Лин Картер, Лион Спрег де Камп. Ветры Аквилонии
---------------------------------------------------------------
OCR: Schreibikus (schreibikus@land.ru)
---------------------------------------------------------------
ГИПЕРБОРЕЙСКАЯ КОЛДУНЬЯ.
1. БЕЛЫЙ ОЛЕНЬ...
День близился к концу. Тяжелые тучи нависали над поляной измятым
грязным одеялом, покрывшим собой все небо. Облачка тумана бродили между
темными от сырости стволами деревьев подобно бесплотным призракам. Капли, то
и дело срывавшиеся с крон, тяжело падали на землю, укрытую цветастым ковром
опавшей листвы.
Раздался глухой стук копыт и поскрипывание кожи, - на окутанную
сумерками поляну выехал огромный вороной жеребец, В седле сидел широкоплечий
великан. Человек этот был уже не молод. Время украсило сединами его темную
шевелюру и пышные грозные усы. Годы наложили отпечаток и на его лицо,
изрезанное глубокими морщинами. Смуглое скуластое лицо и мускулистые руки
всадника были покрыты бесчисленными шрамами, свидетельствовавшими о том, что
жизнь его была не легкой, однако можно было с уверенностью сказать, что годы
его не сломили - он уверенно держался в седле, движения же его были точны и
легки.
Всадник остановил своего взмыленного жеребца. Он стал оглядывать
залитую туманом поляну, - его живые глаза поблескивали из-под широких полей
видавшей виды фетровой шляпы. Едва слышно он выругался.
Этого смуглолицего великана легко можно было принять за лесного
разбойника, однако на головке рукояти его огромного меча красовался такой
бриллиант, который мог принадлежать разве что знатному вельможе, рогу же,
висевшему у него за спиной, и вовсе не было цены - он был вырезан из
слоновой кости и украшен затейливой золотой филигранью. Всадником этим был
сам король Аквилонии, - державы, равной которой не было на всем Западе.
Звали его - Конан.
Он пристально разглядывал следы конских копыт, что шли к центру поляны.
Свет быстро мерк и читать их становилось все труднее.
Конан потянул за перевязь и, взяв в руки рог, хотел уже было затрубить
в него, но тут вдруг услышал стук копыт. Из-за кустов, росших по опушке
леса, выехала серая кобыла. Ее седоком был темноглазый человек средних лет с
черными как смоль волосами. Судя по тому, как всадник поприветствовал
короля, можно было понять, что они хорошо знакомы.
Что же касается Конана, то он, едва заслышав стук копыт, тут же
схватился за меч, - хотя он и понимал, что в этом огромном мрачном лесу,
лежавшем к северо-востоку от Танасула, ему бояться нечего, бдительности он
не терял. Увидев перед собой одного из старейших своих товарищей, Конан
позволил себе слегка расслабиться. Подъехавший к нему человек заговорил:
- Сэр, я осмотрел всю тропу - похоже, принц назад не возвращался. Но
разве возможно, чтобы этот парень так и шел по следу белого оленя?
- Боюсь, что так оно и есть, - проворчал Конан. - Чего-чего, а
упрямства этому мальчишке не занимать, - у него характер в отца. Ох и не
сладко ему ночью придется, - того и гляди снова этот проклятый Дождь пойдет!
Просперо, пуантенский генерал армии Конана, изобразил на лице некое
подобие улыбки. Этот огромный киммериец то ли случайно, то ли благодаря воле
судьбы или прихоти своего северного бога смог взойти на престол Аквилонии,
величайшего королевства Запада; однако оставался он все тем же варваром -
примитивным и своенравным. Сын его, - пропавший принц Коня, - рос таким же,
как и отец. Мальчик походил на него не только внешне, - как и у отца
единственной его страстью были приключения.
- Может быть, созвать людей, сэр? - спросил
Просперо. - Негоже оставлять наследника трона в лесу. Мы
рассредоточимся и затрубим в рога.
Конан стая покусывать ус. Пред ними расстилались темные леса восточного
Гандерланда. Мрачная эта чащоба мало кому была ведома. Король посмотрел на
небо, - судя до всему, дождь вот-вот должен был войти "новь.
- Этого делать как раз не стоит. Будем считать, что это будет для него
хорошим уроком. Подумаешь, - раз он не поспит! В его возрасте я не одну ночь
провел под открытым небом на киммерийских пустошах. Возвращаемся в лагерь!
Олень от нас ушел, но, думаю, нам хватит и медведя. Ну а жаркое мы запьем
добрым старым пуантенским. Ух, - как я проголодался!
Насытившись и изрядно захмелев, Конан решил прилечь у костра. Рядом
храпел верзила Гийом, барон Имира, закутавшийся в шкуры. Загонщики и
придворные, утомившись за день, спали мертвецким сном. У костра сидело лишь
несколько человек.
Облака стали расходиться, на небе показался холодный лунный диск. Тут
же подул пронизывающий ветер, срывавший с деревьев последние листья.
Вино развязало королю язык, - весь вечер он сыпал невероятными
историями и анекдотами из своей богатой приключеньями жизни. И все же
Просперо заметил, что время от времени Конан замолкает, всматриваясь во
мглистую даль и напряженно прислушиваясь. Несмотря на кажущуюся его
веселость, король был чрезвычайно встревожен. Говорить киммериец мог что
угодно, но не волноваться он конечно не мог, - еще бы, - ведь его сыну
принцу Конну исполнилось всего двенадцать лет.
Просперо показалось, что короля мучают угрызения совести, - такое с
этим диким, по-варварски примитивным киммерийцем случалось не часто. Идея
путешествия в северный Гандерланд принадлежала Конану. Его супруга королева
Зенобия тяжело болела, - рождение третьего ребенка далось ей с трудом. Вот
уже несколько месяцев Конан ухаживал за вей, боясь покинуть больную хотя бы
на минуту. Сын же его, чувствуя себя покинутым всеми, становился все угрюмее
и замкнутее. Теперь, когда к Зенобии стали возвращаться прежние ее силы, а
Смерть отступилась от дворца, Конан решил провести пару недель вместе с
сыном, надеясь восстановить так прежние отношения.
Сейчас этот упрямый мальчишка, для которого эта охота была первой,
скачет по мрачной дикой чащобе, преследуя неуловимого белоснежного оленя...
Небо совершенно очистилось. Ветер, завывая, раскачивал темные ветви
деревьев и шелестел листвою. Конан вновь прервал свой рассказ о колдунах и
пиратах и стал прислушиваться. Грозный Гандерланд даже в ту беспокойную
эпоху считался местом далеко не безопасным. Бизоны и зубры, кабаны, медведи
и волки бродили по его тропам. Были здесь и иные враги, - враги куда более
коварные и опасные, - люди. В лесных чащах скрывались от закона разбойники,
воры и изменники.
Выбранившись, король поднялся на ноги и швырнул черную мантию,
наброшенную ему на плечи, на свое ложе.
- Можете считать меня кем угодно, - проревел Конан, - но больше так
сидеть я не могу. Зовите меня стигийцем, если я собьюсь со следа! Фулк!
Седлай гнедого Имира, - вороного я загнал. Теперь вы, - хлебните вина
напоследок и седлайте своих коней. Сэр Валенс! В третьем фургоне лежат
факела. Возьмите по факелу и отправляйтесь за мною вслед! Пока я не
удостоверюсь в том, что мой сын в безопасности, спать я не лягу!
Покачиваясь в седле, Конан ворчал: "Этот глупый мальчишка погнался за
таким оленем, за которым никакой скакун не угонится! Ну ничего, - я еще
научу его уму-разуму!"
На мгновенье лик луны затмился, - по небу беззвучно проплыла огромная
белоснежная сова. Конан вздрогнул и зло выругался. Его душа терзалась
мрачными предчувствиями. Люди, ехавшие вслед за ним, рассказывали друг другу
странные истории о белоснежном олене-оборотне, что был стремителен словно
ветер с севера. Конан молил Крома о том, чтобы это животное было обычным
оленем, а не каким-то таинственным существом, явившимся сюда из других
пространств и времен...
2. ЛЮДИ БЕЗ ЛИЦ...
Юный Конн промок насквозь и продрог. На внутренней стороне бедер, там,
где они касались жесткого седла, появились кровавые волдыри. Принц
чувствовал, как им овладевает голод и усталость. Самым же ужасным было то,
что он совершенно сбился с пути.
Белый олень парил перед ним призрачной птицей. Уже не раз животное
подпускало его к себе на расстояние полета стрелы. Порой Конном овладевала
рассудительность, и тогда он был готов повернуть обратно, однако тут же ему
начинало казаться, что олень уже выбился из сил, что еще немного, и он,
Конн, нагонит его.
Мальчик потянул за поводья, и взмыленный пони послушно остановился
посередь густых зарослей кустарника. Над головой его поскрипывали ветви и
шепталась все еще густая листва, совершенно скрывавшая от него и луну, и
звезды. Теперь он не понимал ни того, где он находится, ни того, в каком
направлении ведет его белый олень. Мальчик поежился. Он хорошо знал характер
своего отца и понимал, что его ждет порка. Смягчить гнев Конана можно было
лишь бросив к его ногам шкуру оленя.
Забыв об усталости и голоде, Конн вновь исполнился решимостью. В эту
минуту он удивительно походил на своего отца, - тот же пронзительный взгляд
голубых глаз, та же копна черных волос, те же мощь и отвага. Конну было
всего двенадцать, но он был уже выше многих взрослых аквилонцев.
- Вперед, Мардук! - воскликнул он, ударив пятками в бока своему черному
пони. С трудом продравшись сквозь густые заросли, конь и всадник оказались
на длинной поляне, поросшей высокими травами. Стоило им выехать на открытое
место, как Конн вновь увидел вдали светлое пятно. Огромный белый олень
грациозно, словно паря, пересекал прогалину. Сердце мальчика забилось чаще,
им вновь овладел охотничий азарт. Кованые копыта забарабанили по земле,
покрытой шуршащими травами. Олень, легко перемахивая через стволы поваленных
деревьев, понесся к краю поляны.
Пригнувшись в седле, Конн сжал в руке легкое копье. Деревья стояли за
поляной сплошной стеной, - олень должен был либо замедлить шаг, либо
запутаться в густых зарослях.
В следующее мгновенье, когда мальчик уже был готов метнуть копье, это и
произошло. Олень замер и обратился в туманное облако, тут же превратившееся
в высокую человеческую фигуру, закутанную в белые одеяния. Это была женщина;
серо-стальные волосы обрамляли ее худое, бесстрастное лицо.
Конна охватил ужас. Пони, храпя и бешено вращая глазами, попятился
назад. Конн испуганно смотрел в холодные зеленые глаза стоявшей перед ним
женщины.
Все звуки смолкли. Конн стал слышать удары собственного сердца; руки
его задрожали, во рту пересохло. Почему он так испугался? Как этот призрак
мог испугать его, сына Конана-Завоевателя?
Собрав волю в кулак, мальчик крепко сжал древко копья. Сын Конана не
боится этой женщины, кем бы она ни была - ведьмой, призраком или оборотнем!
В зеленых глазах, пристально глядевших на него, засверкали холодные
искорки, - женщина смотрела на него с явной иронией. Она медленно подняла
свою худую руку. Тут же в кустах раздался треск.
Мальчик обернулся и увидел, что на поляну со всех сторон выходят люди.
Все они были необычайно высоки и страшно худы, - худы настолько, что
походили скорее не на живых людей, а на ожившие мумии. Они были едва ли выше
великана Конана, - рост некоторых превышал семь футов. С головы до пят эти
люди были закутаны в черные одеянья, плотно, словно перчатки, облегавшие их
тела. Черной тканью были прикрыты и их головы. Своими тонкими длинными
пальцами они сжимали странные орудья, походившие на жезлы длиною фута в два,
выточенные из черного дерева. На конце каждого жезла поблескивала небольшая
-- с куриное яйцо - сфера, изготовленная из какого-то непонятного
серебристого металла.
Конн попытался рассмотреть их лица и ужаснулся. У этих людей лиц не
было! Под черными накидками светились пустые белые овалы.
Убеги мальчик с поляны, его вряд ли стали бы упрекать в трусости.
Однако он и не думал бежать. Ему было всего двенадцать, но он происходил из
рода могучих воинов и отважных жен, - ни один из его предков не дрогнул пред
лицом опасности, и потому не имел на это права и он. Предкам его доводилось
встречаться лицом к лицу с гигантскими медведями, ужасными снежными
драконами Фиглофийских гор и саблезубыми пещерными тиграми. Утопая по колено
в снегу, они сражались с этими адскими созданьями под темными небесами
Севера. В час опасности в мальчике проснулась память рода.
Женщина обратилась к нему по-аквилонски. Говорила она с сильным
акцентом.
- Сдавайся, мальчик!
- Ни за что! - прокричал ей в ответ Конн. Издав боевой клич
киммерийцев, он взял копье наперевес и, пришпорив своего коня, понесся на
одну из безликих черных фигур.
Старое лицо женщины в белом оставалось бесстрастным. Не успел еще пони
как следует набрать скорость, как острая боль пронзила руку Конна. Он охнул,
согнувшись от боли. Копье выпало из его онемевших пальцев и исчезло средь
высоких трав.
