Филипп Фармер. Плоть Пролог Оживленные толпы стекались к Белому Дому. Отовсюду неслись смех, рев мужчин, пронзительные выкрики женщин. Недоставало лишь звонких ребячьих голосов: дети остались дома под присмотром старших, но еще не достигших зрелости, братьев и сестер. Им не подобало видеть то, что произойдет вечером. Да и не понять детям смысла этой церемонии, одной из самых священных среди устраиваемых в честь Великой Седой Матери. К тому же им было бы и небезопасно присутствовать здесь. Несколькими столетиями ранее (а сейчас шел по старому стилю 2860 год), когда только начинали проводить подобные торжества, детям разрешалось бывать на них, но было много случаев, когда толпа, безумствуя, разрывала их на части. Сегодняшний вечер таил немало опасностей и для взрослых. Бывали нередкими случаи, когда калечили и убивали женщин. Мужчины тоже становились жертвами длинных женских ногтей и острых зубов. Одержимые с корнем отрывали то, что делало мужчин мужчинами, и, исступленно крича, носились по улицам, высоко подняв или держа в зубах свои трофеи, а после возлагали их на алтарь Великой Седой Матери в Храме Матери-Земли. На следующей неделе, в пятницу, во время молений, одетые во все белое Глашатаи Матери, жрецы и жрицы, упрекнут оставшихся в живых в том, что они слишком далеко заходят в своем рвении. Однако суровыми словами все и ограничится. Разве можно всерьез наказывать тех, кто столь искренне одержим Богиней? Разве жрецы не ожидали этого? Разве не бывает так каждую ночь, когда рождается Герой-Солнце, Король-Олень? Глашатаи прекрасно понимали, что нужно просто успокоить народ, чтобы он мог вернуться к своим повседневным делам. Народ должен слушать, молиться и забывать. И дожидаться следующего праздника. Да и жертвам не на что жаловаться. Их торжественно похоронят в святилище, над ними произнесут молитвы и принесут в жертву оленя. Души убитых напьются крови и, трижды прославленные, будут пребывать в вечном блаженстве. Багровое солнце скользнуло за горизонт, шелестя черными холодными крыльями. Пришла ночь. Толпа немного притихла, когда вдоль Пенсильванской авеню начали выстраиваться представители великих братств. Между главами братств Лося и Изюбря разгорелся ожесточенный спор, кому возглавить процессию. Ведь оба гордо носят рога, как и сам Герой-Солнце! Раскрасневшийся Джон-Ячменное Зерно, затянутый в традиционное зеленое облачение, попытался уладить спор. Как обычно, он так хватил за ночь, что ему было все равно, что и как говорить. Несколько бессвязных фраз еще больше распалили спорщиков. Они тоже были изрядно пьяны и дошли до того, что схватились за ножи, не заботясь о последствиях. Одно из отделений Почетной Стражи оставило свой пост, чтобы прекратить ссору. С крыльца Белого Дома сошли несколько девушек, сверкая остроконечными шлемами в свете факелов. У них были блестящие светлые одежды и длинные, до талии, волосы. В одной руке у каждой был лук, в другой - по стреле. В отличие от других девственниц города Вашингтон, у них была обнажена только одна грудь левая. Одежда скрывала другую, вернее ее отсутствие. По традиции, лучницы Белого Дома добровольно разрешали удалить одну грудь, ради удобства при стрельбе. Они сделают свой выбор после того, как сегодня ночью Герой-Солнце оплодотворит их божественным семенем. И мужья-избранники будут гордиться тем, что их жены - бывшие почетные Стражницы с одной грудью. Командир девушек без обиняков осведомилась о причине спора. Выслушав спорщиков, она заметила: - Впервые все так скверно подготовлено. Видимо, нам нужен новый Джон-Ячменное Зерно. Острием стрелы она указала на главу братства Лося: - Ты возглавишь процессию. Твои братья удостоены чести нести Героя-Солнце. Старейшина братства Изюбра запротестовал - то ли из смелости, то ли по глупости: - Я всю прошлую ночь пропьянствовал с Ячменным Зерном, и он лично обещал мне, что этой чести удостоятся Изюбри. Я требую объяснения, почему вместо нас избраны Лоси? Командир бесстрастно взглянула на него и наложила стрелу на тетиву. Однако она была достаточно искушена в политике, чтобы стрелять в кого-либо из могучего братства Изюбря. - В эту ночь Джона Ячменное Зерно воодушевляло, видно, что-то другое, а не дух Великой Богини. То, что Лоси будут сопровождать Героя-Солнце по пути в Капитолий, было решено недавно. Как зовут Героя-Солнце? Стэгг. И притом только лося. Самца изюбря всегда звали просто быком. - Да, все так, - согласился глава Изюбрей, побледнев при виде стрелы. - Мне не нужно было слушать Джона. Но по традиции очередь была наша. В прошлом году была очередь Львов, а в позапрошлом - Баранов. Следующими должны были быть мы. - Так бы и случилось, если бы не это. И она указала в направлении Пенсильванской авеню. В шести кварталах от Белого Дома проспект упирался в гигантское здание бейсбольного стадиона. Но еще выше подымалась в небо сверкающая игла корабля, который Земля не видела семьсот шестьдесят лет. Всего лишь месяц назад, в конце ноября, он с грохотом и пламенем опустился с неба и приземлился в центре игрового поля. - Ты права, - кивнул глава Изюбрей. - Никогда прежде Герой-Солнце не спускался к нам с небес, как посланник самой Великой Седой Матери. Она, разумеется, сама дала понять, какое из братств удостоится высокой чести, дав ему имя Стэгг. Как только Изюбрь со своими людьми отошел от ступеней Белого Дома, из Капитолия донесся крик, хорошо слышный за шесть кварталов, разделяющих два священных места. Толпа, будто парализованная, притихла, мужчины побледнели, глаза женщин загорелись нетерпеливым предвкушением. Некоторые упали на землю, корчась и издавая стоны. Вновь раздался вопль, и всем стало ясно, что это кричат молодые девушки, сбегая вниз по ступеням Конгресса. Это были жрицы, недавние выпускницы семинарии в Вассаре. На них колыхались высокие конические шляпы с узкими полями, распущенные волосы свисали до бедер, груди были обнажены, как и у других девственниц. Лишь через пять лет служения смогут они прикрыть груди, как подобает матронам. Не им этой ночью предназначалось семя Героя-Солнце, их участие сводилось к прологу торжества. Белые переливающиеся юбки в виде колокола чуть приоткрывали множество нижних юбок. Некоторые из жриц опоясались живыми светящимися гремучими змеями, у остальных гремучие змеи обвивали шеи и плечи. В руках они держали трехметровые плети из змеиной кожи. Зазвучала барабанная дробь, пропели фанфары, зазвенели цимбалы, пронзительно взвизгнули флейты. Дико крича и безумно вращая глазами, молодые жрицы побежали по Пенсильванской авеню, расчищая путь кнутами. Вот они уже у решетки, окружающей двор Белого Дома. Последовала короткая притворная схватка. Почетная стража только делала вид, что противится вторжению. Однако схватка эта была далеко не безобидной, так как и лучницы, и молодые жрицы имели заслуженную репутацию норовистых сучек. Они таскали друг друга за волосы, царапали и выкручивали обнаженные груди. Жрицы постарше, время от времени, ударами своих плеток по голым спинам остужали пыл не в меру разошедшихся. От ударов девушки с визгом отскакивали в разные стороны и продолжали схватку уже с меньшим рвением. Многие жрицы вытаскивали из-за пояса маленькие золотые серпы и угрожающе размахивали ими, что также было частью ритуала. Внезапно, с преднамеренно обставленной торжественностью, в дверях Белого Дома показался Джон-Ячменное Зерно. В руке он держал полупустую бутылку виски. Не было сомнения в том, куда девалось ее содержимое. Пошатываясь, Джон наощупь нашел свиток, висевший на шнурке вокруг шеи, вложил его в рот и пронзительно свистнул. Сейчас же ему ответил вопль собравшихся на улице Лосей. Многие из них прорвались через стражу и стали взбираться на крыльцо. Вся одежда Лосей - миниатюрные, торчащие в разные стороны рога, накидки, пояса, с которых свешивались оленьи хвосты, штаны в виде двух вздувшихся фаллосов - была изготовлена из оленьих шкур. Даже их походка, вприпрыжку на кончиках пальцев, напоминала бег оленей. Они угрожающе размахивали руками в сторону жриц; те, как бы испугавшись, отпрянули в сторону, открыв перед Лосями проход в Белый Дом. Здесь, внутри огромного вестибюля, Джон-Ячменное Зерно еще раз свистнул и начал выстраивать их в соответствии с положением в братстве, а затем нетвердой походкой стал подниматься по широкой лестнице на второй этаж. Однако он опростоволосился, потеряв равновесие и упав вниз, прямо на руки следовавшего за ним главы Лосей. Тот поймал его и отпихнул в сторону. При обычных обстоятельствах он бы не отважился так бесцеремонно обходиться со Спикером Дома, но то, что Джон совсем потерял форму, придало ему смелости. Шатаясь, Джон-Ячменное Зерно привалился к перилам, затем перегнулся через них и упал головой вниз на мраморный пол приемной. Шея его торчала под необычным углом к туловищу, он не шевелился. К нему быстро подскочила молоденькая жрица, заглянула в остекленевшие глаза, прощупала пульс, а затем вытащила золотой серп. Тотчас же по ее голым плечам и груди хлестнула плеть, оставляя за собой кровавый след. - Что ты затеваешь? - закричала пожилая жрица. Молодая жрица раболепно приникла к земле, отвернув голову в сторону, но не смея поднять руки, чтобы защититься от плети. - Я хотела воспользоваться своим правом, - захныкала дева. - Великий Джон-Ячменное Зерно мертв. Я - воплощение Великой Седой Матери, я хотела пожать урожай. - Я бы тебя не остановила, - сказала старшая жрица. - Оскопить его - твое право, если бы не одно обстоятельство: он умер случайно, а не во время Ритуала Посева. Ты знаешь это. - Да простит меня Колумбия! - пролепетала жрица. - Я не могла удержаться. Сегодняшняя ночь - наступление зрелости Сына, коронование Рогатого Короля, лишение девственности девушек... Суровое лицо пожилой жрицы расплылось в улыбке. - Да простит тебя Колумбия! В воздухе впрямь что-то такое, что лишает нас рассудка. Это божественное присутствие Великой Седой Матери в образе Виргинии, невесты Героя-Солнце и Великого Стэгга. Я ощущаю ее присутствие. Она с нами... В этот момент раздался рев на втором этаже. Обе женщины взглянули вверх. Вниз по ступеням спускалась толпа Лосей, водрузив на свои плечи Героя-Солнце. На Герое-Солнце не было никакой одежды. Он был великолепно сложен и, несомненно, очень высок. Выпуклые надбровные дуги, длинный прямой нос и массивный подбородок сделали бы честь любому чемпиону-тяжеловесу. Но в этот момент все, что можно было бы назвать такими словами как "красивый" или "уродливый", исчезло с его лица. Его можно было бы определить как "одержимое". Именно такое слово употребил бы любой из жителей города Вашингтон, столицы народа Ди-Си [Ди-Си - Д.С., почтовый индекс, составленный из инициалов названия "Д.С."; так в современных США называется округ Колумбия, куда входит г.