Пьер Сувестр И Марсель Аллен. Любовные похождения князя --------------------------------------------------------------------- Книга: П.Сувестр и М.Аллен. "Затерянный поезд. Любовные похождения князя" Перевод с французского Александры Соколинской Издательство МП "Этоним", Минск, 1993 OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 8 декабря 2002 года --------------------------------------------------------------------- Данная книга продолжает серию популярных романов о зловещих похождениях Фантомаса, начатую таллиннским А/О "Одамеэс". Оглавление Глава 1. ТАИНСТВЕННЫЙ ТУННЕЛЬ Глава 2. ДРУГ СЕРДЕЧНЫЙ Глава 3. БОГАТЫЙ ЛЮБОВНИК Глава 4. ОТРУБЛЕННАЯ ГОЛОВА Глава 5. КРОПОТЛИВОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ Глава 6. ДИРЕКТРИСА "ЛИТЕРАРИИ" Глава 7. ПРОДЕЛКИ ОБЕЗГЛАВЛЕННОГО Глава 8. ТОРГАШ Глава 9. ЛЮБОВНИЦА МОРИСА-ОЛИВЬЕ Глава 10. ЛЮБОВНИЦА ВИКОНТА Глава 11. ОЖИВШИЙ МЕРТВЕЦ Глава 12. ЗАПАДНЯ Глава 13. РЕПОРТЕРЫ "СТОЛИЦЫ" Глава 14. МНЕНИЕ ЖЮВА Глава 15. ФАНДОР МЕРТВ Глава 16. ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР Глава 17. ЖЮВ ИЛИ ФАНТОМАС? Глава 18. РЕВНИВИЦА Глава 19. КНЯГИНЯ Глава 20. БЕГЛЕЦ Глава 21. ПОХИЩЕНИЕ Глава 22. ВОЗВРАЩЕНИЕ В РОДНОЙ ДОМ Глава 23. МОРИС!!! Глава 24. ЖЕНСКАЯ МЕСТЬ Глава 25. РАЗРЫВ Глава 26. В "ЧУДЕСНОМ УЛОВЕ" Глава 27. ЗАПУЩЕННЫЕ В НЕБО Глава 1 ТАИНСТВЕННЫЙ ТУННЕЛЬ Фандор, ухватившись за буфер локомотива, кричал Жюву; слова его не укладывались в голове, граничили с безумием, и, тем не менее, были реальностью, гласили правду, поскольку он с непомерной решительностью утверждал: - Поезд въехал в туннель!.. Из него не выходил! Но в туннеле его нет! В этот миг Жюв, с бледным, исказившимся от возбуждения лицом, бросился к трясущемуся в лихорадке молодому человеку. - Фандор! Фандор! - надрывался Жюв. - Этого не может быть! Ты ошибся... Если поезд вошел в туннель и наружу не выезжал, он должен находиться там! Фандор уже подскочил к Жюву; схватив полицейского за плечи, он как сумасшедший тряс его и вопил: - Говорю вам, поезд въехал! Говорю вам, нет его там! А как он выезжал, вы не видели! То, что утверждал Фандор, то, что казалось невероятным, тем не менее, было правдой. Когда миновали мгновения безумного возбуждения, нелепых речей, бессвязных возгласов, и Жюву с Фандором удалось более спокойно обсудить случившееся, им пришлось примириться с железной логикой фактов. Фандор не мог ошибиться. Приехав на полустанок, где стоял поезд Барзюма, он собственными глазами видел, как состав тронулся и скрылся под темными сводами туннеля... В этот миг Жюв был уже у выхода. Мимо него поезд не проходил. Значит, неизбежно, неминуемо поезд находился внутри... Однако Фандор уверял, что состава там не было! Фандор, как и сказал Жюву по телефону, вспрыгнул на локомотив и устремился в погоню за составом, уносящим Фантомаса и его дочь. Он прошел туннель насквозь, но не обнаружил ни состава, ни его следа. Это казалось настолько необъяснимым, исчезновение поезда было настолько невероятным, что Жюв с Фандором, совершенно сбитые с толку, несколько минут кряду ошарашенно пялились друг на друга, упрямо твердя свое. Жюв показывал на черную дыру туннеля. - Поезд вошел туда! - надрывался он. - Наружу не выходил, значит, он там!.. Фандор тыкал в сторону локомотива. - Я прошел весь туннель, - кричал он, - ничего не заметил, значит, поезда там нет!.. Однако Жюв был слишком деятельным и решительным, чтобы тянуть резину. Полицейский нервно выхватил из кармана револьвер, недоуменно пожал плечами и позвал: - Фандор! - Жюв! - С этой таинственностью во что бы то ни стало надо покончить. Фантомас, конечно, выкинул дьявольскую штуку. Но нам нельзя его упускать! Фандор последовал примеру полицейского... Нервно, но решительно сжав в руке револьвер, он громко выругался: - Вы правы, Жюв! Любой ценой мы должны узнать правду! Фантомас? Плевать я на него хотел! Но существует Элен, и я не желаю... Фандору не требовалось договаривать до конца, слова были излишни! Его лицо, доселе непреклонно-мрачное, ожесточилось. Было яснее ясного: дабы вызволить из лап повелителя ужасов свою невесту Элен, ту, которую любил превыше всего на свете, он был готов на самые отчаянные подвиги! Жюв одернул юношу! - Без глупостей! - сказал он. - Возможно, мы идем на смерть. Пусть, по меньшей мере, мы погибнем не напрасно... Оставив Фандора сторожить вход в туннель, Жюв побежал звонить: - Алло! Граница? Станция? Начальник станции? Да! Нет, мы не знаем, что с поездом! Да, отправляемся на розыски, предупредите жандармерию... Поставьте десяток вооруженных людей у входа в туннель... Фантомас может пытаться проскользнуть в любую минуту! Жюв повесил трубку и как безумный помчался к начальнику местной станции; тот, совсем потеряв голову, бросился к Фандору, любезно предлагая помочь журналисту и его другу в исследовании туннеля! - Сударь, - приказал Жюв, - зачем нам всем подвергать себя опасности? Помимо того, вы нужны мне здесь. Встаньте тут с десятком ваших людей, никого не выпускайте, кроме меня с Фандором. А мы отправимся на разведку! Приказание было ясным и четким; начальник станции подчинился. Тогда Жюв, в одной руке держа лампу, в другой сжимая револьвер, подмигнул Фандору: - Идем? - Я жду вас... Не произнося ни слова, не выказывая признаков беспокойства, они углубились под огромные мрачные своды... По мере того, как двое друзей удалялись от входа, мерк слабый свет, пробивавшийся в туннель. Вскоре они погрузились в непроглядную тьму; промозглый, сырой, напитанный гарью воздух едва пропускал лучи, расходящиеся от коптящих ламп. - Следуй за мной, малыш! - скомандовал Жюв. - Держись правой стены! Но Фандору подобные наставления пришлись явно не по нраву. - Я держусь правой стены, - откликнулся он. - Но хочу идти впереди! Жюв, вы охотитесь за Фантомасом я же разыскиваю Элен... Вы здесь по долгу службы я же из страха за нее! Я ее люблю! Любовь сильнее долга! Однако для подобного рода споров момент был более чем неподходящим; Жюв пожал плечами и прибавил шаг, пытаясь обойти Фандора. К сожалению, легко задуманный маневр оказался трудноисполнимым. Жюв пошел быстрее - Фандор поступил таким же образом. Они продвигались в полном молчании, плечо в плечо, ухо в ухо... Успокоившись и оправившись после первого замешательства, Жюв обрел обычную ясность мысли. - Ни звука! - шепнул он Фандору. - Этот туннель - гигантский рупор... Нас можно услышать с огромного расстояния... Если нам суждено встретиться с Фантомасом, не стоит его предупреждать о своем приближении! Фандору и действительно стоило сверхчеловеческих усилий сдержаться и не закричать во все горло в надежде, что слова ободрения достигнут ушей Элен: "Держись! Мы здесь!.." Долгое время Жюв с Фандором, не произнося ни слова, продвигались вперед. Они сильно оплошали, заблаговременно не проверив в лампах количество масла. Та, что была у Фандора, потухла. Жюв протянул было журналисту свою, но тот жестом отказался. Тем не менее, мужчины продолжали идти медленно, с трудом, царапая кожу о щебень, спотыкаясь о шпалы, время от времени останавливаясь и прислушиваясь, но не слыша ни звука, кроме журчания сочившейся вдоль стен воды! - Странно! - ворчал Жюв. - Ничего не понимаю. Черт возьми, что же могло произойти? Фандор хранил молчание; он был смят, уничтожен, сбит с толку разразившейся катастрофой: похищением Элен, исчезновением возлюбленной. - Ну-ка! - внезапно прогрохотал голос Жюва. В этот миг Фандор сошел с насыпи, заинтересовавшись участком стены, который показался ему особо мрачным и таинственным. От слов Жюва он невольно вздрогнул: - Что? В чем дело? Жюв встал, подкрутил в лампе фитиль и поднес ее к стене: - Гляди! Черт побери! - Куда? - потерял терпение Фандор. - Вот, прямо перед твоим носом! Видишь, пламя колеблется!.. Фандор не понимал, что так удивляет Жюва, но тот не унимался: - Пламя колеблется, значит, есть движение воздуха, сквозняк. Черт побери, попомни мои слова, мы наверняка отыщем какую-нибудь трубу или подземную галерею, сообщающуюся с горой... Жюв еще увеличил пламя и протянул лампу Фандору, но журналист только пожал плечами. - Я уже думал об этом, - воскликнул молодой человек. - Но это ничуть не проясняет тайны... Через вытяжную трубу могли скрыться люди, но не поезд! Замечание было справедливым. Однако Жюв не смутился. В очередной раз он показал свой характер - упрямый, настырный, несгибаемый: - Сквозняк, Фандор! Сквозняк!.. Значит, где-то есть дыра, проход! Воистину странным было положение этой пары, затерянной в туннеле, замурованной в горе и отчаянно пытавшейся дознаться, что стало с поездом, пропавшим поездом, поездом-призраком, на котором скрылись король преступлений и его дочь! ...Еще долгие минуты шли они. Но, очутившись у изгиба туннеля, стали как вкопанные. Справа от Жюва виднелся гигантский завал. В стене зиял отчетливый пролом; сомнений быть не могло - обвал произошел недавно: под грудой камней почва была еще влажной. Конечно, обвал не произошел сам по себе, тут явно поработал динамит; между обломками камней пролегали два блестящих рельса, наскоро скрепленных шпалами, вроде тех, что используются строителями. Они упирались в железнодорожную колею, по которой ходили пересекавшие туннель составы. - Фандор! Фандор! - завопил Жюв. - Вот она, тайна!.. Поезд свернул на запасной путь, тут есть подземный ход, с крыши локомотива ты его не заметил, однако... Жюв умел ораторствовать! Выстраивать гипотезы! Выискивать доводы! Но Фандор его не слушал. Юноша бросился вперед, перемахнул через каменные глыбы, пробрался через завал, достиг пролома. Он очень спешил, односложно выкрикивая на ходу: - За мной! За мной! Полицейский и журналист бегом, рискуя свернуть себе шеи, попасть в западню, ринулись в проход. - Фандор, - пыхтел на бегу Жюв, шаря лампой перед собой и напряженно вглядываясь в непроницаемый мрак, - я, кажется, догадываюсь, что произошло... Этот ход вырыт рабочими, которые прорубали туннель. Он был скрыт стеной, но Фантомас знал о его существовании! У злодея были сообщники, которые и взорвали свод, проложили рельсы, а когда подошел поезд Барзюма, перевели стрелку. Но мы еще доберемся до Фантомаса, он от нас не уйдет! Жюв казался повеселевшим, воспрявшим духом... Внезапно он остановился: - Тихо! Вдали, в темноте, примерно в двухстах метрах от них, тускло мерцал красноватый огонек. - Победа! - шепнул Жюв на ухо Фандору, который, наткнувшись на руку инспектора, застыл на месте. - Победа! Это фонари заднего вагона! Действительно, ошибки быть не могло. Видневшийся в глубине узкого прохода красный свет шел от фонарей, подвешенных к последнему вагону пропавшего поезда, пары фонарей, которые Жюв имел прекрасную возможность разглядеть, присутствуя при отправлении состава! Однако следовало соблюдать осторожность! Поезд был здесь, неподвижно стоял в конце прохода, значит, почти наверняка, в нем засел Фантомас со своей шайкой; загнанные в тупик, они готовы стрелять, решив как можно дороже продать жизнь и свободу... - Господи! Жюв! - ухмыльнулся Фандор. - Что нам стоит пару раз пальнуть из пистолета?.. А от этого, возможно, зависит жизнь Элен!.. Фандор было устремился вперед, штурмовать поезд. Но Жюв с силой прижал его к стене. - Ты будешь меня слушаться, - процедил он, - сделай мне такое удовольствие! И вообще, что за вздор! Элен не грозит опасность! Фантомас никогда не причинит зла своей дочери. Своей дочери! Жюв был бы далеко не так безмятежен, если бы знал тайну, страшную тайну, открытую Фантомасу укротителем Жераром, если бы знал, что никакие родственные узы не связывают нежную Элен с грозным повелителем ужасов! Но Жюв пребывал в полном неведении и потому уговаривал Фандора от чистого сердца: - Малыш, штурмовать поезд, конечно, заманчиво, но глупо! Их там пятеро или шестеро дюжих молодцов; да от нас останется мокрое место прежде, чем мы добежим до подножки последнего вагона. Бог мой! Будь хоть немного терпеливее! Давай