Один из черных великанов тут же приблизился к нему. Одной рукой он
схватил пони за поводья, другой - завел над Конном жезл. Металлический шар
легко коснулся локтя мальчика, попав точно в нервный узел. Конн едва не
закричал от боли.
Черный человек занес жезл для нового удара, но тут же женщина
прокричала ему что-то на неведомом языке. У нее был резкий металлический
голос. Безликий человек в черном опустил руку.
Но Конн и не думал сдаваться. Громко закричав, он схватился левой рукой
за рукоять висевшего у него на поясе меча. Неловким движением он вынул меч
из ножен и перевернул его клинком вверх. Люди в черных плащах окружали его
со всех сторон; к нему тянулись их тонкие руки.
Сделав обманное движение, Конн нанес удар человеку, стоявшему к нему
ближе других. Клинок вонзился прямо ему в горло. Захлебываясь кровью,
человек упал на колени и тут же повалился наземь.
Конн вонзил шпоры в бока пони. Тот, громко заржав, попятился было
назад, испугавшись вида надвигавшихся на него безликих людей, но уже через
миг, справившись со страхом, рванулся вперед. Люди в черном легко уходили от
его подкованных сталью копыт. Один из них поднял свой жезл. Металлический
шар с немыслимой точностью поразил кисть Конна. Меч выпал из его разжавшихся
пальцев и исчез в траве. Другой металлический шар легко коснулся затылка
мальчика. Тело его тут же онемело, и он свалился с седла прямо в тонкие
иссохшие руки одного из безлицых людей. Прочие принялись усмирять его коня.
Зеленоглазая женщина склонилась над впавшим в забытье мальчиком.
- Конн, наследный принц Аквилонии, - скрипучим голосом пробормотала она
и усмехалась. - Представляю, как будет радоваться Тот-Амон.
3. КРОВАВЫЕ РУНЫ
Ссутулившись в седле, Конан угрюмо утолял голод куском холодной
медвежатины. К нему подъехал Эрик, но главный загонщик.
Король выпрямил спину, выплюнул кость и, отерев губы тыльной стороной
руки, мрачно спросил: "Что-нибудь нашел?" Старый загонщик молча кивнул и
протянул Конану странный предмет.
- Вот это, - сказал он.
Нахмурив брови, Конан стал рассматривать диковинную вещицу. Это была
вырезанная из слоновой кости маска, принадлежавшая человеку с вытянутым
узким лицом. Странным было то, что эта маска была совершенно гладкой, -
ровный пустой овал с двумя вырезами для глаз. Вид ее Конану не понравился.
- Гиперборейские штучки, - сплюнул он. - Еще что-нибудь есть?
Старый охотник кивнул.
- Кровь на измятой траве, следы копыт молодого пони и - это.
Огоньки, блиставшие в глазах Конана, померкли; лицо посерьезнело и
осунулось. Это был меч, подаренный им Конну в день его двенадцатилетия. На
серебряной рукояти была выгравирована корона принца Аквилонии.
- Это все?
- Собаки ищут след, Ваше Величество, - ответил Эрик.
- Как только они нападут на него, труби в рог и собирай людей! -
проревел Конан.
Солнце стояло уже высоко; от сырой земли поднимался пар. Король
Аквилонии поежился, почувствовав вдруг хладное дыхание смерти.
Прошел целый час, прежде чем они смогли отыскать труп. Тело было
захоронено на дне овражка, - она было присыпано сырой землей и опавшей
листвой так искусно, что отыскать могилу могли разве что собаки.
Конан съехал на дно овражка и стал разглядывать труп. С тела были сняты
все одеяния; кожа погибшего была бела, словно пергамент, волосы его тоже
были поразительно светлыми. Рост этого тощего изможденного человека с
перерезанным горлом был чуть меньше семи футов.
Эрик склонился над перепачканным грязью телом и стал принюхиваться.
Сняв с раны кусочек запекшейся крови, он принялся растирать ее между
пальцами.
Конан угрюмо ждал. Наконец старик тяжело поднялся на ноги и вытер
кончики пальцев о полу плаща.
- Его убили прошлой ночью, мой господин, - сказал он.
Конан еще раз взглянул на лицо убитого - узкий подбородок, высокие
скулы, тонкие черты. Вне всяких сомнений, перед ним лежал гипербореец - об
этом говорили и его неестественная бледность, и хрупкое телосложение при
чудовищном росте, и бесцветные шелковистые волосы. На Конана смотрели
мертвые, зеленые, словно у кошки, глаза.
- Отпускай собак, Эрлик. Просперо! Предупреди людей о том, что враги
могут появиться в любую минуту! Нас, похоже, ведут.
Пуантенский генерал и король поскакали бок о бок. Вежливо откашлявшись,
генерал спросил:
- Вы считаете, что маска и меч были оставлены для нас, мой повелитель?
- Я в этом уверен, - буркнул Конан. - Я это нутром чую. Где-то там
скрывается целая банда этих белых демонов, похитивших моего мальчика. Они
ведут нас, словно скот, разрази их гром!
- Они хотят устроить нам засаду? - спросил Просперо. Конан на мгновенье
задумался и отрицательно покачал головой.
- Не думаю, В течение последнего часа мы миновали три таких места,
лучше которых для засады не придумать. Нет, - они явно хотят чего-то
другого. Возможно, где-то впереди нас ждет их послание.
Просперо не стал спорить с этим.
- Возможно, они хотят получить выкуп?
- Может статься, они захотят использовать принца как приманку, -
ответил Конан, блеснув глазами, словно лютый зверь. - Как-то раз я попал в
плен к гиперборейцам. Там я такого натерпелся, что до сих пор к этим
костлявым демонам особой любви не питаю. Когда же их гостеприимство меня
вконец утомило, я ответил им тем же, - так что, думаю, и у них ко мне особой
приязни нет!
- А что означает эта маска из слоновой кости? Конан сплюнул и
приложился к фляге с вином.
- Гиперборея - место темное. Этой мертвой, голой, объятой туманами
землей правит страх. Страною управляют служители тайного культа - черные
колдуны-убийцы. Их единственное оружие - деревянные прутья, на конце которых
закреплены шары, выточенные из необычного металла, называемого платиной.
Старуха, которую колдуны считают воплощением богини смерти, правит всеми их
землями, она же является и их главной жрицей. Ее слуги-убийцы заняты
постоянным самоистязанием - они умерщвляют свое тело, разум и волю. Маски,
подобные той, которую ты видел, - одно из проявлений их фанатизма. Нет в
мире воинов страшнее этих, - слепая вера в демонов делает их бесстрашными и
нечувствительными к боли.
Дальше они ехали молча. И тому, и другому представилась страшная
картина - беззащитный мальчик, окруженный фанатичными служителями смерти,
люто ненавидящими Конана.
Лес становился все реже - на смену мрачным чащам восточного Гандерланда
пришли меловые пустоши, поросшие вереском и папоротником. Они приближались к
границе владений Конана. Где-то здесь сходились земли Аквилонии, Киммерии,
Пограничного Королевства и Немедии.
Похолодало. Небо стало затягиваться тучами. Багряный вереск волновался
и шумел на ветру. Издалека слышался хриплый крик болотных птиц. Земля эта
была пустынна и уныла.
Конан скакал впереди. Внезапно он остановил своего коня и знаком
приказал остановиться другим. Не сходя с коня, он угрюмо смотрел на предмет,
лежавший на тропе. Воины спешились и подошли к своему королю.
Перед ними лежало легкое, сделанное из ивняка копье, которое могло
принадлежать разве что ребенку. На древко был одет белый пергаментный
свиток.
Эрик снял пергамент с древка и подал его своему королю, что так и сидел
в седле. Конан развернул тугой скрипучий свиток.
Послание было написано по-аквилонски; писавший его, судя по всему,
торопился - руны были написаны небрежно и разобрать их было весьма непросто.
Нахмурив брови, Конан молча прочел послание передал его Просперо,
зачитавшему его вслух.
"КОРОЛЬ ДОЛЖЕН В ОДИНОЧКУ НАПРАВИТЬСЯ В ПОХИОЛУ. ЕСЛИ ОН ВЫПОЛНИТ ЭТО
УСЛОВИЕ, С СЫНОМ ЕГО НИЧЕГО НЕ СЛУЧИТСЯ. ЕСЛИ ОН ПОСТУПИТ ИНАЧЕ. РЕБЕНОК ЕГО
УМРЕТ СТРАШНОЙ СМЕРТЬЮ. КОРОЛЬ ДОЛЖЕН ИДТИ ПО ТРОПЕ, ПОМЕЧЕННОЙ БЕЛОЙ
РУКОЙ."
Просперо поморщился - послание было написано кровью.
4. БЕЛАЯ РУКА
Конан в одиночку направился к пустынным землям, лежавшим за пределами
Аквилонии. Если бы он вернулся в Танасул и, собрав войско, повел его на
туманную Гиперборею, он потерял бы сына. Ему не оставалось ничего другого,
как только выполнять поставленные ему условия.
Король передал Просперо огромный золотой перстень с печатью, который он
носил на большом пальце правой руки. Тем самым на время своего отсутствия он
передавал пуантенскому генералу всю полноту власти в Аквилонии. В случае
смерти Конана королем аквилонцев должен был стать второй его сын, регентами
которого были бы королева Зенобия и генерал Просперо.
Конан объяснил все это Просперо, глядя ему в глаза, - он не сомневался
в том, что этот доблестный воин в точности выполнит все сказанное. Но сказал
он ему не только это. Собрав в Танасуле армию из рекрутов, Просперо должен
был повести ее на столицу Гипербореи Похиолу.
Конану просто-напросто хотелось как-то занять Просперо. Он прекрасно
понимал, что никакая армия не сможет ни нагнать его, ни пройти там, где
пройдет он, Конан. Он окажется в сверкающих стенах Похиолы много раньше
Просперо.
Эти земли назывались Пограничным Королевством. Пустынные безжизненные
пустоши тянулись до самого горизонта. То тут, то там росли чахлые кривые
деревца. Время от времени из заросших болот вылетали напуганные внезапным
шумом птицы. Холодный, пронизывающий до костей ветер пел свою заунывную
песнь.
Кован спешNo, однако оставался внимательным и осторожным. Своего чалого
жеребца Имира он загнал прошедшей ночью; теперь под ним был крупный серый
жеребец барона Гийома Имирского. Барон был так толст, что весом почти не
уступал Конану. Скакун его был могуч и широк в кости. Киммериец не стал
брать с собой громоздкую охотничью амуницию, он одел на себя простой кожаный
камзол и промасленную кольчугу. Меч он повесил за спину, так чтобы он не
сковывал его в движениях; на передней луке седла он закрепил тугой
гирканский лук и колчан со стрелами с черным опереньем.
Вначале почва была мягкой, и потому следы коней гиперборейцев были
видны на ней ясно. Конан пустил коня галопом, надеясь хоть как-то выиграть
время. Кто знает, - быть может его суровый бог Кром смилостивится над ним и
позволит ему догнать бледнолицых похитителей еще до того, как они вступят в
Похиолу. Впрочем, Конан на это почти не надеялся...
Теперь под копытами коня были уже камни, но и здесь он вряд ли мог
сбиться со следа - похитители оставили для него меты - отпечатки ладони,
белевшие. среди темных деревьев. Порою знак ставился на вершинах покрытых
сухими травами холмиков, и тогда он казался морозным узором невесть откуда
налетевшей стужи.
Колдовство! Волосы на затылке киммерийца поднялись дыбом. На его
родине, в Киммерии, что лежала к северо-западу отсюда, люди слышали о Белой
Руке, страшном символе колдунов Гипербореи. От одной мысли о том, что его
сын попал в руки гиперборейцев, Конану становилось страшно.
Он все скакал и скакал вперед по унылой пустоши, мимо темных холодных
болот, чахлых папоротников и жалких деревьев, не давая ни минуты отдыха ни
себе, ни коню. Пустошь стала погружаться во тьму. На небе появились звезды,
- их было немного, и свет их был тускл, ибо все небо было затянуто дымкой.
Луна на минуту вышла из-за облаков, но тут же скрылась вновь. Мир погрузился
во тьму.
Теперь Конан должен был ждать рассвета. Кряхтя, киммериец спешился, -
все члены его ныли. Накормив овсом скакуна, он развел небольшой костер из
сухих папоротников и, положив под голову седло, забылся тяжелым сном.
Вот уже три дня он скакал по этим неприютным землям. Путь шел по самому
краю Большой Соленой Топи. Это огромное болото вполне могло быть останками
внутреннего моря, некогда - еще на заре цивилизации - заливавшего все
окрестные земли. Почва под ногами становилась все более зыбкой, - чем глубже
в земли Пограничного Королевства продвигался Конан, тем ненадежнее
становился его путь. Тяжелый серый жеребец шел теперь шагом, боязливо
переходя с кочки на кочку. Луж становилось все больше, деревья же совершенно
исчезли.
