е нее. Не зная, что говорить, просто держал в своей руке ее тонкие холодные пальцы. В горле у нее что-то сипело. Постепенно дыxаниe успокоилось, она закрыла глаза. Мартин Бек продолжал сидеть неподвижно. Тихо... Только дрозд поет за окном. Он осторожно выпустил ее руку и встал. Погладил сухую горячую щеку. Шагнул было к двери, в эту минуту мать открыла глаза и посмотрела на него. -- Надень синюю шапочку, на улице холодно,-- прошептала она и опять закрыла глаза. Он постоял, нагнулся, поцеловал ее в лоб и вышел. XII Кеннет Квастму, один из двух полицейских, которые обнаружили тело Свярда, опять ушел в суд давать показания. Мартин Бек разыскал его в коридоре городского суда и до того, как Квастму пригласили в зал, успел задать два самых важных для себя вопроса. Выйдя из здания суда, Мартин Бек направился к дому, где жил Свярд; идти было недалеко, всего два квартала. По пути он миновал две строительные площадки. У южного торца полицейского управления прокладывалась новая линия метро, а повыше на той же улице строители бурили и взрывали скалу для подземных этажей нового полицейского штаба, куда предстояло перебираться и Мартину Беку. Экскаваторы, грузовики, пневматические буры... Какое счастье, что его кабинет сейчас помещается на Вестберга-аллее! Гул моторов на Седертельезеген -- ничто перед здешним грохотом. Дверь квартиры на втором этаже была отремонтирована и опечатана. Мартин Бек снял печать, прошел в комнату и сразу же ощутил слабый трупный запах, приставший к стенам и убогой обстановке. Он подошел к закрытому окну и внимательно осмотрел его. Оно было старей конструкции, открывалось наружу, а запиралось задвижкой с кольцом, которое надевалось на крючок в раме. Собственно, задвижек было две, но нижний крючок отсутствовал. Краска вся облезла, рама внизу потрескалась. Должно быть, в щель над подоконником и ветер дул, и дождь просачивался. Мартин Бек опустил основательно выцветшую синюю штору. Потом отошел к двери и посмотрел оттуда на комнату. Если верить донесению Квастму, когда полицейские проникли в квартиру, все так и было. Oн снова подошел к окну, дернул за шнур, и штора медленно, со скрипом свернулась. Мартин Бек распахнул окно и выглянул наружу. Справа простиралась строительная площадка, где царил такой грохот, дальше высилось полицейское управление, он даже различил окна уголовной полиции в той части здания, которая выходила на Кунгсхольмсгатан. Слева видно пожарное депо и конец Бергсгатан. Коротенький переулок соединял ее с Хантверкаргатан. Постой, что же это за переулок? Надо будет пройти там, когда он закончит осмотр квартиры. Прямо напротив окна раскинулся Крунубергский парк, разбитый, как и многие парки Стокгольма, на естественной возвышенности. Когда Мартин Бек работал в Кристинебергском районе, он обычно проходил через этот парк, от каменной лестницы в углу около Пульхемсгатан до старого еврейского кладбища в другом конце. На самом гребне иногда присаживался на скамейке под липами выкурить сигарету Потянуло курить, и он полез в карман, хотя знал, что сигарет там нет. Мартин Бек вздохнул. Перейти на жевательную резинку или мятные лепешки? Или жевать зубочистки по примеру коллеги Монссона в Мальме? Он прошел на кухоньку. Здесь оконная рама рассохлась еще сильнее, но щели были заклеены бумагой. В этой квартире и обои, и потолки, и скудная обстановка -- все было запущено. С тяжелым сердцем продолжал он осмотр, проверил ящики, шкафы. Негусто, только самое необходимее... Выйдя в тесный коридорчик, заглянул в уборную. Ни ванны, ни душа в квартире не было. Потом он проверил наружную дверь и убедился, что все те замки и запоры, которые были перечислены в донесениях, налицо. И они явно все были заперты, когда дверь взломали. Чудеса, да и только. Дверь и оба окна были закрыты. Квастму утверждает, что они с Кристианссоном не видели никакого оружия. И что квартира все время под наблюдением, никто не мог проникнуть в нее и что-либо вынести. Мартин Бек еще раз внимательно оглядел комнату. Напротив двери стояла кровать, рядом с кроватью -- полка. Сверху на полке -- лампа с желтым плиссированным абажуром, старая пепельница зеленого стекла, большой спичечный коробок; внутри -- несколько зачитанных журналов и три книги. У стены направо -- стул с грязным сиденьем в зеленую и белую полоску, налево -- крашенные коричневой краской стол и венский стул. От электрокамина к розетке тянулся черный привод; вилка была выдернута. Еще в комнате был коврик, но его отправили в лабораторию Среди множества всяких пятен на нем оказалось три кровавых, причем группа крови была та же, что и у Свярда. В стенном шкафу валялись три старых носка, грязная фланелевая рубашка неопределенного цвета и пустая, сильно потертая холщовая сумка. На плечиках висел сравнительно новый поплиновый плащ, на крючках в стене -- вязаный зеленый джемпер, серая нижняя рубашка с длинными рукавами и серые фланелевые брюки. Карманы брюк были пусты. И все. Патологоанатом начисто исключала возможность того, что Свярд был ранен где-то еще, вошел в квартиру, запер дверь на все замки, потом лег и помер. И хотя Мартин Бек не был специалистом в медицине, опыт подсказывал ему, что она права. Но как же это произошло? Каким образом был застрелен Свярд, если, кроме него, в квартире никого не было, а ему самому нечем было стрелять? Когда Мартин Бек еще только начал знакомиться с делом и увидел, как небрежно оно велось, он решил, что и эта головоломка -- плод чьей-то небрежности. Однако теперь он стал склоняться к мысли, что в комнате и впрямь не было никакого оружия и что Свярд самолично запер двери и окна. Но как же тогда объяснить эту смерть? Снова осмотрел он всю квартиру, тщательнее прежнего, но не нашел ничего, что могло бы пролить свет на загадку. В конце концов он решил пойти и спросить других жильцов. Истратив еще сорок пять минут, Мартин Бек почувствовал, что топчется на месте. Бывший складской рабочий Карл Эдвин Свярд явно не отличался общительностью. Большинство жильцов даже и не знали о его существовании, хотя он поселился в доме больше трех месяцев назад. К нему никто не приходил, он ни с кем из соседей словом не перемолвился. Его ни разу не видели пьяным, и никто не жаловался на шум в его квартире, оттуда вообще не доносилось ни звука. Мартин Бек вышел из подъезда и остановился. Через улицу высилась горка с тенистым парком. Пойти, посидеть под липами? Но тут он вспомнил, что хотел познакомиться с переулком, и повернул налево. Улуф-Ёдингсгатан... Много лет назад он где-то читал, что в восемнадцатом веке был в Кунгсхольменской школе преподаватель Улуф Ёдинг. И сейчас на Хантверкаргатан есть школа -- уж не та ли самая? Не доходя до Пульхемсгатан, Мартин Бек заметил табачную лавку. Вошел и купил себе пачку сигарет с фильтром. Свернул в сторону Кунгсхольмсгатан, достал сигарету, закурил. Отвратительный вкус... Он думал о Карле Эдвине Свярде, и ему было не по себе. XIII Во вторник, когда на аэродроме Арланда приземлился самолет из Амстердама, Вернера Руса в пассажирском зале ждали два агента в штатском. Им было приказано действовать тактично, не привлекать внимания, и, когда эконом наконец показался на летном поле в обществе стюардессы, они отступили от дверей в глубь зала. Вернер Рус сразу заметил их. И то ли узнал в лицо, то ли нюхом угадал полицейских -- так или иначе он смекнул, что они явились по его душу, остановился и сказал что-то стюардессе. Она кивнула, попрощалась и пошла к выходу. А Вернер Рус решительно направился к полицейским. Он был высокого роста, плечистый, загорелый. Одет в синюю форму, в одной руке -- фуражка, в другой -- черная кожаная сумка с широким ремнем. Светлый чуб, длинные баки, нахмуренные густые брови, из-под которых холодно смотрели голубые глаза. -- По какому случаю столь торжественная встреча? -- осведомился он, вызывающе вскинув голову. -- Прокурор Ульссон хочет побеседовать с вами,-- сказал один из агентов.-- Так что будьте любезны проследовать с нами на Кунгсхольмсгатан. -- Он что, спятил? Я же был там две недели назад, и ничего нового за это время не прибавилось. -- Ладно, ладно,-- сказал агент постарше.-- Вы уж сами с ним объяснитесь, наше дело выполнить приказ. Рус досадливо пожал плечами и зашагал к выходу. Когда они подошли к машине, он сказал: -- Только сперва вы отвезете меня домой в Мерсту, чтобы я мог переодеться, ясно? Адрес знаете. Он плюхнулся на заднее сиденье и мрачно скрестил руки на груди. Младший из агентов, который вел машину, вспылил, дескать, он не таксист, но коллега унял его и объяснил, куда ехать. Они поднялись вместе с Русом в его квартиру и подождали в прихожей, пока он сменил форму на светло-серые брюки, водолазку и замшевую куртку. После этого они отвезли его в полицейское управление на Кунгсхольмсгатан и проводили в кабинет, где ждал Бульдозер Ульссон. Как только отворилась дверь, Бульдозер вскочил с кресла, жестом отпустил обоих агентов и предложил Вернеру Русу сесть. Потом вернулся на свое место за письменным столом и радостно произнес: -- Кто бы мог подумать, господин Рус, что мы так скоро свидимся опять. -- Вот именно, кто! -- подхватил Рус.-- Во всяком случае, не я. Нельзя ли узнать, для чего вам понадобилось задерживать меня на этот раз? -- Бросьте, зачем же так официально. Просто мне захотелось расспросить вас кое о чем. А там будет видно. -- И вообще, совсем необязательно было вашим подручным увозить меня с работы. А если мне сейчас опять идти в рейс? Что тогда -- терять место только потому, что вам приспичило почесать язык? -- Ну что вы, что вы! Я отлично знаю, что у вас впереди двое суток свободных -- верно? Так что времени у нас хватит, ничего страшного. -- Вы не имеете права держать меня здесь больше шести часов,-- сказал Вернер Рус и поглядел на свои часы. -- Двенадцать, господин Рус. А понадобится -- так и больше. -- В таком случае не соизволит ли господин прокурор изложить, в чем меня подозревают,-- вызывающе произнес Вернер Рус. Бульдозер протянул ему пачку дешевых сигарет, но Рус презрительно мотнул головой и достал из кармана "Бенсон энд Хеджез". Прикурив от золоченой зажигалки "Данхилл", он молча смотрел, как Бульдозер Ульссон чиркает спичкой и закуривает свою сигарету. -- А разве я сказал, что подозреваю вас в чем-либо? -- Бульдозер пододвинул эконому пепельницу.-- Просто нам с вами надо бы потолковать об ограблении в пятницу. -- О каком еще ограблении? -- Я говорю про банк на Хурнсгатан,-- сухо ответил Бульдозер Ульсcoн.-- Удачная операция, девяносто тысяч на полу не валяются, вот только не повезло клиенту, который при этом был убит. Вернер Рус удивленно поглядел на него и покачал головой. -- Что-то вас не туда занесло... В пятницу, говорите? -- Вот именно,-- сказал Бульдозер.-- Разумеется, господин Рус в тот день находился в рейсе. И куда же вас занесло в пятницу? Бульдозер Ульссон откинутся назад с самодовольным видом. -- Не знаю, где был господин Ульссон, а я в пятницу был в Лиссабоне. Можете проверить в авиакомпании. По расписанию посадки в Лиссабоне в четырнадцать сорок пять, мы опоздали на десять минут. В субботу утром вылетели в девять десять, сели в Арланде в пятнадцать тридцать. В пятницу я обедал в отеле "Тиволи" и там же ночевал, это также можно проверить. Вернер Рус тоже откинулся назад и торжествующе посмотрел на собеседника. Бульдозер сиял от удовольствия, -- Прекрасно, отличное алиби. Он наклонился, смял сигарету в пепельнице и язвительно продолжал: -- Но ведь господ Мальмстрема и Мурена в Лиссабоне не было? -- А с какой стати им-то быть в Лиссабоне? И вообще, следить за Мальмстремом и Муреном не моя обязанность. -- В самом деле? -- В самом деле, и я вам об этом сто раз говорил. А что касается ограбления в пятницу, так я в последние дни не брал в руки шведских газет и ни о каких ограблениях не знаю. -- Тогда разрешите проинформировать вас, что некто, переодетый женщиной, вошел в банк перед самым закрытием, присвоил девяносто тысяч крон ассигнациями, потом застрелил клиента того же банка, после чего бежал на машине марки "рено". Полагаю, вы сами понимаете, что убийство -- это уже совсем другая статья. -- Я другого не понимаю -- при чем тут я,-- отпарировал Рус. -- Когда вы виделись со своими приятелями Мальмстремом и Муреном? -- Я уже ответил вам на этот вопрос в прошлый раз. Больше мы не встречались. -- И вам неизвестно, где их можно найти? -- Мне известно только то, что я слышал от вас. Я не видел их с тех пор, как они угодили в Кумлу. Бульдозер пристально посмотрел на Вернера Руса, потом записал что-то в блокноте, захлопнул его и встал. -- Что ж,-- небрежно произнес он.