и не обречены, в отличие от нас. Мы можем только молиться, чтобы у Ивана и Зоши была когда-нибудь нормальная жизнь, в то время как мы с тобой - люди конченые. Нет, нет, я не жалуюсь! Ты знаешь, как я люблю тебя и уважаю за то, что бьешься, не щадя себя, а не сдаешься врагу, как другие. Я горжусь тобой, Данило! Но я не хочу, чтобы с такой легкостью приговаривал этих людей к смерти, потому что они и такие люди, как они, единственная надежда для Ивана и Зоши. Я понимаю, что ты был вынужден убить Жубе Билича, и я это понимаю; но эти люди - ваши друзья. Ты хоть кого-нибудь любишь? - Да. Я люблю тебя. - И детей, я знаю. А кого-нибудь еще? - А кого я должен любить? Она кивнула. - Именно это я и имела в виду. А вот эти люди устроены по-другому. Они приехали сюда за тысячи миль, подвергая себя опасности, потому что они любили твоего дядю Марко и хотят найти человека, который убил его. Разве ты этого не понимаешь? Вот почему ты не имеешь права обрекать этих людей на смерть. - Ба! - хмыкнул Данило. - Ты говорить, как баба. - Я говорю, как мать, а ты, надеюсь, еще не забыл, кто сделал меня матерью? Я мог видеть одно: веселья уже явно не предвиделось. Не понимая ни единого слова, я развлекал себя тем, что следил за выражениями их лиц и интонациями голосов, пытаясь хотя бы приблизительно догадаться о том, что творится. Кроме того, мне приходилось следить за левой рукой Вулфа, поскольку мы условились, что в том случае, если разговор примет слишком уж крутой оборот, то он разожмет и снова сожмет левый кулак - знак для меня, что пора воспользоваться "марли" или "кольтом". Сказать, что я страдал от того, что ни черта не понимал в их речи, значит - не сказать ничего. Ведь, насколько я мог судить, Данило орал на жену, допустим, из-за того, что она просила его всадить кинжал мне в спину, чтобы она могла перешить мой зеленый пиджак для Ивана или Зоши. Во всяком случае, имена детей упоминались трижды - это уж я разобрал. - Да, Данило, вам не позавидуешь, - сочувственно произнес Вулф. - Если вы нас отпустите, мы можем случайно расстроить ваши планы. Если прикончите, то оскверните память о Марко и обо всем, что он для вас сделал; если же послушаете совета своей супруги, то утратите мужской авторитет. Предлагаю компромиссное решение. Вы сами дали понять, что лучше добираться туда ночью. Отведите нас сами. Если не можете - прикажите кому-нибудь проводить нас. Обещаем вести себя крайне осторожно. - Да, Данило! - выкрикнула Мета. - Так будет лучше... - Тихо! - цыкнул Данило и вперил колючий взгляд в Вулфа. - Никто еще не приводил туда чужаков. - Пф! Чужак в своих родных краях! - Нет, я проведу вас на побережье и договорюсь, чтобы вас переправили в Бари. Там подождете, пока я с вами свяжусь. Я обещаю, что найду убийцу Марко и сам с ним разделаюсь. - Нет. Я дал себе слово, а это самое главное. Это я должен сделать сам, лично. К тому же, если вы потерпите неудачу, мне придется возвращаться. Кроме того, если вы пришлете мне отрубленный палец, как я узнаю - кому он принадлежал. Нет, Данило, вам меня не переубедить. Данило встал, подошел к печке, открыл дверцу и посмотрел на огонь. Видимо, слова Вулфа о пальце напомнили ему о кремации, и он хотел проверить, как она проходит. Должно быть, что-то ему не понравилось, и Данило взял из ящика несколько поленьев и подбросил в топку. Потом встал, сделал несколько шагов и остановился прямо за моим стулом. Поскольку последние слова Вулфа прозвучали как ультиматум, а мне по-прежнему не улыбалось, чтобы мне в спину воткнули кинжал, я развернулся, чтобы не выпускать его из поля зрения. Данило стоял, заложив руки в карманы. - Вы же едва держитесь на ногах, - сказал он Вулфу. - Как вы пойдете? - Я дойду, - недрогнувшим голосом ответил Вулф. - А мы должны проделать пешком весь путь? - Нет. Двадцать километров вдоль Сийевны мы можем проехать по дороге. Дальше уже придется добираться на своих двоих. - Знаю. Я пас коз в тех местах. Выходим прямо сейчас? - Нет. Около полуночи. Я должен еще найти машину и договориться, кто нас отвезет. Только не выходите на улицу, пока меня не будет. И он ушел. Следует воздать ему должное - решение Данило и впрямь принимал сразу, не мешкая. Едва дверь за ним хлопнула, я обратился к Вулфу: - И что теперь? Он отправился за очередным пальцем. Вулф что-то сказал Мете, та ответила, и он отодвинул стул и встал, лишь слегка поморщившись. - Выйдем в другую комнату, - позвал он меня и грузно зашагал к двери. Я вошел следом за ним в соседнюю комнату, оставив дверь открытой, чтобы не показаться перед хозяйкой невежей. Вулф опустился в кресле, в котором уже сидел прежде, оперся ладонями о колени и тяжело вздохнул. Потом бегло обрисовал мне положение. Когда он закончил, я еще с минуту сидел и переваривал услышанное. Да, знавал я куда более привлекательные проекты. Наконец я разлепил губы и спросил: - А есть здесь еще такая штука как металлический динар? Монета. - Сомневаюсь. А что? - Я бы хотел его подбросить и посмотреть, что выпадет - только так можно определить, на чьей стороне на самом деле Данило. Согласен, его жена считает, что ей это известно - но так ли оно в действительности? Сейчас же дело обстоит так, что я мог бы назвать добрую дюжину головорезов, с которыми я бы предпочел прокатиться в глухой ночи вместо племянника Марко. - Я уже повязан по рукам и ногам, - мрачно пробормотал Вулф. - А ты - нет. - Пф! Я хочу увидеть то место, где вы появились на свет, чтобы установить там стелу. Вулф не ответил. Он снова вздохнул, встал с кресла, пересел на софу, потом улегся на спину, подложил под голову подушку и вытянулся. Места не хватило, и он перевернулся на бок. Зрелище было настолько трогательное, что я не выдержал и, отвернувшись к противоположной стене, принялся снова разглядывать картины. Думаю, что Вулфу удалось подремать. Во всяком случае, когда вернулся Данило, мне пришлось приблизиться к софе и прикоснуться к руке Вулфа, прежде чем он открыл глаза. Вулф обжег меня злобным взглядом, не менее свирепо посмотрел на Данило, свесил ноги, сел и провел пальцами по волосам. - Мы можем идти, - провозгласил Данило. Он успел облачиться в кожаную куртку. - Очень хорошо, - Вулф встал. - Рюкзаки, Арчи. Когда я нагнулся, чтобы взять рюкзаки, из дверного проема послышался голос Меты. Данило ответил, Вулф что-то добавил, а потом обратился ко мне: - Арчи, миссис Вукчич спросила, не хотим ли мы на прощание взглянуть на детишек, и я ответил, что хотим. Я с трудом промолчал. В тот день, когда Вулф и вправду захочет подняться по лестнице, чтобы посмотреть на каких-нибудь детей, я босиком вскарабкаюсь на Эверест и побратаюсь со снежным человеком. Я выпрямился и лучезарно улыбнулся Мете. Она провела нас под сводом и первая поднялась по деревянным ступенькам. Мы с Вулфом следовали за ней, а замыкал шествие Данило. На верхней площадке Мета остановилась, что-то приглушенно сказала Вулфу, потом на минуту отлучилась и вернулась, держа в руке горящую свечу. Мы осторожно вошли следом за ней в детскую - в наших ботинках не так-то легко было не громыхать, но бедняга Вулф так старался не топать, медленно ступая на цыпочках, что ему и впрямь удалось произвести меньше шума, чем табуну мустангов. Диких, само собой разумеется. Дети лежали в деревянных кроватках, стоявших вдоль противоположных стен. Зоша раскинулась на спине, а ее черные кудряшки разметались по лицу. Во сне девочка скинула одеяло, и Мета заботливо укрыла ее. Иван лежал на боку, свесив ручонку. Когда Мета со свечой повернулась к двери, Данило задержался возле постели спящего мальчугана и нам пришлось подождать его на площадке. Внизу в гостиной Данило что-то сказал Вулфу, а Вулф перевел его слова для меня. - Мы выйдем первыми по дороге, которую я знаю, а Данило нас догонит. Не забудь рюкзаки. Мы попрощались за руку с Метой и вышли в звездную ночь. Было уже за полночь, и окна домов на безлюдной улице темнели, как пустые глазницы. Лишь неподалеку справа сиротливо горел тусклый уличный фонарь. Мы двинулись в противоположном направлении Отойдя от дома шагов на пятьдесят, я остановился и оглянулся. - Это бесполезно, - проворчал Вулф. - Будь по-вашему, - согласился я. - Просто я доверяю этому Данило только тогда, когда вижу его, а теперь это, увы, невозможно. - Тогда тем более нечего оглядываться. Пошли. Я повиновался. Звезды сияли так ярко, что вскоре я уже приспособился и стал различать предметы, отстоящие от нас футов на тридцать. Пройдя второй перекресток, мы повернули влево, потом еще раз влево и вскоре вышли на проселочную дорогу, испещренную выбоинами. Дома остались позади, но впереди на фоне неба вырисовывался темный силуэт, и я спросил у Вулфа, знает ли он, что это за сооружение. - Мельница. Машина ждет нас там. Мне бы его уверенность, подумал я. Впрочем, Вулф не ошибся. Вскоре я уже и сам различил и мельницу, вокруг которой высились штабеля досок и поленницы, и стоявшую на обочине машину. Когда мы подошли вплотную, я разглядел, что это старенький седан-"шевроле", причем внутри никого не было Я потрогал капот - теплый. - Какого черта? - спросил я. - Куда делся шофер? У меня нет местных карт. - Придет, - сказал Вулф. Он уже открыл заднюю дверь и принялся втискиваться внутрь. - Нас будет четверо, так что тебе придется сесть рядом со мной. Я запихнул рюкзаки под заднее сиденье, стараясь не отдавить Вулфу ногу, но сам залезать в машину не спешил. Освободив руки, я с трудом боролся с искушением зажать в одном кулаке "кольт", а во втором "марли". В итоге я пошел на уступку самому себе и переложил "кольт" в боковой карман. Первым подоспел Данило. Заслышав шаги, я оглянулся и увидел, как он приближается по дороге. Данило молча миновал меня, заглянул в машину, перекинулся несколькими фразами с Вулфом, потом повернулся и произнес какое-то слово, похожее на "Стефан". Тут же откуда-то с неба спрыгнул человек (как оказалось, он прятался на поленнице), который, должно быть, все это время наблюдал за нами. Насколько я мог видеть в темноте, Стефан (если это и впрямь был он) уступал мне в росте, но был плотного телосложения и широкоплечий, с вытянутым узким лицом. Он забрался в "шевроле", который явно знавал лучшие годы, и запустил мотор. Я сел рядом с Вулфом, а Данило уселся спереди. Про первые три мили или пять километров, что мы протряслись по этому жуткому тракту, рассказать мне вам нечего - тьма была хоть глаз выколи. В конце концов я не выдержал и обратился к Вулфу: - Если вы велите этому молодчику остановиться я готов вылезти и дальше тащиться за вами пешком. Я ожидал, что Вулф промолчит, но он ответил. Голос прерывался всякий раз, когда седан проваливался в очередную яму. - Главные трассы ведут из Подгорики на юг и на север. Это же просто дорога в никуда. Опять Подгорика! Стефан наконец соблаговолил включить фары, и при их свете я разглядел то, что Вулф только что назвал дорогой, будь даже она вся залита неоновым светом, машина не проваливалась бы реже. Примерно милю спустя тракт пошел в гору, извиваясь, как змея. Вулф сообщил, что мы уже едем вдоль Сийевны - я и сам уже время от времени различал справа от машины белеющие взвихрения стремительной горной речки, но мотор ревел так громко, что заглушал шум потока. Я припомнил, как однажды вечером после ужина Марко с Вулфом вспоминали, как удили форель, причем Марко божился, что выловил рыбу длиной в сорок сантиметров - я перевел их в дюймы и получил аж целых шестнадцать. Я повернул голову и спросил Вулфа, не здесь ли случилось то памятное событие, и Вулф ответил, что да, мол, именно на берегу Сийевны. Однако голос его прозвучал так, что от дальнейших приставаний я воздержался. Дорога постепенно сужалась, а уклон становился все круче, и вскоре Сийевна исчезла - во всяком случае, различить ее очертания мне уже не удавалось. Стефан уже переключился на вторую передачу и ехал довольно медленно, поскольку повороты следовали все чаще и чаще и преодолевать их приходилось с повышенной осторожностью. Воздух ощутимо посвежел, а кусты и подлесок окончательно исчезли, так что нас окружали теперь только абсолютно безжизненные голые скалы. Я уже начал было думать, что Вулф в детстве обитал в орлином гнезде, когда внезапно впереди открылось довольно широкое и ровное пространство, а невдалеке, в каких-то пятидесяти футах от нашего "шевроле", возникло каменное строение. Стефан резко затормозил, и машина с толчком остановилась. Я как раз пытался убедить себя в том, что перед нами и в самом деле дом, а не причудливая скала, когда Стефан выключил фары, и нас окружила тьма. Данило что-то сказал на своем тарабарском языке, и мы выбрались наружу. Я прихватил рюкзаки. Стефан зашагал к дому, но вскоре вернулся, неся канистру, приподнял капот, открутил крышку радиатора и залил внутрь воду. Потом залез в машину, которая с визгом и скрежетом развернулась и укатила прочь. Вулф заговорил: - Арчи, дай мне, пожалуйста, мой рюкзак. 