м краю бревенчатой набережной. Его голова и лицо были обмотаны шелковыми
узорными шалями, белые парусиновые брюки сияли снежной белизной. В правой,
опущенной на колени руке тускло поблескивала вороненая сталь необычно
длинного пистолета.
-- Эй! На берегу! -- Мэллори приветственно раскинул руки и чуть не упал
на спину. -- Чем можем служить столь высокостоящим джентльменам?
-- Интересная задача! -- проворковал предводитель голосом человека,
вынужденного угодничать. -- Очень интересная. Это до каких же чертиков могут
нажраться, в какую стельку могут надраться четыре лондонских дуболома! Вы
что, -- крикнул он погромче, -- не чувствуете, как там воняет?
-- А то! -- с готовностью отозвался Мэллори. -- Но мы хотим посмотреть
Вест-Индские доки!
-- Зачем? -- Вопрос прозвучал очень холодно.
-- Затем, -- хрипло расхохотался Мэллори, -- что там полно шмотья,
которое нам бы вполне пригодилось.
-- Вроде чистого белья? -- спросил один из бандитов.
Сверху донесся смех, вперемежку с хрипом и кашлем.
-- А что, сгодится! -- Мэллори хлопнул себя по голой груди и тоже
засмеялся. -- Вы, ребята, нам не поможете? Бросьте нам веревку или вроде
того.
Глаза предводителя сузились в холодные щелочки, ствол пистолета
шевельнулся.
-- Ты не моряк! Матрос никогда не скажет "веревка", он скажет "линь"
или "конец".
-- А твое-то какое дело, кто я такой! -- гневно нахмурился Мэллори. --
Бросай, говорю, веревку! Или лестницу! Или в рот долбаный еростат! Или мотай
отсюда на хрен!
-- Верно, кореш! -- дрожащим голосом подхватил Том. -- - На хрена нам
нужны все эти придурки!
Предводитель встал, повернулся и исчез, вместе с придурками.
-- Вы там долго не валандайтесь! -- проорал им вслед Мэллори. -- А то
как же это, у вас всего до хрена, а у нас -- ни хрена! Делиться надо!
-- Господи, Нед! -- покачал головой Брайан. -- Положеньице у нас хуже
некуда!
-- Изобразим из себя мародеров, -- вполголоса объяснил Мэллори. --
Пьяных, на все готовых мерзавцев. Присоединимся к этой компании и
постараемся добраться до Свинга.
-- А что, если они будут задавать вопросы?
-- Разыгрывай дурака.
-- Эй! -- резанул по ушам визгливый голос.
-- Что еще? -- грубо крикнул Мэллори, поднимая глаза.
Наверху стоял костлявый мальчишка лет пятнадцати, в маске и с
винтовкой.
-- Лорд Байрон помер! -- проорал мальчишка. Мэллори застыл как громом
пораженный.
-- Откуда ты знаешь? -- крикнул Том.
-- Да точно, точно! Сдох старый ублюдок, откинул копыта! --
расхохотался мальчишка, приплясывая на верхних концах свай и размахивая
винтовкой. Затем он спрыгнул вниз и исчез.
Мэллори обрел наконец дар речи:
-- Не может быть.
-- Не может, -- согласился Фрейзер.
-- Во всяком случае, маловероятно.
-- Это они просто размечтались, -- предположил Фрейзер.
Повисло молчание.
-- Конечно, -- начал Мэллори, -- если Великий Оратор действительно
мертв, то это означает... -- Волна растерянности смыла куда-то все слова, но
он остро ощущал, с какой надеждой смотрят на него остальные, как нужна им
сейчас поддержка. -- Ну... смерть Байрона будет означать конец великой
эпохи.
-- Совсем не обязательно, -- спокойно возразил Фрейзер. -- В партии
немало талантливых людей. Чарльз Бэббидж жив! Лорд Колгейт, лорд Брюнель...
да и принц-консорт. Принц Альберт -- человек весьма здравомыслящий.
-- Лорд Байрон не может умереть! -- вырвалось у Брайана. -- Мы стоим по
колено в вонючей грязи и готовы поверить в вонючую ложь!
-- Тихо! -- скомандовал Мэллори. -- Не будем делать никаких выводов,
пока у нас нет твердых доказательств!
-- Нед прав, -- кивнул Том. -- Премьер-министр сказал бы то же самое.
Это научный подход. Этому-то и учил нас всегда лорд Байрон...
К их ногам упал конец толстой просмоленной веревки, завязанный в
широкую петлю. Вожак анархистов -- тот самый красавчик в белых брюках --
картинно поставил согнутую ногу на конец сваи и подпер подбородок рукой.
-- Ну-ка, приятель, -- сказал он, -- вставляй свою задницу в петлю, и
мы тебя мигом вздернем. Постарайся только не перепутать задницу с головой.
-- Премного благодарен. -- Мэллори приветственно махнул рукой и влез в
петлю.
Мгновение спустя веревка натянулась, он уперся облепленными грязью
башмаками в осклизлые бревна и зашагал по ним вверх.
Рукой в лайковой перчатке предводитель сбросил опустевшую петлю вниз.
-- Добро пожаловать, сэр, в высший свет авангарда человечества!
Позвольте мне, учитывая обстоятельства, представиться самому. Я -- маркиз
Гастингс. -- Самозваный маркиз небрежно поклонился, а затем вздернул
подбородок и подбоченился.
"Да ведь это он всерьез, -- осенило Мэллори. -- Этот парень считает
себя маркизом!"
С приходом к власти радикалов всякие там маркизы исчезли, исчезли вроде
бы безвозвратно, и вот вам -- появляется некий юный претендент на этот
титул, живое ископаемое, мезозойская рептилия во главе шайки современных
гадюк! Поднимись сейчас из зловонных глубин Темзы змеиная головка молодого
плезиозавра -- даже это удивило бы Неда Мэллори в меньшей степени.
-- Ребята, -- небрежно бросил маркиз, -- полейте нашего пахучего друга
одеколоном! А если он выкинет какую-нибудь глупость, вы знаете, что делать.
-- Пристрелить, что ли? -- идиотски спросил кто-то.
Маркиз театрально поморщился. Мальчишка в трофейном полицейском шлеме и
драной шелковой рубашке извлек откуда-то резной стеклянный флакон и щедро
окропил голую спину Мэллори.
Следующим подняли Брайана.
-- О! -- заметил маркиз. -- Ну разве же можно так пачкать армейские
брюки! В самоволке, товарищ? Брайан неопределенно пожал плечами.
-- Ну и как тебе Лондон, нравится? Брайан тупо кивнул.
-- Дайте этой грязной личности новые штаны, -- скомандовал маркиз и
оглядел своих соратников. -- Товарищ Шиллибир! У тебя вроде бы один с ним
размер -- отдай ему свои брюки.
-- Но, товарищ маркиз...
-- Каждому по потребностям, товарищ Шиллибир! Немедленно раздевайся.
Шиллибир неловко вылез из штанов и передал их Брайану. Трусов на нем не
было, и одной рукой он нервно одергивал полы рубашки.
-- Силы небесные! -- с деланным отчаянием воскликнул маркиз. -- Неужели
я должен указывать этим олухам каждую мелочь? Ты! -- Он ткнул пальцем в
Мэллори. -- Подмени Шиллибира и тяни веревку. А ты, солдат, надень брюки
Шиллибира и запомни, что отныне ты не подручный угнетателей, но человек
совершенно свободный! Товарищ Шиллибир, перестать извиваться. Тебе
совершенно нечего стыдиться. Сходи на склад и возьми себе новую одежду.
-- Спасибо, сэр.
-- Товарищ, -- поправил маркиз. -- Выбери там что-нибудь покрасивее. И
прихвати еще одеколона.
Следующим поднимали Тома; Мэллори -- он тоже подключился к работе --
осторожно изучал маркизово воинство. С оружием ребята обращаться не умеют,
оно у них поминутно клацает, цепляется за что ни попадя, падает на землю, да
и оружие-то это слова доброго не стоит. Армейский однозарядный карабин
"виктория" -- и где они только взяли такую музейную редкость? Наверное, в
запасах, предназначенных для отправки в колонии туземным войскам. Тяжелые
карабины, огромные кухонные ножи, самодельные дубинки -- весь этот арсенал
мешал бандитам, сковывал их движения. Жалко выглядели маркизовы вояки, очень
жалко -- что двое желторотых сосунков, что двое кряжистых, насквозь
проспиртованных уголовников. Одетые в ворованные, мокрые от пота шелковые
рубашки, обмотанные яркими шалями и армейскими патронташами, они походили на
турецких башибузуков -- и уж никак не на британцев. Очень странно выглядел в
этой компании пятый -- худой, молчаливый, благопристойно одетый негр,
похожий на слугу из хорошего дома.
Как только Том вылез наверх, маркиз Гастингс начал свой экзамен.
-- Как тебя звать?
-- Том, сэр.
-- А его?
-- Нед.
-- А его?
-- Брайан, -- сказал Том. -- Я думаю...
-- А как, скажи на милость, зовут вашего четвертого, который
удивительно похож на фараона? Том растерянно молчал.
-- Ты что, язык проглотил?
-- Он ни разу не назвал себя по-человечески, -- вмешался Мэллори. -- Мы
зовем его Преподобный.
-- А ты бы помолчал, -- осадил его маркиз.
-- Мы встретили Преподобного несколько часов назад, сэр, -- вывернулся
Том. -- Нельзя сказать, что мы закадычные друзья.
-- А может, оставим его внизу? -- предложил маркиз.
-- Втащите его, -- снова вмешался Мэллори. -- Преподобный -- мужик
толковый.
-- Да? А как насчет тебя, товарищ Нед? Похоже, ты и в половину не так
глуп, как прикидываешься. И не так уж ты и пьян.
-- Вот и я про то, -- согласился Мэллори. -- Нужно добавить. У тебя тут
ничего под рукой не найдется? А еще мне не повредил бы такой карабин, если
уж вы делите добычу.
Маркиз посмотрел на пистолет Мэллори и заговорщицки подмигнул:
-- Всему свое время, мой нетерпеливый друг. -- Он повернулся к своей
команде и махнул рукой: -- Ладно, затаскивайте.
Прошло несколько минут, и на пирс вылез голый, грязный Фрейзер;
малолетки начали сворачивать веревку.
-- Мне бы очень хотелось знать, -- начал маркиз, -- какую веру
исповедует ваше преподобие?
-- А что, начальник, -- удивился Фрейзер, -- разве не понятно? Я этот
самый... брат... ну, то есть, долбаный квакер.
Последовал взрыв недоброго смеха.
-- Чего ржете? -- прохрипел Фрейзер и тут же расплылся в широкой
улыбке. -- Да нет, я не просто брат, я -- собрат. Пентюх собрат.
Наступила тишина.
-- Пентюх собрат, -- упрямо повторил Фрейзер. -- Ну, значит, вроде как
из этих бздиловатых американских трепачей...
-- Ты хочешь сказать, пантисократ? -- уточнил маркиз. -- То есть
вольный проповедник Сусквеганнского фаланстера?
Фрейзер тупо уставился на маркиза.
-- Я говорю об утопических доктринах профессора Кольриджа и
преподобного Вордсворта, -- чуть угрожающе настаивал маркиз.
-- Во-во, -- проворчал Фрейзер, -- это самое, что ты сказал.
-- А не можешь ли ты сказать мне, о друг пантисократ, откуда это на
тебе, на убежденном пацифисте, полицейская кобура? Ну так как?
-- Снял с фараона, вот откуда. С дохлого фараона, -- уточнил Фрейзер.
Снова хохот, на этот раз -- дружелюбный.
Мальчик, стоявший возле Мэллори, толкнул локтем одного из бандитов
постарше.
-- У меня от этой вони голова кругом идет, Генри! Может, свалим, а?
-- Спроси у маркиза, -- ответил Генри.
-- Спроси ты, -- захныкал мальчишка, -- а то он всегда надо мной
смеется...
-- Внимайте все! -- возгласил маркиз. -- Мы с Юпитером отведем новых
рекрутов к складу. А вы, остальные, патрулируйте берег.
Послышался недовольный ропот.
-- Не уклоняться,-- прикрикнул маркиз. -- Вы же знаете, что все
товарищи стоят береговую вахту по очереди, вы ничем не лучше остальных.
Маркиз, по пятам за которым следовал негр, повел их вдоль набережной
канала. И как это он может, изумлялся Мэллори, показывать спину четырем
вооруженным незнакомцам? Что это -- беспросветная глупость или отвага с
примесью рисовки?
Он молча переглянулся с братьями и инспектором. Все четверо остались
при оружии, анархисты даже не потрудились его изъять. Застрелить провожатого
было бы минутным делом. И негра пришлось бы тоже, хотя тот и без оружия.
Подло, конечно же, нападать сзади, но на войне и не такое делают. Однако
остальные неловко поеживались, и Мэллори понял, что они препоручают грязную
работу ему. С этого момента вся ответственность за отчаянное предприятие
легла на него и только на него; даже полицейский, и тот поставил свою жизнь
на удачу Эдварда Мэллори.
Мэллори выдвинулся вперед, подстраиваясь под шаг маркиза Гастингса.
-- А что там на этом складе, ваша светлость? Уж одежды-то там, должно
быть, хватает, да и всего остального тоже.
-- Не одежды, а надежды, мой мародерствующий друг! А впрочем, не бери в
голову. Скажи мне вот что, товарищ Нед, -- что бы ты сделал с этой добычей,
попади она тебе в руки?
-- Думаю, все зависит от того, что там будет.
