Рекс Стаут. Слишком много поваров --------------------------------------------------------------- Rex Todhunter Stout "Too Many Cooks" Too Many Cooks © Rex Stout, 1938 © Перевод на русский язык Татьяны Поповой, 2019 Date: 21 Dec 2019 --------------------------------------------------------------- Перевод нескольких фрагментов текста на кулинарные темы взят из книги За столом с Ниро Вульфом Т. Соломоник, С. Синельникова и И. Лазерсона. Переводчик выражает горячую благодарность elizabeth_perm, А. Агнич, Д. Касперовичу, М. Левину, С. Синельникову, Ю. Тарасовой, Е.Якимовой и всем, кто оказывал помощь и поддержку в работе над проектом! Предисловие Описывая очередное невероятное дело Ниро Вульфа, я старался использовать как можно меньше французских и прочих заумных слов, но, учитывая действующих лиц, совсем обойтись без иностранщины не получилось. За ошибки в правописании я не в ответе, так что не трудитесь слать мне жалобы. Вульф помочь отказался, так что мне пришлось съездить в школу иностранных языков Хайнеманна и заплатить тамошнему профессору тридцать баксов, чтобы он проверил текст и исправил ошибки. Чаще всего, заслышав бессмысленную трескотню вместо речи, я либо пропускал ее мимо ушей, либо, по необходимости, разбирал суть при помощи американского языка. Арчи Гудвин 1 Закурив и утерев пот со лба, я принялся расхаживать вдоль поезда по платформе Пенсильванского вокзала. Казалось, после всего, что мне только что пришлось пережить, я вполне смогу подрядиться установить пирамиду Хеопса на крышу небоскреба голыми руками и в одном купальном костюме. Вот только успокоюсь немножко. Но не успел я затянуться хотя бы трижды, как меня остановил стук по стеклу ближайшего окна. Я наклонился и встретился с отчаянным взглядом Ниро Вульфа, сидевшего в купе новенького пульмановского спального вагона, где я разместил его в целости и сохранности. - Арчи, чтоб тебя, иди скорей сюда, поезд сейчас тронется, а билеты у тебя! - завопил он через закрытое окно. - Сами сказали, что внутри курить негде! Еще только 9:32! Я остаюсь! Спокойной ночи! - прокричал я в ответ и продолжил гулять. Билеты, как же! Не билеты его волновали, он просто очень боялся остаться один в поезде, который вот-вот отправится. Он ненавидел вс?, что движется, и обожал доказывать, что в подавляющем большинстве случаев люди едут туда, где ничуть не лучше, чем там, откуда они едут. Но, черт возьми, я все-таки смог доставить его на вокзал за двадцать минут до отправления, несмотря на помехи в виде трех сумок, двух чемоданов и двух пальто (на четыре апрельских дня), плачущего на пороге дома Фрица Бреннера, бегущего к упакованному в машину Вульфу с очередными вопросами по поводу ухода за орхидеями Теодора Хорстманна, и даже обычно невозмутимого коротышку Сола Пензера, который, высадив нас у станции, не смог сдержать дрожь в голосе при прощании. Можно было подумать, что мы отправлялись в стратосферу чистить луну и собирать блуждающие звезды. И не успел я выбросить окурок в щель между поездом и платформой, как увидел настоящую звезду. Она прошла так близко, что нельзя было разобрать, аромат духов или тела донесся до меня, а ее яркая красота хотя и могла быть создана на киностудии, выглядела природной и не нуждающейся в исправлениях. Я сразу понял, что передо мной не фабричное изделие, а тонкая ручная работа. Высокий крупный мужчина в коричневом плаще необычного покроя и мягкой широкополой шляпе подвел ее к соседнему вагону и проследовал за ней и проводником внутрь. Ты промелькнула словно в дивном сне и навсегда разбила сердце мне,- пробормотал я и, с деланным безразличием пожав плечами, вскочил в тамбур: просигналили отправление. Вульф сидел в купе у окна, вцепившись в широкое сиденье обеими руками. Несмотря на это, момент отправления застал его врасплох, вагон дернулся, и Вульф качнулся. Украдкой я посмотрел, как он бесится, решил, что будет проще не обращать внимания, достал из сумки журнал и примостился на стульчике в углу. - Мы прибываем на курорт Канова завтра в 11:25 утра. Четырнадцать часов! В Питтсбурге наш вагон прицепят к другому составу! В случае его задержки мы будем вынуждены ждать следующего! Если что-нибудь случится с локомотивом... - прокричал он, продолжая держаться за сиденье. - Я не глухой, - сухо прервал я его. - Бухтите сколько хотите, ваше право, но я не потерплю намеков ни словом, ни тоном, что я хоть как-то виноват в ваших мытарствах. Я ведь знал, что до этого дойдет, и заранее подготовил свой ответ. Вы сами захотели поехать на курорт Канова, или, по крайней мере, вы захотели там побывать. Полгода назад вы заявили Вукчичу, что будете там шестого апреля. И вот сейчас раскаиваетесь в своем решении. Я тоже. Что касается локомотива, то для скорых поездов используют новейшие модели, и даже ребенку ясно... Мы выехали из туннеля под рекой и набирали скорость, громыхая через промышленные зоны Джерси. - В локомотиве две тысячи триста девять движущихся деталей! - прокричал Вульф. Я отложил журнал и ухмыльнулся, потому что ничего другого не оставалось. Этот его приступ двигателефобии нельзя было пускать на самотек. Следовало переключить его внимание, и, пока я выбирал тему поприятнее, раздавшийся стук в дверь доказал, что панический страх, овладевший Вульфом, когда я курил на платформе, не лишил его присутствия духа. Проводник внес поднос с тремя бутылками пива и стаканом, откинул столик, поставил на него стакан и одну открытую им бутылку, поместил остальные вместе с открывалкой в держатель рядом, принял от меня плату и удалился. Поезд дернулся на повороте, и Вульф насупился, но, когда мы вновь покатили прямо, он поднял стакан, сделал глоток, другой, пятый и поставил пустой стакан на место. Он облизнул пену с губ, утерся платком и без малейшего намека на истерику заметил: - Замечательно. Не забыть рассказать Фрицу, что первая бутылка была идеальной температуры. - Отправьте ему телеграмму из Филадельфии. - Спасибо. Я испытываю невыносимые страдания, и вы это знаете. Соблаговолите потрудиться за ваше жалованье, мистер Гудвин, и достаньте из сумки книгу. Европа изнутри Джона Гюнтера. Я дотянулся до сумки и вытащил книгу. Когда через полчаса в дверь постучали снова, поезд быстро и мягко катил по ночному Джерси, пиво было выпито, Вульф хоть и хмурился над книгой, но страницы переворачивал, а значит, и впрямь читал, ну а я почти добрался до конца статьи о сопоставлении улик в журнале по криминологии. Надо сказать, я мало что из нее вынес, ибо голова моя была занята тем, как подготовить Ниро Вульфа ко сну. Дома, разумеется, он переодевался самостоятельно, и к тому же я служил ему не камердинером, а всего лишь секретарем, охраной, менеджером, младшим сыщиком и козлом отпущения. Однако факт оставался фактом: через пару часов наступит полночь, а он до сих пор в брюках, и кому-то придется придумать, как их снять, чтобы поезд не сошел с рельс. Вульф не был неуклюж, но совершенно не умел сохранять равновесие в транспорте. О том, чтобы сперва уложить его, а потом уже стянуть брюки, не могло быть и речи, ибо весил он где-то между центнером и тонной. Насколько я знаю, он никогда не взвешивался, так что точнее сказать было нельзя. Размышляя над вышеописанной проблемой, я склонялся к числам побольше и уже готов был взять за отправную точку расчетов полтора центнера, когда в дверь постучали, и я прокричал, чтобы входили. Это был Марко Вукчич. Из телефонного разговора между ним и Вульфом на прошлой неделе я знал, что он едет тем же поездом, но в последний раз мы виделись в начале марта за его ежемесячным обедом у Вульфа. Он был одним из двух людей в мире, с кем Вульф был на ты - не считая, конечно, его служащих. Вукчич закрыл за собой дверь и остановился посреди купе, огромный, как лев, поднявшийся на дыбы. Густая грива волос покрывала его голову не хуже шляпы. - Марко! - закричал на него Вульф. - У тебя что, своего места нет? За каким дьяволом ты болтаешься по кишкам этого монстра? Вукчич усмехнулся, блеснув зубами. - Ниро, затворник ты этакий! Я же не рак-отшельник, как ты, в раковине не прячусь. В любом случае, ты едешь в поезде, и это воистину большое достижение! И я нашел не только тебя, но и коллегу, которого не видел целых пять лет. Он в соседнем вагоне, я с ним говорил и предложил вас познакомить. Он будет рад принять тебя в своем купе. Вульф поджал губы. - Полагаю, тебе смешно. Я не акробат. Пока эта конструкция не остановится и локомотив не отцепят, я и с места не сойду. - А как же ты тогда... - Вукчич рассмеялся и окинул взглядом гору багажа. - Да я смотрю, ты неплохо подготовился. Я и не думал, что тебя удастся сдвинуть с места. Давай тогда я приведу его сюда, можно? Я за этим и пришел. - Прямо сейчас? - Сию минуту. Вульф покачал головой. - Марко, я тебя умоляю. Посмотри на меня, я совершенно не в состоянии поддерживать беседу. - Хотя бы ненадолго, просто поздороваться. Это была моя идея. - Нет, не стоит. Ты понимаешь, что если из-за какого-нибудь препятствия да или просто дьявольского каприза, эта конструкция вздумает внезапно остановиться, то мы все тут продолжим движение со скоростью восемьдесят миль в час? Разве это подходящая ситуация для светских бесед? Он опять поджал губы и раздвинул их для итогового: - Завтра. Вукчич пытался настаивать, но, хотя в упрямстве он не уступал Вульфу, переспорить друга не сумел. От уговоров он перешел к насмешкам, но и это ни к чему не привело. Я зевал. Наконец, Вукчич сдался. - Ладно, завтра, - пожал он плечами. - Если мы не погибнем, налетев на какое-нибудь препятствие. Я скажу Беррэну, что ты уже спишь. - Беррэн, - Вульф резко выпрямился и почти перестал держаться за сиденье. - Не Жером ли Беррэн? - Конечно. Ведь он один из Les Quinze Ma tres, Пятнадцати мэтров! - Веди его сюда. - Вульф прикрыл глаза. - Конечно же, я хочу с ним познакомиться! Какого черта ты сразу не сказал, что это Беррэн? Вукчич махнул рукой и удалился. Через три минуты он уже придерживал дверь для своего коллеги, только коллег оказалось двое. Та, что стоила моего внимания, вошла первой. Она была в шляпке, но уже без накидки, и нежный восхитительный аромат, окутывавший ее, манил не меньше, чем тогда на платформе. Любовь грезит о юности, а в юности вошедшей не было сомнений. В полумраке ее глаза отливали фиолетовым, а губы выдавали сдерживаемую улыбку. Вульф бросил на нее изумленный взгляд и переключил внимание на проследовавшего за ней спутника, высокого крупного мужчину, которого я узнал и без странного плаща и мягкой матерчатой шляпы. Вукчич протиснулся вперед: - Мистер Ниро Вульф, мистер Гудвин. Мистер Жером Беррэн. Его дочь, мисс Констанца Беррэн. Поклонившись, я отвлекся от дальнейших приветствий и занялся рассаживанием гостей, преследуя собственные цели. В результате солидная троица расположилась на сиденьях, греза села на стульчик, а я устроился на чемодане рядом. Однако убедившись, что так дело не пойдет, я переместился к стене напротив для лучшего обзора. Она одарила меня простодушной улыбкой и отвела взгляд. Краем глаза я увидел, как Вульф скривился при виде того, как Вукчич раскурил сигару, а Беррэн скрылся в клубах дыма из старой черной трубки. С того момента, как я узнал, что он приходится ей отцом, я испытывал к нему самые дружеские чувства. Черные волосы тронула седина, уже прочно укоренившаяся на выстриженной бородке, а глубоко посаженные черные глаза молодо сверкали. - Нет, в Америке я впервые, - говорил он Вульфу. - И уже вижу ее техническое превосходство! Никаких сквозняков! Ни одного! И такой плавный ход, словно чайка летит! Потрясающе! Вульфа передернуло, но его собеседник ничего не заметил и продолжил разговор. Однако его слова про первый раз в Америке меня обеспокоили. Я наклонился к гр?зе и тихо спросил: - Вы говорите по-английски? - О, да, - улыбнулась она. - Очень много. Мы жили три года в Лондоне. Мой отец работал в Тарлетоне . - Окей, - кивнул я и отодвинулся для лучшего обзора. Как хорошо, что я не поддался многочисленным искушениям, имевшим место в прошлом, и счастливо избежал супружеского ярма, а то сейчас пришлось бы бессильно скрипеть зубами. Мораль: избегать ярма, пока есть, чем скрипеть. Но смотреть-то разрешается. - Вукчич сказал мне, что вы - гость Сервана, - продолжал ее отец. - Тогда последний вечер будет за вами. В первый раз такая честь выпала на долю Америки. В 1932 году, в Париже, когда наш прошлый председатель Арман Фл?