11  Если верить фосфоресцирующему циферблату моих наручных часов, то до Йосипа Пашича мы добрались в восемнадцать минут четвертого. Ни тогда, ни после я так и не уразумел, каким образом Вулфу удалось выбраться живым из этой передряги. Конечно, крутых утесов нам покорять не пришлось - как-никак, то, по чему мы карабкались, считалось горной тропой, - но даже я на последних трехстах ярдах раз пятьдесят помогал себе и руками. Данило вел себя как истый джентльмен. Хотя он передвигался в темноте с легкостью и проворством горного козла, всякий раз, как мы отставали, он останавливался и терпеливо поджидал, пока вскарабкается Вулф. А вот у меня такого выбора не было. Я держался за спиной шефа, и в том случае, если бы Вулф сорвался, он бы неминуемо увлек меня за собой. Поскольку разговаривать не возбранялось, во время остановок Данило давал Вулфу дополнительные наставления, которые Вулф любезно переводил для меня, если успевал отдышаться. Оказывается, нас вели вовсе не к настоящему тайнику, а к ложному, устроенному для отвода глаз. Оружие и боеприпасы переправили в другое, более безопасное место, а старый, брошенный тайник остался охранять сам Пашич с пятью преданными людьми. Судя по разведывательным данным, нападения можно было ждать со дня на день. Мне это поначалу показалось диким: полдюжины вооруженных до зубов бойцов охраняют пустой склад и ждут, пока их прикончат, но потом, попав на место, я сумел лучше понять, что ими движило. Мы еще продолжали восхождение - по меньшей мере, это относилось ко мне с Вулфом, - когда Данило остановился и кого-то окликнул. Ему тотчас ответили. Данило сказал: - Это я. Со мной еще двое, но я подойду один. Можешь посветить фонариком. Нам с Вулфом пришлось ждать там, где мы оставались. Наконец Данило позвал нас, а сверху тропу осветил яркий луч фонаря. Когда мы поднялись на неширокий уступ, я увидел в стене скалы зияющую темную пасть - вход в пещеру. Перед пещерой стоял Данило, а рядом с ним незнакомец, которого Данило представил как Йосипа Пашича. В свою очередь, Данило представил нас Пашичу, назвав нас подлинными именами - Ниро Вулфом и Арчи Гудвином. Очевидно, он не мог сказать своим друзьям, что привел к ним Тоне Стару с сыном Алексом, да еще и оправдать наш интерес к Карле. Руку нам Пашич не протянул, как, впрочем, и Вулф, который вообще страдает аллергией на рукопожатия. Данило сказал, что он уже объяснил Пашичу, кто мы такие и с какой целью пожаловали. Вулф в ответ сказал, что хотел бы присесть. Данило ответил, что в пещере есть одеяла, но сейчас на них спят его люди. Я почему-то подумал, что окажись на месте его людей я, я спал бы под одеялами, а не на них. Холод пробрал меня уже до костей. - Черногорцы сидят прямо на камнях, - произнес Пашич. Так мы и поступили, рассевшись по камням полукругом. Пашич выключил фонарик. - Мне нужно только одно, - произнес Вулф. - Я хочу выяснить, кто убил Марко Вукчича. Он был моим самым старым другом. В детстве мы с ним любили лазить по этой пещере. Данило говорит, что вам не известно, кто убил Марко. - Это правда. Я не знаю, кто убийца. - Но девять дней назад вы доставили Данило послание от Карлы, в котором говорилось, что убийца находится здесь. - В послании речь шла совсем о другом. - Но смысл был такой. Послушайте, мистер Пашич, я не собираюсь мучить вас расспросами. Мне нужно только получить от вас как можно более полные сведения об этом послании и о том, что с ним связано. Данило может за меня поручиться. - Карла была его дочерью, - подтвердил Данило. - Он имеет право знать. - Знавал я одного мужика, у которого тоже была дочь, - хмыкнул Пашич. - Только она заложила его полиции. - Тут дело другое, Йосип. Я сам привел его сюда. Или ты уже и во мне сомневаешься? Как я ни старался, разглядеть Пашича мне не удавалось. Он был всего лишь расплывчатым пятном в темноте - крупный, повыше меня, голос резкий, озабоченный. Мне показалось, что от него разит потом, но, принюхавшись, я понял, что запах идет от меня - я совершенно взмок от непривычного скалолазания. - Что ж, - произнес Пашич, - случилось следующее. Карла приехала домой - это большой дом у дороги, который вы видели. - Знаю, - прервал его Вулф. - Я в нем родился. - Да, мне уже сказали. Мы не знали, что она приедет, нас не предупредили. Она хотела поговорить с Данило, и я за ним сходил и привел к ней. Они проговорили весь день. О чем они говорили, мне неизвестно. - Я сказал тебе, о чем мы говорили, - вмешался Данило. - Главным образом, речь шла о том, что Карле удалось выяснить у Марко, что среди вас затесался шпион, и она пыталась выяснить, кто это. В нашем обществе, как в любом другом движении, могут быть шпионы, но, по словам Марко, этот лазутчик приближен к самым сокровенным тайнам. Карле нужно было поговорить с кем-то, кого она знала, и ее выбор пал на меня. Как я тебе уже говорил, помочь я ей не успел. Вот и все. - Да, я знаю, после твоего ухода, мы тоже с ней разговаривали. И тоже безрезультатно. Она никому из нас не доверяла и поплатилась за это жизнью. - Пашич повернул голову в сторону Вулфа. - Она решила сама разоблачить шпиона, в одиночку. Поскольку вы здесь родились, вам должно быть известно, что всего лишь в двух километрах отсюда проходит албанская граница, а прямо за ней находится старая римская крепость. - Разумеется. Я гонялся в ней за летучими мышами. - Сейчас там уже не осталось летучих мышей. Албанцы, которых постоянно понукали русские, вычистили крепость и устроили в башне сторожевой пост, с которого держат границу под наблюдением. Одно время там держали целый взвод, сейчас же там не бывает больше полудюжины. Я сказал Карле, что если к нам затесался вражеский агент, который работает на русских, албанцам должно быть про это известно и они наверняка держат с ним контакт. Теперь я раскаиваюсь в этих словах, потому что они-то и подтолкнули Карлу к этому безрассудному поступку. Она решила, что сама придет в крепость и предложит свои услуги албанцам. Как шпионка. Я уверил ее, что это не просто опасно, но и нелепо, но она меня не послушалась. Тем более что, насколько она знала, я тоже мог оказаться шпионом. - И она пошла, - сказал Вулф. - Да. Рано утром в воскресенье. Удержать я ее не смог, но мы кое о чем уговорились. Я достаточно неплохо изучил крепость. В ней есть, где спать и где готовить, но вот канализация полностью отсутствует. Для отправления естественных надобностей у них приспособлена крохотная комнатенка, скорее даже келья, в которую не проникает дневной свет - в ней нет окон. - Знаю - Вы, кажется, все знаете. Только в ваше время там, наверное, не стояла деревянная скамья с прорубленными в ней дырами. - Нет. - А теперь стоит. Я рассчитывал на то, что если Карле разрешат свободно передвигаться, в эту клетушку она попадет наверняка. В нескольких метрах от уборной по другую сторону коридора расположена другая комната, внешняя стена которой обрушилась, и поэтому комната не используется - впрочем, вам это тоже известно. Мы уговорились, что вечером в девять часов я приду в эту комнату, а Карла пройдет мимо нее в уборную. А дальше - как получится. Решать должна была сама Карла. Мы также договорились, что если она не придет, то я попытаюсь сам выяснить, что ей помешало. Пашич прокашлялся и продолжил: - Вскоре после ее ухода - вернее, сразу, буквально по ее пятам - я выслал своего человека, Стана Косора с биноклем. Бинокль, кстати, замечательный - все, что присылал нам из Америки Марко Вукчич, было отменным. Так вот, Стан Косор занял удобный наблюдательный пост на вершине горы и провел там целый день. Сейчас он спит в пещере, но утром вы можете сами поговорить с ним, если захотите. Ничего мало-мальски примечательного он не увидел. Никто в крепость не приехал и, самое главное, никто ее не покидал. Меня просто интересовало, не увезли ли они Карлу в Тирану, до которой от крепости всего полторы сотни километров. Я рассказываю вам все так подробно, потому что вы сами попросили... - Да, - прервал его Вулф. - Рассказывайте дальше. - Кроме Стана Косора со мной здесь еще четверо. В воскресенье вечером, едва стемнело, мы спустились по тропе к границе, где нас встретил Косор. Он сказал, что Карла находится в крепости. Мы разулись и дальше шли босиком - не из-за албанцев, которых и пушечным выстрелом не разбудишь, а из-за пса, который, как мы давно выяснили, с наступлением темноты укладывался спать на валуне возле тропы. Я проделал крюк, чтобы обойти валун, и подкрался с подветренной стороны, чтобы пес меня не учуял. Я прирезал его, прежде чем он успел проснуться. Бедняга даже тявкнуть не успел. Потом я приблизился к крепости и прислушался. Свет горел только в четырех окнах, из которых слышались голоса, и мне показалось, что один из голосов принадлежит Карле. Пашич приумолк, и мы погрузились секунд на десять в самую беззвучную, пустую и давящую тишину, которую я когда-либо слышал. Затем он продолжил: - После того, как мы избавились от пса, дальше все было просто. Я приблизился к проему в обрушившейся стене и пролез в ту комнату, где мы уговорились встретиться. Девяти еще не было. Я решил ждать до десяти, а потом, если Карла не появится, сходить за своими людьми и привести их на выручку. Насчет албанцев мы не волновались - их было всего трое или четверо. Однако долго ждать мне не пришлось. Ровно в девять в коридоре послышались шаги и я, заглянув в щель, увидел Карлу, которая приближалась, держа в руке маленький фонарик. Она остановилась напротив двери и шепотом произнесла мое имя. Я отозвался. Она сказала, что все в порядке и что на следующий день она рассчитывает вернуться. После этого она и передала это послание... - Если не возражаете, - вмешался Вулф, - я хотел бы знать ее точные слова. Постарайтесь вспомнить. - Мне не нужно стараться. Дословно она сказала вот что: "Со мной все в порядке, не беспокойтесь. Завтра я, наверное, вернусь. Скажите Данило, чтобы он передал Ниро Вулфу, что человек, которого он ищет, находится здесь, неподалеку от горы. Слышите?" Я ответил, что да. Она добавила: "Передайте сегодня же вечером. Вот и все, мне пора возвращаться". Она пересекла коридор и вошла в уборную. Конечно, меня так и распирало от желания расспросить ее, но последовать за ней я не мог. Не только по соображениям приличия, но и потому, что не хотел подвергать ее опасности. Я вернулся к остальным, обулся, и мы двинулись в обратный путь. Я сразу пошел в Подгорику и передал Данило все, что узнал от Карлы. Это то, что вы хотели знать? - Да, благодарю вас. И больше вы ее не видели? - Живой уже нет. Вчера утром мы с Данило нашли ее тело. Я бы тоже хотел задать вам несколько вопросов. - Пожалуйста. - Мне сказали, что вы классный сыщик, который в состоянии раскусить любую загадку. Как по-вашему, я виновен в смерти Карлы? Не могли ли они убить ее из-за того, что прирезал собаку? - Это глупо, Йосип, - сухо произнес Данило. - Я был сам не в себе, когда сказал это. Постарайся выкинуть мои слова из головы. - Он спрашивает мое мнение, - произнес Вулф. - Вот оно. В смерти Карлы повинны несколько людей, но вам, мистер Пашич, корить себя не в чем. Для меня же теперь ничего другого не остается, как утром самому отправиться в эту крепость... Если я буду в состоянии идти, конечно. Вулф приподнялся было, потом глухо застонал и бессильно опустился на скалу, на которой сидел. - Черт побери, я и встать-то не могу. Данило, вы не сможете одолжить мне одеяло? Со следующей попытки ему все-таки удалось принять вертикальное положение. 