-- Ты уволок бы ее в свою крысиную нору, -- продолжал маркиз, -- продал
бы за бесценок еврею барыге, пропил бы все подчистую, а через день-другой
очухался бы в грязном полицейском участке и увидел ногу фараона у себя на
шее.
-- А что бы сделали с добычей вы? -- поинтересовался Мэллори.
-- Нашел бы ей достойное применение! Мы используем эти вещи во благо
тех, кто их создал! Во благо рядовых лондонцев, угнетенных масс, во благо
тех, кто работает не покладая рук, кто производит все богатства этого
города!
-- Не понимаю я что-то, -- покачал головой Мэллори.
-- Революция не грабит, товарищ Нед. Мы реквизируем, мы конфискуем, мы
освобождаем! Тебя и твоих друзей привлекли сюда яркие заморские безделушки.
Ты думаешь унести сколько хватит рук. Люди вы или сороки? К чему
довольствоваться пригоршней грязных шиллингов? Вам может принадлежать весь
Лондон, этот современный Вавилон! Вам может принадлежать будущее!
-- Будущее? -- переспросил Мэллори и оглянулся на Фрейзера; глаза
полицейского горели нескрываемым отвращением. -- А много ли выручишь за
кварту "будущего", ваша светлость?
-- Я бы попросил тебя не называть меня "светлостью", -- отрезал маркиз.
-- Ты обращаешься к ветерану народной революции, солдату человечества,
который гордится простым титулом "товарищ".
-- Виноват... товарищ.
-- А ты не дурак, Нед. Не путай меня с радикалистскими лордами. Я не
какой-нибудь там буржуазный меритократ! Я -- революционер, смертельный враг
тирании Байрона и всех его дел, враг по крови и убеждениям!
Мэллори хрипло закашлялся, прочищая горло.
-- Ладно, -- сказал он новым, более резким тоном. -- К чему весь этот
разговор? Захватить Лондон -- но это же несерьезно! Такого не бывало со
времен Вильгельма Завоевателя.
-- Почитай учебник истории, -- возразил маркиз. -- Это удалось Уоту
Тайлеру, Кромвелю. Это удалось Байрону! -- Он рассмеялся. -- Восставшие
захватили Нью-Йорк! Рабочие управляют Манхэттеном -- вот прямо сейчас, когда
мы с тобой разговариваем! Они ликвидировали богатых. Они сожгли церковь
Святой Троицы! Они захватили средства связи и производства. Янки, какие-то
там янки совершили победоносную революцию! Насколько же легче сделать это
английскому народу -- народу, дальше всех продвинувшемуся по пути
исторического прогресса!
Было видно, что этот человек -- скорее даже мальчишка, поскольку за
позой и бахвальством проглядывали повадки юнца -- говорит совершенно
искренне, истово верит в пагубное безумие анархии.
-- Но правительство, -- возразил Мэллори, -- введет войска.
-- Перебейте класс офицеров, и рядовые будут с нами, -- холодно
отозвался маркиз. -- Взгляни на своего друга-солдата, Брайана. Ему нравится
в нашем обществе! Ведь правда, товарищ Брайан!
Брайан молча и приветственно воздел заляпанный грязью кулак.
-- Ты не понимаешь стратегии нашего капитана во всей ее гениальности,
-- сказал маркиз. -- Мы закрепились в самом сердце британской столицы, в
единственном месте на Земле, которое ваша элита не захочет опустошить даже
ради своей пагубной гегемонии. Ну разве решатся радикальные лорды
обстрелять, сжечь свой драгоценный Лондон из-за каких-то там небольших
беспорядков -- а именно так воспримут они начало всеобщего восстания! Но! --
Он вскинул затянутый в лайку палец. -- Когда мы выйдем на баррикады, на
воздвигнутые по всему городу баррикады, тогда им придется лицом к лицу
сразиться с восставшим рабочим классом, людьми, опьяненными первой истинной
свободой, какую они когда-либо знали!
Маркиз на минуту остановился, с присвистом втянул ртом зловонный воздух
и закашлялся.
-- Большая часть класса угнетателей, -- продолжал он, -- уже бежала из
Лондона, спасаясь от смрада! Когда они попытаются вернуться, восставшие
массы встретят их огнем и сталью! Мы будем стрелять в них с крыш домов, из
подворотен и переулков, из сточных канав и притонов! -- Он достал из рукава
насквозь мокрый платок и вытер нос. -- Мы поставим под свой контроль все
артерии и опорные пункты организованного угнетения. Газеты, телеграфные
линии и пневматическую почту, дворцы, казармы и конторы! Все они будут
служить великому делу освобождения!
Мэллори ждал продолжения, но юный фанатик, похоже, вконец выдохся.
-- И вы желаете, чтобы мы вам помогли? Вступили в эту вашу народную
армию?
-- Конечно!
-- А что нам с этого будет?
-- Все, -- ответил маркиз. -- Навсегда.
Внутренняя гавань Вест-Индских доков была забита под завязку; такелаж
парусников мешался с дымовыми трубами пироскафов. Вода здесь показалась
Мэллори не такой грязной, как в Темзе -- пока он не заметил среди комьев
слизи лениво покачивающиеся на поверхности трупы. Моряки из вахтенных
команд, оставленных для охраны судов. Раздувшиеся от жары трупы плавали, как
деревянные колоды, зрелище не для слабонервных. Следуя за маркизом по
деревянному настилу причала, Мэллори насчитал не то пятнадцать, не то
шестнадцать тел -- а где же остальные? Возможно, рассуждал он, большая их
часть была убита где-то в другом месте, а кто-то мог и переметнуться в банду
Свинга. Не все матросы так уж преданны порядку и властям. Мэллори остро
ощутил на животе тяжелый, успокаивающий холод "баллестер-молины".
Маркиз и негр продолжали двигаться дальше, словно не замечая трупов.
Они миновали покинутый корабль, из палубных люков которого сочились зловещие
струйки дыма, а может быть -- пара. Четверо анархистов составили свои
карабины в грубое подобие пирамиды и разлеглись на тюках ситца. Бдительные
стражи самозабвенно резались в карты.
Другие сторожа, пьяные небритые подонки в скверных цилиндрах и еще
худших брюках, спали в опрокинутых тачках и на погрузочных волокушах, среди
нагромождения бочек, корзин, мотков троса, трапов и груд антрацита --
топлива для недвижно застывших деррик-кранов. Из пакгаузов, расположенных на
южной стороне гавани, донеслись приглушенные расстоянием хлопки выстрелов.
Маркиз не проявил к ним никакого интереса, не сбавил шага и даже не
оглянулся.
-- Вы захватили все эти корабли? -- поинтересовался Мэллори. -- У вас,
должно быть, много людей, товарищ маркиз.
-- И с каждым часом все больше, -- заверил его Гастингс. -- Наши люди
прочесывают Лаймхаус, поднимают каждую рабочую семью. Тебе знаком термин
"экспоненциальный рост", товарищ Нед?
-- Не-а, -- солгал Мэллори.
-- Математический клакерский термин, -- небрежно объяснил маркиз. --
Очень это интересная наука, вычислительное клакерство, крайне полезная для
научного изучения социализма... -- Вид у него был рассеянный и немного
возбужденный. -- Еще один день смрада, как этот, и у нас будет больше людей,
чем в лондонской полиции! Вы ведь не первые, кого я рекрутировал. Я
становлюсь уже заправским вербовщиком! Да что там, это под силу даже
Юпитеру! -- Он хлопнул негра по плечу.
Негр не выказал никакой реакции. "Уж не глухонемой ли он?" -- спросил
себя Мэллори. И почему этот человек ходит с неприкрытым лицом? Неужели ему
не нужна маска?
Маркиз подвел их к самому большому из бесконечного ряда пакгаузов. Даже
на фоне складов таких знаменитых коммерческих фирм, как "Мадрас и
Пондишери", "Уитбис", "Эван-Хэр" и "Аароне", этот казался настоящим дворцом
сверхсовременной коммерции. Его исполинские погрузочные ворота поднялись с
помощью сложной системы шарнирных противовесов, и глазам Мэллори предстало
огромное, с футбольный стадион размером, помещение со стальными стенами и
сводчатой стеклянной крышей. Под этим сводом раскинулся стальной лабиринт
ферм и опор, кружевная сеть роликовых транспортеров и зубчатых рельсов, по
которым когда-то бегали управляемые машиной вагонетки. Где-то пыхтели
паровые машины, раздавался знакомый чмокающий звук печатного станка.
И повсюду награбленное добро, богатства, способные ошеломить даже
Креза. Вещи лежали грудами, скирдами, горами: рулоны дорогих тканей, кресла
и тележные колеса, супницы и подсвечники, матрасы, чугунные собачки для
газонов и мраморные ванночки для птиц, бильярдные столы и шкафчики для
напитков, изголовья кроватей и колонки винтовых лестниц, свернутые ковры и
каминные полки...
-- Ну надо же! -- поразился Том. -- И как вы все это собрали?
-- Мы здесь уже несколько дней. -- Маркиз размотал шаль, открыв бледное
лицо почти девической красоты, однако со светлым пушком на верхней губе. --
Тут хватит на всех, и этот склад не единственный. Чуть попозже вам тоже
представится возможность нагрузить тачку или волокушу. Здорово, правда? Все
это добро в вашем распоряжении, потому что принадлежит в равной мере всем
нам!
-- Всем нам? -- переспросил Мэллори.
-- Конечно. Всем товарищам.
-- А как насчет него? -- Мэллори указал на негра.
-- Ты про моего слугу Юпитера? -- недоуменно сморгнул маркиз. --
Конечно же, Юпитер тоже принадлежит всем нам! Мой слуга служит не только
мне, но и общему делу. -- Он снова подтер обильно текущий нос. -- Пошли.
Горы награбленного превратили организованный по науке пакгауз в
чудовищное крысиное гнездо. Следуя за маркизом, братья Мэллори и Фрейзер
пробирались по отмелям битого хрусталя, лужам растительного масла,
закоулкам, усыпанным скорлупой земляных орехов.
-- Странно, -- пробормотал маркиз, -- в последний раз здесь было полно
товарищей...
В глубине склада барахла было поменьше, зато здесь стоял печатный
станок, скрытый от глаз эверестами газетной бумаги. Внезапно из-за этого
заграждения мортирным ядром вылетела увязанная пачка свежеотпечатанных
плакатов; она шлепнулась оземь в каком-то футе от проворно отскочившего
маркиза.
Сквозь грохот печатного станка прорезался чей-то высокий, пронзительный
голос.
Через несколько секунд Мэллори увидел, что дальняя часть склада
превращена в импровизированный лекционный зал. Школьная доска, стол,
заставленный лабораторной посудой, и кафедра -- все это довольно неустойчиво
балансировало на помосте из плотно составленных ящиков. Молчаливые слушатели
-- их тут было десятков пять-шесть -- сидели на дешевых разномастных
стульях.
-- Так вот они где, -- протянул маркиз; голос его странно дрожал. --
Вам повезло. Доктор Бартон проводит сегодня демонстрацию. Садитесь,
товарищи. Уверен, что вам это будет интересно.
Спорить было невозможно; Мэллори и его спутники пристроились в заднем
ряду. Негр остался стоять.
-- Но этот ваш лектор -- в юбке! -- недоуменно прошептал Мэллори.
-- Тише, -- шикнул маркиз.
Женщина-лектор была вполне профессионально вооружена черной указкой,
толстый конец которой служил держалкой для мела; в ее голосе звенел фанатизм
-- тщательно продуманный, на аптекарских весах взвешенный фанатизм. Слушать
было трудно -- плохая акустика неприспособленного для таких спектаклей
помещения искажала слова, делая их иногда совершенно неразборчивыми. Судя по
всему, темой лекции была трезвенность -- дама яростно порицала "алкогольную
отраву" и ее пагубное воздействие на "революционный дух рабочего класса".
Большие оплетенные бутыли, содержащие, по всей видимости, различные сорта
пагубных для пролетариата напитков, были снабжены одинаковыми, крайне
непривлекательными этикетками с надписью: "ЯД!" и -- учитывая невысокий
образовательный ценз аудитории -- общепонятным изображением черепа и
скрещенных костей. Остальное пространство стола было загромождено
перегонными аппаратами, какими-то непонятными склянками, красными резиновыми
трубками, проволочными клетками и лабораторными газовыми горелками.
Том, сидевший справа от Мэллори, дернул его за рукав и прошептал:
-- Нед! Нед! Это что, леди Ада?
-- Господи Боже, мальчик, -- ужаснулся Мэллори. -- С чего ты взял?
Разумеется, нет!
-- А кто же тогда? -- облегченно и словно с некоторой обидой спросил
Том.
Женщина повернулась к доске и аккуратно вывела слова "Неврастеническое
вырождение". Потом она обернулась, одарила аудиторию сверкающей, насквозь
фальшивой улыбкой, и только тут Мэллори ее узнал.
Это была Флоренс Рассел Бартлетт.
Мэллори судорожно вздохнул. Какая-то соринка, скорее всего -- клочок
ваты из маски, занозой застряла в горле. Он закашлялся и не мог
остановиться. Горло саднило все сильнее и сильнее. Он хотел улыбнуться,
прошептать хоть слово в извинение, но гортань сжимало, будто железными
обручами. По его щекам катились слезы, он сдерживался изо всех сил -- и не
мог, не мог хотя бы приглушить этот кошмарный кашель. Головы слушателей
начали поворачиваться, что грозило большими неприятностями. Наконец Мэллори
вскочил, с шумом опрокинул стул и побрел прочь, согнувшись пополам, ничего
не видя и почти ничего не соображая.
