. - Неужели это заметно? - Боюсь, что да. - Ах, Питер, я в полной безысходности, - вздыхает Линда. И чтобы я не ломал голову в догадках, поясняет: - У меня был разговор с Дрейком. Очень долгий и очень неприятный разговор. - На какую же тему? - Тем было две. Первая была приправлена угрозами, вторая - посулами. - Ясное дело. Ну а все-таки, о чем шла речь? - Прежде всего он обвинил меня в невыполнении его указаний. Вместо того чтобы играть роль вашей надзирательницы, я стала вашей любовницей. И даже не удосужилась подать ему хоть какую-нибудь мало-мальски интересную информацию о вас. - Надеюсь, это соответствует истине? - Да. Однако он использовал это обстоятельство как повод припугнуть меня Марком, тем самым, в очередь к которому, по вашим словам, стоите и вы. "Дорогая, - сказал он мне, - за предательство у меня одно наказание. Возможно, мне недостает воображения, но до сих пор лучшего я не придумал. Не беспокойтесь, я не стану вас мучить. Я просто вас ликвидирую". А когда я спросила, в чем он видит мое предательство - вы ведь один из его людей, - он ответил: "В какой степени Питер мой человек и в какой - нет, как раз вы и должны были выяснить. Во всяком случае, если на этот счет у меня есть некоторые сомнения, я совершенно не сомневаюсь, что вы человек Питера". Помолчав, она машинально отпивает глоток чая и продолжает: - В сущности, это была только увертюра... - А что последовало за ней? Вам предложили занять место Бренды? Линда поднимает голову и вопросительно смотрит на меня: - Откуда вы знаете? - Что еще может захотеть такой человек, как Дрейк, от женщины, убедившись, что она не годится на роль доносчицы? - Да, он предложил мне занять вакантное место интимной подруги. И не преминул намекнуть, что это единственная возможность избежать наказания. - И вы, разумеется, признались, что любите меня... - М-м... что-то в этом роде. - На что Дрейк вам ответил: "И продолжайте его любить, кто вам мешает. Я не требую от вас любви, я хочу, чтобы вы со мной спали". - Можно подумать, что вы подслушали наш разговор, - говорит Линда. - Мне незачем подслушивать. Этот человек сидит у меня в печенках. Разбудите меня среди ночи и спросите: "Что бы сказал Дрейк по поводу того-то и того-то..." и я едва ли ошибусь. - Питер, он всех нас держит в руках. Он впился в нас, он нас душит, как этот отвратительный лондонский туман, с той лишь разницей, что туман в Лондоне гораздо менее опасен... Мисс Грей берет сигарету. - И чем же закончилась ваша беседа? - спрашиваю я, щелкнув зажигалкой. - Я объяснила ему, что мне надо подумать. И он проявил великодушие, дав мне маленькую отсрочку. - Что же вы тогда повесили нос? - Небольшую отсрочку, Питер. Совсем маленькую! Я мог бы ей объяснить, что в некоторых ситуациях отсрочка, даже самая маленькая, может оказаться вполне достаточной, но воздерживаюсь от подобного откровения. И поскольку я вождерживаюсь, Линда шепчет: - Мне страшно... - Собственно, чего вы боитесь? В конце концов, у вас есть выбор: Марк или Дрейк... В подобных случаях человек всегда выбирает из двух зол меньшее. - Как вы не понимаете. Да я просто не выношу его... я скорее соглашусь лечь в постель с саламандрой или крокодилом... я не желаю даже скрывать своего отвращения... не сумею этого сделать... так что все равно все кончится Марком... - Не драматизируйте положение вещей, - говорю я ей. - Не стоит дрожать заранее. Может, все и обойдется. - Не успокаивайте меня, - нервно перебивает она, - а если хотите хоть немного успокоить, сделайте что-нибудь. - Но что я должен сделать? Убить Дрейка? - Я сказала бы "да", если бы это было возможно. Но поскольку это невозможно... очень вас прошу, не оставляйте меня одну хотя бы несколько ночей, до тех пор, пока я не приму решение. Мы уже почти дошли до ярко освещенного входа в "Еву", и я собираюсь повернуть обратно, чтобы заскочить в отель, как вдруг перед нами вырастает горилла Ал. - А я за вами, сэр. Вас вызывает шеф. Кивнув Линде на прощание, я направляюсь по коридору к кабинету директора. Дрейк расположился на фиолетовом диване, который некогда занимала грациозная Бренда. - А, это вы, Питер, - лениво поднимает на меня глаза рыжий. - Присаживайтесь. Я опускаюсь в кресло и, воспользовавшись наступившей паузой, закуриваю. Шеф, похоже, не в форме. Лицо его как всегда пылает, глаза воспалены. Видно, он провел бессонную ночь. - Ну, теперь-то вы, надеюсь, довольны, - произносит он наконец, стараясь придать своему тону как можно больше добродушия. - Пророчества древнего фараона больше не будут тревожить ваш сон... - Что правда, то правда. И все-таки я не доволен. - Вот как? - поднимает брови Дрейк. - Чем же? - Думаю, мы поспешили с ликвидацией Ларкина... - А что еще нам оставалось делать? - Дезинформировать... Выиграть время... - А если бы этот номер не прошел? Если бы у него появились свои источники информации? Вы представляете, сколько стоят десять килограммов героина? И чем я рискую в случае провала? В конце концов, за товар плачу я, а не вы! - Я просто высказал свои соображения, сэр. - Естественно. Все эти дни я тоже много думал. И вызвал вас для того, чтобы сообщить о результате своих размышлений... Однако он не спешит с этим, а протягивает руку к бутылке и наливает себе двойную дозу виски. Пробует его и приступает к неизменному ритуалу с сигарой. И только закурив, изволит продолжать: - Теперь, когда Ларкина нет среди нас, мы можем исполнить последнее его желание, мой друг. На этот раз ориентироваться на более солидную партию. Килограммов на десять-пятнадцать... Потому что вполне возможно вмешательство этих типов из ЦРУ. Нам нужно сорвать куш побольше, прежде чем они начнут нам мешать. - А как быть с реализацией товара? - Сбыт обеспечим потом. На такой товар всегда найдутся охотники, это вопрос времени. Самое главное - доставить груз сюда и укрыть его в надежном месте. Что вы скажете на это? - Думаю, что нам ничего другого не остается. - Большой куш, а потом - выждать! - бормочет себе под нос Дрейк. - Подождем, сколько нужно. А когда все поутихнет, и эти типы забудут о нас, начнем все сначала. - Все это чудесно, только вот зачем вам мое мнение, - вставляю я. - Я уверен, что вы уже заказали новую партию. - Ах, проныра! - восклицает шеф с преувеличенным восхищением. - Ваше мнение, Питер, служит подтверждением моего. А это не мало. Он наклоняется ко мне, с трудом преодолевая сопротивление объемистого живота, и доверительным шепотом сообщает: - В сущности, я дал заявку еще в то время, когда Ларкин был жив. И, между нами говоря, по рекомендации самого Ларкина. Ровно на пятнадцать килограммов. Пятнадцать килограммов, вы понимаете?! И вы хотите, чтобы при такой колоссальной партии героина я бы позволил этому мерзавцу и дальше ходить по земле? - В таком случае можно полагать, что прибытие товара в Болгарию не гарантировано... - Вы угадали снова. Я располагаю уже точными координатами. И вызвал вас, Питер, для того, чтобы вы написали почтовые открытки. Дрейк выливает в рот остатки виски и пустым стаканом указывает мне на письменный стол: - Так что садитесь вон туда, достаньте открытки и чернила из ящика и беритесь за дело. Выполняю его приказания. Обмакнув тонкое перо в пузырек с бесцветной жидкостью, спрашиваю: - Что писать? Шеф встает и медленно приближается к столу. - Пишите: "Фрина", 23 октября, Варна. Выполняю и это приказание, нанося текст миниатюрными буквами в предназначенный для марки квадратик. Склонившись надо мной, Дрейк внимательно следит за моими действиями. Когда все пять открыток написаны, он замечает: - Во всяком случае, должен признать, что вы, Питер, очень хитро все придумали. - Что именно? - Да вот это: посылаете сообщение, написанное по-болгарски и вашим почерком. - Зачем возбуждать у людей ненужные подозрения? Должен вам сказать, что не вижу оснований для вашего раздражения, сэр. Люди верят мне, а не вам по той простой причине, что не знают вас. - Меня это ничуть не раздражает, наоборот, я в восторге от вашей ловкости. Хотя в данном случае она ни к чему. Мне кажется, я уже говорил, пока вы мне нужны, у вас не может быть повода для опасений. Я тоже, как вы понимаете, нуждаюсь в верном приятеле. И видя, что чернила уже высохли, он добавляет: - А теперь наклейте марку и напишите текст. "Мою" открытку я посылаю от имени некоего болгарина, пребывающего в Лондоне в командировке. Он подписывается одним именем - иногда это Васко, иногда - Коле, словом, первым пришедшим мне в голову именем. Остальные четыре открытки Дрейк раздает разным людям, которые должны опустить их в различное время дня в разные почтовые ящики, поскольку однообразный текст послания может возбудить подозрение. По окончании письменной работы я отдаю открытки шефу и тот кладет их в ящик письменного стола. Заперев ящик на ключ, он говорит мне: - А теперь можем пойти посмотреть программу. Надеюсь, что номер Линды еще не снят... - А что это за "Фрина"? - спрашиваю я, пропуская мимо ушей его реплику. - Я вам говорю о Линде, а вы спрашиваете о Фрине! - недовольно ворчит шеф. - Фрина - греческая торговая фелюга, если вас это так интересует. Не знаю, упоминал ли я, что сегодня воскресенье. Но если даже и не упоминал, это ясно и так: зал переполнен. Хорошо, что я с шефом, а иначе остался бы без места. Стентон, который тут же замечает наше появление, усаживает нас на лучшие места, неподалеку от дансинга, демонстрируя при этом подобострастие лакея и ловкость опытного официанта. Счастливчик, не ведающий конфликтов драматического героя, вовремя сообразивший, что в такие времена и в такой обстановке роль верного слуги наиболее безопасна - вот что такое Стентон. - Шампанское? - рявкает Дрейк в ответ на вопрос официанта. - Ты за кого нас принимаешь, милейший... И когда в нарушение установленного порядка на столике появляется бутылка "Баллантайна", шеф собственноручно наливает в свой стакан двойную дозу виски и после некоторых колебаний разбавляет его крохотным кубиком льда. - Эта программа в самом деле тянется слишком долго, - ворчит рыжий, отхлебывая виски и пренебрежительно глядя на дансинг, где в это время знакомая мулатка борется со своей плюшевой зеленой змеей. - Впрочем, Стентон прав: какой смысл тратить деньги на подготовку новых номеров, когда старые еще не вышли в тираж. Хотя, конечно... время от времени... Ему, собственно, плевать на все эти номера - и на старые, и на новые, все они не имеют значения, кроме, пожалуй, одного, чья очередь пока не настала. И он разглагольствует только потому, что выпил слишком много и дошел до такого состояния, когда уже не может молчать. Шеф с явной досадой следит за тем, как мулатка в бешеном ритме вихляет бедрами, осыпая пол пластмассовыми бананами. Когда наконец-то мулатка удаляется, провожаемая вялыми хлопками, и оркестр замолкает, давая нам возможность снова слышать друг друга, шеф замечает: - Нет, эти бесконечные повторения в самом деле начинают досаждать... даже в такой стране, как наша, где чтут традиции... - Зачем напрасно тратить средства, - повторяю я его собственную мысль, - ведь вы же знаете, что интересует клиента... - Совсем не нужно тратить средства, дружище... Достаточно немного напрячь воображение... разумеется, если оно у вас есть. Беда, однако, в том, что у Стентона его нет. Стентон незаменим при таких арифметических действиях, как сложение и вычитание, но что касается воображения... Он смолкает, чтобы добавить горючего, а потом снова продолжает: - ...