глаза, не веря своим ушам. Она ворвалась в камеру и остановилась около койки, где лежала Трейси. - Кто дал тебе право думать, что ты можешь лежать? Ты что, ждешь прислугу? Ну-ка, поставь свою задницу в строй. Я должна буду подать рапорт об этом случае. Если еще раз такое повторится, отправишься в карцер. Поняла? Она не поняла. Она вообще ничего не понимала, что с ней происходит. Она с трудом поднялась с койки и встала в строй за чернокожей. - Почему я должна? - Заткнись! - проворчала сквозь зубы Эрнестина Литтл. - В строю не говорят. Женщины строем направились по узкому коридору через двойные двери в огромную столовую, уставленную большими деревянными столами со стульями. Кроме того, там был длинный сервировочный прилавок с движущейся поверхностью, где заключенные выстраивались за пищей. Меню этого дня состояло из отварного тунца, зеленых бобов, бледного заварного крема и на выбор: разбавленный кофе или фруктовая вода. Порции неаппетитно выглядевшей еды накладывались в оловянные тарелки заключенных по ходу их движения вдоль прилавка, а заключенные, стоявшие за прилавком и обслуживающие остальных, только покрикивали: - Двигайтесь, держите строй, следующая... следующая. Трейси получила свою порцию еды и неприкаянно стояла, не зная, куда ей идти. Она оглянулась, ища Эрнестину Литтл, но та как сквозь землю провалилась. Трейси направилась к столу, где разместились Лола и Паулита. За столом сидели 12 женщин, с огромным аппетитом поглощавшие еду. Трейси посмотрела на то, что было в тарелке, и отставила от себя, так как волна желчи поднялась и заполнила рот. Паулита пододвинула ее тарелку к себе: - Если ты не хочешь, то я съем. Лола сказала: - Если ты не будешь есть, ты долго здесь не протянешь. Я не хочу долго протянуть, безнадежно думала Трейси. Я хочу умереть. Как могут все эти женщины терпеть такую жизнь? Сколько они уже здесь? Месяцы, годы? Она подумала о жуткой камере и омерзительном матрасе, и ей захотелось закричать, завыть. Но она только крепче сжала челюсти, так что ни один звук не вырвался наружу. Мексиканка продолжала говорить: - Если они увидят, что ты не ешь, то посадят тебя в карцер. Она непонимающе взглянула на Трейси. - Это нора, и ты там одна. Тебе не понравится там. Она наклонилась к Трейси: - Ты здесь впервые, да? Я дам тебе совет, querida. Эрнестина Литтл управляет этим местом. Будь с ней хорошей - и все будет отлично. Через тридцать минут после того, как женщины пришли в столовую, прозвенел звонок и они поднялись. Паулита выхватила одну зеленую фасолинку из соседней тарелки. Трейси встала за ней в строй, и женщины промаршировали назад в камеры. Ужин закончился. Было четыре часа дня. Когда Трейси вернулась в камеру, Эрнестина Литтл была уже на месте. Без всякого любопытства Трейси представила, где та провела обеденное время. Она взглянула на туалет в углу. Ей отчаянно хотелось воспользоваться им, но она никак не могла заставить себя усесться перед остальными женщинами. Придется ждать, пока не выключат свет. Она уселась на край койки. Эрнестина Литтл сказала: - Как я понимаю, ты ничего не ела за ужином. Это глупо. Как она узнала? И какое ей дело? - думала Трейси. - Как я могу увидеть начальника? - Ты пишешь требование. Охранники используют его как туалетную бумагу. Того, кто хочет увидеться с начальником, они считают смутьяном. Она подошла к Трейси: - Тута оченно много странных вещей. Тебе нужна подруга, которая оградила бы тебя от всяческих ужасов. Она улыбнулась, показав золотые передние зубы. Голос ее был мягок. - Такую, кто знает всякие пути этого зоопарка. Трейси взглянула в ухмыляющееся черное лицо женщины. Казалось, что оно плывет где-то около потолка. Это была самая высокая вещь из тех, что она когда-либо видела. - Это жираф, - сказал папа. Они находились в зоопарке в Одибон-Парк. Трейси очень там нравилось. По воскресеньям они направлялись туда послушать выступление оркестров, а потом родители вели ее к аквариуму в зоопарк. Они медленно прогуливались, разглядывая животных в клетках. - Они, наверное, ненавидят всех за то, что их посадили в клетки, папа? Отец смеялся: - Нет, Трейси. У них прекрасная жизнь. О них заботятся, их кормят и защищают от врагов. Животные жалостно смотрели на Трейси. Ей так хотелось открыть клетки и выпустить всех. Я бы не хотела быть запертой, как они, думала девочка. В 20.45 прозвенел звонок по всей тюрьме. Товарки по камере начали раздеваться. Трейси не двигалась. Лола сказала: - У тебя 15 минут, чтобы приготовиться ко сну. Женщины разделись и надели ночные рубашки. Надзирательница с перекисными волосами зашла в камеру. Она даже остановилась, увидев Трейси одетую. - Давай раздевайся, - приказала она и повернулась к Эрнестине: - Ты говорила ей? - Ага. Мы сказали. Надзирательница, ища слова, повернулась к Трейси: - Мы ужо найдем способ разделаться со смутьянкой. Ты будешь делать то, что тебе здесь сказали, - или я разобью твою задницу. Надзирательница ушла. Паулита предостерегла ее: - Ты лучше слушай ее, детка. Старая Железные Трусы одна из главных сук. Медленно Трейси поднялась и начала раздеваться, повернувшись к остальным спиной. Она сняла все, кроме трусиков, и натянула через голову грубую ночную рубашку. Она чувствовала на себе глаза женщин. - У тебя по-настоящему красивое тело, - прокомментировала Паулита. - Ух, действительно, красивое, - подхватила Лола. Трейси почувствовала холодок, пробежавший по спине. Эрнестина подошла к Трейси и посмотрела на нее сверху вниз. - Мы твои друзья. Мы будем заботиться о тебе, - сказала она хрипло. Трейси отпрянула: - Оставьте меня. Все. Я... Я не из этого сорта. Чернокожая захихикала: - Ты будешь того сорта, какого мы захотим, детка. - Hay tiempo. Уже много времени. Свет погас. Темнота была врагом Трейси. Она села на край койки, вся в напряжении. Она чувствовала, как остальные ожидают удобного случая напасть на нее. Или это только ее воображение? Она была настолько взвинчена, и ей казалось, что отовсюду грозит опасность. Угрожали ли они ей? На самом деле - нет. Они, вероятно, только пытались быть дружелюбными, а она истолковала их заигрывания как зловещие намерения. Она много слышала о гомосексуальных отношениях в тюрьмах, но чаще это было исключением, а не правилом. В тюрьмах не разрешаются такого рода развлечения. Все еще не проходило назойливое сомнение. Она решила, что будет бодрствовать всю ночь. Если одна из них хотя бы двинется в ее сторону, она позовет на помощь. Обязанностью охраны было наблюдать, чтобы ничего не случилось с заключенными. Трейси успокоила себя, что ничего плохого не случится. Она только должна оставаться настороже. Трейси сидела на уголке койки в темноте, прислушиваясь к каждому звуку. Она слышала, как одна за одной женщины сходили в туалет и вернулись на свои койки. Когда Трейси уже не могла терпеть, она также сходила в туалет. Она попыталась спустить воду, но бачок не работал. Вонь была почти нестерпимой. Она вернулась к своей раскладушке и уселась на нее. Скоро рассвет, думала она, утром я попрошу устроить мне встречу с начальником. Я расскажу ему о ребенке. Он переведет меня в другую камеру. Тело Трейси было напряжено и стеснено. Она прилегла на койку и через минуту почувствовала, как что-то поползло по шее. Она подавила крик. Я должна вытерпеть это до утра. Утром все будет хорошо, думала Трейси - только одну минуту. В три ночи она не могла уже больше лежать с открытыми глазами. Она заснула. Трейси разбудила рука, зажавшая ей рот, и кто-то хватал ее за грудь. Она попыталась сесть и закричать, но тут увидела, что ночная рубашка и трусики содраны. Руки ползали по ее бедрам, раздвигая ноги в стороны. Трейси яростно боролась, стараясь подняться. - Полегче, - зашептал в темноте голос. - Тебе не будет больно. Трейси изо всех сил ударила ногой в направлении голоса. Она почувствовала, что попала. - Carajo! Вмажь этой суке, - задохнулся голос. - Тащи ее на пол. И Трейси получила один удар в лицо, другой - в солнечное сплетение. Кто-то взобрался на нее, пытаясь удушить, в то время как другие руки хладнокровно насиловали ее. Трейси сумела на мгновение выбраться, но одна из женщин схватила ее и стукнула головой о край кровати. Она почувствовала, как из носа потекла кровь. Ее бросили на бетонный пол, а ноги и руки развели в стороны. Трейси боролась как сумасшедшая, но не могла ничего сделать. Она чувствовала, как холодные руки и горячие языки ласкают тело. Кто-то раздвинул ноги и сунул в нее тяжелый холодный предмет. Она беспомощно корчилась от боли, отчаянно пытаясь позвать на помощь. Рука зажала ей рот, и Трейси со всей силой впилась в мучителя. Раздался дикий крик: - Ах ты, сволочь! Удары один за одним посыпались в лицо. Она почувствовала адскую боль и потеряла сознание... Ее пробудил вой сирены. Она лежала на холодном цементном полу, нагая. Три сокамерницы лежали на своих койках. В коридоре раздавался голос Железных Трусов. - Вставайте и умывайтесь. Надзирательница подошла к камере и увидела Трейси, лежавшую на полу, в небольшой луже крови, с разбитым лицом и заплывшим глазом. - Что, черт побери, здесь происходит? Она отперла дверь и вошла в камеру. - Она свалилась с койки, - ответила Эрнестина Литтл. Надзирательница подошла к лежащей Трейси и ткнула ее ногой. - Ты! Вставай! Трейси слышала этот голос откуда-то издалека. Да, думала она. Я должна встать, я должна выбраться отсюда. Но она совершенно не могла двинуться. Тело ее кричало от боли. Надзирательница схватила девушку за плечи и рывком посадила на пол. Трейси почти пребывала в полуобморочном состоянии. - Что случилось? Одним глазом Трейси видела смутные очертания камеры и силуэты своих сокамерниц, ждущих, что же она ответит. - Я... я... - Трейси пыталась говорить, но слова не шли из горла. Она снова попыталась, и какой-то глубоко сидящий древний инстинкт самосохранения заставил ее сказать: - Я свалилась с койки. Надзирательница отрезала: - Ненавижу хитрые задницы, надо тебя в мусорку. Посидишь, пока не научишься вести себя. Это было что-то вроде забвения, возвращения в чрево матери. Она была одна в темноте. В этой тесной подвальной камере совсем не было мебели, только тоненький грязный матрас, брошенный на цементный пол. Вонючая яма в полу служила туалетом. Трейси лежала в темноте, напевая народную песенку, которой ее когда-то научил отец. Она даже не представляла, как близка была к помешательству. Она не была уверена, где она была, но это и не имело значения. Только тупая неутихающая боль. Я, должно быть, упала и разбилась, но мама позаботится обо мне. Она позвала надломленным голосом: - Мама! Ответа не последовало, и она вновь уснула. Она проспала около 48 часов и мучения окончательно отступили, боль заменили душевные страдания. Трейси открыла глаза. Ее окружало ничто. Было настолько темно, что она даже не видела очертаний камеры. Она, наконец, вспомнила. Они потащили ее к доктору. Она слышала его голос. - Сломанное ребро и сломанное запястье. Мы забинтуем их... Порезы и синяки плохи, однако они залечатся. Но она потеряла ребенка... - О, мой малыш, - заплакала Трейси. - Они убили моего ребенка. И она зарыдала. Она оплакивала потерю ребенка, оплакивала себя, оплакивала потерю целого мира. Трейси лежала на тонком матрасе в холодной темноте и ее переполняла такая ненависть, которая, казалось, буквально клокотала в ней. Лишь одна мысль, одно чувство жило в ее сознании - месть. Эта месть не была направлена против трех ее напарниц по камере. Они были такие же жертвы, как и она. Нет, месть для тех людей, которые сделали с ней это, тех, кто разбил ее жизнь. Джо Романо: - Старая леди держалась за меня. Но она утаила, что у нее есть такая красотка-дочь... Энтони Орсатти: - Джо Романо работает на человека по имени Энтони Орсатти. Орсатти держит в руках Новый Орлеан... Перри Поуп: - Признавая себя виновной, вы избежите судебного разбирательства... Судья Генри Лоуренс: - Следующие 15 лет вы проведете в Южной Луизианской Исправительной Колонии для женщин. Вот они и были ее врагами. А потом был еще Чарльз, который даже не выслушал ее: - Если тебе нужны были деньги, это скверно, ты могла обсудить это со мной. Вероятно, я никогда по-настоящему не знал тебя... Поступай с твоим ребенком, как ты считаешь нужным... Она собиралась заставить их заплатить. Каждого. Как - она еще не знала. Но она знала, что собиралась взять реванш. Завтра, думала она. Если наступит завтра. 