словчим... подберемся поближе к составу! Жюв заставил Фандора лечь на живот. Теперь они двигались ползком, бесшумно, с завидной ловкостью... Вся операция заняла около двадцати минут. Но когда до замершего поезда оставалось несколько метров, Фандор не выдержал. - Эх! Была не была! - вскричал молодой человек, вскакивая на ноги и как безумный устремляясь вперед. - Вот мы, Фантомас! Я здесь, Элен! Я здесь! Это я, Фандор! Голос журналиста, подхваченный эхом, еще звучал вдалеке, в то время как молодой человек вскочил на подножку, вышиб плечом дверь и ворвался в вагон, еще несколько дней тому назад служивший рабочим кабинетом всамделишному Барзюму. За ним, с револьвером в руке, устремился Жюв... - Сдавайся, - кричал Жюв, - сдавайся, Фантомас! Но несколько секунд спустя Фандор с Жювом уныло опустили оружие, в изумлении уставились друг на друга. Состав встал в самом конце подземной галереи. Они прошли его насквозь, но не встретили ни души! Ни души в галерее, ни души в вагонах. Элен, Фантомас, его сообщники, все, кого унес поезд, казалось, исчезли, сгинули без следа! Изумлению и отчаянию Фандора не было границ! - Проклятие! - воскликнул молодой человек. - Фантомас сбежал! Но Жюв покачал головой: - Нет! Это невозможно! Вероятно, он спрятался где-то поблизости, на крыше, а может, под вагоном?.. Фандор вспрыгнул на поезд, Жюв шмыгнул между колесами. - Элен! Элен! - жалобно взывал Фандор. - Вы меня слышите? Журналист вздрогнул; внезапно до него донеслась чудовищная брань: - А, черт побери! Это был Жюв, он позвал: - Спускайся, Фандор! Быстро! Журналист соскочил на насыпь, поискал Жюва глазами. Тот возился под большим вагоном первого класса, прицепленным к паровозу. Казалось, тащил тяжелую ношу. - Фандор, помоги! В один прыжок Фандор очутился подле Жюва. Он с ужасом разглядывал согнувший инспектора груз. - Боже! Да это человек! Кто он? Кто? - Понятия не имею! Фандор перенес раненого, возможно, мертвого, поближе к лампе, которую ему отдал Жюв. В бликах мерцающего света бледный как смерть журналист всматривался в лицо бездыханного мужчины. - Кто это? Кто это такой? - твердил он. При этом расстегивал пиджак незнакомца, ища сердце. - Слава Богу! Жив!.. У Жюва всегда имелась при себе фляга с водкой. Он влил несколько капель крепкого напитка мужчине в рот. Лекарство возымело свое действие, незнакомец открыл глаза. - Ни слова! Не двигаться! - повелительным тоном приказал Жюв, приставив дуло револьвера ко лбу раненого. - Кто вы такой? Жюв ожидал увидеть сообщника бандита. Он был изумлен, заметив ужас в глазах человека, ошарашен, услышав, как тот лепечет, заикаясь от страха: - Пощадите! Пощадите! Фантомас! Я не скажу ни слова! Четверть часа спустя Жюв с Фандором допрашивали мужчину, обнаруженного в столь странном положении: связанным под колесами брошенного поезда. Жюв тяжело дышал, его голос дрожал от волнения; однако допрос он вел четко, тщательно, стремительно: - Имя? И чтобы подбодрить раненого, добавил: - Говорите! Говорите! Вы среди друзей! Я Жюв! Полицейский Жюв! Мы разыскиваем Фантомаса. Узнав, что попал в руки к Жюву, незнакомец вновь затрясся от страха. - Жюв? - переспросил он. - Господи! Какой кошмар! Он же мне говорил... - Что говорил? Кто говорил? Мужчина дико корчился на земле. Наконец он заговорил, но понес какую-то околесицу: - Фантомас! Фантомас сказал, что придет Жюв! О! Я поклялся молчать! Он убьет меня! Нет! Нет! Я вам ничего не скажу! - Боже мой! Кто вы такой? - Мике! Актер Мике! Я был в поезде, когда туда сел Фантомас... Он заметил меня только здесь! Хотел убить, но его дочь... - Где они? Что с ними?.. Фандор бросился к ногам распластавшегося на земле мужчины, молитвенно сложил руки: - Откройтесь нам! Вы должны знать, куда скрылся Фантомас, вы должны знать, что с Элен... Актер Мике слабо простонал: - Ничего не знаю! - Но молчать чудовищно! Преступно! - вновь взмолился Фандор. - Именем спасшей вас Элен - уверен, это она спасла вас, - ответьте! Фандор не успел договорить. Огромной силы взрыв наполнил подземелье чудовищным грохотом, заглушил его слова, оборвал на середине фразы. Вновь посыпались камни и щебень. Лампа Жюва разлетелась вдребезги... Трое беглецов слышали, как вокруг сотрясались своды, сокрушались глыбы... Ждет ли их гибель? Или спасение? Что произошло с Фантомасом? Что произошло с Элен? Жюв не ошибся, обрисовав загадочное исчезновение поезда. Полицейский разгадал уловку Фантомаса, которой тот в очередной раз доказал свою дьявольскую отвагу... Все произошло в точности, как полицейский описывал Фандору; Фантомас действительно знал о существовании отводного пути, со времен, как рабочие закончили возводить своды, не связанного с основной магистралью. Вернувшись в поезд после заседаний в суде, убив Барзюма, отчаянно разругавшись с дочерью, которую он вознамерился любой ценой увести с собой, несмотря на крики ненависти, несмотря на все ее отвращение, Фантомас не стал медлить. Несомненно, чудовище уже долгое время готовило этот зловещий и великолепный побег! Его люди вскочили на паровоз, запустили поезд, оставив только два вагона, отцепили лишние. Другие сообщники поджидали в туннеле. Взрыв динамита снес стену, открыв вход в потайную галерею, а два наскоро прилаженных рельса позволили направить туда поезд. И пока Фандор собирался с духом, прежде чем на локомотиве устремиться в погоню, дабы разузнать, что же произошло, состав Барзюма был уже давно на отводном пути! Разумеется, в глубине подземной галереи Фантомаса поджидали люди из его шайки. Бандит действовал стремительно. Взведя пистолет, он приказал связать актера Мике, который, мольбами Элен оставленный в живых, был брошен по его приказу под вагоны. - Скоро здесь появится Жюв, - шепнул Фантомас несчастному, полумертвому от страха, - если ты на свою беду раскроешь рот, скажешь хоть слово из того, что мог здесь видеть или слышать, я убью тебя собственными руками! Произнеся эту угрозу, Фантомас вернулся к Элен, которая стояла в окружении сообщников. - Иди! - приказал бандит. Сникшей, дрожащей Элен пришлось подчиниться. Куда увлек ее Фантомас? Повелитель ужасов, без сомнения, продумал невероятный побег до мельчайших деталей! Не торопясь, но особо не мешкая, Фантомас подвел девушку к уступу скалы и коснулся его рукой. Камень сдвинулся. За ним пряталось узкое отверстие вытяжной трубы. - Иди! - повторил Фантомас. Лицо его было настолько мрачным, что Элен снова пришлось подчиниться. Девушка, скрючившись в три погибели, первой скользнула в тесный лаз. - Эй вы, - приказал бандит своим людям, - знаете, как отсюда выбраться? Так поторапливайтесь! Больше он не добавил ни слова. Не успел он оставить подземную галерею, вслед за Элен проникнув, протиснувшись в отверстие, как скала сомкнулась, скрыв вход в вытяжную трубу... Что замышлял Фантомас? Запуганной до смерти Элен в самом скором времени предстояло это узнать! Едва камень вернулся на место, Фантомас положил руку на плечо той, которую так долго считал дочерью. - Элен! - приказал бандит. - Слушай меня внимательно. И подумай хорошенько, прежде чем отвечать. Но поскольку Элен, трясясь от страха, молчала, Фантомас пронзил ее взглядом, острым, как лезвие кинжала. - Слушай меня внимательно, - повторил Фантомас, - и постарайся усвоить. Я желал властвовать над всеми и всем, и своего добился. Никому еще не удавалось одержать надо мной верх! Никто не нарушал моей воли! Ты единственная, дитя мое, кто хочет противиться мне. Но клянусь, я тебя переломлю! Клянусь честью, честью бандита, все будет по-моему. Фантомас умолк. Он надеялся услышать ответ, но бескровные губы Элен оставались недвижимыми. - Ты все же поступишь, как я хочу, - свирепо продолжал Фантомас, - не посмеешь ослушаться. Не знаю, какие приказания ждут тебя в будущем, но на сегодняшний день я ведаю, на что наложить запрет! Элен, есть человек, которого я ненавижу превыше всего на свете, потому что завидую ему, потому что он любит тебя, потому что ты любишь его! Элен, поклянись мне, что никогда не выйдешь замуж за Фандора без моего на то позволения! На этот раз Элен, нежная Элен нарушила молчание. При странных речах Фантомаса ее глаза вспыхнули гневом. - Вы презренный негодяй! Вы не имеете никакого права распоряжаться моим сердцем... никакой власти распоряжаться моей жизнью. Я выйду замуж, когда мне будет угодно, полюблю того, кого я сочту достойным своей любви! Это были гордые, но, увы, пустые речи! Противиться Фантомасу? Какое безумие! Он грубо положил ладонь на руку девушки, и ироничная улыбка скривила его лицо. - Гляди! - скомандовал он. Он повернул Элен к расселине в скале. - Гляди! И дай мне честное слово, что не выйдешь за него замуж... Или я немедленно убью его! Устремив взор к расселине, Элен не могла не заметить Жерома Фандора, берущего у Жюва лампу, склоняющегося к актеру Мике... Юноша стоял на самом свету. Сжимая в руке револьвер, Фантомас хладнокровно прицелился. Опытный бандит был уверен, что, если того пожелает, сразит Фандора наповал! Кроме того, Фандор и не думал осторожничать. Журналист не подозревал, что находится менее чем в метре от возлюбленной Элен, от Фантомаса, за которым настойчиво охотился уже больше десяти лет! - Гляди! - снова приказал Фантомас. - Гляди и решайся! Дай мне слово не выходить замуж без моего позволения или смирись с тем, что он умрет на твоих глазах! С дрожью и мукой в голосе, Элен согласилась на чудовищную сделку... - Фантомас, - простонала она, - я вас ненавижу и буду вечно ненавидеть... Но я не желаю Фандору смерти! Она собиралась было что-то добавить, умолять о пощаде, но Фантомас мертвой хваткой сжал ее запястье: - Клянись, что сдержишь обещание. - Клянусь! Фантомас ослабил руку. На какое-то мгновение, может, на секунду он утратил бдительность, но этой секунды с лихвой хватило Элен. Ловким движением девушка вырвала у бандита револьвер, приставила его дулом ко лбу. Настал ее черед приказывать, угрожать: - Фантомас, я поклялась не выходить замуж за Фандора без вашего позволения; но если вы не хотите, чтобы я прямо сейчас, немедленно покончила с собой, ибо не желаю становиться убийцей того, кто был мне вместо отца, дайте теперь вы клятву... - Какую? - чуть слышно спросил Фантомас. - Поклянитесь, что Жюв и Фандор выйдут из галереи целыми и невредимыми... И не забудьте, я всеми силами ненавижу вас, всю жизнь буду преследовать вас, гнаться за вами по пятам, мстить! Элен, дрожа, все еще прижимала пистолет ко лбу; Фантомас, взглянув на нее, смертельно побледнел. - Ах! - произнес властитель ужаса дрогнувшим от боли голосом. - Ах! Как же ты меня ненавидишь! Затем уже решительно добавил: - Ну да ладно! Пощади себя! Ради тебя я готов на все, даже сохранить жизнь Жюву с Фандором, быть твоим врагом! И повелитель ухмыльнулся... Резким движением он вырвал у Элен пистолет и швырнул его на землю. - Оружие нам больше не понадобится, - холодно произнес он. - Только бы выбраться отсюда! Ты мой враг, Элен... Но ты и моя пленница! Тем временем рука Фантомаса шарила по стене. Очевидно, он искал какой-то стопор, секретный механизм... Не успела Элен осознать трагичный смысл его уловки, как раздался сильный грохот: своды туннеля содрогнулись, зашатались, осели... - Фантомас! Фантомас! - зарыдала Элен. - Что вы сделали? - Я взорвал часть отводного туннеля, - спокойно, даже не дрогнув, отвечал Фантомас. - Теперь мы отделены от Жюва с Фандором трехметровым завалом. Можно не бояться, они не настигнут нас; мы будем на поверхности прежде, чем они вне опасности! И саркастически усмехнувшись, Фантомас потащил Элен по вытяжной трубе к тайному выходу из горы... Два дня спустя в Глотцбурге понуро беседовали Жером Фандор и Жюв. - Мужайся, малыш! - говорил Жюв. - Никогда не надо терять надежды. Тогда в туннеле, во время взрыва, мы думали, все, каюк... А видишь, как-то выкарабкались... Никогда не надо отчаиваться! Увы, добродушный тон полицейского не вселял в журналиста бодрости! Они стояли