-- Это нетрудно проверить. Он подошел к окну и опустят жалюзи для защиты от солнца. Вернер Рус подождал, когда он сядет, потом сказал: -- Одно мне совершенно ясно -- Мальмстрем и Мурен тут ни при чем. Убийство -- нет, они не такие дураки. -- Я допускаю, что ни Мальмстрем, ни Мурен не станут стрелять в человека, но это еще не исключает их соучастия. Предположим, они сидели и ждали в машине. Что вы на это скажете? Рус пожал плечами и хмуро уставился в пол. -- Представим себе, что у них был сообщник или сообщница,-- увлеченно продолжал Бульдозер.-- С такой возможностью тоже ведь надо считаться. Если не ошибаюсь, в том деле, на котором они погорели в последний раз, участвовала подружка Мальмстрема? Он прищелкнул пальцами, вспоминая. -- Точно: Гюнилла Бергстрем... И заработала на этом полтора года, так что ее найти нетрудно. Рус глянул на него исподлобья. -- Да-да, ведь она еще не сбежала,-- пояснил Бульдозер.-- Но, кроме нее, есть на свете и другие девушки, а упомянутые господа, похоже, не против женской помощи. Или я ошибаюсь? Вернер Рус снова пожал плечами и выпрямился. -- Откуда мне знать,-- безучастно произнес он.-- Меня это не касается. -- Ну конечно,-- кивнул Бульдозер. Он задумчиво поглядел на Руса, потом наклонился и положил ладони на стол. -- Итак, вы утверждаете, что последние полгода не встречались с Мальмстремом и Муреном и они не давали о себе знать? -- Да, утверждаю,-- сказал Вернер Рус.-- И еще раз повторяю, что я не могу отвечать за их поступки. Да, мы знакомы со школьной скамьи, я этого никогда не отрицал. И то, что мы потом встречались, тоже признаю. Но это не значит, что мы неразлучные друзья и они посвящают меня во все свои дела и затеи. Меня безумно огорчает, что они пошли по кривой дорожке, но я не имею ровным счетом никакого отношения к преступной деятельности, в которой их обвиняют. Я уже говорил, что с удовольствием помог бы направить их на верный путь. Но мы давным-давно не встречались. -- Надеюсь, вы понимаете, что эти слова могут сильно повредить вам, если выяснится, что вы все-таки общались с названными лицами,-- на вас тоже может пасть подозрение. -- Нет, не понимаю. Бульдозер дружелюбно улыбнулся. -- Так уж и не понимаете...-- Он хлопнул ладонями по столу и встал.-- Вы извините меня, но мне надо кое-что выяснить. Придется на несколько минут прервать нашу беседу, потом продолжим. Бульдозер быстро направился к двери. На пороге внезапно обернулся и внимательно посмотрел на Вернера Руса. У эконома было весьма озабоченное лицо. Бульдозер торжествующе потер руки и затрусил по коридору. Как только дверь захлопнулась, Вернер Рус встал, неторопливо проследовал к окну и остановился, разглядывая улицу через щели жалюзи. Постоял так, тихо насвистывая, потом кинул взгляд на свои электронные часы, нахмурил брови, быстро подошел к столу и сел в кресло Бульдозера. Пододвинул к себе телефон, поднял трубку, соединился с городом и набрал номер. В ожидании ответа он один за другим выдвигал ящики и штудировал их содержимое. Наконец заговорил: -- Привет, Крошка, это я. Слушай, может, встретимся немного попозже? Мне тут надо потолковать с одним мужиком, это часа на два. Он взял из ящика ручку с клеймом "Казенное имущество" и поковырял в свободном ухе. -- Ну конечно, потом куда-нибудь сходим и перекусим. Я голодный как черт. Он покрутил ручку перед глазами, швырнул ее обратно в ящик и закрыл его. -- Нет, не из кабака, здесь что-то вроде гостиницы, но жратва паршивая, так что я потерплю до нашей встречи. Семь устраивает? Ладно, значит, в семь я за тобой заеду. Ну все. Он положил трубку, встал, сунул руки в карманы и заходил по кабинету, продолжая насвистывать. Бульдозер отыскал Гюнвальда Ларссона. -- Рус сейчас у меня,-- сообщил он. -- Ну и где же он обретался в пятницу? В Куала-Лумпуре или Сингапуре? -- В Лиссабоне,-- торжествующе ответил Бульдозер.-- Это ж надо, какую работенку себе отхватил -- идеальная ширма для гангстера. Такие роскошные алиби -- любой позавидует. -- А еще что он говорит? -- Да ничего. Изображает полное неведение. О банковских налетах понятия не имеет, Мальмстрема и Мурена сто лет не видел. Скользкий, как угорь, хитрый, как лиса, брешет, как собака. -- Словом, ходячий зверинец, а не человек,-- подвел итог Гюнвальд Ларссон.-- И что же ты думаешь с ним делать? Бульдозер Ульссон сел в кресло напротив Ларссона. -- Думаю отпустить его. И наладить слежку. У тебя есть человек, которого Рус не знает? -- А докуда за ним следить? Если до Гонолулу, я сам возьмусь. -- Нет, серьезно. Гюнвальд Ларссон вздохнул. -- Ладно, что-нибудь придумаем. Когда начинать? -- Сейчас,-- сказал Бульдозер.-- Сейчас я вернусь к себе и отпущу его. У него отгул до четверга, за это время он наведет нас на Мальмстрема и Мурена, надо только следить в оба. -- До четверга... Тогда одним человеком не обойтись, нужен второй на смену. -- И чтобы люди были первый сорт,-- подчеркнул Бульдозер.-- Если он почует слежку, все пропало. -- Дай мне четверть часа,-- ответил Гюнвальд Ларссон.-- Как позвоню, значит, готово. Когда Вернер Рус двадцать минут спустя остановил такси на Кунгсхольмсгатан, через ветровое стекло серого "вольво" за ним наблюдал инспектор Рюне Эк. Рюне Эк, тучный седой мужчина в очках, пятидесяти пяти лет, страдал язвой желудка, по причине каковой врач недавно прописал ему строжайшую диету. Вот почему он без особой радости провел четыре часа в кафе "Оперное", пока Вернер Рус и его рыжеволосая партнерша ели и пили за милую душу, сидя за столиком на веранде. Всю долгую, светлую летнюю ночь со вторника на среду Эк хоронился в роще на берегу Меларена, любуясь исподтишка обнаженной натурой, меж тем как Вернер Рус рассекал кролем воды озера, словно какой-нибудь Тарзан. Когда утреннее солнце подрумянило макушки деревьев, Рюне Эк продолжил свою сугубо секретную деятельность, прячась в кустах перед одноэтажным коттеджем в дачном поселке Хессельбю. Убедившись, что парочка одна в доме, и к тому же крепко спит после купания, он вернулся к своей машине и ближайшие полчаса очищал волосы и одежду от клещей Еще через час его сменили, а Вернер Рус по-прежнему пребывал в коттедже. Похоже было, что он вовсе не спешит вырваться из объятий рыжеволосой красотки и нанести визит своим друзьям Мальмстрему и Мурену. XIV Получи кто-нибудь возможность сравнить силы полицейской спецгруппы и шайки, которая грабила банки, он убедился бы, что во многом они почти равны. Спецгруппа располагала огромными техническими ресурсами, зато у противника был большой оборотный капитал, и ему принадлежала инициатива. Из Мальмстрема и Мурена, наверно, вышли бы хорошие полицейские -- физические данные блестящие, да и с интеллектом, в общем, обстояло не так уж плохо. Да только поди убеди их посвятить себя столь сомнительной профессии. Оба они в жизни ничем, кроме преступлений, не занимались, и теперь, когда одному исполнилось тридцать три, а другому -- тридцать пять, они вполне заслуживали звания квалифицированных специалистов. Но поскольку их основное занятие далеко не всеми признается почтенным, Мальмстрем и Мурен обзавелись и другими профессиями. В паспортах, водительских удостоверениях и прочих документах они именовались: один -- инженером, другой -- управляющим. Совсем не глупо, если учесть, что страна буквально кишела инженерами и управляющими. Естественно, все документы были поддельные и выписаны на другие фамилии, тем не менее и на первый, и на второй взгляд они производили солидное впечатление. Паспорта, например, выдержали уже не одно испытание на пограничных пунктах Швеции и ряда других стран. Да и сами господа Мальмстрем и Мурен выглядели очень даже положительно. Лица приятные, пышущие здоровьем, взгляд открытый. Четыре месяца свободы отразились на их облике: оба отлично загорели, Мальмстрем отрастил бороду, Мурен -- усы и баки. Причем загорали не где-то там на Мальорке или Канарских островах,-- нет, они провели три недели в Восточной Африке, совершили так называемое фотосафари. Хорошенько отдохнули. А затем последовали деловые поездки, одна -- в Италию, чтобы пополнить свое снаряжение, другая -- во Франкфурт, чтобы нанять толковых ассистентов. На родине они слегка пощупали несколько банков и ограбили двух частных дисконтеров, которые предпочли не обращаться в полицию, чтобы не привлекать к себе внимания налоговых инспекторов. Эта деятельность принесла им неплохой валовой доход, но издержки тоже были немалые, да и в ближайшем будущем предстояли довольно большие расходы. Известно, однако, что дивиденды прямо пропорциональны капиталовложениям; живя в обществе "смешанной экономики", они хорошо усвоили эту истину. А цель, которую они себе поставили, была достаточно значительной. Мальмстрем и Мурен работали во имя идеи, которую новой отнюдь не назовешь, но от этого она нисколько не проигрывала. Они собирались еще разок как следует потрудиться, а затем уйти на покой. Осуществить наконец действительно большую операцию. Приготовления были в основном завершены, проблема финансирования решена, план почти полностью разработан. Они не знали еще, где и когда, зато знали самое главное: как. До заветной цели оставалось совсем немного. Хотя Мальмстрем и Мурен, как уже говорилось, были профессионалы с изрядным опытом, до настоящих воротил они не доросли. Настоящие воротилы не попадаются. Настоящие воротилы банков не грабят. Они сидят в конторах и управлениях и нажимают кнопки. Они ничем не рискуют. Они не посягают на священных коров общества, а занимаются легализованным присвоением, стригут шерсть с рядовых граждан. Они наживаются на всем. Отравляют природу и людей потом "исцеляют" недуги негодными лекарствами. Намеренно запускают целые городские районы, обрекая их на снос,-- потом строят другие дома, которые заведомо хуже старых. Но главное -- они не попадаются. А Мальмстрем и Мурен попадались, их словно преследовал злой рок. Но теперь, кажется, они разобрались, в чем их ошибка: размениваясь на мелочи. -- Знаешь, о чем я думал там под душем? -- спросил Мальмстрем. Он только что вышел из ванной и теперь тщательно расстилал на полу купальную простыню; второй простыней он обернул бедра, третья лежала на плечах. Мальмстрем был болезненно чистоплотен. В этот день он с утра уже четыре раза принял душ. -- Знаю,-- ответил Мурен.-- О бабах. -- Как ты угадал? Мурен, в шортах и белой сорочке, сидел у окна и обозревал Стокгольм, приставив к глазам морской бинокль. Квартира, в которой они пребывали, помещалась в многоэтажном доме на Данвиксклиппан, на высоком берегу залива, и из окна открывался недурственный вид. -- Нельзя смешивать баб и работу,-- сказал Мурен.-- Сам убедился, к чему это приводит. -- А я ничего и не смешиваю,-- обиженно возразил Мальмстрем.-- Уж и подумать нельзя, да? -- Почему же,-- великодушно уступил Мурен.-- Думай на здоровье. Он следил за белым пароходом, который шел к заливу Стреммен. -- Гляди-ка. "Нерршер",- сказал он.- Подумать только, жив еще. -- Кто жив? -- Тебе не интересно. А ты о ком именно думал? -- О девах в Найроби. Сильны, правда? Я всегда говорил: негры - это что-то особенное. -- Не негры, а африканцы,-- наставительно возразил Мурен.