Расставив для равновесия руки, Мэллори пробирался сквозь плывущие перед
глазами дебри награбленного; ноги его непрерывно в чем-то путались, то
слева, то справа на пол рушились какие-то деревянные и металлические
предметы. С большим трудом отыскав укромное место, он согнулся еще сильнее,
сотрясаемый неудержимым кашлем, задыхаясь от мокроты и подкатывающей к горлу
блевотины. Так ведь и сдохнуть можно, думал он в отчаянии. Лопнет что-нибудь
-- и все. Или сердце не выдержит.
Но потом ком в горле исчез, кашель понемногу стих. Мэллори хватил
глоток воздуха, пару раз надсадно кашлянул и начал дышать нормально. Он
вытер с бороды липкую, отвратительную мокроту и вдруг заметил, что стоит,
прислонившись к статуе. Полуобнаженная индийская прелестница -- изваянная во
весь рост из коутовского искусственного мрамора -- держала на бедре большой
кувшин. Кувшин, естественно, был насквозь каменный -- и это в тот момент,
когда каждая клеточка, каждый атомус Мэллори взывали об очищающем глотке
воды.
Кто-то хлопнул его по спине. Мэллори обернулся, ожидая увидеть Тома или
Брайана, но это оказался маркиз.
-- С вами все в порядке?
-- Небольшой приступ, -- просипел Мэллори, не в силах выпрямиться, и
махнул рукой.
Маркиз вложил ему в ладонь серебряную фляжку, изогнутую по форме бедра.
-- Вот, -- сказал он, -- это вам поможет.
Мэллори приложился к фляжке, но вместо ожидаемого бренди в рот ему
потекла густая приторная микстура, смутно отдающая лакрицей.
-- Что... Что это такое?
-- Одно из травяных снадобий доктора Бартон, -- объяснил маркиз. --
Бальзам, помогающий переносить зловоние. Давайте, я смочу вашу маску,
испарения прочистят вам легкие.
-- Лучше не надо, -- прохрипел Мэллори.
-- Так вы вполне оправились и можете вернуться на лекцию?
-- Нет! Нет!
На лице маркиза появилось скептическое выражение.
-- Доктор Бартон -- гений медицины! Она была первой женщиной,
окончившей Гейдельберг с отличием. Если бы вы только знали, какие чудеса она
творила среди больных во Франции, среди несчастных, на которых махнули рукой
все так называемые специалисты.
-- Я знаю, -- вырвалось у Мэллори.
К нему вернулись отчасти силы, а вместе с тем -- почти непреодолимое
желание взять маркиза за глотку и трясти этого опасного дурака, пока дурь не
выдавится из него, как паста из тюбика. Он был почти готов выложить всю
правду, объявить, что на деле эта Бартон отравительница, распутница,
уголовная преступница, разыскиваемая полицией по меньшей мере двух стран. Он
мог бы прошептать эти яростные обвинения, а потом убить маркиза Гастингса и
засунуть куда-нибудь его жалкий, тщедушный труп.
Но самоубийственное желание прошло, сменилось трезвым расчетом,
хитростью, холодной и острой, как осколок стекла, вонзившийся давеча в спину
Фрейзера.
-- Я бы гораздо охотнее поговорил с вами, товарищ, чем слушать какую бы
то ни было лекцию.
-- Правда? -- просиял Гастингс.
-- Да, -- кивнул Мэллори. -- Разговор со знающим человеком очень
обогащает.
-- Не пойму я тебя, товарищ, -- прищурился маркиз. -- То ты кажешься
мне обычным жадным дураком, а то вдруг человеком недюжинного ума -- и уж
всяко на голову выше этих твоих приятелей!
-- Да? - пожал плечами Мэллори. -- Я много путешествовал. Это расширяет
кругозор.
-- А где ты путешествовал?
-- Аргентина. Канада. Ну и на континенте тоже бывал.
Маркиз оглянулся по сторонам, словно высматривая шпионов, затаившихся в
непролазных дебрях
награбленного барахла. Не заметив ничего подозрительного, он немного
расслабился и заговорил с новым интересом:
-- Может, ты знаешь Американский Юг? Конфедерацию?
Мэллори покачал головой.
-- В Южной Каролине есть город Чарльстон. Там собралась большая
английская община. Люди хорошего происхождения, бежавшие от радикалов.
Загубленные рыцари Британии.
-- Очень мило, -- хмыкнул Мэллори.
-- Чарльстон -- город, не менее культурный и цивилизованный, чем любой
из британских.
-- И ты там родился? -- догадался Мэллори и тут же прикусил язык. Он
заметил, как нахмурился при этих словах Гастингс, однако был вынужден
продолжать: -- Ты, наверное, хорошо жил в этом своем Чарльстоне. Вон и
собственный негр у тебя есть.
-- Надеюсь, ты не из этих аболиционистских фанатиков, -- сказал маркиз.
-- А то у британцев это в моде. Или ты считаешь, что я должен отослать
бедного Юпитера куда-нибудь в малярийные джунгли Либерии?
Мэллори едва удержался, чтобы не кивнуть. Он и в самом деле был
аболиционистом и поддерживал идею репатриации негров.
-- Бедный Юпитер и дня бы не протянул в Либерийской империи, --
настаивал маркиз. -- Ты знаешь, что он умеет читать и писать? Я сам его
научил. Он даже поэзию читает.
-- Твой негр читает стишки?
-- Не стишки -- поэзию. Великих поэтов. Джона Мильтона*... да что там
говорить, ты о таком никогда и не слышал.
-- Один из министров Кромвеля, -- с готовностью отозвался Мэллори, --
автор "Ареопагитики".
Маркиз кивнул. Похоже, он остался доволен.
-- Джон Мильтон написал эпическую поэму "Потерянный рай". На библейскую
тему, белым стихом.
-- Сам-то я агностик, -- сказал Мэллори.
-- А тебе знакомо имя Уильяма Блейка*? Он писал стихи и сам
иллюстрировал свои сборники.
-- Не мог найти порядочного издателя, да?
-- В Англии и до сих пор есть прекрасные поэты. Ты когда-нибудь слышал
о Джоне Уилсоне Кроукере? Уинтропе Макуорте Прейде? Брайане Уоллере
Проктере?*
-- Может, и слышал, -- пожал плечами Мэллори. -- Я кое-что почитываю, в
основном -- про ужасы и преступления.
Его крайне озадачил интерес маркиза к такому отвлеченному предмету.
Самого Мэллори беспокоила сейчас не поэзия, а братья и Фрейзер, оставшиеся
на лекции и не знающие уже, наверное, что и думать. Они могут потерять
терпение и совершить что-нибудь опрометчивое, а уж это-то совсем ни к чему.
-- Перси Биши Шелли* был поэтом, прежде чем возглавить луддитов в
смутные времена, -- продолжал маркиз. -- Знай, что Перси Шелли жив! Байрон
изгнал его на остров Святой Елены. Шелли держат там в заточении, в том же
доме, где жил когда-то Наполеон Первый. Говорят, что с тех пор он написал
там целые тома трагедий и сонетов!
-- Да ты что? -- возмутился Мэллори. -- Шелли умер в тюрьме много лет
назад.
-- Он жив, -- повторил маркиз. -- Но это знают немногие.
-- Ты еще скажи, что Чарльз Бэббидж писал стихи. -- Мэллори абсолютно
не хотелось обсуждать всякую чушь, его мысли занимало другое. -- И вообще, к
чему все это?
-- Это -- моя теория, -- гордо объяснил маркиз. -- Не столько теория,
сколько поэтическое прозрение. Но с тех пор, как я изучил труды Карла Маркса
-- и, конечно же, великого Уильяма Коллинза*, -- меня озарило, что
естественный ход исторического развития был насильственно подвергнут
ужасающему извращению. Но вряд ли ты меня поймешь.-- Он снисходительно
улыбнулся.
-- Не бойся, -- мотнул головой Мэллори, -- все я прекрасно понимаю. Ты
имеешь в виду катастрофу.
-- Да. Можно называть это и так.
-- История вершится через катастрофы. Таков порядок вещей,
единственный, какой был, есть и будет. Истории не существует -- есть только
случайности!
-- Ты лжешь! -- Все самообладание маркиза рассыпалось в прах.
-- Твоя голова забита фантомами, мальчик! -- вспылил в свою очередь
Мэллори. -- "История"! Тебе положено иметь титул и поместье, а мне положено
гнить в Льюисе от паров ртути, вот и все твои теории! А радикалам, им
плевать с высокой колокольни и на тебя, и на Маркса с Коллинзом, и на этих
твоих поэтических фигляров! Они передушат всю вашу компанию в этих доках,
как крыс в яме с опилками.
-- А ты не очень похож на малограмотного забулдыгу, -- процедил маркиз.
-- Кто ты такой? Что ты такое?
Мэллори напрягся.
-- Ты шпион. -- Глаза маркиза расширились, рука метнулась к оружию.
Мэллори с размаху ударил его в лицо, а затем, когда маркиз покачнулся,
добавил ему два раза по голове тяжелым стволом "баллестер-молины". Маркиз
упал, обливаясь кровью.
Мэллори выхватил у него из-за пояса револьвер и оглянулся.
В пяти ярдах от него стоял негр.
-- Я все видел, -- спокойно сказал Юпитер.
Мэллори молча прицелился в него из двух револьверов.
-- Вы ударили моего хозяина. Вы его убили?
-- Думаю, нет.
Негр кивнул и развел раскрытые ладони; это было похоже на
благословение.
-- Вы правы, сэр, а он ошибается. В истории нет ничего закономерного.
Никакого прогресса, никакой справедливости, один бессмысленный ужас.
-- Так или не так, -- медленно проговорил Мэллори, -- но если ты
крикнешь, мне придется тебя застрелить.
-- Если бы вы его убили, я бы обязательно крикнул. Мэллори оглянулся на
маркиза:
-- Он дышит.
Последовало долгое молчание. Негр замер в нерешительности, прямой и
напряженный, как струна. Так платоновский конус, уравновешенный на своем
острие, ожидает выходящего за рамки причинности толчка.
-- Я возвращаюсь в Нью-Йорк. -- Юпитер повернулся на одном до блеска
начищенном каблуке, неторопливо зашагал прочь и вскоре исчез за
нагромождениями тюков и ящиков.
Мэллори был уверен, что шума не будет, но все же переждал несколько
минут, чтобы утвердиться в этой уверенности. Маркиз шевельнулся и застонал.
Мэллори сорвал с головы потомка крестоносцев окровавленную шаль, скомкал ее
и затолкал в нежный девичий рот.
Спрятать безвольное тело за массивную терракотовую вазу было делом
одной минуты.
Теперь, когда потрясение осталось позади, Мэллори ощутил оглушительную
жажду; его пересохший, словно песком обсыпанный язык с трудом ворочался во
рту. Но пить было нечего, за исключением шарлатанского снадобья Флоренс
Бартлетт -- или как там ее теперь?
Доктора Бартон. Мэллори вернулся к маркизу, нащупал в его кармане
фляжку и осторожно прополоскал горло. Да нет, ничего особо страшного. Вкус
не из самых приятных и горло немеет, зато щекочет язык, словно сухое
шампанское, и, похоже, восстанавливает силы. Он выпил чуть не половину
фляжки.
Вернувшись на лекцию, Мэллори сел рядом с Фрейзером.
Полицейский вопросительно приподнял бровь. Мэллори похлопал по рукоятке
второго револьвера. Фрейзер едва заметно кивнул.
Флоренс Рассел Бартлетт продолжала разглагольствовать, повергая
слушателей в оцепенение почти гипнотическое. Мэллори с ужасом осознал, что
теперь она демонстрирует шарлатанские устройства для предотвращения
беременности. Диск из гибкой резины, ком губки с прикрепленной к нему нитью.
Мэллори содрогнулся, представив себе коитус с использованием этих странных
объектов.
-- Она только что убила кролика, -- прошипел углом рта Фрейзер. --
Сунула его носом в сигарный настой.
-- Мальчишка живой, -- прошептал в ответ Мэллори. -- Я его только
оглушил.
Он внимательно наблюдал за Бартлетт, которая успела перейти от
противозачаточных средств к каким-то диким планам улучшения человеческой
породы путем селективного размножения. Сколько можно было понять, в будущем
нормальный брак исчезнет. На смену целомудрию придет "всеобщая свободная
любовь". Воспроизведение станет делом рук специалистов. (Рук? Это в каком,
простите, смысле?) Эти идеи не доходили до Мэллори, зловещими тенями роились
где-то на краю его сознания. Внезапно он вспомнил -- безо всякой к тому
причины, -- что именно на сегодня, как раз на это время, была назначена его
собственная триумфальная лекция о бронтозаврусе с кинотропным сопровождением
мистера Китса. От этого ужасного совпадения его пробрал озноб.
Брайан перегнулся через Фрейзера и схватил Мэллори за руку.
-- Нед! -- прошептал он. -- Пошли-ка мы отсюда!
-- Не спеши, -- ответил Мэллори. Но его решимость поколебалась. Он
чувствовал ужас брата и сам им заражался. -- Мы еще не знаем, где прячется
Свинг, он может быть в любом месте этого муравейника...
-- Товарищи! -- Голос Бартлетт был похож на заледеневшую бритву. -- Да,
вы четверо, сзади! Если вам совершенно необходимо нам мешать -- если у вас
есть такие уж срочные новости, -- то почему бы вам не поделиться ими со
своими товарищами по шатокуа?
