ьми утра. Рассвет наступил, но не принес с собой дня. Вот такое же точно небо видел сухопутный левиафан после громового удара Великой Кометы. Для чешуйчатых исполинов, вся жизнь которых состояла в наполнении непомерно огромных желудков, для несметных орд, беспрестанно перемещавшихся по фантастически изобильным джунглям в тщетной надежде утолить свой неутолимый голод, это небо было небом Армагеддона. Полыхали пожары, мезозойскую Землю хлестали ураганы, бушующая атмосфера насытилась кометной пылью и дымом, планету окутал мрак. Гибли лишенные солнечного света растения, а вслед за ними и могучие динозавры, жестко адаптированные к рухнувшему, безвозвратно ушедшему в прошлое миру. Но в наступившем Хаосе еще активнее заработали механизмы эволюции, прошло какое-то время, и опустошенную Землю заселили новые, странные и неожиданные существа. Мэллори тащился по Флауэр-энд-Дин-стрит, поминутно кашляя и вытирая глаза. Масштабы бедствия вызывали благоговейный трепет. По мостовой лениво перекатывались огромные клубы желтого, до рези в глазах едкого тумана, видимость ограничивалась тремя десятками футов. Скорее по удаче, чем по намерению, он вышел на Коммершел-стрит, в нормальные времена -- самую оживленную улицу Уайтчепела. Теперь же она напоминала поле недавней битвы: густо усыпанный битым стеклом асфальт, и -- ни души. Мэллори прошел квартал, другой. Ни одной целой витрины. Судя по всему, булыжники, выковырянные на боковых улицах, летели направо и налево, как метеоритный дождь. По ближайшей бакалейной лавке будто прошелся ураган, оставив на тротуаре грязные сугробы муки и сахара. Мэллори пробирался среди взлохмаченных кочанов капусты, раздавленных слив, расплющенных жестянок с консервированными персиками и в хлам разбитых копченых окороков. Сырая, густо рассыпанная мука сохранила самые разнообразные следы: вот грубые мужские башмаки, вот босые детские ноги, а здесь прошлись изящные женские туфельки, и рядом -- смутная бороздка, кринолин зацепил за землю. Из тумана возникли четыре размытые фигуры, трое мужчин и женщина, -- все прилично одетые, все в масках. Заметив Мэллори, встречные разом перешли на другую сторону улицы. Двигались они неторопливым, прогулочным шагом и о чем-то вполголоса переговаривались. Под ногами Мэллори ритмично похрустывало битое стекло. "Мужской конфекцион Мейера", "Галантерея Петерсона", "Парижская пневматическая прачечная Лагранжа" -- везде разбитые витрины и сорванные с петель двери. Фасады лавок подверглись массированной бомбардировке булыжниками, кирпичами и сырыми яйцами. Теперь из тумана возникла более сплоченная группа. Мужчины и подростки, у некоторых -- нагруженные тележки, хотя никто из них не похож на уличного торговца. С лицами, закрытыми масками, эти люди казались усталыми, чуть смущенными и печальными, словно только что похоронили любимую тетю. Около разграбленной сапожной мастерской они остановились и начали с вялым энтузиазмом стервятников подбирать разбросанную по мостовой обувь. Мэллори ругал себя последними словами. Пока он предавался бездумному распутству, Лондон превратился в средоточие анархии. Ему сейчас следовало быть дома, в мирном Сассексе, в кругу своей семьи. Вместе с братьями и сестрами готовиться к свадьбе Маделайн, дышать чистым деревенским воздухом, есть здоровую домашнюю пищу, пить домашнее пиво. Внезапно его охватил острый приступ тоски по дому, он спросил себя, какая дикая смесь похоти, амбиций и обстоятельств забросила его в этот жуткий, насквозь прогнивший город. Он задумался, что делают сейчас его домашние. Сейчас. А который сейчас час? И тут он вспомнил о часах Маделайн. Подарок сестре на свадьбу лежал в сейфе Дворца палеонтологии. Красивые часы, купленные для милой Маделайн, находились и близко, и почти вне досягаемости. До Дворца -- семь миль. Семь миль бурлящего хаоса. Но должен же быть какой-то путь назад, какой-то способ преодолеть это расстояние. Мэллори задумался, ходят ли хоть какие-нибудь городские поезда или паробусы. А может, удастся поймать кэб? Да нет, лошади бы задохнулись в этом гнилом тумане. Придется идти на своих двоих. Все говорило, что попытка пересечь Лондон -- дикая глупость, что было бы гораздо умнее крысой забиться в какой-нибудь тихий подвал, сидеть там и дрожать в надежде, что катастрофа пройдет стороной. И все же Мэллори обнаружил, что плечи его расправляются, а ноги сами собой стремятся вперед. Даже пульсирующая боль в дотла выжженной голове начала успокаиваться. Ведь это так важно -- поставить перед собой конкретную цель. Назад во Дворец. Назад к нормальной жизни. -- Эй! Эй, вы, там! Сэр! Крик раскатился в голове, как голос нечистой совести; Мэллори удивленно вскинул глаза. Из окна четвертого этажа заведения "Братья Джексон. Скорняки и шляпники" торчал черный ствол винтовки. Затем рядом со стволом появилась лысая очкастая голова и полосатая рубашка, перечеркнутая ярко-красными подтяжками. -- Чем могу быть полезен? -- привычно отозвался Мэллори. -- Благодарю вас, сэр! -- Голос лысого дрожал. -- Сэр, прошу вас, не будете ли вы так любезны поглядеть у нашей двери. Вот тут, у крыльца. Мне кажется -- там кто-то ранен! Мэллори махнул рукой и подошел ко входу в магазин. Двустворчатая дверь уцелела, но была сильно измочалена и покрыта яичными потеками. Чуть левее ничком распластался молодой человек в полосатой матросской блузе и расклешенных брюках; возле его руки валялся толстый железный прут. Мэллори сгреб грубую ткань блузы и перевернул бесчувственное тело лицом вверх. Мертвый. Пуля угодила матросу в горло, при ударе о мостовую его нос свернулся на сторону и расплющился, что придавало пепельно-бледному лицу странно гротескный вид, словно парень прибыл сюда из какой-то безвестной страны мореходов-альбиносов. Мэллори выпрямился. -- Вы застрелили его насмерть! -- крикнул он, задрав голову. Лысый явно не ожидал такого поворота; он ничего не ответил и громко закашлялся. Мэллори заметил за плетеным ремнем мертвого матроса искривленную деревянную рукоятку, наклонился и вытащил оружие. Револьвер совершенно незнакомой системы, массивный барабан изрезан глубокими бороздками, под длинным восьмигранным стволом прилепился непонятный, наглухо закрытый цилиндр. И резкая вонь черного пороха. Мэллори поднял глаза. Да, толпа, молотившая чем попало эту дверь, была готова на все. Озверевшие ублюдки не успели довести свое дело до конца -- увидели, что матрос убит, и разбежались. Мэллори отошел на мостовую и взмахнул револьвером. -- Негодяй был вооружен! -- крикнул он. -- Хорошо, что вы... В нескольких дюймах от его головы провизжала срикошетившая пуля; на бетонной ступеньке появилась неглубокая белая щербинка. -- Да какого дьявола, придурок ты косорукий! -- взревел Мэллори. -- Не умеешь обращаться с оружием, так и не берись! Секундное молчание. -- Прошу прощения, сэр! -- выкрикнул лысый. -- Или ты это что, нарочно? Так какого дьявола... -- Я сказал, прошу прощения. Только вам, сэр, лучше бы выбросить это оружие. -- И не подумаю! -- проорал Мэллори, засовывая револьвер за ремень. Его намерение потребовать, чтобы лысый спустился и прикрыл мертвеца, как полагается, осталось неосуществленным -- громко захлопали ставни, из четырех распахнувшихся окон высунулись еще четыре винтовочных ствола. Братцы Джексоны были настроены весьма воинственно. Мэллори попятился, показывая пустые руки и пытаясь изобразить улыбочку. Как только фасад негостеприимной скорняжной мастерской скрылся за пологом желтой мглы, он повернулся и побежал прочь. Теперь он двигался осторожнее, держась середины улицы. Он обнаружил затоптанную батистовую сорочку и оторвал от нее рукав. Получилась вполне сносная маска. Осмотрев револьвер матроса, Мэллори выдернул из барабана черный патронник; там еще оставалось пять зарядов. Громоздкое, неуклюжее оружие, явно иностранного производства, воронение неровное, пятнами, однако механика изготовлена вполне пристойно. Единственная маркировка -- загадочные слова "БАЛЛЕСТЕР-МОЛИНА"*, еле заметно выбитые на одной из граней ствола. Мэллори вышел на Олдгейт-Хай-стрит, смутно запомнившуюся ему по прогулке с Хетти от пристани Лондонского моста; сейчас она выглядела еще кошмарнее, чем ночью. Впрочем, какой-то непредсказуемый каприз хаоса спас ее пока от разгрома. Сзади донеслось ритмичное позвякивание; Мэллори сошел с мостовой на тротуар, уступая дорогу пожарной машине. Ее красные борта были сплошь во вмятинах и царапинах -- какая-то шайка лондонского сброда атаковала пожарников, напала на обученных людей и машины, которые одни и стояли между городом и адским, всесжигающим пламенем. Это показалось Мэллори высшим проявлением извращенной глупости и все же почему-то его ничуть не удивило. Усталые пожарники висели на подножках, лица их скрывали фантастические резиновые маски с огромными стеклянными глазами и гармошками дыхательных трубок. Мэллори много бы отдал за такую маску; его глаза болезненно слезились, он непрерывно щурился, как пират в пантомиме, но продолжал шагать. Олдгейт перешла в Фенчерч, потом в Ломбард, потом в Поултри-стрит, а до заветной цели, если Дворец палеонтологии заслуживал такого названия, оставалось еще много миль. В висках стучало, голова кружилась от выпитого вчера плохого виски и от еще худшего воздуха, в котором все явственнее ощущалось влажное, тошнотворно-едкое дыхание Темзы. Посреди Чипсайд-стрит лежал на боку паробус, сгоревший от пламени собственной топки. Все стекла в его окнах были разбиты, кузов выгорел до почерневшего остова. Хотелось надеяться, что внутри никто не погиб. Дымящиеся останки воняли так зверски, что Мэллори не хотелось проверять. На кладбище собора Святого Павла виднелись люди. Воздух там был чище, можно было даже различить и купол, и толпу, собравшуюся под кладбищенскими деревьями. По какой-то непонятной причине все эти мужчины и подростки пребывали в великолепном расположении духа. Мгновение спустя Мэллори разглядел, что они нагло бросают кости прямо на ступенях шедевра Рена. Чуть дальше и саму Чипсайд перегородили группки игроков; тесно сбитые круги расползлись по мостовой, мужчины стояли на коленях, охраняя стопки монет и ассигнаций. Организаторы игр, все как на подбор крутые, с нехорошим прищуром глаз кокни, словно выкристаллизовавшиеся из лондонского смрада, выкрикивали на манер ярмарочных зазывал громко и хрипло: -- Шиллинг на кон! Кто ставит? Кто ставит, ребятки? От этих группок то и дело доносились торжествующие возгласы выигравших и гневные стоны неудачников. На каждого играющего приходилось по трое зрителей; ярмарочное увеселение, вонючий и преступный карнавал, но каждый забавляется, как умеет. Ни полиции, ни властей, ни элементарной порядочности. Мэллори протискивался сквозь возбужденную, не очень густую толпу, настороженно поглядывая по сторонам и не снимая руки с рукоятки револьвера. В переулке двое в масках избивали ногами третьего, затем они освободили его от часов и бумажника. Дюжина зрителей воспринимала происходящее с весьма умеренным интересом. Эти лондонцы, подумал Мэллори, подобны газу, облаку крохотных атомусов. Стоило только разорваться скрепляющим общество связям, и они попросту разлетелись, как абсолютно упругие сферы законов Бойля. Приличные в большинстве своем, если судить по платью, эти люди сейчас потеряли голову, низведенные хаосом до нравственной пустоты. Никто из них, думал Мэллори, никогда не сталкивался ни с чем даже отдаленно подобным происходящему. Они лишились разумных критериев для сравнения, превратились в марионеток слепого инстинкта. Подобно дикарям шайенам, танцующим под дьявольскую дудку алкоголя, добропорядочные жители цивилизованного Лондона предались первобытному безумию. По всеобщему выражению изумленного блаженства на сияющих лицах Мэлллори осознал, что эти люди наслаждаются, наслаждаются от всей души. Нечестивая, греховная свобода, свобода более полная, чем все, о чем они могли когда-либо помыслить, доводила их до экстаза. Священная стена Патерностер-роу пестрела аляповатыми, сырыми от не успевшего еще подсохнуть клея афишами. Рекламы самого дешевого и навязчивого сорта, какие мозолят глаза по всему