла,
каково это - чувствовать себя в безопасности.
     Чувствует ли то же  самое  Эрик? Наверное,  нет,  в  конце  концов,  он
находится в  комнате  с  женщиной, которая  чуть не зарезала его, которая  в
любой момент может стать  агрессивной.  Агрессивной  по отношению к нему, по
отношению к самой себе. У которой с головой не всё в порядке. Неудивительно,
что он настороженно относится к
 моей давешней открытости.
     - То, что я только что сказала, было серьезно.
     Я  убираю  прядь  волос  с его лба.  Пусть моя рука будет  касаться его
немного дольше, чем необходимо.
     - Я не могу точно сказать, когда это началось,  но это  становится  все
сильнее. Ты становишься для меня все более и более важным.
     При моём прикосновении Эрик на несколько секунд закрывает глаза.
     - Джо, я...
     Он прерывает себя.
     - Эта комната тебе что-нибудь напоминает?
     Я оглядываюсь по сторонам. Пятизвездочный отель, со вкусом обставленный
и дорогой, но не слишком запоминающийся.
     - Нет. Мне очень жаль.
     Он кивает, как будто ожидал именно этого.
     - Конечно, нет. Мне  не следовало спрашивать тебя. Просто, многое здесь
выглядит так же, как в нашем отеле на Антигуа, даже
 освещение такое же.
     Он указывает на лампы в форме воронки на стенах, которые проливают свой
теплый свет на кремовые обои.
     - Ты тогда назвала их факелоносцами.
     Что-то  в моей  грудной клетке сжимается.  Факелоносцы, это была первая
ассоциация с этими  дизайнерскими  светильниками, когда я  вошла в  комнату.
Правда я подумала, что это только что пришло мне в голову.
     - Это был праздник, когда я сделал тебе предложение. Под самой красивой
и  безвкусной  пальмой,   которую  я  смог  найти.   Мы   вместе  ходили  на
коктейль-семинар в пляжном баре, и ты за один
 раз уничтожила пять бутылок рома, потому что очень хотела научиться
бросать их  так же, как бармен. Наша  первая ссора произошла из-за того, что
однажды ты решила исследовать окрестности в одиночку, не предупредив
 меня. Я был полумертв от страха за тебя, а ты даже не поняла почему.
     Я вижу, насколько яркие  воспоминания  возникают в голове Эрика, тогда,
как ни одно из них не вызывает у меня никаких ассоциаций.
     - Все это принадлежало  нам обоим. Это была наша жизнь,  наша  история.
Иногда мы были так близки, что было достаточно одного взгляда, чтобы понять,
о чем думает другой. Если ты говоришь, что
 собираешься влюбиться в меня, это прекрасно, но...
     На этот раз я не даю ему закончить. Мне больно видеть, как он скорбит о
нашем  общем прошлом, но  я  ничего  не  могу  с  собой  поделать  -  я могу
поделиться с ним только настоящим, это все, что у
 нас есть. Кто знает, надолго ли.
     Я прижимаюсь лбом к его лбу.
     - Наша жизнь, - говорю я, - такова.
     Мои  губы  прикасаются  к  его  губам,  как  бы  сами  по себе,  совсем
чуть-чуть.  Прикосновение,  похожее  на  дыхание,  но  оно  заставляет  меня
мгновенно осознать, как сильно я жаждала этого. Быть так
 же близко к нему, как я была в тот чудесный вечер. Кажется, мой поцелуй
 длится целую вечность. Мой язык нежно нащупывает путь вперед, мои руки
гладят  плечи, шею, волосы Эрика. Он не  двигается, как будто  хочет понять,
что  стоит  за этим  поцелуем. В  то  же  время  он сохраняет бдительность и
готовность ко  всему. Постепенно его напряжение  исчезает. Его руки скользят
по моей талии, вниз по спине; потом он так  сильно притягивает меня к  себе,
что я почти не могу дышать.
     Я уткнулась лицом в его шею, начинаю расстегивать пуговицы его рубашки,
вдыхаю его аромат, который так хорошо мне знаком.
     - Джоанна.
     Он держит меня так сильно, как будто боится, что я ускользну от него.
     - Я так скучал по тебе.
     Когда я снимаю с него рубашку, он встает, тянет меня за  собой и делает
несколько шагов к кровати. На этот раз наш поцелуй - не игривое сближение, а
прелюдия, которая дает понять, что мы оба знаем и оба хотим того, что сейчас
произойдет. Руки Эрика под моей рубашкой, на моей коже. Я почти не  замечаю,
как  он раздевает меня, понемногу, только чувствуя  его губы,  руки, язык. С
каждым его  прикосновением  мне становится  все труднее думать,  но я все же
понимаю одну вещь с большой ясностью: этот мужчина должен знать меня. Что он
точно знает, где и как прикоснуться ко мне, чтобы свести меня с ума. Это
 в новинку только для меня. Какое-то время я сопротивляюсь желанию,
пытаюсь быть сильнее тех ощущений, которые пробуждает во мне Эрик.  Он нежно
прикасается  губами, затем зубами к моей шее и обхватывает руками мою грудь.
Я чувствую, как он прижимается  ко  мне,  как он возбужден, и  непреодолимое
желание почувствовать  его на себе и в себе охватывает меня. Он замечает мое
беспокойство. Выпрямляется и смотрит на меня.
     - Пойдем, - шепчу я, притягивая его к себе, но он,
 улыбаясь, качает головой. Каждое его прикосновение подобно удару током,
 а мое прерывистое дыхание подобно всхлипам. Эрик целует меня так, как
будто   хочет  успокоить,  в   то  время,   как   его   рука  делает   прямо
противоположное, продолжая ласкать.  Он останавливается только в тот момент,
когда все во мне превращается в одно единственное желание, крик о
 большем, в момент, когда я давно потеряла контроль над собой.
     - Я тебя  люблю так сильно  -  шепчет  он. Гладит мое лицо. Смотрит мне
прямо в глаза, ложится на меня и медленно входит в меня.
     Это  как полет. С каждым его  движением мы взлетаем всё выше и  выше. Я
чувствую,  как мое  тело  дрожит в  его  объятиях,  все  во  мне переполнено
ожиданием, немой мольбой о том, чтобы он не останавливался сейчас. Никогда.
     А затем мне кажется, что мир разрывается на части,
 и я слышу, как я кричу, в то время как Эрик крепче сжимает меня. И в
первый, и во второй  раз.  Только после этого он ищет свой собственный ритм.
Резче, быстрее. Он отказывается от всякой сдержанности и контроля,
 его тело напрягается, его пальцы впиваются в мои плечи, он стонет и как
 в бреду выкрикивает мое имя. словно боится снова потерять меня. Но в
этот раз не потеряет. Никогда больше не потеряет.
     Потом мы лежим, тесно прижавшись друг к другу, моя
 голова у него на груди. Я поглаживаю то место, где бьется его сердце. И
 вдруг понимаю, что я уже делала это раньше, по крайней мере. Я не знаю,
 когда это было и где. Тем не менее, я уверена, что не ошибаюсь.
     - Эрик?
     Он  зарылся  рукой в  мои волосы  и лениво взъерошил  меня,  теперь  он
поворачивает ко мне голову и улыбается.
     - Да, дорогая?
     - Мне кажется, я только что кое-что вспомнила. Не совсем конкретно,  но
все же. В такой ситуации, как эта.
     Его улыбка становится еще шире.
     - Ты не помнишь ничего, что связано со мной, кроме совместного секса?
     Он весело смеется.
     - Боже мой, должно быть я был хорош.
     Я игриво толкаю его в бок.
     - Помню не о сексе, дурачок. А о том, что лежала с тобой рядом, и ...
     Я прерываю  себя,  раздумывая, сказать ли то,  что вертится  у  меня на
языке, или это прозвучит глупо. Прихожу к выводу, что
 это не имеет значения.
     - Ласково поглаживала твое сердце.
     Он немного  отодвигается  от меня. Смотрит на меня недоверчиво, и я тут
же жалею, что не держала рот на замке.
     - Я что-то не так сказала?
     Эрик качает головой.
     -  Нет,  Джо.  Нет,  как  раз наоборот.  Это именно то, что  ты  всегда
говорила, это очень типично для тебя... Ты действительно помнишь?
     Не совсем,  так. Больше похоже на дежавю. Но это самое близкое из того,
что я вспомнила за все те дни, что я знаю Эрика.
     - Да, думаю, что знаю.
     



     Я лежу на спине, Джоанна  в моих руках. Ее лицо покоится на моей груди.
Она  дышит  спокойно  и  ровно.  Я  не  смею пошевелиться,  потому что  она,
возможно,  заснула,  и  потому  что  я не  хочу  разрушать  этот  неописуемо
прекрасный момент.  Я  чувствую, что  пока я просто  лежу  спокойно,  я могу
удерживать счастье, которое целиком наполняет меня прямо сейчас.
     Я  рассматриваю  побеленный  потолок.  Лепная   розетка   посередине  и
соответствующие полосы по краям создают стильный контраст с
 современной обстановкой помещения. Вчера и сегодня могут совпадать,
даже   если   они  настолько   различны,  что  на  первый   взгляд   кажутся
несовместимыми друг с другом. Верно ли это и для людей? Для отношений?
     Мне трудно удержаться от желания прижать Джоанну к
 себе еще теснее. Чтобы еще больше почувствовать ее обнаженную кожу на
моей.  Но даже такая  близость,  вероятно, была бы  недостаточной для  меня.
Теперь, когда она добровольно осталась со мной, несмотря на опасность, когда
вдруг,  по  крайней  мере, маленькая часть  моей Джоанны проявилась снова. А
вместе с ней и вспыхнула надежда на то, что между нами все-таки
 все будет хорошо.
     Как мало нужно для того, чтобы быть счастливым, по
 крайней мере, хоть на мгновенье. Но вдруг появляется кое-что еще. Не
более  чем чувство,  но  оно грозит  разрушить  этот  прекрасный  момент.  Я
отказываюсь   превращать  это  в  конкретные   мысли,   но  не  могу   этому
препятствовать.
     Что, если эта короткая вспышка в памяти Джоанны была не началом полного
воспоминания обо мне,  а последним толчком перед тем, как наше общее прошлое
окончательно превратится в черную дыру в ее голове?
     Что, если уже через час она снова  набросится  на меня, как безумная, и
без колебаний вонзит острый предмет в сердце, которое только что гладила?
     Нет. Что бы ни случилось  с Джоанной, это осталось позади. Сейчас она в
большой опасности, и это из-за меня. Если бы она не
 была со мной, то Габор и его парни не проявляли бы к ней такого
интереса и она это знает. И все же она упустила уникальный шанс покинуть
 страну.
     Какие  еще доказательства  мне  нужны,  чтобы быть  уверенным, что  моя
Джоанна вот-вот вернется ко мне?
     Секс прямо сейчас ... он был возбуждающим,  как всегда с ней, и в то же
время совершенно другим. Я чувствовал, что она изучает меня с  любопытством,
но при этом точно знает, что мне нравится. С
 одной стороны, позволяет себе расслабиться, как можно только с кем-то
из знакомых,  и  в  то же время наблюдает  за моими  реакциями на её тело  и
поступки.
     Я снова вижу ее под собой, с закрытыми глазами. Ее
 таз прижимается ко мне, ее руки лежат на моей талии, направляя меня.
     Я чувствую, как мое тело реагирует на эти мысли, и, как ни странно, мне
было бы немного неловко, если бы Джоанна это заметила. Я не хочу, чтобы  она
считала меня  ненасытным. Она  ведь едва знает меня.  Пока нет. Но, надеюсь,
это скоро  это снова изменится.  Джоанна закрыла глаза,  не  реагируя на мое
движение. На самом деле она снова спит, несмотря на то, сколько часов мы уже
спали  днем.  Или  она  просто  притворяется,  потому,  что  хочет  спокойно
подумать. Пытается вспомнить.
     Мой взгляд снова устремляется к потолку, и внезапно я начинаю думать  о
Надин.  Я  не хочу этого,  это  похоже  на то, что  она  вклинивается  между
Джоанной и мной в этот интимный момент.  Невероятно, что она мертва. Мне все
еще трудно в это поверить. И еще раз
 заставляет меня осознать, что это не голливудский фильм, а реальность.
     -  Ты  тоже  в порядке,  как и я?  -  тихо спрашивает Джоанна  и  снова
начинает ласкать мою грудь.
     - Да, я ... - продолжаю я.
     - Я  так рад, что  ты  хоть  немного помнишь  меня.  И я  действительно
наслаждаюсь этим моментом.
     Наши взгляды встречаются. В этот момент я чувствую
 любовь к этой женщине, как теплый поток, струящийся по всему моему
телу. Я не могу не привлечь ее ближе к себе. И даже совсем близко. Она лежит
на мне,  ее волосы обвивают мое лицо, ее рот так близко к моему, что от меня
требуется  лишь  небольшое  движение,  чтобы  наши  слегка  приоткрытые губы
соприкоснулись. Настолько нежно, что это больше  похоже на прикосновение.  Я
впитываю ее дыхание, становлюсь еще ближе  к ней,  кажется, сливаюсь  с  ней
воедино. Мои руки движутся вниз по ее позвоночнику, обхватывают ее  ягодицы,
нежно прижимают  ее таз к  моим  бедрам.  Джоанна отвечает  мне взаимностью,
теснее прижимаясь к  моему животу.  От возбуждения я почти лишаюсь чувств. Я
начинаю двигаться в равномерно медленном ритме, почти как бы  сам по себе, я
проникаю  в нее, удерживаю ее, когда она  со стоном вырывается. Не  осталось
ничего, кроме ощущений и движений. Полное погружение друг в друга.
     В какой-то момент Джоанна  в изнеможении падает на спину рядом со мной.
У нас обоих  прерывистое дыхание, тела  блестят  от  пота.  Я не хочу ничего
делать, ни о  чем больше  думать. Просто  лежать в  уверенности, что  она со
мной. Наконец-то  снова. Я не могу оценить, как долго мы так лежим, пока она
не спрашивает:
     - О чем ты сейчас думаешь?
     - Я пытаюсь выразить словами то, что я чувствую к тебе, - отвечаю я, не
отрывая взгляда от лепной розетки надо мной.
     - И?
     - Я  не могу  этого сделать. Все, что  мне  сейчас  приходит в голову -
слишком просто и банально.
     Теперь я поворачиваюсь к ней. Она делает то же самое.
     -  Я люблю тебя,  Джо. Но это  нечто  большее. Эти слова  так  бездумно
употребляются каждым для любого малейшего всплеска чувств.
     - Я понимаю, что ты имеешь в виду.
     Она поднимает руку и проводит кончиками пальцев по моему лбу.
     - И это очень приятное чувство. Мне так жаль.
     - О чем ты сожалеешь? - спрашиваю я удивленно и, одновременно, сердито.
     -  Что я не могу заставить тебя чувствовать  то же  самое. Но ты должен
мне поверить, в этом есть нечто большее, чем ...
     Она замолкает, потому что я прикладываю пальцы к ее губам.
     -  Что  ты  там  такое  говоришь?  Ты  не  можешь  заставить  меня  это
почувствовать? Джо, ты  только  что сбежала со  мной от  своих  людей. Чтобы
остаться со мной здесь, где ты рискуешь своей жизнью.
 Как ты думаешь, что я при этом не чувствую?
     - Это  не  мои люди, это люди моего  отца.  И  да,  я  просто не  могла
оставить тебя здесь. Но ...
     -Это хорошо, - мягко прерываю я ее.
     - Ты здесь, несмотря ни на что. Ради меня.
     В то  время,  как я  говорю об этом, мне, возможно, впервые, с  момента
нашего бегства из терминала, становится ясно, что бы означало для меня, если
бы с Джоанной что-то случилось из-за того, что она осталась со мной.
     Осознание этого в  равной степени  беспокоит и  смущает  меня. Я просто
смирился  с тем, что она подвергает себя смертельной опасности. Ради меня. Я
выпрямляюсь и прислоняюсь спиной к мягкому изголовью кровати.
     - Джо, я думаю, это невероятно, что ты там сделала, но...
     - Но?
     - Но мне было бы спокойнее, если бы ты была в безопасности.
     - Ты хотел бы, чтобы я улетела в Австралию с Гэвином? Без тебя.
     -  Нет,  я бы  хотел, чтобы  мы  вместе  полетели в  Австралию,  но,  к
сожалению, это невозможно. Поэтому для меня важно, чтобы  хотя бы  ты была в
безопасности.
     Я немного наклоняюсь вперед, поглаживаю ее щеку.
     - Мысль о том, что с тобой что-то может случиться, невыносима.
     Джоанна  берет  меня за руку, отводит  ее  от своего лица и теперь тоже
садится прямо. В ее глазах уже нет прежней мягкости.
     - Если я улечу сейчас, мы больше никогда  не увидимся.  Тебе это должно
быть ясно. Это то, чего ты хочешь?
     - Нет, конечно, нет. Я ведь могу прилететь позднее. Обычным рейсом. Уже
завтра.
     Я надеюсь, что мои слова звучат убедительнее, чем я сам их воспринимаю.
Джоанна качает головой и горько усмехается.
     - Ты не знаешь моего отца. Как только я вернусь в Австралию,  он пустит
в ход все средства, чтобы я вышла замуж за  Мэтью. Так, как он и планировал.
Все всегда происходит либо так, как планировал
 папа, либо совсем не так.
     - Но ты взрослая женщина. Он же не может...
     - Еще  как: ты его не знаешь. Мой отец может делать все, что захочет. И
он почти всегда добивается своего.
     Слова Джоанны пробуждают  во мне некоторое сопротивление. Я отказываюсь
признать,  что  этот  человек  на  другой  стороне  Земли  может  так  легко
определять нашу судьбу. Нашу жизнь.
     -  Мы  найдем  способ,  Джоанна.  В конце концов,  если  он лишит  тебя
наследства,  мы сможем  сами  о  себе позаботиться. Я буду  искать работу  в
Австралии, где-нибудь  подальше от твоего отца. Страна  большая. Мы  подыщем
себе небольшой домик и...
     Она прерывает меня, качая головой.
     - Нет, Эрик, ни в коем случае. Я останусь здесь.