на центральном вокзале Гессе-Веймара, Фандор резко швырнул чемоданчик в вагон. - Жюв, но след-то мы потеряли... Мне иногда кажется, что лучше было бы погибнуть в туннеле... - Дурак! - отозвался Жюв. И полицейский выдавил со смешком: - Ты так говоришь, потому что не знаешь, где Элен? Так вот, дорогой мой, яснее ясного, что Фантомас ее увез. Сейчас она где-нибудь... в безопасном месте. - Жюв, вы полагаете, что в лапах Фантомаса можно быть в безопасности? Это замечание Жюв пропустил мимо ушей. Он бодро продолжал: - Так вот это я к чему; к тому, что нас ждет новое сражение с Фантомасом... Отлично! Надеюсь, тебя это не пугает? - Да что вы, Жюв, но... - Никаких но, - отрезал инспектор. Положив руку на плечо Фандору, он посерьезнел: - Короче, подведем итоги: Фантомас и Элен исчезли. Где они? Мы не знаем. Возможно, нам мог бы помочь один человек, актер Мике... К сожалению, этот трус отказывается говорить. Утром он отбыл в Париж... Ничего не поделаешь! Обойдемся без него. С другой стороны, мы с тобой обнаружили, что в истории с пропавшим поездом не последнюю роль сыграл князь Владимир... Какова она? Пока мы не знаем. Тут тоже ничего не поделаешь. Но мы и до этого доберемся! Жюв хотел было продолжать, но тут вмешался Фандор: - Все это так! Вы прекрасно выразились, нас ждет сражение, и оно меня не страшит... Но вы умалчиваете кое о чем, что мне надрывает душу, о том, что сегодня мы расстаемся! Вы остаетесь в Глотцбурге, я возвращаюсь в Париж... - Разумеется! Раз так надо... В этот момент пассажирам было объявлено подняться в вагоны. Вскочив на подножку, Жюв успел прокричать: - Короче, малыш, вчера его величество король сообщил мне потрясающую новость. Я остаюсь в Глотцбурге, чтобы помочь несчастной княгине; оказывается, князь Владимир, которого я считал холостяком, женат на бедняге, которую он сделал глубоко несчастной... Ты поедешь в Париж, порыщешь среди ворья, вдруг нападешь на след Фантомаса. Ну, прощай, малыш, скоро увидимся! Как знать, может, мы пойдем по соседним дорожкам. У меня такое предчувствие, что однажды наши пути пересекутся... и в самом ближайшем будущем... В этот миг поезд дал гудок. Медленно, затем набирая скорость, состав тронулся... - Фандор! - выкрикнул Жюв. - И последнее: не вешай носа! Надейся и держись молодцом! Фандор пожал плечами: - А вы, Жюв, черт возьми, поскорее приезжайте! Князь Владимир подождет, ну его к дьяволу, главное, найти Фантомаса... Я хочу видеть Элен! Фандор не разобрал, что ему ответил Жюв. Он только заметил, что полицейский лукаво погрозил ему пальцем... Возможно, Жюв был бы менее беспечным, знай он об уготованных ему чудовищных приключениях, подозревай он о трагических мгновениях, которые ему еще предстояло пережить прежде, чем снова пожать руку друга, которого он любил, как отец сына! Глава 2 ДРУГ СЕРДЕЧНЫЙ - Что это? Как разогнался! Как высоко поднимается! Боже правый... да это аэроплан! Люди, дремавшие в купе остановившегося в чистом поле поезда, устремились к дверям, радуясь негаданному развлечению. Пассажиры, сидящие по углам, немедленно пооткрывали окна и почти повылазили наружу, пока их соседи сзади давили друг друга, из кожи вон лезли, дабы разглядеть в облаках, что же так смутило воображение более зорких. Было около половины шестого, близилось к концу мартовское воскресенье. На землю опускались сумерки. День был очень теплым, и с первыми лучами солнца парижане, привлеченные чистой небесной лазурью и сияющим солнцем, торопливо принарядились и, кто на поезде, кто на трамвае, а кто на собственном велосипеде, отправились за город, чтобы вдохнуть свежего воздуха и первых ароматов весны. К всеобщему удовольствию день выдался чудесным, и все парижское предместье полнилось разноголосицей бурного веселья. Однако, если день оказался прелестным, возвращение домой обещало быть менее приятным. Вдоль трамвайных линий выстроились вереницы людей, нетерпеливо, но обреченно ожидающих отправления вагонов. На вокзалах к прибытию парижского состава сутолока из залов ожидания перекинулась на перрон; у косогоров, вдоль тротуаров изнуренные велосипедисты - пунцовые мужчины - буксировали грузных дам, изможденных дальней прогулкой, к концу которой они все были почти без чувств. И хотя спортсмены завидовали своим согражданам, набившимся в тесные пригородные поезда, к окнам которых были подвешены, дабы не растерять свежесть, букеты сирени и пышные ветви цветущего боярышника, участь этих пассажиров была незавидной. Действительно, главное было не выехать, а добраться до места; те же, кто рискнул отправиться по железной дороге до вокзала Сен-Лазар, томились вечной тревогой, не зная, очутятся ли они когда-нибудь в Париже, поскольку поезд то и дело вставал. Уже добрую четверть часа следующий из Мэзон-Лаффита состав потерянно стоял среди обширной равнины Сартрувиль. Время от времени осипший от усталости паровоз натужно свистел, словно просил, если не помощи, то хотя бы разрешения продолжать путь. Но ничто не обещало вызволить его из состояния неподвижности! Измученные ожиданием, уставшие за день пассажиры, большинство которых отнюдь не торопилось по домам, впали в ласковую дремоту. Из оцепенения их вывел неожиданный возглас путешественника, заметившего аэроплан. Пассажиры третьего класса, а таких, естественно, было хоть отбавляй, бросились к окнам, но, раздосадованные, разошлись по местам, осуждая происшествие, которое нарушило их полузабытье. Средних лет господин буркнул, пожав плечами: - Да это воздушный шар! Его соседи одобрительно закивали головами. И в самом деле, это был обычный воздушный шар. Он мог летать, где ему вздумается, устремляться ввысь, нырять к земле, даже лопнуть - никто бы и бровью не повел! Воздушный шар! Что может быть в наше время банальнее! Аэропланы - еще куда ни шло, но кому интересны подъем и воздушные перипетии заурядного шара? Однако обладатель быстрого и зоркого глаза, одним из первых заметивший аэростат, - плюс ко всему он занимал выгодную позицию в углу, - вполголоса заметил со сведущим видом: - Совсем неплохо для воздушного шара! Минимум 1500 кубических метров. Наверное, он из аэроклуба, будет участвовать в розыгрыше кубка Гордон-Бенетта... Говоривший пребывал в самом благодатном возрасте: от тридцати до тридцати двух лет; его волевое лицо перечеркивали большие черные усы, на широкий квадратный лоб падали пряди густой ухоженной шевелюры, изысканно подстриженной на висках и затылке. Этот знаток был просто, но изящно одет. Однако некоторая безвкусица в костюме выдавала в нем человека, не принадлежащего к свету, а, скорее, представителя нынешнего поколения рабочих, элегантного, видного, усвоившего самые лучшие манеры. Он не был аристократом, но не был и проходимцем. Его выслушали. Кто-то, желая скрасить дорожную скуку приятной беседой, поинтересовался: - Сударь наверняка разбирается в этом деле, раз так, на глазок, определяет размеры шара? - Тут уж будьте уверены, все тютелька в тютельку, у меня глаз наметан. Здесь у земли тихо, а в атмосфере гуляют ветры, и приличные; этот шар пролетает, по меньшей мере, километров семьдесят в час. Несколько женщин разом заголосило, но расфранченный рабочий их коротко ободрил: - По этой части я собаку съел! Это мое ремесло! Меж тем как в вагоне третьего класса, где по случаю духоты окна были открыты, разговор становился все более общим; специалист тихо беседовал, перебрасывался оживленными репликами с сидевшей с ним по соседству очаровательной девушкой, которой можно было дать не больше восемнадцати; ее огромные ясные голубые глаза скромно прятались в тени тяжелых ресниц, густые каштановые волосы были забраны под широкополую шляпу. Нежно взяв спутника под руку, девушка твердила с тенью беспокойства на лице: - Морис, обещай, поклянись, что не будешь летать на таком аппарате! Выслушав мольбы подружки, молодой человек легко передернул плечами: - Глупышка! Да я проделывал это множество раз, я же их строю! Не будь такой трусихой, милая Фирмена! - Я не против воздушных шаров, - разъяснила девушка. - В них нет ничего страшного! Но вот аэропланы! Если ты сядешь в аэроплан, я умру от ужаса! Желая подразнить подругу, Морис с загадочным видом проговорил: - Хе-хе! Как знать? Сегодня воздушный шар, завтра аэроплан. Одно от другого совсем недалеко! Красивые глаза девушки внезапно наполнились слезами, она окинула спутника долгим любящим взглядом. - Обещай, - взмолилась она, - что ты не будешь огорчать малышку Фирмену! В шуме поезда, который под гул восклицаний медленно тронулся, Морис, растроганный нежностью подруги, вполголоса согласился: - Ладно, обещаю! Мало-помалу сгущалась тьма; вдали размытыми очертаниями, серыми тенями проступал силуэт деревни. Там и сям вспыхивали огоньки, вагон, где сгущался полумрак, вновь погрузился в тишину; влюбленные парочки, а таких здесь оказалось немало, поближе придвинулись друг к другу. Тихим ходом проплыли станции, обещавшие скорое приближение Парижа. В Асньере поезд не задержался сверх положенного, а с городскими фортификациями замаячила надежда добраться до столицы. Но рано еще было торжествовать победу. Пассажиры знали эту ветку и понимали, что им предстоит пройти знаменитый Батиньольский туннель, где у поездов вошло в привычку безбожно застревать - особенно по выходным и праздникам. Не был исключением и состав, в котором ехали наши влюбленные - Морис с Фирменой; не успел поезд войти под грозные своды, как заскрежетали тормоза и длинная вереница вагонов постепенно замерла. Поезд должен был прибыть на место назначения задолго до наступления ночи, поэтому света в вагонах не было: в них воцарилась непроглядная тьма. После первых тягостных и беспокойных мгновений - на железной дороге всегда лезут в голову тревожные мысли - свойственная парижанам веселость одержала верх. Темнота - вот нечаянная благодать влюбленным! Какой-то шутник додумался смачно чмокнуть - не то собственную руку, не то, что более похоже на правду, соседку в щечку... Послышались смешки. Другой шутник начал было чиркать спичкой, но вызвал такой гнев истинного негодования, что тут же ее затушил. В воздухе носились вздохи, нежные словечки, томный шепоток; затем те, кому менее повезло с приятным соседством, придумали себе развлечение: сеять смуту и замешательство среди ласково щебечущих влюбленных парочек. - Берегись! Инспектор! Ты взят с поличным! - Да не щипайся ты! Вновь посыпались возмущенные возгласы, смешки! Кто-то испуганно прокричал: "Караул! Грабят!" и, сглаживая случившийся переполох, добавил: - Анжелика покушается на мою невинность! Вагон покатился со смеху! Ведь испугались! Вовсю шло веселье... И не прекращались поцелуи. Внезапный взрыв заставил пассажиров вздрогнуть. Что случилось? Непрерывно заполнявший темноту туннеля шепот сменился тишиной... Однако все оставалось по-прежнему, никакой катаклизм не нарушил гармонии вещей. То была, безусловно, хлопушка, какой-нибудь сигнал. Тогда один неисправимый шалопай, из тех, кто просто обожает поволновать людей, с ухмылкой предположил: - Должно быть, очередная проделка Фантомаса! Но его озабоченность не встретила отклика - публика гоготала! Нет, сегодня Фантомаса не боялись, кого-то неожиданное упоминание о зловещем бандите, возможно, и могло привести в панику, но большинство, со свойственной нынешним поколениям беспечностью, с иронией относилось к самой возможности появления знаменитого чудовища, злодеяниями своими не раз повергавшего в ужас Париж, Францию, всю планету! Словно желая ободрить начавшую было волноваться девушку, которая при имени Фантомаса судорожно вцепилась в его мускулистую руку, Морис тихо проговорил: - Да Фантомас уже полгода, как отошел от дел... После истории с поездом Барзюма о нем ничего не слышно. Не беспокойся, Фирмена, подумай лучше о нас с тобой! Подумай о нас с тобой! Молодой человек действительно думал о нежных речах подруги. Несомненно, он был любим; Фирмена отдала Морису всю любовь, которую только