по себе подвал был огромным, протянувшимся по всей длине дома. Там находилась бойлерная для обогрева всего здания, напичканная приборами и телефонами. С бойлером постоянно были неприятности. Уже несколько раз Кэтрин пришлось сопровождать ремонтных рабочих в подвал, чтобы осмотреть его. Каждый из них, немного повозившись около бойлера, объявлял его исцеленным от того, чем он предположительно был болен, и откланивался. - У него такой опасный вид, - сказала как-то Кэтрин. - А он не может взорваться? - Типун вам на язык, мисс! Конечно, нет. Предохранительный клапан видите? Значит, если бойлер перегревается, этот клапан выпускает излишний пар, и дело в шляпе. Никаких проблем. После работы ее ждал Лондон со своим изобилием замечательных театральных, балетных и музыкальных спектаклей. Еще там были такие интересные книжные магазины, как те, что принадлежали Хатчарду и Фойлу, и десятки музеев, маленьких лавочек древностей и ресторанов. Кэтрин посещала мастерские литографий, ходила за покупками к Харродсу, Фортнуму, Масону и Спенсеру, а по воскресеньям пила чай в гостинице "Савой". Время от времени непрошеные мысли приходили ей в голову. Очень многое напоминало ей о Ларри. Голос... фраза... запах одеколона... песня. "Нет. С прошлым покончено. Теперь главное - будущее". С каждым днем она становилась все сильнее. Кэтрин и Эвелин Кэй подружились и часто проводили время вместе. Как-то в воскресный день они пошли на художественную выставку на берегу Темзы. Десятки художников, молодых и старых, демонстрировали свои картины. У всех у них было одно общее - они были неудачниками, не имеющими возможности выставляться в художественных галереях. Картины были просто ужасны. Кэтрин купила одну из чистой жалости. - Где вы ее повесите? - спросила Эвелин. - В бойлерной, - ответила Кэтрин. Часто, гуляя по лондонским улицам, они встречали художников, рисующих цветными мелками прямо на панели. Некоторые работы изумляли. Прохожие останавливались полюбоваться и бросали художникам монеты. Однажды днем, возвращаясь с обеда, Кэтрин остановилась понаблюдать за стариком, рисующим мелом великолепный пейзаж. Он уже заканчивал его, когда пошел дождь. Старик стоял и смотрел, как вода смывает его картину. "Совсем как мою прошлую жизнь", - подумала Кэтрин. Однажды Эвелин предложила Кэтрин поехать в шеферд-маркет. "Очень интересное место", - сказала она. Зрелище действительно было впечатляющее. Там был ресторанчик под названием "Тидди Долз", впервые открытый триста лет назад, журнальный киоск, женская парикмахерская, пекарня, магазины, торгующие антиквариатом, и несколько двухи трехэтажных жилых зданий. Таблички на почтовых ящиках казались очень старыми. На одной было написано: "Элен", а снизу - "Уроки французского". На другой - "Рози", а под именем - "Здесь обучают греческому". - Здесь что, живут учителя? Эвелин громко рассмеялась: "В определенном смысле - да. Только предметы, которые преподают эти девушки, не стоит включать в школьную программу". Увидев, как Кэтрин покраснела, Эвелин расхохоталась еще громче. Большую часть времени Кэтрин была одна, но она так много работала, что скучать не приходилось. Она использовала все дни без остатка, как будто пыталась восполнить то, что у нее было украдено. Она не хотела думать ни о прошлом, ни о будущем. Она посетила Виндзорский замок и Кентербери с его замечательным собором, а также Хэмптон Корт. По выходным она отправлялась за город, останавливалась в маленьких уютных гостиницах и много гуляла. "Я живу, - думала она. - Никто не родится счастливым. Каждый кузнец своего счастья. Я выжила. Я молода и здорова, и у меня все еще впереди". В понедельник она возвращалась в контору к Эвелин, девушкам и Уиму Вандину. Уим Вандин был для нее загадкой. Кэтрин никогда не встречала никого, хоть немного похожего на него. В конторе работало двадцать человек, и Уим Вандин, без всякого калькулятора, всегда знал, сколько кому причитается, сколько следует удержать и какой у каждого служащего страховой номер. Хотя делопроизводство в конторе было в полном порядке, он держал все данные, касающиеся компании, в голове. Он знал, какие были денежные поступления из каждого подразделения, и больше это или меньше, чем в прошлые месяцы за пять лет назад, когда он впервые начал работать в компании. Уим Вандин помнил все, что когда-либо слышал или читал. Диапазон его знаний был умопомрачительным. Самый простой вопрос на любую тему вызывал поток информации. Вместе с тем он очень тяжело сходился с людьми. Кэтрин спрашивала о нем Эвелин. - Я совсем не понимаю Уима. - Уим эксцентричен, - объяснила Эвелин. - Нужно принимать его таким, какой он есть. Ничего, кроме цифр, его не интересует. Не думаю, чтобы он обращал внимание на людей. - У него есть друзья? - Нет. - А свидания? В смысле, с девушками. - Нет. Кэтрин не уставала удивляться, сколько Уим всего знает. Однажды у нее заболело ухо. Уим сказал мрачно: - Погода малоподходящая. Лучше сходи к врачу. - Спасибо Уим. Я... - Ухо состоит из ушной раковины, слухового канала, барабанной перепонки, нескольких косточек - молоточка, наковальни и стремени, барабанной полости, полукруглой перепонки, овального отверстия, евстахиевой трубы, слухового нерва и ушной улитки. - И удалился. Однажды Кэтрин и Эвелин пригласили Уима пообедать с ними в маленьком местном ресторанчике. В помещении в глубине ресторана посетители развлекались метанием стрел. - А ты интересуешься спортом, Уим? - спросила Кэтрин. - Когда-нибудь был на бейсболе? - Бейсбол, - сказал Уим. - Бейсбол имеет девять с половиной дюймов в окружности. Сделан из ниток, намотанных на жесткий резиновый конус. Сверху покрыт белой кожей. Бита обычно делается из ясеня, ее диаметр не больше 2. 75 дюйма, а длина не более 42 дюймов. "Он знает все статистические данные, - подумала Кэтрин, - но в состоянии ли он получать удовольствие, участвуя в игре?" - Ты когда-нибудь играл в какие-нибудь спортивные игры? Например, баскетбол? - Площадка для игры в баскетбол должна иметь деревянное или бетонное покрытие. Мяч имеет сферическую кожаную покрышку тридцати двух дюймов в диаметре. Резиновая камера внутри надувается до давления в тринадцать атмосфер. Весит от двадцати до двадцати двух унций. Изобретен Джеймсом Найсмитом в 1891 году. Другого ответа Кэтрин не потребовалось. Часто поведение Уима на людях оставляло желать много лучшего. Как-то в воскресенье Кэтрин и Эвелин взяли Уима с собой в Мейденнед. Зашли в таверну пообедать. К столу подошел официант: - У нас сегодня свежие моллюски. Кэтрин повернулась к Уиму: - Ты любишь моллюсков? Уим ответил: - Моллюски бывают длинные, круглые, острые, прибойные, однополые и кровяные. Официант смотрел на него, открыв рот: - Не желаете заказать, сэр? - Терпеть не могу моллюсков, - резко ответил Уим. Кэтрин нравились все, с кем она работала, но Уим был чем-то особенным. Ум его превосходил все возможные пределы, и вместе с тем он был погружен в себя и одинок. Как-то Кэтрин сказала Эвелин: - Разве для Уима невозможно жить, как все? Влюбиться, жениться? Эвелин вздохнула: - Я же тебе говорила. Он лишен чувств. Он никогда ни к кому не будет по-настоящему привязан. Но Кэтрин не верила, что такое возможно. Раз или два она заметила искорку симпатии, смеха в глазах Уима, и ей захотелось выманить его из скорлупы, помочь ему. Но, может быть, ей просто показалось? Однажды все служащие конторы получили приглашения на благотворительный бал в гостинице "Савой". Кэтрин вошла в кабинет Уима: - Уим, ты умеешь танцевать? Он взглянул на нее: - Ритм фокстрота - полтора такта на четыре счета. Мужчина начинает с левой ноги и делает два шага вперед. Женщина начинает с правой ноги и делает два шага назад. За двумя медленными шагами следует быстрый шаг в сторону под прямым углом к медленным шагам. Наклон - мужчина шагает вперед левой ногой и медленно наклоняется, затем делает шаг вперед правой ногой, тоже медленно. Затем быстро делает шаг влево левой ногой, тоже медленно. Затем, тоже быстро, приставляет правую ногу к левой ноге. Кэтрин просто не нашлась что сказать. "Он знает все правильные слова, но не понимает, что они означают". Позвонил Константин Демирис. Было уже поздно, и Кэтрин собиралась ложиться спать. - Надеюсь, не помешал? Это Коста. - Нет, что вы. - Ей было приятно слышать его голос. Ей не хватало бесед с ним, его советов. В конце концов, он был единственным, кто знал о ее прошлом. Он казался ей старым другом. - Я думал о вас, Кэтрин. Боюсь, Лондон может показаться вам скучным. Вы же никого там не знаете. - Мне действительно иногда бывает одиноко, - призналась Кэтрин. - Но я справляюсь. Я все время помню, что вы сказали: забудьте о прошлом, живите для будущего. - Совершенно верно. Кстати, о будущем. Я завтра буду в Лондоне. Хотел бы пригласить вас на ужин. - Я буду очень рада, - с готовностью отозвалась Кэтрин. Она будет ждать встречи с нетерпением. У нее появится возможность выразить ему свою признательность. Положив трубку, Константин Демирис улыбнулся про себя: _п_о_г_о_н_я н_а_ч_а_л_а_с_ь_. Они поужинали в "Ритце". Хотя зал ресторана отличался изысканностью, а еда была просто великолепна, Кэтрин с трудом могла обращать внимание на что-либо, кроме сидящего напротив нее мужчины. Ей так много надо было ему сказать. - В вашей конторе замечательные служащие, - сказала она. - Уим просто поразителен. Мне никогда не приходилось встречать человека, который бы мог... Но Демирис не слушал. Он смотрел на нее и думал, как она прекрасна и как уязвима. "Мне не следует ее торопить, - решил он. - Буду играть в эту игру не торопясь, чтобы насладиться победой. Посвящаю это тебе, Ноэлли, и твоему любовнику". - Вы долго пробудете в Лондоне? - спрашивала тем временем Кэтрин. - День или два, не больше. Есть дела. - Это было правдой. Однако он знал, что все вопросы можно было решить по телефону. Нет, в Лондон он прилетел, чтобы как-то сблизиться с Кэтрин, сделать ее эмоционально от себя зависимой. Он наклонился к ней: - Кэтрин, я когда-нибудь вам рассказывал о том времени, когда я работал на нефтяных месторождениях в Саудовской Аравии?.. Демирис повез Кэтрин ужинать и на следующий вечер. - Эвелин мне рассказала, как вы прекрасно работаете. Я вам прибавлю жалованье. - Вы и так очень добры, - запротестовала Кэтрин. - Я... Демирис заглянул ей в глаза. - Вы и представить себе не можете, каким добрым я могу быть. Кэтрин почувствовала себя неловко. "Он просто очень добрый, - подумала она. - Я не должна ничего себе воображать". На следующий день Демирис собрался уезжать. - Кэтрин, не хотите проводить меня в аэропорт? - Конечно. Он казался Кэтрин таким замечательным, что просто дух захватывало. Он был остроумен и блестящ, и его внимание льстило ей. В аэропорту Демирис слегка поцеловал Кэтрин в щеку: - Рад, что нам удалось побыть вместе, Кэтрин. - Взаимно. Спасибо, Коста. Она дождалась, пока самолет взлетит. "Он такой необыкновенный, - сказала она себе. - Мне будет его не хватать". 