Над болотом повисли сумерки. Жеребец нервно шарахался из стороны в
сторону, то и дело увязая копытами в болотной жиже. Над головой слышался
писк летучих мышей. Огромная змея, толщиной в человеческую руку, бесшумно
переползла через гнилое, покрытое плесенью бревно и скрылась в темноте. Тьма
становилась все гуще и гуще, но Конан и не думал останавливаться, - он вновь
хотел провести всю ночь в пути, сделав краткий привал лишь в полдень.
Тропинка раздваивалась. Не сходя с коня, Конан стал искать мету. На
темном, отполированном непрестанными дождями камне он вновь увидел странный
светящийся отпечаток руки. Он потянул за поводья и направил коня нужной
дорогой.
Внезапно невесть откуда появились люди. На их грязных изможденных телах
не было никаких одежд, кроме набедренных повязок. Лица их были искажены
злобой.
Конан грозно заревел и, пустив коня вскачь, вынул меч из ножен.
Дикари обступали его уже со всех сторон, они цеплялись за стремена и за
ноги, хватали его за кольчугу, дергали коня за гриву, пытаясь свалить его с
ног. Конь поднялся на дыбы и замахал своими огромными копытами. Одному из
дикарей он проломил череп, другому размозжил плечо.
Клинок Конана со свистом опустился на головы нападавших. В одно
мгновенье он обезглавил пятерых, в черепе же шестого его меч застрял. Тело
дикаря, падая, увлекло за собой и клинок. Конан спрыгнул с коня и тут же
оказался окруженный дикарями. Их безумные глаза горели ненавистью, их пальцы
хищно впивались в его руки. Дикая толпа погребла его под собою, и в тот же
миг на голову Конана опустилась тяжелая дубина. Конан рухнул как
подкошенный.
5. ПРИЗРАК ПРОШЛОГО
Теперь они шли по мощенной камнем дороге. Впереди замаячил объятый
туманной дымкой холм. Утомленный долгой дорогой Конн видел его смутно.
Вершину холма венчал огромный замок, сложенный из гигантских каменных
плит; в тусклом свете звезд он казался призрачным. По углам замка стояли
массивные башни. К его мрачному порталу отряд и направлялся. Тяжелая
решетка, закрывавшая вход в замок, стала медленно подниматься. Мальчик едва
смог скрыть свой испуг, - заканчивавшаяся страшными зубьями ржавая решетка и
тьма, разверзшаяся за ней, делали врата похожими на осклабленную пасть
огромного чудища.
Они въехали в гигантскую залу, слабо освещенную развешанными по стенам
факелами. Решетка, зловеще лязгнув, опустилась, - пасть захлопнулась.
Холодные белые руки сняли мальчика с коня и бросили его в угол.
Чувствуя спиной сырую стену, Конн стал осматриваться. Вскоре глаза его
привыкли к полумраку, и он смог рассмотреть этот огромный гулкий зал.
Похоже, других покоев в замке не было. Своды залы терялись где-то высоко
вверху. Возле стены стояли - длинный стол, пара грубых скамеек и несколько
стульев. На столе было пять или шесть деревянных тарелок, наполненных
объедками, и пара ломтей непропеченного черного хлеба. Только теперь мальчик
почувствовал, как он голоден. Словно услышав его мысли, старуха что-то
приказала своим людям. Один из них взял тарелку со стола и поставил ее перед
Конном.
Руки его занемели, ибо все это время были привязаны к луке седла.
Человек в черном снял ремни с запястий мальчика и тут же стянул его шею
цепью, привязанной к ржавому кольцу, закрепленному на стене. Человек
безмолвно наблюдал за тем, как Конн давится объедками.
Колдун снял свою белую маску, открыв мальчику свое лицо. Бледное
изможденное лицо несло на себе печать нечеловеческой безмятежности. Конну не
понравились ни его тонкие бесцветные губы, ни его холодные зеленые глаза.
Впрочем, сейчас ему было не до похитителей - слишком уж велики были его
усталость и голод. К нему подошел еще один человек, державший в руках
грязную дерюгу. Он бросил дерюгу на пол, после чего оба колдуна удалились.
Конн подгреб под себя грязную солому, которой были застелены полы залы, и,
завернувшись в тряпье, тут же уснул.
Его разбудил звук колокола. Свет солнца не проникал в это чудовищное
сооружение, и потому о времени суток можно было лишь гадать.
Конн протер глаза и стал смотреть по сторонам. В центре залы на
невысоком каменном возвышении, скрестив ноги, сидела ведьма. Перед ней
стояла огромная медная чаша, наполненная раскаленными угольями,
отсвечивающими на ее лице кроваво-красными отблесками.
Конн принялся рассматривать ее. Ведьма была старей. Седые пряди падали
на ее изрезанное густой сеткой морщин лицо, что казалось не только
бесчувственным, но и безжизненным. Однако изумрудные глаза ее были исполнены
удивительной силы, - огненный их взгляд был устремлен в никуда.
Сидевший рядом с возвышением человек в черном ударял обшитой войлоком
колотушкой по небольшому колоколу, имевшему форму черепа. Глухому его звону
вторило мрачное эхо.
Один за другим в залу стали входить Колдуны. Лица их были скрыты
масками из слоновой кости, головы прикрыты черными капюшонами мантий. Один
из Колдунов вел перед собой наглого лохматого человека. Конн вспомнил, что
человек этот был пленен слугами смерти несколькими днями раньше, - его
поймали на болоте. Ему на шею набросили петлю, и он то бежал, боясь отстать
от коня, то падал, - и тогда конь тащил его за собой. Изуродованное тело
пленника было покрыто грязью. Широко раскрыв рот, он испуганно озирался по
сторонам.
Началось ужасное действо. Два Колдуна, став на колени, обвязали ноги
пленника ремнем, спускавшимся с балки. Они потянули за свободный конец
ремня, и вскоре человек уже висел вниз головой над чашей с угольями. Зала
наполнилась истошным кряжом.
И тогда они перерезали своей жертве горло.
Пленник забился в агонии, но уже через несколько мгновений испустил
дух. Глаза Конна округлились от ужаса. Кровь стекала прямо на уголья, от
которых поднимался неимоверный зловонный чад.
Все это время ведьма оставалась совершенно недвижной. Присмотревшись
получше, Конн увидел, что она слегка покачивается в такт какой-то слышной
лишь ей одной мелодии. Люди в черном застыли вкруг возвышения. Угли шипели и
потрескивали. Кровь текла в чашу нескончаемым потоком. Теперь ведьма пела
уже вслух под монотонные удары колокола. Конн потрясено наблюдал за
происходящим.
Облако дыма, повисшее над каменным крутом, стало странно подергиваться,
- казалось, что его касается некая незримая рука. И тут лицо мальчика стало
бледным как смерть.
- Кром! - прошептал он дрожащими губами.
Облако дыма приняло форму человека - статного широкоплечего человека,
одетого по-восточному; капюшон его мантии был откинут на спину. Голова
человека была обрита наголо, лицо было мрачным и хищным.
Видение это было страшно. Ведьма же продолжала свою монотонную песнь,
походившую на завыванье холодного ветра.
Туманный образ стал уплотняться: мантия стала темно-зеленой, лицо -
красновато-коричневым, как у стигийцев и жителей Шема. Застыв от ужаса,
мальчик вгляделся в лицо призрака. Ему казалось, что он когда-то уже видел
его или, по крайней мере, слышал о нем - эти хищные черты, этот безгубый
рот, эти горящие изумрудным светом глаза...
Тонкие губы задвигались и раздался странный, словно слетавший откуда-то
издалека голос.
- Приветствую тебя, о Лахи! - сказал призрак. В ответ ему ведьма
сказала:
- Приветствую тебя, Тот-Амон!
Конн окаменел, - теперь он знал, что пленили его не обычные похитители.
Он попал в лапы к самому страшному и коварному врагу своего рода, - в лапы
предводителя черных магов мира, стигийского колдуна, некогда поклявшегося
именем своих страшных богов погубить Коннана-Киммерийца и стереть с лица
земли Аквилонии.
6. ЗА ВРАТАМИ СМЕРТИ
Конан пришел в себя перед рассветом. Голова его раскалывалась от боли,
лицо было покрыто коркой запекшейся крови. И все же он был жив.
Болотных дикарей рядом с ним не было. Они исчезли в ночи, прихватив с
собой и награбленное, и трупы своих людей. Постанывая, Конан сел и обхватил
голову руками. Его обобрали донага, оставив на нем лишь башмаки да
изорванные в клочья одежды. Теперь у него не было ни коня, ни оружия, ни
провизии. Неужели болотные люди решили, что он мертв? Судя по всему, так оно
и было, - такими ударами можно было свалить и быка, - если бы не толстая
кость, Конан отправился бы к праотцам.
В народе ходили легенды о том, что эти дикари были выродившимися
потомками беглых рабов и преступников, искавших прибежища на болоте.
Кровосмесительные браки низвели их до уровня диких зверей. Удивительным было
то, что дикари не сожрали его, - люди, дошедшие до животного состояния, как
правило, питают особенную приязнь к человеческой плоти. Конан поднялся на
ноги и только тогда понял, что же отпугнуло дикарей.
На измятой грязной траве отчетливо виднелся знак Белой Руки.
Ему не оставалось ничего другого, как только идти пешком. Обратив одну
из ветвей росшего неподалеку дерева в увесистую дубину, Конан продолжил свой
путь на северо-восток, следуя по тропе, отмеченной знаками.
Он вырос в суровом краю и потому к подобным походам ему было не
привыкать. Много воды утекло с той поры; много лет ему, королю гордой
Аквилонии, не приходилось ни ходить по следу, ни скитаться в диких землях,
где каждый шаг сопряжен с опасностью. Теперь он был только рад тому, что
старые привычки нисколько не забылись. Отодрав от прикрывавших его тело
лохмотьев узкую полоску, он сделал из нее пращу и несколькими меткими
бросками подбил пару уток. При всем желании он не мог развести на болоте
огня и потому ему пришлось есть их сырыми. Ему пришлось отбиваться и от
свирепой своры диких псов, и дубина его для этой цели пришлась весьма
кстати. Порой ему приходилось довольствоваться лягушками и раками, которых
он нанизывал на заостренную палочку. Тропа же шла все дальше и дальше на
северо-восток.
Ему казалось, что прошла уже целая вечность, когда, наконец, он достиг
пределов Пограничного Королевства. Граница Гипербореи была помечена странным
изваянием, призванным вселять страх в сердца людей. Гряды мрачных холмов
поднимались все выше и выше. Извилистая тропинка привела киммерийца к узкому
перевалу, по обеим сторонам которого, словно угрюмые стражи, стояли округлые
вершины. Склон одной из них был отмечен диковинным знаком грязно-белого
цвета, что тут же бросался в глаза. Конан подошел к нему поближе и, скрестив
на груди свои могущие руки, стал рассматривать его.
Это был череп, формою своей схожий с человеческим черепом, но только
куда больших размеров. Конану стало не по себе, - ему вспомнились сказанья о
великанах и троллях. Прищурив глаза, киммериец присмотрелся получше и тут же
губы его искривились в улыбке. За долгие годы странствий ему многое довелось
повидать, видел он и подобные черепа. Они принадлежали древним мамонтам,
видом походившим на слонов. Если бы не бивни, то черепа эти действительно
можно было бы принять за останки великанов. У этого же черепа бивни были
просто-напросто отпилены. Конан сплюнул. Как ни странно, но увиденное
приободрило его, - тот, кто прибегает к уловкам, не может быть всесильным.
На лбу мамонта была сделана надпись, - уродливые руны явно имели
гиперборейское происхождение. Волею судеб Конану пришлось освоить множество
языков, пусть при этом познания его и были поверхностными. Нахмурив чело и
собравшись с мыслями, он прочел: "Врата Гипербореи-
Врата Смерти для незваного гостя".
Презрительно хмыкнув, Конан спустился с перевала. Теперь он шел по
вражьим землям.
Стоило Конану миновать Ворота Смерти, как он оказался на пустынной,
полого уходящей вниз равнине, по сторонам которой высилось несколько голых
холмов. Теперь под ногами его было каменное крошево. Ничуть не сбавляя шага,
Конан вступил в холодное царство тумана, стараясь постоянно быть настороже.
Однако земля эта казалась совершенно необитаемой.
Немногие жили в этой студеной стране, где солнце не греет, а сердцами
владеет страх. Правители Гипербореи селились в огромных замках, сложенных
изгигантских каменных плит, слуги же - в жалких лачугах, тесно обступавших
скудные поля.
Конан знал о том, что огромные серые волки Севера бродят по этим
землям, что в пещерах здешних живут свирепые пещерные медведи, а по залитым
туманом равнинам бродят редкие мамонты, северные олени и овцебыки. Земли эти
были негостеприимны и суровы.
Вскоре Конан оказался у первой из каменных цитаделей, что называлась
именем Сигтона. В Асгарде он не раз слышал рассказы о свирепой
властительнице Сигтоны, что питалась по слухам только человеческой кровью.
Стараясь не подходить к замку, он направился дальше, к цитадели, носившей
имя Похиола.
Путь ему предстоял неблизкий. Много дней и ночей прошло, прежде чем
Конан увидел в свете звезд холм, вершина которого была увенчана мрачным
замком с массивными приземистыми башнями. Полуголый, голодный, грязный и
безоружный, упрямый киммериец смотрел на Твердыню Колдунов с огнем во взоре.