12  Продрог я почти до смерти. Одеял на всех не хватило. Должно быть, в том случае, если бы тайник не перенесли в другое место, их бы хватило, но эта мысль меня не согревала. Пашич уступил свое одеяло Вулфу и, как истый горделивый черногорец, предложил вытащить из-под одного из спящих одеяло для меня, но я отказался. Через толмача, разумеется. Оставшееся до рассвета время я провел в мечтах об этом одеяле. Вулф сказал, что мы находимся на высоте в пять тысяч футов, но он, безусловно, имел в виду метры, а не футы. Охапка соломы, которую любезно выделил мне Пашич, совершенно отсырела, так что, зарывшись в нее, я вообще промерз до костей. Впрочем, на несколько минут я, должно быть, все же задремал - во всяком случае я точно помню, что видел во сне стаю собак, которые тыкались в меня холодными и влажными, как лягушки, носами. Разбудили меня голоса. Продрав глаза, я увидел, что снаружи ярко светит солнце. Стрелки моих наручных часов показывали десять минут девятого, так что замораживался я больше четырех часов. Лежа, я обдумывал положение: если я вконец окоченел, то пошевелиться не смогу; если смогу - значит, не совсем окоченел. Набравшись храбрости, я дрыгнул ногой, потом изогнул торс, рывком вскочил и засеменил к выходу из пещеры. Увы, оказалось, что солнце еще до него не добралось. Чтобы подставить свой промерзший до позвоночника костяк под солнечный луч, мне пришлось бы спуститься по козьей тропе, да еще потом свеситься с обрыва! Я же мечтал о том, чтобы никогда больше моя нога не ступала на эту мерзкую тропу. И тут меня осенило: ведь мы же и не собираемся возвращаться, а, наоборот - пойдем вперед, по направлению к римской крепости. Посетим албанцев. Вулф объяснил мне это, прежде чем я успел смежить очи. - Доброе утро, - произнес Вулф. Он сидел на валуне в той же позе, что и ночью. Если я изложу вам во всех подробностях, как мы провели последующий час, вы подумаете, что я вконец превратился в брюзгу, который видит в жизни одну лишь изнанку. Но вот вам лишь некоторые факты, а дальше - судите сами. Итак, солнце буквально извертелось и взошло по совершенно немыслимой траектории, чтобы не обогреть площадку перед пещерой. Во фляге хранилась вода лишь для питья, а умыться было нечем. Мне сказали, что для того, чтобы умыться, достаточно спуститься по козьей тропе до плато, а там всего километр до ручья. Умываться я не стал. На завтрак нам дали хлеб (насмешка над тем хлебом, которым угощала нас Мета), холодную кашу и банку американских бобов. Когда я поинтересовался у Вулфа, почему бы не развести костер и не вскипятить воду для чая, он ответил, что разводить костер нечем. Я оглянулся и понял, что Вулф прав - нас окружали только голые скалы без малейших признаков растительности или следов того, что когда-то ею являлось. Одни скалы и камни. Более того, мне и словом-то перекинуться было не с кем, в противном случае хотя бы разговор согревал - я мог только слушать бессвязную галиматью, которой обменивались на непонятном языке Вулф и югославы. Позже мы поспорили с Вулфом, и я выиграл. Этот спесивец почему-то вбил себе в голову, что справится с задачей лучше, если пойдет к албанцам один, без меня. Аргументировал он этот вздор тем, что, оставшись с глазу на глаз с ним, албанцы будут более откровенными, чем в присутствии еще одного лица. Собственно говоря, спором я бы это не назвал, потому что препираться я не стал. Я просто сказал - ничего не выйдет, поскольку в пещере к обеду подадут только холодную кашу, а в крепости, если верить Пашичу, могут готовить вполне приличную пищу. Потом меня постигло разочарование. Лишь нацепив рюкзак, я сообразил, что для того, чтобы спуститься в указанном направлении к албанской границе, нам придется сначала воспользоваться треклятой козьей тропой. А я-то, онемев и одурев от холода, почему-то вбил себе в голову, что возвращаться нам уже не придется. Впрочем, провожаемый семью парами глаз, не считая Вулфа, я преисполнился решимости не ударить в грязь лицом и постоять за честь американских мужчин-первопроходцев, так что стиснул зубы и показал все, на что был способен. Мое счастье, что я спускался спиной к любопытной публике. Оказывается, карабкаться по крутому откосу над зияющей пропастью куда проще в кромешной тьме, чем при дневном свете. Хотя еще проще - вообще не карабкаться. Потом, когда спуск закончился, было уже легче. Физическая нагрузка и солнечные лучи сделали свое дело - я понемногу оттаял. Достигнув ручья, мы устроили привал и перекусили. Я сказал Вулфу, что за пять минут успею ополоснуть в ручье ноги и одеть свежие носки - Вулф возражать не стал, сказав, что торопиться нам некуда. Вода, как и следовало ожидать, оказалась ледяной, но все же это была вода. Вулф сел на валун и принялся жевать шоколад. Он сказал, что до Албании осталось метров триста, но граница до сих пор не размечена, поскольку спор о том, по какой речушке ее провести, тянется уже несколько столетий. Он также указал мне место, с которого Косор наблюдал в бинокль за событиями в римской крепости, и добавил, что сегодня Косор почти наверняка будет снова вести наблюдение с той же точки. Я осведомился о состоянии его ног, и Вулф ответил: - При чем тут ноги? Каждая мышца, каждый нерв в моем измученном теле вопят и стенают о пощаде. Никакими словами не описать моих мук, так что говорить об этом я не стану. Потеплело уже настолько, что мы сняли свитера, прежде чем двигаться дальше. Пять минут спустя мы уже оказались на албанской территории, завернули за выступ скалы, и я увидел крепость. Она высилась напротив громадного скалистого пика, с которым почти сливалась. Тропинка, по которой мы шли, исчезала прямо в крепости. Впереди журчал ручей, а в стенах крепости зияли внушительные щели. Никаких признаков жизни не наблюдалось. Поскольку Вулф решил, что мы должны войти в крепость и представиться, объяснив, должно быть, что мы всю жизнь мечтали поработать на Кремль, и теперь наши мечты наконец сбываются, мы направились прямиком к большой деревянной двери, стоявшей нараспашку. Когда нам оставалось пройти до нее ярдов пятнадцать, изнутри послышался истошный вопль, громкий и протяжный. Вопил явно мужчина. Мы остановились как вкопанные и переглянулись. Вопль повторился. Вулф мотнул головой влево и двинулся в сторону бреши в стене. Я последовал за ним. Мы забрались в разрушенную комнату и приблизились к двери, о которой рассказывал Пашич. Дверь была чуть приоткрыта, и из коридора слышались голоса. Почти и ту же секунду раздался очередной пронзительный вопль. - Они внизу, - шепнул Вулф. - Пойдем посмотрим. Я пожалел, что не прихватил с собой кинокамеру. Трудно даже описать, на что походили движения Вулфа, который отчаянно старался идти на цыпочках, чтобы не шуметь. Дойдя до конца коридора, мы свернули направо, проделали шагов десять по узкому темному проходу и оказались на площадке перед уходящей вниз лестницей. Голоса и впрямь слышались снизу. Вулф принялся спускаться бочком, по-крабьи, прижимаясь спиной к стене. Какая удача, что ступеньки высечены из монолитного камня, подумал я, представив протестующий скрип деревянных ступенек, по которым топала бы носорожья туша массой в одну седьмую тонны. Спуск на цыпочках занял у нас минут десять - так мне показалось. Хотя потом я пересчитал: пятнадцать ступенек, секунд по пятнадцать на каждую - нет, всего две с половиной минуты. У основания лестницы было еще темнее. Мы повернули налево, туда, откуда слышались голоса, и увидели пятнышко света, прибивавшееся сквозь стену. Приблизившись вплотную, мы разглядели, что свет проникал через круглую дырочку в деревянной двери. Вулф склонился к двери и заглянул в отверстие, стараясь не слишком приближать к нему лицо. Из-за двери доносился громкий мужской голос. Вулф чуть посторонился и приложил к двери ухо. Восприняв его жест как приглашение, я, в свою очередь, приник к отверстию. В комнате находились четверо мужчин. Один из них сидел на стуле спиной к нам. Второй не сидел, не стоял и даже не лежал. Он висел. Веревка, туго обмотанная вокруг его запястьев, была привязана к свисающей с потолка цепи, а ноги болтались дюймах в шести над полом. К каждой лодыжке были привязаны другие веревки, за концы которых в разные стороны тянули двое молодчиков - один вправо, второй влево. Ноги несчастного были растянуты на добрый ярд. Его лицо распухло до неузнаваемости и было так искажено, что прошла добрая минута, прежде чем я сумел его опознать. Это был Петер Зов, человек с расплющенным носом, покатым лбом и низким вкрадчивым голосом, которого мы встретили в конторе Госпо Стритара и который сказал Вулфу, что он человек действия. Что ж, что касается действия, Петер в нем как рад участвовал, а вот голос его, надорванный дикими воплями, впредь наверняка лишится по меньшей мере части медоточивости. Человек, сидевший к нам спиной на стуле, замолчал, а двое палачей снова потянули за веревки. Расстояние между ступнями несчастной жертвы расширилось до четырех футов, потом до четырех с половиной, до пяти - теперь бы уже никто на свете не опознал бы Петера Зова. Еще дюйм, еще... и Петер снова истошно закричал. Веревки ослабли. - Так не пойдет, Петер, - укоризненно произнес сидевший. - Ты, похоже, уже сообразил, что достаточно тебе как следует завопить, и тебя отпускают. Сейчас ты перестарался и крикнул преждевременно. Кстати, твои вопли звучат не слишком музыкально, и нам, пожалуй придется заткнуть твою пасть кляпом. Ты не возражаешь? Петер Зов промолчал. - Повторяю, Петер, - произнес сидящий на столе, - ты зря думаешь, что все уже кончено. Вполне возможно, что ты еще нам пригодишься, но для этого ты должен меня убедить, что говоришь правду. Я человек терпеливый. Большинство сведений, которыми ты нас пичкал, оказались никуда не годными, а попросту говоря - ложными. Ты провалил ответственное задание, которое мы тебе поручили, и твои оправдания кажутся мне неубедительными. - Это не оправдания, - пробормотал Петер Зов. - Нет? А что же тогда? - Это факты. Я говорю правду. - Ерунда. Отвяжи его, Буа. Человек слева от говорившего отпустил веревку, повернулся к стене, отвязал обмотанную вокруг крюка цепь и стал постепенно отпускать ее, пока ноги Петера не коснулись пола. - Отдохни немного, - сказал сидящий. - Я понимаю, что тебе приходится убеждать этого болвана Госпо Стритара, что ты работаешь на него, в равной степени, как тебе приходится доказывать мне, что ты служишь нам. Последнее гораздо сложнее, поскольку я отнюдь не дурак. Ты бы мог выполнить эту операцию без малейшего риска разбудить в нем подозрения, а ты вместо этого отправился по его заданию в Америку. И теперь у тебя хватает наглости заявиться сюда, да еще и потребовать денег! Вот, считай, мы с тобой и расплачиваемся. Если ты сумеешь удовлетворительно ответить на мои вопросы, то оплата придется тебе больше по вкусу. - Я был вынужден ехать, - пролепетал Петер. - Я думал, что вы это одобрите. - Врешь! Не такой же ты придурок. Эти враги прогресса, которые называют себя Духом Черной горы, они ведь борются вовсе не с нами, а с Белградом, и нам выгодно, чтобы они всыпали Белграду по первое число. Маловероятно, конечно, что им удастся сбросить Тито, хотя это сыграло бы нам на руку. Тогда бы вошли под барабанный бой и вмиг захватили бы власть. Нет, мы лишь прикидываемся, что настроены по отношению к Духу Черной горы враждебно, и ты это прекрасно понимаешь. Чем больше им помогает Америка, тем лучше для нас. Если бы этот лакей-лизоблюд Марко Вукчич, который нажил состояние на том, что кормил прожорливых американских империалистов, посылал бы им всего в десять раз больше, мы бы только выиграли. А что сделал ты? По призыву Белграда отправился в Америку и убил его. Он взмахнул рукой и продолжил: - Или ты рассчитывал, что мы не узнаем? Тогда ты еще более круглый болван, чем я думал. Вечером четвертого марта ты высадился в Гориции, на итальянском побережье, имея при себе бумаги на имя Вито Риццо, и отправился в Геную. Оттуда ты отплыл шестого марта на борту "Амилии", где устроился стюардом. "Амилия" прибыла в Нью-Йорк восемнадцатого марта. В тот же вечер ты сошел на берег, убил