отобрать двенадцать человек для штурма Великой Чаши на полюсе. Он обещал Сэму вернуться через несколько лет и поведать многие тайны. Однако и разгадка тайн, и сам этик, похоже, канули в небытие. А если его разоблачили? Где он может быть теперь? Вечные вопросы продолжали терзать Сэма. Джо Миллер и фон Рихтгофен узнали об этике от него. Значит, кроме известной ему шестерки, где-то странствует еще полдюжины избранников... Может быть, все они находятся здесь, на судне! Почему незнакомец не сообщил какого-нибудь знака или пароля, чтобы они могли узнать друг друга? Если Икс и собирался объединить их в одну команду, то он явно не торопится... Его намерения были так же непредсказуемы и зыбки, как расписание мексиканских железных дорог. Сирано передавал ему слухи о Бартоне, вечном страннике, бродившем вверх и вниз по Реке. Но еще на Земле Сэм читал о нем. Газеты были полны описаниями его подвигов. Он знал и его книги - "Одинокое странствие пилигрима в Эль-Медину", "Первые шаги по Восточной Африке", "Великие озера Центральной Африки", а также перевод сказок "Тысячи и одной ночи". Бартона знала Гвиневра. Она не раз рассказывала Сэму свою историю. В момент Великого Воскрешения ей было только семь лет. Ричард Бартон взял девочку под свое покровительство, и она целый год плыла с ним по Реке на небольшом катамаране. Затем на них напали охотники за рабами, и Гвиневра погибла. Прошло больше тридцати лет, но она так и не смогла забыть этого энергичного смуглого человека. В экипаже Бартона был и Джон Грейсток. Но Гвиневра не слышала, чтобы они с Бартоном хоть словом обмолвились о Незнакомце. Возможно, Грейсток являлся агентом? Он вновь вернулся к мыслям о Бартоне. На Земле англичанин руководил экспедицией, искавшей истоки Нила. Здесь он так же неистово стремился к истокам великой Реки, но по другим причинам. Если верить рассказу Сирано, Икс предупредил его, что Бартону грозит амнезия... возможно, все сведения об этиках будут стерты из его памяти. Поэтому де Бержерак и Клеменс должны сообщить ему все, что им известно о повелителях этого мира - и выслушать его историю. Если будет не слишком поздно... Забавная ситуация! Тут были еще Штерн, Обренова, Торн... И Файбрас! Их роль столь же таинственна, как намерения Икса. Кто эти люди? На чьей они стороне? Нет, он не в силах развязать все узлы, распутать все петли, расплести уток и основу этой паутины интриг! Необходимо посоветоваться. Сэм пригласил в свою каюту Джо и Джона Джонстона и тщательно запер за ними дверь. Джонстон, семифутовый великан, широкоплечий и мускулистый, с красивым, но грубоватым лицом, выглядел рядом с Джо чуть ли не карликом. Сэм выложил им новости. Джонстон молчал. Как истый горец, он был немногословен и нарушал молчание лишь в самых крайних случаях. Заговорил Джо. - Что же втсе это значит? Почему только Питскатор тсмог пройти в дверь? - Это мы выясним у Торна. Меня мучает другое: имел ли отношение Торн и прочая братия с "Парсефаля" к атаке "Минервы"? - Ха! Никогда не поверю, что Грейсток был шпиком этиков, - вступил, наконец, в разговор Джонстон. - Этот вонючий скунс годится только в лакеи королю Джону! - Однако он мог совмещать обе должности, - возразил Сэм. - Как? - спросил Джо. - Ты хочешь сказать - почему? Именно это спросил разбойник у Иисуса, когда его прибивали к кресту. Почему? Вот о чем следует поразмыслить! Я думаю, что Грейсток был агентом; просто цели короля Джона отвечали его собственным интересам. - Но их шпики боятся жестокости, - настаивал Джонстон. - Ты мне сам рассказывал, как Икс проболтался об этом. Добрая потасовка не для них - они никого не тронут даже пальцем. - Нет, этого я не говорил. Просто этики считают насилие аморальным. Так сказал Икс; впрочем, он мог и солгать. Вспомните библию! Князь Тьмы является и Князем Лжи! - Тогда зачем же мы подчиняемся ему? - угрюмо произнес Джонстон. - Затем, что я не знаю, действительно ли он лжет. Его коллеги - если таковые имеются - не проявили достаточной любезности и не снизошли до разговора с нами. Он обещал раскрыть все тайны, но, кажется, я его несколько раздражаю... Он похож на аболициониста, который пригласил негра к обеду, а потом проветрил гостиную... Но Их агенты тоже не святые. Во всяком случае, за Файбраса могу поручиться. Я вспоминаю, как Джо почуял запах Икса... особый запах. Он пришел ко мне в хижину сразу после того, как этот ублюдок удалился - и сказал, что человек так не пахнет. А я свято верю Джо и его носу. - Тсам Тэм пахнет тсовтсем не лучше, - усмехнулся Джо. - Это тснаешь только ты, верно? - передразнил его Сэм. - И больше Джо никогда не встречался с подобным запахом. Вот почему я считаю, что агенты этиков - обычные люди. - Тэм тсмолит тсигары целыми днями, - пожаловался гигант. - В этом дыму я нитчего не вижу, тем более - не могу унюхать. - Если ты не прекратишь агитацию против курения, я отправлю тебя назад - скакать по ветвям банановых деревьев. - В жизни не тскакал на деревьях и не ел бананов! Я попробовал их впервые только тсесь! - А ну, заткнитесь! - рявкнул Джонстон. Брови Сэма поползли вверх, извиваясь, словно гусеницы. - Заткнуться? Я надеюсь... - Ближе к делу! - Да, да, конечно. Я совершенно уверен, друзья мои, что нас окружают агенты... Они кишат на судне, как черви в трупе жирного конгрессмена. Весь вопрос, чьи они - Икса или тех, других? Или же служат всем сразу? - Чушь! - пробурчал Джонстон. - К чему им теперь сечь за нами? Вот когда мы приблизимся к верховьям... - Кто знает? Их влияние может простираться очень далеко. Возьми хотя бы Икса... этого сукина сына! Я думаю, что он прорыл тоннель в северных горах и подвесил там канат для Джо и его египтян. Что касается остальных шакалов, им как будто плевать, доберемся ли мы до их конуры на полюсе. Правда, они не собираются облегчать для нас работу... а так - почему бы и нет? Сэм пустил к потолку кольцо сизого дыма, послал вдогонку второе и признался: - После этой истории с Файбрасом ни в чем нельзя быть уверенным. Вот, скажем, Одиссей... так скоропалительно покинувший нас. Он заявил, что принадлежит к двенадцати избранным, и я не сомневался, что его послал Икс. Нет, оказывается, к нему приходила женщина! Значит, у Икса есть союзник? Кто она? Прекрасная Незнакомка, подруга нашего Незнакомца? А, может, она - этик, подославший к нам лже-Одиссея? Есть у меня подозрения на его счет... Как-то я столкнулся с двумя микенцами, утверждавшими, что они сражались под Троей. Так вот, их Троя находилась совсем не там, где указывал Одиссей. Он говорил, что Троя расположена в Малой Азии - значит, археологи раскопали какой-то другой город. А по словам микенцев, столица Приама лежала неподалеку от Геллеспонта, там где позднее построили Гиссарлык. - Если этот грек был шпиком, зачем ему плести такие байки? - Джонстон пожал могучими плечами. - Ну... не знаю! Возможно, он хотел убедить меня, что на самом деле является Одиссеем... Сэм запустил пальцы в густую шевелюру и с силой дернул себя за волосы. Ложь, помноженная на ложь, поднялась ложью; он прекрасно понимал, что следующий шаг в поисках агентов выведет его прямиком на Джонстона и Джо Миллера. Кому верить? - Да, мы попали в серьезную переделку, сказал Шерлок Холмс Ватсону, падая в Ниагарский водопад... - шепот Сэма был едва слышен, но Джо навострил уши. - А это что за типы? - поинтересовался он. Горец глухо заворчал. - Ладно, ладно, Джон, извини, - Сэм задумчиво посасывал сигару. - Надеюсь, мы все-таки вытянем конец ниточки из этого хитрого клубка... Черт, но где найти этот кончик? - Может быть, потсоветоватся с Гвиневрой? - предложил Джо. - Она - женщина, они втсе вокруг замечают, Тэм. Ты говорил, что женщины лучше втсе вотспринимают, чем мужчины... У них - как это? - женская интуиция. Они нитчего не пропутстят и догадываются, когда от них что-то тскрывают. Вот тсейчас твоя Гвиневра дуется, тсидит в большой комнате в плохом натстроении, потому что мы здесь тсекретничаем. - Не верю я в женскую интуицию, - досадливо отмахнулся Сэм. - Они способны подмечать лишь обычное... факты и слова, жесты и интонации, на которые мужчины не обращают внимания. Они острее воспринимают лишь мелочи. - Это нам и нужно, - настаивал Джо. - Мы тут ломаем тсебе головы, и мы - как ты говоришь? - зашились... Пора вводить нового игрока. - Слишком много болтовни, - опять вмешался Джонстон. - По-твоему, все изрядно болтают. Ладно! Пожалуй, Гвен подойдет здесь больше, чем кто-либо. - Дело кончится тем, что у каждого костра на берегу будут трепаться о наших секретах, - заключил Джонстон. - Вот и хорошо, - бодро заявил Сэм. - Почему бы не рассказать всем эту историю? Она всех касается - и тех, кто плывет с нами на корабле, и тех, кто жжет костры на побережье. - У того парня, вероятно, были причины, когда он просил нас помалкивать. - Думаешь - благие? - спросил Сэм. - К Башне народ устремился уже целыми толпами... и их не остановит дурной пример золотой лихорадки сорок девятого года! Сотни и тысячи людей жаждут добраться до полюса, а миллионы готовы им помочь. - Давайте проголосуем за Гвен. Это будет дем... демонкратично. - Ты когда-нибудь видел женщину на военном совете? Она тут же подберет юбчонку и пойдет трепать на всех углах... - Наши женщины не носят юбок, - ухмыльнулся Сэм, - да и всего остального тоже, как ты мог заметить. Они проголосовали: два - один в пользу Гвиневры. - Ладно, - покорился неизбежному Джонстон. - Но когда она здесь рассядется, Сэм, пусть хотя бы скрестит ноги. - Гвен весьма предусмотрительная дама. Она натянет свой килы до самых колен, хотя купается нагишом. Но, в конечном счете, мир не перевернется, если она продемонстрирует лишний дюйм своей плоти. - Это не плоть... это... это... кое-что другое. Тебе что, плевать на ее вид? - Как правило. Не будь таким пуританином, Джон. Уже тридцать четыре года мы живем на планете, где сама королева Виктория выглядит не лучше римской куртизанки. Но если бы она в своей первой жизни увидела одежды наших женщин, ее наверняка хватил бы удар с поносом впридачу. Здесь же нагота естественна, как сон в церкви, друг мой. 64 Предупрежденная Сэмом, Гвиневра явилась в каюту с ног до головы завернутая в плотное сари. Неподвижно восседая на стуле и широко раскрыв глаза, она слушала рассказ о событиях, послуживших поводом для совета. Когда Сэм закончил, она долго молчала, прихлебывая из кружки чай. - Я знаю значительно больше, чем ты воображаешь, - наконец, сказала она. - Многие - из твоего сонного бормотания... Я догадывалась, что у тебя есть какая-то тайна... что часть твоей жизни остается скрытой от меня. Это обидно, Сэм, очень обидно... Иногда я была готова потребовать объяснений... или просто уйти, бросить тебя. - Почему же ты молчала? Я понятия не имел о том, что с тобой происходит! - Потому, что понимала - тебя удерживают весьма серьезные причины. Мне не хотелось ничего выпытывать у тебя. Сэм, ты слепец! Неужели ты совсем не замечал, как порой у меня менялся нрав - вдруг я начинала капризничать, спорить с тобой? - Замечал, конечно... мне казалось, что у тебя плохое настроение... знаешь, одна из вечных женских загадок. Ладно, здесь не место выяснять отношения. - Тогда - где и когда? Женщины не более загадочны, чем оловянные копи. Зажги фонарь, освети темную шахту - и ты увидишь все. Только вам, мужчинам, нравится выискивать в женщинах вечную загадку. Это спасает вас от лишнего беспокойства, бесполезных вопросов, от траты времени и сил. - Короче, от вечных разговоров, - усмехнулся Сэм. - С вами до конца никогда не договоришься. - Ну и болтуны вы оба! - нахмурился Джонстон. - Нет, здесь другая крайность, - косо глянула на него Гвиневра. - Впрочем, ты прав. Скажите мне, что за человек Пискатор? - Гм-м! - задумался Сэм. - Ты имеешь в виду, почему именно он сумел пройти в Башню, тогда как другим это не удалось? Ну, прежде всего, потому, что он - агент, я полагаю. Правда, возникает вопрос, почему этого не смог сделать Торн? И зачем ему вообще нужен "Парсефаль"? Этики и их агенты имеют другие средства передвижения - какие-то невидимые летательные аппараты. - Ну, этого я не знаю, - Гвиневру