Вся четверка замерла.
Бартлетт сжигала их взглядом Медузы Горгоны. Остальные слушатели вышли
из противоестественного оцепенения и начали оборачиваться; в глазах толпы
светилось злорадство, кровожадное веселье неисправимых школьников,
обнаруживших, что грозившее им наказание обрушилось на чью-то чужую голову.
-- Это она нам? -- нервно прошептал Том.
-- Господи, да что же теперь делать? -- в тон ему откликнулся Брайан.
Это было похоже на дурной сон. Кошмар, который развеется от одного
верно найденного слова.
-- Она же просто женщина, -- громко и спокойно сказал Мэллори.
-- Заткнись! -- прошипел Фрейзер. -- Стихни!
-- Так что же, вам нечего нам рассказать? -- не унималась Бартлетт. --
Я никак не думала... Мэллори поднялся на ноги:
-- Мне есть что рассказать!
-- Доктор Бартон! Доктор Бартон! -- Трое из слушателей вскочили на
ноги. Они тянули правые руки вверх с энтузиазмом отличников, точно знающих,
сколько будет шестью семь.
Бартлетт благосклонно кивнула и указала своим мелоносным жезлом на
одного из энтузиастов.
-- Слово имеет товарищ Пай!
-- Доктор Бартон, -- крикнул Пай, -- я не знаю этих товарищей. Они
ведут себя отстало, и я... я думаю, их следует подвергнуть критике!
В аудитории повисло свирепое молчание.
-- Садись, идиот. -- Фрейзер дернул Мэллори за штанину. -- Ты что,
совсем сбрендил?
-- У меня есть серьезные новости! -- прокричал сквозь маску Мэллори. --
Новости для капитана Свинга!
Бартлетт заметно смешалась, ее глаза забегали по аудитории.
-- Так расскажите нам всем, -- приказала она. -- Мы все здесь равны и
едины!
-- Я знаю, где находится "Модус", миссис Бартлетт! -- крикнул Мэллори.
-- Вы хотите, чтобы я рассказал это вашим малоумным приспешникам?
Загромыхали стулья, зал дружно вскочил на ноги. Бартлетт что-то
ответила, но ее визг затерялся в оглушительном гвалте.
-- Мне нужен Свинг! Я должен поговорить с ним один на один!
Хаос нарастал; Мэллори отшвырнул ногою стоявший перед ним стул и
выхватил из-за пояса револьверы.
-- Сидеть, ублюдки! -- Он направил оружие на аудиторию. -- Я вышибу
мозги первому же недоумку, который хоть пошевелится!
Ответом ему была беспорядочная пальба.
-- Линяем! -- прохрипел Брайан. Он и Том с Фрейзером бросились бежать.
По обеим сторонам от Мэллори трещали и падали стулья, слушатели дружно
разряжали в него самое разнообразное оружие. Мэллори прицелился с двух рук в
стоящую на подиуме Бартлетт...
Выстрелов не последовало -- он позабыл взвести курки. К тому же на
револьвере маркиза имелся какой-то никелированный предохранитель.
Мэллори отбил брошенный кем-то стул, но тут же что-то шарахнуло его по
ноге. Болезненный удар несколько приглушил боевой дух Мэллори, напомнил ему,
что временное отступление перед превосходящими силами противника -- не
позор, а тактическая необходимость.
Только вот бежать он толком не мог. Ему казалось, что в ноге что-то
сломано. Пение пуль над головой будило ностальгические воспоминания о
далеком Вайоминге.
Из бокового прохода отчаянно махал рукой Фрейзер. Мэллори добежал до
него и развернулся, с трудом сохранив равновесие.
Инспектор невозмутимо вышел на открытое пространство и поднял свой
многоствольный пистолет. Сейчас он был похож на дуэлянта -- правая рука
вытянута, тело повернуто боком, чтобы представлять меньшую цель, голова
держится ровно, глаза прищурены. Он дважды выстрелил; сквозь шум и гам
прорезались резкие, болезненные вскрики.
-- Сюда! -- Фрейзер схватил Мэллори за локоть.
Сердце Мэллори билось как бешеное, правая нога казалась чужой. Он
опустил на мгновение глаза и увидел, почему так трудно идти, -- шальная пуля
оторвала от ботинка каблук. В тупике, которым окончился проход, Том
подсаживал Брайана на высокую, шаткую гору картонных коробок. Фрейзер
заметался среди гор барахла, пытаясь найти хоть какой-нибудь выход, лаз,
щель.
Мэллори остановился, повернулся, поднял револьверы -- и увидел в
проходе с полдюжины преследователей.
Здание содрогнулось от грохота, в воздухе повисло густое облако
порохового дыма, дробно застучали по полу падающие консервные банки. Все
шестеро бандитов рухнули в проходе, как сбитые шаром кегли.
-- Нед! -- крикнул Брайан с вершины картонной горы. -- Собери их
оружие!
Стоя на одном колене, он вставлял в дымящийся еще казенник новый патрон
-- цилиндр из латуни и красной вощеной бумаги размером с хороший огурец.
Мэллори послушно бросился вперед, поскользнулся и едва не упал в лужу
крови. Пытаясь сохранить равновесие, он взмахнул руками и случайно нажал на
спуск "баллестер-молины". Громыхнул выстрел, пронзительно взвизгнула пуля,
срикошетившая от какой-то балки. Мэллори задержался, теряя драгоценные
секунды, осторожно спустил курок американского револьвера, проделал то же
самое с револьвером маркиза и засунул весь свой арсенал за пояс.
Проход был залит кровью. Сноп картечи, выпущенный русской карманной
гаубицей, изорвал отважных борцов за народное дело в клочья. Один из них еще
дышал, точнее -- издавал жутковатые булькающие звуки. Мэллори вытащил из-под
умирающего все ту же допотопную "викторию" и брезгливо поморщился -- приклад
карабина был красный и липкий. Снять с бесчувствен1 ного тела
патронташ было гораздо сложнее; Мэллори оставил это занятие, так и не
добившись успеха, но зато подобрал с пола американский револьвер, валяющийся
рядом с одним из трупов, -- и чуть не вскрикнул от боли. Он недоуменно
осмотрел пораненную ладонь, а затем -- рукоятку револьвера. В рифленой
деревянной щечке засел скрученный, бритвенно острый кусок металла.
Вдалеке защелкали винтовочные выстрелы, над головой запели пули;
некоторые из них врезались в груды товаров с мягким чмоканием, другие -- с
сухим треском или с веселым звоном бьющегося стекла.
-- Мэллори! Сюда, -- крикнул Фрейзер.
Он обнаружил щель, идущую вдоль стены склада. Мэллори повернулся, чтобы
закинуть карабин за плечо, поискал глазами Брайана и увидел, как тот
метнулся через проход к другой огневой позиции.
Пыхтя и отдуваясь, Мэллори с Фрейзером преодолели узкую, в несколько
ярдов длиной щель. Пули преследователей не представляли пока особой
опасности, все они щелкали о кирпич высоко над головой. Выбравшись из щели,
Мэллори оказался в новом тупике, теперь это была большая открытая площадка.
Том торопливо сооружал баррикаду, сваливая в кучу все, что попадалось под
руку. Очень странно выглядели в этом нагромождении дамские туалетные столики
-- их белые, изящно изогнутые ножки напоминали лапы дохлых тропических
пауков.
Выстрелы звучали все чаще и ближе. Сзади донеслись яростные вопли --
преследователи наткнулись на трупы своих товарищей.
Орудуя железной кроватной ножкой, как рычагом, Том обрушил высокий
штабель каких-то ящиков, а затем обернулся и отер со лба пот.
-- Сколько? -- спросил он.
-- Шестеро.
-- А нас только четверо. -- На лице Тома играла нехорошая, сумасшедшая
улыбка. -- Теперь уж в любом случае счет в нашу пользу. Где Брайан?
-- Не знаю.
Мэллори протянул брату карабин; тот взял оружие за ствол, не решаясь
дотронуться до измазанного кровью приклада.
Фрейзер, оставшийся сторожить щель, выстрелил. Раздался жуткий, словно
бабий, визг, а затем -- звуки бьющегося в судорогах тела.
Теперь, когда загонщики знали, куда скрылась добыча, беспорядочная
стрельба стала более точной. Прямо к ногам Мэллори упала большая, толщиною в
палец коническая пуля; она повертелась волчком, опрокинулась на бок и
замерла.
Мэллори почувствовал на плече чью-то руку, обернулся и увидел Фрейзера.
Полицейский снял маску, его глаза блестели, на подбородке чернела суточная
щетина.
-- Ну так что, доктор Мэллори? Что вы придумаете на этот раз?
-- А ведь там могло и получиться, -- обиделся Мэллори. -- Я надеялся,
что она мне поверит и отведет нас к Свингу. Но женщины, они же
непредсказуемые...
-- Поверила она вам, очень даже поверила! -- Фрейзер зашелся странным
скрипучим смехом. -- А это у вас откуда? -- Он указал на окровавленный
револьвер.
-- Трофей. Берите, если надо,только осторожно,там в рукоятке колючка.
Фрейзер осмотрел револьвер и выбил застрявшую в нем железку каблуком.
-- Ну и пушка же у твоего братца, в жизни не видел ничего подобного!
Только вряд ли с такими штуками можно разгуливать по Лондону, будь ты хоть
сто раз герой крымской войны.
Щепка, выбитая пулей из туалетного столика, едва не задела Фрейзера.
Мэллори ошарашенно вскинул глаза.
-- Вот же черт!
Стрелок, примостившийся на одной из потолочных балок, вставлял в
винтовку новый патрон.
Мэллори выхватил у Тома "викторию", накинул на локоть окровавленный
ремень, прицелился и нажал на собачку. Сухо щелкнул спущенный курок --
бывший владелец однозарядного карабина успел из него выстрелить. Но не все
было так плохо -- повисший под крышей снайпер испуганно разинул рот и
спрыгнул со своего насеста.
Мэллори передернул затвор, из казенника карабина вылетел стреляный
патрон.
-- Ну что же я за идиот такой! Карабин взял, патронташ оставил...
-- Нед! -- Слева на вершине одной из груд появился Брайан. -- Там, на
той стороне, кипы хлопка!
-- Молодец!
Они бросились к Брайану, спуская по дороге лавины подсвечников и
безделушек. Пули визжали все чаще и чаще, ложились все ближе и ближе. Опять
из-под крыши стреляют, подумал Мэллори, но времени оборачиваться и смотреть
не было. Карабкающийся впереди Фрейзер выпрямился и выстрелил навскидку --
без особого, похоже, результата.
Стофунтовые кипы чесаного конфедератского хлопка, упакованные в
мешковину и перетянутые веревками, были уложены почти до потолка.
Брайан замахал руками и скрылся из вида. Мэллори понял его жесты --
залежи хлопка представляли собой естественную крепость.
Они с Томом выдернули одну из верхних кип штабеля, сбросили ее вниз и
тут же спрятались в образовавшуюся яму. Пули противников мягко чмокали и
застревали в хлопке. Не успевший еще добраться до верха Фрейзер снова
остановился, повернулся и дважды выстрелил.
Вниз полетела вторая кипа, третья, затем в яму плюхнулся задыхающийся
Фрейзер. Еще минуту они работали втроем, зарываясь в штабель все глубже и
глубже, будто муравьи в коробке кускового сахара.
Игра в прятки закончилась, воинство Свинга вело прицельную стрельбу,
однако мягкое волокно задерживало пули не хуже стальной брони. Вырвав из
ближайшей кипы большой ком хлопка, Мэллори отер вспотевшее лицо и грязные
окровавленные руки. Таскать кипы оказалось очень тяжелой работой -- мало
удивительного, что южане свалили ее на черных.
Фрейзер раздвинул две кипы и повернулся к Мэллори:
-- Дайте мне другой пистолет.
Мэллори протянул ему револьвер маркиза. Фрейзер выстрелил, секунду
вглядывался вдаль и удовлетворенно кивнул:
-- Отличный ствол...
В ответ на хлопковую цитадель посыпался град бессильно чмокающих пуль.
Том поднял, кряхтя и надсаживаясь, еще одну кипу и перевалил ее через задний
край ямы; снизу послышался звук, как от разлетающейся вдребезги пианолы.
Они пересчитали оставшиеся боеприпасы. У Тома был дерринджер с одним
заряженным стволом, пригодный к использованию, если анархисты полезут на
абордаж -- но ни в каком ином случае. В "баллестер-моли-не" оставалось три
патрона, в многоствольном пистолете Фрейзера -- тоже три, а в револьвере
маркиза -- пять. Кроме того, в их распоряжении было такое полезное оружие,
как разряженная "виктория" и Фрейзерова дубинка.
От Брайана -- ни слуху ни духу.
Откуда-то из-за монбланов барахла донеслись злые, приглушенные
расстоянием выкрики, возможно -- приказы. Стрельба резко прекратилась, в
пакгаузе повисла недобрая тишина, прерываемая только шорохами и каким-то
стуком. Мэллори осторожно поднял голову над краем укрытия.
-- Ну, как там? -- тревожно спросил его Том.
-- Ни души, словно вымерли они все. Ворота закрыты, вот что главное.
В пакгаузе быстро темнело. Мэллори показалось, что на стеклянный купол
легло плотное облако сгустившегося смрада.
-- Может, рванем? -- прошептал Том.
-- Без Брайана? -- удивился Мэллори. -- Будем ждать.
Фрейзер недовольно покачал головой -- его сомнения ясно читались на
лице.