Вашингтон с прилегающей территорией; он не входит ни в один из 50 штатов]. Его длинные огненно-золотистые волосы спадали на широкие плечи. Из волнистой копны волос прямо надо лбом возвышалась пара рогов. И это были не искусственные рога, которые одевали себе на головы мужчины из братства Лося, они были живыми, имплантированными в череп Героя-Солнце. Рога возвышались на 30 см над головой, а между наружными концами их было добрых полметра. Они были покрыты бледной лоснящейся кожей, пронизанной синими жилками кровеносных сосудов. У основания каждого рога пульсировала мощная артерия в такт с сердцебиением Героя-Солнце. Очевидно, их пересадили на голову совсем недавно. У основания рогов еще была запекшаяся кровь. Лицо человека с рогами резко выделялось среди лиц жителей Ди-Си. И лица Лосей, и лица жриц - все они отличались друг от друга, но имели нечто общее, что говорило об их принадлежности своей эпохе и что можно было бы назвать оленьим выражением. Треугольные контуры, большие темные глаза, высокие скулы, маленький, но мясистый рот, тонкая шея - все эти отдельные черты свидетельствовали о том, что они сформированы своим своеобразным временем. На всех лежал отпечаток сходства с животным - основой материального благополучия людей, живших в это время. От зоркого наблюдателя не ускользнуло бы, что, восседавший на плечах людей-оленей, человек с лицом, лишенным печати интеллекта, принадлежит более ранней эпохе. Как знаток портретов разных времен мог бы отличить друг от друга лица античной эпохи, и Возрождения, или мог бы определить что: "Этот человек жил в начале индустриальной эры", так он сказал бы сейчас: "Этот человек родился, когда Земля кишела людьми. Есть что-то от насекомых в выражении его лица. Хотя имеется и небольшое отличие. Оно отражает неповторимость того времени - когда людям удавалось сохранять индивидуальность в человеческом муравейнике". И вот толпа вынесла человека с рогами на гигантское крыльцо Белого Дома. Появление его вызвало взрыв криков в толпе на улице. Снова загремели барабаны, пронзительно взвыли флейты. Будто трубы Гавриила в судный день зазвенели горны. Жрицы на крыльце размахивали своими серпами прямо перед носом мужчин, изображавших оленей, но поранить их могли разве что случайно. Лоси, стоявшие поближе, легонько подталкивали жриц, и те, качаясь, падали на спину, да так и оставались лежать, задрав ноги кверху, вопя и извиваясь. Героя-Солнце пронесли через железные ворота на середину Пенсильванской авеню и посадили на спину большого черного лося с обезумевшими глазами. Животное пыталось сбросить седока, но толпа крепко держала его за рога, хватала за длинные космы, свисавшие с боков и не давала броситься вскачь по улице. Чтобы удержаться на спине лося, Герой-Солнце вцепился в концы его рогов. Спина человека выгнулась дугой. Лось дико мычал, фыркал, хрипел, безумием сверкали в свете факелов белки его глаз. В последний момент, когда уже казалось, что шея его сломается под напором вздувшихся мышц человека, зверь расслабился и стал мелко дрожать. Изо рта его капала слюна, в газах появился страх. Наездник стал его повелителем. Представители братства Лося построились позади наездника по 12 человек в ряд. За ними пристроился оркестр, все музыканты также принадлежали к этому братству. Еще дальше расположились Изюбри со своими музыкантами, за ними группа Львов в шлемах в виде черепов пантер и в плащах из шкур пантер. Длинные когти хищников волочились по мостовой. В руках Львов были веревки, прикрепленные к воздушному шару, поднявшемуся на четыре метра над их головами. Баллон был в форме сосиски с выпуклой красной оконечностью. В каждой из двух гондол сидели беременные женщины и разбрасывали цветы и зерна риса на толпы, окаймлявшие улицу. Еще дальше находились представители братства Петуха со своим тотемом, представлявшую из себя высоченную жердь с насаженной на ней огромной петушиной головой с высоким красным гребнем и длинным прямым клювом, заканчивавшимся шишковатым наростом. Позади них расположились предводители остальных братств: Слонов, Мулов, Зайцев, Лосей, Козлов и многих других. Наконец, в самых задних рядах - представительницы великих женских сообществ: Диких Кошек, Олених, Пчел, Львиц, Ласточек. Вся процессия тронулась с места и начала постепенно продвигаться по Пенсильванской авеню в направлении Капитолия. Герой-Солнце не обращал внимания на шествующих следом. Взор его был устремлен на улицу, по обеим сторонам которой толпились жители Ди-Си. Они собрались здесь вовсе не случайно. Поближе к мостовой стояли девушки от 14 до 18 лет в блузках с высоким воротником и длинными рукавами. Широкий разрез впереди обнажал их грудь, ноги же скрывались под длинными белыми колоколообразными юбками со множеством нижних юбок. Ногти на ногах, обутых в белые сандалии, были выкрашены в красный цвет. Длинные волосы девушек не были подвязаны и спадали к талии. У каждой в руках - букет белых роз. Все они были крайне возбуждены и непрерывно кричали: - Рогатый Король! - Могучий Самец! - Великий Сын и Любовник! Матроны, стоящие за девушками, давали дочерям советы. На них были такие же блузки с высокими воротниками и длинными рукавами, как и у дочерей, но прикрывающие груди. Под верхней частью юбок топорщились турнюры, придавая им вид беременных. Из пышных причесок торчали красные розы - по одной на каждого ребенка. Еще дальше, за матронами, стояли отцы девушек, облаченные в одежды своего братства. В одной руке каждый держал свой тотем, в другой - бутылку, к которой частенько прикладывался, время от времени передавая своей жене. Все шумели и кричали, напирая вперед. Казалось, толпа вот-вот запрудит улицу и закроет проход. Предупреждая давку, почетная стража и выпускницы Вассара срочно выстроились впереди наездника и стали наконечниками стрел и плетьми сдерживать зрителей. Больше всех доставалось девственницам в первом ряду, как будто им нравился запах и вид собственной крови. Внезапно наступила тишина. В дверях Белого Дома появились девушки, несшие на своих плечах трон, в котором покоилось тело Джона-Ячменное Зерно. Все они принадлежали к женскому сообществу Кукурузы и были одеты в традиционные одежды: длинные суконные платья и высокие желтые шляпы в виде кукурузного початка. Они несли единственного мужчину - члена своей общины. Мертвого... Толпа, впрочем, не догадывалась об этом, так как при виде его неподвижного тела раздался дружный хохот. Ему уже не раз доводилось показываться народу в таком бессознательном состоянии. Девушки же никому не сообщили о случившемся. Они заняли положенное им место сразу же за стражей и жрицами, чуть впереди Героя-Солнце. Вновь раздалась барабанная дробь, воззвали трубы и флейты, еще громче стали крики мужчин и женщин. Лось испуганно рванулся вперед. Человек у него на спине с трудом удержал равновесие, едва не свалившись в объятия девушек-подростков, выстроившихся вдоль прохода. Они выкрикивали такие советы, от которых мог бы покраснеть бывалый матрос. Наездник отвечал в таком же духе. Лицо его, теперь стало демоническим. Он изо всех сил рвался к девушкам, и когда Лоси заталкивали его назад, на спину зверя, не церемонясь пускал в ход свои железные кулаки. Несколько Лосей рухнули, алея разбитыми лицами и были затоптаны своими же собратьями. Их место тут же заняли другие, удерживая Героя-Солнце на спине животного. - Держись, Великий Стэгг! - кричали они. - Потерпи до Капитолия! Там мы тебя отпустим, и ты сможешь делать все, что тебе угодно! Там ждет тебя Верховная Жрица Виргиния - воплощение в образе девушки самой Великой Седой Матери! И там ждут тебя самые красивые девственницы Вашингтона, нежные, томные, преисполненные духа Колумбии и ее дочери Америки! Ждут, чтобы наполниться божественным семенем Сына! Человек с рогами вряд ли слышал и понимал их. Частично из-за того, что его родной язык, хоть и английский, существенно отличался от их языка, но главным образом из-за того, что был одержим, и не принадлежал самому себе. Он был глух ко всему, кроме кипения собственной крови. Процессия старалась идти медленно, но по мере приближения к месту назначения, ход ее все более ускорялся. Возможно из-за угроз девушек разорвать Лосей на части, если они будут медлить. Все больше крови лилось под бичами и стрелами. Несмотря на это, девушки то и дело вливались в процессию. Одна из них умудрилась вспрыгнуть прямо на плечи Лосей, поддерживающих Героя-Солнце на спине оленя. Ее стряхнули на землю, содрали одежду. Тело ее мгновенно покрылось кровавыми пятнами. Один из мужчин попытался даже предвосхитить Героя-Солнце, но за такое святотатство ему разбили голову, девушку же отшвырнули в задние ряды зрителей. - Жди своей очереди, красотка, - кричали Лоси, смеясь. - Если на тебя не хватит Большого Стэгга, маленькие утешат тебя чуть позже, малышка. Когда процессия достигла подножия лестницы Капитолия, вновь возникла короткая свалка между девушками и отталкивавшими их жрицами и лучницами. Лоси сняли Героя-Солнце с оленя и понесли вверх по ступеням. - Еще минуту, Великий Самец, - кричали они. - Потерпи, пока не поднимемся наверх. А там мы отпустим тебя. Герой-Солнце исступленно взревел, но позволил нести себя. Он, не отрывая глаз, смотрел на статую Великой Седой Матери, установленную на верхней площадке лестницы у входа в здание. Высеченная из мрамора, она имела 15 метров в высоту. Великая Седая Мать кормила своего Сына огромной грудью, ногою же попирала бородатого дракона. Толпа взорвалась неистовым криком. - Виргиния! Виргиния! Из-за колонн на огромный балкон, опоясывавший Капитолий, вышла Верховная Жрица. Свет факелов заливал ее обнаженные плечи и грудь. На этом светлом фоне еще более темными казались золотисто-меловые волосы, спадавшие до лодыжек, загадочная темнота окружала алый, как свежая рана, рот, черными углями сверкали темно-синие глаза. Герой-Солнце взревел, словно самец, учуявший самку во время гона. Он закричал: - Виргиния! Больше ты уже не оттолкнешь меня! Ничто не остановит меня сейчас. Темный рот открылся как распустившийся бутон, в свете факелов сверкнули белоснежные зубы. Длинная стройная рука простерлась к нему. Стэгг вырвался из цепляющихся за него рук и побежал вверх по ступеням. Он не обращал внимания ни на громовое крещендо музыки, ни на вторившие высоким нотам флейт похотливые крики девушек. Он не видел того, что бывшие его телохранители - Лоси сейчас изо всех сил боролись за свою жизнь, вырываясь из острых ногтей девственниц, рвущих их на части. Он не видел как смешались в одну кучу с упавшими на пол мужчинами белые юбки и кофты, сброшенные девушками, взбирающимися вверх по ступеням. Лишь одно заставило остановиться его на мгновение - неожиданное появление девушки в стальной клетке, установленной у подножия статуи Великой Матери. Она была так же молода, но одета иначе: шапка с длинным козырьком, как у игроков в бейсбол, свободная рубаха с какими-то нашивками, широкие штаны до лодыжек и толстые чулки с туфлями на толстой подошве. Над клеткой - большая надпись на языке Ди-Си: "ДЕВА, пойманная при набеге на Кэйсиленд". Девушка бросила на него один, преисполненный ужаса взгляд и отвернулась. Недоумение исчезло с его лица, и Герой-Солнце бросился к Верховной Жрице, встретившей его с простертыми руками, как бы благословляя. Она изогнула спину назад и широко раскрыла бедра, давая ясно понять, что долгое ожидание закончилось - она не будет противиться. Он закричал так, будто крик шел из самых глубин его нутра, схватил ее за одежды и потянул к себе. Такой же безумный крик исторгся из тысяч глоток за ним и, окруженный со всех сторон плотью, он исчез из виду собравшихся у подножия лестницы отцов и матерей прорывавшихся наверх девушек. 