явно интересовало другое. - Давайте лучше поговорим о Пискаторе. Чем он отличался от остальных? Не было ли у него каких-то внешних особенностей - в одежде, например, - послуживших ключом к дверям Башни? Кроме того, очень важно, какой путь каждый сумел пройти по коридору. Какие отличия дали возможность одним продвинуться дальше других? - У нас нет компьютера, чтобы рассчитать и сравнить их пути, - возразил Сэм. - Но Галбира хорошо знает членов команды и, когда она появится, мы получим все данные. Итак, если узнаем точный путь каждого, то сможем сопоставить его с особенностями человека. Правда, я сомневаюсь, что они сделали там необходимые замеры... - Тогда остановимся на Пискаторе. - Он же из этих желтопузых, - буркнул Джонстон. - Не думаю, что его национальность имела значение, - Сэм повернулся к великану. - Если считать агентами всех монголоидов, то наше дело труба. Их больше, чем остальных, вместе взятых... Но подумаем вот о чем. Торн не хотел допустить в Башню Файбраса и Обренову - он хладнокровно подорвал вертолет с ними и прочими ни в чем не повинными людьми. Возможно, он не знал, что Файбрас - тоже агент. Значит, за Обренову он заплатил жизнями семи человек. - А если их там было больше? - предположила Гвен. - Если у кого-то еще были эти шарики? - Новый номер! Да не усложняй ты все, нам и так не разобраться! - Да, неудачно получилось... Если бы эти двое прошли внутрь Башни, мы могли бы сравнить их с Пискатором. - Я дотстатошно тчасто виделтся с Файбратсом, и он пахнет так же, как любой человек, - сообщил Джо. - Этик отставил тсвой запах в хижине Тэма - не человечетский. Питскатор - тоже человек, хотя у него немного тругой запах. Я могу различать запахи разных племен, потому что их люди едят разное. - Но ты же больше никого не встречал с нечеловеческим запахом. Трудно сказать, являются их агенты людьми или нет. Выглядят они как люди. - Нет, такие никогда не попадались. Ни у кого не было нечеловечетского запаха, втсе пахли нормально. Наверно, эти агенты втсе-таки люди. - Ну, может быть, - согласился Джонстон. - Тогда любой дьявол сойдет за человека, коли у него знакомый запах. Джо засмеялся. - А не поветсить ли нам объявление в главной каюте: "Втсем этикам и их агентам явиться к капитану Клементсу!" Гвиневра беспокойно заерзала на своем стуле и нахмурилась. - Ну почему вас все время заносит в сторону? Вернемся к Пискатору. - Да, мы как лилипуты в цирке, - все время ищем башмак великана под кроватью жены, - засмеялся Сэм, - а спросить боимся! Так вот. Я мало знаком с этим джентльменом из Чипанго - он появился лишь за два месяца до отплытия "Марка Твена". Судя по отзывам, это весьма спокойный и приветливый человек. Он никого не сторонился, но и никому не навязывался, ладил со всеми. С моей точки зрения это весьма подозрительно. Однако он не соглашатель, не угодник. Я вспоминаю, как он спорил с Файбрасом по поводу размера строившегося дирижабля. Пискатор считал его слишком громоздким и не соглашался с доводами Милтона. Но боссом был Файбрас, и последнее слово осталось за ним. - У Пискатора были какие-то странности? - спросила Гвиневра. - Он - страстный рыбак... трудно считать это странностью. Скажи, Гвен, что ты меня расспрашиваешь? Ты же сама с ним знакома. - Мне хотелось узнать твое мнение. Когда здесь появится Галбира, мы и ее расспросим. Тем более что она знала его лучше нас. - Не забудь Тсирано, - вмешался Джо, - он его тоже знал. - Джо обожает Сирано, - ядовито заметил Сэм. - У француза такой нос, что Джо считает его своим соплеменником. - Он да я - хорошая пара. А у тсебя не нотс, а ручка от чашки... похватстать нетчем! Можешь бротсаться на меня, как гиена во время тслучки, Тсирано втсе равно будет мне нравиться. - Что-то ты нынче речист, как Эзоп, - холодно отозвался Сэм. - Так что ты думаешь о Пискаторе, Гвен? - В нем есть нечто... не знаю, как сказать... Бартон называл это магнетизмом... Какая-то притягательность, лишенная сексуального оттенка. Всегда понимаешь, что нравишься ему, хотя открыто он этого не проявляет. Его тяготит глупость. До каких-то пор он терпит ее, потом избавляется от собеседника, но в самой милой манере. - Он верующий, мусульманин... однако, не ортодокс и не фанатик. По его словам, Коран следует понимать как аллегорию, да и Библию нельзя трактовать буквально. Помню, он цитировал из обеих книг на память огромные пассажи. Мне пришлось с ним часто разговаривать, и однажды он поразил меня, сказав, что Иисус был величайшим пророком после Магомета... А ты, Сэм, утверждал, что мусульмане ненавидят Иисуса. - Не Иисуса, а христиан, детка. Ну, впрочем, неважно. Одним словом, Пискатор выглядит в моих глазах мудрым и добрым человеком. И он... кажется, что он живет в этом мире, но сам - не от мира сего. И если подвести итог всему, что ты наговорила, он - не обычный моралист, а выдающийся духовник, наставник, - задумчиво произнес Сэм. - Он никогда себя так не называл, но думаю, ты прав. - Как жаль, что я не узнал его поближе! - Но, Сэм, ты же был так занят строительством судна! 65 Фригейт возвратился в хижину лишь перед ужином. На вопрос Нура, где он пропадал, Питер объяснил, что весь день провел в ожидании Новака, а к вечеру секретарша отправила его домой, пообещав назавтра краткую аудиенцию. По-видимому, Фригейт был сильно захвачен возникшей у него идеей, и потеря времени нервировала его. Поделиться своими планами он отказался. - Когда мне ответят "да", я вам все расскажу. Фарингтон, Райдер и Погас почти не обратили на него внимания. Они по-прежнему обсуждали, как им вернуть "Раззл-Даззл", время от времени обращаясь то к Питеру, то к Нуру. Фригейт не отвечал ничего; Нур улыбался и советовал сперва подумать о моральном аспекте предприятия. Наконец, он заявил, что все их разговоры носят отвлеченный характер. Дело в том, что новые владельцы набили шхуну товаром и еще засветло ушли вниз по Реке. Мартин рассвирепел. - Почему же вы не предупредили нас? - Я опасался, что вы со своей опрометчивостью и стремительностью броситесь в драку и тогда беды не миновать - местные бы вас не пощадили. - Мы не так глупы! - Но слишком импульсивны. А это тоже разновидность глупости. - Чрезвычайно благодарен, - поклонился Том. - Хотя все к лучшему! Тем скорее я готов претендовать на одно из их патрульных суденышек. На первое время нас пятерых достаточно, а потом наберем еще людей. Но дело оказалось значительно сложней. Государственный чиновник, к которому они обратились, заявил, что за судно они обязаны отработать определенное время. Если это их не устраивает, пусть убираются вон. Фригейта с командой не было, он умчался по своим таинственным делам. В хижину он возвратился с улыбкой на лице. Казалось, добрые вести переполняют его, излучаясь во все стороны. - Я договорился с Новаком! - Что значит - договорился? - хмуро спросил Фарингтон. Фригейт сел на бамбуковый стул и закурил сигарету. - Так вот! Сначала я спросил, не угодно ли ему построить другой дирижабль. На согласие я не надеялся, да Новак его и не дал. Он заявил, что будет построено еще несколько дирижаблей - но не для нас, а для их патрульной службы, на случай войны. - Вы хотите, чтобы мы стянули дирижабль? - заворчал Фарингтон. Взбешенный коварством Подебрада, он, тем не менее, чувствовал некоторое облегчение; воздушное судно по-прежнему доверия ему не внушало. - Ни в коем случае. Мы с Нуром решительно против кражи чьей-либо собственности... это у вас, двух фантазеров, чешутся руки на чужое. После того, как моя первая просьба была отвергнута, я изложил вторую. Новак заикался, мялся, но, в конце концов, обещал ее выполнить. Для этого потребуется меньше материалов и времени, чем для строительства дирижабля. Ему было явно неловко перед нами из-за мошенничества Подебрада, и он считал себя обязанным как-то нам помочь. Кроме того, его чрезвычайно заинтересовала сама идея воздушного шара: у него был сын - аэронавт. - Воздушный шар? - выдохнул Фарингтон. - Вы все еще носитесь с этой бредовой идеей? Зато Тома эта мысль явно заинтересовала, но его одолевали сомнения. - А как быть с ветрами над горами? Нас же может отнести к югу. - Верно. Но мы находимся севернее экватора, и если циркуляция воздушных потоков вверху происходит так же, как на Земле, то шар полетит на северо-восток. Труднее миновать штилевую зону. Но я попытаюсь сконструировать такой воздушный шар, который гарантирует нам достижение полярной зоны. - Безумец, безумец! - качал головой Мартин. - Вы отказываетесь участвовать в постройке? - Нет, я этого не сказал. Но мне нужно вначале все обдумать. Что касается ветра, то вряд ли он будет попутным. Нет, все-таки нам лучше построить обычное судно! Фарингтон ошибался или лукавил: на предполагаемой высоте их полета северо-восточные ветры были достаточно устойчивы. Когда Фригейт рассказал о конструкции задуманного аэростата, на него со всех сторон посыпались вопросы и возражения. - Конечно, я знаю, что никто и никогда не пытался построить такой воздушный шар, - отбивался Фригейт, - но это наш единственный шанс на успех! - Да, - признал Мартин, - но Жюль Верн выдвинул эту идею еще в 1862 году. Если она так хороша, почему же никто ее не осуществил? - Вот этого я не знаю. Если бы у меня на Земле завелись лишние деньги, я бы его непременно построил. Нам предстоит преодолеть огромные пространства, и мы можем сделать это лишь таким путем. Воздушный шар обеспечит нужную скорость - миль триста в день. По Реке нам придется совершить путешествие в миллион миль, а с помощью "Жюля Верна" и удачи мы десятикратно сократим путь. Они долго спорили, но, в конце концов, согласились с предложенным планом. Началась работа. Больше всех нервничал Фригейт. Его волнение возрастало по мере приближения срока первого подъема. В ночных кошмарах ему постоянно мерещился разбитый аэростат и трупы его друзей, изуродованные, с переломанными костями. Но на людях он старался не проявлять слабости и работал не покладая рук. В романе "Пять недель на воздушном шаре" Жюль Верн предложил достаточно простое, но опасное решение. Фригейт, однако, прекрасно понимал, что буквальное воплощение в реальность литературного образца чревато провалом. Вскоре шар был готов и команда совершила на нем двенадцать пробных полетов. К общему удивлению (Фригейта - в особенности), лишь один из них оказался не вполне удачным. Правда, все полеты проходили на небольшой высоте, шар не поднимался до вершин гор, окружавших долину. Они остерегались далеко удаляться от Новой Богемии, чтобы не опоздать к намеченному сроку окончательного вылета. Доктор Фергюссон, герой Жюля Верна, сконструировал воздушный шар, используя способность водорода расширяться при нагреве. Этот принцип применили дважды, в 1785 и 1810 годах, но оба шара разбились. Верн придумал нагревающее устройство, весьма мощное и эффективное, но оно существовало лишь на бумаге. У Фригейта в резерве была передовая технология, не сравнимая с существовавшей во времена французского фантаста, и на ее основе он добавил много усовершенствований. Позднее он хвастался, что подобное сооружение создано впервые за всю историю человечества. Фриско заявил, что никто не собирался буквально следовать рекомендациям Жюля Верна, для этого нужно быть последним безумцем. Фригейт охотно согласился с капитаном, но продолжал стоять на своем: только на воздушном шаре им удастся преодолеть огромные пространства. Он не откажется от задуманного ни за какие блага. В двух мирах, где прошла его жизнь, ему часто приходилось что-то начинать, но никогда он не видел своего дела завершенным. Сейчас он доведет его до конца. Вылет назначили перед рассветом. Над огромной толпой сверкали дуговые лампы и факелы. Сплющенная алюминиевая оболочка шара колыхалась, словно сморщенная колбаса, подвешенная на невидимом крюке. Непосвященным "Жюль Верн" казался странным обрубком, совершенно непохожим на готовый взлететь шар. Но он станет шаром - когда под влиянием тепла баллон раздуется, раздастся, преодолевая сопротивление окружающего воздуха. Произнесли подобающие речи, подняли и осушили бокалы. Фригейт заметил, что Мартин приложился