     Мы мало спим этой ночью. Эрик предпринимает еще три или четыре  попытки
убедить меня вернуться в  Австралию, но сдается, когда  я угрожаю снять себе
отдельную комнату,  если  он не прекратит свои  уговоры. Конечно, я понимаю,
что мое решение не очень мудрое. Но мне не хотелось  просить  отца о помощи,
когда  я  думала,  что смогу  вывести Эрика  из-под удара. Я  бы  не  хотела
принимать от своего отца даже куска хлеба в
 момент такого обострения наших взаимоотношений. Поскольку шансы на то,
что мы  справимся с этой  ситуацией  сами,  неплохие.  Однако нам  предстоит
выбраться из города, если не совсем из страны, а потом...  может быть, войти
в контакт с этим Бернхардом. "Есть вся информация, которую вы хотите иметь",
это  были  его слова  в ночь  нападения,  "и  если  вы  останетесь  в  живых
достаточно долго, вы ее получите".
     Мы все еще живы. А какой период времени означает "достаточно долго"?
     Я позвоню  ему первым делом завтра, думаю  я, когда около четырех часов
утра усталость все же начинает понемногу  овладевать  мной. А после этого мы
убираемся отсюда. Когда я снова открываю глаза, на  улице светло, а Эрик уже
проснулся. Он лежит  рядом  со мной и смотрит на меня,  нежно поглаживая мою
руку, и улыбается. Я прижимаюсь к нему очень близко.
     - Сколько сейчас времени?
     - Сейчас половина девятого.
     Его  рука скользит по  моему плечу  к талии  и  далее к бедру. Остаётся
лежать там.
     -  Нет,  -  говорю я  со  всей  твердостью,  на которую  я  способна  в
полусонном состоянии.
     - Не сейчас. У нас слишком много дел, которые нельзя откладывать.
     - Да. Эрик закрывает глаза.
     - Но кто знает, когда мы снова будем вместе, как сейчас. Я пока не хочу
отпускать тебя, Джо.
     Мы даем друг другу еще десять минут. Десять минут,
 в течение которых я чувствую, как страх и беспокойство медленно
возвращаются в мое сознание, несмотря на близость Эрика. Дело в том, что
 мы не можем позволить себе роскошь - терять время.
     Мне стоило больших усилий пройти в зал для завтраков, выйти из комнаты,
в которой я чувствовала себя невидимой для всего мира.
     - В холле есть компьютер с подключением  к Интернету, - объясняет Эрик,
помешивая свой кофе.
     -  Оттуда мы  могли  бы забронировать авиабилеты.  Может  быть, пока  в
Италию или Испанию.
     - Паспорт у тебя с собой?
     - Конечно. Он был во внутреннем кармане моей куртки.
     Эрик улыбается.
     - В надёжном месте.
     У  нас  может  получиться.  Нам  нужно было  купить кое-что  из одежды,
туалетные принадлежности, чемодан,  а  затем мы  могли  взять такси прямо до
аэропорта.  После  всех моих звонков в  полицию и на горячие линии  его  имя
наверняка значится в списке пропавших без  вести. Наверное, его все равно бы
отпустили? Его ведь  ни  в  чем  не подозревают.  Если, конечно, мой отец не
связался с немецкой полицией, и там не расценили мой побег как похищение. От
него  можно было  ожидать,  что он сделает это в любое время. Ну и ладно. Мы
готовы сталкиваться с одной проблемой за другой.
     Компьютер в холле занят явно  вспыльчивым бизнесменом,  который  тщетно
пытается проверить свою  почту. Я вижу, как растет нетерпение Эрика, как ему
трудно не вмешиваться. Может быть, он похож на меня - люди, которые приходят
и  уходят  отсюда,  заставляют  меня нервничать.  Равно как  и  заголовки  в
газетах, лежащих на столике рядом со
 стойкой регистрации. Все они полны комментариев о теракте. Я тяну Эрика
 к лифтам, двери одной из кабин как раз открылись.
     - Давай сначала все-таки позвоним.
     - Кому ты хочешь позвонить?
     - Бернхарду. Ты помнишь, что он  сказал? Он что-то знает, и я тоже хочу
это знать
     Оказавшись в комнате, я сажусь  на  нашу  смятую  кровать и хватаюсь за
телефон на прикроватной тумбочке.
     - Ты знаешь номер Бернхарда наизусть?
     Эрик   кивает,   на   мгновение   закрывает  глаза,  затем   записывает
последовательность цифр на листке с логотипом отеля, отрывает
 листок и отдает его мне. Я нажимаю ноль для внешней линии и набираю. Но
 мобильный телефон недоступен. Я набираю три, четыре раза:
безрезультатно.
     - Вы обычно отключали свои мобильные телефоны на работе?
     Эрик качает головой.
     - Отключали только во время совещаний.
     Не очень хороший знак. Я опускаю трубку на рычаг. В
 тишине мы снова спускаемся вниз, где компьютер теперь свободен. Эрик
заходит на страницу бронирования Lufthansa.
     - Какой город?
     Рим,  это моя  первая  мысль. Но папа знает,  что я  всегда хотела туда
попасть. То же самое относится и к Барселоне.
     - Флоренция, - в итоге говорю я.
     Эрик  вводит необходимую информацию  в формуляр,  выбирает произвольную
дату возвращения, но только для проформы. Мы  оба знаем, что в Мюнхен мы  не
вернемся.
     - Вылет в пятнадцать часов, - говорит он.
     - Через четыре с половиной часа.
     - Очень хорошо. Достаю бумажник из кармана. Четыре
 кредитные карты, три из них относятся к счетам, которые открыты на мое
имя,  но  на них  есть папины деньги. В  моем  распоряжении. С четвертой все
по-другому, именно там  я  аккумулировала  свои  сбережения. Подарки в  виде
денег,   средства,  заработанные  самостоятельно.   Баланс  на  этом  счете,
безусловно, наименее впечатляющий, но все же с его помощью можно было бы
 легко удержать на плаву семью из четырех человек в течение года. Я сую
карту в  руку Эрика, он  вводит  номер.  Нажимает  на  кнопку  "обязательная
покупка".
     Мы ждем  подтверждения, я  уже  осматриваюсь  в  поисках  принтера,  на
котором мы могли бы распечатать наши онлайн-билеты,
 а также посадочные талоны, когда появляется сообщение об ошибке.
Красного цвета. Ваша кредитная карта недействительна.
     Я чувствую, как мой пульс учащается. Эрик  смотрит на меня, прикрыв рот
рукой. Может быть,  он ошибся? Я  проверяю номер карты,  нет, все правильно,
тем не менее, я начинаю новую попытку, на этот раз, вводя данные  вручную. С
тем же результатом. Это  означает, что мне даже не нужно пробовать остальные
три карты.  За последние несколько дней мы пережили гораздо  худшие события,
но, тем  не менее, это тот момент, когда  я хочу сдаться. Я больше ничего не
помню, у меня  даже нет  сил  сдерживать  слезы, которые  собираются  в моих
глазах.  Эрик  закрывает сайт авиакомпании и, взяв меня на руки, выводит  из
вестибюля. Он прав, плачущая женщина обратила бы на себя всеобщее внимание.
     - Мы в ловушке, - шепчу я, когда мы снова оказываемся в лифте.
     - Мы  даже не можем  заплатить за отель,  не  говоря уже о  том,  чтобы
покинуть страну. С нами покончено.
     Эрик  смотрит в пол с серьезным лицом. Его  брови  сведены вместе,  как
будто он почувствовал боль.
     -  Послушай меня, Джо. Сейчас  ты позвонишь своему отцу и скажешь  ему,
что возвращаешься домой. У  тебя ведь осталось немного наличных, не так  ли?
Если  на  такси  не хватит, пусть  Гэвин подождет  тебя у  здания  "Дженерал
Авиэйшн" и заплатит.
     Он смотрит на меня.
     -  Это  единственный разумный путь. Я не позволю  тебе  рисковать своей
жизнью здесь, в Германии.
     Я не  думаю,  что  Эрик  подозревает  об этом, но его  слова мне  очень
помогают. Однако  не в смысле  того,  что он имел  в виду, но  это  не имеет
значения. Когда двери лифта открываются, от моего  отчаяния почти ничего  не
остается,  но  меня переполняет столько  гнева,  что  у  меня  перехватывает
дыхание.  Я  вешаю  табличку  "Не беспокоить" на дверь нашей комнаты, достаю
свой мобильный  телефон  и,  несмотря  на  протесты Эрика, вставляю  в  него
батарейку. Эрик протестует. Как только я
 оказываюсь на линии, я набираю папин номер. После второго звонка он
отвечает.
     - Черт возьми, Джоанна. Пришло время связаться с нами. Где ты?
     Я делаю глубокий вдох.
     - Это больше не твое дело. Ты заблокировал мои счета? В том числе и те,
на которых лежат деньги заработанные мной?
     - Да. Я же  предупредил. Ты  действительно  думаешь, что  я  трачу свое
время на пустые угрозы?
     - Но у тебя нет доступа к моей учетной записи!
     Он смеется.
     -  Джо,   девочка  моя.  Счет  открыт   в   нашем  домашнем  банке.  Ты
действительно думаешь, что они откажутся, если я попрошу их об
 одолжении? Думаешь, они пойдут на риск, если я позволю им перевести
наши деньги конкурентам?
     Я испытываю  огромное желание  что-то  разрушить,  но в  то же  время я
никогда не чувствовала себя такой беспомощной.
     - Так, а теперь ты послушай меня.
     Голос моего отца больше не звучит весело, он звучит по-деловому.
     - Ты  едешь  в аэропорт, Гэвин встречает  тебя, ты летишь домой.  Конец
дискуссии.
     Он не знает,  что  он там сейчас  делает. Иначе  он не стал бы упускать
последний шанс вернуть меня.
     - Нет, папа.
     Мой голос спокойнее, чем я думала.
     - Я останусь здесь, а, значит, я, возможно, скоро умру. Это те же самые
люди, которые преследовали меня и Эрика, которые взорвали Мюнхенский вокзал,
и им уже  несколько  раз почти  удалось  нас убить.  Лишив нас  средств,  ты
значительно  увеличиваешь  их  шансы.  Поздравляю.  Но знаешь  что? Я  лучше
застрелюсь, чем позволю тебе шантажировать меня всю жизнь. Пока.
     Я разъединяюсь, прежде чем он  успевает что-то сказать. Представляю его
лицо  в этот момент и  начинаю смеяться. Смех со  слезами едва  ли уместными
сейчас. Тем не менее, я чувствую освобождение.
 Эрик не смеется. Он скептически смотрит на меня и слегка качает
головой.
     - То, что ты только что выдала, немного театрально.
     Мой телефон начинает звонить, это, конечно, папа. Я отталкиваю его.
     - Да, ты прав в этом. Как будто мне четырнадцать. Возможно, это потому,
что я должна была сделать это, когда мне было четырнадцать.
     Эрик указывает на телефон.
     -  Возможно,  он  уступит  сейчас,  когда  поймет,  насколько  серьезна
ситуация на самом деле. Джоанна, не  упускай из виду шанс  обезопасить себя.
Или,  может быть, даже нас.  Я понимаю  ход мыслей Эрика, но он  не понимает
мыслей моего отца. Уступка не входит в его планы. Ни за какую цену.
     - Мы увидим это "да", - говорю я.
     - Если  он будет бояться за меня,  он снова  разблокирует счета, не так
ли? Именно так поступил бы на его месте любой
 другой любящий отец. Держу пари, что мой - нет.
     Я роняю  телефон  на кровать.  Ощущение  того, что  мы одержали победу,
пусть и печальную, исчезло.
     - Мы должны как-то управиться без денег. Я понятия не имею, как, но ...
     - Мы не должны, - прерывает мою фразу Эрик.
     -  У  тебя  есть деньги,  разве  ты  не помнишь?  Только  позавчера  ты
предлагала их мне. Вспомнила?.
     Боже мой,  конечно.  Кулинарная книга  легких закусок.  Двадцать  тысяч
евро. Эти деньги у нас есть, просто они ...
     Я смотрю на Эрика со стороны.
     - Как нам туда добраться?