могло вместить ее сердце. Не сама ли она, презрев всякую стыдливость, дала понять, что готова не возвращаться к себе, а последовать за другом в его жилище, чтобы провести там ночь? Несколько мгновений спустя поезд прибыл на вокзал, с обеих сторон состава на перрон посыпались пассажиры, торопящиеся кто домой, а кто в кафе или бар, чтобы там скоротать остаток вечера. Морис с явной охотой уцепился за столь заманчивую возможность повести к себе свою очаровательную любовницу, но в последний момент Фирмена заколебалась. Конечно, молодая работница, воспитанная одной матерью в безропотной покорности судьбе, которая была уготована большинству женщин, придерживалась широких, очень широких взглядов, но не ночевать дома ей предстояло впервые; и хотя Фирмена уже была близка с Морисом, которого любила всей своей юной душой, она не решалась пуститься в новое распутство. Морис становился все настойчивее, он пускался в уговоры, завлекал, расточал нежности. Мало-помалу Фирмена уступила, однако еще пыталась сопротивляться: - Мама будет волноваться, если я не приду. У Мориса на все был готов ответ: - Почта в двух шагах. Ты ей пошлешь пневматическое письмо. Для проформы Фирмена вновь возразила: - Но ты знаешь, что завтра в девять мне надо быть в мастерской? - У меня есть будильник! - заверил Морис. - Успеешь! Давай, соглашайся! Добрых десять минут Фирмена провела на телеграфе, где пляшущим почерком сообщила матери о своей задержке и заверила, что той не о чем беспокоиться. Девушка не пускалась в пространные объяснения, они были ни к чему: мать поймет... Разумеется, столь дерзкая выходка неминуемо приведет к бурному объяснению, но может, все к лучшему? Фирмена не доводила мысль до конца. Не то было время и место. Но придя около одиннадцати в скромное жилище молодого человека и готовясь ко сну, Фирмена с полными любви глазами прижалась к возлюбленному, который нежно обнимал ее стройную талию, и предложила: - Морис, можно я завтра вечером опять приду? Молодой рабочий покраснел от удовольствия; запечатлев на губах девушки долгий поцелуй, он тоном, исполненным воодушевления, простодушно заметил: - Ты хочешь, чтобы мы жили вместе? Я правильно понял? - А почему бы и нет? - задумчиво пробормотала Фирмена. Молодые люди прильнули к окну и молча созерцали открывшуюся взору живописную панораму. Разливая серебристый свет, ярко сияла луна. Морис, счастливый любовник красавицы Фирмены, уже некоторое время занимал чудную комнатку во внешне довольно скромном, но содержащемся в образцовом порядке доме на авеню Версаль, приблизительно посередине между мостами Гренель и Мирабо. Жилище Мориса находилось на шестом этаже, в задней части здания - его фасад был отведен под самые дорогие апартаменты, - и окно выходило не на авеню Версаль, а на набережную Отей, что, возможно, было много приятнее. Набережная Отей прилегает к Сене, и из окна Мориса открывался восхитительный вид на реку, простирающийся от статуи Свободы до виадука Поэн-дю-Жур и Медонских холмов. Напротив был засаженный деревьями берег - здесь проходила граница квартала Гренель с его вечно снующими версальскими электричками и пригородными поездами из Сюресн-Лоншам. Днем и ночью пейзаж был наполнен жизнью, являл собою красочное зрелище. Комнатка Мориса, светлая и просторная, с обоями в цветочек, была идеальным гнездышком для влюбленных. Мечтая рядом с возлюбленным, Фирмена говорила себе, что здесь она найдет счастье, счастье всей жизни! Безусловно, союз их тел и сердец сам по себе не принесет состояния, но они молоды и храбры, она - хорошая швея, он - умелый рабочий. Они могли бы любить друг друга, а затем придет и богатство, если она того пожелает. Тем не менее, Фирмена с сомнением возразила переполненному счастьем любовнику: - А деньги?.. Чтобы жить вместе, надо прилично зарабатывать... Девушка всем сердцем мечтала получить обнадеживающий ответ. Морис сделал широкий жест, словно кидая вызов будущему. - Да полно! - воскликнул он уклончиво. - Поживем - увидим! А пока будем любить друг друга! От ночной прохлады прелестную Фирмену охватил легкий озноб. - Давай ложиться, - чуть слышно произнесла она. Морис закрыл окно... - Брр!.. Не слишком горячая вода у тебя в умывальнике, мой милый! - Фирмена, не ной, ты разве не знаешь, что знатные дамы умываются холодной водой? Я это вычитал в книге о том, как сохранить красоту... - Ты что, читаешь такие книжки? - Все надо читать. Ты не боишься опоздать? - Страшно боюсь! Который час? - Пять минут девятого... - Я же не буду сорок с лишним минут ехать на метро. - Верно... тебе надо быть в девять? - Да, Морис, в девять. Где, черт побери, моя сумочка? - Посмотри на стуле, под жакетом... - Ах да... спасибо... Красавица Фирмена, свежая и отдохнувшая, хотя и с легкой синевой под глазами, заканчивала сборы в комнате на набережной Отей, готовясь отправиться в мастерскую к Генри, где она была портнихой по юбкам. Она проворно и стремительно шныряла по крошечной комнатенке, запаздывая, как и все парижские работницы. Морис лениво возлежал в постели, закинув руки за голову, и с любовью поглядывал на прелестную девушку, завершающую туалет. - Ну вот ты и готова, - сказал он. - Видишь. Могли бы еще поваляться минут пятнадцать. Фирмена улыбнулась: - Какое там поваляться! Словно я ничего не понимаю! Я и так еле-еле успеваю. - Эка невидаль, ну опоздаешь, придешь после закрытия дверей... Фирмена бросила шнуровать ботинок и взглянула на любовника: - Да что с тобой, наконец? Ты что, не понимаешь, что я тороплюсь? - Как знать! Говоришь, что идешь в мастерскую, а сама... Фирмена стрелой метнулась через комнату и встала на колени возле кровати, где предавался лени Морис; опершись на нее, она взяла в ладони голову любовника и страстно поцеловала его в лоб. - Злюка! - проговорила она. - Гадкий злюка! Хочешь мне сделать больно? Что ты еще втемяшил в голову? Ну пораскинь умом, разве я встала бы в такую рань, бросила бы тебя, милый, если бы мне не надо было в мастерскую! Вместо ответа Морис пожал плечами. - Как знать! - повторил он. В глазах молодого человека неожиданно мелькнула печаль, меж тем как Фирмена подарила ему еще один пылкий поцелуй, вложив в него всю свою любовь. Она была очень хороша собой, прелестная и своенравная парижаночка, вызывающая буйное восхищение всех мужчин на улице, и возможно, Морис не так уж заблуждался, со страхом рисуя будущее, задаваясь вопросом, сможет ли он сохранить подле себя и только для себя свою очаровательную возлюбленную. Тем временем Фирмена продолжала: - Как ты можешь злиться и ревновать после вчерашнего... такого дня! И такого вечера! Господи, какие эгоисты эти мужчины! Не люби я тебя, негодника, разве я была бы здесь? Ты хоть знаешь, что мне предстоит услышать вечером от мамы? Морис погрозил подружке пальцем: - Вечером? Но ты обещала вернуться... - Да, решено, но прежде я заскочу на улицу Брошан! Не могу же я без предупреждения не ночевать дома две ночи подряд... Мама будет переживать, решит, что меня убили. Фирмена резко поднялась с пола. - Ты что-то совсем меня заболтал, - продолжила она. - Так я никогда не соберусь... Она дошнуровала ботинки. В два счета водрузила на голову шляпку, легонько и ловко взбила кудри, взгляд в зеркало придал ей бодрости: - Морис, это из-за тебя у меня такие глаза? Злюка... В мастерской меня засмеют... Она вновь встала на колени у постели любовника: - Ну, поцелуй меня! Будь умницей, раз уж ты не работаешь... До вечера... До половины десятого... - Половины десятого, а пораньше никак? - Думаю, пораньше не получится. Я постараюсь... Они снова поцеловались. - До вечера, дорогой! - До вечера, дорогая! Последняя улыбка, последний взгляд на часы. - Я побежала! - сказала Фирмена. Глава 3 БОГАТЫЙ ЛЮБОВНИК Площадь л'Опера, черный людской муравейник двух лестниц метро. В тот же понедельник утром, когда время близилось к девяти, тысячи пар глаз устремились на часы банка "Комптуар д'Эсконт", что расположился на углу улицы Четвертого Сентября и авеню л'Опера, следя за неумолимой и роковой стрелкой, которая так много значила для них. Стрелка показывала без десяти девять. Одни безропотно принимали ее приговор, другие бунтовали: - Да эти часы врут, постоянно спешат! Спорю, мои идут точнее... Стрелка бесстрастно продолжала свой ход и, несмотря на сыпавшиеся упреки, привлекала все большее внимание. Может, она и правда ошибалась? Увы! Пытающиеся ее уличить были бессильны, ибо знали, что не стоит покушаться на столь официальный механизм, как банковские часы, удостоенные чести сообщать прохожим время! Те, кто с такой тоской взирал на часы "Комптуара д'Эсконт", принадлежали к многочисленной армии служащих, продавцов и работниц, последние двадцать пять минут бороздивших элегантные окрестности площади л'Опера. Этим утром работницы запаздывали чаще, чем обычно, что было объяснимо. Накануне они притомились, поздно легли, ужинали всей семьей, предавались любовным утехам; в мастерскую же теперь влетали пулей, браня про себя начавшуюся рабочую неделю, но глаза их еще светились вчерашним весельем, а души ликовали при воспоминании о счастливых часах! На Рю де ла Пэ, возле заново отстроенного известным модельером великолепного особняка, где и размещалась фирма "Генри", толпилась группа оживленных, элегантных и нарядных работниц. Они запрудили весь тротуар, не желая ни минутой раньше положенного входить в мастерскую, но готовые ринуться в здание с первым боем часов. Среди работниц фирма "Генри" пользовалась почетом. И действительно, патрон отбирал себе не только самых умелых и способных, но и самых элегантных и красивых. Этим утром работницы вовсю чесали язычки. Девушки обменивались подробностями вчерашнего. Некоторые похвалялись кавалерами, поджидавшими их в субботу вечером у дверей мастерской и только что доставившими их обратно. Другие уверяли, что приехали на машине, а не в метро! Третьи, напустив высокомерный вид, вышучивали хвастуний, стращали их всяческими бедами... За последних заступались и снова ссорились, без умолку трещали, вовсю перемывали друг другу косточки! Внезапно в плотно сбитой группе произошло движение, и около полудюжины работниц бросились навстречу хмурой девчонке, которая с видимым удовольствием шлепала громадными башмаками по ручейку. - Негодница! - воскликнула мадемуазель Марта, одна из заправил в юбочной мастерской. - Марго, ты неисправимая замарашка! Удивленная подобному обращению девчонка вздернула голову, но нахлобучка ничуть ее не смутила: - Ну и что? Как хочу, так и развлекаюсь! Марго, вернее Маргарита Беноа, приходилась красавице Фирмене, любовнице Мориса, младшей сестрой... И являла собой полную ей противоположность. Насколько Фирмена была элегантной, опрятной и ухоженной, настолько Марго казалась равнодушной и безразличной к собственной наружности и даже чистоте! Она была грязнулей в полном смысле слова. Правда, девчонке едва минуло двенадцать, возможно, она и не думала, что в один прекрасный день кто-то захочет за ней приударить. Несмотря на свой хронически неряшливый вид, Марго работала у "Генри". Она исполняла почетные, хотя и малооплачиваемые обязанности подручной, вызывая жгучую зависть у своих сверстниц-работниц. Они не упускали случая вставить, что Марго никогда бы сюда не взяли, а уж тем более так долго не продержали, не будь она сестрой красавицы Фирмены! Та же, напротив, несла в себе дух фирмы! Великолепная мастерица, она обладала столь изящной внешностью, столь изысканными манерами, что будущее назначение манекенщицей было у нее почти в кармане. У "Генри", как и в других мастерских, манекенщицам завидовали; хорошеньким девушкам со стройными фигурками, часто просто красавицам, было судьбою написано если не преуспеть на своем поприще, то, по меньшей мере, найти среди мужей или любовников клиенток богатого содержателя. Тем временем Марго, видимо, что-то задумав, собрала в кружок несколько работниц. - Эй вы, слышите! - сказала она, кривя жирный