дважды, пробормотав: "Для храбрости". Когда Фарингтон с некоторым трудом залез в гондолу, он уже улыбался во весь рот и весело помахивал рукой провожающим. Легкая алюминиевая гондола тыквообразной формы была подвешена под сморщенной сейчас оболочкой. В центре гондолы помещалась нагревательная колонка, из верхней части которой сквозь специальные отверстия выходили две мягкие пластиковые трубки, пропущенные в оболочку шара и прикрепленные к ней жесткими кольцами. Одна тянулась до вершины купола; другая, с широким металлическим раструбом на конце, достигала только нижней части оболочки. Все члены команды выглядели чрезвычайно возбужденными. Сгрудившись в гондоле и оживленно болтая, они с нетерпением поглядывали на Фригейта. - Закрыть главный клапан, - негромко приказал он. Началась предстартовая суета. Фригейт взглянул на манометр, проверил запорные вентили нагревателя и приоткрыл затвор в его верхней части. Он подкрутил другой запорный вентиль, прислушиваясь, не доносится ли из подводящих труб шипение газа, затем вставил электрический запал в горелку. Форсунка внизу нагревательной колонки выбросила тонкий язычок огня. Фригейт повернул вентиль, увеличивая пламя, и стал подкручивать две другие рукоятки, регулируя подачу кислорода и водорода. Пламя начало подогревать основание большого диска, над которым в колонке располагался змеевик, соединенный с уходившими в оболочку пластиковыми трубками. Теплый водород наполнил верхнюю часть шара, начавшего медленно раздуваться. В нижней его половине холодный газ под воздействием всасывающего эффекта потек через широкий раструб короткой трубки в нагреватель. Цепь замкнулась. В одной из секций основания нагревателя находилась электрическая батарея. Она была значительно легче и мощнее описанной Жюлем Верном и расщепляла воду на элементы - водород и кислород, которые поступали в две камеры. Затем они подавались в смеситель, питая горелку. Одним из усовершенствований, которые Фригейт внес в конструкцию Жюля Верна, являлась отводная трубка, соединяющая камеру с водородом с оболочкой. В случае утечки газа из шара, аэронавт, манипулируя двумя вентилями, мог пополнить запас за счет разложения воды. При этом, во избежание пожара, горелку отключали. Прошло пятнадцать минут. Вдруг, без рывков и толчков, шар медленно поплыл вверх. Через несколько секунд Фригейт слегка прикрутил горелку. Шумные крики провожающих слабели, и вскоре снизу не доносилось ни звука. С высоты огромный ангар казался игрушечным домиком. В этот момент над горами встало солнце, и они услышали рев грейлстоунов, тянувшихся по обоим берегам Реки. - Салют из тысячи орудий в нашу честь, - улыбнулся Фригейт. Никто не откликнулся ни единым словом, даже не шевельнулся. В гондоле царила глубокая тишина - как в глухом погребе, хотя стены ее не были обшиты звуконепроницаемым материалом. Фарингтон, кашлянул; звук прозвучал раскатом грома. Неожиданно сменилось направление ветра, и шар стало относить к югу. Погас приоткрыл дверцу гондолы и высунул голову. Поскольку аэростат летел со скоростью ветра, он не ощутил ни малейшего дуновения. Воздух был неподвижен, словно путешественники оказались в запертой комнате. Пламя газовой горелки не колебалось. Фригейт все еще ощущал эйфорический восторг первых минут полета. Многократные тренировочные подъемы не притупили новизны ощущений; он испытывал сейчас несравненно более сильное чувство - полет души, освобожденной от телесной оболочки, преодолевшей оковы гравитации, тяготы немощной плоти и ума. Пусть это только иллюзия, сладкий сон в предрассветный час - он всеми силами старался продлить прекрасное мгновение. Но работа не ждала, и Фригейт встряхнулся, как мокрый пес после купания. Он проверил по альтиметру высоту - почти шесть тысяч футов. Спидометр показывал возрастание скорости подъема по мере того, как оболочка нагревалась лучами солнца. Убедившись, что камеры с водородом и кислородом полны, он отключил батарею, подававшую энергию для расщепления воды. Основные операции кончились, оставалось лишь следить за показаниями альтиметра и спидометра. Долина Реки сужалась; горы, покрытые серо-зелеными пятнами лишайника, понижались. Легкая дымка тумана, извиваясь змеей, заполняла низину с быстротой мыши, учуявшей близость кошки. Их продолжало относить к югу. "Отступаем", - пробормотал Мартин, словно хотел этим замечанием разрядить не отпускавшее его напряжение. По некоторым признакам ветер должен был скоро смениться на северо-западный. - Ну что ж, закурим по последней, - предложил Фригейт. Все, кроме Нура, задымили. Вообще курение на "Жюле Верне" запрещалось, но на небольших высотах и при выключенной горелке, иногда можно было отвести душу. Воздушный шар парил над долиной, экипаж с интересом разглядывал скользившую под ними местность. Еще недавно они проплывали эти места на "Раззл-Даззл", но сейчас все представало по-иному. Горизонт стремительно отодвинулся вдаль, ушел из поля зрения. Подобную панораму Фригейт и Райдер уже наблюдали на Земле, но для остальных зрелище было новым и волнующим. Погас быстро произнес что-то на свази. Нур пробормотал: "Будто Бог расстелил скатерть перед нами". Закрыв все дверцы гондолы, Фригейт повернул вентиль подачи кислорода и включил маленький вентилятор, гнавший воздух в абсорбент-поглотитель двуокиси углерода. На высоте десяти миль "Жюль Верн" вошел в тропопаузу - переходную зону между тропосферой и стратосферой. Температура за стенами гондолы упала до минус сорока градусов по Цельсию. Поднялся встречный ветер, и аэростат слегка покрутило - воздухоплавателям казалось, что они попали в коляску гигантской карусели. Наступило время дежурства Нура. Его сменил Погас, за ним последовала вахта Райдера. Когда пришла очередь Фарингтона, он сразу взял себя в руки; его нервозность прошла, сменившись, как всегда в трудные минуты, полным самообладанием. Сейчас на него можно было положиться, словно на каменную стену. Фригейт вспомнил рассказ Мартина о диком ликовании, охватившем его, семнадцатилетнего юнца, впервые допущенного к штурвалу шхуны. Капитан ушел вниз, в каюту, и Фарингтон остался один-одинешенек на палубе. Ему доверили жизнь людей и безопасность судна! Никогда в жизни, полной опаснейших приключений, не пережил он вновь такой острой радости риска. Однако, как только Фригейт сменил его на вахте, Мартин вновь сник, погас, перестал улыбаться. Казалось, покончив с делом, он не мог найти себе места. Солнце продолжало ползти вверх по небосводу, его прямые лучи все больше нагревали шар. В отличие от стандартных конструкций, его входная горловина была плотно закупорена, и при нагреве возникала опасность чрезмерного давления и разрыва оболочки. Последствия были очевидны: стремительный спуск с последующим анатомическим вскрытием. Но главный проектировщик предусмотрел необходимые меры. Он проверил по альтиметру высоту и потянул канат, соединенный с деревянной задвижкой горловины. Клапан открылся, выпустив излишки газа; аэростат стал снижаться. Вскоре шар опять поднимется, и придется выпускать газ снова. Эта операция требовала большой точности, чтобы избежать слишком резкого спуска. На верхушке шара был установлен еще один предохранительный клапан, открывавшийся автоматически в аварийных ситуациях - например, при возгорании водорода, - но на больших высотах он мог примерзнуть к оболочке. Пилоту приходилось непрерывно наблюдать за сменой слоев воздуха. Шар мог внезапно попасть в теплую или холодную струю; теплый поток подбрасывал аэростат вверх, в холодном слое начинался неожиданный спуск. В последнем случае следовало немедленно выбросить за борт балласт, но при этом шар могло сильно закрутить. Кроме того, балласт надо было беречь до последней крайности. Однако день прошел без больших треволнений. Солнце село, и "Жюль Верн" медленно охлаждался. Фригейт включил горелку, чтобы поднять аэростат в область над тропопаузой. Остальные, свободные от дежурства, уютно свернулись под тяжелыми покрывалами и погрузились в сон. Одинокое ночное бодрствование изменило настроение Фригейта, вселив в его сердце какой-то суеверный страх. Гондола едва освещалась светом звезд, проникавшим в иллюминаторы, да маленькими лампочками над запорными вентилями. В металлическом корпусе гулко резонировал каждый шорох, каждый звук. Любое прикосновение спящих к стенкам отдавалась в ушах Фригейта яростным звоном. Погас что-то бормотал на свази, Фриско скрипел зубами, Райдер сопел и фыркал, как застоявшийся мустанг. Непрерывно жужжал вентилятор. Фригейт зажег горелку. Внезапное гудение и вспышка разбудили спящих, но вскоре они успокоились и снова задремали. Наступил рассвет. Четверо мужчин поднялись, посетили снабженный химическими поглотителями туалет, выпили кофе, позавтракали. Испражнения за борт не выбрасывались - давлением воздуха их могло занести обратно в открытые дверцы гондолы. Кроме того, любое уменьшение веса грозило резким рывком вверх. Фарингтон, обладавший редким чувством скорости, определил ее равной пятидесяти узлам. Перед полуднем ветер переменил направление, и несколько часов их несло к югу. Затем они вновь повернули на северо-восток. Три часа спустя южный дрейф повторился. - Если так будет продолжаться, то мы обречены на вечную болтанку, - мрачно заявил Фригейт. - Ничего не могу понять! Вечером они опять летели в нужном направлении. Опасаясь нового разворота к югу, Фригейт предложил опуститься и попытать удачи при низовом северо-восточном ветре полярных широт, к которым они уже достаточно приблизились. Привернули пламя, газ стал медленно охлаждаться. Сначала плавно, потом все быстрей и быстрей аэростат шел на снижение. Нур на несколько минут включил горелку, замедляя спуск. Наконец, шар оказался примерно в полутора милях над вершинами гор. Они двигались, пересекая под углом долину, что тянулась в этих местах с севера на юг. - Теперь мы идем точно на северо-восток! - довольно сообщил Фригейт. На третий день они дрейфовали к северу со скоростью пятнадцати узлов. Ни у кого уже не оставалось сомнений, что воздушный шар такой конструкции, как "Жюль Верн", способен подняться в стратосферу и спуститься до поверхностных слоев с самой незначительной потерей газа. Открыли дверцы, впустив свежий, прохладный воздух. Все ежились от сквозняка, но особенно сильно их мучил перепад давления - уши заложило, они начали зевать и сглатывать слюну. В середине следующего дня разразилась гроза. Стоявший на вахте Фарингтон увидел вдалеке черные облака, из которых потоком хлынул дождь. Вначале казалось, что гроза не затронет их, пройдя ниже, но внезапно вверх от облаков потянулись тонкие нити, похожие на щупальца осьминога, и вся темная масса послушно двинулась следом. Аэростат окутало мглой, рассекаемой вспышками молний, закрутило, словно блесну на спиннинге. - Сейчас мы рухнем вниз, как кирпич, - спокойно произнес Мартин. Он приказал выбросить часть балласта, но шар продолжал падать. Совсем рядом непрерывно сверкали молнии, освещая лица людей зеленоватыми отблесками; раскаты грома ревели в гондоле с утроенной силой, дождь хлестал в открытые дверцы, заливая пол. - Задраить люки! Том, Нур! Бросайте мешок с балластом! Райдер и мавр бросились выполнять приказ. Они ощущали необыкновенную легкость движений. Аэростат стремительно падал, и им казалось, что они парят в воздухе. Новая вспышка молнии и удар грома. При ярком свете люди с ужасом увидели под собой черный пик горы. - Еще мешок! Выглянув в иллюминатор, Нур крикнул, перекрывая грохот: - Мешки падают не быстрей, чем мы! - Два мешка за борт! Еще одна огненная змея сверкнула рядом в темном небе. - Поворачивайтесь! - орал Фарингтон. - Быстро - еще два мешка! Остальное - придержать! Край оболочки аэростата чиркнул по выступу на вершине горы. Гондола содрогнулась, люди повалились на пол. К счастью, канаты, крепившие гондолу к оболочке, были невредимы; они ослабли лишь на мгновение и вновь натянулись. Аэронавты вскочили на ноги. Никто не представлял себе размеров повреждений, но каждый думал о худшем. Они находились рядом со склоном горы, и падение продолжалось. Остроконечная вершина гигантского железного дерева набегала со скоростью выпущенного копья. Использовать горелку было бесполезно; она уже не успеет разогреть газ. Только бы избежать столкновения с горой - от удара лопнут трубы, и тогда достаточно одной искры, чтобы шар охватило пламя! - Весь балласт за борт! - загремел голос Фарингтона. Неожиданно их вынесло, вырвало из густых черных облаков, и они оказались в серой дымке легкого тумана. Теперь им были видны верхушки деревьев, несущиеся навстречу. Мартин подскочил к остальным, помогая выбрасывать мешки с балластом и контейнеры с водой. Однако они не успели подтащить к дверям и половины груза, как гондола обрушилась на крону железного дерева. Аэронавты покатились на пол. Но ветви лишь прогнулись под тяжестью, затем, распрямившись, подняли гондолу к оболочке шара. Через мгновение она снова осела, раскачиваясь на несокрушимых ветвях; люди перекатывались внутри от стены к стене, словно игральные кости в стакане, зажатом в кулаке великана. Фригейт был оглушен, его тело покрывали ссадины и синяки, но в голове крутилось лишь одно: что с трубами, насколько сильно их сдавило при ударе? - О, Господи, помоги нам! Не допусти... не допусти, чтобы треснули трубы... чтобы ветви порвали оболочку... Только бы задержаться на дереве! И вдруг гондола поплыла вверх. Поднимется ли аэростат прямо или его понесет над Рекой? А вдруг ветер отбросит шар к горам, прямо на острые скалы? 