-- А в данном случае африканки. Женский род, а не мужской. Мальмстрем побрызгал дезодорантом под мышками и в других местах. -- Все-то ты знаешь,-- сказал он. -- К тому же ничего особенного в них нет. Просто тебе так показалось после долгого поста. Минуту-другую они обсуждали подробности, потом Мальмстрем достал новое белье и носки, разорвал полиэтиленовую упаковку и начал одеваться. -- Этак ты все свое состояние на трусы растратишь,-- заметил Мурен.-- Непонятная страсть, ей-богу. -- Да, цены растут -- кошмар. -- Инфляция,-- сказал Мурен.-- И виноваты мы сами. -- Мы? Ты что, столько лет в кутузке... -- Мы кучу денег выбрасываем на ветер. Все ворюги -- жуткие моты. -- Уж только не ты. -- Так ведь я редкое исключение. Кстати, у меня немало уходит на еду. -- Ты жмот, в Африке даже на девочек не хотел раскошелиться. По твоей милости мы три дня так ходили, пока даровых не нашли. -- Мной руководили не только финансовые соображения,-- сказал Мурен.-- И уж во всяком случае не опасение вызвать инфляцию в Кении. А вообще-то деньги теряют цену там, где жулье заправляет. Уж если кому сидеть в Кумле, так это нашему правительству. -- Гм-м. -- И заправилам из компаний. Кстати, недавно мне попался интересный пример, от чего бывает инфляция. -- Ну? -- Когда англичане в октябре девятьсот восемнадцатого захватили Дамаск, они ворвались в государственный банк и прикарманили всю наличность. Но солдаты ни черта не смыслили в тамошних деньгах. Один австралийский кавалерист дал полмиллиона мальчишке, который держал его коня, пока он мочился. -- А разве, когда конь мочится, его надо держать? -- Цены выросли стократ, уже через несколько часов рулон туалетной бумаги стоил тыщу тамошних крон. -- Разве в Австралии тогда уже была туалетная бумага? Мурен тяжело вздохнул. С таким собеседником, как Мальмстрем, недолго и самому поглупеть... -- Дамаск -- это в Аравии,-- мрачно объяснил он.-- Еще точнее -- в Сирии. -- Надо же. Мальмстрем наконец оделся и теперь изучал себя в зеркале. Ворча что-то себе под нос, распушил бороду, щелчком стряхнул с модного пиджака незримую пушинку. Потом расстелил на полу еще две купальные простыни рядом с первой, подошел к гардеробу и достал оттуда оружие. Аккуратно разложил его на простынях, принес ветошь и банку "чистоля". Мурен рассеянно поглядел на весь этот арсенал. -- Тебе еще не надоело? -- сказал он.-- Они же новенькие, чуть не с завода. -- Порядок есть порядок,-- ответил Мальмстрем.-- Оружие требует ухода. Можно было подумать, что они готовятся к небольшой войне или по меньшей мере к государственному перевороту: на простынях лежали два пистолета, револьвер, два автомата и три дробовика с укороченными стволами. Автоматы -- обычного шведского армейского образца; на пистолетах и обрезах стояли иностранные клейма. Тут был девятимиллиметровый испанский парабеллум "файрберд" и пистолет "лама IX А" сорок пятого калибра. Револьвер "астра кадикс" сорок пятого калибра и дробовик марки "марица" -- тоже испанские. Еще два ружья -- из других уголков европейского континента: бельгийское "континенталь супра де люкс" и австрийское "ферлах" с романтической надписью "Forever Yours"[5]. Управившись с пистолетами, Мальмстрем взялся за бельгийское ружье. -- Тому, кто обрезал этот ствол, самому всадить бы заряд дроби в корму,-- проворчал он. -- Может быть, ему это ружье досталось не таким путем, как нам. -- Чего? Не усек. -- Я хочу сказать, что он добыл его не честным путем,-- серьезно объяснил Мурен.-- Скорее всего, украл. Он опять приставил к глазам бинокль и немного спустя сказал: -- А все-таки Стокгольм смотрится, честное слово. -- Это как понимать? -- Только им надо любоваться издали. Собственно, даже хорошо, что мы редко бываем на улице. -- Боишься, как бы тебя не обчистили в метро? -- Бывает и хуже. Например, стилет в спину. Или топором по черепу. А попасть под копыта истеричной полицейской лошади -- думаешь, лучше? Ей-богу, жаль мне людей. -- Каких еще людей? Мурен взмахнул рукой. -- Да тех, которые там внизу ходят. Представь себе, что ты все жилы из себя выматываешь, чтобы внести очередной взнос за машину или дачу, а твои дети в это время наркотиками накачиваются. Если жена после шести вечера выйдет на улицу -- того и гляди изнасилуют. На вечернее богослужение соберешься -- сто раз подумаешь и дома останешься. -- На богослужение?! -- Это я так, к примеру. Положи в карман больше десятки -- непременно ограбят. А если меньше десятки -- шпана со зла пырнет тебя ножом. На днях я прочел в газете, что фараоны боятся по одному ходить. Мол, на улицах почти не видно полицейских, и поддерживать порядок в городе становится все труднее. Какой-то чин из министерства юстиции высказался. Да, хорошо будет уехать отсюда и больше никогда не возвращаться. -- И никогда больше родного Бэя не увидим,-- уныло пробурчал Мальмстрем. -- Что за вульгарное пристрастие к иностранным словам,-- укоризненно произнес Мурен.-- Сказал бы попросту: родного залива. И деловито добавил: -- Кстати, из Кумлы его тоже не видно. -- Ну как же, а по телевизору? -- Не напоминай мне об этом изверге,-- мрачно произнес Мурен. Он встал, открыл окно, взмахнул руками и откинул голову назад, словно обращаясь к массам. -- Эй, вы там, внизу! -- крикнул он. И пояснил: -- Как сказал Линдон Джонсон, когда держал предвыборную речь с вертолета. -- Кто-кто? -- спросил Мальмстрем. Раздался звонок в дверь. Друзья внимательно слушали комбинацию условных сигналов. -- Похоже, Мауритсон,-- Мурен глянул на часы.-- Смотри-ка, даже не опоздал. -- Не доверяю я этому фрукту,-- заметил Мальмстрем.-- Лучше не рисковать. Он зарядил один из автоматов. -- Держи.-- Протянул автомат Мурену, сам взял "астру" и пошел двери. Держа револьвер в левой руке -- он был левша,-- Мальмстрем правой снял несколько цепочек. Мурен стоял метрах в двух позади него. Мальмстрем рывком распахнул дверь. Гость был готов к такому приему. -- Привет,-- поздоровался он, опасливо глядя на револьвер. -- Здорово,-- сказал Мальмстрем. -- Входи, входи,-- пропел Мурен.-- Привет тебе, милое создание. Гость был весь обвешан сумками и пакетами. Складывая их на стол, он покосился на разложенное на полу оружие. -- Переворот замышляете? -- Всю жизнь только этим и занимаемся,-- подтвердил Мурен.-- Но в данный момент ситуация не революционная. Раков достал? -- Откуда вам раки четвертого июля? - А за что мы тебе платим? -- грозно произнес Мальмстрем. -- Справедливый вопрос,-- подхватил Мурен.-- Мне тоже непонятно почему ты не можешь снабдить нас тем, что мы тебе заказываем. -- Имейте совесть,-- сказал Мауритсои.-- Я вам все обеспечил, черт дери: квартиры, машины, пушки, билеты, паспорта. Но раки! В июле даже сам король раков не видит. - Так то король,-- возразил Мурен. А ты бы поглядел на столик за которым сидят наш премьер, и главный профсоюзный босс, и прочие демократы! Небось ломится от раков! Нет уж, придумай оправдание получше. - И одеколона вашего тоже нигде нет, поспешно продолжал Мауритсон.-- Я весь город обегал, словно ошпаренная крыса, уже который год продавать перестали. Мальмстрем насупился. -- Зато все остальное принес. А вот почта. Мауритсон протянул гладкий коричневый конверт Мурену; тот с безразличным видом сунул его в задний карман. Мауритсон внешне совсем не походил на своих работодателей. Деликатного сложения, рост ниже среднего, возраст около сорока. Гладко выбритое лицо, короткие светлые волосы. Большинство, особенно женщины, находили его симпатичным. Одевался он неярко, вел себя скромно, в глаза не бросался. Словом, весьма распространенный тип людей с незапоминающейся внешностью. Это было ему только на руку, его уже много лет не сажали в тюрьму, не держали под наблюдением и не разыскивали. Мауритсон подвизался на трех рентабельных поприщах, наркотики, порнография и добывание дефицита. Во всех этих сферах он действовал умело, энергично и четко. До странности снисходительное законодательство позволяло вполне легально производить и продавать в Швеции порнографию всех мыслимых видов и в неограниченных количествах. И практически неограниченное количество такой продукции требовалось Мауритсону для экспорта, большая часть которого направлялась в Италию и Испанию, принося недурную прибыль, Импортировал он преимущественно амфетамин и морфий, но принимал заказы и на другой товар, например на оружие. Среди посвященных Мауритсон слыл человеком, который может достать все на свете. Говаривали даже, будто ему удалось ввезти контрабандой двух слонов, полученных от одного арабского шейха в уплату за двух юных финских девственниц и ящик изысканной санитарии. Причем девственницы были поддельные, а слоны -- белые. Правда, история эта была выдумкой. - Новые кобуры? -- спросил Мальмстрем. - Есть, лежат в сумке под продуктами. Скажите, а чем вас не устраивают прежние? - Дрянь,-- сказал Мальстрем. - Никуда не годятся, подтвердил Мурен. Откуда ты их взял? - С главного склада полиции. Зато новые итальянские. - Это уже лучше, сказал Мальмстрем. - Будут еще заказы? - Да, вот тебе список. Мауритсон взял бумажку и затараторил: -- Дюжина трусов, пятнадцать пар нейлоновых носков, шесть нательных сеток, полкило икры, четыре резиновые маски "Фантомас", две коробки патронов девятого калибра, шесть пар резиновых перчаток, любительский сыр, банка маринованного лука, пиво, ветошь, астролябия...-- это еще что за диковина? -- Инструмент для измерения высоты звезд,-- объяснил Мурен.-- Поищи в антикварных лавках. -- Ладно. Я постараюсь. -- Да уж, постарайся,-- сказал Мальмстрем. -- Больше ничего не нужно? Мурен покачал головой, но Мальмстрем, поразмыслив, добавил: Дезодорант для ног. -- Какой именно? -- Самый дорогой. -- Хорошо. Как насчет девочек? Друзья промолчали, и Мауритсон понял, что они колеблются. -- Есть на любой вкус. А то ведь сидите тут все вечера и киснете. Две резвушки живо помогут вам наладить обмен веществ. -- У меня с обменом все в порядке,-- сказал Мурен.-- К тому же твои дамы -- народ ненадежный. -- Да ну, чего там, я могу подобрать дурочек... -- Знаешь что, попрошу не оскорблять меня,-- повысил голос Мурен.-- Сказано -- нет. Мальмстрем все еще колебался. -- Хотя... -- Что? -- Эта твоя, ассистентка так называемая... Мауритсон замахал руками. -- Монита? Не годится. Не на что смотреть. Заурядная девчонка. У меня вкусы самые простые. Пресная она. -- Ну, если так...-- разочарованно протянул Мальметрем. -- К тому же она уехала. К сестре в гости. -- Кончили об этом,-- сказал Мурен.-- Всему свое время, настанет пора... -- Что за пора? -- спросил Мальмстрем. -- Когда мы опять сможем сами выбирать партнерш и удовлетворять свои страсти достойным образом. Заседание объявляется закрытым. Следующая встреча завтра в то же время. -- О'кей,-- сказал Мауритсон.-- Выпускайте меня. -- Еще один вопрос. -- Какой? -- Как тебя теперь называть? -- Как обычно: Леннарт Хольм. -- Если что-нибудь случится и надо будет срочно тебя найти? -- Адрес известен. -- Жду раков. Мауритсон безнадежно пожал плечами и вышел. -- Подонок,-- сказал Мальмстрем. -- Неужели? Тебе не по вкусу наш добрый друг? -- От него воняет потом,-- сурово произнес Мальмстрем. -- Мауритсон -- негодяй,-- сказал Мурен.-- Я осуждаю его деятельность. Конечно, в том, что он помогает нам, ничего дурного нет. Но сбывать наркотики школьникам и порнографические открытки неграмотным католика... Это... это недостойно. -- Я ему не доверяю,-- проворчал Мальмстрем. Мурен вынул из кармана коричневый конверт и внимательно осмотрел его. -- И правильно делаешь, друг мой,-- произнес он.-- Он полезный человек, но честным его не назовешь. Смотри, опять вскрывал письмо. Интересно, каким способом. Должно быть, какой-нибудь фокус с паром. Если бы Рус не подкладывал волосинку, мы бы и не заметили. Нехорошо, нехорошо при таком гонораре, какой он у нас получает. И почему он так любопытен? -- Пройдоха он, в этом все дело. -- Возможно. -- Сколько он получил с тех пор, как на нас работает? -- Тысчонок сто пятьдесят. Так ведь и расходы у него немалые. Оружие, автомашины, разъезды и прочее. И без риска не обходится. -- Ни черта он не рискует,-- возразил Мальмстрем.