Воспользовавшись передышкой, они закопались в хлопковую гору еще
глубже, а заодно выстроили на бруствере нечто вроде стенки с амбразурами.
Пакгауз откликнулся на эту деятельность новой канонадой, вспышки выстрелов
яростно прорезали тьму, плохо нацеленные пули с визгом отскакивали от
стальных балок. Кое-где зажглись тусклые огоньки фонарей.
Крики и стрельба снова стихли. Сверху донеслось быстрое, легкое
постукивание; прошло несколько секунд, и странные звуки смолкли.
-- Что это было? -- спросил Том.
-- Похоже на крысиную возню, -- пожал плечами Мэллори.
-- А может, дождь? -- предположил Фрейзер.
Мэллори промолчал. Какой там дождь -- скорее уж пепел падает. Внезапно
снова посветлело. Мэллори выглянул за край и увидел совсем рядом с хлопковой
твердыней целую толпу. Для пущей, очевидно, бесшумности пролетарские герои
шли в атаку босиком, многие из них сжимали в зубах ножи.
-- Тревога! -- заорал он дурным голосом и спустил курок.
Мэллори чуть не ослеп от вспышки, однако дергающийся в его руке
револьвер продолжал стрелять, словно по собственной воле. Три последних
патрона были израсходованы в какую-то секунду -- и не зря; промахнуться на
таком расстоянии было почти невозможно. Двое анархистов упали замертво,
третий, раненый, пополз куда-то в сторону, остальные бежали.
Они исчезли из вида и начали, по-видимому, готовиться к новому штурму
-- из темноты доносились крики, проклятия, звуки бестолковой возни. Мэллори
перехватил револьвер за горячий еще ствол, как дубинку.
По ушам ударил тяжелый грохот Брайанова пистолета.
Темнота откликнулась адскими воплями раненых и умирающих, треском,
грохотом и проклятиями.
Откуда-то сзади в хлопковую яму свалилась смутная, остро пахнущая
порохом фигура. Брайан.
-- Хорошо еще, что вы меня не пристрелили, -- прохрипел он. -- Темно,
как у негра в заднице.
-- С тобой-то как, все порядке? -- спросил Мэллори.
-- Пара царапин.-- Брайан поднялся на ноги. -- Ты посмотри лучше, Нед,
что я тебе принес.
Он передал свою добычу Мэллори. Знакомая, надежная тяжесть ствола и
бархатно-гладкого приклада. Крупнокалиберная охотничья винтовка.
-- У них там целый ящик таких игрушек, -- продолжал Брайан. -- В
дальнем углу склада в какой-то вшивой конторе. И боеприпасов бери не хочу,
вот только больше двух коробок мне было не унести.
Мэллори тут же принялся заряжать винтовку, латунные патроны входили в
магазин с ритмичным пощелкиванием часового механизма.
-- Странное дело, -- задумчиво произнес Брайан. -- Они же вроде и не
догадывались, что я разгуливаю по этому сараю. Никакого представления о
тактике. Похоже, среди этого отребья никого с военным опытом.
-- Классная у тебя пушка, -- заметил Фрейзер.
-- Уже нет, мистер Фрейзер, -- вздохнул Брайан. -- У меня было только
два патрона. Лучше бы, конечно, последний приберечь, но разве устоишь перед
соблазном уложить сразу кучу этой сволочи.
-- Не страшно, -- отозвался Мэллори, нежно поглаживая ореховый приклад.
-- Будь у нас таких четыре, мы продержались бы хоть целую неделю.
-- Жаль, конечно, -- вздохнул Брайан, -- но я теперь не очень пригоден
для вылазок. Меня подстрелили.
Пуля чиркнула его по голени. В неглубокой ране белела открытая кость, а
облепленный грязью сапог был полон крови. Фрейзер и Том оставили Мэллори в
дозоре и принялись обкладывать рану хлопком.
-- Довольно, -- запротестовал наконец Брайан. -- Вы, ребята, хотите
переплюнуть самое леди Найтингейл*. Как там, Нед, видно что-нибудь
подозрительное?
-- Нет, -- откликнулся Мэллори, -- но, судя по звукам, они замышляют
какую-то новую гадость.
-- Свинговы ублюдки группируются на трех сборных пунктах, -- объяснил
Брайан. -- Был еще близкий плацдарм, чуть в стороне от вашего сектора
обстрела, но оттуда я смел их русской картечью. Не думаю, чтобы они решились
на повторный штурм, пороха не хватит.
-- Ну и что же они тогда придумают?
-- Наверное, какие-нибудь инженерные работы, -- предположил Брайан. --
Ну, скажем, передвижные заграждения, что-нибудь такое на колесах. Пить
хочется -- сил нет. -- Он провел языком по пересохшим губам. -- С самого
Лакхнау так не хотелось.
-- Придется потерпеть, -- отозвался Мэллори. Брайан вздохнул.
-- В Индии у нас был классный мальчишка-водонос. Дикарь-малолетка, а
стоил десятка этих пидоров.
-- Женщину видели? -- спросил Фрейзер. -- Или капитана Свинга?
-- Нет, -- качнул головой Брайан. -- Я и вообще толком никого не видел,
прятался по закоулкам да искал оружие получше, что-нибудь дальнобойное.
Странно у них дело поставлено. Вот эту, что у Неда, охотничью винтовку я
нашел в маленькой комнатушке, вроде конторы, и ни души рядом, только
какой-то плюгавый тип сидит за столом и чего-то там строчит. Горит пара
свечей, бумаги везде разбросаны. А рядом -- целые ящики приготовленного на
экспорт оружия, и почему они эти прекрасные винтовки держат под присмотром
какой-то канцелярской крысы, а мятежникам раздают "виктории" -- это у меня в
голове не укладывается.
Призрачный, зеленоватый свет, ворвавшийся в здание через приоткрытые
кем-то ворота, обрисовал силуэт человека с винтовкой, которого тянули к
крыше на перекинутом через блок тросе. Мэллори мгновенно прицелился,
задержал дыхание и спустил курок. Человек опрокинулся назад, тело его
обмякло и повисло в петле.
Снова затрещали выстрелы, но Мэллори успел уже нырнуть в яму.
-- Прекрасное заграждение -- эти кипы хлопка. -- Брайан с
удовлетворением похлопал по мешковине.-- В Новом Орлеане, там Гикори Джексон
прятался точно за такими, измолотил он нас тогда по-черному.
-- Слышь, Брайан, а что он там делал, этот мужик в конторе? -- спросил
Том.
-- Да крутил себе что-то вроде папиросы. Знаете, что это такое? Курево
турецкое, рубленый табак, завернутый в бумажную трубочку. Этот педрила, он
набрал пипеткой какой-то жидкости из маленького пузырька, капнул несколько
раз на бумагу, а потом насыпал табаку из жестянки -- странный у него табак,
я такого раньше не видел -- и закрутил. А когда он прикуривал от свечки, тут
я хорошо его рассмотрел -- странный такой мужик, вроде как малость с
приветом, ну совсем как наш братец Нед, когда занят какой-нибудь своей
научной проблемой! -- Брайан добродушно рассмеялся. -- Я подумал, ну к чему
ломать ему кайф, взял потихоньку винтовку да пару коробок и сделал ноги.
-- Так ты его, значит, хорошо рассмотрел? -- переспросил Мэллори.
-- Ну да.
-- У него была шишка на лбу? Вот тут вот, сбоку.
-- Ты что, его знаешь?
-- Это был капитан Свинг, -- скрипнул зубами Мэллори.
-- Значит, я последний дурак! -- воскликнул Брайан. -- Нечестно
стрелять человеку в спину, но знай я, кто это такой, -- снес бы на хрен его
шишкастую репу!
Их беседу прервал громкий оклик откуда-то снизу:
-- Доктор Эдвард Мэллори!
Мэллори встал и осторожно перегнулся через хлопковый бруствер. Внизу
стоял Гастингс. Голова маркиза была перевязана, в одной руке он держал
фонарь, в другой -- палку с белой тряпкой.
-- Левиафанный Мэллори, я уполномочен вести с вами переговоры!
-- Ну так ведите. -- Мэллори спрятал голову.
-- Вы в ловушке, доктор Мэллори! Но у нас есть к вам предложение. Если
вы скажете нам, где спрятан некий украденный вами предмет, мы отпустим на
свободу вас и ваших братьев. Но вашему шпику из Особого отдела придется
остаться. У нас есть к нему пара вопросов.
-- Слушайте меня, Гастингс, и все остальные тоже, -- презрительно
рассмеялся Мэллори. -- Пришлите к нам со связанными руками этого маньяка
Свинга и его шлюху! Тогда мы позволим вам расползтись отсюда до прихода
армии!
-- Наглостью вы ничего не добьетесь, -- ответил маркиз. -- Мы подожжем
хлопок, и вы зажаритесь там, как кролики.
-- Ну, а ты, Брайан, -- повернулся Мэллори, -- как ты думаешь, могут
они сделать такое?
-- Вряд ли, -- откликнулся Брайан. -- Хлопок плотно упакован, в таком
виде его не очень-то подожжешь.
-- Поджигайте, ребята, поджигайте! -- крикнул Мэллори. -- Сожгите весь
этот крысятник, только как бы вам самим не задохнуться в дыму!
-- Вы были очень отважны, доктор Мэллори, и очень удачливы! Но наши
лучшие люди патрулируют сейчас улицы Лаймхауса, ликвидируют полицию! Вскоре
они вернутся, закаленные солдаты, ветераны Манхэттена! Они возьмут ваше
укрытие штурмом, врукопашную! Выходите сейчас, пока у вас еще есть шанс
остаться в живых!
-- Мы не боимся американского отребья! Приводите их, пусть попробуют
нашей картечи!
-- Вы слышали наше предложение! Обдумайте его, как подобает настоящему
ученому!
-- Да иди ты на хрен! -- устало сказал Мэллори. -- Позови Свинга, ну о
чем мне говорить с такой вшивотой, как ты.
Маркиз ушел. Через несколько минут на хлопковую крепость снова
посыпались пули. Мэллори отстреливался, целясь по вспышкам, и извел
полкоробки патронов.
Затем анархисты начали выдвигать осадную машину -- три тяжелые
вагонетки с лобовой броней из мраморных столешниц, скрепленных бок о бок.
Убедившись, что проход, ведущий к хлопковому штабелю, слишком узок для
импровизированного броневика, мятежники начали оттаскивать мешающее им
барахло налево и направо. Лишившись за этим занятием двоих своих товарищей,
подстреленных Мэллори, они быстро поумнели и соорудили позади осадной машины
нечто вроде крытого прохода.
Народу в пакгаузе заметно прибыло. Стало еще темнее; то тут, то там
вспыхивали огоньки фонарей, а на потолочных балках мухами висели снайперы. К
стонам раненых примешивались громкие возбужденные голоса -- кто-то с кем-то
о чем-то спорил.
Осадные машины подползли совсем близко. Теперь они были в мертвой зоне,
ниже линии огня Мэллори. Только попробуй перегнуться через бруствер -- тут
же схлопочешь пулю.
Дальше Мэллори ничего не видел -- зато вскоре он услышал, прямо снизу,
из-под штабеля, треск рвущейся мешковины.
-- Доктор Мэллори! -- Голос, доносившийся скорее всего изнутри
мраморного броневика, звучал приглушенно и невнятно.
-- Да?
-- Вы звали меня -- и я здесь! Мы подкапываем стену вашей крепости,
доктор Мэллори. Скоро мы до вас доберемся.
-- Тяжкий труд для профессионального игрока, капитан Свинг! Не
намозольте свои нежные ручки!
Том и Фрейзер опрокинули на осадную машину тяжелый тюк хлопка, но не
причинили ей ни малейшего вреда; ответный шквал хорошо скоординированного
огня заставил их тут же нырнуть в укрытие.
-- Прекратить огонь! -- крикнул Свинг и рассмеялся.
-- Поосторожнее, Свинг! Застрелив меня, ты никогда не узнаешь, где
спрятан "Модус".
-- Господи, ну какой же ты идиот! Отказавшись вернуть нам украденный
тобой "Модус", ты обрек себя на верную гибель. Ну зачем он тебе, упрямому
невежде, ведь ты и знать не знаешь, для чего он!
-- Зато я знаю, что он по праву принадлежит королеве машин.
-- Ты что, действительно так думаешь? Тогда ты вообще ничего не знаешь.
-- Я знаю, что "Модус" принадлежит Аде, она сама мне так сказала. И она
знает, где он спрятан, я ей сообщил.
-- Лжец! -- выкрикнул Свинг. -- Если бы Ада знала, мы давно бы его
получили. Она заодно с нами! Том громко застонал.
-- Вы -- ее мучители, Свинг!
-- Сколько раз тебе объяснять, что Ада с нами.
-- Дочь Байрона никогда не предаст государство.
-- Байрон мертв! -- В голосе Свинга звучала убежденность человека,
говорящего правду. -- И все, что он построил, все, во что вы верите, будет
теперь сметено.
-- Пустые мечты. Последовало долгое молчание.
-- Армия сейчас стреляет по людям, доктор Мэллори. -- Теперь Свинг
говорил мягко и чуть тревожно. Мэллори промолчал.
-- В этот самый момент британская армия, главный оплот вашей так
называемой цивилизации, расстреливает на улицах своих сограждан. Мужчин и
женщин, вооруженных одними лишь камнями, убивают из автоматического оружия.
Разве вы не слышите стрельбы?
Мэллори снова промолчал.
-- Вы строите дом свой на песке, доктор Мэллори. Древо вашего
благополучия произрастает на зверствах и убийствах. Массы не могут вас
больше терпеть. Кровь вопиет с семижды проклятых улиц Вавилондона!