     Да, как нам забрать эти деньги?
     Более  комичную  ситуацию  трудно  представить.  Двадцать  тысяч  евро,
которые решают для нас: жить или умереть, находятся
 в нашем доме, на нашей собственной кухне. И с таким же успехом они
могут храниться на Луне, потому что у нас нет никаких шансов туда попасть.
     Люди Габора теперь знают, что Джоанна была в доме,
 но сейчас ее там больше нет. И им приходится предполагать, что она не
вернется из-за страха.  Потому  что  она,  теперь  знает,  что в  дом кто-то
проник. Будут ли они еще поджидать её там? Или они ушли? В любом случае,
 она никак не может позволить себе заглянуть туда. Опасность просто
слишком велика. А я мертв и должен, по возможности, оставаться таковым.
     - Я не знаю, - говорю я разочарованно.
     - Мы не можем вернуться в дом, ни при каких обстоятельствах.
     Джоанна  поджимает  нижнюю губу между  зубами, она  всегда так  делает,
когда нужно  решить важную проблему.  Эта маленькая особенность  таит в себе
столько знакомого, что на короткое мгновение все
 вокруг кажется мне совершенно нереальным. Но потом ее глаза
расширяются, и я знаю, что у нее есть идея.
     -  Ты  прав. Мы  не можем вернуться в дом.  Но  как насчет того,  чтобы
кто-то другой взял эти деньги за нас?
     -  Кто-то  другой?  - повторяю  я, чтобы дать  себе немного времени  на
размышление.
     - Возможно, это выход, но о ком ты подумала при этом?  Все же, остаётся
риск, что люди Габора все еще будут торчать там.
     - Элла.
     Конечно, Элла. Но уже в следующее мгновение эта мысль сводит на нет мою
эйфорию.
     - Ведь Эла думает, что я мертв.
     Джоанна пожимает плечами.
     - Тогда мы просто должны всё объяснить ей. Или ты спрячешься, когда она
сюда приедет.
     Мне не нужно это обдумать.
     -  Нет. Если она подвергнет себя опасности ради нас, мы не станем лгать
ей дальше. Во всяком случае, мне это не понравилось.
     - Да, ты прав в  этом.  Если мы объясним ей ситуацию, она поймет, что у
нас  не было другого  выхода. Я  позвоню ей и скажу,  что ты все  еще жив. А
потом ...
     -  Нет. Позвони  ей и  скажи, что у тебя проблемы и тебе  нужны деньги.
Когда она придет сюда, я буду здесь,  и  мы  сможем все объяснить ей вместе.
Хорошо?
     - Хорошо. Пусть будет так.
     Одним быстрым движением Джоанна наклоняется и целует меня в губы.
     - Все будет хорошо. Вот увидишь, все будет хорошо.
     Она уже собралась звонить, когда мне пришло в голову еще кое-что.
     - Подожди. Джоанна останавливается и раздраженно смотрит на меня.
     -  Мы  должны  придумать  что-нибудь,  чтобы  помешать  парням   Габора
встретиться с Элой. Едва ли они всё еще там, но мы не знаем это наверняка.
     Джоанна ненадолго задумалась.
     - Полиция?
     - Что?
     -  Незадолго до  приезда Элы я вызываю полицию на  помощь,  потому  что
думаю,  что кто-то  хочет  проникнуть в  мой  дом. Эла  ждет,  пока  приедет
полиция. После этого люди Габора должны сбежать.
     Звучит неплохо, но Джоанна кое-что забыла.
     - Это не сработает. Если ты позвала на помощь, из-за проникновения дом,
ты должна быть дома. Но если они звонят, а им никто не открывает, они должны
предположить,  что  с тобой что-то случилось. Как ты думаешь,  что они тогда
будут делать?
     - Черт возьми. Разочарование написано на ее лице.
     - Они выломают дверь и перевернут всё вверх дном. Тогда  им понадобится
целая вечность, чтобы уйти.
     - Совершенно верно. Разве что...
     В то время как Джоанна соглашалась с моими страхами, я придумал кое-что
еще, что могло бы стать решением.
     - Разве что ты  в другом городе,  с подругой. Тебе  позвонил  знакомый,
который  проезжал  мимо  нашего  дома  и увидел там  каких-то подозрительных
типов. Ты беспокоишься, ведь я исчез с момента теракта, а  ты несколько дней
назад уже говорила полиции, что боишься.
     Она размышляет несколько секунд.
     - Да, это звучит правдоподобно. И даже поддается проверке.
     -  И если  эти  типы  действительно  все  еще  слоняются  по  дому,  их
обязательно посетит полиция.
     - Ладно. Но сначала я позвоню Эле.
     - Пожалуйста, скажи  ей, чтобы  она была осторожна. Если она  обнаружит
там кого-то, кто покажется ей подозрительным, она должна немедленно уйти.
     Джоанна не  переключает телефон  на громкую связь, но  по  ее реакции и
ответам я  могу  понять,  что говорит Эла.  Разговор длится  всего несколько
минут. В конце концов, Джоанна все-таки объясняет
 ей, где спрятан запасной ключ, и она даёт отбой.
     - Она очень беспокоится обо мне, но и о тебе тоже.
 И она, конечно же, заберет деньги. Для нее будет шоком, когда она
увидит тебя здесь.
     - Да, но она поймет, что у нас была причина не  говорить ей правду, - я
пытаюсь представить свою надежду как убеждение.
     Через 10 минут Джоанна звонит в  полицию. Её голос звучит обеспокоено и
растеряно,   испугано  и,  полным  отчаяния.  Она   демонстрирует  настолько
убедительную  актерскую  игру,  что  мои   мысли   ненадолго  отклоняются  в
направлении,  которому больше  нет  места  в  моей  голове. Всего  несколько
секунд, и все кончено. Я знаю, что могу ей доверять. Довольно сомнений.
     Когда Джоанна убирает телефон, на ее лице появляется улыбка.
     - Они сразу  же  отправляются  в путь. Боже мой, бедняга проявил  такое
беспокойство обо мне, что предпочел бы выложить сотню за мой ... за наш дом.
     - Я все еще немного беспокоюсь об Эле. Надеюсь, все пройдет хорошо.
     Все идет хорошо. Примерно через час Эла звонит и сообщает  Джоанне, что
у нее есть деньги и она едет в Мюнхен. Полицейские
 бегали вокруг дома всего десять минут, а потом снова скрылись. Иначе
она бы никого  не  заметила. Еще  через полтора часа  в дверь  нашей комнаты
стучат. Я киваю Джоанне, которая вопросительно смотрит на  меня, и исчезаю в
ванной. Мы так и договорились. Последовавшие за этим звуки указывают  на то,
что эти двое бросаются друг  другу  на шею. Дверь закрывается.  Затем  голос
Джоанны:
     - Я должна тебе кое-что сказать. Пожалуйста, не волнуйся, хорошо?
     - В чем дело, в конце концов?
     - Речь идет об Эрике. Он жив. Вторую часть она добавила так быстро, что
Эла даже не успела неправильно истолковать начало.
     - Что? Фантастика. Он жив? Ты уверена? Я так рада. С ним все в порядке?
Где он?
     Я открываю дверь в ванную.
     - Здесь, Эла.
     Она замирает, смотрит  на меня, как на призрака. Затем она летит ко мне
и бросается мне на шею. Несколько секунд мы стоим
 так, тесно прижавшись друг к другу, безмолвные. Когда она снова
отстраняется  от меня, она делает шаг назад и  смотрит на  меня сверху вниз,
как будто ей нужно убедить себя, что все по-прежнему так, как должно быть. В
том месте, где повязка проступает  сквозь рубашку,  ее взгляд  задерживается
лишь на мгновение.
     - Где ты был и что случилось?
     Ее голос спокоен, она полностью овладела собой. Я указываю на стул.
     - Садись, я тебе все объясню.
     Я  жду,  пока она  сядет и начинаю  свой  рассказ со  странного письма,
которое я обнаружил в записной книжке Габора. Я ничего
 не пропускаю. Эла дважды прерывает меня, чтобы задать промежуточные
вопросы, и  в  остальном,  внимательно слушает меня. Когда я заканчиваю свой
рассказ нашим побегом из терминала, она не  торопится,  прежде чем, наконец,
кивает.
     - Понимаю.  Это действительно, в самом  деле, невероятно. И ты думаешь,
что Габор имеет какое-то отношение к теракту на вокзале?
     - Я не знаю, несет ли он ответственность за это, но каким-то образом он
замешан  в этом деле. Теперь ты понимаешь, почему мы всем сказали, что с тех
пор я исчез?
     - Да, конечно. Хотя я  думаю, что вы могли бы, по крайней мере, сказать
мне правду. Я так безумно волновалась.
     - Мы не хотели втягивать тебя в это, - объясняет Джоанна.
     Эла бросает на меня мрачный взгляд.
     -  Вы  ведь  все равно сделали  это сейчас.  Двумя  днями раньше,  и вы
избавили бы меня от бессонных ночей.
     Я подхожу к ней и кладу руку ей на плечо.
     - Мне очень жаль. На самом деле мы думали только о
 твоей безопасности. Ты заботишься о себе, да? Тебе лучше всего
следующие несколько дней поспать отоспаться у Ричарда.
     Она отмахивается от моего беспокойства одним движением руки.
     - А как насчет амнезии Джоанны? И другие ... странные вещи.
     - Понятия не имею. Мы все еще  находимся в полном неведении. Я не знаю,
какая там может быть связь. Сейчас самое главное -
 убраться отсюда как можно скорее и как можно дальше.
     Эла, очевидно, воспринимает это как просьбу, достает из кармана конверт
с деньгами, встает и передает его Джоанне.
     - Всё здесь. Что вы собираетесь делать сейчас?
     Джоанна ободряюще смотрит на меня. Это означает, отвечай ты.
     - Мы покинем страну как можно скорее.
     - Как?
     - На самолете.
     Эла энергично качает головой.
     - Из Мюнхена? Это не очень хорошая идея. Не после того, что произошло.
     Я догадываюсь, к чему  она  клонит,  потому что это уже промелькнуло  в
моей голове, когда я пытался забронировать билеты для
 нас.
     -  Ты  имеешь  в  виду,   что  меры  безопасности  в  аэропорту  сейчас
чрезвычайно высоки? Я не вижу в этом никаких проблем. Нас ведь не ищут.
     - А что,  если  кто-нибудь позвонил в  полицию и  заявил, что вы имеете
какое-то отношение к теракту?
     Я даже не думал об этом.
     - Ты имеешь в виду Габора?
     Эла пожимает плечами.
     - По крайней мере, это  возможно. Если он действительно в этом замешан,
он может пойти на это. Возможно также, что
 он отправил в аэропорт пару своих людей, которые ждут вас. Надо ли вам
рисковать?
     Нет, конечно, мы этого не хотим, я тоже читаю это на лице Джоанны.
     - Эла права, - говорит она.
     - Наверное, проще уехать из  страны на машине. Мы могли бы взять машину
напрокат.
     - Хм. Вам  не  кажется, что на границах  сейчас тоже усилен контроль? -
возражаю я.
     Эла кивает.
     - Возможно, но не так  строго,  как  в аэропорту.  Мне нравится  идея с
арендованным автомобилем.
     И после небольшой паузы она добавляет:
     - Да, мне приходит в голову еще кое-что. Ты только
 что сказал, что потерял свой телефон на вокзале. Хочешь получить мой?
На всякий случай? Если вас разлучат ...
     - Нет, спасибо. Это  мило с твоей стороны, но у нас ведь есть  телефон.
Этого должно быть достаточно.
     - Подожди, - вмешивается Джоанна.
     - Эла права, мы не должны ничем  рисковать. Что, если что-то случится с
моим мобильным  телефоном? Если  я  потеряю  его или  он сломается? Или папе
удастся заблокировать и эту карту?  Без телефона мы были бы в полном дерьме,
я думаю, тебе стоит принять предложение Элы.
 На всякий случай.
     -  Я тоже так  думаю. Эла лезет в свою сумку и протягивает мне телефон.
Наконец я беру его и кладу в карман.
     - Я верну его тебе.
     - Да я настаиваю на этом, - говорит она.
     Элла обнимается со мной и с Джоанной, затем она в три  шага оказывается
у двери и оглядывается на нас.
     - Желаю удачи. И, пожалуйста, держите меня в курсе. Прежде чем кто-либо
из нас успевает что-либо ответить, дверь за Элой снова закрывается.
     Я  подхожу к окну  и  жду,  пока  она выйдет за  дверь отеля, смотрю ей
вслед, как она идет по улице, садится в свою машину и уезжает. Никто  за ней
не следит.
     - Хорошо, - говорю я тогда.
     -  Как мы  теперь доберемся  до арендованного автомобиля? Самое лучшее,
если я  поищу в сети, где  находится  ближайший пункт проката автомобилей, и
...
     - Я арендую один для нас, - говорит мне Джоанна и,
 как бы в доказательство того, что ее решение твердо, надевает куртку.
Из  конверта  с  деньгами она  достает  несколько  купюр  и протягивает  мне
остальные.
     - На, вот, спрячь это, пожалуйста. Я возьму такси внизу, и меня отвезут
в ближайший пункт проката  автомобилей. Мы в  Мюнхене, поэтому он где-нибудь
поблизости. Водители здесь, наверное, знают, где таковой находится.
     - Хорошо. Я пойду с тобой.
     - Нет, я сделаю это одна.
     Ее голос звучит непривычно энергично. Почти привыкла командовать.
     - Ты мертв, забыл уже? Мы не должны рисковать. Я возьму машину и  заеду
за тобой сюда. Хорошо?
     Мне трудно примириться с  мыслью,  что она пойдет одна, но,  в конечном
итоге, она, возможно, права. Как бы маловероятно ни
 было, что кто-то из людей Габора встретится с нами, все равно лучше
подождать здесь, в отеле.
     - Ладно.
     - Хорошо. До встречи. Джоанна целует меня в  губы. Прежде чем я успеваю
ответить, она уже направляется к двери. Механически
 я складываю конверт и засовываю его в передний карман брюк, подхожу к
кровати, присаживаюсь на край. Эла,  Габор, Бернхард, Гэвин.  Отец  Джоанны.
Боже мой, во что мы ввязались? Как прекрасна и безмятежна была наша жизнь до
прошлой  недели.  Я  воспринимал  как  должное  то, что  я  с Джоанной. Быть
помолвленным с ней. Что бы я отдал сейчас за то, чтобы снова иметь эту самую
жизнь. Я бы каждый день носил её на руках. Я ... Повинуясь импульсу, я встаю
и  снова подхожу к окну.  Я  хочу увидеть ее,  когда  она  сядет в такси. Не
проходит и минуты, как она выходит из дверей
 отеля. Такси стоят чуть дальше по улице, на другой стороне. Джоанна
целеустремленно направляется к машинам, не оборачиваясь ко мне, не глядя
 вверх.
     До них оставалось  всего около пятидесяти метров, как вдруг прямо перед
ней распахнулась дверь припаркованного автомобиля.
 Я вижу ногу в темных брюках, торс. Одна рука хватает Джоанну и
затаскивает   ее  в   машину  так  быстро,   что  у  нее   нет   возможности
сопротивляться.  Дверь  еще не захлопнулась, а  автомобиль уже  срывается  с
места и уносится прочь.
     Никто этого не видел, всё произошло слишком быстро, и улица  была почти
пустынна. Никто, кроме меня. Гэвин и его люди
 действительно знают, что делают.
     Вся  эта  сцена  длилось,  может  быть,  секунд  десять.  Проходит  еще
несколько секунд,  прежде чем шок проходит. Я  выбегаю  из комнаты  и иду по
короткому коридору  к  лифтам. Я  сильно нажимаю на кнопку, решаю,  что  это
занимает  слишком  много времени, и  распахиваю дверь  на лестничную клетку.
Четвёртый  этаж. Я бегу вниз через две ступеньки  одновременно,  опираясь на
перила. Между третьим и вторым этажами включается рассудок. Говорю себе, что
я  сейчас веду себя совершенно глупо.  Какой смысл бежать?  Я, что,  надеюсь
увидеть уезжающую машину с Джоанной, когда  наконец доберусь до того  места,
откуда она отъехала две минуты назад? И  разве мне и без этого не ясно,  кто
затащил ее в машину и куда они поедут?
     Я  знал, что  было ошибкой  снова  включать телефон.  Неудержимый  гнев
разгорается  во мне, он горит  во мне так сильно, что чуть не разъедает меня
изнутри.  Я добираюсь до  первого этажа. Сначала заплатить, это займет всего
минуту.  Ни в  коем  случае  не  рисковать  и нарываться на  неприятности  с
полицией.  Хорошо,  что мой  рассудок снова  работает.  Я подхожу  к  стойке
регистрации,  называю номер комнаты дежурной. Нетерпеливо  наблюдаю, как она
набирает текст на  клавиатуре компьютера.  Сто  двадцать евро.  Я вытаскиваю
конверт из кармана брюк, кладу на прилавок сотню и пятидесятку.
     -  Это верно, - говорю я и ухожу.  При  этом  замечаю смущенный  взгляд
женщины.
     -  Аэропорт,  главный  терминал,  -  поспешно  говорю  я  таксисту.  Он
поворачивается  и  поднимает брови.  Затем он  кивает.  Никаких  разговоров,
никаких дискуссий. Он всё понял.  Пока я еду, я смотрю на улицу, не понимая,
что я вижу. С каждым пройденным километром мой гнев на  отца Джоанны растет.
И на свое бессилие. Я не собираюсь позволить себе смириться, я буду орать на
этого Гэвина и,  если понадобится, брошусь на него с кулаками. И уже  сейчас
знаю, что ничего не смогу добиться. Если они все еще там  ...  Да.  Если они
вообще еще там.
     Я  щедро расплачиваюсь с водителем и выскакиваю из машины. Прижимаю мою
раненую руку к краю двери и ругаюсь от боли и гнева
 в равной степени. Зал терминала, проход с таможенником. Он критически
смотрит на меня. Но он не может меня узнать, это не тот человек, что был
 вчера.
     - Мне нужно попасть туда, к машине мистера Берригана, пожалуйста.
     - Ваша фамилия ? Это звучит намного дружелюбнее, чем я ожидал,  судя по
выражению его лица.
     - Тибен. Эрик Тибен.
     Взгляд мужчины скользит по лежащему перед ним списку.
     - Извините, я не могу вас здесь найти.
     - Нет, я был в списке вчера. Я тоже был здесь, но кое-что забыл.
     Покачивание головой.
     - Извините, я не могу вас пропустить.
     - Но я должен пойти к этим людям. Это важно.
     - Я ничего не могу с этим поделать.
     - Черт возьми, для меня это касается всего, - вырывается у меня.
     - Разве Вы не понимаете этого?
     Я вижу,  что взгляд мужчины устремлен мимо меня,  ища, и знаю,  что это
значит. Охрана. Я идиот. Тогда теперь все кончено.
     - Извините, - внезапно слышу я знакомый голос, говорящий по-английски.
     - Не  могли  бы вы, пожалуйста, пропустить этого человека? Он - один из
нас. Мистер Берриган уже объяснил это вчера.
     Служащий коротко смотрит на Гэвина и снова поворачивается ко мне.
     - Пожалуйста, ваше удостоверение личности.
     Фамилия   Берригана,   по-видимому,    действует   даже   на   немецких
таможенников.
     Мне  возвращают  удостоверение  и я  прохожу  мимо  стойки и подхожу  к
лестнице рядом с Гэвином. Там я встаю у него на пути и
 с яростью спрашиваю:
     - Где Джоанна?
     На  лице  Гэвина  не  дрогнул ни  один  мускул.  Его  взгляд  буквально
впивается в меня.
     - Почему Вы спрашиваете об этом меня? Вы же сбежали с ней.
     Я  не вижу,  его приближающуюся руку. Только когда она обхватывает  мою
шею и безжалостно выдавливает из меня воздух, я начинаю осознавать это.
     - Что Вы тут говорили? Похищена? Где? Кем?
     Я хриплю, хватаюсь за руку Гэвина,  пытаюсь  ее отдернуть. без  успеха.
Когда я уже боюсь  потерять сознание,  хватка наконец  ослабевает. Я, должно
быть, кашляю.  И  начинаю подозревать,  что  все не  так,  как я  думал. Всё
намного хуже.
     - Я ... я не знаю. Перед отелем появилась темная  машина. Кто-то втащил
ее внутрь. Затем машина исчезла.
     Гэвин смотрит мимо меня в течение четырёх или  пяти  секунд.  Затем  он
кивает мне.
     - Подождите здесь. Мы отправимся через две минуты.