от жареной картошки рот. - А у нас новость! Мадемуазель Анна, крупная зрелая женщина, уже подбирающаяся к сорока, законченный тип вечной работницы, которой не дано испытать ни взлетов, ни падений, последние несколько месяцев компаньонка Фирмены по юбочной мастерской, озабоченно перебила крошку: - Что-то с сестрой? - Представляете, вчера она не явилась ночевать! Совсем загуляла моя старшая... Сообщение Марго всколыхнуло противоречивые чувства. Одни одобрительно захихикали с притворно-циничным видом, другие лишь пожали плечами, третьи возвели глаза к небу... - Наверняка, - продолжала Марго, исподтишка оглядывая аудиторию, - наверняка, где-то шляется с любовником! Вокруг девчонкиных слов завязался целый диспут. - Любовником? Кто он такой? Хоть стоящий? Разве у нее есть любовник? А как же! Черноусый, который последние две недели иногда поджидал ее у мастерской. Эка невидаль! Приказчик! А поди и того хуже, рабочий! И это с ее-то красотой! Но другие заверяли, что здесь что-то не так. Как-то вечером ее видели садящейся в машину к сногсшибательному типу... Наверное, какому-то ухажеру... Невзирая на намеки тех, кто допускал существование двух любовников, большинство сочувствовало девушке, пустившейся в любовную авантюру с юношей без гроша в кармане, которого они сочли за рабочего, что было, безусловно, более романтично, хотя и менее разумно! И пошли-потянулись пересуды; пока отсутствующей подруге перемывали косточки, Марго, сестрица Марго, ушки на макушке, вылавливала в общем потоке фраз новый фактик, доселе неизвестную детальку; чуть покачивая головой и мыча что-то одобрительное, она подзадоривала возмущавшихся подруг... Пробило девять. Рю де ла Пэ вмиг опустела. Как стайка напуганных воробьев, рассыпались работницы... Началась давка у входа, беготня по лестницам, падения на поворотах. То там, то сям раздавались крики, вспыхивали и тут же гасли перебранки. Мастерские заполнялись. Прикусив языки, все поспешно рассаживались по местам, настроенные с головой уйти в работу. Мадам Версадье, старшая по юбочной мастерской, глядя в лорнет, зачитывала распорядок примерок на день: - Барышни, с десяти пойдут клиентки! Платье номер три должно было быть готово в прошлую субботу. Заканчивайте с ним; клиентка придет утром! Мадам Версадье отдала еще несколько распоряжений, затем вызвала: - Фирмена! В мастерской стояла тишина. - Фирмена! - повторила мадам Версадье. Мадемуазель Анна, напарница любовницы Мориса, оставшаяся за столом в одиночестве, мелодично отозвалась: - Ее нет! Нет ее, мадам! Малышка Марго, словно желая выпятить отсутствие сестры, дерзко выскользнула из-за стола и, истуканом встав перед старшей, выпалила: - А вы знаете, мадам, Фирмены нет, к вашему сведению, она вчера не ночевала дома! Что же стряслось с Фирменой? Она намеренно прогуливала работу или просто запаздывала? Расставаясь с любовником, девушка, казалось, очень спешила. - Морис, я побежала, до вечера! - прокричала она. Она быстро спустилась по лестнице и выскочила на авеню Версаль. Молодая работница стремительно зашагала по набережной по направлению к метро, но не пройдя и ста метров, замедлила ход. Теперь она двигалась неторопливой поступью, казалось, с интересом наблюдая за такелажниками, сгружающими с тяжелых барж рыжий песок, который крупинками золота блестел на солнце. Было не более половины девятого; утро выдалось великолепным. С реки поднимался легкий пар, солнце еще не пригревало, но уже повсюду разливались его лучи, как обещание, первая летняя улыбка. Похоже, Фирмена совсем не спешила! Несколько раз она взглядывала на изящные серебряные часики, которые вынимала из корсажа. Поистине, работница не так уж торопилась в мастерскую, как расписывала любовнику! В течение нескольких минут она, облокотившись на парапет, следила за планомерной работой огромного крана, запускающего ковш в чрево груженного песчаником судна, восхищалась силой землекопов, точными и ритмичными движениями перебрасывающих тяжелые камни, затем ее внимание привлек удильщик в широкополой соломенной шляпе, терпеливо и без особой надежды водивший удочкой по воде, самопоглощенно забрасывающий ее выше по течению... Так поротозейничав минут пять, Фирмена медленно тронулась дальше. По мере приближения к метро ей все чаще попадались служащие, спешившие наперегонки к подземному транспорту, обязанному их доставить на рабочие места. В ней было столько очарования, что мужчины оборачивались, а женщины заглядывали в лицо. Но воистину, ей было не до них! Опустив голову, Фирмена упрямо глядела под ноги, словно думала там найти рецепт от забот. - Глупая штука - жизнь, - шептала она. - Глупая и скверная! Когда она наконец подошла к спуску в метро, было десять минут десятого, двери мастерской давно закрылись. Фирмена купила билет, прошла на перрон. Четверть часа спустя, сделав пересадку на площади Звезды, она вышла на площади Клиши, что было весьма далековато от Рю де ла Пэ. Фирмена солгала любовнику, обожаемому любовнику, сказав, что идет в мастерскую! Площадь Клиши - а время подходило к без четверти десять - была запружена, обезображена горланящей толпой простолюдинов. Стараясь оставаться незаметной, Фирмена вынырнула из метро. Она огляделась по сторонам, задержала взгляд на улице Вио. - Никого. Еще полчаса дожидаться! Приободрившись, девушка двинулась через площадь к статуе маршала Монсея, у подножия которой раскинулся настоящий цветочный базар; она придирчиво выбрала букетик гвоздик и роз, приколола его к корсажу и отправилась по магазинам. Она наведалась в универмаг, неизвестно зачем расположившийся на перекрестке, пробежалась по отделам, не забывая время от времени посматривать на часы. Фирмена все больше мрачнела и грустнела. Очевидно, она кого-то или что-то ждала. Не надо быть ясновидящим, чтобы почувствовать ее досаду. В этой фланирующей девушке не осталось ничего от утренней возлюбленной, веселой и обворожительной, припадавшей к изголовью юного Мориса и восклицавшей в порыве страсти: - Милый! Милый! Если бы ты знал, как я тебя люблю! Когда часики показывали половину одиннадцатого, Фирмена, изрядно находившись, покинула магазин и снова глянула на площадь. - Ну и точность! - усмехнулась она. Она намеревалась было ступить на проезжую часть, но, передумав, свернула на улицу Сан-Петербург. - Нетушки! Еще не время. Пусть помается минут; двадцать, это пойдет ему на пользу! Женщине до кончиков ногтей, Фирмене совсем не хотелось приходить на свидание первой. Так добредя до площади Европы, без четверти одиннадцать она повернула назад. Очутившись вскоре на площади Клиши, она направилась к роскошному автомобилю - закрытому лимузину, который стоял там уже довольно продолжительное время. Юная работница виновато улыбнулась шоферу, который вылез ей навстречу со степенным и достойным видом и, сдернув с головы фуражку, торопливо распахнул ей дверцу. - А вот и вы, моя красавица! Ее приход был встречен радостным возгласом. С ленивой беспечностью раскинувшись на подушках сиденья, ее поджидал мужчина, шикарный джентльмен, который при появлении Фирмены казался на седьмом небе от счастья. - Дайте поцеловать вашу ручку, милочка. Замерший у распахнутой двери шофер осведомился: - Куда поедем, господин виконт? Незнакомец, виконт де Плерматэн, бросил: - Везите в лес, а там будет видно! Он был шикарным мужчиной, виконт де Плерматэн, с такими почестями усаживающий в автомобиль любовницу Мориса, красавицу Фирмену. Ему было около сорока пяти, но с помощью ухищрений туалета, тонких уловок, мрачной элегантности он умел казаться совсем юнцом. - Дорогая, милая Фирмена, - продолжил он, когда автомобиль тронулся с места и, тихо и нежно урча, покатил по бульвару Батиньоль, - у меня такое ощущение, что с каждым днем я все крепче привязываюсь к вам, все сильнее влюбляюсь... Вы сводите меня с ума! Фирмена уселась поудобнее. Работница, еще несколько минут назад запросто путешествовавшая в плебейском метро, чувствовала себя как нельзя лучше в великолепной машине. Она поглубже устроилась на мягких подушках сиденья, с грациозно-непринужденным видом взялась за спадавшие с кресла ремни и, небрежно закинув ногу на ногу, уперлась каблучком в обитую бархатом скамеечку. Поскольку виконт замолчал, она пошутила: - Неужели вы ходите по ювелирным лавкам? - Что вы имеете в виду? - Фразы, подобные вашим, пишут на шкатулках для амулетов! - Что за фразы, моя красавица? - Люблю тебя все крепче с каждым днем. Сегодня больше, чем вчера, но еще сильнее завтра... Это Розмонд Жерар! Виконт спрятал ехидную улыбку: - Фирмена, мне не нужны ювелирные лавки, чтобы объяснить, насколько вы восхитительны! Подобные слова черпают в душе... Но раз уж вы завели об этом разговор... Вы правы, я действительно туда заглядывал... Нравится? Вынув футляр из автомобильного кармашка, виконт вручил Фирмене великолепный подарок: играющий на солнце дорогой браслет! - О! Какая прелесть! Как мило с вашей стороны! Да, мне очень нравится. Фирмена продела запястье в золотой обруч. - Вы довольны? Тогда поцелуйте меня! Так что же, скверное дитя? Фирмена насупилась. - Ах, дорогой, какой вы неумеха! - воскликнула она. - Сводите на нет самые прелестные задумки! Очень любезно купить мне браслет, но нелепо тут же требовать вознаграждение! Вы словно покупаете мои поцелуи. Виконт Раймон де Плерматэн нервно заерзал в глубине сиденья. - Какая вы жестокосердная! - прошептал он. - Вы полагаете, что поцелуями можно торговать? Я вас прошу меня поцеловать только потому, что люблю вас и... Но Фирмена оборвала его на полуслове: - И, естественно, как все мужчины, считаете, что раз вы меня любите, то я обязана вам отвечать тем же. Это как бы подразумевается само собой? Мгновение виконт медлил с ответом. - Ох, Фирмена, - наконец выговорил он, - вы глубоко заблуждаетесь. Я не думаю, что это подразумевается само собой... Но и вы не сочтите меня за глупца, обманывающегося насчет ваших чувств. Фирмена заметила, с каким ядом были произнесены последние слова. Она испугалась, что зашла слишком далеко. - Полноте! Не дуйтесь! Вот так. Не стройте из себя злюку! Поцелуйте меня! Нет, покрепче, от всего сердца! Мне было очень приятно! Машина поравнялась с воротами Дофин, шофер обернулся, ожидая приказаний. - Куда поедем, Фирмена? - осведомился виконт. - Не хотите ли пообедать в окрестностях Манта, я знаю там маленький островок... уединенный, но уютный ресторан... Фирмена усмехнулась: - Махнем в ресторан влюбленных! Виконт через трубу отдал шоферу приказ. Машина резво поколесила по дороге... Фирмена вся отдалась наслаждению прогулкой; подобные поездки в автомобиле были ей в новинку - с виконтом де Плерматэном она познакомилась совсем недавно. Молчание нисколько ее не тяготило. - Кстати, Фирмена, откуда вы сегодня явились? - нарушил паузу виконт. - Что значит "откуда"? - Вы опоздали на полчаса? - И что? - А то, что от улицы Брошан до площади Клиши на метро максимум минут пятнадцать езды; если учесть, что матери вы наверняка сказали, что отправляетесь в мастерскую и, следовательно, вышли как обычно, в половину девятого, получается, вы где-то до меня шатались... - Шаталась? - Ну, если вам так больше нравится, бродили! - Это что, допрос? Я ходила по магазинам. - Неужели? - На площади Клиши... вот, купила перчатки... Фирмена достала из сумочки небольшой сверток в фирменной упаковке, она и впрямь посетила отдел перчаток. Виконт открыл было рот, но с видимым усилием проглотил ответ. Но Фирмена, женщина до мозга костей, не могла не уловить в наступившем молчании скрытого подвоха. - Тогда давайте начистоту! Почему вы мне не верите? Что вы себе вбили в голову? У вас богатое воображение, мой дорогой! - Ах, воображение! Да тут все ясно, как Божий день! - Что еще? - Фирмена, полегче! Девушка топнула ногой: - Договаривайте до конца! Надоело! - Вы слишком дразните меня... Так вот, клянусь, сегодня вы явились от сердечного дружка! - Сердечного дружка? Фирмена прыснула. С