ри был еще жив, перед нами выступал премьер-министр Франции. В 1927 году это был Ферид Халдах, тогда он еще был любителем. Вукчич говорит, что вы agent de s ret . Неужели? Он с сомнением оглядел объемы Вульфа. Вульф кивнул: - Если быть точным, то я не полицейский, а частный сыщик. Клиенты платят мне за то, чтобы я выяснил личность преступника и собрал улики. - Потрясающе! До чего же грязная работа! Рывок вагона помешал Вульфу завершить пожатие уже приподнятыми на полдюйма плечами, и он нахмурился, сердясь, конечно, на вагон, а не на Беррэна. - Не спорю. Все мы находим себе занятие по душе. Производитель детских колясок, заложник системы и отнюдь не единственный стяжатель, заставляет рабочих обеспечивать своим трудом его нужды. Патриоты-долихоцефалы и патриоты-брахицефалы убивают друг друга, и их мозги успевают сгнить прежде, чем им установят памятники. Мусорщик собирает объедки, а сенатор - свидетельства коррупции в высших эшелонах. Работа мусорщика чище, но гораздо хуже оплачивается, вот и вся разница. Я не пачкаю рук за гроши. Мои услуги стоят дорого. Беррэн решил не возражать. - Но вы же не станете обсуждать с нами объедки, не так ли? - усмехнулся он. - Нет. Мистер Серван пригласил меня выступить с речью о - как он выразился - Contributions Am ricaines la Haute Cuisine. Беррэн фыркнул: - Вклад Америки в мировую кулинарию? Нет никакого вклада Америки. - Никакого, сэр? - удивился Вульф. - Ни малейшего. Мне рассказывали, - продолжал Беррэн, - что в Америке существует добротная домашняя кухня. Я, к сожалению, ничего из нее не пробовал, но слышал о таких известных блюдах Новой Англии, как тушеная солонина с овощами, кукурузные лепешки, густая похлебка чаудер из моллюсков и молочная подливка... Это блюда для массового потребителя, и их не следует отвергать, особенно когда они хорошо приготовлены, но все это не для истинных мастеров... Он снова фыркнул. -К la haute cuisine это относится не в большей степени, чем сентиментальные песенки - к Бетховену с Вагнером. - Неужели?! - фыркнул Вульф и наставил палец на собеседника. - Вы когда-нибудь пробовали приготовленный на дубовой доске стейк-портерхаус - истекающий под ножом горячим красным соком кусок отборного мяса двухдюймовой толщины, украшенный листьями американской петрушки и ломтиком лайма и окруженный тающим во рту картофельным пюре, особенно если к этому еще подать толстые ломтики свежих, чуть обжаренных грибов? - Нет. - Или знаменитый рубец по-креольски из Нового Орлеана? Или миссурийский окорок из графства Бун, запеченный с уксусом, черной патокой, вустерским соусом, сладким сидром и травами? Или курицу в яичном соусе с изюмом, луком, миндалем, хересом и мексиканскими колбасками? Или опоссума по-теннессийски? Или омара Ньюбург? Или филадельфийский черепаховый суп? Вижу, что ничего этого вы не пробовали... Вульф опустил палец. - Разумеется, настоящий рай для гастронома - Франция. Но было бы разумным, если бы по пути туда он сделал небольшой крюк... Я едал кайенский рубец а-ля мод в ресторане Фарамонд в Париже. Блюдо действительно превосходно, но все-таки не превосходит нежный рубец по-креольски, который, в отличие от французского, совсем не обязательно запивать таким большим количеством красного вина. В юности, когда я был гораздо легче на подъем, мне доводилось есть буйабес в Марселе - его колыбели и храме. Но по сравнению с его новоорлеанским тезкой - это всего лишь сытная еда, которой набивают брюхо портовые грузчики. Ведь при отсутствии красного лютиануса... Сперва мне показалось, что Беррэн плюется, но это он просто не находил слов от возмущения. Я перестал вслушиваться и снова наклонился к Констанце: - Ваш отец - хороший повар, не так ли? Темные глаза с удивлением уставились на меня из-под вздернутых бровей, и она прыснула. - Он шеф-повар отеля Корридона в Сан-Ремо, разве вы не знали? - Да, я видел список Пятнадцати. Во вчерашнем номере Таймс, - кивнул я. - Но надо же было с чего-то начать разговор. А вы сами готовите? - Нет, я ненавижу готовку. Только варю хороший кофе. - Она перевела взгляд на мой темно-коричневый в горошек галстук, повязанный на светло-коричневую рубашку в полоску. - Когда мистер Вукчич нас знакомил, я не расслышала ваше имя. Вы тоже сыщик? - Меня зовут Арчи Гудвин. Арчибальд означает святой и благостный, но меня зовут не Арчибальд. Интересно, как Арчи прозвучит во французских устах, попробуйте разок? - Я не француженка. - Она нахмурилась, и морщинка на ее исключительно гладкой коже выделялась не хуже полоски на новеньком теннисном мячике. - Я каталонка, и не сомневаюсь, что смогу выговорить Арчи . Арчи-арчи-арчи, годится? - Замечательно. - Так вы сыщик? - Конечно. Я покопался в бумажнике и вытащил прошлогоднюю рыболовную лицензию штата Мэн. - Вот, видите мо? имя? - У-же-ни-е? - неуверенно прочла она и протянула ее назад. - Мэн? Там ваш arrondissement? - У меня его нет. В Америке два вида сыщиков - мэны и крутые мэны. Я мэн, и, значит, по мелочи не работаю, ну там, пить как лошадь, пленных расстреливать, ворота подмазывать - не для меня. Вот если кому-то требуется совет, как поступить, то я сижу и размышляю над этим. А мистер Вульф - он крутой мэн. Видите, какой он большой и могучий. А бегает быстрее оленя. - А... а при чем тут лошади? Я принялся терпеливо объяснять: - Казнить невезучего в нашей стране запрещено законом. Когда двое играют в кости на выпивку, часто можно услышать везет или не везет . А кто везет - лошади, конечно! И пока он этого не скажет, казнить нельзя. А если кто обманулся, то он говорит, не свезла, мол, кобылка. Кобыл-то много, а коней мало. А сколько проблем с конскими пальто! Ведь если конь в пальто... - А что такое кобыла? Я поперхнулся и откашлялся. - Пара для коня. Как вам известно, у всего должна быть противоположность. Нет права без лева, нет дна без вершины, а без плохого не бывать и хорошему. Поэтому без кобылы нет коня, а без коня нет кобылы. Если взять миллион коней... Но тут мои планы вступили в конфликт с намерениями Вульфа. Я слишком увлекся болтовней с юной каталонкой, чтобы следить за беседой прочих, и наш разговор прервал Вукчич, поднявшийся со своего места и пригласивший мисс Беррэн составить ему компанию в вагоне-ресторане. Оказалось, что Вульф возжелал конфиденциальной беседы с ее отцом, и я с подозрением покосился на него, пытаясь догадаться, что он там задумал. Он задумчиво постукивал пальцем по колену, и это означало, что дело серьезное. Следом за Констанцей поднялся и я. - Минутку, - я отвесил ей легкий поклон и обратился к Вульфу: - Если я вам понадоблюсь, пошлите проводника в вагон-ресторан, я не закончил объяснять мисс Беррэн про кобыл. Вульф посмотрел на меня с подозрением. - Кобыл? Все, что она захочет узнать о кобылах, можно спросить у Марко. Нам понадобится - я надеюсь, что понадобится - твой блокнот. Садись. И вот Вукчич ее увел, а я снова сел на стульчик, решив, что пора предъявлять ультиматум с требованием восьмичасового рабочего дня. К сожалению, хуже места, чем поезд, для этого нельзя было придумать. А Вукчич откроет ей глаза на конский розыгрыш и сильно понизит мои шансы. Беррэн снова набил трубку, и Вульф заговорил беспечным тоном, ничем не выдавая готовности к внезапному удару: - Я бы хотел поведать вам о том, что случилось со мной двадцать пять лет назад. Надеюсь, вам будет интересно. Беррэн утвердительно промычал, и Вульф продолжил: - Это произошло перед самой войной, в Фигерасе. Беррэн вынул трубку изо рта: - Да ну! И что же? - Да, там. Невзирая на мою молодость, австрийское правительство послало меня с тайной миссией в Испанию. След одного человека привел меня в Фигерас, и в десять вечера, еще не ужинав, я вошел в небольшую таверну на углу городской площади и спросил еды. Хозяйка сказала, что у нее почти ничего не осталось, и подала вина, хлеба и колбасок. Вульф наклонился к собеседнику: - Сэр, таких колбасок ни Лукулл с Брилья-Савареном ни едали, ни Ватель с Эскофье не готовили. Я спросил у хозяйки, откуда она их взяла. Она сказала, что их приготовил ее сын. Я спросил, не удостоит ли он меня встречи, но его не было дома. Я попросил рецепт, но она сказала, что только сын его и знает. Я спросил его имя, и она ответила: Жером Беррэн. Я съел четыре порции и договорился, что приду на следующее утро поговорить с ее сыном, но через час мой подопечный метнулся в Порт-Вендрес и отплыл в Алжир, и мне пришлось последовать за ним. Погоня привела меня в Каир, и мне не удалось вернуться в Испанию, а потом началась война. Вульф откинулся назад. - До сих пор стоит мне закрыть глаза, как я вспоминаю вкус тех колбасок, - вздохнул он. Беррэн кивнул, но вид у него был недовольный. - Красивая история, мистер Вульф, отличный комплимент, благодарю вас. Но, разумеется, колбаски минюи... - Тогда они еще не назывались так. Это были просто домашние колбаски, подаваемые в маленькой таверне в испанском захолустье. Это и есть впечатление, которое я стремлюсь произвести. Я был всего лишь незрелый юнец с неразвитым вкусом, усталый и озабоченный, но я распознал в этом блюде руку мастера. Как сейчас помню, сперва я заподозрил, что это лишь счастливый случай удачного смешения ингредиентов, но остальные колбаски в первой порции, как и три последующих, были того же высочайшего качества. Мои вкусовые рецепторы признали творение гения. Я не из тех, кто специально едет из Ниццы или Монте-Карло пообедать в отеле Корридона в Сан-Ремо просто потому, что там работает автор шедевра Колбаски минюи, знаменитый Жером Беррэн. Я не дожидался пока вы обретете славу, чтобы признать ваш талант. Если бы я так ездил, то не ради статуса, а ради еды. Беррэн продолжал хмуриться. - Я готовлю не только колбаски, - пробурчал он. - Разумеется. Ведь вы воистину мастер своего дела. - Вульф наставил на него палец. - Я не хотел сердить вас. Желая предварить этим рассказом свою просьбу, я, по всей видимости, допустил какую-то неловкость. Мне известно, что все эти двадцать лет вы отказывались раскрыть тайну рецепта. Это и понятно: помимо общечеловеческих шеф-повар должен блюсти и свои интересы. Мне известно, сколько усилий было затрачено в попытках воспроизвести это блюдо, неизменно неудачных. Мне... - Неудачных? - фыркнул Беррэн. - Оскорбительных, преступных! - Именно так. Я сочувствую вашему оправданному желанию предотвратить многократные издевательства над вашим шедевром на десятках тысяч кухонь по всему миру, раскрой вы тайну рецепта. Великих поваров единицы, хороших немного, а криворуких - легион. У меня служит хороший повар, мистер Фриц Бреннер. В нем нет творческой жилки, но он знает свое дело. И он, и я умеем хранить секреты. Я умоляю вас - вот к чему я вел все это время - я умоляю вас поделиться со мной рецептом колбасок минюи. - Великий боже! - Беррэн едва не выронил трубку. Он покрепче сжал ее и уставился на Вульфа. Потом он захохотал, замахав руками в воздухе и трясясь всем телом. Он хохотал, как будто это была последняя шутка в его жизни, и он хотел бы потратить на нее оставшийся запас веселья. Наконец он отсмеялся и смерил Вульфа презрительным взглядом. - Поделиться им с вами? - переспросил он. От отца Констанцы эта реплика прозвучала вдвойне обидно. - Да, сэр, со мной, - спокойно подтвердил Вульф. - Я не предам доверия, и никому не раскрою его тайну. Подавать это блюдо будут только мне и мистеру Гудвину. Я не хочу им хвастаться, я хочу его есть. - Боже правый! Невероятно! Вы всерьез полагаете... - Я не полагаю, я только прошу. Разумеется, вы захотите навести обо мне справки, и я оплачу эти расходы. Я всегда держу слово. Помимо расходов я уплачу три тысячи долларов: недавно я получил значительный гонорар. - Ха! Мне предлагали пятьсот тысяч франков! - Для использования в коммерческих целях. Я же прошу рецепт исключительно для личного пользования. Приготовление будет происходить у меня дома, а закупать ингредиенты будет мистер Гудвин, неподкупность которого я гарантирую. Я