Воображение, Питер, - это ваша сфера. Вот недавно мне пришла в голову такая мысль: не сделать ли вас художественным директором "Евы"? В конце концов, не можете же вы всю жизнь метаться между кафе на углу и книжной лавкой Оливера, до которой всего каких-нибудь три метра... Это становится чем-то вроде китайских пыток, а я вам уже говорил, что я не их поклонник... Радикальные меры - да, но не утонченная инквизиция... Нет, это не во вкусе старины Дрейка... Так что пусть Стентон занимается бухгалтерией, а вы будете отвечать за программу... Но чтобы денег не транжирить! Будете тратить воображение, а не средства. Небольшая переделка в одном месте, трансформация в другом - и старое тотчас приобретает вид нового. Что скажете, например, если мы заставим мулатку петь, а мисс Линда у нас займется стриптизом? - Это идея, - соглашаюсь я, - но, насколько я могу судить по некоторым поверхностным впечатлениям, формы мисс Грей несколько более округлены, чем это допускают требования современного вкуса... к тому же она очень флегматична... - Лгунишка! - добродушно грозит мне пальцем рыжий; его уголек в данный момент не только раскален до предела, но, как это ни странно, покрыт капельками пота. - Каждое ваше слово - чистая ложь... Поверхностные впечатления... флегматична... и что там еще?.. Не соответствует современному вкусу... Неужели мы с вами, Питер, не современные люди? В любое другое время обстоятельство, что он ставит меня на одну доску с собой, вероятно, повысило бы мое самочувствие, но в данной ситуации оно внушает известные опасения. Тут Дрейк умолкает, потому что оркестр снова грохочет, оповещая появление самки в золотом платье. Но вот и это раздевание позади, и когда наконец самка удаляется уже без всяких признаков одежды, шеф бормочет: - Грустный номер... Особенно в конце я чуть не расплакался... - И, беря в руки почти пустой стакан, он поясняет: - Она мне напомнила Бренду... Он делает предостерегающий жест, хотя я вовсе не намереваюсь перебивать его. - Молчите, Питер... Мне очень хорошо известна ваша точка зрения. Не стоит труда убеждать меня, что мы поспешили с Брендой, точно так же, как и с Ларкиным. Я не могу не торопиться, мой друг. Потому что торопится... сама жизнь... И еще потому, что, если я буду медлить, все полетит к черту... Неужели вы думаете, что мне легко? Неужели вы не видите, что у меня сердце обливается кровью, когда я смотрю этот номер со стриптизом, который моя Бренда исполняла не в пример лучше? Моя Бренда... Моя... и еще многих других... Он мрачно наливает себе новую лошадиную дозу, если можно допустить, что лошади пьют виски, введенные в заблуждение тем обстоятельством, что одна из разновидностей этого напитка называется "Белая лошадь". В этот миг конферансье, одетый в темно-синий смокинг, чтобы его не путали с кельнерами, торжественно объявляет: - Мисс Линда Грей! Мисс Линда, как всегда, царственна, как всегда, держится с большим достоинством, но, то ли потому, что я еще нахожусь под впечатлением нашего разговора в кондитерской, то ли по какой-нибудь другой причине, эта ее царственность мне кажется несколько наигранной. Певица медленно выходит на круг дансинга, снимает микрофон со стойки и обводит взглядом ближайшие столики. На этот раз взгляд ее останавливается на существе мужского пола, настолько тщедушном и усохшем, что кажется, будто его только что вынули из гербария. Короче говоря, мисс Линда приближается к хилому юноше и начинает петь своим теплым мелодичным голосом: Не говори, я знаю: жизнь течет. Ночь умирает, новый день наступит, Будильник зазвонит, метро пойдет, И грохот будней город потрясет, Но нас с тобой, быть может, уж не будет. - Чего это она привязалась к этому недоноску, - недовольно ворчит Дрейк, - а на нас никакого внимания. Но тут же умолкает, потому что мисс Грей оставляет жалкого юношу и делает несколько шагов к центру дансинга. Звучит припев: Не говори: увидимся мы завтра. Не говори: с тобой я буду завтра, И завтра поцелую я тебя. Быть может, это завтра, завтра, завтра Наступит без меня и без тебя. - В сущности, Питер, она поет для вас, - констатирует Дрейк, когда Линда исчерпывает свой репертуар. - И не смотрит в нашу сторону только потому, что не хочет меня дразнить. - Неужели это может вывести вас из равновесия? - удивляюсь я. - Представьте себе. - Но насколько я помню, именно вы настаивали на том, чтобы между мной и мисс Грей установились дружеские отношения. - Эти вещи, Питер, давно уже устарели. После нашего разговора на эту тему много воды утекло и многое изменилось. Старина Дрейк превратился в несчастного вдовца. - В несчастного вдовца? Но, если не ошибаюсь, вы же сами говорили, что в вашем возрасте женщина... - Женщина - возможно, - перебивает меня шеф. - Женщина - да. А кошка, Питер? Что вы скажете о кошке? По-вашему, прилично оставаться без кошки, когда все вокруг обзавелись кошками? - Купите настоящую, - предлагаю я, - дешевле обойдется. - Ну и что, если дешевле! - возражает Дрейк, явно недовольный моим замечанием. - У меня хватает денег, мне ни к чему подыскивать товар подешевле. К тому же, Питер, с настоящей кошкой не поболтаешь. А человеку иногда нужно с кем-нибудь поболтать. И какой смысл садиться с ней в "ягуар" и приезжать сюда, в "Еву" - ни выпить виски... ни посмотреть, как она раздевается. Настоящая кошка, по-настоящему раздетая... Представьте себе картинку? Ведь она так и просится на витрину мясной лавки! - М-да, - я сочувственно вздыхаю. - В самом деле, такие сложные проблемы нелегко решить. Он берет с подноса сигару, которые предусмотрительно принес догадливый кельнер, и перед тем, как распечатать ее, замечает: - Проблемы эти, дружище, вовсе не трудные. Труден объект. Потому что, как вы, вероятно, догадываетесь, речь идет о мисс Грей. Неожиданно резким жестом сорвав целлофан с сигары, он добавляет: - Упрямая женщина! После того как он закурил, его мысли приняли более философское направление: - Вообще-то говоря, это неплохо. Старая история, Питер. Когда что-нибудь ускользет от тебя, не дается в руки, оно становится более желанным. И потом, я люблю упрямых. Именно поэтому я люблю вас. В первый раз я приказал задать вам взбучку для пробы. Во второй раз сделал это уже из любви. Не то я бы послал вас к Марку. А у Марка не больно посвоевольничаешь. К упрямым людям у меня просто слабость, чего нельзя сказать о разных там Стентонах, хотя без них не обойдешься. Это вовсе не означает, что я рекомендую вам и в дальнейшем поступать мне наперекор. Симпатии - это одно, а дисциплина - другое, я человек долга и уважаю порядок. Он отпивает виски и погружается в свои мысли. Потом, словно вспомнив о чем-то, подзывает кельнера: - Пригласите Стентона! Стентон тут же является, и шеф приказывает ему: - Позовите мисс Грей! - Мисс Грей уже уехала, сэр... - растерянно лепечет директор. - Ну и что? Пошлите за ней! У вас, я вижу, любезный, дисциплина хромает! Стентон бросается выполнять приказ, а в это время Дрейк вполголоса исповедуется мне: - Питер, у меня такое чувство, будто я в ее власти... К худу это или к добру, не знаю, но я в ее власти... Начинается антракт, довольно нестройный гул голосов посетителей ресторана сменил гром оркестра. Я окидываю взглядом посетителей, главным образом иностранцев, только не таких, как я, потерпевших кораблекрушение и выброшенных бурей на остров Сохо, а порядочных и состоятельных людей пожилого возраста; сеансы стриптиза привлекают внимание главным образом субъектов зрелого возраста, которые выступают в роли зрителей, в то время как особы помоложе предпочитают быть действующими лицами. Шеф опять погружается в свои думы, и я без особого нетерпения жду тот момент, когда эти думы примут форму негромкого ворчания, и даже не замечаю, как Линда подходит к нашему столику. Я замечаю ее присутствие только тогда, когда над моим ухом раздается ее мелодичный сдержанный голос: - Вы меня вызывали, мистер Дрейк... - Вызывать вас?! - восклицает рыжий с наигранным возмущением. - Да разве я имею на это право, дорогая? Ведь вы не какая-нибудь там секретарша... Вы артистка, служительница муз. Питер, как звалась муза, покровительница эстрадной музыки? Он, разумеется, не надеется получить от меня информацию по данному вопросу, ему хорошо известно, что даже если такая муза и существует, то я вряд ли имею о ней какое-нибудь представление. Дрейк приглашает Линду сесть с ним рядом и, перейдя с места в карьер, заявляет: - В самом деле, я попросил Стентона, чтобы он пригласил вас посидеть с нами, разумеется, если это доставляет вам удовольствие, но Стентон - вы же знаете, как он рассеян и до какой степени голова его набита цифрами и параграфами, в ней вряд ли найдется место... Впрочем, что я, собственно, хотел сказать?.. Ах да! Стентон, представьте себе, забыл передать вам нашу вежливую просьбу... Но вы были так любезны, что согласились прийти... надеюсь, вы позволите предложить вам бокал шампанского... - Благодарю, не стоит, - отвечает Линда все тем же холодным тоном. - Я предпочла бы стакан виски... с содой, разумеется... Дополнение это совершенно уместно, потому что Дрейк потребляет шотландское виски без содовой. Шеф тут же приказывает кельнеру принести бутылку содовой, которая, как он считает, только портит стоящую вещь, а затем возвращается к своему монологу: - Мы только что обсуждали с нашим общим другом ваше великолепное исполнение... и я даже позволил себе заметить, что, по моему мнению, вы все это время пели исключительно для него, для этого счастливчика Питера! - Думаю, что я пою для всех, кто желает меня слушать, - возражает Линда. - Ну да, в таком смысле... И все же вы не можете, дорогая, обращаться ко всем одновременно... Вы мысленно выбираете себе одного слушателя и им, оказывается, предполагаю, не вон тот идиот с кислой рожей, а наш общий друг, потому что я не смею тешить себя иллюзиями, будто этим человеком могу быть я, бедный старый Дрейк... - Почему же? Если это вам доставляет удовольствие... - вяло протестует наша дама. - Иллюзии не доставляют удовольствия положительным людям, вроде меня, дорогая Линда. Для нас имеет цену только грубая реальность. Намек достаточно недвусмыслен, но Линда не обращает на него внимания, и в этом ей отчасти помогает появление кельнера с необычным для Дрейка напитком - содовой. Дрейк церемонно и вместе с тем щедро наливает виски, не обращая внимания на восклицания: "Довольно, ради бога, довольно!" и предоставляет даме возможность самой долить стакан содовой, поскольку ему эта операция совершенно не знакома. - Позавчера, Питер, - поворачивается ко мне шеф, решив временно сменить жертву, - мы с мисс Грей обсуждали небольшой семейный вопрос и почти пришли к согласию установить между нами более близкие отношения, не прибегая, однако, к услугам англиканской церкви... - Я не помню, чтобы мы принимали подобные решения, сэр, - сухо возражает Линда. - Я сказал: "почти", - уточняет Дрейк. - Думаю, однако, что вы за это время успели как следут обсудить эту проблему и это словечко "почти" можно убрать. - У меня не было времени обдумать... - признается Линда. - К тому же вы нагнали на меня такого страху, что я просто был не в состоянии всерьез подумать обо всем этом... - Но я обратил ваше внимание на некоторые опасные последствия не для того, чтобы парализовать вас, дорогая, а чтобы активизировать... - Да, но получилось наоборот. - Вы хотите сказать, что вы еще не готовы дать ответ? - Рыжий удивленно поднимает брови. - Вот именно. Линда отвечает чуть слышно, но эффект до такой степени поразителен, что за столом воцаряется ледяное молчание. - Странные существа эти женщины, Питер, - нарушает наконец затянувшееся молчание Дрейк. - Я имею в виду не всех, а только тех, кто строит из себя невесть что на том основании, что природа наделила их приятным голосом или пышной грудью. Поистине странные существа... Дрожат от страха перед неизвестностью, не отдавая себе отчета в том, что чем больше они теряют время на это дрожание, тем неотвратимее возможность превращается в реальность... - Тривиальный эффект гипноза, - бормочу я. - Ну, Питер, дорогой мой друг, какой же из меня гипнотизер! Я всего-навсего одинокий старый человек, совершенно безобидный... обратите внимание, что я безобиден до тех пор, пока меня не начнут раздражать сверх меры... Он наливает новую порцию виски и, залпом осушив стакан до половины, продолжает: - Впрочем, довольно об этом... Позвольте старине Дрейку самому решать свои проблемы... Вернемся к молодежи. В конце концов, жизнь - это молодость. Что вы скажете, Линда, если в ближайшем будущем вашим шефом станет Питер? Полагаю, это будет для вас приятным сюрпризом. В конце концов, отнюдь не плохо иметь в качестве