     Темная  ткань заднего сиденья, к которой прижимается мое лицо.  Бешеный
пульс в моих висках, на  шее, повсюду.  Чужие руки, как железные скобы. Один
из них обхватывает мои запястья, другой держит меня за шею. Внутри я замираю
от  ужаса,  но  мое   тело  сопротивляется,  позволяя   мне   пнуть   спинку
водительского сиденья. Я пытаюсь  вырваться  из  захвата  мужчины, держащего
меня, и отчаянно борюсь с
 ним, несмотря на то, что он сильнее меня.
     - Довольно, детка,  а  то мне придется сделать тебе больно.  Я не узнаю
голоса. Несмотря на почти дружеский тон,  я не сомневаюсь, что  мужчина  без
колебаний воплотит свое заявление в жизнь.
     Поэтому я  молчу.  Голова все еще  была  прижата к спинке,  а лицо было
обращено к темному боковому стеклу машины. Я лишь мельком увидела черты лица
человека, который затащил меня в машину, и не
 узнала его. Не могу его оценить. Я вообще почти не могу думать, просто
знаю, что растерялась. Они  не завязали мне глаза и значит не оставят меня в
живых.  И еще  есть  этот  запах, который  вызывает у  меня тошноту, который
означает большую беду. Опять же, мое тело реагирует без моего вмешательства.
Оно начинает трястись неудержимо, сильно, как будто меня трясут.
     Мужчина немного ослабляет хватку.
     - Она  вот-вот потеряет сознание,  -  говорит  он одному из  двух своих
приятелей на передних сиденьях.
     - Только не пережимай ей сонную артерию, она нужна
 нам без повреждения мозга, - отвечает один из них. Я знаю этот голос, я
 слышала его раньше, и вместе с запахом он создает пугающее целое.
     - Джоанна. Я прежде всего думаю о  Вас и о вашей безопасности. Нужна ли
Вам моя помощь?
     Психиатр.  Тот, с которым Эрик связался.  Барч. Мужчина  рядом со  мной
отпускает меня,  медленно, как будто  хочет подождать, не  начну ли я  снова
сопротивляться.  Но  я  остаюсь  неподвижно  на  своем  месте.  Мое  дыхание
учащается, как будто я бежала, как будто я все еще бегу, и внутри я тоже это
делаю.
     Люди Габора нашли  нас. Меня. И это была наша собственная ошибка - они,
должно  быть,  следовали за Элой от порога нашего дома до  порога отеля,  из
которого я вышла полчаса спустя,  не особо заботясь о безопасности. До такси
было всего пятьдесят метров.
     Я могла бы влепить себе пощечину за собственный идиотизм. Все это время
мы были  так осторожны только для  того, чтобы  потом совершить эту  ужасную
ошибку.
     - Джоанна,  с тобой все в порядке? Теперь голос Барча  снова звучит так
же вежливо и озабоченно, как неделю назад в нашей
 гостиной. Я не отвечаю ему, вместо этого сосредотачиваюсь на мире за
пределами  автомобиля,  который  затормозил  и останавился  на  красный свет
светофора.
     Не задумывайся. Просто действуй. Я отталкиваюсь от
 сиденья и хватаюсь за ручку  открывания двери машины - она не заперта,
придурки, она  открывается  без  сопротивления, достаточно широко,  чтобы  я
могла  выскочить. Одной ногой и половиной  туловища  я уже  на  улице, когда
мужчина рядом со мной хватает меня за руку и тянет назад. Я слышу свой крик,
такое   ощущение,  что  он  вывихнул  мне  плечо.  В   следующий  момент  он
набрасывается на меня и с треском захлопывает дверь.
     - Сделаешь это еще раз, сука, и тогда ты узнаешь меня.
     Он  бьет  меня по  лицу,  сильно,  сначала  ладонью, второй раз тыльной
стороной ладони. Я чувствую вкус крови.
     - Ламберт! Немедленно прекратите!
     Барч повернулся на сиденье.
     - Это была ваша ошибка,  почему вы позволяете женщине так много свободы
действий?
     -  Потому  что  я   не  ожидал,  что   Виккерс,  этот  идиот,   забудет
заблокировать центральный замок! - кричит Ламберт.
     Он все еще лежит на мне всем своим весом, выдавливая из меня воздух.
     - Но не волнуйся - говорит он, теперь тише, - это больше не повторится.
     Он заводит мои руки за спину, обхватывает кисти чем-то узким и  твердым
и сжимает так сильно, что это причиняет боль.
     - Сама виновата, - говорит он.
     Я провожу языком  по тому месту, где  у меня  треснула губа.  Да,  сама
виновата,  но  это  того  стоило.  Возможно, кто-то  заметил  мою  попытку к
бегству, запомнил номер машины и сообщит в полицию.
     Впереди звонит мобильный телефон. Дважды, затем Барч отвечает.
     - Да? Да, она у нас. Все прошло гладко, лучше, чем я надеялся.
     Он делает паузу, качает головой.
     - Что? Нет. Об этом речи не было, это ...
     Его  собеседник, должно быть, прервал его.  Барч несколько раз пытается
что-то сказать, но безуспешно.
     - Вам  действительно следовало объяснить  это яснее, - наконец  говорит
он, защищаясь.
     - Нет,  я...  Этого  не было...  Знаете, я бы  не осмелился быть  таким
деспотичным.
     С каждым словом он нервничает все сильнее, и его нервозность передаётся
мне. Атмосфера  в машине  и  так напряжена  до предела, и если  у кого-то из
троих сдадут нервы...
     Мои  руки начинают  неметь,  и  я попеременно сжимаю и разжимаю пальцы,
чтобы поддерживать кровообращение.
     - Я понимаю, - говорит Барч в телефон.
     - Да, я думаю, это можно уладить. Естественно. До скорого.
     Он откладывает телефон в сторону и поворачивается ко мне.
     - Как  зовут  женщину, которая была в вашем доме? А  до этого  у Вас  в
отеле?
     Я была права. Мы наивно  полагали, что Габор уже отозвал своих людей. И
что полиция тщательно проверит местность.
     - Почему? - спрашиваю я.
     - Это не имеет значения. Просто скажи мне, её имя.
     В моей голове проносятся мысли. Должна ли я просто
 заткнуться? Должна ли я лгать? О предательстве Элы не может быть и
речи, я не могла предупредить ее о Габоре, и Эрик тоже.
     Мысль о нем жжет, как огонь. Он не  понимает, что произошло, он сидит в
отеле и ждет. С нетерпением ждет моего возвращения.
     Чья-то рука хватает меня за волосы, притягивая голову к шее. Ламберт.
     - Он задал тебе вопрос!
     - Оставь это.
     Предостережение Барча звучит опасно мягко.
     - В этом пока нет необходимости.
     Ламберт  отпускает меня, ухмыляясь, он слышал это так же отчетливо, как
и я.
     Барч   не  спрашивает  второй  раз.  Он  снова  поворачивается  вперед,
скрещивает руки на груди.
     Долгое  время  я не обращала внимания на окружающую обстановку снаружи,
только сейчас  я  вижу,  что  она изменилась.  Мы  больше  не  в  городе, а,
наверное,  уже далеко за его пределами.  Производственные здания выстроились
вдоль складов, а большинство транспортных средств, идущих нам на пути, - это
грузовики.
     - Терпение, - говорит Барч, и я не знаю, адресовано ли это Ламберту или
мне.
     Они припарковывают машину у одного из складов. Он
 огромен и стоит немного в стороне, на площадке, окруженной высокими
стенами.  На  отшибе. Пытаться  сбежать отсюда - безнадежное дело. На другом
конце площадки я вижу  грузовик, выезжающий из одного  из ангаров, но он так
далеко,  что я не слышу  его, даже когда водитель  открывает дверцу  машины.
Есть  ли  смысл  кричать?   Так  громко,  как   я  могу?  Ламберт,  кажется,
догадывается, что происходит внутри меня.
     - Одна попытка побега, один паршивый трюк, и я переломаю тебе кости.
     Так что я  даже не  пытаюсь.  Шансы, что  кто-то услышит меня, ничтожно
малы, и я  понимаю,  что  Ламберт  без колебаний  выполнит свою  угрозу.  Он
наслаждается своей властью. Он хотел бы почувствовать это в большей степени.
Мы  попадаем в зал по пандусу. Ламберт  толкает меня с излишней жестокостью.
Никто ему не мешает,  даже Барч, который проходит мимо нас и первым входит в
зал.
     Высоченные стеллажи,  почти до  потолка. Огромные короба,  некоторые из
которых  были затянуты в  фольгу.  Заставить кого-то вроде меня исчезнуть  в
одном из них не составило бы никакой проблемы. На
 свободной площадке в центре зала стоят два вилочных погрузчика, к
одному из которых Барч сейчас прислоняется, подчеркнуто небрежно.
     - Так вот. У нас еще есть немного времени. Я хотел
 бы воспользоваться этим, чтобы повторить свой предыдущий вопрос: кто
была женщина, которая навещала вас в отеле?
     Я  едва успеваю  отдышаться,  когда Ламберт  толкает меня  в  спину так
сильно, что я падаю на землю. Мои руки все еще связаны,
 я не успеваю сгруппироваться, могу только повернуться боком, чтобы
защитить  лицо. Мое правое  плечо ударяется о землю с такой силой, что слезы
наворачиваются  на  глаза. Ламберт смеется  и снова пинает  меня, не слишком
сильно, скорее символично.
     - О! Теперь она плачет, малышка.
     -Этого достаточно.
     Барч подошел  несколькими быстрыми шагами, отодвинул Ламберта в сторону
и присел рядом со мной на корточки. Смотрит
 на меня сверху вниз. В моей голове есть что-то вроде образа, чего-то,
что я могла бы увидеть, если бы он проявился отчетливее. Я закрываю глаза, и
в  тот же момент Барч кладет руку мне под подбородок и поворачивает мое лицо
к себе.
     - Назови мне имя, Джоанна.
     Его запах. Этот лосьон после  бритья, который я ненавидела еще тогда, в
нашей гостиной,  теперь  вызывает у меня почти тошноту. Еще  один  удар,  по
бедру, на этот раз чуть сильнее.
     - Я сказал остановиться,  -  говорит Барч Ламберту. В  тот  же момент я
слышу приближающиеся шаги.
     - Что здесь происходит?
     Голос, который я  узнаю, даже если до сих пор он говорил со мной только
по телефону. Это Габор, и он не один. Двое
 мужчин стоят по бокам от него, еще четверо остаются на заднем плане,
один из которых сидит на ящике.
     - Какие вы все неумелые, - тихо говорит он.
     Габор   бросает   раздраженный   взгляд   назад   через  плечо,   затем
поворачивается к Барчу.
     - Почему миссис Берриган лежит на полу и кто ее так избил?
     Он оглядывается кругом.
     - Господа, вы, что это, серьёзно.
     Подчеркнуто осторожно он помогает мне подняться,  даже  счищает грязь с
моего правого рукава.
     - Я хотел бы извиниться за своих сотрудников. Если я чего-то не выношу,
так это плохого обращения.
     Он оглядывается на Барча.
     - И? Полагаю, Вы уже знаете, кто та женщина, которой Вы позволили уйти?
     - Мы как раз собирались это выяснить.
     Эла, Боже мой. Мы просто рисковали её жизнью, хотя
 должны были это предполагать. Что бы я делала сейчас, если бы она не
сбежала? Как бы я себя чувствовала?
     Я решаю, что если они спросят меня, я скажу,  что женщину звали Сюзанна
Хантер. соседка. Я буду вести себя так, как будто мне трудно предать ее ...
     Но  Габор больше  не  затрагивает  эту тему.  Он  бросает презрительный
взгляд на  своих людей, прежде чем встать передо мной. Так близко, как будто
он хотел обнять меня. Или поцеловать.
     Невольно я делаю шаг назад и натыкаюсь на Ламберта, который держит меня
за руки, не так грубо,  как раньше, но все же так, что я не могу увернуться,
когда  Габор  начинает  ощупывать  мою  одежду. Деловито  и  быстро. Сначала
куртку, потом карманы брюк. Из правого  переднего он  достает мой  смартфон.
Который заблокирован.  Я готовлюсь к тому,  что  Ламберт  вот-вот попытается
выбить из меня код. Я предпочитаю оставаться твердой до тех пор, пока это не
прекратится. Но Габор даже не спрашивает об этом.
     - Поверни его, - говорит он.
     Он хватает мои онемевшие руки, и я понимаю, что проиграла. Мой смартфон
можно  разблокировать и по отпечатку пальца. Я  пытаюсь вырваться, зная, как
это глупо. То,  что Габор делает с моими пальцами, я почти не чувствую, и уж
тем более не могу отнять их у него. Это не займет даже полминуты.
     - Большое спасибо, Джоанна. Ну что ж, тогда давайте посмотрим.
     Я оборачиваюсь, с удовольствием выбиваю телефон у Габора из  рук и  бью
по нему изо всех сил.
     -  Последние  звонки.  Ах  - кто-то  по имени Мануэла.  Это  была  ваша
посетительница? Да?
     Я не  отвечаю.  Я только качаю  головой. Слава богу,  что я не записала
фамилию Элы.
     -  Ну  что  ж, давайте все-таки проверим это.  Посмотрим,  что  Мануэла
сможет рассказать нам обо всем этом.
     На этот  раз Ламберту приходится сдерживать меня изо всех сил,  когда я
пытаюсь броситься на Габора. Он не должен набирать
 этот номер. Он не должен слышать, кто там ответит, нетерпеливый и
полный предвкушения.
     Я борюсь с Ламбертом.
     - Нет, пожалуйста.
     Габор смотрит вверх, улыбаясь.
     - О, да.




     Тысячи мыслей проносятся в моей голове, пока я жду
 Гэвина. Если он не похищал Джоанну, остается только один вариант. Но
почему  люди  Габора так поступили?  Только для  того,  чтобы доставить её в
такое место, где они смогут безопасно избавиться от неё?  Или Габор  все еще
нуждается в ней? Может ли она быть полезна ему в каком-либо отношении? Тогда
есть  шанс,  что  она  останется  в живых  еще  какое-то  время. Когда Гэвин
возвращается, его сопровождают двое  мужчин. Я знаю одного  из  них, он тоже
присутствовал  в  зале  накануне.  Другой намного  старше.  Как  и  двое его
спутников,   он   атлетически   сложен  и   одет   в   темный   костюм.  Они
останавливаются, Гэвин кивает мне.
     - Идем.
     - Но куда?
     -  Снаружи стоит  машина.  Сначала мы  отправимся  к  тому  месту,  где
похитили Джоанну.
     После первых шагов он добавляет.
     - С вашей стороны было очень глупо убегать.
     - Вы  уже  поговорили с её отцом? - спрашиваю  я, когда  мы подходим  к
паспортному контролю.
     - Да.
     - И? Как он отреагировал?
     Взгляд  Гэвина  красноречивее  всех  слов.  Не  спрашивай.   Таможенник
пропускает нас небрежным движением руки. Мы выходим из здания и направляемся
к черному внедорожнику, припаркованному
 в нескольких метрах от входа. Гэвин открывает замок с помощью пульта
дистанционного управления и останавливается перед пассажирской дверью.
     - Поведете Вы.
     Он прав, это проще, чем объяснять ему всю дорогу до отеля. Я усаживаюсь
в машину  и  как  раз  застегивал ремень  безопасности,  когда  зазвонил мой
мобильный телефон. Нет, когда зазвонил  мобильный телефон Элы.  Либо  кто-то
хочет  с ней поговорить, либо  ...  я поспешно нащупываю телефон, вытаскиваю
его и смотрю на дисплей.
     - Это Джо, - взволнованно выдыхаю я.
     Я нажимаю зеленую кнопку и прижимаю устройство к уху.
     - Джо, слава Богу. Где ты? С тобой все в порядке?
     Тишина на другом конце.
     - Джо? Это я, Эрик. Скажи же что-нибудь.
     Почему она не отвечает? Ей заклеили рот скотчем? Возможно, она связана,
и ей удалось добиться повторного набора ...
     - Какой сюрприз. Эрик.
     Паника парализует меня. Этот голос. Это ...
     - Господин Габор.
     - Да, в самом деле. И я необычайно удивлен, что Вы
 разговариваете по телефону. По телефону дорогой Мануэлы. Так что на
самом  деле  я  должен  был  бы  сердиться  на  Вас.  За   то,  что  Вы,  не
проинформировали меня, как вашего работодателя, о том, что все еще живы,
 а это отнюдь не  свидетельствует о чувстве долга.
     Гэвин толкает меня, делает вопросительный жест рукой. Я энергично качаю
головой и подношу указательный палец к губам.
     - Почему у Вас телефон Джоанны? И где она? С ней все в порядке? Если Вы
что-то с ней сделали, то ...
     - Сохраняйте спокойствие, Эрик. Джоанна пользуется
 моим гостеприимством. И я был бы очень рад, если бы Вы тоже
присоединились к нам. Тогда мы могли бы немного поболтать.
     Я смотрю на Гэвина, который хмуро смотрит на меня.
     - Я хочу поговорить с Джоанной, - говорю я так твердо, как только могу.
     - Пока я не поговорю с ней, я ничего не буду делать.
     Вместо ответа  я слышу  скребущий звук,  а затем отдаленный,  но быстро
приближающийся голос Джоанны:
     - Ублюдок, немедленно отпусти меня.
     Последние два  слова  я  слышу  совершенно  отчетливо.  Габор  подносит
телефон к ее уху.
     -  Джо. Боже  мой. С тобой все в порядке?  Они тебе что-нибудь сделали?
Где ты?
     - Эрик. Не приходи сюда. Ты слышишь? Ты ни в коем случае не должен ...
     Она  резко замолкает, должно быть,  кто-то заткнул ей  рот. Сразу после
этого я снова слышу голос Габора.
     - Ваша невеста, очевидно,  не хочет, чтобы вы  присутствовали на  нашей
милой встрече. Я уже слышал.
     На самом деле это звучит как приглашение на кофе.
     - Где Вы сейчас находитесь?
     Я  чувствую, как  меня  охватывает  неудержимая  ярость.  Этот  подонок
несколько раз пытался меня убить. И теперь Джоанна в
 его власти. Впервые в жизни я испытываю желание причинить кому-то боль.
 Сильную боль.
     - Разумеется, я, не собираюсь проболтаться об этом.
     -   Тоже   хорошо.   Тогда   мы  сделаем  это   независимо  от   вашего
местоположения. Я даю вам ... скажем, четверть часа, чтобы прийти
 в себя. Если к этому времени Вас не будет, то вообще не стоит
приезжать, по  крайней мере,  в том, что касается Джоанны. А теперь слушайте
внимательно, я опишу Вам, где мы находимся.
     - Нет,  подождите.  Я нахожусь  недалеко  от аэропорта,  четверти  часа
недостаточно.
     - Ах, ну что ж. В аэропорту. Что Вы там делаете?
     -  Я  подумал, что  Джо,  возможно,  уже здесь  после  того, как она не
вернулась, - вру я.
     - Мы хотели улететь отсюда сегодня.
     Габор молчит некоторое время,  и мне становится плохо от  страха, затем
он говорит:
     - Я жду вас через полчаса. Мы находимся на складе на окраине города. За
полчаса Вы доберетесь.
     Он объясняет мне дорогу, говоря при этом медленно,
 и подчеркнуто четко. Наконец он называет мне адрес. Я повторяю его
мысленно три раза.
     - И вот еще что, Эрик ... Я нахожу эту фразу такой
 ребяческой, потому что эти безмозглые телевизионщики всегда так
говорят, но я не знаю, как еще это выразить. Если вы сообщите в полицию,
 ваша невеста умрет.
     Раздаются гудки. Он прерывает связь.
     - Это был Габор, - говорю я излишне громко и опускаю трубку.
     - Он похитил Джо и потребовал, чтобы я приехал  к нему.  Через полчаса.
Если нет, он убьет ее.
     - Он сделает это?
     Я киваю.
     - Да, я  думаю, что  он сделает это. И он  сказал,  что если я сообщу в
полицию, она тоже умрет.
     Гэвин опускает уголки рта.
     - Нет, никакой полиции. Пока нет. Мы берем это на  себя. Сможете ли  вы
доехать за полчаса?
     - Я думаю да
     - Хорошо. Он  достает  шариковую  ручку из внутреннего кармана пиджака,
открывает бардачок и  достает из кожаной сумки руководство  по  эксплуатации
автомобиля. Одним быстрым движением он
 отрывает обложку и протягивает ее мне.
     - Адрес. Запишите  его. И  номер вашего  телефона.  Теперь поезжайте, я
позвоню Вам.
     - И что Вы собираетесь...
     - Записывайте.
     Пока  я делаю то, о чем просит Гэвин, он поворачивается к двум мужчинам
в задней части фургона.
     - Позвоните Райли. Всем, кроме пилотов, немедленно
 на выход в полной выкладке. Нам нужно три машины. Я ожидаю, что мы
отправимся через пять минут. А теперь - вперёд.
     Когда двери за  мужчинами захлопываются, я возвращаю обложку с  адресом
Гэвину.
     Он бросает быстрый взгляд на неё и кивает.
     - Сейчас Вы  едете туда и делаете все так, как  требовал этот Габор. Мы
будем там через несколько минут. Я позвоню Вам, пока мы едем, и Вы объясните
мне, почему Габор похитил Джо. И что он за парень. Все ясно?
     Я  так  запутался, что  уже  ничего не ясно, но надеюсь, что понял. Моя
интуиция  подсказывает мне, что  лучше  всего следовать указаниям Гэвина.  В
отличие от меня, он, кажется, знает, что делать в таких ситуациях.
     Он выходит из машины, я завожу двигатель и уезжаю.
 На автостраде в направлении Мюнхена я ввожу адрес в навигатор.
Установлен английский язык. Естественно.
     Двадцать четыре минуты, показывает дисплей. Слава Богу.
     Когда Гэвин звонит, он уже едет в машине. Я кратко
 рассказываю ему все, что знаю о Габоре, и это явно не так много, как я
думал, что знаю о нем. Я рассказываю Гэвину о попытках нас убить, а также об
электронном письме,  которое я  видел  в  блокноте Габора.  И  про  взрыв на
вокзале.
     Гэвин спрашивает меня, сколько людей у Габора. Откуда мне знать?
     Я уже добрался до  окраины Мюнхена. Навигационная  система  показывает,
что  до пункта  назначения  осталось 2,2  километра.  Я въезжаю  в  какую-то
промышленную  зону. Рядом друг с другом выстроились  автомастерские и дилеры
различных марок, крупная  слесарная мастерская,  сантехническая фирма. Между
ними большие и малые  ангары, без надписей и без окон. Еще восемьсот метров.
Здесь больше нет автосалонов. Просто склады.
     Я пытаюсь представить, что меня  ждет, когда  я приеду. Убьют  ли меня,
если я окажусь в ловушке? Меня прошибает пот. Чем
 ближе я подъезжаю к своей цели, тем труднее становится мне сохранять
ясность мысли.  Это страх.  Он овладевает  мной все больше и больше, угрожая
полностью парализовать мой  разум. Все,  все  во  мне  кричит  о том,  чтобы
повернуть назад, как можно быстрее увеличить дистанцию между мной и Габором.
Но Джоанна. Она беспомощна во власти этого подонка. Нет.
 Я ни за что не брошу ее. Мне удается подавить страх и заместить его
чувством  злости  по отношению  к Габору  и его подельникам.  Эти  проклятые
свиньи.
     Еще сто метров. Бросаю взгляд на часы. Я справился
 хорошо: до истечения получаса еще осталось шесть минут. Я
останавливаюсь, достаю телефон, набираю последний номер.
     - Я на  месте, - говорю я, когда Гэвин отвечает  сразу после первого же
гудка.
     - Что я должен делать?
     - Сколько тебе еще осталось?
     - Еще пять минут.
     - Хорошо. Подождите еще две минуты и затем войдите
 внутрь. Мы тоже почти у цели. Делайте все, что парень потребует.
Делайте вид, что согласны на все его условия. Вы должны выиграть время. И
 постарайтесь оказаться как можно ближе с Джоанной. Когда мы туда
войдем,  нам  будет  неудобно  действовать. Ты должен  защитить  её,  ты это
понимаешь?
     - Да, я попытаюсь.
     -  Хорошо.  Теперь,  когда  мы  закончим  разговор,   спрячьте  телефон
где-нибудь в машине и выходите.
     - Телефон? Но почему ...
     -  Вы забыли, что Габор звонил Вам с телефона Джоанны?  Он также обыщет
Вас.  Он найдет телефон и нажмет повторный набор. Австралийский  номер. Если
он не совсем глуп, он поймёт, что происходит.
     - Но я не смогу звонить...
     - Чёрт, - внезапно кричит Гэвин.
     -  Из-за  Вас  Джоанна  оказалась в этой ситуации. А теперь перестаньте
болтать и делайте то, что я Вам сказал, или я надеру твою чертову задницу.
     Я хочу закричать  в ответ и сказать ему, что он может поставить  на мне
крест. Что Джоанна решила сбежать от  него  в  аэропорту, потому, что он был
таким упрямым. Что я не раз просил Джоанну
 вернуться. Но он мне нужен. Джоанна нуждается в нем.
     - Хорошо, - беззвучно говорю я и отключаюсь. Телефон я прячу под коврик
за водительским сиденьем.
     Я делаю еще один глубокий вдох и выхожу. Последние
 сто метров я иду пешком. Может быть, это и хорошо, если они не услышат,
 как я иду.
     Мои колени дрожат.  Но  я больше не думаю о том, чтобы  убежать. Где-то
впереди Джоанна.