Марко Вукчича и уже к девяти вернулся на судно. Не знаю, с кем ты там еще встречался и помогал ли тебе кто-нибудь украсть машину, но это уже мелочи. До двадцать первого марта ты оставался на борту, а второго апреля сошел на берег в Генуе и в тот же вечер возвратился в Титоград. Я это все говорю, чтобы ты понял: от нас ничего не скроешь. Ничегошеньки. Он снова взмахнул рукой. - А в воскресенье четвертого апреля ты приехал сюда и начал уверять, что не смог выполнить задание из-за того, что тебя посылали за границу. Ты застал здесь женщину, которая распивала водку с моими людьми, что тебя удивило, но еще больше тебя удивило, что здесь уже знают о том, где ты был и что делал. Согласен, мы тоже понаделали ошибок - я сам понял это, только когда прилетел из Москвы в Тирану. Мои люди признались мне, что после твоего ухода по пьяной лавочке разболтали про тебя этой женщине. Они склонны винить в случившемся водку, но пьянство не может служить оправданием такому разгильдяйству. Им пришлось исправить ошибку самим - они убили эту женщину. Но урок им все равно преподать придется. Он внезапно возвысил голос: - Но это подождет. Вздерни-ка его, Буа! Петер Зов что-то залопотал, но его никто не слушал. Буа приподнял его за цепь на прежнюю высоту и намотал цепь на крюк. - Ответь мне, Петер, - заговорил человек на стуле, - сколько судов у них есть в Дубровнике и как их охраняют? - Черт побери! Я же не знаю! - завопил Петер. - Мое терпение иссякает. Растяните-ка его! Вулф опустился на корточки и потянул меня за рукав. Я пригнулся. В его правой руке блеснул широкий тесак. Вулф зашептал: - Мы войдем, когда он заорет. Ты откроешь дверь, и я войду первым. Возьми в одну руку револьвер, а во вторую капсюль. В ответ я прошептал: - Я пойду первым. Не спорьте. Освободить его? Вулф кивнул. Я потянулся за "марли". Этот револьвер не обладал убойной силой "кольта", но я к нему больше привык. Левой рукой я нащупал в кармане капсюль, но вынимать не стал, предпочитая оставить руку свободной. Петер испустил дикий вопль. Я толкнул ногой дверь и ворвался внутрь. Шум открываемой двери потонул в истошном крике Петера, но Буа увидел меня, бросил веревку и вытаращился на нас; его сотоварищ последовал его примеру, и тут же сидевший на стуле спрыгнул с него и повернулся. Поскольку он был ко мне ближе всех, я прицелился в него. Вулф, вытянув вперед нож, заговорил, но его прервали. Рука моего противника нырнула к бедру. Не знаю, был ли он круглым болваном или отчаянным храбрецом, но мешкать я не стал и с девяти футов выстрелил ему прямо в грудь. Краешком глаза я заметил, что рука человека справа от меня метнулась назад и тут же вылетела вверх, и судорожно отпрянул в сторону. Нож просвистел на волоске от моего уха, но враг уже надвигался, на ходу доставая что-то из-за пояса, так что мне пришлось остановить его выстрелом в упор. Я развернулся влево и остолбенел. Буа, привалившись спиной к стене, по-волчьи ощерился, держа перед собой нож, а Вулф, вытянув вперед руку с тесаком, наступал на него в классическом боевом полуприседе. Когда я позже спросил Вулфа, почему Буа не бросил в него нож, Вулф объяснил, что в поединках на ножах не принято прибегать к подобной тактике - если противника сразу не прикончишь, то, оставшись без оружия, очутишься в его полной власти. Знай я это тогда, я мог бы пальнуть Буа в плечо или в ногу, но я не знал и стремился лишь как можно скорее всадить в него пулю, прежде чем он успеет уложить Ниро Вулфа. Я выстрелил, и Буа судорожно дернулся, но руку с ножом не опустил. Я пальнул еще раз, и он мешком свалился на пол. Вулф протопал мимо меня к стулу, сел и сказал: - Не выпускай их из вида. Петер Зов, по-прежнему висевший под потолком, что-то хрипло выдавил. Вулф перевел: - Он просит, чтобы его опустили. Только сперва посмотри на них. Кто-то из них может притворяться. Никто не притворялся. Я в этом тщательно убедился. Дольше всех я подозревал Буа, поскольку пушинка, которую я положил ему на ноздри, слетела. Однако две повторные попытки показали, что ее просто сдуло сквозняком. - Никто не прикидывается, - провозгласил я. - Я стрелял в упор. Если вы хотели, чтобы... - Ты слышал, чего я хотел. Опусти его. Я размотал цепь и опустил Петера. Должно быть, я немного отвлекся и не следил за ним, потому что, когда я выпустил цепь из рук, Петер мешком свалился на пол. Я вынул из кармана складной нож, раскрыл его и склонился над Петером, чтобы порезать его путы, но Вулф остановил меня. - Подожди. Он жив? - Конечно, жив. Он просто потерял сознание, и я его прекрасно понимаю. - Он умрет? - От чего? Вы захватили с собой нюхательную соль? - Проклятье! - взорвался вдруг Вулф. - Ты и на собственных похоронах будешь паясничать! Свяжи его лодыжки, и мы поднимемся наверх. Сомневаюсь, чтобы снаружи были слышны выстрелы, но мне все-таки будет поспокойнее, когда мы выберемся отсюда. Я повиновался. Веревки в комнате было сколько душе угодно, так что управился я быстро. Когда я покончил с Петером, Вулф уже стоял у двери с фонариком в руке. Я тоже взял с полки фонарик и вышел следом за Вулфом к лестнице, а затем поднялся по ней. На сей раз мы преодолели пятнадцать ступенек быстрее, чем в первый раз, Вулф сказал, что нужно проверить, не остался ли в крепости еще кто-нибудь, и я согласился. Вулф знал в крепости все укромные места и закоулки, как будто сам ее построил. Он даже заставил меня подняться на сторожевую вышку, в то время как сам караулил у ее основания с моим "кольтом" в руке. Убедившись, что в крепости нет ни души мы вышли наружу и Вулф присел на валун возле тропы. Я заметил, что на поверхности камня рядом с Вулфом буреет пятно. - Здесь Пашич зарезал пса, - сказал я. - Да. Сядь. Как тебе известно когда я беседую с людьми, я должен смотреть им в глаза, а ты вынуждаешь меня крутить шеей. Я уселся прямо на пятно. - Я и не знал, что вы хотите поговорить. - Я не хочу - я вынужден. Петер Зов - убийца Марко. У меня отвалилась челюсть. - Это шутка? - Нет, это истина. - Откуда вы знаете? Вулф пересказал мне слова человека, сидевшего в кресле. 13 Добрую минуту я переваривал полученные сведения, щурясь на солнце. - Если бы вы сказали это перед тем, как мы ворвались в камеру пыток, я потратил бы на одну пулю больше, - хмуро произнес я. - Пф! Ведь ты не стал бы стрелять в повешенного? - Нет. - Тогда нечего вешать мне лапшу на уши. Я еще немного пораскинул мозгами - Все вывихнуто наизнанку. Он убил Марко. Я пришил негодяев, которые убили Карлу. - В честном бою. Потом - у тебя не было выбора. Сейчас выбор есть. - Какой? Вы спуститесь и взрежете ему ножом брюхо? Или я пристрелю его? Или один из нас бросит ему перчатку в лицо и вызовет на дуэль? А, может, зашьем его в мешок и сбросим с утеса? Или замуруем в стену и оставим подыхать от голода? - Тут меня вдруг осенило. - Нет, ни вам, ни мне это но вкусу не придется. А вот как насчет того, чтобы передать негодяя в руки Данило и его головорезов и рассказать о том, что мы узнали? И дело в шляпе. - Нет. - О'кей, тогда теперь ваша очередь. Только учтите копаться нам некогда - могут нагрянуть нежданные гости. - Мы должны увезти его с собой в Нью-Йорк. Признаться, на несколько мгновений я даже дара речи лишился. - И вы еще укоряете меня за паясничанье! - Я не паясничаю. Я сказал, что выбор у нас есть, но я ошибся. Мы повязаны по рукам и ногам. - Чем? - Обязательством, которое и привело нас сюда. Если бы речь шла только о мщении, мне бы и впрямь ничего не мешало спуститься туда и воткнуть в него нож. Но в таком случае мне пришлось бы согласиться с абсолютно неприемлемой для меня доктриной, согласно которой человек несет ответственность единственно перед собственным "эго". И все. Этой доктрине свято следовал Гитлер, а теперь на нее уповают Маленков, Тито, Франко и сенатор Маккарти. Все они враги подлинной свободы и демократии. Я их решительно осуждаю. Нечего ухмыляться. Так вот, поскольку Марко убили в Нью-Йорке, я считаю, что приговор его убийце должен вынести нью-йоркский суд, а не я. Наша задача в том, чтобы доставить его в Нью-Йорк. - Ура, да здравствуем мы! Правда, есть только легальный способ, как это сделать - нужно добиться его экстрадиции*. * Экстрадиция - выдача иностранному государству лица, нарушившего законы этого государства. - Ничего подобного. Ты, как всегда, небрежен в терминологии. Единственным способом экстрадиция является лишь в том случае, если вывозить его отсюда законным образом. Нам же главное - доставить его в Америку, где он предстанет перед законным судом. - Допустим. Каким образом? - В том-то и дело. Ходить он в состоянии? - Думаю, что да. Кости вроде бы целы. Пойти и выяснить? - Нет. - Вулф, кряхтя, поднялся и выпрямился. - Я должен поговорить с этим человеком... Станом Косором. Я не хочу оставлять тебя здесь одного, поскольку ты можешь разговаривать только на языке выстрелов. Поэтому я сначала попробую по-другому. Он повернулся лицом к Черногории и начал призывно размахивать руками, еще и еще раз. Я прикинул, что шансы на успех равны примерно десяти процентам: во-первых, Косор мог не оказаться на своем посту, а, во-вторых, я сомневался, что он настолько доверяет Вулфу, что с готовностью откликнется на его призыв. Но я проиграл. Я еще толком не начал вычислять, сколько времени ему может понадобиться, чтобы до нас добраться, как вдруг уголком глаза заметил за ручьем какое-то движение и в следующий миг узнал Косора, который с ловкостью ящерицы выскользнул из-за скалы. Когда он подошел поближе, я понял, что ошибся - это был вовсе не Косор, а Данило Вукчич. Он окликнул Вулфа, Вулф отозвался, и Данило быстро зашагал к нам. Завязался оживленный разговор. Данило начал поглядывать в мою сторону, причем, как мне показалось, с куда большим уважением, нежели накануне. Сознавая, что столь высокой чести я обязан своей ловкости в обращении с огнестрельным оружием, я со скучающим видом зевнул и принял небрежную позу. Пусть видит, что для меня ухлопать троих головорезов - пара пустяков. Привычное занятие. Потом вспыхнул жаркий спор. Уладив его, Вулф дальше по большей части говорил сам, а Данило внимательно слушал, лишь время от времени вставляя отдельные реплики. Наконец, они вроде бы поладили миром; во всяком случае, обменялись рукопожатием, после чего Данило пожал руку мне. Выглядел он совершенно преобразившимся. По крайней мере, уходя, он дважды оглянулся, а напоследок, прежде чем исчезнуть за скалой, даже помахал нам рукой. - Он совершенно изменился, - сказал я Вулфу. - Чем вы его очаровали? - Сейчас нам уже некогда, - отмахнулся Вулф. - Нельзя терять ни минуты. Я должен поговорить с этим человеком, после чего мы сразу уходим. Я рассказал Данило обо всем, что случилось. Он хотел пойти туда и взглянуть на них, но я отказал. Если бы он пошел в одиночку, то вернуться мог с целой коллекцией отрубленных пальцев, включая палец Зова, а если бы мы пошли вместе, Зов бы нас увидел и подумал, что мы действуем вместе - а нам этого допустить нельзя. Поэтому мы забираем Зова с собой, а Данило попытается нам помешать, но потерпит неудачу. - Надеюсь, мне не придется пристрелить Данило? - Нет, если он не нарушит данного мне слова. Я бы предпочел не возвращаться в крепость. Ты сходишь один? Если он в состоянии идти, приведи его сюда. - Руки оставить связанными? - Нет, развяжи его. Я вошел в крепость через парадный вход, разыскал нужный коридор, зажег фонарик и спустился по лестнице. Почему перед тем, как войти в комнату, я взял в руку револьвер, я даже сам ума не приложу, но я его вытащил и взвел курок. Войдя, я обошел всех троих мертвецов, убедился, что никто не задышал, и повернулся взглянуть на Зова. