ему о "продолжении программы". Но вот наконец на углу улицы Монсо и бульвара Малешерб появился величественный силуэт Бороды. Псевдоторговец автопокрышками выходил из пивной. Он быстро подбежал к Мимилю и тихо, но четко отдал распоряжения. Борода торопился, так как времени оставалось в обрез. - Этот идиот, - сказал он, имея в виду Казимира, - никак не остановится, все уши прожужжал о машинах и всем таком прочем. У меня башка раскалывается от его рассказов о карбюраторах и коробках передач! Уже сыт этим по горло... Но он, правда, рассказал и кое-что интересное, слушай сюда, Мимиль, это касается тебя... По словам этого болтуна, кран для выливания бензина из бака машины княгини Данидофф находится рядом с подвесом левой рессоры... В баке осталось еще около шестидесяти литров бензина, чего хватит на многие километры. Нам же нужно, чтобы эта кляча остановилась, проехав пятьсот метров отсюда, то есть на углу улиц Монсо и Тегеран, именно туда направит свою машину Казимир после бала... Итак, ты сольешь из бака почти весь бензин; когда Казимир обнаружит, что в баке горючего нет, ему придется идти на ближайшую станцию обслуживания автомобилей... В этот момент мы и появимся, чтобы освободить красавицу княгиню от ее тяжелых драгоценностей. Мимиль с ловкостью обезьяны и умением опытного механика - что и говорить, летчиком он был неплохим, и все, что касалось машин, не было для него новым - точь-в-точь выполнил распоряжения своего сообщника, который тотчас же вернулся в кабачок, чтобы задержать Казимира до последнего момента. Но водители и кучеры уже зашевелились. Час был поздний, и чувствовалось, что бал скоро подойдет к концу. Казимир, вернувшись к автомобилю, щедро наградил жулика обещанными сорока су, и тот тут же пропал. Через несколько минут Мимиль подходил к Эрнестин, ждавшей его на улице Тегеран. - Внимание, - прошептала через четверть часа Эрнестин, пристально всматривавшаяся в направлении бульвара Малешерб. Она наконец увидела, что от особняка Томери начали одна за другой отъезжать машины. - Внимание, - повторила она, - по-моему, бал закончился, все уже сваливают. На забитой транспортом авеню Валуа пыхтели двигатели машин, лошади от нетерпения приплясывали на месте, раздавались громкие распоряжения. Бал окончился, и каждый торопился занять место в своей машине, чтобы поскорее вернуться домой. Дьяк и Борода, затерявшись в толпе, обступившей подходы к особняку Томери, не без волнения ожидали выхода княгини Сони Данидофф. Наблюдая за покидавшими бал, оба бандита не могли не заметить, что гости богатого сахарозаводчика выходили не с веселыми лицами, как люди, довольные ужином и танцами, а испуганными, бледными, растерянными, словно они пережили сильное душевное потрясение... - Ну и рожи у них, - шепнул Борода на ухо Дьяку, который, думая о том же, добавил: - У них такой вид, словно они возвращаются с похорон... В это время внутри дома послышался сначала неясный, затем все более громкий гул, перекинувшийся на улицу. Понемногу из слухов стало ясно, что на балу у Томери случился какой-то неприятный случай, говорят, даже ограбление... В дело вмешалась полиция, точнее говоря, к месту преступления прибыли самые высшие представители префектуры города. Новость о происшествии в особняке Томери распространялась с быстротой молнии. Однако, если приглашенным Томери она была известна в деталях, то бедноте, толпившейся на улице, с которой светские люди не общались, оставалось только строить на этот счет самые разные предположения. Борода и Дьяк, разделившись и бросившись по сторонам, кое-что узнали из обрывков разговоров и возвратились с озадаченными лицами. Везде говорили об ограблении, упоминая при этом имя княгини Сони Данидофф. Бандиты смотрели друг на друга не в состоянии произнести ни слова. Дьяк первым нарушил молчание: - Проклятие, можно быть уверенным, что нас одурачили, кто-то оказался пошустрее нас... Борода молча кивнул головой. Но кто же осмелился на такое дело, которое задумал он, Борода? Кто же тот таинственный грабитель, которому удалось его осуществить? В голове бандита вопреки его воле пронеслась мысль: - Фантомас!.. Глава VIII. Окончание бала Прибытие Сони Данидофф на бал к Томери стало кульминацией праздника. Танцующие на мгновение замерли, чтобы восхититься прекрасной парой, которую составляла княгиня и богатый сахарозаводчик, затем цыгане вновь ударили по струнам, и гости еще живее закружились в веселом танце. В противоположном от оркестра углу группа людей вела оживленную беседу. Томери с довольным видом комментировал действия музыкантов в красных одеждах: - Разумеется, - рассуждал он, - это не Моцарт, но для таких профанов в музыке, как я, цыганские мелодии имеют свою прелесть. Соня Данидофф перебила его с легким укором в голосе. - Ах, мой друг, не собираетесь ли вы утверждать, что относитесь к поклонникам модных песенок типа "Розового вальса" и "Улыбки весны"?! На лице княгини отразилась легкая насмешка. Банкир Нантей, который так и порхал вокруг нее, поспешил подхватить шутку. - Итак, господин Томери, - спросил он, - подпишетесь ли вы под подобным заявлением? Тут Жером Фандор, который только что прибыл на бал и раздавал рукопожатия направо и налево, услышав разговор, откровенно заявил: - Что касается меня, то я абсолютно готов вас поддержать, дорогой господин Томери. Соня Данидофф удивленно вскинула брови... Томери хитровато подмигнул: - Черт возьми! Фандор похож на меня, его, как и меня, восхищает больше "Тонкийка"... - ...чем замысловатые вариации Вагнера... Повернувшись к Соне Данидофф, которая обдала журналиста холодно-удивленным взглядом, Фандор продолжал: - Да, мадам, я могу признаться, мои вкусы в музыке достойны сожаления, это идет, наверное, от моего абсолютного невежества, я не понимаю современные симфонии... что мне требуется, так это роман с продолжением... - И что же для вас роман с продолжением в музыке? Фандор улыбнулся: - Это просто-напросто... мелодия из кафешантана. - Ну что ж, по крайней мере, это оригинально, - сказала княгиня. Одна из вальсирующих пар неожиданно врезалась в компанию, мгновенно разрушив ее. Впрочем, собеседники не стремились больше возобновить разговор. Фандор, считая, что он выказал хозяину дома достаточно внимания, предписанного светским этикетом, мечтал уже о сигарете. Он начал пробираться сквозь толпу гостей, чтобы пройти в курительную комнату. Вокруг знакомые приветствовали друг друга, в промежутках между танцами завязывались оживленные разговоры. Среди гула раздались два приветствия: - Чарли! - Эндрал! - Ну и ну, старина Чарли, я чертовски рад встретить тебя здесь. Давно мы с тобой не виделись. Клянусь, мне ужасно приятно встретить знакомое лицо, особенно на этом балу, где я никого не знаю... - Привет, старина, ты совсем не изменился, все тот же прямой, открытый и честный парень. Рад тебя видеть, как твои дела? Молодые люди прошли в галерею, расположенную перед гостиными, где в самом разгаре гремел бал, и направились к окну, довольные, что случай свел их после долгих лет. У них было много чего рассказать друг другу, но как часто бывает в подобных ситуациях, ни один ни другой не знали, с чего начать. Эндрал наконец спросил первым: - Дорогой Чарли, рассказывай же, чем ты занимался все это время, после того как мы окончили Центральную школу гражданских инженеров? - Что тут рассказывать! Почти каждый вечер я коротаю время между площадью Мадлен и площадью Оперы, поздно ложусь, поздно встаю. Иногда бываю в свете, как сегодня, например, изредка танцую. Частенько играю в бридж с салонными дамами, вот и все. Короче, ничего интересного. А у тебя, старина, я слыхал, дела идут превосходно. - Превосходно - может быть, сказано слишком громко, но я действительно прочно стою на ногах. Ты знаешь, мне очень повезло, когда, окончив Центральную школу, я был представлен Томери. Ему в то время как раз нужен был молодой инженер, чтобы помогать заниматься его плантациями сахарного тростника в Сан-Доминго. - В Сан-Доминго! Боже мой, у негров! - Да, у негров. Но живется мне там неплохо. Далековато от проторенного пути цивилизации, это правда, но в конце концов каждый выбирает себе, что ему нравится. У меня интересная работа, я женился. Моя жена - очаровательная испанка... - Так представь же меня ей! - Дело в том, что она далековато отсюда, я приехал в Париж один, чтобы встретиться по делам со своим патроном. Я задержусь здесь всего на две недели, но в следующем году мы с женой рассчитываем провести целых три месяца на старом континенте. Пока же я забочусь о том, чтобы улучшить свое положение возле Томери. Я не привык выезжать в свет, Томери пригласил меня на бал, и я приехал сюда из чувства долга... Но, поскольку ты знаешь весь Париж, может ты покажешь мне каких-нибудь известных личностей, которые находятся здесь? Чарли поднес к лицу монокль и быстрым взглядом окинул пеструю толпу гостей, кружившихся в танце под звуки цыганского оркестра. Незаметным движением головы молодой человек показывал своему другу людей, которые могли, на его взгляд, быть ему интересными: - Для начала взгляни, старина, на этого высокого худого господина, вон того, с седеющей бородкой фавна. Это Бордье, бывший министр Общественных работ. Политика - вещь серьезная, и сейчас он заседает в ряде важных административных советов, что, кстати, приносит ему дохода больше, чем тогда, когда он входил в состав кабинета министров. Так, рядом с ним, вон тот толстяк, - государственный советник. А вот эти люди заинтересуют тебя больше: старик и юноша, которые удивительно похожи друг на друга. Это Барбе-Нантей, потомственные банкиры, занимающиеся финансами, тяжелой промышленностью и производством сахара, кстати, тоже. Слева от тебя - мужчина с внешностью кавалерийского офицера - Валлер, заместитель председателя кабинета Президента Республики. Звучит, не правда ли? Погоди, вот представители судебного ведомства... Эндрал перебил товарища: - Да мне наплевать на всех этих шишек. Меня гораздо больше интересуют женщины, эти обольстительные парижанки, общества которых мы, провинциалы, точнее жители колоний, лишены... - Хе-хе! - насмешливо пробормотал Чарли. - Ты неплохо ведешь себя для молодожена. К счастью, супруга твоя тебя не слышит, ведь вас разделяет целый Атлантический океан. Ладно, смотри, видишь красивую блондинку, вокруг которой крутится тьма молодых поклонников? Это знаменитая госпожа Горвиц. Она - американка, совладелица компании по производству шампанского "Горвиц и Каллас" в Реймсе; я думаю, ты знаешь этот чудесный сорт сухого шампанского? А этот нос с горбинкой принадлежит еще одной известной великосветской даме - маркизе де Ломбар. Нос выдает ее происхождение: урожденная Уэйл, она обладает огромным состоянием, а также превосходной коллекцией старинных брошек, некоторые из них украшают ее корсаж; но я тебе сейчас покажу еще кое-кого: вон та - вдова владельца металлургических заводов Аллуа... та, которая сейчас проходит перед оркестром... Недурна, несмотря на ее волосы цвета красного дерева. Она внучка знаменитого пэра Франции Флавони де Сент-Анж... Уф, можно вздохнуть с облегчением! Это пустяк, но он тебя развеселит. Дело в том, что дочки генерала де Риуля наконец-то нашли себе партнеров для танцев! Вон те бедные некрасивые создания, одетые во все розовое, словно девицы из пансиона. Благородное имя, слава отца, но без мужа и без приданого... А вот эта особа, похоже, уже нашла себе мужа. Сегодня вечером, говорят, объявят о свадьбе. Э, да это же тебя особенно должно интересовать, Эндрал, речь-то идет о твоем патроне! - Что? Томери? - Да, Томери, несмотря на то, что ему перевалило за пятьдесят, похоже, собирается все-таки жениться. Посмотри хорошенько на его будущую жену, вон ту величественную особу, немного высокомерную, но с благородными манерами, которая в одиночестве направляется к гостиным в глубине дома, это княгиня Соня Данидофф, дальняя родственница царя, имеющая огромное состояние. Как не восхищаться этими прекрасными драгоценностями на ее чудесной шее. Говорят, они потянут от двух до трех миллионов! Остальные