должен кое в чем признаться. Когда вы работали в Тарлетоне в Лондоне, с 1928 по 1930 годы к вам четырежды приходил некий посетитель, заказывал колбаски минюи, уносил пару штук в кармане и посылал мне. Я и сам пытался разобраться, и платил специалистам - диетологу, шеф-повару, отправлял образцы на анализ в химическую лабораторию, но ни разу не добился успеха. Похоже, дело не только в ингредиентах, но и в способе приготовления. Я пробовал... - Это был Ласцио? - прорычал Беррэн. - Ласцио? - Филипп Ласцио, - выплюнул Беррэн с ненавистью в голосе. - Вы сказали, что отдавали колбаски на анализ шеф-повару... - А-а. Нет, не ему, я с ним не знаком. Я признался вам в своих попытках, чтобы убедить вас в своей одержимости выведать вашу тайну, Но я не нарушу данного слова и оправдаю доверие. Признаюсь еще: я согласился на эту безумную авантюру с поездкой не только ради чести быть почетным гостем. Главным образом я рассчитывал на встречу с вами. Моя жизнь завершится раньше, чем я успею прочесть все достойные книги, оценить всю иронию мироздания или попробовать все существующие блюда. Прикрыв глаза, он вздохнул. Потом снова открыл их. - Пять тысяч долларов. Ненавижу торговаться. - Нет, - отрезал Беррэн. - Вукчич об этом знал? Он для этого меня привел? - Помилуйте, сэр, я же говорил, что это останется между нами. Я никому не высказывал своих намерений. Я начал с просьбы и повторяю ее снова. Вы исполните ее? - Нет. - Ни при каких условиях? - Ни при каких. Вульф со вздохом колыхнул животом и покачал головой. - Какой же я осел. Разве можно было начинать такой разговор в поезде, я же здесь сам не свой. - Он потянулся к кнопке вызова проводника. - Не желаете пива? - Нет, - фыркнул Беррэн. - То есть да, желаю. - Отлично. - Вульф откинулся назад и закрыл глаза. Беррэн снова раскурил трубку. Вагон тряхнуло на стрелке и качнуло на повороте. Вульф нащупал подлокотник и вцепился в него. Явившийся проводник получил заказ и быстро принес и расставил стаканы и бутылки. Я снова выложил бабки и принялся прихлебывать пиво и рисовать сосиски на пустой страничке расходной книжки. Вульф снова заговорил: - Спасибо, что приняли мое предложение выпить. Нам нет нужды ссориться. Я вижу, что сделал что-то не так. Еще до того, как я высказал свою просьбу, пока я вел, как я думал, приятное для вас повествование, вы реагировали враждебно. В чем была моя ошибка? Беррэн причмокнул, поставил пустой стакан и по привычке потянулся было рукой к несуществующему фартуку. Утеревшись носовым платком, он наклонился, постучал по колену Вульфа пальцем и отчеканил: - Вы живете в дурной стране. Вульф удивленно поднял брови. - Неужели? Посмотрим, что вы скажете, отведав черепаху по-мэрилендски. Или, что уж там, устричный пирог а-ля Ниро Вульф, приготовленный Фрицем Бреннером. По сравнению с американскими европейские устрицы не более чем протоплазма с медным привкусом. - Я не про устриц. Вы живете в стране, пустившей к себе Филиппа Ласцио. - Неужели? Я не знаком с ним. - Но ведь он варит свои помои у вас в Нью-Йорке, в отеле Черчилль ! - Разумеется, я знаю о нем, поскольку он один из вас. - Один из нас? Тьфу! - Беррэн махнул рукой, словно выбрасывая Филиппа Ласцио из окна. - Он не один из нас! - Прошу прощения, - кивнул Вульф. - Но и он, и вы входите в состав Les Quinze Ma tres. Вы хотите сказать, что он недостоин этой чести? Беррэн снова постучал пальцем по колену Вульфа. Я ухмыльнулся, наблюдая, как ради сосисок Вульф пытается скрыть неприязнь к чужим прикосновениям. - Порубить его на куски да скормить свиньям - вот вс?, на что он годится. Даже на это не годится, свинина будет горчить, - процедил Беррэн сквозь зубы и показал под ноги. - Просто порубить на куски и закопать. Я же говорю вам, я знаю его много лет. Может, он турок? Никто не знает, кто он на самом деле. В 1920 году он украл секрет почек о-монтань у моего друга Зелоты из Таррагоны и выдал его за свое творение. Зелота грозился его убить. Он много чего украл. В 1927 году его избрали одним из Пятнадцати, несмотря на мои отчаянные протесты. Вы видели его молодую жену? Это же Дина, дочка Доменико Росси из лондонского кафе Эмпайр, я столько раз качал ее на коленях! - Он стукнул ладонью по колену. - Как вам, без сомнения, известно, на ней был женат ваш друг Вукчич, и Ласцио украл ее у Вукчича. Когда-нибудь Вукчич его убьет, странно только, что до сих пор не убил. - Беррэн потряс кулаками. - Он собака, змея, он ползает в грязи! Вы знаете Леона Блана, нашего любимого Леона? Когда-то он был велик, а теперь прозябает в каком-то захудалом клубе Уиллоу в городишке под названием Бостон! Много лет он украшал своим присутствием отель Черчилль в вашем Нью-Йорке. Ласцио занял его место с помощью клеветы и интриг, украл его! Дорогой Леон убьет его, непременно убьет, и справедливость наконец восторжествует. - Итак, Ласцио трижды обречен умереть, - проворчал Вульф. - Ожидают ли его и другие смерти? Беррэн погрузился в кресло и прорычал: - Непременно. Его убью я сам. - Неужели? Он тоже что-то у вас украл? - Он у всех что-то да украл! Господь создал его для воровства, вот пусть господь его и бережет. - Беррэн выпрямился. - Я прибыл в Нью-Йорк в субботу, на Рексе . Вечером, движимый непреодолимой ненавистью, я пошел с дочерью в ресторан Черчилля . Мы сели в зале, который Ласцио назвал Курорты мира, не знаю, у кого он украл эту идею. Тамошние официанты носят ливреи знаменитых курортов мира: каирского Шеперда, Ле Фигуйера, что в Хуан-ле-пин, биаррицкого Континенталя, Дель Монте у вас в Калифорнии, и даже Кановы, куда мы сейчас едем. Десятки ливрей, там вс? поставлено на широкую ногу. Мы садимся за столик, и что же я вижу? Официанта в ливрее моего ресторана! Разносит помои Ласцио в моей ливрее, представляете? Я бы бросился к нему и потребовал снять ее, а не то сорвал бы ее собственными руками, - он потряс ими перед лицом Вульфа, - но дочь меня удержала. Она сказала, чтобы я ее не позорил. А как насчет моего позора, а? Вульф сочувственно покачал головой и потянулся за бутылкой. Беррэн продолжил: - Хорошо еще, что его столик был далеко от нас и я смог отвернуться. Но послушайте, что было дальше. Я читаю меню. И что, что я вижу? - Надеюсь, не колбаски минюи? - Именно! Именно! Четвертым номером в антре! Конечно, мне говорили об этом. Я знал, что Ласцио уже который год мелет фарш из ботинок, вмешивает туда невесть какие приправы и выдает это за колбаски минюи. Но увидеть это напечатанным в меню! У меня зал поплыл перед глазами, столики, стулья, все эти ливреи... Появись тогда передо мной Ласцио, я б его вот этими руками прибил! Но его не было. Я заказал две порции, и голос мой дрожал, когда я делал этот заказ. Его подали на фарфоровой посуде, тьфу, и это было... не буду говорить что. В этот раз я не подчинился дочери. Я взял по тарелке в каждую руку, встал, уверенно и спокойно перевернул их и вывалил эту мерзкую дрянь на ковер. Разумеется, это не осталось без внимания. Прибежал официант. Я взял дочь под руку и удалился. На выходе нас догнал chef des gar ons. Я не дал ему и рта раскрыть! Я сказал таким тоном, что этого было достаточно: Я - Жером Беррэн из Корридоны в Сан-Ремо. Приведите сюда Филиппа Ласцио, и я покажу ему, что я сделал, но держите меня подальше от его горла! Других слов не потребовалось. Я повел дочь к Вукчичу, в У Рустермана, и он укротил мой гнев гуляшом и бутылкой Шато Латура двадцать девятого года. - Его гуляш и тигра укротит, - кивнул Вульф. - Именно. Я отлично выспался. Но наутро, вчера утром, знаете, что произошло? Ко мне в отель пришел посланник от Филиппа Ласцио, пригласить меня к ленчу! Представляете, какая наглость? Но это еще не все. Это был Альберто Мальфи! - Неужели? Мне должно быть известно это имя? - Не в этом виде. Сейчас-то он не Альберто, нарезавший в юности на Корсике фрукты, а Альберт Мальфи. Я заметил его в кафе в Аяччо и взял его с собой в Париж, где я работал в Провансале . Я обучил его ремеслу, сделал из него приличного мастера по антре, а теперь он помощник Ласцио в Черчилле ! Ласцио украл его у меня в 1930 году. Украл моего лучшего ученика, да еще и смеялся надо мной! А теперь эта наглая жаба посылает его ко мне с приглашением к ленчу! Одетый с иголочки, он предстает передо мной с поклоном, как будто ничего не произошло, и передает сообщение на идеальном английском! - Я так понимаю, вы не пошли. - Ха! Не буду же я травиться по собственной воле. Я вышвырнул Альберто из номера. - Беррэна передернуло. - Я никогда не забуду, как однажды, в 1926 году, когда я лежал больной и не мог работать, я был вот настолько близок, - он свел большой и указательный пальцы вместе, - к тому, чтобы раскрыть ему рецепт колбасок минюи. Боже правый, а ведь если бы раскрыл? Он бы сейчас делал их для Ласцио! Страшно подумать! Вульф согласился, прикончил очередную бутылку и принялся в самых учтивых выражениях высказывать свое сочувствие и понимание, да так, что больно было слушать. Он должен был видеть, что все его усилия напрасны, что у него нет ни малейшего шанса достичь желаемого, и я не мог спокойно смотреть, как он унижается, стараясь заслужить расположение этого повара с бешеным взглядом. Ритмичное постукивание колес клонило меня в сон, глаза смыкались. Я встал. - Что, Арчи? - взглянул на меня Вульф. - Вагон-ресторан, - твердо произнес я, открыл дверь и свалил. Шел уже двенадцатый час, и вагон-ресторан был полупустой. Кроме пары юнцов, словно сошедших с рекламных фотографий помады для волос, прихлебывавших виски с содовой, тут и там сидели седоватые и лысеющие завсегдатаи вагонов-ресторанов, из тех, что уже лет тридцать как соблюдают традицию обращаться к любому проводнику Джордж 1. Вукчич и мисс Беррэн сидели друг напротив друга со скучающими лицами и пустыми бокалами. Рядом расположился голубоглазый атлет в темно-сером костюме, чей волевой подбородок намекал, что в течение ближайших лет его хозяин намерен многого добиться в жизни. Я подошел и заговорил с ними. Голубоглазый атлет принялся было подниматься, чтобы уступить мне место, но Вукчич опередил его: - Садитесь, Гудвин, я уверен, что мисс Беррэн не будет возражать, если вы меня смените. Я не выспался прошлой ночью. Он попрощался и ушел. Я сел и, увидев, что официант выглянул из своего закутка, махнул ему рукой. Мисс Беррэн, как оказалось, оценила американскую газировку с имбирем, а себе я заказал стакан молока. Нас обслужили, и мы принялись за напитки. Она перевела на меня взгляд своих фиолетовых глаз. Они выглядели темнее обычного, и я понял, что не разберусь в их цвете, пока не увижу их при свете дня. - Вы на самом деле сыщик, - сказала она томным низким голосом. - Мистер Вукчич рассказал мне. Раз в месяц он обедает у мистера Вульфа, и вы живете там. Он говорит, вы очень храбрый и трижды спасали мистеру Вульфу жизнь. Она покачала головой, и взгляд ее стал сердитым. - Зачем вы говорили неправду про лошадей и напиваться? Вы же могли догадаться, что я буду спрашивать и все узнаю. - Вукчич приехал сюда всего восемь лет назад и в сыщицком деле не разбирается, - твердо ответил я. - Ну уж нет, - рассмеялась она. - Я не настолько мала, чтобы быть настолько большой дурочкой. Я окончила школу три года назад. - Ну ладно, - махнул я рукой, - забудем про лошадей. В какие же школы ходят там у вас девушки? - В монастырские. То есть это я ходила в монастырскую. В Тулузе. - Вы совсем не похожи на монашку. Она глотнула газировки и снова рассмеялась. - Нет, я не как монашки, я не религиозная, я очень практичная. Мать Цецилия всегда говорила нам, девочкам, что лучше нет жизни, чем в служении ближним, но я обдумала этот вопрос, и мне кажется, что лучше всего будет наслаждаться жизнью как можно дольше, а когда состаришься, растолстеешь и заведешь семью, то можно и другим послужить. А вы как считаете? - Не знаю, - я с сомнением покачал головой. - По мне, служение ближним очень нужное дело. Но, конечно, переусердствовать не стоит. А как вы, у вас получается наслаждаться жизнью? - Иногда, - кивнула она. - Моя мать умерла, когда я была совсем маленькой, и отец установил для меня много правил. Я видела, как ведут себя американки, приезжающие в Сан-Ремо, и