-- Никто, кроме Руса, не знает, что мы с ним знакомы. -- А эта женщина с благозвучным именем? -- Подумать только, как он пытался навязать мне свою кикимору,-- негодующе произнес Мальмстрем.-- Да она небось моется через день. -- Объективно ты не совсем справедлив,-- возразил Мурен.-- Фактум эст, он честно описал ее качества. -- Эст? -- А что касается гигиены, ты сначала мог бы ее продезинфицировать. -- Еще чего! Мурен достал из конверта три листка бумаги и разложил их перед собой на столе. -- Эврика! -- воскликнул он. -- Чего? -- То самое, чего мы ждали, старина. Посмотри. -- Только схожу под душ сперва. Когда он через десять минут вернулся, Мурен все еще потирал руки от удовольствия. -- Ну? -- сказал Мальмстрем. -- Похоже, все в порядке. Видишь -- вот чертеж. Отменный. А вот тут время расписано. Буквально до минуты. -- А что слышно насчет Хаузера и Хоффа? -- Завтра приезжают. Бот, читай. Мальмстрем взял письмо. Мурен вдруг громко рассмеялся. -- Над чем ты ржешь? -- Над кодом. Например: "У Жана длинные усы". Знаешь, откуда он это взял? -- Понятия не имею. -- Ладно, неважно. -- Постой, два с половиной -- это миллионы? -- Несомненно. -- Чистый доход? -- Ну конечно. Издержки мы уже покрыли. -- Но двадцать процентов Русу? -- Совершенно верно. Нам с тобой по миллиону. -- Этот хорек Мауритсон что-нибудь мог тут разобрать? -- Кое-что. Например, срок исполнения. -- А когда срок? -- Пятница, четырнадцать сорок пять. Но какая пятница, не сказано. -- Зато улицы названы,-- продолжал Мальмстрем. -- Да плевать нам на Мауритсона,-- спокойно ответил Мурен.-- Видишь, что тут внизу написано? -- Ага. -- А что это означает -- помнишь? -- Как же! А-а -- ну конечно. Это меняет дело. -- То-то и оно,-- подтвердил Мурен.-- Черт, до чего же раков хочется! XV Хофф и Хаузер -- так звали немецких гангстеров, которых Мальмстрем и Мурен наняли во время своей деловой поездки во Франкфурт-на-Майне. У обоих были отличные рекомендации, так что при желании вполне можно было обо всем договориться по почте. Но если Рус отличался осторожностью, то Мальмстрем и Мурен славились разборчивостью, и одним из мотивов их путешествия было желание посмотреть на своих будущих помощников. Встреча состоялась в первых числах июня. Было условлено, что сначала в баре "Магнолия" устанавливается контакт с Хаузером, а уже он сведет шведов с Хоффом. Бар "Магнолия" -- маленький, сумрачный -- помещался в центре города. Скрытые светильники источали оранжевое сияние, стены и ковер были фиолетовые, низкие кресла у круглых столиков из плексигласа -- розовые. Латунная стойка изогнулась блестящим полукругом, музыка звучала негромко, декольте у грудастых блондинок за стойкой было очень низкое, цены на напитки -- очень высокие. Мальмстрем и Мурен сели за единственный свободный столик; хотя в зале было человек двадцать, не больше, казалось, что бар битком набит. Все посетители были мужчины, слабый пол представляли только девушки за стойкой. Одна из блондинок подошла к их столу и наклонилась, так что они увидели некоторые пикантные подробности и ощутили не такой уж приятный аромат тела и духов. Получив свои коктейли, Мальмстрем и Мурен попытались определить, кто же тут Хаузер. Они понятия не имели, как он выглядит, знали только, что он натуральный бандюга. Мальмстрем первым его заметил. Он стоял у другого конца стойки, одетый в замшевых костюм песочного цвета. В уголке рта--тонкая сигара, в руке--стаканчик виски. Высокий, стройный, плечистый, густые баки, темные воласы, вьющиеся на затылке, редеющие на макушке. Вылитый Шон Коннери... Опираясь на стойку, он небрежно бросил что-то девушке, которая заговорила с ним, пользуясь свободной минуткой. Она восторженно глядела на него и игриво хихикала. Поднесла руку к его сигаре и легонько стукнула по ней пальцем, так что длинный столбик пепла упал ей на ладонь. Он и виду не подал, что заметил ее жест. Постоял, опрокинул стаканчик и взял другой. Каменное лицо, холодный взгляд серых глаз устремлен в пространство над локонами химической блондинки... Ее он просто не замечал. Не человек -- кремень. Даже Мурен смотрел на него с легким почтением. Они ждали, когда он обратит на них внимание. В это время к ним подсел коренастый коротка в мешковатом сером костюме и белой нейлоновой рубашке с бордовым галстуком. У него было круглое, гладко выбритое румяное лицо, короткие волнистые волосы с косым пробором, за толстыми очками без оправы поблескивали голубые, cловно фарфоровые, глаза. Мальмстрем и Мурен равнодушно глянули на него и снова уставились на Джеймса Бонда у стойки. Коротыш тихо сказал что-то мягким голосом, однако они не сразу осознали, что он обращается к ним, и прошло еще какое-то время, пока друзья уразумели, что именно этот херувим, а не хват у стойки -- Густав Хаузер. Через несколько минут они покинули бар "Магнолия" и направились к Хоффу. Хаузер, в мятой шляпе и длинном, до земли, темно-зеленом кожаном пальто, решительно вышагивал впереди; Мальмстрем и Мурен смущенно следовали за ним. Хофф, весельчак лет тридцати, принял гостей в кругу семьи, состоявшей из жены, двух детей и таксы. Позднее четверо мужчин пошли в ресторан, чтобы за изысканным ужином потолковать о своих делах. Оказалось, что Хофф и Хаузер стреляные воробьи и обладают полезными специальными познаниями. К тому же оба после длительного тюремного заключения истосковались по работе. Проведя три дня с новыми компаньонами, Мальмстрем и Мурен уехали домой, чтобы продолжить подготовку к операции. Немцы обещали не подкачать и явиться своевременно. В четверг, шестого июля, будут в условленном месте. В среду они прибыли в Швецию. Утренний паром из Копенгагена доставил Хаузера с его машиной в Мальме. В двенадцать часов он должен был встретить на Корабельной пристани Хоффа, который плыл на пароходе Эресуннской компании "Абсалон". Хофф никогда не бывал в Швеции. Oн не видел шведских полицейских; может быть, поэтому его прибытие носило несколько сумбурный характер. Сойдя по трапу на пристань, он увидел шагающего ему навстречу человека в форме. "Полицейский!" -- пронеслось у него в голове. Операция провалилась, сейчас его схватят... Что делать? В эту минуту он увидел сидящею за рулем машины Хаузера, молниеносно выхватил пистолет и направил его на озадаченного таможенника, который шел на "Абсалон" проведать свою подружку, пароходную буфетчицу. Прежде чем кто-либо осознал, что происходит, Хофф перемахнул через изгородь, отделяющую пристань от тротуара, юркнул между двумя такси, одолел прыжком еще одну изгородь, вильнул за тяжелый грузовик и нырнул в машину Хаузера, все еще держа наготове пистолет Хаузер уже распахнул дверцу и включил скорость. Как только Хофф плюхнулся на сиденье, он выжал до отказа газ, и машина скрылась за углом так стремительно, что никто даже не успел приметить ее номер. Хаузер остановился лишь после того, как убедился, что их не преследуют. XVI Известно: одному повезет, другого подчас ждет осечка, так что в итоге удача и неудача уравновешиваются. Мауритсон зигзагов не любил и предпочитал ничего не оставлять на волю случая. Во всех своих предприятиях он тщательно страховался, и благодаря разработанной им системе нужно было прямо-таки невероятное стечение неблагоприятных обстоятельств, чтобы сорвать его планы. Конечно, совсем без неудач не обходилось, но при этом страдал только его карман. Так, несколько недель назад один на редкость неподкупный лейтенант итальянской пограничной службы наложил арест на целый грузовик с порнографической продукцией, однако никакие следователи не смогли бы превратить этот грузовик в улику против Мауритсона. Правда, месяца два назад с ним произошел один непостижимый случай. Но и тут все обошлось благополучно, и Мауритсон не сомневался, что на много лет застрахован от повторения таких неприятностей. Он по праву считал, что шансов угодить в кутузку у него не больше, чем надежды угадать тринадцать номеров в спортивном тотализаторе. Мауритсон не жаловал праздности, и на среду у него была намечена достаточно насыщенная программа. Сначала надо было получить на Центральном вокзале посылку с наркотиками и доставить ее в один из боксов камеры хранения на станции метро "Эстермальмстерг". Потом передать ключ от бокса некоему лицу в обмен на конверт с ассигнациями. После этого наведаться по адресу, куда поступали таинственные письма для Мальмстрема и Мурена; его несколько раздражало, что он никак не может распознать отправителя. Затем -- поход в магазины за трусами и прочими заказами. Последним пунктом программы значился очередной визит в дом на Данвиксклиппан. Наркотики -- амфетамин и гашиш были искусно запрятаны внутри сдобной булки и куска сыра, которые лежали в обычной сумке вместе с другими, абсолютно невинными продуктами. Мауритсон уже забрал товар на вoкзaлe и стоял у перехода -- ординарный человечек с располагающей внешностью и с бумажной сумкой в руке. Рядом с ним в толпе стояли с одной стороны пожилая женщина, с другой девушка в зеленой форме -- инспектор автостоянок. Метрах в пяти от перехода на тротуаре томились два полицейских -- руки за спину, на лице тупая важность. Машины шли, как всегда, сплошным потоком, насыщая воздух выхлопными газами, так что нечем было дышать. Наконец загорелся зеленый свет, и все ринулись вперед как угорелые, беззастенчиво орудуя локтями, чтобы хоть на сотую долю секунды опередить других. Кто-то толкнул пожилую даму; испуганно озираясь по сторонам, она спросила: -- Я плохо вижу без очков, что -- уже зеленый свет? -- Да-да,-- приветливо подтвердил Мауритсон.-- Позвольте, я помогу вам перейти. Он знал по опыту, что учтивость нередко вознаграждается. -- Большое спасибо,-- сказала дама.-- А то ведь до нас, стариков, сейчас никому нет дела. Что верно, то верно... -- Мне спешить некуда,-- сказал Мауритсон и, бережно взяв даму под руку, повел ее через улицу. Не успели они дойти до противоположного тротуара, как дама качнулась от нового толчка и едва не упала, но Мауритсон вовремя поддержал ее. В эту минуту раздался крик: -- Эй, вы! Обернувшись, он увидел, что девушка в зеленом указует на него обличительным жестом. -- Полиция! Полиция! -- вопила она. Пожилая дама растерянно оглянулась. -- Держите вора! -- надсаживалась инспекторша. Мауритсон нахмурился, но достоинство ему не изменило. -- В чем дело? -- допытывалась пожилая дама.-- Что случилось? Потом вдруг тоже запищала: -- Вор! Вор! Притопали полицейские. -- В чем дело? -- властно вопросил один. -- В чем дело? -- не столь властно подхватил другой. Врожденная гнусавость не позволяла ему производить грозные, грубые звуки, положенные по службе. -- Вор! -- надрывалась инспекторша, показывая на Мауритсона.-- Он хотел вырвать сумочку у этой женщины! Мауритсон посмотрел на нее и сказал про себя: "Да заткнись ты, стерва проклятая". Вслух он произнес: -- Извините, это какая-то ошибка. Однако инспекторша, двадцатипятилетняя блондинка, успешно уродующая свою и без того непрезентабельную внешность гримом и губной помадой, не унималась: -- Я сама видела! -- Что? -- волновалась пожилая дама.-- Где вор? -- В чем дело? -- наперебой бубнили полицейские. Мауритсон сохранял полное спокойствие. -- Это явное недоразумение,-- повторил он. -- Этот господин помог мне перейти улицу,-- объяснила дама. -- Как же, как же! -- кипятилась блондинка.-- Они помогут. Да он так дернул сумочку, что эта ба... что эта дама чуть не грохнулась... -- Вы все перепутали,-- терпеливо объяснил Мауритсон.-- На самом деле даму нечаянно толкнул другой человек. А я только поддержал ее, чтобы она не упала и не ушиблась. -- Брось, не заливай,-- отпарировала блондинка. Блюстители порядка вопросительно посмотрели друг на друга. Суровый явно был более опытным и энергичным. Подумав, он вспомнил магическую реплику: -- Попрошу вас следовать за мной. Помолчал и добавил: -- Все трое. Подозреваемый, свидетельница и истица. Пожилая дама опешила; инспекторша сразу остыла. Мауритсон был сама кротость. -- Это явное недоразумение,-- твердил он.