6 Все поражались тем явно тесным дружеским отношениям, которые существовали между Константином Демирисом и его шурином, Спиросом Ламброу. Спирос Ламброу был почти так же богат и могущественен, как Демирис. Если Демирис владел самым большим грузовым флотом в мире, то Спирос Ламброу владел вторым по величине. Константин Демирис контролировал ряд газет и авиалиний, нефтепромыслов, сталелитейных заводов и золотых приисков; у Спироса Ламброу были страховые компании, банки, огромное количество недвижимости и химический завод. Они производили впечатление мирных соперников, более того, приятелей. - Ну не чудесно ли, - говорили люди, - что два таких могущественных человека - большие друзья? На самом же деле они были непримиримыми соперниками и презирали друг друга. Не успел Спирос Ламброу купить 100-футовую яхту, как Демирис спустил на воду яхту в 150 футов, с четырьмя дизельными двигателями, командой из тринадцати человек, двумя скоростными катерами и бассейном с пресной водой. Едва флот Спироса Ламброу вырос до двадцати танкеров водоизмещением в 650000 тонн, как Константин Демирис увеличил свой флот до двадцати трех танкеров водоизмещением в 650000 тонн. Когда Спирос Ламброу приобрел несколько скаковых лошадей, Демирис немедленно купил целую конюшню, чтобы выставлять своих лошадей против него на скачках, где он, в основном, и выигрывал. Они часто встречались, поскольку были членами одних и тех же благотворительных комитетов, заседали в одних и тех же правлениях. Встречались они и по-семейному. Они были абсолютно полярны по темпераменту. Если Константин Демирис родился в бедной семье и сам пробил себе дорогу наверх, Спирос Ламброу был аристократом по рождению. Он был высок и элегантен, всегда безукоризненно одет, обладал прекрасными манерами. Старейшим из его предков был Отто из Баварии, который когда-то правил Грецией. Во время ранних политических восстаний в Греции небольшому числу людей, принадлежавших олигархии, удалось сколотить состояние на торговле, морских перевозках и земле. Одним из таких людей был отец Спироса Ламброу, и Спирос унаследовал его империю. Долгие годы Спирос Ламброу и Константин Демирис прятались за фасадом дружелюбия. На самом же деле один стремился уничтожить другого. Демирисом руководил инстинкт выживания, Ламброу же хотел отомстить своему шурину за обращение с Мелиной. Спирос Ламброу был человеком суеверным. Он сознавал, что в жизни ему повезло, и не хотел гневить богов. Время от времени он консультировался у экстрасенсов, но одна женщина-экстрасенс его поразила. Она предсказала, что у его сестры, Мелины, будет выкидыш, что замужество ее будет неудачным и еще с десяток других событий, которые действительно имели место. Она жила в Афинах. Звали ее мадам Пирис. У Константина Демириса вошло в привычку каждое утро являться в свой офис на улице Св. Геронда ровно в шесть утра. К тому времени как его соперники приходили на работу, Демирис уже успевал провести деловые переговоры со своими агентами в десятке стран мира. Личный кабинет Демириса представлял собой нечто грандиозное. Вид из огромных зеркальных окон открывался великолепный - все Афины лежали под ногами. Пол был из черного гранита. Мебель - сплошная сталь и кожа. Стены были увешаны картинами кубистов, среди них - картины Леже, Брака и с полдюжины работ Пикассо. Еще там был огромный письменный стол из стали и стекла и похожий на трон, обтянутый кожей стул. На столе в подставке из хрусталя стояла посмертная маска Александра Великого. Надпись на подставке гласила: "Александрос. Защитник человека". В это утро, когда Константин Демирис вошел в кабинет, телефон на его столе уже звонил. Только человек шесть знали номер этого телефона. Демирис взял трубку: - Kalimehra. - Kalimehra. - Голос на другом конце провода принадлежал Никосу Веритосу, личному секретарю Спироса Ламброу. Чувствовалось, что он нервничает. - Извините за беспокойство, мистер Демирис. Вы сказали, что если у меня будет информация, которая... - Да. И что же? - Мистер Ламброу собирается купить компанию "Аврора Интернэшнл". Она в списке нью-йоркской фондовой биржи. У мистера Ламброу есть приятель в директорате, который сообщил ему по секрету, что эта компания получит заказ на постройку бомбардировщиков. Когда об этом станет известно, стоимость акций сразу поднимется... - Меня не интересуют эти игры на бирже, - резко прервал его Демирис. - Не смейте меня беспокоить, если у вас нет ничего важного. - Извините, мистер Демирис. Я полагал... Но Демирис уже повесил трубку. Когда в восемь Джианнис Тхарос, помощник Демириса, вошел в кабинет, тот поднял голову от бумаг: - На фондовой бирже в Нью-Йорке числится одна компания - "Аврора Интернэшнл". Объявите во всех наших газетах, что ведется расследование о мошенничестве этой компании. Ссылайтесь на анонимный источник, но упорно распространяйте эти слухи. Продолжайте, пока акции не начнут падать в цене. Тогда начните покупать. У меня должен быть контрольный пакет. - Слушаюсь, сэр. Это все? - Нет. Как только контрольный пакет будет за мной, объявите, что слухи необоснованны. Да, и еще. Позаботьтесь, чтобы на нью-йоркской фондовой бирже стало известно, что Спирос Ламброу купил свои акции, используя конфиденциальную информацию. Джиан Тхарос заметил осторожно: - Мистер Демирис, в США это считается уголовным преступлением. Константин Демирис улыбнулся: - Я знаю. На расстоянии мили от дома Демириса, на площади Синтагма, Спирос Ламброу работал в своем кабинете, полностью соответствующем его эклектичным вкусам. Обставлен он был редкой антикварной мебелью, частью - французской, частью - итальянской. На трех стенах висели картины французских импрессионистов. Четвертая была отведена бельгийским художникам - от Ван Райсселверга до Де Смета. Табличка на входной двери гласила: "Ламброу и партнеры", но в действительности никаких партнеров у Ламброу никогда не было. Унаследовав от отца преуспевающее предприятие, Спирос Ламброу превратил его за несколько лет в конгломерат, охватывающий весь мир. Спирос Ламброу должен был бы быть счастливым человеком. Он был богат и удачлив, отличался отменным здоровьем. Но существование Константина Демириса мешало ему быть полностью счастливым. Он ненавидел и презирал его. Демирис был человеком, способным на все, беспринципным негодяем. Ламброу всегда ненавидел Демириса за его обращение с Мелиной, а их яростное соперничество эту ненависть усиливало. Все началось десять лет назад. Спирос Ламброу тогда обедал вместе с сестрой. Ей никогда не приходилось видеть его таким возбужденным. - Мелина, знаешь ли ты, что ежедневно человечество потребляет такое количество ископаемого топлива, на образование которого ушла тысяча лет? - Нет, Спирос. - В будущем на нефть будет огромный спрос, и наверняка не хватит танкеров для перевозки. - Собираешься строить танкеры? Он утвердительно кивнул: - Но не простые танкеры. Я построю первый в мире флот больших танкеров, в два раза больших, чем теперешние. - Он был полон энтузиазма. - Целый месяц корпел над цифрами. Послушай только. Перевозка галлона сырой нефти из района Персидского залива на восточный берег США стоит семь центов. А на большом танкере - только три. Представляешь, что это значит? - Спирос, а где ты возьмешь деньги, чтобы построить такой флот? Он улыбнулся: - А это самая замечательная деталь моего плана. Это не будет стоить мне ни цента. - Как? Он наклонился к ней: - Через месяц поеду в Америку для переговоров с руководителями крупнейших нефтяных компаний. Перевозка нефти большими танкерами обойдется им вдвое дешевле. - Но... у тебя же нет больших танкеров? Его улыбка превратилась в ухмылку: - Нет. Но если я заключу с нефтяными компаниями долгосрочные контракты по перевозкам, банки одолжат мне деньги на постройку танкеров. Что ты об этом думаешь? - Ты - гений. Просто великолепный план. Мелину так волновала идея брата, что она упомянула о ней за ужином. Когда она закончила свой рассказ, она спросила: - Правда, замечательная мысль? Константин Демирис немного помолчал. - Твой брат - пустой мечтатель. Ничего из этого не выйдет. Мелина удивленно взглянула на него: - Но почему, Коста? - Потому что это пустая затея. Во-первых, такого спроса на нефть не будет, и, следовательно, этим мифическим танкерам нечего будет перевозить. Во-вторых, нефтяные компании не доверят свою драгоценную нефть флоту-призраку, которого нет в природе. И в-третьих, банкиры просто посмеются над ним и все. На лице Мелины отразилось разочарование: - Спирос был так воодушевлен. Может, ты с ним это обсудишь? Демирис отрицательно покачал головой: - Пусть тешится своими мечтами. Лучше всего не говори ему о нашем разговоре. - Хорошо, Коста. Как скажешь. Рано утром на следующий день Константин Демирис был уже на пути в Соединенные Штаты, чтобы обсудить вопрос о строительстве крупных танкеров. Он знал, что запасы нефти вне США и государств советского блока находятся под контролем семи родственных компаний: "Стандарт Ойл Компани" из Нью-Джерси, "Стандарт Ойл Компани" из Калифорнии, "Галф Ойл", техасской компании, "Сокони-Вакуум", "Роял Датч-Шелл" и англо-иракской. Он также был уверен, что, если ему удастся договориться с одной из них, остальные последуют ее примеру. Константин Демирис начал с посещения руководства компании "Стандарт Ойл" в Нью-Джерси. У него была назначена встреча с Оуэном Кертисом, четвертым вице-президентом компании. - Чем я могу вам помочь, мистер Демирис? - У меня есть предложение, которое может принести вашей компании большую финансовую выгоду. - Да, вы уже упоминали об этом по телефону. - Кертис взглянул на часы. - Через несколько минут у меня назначена встреча. Если вы коротко изложите... - Я буду краток. Перевозка галлона сырой нефти из района Персидского залива на восточный берег США обходится вам в семь центов. - Совершенно верно. - Что вы скажете, если я гарантирую вам перевозку по три цента за галлон? Кертис покровительственно улыбнулся: - И как вы собираетесь сотворить это чудо? - При помощи танкеров водоизмещением вдвое больше, чем сегодняшние, - спокойно ответил Демирис. - Я смогу перевозить вашу нефть с той же скоростью, с какой вы ее выкачиваете из земли. Кертис задумчиво изучал его. - Где вы возьмете большие танкеры? - Построю. - Извините, нас не интересуют капиталовложения в... - Вам это не будет стоить ни цента, - перебил Демирис. - Все, что мне нужно, это долгосрочный контракт на перевозку вашей нефти за половину нынешней цены. Ссуду я возьму у банков. Последовало долгое многозначительное молчание. Затем Оуэн Кертис откашлялся. - Полагаю, что лучше всего будет подняться наверх и поговорить с президентом. Так это начиналось. Другие компании тоже охотно заключили сделки с Константином Демирисом, зафрахтовав его новые танкеры. Когда Спирос Ламброу узнал об этом, было уже поздно. Он слетал в Соединенные Штаты, где ему удалось заключить несколько сделок с независимыми компаниями, но все сливки достались Демирису. - Он твой муж, - возмущался Ламброу, - но клянусь тебе, Мелина, я заставлю его за это заплатить. Мелина горько переживала все случившееся. Она понимала, что предала своего брата. Когда она сказала об этом Демирису, он только пожал плечами: - Я к ним не обращался, Мелина. Они сами пришли ко мне. Зачем же мне было отказываться? Обсуждать больше было нечего. Но не деловые соображения определяли отношение Ламброу к Демирису. Главным было то, как Демирис обращался с Мелиной. Он бы мог еще согласиться закрыть глаза на многочисленные похождения Демириса: в конце концов, почему мужчина должен отказывать себе в удовольствиях? Но то, что Демирис даже и не пытался это скрыть, оскорбляло не только Мелину, но и всю семью Ламброу. Самый наглядный пример - любовная связь Демириса с актрисой Ноэлли Пейдж. Все газеты мира пестрели заголовками об этом деле. "Ну, подожди, - думал Спирос Ламброу. - Когда-нибудь..." В кабинет вошел Никос Веритос, помощник Ламброу, проработавший у него уже пятнадцать лет. Он был хорошим исполнителем, однако совершенно лишенным воображения и потому серым и безликим человеком без будущего. Ему казалось, что он сможет воспользоваться соперничеством между Ламброу и Демирисом в своих целях. Он ставил на Демириса и потому время от времени передавал ему конфиденциальную информацию в надежде на щедрое вознаграждение. - Простите, - обратился он к Ламброу, - вас хочет видеть мистер Антони Риццоли. Ламброу вздохнул. - Что ж, давай покончим с этим, - сказал он. - Пригласи его. Антони Риццоли было лет сорок пять. Это был жгучий брюнет с тонким носом с горбинкой и глубоко посаженными карими глазами. Двигался он с изяществом хорошо тренированного боксера. На нем был дорогой, сшитый на заказ, бежевый костюм, желтая шелковая рубашка и мягкие кожаные туфли. И хотя говорил он тихо и вежливо, в нем таилась какая-то непонятная угроза. - Рад видеть вас, мистер Ламброу. - Садитесь, мистер Риццоли. Риццоли сел. - Что я