1 Звездолет совершал вокруг Земли один виток за другим. Капитан Питер Стэгг оторвался от смотрового экрана. - Земля сильно изменилась за 800 лет, не правда ли? Как объяснить то, что мы видим? Доктор Кальторп почесал длинную седую бороду и повернул маховичок на панели под экраном. Поля, реки, леса приблизились и исчезли. Теперь телескоп показывал город по обеим сторонам реки, некогда называвшейся Потомак. Совсем небольшой, никак не более 10 квадратных миль. Он был виден настолько отчетливо, словно корабль кружил не выше сотни метров над Землей. - Что я думаю об этом? - переспросил Кальторп. - Твои предположения могут быть столь же правильными, как и мои. Как старейший на Земле антрополог, я должен был бы тщательно проанализировать полученные нами данные, возможно даже объяснить, каким образом получилось многое из того, что мы видим. Но не могу. Нет необходимых данных. Я не уверен, что этот город - Вашингтон. Если даже это так, то он перестроен без всякого плана. Больше я ничего не знаю, и ты тоже. Поэтому надо сесть и все выяснить. - Ничего другого не остается, - пожал плечами Питер Стэгг. - Топливо, считай, на нуле. Неожиданно он хлопнул огромным кулаком по ладони. - Ну, сядем, а что дальше? Я не вижу на Земле ни одного здания, внутри которого мог бы располагаться реактор, ни машин. Где техника? Возврат к лошадям и телегам. Только вот лошадей тоже нет. Похоже, они исчезли, хотя появилась замена, эти самые безрогие олени. - Рога-то есть, - сказал Кальторп, - да только это скорее рога молодого лося. Пожалуй, нынче американцы разводят оленей или лосей, а может быть и тех, и других, не только вместо лошадей, но и вместо рогатого скота. Оленьих пород много: те, что побольше - для грузов и на мясо, которые поменьше - под седло. Но меня беспокоит... Даже не так отсутствие ядерного топлива, как... - Как что? - Прием, который ждет нас после посадки. Большая часть Земли превратилась в пустыню. Словно Господь решил побрить свое творение. Погляди: разве это наши старые добрые Штаты? Весь Запад усеян вулканами. Пламя, копоть. То же самое - в Азии, Австралии. Естественно, земной климат изменился. Полярные шапки тают, океан наступает, в Пенсильвании растут пальмы... Доктор на мгновение умолк. - Все-таки не верится. Сколько труда ушло, сколько адского труда - и вот Средний Запад перед нами, гигантская чаша выжженной пыли... - Какое это имеет отношение к тому, как нас примут? - осведомился Стэгг. - Самое прямое. Судя по всему, Атлантическое побережье понемногу приходит в себя. По крайней мере там - люди. Поэтому я рекомендую приземлиться там. Вот только уровень развития... Организация... То ли рабство, то ли община. Во всяком случае, побережье гудит похлеще улья. Сады, поля, оросительные каналы, дамбы, дороги. Почти вся деятельность, смысл которой нам удалось понять, направлена на восстановление почвы. Да и все эти церемонии, которые мы наблюдали на экране, думаю, связаны с культом плодородия. А отсутствие техники... Какая там техника, когда судя по всему именно науку эти люди обвиняют в катастрофе, постигшей Землю. - Что же из этого? - Да то, что эти люди напрочь забыли о космических кораблях. И поиск нетронутых планет для них - пустой звук. На нас они будут смотреть как на дьяволов или чудовищ. Мы для них - исчадие ада. Или еще хуже: представители той самой науки, которая, в их понимании, источник зла. Именно так, капитан. Изображения на стенах их храмов, статуи, некоторые пышные обряды, которые мы видели, отчетливо указывают на ненависть к прошлому. Стэгг прошелся туда и обратно. - Восемьсот лет, - пробормотал он. - Ради чего? Наше поколение, наши друзья, враги, жены, любовницы, дети, внуки, правнуки давно погребены и стали травой. И трава эта превратилась в прах. Пыль, которая носится вокруг планеты, это прах десяти миллиардов, живших вместе с нами. И это прах, один Бог знает, скольких еще десятков миллиардов. В том числе девушек, на которых я не женился, потому что хотел принять участие в полете... - И все-таки ты жив, - заметил Кальторп, - и по земному исчислению тебе 832 года. - Но только тридцать два года физиологического времени, - отозвался Стэгг. - Как объяснить этим людям, что пока наш корабль полз к звездам, мы спали как рыба во льду? Известна ли им техника замораживания? Сомневаюсь. Как же им понять, что мы выходили из спячки только на время обследования планет земного типа? Что мы нашли десять планет, одна из которых открыта для массового заселения? - Дай тебе поговорить, так мы никогда не сядем, - сказал Кальторп. - Командуй, капитан. От судьбы не уйдешь. Кто знает, возможно внизу тебя ждет женщина, похожая на ту, что осталась в прошлом. - Женщины! - вскричал Стэгг. Апатию как рукой сняло. Кальторп поразился внезапной перемене в поведении капитана. - Женщины! Восемьсот лет не видел ни одной, единственной-разъединственной! Я проглотил 1095 сексоподавляющих пилюль - их бы хватило выхолостить слона! Но они уже не действуют! Я привык к ним! Я хочу женщину. Любую! Беззубую, слепую, хромую... собственную прабабку в конце концов! - Поздравляю, - хмыкнул Кальторп. - Так лучше, Стэгг. Уж очень тебе не к лицу поэтическая меланхолия. Не мучайся. Скоро ты будешь по горло сыт женщинами. Из того, что мы видим на экране, можно заключить, что, скорее всего, женщины верховодят в этом обществе. Ты потерпишь женское превосходство? Стэгг ударил себя кулаком в грудь, словно рассерженный самец гориллы. - Не завидую женщине, которая попробует противостоять мне. - Он вдруг невесело улыбнулся. - На самом деле я боюсь этого. Я ведь так давно не разговаривал с женщиной... Кажется, даже забыл как обращаться с ними. - Не думаю, что природа женщин изменилась. Каменный ли век, космический ли, знатная леди или Джуди О'Греди - они все те же. Стэгг снова улыбнулся и ласково похлопал Кальторпа по спине. Отдал распоряжение на посадку. Однако во время спуска спросил: - А может, все-таки, нам устроят славный прием? Кальторп пожал плечами. - Все может быть. Может, повесят. А возможно, сделают королями. Случилось так, что через две недели после их триумфального прибытия в Вашингтон Стэгг был коронован. 2 - Питер, каждый твой дюйм выглядит по-королевски, - сказал Кальторп. - Да здравствует Питер Шестой. Каламбур д-ра Кальторпа был не лишен оснований. Рост Стэгга достигал двух метров. Весил он около 100 кг и имел обхват груди, талии и бедер соответственно 120, 80 и 90 см. У него были длинные рыже-золотые волнистые волосы. Лицо было красиво орлиной красотой. Только сейчас он больше напоминал орла в клетке, так как ходил туда-сюда, заложив руки за спину наподобие сложенных крыльев и наклонив голову вперед. Темно-синие глаза недобро поблескивали. Время от времени он хмуро поглядывал на Кальторпа. Антрополог сидел, развалясь в огромном золоченом кресле, поигрывая длинным, усеянным бриллиантами мундштуком. Как и Стэгг, он был полностью лишен волос: вскоре после посадки им устроили роскошную баню - с душем, массажем и бритьем. И все бы хорошо, да только вскоре они обнаружили, что душистые кремы-умащения навсегда лишили их возможности отпускать усы и бороды по собственной воле. Кальторп весьма скорбел по своей пышной бороде, но - увы! - иного выхода не было. Туземцы ясно дали понять, что бороды для них отвратительны и непереносимы, как нечто, противное обонянию Великой Седой Матери. Теперь доктор уже не напоминал патриарха и чувствовал себя весьма неуютно, ощущая непривычную наготу тщедушного подбородка. Внезапно Стэгг остановился перед зеркалом, закрывавшим всю стену огромной комнаты и злобно посмотрел на свое отражение. Голову его венчала золотая корона с 14 зубцами, каждый из которых заканчивался крупным бриллиантом. На голой груди Стэгга было нарисовано лучезарное Солнце. Шею обвивало пышное зеленое жабо из бархата. С неодобрением смотрел он на широкий пояс из шкуры ягуара, придерживающий ярко-красную юбку с нашитыми на передней части большими фаллическими символами, на сверкающие белые кожаные сапоги. Из зеркала на него глядел король Ди-Си во всем своем великолепии. Рывком он снял корону и со злостью швырнул ее через всю комнату. Золотым метеором она пролетела десяток метров, ударилась о стену и откатилась обратно к ногам короля. - Так коронованный я властитель Ди-Си или нет?! - вскричал Стэгг. - Король дочерей Колумбии или как они там называют их на своем дегенеративном английском? Какой же я монарх? Где моя власть? Уже две недели я властитель этой бабской земли и по горло сыт всякими праздниками в мою честь. Куда бы я ни шел со своей одногрудой стражницей, мне всюду поют дифирамбы. Меня посвятили в тотемическое братство Лося. Премного благодарен! Наконец меня избрали Великим Стэггом года. - С таким именем, как Стэгг, немудрено, что тебя засунули к Лосям, - отозвался Кальторп. - Хорошо, что ты догадался не открыть им свое второе имя Лео. А то пришлось бы девочкам ломать головы куда тебя сунуть - к Лосям или ко Львам. Стэгг не унимался. - Мне говорят, я - отец этой страны. Если это так, почему же не дают стать им фактически? Ко мне близко не подпускают женщин. Понимаешь, эта прелестная сучонка, Верховная Жрица, говорит, что мне нельзя оказывать расположение какой-нибудь отдельной женщине. Я - Отец, Любовник, Сын каждой женщины в Ди-Си. Кальторп все больше и больше хмурился. Он поднялся и подошел к огромному окну на втором этаже Белого Дома. Туземцы считали, что дворец назван так в честь Великой Седой Матери. Кальторп, правда, знал более точную причину, но у него хватило ума не спорить. Глянув ненароком вниз, подозвал Стэгга к окну. Тот выглянул, потянул носом и сделал гримасу. Внизу несколько человек поднимали большую бочку на задок телеги. - Когда-то этих парней называли золотарями, - сказал Кальторп. - Они приходили каждый день и собирали испражнения для удобрения полей. Этот мир таков, что все должно идти на пользу людям и для обогащения почвы. - А ведь мы уже привыкли к этому, - сказал Стэгг. - Хотя запах, мне кажется, с каждым днем сильнее. Видно, прибавляется людей в Вашингтоне. - Для этого города запах не нов. Хотя прежде он был не столько от человеческих испражнений, сколько от воловьих. - Кто бы мог подумать, что Америка, страна домов с двумя ваннами вернется к избушкам, да к тому же без дверей. И не потому, что они не знают канализации и водопровода. Водопровод есть во многих зданиях. - Все, это приходит от Земли, должно вернуться в Землю. Они не грешат против природы, выбрасывая в океан миллионы тонн столь нужных почве фосфатов и других веществ. В этом они похожи на нас, слепых глупцов, убивавших свою землю во имя санитарии. Стэгг посмотрел на доктора - сверху вниз, очень выразительно. - Для этой лекции ты пригласил меня к окну? - Да. Я хотел объяснить корни этой культуры. Во всяком случае, попытаюсь. Видишь ли, пока ты резвился, я работал, изучая язык. Он английский по сути, но от нашего ушел дальше, чем наш от языка англосаксов. И в лингвистическом отношении выродился значительно быстрее, чем когда-то предсказывали. Вероятно, вследствие изолированности небольших групп после Опустошения. И еще потому, что большинство неграмотны. Грамотность - исключительная привилегия жрецов и "дирада". - "Дирада"? - Аристократов. Слово произошло от "диирлрайвер", так как только привилегированным позволяется ездить верхом на оленях. Аналогично испанским кабальеро или французским шевалье. Оба слова первоначально обозначали всадников. Давай еще раз взглянем не роспись. Они подошли к дальней стене длинной комнаты и остановились перед огромной яркой фреской. - На этой картине, - комментировал Кальторп очень серьезно, - изображена легенда из религии Ди-Си. Как видно, - он указал на фигуру Великой Седой Матери, возвышающейся над крохотными полями и горами и еще более крохотными людьми, - она очень разгневана. Сдернув голубое покрывало, которым некогда покрывала Землю от безжалостных стрел своего сына, Богиня помогала своему Сыну - Солнце сжечь земные создания. Человек в своей слепоте, алчности и высокомерии осквернил землю, данную богиней. Его города-муравейники опорожняли свои нечистоты в реки и моря, превратив их в сточные канавы. Он отравил воздух зловонной копотью. Кстати, эта копоть, я полагаю, была не только результатом деятельности промышленности, но имела и радиоактивное происхождение. Сами Ди-Си, конечно, ничего не знают об атомных бомбах. Тогда Колумбия, будучи уже не в состоянии терпеть отравления земли человеком и его отказ от поклонения ей, сорвала свое защитное покрывало с Земли и позволила Солнцу в полную силу осыпать своими стрелами все живое. - Я вижу валяющихся по всей Земле мертвых людей и животных. На улицах, в полях, в морях, - подхватил Стэгг. - Завяли травы и высохли деревья. Люди и животные еще как-то укрывались от солнечных стрел. - Но спастись им не удалось, - продолжил Кальторп. - Они не умерли от ожогов, но им надо было питаться. Животные выходили по ночам и поедали падаль и друг друга. Люди, покончив с запасами пищи, съели животных. А затем человек стал есть человека. К счастью, смертоносные лучи падали сравнительно недолго. Возможно, меньше недели. Затем богиня смягчилась и вернула на место защитное покрывало. - Так чем же на самом деле было Опустошение? - Могу только предположить. Помнишь, незадолго до нашего взлета правительство заключило соглашение с одной из исследовательских компаний на разработку всепланетной системы передачи энергии? Предполагалось соорудить шахту такой глубины, с которой можно было бы отсасывать тепло, исходящее из ядра планеты. Эта энергия должна была преобразовываться в электричество и передаваться по всему миру, используя в качестве проводника ионосферу. Теоретически, любая энергосистема могла бы подключиться к этому источнику. К примеру, весь Нью-Йорк извлекал бы из ионосферы энергию, необходимую для освещения и обогрева домов, питания телевизоров, а