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами, но не в той позе, в которой оставался перед нашим уходом. Я вытащил ножи и перерезал путы, связывавшие его лодыжки и запястья. Я смотрел на Зова и размышлял о том, как бы я мог упростить нашу задачу, если бы на пару минут позабыл о всех доктринах. И вдруг меня как громом поразило! А не мог ли Вулф иметь в виду именно это, когда послал меня сюда? Но по зрелом размышлении я решил, что ошибаюсь. - Открывай зенки! - прикрикнул я на Зова. - Нечего прикидываться. Безрезультатно. Тогда я ухватил его за ухо и начал немилосердно выкручивать. Зов застонал и открыл глаза. Я рывком приподнял его и подтолкнул к выходу. Он зашагал как миленький, и до валуна, на котором сидел Вулф, мы добрались без приключений. - Что ж, мистер Зов, я рад, что вы можете ходить. - Товарищ Зов, - поправил его недавний пленник. - Пожалуйста, раз вам так больше нравится. Товарищ Зов. Нам надо идти. Могут нагрянуть незваные гости, а мой сын уже достаточно потрудился сегодня. Зов посмотрел на Вулфа. - Вы же вчера днем были в Титограде. Как вы сюда попали? - Это подождет. Мы должны выбраться отсюда. - Я хочу знать. - Вы слышали, как я говорил про Духа Черной горы. Мне сказали, что одного из их главарей можно найти здесь, возле границы, вот мы и приехали сюда. Нам удалось с ним встретиться, но результат меня разочаровал. Мы решили пересечь албанскую границу, увидели эту крепость, и уже хотели было войти в нее, как вдруг услышали крик. Мы, уже приняв все меры предосторожности, спустились вниз, чтобы выяснить, в чем дело, и... Сами знаете, что мы увидели. Мы вмешались, потому что мы против пыток. Насилия, конечно, зачастую избежать трудно, как, например, во время вашего задания в Нью-Йорке, но пытки... - Откуда вы знаете про мое задание в Нью-Йорке? - Мы слышали, о чем говорил вам этот русский. Если русские всегда прибегают к подобным методам, то мы их не одобряем. Мы собираемся в Титоград, чтобы встретиться с Госпо Стритаром. Он произвел на меня самое благоприятное впечатление. Пойдемте. - Мы не можем путешествовать по горам при свете дня. Мы должны где-нибудь затаиться... Я знаю подходящее место - мы пересидим там до темноты. - Нет. Мы должны идти сейчас. - Это невозможно. Живыми мы до долины не доберемся. Даже ночью это достаточно опасно. Вулф похлопал его по плечу. - Вы просто напуганы, товарищ Зов, и это вовсе не удивительно. Но я вынужден настаивать. Вы сами видели, каков мой сын в деле, и вы можете вполне на него положиться. Сам же я больше ни за что не соглашусь путешествовать ночью по вашим горам. Вас в таком состоянии я тоже бросить не могу. У вас было оружие? - Да. - Пистолет? - И нож. Они положили их в ящик стола. - Зов оперся руками о поверхность валуна, пытаясь приподняться. - Я схожу и принесу их. - Нет, вы должны беречь силы, - остановил его Вулф. - Пусть мой сын сходит. Алекс, пистолет и нож товарища Зова находятся внизу, в ящике стола. Сходи и принеси их. - А что за пистолет? Вулф спросил Зова, тот ответил, но переводить Вулф не стал. Слово "люгер" одинаково звучит на сербскохорватском, на албанском, и, наверное, на всех остальных языках. Нужный стол с ящиком я нашел сразу. Кроме пистолета и складного ножа, и ящике лежали также наручные часы в корпусе из нержавеющей стали, и кожаный бумажник с документами. Когда я приблизился, Вулф сказал: - Пистолет оставь у себя. Отдай ему только нож. - Я нашел еще часы и бумажник с документами. - Отдай их ему. - Он повернулся к Зову, - Ваш пистолет пока будет храниться у моего сына. После того, что вы перенесли, вам не подвергать себя ненужному риску. Зов рассовал по карманам переданные мною вещи и угрюмо сказал: - Отдайте мне пистолет. - Отдадим. Он трофейный? - Да. Я снял его в войну с убитого немца. - Не мудрено, что вы им дорожите. Должно быть, вы его и в Нью-Йорк захватывали? - Да. В Нью-Йорк и на другие задания тоже. Отдайте мне его. - Позже. Ответственность за благополучный исход нашего путешествия я беру на себя. Вы с моим сыном сверстники - жаль, что вы не можете общаться. Вы совсем не знаете английский? - Почему - несколько слов знаю. "Доллар", "о'кей", "сигарета". - Я жалею, что в свое время не обучил его сербскохорватскому. Как-никак, мы уже здесь довольно давно. Я пойду вперед, а мой сын будет охранять наши тылы. Пошли. Будь у него пистолет, Зов, пожалуй, мог и заупрямиться, но без пистолета крыть ему было нечем, и он повиновался. Мы напились из ручья и вышли в путь. Зов подволакивал ногу, хотя было непохоже, что ему очень больно. Когда мы забрались на вершину горы, и Вулф остановился, чтобы перевести дух, я спросил его: - А где нас ждет засада? Вы мне не сказали. - Это и ни к чему. Старайся говорить поменьше. Разговоры о лингвистических познаниях могут оказаться блефом. Я скажу тебе, когда выхватывать револьвер. Путешествие возобновилось. Топая следом за Зовом, я раздумывал о том, что Вулф преподнесет окружному прокурору убийцу тепленьким, прямо на тарелочке. Вместе с орудием убийства. Пулю, извлеченную из тела Марко, насколько я знал, давно приобщили к делу. Я припомнил отрывок из классического учебника по криминалистике, в котором говорилось о том, что после поимки преступника и предъявления уличающих его доказательств, работу можно считать завершенной. Черта с два - завершенной, подумал я. Мне бы сюда автора этого учебника, я бы заставил его проглотить целую главу собственного сочинительства. Памятуя о предостережении Вулфа, я старался не слишком глазеть по сторонам, но все же, когда мы приближались к знакомой козьей тропе, держался настороже. Никто на нас так и не напал. Стрелки моих наручных часов показывали уже десять минут второго, когда мы остановились у ручья, чтобы утолить жажду и закусить шоколадом. Товарищ Зов слопал столько шоколада, сколько мы с Вулфом вместе взятые. Полчаса спустя мы вышли на широкое плато и внезапно очутились невдалеке от дома, в котором появился на свет Вулф. Я чуть поотстал, чтобы поглазеть на это диво. Судя по всему, задней стеной дому служила скала. Два этажа, четырехскатная коническая крыша, в каждой стене с той стороны, откуда я смотрел, прорезано по четыре окна. В трех окнах стекла разбиты. Деревянная дверь. Я уже повернулся к Вулфу известить его о том, что собираюсь заглянуть внутрь, как его голос рявкнул: - Пистолет, Арчи! Я одним движением выхватил из кармана "кольт". Чуть поодаль от нас и в противоположной стороне от дома Вулфа стояли Данило, Йосип Пашич и еще двое, которые, похоже, прятались за валуном. Данило сжимал в руке револьвер, у остальных в руках ничего не было. - Не стреляйте, - сказал Данило. - Вы можете ступать на все четыре стороны. Нам нужен только Петер Зов. Вулф загородил Зова своим телом. - Он идет с нами, и мы его не отдадим. - Отдадите, как миленькие. Он - наш. Вулф вел себя так, что вполне мог бы сказать "через мой труп", но не сказал. Я же расставил ноги поудобнее и нацелил "кольт" прямо в пупок Данило. Вулф произнес: - Этот человек находится под нашей защитой. А мы - граждане Соединенных Штатов и, если с нами что-то случится, то вам несдобровать. - С вами ничего не случится. А Зов - предатель. Он предал нас албанцам, и мы имеем право разобраться с ним. - Что вы собираетесь с ним сделать? - Я хочу выяснить, что он рассказал албанцам. Скорее всего, они обменивались экспромтами, ведь времени на то, чтобы так подробно обговорить роли, у них не было. - Я вам не верю, - отрезал Вулф. - Время, которое я провел в вашем обществе, дает мне право сказать, что я вообще не верю ни единому вашему слову. Если вы и в самом деле югославский патриот, то идите с нами. Только вы - ваши люди останутся здесь. Если Зов и вправду предал свою родину, то разбираться с ним по праву должен Госпо Стритар в Титограде, куда мы его и ведем. Если вы согласны присоединиться к нам, то бросьте оружие. Вы согласны? - Нет. - Тогда попытайтесь отнять его силой. Товарищ Зов, я сейчас повернусь лицом к дороге. Держитесь прямо перед мной, и мы с вами медленно пойдем вперед. Алекс, прикрывай нас. Будешь пятиться спиной вперед, ориентируясь по моему голосу. Вулф повернулся спиной к неприятелю и положил обе руки на плечи Зову. Я отступил, пропуская их, а сам бдительно держал Данило на мушке. Потом начал медленно отступать. Мы покинули открытое пространство и вышли на проселочную дорогу. Поскольку Зов не мог меня видеть, я с трудом сдержался, чтобы не ухмыльнуться и не помахать Данило, подобно тому, как он недавно помахал нам возле крепости. Мне даже пришлось прикусить губу, чтобы подавить порыв. Данило мог неправильно истолковать мой жест и все испортить. Вулф включил свой звуковой маяк и принялся читать наизусть статьи конституции. Когда он дошел до четвертой, я не выдержал. - Остановитесь, пожалуйста, - взмолился я. - Не думаете же вы, что я буду пятиться до самого Титограда. - Дай мне закончить статью. Именно из-за четвертой статьи мы и оказались втянутыми в эту передрягу. Томясь, я выслушал эту галиматью. - Это все? - Да. Я повернулся и зашагал к ним. 14  В Титоград мы прибыли по-королевски - на стареньком грузовичке-"форде", который Зов востребовал и получил на первой же ферме, попавшейся нам по пути. В двадцать минут четвертого наш грузовичок остановился перед зданием управления полиции, куда ровно двадцать два часа назад нас привозил Жубе Билич. По просьбе Вулфа я заплатил водителю три тысячи динаров. Потом я взвалил на себя рюкзаки, прихватил наши свитера и последовал за Вулфом и Зовом в здание. Мы прошагали по мрачному коридору, поднялись по лестнице и вошли в комнату, в которой сидели на табуретах два писаря. Зов что-то сказал Вулфу, и Вулф перевел для меня, что нас просят подождать здесь Он протопал к стене и уселся на стул, который жалобно застонал под непривычной тяжестью. Зов отправил одного из писарей к начальству. Минуту спустя писарь вернулся и сказал Зову, что его вызывают. На сей раз ждать пришлось довольно долго, так что я даже начал прикидывать, не собирается ли Госпо Стритар сам учинить над Зовом расправу и тем самым избавить нас от лишних хлопот. Такое развитие событий не было лишено привлекательности, однако по зрелом размышлении я встревожился - если Зова могли сурово наказать за дружеский визит к албанцам, то чем могла грозить аналогичная провинность Тоне Старе и его сыну Алексу? Это уже вовсе не привлекало. Я был бы рад задать Вулфу несколько животрепещущих вопросов, но бедолага сидел, уронив огромную голову на грудь, и так тяжело дышал, что я решил его пожалеть и оставить в покое. Вскоре я услышал, как зовут какого-то Алекса, выкрикивая его имя вновь и вновь, и про себя обругал этого болвана, который упрямо не откликался. Потом кто-то потряс меня за плечо. Я открыл глаза, узнал Вулфа и встрепенулся. - Ты уснул, - сварливо сказал он. - Вы тоже. Причем вы - первым. - Нас зовут. Возьми рюкзаки. Я подобрал рюкзаки и последовал за Вулфом в кабинет Стритара. Встретивший нас Зов закрыл за нами дверь, потом подошел к столу Стритара и уселся в углу. Стритар, не вставая со своего места, жестом пригласил вас рассаживаться. Он так и не постригся. Он внимательно посмотрел на Вулфа, а потом придирчиво уставился на меня. Не будучи уверенным в том, как себя вести, я не стал в ответ ни ухмыляться, ни хмуриться, а просто сел и чинно уставился перед собой. Стритар обратился к Вулфу. - Жаль, что ваш сын не говорит по-нашему. Я бы хотел задать ему несколько вопросов. Вулф кивнул. - Я тоже жалею, что не обучил его. Ничего, я с радостью послужу вам переводчиком. - Это не одно и то же. Товарищ Зов рассказал мне о том, что сегодня случилось. Вы и ваш сын проявили отвагу, как настоящие мужчины. Я вам очень признателен и обязательно извещу вышестоящих лиц. Я был бы также благодарен, если вы расскажете мне обо всем, что случилось с вами с тех пор, как вы уехали отсюда. Вулф приподнял брови. - Удивлен, что вы это спрашиваете. Вы же сказали, что вам становится известно все. - Возможно. Но я хотел бы услышать из первых уст. - Пожалуйста. Сначала мы зашли в дом, где много лет назад жил мой друг Грудо Балар. Теперь в доме проживает незнакомый мне человек, который никогда даже не слышал про Балара. Затем мы отправились по одному адресу, который я узнал в Албании. Мне сказали, что некий Данило Вукчич, если захочет, может много мне порассказать о Духе Черной горы. - Кто именно дал вам его адрес? Вулф потряс головой. - Я же сказал вам вчера, что не буду подвергать неприятностям никого из тех людей, что согласились помочь мне. Нам удалось разыскать этого Данило Вукчича, и он и в самом деле знает все то, что нас интересует. Правда, у меня создалось впечатление, что он не горит желанием поделиться этими