66 Ночью разразилась гроза; молнии чертили зигзаги на темном небе. Паря высоко над горами, дирижабль удалялся на юг, покидая полярные широты. Его радиолокатор был нацелен на огромное судно, но судовые радары не работали. Скорее всего, "Рекс" стоял на якоре, и его экипаж считал себя в полной безопасности. В брюхе дирижабля распахнулся огромный люк, лопасти винтов стоявшего на платформе вертолета начали вращаться. Машина несла тридцать одного десантника; ее вел Бойнтон, рядом с ним сидел де Бержерак. В центре кабины было свалено оружие и ящики с взрывчаткой. Как только двигатели разогрелись, Бойнтон подал знак. Чентес, прижав к уху трубку, слушал по внутренней связи последние распоряжения. Наконец, он взмахнул флажком: "Пошел!" Вертолет чуть приподнялся вверх, сдвинулся с площадки и повис над открытым люком. Зажглись бортовые огни, осветив концы лопастей, затем машина камнем рухнула вниз. Де Бержерак вскинул голову и сквозь ветровое стекло едва успел разглядеть колоссальный дирижабль, мгновенно исчезнувший в черных тучах. Он знал, что через минуту за ними последует двухместный планер. Его поведет Боб Уинкельмайер; пассажиром летел Джейс Мак-Парлан. Уинкельмайер окончил Вест-Пойнт; его самолет сбили японцы во время разведывательного полета над островами, лежавшими к северу от Австралии. Мак-Парлан стал знаменитостью в 1870 году. Ему, детективу агентства Пинкертона, удалось проникнуть в ряды "Молли Мегайрс", тайной террористической организации ирландских шахтеров в Пенсильвании. В результате организация была разгромлена, члены ее схвачены и девятнадцать из них приговорены к повешению, после чего владельцы угольных шахт смогли спокойно продолжать эксплуатировать своих рабочих. Уинкельмайер и Мак-Парлан получили задание сесть на Реке и утопить свой планер. Следующая их цель - попасть на борт "Рекса". По-видимому, там требовались специалисты; вряд ли за столь долгий рейс удалось сохранить команду в полном составе. Сэм достаточно подробно разъяснил задачу своим агентам. - Надо лишить этого подонка Джона монополии на шпионаж. Вам придется подлизаться к нему, ребята, втереться в доверие. Но действовать вы начнете лишь в том случае, если рейд закончится неудачно. Вертолет летел в густых облаках. Молнии раскалывали мир, сверкая пылающими клинками между твердью и небом. Непрерывно гремел гром. Дождь заливал ветровое стекло, ограничивая видимость. Но радар уже засек местонахождение судна, и через несколько минут вдали слабо мигнули его огни. Накренив вертолет под углом в сорок пять градусов, Бойнтон направил его к "Рексу", затем резко бросил вниз, к воде. При свете мелькавших молний он мчался на полной скорости в нескольких ярдах над поверхностью Реки; палубные огни приближались с каждой секундой. Наконец, вертолет взмыл над палубой, пронесся вдоль борта, завис и опустился на посадочную площадку. Колеса стукнулись о деревянный настил, машина слегка подпрыгнула и замерла. Лопасти винтов еще вращались, когда в распахнутые люки начали выпрыгивать десантники. В одно мгновение Бержерак оказался на палубе, жестом приказав выносить ящики с взрывчаткой. Он бросил взгляд в сторону рулевой рубки - кажется, она была пуста. Неужели на судне не заметили их появления? Невероятно! На палубе не было даже вахтенных! Может быть, они чувствуют себя в этих местах в полной безопасности, и большая часть команды сошла на берег? А часовые тем временем бездельничают - спят, выпивают или занимаются любовью? Де Бержерак вынул пистолет "Марк-4" и сжал рукоять шпаги: "За мной!" Пять человек ринулись следом. Еще две группы направились в другую сторону. Бойнтон остался в вертолете; он был готов включить двигатели в любую минуту. Взлетная палуба казалась бесконечной. Француз бежал к рулевой рубке, за ним по дубовому настилу гремели шаги спутников. У трапа Сирано остановился; с мостика послышался чей-то окрик. Не обращая внимания, он открыл дверь и стал подниматься наверх. Когда последний из его пятерки переступил через комингс, раздался выстрел. Сирано обернулся: - Кого-нибудь задело? - Похоже, целились в меня - но промахнулись! - крикнул в ответ Когсвел. Зазвенел сигнал тревоги, через минуту завыла сирена, за ней - другие. Сирано уже был в ярко освещенном коридоре, куда выходили каюты старших офицеров и их подруг. Клеменс считал, что король Джон будет в одной из них - слева от трапа, ведущего на капитанский мостик. В свое время Сэм выбрал ее для себя как самую большую; вряд ли Джон удовлетворится меньшей. С каждой стороны коридора находились по четыре двери. Одна была открыта, и Сирано бросился к ней. Оттуда высунулась голова мужчины; француз поднял пистолет, и она мгновенно исчезла. Действуя по разработанному плану, все шестеро достали специальные затворы, изготовленные в мастерской "Парсефаля". Это были толстые дюралюминиевые пластины, с двух сторон оканчивающиеся шипами. Заработали молотки и запоры, прибитые к дверям и переборкам, блокировали выходы из кают. Возможно, кому-нибудь из местной команды потом удастся их выбить и освободить офицеров "Рекса", но в ближайший час им придется посидеть под замком. Из кают неслись истошные крики и вопли. В одной кто-то попытался открыть дверь, пока Когсвел дубасил по ней молотком; десантник, не целясь выстрелил в узкую щель, и створка захлопнулась. По-видимому, Джону уже сообщили по внутренней связи о нападении на судно, но шум в коридоре являлся знаком, что атакующие уже рядом. Все было понятно и без предупредительных выстрелов. Три десантника отправились в рулевую рубку; Сирано прикинул, что они вот-вот будут там. Он поднял голову - на трапе появился один из вахтенных. Белое, как мел лицо, раскрытый рот... Увидев Сирано, он стал медленно отступать назад, трясущимися руками поднимая револьвер. - Дьявол меня побери! Откуда... Сирано выстрелил. Ему не нравилось убивать людей, которых он до того в глаза не видел, но в данном случае выбирать не приходилось. - Мерд! Дерьмо! К счастью, он промахнулся. Пластиковая пуля вонзилась в переборку рядом с вахтенным, в лицо ему посыпались осколки. Человек вскрикнул и бросился назад, прижав ладонь к глазам. Сирано был не очень хорошим стрелком, но сейчас не испытывал сожалений. Он не прикончил этого парня и даже не нанес ему серьезного увечья... Хвала Создателю! Из рулевой рубки донеслись выстрелы и неистовые крики. Так, значит, троица десантников уже там и всерьез занялась вахтенными! Сирано шагнул к двери, что находилась слева от трапа. Должно быть, его величество уже почуял неладное и трясется от страха... Нет, пожалуй, нет. Этот человек, владевший некогда Англией и половиной Франции в придачу, несомненно, последний мерзавец, но не трус. Впрочем, его каюта может оказаться пустой - на берегу много соблазнов. Вино и девки всегда были слабым местом Джона... Сирано улыбнулся и тронул ручку двери - заперто. Так, хозяин в своих королевских апартаментах, но прием на сегодня закончен. Мужской голос выкрикнул на эсперанто: - Эй! Что там случилось? Знакомый баритон Джона! Сирано довольно потер нос и крикнул в ответ: - Капитан, откройте! Скорей! На нас напали! Он ждал, прижавшись плечом к переборке. Попадется ли Джон на крючок? Вспомнит ли его голос? Раздался резкий хлопок выстрела; если бы Сирано стоял перед дверью, пуля уложила бы его наповал. Что ж, предусмотрительность не менее важна, чем храбрость - особенно, когда имеешь дело с Джоном. Он стрелял не пластмассовой пулей, которая застревала в дубовой доске; его пулька была сделана из драгоценного свинца, и она пробила в двери дыру внушительных размеров. Сирано кивнул одному из своих людей, и тот вытащил из сумки пакет пластиковой взрывчатки. Француз стоял в стороне, ожидая, пока Шехан залепит вязкой массой замочную скважину. Парень скорчился у двери, стараясь протолкнуть взрывчатку поглубже. Снова раздался выстрел: пуля попала Шехану в переносицу. Он упал навзничь и остался лежать с широко раскрытыми глазами. Лоб был залит кровью, белая полоска зубов поблескивала в электрическом свете. - Кель домаж! Шехан был отличным малым. Какая обида! Вместо вечной жизни ему досталось лишь восклицание - "Как жаль!" Но он сам виноват - много храбрости, мало осторожности. Подскочил Когсвел, присоединил взрыватель и быстро ринулся прочь, разматывая кабель. К счастью, Шехан успел закончить с взрывчаткой, это дало им несколько секунд выигрыша. Здесь все решала внезапность и быстрота. Выигранные или потерянные мгновения означали успех или провал. Сирано оттащил тело под лестницу, положив вдоль переборки, и осторожно прикрыл веками незрячие глаза Шехана. Отсюда он не видел Когсвела, но знал, что тот сейчас подсоединяет конец кабеля к батарее. Стоит повернуть рубильник, и... Грохнул взрыв, клубы едкого дыма заполнили коридор. Полуоглушенный, почти ослепший Сирано скользнул вдоль стены, нашарил выщербленную притолоку и метнулся в каюту. Мгновенно упав на пол, француз откатился в сторону, оказавшись у ножек высокой кровати. Она не пустовала; вопли лежавшей в ней женщины могли, казалось, просверлить в черепе дыру. Но где же Джон Ланкастер? Раздался выстрел. В дыму перед глазами Сирано мелькнула короткая яркая вспышка. Он вскочил на ноги и прыгнул вперед, вцепившись, словно клещами, в толстые обнаженные плечи. Яростно засопев, человек попытался вывернуться, его кулаки замолотили по голове Сирано - впрочем, без особого успеха. Француз прижал к его горлу острие кинжала: - Только шевельнись - перережу глотку! Никакого ответа. Что с этим типом? Оцепенел от ужаса или просто дурачит ему голову? Свободной рукой Сирано провел по шее, подбородку и губам мужчины - дыхание было едва заметным. А-а! Он в обмороке! Вероятно, ударился головой о спинку кровати и потерял сознание. Сирано выпрямился, провел рукой по стене, нащупал выключатель. Вспыхнувшие под потолком лампы осветили просторную, роскошно обставленную комнату. Дым развеялся, и он увидел хорошенькую обнаженную женщину, в ужасе замершую посреди постели. Она уже не кричала, но, прижав к губам ладонь, со страхом уставилась на него огромными голубыми глазами. - Прикройтесь покрывалом, сударыня, и не шевелитесь. Вам ничего не грозит - Бержерак не воюет с женщинами. Лежавший на полу рыжеватый человек был небольшого роста, но плотного и мускулистого сложения. Неподвижно устремив в одну точку взгляд, он что-то невнятно пробормотал. Похоже, сейчас придет в себя. Сирано обернулся и только теперь понял, в кого Джон разрядил свой пистолет. Хойджес лежал на спине с развороченной пулей грудью. - Черт побери! По-видимому, парень проскользнул в дверь сразу за ним, и Джон, разглядев в дыму лишь один силуэт, выпалил с трех ярдов. Итак, Шехан и Хойджес