после установки электромоторов - и питания всех средств передвижения. Полагаю, этот проект был осуществлен через 25 лет после того, как мы покинули Землю. Я уверен, сбылись предупреждения некоторых ученых, в частности, Кардена. Он предсказал, что первая же передача энергии в таких размерах разрушит часть озонового слоя. - Боже, - сказал Стэгг. - Ведь если уничтожить достаточное количество озона в атмосфере... - То наиболее короткие волны ультрафиолетовой части спектра, не поглощаемые более им, будут доходить до поверхности Земли и каждого живого существа на ней. Животные и люди умирали от ожогов; растения, пожалуй, были более устойчивы. Но все равно - эффект был опустошающим, судя по гигантским пустыням, покрывающим всю Землю. Но этого, как будто, оказалось недостаточно. Природа, или если сказать иначе, Богиня, поразила еще раз только-только поднявшегося на трясущихся ногах человека. Утечка озона, по-видимому, продолжалась очень недолго. Естественные процессы восстановили его обычное содержание. Лет через 25 остатки человечества - жалкие остатки, не более нескольких миллионов - стали образовывать небольшие изолированные сообщества-поселения. И тогда по всей Земле начали извергаться потухшие ранее вулканы. Возможно, этот второй катаклизм явился запоздалой реакцией Земли на попытки пробить земную кору. Механизм Земли действует медленно, но верно. Утонула почти вся Япония. Исчез Кракатау. Взорвались Гавайи. Раскололась надвое Сицилия. Манхэттен опустился на несколько метров под воду, а затем снова поднялся. Тихий океан был весь окружен извержениями. Не намного легче было в Средиземном море. Приливные волны проникали далеко вглубь континентов, останавливаясь только у подножия гор. Горы тряслись, и те, кто спасся от цунами, были погребены под снежными лавинами. Итог: человек низведен до уровня каменного века, атмосфера наполнена пылью и углекислым газом, что вызвало удивительные закаты и субтропический климат в Нью-Йорке, таяние полярных льдов. Стэгг зябко передернул плечами. - Не удивительно, что практически нет преемственности между нашим обществом и теми, кто уцелел после Опустошения, - сказал он. - Вот, например, порох. Он открыт заново или нет? - Нет. - Почему? Ведь сделать порох очень просто. - Очень просто, - объяснил Кальторп. - Так просто и очевидно, что человечество потратило почти полмиллиона лет на то, чтобы открыть, что из смеси древесного угля, серы и селитры в должной пропорции можно получить взрывчатку. Только и всего. Доктор помолчал. Пожевал губами. - А теперь возьмем такой двойной катаклизм - как Опустошение. Почти все книги погибли. Более ста лет ничтожная горстка уцелевших была настолько занята тем, чтобы выкарабкаться, что даже не обучала своих отпрысков грамоте. Результат? Бездонное невежество, почти полная потеря истории. Для этих людей мир начинается в 2100 году нашей эры или в 1 году после Опустошения по их летоисчислению. Так говорят легенды. И еще один пример - выращивание хлопка. Когда мы покинули Землю, его почти не сажали. Зачем такие хлопоты, если есть синтетика? Хлопок был заново открыт всего 200 лет назад, до этого люди одевались в звериные шкуры или ходили нагишом. В основном, нагишом. Кальторп снова подвел Стэгга к открытому окну. - Я отклонился, хотя делать все равно нечего. Взгляни, Питер. Вашингтон или Ваштин, как его теперь называют, совсем не тот город. Не наш. Дважды его равняли с землей, а нынешний город был основан на руинах 200 лет назад. Да, они пытались возродить древнюю столицу, но сами-то были другими! Вот в чем штука, Пит. Они его строили в соответствии со своими верованиями и мифами. Кальторп ткнул пальцем в сторону Капитолия - чем-то здание напоминало знакомый им Капитолий, но теперь у него было два купола вместо одного, и на вершине каждого была красная башенка. - Так сделано ради того, чтобы здание было похоже на грудь Великой Седой Матери, - сказал Кальторп. Затем он указал на Монумент Вашингтона, ныне расположенный левее Капитолия и взметнувшийся почти на 90 метров. Башня из стали и бетона, раскрашенная чередующимися спиралями красных, белых и голубых полос и увенчанная круглой красной надстройкой. - Думаю, тебе понятно, что именно он изображает. Согласно легенде, такой был у Отца всей страны. Предполагается, что сам Вашингтон похоронен под ним. Вчера вечером мне рассказал об этом с благоговением сам Джон-Ячменное Зерно. Стэгг вышел на балкон, опоясывавший весь второй этаж. Кальторп вытянул руку по направлению к зданию за пышным садом во дворе Белого Дома. - Видишь огромное здание со статуей женщины над ним? Это Колумбия - Великая Седая Мать, присматривающая за своим народом и оберегающая его. Для нас - ее людей, наших потомков - живая вездесущая сила, ведущая народ к его предназначению. И ведет она безжалостно. Любой, вставший у нее на пути, будет растоптан - раньше или позже. - Я обратил внимание на этот храм сразу же, - заметил, Стэгг. - Мы шли мимо него в Белый Дом. Помнишь, как Сарвант чуть не умер от стыда, когда увидел фрески на стенках?! - А какое твое мнение? Стэгг слегка покраснел. - Я считаю себя закаленным, но эти фрески! Возмутительные, непристойные, абсолютная порнография! И украшают место, предназначенное для поклонения. Кальторп покачал головой. - Отнюдь нет. Мне довелось быть на двух богослужениях. Достоинство и красота - ничего более. Государственная религия - культ плодородия, и этим скульпторы иллюстрируют различные мифы. Их смысл - не предать забвению то, что когда-то человек в своей ужасной гордыне едва не уничтожил Землю. Он и его наука, вкупе с высокомерием, нарушили равновесие Природы. Но теперь оно восстанавливается, а человек должен сохранять смирение, работать рука об руку с Природой, которая является живой Богиней, чьи дочери совокупляются с Героями. Богиня и Герои, изображенные на стенах, своими позами отображают важность поклонения Природе и Плодородию. - Так ли? Тут есть такие позы, в которых вряд ли можно кого-то оплодотворить. Кальторп засмеялся. - Колумбия - также и богиня эротической любви. - Мне все время кажется, - сказал Стэгг, - ты хочешь рассказать о чем-то важном. Но все ходишь вокруг да около. Видно, чувствуешь, что мне может это не понравиться. В комнате, откуда они вышли, мелодично звякнул гонг. Стэгг, а за ним и доктор, поспешно вернулись - и навстречу им приветственно грянул оркестр. Барабаны и трубы. И музыканты - жрецы, капелла Джорджтаунского университета. Рослые, упитанные, оскопившие себя во имя служения Богине (а равно и ради пожизненных почестей и привилегий), они сверкали пестрыми женскими одеяниями: блузами с длинными рукавами и высокими воротниками, юбками до колен. За ними шел - Джон-Ячменное зерно. Впрочем, это имя было лишь титулом; подлинного имени и истинного положения "Джона" в обществе Стэгг не знал. Обитал "Джон" в Белом Доме на третьем этаже и имел какое-то отношение к административному управлению страной. Функции его отдаленно напоминали работу премьер-министра в древней Англии. Во всяком случае, насколько мог судить Стэгг, Герои-Солнце в этой стране были скорее символами лояльности и традиции, царствовали, но не правили; подлинная власть сосредотачивалась в иных руках. Высокий и совсем не старый Джон-Ячменное Зерно поражал своей худобой. Невероятен был синий набухший нос алкоголика. Длинные зеленые волосы и такого же цвета очки лишь усиливали впечатление. Волосы венчал зеленый цилиндр, а шею обвивали волосы с кукурузного початка. Юбка вокруг голых чресел усеяна была листьями кукурузы. В правой руке Джон держал эмблему своей должности - большую бутылку водки. - Привет Человеку-Легенде! - воскликнул Джон, повернувшись к Стэггу. - Да здравствует Герой-Солнце! До здравствует великий Лось из Лосей! Да здравствует Великий Муж, Отец своей страны, Дитя и Любовник Великой Седой Матери! Он сделал большой глоток прямо из бутылки, облизнулся и протянул ее Стэггу. - Мне это необходимо, - согласился капитан и сделал большой глоток. Через минуту, откашлявшись, отдышавшись и вытерев слезы, он вернул бутылку. Ячменное Зерно повеселел. - Великолепное зрелище, благородный Лось! В тебя, видно, вселилась сила самой Колумбии, столь сильно ударившей тебя белой молнией. Тем не менее, ты был божественен. Возьмем меня. Я - простой бедный смертный и, когда впервые выпил белую молнию, меня проняло. Должен признаться, что когда я заступил на эту должность совсем молодым парнем, то порою чувствовал присутствие Богини в бутылке и бывал сражен так же, как и ты. Но человек, возможно, привыкает к божественности, да простит Она мое богохульство. Рассказывал ли я тебе легенду о том, как Колумбия впервые растворила удар молнии и закупорила ее? И как дала бутылку с молнией первому из людей, и не кому-нибудь, а самому Вашингтону? И как он опозорился и тем самым навлек гнев Богини? Да? Ну тогда о самом главном. Я пришел к тебе раньше, чем Главная Жрица, чтобы передать, что завтра день рождения Сына Великой Матери. Ты - сын Колумбии, родишься завтра. И тогда случится то, что должно случиться. Он еще раз отхлебнул спиртного, сделал глубокий поклон, едва не свалившись лицом вниз, и шатаясь, шагнул к выходу. Стэгг окликнул его. - Одну минуту. Я хочу знать, что с моей командой? Ячменное зерно заморгал. - Я же сказал, что они были в Джорджтаунском университете. - А где мои товарищи сейчас, в этот самый момент? - С ними обращаются очень хорошо. У них есть все, что они пожелают. Кроме свободы. Ее им предоставят послезавтра. - Почему только тогда? - Потому что тебя освободят. Но увидеть их ты не сможешь. Ты будешь на Великом Пути. - Что это такое? - Узнаешь. Ячменное Зерно повернулся к выходу, но Стэгг задержал его. - Скажи мне, почему ту девушку держат в клетке? Ты знаешь, в клетке с надписью "Дева, пойманная при набеге на Кэйсиленд". - И это ты узнаешь, Герой-Солнце. Между прочим, в твоем ли положении опускаться до того, чтобы задавать вопросы? Великая Седая Мать в свое время все объяснит. После ухода Ячменного Зерна Стэгг спросил у Кальторпа: - Тебе не кажется, что парень темнит? Кальторп нахмурился. - Я бы сам хотел знать. Но мои возможности исследования социальных механизмов этой культуры весьма ограничены. Вот только... - Что? - с беспокойством спросил Стэгг. Кальторп выглядел очень уныло. - Завтра зимнее солнцестояние - середина замы - когда солнце светит меньше всего и занимает самое низкое положение. По нашему календарю - 22 декабря. Насколько мне помнится, это было важной датой в доисторические времена. С этой датой связаны разного рода церемонии, такие как... Ааа! Это было не восклицание. Это был вопль ужаса. Кальторп вспомнил. Стэгг еще больше встревожился. Он хотел спросить, что же такое вспомнил Кальторп, но ему помешали: грянул оркестр. Музыканты и служители обернулись к дверям и пали на колени, хором крича: - Верховная жрица, живая плоть Виргинии - дочери Колумбии! Святая дева! Красавица! Виргиния, скоро ревущий олень - яростный, дикий, жестокий самец - лишит тебя твоей священной и нежной плевы! Благословенная и обреченная Виргиния! В комнату вошла надменная высокая девушка лет восемнадцати. Несмотря на бледное лицо и широкую переносицу, она была очень красива. Ее полные губы были красны как кровь, голубые глаза излучали свет и не мигали, подобно кошачьим, вьющиеся волосы цвета майского меда спадали на бедра. Это была Виргиния, выпускница училища в Вассаре, жрица-прорицательница, и воплощение Дочери Колумбии. - Приветствую смертных, - произнесла она высоким чистым голосом. И обернувшись к Стэггу, сказала: - Приветствую бессмертного! - Здравствуй, Виргиния, - ответил он и почувствовал, как затрепетало все естество, и волна боли сжала грудь и поясницу. Каждый раз при виде ее он испытывал мучительное, почти непреодолимое влечение. Он был уверен в том, что как только их оставят наедине, он овладеет ею, несмотря на любые последствия. Виргиния ничем не выдавала того, что сознает, как воздействует на него. Она смотрела на него равнодушным решительным взглядом львицы. Как и все девственницы она была одета в блузу с высоким воротником и юбку до лодыжек, но одежду