шефа своего приятеля. Линда машинально поднимает голову и смотрит на Дрейка, как будто хочет отгадать, на что он намекает. Потом снова опускает глаза на стакан. - Должен признаться, подобная идея до сих пор не приходила мне в голову, - продолжает шеф, - но некоторые отстроумные замечания Питера, сделанные по ходу программы этим вечером, навели меня на мысль сделать его директором "Евы". С его воображением, с самобытными находками из него получится прекрасный художественный распорядитель. Самое главное, что мы ничем не рискуем. Не будет дополнительных расходов, которые иногда просто разорительны. Он, например, считает, дорогая Линда, что программу можно в корне изменить при помощи незначительных трансформаций... Она станет даже лучше... - Полноте, сэр, - осмеливаюсь прервать его словесное извержение я. - Молчите, Питер! Я отлично понимаю, что вы человек скромный, но не одобряю этого, - одергивает меня Дрейк. И, обращаясь к нашей даме, продолжает: - Он считает, дорогая, что достаточно, например, на мулатку возложить вокальную часть, а вас перевести на раздевание, как мы получим свежую, зажигательную программу... - Да, я вас поняла, - произносит Линда, изо всех сил стараясь не выдать своего волнения. - Мне не ясно только одно, почему вы не скажете прямо, что я надоела вам со своим репертуаром, а прибегаете к подобного рода... остротам. - Да что это с вами, дорогая? Неужели вы обиделись? - Шеф удивленно разводит руками. - Прежде всего, речь идет об одной невинной затее нашего любимого друга: пока еще это только проект... и потом, никто не возражает против вашего репертуара, даже Питер, который к тому же считает, что, раздеваясь, вы могли бы напевать одну из ваших песенок... Не так ли, Питер? Я не нахожу нужным отвечать ему, да и Дрейку ни к чему мой ответ, его больше интересует реакция дамы, и эта реакция не заставляет себя ждать: - Думаю, я поняла вас правильно, сэр, - произносит Линда, вставая, ей удается (по крайней мере внешне) сохранять невозмутимый вид, - можете быть совершенно спокойны: я не буду больше досаждать вам своими песенками. Она кивает нам на прощанье и уходит. - Боюсь, что мы поступили с ней не по-джентльменски, - бормочет шеф с виноватым видом. - Вышло так, будто мы ее прогнали... И, чтобы наказать себя за столь не джентльменское поведение, он выпивает виски одним духом. Потом, раздосадованный воцарившимся молчанием, рычит: - Чего вы застыли, как монумент? Не хватало еще, чтобы и вы на меня начали дуться! - Как можно, сэр. Я только не могу понять, зачем вам нужна эта женщина, раз она явно не желает ложиться с вами в постель. В конце концов, это вопрос взаимной симпатии. - Глупости. - Рыжий пренебрежительно машет рукой. - Симпатия - это роскошь, а я не привычен к роскоши, мой друг. Я когда-нибудь спрашивал у вас, нравлюсь я вам или нет? Так почему это я должен ей потакать? В конце концов, мне нужна не симпатия, а мне нужно другое, то, что, слава богу, всегда налицо. - Боюсь, что вам ничего не нужно, - осмеливаюсь возразить я, - и эта женщина тоже вам не нужна. Просто вас раздражает тот факт, что, как вы сами сказали, у соседа есть кошка, а у вас - нет. - Хотя бы и так, это не так уж мало... - ворчит Дрейк, наливая себе лошадиную дозу виски. Он собирается еще что-то сказать, но в этот момент оркестр оглушительно грохает, что знаменует начало второй части программы - ее ночной части, предназначенной для людей без предрассудков. - Следующий номер нашей программы - секс по ту сторону "железного занавеса"! - объявляет конферансье в темно-синем смокинге. - Фрейлейн Хильда, недавно покинувшая красную Германию, избравшая свободу! - О, это что-то новое! - восклицает Дрейк. - Раньше такого номера не было. Значит вы, Питер, напрасно обвиняете Стентона в отсутствии воображения. Вы просто заритесь на его место, приятель! Ему явно нравится приписывать мне собственные умозаключения, и поскольку было бы грешно лишать его этого удовольствия, я ограничиваюсь следующим замечанием: - Воображением, сэр, вероятно, обладает фрейлейн Хильда, а не Стентон. Держу пари, что она с этим своим эмигрантским номером уже несколько лет кочует по ночным клубам Сохо. - Это не имеет значения, - ворчит рыжий, устремляя свой взор на даму, уже появившуюся на дансинге. - Во всяком случае, это оригинально. Вид бездомной бродяжки весьма невзрачный. Она одета в грубую спецовку синего цвета. На голове платок. Очевидно, в Лондоне так представляют себе людей, живущих по ту сторону "железного занавеса". "Потерпевшая" оставляет возле стула свой эмигрантский чемоданчик и начинает с ходу снимать с себя свою простонародную одежду, чтобы показать, что у нее под платьем. Под платьем оказывается очень белое и очень пышное тело молодой женщины, весьма подвижной и изворотливой в демонстрации двусмысленных и откровенно бесстыдных телодвижений. Поломавшись в голом виде сколько влезет, так что зрители смогли досконально, во всех деталях, изучить ее телосложение, женщина открывает чемоданчик, и начинается стриптиз наоборот, то есть одевание. Только на этот раз она надевает на себя лучший модный наряд в самом шикарном варианте, так что по окончании процедуры перед нами предстает изысканно одетая дама - неоспоримое вещественное доказательство преимуществ западного мира. - Не дурна... - заключает рыжий, когда бедная эмигрантка направляется за кулисы, - и пышна в меру. Откровенно говоря, в ней больше секса, чем в Линде. Боюсь, мой друг, что я больше не смогу вернуться к худым... То ли это пресыщение... то ли ностальгия... Она мне напоминает Бренду... Он делает знак Стентону, который как раз в это время проходит мимо нашего столика: - Будьте любезны, дорогой, пригласите эмигрантку за наш столик... - Эмигрантку, сэр? Да она за всю свою жизнь ни разу не выезжала из Лондона! - Тем лучше. Значит, не потребуется переводчик. Повернувшись ко мне, Дрейк поясняет: - Я это делаю главным образом в ваших интересах. В конце концов, она ведь бедная горемыка вроде вас, или же играющая такую роль, что, в сущности, одно и то же. - Вы напрасно утруждаете себя, сэр. - Ах да, я совсем забыл, что у вас есть Линда. Ну что ж, пусть эта белотелая красотка достанется старине Дрейку... Дрейк не гордый... Его могут удовлетворить и остатки былой роскоши... - Думаю, сэр, у вас нет недостатка в выборе. - И я так думал, дружище. Пока не убедился, что богатый выбор скорее усложняет, чем облегчает жизнь. По-видимому, у меня уже сложились навыки женатого человека. Терпеть не могу приручать новых кошечек для того, чтобы потом выгонять их из дому. Терпеть не могу их менять. Новая, поскольку она новая, всегда чего-то ждет от тебя... Не только денег... Ей не терпится узнать, что ты с ней будешь делать. А самой и в голову не приходит, что, может быть, ты настроен совсем на другую волну... Нет, нет, новые меня раздражают... Но поскольку эта дама эмигрантка, я готов предпринять последнюю попытку... Эмигрантка не заставляет себя долго ждать, она появляется за нашим столиком, вызывающая, одетая по последней западной моде (ее туалет как нельзя лучше будет соответствовать кабинету шефа). Костюм дамы в меру тесен, чтобы подчеркнуть и без того соблазнительные формы. - Ах, я искренне польщена вашим вниманием, мистер Дрейк, - щебечет она на своем родном лондонском диалекте, грациозно подавая полную белую руку сначала шефу, а потом мне. - Увы, вы пьете шотландское... - А вы бы предпочли?.. - спрашивает рыжий, приглашая ее сесть рядом. - Шампанское, разумеется. Крепкие напитки старят, да будет вам известно... - Шампанское? А какое количество вас удовлетворит? Бутылка? Две? Три? Дама пожимает полными плечами. - Можно и больше, разумеется, если я получу полагающийся процент. - Процент? - Дрейк таращит голубые глазки. - Вы слышите, Питер? Она желает не только угощаться шампанским своего шефа, но и получить за это процент... Ну, знаете... Это просто... И он закатывается хриплым смехом, причем так, что на глазах выступают слезы. Я никогда еще не видел его в таком состоянии. - Нет, это просто... Это в самом деле переходит все границы, - выдавливает из себя шеф, обуздав наконец обуявший его приступ веселья. - Мне очень приятно, что я смогла вас развеселить, сэр, - произносит бедное создание, бросая на меня удивленный взгляд, словно хочет спросить: "Он что - в своем уме?" - Да, да, но я просто остался без сил, дорогая Хильда... Ах... Закажите, Питер, бутылку шампанского... Нет, это в самом деле... Видя, что шампанское все же подают, дама кладет ногу на ногу, что требует известной ловкости, учитывая узость ее юбки и полноту бедер, и непринужденно берет сигарету из пачки, которую я ей протягиваю. - Не думала, что вы такой весельчак, мистер Дрейк, - говорит она. - Мне говорили о вас другое. - Что же именно, дитя мое? - любопытствует шеф, принимая дежурный лениво-добродушный вид. - Не очень лестное, сэр... Вы же знаете, досужие языки... - Конечно, конечно, - кивает головой рыжий. - Не удивительно, что я тоже слышал о вас кое-что... - Вот как? - Дама выпячивает свой могучий бюст. - Что же именно вы слышали? - Во-первых, что вы вовсе не эмигрантка... - О, всего-то... - мисс Хильда делает небрежный жест рукой, показывая, что не намерена заниматься такими пустяками. Вообще говоря, в ней ощущается некая широта души, а круглое белое лицо выказывет добродушный нрав, причем добродушие у нее натуральное, не то что у Дрейка. Судя по первому впечатлению, пышнотелую Хильду следует отнести скорее к категории женщин типа Дорис, чем таких кобр, как Бренда. - Как видите, дружище, Сохо переживает упадок нравов, - обращается ко мне Дрейк, когда после очередного потрясающего номера в зале воцаряется относительная тишина. - Наша Хильда, вместо того чтобы быть польщенной вниманием шефа, заводит речь о процентах... - Но я на самом деле польщена, сэр... - лепечет дама, осушая третий бокал шампанского. - Вы просто меня не поняли... - Ладно, ладно, - бормочет рыжий, - у нас будет предостаточно времени, чтобы установить взаимопонимание. Потом оборачивается ко мне и говорит: - Да, дружище, Сохо в самом деле деградирует. Нет уже былой железной дисциплины... Где она, прежняя высокая мораль?.. Да чему тут удивляться, если все Объединенное королевство переживает упадок. Ведь в конце концов, что мы такое, как не частица Объединенного королевства? Не так ли, Питер? Прежде молодежь уезжала в колонии учиться делать бизнес и совершать героические поступки... А сейчас?.. Сейчас молодые становятся наркоманами или экстремистами... Потому что у нас нет сильной руки, Питер... Потому что наша политика не может родить того, кого родил наш родной Сохо, человека высокого долга и строгих принципов - вашего старого приятеля Дрейка... В эту минуту раздается гром оркестра и, лишенный возможности продолжать разглагольствования, шеф апатично переводит взгляд на дансинг, где, если верить конферансье, в данный момент должна появиться пламенная и неукротимая мисс Богзнаеткто. То ли вышеупомянутая мисс сумела распалить воображение старого Дрейка, то ли, наоборот, навеяла на него сонливость, но как только кончился номер, он, отечески потрепав бедную эмигрантку по плечу, сказал: - Пошли, дитя мое... Дома, если мне не изменяет память, тоже найдется шампанское... На что-нибудь другое лучше не рассчитывайте, но шампанское найдется... Чтобы сдержать данное Линде обещание, я постарался в этот ранний утренний час покинуть дорогую сердцу Дрейк-стрит и поискать себе пристанище подальше от нее, в квартале Ковент-гарден, конкретнее - в квартире мисс Грей. Уже светает, и площадь, где братски сожительствуют Королевская опера и цветочные ряды, еще пуста, если не считать стоящего на углу полицейского в темном шлеме, который бросает на меня беглый взгляд, чтобы определить степень опьянения. Я не пьян, а если и пьян, то не от виски, а от бесконечных монологов Дрейка, за которыми нужно следить очень внимательно, несмотря на всю их монотонность, чтобы не упустить в потоке обильного пустословия какой-нибудь намек, заслуживающий серьезного внимания. - Похоже, вы просто без ума