мертвы. Где же трое остальных? Почему они медлят? А, наконец-то - Когсвел и Пропп появились на пороге. Вдруг его словно что-то ударило, швырнуло на пол, придавив к лакированным дубовым доскам. Он лежал лицом вниз, в ушах звенело, огромные невидимые ладони то сжимали, то растягивали череп словно меха аккордеона. Тяжелые клубы дыма заполнили каюту, и Сирано зашелся в тяжелом кашле. Спустя некоторое время он нашел в себе силы встать на колени, потом поднялся на ноги. Вероятно, в коридоре взорвалась граната. Кто метнул ее? Вахтенные из рубки? С Когсвелом и Проппом все кончено. И он сам, Савиньен де Сирано де Бержерак, был на волосок от смерти. Он увидел, что Джон стоит на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону; помутневшие глаза были широко раскрыты. Пистолет лежал рядом с его рукой, но, казалось, он не сознает этого. Нужно торопиться; Ланкастеры - живучая порода! Сирано выхватил из ножен шпагу и обрушил клинок на голову Джона. Тот рухнул навзничь и замер. Женщина лежала ничком в постели, зажимая уши ладонями. Ее плечи мелко тряслись. Сирано начал пробираться к выходу сквозь слепящий дым и споткнулся о тело Проппа. Он обошел труп и остановился у дверного проема. Слух вернулся к нему, и теперь он различил слабые отзвуки далекой стрельбы. Опустившись на колени, Сирано замер на мгновение; в голове гудели, бились медные колокола. Дым вытягивался из коридора в распахнутый люк, темными клубами скользил над трапом. На нижней его ступеньке неподвижно распластался человек. Кто-то из людей Джона? Сирано не видел его лица. В дальнем конце коридора двое парней, прижавшись к стенам, палили вверх. Он узнал их - Стьюртевен и Велкас. По трапу спустились двое десантников - Риган и Синг, их лица были темными от гари. Они должны были очистить рулевую рубку, а затем прийти на помощь группе захвата. Сейчас их помощь оказалась весьма кстати. Махнув рукой, Сирано подозвал парней к себе; они вошли в каюту и подхватили обмякшее тело Джона. Женщина по-прежнему лежала в постели, уткнувшись лицом в подушку и тихо всхлипывая. Сирано вложил шпагу в ножны и последовал за десантниками. Ни Велкаса, ни Стьюртевена уже не было в коридоре; они сделали свое дело - расчистили путь для отступления. Риган и гигант Синг, тащившие Джона, ступили на трап. Внезапно Сирано увидел Велкаса; тот мчался к нему, что-то выкрикивая на бегу. Приблизившись, он уже внятно доложил, что несколько человек из команды судна сумели пробраться к пушке, но их можно подстрелить с тыла - из каюты Джона. Они вернулись в каюту и выглянули в иллюминатор. Справа на взлетной площадке виднелся поворотный круг, над ним торчал ствол парового орудия. За его щитом скорчились два человека; навалившись на массивную станину, они разворачивали пушку в сторону вертолета. Стьюртевен и те двое, что несли Джона, показались на палубе; они бежали к вертолету и были сейчас прямо на линии выстрела. Сирано открыл иллюминатор, опер о кромку ствол своего пистолета и выстрелил. Оружие Велкаса грохнуло над ухом. Они стреляли, не переставая, полностью опустошив обоймы. На таком расстоянии из "Марка-4" было трудно поразить цель, да еще при стрельбе пластиковыми пулями шестьдесят девятого калибра, что приводило к сильнейшей отдаче. Два первых залпа никого не задели. При третьем один из канониров повалился на бок; второй занял его место, но чуть позже тоже упал. Вероятно, их поразили не пули, а осколки пластмассы, рикошетировавшие от щита. Стьюртевен и двое с телом Джона уже добрались до середины палубы. Над площадкой крутились лопасти вертолета - Бойнтон был готов взлететь. Сирано видел медленное вращение пропеллеров, но не слышал ничего - вой сирен перекрывал все звуки. Схватив за руку Велкаса, француз притянул его к себе и крикнул, чтобы тот добрался до пушки и никого к ней не подпускал. Из люка в дальнем конце палубы появилась группа вооруженных людей. Велкас кивнул и скрылся за дверью. Сирано вновь выглянул в иллюминатор. Где же его люди, которые должны были заминировать машинное отделение и погреб с боеприпасами? Что с ними? Удалось ли им выполнить задачу, или их атаковали, и они не могут прорваться на палубу? Француз выскочил из каюты и побежал вверх по трапу в рулевую рубку. В ней валялись три мертвых тела - один десантник, двое - люди Джона. Лампы бросали яркий свет на мертвенно бледные лица, остекленевшие глаза, приоткрытые рты. Он отключил сирены и кинул взгляд сквозь ветровое стекло. На носу никого не было, лишь в дальнем конце палубы распростерлось несколько тел. Судно стояло в длинном и узком заливе - удачная находка на Реке, где редко встречались большие заводи. Здесь оборудовали док; по-видимому, капитан решил предоставить команде долгий отдых и заодно отремонтировать судно. В конце концов, не важно, почему Джон решил тут пришвартоваться; в результате отряду Сирано выпала редкая удача - они атаковали почти пустой корабль, без команды, лишь с вахтенными да несколькими офицерами. Сам Джон пребывал на борту, желая спокойно вкусить от радостей любви, но, похоже, он просчитался. На берегу царила суматоха. Люди выскакивали из хижин и мчались к доку. Сирано не сомневался, что это были, в основном, члены экипажа "Рекса" - почти у всех в руках сверкали стальные клинки. В план атаки не входил полный захват судна, но сейчас обстоятельства этому благоприятствовали. Однако следовало торопиться. С минуты на минуту толпа с берега могла хлынуть на борт "Рекса" и разделаться с остатками десантного отряда. Сирано сел в кресло рулевого, отжал рубильник пуска двигателей и довольно усмехнулся, увидев вспыхнувший на пульте сигнал готовности. До этой минуты он не был уверен в том, что "Рекс" способен тронуться с места. Плохо, конечно, что его парни не успели отдать швартовы - но у корабля мощнейшие двигатели, они как-нибудь справятся с канатами. Сирано двинул правую и левую ручки длинных рычагов, и гребные колеса завертелись. Судно дрогнуло, но колеса вращались еще слишком медленно, чтобы порвать тросы. Тогда он оттянул рычаги до предела, и лопасти колес начали бешено взбивать воду. Толстые канаты мгновенно натянулись, но не лопнули, а потащили за собой вертикальные сваи дока. Какой-то миг прочные крепления еще держали причал; толпа на нем заметалась и бросилась врассыпную, многие стали прыгать в узкую щель между судном и стенкой дока. С раздирающим уши скрежетом и треском сваи рухнули, за ними последовала передняя часть дока, подминая под себя людей. Лишь одному из них удалось перепрыгнуть на палубу судна. Задним ходом "Рекс" медленно удалялся от берега, таща за собой сваи, привязанные к концам мощных тросов. Сирано расхохотался во все горло, нажал кнопку, и неистовый рев гудка глумливо понесся над Рекой. - Ну, как тебе это нравится, Джон? - орал он. - Украли не только тебя, но и твое судно! Ну, теперь мы расквитаемся за все! Он нажал пусковую кнопку переднего хода, и громадное судно двинулось вниз по Реке. Направив его по течению, Сирано включил автопилот. Гидролокаторы показывали глубину потока и дистанцию до обоих берегов. Теперь требовалось лишь одно - держать курс точно по середине Реки, избегая аварийных ситуаций. Мужчина, прыгнувший с дока на судно, быстро исчез с нижней палубы. Вскоре он поднялся по трапу наверх. Очевидно, он хотел попасть в рулевую рубку. В этот момент дождь прекратился. Сирано выглянул за дверь и разрядил пистолет в человека, бегущего по палубе. Тот скрылся за выступом надстройки; затем, высунув голову, выстрелил в Бержерака. Пуля застряла в ступеньке трапа. Француз повернулся и бросил взгляд назад. Вертолет стоял на взлетной площадке, Джон и три десантника уже находились внутри, еще четверо из его отряда бежали по палубе к рубке. Он опустил заднее стекло и махнул им рукой. Люди остановились, на их потных грязных лицах расцвели улыбки. Помахав ему в ответ, они повернули обратно к вертолету. В дальнем конце взлетной палубы за крышкой люка засела группа, продолжавшая вести огонь по машине. Но им приходилось стрелять против ветра, и пластиковые пули падали на палубу, не достигая цели. Сирано не видел стрелков, но ему показалось, что их не более трех-четырех человек. Вероятно, в машинном отделении и на нижних палубах было еще десятка полтора. Вдруг судно задрожало. Огромный столб дыма взметнулся неподалеку от рулевой рубки, и сразу же грохнул второй, более мощный взрыв у правого борта. В воздух полетели деревянные обломки. Они дождем падали обратно на палубу, на вертолет, в воду. Когда рассеялся дым, рядом с правым гребным колесом открылась огромная дыра. Сигнальные лампочки потухли, но сработала аварийная система, и пульт вновь ожил. Однако двигатели заглохли; судно начало медленно разворачиваться носом к правому берегу. Сейчас оно ляжет в дрейф, но пока это ничем не грозит. Течение пронесет корабль много миль, прежде чем он врежется в берег. Стьюртевен вышел из вертолета, жестами показывая Сирано, чтобы он поторопился. У правого борта верхней палубы появилось четверо десантников; еще двое поднимались снизу по трапу. Сирано разразился ругательствами. Неужели из команды подрывников выжили только они? Дым взрыва поднимался из люка, откуда стреляли по вертолету. Сирано увидел, как упал один из его людей, и сразу же раздался залп заградительного огня. Под его прикрытием двое подхватили упавшего и оттащили в сторону. Один из них тоже упал. Его подняли двое других. Кто-то из парней был ранен и ковылял, опираясь на плечо товарища; тот, сгибаясь под тяжестью, тянул его к вертолету. Сирано выглянул с другой стороны рубки. Этот настырный тип, прыгнувший с дока на борт, уже был совсем рядом. Сунув за пояс разряженный пистолет, француз потянул шпагу. Внезапно он уловил какое-то движение на ступеньках ведущего в рубку трапа. Кажется, один из его парней... из тех, кого он счел мертвыми. Сирано не колебался ни секунды. Да, он получил приказ бросить убитых, но никто не говорил, что можно оставлять раненых! Он бы посчитал это подлостью! Француз стремительно ринулся по трапу, перескакивая через несколько ступенек, съезжая на руках по поручням. Он приподнял Тсаукаса за плечи, голова парня упала, он дернулся. Сирано стоял перед ним на коленях. - Не волнуйтесь, мой друг, я с вами! Тсаукас захрипел и опрокинулся в лужу крови. - Мордье! Черт побери! Он пощупал пульс. - О, дьявол! Парень был мертв. Но неподалеку лежало двое других... может быть, они... Но бросив на тела беглый взгляд, он понял, что ошибся, - жизнь в них уже не теплилась. Сирано встал, его рука потянулась к кобуре. Этот шустрый парень добрался и сюда! Храбрец, вероятно, но слишком назойливый. Почему бы ему не прыгнуть в воду и уберечь Сирано от греха убийства? - А-а-а-а! Обойма пуста, он же забыл зарядить пистолет! И нет времени схватить другой, оброненный мертвецом... Ладно, ему хватит шпаги, чтобы прикончить этого наглеца. Придется Бойнтону подождать еще немного. - Ан гардэ! Защищайтесь! Противник был ниже его, но жилистый и плотный, как рукоять боевой секиры, широкоплечий, с сильными мускулистыми руками. Лицом он походил на арабского корсара - резкие черты, тонкие губы, быстрый взгляд темных глаз, хищный оскал... Сильные запястья, подумал Сирано, с такими он стал бы прекрасным саблистом. Правда, к силе еще нужна и голова. А вот на рапирах ему не фехтовать. Тут главное быстрота, а не мощный удар. Но уже после первых секунд схватки француз понял, что никогда не встречался с подобным противником. Его удары, выпады и уколы парировались блестяще. К счастью, парень не обладал достаточной реакцией, но Сирано было ясно, что он встретил настоящего мастера. К тому же, наглец сохранял полное самообладание и бесстрашно улыбался, прикрывая маской лихого удальца точный расчет; малейший промах грозил французу смертью. Время работало на этого смуглого человека. Ему некуда было торопиться - он мог фехтовать бесконечно, а Сирано следовало спешить к вертолету. Конечно, Бойнтон знал, что он жив; пилот видел его только что в окне рубки. Станет ли он ждать или решит, что Сирано мертв? Улетит ли он или пошлет кого-нибудь на розыски? Раздумывать было некогда. Этот парень