украшения - соответственно... Миллионы, которые пополнят кошелек сахарозаводчика. Она ведет с ним котильон, следовательно, никаких сомнений не остается. Да, кстати, ты останешься на котильон? - Гм! гм! - Да, да, это просто необходимо. Я хочу поговорить с тобой и вместе поужинать. Когда еще представится случай встретиться, к тому же, если ты уйдешь по-английски, хоть ты и стал почти американцем, мне кажется, твоему патрону это не понравится. Смотри-ка, вот как раз и он идет. Да, ничего не скажешь, для своего возраста он выглядит превосходно, но... но постой! Взгляни же на него! Что с ним? Он бледен как смерть!.. Княгиня Соня Данидофф, закончив тур вальса с Томери, слегка запыхалась. Остановившись, чтобы отдышаться, красавица княгиня быстрым взглядом окинула себя в зеркале и заметила, что ее щечки слегка разрумянились. - Как я ужасно покраснела, - подумала она, по-женски преувеличивая свои недостатки. В этот момент она вдруг почувствовала, что ее юбка слегка натянулась. Княгиня увидела г-на Нантея, который тут же рассыпался в извинениях. - О, простите, княгиня, - воскликнул банкир, одетый в элегантный черный фрак. - В такой толкотне чрезвычайно трудно уследить за своими движениями... Боюсь, я нечаянно наступил на подол вашего очаровательного туалета... Княгиня запротестовала, сказав, что это не имеет никакого значения, и банкир, изогнувшись и продолжая бормотать извинения, удалился. Но, оставшись одна, княгиня раздраженно закусила губу. В таком виде она, конечно, не сможет вести котильон с Томери. Соня Данидофф вспомнила, что, когда она прибыла на бал, Томери провел ее повесить шубку в небольшую закрытую гостиную, находящуюся в самом конце галереи. Ее нареченный сказал ей: - Дорогая, этот будуар я приготовил специально для вас... Соня подумала об этой комнате вовремя. Выйдя на лестничную площадку, она направилась к будуару, вошла в него, закрыла дверь и собралась привести в порядок свой туалет. Когда она проходила мимо гардеробной, одна из горничных предложила ей свои услуги, но княгиня отказалась. Если верной Надин не было с ней, она предпочитала обходиться без чьей-либо помощи, тем более, что, приколов пару булавок, она сама сможет быстро привести платье в порядок. Что касается покрасневших щек, то немного пудры - и все будет нормально. Соня Данидофф с улыбкой рассматривала настоящий арсенал склянок, коробочек, духов, который Томери, как влюбленный и заботливый жених, выставил для нее в этом небольшом будуаре, превращенном в удобную дамскую комнату. Здесь было все необходимое, вплоть до стакана подслащенной воды и флакончика с мятными каплями. Соня Данидофф открыла коробку с пудрой, затем, неравнодушная к духам, она взяла один флакон с пульверизатором, на этикетке которого было написано "Экстракт фиалки", и слегка обдала пахучей струей шею и нижнюю часть лица. Княгиня, возможно, устала от жары, царившей в большом зале, так как в тот момент, когда она ощутила запах духов, ее слегка затошнило и ей как-то сразу захотелось спать. Соня Данидофф бессильно опустилась на низкий диван, занимавший угол комнаты. Она глубоко дышала, втягивая в себя нежный, но несколько странный запах, исходивший от флакона. "Этот запах какой-то безвкусный, - подумала она, - найти бы просто-напросто немного одеколона..." Не в состоянии сдвинуться с места из-за огромной усталости, накатившейся на нее, княгиня поискала глазами по столу, но, к сожалению - это был единственный пробел в арсенале Томери, - одеколона она там не обнаружила. С пульверизатором был лишь один флакон - тот, который она держала в руках. Княгиня брызнула на себя еще раз, надеясь, что свежая струя духов оживит ее, но ее усталость, наоборот, увеличилась еще больше, и веки на миг сомкнулись... Когда через секунду она вновь открыла глаза, в туалетной комнате было совсем темно! Соня Данидофф попыталась привстать с дивана, на который она упала. Потеряла ли она сознание? Способна ли она была понять, бодрствует она или спит? Она неумолимо впадала в какое-то бесчувственное состояние, правда, ощущения ее не были неприятны, перед глазами проходили яркие, светящиеся видения, которые сменялись полным мраком. В голове зашумело. Она хотела крикнуть, но крик застрял в горле. Княгиня слегка вздрогнула. Где-то сверху она четко услышала незнакомый голос, который тихо прошептал: - Расслабьтесь... Спите... Ничего не бойтесь... Соня Данидофф сделала слабую попытку отреагировать на этот голос, но тут же покорно закрыла глаза, окончательно потеряв ощущение реальности происходящего... В небольшой гостиной, специально приготовленной для невесты хозяина дома, царила абсолютная тишина, когда Томери, разыскивающий княгиню Данидофф, чтобы приготовиться к котильону, который они должны были скоро вместе вести, подошел к закрытой двери комнаты. Он тихонько постучал несколько раз. Не услышав ответа, Томери открыл дверь. Будуар был погружен в темноту! Удивленный хозяин дома подошел к выключателю. Комната залилась электрическим светом. При виде представшего перед ним зрелища его лицо стало мертвенно-бледным. Соня Данидофф, побледневшая, безжизненно лежала на диване. Неровное хриплое дыхание вырывалось из ее вздымающейся груди, по которой протянулись широкие полосы крови! Обезумев, Томери выскочил из комнаты, чтобы позвать на помощь... Именно в этот момент Чарли, приятель молодого инженера Эндрала, и обратил внимание на ужасно побелевшего жениха Сони Данидофф. С испуганным лицом, нервно сцепленными перед собой пальцами рук, стараясь идти уверенным шагом, что, правда, не совсем удавалось, так как ноги, не слушаясь его, нервно дрожали, Томери направился к галерее, выходившей в переднюю... Неожиданно один за другим раздалось несколько женских криков, нарушив очаровательную мелодию вальса, которую наигрывал оркестр... Небольшая гостиная, откуда только что вышел Томери, магнитом приковывала внимание гостей. Две женщины, одна из которых была мадам Аллуа, опустились, лишенные чувств, на стоящие рядом стулья. Доктор дю Марвье, знаменитый хирург, пытался сдержать у входа в комнату толпу любопытных. Среди приглашенных раздавались крики: "Трагедия! Убийство!" Утверждали, что княгиня Данидофф лежит в гостиной мертвой! Невнятный гул растекался по всему дому. В отрывистых разговорах то там, то здесь слышался шепот: преступление, убийство, ограбление. Новость распространялась с быстротой молнии. Сомнений быть не могло, с десятка два свидетелей видели ужасную сцену, открывшуюся перед ними в дамской комнате княгини. Успевшие туда заглянуть, прежде чем их вытолкали обратно, рассказывали подробности: - Да, это сущая правда! В гостиной, которую Томери специально приготовил для своей невесты, на полу неподвижно лежит княгиня Соня Данидофф, вся в крови, с шеи у нее исчезло жемчужное ожерелье, остальные драгоценности тоже пропали! Раздавшиеся сначала крики сменило ледяное гробовое молчание. Гости разделились на группы, обсуждая наводящую ужас драму. Еще несколько женщин упали в обморок. Мужчины стояли с бледными лицами. Везде открывали окна, чтобы пустить побольше свежего воздуха. Все напряженно ждали появления хозяина дома. Того по-прежнему не было. - Ивонна! Марта! Идемте, дети мои, мы будем только мешать здесь, а эти тягостные переживания не принесут ничего хорошего. Генерал де Риуль звал потрясенных случившимся дочек. Старый вояка направился вместе с ними к главной лестнице, на площадке которой был оборудован гардероб. В тот момент, когда он готов был уже надеть на себя верхнюю одежду, один из лакеев, прислуживающих в доме, подошел к нему и тихо шепнул несколько слов. - Что?.. Что?.. - закричал генерал. - Что это значит? Я не могу выйти из дома! Меня в чем-то подозревают? Какой позор! Ну и ну!... К нему приблизился метрдотель, изгибаясь в почтительном поклоне: - Говорите тише, господин генерал, прошу вас. Этот категоричный приказ мы получили десять минут назад. Как только г-н Томери узнал... о несчастном случае, он приказал полицейским, которые дежурят на первом этаже, закрыть все двери и оцепить дом. За исполнением этого приказа следит капрал полиции. Вы не сможете выйти, но, уверяю вас, господин генерал, это не из-за того, что вас в чем-то подозревают, просто, приняв такие меры, надеются найти преступника, который до сих пор находится в доме, так как из него, по крайней мере в течение этого часа, никто не выходил... Немного успокоившись и понимая поведение Томери, хозяина дома, генерал де Риуль вместе со своими напуганными дочками молча отошел к одному из углов галереи. Гостиные особняка, особенно та, которая граничила с комнатой, где лежала несчастная жертва, постепенно пустели. Гости выходили кто на веранду, кто в курительную комнату, продолжая комментировать случившееся. Вдруг все разговоры оборвались на полуслове. Томери, которого не видели с момента обнаружения трагедии, появился на лестнице, сопровождаемый господином, чья простая черная куртка выглядела странно и неожиданно среди всех этих светлых и ярких туалетов, фраков разных цветов и военных мундиров. Кто-то из гостей шепнул: - Авар... Это действительно был начальник Сыскной полиции. Господин Томери, увидев лежащую без чувств графиню, не теряя присутствия духа, тут же поспешил к телефону и попросил Сыскную полицию. Г-н Авар, который как раз находился у себя в кабинете, долго не размышляя, лично отправился в особняк Томери. Последнему по-настоящему повезло, что в такой поздний час ему удалось застать в префектуре знаменитого начальника Сыскной полиции. Проходя одну за другой гостиные дома, г-н Томери тихо беседовал с г-ном Аваром. - Я благодарю вас, месье, что вы приехали так быстро. Как только я обнаружил бедную княгиню, я тотчас же поспешил приказать перекрыть все выходы их дома. К сожалению, я отсутствовал в гостиных около четверти часа и не могу вам сказать, что здесь произошло за это время. Если бы я мог остаться среди гостей, возможно, я заметил бы со стороны кого-нибудь странное поведение, фальшивый жест или непонятное волнение. Жаль, но... - Ничего страшного, месье. Если преступник находится среди ваших приглашенных и если он чем-нибудь себя выдал, я буду об этом информирован. Среди тех, кто танцевал на вашем балу, наверняка четыре-пять агентов секретной полиции... - Уверяю вас, - быстро ответил Томери, - я хорошо знаю людей, которых принимаю!.. - Я тоже, - сказал начальник Сыскной полиции, - но уверяю вас, что не проходит ни одного бала, ни одного вечера, где бы не присутствовал кто-нибудь из наших агентов, какой бы избранной ни была публика. Слегка шокированный этим замечанием, Томери посчитал нужным воздержаться от ответа. Тем более, что они уже подошли к роковой комнате. Доктор дю Марвье находился рядом с жертвой преступления. Посреди гостиной, заставленной разного рода безделушками, прижав руку к голове, лежала княгиня Соня Данидофф, выглядевшая со стороны просто спящей. На ее шее застыло несколько капель крови, которая вытекала из небольшой раны на затылке, прямо за ухом. Кожу, наверное, содрал грабитель, когда грубо срывал ожерелье со своей жертвы. Вокруг шеи было заметно несколько фиолетовых пятен. Правда, доктор тут же успокоил начальника Сыскной полиции. Княгиня Соня Данидофф, оглушенная действием сильного снотворного, вне опасности. Через час-два она должна прийти в сознание. Ей необходим покой, и только покой. Г-н Авар не настаивал. Окинув быстрым взглядом место преступления, он стал анализировать, что здесь произошло. Борьбы между преступником и жертвой не было, следы на коже последней остались лишь потому, что грабитель очень торопился, снимая ожерелье. Затем начальник полиции осмотрел оба окна. За закрытыми окнами были видны массивные железные ставни, открыть которые было не так просто. Во всяком случае, закрыть их потом снаружи было невозможно. Значит, грабитель вошел в комнату не снаружи. Он должен был находиться на балу и проследовал за княгиней, когда та отправилась к себе в будуар. Г-н Авар спрашивал себя, что заставило молодую женщину прийти в туалетную комнату. Размышляя над этим, он вдруг заметил, что внизу платья княгини