покрывали крупные жемчужины. Треугольный вырез обнажал большую упругую грудь. Каждый сосок был напомажен и обведен белым и голубым кольцом. - Завтра, бессмертный, ты станешь и Сыном, и Любовником Матери. Поэтому тебе необходимо подготовиться. - А что я должен для этого сделать? - поинтересовался Стэгг. - Зачем мне готовиться? Он взглянул на нее, и волна боли прокатилась по всему его телу. Девушка дала знак и сейчас же Джон-Ячменное Зерно, должно быть только и ожидавший этого за дверью, появился в комнате с двумя бутылками: с водкой и какой-то темной настойкой. Жрец-евнух протянул чашу. Джон наполнил ее темной жидкостью и вручил жрице. - Только ты - Отец своей Страны, - имеешь право пить это, - сказала она, передавая чашу Стэггу. - Нет ничего лучше. Настоено на воде из Стикса. Стэгг взял чашу. Не очень приятно выглядел напиток, но не хотелось быть неблагодарным. - Не все ли равно из чего сделано. Пусть все видят, что Питер Стэгг может перепить кого угодно! Зазвучали трубы и барабаны, служители захлопали и приветственно закричали. И вот тогда он услышал протестующий возглас Кальторпа. - Капитан, ты что, не понял? Она сказала на воде из Стикса. СТИКСА. Ясно? Стэгг понял, но было уже поздно. Комната поплыла кругом, и кромешная черная мгла низринулась с высоты. Под звуки труб и приветствий он рухнул на пол. 3 - Ну и похмелье, - простонал Стэгг. - Страшно смотреть, что они сделали, - отозвалась мгла и он с трудом узнал голос Кальторпа. Стэгг приподнялся и застонал от боли и потрясения. Превозмогая себя, скатился с кровати, от слабости упал на колени, с трудом поднялся и, шатаясь, побрел к трем громадным зеркалам, расположенным под углом друг к другу. Зеркала отразили ужасное зрелище. Он был гол. Мошонка выкрашена в голубой цвет, член - в красный, ягодицы - в белый. Но не это потрясло Стэгга. Он увидел два рога, торчащих под углом сорок пять градусов из лба на добрый фут, затем разветвляющихся на множество отростков. - Рога?! Зачем они здесь? Откуда? Дай бог только добраться до этого шутника... Стэгг схватился за основания, дернул и вскрикнул от боли. Опустив руки, он снова взглянул в зеркало. У корня одного из рогов выступило кровавое пятно. - Рога - не совсем точное слово, - тихо сказал Кальторп. - Это не твердые, омертвевшие рога. Скорее, это - панты. Они довольно мягкие, теплые и бархатистые на ощупь. Приложи к ним палец и под поверхностью кожи почувствуешь биение артерии. Станут ли потом они твердыми, мертвыми рогами зрелого самца? Не знаю. Капитан потемнел. Гнев и бессильный ужас искали выхода. - Да-а, Кальторп, - прорычал он. - И ты участвовал в этой затее? Если да, то я оторву у тебя все, что торчит! - Ты не только похож на зверя, ты и поступаешь по-звериному, - отпарировал Кальторп. Стэгг весь сжался, сдерживая желание ударить маленького антрополога за неуместную шутку. Он увидел, что Кальторп бледен, и у него трясутся руки. И понял, что за шуткой кроется неподдельный страх. - Так что же произошло? - спросил Питер, немного успокоившись. С дрожью в голосе Кальторп рассказал, как жрецы понесли Стэгга, потерявшего сознание, к спальне. В коридоре на них набросилась толпа жриц и захватила тело. В какой-то момент Кальторпа охватил ужас от того, что эти две стаи разорвут Стэгга на куски. Однако борьба была ложной, всего лишь частью обряда. Согласно ритуалу жрицам полагалось добыть тело в бою. Они отнесли бесчувственного капитана в спальню. Кальторп попытался последовать за ними, но его буквально отшвырнули. - Они сделали это без зла. Просто не хотели, чтобы в комнате был хотя бы один мужчина, кроме тебя. Даже хирургами были женщины. Скажу честно: когда я увидел, как они идут со скальпелями, дрелями и прочим, то чуть не рехнулся. Особенно, когда увидел, что хирурги были пьяны. Что за дикая компания? Но Джон-Ячменное Зерно вытолкал меня. Он сказал, что в этот момент женщины готовы разорвать, в полном смысле этого слова, любого подвернувшегося под руку мужчину. И намекнул, что некоторые музыканты стали жрецами поневоле - им не хватило прыти убраться с дороги этих дам в вечер зимнего солнцестояния. Джон-Ячменное Зерно спросил, являюсь ли я Лосем. Оказывается, только братья по тотему Великого Самца находятся в это время в относительной безопасности. Я ответил, что нет, но раньше был членом Львиного клуба, хотя уже давно не платил членских взносов. Он сообщил, что я буду в безопасности на следующий год, когда Герой-Солнце будет из Львов. Сейчас же мне находиться здесь опасно. И настоял, чтобы я убрался из Белого Дома, пока сын (он имел ввиду тебя) не родится. Вернулся я рано утром. Все, кроме тебя, ушли. Ну, а я остался возле кровати ждать, когда ты проснешься. - Я кое-что припоминаю, - задумчиво произнес Стэгг. - Все как в тумане, все перепутано, но помню, как очнулся после того пойла. Я был беспомощнее ребенка. Вокруг шумно. Женщины кричали, словно рожая. - А ребенком был ты, - подсказал Кальторп. - Я? Откуда ты знаешь? - Ниоткуда. Просто ситуация проясняется. - Не оставляй меня во тьме, если видишь свет, - взмолился Стэгг. - Я едва соображал, что происходит. Я даже пробовал сопротивляться, когда меня укладывали на стол. Затем у изголовья поместили белого ягненка. У меня не было ни малейшего представления об их намерениях, пока ему не перерезали горло. Я с ног до головы был пропитан кровью. Потом его убрали, а меня начали протаскивать через узкое треугольное отверстие. Что-то вроде металлического каркаса, обрамленного какой-то розоватой губкой. Две жрицы держали меня за плечи и протаскивали через отверстие. Остальные же кричали по-кошачьи, как безумные. Уж насколько я был в дурмане, а все равно кровь стыла. Ты за всю жизнь никогда не слыхал таких кошмарных криков. - Слышал, слышал. Весь Вашингтон слышал. Все взрослое население стояло у ворот Белого Дома. - Я застрял в отверстии, жрицы яростно толкали меня. Мои плечи сдавило, как в тисках. Вдруг я почувствовал, как вода брызжет мне на шею - кто-то, должно быть, направил на меня струю. Даже помню, подумал, что у них должно быть что-то вроде насоса в доме, так как ударил сильный напор. Наконец, я проскользнул сквозь отверстие, но не упал. Две жрицы подхватили меня на руки, подняли и перевернули вверх тормашками. И шлепали меня, здорово шлепали. От удивления я закричал. Именно этого они и хотели от тебя. - Затем меня уложили на другой стол, прочистили нос, рот, и глаза. Смешно, но до этого момента я не замечал, что у меня во рту и ноздрях был толстый слой похожего на слизь вещества. Это должно было затруднять мне дыхание, но я не сознавал этого. Затем... затем... - Затем? Стэгг покраснел. - Меня отнесли к невообразимо толстой жрице, распластавшейся на подушках на моей кровати. До этого я не видел ее. - Наверно, она приехала из Манхэттена. Ячменное Зерно сказал мне, что тамошняя жрица очень толстая. - Чудовищная - вот верное слово, - продолжал Стэгг. - Эта женщина была крупнее всех, кого я когда-либо видел. Могу поспорить, рост у нее не меньше моего. И весила она, наверное, не меньше полтораста килограмм. Все ее тело было покрыто пудрой, должно быть добрую бочку потратили на это. Она была огромная, только для того, чтобы откладывать миллион яиц. Он немного помолчал. - Они положили меня так, что голова моя покоилась на одной из ее грудей. Клянусь это была самая большая грудь в мире. Она казалась выпуклой, как сама Земля. Жрица взяла мою голову и повернула к себе. Я попробовал сопротивляться, но был очень слаб. Я ничего не мог поделать. И тогда я почувствовал себя маленьким ребенком и не был более взрослым. Я - Питер Стэгг - новорожденный. Это должно быть, все еще пойло действовало. Клянусь, в нем был гипнотический компонент. И я был... я был... - Голодным? - тихо подсказал Кальторп. Стэгг кивнул головой. Затем, очевидно желая уйти от темы, от провел ладонью по одному из рогов и сказал: - Гм. Рога укоренились прилично. - Да. Среди Ди-Си замечательные биологи. Возможно, местные ученые не столь сильны в физике и электронике, но они превосходные скульпторы плоти. Между прочим, эти панты гораздо большее, нежели символ или украшение. Они действуют. Тысяча против одного - они содержат железы, которые выделяют в твою кровь гормоны всех видов. Стэгг заморгал. - Что заставляет тебя так думать? - Во-первых, Ячменное Зерно сделал пару намеков, во-вторых, ты феноменально быстро оправился после такой сложной операции. Ведь необходимо было сделать два отверстия в черепе, поместить панты, соединить их кровеносные сосуды с твоими и бог знает что еще. Питер проворчал: - Кто-то еще заплатит за это. Здесь замешана эта Виргиния! Как только увижу ее, разорву на части. Мне надоели ее пинки. Кальторп с беспокойством следил за ним. - А сейчас ты чувствуешь себя хорошо? Стэгг раздул ноздри и ударил себя в грудь. - Нет. Но чувствую, что мог бы покорить весь мир. Единственное - голоден, как медведь после спячки. Сколько я был без сознания? - Почти тридцать часов. На дворе темнеет. - Кальторп приложил ладонь ко лбу своего капитана. - У тебя жар. Не удивительно. Тело бурлит, как доменная печь, создавая новые клетки, насыщая кровь гормонами. Для твоей печи нужен уголь. Стэгг ударил кулаком по столу. - Пить я тоже хочу! Весь пылаю! Он стал быть кулаком в гонг, пока весь дворец не наполнился звоном. И, как бы ожидавшие этого сигнала, в дверь ринулись слуги, держа в руках подносы со множеством тарелок и бокалов. Забыв все хорошие манеры, Стэгг вырвал поднос из рук слуги и начал нагружать быстро работающие челюсти мясом, останавливаясь только для того, чтобы запить съеденное громадными глотками пива. Пища и пиво попадали на его голую грудь и ноги, но он, хотя раньше ел всегда очень аккуратно, не обращал на это никакого внимания. Раз рыгнув так, что чуть не сшиб слугу, он прогремел: - Могу всех перепить, перебить, пере... Затем еще раз рыгнул с такой же силой и снова набросился на еду, как изголодавшийся боров на лохань. Кальторпа тошнило не только от самого этого зрелища, но и от его подтекста. Он отвернулся. Очевидно, гормоны вымывали из психики Стэгга все ограничения и обнажали животную часть человеческого естества. Что же будет дальше? Наконец Стэгг поднялся, выпятив живот вперед, словно горилла, ударил себя кулаком в грудь и заявил: - Ух, вот теперь мне хорошо, даже очень! Эй, Кальторп, ты обязан раздобыть себе пару рогов. Ах, да. Я забыл, у тебя уже есть пара. Именно поэтому ты и покинул Землю, не так ли? Ха! Ха! Лицо антрополога вспыхнуло и исказилось, он вскочил и бросился на Стэгга. Тот рассмеялся, схватил его за рубаху и удержал на вытянутой руке. Кальторп ругался, беспомощно размахивая руками. Затем неожиданно почувствовал, как пол уходит из-под его ног, и ткнулся во что-то твердое сзади. Раздался громкий звон и до него дошло, что он угодил в гонг. Какая-то огромная рука обхватила его за талию, ставя на ноги. Испугавшись, что Стэгг собирается прикончить его, он сжал кулак и ударил смело, но беспомощно. Затем опустил кулак. В глазах Питера стояли слезы. - Великий Боже, что же со мной? Должно быть, я совсем тронулся, если позволил себе такое с тобой - моим лучшим другом! Что-то не так! Как я мог? Он заплакал и с чувством прижал к себе Кальторпа. Тот вскрикнул от боли в ребрах. Стэгг виновато отпустил его. - Ну хорошо, ты прощен, - сказал Кальторп, осторожно отодвигаясь от него подальше. Только сейчас он понял, что Стэгг уже не отвечает за свои действия. В чем-то он стал ребенком. Но ребенок не всегда абсолютный эгоист, он может быть добрым и мягкосердечным. И ему сейчас на самом деле было стыдно. Кальторп подошел к окну. - На улице полно народу и факелов, - сказал он. - Сегодня вечером у них еще один праздник. Эти слова ему самому показались неискренними. Он знал точно, что жители Ди-Си сегодня собрались на церемонию, где почетным гостем и участником будет его капитан. - Не задумали ли они содрать с кого-нибудь кожу? - спросил Стэгг. - Когда эти люди собираются повеселиться, они не останавливаются ни перед чем. Запреты отбрасываются, как прошлогодняя змеиная кожа. Их совсем не волнует, если кого-то покалечат. Затем, к великому удивлению Кальторпа, он заявил: - Надеюсь, праздник начнется вот-вот. И чем скорее, тем лучше. - Почему, ради Бога? - выкрикнул Кальторп. - Разве твоя душа не натерпелась вдоволь всяких страхов? - Не знаю. Но во мне сейчас есть что-то такое, чего раньше не было. Я чувствую такое влечение и такую силу, настоящую силу, какой не знал прежде. Я ощущаю себя... ощущаю себя... богом! Богом! Во мне кипит мощь всего мира! Я хочу взорваться! Не дано тебе знать, что я чувствую! Ни одному простому человеку не дано! Снаружи донесся крик бегущих по улицам жриц. Стэгг и Кальторп прислушивались. Они стояли, окаменев, слушая шум мнимой схватки между жрицами и Почетной Стражей. Затем схватка переросла в битву, когда в бой против жриц пошли Лоси. И вот - шаги в коридоре, с грохотом Лоси срывают двери с петель, берут Стэгга на плечи и выносят наружу. Всего мгновение он, казалось, понимал, что происходит. Потом обернулся и закричал: - Помоги мне, Док! Помоги! Кальторпу оставалось только всхлипывать. 