от этого человека, - говорит Линда, открывая мне дверь. - Я начинаю подозревать в вас мазохиста. - Мазохиста? - переспрашиваю я, входя в теплое, уютное помещение и ступая по белым шкурам, которыми устлан пол. - Я такая же жертва, как и вы. Но отнюдь не мазохист... - В таком случае не остается ничего другого, как предположить, что у вас железные нервы. - Нервы, дорогая, вещь стоящая. Во всяком случае, когда хочешь уцелеть. Должен вам сказать, что накануне вечером вы вели себя очень неразумно, я бы сказал даже - опасно неразумно. - А что мне оставалось делать? Упасть к его ногам? - Тянуть с ответом, как я вам советовал. Тянуть и тянуть. - Это можно делать день или два. - Два - так два. В общем, пока есть возможность. - Но он ведь не оставил бы меня в покое, вы сами это знаете. Он так вцеплся в меня... - Наоборот. Я думаю, что он вас уже оставил... "Вернее, предоставил Марку", - следовало бы добавить мне для большей точности. Но надо щадить даму, особенно если учесть, что нервы у нее далеко не железные. - Что означает этот намек? Что вы имеете в виду? - с тревогой спрашивает Линда. - Он сумел найти подругу в его вкусе. Ту, новенькую, Хильду. - Завтра же пойду искать работу... Подальше от "Евы", - заявляет несколько успокоенная моим сообщением мисс Грей. - Вот так бы и давно, - говорю я. Какой смысл ее тревожить? Одна спокойная ночь тоже кое-что стоит. Правда, ночи этой, можно сказать, грош цена, потому что она уже прошла. Просыпаемся, как обычно, после обеда. Линда идет на кухню приготовить завтрак, а я отдергиваю занавески, чтобы посмотреть, какая погода, идет дождь или нет. Как и следовало ожидать, идет дождь. Мрачно и неприветливо. Вид мокрой улицы нагоняет на меня тоску, а я перевожу глаза на светлые стены комнаты. И вдруг на фоне этих светлых стен ясно вижу черный мужской силуэт. Марк проник в квартиру каким-то таинственным образом совершенно бесшумно. Наверное, так же бесшумно и таинственно в дом входит смерть. Встав своими грязными ботинками на белоснежную шкуру у двери, он стоит неподвижно в мокром черном плаще и черной шляпе, с полей которой стекает вода. Мрачную картину дополняет черный пистолет, на дуло которого надет заглушитель. - Где она? - спрашивает Марк осипшим глухим голосом, который я слышу впервые. - Полегче, Марк, - осаживаю я его, - разбудишь соседей. - Где она? - повторяет черный человек. И тут, словно в ответ на его вопрос, из кухни выходит Линда и застывает на месте. - Я не согласен, чтобы ты делал свое черное дело при мне, - говорю я. - Это не для моих нервов. - Раз так - испаряйтесь, - цедит сквозь зубы незваный гость. - Вы мне без надобности. Мне нужна она. Я направляюсь к двери, делая вид, что не замечаю взгляда Линды, взгляда, в котором мольбу сменяет презрение. Поравнявшись с черным человеком, я бросаюсь на него и со страшной силой заворачиваю правую руку убийцы за спину. Отчаянный хруст суставов. Правя рука роняет пистолет и бессильно повисает. Лицо Марка белеет от боли, но он не издает ни звука: чрезвычайный полномочный посол явно считает, что кричать ему не к лицу. Освободив одну из рук, я наношу ему удар в солнечное сплетение, от которого он отлетает в другой угол комнаты. Тем самым я рассеиваю один из мифов. Страшилище оказывается хрупким, как фарфоровя безделушка. Просто никто не догадался или не сумел приблизиться к нему на дистанцию кулачного удара. Секрет его могущества - в черном пистолете. - Не стойте, как лунатичка, - ворчу я на даму, - принесите перевязочный материал. Линда бежит на кухню и возвращается с бельевой веревкой. - Ох, Питер, - виновато лепечет она, - а ведь я-то думала, что вы последний подлец. - Не стоит ворошить прошлое, - советую я ей, - снимите-ка лучше покрывало вон с того кресла. Я усаживаю Марка в вышеупомянутое кресло. Несмотря на хрупкость, он делает попытки вырваться, и я вынужден двинуть его кулаком по голове, чтобы он не трепыхался, пока я не прикручу его веревкой к креслу и не заткну рот платком. Запеленав его так, чтобы он не мог вытащить кляп, я говорю Линде: - Вы, кажется, совсем забыли о завтраке... - О Питер, - произносит она своим мягким голосом, - я все еще не могу поверить, что вы спасли меня от смерти. Господи, ну как я могла подумать, что вы подлец. - Хуже Дрейка? - Дрейк не подлец, - возражает Линда. - Дрейк - чудовище. Сам того не желая, я напоминаю ей о старом греховоднике, и нет ничего удивительного, что она спрашивает: - А теперь, Питер? Что нам делать теперь? - Завтракать, - отвечаю я. - Что же еще? Позвольте обратить ваше внимание на то, что вода для кофе давно уже вскипела. 11 Что же нам теперь делать? Этот вопрос мисс Грей и впрямь не лишен основания. Он возник во всей своей остроте уже за завтраком. Потому что если в данный момент Марк обезврежен, это ни в коем случае не распространяется на его шефа. И вполне естественно, что продолжительное отсутствие посланника смерти возбудит подозрение у Дрейка, а подозрения приведут к проверке. - Вы должны немедленно оставить эту квартиру и переселиться в другое место, - говорю я Линде, которую, несмотря на дождь, заставляю выйти со мной на минутку на улицу. Микрофон, очевидно, еще включен. - В какое другое место? И что значит немедленно? А вещи? К тому же я еще не заплатила за квартиру. - Это все мелочи. Сейчас самое важное - найти место, где вы могли бы пожить известное время. Учтите, что снимать номер в гостинице не рекомендуется. Подумав некоторое время, она начинает вслух перечислять подруг своего детства, чьи следы еще не совсем затерялись. Наш выбор падает на одну молодую даму, работающую в архитектурном бюро и живущую в Челси. Мы бежим под проливным дождем к ближайшей будке телефона-автомата. Архитекторша отсутствует по болезни, но зато мы узнаем номер ее домашнего телефона, так что Линде все-таки удается связаться с ней, и поскольку в этот понедельник нам сопутствует удача, Линда быстро улаживает свой квартирный вопрос. Мы снова поднимаемся в ее комнату, и пока мисс Грей на скорую дорогу упаковывает свои вещи, я на всякий случай перетаскиваю Марка вместе с креслом, к которому он прикручен, в чулан и поворачиваю ключ. Еще немного - и мы уже мчимся в поезде метро по направлению к Челси, поскольку в этом городе с его чертовски перегруженным транспортом, метро в любом случае - самый быстрый способ передвижения, особенно когда, желая исчезнуть бесследно, не можешь взять такси. Оказывается, приятельница Линды отнюдь не на смертном одре, у нее всего-навсего невинная простуда, больная сама открывает нам дверь. После чего следуют неизбежные в таких случаях радостные восклицания и обмен репликами, которые я воздержусь воспроизводить, поскольку, прежде чем они кончились, мне пришлось тронуться в обратный путь. Снова спускаюсь в подземку, пропахшую застоявшимся табачным дымом и лондонским туманом, нахожу свободную телефонную кабину и набираю номер: - Мистер Мортон?.. Это я, Питер... - А-а, Питер... - слышу в трубке спокойный низкий голос без нотки удивления или удовольствия. - Я хотел бы встретиться с вами на несколько минут. И если можно - сейчас же. - Так спешно? - Да, спешно, мистер Мортон. - Ну, тогда приезжайте. Что я и делаю, хотя и не столь стремительно, поскольку логика подземного маршрута требует пересадки с одной линии метро на другую. Так или иначе, но в тот час, когда все те, кому не надо заботиться о куске хлеба, забываются в послеобеденной дремоте, я звоню в дверь американца и несколько секунд спустя оказываюсь нос к носу с гориллой, одетой в полосатый жилет. Домашнее животное, очевидно, информировано о моем визите, поэтому без лишних расспросов проводит меня в коридор, а оттуда в известный уже нам кабинет. - Мне очень жаль, что я вынужден нарушить ваш послеобеденный отдых, но с некоторых пор события развиваются стремительными темпами, о чем я должен вас информировать. - Хорошо, хорошо, - спокойно, чтобы не сказать полусонно, кивает Мортон, который, как я и ожидал, возлежит на диване, а не сидит за письменным столом. - Оставьте этот официальный тон, садитесь и рассказывайте. Рассказ свой я начинаю с конца, то есть с попытки покушения на Линду в ее квартире и участи Марка. - Это, если не ошибаюсь, тот самый человек, который ликвидировал Ларкина? - спрашивает хозяин дома. - Совершенно верно. - В таком случае можете быть спокойны: мы немедленно позаботимся о нем. Напишите на листке точный адрес. Исполняю все в точности. Хозяин берет листок бумаги и, приоткрыв дверь, передает его лакею, что-то шепнув. - Считайте, что этот вопрос улажен и продолжайте дальше, - басит Мортон и, прежде чем снова устроиться на диване, берет сигару из коробки, стоящей на столике. Возвращаюсь к событиям, происшедшим немного раньше, точнее, вечером предыдущего дня. - Вчера Дрейк велел мне написать открытки, что я и сделал. - Содержание? - "Фрина", 23 октября, Варна. - Количество? - Пятнадцать килограммов героина. Мортон слегка присвистнул от удивления, эта неожиданность явно обрадовала его. - Значит, старый дурак наконец-то преодолел свою нерешительность?! - Он считает, что нужно на полную катушку использовать этот канал, пока не вмешалось ЦРУ. - Да, вечная история: люди догадываются, что надо спешить, когда уже поздно. - После этой посылки Дрейк проектирует продолжительную паузу. - Это уже проекты на пребывание в потустороннем мире. - Мортон небрежно машет рукой. - Вы лучше скажите, когда приблизительно можно ожидать прибытия партии героина в Вену. - Приблизительно через две недели. А может быть, даже немного раньше. Это зависит от маршрута баржи. У меня такое ощущение, что, получив из моих куцых фраз необходимую информацию, он может меня тут же ликвидировать, ничего от этого не теряя. О прибытии товара Вена будет своевременно уведомлена, и точно так же своевременно Вена по телеграфу проинформирует Дрейка или того, кто его заменит. С этого момента дальше все будет идти и без помощи Питера, так что Питера можно отправить на тот свет. Тем более что Дрейку и там будет нужен секретарь. - Думаю, что все в порядке, - доносится до моих ушей бас хозяина квартиры. Он блаженнно посасывает сигару и рассеянно созерцает большое зеркало с зеленоватым отливом, висящее над камином. Я не удивлюсь, если окажется, что в данный момент решается моя судьба. - Так это или не так, покажет время, - вставляю я осторожно. - Что вы имеете в виду? - Я имею в виду, что у Дрейка это преодоление нерешительности, как вы изволили выразиться, граничит с легкомыслием. - А что мы теряет от его легкомыслия? - с недоумением поворачивается ко мне Мортон. - Ровно ничего, кроме того, что посылка может не прибыть по месту назначения. - Почему? Да говорите же! Не вынуждайте меня прибегать к допросу. - "Фрина", мистер Мортон, всего-навсего небольшая греческая фелюга, в корпусе которой очень трудно скрыть товар. К тому же, как на грех, на этот раз вес товара очень внушителен. Ведь пятнадцать килограммов героина, как бы ни были они тщательно спрессованы, совсем не безделка. Поэтому ничего удивительного, если пограничники наложат лапу на товар, прежде чем мои люди получат его в руки. - Разве Дрейк не учел все это? - Да он же ничего не смыслит в кораблях... Он знает только одно: надо спешить. И спешит. - А почему вы его не разубедили? - Потому что вы тоже спешите. Указания, которые вы мне дали, были составлены в этом же духе: действовать без проволочек. - Формально вы правы, - рычит Мортон, - но только формально. Поскольку мы имеем в виду разумные действия, а не действия, ведущие к провалу. - Я вовсе не думаю, что нам грозит провал. Операция имеет немало шансов на успех. Просто я считаю своим долгом уведомить вас о рискованности предприятия. - Разумеется, разумеется, - произносит хозяин уже миролюбивым тоном и снова погружает взор в зеленоватый омут, висящий на стене. Он некоторое время молча курит. Потом, как будто вспомнив о моем присутствии, спрашивает: - Скажите, мистер Питер, в случае провала теперешней операции вы смогли бы подготовить новую? - Естественно. - И она будет более тщательно подготовлена? - Естественно. В моем