7 Время потеряло свою ценность. В камере никогда не было света, поэтому не существовало разницы между днем и ночью. Она не имела представления, сколько же времени провела в этом одиночном заключении. Время от времени через маленькое отверстие в нижней части двери проталкивали холодную пищу. Но хотя у Трейси не было аппетита, она силой заставляла себя съесть каждую порцию. Тебе надо есть, а то ты долго здесь не протянешь. Теперь Трейси это поняла. Она знала, что ей нужен каждый кусочек, чтобы иметь силы для того, что она задумала. Она была в таком положении, которое любой мог рассматривать как безвыходное: была посажена на 15 лет, без денег, без друзей, без любой другой поддержки. Но в глубине души у нее был мощный источник силы. Я выживу, думала Трейси. Я посмотрю в глаза моих врагов и моя смелость послужит мне щитом. Она выживет, как выжили ее предки. В ее жилах текла английская, ирландская и шотландская кровь. Она вобрала лучшее от своих предков - интеллигентность, смелость, волю. Предки мои пережили голод, чуму, потоп, и я собираюсь все это пережить. Они были теперь с ней, в этой камере: пастухи и охотники, фермеры и лавочники, врачи и учителя. Призраки прошлого, каждый был частичкой ее прошлого. - Я не дам тебе пропасть, Трейси, - шептала девушка в темноте. Она уже приступила. Трейси знала: первое, что она должна сделать, - это восстановить физические силы. Камера была слишком мала для интенсивных физических упражнений, но вполне достаточна для легкой разминки. Она выбрала один из хорошо знакомых ей старейших видов восточного боевого искусства. Эти упражнения требовали небольшого пространства, но так разминали тело, что работал каждый мускул. Трейси вставала и начинала разминаться. Каждое движение имело свое название. Она начала с воинственного Удара Демонов, затем более мягкого Собирания Света. Плавные и грациозные движения делались очень медленно. Каждый жест исходил от физического центра, и все движения шли по кругу. Трейси будто слышала голос своего учителя: Разбуди свою жизненную энергию. Она выше и сильнее самой высокой горы и легче птичьего перышка. Трейси чувствовала энергию, перетекающую через пальцы. Она сосредотачивалась до тех пор, пока ее все существо не сфокусировалось на теле, движущемся по вневременным маршрутам. Поймай птичий хвост, стань белым аистом, отрази обезьяну, столкнись с тигром, позволь рукам стать облаками и управлять круговоротом жизни. Дай белой змее подкрасться и вскочить на тигра. Стреляй в тигра, собери свою энергию и возвращайся к центру. Полный цикл занимал час, и, когда он заканчивался, Трейси падала на матрац от изнеможения. Она повторяла весь ритуал каждое утро и во второй половине дня. Постепенно тело ее пришло в норму и стало сильнее. В свободное от упражнений время она тренировала мозг. Лежа в темноте, она выполняла сложные математические расчеты, мысленно работала на банковском компьютере, декламировала стихи, вспоминала роли, которые она играла в студенческих спектаклях. Она была отличницей и, когда получала роль в школьной пьесе, где должна была использовать различные акценты, то изучала эти акценты и после того, как пьеса была сыграна. Как-то к ней подкатился ассистент режиссера и предложил попробовать свои силы в Голливуде. - Нет, благодарю, я не хочу быть в центре внимания. Это не для меня, - ответила ему Трейси. Голос Чарльза: Твое имя на первой полосе Дейли Ньюс. Трейси выбросила из головы Чарльза. Для него нет места в ее памяти. Она продолжала логические игры. Назови три абсолютно невозможные вещи. - Объяснить муравью разницу между католиком и протестантом; - Убедить пчелу, что Земля движется вокруг Солнца; - Растолковать кошке разницу между коммунизмом и демократией. Но в основном она концентрировалась на том, как бы ей уничтожить врагов, каждого, по очереди. Она вспомнила игру, в которую играла в детстве. Держа руку вытянутой в небо, можно было зачеркнуть Солнце. Вот так же они хотят поступить с ней. Они подняли руку и зачеркнули ее жизнь. Трейси понятия не имела о том, сколько же заключенных было брошено в карцер, ни о том, имело ли это значение для нее. На седьмой день дверь камеры отворилась, и Трейси ослепил заливший камеру свет. На пороге стоял охранник. - Подняться. Поднимайся по лестнице. Он спустился, чтобы подать Трейси руку, и, к его удивлению, она легко встала на ноги и без помощи выбралась из камеры. Другие заключенные, которых он выводил из карцера были либо разбиты, либо вели себя вызывающе, но эта была не такой. Вокруг нее светилась аура благородства, этакая самоуверенность, что было несвойственно этому месту. Трейси стояла на свету, прикрыв веки и постепенно давая глазам привыкнуть к освещению. "Шикарная задница, - думал охранник. - Ее бы отмыть и со смаком поиметь. Держу пари, она все сделает за хорошее отношение." А вслух он сказал: - Такая красивая девочка не должна терпеть такие мучения. Если бы мы с тобой подружились, я бы позаботился, чтобы такое не повторилось. Трейси повернулась, и, когда он почувствовал на себе ее взгляд, ему расхотелось продолжать. Охранник повел Трейси вверх по лестнице к надзирательнице. Надзирательница засопела: - Господи, как же ты воняешь. Иди и прими душ. Мы сожжем эту одежду. Холодный душ был просто прекрасен. Трейси вылила шампунь на волосы и намылилась с головы до пяток резко пахнувшим мылом. Когда она вымылась и переоделась в чистую одежду, надзирательница сказала: - Начальник хочет встретиться с тобой. Когда последний раз Трейси слышала эти слова, она думала, что они означают свободу. Никогда в жизни она не будет столь наивной. Начальник Брэнинген стоял около окна, когда Трейси вошла в кабинет. Он повернулся и сказал: - Пожалуйста, садитесь. Трейси села. - Я был в отъезде на конференции в Вашингтоне. Утром вернулся и увидел рапорт о происшедшем. Вас не должны были помещать в карцер. Трейси сидела и наблюдала за ним, ее бесстрастное лицо ничего не выражало. Начальник взглянул на какую-то бумагу, лежавшую на столе. - Согласно этому рапорту, вы подверглись сексуальному нападению со стороны ваших сокамерниц. - Нет, сэр. Начальник Брэнинген кивнул, понимающе: - Я понимаю ваш страх, но не могу позволить заключенным верховодить в тюрьме. Я хочу наказать тех, кто сделал это, но мне нужны ваши свидетельские показания. Я позабочусь, чтобы вас охраняли. А сейчас, я хочу чтобы вы рассказали мне точно, что же произошло и кто должен ответить за это. Трейси взглянула ему в глаза. - Я сама... Я упала с койки. Начальник долго изучающе смотрел на нее, и она увидела, что он явно разочарован. - Вы в этом уверены? - Да, сэр. - Вы не измените ваше решение? - Нет, сэр. Начальник сказал: - Хорошо. Если это ваше решение. Я хочу перевести вас в другую камеру, где... - Я не хочу, чтобы меня переводили. Он с удивлением уставился на нее. - То есть хотите вернуться назад в ту же камеру? - Да, сэр. Он был в явном недоумении. Возможно, он неправильно думал, возможно, она не понимает, что с ней случилось. Только Бог знает, о чем думают эти ненормальные женщины-заключенные. Он мечтал, чтобы его перевели в какую-нибудь хорошую, нормальную мужскую тюрьму, но его жене и Эми, маленькой дочери, очень здесь нравилось. Они жили в очаровательном коттедже, а вокруг тюремной фермы были очень красивые места. По ним, это было замечательно - жить в деревне, но он-то должен управляться со всеми этими сумасшедшими бабами 24 часа в сутки. Он взглянул на юную женщину, стоявшую перед ним, и сказал неловко: - Хорошо. Старайтесь в будущем избегать неприятностей. - Да, сэр. Возвращение в камеру стало для Трейси настоящим испытанием. Когда она вошла туда, ее сразу же охватил ужас воспоминаний. Сокамерницы были на работах. Трейси прилегла на койку, уставясь в потолок и обдумывая план дальнейшего поведения. Потом, она наклонилась под койку и выломала широкий металлический прут. Она положила его под матрац. В 11.00 прозвенел звонок, и Трейси первой вышла в коридор. Паулита и Лола сидели в столовой за крайним к выходу столом. Эрнестина Литтл отсутствовала. Трейси выбрала стол, за которым сидели незнакомые ей женщины, уселась и съела безвкусную еду, всю, до последней крошки. Послеобеденное время она провела в одиночестве. В 14.45 вернулись ее сокамерницы. Паулита с удивлением усмехнулась. - Ты вернулась к нам, кошечка. Тебе так понравилась то, что мы выделывали с тобой, да? - Хорошо, мы еще постараемся, - сказала Лола. Трейси не обращала внимания на их насмешки. Она сосредоточилась на чернокожей. Из-за нее пришлось вернуться в эту камеру. Трейси не доверяла ей ни на минуту, но чернокожая была нужна ей. Я дам тебе совет, дорогуша. Эрнестина Литтл держит в руках это место. Этой ночью, когда прозвучал предупреждающий сигнал о выключении света, через 15 минут, Трейси поднялась с койки и начала раздеваться, но уже без всякой ложной стыдливости. Она разделась, и мексиканка даже присвистнула, взглянув на полные, крепкие груди, длинные, стройные ноги и кремовые бедра. Лола тяжело дышала. Трейси надела ночную рубашку и легла на койку. Погас свет. Камера погрузилась в темноту. Прошло минут тридцать. Трейси лежала, прислушиваясь к дыханию женщин. Через всю камеру Паулита прошептала: - Мама хочет немножко заняться любовью по-настоящему. Сними рубашку, детка. - Мы хотим учить тебя, как надо есть, киска, а ты подумай про это, пока не научишься хорошо, - хихикнула Лола. Чернокожая молчала. Трейси почувствовала легкое движение, это Паулита и Лола подошли к ней, но она была наготове. Она достала металлический прут, припрятанный ранее, и со всей силой ударила одну из женщин по лицу. Последовал крик боли, и в это время Трейси лягнула ногой вторую, да так, что та упала на пол. - Еще один шаг - и я убью вас, - сказала Трейси. - Сука! Трейси услышала, как они снова собираются напасть, и подняла металлический прут. Внезапно из темноты раздался голос Эрнестины: - Кончай. Оставьте ее. - Эрни, я вся в кровище. Щас я врежу. - Делай, что тебе сказано. Воцарилось долгое молчание. Трейси слышала, как те две вернулись на свои места, тяжело сопя. Трейси лежала напрягшись, готовая к следующему нападению. Эрнестина сказала: - А ты с характером, детка. Трейси молчала. - Ты не настучала начальнику, - Эрнестина довольно засмеялась в темноте. - Если бы стукнула, то уже бы подохла. Трейси верила. - Чего-же ты не далася начальнику перевести себя в другую камеру? Итак, она знала даже это. - Я хотела вернуться сюда. - Ну да! А чего же? - Эрнестина была явно озадачена. Вот этого момента Трейси и ждала. - Ты поможешь мне сбежать отсюда. 