Где-то здесь находится его старший сын. Кто знает, быть может, именно здесь
ему, Конану, суждено сложить свою голову. Но бороться со Смертью ему было не
впервой и пока, хвала Крому, ему удавалось выходить победителем.
Гордо подняв голову, Конан подошел к мрачным вратам Похиолы.
7. ВЕДЬМА
Железные зубья решетки застыли высоко вверху. Сколоченные из черного
дерева массивные ворота поблескивали шляпками железных гвоздей, что
сливались в некую магическую руну, неведомую Конану. Ворота были распахнуты
настежь.
Конан вошел внутрь, мрачно отметив про себя, что толщина здешних стен
никак не меньше двадцати шагов. Он оказался в главной зале огромного замка.
Кроме старухи с гладкими седыми волосами, здесь никого не было. Она сидела
на круглом каменном возвышении, созерцая чашу с горящими угольями. Киммериец
знал, что это Лахи, королева и главная жрица Колдунов, считавших ее живым
воплощением их богини смерти. Громко ступая по каменным плитам пола, Конан
достиг центра залы и, скрестив на груди руки, остановился рядом с
возвышением.
Ведьма продолжала созерцать тлеющие уголья. Лишь через минуту она
перевела взгляд своих зеленых кошачьих глаз на Конана. Киммериец тут же
почувствовал силу этого взгляда. Лахи казалась дряхлой немощной старухой, но
за этой жалкой маской чувствовалось присутствие чего-то необычайно сильного.
- Тот-Амон приказал мне убить тебя на месте или сковать тебя самыми
тяжелыми цепями, заговорила ведьма. Голос ее был хриплым.
Конан и бровью не повел.
- Я хочу увидеть своего сына, - твердо сказал он.
- Тот-Амон сказал, что ты - самый опасный человек во веем мире, -
невозмутимо продолжила Лахи. - Я же считала самым опасным человеком его
самого. И потому его слова кажутся мне странными. Ты действительно так
опасен?
Я хочу увидеть своего сына, - повторил Кован. -Может быть, я ошибаюсь,
но я не чувствую опасности, - спокойно продолжала колдунья. - Ты силен, это
верно, ты силен и вынослив. Я нисколько не сомневаюсь в том, что ты
достаточно отважен. И все же ты - просто человек. Не понимаю, - почему
Тот-Амон так боится тебя?
- Он знает, что во мне его погибель, ответил Конан. - То же будет и с
тобой, если ты не отведешь меня к сыну.
Морщинистое лицо ведьмы застыло, глаза засверкали холодным изумрудным
светом. Конан продолжал смотреть ей в глаза. Взгляд Лахи исполнился еще
большего холода, но и тогда киммериец не отвел своих горящих глаз. Не
выдержав его взгляда, ведьма отвернулась.
Немыслимо высокие и худые мужчины в черных, плотно облегавших тело
одеяниях тут же появились за спиной Конана. Казалось, они явились по
беззвучному зову своей владычицы. Не поднимая глаз, с голосом, лишенным
былой силы, она приказала:
- Отведите его к сыну.
Принц Конн содержался в глубокой яме, напоминавшей пересохший колодец,
стены которой были выложены темным камнем. Конана спустили вниз на веревке,
после чего веревка тут же была извлечена из ямы.
Мальчик лежав у стены на куче сырого тряпья. Он тут же признал в
полуголом великане своего отца и, вскочив на ноги, бросился в его объятия.
Конан прижал мальчика к себе я стал сыпать проклятьями, желая хоть как-то
скрыть обуревавшие им нежные чувства. Наконец, он похлопал мальчика по плечу
и взял с него обещание, что тот ие станет впредь вести себя так глупо. Слова
его были грубы и звучали грозно, но по лицу его ручьем катились слезы.
Взяв сына за руку, Конан принялся осматривать его. Одежда Конна
превратилась в лохмотья, он побледнел и осунулся, было непонятно и то, что
он цел и невредим. Пережитое им могло свести с ума кого угодно, тем более
ребенка, но он, судя по всему, держался молодцом. Конан усмехнулся и
потрепал его по плечу.
- Отец, здесь не обошлось без Тот-Амона, - возбужденно прошептал Конн.
- Я знаю, - буркнул Конан.
- Прошлой ночью старая карга вызывала его дух, - так же истово
продолжал мальчик. - Они повесили дикаря за ноги и перерезали ему горло, так
что кровь его стекала в чашу с горящими угольями! Поднялся страшный дым, и
она превратила его в Тот-Амона!
- О чем же они говорили?
- Когда Тот-Амон услышал о том, что ты идешь по Пограничному
Королевству в одиночку, он стал просить, чтобы она убила тебя своими чарами!
Она спросила, зачем ей тебя убивать, и он ответил ей, что ты, мол, слишком
опасен. Они стали спорить, и спор у них вышел долгий.
Конан задумчиво почесал бороду.
- Ну а ты-то сам понимаешь, почему колдунья не стала убивать меня?
- Я думаю, она хочет оставить нас в живых и тем самым как-то подчинить
себе Тот-Амона, - ответил мальчик. - Все колдуны и маги мира связаны между
собой. Тот-Амон куда сильнее и важнее этой старой ведьмы, но пока ты
находишься в ее руках, он не сможет властвовать над нею.
- Как знать, может ты и прав, сынок, - поразился Конан. - А что это за
связь между магами, о которой ты говорил? Ради чего они объединились?
- Они объединились с тем, чтобы уничтожить королевства Запада, -
ответил Конн. - Тот-Амон - глава всех черных магов Юга, - Кема, Стигии,
Куша, Зимбабве и тропических стран. У магов этих существует что-то вроде
гильдии, которую сами они называют Черным Кольцом...
Конан неожиданно вздрогнул.
- Так-так, - и что же это за Черное Кольцо? Возбужденье мальчика
достигло предела.
- Тот-Амон властвует над Черным Кольцом, но этого ему мало. Он хочет,
чтобы Черное Кольцо слилось с Белой Рукой на севере и Алым Кругом где-то на
Дальнем Востоке!
Конан застонал. Он знал о Черном Кольце, этом древнем братстве
служителей зла. Он знал и о тех мерзостях, которые творили члены Кольца,
схоронившиеся до времени где-то в Стигии. Когда-то Тот-Амон был главой этого
ордена, затем место стигийца занял некто Тутотмес, которому удалось
свергнуть его. Тутотмеса уже не было в живых, и Тот-Амон, похоже, вновь
обрел прежнюю власть над магами. Молодым королевствам Запада это не сулило
ничего хорошего.
Они говорили до тех пор, пока Конн не рассказал отцу всего ведомого
ему. Едва закончив рассказ, мальчик заснул крепким сном, положив голову на
грудь отцу. Конан нежно обнял сына и задумался. Он смотрел во тьму, думая о
том, что же может принести им будущее.
8. ПОСВЯЩЕННЫЕ ЧЕРНОГО КОЛЬЦА
На круглом каменном возвышении, находившемся в самом центре залы,
стояло четыре трона черного дерева. Троны эти стояли полукругом возле
огромной медной чаши с раскаленными угольями. В них сидели трое мужчин и
женщина.
За стенами замка ярилась буря. Небо то и дело озарялось вспышками
молний, походивших на огненные клинки. Дождь неистово хлестал по громаде
замка. Земля сотрясалась от оглушительных раскатов грома.
В зале же гром скорее походил на шорох. Своды ее были объяты
непроницаемой тьмой, с которой, казалось, не могла совладать никакая стихия.
Люди сидели совершенно безмолвно, однако чувствовалось, что тишина эта
исполнена крайнего напряженья, что росло с каждой минутой. То и дело они
искоса поглядывали друг на друга.
Из гулкой тьмы появились одетые в черное служители Белой Руки, что шли
парами. Они вели с собой Конана. Смуглое его лицо казалось спокойным,
отблески пламени играли на его обнаженной груди. Рядом с ним, высоко подняв
голову, шел его сын. Колдуны подвели их к возвышению.
Конан поднял глаза и встретился взглядом с человеком могучего
телосложения, одетым в темно-зеленую мантию. Голова этого человека была
обрита наголо.
- Вот мы и свиделись, пес киммерийский, - процедил сквозь зубы
Тот-Амон. Он говорил по-аквилонски с едва заметным акцентом.
Конан что-то проворчал и сплюнул. Отвечать стигийцу он не собирался,
считая, что так он может разве что унизить себя, и потому он принялся
рассматривать людей, сидевших на тронах. Гиперборейская колдунья была ему
знакома, двух других он видел впервые. Первый был крошечным женоподобным
человечком с кожей янтарного цвета и холодными бездушными глазами змеи. Его
немыслимое одеянье поблескивало драгоценными каменьями, на коротких толстых
пальчиках мерцали золотые перстни.
- Это божественный Пра-Юн, Владыка Алого Круга, бог и вершитель судеб
Ангкора, восточной столицы мира, - торжественно возгласил Тот-Амон. Конан не
сказал в ответ ни слова, маленький же пузатый камбуджиец вежливо заулыбался.
- Великий король Аквилонии и я - старые друзья, хотя он меня и не
знает. Некогда он сослужил мне такую службу, что я благодарен ему и по сей
день, - произнес коротышка писклявым голосом.
- Как-то мне не доводилось об этом слышать, - насторожился Тот-Амон.
Пра-Юн широко улыбнулся.
- Ну как же! Некогда он смог уничтожить знаменитого Ян-Шаня, -
вероятно, сам он помнит об этом? Так вот, - этот самый Ян-Шань был самым
могущественным из всех магов Кхитая. Он был моим соперником и превосходил
меня в силе, и потому был владыкой Алого Круга. Не убей его этот отважный
аквилонский царь, и я не стал бы верховным магом нашего ордена!
Пра-Юн вновь широко улыбнулся, однако Конан заметил, что глаза его при
этом остаются холодными, - недвижными и ледяными словно у гадюки.
Рядом с крошечным восточным божком сидела одетая в белую мантию Лахи,
за Лахи - огромный черный дикарь. Его натертое маслом тело поблескивало, на
кудрявой голове покачивались страусиные перья. Он был одет в шкуру леопарда,
на запястьях и предплечьях поблескивали массивные золотые браслеты. Огромный
мускулистый дикарь сидел совершенно недвижно. Живые его глаза горели адским
пламенем.
- А это великий боккор или шаман Ненаунир, пророк и верховный жрец
Дамбаллы, - так жители далекой Зимбабве величают Отца Сета, - представил
дикаря Тот-Амон. - Одно слово Ненаунира и три миллиона черных воинов сметут
все и вся.
Конан продолжал хранить молчание. Черный великан проревел:
- Стигиец, он не кажется мне опасным. Почему ты его так боишься?
Тень легла на лицо Тот-Амона. Не успел он вымолвить и слова, как Лахи
рассмеялась хриплым смехом.
- Я присоединяюсь к Владыке Зимбабве! - проскрипела она. - А теперь мне
хотелось бы немного развлечь моих гостей. Камоинен! - Ведьма хлопнула в
ладоши.
Круг Колдунов расступился и к возвышению подошел один из них. На
бледном его лице поблескивали водянистые голубоватые глаза. В руках Колдун
держал тонкую черную палочку больше локтя длиной. На каждом ее конце было по
небольшому размером с куриное яйцо - металлическому шару.
Он поклонился своей королеве.
- Приказывай же, Богиня, - бесстрастно произнес он. Бледная морщинистая
маска озарилась изумрудным блеском кошачьих глаз. Ведьма смотрела на Конана.
Пусть киммериец опустится перед нами на колени, - сказала она. - Тогда
мои братья поймут, что бояться его нечего!
Человек в черном низко поклонился Лахи и тут же метнулся к Конану,
взмахнув своей палочкой. Бдительный киммериец отпрыгнул назад, ибо не
понимал того, что же держит в руках Колдун. Магический жезл просвистел мимо
его лица, коснувшись седых прядей.
Противники принялись кружить по зале. Конан то сжимал, то разжимал свои
огромные кулачищи. Ему хотелось броситься на тощего гиперборейца и
повергнуть его одним смертельным ударом, но он удерживал себя, понимая, что
тонкая палочка, поблескивающая в руке противника, таит в себе какую-то
неведомую ему опасность.
Юный Конн так и стоял в окружении Колдунов. Внезапно он поднял руку и
прокричал что-то по-киммерийски. Язык этот, резкий и гортанный, ни на что не
походил, - кроме отца здесь его никто не знал.
Конан сузил глаза. Мальчик сказал ему, что Колдуны бьют своими жезлами
по болевым точкам. Словно тигр Конан ринулся на своего противника и занес
правую руку для удара. Колдун взмахнул своей палочкой, метя киммерийцу в
локоть.
Конан подставил под удар левую руку, которую тут же пронзила страшная
боль, правою же рукой он изо всех сил ударил Колдуна в лицо.
Не успело тело Колдуна рухнуть наземь, как Конан подхватил его и
швырнул в центр залы.
Тело угодило прямо в чашу, до краев наполненную раскаленными угольями.
Четверку изумленных магов окатил огненный ливень.