могу для вас сделать? - Ну, я уже сказал мистеру Веритосу, что хотел бы зафрахтовать один из ваших грузовых пароходов. Понимаете, у меня фабрика в Марселе, так я бы хотел перевезти кое-какое тяжелое оборудование в Штаты. Мы могли бы заключить сделку, и в будущем я бы мог подбросить вам порядком работенки. Спирос Ламброу откинулся назад и внимательно оглядел своего собеседника. "Омерзителен". - И это все, что вы собираетесь перевозить, мистер Риццоли? - спросил он. Тони Риццоли нахмурился: - Что? Не понимаю. - Думаю, понимаете, - сказал Ламброу. - У меня нет для вас судов. - Почему? О чем вы это? - О наркотиках, мистер Риццоли. Вы - торговец наркотиками. Глаза Риццоли превратились в узкие щелки: - Вы что, свихнулись? Это все сплетни. Но это были отнюдь не сплетни. Спирос Ламброу тщательно собрал сведения об этом человеке. Тони Риццоли был одним из крупнейших торговцев наркотиками в Европе. Он принадлежал к мафии, и прошел слух, что он ищет способы перевозки наркотиков. Поэтому ему и хотелось заключить сделку. - Боюсь, вам придется обратиться куда-нибудь еще. Тони не мигая смотрел на него холодными глазами. Наконец он кивнул: - Ладно. - Вынув из кармана визитную карточку, он бросил ее на стол. - Если передумаете, позвоните. - Он поднялся и быстро вышел. Спирос Ламброу взял карточку в руки. Там было напечатано: "Антони Риццоли: импорт - экспорт". Еще там был адрес гостиницы в Афинах и номер телефона. Никос Веритос слушал этот разговор с широко открытыми глазами. Когда Тони Риццоли вышел из комнаты, он спросил: - Неужели он в самом деле?.. - Да, мистер Риццоли промышляет героином. Если мы допустим его хотя бы на одно наше судно, власти могут вообще арестовать весь наш флот. Тони Риццоли вышел из кабинета Ламброу, задыхаясь от ярости. "Этот хренов грек обращается со мной так, будто я какой-то лапотник. И как он узнал про наркотики? На этот раз груз особенно велик. Его стоимость, достигни он улиц, была бы не менее десяти миллионов долларов. Весь вопрос в том, как доставить его в Нью-Йорк. Эта чертова полиция по борьбе с наркотиками так и шныряет по Афинам. Надо позвонить на Сицилию и попросить отсрочки". Тони Риццоли никогда еще не терял партию груза и не намеревался терять эту. Он считал себя врожденным победителем. Он вырос в Нью-Йорке, там, где Дьявол держал свою кухню. Географически это место располагалось на западе Манхэттена, между восьмой авеню и рекой Гудзон. Его северные и южные границы проходили по Двадцать третьей и Пятьдесят девятой улицам. Но психологически и эмоционально Кухня Дьявола была городом внутри города, эдакой вооруженной до зубов территорией. Улицами правили такие банды, как Крысы, Гориллы и так далее. За убийство брали сто долларов, за избиение - немного меньше. Грязные квартиры обитателей Кухни Дьявола кишели клопами, крысами и тараканами. Ванн не было, и молодежь решала эту проблему по-своему: голышом ныряли с причала реки Гудзон как раз там, где сбрасывались нечистоты со всех улиц района. На вонючих досках причала валялись полуразложившиеся трупы кошек и собак. На улицах постоянно что-то происходило: мчалась по вызову пожарная машина, дрались хулиганы на крыше жилого дома, заворачивала за угол свадебная процессия, играли в лапту на мостовой мальчишки, гналась за убежавшей лошадью толпа, стреляли... У детей не было других мест для игр, кроме улиц, крыш жилых зданий, замусоренных пустырей, а летом - грязной реки. И над всем этим витал острый запах нищеты. В такой атмосфере и вырос Тони Риццоли. Самым ранним воспоминанием Тони Риццоли было то, как его сбили с ног и отняли деньги, данные ему на молоко. Ему тогда было семь лет. Приходилось всегда опасаться мальчишек постарше и покрупнее. Дорога в школу пролегала по ничейной земле, а школа была полем битвы. К пятнадцати годам Риццоли поднабрал силенки и бойцовский опыт. Драться ему нравилось, он это умел, это давало ему ощущение превосходства. Он и его приятели принимали участие в турнирах по боксу в спортивном зале Стиллмэна. Иногда туда заходили гангстеры, чтобы посмотреть на принадлежавших им бойцов. Пару раз в месяц появлялся Франк Костелло, а также Джо Адонис и Лаки Лучано. Их забавляли матчи по боксу, устраиваемые подростками, и, чтобы позабавиться, они стали ставить на того или иного боксера. Победителем всегда выходил Тони Риццоли, который быстро стал любимчиком у гангстеров. Однажды, переодеваясь в раздевалке, Тони Риццоли случайно подслушал разговор между Франком Костелло и Лаки Лючиано. - Парнишка этот просто золотая жила, - говорил Лючиано. - Я на нем на прошлой неделе пять кусков выиграл. - Собираешься ставить на него в схватке с Луи Домеником? - Спрашиваешь. Поставлю десять кусков. - А какие ставки? - Десять к одному. Но какого черта? Риццоли - верняк. Тони не совсем понял, о чем они говорили. Он подошел к Джино, своему старшему брату, и рассказал ему обо всем. - Господи! - воскликнул брат. - Да они ставят на тебя большие деньги. - Почему? Я ж не профессионал? Джино немного подумал: - Ты ведь никогда не проигрывал, верно, Тони? Наверное, они сначала ставили понемножку просто для забавы, а потом увидели, на что ты способен, и стали ставить по-настоящему. Юноша пожал плечами: - Какая мне от этого польза? Джино полуобнял его и сказал проникновенно: - Может, очень даже большая. И для тебя и для меня. Слушай сюда, малыш... Схватка с Луи Домиником состоялась в пятницу в спортзале Стиллмэна. Присутствовали все крупные мафиози: Франк Костелло, Джо Адонис, Альберт Анастасис, Лаки Лючиано и Мейер Ланский. Им нравилось смотреть, как дерутся подростки, но еще больше им нравилось, что они нашли способ делать на этих подростках деньги. Луи Доменику было семнадцать. Он был на год старше Тони и на пять футов тяжелее. Но он сильно отставал в технике, да и не было у него инстинкта убийцы, которым в полной мере обладал Тони Риццоли. Матч состоял из пяти раундов. Первый раунд дался Тони легко. Выиграл он и второй, и третий. Гангстеры уже подсчитывали барыши. - Парнишка вырастет и станет чемпионом, - прокаркал Лаки Лючиано. - Сколько ты на него поставил? - Десять кусков, - ответил Франк Костелло. - Самое большее, что я получу, это пятнадцать к одному. Мальчишка уже завоевал себе репутацию. И вдруг произошло нечто неожиданное. В середине пятого раунда Луи Доменик апперкотом послал Тони в нокдаун. Судья начал считать... очень медленно, беспокойно оглядываясь на застывшую аудиторию. - Поднимайся, засранец, - закричал Джон Адонис. - Вставай и дерись! Счет продолжался, и каким бы медленным он ни был, слово "десять" все же было произнесено. Тони все еще лежал на полу без сознания. - Сукин сын. _О_д_и_н_ удачный удар! Гангстеры начали подсчитывать убытки. Они были весьма ощутимы. Джино отнес Тони в одну из раздевалок. Тони крепко зажмурил глаза, опасаясь, что они догадаются, что он в сознании, и сделают с ним что-нибудь ужасное. Только благополучно добравшись домой, Тони начал расслабляться. - Сделано! - завопил брат в восторге. - Знаешь, сколько этих гребаных денег мы выиграли? Почти тысячу. - Я не понимаю. Я... - Я занял денег у их же ростовщиков и поставил на Доменика. Получил пятнадцать к одному. Теперь мы богаты. - А они не разозлятся? Джино улыбнулся: - А откуда они узнают? На следующий день, когда Тони возвращался из школы, на углу ждал длинный черный лимузин. Лаки Лючиано сидел на заднем сидении. Он поманил мальчика: - Залазь. Сердце Тони Риццоли ушло в пятки. - Не могу, мистер Лючиано, я опаздываю... - Залазь! Тони Риццоли сел в машину. - Давай вокруг квартала, - приказал Лаки Лючиано шоферу. Лючиано повернулся к мальчику: - Ты нарочно лег? Риццоли покраснел: - Нет, сэр. Я... - Не засирай мне мозги. Сколько ты заработал? - Ничего, мистер Лючиано. Я... - Спрашиваю в последний раз. Сколько ты заработал на том, что лег? Мальчик заколебался: - Тысячу. Лаки Лючиано расхохотался: - Всего-навсего? Впрочем, для... сколько тебе лет? - Скоро шестнадцать. - Ну, для шестнадцатилетнего парня это неплохо. А ты знаешь, во сколько ты обошелся мне и моим друзьям? - Мне очень жаль, сэр. Я... - Забудь. Ты не дурак. У тебя есть будущее. - Спасибо. Неделю спустя Тони Риццоли уже работал на Лаки Лючиано. Сначала он собирал ставки, потом занялся рэкетом. Он был умен, проворен и потому очень быстро стал ближайшим адъютантом Лаки. Когда Лаки Лючиано арестовали, приговорили и посадили в тюрьму, Тони остался членом его организации. Семьи занимались игорным бизнесом, ростовщичеством, проституцией и тому подобным, что давало нелегальный доход. На торговлю наркотиками смотрели косо, но, поскольку некоторые члены Семей на этом настаивали, они получили разрешение заниматься наркотиками самостоятельно. Эта идея целиком захватила Тони Риццоли. Он видел, что люди, занимающиеся наркобизнесом, отвратительно организованы. "Каждый тянет одеяло на себя. Тут нужны хорошие мозги и крутые исполнители..." Тони сделал свой выбор. Такие люди, как Тони Риццоли, все делают тщательно. Тони начал с того, что прочел все что можно о героине. Героин быстро становился королем наркотиков. Марихуана и кокаин повышали настроение, героин же обеспечивал полную эйфорию - ни боли, ни проблем, ни забот. Наркоманы, сидящие на героине, идут на что угодно, готовы совершить любое преступление. Героин становиться их религией, смыслом их существования. Один из главных производителей мака - сырья для изготовления героина - была Турция. У Семьи были связи с Турцией, поэтому Риццоли вынужден был обратиться к капо, Питу Люкке. - Хочу этим заняться, - сказал он. - Но все, что я делаю, только для Семьи. Хочу, чтобы знали. - Ты хороший мальчик, Тони. - Я хотел бы съездить в Турцию и осмотреться. Можно это устроить? Старик заколебался: - Я свяжусь с Турцией. Но, Тони, они не такие, как мы. У них нет принципов. Они - животные. Если ты потеряешь их доверие, тебя убьют. - Я буду осторожен. - Уж пожалуйста. Две недели спустя Тони был на пути в Турцию. Он съездил в Измир, Афьон и Эскишехир - районы, где выращивали мак, и поначалу был встречен с глубоким подозрением. Он был чужаком, а чужаков здесь не жаловали. - Мы будем делать большие дела, - сказал Риццоли. - Я хотел бы взглянуть на маковые поля. В ответ пожали плечами: - Ни о каких маковых полях ничего не знаем. Зря теряете время. Уезжайте. Но от Риццоли не так легко было отделаться. Несколько телефонных звонков, обмен телеграммами. Наконец Риццоли разрешили присутствовать при сборе опиума на ферме у Кареллы - крупного землевладельца в Килисе, что на турецко-сирийской границе. - Не понимаю, - сказал Тони. - Как вы умудряетесь получать опиум из этих говенных цветов? Ученый в белом халате дал необходимые пояснения: - Это делается в несколько приемов, мистер Риццоли. Героин синтезируется из опиума, что достигается путем обработки морфия уксусной кислотой. Героин мы получаем из особой разновидности мака - из Papfver somniferum, или сонного цветка. Само название "опиум" происходит от греческого "opos", что означает "сок". - Понял. Во время уборки Тони снова пригласили на главную усадьбу фермы Кареллы. Все члены Семьи были вооружены cizgi bicak - ножами в форме скальпеля, поскольку требовалось сделать очень точный надрез на растении. Карелла объяснил: - Мак нужно убрать за двадцать четыре часа, иначе весь урожай пропадет. В Семье было девять человек, и каждый старался изо всех сил, чтобы успеть вовремя. Риццоли почувствовал головокружение. "Осторожно, - предупредил Карелла. - Не засните. Если вы уляжетесь в поле, вы уже никогда не встанете". Во врем уборки окна и двери в доме в течение суток были плотно закрыты. Когда мак собрали, Риццоли дали возможность понаблюдать, как белая, липкая, резинообразная масса превращается в героин в лаборатории, спрятанной в горах. - Значит, вот как это делается. Карелла покачал головой: - Нет, мой друг. Это только начало. Получить героин - самое простое дело. Главное - перевезти его так, чтобы вас не поймали. Тони