одно из кружев отпоролось. Наклонившись, он внимательно осмотрел кружево и обнаружил, что оно прикреплено к подолу платья парой булавок. Г-н Авар предположил, что скорее всего княгиня, у которой что-то случилось с туалетом, пожелала немедленно уединиться в будуаре, чтобы быстро привести себя в порядок. Она, наверное, была застигнута врасплох грабителем, когда, наклонившись, занималась своей юбкой. Преступник, по-видимому, свалил ее на пол и затем снял с нее все драгоценности. Неожиданно начальник Сыскной полиции повернулся к Томери: - Мне необходимо провести небольшую проверку, это может показаться вашим гостям немного обидным, но, я надеюсь, они простят меня. Все пока заставляет предполагать, что автор этого покушения, которое произошло, если верить словам доктора дю Марвье, не более получаса тому назад, по-прежнему находится в доме, так как никто за это время из него не выходил. Мне нужно провести обыск по горячим следам, я собираюсь обыскать всех ваших приглашенных. Пусть подходят один за другим в ваш кабинет. А начну я... с вас, чтобы ваши гости более благосклонно отнеслись к этой формальности... пустой формальности, уверяю вас. Но долгое и тягостное расследование, к сожалению, не дало никаких результатов. Размышляя над только что случившейся трагедией, Фандор натягивал плащ и проклинал себя, что не находился в этот момент поблизости от места происшествия. Вдруг он замер на месте: над его ухом кто-то странным голосом прошептал: - Берегись, Фандор!.. Это серьезно! Журналист резко развернулся. Ну, на этот раз он узнает, кто этот таинственный незнакомец, что вмешивается в его дела, и определит, кто он - неизвестный друг или скрытый враг. Нужно было во что бы то ни стало выяснить это. Около десятка людей теснились возле Фандора, стремясь побыстрее получить у лакея, прислуживавшего в гардеробе, свою одежду. Никто не смотрел в сторону журналиста... Никому, казалось, до него не было дела... Фандор пристально рассмотрел одного за другим всех приглашенных Томери, в данный момент окружавших его. Он знал почти каждого из тех, кто стоял сейчас рядом с ним - кого по фамилии, кого просто с виду. Проницательным взглядом Фандор изучал выражение их лиц, но тщетно! Он видел перед собой обычные, мирные и добродушные лица. - Черт, - тихо выругался он и, взбешенный, покинул дом Томери. Глава IX. В отделе антропометрии Сидя в фиакре, который вез его во Дворец Правосудия, Жером Фандор довольно потирал руки. "Определенно, эта неделя была богата интересными событиями! Черт меня возьми, если я не смогу из истории, случившейся вчера ночью, сделать сенсационный репортаж, который откроет мне двери в самые известные редакции газет. Бертильон будет фотографировать в отделе антропометрии представителей самой знатной публики. Что и говорить, история далека от того, чтобы быть заурядной. Если мне удастся сделать на этом газетный репортаж, да еще с документами, я думаю, его вырвут у меня из рук в любой редакции... Здесь обширное поле деятельности. После этого ни одна газета не откажется взять у меня пару строчек, рассказывающих о службе Сыскной полиции либо об истории какого-нибудь нашумевшего преступления. Бертильон всегда шел мне навстречу... почему должно быть по-другому на этот раз? Он человек весьма любезный..." Расспросив всех свидетелей, которых он смог найти, о трагедии, разыгравшейся прошлой ночью, Жером Фандор направился во Дворец Правосудия. "Так, нужно признаться, что на настоящий момент я не знаю ничего определенного. Это, в самом деле, несколько странное ограбление. Авар, прибыв в особняк Томери в час ночи, заявил, что грабитель мог находиться лишь среди приглашенных на бал, и приступил к тщательному обыску присутствующих... Обыск этот не дал никаких результатов. С другой стороны, говорят, Бертильон тоже прибыл на место происшествия и смог снять довольно четкие отпечатки пальцев. Если они действительно такие четкие, как говорят, то это, разумеется, облегчит работу полиции. Правда, стоит ли допускать, что преступник окажется таким наивным и явится по повестке в прокуратуру, которая обязала всех приглашенных на бал Томери прибыть в кабинет Бертильона. Едва узнав об этом, он наверняка бросился к первому поезду и сейчас пересекает границу!" Молодой человек слабо верил в то, что это дело может окончиться поимкой преступника. Решение снять антропометрические данные со всех гостей Томери не казалось ему убедительным. Когда фиакр остановился у входа во Дворец, Фандор с большим облегчением вздохнул. "Да, многое остается для меня непонятным в этом деле. Будем надеяться, что Бертильон не откажется просветить меня". Когда Жером Фандор подходил к отделу антропометрии, он заметил, что за входом в него следят два агента Сыскной полиции. Это сильно позабавило репортера: "Ого, какая дальновидность полиции, они уже думают о быстром аресте преступника!" Он передал свою визитку заведующему отделом антропометрии и через несколько минут вошел в кабинет г-на Бертильона. - По какому делу вы ко мне пришли? - спросил у него именитый ученый. - Дорогой метр, меня интересует все, что связано со вчерашним происшествием. По правде говоря, я ничего не понимаю в том расследовании, которое вы собираетесь предпринять. Это правда, что к вам вызваны повесткой различные особы, которые были приглашены вчера вечером к Томери? Зачем? Обнаружили ли вы на месте преступления достаточно четкие отпечатки пальцев, чтобы попытаться сравнить их с отпечатками пальцев людей, которые сейчас будут приходить в ваш кабинет? Бертильон усмехнулся. - Черт возьми! - ответил он. - Вы, дорогой друг, один из тех, кто не верит в то значение, какое имеет антропометрия для полиции. Следы, с которых я снял отпечатки пальцев, были абсолютно четкими. С их помощью преступник будет быстро арестован. - Вашими бы устами да мед пить, - сказал Фандор, - но будьте так любезны, расскажите мне в двух словах о том, что произошло тогда, после моего отъезда... - Э-э, да ничего необычного. Вы конечно уже знаете, при каких обстоятельствах случилась эта трагедия, не так ли? - Мне известно, что Томери обнаружил одну из приглашенных дам, г-жу Соню Данидофф, лежащей без чувств в небольшой гостиной; что, по мнению доктора дю Марвье, ее усыпили; что, вероятно, мотивом покушения явилась кража жемчужного ожерелья, которое носила жертва; что, как установил г-н Авар, срочно вызванный из префектуры, никто в течение часа до совершения преступления из дома не выходил и что г-н Авар обыскал всех присутствующих на вечере. Это все, что я знаю. - Ну, в таком случае, я добавить могу немногое. Авар ничего не нашел. Ни у кого не было обнаружено компрометирующих драгоценностей. После того как удалился последний приглашенный, дом обыскали снизу доверху, но ничего не нашли. Что касается меня, то я прибыл в тот момент, когда заканчивались последние поиски. Княгиня Соня Данидофф, придя в себя, заявила, что ничего не помнит, кроме того, что она заснула после того, как воспользовалась флаконом духов с пульверизатором. Флакон тут же осмотрели и обнаружили там хлороформ... Но так и не было установлено, кто же подмешал это дурманящее средство в духи... - Вас вызвал г-н Авар? - Да, по телефону... Вы же знаете, что сейчас в любом деликатном деле требуется мое вмешательство. Вспомните сами, начиная с исследований доктора Лакассаня, доктора Косее, то есть с не очень давних пор - с 1846 года, антропометрия оказала такие услуги полиции, что та сейчас уже не может без них обходиться. Доктор дю Марвье, как опытный специалист, заметил, что Соня Данидофф была наполовину задушена грабителем, который действовал грубо, торопясь отцепить жемчужное ожерелье. Доктор, не колеблясь, попросил вызвать меня, чтобы я поискал на затылке жертвы отпечатки пальцев преступника. - И они там были? - Да, очень много. Дело в том, что у княгини Сони Данидофф был слегка расцарапан затылок, и кровь потекла по шее, таким образом, мне было очень легко снять отпечаток одного из пальцев. - Этого достаточно? - И да, и нет. Такой отпечаток - это уже кое-что, но я обнаружил большее. Грабитель, по всей видимости, сильно сжимал шею своей жертвы, и в результате у нее на коже остался целый след руки. Жером Фандор поднес руку к шее и сделал жест, будто он сжимает ее пальцами. - Следы, которые оставляет рука, - спросил он, - остаются незаметными?.. - Для человеческого глаза, мой друг, но не для фотографического аппарата. Знайте же, что грабитель, срывая со своей безжизненно лежащей жертвы ожерелье, должен был предпринять определенные усилия, а следовательно, его пальцы, которые прикасались к шее, оставили на коже княгини неуловимые частицы пота; этот-то след и сослужил мне службу. На одной половине шеи я смазал его специально приготовленным, не раздражающим кожу ляписом, и на поверхности тела мгновенно появились бороздки кожи, очерченные черным цветом. Для подстраховки, на другой половине шеи я использовал также специально приготовленную безвредную фтористоводородную кислоту. Повторная проверка была положительной; я смог получить очень четкие фотографий. - И этого достаточно, чтобы позволить вам арестовать грабителя? - Дорогой друг, я уже говорил вам, что подобные отпечатки лучше всего помогают определить личность человека. Наукой установлено, что рисунок, состоящий из бесчисленных линий, которые можно увидеть на наших пальцах, является такой же отличительной характеристикой индивидуума, как форма носа, ушей или цвет глаз. Петли, рисунки самых разных форм, которые образуют эти линии, существуют уже у новорожденных и не меняются до самой смерти. Даже в случае ожога, когда кожа обновляется, эти бороздки вновь появляются в том же виде, в котором они были до несчастного случая. Да, с помощью этого метода можно получить и такие результаты, которые вы не можете даже представить. Так, основываясь на отпечатках пальцев, полученных сегодня утром, я смогу вам назвать с точностью до трех сантиметров рост человека, которому они принадлежали, для этого мне нужно просто-напросто применить шкалу, названную коэффициентом восстановления. Кстати, вчера я произвел антропометрические измерения следа, который обнаружили на месте одного убийства; этот босой след имел в длину 225 миллиметров. Умножив это значение на 6840, соответствующее коэффициенту восстановления, я установил, что рост преступника должен составлять 1 м 53 см. Его арестовали сегодня утром: его рост оказался 1 м 53, 2 см! - Поразительно! - воскликнул репортер. - Таким образом, в ваших руках бесспорные доказательства? Значит, ваша служба исключает какие-либо судебные ошибки? - Абсолютно. Ошибки в определении отпечатков пальцев любого индивидуума быть не может. Только, к сожалению, мы не всегда можем обнаружить качественные отпечатки пальцев на месте преступления. - А этой ночью? - О, этой ночью, я уже сказал вам, отпечатки пальцев были более чем удовлетворительные. У меня есть отпечаток всей руки грабителя. Более того, признаюсь вам, глядя на строение этих линий, я начинаю думать, что молодчик, совершивший злодеяние, уже проходил через мой отдел. Я узнаю эту руку, и вы сейчас увидите, ошибаюсь ли я... Бертильон нажал на кнопку звонка и спросил у вошедшего в кабинет служащего: - Вы уже определили отпечатки пальцев, которые я вам недавно передал? Служащий протянул ему две карточки: - Пожалуйста, господин заведующий. Этот человек уже проходил по нашей картотеке, его регистрационный номер 9200. Бертильон повернулся к репортеру. - Вы видите, - сказал он, - я не ошибся! Мне достаточно будет просмотреть список за этот месяц, поскольку номер этот появился совсем недавно, чтобы назвать имя профессионального грабителя, рецидивиста, совершившего это покушение. Разговаривая с журналистом, г-н Бертильон одновременно листал пухлый журнал. - 9800, 9700... А вот серия 9200... Неожиданно журнал выпал у него из рук: - Преступник, это... - Кто? - спросил Фандор. - Это Жак Доллон! Рука, которая сняла ожерелье с княгини Сони Данидофф, принадлежит Жаку Доллону. - Но этого просто не может быть! Бертильон пожал плечами. - Не может быть, почему? Доказательство