     Рука  Ламберта, прижимающаяся  к моему рту, пахнет  холодным сигаретным
дымом. Я пытаюсь  укусить его, пнуть  в спину,  но  ни то, ни другое  его не
впечатляет. Наоборот, он смеется.
     - Просто подожди,  пока Габор не разрешит мне убрать руку, - шепчет  он
мне на ухо.
     Он  только что закончил  свой разговор с  Эриком и аккуратно кладет мой
телефон во внутренний карман своего пиджака.
     - Это  оказалось  результативнее, чем я ожидал, - говорит он, обращаясь
ко мне.
     Человек, который до этого сидел на ящике, теперь встал и направляется к
нам. Он высокий, одет как бизнесмен, а его темные
 волосы коротко подстрижены.
     -  Правильно  ли я  понял,  Габор?  Это тот  Тибен,  который  по вашему
утверждению наконец-то мертв, все еще жив?
     Габор пожимает плечами, явно стараясь выглядеть уверенным.
     - Да, но не более чем на полчаса. Он уже на пути сюда.
     Так что мое  предупреждение ни к чему не  привело.  Эрик попадет в руки
этих людей вероятно, полагая, что таким  образом спасет меня. Очевидно,  что
Габор не будет рисковать, оставляя в живых кого-то из нас двоих.
     -  Было  ошибкой  возлагать  на  них такую  большую ответственность,  -
резюмирует мужчина с короткими волосами.
     - Не так-то просто будет все это исправить. Я надеюсь, вам все ясно ...
     - Хватит.
     Голос  доносится  от  входа.  Я  не  заметила, как  ворота  зала  снова
открылись, и, похоже, то же  самое произошло с  остальными. Мужчина, который
сейчас входит  и приближается  к нам, выглядит так, будто  у него  есть уйма
времени.  Он  сказал  всего одно  слово,  но  этого  было достаточно,  чтобы
заморозить  всех присутствующих, включая Габора. Хватка  Ламберта становится
все более жесткой.  Вероятно, он хочет убедиться, что я не ускользну от него
перед новым персонажем.  Мужчина пожилой, вероятно, около  восьмидесяти лет.
Держится  он очень прямо, почти по-военному, хотя у него с собой  трость, на
которую он не опирается; он просто  с силой ударяет ей в пол с каждым шагом,
как будто хочет задать  себе темп  во время ходьбы. Костюм-тройка, в который
он одет, напоминает мне костюмы  моего отца,  сшитые на заказ в  Лондоне.  У
этого человека есть деньги. И власть, намного превосходщую  власть Габора. Я
вижу это по лицам людей. Я встречала  нескольких таких людей, но  ни один из
них не вызывал у окружающих столько  страха одним своим внешним видом. Люди,
мимо которых он проходит, отступают, не физически, а
 ментально. Как ученики, которые хотят, чтобы учитель, по возможности,
не замечал их.
     - Мне очень жаль Габор, что мне приходится подчищать за тобой.
     Голос мужчины  тихий, но  властный,  как будто  ему  было  ниже  своего
достоинства повышать его так, чтобы окружающие могли его понять.
     -  Вы сказали,  что  справитесь  с этой  задачей.  Видимо, было ошибкой
верить Вам.
     Он останавливается, положив обе руки на рукоятку трости.
     -  Вы  ставите  под угрозу  успех проекта.  Через две  недели состоятся
выборы, и в свете  событий мы  будем  праздновать нашу  величайшую победу за
более чем семьдесят лет, если только ваши ошибки не
 подведут нас.
     Выборы? Какое  отношение  ко всему  этому имеют выборы? Я не понимаю, о
чем этот  человек говорит,  я просто вижу, что Габор изо  всех сил  пытается
сохранить  самообладание.  Он несколько  раз прочищает горло,  но  все равно
говорит неуверенно.
     - Уверяю вас, господин  фон Риттек, у меня все под контролем. Произошли
некоторые непредвиденные происшествия...
     - Непредвиденные?
     Мужчина неторопливо делает три шага в сторону Габора.
     - Вы предоставили сотруднику доступ к нашей конфиденциальной переписке.
Если Вы хотите назвать эту непредсказуемость
  глупостью, я с Вами согласен. И тогда не надо срочно устранять эту
ошибку, а дайте мужчине сбежать. Габор продолжал качать головой.
     - Я принял  меры. Имелась почти гениальная концепция устранения Тибена,
если бы это оказалось необходимым.
     Фон  Риттек делает  еще один  шаг к  Габору,  которому  явно трудно  не
отступить.
     -  Если? Ваша задача  заключалась в том, чтобы оградить команду от всех
рисков.  Или,  по крайней  мере,  немедленно сообщить мне о своей  неудаче и
выполнить мои приказы. И поверьте мне, они были бы единственно правильными в
сложившейся ситуации.
     Габор хочет возразить, но фон  Риттек останавливает его быстрым взмахом
руки.
     -  Насколько  мне известно,  Тибен -  не единственная  проблема. А  как
насчет двух других сотрудников?
     - Оба мертвы, - поспешно объясняет Габор.
     -  Считается,  что  Надин Балке  покончила жизнь  самоубийством, а тело
Морбаха так и не будет найдено в ближайшие десять лет.
     В этот момент я была рада, что Ламберт так крепко держит меня. Бернхард
Морбах. Человек с  сумкой для ноутбука, который предупредил  меня. Вы должны
исчезнуть  как можно  скорее.  Это  не шутка,  Вам  нужно  обезопасить себя.
Видимо, у него самого это не получилось.
     - Морбах.
     На лице фон Риттека появляется выражение сожаления.
     -  Он  был  многообещающим.  Очень преданный германской  идее,  он  мне
нравился. Еще несколько лет, и у него хватило бы
 твердости, чтобы не позволить нескольким погибшим сбить его с пути,
когда речь идет о благополучии родины. Он бы понял, что они пали как солдаты
за  свою  страну. Жертвы  неизбежной  войны  против этих недочеловеков  с их
молитвенными  ковриками  и  паранджами,  которые  претендуют  на  то,  чтобы
пользоваться на немецкой земле теми же правами,  что и мы. Он  снова ударяет
тростью по земле.
     - Те, кто осмеливается угрожать нам, кто  своим террором  наводит страх
на наших женщин и детей. Но на этот раз они будут
 пожинать плоды своих деяний.
     Медленно, очень  медленно меня осеняет. Проект. Проект  Феникс, вот кем
он должен  быть. Вот  о  чем говорит этот человек. Более сотни убитых, чтобы
разжечь  ненависть  населения  - в  первую  очередь,  к  мусульманам,  но  в
результате  ко  всему иностранному. Какое  безумие. И да, через  две  недели
выборы ... В последние дни я не читала газет и почти не выходила в интернет.
Желание выжить, само по себе, не оставляло места ни для чего  другого. Но  я
могу  себе  представить,  насколько  высокие волны, должно быть, поднялись в
социальных сетях. Насколько благодатной, должно быть, стала почва для правых
популистских  политиков и  их  упрощенных решений уже через  несколько часов
после теракта.  Как солдаты  пали  за  свою  страну.  Я думаю  о  кадрах  по
телевизору
 и о том, что рассказал мне Эрик. Я желаю, чтобы этот фон Риттек со
всеми его сообщниками был разоблачен, и заплатил за то, что он сделал, желаю
так, как почти ничего другого в мире. Но выжить я хочу еще больше.
 Однако, учитывая то, что я теперь знаю, это более маловероятно, чем
когда-либо. Габор, похоже, немного озадачен.
     - Все это так же важно для меня, как и для вас, - объясняет он.
     - Именно поэтому я вызвался участвовать в  этой миссии. Зачем  мне было
это делать, если наши цели не были  для  меня  важнее,  чем мое  собственное
благополучие?
     Риттек огладывает его с ног до головы.
     - Честолюбие, - сухо говорит он.
     - И, конечно же, Вы знаете также, насколько влиятельны люди, которым Вы
доверяете.
     Кажется, Габор искренне обижен.
     - Это то, что Вы думаете обо мне? Уверяю вас, я бы
 пожертвовал собой ради команды в любое время. И готов пожертвовать
собой,  чтобы защитить всех остальных,  если "Финикс" потерпит неудачу из-за
моих ошибок.
     Трудно сказать, верит ли ему фон Риттек. Он просто
 стоит и молчит. Затем он медленно поворачивает голову. До сих пор этот
человек не удостоил меня  ни  единым  взглядом,  теперь  он смотрит  на меня
впервые. Долгим, ничего не выражающим взглядом.
     Я не отвожу взгляда, мне все равно нечего терять.
     - Феникс не должен  потерпеть неудачу,  - говорит он,  прежде чем снова
перевести взгляд на Габора.
     - Только из интереса: Вы знаете, кто ваша пленница?  Он указывает в мою
сторону набалдашником своей трости.
     - Да, конечно. Это невеста Эрика Тибена. Ее зовут Джоанна.
     - Хм. Риттек медленно переносит вес тела с правой ноги на левую.
     - Джоанна... что дальше?
     Габор очевидно, считает этот вопрос  просто придиркой. У него  вертится
на языке что-то вроде "Это не имеет значения", но, вероятно, из уважения или
страха перед своим визави, он молчит.
     - Джоанна Берриган.  Она  австралийка,  фотограф  и  около года живет в
Германии.
     - Верно, только, к сожалению,  Вы,  кажется, упустили  самое важное,  -
прерывает его Риттек.
     -  Тогда,  наверное,  мне стоит ввести  Вас  в суть дела. Берриган, хм?
Подумайте хорошенько, Габор.
     Он ждет две секунды, три.
     - Фамилия ничего Вам не говорит? Я уже догадался. Я
 также не собираюсь читать вам лекцию о влиянии и имущественном
положении ее  отца,  поэтому  важно  только одно:  она не из тех, кого можно
просто заставить исчезнуть, не вызвав лавину невообразимых масштабов.
     Он застал Габора  врасплох, это очевидно. Его взгляд сначала обращается
на  меня, затем снова на Риттека,  который вытаскивает из жилетки  карманные
часы.
     - Почему я это знаю, а Вы нет, Габор? Не могли бы Вы объяснить мне это?
     - Нет.
     Габор напрягается. Эта нерадивость явно касается меня.
     -  Но  если  бы  план, который  я  разработал  несколько месяцев назад,
сработал, эта проблема тоже была бы решена одним махом.
     Фон Риттек вздыхает.
     -  И вот как я решу  это за Вас. Должен. Вы неспособны,  Габор.  Вы  не
достойны, быть частью команды 444.
     Впервые Габор проявляет  гнев,  который  он, должно быть,  подавлял изо
всех сил.
     - Да,  я  потерпел неудачу. Но я  был не один.  Вы прислали  мне Барча,
уверяя,  что  он  первоклассный   специалист.  Светило,  если  речь  идет  о
человеческой психике, это были ваши слова. Но если бы  он сделал свою работу
правильно...
     Барч, который до этого момента, держался на заднем
 плане, теперь выходит из тени и оказывается рядом с фон Риттеком.
     - Я выполнил  свою задачу в соответствии  со  всеми требованиями.  Идея
была вашей, господин Габор. Она была хороша, я не подвергаю это сомнению. Но
её никак нельзя назвать безупречной.
     Габор,  внезапно   оказавшийся  лицом  к  лицу  с  двумя  противниками,
презрительно смеется.
     -  Она  перестала быть безупречной  внезапно, не так ли? Но  два месяца
назад это звучало совершенно по-другому. Вам не терпелось сесть в самолет.
     Барч качает головой.
     -  Да  прекратите  же.  Вам не удастся перевести стрелки на  меня. Я не
сделал ошибки в этом деле.
     - Да ну?
     Габор указывает пальцем на меня.
     - Если бы это было правдой, то сейчас перед  нами должна была бы стоять
женщина-убийца.