Лондону: "МАГНЕТИЧЕСКИЕ ПИЛЮЛИ ОТ ГОЛОВНОЙ БОЛИ ПРОФЕССОРА РЕНБУРНА", "РУБЛЕНАЯ ТРЕСКА БИРДЗЛИ", "ТАРТАОЛИТИН МАККЕССОНА И РОББИНСА","ЗУБНОЕ МЫЛО АРНИКА"... И несколько театральных афиш: "МАДАМ СКАПИЛЬОНИ В САВИЛЛ-ХАУСЕ НА ЛЕСТЕР-СКВЕР. ВОКСХОЛЛСКАЯ СИМФОНИЯ ДЛЯ ПАНМЕЛОДИУМА"... Спектакли, которым не суждено состояться, о чем, конечно же, знали и расклейщики -- афиши были нашлепаны вкривь и вкось, с безразличной поспешностью. Из-под сморщенных листов плохой бумаги белыми ручейками стекал клей -- зрелище, непонятным образом раздражавшее Мэллори. А среди этих будничных объявлений непринужденно, словно по полному праву, раскинулся огромный, с попону размером, трехчастный плакат машинной печати, тоже сморщившийся от поспешной расклейки. Даже краска на нем казалась еще сырой. Нечто безумное. Мэллори застыл, пораженный грубой эксцентричностью триптиха. Он был отпечатан в три цвета -- алый, черный и отвратительный серовато-розовый, казавшийся смесью двух предыдущих. Алая женщина с повязкой на глазах -- богиня правосудия? -- в размытой алой тоге возносит алый меч с надписью "ЛУДД" над розовато-серыми головами двух очень грубо обрисованных фигур мужчины и женщины, изображенных по пояс, -- короля и королевы? Лорда и леди Байрон? Алая богиня попирала середину огромной двуглавой змеи или чешуйчатого дракона, на чьем корчащемся теле было написано "МЕРИТОЛОРДСТВО". За спиной у алой женщины горизонт Лондона полыхал языками алого пламени, небо полнилось стилизованными завитками мрачных туч. В правом верхнем углу болтались на виселице трое мужчин, то ли священнослужители, то ли ученые, а в верхнем левом -- нестройная колонна жестикулирующих уродцев, ведомая яркой хвостатой кометой, шествовала, размахивая флагами и якобинскими пиками, к какой-то неведомой цели. И это еще малая часть. Мэллори протер слезящиеся глаза. Весь огромный прямоугольный лист кишел более мелкими фигурками, будто бильярдный стол -- шарами. Вот миниатюрный бог ветров выдувает облако с надписью "МОР". Вот артиллерийский снаряд или бомба взрывается стилизованными угловатыми осколками, раскидывая во все стороны угольно-черных чертенят. Заваленный цветами гроб, поверх цветов лежит удавка. Голая женщина сидит на корточках у ног чудовища -- прилично одетого джентльмена с головой рептилии. Крошечный, сложивший руки, как для молитвы, человечек в эполетах стоит под виселицей, крошечный палач в колпаке с прорезями для глаз и куртке с закатанными рукавами указывает ему на петлю... Клубы дымовых туч, наляпанные на изображение, как комки грязи, которые связывают все воедино, как тесто -- начинку пирога. А в самом низу был текст. Его заголовок, исполненный огромными расплывчатыми буквами машинного шрифта, гласил: "СЕМЬ ПРОКЛЯТИЙ ВАВИЛОНДОНСКОЙ БЛУДНИЦЫ". Вавилондон? Какие "проклятья", почему "семь"? По всей видимости, этот плакат был наспех сляпан из первых попавшихся под руку машинных трафаретов. Мэллори знал, что в современных типографиях есть специальные перфокарты для печати стандартных картинок -- по смыслу, нечто вроде дешевых деревянных матриц, использовавшихся когда-то при печати жестоких баллад. В машинном наборе грошовых изданий можно было по сотне раз встретить одну и ту же намозолившую глаза иллюстрацию. Но здесь -- цвета были кошмарны, изображения втиснуты куда попало, словно в лихорадочном бреду, и, что хуже всего, плакат явно пытался выразить -- пусть даже диким, судорожным способом -- нечто абсолютно немыслимое. -- Ты это мне? -- осведомился чей-то голос. -- Что? -- испуганно дернулся Мэллори. -- Да нет, я так. Прямо у него за спиной стоял длинный тощий кокни; на соломенных, сто лет не мытых волосах неожиданного собеседника сидел высокий, донельзя замусоленный цилиндр. Нижнюю часть его лица прикрывала веселенькая, в горошек, маска, глаза сверкали пьяным, полубезумным блеском. Новехонькие, явно ворованные башмаки дико контрастировали с кошмарными, недостойными даже называться одеждой лохмотьями. От кокни несло застарелым потом -- вонью заброшенности и безумия. Он прищурился на афишу, а затем посмотрел Мэллори прямо в глаза. -- Твои, сквайр, дружки? -- Нет, -- сказал Мэллори. -- Вот ты, ты скажи мне, что это значит, -- не отставал кокни. -- Я слышал, как ты тут бормотал. Ты ведь знаешь? Знаешь, да? Резкий голос тощего забулдыги дрожал и срывался; его глаза сверкали звериной ненавистью. -- Отстаньте от меня! -- крикнул Мэллори. -- Он возносит хулу на Христа Спасителя! -- взвизгнул кокни; его скрюченные пальцы месили воздух. -- Святая кровь Христова, омывшая нас от греха... Мэллори ударил по костлявой, тянущейся к его горлу руке. -- Да мочи его на хрен, -- доброжелательно посоветовал еще один незнакомый голос. Мочить, судя по всему, нужно было не тощего ублюдка, а Мэллори. Эти слова зарядили и без того мрачную атмосферу, как лейденскую банку. Внезапно Мэллори и его противник оказались в центре толпы, из случайных частичек превратились в фокус возможной -- и очень серьезной -- беды. Высокий кокни, которого, возможно, кто-то подтолкнул, налетел на Мэллори, получил удар в живот и согнулся пополам. Над толпой взвился чей-то высокий, леденящий сердце голос. Слов Мэллори не разобрал -- да и были ли там какие-нибудь слова? Неумело брошенный ком грязи пролетел мимо его головы и шмякнулся о плакат; это словно послужило сигналом, внезапно вспыхнула беспорядочная драка, яростные крики перемежались глухими звуками ударов, люди падали, снова поднимались. Мэллори пытался и никак не мог вырваться из этой свалки; пританцовывая на оттоптанных ногах и, ругаясь сквозь до боли сжатые зубы, он выхватил из-за пояса револьвер, направил его вверх и нажал на спуск. Ничего. Чей-то локоть болезненно въехал ему под ребра. Он взвел большим пальцем курок и снова нажал. Грохот выстрела отдался в голове, болезненно ударил по барабанным перепонкам, эхом раскатился по улице. В мгновение ока толпа вокруг Мэллори растаяла; люди орали, падали,уползали на четвереньках в нерассуждающем стремлении спасти свою шкуру. Несколько человек осталось лежать на мостовой, по ним успели потоптаться те, что пошустрее. Какую-то секунду Мэллори стоял неподвижно, скрытая батистовой маской челюсть отвисла от изумления, ствол револьвера все так же глядел в небо. Бежать, бежать от этого безумия -- настойчиво подсказывал здравый смысл, бежать сию же секунду. И Мэллори побежал; пытаясь запихнуть револьвер за ремень, он обнаружил к вящему своему ужасу, что курок почему-то взведен, малейшее прикосновение к спусковому крючку -- и снова громыхнет оглушительный выстрел. Времени разбираться не было; Мэллори убрал палец со спуска и побежал дальше, стараясь не очень размахивать правой, сжимающей оружие рукой. Он выбился из сил, остановился и зашелся мучительным кашлем. Сзади из-за грязной пелены тумана доносились крики животной злобы, ненависти, ликования, изредка перемежаемые выстрелами. -- Господи Иисусе, -- пробормотал Мэллори и начал внимательно изучать оружие. Эта чертова штука взвела себя автоматически, выбросив часть пороховых газов в прикрепленный к стволу цилиндр. Давление газов отвело барабан назад, косые бороздки и выступающие из рамы зубцы заставили его повернуться, на место стреляного патрона встал новый, то же самое движение взвело курок. Мэллори придержал курок большими пальцами, осторожно его спустил и облегченно сунул револьвер за ремень. Полоса афиш дотянулась и досюда. Мэллори шел по пустынной, зловеще притихшей улице и читал объявления, жирно напечатанные на влажных, вкривь и вкось наклеенных на стену листках. Откуда-то издалека доносились звон бьющегося стекла и взрывы мальчишеского хохота. "ПОТАЙНЫЕ КЛЮЧИ ИЗГОТАВЛИВАЕМ ДЕШЕВО" -- гласил небрежно приклеенный плакат. "КРАСИВЫЕ ДОЖДЕВИКИ ДЛЯ ИНДИИ И КОЛОНИЙ". "ОБУЧАЕМ СПЕЦИАЛЬНОСТЯМ ПРОВИЗОРА И ФАРМАЦЕВТА". Впереди послышалось медленное цоканье подков, скрип оси. Затем из тумана возник фургон расклейщика -- высокая черная повозка, сплошь оклеенная огромными кричащими плакатами. Малый в маске и широком сером плаще лепил на стену очередное объявление. Стена располагалась футах в пяти от тротуара, за высокой кованой оградой, но это ничуть не мешало расклейщику, вооруженному хитрым валиковым устройством, прикрепленным к концу длинной палки. Мэллори подошел поближе. Расклейщик не поднял глаз, в его работе наступал самый ответственный момент. Объявление, плотно намотанное на черный резиновый валик, прижималось и раскатывалось снизу вверх по стене. Одновременно с этим расклейщик ловко нажимал на рукоятку маленького насосика, прикрепленного к палке; два кривых патрубка, установленные на концах валика, выплескивали жидкую кашицу клея. Затем -- проход вниз, уже без клея, чтобы пригладить лист, и все готово. Фургон тронулся с места. Мэллори подошел поближе и узнал, что мыло "Колгейт" придает коже лица неповторимую свежесть. Прочитав объявление, он снова догнал остановившийся неподалеку фургон, однако расклейщик, которому явно не нравилось быть объектом внимания, что-то пробормотал кучеру; и тот отъехал подальше. Теперь Мэллори следил за его действиями издалека. Следующую остановку фургон сделал на углу Флит-стрит у щитов, где испокон века вывешивались городские газеты. Расклейщика это обстоятельство ничуть не смутило, он нагло налепил поверх "Морнинг Клэрион" одно объявление, затем другое и третье. На этот раз -- театральные афиши. ДОКТОР БЕНЕ ИЗ ПАРИЖА намеревался прочесть лекцию на тему "Терапевтическая ценность ВОДНОГО СНА". ШАТОКУАССКОЕ БРАТСТВО СУСКВЕГАННСКОГО ФАЛАНСТЕРА организует симпозиум по теме "Социальная философия покойного доктора КОЛЬРИДЖА"*. ДОКТОР ЭДВАРД МЭЛЛОРИ прочтет научную лекцию с кинотропией... "Это надо же!" -- горько усмехнулся Мэллори. ЭДВАРД МЭЛЛОРИ -- так вот прямо, восьмидесятипунктной машинной готикой. Неплохо, кстати, смотрится. Жаль только, что лекции этой не будет. Судя по всему, Гексли или кто-то из его персонала успел уже заказать афиши, а распоряжение об отмене запоздало. Жаль, очень жаль, думал Мэллори, с какой-то собственнической нежностью глядя вслед удаляющемуся фургону. ЭДВАРД МЭЛЛОРИ. Хорошо бы раздобыть такую афишу на память о несостоявшейся лекции. Отклеить? Ну и куда же с ней потом, мокрой и липкой? Он стал читать текст, чтобы сохранить его хотя бы в памяти. При ближайшем рассмотрении печать оказалась вовсе не такой уж хорошей, черные буквы имели неприятный, цвета запекшейся крови ободок. Скорее всего, печатники выполняли предыдущий заказ в красных тонах и не вымыли толком иглы. "ТОЛЬКО ДВА РАЗА! Музей практической геологии на Джермин-стрит имеет честь представить лондонской публике лекцию ДОКТОРА ЭДВАРДА МЭЛЛОРИ, Ч.К.О., Ч.К.Г.