распоряжении - сеть агентов, и в случае необходимости она всегда может быть восстановлена. Я располагаю адресами, я даю пароль, рассылаю указания. От вас требуется только доставить товар до болгарского пункта и получить его в Вене. - А их точные адреса? Пароль? - с дружеской непринужденностью спрашивает Мортон. - А каким образом вы намерены меня ликвидировать? - интересуюсь я столь же непринужденно. - При помощи пистолета или холодного оружия? - Вы и в самом деле излишне недоверчивы, мистер Питер, - с легким вздохом произносит хозяин. - Не отрицаю, что в некоторых случаях известная доза недоверия может быть полезна. Но ваша доза выходит за границы разумного. Я, кажется, вам объяснил, что в данный момент вы держите приемный экзамен. Я бы даже сказал, что у вас все шансы его выдержать успешно. И в случае успешного решения задачи я сдержу свое обещание: возьму вас на постоянную и ответственную работу. Как всякий институт, мы также нуждаемся в хороших сотрудниках, мистер Питер. Неужели вы думаете, будто мы настолько глупы, чтобы использовать человека однократно, тогда как он может служить нам долгие годы? - Мне хотелось бы верить вам, - произношу я кротко, - но для того, чтобы я уверился окончательно, требуется ваша помощь. Раз у вас возникло намерение использовать меня продолжительное время, почему вы настаиваете на том, чтобы я немедленно выдал вам всю информацию, хранящуюся в моей голове, включая и такие мелочи, как адреса и пароли? - Хорошо, - говорит хозяин дома, снисходительно помахивая своей сигарой, - я не настаиваю. В данный момент эти детали нам действительно не нужны. Держите их при себе в качестве небольшой гарантии, что мы не захотим от вас избавиться. - Даже если вы и намереваетесь это сделать, предполагаю, что Дрейк вас предвосхитит. - Не бойтесь, - рыкает хозяин. - Дрейку вряд ли удастся вас убить. По той простой причине, что ему не хватит на это времени. Главное, что в данный момент от вас требуется и что предохранит вас от всякой опасности, это - держаться подальше от Сохо и не возвращаться туда. Ждите особого распоряжения, и я гарантирую вам долгую жизнь... Во всяком случае, более продолжительную, чем жизнь вашего бывшего шефа. "Держитесь как можно дальше от Дрейк-стрит". Голос Мортона, кроме всего прочего, - это голос разумной предосторожности. Но что поделаешь, когда я иногда слышу и другие голоса. Словом, как раз тогда, когда я должен был бы находиться как можно дальше от Дрейк-стрит, меня понесло именно на эту мрачную улицу, особенно мрачную в этот дождливый понедельник после обеда, когда начинают сгущаться сумерки. И не только на улицу, но даже в темный подъезд главной квартиры. - А, Питер! - приветливо встречает меня шеф, поднимаясь из-за стола, чтобы приблизиться ко мне или, скорее, к подвижному бару. - А я как раз думал послать за вами Ала. Соскучился по вас, приятель. Садитесь. Он тянется к четырехугольной коричневой бутылке и наливает себе приличную порцию, к которой добавляет два кубика льда. Отхлебывает глоток, потом вскидывает на меня свои маленькие испытующие голубые глазки и спрашивает: - Как себя чувствует мисс Грей? Надеюсь, она не очень огорчена вчерашним скандальчиком. - Понятия не имею. - Неужели вы не потрудились ее навестить после того, как расстались? - Да, но она еще спала. И я удовлетворился тем, что последовал ее примеру. А этим утром улизнул из дома очень рано. - Вы поступили, Питер, не по-джентельменски, явно не по-джентельменски, - укоризненно покачивет головой Дрейк. - Бывают моменты, когда слабую беззащитную женщину не следует оставлять одну. - Из меня вышла бы плохая нянька, сэр. - У меня тоже нет таких способностей, дружище. Но все же этой ночью я уделил известное время фрейлейн Хильде... Он выпивает еще глоток виски, потом опускается в кресло напротив меня и говорит: - Да, я потерял известное количество времени. И должен вам заметить, что не жалею об этом. Эта Хильда, хотя и не столь высокого мнения о себе, как ваша Линда, все же оказалась довольно породистой кошечкой... она вполне удовлетворительна для такого старого и одинокого человека, как я... Вообще говоря, Питер, это вопрос самонастройки, и в конечном счете разница между той или иной женщиной, если она вообще существует, очень незначительна. Женщины как виски. Ты внушил себе, что больше всего тебе нравится "Баллантайн", но если бываешь вынужден перейти на "Джонни Уокер", то очень скоро убеждаешься, что оно нисколько не хуже. Покончив таким образом с женским вопросом, шеф снова бросает на меня испытующий взгляд и неожиданно, вне всякой связи с этой темой, спрашивает: - Вы случайно не видели где-нибудь поблизости Марка? - Не имел счастья, - отвечаю я. И в свою очередь задаю вопрос: - Надеюсь, что ассоциация между мною и Марком - это вопрос чистой случайности? - Чистая случайность, Питер, - успокаивает меня, Дрейк. - Ведь я же вам сказал: вы мне еще нужны. Он протягивает руку к стакану, но, обнаружив, что он почти пуст, немедленно восстанавливает дозу и, разумеется, пробует ее на вкус. - Что вас привело ко мне, Питер? Что-нибудь особенное? - Я хотел спросить вас, как обстоит дело с моим вознаграждением. Я все еще не получил своих двух процентов, мистер Дрейк. - Да, в самом деле, - соглашается рыжий, - но почему вам потребовались деньги именно сегодня? Не находите ли вы, что мой сейф - более надежное место, чем ваш карман? Вы знаете, что значит Сохо, дружище. Как только разнюхают, что вы разгуливаете с крупной суммой в бумажнике, вас немедленно прикончат. Он замолкает и смотрит на меня в упор: - Или вы намерены с нами расстаться? - Мне некуда идти, cэр. Если не считать, конечно, то тихое, но скорбное место, куда в один прекрасный день вам придет в голову меня отправить. - Я уже сказал, что вы мне нужны. - Я думал над этим вопросом. Как раз нынче утром. И, должен вам признаться, пришел к совсем противоположному выводу. Как только вы убедитесь, что товар прибыл по месту назначения, канал перестанет вас интересовать. Впрочем, как и я. И вы или уберете меня, или же бросите на произвол судьбы. Второе весьма сомнительно. - О Питер! Сегодня вы очень пессимистично настроены. Думаю, это от погоды. Эта мрачная погода даже на меня действует угнетающе. - Я знаю, что вы достаточно уважаете деньги, что безболезненно расстаться с теми пятью тысячами фунтов стерлингов, которые полагаются мне, - продолжаю я. - Поэтому в качестве небольшой компенсации предлагаю вам следующую сделку: задержите эти деньги у себя, а мне верните компрометирующие документы, которые хранятся в вашем сейфе, то есть снимки и рукописи моего доклада о канале. Эти документы и без того вам не нужны, поскольку и я сам вам больше не нужен. - Предложение ваше весьма заманчиво, - соглашается рыжий, - но я был всегда устойчив к искушениям, мой друг. И невинные материалы, которые вы имеете в виду, будут находиться здесь, в моем сейфе, до тех пор, пока и вы находитесь на этом свете. Что же касается денег, то вы не беспокойтесь: вы их получите, хотя и несколько позже. Я вообще намерен рассчитаться с вами целиком и полностью. - Послав Марка свести со мной счеты. - Вы оскорбляете меня вашей подозрительностью, - ворчит шеф, встав с кресла и направляясь к письменному столу. Но по дороге внезапно останавливается, словно вспомнив о чем-то, и бормочет себе под нос: - Но где же он запропастился, этот Марк? - Я не удивился бы, узнав, что вы послали его навестить Линду. Он некоторое время рассеянно смотрит на меня, словно обдумывает мою гипотезу. - В сущности, вы не так далеки от истины, Питер. Я на самом деле послал его к мисс Грей, хотя вовсе не за тем, что вы вообразили себе с присущей вам мнительностью. Я просто послал его за ней. И поскольку он очень задержался, мне пришлось послать ему вдогонку Боба узнать, что там стряслось. И представьте себе, оказывается, в квартире он не обнаружил никаких следов ни Марка, ни мисс Грей. - И даже следов крови? - Боюсь, что у нас стали твориться странные вещи, - вздыхает Дрейк, пропуская мимо ушей мое замечание. - Вы имеете в виду ЦРУ? - Я не знаю, что вы имеете в виду, Питер. Для чего ваша Линда понадобилась ЦРУ? И поскольку голубые глазки смотрят на меня с неприятной настойчивостью, я вынужден подсказать ему: - Относительно Линды вы правы, но, возможно, ЦРУ нужен Марк. Если не ошибаюсь, именно Марк убрал Ларкина. - А откуда ЦРУ известно, кто кого убрал, мой друг? - Весь свет знает, каковы функции Марка на этой улице. - Да, вы правы, - кивает головой рыжий. - И, возможно, вы в самом деле непричастны к этим нелепым исчезновениям. Хотя сам факт все же следует проверить. Дрейк направляется к письменному столу, и я отлично понимаю, что, если он дойдет до него, ему ничего не будет стоит нажать кнопку секретного звонка. Поэтому я выхватываю из внутреннего кармана пистолет и командую: - Ни с места, Дрейк, если не хотите, чтобы я размозжил вашу голову! Повернитесь ко мне и - руки вверх! Шеф лениво поворачивается ко мне и так же не спеша выполняет мою команду. По его лицу видно, что он потрясен. - Питер, Питер! До чего я дожил?! Я делаю несколько шагов к двери, не спуская с него глаз, и задвигаю увесистый засов. Потом подхожу к рыжему, ощупываю его со всех сторон на всякий случай и вытаскиваю из заднего кармана его брюк миниатюрный браунинг. Что же касается интересующего меня ключа, то он торчит в самом сейфе. Открываю дверцу и, одной рукой сжимая рукоять пистолета, направленного Дрейку в живот, другой исследуя содержимое сейфа, пока не натыкаюсь на интересующие меня материалы: снимки, негативы и собственноручно написанный мною доклад. И, чтобы не обременять свое сознание этой скромной документацией, бросаю ее в пылающий камин. - Все было бы прекрасно, если бы вы могли ликвидировать таким же образом и себя, - замечает шеф, следя за игрой языков пламени. - Только вы едва ли решитесь на это, так что и в этом случае мне придется вам помочь. - Вы даже не смогли оценить должным образом моего жеста: я не притронулся к вашим деньгам... - Настоящая деталь не меняет характера вашего поступка. Это же форменный грабеж, приятель. А на острове каждое ограбление наказывается со всей строгостью закона. И особенно здесь, в Сохо. - Боюсь, что Марк больше никогда не будет готов к вашим услугам. По технической причине. - Это вы его ликвидировали, Питер? - бросил на меня гневный взгляд Дрейк. - Для любого дела найдутся подходящие люди, - отвечаю я туманно. - Действительно. Люди найдутся и для вас. - А вы о себе не подумали? - задаю я вопрос, вороша каминными щипцами обгоревшие остатки документов. - Вы конченый человек, мистер Дрейк. Несмотря на всю вашу опытность, вы не смогли усвоить одно элементарное правило, согласно которому мелкий гангстер должен знать свое место и не тягаться с особами поважнее его... Обрываю свое нравоучение, уловив быстрое движение Дрейка. Воспользовавшись тем, что я переключил свое внимание на манипуляции с каминными щипцами, он не упускает возможности нажать на кнопку звонка, монтированного в край стола. В ответ на эту вольность и, чтобы пресечь ее повторение, я прицеливаюсь и попадаю в него, правда не из пистолета, а кулаком. Рыжий валится на ковер и застывает в неподвижности. Поздно. Кто-то с силой нажимает на ручку двери, я уверен, что это Ал, возможно, в компании с Бобом. Наконец ручку оставляют в покое, чтобы обрушить на дверь град ударов, намереваясь в конечном счете ее одолеть. Я бросаюсь к одному из двух окон. Давно уже пора узнать, что же в конце концов скрывается за этими вечно задернутыми шторами. Оказывается, они скрывают унылый, уже окрашенный в темные тона пейзаж заднего двора. Открываю или, точнее, поднимаю окно, потому что в старых лондонских домах рамы поднимаются вверх, как в старых железнодорожных вагонах. Расстояние от окна до земли, вероятно, около четырех метров и, поскольку двор выложен плитами, то этого вполне достаточно, чтобы сломать себе ногу, но в моем распоряжении оказывается водосточная труба и я, недолго думая, хватаюсь за нее и начинаю спускаться вниз, пока не чувствую под ногами