отбивал все его выпады, упорно загоняя в угол. Клинки с лязгом скрещивались, сверкала сталь. А! Он сменил ритм! Однажды выбранная ритмичность давала противнику возможность установить определенную последовательность ударов. При ее нарушении даже опытный фехтовальщик может замешкаться и пропустить очередной выпад. Кажется, он все еще недооценивал этого типа. Ему пришлось прибегнуть к двойному финту клинком, и лишь этот маневр спас его от серьезной раны - только кончик лезвия задел правую руку Сирано. Он шагнул назад и сделал выпад. Противник отбил удар, но с трудом, - на его руке тоже проступила кровь. - Вам принадлежит честь первой крови, - произнес Сирано на эсперанто. - Несомненно, большой успех для вас. Со мной такого еще никому не удавалось. Вступать в разговор во время поединка с риском потерять дыхание - чистый идиотизм. Но Сирано хотел узнать, кто его соперник. Такие мастера не рождаются каждый день. - Как вас зовут? Смуглый человек не ответил. Возможно, он считал, что его клинок скажет сам за себя. Он острее, чем язык рыночной торговки. - Обо мне вы могли слышать - Савиньен де Сирано де Бержерак. Усмешка соперника стала еще свирепей, и он усилил натиск. Громкое имя не произвело на него впечатления. Он не желал тратить времени на пустую болтовню. Впрочем, весьма возможно, он никогда и не слышал имени Сирано де Бержерака. Внезапно с палубы долетел чей-то крик. То ли звук отвлек внимание противника, то ли его все-таки потрясло громкое имя врага, но на миг он приоткрылся. Приемом Жарнака Сирано всадил ему клинок в бедро и получил в ответ чувствительный укол в предплечье. Шпага выпала у него из рук, и в тот же момент противник рухнул лицом вниз. Он попытался приподняться, но кровь заливала ему ноги. Услышав грохот шагов, Сирано резко обернулся. К нему бежали Стьюртевен и Кейбел, с пистолетами наготове. - Не стрелять! - закричал он. Оба остановились, держа незнакомца под прицелом. Левой рукой Сирано поднял свою шпагу. Правая мучительно ныла, кровь хлестала, как вино из пробитой бочки. - Если бы нас не прервали, матч мог кончится по-иному, - сказал Сирано. Лежащий человек, по-видимому, испытывал сильную боль, но лицо его не дрогнуло. Темные глаза горели зловещим огнем, и Сирано казалось, что перед ним поверженный дьявол. - Бросьте вашу шпагу, сэр, я перевяжу вашу рану. - Пошел ты к черту! - Прекрасно, сэр. Тогда желаю вам скорейшего выздоровления. - Пошли, Сирано, - позвал его Кейбел. Впервые Сирано явственно услышал выстрел - он долетел с кормы, из люка. Корабельная команда вновь пробивала себе путь к вертолету. - Они уже предприняли несколько атак, - продолжал Кейбел. - Нам придется бежать к вертолету под обстрелом. - Ну что же, Ричард, - Сирано показал на рацию, висевшую на поясе Стьюртевена, - почему бы вам, мой друг, не вызвать Бойнтона сюда? Мы спокойно поднимемся в машину. - Точно! Мне надо было и самому догадаться! Куском ткани, отодранной от полы, Кейбел перевязал раненую руку француза. У лежавшего на полу незнакомца смуглое лицо выцветало, серело; широко раскрытые глаза тускнели, утратив выражение свирепости. Рядом с ними на палубу сел вертолет. Прежде чем подняться в кабину, Сирано шагнул к своему поверженному сопернику и наступил на его шпагу, опасаясь, что тот схватится за оружие. Но он даже не шевельнулся, пока Сирано наскоро бинтовал его рану. - Скоро здесь будут ваши и сделают все, как следует... Я могу оказать вам лишь первую помощь... - Сирано задыхался от усилий. Он подошел к вертолету, влез в кабину и тяжело опустился на ближайшее сиденье. Бойнтон резко поднял аппарат, не успев даже захлопнуть люк, и начал разворачивать его к верховьям. Позади Сирано полулежал в кресле совершенно голый Джон. - Прикройте его. И свяжите руки и ноги, - приказал француз. Он посмотрел на корабль. По посадочной палубе металось человек двадцать. Откуда они взялись? Люди беспорядочно палили вверх, огоньки выстрелов вспыхивали светящимися облачками, но причинить вред не могли - вертолет уже поднялся ярдов на тридцать. Интересно, догадывались ли они, что их капитан здесь, в кабине? Что-то сильно ударило его по затылку. Он осел в кресле, погружаясь в серую муть беспамятства, едва различая чьи-то голоса, крики... Перед ним поплыли странные, искаженные образы прошлого: уродливое лицо его школьного учителя, смутный силуэт деревенского кюре. Этот грубый мужлан поколачивал своих учеников, прикладывался палкой и к его спине. Лет в двенадцать Сирано, придя в неистовство, напал на священника, свалил с ног и отдубасил его же собственной палкой... Раздувшиеся, гротескно искаженные лица надвигались и уплывали. Понемногу он стал приходить в себя и расслышал крики. - Невероятно! Он сумел удрать! - голос Бойнтона. - Он врезал мне, локтем под ребра, а Сирано стукнул по голове, - взволнованно частил Кейбел. Вертолет повернулся, слегка накренившись, и Сирано разглядел сквозь открытую дверцу судно. Отблески бортовых огней скользнули по палубе, осветив распластанное обнаженное тело короля. Он молотил кулаками по настилу, пытаясь приподняться. Эта картина промелькнула мимолетным кадром, и все скрылось во мгле. - Ему не выжить! - воскликнул Бойнтон. - Любой, свалившись с высоты ста футов, переломает все кости! Повернуть назад, чтобы убедиться в его смерти, слишком рискованно. Их противники могли пустить в ход не только пистолеты, но и ракетные установки, а их снаряды были опасны на любой высоте. Бойнтон, однако, оказался парнем не из пугливых. Разъяренный исчезновением пленника, он вновь повернул к судну. Не долетев сотни ярдов до кормы, вертолет завис в воздухе. Правую ракетную батарею охватило пламя, над ней взвивались клубы дыма. Палуба была завалена телами, и частями деревянной обшивки. - С ними покончено! - выдохнул Бойнтон. - Может быть, разнести их подчистую? - предложил Стьюртевен. - Чем? Пулеметами? - спросил Сирано. - Нет, лучше убраться отсюда. Если выжил хоть один из команды, он может пустить в ход оставшуюся целой ракетную установку и разнести нас. Мы и так провалили дело. - Не согласен, - возразил Бойнтон. - Да, мы не можем забрать труп Джона, но он же мертв! И корабль поврежден так, что восстановить его непросто. - Вы полагаете, Джон умер? - усмехнулся Сирано. - Хочется верить... Но я не стал бы делать рискованных утверждений, пока не увижу его останки собственными глазами. 67 Чертыхаясь и скрипя зубами от боли, пятеро на "Жюле Верне" осматривали раны друг друга. У троих были повреждены ребра; трещины или переломы - сказать мог только врач. Фригейт отделался растяжением мышц. Фарингтон и Райдер ощупывали свои окровавленные носы, к тому же у Мартина мучительно ныло колено. Погас проехал лицом по полу; у него была сорвана кожа на лбу, и рана сильно кровоточила. Один Нур остался невредим. Но у них не было времени привести себя в порядок - взлетевший вверх шар то относило к Реке, то снова бросало к горам. Грозовые тучи исчезали со скоростью удирающего от полиции громилы. К счастью, система освещения аэростата не пострадала, и Мартин принялся осматривать приборы. Нур, вооружившись фонарем, проверил все патрубки, обмазывая их герметизирующей пастой. Вновь осмотрев их сквозь лупу, он сообщил, что утечки газа нет - пузырьки в соединениях не показывались. Фарингтон отнесся к его словам скептически. - Ну да! Слишком уж нам везет! Вот сядем и выпустим газ, тогда и поглядим, как обстоят дела. - Мы останемся в воздухе до тех пор, пока шар сохраняет подъемную силу, - возразил Фригейт. - Не думаю, что нам удастся сесть, пока нас несет северный ветер. К тому же при посадке мы рискуем потерять аэростат - кто знает, как к нему отнесутся местные жители. Стоит попасть к каким-нибудь дикарям, и наша песенка спета. "Жюль Верн" летел над долиной, ветер нес его на северо-восток. Они продолжали подниматься. Фригейт, встав на вахту, сверился с альтиметром, - шар достиг шестнадцати тысяч футов. Чтобы прекратить подъем, он стал понемногу выпускать из оболочки водород. Аэростат резко пошел вниз, и ему пришлось включить горелку. Им нужно было удержаться на высоте шести-семи тысяч футов; это давало возможность экономить газ и минимально пользоваться горелкой. Хотя Фригейта сильно мучили боли в шее и плече, он чувствовал себя счастливым. Им удалось взлететь и вырваться из туч! Поистине счастливое спасение! Судьба оказалась благосклонной к воздушным странникам. Стоя у нагревательной колонки в холодном свете звезд и отблесках лампочек, едва тлевших над шкалами приборов, Фригейт вдруг с пронзительной остротой ощутил их безмерное одиночество в темных небесах этого мира. Но переполнявшая его радость была сильней. Аэростат, творение его рук и ума, уже преодолел три тысячи миль - на Земле это считалось бы рекордом. Подумать только - такое путешествие совершено пятью неопытными любителями! Кроме него, никто из них не поднимался в воздух, да и он сам... Если говорить откровенно, семьдесят часов, которые он налетал на воздушных шарах за свою прошлую жизнь, не сделали из него ветерана аэронавтики. Тут он уже провел в воздухе больше времени, чем прежде, на родной планете. Команда, совершившая подобный перелет, на Земле вошла бы в анналы воздухоплавания. Там их ожидала бы слава - интервью, банкеты, лекции и, как заключительный апофеоз, книги воспоминаний, фильмы... Да, там им воздали бы королевские почести! Но здесь о них узнают немногие, и большинство из них даже не поверит в случившееся. А если им суждено погибнуть, то и те, кто мог бы поверить, останутся в неведении. Он открыл дверцу. В небе сверкали звезды, внизу змеей извивалась Река. Молчали звезды, молчала Река - все замерло, застыло, как уста мертвеца. Какое мрачное сравнение! Ну, хорошо, - как крылья бабочки! В памяти всплыли картины летних дней на Земле в пору его детства. Зеленеющие поля, темные бугристые стволы дубов и вязов, пестрые цветы их сада... Особенно был хорош подсолнечник - высокий желтый подсолнечник! А пение птиц! А вкусные запахи, наполнявшие кухню - ростбиф, мамин вишневый пирог! А папина игра на рояле! Он вспомнил одну из любимых песенок отца. Прошло без малого сто лет - Боже, какая тьма времени! - но звуки музыки и низкий баритон до сих пор звучали у него в ушах. В его душе разгорался свет, подобный отблеску далекой звезды, манящей к неясной, но столь желанной цели. Звезда вечерняя в высоких небесах, Какой покой в твоих серебряных лучах, Когда стремишься ты неведомо куда, Звезда вечерняя, блаженная звезда, Сияй, сияй, звезда божественной любви! И наши души оживи и обнови Мечтой любви, чтобы с тобой взойти туда, Звезда вечерняя, блаженная звезда" [Дж.Сейлз, пер. О.Седаковой] Внезапно он разразился слезами. Он оплакивал все бывшее и несбывшееся, светлые и темные страницы своей жизни, - все, что случилось, и все, чего не должно было случиться. Осушив слезы, Фригейт принялся за дело - проверил показания приборов и разбудил маленького мавра. Нур сменил его на вахте. Питер завернулся в покрывало, но боли в шее и спине не давали покоя. После напрасных попыток уснуть, он окликнул Нура. Они вступили в беседу, которая шла между ними годами - денно и нощно. 