перед вами... - Жак Доллон мертв! - Обокрал вчера княгиню именно он! - Вы ошибаетесь! - Ошибки быть не может! Я вам говорю, что грабитель - Жак Доллон!.. На этот раз Жером Фандор не выдержал: - А я вам говорю, господин Бертильон, я знаю, я уверен, что Жак Доллон мертв, следовательно... Ученый покачал головой: - В свою очередь, отвечу вам: вы ошибаетесь, месье! Взгляните лучше на эти две карточки: одна из них - с отпечатками пальцев Жака Доллона, взятых несколько дней назад, другая - с отпечатками пальцев, обнаруженных этой ночью. Они полностью идентичны... - Это совпадение! - Совпадения здесь быть не может; кстати, - тут г-н Бертильон вооружился толстой лупой, - можете взглянуть на характерные детали рисунка. Смотрите, линии большого пальца словно изломаны как на одной, так и на другой карточке... Сам оттиск большого пальца по сравнению с остальными не совсем обычен и выдает художника - профессионала, керамиста... О, поверьте, здесь все абсолютно ясно, можно не сомневаться, Жак Доллон - преступник! - Но, - упрямо повторял Жером Фандор, - Жак Доллон мертв. Я могу поклясться, что он мертв. Подобное утверждение не могло, разумеется, смутить ученого. - Это дело полиции - обсуждать, жив или мертв Жак Доллон. Я же могу сказать лишь одно: человек, который ограбил вчера вечером княгиню, был в этом кабинете несколько дней назад, и этот человек - Жак Доллон!.. Фандор распрощался с г-ном Бертильоном. Идя по улице, он по-прежнему размышлял о том серьезном заключении, которое дал известный ученый. Молодой журналист был еще в большей растерянности, нежели до посещения антропометрической службы. Отныне он располагает новым фактом, а именно, что отпечатки пальцев, обнаруженных на шее княгини Сони Данидофф, принадлежат Жаку Доллону. Но это совсем не означает, что тайна, которая витала над этим делом, точнее теперь будет сказать, над целой серией дел, прояснилась... скорее, наоборот! И Фандор, которого преследовала как наваждение мысль о Фантомасе, сказал про себя: - Да, Фантомас замешан в этом деле... Это точно. Однако Доллон оставляет свои следы... Но ведь Доллон - не Фантомас... и к тому же Доллон мертв, у меня есть доказательства этого. В таком случае, кто же преступник? Глава X. Загадочный землекоп "Богатый банк у Барбе-Нантей!" - думал Жером Фандор, пересекая огромный холл первого этажа, где массивная мебель из красного дерева, толстые пушистые ковры, глубокие кресла и даже простые, но изящные занавески на окнах, - все создавало атмосферу роскоши и свидетельствовало о хорошем вкусе. Репортер улыбнулся: - Банковское дело - определенно самая лучшая из профессий. Мне тоже надо было стать банкиром. Сейчас я, возможно, был бы уже миллионером. В этот момент перед ним вырос швейцар: - Я к вашим услугам, месье! - Передайте, пожалуйста, мою визитную карточку г-ну Нантею. Скажите ему, что я буду рад, если он уделит мне несколько минут. Швейцар поклонился: - Вы пришли по личному делу, месье? - Да, по личному. В этот день у Жерома Фандора не было никакого материала для репортажа в "Капиталь". Сегодня он был без работы: монархи не останавливались в Париже, бандиты не тревожили полицию, статуи видным политическим деятелям не открывались. Что делать? Тогда Жером Фандор решил просто-напросто сходить к банкирам Барбе-Нантей и взять у них интервью по поводу недавних событий, всколыхнувших общественность Парижа и до сих пор остававшихся загадочными и непонятными. Барбе и Нантей были банкирами баронессы де Вибре, и, кроме того, они присутствовали на балу у сахарозаводчика Томери, где была ограблена княгиня Соня Данидофф. Было бы совсем не безынтересным побеседовать с ними и задать пару вопросов. Но согласятся ли они на интервью? "Разумеется, - решил Жером Фандор, - ведь в конце концов они - люди деловые и не откажутся от бесплатной рекламы, которую я им сделаю своим репортажем!" Журналист рассчитал все верно. Не спеша, размеренным шагом к нему возвращался швейцар: - Г-н Нантей просит извинить его за то, что не может вас принять. В настоящий момент в его кабинете происходит важное заседание административного совета, где он председательствует, но вам готов уделить внимание г-н Барбе, если, конечно, он может заменить г-на Нантея. Жером Фандор поднялся с кресла: - Хорошо, я встречусь с г-ном Барбе... Шагая за швейцаром, Жером Фандор пересек почти весь банк, заметив по пути через приоткрытую дверь, что кабинет г-на Нантея был абсолютно пустым. - "Черт возьми, - подумал он, - Нантея просто нет у себя, а Барбе хочет принять меня вместо него... Впрочем это вполне логично: по-видимому, компаньоны не ладят между собой, и каждый старается друг друга обскакать!" Г-н Барбе принял его с холодным и торжественным видом, на что журналист ответил самой любезной улыбкой. - Мне известно, - начал он, - что ваше время дорого, господин Барбе, поэтому я не буду им злоупотреблять. Скажу прямо о цели моего визита: Вы, наверное, знаете о том, какой шум вызвали в Париже случившиеся одно за другим преступления, направленные против г-жи де Вибре и г-жи Сони Данидофф? - Да, месье, я следил по газетам за новостями, касающимися этих странных дел. Но чем я могу вам помочь? - Разве вас это не касается? Бог мой, разве баронесса де Вибре не была вашей клиенткой, разве вы не присутствовали на балу у Томери? - Да, все это верно, месье, но если вы надеетесь, что я могу рассказать вам нечто большее, чем то, о чем вы написали в газете, то вы заблуждаетесь. Мне больше ничего не известно, более того, признаюсь вам, я сам узнал гораздо больше обо всем, что касается этих преступлений, из ваших собственных статей, месье. - Тогда можете ли вы мне хотя бы сказать, подтвердить, что г-жа де Вибре действительно была разорена? - Я полагаю, что, сказав об этом вам, я не нарушу профессиональную тайну... Да, месье, г-жа де Вибре перед своей смертью понесла огромные убытки. - А г-жа Соня Данидофф? - Я не думаю, что она является одной из моих клиенток. - Вы не думаете? - Эх, месье, неужели вы считаете, что я знаю всех своих клиентов? Наш банк занимается в основном крупными сделками, ценными бумагами государства или промышленников, у нас очень много клиентов, векселедателей, и просто невозможно знать их всех по фамилиям. - Вам знакома фамилия Жака Доллона? - Да, я знал этого молодого художника. Его представила мне г-жа де Вибре, которая попросила меня оказывать ему покровительство. Я охотно согласился; сегодня, конечно, мне остается лишь сожалеть о своем доверии... - Значит, вы считаете, что он виновен в преступлении? - Конечно! Как и все ваши читатели, месье. И Барбе с удивлением посмотрел на Жерома Фандора, который нечаянно выдал себя последним вопросом, ставящим под сомнение виновность Доллона. Вдруг дверь кабинета резко распахнулась, и в комнату, запыхавшись, с перекошенным лицом влетел другой банкир, Нантей, за которым последовали еще пять или шесть таких же взволнованных людей, незнакомых Фандору. - Боже мой! Что случилось? - закричал Барбе. - А то, - отвечал, рухнув в кресло, Нантей, - что произошло ужасное ограбление!.. - Где? - На улице Четвертого Сентября! И, задыхаясь, он начал рассказ. Услышав новость, Фандор, не задерживаясь ни секунды, бросился из банка и пулей полетел на площадь Оперы. Странное происшествие, связанное с ограблением, о котором сообщил г-н Нантей, собрало большую толпу любопытных. Однако полицейские быстро установили заграждение и отвели людей, которые не успели толком понять, что же на самом деле случилось. Примчавшийся в этот момент журналист начал ловко и проворно пробиваться сквозь толпу зевак. Добравшись до первых рядов любопытных прохожих, он полез за своим пропуском, чтобы пройти за ограждение, где начиналась площадка для строительных работ. Но в тот момент, когда Фандор искал в кармане свое ценное удостоверение, которое префектура города выдает журналистам крупных парижских газет, его резко толкнул какой-то человек, шедший в обратном направлении, со стороны площадки. Это был землекоп, испачканный в строительном мусоре, весь в пыли и грязи, с непокрытой головой, державшийся за щеку правой рукой, через пальцы которой просачивались капельки крови. Взгляды незнакомца и журналиста пересеклись, и в сердце Фандора что-то екнуло. "Как-то странно, - подумал он, - этот тип посмотрел на меня". В его взгляде, который едва ли длился секунду, Фандор, казалось, прочел одновременно угрозу и вызов. Пока журналист, взволнованный этой неожиданной встречей, колебался, не зная, что ему предпринять, землекоп, пробираясь сквозь толпу, постепенно удалялся. Обычно очень находчивый и быстро принимающий решения, Фандор продолжал стоять на месте, теряя драгоценные секунды. На площадке, среди спотыкающихся об обломки людей, он узнал знакомые силуэты некоторых из его коллег, что успокоило его относительно информации, которую он мог бы получить по этому делу. Фандор знал, что в случае необходимости, позвонив приятелю-журналисту или зайдя к нему в редакцию, он легко сможет узнать от коллег сведения для составления репортажа об этом происшествии. Он уже располагал некоторыми деталями происшествия: ручная тележка, в которой были спрятаны золотые слитки, принадлежащие банку Барбе-Нантей, провалилась под землю в результате неожиданного обвала дороги... Правда, драгоценную тележку удалось отловить, и сейчас ее под усиленной охраной перевозили в банк... Немного успокоившись, журналист проследил взглядом за постепенно удаляющимся человеком. Какое-то предчувствие говорило Фандору, что нельзя упускать след этого субъекта, хотя вел он себя, на первый взгляд, вполне естественно, но у него было такое странное выражение лица... И Фандор, который всегда искал трудности на своем пути, всегда желал знать то, чего другие не знают, наконец, который в отличие от своих приятелей-коллег во всех полицейских делах смотрел на два хода вперед, все больше и больше убеждался, что чрезвычайно важно проследить за этим человеком и, если это удастся, даже поговорить с ним. Возможно, это был простой землекоп, поранившийся при обвале и идущий в соседнюю аптеку или, проще того, в ближайшую пивную, чтобы немного прийти в себя. Но возможно, это более любопытный персонаж, сыгравший какую-то роль в этом деле!.. Казалось, он не просто уходил, а скорее пытался быстрее скрыться. Наблюдая издалека за подозрительным землекопом, Фандор подавил крик изумления, но одновременно и вздохнул с облегчением. Да, его прогнозы подтверждались: землекоп неожиданно подозвал такси и сел в машину. Уже не раздумывая, Фандор бросился вслед за ним. Ему посчастливилось быстро найти машину. Показывая на удалявшийся автомобиль, он приказал водителю: - Езжайте прямо за машиной под номером 4227 СН, которая впереди вас; держитесь все время за ней... За это получите хорошие чаевые. Шофер, бойкий и шустрый парнишка, смекнул, что речь идет о преследовании. Его забавляло, что ему придется гнаться за коллегой-шофером по запруженным улицам Парижа. Это было для него настоящим приключением. Он ловко ворвался в поток машин и быстро догнал указанное такси. С этого момента он ехал на третьей скорости, колесо в колесо с преследуемым автомобилем. Сидя в ландолете, Фандор с тревогой следил за машиной, мчавшейся по площади Оперы, и, как настоящая ищейка, предвкушал интересную охоту, не имея, впрочем, никакого понятия, где и как она закончится. Машины пересекли улицу Ривали, а затем, одна за другой нырнули под своды Лувра. Вдруг, когда оба такси на полном ходу проезжали площадь Карусель, Жером Фандор увидел, что они едут по столь знакомому ему маршруту, по которому он не один раз направлялся к тогда еще живому другу Жюву, к дому на левом берегу, где находилась небольшая квартирка знаменитого полицейского... Фандор вздрогнул. Переехав мост де Сен-Пер и промчавшись немного вдоль набережной, машины завернули за Школу изящных искусств и устремились к узенькой улочке Бонапарт... Ну и ну! Разумеется, это было простым совпадением, но все-таки... улица Бонапарт - еще одно воспоминание о Жюве, захватившее журналиста. Жюв жил как раз на этой улице, и через двести-триста