пробовала им подражать, но обнаружила, что не знаю, как. А потом отец узнал, как я провела яхту лорда Джерли вокруг полуострова одна, без компаньонки. - А Джерли-то там был? - Джерли был, но ничего не делал. Он заснул и упал за борт, и мне трижды пришлось поворачивать, чтобы он смог подняться обратно. Вам нравятся англичане? Я поднял брови. - Ну, при правильных обстоятельствах мне и англичанин может понравиться. Например, если мы окажемся на необитаемом острове, три дня проживем без еды, а потом он поймает кролика, ну или не кролика, а кабана или моржа. А вам нравятся американцы? - Сама не знаю! - засмеялась она. - Пока я росла, я встречала только нескольких. Они говорили со смешным акцентом и все время старались показать свое превосходство. Я имею в виду мужчин. Когда мы жили в Лондоне, и папа работал в Тарлетоне, там жил один богатый американец с больным желудком. Папа готовил ему отдельно, и когда он уезжал, то надарил мне подарков, вот он мне нравился. С тех пор как я приехала в Нью-Йорк, я видела много симпатичных американцев, а вчера в отеле встретила настоящего красавца. Вы похожи на него в профиль, но волосы у него были светлее. Вообще я не могу сразу сказать, нравится мне кто-нибудь или нет, мне надо узнать его поближе... Она продолжала, но я отвлекся, поймав себя на опасных мыслях. Когда она прервалась, чтобы отпить газировки, мои глаза сами собой переключились с ее лица на прочие части ее фигуры. Подражая американкам, она закинула ногу на ногу, и подол юбки поднялся, открывая прелестный вид на отличную ножку. Вс? бы хорошо, но, когда я осознал, что голубоглазый атлет напротив устремил свой взгляд мимо книжки ровно на тот же объект, что так меня заинтересовал, я испытал недружелюбные чувства, и это меня встревожило. Вместо того чтобы обрадоваться, что не только я, но и сосед не упустил возможности оценить такую красоту, я понял, что желаю ровно двух вещей: смерить атлета недовольным взглядом и велеть ей одернуть юбку! Я взял себя в руки и принялся размышлять логически. Я имел бы право возмущаться чужими взглядами и желать запретить их, либо если бы эта ножка была моей собственностью, либо если бы я намеревался в скором времени ее заполучить. Первое, очевидно, не соответствовало действительности, а начать желать второго было бы крайне опасно, поскольку существовал лишь один способ достичь желаемого, приличествующий ситуации в целом. Она продолжала говорить. Вопреки своим привычкам, я быстро опустошил стакан, подождал, пока она остановится, и повернулся к ней так, чтобы не утонуть ненароком в ее темных глазах. - Совершенно верно, - сказал я. - Чтобы как следует узнать человека, нужно время. Что можно сказать о том, кого не знаешь? Взять любовь с первого взгляда, это же курам на смех. Это не любовь, а просто сильное желание познакомиться поближе. Никогда не забуду, как познакомился со своей женой на Лонг-Айленде. Я сбил ее машиной. Она почти не пострадала, но я поднял ее и отвез домой. А вот когда она подала на меня в суд за ущерб на двадцать тысяч долларов, тут-то я, можно сказать, и влюбился. Ну а потом случилось неизбежное, и пошли дети, Кларенс, и Мертон, и Изабель, и Мелинда, и Патриция, и... - Я думала, Вукчич сказал, что вы не женаты! - Я не посвящаю Вукчича в свою личную жизнь, - отмахнулся я. - Мы никогда не говорили с ним о семьях. В Японии, например, мужчины считают неприличным справляться о чужих женах и здоровье, так же, как у нас неприлично указывать другому, что он лысеет, или спрашивать, как ему до сих пор удается надевать носки без посторонней помощи. - Так вы женаты! - Еще как, и очень счастливо. - А как зовут остальных детей? - Ну... старших я перечислил, а остальные так, карапузы. Мы продолжили болтать, но атмосфера поменялась. Я с грустью думал, что успешно отполз от края бездны. Вскоре произошло еще кое-что. Не спорю, возможно, это было просто случайностью, но опишу как я это увидел. Она сидела вполоборота ко мне, ее правая рука, в которой она держала стакан с недопитой газировкой, протянулась по спинке стула в сторону голубоглазого атлета. Я готов поклясться, что она не отводила от меня взгляда, но стакан тем временем потихоньку наклонялся, и, когда я заметил, что происходит, было уже поздно: газировка пролилась на темно-серые брюки соседа. Я прервал ее и потянулся за стаканом, она повернулась и вскрикнула. Атлет покраснел и полез за носовым платком. Повторяю, я готов согласиться на случайность, но все же какое совпадение: как только она узнала, что один женат, то принялась лить газировку на другого! - Ох, я надеюсь пятна не будет? Si gauche! Извините, пожалуйста, я не думала, не видела... - Не беспокойтесь, право, право, не п-пескобойтесь, п-пятна не дудет!.. - залепетал атлет. Ну и так далее. Я наслаждался сценой. Но он быстро взял себя в руки и уже через минуту перестал нести чепуху, успокоился и обратился ко мне с членораздельной речью: - Ничего страшного не произошло, сэр, сами видите. Все в порядке. Позвольте представиться, меня зовут Толман, Барри Толман. Я прокурор округа Марлин в Западной Вирджинии. Итак, он был стервятником от политики. Но, несмотря на то, что мои воспоминания о встречах с прокурорами не отличались особой нежностью, я не видел смысла грубить. Я представился, назвал свое занятие, представил ему Констанцу и предложил оплатить ему выпивку в счет пролитой на него. Себе я заказал второй стакан молока, последний перед сном, и, прихлебывая его, удерживал себя от участия в развитии нарождающейся дружбы справа от меня. Только поддакивал иногда, чтобы не показаться угрюмым. Когда мой стакан опустел наполовину, мистер Барри Толман сказал: - Простите, я случайно услышал, как вы упомянули Сан-Ремо. Я там не бывал. В 1931 я ездил в Ниццу и Монте-Карло, и кто-то, уже не помню кто, сказал, что я обязательно должен посетить Сан-Ремо, что это прекраснейшее место на Ривьере, но я не поехал. Теперь я вполне верю в это. - О, вам надо было съездить! - я с радостью вновь услышал в ее голосе низкие нотки. - Там чудесные холмы, покрытые виноградниками, и море! - Да, разумеется. Я обожаю красивые пейзажи. А вы, мистер Гудвин, обожаете... - в воздухе раздался хлопок, и нас ненадолго оглушил шум проносившегося мимо встречного поезда, - ...красивые пейзажи? - Еще бы, - кивнул я и отхлебнул молока. - Как жаль, что сейчас ночь, - сказала Констанца. Иначе я бы глядела в окно на Америку. Мы проезжаем Скальные, то есть Скалистые горы? Толман не стал смеяться. Я знал, даже не глядя в его сторону, что он уже утонул в темных глазах. Он объяснил, что нет, Скалистые горы находятся в полутора тысячах миль от нас, но местность, по которой мы едем, тоже заслуживает внимания. Он рассказал, что был в Европе трижды, но, кроме исторических мест, с Америкой там ничто не сравнится. В его родной Западной Вирджинии найдутся горы, про которые никто не скажет, что они хуже швейцарских. Он ничего не видел лучше родной долины, особенно места, где теперь находится знаменитый курорт Канова . - Но я как раз и еду на курорт Канова ! - воскликнула Констанца. - Я... я на это и рассчитывал, - он покраснел. - Я имею в виду, что три из этих вагонов направляются в Канову, и я надеялся, что вы тоже... что я вас еще встречу, хотя, конечно, я не вращаюсь в тамошних кругах. - А мы познакомились уже в поезде. Я там надолго не задержусь, но раз вы сказали, что там лучше, чем в Европе, то теперь я не могу дождаться, чтобы проверить. Должна вас предупредить, что очень люблю Сан-Ремо и море. А вы ездили в Европу с женой и детьми? - Ну право слово, - опешил он, - разве я выгляжу на возраст, в котором у человека уже есть жена и дети? Рот закрой, остолоп, подумал я. Мой стакан опустел, и я поднялся. - Прошу прощения, я пойду и проверю, не выпал ли мой босс из окна. Я скоро вернусь, мисс Беррэн, и отведу вас к отцу. Не можете же вы научиться вести себя по-американски за один день. Мой уход их нисколечко не огорчил. В следующем вагоне по ходу поезда я столкнулся с Жеромом Беррэном. Он остановился, так что пришлось остановиться и мне. - Где моя дочь? - взревел Беррэн. - Вукчич бросил ее одну! - С ней все в порядке, - я ткнул пальцем через плечо, - она в вагоне-ресторане, беседует с моим другом, которого я ей представил. А как там мистер Вульф? - Откуда я знаю, мы распрощались. Он протиснулся мимо меня, и я продолжил путь. Вульф сидел в одиночестве, широко раскрыв глаза, и, продолжая держаться за подлокотники, являл собой жалкое зрелище. Я встал посреди купе и задумчиво оглядел его. - Приезжайте в Америку! Отдыхайте и развлекайтесь на наших курортах! Ни малейших сквозняков в поездах, едет мягко, словно чайка летит! - продекламировал я. - Заткнись. Но не мог же он сидеть так всю ночь. Настало время действий. Я вызвал проводника, и он расстелил постель. Потом я подошел к Вульфу и... Но нет. В одном старинном романе, который как-то попал мне в руки, рассказывалось, как милая юная девушка входит вечером в спальню и тонкими пальчиками берется за верхнюю пуговку платья. Но теперь, читатель, мы должны удалиться, - продолжал рассказчик. - Не будем подсматривать за девичьими тайнами и смущать невинность пошлым любопытством. Мир скрылся под вуалью ночи, набросим же и мы вуаль . Сгодится. 2 - Не думал, что выслеживать мальчишку, кидающегося камнями, подходящее занятие для сыщика при таком престижном курорте, - заметил я. Гершом Оделл сплюнул сквозь зубы на огромный папоротник, росший в десяти футах от того места, где мы сидели на траве. - Это точно. Но я ж говорю, все эти важные птицы выкладывают от пятнадцати до пятидесяти баксов в день за честь ночевать в этом караван-сарае и писать письма на фирменной бумаге курорта Канова . И им не нравится, когда какой-то черномазый кидается камнями и портит им конную прогулку. Не мальчишка, а черномазый. Месяц назад одного из гаража погнали, так на него думают. Сквозь листву деревьев пригревало солнышко, я зевнул и решил проявить вежливый интерес: - Где это произошло, прямо здесь? - Вон там, по ту сторону тропы, - показал он. - И оба раза в Креслера, ну, знаешь, авторучки Креслера, он еще дочь за Уиллета выдал, за посла. С тропы послышался приближающийся стук копыт, и вскоре из-за поворота показалась пара породистых, но вполне симпатичных лошадок. Они прорысили так близко, что я бы удочкой дотянулся. На одной ехал модный парень в клетчатом пиджаке кричащей расцветки, а на другой - дама, достаточно состарившаяся и растолстевшая, чтобы в любой момент пойти на подвиг служения ближним. - Это миссис Джеймс Фрэнк Осборн, из Балтимора, судостроение и сталь, а с ней Дейл Чапман, неплохо мухлюет в бридж. А вот наездник из него никакой, вон как поводья дергает. - Да? Не заметил. Я смотрю, ты тут всех знаешь. - На этой работе по-другому никак. - Он снова плюнул в папоротник, почесал в затылке и сунул в зубы травинку. - Я тут почти всех знаю, кто сюда приезжает. Ну, не всегда. Взять вот ваших, например. Откуда они взялись вообще? Я так понял, наш шеф-повар пригласил толпу таких же, как он. Но с каких это пор в Канове открыли курсы домоводства? Я покачал головой. - Не моя компания, мистер. - Ты с ними приехал. - Нет, я с Ниро Вульфом. - Так он с ними. - А вот и нет, - ухмыльнулся я, - не сию минуту. Сейчас он в номере 60, спит себе в кроватке. Похоже, в четверг мне придется усыплять его хлороформом, чтобы затащить на поезд домой. - Я потянулся на солнышке. - А вообще повара не самая плохая компания. - И то верно, - не стал он спорить. - Откуда они все понаехали-то? Я достал из кармана журнальную страницу, вырезанную из приложения к Таймс, развернул и перед тем, как передать ему, взглянул еще раз и сам: LES QUINZE MA TRES Жером Беррэн, Корридона, Сан-Ремо Леон Блан, клуб Уиллоу, Бостон Рэмзи Киф, отель Гастингс, Калькутта Филипп Ласцио, отель Черчилль, Нью-Йорк Доменико Росси, кафе Эмпайр, Лондон Пьер Мондор, У Мондора, Париж Марко Вукчич, У Рустермана, Нью-Йорк Сергей Валленко, Шато Монкам, Квебек Лоренс Койн, Раттан, Сан-Франциско Луи Серван, курорт Канова, Западная Вирджиния Ферид Халдах, кафе Европа, Стамбул Анри Тассон, отель Шепеард, Каир Скончались: Арман Флери, У Флери, Париж Паскуале