8 Надзирательница подошла к Трейси и объявила: - К тебе посетитель, Уитни. Трейси с удивлением взглянула на нее. - Посетитель? Кто бы это мог быть? И вдруг она поняла - Чарльз. Он пришел после всего. Но он опоздал. Его не было здесь, когда она так отчаянно нуждалась в нем. Он мне больше не нужен, ни кто другой. Трейси направилась вслед за надзирательницей в комнату для приема посетителей. Трейси вступила в комнату. За маленьким столом сидел совершенно незнакомый человек. Более непривлекательного мужчину Трейси никогда прежде не встречала. Коротышка, с обрюзгшим телом, длинным прыщавым носом и маленьким сжатым ртом. У него был выпуклый лоб и темно-коричневые глаза, увеличенные толстыми стеклами очков. Он даже не поднялся. - Меня зовут Даниэль Купер. Начальник разрешил мне поговорить с вами. - О чем? - подозрительно спросила Трейси. - Я следователь МАЗС - Международной Ассоциации Защиты Страхования. Один из наших клиентов застраховал картину Ренуара, которую похитили у мистера Джозефа Романо. Трейси затаила дыхание. - Не могу вам помочь. Я не крала ее. Она направилась к двери. Но следующие слова Купера заставили ее остановиться. - Я знаю это. Трейси повернулась и осторожно взглянула на него. Лицо сковало напряжение. - Никто ее не крал. Вас ложно обвинили, мисс Уитни. Трейси медленно опустилась на стул. Даниэль Купер начал заниматься этим делом три недели назад, когда его вызвали в офис его начальника Дж. Дж. Рейнольдса, расположенный в Манхэттене. - У меня для тебя поручение, Дэн, - сказал Рейнольдс. Даниэлю Куперу не нравилось, когда его называли Дэном. - Я изложу кратко. Рейнольдс предпочитал излагать кратко, потому что недолюбливал Купера. По правде говоря, в организации Купер всех раздражал. Это был странный человек - просто жуткий, как многие его описывали. Даниэль Купер все держал в себе. Никто не знал, где он жил, был ли он женат и имел ли детей. Он ни с кем не дружил и никогда не посещал ни вечеринки, ни собрания. Рейнольдс терпел его только потому, что это человек по милости Божьей был гениален. Бульдог с компьютером вместо головы. На счету Даниэля Купера, без чьей-то помощи, было столько возвращенных украденных предметов и разоблачений страховых мошенничеств, сколько не было у всех других следователей вместе взятых. Рейнольдс иногда просто подозревал, что Купер, черт его побери, знает все на свете. Ему даже сидеть напротив этого человека с фанатичными коричневыми глазами было как-то неловко. Рейнольдс сказал: - Один из наших клиентов застраховал картину на полмиллиона долларов. - Ренуар. Новый Орлеан. Джо Романо. Женщина по имени Трейси Уитни была признана виновной и осуждена на 15 лет. Картина не была возвращена. Ах ты, сучий сын! - подумал Рейнольдс. Если бы это кто-либо еще, я бы подумал, что он пускает пыль в глаза. - Точно, - неохотно подтвердил Рейнольдс. - Женщина по имени Уитни припрятала где-то картину, и мы хотим вернуть ее. Займитесь этим делом. Купер повернулся и, не говоря ни слова, покинул офис. Наблюдая, как он уходит, Дж. Дж. Рейнольдс подумал не в первый раз: - Когда-нибудь я все-таки докопаюсь, как он все делает, этот клещ-ублюдок. Купер прошел через офис, где пятьдесят сотрудников сидели бок о бок, работая на компьютерах, составляя рапорты, отвечая на телефонные звонки. Сплошной бедлам. Купер проходил мимо стола, и один из его коллег сказал: - Слышал, тебе поручили дело Романо. Счастливчик. Новый Орлеан - это... Не отвечая, Купер прошел мимо. Почему они не оставят его в покое? Ему ничего не надо от них, но они постоянно докучали ему своими несносными предложениями. Это стало как бы игрой в офисе. Они пытались пробиться сквозь его фанатическую скрытность и определить, кто же он был на самом деле. - Как ты относишься к обеду в пятницу вечером, Дэн?.. - Если ты не женат, у нас с Сарой есть на примете симпатичная девушка, Дэн?.. Неужели они не видели, что никто из них ему не нужен - ни один из них? - Приходи, только выпьем и... Но Даниэль Купер знал, к чему все это приведет. Вполне невинная выпивка может привести к обеду, обед может дать начало дружбе, а уж дружба непременно к доверительности. Это - опасно. Даниэль Купер жил в смертельном страхе, что однажды кто-нибудь узнает о его прошлом. Предоставь прошлому самому хоронить своих мертвецов. Ложь, ложь. Мертвые никогда не будут похоронены. Каждые два или три года какая-нибудь скандальная газетенка ворошила старое дерьмо, и тогда Даниэль Купер исчезал на несколько дней и напивался. Даниэль Купер мог бы занять не одного психиатра для изучения его эмоциональных всплесков, но он никогда ни с кем не говорил о прошлом. Единственным вещественным доказательством, которое он сохранил с того ужасного давнего дня, была выцветшая, пожелтевшая газетная вырезка, надежно спрятанная в комнате, где никто не смог бы ее найти. Время от времени он рассматривал ее в качестве наказания себе, каждое слово этой статьи надежно врезалось в его память. Он принимал душ или мылся по крайней мере трижды в день, но никогда не чувствовал себя чистым. Он твердо верил в дьявола и дьявольский огонь и знал, что его спасение на земле есть лишь искупление. В Нью-Йорке он попытался поступить в полицию, но ему отказали, потому что не хватало 4-х дюймов до соответствующего роста. Став частным сыщиком, он воображал себя охотником, выслеживающим тех, кто нарушил закон. Купер считал себя божьим мстителем, орудием, которое гневно бросал на головы правонарушителей. Все это являлось единственно возможным путем искупления прошлых грехов и подготовки к вечности. Первой остановкой Даниэля Купера стал Новый Орлеан. Он провел в городе 5 дней и за это время успел узнать о Джо Романо, Энтони Орсатти, Перри Поупе и судье Лоуренсе все необходимое. Купер прочел копии стенограмм заседаний суда и приговора Трейси Уитни. Он встретился с лейтенантом Миллером и узнал о самоубийстве матери Трейси. Он переговорил с Отто Шмидтом и разыскал причины, разорившие фирму Уитни. В течение всех этих встреч Даниэль Купер не сделал ни одной записи, но мог наизусть пересказать каждый разговор. На 99 процентов Купер был уверен, что Трейси Уитни - лишь невинная жертва, но он не понимал ее поведение. Он слетал в Филадельфию и пообщался с Кларенсом Десмондом, вице-президентом банка, где работала Трейси Уитни. Чарльз Стенхоуп III встретиться с ним отказался. Сейчас, глядя на сидящую напротив него женщину, он уже на 100% уверился, что эта женщина не имела никакого отношения к краденой картине. Он подготовился написать рапорт. - Романо ложно обвинил вас, мисс Уитни. Рано или поздно, но он собирался организовать похищение картины. Вы просто случайно попали к нему в нужный момент и облегчили кражу. Трейси чувствовала, как сердце ее учащенно забилось. Этот человек знал, что она невиновна. У него, вероятно, достаточно доказательств против Романо, чтобы обелить ее. Он переговорит с начальником или управляющим. Ее выпустят из этого кромешного ада. Ей вдруг стало трудно дышать. - Тогда вы поможете мне? Даниэль Купер недоуменно спросил: - Помочь вам? - Да. - Нет. Это слово уподобилось пощечине. - Нет? Но почему? Если вы знаете, что я невиновна... - Это просто глупо рассчитывать на меня. Мое поручение уже выполнено... Первым делом, вернувшись, Купер принял душ. Он скреб себя с головы до пят, плескаясь под горячей водой почти полчаса. Вымывшись и одевшись, он сел за стол и написал рапорт. Кому: Дж. Дж. Рейнольдсу N 4-72-830-412 От кого: Даниэля Купера Предмет: Картина. Две женщины танцуют в кафе. Роже Ренуар - масло, холст. Мое заключение: Трейси Уитни не связана с похищением картины никоим образом. Я полагаю, что Джо Романо застраховал картину с намерением представить кражу со взломом, получить страховку, а картину продать в частную коллекцию. В настоящее время картина, вероятно, находится за пределами страны. Так, я предполагаю, что она обнаружится в Швейцарии, в которой можно найти надежного покупателя и соответствующие законы. Если покупатель докажет, что он честно приобрел произведение искусства, швейцарское правительство позволяет его сохранить даже несмотря на то, что оно краденое. Рекомендация: Так как нет конкретного доказательства вины Романо, наш клиент вынужден заплатить ему по страховому полису. Далее, совершенно бесполезно следить за Трейси Уитни как из-за похищения картины, так и возмещения убытков, потому что она не знает, где спрятана картина, и не имеет состояния, это факт. К тому же, Трейси Уитни будет отбывать наказание в Южной Луизианской Исправительной колонии для женщин следующие 15 лет. Даниэль Купер остановился на минутку и подумал о Трейси Уитни. Он полагал, что другие мужчины примут во внимание ее красоту. Без всякого интереса он прикинул, что сделает с ней тюрьма за 15 лет. С ним она ничего не сделала. Даниэль Купер заклеил послание и задумался, хватит ли ему времени принять душ. 9 Пожилая женщина по прозвищу Железные Трусы направила Трейси работать в прачечную. Заключенным полагалось работать тридцать пять часов в неделю, и работа в прачечной считалась самой тяжелой. Огромная, жаркая комната, рев стиральных машин и стук гладильных досок, гнетущая душная атмосфера парилки. Наполнить и включить стиральные машины, таскать тяжелые корзины к гладильным машинам - все это - бессмысленный, непосильный и каторжный труд. Работа начиналась в 6.00, и через каждые 2 часа заключенным полагался десятиминутный отдых. К концу девятичасового рабочего дня большинство женщин падало от истощения. Трейси приходила после работы опустошенная, не говорила ни с кем, вся в собственных мыслях. Когда Эрнестина Литтл услышала о назначении Трейси, она заметила: - Железные Трусы вцепилась в твою задницу. Трейси ответила: - Она не беспокоит меня. Эрнестина Литтл недоумевала: эта женщина сильно отличалась от той перепуганной насмерть девушки, которую бросили в тюрьму месяц назад. Что-то изменило ее, и Эрнестине очень хотелось знать, что же именно. На восьмой день работы Трейси в прачечной к ней во второй половине дня подошел охранник. - Тебя переводят в другое место. Ты назначаешься на кухню. Наиболее желанное место работы в тюрьме. В исправительной колонии еда была двух типов: заключенные ели рубленное мясо, сосиски, бобы или несъедобную рыбу, в то время как еду для охраны и официальных лиц готовили профессиональные повара. В их меню входили антрекоты, свежая рыба, цыплята, отбивные котлеты, свежие овощи и фрукты и соблазнительные десерты. Осужденные, работавшие на кухне, получали доступ к этим блюдам и вовсю пользовались этим. Когда Трейси явилась на работу на кухню, она даже не удивилась, увидав там Эрнестину Литтл. Трейси приблизилась к ней. - Спасибо, - с большим трудом она заставила себя произнести это слово как можно дружелюбнее. Эрнестина молча кивнула. - Как ты смогла меня вытащить, минуя Железные Трусы? - Ее больше нет с нами. - Что с ней стряслось? - У нас своя система. Если охранник - жестокий мерзавец и начинает доставать нас придирками и цеплянием, мы избавляемся от него. - Значит, начальник прислушивается к... - Какой начальник? - Как же вы можете?.. - Просто если хочешь, чтобы охранника сняли, начинают происходить всякие беспорядки. Направляется жалоба от заключенной о том, что Железные Трусы хватает ее за гриву. На другой день следующая заключенная обвиняет ее в зверствах. Потом кто-нибудь говорит, что она украла что-то из камеры, например радиоприемник, - и будь уверена, его находят в комнате охранницы. Все. Железные Трусы убирают. Охранники не управляют этой тюрьмой, управляем мы. - За что ты здесь? - спросила Трейси. Она не особенно интересовалась ответом, самым важным было установить дружеские отношения с этой женщиной. - Не по вине Эрнестины Литтл, ты мне поверь. На меня работала целая группа девушек. Трейси взглянула на нее. - Ты имеешь в виду... - она застеснялась. - Зазывал? - засмеялась Эрнестина. - Не-а. Они работали горничными в больших домах. Я открыла агентство по найму прислуги. У меня было не менее 20 девушек. Богачи чертовски обожают заводить дома прислугу. У меня была прекрасная реклама в лучших газетах, и, когда мне звонили, я отправляла девушек по адресу. Девушки оценивали обстановку домов, и когда их наниматели отправлялись на работу, выносили из квартир серебро, золото, меха и какие-либо другие ценные вещи. Эрнестина закончила: - Если бы я сказала тебе, сколько зеленых, не обложенных налогами, мы собрали, ты бы мне никогда не поверила. - Как же тебя поймали? - Это был мерзкий перст судьбы, киска. Одна из моих девушек накрывала стол к обеду в большом доме, а там была гостья, старая леди, у которой эта горничная работала и обчистила квартиру. Большой шум был. Когда полиция поднасела на девицу, та пропела на все голоса целую оперу, и вот - бедная Эрнестина здесь. Они вдвоем стояли у плиты. - Я не могу здесь оставаться, - прошептала Трейси, - мне надо кое о ком позаботиться