-- А вообще-то ничего удивительного, как подумаешь, сколько подозрительных личностей шныряет по улицам. Я охотно последую за вами. -- Как это? -- растерялась дама.-- Куда идти? -- В участок,-- ответил суровый полицейский. -- В участок? -- Да, в полицейский участок. Процессия двинулась вперед, вызывая живой интерес у прохожих. -- Может, я ошиблась,-- заколебалась блондинка. Она привыкла записывать номера автомашин и фамилии людей, а тут как бы самой не попасть в протокол... -- Ничего страшного,-- утешил ее Мауритсон.-- В таких оживленных местах особенно нужен глаз да глаз. Участок помещался в здании вокзала и служил разным целям; в частности, полицейские заходили сюда выпить кофе и приводили задержанных. Началась замысловатая процедура. Сначала записали имя, фамилию, адрес свидетельницы и мнимой жертвы. -- Нет правда, я ошиблась,-- нервничала свидетельница.-- Я пойду. У меня дежурство. -- Мы обязаны выяснить все до конца,-- неумолимо ответил суровый.-- Проверь его карманы, Кеннет. Гнусавый извлек из карманов Мауритсона ряд вполне безобидных предметов. Одновременно продолжался допрос: -- Ваше имя, фамилия? -- Арне Леннарт Хольм,-- сказал Мауритсон.-- Или просто Леннарт Хольм. -- Адрес? -- Викергатан, шесть. -- Имя и фамилию он правильно сказал,-- подтвердил гнусавый.-- Вот его водительское удостоверение, тут так и написано - Арне Леннарт Хольм. Все, как он говорит. Первый полицейский обратился к пожилой даме: -- У вас что-нибудь пропало? -- Нет. -- Зато у меня скоро пропадет терпение,-- злилась блондинка.-- Как ваша фамилия? -- Это ie имеет отношения к делу,-- отпарировал полицейский. -- Да не волнуйтесь вы так,-- мягко сказал Мауритсон. -- У вас что-нибудь пропало? -- снова спросил полицейский. -- Нет, вы же только что спрашивали,-- ответила дама. -- Какие ценности у вас были при себе? -- Шесть крон и тридцать пять эре в кошельке. Кроме того проездной билет и пенсионное удостоверение. -- Все на месте? - Да. Полицейский захлопнул записную книжку, важно посмотрел на задержанных и сказал: -- Так, вопрос ясен. Вы двое можете идти. Хольм останется. Мауритсон рассовал по карманам свое имущество. Продуктовая сумка стояла на полу около двери, из нее торчал длинный огурец и шесть стеблей ревеня. -- Что у вас там в сумке? -- спросил полицейский. -- Продукты. -- Продукты? А ну-ка, Кеннет, проверь. Гнусавый принялся выкладывать продукты на скамейку, куда его коллеги обычно бросали свои фуражки и портупеи, когда заходили в участок передохнуть. Мауритсон невозмутимо наблюдал за его действиями. -- Так,-- говорил Кеннет,-- все точно, в сумке продукты, как показал Хольм, вот хлеб... масло... сыр... ревень... кофе -- да, все так, как показал Хольм. -- Ясно,-- подытожил суровый.-- Вопрос исчерпан. Клади продукты обратно, Кеннет. Он подумал, потом обратился к Мауритсону: -- Так вот, господин Хольм. Вышло недоразуменье. Но вы сами понимаете, такал у нас служба. Мы сожалеем, что на вас пало подозрение в преступлении. Надеемся, вы на нас не в претензии. -- Что вы, что вы,-- сказал Мауритсон.-- Вы только исполняли свой долг. -- Всего доброго, господин Хольм. -- Всего доброго, всего доброго. Дверь отворилась, вошел еще один полицейский, одетый в серо-голубой комбинезон. Он вел на поводке овчарку, а в свободной pyке держал бутылку лимонада. -- Фу, жарища! -- вздохнул он, бросая фуражку на скамейку.-- Сидеть, Джек. Сорвал с бутылки колпачок и поднес ее ко рту. Повернулся к собаке и сердито повторил: -- Сидеть, Джек! Пес послушался, но тотчас встал опять и принялся обнюхивать сумку Мауритсона. Мауритсон пошел к двери. -- Всего вам доброго, господин Хольм,-- сказал Кеннет. -- Всего доброго, всего доброго,-- отозвался Мауритсон. Пес уже всю голову засунул в сумку. Мауритсон отворил дверь левой рукой, а правую протянул за сумкой. Пес зарычал. -- Минутку,-- сказал полицейский в комбинезоне. Коллеги вопросительно посмотрели на него. Мауритсон оттолкнул голову собаки и поднял сумку с пола. -- Ни с места! -- Полицейский поставил бутылку на скамью. -- Простите?..-- озадаченно произнес Мауритсон. -- Эта собака натаскана на наркотики,-- сказал полицейский, поднося руку к кобуре. XVII Начальник отдела наркотиков, Хенрик Якобссон, занимал эту должность почти десять лет, и десять лет он не ведал, что такое покой. Другой на его месте давно заработал бы себе язву желудка или расстройство моторных центров или жевал бы занавески. Но организм Хенрика Якобссона все выдержал, а теперь его и вовсе трудно было чем-нибудь удивить. Сейчас он невозмутимо созерцал разрезанный сыр, выпотрошенную булку, конвертики с гашишем, капсулы с амфетамином и сотрудника, который полосовал ревень. Перед ним сидел Мауритсон, внешне спокойный, а на деле сам не свой. Двойная страховка подвела, и как подвела -- самым невероятным, дурацким образом. Это что-то непостижимое. Ну ладно, один раз -- еще куда ни шло, так ведь один просчет уже был у него совсем недавно. Два прокола подряд!.. Того и жди, окажется, что он угадал тринадцать номеров в очередном розыгрыше спортивного тотализатора. Он уже сказал все, что положено говорить в таких случаях. Что злополучная сумка -- не его, ему вручил ее неизвестный человек на Центральном вокзале и попросил передать другому неизвестному на Мариинской площади, и, конечно, он сразу заподозрил неладное, но не смог устоять против соблазна, когда неизвестный предложил ему сто крон. Якобссон выслушал его молча, не перебивая и не комментируя. И скорее всего, не поверил ни единому слову. Наконец он сказал: -- Что ж, Хольм, могу только повторить тебе то, что я уже говорил: мы тебя задержим. Ордер будет подписан завтра утром. Можешь воспользоваться телефоном при условии, что это не помешает следствию. Неужели дело такое серьезное? -- смиренно осведомился Мауритсон. Смотря что считать серьезным. Посмотрим еще, что мы найдем при домашнем обыске. Мауритсон отлично знал, что они найдут в однокомнатной квартире на Викергатан: плохонькую мебель и старую одежду. Тут ему бояться нечего. Неизбежный вопрос -- к каким замкам подходят прочие ключи -- Мауритсона тоже не тревожил, ибо он не собирался отвечать. Так что, скорее всего, его вторая квартира, на Армфельтсгатан, не будет осквернена ни двуногими, ни четвероногими ищейками. - Неужели штраф платить придется? -- спросил он еще более смиренно. Никак нет, старина,-- ответил Якобссон.-- Штрафом ты не отделаешься, тут тюрьмой пахнет. Да, Хольм, здорово ты влип. Кстати, кофе не желаешь? -- Спасибо, лучше чаю, если не трудно. Мауритсон лихорадочно соображал. Что верно, то верно -- влип, и похлеще, чем думает Якобссон. Ведь у него взяли отпечатки пальцев, а это значит, что электронная машина в два счета выдаст карточку, на которой написано не Арне Леннарт Хольм, а нечто совсем другое. И пойдут неприятные вопросы... Они выпили чаю и кофе и съели полбатона; тем временем сотрудник сосредоточенно, словно именитый хирург, оперирующий больного, вскрывал скальпелем огурец. - Здесь ничего нет,-- подвел он итог. Якобссон флегматично кивнул, дожевывая бутерброд: - Ясно. Посмотрел на Мауритсона и добавил: -- С тебя и найденного хватит. В душе Мауритсона зрело решение. Он в нокдауне, но до нокаута еще далеко. Надо встать на ноги -- встать прежде, чем прозвучит роковое "аут", а оно прозвучит, как только на стол Якобссона ляжет справка из картотеки. И уж тогда, с какого козыря ни ходи, ему никто не поверит. Он поставил на стол бумажный стакан, выпрямился и заговорил совсем другим голосом: - Ладно, я открываюсь. Не буду больше темнить. - Премного благодарен,-- невозмутимо произнес Якобссон. - Моя фамилия не Хольм. - В самом деле? - Ну да, в документах написано Хольм, но это не настоящая фамилия. - А как же тебя величать? - Филип Трезор Мауритсон. - Ты что же, стыдишься своей настоящей фамилии? - Откровенно говоря, несколько лет назад угодил я в кутузку. Ну а там, сам понимаешь, раз посидел, за тобой уже слава идет. - Понимаю. - Кто-нибудь непременно пронюхает, глядишь, уже легавые идут проверять... прости, я хотел сказать, полиция идет. -- Ничего, я не обидчивый,-- сказал Якобссон. Он ничего не добавил, и Мауритсон беспокойно поглядел на стенные часы. -- Да и посадили-то меня за ерунду,-- продолжал он.-- Сбыт краденого, незаконное хранение оружия -- в общем, мелочи. Была еще кража со взломом, но с тех пор уже десять лет прошло. -- А все эти годы, значит, вел себя паинькой? Исправленному верить? Или стал тоньше работать? Мауритсон криво усмехнулся, но ответной улыбки не дождался. -- Ну и куда же ты гнешь? -- осведомился Якобссон. -- В тюрьму не хочется. -- Поздно, раньше надо было думать. Да и чего тут особенного. Не ты первый, не ты последний. Дня не проходит, чтобы кто-нибудь не сел. Отдохнешь два-три месяца -- чем плохо? Однако Мауритсон подозревал, что краткосрочным отпуском дело не ограничится. Глядя на свои испорченные продукты, он прикидывал, что, если его арестуют, легавые начнут копать всерьез, и могут выявиться малоприятные для него вещи. А ведь у него хранится в иностранных банках приличная сумма. Так что главное сейчас -- выйти отсюда. И сразу уехать из города. Лучше всего за границу махнуть, а там все наладится. Тем более что он давно задумал бросить старое ремесло. Хватит возиться с наркотиками и порнографией, и роль мальчика на побегушках у таких, как Мальмстрем и Мурен, как бы хорошо ни платили, ему тоже не к лицу. Лучше уж переключиться на молочные продукты: можно отлично заработать на контрабанде датского масла в Италию. Занятие почти легальное, и никакого риска -- разве что мафия с тобой расправится. Н-да... Так или иначе, мешкать нельзя, надо принимать экстренные меры. И Мауритсон спросил: -- Кто занимается ограблениями банков? -- Бульдо...-- вырвалось у Якобссона. -- Бульдозер Ульссон,-- живо договорил Мауритсон. -- Прокурор Ульссон,-- поправил его Якобссон.-- Стучать собираешься? -- Я мог бы кое о чем осведомить его. -- А ты осведоми меня. -- Речь идет о секретных сведениях,-- ответил Мауритсон.-- Неужели трудно позвонить ему? Якобссон задумался. Он прекрасно помнил, как начальник ЦПУ и его подручные говорили, что ограбления банков важнее всего. Только одно преступление считалось еще страшнее -- забрасывать яйцами посла Соединенных Штатов. Он пододвинул к себе телефон и набрал номер штаба спецгруппы. Бульдозер тотчас взял трубку. -- Ульссон слушает. -- Это Хенрик Якобссон говорит. Мы тут задержали одного за наркотики, уверяет, будто ему что-то известно. -- Насчет банков? -- По-видимому. - Сейчас буду,-- ответил Бульдозер. Он вломился в кабинет, горя от нетерпения. Диалог был недолгим. -- Так о чем вы хотели нам поведать? -- Господина прокурора интересуют двое по фамилии Мальмстрем и Мурен? Бульдозер даже облизнулся. -- Очень, очень интересуют! И что же именно вам известно, господин Мауритсон? -- Мне известно, где находятся Мальмстрем и Мурен. -- Сейчас находятся? - Да. Бульдозер возбужденно потер руки. Потом как бы спохватился: -- Надо думать, господин Мауритсон собирается предложить какие-то условия? -- Мне хотелось бы обсудить этот вопрос в более уютном месте. -- Гм-м. Мой кабинет иа Кунгсхольмсгатан вас устроит? -- Вполне,-- ответил Мауритсон.-- Насколько я понимаю, господину прокурору теперь нужно переговорить с этим господином? Лицо Якобссона ничего не выражало. -- Совершенно верно,-- горячо подтвердил Бульдозер.-- Посовещаемся, Якобссон? Без посторонних. Якобссон кивнул, покоряясь судьбе. XVIII Якобссон был человек практичный. Зачем понапрасну трепать себе нервы? Он не был близко знаком с Бульдозером Ульссоном, но достаточно наслышан о нем и понимал, что сражаться нет смысла, все равно исход боя предрешен. Помещение было очень скромное -- голые стены, письменный стол, два стула, шкаф для папок. И все, даже ковра не было. Якобссон спокойно сидел за столом. Бульдозер метался по комнате, заложив руки за спину и наклонив голову. -- Только один сугубо технический вопрос,-- сказал он.