Донофрио, Эльдорадо, Мадрид Жак Балэн, отель Изумруд, Дублин Оделл не стал утруждать себя чтением длинной статьи и принялся разбирать имена и адреса, указанные в начале, двигая головой влево-вправо. - Имен-то сколько, на футбольную команду хватит, - хмыкнул он. - За какие заслуги их напечатали-то? И что это значит, сверху, лес квинзи что-то там? - Это по-французски. - Я произнес как следует. - Это означает Пятнадцать мэтров . Эти ребятки весьма знамениты. Один из них такие сосиски готовит, что люди на дуэлях дерутся, чтобы только попробовать. Скажи ему при случае, что ты сыщик, и спроси рецептик, он с удовольствием поделится. Каждые пять лет они собираются на территории самого старшего из них, поэтому в этом году они и приехали в Канову . Каждый имеет право пригласить одного гостя. Ниро Вульфа пригласил Серван, а чтобы я смог его сопровождать, меня пригласил Вукчич. Здесь их всего десять. С прошлого раза трое умерло, а Халдах и Тассон не смогли приехать. Они собираются готовить, есть, пить, врать, выбрать трех новых членов сообщества и прослушать речь Ниро Вульфа. Ах да, еще: одного из них убьют. - Неплохо, неплохо. - Оделл снова сплюнул. - Которого? - Филиппа Ласцио, из нью-йоркского Черчилля . В статье указано, что он получает шестьдесят тысяч баксов в год. - И не такое случается. А кто его убьет? - Да все поочередно. Могу продать билеты в первый ряд. Советую передать портье, чтобы получили по счету заранее, а то потом можно и не дождаться... Ах, что я вижу! И всего-то пара капель имбирной газировки, а какой эффект! По тропе прорысили всадник и всадница. Они смотрели друг на друга, сияя улыбками на разрумянившихся лицах. Ветерок отнес в нашу сторону пыль из-под копыт. - Кто эта сладкая парочка? - спросил я Оделла. - Прокурор нашего округа Барри Толман. Его послушать, так в президенты метит, - хмыкнул он. - Девчонка ведь с вами приехала? Ничего так, симпатичная. А при чем тут имбирная газировка? - Да ни при чем, - отмахнулся я. - Так, забытая цитата из Чосера. В этих двоих кидать камнями бесполезно, им и лавина нипочем. Кстати, в чем там дело с охраной от камнеметателей? - Да ни в чем, работа как работа. - Ну да, работа, как же. Я ведь и сам сыщик. Во-первых, пока мы тут сидим, никто бросаться камнями не будет. Тут маршрут в шесть миль, что ему мешает выбрать место поукромней? Во-вторых, ты говоришь, что это уволенный из гаража негр мстит начальству, но попал он почему-то оба раза в производителя авторучек Креслера. Не дури мне голову. Не мое дело, разумеется, просто хотел показать, что я дурак только по выходным. Он подозрительно покосился на меня. Потом повернул голову и ухмыльнулся. - Похоже, ты неплохой парень. - Конечно! - С энтузиазмом согласился я. Он продолжал ухмыляться. - Право слово, грех не рассказать. Знал бы ты этого Креслера! Но дело не только в нем. Меня тут заездили. Впахиваю на них, считай, двойную смену, второго помощника не дают, а с того, что есть, никакого толку, племянничек чей-то. Вот и отдуваюсь с рассвета до заката. Этот Креслер вечно на желчь исходит. Его шофер тырил смазку в гараже, а я его застукал. Ты бы видел, как Креслер злился. Мне черномазый один помог, так он добился, чтобы его уволили, да и меня требовал уволить. Ну я ему и придумал ответочку. Видишь вон тот уступ? Нет, вон там, за елками? Вот оттуда я в него и бросал. И попал, оба раза. - Ясно. Сильно попал? - Да что ему сделается. Но плечо расшиб хорошо. Я себе и алиби состряпал на всякий случай. Ну, Креслер из отеля и съехал. Это первый плюс. А второй плюс в том, что теперь я в любое время могу сказать, что иду выслеживать камнеметателя, ухожу сюда на часок-другой, посиживаю да поплевываю. Сяду позаметнее, и мне хорошо, и постояльцам приятно, охрана бдит, мол. - Неплохая идея, но в конце концов тебе придется или поймать кого, или бросить это дело. Ну или еще пару камней швырнуть. - Да ты смотри, где уступ, а где тропа! А я точнехонько в плечо попал, смачно так. Не знаю, буду ли я продолжать или нет, но если буду, то уже выбрал, кем займусь. Я тебе ее потом покажу. Он взглянул на часы. - Батюшки, уже почти пять часов! Мне пора. Он вскочил и поспешил вниз. Торопиться мне было некуда, и я лениво побрел следом. Я уже понял, что в Канове куда ни ткнись, повсюду сад. Не знаю, кто протирал пыль с листвы и подметал территорию не меньше чем в тысячу акров, но прибрано было на славу. Вокруг главного здания отеля располагалось несколько павильонов и крытый бассейн с горячими источниками. Все это было окружено рядами кустов, газонами и клумбами, а в тридцати ярдах от входа работали три внушительных фонтана. То, что они называли павильонами, на самом деле было полноценными жилыми корпусами, со своими кухнями и прочим. Как я понял, за соответствующую цену они обеспечивали лучшее убежище от любопытных глаз. Назывались они по округам Западной Вирджинии. Два из них, Покахонтас и Апшур находились всего в ста ярдах друг от друга и соединялись парой дорожек, петляющих между клумб и деревьев. Их и предоставили Пятнадцати, то есть десяти, мэтрам. Номер 60, который дали нам с Вульфом, находился в Апшуре . Я беззаботно шагал по дорожке. Вокруг было на что посмотреть, если, конечно, вам по душе природа: розовые соцветия на кустах, которые Оделл назвал горным лавром, журчащий тут и там под деревянными мостиками ручей, какие-то деревья в цвету, птички, что-то вечнозеленое и тому подобная чушь. Ничего не имею против, надо же как-то использовать все это загородное пространство, так пусть уж растет что-нибудь, но разве можно это сравнить с настоящей жизнью где-нибудь на Таймс-сквер или на Центральном стадионе Нью-Йорка! Ближе к центру, там, где находились павильоны, и особенно вокруг главного здания и горячих источников было чуть веселее. Люди приезжали и уезжали на автомобилях и верхом, а иногда даже шли на своих двоих. Большинство тех, кто шли, были негры в униформе Кановы : черных бриджах и ярко-зеленых куртках с большими черными пуговицами. Шныряя по дорожкам, они порой сверкали улыбками, но на людях их лица сохраняли серьезно-озабоченное выражение. Я добрался до Апшура в шестом часу. Номер 60 находился в дальнем конце правого крыла. Осторожно открыв дверь, я тихонько прокрался через прихожую, дабы не разбудить малютку, но, войдя в комнату Вульфа, обнаружил ее пустой. Три окна, которые я, уходя, приоткрыл, были заперты, вмятина на постели не оставляла никакого сомнения насчет того, кто в ней спал, а одеяло, которым я его накрыл, висело в ногах. Я выглянул в прихожую: шляпы не было. Я зашел в ванную и, злой как черт, принялся намыливать руки. За десять лет я привык с уверенностью ожидать, что Ниро Вульф, как и Статуя Свободы, находится там, где я его оставил в прошлый раз. Ну разве что дом сгорит. Я расстроенно представлял, как он порхает бабочкой вокруг этого итальяшки-сосисочника в надежде полизать ему ботинки. Умывшись и сменив рубашку, я хотел было прогуляться к главному зданию и поглазеть вокруг, но решил, что Фриц и Теодор меня убьют, если я не верну им Вульфа в целости и сохранности, так что вместо этого я вышел через боковой вход и направился в павильон Покахонтас . Покахонтас был заметно шикарней Апшура : первый этаж занимали четыре больших помещения, а номера располагались в крыльях и на втором этаже. Еще снаружи я услышал людской шум и, войдя, обнаружил приятно проводивших время мэтров. Мы уже встречались за ленчем, приготовленным и поданным в этом же павильоне, для которого пятеро мэтров состряпали по блюду и который я съел без малейших усилий над собой. А ведь за десять лет поедания яств Фрица Бреннера под руководством Ниро Вульфа я привык к высоким стандартам. Я позволил одной зеленой куртке открыть мне дверь, доверил другой шляпу и пошел искать мою упорхнувшую бабочку. В правой гостиной, с мебелью темного дерева и коврами и прочими штуками на стенах - Покахонтас был оформлен в индейском стиле, - три пары танцевали под радио. Невысокая стройная брюнетка с алебастровой кожей и томными миндалевидными глазами прижалась к здоровенному светловолосому увальню под пятьдесят со шрамом под ухом. Его звали Сергей Валленко, а ее - Дина Ласцио. Она была дочерью Доменико Росси и одно время женой Марко Вукчича, у которого, согласно Жерому Беррэну, ее и украл Ласцио. Низкорослая черноглазая и усатая толстушка, напоминающая утку, звалась Мари Мондор, а ее лупоглазый круглолицый партнер, не уступающий ей ни в возрасте, ни в весе, был Пьер Мондор, ее муж. Она не говорила по-английски, и я не видел причин, по которым ей бы стоило это делать. Третья пара состояла из шестидесятилетнего коротышки-шотландца с багровым проспиртованным лицом, по имени Рэмзи Киф, и точеной китайской статуэтки с темными глазами, чей возраст я, в силу недостаточного опыта общения с китаянками, не мог определить точнее, чем не старше тридцати пяти. За ленчем она выглядела таинственно и загадочно, не хуже гейш с открыток. Гейши, конечно, японочки, но какая разница. Она звалась Лио Койн и была четвертой женой Лоренса Койна, что, несомненно, являлось внушительным достижением Лоренса, седого как лунь и разменявшего восьмой десяток. Я заглянул в комнату слева от входа, поменьше. Там почти никого не было. Лоренс Койн храпел на диване в углу, а Леон Блан, наш дорогой Леон, хмурился на себя в зеркало, словно стараясь решить, пора ли ему бриться. Я прошел в банкетный зал, большой и слегка захламленный мебелью. Помимо длинного стола и стульев там стояли два сервировочных столика, буфет, набитый невесть чем, несколько ширм с нарисованной Покахонтас, спасающей Джона Смита, и прочее в том же духе. Из банкетного зала вели четыре двери: та, через которую я вошел, двойные двери в большую гостиную, другие двойные двери на боковую террасу и дверь, ведущая в буфетную и дальше на кухню. Были там и люди. Марко Вукчич сидел у стола, курил сигару и читал телеграмму, качая головой. Жером Беррэн с бокалом в руке беседовал с благообразного вида седоусым морщинистым старцем - Луи Серваном, старейшиной мэтров и нашим хозяином в Канове . У открытой стеклянной двери на террасу, на стуле, который был ему явно мал, сидел Ниро Вульф, неловко откинувшись назад, чтобы своими полуприкрытыми глазами видеть лицо стоявшего над ним собеседника. Это был Филипп Ласцио - коренастый крепыш с волосами, едва тронутыми сединой, гладко выбритый, с проницательным взглядом и неуловимо скользкий. По одну руку Вульфа стоял столик со стаканом и парой бутылок пива, а по другую, почти взобравшись к нему на колени, сидела Лизетта Путти. Хотя ее положение было весьма сомнительным, ее привлекательность уже завоевала ей друзей. Она была гостьей Рэмзи Кифа из далекой Калькутты, представившего ее как свою племянницу. Вукчич рассказал мне, как после ленча Мари Мондор возмущенно пыхтела, что она просто уличная девка, которую Киф подобрал в Марселе, но, в конце концов, рассудил Вукчич, может же у человека по фамилии Киф быть племянница по фамилии Путти, и даже если это и не так, то Киф же за нее платит, так что вс? в порядке. С точки зрения приличий звучало это не очень-то, но меня не касалось. Пока я шел к ним, Ласцио закончил свой монолог, и Лизетта затрещала по-французски что-то насчет толстых коричневых печенюшек на тарелке в ее руках. В ту же секунду из кухни раздался вопль, мы повернулись и увидели, как в дверь ворвался Доменико Росси с дымящейся тарелкой в одной руке и длинной ложкой в другой. - Оно свернулось! - Завизжал он, подбегая к нам и тыча тарелкой под нос Ласцио. - Посмотри на эту мерзкую жижу! Что я тебе говорил, а? Посмотри! Ты мне должен сто франков. Дьявол тебя раздери, зять называется! Вдвое старше меня, а таких простых вещей не знает! Ласцио невозмутимо пожал плечами. - Вы согрели молоко? - Я что, способен забыть такую простую вещь? - Ну, тогда может яйца были несвежие. - Луи! - Росси крутанулся и ткнул ложкой в Сервана - ты слышал? Он говорит, что у тебя бывают несвежие яйца! Серван засмеялся: - Но ведь если ты сделал все как он сказал, а молоко свернулось, то ты выиграл сотню франков, что ж тут плохого? - Но все же испортилось, хорошие продукты псу под хвост! - продолжал возмущаться