сведениями с первым встречным. Я держался с ним довольно откровенно. Вы, возможно, помните, что я рассказывал вам о том, как мы запрятали в горах солидную сумму в американских долларах. Так вот, я ему тоже рассказал об этом, но теперь уже раскаиваюсь. Не стоило мне так откровенничать. Думаю, что именно поэтому он предложил отвести нас в горы к одному из руководителей Духа Черной горы. Сейчас я даже не представляю, как я выдержал это путешествие. После мучительного... - Минуточку. Вы где-нибудь видели Жубе Билича? Юнца, который вчера привел вас сюда. Вулф казался озадаченным. - Его? Где? В горах? - Видели ли вы его где-нибудь с тех пор, как ушли отсюда? - Нет. А что? Стритар отмахнулся. - Ничего. Продолжайте. - До пещеры мы добрались - мне сказали, что она находится возле албанской границы - в разгар ночи. В пещере было пятеро. Вукчич сказал, что один из этих пятерых и есть предводитель Духа Черной горы, хотя впечатления на меня тот совсем не произвел. - Как его зовут? - Имен мне не называли. Я тогда уже начал подозревать, что дело нечисто. Они настаивали, чтобы я раскрыл им, где находится наш тайник. Мне даже начало казаться, что они собираются силой выпытать у меня эти сведения. Да и сам Вукчич вызвал у меня недоверие, хотя я ему, конечно, в этом не признался. В противном случае мы могли просто не выбраться оттуда живыми. Я ломал голову, как выбраться из этой истории, и, как мне кажется, справился с задачей достаточно успешно. Утром я сказал, что мы хотели бы взглянуть на границу с Албанией, и Вукчич проводил нас до границы - она ведь никак не помечена. Когда мы до нее добрались, мы просто двинулись вперед, находясь уже на албанской территории, Вукчич пытался нас задержать, но мы не послушались. Он некоторое время сопровождал нас, но, когда мы вышли к крепости, остановился. Мы подошли к крепости поближе и вдруг услышали крики. Остальное вам известно от товарища Зова. - Я бы хотел услышать это от вас. Все, что можно - каждое слово. Вулф рассказал Стритару обо всем, что случилось, умолчав только и наших с ним переговорах и о том, что Данило заходил в крепость. Заключил он так: - Мы с сыном не ждем от вас особых знаков благодарности за наши заслуги, однако кое о чем мне бы хотелось вас попросить. Мой сын давно мечтает о пистолете системы "люгер", и он говорит, что тот пистолет, что принадлежит товарищу Зову, находится в прекрасном состоянии. Он готов поменять его на свой "кольт", если товарищ Зов не возражает. Я, конечно, не знал, что именно Вулф сказал, но сразу понял, что он допустил ошибку. Зов тут же вскочил и принялся орать и размахивать руками, а Стритар насупился и поджал губы. Окажись Стритар умнее и проницательнее, не сносить бы нам с Вулфом голов. Впрочем, Вулф, следует воздать ему должное, заметив, какую бурю поднял, мигом пошел на попятный. - Что вы, товарищ Зов, не волнуйтесь так. Я же просто предложил. Я думал, это будет вам приятно. Алекс, верни товарищу Зову его пистолет. Я вынул из кармана "люгер", отдал его Зову и вернулся на свое место. Стритар, похоже, успокоился. - Что ж, ваш рассказ полностью совпадает с тем что я узнал от товарища Зова, - сказал он. - Конечно, вы могли как-то договориться, времени у вас было предостаточно, но у меня нет причин подозревать вас. Можете сказать своему сыну, что человек, которого он убил - Дмитрий Шувалов, один из главных русских боссов в Албании. Вулф перевел для меня его слова, и я радостно осклабился. - Зову несказанно повезло, что вы подоспели, - продолжил Стритар. - Вы заслуживаете награды. Что вы собираетесь делать дальше? Не хотите съездить в Белград? Не исключено, что мы могли бы устроить вам встречу с маршалом Тито. - У нас же нет никаких документов. - О, это ерунда, после того что вы сделали. - Не знаю... - с сомнением в голосе протянул Вулф. - Мы с сыном уже выполнили то ради чего приехали. Мне не нужно много времени, чтобы отличить овец от козлищ. Я убедился, что нынешний режим печется о моем народе и заботится о благе для моей страны. Мы были рады вам помочь, но нам гораздо легче оказывать вам помощь из Америки. Кстати, в том тайнике в горах, о котором я вам говорил, спрятаны восемь тысяч американских долларов. Я хотел бы чтобы вы приняли их в знак нашего доверия к власти и нашего желания поддержать ее. При этих словах Вулфа Стритар и Зов переглянулись. Зов, должно быть, подумал что денежки нужно поделить пополам, поскольку он привел нас сюда, а Стритар наверняка прикинул, что с Зова хватит и десяти процентов. Пусть еще радуется. Вулф продолжал: - Я, конечно, понимаю, что это пустяки, но пусть это будет просто жест доброй воли. Когда мы вернемся в Америку, мы подумаем, что еще можно для вас сделать. - Нам нужны друзья в Америке, - кивнул Стритар. - Разумеется. Мы постараемся оказать вам всяческое содействие. Может быть, вы хотите чтобы мы вступили в коммунистическую партию и попытались склонить американских коммунистов в вашу пользу? - О, Господи! - Стритар ошалело вскинул голову. - Они же давно запродались Москве, это любому ребенку известно. Нет, с этой мразью мы связываться не будем. А где вы живете в Америке? - В Филадельфии. - Где это? - Это город с двухмиллионным населением в девяноста милях к юго-востоку от Нью-Йорка. - Два миллиона жителей! Невозможно представить. А там вас тоже зовут Тоне Стара? - Нет. - Вулф чуть замялся. - Дело не в том, что я вам не доверяю, товарищ Стритар. Просто я не хочу, чтобы до моего возвращения кто-то наводил справки обо мне среди моих друзей и коллег. Когда я вернусь в Америку, я тут же сообщу нам, как меня зовут там, и дам свой адрес. Скажите мне только следующее. Я буду высылать вам деньги, но хочу быть уверенным, что они попадут по назначению. Как это лучше сделать? Стритар поджал губы. - Я обдумаю и дам вам знать. Вы правы, это нужно организовать как следует. Когда вы отбываете и как? - У нас нет документов. - Я знаю. - Откровенно говоря, мы хотели бы уехать как можно скорее. Дело в том, что здесь нам грозит опасность. Я знаю, что полиция находится в подчинении вам и служат в ней настоящие профессионалы, но мы слышали, как этот русский сказал товарищу Зову, что тот был вынужден прийти в крепость, поскольку прекрасно знал, чем грозит ему ослушание. Следовательно, они могут не только посылать сообщения в Титоград, но могут принимать определенные меры, если эти сообщения игнорируются. Они, безусловно, не простят нам гибели Дмитрия Шувалова, не говоря уж о двух других людях. В Титограде нам определенно грозит опасность. - Но вас никто не видел. Никто не знает, что вы здесь. - Данило Вукчич знает. И его друзья тоже. Возможно, я его подозреваю понапрасну, но лучше подстраховаться. Кто знает, может быть, он как раз сейчас докладывает албанцам про то, что случилось. И в этой связи я хотел бы еще кое-что добавить, хотя, возможно, это и не наше дело. - Что именно? Вулф посмотрел на Зова, потом перевел взгляд на Стритара. - Это имеет отношение к товарищу Зову. Мне кажется, что он находится в еще большей опасности, чем мы. У меня есть одно предложение, которое, возможно, позволит избежать этой угрозы. - Какое? - Отправьте товарища Зова в Америку. Он может поехать с нами сейчас или потом сам приедет к нам, а мы обещаем его устроить. Я вижу здесь сразу несколько преимуществ: во-первых, в Америке товарищу Зову ничто не угрожает; во-вторых, рядом с нами будет человек, который знает про ваши нужды и поможет мне передать вам деньги и конфиденциальную информацию - Вулф развел руками. - Если по какой-либо причине вам это представляется неудобным, я, конечно, настаивать не буду. Стритар и Зов переглянулись. Стритар сказал: - Что ж, стоит подумать. Мне кажется, что в этом что-то есть. - Мне тоже, - произнес Вулф. - Тем более что Зов совсем недавно побывал в Америке. Именно поэтому я и предложил вам этот вариант. Возможно, вы даже придумаете для него еще какое-нибудь поручение. В таком случае, ему может понадобиться помощь, а на нас вы всегда можете рассчитывать - мой сын сегодня это доказал. Стритар посмотрел на Зова. Потом переместил взгляд на Вулфа. Затем взглянул на меня. По общему духу беседы, по взглядам и по ряду иных признаков я уже догадался, что речь идет о чем-то весьма серьезном, поэтому выдержал его взгляд уверенно и с достоинством. Наглядевшись на меня вдоволь, Стритар повернулся к Вулфу и спросил: - Вам не доводилось слышать о человеке по имени Ниро Вулф? Меня следует представить к высшей награде - ведь я даже глазом не моргнул. Пусть произношение Стритара и оставляло желать лучшего, словосочетание "нировулф" я в состоянии разобрать на любом наречии. Представьте мое состояние: я знал, что пахнет жареным, и вдруг этот головорез называет Вулфа по имени. Как моя рука не нырнула к кобуре - до сих пор ума не приложу. Да, на лице Вулфа ни один мускул не дрогнул, но для меня это было слабое утешение. Вулф не потеряет присутствия духа, даже если ему посулят круглую сумму. - Разумеется, слышал, - сказал он. - Если вы имеете в виду знаменитого толстого сыщика из Нью-Йорка. Вы не найдете ни одного американца, который бы про него не читал. - Вы с ним знакомы? - Нет, не имею чести. Но я знаю одного человека, который с ним на короткой ноге. Кстати, по его словам, я немного похож на Вулфа. Правда, я видел Вулфа на фотографии, и мне кажется, что единственное сходство состоит в размерах живота. - А знали вы человека по имени Марко Вукчич? - Нет, но его имя я уже сегодня слышал. Оно упоминалось в беседе Шувалова с Зовом. Он имеет какое-то отношение к Данило Вукчичу? - Да, это его дядя. Он владел роскошным рестораном в Нью-Йорке. Теперь ресторан отошел к Ниро Вулфу, который, по нашим сведениям, собирается помогать деньгами и оружием Духу Черной горы. Причем в больших количествах. - Значит, не стоило убивать Марко Вукчича, - пробурчал Вулф. - Нет, я с вами не согласен. Мы же не знали, что у него есть друг, который так быстро займет его место. Мне только сегодня рассказали об этом. - И теперь вы хотите убить Ниро Вулфа. - Я этого не говорил, - резко сказал Стритар. - Но вы это имели в виду. Я отношусь к категории тугодумов, но это для меня очевидно. Я предложил, чтобы вы поручили Зову что-нибудь еще, а вы тут же спросили про Ниро Вулфа. Это шито белыми нитками. Итак, вы хотите убить Вулфа. - Ну и что? - огрызнулся Стритар. - Ничего. Нужно подумать. А какие у вас имеются основания подозревать, что этот Вулф будет помогать Духу Черной горы? Стритар выдвинул ящик стола и вынул листок бумаги. - Позавчера один человек в Бари получил от Ниро Вулфа телеграмму следующего содержания: "Сообщите проживающим за Адриатикой, что всеми делами и обязательствами Вукчича занимаюсь я. Вскоре получите двести тысяч долларов. В следующем месяце высылаем в Бари нашего человека для переговоров". Стритар убрал бумагу в ящик и задвинул его. - Вы удовлетворены? - Да, похоже, вы правы. А кто этот человек из Бари? - Это не имеет значения. Вы хотите знать слишком много. - Я так не считаю, товарищ Стритар... если я могу гак вас называть. Поскольку я с вами предельно откровенен, я вправе рассчитывать на взаимность. Нам с сыном на обратном пути придется проехать через Бари, чтобы получить свои вещи и документы, и мы можем повстречать этого человека. Кто он? Стритар пожал плечами и сказал: - Паоло Телезио. Вулф выпучил глаза. - Что! - А в чем дело? - в свою очередь удивился Стритар. - Вы о нем слышали? Вулф нахмурился. - Дело в том, что именно у него мы оставили свои вещи и документы. Мои знакомый из Филадельфии отрекомендовал мне его как надежного человека, который поможет нам переправиться через Адриатическое море. И он работает на Духа Черной горы! Кто бы мог подумать. Что же нам теперь делать? - Ничего особенного, - ответил Стритар. - Самое главное - не говорите Телезио, что я видел телеграмму. Вы поняли? - Разумеется, - обиженно ответил Вулф - Мы же не дураки, хотя вчера вы назвали нас именно так. Или вы по-прежнему так думаете? - Возможно, я ошибался. Я согласен, что в Америке вы можете принести нам гораздо больше, чем здесь. А что касается доказательств намерений Ниро Вулфа помогать Духу Черной горы, мне кажется, что я сумел вас убедить. Вы согласны? Вулф замялся. - Пожалуй, да. - Значит, его нужно устранить. Вы согласны помочь? - В зависимости от того, что придется для этого делать. Убить человека в Америке это не то же самое, что убить человека здесь. Сам бы я за это не взялся. - Я вас и не просил. Я только спросил, согласны ли вы помочь. Петеру Зову потребуется помощь. Вы говорите, что Филадельфия находится в девяноста милях от Нью-Йорка - то есть в ста пятидесяти километрах - это даже хорошо, потому что в Нью-Йорке Зову было бы опасно. В этом вы готовы нам помочь? Вулф чуть призадумался, потом сказал: - Есть одна сложность. Как бы мы не таились Зова могут арестовать. Что, если он нас выдаст? - Вы уже видели, какой он под пытками. Неужели американская полиция тоже применяет такие методы? - Нет. - Вулф посмотрел на меня. - Алекс, товарищ Зов должен ехать в Америку, и нас просят помочь ему организовать убийство Ниро Вулфа. Я согласен взяться за это дело, если ты не против. Я напустил на себя серьезный вид. Я готов был отдать восемь тысяч центов за то, чтобы сказать, что всю жизнь мечтал прикончить этого типа, но не был уверен в том, что Зов со Стритаром и в самом деле не понимают английского. Поэтому я ограничился тем, что сказал: - Я согласен, папочка. Я готов взяться за любое дело, в котором участвуешь ты. Вулф посмотрел на Стритара. - Мой сын согласен. Мы должны уехать как можно быстрее. Вы можете переправить нас в Бари? - Да. Но Зову придется воспользоваться другим маршрутом. - Стритар взглянул на часы. - Дел у меня по горло. Он возвысил голос и позвал: - Джин! Открылась дверь и вошел один из писарей. Стритар обратился к нему: - Найди Трумбича и Левстика и приведи сюда. Я буду занят еще час. Не мешать мне без крайней необходимости. Зов любовно погладил "люгер". 