метров должен показаться скромный дом, где на протяжении долгих лет обитал знаменитый сыщик, ревниво оберегающий свое убежище от любопытных глаз. Ах, какие приятные, а иногда и тревожные часы проводил Фандор в маленькой квартирке на пятом этаже этого дома со своим другом Жювом, беседуя, удобно устроившись в рабочем кабинете полицейского. Фандор - запальчивый, беспрестанно шагающий вперед-назад, размахивающий руками, не способный секунду посидеть на месте, и Жюв - спокойный, уравновешенный, иногда рассеянный, в основном, молчащий и проводящий целые часы, задумчиво уставившись на потолок и выкуривая одну сигарету за другой... После исчезновения Жюва - с тех пор уже минуло три года - Фандор более полугода не приближался к улице Бонапарт, не желая вновь видеть знакомые места и терзать свое сердце. Однажды он все-таки не выдержал и пришел сюда узнать, что стало с жильем его друга... Увы! В Париже достаточно полугода, чтобы изменился облик самых знакомых мест. На месте старой консьержки сидела новая. Это была толстая женщина, сердито буркнувшая в ответ на вопрос журналиста, что квартира на пятом этаже, жилец которой умер, была тотчас же освобождена от мебели и вновь сдана другому лицу, страховому агенту. Фандор вдруг побледнел и почувствовал, что сердце его замерло: такси, за которым он гнался, замедлило ход и, проехав еще несколько метров вдоль тротуара, остановилось напротив дома Жюва! Фандор, не переставая удивляться, наблюдал за тем, как землекоп вышел из машины, расплатился с шофером и, по-прежнему придерживая щеку рукой, вошел в дом. Раздумывать было некогда. Бросив шоферу деньги, Фандор выскочил из такси и помчался к дому, чьи коридоры и лестницы он знал как свои пять пальцев. Землекоп, за которым неотступно следовал Фандор, стремительно поднимался наверх: мужчины, задыхаясь, бежали по темной лестнице. На пятом этаже на глазах ослабевшего от волнения Фандора мужчина с видом хозяина открыл дверь бывшей квартиры Жюва. Вот-вот он захлопнет дверь под самым носом у своего преследователя. Но журналист его вовремя опередил; бросившись к двери и не дав закрыть ее, он схватил за куртку землекопа, который проходил в квартиру. Последний обернулся, и мужчины оказались лицом к лицу... После этого произошло что-то непонятное и невообразимое. Секунду смотрев, не произнося ни слова, на незнакомца, Фандор бросился к нему в объятия, а тот крепко прижал его к груди. В воздухе одновременно повисли два крика: - Жюв! - Фандор! Когда Фандор пришел в себя, он увидел, что сидит, вытянувшись в одном из удобных кресел, которые украшали рабочий кабинет великого полицейского. В воздухе стоял запах одеколона, смешанный с парами эфира. Вокруг висков, на мочках ушей Фандор ощущал приятную свежесть. Открыв глаза, он с большим трудом поверил в реальность происходившего: Жюв, его добрый милый Жюв, стоял, склонясь над ним и ожидая его пробуждения. С нежностью, смешанной с легким беспокойством, Жюв рассматривал его. Фандор попытался привстать, но не смог: он был без сил, оглушенный, словно во время резкого пробуждения после долгого сна. - Фандор, - тихо произнес Жюв голосом, дрожащим от волнения. - Малыш Фандор, милое мое дитя... Да, перед ним стоял Жюв, немного состарившийся, со следами седины на висках, с морщинами, появившимися на лбу и в уголках губ, но все тот же Жюв, стройный, проворный, по-прежнему крепкий, Жюв в полном расцвете сил. Моральное потрясение от этой неожиданной встречи было таким сильным, что Фандор, хотя и не относился к людям, теряющим голову в необычных ситуациях, тем не менее, упал в обморок. И было от чего. Нельзя описать потрясение журналиста, когда в незнакомом землекопе он узнал Жюва, живого Жюва, Жюва собственной персоной, уважаемого мастера сыскного дела и близкого друга, бывшего для него почти отцом, невосполнимую утрату, необъяснимое исчезновение которого он оплакивал уже на протяжении трех лет. Пока Фандор постепенно приходил в себя, Жюв занялся своим туалетом, сняв с себя рабочую робу, а также рыжую всклокоченную бороду, окаймлявшую его лицо, когда он столкнулся с журналистом на площади Оперы. Тем временем Фандор, еще не до конца пришедший в чувство, помимо огромной сумасшедшей радости от нового обретения Жюва в тот момент, когда он меньше всего этого ожидал, испытывал жгучее любопытство, желание быстрее узнать о поразительных событиях, заставивших полицейского исчезнуть, по крайней мере официально, из жизни парижского общества. - Я не буду спрашивать, как твои дела, Фандор, - произнес полицейский, - поскольку я видел тебя уже не раз и знаю, что у тебя все хорошо... Можно даже сказать, ты прибавил в весе!.. Итак, значит ты меня узнал там, на площади? Журналист удивленно открыл глаза, стараясь справиться с временным упадком сил. Обоим нужно было столько всего сказать друг другу. Однако у каждого из них время было ограничено. Как всегда, они сразу принялись за дело и следовало воздержаться от бесполезных слов. Фандор собрался с духом. - Если говорить правду, Жюв, то нет! Нет, я вас не узнал!.. Однако, когда наши взгляды пересеклись, у меня появилось что-то вроде предчувствия, что-то внутри говорило мне, что я должен, не мешкая, следовать за вами повсюду, куда бы вы ни пошли!.. Жюв одобрительно кивнул головой: - Хорошо, малыш. Твой ответ радует меня; во-первых, потому что я вновь вижу, что гончая не потеряла свой замечательный нюх, и во-вторых, я доволен тем, как изменил свою внешность - даже мой старый друг Фандор оказался неспособным узнать меня! - Но, - в свою очередь спросил журналист, - объясните мне, Жюв, к чему все это переодевание? Как случилось, что я встретил вас недавно на площади Оперы на месте происшествия, случившегося при погрузке ценностей из банка Барбе-Нантей? Да, кстати, Жюв, почему вы сами были... Жюв коротким жестом прервал речь журналиста. - Тихо, Фандор! Тихо! - сказал он насмешливым тоном. - Ты начинаешь не с того конца. Если мы будем продолжать беспорядочно болтать, нам никогда не удастся сказать друг другу то, что нам необходимо сказать. Знаешь ли ты, Фандор, что мы оба с тобой замешаны в этих запутанных и непонятных историях, следующих одна за другой. Но сейчас, я надеюсь, мы сможем работать вместе... и мне хочется верить, что, идя по разным следам, на которые мы с тобой напали, мы сможем прийти к... - Черт возьми, Жюв, - заметил репортер, - теперь вы рассказываете не по порядку! Конечно, я всегда понимал вас с полуслова, но в вашем рассказе мне многое непонятно... Чем же вы сейчас заняты, Жюв? Вышли ли вы, как и я, на след Жака Доллона? - Оставим подробности на потом. Сейчас важно, чтобы ты услышал главное из того, что я пережил за эти три года. Итак, слушай. ...Это произошло три года назад. В то время Жюв, которому помогал Фандор, сжал кольцо вокруг их смертельного врага, загадочного и неуловимого Фантомаса. В результате хитроумных операций, а также в чем-то благодаря случаю, полицейскому и журналисту удалось загнать опасного преступника в ловушку, окружив дом, где он засел, - особняк в Нейи, принадлежавший одной великосветской английской даме, известной под именем леди Белтам, которая была на самом деле любовницей и сообщницей знаменитого Фантомаса. Однако как раз в ту минуту, когда Жюв надеялся вот-вот схватить бандита, прогремел страшной силы взрыв, и начиненное взрывчаткой здание рухнуло, похоронив под своими обломками помимо двух друзей около пятнадцати полицейских и агентов Сыскной полиции. Каким-то непостижимым образом Фандор оказался лишь легко раненным и через несколько дней уже стоял на ногах. В больнице он узнал о тяжелой участи, постигшей Жюва. Поиски тела последнего оказались безрезультатными, то, что Жюв мог остаться живым и невредимым, казалось невероятным, и в конце концов, за него приняли одно из разорванных на части тел, которые извлекли из-под обломков взорванного дома. Однако Жюв не погиб. Чудом оставшись в живых, более того, не будучи даже раненым, Жюв смог через несколько секунд после взрыва выбраться из того, что раньше называлось домом. Как сумасшедший, полицейский помчался на поиски Фандора, а также в погоню за Фантомасом, полагая, что они оба не погибли при взрыве. Побродив некоторое время в округе, он вернулся к дому и, затерявшись в толпе людей, помогал спасателям. Там он узнал, что Фандора нашли раненым, но живым и вне опасности. Что касается его самого, то все говорили, что Жюв погиб. Эта неожиданная новость натолкнула его на мысль действительно исчезнуть на некоторое время. Более чем когда-либо горевший желанием расквитаться со своим врагом, Жюв сказал себе, что если Фантомас поверит в смерть Жюва, то у лжемертвеца будет гораздо больше шансов схватить живого! Однако, будучи человеком, соблюдающим субординацию, Жюв сразу же отправился доложить о своем плане г-ну Авару, начальнику Сыскной полиции. Тот сначала возражал, а потом согласился делать вид, что его подчиненный Жюв отошел в мир иной. Жюв знал, что леди Белтам укрылась в Англии. Предположив, что Фантомас не замедлит вскоре к ней присоединиться, полицейский покинул Париж и пересек Ла-Манш. Оттуда он сразу же отправился в Америку, так как, приехав в Лондон, узнал, что интересующие его лица отбыли в направлении к Новому Свету. Жюв тщетно ездил из города в город, стараясь отыскать Фантомаса, но след его пропал. Удрученный безрезультатными поисками, сыщик вернулся во Францию. Его заинтересовал уголовный мир, тем более, что до своей "смерти" Жюв участвовал в аресте некоторых членов шайки, чьим главарем был Фантомас: Бочара, Бороды, мамаши Косоглазки. Жюв надеялся также в тюрьме Санте узнать поближе одного служащего, который несколько лет назад был надзирателем осужденного на смерть заключенного, по имени Герн. Этот заключенный, хотя и был осужден на казнь, казнен не был - его сообщникам удалось заменить его другим, безвинным человеком. Жюв, вопреки официальной версии, был убежден, что Герн и Фантомас - одно и то же лицо. Подозревая, что этот надзиратель, по имени Нибе, кое-что знал об этом старом деле, Жюв на всякий случай, с согласия г-на Авара, устроился на работу делопроизводителем в канцелярию тюрьмы. Но Нибе вскоре перевели из тюрьмы Санте в тюрьму предварительного заключения при префектуре. С другой стороны, сообщники Фантомаса заканчивали отбывать свои сроки наказания. Одни - в Мелене, другие - в Клермоне, и все это милое общество вновь оказалось в Париже. С этого момента главным стремлением Жюва было пробраться в банду... Журналист ловил каждое слово Жюва, стараясь ничего не упустить из истории полицейского, постепенно приближающейся к настоящему моменту. - Ну и что было дальше, Жюв, рассказывайте! - Ну, а дальше после целого ряда приключений в банде фальшивомонетчиков и контрабандистов, в которую входят и известные тебе персонажи - Борода, Бочар, старая карга мамаша Косоглазка, появился один тип, по прозвищу Дырявая Башка. - Дырявая Башка? - Да, Дырявая Башка! Сейчас ты поймешь, откуда эта кличка. Ты помнишь, Фандор, Фантомас несколько лет назад подставил вместо себя под нож гильотины несчастного актера, по имени Вальгран. А чтобы ввести в заблуждение тех, кто мог бы заподозрить этот ужасный подлог, он совершил гениальный трюк, - и надо отдать ему должное, он настоящий мастак на всякие фокусы, - прикинувшись на несколько часов Вальграном. Но, поскольку Фантомас был не способен выдержать роль до конца, он внушал людям, знавшим Вальграна, что того поразил приступ амнезии. Таким образом, Фантомас - Вальгран смог пройти перед самыми близкими друзьями актера как настоящий Вальгран. Честно признаюсь тебе, Фандор, что я подражал Фантомасу, создавая образ Дырявой Башки. Полицейский коротко рассказал о доверии, которым пользуется он, Жюв, среди бандитов, не опасающихся вести разговоры о своих делах перед малознакомым человеком, зная, что тот самое большее через два часа забывает обо всем, что видел или слышал. Сыщик продолжал: - Должен признаться, мой дорогой Фандор, что ничего сенсационного я в банде не узнал. Мне казалось, что я нахожусь всего лишь среди самых заурядных воров, которые