Росси. - Эти ваши новомодные идеи ничего не стоят. Лучше уксуса еще ничего не придумали. - Я оплачу долг, - негромко сказал Ласцио. - Завтра я покажу вам, как надо. Он резко повернулся, прошел к двери в большую гостиную и открыл ее. Оттуда послышались звуки радио. Росси пробежал вокруг стола показать жижу Сервану и Беррэну. Вукчич засунул телеграмму в карман и подошел посмотреть. Лизетта заметила мое присутствие, ткнула в меня своей тарелкой и что-то сказала. Я широко улыбнулся ей и ответствовал: - Робин Бобин кое-как подкрепился натощак. Съел теленка... - Арчи, - приоткрыл глаза Вульф. - Мисс Путти говорит, что мистер Киф собственноручно приготовил эти вафли из ингредиентов, привезенных им из Индии. - Вы их пробовали? - Да. - Вкусно? - Нет. - Тогда объясните ей, пожалуйста, что я не перекусываю перед едой. Я прошел к двери в гостиную и встал рядом с Филиппом Ласцио. Из трех танцующих пар он видел только одну. Мамаша и папаша Мондоры запыхались, но не снижали темпа. Рэмзи Киф и гейша смотрелись забавно, но их это явно не беспокоило, а Дина Ласцио и Валленко продолжали прижиматься друг к другу. Но вскоре им пришлось разомкнуть объятья. Рядом со мной назревала буря. Ласцио стоял неподвижно, и я не видел, чтобы он шевельнул хоть пальцем, но ему удалось передать двум танцующим свое отношение к происходящему. Они резко остановились, Дина прошептала что-то партнеру и направилась к мужу. Я отодвинулся, но они не обратили на меня никакого внимания. - Хочешь потанцевать, дорогой? - спросила она. - Ты прекрасно знаешь, что не хочу. И ты не танцами занималась. - Он криво усмехнулся. Валленко подошел к ним, перевел взгляд с одного лица на другое, расхохотался и сильно хлопнул Ласцио по плечу: - Ай, Ласцио, ай, дружище! Благодарю вас, мадам! - он отвесил ей поклон и удалился. - Филипп, милый, если ты не хотел, чтобы я танцевала с твоими коллегами, то мог бы и сказать. Не такое уж это и удовольствие... Эти двое явно во мне не нуждались, и я вернулся в банкетный зал, сел и следующие полчаса просто наблюдал за этим зверинцем. Из малой гостиной вышел Лоренс Койн. Он протер глаза, расчесал усы пальцами и взревел так, что окна затряслись: Лио! Его жена-китаянка просеменила к нему из соседней комнаты, усадила в кресло и примостилась у него на коленях. Пришел Леон Блан, сразу заспорил о чем-то с Беррэном и Росси и скрылся с ними на кухне. Было около шести, когда в зал впорхнула Констанца, уже не в костюме для верховой езды. Она огляделась, и, когда никто не обратил внимания на ее приветствия, прошла ко мне с Вукчичем и спросила, где ее отец. Я ответил, что он на кухне, обсуждает лимонный сок. При свете дня темные глаза были еще более притягательны. - Пару часов назад я видел вас среди лошадок, - заметил я. - Будете газировку с имбирем? - Нет, спасибо. - Она улыбнулась мне как добродушному дядюшке. - С вашей стороны было очень мило сказать папе, что мистер Толман - ваш друг. - Не стоит благодарности. Я видел, как вы юны и неопытны, и решил немного помочь. Как оно, складывается? - Складывается? - Неважно, - махнул я рукой. - Лишь бы вам было хорошо. - Просто замечательно! Мне так нравится Америка! Да, наверное, я выпью газировки. Не беспокойтесь, я сама. - Она прошла вокруг стола к кнопке вызова официанта. Я был уверен, что сидевший по соседству Вукчич не слышал ни единого слова из нашего разговора. Он неотрывно смотрел на свою бывшую жену, сидевшую рядом с беседующими Ласцио, Серваном и Вульфом. Он и за ленчем так на нее смотрел. Также я заметил, что Леон Блан аккуратно избегает Ласцио и ни единым словом не обменялся с тем, кто, согласно Беррэну, украл у него работу в отеле Черчилль . Сам Беррэн постоянно сверлил Ласцио гневным взглядом в упор, но тоже не заговаривал с ним. Вкупе с фырканьем мамаши Мондор в адрес Лизетты Путти все это создавало довольно напряженную атмосферу. В воздухе витали профессиональная зависть, разногласия по поводу салата-латука и уксуса, коллективное осуждение Ласцио и, не в последнюю очередь, сладострастная дымка, окутывавшая Дину Ласцио. Я всегда считал, что образ женщины-омута - когда троекратный взмах ее ресниц бесповоротно затягивает вас в трясину и сопротивление бесполезно - действует лишь на неопытных простофиль. Но я не мог не признать, что Дина Ласцио не нуждалась в том, чтобы проливать газировку на чьи-то брюки. И если она заимела на тебя виды, а за окном дождь и некуда идти, то так просто от нее не отшутиться. Я смотрел, слушал и ждал, пока Вульф подаст признаки жизни. В седьмом часу он поднялся на ноги, я вышел за ним через террасу, и мы проследовали по дорожке в Апшур . Учитывая его невыносимые страдания в поезде, передвигался он вполне сносно. В номере 60 побывала горничная: кровать была заправлена, одеяло сложено в шкаф. Я прошел к себе в комнату и через некоторое время вернулся к Вульфу. Он сидел у окна, откинувшись на спинку почти достаточно вместительного кресла. Брови его были нахмурены, а руки сцеплены на животе. Выглядел он жалко. Фрица нет, атласа поизучать нет, орхидей, чтобы повозиться, нет, даже крышек от пивных бутылок посчитать нет! Я пожалел, что обед не предполагал формальностей, ибо три или четыре мэтра его и готовили, потому что процесс запихивания Вульфа в парадный костюм заставил бы его забыть об остальных неудобствах. Под моим взглядом он вздохнул так тяжко, что у меня слезы навернулись на глаза, и, чтобы не расплакаться, я заговорил: - Вы слышали, что на завтрашний ленч Беррэн приготовит колбаски минюи? Молчание. - Хотите, полетим домой на самолете? - предложил я. - Тут рядом аэродром, и один борт всегда готов к полету на случай внезапного заказа. Шестьдесят баксов до Нью-Йорка, всего четыре часа. Молчание. Я продолжил: - Прошлой ночью в Огайо с рельс сошел товарный состав. Сто свиней передавило! Он открыл глаза и начал было вставать, но его рука соскользнула с подлокотника, и он плюхнулся обратно. - Ты уволен с момента нашего возвращения домой в Нью-Йорк, - объявил он. - Возможно. Дома поговорим. Он явно приходил в себя, и я широко ухмыльнулся. - Это мне вполне подходит. Я все равно собираюсь жениться. Что вы думаете о малышке Беррэн? - Тьфу. - Фукайте сколько угодно. Думаете, десять лет жизни с вами убили во мне все чувства? Думаете, я неподвластен... - Тьфу! - Что поделать, вчера вечером в вагоне ресторане мне было откровение. Может, вы и не заметили, какая она красотка, вам-то до женщин дела нет. Конечно, я еще не открылся ей. Не могу я же просить девушку выйти замуж за простого частного сыщика. Но я решил сменить ремесло и доказать, что достоин ее... - Арчи. - Он выпрямился и в его голосе зазвучали угрожающие нотки. - Вс? ты врешь. Посмотри мне в глаза! Я постарался выдержать твердый взгляд и уже думал, что шутка удалась, но его веки опустились, и я понял, что потерпел поражение. Мне оставалось только широко ухмыльнуться. - Чтоб тебя! - облегченно выдохнул он. - Ты представляешь, что такое брак? Девяносто процентов мужчин старше тридцати лет женаты, и представляют собой жалкое зрелище! Ты понимаешь, что жена начнет настаивать на том, чтобы тебе готовить? Ты знаешь, что все женщины без исключения верят в то, что путь еды до желудка значения не имеет? Ты можешь себе представить, что женщины никогда... Кто там? Стук в дверь раздался уже во второй раз, погромче. В первый раз я проигнорировал его, потому что не хотел прерывать Вульфа. Я прошел через гостиную и открыл дверь. И, хотя меня редко застают врасплох, замер в изумлении. На пороге стояла Дина Ласцио. Ее глаза казались больше обычного, и в них не было обычной поволоки. - Можно войти? - спросила она низким голосом. - Мне надо видеть мистера Вульфа. Я отступил, давая ей пройти, закрыл дверь и указал на комнату Вульфа: - Сюда, пожалуйста, - и пропустил ее вперед. Единственной эмоцией, отразившейся на лице Вульфа при виде Дины Ласцио, было узнавание. - Польщен, мадам, - кивнул он ей. - Прошу меня извинить, я позволяю себе не вставать. Придвинь кресло, Арчи. Она беспокойно огляделась. - Мистер Вульф, могу я поговорить с вами наедине? - Боюсь, что нет. Мистер Гудвин мой доверенный помощник. - Но я... - Она продолжала стоять - Мне трудно довериться даже вам... - Ну что ж, мадам, если вам так трудно... - Вульф не стал договаривать. Она сглотнула, опять взглянула на меня и шагнула к Вульфу. - Но еще труднее... Мне необходимо рассказать хоть кому-нибудь, я столько слышала о вас от Марко, еще тогда, давно... Мне больше не к кому обратиться. Кто-то пытается отравить моего мужа. - Неужели? - Вульф слегка прикрыл глаза. - Садитесь. Пожалуйста. Согласитесь, миссис Ласцио, что беседовать проще сидя. 3 Женщина-омут опустилась на подставленное мной кресло, а я с деланно-безразличным видом прислонился к спинке кровати. Такое развитие событий вполне могло разогнать здешнюю скуку и оправдать предчувствия, заставившие меня сунуть в сумку пистолет и пару блокнотов. - Да, конечно, - согласилась она. - Вы ведь старинный друг Марко и, наверное, думаете, что я поступила плохо, когда я... ушла от него. Но из чувства справедливости... сострадания... - Мадам, это слабые аргументы, - бесцеремонно перебил ее Вульф. - Мало у кого хватает мудрости на справедливость или свободного времени на сострадание. И к чему вы упомянули Марко, вы считаете, что это он травит Ласцио? - Нет, конечно! - Ее рука взлетела с колена и опустилась на подлокотник. - Только мне очень жаль, что вы предубеждены против меня с мужем, а я решилась вам рассказать, ведь больше некому... - Вы сообщили мужу о том, что его травят? Она качнула головой, слегка изогнув губы. - Это он сообщил мне сегодня. Вы, конечно, знаете, что несколько мэтров готовили блюда к ленчу. Филипп делал салат, и объявил, что приготовит к нему заправку ручеек на лугу, его собственного изобретения. Все знают, что он смешивает сахар, лимонный сок и сметану за час до еды и пробует целыми ложками. Ингредиенты разместили на столике в углу кухни: лимоны, миску сметаны и сахарницу. В полдень он начал готовить. По привычке, он насыпал сахар на ладонь и попробовал его. Сахар был несладкий и хрустел на зубах как песок. Он насыпал немного в кастрюлю с водой, и мелкие крошки остались плавать по поверхности и не утонули даже после размешивания. Он налил в бокал немного шерри, всыпал сахар туда, но он почти не растворился. Если бы он принялся за готовку и попробовал ложку-другую, он бы отравился насмерть. В сахаре было полно мышьяка! - Или муки, - буркнул Вульф. - Муж сказал, мышьяк. Он не почувствовал вкуса муки. - Это легко установить с помощью соляной кислоты и медной проволоки. Вы не принесли сахар, где он? - На кухне, полагаю. Вульф воззрился на нее с изумлением. - И пойдет нам на обед? Мадам, вы говорили о сострадании... - Нет-нет, Филипп высыпал сахарницу в раковину, и негр наполнил ее заново, на этот раз сахаром. - Неужели? - Вульф уселся поудобнее и снова прикрыл глаза. - Удивительно. Несмотря на то, что он был уверен, что там мышьяк, он не показал его Сервану, никому, кроме вас, не рассказал об этом, и даже не сохранил его в доказательство? Удивительно! - Мой муж - удивительный человек. - Луч солнца упал на ее лицо из окна, и она слегка подвинулась. - Он сказал, что Серван - его друг, он не хочет создавать ему проблемы, и запретил мне говорить об этом. Он самолюбив, и у него сильный характер. Он не сомневается, что достаточно умен, силен и опытен, чтобы справиться с любым противником. Она подалась вперед и протянула руку: - Я обращаюсь к вам, мистер Вульф, мне страшно! - Чего же вы от меня хотите? Разобраться, кто подсыпал мышьяк в сахар? - Да. То есть нет, вряд ли вы его найдете, а если и найдете, то мышьяк-то уже выбросили. Я хочу оградить мужа от опасности. - Но, мадам, - брюзжащим тоном начал Вульф. - Если убийца не дурак, то он своего добьется. Нет ничего проще, чем убить человека. Проблемы возникают при попытках уйти от ответственности. Боюсь, мне нечего предложить вам. А оберегать человека против его воли еще сложнее. Вы считаете, что вам известно, кто отравил сахар? - Нет. Но вы же можете что-то сделать... - Уж не Марко ли? Я могу его спросить, он ли это был. - Нет! Не говорите