там, на воле. Ты поможешь мне сбежать. Я... - Начинай чистить лук. У нас сегодня на ужин мясо по-ирландски. И она ушла. По тюрьме распространялись самые невероятные слухи. Заключенные знали все, что когда-либо случалось, даже задолго до их попадания сюда. Осужденные, известные как мусорные крысы, рылись в отбросах в поисках кусков бумаг с информацией, подслушивали телефонные звонки, читали почту начальника, и вся эта информация тщательно и скрупулезно усваивалась и пересылалась особо важным осужденным. Во главе этого списка стояла Эрнестина Литтл. Трейси сознавала, что охрана и заключенные относятся к Эрнестине с почтением. С тех пор, как другие осужденные решили, что Эрнестина стала покровительницей Трейси, ее совершенно оставили в покое. Трейси с ужасом ждала, что Эрнестина сделает новую попытку подъехать к ней, но большая черная женщина держала ее на расстоянии от себя. Почему? Трейси удивлялась. Правило N 7 официальной десятистраничной брошюры, адресованной новоприбывшим, гласило: "Любая форма сексуальных отношений строго воспрещается. В камере не может быть больше четырех осужденных. Не более одного заключенного может находиться на койке одновременно." Реальность же так сильно отличалась от того, что рекомендовали заключенным, что брошюра воспринималась как шутка. Каждую неделю Трейси наблюдала новую заключенную-рыбку, прибывшую в тюрьму, и все повторялось снова. Во первых, заключенные, которые были раньше сексуально нормальны, не имели шанса остаться нормальными. Они приходили робкие и забитые, а кобел уже была тут как тут, поджидала. Драма проходила запланированно, по стадиям. В ужасном и враждебном окружении кобел казалась дружелюбной и симпатичной. Она приглашала свою жертву в комнату отдыха, где они смотрели бы вдвоем телевизор, и, когда кобел гладила руку, новенькая позволяла, так как боялась обидеть новоприобретенную подругу. Новенькая быстро замечала, что другие заключенные оставляли ее в покое, а так как зависимость ее от кобла росла, интимную близость представить было невозможно, потому что она делала все, чтобы на ней лежала только ее подруга и больше никто. Те, кто отказывался от сожительства добровольно, были изнасилованы. Девяносто процентов поступающих в тюрьму женщин силой обращены в гомосексуализм - добровольно или неохотно - в течение первых тридцати дней. Трейси приходила в ужас. - Почему начальство позволяет всему этому происходить? - спросила она Эрнестину. - Это система, - объяснила та, - и так в каждой тюрьме, малышка. Нет такого способа, чтобы изолировать от мужчин 120 женщин и не позволить им хоть как-то трахаться. Мы даже насилуем не из-за секса. Мы насилуем для власти, чтобы показать, кто здесь хозяин. Новая рыбка, приплывающая сюда, это мишень для каждой, которая хочет ее изнасиловать. Одна защита существует для рыбки - это стать женой кобла. Этого еще никому не удавалось избежать. Да, это Трейси проверила на собственном опыте. - Это только то, что касается осужденных, - продолжала Эрнестина, - охрана еще хуже. Приходит свежее мясо, а она - как на иголках. Ее ломает, ей надо порцию, ей плохо, она готова на все. И тут появляется надзирательница, которая может дать героин рыбке, но взамен хочет немножко любви и ласки, понятно? Так что рыбка добровольно укладывается под надзирательницу. Мужская охрана еще хуже. У них ключи от всех камер. Они могут прийти ночью и трахнуть свободную киску. Они могут сделать тебе ребенка, но окажут благосклонность. Ты хочешь плитку шоколада или увидеться с приятелем - пожалуйста, только подставь охраннику свою задницу. Это называется бартер, и так происходит во всех тюрьмах страны. - Это ужасно! - Это выживание. Свет освещал выбритую голову Эрнестины. - Ты знаешь, почему они не разрешают здесь держать жевательную резинку? - Нет. - Потому что девочки используют ее в качестве заклейки отверстия в двери камеры, закрывая обзор охране. Ночью они выскальзывают и ходят друг к другу. Мы следуем правилам, которым мы хотим следовать. Девушки, которые понимают это, могут быть глупыми, но они глупы по-умному. Любовные отношения внутри колонии процветали, а правила этикета между любовниками соблюдались даже более строго, чем на воле. В этом искусственном мирке роли жеребцов и жен создавались и разыгрывались. Жеребцами называли женщин изображавших недостающих мужчин. Они даже меняли свои имена. Эрнестина звалась Эрни, Тесси - Тэкс, Барбара стала Бобом, Кэтрин - Келли. Жеребцы стригли коротко волосы или даже выбривали наголо - и никаких хлопот. Жена, женщина, должна была стирать, гладить, штопать для своего жеребца. Лола и Паулита прямо-таки состязались за внимание Эрнестины, каждая пытаясь превзойти другую. Ревность здесь была просто лютой и часто вела к насилию, и если жена бросала взгляд на другого жеребца или разговаривала с кем-то в тюремном дворе, то страсти разгорались. Любовные послания постоянно летали по тюрьме, передаваемые мусорными крысами. Письма завертывались в маленькие треугольники, известные как змейки, так что их легко прятали в бюстгальтере или туфлях. Трейси видела, как женщины передавали друг другу змейки во время обеда или по дороге домой. Время от времени она замечала осужденных, любовно заигрывающих с охранниками. Это была любовь, рожденная отчаянием, безысходностью, покорностью. Заключенные зависели от охраны во всех отношениях: еды, нормального житья, а иногда и жизни. Трейси запретила себе как-то реагировать на эти события. Сексом занимались днем и ночью. Это происходило в ванных, туалетах, камерах, а ночью практиковали оральный секс через перегородку. Охранники выводили своих любовниц из камер и вели на ночь на квартиры. После того, как гасли огни в камере, Трейси ложилась на койку и затыкала уши ладонями, пытаясь скрыться от всех звуков. Однажды ночью Эрнестина вытащила коробку рисовых хлопьев из под койки и начала рассыпать их по коридору за стенами камеры. Трейси слышала, что обитательницы других камер проделывают то же самое. - Что происходит? - спросила Трейси. Эрнестина повернулась к ней и сказала резко: - Не твоего ума дело. Лежишь и лежи на своей вонючей койке. Несколькими минутами позже из соседней камеры, где только что поселилась новенькая, раздался душераздирающий крик: - О, Господи, нет. Не надо. Пожалуйста, оставьте меня. Трейси знала, что последует потом, у нее вдруг все заболело внутри. Крики продолжались и продолжались пока, наконец, не перешли в безнадежное измученное рыдание. Трейси заткнула уши, ее переполняла жгучая ярость. Как могли эти женщины творить такое друг с другом? Она подумала, что тюрьма сделала из нее черствую женщину, но, когда она поднялась утром, лицо ее было мокро от слез. Она решила не показывать свои чувства Эрнестине. - Для чего нужны рисовые хлопья? - Для предупреждения опасности. Если охрана решит подкрасться к нам, мы услышим шаги. Вскоре Трейси узнала, что означает выражение "идти в колледж". Тюрьма являлась местом обучения, но то, чему учились здесь заключенные, было весьма необычным. В тюрьме имелись крупные специалисты в области криминалистики. Они обменивались методами мошенничества, краж в магазинах, как обчистить пьяного. Они напоминали друг другу даты мучительных игр, обменивались информацией о методах воровства и надувательства полицейских. Во время прогулки во дворе Трейси однажды слышала, как старая заключенная-карманница давала своим более молодым товаркам урок по своей специальности: - Настоящие специалисты приходят из Колумбии. В Боготе есть школа, называемая "Школа десяти колокольчиков", где, заплатив 25 сотен баксов, вы обучаетесь искусству карманника. На экзамене там подвешивают к потолку манекен, одевают в платье с десятью карманами, наполненными деньгами и драгоценностями. - А в чем трюк? - Трюк в том, что к каждому карману привязан колокольчик. Вы считаетесь окончившим обучение, если сумеете очистить все десять карманов, не задев колокольчика. Лола заметила: - Я привыкла ходить с парнем, который, прогуливаясь сквозь толпу одетых в пальто, держа руки открытыми, умел очистить карманы каждого до последнего цента. - Как же он умудрялся? - Правая рука была искусственная. Он просовывал настоящую руку через дыру в пальто и шуровал втихую. В комнате отдыха обучение продолжалось. - Я расскажу, как обчистить камеру хранения, - говорила ветеранша. - Вы слоняетесь вокруг железнодорожной станции до тех пор, пока не увидите какую-нибудь маленькую старую леди, пытающуюся поднять и засунуть чемодан или большой пакет в одну из ячеек камер хранения. Вы делаете это за нее и отдаете ключ. Только ключ-то этот от пустой ячейки. Когда она уходит, вы опустошаете ее ячейку и смываетесь. Во дворе, на следующий день, две женщины, осужденные за проституцию и хранение кокаина, говорили новоприбывшей, хорошенькой молодой девушке, выглядевшей не старше семнадцати лет: - И не удивительно, что ты засыпалась, милочка, - говорила одна из старших женщин. - Прежде чем ты назовешь цену Джону, ты должна приобнять его и похлопать по заднице, чтобы убедиться, что у него нет пистолета. И никогда не говори ему, чем ты собираешься заняться с ним. Заставь его сказать, что он хочет получить. Если потом он окажется копом, это для него ловушка, поняла? Другая добавила: - Ага. И всегда гляди на их руки. Если обманщик говорит, что он рабочий, смотри на руки, они должны быть грубые и шершавые. Если так, все о'кей. Почти все переодетые ищейки представляются рабочими, но как дело доходит до их рук, они забывают, что ручки-то у них гладкие да мягкие. Время текло не быстро и не медленно. Просто время. Трейси вспомнила высказывание Святого Августина: Что есть время? Если никто не спрашивает меня о нем, я знаю. Но если мне надо это объяснить, я не знаю. Расписание в тюрьме никогда не менялось: 4.40 Предупредительный звонок 4.45 Подъем, одеться, умыться 5.00 Завтрак 5.30 Возвращение в камеру 5.55 Предупредительный звонок 6.00 Работа на указанном объекте 10.00 Физические упражнения во дворе 10.30 Обед 11.00 Работа на указанном объекте 15.30 Ужин 16.00 Возвращение в камеру 17.00 Комната отдыха 18.00 Возвращение в камеру 20.45 Предупредительный звонок 21.00 Выключение общего света. Правила непоколебимо исполнялись. Все осужденные должны идти обязательно есть, и в строю не разрешалось разговаривать. Не более чем пять предметов косметики разрешалось держать в маленьких шкафчиках камер. Постели убирались к завтраку и должны были быть опрятными весь день. В исправительной колонии весь день звучала своя музыка - пронизывающая трель звонка, шарканье ног по цементу, скрипение железных дверей, дневной шепот и ночные крики... Хриплые крики охраны, стуки подносов во время приема пищи. И всегда и всюду - колючая проволока и высокие стены, одиночество и изоляция, и все пропитано жгучей ненавистью. Трейси превратилась в идеальную заключенную. Тело ее автоматически откликалось на все позывные тюрьмы: решетки около ее камеры поднимались с наступлением дня и опускались в конце, звонок на работу и сирена, говорившая об окончании работы. Тело Трейси действительно было телом идеальной заключенной в тюрьме, но разум был совершенно свободным и планировал побег. Заключенные не могли звонить за пределы колонии, им разрешалось ответить на два пятиминутных телефонных звонка. Трейси позвонил Отто Шмидт. - Я подумал, ты хотела бы знать, - сказал он неловко, - с похоронами все нормально. Я оплатил все счета, Трейси. - Благодарю вас, Отто, большое спасибо. Больше им нечего было сказать друг другу. Больше ей никто не звонил. - Девочка, ты лучше забудь, что было на воле, - предупреждала ее Эрнестина. - Там тебя никто не ждет. Ты не права, сурово думала Трейси. Джо Романо Перри Поуп Судья Генри Лоуренс Энтони Орсатти Чарльз Стенхоуп III Как-то на площадке во время зарядки Трейси вновь встретилась с Большой Бертой. Спортивная площадка представляла собой большой прямоугольник под открытым небом, ограниченный внешней высокой стеной