-- Мауритсон арестован? -- Нет. Еще нет. -- Отлично. Превосходно. Тогда, собственно, и совещаться не о чем. -- Возможно. -- Хочешь, позвоним начальнику цепу. Члену коллегии, начальнику управления. Якобссон покачал головой. Он хорошо знал названных боссов. -- Тогда заметано? Якобссон промолчал. --И ты в накладе не останешься. Теперь ты знаешь этого субчика и будешь держать eгo на примете. Пригодится. -- Ладно, я поговорю с ним. Вот и прекрасно. Якобссон вернулся к Мауритсону, смерил его взглядом и сказал: -- Так вот, Мауритсон, я тут поразмыслил... Ты получил сумку от неизвестного лица для передачи другому неизвестному лицу. Всякое бывает. Доказать, что ты говоришь неправду, будет нелегко. Короче, мы воздерживаемся от ареста. -- Ясно. -- Товар мы, конечно, конфискуем. Но ведь ты мог и не знать, что передаешь. -- Меня отпустят? -- Отпустят, отпустят. При условии, что ты переходишь в распоряжение Бульд... в распоряжение прокурора Ульссона. Бульдозер, должно быть, слушал за дверью -- она распахнулась, и он ворвался в кабинет. -- Давай, поехали! -- Прямо сейчас? -- Потолкуем у меня. -- Конечно, конечно,-- сказал Мауритсон.-- С удовольствием. -- Да уж не иначе,-- обещал Бульдозер.-- Привет, Якобссон. Якобссон молча проводил их безучастным взглядом. Он ко всему привык. Десять минут спустя Мауритсон был доставлен в штаб спецгруппы. Его приняли как почетного гостя и усадили в самое удобное кресло, а кругом расположились блистательные детективы. В том числе Колльберг который держал в руках памятку Мауритсона: -- Дюжина трусов и пятнадцать пар носков. Это для кого? -- Две пары Мурену, остальное, наверно, второй себе возьмет. -- Он что -- бельем питается, этот Мальмстрем? -- Да нет, просто никогда не отдает белье в стирку, каждый раз новое надевает. И непременно французское, а его только у "Морриса" купить можно. -- С такими привычками поневоле пойдешь банки грабить. -- А что такое астролябия? -- удивился Ренн. -- Это вроде секстанта, только старый образец,-- объяснил Гюнвальд Ларссон и в свою очередь спросил: -- А зачем им на двоих четыре маски "Фантомас"? -- Ей-богу, не знаю. И ведь у них уже есть две, я на прошлой неделе купил. -- Шесть коробок "девятки" -- это как понимать? -- продолжал допытываться Ренн. -- Мужской товар, особый сорт,-- вяло ответил Мауритсон и добавил кое-какие веселые подробности. -- Ладно, бросьте эту бумажку,-- добродушно вмешался Бульдозер Ульссон.-- Кстати, господину Мауритсону не обязательно изощряться тут в остроумии. Острить мы и сами умеем. -- Умеем ли? -- мрачно осведомился Колльберг. -- Все, давайте-ка делом займемся.-- Бульдозер хлопнул в ладоши и энергично потер руки. Он призывно поглядел на свое войско, в состав которого кроме Колльберга, Рейна и Гюнвальда Ларссона вошли два инспектора, эксперт по слезоточивым газам ("газовщик"), техник-вычислитель и никудышный полицейский по имени Бу Цакриссон, которого, невзирая на острую нехватку кадров, все с величайшей охотой уступали друг другу для всякого рода специальных заданий. Начальник ЦПУ и прочие тузы, слава богу, после злополучного киносеанса не показывались, даже не звонили. -- Итак, репетируем,-- объявят Бульдозер.-- Ровно в шесть Мауритсон должен позвонить в дверь. Ну-ка, изобразите еще раз... Колльберг отстучал сигнал костяшкой по столу. Мауритсон кивнул. -- Точно,-- сказал он, потом добавил: -- Во всяком случае, очень похоже. Точка-тире... пауза... четыре точки... пауза... тире-точка. -- Я в жизни не запомнил бы,-- уныло произнес Цакриссон. -- Мы тебе поручим что-нибудь еще,-- сказал Бульдозер. -- Что именно? -- поинтересовался Гюнвальд Ларссон. Изо всей группы только ему случалось раньше сотрудничать с Цакриссоном, и он не любил вспоминать об этом. -- А мне что делать? -- осведомился техник-вычислитель. -- Вот именно,-- отозвался Бульдозер.-- Я с самого понедельника над этим голову ломаю. Кто тебя к нам направил? -- Не знаю. Звонил кто-то из управления. -- А может, ты нам вычислишь что-нибудь? -- предложил Гюнвальд Ларссон.-- Скажем, какие номера выиграют в следующем тираже. -- Исключено,-- мрачно произнес вычислитель.-- Сколько лет пытаюсь, ни одной недели не пропустил, и все мимо. -- Проиграем мысленно всю ситуацию,-- продолжал Бульдозер.-- Кто звонит в дверь? -- Колльберг,-- предложил Гюнвальд Ларссон. -- Прекрасно. Итак, Колльберг звонит. Мальмстрем открывает. Он ожидает увидеть Мауритсона с трусами, астролябией и прочими вещами. А вместо этого видит... -- Нас,-- пробурчал Рейн. -- Вот именно! Мальмстрем и Мурен огорошены. Их провели! Представляете себе их физиономии?! Он семенил по комнате, самодовольно усмехаясь. -- А Руса-то как прищучим! Одним ходом шах ему и мат! У Бульдозера даже дух захватило от столь грандиозной перспективы. Однако он тут же вернулся на землю: -- Но мы не должны забывать, что Мальмстрем и Мурен вооружены. Гюнвальд Ларссон пожал плечами: подумаешь. -- Ничего, как-нибудь,-- сказал Колльберг. Они с Гюнвальдом Ларссоном сумеют постоять за себя. Да и вряд ли Мальмстрем и Мурен будут сопротивляться, когда поймут, что попали в безвыходное положение. Бульдозер словно прочел его мысли. -- И все-таки нельзя исключать возможности того, что они с отчаяния пойдут на прорыв. Тут уж придется тебе вмешаться. Он указал на эксперта по слезоточивым газам. "Газовщик" кивнул. -- Кроме того, с нами пойдет проводник с собакой,-- продолжал Бульдозер.-- Собака бросается... -- Это как же, перебил его Гюнвальд Ларссон.-- На ней что, противогаз будет? -- Неплохая идея,-- сказал Мауритсон. Все вопросительно посмотрели на него. -- Значит, так,-- вещал Бульдозер.-- Случай первый: Мальмстрем и Мурен пытаются оказать сопротивление, но встречают сокрушительный отпор, атакуются собакой и обезвреживаются слезоточивым газом. -- Все одновременно? -- усомнился Колльберг. Но Бульдозер вошел в раж, и отрезвить его было невозможно. -- Случай второй: Мальмстрем и Мурен не оказывают сопротивления. Полиция с пистолетами наготове вламывается в квартиру и окружает их. -- Только не я,-- возразил Колльберг. Он принципиально отказывался носить оружие. Бульдозер заливался соловьем: -- Преступников обезоруживают и заковывают в наручники. Затем я вхожу в квартиру и объявляю их арестованными. Их уводят. Несколько секунд он смаковал упоительную перспективу, потом бодро продолжал: -- И наконец, вариант номер три -- интересный вариант: Мальмстрем и Мурен не открывают. Они чрезвычайно осторожны и могут не открыть, если сигнал покажется им не таким, как обычно. С Мауритсоном у них условлено, что он в таком случае уходит, ждет где-нибудь поблизости, а ровно через двенадцать минут возвращается и звонит снова. Мы так и поступим. Выждем двенадцать минут и позвоним опять. После этого автоматически возникает одна из двух ситуаций, которые мы уже разобрали. Колльберг и Гюнвальд Ларссон выразительно посмотрели друг на друга. -- Четвертая альтернатива...-- начал Бульдозер. Но Колльберг перебил его: -- Альтернатива -- это одно из двух. -- Не морочь голову. Итак, четвертая альтернатива: Мальмстрем и Мурен все равно не открывают. Тогда вы высаживаете дверь... -- ...вламываемся с пистолетами наготове в квартиру и окружаем преступников,-- вздохнул Гюнвальд Ларссон. -- Вот именно,-- сказал Бульдозер.-- Точно так. После чего я вхожу и объявляю их арестованными. Превосходно. Вы запомнили все слово в слово. Ну что -- как будто все варианты исчерпаны? Собравшиеся молчали. Наконец Цакриссон пробормотал: -- А пятая альтернатива такая, что гангстеры открывают дверь, косят из автоматов нас всех вместе с собакой и сматываются. -- Балда,-- сказал Гюнвальд Ларссон.-- Во-первых, Мальмстрема и Мурена задерживали не раз, и при этом еще никто не пострадал. Во-вторых, их всего двое, а у дверей будет шестеро полицейских и одна собака, да еще на лестнице десять человек, да на улице два десятка, да один прокурор на чердаке -- или где он там намерен пребывать. Цакриссон стушевался, однако добавил мрачно: -- В этом мире ни в чем нельзя быть уверенным. -- Мне ехать с вами? -- спросил вычислитель. -- Не надо,-- ответил Бульдозер.-- Для тебя там дела не найдется. -- Какой от тебя прок без твоей машины,-- сказал Колльберг. -- А что, вызовем подъемный кран да подтянем ему машину на пятый этаж,-- предложил Гюнвальд Ларссон. -- Расположение квартиры, входы и выходы вам известны,-- подвел итог Бульдозер.-- Три часа назад дом взят под наблюдение. Как и следовало ожидать, все спокойно. Мальмстрем и Мурен даже и не подозревают, что их ждет. Господа, мы готовы. Он вытащил из грудного кармашка старинные серебряные часы, щелкнул крышкой и сказал: -- Через тридцать две минуты мы нанесем удар. -- А вдруг они попытаются уйти через окно? -- предположил Цакриссон. -- Пусть попробуют,-- сказал Гюнвальд Ларссон.-- Квартира, как тебе известно, находится на пятом этаже, и пожарной лестницы нет. -- А то была бы шестая альтернатива,-- пробурчал Цакриссон. Бульдозер обратился к Мауритсону, который равнодушно следил за дискуссией. -- Полагаю, господин Мауритсон вряд ли пожелает присоединиться к нам? Или вам хотелось бы повидаться с приятелями? Мауритсон не то поежился, не то пожал плечами. -- В таком случае предлагаю вам спокойно переждать где-нибудь в этом здании, пока мы проведем операцию. Вы делец, и я тоже в некотором роде делец, так что вы меня поймете. Вдруг выяснится, что вы нас подвели,-- тогда придется пересмотреть наше соглашение. Мауритсон кивнул. -- Идет,-- сказал он.-- Но я точно знаю, что они там. -- По-моему, господин Мауритсон -- подонок,-- произнес Гюнвальд Ларссон в пространство. Колльберг и Ренн напоследок еще раз проштудировали план квартиры, начерченных со слов Мауритсона. Затем Колльберг сложил листок и сунул его в карман. -- Что ж, поехали,-- сказал он. Раздался голос Мауритсона: -- Только ради бога учтите, что Мальмстрем и Мурен опаснее, чем вы думаете. Как бы они не попробовали прорваться. Вы уж зря не рискуйте. -- Хорошо, хорошо,-- отозвался Колльберг.-- Не будем. Гюнвальд Ларссон неприязненно посмотрел на Мауритсона: -- Понятно, господин Мауритсон предпочел бы, чтобы мы ухлопали его приятелей, тогда ему не надо будет всю жизнь дрожать за свою жалкую шкуру. -- Я только хотел предостеречь вас,-- возразил Мауритсон.-- Зря ты обижаешься. -- Заткнись, мразь,-- проворчал Гюнвальд Ларссон. Он не терпел панибратства от людей, которых презирал. Будь то стукачи или начальство из ЦПУ. -- Ну, все готово,-- нетерпеливо вмешался Бульдозер.