О., каковой изложит поразительную историю открытия им в диком Вайоминге знаменитого СУХОПУТНОГО ЛЕВИАФАНА, свои теории относительно среды обитания этого чудовища, его привычек и диеты, а также историю своих встреч с дикими ИНДЕЙЦАМИ племени шайенов. Кроме того, он подробнейшим образом опишет ГНУСНОЕ, ЛЕДЕНЯЩЕЕ КРОВЬ УБИЙСТВО своего ближайшего соперника покойного ПРОФЕССОРА РАДВИКА и поделится секретами АЗАРТНЫХ ИГР, в том числе и особо правилами поведения в ПРИТОНАХ ДЛЯ КРЫСИНЫХ БОЕВ, за чем последует изысканный ТАНЕЦ СЕМИ ПОКРЫВАЛ в исполнении нескольких мисс Мэллори, которые дадут откровенный отчет о своем приобщении к ИСКУССТВУ ЛЮБВИ. Женщины и дети не допускаются. Цена билета 2 ш. б п. Шоу пройдет в сопровождении наисовершеннейшей кинотропии мистера КИТСА". Мэллори скрипнул зубами и бросился бежать; легко обогнав неспешно катившийся фургон, он схватил мула под уздцы. Животное споткнулось, фыркнуло и остановилось. Его грязная голова была закутана в парусиновую маску, сооруженную из торбы. Кучер невнятно завопил, спрыгнул с козел и взмахнул короткой увесистой дубинкой. -- Эй ты, мотай, покуда цел! -- крикнул он, переходя на нормальный человеческий язык. -- Ты меня слышал? Бери ноги в руки и... Оценив габариты Мэллори, смельчак приутих, однако продолжал угрожающе похлопывать дубинкой по мозолистой ладони. Из-за фургона выбежал расклейщик; он держал свое хитрое устройство наперевес, как вилы. -- Отойдите-ка, мистер, -- мирно предложил кучер. -- Мы вам ничего не сделали. -- Не сделали? -- возмущенно заорал Мэллори. -- Где вы, сволочи, взяли эти афиши? Отвечай, когда тебя спрашивают! -- Сегодня Лондон распахнут настежь! -- Расклейщик вызывающе взмахнул перед носом у Мэллори валиком своего устройства. -- Хочешь подраться из-за того, где мы лепим нашу бумагу, так давай! Один из огромных рекламных щитов, составлявших стенку фургона, со скрипом откинулся в сторону. Из темного проема на мостовую спрыгнул невысокий, кряжистый, сильно облысевший господин в красной охотничьей куртке, клетчатых брюках, заправленных в лакированные сапоги, и без головного убора. Маски на круглом румяном лице тоже не было. -- Что тут происходит? -- Чтобы задать этот вопрос, лысоватому господину потребовалось вытащить изо рта большую, яростно дымящую трубку. -- Хулиган, сэр! -- объявил кучер. -- Какой-то наемный громила, Индюк подослал! -- Он что, один? -- вскинул брови крепыш. -- Странно это как-то. -- Он оглядел Мэллори с головы до ног. -- Ты знаешь, кто я, сынок? -- Нет, -- качнул головой Мэллори. -- Ну и кто же ты такой? -- Я -- тот, кого называют королем расклейщиков, вот так-то, мой мальчик! Ты, видно, совсем новичок в нашем деле! -- Я не знаю вашего дела и знать не хочу! Я -- доктор Эдвард Мэллори! Крепыш скрестил руки немного покачался на каблуках: -- Нун? -- Вы только что наклеили афишу, которая злостно на меня клевещет! -- Ясненько, -- протянул король. -- Теперь понятно, какая муха тебя укусила. -- Он облегченно усмехнулся. -- Ну так вот, доктор Эдвард Мэллори, я тут совершенно ни при чем. Я их только клею, а не печатаю. Так что ко мне не может быть никаких претензий. -- Как бы там ни было, вы не будете больше расклеивать эти проклятые пасквили! -- твердо сказал Мэллори. -- Я хочу забрать все, что у вас осталось, и хочу знать, где вы их получили! Царственным мановением руки король успокоил свою немногочисленную гвардию. -- Я очень занятой человек, доктор Мэллори, и не могу тратить время на выслушивание бессмысленных угроз. Если вы не против, зайдемте в мой фургон и поговорим как джентльмен с джентльменом. Он вопросительно прищурил маленькие, васильково-голубые глаза. -- Хорошо, -- неуверенно пробормотал Мэллори, спокойный ответ короля словно выпустил весь пар из его возмущения. Теперь он чувствовал себя довольно глупо и не в своей тарелке. -- Хорошо, -- повторил он. -- С удовольствием. -- Вот и прекрасно. Том, Джемми, за работу. -- Король ловко вскарабкался в фургон. Поколебавшись секунду, Мэллори последовал за ним. Никаких сидений внутри фургона не было, зато весь пол устилала ворсистая темно-каштановая ткань, подбитая снизу чем-то мягким и простеганная на манер турецкого дивана. По стенам тянулись глубокие лакированные стеллажи, забитые туго скатанными рулонами афиш. Сквозь распахнутый потолочный люк внутрь фургона струился тусклый, мрачный свет. От кошмарной вони клея и дешевого черного самосада перехватывало дыхание. Король раскинулся на полу, подсунув под спину пухлую подушку. Пистолетный щелчок кнута, недовольное ржание, заскрипели колеса, и фургон сдвинулся с места. -- Джин с водой? -- предложил король, открывая шкафчик. -- Просто воды, если можно, -- попросил Мэллори. -- Воды так воды. -- Король достал большую глиняную бутыль и наполнил жестяную кружку. Мэллори стянул грязную маску под подбородок и жадно вылакал воду. За первой кружкой последовала вторая и третья. -- Может, немножко лимонного соку? Только вы уж, -- подмигнул король, -- постарайтесь не напиться до непотребного состояния. Мэллори откашлялся, прочищая горло. -- Премного благодарен. -- Без маски он чувствовал себя странно голым, а неожиданная любезность короля расклейщиков -- в сочетании с химической вонью клея, едва ли не худшей, чем вонь Темзы, -- окончательно его ошарашила. -- Я очень сожалею о своей... э-э... излишней резкости. -- Да это все мои ребята, -- великодушно обронил король. -- В афишерасклеечном бизнесе всегда приходится держать кулаки наготове. Вот прямо вчера моим ребятам пришлось довольно круто разбираться со старым Индюком и его шайкой. По вопросу расклеечных площадей на Трафальгар-сквер, -- презрительно фыркнул король. -- Вчера у меня тоже были определенные трудности, -- хрипло отозвался Мэллори. -- Но по сути я -- человек разумный, и уж во всяком случае, сэр, я не люблю скандалов. -- Никогда не слышал, чтобы Индюк нанимал в громилы образованного человека, -- умудренно кивнул король. -- По вашему платью и манерам можно понять, что вы ученый. -- У вас острый глаз. -- Хотелось бы так думать, -- ухмыльнулся король. -- Ну а теперь, когда все встало на свои места, может быть, вы просветите меня относительно причин вашего недовольства? -- Все дело в этих ваших афишах, -- с жаром начал Мэллори. -- Они поддельные. И клеветнические. И, разумеется, незаконные. -- Я уже успел вам заметить, что мы тут абсолютно ни при чем, -- развел руками король. -- Позвольте мне разъяснить вам смысл нашей работы. На расклейке сотни листов двойного формата я зарабатываю один фунт один шиллинг. Иными словами, два и шесть десятых пенни за лист, для ровного счета -- три. И если вы желаете купить какие-нибудь из моих объявлений по этой цене -- что ж, можно и поговорить. -- Где они? -- спросил Мэллори. -- Я с готовностью разрешаю вам поискать вышеупомянутый товар на стеллажах. Когда фургон остановился для очередной расклейки, Мэллори начал перебирать афиши; они были свернуты в толстые перфорированные рулоны, плотные и увесистые, как дубинки. Король передал кучеру через люк очередной рулон, мирно выбил пенковую трубку, наполнил ее табаком, взятым из грубого бумажного кулька и раскурил от немецкой трутницы. Затем он блаженно выпустил облако вонючего дыма. -- Вот они. -- Вытянув из рулона верхнюю афишу, Мэллори расправил ее на полу. -- Посмотрите на эту гнусность. На первый взгляд все выглядит прекрасно, но дальше сплошная мерзость. -- Стандартный рулон из сорока листов, шесть шиллингов ровно. -- Прочтите здесь, -- сказал Мэллори, -- где они практически обвиняют меня в убийстве! Король читал заголовок, шевеля губами и мучительно морща лоб. -- Мэ Лори, -- сказал он наконец. -- Лори -- это что, обезьянки такие? Или попугаи, я всегда путаю. Так вы что, выступаете с ними перед публикой? -- Мэллори -- это моя фамилия! -- Театральная афиша, без иллюстраций, половинная -- значит, в те самые два стандартных формата... -- Король снова наморщил лоб. -- Помню, помню, они еще малость смазанные. Ну знал же я, с первого момента почувствовал, что-то с этим заказом не так. -- Он вздохнул, выпустив новое вонючее облако. -- Ас другой стороны, этот ублюдок, он же вперед заплатил. -- Кто? Кому? -- В Лаймхаусе, в Вест-Индских доках, -- снова вздохнул король. -- Чего-то там варится в тех местах, доложу я вам, доктор Мэллори. Со вчерашнего дня всякие прохиндеи лепят там новехонькие плакаты по всем стенам и заборам, какие под руку попадутся. Мои ребята совсем уж было думали разобраться с ними насчет такого наглого вторжения, пока капитан Свинг -- это он так себя называет -- не решил прибегнуть к нашим услугам. У Мэллори вспотели подмышки. -- Капитан Свинг? -- Он такой же капитан, как я -- папа римский, -- фыркнул король. -- Ипподромный жучок, если судить по платью. Невысокий, рыжий, косоглазый, и еще у него шишка на лбу, вот тут. Псих, каких еще поискать. Хотя довольно вежливый, сразу согласился не лезть в наше расклейное дело, мы объяснили ему обычаи, и он сразу согласился. И денег у него, похоже, куры не клюют. -- Я его знаю! -- дрожащим голосом воскликнул Мэллори. -- Это -- луддитский заговорщик. Возможно, он сейчас самый опасный человек во всей Англии! -- Вот уж никогда бы не подумал, -- хмыкнул король. -- Он -- страшная угроза общественному спокойствию! -- А по виду не скажешь, -- возразил король. -- Смешной очкастый коротышка, да еще сам с собой разговаривает. -- Этот человек -- враг государства, заговорщик самого пагубного толка! -- Я-то сам мало слежу за политикой, -- сказал король, спокойно откидываясь на подушки. -- Закон о расклейке плакатов -- вот вам и вся ихняя политика, дурь собачья! Это чертов закон жестко ограничивает, где можно вешать плакаты, а где нет. И ведь я же, доктор Мэллори, я же лично знаю члена парламента, который протащил этот закон, я же работал на его избирательную кампанию. Этого типа нимало не трогало, куда лепят его плакаты. Куда бы ни лепили -- все путем, лишь бы на плакатах был он, а не кто другой. -- Господи! -- прервал его Мэллори. -- Подумать только, что этот негодяй на свободе, в Лондоне, да еще с деньгами из Бог знает какого источника, и он подстрекает к восстанию и мятежам, да еще в момент всеобщей беды, да еще имеет в своем распоряжении машинный печатный станок! Это кошмар! Ужас! -- Да вы же сами себя заводите, доктор Мэллори. -- Король укоризненно покачал головой. -- Мой дорогой папаша, упокой, Господи, его душу, всегда мне говорил: "Когда все вокруг теряют голову, ты просто вспомни, что в фунте как было двадцать шиллингов, так и осталось". -- Возможно, что и так, -- сказал Мэллори, -- но только... -- Мой дорогой папаша клеил афиши в смутные времена! Еще в тридцатых, когда кавалерия топтала рабочих, а потом крючконосого Веллингтона разнесли в клочья. Суровые были времена, сэр, куда суровее нынешних, когда всех-то и неприятностей, что какой-то там смрад! И это вы называете бедой? Лично для меня это удачный шанс, и я стараюсь им воспользоваться. -- Боюсь, вы не совсем сознаете глубину этого кризиса, -- возразил Мэллори. -- Смутные времена -- вот когда начали печатать первые плакаты в четыре двухформатных листа! Правительство тори подрядило моего папашу -- он был тогда церковным сторожем и расклейщиком в приходе Святого Андрея в Холборне -- замазывать плакаты радикалов. Ему приходилось нанимать для этого женщин -- вот сколько было работы. Они замазывали плакаты радикалов днем, а ночью расклеивали новые! Во времена революций открывается уйма возможностей! Мэллори вздохнул. -- Мой папаша изобрел механизм, получивший название "Патентованное раздвижное прижимающее устройство", к которому я потом добавил ряд усовершенствований. Эта штука служит для наклейки плакатов под мостами, мы же и с воды работаем, а не только на суше. Мы, наша семья, все сильно предприимчивые, нос никогда не вешаем. -- Много вы там напредпринимаете, если от Лондона останется одно пепелище, -- бросил Мэллори. -- Вы же фактически помогаете этому мерзавцу в его анархистских заговорах! -- У вас все шиворот-навыворот, доктор Мэллори, -- коротко хохотнул король. -- Когда я видел этого парня в последний раз, это он отдавал мне свои деньги, а не наоборот. Если уж на то пошло, он поручил моим заботам чуть не весь тираж своих плакатов -- вон они там, в верхнем ряду. -- Король встал, вытащил несколько рулонов и бросил их на пол. -- Видите ли, сэр, в действительности вздор, напечатанный на этих листках, не имеет ровно никакого значения. Сокровенная истина заключается в том, что афиши по самой природе своей бесконечны, столь же регулярны и постоянны, как приливы и отливы в Темзе или лондонский дым. Истинные сыны Лондона зовут его "Дым", он же вечный город, подобно Иерусалиму или Риму, или, как сказали бы некоторые, Пандемониуму Сатаны! Вы же видите, что король расклейщиков нимало не беспокоится за дымный Лондон, верно? Ничего с этим городом не сделается! -- Но люди же бежали! -- Преходящая глупость; как бежали, так и вернутся, -- с неколебимой уверенностью отозвался король. -- Куда они денутся? Здесь -- центр мироздания, вот так-то, сэр. Мэллори молчал. -- Так вот, сэр, -- провозгласил король, -- послушайтесь моего совета, потратьте шесть шиллингов на этот рулон, в который вы так вцепились. А если вы готовы расстаться с фунтом, я добавлю к нему и все остальные кошмарно напечатанные плакатики нашего общего друга капитана Свинга. Каких-то двадцать шиллингов, и вы сможете покинуть эти улицы, отдохнуть себе спокойно дома. -- Часть этих плакатов уже расклеена, -- заметил Мэллори. -- Я скажу ребятам, чтобы их замазали или заклеили, -- улыбнулся король. -- Если