занимаются контрабандой, а также грешат сбытом фальшивых денег. Лишь одно интересовало меня и интересует до сих пор: как этим людям удается сбывать огромное количество фунтов стерлингов, разумеется, фальшивых, кроме того, я понятия не имею, куда они их сбывают. Они торгуют также кружевами, пересылаемыми контрабандным путем из Бельгии, но это меня мало занимает. Я уже хотел сдать их полиции, чтобы та освободила Париж от этого мелкого отродья. Кстати, полиция за это время уже арестовала некоторых контрабандистов - Бочара и двоих его помощников. Итак, я уже собирался покинуть общество воров, чтобы попытаться найти какой-нибудь другой след, который вывел бы меня на Фантомаса, ибо я убежден, что Фантомас по-прежнему существует, как разразилось дело Доллона. Я неожиданно обнаружил, как мой замечательный Фандор, мой малыш Фандор, проницательный как всегда, смело взял дело в свои руки и бросился в бой. Существует ли связь между делом Доллона и моей бандой контрабандистов? Насколько важен ответ на этот вопрос, ты, Фандор, сейчас узнаешь, когда я скажу тебе, что надзиратель тюрьмы предварительного заключения Нибе - один из самых главных членов шайки фальшивомонетчиков, наряду с мамашей Косоглазкой и Бородой. - Неужели это возможно? - воскликнул Фандор. - Ах, Жюв, все это настолько странно и необычно, что мне кажется, вы вновь напали на след Фантомаса. Жюв неопределенно покачал головой и продолжал: - Мне надо еще многое тебе рассказать, но прежде сделаю одно небольшое отступление, так как я должен извиниться перед тобой за то, что однажды... грубо обошелся с тобой... И полицейский с юмором рассказал не устававшему удивляться Фандору историю со знаменитым пинком, которым он послал его в Сену, пинком, благодаря которому Жюв избавил своего друга от жуткой участи, готовившейся ему надзирателем Нибе. Фандор долго не мог отойти от услышанного. Он горячо сжал Жюву руки. - Друг мой! Мой добрый друг! - рыданья мешали ему говорить. - Ах! Мог ли я когда-нибудь догадываться... Жюв перебил его: - Еще есть многое другое, о чем ты, Фандор, не догадываешься и о чем ты должен узнать... Но, погодите, - по-дружески побранил он журналиста, - сдается мне, что сегодня вы плохо выполняете свои прямые обязанности, господин репортер: уже час дня, и вас, наверное, ждут в "Капиталь" с известиями по делу с площади Оперы... Фандор резко вскочил с места. - Это правда! - воскликнул он. - Я совсем забыл об этом деле. Но оно не имеет никакого значения по сравнению... Жюв не дал другу закончить фразу: - Дело серьезное, Фандор, берегись!.. Помнишь, именно так я тебя дважды предупреждал, один раз - после убийства Доллона и другой - после покушения на Соню Данидофф. - Как, - вскричал Фандор, - это были вы, Жюв? Удивление журналиста росло все больше и больше... Но Жюв жестом предупредил вопросы, готовые сорваться с уст его друга. - Да, это был я... Но оставим это... Время торопит нас, слушай: я должен опять исчезнуть, но отныне в случае необходимости ты будешь знать, где и под каким именем меня найти. Для всех остальных я - Дырявая Башка, им я и останусь, по крайней мере пока. Что касается тебя, Фандор, давай, быстро мотай отсюда в свою редакцию и катай свою статью! Журналист машинально поднялся, но Жюв вдруг передумал и, взяв друга за рукав, показал ему на свой рабочий стол: - Хотя нет! Ты ничего толком не знаешь об этом деле, я же находился рядом с самого начала; здесь есть о чем рассказать читателям и особенно намекнуть... Хочешь получить от меня сведения? Садись за стол, малыш, я продиктую тебе твою статью... Журналист, осознавая серьезность момента и понимая, что если Жюв действует подобным образом, то, значит, он имеет для этого основания. Не говоря ни слова, он достал вечное перо, положил руку на чистый лист бумаги и приготовился слушать. Жюв начал диктовать: - В качестве заголовка возьми: "Дерзкое ограбление" - Это абсолютно ничего не значит, но это разбудит любопытство у читателя. Итак, продолжим, пиши... Глава XI. Дерзкое ограбление Два часа спустя Фандор, сидя в кабинете редакции "Капиаль", перечитывал корректурные листы статьи, которую продиктовал ему полицейский. Он написал слово в слово то, о чем говорил Жюв, и таким образом у читателей создается представление, будто он сам участвовал во всех перипетиях этого приключения, хотя единственным свидетелем случившегося был знаменитый сыщик. Это было неважно, главное, чтобы информация была представлена публике надлежащим образом. И потом, нужно было, чтобы неизвестные авторы ограбления ни в коем случае не заподозрили об отлучке Фандора с места происшествия и его погоне, закончившейся встречей с Жювом. Итак, Жером Фандор заканчивал корректуру своего сенсационного репортажа, когда в редакцию прибыли бюллетени агентства Авас. Журналист начал бегло просматривать их, надеясь узнать что-либо интересное из последних новостей. Внезапно, натолкнувшись на одно из сообщений, он побледнел и в волнении с грохотом ударил по столу. - Однако, я же не сошел с ума, - пробормотал он. Схватившись руками за голову и вдумываясь в каждое слово, Фандор заново перечитал телеграмму агентства Авас, в которой сообщалось: "По делу с улицы Четвертого Сентября. Новости последнего часа: в результате осмотра тележки номер 2 на ней был обнаружен кровавый отпечаток. Вызванный г-н Бертильон тут же определил личность, которой принадлежит этот след. Отпечаток оставлен рукой Жака Доллона, преступника, уже разыскиваемого за убийство баронессы де Вибре и ограбление княгини Сони Данидофф". Жером Фандор с яростью смотрел на эти строчки: - Но я же не чокнутый! Я же в своем уме, черт возьми! Жак Доллон мертв... Полсотни людей видели его мертвым... В то же время и Бертильон не может ошибаться... Глава XII. Обыск Из автобуса, следовавшего по маршруту Отей - Мадлен, легко и проворно соскочил человек... Определить его возраст было довольно трудно, так как лица его почти не было видно из-за широкой мягкой шляпы - бразильского сомбреро, - края которой были загнуты вниз, и высоко поднятого воротника плаща. Помимо всего прочего, этот человек на протяжении всего пути сидел, повернувшись спиной к пассажирам, и, казалось, был занят тем, что наблюдал за движениями водителя. Доехав до конца улицы Моцарта, где начинался перекресток улиц Лафонтен, Пуссэн и Ле-Першан, он с заметным облегчением покинул автобус. - Проклятая колымага, - проворчал он, - это корыто, кажется, не едет, а стоит на одном месте. Есть от чего сойти с ума... Тут в вечерней тишине раздался бой башенных часов с находившейся рядом церкви Отей, которые своим серебряным звоном монотонно отсчитали восемь ударов. Странный субъект хмыкнул. - Ладно, в конце концов, я не спешу. У меня впереди еще есть пару часов. Сойдя с оживленной улицы, он свернул к маленьким, недавно проложенным улочкам, которые соединяли конец улицы Моцарта с бульваром Монморанси. Мужчина шел быстрым шагом. - Улица Раффэ? Итак, если я не ошибаюсь, это здесь. Он стоял на крутой и пустынной улочке, которая называлась именно так и на протяжении всей длины которой по обе ее стороны возвышались небольшие симпатичные коттеджи. Широким шагом загадочный персонаж бесшумно подошел к одному из этих особняков. Оказавшись возле решетчатой ограды, отделяющей частное владение от улицы, он бросил через нее пристальный взгляд на дом. - Так, так! - вслух сказал он самому себе. - Все верно, мне придется подождать около двух часов... Они еще сидят в столовой, судя по тем окнам, где горит свет... После дома, который, по всей видимости, вызывал сильное любопытство, незнакомец перевел взгляд на тянувшуюся вдаль улицу Раффэ. Заинтересовавший его особняк находился почти посередине холма, по которому проходила улочка, и как раз в том месте, где от нее отходила другая улица, улица Доктор Бланш. Таким образом, дом располагался как бы на углу двух пересекающихся улиц. Отей был далеко не многолюдным кварталом, можно сказать, малонаселенным, но улица Раффэ выглядела еще более пустынной. Ни машин, ни прохожих... С наступлением сумерек ни одной души не было видно на холмистой улочке, никто не проходил и на улицу Доктор Бланш. Посмотрев по сторонам, темная личность удовлетворенно хмыкнула. Подозрительный тип также отметил про себя слабый свет уличных фонарей, убедившись, что из окон соседних домов никто не сможет заметить его перемещения. Наигранным, театральным голосом он дважды повторил: - Никого! Никого!.. Ах, ожидание, конечно, не доставляет особого удовольствия, но зато местечко очень спокойное, и я смогу без помех приняться за работу, которая ждет меня сегодня ночью. Еще днем, прогуливаясь здесь, я увидел, что место в самом деле расположено крайне удачно... Перейдя улицу Раффэ, незнакомец вышел на улицу Доктор Бланш и, завернувшись в свой огромный черный плащ, прижался к одному из углов забора, идущего вдоль тротуара. Там он замер, не двигаясь и не делая лишних движений. Случайный прохожий наверняка прошел бы мимо, не догадываясь о его присутствии, настолько неподвижно стоял незнакомец и настолько тень его смешивалась с чернотой ночи... Внезапно он вздрогнул. Спокойствие вечера было потревожено ударами церковных часов, пробивших девять... Вдалеке эхом раздался перезвон колокола какого-то монастыря, зовущего на вечернюю молитву. Установившаяся после этого тишина стала еще глубже, ночь еще темнее... Вдруг дверь подъезда особняка, который только что с таким любопытством рассматривал незнакомец, распахнулась, и темноту прорезал сноп вырвавшегося из дома света. Послышался разговор двух женщин. Одна из них, по-видимому, старшая, спрашивала: - Вы выходите из дому, милочка? - О, не волнуйтесь, мадам, - отвечала, судя по голосу, молоденькая девушка, - не надо ждать меня, я хочу только спуститься к почте... - Но можно дать ваше письмо Жюлю, он отнесет... - Нет, я хочу отнести его сама... - Может быть, вас проводить? В этот час на улицах безлюдно... Тот же голос, молодой и звонкий, ответил: - Нет, нет! Мне не страшно... К тому же, безлюдна лишь улица Раффэ, а как только я выйду на улицу Моцарта, мне не надо будет ничего опасаться. Яркий квадрат, светившийся в темноте сада, резко пропал. Незнакомец, не упустивший ни одного слова из разговора женщин, услышал, как хлопнула входная дверь и как заскрипел под ногами девушки гравий, которым была усыпана дорожка, ведущая к калитке. Плохо смазанная калитка недовольно скрипнула, и на слабо освещенном тротуаре улицы вырос хрупкий и изящный силуэт девушки... Незнакомец не спешил выходить из тени. Подождав, пока девушка быстрым шагом прошла мимо него и удалилась на достаточное расстояние, он осторожно, держась как можно ближе к стенам домов, последовал за ней... "Никаких сомнений, это она! - говорил он себе. - Да я узнал ее голос. Но куда же она, в самом деле, идет... Тысяча чертей. Это может затруднить задачу..." Правда, он тут же успокоил себя: "Ладно! Увидим. В конце концов, зачем ей было врать. А может, любовное свидание? Ну, это вряд ли. Скорее всего, она, как и сказала, пошла на почту... Через четверть часа она вернется, и тогда... тогда..." Между тем девушка, за которой так пристально следил незнакомец, продолжала шагать по улице, совершенно не подозревая о том, что она стала объектом слежки. Она спустилась к улице Моцарта, свернула на улицу Пуссэн, бросила в почтовый ящик письмо и, повернувшись, не спеша пошла обратно к дому. Незнакомец не решился идти за ней до почтового отделения квартала Отей, очевидно, потому что для этого ему бы пришлось проходить по оживленным улицам, что, наверное, не входило в его планы. Он остановился на последней темной и пустынной улочке и стал терпеливо ждать. Увидев, что девушка возвращается, он облегченно вздохнул. "Ага, вот и наше дорогое дитя. Она возвращается, все идет как надо... Скоро мы устроим кое-что забавное. Правда, смеяться буду я один..." Если бы посторонний наблюдатель мог заметить лицо незнакомца, ухмыляющегося при этих словах, то он, наверное, содрогнулся бы от мрачного оскала и отвратительной гримасы, перекосившей лицо странного персонажа. Через несколько минут девушка