с одной стороны и внутренней стеной самой тюрьмы с другой. Осужденные занимались на площадке по тридцать минут каждое утро. Здесь допускались разговоры между заключенными, и кучки женщин перед обедом обменивались друг с другом новостями и сплетнями. Когда Трейси впервые пришла на площадку, то неожиданно почувствовала себя свободной. Это произошло потому, что площадка находилась на открытом воздухе. Она увидела солнце, клубящиеся облака, и там далеко, в голубом небе, она услышала далекий гул самолета, летящего совершенно свободно. - Это ты?! Ну-ка, я погляжу на тебя, - раздался голос. Трейси оглянулась и увидела огромную шведку, напавшую на нее в первый день в тюрьме. - Я слыхала, ты обзавелась чернокожим коблом? Трейси старалась вырваться из рук этой женщины. Но Большая Берта железной хваткой впилась в руку девушки. - Никто не уйдет от меня, - выдохнула великанша. - Будь хорошей, малышка. - Она прижала Трейси к стене своим огромным телом. - Уйди от меня прочь. - Что тебе нужно - так это хорошая трепка. Ты знаешь, чего я хочу? Я собираюсь поучить тебя. Ты будешь полностью моей, alskade. Знакомый голос позади Трейси проскрипел: - А ну, убери от нее свои вонючие руки, ты, задница. Эрнестина Литтл стояла тут же, огромные кулаки сжаты, глаза горели, солнце отражалось от черного, гладко выбритого черепа. - Ты не тот мужик для нее, Эрни. - Но вполне подходящий для тебя, - ответила чернокожая. - Если еще тронешь ее, я съем твою задницу на завтрак. Зажарю. В воздухе чувствовалась гроза. Две огромные амазонки глазами пожирали друг друга с огромной ненавистью. Господи, да они же готовы убить друг друга из-за меня, подумала Трейси. Потом она поняла, это в малой степени касалось именно ее. Она помнила, как как-то Эрнестина сказала ей: - Здесь ты должна драться, кусаться, бить палкой. Ты должна отшивать любую мразь, не то погибнешь. Первой повернула Большая Берта. Она бросила на Эрнестину презрительный взгляд. - Я не спешу, - она косо посмотрела на Трейси. - Ты будешь здесь еще очень долго. Как и я, детка. Так что увидимся. Она развернулась и ушла. Эрнестина молча следила, как та уходит. - Это - плохая сиделка. Та самая сиделка, которая в Чикаго убивала своих пациентов. Вкалывала цианистый калий и следила за тем, как они умирали. Да, ангел милосердия на твоей стороне, Уитни. Тебе надо крепкого охранника. Она собирается напасть на тебя. - Ты поможешь мне сбежать? Раздался сигнал. - Время покажет, - ответила Эрнестина. Ночью, лежа на койке, Трейси думала об Эрнестине. Даже несмотря на то, что Эрнестина больше не пыталась снова трогать Трейси, она все еще ей не доверяла. Она никогда не сможет забыть, что Эрнестина и те две сокамерницы сделали с ней. Но ей нужна была помощь чернокожей женщины. Каждый день после ужина заключенным разрешалось провести один час в комнате отдыха, где они могли посмотреть телевизор или поболтать, посмотреть последние газеты и журналы. Трейси просматривала кипу журналов, когда ей на глаза попался снимок. Это была свадебная фотография Чарльза Стенхоупа III и его невесты, они, улыбаясь, выходили из часовни, рука в руке. Трейси словно ударили по лицу. Она сидела и смотрела на их смеющиеся счастливые лица и чувствовала, как боль перерастала в холодную ярость. Когда-то она хотела соединить свою жизнь с жизнью этого человека, а он отвернулся от нее, позволил им уничтожить ее, позволил убить их ребенка. Но это было другое время, другое место, другой мир. Это была сказка. А сейчас - реальность. Она захлопнула журнальную страницу. В посетительские дни легко узнавалось, кто из осужденных имел друга или к кому приходили родственники. Заключенные хвастались и складывали свежие платья и косметику. Обычно Эрнестина возвращалась из комнаты посетителей счастливая, улыбающаяся. - О, мой Эл, он всегда приходит проведать меня, - рассказывала она Трейси. - Он дождется, пока я выйду отсюда. А знаешь почему? А потому, что я даю ему то, чего другая женщина не даст. Трейси не смогла скрыть недоумение. - Ты имеешь в виду... сексуально? - Конечно, ах ты задница. То, что происходит в этих стенах, никогда не происходит на воле. Здесь иногда нам нужно подержаться за теплое тело. Кто-то держится за нас и говорит, что любит. Кто-то проклинает нас. Не имеет значения, было ли это раньше или есть сейчас. У нас у всех это было. Но когда я выйду отсюда, - Эрнестина бросила взгляд, ухмыльнувшись, - вот тогда я стану нимфоманкой, черт меня побери. Но оставалась какая-то тайна, которую Трейси хотелось узнать. И она решила однажды спросить: - Эрни, почему ты взяла меня под свою защиту? Эрнестина пожала плечами: - Отстань ты от меня. - Но я правда хочу знать, - Трейси тщательно подбирала слова. - Каждый, кто твой... твой друг, принадлежит тебе. Они делают все, что ты приказываешь им делать. - Да, если они не хотят ходить с голой задницей, да уж. - Но не я, почему? - Ты что, жалуешься на это? - Нет, я серьезно. Эрнестина на минутку задумалась. - Хорошо. В тебе есть что-то, чего я хотела, - она бросила на Трейси взгляд. - Нет, не то. Я получила все, что хотела, малышка. Но ты - это класс. Я имею в виду настоящий, высший класс. Как те холодные леди на страницах журнала "Бог, город и деревня", все разодетые в пух и прах, и попивающие чай из серебряных чашек. К ним принадлежишь и ты. Это все твой мир. Я не знаю, как ты спуталась со всеми этими крысами там, на воле, но я догадываюсь, что кто-то к тебе присосался. Она опять взглянула на Трейси и сказала, почти застенчиво: - В своей жизни я имела дело со многими приличными штучками. Ты одна из них. Она отвернулась, и последние слова были едва слышны: - И прости меня за твоего ребенка. Я действительно... Этой ночью, после того как выключили свет, Трейси прошептала в темноте: - Эрни, я хочу сбежать. Помоги мне. Пожалуйста. - Я хочу заснуть, Христа ради. Заткнись ты, наконец. Эрнестина ввела Трейси в мир заушного языка тюрьмы. Группы женщин во дворе беседовали: - Этот кобел уронил ремень на серый брод и с него на тебя, а ты кормишь ее длинной ложкой... - Она была короткой, но они схватили ее в снегопад, и каменный коп засунул ее к мяснику. Это и прекратило ее подъем. Пока, Руби-до. Что касается Трейси, то ей казалось, что она слушает марсиан. - О чем они говорят? - спрашивала она. Эрнестина покатывалась со смеху. - Разве ты не говоришь по-английски, девочка? Когда лесбиянка "бросает ремень", это значит, она меняет роль мужа на роль жены. Она тащит за собой "серый брод" - это кличка такой, как ты. Она не может быть верной, это значит ты остаешься брошенной. Она была "кроткой" - значит, ей немного осталось до конца срока, но ее поймали при получении героина около каменного копа - это кто-то, кто живет по закону и не может быть подкуплен - и они отправили ее к "мяснику", тюремному доктору. - Что это "Руби-до" и "подъем"? - Неужели ты ничегошеньки не знаешь? "Руби-до" - это пароль, а "подъем" - день освобождения. Трейси знала, что она не будет ждать. Схватка между Эрнестиной Литтл и Большой Бертой произошла на следующий день во дворе. Заключенные играли в мяч под наблюдением охраны. Большая Берта, отбившая две подачи, сильно ударила в третий раз и побежала к первой базе, которую прикрывала Трейси. Большая Берта врезалась в Трейси, повалила на землю и оказалась верхом на ней. Руки ее шарили у Трейси между ног и она шептала: - Никто не говорит мне "нет", и ты не сможешь. Я приду и возьму тебя сегодня ночью, малышка. Я собираюсь разорвать тебе задницу. Трейси яростно сопротивлялась, пытаясь освободиться. Неожиданно она почувствовала, что Большая Берта поднимается с нее. Эрнестина вцепилась Большой Берте в шею и подняла ее. - Ах, ты, вонючая сука! - заорала Эрнестина. - Я предупреждала тебя. Она запустила пальцы в лицо Берты, вцепившись ногтями в глаза. - Я ослепла, - закричала Большая Берта. - Я ослепла. - Она схватила Эрнестину за груди и рванула. Две женщины так вцепились друг в друга, что четыре охранника с трудом растаскивали их в течение пяти минут. Обеих женщин направили в лазарет. Только поздно ночью Эрнестина возвратилась в камеру. Лола и Паулита пришли к ней на койку, чтобы утешить. - У тебя все в порядке? - спросила Трейси. - Чертовски в порядке, - ответила Эрнестина приглушенным голосом, и Трейси захотела узнать, насколько сильно она была побита. - Я устроила ей такую выволочку, что теперь у нее возникла проблема. Сейчас эта чертова сиделка оставила тебя в покое. Но нет пути назад. Когда она закончит цепляться, она убьет тебя. Они молча лежали в темноте. Наконец, Эрнестина сказала: - Может, теперь как раз и настало время, когда нам стоит потолковать о той неудаче, что привела тебя сюда. 10 - Завтра тебе придется расстаться с нашей гувернанткой, - сообщил начальник Брэнинген своей жене. Сью Эллен Брэнинген с удивлением посмотрела на мужа. - Почему? Джуди прекрасно ладит с Эми. - Я знаю, но ее срок подошел к концу. Завтра утром она выходит на свободу. Они сидели за завтраком в своем комфортабельном доме, что был одной из льгот, полагавшихся начальнику тюрьмы. К остальным льготам относились питание, прислуга, шофер и гувернантка для их дочери Эми, которой было около пяти лет. Вся прислуга верно служила этой семье. Когда Сью Эллен поселилась здесь пять лет назад, она очень переживала, что ей придется жить на территории исправительной колонии и беспокоилась, что ее дом будет полон слуг - осужденных каторжников. - Откуда ты знаешь, что они не хотят нас ограбить и перерезать нам глотки где-нибудь посреди ночи, - требовательно спрашивала она мужа. - Если они посмеют это сделать, - обещал ей Брэнинген, - то я напишу на них рапорт. Он пытался успокоить жену, хотя и без особого успеха, но страхи Сью Эллен были совершенно необоснованны. Их подопечные пытались произвести как можно лучшее впечатление и как только можно меньше старались попадаться на глаза и, вообще, были очень совестливыми. - Я только-только начала привыкать к тому, что Эми отдали на попечение Джуди, - объяснила миссис Брэнинген. Она желала Джуди только добра, но ей не хотелось, чтобы девушка уезжала. Кто знает, что за женщина будет следующей гувернанткой ее дочери? Она наслышалась столько ужасных историй, происходящих с детьми. - У тебя есть кто-нибудь на примете, чтобы заменить Джуди, Джордж? Начальник уже неоднократно задумывался об этом. В колонии было несколько женщин, которые отлично подошли бы на должность гувернантки для их дочери. Но он никак не мог выкинуть из головы Трейси Уитни. Он уже 15 лет занимался криминалистикой и гордился, что одной из его сильных сторон была способность оценить заключенного. Некоторые из его подопечных были ожесточившимися преступниками, другие совершили преступление в порыве страсти или поддавшись минутному искушению, но было очевидно, что Трейси Уитни не принадлежит ни к одной категории. Его не тронули ее протесты о невиновности, что было свойственно всем заключенным. Что беспокоило его, так это люди, которые упекли в тюрьму эту женщину. Начальник был назначен Ново-Орлеанской гражданской комиссией, возглавляемой губернатором штата, и, хотя он стойко отказывался заниматься политикой, он прекрасно разбирался в интригах. Джо Романо был мафиози на побегушках у Энтони Орсатти. Перри Поуп - адвокат, защищавший Трейси Уитни, был у них на жаловании, как и судья Генри Лоуренс. Так что осуждение Трейси Уитни имело явно определенный запашок. Итак, начальник Брэнинген принял решение. Он сказал своей жене: - Да, у меня есть кое-кто на примете. В тюремной кухне, в маленькой нише, стоял старый изъеденный муравьями стол и четыре стула, и вот там, в тишине, можно было немножко побыть вдали от чужих глаз. Трейси и Эрнестина частенько посиживали там и попивали кофе в десятиминутные перерывы. - Я все время думала о том, что ты талдычишь, о своей большой злости на тех, кто тебе сунул сюда, - начала Эрнестина. Трейси колебалась. Могла ли она доверять Эрнестине? Но у нее не было выбора. - Там... там, есть