Белые одеянья Лахи вспыхнули, и она пронзительно завизжала. Тот-Амон,
прикрывая лицо руками, отшатнулся назад. Маленький камбуджиец споткнулся о
ножку трона и рухнул прямо в огненное месиво.
Зала наполнилась шумом. Стражи в черных одеждах задвигались, но было
уже поздно. Конан метался между ними, сшибая их словно кегли. Страшные удары
его огромных кулаков крушили черепа и дробили кости врагов.
Юный Конн тоже не стоял на месте. Отец не зря учил его искусству
рукопашного боя. Стоило отцу сойтись с первым противником, как Конн ударил
стоявшего рядом с ним Колдуна под коленную чашечку. Колдун охнул и упал на
пол. Конн ударил его по голове деревянным табуретом и тут же набросился на
другого гиперборейца. Не прошло и десяти секунд, как он сразил этим странным
оружием четверых врагов.
На каменном возвышении бился в агонии царь Ангкора. Грозно заревев,
огромный черный шаман поднял над головой трон и швырнул его в Конана.
Конан прыгнул на пол, и тяжелый трон, просвистев у него над головой,
сокрушил добрую дюжину его противников. Не мешкая ни минуты, киммериец
взбежал на возвышение и схватил Тот-Амона за горло.
И тут ему помешала старая ведьма. Обезумев от боли, она металась по
каменному кругу, полыхая словно факел. Конан отшатнулся от нее, и в тот же
миг Тот-Амон прибег к последнему своему средству.
Зала озарилась ослепительной вспышкой изумрудного света. Конан схватил
в руки трон Лахи, но было уже поздно, - Тот-Амон бесследно исчез.
Конан посмотрел в залу. Повсюду царили сумятица и хаос. Разбросанная по
полу солома местами горела. Пол был усеян изуродованными трупами
гиперборейцев. Он увидел своего сына, бешено вращавшего над головой тяжелый
табурет. Полдюжины Колдунов уже лежали на полу, однако круг гиперборейцев,
размахивавших своими страшными жезлами, становился все теснее. С десяток
Колдунов взбежало по ступеням каменного круга; лица их были исполнены
решимости.
9. КРОВЬ И ПЛАМЯ
Конан оторвал от земли тяжелую медную чашу, обжигавшую ему пальцы, и
метнул ее в Колдунов. Чаша смела их с круга. В тот же миг зала вновь
наполнилась изумрудным огнем. Конан обернулся и увидел, что исчез и черный
шаман. Похоже, это колдовство позволяло магам легко преодолевать любые
расстояния. Сюда они прибыли тем же способом, - в этом можно было не
сомневаться.
- Киммериец!
Голос этот заставил Конана вздрогнуть. Он обернулся.
Камбуджиец являл собою нечто жалкое. Его усыпанная каменьями мантия
обратилась в перепачканную сажей тряпку. Инкрустированная самоцветами корона
свалилась с его головы, открыв бритый череп. Лицо было покрыто ссадинами и
волдырями. Однако глаза его смотрели на Конана пристальнее, чем прежде,
взгляд Пра-Юна исполнился страшной силы.
Маг протянул к Конану свою дрожащую руку и из пальцев его внезапно
выплеснулись снопы пламени.
Киммериец охнул. Тело больше не подчинялось ему, - казалось, что его
погрузили в ледяную воду. Холод сковал его члены.
Скрипя зубами, он попытался силою перебороть внезапную напасть. Лицо
его потемнело от напряжения, глаза едва не вышли из орбит. Но все его
попытки были тщетными, - тело его обратилось в ледяную глыбу, неподвластную
человеческим воле и силе.
Лежащий средь угольев камбуджиец заулыбался. Нечестивый огонь вспыхнул
в его холодных змеиных глазах.
Не опуская руки, маг стал бормотать слова заклинания.
Сердце Конана пронзила боль. Над ним стала сходиться тьма".
И тут невесть откуда взявшаяся стрела угодила прямо в висок Пра-Юну.
Холодные черные глаза погасли.
Тело мага забилось в конвульсиях и, наконец, замерло. Чары распались, -
Конан вновь был свободен.
Его окатила волна тепла и силы, - тело его вновь вернулось к жизни.
Он поднял глаза и посмотрел в залу. Старый Эрик стоял у стены, в руках
он держал тяжелый арбалет. Никогда еще он не стрелял так метко. В залу
вбежала дюжина одетых в броню рыцарей и добрая сотня гвардейцев Танасула.
Просперо поспел вовремя.
Близился восход. Конан набросил на плечи сына теплую шерстяную накидку.
Руки, обожженные медным котлом, ныли, однако, переборов боль, он посадил
сына на коня. Долгая страшная ночь, исполненная крови и пламени, подходила к
концу, и конец этот был счастливым. Воины Просперо разгромили вражье
воинство, убив всех Колдунов до единого. Культ смерти был развенчан,
страшной Белой Руки, властвовавшей над Севером, больше не существовало.
Конан обернулся. Из узких оконец Похиолы вырывались язычки пламени.
Крыша замка уже обрушилась. Под обломками каменных сводов лежали тела
Пра-Юна и Лахи. Разве он не предупреждал Лахи о том, что он, Конан, может
стать причиной ее гибели?
Вернувшись в Танасул, верный Просперо за пару часов поднял воинство и,
не мешкая ни минуты, повел его по тропам Гандерланда и Пограничного
Королевства. Они передвигались так быстро, что, казалось, за ними гонится
сотня демонов.
Войско не останавливалось ни днем, ни ночью, все понимали, что малейшее
промедление может обернуться для их короля гибелью. И они поспели вовремя.
На стенах замка не было ни души, - все Колдуны были собраны в зале, где
происходила встреча величайших магов мира.
Решетка была поднята, а обитые железом створки ворот распахнулись от
легкого прикосновения. Слуги Белой Руки слишком презирали людей для того,
чтобы запирать врата своего замка. Им была ведома лишь одна реальная сила, и
принадлежала она их владычице, великой волшебнице Лахи.
Земля сотряслась от грома; пламя взмыло до небес. Рухнули последние
своды страшного замка. Похиолы больше не существовало; зло, заключенное в
ней, отошло в мир сказаний и легенд.
Донельзя усталый, но счастливый Просперо подошел к Конану, стоявшему
рядом с жеребцом, на спине у которого спал его сын. В глазах Конана
поблескивали озорные искорки.
- Ты не забыл и о Черном Вотане! - улыбаясь сказал киммериец и потрепал
жеребца по холке. Конь шумно задышал.
- Я полагаю, господин, настало время возвращаться домой? - спросил
Просперо.
- Разумеется! Скорее домой, в Гарантию! Охотою я сыт по горло! То ты
кого-то ловишь, то тебя ловят! Черт бы побрал эти гиперборейские туманы! У
меня от этой сырости в горле першит. - Конан внезапно замолчал и принялся
копаться в подсумках.
- Что случилось, мой повелитель?
- Слушай, Просперо, а у тебя случаем не осталось того красного
пуантенского вина? Если память мне не изменяет, тогда мы не все выпили...
Конан вновь замолчал и удивленно уставился на своего генерала. Тот
хохотал так, что по щекам его текли слезы.
ЧЕРНЫЙ СФИНКС НЕПТХУ
1. ПОЛЕ ЧЕРЕПОВ
Над истерзанной, залитой кровью землей Зингары эбеновым покровом
нависла ночь. Бледный, скалящийся лик луны смотрел сквозь рваные облака,
несущиеся по небу, на объятую смертью землю. Раввина, полого спускавшаяся к
устью мелководной Алеманы, была усеяна трупами людей и коней. Здесь лежали
сотни и сотни рыцарей и иоменов, - лица одних были погружены в лужи
застывшей крови, другие - те, что лежали на спине, - бесстрастно взирали
своими окостеневшими глазами на хищно щерящийся месяц. С радостным
омерзительным повизгиванием гиены справляли свой пир, - отовсюду слышался
хруст костей и чавканье. В этом неприютном северовосточном уделе Зингары
людей всегда было мало; долгие века войн с пуантенцами, жившими по другую
сторону реки, сделали эти места почти необитаемыми. Люди здесь встречались
едва ли не реже, чем волки и леопарды. В народе поговаривали, что с недавних
пор здесь поселились и упыри, обитавшие прежде на холмах в центральной части
Зингары. Сегодня праздник справляли и они.
Зингарцы называли это мрачное место Полем Черепов. Никогда прежде край
этот не оправдывал так своего названья, никогда прежде земли его не пили
столько человеческой крови, никогда прежде подобное воинство не полегало на
ратном поле.
Здесь захлебнулись в крови тщеславные мечтанья Панто, герцога
Гварралидского, исполнившегося решимости занять пустующий королевский трон.
На эту
карту Панто поставил все. Вместе со своей бандой он завладел западными
провинциями Аргоса и стал их владыкой. В битве с ним погибли и старый король
Аргоса Мило, и его старший сын, который должен был взойти на королевский
престол вслед за отцам.
Разгромив аргоссцев, герцог Панто неожиданно перешел Алиману и напал на
солнечный Пуантен. Считалось, что так он хотел укрепить свой тыл перед
атакой на зингарскую столицу Кордаву. Впрочем, об этом можно было лишь
гадать, ибо аквилонский меч навсегда лишил герцога дара речи.
В тавернах поговаривали о том, что в герцога вселился демон, - некий
колдун, завладев душою Панто, сделал его своим послушным орудием. Впрочем,
предприятие это заранее было обречено на провал, - все понимали, что
леопардам Пуантена никогда не удастся совладать с аквилонским львом. Король
Конан, правивший самым могущественным королевством Запада, повел свои
железные легионы на борьбу с вероломным Панто, угрожавшим его южным
границам.
Первое сражение состоялось на зеленых лугах Пуантена. Неистовая атака
зингарцев была остановлена хладнокровными воинами из Гандерланда, боссонские
же лучники заставили рыцарей Панто повернуть назад. Не успел Панто начать
вторую атаку, как Конан поднял свою кавалерию. Возглавили ее гвардейцы
аквилонского короля - Черные Драконы. Во главе воинства скакал сам Конан,
ратная слава которого защищала его лучше всякой кольчуги.
Зингарцы пустились в бегство, - они отходили в Зингару по Пуантенским
Топям. Разгневанный Конан направил свое воинство по другой дороге. На Поле
Черепов, что лежало к югу от Алиманы, армии снова сошлись. Конан наголову
разгромил противника, - в живых осталось всего несколько зингарцев. Мечтанья
Панто утонули в море крови.
На холме, возвышавшемся над усыпанным трупами полем, стоял огромный
шатер. Над ним развевалось черное знамя с золотым львом - знамя короля
Конана. У подножья холма стояли шатры рыцарей, в одном из которых
расположился пуантенский дворянин. Старый граф Тросеро Пуантенский пытался
умерить боль вином, в то время как врачи перебинтовывали его раны.
Солдатские палатки стояли на поле. Утомленные воины грелись у костров;
многие уже спали. Кое-где солдаты разыгрывали в кости свои боевые трофеи -
позолоченные щиты, островерхие шлемы и мечи с богато убранными рукоятями. На
рассвете они должны были направиться в глубь Зингары с тем, чтобы положить
конец раздиравшим ее распрям и возвести на пустующий престол своего
наместника.
Перед королевским шатром с мечами наголо стояли Черные Драконы,
охранявшие покой своего повелителя. Однако Конану в эту ночь спать не
пришлось. В шатре были зажжены все фонари. Вкруг складного походного стола,
инкрустированного слоновой костью из далекой Вендии, сидели походные
командиры. На столе были разложены карты. Король готовил своих офицеров к
походу.
Ратного опыта ему было не занимать, - вот уже пятьдесят лет минуло с
той поры, как он впервые вышел на поле брани. Время посеребрило его некогда
черные волосы; изуродованное шрамами лицо было изрезано глубокими морщинами.
Годы скитаний в дальних странах не прошли для него бесследно, однако былой
силы он еще не утратил, да и синие глаза его горели все так же ярко.
Не отрывая взгляда от карты, Конан приказал принести вина. На
полученные в бою раны он не обращал никакого внимания, хотя другого они
надолго вывели бы из строя. Пока Конан беседовал с офицерами, оруженосцы
подносили ему блюдо за блюдом, а врач осторожно промывал и перебинтовывал
его раны.
- Этот рубец придется зашивать, мой господин, - тихо сказал хирург.
- Валяй! Если буду ругаться, не обращай на меня внимания. Палантид,
скажи-ка, каким путем лучше всего идти в Стигию?
- Этим, мой господин, - ответил генерал, ткнув пальцем в карту.
- Эге... Я здесь уже бывал. Этой самой дорогой я ушел от колдуна
Ксалтотуна...
Конан надолго замолчал. Подперев кулаком голову, он предался
воспоминаниям. С той поры, как он сразился со страшным колдуном из Ахерона,
прошло уже пятнадцать лет. И тут Конана посетила странная мысль. Герцог
Панто считался коварным и умелым воином, однако в последнее время он вел
себя как безумец. Лишь последний глупец или человек, окончательно сошедший с
ума, мог напасть на одну из самых верных и сильных провинций Конана. Конан,
сошедшийся с Панто в бою и страшным ударом раскроивший ему череп, не назвал
бы его ни глупцом, ни сумасшедшим.