Марко, вы обещали не рассказывать... - Я не обещал ничего подобного. Простите за грубость, миссис Ласцио, но не надо делать из меня идиота. Если вы опасаетесь отравления, то вам нужен дегустатор, а я им не являюсь. Если физического насилия, то следует нанять телохранителя, и это тоже не по моей части. Перед тем, как он сядет в автомобиль, необходимо проверить в нем все узлы и гайки. Когда он будет гулять по улице, следует контролировать все окна и крыши и никому не позволять приближаться. Если он пойдет в театр... Женщина-омут встала. - Вы издеваетесь надо мной. Мне очень жаль. - Это вы принялись издеваться... Но она не стала дослушивать. Я сделал шаг к двери, но она уже открывала ее, ну а раз так, то я позволил ей и входную открыть самостоятельно. Дождавшись, пока она закроет ее за собой, я вернулся в комнату Вульфа и картинно нахмурился. Как выяснилось, зря: глаза у него были закрыты. Я обратился к его большой круглой физиономии: - Разве можно так обращаться с дамой? Ведь выполнить ее просьбу легче легкого. Все, что нам нужно сделать, это нырнуть в реку под сточные трубы и плавать кругами, пока не почувствуем вкус мышьяка. - У мышьяка нет вкуса. Я сел. - Ну хорошо. Думаете, она сама намеревается его отравить и заранее отводит от себя подозрения? Или она и в самом деле боится за мужа и мечется в попытках спасти его? Или это Ласцио пудрит ей мозги, играя на ее чувствах? Видели бы вы, каким взглядом он смотрел, когда она танцевала с Валленко. Как смотрел Вукчич, полагаю, вы видели: как мотылек в сачке в лучах прожекторов. Или кто-то и впрямь додумался подсыпать мышьяк в общую сахарницу? Между прочим, если вы хотели успеть причесаться и заправить рубашку, то обед через десять минут. Кстати, вы знаете, что за пять баксов в день можно нанять персонального лакея? Клянусь, я как-нибудь попробую и закажу на вечер. При должном уходе я буду отлично выглядеть. Я зевнул - недостаток сна и свежий воздух брали свое. Вульф заговорил не сразу: - Арчи. Тебе известно, что планируется этим вечером? - Нет. Что-нибудь особенное? - Да. Господа Серван и Киф заключили нечто вроде пари. Через некоторое время после обеда будет проведен эксперимент. Зажарят голубей, и мистер Ласцио вызвался приготовить достаточное количество соуса прэнтан. Помимо соли в него входит девять приправ: кайенский перец, сельдерей, лук-шалот, шнит-лук, кервель, эстрагон, черный перец горошком, тимьян и петрушка. Он приготовит соус в девяти вариантах, и в каждом из них будет недоставать одной из этих приправ, всякий раз иной. Блюда с голубями и соусами расставят в банкетном зале, и мы будем заходить туда по одному, чтобы не советоваться друг с другом, пробовать каждый соус с кусочком голубя и записывать, в каком блюде какой приправы не хватает, где шнит-лука, где перца и так далее. Насколько я понял, мистер Серван поставил на то, что среднее число ошибок не превысит двадцати процентов. - Ну что ж, - зевнул я. - Я смогу отличить, где не хватает голубя. - Ты не участвуешь. Только члены общества Les Quinze Ma tres и я. Это будет интересный и полезный опыт. Основная трудность будет со шнит-луком и шалотом, но я думаю, что смогу их различить. За обедом я буду пить вино, и, разумеется, не сладкое. Но я подумал, что, возможно, нелепая история миссис Ласцио как-то связана с этим пари. Соус будет готовить мистер Ласцио. Ты знаешь, что меня не так просто запугать, но я приехал сюда встретиться с мастерами своего дела, а не быть свидетелем убийства одного из них. - Вы приехали сюда научиться готовить сосиски. Но не будем о грустном. Однако какая ж тут может быть связь, убить-то собираются Ласцио, а не дегустаторов. Впрочем, пробуйте лучше последним, а то как я вас в этой деревне лечить буду? Он прикрыл глаза и вскоре снова поднял веки. - Мне не нравятся россказни о подсыпанном в еду мышьяке. Который час? Достать часы из кармана и то лень. Я сообщил ему точное время, он вздохнул и начал приготовления к подъему из кресла. Обед в павильоне Покахонтас прошел на ура, хотя и довольно бурно. Бульон авторства Луи Сервана только выглядел обыкновенным консоме. Серван превзошел себя и, когда его засыпали поздравлениями, было приятно смотреть, как его благородное морщинистое лицо краснеет от удовольствия. Рыбу приготовил Леон Блан. Это были маленькие шестидюймовые гольцы, по четыре на брата, под светло-коричневым соусом с каперсами и привкусом чего-то такого, что не могло быть ни лимоном, ни каким-либо известным мне уксусом. Я так и не понял, что это было, и когда все стали задавать тот же вопрос, Леон Блан лишь разулыбался и сказал, что у этого соуса еще нет названия. Все, кроме меня и Лизетты Путти, ели рыбу целиком, с головой и костями, и Констанца Беррэн справа от меня не отставала от прочих. Посмотрев, как я вынимаю кости, она улыбнулась и заметила, что так я никогда не стану настоящим ценителем высокой кухни, на что я ответил, что из уважения к своей любимой золотой рыбке я не могу пожирать рыбьи лица. Наблюдая, как она перемалывает своими прелестными зубками рыбьи кости и головы, я порадовался, что мне удалось преодолеть себя и перестать ревновать ее ножки к взглядам посторонних. Антре Пьера Мондора было настолько вкусным, что я последовал примеру многих других и попросил добавку. Оказалось, что это блюдо давно принесло ему славу и было хорошо известно присутствующим. Констанца рассказала мне, что ее отец прекрасно умеет его готовить и что в основном оно состоит из говяжьего костного мозга, толченых крекеров, белого вина и куриных грудок. Доедая добавку, я подмигнул сидевшему напротив Вульфу, но он не отреагировал, продолжая пребывать на вершине блаженства словно прихожанин в церкви, внимающий проповеди святого Петра. Во время антре Мондоры внезапно устроили скандал и принялись кричать друг на друга. Он вскочил и бросился на кухню, и она помчалась за ним по пятам. Впоследствии я узнал, что она услышала, как он спросил Лизетту Путти, понравилось ли ей его блюдо. Обычно француженки не столь строги в вопросах морали. На жаркое подали молодую утку а-ля мистер Ричардс, приготовленную Марко Вукчичем. Это блюдо входило у Вульфа в число любимых, и приготовленная под его присмотром версия Фрица Бреннера была мне отлично известна. На этот раз я был слишком сыт, чтобы судить как следует, но мэтры как будто начали вс? с чистого листа, отхлебнув бургундского в качестве заголовка. Они принялись за новое блюдо так, словно уже давно ждали, чем бы им заморить червячка. Однако я заметил, что женщины, особенно китаянка Лио - жена Койна - и Дина Ласцио, могли лишь слегка клевать свои порции. Я также заметил, что официанты понимали, что перед ними происходит нечто вроде чемпионата мира по кулинарии и гастрономии, но старались не подавать виду. Девять уток были уничтожены подчистую. Мне показалось, что Вукчич слишком налегает на различные вина. Наверное, именно поэтому он так бурно среагировал на замечания Ласцио по поводу более удачных начинок для утки и дальнейшего сравнения клиентуры отеля Черчилль и ресторана У Рустермана, не в пользу последнего. Я был гостем Вукчича и всегда относился к нему с симпатией, и потому мне было неловко видеть, как он запустил в Ласцио коркой хлеба и попал тому прямо в глаз, но остальные не одобрили его поступок лишь потому, что он оторвал их от еды. Сидевший рядом с Ласцио Серван не дал скандалу разгореться, а Вукчич осушил очередной бокал и в ответ на все упреки только сверкал глазами. Официант в зеленой куртке убрал хлеб с пола, и все вернулись к утке. Выход на сцену салата Доменико Росси тоже не обошелся без скандала. Началось с того, что как только его стали разносить, Ласцио поднялся и ушел на кухню, чем весьма оскорбил Росси. Сервану пришлось объяснять, что Ласцио пора начинать готовить соус прэнтан для последующего эксперимента, но Росси все ворчал про зятьев-перестарков. Затем Росси заметил, что Пьер Мондор даже не пытается сделать вид, что ест, и возжелал узнать, уж не черви там у него в тарелке. Мондор ответил дружелюбно, но твердо, что вс?, что подчеркивает вкус салата, особенно уксус, убивает вкус вина, и что он хочет допить свое бургундское. - Никакого уксуса здесь нет, - мрачно возразил Росси. - Я вам не варвар. - Я не ощутил вкуса уксуса. Я отставил тарелку, лишь заслышав аромат салата. - Я вам говорю, здесь нет уксуса! Этот салат подан в его первозданном виде, как сотворил его Господь. Побеги горчицы и кресс-салата, салат-латук! Луковый сок с солью! Хлебные корочки, натертые чесноком! В Италии мы едим его из салатниц, запивая кьянти, и благодарим Господа за такое счастье! - У нас во Франции так не принято, - пожал плечами Мондор. - А Франция, как вам известно, дорогой Росси, главенствует в искусстве гастрономии. По-французски... - Ха! - Росси встал на дыбы. - Главенствует, потому что мы вас всему и обучили! Потому что в шестнадцатом веке вы вторглись к нам, объели нас и занялись подражательством! Читать умеете? Историю гастрономии изучали? Вообще историю! Вс?, что есть хорошего во Франции, вс? пришло из Италии! Знаете ли вы... Вот так и начинаются войны. Но на этот раз удалось сохранить мир. Мондора удержали, Росси принялся за свой салат, и вновь воцарилось спокойствие. Когда пришла пора подавать кофе, большинство гостей перебрались в большую гостиную, Лоренс Койн опять завалился на диван в малой, а Киф и Леон сели рядом с ним и продолжили беседу. После еды я предпочитаю оставаться на ногах, и потому я принялся бродить по комнатам. Вульф, Вукчич, Беррэн и Мондор уселись в углу большой гостиной и принялись обсуждать утку. Мамаша Мондор принесла сумку с рукоделием, проковыляла к лампе и взялась за вязание. Лио Койн сидела в кресле поджав ноги, и слушала, что ей рассказывал Валленко. Лизетта Путти доливала Сервану кофе, а Росси хмурился, разглядывая наброшенное на кушетку индейское покрывало, словно подозревая, что оно сделано во Франции. Дины Ласцио нигде не было видно, и я лениво размышлял, чем она в данный момент занимается: подмешивает яд в еду или просто прошла к себе в номер в левом крыле за питьевой содой. А может, помогает мужу на кухне? Я направился туда. В банкетном зале шли приготовления к эксперименту. Стулья были отодвинуты к стенам, сервировочные столики отгорожены ширмами, на столе свежая скатерть. Я обогнул пару зеленых курток и проследовал на кухню. Дины там не было. Полдюжины народу в белых фартуках не обратили на меня ни малейшего внимания. За прошедший день они привыкли к толкущимся на кухне чужакам. Ласцио, тоже в фартуке, стоял у плиты, помешивая что-то в кастрюле, и два поваренка по обе стороны ждали его распоряжений. Я был сыт, и царившие вокруг запахи меня не прельщали, так что я вышел через другую дверь и вернулся мимо буфетной в гостиную. Подали крепкие напитки, я обеспечил себе бокал коньяку, сел поудобнее и стал наблюдать за остальными. Через некоторое время я понял, что давно не видел Констанцы. Вскоре она вошла из холла, окинула взглядом комнату, подошла ко мне и села, вызывающе закинув ногу на ногу. На ее лице виднелись следы слез, и я подался вперед, чтобы убедиться в этом. - Вы плакали. Она кивнула: - Да, и еще как! Сегодня в отеле танцы, и мистер Толман пригласил меня, а отец не разрешает! А ведь мы в Америке! Вот я и плакала в номере. - Она закинула ногу еще выше. - Отец не любит, когда я так сижу, вот я и села ему назло. - Ревность к ногам, родительская версия, - буркнул я. - Что-что? - Неважно. Садитесь удобнее, он не смотрит. Принести вам коньяку? Мы приятно болтали, время от времени отвлекаясь на происходящее вокруг. Из холла вошла Дина Ласцио. Она взяла бокал, перекинулась парой слов с мамашей Мондор и прошла к табуретке рядом с радио. Потягивая коньяк, она принялась возиться с настройками, но ничего не поймала. Через пару минут через комнату промаршировал Вукчич, взял стул и уселся рядом. Она одарила его роскошной улыбкой, но я не мог сказать, в состоянии ли был Вукчич оценить ее в полной мере. Койн, Киф и Блан вернулись из малой гостиной в большую. Где-то в десять вечера нас посетил сам управляющий курортом, мистер Клэй Эшли: безупречного вида господин под пятьдесят без малейшего признака