несколько человек, которые кое-что сделали мне и моей семье. Я хочу заплатить им сполна. - Да-а, а что они сделали? Трейси медленно, слово за слово произнесла: - Они убили мою мать. - Кто они? - Я не знаю, значат ли что-нибудь для тебя их имена: Джо Романо, Перри Поуп, судья по имени Генри Лоуренс, Энтони Орсатти... Эрнестина уставилась на нее с открытым ртом. - Иисус Христос! Да что ты говоришь, девочка! Трейси удивилась: - Ты слышала о них? - "Слышала о них"! Да кто о них не слышал. Ничего не происходит в этом вонючем Новом Орлеане, пока Орсатти или Романо не дадут своего разрешения. Ты не справишься! Они сдуют тебя одним дуновением, как дым. Трейси ответила бесцветным голосом: - Они уже развеяли меня. Эрнестина оглянулась вокруг. Убедившись, что никто не сможет их подслушать, сказала: - Ты или сумасшедшая, или самая дурная из всех, кого я когда-либо встречала. Говорить о неприкасаемых! Она покачала головой. - Забудь о них. И как можно быстрей! - Нет. Я не могу. Я должна вырваться отсюда. Можно это сделать? Эрнестина долго молчала, наконец, сказала: - Ладно, поговорим во дворе. Они стояли одни, в углу двора. - Из этого местечка сбежало 12 заключенных, - сказала Эрнестина. - Две были застрелены. Другие десять пойманы и брошены назад. Трейси молчала. - На вышках все 24 часа в сутки сидит охрана с автоматами, это настоящие сукины дети. Если кто-нибудь сбегает, то это может стоить охраннику работы, поэтому они, не раздумывая, как только найдут тебя, то убьют. Тюрьму окружают стены с колючей проволокой, и если ты сумеешь пробраться через проволоку мимо автоматов, то они спустят собак, которые могут найти след комара. Рядом размещены войска Национальной Армии, и если заключенный бежит, высылают на поиски вертолеты с автоматчиками и прожектором. И неизвестно, что лучше: притащат тебя живой или мертвой. Они считают, что мертвой лучше. Во всяком случае, отвадят других, кто задумает сбежать. - Но ведь люди еще пытаются, - сказала Трейси упрямо. - Тем, кто вырвался отсюда, помогли с воли - друзья, которые сумели пронести пистолеты, деньги и одежду. И их ждали автомобили. Она для эффекта промолчала. - Но их все равно поймали. - Они не поймают меня, - поклялась Трейси. Появилась надзирательница. Она кивнула Трейси: - Тебя хочет начальник Брэнинген. - Нам нужно, чтобы кто-нибудь присматривал за нашей маленькой дочерью, - сказал начальник Брэнинген, - но это совершенно добровольная работа. Если вы не желаете, то и не будете. Чтобы кто-нибудь присматривал за нашей маленькой дочерью, - мозг Трейси яростно заработал. Возможно, это поможет облегчить ее побег. Работая в доме начальника, она узнает о структуре тюрьмы несравнимо больше. - Да, - сказала Трейси, - меня устраивает эта работа. Джорджу Брэнингену это понравилось. У него было странное, непонятное чувство, что он чем-то обязан этой женщине. - Отлично. Цена составляет 60 центов за час. Деньги будут переводиться на ваш счет в конце каждого месяца. Заключенным не разрешалось иметь на руках деньги, и все деньги, заработанные заключенными, выдавались при выходе на свободу. Меня не будет здесь в конце месяца, думала Трейси про себя, но вслух она сказала: - Это будет хорошо. - Вы можете начать завтра. Старшая надзирательница расскажет вам подробнее. - Спасибо начальник. Он взглянул на Трейси и хотел добавить еще что-нибудь. Но не был вполне уверен, что именно. Вместо этого, он сказал: - Это все. Когда Трейси принесла новость Эрнестине, чернокожая сказала задумчиво: - Это значит, они тебя расконвоируют. Ты совершишь побег из тюрьмы. Это немного облегчит твое дело. - А как я сделаю это? - У тебя три пути, но все они рискованные. Первый путь - выскользнуть. Ты берешь жевательную резинку и однажды ночью впихиваешь в замок камеры и коридорной двери. Ты пробираешься во двор, перелезаешь через колючую проволоку, ты на свободе, и бежишь... С собаками и вертолетом... Трейси как будто слышала выстрелы пистолетов охраны, стреляющих в нее. Она содрогнулась. - А какой второй путь? - Второй путь - это вырваться. Это когда ты с пистолетом и берешь с собой заложника. Если они поймают тебя, они наделят тебя чертом с никелевым хвостом. - Она посмотрела на удивленное лицо Трейси. - А это еще два или пять лет к твоему сроку. - А третий путь? - Прогулка. Это для подопечных, которые заняты свободной работой. Однажды, ты окажешься перед открытой дверью и сделаешь ноги. Трейси задумалась. Без денег, без машины и места, где бы она могла спрятаться, у нее не будет шанса. - Они узнают, что я ушла, и пойдут искать меня. Эрнестина заметила: - Идеального плана побега отсюда нет. Вот поэтому никто отсюда и не смывается. Я смоюсь, подумала Трейси. В то утро, когда Трейси в первый раз пришла в дом начальника тюрьмы Брэнингена, начался пятый месяц ее пребывания в колонии. Она очень переживала по поводу встречи с женой и дочерью Брэнингена, потому что ей было просто необходимо получить эту работу. Возможно, это - ключ к свободе. Трейси вошла в красивую большую кухню и села. Она вспотела, лоб покрылся испариной. В дверях появилась женщина, одетая в домашнее платье приглушенно-розового цвета. - Доброе утро, - сказала она. - Доброе утро. Женщина собиралась присесть, потом раздумала и осталась стоять. Сью Эллен была симпатичной блондинкой тридцати с небольшим лет, с неопределенными, отвлеченными манерами. Худенькая и простая, она никогда не чувствовала себя уверенной в обращении со слугами-заключенными. Должна ли она благодарить их за сделанную работу или просто давать им распоряжения? Должна ли она относиться к ним дружески или только как к заключенным? Сью Эллен все еще не могла привыкнуть к мысли, что она живет среди воров, наркоманов и убийц. - Я миссис Брэнинген, - начала она. - Эми почти пять лет, а вы знаете, как дети подвижны в этом возрасте. Боюсь, что вам придется постоянно следить за ней. Она взглянула на левую руку Трейси. Обручального кольца не было, но, конечно же, это ничего не значило. "Особенно у этих низших классов", - подумала Сью Эллен. Она помолчала и деликатно спросила: - У вас есть дети? Трейси подумала о своем неродившемся ребенке и ответила: - Нет. - Заметно. Сью Эллен чувствовала себя не в своей тарелке перед этой молодой женщиной. Она была совершенно не такой, какую ожидала увидеть миссис Брэнинген. В ней чувствовалась элегантность. - Я приведу Эми, - с этими словами она исчезла из комнаты. Трейси оглянулась. Это был большой красивый дом, чистый, аккуратный, со вкусом обставленный. Трейси показалось, что прошла вечность с тех пор, как она последний раз побывала в таком доме. Это был совершенно другой мир, потусторонний. Возвратилась Сью Эллен, держа за руку маленькую девочку. - Эми, это... - как же называть заключенную, по имени или фамилии? Она приняла компромиссное решение: - Это Трейси Уитни. - Хей! - сказала Эми. Она была тоненькой в мать, с умными, глубоко посаженными глазами. Не очень красивая, но необыкновенно приветливая девочка, что брало за сердце. Я не позволю ей растрогать меня. - Ты будешь моей новой няней? - Да, я буду помогать маме присматривать за тобой. - Джуди освободили досрочно, ты знала это? А тебя тоже досрочно освободят? Нет, подумала Трейси, но сказала вслух: - Я собираюсь пробыть здесь очень долго, Эми. - Хорошо, - бодро вступила Сью Эллен. Она покраснела и кусала губы. - Я думаю... - она закружилась по кухне и начала объяснять Трейси ее обязанности. - Кушать вы будете с Эми. Вам надо приготовить завтрак и поиграть с ней утром. Потом повар готовит обед. После обеда Эми спит, а затем ей нравится прогуляться по ферме. Мне кажется, для ребенка очень полезно понаблюдать, как все выращивается, не так ли? - Да. Ферма располагалась на другой стороне от основного здания тюрьмы, там же были двадцать акров земли, засаженной овощами и фруктовыми деревьями, там работали заключенные, там же находился большой искусственный пруд, воду которого использовали для полива. За ним располагалась высокая каменная стена. Следующие пять дней стали для Трейси совершенно новой жизнью. Под различными предлогами она с радостью выбиралась из ненавистных тюремных стен, чтобы свободно погулять около фермы, вдыхая свежий деревенский воздух, но она не переставала думать о побеге. Когда она не занималась с Эми, ей требовалось возвращаться в тюрьму. Каждую ночь Трейси ночевала в камере, но днем у нее сохранялась иллюзия свободы. После завтрака в тюремной кухне она направлялась в дом начальника и готовила завтрак для Эми. Трейси научилась хорошо готовить у Чарльза, на полках в кухне начальника было много всякой всячины, но Эми нравился простой завтрак, состоящий из овсяной или хлебной каши с фруктами. После этого Трейси играла с малышкой или читала ей. Потихоньку, Трейси начала учить Эми играм, в которые играла с ней ее мама. Эми любила кукол. Трейси попыталась изобразить клоуна для нее из одного из старых носков, но он выглядел как нечто среднее между лисой и уткой. - Какой он чудесный, - сказала Эми восторженно. Трейси заставляла куклу говорить с различными акцентами - французским, итальянским, немецким, но больше всего Эми нравился выговор мексиканки Паулиты. Трейси смотрела на счастливое лицо ребенка и думала: Я не хочу привязываться к ней. Она - всего лишь мой способ бежать из тюрьмы. После дневного сна девочки они вдвоем отправлялись на долгую прогулку, и Трейси внимательно вглядывалась в земли, принадлежавшие тюрьме, которые она никогда раньше не видела. Она наблюдала все входы и выходы, посты охраны и отмечала, когда происходила смена караула. Ей стало очевидно, что ни один из планов побега, которые она обсуждала с Эрнестиной, не подойдет. - А если попытаться сбежать, спрятавшись в один из грузовиков, которые привозят продукты в тюрьму. Я видела молоковоз и... - Забудь это, - категорично говорила Эрнестина, - каждая машина, приезжающая и уезжающая из тюрьмы, тщательно обыскивается. Как-то утром за завтраком Эми сказала: - Я люблю тебя, Трейси. Будешь моей мамой? Слова девочки болью отозвались в душе Трейси. - Тебе хватит и одной мамы. Тебе не надо двух. - Да, я знаю. Но у моей подружки Салли Энн папа снова женился, и у Салли Энн теперь две мамы. - Но ты же не Салли Энн, - оборвала ее Трейси, - заканчивай завтрак. Эми взглянула на нее с болью в глазах. - Я не хочу есть. - Отлично. Теперь я тебе почитаю... Когда Трейси начала читать, она почувствовала, как Эми положила свою мягкую ладошку ей на руку. - Можно я сяду к тебе на колени? - Нет. Ласкайся со своей семьей, думала Трейси. Ты не принадлежишь мне. Ничто не принадлежит мне. Легкие, свободные от тюремного порядка дни - и ночи, проводимые в камере. Трейси ненавидела возвращения в камеру так, как ненавидит животное клетку. Она с трудом сдерживала крик отчаяния, рвавшийся наружу во тьме камеры. Она плотнее сжимала челюсти. Еще одна ночь, успокаивала она себя, я могу вытерпеть еще одну ночь" Она мало спала, потому что ее голова была постоянно занята планами побега. Первый шаг - это побег, второй шаг - иметь дело с Джо Романо, Перри Поупом, судьей Лоуренсом и Энтони Орсатти. А третьим шагом будет Чарльз. Но об этом даже больно думать. Я справлюсь, когда придет время, думала Трейси. Совершенно невозможно оказалось избежать встречи с Большой Бертой. Трейси была просто уверена, что огромная шведка шпионила за ней. Только стоило Трейси войти в комнату отдыха, как несколькими минутами позже там появлялась Большая Берта. Приходила Трейси во двор - там же появлялась и великанша. Однажды Большая Берта подошла к Трейси и сказала: - Сегодня ты чудесно выглядишь малышка. Я жду не дождусь, когда мы будем вместе. - Отойди от меня, - предупредила Трейси. Амазонка ухмыльнулась: - Или что? Твоя черная сука освобождается. Я сделаю так, что тебя переведут в мою камеру. Трейси уставилась на нее. - Уж я сделаю это, кошечка. Верь мне, - добавила Большая Берта. Трейси знала, что начался отсчет ее времени. Она должна бежать, пока