-- Операция начинается. Поехали. В доме на Данвиксклиппан все оказалось в точности как говорил Мауритсон. Даже такая деталь, как табличка с надписью "С. Андерссон" на дверях квартиры. Справа и слева от двери прижались к стене Ренн и Гюнвальд Ларссон. Оба держали в руках пистолеты, Гюнвальд Ларссон -- свой личный "смит-вессон 38 мастер", Ренн -- обыкновенный "Вальтер", калибр 7.65. Прямо перед дверью стоял Колльберг. Лестничная клетка за его спиной была битком набита людьми; тут были и Цакриссон, и эксперт по газам, и проводник с собакой, и оба инспектора, и рядовые полицейские с автоматами, в пуленепробиваемых жилетах. Бульдозер Ульссон, по всем данным, находился в лифте. "Ох уж это оружие",-- подумал Колльберг, следя глазами за секундной стрелкой на часах Гюнвальда Ларссона; сам он был безоружен. Осталось тридцать четыре секунды... У Гюнвальда Ларссона были часы высшего класса, они показывали время с исключительной точностью. В душе Колльберга не было ни капли страха. Он слишком много лет прослужил в полиции, чтобы бояться таких субъектов, как Мальмстрем и Мурен. Интересно, о чем они говорят и думают, закрывшись там со своими запасами оружия и трусов, горами паштета и икры?.. Шестнадцать секунд... Один из них -- очевидно, Мурен,-- судя по словам Мауритсона, бо-ольшой гурман. Вполне простительная слабость, Колльберг и сам страстно любил вкусную еду. Восемь секунд... Что будет со всем этим добром, когда Мальмстрема и Мурена закуют в наручники и увезут? Может, Мурен уступит ему свои припасы по недорогой цене? Или это будет скупка краденого?.. Две секунды. Русская икра, особенно красная... Секунда. Все. Он нажал кнопку звонка. Точка-тире... пауза... четыре точки... пауза... тире-точка. Все замерли в ожидании. Кто-то шумно перевел дух. Потом скрипнул чей-то башмак. Цакриссон звякнул пистолетом. Звякнуть пистолетом -- это ведь надо суметь! Звяк-бряк... Смешное слово. У Колльберга забурчало в животе. Должно быть, от мыслей об икре. Рефлекс, как у павловских собак. А за дверью -- ни звука. Две минуты прошло, и хоть бы что. По плану полагалось выждать еще десять минут и повторить сигнал. Колльберг поднял руку, давая понять, чтобы освободили лестничную площадку. Подчиняясь его приказу, Цакриссон и проводник с собакой поднялись на несколько ступенек вверх, а эксперт по газам спустился вниз. Ренн и Гюнвальд Ларссон остались на своих местах. Колльберг хорошо помнил план, но не менее хорошо он знал, что Гюнвальд Ларссон отнюдь не намерен следовать намеченной схеме. Поэтому он и сам отошел в сторонку. Гюнвальд Ларссон стал перед дверью и смерил ее взглядом. Ничего, можно справиться... Гюнвальд Ларссон одержим страстью вышибать двери, подумал Колльберг. Правда, он почти всегда проделывал это весьма успешно. Но Колльберг был принципиальным противником таких методов, поэтому он отрицательно покачал головой и всем лицом изобразил неодобрение. Как и следовало ожидать, его мимика не возымела никакого действия. Гюнвальд Ларссон отступил на несколько шагов и уперся правым плечом в стену. Ренн приготовился поддержать его маневр. Гюнвальд Ларссон чуть присел и напрягся, выставив вперед левое плечо,-- живой таран весом сто восемь килограммов, ростом сто девяносто два сантиметра. Разумеется, Колльберг тоже изготовился, раз уж дело приняло такой оборот. Однако того, что случилось в следующую минуту, никто не мог предвидеть. Гюнвальд Ларссон бросился на дверь, и она распахнулась с такой легкостью, будто ее и не было вовсе. Не встретив никакого сопротивления, Гюнвальд Ларссон влетел в квартиру, с разгона промчался в наклонном положении через комнату, словно сорванный ураганом подъемный кран, и въехал головой в подоконник. Подчиняясь закону инерции, его могучее тело описало в воздухе дугу, да такую широкую, что Гюнвальд Ларссон пробил задом стекло и вывалился наружу вместе с тучей мелких и крупных осколков. В самую что ни на есть последнюю секунду он выпустил пистолет и ухватился за раму. И повис высоко над землей, зацепившись правой рукой и правой ногой. Из глубоких порезов в руке хлестала кровь, штанина тоже окрасилась в алый цвет. Ренн двигался не столь проворно, однако успел перемахнуть через порог как раз в тот момент, когда дверь со скрипом качнулась обратно. Она ударила его наотмашь в лоб, он выронил пистолет и упал навзничь на лестничную площадку. Как только дверь после столкновения с Ренном распахнулась вторично, в квартиру ворвался Колльберг. Окинув комнату взглядом, он убедился, что в ней никого нет, если не считать руки и ноги Гюнвальда Ларссона, бросился к окну и ухватился за ногу обеими руками. Опасность того, что Гюнвальд Ларссон упадет и разобьется насмерть, была весьма реальной. Навалившись всем телом на его правую ногу, Колльберг изловчился и поймал левую руку коллеги, которой тот силился дотянуться до окна. Несколько секунд чаша весов колебалась, и у обоих было такое чувство, что они вот-вот полетят вниз. Но Гюнвальд Ларссон крепко держался исполосованной правой рукой, и, напрягая все силы, Колльберг ухитрился втянуть своего незадачливого товарища на подоконник, где он, хотя и сильно пострадавший, был в относительной безопасности. В эту минуту Ренн, слегка ошалевший от удара по голове, пересек порог на четвереньках и принялся искать оброненный пистолет. Следующим в дверях появился Цакриссон, за ним по пятам шла собака. Он увидел ползающего на четвереньках Рейна с расквашенным лбом и лежащий на полу пистолет. Увидел также у разбитого окна окровавленных Колльберга и Гюнвальда Ларссона. Цакриссон закричал: -- Ни с места! Полиция! После чего выстрелил вверх и попал в стеклянный шар под потолком. Лампа разлетелась вдребезги с оглушительным шумом. Цакриссон повернулся кругом и следующим выстрелом поразил собаку. Бедняжка осела на задние лапы и жутко завыла. Третья пуля влетела в открытую дверь ванной и пробила трубу. Длинная струя горячей воды с шипением ударила прямо в комнату. Цакриссон еще раз дернул курок, но тут заело механизм. Вбежал проводник собаки. -- Эти гады застрелили Боя,-- вскричал он и схватился за оружие. Размахивая пистолетом, он искал безумным взглядом виновника, чтобы воздать ему по заслугам. Пес выл страшнее прежнего. Полицейский в сине-зеленом пуленепробиваемом жилете, с автоматом в руках ворвался в квартиру, зацепил ногой Ренна и растянулся во весь рост. Его автомат прокатился по паркету в дальний угол. Собака -- видно, ее рана была не смертельная -- впилась ему зубами в икру. Полицейский истошным голосом стал звать на помощь. Колльберг и Гюнвальд Ларссон уже сидели рядом на полу, основательно изрезанные и совершенно обессиленные. Но голова у них работала, и оба в одно время пришли к двум идентичным выводам. Во-первых: в квартире никого не было, ни Мальмстрема, ни Мурена, ни кого-либо еще. Во-вторых, дверь была не заперта и, скорее всего, даже не закрыта как следует. Кипящая струя из ванной хлестнула Цакриссона по лицу. Полицейский в жилете полз к своему автомату. Собака волочилась следом, вонзив клыки в мясистую ногу. Гюнвальд Ларссон поднял окровавленную руку и заорал: -- Кончайте, черт побери... В ту же секунду "газовщик" одну за другой бросил в квартиру две гранаты со слезоточивым газом. Они упали на пол между Ренном и проводником собаки и тотчас взорвались. Раздался еще один выстрел; кто именно выстрелил -- установить не удалось, но скорее всего, это был проводник. Пуля ударилась о батарею отопления в сантиметре от колена Колльберга, рикошетом отскочила на лестничную площадку и ранила "газовщика" в плечо. Колльберг попытался крикнуть: "Сдаемся! Сдаемся!" -- но из его горла вырвалось лишь хриплое карканье. Газ мгновенно распространился по квартире, смешиваясь с паром и пороховым дымом. Пять человек и одна собака стонали, рыдали и кашляли в ядовитой мгле. Шестой человек сидел на лестничной клетке и подвывал, прижимая к плечу ладонь. Откуда-то сверху примчался взбудораженный Бульдозер Ульссон. -- Что такое? В чем дело? Что тут происходит? -- допытывался он. Сквозь туман из квартиры доносились жуткие звуки. Кто-то скулил, кто-то сдавленным голосом звал на помощь, кто-то невнятно чертыхался. -- Отставить! -- визгливо скомандовал Бульдозер, поперхнулся газом и закашлялся. Он попятился по ступенькам вверх, но облако газа следовало за ним. Тогда Бульдозер приосанился и обратил грозный взгляд на едва различимый дверной проем. -- Мальмстрем и Мурен,-- властно произнес он, обливаясь слезами.-- Бросайте оружие и выходите! Руки вверх! Вы арестованы! XIX В четверг 6 июля 1972 года специальная группа по борьбе с ограблениями банков собралась утром в своем штабе. Члены группы сидели бледные, но подтянутые, царила строгая тишина. Мысль о вчерашних событиях никого не располагала к веселью. А Гюнвальда Ларссона меньше всех. В кино, может быть, и уморительно, когда человек вываливается из окна и болтается над землей на высоте пятого этажа. В жизни это отнюдь не смешно. Изрезанные руки и порванный костюм тоже не потеха. Пожалуй, больше всего Гюнвальд Ларссон расстраивался из-за костюма. Он был очень разборчив, и на одежду уходила немалая часть его жалованья. И вот опять, в который раз, един из лучших костюмов, можно сказать, погиб при исполнении служебных обязанностей. Эйнар Ренн тоже пригорюнился, и даже Колльберг не мог и не желал оценить очевидный комизм ситуации. Слишком хорошо он помнил, как у него сосало под ложечкой, когда ему казалось, что всего пять секунд отделяют его и Гюнвальда Ларссона от верной смерти. К тому же он не верил в бога и не представлял себе на небесах полицейского управления с крылатыми сыщиками. Битва на Данвиксклиппан подверглась придирчивому разбору Тем не менее объяснительная записка была весьма туманна и пестрила уклончивыми оборотами. Составлял ее Колльберг Но потери нельзя было скрыть. Троих пришлось отвезти в больницу. Правда, ни смерть, ни инвалидность им не грозила. У "газовщика" -- ранение мягких тканей плеча. У Цакриссона -- ожоги на лице. (Кроме того, врачи утверждали, что у него шок, что он производит "странное" впечатление и не в состоянии толково ответить на простейшие вопросы. Но это, скорее всего, объяснялось тем, что они не знали Цакриссона и переоценивали его умственные способности. Возможность недооценки в этом случае начисто исключалась.) Не одну неделю предстояло провести на бюллетене полицейскому, которого искусала собака: разорванные мышцы и жилы не скоро заживают. Хуже всего пришлось самой собаке. Из хирургического отделения Ветеринарного института сообщили, что, хотя пулю удалось извлечь, вопрос об усыплении не снимается с повестки дня, ибо не исключена возможность инфекции. Правда, в заключении отмечалось, что Бой -- молодая и крепкая собака, ее общее состояние -- удовлетворительное. Для посвященных все это звучало малоутешительно. Члены спецгруппы тоже не могли похвастаться своим самочувствием. Ренн сидел с пластырем на лбу; его красный от природы нос подчеркивал живописность двух отменных синяков. Гюнвальду Ларссону, по чести говоря, было место не на службе, а дома -- вряд ли можно считать трудоспособным человека, у которого правая рука и правое колено туго перевязаны бинтами. К тому же изрядная шишка украшала его голову. Колльберг выглядел лучше, но у него голова раскалывалась от боли, которую он приписывал загрязненной атмосфере на поле боя. Специальное лечение -- коньяк, аспирин и супружеская ласка (любящая жена постаралась) -- помогло только отчасти. Поскольку противник в битве не участвовал, его потери были минимальными. Правда, в квартире обнаружили и конфисковали кое-какое имущество, но даже Бульдозер Ульссон не решился бы всерьез утверждать, что утрата рулона туалетной бумаги, картона с ветошью, двух банок брусничного варенья и горы использованного белья может сколько-нибудь огорчить Мальмстрема и Мурена или затруднить их дальнейшие действия. Без двух минут девять в кабинет ворвался и сам Бульдозер Ульссон Он уже успел с утра пораньше посетить два важных совещания -- в ЦПУ и в отделе по борьбе с мошенничеством и был, что называется, полон боевого задора. -- Доброе утро, привет,-- благодушно поздоровался он.-- Ну, как самочувствие, ребята? Ребята сегодня, как никогда, ощущали свои уже немолодые годы, и он не дождался ответа. -- Что ж, вчера Рус сделал ловкий контрход, но не будем из-за этого вешать нос. Скажем так, мы проиграли пешку-другую и потеряли темп. -- По-моему, это скорее похоже на детский мат,-- возразил любитель шахмат Колльберг. -- Но теперь наш ход,-- продолжал Бульдозер.-- Тащите сюда Мауритсона, мы его прощупаем! Он кое-что держит про запас. И он трусит, уважаемые господа, еще как трусит! Знает, что теперь Мальмстрем и Мурен не дадут ему спуску. Освободить его сейчас -- значит оказать ему медвежью услугу. И он это понимает. Ренн, Колльберг и Гюнвальд Ларссон смотрели воспаленными глазами на своего вождя. Перспектива снова что-то затевать по указке Мауритсона им нисколько не улыбалась. Бульдозер критически оглядел их; его глаза тоже были воспалены, веки опухли. -- Знаете, ребята, о чем я подумал сегодня ночью? Не лучше ли впредь для таких операций, вроде вчерашней, использовать более свежие и молодые силы? Как по-вашему? Помолчав, он добавил: -- А то ведь как-то нехорошо получается, когда пожилые, солидные люди, ответственные работники бегают, палят из пистолетов, куролесят... Гюнвальд Ларссон глубоко вздохнул и поник, словно ему вонзили нож в спину. "А что,-- подумал Колльберг,-- все правильно". Но тут же возмутился. "Как он сказал? Пожилые?.. Солидные?.." Ренн что-то пробормотал. -- Что ты говоришь, Эйнар? -- ласково спросил Бульдозер. -- Да нет, я только хотел сказать, что не мы стреляли. -- Возможно,-- согласился Бульдозер.