-- Выходите, Свинг! -- крикнул Мэллори. -- Вылезайте из своей темной
норы, я хочу взглянуть вам в лицо.
-- Это не входит в мои планы, -- саркастически бросил Свинг.
И снова тишина.
-- Я намеревался взять вас живым. -- Чувствовалось, что Свинг принял
окончательное решение. -- Но если Ада Байрон действительно знает вашу тайну,
то вы мне больше не нужны. Мой верный товарищ, спутница моей жизни, -- вы
знаете, о ком я, -- опутала королеву машин надежнейшей сетью! Мы получим и
леди Аду, и "Модус", и само будущее. А ваш удел -- могила на дне прогнившей
Темзы.
-- Так убейте нас и перестаньте чесать языком! -- крикнул выведенный из
себя Фрейзер. -- А вам не миновать петли, Особый отдел об этом позаботится.
-- Се глас властей предержащих! -- чуть не расхохотался Свинг. --
Сиречь всемогущего британского правительства! Вы умеете косить несчастных
бедолаг на улицах, но посмотрим, как ваши раздувшиеся от народной крови
плутократы будут брать этот пакгауз, где у нас сложены товары, стоящие
миллиона заложников.
-- Ты совсем сбрендил, -- вырвалось у Мэллори.
-- А почему, думаешь, я выбрал своей штаб-квартирой именно это место?
Управляющие вами лавочники ценят свое барахло выше любого числа человеческих
жизней! Они никогда не станут стрелять по своим складам, по своим товарам.
Здесь мы неуязвимы!
-- Ты -- законченный болван, Свинг! -- рассмеялся Мэллори. -- Если
Байрон мертв, то правительство в руках лорда Бэббиджа и его чрезвычайного
комитета. Бэббидж -- великий прагматик! Его не остановят заботы о каких бы
то ни было товарах.
-- Бэббидж -- пешка в руках капиталистов.
-- Он -- провидец, а ты -- жалкий, ничего не соображающий клоун! Как
только он узнает, что ты здесь, он снесет к чертовой матери всю эту лавочку!
Здание содрогнулось от громового раската, затем послышался дробный
перестук по крыше.
-- Дождь! -- крикнул Том.
-- Это артиллерия, -- поправил его Брайан.
-- Нет, слушайте... это дождь, Брайан! Смраду конец! Это благословенный
дождь!
У осадных машин разгорался ожесточенный спор. Свинг орал на своих
подручных.
Сквозь изрешеченную пулями крышу начала капать холодная вода.
-- Это дождь, -- сказал Мэллори, лизнув тыльную сторону ладони. --
Дождь! Мы победили, ребята. -- Здание снова содрогнулось. -- Даже если нас
здесь убьют, -- крикнул Мэллори, -- для них все кончено. Когда воздух
Лондона посвежеет, им негде будет спрятаться.
-- Дождь дождем, -- настаивал Брайан, -- но с реки стреляют из
десятидюймовых морских орудий...*
Крышу пробил снаряд, в глубине пакгауза взметнулся яростный куст
дымного оранжевого пламени.
-- Они пристрелялись! -- крикнул Брайан. -- Прикроемся хоть чем-нибудь!
-- Он принялся отчаянно сражаться с тюками хлопка.
Мэллори с изумлением смотрел, как в крыше возникают все новые и новые
отверстия -- ровными рядами, на одинаковом расстоянии друг от друга, словно
проколотые шилом сапожника. Визжали осколки, огненными кометами носились
клочья растерзанного взрывами хлопка.
Стеклянный свод разлетелся на тысячи бритвенно-острых осколков. Брайан
что-то кричал, но его голос полностью тонул в какофонии. Придя в себя,
Мэллори нагнулся, чтобы помочь брату взгромоздить на бруствер еще один тюк,
а затем вжался в спасительную яму.
Он сидел с винтовкой на коленях. Искореженную крышу полосовали
ослепительные вспышки. Гнулись стальные балки, с пистолетными хлопками
выскакивали не выдержавшие напряжения заклепки. От грохота закладывало уши,
мутилось в голове. Пакгауз сотрясался, как жестянка под ударами молотка.
Брайан, Том и Фрейзер напоминали сейчас молящихся бедуинов -- стояли на
коленях, уткнувшись лбами в мешковинный пол; их ладони были плотно прижаты
кушам. Горящие щепки и тряпки мягко падали на хлопок и лежали, чуть
подпрыгивая при каждом очередном взрыве. Вокруг них расползались черные,
слегка дымящиеся пятна. Дым забивал легкие, заставлял слезиться глаза. Было
очень жарко.
Мэллори рассеянно отщипнул два клока ваты и заткнул уши.
Медленно, как крыло умирающего лебедя, обрушилась часть перекрытия;
потоки дождя бросились в битву с огнем.
Душу Мэллори объяли мир и спокойствие. Он встал, опираясь на винтовку,
как на посох. С реки больше не стреляли, грохот разрывов смолк, сменившись
треском и шипением пожара, охватившего уже все здание. Сотни языков грязного
пламени причудливо изгибались под порывами ветра.
Мэллори шагнул к хлопковому брустверу. Крытый проход анархистов
разлетелся при обстреле вдребезги, как глиняный туннель термитов -- под
тяжелым сапогом. Голова Мэллори полнилась монотонным ревом абсолютного
величия, он стоял и смотрел, как с воплями разбегаются враги.
Один из людей остановился и обернулся. Это был Свинг. Он взглянул на
Мэллори, на его лице было отчаяние -- и благоговейный ужас. Он что-то
крикнул -- раз, еще раз, -- но Мэллори не расслышал слов и медленно покачал
головой.
Свинг поднял свое оружие. Мэллори с приятным удивлением узнал знакомые
очертания карабина "каттс-модзли".
Свинг встал поудобнее, прицелился и нажал на спуск. Воздух вокруг
Мэллори наполнился приятными поющими звуками, но они не имели никакого
значения, так же как и мелодичное звяканье пуль об остатки крыши. Руки
Мэллори двигались изящно и непринужденно, он вскинул винтовку к плечу,
прицелился и выстрелил. Свинг вздрогнул и упал навзничь. Зажатый у него в
руках "каттс-модзли" продолжал дергаться и щелкать, повинуясь пружине, даже
после того, как в диске кончились патроны.
Мэллори почти безразлично наблюдал, как Фрейзер с паучьим проворством
пробирается среди завалов хлама, вынимает пистолет, подходит к поверженному
анархисту. Надев на Свинга наручники, Фрейзер перебросил его обмякшее тело
через плечо.
У Мэллори слезились глаза. Дым от объятых пламенем товаров все густел.
Мэллори проморгался, посмотрел вниз и увидел, как Том помогает Брайану
спуститься на пол пакгауза.
Фрейзер отчаянно махал рукой. Том и сильно прихрамывающий Брайан
направились в его сторону, подошли совсем близко. Мэллори улыбнулся и тоже
спустился с хлопкового штабеля.
Фрейзер, Том и Брайан повернулись и побежали, их окружало бушующее море
огня. Мэллори побрел следом.
Катастрофа вспорола Свингову крепость, как нож -- консервную банку,
костяшками домино разметала кирпичи. Гвозди, оставшиеся на месте оторванного
каблука, скребли по бетонному полу, но Мэллори не слышал этого звука;
блаженный и умиротворенный, он вышел под небо возрожденного Лондона.
Под всеочищающий дождь.
Двенадцатого апреля 1908 года в возрасте восьмидесяти трех лет Эдвард
Мэллори скончался в своем доме в Кембридже. Точные обстоятельства его смерти
не совсем ясны; нужно думать, в связи со смертью бывшего президента
Королевского общества были предприняты меры, обеспечивающие сохранение всех
надлежащих приличий. Мемуары доктора Джорджа Сэндиса, друга и личного врача
лорда Мэллори, указывают на то, что великий ученый умер от кровоизлияния в
мозг. Сэндис отмечает -- не совсем понятно, зачем, -- что Мэллори скончался,
будучи одетым в патентованное эластичное белье, на ногах у него были носки с
подтяжками и полностью зашнурованные кожаные туфли.
Будучи человеком дотошным, доктор упоминает также предмет, обнаруженный
под длинной седой бородой покойного. Шею великого ученого обвивала тонкая
стальная цепочка, пропущенная сквозь старинное дамское кольцо с печаткой в
виде герба рода Байронов и девизом "Crede Byron"*. Зашифрованные мемуары
врача -- единственное известное нам свидетельство существования данного
предмета; можно думать, что Эдвард Мэллори получил его как дар
признательности за оказанную кому-то услугу. Вполне вероятно, что Сэндис
изъял это кольцо, хотя весьма подробный каталог имущества Сэндиса,
составленный в 1940 году, после его смерти, ни о чем подобном не упоминает.
В завещании Мэллори, тщательно продуманном документе, где не упущена,
казалось бы, ни одна малость, также нет ни малейших намеков на существование
такого кольца.
Представьте себе Эдварда Мэллори в кабинете его просторного
кембриджского особняка. Время уже к ночи.
*"Crede Byron" (лaт.) -- "Верь Байрону" или "Верь в Байрона".
Великий палеонтолог, чьи экспедиционные дни давно позади, добровольно
ушедший с поста президента, посвятил зиму своей жизни вопросам теории и
наболее тонким нюансам научной администрации.
Лорд Мэллори давно уже пересмотрел радикальные катастрофистские
доктрины своей молодости, оставив дискредитировавшую себя идею о том, что
Земле не более трехсот тысяч лет, -- радиоактивная датировка доказала
противное. Ему достаточно и того, что катастрофизм проявил себя как удобный
путь к высшей геологической истине, путь, приведший его к величайшему
личному триумфу: открытию в 1865 году дрейфа континентов*.
Не бронтозаврус, не яйца трицератопсуса*, найденные в пустыне Гоби, а
именно этот взлет дерзновенного прозрения обеспечил ему бессмертную славу.
Мэллори, который спит теперь очень мало, присаживается к изогнутому
японскому столу из искусственной слоновой кости. Сквозь раздвинутые шторы
видно, как светятся электрические лампочки за разноцветными, с абстрактным
орнаментом, окнами его ближайшего соседа. Соседний дом, равно как и дом
самого Мэллори, представляет собой до мельчайших деталей продуманное буйство
естественных форм, крытое драконьей чешуей из переливающихся всеми цветами
радуги керамических плиток. Этот стиль -- доминирующий архитектурный стиль
современной Англии -- зародился на рубеже веков в бурно развивающейся
республике Каталония*.
Мэллори лишь недавно распустил тайное -- так, во всяком случае,
считалось -- заседание "Общества Света". Высший иерарх этого приходящего в
упадок братства, он облачен соответственно сану. Короткая ярко-голубая
шерстяная риза оторочена алым. Достающая до пят юбка из искусственного шелка
-- тоже голубая и тоже с алой оторочкой -- украшена концентрическими
полосами полудрагоценных камней. Позолоченную, также усеянную яркими камнями
корону Мэллори снял, теперь этот не совсем обычный головной убор, снабженный
длинным чешуйчатым назатыльником, покоится на настольном печатающем
устройстве.
Он надевает очки, набивает и раскуривает трубку. Его секретарь
Кливленд, человек в высшей степени аккуратный и пунктуальный, оставил ему
два набора документов, сложенных аккуратными стопками в папках с латунными
застежками, -- стопки лежат по разные стороны стола. Одна папка лежит слева,
другая -- справа, и нет никакой возможности узнать, какую именно он выберет.
Он выбирает левую папку. Это отпечатанный на машине отчет, присланный
престарелым чиновником "Мейрокуся"*, знаменитого братства японских ученых,
которое является важнейшим восточным отделением "Общества Света". Точный
текст этого отчета в Англии отсутствует, однако он сохранился в Нагасаки,
наряду с аннотацией, указывающей, что одиннадцатого апреля отчет был
отправлен иерарху телеграфом по общедоступным каналам. Суть отчета сводится
к тому, что "Мейрокуся", страдая от резкого сокращения численного состава и
участившихся случаев неявки, проголосовало за то, чтобы отложить дальнейшие
собрания на неопределенный срок. К тексту приложен расписанный по пунктам
счет за прохладительные напитки, закуски и аренду маленького отдельного
кабинета в токийском ресторане "Сейекен"*.
Лорд Мэллори, хотя эта новость и не является для него неожиданностью,
преисполнен чувства горечи и утраты. Возраст не сделал великого ученого
мягче, а лишь обострил его всегдашнюю вспыльчивость, начальное возмущение
переходит в бессильную ярость.
Одна из его артерий лопается.
Данная цепь событий не имеет места.
Он выбирает правую папку. Эта папка несколько толще левой и тем
привлекает его внимание. В ней содержится подробный отчет палеонтологической
экспедиции Королевского общества на тихоокеанское побережье Западной Канады.
Радуясь пробуждению ностальгии по собственным экспедиционным дням, он
внимательно изучает отчет.
Труд современных ученых разительно отличается от того, что знакомо
Мэллори по собственному его прошлому. Британские ученые прилетели на материк
из процветающей столицы Виктория, а затем покинули роскошную базу,
расположенную в прибрежном поселке Ванкувер*, и отправились на автомобилях в
горы. Их руководитель -- если стоит величать его таким титулом -- юный
выпускник Кембриджа по фамилии Моррис, запомнившийся Мэллори как курчавый
странноватый парень, имевший пристрастие к бархатным пелеринам и
загогулистым модернистским шляпам.