4 Их было восемь: Черчилль, Сарвант, Ястржембовский, Лин, Аль-Масини, Стейнберг, Гбве-Хан и Чандра. Они, да еще отсутствующие Стэгг и Кальторп, составляли десятку уцелевших из тридцати, покинувших Землю 800 лет назад. Они собрались в большой гостиной здания, где их держали узниками шесть недель, и слушали Тома Табака. Том Табак не было настоящим его именем. Как звали его на самом деле, никто не знал. На этот вопрос он отвечал, что не имеет права называть свое имя и откликаться на него. Став "Томом Табаком", он уже не был больше человеком. Для жителей Ди-Си он был полубогом. - Если бы все шло как положено, - говорил он, - с вами разговаривал бы не я, а Джон-Ячменное Зерно. Но Великой Седой Матери Было угодно прервать его жизнь до Праздника Посева. Состоялись выборы, и я, как глава великого братства Табака, занял принадлежавшее ему место правителя Ди-Си. И буду им, пока не состарюсь и не ослабею, и тогда, чему быть, того не миновать. В то короткое время, когда экипаж звездолета был в Вашингтоне, его члены изучали произношение, грамматику и словарный состав языка Ди-Си, хотя от акцента им избавиться было практически невозможно. Английский язык изменился сильно, появились многие звуки, которых никогда не было не только в английском, но и в древнегерманском, много новых слов пришло из других языков, ударения и интонации стали играть важную роль в значении фразы. К тому же, незнание культуры Ди-Си было серьезной помехой для понимания языка. Да и сам Том Табак плохо говорил на основном диалекте. Он родился и вырос в Норфолке, в Виргинии - самом южном городе Ди-Си. Язык его соплеменников отличался от языка жителей Вашингтона так же, как испанский язык от французского или шведский от исландского. Том Табак, как и его предшественник Джон-Ячменное Зерно, был высок и очень худ, но в отличие от того, вся его одежда была коричневого цвета. Такими же были его длинные волосы, из коричневых зубов торчала толстая коричневая сигара. По ходу разговора он вытаскивал из кармана юбки сигареты и вручал членам экипажа. Кроме Сарванта никто не отказывался, и все находили их превосходными. Том Табак выпустил густое облако зеленого дыма и продолжил: - Вас отпустят на свободу после моего ухода. И случится это очень скоро, так как я человек весьма занятой. Мне еще многое нужно решить, подписать немало бумаг и отдать много распоряжений. Все мое время принадлежит Великой Седой Матери. Черчилль был первым помощником та "Терре" и теперь, когда Стэгга не было, он стал не только формальным вожаком, но, благодаря силе своей личности, и фактическим. Он был невысок и коренаст, с мощной шеей, пышной курчавой шевелюрой, толстыми руками и массивными ногами. Лицо его имело детское выражение, но в тоже самое время было волевым. Оно было розовое, в веснушках, а глаза были круглыми и прозрачно-голубыми, как у ребенка. И хотя с первого взгляда могло показаться, что он и есть беспомощный ребенок, но оказалось, что ему присущ природный дар командовать теми, кто был рядом. Голос его звучал уверенно и мощно. - Возможно, вы занятой человек, мистер Табак, но все-таки не настолько, чтобы уйти, не рассказав, что происходит. Нас взяли в плен. Нам не позволяют общаться ни с капитаном, ни с доктором Кальторпом. Есть все основания подозревать, что вокруг них затеяли какую-то нечистую возню. Когда же мы справляемся о них, нам спокойно отвечают: "Чему быть, того не миновать". Очень успокаивающе! Я требую, мистер Табак, ответов на вопросы. И не думайте, что мы побоимся ваших телохранителей за дверью. Мы хотим, чтобы вы ответили и притом сию же минуту! - Возьмите еще сигарету и поостыньте, - с важным видом ответил Том Табак. - Конечно, вы обеспокоены и недовольны, но о правах не говорите. Вы не граждане Ди-Си, и положение ваше очень шаткое. Но я все же отвечу на ваши вопросы. Ради этого и пришел сюда. Первое - вас освободят. Второе - вам будет дан месяц на то, чтобы вы могли прижиться в Ди-Си. Третье - если к концу месяца вы не оправдаете надежды стать хорошими гражданами, то будете убиты. Да, не изгнаны, а убиты. Если бы мы выпроводили вас через границу в другую страну, это увеличило бы население враждебных нам государств. Мы этого делать не намерены. - Ну что ж, теперь нам понятно наше положение, - задумчиво протянул Черчилль. - Хотя и весьма туманно. Мы сможем попасть на "Терру"? Ведь в этом корабле результаты десяти лет уникальных исследований. - Нет, не сможете. Но ваше личное имущество вам возвратят. - Спасибо. Только вот, вы знаете, что кроме нескольких мелочей у нас нет ничего личного? Откуда мы возьмем деньги, пока будем подыскивать работу? Возможно, что мы даже не сможем получить ее в вашем довольно примитивном обществе. - Мне действительно больше нечего сказать, - ответил Том Табак. - Благодарите за то, что вас пока оставили в живых. Многие не хотели даровать даже этого. Он приложил ко рту два пальца и свистнул. Появился слуга со шкатулкой в руках. - Я должен сейчас уйти, господа. Дела, дела. Но для того, чтобы у вас не было причин нарушать законы нашей благословенной Родины по незнанию, и для уменьшения искушения украсть, этот человек расскажет вам о наших законах и даст взаймы денег, которых хватит на покупку еды в течение недели. Деньги вы вернете, когда у вас появится работа, если только она появится. Да благословит вас Колумбия! Через час вся восьмерка беспомощно стояла на улице. Настроение было далеко не приподнятым. Черчилль обвел товарищей взглядом и, хотя его чувства были такими же, сказал: - Ради Бога, встряхнитесь! Что это с вами? Ведь мы бывали и не в таких переделках. Помните, на Вольфе-693? Плот - и ничего больше. А вокруг юрское болото. Мы же не хныкали а, парни? А помните похожих на баллоны тварей, что обступили нас, и то, как мы уронили в воду оружие и вынуждены были голыми руками расчищать себе обратный путь на корабль? Тогда нам было похуже, не так ли? Но никто не пищал! Что произошло? Разве мы сейчас другие? - Боюсь, другие, - пробормотал Стейнберг. - Пожалуй, мужество мы не потеряли. Но от Земли ожидали слишком многого. Когда мы высаживались на неизвестную планету, то были готовы к любым неожиданностям и опасностям. Даже искали их. А здесь нас провели как котят. У нас даже не осталось оружия, и попади мы сейчас в передрягу, нечем будет расчистить себе путь на корабль, чтобы укрыться там. Мы лишились опоры. - Поэтому вы собираетесь ждать сложа руки в надежде на то, что все будет хорошо? - спросил Черчилль. - Ждите! Вы, мужчины, сливки человечества, отобранные от десятков тысяч кандидатов благодаря высокому интеллекту, образованию, изобретательности, физической закалке. А теперь вы среди людей, знаний у которых не больше, чем у вас в мизинце! Вы, мужчины, должны были бы быть богами, а вы - мышата! - Хватит, - оборвал Лин. - Мы еще не пришли в себя. И не знаем, что делать! Именно неопределенность нас пугает... - Я лично не собираюсь ждать тут, пока какая-нибудь добрая душа возьмет меня за руку, - решил Черчилль. - Я буду действовать, и сразу же! - И что же ты собираешься делать? - заинтересовался Ястржембовский. - Поброжу по Вашингтону, погляжу что и как. Идемте со мной, кто хочет. Но если хотите идти своей дорогой - пожалуйста. Я могу быть предводителем, но поводырем не буду. - Ты так и не понял кое-чего, - сказал Ястржембовский, - шестеро из нас даже не с этого материка. Каждого тянет в родные места. Меня - в Сибирь, Гбве-Хан хочет вернуться в свою Дагомею, Аль-Масини - в Мекку, Чандра - в Индию, Лин - в Шанхай. Но это, пожалуй, невозможно. Стейнберг мог бы вернуться в Бразилию, но там сейчас пустыня, джунгли и дикари. Так что... - Значит, нужно остаться здесь и попытаться, как советовал Табак, прижиться. Именно это я и собирался сделать. Кто со мной? Дальнейшие препирательства были бесполезны. Черчилль решительно двинулся вперед по улице, но, обогнув угол, остановился, глядя на стайку мальчишек и девчонок, играющих в мяч. Подождав минут пять, он тяжело вздохнул. Видимо, никто так и не пошел с ним. Но он ошибся. Тронувшись с места, он услыхал голос Сарванта: - Подождите минутку, Черчилль! - А где остальные? - Азиаты решили добираться до родных мест. Когда я уходил, они все еще спорили: угнать ли им корабль и пересечь Атлантику или похитить оленей и на них добраться до Берингова пролива, а оттуда морем до Сибири. - Смелые люди, ничего не скажешь. И столь же безрассудные. Неужели они всерьез думают, что это им удастся? Или у них дома условия получше чем здесь? - Они не понимают, что их ждет. Потеряли голову. - Я бы хотел вернуться и пожелать им удачи. Все-таки, они храбрые парни. Я всегда знал это, даже когда назвал их мышатами. Хотелось их расшевелить, но, кажется, перестарался. - Я благословил их, хотя почти все они атеисты, - сказал Сарвант. - Боюсь, что их кости на этом материке побелеют. - А что же вы? Будете пробираться в Аризону? - Насколько я смог увидеть с корабля, там нет не только организованной власти, но и людей вообще. Юта выглядит не намного лучше. Большое Соленое Озеро высохло. Возвращаться мне некуда. Ну, а здесь работы хватит на всю жизнь. - Работы? Не собираетесь ли вы проповедовать? - Черчилль недоверчиво посмотрел на Сарванта, словно впервые увидев его истинную сущность. Нефи Сарвант был невысоким, смуглым, костистым человеком лет сорока с весьма характерной внешностью: вздернутый подбородок, казалось, был заострен на конце, тонкие губы, делающие рот узкой полоской, и загнутый крючком нос, направленный к подбородку. Спутники часто шутили, что в профиль он напоминает щипцы для орехов. Его большие выразительные глаза прямо засветились сейчас изнутри. Вот так же они вспыхивали не раз во время полета, когда он превозносил достоинства своей церкви, как единственной истинной из того ортодоксального ядра христианства, что сохранялось Последними Хранителями. Правда, в конце концов, и члены этой церкви стали отличаться от других христиан только тем, что посещали свои храмы. Религиозный пыл у них угас. И лишь небольшая группа Хранителей, к которой принадлежал Сарвант, отказывалась смиряться с пороками своих соседей. Организовав штаб-квартиру в штате Аризона, эта группа стала рассылать миссионеров в охладевший к религии мир. Сарвант попал в экипаж "Терры" по той причине, что был крупнейшим авторитетом в области геологии. Ему пришлось дать обещание не заниматься обращением в свою веру членов экипажа. Он и не пытался делать это прямо, но предлагал Библию своей церкви и просил, чтобы ее прочли. После этого он пытался объяснить суть отдельных положений. - Конечно, я намерен проповедовать! - сказал он. - Эта страна так же широко открыта для Священного Писания, как и во времена Колумба. Скажу вам, Руд, что, когда я увидел опустошение родного Юго-Запада, меня охватило отчаяние. Мне казалось, что моя церковь была ложной, ведь один из главных ее постулатов - ее вечность. Но я молился, и прозрение снизошло на меня. Ведь я еще существую! И, благодаря мне, наша вера вновь возродится и притом так, как никогда прежде, поскольку те языческие умы, которые убедятся в истине, станут первоапостолами. Наше учение распространится, как