вы готовы заплатить им за труды. -- И это действительно будет конец? -- Мэллори потянулся за бумажником. -- Сомневаюсь я что-то. -- Сомневаетесь? -- саркастически переспросил король. -- А вот этот пистолетик у вас за поясом, он что -- лучше вам поможет? Подобный предмет не делает чести джентльмену и ученому. Мэллори промолчал. -- Послушайтесь моего совета, доктор Мэллори, уберите его подальше, пока не нарвались на неприятности. Я почти уверен, что вы могли бы поранить одного из моих ребят, не заметь я через глазок это оружие и не выйди, чтобы все уладить. Идите-ка лучше домой, сэр, и поостыньте. -- А вы сами почему не дома, если даете мне такой совет? -- поинтересовался Мэллори. -- Почему? Так это ж и есть мой дом, сэр. -- Король сунул деньги Мэллори в карман охотничьей куртки. -- В хорошую погоду мы с моей старушкой пьем тут чай и вспоминаем о былом... о стенах, о набережных, о щитах... -- У меня нет в Лондоне дома, да и вообще я спешу в Кенсингтон по делам, -- сказал Мэллори. -- Неблизкий путь, доктор Мэллори. -- И то правда, -- согласился Мэллори. -- Но я тут вдруг подумал, что у нас в Кенсингтоне немало зданий -- музеев, дворцов науки, которых никогда не касалась реклама. -- Вот как? -- задумчиво произнес король. -- Ну-ка расскажите. Мэллори распрощался с королем за добрую милю до Дворца палеонтологии, не в силах более выносить запах клея, к тому же непрерывная тряска и раскачивание фургона вызывали у него морскую болезнь. Он потащился пешком с тяжелыми рулонами пасквильных и анархистских плакатов,то и дело норовившими выскользнуть из потных рук. Где-то позади Джемми и Том принялись рьяно мазать клеем девственный кирпич Дворца политической экономии. Мэллори прислонил рулоны к фонарному столбу и снова обмотал лицо маской. Голова у него сильно кружилась. Возможно, подумал он, в этом клее содержалось немного мышьяка или в чернилах использовалась какая-то тошнотворная гадость, сейчас ведь чего только из каменного угля не делают; так или не так, но он чувствовал себя отравленным и ужасно слабым. Когда он снова взялся за плакаты, бумага смялась в потных руках, как облезающая кожа утопленника. Задуманная "капитаном Свингом" дьявольщина напоминала стоглавую гидру, теперь одна из ее голов лишилась жала. Но этот скромный триумф представлялся унизительно мелким в сравнении с неистощимыми запасами злобной изобретательности противника. Мэллори блуждал в потемках -- в то время как его рвали невидимые клыки... И все же он добыл бесценную информацию: Свинг скрывается в Вест-Индских доках! Возможность схватиться с этим мерзавцем была так близка и при этом так далека -- одно уже это могло свести с ума кого угодно. Мэллори едва не упал, поскользнувшись на лошадиной лепешке, и перекинул тяжелые, готовые рассыпаться рулоны на правое плечо. Что смысла в пустых мечтах -- разве сможет он, усталый и разбитый, противостоять Свингу в одиночку, безо всякой поддержки? Если даже забыть о том, что этого мерзавца защищают многие мили лондонского хаоса. Мэллори почти уже достиг Дворца, но на это ушли все его силы. Он заставил себя сосредоточиться на делах первой необходимости. Во-первых, затащить эти проклятые плакаты в сейф. Возможно, они окажутся когда-нибудь полезны в качестве улики, а пока пусть полежат на месте свадебных часов Маделайн. Он заберет часы, найдет способ бежать из этого проклятого города и воссоединится с семьей, давно бы пора. В зеленом Сассексе, на лоне матери-природы, он обретет и покой, и ясность мысли, и безопасность. И шестеренки его жизни снова сцепятся, как надо... Рулоны выскользнули из ослабевших пальцев и посыпались на асфальт, один из них болезненно ударил его по ноге. Мэллори выругался сквозь зубы, собрал проклятые кругляки, взвалил их на другое плечо и побрел дальше. Дорогу ему перегородила совершенно неожиданная процессия. Призрачные, размазанные расстоянием и прогорклым туманом, по Найтсбриджу ехали боевые пароходы -- приземистые гусеничные чудовища Крымской войны. Туман приглушал тяжелое пыхтение моторов и слабое, мерное бряцание железных траков. Мэллори стоял, сжимая свою ношу, и смотрел на вереницу машин. Каждая из них тащила на прицепе зарядный ящик. Укрытые брезентом пушки плотно облеплены солдатами, тускло поблескивает стальная щетина штыков. Десятка полтора боевых машин, а то и все два. Мэллори недоуменно протер слезящиеся от дыма глаза. На Бромптон-Конкорс он увидел троицу в масках и шляпах, стремглав выбежавшую из разбитого дверного проема; к счастью, его самого никто не трогал. У ворот Дворца палеонтологии появилось заграждение, но эти баррикады никто не защищал. Было совсем не трудно проскользнуть мимо них, а затем, по скользким от тумана ступеням, к главному входу. Огромные двустворчатые двери Дворца были защищены мокрой парусиной, свешивавшейся с кирпичной арки до самого низа; от ткани резко пахло хлорной известью. За этой вонючей портьерой двери Дворца были слегка приоткрыты; Мэллори протиснулся внутрь. В вестибюле и гостиной слуги укрывали мебель белыми муслиновыми чехлами. Другие, целая толпа, старательно подметали и мыли полы, обмахивали карнизы длинными метелками из перьев. Лондонские женщины и значительное число разнокалиберных детей, все -- в стандартных фартуках дворцовых уборщиц, работали не покладая рук; виду них был возбужденный и озабоченный. В конце концов Мэллори догадался, что это жены, дети и прочие родственники дворцовых служителей, пришедшие в поисках убежища и защиты сюда, к наиболее представительному, в их глазах, зданию. И кто-то, скорее всего -- Келли, комендант здания, с помощью тех ученых, кто еще остался во Дворце, приставил беженцев к делу. Мэллори направился к столу дежурного, сгибаясь под тяжестью своей бумажной ноши. А ведь это, подумал он вдруг, наш рабочий класс. При всей скромности своего общественного положения каждый из них -- британец до мозга костей. И эти люди не поддались страху, они инстинктивно встали на защиту своих научных учреждений, на защиту закона и собственности. Такой нацией можно гордиться! Мэллори воспрянул духом, осознав, что грозное безумие хаоса достигло предела,уперлось в непреодолимую преграду. В стихающем водовороте возникло ядро спонтанного порядка! Теперь все изменится и организуется -- подобно тому, как муть, оседающая на дно лабораторной колбы, принимает правильную кристаллическую структуру. Мэллори забросил ненавистную ношу за пустующую конторку дежурного. На дальнем ее конце судорожно отстукивал телеграф, змеилась на пол свежепробитая лента. Взглянув на это маленькое, но знаменательное чудо, Мэллори вздохнул, как ныряльщик, чья голова вышла наконец из-под воды. Воздух Дворца насквозь пропитался дезинфицирующими средствами, но все-таки здесь можно было вздохнуть полной грудью; Мэллори снял грязную маску и запихнул ее в карман. Где-то в этом благословенном приюте можно найти еду. Тазик, мыло и серную присыпку от блох -- проклятые твари совсем распоясались. Яйца. Ветчина. Вино для поднятия сил... Почтовые марки, прачки, чистильщики обуви -- вся волшебная взаимосвязанная сеть цивилизации. К Мэллори приближался незнакомец, британский офицер, субалтерн артиллерийских войск в элегантном мундире. Синий двубортный китель сверкал нашивками, медными пуговицами и золотом эполетов, на безукоризненно отглаженных брюках краснели узкие лампасы. Фуражку офицера украшал золотой галун, с белого лакированного ремня свисала кобура;великолепная осанка, гордо вскинутая голова, четкая армейская походка, вид решительный и целеустремленный. Мэллори торопливо выпрямился, болезненно ощущая, как ужасно выглядит его измятая, насквозь пропотевшая одежда рядом с этим образчиком армейского совершенства. В лице офицера было что-то знакомое. -- Брайан! -- крикнул Мэллори. -- Брайан, детка! Офицер вздрогнул и припустил бегом, как самый обыкновенный деревенский мальчишка. -- Нед! Да это же и вправду ты! -- воскликнул брат Мэллори; над короткой, по крымской моде, бородкой расцвела радостная улыбка. Мэллори протянул брату руку и болезненно сморщился, его пальцы словно попали в медвежий капкан. Военная дисциплина и научная диета прибавили Брайану и дюймов, и фунтов. Шестой ребенок в семье, он зачастую казался робким тихоней, но теперь этот младший братик возвышался на добрых шесть футов четыре дюйма, а взгляд окруженных морщинками голубых глаз говорил о том, что он успел повидать мир. -- А мы все ждем тебя и ждем, -- сказал Брайан. В его мужественном уверенном голосе нет-нет да прорывались прежние интонации, отзвук тех далеких лет, когда шумная, вечно чего-то требующая орава мелюзги не давала своему старшему брату Неду ни сна, ни отдыха. Как ни странно, сейчас это напоминание о не слишком веселом прошлом вдохнуло в Мэллори новые силы. Смятение рассеялось, как дым, и он почувствовал себя сильнее, решительнее; появление юного Брайана вернуло ему самого себя. -- Ну как же здорово, что ты здесь! -- счастливо улыбнулся Мэллори. -- Здорово, что ты вернулся, -- поправил его Брайан. -- Мы слышали о пожаре в твоей комнате -- а потом ты ушел и пропал, как в воду канул! Мы с Томом прямо не знали,что и думать! -- Так что, Том тоже тут? -- Мы оба приехали в Лондон в машине Тома, -- объяснил Брайан и тут же сник. -- У нас ужасные новости, Нед, и обиняками ничего не выйдет, придется сказать тебе напрямую. -- В чем дело? -- спросил Мэллори, готовясь к самому худшему. -- Это... это отец? -- Нет, Нед. С отцом все в порядке, то есть как обычно, не хуже, не лучше. Дело в бедняжке Маделайн! -- Только не это, -- застонал Мэллори. -- Что с ней? -- Ну... Тут все дело в моем приятеле, Джерри Ролингзе, -- смущенно пробормотал Брайан. -- Джерри вел себя очень порядочно, он только о Маделайн и говорил, никогда, ну, не гулял на сторону. Но потом он получил это письмо, Нед, такое жуткое и грязное! Оно его совсем убило. -- Да не тяни ты, Христа ради! Какое еще письмо? -- Ну, оно было подписано не именем, а просто: "Тот, кто знает". Но этот, который его послал, вправду знает о нас буквально все -- о семье, я хочу сказать, все наши мельчайшие дела, и вот он написал, что Маделайн была... ну... нецеломудренная. Только более грубыми словами. Мэллори почувствовал, как его захлестывает жаркая волна гнева. -- Понимаю, -- выдавил он тихим, придушенным голосом. -- Продолжай. -- Ну, как ты можешь догадаться, их помолвка расторгнута. Бедная Маделайн, она впала в такую меланхолию, что ты и представить себе не можешь. Поначалу вообще хотела руки на себя наложить, а теперь забросила все дела, только сидит на кухне и ревет в три ручья. Мэллори молчал, все это просто не укладывалось в голове. -- Меня тут долго не было. Индия, потом Крым. -- Брайан говорил еле слышно, запинаясь на каждом слове. -- Я не знаю обстановку. Скажи мне правду -- ты ведь не думаешь, что в этой сплетне что-то есть? Ведь не думаешь? -- Что? Наша Маделайн? Господи, Брайан, да она же из рода Мэллори! -- Мэллорй с грохотом опустил кулак на конторку. -- Нет, все это грязная клевета. Подлые нападки на честь нашей семьи! -- Как... но кто... зачем?.. -- Я знаю, почему... И знаю, какой негодяй это сделал. Глаза Брайана расширились. -- Знаешь? -- Да. Это тот же человек, который устроил мне пожар. И я знаю, где он сейчас прячется! Брайан потрясенно молчал. -- Он ненавидит меня, хочет меня уничтожить. -- Мэллорй старался не сказать лишнего. -- Это связано с одной темной историей. С делом государственной важности. Я теперь обладаю некоторым весом, Брайан; и я открыл такой секрет, такой тайный заговор, честный солдат, вроде тебя, может и не поверить!.. -- Я видел в Индии изощренные языческие жестокости, от которых мутило самых крепких мужчин, -- покачал головой Брайан. -- Но знать, что подобное творится у нас в Англии, -- это невыносимо! -- Брайан подергал себя за бороду -- жест, показавшийся Мэллорй до странности знакомым. -- Я знал, что нужно идти прямо к тебе, Нед. Ты всегда все понимаешь. Ну, так что же? Как нам быть с этим кошмаром? Мы можем что-нибудь сделать? -- Этот твой пистолет -- он в рабочем состояний? Глаза Брайана вспыхнули. -- По правде говоря, это не табельное