почувствовал растущее возбуждение. На этом этапе он, со своим опытом, вступает в игру. До сих пор делом занимались профаны. Он им покажет, что такое настоящий профессионал. - Как вы перевозите порошок? - Ну, разные есть способы. На грузовике, автобусе, поезде, муле, верблюде, машиной... - Верблюде? - Когда-то мы перевозили героин в металлических контейнерах в желудках верблюдов, пока таможня не стала пользоваться детекторами металла. Мы перешли на пластиковые мешки. В конце пути верблюда убивали. Вся проблема в том, что мешки иногда лопались, и животные появлялись на границе, шатаясь как пьяные. Ну, таможенники и сообразили. - Какой путь вы чаще всего используете? - Иногда из Алеппо, Бейрута и Стамбула в Марсель. Иногда из Стамбула в Грецию, затем на Сицилию через Корсику и Марроко, а потом - через Антлантику. - Спасибо за помощь, - сказал Риццоли. - Я расскажу своим. У меня к вам еще одна просьба. - Да? - Я хотел сопровождать следующую партию груза. Последовала длинная пауза. - Это может быть опасным. - Рискну. На другой день Тони Риццоли познакомили с огромным, похожим на танк, человеком бандитского вида, с великолепными висячими усами. - Это Мустафа из Афьюна. По-гречески "afyon" означает "опиум". Мустафа - один из наших лучших контрабандистов. - Надо быть лучшим, - скромно заметил Мустафа. - Слишком много опасностей. Тони Риццоли усмехнулся: - Но дело того стоит, верно? - Вы имеете в виду деньги, - ответил Мустафа с достоинством. - Для нас опиум не просто злак, приносящий деньги. В нем есть что-то мистическое. Он - больше чем пища. Белый сок растения - посланный Богом эликсир, природой данное лекарство, если его принимать в небольших дозах. Его можно принимать вовнутрь или прикладывать прямо к коже, и он помогает при многих часто встречающихся болезнях - расстройстве желудка, простуде, лихорадке, болях, растяжении связок. Но нужно быть осторожным. Будете принимать в больших количествах, не только мозги будут в тумане, но и свою мужскую силу потеряете. А в Турции ничто так не губительно для человеческого достоинства, как импотенция. - Конечно. Все верно говорите. Из Афьона тронулись в полночь. Группа фермеров под покровом ночи встретилась с Мустафой. Триста пятьдесят килограммов, или более 700 фунтов опиума, были привязаны к спинам семи крепких мулов. Явно чувствовался сладкий, терпкий запах опиума, похожий на запах мокрого сена. При передаче опиума Мустафе присутствовало около полудюжины фермеров. Все были вооружены винтовками. - В наши дни следует быть осторожным, - сказал Мустафа, обращаясь к Риццоли. - Тут и Интерпол, и полицейские рыщут. Раньше дела шли веселее. Мы перевозили опиум через город или деревню в гробах, задрапированных черным крепом. Одно удовольствие было наблюдать, как прохожие и полицейские обнажают головы из уважения к гробу с опиумом. Провинция Афьон расположена в центре западной части Турции, у подножия Султанских гор, на высоком плато, в отдалении и практически в изоляции от больших городов страны. - Местность для нашей работы очень удобная, - заметил Мустафа. - Поди найди нас. Мулы медленно двигались по пустынным горам и через три дня в полночь достигли турецко-сирийской границы. Там их встретила женщина в черном. Она вела лошадь, нагруженную вполне невинным на вид мешком с мукой. К седлу была привязана длинная пеньковая веревка около двухсот футов длинной. Веревка тащилась за лошадью, но земли не касалась: за другой ее конец держались Мустафа и пятнадцать его наемных носильщиков. Они шли, согнувшись почти до земли, одной рукой держась за веревку, а в другой неся джутовый мешок с опиумом. Каждый мешок весил тридцать пять фунтов. Женщина и лошадь прошли через заминированный участок, хотя, в сущности, уже имелась тропинка, проложенная ранее небольшим стадом овец. Падение веревки на землю послужило для Мустафы и остальных сигналом о том, что впереди жандармы. Если женщину поведут допрашивать, контрабандисты могут безбоязненно пересекать границу. Границу они пересекли недалеко от Килиса - основательно заминированного пограничного пункта. Миновав ее, контрабандисты попали в трехмильную нейтральную зону, на другой стороне которой их ждали сирийские контрабандисты. Они сложили мешки на землю, после чего получили бутылки раки, к которой стали прикладываться по очереди. Риццоли пронаблюдал, как опиум взвесили, уложили и навьючили на дюжину грязных сирийских ослов. Дело было сделано. "Ладно, - подумал Риццоли. - Надо теперь посмотреть, как это делают парни из Таиланда". Следующую остановку Риццоли сделал в Бангкоке. После того как в его надежности убедились, его допустили на рыболовецкое судно, перевозящее наркотики, завернутые в полиэтилен, в пустых канистрах из-под бензина. При подходе к Гонконгу связку канистр выбросили на мелком месте за борт, неподалеку от Лимы, затем крючком их выловили с рыбачьих лодок, пришедших из Гонконга. - Неплохо, - заметил Риццоли. ("Но можно придумать и кое-что получше".) Фермеры называли героин "снежком", но для Тони Риццоли он означал золото. На нем можно было заработать колоссальные деньги. Крестьянам, выращивающим опиум, платили по 350 долларов за десять килограммов, которые после переработки стоили на улицах Нью-Йорка 250 000 долларов. "Проще простого, - думал Риццоли. - Карелла прав. Главное - не вляпаться". С того времени прошло десять лет. Сегодня ситуация осложнилась. Интерпол занялся вопросом контрабанды наркотиков всерьез. Все хоть сколько-нибудь подозрительные суда, покидающие порты, через которые шел основной контрабандный поток, тщательно обыскивались. Именно поэтому Риццоли обратился к Спиросу Лабмроу, флот которого был вне подозрений. Маловероятно, что полиция станет обыскивать его грузовые суда. Но эта сволочь ему отказала. "Придется искать другой путь, - подумал Тони Риццоли. - И делать это побыстрее". - Кэтрин, я вас разбудил? Была уже полночь. - Нет, Коста. Рада слышать ваш голос. - Все в порядке? - Да, большое спасибо. Мне очень нравится моя работа. - Рад слышать. Через пару недель буду в Лондоне. Приятно будет встретиться. (Осторожно. Не торопись.) Хотелось бы поговорить с вами о некоторых сотрудниках. - Конечно. - Тогда спокойной ночи. - Спокойной ночи. На этот раз она позвонила ему сама: - Коста... просто не знаю что сказать. Такой прелестный кулон. Вы не должны... - Пустяки, Кэтрин, просто знак внимания. Эвелин рассказывала мне, как вы ей помогаете. Рассматривайте это как признание ваших заслуг. "Проще простого, - подумал Демирис. - Маленькие подарки и лесть. Далее: "Я развожусь с женой". Затем последует этап: "Я так одинок!" Потом намеки на женитьбу и приглашение отправиться на яхте на остров. Система никогда не давала сбоя. Должно быть потрясающе интересно, - усмехнулся Демирис, - потому что на этот раз конец будет иным: она умрет". Он позвонил Наполеону Чотасу. Адвокат был в восторге от его звонка: - Давненько тебя не слышал, Коста. Все в порядке? - Да, спасибо. Хочу попросить тебя об одолжении. - Буду рад помочь. - У Ноэлли Пейдж была небольшая вилла в Рафине. Хочу, чтобы ты ее купил для меня на чье-нибудь имя. - Нет проблем. У меня тут есть один юрист... - Займись этим лично. Адвокат помедлил с ответом: - Ладно. Я об этом позабочусь. - Спасибо. Наполеон Чотас сидел, уставившись на телефон. Вилла была любовным гнездышком Ноэлли Пейдж и Ларри Дугласа. Зачем она Демирису? 7 Здание суда Арсакион в нижней части Афин представляло собой большое серое строение, занимавшее целый квартал на пересечении улиц Университетской и Страда. Из тридцати залов суда, имеющихся там, только три - 21-й, 30-й и 33-й были отведены для слушания уголовных дел. Из-за огромного интереса, вызванного делом об убийстве, в котором обвинялась Анастасия Савалас, слушание его проходило в 33-м зале. Помещение имело сорок футов в ширину и триста футов в длину. Площадь, отведенная для публики, была поделена на три части, по девять скамеек в каждом ряду. В передней части суда возвышался помост, на котором перед перегородкой из красного дерева на стульях с высокими спинками восседали трое судей. Напротив помоста было место для свидетелей - небольшая приподнятая платформа с закрепленным пюпитром, и у дальней стены располагалось жюри, состоящее в данный момент из десяти человек. Перед перегородкой, отделяющей обвиняемую от зала суда, стоял столик для адвоката. Сам процесс об убийстве - зрелище привлекательное, но теперь он вызвал еще больший интерес, потому что защиту вел Наполеон Чотас - один из самых знаменитых адвокатов по уголовным делам в мире. Чотас брал только уголовные дела и очень часто выходил из них победителем. По слухам, его гонорары доходили до миллиона долларов. Наполеон был настолько худ, что выглядел изможденным, а его большие печальные глаза на морщинистом лице напоминали глаза породистой гончей. Одевался он плохо, и в его внешнем виде не было ничего внушащего доверие. Но за этой обманчивой внешностью скрывался блестящий, изобретательный ум. Пресса строила всяческие предположения относительно причин, заставивших Чотаса согласиться защищать обвиняемую. Шансов выиграть дело у него не было. Поговаривали, что это будет первое поражение Чотаса. Обвинитель Питер Демонидес встречался с Чотасом в зале суда и раньше и трепетал перед ним, хотя и не признался бы в этом даже самому себе. Однако на этот раз Демонидес был уверен, что у него нет причин для беспокойства. В деле Анастасии Савалас все было предельно ясно. Факты говорили сами за себя: Анастасия Савалас была очень красивой молодой женщиной, замужем за Джорджем Саваласом, человеком богатым, но старше ее на тридцать лет. Анастасия завела интрижку с молодым шофером, и, как показали свидетели, муж грозил, что разведется с ней и вычеркнет ее из завещания. В ночь убийства Анастасия отпустила слуг и сама приготовила мужу ужин. Джордж Савалас страдал простудой и во время ужина закашлялся. Жена принесла ему микстуру от кашля. Савалас сделал один глоток и упал замертво. Дело яснее ясного. Зал N_33 с утра был переполнен. Анастасия Савалас сидела за столиком обвиняемых, скромно одетая в черную юбку и черную блузку. Никаких украшений и минимум косметики. Она была ослепительно хороша. Обвинитель Питер Демонидес держал речь, обращенную к жюри: - Дамы и господа! Иногда суд по делу об убийстве занимает от трех до четырех месяцев. Однако на этот раз нам не стоит беспокоиться о том, что дело затянется. Когда вы познакомитесь с обстоятельствами дела, я уверен, что вы вынесете единственно возможный приговор - убийство с отягчающими вину обстоятельствами. Общественное обвинение докажет вам, что обвиняемая преднамеренно убила своего мужа, так как он угрожал ей разводом, обнаружив, что у нее любовная связь с шофером, работающим на их семью. Мы докажем, что у обвиняемой были мотивы, возможность и средство хладнокровно привести в исполнение задуманное. Благодарю за внимание. - Он повернулся на место. Главный судья повернулся к Чотасу: - Защита готова выступить с заявлением? Наполеон Чотас не торопясь поднялся на ноги: - Да, Ваша честь. - С трудом, шаркая ногами, он сделал несколько шагов в сторону жюри. Немного постоял, мигая, а когда заговорил, то показалось, что он говорит сам с собой. - Я прожил долгую жизнь, и она меня научила, что ни один мужчина и ни одна женщина не способны скрыть то зло, что живет в них. Как сказал поэт, глаза - это зеркало души. Думаю, он был прав. Я хочу, чтобы вы, дамы и господа, заглянули в глаза обвиняемой. И вы увидите, что она не может убить. - Наполеон Чотас немного постоял, как будто собираясь что-то добавить, потом, шаркая ногами, вернулся на свое место. Питер Демонидес торжествовал. "Бог ты мой! Да это самое беспомощное заявление, какое мне когда-либо приходилось слышать. Старик уже ни на что не способен". - Обвинитель может пригласить первого свидетеля? - Да, Ваша честь. Я хотел бы пригласить Розу Ликоургос. Плотная женщина средних лет поднялась со скамейки, где