Ему вдруг подумалось, что за Панто кто-то стоит, чья-то незримая рука
управляет действиями зингарца. Киммериец чувствовал, что дела обстоят не так
просто, как ему представлялось вначале. Похоже, и здесь не обошлось без
колдовства.
2. ВЕСТНИК СУДЬБЫ
Капитаном Королевской гвардии в эту ночь был уроженец Кофа Амрик; в
златостенную Тарантию его привели легенды о силе и отваге короля Конана.
Черные Драконы величали Амрика "Быком", ибо он был силен, отважен и неистов
в бою. Амрик был широк в плечах и говорил басом. Как и большинство
обитателей Кофа он был смугл. Вьющаяся черная борода говорила о том, что в
нем была частичка шемской крови.
К королевскому шатру поднимался маленький человечек в грязных белых
одеждах. Его смог узнать только Амрик.
- Клянусь пламенем Молоха! - воскликнул капитан. - Если это не друид из
страны пиктов, можете считать меня евнухом! - Переложив меч в левую руку,
Амрик поднял правую руку в предупредительном жесте.
Человечек засмеялся, продолжая идти вперед как ни
в чем не бывало. Его слегка пошатывало. Амрик решил, что друид пьян.
- Твой грех раскрыт, Амрик из Хоршемита! - внезапно услышал он.
Амрик грязно выругался, помянув имена всех восточных божков. Он заметно
побледнел, на лбу выступили капельки пота. Гвардейцы изумленно посмотрели на
него, ибо знали о его мужестве и честности, и перевели глаза на странного
незнакомца.
Этот пожилой человечек выглядел совершенно безобидно. Он был почти лыс;
с бледного дряблого лица на них взирали водянистые голубые глаза. Ноги его
были тонкими, как у птицы. Откуда здесь мог появиться этот человечек, было
совершенно непонятно, - на воина он явно не походил.
- Бык, да он знает тебя! - проревел светловолосый Ванр. - Дедуля, о
каких это грехах ты говоришь, - у него что, - ребенок где-то на стороне,
или, может быть, он задолжал в питейной лавке столько, что и герцогу за него
не расплатиться?
Стражники захохотали, но Амрик тут же прикрикнул на них:
- Попридержите свои языки, выродки! Повернувшись к человечку, что с
ангельской улыбкой стоял, опершись на посох, капитан поклонился ему и снял с
головы свой шлем.
- Чем я могу быть вам полезен, Святой Отец? - неожиданно вежливо
обратился он к старичку, хотя на языке у него были совсем другие слова.
Амрик не забыл урока, полученного им в те времена, когда он служил на
Боссонских Топях. Там он не единожды убеждался в том, что тщедушные людишки
в белых одеяниях, таких же как у этого старичка, обладают чудовищной силой.
На головах эти люди косили золотые обручи, свидетельствовавшие об их сане, в
руках же их всегда был дубовый посох. Эта были друиды, жрецы лигурийцев.
Светлокожие лигурийцы жили небольшими кланами в стране пиктов вместе с ее
коренными жителями, что были ниже их ростом и смуглее. Лигурийцы и сами были
варварами, пикты же рядом с ними казались настоящими дикарями. Дикари эти не
боялись ни бога, ни черта, одна ко к друидам относились крайне уважительно.
- Я должен переговорить с вашим королем, прежде чем он ляжет спать, -
ответил друид и тут же добавил: - Я - Дивиатрикс, верховный друид страны
пиктов. Передай своему королю, что я пришел к нему из Великой Рощи и принес
с собой послание. Владыки Света повелели мне принять участие в судьбе их
слуги Конана.
Бык Амрик поежился, помянул про себя имя Митры и покорно отправился в
шатер.
Конан отправил офицеров по шатрам, приказал принести горячего вина и
сел за стол. Раны его ныли, но это не мешало ему слушать маленького
посланника страны пиктов.
Король Аквилонии не придавал особого значения монахам и жрецам, какому
бы богу они ни служили Его собственный киммерийский бог Кром не обращал на
людей никакого внимания; его не заботили ни горести их, ни их страдания.
Кром был одним из Древних Богов; однажды он играючи слепил из комка глины
Землю и заставил ее кружиться среди звезд. Дальнейшая судьба Земли его
нисколько не волновала, возможно, он даже и забыл о ней. Но Конану, так же
как и Амрику, приходилось сталкиваться с пиктами, и его не могла не потрясти
их поразительная отвага Натиск пиктов не могли сдержать даже могучие воители
Севера. Союзники пиктов лигурийцы в бою мало чем отличались от этих свирепых
дикарей.
За свою богатую приключениями жизнь Конан успел навидаться всякого, -
монахов и жрецов разного рода он тоже насмотрелся. Лигурийские волшебники
друиды всегда казались ему чем-то особым, - казалось, никто не приближался
так близко к слепящему свету истины, как эти спокойные улыбчивые люди в
белых одеяниях, которым дубовый венец заменял корону.
Разговор вышел долгим, не одну чашу вина вы пили Конан и Дивиатрикс.
Конан слышал это имя и раньше, ибо среди друидов Дивиатрикс был первейшим из
первых. Не единожды боги говорили с людьми устами этого человека, известного
своим пристрастием к хмельным напиткам. О, это был великий друид, - даже сам
Деканаватха Кровавый Топор, предводитель воинства пиктов, что не склонялся
ни пред кем и ни пред чем, целовал землю, обагренную кровью тысяч врагов,
когда Дивиатрикс прошел мимо его жилища.
Верховный друид пришел из Великой Нуадвиддонской Рощи, повинуясь
приказу Владыки Бездны Нуаденса Аргатлама Серебряной Руки. Дивиатрикс принес
мрачному гиганту послание Повелителей Творения, некогда вынудивших Конана
покинуть родную Киммерию и отправивших его на борьбу со злом в западной
части мира. Помимо прочего, в послании этом говорилось и о некой пластинке,
выточенной из неведомого камня, что был тяжел как жадеит, но цветом походил
на пурпурные башни древней Валузии. Конан понял, что это за камень, хотя
даже составители "Книги Скелоса" не посмели сказать о нем ни слова.
Захмелевший Белый Друид говорил с Конаном целый час. Начинало светать,
У шатра появились наследница зингарского трона дочь покойного короля
Фердруго Хабела вместе со своим супругом, что хотели просить Конана о помощи
в изгнании самозванцев и восстановлении в Зингаре законной власти. Принцесса
Хабела, ее супруг Оливеро и их пышная свита стояли у шатра до самого
рассвета. Конан слушал рассказ хмельного человечка, одетого в лохмотья.
Солнце еще не взошло, когда запели трубы. Шатры тут же были свернуты, и
уже через полчаса аквилонские рыцари были готовы к походу.
Разговор с принцессой занял у Конана десять минут. С той поры, как он
видел Хабелу, прошло уже лет двадцать. Тогда она была совсем юной, Конан же
в ту пору служил капитаном зингарского капера. Он смог спасти от
посягательств коварного стигийского мага Тот-Амона трон Зингары, которой до
самой своей смерти правил старый король Фердруго.
За эти годы Хабела заметно располнела. Она все еще была
привлекательной, но уже начинала походить на матрону. Седовласый король
Аквилонии поцеловал ее в щеку и справился о здоровье одиннадцати детей, но
тут же прервал ее и подозвал к себе ее супруга. Приказав Оливеро встать на
колени, Конан возложил на его плечи свой тяжелый меч и взял с него клятву в
верности и послушании. После этого Конан во всеуслышание объявил Оливеро и
Хабелу законными королем и королевой Зингары, сюзереном же их, естественно,
становился правитель Аквилонии. Он тут же направил их в Кордаву, приказав
небольшому отряду рыцарей следовать за ними в качестве охраны.
Конан потряс головой, пытаясь избавиться от сонливости, и взобрался на
своего вороного жеребца. Над воинством, в котором было шесть тысяч воинов,
считая всадников и пеших, взвился черный стяг с золотым львом. Войско
направилось на юго-восток, к границе Аргоса. Конан шел войной на Стигию.
3. ПОХОД К СТИКСУ
Каждый переход длился не менее десяти часов. Армия могучих аквилонских
иоменов двигалась так стремительно, что достигла пределов Аргоса прежде, чем
до него долетела весть о том, что армия герцога Панто разбита наголову.
Конан отправил послание второму сыну короля Мило юному Ариостро, который
находился где-то на юге страны, собирая новое воинство. Конан извещал юного
принца о том, что Зингара более не угрожает его стране и восшествию Ариостро
на престол теперь не помешает ничто. В то же самое время король Конан
испрашивал милостивого разрешения Ариостро на переход подвластных ему земель
аквилонской армией, направляющейся в Стигию.
Король направил гонцов к своим вассалам Людовику Офирскому и Балардусу
Кофанскому. Он просил их передать в его распоряжение армии числом не меньше
двух тысяч человек, считая конников и пеших. Армии должны были встретиться
на берегу Стикса у Бубастейского Брода.
Войско аквилонцев продвигалось все дальше и дальше на юго-восток.
Вместе со всеми в скрипучей повозке, запряженной мулами, ехал и маленький
друид. Главного своего глашатая герольдмейстера Черного Виверна Конан
отослал в свою столицу Тарантию. Ни Просперо, ни Тросеро не понимали того,
что же замыслил король, спрашивать же его об этом они не осмеливались, ибо
прекрасно знали характер Конана.
Конан пронесся по Шему словно ураган. Страну зеленых пажитей войско
прошло за неполных пятнадцать дней. Время от времени на их пути попадались
города, обитатели которых тут же запирали все ворота и выходили на
крепостные стены с оружием в руках.
Конану приходилось посылать вперед Тросеро, командовавшего отрядом
герольдов, - старый граф был велеречив и хитер и потому легко справлялся со
своей непростой задачей. Каждому князю он сообщал о том, что войско
аквилонцев не собирается воевать с жителями Шема, одновременно он испрашивал
княжеского соизволения пройти по его землям и тут же предлагал им деньги.
Серебра он не жалел, и потому князьки тут же великодушно соглашались с ним и
даже благословляли Конана.
Разумеется, войску аквилонцев ничего не стоило смести эти города с лица
земли, но Конан предпочитал не затевать лишних свар и старался решать все
вопросы миром. Мародеров он жестоко наказывал, - стоило кому-то из солдат
утащить в кусты темноглазую уроженку Шема или разжиться где-то свежим мясом,
как его брали под арест, с тем, чтобы повесить на виду у всех. В молодости
Конан и сам был повинен в подобных грехах, но сейчас иного выхода у него
попросту не было, - закон есть закон. Кован вел свое воинство на Стигию и
потому старался сохранять тылы безопасными. Обычно города-государства Шема
соседей своих не тревожили, ибо были заняты внутренними распрями и
теологическими спорами. Объединиться они могли лишь пред лицом иноземного
вторжения. Конану приходилось воевать с жителями Шема, - как за них, так и
против них. Крючконосые чернобородые ашуры не уступали воинам других стран
ни в силе, ни в доблести.
В полдень побелевшее от дорожной пыли войско Конана вышло на берег
Стикса. Лагерь был разбит в ивовой рощице неподалеку от Бубастейской
Переправы. Здесь воины провели полтора дня. За это время они успели
отдохнуть и привести в порядок себя и свое оружие. В середине второго дня на
берегу появились легионы, прибывшие из Кофа и Офира.
Утром в лагере появился и принц Конн, старший сын короля. С собою он
привел табун лошадей. Мальчику было всего тринадцать, но он уже ничем не
отличался от своего отца, почти не уступая ему ни ростом, ни силой.
Принц проехал земли Шема за десять дней, но, казалось, что он вернулся
с утренней прогулки. Синие глаза его радостно поблескивали, на щеках играл
румянец. Стоило принцу появиться в лагере, как поляна огласилась радостными
криками. Воины любили его не меньше, чем короля, и отправились бы за ним
хоть в ад.
Конн остановил коня перед королевским шатром и, спешившись, направился
к своему отцу. Лицо Конана оставалось суровым, хотя сердце его ликовало. Он
сухо ответил на приветствие сына и пригласил его в шатер. Стоило им скрыться
от посторонних глаз, как Конан обнял сына так, что у того затрещали ребра.
- Как поживает твоя матушка? - спросил он.
- Все в порядке, - ответил Конн, улыбаясь. - Когда она услышала о том,
что я буду участвовать в сражении, она стала реветь как корова. Больше всего
она боится того, что я промочу ноги.
- Что ты хочешь, - мать есть мать, - проворчал Конан. - Ты бы знал мою
матушку... Но послушай меня, сын, - никогда не называй свою мать коровой!
Это нехорошо!
Мальчик согласно кивнул, и глаза его''засверкали вновь.
- Отец, мы что, - действительно переправимся через Стикс? И я
действительно буду сражаться рядом с тобой?
- Клянусь Кромом, как же ты еще глуп! Разве иначе я смогу научить тебя
воинскому искусству? Когда ты унаследуешь трон, тебе придется защищать его
от врагов внешних и внутренних. Гимнастический зал сам по себе не плох, но
будущему королю следует упражняться и на бранном поле. Но смотри, - ты
должен делать только то, что я прикажу тебе, - ни в коем случае не бросайся
на врага очертя голову, - слава богу, я тебя уже знаю! Ну да ладно, - скажи
мне лучше, как поживают твои брат и сестра?