оружие. Трофейный, я его с русского офицера снял... -- Он начал расстегивать кобуру. Мэллори опасливо оглянулся и покачал головой. -- Ты не побоишься использовать его при необходимости? -- Побоюсь? -- переспросил Брайан. -- Не будь ты штатским, Нед, я бы воспринял этот вопрос как оскорбление. Мэллорй молчал. -- Это ведь ради семьи, верно? -- Брайан явно сожалел о своей нечаянной резкости. -- Как раз за это мы и воевали с русскими -- за спокойствие тех, кто остался дома. -- Где Томас? -- Он обедает в... ну, я тебе покажу. Брайан повел брата в гостиную Дворца. Академические владения были переполнены шумными, хриплоголосыми обедающими -- по большей части, из рабочих, -- которые жадно сметали с дворцового фарфора плебейскую вареную картошку. Том Мэллори, принарядившийся в короткую полотняную куртку и клетчатые брюки, скучал над остатками жареной рыбы и недопитым стаканом лимонада. Рядом с ним сидел Эбенезер Фрейзер. -- Нед! -- воскликнул Том. -- Я же знал, что ты придешь! -- Он вскочил и придвинул еще один стул. -- Присаживайся к нам, присаживайся! Нас угощает твой друг, мистер Фрейзер. -- Ну и как оно, доктор Мэллори? -- мрачно осведомился Фрейзер. -- Немного устал, -- неопределенно ответил Мэллори, -- но вот подкреплюсь, глотну хакл-баффа, и все придет в норму. А как вы, Фрейзер? Надеюсь, вполне оправились? -- Он понизил голос: -- И что вы тут понарассказывалй моим несчастным братьям? Фрейзер гордо промолчал. -- Сержант Фрейзер -- лондонский полицейский, -- пояснил Мэллорй. -- А точнее -- рыцарь плаща и кинжала. -- Правда? -- встревожился Том. К столу пробрался официант -- настоящий, из постоянного персонала; виду него был задерганный и виноватый. -- Извините, доктор Мэллори, но запасы Дворца несколько истощились. Я бы посоветовал вам заказать рыбу с жареной картошкой -- если, конечно же, вы не возражаете. -- Прекрасно. И не могли бы вы смешать мне хакл-бафф... Ладно, забудем. Принесите тогда кофе. Черный и покрепче. -- Ночью вы, похоже, не скучали, -- заметил Фрейзер, когда официант отошел достаточно далеко. Теперь Том и Брайан смотрели на полицейского с плохо скрываемой неприязнью. -- Я узнал, что тот тип с ипподрома -- капитан Свинг -- скрывается в Вест-Индских доках, -- сказал Мэллори. -- Он пытается организовать настоящий мятеж. Рот Фрейзера плотно сжался. -- У него есть машинный типографский станок и сообщники из всякой швали. Он печатает сотни подстрекательских прокламаций. Я конфисковал сегодня утром несколько образчиков -- непристойная, клеветническая луддитская мерзость! -- Я же говорю, что вы не скучали. -- Скоро дел у меня будет еще больше, -- фыркнул Мэллори. -- Я хочу поймать этого мерзавца, покончить с его гнусными происками раз и навсегда! -- Та к что, этот самый "капитан Свинг" и написал эту гадость про нашу Мадди, да? -- подался вперед Брайан. -- Да. -- Вест-Индские доки? -- Том буквально подпрыгивал от возбуждения. -- А где это -- Вест-Индские доки? -- В Лаймхаус-Рич, на другом конце Лондона, -- вздохнул Фрейзер. -- Ерунда, -- успокоил его Том. -- Я же на "Зефире"! -- Ты взял гоночную машину Братства? -- поразился Мэллори. -- Да нет, -- отмахнулся Том, -- не ту древнюю тарахтелку, а последнюю модель! Эта новая, с иголочки, красавица стоит сейчас в стойле вашего Дворца. Докатила из Сассекса за одно утро, и шла бы еще быстрей, если бы не тендер. -- Он рассмеялся. -- Мы можем ехать, куда захотим. -- Не забывайтесь, джентльмены, -- негромко произнес Фрейзер. Все примолкли; официант поставил на стол тарелку и тут же удалился. От вида жареной камбалы с картошкой голодный желудок Мэллори сжался в тугой болезненный комок. -- Мы -- свободные британские граждане, -- решительно заявил Мэллори, -- и можем делать все, что нам хочется. -- Затем он взял вилку и с не меньшей решительностью набросился на еду. -- Лично я считаю это полной глупостью,-- сказал Фрейзер. -- Улицы полны мятежного сброда, а нужный вам человек хитер, как лиса. Мэллори иронически хмыкнул. -- Доктор Мэллори, -- непреклонно продолжил Фрейзер, -- мне поручили вас охранять. Мы не можем допустить, чтобы вы разворошили осиное гнездо в самой кошмарной из лондонских трущоб! -- Вы же знаете, что он хочет меня уничтожить. -- Мэллори глотнул горячего кофе и поглядел на Фрейзера в упор. -- Если я не прикончу его сейчас, пока есть такая возможность, мало-помалу он расклюет меня на куски, как стервятник -- дохлую лошадь. И ни хрена вы меня не защитите. Этот человек -- не такой, как мы с вами, Фрейзер! Для него нет ничего запретного. Ставкой здесь -- жизнь или смерть. Или он, или я! И вы сами знаете, что это так. Доводы Мэллори, его горячность заметно смутили Фрейзера; Том и Брайан, впервые осознавшие масштаб обрушившейся на них беды, растерянно переглянулись, а затем гневно воззрились на инспектора. -- Не будем спешить, -- неуверенно начал Фрейзер. -- Как только рассеется туман и восстановится порядок... -- Капитан Свинг таится в тумане, который никогда не рассеивается, -- оборвал его Мэллори. -- Я we вижу смысла в этом разговоре, мистер Фрейзер! -- взмахнул рукой Брайан. -- Вы преднамеренно обманули моего брата Томаса и меня! Я не могу доверять никаким вашим советам. -- Брайан прав! -- Том смотрел на Фрейзера со смесью презрения и удивления. -- Этот человек объявил себя твоим другом, Нед, и мы говорили с ним о тебе совершенно свободно, ничего не скрывая! А вот теперь он вознамерился нами командовать! -- Том потряс тяжелым кулаком. -- Я намерен проучить этого капитана Свинга! И если начать придется с вас, мистер Фрейзер, то я готов! -- Тише, ребята, тише, -- осадил братьев Мэллори, неторопливо вытирая рот салфеткой. На них уже начинали оборачиваться. -- Фортуна нам благоприятствует, мистер Фрейзер, -- добавил он, повернувшись к инспектору. -- Я обзавелся револьвером. И Брайан тоже вооружен. -- Господи помилуй, -- безнадежно вздохнул Фрейзер. -- Я не боюсь Свинга, -- продолжал Мэллори. -- Помните, я уже уложил его однажды? Лицом к лицу он просто жалкий щенок. -- Он -- в доках, Мэллори, -- возразил Фрейзер. -- Вы всерьез надеетесь провальсировать через толпы бунтовщиков в самом опасном районе Лондона? -- Мои братья не какие-нибудь грошовые пижоны из танцевальной академии, да и я -- тоже, -- усмехнулся Мэллори. -- Или, по-вашему, лондонская голытьба опаснее вайомингских дикарей? -- В общем-то, да, -- медленно проговорил Фрейзер. -- Значительно опаснее, уж я-то эту публику знаю. -- Господи, Фрейзер! Не тратьте нашего времени на подобную ерунду! Мы должны дать решительный бой этому скользкому фантому, а лучшей возможности нам никогда не представится. Во имя разума и справедливости, оставьте свой бесполезный скулеж! -- Ну а если, -- вздохнул Фрейзер, -- этот отважный поход заведет вас в хитро расставленную ловушку и вы погибнете, как ваш коллега Радвик? Что тогда? Что я скажу своему руководству? -- У вас была когда-нибудь младшая сестра, мистер Фрейзер? -- вмешался Брайан. -- Вам приходилось когда-нибудь смотреть, как счастье девочки разбивается вдребезги, словно фарфоровая чашка под пятой чудовища? А вместе с ее сердцем и сердце крымского героя, честно намеревавшегося повести ее под венец... -- Хватит! -- страдальчески застонал Фрейзер. Брайан обиженно смолк и откинулся на спинку стула. Фрейзер разгладил лацканы своего сюртука. -- Похоже, сама судьба велит нам идти на риск, -- признал он, криво пожав плечами и слегка поморщившись. -- С того самого момента, как я встретил вас, доктор Мэллори, у меня пошла сплошная полоса неудач. Пора бы ей и кончиться. -- Внезапно его глаза блеснули. -- Кто сказал, что мы не сможем схватить негодяя! Арестовать его! Он умен, но четыре храбрых человека могут застать этого паскудного мерзавца врасплох, когда он самозабвенно пыжится, выставляя себя этаким якобинским вожаком. Лицо Фрейзера исказилось неподдельным гневом; выглядело это страшновато. -- Удача сопутствует смелым, -- вставил Брайан. -- А Господь заботится о дураках, -- пробормотал Фрейзер. Он напряженно подался вперед, поддернув штанины на костлявых коленях. -- Это серьезное дело, джентльмены! Нам предстоит не увеселительная прогулка, а тяжелая и опасная работа! Мы возьмем закон, наши жизни и самое нашу честь в свои собственные руки*, и если уж браться за это дело, то лишь при условии строжайшей секретности. Мэллори почувствовал, что нужно закрепить близкую победу. -- Мои братья и я уважаем ваши особые знания, сержант Фрейзер! -- (Ну и пройдоха же ты, Нед. И откуда что берется?) -- Если вы поведете нас к торжеству справедливости, мы охотно поставим себя в ваше распоряжение. Вам ни минуты не следует сомневаться ни в нашем благоразумии, ни в нашей решимости. На карту поставлена святая честь нашей любимой сестры. Столь резкая смена курса застала Тома и Брайана врасплох, поскольку они все еще не доверяли Фрейзеру, однако им хватило сообразительности понять хитрость старшего брата и с жаром его поддержать. -- Я не был треплом и не буду! -- заявил Том. -- До самой могилы! -- Хочется думать, что честное слово британского солдата все еще имеет цену, -- отчеканил Брайан. -- И все-таки это авантюра, -- обреченно вздохнул Фрейзер. -- Я должен развести пары у "Зефира", -- сказал Том, вставая. -- Котел холодный, так что на разогрев уйдет полчаса. Мэллори кивнул. Нужно использовать это время с толком. Вымытый, причесанный и присыпанный в интимных местах блошиным порошком, Мэллори пытался разместиться понадежнее на брезенте, прикрывавшем уголь в прицепном деревянном тендере "Зефира". В каплевидной, с тонкими стенками, кабине маленькой машины было всего два места, их заняли Том и Фрейзер. Сейчас эти специалисты по лондонской географии спорили над картой. Брайан уже вытоптал себе в тендере некое подобие гнезда и растянулся поверх невысокой груды угля. -- Очень уж много приходится шуровать лопатой на этих теперешних машинах, -- стоически улыбнулся он присевшему рядом брату. -- Том прямо сдвинулся на своем драгоценном "Зефире"; все уши мне прожужжал по дороге в Лондон. Машина дернулась и покатила, мерно заскрипели деревянные, на резиновых шинах колеса тендера. Новый "Зефир" мчался по опустевшей Кенсингтон-роуд с поразительной скоростью. Брайан стряхнул с рукава крохотный пылающий уголек, вылетевший из дымовой трубы. -- Возьми маску, -- сказал Мэллори, предлагая брату одну из импровизированных дыхательных масок, сшитых дамами во Дворце, -- аккуратный квадратик грубой бумажной материи, набитый дешевой конфедератской ватой, простеганный и снабженный завязками. В ушах свистел воздух; Брайан принюхался. -- Не так уж и страшно. Мэллори тщательно завязал на затылке ленточки своей маски. -- Все равно миазмы скажутся на здоровье, не сейчас, так потом. -- Ты бы поплавал на вонючем армейском транспорте, -- отозвался Брайан. В отсутствие Фрейзера он заметно расслабился, через блестящую армейскую оболочку проступил обыкновенный сассексский парень. -- Дым, угар, ребят укачивает, кто не успел добежать до борта -- блюет прямо на палубу! Мы тащились из Бомбея через этот новый французский канал -- Суэцкий, значит. Несколько недель на этом долбаном транспорте! Из гнилой египетской жары -- прямо в крымскую зиму! Меня не взяли ни малярия, ни перемежающаяся лихорадка -- так стоит ли волноваться из-за какого-то там лондонского туманчика. -- Брайан негромко рассмеялся. -- Я часто думал о тебе в Канаде, -- сказал Мэллори. -- Ты завербовался на пять лет, а тут вдруг война! Но я знал, что мы будем тобой гордиться. Я знал, что ты исполнишь свой долг. -- Мы, Мэллори, теперь по всему миру, Нед, -- философски отозвался Брайан. Голос его звучал грубовато, но бородатое лицо порозовело от похвалы старшего брата. -- Где-то сейчас наш Майкл, старый добрый Мики? -- Да кто же их, моряков, знает, -- пожал плечами Мэллори, -- думаю, в Гонконге. Он наверняка был бы сегодня с нами, если бы его корабль занесло в английский порт. Майкл никогда не боялся хорошей драки. -- Я уже видел Эрнестину и Агату, -- сказал Брайан. -- И их малышей. Он ни словом не упомянул Дороти. О ней в семье старались не говорить. Впереди показался очередной дворец науки. Брайан