пламя. Мы - Последние Хранители - не имели большого влияния на остальных христинан, так как они считали, что уже давно обрели истинную веру и не хотели иной. А значила она для них едва ли больше, чем спортивный клуб. Но ведь главное - путь. - Я понимаю вас, - сказал Черчилль. - Только прошу одного - не приобщайте меня к своей вере. У нас и без этого трудностей достаточно. Пошли. - Куда? - Куда-нибудь, где мы сможем продать эти дурацкие костюмы и достать местную одежду. Улица, по которой они шли, была направлена с севера на юг, и поэтому Черчилль предложил, что если все время идти к югу, она приведет их к гавани. Там, если не произошло больших изменений, должна быть одна лавка, где можно сменить одежду, и, возможно, даже не без выгоды. Пока что по обеим сторонам улицы были расположены аккуратные жилые дома и большие общественные здания. Жилые дома располагались в глубине ухоженных дворов и были построены из кирпича и цемента. В основном, это были одноэтажные, вытянутые по фасаду, строения, многие их которых имели пристройки, расположенные под прямым углом. Дома, выкрашенные в разные тона, отличались разнообразием. Перед каждым домом стоял столб тотема. Столбы были большей частью высечены из камня, так как дерево берегли для изготовления судов, экипажей, оружия и как топливо. Общественные здания располагались ближе к улице, были построены из кирпича и зачастую облицованы мрамором. Вокруг многих домов тянулись галереи из высоких колонн. Верхушки куполообразных крыш венчали статуи. Сарвант и Черчилль шли по мостовой, так как тротуаров не было. Время от времени им приходилось отступать поближе к зданиям, чтобы избежать столкновения с всадниками на оленях или экипажами. Всадники были богато одеты и не обращали внимания на пешеходов; зачастую они неслись во весь опор, не сомневаясь в том, что пешеходы сами поостерегутся, чтобы их не затоптали. Внезапно характер улицы изменился в худшую сторону. Однообразные обшарпанные дома теснились друг к другу, лишь изредка улицу прорезали узкие переулки. Скорее всего, это были некогда общественные здания, проданные частным владельцам под лавки, ночлежки, доходные дома. Перед ними прямо на улице в грязи копошились голые дети. Черчилль отыскал нужную лавку и вместе с Сарвантом вошел в нее. Лавка представляла из себя небольшое помещение, заваленное различной одеждой. Цементный пол и стены были очень грязны, противно воняло собачьим калом. Два пса неопределенной породы бросились на вошедших. Хозяин был невысок, лыс, с большим животом и двойным подбородком, с большими медными серьгами в ушах. Вид у него был такой же, как и у каждого лавочника из любого столетия, разве что на черты его лица время наложило некоторый отпечаток сходства с оленем. - Мы хотим продать нашу одежду, - обратился к нему Черчилль. - А она разве чего-нибудь стоит? - спросил лавочник. - Как одежда - немного, - ответил Черчилль. - Как редкость - может быть и много. Мы с того корабля. - Маленькие глаза хозяина расширились. - О, братья Героя-Солнце! Черчилль не знал точного смысла этого восклицания. Что он знал - так это то, что Том Табак вскользь обронил, что капитан Стэгг стал Героем-Солнце. - Я уверен, ты сможешь продать каждый предмет нашей одежды легко и недешево. Эти одежды были среди звезд в местах столь отдаленных, что идти к ним без остановки для еды и отдыха пришлось бы тысячи лет да еще целую вечность. Ткани этих костюмов хранят свет чужих солнц и запах экзотических миров, где, сотрясая землю, бродят чудища больше этого дома. - Однако на лавочника это не произвело сколько-нибудь благоприятного впечатления. - А Герой-Солнце прикасался к этим одеждам? - Много раз. Как-то он даже одел эту куртку. - О-о! Хозяин должно быть понял, что выдал свое нетерпение. Он потупил глаза, лицо его стало безразличным. - Все это очень хорошо, но я бедняк. И у матросов, которые заглядывают в мою лавку, денег немного. Когда они проходят мимо таверн, они готовы продать собственную одежду. - Возможно, что это так. Но я уверен, вы имеете дело и с теми, кто может продать эти вещи более состоятельным господам. Хозяин вынул из кармана юбки несколько монет. - За все я дам вам четыре колумба. Черчилль взял Сарванта за руку и двинулся к выходу. Однако хозяин был ловок и преградил путь к выходу. - Я мог бы предложить пять колумбов. Черчилль показал на юбку и сандалии. - Столько это стоит? Или вернее, сколько вы запрашиваете за это? - Три рыбы. Черчилль задумался. По золотому содержанию колумб был примерно равен долларам 21-го века. Рыба была равна четверти доллара. - Ведь я же отлично знаю, что вы на нас заработаете 1000 процентов. Я отдам все за двадцать колумбов. Хозяин в отчаянии всплеснул руками. - Идемте отсюда, Сарвант. Я бы мог пройтись по домам богачей и по одной вещи все распродать. Но у меня нет времени. Даете двадцать или нет? Спрашиваю в последний раз. - Вы вырываете хлеб из рта моих бедных детей, но я принимаю ваше предложение. Через несколько минут оба звездолетчика вышли из лавки, одетые в юбки, сандалии и круглые шляпы с отвислыми полями. Талии стягивали широкие кожаные пояса с ножнами для длинных стальных ножей. Убранство довершали сумки с накидками от дождя, а в карманах каждого еще оставалось по восемь колумбов. - Следующая остановка - гавань, - сказал Черчилль. - Когда-то я ходил матросом на яхтах богачей во время летних каникул, чтобы заработать на оплату колледжа. - Я знаю, что вы умеете ходить под парусами, - подтвердил Сарвант. - Ведь вы командовали краденным парусником, когда мы бежали из тюрьмы на планете Викса. - Я хочу сначала посмотреть, сможем ли мы найти работу в порту, а еще лучше на судне. Потом попробуем выяснить, что случилось со Стэггом и Кальторпом. - Почему именно на судне? Я знаю вас достаточно хорошо и чувствую: у вас что-то на уме. - Я знаю, что Вы не сплетник. Если я подыщу подходящее судно, мы свяжемся с ребятами Ястржембоского и двинем в Азию через Европу. - Рад слышать это, - сказал сарвант. - А то я уже подумал, что вы умыли руки, бросив парней. Но как их разыскать? - Вы что, притворяетесь? - засмеялся Черчилль. - Мне для этого достаточно спросить, где ближайший храм. - Храм? - Конечно. Совершенно очевидно, что власти будут присматривать за всеми нами. По сути, за нами хвост с того самого момента, как мы вышли из плена. - Где же он? - Не оглядывайтесь. Я покажу его вам позже. Пока что идите как ни в чем не бывало. Они увидели группу людей, собравшихся в кружок и сидевших на коленях. Черчилль мог бы обойти их, но остановился и заглянул через плечи. - Что они делают? - спросил Сарвант. - Играют на деньги образца 29-го века. - Наблюдать азартные игры против принципов. Надеюсь, вы не имеете намерения присоединиться к ним? - Именно это я и собираюсь сделать. - Не надо, Руд, - попросил Сарвант, взяв Черчилля за руку. - Из этого не получится ничего хорошего. - Отче, я не ваш прихожанин. У них, наверное, есть правила. Это все, что мне нужно. Черчилль вынул три колумба из кармана и громко спросил: - Можно вступить в игру? - Конечно, - ответил крупный загорелый мужчина с повязкой на глазу. - Можешь играть, пока деньги не кончатся. Только сошел с корабля? - Недавно, - подтвердил Черчилль. Он присел на колени и положил на землю один колумб. - Моя очередь бросать, да? Ну, малютки, папе нужны деньги на водку. Через тридцать минут Черчилль вернулся к Сарванту, ухмыляясь и тряся горстью серебряных монет. - Плата за грех, - пояснил он. Однако улыбка быстро сошла с его лица, когда он услышал громкие крики сзади. Обернувшись, он увидел, что игроки направляются к нему. - Подожди минутку, дружище, у нас есть пара вопросов. - Ну и ну, - произнес Черчилль как бы в сторону. - Приготовьтесь к бегству. Эти парни не умеют проигрывать. - А вы не плутовали, нет? - спросил Сарвант. - Конечно, нет! Вам следовало бы получше знать меня. Кроме того, разве можно плутовать с такими грубиянами? - Послушай-ка, дружище, - сказал одноглазый, - ты как-то чудно разговариваешь. Откуда ты? Из Олбани? - Манитовек, Висконсин, - ответил Черчилль. - Не слыхал. Это что, какой-то городишко на севере? - На Северо-Западе. А зачем вам знать? - Нам не по нутру незнакомцы, которые даже говорить правильно не могут. У чужаков много всяких штучек, особенно когда они играют в кости. Только неделю назад нам попался один матрос из Норфолка, который заговаривал кости. Мы ему повыбивали все зубы и сбросили с причала с грузом вокруг шеи. Только его и видели. - Если считаете, что я мошенник, нужно было сразу сказать об этом, пока мы играли. Одноглазый моряк оставил без внимания реплику Черчилля и оскалился: - Что-то не вижу на тебе тотема. Из какого ты братства? - Лямбда Чи Альфа, - с вызовом ответил Черчилль и опустил руку на нож. - Что это за тарабарщина? Ты имеешь в виду братство Льва? Черчилль понял, что сейчас их с Сарвантом, как ягнят, принесут в жертву, если они не докажут, что находятся под опекой какого-нибудь могущественного братства. Он был бы не против солгать в такой ситуации как эта, лишь бы выпутаться из нее. Но чувство обиды, зревшее в нем все прошедшие шесть недель, вызвало неожиданную вспышку ярости. - Я принадлежу к расе людей, чего вы не можете сказать о себе! - закричал он. Одноглазый побагровел. - Клянусь грудью Колумбии, я вырежу у тебя сердце! Чтобы какой-то вонючий чужеземец так со мной разговаривал! - Давайте, вы, ворюги, - огрызнулся Черчилль и вытащил нож из чехла. Одновременно с этим он крикнул Сарванту: - Бегите, что есть мочи! Одноглазый также вынул нож и, выставив вперед лезвие, двинулся на Черчилля. Тот швырнул горсть монет в глаза моряка и сделал шаг вперед. Ладонью левой руки он ударил по запястью руки, державшей нож. Он выпал, и Черчилль воткнул острие своего ножа в живот моряка. Затем выдернул его и отступил, согнувшись, чтобы встретить остальных. Но они, как и любые матросы, вовсе не собирались придерживаться каких-либо правил. Один из них схватил валявшийся в груде мусора кирпич и запустил им в голову Черчилля. Мир потускнел в его глазах. Лицо залила кровь из раны на лбу. Когда он пришел в себя, нож уже забрали, и два дюжих парня скрутили ему руки. Третий, маленький и сморщенный, вышел вперед, скалясь беззубым ртом, и направил лезвие в живот Черчилля. 5 Проснувшись, Питер Стэгг обнаружил, что лежит на спине на чем-то мягком. Над головой шелестели ветви огромного дуба. Сквозь листву пробивалось яркое безоблачное небо. Вверху в ветвях резвились птицы - воробьи, дрозды, на нижней ветке сидела огромная сойка, свесив вниз голые человеческие ноги. Ноги были загорелыми, стройными, красивой формы. Остальные части тела были спрятаны в костюме гигантской птицы. Как только Стэгг открыл глаза, сойка сняла маску, открыв хорошенькое личико смуглой большеглазой девушки. Она вытянула руку и подняла висевший на веревке за спиной рожок. Прежде, чем Стэгг остановил ее, она издала протяжный дрожащий зов. И сейчас же поднялся шум. Стэгг сел и повернулся к источнику шума, исходившего от толпы людей, стоявших по другую сторону дороги. Это было широкое бетонное шоссе, вдоль которого тянулись поля. Он сидел в нескольких метрах от обочины на толстой кипе одеял, заботливо кем-то подложенных под него. У него не было ни малейшего представления, как и когда он сюда попал. И вообще, где он находится. Отчетливо Питер помнил все события до самой зари, после этого - полное затмение. По высоте солнца можно было судить, что время где-то около одиннадцати. Девушка-сойка спрыгнула с ветви и пропела: - Доброе утро, благородный Стэгг. Как ты себя чувствуешь? Стэгг тяжело вздохнул. - Все мышцы затекли и ноют. И ужасная головная боль. - После завтрака все будет в порядке. Должна сказать, что этой ночью ты был великолепен. Никогда не слыхала о Герое-Солнце, который мог бы сравниться с тобой. Я сейчас должна уйти. Твой друг Кальторп предупредил, что когда ты проснешься, тебе захочется некоторое время побыть наедине с ним. - Кальторп! - произнес Стэгг и снова застонал. - Его-то я меньше всего хотел бы видеть. Но девушка уже перебежала через дорогу и затерялась среди остальных людей. Из-за дерева