Эрнестина не освободилась. Любимый маршрут Эми проходил через луг, расцвеченный полевыми цветами всех оттенков радуги. Огромный искусственный пруд находился поблизости, окруженный низкой бетонной стеной с длинным спуском к темной воде. - Давай поплаваем, - упрашивала Эми. - Пожалуйста, ну, Трейси? - Этот пруд не для купания, - ответила Трейси. - Здесь берут воду для полива. Один вид этого холодного, так неприветливо выглядевшего пруда, вызывал у нее дрожь. Отец относил ее на плечах в океан и, когда она кричала, говорил ей: - Не будь ребенком, Трейси, - и опускал ее в холодную воду, а когда вода накрывала ее всю целиком, то она пугалась и начинала задыхаться... Хотя Трейси и жила ожиданием этого события, все же объявление Эрнестины потрясло ее. - Я освобождаюсь через неделю после этой субботы, - сказала Эрнестина. По телу Трейси пробежал холодок. Она еще не рассказывала Эрнестине о своем разговоре с Большой Бертой. Эрнестины уже не будет рядом, чтобы защитить ее. Вероятно, у Большой Берты достаточные связи, чтобы переместить Трейси к ней в камеру. Чтобы избежать этого, у Трейси оставался лишь один выход - рассказать все начальнику, но она знала, что, если она так поступит, это будет равносильно смерти. Каждая заключенная отвернется от нее. Ты должна драться, кусаться, бить палкой. Отлично, она будет защищать себя палкой. Она с Эрнестиной еще раз обсудила все возможности побега. Ни один из них не подходил. - У тебя нет ни машины, ни того, кто бы помог на воле, а без этого тебя, уж это точно, поймают, и тебе будет еще хуже. Тебе бы лучше поостыть и отсидеть срок здесь. Но Трейси знала, что она не поостынет. Уж конечно же, не с Бертой, после Эрнестины. Она просто-напросто заболела, думая, что же эта огромная обезьяна задумала с ней сделать. Было воскресенье, как раз за 7 дней до освобождения Эрнестины. Сью Эллен вместе с Эми направилась на уикэнд в новый Орлеан, и поэтому Трейси работала на кухне. - Как у тебя дела с новой работой? - спросила Эрнестина. - Отлично. - Я видела малышку. Она правда очень миленькая. - Она в порядке. Голос Трейси был совершенно безразличен. - Я так счастлива, что ухожу отсюда. Я скажу тебе одну вещь, я больше никогда не вернусь сюда. Если я или Эл можем что-нибудь сделать для тебя на воле... - Отойди, - услышали они мужской голос. Трейси повернулась. Работник прачечной тащил огромную тележку, до верху наполненную грязной униформой и постельным бельем. Трейси смотрела, озадаченная, как он продвигался к выходу. - Что я тебе говорю, если мы с Элом сможем сделать что-нибудь для тебя, ну, знаешь там, прислать вещи или... - Эрни, что этот грузовик для прачечной делает здесь? Ведь у тюрьмы своя прачечная. - А, это для охраны, - засмеялась Эрнестина. - Они раньше пользовались тюремной прачечной, но все пуговицы ухитрялись сорвать, рукава оказывались связанными, внутрь засовывались всякие непристойные записки, рубашки усаживались, материя возвращалась в грязных пятнах. И разве это было не стыдно, мисс Скарлетт? Потому сейчас охрана и отсылает свою одежду и постельное белье в прачечную на воле. Эрнестина засмеялась. Трейси больше не слушала ее. Теперь она знала, как сбежит отсюда. 11 - Джордж, я думаю, что нам не следует больше держать у себя Трейси. Начальник Брэнинген взглянул на жену из-за газеты: - Что за проблема? - Я, конечно, точно не уверена. Я чувствую, что Трейси не любит Эми. Возможно, она вообще не любит детей. - Она плохо обращается с Эми? Бьет ее, кричит на нее? - Нет... - Тогда почему? - Вчера Эми подбежала и обняла Трейси, а Трейси оттолкнула ее. Это меня беспокоит, потому что Эми прямо сходит с ума по ней. Сказать по правде, я даже немного ревную. Разве так может быть? Начальник Брэнинген засмеялся. - Это многое объясняет, Сью Эллен. Я думаю, Трейси Уитни очень подходит для этой работы. Если у тебя опять возникнут проблемы с ней, дай мне знать, и я что-нибудь придумаю. - Хорошо, дорогой. - Сью Эллен не была удовлетворена. Она подняла иголку и начала шить. Вопрос оставался открытым. - Почему это не сработает? - Я ж тебе говорила, девочка, что охрана обыскивает каждую машину, выезжающую за ворота. - Но грузовик, который везет корзины для прачечной, - они же не будут выворачивать все грязное белье, чтобы проверить его. - Да, не будут. Но корзины приносят в общую комнату, где охранник следит, как их заполняют бельем. Трейси задумалась. - Эрни... А сможет кто-нибудь отвлечь охранника на пять минут? - Чем черт не шутит, - бросила та, и улыбка осветила ее лицо. - Пока кто-нибудь подпустит ему немножечко тумана, ты залезешь на дно корзины и прикроешься бельем. - Она кивнула. - Ты знаешь, черт побери, а это, может, и получится. - Тогда ты поможешь мне? Эрнестина на минуту задумалась. Потом медленно сказала: - Ага. Я тебе помогу. Это мой последний шанс дать пинка Большой Берте. Тюремные слухи пополнились новостями о предстоящем побеге Трейси Уитни. Это событие действовало на всех заключенных. Заключенные переживали каждую попытку побега, мечтая, что и у них самих хватит смелости попробовать сбежать. Но существовала охрана, собаки, вертолеты и, в конце концов, тела тех заключенных, которых привозили назад. С помощью Эрнестины, план побега быстро продвигался вперед. Эрнестина сняла с Трейси мерки, Лола помогла достать материал для платья из мастерской, а Паулита организовала пошив платья у знакомой швеи в соседнем блоке. Пара тюремных туфель была украдена из шкафа отделения и выкрашена под цвет платья. Шляпка, перчатки и сумочка появились, как по мановению волшебной палочки. - Нам надо достать тебе некоторые документы, - проинформировала ее Эрнестина. - Тебе нужна пара кредитных карточек и водительские права. - Как это возможно? Эрнестина ухмыльнулась. - Предоставь это старой Эрни Литтл. На следующий вечер Эрнестина вручила Трейси три основных кредитных карточки на имя Джейл Смит. - Теперь остались водительские права. Где-то после полуночи Трейси услышала, как дверь камеры открылась. Кто-то проскользнул в камеру. Трейси вскочила, будучи постоянно настороже. Голос прошептал: - Уитни, пойдем. Трейси узнала голос Лилиан, расконвоированной. - Что тебе нужно? - спросила Трейси. Голос Эрнестины разорвал тишину. - И что за идиотку родила твоя мать? Лети и не задавай вопросы! Лилиан мягко сказала: - Мы должны провернуть все это быстро. Если нас поймают, они мне устроят по первое число. Пойдем. - Куда мы пойдем, - спросила Трейси Лилиан, идя за ней по темному коридору к лестнице. Они спрятались за углом, и, убедившись, что поблизости нет охраны, спустились в большую комнату, где по приезде в тюрьму у Трейси взяли отпечатки пальцев и сфотографировали. Лилиан открыла дверь. - Сюда, - прошептала она. Трейси следом за Лилиан вошла в помещение. В стороне стояла другая заключенная. - Встань против стены. Трейси почувствовала, что ее трясет. Трейси встала против стены, желудок свело. - Смотри в объектив. Попытайся расслабиться. Все хорошо, думала Трейси. Никогда в жизни она еще так не нервничала. Фотоаппарат щелкнул. - Фотография будет к утру готова, - сказала заключенная. - Это для водительских прав. А теперь быстро уходите. Трейси и Лилиан отправились назад. По пути Лилиан спросила: - Я слышала, ты меняешь камеру. Трейси удивилась: - Как? - Разве ты не знаешь. Ты будешь жить с Большой Бертой. Эрнестина, Лола и Паулита ждали возвращения Трейси. - Как прошло? - Отлично. Разве ты не знаешь? Ты будешь жить с Большой Бертой. - Платье будет готово к субботе, - сказала Паулита. День освобождения Эрнестины. Это мой последний срок, думала Трейси. Эрнестина прошептала: - Все схвачено. Пикап из прачечной будет в 2 часа дня. Ты должна быть в общей комнате полвторого. Не беспокойся об охраннике. Лола займется им. В общей комнате тебя будет ждать Паулита с платьем. Твои документы - в сумочке. Ты должна смыться из тюрьмы в 2 часа 15 минут. Трейси стало трудно дышать. Даже разговоры о побеге приводили ее в дрожь. Будет плохо, если они притащат тебя мертвой или живой... Они считают, что мертвой лучше. В несколько дней она все разрушила ради свободы. У нее не было иллюзий: шансы против нее. Они могли легко найти ее и привезти назад. Вся тюрьма была наслышана, благодаря сплетням, о борьбе за Трейси между Эрнестиной Литтл и Большой Бертой. Сейчас же прошел слух, что Трейси переведут в камеру к Большой Берте, и не случайно, что никто даже не намекнул Большой Берте о плане побега Трейси: великанша не любила плохих новостей. Так что Большая Берта ничего не знала о плане Трейси, пока за день до побега ей не поведала обо всем расконвоированная, которая сделала фотографию Трейси. Большая Берта выслушала новость в зловещем молчании. Казалось, что, пока она выслушала весть, она стала еще больше. - Когда? - только и спросила она. - В два часа дня, Берта. Они собираются упрятать ее на дно бельевой корзины в общей комнате. Большая Берта надолго задумалась, затем вразвалочку она подошла к надзирательнице и сказала: - Мне срочно надо увидеть начальника тюрьмы. Всю ночь Трейси не сомкнула глаз. Нервы ее были напряжены до предела. Месяцы, которые она провела в тюрьме, казались ей вечностью. Она лежала на койке, уставившись в потолок, и образы прошлого возникали у нее в голове, сменяясь один за другим. Я чувствую себя принцессой из волшебной сказки, мамочка. Я не знаю никого, кто был бы так счастлив! Итак! Вы и Чарльз хотите пожениться. Как долго вы планируете продлить ваше свадебное путешествие? Ты застрелила меня, сука!.. Ваша мать совершила самоубийство. Я никогда по-настоящему не знал тебя... Свадебная фотография с улыбающимися Чарльзом и его невестой... На каких планетах это происходило? Сколько эпох назад? Прозвенел утренний звонок. Трейси села на койке и оглянулась, Эрнестина уже ждала ее. - Ну, как себя чувствуешь девочка? - Отлично, - солгала Трейси. Рот ее дрожал, сердце неровно билось. - Хорошо, мы обе уйдем отсюда сегодня. Трейси с трудом глотнула. - Ага. - Ты уверена, что сможешь уйти из дома начальника полвторого? - Нет проблем. Эми всегда ложится спать после обеда. Паулита сказала: - Ты можешь опоздать, если будет какая-нибудь работа. - Я буду вовремя. Эрнестина вытащила из-под матраса свернутые в трубочку банкноты: - Тебе понадобятся на воле деньги. Тут только 200 долларов, но ты их возьми на дорогу. - Эрни, я и не знаю, как... - О, девочка, заткнись и бери. Трейси заставила себя позавтракать. В голове звенело, каждый мускул тела был напряжен. Я не могу сделать это, думала она. Я должна сделать это сегодня. В кухне царила странная, напряженная тишина, и Трейси вдруг поняла, что виновницей была она. Она была объектом любопытных взглядов и взволнованного шепота. Все ждали, что же произойдет. Она была героиней драмы. Через несколько часов она будет или свободна, или мертва. Она поднялась, так и не доев, и направилась к дому начальника Брэнингена. Пока Трейси ждала, чтобы охранник открыл входную дверь, она столкнулась лицом к лицу с Большой Бертой. Огромная шведка усмехнулась. Ее ожидает большой сюрприз, подумала Трейси. Она в моих руках, думала Берта. В это утро время шло настолько медленно, что Трейси казалось, что она сойдет с ума. Минуты тянулись бесконечно. Она читала Эми, не понимая, что читает. Вмешалась миссис Брэнинген. - Трейси, поиграйте в прятки. Трейси слишком нервничала, чтобы играть в игры, но она не противоречила миссис Брэнинген, боясь вызвать подозрение. Она пересилила себя и улыбнулась. - Хорошо. Почему бы тебе не прятаться первой, Эми? Они находились во дворе перед домом. Вдалеке Трейси видела здание, где располагалась бытовая комната. Она обязательно должна быть там не позже половины второго. Ей надо успеть переодеться в приготовленное платье, и не позже 13 часов 45 минут она должна уже лежать на дне корзины, укрытая униформой и бельем. Ровно в 14 часов работник прачечной придет за корзиной, чтобы отнести ее в грузовик. В 14 часов 15 минут грузовик проедет через тюремные