уже подходила к небольшому особняку, стоящему на улице Раффэ. Пройдя сад, она нажала на звонок входной двери... Ей открыла полная женщина. - Ах, это вы, милочка? - Да, мадам. - Не было никаких неприятных встреч по дороге, Элизабет? Элизабет Доллон - девушка, действительно, была не кем иным, как нежной сестрой несчастного художника, - улыбнувшись, кивнула головой. - Правда, мадам, я добралась благополучно... Я так и знала, что вы будете меня ждать... Я очень сожалею! - Да нет, нет!.. Скажите лучше, Элизабет, Жюль предупредил меня, что вы завтра целый день будете дома. Этот бедный парень настолько глуп, что я подумала, не ошибся ли он. Вам нанесут завтра визит? - Да, возможно, ко мне придут. Если же случайно мне придется отлучиться на некоторое время, за покупками например, то я передам через Жюля, чтобы меня подождали... так или иначе, надолго я никуда выходить не буду... - Ну, что же, понятно, милочка. А сейчас, спокойной ночи, я пойду к себе... Расставшись с госпожой Бурра, хозяйкой семейного пансиона, у которой Элизабет Доллон остановилась сразу же после трагических событий, перевернувших ее жизнь, девушка отправилась в свою комнату... Она закрыла дверь на ключ, зажгла лампу... и вдруг ее улыбающееся лицо приобрело растерянное, испуганное выражение. - Только бы он пришел, - очень тихо прошептала она, - о, мне страшно, как мне страшно, как мне ужасно страшно... Девушка неподвижно стояла посередине комнаты, бросая вокруг себя испуганные взгляды... Да, наверное, в комнате Элизабет Доллон произошло нечто необычное, раз в ней был такой ужасный беспорядок, ведь Элизабет - девушка аккуратная и любящая порядок. Ящики комода были вытащены и сложены в углу комнаты, рядом валялась сброшенная в кучу одежда, чуть дальше стоял заваленный книгами диван. Большой чемодан, сплетенный из ивовых прутьев, в котором Элизабет Доллон хранила бумаги, принадлежащие брату, лежал на полу с открытой крышкой. Документы валялись кипами на полу, разбросанные по всей комнате... Элизабет Доллон отсутствующим взглядом посмотрела на царивший в ее комнате беспорядок и еще раз повторила: - Боже! Боже! Только бы он пришел! Что же все это означает? Правда, девушка быстро взяла себя в руки. Ее лицо вновь приобрело характерное для нее ясное и серьезное выражение. - Надо спать! - сказала она. - Меня уже давно клонит ко сну. Если я засну, то быстрее наступит завтра... Элизабет задула лампу, и комната окунулась во мрак. Прошло лишь несколько минут с того момента, как в комнате Элизабет Доллон погас свет, - было около половины одиннадцатого вечера, - когда входная дверь в маленький особняк открылась вновь... Бесшумно, озираясь по сторонам и шагая не по дорожке сада, гравий которой скрипел под ногами, а по грядкам вдоль цветников, какой-то человек направился от дома к забору, отделявшему сад от улицы. Там, оглянувшись, он тихо и протяжно свистнул... Почти сразу же в ответ раздался похожий свист, и голос в темноте спросил: - Это вы, Жюль? - Да, патрон... Человек, только что покинувший дом - слуга Жюль. Другой, которого Жюль назвал патроном - незнакомец, вот уже больше двух часов терпеливо выжидавший возле дома... - Все нормально, Жюль? - Все нормально, патрон. - Ничего нового? - Ничего, патрон. Ах, да, она написала письмо! - Кому? - Не знаю, я не видел, патрон. - Рыжий осел... Слуга Жюль начал горячо возражать: - Я не виноват, она писала письмо не в гостиной, а у себя в комнате... У меня не было возможности подсмотреть что-нибудь... - Ладно... Она что-нибудь говорила? - Нет, ничего. - У нее был взволнованный вид? - Немного да. - Хорошо, никто ни о чем не пронюхал? - Надеюсь, что нет, патрон... О, упаси Господи, если бы кто-нибудь мог подумать... Незнакомец повелительным и сухим голосом перебил Жюля: - Ладно, хватить болтать, у нас нет времени... - Как? Мы не... - Да, надо приниматься за работу... - За работу? Сейчас? Этой ночью! Ах, патрон, вы имеете в виду... - Да, да! Неужели ты считаешь, что я назначил тебе сегодня встречу ради простого удовольствия поболтать с тобой? Давай, болван, вперед! - Что нужно делать? Тот, с которым слуга пансиона разговаривал с подчеркнутым почтением, ответил не сразу: - Мне не совсем хорошо виден дом из-за деревьев... Горят там где-нибудь окна? Все ли заснули в доме? - Да, все уже спят... - Хорошо, а она? - Конечно, она тоже. - Ты сделал все, как я сказал? - Да, патрон... - А сейчас? - Что сейчас? - Я хочу сказать, ты выполнил мой последний приказ? - Да, да, будьте спокойны! Я зашел в ее комнату и проверил: лампа не горит... - Ладно! Тогда... Тут над стеной, окружавшей сад и состоявшей из кирпичного возвышения высотой примерно в человеческий рост, и небольшой железной ограды, укрепленной на нем, едва заметно мелькнула тень... Бесшумно и чрезвычайно ловко перемахнув через забор, незнакомец очутился рядом со слугой Жюлем. - Гм, через такой забор может перелезть любой ребенок... При слабом лунном свете слуга рассмотрел перескочившего через забор человека. Внешность последнего была настолько фантастической и необычной, что у несчастного Жюля задрожали колени... Незнакомец, пробравшийся во владение г-жи Бурра, избавился от своего длинного плаща и широкого сомбреро; теперь он был с ног до головы одет во что-то вроде черного трико, плотно облегавшего его тело и похожего на одежду домушников, мрачное одеяние, позволяющее тем, кто его носит, смешиваться с ночной темнотой и незаметно прятаться в темных углах, где любая другая одежда привлекла бы внимание окружающих... Но загадочная личность, однако, не была похожа на обычного вора-домушника. Лицо незнакомца было спрятано под черным капюшоном с прорезями для глаз, через которые дьявольским пламенем светились глаза... - Патрон! Патрон! - лепетал Жюль. - Что вы сейчас собираетесь делать? Таинственный незнакомец, выглядевший как призрак, презрительно усмехнулся. - Болван! - сказал он. - Иди вперед, хотя нет, стой, пойдешь за мной и чтобы без шума, понял? Иначе заплатишь своей шкурой! Смотри мне! Мужчины молча двинулись к дому. Но если слуга Жюль прилагал невероятные усилия, чтобы не наделать шуму, то его напарнику, напротив, казалось вполне привычным делом шагать бесшумно по дороге. Он был почти невидим в своем черном одеянии, движения его были просты и естественны... Вскоре сообщники подошли к дому... - Открывай! - приказал главный. Жюль вставил в замок ключ, который захватил с собой, чтобы выйти из дома в сад, и дверь бесшумно открылась. - Осторожно! - шепнул человек в маске. - Ты останешься стоять на середине лестницы; наверху ты мне не нужен... - Но... - Я так сказал! Ты останешься здесь стоять на стреме... Если ты услышишь крик, означающий, что меня обнаружили, быстро спускайся вниз и устрой большой шум. Кричи изо всех сил: "Хватайте его! Хватайте его!" Тогда в первые минуты замешательства каждый бросится к тебе, в твою сторону, и у меня будет время улизнуть... Несмотря на охвативший его страх, рыжий Жюль, услышав эти распоряжения, не посмел возразить. - Хорошо, патрон, - прошептал он, - я сделаю, как вы сказали... - Я надеюсь, - ответил человек в маске. Оставив своего сообщника на лестнице между первым и вторым этажом, он продолжал подниматься... Словно человек, знавший все входы и выходы в доме, он, не колеблясь, повернул в коридоре прямо к двери комнаты Элизабет Доллон. На секунду приложив ухо к двери, он сказал: - Дышит ровно, значит, спит... Он вытащил из кармана ключ, попытался вставить его в замочную скважину, но не мог этого сделать. "Черт, - сказал он себе, - эта девчонка закрылась ключом изнутри... Что же мне делать? Если я с силой протолкну свой ключ, тот, который находится с другой стороны двери, упадет и наделает грохоту, что совсем не входит в мои планы. Да, но как же Жюль недавно заходил в комнату?" Таинственный посетитель мгновение размышлял, затем стукнул себя по лбу: "Ну и осел же я! Я забыл, что он открутил болты, которые держат замочную личину... достаточно слегка надавить..." Незнакомец надавил плечом дверь, и та поддалась... Чрезвычайно осторожно он закрыл дверь за собой, подошел к окну и задернул занавески. - Проклятый Жюль, - пробурчал он, - он мог бы подумать об этой мере предосторожности!.. Затем, вытащив из кармана небольшой электрический фонарик, он провел лучом света по всей комнате. Действовал он совершенно спокойно и хладнокровно... При свете фонарика он подошел к дивану, занимавшему один из углов комнаты. На нем, мертвенно-бледная, лежала Элизабет... - Отличный наркотик! - удовлетворенно проворчал мрачный тип. - Отличный... Стоит только подумать, что она приняла его за ужином, после этого выходила из дому, и все равно он начал действовать, черт возьми! Надо признаться, химик, который продал мне рецепт приготовления этого вещества, не зря получил деньги... Человек отошел от Элизабет и направился к чемодану, содержимое которого устилало весь пол. - Проклятые бумаги, - тихо произнес он, - представить только, что... Но он тут же пожал плечами: - Впрочем, продолжать поиски уже слишком поздно. Поступим по-другому. Закрыв рот той, которая может говорить, я получу тот же самый результат... Так даже лучше! Итак, за дело! Без всякого усилия - настолько сильными и крепкими были руки человека в маске - он поднял несчастную Элизабет Доллон... - Идемте, мадемуазель, будем баиньки! Здесь вам будет удобнее спать, и сон ваш, обещаю вам, будет здесь длиться гораздо дольше. Он положил несчастную девушку на пол, подошел к небольшой газовой плите и вытащил оттуда резиновый шланг, втиснул конец его между зубами жертвы и открыл кран... "Отлично! - сказал он себе, поднимаясь с пола. - Завтра утром, проснувшись, достопочтенная г-жа Бурра включит газовый счетчик. Это произойдет часов в восемь, самое позднее, в девять. Наркотик еще будет действовать, и, таким образом, нежная Элизабет перейдет в мир иной без криков и страданий... Но сейчас мешкать нельзя, - встрепенулся он, - надо идти к Жюлю и отдать необходимые распоряжения..." Незнакомец вышел в коридор и потянул дверь на себя. Свое мрачное дело он продумал до мелочей... Болты, держащие гнездо для замка на дверной раме, вернулись на свое место... Ключ остался в замочной скважине с внутренней стороны... Никому бы не пришла в голову мысль, что достаточно лишь небольшого усилия, чтобы проникнуть в комнату... - Нужно сделать так, чтобы слуга, подметая завтра пол, случайно не толкнул дверь и не обнаружил фокус. Человек в маске нагнулся и засунул под дверь подкладной брусок, плотно вставший между полом и дверью. С этого момента дверь, которую подпирал клин, невозможно было открыть, не применив силу... Бросив напоследок взгляд вдоль коридора и убедившись, что все вокруг спокойно, незнакомец так же бесшумно начал спускаться на первый этаж. На лестнице его ждал Жюль: - Ну как, патрон? Голос Жюля дрожал. В отличие от слуги, человек в маске говорил совершенно спокойно: - Готово! Дело сделано! Я подпер дверь клином, будь осторожен завтра, когда будешь подметать рядом пол, понял? Слуга Жюль опустил голову: - Да, да... Вы ее... Окончить фразу он не успел. На его плечо тяжело легла рука главного. - Слушай! - тихо прошептал человек в маске. - Я не люблю повторять по двадцать раз свои приказы, я тебе уже говорил, что мне не нравится, когда мне задают вопросы... Намотай это себе на ус... Ты хочешь знать, убил ли я ее? Нет, я ее не убил, но я сделал так, что она убьет себя сама! Самоубийство, понимаешь? Больше мне сказать тебе нечего! Ах, да, вот что, завтра сделай так, чтобы в ее комнату попали как можно позже... Если ее будет спрашивать г-жа Бурра или кто-нибудь другой, скажи, что ты видел, как она только что выходила... - Но, - ответил Жюль, - это невозможно, патрон. Она как раз завтра ждет гостей! Она сказала мне, что останется дома на целый день... Человек в маске раздраженно скрипнул зубами: - Болван! Что это меняет! Ты скажешь: "Мадемуазель Элизабет только что вышла, но она меня предупредила, что идет недалеко и что вернется минут через двадцать..." Если потом, опять спросят про нее, ты ответишь, что она еще не возвращалась... А