перевернулся с боку на бок, чтобы получше рассмотреть его зубцы и шпили, а затем хмуро сказал: -- Не люблю я драться на улицах. Это было единственное место, где русские положили много наших -- на улицах Одессы. Перебегали от дома к дому, стреляли с крыш, из-за каждого угла, ну словно бандиты какие. Так цивилизованные люди не воюют. -- А почему они не закрепились на каком-нибудь рубеже, не дали вам честный бой? Брайан взглянул на брата с удивлением, а затем невесело рассмеялся. -- Ну, по первости они пробовали -- при Альме и Инкермане. Но мы им так врезали, что не скоро забудут. Бежали, как наскипидаренные. Тут отчасти и моя заслуга. Королевская артиллерия, Нед. -- Ну-ка расскажи, -- заинтересовался Мэллори. -- Мы -- самый научный изо всех родов войск. Военные радикалы, они прямо обожают артиллерию. -- Брайан лизнул палец и смахнул с рукава очередную искру. -- Особая военная наука! Задумчивые очкарики со сплошными цифрами в голове. Никогда не видели обнаженной сабли или штыка. Для победы в современной войне ничего такого и не нужно. Тут все дело в траекториях и дистанционных трубках. Он настороженно наблюдал, как по улице крадутся двое мужчин в широких плащах. -- Русские старались как могли. Вспомнить только Редан и Севастополь, какие там были мощные редуты. А под огнем тяжелой артиллерии они разлетелись в клочья. Тогда русские отступили и засели в окопах, но шрапнель наших многоствольных мортир накрывала их сверху. -- Глаза Брайана затуманились, он весь ушел в воспоминания. -- Это нужно было видеть, Нед. Фонтаны земли и белого, как вата, дыма, встающие вдоль линии обстрела через равные промежутки, как деревья в фруктовом саду. Каждый снаряд ложился точно на свое место. А после артподготовки наша пехота -- в основном французские союзники, английской пехоты там почти не было -- форсировала заграждения и добила бедных иванов из автоматов. -- Газеты писали, что русские вояки нисколько не уважают законов воинской чести. -- Сообразив наконец, что им и близко к нам не подойти, эти ребята совсем озверели, -- кивнул Брайан. -- Перешли к партизанским действиям, устраивали засады, стреляли по белым флагам и все такое. Грязная война, бесчестная. Мы не могли с этим мириться. Пришлось принять меры. -- Во всяком случае, все кончилось быстро, -- вставил Мэллори. -- Никто не любит войны, но нужно же было преподать царю Николаю урок. Не думаю, чтобы этот тиран рискнул еще раз дернуть льва за хвост. Брайан кивнул. -- Просто поразительно, на что способны новые зажигательные снаряды. Их можно класть по квадратам, точность как в аптеке. -- Его голос упал. -- Ты бы посмотрел, как горела Одесса. Это было как огненный ураган. Всесметающий ураган... -- Да, я об этом читал, -- кивнул Мэллори. -- При осаде Филадельфии тоже была "огненная буря". Очень интересное явление. -- Да уж, -- мрачно усмехнулся Брайан, -- куда интереснее. Эти янки, они ведь ровно ничего не понимают в военном деле. Это ж какую нужно иметь голову, чтобы делать такое со своими городами! -- Странный они народ, -- согласился Мэллори. -- Некоторые народы слишком глупы, чтобы управлять собой сами, это точный факт. -- Брайан настороженно огляделся по сторонам; Том как раз вел "Зефир" мимо тлеющих останков паробуса. -- А тебе-то они как, понравились, янки эти? -- Я не имел дела с американцами, только с индейцами. -- (И о делах этих лучше помалкивать, добавил про себя Мэллори.) -- А кстати, что ты думаешь об Индии? -- Ужасная страна, -- с готовностью отозвался Брайан. -- Ужасная при всех своих чудесах, а чудес там этих столько, что плюнуть некуда, и одно чудеснее другого. В Азии только один народ имеет какие-то начатки здравого смысла -- японцы. -- Ты же вроде принимал участие в Индийской кампании, -- сказал Мэллори. -- А я вот так и не разобрался, кто такие эти сипаи. -- Сипаи -- это туземные войска. У нас там были крупные неприятности с мятежниками, всякая мусульманская чушь из-за свиного жира на винтовочных патронах! Чистейшая туземная глупость, но они, видите ли, не едят свинины, а к тому же -- крайне суеверны. Паршивая была ситуация, счастье еще, вице-король Индии не дал туземным полкам современной артиллерии. Одна батарея многоствольных мортир Уолзли способна за пять минут отправить на тот свет целый бенгальский полк в полном боевом составе. -- Брайан немного помолчал, а затем пожал плечами. -- За время мятежа я насмотрелся всякого варварства, и в Мератхе и в Лакхнау... Трудно поверить, что человек способен на такие жестокости. И ведь все это делали наши собственные туземные войска, солдаты, которых мы обучали и пытались воспитывать. -- Фанатики, -- кивнул Мэллори. -- Однако простые индийцы, разумеется, должны быть благодарны нам за разумное управление. За железные дороги, телеграф, акведуки и все такое. -- Ну, -- протянул Брайан, -- когда видишь какого-нибудь факира, сидящего в храмовой нише, голого, грязного, вонючего и с цветочком в волосах -- ну откуда тебе знать, что там творится в его свихнутом набалдашнике? -- Он умолк, а затем вдруг резко ткнул пальцем через плечо Мэллори. -- Вон там... Что они там делают, эти мерзавцы? Мэллори обернулся. На поперечной улице возле самого перекрестка раскинулось большое кольцо игроков. -- Кости кидают, -- объяснил он брату. Под навесом разгромленного магазина гнусного вида оборванцы по очереди прикладывались к бутылке. Один из них, жирный и всклокоченный, сделал вслед "Зефиру" непристойный жест, дружки поддержали его нестройными угрожающими воплями. Брайан упал на брезент ничком, а затем осторожно поднял голову над деревянным бортом тендера. -- Они вооружены? -- А какая разница, -- пожал плечами Мэллори. -- Нас же никто не трогает. -- Они за нами гонятся, -- объявил Брайан. Мэллори удивленно взглянул на брата, но тут же к немалому своему изумлению обнаружил, что Брайан совершенно прав. Оборванцы преследовали "Зефир", они неслись по пустынной улице, потрясая кулаками и расплескивая из бутылки остатки джина. Деревенские собаки, считающие своим долгом облаять каждую проезжающую телегу, -- вот кого напоминал этот озлобленный, дико вопящий сброд. Брайан привстал на колено, расстегнул кобуру, положил руку на рукоятку странного, необычно большого пистолета... И чуть не вылетел на мостовую, когда Томас резко прибавил скорость. Мэллори схватил брата за ремень, втащил его назад и бросил на брезентовое ложе, жесткое, но безопасное. Вот так и с тобою было бы, думал он, слыша, как стучит по мостовой уголь, просыпавшийся при рывке. Оборванцы прекратили бесполезную погоню и даже перестали кричать; они нагибались, поднимали куски угля и тупо их рассматривали. -- Откуда ты знал, что они собираются напасть? -- спросил Мэллори. Брайан вынул носовой платок и начал отряхивать с коленей угольную пыль. -- Просто знал. -- Но почему они так? -- Наверное, потому, что мы тут, а они -- там. Потому, что мы едем, а они идут пешком! -- Брайан явно недоумевал, ну как же можно не понимать таких простых вещей! Мэллори отвел взгляд и сел. -- Возьми маску, -- мягко сказал он, протягивая брату матерчатый квадрат. -- Для тебя же брал. Брайан застенчиво улыбнулся и начал возиться с завязками. На всех перекрестках Пикадилли маячили фигуры в пятнистом обмундировании,тускло поблескивала сталь примкнутых штыков. Некоторые сидели, поставив на колени жестяные котелки, и завтракали положенной по рациону овсянкой. При первой встрече с патрулем Мэллори приветственно помахал рукой, однако отважные защитники отечества смотрели на проносящуюся мимо машину с таким агрессивным недоверием, что больше он этого эксперимента не повторял. Чуть подальше, на углу Лонгакр-стрит и Друри-лейн, солдаты активно учили уму-разуму небольшой отряд растерянных лондонских полицейских. Полицейские бестолково суетились со своими ни на что не годными дубинками. Некоторые успели лишиться шлемов, у многих были забинтованы руки и головы. Том остановил "Зефир", чтобы подбросить в топку уголь,тем временем Фрейзер и Мэллори пошли наводить справки. По сведениям битых лондонских фараонов, ситуация к югу от реки полностью вышла из-под контроля. По всему Ламбету бушевали схватки; главным оружием пролетариата были булыжники и кирпичи, но слышалась и стрельба. Многие улицы были перекрыты баррикадами. По сводкам, кто-то открыл ворота Бедлама и выпустил сумасшедших на свободу. Грязные, как трубочисты, полицейские непрерывно кашляли и валились с ног от усталости. Всех их подняли по тревоге и бросили патрулировать улицы, затем Комитет по чрезвычайному положению ввел в столицу войска и объявил комендантский час. В Вест-Энде создаются отряды самообороны, добровольцев -- из приличной, конечно же, публики -- вооружают не только дубинками, но и винтовками. Нет худа без добра, думал Мэллори, слушая это горестное повествование. Уж теперь-то не приходится сомневаться в законности и уместности похода в Вест-Индские доки. Фрейзер молча повернулся и зашагал к "Зефиру", на его лице застыло выражение мрачной решимости. Том поехал дальше. За не очень определенной границей территории, охраняемой силами правопорядка, обстановка начала быстро меняться к худшему. День близился к полудню, с грязного, как вода в сточной канаве, неба светило болезненное тускло-оранжевое пятнышко. Помоечными мухами роились на перекрестках люди; любопытные и озабоченные, голодные и отчаявшиеся, они толклись безо всякой видимой цели, однако в воздухе отчетливо ощущался грозовой запах зреющего мятежа. Веселые гудки "Зефира" прорезали аморфную толпу; люди по привычке расступались. По Чипсайду раскатывала пара невесть откуда взявшихся паробусов, битком набитых мрачными громилами. Из разбитых окон громоздких, пьяно виляющих машин торчали винтовочные стволы, на подножках висели размахивающие пистолетами люди, крыши щетинились ножками краденой мебели. Огибая неожиданное препятствие, Томас выехал на тротуар; под колесами "Зефира" захрустело стекло. В Уайтчепеле грязные босые дети облепили крашенную суриком стрелу подъемного крана, висевшую на высоте четвертого этажа. -- Соглядатаи, -- прокомментировал Брайан, заметив, что некоторые мальчишки размахивают разноцветными тряпками и что-то кричат оставшимся на мостовой. -- Вряд ли, -- пожал плечами Мэллори, -- просто наверху воздух получше. В Степни Тому пришлось объезжать четыре вздувшихся лошадиных трупа. Грузных першеронов пристрелили и оставили валяться на мостовой, не распрягая, только обрезали постромки. Чуть подальше обнаружилась подвода без колес, окруженная дюжиной больших -- и безнадежно пустых -- пивных бочек; над липкими вонючими лужами густо роились мухи. От веселья, царившего здесь совсем недавно, остались только разбитые кувшины, грязные лохмотья женской одежды и непарные башмаки. Все стены вокруг были залеплены проказными струпьями плакатов; Мэллори швырнул в крышу кабины куском угля, и "Зефир" остановился. Первым вышел из машины Том; за ним, разминая затекшие плечи и стараясь не потревожить рану, последовал Фрейзер. -- В чем дело? -- Подстрекательство,-- коротко бросил Мэллори. Настороженно оглядываясь, они подошли к стене. Ее участок был заклеен во столько слоев, что стена казалась сделанной из сырной корки. Имелись здесь и шедевры капитана Свинга -- те же самые аляповатые, скверно напечатанные прокламации. Крылатая, с пылающими волосами, женщина гордо возвышалась над двумя столбцами подслеповатого текста. Некоторые слова -- похоже, совершенно произвольные -- были выделены красным; смазанные, перекошенные буквы почти не поддавались расшифровке. Через несколько секунд Том пожал плечами и фыркнул. -- Пойду-ка я лучше присмотрю за машиной. -- "ВОЗЗВАНИЕ К ЛЮДЯМ! -- прочел, запинаясь, Брайан. -- Вы все -- свободные хозяева земли. ОТВАГА принесет вам победу в битве с Вавилондонской блудницей и всем ее ученым ворьем. Кровь! Кровь! Отмщение! Отмщение! Отмщение! Мор, гибельный мор et cetera на всех, кто не внемлет голосу высшей справедливости! БРАТЬЯ И СЕСТРЫ! Довольно стоять на коленях перед кровососами-капиталистами и их идиотской наукой! Пусть рабы коронованных разбойников пресмыкаются у ног Ньютона. МЫ разрушим Молох Пара и разобьем