присущим женщинам хитроумным коварством, она увиливала от двусмысленных и слишком прямолинейных вопросов. И потому смеялась! А смеющейся женщине что скажешь? Можно только восхищаться ее зубками, жемчужинами в алом обрамлении губ. Кроме того, она ничем не погрешила против истины. В ее ответах не было ни слова неправды. Она в самом деле была на площади Клиши. И даже не отрицала, что пришла от возлюбленного: она просто хохотала, хохотала во все горло. А без памяти влюбленному, до глубины души уязвленному виконту де Плерматэну приходилось смотреть на хохочущую красивую куклу, явно издевающуюся над ним, но которую он был не в силах ни на грамм разлюбить. Они почти не разговаривали во время оставшегося до Манта пути, стараясь избежать сцены, неминуемость которой оба ощущали. "Она обманывает меня, но что ж тут поделать", - говорил себе виконт. "Не стоит с ним ссориться", - размышляла Фирмена. Время от времени она роняла взгляд на браслет, который богатый угодник несколько минут назад надел ей на запястье... Они невольно вернулись к больной теме после обеда в маленьком ресторанчике, возле которого виконт приказал остановить машину, изумив озабоченно захлопотавших официантов своим появлением и особенно распоряжением накрывать в отдельном кабинете. Отставив бокал с шампанским, сухим "Монополем", виконт заметил: - Ах, милочка! Любили бы вы меня, сколько упоения мог бы принести этот день, проведенный вдали от всех, только вдвоем! Девушка устало повела плечами: - Любили да любили! Заладили, ей-Богу! Причем у вас такой вид, будто любить меня - что-то из ряда вон выходящее! Думаете, у меня недостаток в кавалерах? Виконт обиженно возразил: - Вы заблуждаетесь, дорогая, как раз в этом я не сомневаюсь... - Значит, по-вашему, я сплю с кем попало? - Вы сами только что хвастались... - Грубиян! По счастью, виконту было прекрасно известно, с какой злополучной легкостью равнодушные женщины изводят своих поклонников, обращая против них вырвавшиеся в запале слова. - Не сочиняйте, что вы спите с кем попало, как вы тут несколько фривольно выразились. Фирмена, я знаю вам цену! Вы не такая, чтоб отдаваться первому встречному... Согласен... - Какое счастье! - Но, с другой стороны, вы можете отдаться и без любви... - Вы себя имеете в виду? - В то же время отдаваясь другому, любимому... - Опять вы про любовника?.. - Возможно... - Может, хватит, дорогой! Побледнев, виконт приподнялся: - Вы признаетесь? Фирмена вспылила. - Признаюсь? - заявила она. - Признаюсь в чем? Разве что в том, о чем бы вы, кичащийся своей прозорливостью, могли бы и без моей помощи догадаться! - А именно? - Да о чем может помышлять, чего может хотеть такая женщина как я, любимая мужчиной вроде вас? Конечно, сделаться его любовницей! - Ну? - Перейти к нему на содержание! - Ну? - Что вы нукаете? Стать шлюхой! Вот куда заводят шашни с вашим братом! Нет, вы только вообразите, виконт де Плерматэн берет в супруги работницу мадемуазель Фирмену Беноа? Думаете, я дурочка! Не на такую напали... Виконт пожал плечами. - Все это не ново, - отозвался он. - Я от вас никогда не скрывал, что женат... - Ну, разумеется! - Так в чем же дело? - А в том, дорогой, что вы не вправе меня упрекать в пренебрежении вашим чувством. Такие как вы неспособны влюбиться в девушек вроде меня! Вот Морис!.. - Морис? Настал черед Фирмены побледнеть. В запале она неловко выдала себя. Все отрицать? Другая на ее месте, может, и попыталась бы, но Фирмена была из женщин, теряющих в гневе рассудок, всякое чувство меры. - Да, Морис! Раз уж вам это так приспичило, знайте! У меня есть любовник. Если вам угодно, сердечный друг! - Вы меня обманываете? Фирмена горестно покачала головой. На ее глаза навернулись слезы; внезапно расчувствовавшись, молодая работница возразила: - Я его обманываю, а не вас!.. И с рыданием в голосе, она выпалила на одном дыхании: - Я познакомилась с Морисом задолго до вас. Он очень славный, и я люблю его. Да, люблю! Вот так! И этого не скрываю. Мне надоело лгать. Сердитесь сколько вам влезет. Морис не такой франт. Нет! Отнюдь! Он не делает роскошных подарков, он сам зарабатывает на жизнь. Он рабочий, труженик... вроде меня. Когда он дарит мне букетик фиалок за два су, он отрывает их от себя... И он любит меня... И она торжествующим тоном завершила: - Он не виконт... он не женат... И женится на мне!.. Виконт не ответил. Понурив голову, он со странной безучастностью разглядывал фужер, в котором пузырилось игристое вино. Пауза затягивалась... Наконец, несколько успокоившись, Фирмена поинтересовалась: - Вы хотели знать правду? Вы ее получили. Теперь вы меня бросите? Виконт де Плерматэн медленно поднял голову. В его лице не было ни кровинки. Взглянув на Фирмену полными бесконечной тоски глазами, он медленно произнес: - Зачем вы так? Чтобы сильнее меня помучить? Вы прекрасно знаете, я вас люблю. Люблю безумно!.. Страстно!.. Не могу представить жизни без вас. Не могу без вас провести и дня! Что бы между нами ни стояло, как бы беспричинно, бессмысленно жестокосердны вы ни были... - И что вы намерены предпринять? Виконт де Плерматэн поднялся: - Ждать и надеяться! Ждать, когда вы поймете, как я вас люблю... Надеяться, что поняв, вы вернете мне жалкую толику моего чувства. Затем изменившимся голосом виконт предложил: - Хотите, позовем машину? Подольше покатаемся. Вам когда надо быть в Париже, в семь? - В половине седьмого... - Вы спешите? - Да. Он не настаивал. Он был слишком влюблен, слишком это показывал, сражен наповал женщиной, любившей другого и не побоявшейся в этом признаться. Вечерело. Шофер включил фары, и Фирмена молча - после обеда она едва обмолвилась с виконтом несколькими фразами - наслаждалась бегом мощного лимузина, могучими прожекторами рассекавшего ночное пространство среди безмятежно лежащих деревень. На ее часиках было шесть. До Парижа оставалось совсем близко, она успевала вернуться вовремя. Внезапно машина стрельнула. Шофер нажал на тормоза, лимузин встал, виконт де Плерматэн, повернувшись к спутнице, доложил: - Покрышка полетела. - Это надолго? Фирмена уже сердито хмурила брови, почти обвиняя в аварии любовника, хотя тот и не имел к происшедшему ровно никакого отношения. - Минут на пятнадцать, - заверил виконт. - У меня очень опытный шофер, он мигом сменит колесо. Несмотря на вечернюю прохладу, Фирмена соскочила на землю; понаблюдав за ходом починки, она властно скомандовала: - Отвезите меня к метро на площади Клиши. Виконт де Плерматэн вздрогнул от удовольствия: - Вы возвращаетесь к матери? Исходя злобой, Фирмена взглянула на любовника. Она понимала, какими тоской и страхом сейчас полнится его сердце, но бессознательно мстя за Мориса, за боль, которую тому довелось бы испытать, догадайся он о проведенном с другим дне, коротко бросила: - Да, сначала я поеду на улицу Брошан! Виконт де Плерматэн вздохнул. - А! Явилась! Наконец-то! Где ты была? Разъяренная, вся трясущаяся от гнева мадам Беноа распахнула дверь и в упор уставилась на дочь Фирмену, которая после полуторасуточного отсутствия преспокойно, с завидным хладнокровием, возвращалась к родному очагу... И похоже, совсем не спешила объяснять свое, по меньшей мере, странное поведение. Впрочем, Марго, отвратительная ленивая замарашка, не дала ей и рта раскрыть. - Знаешь, - крикнула она из глубины квартиры, - в мастерской уже сыты по горло твоими выкрутасами. Мадам Бланш так и сказала, мол, если не хочет работать, пусть только скажет! Желающих хватает!.. Фирмена пожала плечами: - Не твоего ума дело! Хватит за мной шпионить. Я же не спрашиваю, намяли ли тебе сегодня бока за то, что таскаешь в кармане жареную картошку... Младшая сестра вызывающе смотрела на старшую. У нее была неприятная манера тянуть слова: - Ах так! Ладненько! Так заруби себе на носу: что хочу, то и говорю! Ясно? И жру, что нравится! Нацепила цацки и... Наметанный девчоночий глаз тут же выхватил новую драгоценность, а злоба, подогретая бесконечными придирками, которые ей с утра до вечера приходилось терпеть в мастерской, побудила указать матери на украшение. Мадам Беноа тоже заметила блестевший на запястье Фирмены браслет, который та, по рассеянности, забыла снять. - Можно взглянуть? - попросила она. - Покажешь, Фирмена? Покажи... - Вот, мама, смотри. Фирмена надменно протянула руку и насмешливо спросила: - Правда, красиво? Мадам Беноа так и позеленела: - Где ты его купила? - Я не покупала... - Так я и чувствовала! Кто тебе это дал? - Один человек... - Что еще за человек? Любовник? Невозмутимо опустившись в кресло, Фирмена кивнула: - Наверное. Во всяком случае, этот господин очень меня любит! - Значит, - заключила мадам Беноа, все более распаляясь, - значит, поэтому тебя и не было ночью... Ну и ну! Да ты стала шлюхой!.. Последней шлюхой! В мастерской тебя днем не видать, зато по ночам тебе дарят браслетки... Словно не замечая материнского гнева, Фирмена покачала головой: - Мама, поверь, браслет тут ни при чем, я и получила-то его днем... Но мадам Беноа рассвирепела не на шутку. Она с неистовой яростью обрушилась на дочь, которой, казалось, было все как с гуся вода. Фирмена хладнокровно изводила бедную женщину, а когда та, в отчаянии, со рвалась на крик, рубанула: - Довольно! Ноги моей больше здесь не будет! Фирмена резко вскочила и начала складывать вещи: - Все, черт побери! Ухожу! А все по вашей милости! Марго шпионит, ты ругаешься... Привет! Вернусь, когда вы порастеряете свой пыл... Она направилась к дверям; мадам Беноа ошарашенно спросила: - Опять уходишь? Ночевать не будешь? - Возможно! - усмехнулась Фирмена. Она поспешно сбежала с лестницы, рассуждая на ходу: - Морису я обещала быть в половину десятого, если потороплюсь, то успею к четверти десятого... Когда дело касалось Мориса, Фирмене не приходило в голову заставлять себя ждать! Глава 4 ОТРУБЛЕННАЯ ГОЛОВА - Ого! Кого мы видим!.. Здравствуйте, сударь! Эй!.. Добрый вечер, господин Морис! Вы что-то совсем загордились, проходите - даже не обернетесь, наверное, из-за воскресного костюма, хотя сегодня понедельник. Было около восьми вечера. Молодой рабочий, с волнением и не без нетерпения ожидавший прихода красавицы Фирмены, которая пообещала провести с ним ночь, и имевший в запасе добрых сорок минут, бродил в окрестностях дома, по набережной Отей, с наступлением вечера становившейся все более малолюдной. Юноша был настолько поглощен мыслями, что не сразу заметил субъекта, несколько раз окликнувшего его. При последнем оклике Морис, словно очнувшись от пленительных грез, взглянул на прохожего и с шутливым изумлением всплеснул руками. - Кого я вижу! - воскликнул он. - Могу ли я верить своим глазам? Бузотер, папаша Бузотер. - Он самый! Собственной персоной! - откликнулся тип, игриво отвешивая легкий поклон молодому рабочему, который с нескрываемым любопытством рассматривал представшую перед ним личность. - Дьявольщина! Да мы с тобой не видались целую вечность!.. Где ты пропадал, Бузотер? Забавный старикашка приложил палец к губам, теряющимся в косматой бороде, и, напустив таинственный вид, шепнул: - Об этом потом! Я тут отсидел три месяца во Фреснах... И, пожав плечами, он пояснил: - Все за ту же дурость! Бродяжничество или что-то в этом роде; можно подумать, у этих чертовых судей одно на уме - упечь меня в тюрягу... Зато уже больше года я при деле! Собеседник слушал его в полном молчании, меж тем как тип, резко оборвав свои разглагольствования, покосился на невзрачный кабачок неподалеку от набережной, на фасаде которого красовалась вывеска "Чудесный улов", вполне уместная, если учесть близость реки. - Заглянем? - предложил Бузотер. - Хлопнем по стаканчику, мне надо, господин Морис, кое о чем вас порасспросить... У рабочего было время, он мог принять приглашение, не боясь опоздать к приходу Фирмены. Приглашение? Морис нисколько не обольщался насчет Бузотера и прекрасно понимал, кому придется платить. Но он был при деньгах... К тому же, слыл в квартале