когда все откроется, то покажется совершенно естественным, что человек, решивший покончить с собой, - а она покончит с собой, понимаешь! - сделал так, чтобы ему не помешали осуществить задуманное... Ты ухватил мысль? - Да, патрон, да... Они вернулись в сад. Перед тем как перелезть через забор, человек в маске на прощанье сказал: - Ладно, пока! Исполни все, что я велел, и держи язык за зубами! Ты знаешь, сколько можешь заработать на этом, а также, чем ты рискуешь. Все, давай! - Вы придете завтра, патрон? Человек в маске смерил взглядом своего сообщника: - Я приду тогда, когда мне вздумается! И ловко, без разбега, одним махом вскочил на верх кирпичной стены, перелез через ограду и исчез в темноте... Опустив голову, Жюль без сил от пережитого, медленно направился, тревожно озираясь по сторонам, к подъезду дома... Глава XIII. На улице Раффэ Маре, один из репортеров "Капиталь", приветствуя, пожал руку Фандору. - Как сегодня ваше настроение, дорогой? - Не очень... - Ну, тогда я уверен, что это поднимет вам настроение: вот для вас письмо от дамы, его по ошибке положили на мой стол. Фандор усмехнулся: - От дамы? Вы, наверное, ошиблись. К тому же, как вы узнали, что письмо от дамы? - Ну, по почерку, бумаге, множеству признаков, и потом, вы же знаете, я никогда не ошибаюсь! Маре небрежно бросил на письменный стол Фандора небольшой конверт с широкой черной каймой. - В самом деле, - ответил Фандор, - это письмо от женщины. Но от кого же? Ах, ну конечно!.. Он нервным движением разорвал конверт, в то время как его приятель, уходя, бросил насмешливо на прощание: - Дорогой друг, оставляю вас наедине с этим нежным посланием, не буду мешать вашим мыслям! Добрый приятель Жерома Фандора был бы очень удивлен, если бы увидел, какая мрачная тень легла на лицо его коллеги, когда тот начал читать письмо, которое он считал любовным посланием. Жером сразу бросил взгляд на подпись: "Элизабет Доллон" и невольно вздрогнул: "Какое у нее ко мне дело?" Может быть, после необычного происшествия на улице Четвертого Сентября она, поверив версии полиции, вновь начала убеждать себя, что ее брат жив. Развернув лист, журналист быстро пробежал глазами письмо: "Уважаемый господин Фандор, Вы были так добры ко мне, когда я сражалась со всеми моими несчастиями, Вы проявили ко мне поистине настоящую симпатию, что я, не колеблясь, решила еще раз просить у Вас помощи. Со мной случилось нечто необычное, чего я не могу объяснить даже себе, но что, однако, заставляет меня по-прежнему верить в то, что мой бедный брат жив, невиновен и удерживается силой теми, кто принуждает его взять на себя ответственность за те ужасные преступления, о которых Вы знаете. Сегодня, пока я ходила по городу за покупками, какой-то неизвестный, которого никто не заметил в пансионе, проник в мою комнату! Когда я вернулась, все было перевернуто вверх дном, мебель была разворочена, а все бумаги разбросаны по полу. Представьте себе мое потрясение. Я не думаю, что те люди, которые проникли в мою комнату, хотели напасть на меня либо обокрасть. Я положила на камин свои скромные драгоценности, и они остались нетронутыми. Целью этих людей было не ограбление. В таком случае, что же? Вы, возможно, скажете, что у меня разыгралось воображение... Однако, уверяю Вас, я стараюсь быть спокойной, хотя это не совсем мне удается, так как - должна ли я признаваться? - мне очень страшно! Я только что сказала Вам, что у меня ничего не украли; тем не менее я думаю, что для Вас будет интересным, если я расскажу об одном странном совпадении. Я совершенно уверена, что в небольшом красном бумажнике оставила листок бумаги, о котором я Вам говорила и который был найден в день смерти г-жи де Вибре в доме моего брата, листок, исписанный, как я вам тогда сказала, зелеными чернилами неизвестным мне почерком. В том хаосе, который я обнаружила в своей комнате, первым делом, не знаю даже почему, я начала искать эту бумагу. Маленький бумажник валялся на полу среди других вещей, но листка там уже не было. Неужели я ошиблась? Неужели я засунула этот листок в какое-нибудь другое место, или же, когда злоумышленники переворачивали комнату вверх дном, листок случайно затерялся среди остальных бумаг? Но я почему-то убеждена, что у грабителей, проникших в мою комнату, была лишь одна цель - завладеть этим листком. Как Вы думаете? Конечно, я отдаю себе отчет в том, что моя просьба выглядит нескромно, но Вы знаете, насколько я несчастна, и Вы должны понимать, как мало нужно мне в моем положении, чтобы потерять самообладание. Я хотела бы поговорить с Вами обо всем этом и узнать Ваше мнение. Зная Вашу находчивость, я думаю, мы смогли бы вместе отыскать что-нибудь, какую-нибудь деталь, улику, проливающую свет на это странное и непонятное ограбление. Я ничего не трогала в своей комнате. Я останусь завтра весь день у себя дома и буду ждать Нас; если сможете прийти, приходите. У меня такое ощущение, что меня все покинули и довериться я могу только Вам..." Жером Фандор читал и перечитывал письмо, написанное дрожащей рукой. - Бедняжка, - пробормотал журналист, - эта жуткая история еще больше взволнует ее. Мне начинает казаться, что это никогда не кончится и что полиция никогда не найдет ключ ко всем этим загадкам. Действительно ли неизвестные пробрались в комнату Элизабет Доллон для того, чтобы выкрасть этот документ? С одной стороны, это маловероятно! Она мне сказала, что в нем не было ничего компрометирующего... Но тогда к чему этот тщательный обыск? Нет, она права: если злоумышленники были грабителями, они бы взяли драгоценности, значит, они явились именно за этим документом... К тому же, обычным взломщикам было бы чрезвычайно трудно проникнуть в ее комнату, поскольку в семейном пансионе много жильцов и пройти средь бела дня незамеченным просто невозможно для постороннего человека... Нет, эта дерзкая попытка ограбления говорит о том, что она связана с другими делами, в которых фигурирует имя Жака Доллона. Здесь видна все та же необычайная дерзость, та же уверенность в безнаказанности, та же тщательная и долгая подготовка к ограблению, которое было нелегко совершить в этом семейном пансионе, где постоянно кто-то приходит и уходит. Грабители, по всей вероятности, в любую минуту рисковали быть застигнутыми на месте преступления... Журналист прервал свои размышления, чтобы еще раз перечитать письмо Элизабет. "Она умирает от страха, это очевидно... Что сейчас делать, чтобы успокоить ее?.. В любом случае, она зовет меня на помощь, ее письмо отправлено вчера вечером... Надо идти к ней... сейчас же. Кто знает, может быть, я найду какой-нибудь след, пусть даже и не совсем ясный и определенный?" Правда, Жером Фандор не очень-то на это надеялся. Тщательно проанализировав дело с улицы Четвертого Сентября, он, всегда веривший в силу полиции, пришел к убеждению, что лишь случай мог бы помочь схватить виновных в этом преступлении. Существовало две версии, связанных с последними происшествиями: покушением на г-жу Соню Данидофф и ограблением на улице Четвертого Сентября, где были обнаружены отпечатки пальцев Жака Доллона. Полиция была убеждена, что Жак Доллон жив, здоров и невредим и что имеется немало оснований, чтобы обвинить его в злодеяниях, в которых он был якобы замешан. - Мы опираемся, - говорил г-н Бертильон устами большей части парижской прессы, довольной возможности развязать открытую борьбу против "Капиталь", - в своем утверждении о существовании настоящего Доллона, а следовательно, о его виновности, на материальные доказательства, а именно, на его отпечатки пальцев, которые находят на месте каждого преступления и которые невозможно подделать... Со своей стороны, Жером Фандор упрямо настаивал на том, что Жак Доллон мертв. - Люди науки, - говорил он, - умеют заниматься только наукой и не способны сделать ни малейшего усилия, чтобы проникнуть в психологию или быть немного логичными. Они видели Жака Доллона мертвым, затем они находят доказательства, что он жив, и, в конечном итоге, считают верным второе предположение. Но почему? Что касается меня, то я считаю, что раз около полусотни людей видели Жака Доллона мертвым, то, стало быть, гораздо более вероятен факт, что Жак Доллон мертв. Отпечатки его руки в самом деле очень четкие и, казалось, подтверждают предположение, что он жив. Но это доказательство легко разрушить, так как до того, когда могли быть оставлены эти отпечатки, Жак Доллон был уже мертв. И в своих статьях в "Капиталь" Жером Фандор с настойчивостью, которая в конце концов поколебала уверенность самых убежденных сторонников версии полиции, продолжал защищать свое предположение о том, что Жак Доллон мертв, как он сам выразился, "настолько мертв, насколько кому-либо возможно быть мертвым". ...Семейный пансион, который содержала г-жа Бурра и где укрылась Элизабет Доллон на следующий день после убийства баронессы де Вибре, представлял собой чудесное убежище, идеальное жилье для тех, кто мечтает об абсолютной уединенности и тишине. В этом пустынном уголке квартала Отей, своего рода провинции Парижа, о которой бредили все пожилые пенсионеры, желавшие не покидать столицу и в то же время окунуться в покой и свежий воздух деревни, у г-жи Бурра возникла замечательная идея устроить семейный пансион, наполовину гостиницу, наполовину дом для престарелых. Жильцы у нее были самые разные: некоторые обитатели пансиона оставались в доме на протяжении целого года и даже больше, некоторые были проездом в Париже - пожилые дамы, приехавшие на несколько недель в столицу, духовные лица, у которых вызывали отвращение обычные гостиницы... Прелестный садик со всех сторон окружал имение, состоящее из двух зданий: большого дома, выходящего фасадом на улицу и образующего собственно семейный пансион, и небольшого флигеля, возвышавшегося позади, чуть дальше в глубине сада, в котором проживала г-жа Бурра... Этим утром в саду прогуливались, наслаждаясь свежим воздухом, двое обитателей пансиона. - Так вы, мадам, - спрашивал у своей соседки пожилой господин, чьи виски украшали красивые седые пряди, - по-прежнему продолжаете вязать чулки для бедняков? Но, по-моему, с тех пор как вы этим занимаетесь, у них должно быть по десять пар чулок на каждого... - Боже мой, до чего вы любите подтрунивать надо мной! Вам же известна полезность моей благотворительной деятельности? После наводнений, случившихся прошлой зимой, вокруг стало еще больше бедных людей, и, уверяю вас, мои чулки не окажутся лишними... - Я убежден в этом... убежден... просто я хотел прервать на минуту ваше вязание, чтобы предложить вам сыграть партию в безик. Не соблазнитесь ли вы на это? - О, я удовольствием... Они позвали гарсона из семейного пансиона: - Жюль! Жюль! Принесите нам карты... Пока слуга выполнял их поручение, они вместе принялись наблюдать за редкими прохожими, шагавшими взад и вперед по тротуарам улицы Раффэ. - Смотрите-ка, мадам, похоже, этот господин направляется сюда? - Да, возможно, он идет к г-же Бурра... - Может быть, это новый жилец? - Ах, если бы он только умел играть в вист, как это было бы замечательно!.. Жером Фандор нажал на звонок у калитки. Когда к нему подбежал слуга Жюль, чтобы открыть дверь, журналист спросил: - Скажите, дружище, мадемуазель Элизабет Доллон у - Нет, месье, она как раз только что вышла... меньше часа тому назад. - И вы уверены, что она не возвращалась? - О, абсолютно уверен, месье... Кстати, ее уже дожидаются два господина. - Ах так, значит, она должна скоро вернуться? - Конечно, месье... и очень скоро... Жером Фандор посмотрел на часы: - Четверть одиннадцатого. Хорошо, я дождусь ее возвращения. - Не угодно ли господину пройти за мной? Жером Фандор в сопровождении камердинера, прошел в гостиную. В комнате царил полумрак. Едва ступив на порог, журналист услышал радостный голос, который приветствовал его: - Вот как, господин Фандор! Репортер сдержал возглас удивления. - А! Господа, я рад приветствовать вас, - отвечал он, пожимая руки господину Барбе и господину Нантею, которые приветливо ему улыбались. - Вы, наверное, пришли к мадемуазель Доллон? -