15 Все-таки нас арестовали за отсутствие документов, и это едва не нарушило все наши планы. Правда, случилось это уже не в Черногории. Стритар решил не рисковать - на случай, если мы все-таки передумаем и захотим заехать в Белград, где могли бы проболтаться на счет восьми тысяч долларов - и ни на минуту не упускал нас из вида. Он сам накормил нас мясом, сыром хлебом и изюмом а с наступлением сумерек вывел на улицу и усадил в новенький "форд". Нас отвезли в Будву, деревушку на самом побережье, расположенную, по словам Вулфа, всего в пяти милях к северу от того места, где два дня назад нас высадил Гвидо Баттиста. За те полтора часа, которые понадобились ему на то, чтобы проехать тридцать миль, водитель не перекинулся с Вулфом и дюжиной слов, а меня и вовсе не замечал. Высадив нас у самой пристани, он что-то проквакал встречавшему нас незнакомцу, и в ту же минуту хлынул проливной дождь. Дождь не утихал всю ночь, однако катер, на котором нас переправляли, оказался на несколько столетий новее, чем посудина Гвидо. В нем нашлась даже каютка, в которой я прилег. Вулф попытался последовать моему примеру, но койка была такая узкая, что ему приходилось держаться за железную скобу, чтобы не упасть. В конце концов, отказавшись от борьбы, Вулф растянулся прямо на полу. Обратный путь через Адриатику на катере, который с резвостью скакуна рассекал волны, занял у нас на три часа меньше, чем путешествие на корыте Гвидо. Еще не рассвело, когда катер бросил якорь, нас бесцеремонно запихнули в какой-то ялик со смуглым гребцом, высадили на берег, после чего ялик тут же развернулся и отчалил. Вулф выкрикнул ему вслед: - Где мы находимся, черт возьми? - Там, где надо! - последовал ответ. - Вежливый мерзавец, - заметил я. Мы натянули свитера, вооружились фонариками и двинулись вперед, в глубь суши. Если нас и в самом деле высадили в условленном месте, то в двухстах метрах от берега должна была проходить дорога на Молфетту, рыбачью деревушку. Вскоре мы наткнулись на эту дорогу, повернули налево и пошлепали по ней, проклиная дождь на все корки. Я думал только о том, как заставить Вулфа перевести мне инструкции на водяном отопителе, когда мы доберемся до отштукаренного домика в Бари. Доковыляв до Молфетты, мы постучались в дверь ближайшего выбеленного домика, обсаженного деревьями, и Вулф, поговорив с хозяином, протянул ему через щель листок бумаги. Итальянец, столь же любезный, как и гребец с ялика, согласился довезти нас до Бари за пять тысяч лир. В дом он нас не пригласил, и мы дожидались его под развесистым инжиром. Наконец он появился, выкатил из-под навеса маленький "фиат", и мы взгромоздились на заднее сиденье. Ерзая в промокших насквозь брюках, я пытался размышлять. Кое-что мне было не по душе - например, я никак не мог уразуметь, зачем Вулфу понадобилось отдавать восемь кусков этим висельникам. С другой стороны, я соглашался, что Вулф пытался сделать так, чтобы его предложение выглядело как можно более соблазнительным для Стритара. Смущало одно: Зова мы с собой не прихватили и никакой гарантии на то, что он и в самом деле заявится в Штаты, у нас не было. В Италию он должен был пробраться через Горицию, как и прежде, а встретиться мы договорились в Генуе. Я продолжал обмозговывать сложившееся положение, когда "фиат" затормозил, левая дверца открылась и в лицо водителю брызнул луч фонаря. Снаружи стоял некто в плаще до ног. Он задал несколько вопросов, потом открыл заднюю дверцу, посветил на нас и что-то спросил. Вулф ответил. Завязалась оживленная беседа, причем плащ настаивал, а Вулф не уступал. Наконец плащ захлопнул вашу дверцу, обошел машину справа, открыл переднюю дверцу, забрался на сиденье справа от шофера и повернулся лицом к нам. В руке его я разглядел пистолет, вороненый ствол которого смотрел на нас с Вулфом. - От меня что-нибудь требуется? - спросил я Вулфа. - Нет. Он хотел проверить наши документы. - Куда мы едем? - В тюрьму. - Господи, разве мы не в Бари? - Уже подъезжаем, да. - Так скажите ему, чтобы отвез нас в тот дом, и мы покажем ему эти идиотские документы. - Нет. Я не хочу рисковать - завтра по ту сторону Адриатики узнают, что я был здесь. - А что вы ему сказали? - Что я хочу встретиться с американским консулом. Разумеется, он отказался тревожить консула в такое время. Я попытаюсь протолкнуть новый закон, согласно которому в любом городе должно быть по два консула - дневной и ночной. Уверен, что любой из вас, которому доводилось провести ночь или хотя бы ее часть в итальянской кутузке, поддержит меня. Нас - вернее Вулфа - допросили. Сначала за нас взялся прилизанный красавчик-баритон в безукоризненном мундире, потом пару часов усердствовал жирный гиппопотам в засаленной рыбацкой робе. Отобранные у нас ножи и пистолеты не прибавили им доброжелательности. В конце концов нас запихнули в крохотную камеру с двумя койками, уже заселенными примерно пятьюдесятью тысячами душ. Двадцать тысяч обитателей представляли блохи, еще двадцать тысяч - клопы, а остальных я и по сей день не могу классифицировать. После ночи в стогу сена и второй ночи, проведенной в обледеневшей пещере, можно было посчитать любое новшество улучшением, но на деле вышло не так. Я вдоволь нагулялся от стены до стены (целых десять футов), стараясь не наступить на какую-нибудь часть Вулфа, который сидел прямо на бетонном полу. Про завтрак могу сказать одно - мы от него отказались. Шоколад - то, что от него осталось - был в рюкзаках, которые, естественно, у нас отобрали. В одной из первых же статей нового закона о дневных консулах должно быть требование о том, чтобы на службу они приходили к восьми утра. Лишь в начале одиннадцатого дверь в нашу камеру распахнулась, и вошедший тюремщик что-то сказал. Вулф велел мне следовать за ним, и мы прошагали по коридору, затем поднялись по лестнице и вошли в залитую солнечным светом комнату, в которой сидели двое. Долговязый субъект с невыспавшейся физиономией и оттопыренными ушами размером с суповую тарелку проскрипел по-английски: - Я Томас Арнольд, американский консул. Мне сказали, что вы изъявили желание встретиться со мной. - Я хочу поговорить с вами, - Вулф бросил взгляд на второго человека, - с глазу на глаз. - Это синьор Анжело Бизарро, надзиратель. - Спасибо. И тем не менее я вынужден настаивать на своей просьбе. Мы не вооружены. - Да, я знаю. - Арнольд повернулся к надзирателю и после непродолжительного обмена репликами синьор Бизарро встал со стула и вышел, оставив нас наедине с лопоухим консулом. - Слушаю вас, - сказал он. - Вы американцы? - Да. Если вы позвоните в американское посольство в Риме и попросите соединить вас с мистером Ричардом Коуртни, то избавитесь от нас в самое сжатое время. - Сначала вы должны объяснить мне, почему вы оказались ночью на дороге без документов и с оружием. - Хорошо, - согласился Вулф. - Только вы должны гарантировать, что о нашем присутствии здесь не узнают газетчики. Меня зовут Ниро Вулф, я частный сыщик из Нью-Йорка. А это мистер Арчи Гудвин, мой доверенный помощник. Консул улыбнулся. - Я вам не верю. - Тогда позвоните мистеру Коуртни. Или даже проще... Вы знаете Паоло Телезио, брокера и торгового агента из Бари? - Да. Мы встречались. - Если вы позвоните ему и позволите мне поговорить с ним, то он пришлет сюда наши документы, должным образом проштампованные в Риме четыре дня назад. Он также удостоверит, что мы - те, за кого себя выдаем. - Черт побери, так вы и в самом деле Ниро Вулф? - Да. - Тогда какого черта вы шляетесь но ночам с оружием и без документов? - Согласен, это неосмотрительно, но другого выхода у нас не было. Мы здесь по крайне щекотливому и конфиденциальному делу, и никто не должен прознать, что мы в Италии. Я мысленно восхищался Вулфом. Он дал понять Арнольду, что мы находимся здесь по секретному заданию американского правительства и даже в том случае, если консул решит позвонить послу в Рим и услышит в ответ, что это не так, то подумает только, что наше задание и вправду сверхсекретное. В посольство звонить он не стал. Во всяком случае, при нас. Он позвонил Телезио, передал трубку Вулфу и потом сидел и оживленно трепался с нами до тех пор, пока Телезио не принес наши документы. Вулф сумел настолько внушить ему, что никто не должен знать, кто мы такие, что Арнольд не назвал наших имен даже надзирателю. Телезио привез нас к себе домой. В прихожей Вулф сказал мне: - Мы разденемся здесь, а эти мерзкие тряпки выбросим на улицу. Так мы и сделали. Подробности опускаю, за исключением носков и ботинок. Вулф боялся снимать их. Когда он, наконец, решился, то уставился на свои ноги в полном изумлении. Думаю, что он ожидал увидеть ободранное почти до костей розовое мясо, а его взору открылась всего лишь парочка мозолей. - Ничего, через годик-другой пройдут, - жизнерадостно подбодрил я. Спрашивать Вулфа про устройство нагревателя мне не пришлось, потому что предусмотрительный Телезио уже включил его. Дна часа спустя, в четверть второго мы сидели вместе с Телезио на кухне и уплетали грибной суп, потом спагетти с сыром, запивая их вкуснейшим вином. Мы уже были чистые, переодевшиеся и сонные, как мухи. Вулф позвонил в Рим Ричарду Коуртни и договорился о встрече в пять часов. Телезио позвонил в местный аэропорт и сказал, что самолет вылетает в половине третьего. Мы слегка поспорили на двух языках, что несколько осложняло беседу. На чемодане Вулфа инициалов не было, а вот на сделанных по его заказу рубашках и пижаме они были вышиты. Не мог ли Зов каким-то образом увидеть их и сообразить, что его пытаются заманить в ловушку? Вулф считал, что риск ничтожно мал, но мы с Телезио так на него насели, что он сдался. Рубашки и пижаму было решено оставить у Телезио, который пообещал выслать их в Нью-Йорк в самое ближайшее время. А вот мой чемодан был помечен моими инициалами, но мы решили, что "А.Г.", благо меня зовут Алекс, не столь рискованно, как "Н.