землю. Маленькая дверца ведет в подвальное помещение, а оттуда, вероятно, выход на Дрейк-стрит, но в данный момент Дрейк-стрит меня особенно не интересует, я иду на риск и, перебравшись через каменную ограду, оказываюсь в соседнем дворе, а потом через узкий проход выскальзываю на улицу, параллельную Дрейк-стрит. "Прощай, Сохо!" - говорю я про себя, выходя на Пикадилли и растворяясь в многоцветном неоновом разгуле лондонского вечера. Заскочив в первую попавшуюся телефонную будку, набираю номер Линды. - Вероятно, два или три дня нам не следует встречаться, - сообщаю ей я. - Не беспокойтесь и не выходите из дому, пока я вам не позвоню. Вообще, развлекайтесь воспоминаниями о своем детстве: "А помнишь, дорогая..." - Воспоминания уже исчерпаны, - слышу я голос Линды. - Теперь смотрим телевизор... Выхожу из телефонной будки с настойчивой мыслью о том, как найти гостиницу, которая находилась бы как можно дальше от центра. Наконец решаю, что гостиница в Лондоне - это в любом случае рискованно, и из поезда метро отправляюсь на вокзал. Там я покупаю билет до Оксфорда. Может, потому что мне вспомнился один давний разговор с Линдой. Поезд отправляется через четверть часа, я выхожу на перрон и уже намереваюсь войти в вагон, как вдруг чувствую у себя на плече чью-то руку. - Куда? - дружеским тоном спрашивает горилла, возникшая у меня за спиной. К счастью, эта горилла не Ал и не другой такой же зверь, отзывающийся на кличку Боб. Это одна из горилл Мортона, и одному только богу известно, как она меня унюхала. Вероятно, сторожила на улице, ведущей из Сохо на Пикадилли. - Хочу прокатиться до Оксфорда. Говорят, там шикарный университет. - А, вы проявляете заботу о своем образовании... - рычит горилла. - Не лучше ли вам сперва позаботиться о собственном здоровье? И, чтобы продемонстрировать крайнюю необходимость в этом, горилла упирает мне в пах дуло своего пистолета, спрятанного в кармане плаща. Мне следовало бы объяснить, что именно забота о здоровье ведет меня в старый Оксфорд, но какой смысл ждать сочувствия со стороны животного, даже если оно в результате тысячелетней эволюции прошло полдороги от обезьяны до человека. - Вы меня проткнете, - говорю я. - К тому же я боюсь щекотки. И какого черта вы ко мне прилипли? - Объяснения потом, - рычит горилла. - А сейчас следуйте к выходу. Идем к выходу. Но в тот момент, когда мы, оставив бетонную ленту перрона, вступаем в суматоху зала для пассажиров, я резко кидаюсь в сторону и бегу через толпу, невольно разбрасывая мирных граждан в стороны. Мне удается мгновенно проскользнуть в дверь, ведущую к стоянке такси. Там я вскакиваю в первую машину, стоящую в голове колонны такси, поджидающих клиентов, и бросаю: - Королевская больница! И как можно быстрее, пожалуйста. Таксист - из той породы невозмутимых флегматиков, которыми трудно командовать, но, услышав слово "больница", он поворачивает ключ и дает газ. Я оглядываюсь, хочу убедиться, что горилла потеряла мой след, и в эту минуту слышу голос человека за рулем: - Вы уверены, сэр, что вас пропустят в это время? - Надеюсь, - отвечаю я, - случай из ряда вон выходящий! Сказанное действительно верно. Я не мог допустить, что Мортон так быстро организует слежку за мной, но раз этот факт установлен, мне необходимо хотя бы на короткое время оторваться от своих преследователей и заняться решением задачи, которую я, возможно, позднее не буду в состоянии решить. Я отпускаю такси у входа в больничный парк и отправляюсь пешком в обратном направлении, пока передо мной не появляется сверкающая зеленым неоном вывеска небольшой гостиницы. Сняв номер на одну ночь, я заказываю кофе и поднимаюсь к себе. В ящике письменного стола, как я и предполагал, лежат листы бумаги с бланком заведения и конверты. Я сажусь за стол и принимаюсь за письменную работу. Центр, естественно, узнает о прибытии товара из самих почтовых открыток. Но я должен дать информацию о всех подробностях этой операции, о разговорах с Дрейком и Мортоном и о положении, в которое я попал и которое, вероятно, лишит меня возможности отправлять новые послания. В сущности, одного лаконичного SOS было бы вполне достаточно, чтобы освободить меня от необходимости излагать факты по последнему параграфу, но я не охотник до драматических финалов. Когда я заканчиваю свое домашнее задание и допиваю четвертую чашку кофе, которое мне подает хозяйский сын, стрелка часов уже минует цифру десять. Заклеив конверт, я сую его в карман и спускаюсь вниз. Плачу по счету вперед, объяснив это тем, что я съезжаю очень рано утром, и прошу вызвать такси. Такси меня довозит до того самого квартала, где сегодня начался мой рабочий день. Я отпускаю такси на перекрестке и проделываю несколько сот метров пешком, пока не оказываюсь на соответствующей улочке перед соответствующим домом, в почтовый ящик которого я в первый и последний раз опускаю конверт, содержимое которого и с виду, и по объему отличается от жалких рекламных листовок. В нем лежит мой заключительный доклад. Или, если хотите, мое прощальное послание. В сущности, моя миссия окончена. Остается одна последняя задача, касающаяся прежде всего самого меня. Пора уже исчезать. Но куда и как? Моя виза давно просрочена, и Дрейк не соблаговолил ее продлить под тем предлогом, что, пока я нахожусь у него на службе, мне ничто не грозит. Вернуться к любезной Дорис сейчас невозможно. Пересечь границу без визы с таким паспортом - немыслимо. А скрыться в каком-нибудь отдаленном предместье означает рано или поздно оказаться в лапах полиции. При других обстоятельствах оказаться в лапах полиции был бы не самый скверный вариант. Потаскают по разным полицейским участкам, пока власти не примут решение выслать меня из страны. Но у ЦРУ длинные руки, и теперь, когда я в течении многих вещей, Мортон не позволит мне улизнуть у него из-под носа. И хотя я и уничтожил некоторые документы из архива Дрейка, найдется более чем достаточно фактов и свидетелей, которые подтвердят мои связи с этим гангстером и обеспечат мне солидный срок. Да, выхода нет. И то, что я сейчас свободно прогуливаюсь по ярко освещенной Черинг-кросс, только видимость свободы, потому что все двери передо мной закрыты. Единственное, что мне остается, - ждать указаний Центра. Такова предварительная уговорка. Хотя, когда она делалась, финальная ситуация не казалась мне столь драматичной. Ждать решения Центра. И ждать там, где Центр предполагает меня найти. Правда, место достаточно продуваемое, на сквозняке... Но за отсутствием чего-либо более подходящего... Подняв руку, останавливаю такси и называю адрес. - Мистер Мортон ничего не говорил о вас, - сухо уведомляет меня горилла в полосатом жилете, загораживая дверь. - Ничего. Доложите ему. - Здесь не вокзал с залом ожидания, куда всякий может зайти, когда ему вздумается. - Хорошо, - завтра утром я сообщу шефу, что вы не пустили меня к нему, - заявляю я и поворачиваюсь кругом. - Стойте, бросьте ваши фокусы, - ворчит лакей и идет докладывать. Через две минуты он впускает меня в дом, причем неприязненное выражение не сходит с его лица. Мортон, расположившийся у камина в клетчатом халате, встречает меня не весьма любезно. - Мне не по вкусу ваше чрезмерное своеволие, сэр, - цедит он сквозь зубы, не удосуживаясь предложить мне стул. - Вразрез с моими указаниями вы оказываетесь в Сохо, пытаетесь без моего разрешения выехать из города, исчезаете самым нахальным образом, когда вас останавливает мой человек, и в довершение всего беспокоите меня в такой поздний час... Должен вам признаться, подобное поведение не в моем вкусе, и я не склонен его терпеть. - Разумеется, - кротко соглашаюсь я, - но я именно потому и пришел к вам, чтобы рассеять недоразумения, которые, возможно, возникли. - Хорошо, рассеивайте их, только покороче, - ворчит хозяин, и на этот раз не предлагая мне присесть. - Прежде всего, должен вам признаться, что воспринял ваши слова по поводу Сохо не как приказ, а как совет. И поскольку у меня с Дрейком старые счеты... - Какие счеты? - Я не получил от него ни пенса за предыдущую партию, невзирая на торжественное обещание... - Продолжайте. - Так что я решил наведаться туда за деньгами, пока не поздно. К сожалению, он и на этот раз продемонстрировал свою абсолютную непорядочность и даже науськал бы на меня своих горилл, если бы я вовремя не улизнул... И едва мне это удалось и я решил пару деньков переждать в Оксфорде, как вдруг какая-то другая горилла хватает меня на вокзале Виктории... - Какая еще горилла? - недовольно ворчит Мортон. - Это один из моих людей, из тех, что доставили вас сюда в первый раз. - Если вы думаете, что люди, которые доставили меня сюда, дали мне возможность их рассмотреть и что у меня было желание их рассматривать... - Ладно, ладно, давайте покороче! - Это все. Я удрал, обосновался в одной гостинице и даже прилег было отдохнуть, как вдруг сообразил, что, может быть, горилла, я хочу сказать: человек, выследивший меня на вокзале Виктории, ваш человек, а не Дрейка. И я поспешил сюда, чтобы рассеять это неприятное недоразумение. - Что это за гостиница, в которой вы устроились? Я говорю название гостиницы. - Можете проверить по телефону... - Прошу меня не учить! - сердито обрывает хозяин. Потом спрашивает уже обычным тоном: - А о чем еще вы говорили с Дрейком? Передаю ему ту часть разговора, которую, по моему мнению, стоит передать. - Значит, старый дурак немного обеспокоен? - Весьма. - Из чего следует, что он будет держать ухо востро, - бормочет себе под нос Мортон. Потом ни с того ни сего бросает: - Пистолет Марка не был обнаружен в квартире вашей подружки... - Пистолет у меня. - Вот как? Но в мой дом запрещено являться с оружием, мистер Питер, - сухо уведомляет меня хозяин. - Ах, простите, я незнаком с вашим внутренним распорядком, - бормочу я, доставая из кармана пистолет и кладя его на столик около ящика с сигарами. Мортон берет оружие и прячет его в карман халата. - А теперь, что вам от меня угодно? Хотите, чтобы я извинился за то, что позволил себе усомниться в разумности вашего поведения? - Хочу, чтобы вы меня приютили, - отвечаю я самым невозмутимым тоном. - О мистер Питер, - страдальчески воздевает руки Мортон, - мой дом не гостиница. - Да, но я боюсь, что люди Дрейка в этот час уже обходят или обзванивают гостиницы, а вы не дали мне уехать в более спокойное место... - Ладно, ладно, - уступает Мортон. - Я скажу Джону, чтобы он приготовил вам комнату для гостей. Хотя гость вроде вас, который вваливается ко мне с пистолетом... "С двумя пистолетами", - поправляю я его. Только в уме. Следующий день провожу в непосредственной близости к квартире Мортона, убивая время в кофейнях неподалеку от Марбел-Арч, которые сменяю через неравные интервалы. Гулять по улицам было бы, вероятно, не так скучно. Но в такой дождь... Под вечер я все же решаюсь заглянуть к американцу, чтобы как-нибудь уладить вопрос с ночевкой. Это, видимо, успокаивает гориллу, которая весь день висит у меня на хвосте, она останавливается на углу, укрывшись под громадным черным грибом зонтика. Вторая горилла - право, среди этих горилл человек чувствует себя, как в зоопарке, с той разницей, что в зоопарке между человеком и животным находится решетка, а здесь она отсутствует, - вторая горилла в полосатом жилете открывает мне дверь и на этот раз без унизительных вопросов проводит меня к своему господину. - Ну, мистер Питер, - довольно добродушно заявляет Мортон, расположившийся возле камина с газетой в руках, - видимо, эту ночь я буду лишен удовольствия спать с вами под одной крышей. - Раз вы решили меня выгнать... - уныло начинаю я. - У меня нет намерений выгонять вас, - успокаивает меня хозяин, но я разрешаю вам вернуться в гостиницу и рад уведомить вас, что вам больше ничто не угрожает. - Вы хотите сказать, что Дрейк... - Именно это я хочу сказать, - кивает он. - Ваш шеф был сегодня вызван в полицию для небольшой справки. Думаю, что речь шла о какой-то невинной контрабанде... не наркотиками, а порнографией. В общем, его отпустили тотчас же после допроса. Но, к несчастью, когда он