68 - В некоторых аспектах, - говорил Нур, - Церковь Второго Шанса и учение суфи совпадают. Сторонников Церкви, однако, подводит терминология - часто в понятия суфизма они вкладывают совсем другое содержание. - Конечно, цель сторонников Церкви и суфиев - одна. Если отвлечься от разного понимания терминов, то можно сказать, что те и другие стремятся к поглощению индивидуальной личности Мировой Душой. Это может быть Аллах, Бог, Создатель - называйте Его как хотите. - Означает ли это уничтожение человеческой личности? - Нет, лишь поглощение. Уничтожение есть разрушение. При поглощении же душа индивидуума, его "ка" или "брахман", становится частью всеобщей Мировой Души. - Значит ли, что в этом случае личность утрачивает самосознание, собственную индивидуальность, что она теряет представление о собственном "я"? - Да, но она становится частью Высшего "Я". Разве можно сравнивать утрату осознания себя как личности с приобщением к Божественной Душе? - Меня это ужасает... По-моему, это - смерть. Если ты больше себя не осознаешь, значит, ты умер. Нет, не могу понять, почему буддисты, индуисты, суфии и Церковь считают это желанной целью. - Вы правы, без самосознания человек мертв. Но если бы вам удалось испытать восторг, который ощущают суфии на каждом этапе самосовершенствования, вы отнеслись бы к этому иначе. - Да, пожалуй, - согласился Фригейт. - У меня был опыт мистических откровений. Даже трижды. - Впервые это случилось со мной в возрасте двадцати шести лет. Я работал на сталелитейном заводе, в литейном цехе. Кран подавал туда стальные болванки - прямо из форм плавильных печей. После обдирки охлажденные болванки поступали в чаны, где они повторно нагревались, и затем шли в прокат. Я работал у чанов и воображал, что болванки - это спасенные души, затерянные до того в пламени чистилища. Их калили в этом пламени, потом бросали под прессы, где им придавалась форма, угодная небесам. На прокатном стане их обжимали, выдавливая всю грязь, все вредные примеси. Оттуда они выходили с новой, очищенной душой... - Вы понимаете меня, Нур, правда? Так вот, однажды я стоял у огромной раскрытой двери цеха и глазел на заводской двор. Не помню, о чем я тогда размышлял. Возможно, о том, что на мою долю выпала тяжкая работа в чудовищной жаре, да еще за столь мизерную плату. А, может быть, о своем намерении стать преуспевающим писателем. У меня не приняли еще ни одной вещи, хотя многие издатели отзывались о них одобрительно. Например, Вит Барнет, владелец "Сториз", дважды был готов взять мои рассказы, но оба раза его отговорила жена. Этот журнал считался весьма престижным, но платил ничтожные гонорары. - Итак, я разглядывал немыслимо уродливый двор, вид которого никоим образом не способствовал возвышенным мыслям или мистическому экстазу; скорее, я был подавлен. Меня приводило в уныние все: теснившиеся на подъездных путях платформы, темная металлическая пыль, покрывшая и механизмы, и здания, огромные печи, едкий запах дыма, стелющегося по земле. И вдруг в одно мгновение все изменилось. Нет, все оставалось таким же серым и безобразным, таким же уродливым, однако... - Каким-то образом я внезапно ощутил, что мир, Вселенная устроены правильно и разумно. И все, что было и будет, - тоже разумно. В моем видении произошел некий перелом, сдвиг. Сейчас я постараюсь объяснить вам... Мне всегда представлялось, что мир - это бесконечность стеклянных кирпичиков. Их едва можно разглядеть... Я видел лишь их грани, но как-то смутно... только чуть заметные призрачные контуры. - Обычно я воспринимал эти кирпичики в виде искривленной стены - словно Бог, сложивший ее, был под хмельком. Но сейчас я увидел, что кирпичи сдвинулись и поверхность кладки стала ровной. Вселенная не выглядела больше наспех построенным зданием, способным вызвать у зрителя лишь осуждение. - Я был вне себя от счастья. Мне удалось, пусть на миг, заглянуть в основы мироздания, проникнуть сквозь внешний слой штукатурки, небрежно нанесенной на стены, и увидеть их гладкими и ровными. - Теперь я знал, что мир устроен стройно и разумно, что у меня есть в нем свое место. Оно определено точно и правильно. Да, я - живое существо, но я еще и один из кирпичиков, что лежит на уготованном ему месте. Вернее сказать, я осознал себя на своем месте. До этого мне казалось, что я так и не нашел его... что я выбиваюсь из стены Мироздания. Да и как могло быть иначе, если все кирпичики сложены в беспорядке? В этом заключалась моя ошибка. Все на свете имеет свое, уготованное ему место... Я был счастлив. Порядок и гармония мира внезапно открылись мне. - И как долго длилось это ваше состояние? - спросил Нур. - Несколько минут. Но весь день я чувствовал себя прекрасно! Когда же я снова попытался повторить это... это откровение... ничего не вышло. Я продолжал жить по-прежнему. Мир вновь стал созданием неумелого строителя... вернее - злого обманщика. Но были и еще моменты... - Другие случаи? - Да. Второй раз это произошло под воздействием марихуаны. Я все-таки выкурил за свою жизнь полдюжины сигарет с травкой... Это случилось в 1955 году, еще до того, как молодое поколение повсеместно пристрастилось к наркотикам. В те времена марихуану и гашиш потребляли лишь в больших городах и только в богемных компаниях. Ну, еще среди черных и цветных в гетто. - Мы с женой жили в Пеории, штат Иллинойс, и встретили там одну супружескую пару, типичных выходцев из Грин Вилледж. Они уговорили меня попробовать марихуану. Мне не хотелось. Я представлял, как нас схватит полиция... потом - скандал, суд, суровый приговор, тюрьма... Что станет с нашими детьми? Но алкоголь добавил мне храбрости, и я предался греху. Делая первые затяжки, я безумно волновался. Но вот это произошло - и ничего страшного не случилось. - До того вечера - как, впрочем, и потом - я не испытывал тяги к наркотикам. Но в тот раз мир представился мне раствором, насыщенным мельчайшими кристалликами. Вновь произошел какой-то сдвиг в сознании. Кристаллики зашевелились, заметались и начали мало-помалу выстраиваться в определенном порядке, будто ангелы на параде. Но этот порядок был бессмысленным... вернее, не столь разумным, как в первый раз. Я не ощущал в нем своего места - места, казавшегося справедливым и естественным. - Ну, а третий случай? - заинтересованно спросил Нур. - Тогда мне уже исполнилось пятьдесят семь. Я был единственным пассажиром воздушного шара, парящем над кукурузными полями Иллинойса. Солнце садилось, яркий свет дня понемногу тускнел. Мы парили в недвижном воздухе словно на ковре-самолете. Знаете, если в открытой гондоле зажечь свечу, даже при сильном ветре она не погаснет и будет гореть так же ровно, как в наглухо изолированном подземелье... - Внезапно мне начало казаться, что солнце вновь встает над горизонтом. Все вокруг зажглось ярким слепящим светом - и он исходил от меня! Я превратился в пламя, и мир воспринимал мой свет и тепло. Спустя секунду - может быть, позже, - свет исчез... он не побледнел, не обесцветился, а просто исчез... Но прежнее ощущение вернулось ко мне... то, самое первое... Мне казалось, что мир, разумен и упорядочен, и все, что происходит со мной и любым другим человеком - естественно и закономерно. - Пилот ничего не заметил. Очевидно, внешне транс никак не проявился... Тот случай был последним, Нур. - Эти мистические откровения, по-видимому, не имели большого влияния на вашу жизнь? - спросил араб. - Вы имеете в виду - стал ли я лучше? Нет... Пожалуй, нет. Нур задумчиво потер лоб. - Эти эпизоды напоминают мне то, что мы называем "таджали", откровение... Однако они отличаются от истинного таджали, ибо проявились случайно, а не в результате осознанного стремления к самосовершенствованию. Да, у вас были ложные откровения. - Значит, я не могу испытать настоящего? - Конечно, можете - и в самых различных формах. На миг воцарилось молчание. Закутанный в покрывала Фарингтон что-то пробормотал во сне. Неожиданно Фригейт спросил: - Нур, меня давно мучает вопрос... не возьмете ли вы меня в ученики? - Почему же вы не задали его раньше? - Я боялся отказа. Вновь молчание. Нур смотрел на альтиметр. Погас заворочался, открыл глаза и потянулся за сигаретой. Он чиркнул зажигалкой, и мелькнувший огонек отбросил странные блики на темную физиономию свази, исказив привычные черты, превратив его лицо в маску священного ястреба, высеченного из черного дерева резцом древнеегипетского скульптора. - Так что же? - у Фригейта дрогнул голос. - Однако вы всегда считали, что способны сами прийти к истине. - И я никогда не доходил до конца... я был слишком пассивен, меня носило, как воздушный шар. Обычно я принимал жизнь такой, какой она была или представлялась мне. Лишь временами меня охватывала тяга приобщиться к какому-либо учению, доктрине или религии. Но она проходила - рано или поздно, - и я вновь искал желанную цель. Так, день за днем, я плыл по течению, проклиная свою лень. - Вы пытались достигнуть отрешенности? - Да... Хотя бы в интеллектуальном отношении... несмотря на обуревавшие меня страсти. - Чтобы обрести полную отрешенность, нужно освободиться и от эмоций, и от интеллекта, что выглядит нелепо... - Нур помолчал, потом остро взглянул на Фригейта. - Если я возьму вас в ученики, вы окажетесь в моей власти. Готовы ли вы к этому? Например, если я попрошу вас выпрыгнуть из гондолы, вы подчинитесь? - Нет, черт возьми! - Но вы должны! Теперь представьте, что я заставляю вас совершить то, что в интеллектуальном и эмоциональном смысле равно такому прыжку... то, что покажется вам умственным или эмоциональным самоубийством... - Пока вы не скажете, что именно, я не могу ответить. - Ладно. Я никогда не отдам такой приказ, пока не пойму, что вы готовы его выполнить. Если это когда-нибудь произойдет. Погас выглянул в дверь. - Там какой-то свет! Он движется! Фригейт и Нур подошли к нему. Разбуженные восклицанием свази, Фарингтон и Райдер, вскочив, прильнули к иллюминаторам. Вдали, высоко в небе, вырисовывался продолговатый силуэт. - Это дирижабль! - воскликнул Фригейт. О чудо! Самая необычайная встреча, которая могла произойти в мире Реки! - По-моему, я вижу носовые огни, - заявил Райдер. - Он не из Новой Богемии, - уверенно сказал Фригейт. - Значит, в долине есть еще одно место, где используют металл, - голос Нура был спокоен. - Если только эта штука не создана Ими, - предположил Мартин. - Однако вряд ли Их аппарат оказался бы похожим на земную конструкцию. Один из бортовых огней мигал. Присмотревшись, Фригейт произнес: - Это азбука Морзе! - Что они сообщают? - спросил Райдер. - Но я не знаю кода! - Фригейт был в отчаянии. Нур отошел от двери, вернулся к нагревателю и приоткрыл вентиль. Ничто не нарушало тишины, слышалось лишь тяжелое дыхание людей. Огонек продолжал мигать. На двадцать секунд Нур увеличил пламя горелки, потом вновь шагнул к дверям и, внезапно застыв, бросил: "Тише!" Все с изумлением уставились на него. Мавр склонился над отводными трубками. - Что такое? - спросил Фарингтон. - Мне показалось, я услышал шипение, - Нур взглянул на Погаса. - Брось сигарету! Он приложил ухо к патрубку и замер. Погас швырнул сигарету на пол и придавил ногой. 69 Пока вертолет возвращался, Джил выслушала по радио отчет Сирано о результатах рейда. Число убитых и жестокость схватки потрясли ее, хотя с самого начала она понимала всю рискованность экспедиции. Всему виной ее мягкотелость... но как иначе они могли получить этот проклятый лазер? Атаковать "Марка Твена" вместо "Рекса"? Когда вертолет вернулся в ангар, Джил приказала взять курс на юго-запад - туда, где их поджидал Клеменс. Сирано и его люди были в медотсеке на перевязке; затем француз явился с докладом в рулевую рубку. Джил выслушала его подробный рассказ и вызвала по рации судно. Как она и ожидала, Сэм был вне себя от счастья. - Значит, вы полагаете, что с Его Мерзейшим Величеством покончено? Вы уверены на сто процентов? - Не сомневаюсь. Мы сделали то, о чем вы просили. Надеюсь, теперь я получу лазер? - Можете его забирать. Жду ваш вертолет. Их прервал голос оператора радара: - НЛО по правому борту, капитан. Примерно на нашей высоте. Клеменс тоже расслышал рапорт. - Что такое? Что за НЛО? Джил, не обращая на него внимания, бросила взгляд на экран локатора. Ей показалось, что она видит два объекта, один под другим, но вдруг ей все стало ясно. - Это воздушный шар! Шар с гондолой! - Что? Воздушный шар? - взволнованно спросил Клеменс. - Надеюсь, это не Их аппарат? - Может быть, еще одна экспедиция к Башне? - предположил Сирано. - Наши неведомые соратники? Джил приказала включить прожектор и просигналить азбукой Морзе следующий текст: "Здесь дирижабль "Парсефаль"! Здесь дирижабль "Парсефаль"! Назовите себя. Назовите себя". Тот же текст передали по радио. Никакого ответа. Джил обратилась к Никитину. - Курс на воздушный шар. Попробуем взглянуть на него вблизи. - Да, капитан. Русский развернул судно на новый курс и вдруг вскрикнул - на панели управления мигала красная лампочка. - Люк ангара! Он открывается! Старший помощник бросился к внутреннему телефону. - Ангар! Ангар! Здесь