сидели зрители, и решительно двинулась к месту для свидетелей. Она была приведена к присяге. - Миссис Ликоургос, чем вы занимаетесь? - Я работаю экономкой... - Голос ее прервался. - Я работала экономкой у мистера Саваласа. - Мистера Джорджа Саваласа? - Да, сэр. - Скажите нам, как долго вы там работали? - Двадцать пять лет. - О, это очень долго. И какого вы мнения о вашем хозяине? - Он был ангелом. - Вы работали у мистера Саваласа при его первой жене? - Да, сэр. Я стояла рядом с ним у могилы, когда хоронили его жену. - Правильно ли будет сказать, что между ними были хорошие отношения? - Они безумно любили друг друга. Питер Демонидес взглянул на Наполеона Чотаса, ожидая возражений по поводу своих вопросов. Но Чотас сидел, по-видимому, погруженный в свои мысли. - Работали ли вы у мистера Саваласа, - продолжил обвинитель, - во время его второй женитьбы, на Анастасии Савалас? - Да, сэр, разумеется. - Она не просто говорила, она выплевывала слова. - Можно ли назвать их брак счастливым? - Он снова взглянул на Чотаса, но тот никак не прореагировал. - Счастливым? Нет, сэр. Они жили хуже кошки с собакой. - Вы присутствовали при ссорах? - Тут уж ничего не поделаешь. Во всем доме слышно было, хоть это и большой дом. - Как я понимаю, ссоры были словесные, не физические? Я хочу сказать, были ли случаи, чтобы мистер Савалас ударил свою жену? - О, вполне физические. Но все было наоборот. Мадам дралась. Мистеру Саваласу было уже порядком лет, и бедняга стал таким хрупким. - Вы видели, как миссис Савалас била своего мужа? - И не один раз. - Свидетельница взглянула на Анастасию Савалас с угрюмым удовлетворением. - Миссис Ликоургос, в ночь смерти мистера Саваласа кто из прислуги был в доме? - Никого. Питер Демонидес позволил себе не скрыть своего удивления: - Вы хотите сказать, что в таком большом доме не осталось никого из прислуги? Разве у мистера Саваласа не было кухарки, горничной или, наконец, дворецкого? - Конечно, были, сэр. Но в этот вечер мадам всех отпустила. Сказала, что хочет сама приготовить мужу ужин. Собиралась устроить ему второй медовый месяц. - Последнее замечание сопровождалось презрительным фырканьем. - Значит, миссис Савалас ото всех избавилась? На этот раз уже главный судья взглянул на Наполеона Чотаса, ожидая возражений. Но адвокат все еще был занят своими мыслями. Тогда главный судья обратился к обвинителю сам: - Прекратите задавать наводящие вопросы! - Прошу прощения, Ваша честь. Я задам вопрос иначе. Демонидес подошел к миссис Ликоургос поближе: - Вы говорите, что в ту ночь, когда вся прислуга должна была находиться в доме, миссис Савалас всех отпустила, чтобы остаться наедине с мужем? - Да, сэр. А бедняга был так сильно простужен. - Часто ли миссис Савалас сама готовила ужин для своего мужа? Миссис презрительно фыркнула: - Она? Нет, сэр. Только не она. Она вообще ничего не делала по дому. А Наполеон Чотас все сидел и слушал, как будто он был одним из присутствующих в зале. - Благодарю вас, миссис Ликоургос. Вы нам очень помогли. Питер Демонидес повернулся к Чотасу, тщетно стараясь скрыть торжество. Показания миссис Ликоургос явно произвели впечатление на членов жюри. Время от времени они бросали на обвиняемую недовольные взгляды. "Поглядим, что будет делать старик". - Свидетельница в вашем распоряжении. Наполеон Чотас поднял глаза: - Что вы сказали? А, нет вопросов. Главный судья взирал на него с изумлением: - Мистер Чотас, вы отказываетесь от перекрестного допроса? Наполеон Чотас встал: - Да, сэр. Свидетельница кажется мне абсолютно честной женщиной. Питер Демонидес просто не мог поверить, что ему та повезло. "Господи, - подумал он, - да он и не пытается сопротивляться. Старик кончился". Демонидес уже праздновал победу. Главный судья повернулся к обвинителю: - Можете вызвать следующего свидетеля. - Обвинение вызывает Джозефа Паппаса. Высокий, симпатичный, темноволосый молодой мужчина поднялся из зала и направился к месту для свидетелей. Его привели к присяге. - Мистер Паппас, - начал Питер Демонидес, - не скажете ли суду, чем вы занимаетесь? - Я шофер. - Вы сейчас работаете? - Нет. - Но до последнего времени вы работали? То есть до смерти Джорджа Саваласа вы работали у него? - Верно. - Как долго вы работали на семью Савалас? - Немногим больше года. - Вам нравилась ваша работа? Джозеф Паппас искоса взглянул на Чотаса, ожидая, что тот придет ему на помощь. Но адвокат молчал. - Так вам нравилась ваша работа, мистер Паппас? - Нормально, я считаю. - Вы получали хорошее жалование? - Да. - Может быть, тогда следует сказать, что работа была не просто нормальной? Я имею в виду, может, были какие-нибудь другие преимущества? Вы регулярно делили постель с миссис Савалас? Джозеф Паппас снова умоляюще взглянул на Чотаса. Но помощи не дождался. - Я... Да, сэр. В общем, да, можно так сказать. Теперь Питер Демонидес исходил презрением. - Вы считаете, что _м_о_ж_н_о_ так сказать. Вы находитесь под присягой. Или у вас была с ней любовная связь - или не было. Так как же? Паппас сидел как на раскаленных углях. - Мы были любовниками. - Несмотря на то, что вы работали на ее мужа, который вам щедро платил, и жили под его крышей. - Да, сэр. - И вам не было совестно неделя за неделей брать деньги у мистера Саваласа и в то же время состоять в любовной связи с его женой? - Это была не просто связь. Питер Демонидес тщательно подготовил наживку. - Это была не просто связь? Что вы хотите этим сказать? Боюсь, я вас не понимаю. - Я хочу сказать, что мы... Анастасия и я, собирались пожениться. По залу прошел шепот удивления. Члены жюри во все глаза смотрели на обвиняемую. - Брак - это была ваша идея, мистер Паппас? - Ну, мы оба этого хотели. - А кто предложил первый? - Вроде она. - Он взглянул туда, где сидела Анастасия Савалас. Она ответила ему немигающим взглядом. - Откровенно говоря, мистер Паппас, вы поставили меня в тупик. Как же вы могли пожениться? У миссис Савалас уже был муж, не так ли? Вы что, собирались ждать, пока он не умрет от старости? Или надеялись на несчастный случай с летальным исходом? О чем конкретно вы думали? Вопросы были настолько наводящими, что и обвинитель и трое судей дружно взглянули на Наполеона Чотаса, ожидая от него громогласных возражений. Адвокат мирно дремал, не обращая ни на что внимания. Анастасия Савалас тоже начала выражать беспокойство. Питер Демонидес не упустил случая поднажать на свидетеля: - Вы не ответили на мой вопрос, мистер Паппас! Джозеф Паппас поерзал в кресле: - Не могу сказать определенно, сэр. Громкий голос Питера Демонидеса прозвучал как удар плети. - Тогда позвольте мне сказать _о_п_р_е_д_е_л_е_н_н_о_. Миссис Савалас собиралась убить своего мужа и таким образом избавиться от него. Она знала, что муж хочет развестись с ней и лишить ее наследства. Тогда бы она осталась без цента. Она... - Протестую! - И выкрикнул это не Наполеон Чотас, а главный судья. - Вы просите свидетеля делать предположения. - Он взглянул на Наполеона Чотаса, удивляясь его молчанию. Но старик сидел молча, и глаза его были полузакрыты. - Прошу прощения, Ваша честь. - Но он знал, что своего добился. Питер Демонидес повернулся к Чотасу. - Свидетель в вашем распоряжении. Наполеон Чотас поднялся: - Благодарю вас, мистер Демонидес. У меня нет вопросов. Трое судей недоуменно переглянулись. Один из них заметил: - Мистер Чотас, вы отдаете себе отчет в том, что это ваша единственная возможность допросить свидетеля? Наполеон Чотас мигнул: - Да, Ваша честь. Судья вздохнул: - Прекрасно. Обвинитель может вызвать следующего свидетеля. Следующим свидетелем был Михалис Харитонидес, дородный мужчина лет шестидесяти. Когда мистера Харитонидеса привели к присяге, обвинитель спросил: - Расскажите, пожалуйста, суду, чем вы занимаетесь. - Я управляющий гостиницей, сэр. - Не назовете ли гостиницу? - "Аргос". - Где расположена эта гостиница? - На Корфу. - Я хочу спросить вас, мистер Харитонидес, не останавливался ли кто-нибудь из людей, присутствующих в этой комнате, в вашей гостинице? Харитонидес посмотрел вокруг и сказал: - Да, сэр. Вот эти двое. - Занесите в протокол, что свидетель указывает на Джозефа Паппаса и Анастасию Савалас. - Они неоднократно останавливались в вашей гостинице? - Да, сэр. Раз пять-шесть по меньшей мере. - Они останавливались на ночь в одном и том же номере? - Да, сэр. Они обычно приезжали на выходные. - Спасибо, мистер Харитонидес. - Он посмотрел на Наполеона Чотаса. - Свидетель в вашем распоряжении. - Вопросов нет. Главный судья повернулся к двум другим судьям и некоторое время что-то шептал. Затем главный судья посмотрел на Наполеона Чотаса: - У вас нет никаких вопросов к этому свидетелю, мистер Чотас? - Нет, Ваша честь. Я верю его показаниям. У него очень милая гостиница. Сам там не раз останавливался. Главный судья долго молчал, уставившись на Наполеона Чотаса. Затем обратился к обвинителю: - Можете вызвать следующего свидетеля. - Обвинение просит вызвать доктора Вассилиса Франджесоса. Высокий мужчина с запоминающейся внешностью встал и направился к месту для свидетелей. Его привели к присяге. Доктор Франджесос, не скажете ли вы суду, в какой области медицины вы специализируетесь? - Я терапевт. - Это то же самое, что семейный доктор? - Можно и так сказать. - Как давно вы практикуете, доктор? - Уже лет тринадцать. - У вас, разумеется, есть разрешение? - Разумеется. - Доктор Франджесос, Джордж Савалас был вашим пациентом? - Да, был. - Как долго? - Чуть больше десяти лет. - Вы лечили мистера Саваласа от какой-то конкретной болезни? - Ну, в первый раз он обратился ко мне по поводу высокого давления. - И вы его лечили? - Да. - Но вы еще встречались? - Конечно. Он время от времени заходил ко мне, если у него был бронхит или болела печень. Ничего серьезного. - Когда вы в последний раз видели мистера Саваласа? - В декабре прошлого года. - То есть незадолго до его смерти? - Верно. - Он пришел к вам в приемную? - Нет, я навестил его на дому. - Вы навещаете пациентов на дому? - Как правило, нет. - Но в этом случае вы сделали исключение? - Да. - Почему? Доктор заколебался. - Видите ли, он был не в состоянии прийти ко мне. - А в каком он был состоянии? - У него были порезы, синяки и сотрясение. - Что это был, несчастный случай? Доктор опять заколебался: - Нет. Он мне сказал, что его избила жена. Присутствующие от удивления раскрыли рты. Главный судья спросил с раздражением: - Мистер Чотас: вы что, не собираетесь протестовать против использования слухов в качестве свидетельских показаний? Наполеон Чотас поднял голову и без всякого интереса сказал: - О, спасибо, Ваша честь. Конечно, я протестую. Но вред уже был нанесен. Члены жюри взирали на обвиняемую с нескрываемой враждебностью. - Благодарю вас, мистер Чотас. У меня больше нет вопросов. - Питер Демонидес повернулся к Чотасу и злорадно сказал: - Свидетель в вашем распоряжении. - Вопросов нет. Вызывали еще целый ряд свидетелей: горничную, которая показала, что видела, как шофер несколько раз заходил в спальню миссис Савалас... дворецкого, слышавшего, как Джордж Савалас угрожал своей жене разводом и лишением наследства... Соседей, которым было слышно, как супруги ругались. Наполеон Чотас не задал ни одного вопроса ни одному из свидетелей. Дело Анастасии Савалос выглядело все мрачней и мрачней. Питер Демонидес уже ощущал победный трепет. Ему уже выделись крупные заголовки в завтрашних газетах. Этот суд будет самым коротким в истории дел об убийствах. "Может, приговор будет вынесен даже сегодня. Великий Наполеон Чотас потерпел поражение". - Я хотел бы пригласить свидетеля Нико Ментакиса. Ментакис был худ, молод и готов услужить. Слова он произносил не торопясь, осторожно. - Мистер Ментакис, не скажете ли вы суду, где вы работаете? - Конечно, сэр. Я работаю в питомнике. - Вы выращиваете лошадей? - Что вы, сэр. Это совсем другой питомник. У нас деревья, цветы, всякие растения. - А, понятно. Значит, вы специалист по выращиванию растений? - Надеюсь, что