Конн стал рассказывать отцу о своем младшем брате семилетнем Таурусе и
о маленькой сестричке Радогунде.
- Я рад это слышать! - сказал Конан, выслушав рассказ сына. - А жрецов
ты с собой привел?
- Да. Они привезли маленький ларец, разрисованный странными знаками;
что в нем - я не знаю... Конан кивнул.
- Можешь считать, что в нем спрятано наше тайное оружие. Ну а теперь
отправляйся спать. Мы должны оказаться в Стигии еще до рассвета.
4. ЗА РЕКОЙ СМЕРТИ
Темные воды Стикса разделяли земли Шема и Стигии. Кое-кто называл Стикс
Рекой Смерти, ибо считалось, что от его вод поднимаются ядовитые испарения,
а в глубинах его не может выжить ни одно живое существо. Последнее явно не
соответствовало действительности, - всю ночь со стороны реки слышались рев
крокодилов и тяжелое сопение бегемотов. На людей же река действительно
оказывала губительное воздействие, - тот, кто хотя бы единожды окунался в
воды реки Стикс, заболевал мучительной неизлечимой болезнью.
Никто не знал, откуда берет начало эта река. Она терялась где-то за
стигийскими пустынями, в джунглях Кешана и Пунта. Поговаривали, что на землю
она вытекает из самого Ада, дабы устрашать и губить людское племя.
Войско пришло в движение еще до рассвета. Первым на камни Бубастейской
Переправы ступил вороной жеребец Конана. На противоположном берегу виднелись
развалины древней крепости, некогда охранявшей брод. Восстанавливать ее
стигийцы и не думали, - границы Стигии теперь охранялись конными дозорами.
Справа и слева от крепости тянулись поля пшеницы. Справа виднелась и
крошечная деревушка, стоявшая на самом берегу. Сразу же за узкой полоской
пальм и возделанных земель начиналась пустыня, поросшая зарослями верблюжьей
колючки.
Бок о бок с Конаном ехали Тросеро, командовавший Черными Драконами, и
Паллантид, помощник главнокомандующего. Отъехав подальше от берега, Конан
развернул коня и стал наблюдать за тем, как проходит переправа. Аквилонцы
шли по броду двумя колоннами. Стоило легионам выйти на берег, как командиры
отдали воинам команду разуться. Приказ этот исходил от самого короля. Люди
недовольно ворчали, не видя в этой странной процедуре ни малейшего смысла,
однако Конан не обращал на это никакого внимания, - ему уже доводилось
бывать в этих местах, и он знал, что означало промочить здесь ноги.
Король отправил в разведку взвод всадников. Покусывая ус, граф Тросеро
подъехал к своему господину и обратился к нему с вопросом:
- Мой повелитель, может быть, вы поделитесь с нами своими мыслями?
Конан угрюмо кивнул.
- Хорошо, друг мой, я и так слишком долго держал вас в безвестности.
- Зачем мы приехали в эту чертову Стигию? - спросил Паллантид.
- В Стигии живет наш главный враг - колдун Тот-Амон.
Конн, сидевший неподалеку, тут же навострил уши.
- Тот-Амон? - изумленно воскликнул он. - Тот
самый Тот-Амон, по приказу которого в прошлом году меня похитила
похиольская ведьма?
- Разумеется. Есть только один Тот-Амон, - мрачно ответил Конан. -
Клянусь Кромом, - как хороша была бы земля, если бы на ней не было этого
мерзавца! Белый Друид поведал мне о планах стигийца.
- Вы говорите об этом тщедушном пьянчужке Дивиатриксе?
- Этот тщедушный пьянчужка - величайший белый маг нашего времени!
Тросеро испуганно замолк, вспомнив о том, как груб он был со старым
друидом.
Конан продолжил:
- Оракул Великой Рощи пиктов поведал мне о том, что действиями Панто
руководил стигийский колдун. Тот-Амон либо подкупил Панто, либо смог
завладеть его сознанием.
- Но зачем? - изумился Тросеро. Паллантид, съехав со склона, направился
к воинству, - пора было двигаться дальше.
- Он хотел, чтобы я покинул Тарантию, - ответил старому графу Конан. -
Стигиец знал, что я выступлю против зингарцев вместе с вами. Он надеялся на
то, что на игры с Панто у нас уйдет никак не меньше пары недель, в течение
которых о Тарантии мы и не вспомним...
- Тарантия! Неужели речь идет о королеве?
- Успокойся, дружище. Зенобии и ее детям ничто не угрожает. В Тарантии
хранится то, чего Тот-Амон страждет сильнее всего на свете. Он надеялся
завладеть этой вещицей в мое отсутствие. Для этой работы он нанял лучших
воров мира - Гильдию Ариньона.
Но Тот-Амон сильно просчитался. Он не предполагал, что я разобью армию
Панто так быстро, и не знал о том, что ко мне направлен Белый Друид,
посланец самого Нуадвиддона. Он забыл и о том, что весенний разлив сделает
перевалы Заморы недоступными, и ворам придется идти в Тарантию кружным
путем.
Тот-Амон считает, что я все еще нахожусь на севере и охочусь за Панто в
горах Пуантена. Он ни о чем не
подозревает, ибо не знает того, что мне ведомы его планы. Белый Друид
сделал все возможное, чтобы наш поход остался незамеченным стигийцем. Если
нам повезет, мы окажемся у стен его дворца прежде, чем он узнает о том, что
наше воинство пересекло границу Стигии.
- Что же это за вещица, которой он так страждет? - спросил Тросеро.
- Я знаю, граф! - воскликнул мальчик. - Это... Конна перебил внезапно
подъехавший генерал Паллантид:
- Король, все снаряжение уже здесь! Люди готовы к походу!
Конан кивнул.
- Генерал, отдавай приказ к выступлению! Веди армию на восток, - милях
в трех отсюда находится Бахр, там ты повернешь на юг и пройдешь вверх по
течению еще полмили. Я догоню вас.
Повернувшись спиной к Стиксу, Конан обратил свой взор к мглистым далям
пустынной Стигии.
- Вот уже второй раз он посягает на мой трон, - еле слышно пробормотал
он. - Ну что ж, - теперь мы сразимся на его земле. Быть может, здесь он
сможет поразить нас своими чарами, но теперь и они не страшны нам, - ведь
Боги Света на нашей стороне. Смерти я не боюсь, а против клинка моего,
думаю, будут бессильны и бесовские чары!
Затрубили рога. Спустившись к реке, всадники поскакали вслед за
удалявшейся армией.
5. ГОРОД МЕРТВЫХ
Казалось, что над Стигией довлеет какое-то страшное проклятие. Чем
дальше в глубь этой пустынной страны продвигались аквилонские воины, тем
тревожнее становилось у них на душе. В завываньях ветра им чудился чей-то
шепот; то и дело откуда-то из-под земли звучали тихие голоса, от которых
стыла кровь в жилах. Людей не оставляло ощущение, что за ними следят. Солнце
нещадно палило, словно желая изгнать непрошеных гостей. Никакой воды не
хватило бы для того, чтобы утолить мучившую воинов жажду.
Они подошли к деревушке, состоявшей из крошечных домишек, что были
сложены из необожженной глины. Смуглые ее обитатели при виде грозного
воинства тут же пустились в бегство. Бахр оказался мутной илистой речушкой,
на берегах которой лежало множество гигантских крокодилов, тяжело
плюхавшихся в воду при виде людей.
Войско повернуло на юг и пошло в глубь стигийских земель, стараясь не
терять речку из виду. То и дело людям приходилось продираться через густые
заросли колючего кустарника. Воины сжимали в руках амулеты, ежеминутно
поминая богов и читая мантры. Они направлялись к сердцу этой зловещей,
объятой потусторонним мраком земли.
Принц Конн взглянул на солнце и, пришпорив коня, догнал своего отца.
- Отец, мы ведь идем прямо на юг! Конан пробурчал что-то невнятное.
- Но, - не унимался мальчик, - я всегда считал, что Тот-Амон живет в
Оазисе Хаджар, который находится куда западнее!
Конан пожал плечами.
- Я рад тому, что тебя научили читать карты. Дело в том, что Тот-Амон
покинул это страшное грязное место. Он избрал своей новой обителью Нептху.
- Нептху?
- Это древний полуразрушенный город на самом юге страны. Мы скоро
подъедем к нему. Несколько лет тому назад Тот-Амон смог завладеть всей этой
страной. Тогда же он стал верховным магом Черного Кольца, всемирного
братства черных магов, тайный центр которого находится именно в этом городе.
Он переехал сюда из Хаджара с тем, чтобы постоянно держать это нечестивое
братство под своим контролем.
Однажды он уже терял свою власть. Его соперники, такие же колдуны, как
и он сам, продали его в рабство. Именно тогда он и появился в Аквилонии-.
- Так это он насылал на тебя демона, который не растерзал тебя лишь
потому, что на твоем плече был знак феникса?
- Кто же еще? Так уж случилось, что Тот-Амон вновь обрел свое кольцо
власти и вернулся в Хаджар. В это время Братством Черного Кольца командовал
его соперник - маг Тутотмес, избравший своей резиденцией Кеми. Сила
Тутотмеса была заключена в талисмане, называемом Сердцем Ахримана.
На какое-то время Черное Кольцо распалось надвое - одни приняли сторону
Тутотмеса, другие - Тот-Амона. Но не успели маги сразиться между собой, как
на Тутотмеса напал отряд колдунов из Кхитая. Они убили его и, завладев его
талисманом, стали охотиться за мной. Но смерть ждала и их. Сердце Ахримана
попало ко мне и я вернул его в Тарантию.
Теперь, как я уже сказал, Тот-Амон единолично правит Черным Кольцом,
пытаясь вовлечь в него всех черных магов мира. Оракул поведал мне о том, что
сейчас он находится в Нептху.
Конан закончил свой рассказ и задумчиво покачал головой. Внимательно
слушавший его граф Тросеро спросил:
- Как охраняется этот город? Конан пожал плечами.
- Об этом может знать только Митра. Я слышал о том, что этот давно
покинутый жителями город превратился в руины. Быть может, маги отстроили его
заново и залатали прорехи в его стенах. Но для нас, я думаю, это не имеет
особого значения, - под моим началом десять тысяч воинов, - мы сможем взять
город штурмом.
- Всяк может быть, - неожиданно раздался тонкий голосок друида,
ехавшего вслед за ними на своей повозке.
Тросеро повернулся в седле и увидел, что друид снова пьян. Заставив
себя улыбнуться, граф пробормотал:
- Ох и не нравится мне эта земля! В ответ Конан не сказал ни слова;
дальше они ехали молча.
Солнце уже клонилось к западу, когда разведчики вернулись в лагерь.
Город Нептху был мертв.
Армия двинулась дальше, и вскоре воины увидели пред собой развалины
древнего города. От огромной стены, некогда окружавшей город, осталось лишь
несколько надвратных арок, покрытых резными изображениями щерящихся чудовищ.
Город был совершенно мертв, лишь несколько пташек летало над
развалинами. Крыши домов были провалены, стены превратились в груды камня.
Нигде не было видно ни огней, ни дыма очагов.
Жеребец Конана задел копытом круглый белый камень, что лежал на дороге.
Неожиданно легко камень откатился в сторону, обратившись к людям провалами
пустых глазниц. Это был человеческий череп, лежавший здесь с незапамятных
времен. Все здесь было мертво. Единственными жителями этого города были
скорпионы и песчаные гадюки.
- Что будем делать? - пробормотал граф.
- Разбиваем здесь лагерь. Воду можно брать в Бах-ре, - распорядился
Конан. - О дальнейшем пока думать не стоит.
Скалящийся череп наблюдал за людьми. Казалось, что он усмехается.
6. КАМЕННОЕ ЧУДОВИЩЕ
Они разбили лагерь за стенами разрушенного города. Конан прекрасно
понимал, что на засыпанных песком и булыжником улицах древней стигийской
столицы воины будут чувствовать себя не в своей тарелке. Древние руины -
особое место, - они населены незримыми тварями и силами, что терпеливо ждут
своего часа и околдовывают каждого, кто только посмеет приблизиться к
пепелищу, некогда кипевшему жизнью. Стигия и так кишела всевозможной
нечистью, это же место даже для нее было особым.
Пока солдаты ломали камыш на берегу Бахра, разведчики объехали
окрестные земли. Вернувшись, они доложили своим командирам о том, что места
эти совершенно пустынны и необитаемы, - здесь не было ни дорог, ни
поселений, единственным примечательным предметом на много миль вокруг была
гигантская фигура каменного идола. Солнце уже клонилось к западу, когда
Конан повел свой отряд к истукану. Стоило всадникам подъехать к каменному
чудищу, как огромный вороной жеребец короля громко заржал и испуганно
завращал глазами.
- Кром, Митра и Варуна! - воскликнул Конан, изумленно разглядывая
каменного колосса. Тросеро вслух выругался; Белый Друид же, помянув
Нуаденса, Дану и Эпону, тут же приложился к фляге с вином.