Изучались кембрийские отложения, темный сланец почти литографического
качества. Судя по всему, они буквально кишат разнообразными органическими
остатками, расплющенными до бумажной толщины представителями древней
беспозвоночной фауны. Мэллори, специалист по позвоночным, начинает терять
интерес; он считает, что повидал за свою жизнь больше трилобитов, чем
следовало бы, и, вообще, ему всегда было трудно пробудить в себе энтузиазм
по поводу чего-либо, меньшего двух дюймов в длину. Что еще хуже, совершенно
ненаучный стиль отчета грешит разнузданным, радикальным энтузиазмом.
Он переходит к снимкам.
На первом -- существо с пятью глазами. Вместо рта у него -- длинное,
обильно уснащенное когтями рыло.
Далее -- безногая, студенистая, похожая на ската тварь с внушительными
для своих размеров клыками; клыки эти окаймляют круглый, смыкающийся, как
диафрагма, рот.
Тварь с четырнадцатью острыми шипами -- это у нее такие конечности.
Тварь без головы, глаз и желудка, обладающая, однако, семью крохотными
ртами, каждый -- на конце гибкого щупальца.
Они не имеют ничего общего ни с одним из известных существ из какого бы
то ни было известного периода*.
Мэллори поражен, к его голове приливает кровь. Водоворот возможных
истолкований и выводов выстраивается в систему, восходит к странному,
божественному сиянию, к восторженному прорыву в высшее понимание -- все
ярче, все яснее, все ближе...
Его голова ударяется о стол, тело заваливается вперед. Он падает с
кресла и лежит на спине, не чувствуя своего тела. Он парит, объятый светом
чуда, светом знания -- знания, вечно двигающегося к дальним пределам
реальности, знания, которое умирает, чтобы родиться.
ИТЕРАЦИЯ ПЯТАЯ
ВСЕВИДЯЩЕЕ ОКО
Полдень на Хорсферри-роуд, 12 ноября 1855 года. Изображение получено Э.
Дж. С. Халлкупом из Отдела криминальной антропометрии.
Фотоаппарат "Эксцельсиор", произведенный фирмой Толбота*, зафиксировал
одиннадцать человек, спускающихся по широким ступеням Центрального
статистического бюро. Триангуляция показывает, что вооруженный
телеобъективом Халлкуп находился на крыше одного из издательств,
расположенных по Холиуэлл-стрит.
Впереди идет Лоренс Олифант. Его взгляд из-под черных полей цилиндра
спокоен и ироничен.
Высокие матовые цилиндры создают мотив многократно повторяющихся
вертикалей, обычный для фотоснимков того периода.
Как и все остальные, Олифант одет в темный сюртук и узкие брюки чуть
более светлого оттенка. Его горло обмотано темным шелковым шарфом. Общее
впечатление -- личность солидная и достойная, хотя что-то в осанке мистера
Олифанта наводит на мысль о небрежной походке спортсмена.
Остальные люди -- адвокаты, сотрудники Бюро и высокопоставленный
представитель заводов "Колгейт".
На заднем плане над Хорсферри-роуд висят медные, в черной защитной
обмазке телеграфные провода.
Увеличение показывает, что блеклые кляксы, усеивающие провода, --
голуби.
Несмотря на то что день не по сезону ясен, Олифант, частый посетитель
Бюро, раскрывает зонтик.
Цилиндр представителя "Колгейт" украшен продолговатой запятой белого
голубиного помета.
Олифант сидел в маленькой приемной чуть поодаль от застекленной двери,
ведущей в кабинет врача. Яркие цветные плакаты, густо развешанные по
тускло-желтым стенам, со всеми подробностями показывали, что могут сделать
болезни с человеком. Книжный шкаф ломился от затрепанных медицинских
фолиантов. Резные деревянные скамьи попали сюда не иначе, как из какой-то
разоренной церкви, посередине пола лежал линялый шерстяной половик.
Взгляд Олифанта рассеянно скользнул по красного дерева футляру для
медицинских инструментов и огромному свертку корпии,также имевшим свое место
в книжном шкафу.
Кто-то окликнул его по фамилии.
За стеклянной дверью кабинета мелькнуло лицо. Мертвенно бледное,
выпирающий лоб облеплен прядями влажных темных волос.
-- Коллинз, -- пробормотал Олифант. -- Капитан Свинг.
И другие лица, легион лиц -- лица исчезнувших, чьи имена стерты и
забыты.
-- Мистер Олифант?
Доктор Макнил стоял на пороге распахнутой двери и смотрел прямо на
него. Чуть смущенный Олифант встал и машинально оправил сюртук.
-- Вы вполне здоровы, мистер Олифант? Секунду назад у вас было
совершенно необычное выражение лица.
Макнил был сухощав, имел аккуратно подстриженную
бородку,темно-каштановые волосы и светло-серые, почти бесцветные глаза.
-- Спасибо, я здоров. А как вы себя чувствуете, доктор Макнил?
-- Прекрасно, благодарю вас. После недавних событий начали появляться
интересные симптомы, мистер Олифант. У меня сейчас лечится один джентльмен,
который сидел наверху паробуса, шедшего по Риджент-стрит как раз тогда,
когда прямо в бок этому экипажу врезался другой паровой экипаж, мчавшийся со
скоростью около двадцати миль в час!
-- Правда? Подумать только...
К ужасу Олифанта доктор с видимым удовлетворением потер белые, с
длинными изящными пальцами руки.
-- Никаких физических повреждений он не получил. Никаких. Совершенно
никаких. -- Бесцветные глаза горели профессиональным энтузиазмом. -- Но
затем проявилась бессонница, начальные стадии меланхолии, незначительные
провалы в памяти -- полный набор симптомов, соотносимых, как правило, с
латентной истерией. -- По лицу врача скользнула торжествующая улыбка. -- Мы
наблюдали, мистер Олифант, развитие "железнодорожного хребта" в на редкость
чистых клинических условиях!
Макнил провел Олифанта в дверь и далее в обшитый деревом кабинет, всю
обстановку которого составляли зловещие электромагнетические устройства.
Олифант повесил сюртук и жилет на красного дерева вешалку; оставшись в
крахмальной манишке и подтяжках, он чувствовал себя до крайности нелепо.
-- А как ваши... "приступы", мистер Олифант?
-- Благодарю, с последнего сеанса -- ни одного. (А правда ли это?
Трудно сказать...)
-- Нарушений сна не наблюдается?
-- Да, пожалуй, нет.
-- Какие-нибудь необычные сны? Сны, от которых вы просыпаетесь?
-- Нет, ничего такого.
В блеклых внимательных глазах мелькнуло что-то вроде недоверия.
-- Очень хорошо.
Олифант привычно забрался на "манипуляционный стол" Макнила,
представлявший собой нечто среднее между шезлонгом и дыбой палача. Все
сегменты этой диковатой суставчатой конструкции были обтянуты жесткой
холодной гобеленовой материей с гладко вытканным машинным орнаментом.
Олифант попытался устроиться поудобнее, однако врач делал это абсолютно
невозможным, подкручивая то один, то другой из многочисленных латунных
маховичков.
-- Не ерзайте, -- строго сказал он. Олифант закрыл глаза.
-- Ну и пройдоха же этот Поклингтон.
-- Прошу прощения? -- Олифант раскрыл глаза. Макнил нависал над ним,
нацеливая железную спираль, прикрепленную к шарнирной лапе штатива.
-- Поклингтон. Он пытается приписать себе честь ликвидации лаймхаузской
холеры.
-- Первый раз слышу. Он врач?
-- Если бы. Этот тип инженер. Он якобы покончил с холерой, сняв
рукоятку с муниципальной водозаборной колонки! -- Макнил зажимал гайкой с
барашком многожильный медный провод.
-- Что-то я не очень понимаю.
-- Ничего удивительного, сэр! Этот человек -- или дурак, или шарлатан.
Он написал в "Тайме", что холера происходит от грязной воды.
-- Вы считаете это полной бессмыслицей?
-- Это в корне противоречит просвещенной медицинской теории. -- Макнил
взялся за второй провод. -- Дело в том, что этот Поклингтон в большом фаворе
у лорда Бэббиджа. Он организовал вентиляцию пневматических поездов.
Уловив в голосе Макнила зависть, Олифант испытал легкое злорадное
удовлетворение. Выступая на похоронах Байрона, Бэббидж сожалел о том, что
даже и в наше время медицина все еще остается скорее искусством, чем наукой.
Речь, конечно же, широко публиковалась.
-- А теперь прошу закрыть глаза -- на случай, если проскочит искра. --
Врач натягивал огромные, плохо гнущиеся кожаные рукавицы.
Он присоединил провода к массивной гальванической батарее; комната
наполнилась жутковатым запахом электричества.
-- Попытайтесь, пожалуйста, расслабиться, мистер Олифант, чтобы
облегчить обращение полярности!
На Хаф-Мун-стрит сиял фонарь Вебба -- прозрачная желобчатая коринфская
колонна, питаемая газом из канализационных труб. На период чрезвычайного
положения все остальные лондонские "веббы" были отключены -- из боязни
протечек и взрывов. И действительно, по меньшей мере на дюжине улиц мостовые
оказались разворочены взрывами, большинство из которых приписывали все тому
же газу. Лорд Бэббидж не раз и не два высказывался в поддержку метода Вебба,
в результате чего каждый школьник знал, что метан, производимый
одной-единственной коровой за ее недолгую
коровью жизнь, может целые сутки обеспечивать среднюю британскую семью
теплом и светом.
Подходя к георгианскому фасаду своего дома, Олифант взглянул на фонарь.
Его свет был еще одной явной приметой возвращения к обычной жизни, только
что толку в этих приметах. Грубая форма социального катаклизма миновала, с
этим не приходится спорить, однако смерть Байрона породила волны
нестабильности; в воображении Олифанта они расходились кругами, как рябь от
брошенного в воду камня, накладываясь на волны, распространяющиеся из
других, не столь очевидных очагов возбуждения, и создавая зловеще
непредсказуемые области турбулентности -- вроде истории с Чарльзом
Эгремонтом и теперешней антилуддитской охотой на ведьм.
Олифант с абсолютной уверенностью профессионала знал, что луддизм ушел
в прошлое; несмотря на все усилия кучки бешеных анархистов, лондонские
беспорядки прошлого лета не имели никакой осмысленной политической
программы. Радикалы без лишних споров удовлетворили все разумные требования
рабочего класса. Байрон всегда умел смягчить правосудие театральными жестами
милосердия. Луддитские вожаки прошлых времен, заключившие мир с радикалами,
стали теперь вполне благополучными руководителями респектабельных профсоюзов
и ремесленных гильдий. Некоторые из них превратились в богатых
промышленников и жили бы горя не зная, если бы не Эгремонт, беспрестанно
припоминавший отставным борцам за народное дело их прошлые убеждения.
Вторая волна луддизма поднялась в бурные сороковые; на этот раз она
была направлена непосредственно против радикалов, сопровождалась
политическими требованиями и всплеском насилия. Но эта волна погасла в хаосе
взаимных предательств, а наиболее дерзких ее вдохновителей, таких как Уолтер
Джерард, постигла судьба всех революционеров-романтиков. Сегодня группы
вроде манчестерских "Адских котов", к которым принадлежал в детстве Майкл
Рэдли, выродились в обыкновенные молодежные банды и не преследовали больше
никаких политических целей. Влияние "капитана Свинга" все еще ощущалось в
отсталой Ирландии, даже в Шотландии, но Олифант относил это за счет аграрной
политики радикалов, которая сильно отставала от их блестящего руководства
промышленностью. Нет, думал он, входя в распахнутую Блаем дверь, дух Неда
Лудда едва ли бродит еще по земле. Но как тогда прикажете понимать Эгремонта
с его неистовой кампанией? -
-- Добрый вечер, сэр.
-- Добрый вечер, Блай.
Он отдал слуге цилиндр и зонтик.
-- На кухне есть холодное баранье жаркое, сэр.
-- Вот и прекрасно. Я пообедаю в кабинете.
-- Чувствуете себя хорошо, сэр?
-- Да, благодарю.
Магниты Макнила разбередили боль в спине, а может, всему виной его
проклятый манипуляционный стол, на котором и здоровый-то человек хребет себе
сломает. Этого врача порекомендовала ему леди Брюнель -- блистательная
карьера лорда Брюнеля была связана с огромным количеством железнодорожных
поездок, что пагубно отразилось на состоянии его позвоночника. Макнил
диагностировал "таинственные приступы" Оли-фанта как симптомы
"железнодорожного хребта" -- травматического изменения магнитной полярности
позвонков. Новейшие теории рекомендовали в подобных случаях электромагнитную
коррекцию -- ради чего, собственно, Олифант и являлся еженедельно на
Харли-стрит. Манипуляции шотландца напоминали Олифанту болезненно пылкое
увлечение его собственного отца месмеризмом.
Олифант-старший сперва отслужил свое генеральным прокурором Капской
колонии, а затем был переведен на Цейлон председателем Верховного суда.
Неизбежная скособоченность домашнего образования привела к тому, что Олифант
блестяще владел современными языками, оставаясь, однако, абсолютным невеждой
в латыни и греческом. Его родители исповедовали некую весьма эксцентричную
разновидность евангелизма, и хотя Олифант сохранил (в тайне от всех
окружающих) некоторые элементы их веры, отцовские эксперименты он вспоминал
со странным ужасом: железные жезлы, магические кристаллы...
Интересно, спрашивал он себя, поднимаясь на второй этаж, как
приспособится леди Брюнель к жизни супруги премьер-министра?