специалист. Я этим давно занимаюсь. - И в ваши обязанности входит следить, чтобы растения, которые выставлены на продажу, были здоровыми? - Конечно, сэр. Мы о них хорошо заботимся. Никогда не продадим больное растение клиентам. У нас в основном постоянные покупатели. - Вы хотите сказать, что покупатели возвращаются к вам снова и снова? - Да, сэр. - Голос его звучал гордо. - Мы хорошо обслуживаем. - Скажите, миссис Савалас была вашей постоянной клиенткой? - Была, сэр. Миссис Савалас очень любит цветы. Главный судья раздраженно вмешался: - Мистер Демонидес, суд полагает, что эти вопросы не относятся к делу. Или переходите к чему-то еще, или... - Если только суд разрешит мне закончить, я докажу, что данный свидетель очень важен для дела. Главный судья обратился к Наполеону Чотасу: - Мистер Чотас, вы не возражаете против этих вопросов? Наполеон Чотас поднял голову: - Что вы сказали? Нет, Ваша честь. Главный судья какое-то время с недоумением его разглядывал, а затем снова повернулся к Питеру Демонидесу: - Прекрасно, можете продолжать. - Мистер Ментакис, правда ли, что миссис Савалас пришла к вам как-то в декабре и сказала, что у нее проблемы с некоторыми растениями? - Да, сэр, она так сказала. - О не говорила ли она, что на растениях завелись насекомые? - Да, сэр. - И попросила что-нибудь, чтобы от них избавиться? - Да, сэр. - Что именно? - Я продал ей немного сурьмы. - Не скажете ли вы суду, что это такое? - Яд. Вроде мышьяка. Зал зашумел. Главный судья стукнул молотком: - Еще одно нарушение тишины - я прикажу очистить помещение. - Он повернулся к Питеру Демонидесу. - Можете продолжать. - Значит, вы продали ей сурьму? - Да, сэр. - Скажите, это что, смертельный яд? Вы сравнили его с мышьяком. - Да, сэр, Это действительно смертельный яд. - И вы зарегистрировали эту продажу в книге, как того требует закон? - Да, сэр. - И вы принесли эти записи с собой, мистер Ментакис? - Принес. - Он протянул Питеру Демонидесу книгу. Обвинитель подошел к судьям. - Ваша честь, я прошу, чтобы книга была приобщена к делу как вещественное доказательство А. - Он повернулся к свидетелю. - У меня больше нет вопросов. - Он посмотрел на Наполеона Чотаса. Чотас поднял глаза и отрицательно покачал головой: - Нет вопросов. Питер Демонидес глубоко вздохнул. Пришло время выложить главный козырь. - Я бы хотел приобщить к делу вещественное доказательство Б. - Он повернулся к дверям и попросил судебного пристава: - Пожалуйста, принесите. Судебный пристав поспешно вышел и через несколько секунд вернулся, неся на подносе бутылочку с лекарством от кашля. Она была далеко не полной. Присутствующие, затаив дыхание, наблюдали, как пристав передал бутылочку обвинителю. Питер Демонидес поставил ее на стол перед членами жюри. - Дамы и господа, вы видите перед собой орудие убийства. Именно этим был убит Джордж Савалас. Это та самая микстура, которую миссис Савалас дала своему мужу в ночь, когда он умер. Здесь большое содержание сурьмы. Как вы можете заметить, жертва отпила некоторое количество и через двадцать минут была мертва. Наполеон Чотас поднялся с места и произнес негромко: - Протестую. У обвинителя нет никаких доказательств, что покойному давали лекарство именно из этой бутылки. Питер Демонидес захлопнул дверцу ловушки: - При всем моем уважении к ученому коллеге я все же хочу заметить, что миссис Савалас призналась, что она давала мужу именно эту микстуру в ночь, когда он умер, так как у него был приступ кашля. До того момента, как эту бутылочку принесли сюда, в зал суда, она хранилась под замком в полиции. Патологоанатом подтвердил, что Джордж Савалас умер от отравления сурьмой. А в этой микстуре очень большое содержание сурьмы. - Он с вызовом посмотрел на Наполеона Чотаса. Наполеон Чотас покачал головой, признавая свое поражение: - Тогда, конечно, какие уж тут сомнения. Питер Демонидес подтвердил с торжеством: - Абсолютно никаких. Благодарю вас, мистер Чотас. Обвинение закончено. Главный судья повернулся к Наполеону Чотасу: - Защита готова к подведению итогов? Наполеон Чотас поднялся: - Да, Ваша честь. Долгое время он стоял молча. Затем сделал несколько нерешительных шагов вперед. Так он стоял напротив жюри, почесывая в голове с таким видом, как будто забыл, что собирался сказать. Затем он начал медленно говорить, тщательно подбирая слова: - Полагаю, многие из вас удивились, что я не подверг свидетелей перекрестному допросу. Что ж, по правде говоря, я подумал, что мистер Демонидес хорошо поработал и ни в каких дополнительных вопросах нет нужды. "Старый дурак работает на меня", - злорадствовал Питер Демонидес. Наполеон Чотас взглянул на бутылку с микстурой от кашля и снова повернулся к судьям: - Все свидетели кажутся вполне честными людьми. Но ведь они, по существу, ничего не доказали, разве не так? Я что хочу сказать... - Он покачал головой. - Ну, если суммировать все, что они тут сказали, то получается такая картина: молодая красивая женщина замужем за стариком, который скорее всего не в состоянии удовлетворить ее в половом смысле. - Он кивнул в сторону Джозефа Паппаса. - Она и находит молодого человека, который в состоянии это сделать. Но мы все давно это знаем из газет, верно ведь? Об этой любовной истории известно буквально все. Весь мир о ней знает. Каждая газетенка о ней писала. Разумеется, дамы и господа, мы с вами можем неодобрительно относиться к ее поведению, но ведь судят-то ее не за измену мужу. Ее судят не за то, что у нее нормальные для молодой женщины потребности. Нет, судят ее за убийство. Он снова взглянул на бутылку. Казалось, она его завораживала. "Пусть старик разоряется, - усмехнулся в душе Питер Демонидес. Он взглянул на часы, висящие в зале суда. Они показывали без пяти двенадцать. В двенадцать будет объявлен перерыв. - Старику не дадут закончить речь. У него даже не хватило ума дождаться перерыва. И чего это я его так боялся?" - удивлялся Питер Демонидес. Тем временем Наполеон Чотас продолжал бессвязно бормотать: - Давайте вместе рассмотрим свидетельские показания. У миссис Савалас заболели растения, и ей захотелось им помочь. Она направилась к мистеру Ментакису, специалисту по растениям, который посоветовал ей купить сурьму. Она последовала его совету. Вы что, можете назвать это убийством? Я, к примеру, не могу, И еще есть показания экономки, заявившей, что миссис Савалас отпустила всю прислугу, чтобы устроить праздничный ужин своему мужу. Если хотите, мне кажется, что сама экономка была наполовину влюблена в мистера Саваласа. Вы не станете двадцать пять лет работать на одного человека, если не испытываете к нему глубоких чувств. А Анастасию Савалас она не любила. И вы могли это понять по ее тону. - Чотас слегка закашлялся и прочистил горло. - Так давайте предположим, что глубоко в душе обвиняемая любила своего мужа и отчаянно пыталась спасти их брак. А как женщина может показать мужчине, что она его любит? Ну, я полагаю, один из основных способов - что-нибудь ему приготовить. Разве это не проявление любви? Я лично думаю, что да. - Он повернулся и снова взглянул на бутылочку. - А другой способ - заботится о нем, когда он здоров, и когда он болен. Часы на стене показывали без одной минуты двенадцать. - Дамы и господа, я попросил вас в начале процесса взглянуть в лицо обвиняемой. Вы убедитесь, что женщина с таким лицом и такими глазами убить не может. Питер Демонидес наблюдал за членами жюри, уставившимися на обвиняемую. Никогда ранее не приходилось ему наблюдать такой открытой враждебности. Жюри было явно на его стороне. - Закон совершенно ясен, дамы и господа. Как вам пояснят наши уважаемые судьи, вы можете вынести обвинительный приговор, если только у вас нет ни малейшего сомнения в том, что обвиняемая виновна. Ни малейшего. Здесь Наполеон Чотас снова закашлялся, достал из кармана платок и прикрыл им рот. Затем подошел к столу, на котором стояла бутылка с микстурой. - Если разобраться, обвинитель, по существу, так ничего и не доказал, верно? Кроме того, что вот эту бутылку миссис Савалас дала своему мужу. По правде говоря, никакого дела у обвинения нет. В конце фразы он снова закашлялся. Бессознательно он протянул руку к бутылке, отвинтил колпачок, поднял бутылку к губам и сделал большой глоток. Все смотрели как завороженные, в зале послышались возгласы ужаса. Еще секунда, и в зале поднялся дикий гвалт. Главный судья сказал с беспокойством: - Мистер Чотас!.. Наполеон Чотас отпил еще глоток. - Ваша честь, дело, состряпанное обвинителем, - насмешка над справедливостью. Джордж Савалас умер не от руки женщины. Защита отдает дело в ваши руки. Часы пробили полдень. Судебный пристав быстро подошел к главному судье и что-то прошептал. Главный судья ударил молотком: - Требую соблюдать порядок! Объявляется перерыв. Пусть жюри удалится и попытается вынести приговор. Судебное заседание возобновится в два часа. Пораженный Демонидес не мог сдвинуться с места. Кто-то подменил бутылку! Но нет, это немыслимо. Вещественные доказательства бдительно охранялись. Неужели патологоанатом так ошибся? Демонидес повернулся к своему помощнику. Когда же он попытался найти Чотаса, то обнаружил, что тот исчез. В два часа судебное заседание возобновилось и члены жюри не спеша заняли свои места. Наполеона Чотаса в зале не было. "Сукин сын умер", - подумал Питер Демонидес. Он не успел еще додумать эту мысль, как в зал вошел Наполеон Чотас, целый и невредимый. Все присутствующие в зале провожали его глазами, пока он шел к своему месту. Главный судья сказал: - Дамы и господа, члены жюри, каков будет ваш приговор? Поднялся староста: - Ваша честь, наш приговор - не виновна. Присутствующие в зале разразились аплодисментами. Питер Демонидес почувствовал, как кровь отлила от лица. "Эта сволочь снова меня надула", - мелькнула у него мысль. Подняв голову, он увидел, что Наполеон Чотас наблюдает за ним с усмешкой. 8 Юридическая фирма "Тритсис и Тритсис" вне сомнения была самой престижной в Греции. Основатели ее давно ушли на пенсию, и фирмой владел Наполеон Чотас. В фирме было еще с полдюжины сотрудников, но мозговым центром являлся Чотас. Все богатые люди, обвиняемые в убийстве, немедленно вспоминали о Наполеоне Чотасе, чей послужной список был феноменален. Год за годом, защищая людей, которым грозила высшая мера наказания, Чотас добивался неизменного успеха. О недавнем суде над Анастасией Савалас писали все газеты мира. Чотас защищал клиентку в, казалось бы, совершенно очевидном деле и сумел блестяще победить. Он здорово рисковал, потому что знал, что есть только один способ спасти жизнь своей клиентке. Он улыбнулся в душе, припоминая лица судей, когда он глотнул отравленной микстуры. Он четко рассчитал свою речь, зная, что его прервут ровно в полдень. В этом и лежал ключ ко всему. "Если бы только судьи изменили порядок заседания и не прервали меня в двенадцать часов..." Страшно подумать, что бы тогда было. И без того произошло нечто незапланированное, что едва не стоило ему жизни. После объявления перерыва, когда он быстро шел по коридору, путь ему преградили репортеры. - Мистер Чотас, откуда вы знали, что в микстуре нет яда? - Как вы объясните... - Кто-нибудь подменил бутылку?.. - Разве Анастасия Савалас?.. - Извините, господа! Боюсь, я срочно должен последовать зову природы. Отвечу на ваши вопросы потом. Он заторопился в туалет в конце коридора. Надпись на дверях гласила: "Неисправен". Один из репортеров заметил: - Придется вам поискать другой туалет. Наполеон Чотас улыбнулся: - Боюсь не добегу. Он вошел и запер за собой дверь. Внутри его ждала целая бригада. Доктор пожаловался: - Я уже начал беспокоиться. Приготовьтесь к промыванию желудка, - рявкнул он на ассистента. - Слушаюсь, доктор. Доктор повернулся к Наполеону Чотасу: - Ложитесь на пол. Полагаю, процедура не доставит вам удовольствия. - Если учесть имеющуюся альтернативу, - усмехнулся Наполеон Чотас, - то придется мне потерпеть. За спасение жизни Анастасии