его оковы! Вздерните на фонари сотню-другую тиранов, и ваши счастье и свобода гарантированы вам навечно! Вперед! Вперед!!! Мы уповаем на Людской Потоп, всеобщая война - единственное наше спасение! Мы поднимаемся на бой за СВОБОДУ нищих и угнетенных, мятежных и непокорных, за всех ИЗМУЧЕННЫХ семижды проклятой Блудницей, чья плоть -- адская сера, чей конь -- из стали, и имя ему -- Ужас..." И так далее. -- Господи! Да что же, собственно, хочет он всем этим сказать! -- спросил Мэллори; в голове у него гудело. -- В жизни ничего подобного не видел, -- пробормотал Фрейзер. -- Это же просто бред буйнопомешанного преступника! -- Я вот не понимаю насчет этих "семи проклятий". -- Брайан указал на нижнюю строчку плаката. -- Он расписывает какие-то страсти, но ни разу не объясняет, что же это такое... -- Чего он добивается? -- спросил Мэллори. -- Не считает же он, что всеобщая резня поможет его бедам, какие уж там они есть... -- Спорить с этим чудовищем совершенно бессмысленно, -- мрачно сказал Фрейзер. -- Вы были правы, доктор Мэллори. Будь что будет -- мы должны от него избавиться! Другого выхода нет! Они вернулись к "Зефиру", где Том как раз кончил заправлять топку. Мэллори поглядел на братьев, их воспаленные глаза горели суровым мужеством и непреклонной решимостью. Фрейзер высказался за всех; они были спаяны единством цели, надобность в словах отпала. Убогую безнадежность гибнущего в собственных своих испражнениях Лондона озарил свет истинного величия. Впервые за многие дни -- века -- Мэллори почувствовал себя целеустремленным, очищенным от всякой скверны, свободным от всех сомнений. По мере того как "Зефир" катил по Уайтчепелу, радостное возбуждение начало понемногу спадать, сменяясь тревожным предвкушением грядущих событий. Мэллори поправил маску, проверил механизм "баллестермолины", перекинулся парой слов с Брайаном. Теперь, когда все сомнения остались позади, когда жизнь и смерть ожидали остановки катящейся игральной кости, говорить было практически не о чем. Если прежде Мэллори иронизировал над тем, как Брайан с нервозным тщанием осматривает проплывающие мимо дверные и оконные проемы, сейчас он поймал себя на том же самом. Создавалось впечатление, что каждая стена в Лайм-хаусе осквернена словоизвержениями этого мерзавца. Некоторые прокламации были откровенно безумны, однако многие другие хитро маскировались под что-нибудь безобидное. Мэллори насчитал пять лекционных афиш с клеветой на себя. Не исключено, что какие-то из них были подлинными, поскольку текста он не читал. Вид собственного имени болезненно царапал по нервам. И он был далеко не единственной жертвой подобных подделок. Рекламный плакат Английского банка призывал делать вклады в фунтах человеческого мяса. Приглашение к железнодорожным экскурсиям в вагонах первого класса подстрекало публику грабить богатых пассажиров. Дьявольская издевка этих обманных листков не проходила даром; после них и в самой обыкновенной рекламе начинало мерещиться что-то не то. Мэллори выискивал в объявлениях скрытые двусмысленности, и каждое печатное слово превращалось в тревожный, угрожающий бред; он никогда раньше не осознавал, сколь вездесуща лондонская реклама, ее назойливые слова и образы. "Зефир" весело и беспрепятственно громыхал по асфальту, на Мэллори же тем временем накатила невыразимая душевная усталость. Это была усталость самого Лондона, его физической реальности, его кошмарной бесконечности, его улиц и дворов, проулков и террас, одетого в туманный саван камня и закопченного кирпича. Тошнотворность навесов над витринами, мерзость оконных переплетов, уродство связанных канатами лесов; ужасающее изобилие чугунных фонарей и ломбардов, галантерейных и табачных лавок. Город казался безжалостной бездной каких-то неведомых геологических времен. Его раздумья прервал дикий угрожающий вопль; на середину улицы выбежали трое оборванцев в масках. "Зефир" резко затормозил, тендер занесло вправо. Подонки -- вот, пожалуй, единственное слово, подходящее для описания этой компании. Долговязый юнец, на чьей бледной, словно вылепленной из грязного теста физиономии угадывались все вообразимые и невообразимые пороки, был одет в засаленную куртку и вельветовые брюки; облезлую, неизвестно на какой помойке подобранную меховую шапку он натянул чуть не до бровей -- в явной, хоть и безуспешной попытке скрыть тюремную стрижку. Второй, здоровенный громила лет тридцати пяти, щеголял клетчатыми брюками и заскорузлым, насквозь пропотевшим цилиндром, носки его высоких ботинок были окованы медью. Третьим был кривоногий, плотно сложенный хмырь в кожаных бриджах, грязных гетрах и еще более грязном шарфе, намотанном на нижнюю половину лица. Секундой позже из разгромленной скобяной лавки выбежали еще двое -- расхлюстанные молокососы в рубашках с короткими широкими рукавами и в чрезмерно узких брюках. Они вооружились подручными средствами -- массивными щипцами для завивки волос и чугунной сковородкой с ручкой длиною в добрый ярд; в руках готовых на все бандитов эти безобидные, даже уютные предметы выглядели весьма угрожающе. Громила в цилиндре, судя по всему -- главарь, стянул с лица платок и злобно оскалил желтые зубы. -- А ну, вылезайте из своей таратайки! -- скомандовал он. -- Живо! Но Фрейзер и сам уже вышел из машины. Он встал перед пятью беснующимися головорезами, словно учитель, наводящий порядок в классе. -- А вот это уже лишнее, мистер Толли Томпсон! -- объявил он очень ясно и твердо. -- Я вас знаю, да и вы знаете, кто я такой. Вы арестованы за уголовное преступление. -- Вот же мать твою! -- ошалело пробормотал Толли Томпсон. -- Это мистер Фрейзер! -- испуганно попятился тестолицый мальчишка. Фрейзер вынул из кармана вороненые наручники. -- Нет! -- взвыл Томпсон. -- Только не это! Я не хочу! Я ненавижу эти штуки! Я не дамся! -- А вы, остальные, уйдите с дороги, -- приказал Фрейзер. -- Вы меня слышите? А ты, Боб Майлз, -- добавил он, -- чего это ты заходишь сбоку? Брось свою идиотскую железку, а то ведь дождешься, я и тебя арестую. -- Господи, Толли, да пристрели ты его на хрен! -- крикнул кривоногий. На запястьях Толли Томпсона защелкнулись наручники. -- Так что же, Толли, получается, у тебя есть ствол? -- Фрейзер выдернул из-за широкого, разукрашенного медными заклепками ремня своего пленника дерринджер. -- Напрасно ты это, совершенно напрасно. Ну так что, ребята, -- он сурово глянул на остальных бандитов, -- вы намерены мотать отсюда или как? -- Сваливаем! -- взвизгнул Боб Майлз. -- Сержант сказал нам сваливать! -- Да пришейте вы его, придурки несчастные! -- крикнул кривоногий, вытаскивая короткий широкий нож. -- Он же коп, долбаный коп, их всех мочить надо! А не то Свинг вас самих замочит! Копы, здесь копы! -- выкрикнул он голосом торговца жареными каштанами. -- Все сюда, замочим этих долбаных фараонов! Фрейзер ударил рукоятью дерринджера по запястью кривоногого; тот взвыл и выронил нож. Остальные трое тут же бросились врассыпную. Толли Томпсон тоже сделал попытку бежать, но Фрейзер левой рукой дернул за цепь наручников и бросил его на колени. Кривоногий отпрыгнул на несколько шагов, а затем подобрал с асфальта тяжелый утюг и широко замахнулся. Броска не получилось -- Фрейзер вскинул дерринджер и выстрелил. Колени кривоногого подломились, он сложился пополам и рухнул на мостовую. -- Он меня убил! -- жалобно завопил бандит. -- В кишки, прямо в кишки! Он меня убил! Фрейзер отвесил Толли Томпсону назидательную оплеуху. -- Твоей пушкой только гвозди забивать. Целишься в ноги, а выходит вот что. -- Он же не делал ничего плохого! -- захныкал Толли. -- У него был пятифунтовый утюг. -- Фрейзер оглянулся на Мэллори и Брайана, наблюдавших за всей этой сценой с высоты тендера. -- Спускайтесь, ребята, все сильно меняется. Теперь машину будут искать, так что придется ее бросить и идти дальше пешком. Безжалостно дернув за наручники, он поднял Толли Томпсона на ноги. -- А ты, Толли, ты отведешь нас к капитану Свингу. -- Я не могу! -- Можешь, Толли, еще как можешь. -- Фрейзер снова оглянулся на Мэллори и потащил Толли вперед. Вокруг раненого бандита медленно расползалась лужа крови; он катался по мостовой, судорожно сучил кривыми ногами и еле слышно повизгивал. -- А ведь сдохнет, -- холодно сказал Фрейзер. -- Точно сдохнет. Кто это, Толли? -- В жизни не знал его имени. -- Знаешь, все ты прекрасно знаешь. Не останавливаясь, Фрейзер сбил с головы Толли цилиндр. -- Его знаю, а как звать его не знаю! -- Толли с тоской оглянулся на свою шляпу. -- Он же янки, ясно вам? -- Янки, говоришь? А какой янки? -- недоверчиво осведомился Фрейзер. -- Конфедерат? Юнионист? Техасец? Калифорниец? -- Из Нью-Йорка, -- неохотно буркнул Толли. -- Что? -- поразился Фрейзер. -- Ты хочешь сказать, что этот тип -- манхэттенский коммунар? -- Он оглянулся на умирающего, но тут же взял себя в руки и произнес скептически: -- Нью-йоркские янки так не говорят. -- Не знаю я никаких коммуналов. Свингу он нравился, вот и все! Проулок, куда свернул Фрейзер, выглядел на редкость мрачно. Высокие, без единого окна кирпичные стены блестели от сырости, над головой нависали шаткие подвесные мостки. -- А что, много у Свинга таких советников? Я хочу сказать -- людей из Манхэттена? -- У Свинга полно друзей. -- Толли понемногу приходил в себя. -- Если вы с ним свяжетесь, он вас прикончит, точно прикончит! -- Том, -- оглянулся Фрейзер, -- вы умеете обращаться с пистолетом? -- С пистолетом? -- Возьмите вот этот. -- Фрейзер протянул ему дерринджер Толли. -- Второй ствол заряжен. Правда, из этой штуки никуда не попадешь, разве что стрелять в упор. Избавившись от дерринджера, Фрейзер тут же сунул руку в карман сюртука, вытащил небольшую кожаную дубинку и принялся, не сбиваясь с шага, аккуратно обрабатывать мускулистые плечи Толли Томпсона. Тот морщился и стонал, а затем начал в голос выть; из носу у него текли сопли. Фрейзер остановился и спрятал дубинку. -- Дурак ты, Толли, и больше никто. -- В его голосе звучало искреннее сочувствие. -- Ты что, полицию не знаешь? Я пришел за твоим драгоценным Свингом в одиночку, а эти трое веселых ребят просто хотят посмотреть на предстоящее зрелище! Так в какую там нору он залез? -- Большой пакгауз в доках, -- проскулил Толли. -- Там полно добычи, шмотья всякого. И стволы, целые ящики хитрого оружия... -- И какой же это пакгауз? -- Не знаю, -- взвыл Толли. -- Я никогда не заходил за эти долбаные ворота! И не знаю я долбаных названий всех этих притонов. -- А что написано на воротах? Кто хозяин? -- Да не умею я читать, сержант, вы же сами знаете! -- Тогда где это? -- неумолимо напирал Фрейзер. -- Импортные доки или экспортные? -- Импортные... -- Южная сторона или северная? -- Южная, где-то посередине... С улицы, оставшейся у них за спиной, донеслись крики, звон бьющегося стекла и гулкие, словно по пустой железной бочке, удары. Толли умолк и навострил уши. -- Да это же ваша таратайка! -- Он злорадно усмехнулся. -- Свинговы ребята вернулись и нашли вашу таратайку! -- Сколько человек в этом пакгаузе? -- Слышите, как они ее долбают? -- не унимался Толли. Его лицо сияло восторгом. -- Сколько там человек? -- Фрейзер шарахнул Толли по уху. -- Они разносят ее вдребезги! -- весело объявил Толли, уворачиваясь от удара. -- Свято следуют заветам Неда Лудда! -- Заткни хлебало, ублюдок! -- взорвался Том; его голос дрожал от боли и ярости. -- В чем дело, молодой хозяин? -- удивленно повернулся Толли. -- Заткнись, я тебе говорю! -- выкрикнул Том. -- Так это ж не я ж ломаю твою любимую машинку! -- злорадно ухмыльнулся Толли. -- А ты им крикни, мальчик, крикни! Скажи им, чтобы ничего там не портили! -- Он резко подался назад и освободил скованные руки от хватки Фрейзера; полицейский покачнулся, едва не сбив с ног Брайана. Толли повернулся, сложил руки рупором и крикнул: -- Хватит озорничать, ребятки! -- Его вой эхом раскатился по кирпичному ущелью. -- Вы портите частную собственность! Том наотмашь ударил бандита в челюсть. Голова Толли дернулась, он судорожно выдохнул, пошатнулся и рухнул на булыжную мостовую. Наступила тишина. -- Чтоб мне сдохнуть! -- воскликнул Брайан. -- Да