человеком надежным, да и своеобразная личность Бузотера не внушала ему неприязни. Мужчины вошли в кабачок, заказали кофе. - Ну, - полюбопытствовал Морис, пока Бузотер с наслаждением глотал обжигающий напиток, - ты, говоришь, работаешь? Бродяга вновь напустил таинственный вид и придвинул к рабочему свой табурет: - Так точно, господин Морис, потому вы мне и нужны... Я работаю утопленником!.. Морис ошарашенно взглянул на Бузотера. - Утопленником? - переспросил он. - Как это? - Да просто прыгаю в воду и начинаю тонуть, и чем чаще, тем лучше... - А зачем? - перебил Морис. - Черт побери! - Бузотер стукнул кулаком по столу, словно говорил о самых очевидных вещах. - Чтоб меня вытащили спасатели! Понимаете, за живого утопленника им дают двадцать пять франков. Потом мы делимся по-братски. За один раз я имею десятку. Морис молча улыбнулся, а Бузотер продолжал: - Забавная работенка, правда, господин Морис? А что вы хотите, как можешь, так и крутишься! Летом даже приятно искупаться: освежает, грязь смывает. Зимой потяжелее, но я беру пятнадцать вместо десятки... Впрочем, зимой я частенько отсиживаюсь в тюряге! И дела вроде ничего идут. Главное, отношения чисто приятельские. Знаете, а со спасателями меня свели здешние хозяева, мои давнишние знакомые. Рыбак рыбака видит издалека! В последнем заявлении Бузотера не было ничего невероятного. Конечно, необычный бродяга мог, даже должен был знать странных держателей сомнительного заведения, расположенного близ берегов Сены, на набережной Отей, и его сомнительную клиентуру из кварталов Поэн-дю-Жюр и Гренель. Хозяйничала в заведении старуха, прозванная мамашей Тринкет, о которой ходила самая дурная слава. Кочуя из квартала в квартал, из тюрьмы в тюрьму, эта мегера постоянно разыскивалась полицией, неоднократно судилась за кражи и укрывательство краденого и, само собой, не могла торговать под собственным именем. Но, подсуетившись, она обзавелась сообщником по имени Леонс, дюжим молодцом, бывшим ярморочным артистом, который, конечно, не блистал умом, но обладал исполинской силой и бычьим торсом, а его кряжистый вид служил лучшим подспорьем, когда, что, впрочем, случалось нередко, буйство и потасовки в зале вынуждали хозяев выставить посетителей за дверь! "Чудесный улов" был мерзопакостным кабаком, приткнувшимся в гнусном месте; про него гуляли самые скверные сплетни. Этот притон облюбовали темные личности, громко именующие себя спасателями и изображающие из себя этаких бравых молодцов, которые несут несменную вахту на берегу и готовы каждую минуту рисковать жизнью, вытаскивая из воды несчастных! Люди же наблюдательные и хорошо с их деятельностью знакомые прозвали их менее торжественно, но более метко - "морскими разбойниками". Их обвиняли в фальсификации спасения с единственной целью: положить в карман вознаграждения, а некоторые отчаянные головы готовы были присягнуть, что они сталкивают в воду добропорядочных прохожих, дабы потом выудить их, не преминув при этом обчистить до нитки! И в это подозрительное и странное заведение Бузотер затащил Мориса поговорить о деле. Придвинувшись к краю столика, они вполголоса беседовали среди галдежа и брани собравшейся здесь тошнотворной публики: матросов, прощелыг, бродяг и проституток. - Мне хотелось бы вытрясти из правительства какую-нибудь награду, - втолковывал Бузотер Морису, - пенсию или, на худший случай, медаль... Одним словом, бумагу или ленту, которая сможет произвести впечатление, если вдруг случится оказаться в уголовном суде... - За какие такие заслуги? - со смехом поинтересовался Морис. - Черт! А чем лучше спасатели - их же награждают! Думаете, легко изображать утопленника... Это не стоит поощрения? Старая мамаша Тринкет, которая прохаживалась между посетителями и ловила обрывки разговоров, очевидно, была осведомлена о любимом коньке Бузотера и находила претензии бродяги глупыми и опасными. Поравнявшись с его столиком, она, дабы осадить болтуна, ткнула ему под ребра кулаком и весьма к месту обронила: - Вы мелете вздор. Спасателей награждают за спасение утопающих, они делают благое дело, а с какой стати награждать плюхающихся в воду, тем паче, устраивающих показуху!.. Сочтя рассуждение слишком мудреным, Бузотер продолжал упрямиться: - Чем я хуже других, почему... Мамаша Тринкет снова подошла к столику бродяги. - А у тебя монеты имеются? - недоверчиво спросила она. - Тебя тут случайно обслужили... Бродяга жестом оскорбленной невинности показал на спутника: - Господин угощает, будь уверена, старое печеное яблоко, у него денег куры не клюют!.. Мамаша Тринкет направила на приятеля Бузотера свои юркие, подозрительные глазки; тот, словно желая поддержать бродягу, небрежно вытащил из кармана монету в десять франков и вручил ее старухе, которая, рассыпавшись в любезностях, тотчас отправилась к стойке за сдачей. Бузотер опять принялся за свое: - Так вот, я все думаю, к какому министру обратиться на предмет вознаграждения? Мне тут присоветовали министра труда - я ведь тружусь, и тяжело тружусь! Другие рекомендуют министерство торговли, якобы спасенные утопленники помогают торговать... Третьи уверяют, что раз дело происходит на берегу Сены, оно в ведении работ... работ... как их бишь там?.. Каторжных работ? - Да нет! - оборвал Морис, кусая себе губы, чтобы не расхохотаться. - Ты имеешь в виду общественные работы? Но я бы на твоем месте, - подхватил молодой человек, решив подыграть шутке, - обратился в военно-морское министерство... Бродяга не почувствовал подвоха. - Дьявольщина! - воскликнул он, словно его внезапно осенило. - Конечно! Как я сразу не догадался!.. Все, что происходит на воде, должно касаться военно-морского министерства... Он собирался было разглагольствовать и далее, но, к его величайшему огорчению, Морис поднялся и поспешно откланялся: - Мне пора, ко мне должны прийти... Бузотер уцепился за его рукав; неисправимому болтуну надо было выговориться. - Чудненько! - вкрадчиво заметил он. - Известно, кого вы ждете! Она и впрямь раскрасавица, ваша малышка, господин Морис! Нечего ее прятать, я ж ее знаю... Говорю вам, я всех знаю! Морис, утомленный его назойливостью, двинулся к выходу. Бродяга поймал его у самых дверей и лукаво шепнул: - Говорю вам, я ее знаю, приходилось встречать возле вашего дома... Крошку Фирмену... Слова Бузотера повисли в воздухе, бродяга оказался на набережной в одиночестве - Морис уже давно был на авеню Версаль и направлялся к своему жилищу. После секундного колебания, в течение которого он прикидывал, как скоротать время перед сном, Бузотер вдруг припомнил, что Морис не допил кофе... Бродяга поспешно вернулся в кабак, непринужденно подсел к наполовину заполненному стакану. - За что уплочено, должно быть проглочено!.. - рассудил он. Тем временем Морис, поравнявшись с закутком консьержки, задержался дружески поболтать с мадам Гурон: - Все в порядке, мадам Гурон? - Слава Богу, господин Морис. Вы с работы? - Гм... - уклончиво пробормотал молодой человек, - с работы? Да нет, по правде говоря! Мадам Гурон, мне незачем от вас таиться, у меня была женщина... По понедельникам я бездельничаю... - Бывает, - заключила консьержка. - Если есть средства, чего стесняться... Морис, впрочем, с полным на то основанием, слыл в доме человеком, неплохо обеспеченным. Он не скупился, когда речь заходила о воздаяниях Божьих, исправно платил за квартиру, казался образованным более, чем обычно люди его положения; его ценили и уважали. Когда, проходя мимо мадам Гурон, он удостаивал женщину своим вниманием, у той всегда было припасено ласковое и приветливое слово для этого приятного жильца. Само собой разумеется, консьержка не разделяла таких чувств по отношению к новому квартиранту, который был никем иным, как Бузотером, после долгих уловок и невероятных препирательств обосновавшемся в мансарде на восьмом этаже, где он, выйдя из тюрьмы, довольно регулярно ночевал. Бузотер, в сущности, хороший малый, оставался личностью более чем независимой. Бродяга по самому складу души, он мог заявиться в немыслимое время, и консьержка была еще счастлива, если он тихо добирался до своего обиталища, не был пьян и не крушил газовые рожки, когда ему приходилось во время подъема ухватиться за перила! - Ко мне должны прийти, - пожелав доброго вечера, объявил Морис консьержке. - Если меня спросят, будьте столь любезны, скажите, что я дома. - Разумеется! Затем консьержка вскользь заметила с лукавой улыбкой: - По всей видимости, вчерашняя красивая молодая дама? - Гм!.. Возможно! - улыбнулся Морис. Мадам Гурон посетовала: - Что ж, молодость-то уходит! Когда я была молоденькой, у меня тоже были кавалеры, и поверьте, они со мной не скучали. Но, - продолжала она с неким сожалением, - прошлого не вернуть. Что вы хотите, всему свое время... Спокойной ночи, господин Морис! - Спокойной ночи, мадам Гурон! Минут двадцать консьержка, с нетерпением дожидающаяся десяти, чтобы погасить рожок, устраивалась в своем закутке на ночлег. Тем временем возвращалось большинство жильцов. Внезапно в застекленной двери, соединяющей ее каморку с коридором, появился грациозный силуэт Фирмены Беноа. - Добрый вечер, мадам! - своим чистым голосом произнесла девушка. - Господин Морис дома? - Понятное дело, дома! - отозвалась старушка. - И вас дожидается! Можете подняться к нему, милочка! Разрази меня гром, если он не на лестнице, ловит звук ваших шагов! Влюбленные все на одно лицо... Я когда-то тоже... Удовлетворившись сказанным, Фирмена проворно и легко упорхнула, не став слушать продолжения. Старая консьержка нарочито громко довела свою речь до конца, затем, облегченно и довольно вздохнув, - она сильно притомилась за день, - прикинула свои шансы спокойно провести ночь: - Все на местах, раньше шести никто не вылезет... Внезапно ее лоб озабоченно сморщился: - Нет этой скотины, Бузотера! Вот урод! Посмей он только приползти на карачках, живо вылетит вон! Может, хоть сегодня не надерется?.. С этой надеждой консьержка и хотела уснуть. Устроившись в кресле и не сводя глаз с часов на камине, она с томлением следила за движением стрелок, нетерпеливо дожидаясь десяти, чтобы потушить свет. Седьмому этажу, где проживал Морис, не повезло с собственным газовым рожком. Последний располагался между маршами шестого. К площадке седьмого примыкал длинный коридор, куда выходили двери скромных, но чистеньких и уютных комнат, занятых, как правило, выходцами из среднего класса. Пулей взлетев по лестнице, запыхавшаяся девушка на миг задержалась у дверей возлюбленного. Прежде чем постучать, она перевела дух - ей хотелось бросить нежное "здравствуй"; отдыхая, она машинально откинула вуалетку, чтобы любовник смог тотчас отыскать ее свежие губы, запечатлеть на них первый страстный поцелуй! Через несколько секунд Фирмена с радостно колотившимся сердцем скромно поскреблась в дверь. Никакого ответа! - Консьержка же сказала, что он вернулся... - пробормотала она. - Да, конечно, он дома, мы ведь условились на половину десятого, я, правда, немного припоздала... Фирмена обратилась в слух, но до нее не донеслось ни шороха. - Может, он, бедненький, задремал? Устал, конечно! - сказала она себе. Девушка вообразила радость любовника, когда тот, разбуженный настойчивым зовом, соскочит с кресла и откроет возлюбленной дверь. Фирмена снова постучалась, прислушалась: опять ничего!.. Для очистки совести девушка представила себе расположение коридора. Возможно, она ошиблась комнатой? Нет, на этот счет сомневаться не приходилось, она слишком хорошо знала, где живет Морис, чтобы так опростоволоситься. Озадаченная и смущенная, Фирмена заколебалась. Она собиралась было позвать, имя Мориса уже готово было сорваться с ее губ, но, вновь приблизившись к комнате любовника, заметила, что панель старой, потертой двери треснула во всю длину. Сквозь трещину пробивалась узкая полоска света... - Он у себя! - почти в полный голос пробормотала она. - У него горит лампа... Фирмена