     Габор упомянул в  своем  описании высокую  стену,  за  которой,  должен
находиться ангар. Стена, перед которой я сейчас стою, должна быть той самой.
Когда я добираюсь до ее конца, и мне открывается вид на территорию за ней, я
замечаю там темный лимузин, припаркованный прямо перед ангаром. Инстинктивно
я делаю  несколько  шагов  в сторону  и  прижимаюсь  к  башне  из  сложенных
европоддонов.
     Являются ли пассажиры лимузина людьми Габора?
     Я смотрю на часы. Через две  минуты истекут полчаса, мне нужно будет их
посчитать.  Больше не  нужно  терять время. Вскоре  после этого я стою перед
подъездной дорожкой шириной около трех метров. Ангар  немного  смещен назад.
Разноцветные входы и погрузочные платформы указывают на то, что здание делят
несколько фирм.  Однако  открытое пространство перед ним  по  большей  части
пусто. В дальнем правом
 конце ангара всего несколько легковых автомобилей. Это приблизительно,
то место, где я должен быть по указаниям Габора.
     По его  словам, я должен был пройти к синим  воротам. Это там, впереди,
где припаркован темный лимузин.
     Через  минуту  после  истечения срока  я  добираюсь  до  места.  Ворота
заперты. Я оглядываюсь по сторонам и понятия не имею, что мне теперь делать.
Габор  ничего мне об этом не сказал, а я  и  не подумал его спросить. У меня
мало времени. Я сжимаю руку в кулак и несколько раз
 ударяю по воротам. Эффект минимальный, материал почти полностью
поглощает мои  удары,  но  руке больно. Я  оборачиваюсь  и ударяю  каблуком.
Результат практически не отличается от первой попытки.
     - Прекратите.
     Я не знаю, откуда этот человек появился так внезапно. Он стоит сбоку от
меня, и пистолет в его руке ни на секунду не
 заставляет меня усомниться, из чьей он компании.
     - Меня зовут Эрик Тибен, - осторожно говорю я.
     - Я хочу видеть господина Габора.
     - Заткнись и иди со мной.
     Он  направляет меня от ворот за угол ангара.  По проходу, шириной около
двух  метров мы подходим к  двери,  перед  которой  стоит еще один  мужчина.
Высокий, коренастый, с каменным выражением лица.
 Он делает шаг в сторону и открывает дверь. Передо мной  узкий коридор,
заканчивающийся двустворчатой распашной дверью.  Примерно на полпути  вправо
ответвляется более узкий коридор.
     - Прямо, - командует парень позади меня.
     Распашная  дверь легко открывается и открывает  отдельную зону  ангара.
Быстро  оглядевшись  вокруг, я пытаюсь сорентироваться в ситуации. Помещение
имеет около ста метров в длину и столько же в ширину. Узкие фрамуги с правой
стороны,  а  также несколько окошек  на  крыше заливают  стальную и бетонную
конструкцию  унылым,  безжизненным  светом.  Пахнет маслом,  а  каменный пол
покрыт темными  пятнами. С обеих  сторон высокие стеллажи,  перед ними стоят
деревянные ящики и нагруженные поддоны. Это могут быть машины или компоненты
для любой более крупной установки. Средняя зона  свободна до противоположной
стены. В стену встроены жалюзийные ворота, высокие и достаточно широкие,
 чтобы пропустить большой грузовик. Рядом припаркованы два вилочных
погрузчика. Перед ними  стоит группа из нескольких  человек, все  они теперь
поворачиваются к нам. Кажется, я узнаю Габора и Барча. Но где Джоанна?
     Не дожидаясь  команды от человека позади меня, я начинаю идти вперёд, с
большим  трудом  удерживая  себя  от  желания побежать.  Что  они сделали  с
Джоанной? Мои шаги становятся все быстрее и быстрее.
     -Эй, притормози, - кричит тип позади меня, и это останавливает меня.
     Наконец, я вижу ее. Один из людей  Габора загораживал ее. Кто-то держит
ее сзади, одна  рука зажимает ей  рот. Мое  облегчение длится всего секунду,
затем я вижу направленное на меня оружие.
     Если бы только Гэвин  со своими  людьми был,  наконец,  здесь! Но как я
тогда должен себя вести? И  самое главное: как эти типы будут реагировать на
это? Не будут ли они просто стрелять, если
 австралийцы внезапно ворвутся в ангар?
     - Ах, Эрик. Вот и Вы.
     Габор поднимает руку и демонстративно смотрит на свои часы.
     - И даже  почти  вовремя. Я  надеюсь, Вы были достаточно  благоразумны,
чтобы  не сообщать в полицию. Мои сотрудники рассредоточены по всему ангару.
Они сразу заметят, если к вам подойдут полицейские подразделения. И тогда мы
убьем на месте вас обоих.
     Расстояние между  нами  около десяти метров.  Я  так  сосредоточился на
Габоре  и  Джоанне, что только  в  этот момент заметил пожилого человека. Он
стоит  рядом с Габором, опираясь  на  трость. Не  сгорбленный и без малейших
признаков  дряхлости.  Учитывая его  подтянутую осанку, трость  выглядит как
нефункциональная  опора, предназначенная только для того,  чтобы имитировать
слабость. Это трость, по которой я его узнаю. Человека, с которым встретился
в приёмной Габора. Тогда я почти  не  обратил на него  внимания,  а он - тем
более. Теперь он все-таки смотрит на  меня, может быть, даже узнает меня, но
его взгляд лишен всякого  человеческого  интереса.  Холодный и бесстрастный,
вызывающий мурашки по коже. Этот  человек окружен аурой власти, и, вероятно,
он  воспринимался  таким  же,   даже,  если  бы   был  одет  в  лохмотья.  Я
останавливаюсь,  поворачиваюсь к Джоанне. Вижу  страх в  её  глазах.  Отвожу
взгляд от нее и перевожу на Габора.
     -  Скажите мне, наконец, к чему все это? Я понятия не имею, чем вы  тут
занимаетесь, но мне  хотелось бы понять,  почему  Вы  хотели меня  убить.  И
почему вы похитили Джоанну. Какое мы имеем отношение к вашим махинациям? Что
мы вам сделали? Или что я сделал?
     - Ну, - начинает Габор, но его тут же прерывает старик.
     - Заткнись.
     Он говорит это так же бесстрастно, как только что смотрел на  меня. Это
звучит совершенно невозмутимо, почти  небрежно, и все  же в этом голосе есть
что-то, что пугает меня даже больше, чем оружие, направленное на меня.
     - Я внесу толику ясности в эту мутную  историю, молодой человек. Скажем
так: Вы оказались не  в  том месте  и  не в то время. Превратности судьбы, в
которых  Вы сами даже не виноваты.  Ещё трагичнее  для Вас и миссис Берриган
то, что вам придется поплатиться головой за чью-то глупую беспечность
     Взгляд, которым мужчина смотрит на Габора, длится всего две секунды, но
в нем больше презрения, чем можно было бы выразить
 словами.
     Мужчина делает несколько шагов ко мне  и останавливается в двух  метрах
от меня. Несмотря  на расстояние, я  улавливаю  его  запах. От  него  пахнет
старостью.
     - Единственное, что я хотел бы сейчас узнать от Вас господин Тибен, это
имя женщины, которая навещала вашу невесту в  отеле. Но Вы, вероятно, и сами
там были в это время, а мы все думали, что Вы мертвы.
     И  снова  этот  взгляд на  Габора. Я бросаю взгляд на Джоанну, которая,
несмотря на  то, что ей зажимают рот, умудряется покачать  головой  с широко
открытыми глазами.
     Я вспоминаю слова Гэвина: "Делай все, что от тебя потребуют".
     Но он также сказал, чтобы я не тратил время. Я пожимаю плечами.
     - Я не знаю, кого Вы имеете  в  виду. Кроме  того, я не скажу ни слова,
пока этот парень зажимает рот Джоанне.
     Едва заметное движение старика заставляет охранника убрать руку  со рта
Джоанны. При этом, он даже не удостоил охранника взглядом.
     - Эрик, зачем ты пришел сюда? - тут же выпаливает Джоанна.
     - Они убьют нас обоих. Неужели тебе это не ясно.
     - К сожалению, ваша невеста права, господин Тивен.
 В любом случае нам придется убить вас обоих. Но чего она не может
знать, так это следующее:
     Я сейчас спрошу Вас еще раз, кем была эта женщина.
 Если Вы мне не ответите или ответите неправильно, я отрежу палец вашей
невесте  и задам  тот  же  вопрос  снова. Как  специалист по компьютерам,  я
уверен, Вы быстро подсчитали, что примерно через пятнадцать минут мы подошли
бы к последнему пальцу. Возможно,  мы потратим на это двадцать минут, потому
что нам  обязательно нужно  будет принять несколько мер в промежутках  между
ними, чтобы миссис Берриган пришла в сознание.
     Меня вот-вот вырвет.
     - Затем мы снимаем с нее обувь и, нам опять  потребуется около двадцати
минут,  чтобы  повторить  тот  же  вопрос  еще  десять раз.  Я  думаю, будет
достаточно, если я примерно через сорок минут
 расскажу Вам, как мы поступим в дальнейшем.
     Не дожидаясь моей реакции, старик поворачивается к
 группе из трех человек, ожидающих немного в стороне, прислонившись к
большим  ящикам,  и  кивает  им.   Они  встают  и  направляются  к  сумке  с
инструментами, которая стоит на земле в нескольких метрах от них.
     -  Итак, спрашиваю первый  раз,  господин  Тибен:  как  зовут  женщину,
которая пришла к вам в отель?
     - Мануэла, - говорю я без колебаний.
     - Женщину зовут Мануэла Рейнхард. Она моя давняя знакомая.
     Габор  говорил  о Мануэле по телефону, потому  что  увидел  ее  имя  на
дисплее  телефона Джоанны.  Ее фамилии он не знает. Так что никто  не  может
знать, что имя Рейнхард не соответствует действительности.  В любом случае -
мне нужно было что-то сказать.
     - Эрик, - восклицает Джоанна.
     - Что ты делаешь?
     Я восхищаюсь  ею  за  то, что  в этой ситуации  у нее  хватило смелости
принять участие в игре. Старик кивает мне.
     - Какой адрес у фрау Рейнхард?
     Я  называю ему улицу, где  живет мой  мимолетный  знакомый, и  искренне
надеюсь, что вскоре появится Гэвин со своими людьми.
     Парни  проверят, действительно  ли Эла зарегистрирована  по  указанному
адресу.  Если  они проверят по телефонной книге в Интернете, я могу сказать,
что у нее нет стационарного телефона.
 Так что им придется отправиться туда. Возможно, пройдет минут двадцать,
 прежде чем они поймут, что я им солгал. Если Гэвин не появится к тому
времени,  дела  пойдут  туго.  Но  тогда  все   равно  все  потеряно.  Габор
по-прежнему молча стоит рядом со стариком и с ненавистью смотрит на меня.
     - Как дела сейчас? - задаю я вполне осознанный вопрос в его сторону.
     - Я скажу вам это через  две  минуты,  - отвечает  за него старик. Я не
понимаю, что он имеет в виду под этим.
     - Почему две минуты?
     Он не отвечает, но в этом и нет необходимости.
     Я понимаю, что просчитался, когда к нам подходит  второй молодой парень
с  коротко стриженными  волосами. При  этом  он  говорит  в  трубку, которую
подносит к уху.
     - Да, понимаю, - тихо говорит он.
     - И это точно? Ладно.
     Он  опускает руку с телефоном и качает головой.  В ответ на это  старик
поднимает бровь.
     - Вы только что лишили пальца свою невесту, господин Тибен.
     Как только что подтвердил  мой хороший друг из полиции, никакой Мануэлы
Рейнхард по этому адресу не проживает. Поэтому я
 предполагаю, что фамилия тоже неправильная.
     - Нет, это ... это ... - начинаю я, не зная, как закончить предложение.
     Это  тоже  не  имеет значения,  потому что  один  из  мужчин подходит к
Джоанне. В руке у него ножницы по металлу.
     - Нет, подождите, пожалуйста, - говорю я в отчаянии.
     - Я могу дать Вам...
     Дальше  я  не  успеваю, потому  что  в  эту  секунду жалюзийные  ворота
взрываются.




     В первый момент я думаю, что кто-то бросил в ангар
 взрывное устройство, настолько это был болезненно громкий взрыв. Потом
только  я  вижу  грузовик.  Он ворвался на  закрытую подъездную дорожку, как
огромный агрессивный  зверь, и буквально разорвал ворота, теперь он мчится к
нам, ревя двигателем.
     Я больше не понимаю, что происходит, мои инстинкты
 взяли верх, паника придает мне достаточно сил. И почувствовав, что
хватка  Ламберта ослабла,  я напрягаю все  силы  и вырываюсь.  Теперь прочь,
прочь отсюда. Взрывная волна сбивает меня с ног на втором шаге. Еще один
 оглушительный взрыв наполняет ангар, и сразу после этого кто-то падает
на пол, наполовину рядом, наполовину на меня. Ламберт. Глаза  полуприкрыты и
безучастны. Чуть выше его правого глаза из отверстия в черепе сочится кровь.
     Я должна бы быть рада, что он мертв, и я рада, я просто не могу вынести
вида его безжизненного лица так близко к моему. Я
 пытаюсь выкарабкаться из-под него, но безуспешно. Мои руки все еще
связаны за спиной, они бесполезны, я отсюда не уйду, вот-вот начну кричать.
     В помещении ангара, наряду с испуганными криками,  раздаются  и другие,
которые  звучат лаконичным и повелительным тоном,  причем, некоторые на моем
родном языке.
     Постепенно до меня доходит, что может означать появление грузовика, что
это мои люди, Гэвин  и его команда, что Эрику, должно быть, каким-то образом
удалось связаться с ними.
     Да. первый выстрел Гэвина наверняка был бы сделан в
 того, кто больше всего угрожал моей жизни. Он, должен был,
воспользовался   возможностью  сразу   же,  как  только  исчезла  опасность,
оказаться рядом со мной.
     Габор поднял руки, он  пытается объяснить на  неуклюжем английском, что
он не имеет ко всему этому никакого отношения,
 но Гэвин не обращает на него внимания, он бежит ко мне - и в следующий
момент я понимаю, почему.
     Кто-то   откидывает  мне  голову  назад.  Что-то   твердое  и  холодное
прижимается к моему горлу.
     - Стой на месте, -  кричит мужчина, стоящий на коленях надо мной. Я его
не вижу, но думаю, что это тот самый, который взял ножницы.
     - Еще один шаг, и я перережу ей горло.
     Его английский  почти идеален,  и Гэвин реагирует  незамедлительно.  Он
останавливается на середине движения, поднимает обе  руки. В одном из них он
все еще держит свой пистолет.
     - Молодец, Беккер.
     Фон Риттек медленно подходит к Гэвину,  и я ненавижу себя  за то, что я
причина,  по которой он должен стоять неподвижно  и смотреть, как  старик, в
свою очередь, достает пистолет. Она
 смотрит на Гэвина, который все еще не двигается с места. Фон Риттек
одобрительно наклоняет голову.
     - Смотрите внимательно, господа, - говорит он, обращаясь к своим людям.
     -  Это и  есть  лояльность. Этот человек, не колеблясь, умрет, выполняя
свое задание. Высоко поднятая голова.  Мой респект. Я бы хотел, чтобы в моих
рядах было несколько таких же, как он.
     Понятия  не имею, понимает ли Гэвин что-нибудь из того, что говорит фон
Риттек. Но я совершенно уверена, что он не сдался и
 так просто не отдаст, ни мою, ни свою собственную жизнь.
     С каждым вдохом я все отчетливее ощущаю лезвие у своего горла. Стараюсь
не думать о том, что оно может проникнуть сначала
 через кожу, а затем через кровеносные сосуды и сухожилия ...
     Так или иначе, это произойдет. Фон Риттек ясно дал
 понять, что не оставит ни Эрика, ни меня в живых. И теперь та же участь
 постигнет Гэвина и его людей. Я вижу двоих из них. Один из них стоит
сразу за Гэвином, другой стоит у грузовика.
     Садись и езжай напролом, думаю я. Не обращай внимания ни на меня, ни на
Эрика, ни на кого-либо  еще. Если Эрик вообще еще жив. Я  нигде не  могу его
обнаружить,   возможно,   он  лежит   распростертый  за  одним  из  вилочных
погрузчиков. Или между высокими штабелями поддонов. Я еще не успела додумать
эту  мысль до конца, как по ангару  пронесся свист. В тот же  момент один из
наименее загруженных стеллажей опрокидывается, наклоняясь к нам, но в первую
очередь  к фон  Риттеку,  который  замечает  это  немного  позже,  чем я. Он
отскакивает  в  сторону  быстрее, чем я  могла  представить,  Гэвин ныряет в
противоположном
 направлении, приближаясь ко мне - и в тот же миг лезвие исчезает с
моего горла. Рука мужчины, державшего  меня, ослабевает, сам он  оседает  на
землю,  его голова  придавлена  с  левой  стороны  ...  ножницы  по  металлу
выскальзывают у него из пальцев. Хотя я знаю, что должна сейчас вскочить
 и спрятаться, мне это не удается. Как будто мое тело сделано из бетона,
 а время - как жидкий свинец - я осознаю, что все вокруг происходит с
бешеной скоростью,  но каждая деталь остается в  моей памяти. На моих глазах
ящик  погребает под  собой  Кристофа  Барча. Человека,  который,  по  словам
Габора, потерпел  неудачу  в отношении меня. В  противном  случае перед нами
сейчас стояла бы женщина-убийца.
     Двое из людей Гэвина стреляют в людей, защищающих
 фон Риттека, в то время как сам старик спокойно откладывает трость в
сторону и просматривает содержимое своей обоймы.
     Кто-то  положил  руку мне  на  плечо, затем подхватает  меня  подмышки,
пытается поднять.
     - Давай, Джо, быстрее.
     Эрик, это Эрик. Я поворачиваюсь к нему, вижу его бледное лицо. В правой
руке он держит что-то похожее на домкрат с прилипшими на конце волосами.
     - Пожалуйста, быстрее.
     Он опускает домкрат и немного подтягивает меня вверх.
     - Нам нужно побыстрее найти укрытие.
     Ножницы,  я  хочу  взять  ножницы,  было  бы  хорошо иметь что-то вроде
оружия, но я все еще связана.
     Эрик вроде бы понял меня без слов. он поднимает меня на ноги и тянет за
один  из  самых больших штабелей  с  ящиками.  Снова  выстрелы, на этот  раз
сопровождаемые криками. Неужели  никто  снаружи этого  не слышит? Кто-то  же
должен это слышать!
     - Не двигайся.
     Эрик схватил меня за руки, и  внезапно  они отделились друг от друга. Я
все  еще  не могу  их чувствовать, но вижу.  Сине-красные и опухшие. Суставы
болели и кровоточили. Эрик роняет перерезанную стяжку.
     - Вот придурки, - шепчет он.
     Снова  выстрелы.  На  этот  раз никакого  крика.  Но  вместо  этого ...
металлический скрежет. Не впереди, а  позади нас.  Одни из ворот, ведущих  к
пандусам, медленно поднимаются,  но только до половины. Путь к  отступлению.
Если мы выберемся, мы сможем вызвать помощь по телефону.
     Заметят  ли это  люди  фон  Риттека? Видят ли  они  это  тоже  со своей
позиции? Теперь  мимо  полуоткрытых  ворот проносится черная тень. Возможно,
подкрепление из этой зловещей команды, военизированных  формирований, против
которых у команды Гэвина не будет никаких шансов. Как  только они  войдут  в
ворота, они сразу увидят нас с Эриком.
     - Нам нужно новое укрытие.
     Не  дожидаясь ответа  Эрика, я  протискиваюсь  между  ящиками,  штабеля
которых образуют настоящие  переулки  ...  отсюда  я снова вижу  Гэвина.  Он
укрылся  с  двумя своими людьми,  они тихо совещаются - есть  ли  у них хоть
какие-нибудь боеприпасы? И если нет, то сколько времени может пройти, прежде
чем их противники поймут это? Никто не вытаскивал Барча из-под  ящика.  Один
из тяжелых ящиков придавил нижнюю часть его туловища, изо рта сочится кровь,
но он все еще жив. Слабыми  движениями он пытается оттолкнуть тонну тяжести,
которая медленно придавливает его.
     И вдруг они здесь. Безо всякого предупреждения.
     - Захват - кричит кто-то,  и сотрудники спецназа спускаются в  зал, как
стая черных муравьев. Они почти не встречают сопротивления. Гэвин и его люди
немедленно ложатся на  пол, заложив руки за голову; Габор делает то же самое
после  секундного колебания.  Только  один из  людей  фон  Риттека  пытается
выбраться через  дыру, проделанную грузовиком. Трое полицейских бросаются  в
погоню.
     Единственный  спокойный  полюс  во всем  хаосе - старик.  Он смотрит на
полицейских с улыбкой, все еще держа в руке пистолет. Его явно не впечатляют
нацеленные на него автоматы.
     - Бросьте оружие! - кричит один из спецназовцев.
     - Сейчас, - говорит фон Риттек.
     - Один момент, пожалуйста.
     Он смотрит на мертвого Ламберта, затем на человека, которого убил Эрик.
Его тело вздрагивает, как будто он стоит по стойке смирно, как будто хочет в
следующий момент отдать честь.
     - Мои семена все ещё прорастают, - говорит он.
     - За Германию.
     Одним быстрым движением он  поднимает пистолет,  засовывает его себе  в
рот и нажимает на  курок -  в то же мгновение полицейские открывают  по нему
огонь.
     Я отворачиваюсь.  Мои семена все равно  взойдут.  Мы  должны  будем так
много объяснить, Эрик и я.
     Битва  заканчивается почти так же быстро,  как и  началась. Полицейские
выводят всех участников из ангара. Один из спецназовцев подходит к нам.
     - Вы Джоанна Берриган и Эрик Тибен?
     - Да. Эрик протягивает вперед руки.
     - Мы безоружны. Оба.
     Мужчина  убеждается  в этом  лично,  прежде чем указать  подбородком на
открытые ворота.
     - Выйдите на улицу, о Вас позаботятся.
     Да,  и я должна позаботиться о  Гэвине и его  людях. Все ли вообще  еще
живы? Будут ли у них неприятности из-за того, что они спасли меня? Я понятия
не имею, насколько законными были их действия.
     Но перед этим ...
     - Мне нужно поговорить с человеком, которого придавило ящиком, - говорю
я. Дружелюбно, без всякого намека на командный тон или высокомерие.
     - Пожалуйста. Это очень важно.
     Спецназовец покачивает головой.
     - Ни в коем случае. Нам приказано немедленно покинуть ангар.
     - Пожалуйста.
     Я  вкладываю  все   отчаяние,  которое  накопилось  во  мне  в  течение
нескольких дней, в одно это слово.
     - Мне нужно понять, почему все это случилось со мной, и я думаю, он это
знает. Пожалуйста, дайте мне возможность поговорить с ним.
     Полицейский  бросает  вопросительный взгляд через плечо  на  одного  из
своих коллег, который коротко кивает.
     -  В  порядке.  В  любом случае,  потребуется  немного  времени,  чтобы
пригнать кран, с помощью которого мы сможем снять с него ящик.  Выглядит  не
очень хорошо для него. Он колеблется.
     - Вы можете поговорить с ним не долго, но только в моем присутствии.
     Габора проводят мимо нас, его взгляд мельком скользит по нам. Он должен
знать, что его  ожидает.  Мы с  Эриком живы.  Мы знаем, что  на  самом  деле
произошло на вокзале  Мюнхена, но сможем ли мы это доказать? Многое из того,
что произошло, можно объяснить и по-другому. То, что  мы  должны рассказать,
звучит  настолько  невероятно,   что  адвокаты  Габора  будут  развлекаться,
разбивая каждое предложение на противоречащие друг другу части. А потом?
     Снова  войти  в  ангар  оказалось  труднее, чем  я  думала. Все четверо
мертвецов, которых я вижу, не являются людьми моего отца.
     Снаружи звучат сирены целой орды машин скорой помощи, когда я опускаюсь
на  колени рядом с  Барчем. Его  лицо воскового цвета, щеки впалые,  дыхание
поверхностное и прерывистое, но мне кажется,
 он меня узнает. Мне глубоко не хочется чего-либо требовать от
умирающего, но это моя единственная возможность.
     - Доктор. Барч?
     Я жду, пока его глаза встретятся с моими.
     - Пожалуйста.  Пожалуйста, если можете, расскажите мне,  что произошло.
Что не так с моей головой. Вы знаете, не так ли?
     Поначалу никакой реакции. Затем  едва  заметный  кивок.  Я наклоняюсь к
нему ближе.
     - Скорая помощь уже здесь, - говорит полицейский позади меня.
     - Вы должны идти.
     - Да. Конечно. Сейчас.
     Губы Барча шевелятся. Его голос едва слышен.
     - Забудьте об этом, - говорит он. Почти улыбается, как будто шутит.
     - Вы так много забыли. Забудьте и об этом.
     - Пожалуйста, - сказала я слишком громко.
     - Пожалуйста, не делайте этого со мной.
     В его дыхании чувствуется что-то влажное.  Как будто он всасывал воздух
и воду одновременно.
     - Жаль, - шепчет он, - что я  все-таки не доживу до того, как Вы убьете
его.