седины в темных волосах. Он обратился к нам с приветствием и уверил в том, что принимать у себя наиболее выдающихся из ныне живущих мастеров великого искусства - большая честь для курорта Канова . Также он выразил надежду, что мы по достоинству оценим и так далее. В свою очередь, Серван обратился к Вульфу, как к почетному гостю, с просьбой ответить на приветствие, и в кои-то веки Вульфу пришлось встать без определенной цели пойти куда-то. Он произнес несколько подобающих случаю фраз, поблагодарил мистера Эшли и ни словом не упомянул ни поезд, ни сосиски. Эшли представили тем, с кем он еще не был знаком, и он удалился. Вслед за Вульфом с краткой речью выступил Серван. Он объявил, что вс? готово для проведения эксперимента, и объяснил, как он будет проходить. На столе в банкетном зале участников будут ждать на подогревателях девять блюд с соусом прэнтан, и в каждом не будет хватать какой-либо приправы. Также будет блюдо с голубями, тарелки и столовые приборы. Каждый дегустатор сам нарежет себе мяса голубя: пробовать соус без птицы запрещено. Для ополаскивания рта будет предоставлена вода. Каждое блюдо можно пробовать только один раз. Они будут помечены табличками с номерами от 1 до 9. Всем участникам выдадут листочки со списком приправ, которые надо будет пронумеровать согласно их отсутствию в каждом блюде. Ласцио приготовил соус и будет следить за порядком. Те, кто уже завершил дегустацию не должны переговариваться с теми, кто еще будет ждать своей очереди, вплоть до завершения эксперимента. Для удобства порядок дегустации был определен заранее, и Серван зачитал список: Мондор Койн Киф Блан Серван Беррэн Вукчич Валленко Росси Вульф Тут же произошла заминка. Когда стали раздавать списки приправ, Леон Блан покачал головой и сказал вежливо, но твердо: - Прости, Луи, но без меня. Я не высказывал своего мнения о Ласцио, дабы не портить понапрасну настроение всем остальным, но ни при каких обстоятельствах я не стану есть ничего из того, что он приготовил. Он... вы знаете, что он... но лучше я промолчу. Он развернулся и вышел в холл. Тишину нарушило глухое рычание Жерома Беррэна, который уже взял свой листок. - Ему же хуже, - хмыкнул Рэмзи Киф. - Милый старый Леон. Все мы знаем... Да какого черта! Пьер, ты первый? От души надеюсь, что ты не угадаешь ни одной! Начинаем, Луи? Мамаша Мондор подхватила вязанье, засеменила к мужу и затрещала по-французски. Я попросил Констанцу перевести, и она объяснила, что если Мондор хоть один раз ошибется в таком простом деле, то не видать ему прощенья ни от небес, ни от жены. Мондор утешающе, но нетерпеливо похлопал ее по плечу и в свою очередь просеменил в банкетный зал, закрыв за собой дверь. Через десять-пятнадцать минут дверь открылась, и он показался снова. Киф, второй участник пари с Серваном, подошел к нему и требовательно спросил: - Ну как? - Нам было сказано не переговариваться. Могу лишь заметить, что я говорил Ласцио, что соли лучше бы поменьше, а он меня не послушал. Но даже так я буду в высшей степени удивлен, если окажется, что я хоть раз ошибся. Киф повернулся и взревел на всю комнату: - Лизетта, любимая моя племянница, опаивай их всех ликерами, будь убедительна и неотразима! - Твоя очередь, Лоренс, - улыбнулся Серван. Седой старик прошел в банкетный зал. Я понял, что дело затянется надолго. Констанцу позвал отец, и я решил узнать, как это - танцевать с женщиной-омутом. Я подошел в угол с радио, где Вукчич все еще сидел подле нее, но успеха не добился. Она окинула меня равнодушным взглядом своих томных миндалевидных глаз и заявила, что у нее болит голова. Я не хотел сдаваться и пошел искать другую партнершу, но никого подходящего не нашлось. Лио, китаянка Койна, куда-то незаметно ушла, а Лизетта восприняла указание Кифа слишком буквально и обходила присутствующих с подносом, уставленным рюмками. Приглашать же мамашу Мондор я не решился, опасаясь возможной ревности Пьера. Ну а Констанца... Я вспомнил о детях, что ждут меня дома и представил, как моя рука обвивается вокруг ее талии и желание поближе разглядеть ее глаза и полнее насладиться ее манящим ароматом становится непреодолимым, и решил, что было бы нечестно так поступить по отношению к моему старому другу Толману. Я еще раз неодобрительно взглянул на Вукчича, который сидел рядом с Диной как приклеенный, и устроился в большом кресле, которое освободила Лио Койн. Кресло оказалось очень удобным, и я прикрыл глаза, но гул голосов вокруг не давал окончательно погрузиться в сон. К тому же в голову лезли назойливые мысли о том, как это им удается после всей этой груды уток и прочих яств умять в себя еще по девять кусочков голубиного мяса в разных соусах. Я проснулся, то есть, конечно, открыл глаза, от громкой музыки. Дина Ласцио склонилась над радиоприемником и выкручивала громкость, а Вукчич стоял наготове. Она выпрямилась, прижалась к нему, и они закружились в танце. Через минуту их примеру последовали Киф с Лизеттой Путти, а затем и Луи Серван с Констанцей. Я огляделся. Беррэна не было видно, так что, видимо, была его очередь. Я скрыл зевок, слегка потянулся, не поднимая рук, встал и подошел к Вульфу, который беседовал с Пьером Мондором и Лоренсом Койном в углу комнаты. Там стояло свободное кресло, и я его занял. Вскоре из банкетного зала вышел Беррэн и прошел к нам. Я увидел, как Серван, продолжая танцевать, подал знак Вукчичу, что настала его очередь. Вукчич кивнул, но не показал и виду, что собирается выйти из клинча с Диной. Беррэн хмурился. - Ну как, Жером? - спросил Койн. - Мы уже оба там были. В номере третьем не хватает шалота, так? - Мистер Вульф еще не пробовал, - возразил Мондор. - Он идет последним. - Я не помню, что под каким номером, - проворчал Беррэн. - Мой список уже у Луи. Боже правый, мне стоило большого труда сдержаться в присутствии этого пса с его ухмылкой. - Его передернуло. - Я не смотрел на него. Я ему и слова не сказал. Они продолжили беседу. Я слушал вполуха, наблюдая за более интересным зрелищем. Серван уже дважды безрезультатно просигналил Вукчичу, что настала его очередь пробовать соусы. Со своего места я мог видеть, как именно Дина улыбается Вукчичу, и от меня не укрылось то, что мамаша Мондор тоже это заметила и начала терять интерес к вязанию. Наконец Серван поклонился Констанце, оставил ее и направился к другой паре танцоров. Его благородство и воспитание не позволили ему применить силу, и он просто встал у них на пути, вынудив их остановиться и разомкнуть объятия. - С вашего позволения, лучше не нарушать очередность, - произнес Серван. Похоже, Вукчич успел протрезветь. Во всяком случае, он не хотел грубить Сервану. Он махнул головой, откидывая назад свою гриву, и рассмеялся. - Но я решил, что не пойду. Я решил присоединиться к бунту Блана. - Чтобы быть услышанным, ему пришлось перекрикивать радио. - Но, дорогой мой, - мягко возразил Серван. - Мы же цивилизованные люди, а не малые дети. Вукчич пожал плечами и повернулся к партнерше. - Как ты думаешь, Дина, мне стоит поучаствовать? Она подняла на него глаза и шевельнула губами, но недостаточно громко, чтобы я мог расслышать. Он снова пожал плечами, повернулся и вошел в банкетный зал. Она посмотрела ему вслед и снова села у радио, а Серван продолжил танцевать с Констанцей. Через несколько минут, в половине двенадцатого, передача закончилась. Зазвучала реклама жевательной резинки, и Дина выключила приемник. - Мне поискать другую станцию? - спросила она. Но желающих танцевать больше не нашлось, и она оставила приемник в покое. В нашем углу Вульф сидел с закрытыми глазами, откинувшись назад, а Койн рассказывал Беррэну о заливе Сан-Франциско. Из холла вошла его жена-китаянка, огляделась, просеменила к нам, сунула Койну под нос указательный палец и велела поцеловать его, потому что она больно прищемила его дверью. - А я думал, ты гуляешь и любуешься ночью, - заметил он, целуя палец. - Я и любовалась. Но эта дверь! Больно! Он снова принялся целовать палец: - Ах ты мой бедный цветочек, ах ты мой бутончик азиатский! Беги гуляй, дай нам поговорить спокойно. Она надула губки и отошла. Вукчич вышел из банкетного зала и направился было к Дине Ласцио. Серван напомнил Валленко, что тот следующий, и Вукчич развернулся к нему. - Вот мой листок. Я пробовал каждое блюдо по одному разу, как было сказано. Ласцио там нет. - Как это нет? - удивился Серван. - А где же он? Вукчич пожал плечами. - Я не смотрел, может, на кухне? - Рэмзи! - окликнул Кифа Серван. - Филипп ушел с поста! Остались только Валленко, Росси и мистер Вульф, что будем делать? Киф ответил, что если Серван им доверяет, то и он тоже, и Валленко отправился на дегустацию. Через некоторое время он вернулся, и настала очередь Росси. Он уже три часа ни с кем не ругался, и я навострил уши, рассчитывая, что если Ласцио снова там, то я и через закрытую дверь услышу, как Росси прохаживается насчет зятьев. Однако в гостиной было слишком шумно, и я все равно бы ничего не услышал. Вернувшись, Росси провозгласил, что только идиот может так пересолить соус прэнтан, но никто и внимания не обратил. Ниро Вульф, последний по счету, но не по значимости, с трудом поднялся из кресла, и Серван проводил своего почетного гостя к двери. На горизонте наконец-то забрезжила возможность выспаться, и я воспрял духом. Через десять минут дверь отворилась и на пороге показался Вульф. - Мистер Серван, раз уж после меня никого нет, можно я проведу эксперимент с мистером Гудвином? Серван не возражал, и Вульф махнул мне рукой. Я сразу понял, что произошло нечто непредвиденное, и уже был на ногах. Вот уж какие эксперименты Вульф со мной проводить не станет, так это гастрономические. Я прошел к нему, и он закрыл дверь. На столе стояли девять блюд, с пронумерованными табличками перед каждым, поднос с электрическим подогревом, графин с водой, стаканы, тарелки, вилки и прочее. - Рад помочь, - ухмыльнулся я. - На каком номере застряли? - Иди сюда. - Вслед за ним я обогнул стол и остановился у ширмы с нарисованной Покахонтас. - Ты только взгляни на это безобразие. От изумления я даже отшатнулся. Я не придавал никакого значения разговорам об убийстве, списывая их на горячую южную кровь, и что бы я ни думал о россказнях женщины-омута о ядах, к виду крови они меня не подготовили. А кровь была, пусть и немного, потому что нож под левой лопаткой Ласцио оставался вонзенным по самую рукоятку. Я наклонился над телом и слегка повернул ему голову, чтобы как следует увидеть глаз. Затем я выпрямился и обернулся к Вульфу. - Приятная поездочка, - горько произнес он. - Говорил я тебе, Арчи... впрочем, неважно. Он мертв? - Как сосиска. - Ясно. Никто не может обвинить нас в препятствовании правосудию. Это термин из области права. Вот пусть служители правосудия этим и займутся, а мы здесь ни при чем. И что тебе на данный момент запомнилось из всей нашей поездки? - Только то, что мы приехали поездом. Он кивнул. - Зови мистера Сервана. 4 В три часа утра я сидел за столом в малой гостиной павильона Покахонтас . Напротив меня разместился мой старинный друг Барри Толман, а за его спиной недобро косил глазом бандит в костюме из синей шерсти, пунцовом галстуке и розовой рубашке с жестким белым воротником. Его имя и род занятий не составляли тайны: то был Сэм Петтигрю, шериф марлинского округа. Имена стенографиста на другом конце стола и полицейского на стуле у стены остались мне неизвестны. Дверь в банкетный зал была открыта, и оттуда доносился запах фотовспышек и гул голосов полицейских экспертов, занимавшихся поиском отпечатков пальцев и прочих улик. Голубоглазый атлет старался сохранять спокойствие: - Я понимаю, Эшли, что вы, как управляющий, печетесь об отеле, но я-то прокурор округа, чего же вы от меня хотите? Не могу же я сделать вид, будто он сам напоролся на нож? И я не потерплю ваших инсинуаций о погоне за дешевой популярностью... - Хорошо-хорошо, Барри, не будем об этом. - Клэй Эшли, стоявший рядом со мной, расстроенно покачал головой. - И надо же было такому случиться! Я понимаю, что не в твоих силах это замять, но, ради бога, разберись со всем побыстрее, чтобы они все уехали. Я понимаю, что ты прикладываешь все усилия,