снова постучала, затем решительно, почти нервозно - без малейшей задней мысли, без тени подозрения, без следа тревоги - прильнула к разошедшейся панели, надеясь разглядеть, какой такой катаклизм помешал любовнику ей открыть. Быть может, он, облокотившись на подоконник, вдыхал свежие струи воздуха и просто ее не слышал?.. В любом случае девушка была несколько разочарована. Обычно Морис подстерегал ее на верхней площадке. Едва взглянув в щель, Фирмена стала бледнее смерти; она попятилась назад, цепляясь руками за воздух. Ее глаза вылезли из орбит, а с губ сорвался пронзительный, истошный, чудовищный, почти животный крик... И тяжелой грудой она рухнула на пол... Душераздирающий вопль, глухой стук тела переполошили соседей. Раздались робкие шорохи, жильцы переговаривались через стенки, спрашивали, что произошло... Не добившись вразумительного ответа, некоторые, наиболее отважные, решились отомкнуть дверь... Тут они и заметили девушку, недвижимо, как мертвую, лежащую поперек коридора. Несколько секунд спустя весь этаж пребывал в смятении, потрясении! Все сновали туда-сюда, женщины испускали вопли, мужчины изрыгали проклятия. К несчастной подходили, приподнимали, терли ей руки, вновь опускали на пол, суетились... В итоге не делали ничего!.. - Этой даме, наверное, плохо, - подал идею наконец малый по имени господин Масп, служащий "Виль де Пари", который, казалось, наименее поддался общей панике. - Надо оказать ей помощь! Папаша Каррек, сгоняйте-ка за врачом! Последние слова относились к старому понтонеру, командиру без команды, в ушах которого красовались сережки; это был бретонец-матрос, когда-то служивший на причале, в компании речных трамваев. Бретонец упрямо не двинулся с места. Очевидно, ему было жалко бедные, старые, разбитые ревматизмом ноги, к тому же, у него имелось собственное лекарство. - Это причуды, - менторским тоном заявил он, - надо дать ей хороший стакан водки! Однако две женщины, мать и дочь Боарю, телефонистки в конторе на площади Шопена, сжалились над судьбой несчастной, лежавшей недвижно на полу в коридоре. Они вызвались взять ее к себе. С помощью господина Маспа чудо-женщины перенесли Фирмену в свое скромное жилище, устроили ее на кушетке, смочили виски уксусом, дали нюхательной соли. Мадам Боарю быстрым, уверенным движением ослабила несчастной корсет; мало-помалу девушка приходила в себя... В этот момент лестницу огласила лихая песня, по ступенькам затопали тяжелые шаги. Это возвращался Бузотер! Не найдя, чем заняться, бродяга решил вернуться домой, но спать ему не хотелось; по необычной суете на восьмом заподозрив что-то неладное, он направился узнать, что произошло. Первым Бузотеру попался папаша Каррек, с которым он и завел бестолковый разговор, но тут вмешался господин Масп: потерпев фиаско со стариком-бретонцем, он стал упрашивать бродягу сбегать в аптеку. Бузотер не отказывался, но почуяв что-то необычное, возможно, драму, он, чрезмерно любопытный от природы, отважился прежде заглянуть в комнату мадам Боарю... Тем временем возвращавшаяся к жизни Фирмена села на кушетке. С вытаращенными глазами, безумным лицом, судорожно вцепившимися в обивку руками, содрогающимся в ознобе телом, девушка походила на привидение; Бузотер заметил ее. - Ну и дела! - воскликнул он. - Да это подружка господина Мориса! Что с ней стряслось? Это замечание не ускользнуло от наблюдательного господина Маспа; проявив незаурядную смекалку, он пошел стучать в занимаемую рабочим комнату. Он не только не получил ответа, но был отброшен, отшвырнут, откинут назад!.. Фирмена, уже очухавшаяся, подскочила как ужаленная; без слова благодарности, даже не взглянув в сторону чудо-женщин, она выскочила из жилища мадам Боарю и, отпихивая локтями подвернувшихся под руку, устремилась к комнате любовника! Она обдирала пальцы о замок, который тщетно пыталась сорвать; ее корчившееся лицо прильнуло к образовавшейся в панели трещине... Ее потрясенному взору вновь открылось чудовищное зрелище, уже виденное несколько минут назад... Посреди комнаты, на паркете распростерлось тело ее любовника. Несчастный лежал навзничь, раскинув руки, но ужас, тело было без головы! На уровне плеч шея была обрублена; по паркету тянулся широкий кровавый след... Не в силах оторваться от жуткого зрелища, она продолжала смотреть - внезапно из ее сжавшегося от ужаса горла вырвалось глухое рыдание... Ее ошеломленный взор привлекла, приковала жуткая, доселе не замеченная подробность... На низком стуле, приблизительно в двадцати пяти сантиметрах от искалеченного тела стояла, залитая кровью, голова Мориса! Голова стояла совершенно прямо, лицом к двери, глазами к трещине, через которую открывалось чудовищное зрелище! Этого несчастная девушка вынести не могла! Сжав зубы, с пеной у рта Фирмена упала навзничь, несмотря на попытки ее поддержать стоявших рядом и еще не ведавших о причине ее ужаса; она вновь лишилась чувств, настигнутая сильнейшим нервным при падком... Фирмену оттащили в сторону, и к щели припал Бузотер. Мгновенный взгляд - и он в страхе отшатнулся! Его примеру последовал старик-бретонец - крестясь на ходу, он бросился прочь... Когда настал черед господину Маспу, он, вскрикнув от испуга, без лишних слов оттеснил от двери мать и дочь Боарю, казалось, желавших взглянуть на немыслимое, пугающее зрелище... - На помощь! На помощь! - вопил старик-бретонец. Бузотер в смятении метался по коридору: - Полиция!.. Полиция!.. На лестничной клетке Бузотер налетел на мадам Гурон, которая, не на шутку встревоженная доносившимся с восьмого шумом, хмуро и вяло брела наверх - угомонить несносных жильцов. За ее спиной переминалось несколько соседей с нижних этажей. При виде явившихся ей встревоженных физиономий, мадам Гурон почуяла что-то неладное. Она собралась было задать вопрос, но тут вновь послышались крики: к лестнице бежала - насколько ей позволяли подгибающиеся ноги - мадам Боарю, бледная как полотно, сотрясаемая нервной дрожью. - Я видела! Видела... - задыхаясь, бормотала она в страшном возбуждении... Наконец она выпалила: - Я видела его вращающиеся глаза! Поднятые веки!.. Внезапно посыпалась чудовищная брань: старик-бретонец, завороженный жутким спектаклем, вновь заглянул в щель. Папаша Каррек, собравшийся с помощью господина Маспа высаживать дверь, заметил, как мертвец пошевелил рукой... На сей раз ужас достиг апогея! На лестнице стоял вой. Никто не осмеливался приблизиться к месту трагедии! Фирмена лежала без чувств в конце коридора; голова ее покоилась на коленях мадемуазель Боарю, белой как смерть и едва не теряющей сознания. Глава 5 КРОПОТЛИВОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ Посреди авеню Версаль - в конце моста Гренель - по круглому островку безопасности с поистине профессиональной сноровкой, ибо весь пятачок был всего около двух метров шириной, вышагивали двое полицейских. Холодало, над расположенной по соседству рекой поднимался промозглый туман, на грязной улице тускло мерцали фонари, ночь обещала мало приятного. Один из стражей порядка распахнул длинный плащ, с помощью коллеги получше укутался в него. - Что-то не жарко! Совсем не жарко! - пробурчал он. - Вы правы, бригадир! А смена придет только в четыре... - Да, нам еще прилично здесь прохлаждаться. Оба умолкли, отдавшись неторопливым думам, как люди, не обремененные заботами, которым некуда спешить, которые еще успеют наговориться всласть, как бы обреченные на скуку, угрюмую скуку долгих и одиноких дежурств. - Ну что, Ледур, - вновь заговорил бригадир, - вы просили перевести вас сюда из Бельвиля? - Да, бригадир, один из моих отпрысков получил стипендию Жана-Батиста Сея... - Понятно... - И потом, здесь спокойнее... Бригадир поднес к носу щепотку табаку, согласно кивнул: - Тут и протоколировать почти нечего. Бывают кое-какие дорожные нарушения... возчики с газового завода... машины с незажженными фарами... Мелкие происшествия, ничего чрезвычайного... - И пьяниц нет? - Как же, попадаются. Иногда. Надо полагать, они везде есть, верно? Впрочем, их не так много. Вот увидите, это очень спокойный квартал. Все друг с другом знакомы... Если кто и напьется, мы на это смотрим сквозь пальцы. Идеальное место. Почти никаких неприятностей... Только, пожалуй, с "Чудесным уловом" - есть тут такой мерзкий кабак, - да и тогда в основном орудуют бригады из префектуры да тайная полиция... Словом, одно отдохновение!.. Полицейский осекся. К блюстителям порядка бежал странный оборванец с маленькими юркими глазами и огромной косматой бородой. Остановившись на почтительном расстоянии от них, он отвесил глубокий поклон: - Господа блюстители порядка? Господа полицейские? Бригадир взглянул на него по-отечески: - Чего тебе, Бузотер? - Я, - откликнулся малый, машинально делая шаг назад, - полицейская форма внушала ему законный ужас, - я по поводу преступления!.. - Преступления? - Мой приятель Морис обнаружен в собственной комнате, голова - на стуле, а тело - на полу!.. Бригадир больше не волновался. - Давай, давай отсюда! Слушай, старина Бузотер, иди-ка ты домой и... постарайся поменьше пить!.. Бузотер был сообразительным. Он тут же прочел мысли стража порядка. - Господин полицейский, я не пьян! - возмутился он. - Я говорю чистую правду! Моему приятелю отрубили голову... Полицейский, который вел себя все более по-отечески, не пытался спорить с бродягой: - Да! Да! Конечно! Ну хорошо, иди! Мы сейчас!.. Бригадир без малейшего колебания развернулся, чтобы увести с собой подчиненного - ему совсем не хотелось свирепствовать, тащить Бузотера в участок, карать его за пьяное упрямство, с которым тот насмехался над властями... Как назло, Бузотер не унимался. Он ухватил полицейского за рукав и тянул его к себе: - Черт возьми! Господин полицейский, вы обязаны мне поверить! Я вам не сказки рассказываю! Кошмарная история! У меня и доказательства есть: там его любовница, подружка покойного, валяется без сознания... А моя консьержка ревет, как кашалот! Все соседи с ума посходили! Говорят: "Бузотер, беги за полицией!" Вот я и пришел... Надо идти туда, господин полицейский! Вы же прекрасно видите, у меня ни в одном глазу! Я и принял-то сегодня всего одиннадцать рюмашек!.. Бродяга говорил так убежденно, так уверенно излагал факты, что бригадир заколебался; взглянув на напарника, он прошептал: - А вдруг Бузотер прав? Может, пойти взглянуть?.. Ажан, естественно, поддакнул: - Вы правы, бригадир! Пока они совещались, Бузотер сообщил дополнительные подробности: назвал фамилию покойного, рассказал, как было обнаружено преступление, наконец упомянул, что труп находится в запертой комнате, в которую невозможно войти. Столь точные детали, красочное описание убитого убедили бригадира, что Бузотер не сочиняет. - Дьявольщина! - воскликнул он. - Окажись это правдой, ну и шума будет в квартале!.. Приняв решение, он прибавил: - Ажан, вы вернетесь в комиссариат, предупредите господина комиссара... Вперед, Бузотер! Я иду за тобой! Бузотер кивнул и направился к дому, где была сделана трагическая находка. Дорогой он не удержался от замечания: - Вот те на! По-моему, я впервые шагаю рядом с легавым, который не тащит меня в легавку! Даже того почище! Скорее я вас веду, господин ажан!.. Бузотер вскоре прервал свой монолог - бригадир, взволнованный мыслью о предстоящем трагическом зрелище, не удостоил его ответа. За считанные секунды они добрались до здания, где было совершено преступление; прикидываясь человеком благовоспитанным, Бузотер указал полицейскому на лестницу: - Проходите и поднимайтесь на самый верх! Это на седьмом... За время отсутствия Бузотера суета, царившая в коридоре седьмого этажа, ничуть не улеглась. Взбудораженные соседи и соседки набрасывались друг на друга с расспросами, шушукались сплетницы; однако все говорили вполголоса, подавленные мыслью о близкой и преступной смерти, смерти необъяснимой, поскольку было совершенно непонятно, как убийце удалось обезглавить несчастног