     Я стою перед полицейской машиной, Джоанна сидит на
 полу в нескольких футах от меня перед открытой раздвижной дверью машины
 скорой помощи. Женщина в оранжевой куртке скорой помощи накинула ей на
плечи одеяло и говорит с ней тихим спокойным голосом.  Темные полосы и пятна
тянутся  по  лицу  Джоанны.  Грязь и  кровь вперемешку  со  слезами. Тыльной
стороной ладони она размазала их по щекам и лбу. Пряди её волосы
 липнут к голове. Все во мне кричит о том, чтобы подойти к ней и
заключить ее в объятия. Прижать ее к себе так близко, чтобы почувствовать ее
каждой  клеточкой своего тела.  Закрыть  глаза и погрузиться вместе  с ней в
освобождающую уверенность в том, что мы пережили это, что мы выжили.
     - Господин Тибен, пожалуйста.
     Один  из  двух  детективов, которые привели  меня к полицейской машине,
указал  внутрь.  Он  представился  главным  инспектором   уголовной  полиции
Кёнигом.
     - Поехали.
     - А как насчет моей невесты? - спрашиваю я, указывая на Джоанну.
     Полицейский следит за моим взглядом.
     - О ней позаботятся, но вы увидите ее позже в полицейском управлении.
     Я делаю демонстративный шаг назад и качаю головой.
     - Нет, я подожду её.
     Второй  мужчина,  чуть полноватый,  с  лысой головой обер-комиссар, имя
которого я  забыл,  кладет мне руку на плечо.  Слишком твердо для дружеского
жеста.
     - Несмотря на то, что  мой коллега сформулировал  это  вежливо,  это не
было просьбой. Садитесь прямо сейчас. Фрау Берриган скоро будет доставлена в
полицейское управление.
     Я  хотел  бы сказать этому человеку, что  я  устал от  издевательств со
стороны  случайных  людей. Чтобы он понял всё то, через что мы прошли, и что
он может оставить свои инструкции при себе. Но в следующий момент я понимаю,
что мы были вовлечены  в перестрелку, в которой погибло несколько человек, и
что эти  люди, вероятно, спасли нам  жизнь.  Я останавливаю  свой  взгляд на
Джоанне.
     - Хорошо, но я хотел бы поговорить с ней хотя бы недолго.
     Прежде чем служащий смог ответить, Кёниг говорит:
     - Поторопитесь.
     Когда я  подхожу к ней,  Джоанна встает. Одеяло сползает с ее плеч,  но
она, кажется, этого не замечает. Она просто стоит
 и смотрит на меня. Мы молча обнимаем друг друга. Иногда слова не нужны.
 Джоанна немного отстраняется от меня и кладет руку мне на щеку. На ее
лице мелькает улыбка. Это означает: иди спокойно, теперь все будет хорошо.
     Когда мы  приходим в полицейское управление, два офицера ведут  меня  в
уныло обставленную комнату и предлагают кофе. После
 того, как молодой человек ставит передо мной дымящуюся чашку и снова
уходит, я, в свою  очередь, должен рассказать,  что произошло.  Особенно то,
что я знаю о теракте на Мюнхенском вокзале.
     Я  начинаю  с  того вечера, когда  Джоанна внезапно перестала  узнавать
меня.  Однако  я представляю ситуацию  в сильно смягченном  виде. Мой  страх
перед  тем,  что  Джоанну  поместят  в  психиатрическую  больницу,  все  еще
присутствует. Снова  и снова мужчины перебивают меня  вопросами.  Могу  ли я
сказать больше  об этом  или о том. Прежде, чем ответить я должен хорошенько
подумать. Какую роль, на мой взгляд, играет во всем этом Габор и знаю ли  я,
кто такой фон Риттек. Что
 я могу рассказать о перестрелке в ангаре. Первым ли Гэвин открыл огонь
со  своими  людьми,  или   просто  среагировал  на   выстрелы  остальных.  В
промежутках они бросают друг на друга загадочные взгляды.
     Когда я заканчиваю свой рассказ, они по очереди задают вопросы.  Почему
я не сообщил в полицию раньше и почему я инсценировал свою смерть.
     Пока я объясняю им наши мотивы, дверь открывается,
 и входит Джоанна в сопровождении черноволосой женщины. Женщина кладет
на стол скоросшиватель и снова выходит из комнаты.
     Джоанна  тоже берет чашку кофе и обхватывает ее обеими руками, как  она
всегда это делает.
     Должно быть, у нее была возможность умыться. Ее лицо больше не выглядит
таким ужасным, как раньше в том ангаре.
     Чиновник  с лысиной  заинтересованно листает  скоросшиватель. Пуллманн.
Теперь  я  вспоминаю. Его зовут  Пуллманн. Через некоторое время он, бросает
скоросшиватель на стол перед собой и оценивающе смотрит на Джоанну.
     - Расскажите, как это было, когда господин Тибен появился в вашем доме,
а Вы его не узнали.
     Я судорожно сцепляю руки под столом. Надеюсь, Джоанна  сейчас не скажет
что-то сильно отличающееся от того, что рассказал я.
     -  Я  больше  точно  не знаю, - начинает она,  бросив  на  меня быстрый
взгляд.
     - Это было довольно странно. Но все прошло довольно быстро.
     Слава Богу.
     Далее следует несколько вопросов,  которые были заданы и мне, затем они
спрашивают про австралийцев.
     -  Миссис Берриган,  какое  отношение  к  Вам  имеет  мистер Портер?  -
спрашивает Кёниг. Только когда Джоанна отвечает, я понимаю, о ком идет речь.
     - Гэвин возглавляет службу безопасности моего отца.
     - В Австралии?
     - Да.
     - Почему он здесь?
     - Потому что я позвонила своему отцу и сказала ему, что боюсь и что моя
жизнь в опасности.
     Пуллманн наклоняется вперед и хлопает ладонями по столешнице.
     - И почему, черт возьми, вы не обращаетесь в  полицию,  если боитесь за
свою жизнь?
     - В конце концов, я это сделала, - спокойно отвечает Джоанна.
     - Только это ни к чему не привело.
     Пулманн фыркает, отмахивается, но оставляет все как есть.
     - А что с Гэвином? - спрашиваю я.
     - Что с ним  и его людьми? Именно они вызвали  полицию.  Они спасли нам
жизни.
     -   Мы  еще  этого  не  знаем.  В  настоящее  время  допросы   все  еще
продолжаются.
     Кёниг без  промедления  отодвигает свой стул и поворачивается к  своему
коллеге.
     - Я думаю, что на данный момент мы закончили.
     Он встает, берет скоросшиватель и сворачивает его.
     -  Сейчас  вас  отвезут  домой. Тем не менее,  я прошу вас оставаться в
нашем   распоряжении.  Мы   опросим  вас  снова,  когда  закончатся  допросы
остальных.
     Мы   оба   благодарно   киваем.  Когда  мы  стоим  рядом,  я   чувствую
прикосновение руки Джоанны. Я обхватываю ее и крепко сжимаю. Во
 время поездки мы молча сидим рядом друг с другом на заднем сиденье
машины. Может быть, именно из-за молодой  женщины-полицейского  и ее коллеги
мы не говорим о вещах, которые, вероятно, волнуют Джоанну так же
 сильно, как меня. Может быть, это еще и мысли о нашем доме, страх, что
это  может  быть уже  и не  наш дом после всего,  что произошло за последние
несколько дней и  особенно  за последние  несколько часов. Возможно, то, что
всегда  было нашим  самым уединенным убежищем,  было  осквернено  вторжением
людей Габора. Но когда мы поворачиваем на подъездную дорожку,
 я впервые замечаю нечто совершенно другое, что меня поражает, и
чувствую,  будто  меня  ударили  кулаком  в  живот.   Пропавший  какаду.  Он
символизирует  последние  тайны,  которые  стоят  между  Джоанной   и  мной:
пропавшие воспоминания  обо  мне,  попытка  убить меня,  исчезновение  любых
доказательств моего существования в этом доме.
     Мы благодарим полицейских и  выходим. Ждем, пока автомобиль не исчезнет
из вида. Но даже после этого мы все еще не в силах сдвинуться с места.
     - Забавное чувство, не так ли? - спрашиваю я, не в силах отвести взгляд
от пустого места рядом с рододендроном.
     - Да. Для тебя, наверное, даже больше, чем для меня.
     Она придвигается ко мне ближе, кладет руку мне на  бедро. Я делаю то же
самое.
     - Хорошо, давай посмотрим, что будет дальше.
     Не  могу  сказать, чего я ожидал, но когда  мы осматриваем прихожую,  а
затем  кухню  и обнаруживаем,  что  почти ничего  не  изменилось,  я  все же
удивляюсь. Ни один шкаф не взломан, ни один ящик не
 выдвинут, и на полу ничего не валяется. В гостиной тоже - все как
всегда. Но зачем этим типам разорять дом. Им нужны были не ценные вещи, а
 мы. Я падаю на диван с телефоном в руке. На сегодня осталось сделать
только одно: позвонить  Эле и сказать  ей, что у нас все в порядке. Разговор
был коротким, у меня сегодня нет сил  объяснять ей все обстоятельства,  но я
обещаю перезвонить завтра. Все это время Джоанну не
 слышно. Я оглядываюсь в поисках ее, но нигде ее не вижу. Мой пульс
мгновенно   учащается,  я  выхожу  из  гостиной,  пересекаю  кухню  и  резко
останавливаюсь  перед  прихожей.  Входная  дверь  открыта,  на  пороге стоит
Джоанна.  В  одной руке  она держит  ключ от  почтового  ящика, в  другой  -
конверт, и создается впечатление, что она боится его открыть.




     На конверте мое имя, едва разборчивое,  написано  наспех  нацарапанными
буквами.  Он  такой  легкий,  как  будто  пустой.  Я  хотела   бы  проверить
содержимое,  прежде чем открывать  его, но  я  не решаюсь. Кто знает,  может
быть, это еще одна, последняя попытка Габора убрать меня с дороги: например,
с помощью сибирской язвы.
     Эрик видит мое колебание  и забирает  конверт у  меня из рук. Осторожно
ощупывает его.
     - В нем что-то есть. Но уж точно не взрывчатка.
     Прежде чем я успеваю возразить, он идет на кухню и
 достает из блока нож. Нет, не просто нож, а тот самый нож. Когда он
видит, что я следую за ним, он качает головой.
     - Оставайся в гостиной и закрой за собой дверь.
     Я так устала, что просто делаю это. Только когда я
 опускаюсь на диван, я понимаю, что Эрик, вероятно, все-таки отправил
меня подальше из осторожности. Но наше беспокойство необоснованно. Полминуты
спустя  Эрик  выкладывает передо мной на  стол содержимое конверта.  Флешка,
черная и узкая.
     - Мы часто использовали этот бренд в компании, - говорит он.
     Мы смотрим друг на друга, молча кивая друг другу. Вероятно, нам следует
передать эту вещь полиции, но, конечно, не раньше,
 чем мы не узнаем, что на ней. Эрик кладет свой ноутбук на журнальный
столик, разворачивает его и вставляет  флешку  в USB-слот.  Пять файлов. Три
изображения  в  формате Jpeg,  один аудиофайл.  И документ в  формате  Word,
Называется "Для Джоанны" в формате doc. Я указываю на него пальцем.
     - Сначала его, пожалуйста.
     Секунду  Эрик колеблется, затем открывает этот  файл. Текст  не длиннее
половины  страницы  формата А4. Он  изобилует  опечатками,  некоторые  слова
написаны слитно, заглавных букв нет.
     "Мне очень жаль", - говорится в нем. Эрик мертв, и
 отчасти это моя вина. Я сознательно пошел на это ради дела, в которое я
 верю, и цели которого для нашей страны совпадают и с моими. Но средства
 для их достижения - нет. Я не ожидал, что моя организация будет
способна   на   что-то   вроде  теракта  на   вокзале   Мюнхена,   меня   не
проинформировали, поверьте мне. По крайней мере, я все еще могу предупредить
Вас, Джоанна.  Мы разговаривали по телефону несколько часов назад, возможно,
Вы уже успели  скрыться, я  очень  на это надеюсь. Вы, вероятно, никогда  не
прочитаете  то, что я здесь пишу, но я чувствую необходимость рассказать Вам
то, что знаю.
     В тот вечер я пришел не потому, что у меня были проблемы с компьютером,
а потому, что мне хотелось посмотреть, что пошло
 не так. Послушайте запись, которую я прислал, и вы поймете.
     Желаю удачи. Я уезжаю за границу. Мне действительно очень жаль.

     Бернхардт Морбах.