возвращался на машине обратно в Сохо, из другой машины его обстреляли и... счастливая смерть... убит на месте. Он задумчиво посмотрел на меня и заметил: - Каждый из нас мог бы только мечтать о такой смерти... Разумеется, когда придет время... как можно позже... Но вас, видимо, этот вопрос не интересует. - Он интересует меня в той же степени, как и всякого смертного. Только я не вижу смысла в том, чтобы терять время на составление планов того, как избежать неизбежного. - Вы абсолютно правы, - соглашается хозяин. - Но поскольку неизбежное в настоящее время отдалилось от вас на солидную дистанцию, я предлагаю вам вернуться на эту Дрейк-стрит, как все ее называют, и устроиться в конторе вашего бывшего шефа. - Но там, наверное, полиция... - Полиция уже сделала свое дело и оставила это помещение, собрав не только бумаги, изобличающие старого дурака, но и прихватив его людей. Так что район абсолютно чист, а контора уже арендована нами. Как видите, мы действуем без промедления... - Я в этом не сомневаюсь. - Таким образом, вы будете сидеть в конторе вашего бывшего шефа и получать его корреспонденцию. Разумеется, мы могли бы следить за этой корреспонденцией и другим способом, но имеет ли смысл так грубо вмешиваться в деятельность британского почтового ведомства? Тем более что в случае возможного провала этой операции, как предвещают ваши мрачные прогнозы, нам будет нужна эта фирма, а также и Стентон, который может обеспечить новые поставки со Среднего Востока. Итак, ведите себя, будто вы наследник покойного, принимайте почту и поддерживайте связь с нами. - Чтобы играть роль законного наследника, сэр, нужно иметь чувство собственного достоинства. А откуда взяться этому чувству у человека без паспорта? - Как "без паспорта"? - Моя виза давно просрочена. - Этот вопрос мы как-нибудь уладим, - немного помолчав, отвечает хозяин. - Но не так скоро. Я уже сказал вам, что мы не можем бесцеремонно вмешиваться во все дела. Но все-таки я постараюсь продлить вам визу. Чудесное обещание. Вроде обещания Дрейка. Покинув этот гостеприимный дом, я беру такси и еду в Челси, чтобы осведомить Линду о своем внезапном избавлении. Чувствую, что приехал вовремя, потому что между гостьей и хозяйкой уже возникли легкие разногласия, которые всегда возникают между двумя женщинами, если их оставить вместе на продолжительное время. Чтобы не умереть от скуки, они ищут выход в пререканиях. - О Питер, вы спасли мне жизнь, - произносит мисс Грей своим мелодичным голосом, устраиваясь рядом со мной в такси. - По правде говоря, это была весьма продолжительная операция, которую я только начал, а закончили ее другие, - замечаю я скромно. После чего, естественно, полагается изложить подробно обстоятельства гибели старины Дрейка. - Не кажется ли вам, что в этой квартире есть нечто зловещее? - спрашивает Линда, когда мы наконец оказываемся в холле, устланном белыми шкурами. - Зловеща не квартира, а ваши воспоминания о ней. - У меня такое чувство, что в любой момент может появиться Марк. - Это был бы интересный феномен, еще не известный науке, - бормочу я, - до сих пор я еще не встречал никого, кто, попав на тот свет, вернулся бы обратно. - Даже Марк? - К счастью, да. Она с облегчением опускается в кресло, и, насколько я могу судить по выражению ее лица, квартира ей уже не кажется столь зловещей. - Питер, я только одно не могу себе объяснить: как этот тип сумел проникнуть в квартиру, когда ключ был в замочной скважине? - Не принуждайте меня посвящать вас в некоторые технические секреты, они вряд ли вам когда-нибудь пригодятся, - говорю я с легкой досадой. Но, поскольку вижу, что этот вопрос продолжает ее волновать, я тут же добавляю: - Надеюсь, вам не приходит в голову, что это я его ввел... - Конечно, нет, но... - Существуют очень простые приспособления, при помощи которых можно повернуть ключ снаружи. Ясно? - Понимаю. - Марк никогда не ворвался бы к вам, если бы вы заперли дверь на засов. - Да, но он тогда подкараулил бы меня на лестнице, - замечает не без основания мисс Грей, - и расправился бы со мной в ваше отсутствие... до того, как вы бы успели вмешаться... - Возможно. Но все это в прошлом. Чем скорее вы о нем забудете, тем лучше. И, чтобы отклонить ее мысли в другом напрвлении, я замечаю: - Позаботьтесь как можно скорее о завтрашнем дне, наперекор тому, что говорится в припеве этой вашей песенки. Что вы скажете, например, о своем возвращении в "Еву"? - Почему бы и нет? Вы же знаете, Питер, я не располагаю богатым выбором. И мы идем на нухню поискать чего-нибудь к ужину. Мое появление на Дрейк-стрит утром следующего дня равносильно подлинному триумфу, хотя триумф лишен шумовых эффектов. Не знаю, как и почему, но все здесь вдолбили себе, что это я ликвидировал Дрейка, в результате я окружен ореолом не только победителя, но и освободителя, поскольку все местное население не испытывало к покойному шефу других чувств, кроме страха и скрытой неприязни. Когда я вхожу в кафе на углу выпить кофе и удостовериться, что красавица с афиши на месте, посетители приветствуют меня радостными улыбками. Когда я заглядываю к моему приятелю мистеру Оливеру, он долго и взволнованно трясет мою правую руку, словно я только что вернулся с поля брани, увенчанный лаврами. И когда я иду по улице к главной квартире, мелкие шулеры и контрабандисты с уважением приподнимают шляпы, несмотря на дождик, который медленно моросит с чисто британским упрямством. Сама Главная квартира не очень изменилась с того памятного дня, если не считать небольшой подробности, что на лестнице уже не дежурят ни Боб, ни Ал и что бутылки, которыми уставлен передвижной бар в кабинете, все до одной пусты. Остальное все на месте, поскольку обстановка, включая и опущенные шторы, принадлежала собственнику квартиры, а мистер Дрейк был не более чем довольно обременительным съемщиком. Не успел я устроиться за письменным столом, чтобы проверить, как выглядит мир с точки зрения старины Дрейка, как в дверь постучали, и в комнату вошел Стентон. Можно было бы сказать "вечный Стентон" - уж ему во всяком случае не угрожает насильственная смерть. - Я пришел представиться, сэр, и уведомить вас, что я к вашим услугам, - сообщает торговый директор гангстерской конторы, расплывшись в улыбке. - Рад, что вы живы-здоровы, Стентон. Особенно если учесть обстоятельство, что наш дорогой шеф так преждевременно нас покинул... - О, не будем преувеличивать, сэр, - мягко возражает специалист по финансовым операциям. - Смерть шефа вряд ли была для кого-нибудь ударом... кроме него самого... Небось сами знаете, он был представителем суровой школы. - А какая другая школа могла бы иметь место в такой области, как наша, Стентон? - Вы ведь знаете, как издавна рекомендуется облекать железные кулаки в бархатные перчатки, - отвечает директор. - А старый Дрейк забывал это делать. И вообще предпочитал приемы грубого насилия. - Означает ли это, что вы лично против насилия? - спрашиваю я с легким недоумением. - И да и нет, - уклончиво отвечает Стентон. - В нашем мире, естественно, насилие неизбежно. Однако все зависит от формы. Я же сказал вам: железные кулаки - великолепная вещь, но нельзя пренебрегать перчатками. Он умолкает и посматривает на меня слегка воспаленными глазами альбиноса, чтобы проверить мою реакцию. Потом, успокоеннный терпеливым вниманием, написанным на моем лице, добавляет: - Мой принцип, сэр, заключается в следующем: деньги - это великая сила. Самая могущественная. Следовательно, ее вполне достаточно для применения власти. В таком случае нужно ли прибегать к кулакам или пистолетам, содержать таких паразитов, как Ал и Марк, и иметь неприятности с полицией? Когда человек знает, что в твоей власти заплатить ему или оставить голодным, он готов уважать тебя и без помощи Ала и Марка. - Мне очень приятно констатировать, что ваши взгляды по данному вопросу весьма созвучны моим, - говорю я. Эта декларация воспринимается Стентоном с восторгом, поскольку он стремился именно к этому: выразить такие взгляды, которые бы соответствовали моим. Я решаю сменить тему. - А тот факт, что полиция рылась в бумагах Дрейка... не создаст ли это известных затруднений? - Финансовая документация, сэр, к счастью, находилась не здесь, а в кассе "Евы". - А разве касса "Евы" не подвергалась проверке? - В силу какого закона? - спрашивает Стентон. - Владелец "Евы", хотя и формально, я, а не Дрейк. - Ага, значит, вы теперь владелец и по существу. - Вашими бы устами, сэр, да мед пить. - И поскольку зашел разговор об "Еве", мне хотелось бы спросить: не считаете ли вы, что отсутствие мисс Грей в какой-то степени снижает уровень программы? - Разумеется! - восклицает Стентон с готовностью. - Хотите - верьте, хотите - нет, но я как раз намеревался вас спросить, не согласится ли мисс Грей снова вернуться к нам. - Думаю, что согласится, - отвечаю я. - Она по натуре уступчива. - Исключительно воспитанная дама. - Так что, Стентон, спокойно занимайтесь своим делом, - обобщаю я. - Да, естественно. Но из одного известного места мне намекнули, что в настоящее время шефом являетесь вы. - Да, но только положение мое в какой-то степени сродни положению английской королевы: царствую, но не управляю. Так что, повторяю, спокойно занимайтесь своим делом. Это последнее заявление уже окончательно приводит в восторг специалиста по финансовым вопросам, и он, угодливо поклонившись, ретируется из кабинета. По правде говоря, этот кабинет действует на меня угнетающе. Я отдергиваю шторы, чтобы впустить немного света, но интерьер от этого не становится более приветливым. Мерцающий свет дождливого дня вряд ли может соперничать с сиянием хрустальной люстры. И потом, все в этом кабинете мне напоминает старину Дрейка, как Линде в ее квартире все напоминает Марка. И попробуй тут утешиться мыслью, что причина не в кабинете, а в воспоминаниях, связанных с ним. Итак, с трудом дождавшись двенадцати часов, я направляюсь в заведение итальянца, где поглощаю отличный бифштекс с макаронами по-милански, который мне подносит в знак особого внимания сам содержатель ресторана. После этого я следую для небольших послеобеденных размышлений в родную "Аризону". - О, мистер Питер! - радостно восклицает добрая Дорис. И добавляет с сияющим лицом: - Какие трагические события, а? - Да, в самом деле, - бормочу я. - Но, к счастью, на вас лично они не отражаются. Наоборот, с каждым днем вы становитесь все более цветущей и соблазнительной. Я не раз говорил и готов повторить снова: здоровый дух в здоровом теле, - это вы, дорогая Дорис. - Ах, вы ужасный льстец, мистер Питер, - восклицает женщина не без выражения удовольствия на лице. - И все же, какие события, а? - Да, в самом деле, - соглашаюсь я. - События таковы, что и я, и вы теперь можем спать совершенно спокойно. И чтобы подкрепить эти слова соответствующими действиями, я отправляюсь по лестнице к себе в номер. "Принимайте корреспонденцию покойного и держите связь со мной", - сказал Мортон. Серьезное основание, чтобы торчать в кабинете на Дрейк-стрит, при условии, что корреспонденция может содержать в себе что-нибудь интересное. Только ничего интересного она не содержит. И это заранее известно американцу. А может, он имеет в виду те самые открытки из Вены? Да, в самом деле. Но Мортон должен быть идиотом, чтобы не сообразить, что эти почтовые открытки никогда не будут получены. Или же он считает идиотом меня. Открытки не будут получены в том случае, если операция потерпит крах где-то между Варной и Веной. Но они не будут получены и в том случае, если операция не потерпит крах. По той простой причине, что тогда само ЦРУ организует провал на приемном пункте в австрийской столице. Так что и в этом случае товара не будет, а следовательно, не будет и сообщения о товаре. Но почему тогда американец посадил меня сюда, в это уютное местечко, вместо того чтобы без излишних проволочек отправить прямо на кладбище? Почему он допускает, что партия может быть перехвачена до прибытия в Вену? Короче, операция должна быть повторена. И, следовательно, я ему еще нужен. Допустим и другой