В.". Телезио отвез нас в аэропорт на своем "фиате", который по-прежнему выглядел целехоньким, несмотря на то, что его владелец делал все от него зависящее, чтобы посшибать деревья и телеграфные столбы. Приземлившись в Риме, мы сели в такси, которое доставило нас в американское посольство. Теперь я могу похвастать, что знаю Рим как свои пять пальцев. Его население составляет один миллион шестьсот девяносто пять тысяч четыреста семьдесят семь человек и в нем полно древних строений. Когда мы зашли в одно из таких строений - я имею в виду здание посольства, - до назначенной встречи оставалось еще десять минут, но ждать нам почти не пришлось. Молодая женщина, выглядевшая как конфетка, но рискующая через несколько лет заполучить второй подбородок, поинтересовалась тем, кто мы такие. Вулф представляться не стал, сказав лишь, что нас ждет мистер Коуртни. Секретаршу, видимо, проинструктировали, потому что, погадав, кто мы - агенты ЦРУ или путешествующие инкогнито конгрессмены, - она что-то сказала в телефонную трубку, и пару минут спустя к нам вышел сам Ричард Коуртни. Он любезно и дипломатично приветствовал нас, не произнося вслух наших имен, и провел к себе по длинному, непозволительно широкому коридору. Пожалуй, целых три кошки могли пройти по нему бок о бок, хотя четвертой было бы уже тесновато. В каморке, служившей кабинетом, стояли три стула. Коуртни пригласил нас занять два из них, а сам направился к третьему, который стоял за столом, заваленным бумагами. За четыре дня, прошедших после нашей первой встречи, Коуртни не слишком изменился. - Вы сказали по телефону, - начал он, глядя на Вулфа, - что хотели попросить меня об услуге. - О двух услугах, - поправил его Вулф. - Первая заключалась в том, чтобы мы могли попасть к вам, не называя своих имен. - Это уже сделано. А вторая? - Постараюсь быть кратким. Мы с мистером Гудвином прибыли в Италию по личному, но очень важному и абсолютно конфиденциальному делу. За время пребывания на итальянской земле мы не нарушили ни одного закона, если не считать того, что при нас не было документов. Наше дело благополучно завершено, однако возникла одна загвоздка. Мы хотим завтра отплыть из Генуи на борту "Базилии", но нужно, чтобы мы плыли инкогнито. Успех нашего дела окажется под серьезной угрозой, если станет известно, что мы находимся на борту этого судна. Мне удалось, позвонив из Бари в Рим, забронировать для нас двухместную каюту на имя Карла Гюнтера и Алекса Гюнтера. Я бы хотел, чтобы вы сейчас позвонили в компанию и сказали, что я приду за билетами. - Чтобы подтвердить, что по прибытии в Нью-Йорк вы с ними расплатитесь? - Нет, я заплачу сейчас наличными. - Тогда - зачем? - Чтобы заверить, что мы именно те, за кого себя выдаем. И оправдать, что мы будем путешествовать под другими фамилиями. - И только? - Да. - Господи, какая ерунда! - Коуртни вздохнул с облегчением. - Тысячи людей путешествуют инкогнито. На это вам не требуется разрешение посольства. - Возможно. Однако я предпочитаю подстраховаться. Я должен исключить всякий риск, пусть он даже ничтожно мал. Кроме того, я не хотел бы пускаться в пространные объяснения при разговоре с чиновниками. Вы позвоните? Коуртни улыбнулся. - Я приятно удивлен, мистер Вулф. Конечно, я позвоню. Хотел бы, чтобы все наши соотечественники обращались ко мне за подобными услугами. А теперь, если вы не возражаете, я хотел бы в свою очередь попросить вас об одном одолжении, Я уведомил посла о том, что вы придете на прием, и посол изъявила желание познакомиться с вами. Вы сможете уделить ей несколько минут? Вулф нахмурился. - Это женщина? - Да, разумеется. - Я вынужден просить у вас прощения. Я смертельно устал, а нам еще нужно успеть на семичасовой самолет до Генуи. Если только... вы не обидитесь и не передумаете звонить... Коуртни от души расхохотался. - Нет, я не передумаю, - сказал он, утирая слезы Потом снова захохотал, запрокинув голову назад. Мне показалось, что для дипломата подобного ранга он ведет себя чертовски неприлично. 16  На следующий день, в пятницу, мы сидели в вашей каюте второго класса на борту "Базилии". Отплытие было намечено на час дня. Все было замечательно, кроме одного. В генуэзском отеле "Форелли" мы всласть отоспались (я проспал одиннадцать часов кряду, как убитый) и вкусно позавтракали. Вулф уже ходил, не волоча ноги, да и мои синяки подзажили. Зарегистрировали нас как Карла и Алекса Гюнтеров, не задавая лишних вопросов. Посадка тоже прошла без сучка и без задоринки. Каюта с иллюминаторами наружу была в два раза больше нашей камеры в тюрьме Бари и кроме двух коек в ней оказалась еще пара кресел, в одно из которых Вулф ухитрялся протискиваться, хотя и не без труда. Все было замечательно. Но куда подевался Петер Зов? Зов сказал Вулфу, что, высадившись в Гориции, доберется до Генуи через Падую и Милан, а на борт "Базилии" взойдет в качестве стюарда в четверг вечером. Вулф поинтересовался, под каким именем поплывет Зов, но Стритар сказал, что они решат это позднее. И вот мы сидели в каюте и мучались неизвестностью, не зная, путешествует ли Зов с нами. - До отплытия остался ровно час, - произнес я, - Попробую сходить на разведку. Стюарды стружи так и кишат. - Проклятье! - прорычал Вулф и стукнул кулаком по подлокотнику кресла. - Нельзя было отпускать его от себя. - Стритар почуял бы неладное, если бы вы упорствовали. Да и в любом случае он не пошел бы на это. - Пф! Зачем мне тогда голова? Я должен был что-нибудь придумать. Я последний болван. Нет, я не могу плыть в Америку без него! В дверь постучали и я сказал: - Войдите. Дверь открылась и в проеме возник Зов, который нес наши чемоданы. - О, это вы, - произнес он по-сербскохорватски. Потом поставил чемоданы на пол и повернулся, чтобы идти. - Подождите минутку, - попросил Вулф. - Я должен вам кое-что сказать. - Позже скажете. Сейчас нет времени. - Всего одно слово. Не старайтесь убедить нас, что вы не понимаете английского языка. Вас бы не взяли стюардом, если бы вы не говорили по-английски. - А вы догадливый, - сказал Зов по-сербскохорватски. Потом добавил - уже по-английски: - О'кей. И был таков. Я запер за ним дверь и повернулся. Вулф сидел с закрытыми глазами и шумно сопел. Минуту спустя он открыл глаза, посмотрел на чемоданы, перевел взгляд на меня и только тогда поведал, о чем они говорили с Зовом. - Нужно выяснить, под каким он здесь именем, - сказал я. - Выясним. Ступай на палубу и следи за сходнями. Вдруг ему что-то втемяшится в голову и он решит улизнуть. - С какой стати? - Не знаю. Просто люди с таким покатым лбом часто бывают непредсказуемы. Отправляйся. Вот так случилось, что до самого отплытия я простоял на палубе, опираясь о фальшборт и любуясь на генуэзские горы, к которым прилепились тысячи домиков. Впечатление было бы куда более сильным, если бы я только что не вернулся с прогулки по черногорским скалам. К тому времени, как "Базилия" покинула гавань и вышла в открытое море, большинство пассажиров уже спустились в обеденный салон. Я в свою очередь спустился в нашу каюту и сказал Вулфу: - Пора уже и пообедать. Пожалуй, вы поступили правильно, решив, что в течение всего путешествия не будете выходить из каюты. На борту может оказаться кто-нибудь, способный узнать вас. Что же касается меня, то я, пожалуй, имею право принимать пищу в общем салоне. Вы не возражаете? - Нисколько. Я уже заказал Петеру Зову, что принести на обед. У меня отвалилась челюсть. - Петеру Зову? - глупо переспросил я. - Да. Он наш стюард. - О, Боже! Он будет приносить вам еду, а вы будете ее есть? - Разумеется. Это, конечно, испытание, и аппетита оно мне не прибавит, но в нем есть и определенные преимущества. У нас будет вдосталь времени, чтобы обсудить наши планы. - А вдруг ему взбредет в голову подмешать вам мышьяк? - Вздор! С какой стати? - Дело в том, что люди с таким покатым лбом часто бывают непредсказуемы. - Иди обедать. Я отправился в салон. Меня усадили за семнадцатый стол, накрытый на шестерых. Один стул пустовал и должен был пропустовать всю дорогу. За столом сидели: немец, который считал, что разговаривает по-английски, но явно ошибался, женщина из Мэриленда, которая разговаривала по-английски, но лучше бы молчала, и еще парочка - мать с дочерью, - которые не знали даже слов "доллар", "О'кей" и "сигарета". Семнадцатилетняя итальянка-дочь, внутри у которой явно бушевал вулкан латинянской страсти, могла бы стать объектом моего внимания, если бы не мамаша, которая ходила за ней по пятам, словно приклеенная. За предстоящие двенадцать дней пути возможностей для знакомства и ухаживаний было, конечно, хоть отбавляй, однако на третий день выяснилось, что все три наиболее вероятные кандидатуры, включая вулкан с дуэньей, отпадают. Одна, черноглазая шепелявящая красотка, плыла в Питтсбург, чтобы сочетаться браком. Вторая, высокая стройная скандинавка, которая обходилась без грима (да он ей и не требовался), обожала играть в шахматы. И точка. Третья, миниатюрная блондиночка, начинала поглощать коктейли за час до обеда, да так и не останавливалась. Как-то раз я решил поупражняться с ней вместе и довольно скоро выяснил, что любительница коктейлей шельмует: у нее оказалась сестра-двойняшка, причем обе замечательно парили в воздухе. Я обиделся, бросил надувательниц в баре и вернулся к себе в каюту, едва не пересчитав по дороге лбом все ступеньки. Вулф метнул на меня рысий взгляд, но от комментариев воздержался. В Генуе он закупил несколько дюжин книг, разумеется - на итальянском, и, похоже, заключил сам с собой пари, что проглотит их все до того, как впереди по курсу появится статуя Свободы. Во время плавания мы с ним время от времени перебрасывались отдельными фразами, но не слишком учтиво, поскольку разошлись во мнениях. Я категорически отвергал план, который Вулф хотел при первом же удобном случае обсудить с Петером Зовом. Первая перепалка по этому поводу вспыхнула у нас еще в Генуе, в номере отеля, и с тех пор то и дело возобновлялась. Я поначалу хотел первым делом, как только мы выйдем в море, уведомить капитана о том, что на борту у нас вооруженный убийца, совершивший в Нью-Йорке тяжкое преступление, с тем, чтобы остаток пути Зов провел под замком. Кроме того, я предложил послать радиограмму инспектору Кремеру, чтобы уготовить Зову достойную встречу. Вулф отверг мой замысел под смехотворным предлогом, что в нью-йоркской полиции никогда не слыхали про Зова, и нам не поверят; более того, уверял этот упрямец - капитан предупредит Зова и тот каким-то образом улизнет с корабля, прежде чем тот войдет в территориальные воды Соединенных Штатов. В открытом море власть и закон сосредоточены в руках одного человека - капитана судна. Тогда я решил сменить тактику и занял следующую позицию: как только наш корабль войдет в Норт-Ривер, все на борту, включая капитана, окажутся под юрисдикцией нью-йоркской полиции, и тогда Вулф сможет прямо с борта "Базилии" позвонить Кремеру, обрисовать картину и предложить встретить судно прямо на причале. Тут уж, казалось бы, вариант железный - комар носа не подточит. Так нет же, представьте себе, Вулф даже не пытался препираться, а просто напрочь зарубил мое предложение - и баста! Дело не только в его ослином упрямстве. Он должен был непременно сесть в свое рассчитанное на дюжину слонов кресло, обставиться батареей пивных бутылок, приказать мне позвонить Кремеру и уж потом взять трубку и безмятежным тоном проговорить "Мистер Кремер? Я только что возвратился из одной поездки. Я привез вам убийцу Марко Вукчича вместе с орудием убийства, а также готов предъявить вам свидетелей, которые подтвердят, что он находился в Нью-Йорке восемнадцатого мая. Вы можете прислать кого-нибудь, чтобы его арестовали? Ах, вы даже сами приедете? Как вам угодно. Мистер Гудвин, который сопровождал меня, пока присмотрит за ним" Таков был план этого честолюбца. "Базилия" должна была пришвартоваться в среду около полудня. Мы сойдем на берег и отправимся домой. Вечером после наступления темноты мы встретимся с Зовом в баре на набережной, а потом заедем домой к моему другу, который одолжит нам свою машину, чтобы мы поехали в Филадельфию. Дом этот расположен на Западной Тридцать пятой улице. Я введу Зова в дом и познакомлю с Ниро Вулфом, предварительно приняв все меры предосторожности, чтобы Зов не сумел тут же на месте выполнить свое задание. Вулф был непоколебим как скала. Он придумал этот план, и, чтобы я ни говорил о риске, возможных опасностях и прочих подводных камнях, упрямец отказывался даже слушать. Согласен, к концу двенадцатого дня мои аргументы приняли настолько личный и обидный для Вулфа характер что мы почти перестали разговариват