ворота и направится в ближайший город, где расположена прачечная. Водитель не видит заднюю часть грузовика с переднего сиденья. Когда грузовик въедет в город и остановится на красный свет, тогда открывай дверь фургончика, выскакивай, малость поостынь и лови себе автобус или на чем собираешься уехать. - Ты меня видишь? - позвала Эми. Она спряталась за стволом большой магнолии и полувыглядывала. Ладошкой она прикрыла рот, не давая смеху вырваться наружу. Мне будет не хватать ее, подумала Трейси. Когда я покину это место мне будет не хватать двоих - чернокожей бритой наголо женщины и маленькой девочки. Интересно, чтобы сказал на это Чарльз? - Я иду тебя искать, - крикнула Трейси. Сью Эллен следила за игрой из глубины дома. Ей, показалось, что Трейси какая-то странная. Все утро она постоянно смотрела на часы, как будто чего-то ждала, и думала, вероятно, не об Эми. Я должна сказать об этом Джорджу, когда он придет обедать, решила Сью Эллен. Я собираюсь настаивать на том, чтобы он заменил ее. А в это время во дворе Трейси и Эми немножко поиграли в классики, потом догонялки, потом Трейси читала Эми, и наконец, о блаженство, часы показали половину первого, время обеда. Время Трейси отправляться из этого дома. Она отвела Эми в коттедж. - Я пойду, миссис Брэнинген. - Что? О, разве вам не сказали, Трейси? Сегодня к нам приезжает делегация. Они будут обедать у нас в доме. Поэтому Эми сегодня днем спать не будет. Вы можете взять ее с собой. Трейси стояла, с трудом сдерживая крик отчаяния. - Я... Я не могу сделать это, миссис Брэнинген. Сью Эллен жестко спросила: - Как это понимать, что вы не можете так поступить? Трейси увидела, что она злится и подумала: Я не должна расстраивать ее. Она скажет начальнику, и меня отправят в камеру. Трейси улыбнулась через силу. - То есть... Эми не пообедает. Она будет голодна. - Я велела приготовить вам обед сухим пайком. И вы сможете подольше прогуляться, там и пообедаете. Эми так нравятся пикники. А вам, дорогая? - Я так люблю пикники! Эми умоляюще посмотрела на Трейси. - Мы пойдем, Трейси? Да, пойдем? Нет! Да! Осторожно. Это все еще работа. Будь в общей комнате полвторого, не опоздай. Трейси взглянула на миссис Брэнинген. - Когда мне нужно будет привести Эми? - О, к трем часам. Они к этому времени уже уедут. В это время она должна быть уже в грузовике. Мир обрушился на нее. - С вами все в порядке? Вы бледны. Вот и все. Она может сказать, что больна. Пойти в больницу. Они захотят проверить и продержат ее там. Она не сможет успеть вовремя. Должен же быть другой выход. Миссис Брэнинген смотрела на нее. - Хорошо. Что-то с ней не так, решила Сью Эллен Брэнинген. Я все-таки скажу Джорджу подобрать кого-нибудь другого. Глаза Эми прямо-таки светились от счастья. - Я дам тебе самый большущий сэндвич, Трейси. Мы здорово проведем время, да? Трейси молчала. Визит делегации Очень Важных Персон был неожиданным. Губернатора Уильяма Хэбера в его поездке в исправительную колонию сопровождали представители Комитета Реорганизации Тюрем. С этим начальник тюрьмы Брэнинген вынужден был смиряться раз в году. - Их надо будет провести по территории, Джордж, - объяснил губернатор. - Приберите место. Скажи своим дамам улыбаться помилее, и мы снова получим увеличение нашего бюджета. Этим утром приказ начальника охраны звучал так: - Избавиться от наркотиков, ножей и т. п. Губернатор Хэбер и его команда должны были сразу по приезде в десять утра во-первых, проинспектировать саму колонию, посетить ферму, а потом отобедать в доме начальника тюрьмы. Большую Берту охватило нетерпение. Когда утром она обратилась с просьбой увидеть начальника, ей сказали, что начальник очень занят и, возможно, встретиться можно будет завтра. - К черту завтра! - бушевала Большая Берта. - Мне надо увидеть его сегодня, сейчас. Это очень важно. Несколько осужденных в тюрьме могли выходить с такими просьбами, и Большая Берта была одной из них. Начальство тюрьмы было хорошо осведомлено о ее власти. Ни одна тюрьма в мире не может существовать без лидеров, а Большая Берта была несомненным лидером. Она просидела в офисе начальника тюрьмы почти час. Ее огромное тело расплылось в кресле. Она похожа на ужасное животное, думала секретарша начальника. У меня мурашки по спине бегают. - Сколько еще ждать? - Возможно, очень долго. С ним делегация. Начальник сегодня очень занят. Большая Берта сказала: - Тогда скоро он будет занят еще больше. Она взглянула на часы. Без пятнадцати час, время еще есть. Был чудесный денек, ясный и теплый, веял мягкий ветерок, наполненный ароматами окружающих полей и лесов. Трейси расстелила скатерть на травке около озера, и Эми со счастливым чавканьем поглощала сэндвич с салатом и яйцом. Трейси взглянула на часы. Было почти 13.00. Она не могла поверить. Утро прошло, шел день. Она должна была что-то быстро придумать, или время убежит и унесет с собой последний шанс на свободу. 13.10. В приемной начальника Брэнингена секретарша положила трубку и сказала Большой Берте. - Извините, но начальник сказал, что не сможет увидеться с вами сегодня. Мы запишем вас на другое время. Большая Берта вскочила с кресла. - Он должен увидеть меня! Это... - Мы вызовем вас завтра. Большая Берта только хотела сказать: Завтра будет поздно", но вовремя остановилась. Никто, кроме начальника, не должен знать, что она собиралась сделать. С ябедниками происходят всякие фатальные происшествия. Но она отнюдь не собиралась сдаваться. Выбора не было, иначе она не смогла бы удержать ускользающую от нее Трейси Уитни. Она направилась в тюремную библиотеку, уселась в дальнем углу комнаты за один из столов и нацарапала записку. Когда надзирательница отошла к выходу, чтобы помочь одной из осужденных, Большая Берта оставила на столе записку и ушла. Когда надзирательница вернулась, она обнаружила записку и дважды прочла ее: Сегодня как можно лучше проверьте грузовик прачечной. Подписи не было. Шутка? Надзирательница не знала, что и думать. Она сняла телефонную трубку. - Позовите начальника охраны. 13.15. - Ты что не кушаешь, - спросила Эми. - Может, хочешь мой бутерброд? - Нет, оставь меня в покое. Она не должна так резко разговаривать. Эми даже прекратила есть. - Ты сердишься на меня, Трейси. Пожалуйста, не надо сердиться. Я так люблю тебя. Я на тебя никогда не сержусь. Ее мягкие глазки были полны боли. - Я не сержусь. Черт возьми, но она сердилась. - И я не хочу есть, если ты не хочешь. Давай поиграем в мячик, Трейси. И Эми достала резиновый мячик из пакета. 13.16. Она должна идти. Ей потребуется не менее 15 минут, чтобы добежать до общей комнаты. Она еще успеет, если поторопиться. Но она не может оставить Эми одну. Трейси оглянулась кругом. Вдалеке она увидела группку расконвоированных заключенных, работавших в поле. Тут Трейси сразу же сообразила, что ей надо сделать. - Ты не хочешь играть в мячик, Трейси? Трейси вскочила. - Да. Мы поиграем в новую игру. Давай посмотрим, кто сможет дальше бросить мячик. Я брошу мяч, а потом будет твоя очередь. Трейси схватила упругий резиновый мячик и со всей силой бросила его в направлении работающих женщин. - Ой, здорово, - восхитилась Эми, - это действительно далеко. - Я побегу за мечом, - сказала Трейси, - а ты подожди здесь. И она побежала, побежала за своей жизнью, она словно летела по полям. Было уже 13 часов 18 минут. Если она опоздает, они подождут ее. Или нет? Она побежала еще быстрее. Позади она услышала, как Эми звала ее, но не обратила внимания. Работавшие в поле женщины двинулись в другом направлении. Трейси позвала их, они остановились. Запыхавшись, она, наконец, догнала их. - Что-нибудь случилось? - спросила одна из них. - Нет, нет, ничего, - только и смогла сказать Трейси. - Там осталась маленькая девочка. Кто-нибудь из вас присмотрите за ней. Мне надо сделать кое-что важное. Я... Она услышала свое имя, ее звали издалека. Она обернулась. Эми стояла на самой верхушке бетонной стены, окружавшей пруд. Она махала ей рукой. - Посмотри на меня, Трейси! - Нет! Слезай сейчас же! - закричала Трейси. Пока Трейси в ужасе смотрела на Эми, та потеряла равновесие и упала в пруд. - О, Господи! Кровь отлила от лица Трейси. У нее был всего один шанс, теперь его не стало. Я не могу помочь ей. Только не сейчас. Кто-нибудь еще спасет ее. Я должна спасти себя саму. Я должна убежать отсюда, или я погибла. Было уже 13 часов 20 минут... Трейси повернула и побежала так, как не бегала никогда в жизни. Ее звали, но она никого не слышала. Она летела, не замечая, что потеряла туфли, что острые камни впивались в ноги. Сердце выскакивало из груди, легкие разрывались от напряжения, но она заставляла себя бежать все быстрее и быстрее. Она добежала до бетонной стены и влетела наверх. Там, далеко внизу, она увидела в темной ужасной воде Эми, которая барахталась, пытаясь удержаться на плаву. Ни секунды не раздумывая, Трейси бросилась за ней. И уже в воде она подумала: О, Господи! Я же не умею плавать...  * КНИГА ВТОРАЯ *  12 Новый Орлеан. Пятница, 25 августа - 10 часов дня Мистер Торранс, кассир Первого Торгового Банка Нового Орлеана, гордился двумя своими достоинствами: сексуальной удалью при общении с дамами и умением ладить с клиентами. Лестеру было далеко за 40, долговязый, с нездоровым желтоватым цветом лица, он носил усы в стиле Тома Селлена и длинные бакенбарды. Он дважды прохлопал продвижение по службе и поэтому использовал банк как личное средство повышения своего жизненного уровня. Он мог узнать зазывал за милю, и ему нравилось уговаривать на благодарность в материальной форме. Одинокие вдовушки были особенно легкой добычей. Они приходили, толстые, стройные, всех возрастов и положений в обществе, рано или поздно все равно появлялись перед кассой Лестера. Если они временно превышали остаток на счету, то Лестер превращался в симпатичного слушателя и задерживал предъявление чека. В ответ на эту любезность, может быть, он найдет немного времени и отобедает вместе с ней? Многие его клиентки искали его помощи и доверительно рассказывали свои секреты: им просто необходимо получить заем, но так, чтобы муж ничего не знал. Они хотели бы хранить конфиденциальный определенный чек, который они бы подписали. Они вообще-то подумывали о разводе, и Лестер мог бы помочь им закрыть их общие счета, как раз сейчас?.. Лестер хотел только помочь. И его благодарили. В это особенное утро Лестер знал, что он должен сорвать банк. Он увидел женщину, входившую в банк. Она была совершенно потрясающего вида. Черные блестящие волосы падали на плечи, узкая юбка и свитер облегали фигурку, которой позавидовала бы любая красавица из Лас-Вегаса. Кроме него, в банке работали еще 4 кассира. Молодая женщина, как бы прося о помощи, смотрела то на одного, то на другого кассира. Когда она взглянула на Лестера, тот слегка кивнул ей и одобрительно улыбнулся. Она, как Лестер и предполагал, подошла к кассе. - Доброе утро, - сказал тепло Лестер. - Что я могу сделать для вас? Он близко увидел ее грудь, туго обтянутую шерстяным свитером, и подумал: Малышка, что я хочу для тебя сделать... - Я боюсь, что у меня проблема, - мягко сказала женщина. У нее оказался самый чудесный южный акцент, какой он когда-либо слышал. - Вот для этого я здесь, - сказал он тепло, - чтобы решить все проблемы. - О, я надеюсь, что это так. Боюсь, что я сделала нечто ужасное. Лестер подарил ей самую отеческую, "вы-можете-на-меня-положиться", улыбку. - Я не могу поверить, что такая прекрасная дама, как вы, могла бы совершить что-нибудь ужасное. - О, но я смогла. Ее мягкие карие глаза даже потемнели от испуга. - Я секретарша Джозефа Романо, он велел мне заказать новые бланки чеков для его текущего счета неделю назад, а я совершенно забыла об этом, и они неожиданно кончились. Когда он узнает об этом, я даже не представляю, что он со мной сделает. Все это было сказано мягко и нежно. Лестер, естественно, знал имя Джозефа Романо, который считался ценным клиентом банка, несмотря на то, что на