Коппенейм! Зачем открыли люк? Динамик молчал. Джил нажала кнопку сигнала тревоги. По всему дирижаблю раздался вой сирены. - Говорит капитан! Говорит капитан! Тревога! Тревога! Отозвался начальник электронной службы Катамура. - Капитан, слушаю вас! - Немедленно направьте людей в ангар. Быстро! Кажется, бежал Торн. - Вы думаете, это его рук дело? - спросил Сирано. - Не знаю, но весьма вероятно. Если... если не появился кто-то еще. Она вызвала медицинский отсек. Там не отвечали. - Да, это Торн! Дьявол! Говорила же я, что надо спроектировать автоматический запор нижнего люка! Она быстро распорядилась отправить еще одну группу - в медицинский отсек. - Однако, - Сирано с недоумением приподнял брови, - как же он мог сбежать? Еще не оправившись от ран... Его, прикованного в постели, стерегли четверо, и дверь была заперта снаружи... Ничего не понимаю! - Это не обычный человек! Следовало надеть на него наручники, но мне не хотелось обращаться с ним так жестоко! - Может быть, вертолет не заправлен? - Сомневаюсь. Чентес весьма пунктуален. - Люк открыт полностью, - доложил Никитин, взглянув на пульт. По внутренней связи донесся голос Грейвса. - Джил, это Торн... - Как он умудрился улизнуть? - крикнула Джил. - Я не все видел... я сидел у себя в каюте. Вдруг услышал шум, какие-то крики, стук упавшего тела. Я вскочил, но Торн был уже у двери, от его лодыжки тянулась разорванная цепь. По-видимому, он голыми руками ухитрился разомкнуть одно звено. Он так меня толкнул, что я ударился о стену и не смог сразу встать. Потом он сорвал с переборки телефон. Представляете - голыми руками! Я попробовал приподняться, и он тут же связал мне руки ремнем, снятым с кого-то из часовых. Я весь в синяках... Он мог меня придушить как цыпленка... - В конце концов, я высвободился и выскочил из каюты. Все четверо охранников лежали на полу без сознания. Внутренняя связь повреждена. Дверь была закрыта, ее взломали из коридора. Если бы не помощь наших людей, я до сих пор сидел взаперти. Я тут же бросился к ближайшему телефону. - Давно он освободился? - Уже минут двадцать пять. - Двадцать пять?! Джил ужаснулась. Что же Торн делал все это время в дирижабле? - Займитесь раненными, - коротко приказала она и отключила связь. - У него был где-то спрятан передатчик, - сказала она Сирано. - Откуда вы знаете? - Я не уверена, но он явно что-то искал. Никитин, начинайте снижаться - и побыстрее! Она услышала голос Катамуры: - Капитан, вертолет покинул ангар! Сирано разразился французскими проклятиями. Никитин включил общую связь и сообщил команде, что судно находится в состоянии опасного маневрирования. Весь личный состав должен позаботиться о собственной безопасности. - Курс - сорок пять градусов, Никитин, - приказала Джил, - и полный ход! Дежурный оператор доложил, что на локаторе появилось изображение вертолета. На максимальной скорости он двигался к югу и быстро снижался. Пол рулевой рубки перекосило, и все поспешно стали пристегиваться ремнями к переборкам и креслам. Джил осталась стоять за спиной Никитина. Ей хотелось самой вести корабль, но даже в экстремальных обстоятельствах правила запрещали сменить пилота. Впрочем, она знала, что этот русский выполнит маневр не хуже ее - он работал четко. - Если у Торна есть передатчик, - заговорил Сирано, - то он в любой момент пустит его в дело. Мы ничего не успеем предпринять. Француз был бледен, как полотно, но нашел в себе силы ободряюще улыбнуться Джил. Джил отвела глаза и посмотрела на приборы. Судно шло параллельно Реке, обходя горы. Долина под ними казалась узкой щелью, которая, по мере снижения, стремительно раздвигалась. Внизу замерцали огни костров, вокруг которых обычно собиралась прибрежная стража или любители полуночных бдений. Облака рассеялись, над горами мелькнул слабый свет звезд. Следит ли за ними кто-нибудь с равнин и холмов? И если следит, то, наверно, преисполнен ужаса перед громадой, стремительно несущейся с небес... Но для нее время тянулось бесконечно. Сирано прав: если Торн собирается взорвать "Парсефаль", он сделает это сейчас. Или... или подождет, когда дирижабль приземлится? Пощадил же он Грейвса и своих стражников! Поглядывая на экран локатора, она вызвала ангарный отсек. Отозвался Чентес. - Все разошлись по своим каютам, мэм. Я здесь один. - Понятно. Тогда быстро расскажите, что произошло. - Торн ворвался в отсек и наставил на нас пистолет. Потом захлопнул дверь, разбил телефон внутренней связи и сказал, что за порогом - бомба. Если мы дотронемся до двери, она пустит на воздух весь корабль. Мы не поверили, но поначалу рисковать никто не хотел. Потом Катамура открыл дверь из коридора, бомбы там не было. Торн нас просто запугал. Простите, капитан... - Вы все сделали правильно, Чентес. Она велела радисту передать о случившемся на борт "Марка Твена". На высоте трех тысяч футов она приказала Никитину наклонить винты и приподнять нос дирижабля на три градуса - они шли вниз слишком стремительно. Ее взгляд скользнул по шкалам приборов, и тут же последовал приказ поднять нос еще на семь градусов. Что делать, что предпринять? Ее мысли метались в поисках выхода, как загнанное в смертельную ловушку стадо оленей. Посадить дирижабль? Удержаться на якорях не удастся, значит, нужно спускать водород. Но, когда экипаж покинет судно, оно может взлететь... И, если кто-нибудь не успеет выскочить, его унесет... Может быть, у Торна нет никакого передатчика - как не оказалось бомбы под дверью? Зачем тогда бросать дирижабль? - Слишком быстро! Спускаемся слишком быстро! - повторял Никитин. Джил резко наклонилась вперед и нажала кнопку выброса водного балласта. Корабль стремительно взмыл вверх. - Извините, Никитин, - пробормотала она. - Я не могла ждать. Локатор показывал, что вертолет летит к северу на высоте тысячи футов. Выжидал ли Торн их дальнейших действий или собирался взорвать заряд после посадки? Что предпринять? От напряжения у нее заныли зубы. Она была не в силах примирится с мыслью о потере этого красавца - самого мощного, совершенного дирижабля в мире! И, все-таки, главное - спасение людей. Винты развернуты до предела, их лопасти вспарывают воздух. С обеих сторон угрожающе дыбятся горы. Внизу повсюду жилища, хрупкие бамбуковые строения, в которых спят люди, не ведая о мелькнувшей в вышине смерти... Если дирижабль рухнет, он раздавит сотни и сотни... Если взорвется - погибнут тысячи... Джил приказал Никитину вести судно точно над Рекой. Но что делать дальше? В ту ночь немного людей бодрствовало на берегах Реки и еще меньше вглядывалось в сияющее звездное небо. Но они увидели там два силуэта, один - значительно больше другого. Меньший состоял из двух слегка сплюснутых шаров - нижнего и верхнего; более крупный имел форму длинной сигары. Они двигались навстречу друг другу. От меньшего небесного тела исходил слабый свет, от большего - тянулись яркие лучи, то вспыхивающие, то гаснущие через определенные промежутки времени. Внезапно огромная сигара опустила нос и быстро пошла вниз. Приближаясь к земле, она исторгала странный гул. Мало кто смог узнать в них воздушный шар или дирижабль. Большинство местных жили и умерли до того, как на Земле появились летательные аппараты; остальные если и видели нечто подобное, то лишь на картинках. Только ничтожная часть наблюдателей поняла, что находится перед ними. Однако это чудо вызвало необычайное волнение. Люди побежали будить своих подруг, друзей, соседей. На сторожевой башне ударил сигнал тревоги. Внезапно в небе появился вертолет - еще одно гудящее фантастическое чудовище - и люди застыли в тревожном недоумении. Барабаны загрохотали с новой силой. Обитатели равнины и холмов выбегали из хижин, дома опустели. Все стояли, запрокинув головы, не спуская глаз с трех парящих в вышине объектов, полных неведомой угрозы. Вдруг общий вопль вырвался из тысяч глоток - одно из небесных видений вспыхнуло с протяжным гулом. Пронзительный крик взмыл над Рекой, пока поверженный ангел сверкающим огненным факелом несся вниз. 70 Одеяние Тай Пенга состояло только из листвы железного дерева да ярких цветов, сорванных с лиан. Вздымая левой рукой кружку с вином, он двигался со стремительностью струящегося с холма потока, импровизируя на ходу поэму. Стихи больше годились для чтения при дворе династии Тан; в ушах тех, кто не принадлежал к избранному народу синов, они звучали перестуком костяшек. Для здешних невежд он потом переведет их на эсперанто. Правда, в результате исчезнет множество тонких нюансов и метафор, однако он все равно заставит их смеяться и плакать. Подруга Тай Пенга - Вен Чин - наигрывала на флейте. Обычно она говорила зычным и скрипучим голосом, но при случае умела его смягчить. На эсперанто ее речь всегда звучала мелодично. Тай Пенг был достаточно высок для человека своей расы и эпохи (он родился в восьмом веке нашей эры), гибок, но широкоплеч и мускулист. Длинные волосы тускло отсвечивали на солнце. Светло-зеленые глаза сверкали тигриным блеском. Он был потомком императорской наложницы, но с тех пор прошло уже девять поколений и его ближайшие предки стояли не слишком высоко; говоря откровенно, они были степными ворами и убийцами. Кто-то из его дедов происходил из племени диких кочевников; по-видимому, он и передал Тай Пенгу этот яростный блеск зеленых глаз. Вместе со своими слушателями поэт расположился на вершине холма, с которого виднелись Река, равнина и горная цепь. Люди сидели полукругом, оставив ему свободное пространство для моциона; Тай Пенг не терпел никаких ограничений и преград. Он страдал, пребывая в четырех стенах, а тюремные засовы приводили его в неистовство. Половину аудитории составляли выходцы из Китая пятнадцатого века; остальные - случайные пришельцы, перелетные птицы. Тай Пенг закончил импровизацию и начал читать стихи Чен Цзы Ана. Вначале он обратился к судьбе поэта, который умер за несколько лет до его рождения в тюрьме в возрасте сорока двух лет. Он промотал состояние отца, за что и был осужден местным мандарином. "Как люди горды уменьем своим лавировать в бездне дел! Но кто из них ведает судьбы душ и вечные тайны тел? Наивна их вера, что разум всегда откроет истинный путь. Ведь только Тао таит во мгле событий скрытую суть. Укажет дорогу сейчас верней владеющий правдой рок! Но Темных Истин суровый страж не пустит глупцов на порог". [пер. М.Нахмансона] Тай Пенг замолк, осушил кружку и подошел, чтобы наполнить ее вновь. Один из слушателей, чернокожий по имени Том Тярпин, предупредил: - Вина больше нет. Может быть, сока? - Нет напитка богов? Но я не желаю вашего варварского питья! От него тупеешь. Бодрит лишь вино. Он улыбнулся, повернул голову, сверкнув взглядом ищущего подругу тигра, и схватил за руку Вен Чин. Они направились к хижине. - Когда кончается время вина, наступает время женщины! В такт его стремительным шагам шелестели сверкающие листья и цветы. Вен Чин с трудом поспевала следом. Он казался фавном, увлекающим нимфу в лесную сень. Люди начали расходиться. Один из них обогнул холм и неторопливо поднялся к своему жилищу. Войдя, он запер дверь и опустил бамбуковые шторы на окнах. Нашарив в полумраке стул, человек опустился на него, откинул крышку своего цилиндра и стал пристально всматриваться внутрь. Мимо его двери прошла парочка. Мужчина и женщина громко обсуждали событие, случившееся почти месяц назад. Ночью огромное грохочущее чудовище, вылетевшее из-за западных гор, опустилось на поверхность Реки. Смельчаки из местных жителей на лодках направились к нему. Но оно исчезло в воде и больше не показывалось. Никто не успел до него добраться. Что это было - не дракон ли? Некоторые люди (неверующие выродки девятнадцатого и двадцатого веков) утверждают, что драконы - всего лишь сказка, но любой самый глупый китаец знает - они действительно существуют. Правда, это могла быть и летающая машина тех существ, которые создали этот мир. Говорят, что люди видели человекообразную фигуру, которая плавала вокруг места, где затонул дракон. Человек в хижине улыбнулся. Он подумал о Тай Пенге, чье истинное имя было совсем другим. Тай Пенг означает "Великий Феникс", а на Земле поэт ч