Стоило ему ухватиться покрепче за перила, как японская рана
запульсировала тупой болью.
Вынув из жилетного кармана трехбородчатый ключ "модзли", он отпер дверь
кабинета; Блай, в чьем распоряжении находился единственный дубликат ключа,
уже зажег газ и растопил камин.
Обшитый дубом кабинет неглубоким трехгранным эркером выходил в парк.
Старинный, аскетически простой трапезный стол, тянувшийся через всю комнату,
служил Олифанту вместо письменного. Современное конторское кресло на
стеклянных роликах регулярно мигрировало от одной стопки изучаемых Олифантом
документов к другой. Вследствие постоянных перемещений кресла ролики уже
заметно протерли ворс синего аксминстерского ковра.
Ближний к окну конец стола занимали три телеграфных аппарата "Кольт и
Максвелл"; их ленты выползали из-под стеклянных колпаков и белыми змейками
ложились в стоящие на полу проволочные корзинки. Кроме принимающих
аппаратов, здесь имелись передатчик с пружинным приводом и шифрующий
перфоратор последнего правительственного образца. Провода всех этих
устроиств, заключенные в темно-красную шелковую оплетку, уходили в
подвешенный к люстре орнаментальный глазок, затем тянулись к стене и
прятались за полированной латунной пластиной с эмблемой Министерства почт.
Один из приемников застучал. Олифант прошел вдоль стола и начал читать
телеграмму, выползавшую из массивной, красного дерева подставки прибора.
"ОЧЕНЬ ЗАНЯТ ЛИКВИДАЦИЕЙ ЗАГРЯЗНЕНИЙ НО ЗАХОДИТЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ТОЧКА
УЭЙКФИЛД КОНЕЦ"
Дверь распахнулась; Блай внес в кабинет поднос с нарезанной ломтями
бараниной и бранстонским острым соусом.
-- Я принес еще бутылку эля, сэр.
Он застелил салфеткой часть стола, которая оставлялась свободной
специально для этой цели и расставил посуду.
-- Спасибо, Блай.
Олифант поддел кончиком пальца ленту с сообщением Уэйкфилда и уронил ее
в проволочную корзинку.
Блай налил эль в кружку, а затем удалился с подносом и пустой
керамической бутылкой; Олифант подкатил кресло и принялся намазывать мясо
соусом.
Уединенную трапезу прервал стук правого аппарата. Левый, по которому
Уэйкфилд прислал свое приглашение на ленч, был зарегистрирован на личный
номер Олифанта. Правый -- это значит какое-нибудь полицейское дело, скорее
всего -- Беттередж или Фрейзер. Олифант отложил нож и вилку.
Из прорези выползала лента.
"ВАШЕ ПРИСУТСТВИЕ НЕОБХОДИМО НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО В СВЯЗИ С ФБ ТОЧКА ФРЕЙЗЕР
КОНЕЦ"
Олифант вынул из жилетного кармана немецкие часы, служившие еще его
отцу, и отметил время. Убирая часы назад, он коснулся среднего из трех
стеклянных колпаков. После смерти премьер-министра на этот аппарат не пришло
еще ни одного сообщения.
Бригсомская терраса, куда вез его кэб, выходила на одну из новых, очень
широких улиц -- отважные строители испытывали почти сладострастный восторг,
прорубая такие просеки в древних и почти еще не исследованных джунглях
Восточного Лондона.
С первого же взгляда на "террасу" Олифант решил, что более унылого
сооружения из кирпича и известки не было, нет и не дай бог если будет. Не
жилые дома, а тюрьмы какие-то. Подрядчик, нажившийся на строительстве этих
кошмарных чудовищ, должен был еще до окончания работ повеситься на дверях
ближайшего кабака.
Да и все эти улицы, по которым ехал кэб -- их только при подобных
обстоятельствах и видишь, -- широкие, унылые, безликие, словно и не знающие
ни дневного света, ни самых обыкновенных прохожих. Начинало моросить, и
Олифант сразу пожалел, что отказался от предложенного Блаем дождевика. А вот
на двоих, околачивающихся у пятого дома, были черные плащи с капюшонами. Эти
длинные просторные хламиды из провощенного египетского хлопка, придуманные в
Новом Южном Уэльсе и снискавшие немало похвал в Крыму, были идеально
приспособлены, чтобы скрывать такое оружие, какое -- тут уж никаких сомнений
-- скрывала эта парочка.
-- Особое бюро, -- бросил Олифант, не замедляя шага.
Бдительные стражи даже не шелохнулись, ошеломленные аристократическим
произношением и уверенным поведением незнакомца. Нужно сказать об этом
Фрейзеру.
Миновав прихожую, он оказался в крошечной гостиной, залитой
безжалостным белым светом мощной карбидной лампы, установленной в углу на
треноге. Мебель в гостиной состояла из явных остатков былой роскоши.
Кабинетный рояль, шифоньерка -- все это, по смыслу, предназначалось для
гораздо большего помещения. Золоченый багет шифоньерки вытерся, потускнел и
производил теперь невероятно жалкое впечатление. Посреди пустыни грубого
бесцветного половика розами и лилиями цвел прямоугольный оазис -- маленький,
донельзя обветшавший брюссельский коврик. На окнах -- вязаные занавески, за
окнами -- Бригсомская терраса. Слева и справа от зеркала в двух настенных
проволочных корзинах обильно и колюче разрослись какие-то паукообразные
кактусы.
К запаху карбида примешивалась еще и другая, более резкая вонь.
Из глубины дома появился Беттередж, занятый последнее время наружным
наблюдением за пинкертоновскими агентами -- и сам очень похожий на
пинкертоновского агента. Для достижения этого сходства оперативник был
вынужден одеваться во все американское с ног до головы -- от лакированных
штиблет с эластичными вставками до высокого котелка. Лицо его выражало
мрачную озабоченность.
-- Я беру на себя всю ответственность, сэр. -- Беттередж заикался и с
трудом подбирал слова; похоже, случилось что-то скверное. -- Мистер Фрейзер
ждет вас, сэр. Все оставлено на своих местах.
Олифант вышел из гостиной и поднялся по узкой, опасной крутизны
лестнице в совершенно пустой коридор, освещенный еще одной карбидной лампой.
По голым оштукатуренным стенам расползались причудливые потеки соли. Запах
гари резко усилился.
Сквозь еще одну дверь он прошел в маленькую, ярко освещенную комнату.
Фрейзер, молитвенно коленопреклоненный рядом с распростертым на полу трупом,
поднял на Олифанта мрачное, сосредоточенное лицо, хотел что-то сказать, но
осекся, остановленный взмахом руки.
Так вот, значит, откуда эта вонь. Посреди окованной железными полосами
крышки старомодного дорожного сундука расположился новейший портативный
прибор для приготовления пищи в походных условиях; латунный топливный бачок
"Примус" сверкал, как зеркало, зато содержимое маленькой чугунной сковородки
спеклось в черную, неопрятную, дурно пахнущую массу. Еда сгорела с концами.
Да и едок -- тоже. При жизни этот человек был настоящим великаном,
теперь же его труп начисто перегородил тесную комнатенку. Олифант неохотно
перешагнул через окоченевшую руку, наклонился и несколько секунд изучал
сведенное предсмертной судорогой лицо, тусклые невидящие глаза.
Выпрямившись, он обернулся к Фрейзеру.
-- Ну и что вы думаете?
-- Покойничек разогревал консервированные бобы, -- сказал Фрейзер. --
Ел их прямо со сковородки. Вот этим. -- Он указал ногой на кухонную ложку с
выщербленной голубой эмалью. -- Я почти уверен, что никого здесь с ним не
было. Умял треть банки и вырубился. Яд.
-- Яд, говорите? -- Олифант вынул из кармана портсигар и серебряную
гильотинку. -- И что же это такое могло быть? -- Он достал сигару, обрезал
ее и проколол.
-- Что-то сильное, вон ведь какого мужика свалило.
-- Да, -- кивнул Олифант. -- Крупный экземпляр.
-- Сэр, -- подал голос Беттередж, -- вы посмотрите вот на это.
Кожаные ножны, снабженные для крепления на теле длинными ремешками,
были сплошь покрыты белесыми потеками пота, из них торчала грубая роговая
рукоятка с латунной гардой. Оружие, извлеченное Беттереджем из ножен,
отдален но напоминало морской кортик*, однако не было обоюдоострым; кроме
того, тупая его сторона имела вблизи конца своеобразную искривленную выемку.
-- А что это за медная накладка по тупой стороне?
-- Чтобы парировать клинок противника, -- объяснил Олифанту Фрейзер. --
Мягкий металл, цепляет лезвие. Американские штучки.
-- Клеймо изготовителя?
-- Никакого, сэр, -- снова заговорил Беттередж. -- Судя по всему,
ручная ковка.
-- Покажите ему этот ствол, -- сказал Фрейзер.
Беттередж вложил клинок в ножны, положил его на сундук, отвел полу
своего сюртука и достал тяжелый револьвер.
-- Французско-мексиканский. -- Он говорил, как коммивояжер,
рекламирующий необыкновенные качества своего товара. -- "Баллестер-молина".
После первого выстрела курок взводится автоматически.
-- Армейское оружие? -- удивился Олифант. Револьвер выглядел несколько
грубовато.
-- Дешевка, -- покачал головой Фрейзер. -- У американцев они в
свободной продаже. Ребята из столичной полиции то и дело конфискуют такие у
матросов. Слишком уж много их развелось.
-- Матросов?
-- Конфедераты, янки, техасцы...
-- Техасцы, -- повторил Олифант, посасывая незажженную сигару. --
Полагаю, все мы здесь согласны, что наш покойный друг принадлежал к этой
нации.
-- Мы нашли ход на чердак, этот парень устроил там что-то вроде гнезда.
-- Беттередж заворачивал пистолет в клеенку.
-- Холод, наверное, собачий.
-- Он запасся одеялами, сэр.
-- Банка.
-- Сэр?
-- Консервная банка, в которой находился его последний ужин.
-- Нет, сэр. Банки нет.
-- Аккуратная стерва, -- заметил Олифант. -- Подождала, пока яд сделает
свое дело, а потом вернулась, чтобы убрать улики.
-- Не беспокойтесь, врач добудет нам улики, -- отозвался Фрейзер.
Олифанта затошнило -- от профессиональной бесчувственности Фрейзера, от
близости трупа, от всепроникающего запаха горелых бобов. Он повернулся и
вышел в коридор, где один из полицейских возился с карбидной лампой.
Только в таком мерзком доме, как этот, и только на такой мерзкой улочке
может произойти подобное мерзкое дело. Его захлестнула волна гадливости,
лютое отвращение к этому тайному миру с полуночными поездками и
хитросплетениями лжи, с легионами проклятых, безвестно забытых*.
Олифант чиркнул Люцифером и раскурил сигару; руки у него дрожали.
-- Сэр, всю ответственность... -- За плечом у него возник Беттередж.
-- Сегодня у моего друга с Чансери-лейн табак похуже обычного, -- хмуро
заметил Олифант. -- При покупке сигар необходима крайняя осторожность.
-- Мы перевернули квартиру вверх дном, мистер Олифант. Нет никаких
свидетельств, что она вообще здесь жила.
-- Правда? А чья это внизу симпатичная шифоньерка? Кто поливает
кактусы? Кактусы вообще поливают? Возможно, они напоминали нашему техасскому
другу о родине...
Он решительно затянулся и стал спускаться; Беттередж не отставал ни на
шаг, как молодой встревоженный сеттер.
Чопорный тип из "Криминальной антропометрии" задумчиво стоял у рояля,
словно пытаясь вспомнить какой-то мотив. Из орудий пытки, хранившихся в
черном саквояже этого джентльмена, наименее неприятными были калиброванные
матерчатые ленты для бертильоновских измерений черепа*.
-- Сэр, -- снова начал Беттередж, когда антропометрист ушел наверх, --
если вы считаете меня ответственным, сэр... Это значит, за то, что я ее
потерял...
-- Помнится, я посылал вас в "Гаррик", на утреннее представление, чтобы
вы рассказали мне о манхэттенских акробатках.
-- Да, сэр...
-- Так вы видели манхэттенскую труппу?
-- Да, сэр.
-- Но -- позвольте мне угадать -- вы увидели там и eel
-- Да, сэр! И Палтуса и его парочку тоже! Олифант снял и протер очки.
-- А акробатки, Беттередж? Чтобы собирать столько зрителей, они должны
быть весьма примечательными.
-- О господи, сэр, они дубасили друг друга кирпичинами! Женщины бегали
босиком и... ну, в газовых шарфиках, сэр, никакой пристойной одежды...
-- Ну и как, Беттередж? Вам это понравилось?
-- Нет, сэр, честное слово, нет. Любительский спектакль в Бедламе, вот
на что это было похоже. К тому же там появились линкеры, так что у меня была
работа..."Палтусом" они называли главного пинкертоновского агента,
филадельфийца, который носил необычайно пышные бакенбарды и представлялся
Бофортом Кингсли Де-Хейвеном (чаще) либо Бомонтом Александром Стоуксом
(реже). Палтусом его сделало пристрастие к этой рыбе на завтрак, отмеченное
Беттереджем и другими наблюдателями.
Палтус и двое его подчиненных, обретавшиеся в Лондоне уже восемнадцать
месяцев, обеспечивали Олифанта как весьма интересным занятием, так и
великолепным предлогом для получения правительственных ассигнований.
Организация Пинкертона, официально будучи фирмой частной, на деле служила
центральным разведывательным органом вечно воюющих С