Савалас Наполеон Чотас взял миллион долларов, которые были положены на его счет в швейцарском банке. Чотас имел просторный дом в Колонарай, прелестном жилом районе Афин, виллу на острове Корфу и квартиру в престижном районе Парижа. Короче говоря, у Наполеона Чотаса были все основания радоваться жизни. Только одно маленькое облачко омрачало небосклон... Его звали Фредерик Ставрос. В "Тритсис и Тритсис" он был новичком. - Наполеон, он явно второго сорта. Не место ему в такой фирме... - Ставрос едва не завалил мое дело. Он просто дурак... - Слышал, что вчера Ставрос сделал в суде? Судья едва не дал ему пинка... - Черт побери, почему ты не уволишь этого придурка Ставроса? Он здесь нужен как собаке пятая нога. Он портит нам репутацию. Никто лучше Наполеона Чотаса не знал, что все это правда. Его иногда подмывало выболтать правду: "Я не могу его уволить". Но вместо этого он говорил: "Дайте ему шанс. У него все получится". И больше ничего партнерам не удавалось от него добиться. Философ однажды сказал: "Будь осторожен в своих желаниях, вдруг они сбудутся". Желание Фредерика Ставроса, младшего члена фирмы "Тритсис и Тритсис", сбылось, превратив его в самого несчастного человека на земле. Он не мог ни есть, ни спать, сильно потерял в весе. - Сходи к врачу, Фредерик, - настаивала жена. - Ты ужасно выглядишь. - Да нет... все равно не поможет. Он знал, что с ним происходит, и ни один доктор не мог ему помочь. Его убивали угрызения совести. Фредерик Ставрос был целеустремленным молодым человеком, честолюбивым идеалистом. Много лет он работал в видавшем виды офисе в бедном районе Афин, защищая малоимущих клиентов, порой бесплатно. Встреча с Наполеоном Чотасом резко изменила всю его жизнь. Годом раньше Ставрос защищал Ларри Дугласа, которого вместе с Ноэлли Пейдж судили за убийство жены Дугласа, Кэтрин. Наполеона Чотаса нанял могущественный Константин Демирис, чтобы защищать свою любовницу. С самого начала Ставрос был счастлив передать в руки Чотаса обе защиты. Знаменитый адвокат приводил его в трепет. - Ты бы посмотрела на Чотаса в суде, - говорил он своей жене. - Это что-то потрясающее. Хотелось бы мне когда-нибудь работать в его фирме. Когда процесс близился к концу, дело приняло неожиданный оборот. Улыбающийся Наполеон Чотас собрал у себя Ноэлли Пейдж, Ларри Дугласа и Фредерика Ставроса. - Я только что совещался с судьями, - сказал Чотас Ставросу. - Если обвиняемые признают себя виновными, судьи согласны дать им по пять лет, из них четыре - условно. По существу, им придется просидеть не более шести месяцев. - Он повернулся к Ларри. - Вы американец, мистер Дуглас, потому вас депортируют. Вам не разрешено будет вернуться в Грецию. Ноэлли Пейдж и Ларри Дуглас с готовностью согласились последовать его совету. Через пятнадцать минут, обращаясь к обвиняемым и их адвокатам, главный судья сказал: - Греческий суд никогда еще не приговаривал обвиняемых к смертной казни, если имелись хоть какие-то сомнения в том, что действительно было совершено преступление. Я и мои коллеги поэтому были крайне поражены, когда в середине процесса обвиняемые признали себя виновными. Я объявляю приговор Ноэлли Пейдж и Лоуренсу Дугласу: смертная казнь через расстрел. Приговор должен быть приведен в исполнение в течение девяноста дней, считая с сегодняшнего дня. И в этот момент Ставрос понял, что Наполеон Чотас умышленно загнал их в ловушку. Константин Демирис нанял Чотаса не для того, чтобы он защищал его любовницу, а чтобы добился для нее смертной казни. Такой была месть Демириса женщине, которая ему изменила. Ставрос, сам того не желая, невольно помог Чотасу загнать их в ловушку. "Я не могу позволить, чтобы это произошло, - размышлял Ставрос. - Я пойду к главному судье, расскажу, что сделал Чотас, и приговор отменят". И тогда Наполеон Чотас подошел к Ставросу и сказал: "Если вы завтра свободны, Фредерик, почему бы нам не пообедать вместе? Я хочу познакомить вас с моими партнерами..." Прошло четыре недели, и Фредерик Ставрос стал полноправным членом престижной фирмы "Тритсис и Тритсис". Ему отвели большой кабинет и назначили щедрое жалованье. Так он продал свою душу дьяволу. Но он обнаружил, что для него слишком трудно придерживаться условий этой сделки. "Больше так продолжаться не может". Он не мог освободиться от неодолимого чувства вины. "Я убийца", - думал он. Он долго терзался сомнениями и наконец принял решение. Однажды ранним утром, войдя в кабинет Наполеона Чотаса, он сказал: - Леон... - Господи, старик, да ты ужасно выглядишь, - заметил Наполеон Чотас. - Почему бы тебе не отдохнуть, Фредерик? Тебе бы это пошло на пользу. Но Ставрос знал, что таким способом его проблему не решить. - Леон, я признателен за все, что вы для меня сделали, но... я больше не могу здесь оставаться. Чотас с удивлением взглянул на него: - О чем это ты? Ты вполне справляешься. - Да нет. Меня... меня просто раздирает на части. - Раздирает на части? Не пойму, что тебя беспокоит. Фредерик Ставрос недоверчиво посмотрел на него: - Как... как вы и я поступили с Ноэлли Пейдж и Ларри Дугласом... Разве... разве вы не чувствуете своей вины? Глаза Чотаса превратились в узкие щелки: - О_с_т_о_р_о_ж_н_о_... Фредерик, иногда приходится прибегать к дьявольским мерам, чтобы восторжествовала справедливость. - Он улыбнулся. - Поверь, нам не в чем себя упрекнуть. Они виновны. - Мы приговорили их, заманив в ловушку. Я не могу больше продолжать жить так, будто ничего не произошло. Простите. Я подаю заявление об уходе. В конце месяца ухожу. - Я не приму твоего заявления, - твердо сказал Чотас. - Почему бы тебе не принять моего предложения, не уйти в отпуск и... - Я не могу спокойно отдыхать, зная то, что я знаю. Мне жаль. Чотас изучал его, взгляд его был жестким. - Ты соображаешь, что ты делаешь? Ты же бросаешься прекрасной карьерой, своей жизнью, наконец. - Нет. Я спасаю свою жизнь. - Значит, ты твердо решил? - Да. Мне, правда, очень жаль, Леон. Вы не беспокойтесь, я никому не расскажу о том, что случилось. - Повернувшись, он вышел из кабинета. Наполеон Чотас долго сидел задумавшись. Наконец он принял решение. Взял трубку, набрал номер: - Передайте, пожалуйста, мистеру Демирису, что я хотел бы встретиться с ним сегодня днем. Скажите, что дело срочное. В четыре часа дня Наполеон Чотас уже сидел в кабинете Демириса. - Что случилось, Леон? - спросил Демирис. - Вообще-то, ничего еще не случилось, - осторожно начал Чотас, - но я подумал, что тебе стоит знать, что сегодня утром ко мне приходил Фредерик Ставрос. Он решил уйти из фирмы. - Ставрос? Адвокат Ларри Дугласа? Ну и что? - Сдается, он мучается угрызениями совести. Последовало напряженное молчание. - Понимаю. - Он пообещал никому не рассказывать о том... о том, что случилось в тот день в суде. - И ты ему поверил? - Знаешь, Коста, как ни странно, но поверил. Константин Демирис улыбнулся: - Ну и прекрасно. Тогда и нечего обсуждать, не так ли? Наполеон Чотас облегченно вздохнул и поднялся. - Вроде нечего. Просто я считал, что ты должен знать. - Правильно сделал, что сказал. Пообедаем вместе на той неделе? - Разумеется. - Я тебе позвоню, и мы что-нибудь придумаем. - Спасибо, Коста. Ближе к вечеру в пятницу старая церковь на окраине Афин была пуста. В ней царили покой и тишина. В углу рядом с алтарем Фредерик Ставрос стоял на коленях перед святым отцом Константиноу. Священник прикрыл голову Фредерика куском материи. - Святой отец, я согрешил. И нет мне искупления. - Главная беда человека, сын мой, это то, что он считает себя просто человеком. Так в чем твой грех? - Я убийца. - Ты отнял у кого-то жизнь? - Да, святой отец. И я не знаю, как искупить мой грех. - Бог знает, что делать. Спросим Его. - Из тщеславия и корысти я позволил сбить себя с пути истинного. Это случилось год назад. Я защищал человека, обвиняемого в убийстве. Суд проходил нормально. Но здесь Наполеон Чотас... Часом позже Фредерик Ставрос покинул церковь другим человеком. Ему казалось, что с плеч его сняли тяжелый груз. Испытанная веками процедура исповеди очистила ему душу. Он рассказал священнику все до конца и впервые с того ужасного дня почувствовал, что может дышать свободно. "Я начну новую жизнь. Перееду в другой город и начну все заново. Постараюсь как-то искупить содеянное. Благодарю вас, святой отец, за то, что дали мне шанс". Быстро смеркалось, и площадь Эрмос была практически пуста. Когда Фредерик Ставрос дошел до угла, загорелся зеленый свет, и он начал переходить улицу. Не успел он достичь середины мостовой, как большая черная машина с выключенными фарами стремительно понеслась прямо на него с верхнего конца улицы, подобно огромному, лишенному рассудка чудовищу. Ставрос в ужасе застыл на месте. Раздался оглушительный рев мотора, и Ставрос почувствовал, как расплющивается и рвется на части его тело. Мгновение оглушительной боли - и все погасло. Наполеон Чотас обычно вставал рано. Он обожал эти ранние мгновения покоя перед тяжелым и утомительным рабочим днем. Он всегда завтракал в одиночестве и, пока ел, читал утренние газеты. В это утро там было несколько интересных сообщений. Премьер-министр Фемистоклес сформировал новое коалиционное правительство, в которое вошли представители пяти партий. "Надо будет послать ему поздравление". Сообщалось, что войска китайских коммунистов вышли на северный берег реки Янцзы. Гарри Трумэна и Эльбена Баркли привели к присяге соответственно в качестве президента и вице-президента Соединенных Штатов. Наполеон Чотас перевернул пару страниц, и кровь застыла у него в жилах. Ему попалась на глаза заметка следующего содержания: Мистер Фредерик Ставрос, партнер престижной фирмы "Тритсис и Тритсис", возвращаясь из церкви Капникареа, был вчера сбит машиной. Водитель скрылся с места происшествия. По показаниям свидетелей, машина была черного цвета, без номерных знаков. Мистер Ставрос был одной из центральных фигур сенсационного процесса Ноэлли Пейдж и Ларри Дугласа. Он был адвокатом Ларри Дугласа и... Наполеон Чотас поднял глаза от газеты. Он напряженно сидел, забыв о завтраке. Несчастный случай. "_Т_а_к _л_и_?_" Константин Демирис не велел ему беспокоиться. Однако слишком многие люди совершили роковую ошибку, недооценив Демириса. Чотас снял трубку и набрал номер Константина Демириса. Секретарь соединил его. - Ты уже читал утренние газеты? - спросил Чотас. - Нет. А что? - Фредерик Ставрос мертв. - Что? - В голосе прозвучало неподдельное удивление. - О чем ты говоришь? - Его вчера вечером сбила машина. Водитель скрылся. - Бог ты мой. Мне очень жаль, Леон. Водителя нашли? - Нет еще. - Может, мне слегка надавить на полицию? В наше время никто не может чувствовать себя спокойно. Кстати, как насчет обеда в четверг? - Хорошо. - Значит, договорились. Наполеон Чотас считал, что он умеет читать между строк. "Удивление Константина Демириса было подлинным, значит, отношения к смерти Ставроса он не имеет", - подумал Чотас. На следующее утро Наполеон Чотас въехал в частный гараж своего офиса и выключил зажигание. Когда он направлялся к лифту, откуда-то из темного угла вышел парень: - Спички нет? Для Чотаса это прозвучало как сигнал тревоги. Он не знал обратившегося к нему человека, а значит, в гараже тому делать было нечего. - Конечно. - Не раздумывая долго, Чотас ударил незнакомца портфелем по лицу. Парень вскрикнул от боли: - Ах ты, сволочь! - Он выхватил из кармана пистолет с глушителем. - Эй, что здесь происходит? - послышался голос. К ним бежал охранник в форме. Незнакомец на мгновение замешкался, а затем кинулся к открытым дверям. Охранник подбежал к Чотасу: - Вы в порядке, мистер Чотас? - Да. - Наполеон Чотас обнаружил, что ему трудно говорить, не хватало воздуха. - Все нормально. - Что ему было надо? - Я не совсем уверен, - медленно ответил Чотас. "Наверное, это совпадение, - думал Чотас, сидя за письменным столом. - Может быть, этот парень просто хотел меня ограбить. Зачем же тогда пистолет с глушителем? Нет, он