Каменное чудище сидело, припав к земле, - казалось, что оно готовится
напасть на неведомую жертву. Оно было вырезано из блестящего черного камня
похожего на базальт или гагат. Оно походило на сфинкса, но голова его была
не львиной и не человечьей, - скорее она была похожа на голову собаки или
шакала.
- Признаться, я считал, что черные маги этой страны поклоняются только
Древнему Змею Сету, - сказал Тросеро. - Никак не возьму в толк, - что же это
за чудище?
Дивиатрикс зажмурился.
- Клянусь рогами Кернунноса, это дьявольская гиена Хаоса, - пропищал
он. - Вот уж не думал, что люди когда-нибудь изваяют ее в камне!
Конан разглядывал фигуру гиеноподобного сфинкса, изумляясь все больше и
больше, - скульптор, изваявший ее, был гениален, - она выглядела настолько
правдоподобно, что казалась живой. Пасть чудища была слегка приоткрыта, так
что видны были ее мощные острые клыки. Казалось, что гиена вот-вот зарычит и
бросится на незваных гостей. От одной только мысли об этом у Конана по спине
пошли мурашки.
- Я думаю, нам пора ехать назад, - сказал король, - иначе это чудище
явится нам во сне.
Закатные огни погасли; стигийские пустыни погрузились во тьму. Узкий
серп луны на миг показался из-за горизонта, но тут же зашел вновь. Все небо
было усыпано яркими мерцающими звездами. Многие созвездья были совершенно
неизвестны аквилонцам.
Палаточный городок расположился в полумиле от стен древнего Нептху.
Костры ярко горели, озаряя своим пламенем окрестные земли. Завернувшись в
одеяла поплотнее, люди пытались уснуть. Стражи - на этот раз их было вдвое
больше, чем обычно, - вышли в ночной дозор. Стояла мертвая тишина, однако в
воздухе чувствовалось странное напряжение.
Утомленный многодневным походом Конан так и не смог уснуть. Было уже за
полночь, когда он поднялся со своего ложа и приказал оруженосцу зажечь
лампу. Он плеснул в кружку вина и сел на легкий походный стульчик. Спать
совершенно не хотелось, напротив, - он чувствовал необычное возбуждение,
которое обычно посещало его в минуты опасности.
Ругнувшись, Конан стал одеваться.
- Доспехи! - распорядился он. - Нет, нет - к черту латы, - неси
кольчугу! Мы пойдем пешком.
Король отказался надевать всю амуницию, ибо, с одной стороны, это
заняло бы слишком много времени, с другой - он стал бы слишком
неповоротливым. Сапоги, шлем и перевязь - вот и все, что он надел на себя.
Конан открыл обитый железом сундук и достал из него маленькую шкатулку,
привезенную жрецами Митры из Тарантии.
Киммериец зашел в соседние шатры и разбудил Конна и Тросеро. Затем он
отправился в палатку Белого Друида. Тот не спал, - завернувшись в одеяло,
друид сидел возле жаровни. Казалось, что Дивиатрикс был погружен в глубокий
транс, - он едва заметно покачивался, глаза же его были слегка прикрыты.
Друид напомнил Конану кхитайца, накурившегося мака.
- Вставай, друид! - громко сказал король. - Я чувствую опасность.
Лицо лигурийского жреца было бледным как смерть, глаза его смотрели
куда-то в пустоту.
- Глаза, - прошептал друид, - зрячие тени... Где-то поблизости силы
зла...
Конан потряс лигурийца за плечо.
- Вставай, жрец! Ты что, - снова пьян? Дивиатрикс едва заметно
улыбнулся.
- Пьян? Клянусь грудью Матери Дану, король, -
выпитого мною вина хватило бы на то, чтобы свалить с ног все войско, я
же трезв как стеклышко!
Конан вздрогнул и, распахнув полог палатки, выглянул наружу. Там никого
не было.
7. ЗРЯЧИЕ ТЕНИ
Не мешкая больше ни минуты, Конан вышел под открытое небо. Удивленный
друид, прихватив свой дубовый посох, поспешил за ним. Рядом с палаткой
Дивиатрикса стояли Тросеро, блиставший полной выкладкой, и позевывающий
Конн. В следующее мгновенье к ним присоединился Паллантид.
- Что случилось, мой господин? - недоуменно спросил генерал.
- Не знаю что, но что-то точно случилось, - проворчал король. - Разрази
их Кром этих колдунов!
- Может быть, стоит поднять войско?
- Пока не надо. Пусть люди поспят хоть немного. Лучше усильте дозор. Я
предлагаю переговорить с караульными, - возможно, они что-нибудь заметили.
Паллантид, пришли-ка мне парочку ребят покрепче, что не побоятся ни
человека, ни бога, ни самого дьявола!
Через несколько минут из темноты появилось два гандерландских воина,
позвякивавших оружием и непрестанно зевавших. Это были рослые кряжистые
парни с безмятежными словно у детей лицами. Взглянув на них, Конан
одобрительно кивнул головой.
- Идем!
Они прошли меж рядами солдатских палаток и подошли к караульным. Тем не
удалось заметить ничего подозрительного, однако Амрик, командовавший
дозором, сказал:
- Все спокойно, Ваше Величество. Тишина полнейшая, вот только шакалы
где-то воют. Правда, некоторые наши люди жалуются на, - как бы это вам
сказать, - да, - жалуются на тени!
- Какие-такие тени? - грозно спросил Конан. Кофанский воин почесал
бороду.
- Да глупость это какая-то, Ваше Величество! Они говорят, что видят
тени там, где их быть не должно, - в том смысле, что без предмета тени не
бывает. Эти идиоты говорят, что тени наблюдают за ними!
- Зрячие тени! - воскликнул Дивиатрикс. - Выходит, я не ошибся!
Конан стал нервно покусывать ус.
- Значит, говоришь, тени? Похоже, они скоро и мышей станут бояться! Ну
что ж, сейчас мы посмотрим - так ли это.
Ослабив ножны, Конан повел свой небольшой отряд вкруг лагеря. Вместе с
ним в дозор вышли Тросеро, Конн, старый друид и два воина-гандерландца.
Сухой песок тихо поскрипывал под их сапогами. Факелы в руках солдат шипели и
потрескивали. В свете пламени хорошо просматривалась вся округа.
Юный Конн внезапно замер и, схватив отца за руку, указал на что-то
пальцем. Посмотрев в этом направлении, Конан ахнул от неожиданности.
- Следы! Выходит, за нами действительно следят! А они говорят мне о
каких-то тенях! Чего-чего, а следов тень не оставляет...
Тросеро взял в руку рукоять своего меча.
- Мой господин, не пора ли нам поднимать армию?
- Из-за одного шпиона поднимать целое войско? Да это же смешно! Нет, -
мы пойдем по этому следу и придем в их логово! Прежде чем мы их не выследим,
будить людей не стоит. - Конан подозвал к себе одного из гандерландцев. -
Отправляйся в лагерь и расскажи Паллантиду о том, что мы здесь увидели. Мы
пошли по следу. Пусть он пошлет вслед за нами отряд отборных воинов. Если
нам понадобится помощь, мы подадим им знак. Я хочу застать врага врасплох,
от них же шума будет столько, что впору оглохнуть.
Киммериец поспешил по таинственному следу. Долгий переход истомил его
настолько, что он и думать забыл об осторожности. Спутники едва поспевали за
ним. Вскоре лагерь совершенно исчез из виду.
- Смотрите, Ваше Величество! - прошептал Тросеро, указывая рукою
вперед.
Присмотревшись получше, Конан увидел далеко впереди человека в черной
мантии, на голову которого был наброшен капюшон. Человек этот направлялся к
Черному Сфинксу. Образ тут же померк. Конан протер глаза и вновь стал
всматриваться во тьму.
- Вперед! - прошептал он и прибавил шагу.
8. НОЧНОЙ ПРИЗРАК
Звезды медленно кружили над головой. Конан и его спутники крались по
следу таинственной тени. Как они не спешили, ни догнать, ни хорошенько
рассмотреть эту темную фигуру они не могли, - словно призрак она маячила
где-то впереди.
Через какое-то время они оказались у подножья гигантского монумента.
Огромная каменная гиена смотрела на них своим немигающим взглядом. Фигура в
плаще вошла в узкий проход меж лапами чудовища, поднялась к его груди и -
исчезла.
- Кром! - прошептал пораженный Конан. Он был варваром и потому
смертельно боялся всего сверхъестественного.
Однако вскоре загадка эта была разрешена. Стоило им подойти к каменной
груди чудовища, как они заметили трещинку, что становилась все тоньше. Они
стояли пред огромной, в два человеческих роста, дверью, что захлопывалась
буквально у них перед носом.
Конан метнулся вперед и вставил в щель свой клинок. Гигантская дверь
замерла. Напрягшись изо всех сил, так что пот выступил на его лбу; Конан
попытался потянуть дверь на себя. Щель стала пошире, и он смог просунуть в
нее пальцы.
Дверь со скрипом открылась. Конан поднял свой меч и, ни минуты не
раздумывая, вошел внутрь. Остальным не оставалось ничего иного, как только
следовать за ним. Последним в дверь вошел друид, видно было, что делает он
это нехотя.
Воина-гандерландца Конан отослал назад, напутствовав его такими
словами:
- Торус, слушай! Разопри дверь своей пикой и беги в лагерь. Пусть
Паллантид ведет сюда все наше войско. Да смотри - нигде не задерживайся! Мы
отправимся вперед - ждать вас мы не будем.
Они оказались в просторном коридоре с высокими сводами. Пламя факела
тревожно затрепетало. Конан и его спутники осторожно двинулись вперед, боясь
попасть в западню или засаду. По широкой каменной лестнице, которой
заканчивался коридор, они спустились вниз и оказались под землей.
- Клянусь Митрой, - именно поэтому мы никого не встретили! - прошептал
Тросеро. - Все колдуны спрятались здесь - в этом подземном лабиринте!
Это действительно был лабиринт. Подземные коридоры то и дело
разветвлялись, образовывая запутанную сеть. Чтобы не заблудиться, Конан при
каждом повороте делал смолистым факелом отметку на стене. Они шли все дальше
и дальше вперед, но коридоры оставались все так же пусты. "Где же скрываются
эти проклятые колдуны?" - подумал Конан и сказал вслух:
- Мы все идем и идем, а этим коридорам и конца не видно! Если правы те,
кто утверждает, что земля круглая, мы скоро окажемся на другой ее стороне!
Они вновь подошли к лестнице. Стоило им спуститься по ней, как Тросеро
испуганно прошептал:
- Мой господин, может быть, нам все-таки стоит дождаться других?
- Может быть и стоит, - угрюмо ответил ему Конан. - Но прежде я хочу
хорошенько осмотреть это место. Воины скоро подойдут, нам же пока, как
видишь, опасаться некого. Идем!
Они стояли в огромной круглой зале, схожей с амфитеатром. Повсюду
виднелись каменные скамьи. Конан поднял факел высоко вверх, но так и не смог
рассмотреть центра залы. Ему вдруг вспомнился огромный ипподром в его
столице Тарантии.
- Интересно, - для чего им эта штука? - озадаченно пробормотал он.
Тросеро хотел было что-то ответить ему, но тут вдруг раздался совсем
иной голос. Это был низкий, полный силы голос, в котором звучали
торжествующие нотки.
- С помощью этой штуки, Конан Аквилонский, мы избавляемся от наших
врагов!
Конан вздрогнул. Прежде чем он успел двинуться, вспыхнул холодный
искусственный свет, который был едва ли не столь же ярок, как свет солнца,
хотя и не имел видимого источника. Киммериец увидел, что на скамьях,
стоявших по другую сторону залы, сидят сотни и сотни одетых в черное людей.
Справа от них зияла огромная арка, что была ничуть не меньше той двери,
через которую они проникли в подземелье.
Прямо перед ними на огромном троне, вырезанном из черного камня,
восседал крупный человек, одетый в простую зеленую рясу. Видно было, что это
чистокровный стигиец, - хищное лицо его казалось вырезанным из бронзы,
темные глаза смотрели на людей едва ли не брезгливо.
- Добро пожаловать в мою империю, - усмехнувшись, сказал Тот-Амон.
Если бы Конан знал, что Торус, которого он послал за подкреплением,
лежит, истекая кровью, в сотне метров от черного сфинкса, пронзенный
стигийской стрелой...
9. ОРУЖИЕ СТИГИЙЦЕВ
Паллантид не успевал отдавать команды. Со всех сторон звучали трубы и
гремели копыта.
Стоило Конану и его спутникам исчезнуть за каменной дверью, как дела
приняли дурной оборот. Все началось с предательства кофанского и офирского
легионов. Палатки их стояли на самом краю лагеря. Дозорные один за другим
подбегали к генералу, докладывая ему о том, что все кофанцы и офирцы
внезапно покинули лагерь, то ли поддавшись панике, то ли заранее решив
покинуть аквилонское воинство.
Паллантид принялся ругаться на чем свет стоит. Он отдал приказ поднять
взвод кавалерии и нагнать предателей, но тут вдруг оказалось, что аквилонцы
остались без коней, - на них бежали пешие легионеры Кофа и Офира.
В это время в лагере появился один из гандерландце