ответ, но я лично не очень убежден в его достоверности: Мортон намеревается использовать меня в будущем, меня и мою группу, состоящую из людей, готовых на все. Только для него я и мои люди - не более чем кучка криминальных типов, падких на деньги. А после того как провокация состоится, ЦРУ уже не нужны эти политически неблагонадежные типы, которые, кроме всего прочего, вероятно, возбудят подозрение местных властей. Есть еще и третий ответ. В том случае, если провокация удастся, Мортон мог бы меня использовать в качестве живого свидетеля, которого падкие на сенсацию журналисты охотно будут снимать и интервьюировать: агент, подосланный болгарами, принимает товар в Лондоне. Раскаявшийся грешник, готовый, как хорошо отлаженный автомат, повторять свои признания, сфабрикованные и отредактированные Мортоном. Но, поскольку грешник будет абсолютно не готов принять на себя эту роль, она неминуемо отпадет. Вместе с ней отпадает и грешник. Вероятнее всего первый вариант. А это значит, что я могу рассчитывать на известную неприкосновенность только до момента, когда Мортон получит сообщение, что провокация провалилась. А этот момент не за горами. С каждым днем мы неудержимо приближаемся к нему, к этому торжественному, трогательному и незабываемому мгновению, когда мы будем приглашены на собственные похороны. - Вы обещали мне помочь с визой, сэр, - позволяю я себе два раза напомнить своему новому шефу. - Да, да, не беспокойтесь, - пророкотал он в первый раз. - Для чего, черт побери, вам понадобилась виза именно сейчас? - спросил Мортон, когда я позвонил ему во второй раз. - Мисс Грей попросила меня сопровождать ее до Брайтона. Я тотчас же вернусь, разумеется. Но вы же знаете, что поездка с недействительным паспортом... - Отложите поездку, - отвечает сухо американец. - Кажется, я вам уже объяснял, что ваше присутствие здесь крайне необходимо. Я, естественно, подчиняюсь. Что мне остается делать? Тем более что мисс Грей не имела намерений посетить Брайтон или какое-нибудь другое место. В данный момент она очень довольна возобновлением выступлений в "Еве" и поглощена разучиванием нескольких новых песен. Я тоже занят. Главным образом тем, что жду у моря погоды. Это все же лучше, чем ждать виселицы. В начале ноября, в один вовсе не прекрасный, а дождливый день, в поздний послеобеденный час (если быть исчерпывающе точным), неожиданно зазвонил телефон: - Мистер Питер? - слышу я знакомый бас. - Что вы скажете, если я предложу вам вместе отужинать? У меня для вас хорошие новости. - Я польщен, что вы вспомнили обо мне, - стараюсь быть любезным я. - В таком случае ждите меня на углу Риджент-стрит и Пикадилли. Буду ровно в семь. Черный "плимут". Черный "плимут" мне знаком. Другое, однако, не известно. Хорошие новости... То, что хорошо для одного, увы, редко бывает хорошо для другого. Будем надеяться, что мне не поднесут новость об удачном завершении некой провокации. Ровно в назначенный час черный "плимут" появляется в условленном месте, на несколько секунд останавливается, и я оказываюсь рядом с Мортоном. Машина выезжает на Стренд, переезжает Темзу по мосту Ватерлоо и углубляется в лабиринты Южных кварталов. Название "Южные кварталы" может вызвать представление о юге, даже об экзотике у тех, кто не бывал на этой обширной лондонской территории. Мы едем вдоль реки, которая, впрочем, не видна, а лишь угадывается по веренице высоких портовых кранов, вздымающих над крышами свои хоботы. Потом сворачиваем в какой-то узкий проход между глухими фасадами складов и фабричными корпусами, слабо освещенными желто-зеленым светом газовых фонарей. Въезжаем в другую улицу, сворачиваем в третью. И всюду все те же глухие фасады, подслеповатый свет фонарей и узкие безлюдные тротуары. Такое впечатление, словно мы плутаем по мертвому городу. Наконец-то мы выбираемся из очередного закоулка, чтобы оказаться на небольшой площади, зажатой ржавыми оградами и брандмауэрами складских помещений. "Плимут" останавливается перед двухэтажным кабаком, словно специально подготовленным для съемок фильма по роману Диккенса. Над входом в заведение висит вывеска со старательно нарисованным кораблем. Горилла, на этот раз ловко исполняющая роль шофера, выскакивает из машины, чтобы открыть дверцу перед шефом, мне же представляется право выйти самому. Я вхожу в кабак, почтительно следуя за Мортоном, и вдруг из тишины пустынной вечерней улицы попадаю в скученность и галдеж ярко освещенного помещения. Парни и девушки с длинными всклокоченными волосами, в потрепанных джинсах, пожилые господа и дамы в скромных элегантных нарядах, квартальная шушера плюс скромный по составу, но оглушительный по производимым звукам оркестр из двух аккордеонов и одного банджо - все это ютится на нескольких квадратных метрах и усиленно хлещет пиво, хохочет и вопит, - нет, это вам не "Белый слон", этот Мортон просто спятил. К счастью или несчастью, он еще не совсем спятил, поскольку подходит к стоящему за стойкой хозяину заведения и делает мне легкий, но красноречивый жест, указывая на узкую лестницу в глубине заведения, которую я только сейчас замечаю. Мы поднимаемся наверх, стараясь не стукаться головами о низкий сводчатый потолок, и снова оказываемся в царстве тишины и уюта. Столики накрыты белоснежными льняными скатертями, на них фарфор и серебряные приборы, маленькие вазочки с цветами. Небольшие оконца выходят на реку с тусклыми вечерними тенями на воде и темными корпусами барж. Пожалуй, тишина в этом заведении - не особенно ходкий товар, а может, предлагается за очень высокую цену, потому что, если не считать две пожилые пары, ресторан пуст. Мы устраиваемся в углу возле окна и, поощряемые обходительностью кельнера, начинаем изучать меню. Ужин проходит почти в полном молчании, нарушаемом порой банальными фразами; их произносит главным образом американец. - Этот ресторанчик - на редкость спокойное место, - изрекает мистер Мортон. Или: - Этот дождик так заладил, что, видно, не перестанет до мая. Впрочем, лично меня длинные паузы и ничего не значащие фразы не особенно беспокоят, мне давно известно, что серьезные люди приступают к серьезным темам лишь за кофе. И я не ошибаюсь. - Я хотел сообщить вам кое-что, о чем неудобно говорить по телефону, - уведомляет меня американец. - Посылка прибыла в Вену этим утром, операция окончена. Он бросает на меня беглый взгляд, чтобы оценить впечатление, которое произвела на меня эта важная информация. Я встречаю ее, сохраняя полное спокойствие, и даже нахожу в себе силы пробормотать: - Слава богу! Хотя для меня это означает "черт побери". - Да, с этой историей наконец-то покончено, мистер Питер, - произносит Мортон, отпивая глоток кофе. И тут же добавляет: - Естественно, не без вашей ценной помощи. Низкий бас звучит безучастно. И, может быть, как раз именно эта безучастность, какой бы она ни казалась непринужденной, порождает в моем сознании вопрос. Неужели столь безучастное отношение к столь желанной победе в порядке вещей? В конце концов, может, это вопрос темперамента. Может быть. Мы допиваем кофе в полном молчании. А когда американец платит по счету, я решаюсь спросить: - И это все, что вы хотели мне сообщить? - А вы что ожидали? - смотрит на меня шеф с любопытством. - Ничего особенного. Но вы сказали по телефону, что сообщите "хорошие новости", а до сих пор я узнал только одну. - Да, вы правы. В самом деле, есть у меня и вторая новость, которую вы узнаете чуть позже. Речь идет о вашем будущем. И на этот раз вы, я думаю, наконец-то оставите вашу подозрительность, во всяком случае по отношению ко мне. Я в самом деле позаботился о вашем будущем, мистер Питер. Он бросает взгляд на часы и замечает: - Думаю, нам пора. Мы снова спускаемся в преисподнюю первого этажа, где между тем гам удвоился благодаря совместным усилиям черного пива и виски. Затем молча садимся в машину, и шофер, который, кажется, все это время сидел за рулем, снова ведет ее по мрачному лабиринту узких проходов между глухими стенами фабричных корпусов и складов. Я не могу понять, как и куда мы едем, поскольку совсем не знаю этот район, к тому же струи дождя так плотно заливают ветровое стекло, что "дворники" едва справляются с ними. И когда машина наконец сворачивает в какой-то темный проход и немного погодя останавливается, я абсолютно не представляю, где мы находимся. - Здесь мы встретимся с человеком, в распоряжении которого мы впредь будем находиться, - говорит Мортон, на этот раз выбираясь из машины самостоятельно. Я следую за ним, а горилла и на этот раз остается в машине. Мы входим в темный подъезд какого-то большого здания, которое скорее похоже на склад, чем на контору, где ведутся деловые разговоры. Помещение тонет во мраке, если не считать маленькой лампочки вправо от входа, освещающей узкую железную лестницу, которая винтообразно поднимается вверх, как на больших пароходах. - Сюда, - командует американец и ведет меня к лестнице. И когда мы подходим к ней, он рявкает, отступая в сторону: - Идите наверх!.. Чего ждете? Да, чего я жду? Вряд ли стоит труда исповедоваться по этому вопросу, точно так же, как не стоит и возражать. Короче, я начинаю подниматься вверх по этому корабельному сооружению, пока не оказываюсь на втором этаже, представляющем собой огромное помещение без окон, слабо освещаемое несколькими лампочками, вмонтированными в высокие бетонные колонны, поддерживающие потолок. - Место, несколько необычное для деловых встреч, - опережает меня Мортон, прежде чем я успеваю открыть рот, - но вы сами понимаете, что эта встреча несколько иного характера. Он ведет меня через зал, в глубине которого, насколько позволяет полумрак, виднеется какая-то дверь. Но мы не доходим до двери, а останавливаемся на полпути, и шеф поясняет: - Будем ждать здесь. Мне не остается ничего другого, как ждать, и я предоставляю американцу заботу о продолжении нити разговора. - Вы оказались правы, мистер Питер: посылка потянула ровно пятнадцать килограммов. - Приятно слышать, - отвечаю я. - Вероятно, вам станет еще приятнее, когда я вас уведомлю о содержании посылки. Пятнадцать килограммов чистого крахмала, мистер Питер. - Вы уверены? - спрашиваю я, не выказывая удивления. - Абсолютно. И текст шифрованной телеграммы у меня в кармане. Я показал бы вам ее, но в этом нет надобности. - В сущности, все возможно, - говорю я, немного подумав. - Старина Дрейк однажды выкинул подобный номер. Только тогда крахмала было десять килограммов. - Да, мне это известно, - кивает Мортон. - Но в данном случае это не номер старины Дрейка. Нам досконально известно, что с исходной базы в Варну был отправлен героин, а не крахмал. И совершенно ясно, что героин превратился в крахмал по пути из Варны. - Странно... - Странно может быть для нас. Но не для вас. Однако теперь странное для нас становится легко объяснимым. - Не смею интересоваться вашими гипнозами, - пытаюсь выиграть время я, - могу сказать только то, что говорил в свое время Дрейку: мои люди абсолютно не интересуются вашим героином. По той простой причине, что использовать его в Болгарии нет никакой возможности. - Знаю, знаю, я уже слышал об этом от вас, - довольно нетерпеливо прерывает меня Мортон. - Я даже был склонен вам верить. Только времена эти безвозвратно прошли, мистер Питер. Он смотрит на меня в упор, в его тяжелом взгляде светится откровенная злоба. - Мы думали, что имеем дело с бандой контрабандистов, тогда как, в сущности, это была ваша разведка... Мы совершили ошибку... Роковую ошибку, надо признаться... - Разведка? - спрашиваю я наивно. - Вы думаете, что органы разведки будут тратить время на какую-то торговлю наркотиками? - Но вы тоже совершили роковую ошибку, мистер Питер, - продолжает американец, пропуская мимо ушей мое замечание. - Верно, вы очень удобно устроились в тылу противника. Только забыли обеспечить себе выход на случай крайней необходимости. И теперь вы заплатите за все. Или получите по заслугам, - если для вас предпочтительнее такой оборот речи. - И вы еще осмеливались упрекать меня в подозрительности... - произношу я с горечью.