ты чуть мозги ему не вышиб! Фрейзер, в руках которого вновь появилась дубинка, шагнул к упавшему навзничь головорезу, наклонился, оттянул веко, а затем взглянул на Тома. -- Ну, силен ты, парень... -- Я мог застрелить его! -- растерянно пробормотал Том, стягивая с лица маску; он глядел на Мэллори со страхом и мольбой. -- Я ведь правда мог, Нед! Застрелил бы его насмерть -- и все! -- Успокойся, -- коротко кивнул Мэллори. Фрейзер снимал с Толли скользкие от крови наручники; запястья громилы были ободраны чуть не до костей. -- Не понимаю я этого ублюдка, ну зачем он так? -- размышлял вслух Брайан. -- Он что, совсем сбрендил? Послушай, Нед, а может, и вправду все лондонцы с ума посходили? Мэллори серьезно кивнул -- и тут же ухмыльнулся. -- Но это не страшно, хороший удар справа -- и болезни как не бывало! А ты у нас, оказывается, боксер! -- Он хлопнул Тома по плечу. -- Такого мордоворота уложил, одним ударом, как быка на бойне! Брайан расхохотался; Том несмело его поддержал и подул на костяшки пальцев. Фрейзер встал, рассовал по карманам наручники и дубинку и рысцой двинулся по проулку. Братья последовали за ним. -- Да что тут особенного. -- Голос Тома все еще срывался. -- Что? -- возмутился Мэллори. -- Девятнадцатилетний мальчонка уложил такого громилу -- и ты говоришь "ничего особенного"! -- Драка была нечестная, у него же руки были в наручниках! -- возразил Том. -- С одного удара! -- продолжал восхищаться Брайан. -- Как кувалдой! -- Заткнитесь! -- прошипел Фрейзер. Все замолчали. Кирпичное ущелье кончилось, впереди громоздились груды битого кирпича и серых обветренных щепок -- все, что осталось от снесенного здания. Фрейзер осторожно пробирался вперед. Небо застилала грязно-желтая пелена, в ее разрывах проглядывали плотные зеленоватые облака, похожие на протухший творог. -- Да какого черта! -- натужно улыбнулся Том. -- Чего нам бояться, мистер Фрейзер! Эти гады, они же там такой грохот устроили, что и себя, наверно, не слышат. Не понимаю только, чего им моя машина плохого сделала? -- За них я не беспокоюсь, -- дружелюбно ответил Фрейзер. -- Но мы можем натолкнуться на другие пикеты. -- А где мы находимся? -- спросил Брайан и резко остановился. -- Силы небесные! Что это за вонь? -- Темза, сэр, -- лаконично объяснил Фрейзер. В конце пустыря тянулась невысокая кирпичная стена. Мэллори ухватился за ее край, подтянулся и встал во весь рост, плотно прижимая маску ко рту. Стена оказалась частью набережной Темзы, ее дальняя сторона имела высоту футов десять и косо уходила к ложу реки. Отлив превратил Темзу в узкий ручеек, тускло поблескивающий между двух полос подсыхающей грязи. На противоположном берегу высилась стальная навигационная башня, украшенная поникшими сигнальными флажками. Мэллори не мог прочитать сигналов. Карантин, что ли? Или блокада? Река выглядела совершенно безжизненной. Фрейзер оглядел грязевые отмели у подножия набережной. Мэллори последовал его примеру. Утлые лодчонки вросли в темно-серую грязь, будто схваченные цементом. Тут и там вдоль изгиба Лаймхаус-Рич по канавам, прорытым землечерпалками, ползли струйки голубовато-зеленой слизи. Удушливое дыхание студенистого смрада, сменившее свежий некогда бриз, поднялось от Темзы и перетекло через кирпичную стену. -- Господи милосердный! -- ошеломленнно воскликнул Брайан, а затем упал на колени и зашелся долгим, мучительным приступом рвоты. Мэллори стоило огромных трудов успокоить собственный желудок. Судя по всему, гниющая Темза превзошла даже прославленную вонь в трюмах армейских транспортов. Юный Том побелел как полотно, но все же оказался покрепче Брайана; возможно, ему помогала привычка к пароходному дыму. -- Какой кошмар! -- Приглушенный маскою голос Тома звучал задумчиво и отрешенно. -- Я знал, что в стране засуха, но чтобы такое... -- Он смотрел на Мэллори изумленными, покрасневшими глазами. -- Нед... воздух, вода... ведь раньше такого ужаса не было! -- Ну да, конечно, лето не самое лучшее для Лондона время... -- обиженно начал Фрейзер. -- Да вы только взгляните на реку! -- с детской непосредственностью перебил его Том и тут же закричал: -- Смотрите, смотрите, там корабль! Вверх по течению пробирался большой колесный пироскаф очень странного вида: на плоской, как у парома, палубе не было никаких надстроек, кроме приземистой, с покатыми стенами рубки, склепанной из котельного железа, черную бортовую броню прорезали белые квадраты орудийных портов. На носу два матроса в резиновых перчатках и резиновых шлемах с масками замеряли глубину лотом. -- Что это за судно? -- спросил Мэллори, протирая слезящиеся глаза. Брайан нетвердо поднялся на ноги, оперся о стену, отер рот и сплюнул. -- Карманный броненосец, -- хрипло сказал он, зажимая нос.-- Канонерка. Мэллори читал о таких кораблях, но никогда не видел их своими глазами. -- Такие воевали в Америке, на Миссисипи. -- Он рассматривал корабль из-под ладони, очень жалея, что нет бинокля. -- Так на нем что, флаг Конфедерации? Я не слыхал, чтобы у нас в Англии имелось что-нибудь подобного класса... Да нет, вроде бы -- "Юнион Джек"! -- Смотрите, что делают колеса! -- не переставал удивляться Том. -- Этаже не вода,а сплошной студень... Его замечание осталось без ответа. -- Посмотрите туда. -- Фрейзер указал вниз по течению. -- В нескольких десятках ярдах отсюда землечерпалки проложили по дну канал, ведущий прямо к причалам Вест-Индских доков. Вода сейчас стоит совсем низко, если повезет, можно пробраться по этому каналу и выйти к докам никем не замеченными. -- Иначе говоря, -- поморщился Мэллори, -- вы предлагаете нам окунуться в эту грязь. -- Только не это! -- воскликнул Брайан. -- Должен же быть какой-нибудь еще способ! -- Я знаю эти доки, -- покачал головой Фрейзер. -- Вокруг них восьмифутовая стена, утыканная по верху острыми шипами. Есть погрузочные ворота и железная дорога, но они-то уж точно охраняются. Свинг выбирал с умом. Это место почти что крепость. -- А реку Свинг что, не охраняет? -- скептически покачал головой Брайан. -- Конечно, охраняет -- согласился Фрейзер, -- но много ли найдется любителей неусыпно бдеть над этой вонючей грязью ради Свинга или кого угодно? -- Он прав, ребята, -- кивнул Мэллори. -- Да мы же по уши перемажемся в этом дерьме! -- запротестовал Брайан. -- Ничего, -- хмыкнул Мэллори, -- не сахарные. -- Но как же моя форма, Нед! Ты знаешь, во сколько мне обошелся этот мундир? -- Меняю, не глядя, мою машину на твои золотые галуны, -- печально улыбнулся Том. Брайан поглядел на младшего брата и сочувственно вздохнул. -- А раз так, ребята, то раздеваемся, -- скомандовал Мэллори, скидывая куртку. -- Как крестьяне, сгребающие свежее сено погожим сассексским утром. Прячьте куда-нибудь свои причиндалы да побыстрее. Он разделся до пояса, сунул пистолет за ремень закатанных брюк и спустился по стене вниз. Берег оказался твердым и сухим, как кирпич; Мэллори громко расхохотался. Мало-помалу к нему присоединились остальные. -- Ну и дурак же я, -- сказал Брайан, поддевая лакированным сапогом большой пласт сухой грязи, -- что снял форму. А все вы с вашими советами. -- Какая жалость! -- съязвил Том. -- Теперь тебе никогда не вычистить опилки из этой пижонской фуражки. Фрейзер остался в белой рубашке и подтяжках -- на удивление щегольских, алого муарового шелка. Из пристроенной под мышку замшевой кобуры выглядывала рукоятка многоствольного пистолета. Под рубашкой угадывались толсто намотанные бинты. -- Хватит скулить. -- Инспектор снова шел впереди. -- Некоторые люди проводят в Темзе всю свою жизнь. -- И кто же это? -- спросил Том. -- Говнокопатели, -- бросил через плечо Фрейзер. -- Как только отлив, они залезают в эту грязь по пояс и начинают искать свои сокровища, и так -- круглый год, зимой и летом. Куски угля, ржавые гвозди, да любой хлам, за который можно получить хотя бы пенни. Им все годится. -- Вы шутите? -- изумился Том. -- В основном это дети, -- невозмутимо продолжал Фрейзер. -- Ну и немощные старухи, их там тоже хватает. -- Я вам не верю, -- возмутился Брайан. -- Скажи вы такое о Бомбее или Калькутте, я бы ни на секунду не усомнился. Но в Лондоне... -- А я и не говорю, что эти несчастные -- англичане, -- сказал Фрейзер. -- В говнокопатели идут по большей части иностранцы. Нищие беженцы. -- Ну, тогда ладно, -- облегченно вздохнул Том. Дальше они шагали молча, стараясь беречь дыхание. Мэллори непрерывно сплевывал мокроту, его плотно заложенный нос не воспринимал никаких запахов -- немалое облегчение, если учесть, что запах здесь был один-единственный: смрад. -- Британия слишком гостеприимна ко всем этим чертовым беженцам, -- монотонно бормотал Брайан. -- Будь моя воля, я бы вывез их всех в Техас... -- А рыба тут, наверное, вся передохла, да? -- сказал Том, наклоняясь, чтобы оторвать твердую пластинку грязи. -- Смотри, Нед. -- Он показал Мэллори зацементированные в ней рыбьи кости. -- Ну прямо что твои ископаемые! Несколькими ярдами дальше их задержала проложенная землечерпалкой канава. По черной жиже, покрывавшей дно, струились белесые прожилки маслянистой гадости, отдаленно похожей на растопленное сало; пришлось форсировать неожиданное препятствие вброд -- иного выхода просто не было. К счастью, грязь оказалась не очень глубокой и все сошло благополучно, за одним исключением: Брайан поскользнулся и упал. Он поднялся весь перемазанный, отряхивая грязь с рук и отчаянно ругаясь на непонятном языке, скорее всего на хинди. За канавой запекшаяся корка стала предательски тонкой, пластины высохшей грязи скользили или крошились под ногами, выпуская на свет смоляную вязкую мерзость, сквозь которую сочились струйки отвратительной жижи и пробулькивали пузыри каких-то невероятных газов. Еще худшее разочарование поджидало их во входном канале доков: его берега были сплошь облицованы просмоленными бревнами. Крутые, скользкие от зеленоватой плесени, они поднимались над кромкой воды на добрые пятнадцать футов. Да и какая там вода! Широкий канал был наполнен омерзительными изжелта-серыми помоями, в которых, как клецки в супе, плавали огромные сгустки тускло-зеленой слизи. Тупик. -- Ну и что теперь? -- мрачно спросил Мэллори. -- Поплывем? -- Ни за что! -- выкрикнул Брайан; в его воспаленных глазах мелькнул безумный блеск. -- Так что же, полезем на стену? -- Не выйдет, -- простонал Том, бросив безнадежный взгляд на крутой, осклизлый откос. -- Я и рук бы мыть не стал в этих помоях! -- воскликнул Брайан. -- Рук, сплошь залепленных вонючей дрянью! -- Заткнитесь! -- одернул их Фрейзер. -- Услышат же. Если люди Свинга нас обнаружат, то пристрелят как собак! Заткнитесь и дайте мне подумать! -- Мой Бог, ну как же тут воняет! -- выкрикнул Брайан, не обращая на него внимания. Он был близок к панике. -- Это хуже, чем транспорт, хуже, чем русские окопы! Господи Иисусе, я видел, как под Инкерманом закапывали куски русских, неделю пролежавшие на солнце, так и те пахли лучше! -- Прекрати! -- прошептал Фрейзер. -- Я что-то слышу. Шаги большой группы людей. Все ближе и ближе. -- Влипли! -- Фрейзер поднял голову, вглядываясь в верхний край неприступной стены, и взялся за рукоятку пистолета. -- Хреново, ребята, ну да ладно, помирать, так с музыкой. Но в этот момент на Мэллори снизошло вдохновение. -- Не надо. -- Его шепот звенел железной уверенностью. -- Не смотрите наверх. Делай, как я! И знаменитый палеонтолог, Ч.К.О., Ч.К.Г.О. Мэллори затянул разухабистую песню, вернее, не затянул, а заорал: Нашел я чудный кабачок, Вино там стоит пятачок... -- Ну давайте, кореша, что вы как неживые! -- Он пьяно взмахнул рукой. С бутылкой там сижу я на окне, Не плачь, милашка, обо мне, -- неуверенно подхватили Том и Брайан. Они ровным счетом ничего не понимали. -- Припев!-- скомандовал Мэллори. Так будь здорова, дорогая, Я надолго уплываю. И когда вернусь не знаю, А пока -- прощай! Прощай и друга не забудь... -- Эй, на судне! -- крикнул кто-то сверху. Мэллори покачнулся, воздел очи горе и недоуменно уставился на укороченные ракурсом фигуры. С полдюжины бандитов, за спиной у каждого -- винтовка. Кричал, по всей видимости, предводитель, присевший на корточки на само