     Эрик обнял меня за плечи. Мы быстро переглядываемся.
     -  Сначала  фотографии,  -  говорю  я.  Почему,  я  не  знаю,  но  меня
передергивает от  этой  аудиозаписи.  Потом Вы поймете -  с одной стороны, я
хотела  бы  и  должна это сделать, с  другой - я  ужасно  боюсь  того,  что,
возможно, услышу. Что, если окажется, что я действительно была в  сговоре  с
фон Риттеком, Габором и остальными и просто забыла? Как я забыла Эрика?
     Первая фотография. На ней много зелени. Пышная растительность на пляже.
Пальмовые деревья. А вдалеке две фигуры, одна из которых я, или кто-то очень
похожий на меня. Другой - мужчина, точнее
 мальчик, с кожей кофейного цвета.
     Я понятия не имею, когда и где это было.
     - Дома пляжи выглядят по-другому, - бормочу я.
     Эрик смотрит на меня искоса.
     - Это Антигуа.
     Он открывает следующую фотографию. Нас с мальчиком
 теперь легче увидеть: он смеется и показывает одной рукой в   сторону
моря.  Я стою, засунув руки в карманы  шорт,  и смотрю  на  то, что  он  мне
показывает.
     - Ты их сфотографировал? - спрашиваю я Эрика.
     - Тогда было бы логично, чтобы ты не принимал участия в этом.
     - Нет. Он увеличивает изображение.
     - Я никогда не был в этой бухте, я думаю.
     Внутри меня что-то вроде жужжания, беззвучной вибрации. Имя. Но никаких
воспоминаний.
     На третьей фотографии я стою по щиколотку в воде, и
 с правой стороны на снимке появляется что-то, предположительно носовая
часть лодки. И рука, протянутая мне навстречу.
     - Ты ведь в какой-то момент исчезла.
     Он кладет одну руку мне  на колено, и мне приходится взять себя в руки,
чтобы не отстраниться.
     То, что я так  раздражительна,  не  вина Эрика,  это  потому,  что  эта
фотография не пробуждает во мне никаких воспоминаний. Антигуа мне совершенно
незнаком. До недавнего времени я могла бы поклясться, что никогда не ступала
на этот остров. Не говоря уже об этом
 пляже, но вот я стою, безо всяких сомнений, и смеюсь.
     - Хорошо. Тогда давай послушаем.
     Эрик кликает файл, и открывается аудиоплеер на его
 ноутбуке. Я опускаю глаза, мое сердце колотится так сильно, что я могу
не только чувствовать его, но и видеть его. Я закрываю глаза.
     Сначала шум, ничего кроме шума. То громче, то тише. Море. Затем шорох и
голос, приближающийся по мере того, как он звучит.
     - Это было пятьдесят миллиграммов скополамина, от  этого  она не должна
была заснуть.
     Голос Барча, смешанный со скрежещущим звуком, словно кто-то тянет  стул
по полу.
     - Запись идет?
     - Да.
     Рядом со мной Эрик резко втягивает воздух, останавливает плеер.
     -  Это Бернард. Я  просто  не верю  в это, он  и  Барч были на Антигуа?
Одновременно с нами?
     - Очевидно.
     Я помню,  что  Габор  сказал  ранее в  ангаре. Им  не терпелось сесть в
самолет.
     - Пусть это продолжается.
     Эрик  нажимает  кнопку воспроизведения, и снова звучит тот самый  голос
Барча.  На  мгновение  мне кажется,  что  я чувствую запах его лосьона после
бритья.
     - Хорошо. Для меня важно, чтобы все было задокументировано.
     Короткая пауза, затем он продолжает, в новом, более сердечном тоне.
     - Здравствуйте, Джоанна. Я очень рад видеть вас на борту.
     - Конечно. Я... Я тоже рада.
     Это я. Несомненно. Мой голос, легкий акцент, который,  как мне кажется,
никогда не исчезал. Я прислоняюсь к Эрику, он обнимает меня; Только сейчас я
чувствую, что дрожу.
     - Итак, Джоанна. Вам удобно лежать? Да? Прекрасно.
 Вы расслаблены. Вы чувствуете себя комфортно. Пожалуйста, взгляните на
этот маленький луч света.
     - Отлично.
     - Следите за ним глазами. Да, именно так. Вы всё делаете очень хорошо.
     Я хватаю Эрика за руку, цепляясь  за нее, потому что внезапно чувствую,
что теряю связь с окружающим. Как будто я оказалась в невесомости, только я.
     -  Вы  очень  спокойны.  Все,  что  вас  тяготило,  далеко.  Вы  просто
сосредоточены на этом луче света и на моем голосе.
     Эрик гладит мое лицо и осторожно касается разбитой губы.
     - Не отвлекайся, Джо. Посмотри на меня, с тобой все в порядке?
     Я  устало  киваю,  крепче  сжимая  его  руку,  и  ощущение  невесомости
уменьшается.
     - А теперь послушай меня,  Джоанна. Барч использует дружелюбный тон, но
не терпит возражений.
     - Будет раннее утро, и зазвонит телефон.
     Ты услышишь мой голос, говорящий тебе всего два слова. Мертвый свет.
 Ты кладешь трубку. Тебе хорошо. Ты чувствуете себя замечательно. Ты
проводишь  насыщенный, день  с  хорошим  настроением. В  семнадцать часов ты
идёшь на кухню. Ты делаешь...
     Что-то  прерывает  его.  Шумы,  громкий  грохот.  Потом голоса, которые
говорят не по-немецки, а по-английски. Двое мужчин, один
 моложе, а другой старше, находятся немного дальше, чем Барч. Может
быть, между ними и мной есть стена или просто большее расстояние. Их  голоса
мне совершенно незнакомы.
     - Бен? Где Бен?
     - Исчезни отсюда, немедленно!
     - Но я не могу его найти, он...
     - Забудь его.  Ты меня поняла? Забудь, что ты когда-либо встречала его,
забудь, что он существует. И избавься от его вещей, всех. Быстро.
     - Но...
     - Это важно! Делай то, что я тебе говорю! Сейчас же!
     Опять  грохот. Крик протеста, затем всплеск, как будто что-то  упало  в
воду. Или кто-то.
     Все это длилось не более десяти секунд,  затем снова  наступила тишина,
которая вскоре прерывается откашливанием и голосом Барча, совсем близко.
     - Джоанна. Ты все еще в порядке?
     - Да. Я в порядке.
     - Пожалуйста, говорите со мной по-немецки.
     - Ах так. Конечно.
     - Хорошо. В 17 часов вечера ты идешь на кухню. Ты наносишь себе травму.
Бьешься головой  о  край двери, бросаясь на  нее плечом. Ты травмируешь себя
таким  образом,  чтобы можно  было  видеть, что  текла  кровь. Как  будто ты
боролась.  Когда ты услышишь, что  Эрик возвращается домой,  ты берёшь самый
длинный и острый кухонный нож, который у вас есть. Видишь ли ты его?
     Я закрываю рот обеими руками, и  да, я  вижу перед  собой  нож, образно
говоря,  я также  вижу,  как он пронзает  плечо  Эрика. Внезапно запах Барча
вернулся, и он вызывает у меня приступ тошноты.
     - Да, я могу, - шепчет та Джоанна, которой я когда-то была.
     - Он бежит к тебе, и ты вонзаешь ему нож сначала в
 живот, а затем в грудь. Глубоко. Ты спокойна и уверена в том, что
делаешь,  как будто делала это уже много раз.  Ты ждешь  пять  минут,  затем
берешь  телефон и звонишь  в полицию. Ты говоришь: я убила своего жениха, но
это была самооборона.
     Короткая пауза.
     - Самооборона, - повторяю я.
     - Правильно.  Теперь,  когда  ты  вернешься  в отель, ты  скажешь,  что
местные жители показали тебе, где гнездятся птицы-фрегаты.  После  этого  ты
продолжишь свой отпуск, как прежде.
     Тихий  щелчок,  наверное,  это был фонарик, на который  я  должна  была
сфокусироваться. Потом грохот, шаги, открывающаяся
 дверь.
     - Я думаю, все прошло неплохо, - говорит Бернхард.
     - Да, - отвечает Барч.
     - Она не усложнила нам задачу и сразу ушла.  Конечно, это также связано
со скополамином, который является идеальным усилителем.
     - Хорошо, тогда я сейчас выключу это устройство, -
 объявляет Бернхард, и через несколько секунд запись заканчивается.
     Я  хочу пошевелиться, повернуться  к Эрику, но не могу. Все, что я могу
сделать, это сидеть и смотреть на экран ноутбука.
     - Они тебя загипнотизировали, - тихо произносит Эрик.
     - И напичкали наркотиками. Боже мой.
     Да. Я хватаюсь за голову и закрываю  лоб руками. Интересно, получу ли я
когда-нибудь снова доступ ко всему, что скрывается за всем этим.
     - Хочешь, я прокручу тебе это еще раз?
     Я  медленно качаю  головой, и Эрик закрывает  ноутбук.  Ниже появляется
третье фото - я в  воде, мальчик рядом, нос лодки справа и светлокожая рука,
тянущаяся ко мне. Мальчик. Бен. Да, определенно Бен.
     - Они убили его, - бормочу я.
     - Что? Кого? Теперь мне больше не нужно поворачивать голову, потому что
Эрик осторожно взял меня за подбородок и
 оказался в поле моего зрения.
     - Мой гид на  острове. Тот, что на фото. Разве ты  не  слышал, что Барч
встревожился? Что двое мужчин спорили на заднем плане?
     Я повторяю эти слова, на этот раз по-английски. На
 этот раз так, как они отпечатались в моем подсознании. Неизгладимо.
     - Забудь его. Ты понимаешь меня? Забудь о нем все,
 забудь, что ты когда-либо встречала его. Избавься ото всех его вещей.
Быстро.
     - Это было тихо. И неразборчиво, - возражает Эрик.
     Я улыбаюсь.
     -  Да.  Но   это  был  английский.  Мой  родной   язык.  От  маленького
экскурсовода избавились, чтобы не рисковать, и именно поэтому
 план Барча не сработал. В моей голове смешались две команды. Вот почему
 я не убила тебя, а забыла.
     Я  закрываю глаза. Мир немного покачивается, как будто  мы находимся на
воде.
     -  План был  действительно  хорош. Я бы нанесла себе  травму,  а  затем
зарезала бы тебя. Один из тех случаев домашнего насилия и
 самообороны. Всё это не выставило бы Габора и его компанию в плохом
свете.
     Перед   моим  мысленным   взором  появляется   Барч,  погребенный   под
металлическим ящиком. Истекающий кровью, умирающий. И его слова: "Жалко, что
я все-таки не доживу до того, как Вы его убьете".
     - В любом случае я буду лечиться, - заявляю я.
     - Теперь, когда мы знаем, что произошло, все должно быть проще. Или?
     Я смотрю на Эрика, его улыбка ободряет, и он кивает, но, конечно, он не
может знать, правда ли это. Так же, как и я.
     - Я скопирую эти файлы, прежде чем мы  отдадим палку полиции, - говорит
он, перетаскивая файлы в только что созданную папку.
     - В конце концов, теперь мы знаем, что избавилась от моих вещей  ты, не
так ли? И избавься от всех его вещей. Быстро.
     Он криво ухмыляется.
     -   Есть  идеи,  где  они?   Свалка?  Или  отсек  для  хранения?  Какую
транспортную компанию ты использовала?
     Я пожимаю плечами.
     - Понятия не имею, к сожалению.
     Его ухмылка становится глубже.
     -  Ну,  в  любом  случае,  ты  проделала  тщательную  работу. При  всем
уважении.
     В данный  момент ничто не  способно  так поднять  мне  настроение,  как
маленькая глупость. Не воспринимать  все это безумие так серьезно, как  оно,
несомненно, есть. Я игриво ударяю Эрика по плечу.
     - Ну, я такая. Если я собираюсь что-то сделать, то делаю это правильно.
     Он вытаскивает флешку из USB-слота, закрывает ее колпачком и кладет  на
журнальный столик. Затем он поворачивается ко мне и
 обнимает меня.
     - Совершенно верно. Ты всегда была такой.
     Его  поцелуй знаком, как и его запах. Я прижимаю голову к  его плечу. Я
могла бы заплакать, потому что почти год с этим  мужчиной у меня отняли, все
истории, общие воспоминания, первые разы.
     Кажется,  он  чувствует,  что мое  настроение  снова  меняется. Немного
отстраняется от меня, смотрит на меня с насмешливым упреком.
     - Есть еще кое-что, что мне нужно знать.
     - Да?
     - И я ожидаю, что ты скажешь мне правду.
     Вид его мрачно нахмуренных бровей мешает мне оставаться серьезной.
     - Посмотрим.
     - Ты  помнишь ту игру в угадайку, в  которую ты  играла со мной,  когда
думала, что я грабитель?
     - Да, конечно.
     - Я хочу знать хотя бы один из ответов. Назови мне свое второе имя.
     Я решительно качаю головой.
     - Ни в коем случае.
     - А теперь  послушай  меня. Мы помолвлены.  Я  имею право  знать  такие
важные вещи.
     Я целую его в кончик носа.
     - Ты имеешь право угадать. Начинай.
     Он лукаво улыбается.
     - Имя, которое тебе подходит?
     - В каком-то смысле да.
     - Бертгунда, - говорит он, словно выстрелив из пистолета.
     - Еще одна такая наглость, и я снова возьму нож.
     - Ладно! Хорошо. Нет подожди. Наверное, какое-то сумасшедшее английское
фэнтезийное имя. Тиффани-Амнезия или что-то в этом роде. Я прав?
     Теперь мне действительно приходится смеяться.
     - Совсем неплохо. Оба. Все  равно не угадал. Просто подумай, на чем мой
отец заработал большую часть своих денег.
     Эрик берет меня за руку.
     - Бриллианты.
     - Совершенно верно. Но это не Даймонд, потому что, кроме того я ... ну?
     Эрик снова хмурится.
     - Трудная? Утомительная? Опасная для общества?
     - Редкостный дурачина.
     Он притягивает меня к себе,  гладит по  спине.  Я не вижу, но чувствую,
как он кивает. И я знаю, что он угадает правильно.
     - Солитер




     Разговоры  прекратились,  когда он  встал. Они все  собрались в  полном
составе, и он не ожидал ничего другого. Не хватало только двоих из старших -
Зедвица, которому скоро девяносто, и Хабека, уже перешагнувшего этот возраст
и, слабоумие, которое лишило его почти всего, включая любовь к отечеству.
     Он подождал, пока  все  взгляды не устремились на него.  Только  тогда,
когда он убедился в полном внимании присутствующих, он начал говорить.
     - Товарищи. Благодарю вас за доверие и ценю то, что вы в такое  трудное
время передаете руководство командой в мои руки. Я
 иду по стопам большого человека, Генриха фон Риттека. Мы все знаем, что
 он сделал для нашего дела. Команда 444 была его жизнью, которую он
закончил  сам.  Он выбрал почетную  смерть,  избежав, таким образом,  позора
ареста  коррумпированным  полицейским  аппаратом. Вы  знаете, сколько  грязи
вылила на него лживая пресса в последние недели, поэтому мы будем  чтить его
память еще больше.
     Он потянулся за бокалом и поднял его. Остальные встали,  молодые резко,
старые джентльмены медленно  и  с трудом. Он  снова подождал, пока все будут
готовы, а затем щелкнул каблуками.
     - За Генриха фон Риттека!
     - За Генриха фон Риттека!
     Они выпили. Расселись лишь после того, как он поставил бокал.
     -  Я хотел  бы  поприветствовать в наших рядах  трех  новых братьев  по
оружию. Ульрих Херфурт, Макс Яунер, Альберт Пух - добро
 пожаловать!
     Упомянутые склонили головы. Каждый  из  них был  влиятельным человеком,
каждый в своей области.
     - Они вступают в сообщество с большими традициями.
     Он подумал, что не помешает снова указать на это новичкам.
     - Нашей материнской организацией была Гладио, секретная  армия, которая
была создана  после войны  на  случай,  если  коммунизм  захлестнет  Европу.
Сегодня этого  уже не  стоит  опасаться. Команда  444 ни  в  коем случае  не
ставила  перед собой  задачу  помочь больной общеевропейской конструкции,  в
которой мы, к сожалению, оказались в ловушке.  Мы боремся  исключительно  за
Германию, против врагов, которые угрожают нашей родине изнутри и извне.
     Он медленно  и  настойчиво скользнул взглядом  по лицам присутствующих.
Когда  "Гладио" взорвала  железнодорожный  вокзал Болоньи в 1980 году, число
погибших составило  восемьдесят пять  человек. Наша акция на железнодорожном
вокзале Мюнхена была почти в два раза эффективнее, мы намного превзошли нашу
цель - по крайней мере, на сто жертв.  В  отличие от наших предшественников,
гнев народа будет постоянно направлен на  тех,  с  кем мы  обязаны бороться.
Генрих фон Риттек отдал за это свою жизнь, и это было не напрасно.
     Он позволил себе легкую улыбку, первую за этот день.
     -  Несмотря на болезненную потерю нашего лидера, у  нас  есть повод для
радости, - продолжил он.
     - Немецкий народ действовал. На выборах две недели
 назад он показал, что он думает о слабости, терпимости и
снисходительности  по  отношению  к недочеловекам,  которые угрожают  нам  и
перенаселяют  нас.  Из  пепла нашего  могучего взрыва  немецкий дух, подобно
фениксу, поднимается на новые высоты.
     Присутствующие одобрительно постучали костяшками пальцев по столешнице.
Он кивнул группе и подождал, пока снова не станет
 тихо.
     -  Сделан  большой шаг, но впереди еще долгий путь. Со вчерашнего дня я
знал, что Ганс Габор возьмет на себя полную  ответственность  за все, в  чем
могли бы обвинить нас, из-за свидетелей, которых он не смог устранить. Габор
потерпел  неудачу,  но он  готов  искупить  свою вину и оправдать  остальных
арестованных.
     Они  внимательно слушали,  хотя некоторые из них скептически  нахмурили
брови. Он акцентировал внимание на последней фразе.
     - Поводов для беспокойства нет. В том случае, если
 Габор передумает, на месте есть товарищи, на чью оперативность мы можем
 положиться.
     Он снова поднял свой бокал.
     - Следующий проект  пройдет  безупречно,  я лично  за  это  ручаюсь.  У
Германии есть будущее, большое будущее, и оно в наших руках.

     Перевёл Владимир Дамбаев


Популярность: 377, Last-modified: Sat, 08 Feb 2025 09:09:35 GmT