появилась седая голова Кальторпа. Он приближался с большим крытым подносом в руках и улыбался, но по всему было видно, что он отчаянно пытался скрыть беспокойство. - Как ты себя чувствуешь? - закричал он. Стэгг ответил, затем спросил: - Где мы находимся? - Я бы сказал, что мы находимся на дороге N_1 прежних США, но теперь это место называется застава Мэри. Где-то в 15 километрах от окраины нынешнего Вашингтона, в трех километрах от небольшого крестьянского поселка под названием Фэйр Грэйс. Его обычное население - две тысячи, но сейчас в нем около пятнадцати тысяч. Здесь собрались фермеры и их дочери со всей округи. Все в Фэйр Грэйс с нетерпением ждут тебя. Но нечего сейчас к ним спешить. Ты - Герой-Солнце, поэтому можешь отдыхать сколько захочешь. Разумеется, только до захода солнца. Тогда ты должен дать такое же представление, как и прошлой ночью. Стэгг осмотрелся и только сейчас понял, что он все еще обнаженный. - Ты видел меня прошлой ночью? - он умоляюще посмотрел на Кальторпа. Теперь наступила очередь Кальторпа уткнуться взглядом в землю. - Место возле ринга, только на время. Я прокрался сквозь толпу в здание. Там и наблюдал за оргией с балкона. - У тебя есть хоть на грамм благопристойности? - промолвил сердито Стэгг. - То, что я ничего не могу с собой сделать, плохо само по себе. Но еще хуже, что ты спокойно смотришь на мое унизительное поведение. - Почему же унизительное? Да, я наблюдал за тобой. Я антрополог. В первый раз у меня появился шанс засвидетельствовать обряд оплодотворения с близкого расстояния. Кроме того, как твой друг, я беспокоился за тебя. Но причин для беспокойства не оказалось, ты сам о себе прекрасно заботился. И другие тоже. Стэгг вспыхнул. - Смеешься надо мной? - Боже упаси, нет. Испытываю только изумление. Может быть даже зависть. Разумеется, это рога дают тебе такое влечение и способность. Мне вряд ли бы дали хотя бы малую часть тех веществ, которые вырабатывают панты. Кальторп поставил поднос перед Стэггом и снял с него салфетку. - Вот завтрак, какого у тебя не было. Стэгг отвернулся. - Забери его отсюда. Мне тошно в желудке и муторно на душе от всего, что я вытворял ночью. - А мне казалось, что ты упивался этим. Питер застонал с нескрываемой яростью, и Кальторп успокаивающе замахал рукой. - Я не хотел тебя обидеть, просто видел тебя и не могу привыкнуть к этому. Давай, дружище, ешь. Смотри, что тебе приготовили! Свежеподжаренный хлеб, свежее мясо, масло и джем, мед, яйца, бекон, ветчина, форель, оленина и кувшин холодного свежего пива. И, если захочешь, будет еще добавка. - Повторяю тебе, меня мутит! Я ничего не могу есть! Несколько минут он сидел молча, разглядывал расположенные через дорогу ярко раскрашенные палатки и снующих возле них людей. Кальторп присел рядом и раскурил большую зеленую сигару. Порывистым движением Стэгг схватил кувшин и сделал глоток. Затем отставил кувшин, вытер пену с губ тыльной стороной кисти, икнул и схватил вилку и нож. Он начал есть, как будто ел первый раз в жизни. Или в последний. - Я должен есть, - извинился он. - Я слаб, как новорожденный котенок. Смотри, как трясется моя рука. - Ты должен поесть за сотню людей, - заметил Кальторп. - И в конце концов, ты выполнил работу целой сотни, двух сотен. Стэгг поднял руку и прикоснулся к рогам. - Все еще здесь. Эге! Они не торчат прямо и упруго, как вчера. Они мягкие. А вдруг они будут уменьшаться и отсохнут? Кальторп покачал головой. - Нет. Когда к тебе вернется сила, и давление крови повысится, они затвердеют снова. - Чем бы эти рога не накачивали меня, - рассуждал Стэгг, - оно должно на некоторое время выводиться из организма. Если отбросить слабость и раздражительность, то я чувствую себя вполне сносно. Если бы только избавиться от этих рогов! Док, ты не сможешь их удалить? Кальторп печально покачал головой. Стэгг побледнел. - Значит, мне предстоит пройти через все это опять? - Боюсь, что да, мой мальчик. - Сегодня ночью в Фэйр Грэйс? И следующей ночью в еще одном городе? И так пока... Когда? - Питер, извини, но я не знаю, сколько это будет длиться. Стэгг сжал его кисть своей огромной рукой так, что Кальторп взвыл от боли. Затем ослабил хватку. - Извини, Док. Но я опять возбужден. - Что ж, - Кальторп потирал кисть. - Есть одно предположение. Раз все это дело началось в зимнее солнцестояние, закончится оно, может быть, в летнее. То есть где-то около двадцать второго июня. Ты символизируешь солнце. По сути, этот народ смотрит на тебя буквально как на воплощение Солнца, особенно если учесть, что ты снизошел на пылающем железном коне с небесной выси. Стэгг встал и направился через поле к протекавшему поблизости ручью. - Я должен выкупаться. Я весь грязный. Если уж быть Героем-Солнце, то хотя бы чистым. - А вот и они, - указал Кальторп на толпу, поджидавшую Стэгга в полусотне метров, - твои преданные почитатели и телохранители. Питер сделал гримасу. - Сейчас я ненавижу себя. Но прошлой ночью восхищался тем, что могу сделать. Мне было все дозволено, все внутренние запреты были сметены. Я переживал то, что является заветной и тайной мечтой каждого мужчины - получить неограниченные возможности и иметь неистощимую способность. Я был Богом! Он остановился и снова схватил Кальторпа за руку. - Вернись на корабль! Достань ружье и попробуй пронести его мимо охраны. Возвращайся и стреляй мне в голову, чтобы не нужно было проходить сквозь это снова. - Извини, но, во-первых, я не знаю, где достать ружье. Том Табак сказал мне, что все оружие вынесено с корабля и заперто в укромном месте, а во-вторых, я не смогу тебя убить. Пока есть жизнь, есть надежда. Мы еще выпутаемся из этой переделки. - Скажи мне, как? Продолжить разговор не удалось. Толпа пересекла поле и окружила их. Прямо в уши ревели трубы и барабаны, визжали флейты и дудки. Мужчины и женщины старались перещеголять друг друга в пронзительности криков. Стайка молоденьких девушек настаивала на том, чтобы выкупать Стэгга, а затем растереть полотенцем и надушить. Напиравшая толпа оттеснила Кальторпа. Постепенно самочувствие Стэгга улучшилось. Массаж, произведенный ловкими девичьими пальцами, развеял уныние, и, когда солнце подошло к зениту, силы стали возвращаться к нему. К двум часам жизнь в нем била через край, и он уже хотел приступить к делу. К его неудовольствию наступило время сиесты. Толпа рассеялась в поисках тени. Несколько особенно верных почитателей остались возле Стэгга, но их сонный вид выдавал желание поваляться где-нибудь. Однако это им было запрещено, это были его стражи, надежные люди с копьями и ножами. В нескольких метрах поодаль дежурили несколько лучников. У них были странные стрелы, вместо широких острых стальных наконечников, завершающиеся длинными иглами. Без сомнения, кончики игл были смочены каким-то наркотиком, который бы на некоторое время парализовал Героя-Солнце, решись он сбежать. Стэгг подумал о том, что выставлять стражу было глупо. Теперь, когда он чувствовал себя лучше, он уже нисколько не думал о бегстве. Наоборот, даже удивился, как это он мог помышлять о таком глупом поступке. Зачем ему бежать и почти наверняка быть убитым, если есть столько всего, ради чего стоит жить. Он прогуливался по полю, стража следовала за ним на почтительном расстоянии. На лугу было разбито около сорока шатров, вокруг которых спало более ста пятидесяти человек. Но не они в этот момент интересовали Стэгга. Ему захотелось поговорить с девушкой в клетке. Едва попав в Белый Дом, он сразу же заинтересовался, кто она и почему ее держат пленницей. На вопросы окружающие неизменно отвечали одно и то же, приводившее его в ярость: "Чему быть, того не миновать". Он вспомнил, что видел ее, когда неудержимо рвался к Виргинии - Верховной Жрице. Память напомнила ему о том стыде, который он испытал в какой-то момент вчера, но это воспоминание быстро прошло. Клетка стояла на тележке с колесами в тени платана, олень, таскавший ее, пасся рядом. Стражники, которые могли бы подслушивать, были далеко. Девушка сидела на встроенной в одном из углов клетки параше. Рядом Стоял крестьянин и спокойно курил сигарету, ожидая, когда она закончит. После того, как она встанет, он заменит выдвижной ящик под парашей и отнесет его в поле, чтобы удобрить почву. На ней была кепка с длинным узким козырьком, серая рубашка и штаны до лодыжек, какие носили все девственницы. Она наклонила голову, но Стэгг знал, что не от стыда справлять нужду на людях. Он уже был достаточно знаком с простым, естественным, как у животных (с его точки зрения), отношением этих людей к отжившим условностям. Они стыдились многого и многое запрещали, но не публичное опорожнение. В одном из углов стояла метла, в противоположном - привинченный к полу шкафчик. Скорее всего в нем были туалетные принадлежности, так как на полке сбоку шкафчика лежали таз для мытья и полотенца. Он вновь взглянул на надпись над клеткой, но, как и тогда, понял немногое. - Здравствуй, - сказал он. Девушка встрепенулась, как будто он нарушил ее дремоту, и подняла голову. У нее были большие темные глаза и правильные черты лица. И без того белая кожа побелела еще больше, когда она увидела его рядом с собой. Девушка отвернулась. - Я сказал, здравствуй. Ты не умеешь говорить? Я тебе не сделаю ничего плохого. - Не хочу разговаривать с тобой, ты - зверь, - ответила она дрожащим голосом. - Уйти прочь. Он хотел подойти еще ближе, но сдержался. Разумеется, девушка была свидетельницей прошлой ночи. Даже если она отвернулась и закрыла глаза, все равно должна была все слышать. Да и любопытство заставило бы открыть глаза, хотя бы чуть-чуть. - В том, что произошло, моей вины нет, - продолжал он, - вот что всему причина, - он притронулся к рогам. - Они что-то творят со мной. Я сам не свой. - Уйди прочь. Не желаю говорить с тобой. Ты языческий дьявол. - Потому, что я не одет? Так я натяну юбку. - Уйди прочь. Один из стражей подошел к нему. - Великий Стэгг, ты хочешь эту девушку? Она будет твоей потом, но не сейчас. Только в конце путешествия. Тогда Великая Седая Мать отдаст ее тебе. - Я только хотел бы поговорить с ней. Страж улыбнулся. - Поджарить бы слегка ее милую задницу, и она б заговорила. Увы, нам не разрешено пытать ее, во всяком случае, пока. Стэгг отвернулся от клетки. - Ничего, как-нибудь заставлю ее говорить, потом. Сейчас мне захотелось холодного пива. - Минуточку, сир. Страж, ничуть не заботясь о том, что разбудит весь лагерь, пронзительно засвистел. Из ближайшего шатра выбежала девушка. - Холодного пива, - крикнул страж. Девушка юркнула в шатер и вернулась с подносом, на котором стоял запотевший медный кувшин. Стэгг схватил кувшин, не поблагодарив девушку, приложил ко рту и уже пустой отшвырнул в сторону. - Хорошо! - рыгнул он громко. - Но от пива раздувается живот. Водка холодная есть? - Конечно, сир. Она вынесла из шатра серебряный кувшин, полный кусочков льда. Вылив водку в кувшин со льдом, она протянула его Стэггу. Он выпил пол-кувшина. Это обеспокоило стражников. - Великий Олень, если будешь так продолжать, то нам придется нести тебя до Фэйр Грэйс. - Герой-Солнце способен выпить за десятерых, - хвастливо сказала девушка, - и все равно сможет переспать с сотней девушек за одну ночь. Стэгг зычно рассмеялся. - Что, смертный, ты не знал этого? А зачем быть Великим Оленем, если нельзя делать всего, что в голову взбредет? - Прости меня, сир, - пролепетал стражник. - Просто я знаю, как людям в Фэйр Грэйс не терпится приветствовать тебя. В прошлом году когда Герой-Солнце был из Львов, он выбрал другую дорогу из Вашингтона, и в Фэйр Грэйс не смогли принять участие в празднествах. Поэтому их очень опечалит, если Герой-Солнце будет не в форме. - Не дури, - строго заметила девушка. - Разве можно так говорить с Героем-Солнце? Он может разозлиться и убить тебя. Такое случается, чтоб ты знал. Стражник еще раз извинился и побрел к своим товарищам, стоявшим в стороне в ожидании. - Я снова голоден, - удивленно отметил Стэгг, - дайте еще еды. Побольше мяса. - Да, сир. Стэгг начал рыскать по лагерю. Подойдя к седому тучному мужчине, храпевшему в гамаке, натянутом между двумя шестами, он перевернул