-- Возможно. Ну все, хватит киснуть. Мауритсона сюда! Мауритсон провел ночь в камере, правда, с большим комфортом, чем рядовые арестанты. Ему выделили персональную парашу, он даже одеяло получил, и надзиратель предложил ему стакан воды. Все это его вполне устраивало, и спал он, по словам того же надзирателя, спокойно. Хотя, когда ему накануне сообщили, что Мальмстрем и Мурен не присутствовали при их задержании, он был заметно удивлен и озабочен. Криминалистическое исследование квартиры показало, что птички улетели совсем недавно. Это подтверждали, в частности, обнаруженные в большом количестве отпечатки пальцев; причем на одной из банок остались следы большого и указательного пальцев правой руки Мауритсона. -- Вам не нужно объяснять, что из этого следует,-- выразительно произнес Бульдозер. -- Что Мауритсон уличен банкой с брусничным вареньем,-- отозвался Гюнвальд Ларссон. -- Вот-вот, совершенно верно,-- радостно подхватил Бульдозер.-- Он уличен! Никакой суд не подкопается. Но я, собственно, не об этом думал. -- О чем же ты думал? -- О том, что Мауритсон явно говорил правду. И вероятно, он нам еще кое-что выложит. -- Ну да, о Мальмстреме и Мурене. -- То есть как раз то, что нас сейчас больше всего интересует. Разве не так? И вот Мауритсон снова сидит в окружении детективов. Сидит тихий, скромный человечек с располагающей внешностью. -- Вот так, дорогой господин Мауритсон,-- ласково произнес Бульдозер.-- Не сбылось то, что мы с вами задумали. Мауритсон покачал головой. -- Странно,-- сказал он.-- Я ничего не понимаю. Может быть, у них чутье, шестое чувство? -- Шестое чувство...-- задумчиво произнес Бульдозер.-- Иной раз и впрямь начинаешь верить в шестое чувство. Если только Рус... -- Какой еще Рус? -- Нет-нет, господин Мауритсон, ничего. Это я так, про себя. Меня беспокоит другое. Ведь у нас с вами дебет-кредит не сходится! Как-никак, я оказал господину Мауритсону немалую услугу. А он, выходит, все еще в долгу передо мной. Мауритсон задумался. -- Другими словами, господин прокурор, я еще не свободен? -- спросил он наконец. -- Как вам сказать. И да, и нет. Что ни говори, махинация с наркотиками -- серьезное преступление. Дойди дело до суда, можно получить...-- Он посчитал по пальцам.-- Да, пожалуй, восемь месяцев. И уж никак не меньше шести. Мауритсон смотрел на него совершенно спокойно. -- Но,-- голос Бульдозера потеплел,-- с другой стороны, я посулил на сей раз господину Мауритсону отпущение грехов. Если получу что-то взамен. Он выпрямился, хлопком соединил ладони перед лицом и жестко сказал: -- Другими словами: если ты сию минуту не выложишь все, что тебе известно о Мальмстреме и Мурене, мы арестуем тебя как соучастника. В квартире найдены твои отпечатки пальцев. А потом передадим тебя опять Якобссону, Да еще позаботимся о том, чтобы тебя хорошенько вздули. Гюнвальд Ларссон одобрительно посмотрел на начальника спецгруппы и произнес: -- Лично я с удовольствием... Мауритсон и бровью не повел. -- Ладно,-- сказал он.-- Есть у меня кое-что... вы накроете и Мальмстрема, и Мурена, и не только их. Бульдозер Ульссон расплылся в улыбке. -- Это уже интересно, господин Мауритсон. И что же вы хотите нам предложить? Мауритсон покосился на Гюнвальда Ларссона и продолжал: -- Элементарное дело, котенок справится. -- Котенок? -- Да, и вы уж не валите из меня, если опять дадите маху. -- Ну что вы, дорогой Мауритсон, зачем же там грубо. Вы не меньше нашего заинтересованы в том, чтобы их накрыли. Так что у вас там припасено? - План их следующей операции,-- бесстрастно произнес Мауритсон.-- Время, место и все такое прочее. Глаза прокурора Ульссона чуть не выскочили из орбит. Он трижды обежал вокруг кресла Мауритсона, крича, словно одержимый: -- Говорите, господин Мауритсон! Все говорите! Считайте, что вы уже свободны! Если хотите, обеспечим вам охрану. Только рассказывайте, дорогой Мауритсон, все рассказывайте! Его порыв заразил и остальных, члены спецгруппы нетерпеливо окружили доносчика. -- Ладно,-- решительно начал Мауритсон,-- слушайте. Я взялся немного помочь Мальмстрему и Мурену -- ходил для них в магазин и все такое прочее. Сами они предпочитали не выходить на улицу. Ну вот, и в том числе я каждый день должен был справляться в табачной лавке в Биркастан насчет почты для Мурена. -- Чья лавка? -- живо спросил Колльберг. -- Пожалуйста, я скажу, да только вам это ничего не даст, я уже сам проверял. Лавка принадлежит одной старухе, а письма приносили пенсионеры, каждый раз другие. -- Дальше! -- поторопил его Бульдозер.-- Письма? Какие письма? Сколько их было? -- За все время было только три письма,-- ответил Мауритсон. -- И вы передали их? -- Да, но сперва я их вскрывал. -- Мурен ничего не заметил? -- Нет. Я умею вскрывать письма, такой способ знаю, что никто не заметит. Химия. -- Ну и что же было в этих письмах? Бульдозеру не стоялось на месте, он перебирал ногами и приплясывал, будто раскормленный петух на противне. -- В первых двух ничего интересного не было, речь шла о каких-то Х и X, которые должны были приехать в пункт Y, и так далее. Совсем коротких записки, и все кодом. Просмотрю, заклею опять и несу Мурену. -- А в третьем что? -- Третье пришло позавчера. Очень интересное письмо. План очередного ограбления, во всех подробностях. -- И эту бумагу вы передали Мурену? -- Не бумагу, а бумаги. Там было три листка. Да, я отнес их Мурену. Но сперва снял копии на ксероксе и спрятал в надежном месте. -- Дорогой господин Мауритсон.-- У Бульдозера даже дыхание перехватило.-- Что это за место? Сколько времени нужно вам, чтобы забрать копии? -- Сами забирайте, меня что-то не тянет. -- Когда? -- Как только я скажу, где они. -- Так где же они? -- Спокойно, не жмите на педали,-- сказал Мауритсон.-- Товар натуральный, никакого подвоха. Но сперва я должен кое-что получить от вас. -- Что именно? -- Во-первых, бумагу за подписью Якобссона, она лежит у вас в кармане. Та самая, в которой сказано, что подозрение в махинациях с наркотиками с меня снято, предварительное следствие прекращено за отсутствием доказательств и так далее. -- Вот она.-- Бульдозер полез во внутренний карман. -- И еще одну бумагу, с вашей подписью, это уже насчет моего соучастия в делах Мальмстрема и Мурена. Дескать, дело выяснено, я ни в чем преступном не замешан и так далее. Бульдозер Ульссон ринулся к пишущей машинке. Меньше чем за две минуты бумага была готова. Мауритсон получил оба документа, внимательно прочитал их и сказал: -- Порядок. Конверт с фотокопиями находится в "Шератоне". -- В отеле? -- Ага. Я переправил его туда, получите у портье, до востребования. -- На чье имя? -- На имя графа Филипа фон Бранденбурга,-- скромно ответил Мауритсон. Члены спецгруппы удивленно посмотрели на него. Наконец Бульдозер опомнился: -- Замечательно, дорогой господин Мауритсон, замечательно. Может быть, вы пока посидите в другой комнате, совсем недолго, выпьете чашечку кофе со сдобой? -- Лучше чаю,-- сказал Мауритсон. -- Чаю...-- рассеянно произнес Бульдозер.-- Эйнар, позаботься о том, чтобы господину Мауритсону принесли чаю со сдобой... и чтобы кто-нибудь составил ему компанию. Ренн проводил Мауритсона и тут же вернулся. -- Что дальше делаем? -- спросил Колльберг. -- Забираем письма,-- ответил Бульдозер.-- Сейчас же. Проще всего будет, если кто-нибудь из вас отправится туда, назовется графом фон Бранденбургом и востребует свою почту. Хотя бы ты, Гюнвальд. Гюнвальд Ларссон холодно уставился на него своими ярко-голубыми глазами. --Я? Ни за что на свете. Лучше сразу подам заявление об уходе. -- Тогда придется тебе это сделать, Эйнар. Если сказать все как есть, еще заартачатся, дескать, то, се, не имеем права выдавать почту графа. И мы потеряем драгоценное время. -- Так,-- сказал Ренн.-- Филип фон Бранденбург, граф, вот у меня тут визитная карточка, Мауритсон дал. Они у него в бумажнике лежат, в потайном отделении. Благородство-то какое! Он показал им: мелкие буквы пепельного цвета, серебряная монограмма в уголке... -- Ладно, двигай! -- нетерпеливо распорядится Бульдозер.-- Живей! Ренн вышел. -- Подумать только,-- сказал Колльберг.-- Если я зайду в лавку, где уже десять лет покупаю продукты, и попрошу пол-литра молока в долг, мне шиш покажут. А этакий Мауритсон удостоит визитом самый роскошный ювелирный магазин в городе, назовется герцогом Малабарским, и ему тут же выдадут два ящика брильянтовых колец и десять жемчужных ожерелий для ознакомления. -- Что поделаешь,-- отозвался Гюнвальд Ларссон.-- Классовое общество... Бульдозер Ульссон кивнул с отсутствующим видом. Вопросы общественного устройства его не интересовали. Портье посмотрел на письмо, потом на визитную карточку и наконец на Ренна. -- А вы точно граф фон Бранденбург? -- подозрительно осведомился он. -- Угу,-- промямлил Ренн,-- собственно, я его посыльный. -- А-а,-- протянул портье.-- Понятно. Пожалуйста, возьмите. И передайте господину графу, что мы всегда к его услугам. Человек, не знающий Бульдозера Ульссона, мог бы подумать, что он серьезно заболел. Или по меньшей мере обезумел. Вот уже целый час Бульдозер пребывал в состоянии высшего блаженства, и выражалась эта эйфория не столько в словах, сколько в действии, точнее даже, в пластике. Он и трех секунд не стоял на месте, он буквально парил над полом, как будто мятый голубой костюм служил оболочкой не для прокурора, а для небольшого дирижабля, наполненного гелием. Долго смотреть на это ликование было тягостно, зато три листка из графского конверта оказались такими захватывающими, что Колльберг, Ренн и Гюнвальд Ларссон и час спустя не могли от них оторваться. Никакого сомнения, на столе спецгруппы и впрямь лежали ксерокопии всесторонне разработанного плана очередного налета, задуманного Мальмстремом и Муреном. И надо признать, замысел был грандиозный. Речь шла о той самой большой операции, которую ждали уже несколько недель, но о которой до сего дня, по существу, ничего не знали. И вот теперь вдруг стало известно почти все! Операция была назначена на пятницу, время -- 14.45. По всей вероятности, подразумевалось либо седьмое число (а это уже завтра), либо четырнадцатое (через неделю). Многое говорило в пользу второго варианта. В таком случае у спецгруппы с избытком хватит времени для основательной подготовки. Но даже если Мальмстрем и Мурен нанесут удар безотлагательно, в этих трех листках было достаточно данных, чтобы без труда схватить злоумышленников на месте преступления и поломать столь тщательно разработанный план. На одном листке -- подробный чертеж банковского зала, с детальными указаниями, как будет происходить налет, как размещаются участники и автомашины, какими маршрутами уходить, покидая город. Бульдозер Ульссон знал все о стокгольмских банках, ему достаточно было одного взгляда на схему, чтобы опознать зал. Это был один из крупнейших новых банков в деловой части города. План был настолько прост и гениален, что имя автора не вызывало сомнения: Вернер Рус. Во всяком случае, Бульдозер был твердо в этом убежден. Вся операция распадалась на три независимых звена. Звено первое -- отвлекающий маневр. Звено второе -- превентивная акция, направленная против главного противника, то есть против полиции. Звено третье -- само ограбление. Чтобы осуществить такой план, Мальмстрему и Мурену требовалось по меньшей мере четыре активных помощника. Двое из них даже были названы: Хаузер и Хофф. Судя по всему, им отводилась роль наружной охраны во время налета. Двое других (не исключено, что их больше) отвечали за отвлекающий маневр и превентивную акцию. В плане они именовались "подрядчиками". Время отвлекающего маневра -- 14.40, место -- Русенлюндсгатан, стало быт