собирался меня убить. И Константин Демирис так же искренне удивится моей смерти, как он удивился, узнав о гибели Фредерика Ставроса. Я должен был догадаться, - упрекнул себя Чотас. - Демирис не тот, чтобы позволить себе оставлять свидетелей. Что ж, мистера Демириса ждет сюрприз". Из переговорного устройства послышался голос его секретарши: - Мистер Чотас, вы должны быть в суде через полчаса. Сегодня заканчивалось слушание дела о серии убийств, но Чотас был не в состоянии выступать в суде. - Позвоните судье и скажите, что я болен. Пусть меня заменит кто-нибудь из фирмы. Больше не беспокойте меня. Он взял из ящика стола магнитофон и долго сидел задумавшись. Затем начал диктовать. В тот же день после полудня Чотас появился в кабинете государственного обвинителя Питера Демонидеса. В руке у него был большой конверт. Секретарша в приемной сразу узнала Чотаса. - Добрый день, мистер Чотас. Я могу вам чем-нибудь помочь? - Я хотел бы видеть мистера Демонидеса. - У него сейчас заседание. Вы договорились о встрече? - Нет. Просто скажите ему, что я здесь и что дело срочное. - Разумеется. Через пятнадцать минут Наполеон Чотас был в кабинете государственного обвинителя. - Ну и ну, - сказал Демонидес. - Магомед пришел к горе. Чем могу быть вам полезен? Поторгуемся немного о слове для защиты? - Нет, Питер, я по личному делу. - Садитесь, Леон. Когда оба уселись, Чотас сказал: - Я хочу оставить у вас конверт. Он запечатан и должен быть открыт только в случае моей неожиданной смерти. Питер Демонидес разглядывал его с любопытством. - Вы что, думаете, с вами может что-то случиться? - Есть такая вероятность. - Ясно. Один из ваших неблагодарных клиентов? - Неважно кто. Вы единственный человек, кому я могу довериться. Положите его в сейф и никому не показывайте. - Конечно. - Он наклонился вперед. - Похоже, вы напуганы. - Так оно и есть. - Может быть, вы хотите, чтобы моя контора обеспечила вам защиту? Чотас постучал пальцем по конверту: - Здесь все, что мне требуется. - Хорошо, если вы так хотите. - Я так хочу. - Чотас поднялся и протянул руку. - Efharisto. Не могу выразить, как я вам признателен. Питер Демонидес улыбнулся: - Parakalo. Вы у меня в долгу. Еще через час посыльный в форме появился в конторе "Греческой торговой корпорации" и обратился к одной из секретарш: - У меня пакет для мистера Демириса. - Давайте, я распишусь за него. - Мне приказано отдать его мистеру Демирису лично. - Извините, но я не могу его беспокоить. От кого пакет? - От Наполеона Чотаса. - Вы уверены, что не можете просто оставить его? - Уверен, мэм. - Я узнаю, сможет ли мистер Демирис принять его. Она нажала клавишу на переговорном устройстве: - Простите, мистер Демирис. Посыльный принес вам пакет от мистера Чотаса. Послышался голос Демириса: - Давайте его сюда, Ирен. - Посыльный настаивает на том, чтобы передать пакет лично. Последовала пауза. - Войдите вместе с ним. Ирен с посыльным вошли в кабинет. - Вы Константин Демирис? - Да. - Распишитесь, пожалуйста, за пакет. Демирис расписался. Посыльный положил пакет на стол. - Спасибо. Константин Демирис подождал, пока секретарша и посыльный уйдут. Несколько мгновений он задумчиво смотрел на пакет, а затем открыл его. Там был плеер с кассетой внутри. Заинтригованный, Демирис нажал кнопку, и кассета начала вращаться. В кабинете зазвучал голос Наполеона Чотаса: - Дорогой мой Коста! Все было бы значительно проще, если бы ты поверил тому, что Фредерик Ставрос не собирался разбалтывать наш маленький секрет. Мне еще больше жаль, что ты не веришь, что и я не собираюсь болтать по этому злосчастному поводу. У меня есть все основания полагать, что ты виновен в смерти бедняги Ставроса и что сейчас ты собираешься разделаться со мной. Поскольку моя жизнь дорога мне не меньше, чем твоя тебе, я (при всем моем к тебе уважении) отказываюсь быть твоей следующей жертвой... В порядке предосторожности я изложил все факты относительно нашей с тобой роли в деле Ноэлли Пейдж и Ларри Дугласа на бумаге, запечатал в конверт и передал государственному обвинителю с указанием вскрыть пакет только в случае моей неожиданной смерти. Поэтому, друг мой, теперь в твоих интересах, чтобы я был жив и здоров. Пленка кончилась. Константин Демирис сидел, уставившись в пространство. Когда Наполеон Чотас вернулся к себе в контору, он уже не испытывал страха. Хотя Константин Демирис и опасен, он далеко не дурак. Он поостережется делать что-либо, что может навлечь беду на него самого. "Он сделал ход, - подумал Чотас, - а я объявил ему мат. - Он улыбнулся своим мыслям. - Похоже, с обедом в четверг ничего не выйдет". В течение последующих нескольких дней Наполеон Чотас был занят подготовкой к новому судебному процессу над женщиной, которая убила двух любовниц своего мужа. Чотас вставал рано утром и работал до позднего вечера, готовясь к перекресным допросам. Он инстинктивно чувствовал, что, несмотря ни на что, он опять выиграет дело. В среду он работал в своей конторе до полуночи, а затем поехал домой. До виллы он добрался только в час ночи. В дверях его встретил дворецкий: - Не надо ли чего-нибудь, мистер Чотас? Если вы голодны, могу приготовить mezedes или... - Спасибо. Ничего не нужно. Иди спать. Чотас поднялся в спальню. Еще час он перебирал в уме детали завтрашнего судебного процесса и, наконец, в два часа ночи, уснул. Ему снился сон. ...Он находится в суде и допрашивает свидетеля, когда тот вдруг начинает срывать с себя одежды. - Зачем вы это делаете? - спросил Чотас. - Я весь горю. Чотас смотрит в зал и видит, что все присутствующие тоже раздеваются. Он поворачивается к судье: - Ваша честь, я хочу возразить... Судья снимает с себя мантию: - Здесь слишком жарко, - говорит он. З_д_е_с_ь _с_л_и_ш_к_о_м _ж_а_р_к_о_. _И _ш_у_м_н_о_. Наполеон Чотас открыл глаза. Языки пламени лизали дверь спальни, комната постепенно наполнялась дымом. Наполеон сел, мгновенно проснувшись. "Пожар. Почему не сработала пожарная сигнализация?" Дверь трещала от сильного жара. Задыхаясь от дыма, Чотас бросился к окну и попытался открыть его, но окно не поддавалось. Дым все сгущался, все труднее становилось дышать. Спасения не было. С потолка начали падать горящие головешки. Рухнула стена, вокруг бушевал огонь. Наполеон закричал. Волосы и пижама вспыхнули. Ничего не соображая, он бросился на закрытое окно, выбил его своим телом и, как пылающий факел, полетел вниз с высоты шестнадцати футов. На следующий день, рано утром, Питер Демонидес вошел в кабинет Константина Демириса. - Kalimehra, Питер, - приветствовал его Демирис. - Спасибо, что зашли. Принесли? - Да, сэр. - Он протянул Демирису запечатанный конверт, оставленный у него Наполеоном Чотасом. - Я подумал, вы предпочтете иметь его здесь. - Правильно подумали, Питер. Позавтракаете со мной? - Efharisto. Вы так добры, мистер Демирис. - Коста. Зовите меня Коста. Я давно слежу за вами, Питер. Мне кажется, вас ждет большое будущее. Я подумаю, что бы подходящее подыскать для вас у себя. Вас это интересует? Питер Демонидес улыбнулся: - Да, Коста. Меня это очень интересует. - Ну и прекрасно. Поболтаем об этом за завтраком. 9. ЛОНДОН Не реже одного раза в неделю Кэтрин разговаривала с Демирисом по телефону, и это превратилось у нее в привычку. Он продолжал посылать ей подарки, а когда она протестовала, уверял, что это просто в знак признания ее достоинств. "Эвелин рассказала мне, как удачно вы разобрались с Бастером". Или: "Я слышал от Эвелин, что благодаря вашему предложению мы экономим много денег при оплате перевозок". Честно говоря, Кэтрин и сама гордилась своими успехами. Она обнаружила, что многое в конторе можно усовершенствовать. Вернулись старые навыки, и благодаря ей контора стала работать значительно эффективнее. - Я очень горжусь вами, - сказал ей Константин Демирис. И Кэтрин почувствовала, что на душе у нее потеплело. Какой замечательный и внимательный человек. "Пожалуй, пора начинать действовать, - решил Демирис. После того как он благополучно избавился от Ставроса и Чотаса, единственным человеком, связывающим его с теми событиями, была Кэтрин. Шансов на то, что это выйдет наружу, было мало, но, как выяснил Наполеон Чотас, Демирис не склонен был рисковать. "Жаль, - подумал Демирис, - что ей придется умереть. Она так красива. Но сначала вилла в Рафине". Он уже купил виллу. Он повезет туда Кэтрин и будет там заниматься с ней любовью, как когда-то Ларри Дуглас занимался любовью с Ноэлли. А потом... Время от времени что-нибудь напоминало Кэтрин о прошлом. Она прочитала в "Лондон Таймс" о смерти Фредерика Ставроса и Наполеона Чотаса и, возможно, не обратила бы на это внимания, если бы там к тому же не упоминалось, что оба были адвокатами Ларри Дугласа и Ноэлли Пейдж. В ту ночь она опять видела сон. Как-то утром ее взволновала другая заметка в газете: "Уильям Фрейзер, помощник президента США Гарри Трумэна, прибыл в Лондон, чтобы обсудить с британским премьер-министром новое торговое соглашение". Она опустила газету, почувствовав вдруг, как у нее защемило сердце. "Уильям Фрейзер". Он играл такую большую роль в ее жизни. "Что было бы, если б я не бросила его?" Кэтрин сидела за письменным столом, вновь перечитывая заметку, и улыбка блуждала на ее лице. Уильям Фрейзер был одним из самых дорогих ей людей. От воспоминаний о нем становилось тепло на душе, и она чувствовала себя любимой. И вот он здесь, в Лондоне. "Я должна его увидеть, - подумала она. - Если верить газете, он остановился в гостинице "Клэридж". Дрожащими пальцами Кэтрин набрала номер гостиницы. Ей казалось, что прошлое вот-вот станет настоящим. Она вдруг поняла, что ей ужасно хочется видеть Фрейзера. "Что он скажет, когда услышит мой голос, когда увидит меня?" Голос телефонистки сказал: - Доброе утро. Гостиница "Клэридж". Кэтрин перевела дыхание: - Пожалуйста, мистера Фрейзера. - Простите, мадам. Как вы сказали, мистера или _м_и_с_с_и_с_ Фрейзер? Ощущение было такое, будто ее ударили. "Какая же я дура! Почему я об этом не подумала? Конечно, он наверняка женат". - Мадам... - Я... нет, ничего. Благодарю вас. - Она медленно положила трубку. "Опоздала. Все кончено. Коста был прав. Пусть прошлое останется в прошлом". Одиночество способно разъедать душу. Каждый нуждается в ком-то, с кем можно было бы разделить и радость, и славу, и страдания. Кэтрин же жила среди незнакомцев, как бы со стороны наблюдала за счастьем семейных пар и прислушивалась к смеху влюбленных. Но жалеть себя она не собиралась. "Я не единственная одинокая женщина в мире. Зато я живу! Я живу!" В Лондоне всегда можно было найти чем заняться. В кинотеатрах крутили американские фильмы, и многие из них Кэтрин нравились. Она посмотрела "Острие бритвы" и "Анну и Сиамского короля". Ее очень растревожил фильм "Джентльменское соглашение", а Грант был просто великолепен в "Холостяке". Кэтрин также часто ходила на концерты в "Альберт Холл" и балетные спектакли в "Сэдлерз Уэлдс". Ездила она и в "Стратфорд на Авоне", чтобы посмотреть Энтони Квала в "Укрощении строптивой" и Лоуренса Оливье в "Ричарде III". Но большого удовольствия от походов в театры в одиночестве она не получала. И тогда-то и появился Кирк Рейнольдс. Как-то в конторе к Кэтрин подошел высокий симпатичный мужчина и представился: - Я Кирк Рейнольдс. Где вы раньше были? - Простите, что вы сказали? - Я давно вас жду. Вот так это все и началось. Кирк Рейнольдс был американским адвокатом, работавшим у Константина Демириса и занимавшимся вопросами слияния с международными организациями. Ему было слегка за сорок, он был серьезен, умен и внимателен. Как-то обсуждая Кирка Рейнольдса с Эвелин, Кэтрин сказала: - Знаешь, что мне в нем нравится больше всего? При нем я чувствую себя женщиной. Я этого чувства уже давно не испытывала. - Право, не знаю, - засомневалась Эвелин. - На твоем месте я бы вела себя осторожно. Не торопи события. - Не буду, - пообещала Кэтрин. Кирк Рейнольдс показал Кэтрин лондонский юридический мир. Они побывали в суд